АртГид 2015. Близкий Незнакомец: Гданьск — Калининград

АртГид 2015

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Программа приграничного сотрудничества ЕИСП «Литва — Польша — Россия 2007–2013 гг.» реализуется при финансовой поддержке Европейского союзa

АртГид 2015 БЛИЗКИЙ НЕЗНАКОМЕЦ: ГДАНЬСК — КАЛИНИНГРАД — КЛАЙПЕДА Издание осуществлено в рамках международного проекта «Близкий незнакомец: углубление взаимопонимания между населением Гданьска, Калининграда и Клайпеды посредством развития культурного сотрудничества и профессионального обмена в области современного искусства»

ОРГАНИЗАТОРЫ Балтийский филиал Государственного центра современного искусства (Россия) Центр современного искусства Laznia (Польша) Центр культурной коммуникации Клайпеды (Литва)

КУРАТОРЫ Россия Елена Цветаева, редактор Илья Дементьев Польша Агнешка Володько Литва Игнас Казакявичус, координатор Скайсте Казараускайте-Марчене

Публикация осуществлена за счет средств Программы приграничного сотрудничества ЕИСП «Литва — Польша — Россия 2007–2013 гг.». Российская часть проекта осуществлена при поддержке Министерства культуры Российской Федерации, фонда «Новое искусство» (Москва, Россия), КРОО «АртМиссия» (Калининград, Россия)

ИЗДАТЕЛЬСКАЯ ГРУППА Составители, концепция: Илья Дементьев, Елена Цветаева Корректор: Дарья Малеваная Подготовка материалов: Евгений Уманский Дизайн и верстка: Ирина Шмидт, Александр Суворов-Франц Студия графического дизайна DEZA, Санкт-Петербург, www.dezzza.ru Печать издания: ООО «ВИА Калининград»

Балтийский филиал Государственного центра современного искусства (Калининград, Россия, www.ncca.ru/kaliningrad) Директор: Елена Цветаева // Арт-директор: Евгений Уманский // Заместитель директора по организационным вопросам: Юлия Бардун // Заместитель директора по ремонту и эксплуатации зданий: Александр Зуенков // Главный бухгалтер: Ирина Покрант // Кураторы: Данил Акимов, Дмитрий Булатов, Ирина Чеснокова // Бухгалтеры: Вера Казакова, Елена Малащенко // Образовательные программы: Зинаида Шершун // PR-менеджер: Андрей Ефиц // Офис-менеджер: Галина Кузьмич // Дизайн: Юрий Васильев // Техническая поддержка: Владимир Горбачев // Помощник арт-директора: Трофим Попов

Отдельная благодарность за помощь и содействие в реализации АртГида: Леониду Бажанову, Станиславу Лаурушонису, Юлии Петрович, Светлане Сивковой, Владе Смирновой, Татьяне Суворовой, Александру Финькову, Ирине Шмидт, Ивану Чечоту, а также редакциям журналов «Вышгород» и «Новый мир» © Балтийский филиал Государственного центра современного искусства, 2015 © Коллектив авторов: тексты, фотографии, переводы, 2015 ISBN 978-5-94620-098-1

Елена Цветаева Калининград, Россия Художник, куратор, директор Балтийского филиала Государственного центра современного искусства

Навстречу друг другу: арт-экспедиция «Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда» В 2005 году Балтийский филиал ГЦСИ совместно с АПКИ «Транзит» издал первый специализированный художественный путеводитель по Калининграду «Арт-гид. Кёнигсберг/Калининград сегодня». Уникальная книга была создана 86 авторами из 12 стран мира, в разное время посещавшими город и участвовавшими в художественных проектах Государственного центра современного искусства (http://art-guide.ncca-kaliningrad.ru/). В 2013 году, взяв за основу ставшее библиографической редкостью издание и расширив географию, литовские, польские и российские деятели современного искусства и культуры отправились с 29 июня по 11 июля в арт-экспедицию по юго-восточному побережью Балтики с посещением исторических и культурных объектов и достопримечательностей, важных с точки зрения региональной идентичности. Основными целями поездки стали поиск и обсуждение специфических для территорий маркеров, сканирование культурных и социальных ландшафтов, сбор образов, получение предварительного исходного материала и идей для следующего этапа — совместной публикации материалов по трём городам, которая представляет собой уникальный художественный путеводитель «Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда» с шестью общими, сквозными туристическими маршрутами. В результате участники проекта из трёх стран посетили 11 организаций и достопримечательностей в Польше (в Гданьске, Гдыне, Тшеве, Мальборке, Эльблонге, Фромборке), 16 организаций и достопримечательностей в Калининградской области (в Калининграде, Янтарном, Марьино, Гвардейске, Знаменске, Дружбе, Правдинске, Домново, Багратионовске, на Куршской косе), 17 организаций и достопримечательностей в Литве (в Клайпеде, Ниде, Йодкранте, Паланге). Это были музеи, центры современного искусства,

галереи, исторические памятники, казармы, орденские замки, соборы, церкви, кирхи, уникальные природные ландшафты, подводные лодки, исторические захоронения, кладбища, военные памятники, порты и верфи, природные аномалии и колонии птиц, мастерские художников, фотографов, дизайнеров, дома и экспозиции частных коллекционеров, независимые арт-пространства, бывшие военные базы, архитектурные ансамбли, книжные и антикварные магазины, слоуфуд-закусочные, бары и кафе. По результатам путешествия художники, кураторы, писатели, журналисты, социальные исследователи и искусствоведы подготовили уникальный АртГид «Близкий незнакомец: Калининград — Гданьск — Клайпеда», представляющий различные взгляды на то, что объединяет эти три города в единый регион. Путеводитель задуман как книга для чтения, в которой множество сквозных и частных сюжетов. Партнёры из Калининграда, Гданьска и Клайпеды стремились исследовать и творчески высказаться по поводу естественных или искусственно созданных противоречий, стереотипов и предрассудков, сопровождающих территориальное соседство, а также найти то «общее», что делает нас по-настоящему близкими и интересными друг другу, связанными дружбой и симпатией. Ресурс дружбы позволил нам доверительно говорить друг с другом на любые темы и остаться уже старыми знакомыми, а не близкими незнакомцами

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Илья Дементьев Калининград, Россия Кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Института гуманитарных наук БФУ им. И. Канта

Игра классиков в дорожные карты Древняя земля на юго-восточном берегу Балтийского моря как будто обречена на античные реминисценции. Для некоторых немцев она представлялась Атлантидой — реализацией платоновского мифа в суровых северных широтах. Лучшие греческие мифы окрашены в янтарные цвета. Историк Петер Вёрстер в предисловии к сборнику городских планов бывшей Восточной Пруссии сравнил её с Галлией, которая, по знаменитым словам Цезаря, est omnis divisa in partes tres, — сегодня одну часть населяют литовцы, другую поляки, третью русские. Кёнигсберг, подобно Вечному городу, был возведён на семи холмах, и эти холмы с трудом угадываются сегодня в ландшафте постсоветского Калининграда. От Гданьска в Поморье до Клайпеды следы прошлого дают нам пищу для размышлений о бренности всего земного: все мы, близкие незнакомцы, немного стоики. Красноречивый образ руины, который так характерен для античности, хорошо знаком и нам. Руина — надёжный повод для рыданий, но античный человек не умел долго предаваться рефлексии. Античный ум, как хорошо было известно классикам, — это ум путешествующий. На протяжении многих столетий балтийское взморье давало приют странникам. От Вульфстана и Ибрагима ибн Якуба до любознательных туристов наших дней — тысячи и тысячи путешественников стаптывали обувь на этих дорогах, укрывались в тени деревьев на берегах рек, восторгались пейзажами и архитектурными шедеврами. Нам сегодня много труднее, чем первооткрывателям этой земли, потому что мы вынуждены путешествовать в четырёх измерениях — в пространстве, как они, но также во времени, потому что каждый уголок этой разделённой на три части земли готов поведать какую-то историю. Разделённая земля этими мифами, легендами, слухами и нарративами воссоединяется заново, и путешествующие в разных направлениях незнакомцы неожиданно открывают, что значительно ближе друг к другу, чем думали.

Травелог — рассказ о путешествии — самый подходящий жанр для того, чтобы преодолеть противоречие между пространством и временем, между близким и далёким, между своим и чужим. Эта книга замышлялась как путеводитель для тех, кто интересуется прошлым и настоящим большого региона, по краям которого расположились древние города Гданьск и Клайпеда, а в центре оказался Калининград, бывший несколько веков столицей этой земли. Путеводителем можно пользоваться и в дороге, и дома — при подготовке к путешествию. Во втором случае безразлично, как его читать: можно начать с первой страницы и читать всё подряд. В первом случае, когда не так много времени, нужно сперва определиться, какого типа путешественником вы будете на сей раз. В зависимости от ответа на этот вопрос появятся разные маршруты. Мы насчитали как минимум пять типов путешественников. Первый тип — это пытливый путешественник во времени, который немного сродни немецким «ностальгическим туристам». Такого путника интересуют прежде всего следы присутствия тех, кто жил на этой земле много веков назад, и в первую очередь остатки немецкой культуры, под знаком которой Восточная Пруссия обрела свою репутацию в мире. Второй тип — это неутомимый и немного наивный любитель умиротворения в природе. Дюны Куршской косы и заповедные леса Виштынецкой возвышенности, очарование рассветов и закатов над равнинным пейзажем, шумный балтийский прибой и ласковое журчание бесчисленных речушек и ручьёв — есть в нашем краю и такие дороги, которых взыскует мятущаяся душа. Третий — это несколько саркастичный адепт советской старины. Реальный социализм во всех трёх странах — Литве, Польше и России — оставил следы. Эти фрагменты социалистической действительности до сих пор в разных

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Илья Дементьев

формах — где памятник вождю, где недострой, где жутковатый индустриальный ланшдафт — обогащают среду обитания нынешних жителей капиталистических стран. Есть ведь и те, кто хотел бы в этом заповеднике на балтийском берегу увидеть не кладбище немецких монументов, а резервацию социалистического образа жизни. Четвёртый — тот, кто не намерен зацикливаться на прошлом и настоящем, а настроен проектировать будущее. Это ценитель современного искусства, но не потому, что оно со-временное, размещённое в сиюминутности, а потому, что в нём обнаруживаются эмбрионы завтрашнего дня. Современный — это не плетущийся за временем, а опережающий его. Это тип тех, кто хотел бы заглянуть за линию горизонта. Для таких беспокойных душ нужна своя программа. Они найдут и час для потехи, и время для дела. Днём предаваясь искусству, а вечером досугу, эти путешественники открывают три региона с самых необычных сторон. Наконец, пятый тип пилигрима — это искатель личностей. Тот, для кого путешествовать — значит знакомиться с людьми, пусть даже давно ушедшими из нашего мира, но невероятно интересными, и, главное, с теми, кто был наделён творческим даром, кто преобразил действительность — философами, художниками, писателями, учёными… Культура последних веков — всегда пространство проявления отчаянной индивидуальности, и этим-то оно привлекательно для тех, кто ищет себя, кто пересотворяет себя каждый раз заново. Такой странник ищет не здания и не ландшафты, а людей — подобно тому как Диоген днём с огнём надеялся найти человека.

Илья Дементьев

Во многих путешественниках соединяются все пять типов, хотя и в разной пропорции, но всегда какой-то доминирует. Если вы знаете, к какому типу путешественника принадлежите, то можете воспользоваться специально разработанным для вас маршрутом. Если вы захотите повторить путь авторов этого «АртГида», для вас приготовлен шестой маршрут — трасса арт-экспедиции. Для удобства мы расположили на каждом маршруте объекты в таком порядке, как их можно было бы посещать, если бы вы путешествовали в одном направлении — из Гданьска в Клайпеду. Однако, разумеется, начинать путь можно в любой точке — как и завершать его, подобно читателю «Хазарского словаря». Маршруты пересекаются, по некоторым дорогам, как по кёнигсбергским мостам в эйлеровой задаче, неизбежно придётся пройти дважды. Разные авторы пишут в разном стиле и в разных жанрах, запечатлённая в стоп-кадре действительность вызывает, конечно, разные эмоции. Но именно так начинается путь близких незнакомцев навстречу друг другу — с удивления, с недоумения, даже, бывает, с раздражения. И хотя наш регион разделён на три части, подобно цезаревой Галлии, всегда найдётся то, что объединяет нас, живущих тут, поверх границ. Одинаковый ландшафт, общая культурная память, взаимное уважение. У соседей не бывает жизни без проблем, но решения проблем не бывает без участия соседей. Взгляд на соседа, то критичный, то ироничный, то доброжелательный, — это тоже достопримечательность, заслуживающая внимания. Мы приглашаем вас в путешествие по одному из самых достопримечательных регионов Европы. Счастливого пути!

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Спецмаршрут

Берлинское шоссе

М-26

194

Маршрут в целом

Нижний Вжещ

K-18 П-30 С-34 Х-38 Щ-44 Я-45

144

220

274

310

368

В-7

376

Калининград

А-3 В-8

60 62

К-15 К-16 Р-31 Ч-41 Я-45

120

130

252

340

379

Кронпринц

Форт №1

Форт №5

К-17 К-20 Ц-39 Щ-44

Т-35

142

159

325

372

292

293

Кунстхалле

Стадионы

Верфь

Нессельбек

А-2

В-9 К-16 К-17

К-19

В-10 Щ-44

С-32

258

125

140

152

Чистые Пруды

Советск

В-8

В-8 К-16 К-17 Р-31

136

373

Неман 143

В-8 Р-31

236 256

236

Клайпеда

В-8 К-18 П-29 П-30 Т-35 Х-38 Щ-44

149

219

227

285

310

372

Маршрут №1

для путешественника во времени Багратионовск

Кадыны

Мальборк

В-10

К-18 П-30 Щ-44 Я-45

146

228

368

П-30 Х-38

376

220

311

Королевский замок

Кафедральный собор

М-23 П-30 Р-31

А-3 Т-35 Ч-41

179

226

246 252

286

343

Фридландские ворота

Луизенкирхе

Зоопарк

К-17 Р-31 Т-35

К-16

К-17 К-18 С-33

142

246

293

139

142

147

Марьино

Правдинск

Черняховск

П-30

П-30 Т-35

А-2 В-8 В-9

230

225

288

264

Романово

Русское

Светлогорск

Нида

В-8

П-30

Б-5

В-10 П-30

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

228

230

Гданьск

Зоопарк

Гидросистема

К-22

С-33

Щ-44

172

264

374

Борщевик

Мелиорация

В-11 Щ-43 91

С-34

365

278

Мыс Таран

Янтарный берег

Т-37

Г-12 К-18 Т-35 Ч-40 Я-45

306

148

284

Куршу Нерия

В-11 Щ-43 92

362

Спецмаршрут

Акватория Балтийского моря

К-22

168

338

376

Клайпедский край

К-18 К-22

149

168

Маршрут №2

для любителя умиротворения в природе Калининградская область

Аисты

В-11 К-22 Щ-43

В-9

П-30 Щ-43

223

171

362

366

Калининград. Зоопарк

Светлогорск. Лес

К-16 К-18 С-33

Т-35 Т-37

125

147

264

294

302

Зеленоградск и Куршская коса

П-28 Щ-43 204

362

Нида

П-30 Щ-43 230

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

365

Гданьск

Стена Валенсы

К-21 Х-38

163

П-29

310

212

Калининград

Б-4 В-10 К-16 К-17 К-21 Р-31 Ч-41 Ч-42 40

124

143

164

246

342

358

Завод «Янтарь»

В-10 В-11 К-18 К-19

144

152

Дом Советов

В-11 М-23 П-30 Р-31 91

176

226

Ц-39

246 252 331

Черняховск

Б-4

В-9

1988

П-28

М-25

204

190

Советск

Т-37

В-8

303

К-17 Р-31 143

236

Мыс Таран

Клайпеда

Т-37

В-11 К-21 Х-38

306

1984

165

310

Маршрут №3

для адепта советской старины Багратионовск

Судоверфь

В-11 Н-27 П-29 Т-35 Я-45 89

203

216

291

1200

Ленин и Сталин

А-2

Б-4 С-32 К-20

260

Б-4

382

158

П-30 220

Калинин и Жданов

М-23

178

Памятник «Покорителям ближней Вселенной»

К-14 К-16 113

134

Спецмаршрут

Ленин в Пруссии

Б-4

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Маршрут в целом

М-24 Н-27 Т-35 184

200

288

Гданьск

Верфь

А-1

В-11 Т-35

159

296

318

Эльблонг. Галерея Эль

Т-35

291

289

Светлогорск

БФ ГЦСИ

К-20 Т-36

Ц-39

Ц-39 318

С-32 Т-35 261

294

Клайпеда

А-1 20

В-11 К-18 М-24 93

149

Гданьск — Калининград — Клайпеда

Д-13

100

184

Т-37

302 306

Маршрут №4

для ценителя современного искусства

Калининград

А-1 20

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Г-12 К-18 С-32 97

147

258

Спецмаршрут

Гданьск — Калининград — Клайпеда

К-14 106

Гданьск

Валенса

В-7

П-29

К-14

106

Грасс и Брост

Х-38

212

315

Калининград

А-2

В-6

В-8

К-15 С-34

120

318

Королева Луиза

Бессель

Кольвиц

К-16

С-34

Т-35 Ч-41

136

281

286

Арендт

Бартас

Н-27 Ц-39 Ч-41

А-3

320

341

Светлогорск

В-8

Т-35

116

Б-5

Т-37

Б-5

302

Клайпеда

Манн 48

294

Ч-41

353

К-14 116

353

Чистые Пруды. Донелайтис

К-14

Ч-41

353

Васильев 201

274

Ц-39

Паланга. Мончис

Т-35

284

Маршрут №5

для искателя личностей Эльблонг. Блум-Квятковский

Шлага

В-11 Т-35 89

Т-35

291

289

Кант

Карамзин

В-6

К-14 С-32

112

258

Ч-40 Ч-41 338

Т-35

351

288

Дёнхофф

Маринеско

Луначарский

Архитекторы

В-10 К-14

В-8

Т-36

Р-31

112

296

246

Гвардейск. Коринт

Черняховск

Дренгвиц

Шарун

В-10 Т-35

В-9

А-2

В-9

286

Ч-41 353

Нида

Т-35 285

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-10 П-30 84

230

А-1

Акимов Данил

Акимов Данил Калининград, Россия Саунд-художник, куратор Балтийского филиала Государственного центра современного искусства

«Мои ночи прекраснее ваших дней», или Краткий гид по «местам бессилия» Калининграда, Гданьска и Клайпеды Для большинства путешественников города открываются и запоминаются основными архитектурными объектами, городским устройством и общей атмосферой улиц, возникающей как следствие жизнедеятельности жителей и гостей. Это все можно увидеть и прочувствовать днём. Но есть и масса таких исследователей, которые знакомятся с населёнными пунктами в первую очередь в вечернее и ночное время, когда город и его обитатели официально отдыхают. Ближе к ночи и тем более в выходной небольшие клубы, кафе и бары, которые могли быть закрыты или просто не заметны днем, оживают — подмигивают рекламой, шумят музыкой, хлопающими дверьми и снующими посетителями. Если вы наткнулись на бурно общающихся людей, выстроившихся в очередь или взявших в оцепление какой-то вход, будьте уверены — это живое заведение, здесь у вас есть шанс ощутить местную жизнь без демонстративного камуфляжа и функциональной ограниченности. В этих рюмочных, барах или кафе, как правило, нет никаких официантов, и вам сразу придется включиться в игру — оценить «модели снарядов» на полках бара, зафиксировать счёт на табло (меню, накорябанное мелом на доске) и прокричать свою ставку бармену, перегнувшись через стойку. Такие заведения лучше посещать в режиме сёрфинга и небольшой компанией: взяли одну волну, окунулись в другую, ловим третью, глубоко и надолго не погружаясь. И следующее утро вы гарантированно займёте составлением пазла из забавных впечатлений, знакомств и весёлых происшествий… В Старом городе Гданьска для такого марафона созданы идеальные условия — несколько пиялен (с польск. pijalnia — «насосное отделение»)

А-1

находятся в самом центре. В них для ускорения процесса ассимиляции меню упрощено до двух ценовых позиций — порция выпивки (нехитрый набор: пиво — вино — водка) по 1 евро и порция закуски (суп, бутерброд, селёдка и какая-нибудь «авантюрка» или «сюрприз») по 2 евро, зал оснащён соответствующе — столики типа «стояк», забавные предметы и фото советского быта, транспаранты, исправленные портреты партийных лидеров, обои с панельными многоэтажками и, конечно же, музыка ушедшей эпохи!

Ночной бар в Клайпеде. Фото Д. Акимова, 2013

После пиялен вы будете готовы спуститься в андерграунд. Как в любом Старом городе, он просторен, выбирайте — разнообразные дэнсинги, пабы, ресторанчики (культовые и новые или обновлённые), музей польского рока, кабаре или Flisak 76. Открытый в 1976 и управляемый до сих пор одной семьёй, на данный момент милейшее убежище хипстеров и других любителей накипи новейшей культуры, с изобретательным дринк-меню, радикально модной музыкой и осмысленным чётким дизайном с элементами аутентичного интерьера. Но если вы еще на подходе к Старому городу, и со стороны рынка, то сразу сверните к реке на улочку Лавандова (Lawandowa) — здесь благодаря крохотному кафе «Ламус» зарождается новый питейно-досуговый кластер. Сам «Ламус», тихая святая обитель для ценителей пива с атмосферой «домашнего» кафе для встреч и глубоких дискуссий, начинён поразительным набором изысканных сортов пенного хмельного, шоссейными байками на стенах и идейно озабоченной публикой. Вы приехали в Клайпеду… Вечер, вам хочется почувствовать город — держитесь левой набережной реки Данге. Посетив для разминки парутройку стандартно шумящих и мерцающих кафе-клубов для праздных обывателей на первой линии, вы почувствуете себя моряком в увольнении — качка еще не отпустила, но вы полны сил и решимости для портовых

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-1

Акимов Данил

Pijalnia, Гданьск. Фото Д. Акимова, 2013

приключений. Дальше есть несколько вариантов: углубляясь в Старый город, вы наверняка нырнёте в «Лейку» для зарядки фотовспышки памяти, но уважаемый логотип только раздразнит вашу жажду к искусству, вас потянет в ресторанный дворик у Центра культурной коммуникации на Baznyciu, 4, и если в этот день там было открытие выставки, то вам уже не стать «Белой вороной» (Balta Varna)1 в этот вечер. Если вы уже «бывалый моряк» и вам наскучили суетные заведения, спонтанное веселье, случайные знакомства, двигайтесь вдоль реки, и после моста на улице Тилту справа, на одном из старинных небольших домиков, вам подмигнет глаз-лайтбокс с озадачивающим названием «ГеркусКантас». Это идеальное место для неторопливой критики чистого разума или воспроизведения местных героических эпосов — аскетичная еда, раритетные сорта пива и умная музыка вам в помощь. Для фестивального финала вечера подойдет «Каштонас» (Kastonas)2 — актовый зал завода, переоборудованный в клуб: просторный зал с высоким потолком и длинной барной стойкой, а также незаметным самодельным / ручным ремонтом оптимален для проведения непафосных концертов

1 Balta Varna Sukilėlių g., 18, https://www.facebook. com/varnabalta

Kastonas Danės g., 6-1 https://www.facebook. com/Kastonas

А-1

и ненавязчивых вечеринок без доминирующего танцпола. Редкий пример использования большого пространства для достижения соразмерного человеку удовольствия. В качестве финальной точки ночного трипа идеален бар на крыше отеля «Клайпеда»: панорама ночного города и работающего порта послужит визуальной колыбельной. Оказавшись в Калининграде, забудьте о правилах и приметах — в этом заповеднике парадоксов и курьёзов все устроено странно и непредсказуемо. Дорогой интерьер не гарантирует качественную еду и сервис, а большое скопление с виду веселящейся молодежи не обещает дружелюбного праздника. Но не сидеть же в отеле, хотя если это отель «Москва», то на первом этаже вы можете зарядиться добротным экзотическим кофе в магазинчике «Кофема» либо сносно перекусить под недорогое вино в «Табаско» или «Москва — Берлин». Правда, эти заведения не оборудованы удобными стойками, где вы становитесь непосредственным участником барных действий. Самая низкая и, соответственно, самая открытая для непосредственного общения стойка находится недалеко, на улице Колоскова, 13: заменив балкон на лестницу и подвигав стены внутри, жильцы превратили свою «Квартиру» в клуб. Сюда надо приходить в первую очередь не только потому, что «Квартира» закрывается в 23:00, но и потому, что здесь неизменно возникает пёстрая, но дружная компания, представляющая электорат Калининграда в миниатюре. По пятницам, стартовав отсюда, вы можете оказаться где угодно, но чаще всего в «Артишоке» — это малый зал кинотеатра «Заря», в полночь превращающийся в разгильдяйский дэнсинг. Выбрав противоположное направление прогулки, в сторону площади Победы, после памятника Петру I сверните направо и на ул. Генделя, 5 спуститесь в паб «Дредноут». В советские времена здесь располагался «вытрезвитель», теперь — «опьянитель». Возьмите на двоих «Залп дредноута» (сет из пяти настоек «домашнего производства») или коктейль «Поезд на Братиславу», и вы почувствуете себя завсегдатаем. Но если вас смущают подвалы и низкие потолки, отправляйтесь в культпросветпространство «Катарсис» (в помещении бывшего клуба «Репортёр»), обосновавшееся в некогда заводском здании на улице Генерал-лейтенанта Озерова. Высокие потолки, строгий дизайн, терраса с индустриальным видом, литературные и музыкальные встречи, чай и вино плюс разновозрастная публика доведут вас до ощущения домашнего бессознательного комфорта в этом незнакомом, но уже близком городе

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Кафе Lamus в Гданьске. Фото Д. Акимова, 2013

А-2

Акимова Галина

Акимова Галина Калининград, Россия Культуролог, научный сотрудник Музея Мирового океана

Памяти павших Памятник 1200 гвардейцам — братская могила и памятник воинам 11-й гвардейской армии, погибшим при штурме Кёнигсберга, хорошо известен в Калининграде. Мемориал расположен на закрытом для движения транспорта участке Гвардейского проспекта в зелёной парковой зоне с водоёмом. Мемориальный монумент — всегда ансамблевое решение парковой зоны, архитектурного постамента, скульптуры. Это глубоко драматичное произведение искусства, поскольку в нём утверждается идея победы жизни над смертью и величие жертв, принесённых народами в борьбе за свободу и независимость. Одной из значимых функций мемориального ансамбля является объединение людей. Все эти знаковые моменты воплощены в Памятнике 1200 героям — одном из главных мест нашего города, где проводятся Дни памяти, митинги, парады — те события, которые объединяют людей общей идеей. В художественном отношении Памятник — прекрасное воплощение принципов синтеза искусств: архитектуры, монументальной скульптуры и природного ландшафта. Территория мемориального комплекса Памятника 1200 гвардейцам располагается на одном из фрагментов зелёного пояса города, где парковая зона сочетается с историческими и архитектурными особенностями городского ландшафта Кёнигсберга. Мемориалом не затронут ни один объект исторического или культового назначения довоенного города. Центральная, торжественная часть мемориала логически соединяется с расположенной ниже в рельефном отношении камерной частью в парковой зоне у водоёма. Рельеф в этом месте формируется на основе обводнённого крепостного рва у Астрономического бастиона (Sternwarte) — рва, ныне носящего название пруд Гвардейский. Здесь наблюдается архитектурный приём, используемый при проектировании многих мемориальных комплексов, когда помимо торжественной церемониальной зоны присутствует водоём как зона катарсиса, «озеро плача». Мало кто знает о том, что Памятник 1200 гвардейцам вписан в историю мировой художественной культуры как один из первых значительных памятников Великой Победе во Второй мировой войне, реквием павшим 24

А-2

Героям, открытие которого состоялось 30 сентября 1945 года. Это мемориальный комплекс, созданный в лучших традициях мирового искусства. Решение о возведении мемориала павшим было принято Военным советом 11-й гвардейской армии через месяц после штурма Кёнигсберга. Восьмого мая 1945 года, за день до окончания войны, генерал-полковник К. Н. Галицкий, командующий армией, подписал приказ о перезахоронении воинов в братскую могилу и о сооружении на этом месте мемориала. В информационных материалах мы находим следующие сведения: «…в соответствии с приказом командующего 11-й гвардейской армией генерал-полковника К. Н. Галицкого № 0255 от 8 мая 1945 года было начато строительство памятника бойцам и офицерам, погибшим в бою за Кёнигсберг. Начальником строительства был назначен помощник командира 129-го дорожностроительного батальона старший лейтенант Лукашевич, в творческую группу вошли московские архитекторы И. Мельчаков и С. Нанушьян, литовские скульпторы П. Вайвада, Б. Петраускас, Б. Пундзюс, Р. Якимавичус, К. Ярошунас и заслуженный деятель Литвы Ю. Микенас…» (цит. по: Очерки истории Восточной Пруссии / Г. В. Кретинин [и др.]. Калининград: Янтарный сказ, 2004).

Обелиск. Фото Е. Цветаевой, 2005

Указ о создании памятника подписан 8 мая 1945 года, а уже 30 сентября состоялось его открытие. В следующем году были установлены скульптурные группы «Штурм» и «Победа». Монумент, включая процесс архитектурного планирования, создан за неполных пять месяцев. Из информационных источников известно, что для выполнения строительных работ было выделено почти сто военнослужащих. Встречаются сведения о том, почему Сталин так торопился с открытием монумента. Когда памятник задумывался, война не была окончена, а когда создавался, Потсдамская конференция еще только должна была окончательно решить судьбу Кёнигсберга. Сталину хотелось при любом исходе событий «застолбить» территорию. Мемориал (в том случае, если бы Восточная Пруссия осталась немцам) должен был напоминать о великой трагедии Второй мировой войны. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-2

Акимова Галина

День Победы. Фото Е. Цветаевой, 2005

Известно, что монументы в честь Победы проектировались задолго до окончания войны. Советские идеологи для поддержания духа граждан организовывали парады, выставки трофейной техники, сбитых самолетов, а архитекторы рисовали контуры будущей Победы в эскизах и проектах. Первый памятник, например, был задуман в 1941 году, когда шла битва за Москву. Однако путь от идеи до воплощения занял долгие годы — первый в столице России памятник Победе появился только в 1995 году на Поклонной горе. История знает много примеров, когда памятники Победе проектировали и даже строили загодя. Римляне возводили триумфальные арки. Гитлеровцы везли с собой в Москву гранитные плиты, чтобы из них возвести монумент, как они думали, своей победе. Сейчас этими гранитными плитами облицованы дома на Тверской улице. Художники и архитекторы, где бы они ни находились в годы войны — в действующей армии или на выполнении оборонных заданий, — думали о будущей победе. Зарисовки памятников и монументов на оберточной бумаге, эскизы, сделанные во фронтовых тетрадях и ранее никогда не представлявшиеся широкой публике, можно было увидеть на уличной выставке «Бумажная архитектура войны» на Триумфальной площади в Москве в июне 2013 года. Выставка была посвящена Дню первого парада Победы, который состоялся 24 июня 1945 года. Организаторы выставки — Москомархитектура при поддержке ГУП «Главное архитектурно-планировочное управление Москомархитектуры» и компания «Русс Аутдор» — расположили вдоль фасада здания Москомархитектуры на Триумфальной площади уникальные архивные материалы: фотографии, эскизы и проектные предложения архитекторов, которые еще в разгар войны задумывались над созданием монумента Славы советским воинам-героям. 26

А-2

Выставка показала, что советские скульпторы и архитекторы начали визуализировать приближение Победы еще в 1941 году — именно тогда появились первые проектные предложения Монумента Победы. «И в эвакуации, и на фронтах, и в госпиталях на страницах рабочих блокнотов вырисовывались контуры будущего пантеона Славы великого народа», — говорится в аннотации выставки. Среди проектов, представленных на выставке, были как откровенно наивные, так и совершенно невероятные. Одним из авторов представленных на выставке материалов был С. Нанушьян, который разрабатывал архитектурный проект Памятника 1200 гвардейцам совместно с И. Д. Мельчаковым. После победы в конкурсе проектов на создание памятника С. Нанушьян и И. Д. Мельчаков выехали в Кёнигсберг, чтобы непосредственно участвовать в реализации проекта. К сожалению, найти более детальную информацию не удалось, так как С. Нанушьян — военный инженер, строительство вели военные, необходимо обращаться в архивы Министерства обороны, что в настоящее время достаточно затруднительно. Мы не имеем детальной информации о том, как проходило строительство монумента, в частности о том, какой использовался камень и где его брали. А эти детали в настоящее время вызывают интерес не только у специалистов и краеведов, но у людей разных возрастов и профессий. Можно предположить, что в поиске места для монумента принимали участие немецкие специалисты — так хорошо ансамбль «привязан к местности». В фондах Государственного музея архитектуры им. А. В. Щусева хранятся эскизные разработки мемориалов, выполненные в 1942–1944 годах И. Д. Мельчаковым, среди которых есть уникальные предложения: Памятник-мост, Памятник-маяк. Анализируя созданные этюды, можно увидеть много архитектурных идей, которые были воплощены в калининградском монументе. В фототеке музея хранятся фотографии монумента 1945–1946 годов, еще без скульптурных групп «Штурм» и «Победа», установленных позднее, в 1946 году. Для выполнения скульптурных частей монумента были привлечены литовские скульпторы, имевшие за плечами большую художественную практику и богатый опыт: П. Вайвада, Б. Петраускас, Б. Пундзюс, Р. Якимавичюс, К. Ярошунас, К. Богданас. Руководил группой Юозас Микенас. Мемориальный комплекс получился величественным, но лишённым чрезмерного пафоса, он лаконично и грамотно вписался в ту городскую среду, которая еще существовала на тот момент. Художники с особым душевным подъемом работали над скульптурной группой для мемориального комплекса 1200 героям-гвардейцам. Это произведение — наиболее выразительный компонент ансамбля, в котором синтез документальности с пластической ясностью привел к глубокому выражению идеи Победы. Каждый из скульпторов впоследствии в своих биографических справках указывал работу над этим монументом как одну Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-2

Акимова Галина

из самых значительных вех в творческой биографии. Получив приглашение принять участие в создании монумента, творческая группа выехала в Кёнигсберг, где работала над эскизами и участвовала в торжественном открытии памятника. Юозас Микенас вспоминал: «Город еще горит, и в горящем городе советский человек ставит памятник своему современнику, своему товарищу по оружию, своему брату; голова пылала несбыточными замыслами: хотелось воздвигнуть памятник до небес — ведь как подумаешь о величайшем подвиге простого советского человека, одетого в защитную гимнастёрку, так и просится огромная "скала гранита", величиной с земной шар… Разумные и меткие советы воинов во многом помогли мне "отшлифовать" эскизы. Мало ли что ни придумаешь в порыве страсти, а простая народная логика помогла отбросить лишнее, ненужное», — писал Микенас в статье для журнала «Искусство» в 1964 году (№9). Скульптурная группа «Победа» Ю. Микенаса получила широкую известность и была награждена Государственной премией 1947 года. Сегодня мы видим, что общество вновь пробуждается к нравственным поискам, возвращаясь к утверждению духовных ценностей. Настоящее искусство — вечно. Великие мастера, которых мы называем классиками, поднимались в своих шедеврах до всечеловеческих идеалов Истины, Добра, Красоты. И сейчас, уже из XXI века, мы понимаем, что Памятник 1200 гвардейцам достоин особого внимания, поскольку он отмечен глубокой мыслью, силой эмоционального воздействия и является произведением мировой художественной культуры Обелиск. Фото Е. Цветаевой, 2005

Дополнительная информация Иннокентий Дмитриевич Мельчаков (1907–?), архитектор, художник, профессор Московского архитектурного института. Получил первое образование и звание художника-техника в Иркутске. С 1930 года — студент архитектурного отделения Академии художеств, после его реорганизации — студент Ленинградского института инженеров коммунального хозяйства. В 1938 году вместе с художниками Е. Е Лансере и А. М. Соловьевым создавал интерьеры Советского павильона на Международной выставке в Нью-Йорке. Во время Великой Отечественной войны занимался маскировкой предприятий Москвы, разрабатывал проекты охраны промзон в Чимкенте, проектировал и строил огневые точки под городом Горьким. В 1943 году И. Д. Мельчаков становится автором Пантеона партизанам и памятника генералу Гурьеву, в 1944-м разрабатывает проекты триумфальных арок, братских могил. Сергей Сергеевич Нанушьян (1911–1978), военный инженер, закончивший в 1934 году Военноинженерную академию им. В. В. Куйбышева. Известно, что он вместе с архитектором А. Н. Душкиным принимал участие в разработке проекта наземного вестибюля станции «Площадь Революции» в 1935 году. На выставке «Бумажная архитектура войны» на Триумфальной площади в Москве в июне 2013 года кроме зарисовок С. Нанушьяна был экспонирован материал, который автор представил в 1947 году на имя Сталина, — записка с проектом монумента «Трибуна побед русского народа». Автор хотел показать историческую ретроспективу с 1500 до 1945 года и предлагал воздвигнуть Монумент Победы высотой до 50 м, поместив его на Красной площади, напротив Спасской башни Кремля — там, где находится Лобное место. При этом для реконструкции площади он планировал снести здание ГУМа как «не представляющее художественной ценности». Также он предполагал снести здание Исторического музея (сам музей следовало перевести в Манеж) и реконструировать Музей Ленина.

А-2

Фото из архива Государственного научноисследовательского музея архитектуры им. А. В. Щусева, Москва

Юозас Микенас (1901–1964), основоположник литовской советской скульптуры, народный художник СССР (1961), член-корреспондент АХ СССР (1954). Родился скульптор 12 февраля 1901 года на хуторе Скардупис на границе Латвии и Литвы. В 1915 году во время Первой мировой войны семья переехала в глубь России. Здесь получено первое образование: закончены начальное училище в Воронеже и гидрографическая школа в Одессе. В 1918 году вернулся на родину. Учился в Каунасской художественной школе (1922–1926) у Ю. Веножинскиса и К. Склерюса. Пять лет провел в Париже (1927–1931) в Высшей школе декоративного и прикладного искусства, в студиях Ш. Деспьо и М. Жимона. Обучаясь в Париже, каждый год участвовал в художественных выставках. По возвращении преподавал в Каунасе в художественной школе (1931–1940) и Институте прикладного и декоративного искусства (1946–1951), в Вильнюсе в Художественном институте Литовской ССР (1940–1941 и с 1951 года) и Академии художеств (1941–1946, профессор с 1946 года). Ю. Микенас воспитал целое поколение учеников, составляющих школу современной литовской скульптуры, в том числе Г. Йокубониса, Ю. Кедайниса, К. Киселиса, К. Богданаса. Бронюс Пундзюс (1907–1959) — литовский скульптор, профессор. Учился в Каунасской художественной школе (1926–1929), откуда был исключён как один из зачинщиков студенческой забастовки. В 1933 году получил государственную стипендию и уехал в Париж. В 1938 году окончил Высшую школу декоративного искусства в Париже. В 1940–1941 годах преподавал в Каунасской художественной школе, в 1945–1951 годах — в Каунасском институте прикладного и декоративного искусства, в 1951–1959 гг. — в Государственном художественном институте Литовской ССР (профессор с 1947 года). Для творчества Бронюса Пундзюса характерны реалистическая трактовка образа и тяготение к монументальности форм. Наиболее значительные произведения: монументальная скульптура «Три исполина» (Каунас, 1937); скульптурная композиция «Штурм» к монументу Победы в Калининграде (1946); скульптурная композиция «На страже мира» на мосту им. И. Черняховского в Вильнюсе (Зелёный мост, 1952).

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Константинас Богданас (1926–2011) — литовский скульптор, график, доктор искусствоведения (1956), профессор (1975). Раполас Якимавичюс (Рафал Яхимович, 1893–1961) — литовский художник и скульптор. Образование получил в Литве, затем обучался на отделении изящных искусств Университета Стефана Батория (1919–1926), в Академии художеств в Кракове (1922–1923). Совершенствовался в Париже (1925) и Италии (1927). После Второй мировой войны работал преподавателем в Вильнюсском художественном институте (1944–1961), с 1947 года доцент. Активно занимался выставочной деятельностью. Автор многих произведений, вошедших в историю литовской и мировой художественной культуры. Принимал участие в создании Памятника 1200 гвардейцам в Калининграде (1945).

А-2

Акимова Галина

Жизнь и судьба скульптора из Инстербурга Отто Дренгвица, ученика Станислауса Кауэра В центре города Черняховска на фасаде архива городской администрации можно увидеть скульптуру «Сеятель». Скульптура плохо сохранилась, но вызывает интерес у черняховцев и гостей города. Автор этого произведения — Отто Эвальд Дренгвиц (1906–1997). Занимаясь изучением творчества и жизненного пути профессора Кёнигсбергской академии художеств Станислауса Кауэра (1867–1943), я собираю материалы на тему «Ученики С. Кауэра» — о скульпторах, остававшихся порой в тени своего учителя. В ходе этой работы мое внимание привлекло имя, упоминавшееся в ряду имён учеников Кауэра. Судьба этого человека, типичная для многих художников, жизненный и творческий путь которых был перечёркнут огненной линией войны, заслуживает внимания. О Дренгвице вспоминают редко. В 1986 году в одной из немецких газет была небольшая заметка к 80-летию со дня рождения, в которой сам художник рассказывал о своем творчестве. В 2001 году в газете «Ostpreußenblatt» («Восточнопрусский листок») была опубликована статья, основанная на материалах из семейного архива, который хранит его племянница, госпожа Гелл Лойхерт-Альтен. Он содержит многочисленные документы: семейную книгу для памятных записей, свидетельства об увольнении из плена и возвращении на родину, корреспонденцию художника, письма матери к сыну с 1952 по 1963 гг., рукописную биографию и описание творческого пути (от 16 октября 1952 г.), договора подряда и т.д. Эти документы не только составляют, как важные мозаичные камешки, фрагменты биографии художника, но и являются свидетельствами немецкой послевоенной истории. Отто Дренгвиц родился 19 апреля 1906 года в Георгенбурге, округе Инстербург, Восточная Пруссия. Сын смотрителя конного завода Фридриха Августа Дренгвица (1873–1939) и его жены Иоханны Эммы (1870–1964). Интерьер комнаты в родительском доме в Георгенбурге остался в карандашном рисунке 1928 года, выполненном старшим братом Отто, Эрихом Дренгвицем (1904–1981), который был старше на два года. В 6 лет Отто Дренгвица определили в народную школу по месту рождения. Затем он посещал среднюю школу для мальчиков в соседнем Инстербурге. Необходимо заметить, что годы Первой мировой войны не прошли бесследно для биографии художника. В литературе всегда отмечается, что первая половина 1920-х гг. в экономическом отношении была в Германии очень трудной, особенно в Восточной Пруссии, которая находилась в весьма бедственном положении вследствие ущерба, понесённого страной по Версальскому договору 1919 года Многие профессионалы, в том числе художники, оставили Пруссию, уехав за границу. 30

А-2

Однако в Инстербурге сложилась интересная ситуация. В городе было много профессиональных художников, скульпторов, графиков, мастеров декоративноприкладного искусства. У художников имелась прекрасная возможность выставлять свои произведения благодаря основанному после Первой мировой войны Инстербургскому художественному обществу. В город приезжали известные люди — журналисты, искусствоведы, музыканты. Промышленность постепенно восстанавливалась. В Инстербурге было большое производство мебели и предприятия деревообработки. Здесь Отто получил первую профессию. С 1923 по 1926 год он обучался у скульптора Альфреда Джоренде резьбе по дереву (как скульптор по дереву). После экзамена на звание подмастерья в ремесленной палате в Гумбиннене Дренгвиц благодаря своему художественному дарованию был рекомендован для обучения в Кёнигсбергскую академию художеств. С 1926 по 1930 год он посещал руководимый Станислаусом Кауэром класс скульпторы. В это время появляются первые самостоятельные скульптурные работы: детский портрет (гипс, 1926), портрет ученика из класса Кауэра Вальтера Хемпеля (гипс, 1927), портрет художника Йоханнеса Шульца (гипс, 1928). Все три ранних произведения были выставлены в 1928 на выставке в Кёнигсбергской академии художеств (там же демонстрировалась скульптура самого Кауэра «Сеятель»). Профессор Кауэр обучал студентов не только основам скульптуры, мастерству резьбы по камню и отливки скульптуры в бронзе, но и философскому подходу к созданию образа. Подготовить скульптора значит не только научить его владеть инструментами как каменотеса. Это еще и воспитание Художника, создающего определенное городское пространство, произведения для людей. Известно, что Кауэр писал статьи и регулярно публиковал их

Ученики С. Кауэра: В. Думпис, О. Дренгвиц, Вайсзун, Шёнфельд, Ф. Сцалински (1926–1928). Фото из газеты «Ostpreußenblatt» (1992, 17 окт.)

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-2

Акимова Галина

в журнале «Новое искусство в старой Пруссии», размышляя о роли скульптора в современном обществе, о художественном образовании в провинции. Обучение, поиски нового художественного языка, создание символических образов в творчестве профессора и его учеников проходили в русле классического направления в скульптуре, продолжали академические традиции. Безусловно, между профессором и учениками велись разговоры о просветительской роли искусства, обсуждалась тема «Сеятеля», мотив известной в христианском мире притчи, которая рассматривалась с позиции вечных ценностей, гражданского долга, нового, прогрессивного мировоззрения. Безусловно, большое влияние Кауэра испытал наряду с другими учениками и Отто Дренгвиц. Позднее, в Инстербурге, им была создана скульптура «Сеятель», которая в плохом состоянии, но сохранилась до настоящего времени. В 1930 году, после окончания Академии, Отто Дренгвиц как гонорарный скульптор обосновался в Инстербурге, где у него было собственное ателье. Иметь свою мастерскую значило иметь убежище и свободу! Была возможность получать заказы — в городе было достаточное количество состоятельных граждан. Здесь возникли такие произведения, как скульптуры «Успокаивающая мать» (1932) и «Сеятель» (1937). Без сомнения, эти годы были самыми плодотворными и счастливыми в его жизни. В это время в Инстербурге сложился удивительно творческий круг молодых художников, окружавших Отто: Курт Бишофф, Ханс Ласко, Джо Вестерхофф. Окружение молодых друзейколлег: атмосфера дружбы, вероятно — споров, безусловно — творчества. Среди друзей — брат Эрих Дренгвиц, тоже закончивший Кёнигсбергскую академию. (После войны Эрих сделает карьеру в ФРГ как художник-график.) Молодые художники активно принимали участие в выставках в Кунстхалле в Кёнигсберге.

Отто Дренгвиц. Женский портрет, 1974. Из газеты «Ostpreußenblatt» (2001, 14 апр.)

Есть повод сказать несколько слов еще об одном художнике, с которым Отто Дренгвиц дружил до войны в Инстербурге, а потом поддерживал дружеские связи до конца жизни — Ханс Ласко (Ласковски) (1900–1979). Ханс родился недалеко от Инстербурга в семье лесничего, учился в гимназии в Инстербурге, а с 1920 по 1925 год — в Академии художеств в Кёнигсберге. Позднее работал под руководством профессора Артура Дегнера в Берлине, выезжал в творческие командировки в Париж и на юг Франции. С 1931 по 1938 год он снова жил в своем доме в Инстербурге. После войны Ханс Ласко нашел второй дом в городке Йена (ГДР). Фактически он стал в ГДР создателем нового художественного направления — дизайна промышленной среды. Начало Второй мировой войны было внезапным концом ярко выделявшейся и обещавшей большой успех карьеры молодого скульптора Отто Дренгвица. За три дня до его 33-летия умер отец, а в августе 1939 года его призвали на военную службу. Посреди войны, 23 декабря 1942 года, он сочетался браком с живущей в Берлине-Шарлоттенбурге Гертой Рюкерт. Через три года, 30 апреля 1945 года, 39-летний Дренгвиц в звании обер-ефрейтора попал в Хильдесхейме в английский плен.

А-2

Cкульптура «Сеятель» на фасаде здания, Черняховск. Фото Г. Акимовой, 2013

Тридцать первого мая 1948 года Отто Дренгвиц был отпущен из плена. Он вернулся в Германию. Сначала он отправился к жене в Берлин-Шарлоттенбург. Но там уже другой мужчина занимал его место. От Немецкого Красного креста Отто Дренгвиц узнал, что его мать и сестра были депортированы из Инстербурга и находились в небольшой деревне недалеко от Берлина. Здесь он прожил с ними два года. В 1950 году Отто переехал в квартиру новой спутницы жизни Кэт (1908– 1998) в Берлине-Нойкёлльне, с которой он прожил до конца жизни. Лишь в 1956 году он смог обустроить себе на заднем дворе многоквартирного дома на Кёртештрассе в Берлине-Кройцберге скромное маленькое ателье скульптора с печным отоплением и без электрического света. Начинать всё сначала безумно трудно, но была поддержка близких и родных людей. Отто Дренгвиц после войны больше не мог продолжать ту скульптурную линию, которую он так успешно начал в Инстербурге. Сказалась не только десятилетняя творческая пауза, но и влияние войны, радикально изменившей всё. Было разрушено ателье. Участие в военных действиях, плен, развод — всё это повлияло на его биографию. Реалистическое направление в искусстве, классический стиль школы Станислауса Кауэра, в широком смысле причисляемой к Берлинской школе скульпторы, больше не были востребованы. Перед свободными художниками того времени стояли задачи поиска новых форм и способов выражения, путей нового существования искусства. С большим трудом Дренгвиц мог держаться на плаву, имея случайные заказы. В частности, Отто работал в группе скульпторов во время создания монумента в Трептов-парке с 1946 по 1949 год. Монумент создавала группа

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-2

Акимова Галина

российских художников: архитектор Я.Б. Белопольский, скульптор Е. В. Вучетич, художник A. В. Горпенко и инженер С. С. Валериус. Советский памятник погибшим в Берлинском Трептов-парке, по словам немецких искусствоведов, — это «самое важное свидетельство сталинского искусства в Берлине». К изготовлению скульптурных элементов по эскизам Вучетича привлекли 60 немецких скульпторов и 200 каменотесов, а всего в возведении мемориала участвовали 1200 рабочих. Все они получали дополнительное довольствие и продукты. Эта работа не может интерпретироваться как просталинское кредо художника: здесь скульптор проявил себя как большой мастер по работе с камнем. Он сам говорил о работах такого плана: «Я брал всё, что давало заработок». Сохранилось заявление скульптора Курта Шварца от 5 марта 1982 года, в котором есть слова о художнике Дренгвице: «Я, Курт Шварц, скульптор, художник и график, член союза профессиональных художников ГДР, подтверждаю, что мой коллега Отто Дренгвиц, скульптор, работал справа от меня в саркофаге (именно так! — Г. А.) в Трептов-парке при создании памятника погибшим как скульптор по камню с января 1949 по апрель 1949 года». Отто Дренгвиц, несмотря на потерю восточнопрусской родины и, главное, своей мастерской в Инстербурге, не ставил во главу угла идеологические проблемы. В его художественном творчестве тема утраты родины играла дополнительную роль. Просматривается эта тема немного в графике, в произведениях, имеющих отношение к его родине: «Восточнопрусский ландшафт дюн» (1956); «Вид на замок в Георгенбурге» (не датировано); «Вид Инстербурга» (не датировано); «Пасущиеся лошади в восточнопрусском ландшафте» (не датировано). Мастером было выполнено много других художественных работ: заказ на изготовление сценической мебели для Немецкой государственной оперы (1950), художественно оформленные указатели для парков в Нойкёлльне, Веддинге и Шпандау, а также частные заказы на надгробия. Были и более сложные заказы, как, например, вылитые в бронзе бюсты — портреты знаменитых людей (представителей общественности) Германа Боддина (1844–1907), Германа Вайганда (1854–1921) и Эмиля Фишера (1865–1932). Все три произведения находятся в краеведческом музее Нойкёлльна, так же как и бронзовая памятная доска с изображением скульптора Эрнста Морица Гейгера (1861–1941), портреты Людвига ван Бетховена и Альберта Швейцера. Кроме заказов, которые он получал от Берлинского сената в рамках «первой помощи художникам», Отто Дренгвиц много занимался творческой работой. В 1962 и 1963 годах и далее регулярно с 1970 по 1992 год он представлял работы на Свободной Берлинской художественной выставке в различных выставочных залах. Стилистический спектр его скульптурных и графических произведений очень широк, причём заметно влияние таких художников, как Станислаус Кауэр, Эрнст Барлах, Георг Кольбе, Кэте Кольвиц и Генри Мооре.

А-2

Отто Дренгвиц за работой, 1980-е гг. Из газеты «Ostpreußenblatt» (2001, 14 апр.)

Как бы в шутку художник экспериментировал с различными стилевыми направлениями модерна, всегда пребывая в поисках новых собственных форм выражения. Центральная тема его пластических произведений — это человек. Характерная черта скульптурных произведений Дренгвица, за исключением отдельных фигур, — контур, всегда ясные, энергично округленные формы и линии, которые он использовал для изображения человеческого тела. К позднему периоду творчества относятся его абстрактные работы, такие, как «Второй звук» (1978), «Арабеска» (1980), «Вариация 8» (1983) и «Роза ветров» (1986). Отто Дренгвиц долгие годы оставался художественно активным мастером. Лишь в 1992 году, в 86 лет, он оставил работу в своем ателье в Кройцберге, а через пять лет, 18 января 1997 года, ушёл из жизни. В противоположность брату Эриху Дренгвицу, который создал себе после Второй мировой войны в Дюссельдорфе имя как художник и график, или его хорошего друга, скульптора из Шарлоттенбурга Ханса Бауца (1908–1986), популярного анималиста, Отто Дренгвиц не имел при жизни громкого успеха. Порой казалось, что он не хотел громкой художественной суеты, прорыву или успеху не придавал большого значения. Иногда его называли «художником тишины». Всегда все отмечали его скромность, которую называли «восточнопрусской». Тридцать лет он входил в Профсоюз профессиональных художников и только единственный раз побывал за границей (в 1963 году в Италии). Были у него и друзья-художники: Джо Вестерхофф (член творческого кружка из Инстербурга), Адальберт Джашинский, Мартин Буске, карикатурист Энньо Курчетти, который создал в 1991 году превосходную карикатуру на художника, а также скульпторы Ханс Бауц и Катарина Зингер. Большая выставка произведений скульптора была посмертной и проходила с 20 марта по 11 апреля 1999 года в галерее Немецкого дома на Штреземанштрассе. Даже если Отто Дренгвиц не сделал большую сенсацию в мире искусства, он был прекрасным профессиональным мастером, учеником из класса профессора Станислауса Кауэра, поэтому достоин уважения и памяти

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-3

Артамонова Александра

Артамонова Александра Калининград, Россия Журналист, эссеист, художник

Морок. Эссе об одном фильме литовского режиссера Шарунаса Бартаса Это могло произойти в любой гостинице среднего уровня, в любой малометражной квартире, обставленной слишком бедно и тесно, на продавленной постели с несвежим бельем — сцена расставания, усталая ласка, в которой нет ни эротики, ни секса, а есть скупое безысходное прощание: «Когда же все это наконец кончится». Прощаются мужчина и женщина, литовец с русской, не сняв одежду и не сказав друг другу ничего в утешение, а из соседних арочных окон, слегка задрапированных тюлем, рвётся отчаянное и как нельзя уместное и будто издевательское «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня!» Газманова. Но место все же требует уточнения — прощание проходило в городе К., в гостинице недалеко от центра, в начале 90-х, сейчас её название никто не вспомнит, да и была ли она? Может, все было простыми декорациями — для пары кадров в одном фильме литовского режиссера Шарунаса Бартаса. Для режиссеров разного времени Калининград всегда выступал «полезной» фактурой для съёмок. Здесь хорошо именно что делать фильмы про войну — окончившуюся или еще идущую: есть и руины, и немецкие здания, и ничего не нужно строить специально, а потом разрушать — все уже готово. Или не про войну, а про любовь — романтическую историю с философским намеком — герои будут ходить по мощеным улицам как бы европейского города, и дорожка, начавшаяся где-нибудь на Шпандине, сама об этом не зная, приведет скитальцев не куда-нибудь, а именно к могиле Канта. Или малобюджетную детективную историю об убийстве в курортном городе (главный злодей обязательно будет пытаться сбежать через границу в одну из стран ЕС). Любители «волшебных картинок», участники массовки будут ходить на премьеру, радоваться, отыскав в толпе лиц свое или соседа, угол дома или какую-нибудь архитектурную достопримечательность, получившуюся вдруг красиво — шёпот в кинозале и аплодисменты. К сожалению, в Калининграде мало кто знает об одном очень важном литовском, а точнее европейском, режиссёре Шарунасе Бартасе. В 1991 году Бартас, тогда еще выпускник ВГИКа, снял в Калининграде и на побережье 36

А-3 свой первый полнометражный фильм «Три дня». По современным меркам это довольно короткая история (всего один час десять минут), проходящая под ярлыком «экзистенциальная драма». Два брата приезжают из глухой литовской деревни в город на пару дней. Провинциальные курортники, которым не повезло с погодой — попали в мёртвый сезон, то ли в позднюю осень, то ли в раннюю весну. Сырость и холод, тускло светящиеся лица. На променаде они встречают красивую девушку, один из братьев влюбляется в нее, и оставшееся до возвращения в деревню время они проводят вместе. Все, больше ничего не происходит — все три дня в городе наполнены маетой, томлением, скукой, бесцельным и бесприютным шатанием. Потому что некуда податься и приткнуться — эту самую девушку в гостиницу не пускает вахтерша, и путь в дешевый казенный уют прокуренного номера, долгожданную постель с несвежим бельем лежит по крыше, в узкую щель форточки. Неудачники, беспризорники, отщепенцы на фоне города К. — Кёнигсберга, Калининграда, Караляучуса. Но в «Трёх днях» важен не столько сам сюжет, сколько то, что город, выступающий в фильме вторым планом, фоном, вдруг оживает и становится не просто необходимым топонимом, обозначением места, а тотальным выражением состояния главных героев, и, что самое главное, впервые город на экране становится абсолютно тождественным городу вне экрана. Пожалуй, Бартас был и остается одним из первых, кто предельно точно сформулировал визуальную, а вместе с ней и экзистенциальную сущность места, его проблему и проклятье — безвременье. Туман, чад заводских труб и дым от костров, смог, зябкая морось, сырой воздух, полумрак, рассеянный свет и свет случайный, но не яркий — кадр у Бартаса практически всегда чем-то затянут, все видно если не как сквозь мутное стекло, то словно через отсыревшую папиросную бумагу. И в этом сумраке, в этой серо-зелёной зыбкой мути что-то все время происходит: ворочается, шевелится, беспокоится, люди что-то переставляют, передвигают, о чем-то говорят, куда-то ходят. Это ощущение раннего утра, когда солнце только восходит и ты спросонья, сквозь недавний сон и пелену, полуприкрытыми глазами осматриваешь комнату, в которой проснулся, пытаешься угадать: а где стол, где шкаф, кто сейчас ходит за дверью в коридоре, проснулся ли человек на соседней постели или одеяло хранит форму тела. Ждёшь, что вот сейчас рассвет стянет ночное покрывало и все предметы тотчас примут знакомые очертания. Покров не стягивают, вещи родными не становятся. Иногда в этом мареве всё же проступают предметы: щербатая красная кирпичная кладка, бетонная набережная, скелет собора, ржавая арматура, пустыри и свалки, насыпи щебня и угля, казённый дешёвый уют гостиничного номера, коммунальный ад грязных дворов полуколодцев и жёлтые лоскуты соседних окон. Точнее, не в мареве, а в мороке. Морок — хорошее слово. Не обкатанное, грубое. В нем есть и переходное состояние погоды, и мглистость, и считываемое на фонетическом уровне ощущение беспокойства, тревоги, и что-то уже точно предопределённое, решённое, только ты об этом не знаешь, но чувствуешь — повисло в воздухе. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

А-3

Артамонова Александра

Кадры из фильма «Три дня», реж. Ш. Бартас, 1991 г.

Встреча окончится расставанием, приятные посиделки в баре под простенький джаз — банальной дракой до последней крови, окно в соседнем доме будет транслировать тебе не чужой семейный уют — а чужое отчаянье и похоть, мощёная булыжником улица приведёт не к могиле Канта — а в тупик, загромождённый клетками для стеклотары, и пропойца в тёмном углу скажет главному герою про себя, а на самом деле про всё: «Жизнь пролетела, судя по всему… Всё, что имеет начало, имеет конец, не может быть, чтобы вещь, но не имела конца… Вот я смотрю, какой грязный, вот я плохой, как я могу прийти к этому свету и снова возвратиться. Душа наказывает себя». Может быть, и хорошо, что «Три дня» Бартаса здесь мало кто видел. Он очень легко может не понравиться — здесь нет туристских красот, это один из первых перестроечных фильмов, всё, что появляется в кадре, так и просится быть названным чернухой (но это только с первого взгляда). Его невозможно смотреть. Любителя «волшебных картинок» будет раздражать абсолютно все. Действие, тяготящее не к динамике, а больше к статике (порой кадры очень похожи на фотографии 80–90-х литовского фотографа Раймундуса Урбанаса, который снимал в перестроечном К. хиппи и остатки двух империй — советской и немецкой). Герои, в которых нет ничего героического. Звук — жужжащий и шуршащий, грохочущий и лязгающий, железный и неживой — по сути индустриальный и формально подходящий к озвучиванию практически любого фильма, где в качестве декораций выбраны промышленные зоны, вокзалы, какие-то заброшенные цеха заводов, набережные, грязные дворы. Речь героев — невнятная, каждое отчётливое слово — редкость. Они говорят по-литовски, будто мяукают, по-русски — словно каркают, какая-то каша слов, которые остаются невыговоренными. Ощущение речи, которая вот-вот должна начаться, но так и не начинается. Сам образ города, который может показаться обидным и оскорбительным, — монстр, потерявший звериный оскал: остались одни обломки, клык в виде

А-3

Дома Советов, сгнившая челюсть Кафедрального собора, уже не страшный, но полуразложившийся труп, поросший бурьяном. И вместо катарсиса, облегчения на титрах может настигнуть только внезапно понимание: ничего не изменилось, ничего не произошло. Безвременье показанного места никуда не делось, оно всего лишь немного изменило форму, его стали маскировать. Но за маскировочной сеткой — реальной, на фасаде здания, готового вот-вот обрушиться, или условной, как стены нового туристического комплекса — все то же самое, тот же морок. Да, так же трубы будут коптить небо, так же будут взрывать патроны (их почти не осталось) и петарды на пустырях, так же, если свернуть с любой дороги — с новой автомагистрали или железнодорожных путей — ты окажешься в поле, где бурьян заслонил собой и развалины и мотки колючей проволоки, и просто всё пространство, и из каждого пусть не второго, а третьего окна, из открытого кафе на променаде или в рабочем квартале, с городской площади в городской праздник Олег Газманов будет петь про есаула, который бросил коня, жену моряка или янтарную зарю, которую если и можно увидеть, то только через янтарную линзу объектива

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Б-4

Бахтин Анатолий

Спецмаршрут

Бахтин Анатолий Калининград, Россия Главный архивист Государственного архива Калининградской области

Ленин в Пруссии Фотографии, снятые в разное время и объединенные в серию «Ленин в Пруссии», предлагаются для маршрута путешествия по Калининграду и Калининградской области на тему «С 1956 до современности. По местам увековечения образа вождя мирового пролетариата, революционера, основателя СССР Владимира Ильича Ленина (Ильич, Ульянов, 1870–1924)». Первый памятник вождю в Калининграде (бывшем Кёнигсберге) был поставлен, конечно, И. В. Сталину (скульптор Е. В. Вучетич, архитекторы В. С. Атаков и Д. К. Навалихин) и открыт на площади Победы 29 апреля 1953 года. Но вскоре в городе срочно установили несколько небольших бюстов В. И. Ленина, в том числе на Хлебокомбинате №1 (фотография №1, 1958 год).

Фотография №1 Бюст Ленина, Хлебокомбинат №1, 1958 г. Государственный архив Калининградской области

После разоблачения Сталина в 1956 году его памятник был снят (1958), а на его месте появился памятник Ленину (скульптор В. Б. Тапуридзе, фотография №2). Памятник Сталину был перемещён на новый постамент в сквер на улице Театральной, а в начале 1962 года демонтирован. В 1974 году на гранитном постаменте Сталина был установлен монумент «Мать-Россия» (скульптор Б. В. Едунов). После 1958 года по Калининграду было поставлено ещё несколько небольших памятников Ленину (фотография №3). Но пришли новые времена, и главный памятник Ленину было решено переместить с площади Победы на Центральную площадь, где успели возвести только постамент (фотография №4). В 2005 году во время реконструкции площади Победы к празднованию 750-летия Кёнигсберга — Калининграда за одну ночь памятник вождю убрали (как утверждалось, временно — для реставрации, однако после завершения работ памятник на площадь не вернулся, впрочем, там бы ему уже не нашлось места между храмом Христа Спасителя и триумфальной колонной). В результате его перенесли в сквер у концертнотеатрального комплекса «Дом искусств» (бывший кинотеатр «Октябрь», фотография №5), где он и находится по сей день.

Б-4

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Б-4

Бахтин Анатолий

Фотография №2 Памятник Ленину, скульптор В. Б. Тапуридзе, 1958 год. Государственный архив Калининградской области

Поваровка (бывш. Кирпенен). Фото А. Бахтина, 2011

Спецмаршрут

Б-4

Фотография №3 Калининград (бывш. Кёнигсберг). Фото А. Бахтина, 2015

Примеры небольших памятников Ленину в Полесске (бывш. Лабиау), Немане (бывш. Рагнит). Фото А. Бахтина, 2007, 2013

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Б-4

Бахтин Анатолий

Спецмаршрут

Б-4

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

1. Алексеевка (бывш. Аушлаккен) 2. Багратионовск (бывш. Прейсиш-Эйлау) 3. Балтийск (бывш. Пиллау) 4. Большаково (бывш. Гросс Скайсгиррен) 5. Гвардейск (бывш. Тапиау) 6. Гусев (бывш. Гумбиннен) 7. Домново (бывш. Домнау) 8. Железнодорожный (бывш. Гердауэн) 9. Зеленоградск (бывш. Кранц) 10. Калининград (бывш. Кёнигсберг) 11. Краснознаменск (бывш. Лазденен) 12. Мамоново (бывш. Хайлигенбайль) 13. Неман (бывш. Рагнит) 14. Новостроево (бывш. Тремпен) 15. Озёрск (бывш. Даркемен) 16. Отрадное (бывш. Георгенсвальде) 17. Пионерский (бывш. Нойкурен) 18. Поваровка (бывш. Кирпенен) 19. Полесск (бывш. Лабиау) 20. Полтавское (бывш. Гросс Рудшен) 21. Правдинск (бывш. Фридланд) 22. Светлый (бывш. Циммербуде) 23. Севское (бывш. Бёттхерсдорф) 24. Славск (бывш. Хайнрихсвальде) 25. Советск (бывш. Тильзит) 26. Ушаково (бывш. Бранденбург) 27. Черняховск (бывш. Инстербург)

Б-4

Бахтин Анатолий

Спецмаршрут

Фотография №4 Постамент для памятника Ленину, Центральная площадь, Калининград. Фото А. Бахтина, 2006

Фотография №5 «Дом искусств», Калининград. Фото А. Бахтина, 2013

Славск (бывш. Хайнрихсвальде). Фото А. Бахтина, 2013

Б-4

Озёрск (бывш. Даркемен до 1938, Ангерапп до 1946). Фото А. Бахтина, 2007

Малые города Калининградской области также обзавелись своими — более скромными — монументами, но переплюнула всех бывшая деревня Пайзе (ныне город Светлый), которая отгрохала самый крупный памятник В. И. Ленину в области. Инстербург, нынешний Черняховск, имевший только бюст Ленина, из зависти в 1985 году заказал себе ещё более крупный, чем в Светлом, памятник вождю. Он, однако, был установлен уже после падения советской власти. Поселки с центральными усадьбами колхозов и сельсоветов приобрели скромные гипсовые бюсты Ильича, которые изготавливались (пеклись) на поток и в народе получили выразительное прозвище — «куличи»

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Б-5

Битов Андрей

Битов Андрей Москва, Россия Писатель, президент Русского ПЕН-центра. Один из основателей постмодернизма в русской литературе

Стук-грек! 1 Очень много можно делать лёжа! Проснуться одному. Темно. Определиться на местности, не зажигая света: из долины доносится пять отсыревших ударов пяти швейцарских часов, за окном шуршит дождь. Снова пытаться уснуть и не уснуть. Вспоминать сон. Лёжа метать носовые платочки в корзину для бумаг, лёжа пописать в баночку, лёжа сделать типа гимнастику… наконец, лёжа можно записать сон или мысль. Но мысли нет. Сон был сразу послевоенный, я в нём был почему-то старше брата (а он на пять лет меня старше). Очень хотелось есть, что немудрено в военное время. Лёжа можно даже поесть — надо только одной ногой встать на коврик, дотянуться до бесшумного холодильничка «Сибирь», достать оттуда кефир и банан (помогает от депрессии) и снова спрятать ногу под одеяло. Не попасть шкуркой (судя по звуку) в корзину, темно. Всётаки включить свет, опять же лёжа (он предусмотрен у изголовья), всё-таки поднять с полу тетрадь для записей… Лёжа можно было бы и закурить, но это уже двумя ногами… и лёжа нельзя сварить кофе! Нет, я не инвалид какой-нибудь! Семь утра. Я пью кофе, курю и пишу вот этот документ.

Впервые опубликовано в литературно-художественном журнале «Новый мир», 2007, №5

В действительности место действия произведения Светлогорск (бывш. Раушен). Примеч. ред.

6 июня (советская дата рождения Пушкина) 2003 года (только что прошло трехсотлетие Петербурга, прозванное в народе зоолетием, которое я, рожденный в день его основания, гордо проигнорировал)… (Я почему так подробно останавливаюсь на дате? Потому что именно о ней и пишу.) Так вот, ровно 6 июня 2003 года я приземляюсь на территории Калининградского анклава (б. Вост. Пруссия), меня доставляют в городок, приблизительно Советск (б. Тильзит) 2, и я стою среди отцов города на торжественной церемонии открытия памятника произведению. (Это мне не противоречит: у меня у самого есть подобный проект, но осуществиться ему (е. б. ж.) лишь через семь лет. Мне 66, плохой возраст, будет 73, это ничего.) Памятник, который мы открываем, выглядит вот как: натуральный морёный камень, лежащий прямо на земле (не то глыба-недоросток, не то булыжникпереросток), на глыбе раскрытая бронзовая книга, на ней, бронзовое же, перо. Все это запатинировано (интересно, как быстро эту бронзу скоммуниздят, думаю я, наблюдая и соблюдая церемонию). Я в почётной паре с Гюнтером Грассом, свежим нобелем, прибывшим специально на открытие, но это меня не подавляет: я только что проскочил рак, награда не меньшая. Однако кто такой Гюнтер, отцы города знают, а кто такой я — не совсем. Ко мне склоняется молодой прихвостень по культуре с уже отпечатанным на принтере протоколом в руках: в смысле какая у меня должность, как объявить. Я читаю у него через плечо: Олег Битов. Сколько можно! Сколько будет доставать меня эта история с бегством брата, которую знает каждый бывший комсомолец и чекист! Грасс знает именно Андрея, а не Олега. На моих глазах чиновник тщательно вычеркивает имя Олег и надписывает над ним Андрей. Я сообщаю ему самое знатное свое звание: академик и президент. Мы выступаем.

Мы говорим, и я понимаю, в чем дело. Напротив камушка милое деревянное строение, бывшая гостиница, в которой Томас Манн, приехав сюда

Б-5

отдохнуть с семьей, написал (вот воркаголик!) повесть «Марио и волшебник», предвосхитившую зарождение фашизма. А также понимаю я и геополитический аспект: домик Томаса Манна расположен в литовской части Куршской косы… а у нас что, своего Томаса Манна, что ли, не было! Закрепление анклава. Я своё сказал, с треском-блеском, потому что не знал, про что (надо бы повесть по возвращении прочесть), никто и не понял. Хотелось скорее выпить и закусить, но я достался прессе (им было не пробиться к Гюнтеру) и сокровенным моим читателям, робевшим перед лауреатом, но не передо мною. И пока я вещал, ожидая фуршета, один даже откололся от свиты Гюнтера (как я думал, его переводчик) и подсел на лавочку ко мне, особенно ласково и преданно прильнув, вроде как мы друг друга давно знаем. Внешне он напомнил мне сразу двух близких мне людей: повадкой — уже упомянутого брата Олега, а чернявостью и глазастостью — моего самого первого друга образца 1944 года Валерия Григорьянца, тоже, можно сказать, брата. Это сходство и ласковость все время были рядом и тогда, когда мы оказались за фуршетом. Мне хотелось, конечно, посидеть и с Грассом (какникак старые приятели), мои друзья пробовали оттеснить «переводчика», но это им не удалось, да я уже и выпил с ним и был заинтригован. И одет он был импозантно, на грани вычурности: идеальная выбритость, как бы смокинг, как бы гвоздика в петлице (была или не была?) и бабочка (точно была!); блестящий антрацитовый взгляд и выразительные морщины исключали подозрение в потёртости. Присмотревшись, узрел я в нем и нечто маскарадное, венецианское. Он мне тем временем поведал, что мы уже встречались с ним в Западном Берлине, неужели я не помню? «Нет, в те годы я был невыездной, скорее с братом, пока он “бегал”». Нет, именно со мной, настаивал он. Забавно, что при этом он сам начинал все более походить на моего брата, такого соскучившегося по моей братской любви и доверительному разговору. Мы теплели. Он легко поддавался на мои вопросы, охотно отвечал, а я все менее получал информации. Не только об Олеге мне не удалось ничего выяснить, но и о нем самом, что напоминало мне, в свою очередь, мои попытки выяснить что-либо у самого Олега. Только когда уже, после третьей, я сказал ему, что он похож на Григорьянца, он стал так страстно доказывать, что он не армянин, а на самом деле венгерский аристократ, что ему приходилось, естественно, долгие годы скрывать, пока родители погибали в лагерях… только тогда я что-то заподозрил, когда стал он своей лощёностью походить на третьего моего как бы брата, пусть и троюродного, свояка Виктора. У Виктора и в самом деле было что-то венгерское в облике. Назвался мой знакомец графом или бароном, не помню… но этим-то «бароном» он и совпал окончательно с Олегом. Баронет фон Битофф с принадлежащим ему замком в Чехословакии (о замке Bitov имел я неосторожность сам поведать Олегу как о курьёзе)… Три образа сложились, как рюмки, — напротив меня сидел Олег!

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Б-5

Битов Андрей

Фуршет, однако, сворачивался, и моим друзьям и читателям удалось наконец-то меня оторвать от «брата», и мы добирали дальше по мастерским местных замечательных художников. С картиной и каталогами под мышкой продолжал я выспрашивать у друзей, кто это был сегодня со мной и как его зовут, — никто не знал ни кто, ни как, да и вообще впервые его видели. Как же так! У меня же завтра выступление у него на философском факультете! Они, впрочем, не были уверены, что у них есть философский факультет. Во всяком случае, никакой лекции у меня не будет, они бы точно знали. В чем они были уверены, это в том, что мне надо ехать домой, в Калининград (машина уже ждала). Утром я проснулся под действительно замечательной живописью казахского художника Калмыкова. Разбудил меня владелец этих картин, хороший парень Слава Карпенко, приятель моих приятелей Домбровского и Казакова. Я сразу понял, где я. Я был адекватен: у Карпенко я и остановился, как прилетел. — Тебе плохой звонок из Ленинграда, — сказал он. (Я не мог себе поверить, что уже знаю, в чем дело.) — Подойди, жена на проводе. — Умер Олег,— сказала Наталья. — Когда? — Вчера, в час дня. Тогда я не зарыдал. Рыдаю сейчас. «Плачу и рыдаю», как Юра Казаков. Вчера в час дня чиновник вычёркивал в протоколе имя Олег. Перед глазами вставал образ моего вчерашнего собутыльника: тело как чёрное облако, будто во фраке со скрытыми под ним непомерными мушиными крыльями. Нет, не сразу углядел я нечто угрожающе-жужжащее в этом инобытиянине. Ангел смерти или стололаз экстра-класса? Но — факт: не только никто не знал его прежде, но и на фуршете никто не запомнил. Не видел. Когда-то давно, в шестидесятые, после редкого наезда брата в Питер, хотел я написать рассказ под музыку Баха «Каприччо на отъезд любимого брата». Привиделся мне рассказ с эпиграфом «Незапный мрак. Иль что-нибудь такое…» Там у меня наверняка было бы и вот про что. Среди немногих отцовских книг была у нас и трехтомная «История искусств» Гнедича (два почти новеньких тома, один засаленный и растрёпанный). Брат был способный мальчик, рано научился буквам и рано стал пробовать читать и писать. Родители поощряли его в этом, не ругали, если он писал и рисовал на чем попало, и даже за то, что он писал или рисовал. Так была им создана серия семейных портретов, мало отличимых друг от друга, если бы не было подписано, кто кто. Он выпускал эти портреты день за днем, как газету (сказывалась будущая профессия): «Мама — плешь», «Папа — плешь», «Бабушка — плешь», «Андрей — плешь» и т. д. Плешивым никто не был, потому и не обижался. Знал ли сам автор, что такое плешь? 50

Памятник Т. Манну в Светлогорске. Фото К. Тращенкова, 2015

Б-5

Мама, впрочем, всегда кокетливо заявляла, что «не любит плешивых». «Плешь», наверно, было самое ругательное слово, какое он знал. Смеялись. Обижались бы уже, если бы кого пропустил. Портреты вкладывались в Гнедича. Приходит мама с работы (это еще до войны было, а мне как фамильный анекдот рассказывалось уже после Победы), а ее трудолюбивый Олегушка сидит с карандашом над Гнедичем и приговаривает: «Стук-грек! Стук-грек!». Что за «плешь» он в Гнедиче рисует? А там совершенно голая сисястая тётка, обвитая толстым змием, и под ней подписано: «Стук "Грех"». А наш Олегушка уже читает! — сообщила мама отцу. Что же он читает? Стукгрек, стук-грек, стук-грек… У него раньше моего случился интерес к обнажённой натуре… Не написал я того рассказа о брате, хотя он и задуман был гораздо ближе к немецкому экспрессионизму, представителем которого был Стук, и греха в рассказе должно было быть побольше, чем в раю. Но не написан этот рассказ был задолго до его таинственного исчезновения в Венеции в 1983 году. Виктор погиб в автокатастрофе вместе с любимой женой в 2004 году, аккурат в День Победы. Григорьянц, слава богу, только что вырулил из инфаркта с инсультом. Наталья умерла ровно пять месяцев назад. Знаю, что Томас Манн написал «Смерть в Венеции» (я то ли читал, то ли фильм смотрел)… В Венецию меня два раза мама не пустила (в город, где пропадают). Надо бы мне «Марио с волшебником» всё-таки прочесть: вдруг и это в Венеции? А — страшно 26 февраля 2007, Лорен. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-6

Вебер Норберт

Вебер Норберт Эккернфёрде, Германия Куратор, эксперт в области современного искусства

Nostalgia — о недавней вспышке швейцарской болезни в Кёнигсберге / Калининграде Перевод Ларисы Дикк

Студент Иоганнес Хофер из Мюльхаузена в Эльзасе в 1678 году подал на рассмотрение заведующему кафедрой анатомии и теоретической медицины Базельского университета Иоганну Якобу Хардеру диссертацию, в которой описывалось заболевание, названное автором «Nostalgia». На двадцати страницах своего манускрипта молодой медик, ставший позднее, после возвращения в Мюльхаузен, городским врачом, а затем и бургомистром, рассматривал причины и симптомы этой тяжёлой болезни. Весть о новом недуге вмиг облетела всю Европу. Ностальгию считали эпидемическим заболеванием вроде чумы, которое, по общему мнению, излечению не поддавалось. Хофер видел возможную причину болезни швейцарцев в недостатке материнского молока, другим вероятным фактором он называл действие мелодии, известной в Швейцарии под названием «Коровий хоровод». В сборнике избранных медицинских диссертаций, изданном Теодором Цвингером в 1710 году, работа Хофера была напечатана вместе с нотами этой песни, занимавшими более трёх страниц. Несколько лет спустя швейцарский врач и натуралист Иоганн Якоб Шойхцер заявил, что «так называемая тоска по родине, редкая и опасная болезнь, которая поражает швейцарцев на чужбине, обусловлена, в первую очередь, составом швейцарского воздуха», поскольку высокое атмосферное давление на равнине препятствует нормальной циркуляции крови и ведёт таким образом к заболеванию. Опасность, исходящую от ностальгии, осознали в конце концов и на равнине. Учёный-энциклопедист Иоганн Георг Кейслер, родом из Верхней Франконии, в 1740 году привёз с собой эту историю в северогерманский Лауэнбург. Он очень выразительно описывал, что происходит, когда швейцарские рекруты слышат «мелодию, каковую крестьяне в швейцарских Альпах имеют обыкновение насвистывать и напевать при своей скотине». Они впадают

В-6 «от беспокойной тоски в сердечную истому и тревогу», выносят «бессонные ночи, отвращение к пище, подрывающую силы и бросающую в пот высокую температуру… так что офицеры вынуждены строжайшим образом запрещать как петь, так и насвистывать эту мелодию». Через 30 лет пагубность ностальгии осознали и в Кёнигсберге. Не кто иной, как великий Иммануил Кант, занялся этим вопросом, получив долгожданное назначение на должность профессора логики и метафизики Кёнигсбергского университета. Хотя проблема совершенно не вписывалась в систематику его критической философии, он, судя по всему, считал её настолько важной, что в 1770 году сделал предметом своей лекции, записанной его учеником Георгом Гессе. Кант подытожил свои мысли по этому вопросу в 1798 году в публикации «Антропология с прагматической точки зрения», последней из работ, изданных при его жизни: «Тоска по родине у швейцарцев (и, как я слышал из уст одного бывалого генерала, у уроженцев некоторых местностей Вестфалии и Померании), которая поражает их, когда они попадают в другие страны, есть действие страстного томления, возбуждаемого воспоминаниями о беззаботности и добрососедских отношениях в дни их молодости, томления по тем местам, где они наслаждались самыми простыми радостями жизни».

Граффити на здании университета, Калининград. Фото Е. Уманского, 2008

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Через 200 лет после публикации наблюдений Канта на тему тоски по родине люди, грустящие по своей молодости в городе великого философа, вновь подвержены этому недугу. Так как в Калининграде не слыхать «Коровьего

В-6

Вебер Норберт

Рыбная деревня, Калининград. Фото Н. Вебера, 2012

хоровода», приходится искать другой музыкальный раздражитель. Возможно, это песня, которая с начала 1990-х годов раздаётся как у собора, в котором находится могила Канта, так и в гостиницах, где останавливаются немецкие туристы: «Восточнопрусская песня». Сочинённый Гербертом Брустом в начале 1930-х годов хорал стал для немцев — беженцев из Кёнигсберга символом тоски по утерянной родине. В песне говорится о столь проникновенной мелодии, что «лоси замирают, вслушиваясь в вечность».

В-6

Бригитта Матерн, публицистка родом из альпийских предгорий (так тема ностальгии возвращается туда, где её впервые определили как проблему и заболевание) описала в одной из швейцарских газет последствия этой, с 1991 года бушующей в Калининграде, эпидемии: «С тех пор страну посетили десятки тысяч так называемых ностальгирующих туристов и туристок. <…> Желание огромного числа немцев увидеть прежнюю родину привело к появлению гостиниц, индивидуальных предпринимателей-таксистов, фирм по уборке города, ресторанов. Однако очевидно, что лет через десять — пятнадцать этому наступит конец…» Через 15 лет после появления статьи эпидемия всё ещё не угасла, напротив, она охватила и нынешних жителей города. Заразившиеся калининградцы создают из ностальгических картин, рождённых в головах тех людей, которые завезли сюда болезнь, культовые объекты, предназначенные служить волшебным средством для утоления страданий. Фетишизм таких сооружений яснее всего обнаруживается в театрализованном мире «Рыбной деревни», которая не так давно была возведена на берегу Преголи в непосредственной близости от собора. Истинный смысл этого проекта заключается не в строительстве зданий, а в оформлении фасадов. Фахверк не выполняет здесь функцию несущей конструкции, узор на наружных стенах зданий скорее создаёт иллюзию, чего, оказывается, вполне достаточно для волшебных эффектов. Вдохновлённый видом этого причудливого творения, инвестор восхваляет особое «для купцов и торговцев… для пиратов и рыбаков, и простых людей» место, где «прогуливались такие знаменитости, как Кант и Суворов, Эйлер и Растрелли, Пётр Первый и Вильгельм Второй, Мюнхгаузен и другие исторические личности». Чтобы подчеркнуть магию представления, застройщик называет всевозможные формы выразительности, известные в истории архитектуры, в том числе «архитектурную стилистику орденской эпохи, готику, классицизм, барокко, модернизм». Для немецкого туроператора, имеющего квоты в гостинице «Кайзерхоф», всё это, по-видимому, слишком сложно. Гостиницу-люкс он относит, как это можно узнать на его сайте в Интернете, к доныне неизвестному в истории искусств «староевропейскому стилю». Тот факт, что подобная дефиниция неприемлема для искусствоведа, не имеет для страдающего ностальгией никакого значения. Для него важно свободно распоряжаться прошлым, потому что таким простым способом он надеется смягчить свою тоску по родине. Так ностальгический опыт превращает подверженного этому недугу человека в существо верящее, склонное к магии. Кант, однако же, отмeчавший в «Антропологии с прагматической точки зрения», что эта «тоска по родине чаще охватывает сельских жителей из небогатой деньгами провинции… чем тех, которые заняты получением денег, и избравших своим девизом: patria ubi bene», утверждает в противовес этому: не то имеет значение, «что делает из человека природа», а то, «что он как свободно действующее существо делает или может и должен сделать из себя сам»

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-7

Векшина Анастасия

Векшина Анастасия Москва, Россия — Гданьск, Польша Поэт, филолог, переводчик

Нижний Вжещ В оригинале в названии района согласных еще больше — Wrzeszcz. Оно читается как «вжешч», а по-польски звучит так же, как «ори» или «кричи», в повелительном наклонении. Гданьский Манхэттен и Бронкс одновременно. Манхэттен — это в Верхнем Вжеще, с богатыми виллами и лесом: именно так в 1990-х годах в шутку назывался «палаточный» рынок на площади, на месте которого потом построили современный торговый центр с таким же названием. Нижний Вжещ был и пока еще остается рабочим районом, сразу за ним до Второй мировой войны заканчивался город и начинался аэропорт. Местные болельщики свои бело-зелёные граффити подписывают «Вжещ. Мы не любим чужих». Осенью Вжещ начинают топить. В квартиры звонят трубочисты в чёрных цилиндрах или просто чёрных шапочках, и если печки давно уже нет, то проверяют вентиляцию. Вечером на мёрзлых туманных улицах пахнет дымом. Домом.

Фото А. Векшиной, 2014

Через весь район петляет Стшижа, то мелкая и блестящая, то мутная, выходящая из своих кирпичных берегов. Между стенами домов, под улицами, посреди двора, под мостиком во дворе, на который нельзя войти ни с какой стороны. Она течёт вокруг бывшего пивоваренного завода, через маленький парк Кузнички, но мало кто знает место, где она вытекает из-под железнодорожного полотна: там даже есть маленькая подъемная плотина. Впрочем, нет. Незачем и рассказывать, этого уже нет. Все вокруг раскопано и срыто, на месте заросшего пруда у вокзала — стройплощадка. Нет маленькой мастерской скульптора прямо у выхода на перрон; нет его обветренных гипсовых женщин во дворе. Нет киоска и пекарни, где перед утренним поездом, когда всё ещё закрыто, быстро-быстро, не глядя, покупаются булочки. Зато в туннеле под железной дорогой хромой мужик по ночам все ещё продает цветы — странных, электрических цветов. Нет самого перрона с пробивающейся травой и с металлическими пластинами Pasewalk. Кое-где еще есть канализационные люки с надписью Danziger Kanalization. Пока ещё есть «индейская деревня» — столетние

В-7 одноэтажные дома вдоль железной дороги, из кирпича и чёрных деревянных балок, с сиреневыми садами и булыжником, с башней костёла, со своей отдельной деревенской жизнью прямо под боком у самого большого торгового центра — «Балтийской галереи». «Индейцам» с самого начала говорили, что это временное жильё, чтобы они не делали ремонтов, потому что их скоро переселят. Со времен «Жестяного барабана» деревня мало изменилась. После войны сюда приехали новые индейцы из Вильнюсского края. Говорят, в садах индейской деревни похоронены жертвы конца войны, а их потомки долго ещё приезжали сюда, чтобы зажечь под деревьями свечи. Таксисты знают, что навигаторы в деревне теряются. Старики знают, где спрятаны входы в неоткрытые бункеры. По плану здесь должна пройти новая четырёхполосная трасса из ниоткуда в никуда.

Фото А. Векшиной, 2014

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Пока ещё есть старая пекарня на углу Вайделоты и Гражины, с пузатой колонной перед входом. Пока ещё внук первого хозяина печёт сырники и ватрушки, но дерева, огромного каштана на маленькой круглой площади в конце Вайделоты, касавшегося ветками всех балконов одновременно, — дерева нет. «Да, жалко, — говорит Михал — он жил как раз в квартире с балконом на каштан. — Жалко, но мне теперь не до этого, я теперь в Копенгагене».

В-7

Векшина Анастасия

Всё исчезает прямо сейчас. Правда, старый сапожник у площади, у которого в каморке над речкой всегда разговаривает католическое «Радио Мария», недавно покрасил решётки и дверь. Он плохо слышит, и когда заходишь, то его не видно из-за горы обуви — кажется, что внутри никого нет. Если попросить сапожника записать его на камеру, он не откажется: он уже снимался в двух немецких и одном шведском фильме — таких старых машин, как у него, киношники нигде не могут найти. Дальше, на перекрестке Варынского и Дануси, магазин старья. Ящики с пыльными кассетами, тарелками, выцветшие репродукции с ангелами, детские ролики и мятые туфли на каблуках. Популярный овощной — фасоль, спаржа, шпинат, сыр, кофе. Тут же — молочный бар «Смакош» со входом, выложенным синим кафелем. Дальше по Варынского к железной дороге — чистка подушек и перин в подвальном этаже: пух и перья вынимают, стирают, сушат и складывают обратно в новые розовые наволочки. Напротив — Союз немецкого меньшинства Гданьска, маленькая выцветшая вывеска. Никто никогда не слышал, чтобы кто-то из немцев здесь остался. Домофон с деревянными кнопками. «Мороженое», где сначала надо купить жетон, а потом с жетоном подойти в другое окошко за рожком. Рынок на Выспянского, где по вторникам, пятницам и воскресеньям даже зимой продают овощи: помидоры и перец лежат в машинах, укрытые клетчатыми шерстяными одеялами, а продавщицы стоят на улице. Мужик, который продаёт яйца, профессионально шутит про них бесконечные шутки, и вся очередь смеётся. Фонтан с танцующей девочкой и маленький Оскар на скамейке с барабаном в сквере на Выбицого — только с одной палочкой, вторую кто-то сдал на металлолом. Пустующий магазин канцтоваров на Песталоцци, у школы Гюнтера Грасса, открытый в 1970 году неким Гелиодором Щенсным — счастным без «не».

Фото А. Векшиной, 2014

Напротив школы — знаменитое граффити во всю стену: «А я жду под водой, что ты прикоснёшься ко мне, нежно, ландышем, сильно, губами, это так просто, достаточно быть…» дальше штукатурка отпадает. «Меня нет без тебя» — написано выше. «Меня нет для тебя» — ещё выше. Здесь начинается улица Голубиная — она короткая и ничем не примечательна

В-7

Вжещ (Wrzeszcz) — район Гданьска, расположенный между Средместьем (старым городом) и Оливой. Коммуникационный центр города, самый активно развивающийся его район. С 2010 г. территория административно поделена на Нижний и Верхний Вжещ. Здесь находится один из трёх гданьских вокзалов, а также Балтийская опера, Гданьский политехнический университет, один из старейших в Польше, и Медицинский университет. Кроме того, во Вжеще располагаются российское и немецкое консульства, православная церковь (Траугутта, 45) и синагога (Партизантов, 7). Первое упоминание о Вжеще относится к 1263 г. Этимологически название восходит к вереску — здесь были леса и вересковые поля. В 1345 г. Вжещ перешёл к Тевтонскому ордену, а с XV по XVIII в. здесь находились резиденции знатных горожан. В 1772 г. Вжещ был присоединён к Прусскому королевству. Немецкое название района — Langfuhr — отсылает к главной улице, современной Грюнвальдской. С 1807 г. Вжещ относился к Вольному городу Данцигу, а в границы города был включён в 1814 г. В 1870 г. в район была проложена железная дорога, а в 1896 г. начал ездить трамвай до центра Гданьска. С 1910 г. здесь действовал первый в границах современной Польши аэропорт. Во Вжеще в 1927 г. родился и провел детство нобелевский лауреат Гюнтер Грасс. По местам действия «Жестяного барабана» можно пройтись именно во Вжеще.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-8

Венцлова Томас

Венцлова Томас Клайпеда — Вильнюс, Литва Поэт, переводчик, эссеист, диссидент, правозащитник, литературовед

Предыстория Перевод Сергея Михайлова 2007

Смотри, как угрюмы места, где ты рос когда-то — в другом государстве, в ушедшем столетии. Скаты бесплодные дюн, ивняки да руина у кромки прибоя расскажут едва ли о тех, кто жил рядом с тобою. Сновало такси, обгоняя извозчичьи дрожки в количестве трёх. Окропив оранжадом дорожки парка, в четвёртом часу молодые хозяйки предместий, над детской коляской склонясь, находили прелестной кроху, со вздохом гербы поминали в имперской эмали и тени на старом балконе благоговейно внимали, чтобы затем погружал их наряды, причёски, подвески в пресные воды залива владыка морей Маринеско.

Что до пейзажа, вернёмся, он без небес не полон, в чью глубину засмотрелись зябкие волны полдня, трубы, скирды покинутых гнёзд и, со скуки, верно, вдоль канала рассевшиеся поодиночке вербы. Несёт камбалой, ветер клонит старую лодку к мосткам. Учитель идёт, я помню эту походку, к себе из больницы, думая, что вздремнуть не лишне, и тоскливо предвидит временное жилище: в мансарде сохнет бельё, ставень стучит, побелка осыпается (в колыбель?), громоздкому Марксу мелко в этажерке, за Дане квартал дробится, теряя облик, безысходно, как эхо, что возвращает оклик. 60

В-8

Арт-проект «Монумент», скрин с видео. Е. Уманский, 2014

III

Звон подков. Откликаются ложки и чашки в горке. Вблизи порта глаз обнаруживает на взгорке англиканскую церковь с крышкой горшка навроде кровли, далее ничего, граница. Порог Европы — топи, плоские побережья, удобренные приливом безымянных костей равно пруссов, венедов, ливов. Строки хроник: nach Osten, Westen, исход, и — плиты перекатов морских над кладбищами иприта и затопленных кораблей. Поток переспоришь вряд ли. Но в глухом углу и слабый отзвук предельно внятен. Так холодным утром двойник баркаса, в тиши канала оцепенелый, радует глаз живее оригинала,

так, проникнув в сон, едва различимый шёпот, повторяя бессмыслицу, вдруг сообщает что-то большее, чем дневные споры. О мире тех, кто канул в Лету, хлопочет бессонная нимфа Эхо. Над исчезнувшей родиной, от самого Гольфстрима до скандинавских шхер, дымящего Грабста мимо, Копгалиса поверх, как Судной трубы побудка, катится ясный ритм — туда, где и нас не будет. Он разбудит во тьме, проводит домой, наставит быть благодарным всему — и времени, что не оставит, строгий цензор, ни облика твоего, ни жеста в твёрдой памяти зеркала, фотографии, текста. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-8

Венцлова Томас

Нет природного рубежа 1 Впервые опубликовано в журнале «Вышгород», 2009, №3–4, с. 203–209

Для меня, литовца, Калининградская область — не просто соседняя земля, но и сложный психологический комплекс. Между областью и Литвой нет явного природного рубежа — разве что неширокий Неман, и то лишь на севере. До гитлеровских времен по обе стороны границы можно было услышать тот же язык и те же песни: литовцы, хотя и в небольшом количестве, жили вокруг Тильзита или Гумбиннена (теперешних Советска и Гусева). Всё же рубеж был и остался очень ощутимым. До войны, переехав границу, путешественник из Литвы попадал в мир более высокой цивилизации: каменные дома вместо деревянных, куда более ухоженные поля, уютные европейские городки вместо убогих порою деревень и местечек, асфальтированные дороги вместо грунтовых. Сейчас разница тоже заметна, но уже в пользу Литвы. От военных разрушений пострадала и Литва. Пожалуй, не меньше она пострадала от послевоенных сталинских репрессий. Но большинство людей в Литве всё же остались на прежних местах и, невзирая ни на что, чувствовали себя по-хозяйски. Калининградскую область заполнили переселенцы, среди которых поначалу господствовала ненависть ко всему здесь прежде бывшему, немецкому. После тяжёлой войны она была понятна, но её подогревали и власти. Позднее ненависть поблекла, но остались чувство неукоренённости и равнодушие. Это было свойственно едва ли не всей России — сталинский и послесталинский режимы срывали в ней с мест миллионы людей, калечили их судьбы, невзирая на все патриотические заклинания, искажали и замалчивали прошлое. Но Калининградская область даже на этом фоне была исключительным случаем. Здесь исчезли все старые названия мест. После войны существовали, пускай порою в плачевном состоянии, многие здешние замки, храмы, дворцы, городские ландшафты — почти всё это было бессмысленно разрушено или доведено до ручки многолетней бесхозяйственностью. Часть Восточной Пруссии, как известно, отошла к Польше, другая часть (Клайпедский край) — к Литве. Эти части пострадали от войны нисколько не меньше, но разница между ними и Калининградской областью сейчас очевидна. Увы, с каждым годом всё заметнее, что эта земля стала аномалией. Я часто приезжал в Калининград в юности. Даже служил один месяц в черняховских казармах в звании младшего сержанта. К службе в Советской армии я относился вполне скептически — это была армия тоталитарного, чужого для меня государства. Недавно я стал опять пересекать границу Калининградской области — то с Польшей, то с Литвой. Пересечения эти очень памятны. Поезд Калининград — Гданьск напомнил мне поезда, описанные в романах о Гражданской войне. В автобусе Советск — Таураге я даже занялся контрабандой. Некая девушка-литовка раздала пассажирам

В-8

Советск. Фото Е. Уманского, 2015

десяток бутылок водки, а на литовской стороне опять собрала их в свою сумку: одну бутылку на время приютил и я — что ж, дело житейское. Но всё это не столь существенно и со временем, видимо, сойдет на нет. Существеннее другое: земля эта уже не та, которую я помню с юности. В ней есть и развалины, и одичавшие поля, и — что, может быть, хуже — бездарные стандартные здания или чудовищный Дом Советов на месте Кёнигсбергского замка, руины которого я некогда видел. Но заметно, что здешние люди начали ощущать связь с Европой. Собственно говоря, они туда стремятся, как это происходит и в Литве. Некоторые уже не отрезаны наглухо и от истории края. Это освоение прошлого также есть часть стремления к Европе. Как это ни трудно, вряд ли можно сомневаться, что возвращение в Европу произойдёт. Здесь, пожалуй, не столь важны юридические моменты: важно, чтобы земля бывшего Кёнигсберга перестала быть аномалией на фоне своих соседей и тем более на фоне преуспевающих стран. Для Литвы, тем более для самого Калининграда, сейчас это едва ли не самый значительный вопрос. И поэтому стоит спокойно, без излишней риторики и подозрительности разобраться в наших отношениях. «Русская часть» в истории Калининградской области невелика: она исчисляется с 1945 года (если не считать эпизода в восемнадцатом веке). «Литовская часть», напротив, заметна, хотя юридически литовскому государству эти земли никогда не принадлежали. Прошлое Литвы и прошлое Кёнигсберга связаны такими крепкими нитями, что разорвать их немыслимо. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-8

Венцлова Томас

Многие в Калининграде, видимо, подозревают Литву в территориальных претензиях. Дескать, именно поэтому литовцы пытаются здесь раздувать своё незначительное присутствие и подчёркивать свои следы, чему необходимо препятствовать. Правительство Литвы много раз заявляло, что территориальных притязаний к соседям не имеет. Но в Литве на самом деле есть круги — скорее даже отдельные люди, — которые своими словами и действиями могут усиливать иное мнение. Литовцы часто называют Калининградскую область (и примыкающий к ней Клайпедский край) Малой Литвой. Это название не выдумано современными националистами: оно известно, по крайней мере, с шестнадцатого века. Тысячу лет назад вся эта земля была заселена балтскими племенами. На западе это были пруссы, которые позднее смешались с пришельцами из Германии и сами превратились в немцев. К востоку и северу, начиная примерно с теперешнего Полесска и Черняховска, земли пруссов, видимо, плавно переходили в земли, населённые близкими родственниками пруссов — литовцами. Прусский язык (остались три на нем изданные книги) примерно так же сходен с литовским, как польский и даже украинский с русским.

Пограничная река Неман, Советск, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2015

В-8 Ни литовцы, ни пруссы не были славянами. Правда, балтские и славянские языки родственны, но это всё же две разные языковые группы. После войны во многих изданиях утверждали, что Калининградская область — исконно славянская земля. Почему это делали, понятно: переселенцам пытались внушить, что эти места для них не чужие. Однако литовцы не без основания считали и продолжают считать это обидой. Путаница в этом, даже если она возникает без злого умысла, воспринимается ими как империализм. Сейчас, насколько я знаю, миф о славянском прошлом области сходит на нет. Но некоторым литовским деятелям удобно об этом мифе сталинских времен постоянно напоминать — чтобы не исчезали обида и страх перед «злостным русским империализмом». Пруссы долго и всерьёз воевали с немецкими рыцарями. Литва воспринимает эту войну как часть своей истории, тем более что после крушения пруссов ей пришлось самой воевать с Тевтонским орденом без малого двести лет. В советское время была написана и поставлена пьеса о прусском восстании Мантаса, по ней был сделан очень популярный фильм. След пруссов остался в географических названиях (увы, сейчас это уже не так), в городищах, а в одном месте даже в архитектуре. Калининградские друзья недавно свозили меня в село Романово (по-прусски Пабетай): там стоят руины кирхи — единственной, о которой известно, что в ней молились на прусском языке. Настоятель этой кирхи издал самую обширную из трёх сохранившихся прусских книг. Было бы прекрасным жестом, если бы её восстановили (может быть, с помощью Литвы) и устроили в селе музей погибшего народа. Литовцы в отличие от пруссов держались в восточной половине области много дольше. В шестнадцатом веке они, как и все здешние жители, перешли из католичества в лютеранство, а лютеране стремились проповедовать религию на местных языках. Поэтому именно в Кёнигсберге были напечатаны первая литовская книга, первый букварь, первый перевод Библии. На этих же землях появились первая литовская грамматика, первые стихи, первая книга басен, первая газета, первые научные труды, первый сборник фольклора. Именно в Кёнигсбергском университете была основана первая в мире кафедра литовского языка. В селе Тольмингкемен (по-литовски Тольминкемис, ныне Чистые Пруды) жил современник Державина, поэт Донелайтис — первый литовский автор, который обрёл европейскую известность. Я помню времена, когда кирха, в которой он служил, находилась ничуть не в лучшем состоянии, чем кирха в Романове. Однако ещё при советской власти её отстроили — она и сейчас украшает село. На основе диалекта Донелайтиса возник литовский литературный язык. Когда царские власти запретили печать на литовском языке, она была организована на германской территории. Первая литовская освободительная газета «Аушра» издавалась в Рагните и Тильзите. Дата основания «Аушры», 1883 год, обычно считается датой рождения современного литовского народа. Забыть обо всём этом народ не может, да и не должен. Совершенно таким же образом русские никогда не забудут об Украине летописца Нестора, Гоголя и Михаила Булгакова. Из этого ещё не следует, что Украина должна быть присоединена к России, а Калининградская область — к Литве.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-8

Венцлова Томас

Систематическая германизация привела к тому, что в начале двадцатого столетия литовцы стали в Восточной Пруссии не слишком заметным меньшинством. Правда, сохранялись остатки языка и фольклора. В Тильзите жил литовский писатель Видунас. Фигура это была своеобразная — его можно сопоставить с Николаем Рерихом. У Видунаса в Литве много поклонников и последователей, и я рад, что его дом в Советске сейчас отмечен мемориальной доской. Были литовцы, которые во время Первой мировой войны и после неё мечтали о присоединении восточнопрусских земель к новому (возникшему в 1918 году) литовскому государству. Кончилось это тем, что к Литве отошёл Клайпедский край. Но южнее Немана восстановление прежних литовских корней было уже нереально. Эти корни окончательно подрубил Гитлер. Надо сказать, что не один местный литовец — и к югу от Немана, и в Клайпедском крае — оказался на стороне нацистов и к Литве добрых чувств не испытывал. Были и другие, но вряд ли они были в большинстве. Пожалуй, в конце Второй мировой войны на территории нынешней Калининградской области оставалось процента три населения, которое можно было считать литовцами. Многие из них погибли при занятии области советскими войсками, другие ушли или были выселены вместе с немцами. Здесь я коснусь одного острого вопроса. Известно, что Сталин, мягко говоря, смотрел сквозь пальцы на дурное обращение советских войск с мирными германскими жителями. «Законная месть» не просто допускалась, но и возводилась в принцип. Было совершено немало преступлений. Есть литовцы, которые, основываясь на этих фактах (и на старых материалах немецкой пропаганды), говорят и пишут о геноциде немецкого и литовского народов в Восточной Пруссии. Преступления замалчивать нельзя, кем бы они ни творились. Но мне претит, когда память о них используется для пропагандистских игр — опять же, кем бы это ни делалось. Некоторые восточнопрусские литовцы, оказавшиеся на Западе, продолжают настаивать на том, что Калининградская область есть исконно литовская территория. Об этом писались и пишутся акты, обращения и протесты. Сейчас это маргинальная деятельность, вряд ли имеющая политическое значение (хотя её и поддерживают определенные круги в Литве). Более осмысленная работа — издание книг, фиксирующих литовское и вообще балтское прошлое края. Кстати говоря, в советское время существовали проекты объединения Калининграда с Литвой. Утверждают, что Сталин предлагал литовскому советскому правительству Калининград в 1944–1946 годах, а Хрущёв — в 1958–1959 годах. (Антанас Снечкус, литовский генсек, якобы два раза отказался). Эти утверждения, в общем, легендарны. Однако совсем недавно обнаружены архивные материалы 1961 года, которые доказывают, что советская Литва действительно создавала план присоединения теперешних Советска, Немана и Славска, а также всего Куршского залива и косы — по образцу того, как к Украине был присоединён Крым. Москва этот план не одобрила. 66

Советск, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2015

В-8

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Интереснее то, что литовцы в Калининградской области всё же сохранились как национальное меньшинство и почти в тех же масштабах, как до войны. Говорят, осталось даже несколько довоенных семейств. Прочие — переселенцы, как и русские. В последние годы их деятельность оживилась — в определённой мере возрождается положение, имевшее место в донацистские времена. Это не только соответствует демократическим стандартам, но и придаёт больший интерес и разнообразие краю, а в будущем может послужить и его процветанию.

В-8

Венцлова Томас

У Литвы нет и не должно быть территориальных притязаний к России и Калининграду, однако в судьбе этого края мы заинтересованы. Нам важно, чтобы он развивался свободно, разумно и успешно, становясь частью Европы не только географически, но и по существу. В случае Калининграда можно говорить об экономическом интересе Литвы, об экологическом интересе (Куршская коса и залив, разумеется, наше общее дело), но прежде всего об интересе культурно-историческом. Определяя судьбу этой области, Сталин не справлялся о мнении окружающих народов, в том числе и русского. Его интересовало прежде всего стратегическое положение края. Союзники согласились отдать область России как компенсацию за потери во Второй мировой войне, и можно сказать, что это отчасти справедливо — конечно, если вообще принимать принцип территориальных компенсаций. По сегодняшним нормам — и вообще по человеческим нормам — выселение прежних жителей области, тем более сталинскими 68

В-8

методами, было недопустимой практикой. Однако что произошло, то произошло, и лечить это прежними методами нельзя. Этнографические карты древних веков, которыми любят оперировать литовские учёные и некоторые политики, стали чисто историческим документом. К реальности двадцать первого века они не имеют отношения. Более того, они не имели отношения к реальности уже во времена Первой мировой войны. Можно — и даже надлежит — чувствовать моральное негодование по поводу уничтожения древних жителей края, но область морали и область политических решений не совпадают. О Литве в теперешней Европе будут судить по её зрелости, а не амбициозности. Так же и с Россией будут считаться не потому, что она сильна и грозна, замкнута и строго централизована: будут считаться только в том случае, если она займёт конструктивную позицию. Российская империя — будь она царской, сталинской или какой-либо иной — дело прошлого. Я не берусь судить, как отразится демократическое развитие России на дальнейшей судьбе Калининградской области, но я твердо знаю, что решающее слово будет — и должно — принадлежать живущим здесь людям. Знаю и то, что границы в мире должны постепенно терять значение — не дай Бог их вновь укреплять и закрывать на замок. В бывшей Восточной Пруссии произошло много печального. Но сердиться на историю — примерно то же самое, что сердиться на земное тяготение. Лучше историю преодолевать (так люди преодолели тяготение, создав летательные аппараты). Каждому литовцу важно, чтобы сохранялось культурное наследие так называемой Малой Литвы. В деле его сохранения можно сделать много больше — было бы желание. Говорят, что этого желания у калининградцев нет. Возможно, литовцы часто принимают за злой умысел обычную бюрократическую неразбериху и бездеятельность. Но многое смягчилось бы, если бы мы полностью «открыли тему» — почаще вместе откровенно и цивилизованно говорили обо всех проблемах и обидах.

Мост королевы Луизы, Советск, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2013

Взять хотя бы вопрос традиционных географических названий. Я решительно не понимаю, почему великий европейский город Кёнигсберг должен называться именем деятеля, заслуги которого весьма сомнительны. Почему Тильзит, известный в мировой истории, должен напоминать своим теперешним именем о системе, которая вряд ли принесла русскому народу много хорошего? Понятно желание увековечить погибших воинов, но есть много достойных способов хранить память о Багратионе, Черняховском или Гусеве, кроме переименования городов. Однако я знаю, что и здесь решение должно принадлежать самим жителям края. Всё же больше меня занимает другое. Я думаю о людях — например, о девушке-контрабандистке, курсирующей между Советском и Таураге, о парнях в калининградском баре, о школьнике, которому довелось расти где-нибудь в Чистых Прудах или Романове. Мне хочется, чтобы они жили более зажиточно, спокойно, а прежде всего, более осмысленно. Хочется, чтобы они лучше понимали, где живут, и захотели улучшать места, с которыми связана их судьба

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-9

Власов Владимир

Власов Владимир Черняховск, Россия Специалист по истории города Инстербурга

Insterburg — Черняховск Собираясь посетить морское побережье российского эксклава, западный город Калининград, необходимо иметь в виду, что отдалённая от остальной части страны территория раскрывается в полной мере лишь при посещении малых городов. Одним из них является Черняховск, географически расположенный в центре области (или, как говорят, «на востоке»). Добраться до него из Калининграда можно несколькими путями: сев в вагон поезда на старом городском вокзале (Южном) либо воспользовавшись услугами общественного или частного транспорта. Дорога до Черняховска займёт час-полтора вашего времени. Весь путь вас будет сопровождать большой равнинный ландшафт, изрезанный реками и речушками. Вдоль автомобильной дороги вытянутся небольшие деревеньки со старыми одноэтажными домами, скатными черепичными крышами и большими гнёздами аистов — постоянных обитателей этой земли. Эти благородные птицы, приносящие весеннее тепло, своей окраской издали напоминают тевтонских рыцарей. В деревне под названием Междуречье ландшафт начинает меняться. Брусчатая мостовая, виляя, уводит дорогу вверх, а с левой стороны открывается вид на старую речную долину, образовавшуюся в результате таяния ледников, медленно сползавших со Скандинавских возвышенностей около десяти тысяч лет назад. Черняховск не встретит вас сплошной многоэтажной и серой застройкой. При подъезде к городу линию горизонта слегка заденут шпили двух церквей (бывших кирх). Чётко выраженного центра, старой парадной площади в городе нет. Он был уничтожен в 1944–1945 годах, а всё, что могло напоминать о нём, было снесено в 1960–1970-е годы. Город состоит из небольших частей-кварталов, в каждой из которых отдельного внимания заслуживают как провинциальная немецкая архитектура, так и пустоты, образовавшиеся в ходе последней войны. Благодаря им появились новые виды на окрестности, а в некоторых местах обнажился ландшафт. Черняховск расположен на небольшой возвышенности, преимущественно на крутом левом берегу реки Анграпа (нем. Angerapp), которая, плавно 70

В-9

Старая рыночная площадь и Кирха Лютера в Инстербурге, 1910-е гг. Почтовая открытка из фондов отдела эстампов Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

выходя из города, встречается с небольшой и заболачивающейся в летние жаркие месяцы речушкой Инструч (нем. Inster). Их слияние (у подножия башни Бисмарка) даёт начало новой реке Преголе (нем. Pregel), быстрые, но в то же время спокойные воды которой движутся по направлению к морю. Необходимо упомянуть ещё один ручей, также повлиявший на формирование данной местности, — Чернуппе (нем. Tschernuppe). Он пробил себе дорогу, вытекая из озёр с юго-восточной возвышенности. И только в начале XIV века рука человека приостановила ход природных изменений. С приходом рыцарей Тевтонского ордена в земли пруссов, в частности в Надровию (нем. Nadrauen), появляются первые черты средневековой цивилизации. На месте древнего городища пруссов устраивается орденский дом Инстербург (нем. Insterburg). У его стен возводится дамба, остановившая течение Чернуппе и образовавшая впоследствии два пруда, которые существуют и по сей день. Официальной датой основания замка Инстербург принято считать 1336 год, хотя самые ранние упоминания о строительстве относятся к первому десятилетию XIV века. Изначально орденский Дом мыслился в качестве самой восточной крепости, способной защитить новое государство от периодических набегов литовцев. Меньше столетия комтурский замок героически отражал нападения врага. Если мы представляем себе рыцарство с присущими ему сражениями в доспехах, подвигами, аскетическим образом жизни, то это имело место только в данное время, в XIV столетии, которое завершается визитом в замок графа Дерби, будущего английского короля Генриха IV. В начале XV века замок был понижен в статусе до пфлегерамта, его помещения и территория использовались под склад провианта и оружия. Свои последние дни доживали сводчатые окна и витражи капеллы, настенные росписи, многочисленные башни с флюгерами, подвесные мосты. 71

В-9

Власов Владимир

После создания протестантского герцогства Пруссия (1525 год) неоднократно перестраивавшийся замок становился резиденцией представителей бранденбургско-ансбахской ветви династии Гогенцоллернов (герцоги Альбрехт Бранденбургский и Георг Фридрих фон Ансбах, курфюрсты Иоганн Сигизмунд и Георг Вильгельм, шведская королева Мария Элеонора фон Бранденбург и другие). Впоследствии использование комплекса зданий под склад, тюрьму, госпиталь, квартиры чиновников городского суда к концу XIX века не оставило намёка на средневековое происхождение, только из-под слоя штукатурки все еще проглядывала готическая кладка кирпича. В XIX–XX веках здесь расположился городской исторический музей с огромной коллекцией экспонатов. Война и послевоенное время довершили облик замка, придав ему несколько романтический образ с красно-кирпичными руинами цитадели и двумя сохранившимися постройками форбурга.

Городская водонапорная башня, 1898 г. постройки, сохранилась. Почтовая открытка из фондов отдела эстампов Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге

Город Инстербург возник из нескольких поселений немецких колонистов вокруг замка. Десятого октября 1583 года права города и сопутствующие привилегии были дарованы им прусским маркграфом Георгом Фридрихом. Его инициалы (латинские буквы G и F) можно увидеть на современном гербе Черняховска. То, что мы можем с вами наблюдать сегодня в Черняховске, больше подходит под описание города ХХ века, преимущественно 1920–1930-х годов. События предшествующих столетий почти не оставили следов. Главный символ довоенного города — высокая кирха Лютера, построенная в эпоху Реформации, исчезла в 1970-х годах. Вместе с ней была утрачена любопытная и интересная портретная живопись XVII века, принадлежавшая руке Михаэля Цайгерманна. Сохранившиеся фотографии с видами церковных интерьеров и живописных полотен дают возможность познакомиться с персонажами старого города, выступившими натурщиками при написании библейских сюжетов.

В-9

Инстербург пережил страшные пожары (в 1590 и 1690 годах, когда весь город был поглощён беспощадной стихией), эпоху Тридцатилетней войны (1618–1648 годы, когда город достиг своего наивысшего расцвета), страшные чумные годы (1709–1710), оставившие после себя пустоту на улицах. Прибывшие в первой трети XVIII века переселенцы из Зальцбурга, Пфальца и Швейцарии принялись за восстановление земли. Однако вскоре последовало время разорившей Инстербург Семилетней войны (1756–1763), Наполеоновских войн (1812–1813), наконец Первой мировой войны (1914), когда здесь расположилась ставка верховного командования войск Российской империи. Война как фактор оказала большое влияние на укрепление этого стратегически важного пункта. Инстербург стал большим военным городом с кварталами массивных краснокирпичных казарм.

Силосная башня речного порта, 1925 г. постройки (предполагаемый архитектор — Генрих Вестфаль). Фото В. Власова, 2013

Во второй половине XIX века строится большой железнодорожный вокзал (1860-е годы) и уникальная конструкция купольного депо (1870-е годы), продукт гениальной инженерной мысли Иоганна Вильгельма Шведлера, верховного строителя Прусского королевства (ул. Железнодорожная, 15). Совершая прогулку по Черняховску, вы неизбежно встретитесь с культурным наследием ХХ века. Оно может казаться несколько неухоженным и выглядеть

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-9

Власов Владимир

Дорожный тоннель с железнодорожным полотном сверху, 1913–1920-е гг. постройки. Фото В. Власова, 2013

самым печальным образом. Порядка 70 % исторической застройки медленно и неохотно поддаются натиску рекламно-штукатурной руки современной цивилизации. А когда-то, в период Веймарской республики, преимущественно в конце 1920-х — начале 1930-х годов, провинциальный Инстербург превратился в крупный торговый, транспортный и культурнообразовательный центр на востоке Германии. Начало этому процессу положило восстановление разрушенных городов Восточной Пруссии в период Первой мировой войны. В менее пострадавшем от военных действий Инстербурге обосновались и открыли мастерские и бюро архитекторы, прибывшие из центральных земель Германии. В 1920-х годах молодая республика пытается разрешить накопившиеся проблемы, ответить на социальные запросы. Такого строительного бума (в прямом смысле слова) в истории города никогда больше не наблюдалось: торговые павильоны, образовательные учреждения, речной канал и порт, конно-спортивные комплексы, казармы, аэродром (1935 год), троллейбус (1936 год)… Передвижение на автомобиле не позволит чувственно проникнуться прошлой и настоящей жизнью провинции. Только в пеших прогулках по булыжным мостовым перед вами откроется Черняховк с уцелевшими улицами и кварталами довоенной застройки, заброшенными парками и природными ландшафтами. Начнем путешествие с центральной площади Ленина, бывшей торговым рынком и парадным местом (нем. Alter Markt). До войны она имела плотную застройку со всех сторон, упомянутую кирху Лютера, здание ратуши. Всё погибло в огне и разрушениях 1940-х годов. Два памятника встретят нас на этой площади: это великий полководец и герой Отечественной войны 1812 года Михаил Богданович Барклай де Толли (скончавшийся неподалёку от Инстербурга) и, напротив, вождь революции Владимир Ильич Ленин. В свадебные дни у подножий обоих красуются цветочные букеты.

В-9

Заключившие брачный союз охотно фотографируются у памятников, прогуливаются в скверах возле них, оставляя после себя разноцветные конфетти. Ветер торжественно разносит мелкую россыпь по широкой брусчатой площади и изредка напоминает о некогда проводившихся здесь парадах. Единственный элемент, оставшийся от старой застройки — это портал, выполненный в виде трёх готических арок в 1920-х годах. Он оформляет крутой ступенчатый спуск к реке и радужному мосту. Пройдя снова над рекой, мы окажемся у лежащего в речной долине стадиона с современным названием «Прогресс» (так именуется и городская футбольная команда). Он вместе с бассейном, небольшим «амфитеатром», теннисными кортами был построен в 1920-х годах, когда набирало силу масштабное движение за здоровый образ жизни на природе и с природой. За спорткомплексом в излучине реки с 1926 года стали проводиться международные конные турниры. С середины 1920-х велось строительство крупного ипподрома, включавшего элегантные конно-спортивные сооружения. Инстербург по праву называли конной столицей Германии. Здесь проходили подготовку олимпийские спортсмены к олимпиаде 1928 года (в Амстердаме) и несостоявшейся в 1940 году (Хельсинки). С 1995 года Черняховск (первый российский город) в силу исторических заслуг своего предшественника провёл на главном поле стадиона несколько международных конноспортивных соревнований (этапы Кубка мира Volvo, командный турнир Кубка наций Samsung). Казалось, что жители всего города собирались на стадионе, пристально наблюдая за движениями всадников и лошадей. Если лошадь задевала планку или не проходила одно из препятствий, стадион вздыхал в едином порыве. И сейчас в Черняховске каждой осенью проводят турниры на новом поле конного завода Георгенбург (рядом со старым одноимённым замком 1350 года), где можно полюбоваться лошадьми трех известных пород — тракененской, ганноверской и гольштинской. От стадиона мы продолжаем наше путешествие. Дорога, уводящая нас вверх по дну оврага, выведет в старую центральную часть современного города: улицы Спортивная, Гагарина, Советская, на пересечении которых стоит круглая водонапорная башня. Башня — один из главных символов Черняховска. В верхнем ярусе сохранился оригинальный водный резервуар, построенный по системе инженера Отто Интце. Магистрат Инстербурга приобрел довольно дорогое, но отвечающее всем современным требованиям и запросам гидротехническое сооружение. Водонапорная башня с широким цилиндрическим верхом была построена из красного клинкерного кирпича в 1898 году. Арочный портал украшен щипцами, над ними расположена ниша с рельефным изображением городского герба, что довольно редко встречается в подобных сооружениях. Общая высота — 30 метров. Построенная в стиле историзма, она усиливала образный эффект Инстербурга как средневекового города, неизменным атрибутом которого являлись архитектурные вертикали. Башня как донжон, башня как замок. В ней чувствуется строгий дух милитаризма. Она готова вступить в бой как шахматная фигура ладьи. На своеобразной площади, окружающей башню, обращает на себя внимание киоск, построенный в начале 1930-х годов. В некотором роде он отрицает существование крупной башни своей круглой и приземистой формой. Особое внимание стоит обратить на улицу Комсомольскую. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-9

Власов Владимир

Здесь стоит построенный в 1905 году дом «Порт-Артур» с большим замкнутым и просторным внутренним двором — название напоминает о важнейшем событии мировой истории того времени. Прогулка по району улицы Гагарина обнаруживает три интересных сюжета. Первый — казармы артиллерии и инфантерии, построенные в 1830-х и 1860-х годах. Сохранившийся городок плацев, стрельбищ, длинных казарм и жилых домов, предназначенных для офицеров и их семей. Здесь и сейчас чувствуется в некоторой степени этот дух, подкрепляемый существующими воинскими частями. С другой стороны, жизнь за стенами и оградами видится местами сомнительной: она растворяется в пустых и зияющих окнах, в тишине краснокирпичных комплексов. Второй сюжет — внушительное здание с внутренним двором по адресу: ул. Гагарина, д. 26, сейчас средняя общеобразовательная школа №1. Она была построена в 1927–1928 годах и названа в честь выдающегося швейцарского педагога Иоганна Генриха Песталоцци.

В-9 Осенью 1945 года в стенах здания открылось первое учебное учреждение Инстербургского района. Сооружение имеет просторный зал с большими сводчатыми окнами на третьем этаже, с замковыми камнями, напоминающими носы кораблей с круглыми световыми фонарями (фарами). Возведенное из тёмного клинкерного кирпича, оно составило единый ансамбль с окружающими постройками. Интерьеры здания полностью сохранены. Это одно из самых примечательных школьных сооружений, построенных в Восточной Пруссии.

Башня Бисмарка, 1913 г. постройки (архитектор Шлихтинг). Фото В. Власова, 2013

Третья остановка ждёт нас после моста над железной дорогой: вправо уходит улица Элеваторная, д. 2–18, и ул. Гагарина, д. 40 — бывший рабочий посёлок-улица Bunte Reihe («Пёстрый Ряд», 1921–1924 годы). Это первенец «цветного строительства» ХХ века в Восточной Пруссии. «Пёстрый ряд» — уникальное и единственное на территории России произведение известного архитектора, представителя органической архитектуры Ханса Шаруна. Ансамбль улицы был завершён двумя «домами-кораблями», один из которых сохранился. Названием этот пригород обязан первоначальной покраске зданий в жёлтый, красный и синий цвета. Своеобразно выполнены фасады. Фрагменты внешнего декора находят отражение в стоящем напротив доме. Обращает на себя внимание и оформление порталов, в котором стилизованные элементы своими остроконечными линиями отсылают нас к тевтонскому строительству. Каждый из двухэтажных домов поделён на четыре квартиры, предназначавшиеся для рабочих железной дороги и почтовой службы. За домами — небольшие садики. Вероятно, Шарун также участвовал в разработке плана другого пригорода-посёлка — Шприндт (Sprindt), довоенное название которого и сегодня неофициально используется при упоминании этого района, расположенного к северо-востоку от центральной части города. Дальше можно посетить стоящий недалеко от водонапорной башни католический костёл св. Бруно Кверфуртского (ул. Ленина, д. 15а), действующий с 1993 года. Церковь неоготического стиля была построена в 1902–1904 годах под руководством известного немецкого архитектора Фридриха Хайтмана, создателя церкви Святого семейства в Кёнигсберге. Улица Ленина является центральной артерией города: пешеходной, проезжей. От площади Ленина она набирает небольшую высоту и затем равномерно ведёт вас до железнодорожного вокзала. Здесь всегда много машин и шума (вплоть до вечерних сумерек), и на ней мало осталось того, что можно было бы причислить к немецкому наследию: брусчатая мостовая, велосипедные дорожки 1937 года, несколько домов XIX и начала ХХ века. Параллельно ей от площади ведёт в сторону вокзала вторая улица — Пионерская. Главная её достопримечательность — церковная площадь, как бы привязанная к улице одной стороной. Там, где более ста лет назад были картофельные поля, возвышается Свято-Михайловская православная церковь (бывшая реформатская, или гарнизонная, кирха). Краснокирпичная колокольня (65,8 м), позади — две небольших башенки. Построена в 1890 году (архитектор Фридрих Адлер) в романском стиле с тремя нефами и просторным внутренним залом с хорами. После 1945 года здесь размещались то склад, то клуб, то спортзал, пока в 1989 году здание не было передано православной общине.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-9

Власов Владимир

Ветхий дом 1905 г. постройки. Фото В. Власова, 2013

Здесь же вы увидите школьное здание 1929 года (ныне гимназия №2) из обожжённого тёмного клинкерного кирпича, построенное в духе так называемой «новой вещественности». До войны это было городское профессиональное училище для девушек, где преподавали домоводство, швейное и поварское дело, готовили домашних учителей и экономок. В народе его называли «академией биточков». Кроме того, на одной из сторон площади стояло здание высшего женского лицея им. Гинденбурга, выполненное в классическом стиле. В наши дни на его месте находится Педагогический институт… Традиции религии и просвещения, прерванные войной, вновь вернули этому месту изначальный смысл. Тихая и строгая площадь, сквер

В-9

с действующей православной церковью в центре. Картина заставляет задуматься не столько об архитектурном наследии, сколько о выживающих в любых обстоятельствах ценностях человеческого бытия… По улице Садовой вы можете попасть на Театральную площадь (Neuen Markt). Стоит обратить внимание на две примечательные постройки: здание Общественного дома (Gesellschaftshaus, 1881 год; Stadthalle, 1939 год) и рынка (Markthalle, 1927 год). В архитектурном облике Дома прослеживаются необарочные тенденции, характерные для начала прошлого века, а также элементы классического стиля и неоклассицизма. Общественный дом — старая театральная сцена, место встреч общественности, ресторан, симфонический оркестр. В парадном зале Дома выступали с концертами великий швейцарский дирижёр и пианист Эдвин Фишер, блистательная исполнительница произведений Бетховена Элли Най. Василий Кандинский, Томас Манн, позже Любовь Орлова и Фаина Раневская были гостями в этом Доме. С 1936 года один из залов здания перестраивается, в нём появляются стеклянный потолок, оригинальное электрическое освещение. К 1938– 1939 годам его стены покрываются масштабными росписями кёнигсбергского профессора живописи Эдуарда Бишофа на тему ключевых моментов истории города (от прихода рыцарей ордена до конного турнира 1939 года). Увы, казеиновые росписи утрачены, горожане лишились исторических сюжетов — так же, как и архивов Инстербурга, города потерянной письменной истории. Здание рынка (архитектор Вальтер Браш) представляет собой вытянутый в плане прямоугольник. Все четыре бетонных фасада имеют разное архитектурное решение. Торцевой фасад, выходящий в сторону Общественного дома, обладает строем вертикальных окон, наружными лестничными подъёмами к высокому крыльцу, придающими торжественный вид. К площади обращена открытая галерея, фланкированная по сторонам двумя более широкими и высокими выступами разной конфигурации. Здание органично вписано в пространство новой площади за счёт открытой колоннады прямоугольных элементов. Крыша сооружения ступенчато поднимается вверх, повторяя линии и формы площади. Теперь рекламные лоскуты вместе с беспокойно вторгающимися стеклопакетами скрыли формы здания рынка. В 2013 году на площади взамен старого прямоугольного бассейна установлен фонтан, изготовленный в Китае. Огородивший место для парковки новый забор, фонтан и даже фонари кажутся немного чуждыми и неправильно подобранными деталями для старой площади. Однако они говорят нам о современных модных тенденциях в оформлении, о простом, в конечном счёте, сочетании формы и функции.

Современный вид с водонапорной башни на католическую и православную церкви. Фото В. Власова, 2013

За театральным Домом находится поистине прекрасный парк — Стрелецкая долина (Schützental / Schützenpark), история которого восходит к орденской эпохе. Стрелецкие союзы (гильдии) появились в Новое время, здесь горожан обучали навыкам стрельбы и самообороны в трудные военные времена. В начале 1920-х годов берлинский ландшафтный архитектор Гуго Кауфман (заведующий Инстербургской дирекцией садов и парков) проводил работы по реконструкции этого пространства. Первая треть ХХ века стала периодом

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-9

Власов Владимир

расцвета парковой архитектуры в Германии. В скором времени деятельность Инстербургской дирекции садов стала образцом для подражания во всей стране. Лишь немногие немецкие города могли предложить нечто подобное. Берега двух прудов были выравнены, посажены южные деревья платаны. Долину парка разделяет ручей, через который перекинуты небольшие мостики. Здесь теперь нет монумента «Германия» и памятного знака предприимчивому бургомистру Отто Корну. Сама природа здесь — как памятник, увядающий и вновь возрождающийся. Вокруг замка Инстербург также можно совершить небольшую прогулку. Вы увидите прусскую помещичью усадьбу 1894 года (вилла Брандеса), поместье Альтхоф (1734–1868 годы, ул. Портовая, д. 3), старое кладбище и памятный знак Анхен фон Тарау (легенде немецких песен), затерянную башню (ул. 22 Января). Настоящий речной порт и канал, построенные в 1921–1926 годах, связали город с Балтийским морем. Одинокая «башнямаяк» своими формой и содержанием затерялась в пространстве и времени XXI века… Дом-Замок Инстербург. Руины позднего Средневековья, памятник истории, центр творческих инициатив, уникальное культурное явление в Калининградской области. Студенческие практики и научные конференции, форумы и советы экспертов в рамках международных образовательных проектов. Традиционные экскурсии и театральные представления оживляют перед нами целые эпохи. Музей, художественная и ремесленные мастерские. Фестивали современного искусства, приносящие новое как средство от вечного сна консервативной провинции. Замок и Город: таинственная, но очевидная связь, как некогда существовавший подземный ход из крепости. Прожекты и реальность… С 1997 года на территории площадью 2,5 га некоммерческий фонд «Дом-Замок» продолжает вести диалог с городом и его жителями. Разговор там, где некогда началась история, там, где развалины открывают путь к преображению… Неизменной остаётся тесная взаимосвязь понятий Дома и Замка. Здесь вы познакомитесь с людьми, создавшими рабочий механизм, главной деталью которого является энтузиазм. Он движет ими уже второе десятилетие. Здесь, в центре города, в своеобразном окружении (ограждении) руин протекает несколько иная, чем в самом городе, жизнь. В этом месте по-другому чувствуется ход времени. Особое значение придаётся традициям. Слово неразрывно связано с ответственностью. Здесь не боятся мечтать, потому что первыми делают шаг на встречу загаданному. Рассказать о Замке — значит отдать часть себя, поделиться сокровенным. А место для исповеди, как правило, находится в церкви… В завершение знакомства с городом Черняховском можно отправиться через замок Георгенбург к башне Бисмарка (1913; не доезжая до пос. Красная Горка) Башня названа в честь великого рейхсканцлера, создателя Германской империи Отто фон Бисмарка. Построена по проекту архитектора Шлихтинга строительным мастером Эмилем Кадерайтом на пожертво-

В-9 вания горожан и при содействии муниципалитета Инстербурга. С возвышенности, на которой стоит суровая башня, открывается волнующий вид не только на речную долину Инструча, но и на сам город. Здесь, с вершины холма, а точнее с высокого правого берега древней реки (долина которой впервые предстала перед нами в Междуречье), открывается панорама Черняховска. Снова мы увидим шпили двух церквей, верхнюю часть водонапорной башни, купол-маковку виллы Брандеса и ещё несколько примечательных деталей городского ландшафта. Позади башни находится старый лес, по правую руку — прусское языческое городище Неттинен (Nettienen), окружённое плавными полями. К началу Второй мировой войны Инстербург, скорее всего, выглядел несколько безобразно с точки зрения инженера и градостроителя. Старые кварталы, низкие дома, ветхие постройки соседствовали с многоэтажными современными строениями. В протестантском военном городе не было места роскоши как излишеству. Модернизм был несколько строгим, геометрическим. Однако вряд ли у коренных жителей могло возникнуть чувство дискомфорта при неспешной прогулке по парку, по дороге домой или при взгляде из окна. Очевидно, что при всех государственно-политических и хозяйственных реалиях конца 1930-х годов Инстербург не мог оставаться в прежнем виде. Тесная застройка прежних лет, выглядывающие редкими островами модернистские здания ХХ века вряд ли могли существовать в прежних границах. Поэтому уже в 1939 году была развёрнута деятельность по реализации плана полного обновления города, но война не дала ему осуществиться. Черняховск — интересный город с присущими ему контрастами бывшей немецкой и нынешней российской провинции. Часто бремя истории довлеет над его жителями. Город своеобразной ностальгии: мы никогда не жили в Инстербурге и никогда по-настоящему не сможем прочувствовать дух ушедших времён. Но мы с громадной силой тянемся к поставленному перед нами эталону — Инстербургу. Мы обращаем своё пристальное внимание в прошлое, пытаясь принять его. Вероятно, так легче «пустить корни» на этой земле, судьба которой во все времена состояла в том, чтобы принимать переселенцев. Нам нетрудно понять инстербургское изречение, украшающее гранитный постамент на одной из улиц: «Настоящие граждане создают настоящее государство, а не наоборот. Если ты не можешь сделать что-то в одиночку, то соединись с другими, которые хотят того же» (Герман ШульцеДелич). Эти слова отвечают большому опыту прошедших столетий. Бедствия и разрушения, упадок и расцвет были свойственны этому месту. Образ довоенного Инстербурга был рождён в 1920-х годах: сельскохозяйственная провинция и город военных пережили модернизацию жизненного уклада. Отсталый и застойный город в короткий период времени приобрел привлекательность для приверженцев модернизма, которые завершили образ Инстербурга. Катастрофа середины ХХ века открыла новые страницы его истории

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-10

Володько Агнешка

Володько Агнешка Гданьск, Польша Художник, куратор Центра современного искусства «Лажня», Гданьск

Для Запада — Восток, для Востока — Запад Перевод Игоря Белова

Мне нужно написать текст для путеводителя по тем местам, где проходило наше путешествие, и я роюсь в памяти — за что бы зацепиться. Что мне показалось более всего характерным и узнаваемым? Ищу, вспоминаю и… кажется, нашла! Мне хотелось бы рассказать о замеченном мной в этот и предыдущие приезды парадоксе этих уникальных территорий. И вот что я думаю — то, чем является территория бывшей Восточной Пруссии для гостя издалека, зависит от того, откуда этот человек приехал.

Для Запада — Восток Также мне кажется, что привлекательным в глазах Запада этот регион делает его отдаленность, расположенность на восточной, малоизвестной окраине Европы, и это автоматически включает его в контекст феномена Другого. Как замечает графиня Марион фон Дёнхофф, детство и юность которой прошли в Восточной Пруссии: «Здесь действовали совершенно иные обычаи и традиции, нежели в других частях Германии. И так было даже в пределах одного и того же социального слоя — было удивительно, насколько отличался сам образ жизни. Важной особенностью оказывалось и то, что социальные группы носили межнациональный характер. И это было характерно не только для рабочей среды, но в той же степени для интеллигенции и аристократии»1. Dönhoff M. Dzieciństwo w Prusach Wschodnich. Kielce: Pellegrina, 2006. S. 140

Так что этот край, находящийся на периферии, не до конца изученный, и поэтому не поддающийся рациональному осмыслению, притягивал, словно магнитом, разного рода вольнодумцев, анархистов и маргиналов, которых не устраивали реалии немецкого государства (и не его одного). Так, к примеру, в XVI и XVII веках на землях в бассейнах Вислы, Преголи и в окрестностях Клайпеды осели голландские меннониты — члены протестантской секты, признававшие только два таинства: крещение (но лишь для взрослых) и евхаристию, проповедовавшие пацифизм и непротивление, а также отрицавшие присягу, судебные тяжбы и участие в делах государства.

В-10

Вид на площадь Победы, Калининград. Фото Е. Уманского, 2010

Said E. Orientalism. N.Y.: Vintage, 1979. P. 1

Ibid. P. 20. Цитируется перевод А. Говорунова по изданию: Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб., 2006. Примеч. ред.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Рискну предположить, что в то время для людей культуры Восточная Пруссия играла роль территории с ориентальным привкусом, своеобразного Ближнего Востока, о котором Эдвард Вади Саид пишет как об «одном из глубочайших и наиболее распространенных образов Другого»2. Однако этот же самый автор утверждает, что ориентализм выступает в качестве политической тенденции, глубоко укорённой в колониальном дискурсе и необязательно имеющей место в действительности: «Всякий пишущий о Востоке автор (и это справедливо даже для Гомера) исходит из некоего восточного прецедента, некоего предшествующего знания о Востоке, к которому он обращается и на которое опирается. Кроме того, каждая работа о Востоке устанавливает отношения с другими работами, с аудиторией, с институтами, с самим Востоком. Ансамбль отношений между работами, аудиторией и некоторыми другими аспектами Востока тем самым образует поддающуюся анализу формацию — например, формацию филологических исследований, антологии отрывков из восточной литературы, из путевых дневников, из восточных фантазий, — чье присутствие во времени, в дискурсе, в институтах (школах, библиотеках, дипломатических службах) придаёт ему силу и власть»3. Очарование Восточной Пруссии действовало и на немецкие власти, о чём свидетельствует тот факт, что в конце XIX века император Вильгельм II построил в мазурском селе Кадыны охотничий домик, который служил летней резиденцией для императорской семьи. 83

В-10

Володько Агнешка

В окрестных лесах император регулярно охотился. В развитие местной инфраструктуры Вильгельмом II инвестировались немалые средства: были построены фабрика фаянса, конезавод, где выращивались лошади тракененской и голштинской пород, проложена железная дорога. Вокруг своей резиденции император выстроил «образцово-показательную» деревню, спроектированную берлинскими архитекторами в так называемом орденском стиле, чтобы жизнь крестьян, поставлявших продукты в императорскую резиденцию, протекала в условиях рафинированной эстетики4. Магия инаковости этого края оказывала сильное влияние и на художников. В особенности она дала о себе знать в период «Реформ жизни» («Lebensreform»), общественного движения, возникшего в Германии во второй половине XIX века в качестве реакции на процесс индустриализации. В основе этого движения, которое опиралось на принципы экологии, вегетарианства, нудизма и альтернативного земледелия, лежала идея возвращения к природе, естественому состоянию. Творческая интеллигенция, причастная к этому движению, основывала колонии художников в живописных и находящихся на солидном расстоянии от больших городов местностях. Туда переселялись художники, которым хотелось работать в непосредственном контакте с природой. Эта мода была характерна не только для Германии, она была довольно распространена во всей Европе, Северной Америке и даже Австралии. Для немецких художников такой девственной и неосквернённой современными веяниями местностью стала как раз сельскохозяйственная в то время Восточная Пруссия. В 80-е годы XIX века в рыбацкую деревушку Нида на Куршской косе, начали съезжаться немецкие импрессионисты, связанные с Кёнигсбергской академией художеств: Ловис Коринт, Георг Кнорр, Эмиль Нейде, Отто Хайхерт, Карл Сторх, Альберт Хельбергер, Ганс Беппо Боршке, Карл Альбрехт и другие. Сам Ловис Коринт, впрочем, родился как раз в Восточной Пруссии, в Тапиау (нынешний Гвардейск). Дом, где он появился на свет и вырос, сохранился до наших дней, хотя, к сожалению, его состояние оставляет желать лучшего. Зато на старинном кладбище в Ниде среди крикштасов — деревянных надгробий, украшенных языческими изображениями — нам удалось обнаружить выполненный в совершенно иной эстетике бетонный купол, увенчанный бронзовой палитрой с высеченной на ней фамилией этого художника. Впрочем, вряд ли Коринт похоронен именно там. В начале XX века в Ниду стали приезжать представители немецкого экспрессионизма во главе с Максом Пехштейном. В 1913 году здесь появился основатель группы «Мост» Карл Шмидт-Ротлуф, вскоре за ним последовали и его коллеги: Эрнст Кирхнер, Эрих Хеккель, Фриц Блейль; в свою очередь, в период между двумя мировыми войнами завсегдатаями нидской колонии были молодые художники: Альфред Партикель, Артур Дегенер, Фриц Бурманн, Эдуард Бишофф, Ганс Кунзе, Карл Ойленштайн, Свен Курен, Вернер Рейманн и другие. Благодаря такому множеству художников, приезжавших в то время поработать на Куршскую косу, в Ниде образовалась внушительная коллекция картин. К сожалению, она была сожжена во время ВосточноПрусской операции Красной армии в феврале 1945 года.

Сегодня в Кадынах находятся роскошный отель и конезавод. Здесь также можно увидеть остатки деревенских построек и старую фабрику майолики.

В-10

Площадь Свободы, Гданьск. Фото Е. Уманского, 2015

Совсем недавно возникла инициатива, связанная с возрождением традиции, которую я описала выше. В 2011 году Вильнюсская академия художеств учредила резиденцию «Nida Art Colony» — место для творческой работы своих студентов, а также для пребывания там на правах резидентов различных художников, дизайнеров, архитекторов, кураторов и художественных критиков со всего мира. Так спустя десятки лет в этом живописном уголке вновь забурлила творческая энергия. Как видим, эти места по-прежнему привлекают художников, в том числе немецких. Когда мы были в Клайпеде, то познакомились там с немецкой поэтессой и художницей Инес Баумгартл, увлечённой русской поэзией. Поэтесса как раз жила и работала в художественной резиденции, созданной клайпедским Центром культурной коммуникации.

Для Востока — Запад Всякий раз, когда я оказываюсь в Калининграде и у меня появляется возможность побродить по его окрестностям, мои русские друзья показывают мне руины очередного замка крестоносцев или какую-нибудь рассыпающуюся на глазах кирху, которая сперва принадлежала католикам, потом протестантам, затем под её сводами разместился хлебный магазин, а сейчас от неё вообще мало что осталось. Точно так же множество буклетов и путеводителей рекламируют Кафедральный собор, многочисленные ворота, являющиеся частью городской фортификации. Ещё во время нашего путешествия Иван Чечот (всем польским читателям рекомендую его лекцию),

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-10

Володько Агнешка

Европейский центр солидарности, Гданьск. Фото Е. Уманского, 2015

выполнявший роль проводника, то и дело показывал нам виднеющиеся на горизонте холмы или леса, которые когда-то были объектами древнепрусских культов, но уже давно существуют лишь в воображении тех, кто о них что-то где-то вычитал. Так что, как заметила наша приятельница Магда Врублевская, мы глазели из окна автобуса на поля и лесные заросли, пытаясь вообразить себе то, чего там на самом деле не было. А когда мы, уже на обратном пути, ещё раз заехали в Калининград, в центре нас встретил огромный баннер партии «Единая Россия», посвящённый Дню города. На баннере красовались фотографии зданий, отражавших, по мнению его авторов и заказчиков, культурную идентичность города, и за исключением православного собора, это были объекты сугубо немецкого происхождения. Я годами не могла понять, почему калининградцы не хвалятся своими собственными достижениями, а показывают гостям то, что было создано представителями совершенно чуждой им культуры. Лично меня, когда я полтора десятка лет назад в первый раз приехала в этот город, больше интересовали районы новостроек, которые я воспринимала как реализацию модернистской утопии о праве каждого человека на достойное жильё. Но мне кажется, что люди, ответственные сегодня за «раскрутку» города, делают всё, чтобы отвлечь внимание туристов от этих районов Калининграда. Впрочем, существуют и исключения — к примеру, Музей трудовой славы при калининградском судостроительном заводе «Янтарь», где посетители могут ознакомиться с огромным количеством интереснейших информационных стендов и судостроительными реликвиями, и этот музей уж точно можно рекомендовать всем приезжающим в Калининград туристам. Есть, правда, определённая сложность, связанная с его посещением, — попасть в музей можно только по специальному пропуску, который нужно заказывать за несколько дней, и это, конечно, может отбить охоту у многих желающих. Настойчивые попытки выстроить местную идентичность на базе остатков немецкой культуры — это явление новое, характерное для постсоветского времени. Ранее господствовала прямо противоположная тенденция — делалось всё, чтоб стереть следы прусской культуры. Отношение советских властей к местной культуре было заидеологизированным до предела. Краснокирпичные стены немецких домов покрывались жёлтой штукатуркой, харак-

В-10 терной для советских административных зданий, скатные крыши делались плоскими, обычные фасады украшались псевдоисторическими элементами: пилястрами, небольшими колоннами, барельефами. Довоенный немецкий театр, счастливым образом переживший штурм города Красной армией и сохранившийся довольно неплохо, о чём свидетельствуют послевоенные фотографии, был перестроен таким безжалостным образом, что узнать его стало невозможно: спереди добавили фронтон с коринфской коллонадой и барельефами, изображавшими русских писателей. Комментируя описываемое явление, Иван Чечот говорит, что, несмотря на все очевидные контрасты, эти два стиля — прусский и советский — имеют между собой много общего в практическом смысле. Оба носили совершенно утилитарный характер и занимались обслуживанием соответствующих режимов. И только подчинённый индивидуалистической парадигме стиль современной эпохи решительно отличается от них обоих постмодернистской пышностью и избытком орнаментальных декораций. Поневоле задаёшься вопросом, почему немецкое наследие так воодушевлённо уничтожалось после войны, а сегодня с тем же энтузиазмом ставится во главу угла калининградской идентичности. Мне кажется, что в конце концов я нашла ответ на этот вопрос: всё дело в специфическом отношении русского человека к Западу. В России и власть, и общество всегда воспринимали Калининградскую область как самый настоящий Запад. После войны этот западнический дух считался политически вредным и откровенно враждебным, отсюда и желание стереть как можно основательнее все имеющиеся немецкие следы. В свою очередь, после краха коммунизма произошёл разворот на сто восемьдесят градусов, во всяком случае, в общественном сознании. «Западность» Калининграда и всей области теперь считается явлением безоговорочно положительным. С самого начала двухтысячных, когда регион перестал быть закрытой «милитаристской» зоной, сюда стали переезжать толпы россиян, стремившихся жить поближе к Европе. Как рассказывают нам знакомые калининградцы, значительная часть местной молодежи никогда не была в Москве, зато часто посещает Литву, Польшу и другие европейские страны. Улицы города завешены рекламой западных товаров: одежды, мебели, оборудования, свадебных костюмов, автомобилей. Да что говорить, удалось даже по-современному отстроить что-то в самом деле «западное», при этом похожее на прототип, как две капли воды: при выезде из города, возле зеленоградского шоссе, появился «фальшивый» рыцарский замок под названием Нессельбек. Там можно устраивать банкеты, свадьбы, поминки, чувствуя себя при этом как на самом настоящем Западе. Земля, как известно, круглая, и понятия «Восток» и «Запад» — относительны. Я коллекционирую карты мира, выпущенные в разных странах и на разных континентах. И каждая из них определяет центр мира по-своему. Знакомый, который как-то раз отправился в Австралию, привёз мне оттуда австралийскую карту мира. Так вот, на ней Австралия расположена сверху, а Европа — снизу! Так что трудно однозначно сказать, является ли бывшая Восточная Пруссия Востоком или Западом. А может — и тем, и другим одновременно?

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-11

Врублевска Марта

Врублевская Марта Гданьск, Польша Куратор, работает в Городской галерее искусств Гданьска

Close Stranger — впечатления от путешествия по ту сторону зеркала Она осмотрелась и тут же заметила, что комната на деле совсем не такая обыкновенная и скучная, какой казалась из-за Зеркала. Портреты на стене возле камина были живые и о чем-то шептались, а круглые часы, стоявшие на каминной полке (раньше Алиса видела их только сзади), улыбнулись ей 1. Л. Кэрролл. Алиса в Зазеркалье

Перевод Игоря Белова

Здесь цитата из «Алисы в Зазеркалье» приведена в русском переводе Н. Демуровой Примеч. пер.

Проект Close Stranger, призванный сократить и в какой-то степени нивелировать географическую и ментальную дистанции между нашими соседствующими странами (которые, несмотря на это соседство, всё-таки не знают друг друга достаточно хорошо), в основе своей захватывающий и абсолютно своевременный, в реальности постоянно оказывается головоломным и сложным. А всё потому, что опирается он на довольно вязкую почву исторических и политических различий, а также враждующих подсознательных стереотипов, с которыми при всём желании так тяжело бороться даже несмотря на всё растущую взаимную открытость. Генерируя впечатления и события, полные контрастов и крайностей, он часто принимает совершенно удивительные формы, имеющие прямое отношение к сюрреалистическому абсурду. Уже само название Close Stranger, то есть «Близкий незнакомец», представляет собой интригующий оксюморон. Ведь «близкий» значит «прирученный», «безопасный», «понятный»; «незнакомец», в свою очередь, является его противоположностью, возбуждающей абсолютно негативные, тревожные ассоциации. Так можно ли быть одновременно и близким, и незнакомым? В контексте менталитета это довольно серьёзный вызов, поскольку Россия, Литва и Польша, несмотря на непосредственное соседство, весьма далеки друг от друга. Зато в географическом смысле эта близость очень даже реальна. Преодолевая дистанцию между нашими странами, я до смешного поздно уяснила себе, что Калининград (один из главных объектов нашего исследования на карте Close Stranger) находится всего в двухстах километрах от моего родного Гданьска — что составляло бы неполных три часа езды, если бы не пограничные формальности. В свою очередь, от Калининграда до Клайпеды, следующего ключевого пункта нашего путешествия,

В-11 тоже почти двести километров, что также означает три часа в пути, не считая времени, проведённого на российско-литовской границе. Простой, но поражающий воображение подсчёт наглядно демонстрирует тот факт, что от Гданьска до Калининграда, а потом от Калининграда до Клайпеды ближе, чем от моего родного города до Варшавы! Во всех этих теоретических выкладках о близких незнакомых соседях определенно есть — видимо, как и в вызывающем названии проекта Close Stranger — много подмен, преувеличений и преуменьшений, появившихся из-за мировоззренческих или культурных контрастов, ментального развития, слома границ, как тех, которые можно переходить, так и наглухо закрытых. Я чувствую себя немного по ту сторону зеркального стекла, где всё удивляет, всё на первый взгляд похоже на то, что я хорошо знаю и что смогла понять и освоить, а в то же время так сильно от него отличается.

То, что в русском языке образует забавную тавтологию, в польском не работает: «остров» по-польски — «wyspa». Примеч. пер.

Особенно рекомендую блог Михала Шлаги (www.szlaga.com), а также альбом «Верфь Шлага», фонд «Karenwall», Гданьск, 2013

Мы начинаем наше путешествие в Гданьске, где одним из главных объектов нашего интереса выступает верфь, точнее, то, что от неё удалось сохранить в результате усилий группы несгибаемых энтузиастов. Среди них — гданьский фотограф Михал Шлага, который вот уже более десяти лет собирает в своей мастерской, расположенной на верфи, огромный архив. Документируя и днём и ночью изменения, происходящие на верфи, он увековечивает на тысячах фотоплёнок и файлов столь дорогие жителям Гданьска здания и подъёмные краны, которые ни с того ни с сего исчезают с лица земли, оставаясь лишь печальным воспоминанием. Шлага постоянно собирает информацию о верфи, обращаясь к самым разным источникам, роется в архивах, буквально вытягивает воспоминания и свидетельства из фотографируемых им рабочих, которые приводят это место в движение силой своих мышц. Ведь частично верфь по-прежнему функционирует на острове Острув 2, который — вот парадокс! — отделён от остальной части города понтонным мостом, что делает верфь ещё более недоступной для обычных посетителей, у которых нет специального пропуска 3. Мы отправляемся в путь от памятника павшим рабочим верфи, который местные жители называют памятником трех крестов, возвышающегося над площадью у входа в верфь. Один из авторов художественной концепции памятника — Гедымин Яблоньский — идёт с нами и своим рассказом переносит нас в переломный для Гданьска и всей Польши 1980 год, когда в результате совместных усилий работников гданьской судоверфи и местных художников буквально в течение нескольких месяцев появился не только проект, но и сам сорокадвухметровый, весящий более ста тонн монумент с распятыми якорями, посвящённый памяти погибших рабочих, вышедших в декабре 1970 года на демонстрацию против тогдашних порядков и очередного повышения цен на продукты. Проходим исторические ворота №2, на которых в 1980 году появилась деревянная доска с требованиями бастующих работников судоверфи, минуем внушительное здание Европейского центра солидарности и две стальные конструкции под общим названием «Ворота к свободе» Гжегожа Кламана: первая построена в виде ржавой кормы корабля, вторая же изрядно напоминает, буквально вводя зрителя в заблуждение, известный проект памятника

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В-11

Врублевска Марта

Ангар в Солдатово, Калининградская область. Фото Е. Цветаевой, 2013

III Международному коммунистическому интернационалу, созданный Владимиром Татлиным в 1919 году. Пробираясь через стройплощадку так называемой Новой Валовой (проезжей части, тянущейся через самый центр верфи), ставшей яблоком раздора для местных сообществ, мы доходим до павильона 90В, где как раз открыта международная выставка искусств «Альтернатива». Экспозиция «К будущему» представляет собой идеальный комментарий к окружающей здание действительности, в которой нынче и пребывает верфь. Среди десятков работ художников со всего мира моё внимание приковывает фильм, основная идея которого будет сопровождать меня все ближайшие две недели изучения «близких незнакомцев». В видеопроекте «Субъективная история Гданьска» художники из Копенгагена Андрес Боэн и Кристоффер 90

В-11 «Циркуляция», http://obieg.pl/rozmowy/29309; «Альтернатива», путеводитель, http://alternativa.org.pl/alternativa-przewodnik/ 4

Эром представляют бывшего работника гданьской судоверфи Мартина, который весьма специфическим образом рассказывает о своём городе, о том, насколько этот город велик, как он выглядит, как в нём сочетаются история и современность. Анета Шыляк и Яцек Фридрих, кураторы выставки, говорят, что суть этой работы заключается в «фальсификации знания», смешении реальных фактов с выдуманными историями, чтобы подвергнуть город, в котором мы живем, переоценке и своеобразной проверке, взглянуть на него под другим углом зрения 4. Неврологическое заболевание Мартина, героя работы дуэта Боэн–Эром, которое стало неким источником этой субъективной истории Гданьска, в психологии поэтично называется «синдромом Алисы в стране чудес» — медики открыли это заболевание в пятидесятых годах и назвали в честь героини книги Льюиса Кэрролла. Приключения Алисы, связанные с гротескными изменениями пропорций тела, а также сюрреалистическими образами предметов и фигур, граничащими с галлюцинациями, были явно схожи с рассказами обследуемых пациентов. Данное недомогание проявляется в расстройстве восприятия пропорций, расстояния, движения, масштаба, размеров и цветов, сопровождается головными болями и галлюцинациями. Предметы кажутся то слишком большими, то слишком маленькими либо находящимися на далеком расстоянии; перед глазами появляются произвольные образы, исчезают, а потом возникают вновь, причём без всякого на то повода; фигуры и предметы множатся, принимая искаженные формы 5.

Хочу от всей души поблагодарить Анету Кивник-Дахм, докторанта факультета психологии Гданьского университета за консультацию относительно специальной литературы, содержащей описание данного заболевания, в частности: Sherifa A. Hamed, A migraine variant with abdominal colic and Alice in wonderland syndrome: a case report and review, // BMC Neurology. 2010, http://www.biomedcentral.com/14712377/10/2 5

Борщевик Сосновского — силосное растение, которое легко дичает и обладает способностью вызывать сильные ожоги. Примеч. пер.

Кочевье — регион на северо-западе Польши. Примеч. пер.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Такое состояние колебания и нарушения пропорций, как физических, так и ментальных, напоминающее вышеописанный синдром, будет сопутствовать мне во время моей поездки в новые для меня края на восток от родного Гданьска. Когда я еду по автостраде среди широких, похожих на наши полей и лугов, кое-где прорезанных деревеньками, скрытыми среди густых чащ борщевика Сосновского 6, и на первый взгляд ничем не отличающихся от тех, которые я проезжаю по расположенному неподалеку от Гданьска Кочевью 7, у меня нет ощущения, что я нахожусь в чужих местах. Удивительно, что упомянутое растение, которое из-за своих токсичных свойств вот уже несколько лет находится в Польше вне закона и в настоящее время подлежит систематическому и безоговорочному уничтожению, в Калининградской области живёт припеваючи — растёт совершенно необузданно, вызывая удивление путешественников своими внушительными размерами и наглым поведением. Частые разговоры о сомнительном обаянии Калининграда вынуждают относиться к этому городу с подозрением и осторожной дистанцией. Годами существующий в качестве своеобразного острова на карте России, Калининград в настоящее время ничем не напоминает полуразрушенный, закованный в серый безликий бетон город, о котором судачили те, кто побывал там раньше. У исторических городских ворот приезжих встречает Дом Советов. Я бы и не обратила на него никакого внимания, поскольку сейчас он абсолютно органично вписывается в городское пространство вместе с другими многочисленными высотками. Отошёл в забвение бетонный серый колосс на глиняных ногах с зияющими пустыми глазницами окон, который много 91

В-11

Врублевска Марта

лет играл роль местного пугала. Несмотря на то, что он, кажется, по-прежнему пустует и никем не используется, ну разве что в роли памятника, а никак не строительного объекта, этот символ жестокой борьбы советского с прусским в определённом смысле является аллегорией целого региона, в котором реминисценции древних легенд перемешаны с новейшей историей, создавая более-менее привлекательную амальгаму.

Польскому читателю, заинтересовавшемуся данной темой, особенно рекомендую публикацию под ред. Рышарда Лужьного «Повесть о невидимом граде Китеже. Из легенд и преданий Древней Руси» (составление, перевод, вступление и комментарии Р. Лужьного), Варшава: Изд-во «Пакс», 1988. Публикация содержит сборник легенд и преданий о жизни древнерусских христианских святых.

К примеру, одно из недавних событий, отраженных в визуальной хронике — «крещение» спускаемого на воду корабля, которое россиянами по традиции было совершено шампанским, а индусами — кокосом и куркумой

А в самом сердце города возвышается символ уже новой России — блистающий золотом и белизной Кафедральный собор Христа Спасителя, величавый венец площади Победы, которая в восточнопрусские времена более космополитично называлась площадью Ганзы. Отделочные работы в храме, появившемся всего несколько лет назад, продолжаются до сих пор, зато закончена работа над его миниатюрным «младшим братом», расположенным совсем рядом — храмом святых Петра и Февронии. Не такой мощный и величественный, но в силу этого гораздо более доступный и вызывающий симпатию, этот деревянный храм играет роль священного дворца бракосочетаний, к чему, собственно, и обязывают его святые покровители, являющиеся заступниками влюблённых. Описанная в древнерусской литературе история любви князя Петра и сельской девы Февронии, мудрой, благородной волшебницы, несомненно, сообщает элемент человечности монументальному и официозному центру города 8. Оставляя позади Калининград мирской и Калининград сакральный, я вхожу в полузакрытую сферу, наполовину военную, наполовину промышленную. Большое производственное предприятие — верфь «Калининград» — так же, как и гданьская судоверфь, напоминает своей инфраструктурой город в городе с населением, состоящим исключительно из рабочих. Впрочем, если гданьскую верфь пронизывают маленькие улочки с соответствующими тематическими названиями (Литейщиков, Инструментальщиков, Монтёров, Грузовых судов), то у калининградской верфи главная уличная артерия носит очаровательное название проспект Энтузиастов, что, очевидно, призвано вдохновлять работников верфи на ежедневные трудовые подвиги. У калининградской верфи, как и у гданьской, два облика, две стороны — формально промышленная и неформально романтическая, и эта последняя скрывает в себе множество пленительных уголков. Один из них — это музей верфи, подробно рассказывающий историю этого предприятия с точностью до пары-тройки месяцев назад при помощи трогательных сувениров, фотографий и моделей судов 9. Затем, держась береговой линии Балтийского моря, соединившего всех нас, мы отправляемся в Клайпеду, проезжая вдоль прекраснейшей Куршской косы, скрывающей в густом лесу самые настоящие сокровища — резервацию корморанов, танцующие деревья, гору ведьм, литовский национальный парк с такими дюнами, что дух захватывает, ну и, наконец, весьма импозантную как с точки зрения архитектуры, так и с учетом характера деятельности, колонию художников в Ниде. Клайпеда, отделённая от моря отрезком суши, производит впечатление острова, доступ к которому преграждает ров, оказавшийся на самом деле Куршским заливом.

10 Grass G. Psie lata. Gdańsk: Oskar, 1998. S. 348

11 Для сравнения: летняя резиденция Томаса Манна в Ниде, родительский дом Ловиса Коринта в Тапиау (ныне Гвардейск Калининградской области)

В-11 Город на многих производит впечатление очень «скандинавского», причём «от и до» — идеальный порядок, забота о публичном пространстве и историческом наследии. Так же, как в Гданьске, в Клайпеде после разрушительной жатвы Второй мировой войны «мало что осталось на растопку» 10. Однако то, что удалось сохранить, холят, лелеют и уважают. С необычайно рафинированной культурой и тонким архитектурным чутьём здесь строят новые здания, и строят так, чтобы они всё-таки не слишком конкурировали с немногочисленными оригинальными памятниками (лучший пример такого подхода — зернохранилища у реки Данге). Упомянутое публичное пространство полно разнообразия — тут и цветочные клумбы в форме божьих коровок, и забавные анималистические фигуры, словно разбежавшиеся по всему старому городу, да так и застывшие, и весьма впечатляющий парк современной скульптуры. Вообще, Клайпеда — это интереснейший баланс между старым и новым. Рядом с немногочисленными памятниками возникают новые визитные карточки города. А заметные отовсюду высотки в форме букв «К» и «Д» символизируют современную независимую Клайпеду. В свою очередь, старые доки возле паромной переправы скрывают множество интригующих уголков — среди них арт-центр Švyturys Art Dock, где, развалившись в огромном кресле из европалеты перед столом, сделанным из катушки для кабелей, чувствую себя то как в разнузданном берлинском Фридрихсхайне, то как на безумном чаепитии у Шляпника… Описанные места когда-то составляли неотъемлемую часть Королевства Пруссия, включавшего в себя провинции Восточная Пруссия и Западная Пруссия, просуществовавшего всего двести лет и ликвидированного сразу после Первой мировой войны (то есть в пределах ещё уловимого и не такого далёкого времени). Пруссия была общим названием, общей моделью управления и тем, что мы сейчас назвали бы общей визуальной идентификацией, которая проявляется в аналогичной организации публичного пространства, схожей архитектуре, как церковной, так и светской (в особенности это относится к административным, а также к общественным зданиям — например школам и вокзалам). Население тогдашних прусских территорий было в основном немецкоязычным. Как в Гданьске, так и в Калининграде или Клайпеде мы по-прежнему время от времени сталкиваемся с постнемецкими реминисценциями в виде ещё различимых кое-где надписей на стенах домов, выполненных характерным готическим шрифтом. У каждого из тех городов, что мы проезжали, есть историческое немецкое название: Данциг, Мариенбург, Эльбинг, Кёнигсберг, Пиллау, Мемель… Некоторые названия улиц по-прежнему звучат совершенно по-германски. Следы художников, тесно связанных с типично немецким наследием, вдруг обнаруживаются в городах, которые теперь принадлежат России или Литве 11. Неудивительно, что всё вокруг кажется подозрительно знакомым. Возможно, это срабатывает так называемая эмоциональная память, которая кроется в подсознательных ассоциациях, генерируемых чувственными ощущениями, вживлёнными под кожу в моём собственном — гданьском — дворике истории, которая совсем не так уж далека от истории соседей — этих близких незнакомцев

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Г-12

Гугявичуте Гитана

Гугявичуте Гитана Клайпеда, Литва Театральный критик, драматург

Пунктирные размышления на линии маршрута Гданьск — Калининград — Клайпеда Перевод Генрикаса Шадаускаса

Никогда не была штатным путешественником, а значит — никакой эксперт по путешествиям. Никакой эксперт мало путешествует не потому, что является каким-то осёдлым туземцем: просто такие условия ему диктует жизнь, и большую часть времени он достаточно покорно проводит дома в Клайпеде, в своей хрущёвке, или путешествует в интернетной виртуальности. Никакой эксперт искренне уверен, что это — тоже способ путешествовать. Вот и Жюль Верн (Jules Vernes), описавший волнующие путешествия по миру, под водой и по дальним экзотическим странам, сам там никогда не путешествовал. То есть путешествовал, но только в мыслях, охваченный творческим подъёмом, путешествовал на аппаратах, которых в то время и в помине не было. Вернувшись к теме виртуального путешествия, следует обратить внимание на то, что данный способ путешествий пусть и не такой ощутимый, создающий возможность «попробовать», «понюхать» или «примерить», но зато освобождающий от упаковки багажа, неудобств в аэропортах и от попутчиков, транслирующих иные частоты. Последние, если таковые есть, могут стать настоящим счастьем либо подлинным несчастьем, деля с вами неудобное сидение в автобусе, решая, по какому пути двигаться, в какой гостинице ночевать и вообще как проводить время — ковыряясь в бассейне, штурмуя никогда никем не занятые средневековые замки, форты, костёлы, залы галерей, театры и иное культурное наследие, отмеченное признаваемым большинством снобской ложи знаком качества, или отыскивая альтернативу, что-то неформальное. Однако попутчики, какими бы они ни были, всегда являются уроком и могут оказать огромную услугу: открыть неожиданные стороны вашей собственной персоны. Никакому эксперту этим летом удалось «выйти в люди», а эти люди — поляки, русские и литовцы — оказались интересными художниками, критиками искусства, историками. Сносившие не одну пару обуви в путе-

Г-12

Т 34. Эльблонг. Фото Е. Цветаевой, 2013

шествии по миру, красивые и один другого умнее. Никакой эксперт знает, каким лицам присвоил бы титул «Мистер/Миссис Ум», но свое мнение оставляет при себе. Как говорил Поль Валери (Paul Valéry), «никто не напивается и не утоляет жажду бутылочными этикетками» — и неужели вы, не являясь суперэкстрасенсом, а просто услышав фамилию, начнете это лицо читать как книгу? Кроме этого, Никакой эксперт тренирует свой клюв для того, чтобы щебетать не о фамилиях своих попутчиков, а о полностью субъективно пережитом путешествии под названием арт-экспедиция «Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда». С рюкзаком на плечах, дорожной подушечкой под мышкой, с не пропускающей свет маской и пробками для ушей Никакой эксперт в мыслях просто путешествовал туда, куда его везли… *** Эти города, отделённые один от другого какими-то тремястами километрами и совсем нескромно, «не по-крепостному» именуемые «Жемчужинами Балтики», асы туристических агентств уже рекомендуют как особенно подходящие для поездок в конце недели, для проведения летнего отпуска или для иного удалого, не изрешечённого непритягательной молью цен времяпрепровождения. Правда, упоминается и то, что, посещая Калининград, обязательно иметь визу, но, по дипломатическим соображениям, Никакой эксперт это называет не препятствием, а экзотическим неудобством, которое просто необходимо для того, чтобы утроба так называемых «трёх жемчужин Балтики» открылась во всей своей ширине и сладости: большими и маленькими музеями и галереями, садами и парками, книжными магазинами и библиотеками, кафе и магазинами, само собой разумеется, гостиницами и вокзалами (если случайно вы решили там переночевать или хотя бы выйти), местной флорой и фауной. С последней, при наличии желания, можно пообщаться и официально, и непосредственно:

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Г-12

Гугявичуте Гитана

Кошка, граффити. Фото Е. Уманского, 2010

для этого чаще всего используются русский, польский и английский языки. Литовский язык — с особенно редкими исключениями, хотя возможность встретиться с лицом литовского происхождения точно представится не один раз. Всё зависит от твоих собственных желаний, ожиданий и целей. *** Кстати, каким образом вы готовитесь к поездке в чужой, незнакомый город? Перечитываете всё, что только находите на языке, понятном вам, и чертите интересный для вас маршрут? Интересуетесь только тем, что совпадает с вашей «областью профессиональных интересов»? Нанимаете гида? Отдаётесь случайности? Никакой эксперт не выполнял никаких домашних работ, хотя литературы, указывающей на места, обязательные к посещению и обозрению, хватает. Никакой эксперт ехал с любимым Гюнтером Грассом (Günter Grass) и его «Данцигской трилогией», со сквозь туман услышанной (или выслушанной) историей о легенде Гданьска Лехе Валенсе (Lech Walęsа), с наверняка никогда непобедимым именем Иммануила Канта, с целью посетить памятник Людвику Гедиминасу Резе и литовский скверик (что не удалось) и с установкой на то, что ни с русскими, ни с поляками лучше не говорить об «общей истории»: уже достаточно наслушались этих разговоров и насмотрелись на их последствия. По этому случаю Никакой эксперт даже стёр кем-то инсталлированные в его голову стереотипы, что Калининград — ужасный и отсталый, а каждый поляк только и думает о том, как захватить Вильнюс со всем Вильнюсским краем. По тому же самому случаю Никакой эксперт закинул куда-то в левую часть груди открытое сердце, из-за чего вдруг стал слегка сентиментальным, несколько поэтичным, ранимым и детским (хотя от пива и вина не отказался). Кстати, из-за этого ежедневно носимого открытого сердца Никакой эксперт не смог обосновать никакой новой методологии, взглянуть на данный триптих путешествия как-нибудь концептуально или чертовски оригинально его интерпретировать.

Г-12

«Истории бывают драматическими, — размышлял Никакой эксперт. — Настоящее время тоже разное, но, вероятнее всего, жители Гданьска, Калининграда и Клайпеды, путешествуя друг к другу, хоть немножко чувствуют, что едут «домой», не за границу, поэтому и в безопасности…» Позднее, уже в Калининграде, у Никакого эксперта опять замельтешила мысль об «общем знаменателе»: об оазисе искусства янтаря и кича, о морских музеях, парках скульптур, немецком наследии, королеве Луизе, всё ещё существующем «менталитете блочных домов», о различных праздниках морей и селёдок… «Всё равно так или иначе немножко свои», — Никакой эксперт завернулся в одеяло и безмятежно заснул: ему снилось море, Балтийский филиал Государственного центра современного искусства, Гданьский Центр современных искусств «Лажня», Гитис Скуджинскас, молодожёны, вешающие на перилах мостика сердце весом в 10 килограммов, Куршская коса и т.п. *** А в Калининграде, подальше от полных движения улиц, во дворах старых домов бродили кошки. Кошки-калининградки. Ни милые, ни пугливые, ни дикие, ни домашние, ни чистые, ни грязные — какие-то неопределённые. Почти прозрачные. Как пересохшие манекенщицы, которые едят столько, чтобы только не свалиться с подиума. Это даже не кошки, а какие-то городские духи, имеющие по девять жизней… В Калининграде на одном троллейбусе, номер которого Никакой эксперт не запомнил, старушка-контролёр продаёт билеты. Билетики скручены в маленькие рулончики, и «ожерелья» этих рулончиков висят у неё на шее. Через плечо перекинута сумочка с деньгами. Она ходит по своему троллейбусу — он для неё как дом (интересно, сколько лет старушка работает контролёром?) — и спокойно говорит, как будто мёдом мажет ухо: «Мы любим гостей… Гостям мы рады… Счастливо…» Такая уютная, милая старушка, завернувшая свою версию истории Калининграда и Литвы в один из билетных рулончиков… В Калининграде, богатом даже семью сохранившимися городскими воротами, возвышается Дом Советов — грозный монстр, раздавивший когда-то стоявший здесь впечатляющий Кёнигсбергский замок (ну, хорошо, руины замка). Безмозглое и бездушное архитектурное издевательство, строительство которого началось в 1970 году. В настоящее время он всё ещё стоит пустой, несмотря на то что по случаю 750-летия Калининграда в нём был произведён ремонт и даже вставлены окна. В Калининграде в галерее «Говно» чуть не первое поколение современного искусства с азартом и доверием играет начала современного искусства. Их поддерживает и поощряет вся калининградская элита кураторов и критиков современного искусства.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Г-12

Гугявичуте Гитана

В Калининграде есть такое художественное кафе «Квартира», действующее в прямом смысле слова на частной квартире. Там просматривают фильмы, осуществляют фото-, кино- и иное творчество, а предметы интерьера можно приобрести. Очень уютная и непосредственная атмосфера липнет к коже, как милый, уютный тёплый свитер: хочется в него влезть снова, когда доведётся посетить Кёнигсберг. В Калининграде есть… Знаете, чего доброго, легче было бы сказать, чего там нет… Калининград — органический, стихийный, контрастный, экзотический город: сохраняющий, уничтожающий, портящий, реставрирующий, растрачивающий, играющий, противоречащий, услужливый, наполнен и странностями, и глубинами, и поверхностными отношениями. Здесь оборванные фасады кокетничают с изысканными набережными и блестящими отелями, современная стройка — с фундаментальными историческими строениями, sacrum с profanum, понятие «туалет везде» — с табличками «платный туалет»… Он очень понравился Никакому эксперту. И вспомнив сейчас Калининград, эксперт чувствует, как тело его охватывает дрожь. *** Чеслав Милош писал, что польская литература всегда склонялась больше к поэзии, чем к прозе. Для Никакого эксперта это же видится и в польском портовом городе Гданьске: поэтичный и театральный. Несколько бутафорный, похожий на большую сцену, рассыпающийся в бесконечность мизансцен и сценографических частиц. Вот жизнетворная артерия Вислы (город пересекают два ответвления этой реки), декорирующая город красивыми мостами, стоя на которых, приятно просто поглазеть на воду и куда-то вдаль. (Местные говорят, что она совсем не жизнетворная. Если бы более активно и разумно использовалась, но уж эта некомпетентная городская власть…) Выразительная динамика крыш, хрупкий ажур башен костёлов. Массовые сцены туристов, происходящие на трёх улицах: на широкой улице для пешеходов Длугая (Длинная), на узкой (называемой золотой) улочке Моряцка и на длинной набережной реки Мотлава, на которую людские потоки направляют обе облюбованные туристами улицы. Ложи ресторанов, декорированные интерьерами и отличающиеся ценами, из-за которых с большим удовольствием выбираешь место зрителя на улице, а не актера — у столика, и немножко жалеешь себя, что на это serdecznie zapraszamy 1 отвечаешь только улыбкой либо каким-то thank you, а не щедрыми чаевыми. Партер доступных кафе, иногда украшенных и «лучинно-палочным» искусством. Стоячие места не всегда дружелюбных забегаловок. Хорошее пиво и вкусная еда. Официозная и альтернативная культура. Даже советские пятиэтажки и прочие многоквартирные «недоразумения» обманывают глаз и, скрывшись под макияжем реновации, практически убеждают, что они являются недавно построенными современными домами. Куда бы ни кинул взгляд, все равно что-то найдёшь. Настоящий западноевропейский город. Настоящий город свободы, где бывшая судоверфь, названная именем Ленина, стала могильщиком для коммунизма в Европе.

Милости просим (польск.).

Г-12

*** Переправляясь паромом на автобусе в Клайпеду, Никакой эксперт размышлял о том, что очень мало знает о городе, в котором живёт. Никакой эксперт много писал о провинциальности Клайпеды, нехватке культурного предложения высокой пробы (или даже об его отсутствии), культурной пассивности города, его апатии, поверхностных радостях, небрежности, инерции — словом, критиковал всё почти без исключений, всё тоскливо поглядывал на Стокгольм, Амстердам, Берлин или хотя бы на Вильнюс, будто Клайпеда должна быть чем-то иным. Будто сам Никакой эксперт желал бы, чтобы его сравнивали с кем-то другим.

Пионеры. Багратионовск, Калининградская область. Фото Е. Цветаевой, 2015

Приближающаяся береговая линия и стена монолитов тончайшим лезвием врезались во взгляд, не давая даже моргнуть. Для того, чтобы Мемельбург / Мемель / Клайпеда смогли инсталлировать своё прошлое, память и настоящее. Для того, чтобы на него взглянули и с уважением, и с легкой улыбкой — глазами туриста. Чтобы места, которые для Никакого эксперта выглядят как кичевые, отражающие бессильные конвульсии что-то прикрыть, приятно обрадовали, а может, и удивили; чтобы вся мелкая архитектура, раскиданная по маленькому, охватываемому объятием Старому городу, и бесплатная экспозиция скульптур, выстроенная на аллее Мартино Мажвидо, легко и ненавязчиво подтолкнули прохожего переплыть улицу Кристионаса Донелайтиса на берег Парка скульптур. Чтобы решиться пригласить друзей из Гданьска и Калининграда осмотреть то, что у них тоже есть, только иное: время (Музей часов, солнечные часы-календарь «Книга времени»), вести (центральное здание почты Клайпеды), море (Морской музей Литвы), древность (Музей замка), современное искусство (Клайпедский центр коммуникаций культур), театр (Клайпедский драматический театр), янтарь (Музей янтаря в г. Паланге), альтернатива («Фанерка»). Просто расслабиться тогда, когда улицы Старого города пусты, а спокойствие стен домов не утомляет. Расслабиться и тогда, когда Клайпеда полна людей, движения, гомона: увеличивается время прогулок и посиделок. Не секрет, что это происходит в тёплое время года, когда мероприятия — в разгаре (от тучных форм фестиваля джаза и Праздника моря и вплоть до режима диеты для живущих бесплатными культурными инициативами и инициациями) и начинает действовать бесплатный центр СПА Балтийского моря: солнечные ванны, морская парфюмерия, массаж ветра и всё прочее — камушки, янтарики, порция мороженного, которая держится в руке в то время, как импрегнированная кремом от солнца спина отражает ультрафиолетовые лучи. «Что стало со мной?! — испугался Никакой эксперт. — Что это за слюнтяйство? Что за "Превращение" Кафки?» И тогда Альбер Камю (Albert Camus) сказал: «Путешествие вовсе не приносит удовольствия. Я скорее склонен видеть в нём аскезу. Люди путешествуют ради культуры, если понимать под культурой извлечение из-под спуда самого глубокого нашего чувства — чувства вечности. Удовольствия отдаляют нас от себя самих, как у Паскаля развлечения отдаляют нас от Бога. Путешествие как самая великая и серьёзная наука помогает нам вновь обрести себя» (пер. В.А. Мильчиной)

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Д-13

Дамбраускайте Виктория

Дамбраускайте Виктория Клайпеда, Литва Сценарист

100

Спецмаршрут

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Д-13

101

Д-13

102

Дамбраускайте Виктория

Спецмаршрут

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Д-13

103

Д-13

104

Дамбраускайте Виктория

Спецмаршрут

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Д-13

105

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

КазараускайтеМарчене Скайсте Рисунки Роландаса Марчуса Клайпеда, Литва Куратор проектов в области современного искусства, координатор литовской части арт-экспедиции

Пьедестал оставить — памятник менять Перевод Генрикаса Шадаускаса

О привычке использовать возвышение 1 В 2012 году во время завершающих просмотров в Национальной художественной галерее магистрант Вильнюсской художественной академии Саулюс Леонавичус поднял с пьедестала (возвышения) арт-объект, положил его на землю, а через полминуты вернул на прежнее место. Данным арт-объектом был «Слишком долго на возвышении» (1994) Деймантаса Наркявичуса.

«О привычке использовать возвышение» (About a Habit to Use A Plinth). Саулюс Леонавичус, http://www.airb.lt/?p=241

Слишком долго на возвышении 2 Творение Деймантаса Наркявичуса «Слишком долго на возвышении» было создано в 1994 году — в период, когда общественность Литвы жила настроениями происходящих в начале десятого десятилетия существенных политических и социальных перемен. Это время, когда почти пятьдесят лет определявшая развитие общественной жизни, окостеневшая, утерявшая моральный авторитет и мощь идеологическая система заменялась новой. Данное творение являлось рефлексией субтильного юмора о наследии, политической и художественной системе, становящейся историей. Выбранные художником средства выражения — пара бывшей в употреблении кожаной обуви классического стиля, наполненная солью грубого помола, — это ссылка на монументы героев, олицетворяющих провалившуюся систему ценностей прошедшей эпохи, которых с началом политических перемен общество сразу сняло с постаментов.

Информация NDG: http://www.ndg.lt/rinkinys/k%C5%ABriniai/deimantas-narkevi%C4%8Dius.aspx

Чужое прошлое С переменами во всём, с отсутствием старого, точнее с привязанностью к бывшему, столкнулась совсем недавно — вернее, лбом ударилась в воспоминания. По прошествии девяти лет опять поднялась по высокой лестнице на четвёртый этаж университета, так как секретарша намекнула по телефону: «Встреча состоится в моём кабинете — 404-м». Поднималась и считала ступени, и, неожиданно поднявшись на нужный этаж, поняла, что возвращаюсь в особый коридор времён бакалавра. Здесь в течение четырёх лет 106

Спецмаршрут

К-14 ожидали преподавателей, лекций, результатов, домашних работ, проверок и т. п. На том же этаже был и мой безопасный тайник. Здесь находился Центр ориенталистики, там работала руководитель моей выпускной работы: женщина, которая, рассказывая об Индии, зажмуривалась, будто еще только вчера там встречала закат солнца, а зарю — дома, в Литве. Долгие месяцы, которые я провела, склонившись над словарём санскрита и пытаясь найти этимологические нити имен богинь, усердно переписывая корни, чтобы, не дай бог, не позабыть бы какой-то запятой или точечки. Когда в первый раз я заглянула к преподавателю А. с просьбой взять меня в студентки, она пригласила присесть на высокий диван. Впадаешь в него, ноги болтаются, будто на мостике. Преподаватель спросила, когда я родилась. Заглянула, что обещают мне планеты. Не помню, что они обещали, но стать руководителем выпускной работы она согласилась. Вот, стоя около 404-го кабинета, глазами ищу информацию, когда будет работать преподаватель А., но никак не могу найти. Не постучавшись, открываю дверь… Здесь уже не кабинет ориенталистики: отсутствуют диван и приклеенные на шкаф изображения Ганеши, нет статуэток Шивы, заваленных книгами столов, составленных углом. Правда, столы и книги есть, но это уже совсем не то. Всё изменилось. Подобным образом когда-то по комнатам нашего общежития носилась группка людей. Они говорили, что лет десять тому назад обучались в Лундском университете и проживали в этом «коридоре». Мы, тамошние новые жильцы, безразлично показывали (когда-то их бывшие) комнаты, а они вместе всё повторяли, как всё изменилось, вспоминали множество забавных историй. Тогда я еще не воспринимала состояния перемен и потому не понимала, что значит «изменилось». На этом четвёртом этаже атмосфера изменилась. Будто всё то же самое, но себя чувствуешь по-иному. Хотелось бежать звонить одногруппникам и кричать: «В универе всё изменилось!» Словно оказалась в фильме «Goodbye, Lenin»: его героиня пробуждается после долгой комы, за это время меняется строй — в Германии рушится Берлинская стена, падает «железный занавес». Сын, стремясь сохранить хрупкое здоровье мамы, скрывает произошедшие перемены. Прошлое — настоящее — мгновенный разлом. Мгновение, когда разламывается ход происходящего, однако сама история не прерывается. Знаки времён меняются, объединяющий нас опыт угасает –— будто пятно чернил на оставленной на солнце промокашке, контур обозначили бы маркером.

Забвение. Пьедестал оставить — памятник менять Силуэты Гданьска, Калининграда, Клайпеды (см. рисунки Роландаса Марчуса, тушь, бумага, 2014) — без ссылок на окружающую среду. Монументы. Памятники. Герои отрезка времени. Близкие и далёкие. Те, которых обходят, и те, которые стали местами встреч. Уничтожение памятника — словно избавление от старого политического строя, его уничтожение, освобождение от оков истории. И наоборот — установка памятника отмечает новый строй. Созданная Деймантасом Наркявичусом пара ботинок, наполненных Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

107

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

солью грубого помола, напоминает крах советской конъюнктуры, когда монументы героев менялись на новые, а постаменты оставались старыми. Через восемнадцать лет ботинки Д. Наркявичуса были снесены и опять возвращены художником нового поколения, который не решился поставить на пьедестал другой объект. Общество через символические формы, например монументы и мероприятия памяти, пытается воссоздать свое прошлое согласно потребностям настоящего. Проф. Зигмунт Бауман на вопрос проф. Леонидаса Донскиса о соотношении памяти и забвения, когда накапливаемая сегодня в компьютерах, серверах, базах данных память не является необходимой для воспоминания, делится своими соображениями: «Забывчивость возникает по более серьёзным причинам. <…> Первой причиной является стремление модерности утопить нашу коллективную память, а вместе с ней и наше общее прошлое, в забывчивости. Архитекторы модерности глубоко верили и доверяли идее, что человеческие возможности для изменения мира являются практически безграничными. Поэтому неудивительно, что перед модерностью и была поставлена цель изменить мир, избавиться от воздействия прошлого на настоящее, сделать прошлое недействительным. Предполагалось просто смести, стереть прошлое, чтобы оно не мешало, заново переделать людей, перестроить их природное окружение и сам общественный строй, в котором они действуют. Было желание подогнать и природу, и общество под выдвигаемые людьми требования, потребности, пожелания и т.п. Вообще говоря, эта решительная, неимоверно смелая и амбициозная программа модерности должна была высвободить людей от воздействия внешних обстоятельств, для того чтобы они руководствовались видением своего будущего, а не обстоятельствами, определёнными прошлым» 3. Участники арт-экспедиции, проходившей в рамках проекта «Близкий незнакомец» 28 июня — 11 июля 2013 года, последовательно, а иногда и случайно встречая памятники в упомянутых городах, после этого долго катались по петлям памяти и забвения, как по американским горкам. Правда, фотоснимков не представили, а может, они были и не нужны. Следует признаться, что при написании данного текста также пришлось воспользоваться базами данных Интернета, так как живых рассказчиков встретить не довелось. И помнит ли кто ещё, как оставили пьедестал в городе, а памятник заменили новым?

Маршрут памятников: Гданьск — Калининград — Клайпеда Маршрут A Держитесь выбранного маршрута. Маршрут Ž Каждый план, правило, указание, распоряжение, то, что требуется соблюдать, чуть ли не каждый имеет желание изменить, сломать, не соблюдать, перегруппировать, внести свое, пересоздать. Хороший маршрут означает — никакого маршрута. Случайно обнаруженные памятники описаны и показаны ниже. А то, что по пути обнаружите сами, опишите в маршрутах B–Z. 108

30 октября 2013 г. в Университете им. Витаутаса Великого состоялась дискуссия «Моральная чувствительность в век неуверенности: диалоги проф. З. Баумана и проф. Л. Донскиса», http://www.bernardinai.lt/straipsnis/2013-11-20-z-baumanasir-l-donskis-apie-moralini-jautrumanetikrumo-amziuje/110273

К-14

Спецмаршрут

Гданьск

Место: ул. Wały Jagiellońskie, парк M. Konopnickiej Автор: скульптор проф. Францишек Душенко Установлен: 1977 г.

Место: ул. Solidarności Авторы: Богдан Петрушка, Веслав Шышляк, Войцех Моквински, Яцек Кренз Установлен: 1980 г.

Памятник Марии Конопницкой

Памятник павшим рабочим судоверфи

Мария Станислава ВасиловскаКонопницка (1842–1910) — польская поэтесса, новеллистка, литературный критик, переводчица и защитница прав женщин.

В 1970 г. у ворот №2 Гданьской судоверфи состоялась забастовка рабочих против режима коммунистов. Во время забастовки погибло 45 человек. Три креста с якорями, высотою в 42 метра и весом почти в 140 тонн, установлены на месте падения первых жертв во время событий.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Место: ул. Szeroka Авторы: скульптор Вавжынец Самп Установлен: 2010 г.

Памятник Святополку II Святополк Великий (1190/1200– 1266) — князь Поморья. Он постоянно боролся со своими братьями, которые заключали союзы с Великой Польшей и орденом крестоносцев. Эти союзы заставили Святополка выбрать в качестве союзников языческие племена пруссов, поэтому внутренняя война Поморья 1242 г. перешла в Пруссию (упомянута в источниках как Первое прусское восстание). Так как восстание было подавлено, Святополк потерпел поражение и был вынужден просить прощения у братьев и других христиан.

109

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

Место: площадь Obrońców Poczty Polskiej Авторы: скульптор Винцент Кучма Установлен: 1979 г.

Место: ул. Korzenna Авторы: скульптор Ян Щипка Установлен: 2006 г.

Памятник защитникам почты Польши

Памятник Яну Гевелию

Первого сентября 1939 г. войска Германии ворвались в Польшу, напав на почту Гданьска. В течение 15 часов 57 работников почты сопротивлялись атаке, продержаться дольше им не удалось. Памятник изображает умирающего работника почты Польши, который передаёт ружьё богине победы Нике.

110

Ян Гевелий (1611–1687) — астроном, пивовар, мэр Гданьска. Памятник установлен в 2006 г. в честь 395-й годовщины рождения мэра. Ян Гевелий открыл четыре кометы и Scutum Sobiescianum (Щит Собеского, в настоящее время именуемый созвездием Щита), назвав его в честь победы под Веной короля Польши и Великого князя литовского Яна III Собеского над Османской империей.

К-14

Спецмаршрут

Место: площадь Dževni (Targ Drzewny) Авторы: неизвестные Установлен: 1897 г.

Место: Базарная площадь (Długi Targ) Авторы: неизвестные Установлен: 1549 г.

Памятник Яну III Собескому

Фонтан Нептуна

Ян III Собеский (1629–1696) — польский вельможа и военачальник, король Польши и Великий князь литовский. Скульптура установлена в 1897 г. в честь короля Польши, который разгромил турок под Веной и, таким образом, преградил путь Османской империи для дальнейшего продвижения в Европу. Вначале памятник был установлен во Львове (находящемся сейчас в Украине), в 1950 г. перенесён в Варшаву, а в 1965 г. — в Гданьск. Во времена перемен скульптура стала местом демонстраций и сборов.

Бронзовая скульптура владыки морей установлена в 1549 г., а в 1633 г. стала фонтаном. Во время Второй мировой войны она была спрятана. На базарную площадь Нептун вернулся в 1954 г. Реставрированный в 2011–2012 гг. фонтан Нептуна является символом единения города Гданьска с морем и украшением базарной площади. Легенда гласит, что Нептун, разозлённый на то, что в фонтан бросают монеты, своим трезубцем ударил в воду, и она превратилась в золото. Маленькие кусочки золота и по сей день блестят на дне фонтана. Также Нептун причастен и к созданию знаменитой Гданьской наливки «Goldwasser» (по-немецки «Золотая вода»)

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Место: ул. Sucharskiego (Гданьск, Вестерплатте) Авторы: скульптор Францишек Душенко, архитектор Адам Гаупт Установлен: 1966 г.

Памятник защитникам Побережья Вестерплатте — полуостров в Гданьске на побережье Балтийского моря, который знаменит битвой, ставшей первым сражением немецкой и польской армий в 1939 г. во время вторжения вермахта в Польшу, а вместе с тем и первой битвой Второй мировой войны на европейском театре военных действий. Монумент из 236 блоков гранита высотою 25 метров установлен в память польского гарнизона.

111

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

Калининград

Место: ул. Университетская, д. 2 Авторы: скульпторы Гарольд Гаак, Станислав Раух Установлен: восстановлен в 1992 г. по копии памятника, изготовленного в 1864 г. Станиславом Раухом

Памятник Иммануилу Канту Бронзовую скульптуру в память философа Иммануила Канта в 1857 г. создал скульптор Станислав Раух в Берлине. К сожалению, из-за финансовых затруднений памятник в Кёнигсберге был установлен не сразу: для этого не хватило собранных жителями средств. Недостающую сумму пожертвовал Карл Розенкранц, получив гонорар за книгу «Кёнигсберг и современная урбанистика» (Königsberg und der moderne Stadtbau). Памятник был торжественно открыт в 1864 г. на улице Принцессиненштрассе (Prinzessinnenstraße), а в 1884 г. перенесен на площадь Парадеплац (Paradeplatz) около Кёнигсбергского университета. Во время Второй мировой войны при приближении Красной армии памятник был спрятан. Правда, оставшийся постамент некоторое время использовался как возвышение для памятника лидеру партии немецких коммунистов Эрнсту Тельману. Памятник И. Канту так и не удалось обнаружить. В 1992 г. графиня Марион фон Дёнхофф, имевшая корни в Восточной Пруссии, инициировала установку копии памятника.

112

Место: пр. Мира Авторы: скульптор Станислаус Кауэр Установлен: 1910 г.

Памятник Фридриху Шиллеру Бронзовый памятник знаменитому немецкому драматургу, философу, историку Фридриху Шиллеру (Friedrich Schiller) отлит и установлен в 1910 г. Почему скульптор С. Кауэр задумал установить данный памятник именно в этом городе — неразгаданная загадка, Ф. Шиллер никогда не бывал в Кёнигсберге. Памятник установлен по случаю 100-летнего юбилея оперного театра Кёнигсберга. При открытии театра (1810 г.) в нём был показан «Вильгельм Телль» Ф. Шиллера. Во время Второй мировой войны памятник был повреждён, в 1950-е подвергся реставрации.

К-14

Спецмаршрут

Место: ул. Генерала Соммера Авторы: архитектор С. П. Мирошниченко, скульптор В. И. Якутина Установлен: 1980 г.

Место: Гвардейский проспект Авторы: скульптор Юозас Микенас Установлена: 1946 г.

Место: пр. Мира Авторы: скульптор Б. В. Едунов Установлен: 1980 г.

Композиция «Победа»

Памятный знак землякамкосмонавтам

Памятник «Танк Т-34» Самый известный танк Калининграда, принявший участие в штурме Кёнигсберга в 1945 г., выдержал бои и в Китае. Танк до ул. Соммера Калининграда дошел своим ходом, после чего был увековечен — поднят на постамент. В 2007 г. в память о героях-танкистах памятнику присвоен статус объекта культурного наследия.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Композиция «Победа» является частью мемориала 1200 гвардейцам. В 1947 г. скульптор Ю. Микенас был награжден Сталинской премией. Памятник 1200 гвардейцам стал первым установленным в Кёнигсберге (город ещё не был переименован в Калининград) памятником советским воинам, погибшим при штурме города во время Второй мировой войны.

Памятник посвящён космонавтам — первым полетевшим в космос калининградцам: Алексею Леонову, Виктору Пацаеву, Юрию Романенко и Александру Викторенко. Изначально монумент назывался «Покорителям ближней вселенной». Местные жители называют памятник «Землякам-космонавтам» и «Привет из девятки» (исправительная колония №9. — Ред.). В 2007 г. памятник получил статус объекта культурного наследия.

113

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

Место: остров Канта, возле Кафедрального собора Авторы: скульптор A. Черницкий Установлен: 1983 г.

Место: площадь Победы Авторы: историк Сергей Трифонов, скульптор Александр Рукавишников Установлен: 2005 г.

Арка «Новая эпоха Возрождения»

Триумфальная колонна

Скульптуру составляют фигуры мужчины и женщины, символизирующие вдохновение и источник творчества, а над ними изображены портреты Леонардо да Винчи, Валентина Серова, Михаила Ломоносова, Виктора Васнецова, Сергея Коненкова и других знаменитых людей. На одной стороне памятника надпись «Эпоха Возрождения», на другой — «Новая эпоха Возрождения». Скульптуры мужчины и женщины несут на себе «тяжесть веков». Женское и мужское начало в народе называются Атлантом и Кариатидой. Пройти под аркой считается хорошей приметой. 114

Триумфальная колонна установлена в 2005 г. в честь 750-летия города и в память о германо-русских сражениях. Символизирующая мир во всем мире колонна является частью общегородской композиции «Двести лет славы русского оружия». На колонне расположены четыре бронзовых барельефа, посвящённые четырём известнейшим войнам России: Семилетней войне, Первой и Второй мировым войнам, а также войне казаков против Наполеона. Согласно идее автора, историка Сергея Трифонова, «Триумфальная колонна посвящена миру, чтобы напомнить победы российского народа, которых были четыре. Так как четыре стороны колонны "заняты", на земле больше нет места для войны, поэтому мы должны жить в мире и дружбе». В 2013 г. на вершине колонны установлен трёхметровый Орден Победы, напоминающий свой прототип — высшую военную награду СССР.

Спецмаршрут

К-14

Место: остров Канта, возле Кафедрального собора Авторы: Иоганн Фридрих Ройш Установлен: 1891 г., восстановлен 2005 г.

Памятник герцогу Альбрехту Памятник посвящён герцогу Альбрехту Бранденбургскому (1490–1568) — последнему верховному магистру Немецкого ордена, первому герцогу Пруссии, который был захоронен в Кафедральном соборе Кёнигсберга. Благодаря Альбрехту Бранденбургскому началось процветание экономики, политики и культуры Пруссии. В 1542 г. в Кёнигсберге он учредил партикуляр Collegium Albertinum, на основе которого в 1544 г. был создан Кёнигсбергский университет (Albertus-Universität). Бронзовая скульптура работы Иоганна Фридриха Ройша установлена в 1891 г. в одной из башен Кёнигсбергского замка. В 1935 г. памятник перенесён в другую башню замка. Во время войны он выстоял бомбардировки и штурм города, но через некоторое время пропал. Калининградцы инициировали возвращение памятника: в 2005 г. копия скульптуры была установлена возле Кафедрального собора. Работы выполнили Ф. Морозов и А. Шевцов.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

115

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

Клайпеда

Место: между ул. Кулю Вартай и пр. Тайкос Авторы: скульптор Д. Матулайте, архитектор Р. Буйвидас Установлен: 1983 г.

Неринга Скульптура изображает женщину, несущую на плечах два корабля. Идею великанши олицетворяют не большие масштабы, а максимальное напряжение формы, концентрированная энергия. Поднимаясь наверх, пластическое и эмоциональное напряжение сосредоточивается в верхней части скульптуры: паруса кораблей, крылья и ось центральной композиции венчает обладающая индивидуальными чертами голова Неринги. Несколько грубый тип лица напоминает суровую природу поморья. Композиция памятника с извилистыми и уступчатыми тропинками и ступенями вокруг скульптуры ассоциируется с рябью моря или нанесёнными ветром дюнами. 116

Место: Клайпедский парк скульптур, между улицами К. Донелайтиса, Лепу, Трилапё и С. Дауканто Авторы: архитектор П. Садаускас Установлен: 1975 г.

Памятник павшим во Второй мировой войне Памятник установлен на месте захоронения советских воинов (около 700 воинов), погибших в 1945 г. Здесь зажжён вечный огонь, установлена почти девятиметровая скульптура опущенного меча.

Место: ул. Лепу возле факультета художеств Клайпедского университета Авторы: скульптор Пятрас Делтува Установлен: 1974 г.

Памятник Кристионасу Донелайтису Кристионас Донелайтис — основоположник литовской литературы. Не сохранилось ни одного изображения классика, поэтому скульптура создавалась только на основе антропологических данных. Согласно первичному замыслу, данный бюст должен был украшать фойе школы им. Кристионаса Донелайтиса, но оказался слишком массивным, поэтому было решено разместить его на площади, названной именем классика.

К-14

Спецмаршрут

Место: Театральная площадь Авторы: неизвестные Установлен: 1912 г.

Место: напротив Ратуши, ул. Данес Авторы: скульптор K. Киселюс, архитектор П. Шадаускас Установлен: 1971 г.

Скульптура «Таравос Анике» и памятник Симону Даху

Рыбак

Установленный в 1912 г. на Театральной площади фонтан был посвящён памяти поэта, уроженца Клайпеды, профессора Кёнигсбергского университета Симона Даха. Скульптура изображает молодую босоногую девушку — одну из героинь произведений поэта. Фонтан Симона Даха был установлен на средства, собранные общественностью. На памятник щедро жертвовали и литовцы Клайпедского края. Это было первое мемориальное строение гуманитарного характера в этом крае. От других официальных памятников он отличался лиричностью, романтизмом и демократичностью. Любовная песня «Анхен из Тарау» поётся не только в Германии, но и в Швейцарии и Австрии. Её можно обнаружить и среди немецких народных песен; говорят, что колокола Мюнхенской ратуши ещё и сейчас вызванивают эту мелодию.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Во время празднования Праздника моря в 1971 г. напротив ратуши была установлена созданная К. Киселюсом скульптура «Рыбак». Ранее здесь находился памятник Боруссии, установлённый в 1907 г. в ознаменование столетия победы над Наполеоном. Памятник Боруссии иногда назывался Национальным памятником — Клайпеда оказалась единственным прусским городом, который не был оккупирован наполеоновскими войсками. После 1923 г. литовские повстанцы сняли памятник и перенесли его во двор ратуши. В конце 1930-х гг., после усиления националистических настроений местных немцев, памятник был восстановлен. Во время Второй мировой войны он исчез, а на его месте в советские годы была установлена скульптура «Рыбак». Вокруг скульптуры построен работающий в летний период фонтан.

117

К-14

Казараускайте-Марчене Скайсте

Место: окончание ул. Тилту, начало ул. Геркуса Мантаса Авторы: скульптор Арунас Сакалаускас Установлен: 2003 г.

Место: ул. Геркуса Мантаса, возле строения №38 Авторы: скульптор Витаутас Мачуйка, архитектор Гитис Тишкус Установлен: 1983 г.

«Арка» – памятник единой Литве

Памятник Геркусу Мантасу

Памятник «Арка» установлен во время празднования 85-й годовщины Тильзитского мира и 80-й годовщины объединения Клайпедского края с Литвой. Памятник весит 150 тонн и имеет высоту в 8,5 метров. Малая колонна из красного гранита символизирует Малую Литву и её культурное наследие, а серая колонна — Большую Литву. Верхняя, как бы отколотая часть памятника изображает Кёнигсбергскую (Калининградскую) область, в настоящее время принадлежащую России. На памятнике выбиты слова Иевы Симонайтите «Мы — один народ, одна земля, одна Литва».

Четырёхметровый в высоту монумент полководца, изображающий великого вождя пруссов, строился двенадцать лет. В 1971 г. задумку скульптора В. Мачуйки благословил тогдашний председатель исполнительного комитета Клайпеды Альфонсас Жалис. Однако процесс установки скульптуры был приостановлен из-за опасения реакции Москвы. Разрешение на постройку монумента было выдано только в 1982 г., после смерти Леонида Брежнева. Официально скульптура была названа «Часовой». Только во время её открытия был дан намёк, что скульптура является изображением восставшего против оккупации прусского вождя Геркуса Мантаса. Позднее до высоких правительственных инстанций Москвы дошли письма, что в Клайпеде «установлен памятник какому-то немцупруссу».

118

К-14

Спецмаршрут

Место: Клайпедский парк скульптур, между улицами К. Донелайтиса, Лепу, Трилапё и С. Дауканто Авторы: скульптор Адомас Бракас Установлен: 1925 г.

Памятник восстанию 1923 года в Клайпеде В Клайпедском парке скульптур стоит памятник участникам восстания 1923 г. Здесь захоронены повстанцы, погибшие в битве за присоединение Клайпеды к Литве. Обелиск является аутентичным пограничным столбом, когда-то отделявшим Малую Литву от Большой

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Место: Авторы: Установлен:

Внесите свое название Рисунок без названия, Чёрный куб. Пьедестал, оставленный для Вашей скульптуры. Создайте и запишите историю памятника:

119

К-15

Карпенко Анна

Карпенко Анна Калининград, Россия Социальный исследователь, координатор группы «Спасём брусчатку»

Брусчатка: неудобное наследство Брусчатые дороги — общие артерии бывшего восточнопрусского треугольника, разделенного сейчас между Россией, Польшей и Литвой. Эпоха всеобщей автомобилизации 1990–2000-х годов стала временем Х, решающим для судьбы этого странного наследства. Горбатые, упрямо проступающие сквозь советский асфальт, шумные, разбивающие подвески авто, проклинаемые на перекрёстках каменные мостовые — устоит ли гранитная история перед массовым желанием комфорта «здесь и сейчас»? Отношение к камням преткновения в Калининграде, Гданьске и Клайпеде показывает разные траектории не только отношения к прошлому, но и видения будущего этих городов. В Калининграде вопрос брусчатки стал всеобщей городской темой в 2011 году. Начало XXI века улучшило материальное положение горожан, принесло массовые кредиты, в том числе для приобретения автомобилей, а заодно и государственные средства для ремонта дорог. Брусчатые мостовые стали одна за другой исчезать из городского ландшафта, становясь жертвами контрактов муниципалитета с асфальтоукладчиками. И тут оказалось, что вопрос о брусчатке — не просто утилитарная тема о преимуществах того или иного типа дорожного покрытия. Брусчатка стала знаком идентичности, связи с довоенным прошлым города и вопросом ценностного выбора для многих калининградцев. В январе 2012 года несколько десятков горожан объединились в инициативную группу по спасению каменного наследия. Для обсуждения действий была образована группа в сети Фейсбук под названием «Спасём брусчатку». Под этим именем и стала известна в городе деятельность виртуального сообщества, которое составляет более 400 членов. На устраиваемые им различные события и акции приходит до ста горожан, а в ядре активных участников — около 30 человек. Состав группы менялся в течение двух лет: с самого начала был сделан акцент на принципиальной открытости сообщества, и это позволило привлечь представителей самых разных возрастных и социальных категорий горожан. Пожалуй, сейчас в городе «Брусчатка» — единственное низовое объединение, где вместе можно увидеть бизнесменов и художников, краеведов и велосипедистов, писателей и юристов, пенсионеров и студентов. 120

К-15 Золотое кольцо (2 Евро). Акция Михаила Гулина. Калининград, БФ ГЦСИ. Фото Е. Цветаевой, 2012

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

121

К-15

Карпенко Анна

Стратегия отстаивания исторической ценности менялась с течением времени. Вначале основные силы были направлены на взаимодействие с мэрией города, глава которой на первых порах демонстрировал поддержку. Такой «диалог с общественностью» стал частью предвыборной кампании и закончился зимой 2013 года. Но уже в период показного конструктива стало понятно, что понимание чиновниками историко-культурных ценностей как одного из основных критериев принятия решений — совсем не близкая перспектива. Выборные лица предпочитают использовать ценностные суждения лишь для получения краткосрочных политических дивидендов, а бюрократическая повседневность обусловлена императивами освоения бюджетных средств и сиюминутных решений. Группа «Спасём брусчатку» изучала опыт соседних стран и городов с похожим наследием (Рига, Вильнюс, Гданьск, Любек и другие) и пробовала предлагать для принятия муниципалитетом регламент по обращению с брусчатым покрытием, но он был отвергнут бюрократией. Довольно скоро стало понятно, что игра с бюрократией на её традиционном поле — поле обращений, документов, бумаг — не приводит к каким-либо результатам. В этой колее городской активизм уходит в деструктивное бумажное противостояние, обречён на реактивное действие, лишается сил формировать собственную повестку дня и влиять на общественное мнение. Просветительские акции, события, позволяющие горожанам узнать историю города и стать активными игроками в общественном пространстве — эти процессы эффективнее, чем одномоментный протест. Именно в таком ключе группа отметила свое двухлетие в январе 2014 года — просветительской акцией «День кёнигсбергской профессуры». Поводом для неё послужила очередная застройка многоэтажным жилым домом исторического места — кладбища, на котором покоятся знаменитые профессора Кёнигсбергского университета (Альбертины), в том числе астроном Фридрих Бессель, физик Франц Нейман, ботаник Роберт Каспари. В день, посвящённый памяти профессоров, горожане вместе с представителями группы совершили прогулку по астрономической горке, где Бессель впервые измерил расстояние до звезды, по бывшему университетскому городку с ботаническим садом, где Гельмгольц изобрёл офтальмоскоп, а зоолог Карл Бэр открыл законы эмбрионального развития. Академический вечер продолжился шаманством в старых городских воротах Закхайма, где стихи сочетались с экспериментальной музыкой. Впоследствии эта акция сыграла свою роль и в кампании, организованной одним из членов группы, поэтом Борисом Бартфельдом: ему удалось найти отклик у депутатов горсовета, и в июле 2014 года был открыт мемориальный знак в честь учёных Альбертины, упокоенных в профессорском Некрополе. 122

К-15

Паблик-арт, проект Михаила Гулина. Калининград, БФ ГЦСИ. Фото Е. Цветаевой, 2012

Вопрос о калининградской брусчатке сразу перерос в более масштабные темы городского планирования и развития — точечная застройка, общественный транспорт, велодвижение, парки и зелёные зоны, сохранение памятников культурного наследия. Каковы перспективы развития города? Станет ли прошлое серьёзным ресурсом для будущего? Можно ли совместно обсуждать вопросы общего блага, выходящего за рамки личных интересов? Каким образом развиваются похожие сюжеты у соседей? Непросто отстаивать историко-культурное наследие в Гданьске и Клайпеде. Девелоперский драйв, стремление к инвестициям так же, как на российской стороне, часто съедают значимые культурные метки. Вместе с тем знакомство с историей брусчаточного вопроса позволяет обнаружить интересные процессы, отличные от калининградской траектории. Брусчатка не просто сохраняется, но бережно реставрируется и восстанавливается, по крайней мере в зонах, объявленных исторически значимыми. Ценность каменных мостовых признаётся не только культурно чувствительными горожанами, но и политиками. Заявления о приоритете истории над комфортом (автомобилем или шпильками) не становятся просто выборными декларациями, но отражают действительную мотивацию и основу решений городских властей. Причиной тому, думается, стало как вполне практическое осознание туристической привлекательности наследия, своего рода монетизации истории, так и традиционно более явная значимость исторической преемственности в самосознании соседей. Брусчатка выступает не просто символом исторического колорита и особой городской атмосферы. В брусчатке прошлое становится материальным — предметом не только созерцания, но и телесного ощущения. Мы спотыкаемся, скользим, сцепляемся ботинками с поверхностью камня точно так же, как наши предшественники сотни лет назад. В среде одноразовых, быстро выбрасываемых, дешёвых предметов брусчатка становится недоступной и неудобной роскошью. Как воспринимает брусчатку привыкший взаимодействовать с миром в модусе комфортного потребления горожанин? Доступно ли нам сейчас удовольствие путешествия, а не простого перемещения из пункта А в пункт Б? Брусчатка — упрямое воплощение медленности. Города, развивавшиеся для обслуживания индустрии, конгломераты существ, быстро циркулирующих по заданным траекториям, остаются в прошлом. Каменные мостовые — стоп-кран, тумблер остановки и возвращения к аристотелевскому полису, в котором есть место для размышления и разговора горожан

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

123

К-16

Кожевникова Ирина

Кожевникова Ирина Калининград, Россия Искусствовед

Декор улиц как гипертекст

Калининградский областной драматический театр. Фото И. Кожевниковой, 2013

Проходя по улицам, мы можем рассматривать город как гипертекст и буквально считывать его историю. Будучи творением человека, город буквально наполнен знаками и символами, которые со временем наслаиваются, перекликаются, отсылают к более ранним историческим эпохам, обращают к личным воспоминаниям, удивляют прозрениями. В этом небольшом обзоре предлагается пройтись по улицам Калининграда с целью обратить внимание на монументальную пластику и элементы декора зданий послевоенного периода. Как правило, это произведения безвестных городских оформителей. Удивительно, но оказалось, что даже монументальные рельефы, созданные скульпторами, не являются официально признанными памятниками, а сведения об их авторах не удалось обнаружить в публикациях. Не все замеченные произведения обладают высокой художественной ценностью, однако они украшают и формируют пространство, активно влияют на наше восприятие города, рассказывают о жизни не меньше, чем исторические фотографии. Первые послевоенные годы были посвящены обживанию территории. Перед градостроителями стояла задача превратить враждебную территорию

124

К-16 в удобную для жизни. Не только восстановление разрушенного, но и приспособление, адаптация к своей культурной традиции, наполнение своими знаками и символами, своими культурными кодами, в том числе и идеологическими. Советский вариант неоклассики — парадный «сталинский классицизм» — развёрнут на всём протяжении проспекта Мира. В этот период дополнение архитектуры декоративной пластикой наиболее органично. Ордерная система, поддержанная декором из звёзд, гирлянд, пилястр, обелисков, очень убедительно демонстрирует оптимизм и парадность — так и видятся праздничные шествия колонн демонстрантов в дни государственных праздников. Самый значительный памятник архитектуры этой эпохи — драматический театр. Восстановленное здание сгоревшего Луизен-театра переосмыслено на основе русской традиции классицизма. Едва взглянув на монументальный портик и нарядный рельефный фриз с портретами русских писателей в обрамлении роскошных гирлянд, мы безошибочно опознаём и назначение здания, и античные (греческие) истоки, и русскую идею. Триумфальные ворота старейшего городского стадиона напоминают о римской традиции строительства триумфальных арок для победителей и Бранденбургские ворота Берлина со всеми сопутствующими ассоциациями.

Калининградский областной драматический театр. Фото И. Кожевниковой, 2013

Вход в зоопарк также был переосмыслен. Элегантная постройка, спроектированная Куртом Фриком в 1933 году в стиле ар-деко, переработана в соответствии с общей концепцией и напоминает греческие пропилеи. Для большей убедительности портал украсили фигурами животных из искусственного камня и рельефами. В середине 1970-х годов при реконструкции ограждения территории зоопарка со стороны проспекта Мира добавлены рельефные панели, каждая состоит из девяти клейм со стилизованными образами животных. Изображения очень декоративны, они вызывают в памяти и резьбу древнерусских белокаменные храмов, и печатные пряничные доски. Стилистически никак не связанные с концепцией оформления входа, они интересны для рассматривания как самостоятельные объекты.

Стадион «Балтика», Калининград. Фото И. Кожевниковой, 2013

В старых районах города встречаются менее парадные примеры неоклассицизма 1950-х годов. Небольшая площадь при перекрёстке улиц Вагоностроительной и Радищева (школа № 14, детсад, жилой дом с аптекой), ряд зданий на Советском проспекте (в том числе корпус Военного института с нарядной башенкой), улица Гостиная… можно найти и другие примеры. В Калининграде стиль сохранялся довольно долго после смерти Сталина, до начала 1960-х. К середине 1950-х пафос уходит, и постройки приобретают более сдержанный декор, сохраняя «основательность» и благородство классицистических пропорций. Дворец культуры рыбаков, 1957 год. Типовой проект хорошо вписался в ландшафт парковой зоны Кёнигсберга и стал завершающим объектом репрезентативной части проспекта Мира.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Дворец культуры рыбаков, Калининград. Фото И. Кожевниковой, 2013

125

К-16

Кожевникова Ирина

«Юность», жилой дом, Калининград. Фото И. Кожевниковой, 2013

Памятник «Покорителям ближней вселенной», Калининград. Фото И. Кожевниковой, 2015

Борьба с культом личности Сталина в архитектуре приняла форму борьбы с «декоративными излишествами». Жертвой этой глобальной политической акции в Калининграде стало административное здание Университета. При восстановлении главный корпус Альбертины утратил все изысканные украшения в стиле итальянского неоренессанса. Сохранились лишь несколько спрятанных в укромных местах деталей. Зато одна из стен приобрела незатейливый рисунок в духе первомайских открыток того времени. Занятно также увидеть на торце одного из ближних домов силуэтный профиль, схожий с эмблемой журнала «Юность», пользовавшегося большой популярностью в 60–80-е годы прошлого века. Энергия хрущёвской оттепели, успехи науки, индустриализации и полёты в космос создавали настроение футуристической романтики, требовали новых форм выражения. В стране начинается следующий этап строительства «нового мира» и возникает утопичная идея на месте исторического города построить «город будущего» без прошлого. В архитектуре надолго утверждаются подчеркнуто-прагматичный функционализм и очищенные от декора простые формы. В соответствии с трендом времени ансамблевую застройку

126

К-16

«Солнце над городом» (сверху), Калининград, ул. Зоологическая, д. 11 (первая половина 1980-х гг.). Фото И. Кожевниковой, 2015

«Олимпийские кольца» (слева внизу). Тот же дом. «Лев» (справа внизу). Калининград, ул. Подполковника Емельянова, д. 272–282 (первая половина 1980-х гг). Фото из архива И. Кожевниковой, 2013

сменили кварталы хрущёвок и брежневок со свободной планировкой. Тотальное однообразие со временем скрасила природа — где-то посаженные, где-то выросшие самостоятельно деревья и кустарники прикрыли унылые блочно-панельные произведения стройиндустрии. Но, кажется, иногда самим строителям становилось «скучно», и на глухих торцовых плоскостях стен они выкладывали мозаичные картинки из красного и белого кирпича, часто это были просто различные варианты ромбических узоров или выкладки ёлочкой. В индустриально-строительной парадигме даже общественные здания, как правило, были типовыми и не могли особенно разнообразить городскую среду, хотя отдельные уникальные архитектурные достижения присутствовали. Безусловное «наше всё» этого периода — Дом Советов, споры о котором, как хорошее вино, со временем повышают градус эмоционального напряжения. Привнести разнообразие, смягчить монотонность и технократичность блочнопанельных строений, несколько «гуманизировать» облик города помогали декоративные панно и рельефы. Ими украшали большие поверхности на общественно-значимых сооружениях. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

127

К-16

Кожевникова Ирина

Ресторан «Ольштын», Калининград. Фото из архива И. Кожевниковой

128

Библиотека им. А. Гайдара, Калининград. Фото из архива И. Кожевниковой

Монументально-скульптурная композиция, посвящённая воинам-связистам и ветеранам служб связи, 2010 г., Калининград. Фото И. Кожевниковой, 2015

К-16

Неглубокий рельеф на здании по ул. Леонова (д. 8) первоначально был выполнен в контрастном цвете терракоты и светло-серого, теперь здание находится в процессе ремонта, поверхность забелили, и рельеф почти не читается. Рельеф над входом кинотеатра «Победа» (сейчас магазин «Семья») теперь скрыт новой облицовкой. Ресторан «Ольштын» (Ольштынская ул., д. 1, главный фасад выходит на Ленинский проспект) и Детская областная библиотека им. А. Гайдара (ул. Бородинская, д. 13) имеют над входом рельефы, отлитые из металла. За последние два десятилетия в городе не появилось новых работ в жанре монументальной архитектурной пластики, что, безусловно, обедняет городскую среду. Неожиданное исключение — монументально-скульптурная композиция (памятный знак) «Воинам-связистам и ветеранам связи» (2010 год), созданная к 65-летию Победы во Второй мировой войне и установленная перед Домом связи. Автор — Сальников Олег Васильевич, скульптор-монументалист, член Союза художников с 1992 года

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

129

К-16

Кожевникова Ирина

Проспект Мира Проспект Мира начинается от площади Победы, от места, где когда-то стояли Штайндаммские ворота. Ворота пали первой жертвой строительного бума начала ХХ века и расширения границ города. О старой границе напоминает оборонительный ров, по дну которого проходит железная дорога.

Ныне корпус Калининградского государственного технического университета

Ныне штаб Балтийского флота

Ныне Институт океанологии

Ныне Областная научная библиотека

Театр построен в 1911–1912 гг. как «Новый театр королевы Луизы» (архитектор Вальтер Кукук). Несколько раз перестраивался. Во время войны здание сильно пострадало. В 1960 г. здание восстановлено силами строительного управления Балтийского флота (руководитель проекта Кухтенков) в стиле русского неоклассицизма по проекту архитектора Атанова из Москвы.

Первая часть проспекта похожа на парковую аллею и сравнима с увертюрой, вступлением в историю и архитектуру ХХ века. Пространство кёнигсбергского Ганза-ринга — цельный ансамбль, практически не затронутый переделками, — собрал стили начала прошлого столетия. По правую сторону представлены исторические стили: необарочное здание Земельного суда 1 и неоклассическое Почтовой дирекции 2, возведённые до Первой мировой войны. Вальмовая крыша, недавно восстановленная над зданием Земельного суда, вернула первозданное звучание его парадно-дворцовому облику. Бронзовые зубры работы Августа Гауля перед храмом правосудия успешно отметили в 2012 году столетие, сохранив даже обрамление (несколько поредевшее, правда) из грабовых деревьев. Здания по левую сторону свидетельствуют о радикальном изменении вкуса и технологий к концу 1920-х годов. Дом Радио 3 и Государственный архив 4 построены по проектам Роберта Либенталя, уроженца Тильзита (ныне Советск), в стиле баухауз. Этот ряд, законченный к 1930 году, является достойным воплощением прагматичных идей баухауза: простые и ясные формы, отсутствие декоративных элементов и подчёркнутое применение передовых промышленных технологий. Гармония пропорций, широкие ленты окон и узкие оштукатуренные поверхности. Роскошный лестничный марш, акцентированный снаружи остеклением, спиральной вертикалью устремлён вверх, символически направляя нас вперёд, в будущее. Уютный Ганза-ринг завершается двумя скверами перед Драматическим театром. В соответствии с европейской традицией оформления подобных архитектурно-пейзажных площадей, в скверах установлены парадные скульптуры. Памятник императору Петру, одна из последних работ знаменитого советского скульптора Льва Кербеля, установлен в ознаменование 300-летия Балтийского флота (бронза, 2003). Памятник Ф. Шиллеру (бронза, 1910), созданный на пожертвования общественности Станислаусом Кауэром, на этом месте находится с 1936 года. Здание театра, сохранив основные архитектурные объёмы, было полностью переосмыслено в художественностилистическом решении и приобрело черты русской неоклассики 5. Нарядное и очень театральное, оно торжественно вводит нас в исторический период 1950–1960-х годов, который начинается буквально за углом (поворотом), символически «открывая» новый этап жизни улицы и города. Эта часть проспекта Мира до 1945 года носила название Хуфен-аллее. Проложенная на месте старинного, известного со Средневековья тракта, улица вела к фешенебельному району вилл Амалиенау, спроектированному самым талантливым кёнигсбергским архитектором начала ХХ века Фрицем Хайтманном 6. Прекрасная панорама

130

К-16

Кёнигсберг, начало XX в., открытка. Фото из архива И. Кожевниковой

Калининград, 1950-е гг. Фото из архива И. Кожевниковой.

Калининград, 1970-е, открытка. Фото из архива И. Кожевниковой

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

131

К-16

Кожевникова Ирина

на проспект открывается из окон конференц-зала областной научной библиотеки. Вид практически не замутнён новыми постройками, и ценители городской архитектуры могут вполне насладиться открывающейся перспективой, ориентированной на шпиль кирхи Луизы. Проспект Мира 7 ещё в 1940-е годы определился как одна из главных магистралей послевоенного города. В отличие от Ленинского проспекта, который был проложен среди руин, он был составлен из нескольких вполне сохранившихся улиц. Хуфен-аллее, хоть и широкая, спроектированная с учетом развития автотранспорта, но более скромная по своему назначению, ориентированная в направлении уютного Амалиенау, при возвращении к мирной жизни наполняется новыми смыслами. Довоенные дома, пережившие артналёты и уличные бои, превратились в остовы-скелеты, и им предстояло обрасти новой архитектурной плотью. Неровности рельефа и уцелевшие линии фасадов не позволили спрямить эту магистраль по образу Ленпроспекта, и она сохранила очарование естественности движения, где за каждым небольшим поворотом (изгибом) открывается новая перспектива. «Главная улица» по своим задачам презентации обречена иметь символическое значение. Она должна нести весть о смыслах, достижениях, внутренних установках. В «закрытом» городе, каким был Калининград 1950-х, это в первую очередь манифест, послание, адресованное горожанам, но и жест «в пространство». Акт самоутверждения власти, размещение знаков-маркеров своего присутствия, трансляция идеологии и привнесение своей культуры, вживание в иную, непривычную среду. Пафос победы и традиций русской архитектуры выражал стиль, названный сталинским неоклассицизмом. Его внешними атрибутами были ордерная система, обелиски, колонны, гирлянды, звёзды, используемые в организации пространства и декоре фасадов. В 1950-1960-е годы проспект стал центром светской жизни. Вдоль него, как бусины на нить, были нанизаны самые значимые места общения и отдыха: театр, стадион, зоопарк, кинотеатр, кафе, магазины, первый универмаг и городской парк, Дворец культуры рыбаков. Здесь же расположились знаковые магазины «Дары моря» — витрина рыболовной отрасли региона, и «Янтарь», представлявший местный уникальный самоцвет. Эти магазины славились далеко за пределами области и неизменно посещались приезжими. Пожалуй, не будет большим преувеличением назвать их предтечами Музея Мирового океана и Музея янтаря. Чуть позже добавился театр кукол (1975), фактически спасший от разрушения кирху памяти королевы Луизы. Наиболее разрушенные дома были разобраны и на их месте устроены скверы. Улица предназначалась для шествий: праздничных демонстраций, воскресных прогулок, вечерних выходов в театр или кино. Теме мерного шествия подчинена ритмика архитектурных элементов и декора: колонны театрального портика и «триумфальных ворот» стадиона, пропилеи входа в зоопарк, неожиданная колоннада, акцентирующая верхний этаж дома, обелиски на крышах, пилястры на фасадах домов — всё монументально и торжественно.

132

Сталинский неоклассицизм. Фото И. Кожевниковой, 2013

К-16

Однако пафос парадности всё же смягчается ограниченностью обзора из-за изгибов улицы, вкраплениями скверов, присутствием разнообразных растений. Ноту романтики добавляют встречи с довольно глубоким извилистым оврагом, промытым за многие тысячелетия течением небольшой речки. Глаз невольно цепляется за всевозможные детали, выдающие приметы разных времён. Ужились, породнились, подернулись патиной и для современного молодого поколения воспринимаются одинаково отстранённо,

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

133

К-16

Кожевникова Ирина

абстрактно-исторично. Удивительно, но у этой эклектичной, собранной и скроенной из разновременных, разностильных, разнокультурных мотивов улицы есть внутренняя целостность. Всё каким-то волшебным образом органично уживается. Когда вы попадаете на проспект Мира, у вас нет желания поскорее пробежать, проскочить. Даже торопясь, невольно притормаживаешь — глаз цепляется за подробности, а ритм архитектуры организует пространство-время. Интересно, что названия поперечных улиц, берущих начало от проспекта Мира, тоже вполне говорящие на языке времени: Комсомольская, Красная, Коммунальная. Особый символ — улица Космонавта Леонова, названная в честь самого прославленного калининградца 8. В этом имени и гордость за земляка, и увлечение наукой, и вера в «светлое будущее человечества», которое связывалось с освоением космоса, и желание личных достижений. В середине 70-х сквер напротив улицы Леонова обретает «тему и идею» — покорение космоса. В центре его — памятный знак «Землякамкосмонавтам» 9: виток спирали, символизирующий выход ракеты на орбиту, охватывает фигуру человека с простёртой вверх рукой. На монументальном постаменте — бронзовые рельефы с портретами земляков-космонавтов 10. Деревья в сквере также высажены космонавтами. После площади перед парком Луизенваль проспект Мира вбирает в себя бывшую Хаммервег и становится чуть менее официальным — больше жилых домов, меньше общественных пространств, — добираясь до Дворца культуры рыбаков 11. Дальше шли места загородного отдыха — рекреационные зоны ландшафтных парков вокруг озер Цвиллингтайх 12 и Хаммертайх 13 и парки городских некрополей. Ненароком сложилось так, что завершается проспект Мира весьма символично — местом встречи с «миром иным», местом вечного упокоения. В связи с этим вспоминается местная идиома. Как часто бывает, когда речь заходит о сакральном, появляются слова-заменители, описывающие «то-чтонельзя-называть». Горожане, говоря об ушедшем из жизни, выражали это так: «Отправился по шестёрке», указывая таким образом адрес за кольцом маршрута трамвая № 6. Советский Союз как государство и как идеология растворился, его символы стали артефактами исторической декорации, выветрились из актуального сознания, и в последние годы вновь произошло переосмысление городского проспекта. Теперь проспект Мира можно считать первой пешеходной улицей, какой он уже традиционно становится в Дни Города — долгожданное «общественное пространство» с шествиями, ярмарками, концертными сценами и театральными представлениями. Хотя если разобраться, в этом новом осмыслении произошло возвращение к заложенной советскими проектировщиками функции

Проспект Мира, Калининград Фото И. Кожевниковой, 2013

134

К-16 Район Амалиенау получил название от имения, которому ранее принадлежали эти земли. В 1898 г. впервые для Кёнигсберга столь обширная территория застраивалась по единому архитектурному плану. В проекте реализована идея «города-сада» — виллы и малоэтажные дома, выстроенные по индивидуальным проектам, обрамлялись зеленью садов, небольшие площади и скверы создавали уютное пространство для прогулок. Особенностью планировки был отказ от прямолинейности: улицы живописно изгибаются, площади имеют форму круга. На северо-западе район заканчивался парковой зоной с искусственным озером Цвиллинг-зее (ныне — Хлебное). Романтический водоём пересекала дамба с живописными мостиками, на одном из берегов был обустроен пляж. В архитектурном отношении большинство домов этого района принадлежат «югендстилю» (немецкий вариант модерна). Свободные и разнообразные объёмы декорируются элементами «исторических стилей», дома при этом приобретают особую пластику и художественную выразительность.

До конца 1961 г. носил название Сталинградский проспект.

Космонавт Алексей Архипович Леонов первым в 1965 г. вышел в открытый космос.

9 Скульптор Б. В. Едунов, архитектор М. Н. Насекин. Установлен в честь А. Леонова, В. Пацаева, Ю. Романенко. Ещё один наш земляк, А. Викторенко, побывал в космосе после установки памятника, поэтому нет посвящённого ему барельефа.

10 В 2005 г. скульптуру отреставрировали, изменив первоначальный суровый стиль памятника. Гранитная облицовка постамента заменена цветной керамической плиткой, отчего он значительно опростился.

Ныне Музыкальный театр.

12 Официальное название Поплавок, но в народе прижилось Хлебное, Хлебка. В послевоенные годы в одном из домов находился хлебный магазин, от которого и произошло название. Теперь вид на озеро со стороны проспекта полностью закрыт постройками невнятной архитектуры.

13 Не имеет официального названия, народное — Пионер, по названию стадиона.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

135

К-16

Кожевникова Ирина

Луиза в Кёнигсберге («Народная королева») Когда произносят «королева Луиза», не возникает и тени сомнения, о ком пойдёт речь. Луиза-Августа-Вильгельмина-Амалия (1776–1810) — прусская королева, супруга Фридриха Вильгельма III. Юная принцесса в семнадцать лет стала женой прусского наследника, и красотой, обаянием, отсутствием чопорности сразу расположила к себе сердца подданных. Самодисциплина и самовоспитание быстро превратили юную девушку в королеву, сознающую свою миссию. Вся её дальнейшая жизнь посвящена утверждению идеалов семьи, заботе о своих детях и благе страны. Судьба связала Луизу не только с Пруссией, но в значительной степени — с Восточной Пруссией. Впервые молодые король Фридрих Вильгельм III и королева Луиза побывали в Кёнигсберге в июне 1798 года для принятия присяги от подданных. Через четыре года, в мае — июне 1802 года они посетили Мемель, где встретились с российским императором Александром I. Это знакомство во многом определило судьбы дальнейшей европейской политической и военной истории. Личные симпатии молодых правителей переросли в дружбу и послужили основой политического союза. Во время ответного визита осенью 1805 года Александр гостил в Потсдаме и убеждал нерешительного Фридриха заключить военный союз против Наполеона. Активной сторонницей союза выступала королева Луиза. Следствием политических переговоров и романтических клятв верности явилось вступление Пруссии в войну с Францией. Пруссия первой из европейских стран оказала сопротивление победному шествию Наполеона. В страстном патриотическом порыве стремясь поддержать боевой дух воинов, Луиза отправилась к войскам вместе с супругом. Однако военный гений Наполеона и потенциал его армии намного превосходили возможности пруссаков. После сокрушительного разгрома при Йене и Ауерштедте королева с детьми бежала в Кёнигсберг, затем в Мемель. На целый год Мемель превратился в столицу Пруссии. Россия вступилась за Пруссию, но после относительного успеха под Пройсиш Эйлау 14 июня 1807 года русская армия потерпела поражение в битве при Фридланде. Неудачная попытка добиться от Наполеона лояльных условий мира на переговорах в Тильзите и связанные с этим неформальные истории создали Луизе ореол самоотверженной защитницы прусских интересов. Официальная пресса и народная молва именовали Луизу не иначе как «духовной покровительницей» и «добрым гением» Пруссии.

Королева Луиза, Мемель, 1807 г. Открытка из коллекции И. Афонина

136

Пребывание королевского двора в Кёнигсберге с начала января 1808 года до конца декабря 1809 года запечатлено в официальных хрониках, частных воспоминаниях, народной памяти и городской топографии. Деятельная королева поддерживала благотворительные начинания, патриотические

К-16

Луизен-театр, открыт 23 сентября 1912 г. Открытка начала XX в. из архива И. Кожевниковой

настроения и проведение всесторонних реформ в одряхлевшем государстве. Осознавая причины поражения и обладая решительным характером, она фактически возглавила создание народного ополчения и партию реформаторов, работавших над проектом всесторонних преобразований в Пруссии. Актом самоотверженности и гражданского служения стала продажа её личных драгоценностей для выплаты огромной военной контрибуции, наложенной Наполеоном. Несмотря на все трудности, с её одобрения и при финансовой поддержке в Кёнигсберге возникло благотворительное общество, построены городской театр и приют для одиноких женщин. В условиях национального унижения Луиза стремилась ободрить короля, который думал об отречении, окружала его любовью и старалась наладить счастливую семейную жизнь. Граждане Кёнигсберга дважды праздновали пополнение монаршей семьи: рождение Луизы (1 февраля 1808 года) и Альбрехта (4 октября 1809 года). В конце декабря 1809 года королевская семья вернулась в Берлин, но вскоре Луиза заболела и 19 июля 1810 года умерла. Ещё при жизни королева стала объектом любви и почитания со стороны подданных, буквально боготворивших её образ после смерти. С её именем связаны возрождение национальной гордости, прогрессивные реформы и новый подъём Пруссии. В народной памяти Луиза запечатлена молодой красавицей, воплотившей идеал супруги и матери, а образ счастливой многодетной королевской семьи стал эталоном для формировавшегося буржуазного общества. Она родила десятерых детей, семеро из которых достигли зрелого возраста, что для уровня медицины и гигиены того времени было исключительным. Её дети заняли самое высокое положение: Фридрих Вильгельм IV правил Пруссией, Вильгельм I отомстил Франции за унижение и в 1871 году был провозглашён германским императором, Луиза стала принцессой Нидерландов, а Шарлотта в 1817 году под именем Александры Фёдоровны вышла замуж за наследника русского престола Николая и в 1825 году вместе с ним приняла титул императрицы.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

137

К-16

Кожевникова Ирина

Пребывание королевы Луизы в Кёнигсберге С пребыванием королевской семьи в Кёнигсберге связано несколько красивых легенд. На балу по случаю завершения переговоров в Тильзите Луиза появилась без украшений, лишь в венке из васильков. На остроты французов королева спокойно ответила: «Да, господа: все наши драгоценности частью разграблены, частью проданы, чтобы хоть сколько-то помочь нуждам нашей разоренной страны; а наши поля так вами вытоптаны, что даже и полевой цветок теперь большая редкость». Ответ смутил насмешников — они не нашлись, что ответить, и замолчали. Пребыванию в замке, который казался ей мрачным, королева предпочитала жизнь в пригородном поместье школьного советника Бузольта. Однажды во время утренней прогулки королевы с сыном Вильгельмом и дочерью Шарлоттой к ним подошла крестьянская девушка с корзинкой васильков. Купив свежие полевые цветы, Луиза сплела дочери венок. Яркий синий цвет наполнил сердца радостью и сверкнул надеждой. С тех пор для неё и детей этот цветок стал любимым.

Советск (бывш. Тильзит). Фото Э. Казлаускаса, 2014

Императрица Александра Фёдоровна много лет спустя проезжала через Кёнигсберг, и жители города, желая напомнить ей о детских годах, устроили торжественную встречу, в которой главную роль играли васильки. Приветственную процессию возглавляли молодые девушки в белых платьях с венками васильков в прическах и с корзинками этих цветов в руках. Все здания города были украшены венками и гирляндами из васильков, все памятники увиты ими, и даже все древки знамён, вывешенных на домах, оплетены этими цветами. Самая красивая из девушек поднесла императрице чудную корзину небесно-синих цветов, а остальные бросали свои васильки на землю и усыпали ими путь долгожданной гостьи. Императрица была растрогана до слёз таким сердечным приемом и высказала глубокую благодарность кёнигсбержцам за то, что для встречи они выбрали столь дорогой её памяти василёк.

Память королевы Луизы в Кёнигсберге 1. Луизеналлее — аллея королевы Луизы (ныне улица Комсомольская). 2. Памятник королеве Луизе в парке Луизенваль (ныне Центральный парк). В 1807(?), 1808 и 1809 годах летние месяцы королева Луиза с детьми провела в имении Луизенваль, и ей очень полюбился высокий холм с прекрасной панорамой. В тот период имением владел школьный советник Г. К. В. Бузольт, назвавший его в честь своей супруги. Император Вильгельм I выкупил имение, и 2 сентября 1874 года при его участии состоялось открытие памятника. Бюст королевы изваял каменотёс Беллерт по модели, созданной королевским скульптором Христианом Раухом. Под бюстом была укреплена табличка с посвящением: «Покровительнице Пруссии, незабвенной коро-

138

К-16

леве от сограждан. 1874 год». Липа в центре ротонды (жива!), высаженная императором, напоминала о «липе мира», посаженной императорами в Тильзите после подписания договора. В 1914 году Вильгельм II передал имение городу. 3. Луизенкирхе — Церковь памяти королевы Луизы. Построена по проекту Ф. Хайтмана, получившего за неё звание придворного архитектора, освящена 9 сентября 1901 года в присутствии императора Вильгельма II и его супруги. Составляла единый ансамбль с памятником. С сентября 1976 года в отреставрированном здании находится театр кукол. 4. Луизеншуле — школа имени королевы Луизы (ныне — школа № 41, ул. С. Тюленина). Луизеншуле получила новое здание в 1901 году на месте, где стоял дом, в котором королева останавливалась в 1798 году. 5. Луизенхё — холм Луизы в Луизенвале. 6. Луизенплац — площадь в Амалиенау (сохранилась, но названия не имеет). 7. Луизен-театр. Был открыт 23 сентября 1912 г., несколько раз перестраивался и в итоге стал архитектурной основой Калининградского драматического театра. 8. В городе действовал приют королевы Луизы для женщин, здание не сохранилось.

Восстановление ротонды Луизы Когда-то мемориал был построен с помощью средств, собранных гражданами города — в Кёнигсберге было принято украшать город памятниками и декоративными скульптурами. В 2009 году бывшие жители города доктор Вильгельм Раймхен, доктор Хорст Хюттенбах и барон фон Хаммерштайн передали городу копию того бюста, который когда-то был центром мемориала. Специалисты из реставрационной мастерской «Наследие» (Санкт-Петербург) провели обследование, составили смету на восстановление памятника и прилегающего ландшафтного комплекса. К работе подключились заинтересованные горожане. Николай Перкусов сообщил, где лежит мраморное обрамление бюста, сотрудники фонда «Калининград» разработали и провели летом квест-игру, посвящённую истории города и парка, группа за сохранение культурного наследия «Спасём брусчатку!» совместно с Калининградским областным театром кукол устроила 10 марта 2013 года празднование дня рождения Луизы. Собранные средства пойдут на восстановление памятника. Поддержать благородную традицию украшения города и помочь восстановлению прекрасного уголка парка может любой желающий, приняв участие в сборе пожертвований. Акция по сбору средств проводится фондом «Калининград»

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

139

К-17

Козлов Митя

Козлов Митя Санкт-Петербург, Россия Искусствовед, куратор

Kampfbahn, или Путь борьбы

Стадион в Инстербурге. Аэрофото 1930-х

Развитие спорта в Европе происходило между двумя крайностями одного германского народа — англичанами и немцами. Первые провозглашали командный игровой спорт, строго регламентированный, элитарный. Из английских клубов выпускались своды правил для таких игр, как бейсбол, футбол, регби, гольф, крикет, поло и др. Эти игры зрелищны, но архитектура стадионов рождалась из функции: они были круглые, грушеобразные, овальные или прямоугольные. Немцы противопоставляли английской модели свою, основанную на атлетической гимнастике, на программах физических упражнений. Эти занятия обслуживал гимнастический плац — поле со множеством снарядов. Немецкому спорту присуща массовость, зрелища не было, все были участниками. Идеальная архитектура немецкого спорта — это трибуна, но не та, на которой сидят зрители, а с которой вождь благословляет свой народ. Воспитательный характер обеих моделей был очевиден, разными методами формировался в первом случае джентльмен, а во втором — юнкер, сын и защитник Отечества. Так английскому прагматизму и индивидуализму противостоял рыцарский и народный дух. Стадионы в Германии появились достаточно поздно. Дело в том, что традиционная для немцев форма — Turnplatz — отличалась от привычных форм у законодателей спортивной моды в Англии. Немцы называли свои сооружения иначе — Kampfbahn или Turnplatz, демонстрируя особую философию и практику спорта. Turnplatz из небольшой площадки с установленными на ней гимнастическими снарядами развился на протяжении XIX века в более масштабное сооружение. Оно сравнимо с английским зелёным полем, на котором можно было массово заниматься разными видами спорта в зависимости от необходимости. Во время спортивных фестивалей этот прямоугольный участок окружали трибуны, палаточные лагеря участников, строилось снаряжение. В остальное время это было место для подвижных игр под открытым небом. В 1930-х появилась такая форма спортивного ландшафта, как поле парадов, наподобие Марсова: Майское поле (Maifeld) при Берлинском стадионе, поле Цеппелина (Zeppelinfeld) при Нюрнбергском комплексе. Их ограничивает одна, но очень большая трибуна, которая сама становится объектом массового действа — на ней, как у римлян, собираются лучшие члены партии.

140

К-17

Kampfbahn — беговая дорожка, наследник древнегреческого дрома (drom). Переводить на русский язык это слово нужно, учитывая агонический характер состязаний в Древней Греции. Лучше всего подходит понятие «путь борьбы». При нарастающей милитаризации и национализме в Германии этот лозунг звучал очень ярко. Беговая дорожка совмещалась с футбольным полем, опоясывала его, так складывался стадион в современном понимании. Во всем мире строились стадионы, и только в Германии 1920–1930-х они именовались кампфбанами. Повсеместно стадионы в Германии стали появляться в эпоху Веймарской республики. Самый распространённый тип — ландшафтный стадион с амфитеатром насыпных трибун и небольшой крытой ложей. Недорогой стадион-холм возводился на средства каждой городской общины. В это же время строятся сооружения в стиле экспрессионизма и баухауза. Интерес в них представляют функциональные решения, детали, конструкции, фактуры. В 1930-е годы в спортивной архитектуре преобладают монументальномемориальные тенденции. Возникают ансамбли масштабных форумов с триумфальной архитектурой. В Германии 1930-х были построены уникальные стадионы. Берлин, Бреслау, Нюрнберг, Кемниц, Франкфурт-на-Майне, Штутгарт, Кёнигсберг и Кёльн — история архитектуры спортивных форумов этих городов еще не написана, но достаточно взглянуть на старые фотографии, чтобы понять, что спорт для Германии был ведущей и самой выразительной сферой. Так называемая «тоталитарная» архитектура Гитлера не имела лучших примеров, чем стены и колонны из грубого камня, башни с орлами, скульптуры богов и спортсменов, огромные трибуны, с которых вещали вожди, а не наблюдали зеваки. Пруссия, кажется, была более расположена к занятиям физкультурой, чем остальные немецкие земли. Над приморским севером Германии веял дух физического здоровья, а протестантское трудолюбие делало и спорт повседневностью. От Берлина до Гумбиннена скакали на лошадях, бегали, занимались гимнастикой, играми, плаванием, теннисом, мото- и велоспортом, запускали воздушные шары. Активной спортивная жизнь была в Данциге (Jahnkampfbahn), в Штольпе (Hindenburgkampfban). Спортивные общества конькового бега и гребли существовали на Прегеле с середины XIX века. На Вислинском заливе развивался парусный спорт, а главный немецкий яхт-клуб располагался в Киле. На Тракененском конном заводе готовили олимпийских чемпионов. Футбольные клубы Восточной Пруссии организовывали свою Балтийскую лигу. Повсеместно занимались плаванием, бассейны и водные стадионы строились в 1920-х и еще активней при Гитлере. На Медном пруду Кёнигсберга плавательная школа была открыта в начале ХХ века, а в 1925 году там появился водный стадион. Кёнигсберг в начале ХХ века был ухоженным и хорошо развивающимся городом. Кольцо оборонительных сооружений превращалось в кольцо парков. Спорт занимал в них важное место. На северо-восток от Росгартена в Каролиненхоф были разбиты поля для выезда и выставки лошадей. Позже за Литовским валом построили ипподром, который действовал еще в 1941 году, но сейчас это место пустует, будто ожидая возвращения сюда конного спорта. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Всегерманский стадион в Шарлоттенбурге. Фото 1913

Плавательный бассейн в Стаблаке. Фото 1930-х

Эрих Кох Спортплац. Фото 1930-х

Плавательный бассейн в Гумбиннене. Фото 1930-х

141

К-17

Козлов Митя

Приложение. Спортивные плацы Кёнигсберга по плану города 1931 года. 1. Sportplatz des Männer-TurnVereins, Cranzer Allee (Спортплац мужского гимнастического общества Кёнигсберга). Сейчас: Мемориальное кладбище на Невского, 76. 2. VfB (Verein für Bewegungsspiele) KönigsbergSportplatz, Maraunenhof (Спортплац Общества подвижных игр Кёнигсберга). Стадион спортивного общества и футбольного клуба VfB построен в 1929 году. Рядом установлен памятник атлетам VfB, погибшим на фронтах Первой мировой войны. Там же располагалось Damensportverein (Женское спортивное общество). Сейчас: стадион БГА на Парковой аллее. 3. Dr. Fritz Lange Sportplatz, Samitter Allee (Спортплац имени доктора Фритца Ланга). Стадион построен в 1912 году, здание клуба появилось в 1920-х. Сейчас: стадион «Трудовые резервы» на ул. Горького, 83. 4. Tiergarten Sportplatz,Königsberg-Hufen (Спортплац Тиргартен). Плац упоминается как теннисный, сейчас о нем напоминают корты на северной оконечности зоопарка. 5. Herzogsacker, Königsberg-Roßgarten. Речь идёт о Герцогских полях в Росгартене, существовавших с начала XIX века. Участок застраивался казармами «Кронпринц». Сейчас на ул. Грига есть школьный стадион, возможно, это он.

Скульптурное оформление стадиона Балтика в советское время. Фото Е. Уманского, 2003

Много в городе было стадионов и плацев. Самыми большими были Спортивный парк (Sportpark) у Фридландских ворот и Вальтер-Симон Спортплац. Первый был главным спортивным сооружением города. На карте Кёнигсберга 1928 года видно, что к овальному кампфбану был приставлен прямоугольный плац, образуя обширную зелёную зону. В настоящее время это стадион «Локомотив», где стоит одна большая трибуна, традиционная для спортивных плацев. Кажется, она старая, а в 1950-х она была чуть расширена и украшена в советском стиле.

142

К-17 Спортивный парк на месте нынешнего стадиона «Балтика» был известен еще с конца XIX века. На средства банкира Вальтера Симона был создан стадион, получивший его имя. До 1921 года там играл футбольный клуб «Кёнигсберг», участвовавший в Гаулиге Восточной Пруссии. В 1934 году стадион перестроили в плац НСДАП и дали имя Эриха Коха. Огромная каменная трибуна с центральной башней, над которой парил орёл Третьего рейха, была расположена по оси широкой парковой аллеи. На обратной стороне башни и сейчас можно видеть рельеф, на котором всадник несёт факел. Ряд флагштоков на трибуне создавал эффект колоннады — типичный немецкий плац 1930-х.

6. Sportplatz am Friedländer Tor, Aweider Allee (Спортплац у Фридландских ворот). Комплекс из стадиона и зелёного поля. Сейчас: стадион «Локомотив» в Южном парке. 7. Jahn Sportplatz,am Hammerteich (Спортплац имени Фридриха Людвига Яна). Сейчас: место плаца частично занимает стадион «Пионер» на проспекте Мира, 134. 8. Sportplatz am Landgraben, Königsberg-Amalienau (Спортплац на Ландграбен). Сейчас: стадион «Спартак» на углу ул. Яналова и Каштановой аллеи. 9. Sportplatz am Sackheimer Tor (Спортплац у Закхаймских ворот). Построен после 1928 года. Сейчас: стадион «Красная звезда», Московский пр., 171. 10. Walter-Simon Platz (Вальтер-Симон Плац). Сейчас стадион «Балтика». 11. Sportplatz Prussia Samland Königsberg, Steffeckstrasse (Спортивный плац футбольного клуба Prussia Samland). Стадион не сохранился, на его месте построены гаражи на ул. Катина. 12. Rasensport Preussen Sportplatz, Stressemann strasse (Спортивный плац футбольного клуба Rasensport Preussen). Сейчас: место на Советском проспекте, 182, застроено. 13. Sportplatz am Königstor (Спортплац у Королевских ворот). Он существовал за Литовским валом до 1930-х годов, после чего переместился к Закхаймским воротам.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Всего в Кёнигсберге 1930-х годов было около пятнадцати плацев. Свои спортивные общества были у работников почты, железнодорожников, полицейских. Половина полей сохранилось до сих пор, в советское время они использовались, но сейчас за редкими исключениями представляют собой жалкое зрелище. Спортивный парк в Инстербурге мог считаться образцовым для провинциального города. Проект разработали в середине 1920-х годов архитектор Вальтер Браш и мастер ландшафта Гуго Кауфманн. На берегу Анграпы поместили стадион, корты, спортплощадки, бассейн, театр-тинг, провели благоустройство. Стадион сохранился, остальное заросло травой. Также сохранились стадионы в Советске и Гусеве, но они лишись своих спортивных парков, которые обеспечивали массовый охват населения, широкую и экологичную демонстрацию физической культуры. Современная же ситуация и вовсе оставляет спортсменов в меньшинстве перед толпами зрителей. Советский Союз был не меньше немцев заинтересован в спорте, более того, исповедовал ту же, восточную физкультурную модель. Конечно, был устранён символический антураж этой архитектуры, также снизились масштабы использования. Столько сооружений, сколько имели немцы, советским людям было не потянуть, особенно это касалось провинциальных городов. В наше время спорт оказался на грани стагнации, превратившись в коммерческое шоу. Поэтому заброшенные объекты можно обнаружить в разных уголках Калининградской области, лиричнее всего выглядят железобетонные вышки бассейнов в Долгоруково, Гусеве, на Ялтинском пруду Калининграда. Со старых фотографий спортивных парков Восточной Пруссии считывается идейный поток: культ тела, воспитание здорового поколения, гармония человека и природы, окультуривание ландшафта, мастерство. Современные же проекты стадиона для чемпионата 2018 года в Калининграде обнаруживают желание культуры сделать этот объект временным, приспособляемым для любой функции, окружённым коммерческой инфраструктурой. Времена атлетов, поклонявшихся богам с помощью своего тела, прошли, перед нами гладиаторы на арене и ревущая толпа с неутолимой жаждой зрелищ

143

К-18

Козловский Войцех

Козловский Войцех Зелёна-Гура, Польша Директор Бюро арт-выставок, куратор

Принцип Гейзенберга при посещении разных стран на автобусе, или Невозможность управляет тобой даже в дороге Принцип неопределённости Гейзенберга — правило квантовой механики, согласно которому существуют такие пары величин, у одновременного определения которых есть свой предел точности 1.

Перевод Игоря Белова

Из Википедии.

144

Если бы все мы, за немногочисленными исключениями, увидели математическую формулу, в которой содержится принцип неопределённости Гейзенберга, не обошлось бы без тяжёлых вздохов и приправленных ностальгическими шуточками воспоминаний о наших муках на уроках математики. А я всё-таки не могу удержаться от квазинаучного препарирования открытий, совершённых мной на каникулах, когда я ещё не знал, насколько болезненными могут быть собственные безволие и глупость. Этот текст лучше всего читать в сопровождении песен в исполнении Билли Холлидей, особенно тех, что были записаны ею после 1950 года. На первый взгляд, у этой музыки нет ничего общего с маршрутом нашего путешествия, и я готов биться об заклад, что певица и понятия не имела о Ганзейском союзе, крестоносцах, местонахождении Гданьска, не говоря уж об Иммануиле Канте. Тем не менее ностальгия и память об утрате, составляющие суть этой музыки, никогда не покидали бывших и нынешних жителей этой земли — вот почему мне кажется, что вокал Билли Холлидей идеально подходит местному пейзажу. Не будем забывать, что Гейзенберг — это не только псевдоним главного героя фильма «Во все тяжкие». О’кей, это был последний фрагмент личного характера, хотя я сейчас определенно лукавлю, поскольку путешествовать и потом рассказывать об этом можно исключительно от первого лица. Конечно, поглядеть на другие страны можно и при помощи Интернета, на картах Google. Именно здесь я только что отыскал ворота калининградской судоверфи, чтобы взглянуть на них ещё раз. Там было здорово, что и говорить, если бы не сложности на проходной, где нужно было показывать паспорт и без улыбки смотреть в глаза охраннику.

К-18

На территорию судостроительного завода пускают не всех, так что если вы, уважаемые туристы, читаете эти строки, то мой вам совет — лучше туда не суйтесь. Поезжайте на другую верфь, в Гданьск, там можно разгуливать, сколько душе угодно, задаваясь одним-единственным вопросом — каким образом всё здесь дошло до такого плачевного состояния? Спрашивать бессмысленно — ведь лично вы ничего не сделали, чтобы было по-другому. Признайтесь, палец о палец не ударили? Ничто не бывает таким, каким тебе кажется, если смотришь на это в обществе кого-то другого. По большому счёту, ты глядишь на вещи его глазами, пропуская их через его сознание, предпочтения и предубеждения, знание и незнание, интерес и равнодушие. Даже если этого не хочешь, даже если думаешь, что справишься сам, что ты умный, всё знаешь, говоришь на нескольких языках, умеешь описывать разные архитектурные стили и в состоянии отличить крестообразный свод от звёздчатого. Тебе помогают фотографии, сделанные твоим спутником, либо, напротив, его решение не делать снимков вовсе. То, что ты видишь, часто зависит от того, хочет ли он войти внутрь того или иного здания либо желает остаться снаружи. Все будто сговорились, чтобы окружающая действительность выглядела не так, как тебе хочется. Чтобы ты не знал, что здесь твоё, что моё, а что их. Чтобы всё выглядело как в путеводителе либо как после нескольких бокалов пива с водкой. И чтобы ты даже не мог отличить одно от другого, правду от вымысла. Никуда не деться от этих «кого-то», «с кем-то», «ради кого-то» и «благодаря кому-то». Твои глаза — это всего лишь очки, стёклами в которых служит взгляд Другого. Я не стану рассказывать тебе о нашей дороге, ибо уже на другой день от неё остались лишь обрывочные воспоминания, словно уже прошел целый месяц: обрывки разговоров, запах чужого парфюма, птицы на обочине, тучи, цвет травы, пчёлы в кронах лип… Мы проезжали по живописным и не очень улицам, минуя здания, площади, церкви, полуразрушенные и отремонтированные, старые и новые, бары и рестораны, прохожих — старых и молодых, музеи и галереи. Всё вокруг казалось очень важным и интересным, так что ничего удивительного, что я сделал по дороге более тысячи снимков. Теперь я должен выбрать из них десять — должен, ибо они, возможно, смогли отразить уникальную связь человеческого зрения, линзы камеры телефона и того момента, когда делался снимок. Я бы даже сказал, решающего момента, как бы смешно это ни звучало в контексте цифрового сочетания пикселей. Мой выбор был случаен, я практически вслепую перебирал фотографии, выбирая какие-то из них буквально наугад. Попадался какой-нибудь совсем уж скверный снимок — я выбирал следующий. Мне самому интересно, что из этого получилось.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

145

К-18

Козловский Войцех

№95 Забор из стеклянной плитки. С тыльной стороны современного жилого дома в Гдыне. Бомбоубежище в подвале и небольшой музей, посвящённый временам Польской народной республики; так мне, во всяком случае, показалось, хотя вполне возможно, что это был просто музей истории города. Рядом с забором находилась странная небольшая постройка, оказавшаяся вентиляционной установкой подземного гаража, также открытого для посещений. Стеклянная плитка — материал немного устаревший, но потихоньку снова обретающий популярность, как это бывает со многими модернистскими изобретениями. Она как бы прозрачна, но при этом не пропускает через себя чёткого изображения. Идеально подходит для ограды, за которой находится особняк, немного странно выглядящий по соседству с многоэтажкой. Рядом они смотрятся как две концепции жизни, и, возможно, это гораздо интереснее подземного музея. Здесь всё происходит без слов и иллюстраций и на первый взгляд кажется абсолютно прозрачным, как стеклянная плитка и отражающееся в ней солнце.

№129 Скульптура в Мальборке. Совершенно без контекста. Этот снимок я сделал, наверное, соскучившись по Зджишю, которого я оставил под надёжным присмотром — но всё-таки оставил. Ребенок с собакой на поводке, фрагмент большой скульптурной композиции, на фотографии можно разглядеть ноги, принадлежащие фигуре взрослого. Если бы всё это было выполнено в натуральных пропорциях, ребенок оказался бы ужасно маленьким, не говоря уж о собаке. Кажется, я увидел эту скульптуру в зале с многочисленными средневековыми статуями. У ребенка (девочки?) было взрослое лицо, а собака слегка смахивала на бульдога, одновременно напоминая изображения дьявола, которыми так богат замок в Мальборке. Я сфотографировал их от тоски, а также со страху, что сейчас я пройду мимо, и девочка с собакой навсегда исчезнут из моей жизни, запав при этом в память и душу. И кроме того, они напомнили мне современные скульптуры, щедро 146

К-18

рассеянные по всей территории замка. Эта мешанина стилей и эпох сегодня в порядке вещей, и я, в принципе, ничего не имею против — тем не менее именно здесь она произвела на меня странно отталкивающее впечатление. Я не знал, что же здесь важнее — история или современность? Борются ли они между собой или вполне мирно сосуществуют? И что, собственно, хотят сообщить нам эти самые современные скульптуры? О чём рассказать? У меня было ощущение, что рыцари смеются им в лицо, поскрипывая костями в своих потайных гробницах.

№174 Вид на главные ворота калининградского зоопарка; снимок сделан со стороны гостиницы «Москва». Мне очень хотелось пойти в зоопарк, но в то же время перспективы подобной прогулки меня пугали. Я не люблю таких мест, хотя иногда их посещаю — ведь животные так непохожи на людей, чем, собственно, и интересны. Меня всякий раз не покидает ощущение, что они страшно мучаются в своих клетках — однажды я чуть не расплакался в обезьяннике варшавского зоопарка. Хотя он и был очень стильным, чистым и уютным, но его обитатели так напоминали людей, что это трогало до слёз. Впрочем, по-разному бывает. В итоге в калининградский зоопарк я не пошел, поскольку постоянно происходили какие-то более важные события и встречи: мы все вместе куда-то шли или ехали, и мне не хотелось откалываться от коллектива. Грех отказа от собственных желаний бывает иногда самым страшным грехом. Так что если вам нужен мой совет — сходите туда обязательно.

№272 Посещение галерей «Вход» и «Говно». Это всё ещё Калининград. Молодые люди, которые верят в искусство, в его общественный и творческий потенциал. Всё это меня очень растрогало, поскольку я вспомнил себя в их возрасте, когда совершенно искренне и твёрдо верил: то, что я делаю, имеет большой смысл и значение, причём не для меня одного. В небольшом помещении были выставлены документы, в ещё более крохотной комнате, точнее, коридоре располагалась выставка армейских фотографий одного из художников. На снимках – простые люди, их повседневный солдатский быт. Точно такую же выставку я мог бы увидеть и в какой-нибудь польской галерее, но уже, кажется, не увижу, ибо польских художников сейчас не забирают в армию. А может быть, и нам стоило бы каким-то особенным образом рассказать об имеющейся у нас сфере жизни, недоступной и неизвестной «гражданским»? В любом случае искренность и нетривиальный замысел этого проекта показались мне очень убедительными. У меня было ощущение, что некая машина времени вдруг перенесла меня в ту эпоху, когда мир был сложнее и опаснее, но зато варианты, из которых можно было выбирать, оказывались куда выразительнее. Фото нечёткое, как и положено снимкам, сделанным из машины времени.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

147

К-18

Козловский Войцех

№327 Может быть, я сейчас выдам военную тайну, но делать там снимки нам разрешили — правда, только анфас. Это же фото сделано чуточку наискосок. Судостроительный завод «Янтарь». В Калининградской области вообще много названий, связанных с этим камнем, и неудивительно — здесь самые большие в мире запасы янтаря. Наш провожатый, показывавший нам музей завода, был истинным фанатом своего дела. Мы узнали так много, что я, как это обычно бывает в таких ситуациях, запомнил очень мало. И дело тут, разумеется, не в нашем гиде и его манере строить беседу, а в моём ограниченном восприятии. Я запомнил деревянную мостовую и индийский военный корабль. Завод гудел, работал в полный рост, и для меня всё это оказалось странным флешбэком времён моей юности, когда мы всем классом ходили на экскурсии на разные заводы, чтобы воочию увидеть нелёгкий труд рабочих и задуматься над выбором профессии. Там всегда стоял грохот, запах машинного масла, вокруг были люди с очень усталыми лицами. На «Янтаре» было как-то повеселее. Или мне это только показалось?

№444 Военное кладбище где-то по дороге на Багратионовск или в районе Янтарного. Увы, но только что предпринятые мной попытки отыскать это место на картах Google при помощи широты и долготы ни к чему не привели. Благодаря поддержке немецкого фонда, занимающегося военными захоронениями, кладбище было прекрасным, как летняя лужайка. Это здесь я слышал гудение пчёл в густых кронах лип. Было жарко, и мы бродили в тишине, читая на надгробиях фамилии погибших солдат — как правило, очень молодых. Весь ужас войны словно бы растворился в этом летнем вечере, хотя целая армия восемнадцатилетних юнцов, лежащих прямо у нас под ногами, никуда исчезать решительно не хотела. В этом и был странный диссонанс этого живописного ухоженного уголка с тем, что составляло саму его суть. Очень бы советовал посетить это место всем, кто хочет не столько понять этот «анклав», сколько его почувствовать.

148

К-18 №543 Белый кот в траве. Это могло быть где угодно. Куда бы меня ни занесло, я обязательно ЕГО фотографирую, поскольку это довольно распространённый подвид, если можно так выразиться. Чем дальше на юг, тем чаще попадается его уличная разновидность. В разном состоянии, возрасте (хотя большой специалист по части котов Сюзанна Строменгер — храни кошачий бог ее душу, прошу прощения за дешёвую сентиментальность — установила, что уличный кот живет не более трёх лет), всегда слегка на дистанции, но при этом незаметно утверждая свою власть над районом обитания, пусть и незримую. Уличные коты, как бы к ним ни относиться, это элемент пейзажа. Даже их отсутствие что-то да значит. У меня целая коллекция фотографий котов из самых разных мест; во время нашего путешествия я сделал полтора десятка таких снимков. Это немного, но, в конце концов, мы и путешествовали по «некошачьим» территориям.

№668 Паром, идущий в сторону пляжа в Клайпеде, — не помню уже, тот ли самый, на котором мы плыли. Он напомнил мне о неустанном присутствии Балтики во время нашего путешествия. Море всегда было где-то рядом — оно то пряталось, то застилало собой горизонт, как на Куршской косе или в Гдыне. Его было видно из окон дома Томаса Манна в Ниде, было видно в Паланге, в Янтарном. Во всех тех местах, которые я помню, и тех, которые я забыл. На пляж мы отправились небольшой компанией, благо выпала свободная

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

149

К-18

Козловский Войцех

минутка. Погода была не слишком солнечной, зато было ветрено — настоящее море, в самый раз. Я искал на берегу янтарь, уж не знаю зачем, тем более что не делал этого лет тридцать, и довольно быстро нашёл несколько маленьких кусочков, и вряд ли это была простая случайность. Помню, что там мы неплохо перекусили — еда, которой нас угощали, была с собственного огорода. Ощущение было, словно это не какой-то там официальный вояж, а просто ты взял и заехал в гости к друзьям. И когда я стоял между морем и пляжем, то вдруг понял, что настоящий вкус жизни всегда кроется в отношениях между людьми, а место, пейзаж играют здесь приятную, но всё-таки служебную роль. Да, как говорили древние, «плавать по морю необходимо», но, добавлю от себя, лучше это делать в хорошей компании.

№770 Павильон художественной галереи в Паланге. Поездка туда была поучительной, интересной, хоть и немного грустной, поскольку всё вокруг напоминало об ускользающем времени, тщете сущего, больших деньгах и низменных побуждениях. Наблюдать подобные вещи можно везде, где люди и архитектура сплетены между собой в змеиный клубок алчности. Впрочем, понять это можно. Подозреваю, что рассказы реставраторов об их тяжёлой борьбе с теми, кто пытается построить уродливые современные коробки на фоне красивейших классических зданий, можно услышать во всех уголках Центральной Европы, что бы ни означал этот географический термин.

150

К-18

Наверное, это надолго, так что, видимо, придётся не сдаваться и понять, что всё это принадлежит нам, принимая во внимание и тот факт, что есть вокруг и другие люди, у которых тоже есть зрение и разум и которым хочется находиться в одной точке пространства с нами. Если мы поймем это, то не будет больше войн, голода и нищеты, хотя не исключено, что человечество исчезнет тоже. Такие вот мрачные сценарии приходили мне в голову в прекрасной Паланге, которая некогда была популярной здравницей, а теперь потихоньку превращается в типичный морской курорт, в чём нет, наверное, ничего плохого, если внимательно следить за состоянием города. Во всяком случае, гостиницы, принадлежащие местному господину толстосуму, который там всем заправляет, вполне элегантны и симпатичны.

№1006 Парк на месте бывшего кладбища в Клайпеде. Этот снимок как раз не случаен. Я выбрал его специально, вспомнив обо всех этих бывших кладбищах, безымянных и с названиями, сохранивших прежний вид и изменившихся до неузнаваемости, которые всюду попадались нам на пути. Одни помогают нам активизировать нашу память, другие, напротив, могут на время её усыпить. Так или иначе, они никогда не выступают только лишь в качестве мест захоронений. Теперь их парковая и кладбищенская составляющие тесно связаны с историей и политикой. А вот бывшее кладбище в Клайпеде — совсем другое, оно не собирается скрывать своего прошлого. Надгробия, от которых уже мало что осталось, изо всех сил пытаются удержаться на поверхности; в другой же части кладбища уже находится парк скульптуры, основанный здесь ещё в 1977 году. Что ж, исчезновение и варварское уничтожение кладбищ — явление весьма типичное для нашего общего региона. С другой стороны, этот весьма болезненный процесс, увы, неизбежен. В моем родном городе, который до 1945 года был немецким, городское кладбище в 1966 году «вдруг» стало парком. В Клайпеде есть мост, изготовленный на фабрике Георга Бехельта в городе, где я сейчас живу — ЗелёнойГуре, в те времена носившем имя Грюнберг. Впрочем, узнал я об этом только вернувшись домой. Я до сих пор помню запах придорожной пыли за городом, где мы ненадолго остановились. Трудно выразить это словами, так что попробуйте представить себе это сами — по крайней мере, такая возможность у вас определённо есть

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

151

К-19

Колесник Василий

Колесник Василий Фотографии Александра Любина Калининград, Россия Журналист, редактор, куратор и продюсер медиапроектов

Корабельные новости Эта публикация вышла в калининградском развлекательном журнале «Балтийский Бродвей» в конце 2012 года и задумывалась ее авторами, журналистом Василием Колесником и фотографом Александром Любиным, как часть серии, посвящённой устройству закрытых или полузакрытых городских пространств, в данном случае — судостроительному заводу «Янтарь». Позднее публикация и фотографии вошли в экспозицию проекта «Повествование о Балтике» (БФ ГЦСИ, КРОО «АртМиссия», Nida Art Colony & Академия Искусств Вильнюса 2013).

Энергетическая, Лямина, Гуськова, Блочный — всё это улицы и переулки, не нанесенные на карту города. Улицы и переулки, куда нельзя вызвать такси и где, если вы не водитель панелевоза, в редких случаях можно припарковаться. Самый популярный головной убор здесь — каска. Завод «Янтарь» — это город внутри города: восемьдесят гектаров земли, почти четыре тысячи рабочих, огромные немецкие ангары-цеха и фантастические подъёмные краны. Непрерывный механический гул — то ритмичный, то монотонный. Осторожные или насмешливые взгляды, обращенные к незнакомцу из-под козырьков касок. И, конечно, корабли: собранные, собирающиеся — на стапелях; на фотографиях, маслом, на чертежах. Корабли чаще военные. Этим можно объяснить строгий контроль на проходной и, казалось бы, не совсем подходящее название — в «Янтарь» завод переименовали в 1966 году, до того с 1945 года он был 820-м. Возможно, это из-за «Янтаря» появилась калининградская мода называть янтарными фирмы («Янтарные страницы»), конкурсы («Янтарное ожерелье»), музыкальные коллективы («Янтарные гитары»), спортивные площадки (Дворец спорта «Янтарный») и всё что угодно, не имеющее прямого отношения к добыче и обработке одноимённого минерала. История завода началась в 30-е годы ХХ века, когда крупное акционерное общество «Шихау» купило кёнигсбергский «Союз литейных производств» (Union Gisserei) и стало строить здесь военные корабли. С 1948 года военные корабли строили и ремонтировали уже по заказу советского правительства. C распадом СССР наступил кризис, который кончился только в середине нулевых — примерно тогда, когда Индия заказала три военных фрегата. Сейчас стапельные места «Янтаря» зарезервированы на несколько лет вперед. Главный заказчик — по-прежнему Министерство обороны. На территории завода девять цехов. Основные — стапельный, сборочносварочный, трубомонтажный и монтажно-сдаточный. Есть два стапеля — «Янтарь» и «Буревестник». Стапель — это огромная площадка под открытым небом, где из готовых деталей, перевозимых из цеха в цех, собирают корпус

152

К-19

корабля. Рабочий день длится с восьми утра до пяти вечера и развивается вполне предсказуемо, но только до и после обеда. Обед — с двенадцати до часу: на пристани ловят рыбу, в монтажно-сдаточном одновременно играют в шахматы, бильярд, настольный теннис, нарды и карты. Играют быстро и шумно, потому что успеть надо всем. Когда гул в цехе становится почти как на стадионе, а отчетливее других различается стук крупных деревянных шахматных фигур по доске (тоже крупной), мы знакомимся со старшим мастером Юрием Машининым. Мастер Машинин, явно стараясь скорее отделаться от любопытных («между руководством и рабочими мастер — как на наковальне»), рассказывает, что тридцать лет назад был заместителем председателя профкома и секретарём комсомольской организации и, чтобы в обед молодёжь не скучала, за две недели вырезал шахматные фигуры, а стол, по которому ими стучат, помог сделать «дядя Коля Рахманов». Бильярд поставили позже. Для тех, кто не приносит обед из дома и не съедает его быстро у станка перед партией в пинг-понг, работают три столовые. Цены невысокие (первое, второе, третье с напитком — 80 рублей). Меню традиционное, названия — не очень: есть, например, салаты «Причудливый», «Сердечный» и «Красная роза».

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

153

К-19

154

Колесник Василий

К-19

Существует популярная версия, почему завод уцелел во время Второй мировой войны: во-первых, в Великобритании кто-то владел достаточным количеством акций «Шихау», чтобы английская авиация его не бомбила; во-вторых, немцы, отступая и собираясь всё разрушить, чтобы не досталось врагу, поручили привести в действие взрывчатку инженеру, подданство которого было немецким, но происхождение оказалось русским. Инженер по фамилии Зайцев не запустил взрывчатку, а, наоборот, помог советской армии её обезвредить и потом участвовал в перезапуске производства, за что был убит, вероятно, немцами, остававшимися ещё какое-то время после войны в Калининграде. Эту теорию озвучил капитан 2 ранга в запасе Александр Финьков, руководящий недавно открывшимся при заводе музеем. Среди экспонатов, представляющих немецкую эпоху, — металлический кульман и образцы деревянной брусчатки; советский период отражается в том числе в коллекции удостоверений одного из первых директоров. Попасть в музей просто — надо позвонить в администрацию завода, условиться о дате и количестве человек и назвать данные паспортов. На одном этаже с музеем — библиотека: два зала, два обходительных библиотекаря, одна кошка и около 150 тысяч книг. В первом зале — специальная литература (при заводе открыт Прибалтийский судостроительный техникум), во втором — внушительная коллекция отечественной и зарубежной классики, есть почти полное собрание серии «Библиотека всемирной литературы» и редкие букинистические издания — например, книгу Михаила Ромма «Беседы о кино» вряд ли можно найти где-то ещё в Калининграде. Из тишины библиотеки с её успокаивающим запахом пожелтевших страниц и переплётов через стапель мы идём в малярный цех. Потом наблюдаем панораму завода с вершины плавучего дока. Осматриваемся в техникуме. Уходим. До конца рабочего дня — час. Несмотря на то что мы провели здесь целый день, «Янтарь» остаётся непостижимым. Сюда, в переулки с немецкими домами, приходят, чтобы строить корабли для Министерства обороны России, а когда наступает обед, садятся бить шахматными фигурами стол или есть салат «Причудливый» за другим столом — на котором клеёнчатая скатерть с изображениями жирафов, львов и носорогов Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

155

К-20

Коробьина Ирина

Коробьина Ирина Москва, Россия Директор Государственного научноисследовательского музея архитектуры им. А. В. Щусева

Новый символ города. Возвращение. В поисках идентичности Калининградскую идентичность довольно точно отражает название конференции, придуманной и проведенной в 2010 году Союзом архитекторов города — «Неслучившееся будущее». Для меня, получившей благодаря участию в ней первые осмысленные впечатления о покинутой в бессознательном возрасте родине, откровением стало посещение музея истории города. Из его экспозиции я поняла, что Калининград, он же бывший Кёнигсберг, оставляющий впечатление рыхлой городской ткани с многочисленными неоправданными пустотами, был некогда одной из европейских столиц с очень плотной исторической застройкой, наподобие Амстердама, только без каналов. Выходя к Балтике системой портовых сооружений и набережных, он ассоциировался не с морем, а с горой, где был построен замок Королей — Кёнигов. Сочетание этих двух смысловых символов и дало название городу Кёнигс/Берг (Королевская гора), ставшему столицей Восточной Пруссии. Город был одним из претендентов на лидерство в европейской культуре — ещё бы, здесь родился и прожил всю свою жизнь, никогда не выезжая за пределы Восточной Пруссии, великий Иммануил Кант. Здесь он и похоронен около Кафедрального собора. Кёнигсберг был не только центром философской мысли, но местом, облюбованным прусскими баронами для проживания в процветающих поместьях. Культурная идентичность города, формировавшаяся на протяжении всей его истории, была разрушена одномоментно Германией, развязавшей Вторую мировую войну. Одним из следствий победы над Третьим рейхом стало решение Потсдамской конференции 1945 года о ликвидации Восточной Пруссии и присоединении части её территории вместе с Кёнигсбергом, к тому времени порядком разрушенным британскими бомбардировками, к Советскому Союзу в составе контрибуции за колоссальный ущерб, нанесённый войной. Так Кёнигсберг стал советским городом Калининградом в который и был направлен мой отец-фронтовик и москвич до мозга костей, 156

К-20

Центральный вход в Балтийский филиал ГЦСИ, мансарда казармы «Кронпринц», Калининград. Фото Е. Уманского, 2015

обожавший консерваторию и букинистические магазины, собиравший старые книги и альбомы по искусству. Мой папа «с Трёхпрудного переулка» оказался с молодой женой, моей мамой «с Фурманного переулка», в Калининграде в начале 50-х. Родители ещё застали руины замка Кёнигов и остовы блокированной бюргерской застройки — серые шестиэтажные фасады, щедро украшенные затейливой лепниной. За фасадами, как правило, скрывалась пустота. Родителей поселили на старой прусской вилле на окраине города. На их глазах происходила «расчистка» города силами саперов. Тогда, казалось, сносы были продиктованы тем, что руинированная застройка представляла опасность для жизни. Однако опыт восстановления исторических городов России, где шла борьба за сохранение и укрепление всего уцелевшего, не только памятников, но и сколько-нибудь значимых сооружений, позволяет предположить, что с самого начала был взят курс на радикальное преобразование территории, первыми реальными шагами которого стало избавление от «немецкого», то есть «вражеского». Культурная и политическая идентичность городов, республик и наций транслируется в первую очередь через архитектуру. Искусство архитектуры создаёт ориентиры для культурного самоопределения и национального самоуважения, что хорошо понимали дальновидные политические лидеры от египетских фараонов до правителей наших дней, великими архитектурными сооружениями вписывая в историю память о своём правлении. Каждый сохранившийся кирпич старого Кёнигсберга качественно отличался от советского и напоминал о заклятом враге. В городе появилась глубокая и малоосмысленная в то время задача формирования новой идентичности. Она началась со «стирания памяти» сносом «летописи в камне» целыми главами, читай кварталами. Память просачивалась через «базар», где кали-

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

157

К-20

Коробьина Ирина

нинградцы продавали доставшуюся им мебель и другие очаровательные предметы прусского быта, запрятанные беженцами в надежде на возвращение. Счастливчики, находившие эти клады, несли на продажу картины в золочёных рамах, саксонский фарфор, серебряные блюда и всё такое. Таким образом, память о Кёнигсберге в нашей семье, переехавшей в начале 60-х с только что родившейся мной в московскую хрущёвку, сохранилась в виде масонского кубка из тяжёлого литого стекла с награвированными таинственными символами. Стирание «прусского наследия» породило проблему пустот в городской среде и необходимость их заполнения новыми сооружениями, имеющими не только функциональный, но и идеологический смысл, то есть носителями новой идентичности. Первыми знаками «советской памяти» стали мемориалы, посвящённые Второй мировой войне. В послевоенном Калининграде в качестве монументов широко использовались военные орудия, что не требовало особого бюджета и решало задачу их утилизации. В числе первых городских идолов, отлитых из металла, оказались, конечно же, статуи Сталина, Ленина и Калинина.

158

Паблик-арт, проект Магдалены Меллин «Как у себя дома». Башня «Кронпринц», БФ ГЦСИ. Фото Е. Уманского, 2015

К-20

Полностью сменилось и население. Калининград стал городом военных — переселенцев из разных советских республик. Среди них было много сельских жителей, не привыкших к городскому укладу. Эти люди, корни которых были вырваны и перенесены на новую для них почву, начинали и свой быт, и свою личную «семейную историю» практически с нуля. Калининград того времени в этом смысле можно сравнить с лабораторией алхимика, выплавляющего философский камень из элементов разных стихий, помещённых в плохо выскобленный старый котел.

Новый выставочный зал Балтийского филиала ГЦСИ, мансарда казармы «Кронпринц», Калининград. Фото Е. Уманского, 2015

На исходе седьмой десяток лет со дня окончания войны. Германия признала её не только своим вселенским грехом, но и главной трагедией своего народа. За это время мир переосмыслил отношение к позорным фактам истории. Сегодня память о них не уничтожается, а фиксируется в виде исторических документов, в том числе и в архитектуре. Вспомним рейхстаг, реконструированный в главное здание страны, Германский парламент, с целью раз и навсегда перекодировать тянущийся за ним ассоциативный ряд. При этом были сохранены отметины от советских снарядов и надписи на стенах, оставленные солдатами-победителями. Идентичность нового Калининграда сегодня открыта к выстраиванию диалога с прусской историей. Особую ценность приобрели немногие уцелевшие сооружения Кёнигсберга. В их числе башня «Кронпринц», которая в настоящее время осваивается Балтийским филиалом Государственного центра современного искусства. Архитектура этого арт-пространства всячески подчёркивает временный характер всех функциональных привнесений, от которых в случае необходимости можно избавиться, оставив памятник немецкой фортификационной архитектуры в целости и сохранности. Проникновение современного искусства в бывшую военную цитадель в сердце Восточной Пруссии символично. Оно напоминает о том, что современная цивилизация, обращаясь к собственной истории, находит в ней всё новые смыслы, порождающие культурное (а в нашем случае и архитектурное) пространство совершенно нового гуманистического качества. Оно многомерно, поливалентно, демократично и правдиво — это и документ истории, и лаборатория для художественных экспериментов, направленных в будущее. Государственный центр современного искусства в башне «Кронпринц» может считаться новым символом Калининграда, бывшего Кёнигсберга — города с великой историей, стёртой судьбой, но возвращающейся к нам сегодня через реабилитацию современным искусством Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

159

К-21

Красный Мартин

Красный Мартин Варшава, Польша Арт-критик, куратор Центра современного искусства Замок Уяздовский

Бетонные экраны. Декорации панельных многоэтажек Перевод Игоря Белова

Наличие в нашей жизни панельных бетонных многоэтажек объединяет всех людей из стран бывшего Варшавского договора. В этих колодообразных зданиях живёт половина (а иногда и больше!) обитателей городов распавшегося социалистического лагеря. Построенные в конце шестидесятых, а также в семидесятых и восьмидесятых годах, панельные спальникимуравейники стали такой неотделимой частью пейзажа, что этот регион нашей планеты уже трудно представить себе без них. «Эта архитектура должна была стать панацеей как от повсеместного дефицита квартир, так и от низкого качества строительства. Однако ни одной из этих надежд не суждено было сбыться», — пишет Анджей Бащиста в своей работе «Бетонное наследие. Польская архитектура эпохи коммунизма» 1. Модернистский миф, родившийся во французской студии Ле Корбюзье, стал в итоге карикатурой на самого себя, а «квартирный конвейер» на практике оказался полон изъянов. 111

Бащиста А. Бетонное наследие. Польская архитектура эпохи коммунизма. Варшава: Польское научное издательство, 2001. С. 85

160

В восьмидесятых годах, когда дома из бетона были уже в порядке вещей, в одной из стран восточного блока появилась детская игрушка: пластмассовые кубики, напоминающие панели для строительства домов, — белые глухие стены, модули с окнами и балконом, потолки с креплениями, несущие конструкции и даже маленькие зелёные цветочные горшки, чтобы вешать их на подоконниках. Это был просто фантастический подарок для ребёнка времён коммунизма, точнее, мог быть, если бы не один нюанс: в этих кубиках ничего друг к другу не подходило. Крепления не держали, стены невозможно было составить вместе, несущие конструкции были либо слишком длинными, либо слишком короткими. Всё никуда не годилось. Эта игрушка была замечательной метафорой окружающей действительности, потому что настоящие панельные дома тоже зачастую были выстроены из рук вон плохо и жителям приходилось выкручиваться, чтобы хоть как-то исправить бытовые условия собственными силами. «Новое строительство приводит меня в ужас: лишённое стиля, топорное, оно уничтожает пейзаж самым беспрецедентным образом. Ну и уродливой же будет Польша через несколько

К-21 Колодец в жилом доме в Калининграде. Фото Е. Уманского, 2010

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

161

К-21

Красный Мартин

Мураль, район Заспа в Гданьске. Фото Е. Уманского, 2015

лет», — писал в своих «Дневниках» 2 публицист Стефан Кищилевский. Впрочем, красота — понятие относительное, а о вкусах, как известно, не спорят. Представляют ли сегодня спальные районы какой-нибудь интерес? Дозрели ли они, словно благородное вино, в соответствии с ожиданиями тогдашних властей или, наоборот, скисли, как солёные огурцы? Никто не мог предвидеть, что с ними станет через сорок лет… Так что жильцы решили полагаться только на себя. Государство редко было в состоянии предложить какую-либо общую политику консервации и модернизации, поэтому изменения происходили на уровне микрорайонов или даже отдельных домов. Панельные многоэтажки часто становились полем для творческих экспериментов их жителей, экраном, иллюстрирующим эстетические предпочтения, общественные трансформации, а также индивидуальные увлечения огромной группы людей. Путешествуя между Гданьском, Калининградом и Клайпедой, мы можем понять и почувствовать весь размах стратегии освоения и эстетизации, индивидуально или коллективно избираемой жильцами спальных районов. 162

Кищилевский С. Дневники. Варшава: Искра, 1996. С. 815

К-21

Мураль, район Заспа в Гданьске. Фото Е. Уманского, 2015

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Гданьск В Гданьске, как и во всей Польше, жилищные сообщества и кооперативы последовательно откладывают деньги в ремонтный фонд, чтобы затем целый дом, от подъезда до крыши, оклеивать пенопластом. Ничего удивительного, поскольку это самый дешевый — пусть, к сожалению, и не самый эффективный — способ термоизоляции квартир, в которых уже при строительстве выявились различные недоработки начиная от поврежденных краёв плит до серьёзных измерительных погрешностей. После того как несущие конструкции залатаны смоляным уплотнителем, а здание покрыто пенопластом, дом можно как-то обжить, индивидуализировать и вообще скрасить его обитателям жизнь. Для этого, как правило, пенопласт покрывается разноцветной штукатуркой, которая складывается в красочные геометрически правильные формы, соответствующие рисунку окон либо, наоборот, полностью его игнорирующие. Эффект напоминает произведение одного самодеятельного художника, который вдруг решил заняться геометрической живописью в её простейшей, но при этом монументальной форме. Используя пастель (хотя и не только, иногда это могут быть огненно-рыжий или розовый 163

К-21

Красный Мартин

цвета), он декорирует фасады зданий квадратами, прямоугольниками, а изредка даже треугольниками. Самые интересные примеры этого жанра можно найти на территории гданьского микрорайона Заспа, где обнаруживаются как совершенно выдающиеся образцы, так и росписи, представляющие остроконечные башни с развевающимися на них флагами — и всё это сделано при помощи самых простых геометрических форм. В этом районе Гданьска можно увидеть один из крайне редких примеров обращения к форме круга, который в росписи стен домов используется художниками крайне неохотно по причине объективных технических трудностей — ведь, работая в таком большом масштабе, гораздо проще использовать прямые линии. Туристам, жаждущим сильных впечатлений, рекомендуется разыскать гданьский Фаловец — самый длинный в Польше жилой дом, построенный в микрорайоне Пшиможе на улице Защитников Побережья. Он насчитывает восемьсот пятьдесят метров в длину, в доме шестнадцать подъездов, в них живут около шести тысяч человек, а вдоль дома расположены аж три автобусных остановки. Польская художница Юлита Вуйчик выполнила его восьмиметровую модель из гаруса, напоминающую вязаные свитера времен Польской народной республики, которые бабушки вязали для своих внучек. Нежный розовый цвет гаруса соответствует расцветке штукатурки, положенной на Фаловец уже в наши дни. К живописи на фасадах блочных многоэтажек можно относиться как к геометрическому китчу, но и ассоциации с народным искусством также вполне обоснованы. На выставке «Альтернатива-2013» в гданьском Институте искусств «Выспа» («Остров». — Примеч. пер.) эстонский урбанист Марос Кривы представил проект «обещание счастья», которым, по его мнению, являются фасады многоэтажек, «покрытые фантастическими жёлтыми, оранжевыми, розовыми, фиолетовыми и зелёными пятнами». В описании проекта сказано: «Не является ли сегодняшняя утопия ничем иным, как демонтажом модернистской утопии послевоенного периода, когда цвета начинают вытеснять серый монохром, а идеалы индивидуализма — коллективные идеалы?»

Калининград В Калининграде удивительно редко встречается подобная деятельность, направленная на придание панельным многоэтажкам красоты и эстетики. Жители России дольше всех отвыкают от коммунистических времён, когда индивидуализм всячески осуждался, а единообразие, напротив, поощрялось. Кроме того, следует помнить, что в СССР не разрешалось создавать локальные сообщества жильцов, а власть в любом микрорайоне и целом городе находилась в руках всемогущей бюрократии — возможно, в этом причина отсутствия сотрудничества и кооперации между жильцами. Вот почему именно российские блочные дома, несмотря на порой интересные формы и детали, в большинстве своем не реставрируются и не украшаются жителями. Из деталей декора можно, в частности, упомянуть ажурные бетонные прикрытия лестничных клеток, отлитые в разнообразные, иногда довольно причудливые формы, или лоджии из металлических плит, сегодня уже, к сожалению, основательно проржавевшие. Благодаря тому что блочные многоэтажки в России не покрывают пенопластом, а штукатурят достаточно 164

К-21 редко, у туриста есть уникальная возможность увидеть, как панельные дома выглядели изначально, в 70-е и 80-е годы.

Русский вариант польской поговорки «Wolnoć, Tomku, w swoim domku», вошедшей в обиход благодаря стихотворению Александра Фредро.

Но самое в них интересное — это способы индивидуального обустройства балконов и даже наружных стен отдельных квартир. У жителей этих многоэтажек, порой даже у ближайших соседей, очень часто разный социальный и экономический статус, поэтому и степень «модернизации» жилья оказывается неодинаковой. Бывает, что на фасаде дома видны единичные следы штукатурки, а также совсем новые, современные окна, выступающие из сырых бетонных плит со ржавыми швами. Несмотря на то что иногда это грозит обрушением целого дома, жильцы явно следуют принципу: «Хозяин в дому, что медведь в бору — как хочет, так и ворочит» 3. Весьма распространена полная застройка балкона, что дает жильцам дополнительное пространство. Бывает, что благодаря таким нововведениям, весьма индивидуальным для каждой квартиры, целый дом выглядит как большая бразильская фавела, сколоченная из того, что кому попалось под руку. Благодаря этому потребность в персонализации собственного жизненного пространства приобретает необычные и причудливые формы, которые можно наблюдать даже не входя в помещение. Оформление балкона, хранящиеся на нём предметы, а также украшения и орнаменты — всё это ждёт сторонника альтернативного туризма, желающего познакомиться не только со страной, но и с её обитателями, но при этом слишком застенчивого, чтобы запросто с кем-нибудь заговорить или постучать в дверь чужой квартиры. Швейцарская художница Селин Баумгартнер реализовала в Польше (и представила на «Альтернативе-2013») проект, посвященный такому скромному вмешательству в организацию жилого пространства — застройке балконов, декорированию цветами в горшочках или росписи, всему тому, что призвано индивидуализировать тривиальное пространство спальных районов. Этот проект можно перенести и на другие страны бывшего Варшавского договора. «Сегодня большие скопления блочных домов являются своеобразной мозаикой индивидуалистского протеста, остающегося в конфликте с концепцией эстетической унификации больших архитектурных объектов, бунтом против идей стандартизации», — писали кураторы.

Клайпеда По сравнению с Гданьском и Калининградом Клайпеда выглядит наиболее цельно и эстетично, хотя в то же время и более однообразно. Здесь панели часто дополнены кирпичной кладкой, благодаря чему микрорайоны приобрели целостный, характерный для этого региона характер, который представляется более близким Скандинавии, нежели Восточной Европе. Даже если у здания не было кирпичных стен или же оно было покрыто термоизоляцией, его по-прежнему красят в близкий к оригинальному, оранжево-красный цвет. Балконы, как и в России, иногда застраиваются, в том числе и для защиты от здешних суровых зимних температур, но всё-таки делается это значительно реже. Некоторые литовские панельные многоэтажки могли бы запросто конкурировать с нынешним, куда более комфортабельным жилищным строительством, однако и здесь попадаются довольно курьёзные инновации либо довольно странные способы обустройБлизкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

165

К-21

Красный Мартин

ства фасадов. Вообще в большинстве микрорайонов вокруг центра можно увидеть целые лабиринты оранжево-красных стен, между которыми и попрятались квартиры. Для любителей альтернативного туризма посещение новой страны всегда связано с более глубоким изучением того, что расположено за пределами туристических городских центров. И первым шагом к этому может стать как раз посещение спальных районов, где фасады многоэтажек часто говорят об их жителях больше, чем они сами согласились бы рассказать. Возрождение народного искусства в монументальной форме, стремление к индивидуализации, а также персонализация личного жизненного пространства даже наперекор интересам сообщества, переделка и декорирование — всё это можно расценить как реакцию на былые времена обязательной стандартизации и единообразия, личное сопротивление порядку, навязанному

166

Жилой массив, Калининград. Фото Е. Цветаевой, 2014

К-21

Габи, «Панельный район» (http://www.tekstowo.pl/piosenka,gabi,wielka_plyta.html)

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

сверху, либо как нормальную потребность в демонстрации своего общественного статуса и вкуса — каким бы они ни был. Во времена Польской народной республики считалось, что большие спальные районы простоят какие-нибудь пятьдесят-семьдесят лет. И этот срок уже заканчивается — быстро и неумолимо. По мнению экспертов, в случае надлежащей консервации и эксплуатации панельные здания могут выдержать даже сто двадцать — сто пятьдесят лет с момента постройки. А что потом? В одной лишь Польше в этих домах живет около двенадцати миллионов человек. Панельный район с блочными многоэтажками уже стал постоянной частью культуры, именно здесь выросло целое поколение рэперов и футбольных фанатов, которых в Польше некоторые называют «блокерсами». Одна из представительниц этого поколения, некая Габи, пела: «Здесь моё место, в бетонных джунглях, / здесь моё сердце, здесь мой дом, / родина моя, панельный район» 4

167

К-22

Кузьмич Галина

Спецмаршрут

Кузьмич Галина Калининград, Россия Историк, сотрудник Балтийского филиала Государственного центра современного искусства

Поэтика зеркального пространства Он понял: сотворять свой мир из призрачной, зыбкой материи, из которой сотканы сны — мучительнейший труд, даже если постигнуть тайны и высшего и низшего порядка. Хорхе Луис Борхес. Круги руин

Есть пространства живые, холистические, пространства, преходящие в радость, пространства, замыкающиеся в чашу, защищенные живым танцующим мифом, в которых звёзды и солнце, боги и духи, люди и звери — все ходят по кругу. А есть пространства, отмеченные ритмическим сбоем времени, опустошённые, разорванные, в которых видны только отдельно взятые, выделенные элементы, оторванные друг от друга. Таково пространство бывшей Восточной Пруссии, расколовшееся на отдельные топосы, с орбитами вокруг Гданьска, Калининграда и Клайпеды — в них время опространствлено и проступает в виде причудливых миров Зазеркалья. Пространства в дискурсе мифа или поэзии предстают насквозь эротичными, пронизанными скрытыми от поверхностного быстроглядства тайными сцеплениями, параллелями, сопряжениями, в них время органически ритмично и складывается не из метрического чередования кусков и отрезков, а внутренним напором жизни — оттого вещи вещают, слова плодоносят. А здесь, в месте раскола, всё падает в безмолвие — ибо мифическое время, связующее в себе, как в море, все течения эпох этого некогда единого мира, вытеснилось пространством, распалось и остыло, как остыла и распалась память. Отсюда этот наш пресловутый столбняк — перед тайной общих связей, в попытке обретения себя в узоре этих связей… Преодолевая зыбкость отношений внутри этого расколовшегося мира, проникая сквозь расщелины его распада, оказываешься в своеобразном Зазеркалье, в котором постигаешь метафизику внутренней духовной зеркальности в такте взаимных переотражений — и словно архетипический Кай, частность оборачивая притчей, складываешь из льдинок разбитого единства слово «Вечность»… Но разве легко, разве комфортно жить в таком метапространстве?

168

К-22

Литва. Фото Ю. Бардун, 2013

Стало быть, единая метареальность обнаруживает себя даже в таких раздвоенных осколках, как пространство бывшей Восточной Пруссии, если мы оказываемся в подобающем месте — на границе между бессознательным и сознанием, где на глубине скрытых измерений внутреннего мира запечатлённое время становится совмещением и наложением пространств, где воображаемая перевёрнутость отражений наконец осуществляется действительностью. В этой зоне первоначальной рационализации возможно высвободиться от неясного безмолвия внутренней жизни места, обветшалых переживаний его истории, замусоренных и закрытых, насладиться восхитительной оптичностью играющих отсветов. В символизме Зеркала скрыт перекрёсток всех форм культуры, её исповедальность, тайна диссонанса и разрушения, погони за тенью ускользающей гармонии. В нём проглядывает визуальный образ акустической среды, в которой живут и переговариваются цивилизации, в нём течёт тихая жизнь материализованной духовной субстанции, одушевлённая жизнь предметов. Амбивалентные пары Калининград — Кёнигсберг, Клайпеда — Мемель, Гданьск — Данциг — направленные друг на друга Зеркала, в которых возможно рассматривать себя со всей доступной близостью и пристальностью, но и с необходимой отдалённостью и отстранённостью. Вглядывание в зеркало сопутствует важнейшему процессу «собирания», «концентрации» своей идентичности, выявлению абсолютного смысла своего исторического бытия. Мы видим в нём свой же взгляд, и этот взгляд изучает нас. Это мы и не мы. Зеркало переворачивает, преображает реальность. Автопортреты в зеркале — всегда кратчайший путь к самопознанию через разговор с двойником.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

169

К-22

Кузьмич Галина

Текучесть и стылость времени, зеркала и отражения, туманы и мифы — всё это метафоры воды. Вода — фундаментальная материя подсознания этих мест (дожди, влага, сырость, туманы). Именно вода, как вселенская гидра, вовлекает здесь весь пейзаж в свою собственную судьбу. Вода скрещивает образы, она наделена и обладает метафорическим могуществом. В её огромном плавучем отражении запечатлён образ здешнего мира.

170

Берлинский мост, река Преголя, Калининград. Фото Е. Цветаевой, 2005

К-22 По выражению Гюйсманса, вода — стихия меланхолизирующая, вызывающая грусть. В своей пограничной двойственности она — субстанция жизни и смерти. Тинктура слёз — материя места. Возможно, поэтому всё здесь пропитывается настолько острой и болезненной чувствительностью, что приняв её в себя, становится по силам понять запредельные истины. Тёмные воды рек Преголи, Дане и Мотлавы архетипически едины — это воды одной Реки, увиденные с трех разных пространственных точек. Они пронизаны успокаивающим флюидом и струятся тихо, словно желая всё оставить на прежнем месте. Вода этих рек тяжела, так как богата отражениями и тенями. Она воспринимается максимально плотной, ибо заряжена сложными впечатлениями утонувших миров Кёнигсберга, Мемеля и Данцига — ведь когда-то тени этих призрачных городов отделялись от домов и деревьев и поглощались реками. Воды рек с жадностью пили тени истории и чернели от добычи. Такие отяжелевшие реки создают петли времени, их гравитационное притяжение настолько велико, что способно втянуть в свою воронку сколлапсировавшиеся до величины атома цивилизации. Остров Кнайпхоф с его старинным Собором и могилой философа Канта, с его Альбертиной, куда кёнигсбергский археолог Людвиг Борхардт, нашедший в Эль-Амарне знаменитый бюст Нефертити, отправлял свои древнеегипетские находки — пойман рекой Преголей в такую петлю времени. Он плывёт своим отражением по сумеречной водной поверхности таинственной реки в двойственном образе острова-звезды, текучей звезды, пленницы вод, звезды, которой суждено быть небесным островом в прибалтийской облачной хмари. Он отдаёт свою память реке, чтобы освободиться от гигантской галлюцинации, когда-то сбившей его с исторического пути. Река времени сделала остров Кнайпхоф двойником Сфинкса — только в его улыбке угадывается не вопрос, а ответ. Не случайно по одной из версий название реки Преголи восходит к прусскому слову «Прегора», что означает «бездна», «преисподняя» или «находящаяся у горы». Возможно, в «Географии» Птолемея именно эта река именовалась Кронус, или «Река забвения», и впадала в некогда существовавший в воображении древних греков Сарматский океан (Балтийское море). Хотя известно, что Кронесом называлась другая река — Неман, наречённая так кельтами, которые видели её исток в «укромном» озере Кромань, что в Белоруссии. Неман был когда-то ответвлением знаменитого янтарного пути, одним из демиургов, сотворивших зыбкий мир Куршской косы.

Спецмаршрут

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Преголя течёт в западном, закатном направлении и впадает в Калининградский залив, двойник которого в Польше именуется Вислинским — залив является лагуной, почти закрытой акваторией, отделённой от моря песчаной Балтийской (Вислинской) косой. Аналогично ведёт себя река Дане (Данге): будто искривляя собой небольшие участки пространства-времени, она впадает в Куршский залив, отделённый от моря дюнами другой песчаной косы. «Данге» — куршское слово, означающее «дуга» или «угол».

171

К-22

Кузьмич Галина

Остров Канта и Дом Советов, река Преголя, Калининград. Фото Е. Цветаевой, 2013

Снова игра пространственных наложений, эндосмос поэзии и легенд, симбиоз двоящихся образов, их восхитительная амбивалентность и пересечённость, решительно перекраивающая привычное восприятие материи реальности. И разве возможно соприкоснуться с прошлым, не прибегая к образам глубины, если при созерцании вглубь любой предмет созерцания начинает осознавать свою сокровенность?… Реки не только сплетают из узора внутриконтинентальных водных путей сеть портов, пристаней, причалов. Двойной дар их вод освобождает от статистического реализма и дает возможность иного видения мира, точнее — видения иного мира. Отражения удваивают мир и его предметы, удваивают они и наблюдающего, вовлекая его в сновидческое переживание, граничащее с наваждением. Оттого ли так влечёт к себе Гданьск, что он кажется материализовавшимся двойником ушедшего в область ноуменов Кёнигсберга? Прогуливаясь по набережной реки Мотлавы, не попадаем ли мы в перевёрнутую реальность миража Кёнигсберга, как бы проявленного из отражения реки? Самые повседневные строения и сооружения, обкатанные в субстанциях времени и пропитанные им, приобретают акватические свойства, делаются как будто зеркальными, настораживают мысль. В Гданьске сохранились старые въездные ворота с дорогой, которая вела в исчезнувший Кёнигсберг.

172

Спецмаршрут

К-22

Ворота эти находятся за чертой Старого города, в стороне от портовых вод Мёртвой Вислы — оставаясь «без употребления», они потеряли свой утилитарный характер и как будто погрузились в измерение блуждающей неопределённости, поэтому всецело могут восприниматься порталом в минувшие эоны лет. Здесь всё, словно краски на палитре художника, смешивается с сиюминутным, едва зарождающимся и тут же пропадающим, рождая ту самую гамму переливов реальности, в контексте которой, собственно, и проживалась история этой земли. Здешнее пространство всё пронизано противоречием между чужими следами времени, истории, и утрачивающей почву памятью. Оно накрепко связано с эстетикой руин, в которых искусственное постепенно врастает в природное, естественное. Руины в окрестностях Клайпеды, Гданьска и Калининграда кажутся окаменелыми образованиями вековых наслоений времени. Они — следы времени, его овеществлённые останки. В них происходит постепенно разложение материи и погружение в ничто. Считается, что время способствует выявлению сущности вещей. Поэтому так привлекает к себе старинная вещь, замшелый камень, потемневший цвет дома. Японцы именуют эти черты древности словом «саби». Саби — печать времени, прелесть старины — воплощает связь между искусством и природой. Леонард Корен пишет, что когда говорят о саби, имеют в виду «хрупкие следы, исчезающее свидетельство на краю ничто». Попытка сохранить этот зыбкий мир, отражённый в самом себе и обречённый на исчезновение, рождает желание освоить время как материал искусства — чтобы наконец увидеть тот самый лик, что до сих пор, закутавшись в свои нерасщепляемые светотени, смотрит на нас, вуалируя невыноПравая набережная в Калининграде. Фото Е. Уманского, 2010

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

173

К-22

Кузьмич Галина

симый кошмар своих глубин изящно-мягкими и как бы сглаживающими природными формами. Водные окраины внутри бывшей Восточной Пруссии являются пограничными и соединяются паромными переправами. В мире архетипов на стыке каждой из них обитает паромщик Харон с глазами голубовато-серого цвета. Здесь ускоряется смена тонов, размеров, положений. Эти места полны метаморфоз, на них воздействует диалектичность близости сонных заливов и бодрствующего древнего моря, поэтому любой перевозчик здесь воспринимается ещё и стражем тайны. Море — код места, главный ключ к пониманию тайны единства Гданьска, Калининграда и Клайпеды. Чтобы не побояться выйти в море, нужно, чтобы что-то вызвало мощный интерес. А подлинно мощный интерес — это интерес химерический, это желание сказки. Образ «хождения за море» всегда ассоциировался с пересечением загробных миров. Отсюда поверье о том, что тот, кто пройдёт сквозь солёные морские воды и останется живым, познает Океан Ночи и будет способен создавать новые города, спасать народы, творить некий новый мир. Он научится тёмные воды смерти трансформировать в воды новой жизни, нового рождения.

174

Эльблонг, одноимённая река. Фото Ю. Бардун, 2013

Спецмаршрут

К-22

Рыбаки Куршской косы веками общались с древним морем — наблюдали, как оно поглощает солнце и вновь зачинает его в своих глубинах, им снились сны, совсем не похожие на речные грёзы, у них, подобно рыбакам загадочной Бретани, существовали легенды о подводных царствах и о кораблях мертвецов, о блуждающих пустых лодках, которые кажутся настолько загруженными призрачными тенями, что вот-вот уйдут на дно. Море — великое вместилище, оно вбирает в себя реки, превращает линейную текучесть времени — в циклы вечности. А вечность — это внутреннее измерение мира, живая ось пространства, скрывающая себя и открывающая себя одновременно. Таким образом, пространство и время пересекаются в вечности, образуя единство. Идея вечности порождает идею циклического времени, которое как будто течет по кругу, на самом же деле оно спирально. Циклическое время — это бессмертное, радостное время, оно не является поступательным, поскольку его исток находится в вечности, которая не может быть ущербной, чтобы что-то накапливать, и не может быть подвержена «износу», чтобы что-то терять. В циклах времени, как в морских волнах, разыгрывается игра безусловного наличия, скрывающего от себя самого свою природу… …Жизнь никогда не могла поверить в окончательную смерть, жизни ведомы лишь волны перерождений

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

175

М-23

Матушевская Ольга

Матушевская Ольга Варшава, Польша Художник

Руина соцмодернистской утопии как знак Интерпретация Дома Советов с точки зрения семиотики в качестве некоего «знака» является для меня своего рода вызовом. Моя первая встреча с этой руиной напоминает семантическую ловушку, которую Ролан Барт описывает в «Мифологиях». Увиденный в Париже домик в баскском стиле произвёл на Барта следующее впечатление: «Мне даже кажется, будто этот домик только что построен тут специально для меня — как некий магический предмет, возникший в моей сегодняшней жизни без всякого следа породившей его истории». Когда взгляд останавливается на Доме Советов, в голову приходят подобные ассоциации. Он явно выделяется на фоне остального пейзажа, поскольку стоит на большой пустой площади, расположенной на холме. Дом не только драматически одинок, но еще и не достроен, так что является скорее памятником, нежели домом.

Дом Советов, Калининград. Фото О. Матушевской, 2013

Перевод Игоря Белова

176

Дом Советов — это такая эссенция советской архитектуры 60-х годов прошлого века. Его предназначение понятно любому прохожему без слов. Вновь обратившись к «Мифологиям» Барта, мы увидим, что тот самый баскский домик в парижском предместье выступает всё более убедительным доказательством наличия «знака»: «Начинает казаться, что мне лично приказывают называть это строение баскским домом, более того, усматривать в нём сущность "баскскости". В этом случае концепт "баскскость" предстаёт передо мной как нечто совершенно целенаправленное: он преследует меня, чтобы заставить распознать совокупность мотивирующих его интенций, концепт выступает передо мной в качестве признака некоей индивидуальной истории, как доверительное сообщение и как приглашение к соучастию; это настоящий призыв, с которым обращаются ко мне владельцы дома». Аналогичным образом «советскость» здания, известного под названием «Дом Советов», поражает своей подлинностью и силой. Ситуация, описанная Бартом в «Мифологиях», — это, по сути, обычная реакция туриста на объект, явно не вписывающийся в привычный культурный контекст либо происходящий из чужеродной исторической среды. В процитированном фрагменте

М-23

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

177

М-23

Матушевская Ольга

Барт демонстрирует особенности восприятия случайным посторонним наблюдателем объекта, который не принадлежит «этому миру», но происходит из неопределённого онтологически пространства. Дом Советов подобен сказочному монстру или НЛО. Жутко выглядят его пустые глазницы, он вселяет ужас, словно призрак старого замка. Пустые окна без стёкол, мостики, что соединяют две части здания, две глыбы, по которым гуляет ветер. Холодны стальные глубины коридоров. Сегодняшний Дом Советов опасен в буквальном смысле этого слова — из окон вылетают стёкла, здание находится в так называемой «зоне», охраняемой сторожевыми псами, и выглядит как самый настоящий классовый враг, возвышаясь над пустой площадью, словно крейсер «Аврора» над гладью Невы. После того как в 1945 году Кёнигсберг стал советским, резиденция прусских властей была обречена. Шла борьба за символический центр города, при этом отношение к историческому прошлому города определяла политика «ждановщины». Культурная политика, вдохновителем которой был Андрей Александрович Жданов, предполагала немедленную советизацию и русификацию земель, вошедших в состав СССР. Особенно сильно это чувствовалось на прибалтийских территориях, поэтому в Калининграде множество институтов и организаций носило имя Жданова. Ролан Барт читал Жданова, который интересовал его именно как семиолог. Идеи, которые реализовывал Жданов, были, по сути, новой мифологией. Взгляды Жданова на литературу распространялись и на другие виды искусства, на архитектуру и урбанистику. «Успех советской литературы обусловлен успехами нашего социалистического строительства. Её развитие — это выражение успехов и достижений нашего социалистического строя» (А. Жданов, «Речи о литературе и искусстве»). Уже само название города, обеспечившего Советскому Союзу выход к морю, было обречено на семантическую революцию. Königlich Preussische Hauptund Residenzstadt Königsberg был переименован в Калининград, так что от прошлого названия осталась разве что начальная буква. Новое название города, как несложно догадаться, происходило от фамилии коммунистического деятеля, проводника сталинской политики Михаила Калинина. Свою гордость по поводу победы над нацизмом город демонстрирует на каждом шагу. Калининград — это семиотическое поле битвы. Памятники в честь победы стоят не только в центральных, узловых местах города, таких, как площадь Победы, но и среди многоэтажек, в скверах и внутренних двориках. Всё это делалось в обоснование слов Жданова о том, что «основной целью внешней политики демократических стран после войны является борьба за мир и демократию, ликвидация остатков фашизма, недопущение возрождения фашистской империалистической агрессии» («О международной ситуации», с. 7).

178

М-23

Город стал объектом колонизации со стороны новых «власти-знанияидеологии», если пользоваться терминологией Мишеля Фуко. Одним из результатов этой сознательной семиотической колонизации должно было стать появление нового символа политического могущества. Материализация советской власти получила свое архитектурное выражение, при этом локализация новых властных структур имела стратегическое значение. Выбрать место оказалось проще простого: сердцем Кёнигсберга был Королевский замок, сильно пострадавший во время войны. Замок воплощал собой суть и дух города, был символом прусской власти и прусского милитаризма. Здесь располагались кёнигсбергские органы управления. Новая власть разместила свою резиденцию на месте старой. Так и появился Дом Советов — штаб-квартира новых хозяев с их верой в силу марксизма-ленинизма. Когда-то Дом Советов находился в Петрограде, а еще раньше в Москве Ле Корбюзье спроектировал Дом партии. Начиная с татлинского памятника Интернационалу партийные здания становились новой разновидностью королевских замков и церквей, появляясь на месте образовавшейся после исчезновения старых объектов семантической пустоты и перенимая их «означаемое». В 1968 году Леонид Брежнев принял решение о сносе руин рыцарского замка. На его месте было запланировано строительство Дома Советов — резиденции областной администрации. Здание было окружено площадью, широким проспектом и зелёными насаждениями. Строительство тянулось с конца 60-х годов, сложности возникали из-за непрочного грунта, что, в свою очередь, было обусловлено наличием замковых подвалов. Окончено строительство так и не было.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

179

М-23

Матушевская Ольга

Вот уже 24 года, как рухнула система, породившая Дом Советов, давшая ему его суть и смысл, его «означаемое». Огромное здание голубого цвета, состоящее из двух модулей, теперь является лишь тем, чем оно и есть на самом деле — долгостроем. Это пустой символ, не значащий ничего. Семантического ряда, породившего это явление, не существует. На карте современного буржуазного Калининграда, улицы которого, сплошь и рядом заставленные рекламными щитами, полны блестящих дорогих авто и крошечных ларьков, для него нет места. Дворец Советов — это руина неудавшегося проекта торжества социальной справедливости. Его рассыпающаяся на глазах глыба — это победа капитализма. Новое «означаемое» — Советский Союз — рухнуло. Сегодняшний Калининград с ценами на уровне люксембургских и вопиющим социальным расслоением отрицает саму идею классового равенства. В Год Господень 2015 главной религией в Калининграде являются деньги (в храм ходит не всякий, да и религиозная вера с её обрядами остаётся эдаким спектаклем). Калининградец явно решил преодолеть советскую нелюбовь к материальным благам, западной моде и буржуазному потребительству. В компульсивном окружении себя признаками высокого экономического статуса у «новых русских» можно разглядеть черты такого психологического механизма, как «компенсация».

180

М-23

Гневное выражение лиц и сжатые кулаки у памятников основателю страны советов Ленину и покровителю города Калинину уже никому ни о чем не говорят, не вдохновляют на исторические свершения и не дисциплинируют. В капиталистической России эти памятники выглядят словно семантические осколки метеорита — печальные символы сталинского режима, жертвой которого стали миллионы людей, в том числе и многие преданные делу партии коммунисты. История СССР закончилась. Однако тезис Фрэнсиса Фукуямы о конце истории оказался неверным. Как доказывают многие философы, от Делёза до Жижека, капитализм тоже не вечен. Каждое историческое потрясение оставило на Калининграде своё семантическое клеймо. С момента основания города крестоносцами в 1255 году и до 9 апреля 1945 года Крулевец (Кёнигсберг) был оплотом прусской империи, с 1946 года как закрытый военный анклав входил в состав СССР, с 1991 года это неолиберальный восточноевропейский город в слегка латиноамериканской версии. Каким он будет через полвека? К какой из своих былых идентичностей обратится? Несмотря на планомерное уничтожение в советское время остатков прусского наследия, калининградская земля то и дело выталкивает на поверхность символы довоенной истории в виде немецких кирпичей, о которые постоянно спотыкаются прохожие. Вот уже несколько лет на территории бывшего замка ведутся раскопки, результаты напряжённой работы археологов даже удостоились специальной выставки, которую можно посмотреть прямо у подножия Дома Советов. В 2006 году было принято решение о восстановлении исторического центра города и реконструкции замка. Будущее наконец-то оценило прошлое. Возможно, когда-нибудь подобная ревитализация, вплоть до воссоздания каждого кирпичика и фрагментов стен, ожидает и Дом Советов? От одной этой мысли становится жутко, и где-то рядом появляется призрак войны, смерти и кровавого переворота. Существует, однако, риск, что сегодняшнюю мифологию заменит новая. Идея социальной справедливости, заложенная в христианстве, может соблазнить следующие поколения. Так что, может быть, не нужно уничтожать следы упадочнического наследия? Может быть, уже сегодня где-то зарождается движение, которое встанет на его защиту? Несчастное человечество — по-прежнему сирота, и, как и перед пролетарской революцией, заступиться за него некому. В современном Калининграде каждый знак советской эпохи так же чужероден, насколько чужеродными и даже враждебными для советской системы были любые упоминания о прусском наследии в новом городе, которым стал Калининград. Сегодняшний город охотно избавился бы от них. Сколько домов, построенных в те времена, исчезли теперь из городов бывшего восточного блока? Сотни…

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

181

М-23

Матушевская Ольга

Превращение Дома Советов в очередной торгово-деловой центр станет насмешкой истории; похожей иронией судьбы в своё время стало размещение варшавской биржи в бывшем здании Центрального комитета польской компартии. Сегодня его конференц-залы пустуют. Что делать с такими зданиями? Сносить? Достраивать? Законсервировать? Главным критерием здесь должен выступать уровень архитектурного исполнения каждого кандидата на снос. Дом Советов — это современное здание, одновременно архаичное по причине своей бесполезности. У него 16 этажей, он спроектирован в модернистском стиле и лишён какой-либо соцреалистической орнаментовки. Кубистская громада здания состоит из двух частей, соединённых между собой повисшими в воздухе коридорами. Благодаря этой двумодульности здание открыто окружающему пространству, ажурно, пропускает воздух, тем самым как бы реализуя теорию открытой формы польского модерниста Оскара Хансена. Правда, это здание проектировал явно не Хансен, а вот кто именно — неизвестно. Здание, функционируя на границе времени и истории, оказалось слово бы лишено собственного происхождения. Сегодня город пытается вернуть свою прусскую идентичность: Кафедральный собор и расположенная у одной из его стен могила философа Иммануила Канта многое сделали для формирования «гения места» этого города, будучи одновременно кульминационным пунктом программы для немецких экскурсионных групп, меккой для ищущих свои корни потомков местных беженцев и излюбленным местом свадебных фотосессий российских молодоженов. Это представительская часть города, о чём свидетельствуют ларьки с янтарными изделиями и прочими сувенирами для туристов, а также группы российских пенсионеров, регулярно посещающие праздничные концерты в Кафедральном соборе. Как писал в «Мифологиях» Ролан Барт, «миф превращает историю в природу». История научила нас бережно относиться к уходящей эпохе. Большевики пытались уничтожить все признаки старого режима. Всё, что свидетельствует о былом господстве врага, уничтожается. Именно такую цель преследовала китайская «культурная революция». Коммунисты создали свою мифологию на пепелище немецкой. «Означающее», по Соссюру, поменяло своё «означаемое», место сменило образ, и портовый прусский город превратился в советскую базу Балтфлота. Но Кёнигсберг остался — на фотографиях и в памяти людской. Что станет с памятником советской эпохе, с памятью о ней? Областное партийное руководство так и не переехало в Дом Советов, не провело там ни одного пленума, ни одного собрания. Не проходили парады на площади перед зданием, и памятники государственным деятелям так и не появились у его стен. К моему удивлению, Ролан Барт в «Мифологиях» перекликается с упомянутым советским теоретиком. «Опасность кроется в понимании форм как двузначных явлений, полу-форм, полу-субстанций, в наделении формы 182

М-23

какой-либо субстанцией формы, как это делает, к примеру, ждановский реализм». Ждановскому реализму не создать уже ничего. Может быть, Дом Советов должен остаться как символ альтернативы тому современному реализму, который нас окружает? Он является своего рода брешью в «Мифологиях» нашей современности, если уж рассуждать в категориях Барта. «Жизнь снабжает миф исторической действительностью, определяемой тем, как её создают или используют люди; миф, в свою очередь, придаёт такой действительности естественный вид» («Миф сегодня», из книги «Мифологии»). Мы всегда живём в контексте какой-нибудь мифологии. И Дом Советов как остаток рухнувшего мифа со всей выразительностью своего медленного угасания напоминает нам об этом Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

183

М-24

Милюкас Рикардас

Милюкас Рикардас Каунас, Литва Художник

Футболки Перевод Генрикаса Шадаускаса

Данные рисунки-символы родились в условиях полного отказа от любых заранее подготовленных клише и стереотипов, только лишь в ходе медитации о смысле этих трёх городов и размышления о тонкой красной линии, которая могла бы их соединять друг с другом… Рука сама, под руководством подсознательных импульсов, чертила линию. В Гданьске сохранился и благодаря труду реставраторов ожил дух старинных замков и урбанистических пейзажей. В Калининграде и в мышлении его людей, как мне показалось, присутствует яркое техническое, конструктивное начало. Клайпеда и её окрестности раскрылись через свою, несколько экзотическую, красоту природы и безусловное её ощущение, вызывающее мысли о временности и эфемерности жизни человека: жизнь коротка, будто сезон курортного городка, а окружение и предметы, к которым мы привязываемся, являются как будто театральными сценическими декорациями и бутафорией.

184

М-24

«Форт — ракетная база — порт» и сувениры Их ситуация вещает о неизбежной смене времён. Когда одни вещи прекращают своё функционирование и теряют своё первичное предназначение, с течением времени они приобретают новые функции. К их внешнему виду, часто обладающему мистическими чертами, добавляем и иронический оттенок. А сама идея универсальности является притягательной и достойной похвалы, так как это шаг по направлению к социальному и к коммуникации. На картинке показывается, как важно сегодня возвращение к первоначальным ценностям, к природе: как бывший форт может стать местом развития детей, живым учебником истории, а сувенирная футболка — мешочком или флажком мира.

Эскизы. Сувенирные футболки-мешочки

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

185

М-24

Милюкас Рикардас

Футболка «Идея единства» Три народа, одетые в одежды с символикой мира и дружбы. Каждая страна в своей символике имеет самобытные цвета, однако красный является общим, объединяющим нас цветом: он символизирует братство, огонь, кровь. Красный цвет присутствует и в расцветке флагов всех трёх государств.

186

Футболка «Спаси и сохрани» Эта широкая тёплая футболка из грубой ткани, как и дружелюбное «широкое» сердце-душа русского, отличается простотой и уютом. Дизайн данной футболки указывает на какую-то сердечность и бескрайнюю доверчивость: если праздновать — то праздновать с плеча, если уж молиться — то молиться от души!

Футболка «Калининград» Напоминает мысль Петра Первого о море и прорубленном царём окне в Европу. Тем самым дизайн выдвигает вопрос: если желаешь выйти в новое пространство, не нужно ли сначала открыться самому?

М-24

Футболка с цыпленком Дизайн данной футболки полон дуализма. В нём религиозная тематика переплетается с символикой двух противоположностей, а символ волн является прямой аллюзией на город Гданьск как порт.

«Гданьская» футболка Предназначена для увековечения памяти о временах средневековых рыцарей-крестоносцев. Для данной модели использован символ двух крестов: это старинный герб Гданьска, напоминающий о процветании славного королевства Польского.

Футболка с вишнями Данная модель футболки создана на польско-российской границе. Обе страны относятся не только к славянской языковой группе, но и вообще имеют много сходств. В этой работе пытаюсь об этом говорить через специфику рисунка и ткани.

У литовцев имеется выражение: «Не так страшен волк, как его рисуют». Мне кажется, что рисовать можно совершенно по-разному: нарисованный флаг России кажется более уютным и тёплым, чем тот, который показывают во время официальных сообщений по ТВ. Рисуя синий цвет, воображаю воду, синее небо, в красном вижу клубничные поля или любовь, а белый является цветом мира, света и спокойствия.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

187

М-24

Милюкас Рикардас

Футболка с коронами Третьего июля 2013 года я посетил замок Мариенбург. Там увидел туриста, одетого в футболку, на которой было изображено множество силуэтов корон на золотом фоне, и у меня родилась идея создать характерные для каждого края футболки. Размышляя о модах и стилях, задумался, кто же ныне является королями? И вообще, если такие есть — как они выглядят? И кто сегодня на самом деле управляет миром?

188

Футболка на морскую тематику Так как тема моря объединяет все три посещаемых нами края, эти футболки подходят любому из них: Гданьску, Калининграду или Клайпеде.

Футболка со слепнями Идея этой футболки связана с тем, что молодое, красивое тело является притягательным и соблазнительным несмотря ни на какие опасности, а персона, её носящая, искрится юношеской отвагой и уверенностью в своих силах. Данная модель отражает эстетическое восприятие нынешнего молодого поколения.

М-24

Футболка «Шоу бюстов» Нет единой или завершённой интерпретации данной модели, так как она зависит от отношения, которое возникает между тем, кто носит такую футболку, и тем, кто на него смотрит, то есть оценивающим наблюдателем. Вполне вероятно дождаться его критического взгляда, так как тонкий прозрачный материал является символом высвобождающегося Запада, а тот факт, что на всеобщее обозрение выдвигается что-то, что ранее считалось очень личным и закрытым, неизбежно вызывает конфликт. Если данный взгляд мы оценивали бы с советских позиций, данную модель можно было бы назвать «проявлениями прогнившего капитализма». Однако если уже девушка из Восточной Европы надевает футболку, невзначай возникают современные интерпретации: её тело и является основным её товаром.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

189

М-25

Михайлов Сергей

Михайлов Сергей Калининград, Россия Литератор, переводчик. Член Союза российских писателей. Составитель антологий современной калининградской литературы

Обретение потери Между путешествием и смертью есть то общее, что за ними — тайна. Загадку обретения и потери что в первом, что во второй не раскрывают всевозможные путеводители: здесь единственно успешен лишь собственный опыт. Разница между ними — в возможностях возвращения. Ну, и ещё в знании маршрута. В юности, став домоседом после разгульно-дворового детства, я был заворожён смертью. Я в неё вглядывался и писал о ней плохие стихи — как бы познавая или, кто знает, окликая? Оставаясь естественным образом на безопасном расстоянии. Впрочем, однажды приблизился, как думал, вплотную, где уже было не до стихов. Моя школьная любовь, уехав учиться в другой город, вскоре оставила ради другого и меня. И сразу стало ясно, что я не могу без неё жить, или не хочу, без разницы — с точки зрения выхода. Я решил себя убить. Смерть была вмиг разгадана как избавление от настолько тяжкой бессмысленности жизни, что умереть, казалось, куда легче. Однако способ самоубийства, который я выбрал, в силу разных обстоятельств требовал небольшого ожидания. И в эти три месяца безрадостного, но уже осмысленного близким исходом существования жизнь всё-таки взяла реванш. Малознакомый человек признался мне в любви, на которую я, фактический мертвец, ответить никак не мог. Однако в результате я ожил: это признание совершило в моей душе чудесный переворот, сбросив то невыносимое бремя, от которого я хотел избавиться смертью. Сейчас, уже вновь поугасшим, но и полным прожитых с собою лет взглядом, я вижу причину в простой реанимации самомнения. Замершую чашу весов перевесил знак того, что я могу ещё быть любимым. Возможно, именно за этим обещанием я, заново рождённый, ринулся в первое своё мало-мальски серьёзное путешествие — в Калининград (получать высшее образование, по официальной версии). Ехал я, только сейчас это важно, из маленькой детской Молдавии — в большой мир, на самую границу с неведомой, но уже приоткрытой Европой, 1988 год. Калининград я знал мельком, из кузова грузовика, ехавшего в августе лет за пять до того со стороны Южного вокзала: глухая серая стена кинотеатра в невероятных искрах, высокий мост, река, деревья, пустоши — вот и всё. 190

М-25

Стрит-арт. Гданьск. Фото Е. Уманского, 2013

Теперь — куда же я приехал? Прежде всего, город предстал передо мной совершенно не знакомой до тех пор сферой личной свободы. Во-первых, с поступлением в университет здесь начиналась самостоятельная «взрослая» жизнь. Во-вторых, и сама эта жизнь, и место её были территорией, которую ещё предстояло открыть. В-третьих, город, даже на первый взгляд, производил впечатление свободного — по крайней мере, от гущи молдавских, моих, предрассудков. И в-четвёртых, всё предыдущее осталось далеко в прошлом. Жизнь была — здесь и сейчас. А я был в ней новичок, школяр, повеса. Гуляя по городу, я вскоре отыскал и этот мост с рекой, и кинотеатр — «Октябрь» (теперь Дом искусств); наткнулся на чудом не замеченный из кузова богатырский череп Дома Советов, образующий рифму — не диссонанс — с потусторонней развалиной (тогда) Кафедрального собора; прошёл в щербатые Бранденбургские ворота, ведущие отсюда сюда же; обнаружил неприятельские укрепсооружения, приятельски загаженные, но не утратившие враждебного благородства. Следил глазами, как брусчатка уходит под асфальт — и вновь появляется в его дырах… О палимпсесте я узнаю позже, на университетских лекциях. Но город говорил тем же манером — на двух своих языках. И верхний, советский казённый канцелярит, был мне понятен как мой родной язык: он лгал. Заглушённый им чужой немецкий — невнятен до сих пор: о какой жизни говорит этот, по сути, мертвец? Явно — не о моей, но и — не о моей ли тоже? Возможно ли вообще наше сообщение? Кёнигсбергский миф, костьми лёгший в основу Калининграда и звучащий теперь из его преисподней,

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

191

М-25

Михайлов Сергей

буквально из-под ног, — не распознаваем посторонним, не им сформированным сознанием. Код его нам недоступен. Но это неразборчивое бормотание, настигающее тебя в любой точке современного города, вносит известное беспокойство. Такие повсюду разбросанные, как камешки Мальчика-спальчик, напоминания о небытии, или инобытии, — его главная, пожалуй, достопримечательность. Здесь, куда ни кинь, везде пограничье. Эксклавность я имею в виду в последнюю очередь. Будь это, скажем, былинный Муром в окружении чуждых земель, восприятие города было бы цельным: твердыня, неразъёмная, плоть от плоти, часть России. Но Калининград сам заключает в себе границу. И эта внутренняя граница по-прежнему на замке. Увиденный в конце 80-х советский городской уклад казался мне варваром, который уничтожил нечто прекрасное и гармоничное, культуру более высокую, но чуждую и потому пугающую тех, кто завоевал этот никчёмный трофей. Не сумевших её осмыслить и преобразить, не способных переродиться, чтобы обжиться в ней, не нашедших в себе сил для быстрого прощения её носителей. Кёнигсберг попал под горячую руку и получил сполна. Это причудливо назвали восстановлением Калининграда. Я думал, что мы попросту надругались над этим городом, но понимал, что разрушители видели в нём воплощение ещё более страшного варварства, и у них было выстраданное право на возмездие. Они тоже хотели избавиться от гибельного прошлого ради новой жизни — пусть не идеальной, но своей. При всём при том мне было здесь уютно. Как бывает уютно на старом кладбище, где лежат одни незнакомцы. Гулять, я имею в виду. Обстановка располагала к экзистенциальной грусти, мыслям о бренности бытия и утешительным мукам творчества. Вскоре я снова стал писать стихи, и неслучайно вот с чего: «Откуда этот город? Как начать строку, чтобы такой закончить кляксой?» Клякса, помню, означала не столько калининградский экстерьер, сколько очертания города на карте, и очертания эти с тех пор изменились. А первоначальное недоумение осталось: действительно, откуда же он взялся — такой? Куда — идёт? Какую историческую логику можно предположить в его судьбе, от тех до сих пор? Нарратив, говоря современно, распадается. Но история города недосказана; и, если в неё уже вписаны немецкий тезис и советский антитезис, несложно заключить, что продолжение — в синтезе. Однако ради этого что-то ещё должно умереть. В человеке. Человек — явление изменчивое и непостоянное. По существу, я нынешний — рождён Калининградом, это моя вторая родина, любимая не меньше первой 1. Раньше он стал ею для послевоенных переселенцев, многие из которых, возможно, тоже впервые увидели город из кузова грузовика. Обретение второй родины — едва ли не главный из калининградских повторяющихся сюжетов: новый век привёл сюда новых переселенцев. И каждый, как дерево, вырванное с корнем, спешит укорениться в этой почве, а чтобы прижиться — готов пожертвовать чем-то, за что держался в прошлой жизни. Так они станут друг другу роднее, понимает он. Но сознаёт ли он свою чужеродность этой земле — вот именно корневую чужеродность? Если да, то по крайней мере один стереотип из недавнего прошлого он в себе искоренил. 192

Первая, Молдавия, переместилась в сумрачную зону памяти, смежную небытию. На моей потусторонней карте она теперь размещается по соседству с Кёнигсбергом, и отсюда мне до неё — рукой подать

М-25

Дом Советов, Калининград. Фото Д. Вышемирского, 1985

Не думаю, что сегодня есть смысл быть калининградцем, не будучи посторонним у себя дома, быть гражданином, не подозревая себя перебежчиком — через ту самую внутреннюю границу. Дело не в праве на эту землю (живущий на ней безусловно прав), а в уважении к тем, кто в ней лежит, кто сам уже — она, к ней как таковой. Ведь подобие границы есть в любом из нас — между собой привычным, закоснелым, и собой неведомым, становящимся. Именно к этой персональной границе, как мне кажется, подводит каждого прогулка по современному Калининграду, с его противоречивым единством прошлого и настоящего, внешнего и внутреннего, своего и чужого. Где как не здесь открывать границы? Это территория бесконечного путешествия — перехода за грань, который возможен, если идущий готов открыться для диалога с непривычным другим, отказаться от части себя, которая уже однозначно сбылась и противится новому. В этом личном усилии я вижу залог перерождения и упомянутого синтеза, точки, в которой прошлые потери становятся обретением Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

193

М-26

Морено Эрис

Спецмаршрут

Морено Эрис Бильбао, Испания Художник, фотограф

Берлинка Перевод Андрея Ефица

Берлинская дорога (по-польски и по-русски Берлинка) — это современное название автобана, строившегося Третьим рейхом с 1933 года до Второй мировой войны. Его официальное название — Reichsautobahn №1 («государственный автобан»). Предполагалось, что дорога соединит Берлин с Кёнигсбергом, расположенным на восточной границе Германии. В 1938 году дорога стала предлогом для развязывания войны, когда немцы потребовали от Польши предоставить экстерриториальный коридор, позволивший бы прокладывать Берлинку через территорию страны. Строительство так и не было завершено. После Второй мировой войны автострада №1 потеряла своё значение. Участок дороги, проходящий по территории Калининградской области, использовался для местного сообщения и был частично разобран. Была, в частности, демонтирована одна из полос, а также мосты и развязки с другими дорогами. На территории Польши дорога также стала второстепенной. С 2003 года в судьбе памятника, сфокусировавшего всю сложнейшую историю региона, расположенного по берегам Балтики и включающего в себя территории России, Польши и Германии, происходят значительные изменения: началась реконструкция части дороги, проходящей по территории Калининградской области РФ и Республики Польши. Таким образом, бывшая имперская трасса, или Берлинка, становится частью общеевропейской магистрали. К этой магистрали вновь возвращается значение одной из ключевых трасс Европы. Однако это возвращение происходит с существенным изменением содержания — трасса, бывшая когда-то символом разъединения и конфликта, становится частью глобальной инфраструктуры, символизирующей общее единство. В 2011–2012 годах испанский художник Эрис Морено организовал фотокампанию под названием «Проект Бетон», посвящённую исключительному проекту и его актуальному состоянию. На 233 слайдах он запечатлел последние остатки дороги и её инженерной инфраструктуры, а также окружающую природу, фотографируя дорогу через каждые 500 метров. В АртГиде представлены фрагменты цикла

194

М-26

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

195

М-26

Морено Эрис

Польша, Берлинка. Фото Э. Морено, 2012

196

Спецмаршрут

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

М-26

197

М-26

198

Морено Эрис

Спецмаршрут

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

М-26

199

Н-27

Новосельская Агата

Новосельская Агата Гданьск, Польша Художник, куратор

Наблюдая город Перевод Игоря Белова

«Солнце там, где мы». Такая надпись украшала автобус, на котором кураторы, критики и художники отправились в творческую поездку в рамках международного проекта «Близкий незнакомец» в июле 2013 года. Каждый из тридцати семи участников проекта, представлявших Россию, Литву и Польшу, должен был не только интегрироваться в новую для него среду, но и написать оригинальный текст-путеводитель, посвящённый творческой жизни и художественной специфике данного города. Я решила осмыслить культурное пространство трёх городов, принадлежащих странам, которые пережили одну и ту же военную травму, долгое время находились за железным занавесом одного на всех большого советского лагеря и лишь теперь открываются друг другу, будучи расположены буквально по соседству.

Клайпеда Размещение: отель «Литинтерп», улица Пуоджю, 17 Кафе «Веро», половина одиннадцатого утра. Сквозь причудливые оконные стёкла я рассматриваю немногочисленных прохожих. Потом брожу по улочкам Старого города и выхожу на площадь, где находится овощной рынок. От прогулки меня отвлекает «Хумана», сеть местного секонд-хэнда. Я чувствую себя вполне свободно, поскольку все здесь понимают по-английски. Мало-помалу я добредаю до самых окраин, до спальных районов этого сонного города. Здесь тоже есть магазинчик «Хумана» и неплохой винтажный бутик. Какое удовольствие — вдыхать запах искусно связанных свитеров, брать в руки старые экстравагантные туфли; впрочем, на это увлекательное занятие лёгкой тенью ложится меланхолия почти пустых улиц и необъятного расстояния между инопланетным торговым центром «Акрополис» и вымершим Старым городом. Кажется, в Клайпеде запретили парковать личный автотранспорт в узкой старой части города, что лишь усиливает ощущение пустоты, пусть и контрастирующей с живым и тёплым уютом немногочисленных кафешек, попрятавшихся под зонтиками с надписью «Швитурис». Виктория Дамбраускайте, клайпедский график и автор комиксов, говорит, что местные неонацисты в последнее время

200

Н-27 набирают силу. У нее с ними были постоянные конфликты, выражавшиеся главным образом в том, что скинхеды агрессивно третировали выпускаемый Викторией журнал, ставший площадкой борьбы этой симпатичной брюнетки против «white power» в берцах и кожаных шмотках. Малышка Мю, обладающая недюжинной силой. Я рассматриваю открытки с видами Мемеля (довоенное название Клайпеды), старые уличные часы, школу для девочек, ветхий дом прусской постройки, мимо которого я прохожу, направляясь в отель. Мемель исчез, осталась странная смесь нордической архитектурной сдержанности, хирургической точности волокон и черепиц, а также современного дизайна с его тёмными оттенками.

Калининград Размещение: гостиница «Москва», проспект Мира, 19 Социальный? Это слово сопровождается ироничной улыбкой. «Вряд ли ты на самом деле хочешь знать, что значит "социальный". Социальный — вот, пожалуйста», — протягивает мне альбом российской арт-группы «Синие носы» Юрий Васильев, калининградский художник, чей видеопроект «Русский красный» демонстрировался в гданьском ЦСИ «Лажня» в сентябре 2013 года. Я вспоминаю, как польский телеканал TVN-24 рассказывал о двух кошках, которые остановили нью-йоркское метро. Здесь двери всегда закрываются, и никто не ждёт студента, вбегающего на платформу станции, — не то что в нашей уютной Варшаве. Двери закрываются, поскольку всегда существует угроза теракта. Чеченский арсенал тротила. В Российской Федерации двери закрываются, и никто не собирается ждать беднягу-студента. Terra incognita, заросшая сорной травой Яцека Хуго-Бадера 1, где «конский щавель» (растущий в Калининградской области сорняк, напоминающий укроп) достигает трёх метров в высоту. Аллюзия на книгу польского писателя и журналиста Яцека Хуго-Бадера «В райской долине среди травы».

Грубая красота разложившихся останков СССР тенью лежит на здешней действительности, полной контрастов. Начальная школа в южной части Калининграда отличается от других своеобразной услугой — как только ученик является на уроки, его родителей информируют об этом эсэмэской. Квартира Кати Черевко, российского дизайнера и художника, расположена на севере огромного микрорайона, название которого я не в состоянии выговорить по причине незнания русского алфавита. Окна квартиры выходят на бескрайние болота. Летними вечерами лягушки дают оглушительные концерты. Восходы солнца завораживающе красивы. Целый микрорайон постсоветских панельных домов и жестяных магазинов-палаток с продуктами и шмотками тонет в тумане и мороси. Передо мной пейзаж, знакомый и незнакомый одновременно. Он состоит из простых предложений, словно роман Эрленда Лу «Наивно. Супер», поскольку тоже полон интеллигентного юмора и иронии по отношению к жизни, совершенно лишённой смысла. «Польша — это то, что надо. Не слишком маленькая, не слишком большая, — говорит российский куратор и переводчик Юлия Бардун. — А вот Россия огромна, поэтому жители Калининграда и жители, к примеру, Екатеринбурга — это люди из разных галактик». «В Польше многое изменилось», — отвечаю я. Школьные спортплощадки и автобаны как минимум.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

201

Н-27

Новосельская Агата

Мы садимся в «ладу», меня и Ангелику Фойтух забирает с вокзала куратор Дмитрий Булатов. На заднем сиденье полно собачьей шерсти. Воздух загустел от сигаретного дыма. Я не видела в Калининграде ни одной женщины, которая бы курила сигареты «слимс», что можно было бы расценить как проявление западноевропейских тенденций. Зато видела изрядное количество женщин и мужчин, курящих крепкие «мальборо», как в Польше в начале 90-х. В этом городе на Ленинском проспекте есть заведение под названием «Антикафе», в котором посетители платят лишь за время, там проведённое. Оригинальная идея. В районе улицы Карла Маркса находится клуб «РамРам», где время, наоборот, замерло. Вместе с Ангеликой Фойтух мы долго искали жёлтое здание с белыми колоннами. В «Рам-Раме» собираются молодые люди, которые занимаются здесь йогой, заваривают зелёный чай, едят вегетарианские супы. Ксения Уранова, российская художница, часто бывающая в Польше, рассказывает о местных жителях. Мужчины? Кто-то уходит из семьи, кто-то пьет. Женщины в Калининграде хотят перемен, узнаём мы от нее во время нашего короткого визита. Худо-бедно, но мы понимаем друг друга. В школе у меня не было русского языка, я родилась в 82-м. Мой отец появился на свет в первой половине прошлого века и учил русский восемь лет, впрочем без особых успехов. Видимо, это у меня семейное. Россия — это бренд. «Ролекс» в фирменных салонах, «Патек Филипп» на запястьях и рыночных прилавках. Наша родственница вспоминала о целом арсенале наручных часов на руке советского солдата (кража часов и вело202

Клумба, Калининград. Фото Е. Уманского, 2010

Н-27 сипедов была обычным делом). После войны тети Алиции не было в доме, она, согласно первой версии моей мамы, куда-то уехала. По другой версии, тетю Алицию прятали в подвале. Вообще, всех сестёр дедушки куда-то попрятали — летом 1946 года Красная армия по-прежнему представляла большую угрозу для гражданского населения Восточной Пруссии, поскольку женщин, независимо от их возраста, постоянно насиловали. «Смотри-ка, а мне это нравится, никакого тебе мещанского китча с подстриженными газонами и гномиками на грядках», — говорю я Юле Бардун, когда мы проходим мимо реликтовых советских цистерн, тут и там притаившихся во дворах. Идиотские ролики на YouTube, которые я просматриваю перед отъездом, — подростки бродят по крыше многоэтажки, соревнуясь, кто первый не выдержит и свалится, или с риском для жизни прыгают с одной бетонной плиты на другую. Нет, сюда точно не дотянется карающая длань Евросоюза с его предписаниями, думаю я. Существование, полное отчаяния, очень точно описанное Виктором Пелевиным в романе «Омон Ра»: «Да, это было так — норы, в которых проходила наша жизнь, действительно были темны и грязны, и сами мы, может быть, были под стать этим норам — но в синем небе над нашими головами среди реденьких и жидких звёзд существовали особые сверкающие точки, искусственные, медленно ползущие среди созвездий… и каждый из нас — даже синелицый алкоголик, жабой затаившийся в сугробе, мимо которого мы прошли по пути сюда, даже брат Митька, и уж, конечно, Митёк и я — имел там, в холодной чистой синеве, своё маленькое посольство».

Гданьск Я дома. Обедаем в кафе «Мон Бальзак», улица Пивна, 36/39 Верфь была альтернативой университету. Я снимала комнату в здании старой телефонной станции, там же у Михала Шлаги была своя фотостудия, а в самом конце коридора размещался театр «Цинада». До строительства Новой Валовой по территории верфи бегали еноты и зайцы, кругом буйно произрастала дикая руккола. Летом мы выходили наружу, между старыми немецкими зданиями бродили толпы народу. Лондон — Гданьск — Лондон. Среди художников этот маршрут был обычным делом. Сегодня верфь превратилась в стройплощадку с обычной для неё грязью, вонью канализации, катками, грузовиками и экскаваторами. Имеется в виду пьеса современной польской писательницы Дороты Масловской «Między nami dobrze jest» («У нас всё хорошо»).

Труймясто — агломерация на севере Польши, состоящая из Гданьска, Сопота и Гдыни.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

«У нас всё хорошо» 2, — писала Дорота Масловская, хотя верфь уже перестала быть той пульсирующей творческой лабораторией, которая притягивала художников, как магнитом. Да, у нас всё хорошо, хотя каждый ушёл в себя, погрузился в свою отдельно взятую жизнь и жизнь той страны, которой иногда принято стыдиться, что лично мне кажется не очень правильным. Некоторые считают, что жизнь в Труймясте 3 — сплошная потеря времени. Мой однокурсник однажды с грустью сказал, что здесь он, скорее всего, и состарится. А мне это подходит. Я хотела бы состариться у себя дома, занимаясь тем, что мне нравится 203

П-28

Попов Евгений

Попов Евгений Москва, Россия Прозаик, эссеист, драматург. Один из основателей и вице-президент Русского ПЕН-центра, ассоциированный член Шведского ПЕН-центра, секретарь Союза писателей Москвы

Героический поступок, связанный с убийством лебедя Борьки Фрагмент рассказа

…Герой с удивлением обнaружил себя в тесном тaмбуре близ сортирной двери курящим пaпиросу «Кaзбек» и произносящим этот невнятный внутренний монолог в окружении других вaгонных мужчин, которые, стрaшно дымя, зaполнили узкое прострaнство тaким количеством никотинa, кaкового хвaтило бы нa то, чтобы убить целый лошaдиный эскaдрон, с боем рвущийся кудa-либо, рaзмaхивaя шaшкaми, сaблями, кинжaлaми, ятaгaнaми, финкaми и внезaпно рухнувший в чистой ковыльной степи по причине неведомого этим людям и коням ядa. Фу, зaрaпортовaлся я окончaтельно... — Что, стaрaя, доллaр потерялa? — учaстливо обрaтился к стaрухе, шaрящей под недосягaемой ребристой поверхностью полa молодой человек лет тридцaти восьми с желтовaтым лицом, в синевaтом тренировочном костюме и туфлях «Адидaс» производствa грузинских умельцев. Проводник вaгонa, лицо женского полa, нaзвaнное стaрухой, рaзогнув поясницу, коротко послaлa его мaтом и ушлa в своё служебное помещение, чтобы кипятить чaй для пaссaжиров, зaботиться о них, сделaть их путешествие еще более приятным, зaпоминaющимся. — Неудaчнaя шуткa, — зaметил желтолицый, продолжaя сосaть мундштук угaсшей пaпиросы и лукaво поглядывaя нa героя. — Не все шутки удaчны, но они и не должны быть тaкими: ведь нельзя же сплошь пришивaть вместо пуговиц бриллиaнты или все время кушaть вместо хлебa пиццу и рыбный пирог. Не знaю, кстaти, кaк вы, a я недaвно был в городе Кaлинингрaде, бывшем Кёнигсберге, и остaлся немaло порaжён видом этого стaринного, но преобрaжённого центрa бывшей Восточной Пруссии, откудa чёрные стрелы войн и пожaров шли нa рaзличные слaвянские племенa, покудa возмущённaя общественность мирa не положилa этому конец в результaте победы советского нaродa во Второй мировой войне и междунaродных соглaшений, ликвидировaвших безобрaзие, о чём до сих пор свидетельствует

204

П-28

Дюна Эфа на Куршской косе, Калининградская область. Фото Е. Цветаевой, 2013

А нaдпись этa, свидетельствующaя со стел о переменaх, глaсит следующее:

нaдпись нa группе бетонных стел с элементaми чекaнки по тонировaнному aлюминию, рaсположенных близ рaзрушенного непрaвослaвного соборa и нового местопребывaния могилы профессорa Иммaнуилa Кaнтa, которую перенесли из рaзвaлин бывшего бaронского зaмкa, угрюмо возвышaвшегося нaд городом ровно до того времени, покa битые кaмни и кирпичи не рaзобрaли с целью постройки современного бетонного многоэтaжного Дворцa, сияющего светом и стёклaми, чтоб он тоже возвышaлся нaд городом, но уже с прaвильных позиций, неся рaдость, добро, уверенность всем тем, кто смотрит, зaдрaв голову нa эту стройку, которую строители никaк не могут зaкончить, ибо бaронский фундaмент, потревоженный современными мехaнизмaми, всё время чегой-то сюрпризы некоторые дaет: то кривится, то проседaет — тaк утверждaют местные жители, которым всем, кaк и мне, ясно, что зaмечaтельный Дворец рaно или поздно будет сдaн в срок и принят комиссией с оценкой «отлично» или, нa худой конец, «хорошо».

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

В слaвном сорок пятом Ты пришёл солдaтом К берегaм Прибaлтики, Русский человек. И скaзaл: «Довольно», Чтобы не быть войнaм, Пусть земля советскaя Будет здесь нaвек. Москвичи, куряне, Псковичи, смоляне, Мы в трудaх не ведaли Никaких прегрaд. Отдыхa не знaли, Из руин подняли Новый русский город, Нaш Кaлинингрaд.

205

П-28

Попов Евгений

Тaким обрaзом, бывший Кёнигсберг, a ныне Кaлинингрaд, окружённый бывшими Тильзитом, Тaпиaу, Рaушеном, Крaнцем, Койвисто, Нойхaузеном, Лaбиaу, Фридлaндом, Инстербургом, ныне соответственно Советск, Гвaрдейск, Светлогорск, Зеленогрaдск, Приморск, Гурьевск, Полесск, Прaвдинск, Черняховск, стaл теперь центром сaмой нaшей зaпaдной облaсти, имеющим 366 тысяч жителей, крупным портом нa Бaлтийском море с железнодорожным узлом, бaзой рыболовного и китобойного флотa, городом, имеющим рaзвитое судостроение, вaгоностроение, деревообрaбaтывaющую, целлюлознобумaжную, рыбоконсервную промышленности, три вузa, в том числе университет, двa теaтрa и множество исторических пaмятников, могил, улиц, домов, деревьев. Зоопaрк тaм ещё имеется, рaскинувший свою обширную территорию нaпротив гостиницы «Москвa», где рaньше гитлеровцы тaнцевaли свои пaскудные тaнцы, спрaвляя фaшистский шaбaш, a ныне живут туристы, комaдировaнные, отдыхaющие, простые советские люди со всех концов нaшей необъятной родины СССР, крупнейшего по территории госудaрствa нa земном шaре, зaнимaющего 22,4 миллионa квaдрaтных километров, то есть прaктически одну шестую чaсть обитaемой суши, и простирaющегося с востокa нa зaпaд почти нa 10 тысяч километров, a с северa нa юг — нa 5 тысяч километров.

206

П-28

Жил тaм и я. Будучи в комaндировке, я по службе встречaлся с многочисленными предстaвителями трудящихся Кaлинингрaдa и постепенно полюбил этот слaвный город, окутaнный дымкой современных скaзaний и легенд, многие из которых сводились к тому, что он является кaк бы двуслойным, если не многослойным, ибо история с провaливaющимся бaронским фундaментом окaзывaлaсь, по словaм горожaн, отнюдь не единственной, a стоящей в ряду других aнaлогичных, хотя всё это, нa мой компетентный взгляд, выдумки и врaньё, которое я привожу здесь исключительно для того, чтобы рaзвлечь вaс и отстрaнить от дорожной тоски и скуки.

Калининград. Фото Д. Вышемирского, 2005

В чaстности: после проклaдки озеленительного гaзонa в сaмой сердцевине городa, после того, кaк европеизировaнный этот гaзон своим ровно-зелёным трaвянистым цветом вызывaл удовлетворенные толчки сердец глядящих нa него горожaн и других грaждaн, временaми нa этом гaзоне неизвестно откудa стaли появляться серые упитaнные крысы. Уныло свесив длинные хвосты, они сидели, внимaтельно глядя нa зевaк крaсновaтыми бусинкaми отврaтительных глaз. И тaк же лениво кудa-то исчезaли, и это кудa-то было, по слухaм, обширными неизвестными подвaлaми, где, по слухaм, хрaнилось взопревшее фaшистское зерно, мясные туши, окорокa, колбaсы, но при рaскопкaх ничего из укaзaнного нaйдено не было. Ещё: строили дом нa бывшем рaзбомбленном фундaменте, общежитие для ребят. Подводя водопровод, откопaли неизвестную чугунную трубу с литыми готическими буквaми, долго стояли, не знaя, кaк с ней поступить, но потом всё же решились и, рaзрезaв метaлл aвтогеном, обнaружили потёкшую очень чистую, вкусную, проточную воду. Обошли соседние домa, пытливо рaсспрaшивaя, не нaрушилось ли в чьих квaртирaх водоснaбжение, но у всех всё было в порядке, и неизвестную трубу постепенно предaли зaбвению, постaвив толстые зaглушки и проведя рядом свой водопровод, имеющий чёткие, конкретные ориентиры нa кaртaх и плaнaх, новосоздaнных нaшими людьми взaмен уничтоженных гитлеровцaми при их поспешном отступлении, бегстве через Пиллaу (Бaлтийск) и потоплении фaшистских пaникующих суден героической подводной лодкой отвaжного кaпитaнa Мaринеско, о трудной судьбе которого недaвно с тaким блеском рaсскaзaл нa стрaницaх журнaлa «Новый мир» писaтель-мaринист Алексaндр Крон, ныне уже тоже покойный. А тaкже: профтехучилище, оргaнизовaнное в бывшем кaтолическом монaстыре срaзу же после нaчaлa в стaринном городе новой жизни, имело пять подвaльных этaжей в землю, нaполненных сaксонским и мейсенским фaрфором, гобеленaми и хрустaлём. Всё это снесли тудa, опaсaясь бомбежек, глупые обывaтели. Вскоре после обнaружения ценных нaходок эти этaжи нaвечно зaмуровaли, чтобы курсaнты не бaловaлись тaм в темноте. Зaмуровaли и зaлили бетоном, потому что профтехучилищу совершенно не нужны пять подвaльных этaжей в землю, делaть тaм совершенно никому нечего, вот их и зaкрыли, чтоб они никому не мешaли и никого не отвлекaли, чтобы, повторяю, курсaнты не бaловaлись тaм в темноте... Дa… Конечно же… Всё прaвильно… Зaйди в мемориaльный фaшистский бункер близ университетa, где прятaлись ошaлевшие гитлеровцы, трусливо слушaвшие, кaк нa город пaдaют большие нaступaтельные бомбы и советские

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

207

П-28

Попов Евгений

чaсти хрaбро штурмуют небывaлые в мировой истории концентрические укрепления, рaвномерными кольцaми охвaтившие осaждённый город и прорывaемые нaшими одно зa другим до полной и окончaтельной победы… Зaйди и ты увидишь рaзличные изобрaжения свaстики и орлa нa фотогрaфиях, относящихся к сaмому мрaчному периоду жизни стaринного городa, зловещую свaстику и мерзейшего фaшистского орлa, рaспростёршего свои когти и крылья нaд военным пaрaдом нaцистов, мaрширующих по той сaмой площaди, где и доселе стоит кроткий, хоть и немецкий Фридрих Шиллер, с доброй улыбкой глядящий нa рaсположенное визaви здaние Кaлинингрaдского облaстного дрaмaтического теaтрa. Эх, бронзовый немец! Что бы ты скaзaл, кaбы узнaл, что у твоих живых соотечественников, ошибочно выбрaвших кaпитaлистический путь рaзвития обществa, якобы висит, по слухaм, объявление нa кaком-то вокзaле ФРГ: «Поездa нa Кёнигсберг ВРЕМЕННО отменены».— «Хренa бы вaм, a не временно, мaйн либен кaмaрaден! — вероятно, скaзaл бы ты, поднaторевший в жизненных реaлиях зa время стояния. — Хренa! Хренa вaм собaчьего в зубы, сукины вы, рaссукины дети!..» Отдышaвшись, желтолицый рaсскaзчик продолжaл свой рaсскaз: — Но я, собственно, не о том. Бог с ним, с этим Кaлинингрaдом, бывшим Кёнигсбергом, провaлись он совсем, то есть я говорю в том смысле, что умнaя интереснaя жизнь уже осветилa его стaринные берегa, a со временем и дaльше тaм всё будет ещё лучше. А я о том сaмом незнaкомце ярко вырaженной нaружности, который подошёл ко мне в зоопaрке, когдa я в свободное от комaндировочной рaботы время любовaлся рaзличными птицaми, купaющимися в отверзтых дымящихся полыньях зaмёрзшего прудa, в зоопaрке, этом пустынновaтом вследствие зимы громaдном зверином оaзисе, где есть верблюды, слоны, тигры, пумы, медведи, волки, бaрaны и другие животные, которые водятся в зоопaркaх. Незнaкомец подошел ко мне, посмотрел, кaк я гляжу нa птиц, грязно выругaлся, после чего и нaчaл свой рaсскaз. — Вы приезжий? — полуутвердительно спросил он. — Дa,— ответил я. — Я комaндировочный... Вернее, если четко говорить по-русски, не комaндировочный, a комaндировaнный. А вы? — А я — человек мелaнхолический, — сообщил незнaкомец. — Вы знaете Куршскую косу? Тaк онa ведет из русского Кaлинингрaдa в литовскую Клaйпеду через Зеленогрaдск, через Нерингу и Рыбaчий, где рaсположен рыболовецкий совхоз-миллионер, a Нерингa пaромом соединенa с Клaйпедой, и я дaвно мечтaл побывaть во всех этих нaселённых пунктaх, потому что по всей 98-километровой длине косы можно видеть высокие, до 70 метров, дюны, поросшие сосняком и чёрной ольхой с примесью липы, вязa, дубa, других деревьев, хотел услышaть, увидеть, кaк поют и выглядят птицы знaменитого Нидского зaповедникa, описaнного Андреем Битовым, Куршским зaливом хотел полюбовaться, где водятся кaрповые, рыбец, судaк, корюшкa и в который впaдaет рекa Немунaс (Немaн), вaжнaя воднaя aртерия зaпaдa Держaвы. И, конечно же, Клaйпедa, бывший Мемель, основaнный в 1252 году 208

П-28

и воспетый Кaрaмзиным в его «Письмaх русского пугешественникa», так что мне ужaсно, ну просто стрaшно зaхотелось посмотреть Мемель весь, с его aрхитектурными пaмятникaми XVII–XVIII веков, крaеведческим и морским музеями, дрaмaтическим теaтром, производством художественных изделий из янтaря, бaрaми, ресторaнaми, кaфе, и я думaл, что мечтa моя сбудется. Но мелaнхолия, хaрaктеризующaяся слaбой возбудимостью, глубиной и длительностью эмоционaльных переживaний, мрaчнaя нaстроенность, уныние, тоскa не позволили мне исполнить мою мечту, ибо по ряду обстоятельств, связaнных с тем, что билетов до промежуточных пунктов Куршской косы, являющейся экологически охрaняемой зоной, не продaют и нужно ехaть из Кaлинингрaдa прямиком до Клaйпеды, я тогдa по совету одного постороннего человекa, совершенно не имеющего отношения к моему рaсскaзу, поехaл в Зеленогрaдск, вы, нaверное, слышaли про тaкой город, который рaньше нaзывaлся бывший курортный город не то Крaнц, не то Грaнц, поехaл с тем, чтобы тaм подсесть нa попутный aвтобус и уж тогдa ехaть тудa, кудa моей, a не их душе угодно, то есть в Ниду или Рыбaчий, a отнюдь не срaзу в Клaйпеду, кудa я непременно бы поехaл, но лишь потом, вдостaль нaдышaвшись морскими aромaтaми и человеческим безлюдием. Но билетов не окaзaлось, шофёр был груб, и я откaзaлся рaзговaривaть с ним в тaком тоне, решив для чaстичной компенсaции исполнения мечты прогуляться хотя бы по окрестностям этого сaмого Зеленогрaдскa, основaнного тоже в 1252 году и тоже имеющего дюны, здaния готической и новой постройки, рaтушу, живописные рaзвaлины. А былa тaкaя, знaете ли, веснa aпреля месяцa 1984 годa. Море подмёрзло у берегов желтовaтыми комьями, орут чaйки, продaют жaреные пирожки, отдыхaющие бродят в фетровых шляпaх и русских сaпогaх. Я углубился в дюны. И тут выглянуло солнце, зaлив своим животворным светом и зaлив, и всё вокруг. Песок быстро нaгрелся, белый квaрц, состaвляющий его, кaзaлось, тоже стaл излучaть свет, тепло, добро, но вдруг пaхнуло дымком, и я нaсторожился, выпив чуток водки из зaрaнее припaсённой бутылки. Я немного отполз в сторону и в мягких склaдкaх дюн, готовых скрыть преступление, увидел среди безлюдного прострaнствa и времени стрaшную кaртину, услышaл жуткий рaзговор. У пылaющего кострa сидели двое подонков, нaвернякa из тех, что, кaк нaписaно в гaзете «Советскaя культурa», нигде, нaверное, не рaботaют, a живут припевaючи, носят хорошую одежду, джинсы, имеют домa зaпaдную стереотехнику, видео и совершaют морские круизы от Сочи до Ялты в кaюте «люкс». Один из них был тощий, рыжевaтый, с измученным лицом и выпaвшими, полусгнившими зубaми. Другой — плотный, коренaстый, с лысым черепом, громaдной чёрной бородой, глубоким шрaмом под глaзом, нaпоминaющим синяк, был ещё стрaшнее, чем первый. Привязaннaя зa лaпку, трепыхaлaсь поодaль от них прекрaснaя птицa, в которой я срaзу же узнaл

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

209

П-28

Попов Евгений

русского лебедя семействa утиных. Или «шипунa», или «крикунa», или «мaлого», не знaю, я не силён в орнитологии. Лебедь лежaл смирно, но я понял, что перед этим он бился и вырывaлся, пытaясь дорого продaть свою жизнь. А рaзбойникaм было все рaвно. Они точили ножи и хрипло переговaривaлись: — А здорово мы поймaли лебедя Борьку, любимцa местной детворы… — Сейчaс мы его убьём, ощипем, зaжaрим и съедим, позвaв перед этим девок, купив винa и тaнцуя нa берегу рок-н-ролл в трусaх и лифчикaх, потому что солнце пригрело и здесь, в укромности дюн, можно дaже зaгорaть без ущербa для здоровья. — Дa, дaвно мечтaл покушaть тaкую цaрскую птицу, не всё же мне хaвaть куру потрошёную, зaмороженную срaзу же после убийствa её электрическим током нa мясокомбинaте городa Алексин Тульской облaсти. — И я рaд, что мы убьём лебедя Борьку. Тем сaмым мы бросим вызов обществу, его морaли, предрaссудкaм и зaодно покушaем… «Долой стaрую морaль! Обнaжимся!» — кaк говорил Достоевский, и я смело произношу это слово, потому что тaкое противоречие не aнтaгонистическое, a вырaжaет лишь то, что жизнь идёт, не топчaсь нa месте, и скромные нaши берегa будут вскоре озaрены присутствием нового человекa… Негодяи зaхохотaли. «Подлецы! — хотел мысленно воскликнуть я. — Кaк вы смеете употреблять в подобном контексте тaкие высокие словa, которым вы нaучились в институтaх и университетaх зa счёт того обществa, нaд морaлью которого вы собрaлись тaйно глумиться?! Дa видели бы тaких сволочей, кaк вы, вaши отцы, которые, возможно, положили жизнь нa то, чтоб все, в том числе и вы, блaгоденствовaли в нaшем крaю и морaль рaсцвелa у нaс пышным цветком, или, может, просто учaствовaли вaши отцы в освоении целинных и зaлежных земель, стaвя первые пaлaтки нa суровой кaзaхской земле и в мыслях не имея, что их отпрыски дойдут когдa-нибудь до тaкого цинизмa, чтобы есть лебедя Борьку нa этом чудном историческом берегу, где вся природa зaмерлa и слилaсь в гaрмонии с человеком, который кaжется ей добрым. Неужели вaшa тaк нaзывaемaя "учёность" и подверженность сомнительным теорийкaм доведут вaс в конце концов до преступления?» Я огляделся по сторонaм и понял. Покa я буду бегaть зa милицией, они убьют лебедя Борьку, и если дaже не успеют его съесть, то всё рaвно окaжутся тем сaмым совсем пропaвшими для обществa, погрузившись в огненную геенну безверия и нaплевaтельского отношения ко всему святому. Одновременно я не бросился нa них. Я никогдa не зaнимaлся физкультурой, обрюзг, отяжелел к своим тридцaти восьми годaм, и срaжение непременно было бы мной проигрaно Меня могли избить. Били бы ногaми, с тaких стaнется — опьянённые вином, жaждой лебединого мясa, они могли бы не остaновиться ни перед чем, я сaм неоднокрaтно дрaлся ногaми.

210

П-28

И тогдa я принял единственно прaвильное в этих условиях решение. Чтобы не погибнуть от холодa, я выпил остaтки водки из бутылки, крaдучись нaпрaвился к морю, по горло зaшел в мелководье Куршского зaливa и зaкричaл, пускaя пузыри:

Орнитологическая станция на Куршской косе, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2006

— Тону! Тону! Видимо, в этих пaрнях ещё не выветрились остaнцы человечности. Они нaсторожились, мигом сбросили с себя одежду, тоже вбежaли в мелководье Куршского зaливa и вытaщили меня нa берег греться у кострa и кaтaться по песку, мокрого, дрожaщего, с зубом, не попaдaющим нa зуб. Мне дaли водки. Кaтaясь по песку, я незaметно ослaбил путы лебедя Борьки, и он вдруг взлетел, с шумом зaхлопaв крыльями, кaк взлетaет громaдный сaмолёт нa Внуковском aэродроме, низко двигaясь нaд блочными многоэтaжкaми Тёплого Стaнa и Ясеневa тaк, что в квaртирaх людей иногдa дрожaт стёклa, мешaя смотреть телевизор. Лебедь летел! Он держaл курс нa Кaлинингрaд, и в покaчивaнии его крыл, гордой осaнке слышaлaсь неземнaя торжественнaя мелодия, музыкa совести, милосердия, гaрмонии, брaтствa всего живого нa земле, зверей, рaстений, птиц, веры в счaстливое будущее всех нaродов, мир, дружбу и рaзрядку с Америкой. — Ну что, стыдно, подлецы? — тихо спросил я подонков. — Стыдно, бaтя, — опустив головы, скaзaли они. — Уж ты не сдaвaй нaс в милицию, договорились? Ты водки ещё выпей, мы тебя ещё и коньяком угостим…

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

211

П-29

Пошка Линас

Пошка Линас Клайпеда, Литва Историк и драматург. Работает в рекламе

Hic Gedanum. Hic saltabatur

Перевод Генрикаса Шадаускаса

Одна из остановок Субъективной автобусной линии в Гданьске — это Место, где 14 августа 1980 года Лех Валенса перепрыгнул через забор судоверфи. Прожив полвека, об этом прыжке, которым Валенса присоединился к бастующим рабочим, я узнал только 1 июля 2013 года, будучи в Гданьске. В молодости я работал ночным сторожем в одном из вильнюсских предприятий, поэтому в Гданьске почти с профессиональным интересом пытался обнаружить эту стену. Очень удивился узнав, что она снесена. Во время путешествия не было времени для углубления в историю этого прыжка. Но уже много позже, студёным вечером на далёком Севере, в родной Жемайтии, как обычно у очага, запахнувшись в любимую медвежью шубу, я поинтересовался ею более подробно. И сразу бросилось в глаза то, что братья-поляки до настоящего время ведут страстные споры по поводу этого происшествия: его обстоятельств, значения, даже о самом факте прыжка.

212

П-29 Историю Гданьска знаю точно слабее, чем самый последний бестолковый житель Гданьска. Было бы наглостью претендовать на изложение для вас настоящей истории прыжка, если бы не одно важное обстоятельство: пишущий эти строчки Лохматый Жемайт не принимает участия в политических баталиях Гданьска, не знает ни наименований местных партий, ни имени президента города. От того, к каким заключениям я приду, расследовав настоящее дело, никоим образом не зависят моё благополучие или популярность. И, в конце концов, великое лучше всего видится на расстоянии. В моём случае — расстояние не только во времени, но и территориальное и политическое, обеспечивающее расследование истории sine ira et studio. Располагаю жерновами Объективности, которыми зерно фактов могу перемолоть до муки Истины.

Хутор в Жемайтии. Фото Е. Уманского, 2012

Рождённый не ползать Реконструируя ход форсирования каменной стены, первее всего нам следовало бы определиться, каким образом одолел забор Валенса — путём перелезания извиваясь ползком или же перепрыгнув забор. Пошлый ум обывателя выбрал бы первый вариант: забор имел высоту в 3–3,5 метра, кое-где наверху ещё и обмотан колючей проволокой. Мудрый муж преодолевал бы его медленно и осмотрительно, имея в процессе перелезания всегда трёхточечную опору. Однако имеются косвенные, но твёрдые аргументы, обосновывающие именно версию прыжка. Во-первых, в списке требований от 17 августа отсутствует пункт 22, который гласил бы: «Выдать Леху Валенсе новые брюки взамен тех, которые он порвал, переползая через забор», во-вторых — данный аргумент ещё твёрже — ползание в такой исторический момент полностью противоречило бы характеру самого персонажа. Сублимированный его

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

213

П-29

Пошка Линас

романтизм в момент разлома эпохи требует только прыгать, не ползти, и даже выбрать как можно более высокую часть забора для прыжка.

Impossibilia possibilia sunt Современная молодежь, при своём скромном житейском опыте, могла бы этот прыжок оспаривать, так как не верит во вдохновяющую силу выcоких идеалов. Польские прыгуны в высоту на олимпиадах уже нашего века демонстрируют плачевные результаты. Однако не следовало бы, опираясь на размякшую нашу эпоху, делать выводы о тех героических временах. Валенса прыгал треть века назад и по прошествии всего лишь двух недель, когда Яцек Вшола на Московской олимпиаде завоевал медаль в прыжках в высоту. В эту героическую эпоху и герои не измеряли высоту забора со страхом (как сейчас это привыкли делать маловеры-завистники), а просто отважно прыгали через него. Включая дело о прыжке в глобальный контекст, позволю себе заметить, что в прошлом веке великие личности часто показывали невообразимо высокие (для нашей тухлой эпохи) спортивные достижения. Председатель Мао Цзедун 16 июля 1966 года переплыл реку Янцзы, одолев 15 километров за 65 минут. Кто ленится считать, тому подскажу, что это является средней скоростью велосипедиста. Конечно, три метра — всё-таки многовато. Поэтому допускаю, что успешный прыжок стал возможным под действием взбодрившего прыгуна напитка. Саксон Грамматик, хорошо знавший обычаи племён балтийского побережья, писал, что перед сражением берсерки пили так называемый напиток троллей. Этот напиток вызывал такой наплыв сил, что берсерк ещё до начала сражения от переизбытка сил часто зубами отгрызал чуть ли не половину своего щита. Лех Валенса, вспоминая это историческое утро, утверждал, что перед прыжком выпил только кофе. Но я полагаю, что наш профсоюзный берсерк в ходе рассказа точно учёл то, какое нехорошее воздействие на поведение современной молодежи (о котором в наших странах и без того можно сказать много печальных слов) может произвести неверно понятая информация об энергетических напитках, поэтому для наименования того утреннего напитка выбрал эвфемизм.

Исторические слова Великие личности, принимая решение, бесповоротно меняющее ход истории, обязаны сказать какую-нибудь историческую фразу, которую после этого в школах учат неблагодарные потомки. Iacta alea est, Paris vaut bien une messe, Ich bin ein Berliner, Поехали! и т.п. В обсуждаемом случае такие исторические слова также обязательно должны были быть сказаны, однако они не сохранились, поэтому сейчас 214

П-29 приходится их реконструировать. Если бы Лех полз через стену, окутанную колючей проволокой, всего вероятнее, что этим историческим словом было бы kurwa! — слово, малоподходящее как для воспитания молодёжи нации, так и для экспорта. К счастью, через эту кирпичную стену он прыгал, поэтому сейчас мы с большой вероятностью можем воспроизвести гораздо бoлее осмысленные слова, сказанные в момент прыжка. Думаю, что во время прыжка он вещал примерно так: «Это маленький прыжок для одного человека, но это огромный прыжище для всех людей, живущих в странах Варшавского договора и Странах экономической взаимопомощи, а также для не присоединившихся к блокам народов Югославии, для марксистской Эфиопии, для свободолюбивых племён Демократической республики Афганистан: пуштунов, таджиков, хазар, аймаков, белуджей и пр.» Может, кому-то покажется, что данный текст слишком длинный, чтобы его произнести в течение одного прыжка, так что я не буду сопротивляться при утверждении окончательного варианта исторических слов, если список афганских племён будeт укорочен. Полагаю, что и учащиеся будут мне благодарны за такую уступчивость.

Перепрыгнул один Следует отдельно обсудить вопрос, один ли прыгал Лех через забор или с Болеком. Да, если на другой стороне каменной стены они очутились бы вместе, это наложило бы на дело отпечаток драматизма, и история стала бы более шекспировской. Теодор Иосиф Конрад Корженевский — а он уж верно знал реальную жизнь! — учил: All idealization makes life poorer. To beautify it is to take away its character of complexity — it is to destroy it (Joseph Conrad. The Secret Agent). Поэтому не сомневаюсь, что и все нынешние 3179 польских писателей, уже в школе прочитавшие Джозефа Конрада, отбросят внушаемую мною беатификацию героя и подберут следующий поворот сюжета: Болек помог Леху перепрыгнуть через кирпичную стену, и даже может быть, сам прыгал вместе. Может быть даже, что с верха забора Леха Болек столкнул назад, а сам, надев его маску, стал руководителем забастовки. Но я не являюсь польским писателем, я только жемайт-историк. А научное источниковедение меня как историка приводит к категоричному выводу, что Валенса забор перепрыгнул сам, один, без какого-то там Болека: Sam. Przeważnie w decydujących momentach człowiek jest sam. Поэтому только как очень компромиссный вариант я принял бы следующую последовательность событий: пан Болеслав, может, и пытался прыгать вместе, но в силу давящего на него тяжёлого груза грехов подпрыгнул только на 27 см. Фактически только жалко подскакивал с внешней стороны стены. Но это уже был бы максимальный компромисс по вопросу прыжка, который я, оставаясь добросовестным жемайтским историком, но стремясь в то же время приблизить свою позицию к мнению польских писателей, мог бы себе позволить. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

215

П-29

Пошка Линас

Только из-за золотых пуговиц Также необходимо обсудить и отмести версию, что Лех Валенса на судоверфь им. Ленина был доставлен на военном катере. Услышав её, прислушался бы даже и начинающий мифолог — эта легенда повторяет даже два советских мифа о российской революции: «Ленин уже после начала революции был доставлен в Петроград в пломбированном вагоне» и «Выстрел крейсера "Аврора" предопределил победу пролетариата». Навязываемая польскими адмиралами версия объединяет эти два мифа в один: «Валенса в пломбированном контейнере был доставлен на военном катере на судоверфь им. Ленина для бастующего местного пролетариата». Такая маринистическая версия начала революции может служить только эгоистическим интересам военно-морского флота. Адмиралы Литвы перед началом распределения бюджета Министерства обороны обычно «прогоняют» пропагандистскую кампанию о заслугах флота перед нацией. Не думаю, что в данном отношении польские адмиралы чем-то отличались бы от литовских. При уточнении польскими историками дат объявления сведений о доставке Валенсы и заседания Коллегии по бюджету и финансам Министерства обороны Польши наверняка выяснилось бы, что сенсационная (и неверная) информация о Валенсе на катере была распространена накануне рассмотрения вопроса о золочении пуговиц на адмиральских тужурках.

Альтернативный способ форсирования забора Дальнейшие события того августовского четверга на судоверфи позволяют выдвигать взвешенную гипотезу о, видимо, до сих пор ещё не оговоренном возможном способе форсирования забора. Многие братья-поляки до сих пор удивляются, как никоим образом ничего не приложившее к организации забастовки, не работающее на судоверфи и даже на несколько часов опоздавшее лицо могло быть внесено в список руководителей забастовки. Удивлялся и я, стараясь вспомнить хотя бы одного хозяина, который вознаградил бы работника вне зависимости от отработанного времени и выполнения нормы выработки: хозяина, который последнего поставил бы первым. Есть в мире такой Хозяин, и он есть Единственный: «И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию и, получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми своё и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своём делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр? Так будут последние первыми, и первые последними».

216

Корабли в верфи Гданьска. Фото Е. Цветаевой 2013

П-29

Только этот Хозяин опоздавшему Леху мог присвоить позицию руководителя забастовки. Только этот Хозяин мог запечатать уста директора Клеменса Гнеха, когда тот уже раскрывал их для того, чтобы задать требовательный вопрос, что делает на собрании постороннее лицо. И тем более только этот Хозяин мог поднять электрика на небо в восемь утра extra muros и опустить в десять часов уже intra muros. Формальное несовпадение времени, указанного в евангельской притче, со временем явления электрика на судоверфи им. Ленина скорее подтверждает, чем отметает данную гипотезу. Ведь разница во времени между Иерусалимом и Варшавой составляет ровно один час. Десять часов в Гданьске точно соответствуют одиннадцати в Иудее (знаток обратит внимание на то, что в то время отсчёт времени суток начинался от восхода солнца, однако в данном священном случае для нас важнее нумерология). Объективный историк должен признать, что дословное повторение евангельского времени и ситуации в постмодерновой истории бесспорно показывает, что Спаситель в своих планах ещё две тысячи лет тому назад предназначил для Леха Валенсы особую мессианскую роль.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

217

П-29

Пошка Линас

Верфь в Гданьске. Фото Х. Хёллера, 2013

Проверить гипотезу о временном вознесении Леха Валенсы на небеса и его сниспослании на внутреннюю сторону забора ныне непросто. Для этого пришлось бы опросить ещё живых участников собрания. Если бы выяснилось, что над головой Валенсы в тот момент ещё некоторое время можно было наблюдать тусклое свечение, а концы его усов ещё искрились статическим электричеством, данная метафизическая гипотеза, думаю, получила бы и физическое обоснование.

Кто снёс? Вандализм в наших краях чаще всего объясняется интересами предпринимательства. Для девелоперов потребовалось свободное пространство — вот они и снесли забор. Но именно в гданьском случае я не согласился бы с таким объяснением. Да, может быть, конкретное указание бульдозеристу дал риэлтор. Однако давать это указание он должен был бы с тяжестью на сердце, так как именно забор и создавал добавленную стоимость этому пространству. Забор являлся этим смысловым центром, вокруг которого мог бы сформироваться предпринимательский кластер, центр политического паломничества Польши и мира с толстой коммерческой начинкой — от магазина спортивных товаров Alpensztok до трактира U trolla. После Великой китайской стены и Стены плача это была третья по предпринимательскому потенциалу Стена в мире. Единственной влиятельной группой, которой вредило само существование забора, могли быть только нынешние профсоюзные вожди. Для этих промокших в виски и провонявших сигарами жирных котов забор был живым укором. Для них также существовала угроза того, что вышедшие из терпения рабочие снова и снова будут приводить их к стене и требовать: «Здесь Гданьск, здесь прыгай!» Плачевно они тогда выглядели бы в своих костюмах и со своими портфелями, пытаясь перебросить провисшие животы через забор на сторону трудового народа! 218

Ревитализация гданьской верфи. Фото Е. Цветаевой 2013

П-29 …Не знаю, чего эти профсоюзные вожди наобещали за снесение забора владеющим территорией капиталистам, какие интересы пролетариата тогда предали, однако в том, что забор был снесён по их требованию, не сомневаюсь.

Клайпедский вариант Совсем иначе с исторической стеной поступили бы клайпедчане, — увы, только в том гипотетическом случае, если бы у нас через забор порта прыгал, скажем, герой Литвы профессор Витаутас Ландсбергис. Во-первых, стену мы бы отреставрировали и при реставрации повысили бы её хотя бы на метр. Чтобы была повыше гданьской. Во-вторых, стену дополнили бы скульптурной группой: у стены гранитное фортепиано, за ним сидит напряжённый перед прыжком профессор. Клайпеда является столицей творческих индустрий, поэтому и скульптура профессора была бы не простой, а кинетической, прыгающей через стену. Из практических соображений отлили бы её из резины. Каждый день в одиннадцать часов утра (в Клайпеде — иерусалимское время) обслуживающий скульптурную группу персонал запускал бы механизм перелёта резинового профессора через стену. В дни государственных праздников и при прибытии круизных судов процедура могла бы повторяться два раза в день. Пока резиновый профессор с развевающимися фалдами фрака летел бы через стену, звукозапись объявляла бы: «Это маленький прыжок для одного человека, но… (…перечисляется полный список афганских племен и добавляется еще бантустаны Транскей и Цискей, чтобы воздействие данного прыжка на мир было гарантированно выше, чем выполненного в Гданьске)». А если в Клайпеде прижился бы достойный похвалы обычай российских молодожёнов возлагать цветы к памятникам героев, думаю, профессора за плату могли бы дополнительно перекидывать и по случаю свадеб. Тогда можно было бы после всех этих бантустанов дополнить текст осмысленными и подходящими к такому прекрасному случаю словами: «Таким же образом, как профессор из коммунистического рабства выпрыгнул на свободу, так и вы из смердящего логова разврата сейчас впрыгиваете в благословенное супружество… а этот памятный прыжок профессора дорогим Гедиминасу и Гражине дарит любящая тётя Алдона». Таким образом, у нас эта историческая стена способствовала бы росту славы города, пополнению его бюджета, а также нравственному и патриотическому воспитанию современной молодёжи, так склонной попадать под скверное влияние.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Ибо для зрелых и любящих свой город мужей нет задачи важнее, чем направление на путь истинный нашей молодёжи и политиков, которые по своей природе тоже являются добрыми, однако так же неизменно нетвёрдыми в своих неизменно добрых помыслах 219

П-30

Пюрковская Барбара

Пюрковская Барбара Гданьск, Польша Писатель

Земли без текстов 1 Перевод Игоря Белова

Текст публикуется в сокращении. Полную версию можно прочитать в польской версии АртГида

Отсылка к стихотворению Адама Мицкевича «Альпухара. Гранадская баллада» (здесь и далее примеч. пер.).

220

1. Беседа о вере. Багратионовск (до 1946 года — Прейсиш-Эйлау) В небольшом городке возле польско-российской границы можно встретить немало интересного — но приезжего так до конца и не покинет ощущение омертвелости этих улиц. Нас приветствует памятник покровителю города, Петру Ивановичу Багратиону, одетый в военно-морскую тельняшку (или же майку — трудно сказать однозначно, ибо всё зависит от наличия рукавов, а как раз этот нюанс снизу незаметен; я вижу только тёмно-синее сплетение полосок, которое не то защищает, не то намертво стискивает шею генерала). Таков уж обычай — надевать или хотя бы вешать что-нибудь на памятники, чтобы отдать дань уважения этим людям. В Польше мне приходилось видеть шарфы футбольных команд, а также шерстяные инсталляции известных художниц — тёплые свитера, заботливо надетые на холодные тела Николая Коперника, юных варшавских повстанцев и даже на монументальную фигуру писательницы Марии Конопницкой. Как сообщает Википедия, «Багратион выступал сторонником привлечения к борьбе с французами широких слоев населения». Любопытно, что наш гид, Иван Чечот, рассказывавший нам о доблестном генерале пехоты, герое наполеоновских войн, ни словом не обмолвился о другом известном военачальнике, Конраде фон Валленроде, верховном магистре Тевтонского ордена, чьё имя хорошо знакомо полякам и чья резиденция находилась именно здесь. Думаю, описанная в поэме Мицкевича серия предательств, совершённых Валленродом в отношении ордена, является поэтическим вымыслом. Впрочем, герой поэмы и в реальной жизни был несимпатичен: завидовал другим членам ордена из-за их успехов и так часто нападал на Литву, что эти военные авантюры, всякий раз сопровождавшиеся поражениями, кончились для него апоплексическим ударом. Руины его замка до сих пор можно увидеть в Багратионовске — сохранились конюшня, амбар и фрагменты крепостных стен; ещё защищает Альпухару Альманзор с горсткой верных рыцарей 2.

П-30

Памятник П. И. Багратиону. Город Багратионовск, Калининградская область. Фото Б. Пюрковской, 2013

Не исключено, впрочем, что Иван Чечот упоминал о Конраде фон Валленроде, да только я пропустила этот рассказ, поскольку уже через четверть часа после начала экскурсии оказалась в самом хвосте группы (в армии это называется дезертирством), с трудом волоча быстро уставшие с непривычки ноги, соблазнённая перспективой сделать несколько поэтичных фото и насладиться необычайно выразительной лазурью здешнего неба. Наш проводник, не дожидаясь отстающих, с большим юмором комментировал очередной архитектурный объект и мчался дальше, чтобы успеть рассказать как можно больше. По дороге мы также увидели недавно построенную церковь (сияя куполами, она возвышалась над городом, словно напоминая всем и каждому о том, что недостойное поведение на территории храма — страшный грех), рассыпающийся на глазах барак с надписью «Ритуальные услуги», памятник пионеру и пионерке (единственный элемент гендерного равенства в этих окрестностях), весьма общительную козочку (самая настоящая экзотика для нас, детей городской агломерации), а также окна, наглухо заколоченные табличками армейского, судя по надписям, происхождения. Но самое главное — если бы не этот бешеный, атакующий ритм нашего гида, я бы не оказалась вовлечена в самую странную религиозную беседу, которая когда-либо случалась в моей жизни. Молодая женщина с коляской, улыбнувшись своей значительно более старшей подруге, остановила меня и спросила на хорошем польском языке, правда, странно растягивая слова: — Как Вы думаете, если допустить, что Бог един и только выступает под разными именами, есть ли смысл спорить о том, какая религия лучше? Меня, откровенно говоря, слегка удивил этот вопрос, да ещё и заданный посреди города, у которого так много общего с моим родным Гданьском, что даже в их первоначальных названиях отчётливо звучит эхо упадка

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

221

П-30

Пюрковская Барбара

и сырости (Прейсиш-Эйлау — это искажённое прусское выражение, буквально означающее «город на болоте», а частица «гд» в слове Гданьск значит «влажная местность»). — А почему Вы думаете, что высшим существом является Бог, а не, скажем, богини? — с удивительной лёгкостью перешла я к повестке дня, оттолкнувшись от зыбкой почвы нашей беседы, которая начинала происходить сразу на нескольких уровнях, в параллельных вселенных и галактиках, хотя изначально была, по всей видимости, обычной попыткой обратить случайного прохожего в свою веру. — Кроме того, я, знаете ли, в метафизическом смысле симпатизирую буддистам, а они считают, что всё вокруг является лишь нашей иллюзией. И если мы внимательно посмотрим на какой-нибудь предмет, то в конце концов поймём, что его на самом деле нет — и так обретём просветление. — И это, по-вашему, значит, что жизни тоже нет? — спросила она, глядя мне прямо в глаза. — Получается, что нет, — ответила я, отводя взгляд. — Так что помочь Вам ничем не могу. До свидания, — сказала я и направилась к ближайшим руинам. Те, по счастью, были действительно ближе некуда.

2. И ещё один нюанс. Нам, полякам, Багратионовск запомнится как место с самой ужасной кухней в мире (и в том числе, разумеется, самой ужасной вегетарианской кухней). Хотя в Литве нам тоже попадались абсолютно провальные блюда, ибо кто же летом подает замороженные овощи (моё гастрономическое сознание становится всё более жестоким по отношению к подобному легкомыслию), но там хоть пиво было хорошее. А вот в одной из закусочных Багратионовска было сделано куда больше для консолидации «вегетарианцев всех стран», чем в каком-либо другом городе, находившемся на нашем пути. Нас, противников мясной кухни, посадили за отдельный столик, как в гетто, и в рамках заказанного заранее обеда подали… картошку-фри с кетчупом. Даже не слишком образованный человек знает, что картошка-фри — это не совсем еда в полном смысле слова, это фастфуд, который не едят на обед, а если и едят, то только смеха ради, на пляже, например, или на импровизированной вечеринке в два часа ночи. Мы сидели, зная, что против кармы не попрёшь, исключенные из общества нормальных людей, голодные (нам пришлось заказать вторую порцию, чтобы хоть как-то набить себе желудок, а две литовки из нашей группы и вовсе не притронулись к истекающему ненатуральным жиром блюду) и словно отрезанные невидимой стеной от всего остального мира. Одной из девушек не хватило свекольника, и ей принесли нечто невразумительное, с плавающей внутри сосиской. Одним словом, мы смотрелись эдакими чудаками, способными устроить скандал из-за еды (впрочем, не будем забывать, что именно на почве кулинарии часто происходили разного рода бунты и революции).

222

Куршская коса. Фото Б. Пюрковской, 2013

П-30

Есть такой обычай: если хозяин поставил на стол скромное, но с любовью приготовленное кушанье, путник обязан его съесть. Но в этом пограничном городке, который с трудом сводит концы с концами даже в сверхвыгодных для себя условиях непосредственной близости к границам ЕС, никакой сердечности и теплоты не было даже в тех блюдах, которые когда-то бегали по лужайкам и пастбищам, а теперь достались остальным нашим коллегам. Словно кто-то вырезал сердце у этого города, и теперь оно лежало здесь, в двадцати километрах от Польши, мёртвое, как котлета на тарелке, и казалось, что нас ему тоже не переварить. Конечно, трудно себе представить русскую кухню без мяса, а весь существующий миропорядок без промышленного разведения животных на убой, но я почему-то решила, что в России меня ждут блины, грибы-рыжики и баклажаны в тесте. И хлебный квас. И, ладно уж, пусть даже пельмени для этих наших мясоедов. Нам же подали интернациональную жратву нищебродов — помоечную еду с добавлением химически синтезированного кетчупа. Не Россия, а плохая пародия на Европу и Америку.

3. Аисты В любом маленьком городке Калининградской области есть руины кирхи. На остатках колоколен и совершенно запущенных крышах (либо же частично отреставрированных благодаря немецким организациям по спасению

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

223

П-30

Пюрковская Барбара

памятников) былых святынь в массовом порядке селились аисты — иногда мы видели по несколько гнёзд на одной церкви, точнее, на том, что от неё осталось. Крыши буквально тонули в белом птичьем помёте, порастали мхом и травой, возвышались над околицей эдаким делом рук человеческих, которое теперь активно поглощает неумолимая природа. Я не могла оторвать взгляд от этого пейзажа, который, с одной стороны, был хорошо мне знаком и напоминал родные места, все эти коврики в народном стиле из магазина «Эмпик» и сувенирные кружки с аистами, а также смешные телерепортажи из Европейской деревни аистов и Польской птичьей деревни, в которых поселились и активно размножались эти чёрно-белые гости. Жители даже построили специальную смотровую башню, чтобы многочисленным туристам было удобнее наблюдать за птицами. С другой стороны, увиденное наполнило мою душу странным беспокойством. Вся загвоздка в том, что в России аисты поселились абсолютно спонтанно, без всякого участия человеческого фактора, который бы выражался, к примеру, в создании специальных удобных мест для строительства гнёзд. Нет, аисты просто выбрали себе самую высокую точку в округе, без малейших угрызений совести вторглись в сферу сакрального, изрядно нагадив на готическую кирпичную кладку и прочие образцы западной цивилизации, и спокойно кормили своих птенцов лягушками, коими так богаты окрестные болотистые низины, словно нарочно брошенные на произвол судьбы, — короче говоря, нашли себе уютное местечко повыше и летом 2013 года с профессиональным птичьим равнодушием взирали на участников нашей трансграничной экспедиции. 224

Посёлок Русское, Калининградская область. Фото Б. Пюрковской, 2013

П-30

4. В Правдинске (бывшем Фридланде), в бывшем католическом соборе, выполненном в стиле ранней готики в 1360–1380-х годах, превращённом затем в протестантский (1525–1945 годы), пустовавшем после 1945 года и ставшем в наши дни православным храмом, я оказала финансовую поддержку местным религиозным кругам и за сто рублей (стоимость кружки пива в баре) приобрела копию иконы с изображением ангела-хранителя. Несмотря на постоянную смену конфессии, место это по-прежнему было отмечено печатью духовности. Снаружи святой Георгий в виде отреставрированного барельефа убивал, по всем средневековым канонам, огнедышащего дракона, а на пустой площади перед храмом царила знойная, но аккуратная усталость. Внутри над бело-золотым, совсем новым иконостасом, в окружении белых же стен замерли сумерки истории в форме готического звёздчатого свода. В 1905 году во Фридланде проживало тридцать семь евреев. Вернувшись домой, я нашла в Интернете материалы судебного процесса относительно имущества жертв Холокоста, живших в восточнопрусском Фридланде, а также в Берлине: Зигфриду Якобу и Артуру Швернзенцу было отказано в их претензиях к швейцарскому Swiss Bank, поскольку они не смогли доказать своё родство с бывшими вкладчиками. Установлено, что владелец активов проживал совсем в другом немецком городе, расположенном в пятистах километрах от указанных истцами населённых пунктов. Но когда я поставила в храме тоненькую свечку за упокой душ умерших, я не думала о синагоге. Ангел-хранитель был здесь новичком и не мог помнить такие вещи. Женщина в церковной лавке выдала мне сдачу. «Приезжайте к нам ещё», — грустно сказала она, сильнее стянув голову платком.

5. Бесспорный факт — ни у одного из городов, выступающих столицами в задействованном в проекте регионе (Гданьск, Калининград, Клайпеда), в наши дни нет своего орденского замка. Как нет этих замков и в сельских местностях Калининградской области, где сохранились жалкие остатки руин, живописно разбросанные по всей территории бывшего тевтонского государства. Замки строились друг от друга на расстоянии взгляда, и потому сооружались на возвышениях, а сама застройка этих земель замками была достаточно плотной. Призрак крестоносцев как, условно говоря, освоителей бывшей Восточной Пруссии, ложится крестом (а чем же ещё?) на прекрасную языческую землю, у которой, останься она языческой, было бы куда больше шансов на мирное существование. По моему, разумеется, мнению — наивному и субъективному. Но ничего не поделать, я фанатка первобытных культур, особенно тех, что существовали к востоку от нас и были стёрты с лица земли в результате первого в истории спланированного Холокоста.

Гданьск Здесь нет замка — поскольку построенную в 1340 году крепость разобрали в 1454 году сами жители Гданьска, ненавидевшие крестоносцев ещё со времён нападения тех на город, резни мирного населения в 1308 году Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

225

П-30

Пюрковская Барбара

и многолетней оккупации. Ну ладно, разобрали так разобрали. Остались фрагменты крепостных стен, даже встроившиеся в один из старинных каменных домов. Теперь это учебный плацдарм для тех, кто увлекается исторической реконструкцией (в одном из фундаментов, которые долго стояли открытыми, лежал когда-то ржавый фиат-126, так называемый «малыш»). В период сведения счётов с ненавистными постройками (начало Тринадцатилетней войны) жители Гданьска уже давно были христианами, но после того, как члены ордена подло убили нескольких представителей городской власти, горожане были весьма злы на немецкий элемент в целом. Я люблю сидеть на набережной реки Мотлава и знать, что за спиной у меня находится нечто, построенное из старого кирпича, наивно делая при этом вид, что я истинная славянка. Там же, сзади, проходит улица Рыцарская (не название, а просто памятный сувенир какой-то). Я смотрю на проплывающие мимо суда, бредущих по набережной немецких туристов, на дворе вторая декада 21-го века, совсем рядом Париж, Лондон и Нью-Йорк, коль скоро здесь у нас есть свой отель «Хилтон», и я думаю о том, что о Гданьске хорошо бы написать отдельное эссе.

Калининград-Кёнигсберг-Крулевец Во времена пруссов на этом месте находилось городище Твангсте, название которого происходит от древнепрусского слова wangut, обозначающего процесс порубки дубовых деревьев, из которых пруссы изготавливали идолов бога Перкунаса. В процессе покорения этих земель крестоносцы в 1255 году основали замок, который получил название «Королевская гора» в честь чешского короля Оттокара II Пшемысла, одного из активных участников походов. Замок спокойно простоял до Второй мировой войны, а в 1944 году, как важная часть фортификационной системы, был разрушен в ходе ковровой бомбардировки города британскими летчиками (тут важно обратить внимание на этот варварский акт уничтожения, совершённый англосаксами, — явление весьма нехарактерное для боевых действий на этих территориях; надеюсь, что поляки, служившие в английской авиации, себе этого, однако, не позволяли). Город сгорел тогда практически полностью, а с тем, что осталось, отлично справилась год спустя Красная армия, во время продвижения которой многие немецкие женщины подверглись насилию. После Потсдамской конференции Кёнигсберг стал Калининградом, а остатки руин — местом романтических воскресных прогулок поселившихся в Калининградской области россиян. Несмотря на протесты российской интеллигенции и деятелей культуры остатки Королевского замка были взорваны в 1968 году как «символ прусского милитаризма». На месте замка был сооружён Дом Советов — чудовищная каменная глыба, строительство которой так и не было закончено. Этот архитектурный кошмар иногда называют «местью пруссаков». На въезде в город его видно со всех сторон, ибо каменный урод возвышается над бывшим центром Кёнигсберга. Внутри он пуст и, кажется, грозит обрушиться; окна в здании были вставлены только в 2005 году, когда в Калининград приехал президент Путин. В общем, небоскрёб на редкость уродлив. Окружающая его территория огорожена, и наш автобус кружит по прилегающим улицам, словно оса над банкой варенья. Слов не найти, чтобы передать атмосферу этого места. Кажется, что в пустом доме поселились души 226

П-30

умерших и теперь бродят по его коридорам и лестницам. Истреблённые пруссы (ведь это по-прежнему их родная земля). Рыцари-крестоносцы. Прусские чиновники и их стиснутые корсетами жёны. Беременные немкибеженки с маленькими детьми. Изнасилованные девушки. Советские солдаты, прибывшие сюда из самых далеких уголков континента, не понимающие местных обычаев, попадающие под обстрел отрядов вермахта, отступивших сюда из России, где те, в свою очередь, насиловали русских женщин. И, наконец, несколько лётчиков из эскадрилий союзников, чьи сбитые самолёты рассыпались над Кёнигсбергом в мелкую пыль, в лепестки английского чая. А также жертвы коммунизма и ещё с десяток представителей преступного мира, грабежом сколотивших себе состояние во время войны. Все пытаются попасть на другой берег Балтийского моря.

Клайпеда / Мемель Замок Мемельбург, заложенный в 1252 году рыцарями ордена меченосцев, был сначала деревянным, но потом очень скоро обзавёлся каменными стенами. Река, над устьем которой он стоял, имела несколько названий, в зависимости от того языка, в стихию которого она направляла своё прихотливое течение: по-белорусски она называлась Нёман, по-литовски Нямунас, по-немецки Мемель, а по-польски Немен. Старобалтийское слово «немус» означало лес или рощу, расположенную в речной низине, но может также быть переведено как «наша река». Земля, на которой был построен замок, оказалась основательно заболоченной, и почва здесь нуждалась в осушении (меня начинает потихоньку очаровывать эта неистребимая человеческая страсть к болоту), поэтому кирпичная часть замка по решению Тевтонского ордена была построена на правом берегу близлежащей реки Данге. За ходом работ в 1407 году наблюдали верховный магистр ордена Ульрих фон Юнгинген и архитектор Николай Феленстейналь. Несколько раз замок разрушался врагами, среди которых были, к примеру, шведы. Всякий раз замок отстраивался вновь, словно восставая из мёртвых, теряя, однако, раз за разом былую мощь и величие. В итоге практичные пруссаки в 1860 году разобрали замок, чтобы из старого рыцарского кирпича построить по соседству несколько новых зданий. Так что до наших дней сохранились лишь фрагменты фундаментов. В подземелье одного из бастионов в 2002 году открылся Музей замка, где были наконец-то выставлены несколько археологических находок и сохранившихся ремесленных изделий. Улыбающаяся девушка-экскурсовод показала нам выставку. В ближайшей морской бухте тоже было весьма симпатично, от воды пахло солёным и мокрым. Недавно построенная гостиница вписывалась в атмосферу города со всей архитектурной деликатностью. Возможно, прав литовский историк Альвидас Никжентайтис, директор Литовского исторического музея: «В отличие от жителей Калининградской области литовцы в бывшем Клайпедском крае занимались культурным наследием Восточной Пруссии ещё в советское время». Я не знаю. Если верить Птолемею, греческое название Немана — Хронос. В греческой мифологии этот древний бог олицетворял Время, которое всё видит, всё делает явным, будучи одновременно великим уравнителем. Возможно, литовцы из Клайпеды продолжали чувствовать на себе его взгляд. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

227

П-30

Пюрковская Барбара

Замечание №1. Замок Мальборк (Мариенбург). Восстановлен в начале XX века по проекту Конрада Штейнбрехта, уничтожен на 50–60% во время Второй мировой войны и после 1945 года снова восстановлен. Неприступная на протяжении всей своей истории резиденция ордена (только один раз благодаря предательству чешских наёмников замком смог овладеть польский король Казимир Ягеллончик) сегодня обеспечивает рабочими местами четыреста экскурсоводов, в основном жителей города. Замечание №2. Территория, которая обезлюдела в результате того, что большинство её обитателей, ятвягов, было уничтожено либо бежало, долгое время широким своим поясом отделяла рыцарские земли от Литвы. Позже она стала домом не только для крестоносцев, но и для поляков с литовцами.

Посёлок Русское, Калининградская область. Фото Б. Пюрковской, 2013

228

6. Памятник погибшим советским солдатам в посёлке Гермау (ныне посёлок Русское, по-польски — Гирмо, по-литовски — Гирмава): внушительный монумент в форме полукружья с барельефом и двумя выступающими фигурами героев. Во всяком случае, вывод об их героизме можно сделать по надписи «Вечная слава!» Удивительно, что на всех этих памятниках никогда не увидишь изображений женщин-военных, словно они не участвовали в боях, не погибали, не страдали. Достаточно прочитать книгу Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо», чтобы развеять этот миф.

П-30 Книга была издана у нас пару лет назад, пролежав в разных издательствах с 1983 года. На сайте издательства «Чарне», которое выпустило книгу в Польше, я узнала, что писательницу обвиняли в «пацифизме, натурализме, а также очернении героического образа советской женщины». Алексиевич пишет: «Когда женщины говорят, у них нет или почти нет того, о чём мы привыкли читать и слышать: как одни люди героически убивали других и победили. Или проиграли. Какая была техника, какие генералы. <…> У "женской" войны свои краски, свои запахи, своё освещение и своё пространство чувств. <…> Там нет героев и невероятных подвигов, там есть просто люди. <…> И страдают там не только они, но и земля, и птицы, и деревья. Все, кто живут вместе с нами на земле. Страдают они без слов, что ещё страшнее...» Словно подтверждая эту мысль, рядом находится кладбище немецких солдат (на могильных плитах я также не заметила свидетельств того, что тут похоронены и женщины, зато некоторые сочетания имен и фамилий весьма убедительно иллюстрировали сложность исторических перипетий прошлого столетия: Вилли Хмелевский, Хайнц Душковский и Вильгельм Дзёбака). В развалинах кирхи, построенной здесь ещё в первой половине XIV века, теперь играют, перекрикивая друг друга, ребятишки из окрестных деревень. А в окне того, что от кирхи осталось, в окне, которое когда-то наверняка было украшено витражом и примыкало к пресвитерию, теперь висит крест, прибитый к полуразрушенной стене из рыцарского кирпича и сиротливо устремлённый к небу своей верхней частью. Среди руин лежат немецкие таблички полуторавековой давности с высказываниями Мартина Лютера, обшарпанные и разбитые. В этот храм можно войти только в воображении — остатки фундамента выступают из земли крайне неравномерно, а иногда их и вовсе не видно в высокой траве, но нельзя лишний раз не убедиться, что всё произошло из праха и всё возвратится в прах, что всё суета сует, что есть время жить и время умирать, и здесь, на северной окраине Зеленоградского района, это видно так же отчётливо, как полярную звезду над морем, у которой сегодня какой-то тоскливый красноватый оттенок. Но это еще не всё. От руин можно пройти к могилам — их здесь не очень много, буквально несколько надгробий. Кирха отделена от кладбища липовой аллеей. По ней умершие со сверхзвуковой скоростью переходят туда, где продолжается настоящая битва — бескомпромиссная и кровавая, не имеющая начала и конца. В кронах огромного дерева что-то гудит, листва дрожит от однообразного звука, который трудно уловить, если проходишь рядом в компании довольно шумной экскурсионной группы. Из ветвей липы доносится загробный голос, довольно, впрочем, выразительный, если к нему прислушаться; человек в смятении отбегает подальше, на открытое пространство близлежащего поля. Тысячи пчёл собирают мед. Мы останавливаемся. Откуда-то течёт вода. Иван Чечот объясняет, что на холме за деревьями находится старый прохудившийся резервуар для дождевой воды. Мать-земля плачет — но не своих детей оплакивает она. Она плачет по тем, кто ничего не слышит.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

229

П-30

Пюрковская Барбара

7. А в кирхе св. Екатерины в Арнау (ныне посёлок Марьино, по-польски Орново, по-литовски Арнава), средневековой святыне, бывшей объектом паломничества, в нише стоит удобная, хотя и покрытая толстым слоем пыли софа. Церковь собирает пожертвования на реставрацию кирхи. Кажется, когда-то там были старинные фрески (я даже видела альбом с немецкими снимками фресок времен войны, где те были строго задокументированы), но потом куда-то исчезли.

8. Нида Зато Нида — явление исключительно поэтическое, и описывать её нужно совершенно другим языком. В Ниде есть холмы, с которых видна гладь Куршского залива, и даже российский берег с них выглядит вполне пристойно. Ниду неоднократно переносили с места на место, вместе со странствующими дюнами перемещались и люди, море изобиловало рыбой, повсюду мелькали её серо-голубые косяки и их мягкие тени. Море вело себя с сушей как девушка — с любовником: то испуганно убегало от берега, то вдруг показывала всю свою женскую силу и характер. Люди строили здесь дома, а потом их покидали, и всё это вписывалось в извечный круговорот явлений, которые сменяли друг друга в соответствии с ритмом самой природы, не признавая людских законов. Кто-то слушал там шёпот трав и рёв волн, кто-то следил за светлыми полосками песка, кто-то готовил пищу и занимался хозяйством, словно возвышаясь над дождём и солнцем. Золото-голубая Нида, Нида языческая. Нида с кладбищем, на котором не встретишь праздношатающихся туристов, где хочется на секунду прилечь и передохнуть, лёжа рядом с теми, кто ушёл из этой жизни прямо в небо, вместе со странствующими дюнами Ниды, великодушно позволив остаться на земле тем, кто этого хотел. Благословенная Нида, беременная теплом, отдохновение для тела и песня для души. Нида, решительно не похожая на всё, что мы видели до неё. Нида с ровными тротуарами, с домом, полным огней, домом, в котором жил заворожённый этим городом Томас Манн, Нида, пишущая о радости, Нида, ставшая текстом. Простая и прекрасная, словно само время, которое в Ниде шествует со спокойствием подлинного чуда. С солнечными часами, которые если и спешат, то лишь изредка, и чей циферблат вмещает в себя прикосновение волос Юрате и гнев Перкунаса. Эти часы показывают точное время гармонии. Нида, в которую вплываешь, словно в ткань древней легенды — мощно, глубоко, раз и навсегда, чтобы перевести дух после многовековой борьбы, сидя на деревянной скамейке или примостившись у ног какой-нибудь 230

Нида, Куршский залив на Куршской косе. Фото Б. Пюрковской, 2013

П-30

статуи. Ты заслужил этот краткий миг передышки, скиталец. Чайки летают над твоей головой, и ты никому ничего не должен. Замечание №3. Нида — ныне туристическая, а до этого рыбацкая часть литовского города Неринга, расположенного на Куршской косе (в состав Неринги входят также Юодкранте, Прейлиа и Первалка, ставшие одним городом в 1961 году). Примерно в 1900 году Нида, тогда находившаяся в составе Германии, стала модным курортом, куда съезжались художники и поэты, в основном из Кёнигсберга. С 1929 года одним из здешних дачных домиков владел выдающийся немецкий писатель Томас Манн. 9. Клайпеда. Три маленькие зарисовки В городском парке среди скульптур современных художников, граффити и детских рисунков на асфальте — несколько оставшихся с немецких времён могил. Табличка с надписью. Дети залезают на одну из инсталляций. Взрослые отдыхают, сидя на скамейках. Живые и мёртвые явно находятся в приятельских отношениях друг с другом, проводя свободное время в одном и том же месте. В музее часов время одновременно и идёт, и стоит. Пол скрипит, а мы выходим на террасу и сидим там в тишине целый час. Никто нас не выгоняет. Солнце отсчитывает минуты. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

231

П-30

Пюрковская Барбара

Наш автобус возвращается с прощальной вечеринки. Поляки поют уланские песни, россияне так растягивают звуки, что хочется просто шляпу перед ними снять, сзади литовцы мурлычат свои народные мелодии. Все немного соревнуются, кто споёт громче и слаженней, но никто никого не перебивает. Мы быстро проезжаем клайпедские предместья. Пространство — это важная штука. И в нём для каждого есть своё время.

10. Пограничный вертеп3. Пьеса в пяти действиях В данном случае имеется в виду народный кукольный театр, представляющий собой двухэтажный деревянный ящик. Вертепный театр попал в Россию в XVII веке из Польши.

Сеть автозаправочных станций в Польше.

Действие первое — «Надежда» После двенадцатидневного путешествия мы возвращаемся на родину. Мы уже пересекли три границы: польско-российскую (на саму мысль о России мой организм отреагировал менструацией, причем именно в момент пересечения границы, и феминистская символика этого явления впечатляет меня до сих пор), российско-литовскую (которую мы пересекли с явным облегчением, радуясь при виде высоких стройных деревьев и ровных тротуаров на европейской стороне) и литовско-российскую (на обратной дороге из Клайпеды, где нас порадовал магазин беспошлинной торговли на погранпереходе). Вспоминаются мне и мои шесть посещений посольства Российской Федерации, куда я ходила за визой, которая кончается как раз сегодня, визит закончен, на часах два пополудни. Мы едем по прямой дороге, на обочине которой нет ни рекламных щитов, ни домов, ни гостиниц — всего этого назойливого барахла, которого так много на польских трассах, так что у нас сейчас последняя возможность насладиться первозданным пейзажем. Здесь даже аистов мало, растёт только борщевик Сосновского, причем в таких количествах, что им можно было бы накормить целое стадо голодных буйволов, если бы, конечно, животные могли есть эту отраву. «Выпьем кофе на заправке», — говорю я Войтеку. «"Орлен" 4 варит хороший кофе», — отвечает тот, а я фотографирую шоссе. Нас останавливает дорожная инспекция, но сразу же отпускает, Камила лениво меняет музыку в айпэде, и мы подъезжаем к пограничному пункту пропуска в Мамоново, на другой стороне уже можно разглядеть силуэты Гжехотки, хороший кофе всё ближе, мы улыбаемся — не позднее пяти вечера мы будем в Гданьске. Мы высаживаемся из автобуса и проходим на паспортный контроль. Разумеется, сначала в туалет — нигде так не хочется справить малую нужду, как на границе, словно сама природа призывает в буквальном смысле нассать на все эти дурацкие процедуры, так что мы забегаем с нашими паспортами в уборную, где из крана уже течёт польская вода, а на умывальнике лежит мыло из «Бедронки». За окном стоит очередь из россиян, которые едут к нам за покупками. Виктор хочет выйти, но офицер-пограничник его не пускает, приказывая ждать в помещении. Так что мы ждём. Действие второе — «Недоумение» Наш водитель возвращается, говорит, что, мол, «но пасаран», не хватает какого-то документа на автобус, надо ехать на переход Багратионовск — Безледы, возвращаться в Россию, там у начальства есть полномочия для выдачи разрешений, и вообще начальство там посерьёзнее, не то что здесь, в Мамоново. Нам аннулируют печати в паспортах, поскольку пешего перехода здесь нет, и мы возвращаемся за столь необходимой российским

232

П-30

пограничникам бумагой, хотя какое-то нехорошее предчувствие подсказывает нам, что лучше было бы остаться. Мы садимся в автобус, нужный нам пограничный переход находится в сорока километрах отсюда, перспектива выпить хорошего кофе исчезает со скоростью зенитного снаряда, через несколько минут нас останавливает всё та же дорожная инспекция и в связи с отсутствием той самой бумаги, за которой мы, собственно, едем, арестовывает автобус вместе с нами, заложниками ситуации, польками и поляками, организаторами культурного пространства в стране на берегах Вислы, людьми с законченным высшим образованием и неоконченным инструктажем относительно того, как обстоят дела в соседнем государстве. Инспекторы в рубашках цвета «вырви глаз» снимают дорожный знак о наблюдении на этом участке дороги, кладут его на брезент, добыча поймана, можно расслабиться. Мы тащимся за их машиной ещё несколько километров. Останавливаемся на площадке, находящейся бог знает где, во всяком случае, отсюда так же далеко до Багратионовска, как до Мамоново. Нам показывают, где туалет, и мы остаемся одни, среди бетонных плит и остатков мягкого асфальта, со стремительно тающими запасами еды. Через какие-то восемь часов у меня заканчивается срок действия визы. Действие третье — «Веселуха» Выясняется, что вопрос весьма серьёзен: когда мы въезжали в Россию, нас было тридцать четыре человека, а теперь нас всего десять. Участвовавших в проекте литовцев мы оставили у них на родине, россияне также сейчас находятся по месту жительства, то бишь в Калининграде, нас десять человек, и это расхождение в документации совершенно недопустимо. Начинается полная свистопляска. В разборке участвуют представители двух народов, литовцы предусмотрительно ушли из этого бизнеса. Водитель звонит руководству своей фирмы: вернись за литовцами и россиянами и переезжайте границу вместе, предлагает ему голос в трубке, литовцы и россияне наверняка всю жизнь мечтали о таком приключении. Агнешка звонит российским кураторам проекта, те диктуют ей номера телефонов польского консульства, министерства, а также славянских языческих богов, покровительствующих путешественникам. Польское консульство решает проблему, но решает совсем не так, как надо, так что мы торчим здесь без толку уже битый час, а из Гданьска за нами едет другой автобус, но его ещё надо дождаться. Мы пока не устраиваем бунта на корабле и ждём развития событий. Катажина и Якуб говорят, что восемь лет назад было то же самое, и ничего не изменилось. Об этом они неоднократно говорили и раньше, так что все их страхи давно трансформировались в реальную действительность. Коллеги вынимают из сумки бутылку шотландского виски, купленную в дьюти-фри, и угощают всех желающих. Мы вытаскиваем и прочий алкоголь, кто-то купил его в подарок, а кто-то — на память, кто-то из сентиментальных побуждений, а кто-то с целью подлечить нервы, мы избавляемся от оставшихся у нас российских денег и покупаем пиво в единственном здешнем лабазе. Выпиваем всё сразу, что поделать, настроение драматически повышается, и вот мы уже начинаем махать проезжающим мимо грузовикам, успеваем подружиться с пареньком, в машине которого из огромных

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

233

П-30

Пюрковская Барбара

динамиков оглушительно ревёт диско, правда, ему срочно надо куда-то ехать, так что дружба быстро заканчивается. Мы постоянно бегаем в туалет, и уже где-то после третьего захода нас перестаёт раздражать ржавая вода и налет на кафеле, мы рассказываем друг другу анекдоты и сны, поём патриотические песни, с серьёзным видом рассуждаем о любви и буддизме, цитируем стихи, мы практически съездили в Вифлеем и теперь возвращаемся домой, есть чему порадоваться. Никогда не будет такого лета, говорю я, но меня никто не слушает, поскольку раздаётся собачий лай, все шутят, что псов специально натравливают на нас, но собаки на самом деле просто приходят поклянчить немного еды и ждут, чтобы мы их погладили, откудато появляется и кошка, мы фотографируемся со зверьём, кто-то передаёт привет с этой парковки своим друзьям на фейсбуке. Над горизонтом сверкает молния и слышен скрежет железа 5. Водитель с инспектором составляют протокол, нам грозит штраф в размере пятисот тысяч рублей, но сумму при помощи неведомых мне манипуляций удаётся сбить до пятидесяти. Агнешка снова звонит в посольство, там говорят, что автобус за нами уже едет, видимо, тоже застрял на границе. Вечереет, и мы надеваем куртки. Звоним своим домашним, объясняем, что мы пока не в Польше, каждая минута разговора с которой обходится нам в восемь злотых.

«Никогда не будет такого лета», «над горизонтом сверкает молния и слышен скрежет железа» — прямые цитаты из знаменитого стихотворения польского поэта Мартина Светлицкого, которое в исполнении рок-группы «Świetliki» стало в Польше популярной песней.

Если я останусь здесь, то через два часа стану нарушителем и нелегалом. Действие четвертое — «Отчаяние» И происходит то, чего следовало ожидать: мы вспоминаем о поколениях наших героических предков, сражавшихся за свободу, вспоминаем о национальных порывах, всякий раз вспыхивавших немного не вовремя, но сейчас лето, не январь, не ноябрь 6, так что есть шанс продержаться, насобирать в окрестностях крапивы, сварить суп из кореньев, поймать и убить аиста, чтобы полакомиться его мясом. Пусть это развлечение и не для вегетарианцев, но, думаю, не откажется никто. Мы вдруг вспоминаем о Сибири, сталинских лагерях и Мицкевиче: «И я узнал Янчевского. Худой / и потемневший ликом благородным, / как со скалы над водной пеленой, / спокойно он глядел в глаза конвойным» 7. «Нас сошлют», — говорит Войтек. «Не болтай херни», — отвечаю я, и тут же замолкаю, поскольку в вечерних сумерках на сиденьи рядом с Войтеком вдруг появляется Болеслав Пюрковский, мой двоюродный дед, директор водочной фабрики в Бресте, отправленный по этапу в Сибирь в 1941 году, сидит и бесстрастно смотрит на меня, у нас одинаковые инициалы и в эту минуту мы чувствуем одну и ту же боль, но, к счастью, раздается веселое бибиканье, мой предок исчезает, а на парковку въезжает грузовик с надписью «Roman International Transport, Кошалин, Poland». Интересно, будут ли его допрашивать, думаем мы. Солнце заходит окончательно и бесповоротно. Мы быстро вытаскиваем весь наш багаж, чтобы быстро пересесть в другой автобус. А тот, на котором мы сюда приехали, остаётся здесь, опечатанным на веки веков, словно памятник старины, и если в двадцать втором веке люди снова придут на это место, он ещё сможет пригодиться.

234

Намёк на Январское восстание 1863 года и Ноябрьское восстание 1830 года в Польше; оба восстания были направлены против российских властей.

Из поэмы А. Мицкевича «Дзяды».

П-30

Этнографическое кладбище Ниды XIX–XX вв. Фото Б. Пюрковской, 2013

Действие пятое — «Благодарность» Я прохожу границу за несколько секунд до наступления своего часа «икс». У меня еще остаются силы, чтобы позвонить маме и сказать ей об этом. Потом я засыпаю на переднем сиденье спасшего нас автобуса, и мне даже не мешает то, что он немилосердно трясётся, а водитель не слишком обращает внимание на дорогу. Я просыпаюсь в нужный момент в нужном месте, за окном можно различить огни гданьского нефтеперерабатывающего завода, полярную звезду и велосипедные фары возвращающихся домой горожан. Вернувшись, я целую неделю сплю по девять-десять часов. Мне снится физическое воплощение Евросоюза: существо с венком из тюльпанов на голове и дымящимся косяком в зубах делает себе маникюр на главной площади Багратионовска, нанося на ногти ярко-красный лак. У Евросоюза нет переднего зуба, но он всё равно нежно мне улыбается. «Эй, колядка, колядка!» 8

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Польская рождественская песня.

235

Р-31

Романова Евгения

Романова Евгения Калининград, Россия Главный редактор интернет-портала o-culture.ru, журналист и продюсер в сфере культуры и медиа

Внутри границы Высокая колкая трава, изменившая цвет от слепящего солнца, доводит до отчаяния — и ты уже собираешься захныкать. Зачем так далеко уходить от реки? Что ищем мы в этом жарком поле? Может, ромашки? Нет, ромашки были на другой фотографии: молодые мама и отец у какого-то подъезда, одеты — будто вот только фотограф подъехал, выходите, времени нет, — старый тренировочный костюм на отце, мама в плаще поверх лёгкого халата. Фотографии были сделаны в Ленинграде, откуда увезли тебя через три месяца после рождения, на них ты совсем кроха — и смеющийся отец подкидывает вверх смеющуюся тебя. Это было начало ленинградского лета 1969-го — и во дворе того дома росли ромашки. А здесь, в этом жарком поле, их нет, но отец — вот он, опять подхватывает на руки, хоть ты уже вовсе и не кроха — три года. Но всё же пару раз всхлипнуть у него на плече просто необходимо. Наконец счастливое возвращение на пляж — по горячей грунтовой дороге, растерявшей в солнечном свете свой цвет. Справа вдоль — домики с ухоженными палисадниками, за ними сады — литовский посёлок, в котором есть продуктовый магазин и шашлычная. Слева — песчаный пляж пологого правого берега, нежно вспарывающего течение реки косами из скользких валунов. Пляж длинный — и до первых зарослей ивняка, что осмелились спуститься к самой воде, идти далеко, по пути полоска пляжа становится всё уже, а колкая трава тут как тут: давайте вернёмся или можно подняться на луг, здесь есть тропинка, — нет, мы же босиком, а там камешки и трава… Иногда отец оставляет вас с мамой и уходит вверх один, чтобы заплыть далеко за край кос и отдаться течению. «Мама, а куда папа ушел?» — и опять собираешься захныкать. «Смотри, вон папа плывет!» — «А там "Ракета"!!!» — «Ну, что ты, не бойся, она далеко». По фарватеру на воздушных подушках пролетает стремительная речная богиня, от неё бывают самые большие волны — половина пляжа выбегает попрыгать, и в этом волнении, как дядька Черномор, появляется из воды отец, довольный и немножко незнакомый. По реке ходят и теплоходы «Заря» — от пристани в Тильзите до горы Рамбинас на правом берегу, — но волны от них не такие большие, как 236

Р-31

Дом внутри границы, Советск, Калининградская область. Фото Е. Романовой, 2013

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

237

Р-31

238

Романова Евгения

Р-31 от «Ракеты», а уж от медленных барж, груженных песком, и вовсе никакого «моря» не дождёшься. Пора собираться домой. Кажется, всё солнце уже под твоей кожей, но оно ещё долго прощается с рекой — и, засыпая на отцовском плече, ты сквозь ресницы ловишь вечернюю игру света, тени и воды. Отец поднимается на мост по высокой лестнице, за ним мама с сумкой, набитой пляжными принадлежностями, в другой руке — твоя уже ненужная сегодня панамка. Они идут по длинному мосту, на котором запрещено останавливаться, — река под ними течёт быстрее и глубже, сильнее манят омуты. Проходят через арку — и после асфальта слегка пружинят под ногами нагретые солнцем доски разводной части, — спускаются с моста, по узкому тротуару идут вдоль длинного дома со скучным белым фасадом и пустым, безоконным углом, выходящим на Fletcherplatz. Кому пришло в голову заделывать этот угловой круглый эркер? До своего дома добираться им ещё долго — почти полгорода. Кажется, что и по жизни им идти целую жизнь — в этом городе или в другом. «А где папа?» Тебе нельзя выходить из комнаты, мама, бабушка и младший брат куда-то подевались, а в заплаканных глазах оставленной с тобой соседки — растерянность и жалость. У мамы теперь нет мужа — и нет слёз, а есть только двое маленьких детей. Но каждое лето — если повезёт и одновременно настанут мамин отпуск и хорошая погода, — вы будете ходить «на Неман», той же дорогой, теми же улицами, разменивающими брусчатку на асфальт, через тот же — но уже другой — город. На тот же городской пляж, привычным для этих мест образом расположенный на чужом берегу. А спустя три десятка лет на обнаруженных в сети кадрах видеосъёмки 1989 года ты найдёшь, как что-то долго искомое, эту странную пустоту площади перед въездом на мост. Вы прошли через город и из тени улиц вышли на незащищённое от солнца, пугающее своей открытостью пространство: самое главное и самое трудное — перейти через площадь. Детская сандалия, ступившая на спасительный бордюр тротуара под глухим, безоконным углом, — победа над пустотой, не подлежащей заполнению. Победитель прощает вам круглый эркер, который вы — по недомыслию завоевателей — посчитали здесь лишним. Он также прощает вам эти безнадёжно грязные окна, выцветшую обшарпанную вывеску в окне: «Фильмотека» — боже мой, что за фильмы здесь хранятся! — и полуоткрытый зев входной двери, кажущийся чернее чёрного на яркой белизне слепого от солнца фасада.

Ныне город Советск Калининградской области.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Сандалия победителя уже ступает на доски разводной части моста, а внизу начинается река, и по левую руку на левом берегу осталась пристань, а справа — спасательная станция, которая здесь нужнее, чем на городском пляже, потому что берег круче и глубже, и в воронках от снарядов времён штурма Тильзита 1 — вон, видишь? — мутят речную воду коварные омуты. Холодноватая таинственность гулкой арки моста ложится недолгой спасительной тенью на сандалию победителя. Впереди ещё один длинный и открытый переход, и на мосту нельзя останавливаться, но через прутья ограждения, сражаясь с внутренними мурашками, можно по ходу бросать 239

Р-31

Романова Евгения

короткие взгляды вниз — в тёмную глубину, в стремительность течения, в неистовый танец омутов, в мощь бетонных опор… и на отмели, где обитают неведомые птицы. Не боятся смотреть вниз только те, кто уверен, что покоряет реку, связывая её берега, — и один из них, в чёрной костюмной тройке, пальто и котелке, красуясь — руки в боки, — балансирует над невидимой стремниной на железной балке скелета будущего моста. Фотография года 1905-го — и почему-то хочется думать, что запечатлён на ней инженер из строившей мост «Beuchel und Сo» (Бреслау), видимо, большой любитель сниматься. А на заднем плане пока ещё обсаженная деревьями аллея вдоль мемельского берега ведёт к будущему городскому пляжу семидесятых годов недавно начатого столетия. Интересно, куда в такой безлюдный час идёт эта женщина на кадре из видео 1989-го? Её спина говорит о решимости быстро и деловито пересечь площадь. Может, уже пора открывать «Фильмотеку»? Или, ступив на тротуар под круглым угловым эркером дома номер 7 по Schloßstraße, она оглянется на будку таможенника — закрыта, еще рано, — и пройдет под окнами конторы Имперского финансового управления. Потом стук её каблучков разбудит кого-то из жильцов дома номер 8 — и Хелена Ленгвенус тихо выскользнет из-под одеяла, оставив своего нежного любовника досматривать сны, быстро оденется и на цыпочках — только бы фрау Сташайт на глаза не попасться — поднимется в свою комнату. Минут через пять строительный мастер Карл Менер постучит в дверь своего помощника — пора на работу, а разбуженный стуком Бруно Мохтус, не найдя рядом Хелены, уткнется в её пустую подушку и, как утренний сон, вдохнет исчезающий запах проведённой вместе ночи. Дом проснется: торговка Мина Оствальд заспешит на рынок, таможенник Йохан Бунтройф откроет свою будку у входа на мост, Эрих Тронт убежит прислуживать в отель — и только Аугуста Кауль, освобождённая от трудовых забот справедливой пенсией, останется в одиночестве — наблюдать в окно за проснувшейся улицей и ворчать на мироздание. Фрактура тильзитской адресной книги 1938 года так же временна, как и версальские обязательства: уже через год вход на мост освободится от толп ожидающих разрешения пересечь границу, вместо них появятся длинные пробки из крестьянских телег, гружённых сеном с аннексированных мемельландских лугов. А стук каблучков по брусчатке Schlosstrasse, удаляясь, растворится в звуках пробуждающейся Schlossplatz и городского рынка 1970-х или затеряется где-то в нынешних пятиэтажных дворах, так и не сумевших оправдать вынужденное варварство палимпсеста — исчезнувший домик любимой королевы и изуродованные стены средневекового замка. Но «Фильмотека» должна работать, несмотря на этот странный перекошенный шлагбаум на въезде на мост: его поверженный конец упирается в тротуарный бордюр, где ещё жива память прикосновения детской сандалии победителя. Сверху, из окна сгинувшего круглого эркера, за странностями шлагбаума наблюдает высокий худой мужчина средних лет — советник Имперского финансового управления доктор Ройхаус (Hohe Strasse, 12);

240

Р-31

он медленно покачивается с пятки на носок, большие пальцы его рук заложены за проймы жилета — узнаваемая привычка, совсем как у того, чей профиль (между славой и КПСС) венчает одну из трёх двенадцатиэтажек на противоположной стороне площади. И скоро сюда вновь вернётся граница.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

241

Р-31

Романова Евгения

*** — Это единственная дорога к дому — вдоль пристани? — Пока Неман не разольётся. — А почему шлагбаум на въезде на пристань закрыт? Раньше вроде его вообще не было? — Так тут много машин попадало в реку. Люди приезжают, выпивают, на мост любуются, потом за руль — а фонарей-то там нет, вот и срываются в реку. Шлагбаум повесили после того, как молодая женщина беременная здесь машину утопила. Муж на заднем сиденье спал, а она круги по пристани нарезала — и прям в реку и въехала. Сама жива осталась, а муж утонул. — Весело у вас… Я заметила, под мостом всё брусчаткой выложено. — Там выложено, а вот на подъёме к домам узкий проезд был, едва легковушка уместится. Славик, сосед, его расширил, плиты бетонные привёз — не сам, конечно, но заплатил он. — Дома вроде высоко, при разливе до вас не доходит? — У нас в подвалах вода всегда стоит. А при разливах под мостом заливает — и мы отрезаны, только через таможню можно пройти, машинам к дому вообще не проехать. К нам по полгода, а то и больше, мусоровоз не заезжает. — Когда река льдом схватывается, под мостом можно проехать? — Опасно. Один раз мусорщик по льду рискнул — чуть машину не утопил, сказал — всё, больше не поеду. Лёд потом сошёл — наши баки полные под мостом плавали. — Так по льду под мостом ходить можно? — Тоже опасно, да и зимой дни короткие — а там освещения никакого, страшно. — На каком расстоянии от дома ограждение с колючей проволокой? — По-разному: с одной, где машины ставим, — метров шесть-семь, со второй, что на площадь выходит, — метра три, а с третьей, на входе на мост, вы видели, — там метра полтора. — И как вы проходите домой через погранпереход? — На углу в заборе есть калитка, просим дежурных пограничников её открыть — и проходим через паспортный контроль на вход в город. — И паспорт каждый раз проверяют? — Иногда годами могут не проверять, а потом начальство пограничное меняется — и опять каждый раз… Литовские водители из автомобильной очереди шутят: мол, видно, сильно провинились, что вас держат в зоне за колючей проволокой… — У вас хорошие отношения с таможней и пограничниками? Они ведь должны понимать вашу ситуацию? — Понимают, конечно. Когда пожар у нас случился, сразу начальству позвонили, чтобы через пост пожарную машину можно было пропустить. Всё быстро решили, ворота открыли, машина приехала — слава богу, потушили. — Но ведь это не дело… — Да, никому мы не нужны… — А вы здесь давно живёте? — Почти с рождения. Моя бабушка из переселенцев, умерла два года назад. Как приехали, их сюда и заселили, здесь переселенческий манёвренный

242

Р-31 фонд был, в этих двух домах — Базарная, д. 1–3. (Адресная книга города Тильзита и пригородов, Издательский дом И. Рейландер и сын, 1938, страница 583: Schlossmuehlenstrasse, 7–8.). И еще два дома рядом стояли — один вроде наших, а другой — небольшой особняк, от него лестница осталась, к реке спускается. Их расселили и снесли — и нас должны были расселить, но перестройка началась — и всё. Теперь вот мучаемся. — Сколько семей живёт в этих двух домах? — Тридцать — и все подолгу. На то, что квартиры дадут, надеяться не приходится. А дом разрушается на глазах. Вы видели трещины — особенно на углу? Моя квартира угловая на втором этаже. — (Доктор Ройхаус застегивает пиджак и отходит от окна круглого эркера.) Угол давно уже «поехал», первым обрушится — и за собой весь дом потянет. Там тротуар провалился. — (Детская сандалия соскальзывает с ноги победителя и исчезает в провале.) — Когда погранпереход строили, много сюда песка навезли, насыпали, но вода всё вымывает — и река здесь, и грунтовые воды. Дом совсем дырявый стал, всё слышно, что в других квартирах делается, а когда фуры под окнами ночью проходят, качает, как в поезде, спать страшно — вот обвалится сейчас. У соседа пол в туалете провалился прямо на подвесной потолок в нижней квартире — хорошо, сам-то вышел уже, а то бы покалечился или того хуже. Живём в постоянном ремонте: трещины увеличиваются — мы их цементируем, они опять растут — мы опять цементируем, а они только шире да глубже. — А что здесь с фундаментами? — Говорят, внизу деревянные сваи, а между ними — валуны. Ну, как в Венеции вроде. Дыры на причале видели, где пристань осыпалась, — там всё нутро видно. Вот так же и здесь…

*** Плотно прикрыв дверь с выцветшей просьбой на листочке в клеточку — чтобы на кухню не залетали ласточки, — ты спускаешься по лестнице вслед за горничной Хеленой Ленгвенус. Беременная кошка у окна нехотя отрывается от созерцания старого белого «мерседеса», припаркованного в центре двора, и подозрительно смотрит на тебя. За дворовыми сараями и мусорными баками виден флагшток на крыше спасательной станции, разрушенной лет десять назад. Выцветший на солнце стяг «Общества спасания на водах» обречённо повис и замер в жарком безветрии. Главный спасатель, дядя Слава Евграфов с шутливым прозвищем Шериф, распахнув дверь, окликает твоего отца, сбегающего с высокого крыльца на пристань: «Толь, так что — завтра-то в девять или раньше?» — «Нет, раньше не надо, — обернувшись, улыбается отец. — Всё успеем. До завтра!» Бесшумные парусиновые туфли несут своего хозяина по холодным камням под густой тенью нависающего сверху моста. И дальше — через площадь и город — домой. Завтра — первая суббота августа, День физкультурника, профессиональный праздник отца. Утром он наденет выходной костюм и уйдёт на стадион «Красная звезда», ты будешь его провожать, а потом махать рукой в окошко. Проходя через двор, он обернётся и помашет тоже, как обычно, но сегодня — в последний раз.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

243

Р-31

244

Романова Евгения

Р-31

Под круглым эркером обогнув угол дома, ты идёшь вдоль колючей проволоки. Не стуча каблуками по исчезнувшей брусчатке Schlossmuehlenstrasse, проходишь сквозь блочные стены пятиэтажек, чтобы наконец прорваться к Schloßplatz, — и на берегу готовящейся влиться в Мемель Тильже, глядя поверх верхушек императорских шатров, вдруг ловишь себя на мысли что уже давным-давно на зелёном литовском берегу, поднятом и укреплённом, нет даже никакого намёка на пляж. Река вымывает из-под границы её основу, и — некогда шедевр местного судостроения — ржавое речное судно у ржавого причала шашлычной «Левый берег» обещает только неизбежность медленного умирания. Ты спускаешься к реке и медленно бредёшь вдоль берега по кромке воды — она тёплая и плещется ласково. Короткие пляжи чередуются с зарослями смелого, спускающегося прямо в реку ивняка, на косах стоят мальчишки с удочками. Голоса, хохот и крики разносятся далеко по воде — и кажется, что слышишь сразу весь берег. Попавшийся навстречу одинокий патрульный пограничник спрашивает, с собой ли у тебя паспорт, и, выслушав твои оправдания, ласково говорит: — Но вы же знаете, здесь пограничная зона, в следующий раз обязательно берите с собой, обещаете? — А как вы думаете, господин офицер, можно ли вот так, по самому берегу, дойти до Рагнита? — Не знаю. А попробуйте — но только с паспортом… Вы расходитесь, а через пару минут ты слышишь позади мужские голоса — они приглашают патрульного присоединиться к пикнику. Конечно, я попробую дойти до Рагнита. Но не понимаю, зачем мне паспорт на берегу реки? Ведь я же — дома

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

245

Р-31

Романова Евгения

Интервью с калининградскими архитекторами Алексей Архипенко — Назовите наиболее интересные, достойные внимания, на Ваш взгляд, реализации в Калининграде после 2000 года (большая архитектурная форма, малая архитектурная форма, пространственное решение, публичное место, интерьер, дизайн). — Отвечу с оговорками. Лучший торговый центр — «Акрополь»: внешняя архитектурная форма и решения по развитию объекта получились очень интересными, эстетически интересный комплекс, хороший дизайн, но с точки зрения технологии торговли там есть много нареканий. Лучшая реконструкция в Калининграде, на мой взгляд, — это кинотеатр «Заря» в первой редакции, до того как он приобрёл черты гламурности. Правда, если не ошибаюсь, это был конец 1990-х. Может быть, из нынешнего века стоит отметить реконструкцию Королевских и Фридландских ворот. Из жилых комплексов за рамки существующей местной практики выходит комплекс «Времена года» на Артиллерийской ул.: есть недостатки, но подходы интересные, до этого у нас никто ничего подобного не делал. Хорошие интерьеры в клубе «Репортёр», кинотеатре «Заря», клубе «Дредноут». Как удачно организованное публичное пространство можно назвать площадь Победы: было очень много нареканий, но надо согласиться, что всё-таки место серьёзно переформатировано — и там получилась такая «городская гостиная». Публичное место сложилось, несмотря на налёт китча и колонну, оно живёт, используется — и сейчас, допустим, утрата этого места даже в сегодняшнем его виде представляется большим минусом для города. — Какими своими реализациями и проектами особенно гордитесь? — Из реализаций — дом по Каштановой аллее, участие в проектировании жилого комплекса «Времена года» по Артиллерийской ул., торговый центр «Виктория» по пр. Победы, гостиница апартаментного типа «L-клуб» в Светлогорске, кое-какие частные интерьеры и др. Из проектов, наверное, курортный комплекс «Свифт». — Назовите и охарактеризуйте реализации советского периода в Калининграде и Калининградской области, которые, по Вашему мнению, представляют интерес с точки зрения региональной истории архитектуры и градостроительства. — Во-первых, это восстановление ряда домов по левой стороне пр. Мира (от угла Зоологической практически до угла Комсомольской) с переформатированием в сталинский ампир (1950–1960-е годы). Материальные и человеческие ресурсы тогда были ограничены, но результат этой реконструкции до сих пор воспринимается как успех и во многом создаёт имидж Калининграда. Появилась архитектура, которой раньше здесь не было, но она очень органично вписалась в город, она не кёнигсбергская, а скорее московская, но какая-то тёплая, хорошая. В этой реализации явно прослеживается высокая архитектурная культура.

246

Очень удачная реализация начала 1980-х — Дом Союзов на ул. Сергеева, правда, сейчас внешние переделки его немного подпортили, он уже не выглядит так, как мыслилось тогда. Когда я приехал в Калининград в 1982 году, на меня очень сильное впечатление произвёл Дом Советов. Его здесь тогда всячески ругали, но это здание очень значимое, причём значимое в рамках всего Советского Союза. Хороший образец советского брутализма — здание неординарное, смелое. Его главное «преступление» состоит в том, что оно заняло место Королевского замка. Это не монообъект, он доминирует, он совсем не прост. Я думаю, в подкорке у архитекторов, которые его делали, «сидел» Королевский замок, и у Дома Советов есть, на мой взгляд, породные признаки замка. Это некое замещение замка… Может показаться смешным, но мне в Калининграде очень симпатичны типовые пятиэтажные блочные дома из тёмных блоков в районе ул. Кирова — у них очень хорошие пропорции.

Александр Башин Руководитель Агентства по архитектуре, градостроению и перспективному развитию Калининградской области — Какие из калининградских градостроительных и архитектурных реализаций нынешнего века в Калининграде, на Ваш взгляд, интересны и достойны внимания? — Важны не размеры и количество объектов, а их качество. Можно сделать один или два небольших объекта за жизнь, — и они войдут в историю архитектуры. Это сложно, но именно такой подход является основополагающим — не количественный, а качественный. Когда в Калининграде будут появляться интересные современные здания, которые могут войти в современные мировые, европейские, российские каталоги, это станет ценностью для меня. Я сделал в Калининграде очень много различных зданий и сооружений, но похвастаться, что какой-либо из этих объектов мог бы представлять интерес с точки зрения развития архитектуры мирового, европейского, регионального или другого масштаба, к сожалению, не могу. Однако иногда даже очень маленькие объекты, сделанные весьма качественно, могут претендовать на это. Достойными внимания в нынешнем веке, безусловно, представляются два крупных проекта, весьма значимых для города, — по историческому центру и территории вокруг стадиона на острове Октябрьский к Чемпионату мира по футболу 2018 года. На сегодняшний день в Калининграде по своему уровню и масштабу это два самых значительных проекта, и они могли бы привлечь внимание разных архитекторов.

Р-31

Из реализаций нынешнего века в Калининграде мне нравятся несколько частных домов, сделанных в последнее время. Один из них — на ул. Луговой, архитектор Фёдор Лученко. Объект соответствует времени и по качеству, и по подходу — это объект XXI века. Неплохо сделано торговоадминистративное здание «Кловер Хаус». Торговый центр «Акрополь» до последней реконструкции тоже входил в список удач. Из удачных градостроительных решений, пожалуй, «Рыбная деревня» и проект архитектурной мастерской «4+» — квартал жилой застройки «Времена года» на ул. Артиллерийской — Аэропортной. Но это капля в море по сравнению с объёмом всего жилищного строительства, капля, которая на общую ситуацию в городе, к сожалению, никак не влияет. — Какие-то реализации по публичным местам можете отметить? — Пожалуй, в некоторых решениях благоустройство Верхнего озера отвечает архитектурным и градостроительным качественным требованиям XXI века. Площадь Победы, думаю, в этом смысле вряд ли можно отнести к удачам. — Какие из местных объектов советского периода, на Ваш взгляд, могут представлять интерес с точки зрения региональной истории архитектуры и градостроительства? — В Калининграде практически нет таких объектов, к сожалению. — А Дом Советов? — Это тоже стандартный, типовой проект. Удачный или неудачный? На мой взгляд, удачный из объектов среднего качества. Его нельзя сравнить с постройками Шехтеля, например, или объектами, реализованными Константином Мельниковым, Виктором Весниным и другими конструктивистами, или даже с жилыми домами, построенными Щусевым. Просто такого качества здесь нет ни в одном из объектов. Советский период в архитектуре нас обошёл стороной. Точнее, он этому городу больше навредил, нежели принёс какие-то достижения. Исключение составляют здания на пр. Мира и реконструкция Драматического театра. Эта часть города восстанавливалась в сталинский период. Прежде всего надо понимать, что здесь развитие архитектуры и градостроительства (имеется в виду советский период) началось после войны, уже где-то в конце 1950-х. С 1945-го по 1953-й вообще ничего не строилось, только завалы и мусор разгребали, потом что-то кое-как начало развиваться — и тут наступила хрущёвская оттепель. Все думали, что сейчас начнётся градостроительство, но это была оттепель: понатыкали, грубо говоря, пятиэтажек в историческую часть города, сформировали город как могли, весьма странными объектами. В связи с отсутствием финансирования на отдельное строительство объектов, которые могли бы стать украшением города (например Дворец бракосочетаний, художественная галерея), их встроили в жилые дома. Это ущербная архитектура, но выхода тогда не было — финансирование выделялось с учётом строительства жилого фонда. Согласитесь, встроенный в жилой дом Дворец бракосочетаний — весьма странный объект и тогда, и сейчас, и вряд ли меня кто-то убедит в обратном. Так же и художественная галерея: внутри она, может быть, и отвечает своему назначению по объёмно-пространственным решениям, но снаружи получилась полная ерунда. Дом Союзов на ул. Сергеева, может быть, как-то издалека напоминает архитектуру советского периода, но сегодня он изменил свой облик: при его проектировании и строительстве (на «ножках») была идея связи с рекреацией, с воздухом, сейчас «ножки» застеклили, объект лишился одного из решений, действительно достойных внимания.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Вадим Еремеев — Назовите наиболее интересные, достойные внимания, на Ваш взгляд, реализации в Калининграде после 2000 года (большая архитектурная форма, малая архитектурная форма, пространственное решение, публичное место, интерьер, дизайн). — Ничего выдающегося за это время не создали. Единственное здание, заслуживающее внимания, — это Дом Советов, который строят дольше, чем египетские пирамиды. Все торговые центры представляют собой не очень удачные архитектурные перепевы западных образцов, причём они весьма неудачно размещены: семь ТЦ практически сконцентрированы на площади Победы, что почти полностью парализует городской транспорт. Ведь на площадь не было даже генерального плана, были только генпланчики на участки, владельцы которых прямо по красным линиям и поставили свои ТЦ. В «Европа-центре» — эклектика: три фасада, и все разные. «Акрополь» более или менее выдержан в стиле, но это стиль 20-х годов прошлого века. «Европа-центр» сейчас прирос пристройкой на месте снесённого кинотеатра «Россия» (непонятно, зачем его надо было ломать, всё-таки хоть какой-то дух времени) — построили эклектичное здание, помесь бульдога с носорогом. Говорить о примерах каких-то удачных архитектурных сооружений в Калининграде сейчас не приходится: всё делается наспех, аляповато, авторы никому ничего не показывают, кроме заказчика, сами проектируют — сами согласовывают. Правила не действуют вообще. Градостроительная политика в городе завершила своё существование, когда кончился Советский Союз. Неплохой жилой квартал появился на ул. Артиллерийской — «Времена года», работа архитектурной мастерской Сергея Гулевского. Как-то заехал — очень порадовался. А вообще вся наша архитектура — это дальние зады западной архитектуры. Можно открыть западный архитектурный журнал 1980-х годов и увидеть, что нам предстоит ещё построить. У нас нет ничего такого, чем можно было бы гордиться. — Какими из своих реализаций и проектов особенно гордитесь? — Советский архитектор был связан типовым проектированием. Мои объекты советского периода — Дом Союзов, областная прокуратура. Чтобы положить 50 метров мрамора в вестибюле Дома Союзов, мы должны были ехать в ВЦСПС и выклянчивать разрешение. Только Москва разрешала даже такие, кажущиеся сейчас скромными, архитектурные «изыски». Дом Союзов собирался из типовых конструкций, как Lego, так что в принципе это тоже никакое не достижение архитектуры. Мне нравится мой объект — стеклянное голубое здание на Московском проспекте перед «Юностью», оно планировалось как детский компьютерный центр. Калининградский пассаж тоже мой, но это, по сути, типовое здание. Цветочный рынок напротив Парка Калинина тоже я сделал. В советское время делал много районов, микрорайонов, все они типовые — ничего интересного. Памятник афганцам, я считаю, ещё ничего получился — со скульптором Людмилой Пономаревой. Но вот, пожалуй, что ещё можно отметить как важную работу: проект архитектурно-пространственного решения центра Калининграда, который мы делали в 1964–1965 годах в рамках закрытого конкурса, и проекты детальных планировок районов Калининграда и городов области.

247

Р-31

Романова Евгения

— Назовите и охарактеризуйте реализации советского периода в Калининграде и Калининградской области, которые, по Вашему мнению, представляют интерес с точки зрения региональной истории архитектуры и градостроительства. — По большому счёту — только Дом Советов. Центральные здания (Дома Советов, культурные центры, спортивные сооружения) во всех городах Советского Союза проектировали три больших проектных московских института. Дом Советов проектировали в ЦНИИЭП им. В.С. Мезенцева. Очень симпатичные, интеллигентные архитекторы, руководитель творческой мастерской — Юлиан Львович Шварцбрейм, заслуженный архитектор РСФСР, лауреат Государственной премии СССР (он получил её за Сочинский цирк). Я с ними работал, занимался благоустройством территории рядом. Дом Советов — очень хорошая работа, но её изуродовали: там была запроектирована другая отделка — стималит (эмалированное стекло), из-за недостатка средств его заменили на бетонные панели.

строить. Сейчас мало кто об этом вспоминает, но на площади перед «Бомбой» хотели посадить кирпичные торговые павильоны, которые бы перекрыли бывший Дом техники напрочь, но мы на градосовете отстояли. Из торговых центров я бы отметил «Викторию» на пр. Победы, которую спроектировал Алексей Архипенко. Очень способный архитектор. Из его объектов мне нравится также храм Андрея Первозванного на ул. Комсомольской — он эмоционально воздействует на человека, в отличие, например, от университетского храма на ул. А. Невского или того же собора Христа Спасителя на площади Победы — проходишь мимо и зайти не хочется. В решениях современных храмов должна присутствовать некая архаичность, которая сразу бы считывалась. В торговых центрах много хороших интерьеров, но их чаще делают приглашённые иностранные специалисты, наши только сопровождают. Появляются какие-то локальные объекты, отдельные очень симпатичные индивидуальные жилые домики, но вас ведь интересуют общественные здания…

Александр Невежин — Назовите наиболее интересные, достойные внимания, на Ваш взгляд, реализации в Калининграде после 2000 года (большая архитектурная форма, малая архитектурная форма, пространственное решение, публичное место, интерьер, дизайн). — Качество строительства повышается в любом случае, поскольку появляются новые строительные материалы и технологии. При сегодняшних возможностях в Калининграде можно было бы совершить значительный рывок в направлении создания качественной и комфортной городской среды. Но этого не случилось по ряду причин. Покажите мне хотя бы один завершённый ансамбль (доминирующий объект, который делает имя месту, и вспомогательные объекты, которые ему в этом помогают, как в Петербурге, например, хотя понимаю, что сравнивать некорректно). Нет ни одного ансамбля, у нас каждый объект выпячивает сам себя, не обращая внимания на соседние: посмотрите на сегодняшнюю площадь Победы — сколько там напихано различных видов архитектурной деятельности, чего только нет. Пусть собор будет главный, раз уж его там посадили, но тогда надо было для него создать какую-то микросреду, окружить анфиладой. В обустройство площади вложено много денег, но, считаю, как полноценное публичное место она не сформировалась. И среда общения там не сложилась, только на лавочке посидеть да у ёлки на Новый год поплясать, но по-настоящему живой среды нет.

— Какими из своих проектов и реализаций Вы особенно гордитесь? — Из проектов это прежде всего гостиница-пансионат по ул. Приморской в Светлогорске, которая получила бронзовый диплом XII Международного архитектурного фестиваля «Зодчество 2004». К сожалению, для реализации был выбран не мой проект. Интересные проекты — дом отдыха в поселке Морское и дом отдыха ФСБ в Светлогорске. Сделал проект католического прихода св. Адальберта на ул. А. Невского, он был утверждён, но при реализации из моего осталась только часовенка. Гостиница «Русь» в Светлогорске — мой проект, но реализован частично, а запроектирован был целый большой комплекс (спортивно-оздоровительный комплекс, общественный корпус, гостиничные корпуса и т. д.). За проект жилого дома для пострадавших от землетрясения в Ленинакане и Спитаке я в своё время даже получил премию на областном конкурсе. Есть у меня два интересных жилых дома по Земельной ул. в Калининграде. Жилые дома на Московском проспекте с универсамом «Московский» я проектировал. Вообще много реализаций, в том числе в советский период, — можно по городу прокатиться, посмотреть. — Назовите и охарактеризуйте реализации советского периода в Калининграде и Калининградской области, которые, по Вашему мнению, представляют интерес с точки зрения региональной истории архитектуры и градостроительства.

«Кловер» и «Рэдиссон» мне не нравятся, они в ансамбль не вписались. Не нравится реконструкция кинотеатра «Россия» — абсолютная безвкусица, безграмотная, непрофессиональная, и я не преувеличиваю. С деловым центром «Морской» на Театральной немного переборщили — если бы здание не вылезало так на перекресток, получился бы нормальный объект, по качеству он достойный. Напротив «Спутника» на пр. Мира здание нельзя было делать таким высоким, оно теперь спорит с кирхой королевы Луизы, соразмерности нет.

— В советский период у архитекторов возможностей было значительно меньше, чем сейчас. Общественные здания проектировались, как правило, в Москве, нам их доверяли крайне редко. Я в Калининграде живу и работаю с 1972 года — и очень благодарен своим коллегам, местным архитекторам, за то, что они в своё время не дали застроить Королевскую гору. Не удалось, к сожалению, сохранить остатки Королевского замка, которые можно было бы законсервировать, но тут уж архитекторы не виноваты, они и так за замок получили. Но Королевскую гору именно в тот период, когда у нас вообще не было возможности представить что-то качественное, не застроили — и это можно считать достижением времени.

«Акрополь» — единственный достойный объект из торговых центров, правда, его сейчас надстроили, этажность повысили, хотя, надо признать, не испортили. «Акрополь» — очень эстетичное здание, не диссонирует с историческим окружением, элегантное и тактичное решение. Это калька с одного литовского проекта, нам есть чему поучиться — вот так надо

Мы вместе с коллегами в советский период построили Дом пионеров на ул. Сергеева. Рядом Дом Союзов Вадима Геннадиевича Еремеева — здание в общем-то неплохое, но процесс шёл на моих глазах, всё реализовывалось с большими потугами, вплоть до того что строители отказывались навешивать эти железобетонные ребра, а они-то как раз и дают масштаб-

248

ность восприятия объекта. Реконструкция здания под краеведческий музей (руководитель В. Г. Еремеев) в целом была сделана неплохо. Здание ГТРК делали московские архитекторы — неплохо, но надо было бы немного адаптировать его к прибалтийской стилистике. Автовокзал — по масштабу вроде нормально, из структуры не вылезает. Областная прокуратура — неплохое здание, хотя в чём-то я там с Еремеевым и не согласен. Правда, сейчас это уже совсем другой объект (из-за новой крыши), но всё равно привлекает взгляд, когда мимо идёшь, потому что прочтение индивидуальное, авторское. Каждое здание, которое имеет своё лицо, всегда привлекает внимание, а если при этом ещё и не диссонирует со средой, вообще становится сверхпривлекательным. Даже самое простое решение с красивыми пропорциями звучит гораздо сильнее, чем мишура на фасадах, декоративные элементы и т. д. Чувство масштабности и чувство пропорции — это, наверное, самое главное в архитектуре: нужно соизмерять человека и архитектуру, которую мы строим. Дом Советов — отличное здание, очень жаль, что мы не можем им распорядиться по-хозяйски. Большое упущение советского периода — хаотичное формирование Балтийского района в Калининграде: там, по сути, не удалось сделать ничего хорошего, странная система улиц и т. д. У нас в городе вообще градостроительные ошибки наслаивались десятилетиями одна на другую — и сейчас, к сожалению, мы продолжаем их наслаивать, не исправляя сделанные раньше.

Сергей Гулевский — Какие из калининградских градостроительных и архитектурных реализаций нынешнего века в Калининграде, на Ваш взгляд, интересны и достойны внимания? — Я могу назвать объекты, которые мне нравятся — не только как архитектору, но и как образованному горожанину. После 2000 года построен целый ряд торговых центров, из которых больше всего мне нравится «Акрополь». Сдержанный, интеллигентный объект, который в этом месте изменил визуальную погоду. Может быть, он не очень успешен в коммерческом плане — не сравнить с «Европа-центром», но с точки зрения архитектуры и уместности относительно окружения объект самый достойный. «Кловер» — тоже достойный объект. В «Европа-центре» есть масса недостатков, самое большое достоинство — технологическое и планировочное решение, которое делал один очень серьёзный американский архитектор, специализирующийся именно в этом. Есть объекты не очень крупные, но примечательные с точки зрения свежести: например, Елена Кохан сделала на ул. Бассейной небольшой домик. Или здание литовского генконсульства — казалось бы, ничего особенного, но объект замечательный. В Светлогорске на ул. Некрасова достойна внимания гостиница апартаментного типа «L-клуб», её делал Алексей Архипенко, с которым мы раньше вместе работали. Крупные объекты, построенные в нынешнем веке, мне активно не нравятся. «Европа-центр» второй, что на месте кинотеатра «Россия»: полное противоречие внутреннего содержания и решения фасадов, несомасштабность зданию мэрии и зданию «Янтарьэнерго» и т. д. Шага вперёд нет, скорее даже шаг назад. На противоположной стороне ул. Театральной построили бизнес-центр «Морской» — получилось какое-то кастрированное здание, одно стекло.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Р-31 В части обустройства городской среды хороший пример — парк «Юность». Место получило другое звучание, сколько бы ни ругали благоустройство Верхнего озера. Не приветствую идею делать новые объекты в старых формах, но Рыбную деревню в целом можно назвать плюсом для города. Как архитектор я категорически против такой методики. Соблюдение масштаба, каких-то метрических и ритмических закономерностей, если мы говорим о средневековом ядре города — да, согласен. Но строительство новых объектов в старых формах — это неправильно. И тем не менее с появлением благоустроенной Рыбной деревни в городе возникло общественное место, которое нравится людям. На безрыбье и рак рыба, потому что нам вообще нечем хвастаться. У фортификационных сооружений громадный потенциал, но освоить их никак не получается. Вспоминаю своё первое впечатление от площади Победы, когда приехал в Калининград в 1982 году, я тогда не поверил, что это центр города: гигантские пустынные площади, никак не соотносящиеся, никак не организованные. Там, где сейчас стоит «Кловер», были какие-то кусты сирени, вечно забитые цыганами, через соседний сквер по диагонали к рынку шли люди — и там чем попало торговали. С появлением собора, «Кловера», «Акрополя», «Европа-центра» центр города стал в принципе похож на город — я говорю в целом о среде, — это место стало обладать некой городской энергией. Люди идут, место живёт, если бы транспорт ещё какимто образом вывести, чтобы пешеход был в приоритете, было бы вообще замечательно. Улица Баранова уже созрела, чтобы стать пешеходной, и рано или поздно это случится. Многим очень не нравится, как на площади посадили собор. Можно спорить, но я в этом вопросе отдаю приоритет РПЦ, у которой есть цель — застолбить присутствие православных христиан на этой земле. С задачей справились: место центральное, собор высокий — застолбили. Колонна мне не нравится. Смысл должен быть в колонне, а у нас здесь какой смысл? Просто решили поставить, как в Питере, и стоило это бешеных денег, на которые можно было бы сделать столько полезных вещей. Любое событие, в том числе архитектурное, должно созреть. Как публичное место площадь Победы можно было сделать гораздо лучше, но в целом всё, что с ней произошло, я оцениваю положительно. — Какими реализациями и проектами руководимой Вами архитектурной мастерской «4+» Вы гордитесь? — Уже лет семь-восемь мы работаем на площадке в районе улиц Артиллерийской и Аэропортной — запроектировано порядка 100 тысяч кв. м жилья (квартал «Времена года», жилой комплекс «Зелёный остров», отдельные дома). Поставили себе задачу не выпендриваться каждым домом в отдельности, а попытаться создать иное качество среды, нежели то, к которому мы привыкли. На это нужно не так много денег, всё решается через элементы мощения, элементы благоустройства, выбор масштаба квартала и т. д. Сейчас это законченный микрорайон, который практически целиком спроектирован нашей мастерской. Я знаю, во «Времена года» люди приезжают просто погулять, и это дорогого стоит. Запроектировали там школу — называем её образцовой: сама школа и рядом блок с двумя бассейнами, актовым залом и т. д. Цель — сделать блок автономным, чтобы он стал общественным центром этого микрорайона. Конечно, мы видим там много недостатков и постараемся их учесть в проекте жилого комплекса «Новая Сельма», над которым работаем сейчас — это такая попытка найти человеческий масштаб современной жилой застройки.

Хороший наш объект — ТЦ «Виктория» на проспекте Победы. Пожалуй, с точки зрения архитектуры лучший из всех «Викторий» (автор — Алексей

249

Р-31

Романова Евгения

Современные замки Калининграда. Фото Е. Цветаевой, 2015

250

Р-31

Архипенко). Мы вообще много чего сделали: перед своим 20-летним юбилеем три года назад посчитали — оказывается, 4 % жителей Калининграда живут уже сейчас в жилье, которое спроектировала наша мастерская. — Какие из местных объектов советского периода, на Ваш взгляд, могут представлять интерес с точки зрения региональной истории архитектуры и градостроительства? — Несмотря на героический подвиг советских строителей и на то, что тогда в Калининграде работали высококвалифицированные архитекторы, достижений я не вижу — 95 % всего, что возводилось в городе, строилось по типовым проектам. Хотя нужно признать, в советский период появились известные объекты Вадима Еремеева: Дом Союзов на ул. Сергеева — достойное здание, оно и сейчас неплохое, областная прокуратура — в начальном виде было хорошее здание, сейчас его изуродовали, сделали почему-то крышу, покрасили в идиотский цвет, естественно, у Вадима Геннадиевича разрешения не спрашивали. Дом Советов — достойное здание, такой советский метаболизм, влияние Кензо Танге. Хотя аура у него не очень хорошая, поскольку его «прицепили» тогда к умирающей советской власти. Жилые образования в советский период были в меру грамотно спроектированы, но достижениями их назвать нельзя. Самая большая беда советского периода случилась с Калининградом, когда на старую структуру положили новую сетку улиц и дорог с совершенно другим масштабом. И это одна из главных причин нынешней транспортной проблемы. Кёнигсберг развивался по радиально-кольцевой схеме, как и все европейские города. И вдруг вместо неё по живому через центр прокладывают два основных городских русла — Московский проспект (восток — запад) и Ленинский проспект (север — юг). Старая структура практически не учитывалась, масштаб города был сломан. Что сейчас с этим делать? Задача сложная…

Кафедральный собор Христа Спасителя к числу удач не отношу. Один раз в него зашёл — больше не хочу: более убогого внутреннего решения православного церковного сооружения я не видел. Стоят какие-то слоновьи ноги по центру, пространство никак не разыграно, не разработано — в общем, нельзя делать такие вещи. Если собор как скульптура ещё внешне более или менее смотрится, то внутренняя организация пространства не выдерживает никакой критики. Сама площадь Победы заиграла, особенно пока не стояла эта колонна по центру, поэтому площадь как объект вместе с фонтанами я бы отметил в числе удач, она сложилась. Восстановление Кафедрального собора на острове — тоже удача, но реализация относится не только к XXI веку, потому что процесс был длительный. Правда, потом за собором умудрились поставить эту махину, которая погасила запоминающийся силуэт. Здание на пр. Мира напротив театра кукол крупновато, оно задавило старую кирху, надо было здесь сделать как-то повежливее по отношению к кирхе. По ул. Горького перед воинской частью справа, если выезжать из города, есть два жилых дома, которые сейчас сдаются, — неплохо, по крайней мере нетривиально. Жилой комплекс «Времена года» на ул. Артиллерийской можно отметить, там неплохо пространство создано. В плюсы пойдёт и благоустройство Верхнего озера — против того, что было, сейчас это несомненный плюс. Конечно, не всё доделано, но изменилось всё-таки в лучшую сторону: набережные, велосипедные и пешеходные дорожки, в хорошую тёплую погоду там хочется погулять. Правда, совсем не подумали о стоянках для машин, до сих пор там не распределены зоны уборки. И уже губят всю эту красоту: на озере со стороны гостиницы «Турист» поставили громадный «чемодан», который закрыл хороший дальний силуэт. — Какими из своих реализаций и проектов особенно гордитесь?

Сергей Лебедихин — Назовите наиболее интересные, достойные внимания, на Ваш взгляд, реализации в Калининграде после 2000 года (большая архитектурная форма, малая архитектурная форма, пространственное решение, публичное место, интерьер, дизайн). — Если бы вы задали вопрос: что в XXI веке в Калининграде нельзя было строить, но построили, я бы много чего назвал. Сделано много ценного, но это не обязательно здание или сооружение. Несомненный плюс, что вокруг Королевских ворот ликвидировали кольцевую развязку и сделали обход — Королевские ворота заработали: рядом можно остановиться, принять гостей и т.д. Построили «Европа-центр», взгромоздили ему наверх типовую заводскую столовку, которые уже лет сорок никто не делает, — и не дали никакого завершения ни Ленинскому проспекту, ни улице Черняховского. В перспективе Невского проспекта стоит Адмиралтейство с иглой, сними её — никакого Невского проспекта не будет. У нас улица Черняховского очень ответственная, прямой участок, в завершении которого должен быть какой-то архитектурный акцент, а вместо него стоит эта жуткая типовуха. Это огромный минус — на завершении перспективы так испортить место.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

— Участием в проектировании объектов промышленной архитектуры в Калининграде и Литве (корпус сборки цветных кинескопов завода «Экранас» в Паневежисе, производственный корпус КБ «Вента» в Вильнюсе, производственный корпус ПО «Кварц» в Калининграде). Да много чего было построено — жилые поселки, отдельные дома, гостиницы и т. д. — Назовите и охарактеризуйте реализации советского периода в Калининграде и Калининградской области, которые, по Вашему мнению, представляют интерес с точки зрения региональной истории архитектуры и градостроительства. — Благоустройство Нижнего озера: сделали мостики, набережную, люди там стали гулять, а ведь поначалу, сразу после войны, Нижнее озеро было «тухляткой». Восстановление здания бывшего Кёнигсбергского концертного зала, в котором разместился краеведческий (ныне историко-художественный) музей, восстановление кирхи королевы Луизы в Парке Калинина (ныне театр кукол), кирхи Св. Семейства (ныне концертный зал филармонии). Из новых объектов, пожалуй, можно отметить здания Дома Союзов и областной прокуратуры, построенные Вадимом Еремеевым. Дом Союзов на ул. Сергеева неплохо сел. Кинотеатр «Октябрь» (ныне Дом искусств) в то же время делали, но он — так себе. Что ещё хорошего было? Южный вокзал удалось спасти — вот это достижение: был уже разработан проект — чтобы немецкого духа не было, весь старый кирпич заштукатурить и т. д., но кое-как сохранили, драка была тяжёлая. А вот угол замка, который ещё стоял, развалили. Дом Советов — реализация, не доведённая до конца. Там нужно было довести до ума каскады и сделать благоустройство, которое было придумано, тогда сложилось бы что-то заметное. Очень жаль, что у Дома Советов такая судьба.

251

Р-31

Романова Евгения

Интервью с калининградским архитектором Юрием Забугой Наш разговор с калининградским архитектором Юрием Забугой состоялся примерно в то самое время, когда жюри Международного конкурса по разработке концепции архитектурно-градостроительного развития исторической части Калининграда «Королевская гора и её окружение» занималось отбором заявок для участия во втором этапе. Осенью 2014 года были подведены итоги конкурса и проявились две очевидные тенденции развития этой части города: сохранение парковой функции острова Кнайпхоф и отказ от сноса Дома Советов. Из девятнадцати финалистов только один проект полностью восстановил Королевский замок и только один снёс Дом Советов. И почти все застроили Альтштадт. Но главное — конкурс обозначил направления, которые при дальнейшей реализации помогут городу уйти от вечного конфликта Дома Советов и Королевского замка как единственно возможных вариантов освоения пространства исторического ядра… — Об особенностях послевоенного восстановления исторических центров Гданьска и Клайпеды я говорила с экспертами из этих городов. И с тобой, конечно же, хотела бы поговорить о послевоенном восстановлении исторического центра Калининграда / Кёнигсберга, но, к сожалению, такая постановка вопроса в отношении нашего города в корне неверна — можно сказать, послевоенного восстановления как такового здесь не было вообще. — Историческое ядро Кёнигсберга сначала было полностью разбито ковровыми бомбардировками, а потом разобрано на кирпич. Основные разрушения произошли уже после войны, поскольку долгое время не было ясно, кому перейдёт город. По идее, он должен был вернуться Германии, но немцы отказались от этих территорий (12 августа 1970 года между СССР и ФРГ был подписан Договор о признании принципа нерушимости послевоенных границ, в соответствии с которым ФРГ юридически отказалась от попыток каким-либо образом добиваться изменения границ, сложившихся после окончания Второй мировой войны. — Е. Р.). Долгое время здесь ничего не строили, первый новый послевоенный дом появился только в 1960 году, в хрущёвское время, на Ленинском проспекте. Экономическая ситуация после войны была сложной: голод по всей стране и здесь голод, заводы разрушены, поэтому город просто разбирали на кирпичи. Здесь был, по сути, кирпичный склад: Кёнигсберг растащили по всей Европе на восстановление городов — целые составы с кирпичом уходили в Ленинград, Ригу, Вильнюс, Минск, Варшаву. В Первую мировую тоже много чего разбомбили, в том числе объектов культурного наследия, но во Вторую, конечно, несравнимо больше: англичане и американцы постарались своими ковровыми бомбардировками, они четыре года по ночам бомбили всю Германию. В Гданьске не было ковровых бомбардировок, поэтому многое сохранилось, и недостающие «зубья» в исторической застройке центра можно было просто вставлять или

252

наращивать. Что, собственно, и делалось. В этом смысле Гданьск, Клайпеда и Калининград находятся в разных «весовых категориях», и какие-то параллели проводить довольно сложно… Во всех городах Европы после войн проявляется синдром историзма или так называемого постисторизма — здания пытаются восстановить в довоенном виде. Например, возьмем Гердауэн (ныне Железнодорожный): во время Первой мировой центр посёлка был полностью разрушен артиллерией, а после войны полностью восстановлены именно те дома, которые исторически и архитектурно характеризовали этот населенный пункт. Сейчас эксперты из службы охраны памятников датируют эти здания шестнадцатым или семнадцатым веком, а на самом деле они были построены в 1920-х. И так по всей Европе: 10–15 лет после разрушений восстановление идет по пути стилизации. — Но, возможно, это не стилизация, а историческая реконструкция, что называется, «один в один»? — Можно и так назвать, не важно. Важно понять, почему так происходило. Мне кажется, это выплеск внутреннего протеста против войны и разрушений: случилась большая несправедливость, и человеку хочется восстановить справедливость. Но через 15 лет историзм проходит — люди забывают или далеко прячут боль, связанную с войной и разрушениями, и всё понеслось дальше: новые мысли, развитие, перспективы и т. д. После Второй мировой войны, в 1965 году была принята Венецианская хартия (Международная хартия по консервации и реставрации памятников и достопримечательных мест. — Е. Р.) До неё не существовало такого понятия, как «памятник архитектуры». После её принятия в Европе были созданы очень жёсткие структуры по охране памятников: если я купил квартиру в историческом здании, то не имею права поменять даже ручку двери, не говоря уже о самой двери или окне… Мы о своих городах не думаем, мы их не реконструируем. Посмотри, что происходит в Калининграде: город перенасыщен транспортом, мы не справляемся с пробками. Все потому, что в своё время город не был реконструирован — и ведь никто не предполагал, что объективно будет такой поток транспорта. Когда я в 1990 году купил свою первую машину, я ездил по Калининграду как по пустой деревне. И как быстро это всё скакнуло вверх за два десятилетия. Но на самом деле это должно планироваться. — Кто ж знал, что случится Перестройка и сюда потоком пойдут иномарки? И в идеале — на сколько лет вперёд можно рассчитать увеличение транспортного потока? — У нас трудно планировать вообще экономическое развитие как таковое. Все происходит как-то скачкообразно. С момента развала Союза мы живём в нестабильности. И как развиваться в этой ситуации городам? Они вообще не развиваются или развиваются стихийно. Государство этим не занимается, свалив груз ответственности на муниципалитеты, те, в свою очередь, входят в контакт с коммерсантами, договариваются, находят пустые участки — и коммерсанты втыкают туда дома. Вот, собственно, что сегодня представляет собой развитие Калининграда, если о нём вообще можно говорить. Нет осмысленных вещей, которые делались и в Советском Союзе: есть генплан, согласно которому четко садятся все объекты. В Калининграде вроде генплан есть, но он не работает, потому что власти «пробиваются» деньгами застройщиков. А на самом деле власть должна стоять на страже градостроительных интересов жителей. Город обязательно должен думать о будущем, даже если он не может развиваться сейчас. Но мы, к сожалению, живём сегодняшним днём — и по внешнему виду нашего города видно, что здесь нет никакой градостроительной политики с учётом перспективного развития.

Р-31

Железнодорожный, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2011

В Европе городами занимается государство: ни один город сам себя реконструировать не может, это очень большие деньги, поэтому государство берёт три-четыре города в год и финансирует их реконструкцию. В том числе в Польше. Аннексированный после Второй мировой войны Гданьск по международному праву через 50 лет можно было вернуть Германии. Немцы — они ведь идеалисты, в чём очень похожи на русских — частично финансировали восстановление знаковых объектов Гданьска. Откуда у поляков после войны были деньги на такой глобальный восстановительный проект? Да и зачем? Ведь, по сути, Гданьск — не польская история, он всегда был немецким… — Ты утверждаешь, что при восстановлении Гданьска были использованы немецкие деньги? — Не могу утверждать, нужно глубоко покопаться в архивных документах. Но у меня есть свои немецкие источники, и они утверждают, что восстановление орденских замков на территории Польши частично финансировалось Германией по линии культурных программ. В этом немецком участии, несмотря на «признание принципа нерушимости послевоенных границ», может быть, где-то глубоко и заложена политика, но, мне кажется, такая забота об орденских замках — прежде всего забота о том, что когда-то было «нашим», немецким. Как забота о потерянном ребенке, который был оторван от родителей и волею судеб оказался в чужой семье… Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

И я считаю, единственная причина, по которой добили Кёнигсбергский Королевский замок, — экономическая. Откуда было взять деньги тогда на его восстановление? Я помню своё детство, 1960-е годы: кирзовые сапоги и деревянные игрушки. А в 50-е здесь люди вообще голодали, поэтому говорить о каких-либо восстановлениях было просто несерьёзно. На консервацию тоже сумасшедшие деньги нужны. Я сам раньше был в этом смысле оголтелым: коммунисты — сволочи, всё разрушили. А теперь думаю, причины были больше экономическими, нежели идеологическими. Разобрать на кирпичи жилые дома было гораздо проще, чем замок, могу сказать это как государственный эксперт. Немцы народ практичный, кладка при строительстве жилых домов иногда велась даже на глиняном растворе, цемент и известь были очень дорогими, шли только на внешние швы, поэтому жилые дома разбирались буквально руками. Но замки строили по другому принципу: в известковый раствор добавлялся белок куриных яиц, это делало кладку очень прочной, кирпич был двойного обжига. Замки строило государство, а не частные компании (как жилые дома), государство проявляло здесь свою финансовую мощь. Разобрать замок на кирпичи нереально, их друг от друга не оторвать, можно только ломать кусками. Или взрывать.

253

Р-31

Романова Евгения

— Как ты оцениваешь Кёнигсбергский замок с точки зрения современной городской эстетики? Я, например, не очень понимаю тех, кто сейчас, извините, в XXI веке ратует за его восстановление один в один? — Изначально это была крепость, а крепости брутальны и лаконичны, как любое военное сооружение. Первичное название — Орденсбург, переводится как «орденское укрепление». Замок — более «праздничное» название, да и не очень верное. Замок — это, по идее, частное владение дворянина, укреплённый дом феодала, грубо говоря, особняк, укреплённый как крепость. К орденским постройкам в Германии термин «замок» стал применяться после Первой мировой войны, когда наступил экономический кризис и немцы усиленно работали на привлечение в страну туристов, получение прибыли с приезжих. Тогда орденским постройкам стали давать более привлекательные названия: шлосс (дворец) больше интересен туристу, нежели орденсбург (орденское укрепление, крепость). Нужны были какие-то туристические бренды — тогда, кстати, и Кант здесь появился как бренд. Его ведь после смерти долго никто не вспоминал, снесли дом, где он родился, перенесли памятник, а потом через сто лет имя Канта опять зазвучало, потому что этому городу нужен был новый бренд. И сейчас у нас происходит примерно то же самое. Хотя Кант здесь не один такой был — и конъюнктура неприятна, особенно когда имя Канта используется для дешёвых аттракционов.

254

— А ты читал Канта? — Пробовал, несколько раз порывался, но не хватало терпения: сплошная философская терминология, надо читать с философским словарём. Философам, конечно, понятно всё, потому что они знают коды. А простым смертным — сложно. Сомневаюсь, что вообще сейчас кто-то из обычных людей читает Канта. Мне кажется, философия должна объяснять сложные вещи простыми словами, а философы делают наоборот — простые вещи они так запутывают своей терминологией, что перестаёшь понимать, о чем вообще идёт речь. А когда через эти дебри добираешься до первоначальной сути, оказывается, всё очевидно. И зачем нужно было так долго выносить мне мозги? Впрочем, философия — это ведь искусство мудрствования… — Но не мудрости? — Именно — мудрствования. Это просто игра для избранных. Я, например, занимаюсь материальными вещами, когда что-то раскапываю из Средневековья, пропускаю всё через себя, осознаю самостоятельно. Я ремесленник, решаю определенные, конкретные задачи и если начну, например, запутывать тех же строителей мудрствованиями, мы никогда ничего не построим, материального воплощения не получится. А философы себе таких целей не ставят, наоборот, их цель — ещё больший уход от материальности,

01 Железнодорожный, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2011

Р-31

иначе начнёт осмысливаться — и вот тогда уже можно говорить о планировке. Уверен, тогда сложится совершенно иная ситуация, которая не только подскажет дальнейшие решения, но и, возможно, сама приведёт сюда инвесторов. Я считаю, что центр вообще можно сделать парковой зоной, не надо его ничем наполнять, средневековая структура города давно уже себя изжила. — К сожалению, мы больше обращены в прошлое, нежели в будущее, — и не хотим этого понимать: нам подавай историческую квартальную планировку… — Ну мы же романтики. А немцы хотели её сломать: в 1938 году разработали проект коренной реконструкции Кёнигсберга, рассчитанный на 20 лет, и он даже был отправлен на согласование в Берлин. Понятно, проект был нацистский, но здравый подход там, несомненно, присутствовал. Они хотели оставить только какие-то знаковые вещи, в том числе замок, а всю эту средневековую планировку (Альтштадт, Кнайпхоф) перестроить под лозунгом «Нам нужно здоровое жильё». В Кёнигсберге была огромная проблема с туберкулезом, средневековые узкие улочки не пропускали солнечный свет в жилища, и немцы в 1938-м хотели от этой проблемы избавиться. Закономерен вопрос: а сейчас-то зачем нам всё это возвращать? Да и сегодняшние строительные нормы не позволят сделать так, как в Средневековье: расстояние между домами должно быть минимум 12 метров, это жёсткая норма, которую обойти невозможно, а в Кёнигсберге улицы были шириной 6–8 метров. Раньше средневековые города Европы вспыхивали как порох и выгорали моментально, огонь распространялся через узкие улицы от дома к дому, 12-метровая дистанция рассчитана исходя из того, что огонь не сможет перекинуться так далеко. Как эти 6–8 метров восстанавливать? Или мы должны изменить законодательство Российской Федерации? Кроме того, нет документов, по которым можно было бы восстановить. Максимум 25 % Кнайпхофа можно восстановить по фотографиям. И что — остальные 75 будут фантазийными?.. Есть ещё один серьёзный аргумент. Архитектура движется вперёд вместе с обществом, она отражает его состояние и уровень развития. Жить в средневековых домах нам будет неудобно, это очевидно. А мы себя сегодняшних пытаемся запихнуть в какие-то средневековые латы. Собственно, я бы предложил всем нашим защитникам Средневековья: попытайтесь надеть на себя средневековое рыцарское обмундирование и пару дней в нем походите. Это пытка!

куда-то в никуда. Конечно, в этом есть определённая эстетика. Философы, конечно, люди неглупые, и от их мудрствований можно в какой-то мере получить удовольствие, но когда дело доходит до конкретики, они, по сути, оказываются вообще не нужны. — Тогда вернемся к конкретике: насколько реализуемы, на твой взгляд, любые планы по восстановлению исторического ядра города? — Сейчас ядро города, по сути, используется как большой перекрёсток, весь транспорт идёт через центр, и это главная проблема, которая пока не решена. Как вообще можно что-то планировать в такой ситуации? Город стоит — через эстакадный мост ежедневно проходит 120 тысяч автомобилей, а если центр застроить, то притяжение сюда транспорта будет ещё больше. Но сегодняшние процессы по разработке градостроительных концепций по центру города, на мой взгляд, никакого прикладного значения не имеют, это для меня как философия. Я считаю, начинать надо снаружи — с окружных. Есть очень простое решение — завершить и расширить окружную дорогу. Сейчас она разорвана, поэтому не работает как окружная, да и очень узкая — всего две полосы. Когда заработает окружная, она станет распределительным кольцом, в центр не нужно будет ехать — и в принципе Ленинский проспект, например, мог бы превратиться в пешеходный бульвар. Когда из центра уйдёт транзитный поток, там всё Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

— У тебя ведь есть совсем иное, уникальное решение Кнайпхофа — «зелёная застройка», причем это можно сделать прямо сейчас и за малые деньги? — Аналогов нет. Бери лопату — и сажай кусты. Там земля муниципальная, проблем нет. Экономически всё абсолютно оправданно. Даже можно оставить эти странные скульптуры, разбросанные по острову. Они уже туда вжились, пусть будут как воспоминание. Парк на острове создавался при бывшем мэре Денисове в 1970-х годах, денег было немного, провели два субботника — насыпали грунт и посадили деревья. Ты никогда не была в Москве в худфондах, где скульпторы работают? Они сидят по своим мастерским, но у них есть общий двор, куда сбрасывается невостребованный и нереализованный хлам. Весь этот двор Калининград тогда и скупил за бесценок. — Понятно, почему они смотрятся на острове Канта как окаменевшие инопланетные существа… — Они разрознены, никак не подобраны, нет общей тематики, но зато есть определённая ирония — для тех, кто в курсе истории их появления. Приезжие просто не понимают, что это за парк скульптур. Но это не самое странное в Калининграде, у нас ведь вообще всё как-то странно.

255

Р-31

Романова Евгения

— Давай вернёмся в центр города. Представим себе, что транспортной проблемы нет — и пришло время принимать архитектурно-планировочные решения. Как бы ты в идеальной ситуации поступил с раскопом Королевского замка? — Несомненно, необходимо это пятно заполнить, оно смотрится сейчас как дыра. Восстанавливать — значит что-то надстраивать на старый фундамент, и в итоге теряется (закрывается) оригинал. Но историческая архитектура должна быть настоящей, а не поддельной, в этом и состоит её ценность. В Европе не принято путать прошлое и настоящее, наоборот, желательно подчеркнуть разницу: вот это — прошлое, а это — настоящее. Такая честность лежит в основе подхода к подобным вещам: если есть кусок руины, его сохраняют, но не восстанавливают, а на контрасте ставят новую современную конструкцию. То же самое предлагаю сделать с Кёнигсбергским замком: раскопать все фундаменты, законсервировать их и поставить сверху современное здание, на первом этаже которого — среди раскопанных законсервированных руин — сделать музей, ресторан, конференц-зал, что угодно. Но у нас пока нет ответа на главный вопрос: каково должно быть функциональное назначение объекта, который мы построим на месте Королевского замка. — А должно ли что-то вообще быть на месте Королевского замка? Нельзя раскоп законсервировать и так оставить? — К сожалению, вскрытое на сегодня уже не восстановить. То ли деньги украли, то ли археологи были неграмотными, в итоге все раскопанное сейчас обречено на разрушение. Извлечённая из земли кирпичная кладка насыщена влагой, и даже если кирпич накрыть навесами, как сделали сейчас, происходит очень интенсивное высыхание, материал не выдерживает, начинает крошиться, превращается в пыль. Находясь в земле, кирпич насыщался влагой постепенно — и когда ты его раскопал, надо запустить обратный процесс и так же постепенно убрать из него влагу. Постепенно! А у нас открыли — и процесс высыхания пошёл очень быстро и неконтролируемо. Эти профессиональные вещи не так сложны для понимания, но надо иметь навык и знание, чтобы делать всё грамотно. Там, кстати, фундаменты не все сохранились — северной части вообще нет, её наши переработали на щебень. Археологи начали копать с северной части, углубились на три метра, дошли до материка (грунт, где кончается вообще любой культурный слой) — и ничего не нашли, фундаментов как не бывало. Я был удивлён, но потом получил информацию: оказывается, здесь рядом был завод по производству железобетонных плит Балтфлота, а для тяжёлых фракций бетона необходим щебень. Это ведь удобно и экономично — берешь валун из фундамента замка и тут же его перемалываешь в щебень, везти ничего никуда не надо. Кирпичная масса, вероятно, тоже туда шла. И я думаю, что генетически замок остался в городе, сохранился в построенных домах — в виде щебня в бетоне. Ничто никуда бесследно не уходит. Мы замок не потеряли, мы его просто рассредоточили.

— Правильно ли я понимаю, что кроме Дома Советов в Калининграде нет достойных внимания объектов архитектуры послевоенного советского периода? — Он самый мощный, конечно. Как архитектор я сказал бы, что сам по себе это очень хороший проект. Конечно, есть перекличка с японцами, очень близко к Кензо Танге, который много занимался брутальными вещами из бетона: многие склоняются к тому, что это определённый повтор одного его здания. — Кроме Дома Советов — неужели ничего? — Я максималист, занимаюсь в основном архитектурой немецкого периода, поэтому требования у меня повышенные. Из всего, что построено здесь, до уровня Дома Советов ни один объект не дотягивает, даже близко нет. Просто строилось тогда по необходимости — и по возможным средствам. Возьмём хоть дом на проспекте Мира, в котором мы сейчас с тобой разговариваем: сгоревший немецкий функционализм после войны восстановлен в сталинском неоклассицизме. Кстати, восстанавливали уголовники. Дом был огорожен колючей проволокой, вышки наблюдательные стояли — есть фотографии. Строители мне квартиру ремонтировали — сожгли несколько перфораторов: стены оштукатурены не обычной известковой штукатуркой, а бетоном, да таким, что ничем не взять. И здесь ещё масса таких косяков, как дом стоит до сих пор, не знаю. Может быть, за счёт той мощи, которая была у его предка. Проспект Мира назывался раньше Сталинградским, поэтому здесь в восстановленных зданиях присутствуют элементы сталинского неоклассицизма. Эта волна после войны была очень мощной в Ленинграде, Москве, Екатеринбурге — крупных городах, а здесь почему-то нет — буквально всего несколько домов. — Хотя, наверное, логично было бы эту волну сталинского неоклассицизма акцентировать именно здесь? — Вопрос возвращает нас к началу разговора. Во-первых, к тому моменту, когда здесь начали строить что-то новое, Сталин уже давно умер. И во-вторых. Моя мама всю жизнь проработала в мелиорации инженером. С её слов, когда заходила речь о том, почему Калининградской области не выделяются деньги на послевоенное восстановление сельского хозяйства, Москва отвечала: у вас и так всё есть. И ведь досталось действительно много, но распорядиться не смогли. Эта территория после войны будто провалилась в какую-то историческую дыру. И сейчас, на мой взгляд, основная проблема в том, что у неё нет политического будущего. Она, кажется, до сих пор никому не принадлежит. Времени мало прошло, мало сменилось поколений, не сложилось устойчивых глубоких связей с этой землей, мало традиций. Опять же — надо учитывать, как область заселялась… — А в Советске мэр города хочет на городском вокзале памятник первым переселенцам поставить…

— Жаль, его уже нет в Доме Советов… — Если бы коммунисты не построили Дом Советов, нацисты по плану реконструкции Кёнигсберга 1938 года построили бы здесь нечто подобное. Только он назывался Дворец труда и был смещён метров на 400 от нынешнего Дома Советов: планировалось расширение дамбы между Верхним и Нижним озёрами в сторону Королевского пруда — и там сажался этот Дворец труда. Такого же примерно размера, как Дом Советов. Если бы нацистам это удалось, два дворца смотрели бы друга на друга. Впрочем, Дворец труда на своём месте выглядел бы не так вызывающе, как Дом Советов на возвышенности. Но — что случилось, то случилось. Можно только предполагать неслучившееся — и так осмысливать его.

256

— Это хорошо, пусть будет, у нас таких памятников не хватает. Или городских скульптур. Но это уже другой разговор

Солдат Первой мировой войны. Фото Е. Уманского, 2011

Р -31

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

257

С-32

Сандерс Эд

Сандерс Эд Вена, Австрия Изучал языки, литературу и сравнительную культурологию в Лондоне и Кембридже. Диссертация «Воображаемый Кёнигсберг, 1945–2010», исследующая отображение образа Кёнигсберга-Калининграда в литературе и визуальной культуре, защищена в Кембридже в 2012 году

Снимки вымышленных картин 1 Перевод Ольги Герасимович

Цикл фотографий Норберта Виcнета «Kunsthalle-Автодом 1913–2013» является продолжением более масштабного проекта, посвящённого Кёнигсбергу-Калининграду, и вместе с этим отдельной, вполне законченной работой. Kunsthalle в дословном переводе с немецкого звучит как «выставочное помещение», а в более образном смысле как «галерея», тогда как русское слово «автодом» имеет значение «гараж». В английском переводе название цикла можно переосмыслить как «Галерея-гараж 1913–2013». В центре проекта — бывший прусский город Кёнигсберг, который был немецкоязычным до 1945 года, а теперь — русский город Калининград. Кёнигсберг был значимым городом в немецкой или, точнее, прусской истории, а Калининград оказался закрытым для немцев и всех жителей Западной Европы с 1945 по 1991 год. История и контекст развития города во многом нашли отражение в работе Норберта Виcнета. Однако Виcнет не ставил перед собой задачу политизировать пространство, запечатлённое на его фотографиях. Также его работу не стоит понимать как форму плача. В «Kunsthalle-Автодом 1913–2013» Виcнет попытался вообразить заново — а не воссоздать, как отмечает сам автор, — утраченные снимки, которые должны были выставляться в немецкой художественной галерее, превратившейся в русскую машинную мастерскую. Это и была Kunsthalle, галерея, спроектированная Фридрихом Ларсом и открытая в 1913 году. В столетний юбилей галереи выставка работ Виcнета вновь посетила Кёнигсберг-Калининград, являясь чётким отражением исторических контрастов и восстановлением связи времён, неизменно учитывая специфику места и времени.

Сокращенная версия

258

Проект «Kunsthalle-Автодом 1913–2013» является продолжением более ранней работы под названием Kantinsel («Остров Канта»), исследующей то место в Калининграде, где жил и работал Иммануил Кант и где он похоронен: бывший остров Кнайпхоф. В том проекте Виcнета каждая фотография сопровождалась цитатой из «Критики способности суждения» Канта.

С-32

«Садовая ограда», по мотивам картины Ханса Бошке, Георгенсвальде-Отрадное, 1913–2009

На снимках проекта Kantinsel представлены отражённые в воде места города, которые расположены в пределах и окрестностях острова Канта. Изображения буквально гипнотизируют своей богатой текстурой. Настоящая тина на поверхности реки создаёт тонкий иллюзорный налёт, преобразующий реальное голубое небо на фотографии в звёздное ночное (еще одна отсылка к Канту). Работая с образом бывшей галереи Kunsthalle, Виcнет вновь выбрал для детального изучения один объект. Тем не менее в этом цикле у него получилось представить портрет целого региона, возможно, как говорит автор, даже Weltbild (представление о мире). Виcнета заинтересовало, каким образом через здание проявляется современный образ восприятия искусства, когда здание рассматривается как арт-пространство, в котором «на стену можно повесить шину». Переосмысление пространства выставочного помещения как арт-пространства стало первым этапом проекта Виcнета до того, как он обратился к каталогам картин, которые когда-то выставлялись в Kunsthalle. В тех работах часто встречались топографические отсылки к бывшей области Восточной Пруссии, и это стало предметом исследования, отражённого в фотографиях Виcнета, в сферу которого попало и пространство Калининграда. Виcнет не ставил своей целью создать фотографии, которые выглядели бы как картины, по крайней мере на первом этапе. Некоторые из его снимков сделаны намеренно прямо, и напряжённое противостояние между сном и документальной явью проходит через весь цикл. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

259

С-32

Сандерс Эд

«Модель мужской головы», по мотивам картины Вильгельма Клауса, Варникен-Лесное, 1919–2010

Виcнет рассматривает цикл фотографий «Kunsthalle-Автодом 1913–2013» как продолжение проекта «Остров Канта», отмечая, что в обоих случаях интерес заключается в двойственности или неоднозначности места. В обеих работах задействованы несколько уровней передачи образа: изображение отражения места, как в проекте «Остров Канта», или изображение воображаемой версии картины места (места, которое потенциально утрачено), как в проекте «Kunsthalle-Автодом 1913–2013». Так же, как и образы моментов прошлого Восточной Пруссии, образы Кёнигсберга-Калининграда и его окрестностей взрываются изнутри и обрушиваются, исчезая на глазах у зрителя, сменяясь в своей завораживающей и сверхъестественной последовательности. Выставленные фотографии объединили в себе осознание истории с ощущением её неоднозначности. Образы физических препятствий, размещённых в пейзаже, — заборов, колючей проволоки, бункеров — перемежаются с портретами и бытовыми сценами. Пережитки мировых войн и периодов диктатуры становятся фоном и предметами искусства, являясь переосмысленным Виcнетом материалом, выставленным в галерее Kunsthalle. Рассматривая на одном из снимков мужской бюст, мы понимаем, что это Ленин. На другом мы видим на трассе современный рекламный плакат, провозглашающий лозунг из советской эпохи — «Новая жизнь!» Оказывается, сегодняшняя жизнь ещё не преодолела прошлое. «Kunsthalle-Автодом 1913–2013» использует старые названия и современные изображения. Таким образом, тема сопоставления «до» и «после», наверное, 260

С-32

«XX век», по мотивам картины Рихарда Пфайфера, Кёнигсберг-Калининград, 1913–2010

наилучшим образом отражена на фотографии «Das 20. Jahrhundert» («Двадцатый век»). Грязная дорога между двумя строительными площадками двумя чёткими линиями направляет взгляд к верхней центральной части фотографии. Два человека, изображённых в левой части фотографии, создают перспективу. Они смотрят через одну из строительных площадок назад, на характерное кирпичное немецкое здание, на котором указана дата 1899. Этот характерный стиль постройки знаком каждому, кто был в Берлине или в похожих на него городах. Женщина, фотографирующая дату, стоит за границами строительной площадки и обута в чёрные туфли на высоких каблуках. За ней наблюдает мужчина. Стоя спиной к камере, они, персонажи двадцать первого века, оглядываются назад — на век девятнадцатый. А что в промежутке — что-нибудь значительное? Фотография «Mädchen am Wasser» («Девушка у воды») изображает девушку в белом платье, уходящую вдаль от камеры. Она застыла в конце загадочной белой линии, идущей вдоль причала и разделяющей изображение пополам. Бело-красные водные велосипеды пришвартованы у причала, на переднем плане видна голубая гребная лодка. В середине правой части фотографии изображён белый павильон. На заднем плане, в конце озера, мы видим стену из зелёных и чёрных деревьев, а над ними — светлое, яркое небо. Изображение обладает сужающейся перспективой, но на нём нет линии горизонта — она исчезает в кустарнике, помещая девушку в центр изображения. Три кривые сглаживают интенсивность линий на фотографии: наклонная линия неба в верхней части снимка, идущая вверх линия павильона в правом левом углу и идущая вниз линия гребной лодки в левом нижБлизкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

261

С-32

Сандерс Эд

«Девушка у воды», по мотивам картины Адальберта Кейбеля, Раушен-Светлогорск, 1939–2009

нем углу. Фотография выполнена в импрессионистском стиле, что придаёт ей мечтательное настроение. Снимок создаёт образ довоенного времени в контексте постфактум: дорожка покрыта цементом, а лодки и павильон сделаны из пластика. Создаётся напряженное противопоставление между образом как видимым изображением и вневременным характером его предмета. Возникает впечатление, что на фотографии изображена жительница Кёнигсберга 1939 года, которая до сих пор беспечно гуляет по Калининграду 2009 года, всё так же без определённого направления. В контексте темы неоднозначности и двойственности города образ, изображаемый Виcнетом, находится на тонкой грани меланхолии и игры, истории о привидениях и элегии. Образ этой девушки можно рассматривать как воплощение утверждения Ролана Барта о том, что фотография — это «живой образ мёртвой вещи». Можно ли применить это описание ко всему циклу фотографий? Является ли «Kunsthalle-Автодом 1913-2013» коллекцией живых образов мёртвой вещи? Или Виcнету удаётся запечатлеть мимолетные моменты в истории живого города или региона? Часто, когда люди говорят о КёнигсбергеКалининграде как двойном или двусмысленном городе, они имеют в виду не только последовательность двух культур — они, скорее, пытаются описать неоднозначность определения момента, где заканчивается один аспект истории города и начинается другой. Везде, где есть руины, есть следы прошлого, каким бы тревожным и проблематичным оно ни было. Образ «Abschied im Nebel» («Прощание в тумане») иллюстрирует это. Разрушенное здание фабрики вот-вот исчезнет в бело-серых облаках, а на переднем плане — разбросанный в некошеной траве мусор. Арка, составляющая скелет здания, является как бы воротами в форме радуги, ведущими в никуда.

262

«Прощание в тумане», по мотивам картины Гертруды Лербс-Бернекер, Георгенсвальде-Отрадное, 1941–2010

С-32 Сопоставление указанной под снимком даты — 1941 — и изображённых на нём руин и наложение этих двух смыслов иллюстрируют глубокую историческую неоднозначность, скрывающуюся за этим изящным снимком. Прощание, которое должно состояться в тумане, могло относиться к чему-то дорогому, а могло также быть радостным прощанием с обеими тоталитарными державами — отправкой догмы на свалку в противопоставление романтическому расставанию. Проведение в 2013 году выставки «Kunsthalle-Автодом 1913–2013» в Берлине и Калининграде совпало со столетним юбилеем со дня открытия галереи в Кёнигсберге, бывшем тогда ещё частью Германской империи. Сто лет могут показаться долгими. Ведь в 1913 году Кёнигсберг наверняка был совершенно другим городом, на который ещё не повлияли ни войны, ни их последствия. Пользовавшийся особым расположением кайзера Вильгельма II город тогда ещё был процветающим центром отдалённой провинции Германии. Сегодня он полностью изменился. Способность искусства восстанавливать историческую и культурную связь времён явилась причиной проведения выставки одновременно в Берлине и Калининграде. Снимки, входящие в цикл фотографий «Kunsthalle-Автодом 1913–2013», представляют собой документальные свидетельства и размышления о другой, менее известной Восточной Германии и городской истории, которая, как и история Берлина, отражает примечательный распад Пруссии как государства и как географической единицы. Фотографии отсылают к различным датам, относящимся к периодам до войны и между войнами, а некоторые даже относятся к периоду Второй мировой войны. Тем не менее размышления Виcнета о прошлом не являются попыткой отстроить заново утраченную утопию. В «KunsthalleАвтодом 1913–2013» понимание искусства как средства осознания истории одновременно воплощается в жизнь и ставится под вопрос. Сильный в концептуальном плане, этот цикл фотографий по-прежнему характеризуется внимательным отношением и верностью определённым местам, и, по замыслу Виcнета, в нём заложен потенциал для восстановления культурных связей, которые были разрушены или нарушены во время двух мировых войн. Идея прерывания или нарушения непрерывности воплощена в здании галереи Kunsthalle. Построенная с подачи художественных кругов (Kunstverein), галерея была открыта в самом конце долгого девятнадцатого века, однако ей не суждено было стать такой, какой она задумывалась. В 1913 году в Кёнигсберге выставлялись картины французского авангарда — знак престижа для провинциальной галереи. После войны французские художники больше никогда не выставляли свои работы в галерее. Первая мировая война за четыре года уничтожила видение искусства, реализованное в той единственной выставке. Работа Виcнета не является в первую очередь работой памяти: это искусство вне рамок памяти, обретающее доступ к идеям и значениям, которые были временно утрачены. Созданная здесь галерея Kunsthalle предлагает выгодную точку обзора, с которой открывается как реальный, так и воображаемый облик региона и которая позволит открыть его — или открыть вновь — в новом столетии

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

263

С-33

Соколова Светлана

Соколова Светлана Калининград, Россия Директор Калининградского зоопарка

Зоопарки «Светлана, помоги сформулировать просьбу к русским туристам, чтобы они перестали кормить наших животных!» — обращается ко мне Михал Тарговски, директор Гданьского зоопарка, обычно жизнерадостный и улыбающийся, а сейчас несколько озадаченный и смущённый. «Мы очень рады туристам из Калининграда, с каждым годом их становится всё больше и больше, но мы столкнулись с проблемой — они кормят животных в зоопарке! Нам очень не хотелось бы их обидеть, но, как ты понимаешь, мы не можем этого допустить… Может, сделать надпись не только на русском, но и на польском и английском, чтобы всё было корректно?» Пан директор пытается быть максимально деликатным, ведь он действительно рад всё возрастающему потоку российских туристов, приезжающих, как правило, на машинах с калининградскими номерами. Я же ему настоятельно советую не деликатничать и разместить не маленькие таблички на входе на трёх языках, а огромный баннер на воротах, и только на русском! Может, хоть часть моих соотечественников поймет, что так ведём себя только мы… Это действительно серьёзный вопрос — как отучить людей ходить в зоопарк с сумками, полными разной еды. Закрепившиеся ещё с девяностых стереотипы о голодающих зоопарковских животных плюс желание во что бы то ни стало развлечься и покормить самим служат плохую службу как животным, физически страдающим от перекорма даже такими «полезными» кормами, как яблоки, морковка и капуста, так и посетителям, играющими с судьбой каждый раз, когда они протягивают с руки корм «вооон той полосатой лошадке» Поэтому я понимаю Михала, обеспокоенного вдруг возникшей проблемой, и не совсем понимаю, как он сможет с ней справиться. У нас ничто не помогает — ни многочисленные таблички, ни разъяснительные беседы, ни угрозы вывести с территории… Хотя, по словам польских коллег, несколько лет назад эта проблема была актуальна и для их зоопарков. На мой вопрос, как же им удалось с ней справиться, был получен ответ: «Годы просветительской работы…» Неужели теперь моим польским коллегам придётся начинать всё сначала? А может быть, наоборот, европейская культура поведения, всё чаще принимаемая моими земляками как норма в повседневной жизни (ведь 264

C-33

Фото из архива Гданьского зоопарка, 2015

пропускают же у нас пешеходов на переходах!), наконец дойдёт и до нашего специфического заведения? Всё чаще я слышу вокруг: «А вот в Гданьском зоопарке…» — и понимаю, что калининградцы стали ездить в Гданьск не только прогуляться по улице Длуга, посидеть в многочисленных хлебосольных кафешках, совершить забег по магазинам, но и посетить замечательный зоопарк «Олива», расположенный в одноимённом районе Гданьска. И это сразу же заставляет поднимать планку работы, пытаться равняться на своих коллег-партнёров-конкурентов. Впрочем, конкурентами мы являемся относительными — у каждого из зоопарков свои отличительные черты, что позволяет выступать партнёрами с предложениями для туристов. Калининградский (он же Кёнигсбергский) зоопарк представляет собой классический городской зоопарк с более чем столетней богатой историей и многочисленными сохранившимися историческими сооружениями. Гданьский зоопарк — это огромная территория (136 га против 16 га Калининградского зоопарка!) на опушке великолепного соснового бора с современными и просторными экспозициями для животных. Он ведёт свою историю со второй половины XX века.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

265

С-33

Соколова Светлана

Всего лишь 160 км между Калининградом и Гданьском, возможности приграничного сотрудничества и передвижения — чем не повод стать партнёрами? Жаль, что долгожданная Программа приграничного сотрудничества «Польша — Литва — Калининградская область» прекратила своё существование в 2012 году, не реализовав потенциал второго этапа — два зоопаркасоседа уже готовы были стать партнёрами по проекту. Впрочем, даже попытка начать разрабатывать совместный проект дала мощный толчок сотрудничеству между нами. И с 2012 года польский архитектор Марек Наконечны, автор многих экспозиций в зоопарке «Олива», разрабатывает проекты реконструкции Калининградского зоопарка, а польские специалисты охотно и доброжелательно делятся своим опытом с калининградскими коллегами, только начинающими открывать для себя современные стандарты качества работы европейских зоопарков. Есть надежда, что скоро снова запустят Программу приграничного сотрудничества, а это значит, что впереди — новые совместные проекты, разработка комплексных туристических маршрутов, ну и, разумеется, продвижение наших зоопарков. Так что, пан Тарговски, будем вместе заниматься просветительской работой, и я уверена, вместе мы сможем-таки справиться с самыми разными проблемами, стоящими перед такими уникальными и сложными организациями, как современные зоопарки.

Историческая справка От Königsberger Tiergarten к Калининградскому зоопарку Между прошлым и будущим Калининградский зоопарк — один из трех старейших зоопарков России наряду с зоопарками Москвы и Санкт-Петербурга. История Königsberger Tiergarten началась 21 мая 1896 года открытием зоосада на месте окончившей работу Северо-Восточной промышленной и ремесленной выставки. Один из организаторов и руководителей выставки, зубной техник и аптекарь, а кроме того страстный любитель животных, тайный советник Герман Клаасс внёс предложение о сохранении и использовании деревянных зданий выставки для создания зоопарка. Предложение нашло поддержку учёных и властей города во главе с бургомистром Паулем Кункелем и активно обсуждалось кёнигсбержцами на страницах газет.

Исторические виды Кёнигсбергского зоопарка. Открытки, конец XIX в. Из архива Калининградского зоопарка

В августе 1895 года был учреждён Союз любителей животных «Tiergarten», на взносы членов общества и меценатов выкупивший земли и павильоны выставки. Все работы по подготовке зоопарка к открытию были проведены в кратчайшие сроки, и уже 21 мая 1896 года состоялось торжественное открытие Königsberger Tiergarten. На тот момент в коллекции зоопарка было 893 экземпляра 262 видов животных. Кёнигсбергский зоопарк был очень популярным местом в городе. Сюда приходили не только посмотреть на животных, но и отдохнуть, погулять, послушать музыку. Зона отдыха занимала практически всю центральную часть зоопарка. Здесь располагались здания и сооружения, предназначен-

266

С-33 ные для проведения различных развлекательных и увеселительных мероприятий: концертный зал и концертная площадка, Общественный дом с главным рестораном, музыкальный и выставочный павильоны. По центру была высажена дубовая аллея, а остальная территория оформлена посадками лип, дубов и каштанов. Ковровые цветочные клумбы менялись несколько раз в течение года, открывая посетителям всё новые роскошные картины. Доминантой центральной аллеи была водонапорная, она же смотровая, башня. Поднявшись на площадку, расположенную в верхней части башни, можно было увидеть весь зоопарк. К настоящему времени она, к сожалению, не сохранилась. Зона экспозиции животных находилась по периферии зоопарка. Домики зверей утопали в зелени, благодаря этому у зоосада с богатой коллекцией животных сохранялся характер парка. Как правило, архитектура зданий отражает характер эпохи и модные увлечения. По фотографиям начала XX века видно, что многие сооружения в зоопарке (домики для животных, вольеры для хищных животных и птиц, беседки) были выполнены в восточном стиле и представляли собой богато декорированные массивные постройки. К 30-м годам XX века эти объекты сильно обветшали и требовали ремонта и реконструкции. В последующие годы (с 1933 по 1936-й) многие сооружения были реконструированы. Они стали проще внешне и более функциональными. В 1936 году был принят десятилетний план по реконструкции зоопарка, согласно которому город планировал передавать зоопарку дополнительные средства на обустройство — 50 тысяч рейхсмарок ежегодно. Кроме того, в пользу зоопарка была разрешена специальная лотерея. Перестройку зоопарка в современном стиле предполагалось завершить к его 50-летию в 1946 году, однако война помешала осуществлению этих планов. О судьбе большинства животных в период войны практически ничего неизвестно. Чудом выжило только четверо — лань, барсук, осёл и бегемот. Именно им, уцелевшим, посвящена инсталляция «Освобождение», установленная группой San Donato при содействии Балтийского филиала ГЦСИ на холме при входе в зоопарк в рамках проекта «Музейная ночь в Калининграде-2012», по-новому интерпретирующая классическое пространство классического зоопарка. В конце XIX века на этом месте была размещена четырёхметровая гранитная плита, увековечившая историческую связь Кёнигсбергского зоопарка с Северо-Восточной немецкой промышленной выставкой. Этот памятник не сохранился.

«Отчёт о лечении бегемота Ганса, находящегося в зоосаду Кёнигсберга Не ранее 3 июля 1945 г. Бегемот. 18 лет, рост большой, кличка Ганс, был 7 раз ранен и 2 раза саморанение, 13 дней был без пищи и воды. История лечения бегемота (кратко) Принял лечение к бегемоту с 14 апреля 1945 г. Впервые оказал помощь водой. В последующем попытался дать ему молока. В следующий раз молотой свеклы. Бегемот принялся кушать, но через 3 дня отказался. Я поспешил дать бегемоту водки. Дал 4 литра. После чего бегемот стал сильно просить кушать. Я сперва ему поставил клизму (4 ведра дистиллированной воды), после чего стал кормить его. Бегемот попытался выходить, но так как был пьян, он обранил себя. Боковое ранение 25 х 24 см, глубина — 4 см, другая рана 6 х 7 см. Бегемот стал кушать, но не оправляется. Я поставил 2-й раз клизму (4 ведра дистиллированной воды). Бегемот стал оправляться. Прошло 2 недели, бегемот кушает слабо. Я решил дать водки, 4 литра. Бегемот стал кушать хорошо. Но обратно получился запор. Я поставил ещё клизму (4 ведра дистиллированной воды), бегемот оправляется, но плохо кушает. Я решил дать водки (4 литра), и бегемот отлично стал кушать. Встречались безаппетитные дни, я устранял их переменой пищи. Для лечения бегемота применялись: 1. Промывка марганцовкой гнойных ран 2. Спринцевание ран 3. Пломбирование ран 4. Смазка свежих ран раствором йода 5. Смазка рыбьим жиром гнойных ран 6. Смазка слегка всей поверхности рыбьим жиром 7. Изредка применял аппетитные капли 8. Бинтование гнойных ран

А бегемот, найденный раненым и крайне испуганным в ручье на окраине зоопарка, стал настоящей легендой. О нём рассказывают все экскурсоводы, повествующие о зоопарке. Особый интерес и восторг слушателей вызывает сохранившийся в областном архиве отчёт фельдшера Полонского о лечении бегемота… водкой.

Результат лечения Удалось спасти бегемота, не отходя от него 21 день. Пройдя 1 месяц и 19 дней, я добился полного здоровья и сейчас занимаюсь дрессировкой бегемота как катание верхом на бегемоте по парку и т. д.

По информации, полученной из архива, бегемот Ганс прожил в зоопарке до 1950 года. Последующие регулярные успехи в размножении бегемотов

Зоотехник: Владимир Петрович Полонский» (Государственный архив Калининградской области. Ф. 330. Оп. 1. Д. 17. Л. 1, 1 об.)

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

267

С-33

Соколова Светлана

Фото из архива Гданьского зоопарка, 2015

и обеспечение маленькими бегемотиками практически всех зоопарков на советском и постсоветском пространствах и вовсе привели к тому, что бегемот в конце концов стал символом Калининградского зоопарка. Сейчас в коллекции зоопарка представлены животные практически со всех континентов планеты, многие из них занесены в международную Красную книгу. До настоящего времени в зоопарке сохранилось большое количество уникальных для России исторических сооружений, великолепный старинный дендропарк, яркие образчики довоенной и послевоенной скульптуры. Кстати о скульптурах — в послевоенное время зоопарк по чьей-то инициативе, определившей его местом обитания не только живых, но и каменнобронзовых животных, не раз становился местом «прописки» самых разных скульптур не только из бывшего Кёнигсберга, но и из других городов региона. Здесь «жили» знаменитые «Борющиеся зубры», лось из Тильзита и лось из Гумбиннена. Впрочем, здравый смысл в конце концов возобладал, и практически все скульптуры вернулись на свои исторические места. «Прижился» только «Орангутан» работы известного кёнигсбергского скульптора-анималиста Артура Штайнера, и поныне философски взирающий на суетливых отдыхающих в зоопарке. Кстати, в 2014 году благодаря установившемуся дружескому контакту с внучкой скульптора небольшой музей зоопарка пополнился ещё двумя его работами. Надо сказать, что помимо музейной экспозиции посетителей зоопарка постоянно ждут и другие сюрпризы, которые готовят для них его сотрудники. Так, в 2012 году Калининградский зоопарк выиграл грант от Министерства по туризму Калининградской области на создание

268

С-33

аудиогида на основе QR-кодов (размещены на информационных табличках по всей территории). Надо отметить, что зоопарк первым в регионе применил эту инновационную технологию, которая давно и успешно используется во всём мире. А «личным экскурсоводом» для калининградцев и гостей города стал известный телеведущий Николай Николаевич Дроздов, который озвучил аудиогид по Калининградскому зоопарку. Сейчас посетители имеют доступ и к бесплатному вай-фай, чтобы отсутствие мобильного Интернета не стало препятствием для увлекательной (и познавательной!) прогулки. Но, как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому следующий проект, на реализацию которого зоопарком был выигран грант Института Гёте в рамках Года Германии, проходившего в 2012/13 году в России, был посвящён визуализации истории зоопарка. Проект назывался «Исторические зоопарки в современной городской среде: роль перспективы, проблемы» и включал создание мини-музея зоопарка, установку информационных щитов с фотографиями, рассказывающими об истории Кёнигсбергского зоопарка, проведение одноимённого круглого стола с участием представителей ведущих российских и немецких зоопарков. В рамках проекта «Музейная ночь в Калининграде — 2013» 18 мая 2013 года состоялось открытие проекта — был презентован новый городской туристический маршрут «Исторический зоопарк». Места для установки информационных щитов выбраны таким образом, чтобы посетитель мог сравнить одно и то же место — как оно выглядело в Кёнигсбергском зоопарке и как оно выглядит сейчас. В выставочном зале открылась постоянно действующая экспозиция с историческими экспонатами — открытками с видами Кёнигсбергского зоопарка, буклетами, посудой, билетами на вход и т. п. По словам вице-консула Генерального консульства Германии в Калининграде, руководителя отдела культуры Даниэля Лисснера, также принявшего участие в работе круглого стола, зоопарк достоин считаться настоящим сердцем города. Важен он и с экологической точки зрения, потому что его обширная парковая часть — часть зелёных лёгких города. Такая вот городская анатомия… В зоопарке реализуется множество интереснейших проектов, направленных на взаимодействие с публикой. Возрождены традиционные кёнигсбергские музыкальные вечера, и в летний сезон каждую субботу теперь можно наслаждаться джазовой, блюзовой и классической музыкой. В 2013 году зоопарк впервые стал участником международной Балтийской биеннале фотографии «Фотомания». Благодаря участию в этом проекте посетители зоопарка смогли познакомиться с лучшей в России выставкой фотографий дикой природы «Золотая черепаха. Первая пятилетка. Лучшее».

Фото из архива Калининградского зоопарка, 2015

Но самая главная и сложная задача, которая стоит перед руководством зоопарка, — это его масштабная реконструкция. В 2013 году совместно с польским архитектором Мареком Наконечны был разработан Мастерплан (Концепция развития территории) Калининградского зоопарка, в котором, с одной стороны, использован самый лучший европейский опыт создания новых экспозиций, с другой — предусмотрено максимальное Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

269

С-33

Соколова Светлана

сохранение исторических объектов Кёнигсбергского зоосада. Мы точно знаем, что после реконструкции зоопарк станет одной из основных точек притяжения туризма в городе и окажется вполне конкурентоспособным на фоне европейских зоопарков. Мы стремимся соединить историческое прошлое и инновационное будущее, и я уверена, что у нас это получится!

Зоопарк Oliwa в Гданьске Этот зоопарк, расположенный в районе Oliwa в Гданьске, является одним из самых больших в Польше. Инициатива его создания зародилась в конце 40-х годов прошлого века и с таким энтузиазмом была поддержана жителями города, что городским властям, пусть сначала и без особого желания, но пришлось в 1953 году согласиться создать зоопарк в Гданьске. Для этого было выделено около 100 га территории в великолепной лесной долине с разнообразным ландшафтом и мягким микроклиматом. С конца XIX века и до 1945 года в этом месте располагался пансионат для людей с заболеванием верхних дыхательных путей. Сохранившиеся здания того периода — главный административный корпус, хозяйственные постройки и бывшая водяная мельница старинной усадьбы, стоявшей тут с начала XIX века, были адаптированы под нужды зоопарка и используются до сих пор. Торжественное открытие зоопарка состоялась 1 мая 1954 года (спустя 58 лет после открытия Königsberger Tiergarten). Его первыми обитателями стали пожертвованные горожанами мелкие животные — кролики, морские свинки, лисы, олени, фазаны, а также обезьяны и попугаи — подарки моряков. После этого коллекция зоопарка стала быстро разрастаться за счёт помощи других польских зоопарков, в первую очередь Варшавского. Своим быстрым развитием в 1950–1960-е годы Гданьский зоопарк обязан первому директору Михалу Массальскому и жителям Троймяста, которые проделали грандиозную работу по развитию коммунальной инфраструктуры зоопарка абсолютно бесплатно, на одном энтузиазме! В то время были организованы основные дороги, осушены водно-болотные угодья, построены новые вольеры для обезьян, хищников и птиц, устроены бассейны с естественной водой для тюленей и пингвинов. Усилия сотрудников зоопарка и жителей Троймяста не прошли даром, и в середине 80-х годов в зоопарке «Олива» обитало около 800 представителей 176 видов животных, включая белого носорога, белых и гималайских медведей и других редких животных. Уже в то время зоопарк посещало около 400 тысяч посетителей ежегодно. С 1991 года, когда директором зоопарка стал Михал Тарговски, коллекция зоопарка систематически увеличивалась на многие редкие виды животных. Появились орангутаны, ориксы, сомалийские ослы, карликовые бегемоты и др. В обмен на карантин пятидесяти двугорбых верблюдов из Казахстана перед отправкой их в другие страны Евросоюза Гданьский зоопарк получил стадо одногорбых верблюдов, альпак, фламинго и пеликанов. Несмотря на стиль, тяготеющий скорее к сафари, в Гданьском зоопарке находится место и искусству. На одной из аллей расположилась замеча270

С-33

Калининградский зоопарк. Инсталляция «Освобождение» группы «Сан Донато», БФ ГЦСИ, Калининград. Фото Е. Уманского, 2012

тельная фотовыставка сотрудника зоопарка, на металлическом бизоне (зубре?) охотно фотографируются все желающие, а вход в зоопарк охраняет опять же… пара каменных львов! За последние годы здесь открылось несколько новых объектов: «мини-зоо» с контактными животными, павильон с тропическими птицами, амфибиями и рептилиями. В 2005 году начал работу комплекс павильонов с вольерами для обезьян. Построен новый жирафник с дополнительным вольером для любимцев публики — вечно озабоченных и снующих по своим ходам сурикатов. Все работы по модернизации зоопарка ведутся в строгом соответствии с требованиями Европейской ассоциации зоопарков и аквариумов (EAZA), членом которой Гданьский зоопарк является с 1993 года. Членство в этой организации — показатель признания профессионализма и успехов развития среди коллег, просто так в неё попасть невозможно. Кстати, Калининградский зоопарк — на полпути к этому заветному статусу и сейчас является кандидатом в члены EAZA.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

271

С-33

Соколова Светлана

В настоящее время в Гданьском зоопарке ведётся строительство грандиозного вольера (2 га наружных площадей!) для львов, которых в коллекции зоопарка не было. Столь масштабное строительство для в общем-то довольно ленивых и нетребовательных животных коллеги объясняют тем, что символу Гданьска (а им является лев — символ богатого и успешного города) пристало жить в самых роскошных условиях. Кстати, автором многих объектов, построенных в последние годы в Гданьском зоопарке, выступил тот самый архитектор Марек Наконечны, автор Мастер-плана Калининградского зоопарка. Урбанист, проектирующий аэропорты, железные и автомобильные дороги и крупные торговые центры, всё своё свободное время он отдаёт изучению биологии и условий содержания животных в современных зоопарках. «Зоопарки — моё личное и профессиональное хобби, — говорит Марек. — Работая над зоопарковскими проектами, я получаю невероятное удовольствие». 272

С-33

Медведь, Калининградский зоопарк. Фото Е. Уманского, 2012

В числе следующих грандиозных проектов — вольер для стада слонов с огромной территорией наружного выгула, где планируется устроить что-то вроде пансионата для животных, требующих специального ухода: из цирков, с травмами, с проблемами здоровья. И всё это — примеры самых ярких и гуманистических инициатив, которые только могут предложить современные зоопарки, за неполные сто лет шагнувшие от концепции зверинцев на потеху публике к современным институциям, во главу угла ставящим сохранение видового разнообразия животного мира нашей планеты. И радующие своих посетителей удивительными красками самых экзотических и причудливых или, напротив, скромных и неприметных (но от этого не менее интересных) наших соседей по планете. Оглянитесь: удивительное — рядом!

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

273

С-34

Сологубов Александр

Сологубов Александр Калининград — Москва, Россия Кандидат философских наук

Арабески 1. Городские надписи О надписях на стенах в Калининграде задумывались с самых первых лет. В заметке, опубликованной в «Калининградской правде» в 1948 году, автор сожалеет, что многие места в Калининграде, следы боёв и своеобразные памятники воинской славы никем и никак не оберегаются: «На левой набережной Прегеля на облицованной кирпичом стене путепровода над железнодорожным мостом сохранились надписи, сделанные советскими воинами в день штурма Кёнигсберга. Одна из них напоминает, что «Здесь первыми прошли гвардейцы Толстикова». С гордостью смотрят на эту ставшую исторической надпись проезжающие мимо люди. Пешеходы останавливаются, чтобы прочитать патриотические призывы, сделанные рукой героев-солдат, отвоевавших у врага наш город и бывших его первыми советскими гражданами. Но эти драгоценные надписи варварски уничтожаются. И как ни позорно, повинен в этом не какой-либо злобствующий хулиган, а клуб морского торгового порта. Его афишами о танцах и кинофильмах заклеена чуть ли не половина надписей, дорогих сердцу каждого калининградца. Так могло случиться только потому, что в Калининграде до сих пор не взяты под охрану памятники Великой Отечественной войны. Разве нельзя сохранить неприкосновенными надписи, подобные тем, о которых мы рассказали, установить мемориальные доски на месте боёв, решивших победу советских гвардейцев в штурме Кёнигсберга? Всё это нужно сделать, ибо отсюда, от этих памятных мест начинается история нашего советского Калининграда». Эти надписи давно пропали. А на стене путепровода теперь укреплена мемориальная доска со словами: «Ночью, 8 апреля 1945 года, при штурме Кёнигсберга, здесь первыми форсировали реку гвардейцы 16 стрелкового корпуса, которым командовал генерал-майор Гурьев С.С.» Если отойти дальше от описанного места, то на «горбатом» путепроводе (ул. Вагоностроительная, быв. Arndstraße), что у вагонзавода, до 2006 года была прекрасно сохранившаяся надпись, нанесённая чёрным варом: 274

С-34 «Wählt Thälmann» — «Выбирайте Тельмана». Сделана она была, надо полагать, весной 1932 года перед выборами рейхспрезидента и земельными выборами, на которых победила партия с номером 8 (НСДАП). Надпись благополучно пережила нацистское время, штурм Кёнигсберга (в частности бои в районе самой вагонной фабрики), всё советское время, «лихие 90-е». Не пережила только подготовку к 60-летию Калининградской области. Лихие маляры по указанию кого-то безвестного покрыли бетонную конструкцию светлосерой краской, скрывшей надпись. Надеюсь, штукатурку не снимали и надпись благополучно законсервирована. До лучших времён. Более печальная история произошла со столь же старой надписью, сделанной на крепостной стене, что у сегодняшнего музея янтаря. Растянувшаяся на несколько метров, сделанная таким же чёрным варом, она вопрошала: «Für wem marschiert ihr? Für Hugenberg?» — «За кого вы маршируете? За Хугенберга?». Возможно, речь шла об Альфреде Хугенберге (1865–1951), известном политическом деятеле, министре сельского хозяйства в первом правительстве Гитлера в 1933 году. Надпись пережила штурм Кёнигсберга, пережила Гитлера, потом Хугенберга, потом всё советское время. Она видна на документальных фотографиях, сделанных весной 1945-го, и на фотографиях весны 1985-го, сделанных к сорокалетию штурма города. Я фотографировал её ещё в 2004 году. Но в 2006 году работники Музея янтаря решили почистить стену с внешней стороны и обратились в польскую фирму, специализировавшуюся на таких работах. Фирма сделала своё дело. В самом начале «нулевых» мы с друзьями отправились в поход выходного дня в сторону Заозёрья, что за «Балтикой», бывшим мотелем. Была зима. Отдохнуть мы забрались в старое немецкое зернохранилище. Пока существовал колхоз, здание использовали. Потом забросили. Заколотили окнадвери. Но те испытатели, кто очень хотел, пробирались-таки внутрь. Внутри каменной коробки, покрытой черепичной крышей, была мощная деревянная конструкция в три или четыре уровня. Не помню. Пол на каждом уровнеэтаже был разделён на секторы невысокими барьерами. В каждый сектор раздельно засыпали то или иное зерно, чтобы сорта не смешивались. В тот день холодный зимний воздух пах сухим старым зерном, которого довольно много было ещё оставлено в хранилище. Корм для мышей и голубей, перемешанный с их же помётом. Пока друзья распаковывали прихваченные из дому тормозки, я осмотрел зернохранилище. На одном из столбов, державших всю конструкцию, я увидел карандашные надписи: с одной стороны — «Ernte 1943» («Урожай 1943»), с другой — «Овёс 1949». Хранилище более не существует. Если проехать по области, можно в разных её уголках найти эти письменные свидетельства прошлого, то явные, то потаённые. «Да здравствует Красная армия!» — написано на доме. «Под знаменем Ленина, под водительством Сталина — вперед, к победе коммунизма!» — написано под мостом, где когда-то проходили речные суда. В Выборге, судьба которого сходна с судьбой нашего города, есть надпись, сделанная рукой советского бойца на кирпичной стене одного из зданий: Мелоян Арутюн, 1940.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

275

С-34

Сологубов Александр

1940 — это когда наши первый раз взяли город. О надписи в Выборге знают краеведы и показывают её приезжим. Такого рода объекты создают ощущение истории иной раз более ясное, глубокое и живое, чем экспонаты музеев. Сохранить их трудно, и по формальным, и по техническим основаниям. Однако легко фотографировать и коллекционировать. Пускай существуют хотя бы в таком виде.

Калининградские палисады. Фото Ю. Бардун, 2015

2. Палисады как часть публичного пространства Раньше я не обращал на них внимания. Вернее, обращал, но самый его край. За послевоенные годы Калининград практически лишился такого атрибута буржуазной жизни, как палисад. Дорогие, кованые и литые городские ограды, придомовые скромные загородки — всё это, существовавшее в изобилии, исчезло. Остались только бетонные и каменные столбы — фундаменты, из которых торчат спиленные или отломанные останцы металлических креплений оград. Чем только от бедности жизни не заменяли калининградцы исчезнувшие ограды: деревянным штакетником, рабицей, проволочной путаницей, живой изгородью и проч. В этом ряду особо стоит только один вид ограды. Кладбищенская. «Стильная», она вполне годилась как замена спиленным городским оградам. И потащили голубчики-калининградцы ограды с соседних кладбищ. К оградам добавилась кладбищенская плитка. Годится для придомового мощения. А в особо большую лужу можно и надгробную плиту опустить. Крупную лужу она разом вытеснит. Кстати, касается сказанное не только Калининграда, но и других городов и всей области. В Калининграде же такие палисады несложно найти, в частности, поблизости от парка Калинина, парка на Литовском валу и других парков-кладбищ. Ограды у жилых домов, возле учреждений, даже возле детских садов. Погуляйте по городу, обращая теперь особое внимание на палисады.

3. Переселенцы-разведчики, а также о калининградских крышах Мало кто из первых переселенцев в Калининградскую область имел адекватное представление о земле, на которую приехал, о её истории. Всё здесь было чужим, и первые годы переселенцы были своего рода разведчиками, исследуя то, что есть на территории: от оврагов и малинников до дренажа и мельниц. «Калининградцы ещё не успели толком узнать здешних грибных мест. И хорошие грибы от несъедобных не все отличить умеют» («Калининградская правда», 1952). Сотни необитаемых деревень, тысячи пустых домов таили много неизвестного как для новой администрации, так и для прибывающих поселенцев. Находки и открытия стали обыденностью. Сообщения в прессе содержали соответствующую ситуации «риторику разведчика»: «обнаружено», «разыскано», «добыто» и т. д.

276

С-34

Клумба в Калининграде. Фото Е. Уманского, 2010

В условиях дефицита строительных и других материалов можно было «изыскать» почти всё необходимое для нехитрого переселенческого хозяйства. Не только область, но и сам областной центр был малоизучен. Например, в калининградском городском тресте зелёного строительства не знали, что в городе есть ботанический сад. На его территории были разбиты огороды, выпасался скот («Калининградская правда», 1947). В городах отсутствовала немецкая документация, без которой сложно было налаживать водопровод, канализацию, газовую систему. Незнакомой была техника, оставшаяся от немцев. Её ремонт и наладка доставляли переселенцам определённые неудобства. Проблемой оказалось освоение мелиорационной системы. Кроме отсутствия документации, а также опыта, отвечающего местным условиям, возникли принципиальные трудности с организацией эксплуатационной службы осушительной системы. Были опробованы различные формы организации: мелиоративные бригады, звенья, институт ремонтёров, но ни одна из них не прижилась. Мнения и слухи о неблагоприятном климате, сложностях ведения хозяйства в условиях области, неплодородности почв были широко распространены, и в отчёте экспедиции Института географии АН СССР его автор П. Г. Ожевский не преминул отметить, что «представление о природе области как о какой-то особой, в корне отличающейся от остальной природы нашей Родины, совершенно неверно» (1951).

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

277

С-34

Сологубов Александр

Непривычность климата способствовала и обратничеству — возвращению переселенцев в родные места. Поэтому просветительская работа велась в газетах, на сельскохозяйственных курсах и т. д. Мягкий и влажный климат области был необычным настолько, что стал общим местом во многих опубликованных позже воспоминаниях. Из-за малой изученности климатических условий, недостаточной просветительской работы среди переселенцев распространилось «обывательское мнение о "гнилой зиме"»: в Калининградской области не бывает настоящей зимы. Мнение это повлияло даже на спорт. В спортивных организациях зимние нормы ГТО были заменены летними, лыжный и конькобежный спорт не развивался. Противники этой политики приводили аргументы, что «сама действительность из года в год опровергает несостоятельные "теории" о неустойчивости калининградской зимы» («Калининградский комсомолец», 1952), что «в городах Литовской ССР, находящихся в одинаковых с Калининградом климатических условиях, работают на полную мощность катки и лыжные базы» («Калининградский комсомолец», 1952). Незнание не было специфической проблемой только колхозников или коммунальщиков. Не будет преувеличением сказать, что затруднения испытывали все. Например, архитекторы. Из-за незнания климата сложности возникали и в строительстве. Присмотритесь к крышам старых домов. Какие они, как они сделаны? В послевоенном Калининграде крыши многих зданий были разрушены, и их надо было восстанавливать. По строительным нормам угол уклона мог лежать в пределах 30–45°. Рассматривая соответствующую проблему, главный архитектор города Д. К. Навалихин заявлял: «Следует восстанавливать не Кёнигсберг, а Калининград, поэтому следует пересмотреть вопрос уклона кровли» (1949). Дело в том, что это был не только технический, но ещё и политический вопрос. Большой уклон черепичных крыш в 45° (необходимый в климатических условиях Калининградской области и принятый у немцев), требует мансардных помещений и придаёт зданиям «немецкий вид». Малый же уклон, как выяснилось, приводит к протеканию крыш, гниению деревянных конструкций. Специалисты ссылались на свой опыт: «…в Ленинграде снег всю зиму не тает, а в Калининграде тает, что является причиной просачивания влаги через черепицу». Архитектурный совет, вынужденный лавировать, принимает компромиссное решение — определить угол уклона в 35°. Однако такое устройство крыши «можно считать только временным», и следует «установить архитектурно-строительный контроль за стройками города»: будет течь или нет.

4. Калининградская диковина — мелиорация Если немного отъехать от Калининграда, например, в сторону Гвардейска, то можно увидеть странные поля, большую часть года покрытые водой или заболоченные. Поля разрезаны длинными, довольно частными канавами, сильно оплывшими. Климат и строение грунта в Восточной Пруссии обусловили необходимость мелиорирования земель. В противном случае почва, как губка, напитанная водой, которой некуда уйти, не будет плодородить. Только благодаря 278

Мелиоративный канал, Калининградская область. Фото Е. Уманского, 2010

С-34

мелиорации около 72 % земли стало пригодно для сельского хозяйства. Мелиоративные работы начались в Восточной Пруссии во времена Тевтонского ордена, который приглашал голландцев, имевших большой опыт такой работы, на постоянное поселение. Первые систематические мелиоративные работы на территории современной Калининградской области были проведены в 1613–1616 годах в районе Гильге — Таве — Скёпен. Массовые мелиоративные работы начались в XIX веке. К началу Второй мировой немцы создали в Восточной Пруссии самую плотную в Европе мелиоративную сеть. По своей сложности и оснащённости механизмами она являлась и одной из лучших в Европе. Это признавалось и после войны советскими мелиоративными службами, о чём свидетельствуют неоднократные упоминания в различных документах. Однако сеть нуждалась в постоянном и дорогом уходе, её развитие также стоило очень дорого. Но землевладельцы оплачивали эти затраты, поскольку они высоко окупались. Немецкая мелиоративная сеть оказалась диковиной для переселенцев, никогда не видевших ничего подобного. Например, как рассказывали автору первые переселенцы, гончарные дренажные трубки, повсюду зарытые в землю, иногда воспринимались как незавершённая немцами сапёрная работа. Естественно, трубки рассматривались как опасные предметы Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

279

С-34

Сологубов Александр

и изымались с полей и огородов. Сильно нарушила дренаж и глубокая вспашка, противопоказанная в местных условиях, но повсюду применявшаяся. Использовались неправильные агротехнические приёмы — бессистемная вспашка. При этом была ликвидирована создававшаяся столетиями система организованного поверхностного стока. Калининградские земельные и водные управления проводили регулярные информационные мероприятия, в частности в периодической печати. Устраивались так называемые «месячники мелиорации». Калининградские газеты первого десятилетия полны призывов к сохранению мелиоративной сети. Уже обустроенная территория должна была инициировать определённые действия со стороны переселенцев. В деле эксплуатации имевшейся мелиоративной сети и её реконструкции советские мелиораторы столкнулись с рядом трудностей, прежде всего структурно-организационного характера. При реконструкции мелиоративной сети возникло много несогласованностей. Состояние многих мелиоративных систем было неудовлетворительным. В разных случаях этому давались разные объяснения. В газетах, в официальных документах, предназначенных для выхода «наружу», говорилось, что немцы при отступлении специально уничтожали насосные станции, мосты, дамбы, что все мелиоративные системы выведены из строя в результате военных действий. В документах «внутренних» указывается ряд факторов, обусловивших современное состояние мелиоративной системы: военные действия, послевоенный демонтаж, разворовывание и уничтожение оборудования, отсутствие ухода. Позднее пришлось завозить недостающие агрегаты из советской оккупационной зоны Германии. Восстановление мелиоративных сетей было осложнено также отсутствием немецкой технической документации. Несмотря на необходимость скорейшего восстановления мелиоративной сети в Калининградской области, большие капиталовложения и искренние усилия со стороны специалистов-мелиораторов, её восстановление растянулось на десятилетия. Сложная пространственно-хозяйственная структура, требовавшая для успешного использования и поддержания специальных знаний, значительных материальных затрат и организованных физических усилий, оказалась в значительной степени заброшенной. Сегодня интенсивное занятие сельским хозяйством в Калининградской области возможно только при условии восстановления мелиоративной сети.

5. Астрономы в Кёнигсберге / Калининграде Хотя Кёнигсберг не был идеальным местом для астрономических наблюдений, с городом связано несколько значительных событий из истории этой науки. В 1541 году герцог Альбрехт для лечения своего советника пригласил посетить город Николая Коперника (1473–1543). Известность последний получил благодаря не только своим трудам, но и поддержке Мартина Лютера (кстати, тоже бывавшего в Кёнигсберге), который способствовал изданию книги Коперника «De revolutionibus orbium coelestium» («О вращении небесных сфер», 1543). В книге предлагался новый взгляд на мироустройство.

280

С-34

Из модели Коперника следовало такое явление, как звёздный параллакс. Наблюдение смещения звезды на фоне других звёзд, вызванное движением Земли вокруг Солнца, было бы неопровержимым доказательством правоты Коперника (это аналогично тому, когда мы смотрим на палец вытянутой руки то одним, то другим глазом, и палец смещается на фоне более далёких объектов.). Собственные наблюдения, произведённые Коперником при помощи простейших диоптрических средств, не дали результата. Слишком мал эффект, слишком велики расстояния до звёзд. Коперник об этом не знал. Именитые учёные безуспешно пытались обнаружить параллакс в XVI– XVIII веках. Только в 1822 году Василий Яковлевич Струве (1793–1864), директор Дерптской, а позднее Пулковской обсерватории, измерил параллаксы двух звёзд. В 1835 году он получил уточнённые данные, и, таким образом, спустя триста лет после Коперника звёздный параллакс был обнаружен. Как нередко бывает в науке, приоритет Струве не был признан. Лавры (приоритет и золотая медаль Лондонского королевского общества) достались кёнигсбергскому астроному Фридриху Вильгельму Бесселю (1784–1846). История с приоритетом сложнее, чем я описал, но это уже другая тема. Кстати, Бессель приобрёл для Кёнигсбергской обсерватории телескоп, изготовленный знаменитым оптиком Йозефом Фраунгофером (если вы сомневаетесь в знаменитости последнего, если вы о нём даже не слышали, поезжайте в Мюнхен. Улица Фраунгофера, аптека Фраунгофера, институт Фраунгофера. И даже бар «Фраунгофер», где можно выпить одноимённого пива). Телескоп этого мастера, кстати, был куплен также Дерптской обсерваторией, и на нём Струве провёл свои первые наблюдения параллакса. Фраунгофер стал невольным первооткрывателем нового физического метода — спектрального анализа. С помощью метода можно было узнать, из чего состоят Солнце и другие звёзды. Развитие интереса физиков к спектрам привело к кризису физики и появлению квантовой механики. Бессель знаменит не только измерением параллакса, но и геодезическими работами. Он измерил расстояние от Кёнигсберга до Пиллау (современного Балтийска), используя метод триангуляции, а позже выполнил такие измерения для всей Восточной Пруссии. Профессор Калининградского университета Казимир Клеофасович Лавринович (1941–2002), астроном по образованию, написавший книгу о Бесселе, показывал мне места, где предположительно находились бесселевские триангуляционные вышки. В 1998 году в Калининград из Варшавы по собственному желанию и по моему приглашению приезжал профессор Павел Чарторыйский (1924–1999), потомок рода князей Чарторыйских, историк науки и издатель произведений Коперника. Оба профессора были моими гостями. Помню, Казимир Клеофасович запел арию, когда профессор Чарторыйский подарил ему юбилейное репринтное издание книги «De revolutionibus» (1973). В тот вечер мы говорили о Бесселе, Копернике, университете и современной жизни Калининграда. Итак, в Кёнигсберге в первой половине XIX века человечество в лице астронома Бесселя измерило звёздный параллакс, а тем самым и расстояние Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

281

С-34

Сологубов Александр

до звёзд. Впервые это произошло или нет, нам неважно. Границы Вселенной значительно раздвинулись. А что стало с кёнигсбергским телескопом, изготовленным Фраунгофером и купленным Бесселем? Сгорел. Вместе с обсерваторией. После бомбардировки города союзниками.

6. Искусство и познание, или О первых художниках Калининграда Художник — это и Homo faber — ремесленник, и Homo animabilis — человек духовный, и Homo scientis — человек познающий, знающий. Профессионализм проявлялся, в частности, в способности уловить местную специфику и передать её в своих произведениях. На этой земле произошёл разрыв традиций (лат. traditio — передача; исторически сложившиеся и передаваемые из поколения в поколение обычаи, порядки, правила). Для тех художников-немцев, что жили здесь ранее, эта земля осталась только в памяти, тогда как глаза приехавших новых видели её, но руки не могли «воспевать». Приехавшие принадлежали к иным традициям. Хочешь не хочешь, но они воспевали то, откуда они пришли. Первым калининградским художникам, собравшимся в немногочисленное товарищество, было нелегко. Никто не мог обучить их местному колориту, только они сами. Но постепенно стали появляться первые навыки и образцы того, как правильно изображать медленно открывавшееся незнакомое. Профессионализм художника проявлялся в том, что мастер был в состоянии уловить местную специфику и передать её в своём произведении. «Это люди особенные, они отражают философски явления природы. Мы не художники, не наблюдаем за цветом неба. А вот такой именно цвет неба в Калининграде можно наблюдать» (1962). Старейший калининградский художник Константин Михайлович Кишкин (1892, Тифлис — 1970, Калининград) был одним из признанных мастеров, научившихся улавливать местную специфику: «Кишкин — художник с поэтическим чувством, он понимает глубоко природу, у него нет типичности о Калининградской области» (1959). Именно он оставил нам необычайно интересное и редкое свидетельство. На обсуждении работ молодых коллег Н.П. Карякина (1921, Сурск — 1990, Калининград) и М.Г. Пясковского (1925, Пятихатки — 2012, Калининград) он заявил: «Тема интересная; надо дорабатывать, найти психологическое состояние. Нравится рисунок в карандаше и "Ненастье"; нет специфики Калининградской природы, нет серебристости и влажности воздуха, при которых крыши домов зазвучали бы по-иному» (1956). Скромный мастер, к тому времени уже десяток лет писавший на местные темы, благодаря таланту и усердной работе стал, пожалуй, первым, кто приблизился к сырой тайне балтийского гляциогенного ландшафта. Он, первый, мог уже учить других.

282

С-34

Первые художники. Фото из Государственного архива Калининградской области

С течением времени художники замечали всё больше, научались всё большему, достигая большего мастерства в отображении местной специфики. Специфики, правдивая передача которой была бы «не по зубам» неофиту. «Проходит определённое время, пока художник приглядится, познакомится с жизнью…» Вот, например, отзывы о работах Петра Владимировича Симонова (1912 — дата смерти неизвестна), одного из первых калининградских художников: «Оригинальны и поэтичны картины художника Симонова, я очень удивлена, что они висят в разных залах, я имею в виду "Хмурый день" и "Весна". В картине "Хмурый день" очень хорошо показана вода. Художнику удалось очень хорошо схватить те серые тона, которые так присущи нашему городу» (1962). Возникала своеобразная взаимоигра: художники улавливали определённые особенности объекта, создавая традицию воспроизведения. Делились со зрителем, создавая и закрепляя стереотипы восприятия. Зритель в дальнейшем требовал от мастеров следования этим стереотипам. Кроме достижения успехов в схватывании местной специфики, можно говорить и о новом знании в чисто ремесленном аспекте: «Скульптор МОРГУНОВ говорит о том, что нашу область и Калининград пора украсить скульптурами, выполненными из мрамора и бронзы, указывая на то, что бетонные скульптуры в нашем климате быстро теряют свой первоначальный вид и разрушаются, таким образом на первый взгляд более дешёвые скульптуры оказываются самыми дорогими» (1957). Трудновыявимо в силу разных причин и требует дальнейшего специального исследования непосредственное восприятие первыми калининградскими художниками тех фрагментов и остатков чужой культуры, которые они застали здесь. Материалов по данному вопросу у меня пока очень мало. Возможно, об этом либо вообще не осталось документальных следов, либо они очень редки. Потому пока повторю за одним из официальных гостей шестой областной выставки калининградских художников: «Во всех трёх залах я не вижу никаких следов той жизни, которая некогда здесь была, я здесь вижу преобразованный край» (1959) Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

283

Т-35

Толстова Анна

Толстова Анна Москва — Санкт-Петербург, Россия Художественный критик

Воображаемые дома-музеи Антанас Мончис (1921–1993) никогда не жил в советской Паланге, в голубом двухэтажном домике с просторной студией на улице Симонаса Даукантаса, как будто специально выстроенном для заслуженного или народного художника республики. Не платил членских взносов, не получал званий. Не открывал к концу сезона выставку в зале Союза художников. Не ходил под ручку с академиками и членкорами, седовласыми бородатыми пижонами в беретах, мимо дач и пансионатов на пирс — дышать янтарнойодистым воздухом и любоваться закатом. Не гулял в Ботаническом саду, бывшем парке графов Тышкевичей, слушая пение сосен. Он родился неподалеку от Паланги — в селе Мончай Кретингского уезда. Окончил гимназию в Кретинге и поехал учиться на архитектора в Каунас, но война прервала занятия, и в 1944-м его — большой волной литовской эмиграции — унесло на Запад. Только язык, воспоминания и географическая фамилия Мончис связывали его с родной землёй, с литовско-прусским пограничьем. Он поселился во Франции, учился у Осипа Цадкина, работал бок о бок с Марком Шагалом. Он стал парижским художником и оставался парижанином, даже когда иллюстрировал «Рассказы и сказки старой Литвы» Оскараса Милошюса, более известного как Оскар де Милош. Сказки эти был написаны, естественно, по-французски. Только в 1989 году Антанас Мончис в первый раз после долгой разлуки приехал в Литву и, словно предчувствуя её скорую политическую независимость и свою близкую смерть, подарил Паланге большое собрание своих вещей. Он умер в Париже, но похоронен рядом с родителями на родине. В 1999-м в Паланге открыли дом-музей. Как ни странно, кажется, что работы Мончиса, не имеющие ничего общего с тем, чем занимались в этих краях советские мастера искусств, славно проводившие время в Паланге, в Доме творчества Союза художников СССР, были созданы именно здесь, настолько они пропитаны духом местной этнографии, археологии и даже палеонтологии. Глиняные статуи-свистульки словно бы хранят голоса моря, дюн и чаек. Можно подумать, что фигуры 284

Т-35 Мончиса, не то идолы, не то скелеты доисторических животных, непременно вырезанные из одного, своего, ствола, — это родившиеся, освобожденные от дерева или вышедшие из него существа, которые раньше были елями и липами в тышкевичском парке архитектора Андре. Или вообразить, что маски — это духи, водящиеся в окрестных лесах. Отчего-то в них узнаётся не столько Парижская школа, сюрреализм или послевоенная абстракция, не столько та скульптурная традиция, какая превозносилась в книжках Герберта Рида, запертых до самой перестройки в спецхранах библиотек, сколько Паланга и море, пески и сосны. Этим магическим эффектом освоения и присвоения земли в меньшей степени обладают дома-музеи литераторов. Тот самый, подлинный, купленный на Нобелевскую премию дом Томаса Манна в Ниде не производит впечатления такой аутентичности. Дом-музей художника часто полон подвохов и соблазнов, он манит подойти к окну и оглядеть окрестности в поисках зрительных впечатлений, отразившихся в искусстве хозяина, он незаметно врастает в почву. Но границы, названия стран и состав населения изменяются, переделываются карты, переписываются летописи, и музеи, исторические и краеведческие, тоже меняют свой смысл, облик и направленность. Мы едва ли встретим упоминание о немцах в Музее Вислы в Тчеве-Диршау, а в Музее Малой Литвы в Клайпеде-Мемеле нас почти заставят согласиться с тем, что Мемельланд с первобытных времён только и делал, что мечтал о Клайпедской конвенции. «Во все времена у людей отнимали родину; нет ни одной эпохи, в которой не было бы высланных, изгнанных, всегда и во всех концах света люди были вынуждены спасаться на чужбине: они могли выстоять, если они прекращали искать единственную истину в прошлом», — писал уроженец мазурского Элка-Лика немецкий писатель Зигфрид Ленц в романе «Краеведческий музей». Книга эта якобы вдохновлена эпопеей с Музеем Восточной Пруссии в Люнебурге, музеем изгнания и ностальгии. Как показано в романе Ленца, каждый большой музей, представляющий большую историю, неизбежно делается заложником той или иной идеологии. Нынешний «антропологический поворот» в гуманитарной мысли заставил нас больше доверять маленьким музеям, отказавшимся от большого исторического нарратива и рассказывающим маленькие истории частных людей. Например, домам-музеям, появление которых особенно желанно на землях бездомья, спорных и выморочных, в странах изгнанников и переселенцев. Быть может, поэтому неродной дом экспатрианта Мончиса столь естественно пустил корни в Паланге. В той части Восточной Пруссии, что с 4 июля 1946 года носит название Калининградской области, есть один-единственный дом-музей немецкого художника: музей Германа Брахерта (1890–1972) в Отрадном-Георгенсвальде, близ Светлогорска-Раушена. Мастер на все руки, будь то монументальнодекоративная пластика или янтарная миниатюра, в годы Веймарской республики Брахерт был первым скульптором Восточной Пруссии. Приглашённый преподавать в Школу прикладного искусства в 1919 году, молодой скульптор приехал в Кёнигсберг из Штутгарта и вскоре наводнил своими статуями и рельефами и восточнопрусскую столицу, и всё побережье

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

285

Т-35

Толстова Анна

эксклава от Цоппота до Раушена. Чтобы в 1933-м получить в благодарность отставку и запрет на выставки, мыкаться без работы, скрываться и в последний момент успеть унести ноги. Он поселился в тихом Георгенсвальде вместе женой русского происхождения и сыном, будущим историком искусства и реставратором. В их дом можно войти и сегодня, как можно посетить потомков художника в ФРГ — целую династию людей культуры и искусства. Незадолго до бегства с берегов Балтики его жена писала в дневнике: «Скоро наступит весна. Из-под земли уже показались подснежники. Сосны-великаны в саду невозмутимо смотрят на них. Красный бук ещё без листьев дружески шевелит своими ветвями, и зайцы, которые зимой у нас прекрасно себя чувствовали, снова возвращаются в лес Варникен. Увидим ли мы ещё лань, доверчиво стоящую у забора в ожидании корма?» Последняя работа Брахерта, тяжеловесная бронзовая валькирия, устремляющаяся куда-то наперекор ветрам, называлась «Воспоминание о Восточной Пруссии» и была посвящена памяти Ловиса Коринта. Она стояла перед домом, на кубическом камне, который виднеется среди цветов и сегодня. В годы ускорения и гласности дом Брахерта, переоборудованный в советское время под коммунальную квартиру, отыскали краеведы, спасли от сноса, связались с сыном художника, собрали кое-какую коллекцию и в 1993-м открыли музей. В парке возле дома есть несколько скульптур, но доверчивых ланей нет и в помине. Ощущение идиллии не поддается реконструкции. Мия Брахерт (1893–1970), жена, также начинала как скульптор. Ей, происходившей из прибалтийских немцев и появившейся на свет в Петербурге, тоже пришлось несладко в конце 1930-х. Но она оказалась одарённым фотографом, и Альфред Роде, директор художественных собраний Кёнигсберга, тот, кто, как считается, унёс с собой в могилу тайну Янтарной комнаты, заказывал ей снимки для своих книг: о городе Кёнигсберге, восточнопрусской школе искусства, кёнигсбергских собраниях, о янтаре и молодом Коринте. Память о Ловисе Коринте (1858-1925) в Калининградской области скудна. Это пара мемориальных досок в городке Гвардейске-Тапиау, сообщающих на русском и немецком языках, что в этом неказистом фермерском доме на берегу реки Деймы родился «великий немецкий художник». Ходят упорные слухи, что шедевр молодого Коринта — триптих с «Распятием» из местной кирхи — был отправлен в большую Россию и теперь томится в подвалах какого-то засекреченного хранения. Нетрудно вообразить доммузей Коринта, где экскурсоводы поводят группу к окну, откуда открывается знакомый ему с самого детства вид на орденский замок, и рассказывают о важности темы Страстей Христовых и о прусском духе его искусства. Но замок давно не замок, а опутанная колючей проволокой тюрьма… О другом великом немецком художнике, Кэте Кольвиц (1867–1945), в родном Кёнигсберге-Калининграде напомнит лишь камень у Кафедрального собора. Памятник ее деду, Юлиусу Руппу, проповеднику, просветителю, христианскому вольнодумцу-социалисту, был установлен в 1909-м — к столетию со дня его рождения. Катиш, как её называли в детстве, уже давно жила 286

Т-35

Скульптуры Ханса Йозефзена на 55-й Венецианской биеннале. Фото А. Толстовой, 2013

в Берлине, но приехала в Кёнигсберг, чтобы работать над барельефным портретом на месте. Оригинал барельефа растворился в дни войны, памятник восстановлен. Родительский дом Кольвиц — он стоял на нынешней Октябрьской улице — не сохранился. Зато, к счастью, жив дом дедушки Руппа в Светлогорске-Раушене, и на нем с недавних пор красуется мемориальная доска. В этом доме Кольвиц впервые показывала семье свой графический цикл, посвящённый восстанию силезских ткачей. В Германии Кольвиц не обижена музеями: один в Берлине, другой — в Кёльне, третий в Морицбурге, под Дрезденом, где она умерла весной 1945-го. Но художницу, уроженку Восточной Пруссии, искренне полюбившую Россию и Советский Союз, встретившую взаимность, откликнувшуюся знаменитым плакатом «Помогите России!» на голод в Поволжье, приезжавшую с выставкой в Москву в 1927-м, что после 1933-го обернулось для неё множеством неприятностей, мог бы по-настоящему чествовать музей в КалининградеКёнигсберге. Он мог бы стать домом примирения стран и народов, домом забвения исторических претензий, в котором неловкое чувство, что один культурный слой снят, а другой, наросший на освободившемся месте, не смеет назвать себя культурным, исчезало бы. Репатриация Кэте Кольвиц пока не состоялась, зато другие восточные пруссаки неожиданно «возвращаются» на свою советско-российскую родину. В каталоге 55-й Венецианской биеннале можно было найти пару «русских художников», совершенно неизвестных отечественному искусству. Сообщалось, что стихийный сюрреалист, мессия, сверхчеловек, шарлатан-целитель и душевнобольной Фридрих Шрёдер-Зонненштерн (1892–1982), открывший в себе талант живописца лишь в пятьдесят семь лет, родился «в Ясном, Россия», а загадочный скульптор-каббалист Ханс Йозефзон, всю жизнь лепивший монстров-големов, — в 1920 году «в Калининграде, Россия». Кто знает, может быть, через пару десятилетий в Ясное, на семинар, будут ездить специалисты по истории психоделического искусства — в музейсарай Кукернезе, в котором явился на свет Зонненштерн. История не знает сослагательного наклонения — география не помнит плюсквамперфекта

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

287

Т-35

Толстова Анна

Хранители древностей Страна, ставшая историей или, вернее, литературой, многослойным текстом, где поверх немецко-прусских пущены польские, русские и литовские строки. Страна-палимпсест. Восточная Пруссия — это палимпсест. Стены выкрасили, но сквозь краску — что в Гданьске-Данциге, что в Знаменске-Велау — проступают немецкие слова и шрифты. Какао, шоколад, консервы, выезд — вывески и дорожные знаки навечно отпечатались на лицах прусских городов. Как на теле прусской земли навечно отпечатались прямые, обсаженные липами дороги и словно по линейке прочерченные каналы. Простая и ясная геометрия ландшафта, кирпич, черепица, похожие на органы фасады кирх — прусское всё ещё виднеется под поздними наслоениями и будит историческое воображение. «1739 г. Дед Афанасий», — пишет неизвестный граффитист на черепичной чешуе башни кирхи Св. Георгия в Правдинске, уносясь фантазией куда-то вглубь веков, глубже и дальше битвы под Фридландом. Понять бы, в каком качестве наш знающий грамоте дед Афанасий оказывается на колокольне фридландского собора в 1739 году. Мастеракровельщика? Вряд ли. Скорее завоевателя. И точно, «прусский текст» русской литературы начинается отнюдь не с описания визита к Канту в «Письмах русского путешественника» — дальше Карамзин едет в Берлин, и таким же транзитным пунктом между Россией и Германией явится Кёнигсберг позднее, у Некрасова и Маяковского. «Прусский текст» начинается с мемуаров штабного офицера-переводчика Андрея Болотова об оккупации Кёнигсберга в ходе Семилетней войны и впоследствии будет почти сплошь составлен из военной прозы и поэзии. Да, кстати, и карамзинский Кант уж присягнул на верность российской короне — отнюдь не по доброй воле. Кавалерист-девица Дурова, гусар Давыдов, ефрейтор Гумилев, капитан Гранин, военкор Твардовский с «Тёркиным» и капитан Солженицын с «Прусскими ночами» — все они, кто в 1807-м, кто в 1914-м, кто в 1944-м и 1945-м, оказывались в Восточной Пруссии по воинской надобности. И вот, как следствие, Восточная Пруссия предстает краем руин, и «Открытка из города К.», центральное стихотворение так называемого «Кёнигсбергского цикла» Бродского, начинается словами «Развалины есть праздник кислорода / и времени».

Табличка на стене Кафедрального собора в Калининграде. Фото А. Толстовой, 2013

288

В палимпсесте Восточной Пруссии немецкий пласт пострадал сильнее всего — вопрос, как его восстанавливать и восстанавливать ли вообще, повис в воздухе. Ответы даются, как правило, в формах простых и радикальных: от полного уничтожения руин до полного воссоздания в новодельном виде, не стесняющемся своей новодельности. Немецко-прусское наследие оказалось чужим, ненужным и/или неудобным наследством, выморочным барахлом, которое проще выбросить на свалку истории. Снести семь мостов Кёнигсберга, решив задачку без всякого Эйлера, забелить древние готические фрески кирхи в Арнау, коль скоро она ныне православный храм. Привычка избавляться от культурного хлама прошлого порой распростра-

Т-35

Форт №1 Штайн, Калининград. Фото А. Толстовой, 2013

няется и на собственное старьё, будь то вознёсшийся практически на месте кёнигсбергского Замка Дом Советов, которому, возможно, будет суждено сиамским близнецом срастись с возвращённой из небытия сувенирной крепостью-новоделом, или Гданьская судоверфь, которой уготовано стать обыкновенной благоустроенной набережной. И всё же наследники — кто по прямой, кто седьмая вода на киселе — нежданно-негаданно отыскиваются. Вступают в права и становятся хранителями древностей, ищущими и находящими — в обход государства и (иногда) права — способ оберегать культурный слой и его культурную память от окончательного исчезновения.

Герхард Юрген Блум-Квятковский Юрген Блум вернулся в родной Эльбинг после нескольких месяцев советского плена в конце 1945-го: Эльбинг теперь назывался Эльблонгом, был частью Польши, в Старом городе стояло лишь шесть неразрушенных зданий, заводы пострадали не так сильно, но оборудование вывезли в СССР в качестве репарации. Как автохтон, он смог остаться и, взяв польскую фамилию матери и первое полонизированное имя, сделался Герардом Квятковским. Работал на заводе Zamech (бывший завод Schichau), после смены рисовал руины города. Талант заметили — его привели в подпольную академию художеств, созданную на средства польской эмиграции, и вскоре Квятковский из студента стал профессором. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

289

Т-35

Толстова Анна

Галерея пространственных форм, Эльблонг Фото Е, Цветаевой, 2013

В 1961-м он обратился к властям города с просьбой отдать руину бывшего доминиканского монастыря с Мариацким костёлом под мастерскую, и ему пошли навстречу — так началась история существующей по сей день галереи El, вокруг которой сплотились местные интеллектуалы и богема. В 1965-м, когда идеи конструктивизма стали вновь популярны, галерея El организовала первую Биеннале пространственных форм: в основе лежала вечная левацкая мечта о сотрудничестве творческой интеллигенции и рабочего класса — завод Zamech предоставлял материалы, скульпторы работали вместе с заводскими резчиками, сварщиками и фрезеровщиками. Биеннале проводили пять раз, последняя состоялась в 1973-м, и за это время весь центр Эльблонга заставили индустриально-абстрактными композициями, воплощавшими идею синтеза искусства и технологии в космическую эпоху. Эльблонгский альянс художников и пролетариата распался в начале 1970-х, когда по всей Польше прошла волна протестов рабочих, в 1974-м Квятковский эмигрировал в ФРГ. Тем не менее галерея El и Биеннале пространственных форм остались не только в истории польского авангарда. Реставрировать Эльблонг подобно Варшаве или Гданьску, по кирпичу разбирая руины, никто не собирался — старинные кварталы застроены домами, стилизованными под готику или фахверк. Однако город как крупный центр тяжёлой промышленности не умер, и, обращаясь к индустриальному наследию своей родины, Герард Квятковский в известном смысле восстанавливал связь времён.

290

Т-35

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Михал Шлага В Гданьске волны рабочих протестов, вынесшие Герарда Квятковского из Эльблонга, достигли наибольшей высоты. И именно в этих протестах Гданьск, чьи послевоенные путеводители напористо подчёркивают исконную «славянскость» места, обрёл свою большую польскую историю и польскую идентичность. Гданьск — город Солидарности. Stocznia Gdańska, Гданьская судоверфь — сердце Солидарности. Еще в 1980-м на площади у проходной были поставлены три креста Памятника павшим рабочим верфи, рядом строится музей, но от самой Сточни вскоре мало что останется — она пала жертвой постиндустриализации и единого рынка. У входа на выставку «Пути к свободе», открытую к двадцатилетию подписания Гданьских соглашений, фрагменты двух стен: стены судоверфи, через которую перепрыгнул Лех Валенса в августе 1980-го, и Берлинской стены, — обе символически связаны в нашем историческом воображении. Однако идея сохранить Берлинскую стену целиком как исторический памятник не вызвала общественного энтузиазма, и говорят, что музеефицировать всю Гданьскую судоверфь точно так же невозможно. Джентрификация не поборола промышленного гиганта: в начале 2000-х верфь приютила Институт современного искусства Wyspa и дала пристанище художникам, но заповедник индустриального прошлого не сумел превратиться в рассадник креативных индустрий. Согласно новым градостроительным планам, по территории бывшей судоверфи пройдёт шоссе и будет обустроена парадная набережная; цеха, эллинги, доки, краны, краснокирпичные здания, глядящие пустыми глазницами оконных проёмов, — почти всё обречено на снос. Память о польском рабочем движении, которую мечтала вытравить позднесоветская цензура, не нужна и неокапиталистическому миру.

291

Т-35

Толстова Анна

Коллекция С. Лаурушониса, Калининград. Фото Е. Цветаевой, 2013

Среди художников, пока еще не изгнанных из своих временных верфенных мастерских, фотограф Михал Шлага, с донкихотским упорством доказывающий городу и миру, что Сточню надо сохранить как памятник промышленного прошлого и революционного духа Польши. Его сколь художественный, столь и жизненный проект — документация последних лет Гданьской судоверфи — был начат в 2000-м и продолжается по сей день. Наиболее известен цикл фотографий 2007–2012 годов «Паскудные открытки», где в манере туристических видовых панорам запечатлены живописные горы строительного мусора, в какие превращается былая гордость Гданьска. Но есть и другие кадры — на них всё ещё живая верфь с гигантскими цаплями кранов в мареве портовых огней кажется зрелищем куда более прекрасным, чем Эйфелева башня. Хотя сам фотограф предпочитает иной образ: уничтожая судоверфь, Гданьск теряет свой Манхэттен. Приговорённая, Сточня умирает стоя — в грандиозной фотолетописи Михала Шлаги гений места, он же дух сопротивления, торжествует над обстоятельствами места и времени.

Станислав Лаурушонис Калининград — военный город, и казарменная атмосфера сероватым сфумато связывает воедино оба плана, прусский и советский, в его ландшафте. Но военный дух еще не делает город городом воинской славы. Образцовый город русской воинской славы, каким, скажем, остался в национальной исторической памяти Севастополь, должен быть расчерчен по линейке на квадраты казарм и украшен вытянувшимися во фрунт колоннадами, чтобы на каждой площади стройные, подтянутые портики брали под козырёк фронтона. Пусть Кронштадт, разбросавший окрест себя по заливу мрачные замки фортов, через Балтику шлёт привет своему исчезнувшему прообразу, кёнигсбергской цитадели Фридрихсбург, а через Финский залив — грозит шведам и Свеаборгу, однако храм военно-морской славы, выстроенный посреди города, формами всё же обращен в Византию, Древнюю Русь и Второй Рим. Рыцарская романтика фортификационных сооружений Кёнигсберга чужда образу русского города воинской славы. Может быть, поэтому 292

Т-35 стены, ворота, башни и бастионы бывшей столицы Восточной Пруссии пребывают в таком запустении, отданные на поживу чёрным археологам и добытчикам дармового кирпича. Градозащитники твердят о потенциальной туристической привлекательности оборонительных сооружений, опоясывающих Калининград, требуют включить фортификационное кольцо в охранные списки ЮНЕСКО, но тщетно. Правда, не все бастионы Кёнигсберга пали жертвой культурных различий — некоторые, напротив, рекрутированы культурой. Во Фридландских воротах открыт историко-краеведческий музей, Форт №5 имени короля Фридриха Вильгельма III стал филиалом Калининградского областного историкохудожественного музея, башня «Кронпринц» передана Балтийскому филиалу Государственного центра современного искусства. Однако Форту №1 — он же форт Штайн, названный в честь барона Генриха Фридриха Карла фон Штайна, реформатора, просветителя и освободителя Пруссии от наполеоновских войск (форт, кстати, строили пленные французы, но, конечно, позднее, после франко-прусской войны), — повезло не меньше. Не только потому, что он почти не пострадал во время штурма Кёнигсберга в апреле 1945-го, но и потому, что в начале 1990-х в нём поселилась большая семья Станислава Лаурушониса, которая с тех пор ведёт круговую оборону памятника. Не то чтобы Станислав Лаурушонис вообразил себя этаким немецким бароном, обосновавшись с чадами и домочадцами в краснокирпичном замке, окружённом глубоким рвом с водой в зелени ряски, — идея поселиться в бесхозной крепости была вызвана не самыми счастливыми житейскими обстоятельствами. Романтизм начитавшегося исторических романов мальчика тут ни при чём. В этом жизненном проекте странным образом проступают черты романтизма подлинного, бунтарского — скажем, времён дрезденского восстания, на баррикадах которого встретились два историкареконструктора Вагнер и Земпер. Порою кажется, что музей кёнигсбергских древностей, в какой теперь потихоньку превращается форт, неслучайно построен по земперовским принципам «правды материала»: стекло — к стеклу, металл — к металлу, керамика — к керамике, дерево — к дереву. Впрочем, это всего лишь простейший способ первоначального упорядочивания мира, заново изобретённый археологом-любителем. Как настоящему средневековому феодалу (или как настоящему романтику), Станиславу Лаурушонису пришлось вести круговую оборону — по всем направлениям. Сражаться с мерзостью запустения, откачивая воду из подземных помещений, разбирая завалы, расчищая галереи, потайные ходы, земляную насыпь крыши и внутренний плац, больше похожий на пейзажный сад, от залежей мусора, оставленных советской овощебазой, чтобы превратить форт в пригодное для жилья и частного музея место. Воевать с государством, не оценившим энтузиазма и фанатизма самозваного историка-реставратора, и с крупным бизнесом, всегда готовым отобрать отреставрированную чужими руками недвижимость с богатым историческим приданным. Бороться за выживание, экономя каждую копейку и зарабатывая честным музейно-просветительским трудом — экскурсиями или на фестивалях. И, пожалуй, мало кому удалось так буквально претворить в действительность метафору «вдохнуть жизнь в руины».

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

293

Т-35

Толстова Анна

Константин Тращенков В городе с умиротворяющим именем Светлогорск орудует музыкальноэкспериментальная группа с антагонистическим названием «Темноямск» в составе Константина Тращенкова и Евгения Зенцова. Впрочем, чего ещё ждать от места, какое из тихого немецкого курорта, полюбившегося интеллектуалам за гармонию архитектуры и природы, превратилось вначале во всесоюзную здравницу с непременным железобетонным благоустройством, а теперь и вовсе отдано на откуп строительной и туристической индустрии? Появления партизанского гения места, ведущего подрывную культурную работу. Ревнители прусских древностей есть едва ли не в каждом уголке Калининградской области, но в Раушене-Светлогорске они объединились с защитниками природы в программном историко-экологическом почвенничестве: ведь почву города, на которой произрастают немецкие дома, не возносясь крышами выше крон, удерживают от сползания в море деревья. В этом единственном в своем роде городе-лесе, где каждый дом вписан в сложный, образованный дюнами, озером, рекой и морским побережьем рельеф и спрятан за деревьями, нет смысла в охране одних только старых немецких особняков. Есть смысл в борьбе с вырубкой деревьев, многоквартирными высотками, сплошной застройкой, высокими заборами между новорусскими виллами, строительством на берегу и прочим бездумным варварством под лозунгом «развития городской инфраструктуры». Проще говоря, есть смысл в борьбе за лес.

Галерея пространственных форм, Эльблонг Фото Е. Цветаева, 2013

294

Т-35

Фестиваль «Л.Е.С.». Фото К. Тращенкова, 2014

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Фестиваль, возникший в 2007 году, так и назвался — «Л.Е.С.» (Лаборатория Естественной Самореализации). «Л.Е.С.» вырос из местного художественного движения сопротивления, из деятельности группы «Оборона леса» — художников, музыкантов и активистов, объединившихся вокруг Константина Тращенкова. В «лесное братство» входят Евгений Зенцов, Григорий Сельский, Дмитрий Козлов, Сергей Мещеряков, Сергей Сорокин и Даниил Касперович. Напору дурно хозяйствующего субъекта они противопоставляют мирные интервенции в городское, оно же лесное и пляжное, пространство как метод и жанр современного искусства: прогулка, перформанс, уличный концерт, уличный спектакль, уличная выставка. В дни фестиваля целый посёлок — Отрадное-Георгенсвальде — может превратиться в сцену для постановки «Леса» Островского, где каждое действие разворачивается в новом месте, будь то музей Германа Брахерта или древнее прусское капище. «Лесная» эстетика — эстетика прозрачности, когда искусство стремится слиться с окружающей средой, словно концерт, сыгранный на одуванчиковых флейтах. Идея эстетического воспитания, заложенная в английском пейзажном парке, предполагает, что человек от понимания красоты природы поднимется к пониманию красоты искусства — «Л.Е.С.» подразумевает обратное движение: от искусства и ландшафтной архитектуры — к природе. По преданию Раушен брал пошлину с приезжих семенами и саженцами редких растений — почвенное искусство «лесных братьев», взошедшее на чужой земле, платит по счетам, возмещая семидесятилетний ущерб

295

Т-36

Топп и Дубио

Топп и Дубио Гаага, Нидерланды Художники

Живучие работы Юрия Луначарского Как художественные произведения покидают своего создателя и начинают жить собственной жизнью Перевод Екатерины Шамовой

22 марта 2008 года в Калининграде произошло невероятно странное событие 1. Молодой художник по имени Юрий Луначарский внезапно скончался от сердечного приступа во время своей привычной еженедельной пробежки по городу. Луначарский — скульптор. Ему 30 лет, и он не очень известен в городе. На этом история могла быть завершена, а молодой калининградский художник предан забвению. Но, к счастью, история никому не известного молодого автора на этом не заканчивается. Через два месяца после его смерти дуэт иностранных художников Топп и Дубио приезжает в Калининград для участия в музейной ночи. Они жаждут встречи с местными коллегами, которых, оказывается, на самом деле не так уж и много. Всплывает имя Луначарского, но так как Топп и Дубио заинтересованы только в «живых» художниках, они поначалу не придают этому большого значения. Вернувшись домой в Голландию, Топп и Дубио подводят итоги свой поездки в Калининград и вспоминают о недавно скончавшемся художнике Луначарском. Что им известно о нём? Совсем немногое. Только его возраст, то, что он никогда не участвовал в выставках, и факт его трагической смерти. А что касается его искусства? Что он оставил после себя? Эти простые вопросы положили начало скрупулёзному исследованию творческого пути Луначарского.

Несколько изменённое первое предложение повести Николая Гоголя «Нос» (1836)

296

Несколько месяцев спустя появляются первые результаты исследования. Мать Луначарского соглашается открыть коробки, в которых хранятся оставшиеся после него работы. И результаты оказываются поразительными. Глазам предстаёт замечательная коллекция небольших ассамбляжей. Но что это такое? Примитивные роботы или развитые биологические сущности? Никто этого не знает. К работам не прилагается пояснительных записок, а мать Луначарского признаётся, что никогда не понимала его искусства и понятия не имеет, что делать с наследием сына.

Т-36 «Энергетическая работа», Юрий Луначарский, 2006

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

297

Т-36

Топп и Дубио

Опять же, на этом история могла бы закончиться. Но работы, которые видят голландские художники, завораживают их. Эти скульптуры собраны из простых материалов — батареек, металла, верёвок, лампочек, монет и резинок, и весьма прекрасно детализированы. Можно ли понять их смысл, просто взглянув на них? Художники хотят увидеть больше, и вскоре у них возникает идея проведения выставки, в которой эти работы смогут говорить сами за себя. Спустя некоторое время мать Луначарского даёт разрешение на то, чтобы его работы вывезли в Голландию для подготовки первой персональной выставки, которая пройдёт в монументальном здании архива бывшего Министерства иностранных дел в Гааге. В дополнение к выставке группа также печатает небольшой каталог с цветными фотографиями работ художника. В данном проекте рассматривается множество вопросов. Где нам как кураторам выставки провести границу? Одобрил бы Луначарский то, как мы представляем его работы? Сможем ли мы когда-нибудь понять его творчество, не зная ничего о его истоках или значении? Многие решения были приняты с учётом того, что, возможно, Луначарский бы с ними не согласился. Сейчас же Луначарский потерял контроль над своими работами, как майор Коновалов над своим носом в повести Гоголя. С другой стороны, если ничего не делать с работами, то Луначарского будто бы и не было как художника, а зная то, что мы знаем, можно утверждать со всей определённостью: он им точно хотел быть.

298

«Жидкая работа», инсталляция. Юрий Луначарский, 2007

Т-36

Выставка проходит очень успешно. Многие посетители проявляют интерес к работам художника и приобретают каталог, помогая таким образом сохранять и популяризовать наследие Луначарского. Впоследствии о результатах выставки Топп и Дубио рассказывают матери Луначарского и тем, кто помогал делать этот проект в Калининграде. Но возникает новая проблема. Что же делать теперь? Неужели мы просто отошлём работы обратно и забудем о Луначарском? А кто позаботится о его наследии в Калининграде? Какое-то время произведения художника находятся в неком вакууме, где ничего не происходит. Топп и Дубио решают выложить какие-то из его работ в сети Интернет, а другие представить в рамках групповых выставок в Хорватии, Испании, Греции и Австралии. Позднее, в 2011 году, в Амстердаме проходит паблик-арт проект американского художника Джона Балдессари. Балдессари устанавливает 30-метровый жидкокристаллический экран на крыше Городского музея Амстердама, на котором ради 15 драгоценных секунд славы проецируются имена всех желающих. Топп и Дубио вносят имя Юрия Луначарского в проект, чтобы таким образом установить связь между одним из самых известных ныне живущих американских художников с (пока ещё) одним из наименее известных умерших российских художников. В дополнение к этому они также устанавливают небольшую инсталляцию на Музейной площади и проводят церемонию, сопровождающую представление имени Луначарского на экране Балдессари. Данная интервенция выливается в видеоработу, посвящённую памяти Луначарского. Опять же — на этом эта история могла бы закончиться. К тому времени Топп и Дубио уже осознают, что, очевидно, Луначарский прочно запал им в душу. И что изучение его работ определённым образом повлияло и на их художественную практику. Его работы нравятся художникам, теперь они хотят привезти их обратно в Калининград. Когда Топп и Дубио приглашают сделать выставку в Калининграде, их немедленным ответом становится предложение продолжить проект о Луначарском. Это было идеаль«Мыльный дом», Юрий Луначарский, 2007

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

299

Т-36

Топп и Дубио

ным моментом для того, чтобы вновь интегрировать художника в ткань его родного города и посмотреть, насколько калининградцам будет интересна эта часть их современной истории. В очередной раз у проекта появляется гораздо больше ответвлений, чем могли предвидеть художники. В ходе исследований открываются новые страницы из жизни Луначарского. В течение какого-то времени Луначарский организовывал небольшие кинопоказы в «Кино Штука» — личном кинотеатре в гараже рядом со своим домом. Здесь демонстрировались абстрактные или искаженные фрагменты фильмов. Зачастую эти фильмы прерывались на видеозаписи дрифтующих БМВ, как на некоего рода рекламу. Эти и другие темы исследуют художники группы Топп и Дубио, для того чтобы расширить видение творчества Луначарского и позиционировать его в качестве значимой фигуры на современной калининградской художественной сцене. История также является одной из главных тем творчества Луначарского. Он много времени проводил в архивах и библиотеках. Исторические фигуры играют важную роль в некоторых из его работ, особенно такой тёзка, как Юрий Гагарин, и такой однофамилец, как А. В. Луначарский. В ряде его работ фотографии и изогнутые монеты связывают Луначарского с героем его детства Юрием Гагариным. На другом фото Луначарский обводит бывшего советского министра образования и драматурга Анатолия Васильевича Луначарского, который с ним никак не связан.

«Кино Штука», реконструкция Топп и Дубио, 2013

В результате поездок в Калининград возникают новые творческие идеи, а также растут размер и амбиции проекта. В ноябре 2012 года проходит первая презентация проекта, ознаменованная выставкой «По следам Луначарского». В ней наряду с работами многих калининградских художников представлено и творчество забытого художника. Хотя большинство участников и посетителей выставки ранее не знали о Луначарском, все художники проявляют активный интерес к факту его существования. Центральную часть выставки занимает «автопортрет», который Луначарский сделал в начале своей карьеры, оставив пороховые отпечатки пальцев на матовой стороне фольги. Кроме того, впервые демонстрируются фотопроекции небольших интервенций, осуществлённых Луначарским в Калининграде.

«Копейки для Гагарина», Юрий Луначарский, 2005

300

Т-36

В 2013 году фотоработы Луначарского становятся частью групповой выставки «Сделано в Калининграде», которая проходит в Клайпеде, Литва. В то же самое время Топп и Дубио готовят масштабную ретроспективную выставку Луначарского в рамках совместного года Россия — Голландия. Особые отношения между художниками группы Топп и Дубио и Юрием Луначарским способствуют рождению серии новых проектов и инсталляций, которые экспонируются бок о бок с шестьюдесятью работами из творческого наследия Луначарского. Это первая выставка, на которой творчество молодого актуального художника из Калининграда представлено в таком масштабе. Она сопровождается образовательной программой, каталогом и таким образом открывает и сохраняет творчество художника для будущих поколений. В одном из представленных выставочных проектов Топп и Дубио предлагают назвать одну из безымянных улиц в центре Калининграда в честь Юрия Луначарского. Вот какая история случилась в западной столице этого обширного государства! 2 Они делают это потому, что считают создание в Калининграде постоянного пространства для Луначарского как современного художника своей миссией. Не замечателен ли тот факт, что художник может пережить себя через своё творчество? Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, — редко, но бывают 3

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

«По следам Луначарского — Остаток моей жизни как художника». Выставка, БФ ГЦСИ, ноябрь 2012. Фото Топп и Дубио

Первое предложение последнего абзаца «Носа».

Последнее предложение «Носа».

301

Т-37

Тращенков Константин

Тращенков Константин Светлогорск — Калининград, Россия Художник, музыкант, куратор, сотрудник ГБУК Дома-музея Германа Брахерта (пос. Отрадное)

Курорт Курорт — от нем. Kurort, лечебное место, куда отправляются, особенно летом, больные и желающие развлечься. Словарь Даля

На курорте мы в роли местных: видим, как заполняется и опустошается город, видим, «сезоны приливов и отливов граждан», а сами остаёмся моллюсками на этой линии литораль. Такая судьба у всех курортных городов с чёткой границей сезонности: осенью и зимой это пустая серая сцена. Улицы; дома; столбы; бордюры; аллеи; холмы, с открывающимися видами; заброшенные стройки, обтянутые заборами и длиннющими соснами, торчащими из-за заборья; тропинки парков, некогда скрывавшиеся в тоннелях зелени; обрывы с живописью времени на срезе почвы; доставшиеся из бесконечного прошлого миниатюрные домики людей, имевших понятие о чувстве меры; приливы и отливы; ураганы, такие, что «несуйноснаулицу», и туманы с эффектом полной амнезии — это всё действующие лица, готовые декорации. Именно так бывает в ноябре — декабре. Когда остаются только они, смотрим на них, пока никого нет, можно придумать новый сценарий о том, как заставить двигаться недвижимое в этом городе. Постепенно некоторые местные «актёры» становятся такими же курортниками, копируя поведение не спеша шествующих пингвинов, либо, если их деятельность не связана с этим городом, остаются незамеченными в своих небольших домиках, чьи крыши не выше крон деревьев. Либо ты устремляешься в поток отдыхающих и перемещаешься по незатейливому маршруту: пляж — кафе — пляж — кафе — прогулка — кафе, либо строишь свой уклад так, дабы не пересекаться с другими и не вторгаться в чужое. Итак, перебирая всё тот же вышеперечисленный набор драгоценностей в этой шкатулке, город вместе со мной становился Раушеном с его историей в чёрно-белых открытках, со всем немецким: немецкими именами на табличках домов и битым фарфором на свалке. А если копнуть глубже, до подвалов, до прусских племен, Светлогорск отразится там как постмодернистский и в то же время самый честный Темноямск*.

302

Т-37

Те, что понимают мой рассказ, разъехались по золотому треугольнику: спб-м-клд. Из кого-то сделают, возможно, гитару, кто-то пойдет на бумагу для учебников по математике, из кого-то нарежут багет для картин или просто зубочистки — мы никогда не боролись, мы шли по пути наименьшего сопротивления. В городе не нашлось места мастерским для творческой молодежи в возрасте от 17 до 35, и уже тогда, в 17, было понятно, что надо идти и искать незанятое место, за которым не следит, не отрываясь, аккуратно одетый чиновник. Первой попыткой прорыва системы стал пеший поход с другом. Мы вышли на маршрут, ежедневно преодолеваемый автобусом номер 118. На дороге мы оказались в 6.00 — экипированные постоянно мигающим фонариком, парой варёных яиц, куском хлеба и чаем в термосе. Эта миссия стала тесным соприкосновением с землей. Намного позже я узнал о схожих интересах молодежи в Калининграде: те отправлялись пешком в Черняховск, также, без лишних надумываний и пропаганд, ради неподдельного интереса, который сам по себе уже является дефицитом у большинства подростков. Необходимо самому, грубо говоря, телом, не засунутым в автобус или поезд, принять лицом воздушное пространство всех этих извилистых линий, обозначающих дороги, реки, холмы и границы моря. Уважаемые гости города, не забывайте: движение здесь (на бальнеогрязевом приморском равнинном курорте) связано с мыслью о движении, как и в школе (лицее) Аристотеля у перипатетиков. Надо идти и идти, не останавливаясь. Помните, что прямохождение — приобретённая способность человека: идите пешком, ведь куда бы ни уводила эта живая виляющая линия, вы всё равно выйдете к морю. Мы уже здесь давно впились как деревья в этот соленый песок, и ни с места. Внутри нас — то, что дала нам наша окружность, и то, что мы делаем: то, чего требует наша почва, чтобы быть ближе к ослепляющему солнцу, отражающемуся на сплошной кроне, укрывающей этот город. И было бы странным не замечать того, что город существует благодаря лесу, и главные здесь — именно деревья, которые растут у самого моря. Неважно, как к ним относятся, деревьям нечем ответить, и это, к несчастью, одностороннее движение, не имеющее противодействия на том же уровне: ожидая ответ, мы уповаем на природу, на её идеальность, гармонию и её сверхсилу… Нам, живущим здесь деревьям, часто снится одинаковый сюжет: мы видим потоп. И какими высокими ни казались бы морские берега, подсознание выдаёт нам образ ямы, куда неминуемо и без преград прорвётся вода, а тела наши, облизанные и выбеленные солью, будут лежать на пляжах совсем другого моря, уже в другой жизни, и будут указывать ветвями в сторону горизонта, где-то там далеко распиливающего мир.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

303

Т-37

Тращенков Константин

Мы собрались вокруг волнующей воды, линией берега стали, и в каждом земля говорит. Ветер гонит их голоса, они встречаются над водой, под воду спускаются тайны. Наше море проникает в нас и помещается, мы отчётливо чувствуем ОДНО объятиями обрывов... и далее говорит за нас язык волн и язык всплесков.

Светлогорск. Фото К. Тращенкова, 2015

* «Темноямск» — это коллектив, состоящий из двух людей: музыканта и филдрекордера Евгения Зенцова и художника-перформера Константина Тращенкова. В своих выступлениях они используют как базовые инструменты (гитара, ударные, калимба, жалейка, флейта, перкуссия), так и экспериментальные, подмешивая всё это полевыми записями. Результатом такого взаимодействия является широкий спектр звукового полотна — от жанрово-импровизационной музыки до свободного эксперимента. «Темноямск» — это обратная сторона маленького лесоморского города Светлогорска, родного города участников проекта. Коллектив транслируют новости из населённого пункта «Темноямск» и передаёт послания, написанные где-то в глубине (в провинции) и, в то же время, совсем рядом. И ещё людей, живущих там, называют попросту — «Те»

304

Т-37

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

305

Т-37

Тращенков Константин

Наутофон Константин Тращенков в 2009–2010 гг. служил матросом на мысе Таран — самой западной точке Калининградской области и России.

Для меня существует чёткая параллель — море и лес, и есть одно выдуманное словосочетание, художественный образ, поэтическое высказывание на эту тему: «Если бы я был морем, я любил бы объятия берега». В этом заложены мои собственные ощущения. Море на самом деле пугает меня, и быть утопленником — одна из ужаснейших перспектив, поэтому я каждый раз возвращаюсь домой в лес… С 2007-го я занимаюсь организацией фестиваля ЛЕС. Весь 2009 год я провёл в армии, но деятельность ЛЕСА на этот время не прекратилась. И тема того года была «Касание». Перед тем как уйти в армию, я обозначил эту тему для фестиваля, и сам оказался в замкнутом пространстве, где очень близко соприкоснулся с чем-то… Большую часть своей службы я провёл в самой западной точке РФ, но первые два месяца перемещался из одной учебной роты в госпиталь, из госпиталя в другую учебную роту. Сначала я ощутил, что армия — это железные рукавицы, потому что было много людей вокруг, и ты становился абсолютной единицей, спичечной головкой, незаметной песчинкой в этом огромном количестве одинаково одетых мальчиков, парней, мужчин. Я ощущал себя в Балтийске на пике собранности внутри, сжатой мышцы. Хотелось отстраниться от окружения и существовать внутри себя, где ничто внешнее не может тебя коснуться и вывести из себя — тотальная защита. Я уже жил на корабле, мне была назначена профессия комендор (артиллерист, сидящий в пушке на носу корабля), которую я должен был приобрести в ходе службы, и вот меня направляют «куда-то» — знаю только, что в пос. Донское. С тем, как я ехал в Донское и не знал, куда меня везут, связана одна прекрасная история. Всю свою сознательную жизнь до службы в Вооруженных Силах я не представлял, что пойду в армию, и понял и смирился с этим (что пойду), только когда по завершении университета уже не было никаких планов и сил сопротивляться этому. Тогда я решил: «Ну, да, поддамся». Только в тот момент мне пришлось задуматься об армии… Прежде, часто гуляя по светлогорскому пляжу, я невольно обращал внимание на левую сторону, где мигал «глаз», и слышал о том, что на этом мысе Таран, в самой западной точке РФ, есть военная часть, и иногда, в мечтах, даже представлял себе службу в армии, но только на маяке. И вот я еду в Донское в газике, трясусь с алюминиевыми кастрюлями, потому что заодно со мной тыловик загрузил всю машину посудой. Всё это гремело, как отвязный джаз, я наслаждался монотонным видом через окно и вдруг, сквозь лес и поле, увидел на горизонте Маяк! С этого момента все страхи и тому подобные ощущения ушли: «Я там, где хотел быть!» Хотел этого

306

Т-37

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

307

Т-37

Тращенков Константин

Наутофон. Мыс Таран, Калининградская область. Фото К. Тращенкова, 2012

308

и это получил. Дальше у меня не будет никаких социальных препятствий, стычек с другими людьми не будет, потому что я прибыл на «своё» место. После я был уверен в каждой минуте своего пребывания, и это место оказалось родной землей. Дальше я начал заниматься тем, чем представлял, — наблюдал и использовал данное мне время для изучения собственных интересов, для изучения самого себя, общества и ограниченного количества людей, с которыми пришлось находиться в одном изолированном месте. Это интересная среда. Я уже рассматривал эту ситуацию как эксперимент, анализировал то, что мне говорят, и зачем это говорят. Что нужно делать, для чего. И иронично к этому относился, и легко. Потом появилась уверенность в связи с нахождением на родной земле — потому что это берег моря, это откос, и тебя постоянно окружает море, как в Светлогорске, где родился и рос, ты слышишь его на построении каждое утро. Построение —

Т-37 это 20 человек в деревушке, вокруг поля, пустые ангары — и всё… 20 человек личного состава, матросов, и 10–12 офицерского состава, и гражданские служащие маяка — гидрографическая служба (у них отдельное подчинение). Мы наблюдали за обстановкой над водой, на воде и под водой. Наше предназначение — это наблюдение. Если пролетает самолёт или проходит корабль, нам надо с ними связываться и вести их… Если ПВО исполнительный орган, то мы — предупреждающий, мы глаза и уши, мы слушаем и смотрим, и сообщаем…

Наутофон (от греч. náutes — мореплаватель и phone — звук) — электроакустический прибор мембранного типа, устанавливаемый на маяках и береговых ориентирах для подачи судам сигналов резкого высокого тона во время тумана или пасмурной погоды. Дальность слышимости звука наутофона — до 15 морских миль (около 30 километров). Большая советская энциклопедия

Coil — культовая британская музыкальная группа постиндустриального направления

Одно из приятнейших открытий службы на маяке — встреча с Наутофоном 1. Когда я впервые увидел эту металлическую конструкцию, то не понял, для чего она нужна. Но однажды, услышав в туманную погоду звук, понял, что «это» издаёт она, точнее он. Для меня как человека, интересующегося музыкальными инструментами, способами игры и звучаниями, это было серьёзным открытием. По размеру наутофон можно сравнить с органом. Но по силе звука!.. Я подобного не встречал. Конструкция достаточно простая, брутальная, а звук пробирает до костей. Первые полгода я был кочегаром, а кочегарка находилась в пятидесяти метрах от наутофона, который издавал звуки определённой частоты — это четыре звука (я замерял длительность гудка и паузы между гудками), четыре звука разной тональности с разными интервалами (скорее всего, это звуковой код, обозначающий название этого места). Когда моя вахта в кочегарке длилась 24 часа и вдруг выпала туманная погода, это «животное» завывало весь день. Я всегда очень весело реагировал на вибрацию, которая проникала даже в подвал, меня просто передёргивало, когда, закидывая уголь в топку, с лопатой в руках я ощущал вибрацию. И, конечно же, рождалась масса мифологических образов, связанных с этим звуком — это зверь, звериный зов в туманной глади и пустоте. Средневековые картины всплывали в голове, северные земли и бесконечный звук. Записать желания не возникало, но была готовность воспроизвести. Для этого я и зафиксировал параметры «голоса» наутофона, возможно, думая, что определённой атмосферой и настроением обладает именно эта последовательность, раз она так положительно мною воспринимается. Это, конечно, Coil-овские 2 вещи, потому что не имеют начала, конца, а только данное время, которое длится бесконечно. Это гармоничное сочетание пространства и времени. Я очень любил подойти и посмотреть «ему» в лицо — туда, откуда исходит звук. «Это» выглядело как три рта, три больших отверстия, расположенных друг над другом, за ними ферма, которая запускает гидравлическое устройство, подающее воздух в раструбы… Думаю, что мыс Таран — это место зарождения туманов. Когда я просыпался в туман, меня сразу встречал этот вой. Однажды после службы в Светлогорске, при сильном снегопаде, я услышал его снова…

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

309

Х-38

Хёллер Хервиг

Хёллер Хервиг Вена, Австрия — Москва, Россия Славист, критик, журналист

Трудное политическое наследство и культура. От освоения истории «под себя» к взаимному критическому осознанию прошлого По точному наблюдению советского историка М. Н. Покровского, история — это политика, опрокинутая в прошлое. Этим объясняется то, что уже в 1945 году в СССР и в Польской Народной Республике началось активное «историческое» присвоение всей территорий Восточной Пруссии новыми официальными хозяевами. Этот процесс, вяло текущий до сегодняшнего дня, шёл по-разному в трёх частях бывшей немецкой территории, принадлежавшей с того времени РСФСР, Литовской советской республике и Польше. Пожалуй, наиболее органичные и убедительные результаты работа исторического освоения-переосмысления-присвоения дала в Литве. Наверное, потому, что в Клайпеде и её округе вместе с немцами всегда обитало ещё и «местное» балтийское население, которое говорило на разных диалектах; здесь создание «своей» местной истории не требовало особых усилий.

Статуя мальчика-пекаря, Эльблонг, Польша. Фото Х. Хёллера, 2013

Сложнее дела обстояли в тех немецких городах, которые после 1945 года достались Польше. После столетнего (или «многовекового», как посмотреть) доминирования немцев создавать местную польскую историю вовсе без чужого немецкого представлялось возможным лишь в применении к позднему Средневековью (XV век и позднее, вплоть до первого раздела Речи Посполитой в 1772 году). Этот подход до сих пор читается в экспозиции краеведческого Музея Вислы в городе Тчев (нем. Диршау), где в рассказе об истории региона почти не упоминается немецкий элемент, и за Вислой полностью исчез немецкий Вайксель. Другой пример — это стоящая на главной площади Эльблонга (нем. Эльбинга) забавная статуя мальчика-пекаря, который якобы в 1521 году спас город от взятия Тевтонским орденом. В Калининградской области подобное освоение оказалось практически невозможным: после депортации последних немцев между 1947 и 1951 годами и массового переселения граждан из других частей СССР произошла тотальная смена населения. Однако советские пропагандисты и учёные

310

Х-38

старались изо всех сил. С 1949 года московские археологи занимались раскопками, нередко вынужденные доказывать абсурдный тезис о Восточной Пруссии как исконной славянской земле. Сталин заговорил об этом ещё на Тегеранской конференции в 1943 году. Калининградский историк Юрий Костяшов цитирует в своей книге «Секретная история Калининградской области» (Калининград, 2009) архивный документ 1950 года с неутешительными, но дипломатичными выводами учёных: «Находки показывают, что на территории Калининградской области была создана своеобразная и достаточно высокая культура в III–V веках нашей эры, развитие которой находилось в тесном общении со славянским миром». Советские историки прежде всего обращали внимание на по-настоящему «российские» эпизоды местной истории: во время Семилетней войны, в середине XVIII века, пять лет городом и провинцией управляли русские губернаторы. Выполняя союзнический долг по отношению к Пруссии, российские войска появились тут ещё раз полвека спустя во время наполеоновских войн. Вопреки общей линии советской культурной политики, которая занималась систематическим уничтожением немецких памятников и кладбищ по всей области, были сохранены те памятники, которые свидетельствовали о событиях с российским участием. Это касается, например, обелиска в сегодняшнем Багратионовске (архитектор Фридрих Штюлер), который был построен в сражения под Прейсиш-Эйлау в 1807 году. Также ценились памятники крупным культурным деятелям и мыслителям, которым приписывалась роль в становлении марксистской мысли или гуманистических традиций в искусстве: это и могила философа Иммануила Канта (архитектор Фридрих Ларс), и памятник писателю-мыслителю Фридриху Шиллеру (скульптор Станислаус Кауэр) в центре города.

Памятник писателю-мыслителю Фридриху Шиллеру, скульптор Станислаус Кауэр, Калининград. Фото Х. Хёллера, 2013

Что касается военной истории ХХ века, то всё оказалось проще: и в Гданьске, и в Калининграде, и в Клайпеде есть свои мемориальные комплексы, которые рассказывают о подвигах победителей нацизма и о его жертвах. Однако имеется одно существенное различие в презентации истории второй половины XX века между Гданьском и Клайпедой, с одной стороны, и Калининградом — с другой. В первых двух городах памятники или мемориальные доски, которые бросаются в глаза современному путешественнику, критикуют также и коммунистическую эпоху. В Эльблонге есть площадь Жертв так называемого «Эльблонгского дела»: речь идёт о сталинистских по духу репрессиях 1949 года. Перед бывшей верфью имени Ленина в Гданьске уже в 1980 году был открыт памятник павшим работникам верфи, которые были убиты десятью годами ранее во время волнений и социальных протестов. В Клайпеде все скромнее. Однако на памятной доске, которая находится на бывшем здании КГБ ЛитССР на улице Нерис, написано чётко: «Здесь в 1946–1991 гг. КГБ держал, допрашивал и пытал литовских патриотов». Россия, похоже, к подобному критическому осмыслению недавнего прошлого ещё не готова. Сложно пока представить себе такой текст на стенах областного УФСБ. Помимо «истории» есть ещё один способ обоснования национальных и политических амбиций в регионе: это религия. Повсюду — в Польше, России и Литве — для доминирующих религиозных общин строятся новые или Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

311

Х-38

Хёллер Хервиг

осваиваются существующие культовые здания. Рост политического значения РПЦ в Калининградской области выражается не только в регулярных визитах патриарха Кирилла. Возможно, ещё более важным стало возведение Кафедрального собора Христа Спасителя на площади Победы в центре Калининграда, а также спорная передача Русской православной церкви бывших протестантских храмов, никогда не принадлежавших православным. В Польше, где общественное влияние католичества даже в коммунистическое время было колоссальным, преобразования протестантских храмов в католические произошли сразу после войны. Новые храмы в польской Пруссии, порой с едва заметным модернистским уклоном, как, например, в Эльблонге, появляются лишь в 1980-е годы. Переход от протестантизма к католицизму также был важной темой в Клайпеде. Советская власть дала в 1956 году разрешение на строительство костёла Пресвятой Девы Марии, но потом советские чиновники передумали, посадили строителей в тюрьму (на основании выдуманных обвинений), и вплоть до 1988 года здание формально являлось концертным залом. Даже те 148 тысяч подписей, которые верующие передали в 1979 году тогдашнему генсеку КПСС Леониду Брежневу, не помогли отстоять права верующих.

Три креста, Гданьск. Фото Х. Хёллера, 2013

Но вернёмся к германской теме. Немецкая речь всё же понемногу возвращается на старые места. Летом, особенно в польской и в российской частях бывшей Восточной Пруссии, можно наблюдать толпы немецких туристов, прежде всего пенсионного возраста. Многие из них родились здесь и детьми бежали в Германию, где им с родителями приходилось начинать жизнь с нуля. Теперь — иногда и с детьми, и с внуками — они на пару недель приезжают в края детства. Многие при этом катаются на велосипедах, что в Калининграде является экзотикой, и, как знать, возможно, им удастся сделать этот способ передвижения в городе популярным. У этих простых граждан — таково, по крайней мере, впечатление автора от нескольких бесед с немецкими туристами в Калининграде — нет никакой злобы к России, реваншизм и ревизионизм им чужды. Часто они хвалят положительные моменты в постсоветском развитии города и выражают благодарность за саму возможность визита. Такой дружеской настроенностью отличались далеко не все «туристы» из Германии и Австрии, попадавшие в Калининградскую область в 90-х годах: в начале позапрошлого десятилетия в российскую часть региона рвались представители неонацистских организаций, которые, вопреки четкой позиции немецкого правительства, мечтали о «регерманизации» области. Как следует из документов Бундестага 1, в 1992 году некая «Акция Германский Кёнигсберг» написала о своем намерении создавать «германскую перспективу в нашей восточной провинции». Речь шла о «регерманизации» с помощью российских немцев, которые должны были переселиться в область, а также о постройке двух немецких деревень в пос. Ясная Поляна Нестеровского района (нем. Тракенен) и в заброшенном селе Дальнее Нестеровского района (нем. Амтсхаген). Праворадикальному издателю Дитмару Муниру (род. в 1954 году в Киле), который был главным организатором этой «акции», в 1996 году запретили въезд в Российскую Федерацию. Мунир позже продал соответствующие строительные проекты в Нестеровском районе бизнесмену, которой в 2011 году стал выселять жильцов из этих зданий, 312

http://dipbt.bundestag.de/dip21/ btd/13/052/1305288.asc

Х-38

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

313

Х-38

Хёллер Хервиг

Три креста, Гданьск. Фото Х. Хёллера, 2013

Мемориальная доска Агнес Мигель, ул. Сержанта Колоскова, Калининград. Фото Х. Хёллера, 2013

314

так что этим вопросом тогда занялись местные суды. На праворадикальных сайтах в Германии мунировские дома в Ясной Поляне Нестеровского района называют «Поселением имени Агнес Мигель». Казус Агнес Мигель (1879–1964) показателен для понимания качественных отличий в отношении «присвоения прошлого» в российской части Пруссии. В Третьем рейхе Мигель, уроженка Кёнигсберга, поэтесса и журналистка, которую за стихотворение о родных краях иногда называли «Мать Восточной Пруссии», была активнейшей пропагандисткой гитлеровской идеологии. Тем не менее и после крушения фашизма она осталась популярной среди своих земляков из востока. Уже в 1992 году у дома №7 по улице Сержанта Колоскова, где Мигель жила до бегства в марте 1945 года, была установлена мемориальная доска. Критика её политических заблуждений в тексте мемориальной доски отсутствует, и неизвестный автор доски, по моему мнению, в плане стилистики находится под влиянием эстетики Третьего рейха. В открытых источниках нет информации об истории возникновения доски, но её появление и характер скорее всего свидетельствуют о том, что тогдашние чиновники плохо разбирались в тонкостях «немецкого вопроса». Это и неудивительно: официальное отрицание немецкого наследия, причём всякого, оставило свои следы, люди по-прежнему мало информированы. В советские времена (при жизни Сталина) человеку, который в определённые моменты восхищался бы бытовыми удобствами немецких квартир, угрожали, как пишет Юрий Костяшов в своей «Секретной истории Калининградской области», серьёзные последствия. К сожалению, в плане критической глубины исторического сознания в Калининградской области

Х-38

не всё ещё изменилось к лучшему. Об этом свидетельствует и разрушение в 2013 году так называемого «профессорского кладбища» в Калининграде, где покоились останки выдающихся учёных XIX века, в том числе астронома и математика Фридриха Вильгельма Бесселя (1784–1846). В других частях бывшей Пруссии, в Польше и в Литве, как показывает выбор «немецких героев» для увековечения, компетентность чиновников значительно выше. В центре Гданьска, например, находится табличка, которая напоминает об Эрихе Бросте (1903–1995), жителе города, участнике антифашистского Сопротивления и известном позже западногерманском издателе. В составе гданьского городского музея существует Галерея имени Гюнтера Грасса, которая занимается и художественным творчеством этого нобелевского лауреата — писатель и художник родился в 1927 году в Данциге. В Литве, в поселке Нида на Куршской косе, в 1996 году основали культурный центр имени Томаса Манна (1875–1955). Центр расположен в доме, где в 1930–1932 годах летом работал писатель, также ставший нобелевским лауреатом (музейная экспозиция в этом летнем доме открылась ещё в советское время). Достойных кандидатов на роль культурных вдохновителей для подобных институций и в российской части бывшей Пруссии немало. И не только в самом Калининграде. Например, в Тапиау (сегодняшний Гвардейск) родился Ловис Коринт (1858–1925), выдающийся художник конца XIX — начала XX века. Однако на стене его родного дома, который находится в плачевном состоянии, есть лишь две таблички с ничего не говорящей непосвящённому краткой информацией на русском и ломаном немецком языке. Могло бы быть сказано и больше.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Памятник павшим воинам, скульптор П. Шадаускас, Клайпеда. Фото Х. Хёллера, 2013

315

Х-38

Хёллер Хервиг

Помимо культурной политики, которая в будущем должна заняться наследием и развитием работающих с ним институций, существует ещё жёсткая реальная политика. Глядя на территорию между Гданьском, Калининградом и Клайпедой, приходится констатировать, что в Европе нет другого региона, где трагические последствия Второй мировой войны оставались бы столь ощутимыми. Речь уже не об архитектуре, которой не слишком много уцелело. Проблема в том, что польско-российская и российско-литовская границы всё ещё остаются «на замке», что является по современным европейским стандартам диким анахронизмом и серьёзной помехой, помимо прочего, и для экономического развития. Ещё хуже другое. Спустя двадцать с лишним лет после того, как Калининградскую область открыли для посещения иностранцами, сохраняется перечень тех мест, которые им до сих пор нельзя посетить без особого разрешения. В последнем варианте списка в постановлении Правительства РФ от 17 мая 2012 года перечень запретных зон в области занимает две с половиной страницы. Особой логики тут нет, и ввиду запутанности географических данных заблудившимся туристам реально угрожают задержание и выдворение за пределы РФ. Часть исторических курортов для иностранных туристов практически закрыта, это относится, например, к российской части Балтийской косы. Побочные эффекты пограничного и таможенного регулирования со стороны Российской Федерации касаются и соседей: поскольку выход Эльблонгского порта в открытое море через Балтийский пролив контролируется Российской Федерацией, Польша обсуждает идею строительства канала через польскую часть косы, чтобы у Эльблонга появился прямой доступ к Балтийскому морю.

Скульптура «Прощание». Установлена в память о вынужденном переселении немцев. Вокзал в Клайпеде. Фото Е. Уманского, 2013

316

Х-38

Пос. Родники (бывш. Арнау), Калининградская область. Фото Х. Хёллера, 2013

Тем временем в визовых отношениях Польши и России намечается реальный прогресс. С лета 2012 года для жителей Калининградской области и приграничных районов Польши действует упрощённый визовый режим. Интерес к этим новым возможностям был громадным — газеты составили подробные туристические досье о соседних районах, сотни тысяч людей направились в соседние края, и в первое время поляков было больше в России, чем россиян в Польше. Попасть из Польши в Литву не составляет проблемы: оба государства являются членами ЕС. Однако между Россией и Литвой подобных упрощений визового режима пока нет. Несмотря на временные трудности и анахронизмы из коммунистического прошлого, нет ни малейшего сомнения, что дальнейшая интеграция всего региона неизбежна. Показательно, что этим процессом занимаются художественные институции: Центр современного искусства «Лажня» в Гданьске, Балтийский филиал Государственного центра современного искусства (Калининград) и Центр культурной коммуникации Клайпеды. Безусловно, в этой ситуации придется работать над новыми языками общения и воссоздавать некое общее пространство взаимного культурного обогащения, которое было утрачено в середине XX века. Современное искусство с его экспериментальными и познавательными возможностями отлично годится для этих целей. Об этом свидетельствует и опыт 90-х годов в Центральной Европе, где именно художественный обмен стоял у истоков интеграционных процессов, приведших Германию и другие страны к тому тесному культурному взаимодействию, результатами которого можно только гордиться

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

317

Ц-39

Цветаева Елена

Цветаева Елена Калининград, Россия Художник, куратор, директор Балтийского филиала Государственного центра современного искусства

Вопреки или благодаря…? Этот текст объединил два эссе — «Жизнь удалась» и «Public art и Калининград: опыт освоения города». Первое было написано в 2005 году для издания: Калининград: история в искусстве. Арт-факт. 1946–2006 / Т.Ю. Суворова, А. Юозайтис, Г.В. Заболоцкая [ и др. ]. Калининград: Пикторика, 2008. Второй, о практике освоения искусством пространства городов, подготовлен в 2009 году для интернет-ресурса наших нижегородских коллег.

Международный проект «Близкий незнакомец» был задуман три года назад кураторами из центров современного искусства Гданьска, Калининграда и Клайпеды. Многих из них к тому времени уже связывали дружеские отношения и совместно реализованные выставки, экспедиции, издания, конференции. В конце 1990-х параллельно и независимо друг от друга, каждый у себя в стране, они нащупывали, формировали и формулировали новое направление в искусстве — contemporary art, стояли у истоков создания институций, были художниками, работали в качестве независимых кураторов. У каждого своя история и свой путь создания профессиональной среды, но самое важное, что, несмотря ни на что, сегодня мы — это международное профессиональное сообщество, которое вопреки всем перипетиям и вызовам современности, переживая, полемизируя, не соглашаясь, отстаивая свои позиции, договариваясь, прежде всего «делает акцент на искусстве и культуре» (А. Володько, Е. Цветаева), тем самым сохраняя диалог и интерес друг к другу, оставаясь больше «близкими», чем «незнакомцами». Думаю, что наших польских и литовских коллег заинтригует история создания государственной институции современного искусства в России, которая, как это понятно сегодня, спустя 17 лет, больше похожа на невероятное приключение. По законам жанра, в нём многое произошло скорее «вопреки», чем «благодаря».

Начало Рождение современного искусства в Калининграде было отнюдь не пафосным, а как у обычных людей — домашним. Случилось это 1 декабря 1997 года на улице Коммунистической, в доме 55, квартире 1. При рождении присутствовали помимо будущих руководителей и кураторов добродушный Доллар — американский кокер-спаниель, и пушистая красавица кошка 318

Ц-39

Граффити. Фото Е. Уманского, 2011

Белка-1, ставшая впоследствии главной героиней проекта, посвящённого кёнигсбергским аборигенам и поискам новой идентичности Калининграда. В небольшой двухкомнатной квартире раздался междугородний телефонный звонок: хорошо знакомый голос художественного руководителя центра Леонида Бажанова радостно сообщил, что 28 ноября министром культуры РФ Е Ю. Сидоровым подписан приказ о создании в Калининграде филиала Государственного центра современного искусства, и необходимо приехать в Москву для оформления документов. Вот так, в один день, изменилась вся жизнь — берите современное искусство, живите и радуйтесь… В конце 1990-х годов Государственный центр современного искусства учредил филиалы в четырёх городах: Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Калининграде и Екатеринбурге (сегодня сетевая структура имеет также филиалы во Владикавказе, Томске и Новосибирске, Самаре). Основным поводом для создания центров были прежде всего люди и их деятельность, новое артистическое пространство, которое они вокруг себя формировали. Не стоит скрывать, что для многих из нас «первыми университетами» стала работа в Калининградской художественной галерее и Историкохудожественном музее, Биеннале графики и околобиеннальские проекты — персональные выставки Дмитрия Лиона, Ричарда Серра, Валерия Орлова,

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

319

Ц-39

Цветаева Елена

Александра Константинова, Андрея Будаева, Владимира Щербакова, Николая Андриевича, Владимира Наседкина и других. Через эти проекты мы не только знакомились в начале 90-х с представителями российской и мировой арт-сцены, художниками, столичными искусствоведами, первыми кураторами и галеристами, новым поколением артистического бомонда. Благодаря нашей настойчивости и искренней вере в значимость того, что мы делаем, Биеннале графики получило поддержку Министерства культуры РФ, а мы — «патронаж» Леонида Бажанова, в то время начальника отдела изобразительного искусства МК РФ, и его осведомлённость о Цветаевой и Уманском как о двух чудаках из странного города Кёнигсберга / Калининграда, которые уж о графике точно знают всё… Через пять лет нам доверили современное искусство.

Проект «Территория эха». Мастерская Ю. Павлова, Калининград. Фото Е. Уманского, 1998

Начинался ГЦСИ в Калининграде с переданных московским головным офисом 386-го процессора, принтера и мыши… Недостающий монитор, клавиатура и модем были куплены на первую зарплату. В крошечной комнате на улице Коммунистической для работы за компьютером стояла очередь из первых сотрудников центра. Счастливчик готовил документы, связывался через Интернет с миром, остальные делились идеями, пили чай в гостиной под радостное поскуливание Доллара-спаниеля, которому постоянно перепадало что-либо съедобное (Белка-1 не любила шумные компании и пряталась в шкафу). Первые проекты, а точнее акции, с которых началась наша деятельность, были реализованы практически одновременно в июне 1998 года: «Пушкин — наше ничто» Дмитрия Булатова и «Без названия» Юрия Васильева. Два разных события: первое — манифест, социальный перформанс, где Дмитрий представлял акционную поэму, приуроченную к программе празднования 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина. Разрабатывая авторскую стратегию Русского народного ничевочества (Russian Folk Noism), Булатов-поэт в чёрном фраке вылавливал с помощью удочки и мальчишек-подростков с поверхности Нижнего озера останки поэтического произведения. Нагруженный снастями и уловом — белыми буквами, сложенными в сеть, — художник направился через весь город к памятнику великого поэта, для того чтобы торжественно водрузить на пьедестал мемориальную надпись: Noism Poetry. Своим артистичным жестом современный герой проинтерпретировал социальную ситуацию в канун 200-летия со дня рождения Александра Сергеевича, когда в эйфории праздника активно раскручиваемый «образ Пушкина уже давно затмил самого Пушкина» (Д. Булатов). Второе событие, сакральное по сути, представило отказ художника от привычного музейного антуража и, возможно, явилось предвестником большого проекта «Russian Red», который Юрий Васильев начнёт в 2001 году. 22 июня 1998 года состоялась полуторачасовая акция «Без названия» в разрушенном типовом производственном цехе — 200-метровом строении с зияющими проёмами окон, засыпанном грязью и мусором, изувеченном и искорежённом больше людьми, чем природой и временем (улица Ялтинская, 20, рядом с Немецко-русским домом). В этом «сталкеровском» пространстве Васильев обнаружил пачки бумаги — крупноформатные листы, пролежавшие много лет под открытым небом, покоробленные и пигменти-

320

Ц-39

рованные, изъеденные влагой и плесенью, травмированные вдавленными камнями, стёклами, травой. Обнаруженный материал Юрий интуитивно раскладывал в индустриальном пространстве цеха, повинуясь только своим внутренним законам. Итогом акции явился акт погребения, возвращения бумажных листов в естественную среду мусора. Художник ничего не объяснял, он только позволил нам стать свидетелями таинства творчества. И мы в благодарность аплодировали ему, а потом снимали телевизионный сюжет, давали первые интервью и пили шампанское. Открытие, Art-Strike, угольная куча, базар Официально и торжественно открывался ГЦСИ в Калининграде 10 сентября 1998 года в фотомастерской Юры Павлова большим художественным проектом «Территория эха» (кураторы Д. Булатов, Е. Уманский). Студия калининградского фотографа, а точнее одна из её комнат, стала нашим вторым пристанищем. В благодарность за гостеприимство мы решили сделать Юре ремонт, который закончился тотальной артистической инсталляцией в мастерской и дефолтом во всей стране. Для «Территории эха» пространство фотостудии было разделено на 3 зоны. В первой была выставлена запечатанная упаковка только что изданной международной антологии «Точка зрения. Визуальная поэзия: 90-е годы» (составление и редакция Дмитрия Булатова, 1998), на которой стоял компьютер, представлявший визуально-поэтический архив, рядом экспериментировал со звуками Андрей Воронцов. Во второй разместилась традиционная музейная экспозиция, где каждая графическая работа из международного архива была оформлена в раму и предъявлена как уникальное художественное произведение. В третьей графические листы превратились в материал для «архитектурной» среды. Как удалось нам уговорить доброго приятеля-фотографа, не помню (возможно, мы все были очень молоды), но пол, стены, окна, батареи студии были сверху донизу оклеены чёрно-белыми ксерокопиями визуально-поэтических работ 120 экспериментальных поэтов из 22 стран мира — работ, созданных в рамках Международной Сетевой Культуры (International Network Culture)! Потом, на открытии, после того как перережут ленточку, зрители долго не решатся переступить порог и наступить на сотворённый нами «ковер искусства», а Юра Павлов ещё несколько лет будет работать в таком непривычно живом интерьере «территории эха». Этим проектом мы впервые в России не только представляли Международную Сетевую Культуру как художественное движение, включавшее в себя многочисленные арт-ответвления актуальных направлений в искусстве, но и предъявляли образец децентрализации литературной и художественной жизни. Не имеет значения, где ты живешь — развитые средства массовой коммуникации сыграют роль посредника при передаче и распространении новых идей. Для нас важны были открытость и горизонтальность сетевой структуры INC, где поэты и художники на равных условиях и правах участвовали в международном творческом процессе. Помимо тотальной инсталляции «в Калининграде начиналось всё на угольной куче», — так сегодня любит вспоминать художественный руководитель ГЦСИ Леонид Бажанов. Долго не понимая, что это за пресловутая куча, я потом вспомнила, что гости «Территории эха» были участниками худоБлизкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

321

Ц-39

Цветаева Елена

жественной забастовки Art Strike. Зрители действительно сидели на улице за столиками на чёрной куче угля, рассыпанной рядом с фотомастерской (думаю, что она до сих пор там лежит: ул. Тельмана, д. 46). В конце 1990-х жанр забастовки был одним из излюбленных в России: бастующие сидели на железнодорожных путях под стягами и плакатами с требованиями, вели безрезультатные переговоры с представителями правительства, совершали марш-походы — однако всё это имело лишь телевизионный эффект и создавало головную боль для сограждан, порой совершенно не причастных к событию. Взяв на вооружение широкий диапазон актуальных strike-медиа Международной Сетевой Культуры, филиал ГЦСИ в Калининграде провел забастовку эстетического характера: «Art Strike? In Cafe!» В итоге зрители действительно дружно бастовали, но за кружкой пива, расположившись на улице за столиками на чёрной куче угля, рассыпанного рядом с фотомастерской. Искусство покинуло музейные залы — пространство города намного живее и ярче, художник не только демиург — он ещё приятель и собеседник. Расслабленная, стачечная форма, не отягощённая вопросами социальной значимости, по замыслу организаторов должна была «продемонстрировать зыбкость и предельную хрупкость человеческих отношений… Мы утверждаем, что искусство ещё возможно, не искусство-шоу или искусство-информация, не искусство-бунт и стрельба-в-толпу-без-разбора, но забастовка… с пивом, в кафе…» (Д. Булатов).

Перформанс «Неуместные встречи». Участники Д. Булатов, Е. Уманский, И. Чеснокова. Площадь Победы, Калининград. Фото Е. Уманского, 1998

Завершилась «Территория эха» выходом ГЦСИ «в народ». Одной из форм представления международной антологии визуальной поэзии стала акционная поэма Дмитрия Булатова «Базар» на Центральном колхозном рынке Калининграда. Автор-составитель выступил в роли продавца-частника, торгующего своим ранее произведённым интеллектуальным продуктом (книгой) и прихватившего «за компанию» кожаные туфли директора — слегка поношенные, но с серебряными пряжками. «13 сентября 1998 года, полдень. Для колхозного рынка наступает самая пышная и ожидаемая пора в его жизнедеятельности — время достатка. Глаза разбегаются от буйства красок, форм, бесконечных рядов и невозможности на чём-либо устремлённо сосредоточиться. Покупатели млеют от разнообразия и дешевизны, оттого, что они здесь самые нужные люди». «Потребительская корзина» осени 1998 года впечатляет забытым порядком цен: «Молоко козье (литр) — 6 руб., масло сливочное (кг) — 16 руб., творог (кг) — 7 руб., цыплята бройлерные (кг) — 13,70 руб., телятина молочная (кг) — от 18 руб., картофель сорт «Темп» (кг) — 1 руб., капуста (кг) — 1 руб., огурцы (кг) — 2 руб., помидоры (кг) — 3,50 руб., лосось (кг) — от 48 руб., килька слабосолёная (кг) — 16 руб., корюшка копчёная (кг) — 14,50 руб., плотва свежая (кг) — 3,50 руб., чехонь вяленая (штука) — 5 руб.» и т. д. Самыми дорогими товарами на рынке окажутся: «Полушубок кроличий — 1500 руб., котёнок персидский живой (окрас черепаховый) — 300 руб. и парик (синий) — 240 руб.» (И. Чеснокова, Е. Цветаева). Несмотря на старания Дмитрия Булатова в роли частного предпринимателя, адекватность цен и эксклюзивность продукции, ни «Точка зрения. Визуальная поэзия: 90-е годы» — 90 руб. штука, ни туфли директора филиала ГЦСИ с серебряными пряжками за 60 руб. реализованы не были. Ещё один перформанс «Incongruous meetings» («Неуместные встречи») с выходом в городское пространство состоялся в сентябре 1998 года в центре

322

Ц-39

Калининграда на площади Победы во время митинга протеста. Арт-событие проходило в рамках международного артистического е-mail/fax-марафона и «по-российски» проинтерпретировало призыв Витторе Барони (Италия), практика INC (International Network Culture), к художникам и поэтам в тридцати странах мира принять участие во множестве неуместных проектов в 1998 году. Кураторы центра, воспользовавшись народной демонстрацией протеста, внедрили в море лозунгов свой арт-призыв и задокументировали его. От неотвратимого членовредительства участников перформанса спасли, возможно, текст транспаранта «Incongruous Meetings» на английском языке, непонятном в конце 1990-х для большинства горожан, и, вероятно, активное соучастие во всеобщем деле, в котором главным в то время было протестное «против», а не конформистское «за». Практически все первые проекты Центра были осознанно направлены на расширение пространства искусства, демонстрировали готовность к любому результату в процессе коммуникации с аудиторией. Кураторам, имевшим опыт работы в музейных залах, больше не нужны и не интересны были стерильные и однообразные замкнутые пространства. Этому способствовала и ситуация в обществе — бесконечные митинги, призывы, забастовки, а также «неустроенность» самого ГЦСИ в Калининграде — работа в офисном режиме без постоянного экспозиционного зала вдохновляла сотрудников филиала все чаще и чаще работать с городским ландшафтом, необычным для искусства конца 1990-х. В то время и аудитория Центра состояла из друзей-приятелей и случайных прохожих, ещё не так важна была публичность и соучастие зрителей в происходящих событиях.

Проспект Мира, чердак признания и жизнь после смерти Весной 1999 года офис ГЦСИ переехал на проспект Мира, д. 28 — на 3-й этаж Детской художественной школы, под самой крышей, в крошечную комнату со скошенным потолком с дверью на чердак, которому суждено было стать не только выставочным пространством, но и «чердаком признания». В двенадцатиметровой комнате в это время уже работало семь человек. Директор ДХШ Лена Менсон не только предоставила нам «кров и дом», но и периодически спасала наши проекты, размещая их на одну ночь или «под ключ» с условием: «Детям до 16 лет вход строго воспрещён». Так было с фотографической серией Славы Мизина к выставке «Сардины в масле» (кураторы И. Чеснокова, Е. Уманский), с «Мedia Graph» (куратор Е. Цветаева), с «Прекрасными Еленами» Юрия Авакумова… С каждым проектом связана отдельная история — что-то было слишком радикально для Калининграда, где-то нам отказали за день до открытия в связи с проснувшимися меркантильными интересами. Весь этот искусственный «форс-мажор» объединяло одно обстоятельство: то, что мы делали, было и пока остаётся новацией для культурной жизни нашего города. В марте 1999 года Государственный центр современного искусства на последнем этаже Детской художественной школы представлял на областную профессиональную премию «Признание» за достижения в области литературы, музыкального, театрального и изобразительного творчества номинационный проект Юрия Васильева «Чердак признания» (куратор Е. Уманский). Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

323

Ц-39

Цветаева Елена

В одно мгновение опутанное, перевязанное белыми нитями, пронизанное лучами солнца чердачное помещение ДХШ вместе с оторопевшими членами экспертной комиссии, зрителями, пойманными на улице и сидящими под крышей ошалевшими голубями, ненужным хламом, забытыми вещами, экспонатами и наглядными пособиями, папками с работами учащихся, Васильев превратил в одну большую инсталляцию, где каждый предмет и герой играл свою роль. Художник проявил волевое усилие и трансформировал естественное желание «быть признанным» и банальную ситуацию с «отчётом о работе» в предмет искусства, ведь помимо славы «признание» имеет и иные значения: исповедь, покаяние и сознание. Художественный проект «Сардины в масле» открывался в разгар лета, 31 июля 1999 года в Музее Мирового океана (повторно он был показан «без купюр» в рамках московской международной художественной ярмарки «Арт-Манеж 99. Евразийская зона»). Выставочный зал музея, небольшой по площади, был как «сельдями в бочке» тотально перенасыщен искусством тринадцати художников из Калининграда, Москвы и Новосибирска: станковой графикой, объектами, фотографией, инсталляциями, анимацией, комикс-, видео-, компьютер-, аудиоартом. Но почему именно «сардины в масле» были предложены художникам для интерпретации? Ответ первый: «Сардина — стайная рыба, обитающая в верхней пелагее Атлантического и Тихого океанов. В свете ультрамодных течений современного искусства в данном проекте актуализируется экологическая тематика. Хищнический неконтролируемый вылов траловыми флотами этой популяции может привести к полному исчезновению вида…» Ответ второй: «"Сардины в масле" занимают особое место в ряду советских протосимволов… До сих пор ухо отечественного потребителя-эстета с ностальгирующей лёгкостью воспринимает артистическое звучание таких названий, как "Сельдь иваси", "Горошек зелёный мозговой", майонез "Провансаль", компот "Ассорти", "Завтрак туриста" и прочее (всего не упомнишь)». Ответ третий: «Для интеллектуального художника может показаться интересным ещё один ракурс на тему проекта — "жизнь после смерти"» (Е. Уманский, И. Чеснокова). Это был один из первых тематических проектов Центра. Церемония открытия проходила под витающий над залом аромат консервов «Сардины в масле». По её завершении многочисленные зрители с нескрываемым удовольствием поедали из жестяных банок с чёрным хлебом сам символ проекта. Кураторы Ирина Чеснокова и Евгений Уманский специально придумали «сардин» для морского города, замечательного музея и для того, чтобы встретиться с художниками и друзьями, подискутировать на небанальную тему, сделать выставку, насладиться летом и отведать этот забытый гастрономический деликатес. Позже «Сардины в масле» назовут одним из лучших российских арт-проектов в 1999 году. В начале 2000-х годов в Калининграде появилась Сеть «Ситивидение», разместившая три крупноформатных световых экрана в центральной части города. Несмотря на попытку компании внести разнообразие в наружную рекламу, рекламировать приходилось одни и те же товары и услуги. Несколько мелькающих картинок расцвечивались рядами лампочек и повторялись каждые пять минут, поэтому спустя пару дней однообразное мельтешение перестало интересовать потенциального потребителя. 324

Ц-39

Видеопрограмма «Videotrafic», видеоэкран «Ситивидение», площадь Победы, Калининград. Фото Е. Паламарчука, 2003

Возможно, в связи с этим руководство компании с лёгкостью откликнулось на предложение филиала ГЦСИ показать на центральном экране города «Videotrafic» — видеопрограмму художников, живущих во Франции (куратор О. Туркина). Работы были технологически адаптированы для видеоэкрана «Ситивидение» и демонстрировались в течение трёх дней на площади Победы в центре Калининграда рядом с остановками городского транспорта. Представить себе лучшее место для демонстрации искусства было невозможно! Открытое пространство площади — экран просматривался со всех сторон, замедленная «монументальность» видеоработ, масштаб и новизна картинки позволили тысячам калининградцев увидеть программу французского видео.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Опыт сотрудничества с компанией «Ситивидение» оказался настолько успешным, что следующий проект был показан буквально через три недели. Назывался он «Save Screen» и был приурочен к шестилетию филиала ГЦСИ в Калининграде (2003). Любой современный человек, работающий с компьютерными технологиями, знаком с программой «Screen saver» — «хранитель экрана». Куратор проекта Евгений Паламарчук сознательно заменил порядок слов для привлечения внимания к сохранению «экрана» как пространства восприятия искусства. В 2003 году Калининград и Екатеринбург были единственными городами России, где стало возможным использование центрального видеоэкрана города не только для коммерческой и социальной рекламы, но и для экспонирования произведений современных видеохудожников России и Европы. Журналисты региональных СМИ, готовившие сюжеты для новостей, брали интервью у прохожих, и те делились своим неподдельным интересом к происходящему: возможно, впервые за несколько лет они остановились перед экраном и с интересом досмотрели программу до конца. В результате компания «Ситивидение» попросила продлить демонстрацию проекта «Save Screen» с трёх дней до десяти. Цель проекта — не только оформление публичного пространства города, но и знакомство жителей Калининграда в формате public art с современным искусством, которое вышло из традиционных музейных и галерейных пространств на улицы города, — была достигнута. В связи с получением в управление башни «Кронпринц» Центр переориентировал свою деятельность в формате public art на представление будущей резиденции ГЦСИ в Калининграде. 325

Ц-39

326

Цветаева Елена

Ц-39

Инсталляция «Над ледяными полями» из проекта «Русский красный» Юрия Васильева в Монсе, Бельгия. Фото Е. Уманского, 2015

Inside and Between Очередное изменение нашей дислокации — переезд в 2002 году в просторный офис в гостинице «Москва» на улице Свободной, 4 — совпало с приходом новых сотрудников и с организацией международного проекта «Inside and Between: коммуникация и идентификация в современном искусстве» (кураторы И. Чеснокова, Е. Цветаева). Проект реализовывался в три последовательных этапа: первым проходил семинар-пленэр на Куршской косе, завершилось всё научной конференцией и выставкой в Калининградской художественной галерее. Искусствоведам и художникам из России, Китая, Германии, Швеции, Чехии, Великобритании, Литвы было предложено творчески высказаться о птицах и кошках, которых мы с Ириной Чесноковой обозначили как «inside and between» — «внутри и между».

Птица зяблик (лат. Phringilla), наиболее распространенный на Куршской косе вид птиц, была предложена участникам пленэра как знак коммуникации и символ «between». Идея использовать в проекте уникальный ландшафт косы и образ мигрирующих птиц принадлежала калининградскому художнику Юрию Васильеву, а появилась она во время традиционных поездок сотрудников ГЦСИ на побережье. Куршскую косу часто называют «птичий мост», по ней проходит миграционный путь пернатых, связывающий Финляндию, Карелию и Прибалтику с Южной Европой и Африкой. Ещё в 1901 году немецкий просветитель, профессор И. Тинеманн организовал на косе первую в мире орнитологическую станцию «Фрингилла», которая сегодня является одной из самых больших в мире. «Перелёты птиц, их ориентация в пространстве и безошибочное возвращение домой послужили метафорой для сопоставления с миграциями людей, вынужденной или желаемой эмиграцией, с интеграцией человека в новую социокультурную реальность с сохранением или обретением новой идентичности» (И. Чеснокова, Е. Цветаева). «Необыкновенная» уличная кошка в качестве символа идентификации и ассоциируемая с ней тема секретного, конфиденциального, внутреннего — «inside», была предложена международному арт-десанту в качестве второго персонажа проекта. С Белкой-1 (так звали кошку) была связана обычная житейская история. Эту Кошку я подобрала на улице, и мы прожили с чёрнобелой принцессой около двух лет. Казалось, она забыла бродячую жизнь, более того, было видно, что улица её пугала. И вот я уехала учиться в Москву, а вскоре после моего отъезда Белка-1 сбежала из дома. Я вернулась через год, но Белочка, отчаявшись дождаться хозяйку, исчезла навсегда. Так в 1998 году родилась история о том, что, возможно, это была настоящая кёнигсбергская Кошка из породы тех, которых не взяли с собой в 1947 году депортированные из Калининграда последние немцы: они вынуждены были оставить домашних существ на произвол кошачьей судьбы. Кошки, в свою очередь, остались верны своему дому, научившись жить самостоятельно и беззаботно, иногда позволяя людям приглашать их к себе на побывку. Они также научились покидать дома, если не находили хозяев… Вина перед этим добрым существом и реальные послевоенные события Кёнигсберга / Калининграда предложили такой сценарий: сделать проект о настоящих и верных жителях города, которые сегодня живут рядом с нами и являются его истинными аборигенами — старожилами территории. «Inside and Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

327

Ц-39

Цветаева Елена

Between» был одним из элегантных проектов Центра, который, с одной стороны, вроде бы был сфокусирован на природных антагонистах и антиподах — кошках и птицах, но, по сути, рассказывал о людях. Мифотворческий проект, обострявший вопрос об идентичности и так искусно объединявший российский и немецкий периоды истории Кёнигсберга / Калининграда, был, вероятно, одним из первых в городе. Более того, арт-история о кёнигсбержкекалининградке Белке-1 сегодня обросла новыми интерпретациями и превратилась в настоящую городскую легенду, которую искусно рассказывают экскурсоводы приезжим туристам, обращая их внимание на беспризорных уличных красавиц. Но не только историческая память и наследие территории являются мощными стимулами для наших инициатив. В 2005 году очередной проект «Арт-гид. Кёнигсберг / Калининград сегодня» (руководитель Е. Цветаева, редакция И. Чечот, Э. Вольф, коллектив авторов), который касался артистического исследования города, был осуществлён к его 750-летнему юбилею Государственным центром современного искусства. Это была первая попытка создать эстетический и художественный путеводитель нового типа, в котором мы шли не от прошлого, а от настоящего, и особое место в нём заняли работы современных художников, образы города, создаваемые фотографами, публицистами, писателями, архитекторами, музыкантами, историками (86 участниками из 12 стран мира, www.ncca-kaliningrad.ru/art-guide). Нам удалось представить город глазами творческих людей, которые, конечно, нашли в нём как «удивительные красоты и особенности, так и удивительные безобразия» (И. Чечот). Желание участников показать «свой город» сделало артистический путеводитель заострённо-субъективным, без пафоса искренним. И до сих пор Арт-гид (2005) остаётся одним из немногих содержательных ресурсов в осмыслении истории города, которая включает не только довоенный, но послевоенный и современный периоды его развития. В 2005 году был дан старт трансроссийскому художественному партнёрскому проекту «9000 км» (руководитель Е. Уманский, коллектив кураторов), который «родился из стремления понять новую художественную географию России и в то же время из желания осознать её общую "идеограмму", которая была бы тождественна современному состоянию "большого отечества" — одновременно европейской и азиатской, либеральной и консервативной, централизованной и провинциальной страны. Девять тысяч километров — расстояние от крайней западной до крайней восточной границы России. Если пересекать материк (1/6 часть суши) поперёк часовых поясов на самолёте, то потребуется не менее 15 часов лету и один потерянный день. Если вылететь из Калининграда утром, то приземлишься во Владивостоке тоже утром, но — следующего дня» (Ю. Гниренко, Е. Уманский, И. Чеснокова). Трансроссийский проект «9000 км» осуществлён командой кураторов государственных и частных культурных и образовательных институций из 8 регионов и 10 городов России. Десять региональных проектов представляли «брендовые модели» и «проблемные точки», характерные для конкретного места, и объединялись в одно экспозиционное и интеллектуальное пространство. Гипермасштаб девяти тысяч километров (своеобразное пространство «вненаходимости» для европейцев — им практически невозможно представить такие расстояния) задавал дискуссионные темы 328

Проект «Красный — Красный», Юрий Васильев и Карл Михаэль фон Хауссвольф, Калининградская художественная галерея. Фото О. Харина, 2009

Ц-39

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

329

Ц-39

Цветаева Елена

для кураторов и художников, пытавшихся понять и осознать современную Россию: «Каковы новые характеристики определения "России" и будущие перспективы огромной по территории страны? Что есть "русскость" при таком "вавилонском" столпотворении народностей? Куда "идут" русские и "зачем"?» (Ю. Гниренко, Е. Уманский, И. Чеснокова). Разнообразная картина взглядов авторов, проживавших и работавших в разных российских регионах от Калининграда до Владивостока, и выразительный язык современного искусства позволили увидеть «реальную» Россию, которая есть сегодня и сейчас. В 2009 году командой кураторов (Ю. Бардун. Е. Уманский, Е. Цветаева) в рамках специальной программы Третьей Московской биеннале современного искусства —впервые, расширив географию проекта, вне столицы, в Художественной галерее Калининграда — был реализован проект «Красный — Красный. Юрий Васильев и Карл Михаэль фон Хауссвольф. Россия — Швеция», который представил творчество двух художников, два «красных» — Васильева и Хауссвольфа, два измерения — Россия и Европа, два взгляда на содержание цвета. Интрига проекта заключалась в том, что художники практически одновременно — на рубеже XX и XXI веков — независимо друг от друга приступили к арт-исследованию красного, и для нас, кураторов, наступил момент представить в одном пространстве их видение драматургии цвета.

Проект «Красавица и Чудовище», группа Empfangshalle, Дом Советов, Калининград. Фото Е. Уманского, 2009

Как раз ответу на вопрос «Что есть русского в красном?» посвящён проект Юрия Васильева «Russian Red», который художник реализует с 2000 года на протяжении многих лет. В «Russian Red» Васильев представляет историческую «русскость» красного, его тоталитарное содержание, связанное с революциями, репрессиями, стройками социализма, кровопролитными войнами, коммунальным бытом, экономическим развалом, социальным неравноправием и равнодушием. Красный притягивается то белым, то чёрным, приближаясь то к одному, то к другому своему полюсу. При сочетании с белым становится жизнеутверждающим, при сочетании с чёрным — обречённым и драматическим. Красному Васильева присуще нечто национально-характерное: размах и удаль, беспечность и необузданность, дремучесть и порыв, тотальная и вечная «детскость» и независящая от возраста, лежащая глубоко внутри собственного «я» необходимость во внешней санкции — то ли царя-батюшки, то ли Господа Бога. Этот чувственный цвет-образ, застрявший в коллективной памяти русских людей, в конце концов ассоциируется с Россией-матушкой, которую никому и никогда не понять. Карл Михаэль фон Хауссвольф, сочетающий в своем творчестве звук, свет, визуальные средства, перформанс и кураторскую практику, увлечён красным эмоционально. Для него как саунд-художника амплитуда «звучания» красного цвета соответствует очень низким частотам — басам в диапазоне 35–80 Гц. На этой частоте — на грани слышимости — звук становится ощутим физически, и для Хауссвольфа эти басы соответствуют очень глубокому красному. Как с увеличительным стеклом, художник работает с красным светом в различных городах мира, высвечивая мощными лампами

330

Ц-39

Инсталляция Бертрана Иванофф, конкурс «Башня "Кронпринц": Второе пришествие». Фото О. Харина, 2010

в несколько тысяч ватт конкретные архитектурные пространства, объекты, детали. Для него важно с помощью эмоциональной силы цвета проявить в общественном сознании забытые, покинутые, заброшенные людьми места, и в этом заключается всеобъемлющий гуманизм художника по отношению ко всему миру. В унисон «мега-русскости» Ю. Васильева новым символам современного Калининграда посвящена история-быль 2009 года «Красавица и Чудовище» немецкой группы «Empfangshalle» (Корбиниан Бём и Михаэль Грубер, куратор И. Чеснокова) — ироничный и острый проект о городе и о восприятии Красоты в этом городе, представляющий основные атрибуты современности, так называемые «must have», без которых ни один «успешный» горожанин не может обойтись: прекрасная дива и богатое авто. Основная его часть, фотосессия, проходила в течение нескольких дней на площади перед Домом Советов. К участию в съёмках художники пригласили пары с их любимыми автомобилями. Фотографии фиксировали образы красивых девушек и роскошных машин на фоне Дома Советов — современного «Чудовища», здания, которое строилось в советское время более двадцати лет, но так и не было завершено. Лучший имидж проекта определялся путем открытого голосования на интернет-портале www.kaliningradcity.ru, и победительницей была выбрана Дарья Малышева (Калининград), набравшая 2739 голосов. Её фотография стала основой для самой большой в мире янтарной картины 230 х 133,5 см, изготовленной Корбинианом Бёмом и Михаэлем Грубером

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

331

Ц-39

Цветаева Елена

при поддержке мастеров по янтарю Александра Юрицына и Виктора Иванова (Калининград). «Мюнхенский дуэт "Empfangshalle" все свои проекты делает в общественном пространстве, но никогда не о пространстве как таковом, а всегда о его обитателях... "Empfangshalle" — ироничные исследователи общественного мнения и настроения. Их проект для Калининграда тоже обернулся социальным исследованием, попыткой построить ловушку для духа места из душ тех, кто это место населяет» (А. Матвеева). В итоге 35 барышень и автомобилей боролись за право быть лучшими, более 7000 пользователей интернет-портала определяли, кому быть увековеченным в янтаре. «Красавица и Чудовище» — один из самых массовых проектов Балтийского филиала ГЦСИ, когда технологии public art и опыт кураторов Центра позволили включить в пространство современного искусства людей, имеющих своеобразное представление о счастье и о прекрасном. С 2012 года Балтийский филиал ГЦСИ реализует ежегодный международный фестиваль «Sound Around Kaliningrad» (куратор Д. Акимов), делая упор на экспериментальном звуке, на уникальных стратегиях саунд-художников, продолжающих традиции авангардного искусства первой трети ХХ века, связанные с научно-техническим прогрессом и достижениями во всех сферах научного знания (философии, психологии, в гуманитарных и социальных науках), которые способствовали возникновению и становлению новых видов искусств. Современные эксперименты со звуком связаны с творчеством Велимира Хлебникова — великого русского поэта-«будетлянина» и его интонационными стихами, с абстрактной поэтической «заумью» Алексея Кручёных, с литературными и художественными работами других футуристов — «глашатаев будущего», с творчеством выдающего русского композитора Александра Скрябина и его поисками возможностей объединения звука и света, с экспериментами в области электронной музыки Джона Кейджа — одного из самых влиятельных американских композиторов ХХ века. «Sound Around Kaliningrad» — это мероприятие, заточенное скорее под людей, которые знают и понимают современное искусство, нежели под массовую аудиторию. Каждый год фестиваль привлекает и впечатляет зрителя новой программой и исполнителями, а также новыми саунд-перформансами калининградских участников. Будучи логическим продолжением проектов «Аудиотуризм», «Sound Art Camp», «Акустическая диагностика», за три года фестиваль «Sound Around Kaliningrad» вырос в полноценное событие, и поэтому сегодня уже можно говорить о новой культурной традиции современного Калининграда. Неудивительно, что именно в экспериментальном регионе России (как часто называют сегодня Калининградскую область) со своеобразным географическим положением — его закрытостью, зависимостью, анклавностью / эксклавностью — в 2004–2013 годах реализованы проекты-антологии «Biomediale. Современное общество и геномная культура», «Эволюция от кутюр: Искусство и наука в эпоху постбиологии» (в 2 томах, куратор Д. Булатов, http://ncca-kaliningrad.ru/biomediale/), направленные на осознание и комплексное изучение влияния, оказываемого развитием новых технологий на различные составляющие современного социокультурного процесса. «Пожалуй, никогда не была так головокружительно высока цена подобных исследований: человек начинает формировать себя, руководст332

Ц-39

Саунд-перформанс группы Sturle Dagsland, фестиваль Sound Around Kaliningrad в Филармонии. Фото А. Ефица, 2015

вуясь собственными представлениями. Расшифровывая своё биологическое строение и научаясь его изменять, мы получаем власть над собственной эволюцией. Мы начинаем путешествие в неведомое…» (Д. А. Пригов). Biomediale затрагивает самые злободневные и этические проблемы современности, касаясь «даже болезненной темы, болезненной и актуальной не только для искусства, но и для всей мировой культуры — темы трансгенетических изменений; и в проекции ещё более широкой и общей проблемы — новой антропологии» (Д. А. Пригов). Как было отмечено выше, современное искусство действительно находится inside and between — внутри и между — общества, науки, эксперимента, новаций; это «неотъемлемая часть культурного процесса, и сейчас для власти пришло время не руководить искусством, а поддерживать свободные художества всех направлений: от традиционно-реалистических до экспериментальных, всех художников, выражающих дух времени» (М. Е. Швыдкой, 2005).

А жизнь налаживается… Невозможно на нескольких страницах эссе описать всю деятельность Калининградского (а с 2011 года Балтийского) филиала Государственного Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

333

Ц-39

334

Цветаева Елена

Инсталляция Лорана Перно, конкурс «Башня "Кронпринц": Второе пришествие». Фото А. Любина, 2010

Ц-39 центра современного искусства со времени его учреждения в 1997 году (www.ncca.ru/kaliningrad). Прежде всего хочется показать, как создавался центр, как рождались концепции и реализовывались проекты, как «росли и мужали» через новое искусство кураторы, сколько союзников за столько лет приобрёл ГЦСИ. Но одно обстоятельство всё же невозможно пропустить, обозначив его как рубежное — в 2003 и 2006 году филиал Государственного центра современного искусства получил в оперативное управление башнюредан «Кронпринц» и часть мансардных помещений казармы — памятника немецкой фортификационной архитектуры середины XIX века. Расположенная в центральной части города Калининграда на улице Литовский вал, 38, посещаемая в погожие дни туристами, которые по каким-то неведомым картам находят в её чертах Королевский замок, казарма «Кронпринц» является главным звеном второго оборонительного кольца Кёнигсберга. Величественное фортификационное сооружение возводилось по проекту берлинского генерала и инженера Эрнста Людвига фон Астера. «Строительные работы официально были начаты 15 октября 1843 года торжественной закладкой первого камня казармы, в 1849-м строительство было завершено... Казарма была построена для 1-го гренадёрского полка. Полк был создан при Великом курфюрсте Пруссии в 1655-м и считался королевским и главным в городе. В казарму он вошёл в 1849 году» (И. Д. Чечот). Удивительна судьба этого сооружения. При внешних признаках крепости казарма «Кронпринц» как будто была возведена не для войны, не пережила военных осад и жарких сражений. С 1890-х годов, через сорок (!) лет после возведения, казарма утратила свои оборонительные функции. В связи с изменением тактики ведения боевых действий казематы были перестроены под жилые помещения, и с тех пор кто только ни находил приют в её стенах: кёнигсбергская полиция, военная казна вермахта, городские службы… После Второй мировой войны в казарме разместился штрафной батальон, затем учебный танкоремонтный полк, в 1970-е годы — мореходная школа, общежитие, организации рыбной промышленности, и склады, склады, склады… В 2003 и 2006 годах часть помещений казармы «Кронпринц» была передана Государственному центру современного искусства для организации музейновыставочного комплекса. Это также центральная башня-редан —доминанта уникального фортификационного комплекса, выстроенная в соответствии с инженерно-техническими достижениями своего времени, массивное сооружение из красного полнотелого кирпича с цоколем из бутового камня. Башня-редан «Кронпринц» — достаточно интересный и ценный архитектурный объект, имеющий запоминающийся индивидуальный образ, крупный масштаб, ярко выраженные стилевые характеристики. По замыслу авторов архитектурной концепции приспособления памятника для Государственного центра современного искусства (Ю. Забуга, М. Миндлин, М. Хазанов, А. Нагавицын), стены башни «Кронпринц» сохраняются опорными и физически, и идеологически, а новая архитектура Центра подчёркнуто «неисторична». Тот же архитектурный приём использован в приспособлении мансардного помещения казармы (архитекторы А. Чебыкин, М. Миндлин). Скоро здесь откроется современный комплекс с выставочными и кинолекционными залами, резиденцией для художников, пространством для

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

335

Ц-39

Цветаева Елена

занятий с детьми, офисами, медиатекой и медиастудией, библиотекой, артистическим клубом и кафе. Обретение современным искусством собственного пространства для будущей резиденции и финансовая поддержка реконструкции и реставрации объекта Министерством культуры РФ — своеобразный знак времени, который указывает на потенциал актуальной культуры и на изменения, происходящие в обществе. Не дожидаясь окончания строительства, посредством реализации международной программы «Башня "Кронпринц": Второе пришествие» (кураторы Ю. Бардун, Е. Цветаева) и остроумных идей художников удалось включить монумент в региональную и европейскую жизнь, предложив его иную идентичность. Мы разрушили мрачную ауру игрушечными кирпичиками (Р. Тавасиев); слушали последние «родные» звуки воинстующей башни (Д. Акимов, Д. Демидов, Е. Паламарчук); стали свидетелями совершённого побега (группа ЗПТ); пытались быть французами и на английском языке у калининградцев узнавали дорогу к памятнику (Марсель Динаэ); дорисовывали отсутствующие интерьеры и события (А. Сяйлев); разворачивали на втором этаже монумента на несколько дней настоящий коммуникационный центр и посредством встреч с творческой интеллигенцией Калининграда создали карту культурного пространства города (группа «Atelier Veldwerk» / Онно Диркер, Руди Дж. Луйтерс); «в поисках абсолюта (по Флоберу)» через тексты-посвящения создали образ башни «Кронпринц», используя «сложнейший, точнейший и прекраснейший язык в мире» (Ю. Хигашино); пригласили всех желающих калининградцев стать участниками экспериментальной игры в теннис по собственным правилам, используя территорию монумента как художественную и спортивную площадку (группа «Topp & Dubio»/ Сандер де Хаас и Фритс Дейкс); украсили окна башни цветами и на следующий день раздали приглянувшиеся растения зрителям, возложив на них ответственность за дальнейшую судьбу цветка, — они должны были решить, где будет жить «подопечный», документировать процесс его роста и цветения (Роберли Энн Бэлл); превратили здание в настоящую сказочную башню, предоставив возможность каждому зрителю создать свою версию прочтения неоновой надписи на фасаде: «Нет в мире больше чудес» (Лоран Перно); на одну ночь поставили памятник-посвящение с описанием «легенды», согласно которой монумент изображал Кронпринцессу — наследницу старых и новых смыслов башни «Кронпринц», тем самым через романтическую историю проникли в сердца людей (группа Сан Донато); сдались, выбросив белые флаги (В. Щербаков), и в конце концов возвратили «Кронпринц» к новой жизни для современного искусства (Е. Уманский). Идея перепрофилирования фортов, старых фабрик, трамвайных депо, вокзалов, электростанций в залы и музеи современного искусства не нова для мировой практики ревитализации, но для Калининграда это действительно знаменательное событие — красивая метафора, символизирующая окончательную капитуляцию милитаристских объектов и военной силы перед искусством. Идея международного конкурса «Башня "Кронпринц": Второе пришествие» родилась в связи с тем, что процесс капитального ремонта и реставрации памятника, часть которого ГЦСИ получил в управление в 2003 и 2006 году, затянулся во времени. Величественный монумент оказался не таким 336

Ц-39 простым в приспособлении его под современный музей. Команде архитекторов пришлось решать нелёгкую задачу параллельного сосуществования исторического объекта и современного пространства, требующего нового уровня комфорта, нового качества эксплуатации. Кроме того, процесс подготовки документов для реставрации памятника, инженерный проект, согласования, экспертизы и прочее требуют времени, а это — своеобразная пора забвения для «Кронпринца», так как для горожан вроде бы ничего не происходит и люди начинают забывать про строительство музея. Поэтому международный конкурс «Башня "Кронпринц": Второе пришествие» можно сравнить с PR-акцией, растянутой на время строительства. Посредством этого события нам удалось воспринять стройку как процесс творчества и изменений. Ежегодно через проекты художников демонстрировались возможности современного искусства по интерпретации бывшего военного объекта, проявлялась будущая резиденция ГЦСИ в Калининграде, жители города стали свидетелями всех этапов реконструкции и реставрации памятника, и в конце концов по завершении строительства музей для горожан должен стать «своим». После открытия для арт-интервенций художникам будут предложены не только сама башня и мансарда, но и стеклянные лестницы, парк с деревьями, крыша, кафе, библиотека, офисы и т. д. Ведь талантливые люди находят актуальность как для прошлого, так и для настоящего, и даже умеют предвидеть будущее.

*** Сегодня в Калининграде пока не так много творческих людей, знающих и адекватно работающих в актуальном искусстве. Возможно, поэтому ещё рано говорить о традиции, школе и поколении преемников, но современное искусство — то самое contemporary art — в Калининграде есть. Оно расширяет границы своей представленности, его начинают включать в образовательные программы в государственном университете, к нему, хотя и осторожно, привыкают чиновники, у него появилась и растёт своя аудитория. Это один из серьёзных и сильных игроков в пространстве культурной политики региона. И самое главное — о нём знают. Конечно, сложно, находясь внутри ситуации, взглянуть на ГЦСИ и на себя со стороны — не хватает отстранённости и протяжённости во времени. Вероятно, поэтому и возникает желание написать «большой отчёт о деятельности», так как сложно о чём-то и о ком-то не рассказать, не поделиться. Столь подробное повествование со множеством деталей прежде всего показывает не только организацию — от наших первых романтических акций до мускульных строительных проектов, — но и время, которое очень сильно изменилось. Представить себе то, что мы свершали тогда, сейчас невозможно — мы изменились, контекст изменился, всё состоялось и «вопреки», и «благодаря». Это «первая летопись» о том, чего мы, сотрудники Центра, совместно достигли — и этот «отчёт» нужен. Современное искусство, представляя реальность и одновременно критикуя её, является мощным средством психологической адаптации, несмотря на свою сложность, некомфортность, некомплиментарность. Оно всегда пронизано творческой игрой, это своеобразная зона эксперимента, поэтому «важно не только стать современным художником (что просто), важно им остаться» (Е. Уманский) Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

337

Ч-40

Чалый Вадим

Чалый Вадим Калининград, Россия Кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой философии БФУ им. И. Канта

Волны a priori Моя история о самых несгибаемых романтиках Балтийского моря — о балтийских сёрферах. Это люди, которые по-настоящему умеют верить в мечту. Мечта эта красива: в один прекрасный жаркий солнечный день поймать на Балтике идеальную волну. Увы, вероятность этого события бесконечно близка к нулю. Все это знают. Знают, что настоящие сёрфовые волны на Балтике возможны лишь в результате какой-нибудь катастрофы, а вместо них бывает только свирепый прибой, в котором ломается матчасть. Знают, что солнечных дней здесь мало, ещё меньше дней жарких. Что лучшая каталка случается в ненастные дни, когда нормальному человеку не хочется из дома выходить. Что кататься большую часть года приходится не в шортах, а в шапках и рукавицах. Но вопреки обстоятельствам они есть — балтийские сёрферы. Среди тех, кто лезет в холодные балтийские воды с доской, парусом или кайтом, есть самые разные люди. Профессиональные моряки, бизнесмены, студенты, военные пенсионеры. Все гордятся тем, что занимаются этим спортом и катаются в сложных балтийских условиях. Несмотря на то что наши условия далеки от идеальных, букет впечатлений от катания велик. Любители адреналина получают его сполна в шторма, когда резкие злые волны грызут берег, и чтобы оседлать их, требуются отточенная техника, хладнокровие и хорошая физподготовка. И везение, потому что балтийские штормовые волны непредсказуемы. Тем, кому, наоборот, хочется насладиться плавным скольжением, достаточно в хорошую погоду вооружиться большим парусом или кайтом и ощутить себя в гармонии со стихиями — водой, ветром. Историческая справка Основоположником сёрфинга на Балтике является Иммануил Кант, непревзойдённый мастер в дисциплине armchair surfing. Ещё в 1756 году Кант писал: «Рассмотрение карты, на которой указаны постоянные и периодические ветры (явный архаизм, современные сёрферы говорят и, случается, пишут "ветра". — В. Ч.) всех морей, доставляет немалое удовольствие» (AA, 1:501). Это столь образно описанное великим философом глубокое 338

Ч-40

Фотография из архива В. Чалого, 2015

чувство хорошо знакомо и сегодняшним сёрферам, часами рассматривающим сайты с морскими прогнозами. В трактате «Новые замечания для пояснения теории ветров» Кант дает подробное описание сёрф-спотов не только окрестностей Кёнигсберга, но и таких отдалённых уголков планеты, как Мадагаскар и Новая Голландия. Есть в трактате и таинственные намёки на секретный спот, местоположение которого может указать характер преобладающих ветров. Поиски этого сёрф-спота — излюбленное занятие сегодняшних сёрферов-кантианцев. Существует теория, что в молодые годы, а особенно в так называемое «молчаливое десятилетие» (1770–1781), Кант не только увлекался бильярдом, но и регулярно ездил под хороший прогноз в Нойкурен или Пиллау. Свой опыт этих поездок философ изложил в ныне утраченном трактате «Старые замечания для пояснения теории ветров». Написанная Кантом в «молчаливое десятилетие» «Критика чистого разума» проливает свет в том числе и на вопросы, возникающие у нормального человека к человеку, катающемуся на доске на Балтике. Что заставляет последнего надеяться на чудо? Откуда в его уме берётся идея ровной волны? Почему она сохраняется там, даже не встречая никогда эмпирического соответствия? Можно предположить, что балтийские сёрферы насмотрелись голливудских фильмов и красивых фотографий, и это будет правдой — но не объяснением, ведь чтобы картинки нашли отклик, в сознании уже должно иметься что-то, способное откликнуться, какая-то априорная идея волны. Подобно другим идеям чистого разума, она не имеет теоретического обоснования, но направляет практику, заставляя некоторых людей снова и снова лезть в холодные балтийские воды. Среди местных сёрферов принято отмечать свои авто клубными наклейками. Встречая такую машину где-нибудь в городской пробке, я радуюсь — вот едет человек сильный, здоровый, жизнерадостный. Носитель красивой априорной идеи чистого разума

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

339

Ч-41

Чечот Иван

Чечот Иван Санкт-Петербург, Россия Кандидат искусствоведения, доцент и руководитель программы «История искусства» факультета свободных искусств и наук СПбГУ, ведущий научный сотрудник Российского института истории искусства РАН

Гению места Калининграда и Кёнигсберга 1 Впервые опубликован в Арт-гиде Кёнигсберг / Калининград сегодня, 2005 (http://art-guide.ncca-kaliningrad.ru/)

Когда отшумит праздник юбилея и порывы ветра взметнут в воздух мусор — настанут будни, вернётся суровая реальность жизни в областном центре. Он называется Калининград: клубок проблем, бездорожье, безработица, дикое загрязнение территории, жестокая борьба нового и старого уклада. Снова, то нервно, то обречённо, заговорят о том, что ждёт столицу российского анклава, отрезанного от «большой земли», в будущем, и когда же оно настанет. Снова станут гадать, какими путями должна идти культура, сколько в ней должно быть глобального, сколько локального, сколько российского, сколько европейского. Об этом если не рассуждают, то думают все — не только свои, но и чужие, те, кому город близок и дорог, и те, для кого он не более чем предмет любопытства, — гости города. Летом они, как всегда, приедут отдыхать на море — курортники и единичные туристы или группы, как правило немцы. Именно в роли такого курортника приехал в Калининград и я, ещё в конце 70-х годов. С тех пор мне постоянно доводится бывать там, где живут мои хорошие друзья и где меня почти неизменно охватывают размышления о Родине, о Европе и о Германии, с которой я связан профессионально и духовно. Как историк искусства, специалист по немецкой культуре, любитель классической музыки и литературы, читатель философских книг, я не мог не стремиться побывать в Калининграде. И вообще русскому интеллигенту, тем более такому «западнику», каким я был тогда, должен быть интересен город, через который открывали для себя Европу царь Пётр и Карамзин, на подступах к которому сражался Гумилёв, бывала и прочая русская элита. Такому не может быть неинтересно в Калининграде, хотя… Не всякому, конечно, так как в городе почти ничего не осталось от прошлого, нет значительных памятников архитектуры и искусства, нет популярно выраженного немецкого «средневековья» и уюта, как в комфортных прибалтийских городах вроде Риги и Таллина. Да и оставшееся немецкое здесь какое-то не то — особенное, уродливое, перекроенное безо всякой романтики. Можно сказать, что туристу тут делать нечего. А вот следопыту, разведчику…

340

Ч-41 Фотопроект «Золинген» Юрия Васильева, 2010

Кто может заинтересоваться Калининградом-Кёнигсбергом в его сегодняшнем состоянии? Туристу это не суждено, он по определению спешит и нацелен на яркое и крупное, красивое и особенное, а в Калининграде, чтобы видеть, требуется много времени и пристальное умение рассматривать: микрозрение, интерес к деталям. Но и без макрозрения, без чувства целого, вытекающего из осознания главной темы — вопроса посещения, без большого контекста истории и современности тоже в Калининграде ничего не будет ни понятного, ни интересного. Для этого требуются немалые знания разного рода и воображение, способность чувствовать присутствие отсутствующего и любовь, тяга к размышлению. Для людей, которые этим обладают, Калининград очень интересный город, заставляющий работать память и интуицию, направленную как в прошлое, так и в будущее. Главный вопрос, который тревожит наблюдателя в Калининграде, — остался ли Кёнигсберг, в чём он воплощён и зачем, по чьей воле он не исчез напрочь. Этот вопрос перерастает в догадки о том, что говорит Кёнигсберг Калининграду и миру вообще, в каком направлении и на что он указывает. Это также вопрос о том, как Калининград и Кёнигсберг совмещаются в одном месте и в настоящем времени, вопрос о будущем города, вырастающем из его истории как целого. Не только для стороннего наблюдателя — для местного жителя тоже нелегко собрать город, тем более Калининград и Кёнигсберг, в единое целое. Сегодня он распадется на фрагменты, части, лишённые очевидной зримой и логической связи. Здесь одинокий старый зуб-дом, там небольшой район, как будто почти не тронутый временем, рядом грубо, зримо торчат куски прошлой советской жизни, уже несколько припорошенная временем жилая застройка; вот немногие остатки сталинского города, когда-то нарядного, с колоннами, фонтанами, статуями, и тут же новейшие вложения денег в недвижимость, на скорую руку сооружённые центры современной цивилизации и вокруг, до горизонта — свалки, помойки, гаражи, сараи, дачки, ветхие и брошенные военные городки…

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

341

Ч-41

Чечот Иван

Центр города пуст. Длинный скучный мост пересекает то место, где когда-то лежал древний город, и выводит к месту взорванного в 60-е годы Королевского замка. На древнем холме сегодня возвышается другой замок-призрак: огромное кубическое здание Дома Советов — выразительный памятник долгостроя, и не руина, и не футуристический проект, а загадочный в своей неустранимости и непроницаемости Объект размышлений. Сначала гость Калининграда недоумевает и в ужасе отстраняется. Города нет, ни старого, ни нового, только сквозняк, неистовство стальных ветров истории и гримасы разрушения и бестолкового, обречённого, оборванного и осмеянного самоутверждения другой жизни да наглый блеск и звон мобильных телефонов и уже привычный шум пивных водопадов, стекающих с реклам. Но вот на город упал вечер. Вы вошли в длинные улицы-аллеи, услышали особенный, как в забытом кино, шорох шин по лоснящейся брусчатой мостовой, увидели мечущиеся огни фар на узорной кирпичной стене, заметили ажурный переплёт в жёлтом окне и вдохнули сыроватый воздух под деревьями. На закатном небе внезапно громадой обрисовался силуэт высокой крыши; вас ведут в гости по деревянной скрипучей лестнице — ступени окантованы медью, вот медная ручка двери и звонок — старые. Во многих квартирах всё ещё сохранились немецкие вещи — пианино, шкафчик в ванной, кофемолка — они живут здесь как дома. Начинается разговор: когда вы сюда приехали, а вы, вы родились в Калининграде или нет, приезжали ли старые хозяева, где они теперь и пр. Но необязательно эта ветхая сентиментальная картина даст вам почувствовать, что вы не совсем в России. Вот вы спускаетесь в новый бильярдный клуб или занимаете столик в биргартене под цветными лампочками, вступаете в разговор с молодёжью, которая ещё не была в Москве и совсем не рвётся в Петербург, но ежегодно ездит в Польшу и Германию. Вы понимаете, что живёте где-то там, далеко в тылу, здесь же что-то совершается, ждёт, начинается, но территориально идёт от вас в другую сторону… Вы с любопытством входите в обновлённый, бережно сохранивший немногие довоенные детали и ныне оборудованный по последнему слову техники «немецкий» кинотеатр 20-х годов, а затем в кафе и клуб, который дизайнеры изобретательно декорировали в духе постмодерновых стилизаций буржуазной роскоши, напряжённые линии ар-деко в зале заставляют вас почувствовать собственную стилевую неполноценность, вы заводите разговоры с энергичными, иногда чуть экзальтированными людьми; вы видите — они полны надежд, бодры, прагматичны, они говорят по-русски, они совершенно русские, но… И тут внутренний голос подсказывает, что вас отделяет от них нечто совершенно специфическое и почти невыразимое — прямая жизненная причастность к гению места, к Кёнигсбергу-Калининграду, на который вы можете смотреть только со стороны и лишь издалека. Западные авторы любят изображать советский Калининград только как зону, концлагерь. Однако уже в советской стране с 60-х годов у этого города была скорее другая репутация: моя тётка-врач ходила из Калининграда в загранку на гигантских лайнерах «Александр Пушкин» и «Михаил Лермонтов» (последний кончил трагически), город был закрытым портом: особый режим, боны, шмотки, «Альбатрос», красивые моряцкие и офицерские 342

Ч-41

жёны, ароматная копчёная рыба, чистота улиц, много зелени, поблизости море и уютные немецкие домики, дети в пионерских лагерях и бравые расположения частей с покрашенными белой краской яблонями, — всё венчали Дважды Краснознамённый Балтийский флот, День рыбака и День Военно-морского флота. Город был закрыт для иностранцев и своих, он жил внутренней жизнью, о которой мало знали в других областях СССР. Кажется, что она была точно такая, как везде, и всё-таки несколько иная. Например, рассказывают, что после войны в Калининграде не сажали, сюда можно было приехать и затеряться. Военно-патриотическое воспитание было здесь на высоте как нигде; немецкого не было ничего. История сводилась к победам русского оружия над немцами в XIII, XVIII и XX веках; правда, на этих землях уважали ещё победителей Наполеона, русских генералов и, нехотя, их прусских союзников. Советский период не прошёл даром для города. Само место, где лежит город, изменилось: холмы стёрлись, десятки улиц исчезли навсегда. В центре Кёнигсберг избавился от девяноста девяти процентов руин и повреждённых, но ещё стоявших старинных зданий, потерял почти все памятники, но… впустил в себя воздух и свет речных лугов, превратился в сплошной парк, стал просторным и солнечным. Тогда всё рушили, и это было понятно, идеологически обоснованно, однозначно. В то же время то, что не являлось очевидным символом, жило дольше, сохранялось и вело свою тихую работу. За ним не ухаживали, его не трогали, только использовали. Так до 80–90-х годов до нас дошёл заросший и обшарпанный, но целый, настоящий Кёнигсберг немецкой буржуазии с её виллами, тихими улицами города-сада, а также с красивыми зелёными предместьями. Его не ценили официально, но его любили, в нём жили, хотя и страдая от сырости и тесноты. В результате разрушений, в основном уже послевоенных, установилась странная картина сохранившихся объектов. Главной достопримечательностью, символом города стали городские укрепления и грандиозные казармы середины XIX века. Остров с руиной Собора приобрёл особое значение, стал романтическим пейзажем. Сохранились просторные красные кирпичные больницы, приюты, школы, некоторые другие казённые здания. Поражая суровым монументализмом, стоят на своих местах основные постройки Третьего рейха, а также подобные крепостям бункеры; Советская армия воспользовалась новенькими казармами и офицерскими домами без долгих идеологических колебаний. Из церковных зданий пережили разрушения не древние постройки, не церкви XVII–XVIII веков, а новые, вплоть до построенной в 1933 году. Кройцкирхе, формы которой выразительно свидетельствуют об эпохе и вкусах так называемых «немецких христиан» при Гитлере. Сохранилось много великолепных индустриальных зданий. Это и замкообразные пивоварни, и образцы конструктивизма 20-х годов. В последние годы поднялась совсем новая по своей природе волна разрушений и утрат. Противостоять ей невозможно. Эти разрушения — обратная сторона ремонта, перестроек и надстроек: вся эта перекраска, новые покрытия крыш вообще-то — улучшения. На глазах меняется и ландшафт, Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

343

Ч-41

Чечот Иван

застраиваются особняками все пустые места, город приобретает новый, оживлённый облик. Исчезают мелкие детали, решётки, изменяются порталы, особенно «страдают» окна, прощаясь со старыми рамами и мелкой расстекловкой. Дома зияют пустыми глазницами и какими-то голыми рамами белых стеклопакетов. Если Кёнигсберг уступил место Калининграду, то теперь Калининград отступает, прячется под натиском города XXI века, города супермаркетов, вилл, гаражей и боулингов. Вот-вот возьмутся за застройку зелёного центра, уже проводятся семинары и конкурсы. Одни предлагают построить там замок и «старый город», сделать всё заново и даже лучше, а другие, ругая их как ретроградов, хотят создать на месте «кладбища» Кёнигсберга и парковой идиллии Калининграда выставку достижений современного урбанизма, хотят настоящего шумного города. А как же гений места? Жив ли он, даёт ли знать о себе? Как его услышать, увидеть, как не ошибиться, приняв свои сентиментальные фантазии одержимого «германофила» за реальность? Но кто этот genius loci? Заглянем в учёные труды. «Гением древние называли природного бога каждого места или вещи, или человека», — писал латинский писатель Сервий. Гениям дома — ларам — 344

Фотопроект «Золинген» Юрия Васильева, 2010

Ч-41

и гению места делали возлияния вином и молоком, им приносили цветы и плоды. Тем, чем для римлян был гений, для греков был демон, или даймон. Само слово «гений» восходит к понятию о роде-генусе, то есть о прародителе. Первоначально у римлян гений был божеством внутренних сил и способностей свободного гражданина, мужчины. Ни у женщин, ни у зависимых людей гения не было. В нём можно видеть персонификацию внутренних свойств человека, воплощение его характера. Так, после смерти гений бродит где-то поблизости от места нашей жизни и может соединяться с другими богами. Вскоре представления о гении переносятся на неодушевлённые вещи и места. По Сервию, вообще не бывает места без своего гения. Это значит, что гениев места может быть очень много, так как город представляет собой совокупность мест. Самый знаменитый genius loci в древности — это, конечно, гений города Рима. Ему на Капитолийском холме был посвящён щит с надписью: «Или мужчине, или женщине». Эти слова обусловлены тем, что ни имя, ни пол гения не могли быть известны. Неизвестное имя гения не называли, чтобы его не могли переманить враги. У гения предполагали характер, его чувствовали, под его властью находились, но назвать этот характер, дать ему определение представлялось невозможным, даже опасным. На древних изображениях сам гений — это змея, внезапно появляющаяся в каком-то месте, символ плодородия земли-места и знак с мужским, фаллическим смыслом. Однако чаще гения представляли в виде юноши с рогом изобилия (змеевидным источником благ) и чашей в руке. У нас в Калининграде змей нет, но зато есть большие чёрные улитки-слизняки без домика. Встреча с ними волнует новичков, гостей Пруссии. Некоторые жители придают особое значение не слизнякам, а душам калининградских, собственно говоря, кёнигсбергских кошек и собак, которые якобы пережили разгром старого города. Демон — роковая сила, она даёт знать о себе внезапно и так же неожиданно исчезает. Выдающийся немецкий исследователь древних религий Герман Узенер называл демона «богом данного мгновения». У него нет ни лица, ни фигуры, ни имени, но он способен наслать беду или вещий сон, или мысль, вдохновение, может направить на путь, чаще всего гибельный. Демон связан с представлениями о судьбе и истории. Ему они обязаны своим сюжетом, в нём коренится их тип и характер. Если перевести демона и гения на язык русской традиционной культуры, получится бес. Злой дух, враг Бога и ангелов, бес знает особые места обитания. Встретить беса боязно, и само слово «боязнь» — родственник слова «бес». Нечистая, неведомая сила может вселиться в человека (и не только в него), став причиной беснования, душевной болезни. Бес-демон-гений-дух всегда являются в маске, никогда не показываясь в своём настоящем виде, которого у них и нет. Этот подробный рассказ важен для дальнейшего из-за нескольких моментов. Во-первых, потому, что гений места никогда не показывается таким, каков он есть, это всегда маска. Следовательно, и город, и место — это не совсем то, как он выглядит или выглядел. Гений-бес может являться в тёмном, но может и в светлом отрадном обличье. То и другое — не совсем он сам. Во-вторых, гений места вполне может быть именно злым демоном, прокляБлизкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

345

Ч-41

Чечот Иван

тием, висящим над местом. В-третьих, гений места не есть гений человека или гений коллектива. Но разве город — это не люди, не сословия и группы жителей? Конечно, именно так, и один город отличается от другого людьми и их организацией, составом населения, социальной структурой, наконец, количеством и особенным характером выдающихся граждан. Их политическими и духовными идеалами, языком их культуры. Если отнестись к этим понятиям просвещённой современности совсем серьёзно, то на месте, где был Кёнигсберг, конечно, нечего искать тому, кто им интересуется. Жители, язык, культура исчезли. Есть кое-какие камни, они говорят о людях, но слишком общо, глухо, да и сохранились они фрагментарно, так что легко могут обманывать. Кроме того, эти камни давно мирно уживаются с другими людьми, и кажется, что они забыли прежних хозяев. Да, на местности сохранился план города, живы каналы и ручьи, течёт река, море и большие дороги никуда не делись. Принято говорить, что они рассказывают историю, историю людей, но это лишь метафора. На самом деле для того, кто не читал исторических книг, несведущ в именах и названиях, ландшафт — немая картина, которая если и говорит, то нечто невнятное или примитивное, сегодняшнее. Лучше уж засесть в библиотеку, обложиться картами и справочниками, чем бродить по Калининграду. Так и поступает настоящий историк. Ну а если он выходит на местность, то не может не видеть сначала историю современную, те же социальные процессы, и лишь потом знаки, следы прошлого. Разве ему есть что вспоминать? Только прочитанное. Но попробуем перейти от чтения и псевдовоспоминания к видению — попробуем увидеть, что тебе открывается; чувствовать, испытывая воздействие внешних, присутствующих сил; видеть сквозь наслоения, осознавая ценность слоев. Житель этой местности — Калининграда — и пришелец, как правило, ощущают, что находятся где-то, а именно там, где было и есть присутствие некоего целого, с которым они вступают в связь. Не так важно, сколько здесь так называемого объективного, сколько якобы субъективного, главное, что мы устремили свой взор на место, опознали и держимся его, образовав с ним жизненное единство. Теперь всё, что мы узнаем о месте дополнительно, будет накладываться на основное — на опыт места, опыт нашей жизни, воображения, мышления на этом месте и об этом месте, когда мы находимся вне его. Чтобы размышлять, мысленно быть в Риме, Москве или Кёнигсберге, не обязательно там находиться. Кёнигсберг-Калининград — это место, топос мысли, то есть определенная тема с её внутренней структурой. Даже рассуждать о гении места Калининграда — значит немедленно попасть в колею особенных вопросов. Например, таких: неизменен ли гений места? Внеличен, но духовен, как умудряется он существовать, этот гений? Пожалуй, именно так — неизменен и внеличен — это-то позволяет нам вступать с ним в личную связь, так как иначе нам необходимо было бы знать людей, что невозможно: они все умерли, а их дух, хотя и отразился в трудах, 346

Ч-41

идеях, настолько разнообразен, индивидуален, текуч, что позволяет осуществлять самый разный отбор и интерпретацию. Город как полис, люди, социальность — это совокупность многих личных гениев, и общего знаменателя у них нет. Его можно придумать, выявить, выделяя одних и накрывая тенью других. Поэтому нет гения у города как социально-исторического явления, и тем более нет гения у того социального явления, которое ушло в небытие подобно Кёнигсбергу XVIII–XX веков. Могут быть только различные конструкции, лозунги для будущего восстановления города в том или ином духе. Гений места, как и само место, по-древнепрусски Твертикос (по Ласицкому), существовали ещё до города, сохраняются и после него. Отмеченное природой и предысторией предыстории место не пусто, в нём возможно не всё что угодно. Так, сегодня Кёнигсберг — предыстория Калининграда, и поэтому здесь не всё возможно, а нечто, скорее всего, неизбежно. Это не совсем мистика. Речь идёт не столько о звёздах и месте в мире, сколько о том, что история места, которую никогда нельзя стерилизовать (вычистить от прошлого) полностью, обладает непрерывностью. Людей можно изгнать, а место нельзя. Просто снести дома, вырубить сады, разровнять кладбища, можно и память засыпать, но нельзя изменить место среди мест в мире, как нельзя никакому месту раз и навсегда определить сущность и содержание. Место не искоренить. История имеет место. Пока места таинственно молчат, возможна история. Гениус лоци говорит: здесь, на этом приключение не закончено, спектакль продолжается, не всё умерло. В старом парке в Кальтхофе (на улице Гагарина) лежит валун с надписью: non omnes moriar — не всё умрёт. И он абсолютно прав. С точки зрения, которая здесь предлагается хотя бы как возможность поразмышлять, город — это не люди, а география и ландшафт, дома, план, мостовые — вообще, гораздо больше вещи, чем тексты. Да, они молчат, но зато они выглядят красноречиво. Люди — идеи, мнения, интересы — переменчивы, забывчивы, они всюду люди — разнообразны и одинаковы. Нет сомнения, города строятся людьми, но не только ими: над ними работают и большие силы природы, политики, истории, ход которой не совсем или совсем не во власти людей. Исходя из этого, гений места, где лежит Калининград, не может быть представлен ни в образе «немца», завоевателя, купца или учёного, ни в виде бог знает из какой такой земли взявшегося «прусса», ни в образе геройского или трухлявого «русского» человека наших дней. Город Канта? — по правде говоря, и да, и нет. Город сумасброда Гофмана Э.Т.А. — лишь отчасти. Город высокомерного прусского полковника NN? — во многом, но тоже лишь частично. Каких людей ни возьмёшь, всё это только люди, только частные случаи, а не место и город в их особой ёмкости, где соединяются разные. Иногда мне чудится, что гений этого места — спокойный, немного даже сонливый. Всё здесь словно говорит: оставь меня в покое, дай мне пребывать таким, каков я есть. Это гений удивительных будней, лёгкого воздуха, тихого дождя. В другой раз гений является мне нервозным, как возбуждённый, Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

347

Ч-41

Чечот Иван

непредсказуемый человек вроде знаменитого драматического писателяромантика Закарии Вернера — всклокоченный, нечистый. Камни говорят, что местный гений суров, властен и сух, но опыт общения места со временем чаще подсказывает, что его гений нежный, воздушный, юный. Данное место никогда не кажется старым, древним. У него нет бороды. Его никогда не ощущаешь как что-то сложившееся, геологически твердое; это не кристалл — здесь какой-то отрыв от реальности, просвет в затаённое. Посмотрим на город издалека, сверху. У всякого города есть большое место в мире и малое, то есть срединное, а также совокупность мест-частей. Большим географическим местом Калининграда-Кёнигсберга является Восточная Европа, её балтийский берег, так называемая Восточная Пруссия. Об их судьбах приходится думать, находясь там. Несколько меньше пространство Замландского полуострова и земли Натангия, на границе которых был в 1255 году основан город. Чисто геометрически на современной карте Европы точка Калининград находится в самом центре, если летишь от Урала на Пиренеи или от норвежских фьордов на Балканы. Однако в сущности эта местность экстерриториальна в культурно-историческом и экономическом смысле — это была далёкая окраина Европы, и не север Европы, но и не её настоящий восток. В прошлом для Германии Кёнигсберг выступал далёкой провинцией, «Сибирью»; а сегодня для России это территория, вынесенная на Запад, то ли форпост, то ли оторвавшаяся от материка дрейфующая льдина, а то и спасательная шлюпка, в которую торопятся взобраться терпящие кораблекрушение. Средний масштаб места для города Калининграда — пространство между древнепрусскими землями Замланд (Самбия) и Натангия, между устьем Прегеля и его удлинённой дельтой: низменная, кое-где затянутая песком местность. Срединное место Калининграда-Кёнигсберга — остров Кнайпхоф и Королевская гора. Но сегодня, как, впрочем, было уже и в начале ХХ века, у города два центра: один чисто символический, пустой, второй жизненный — это площадь Победы и старый Хуфен (проспект Мира). Сегодня, как и в прошлом, город состоит из множества различных мест, у него много частей, оторванных и плохо связанных друг с другом. До войны, как и сейчас, было два города. Один представлен на известных фотографиях исторического центра, они теперь продаются в каждом газетном киоске. Это был очень тесный, пёстрый и некрасивый город на берегах узкого Прегеля; собор едва виден из-за нагромождения неказистых домов, стены которых чуть ли не уходят в воду; по реке идут гружёные баржи, всё заставлено судами, мосты растопырили свои железные крылья. И не Венеция, и не Амстердам, и не Петербург, а какое-то столпотворение у сонно движущихся маслянистых вод. Над этим городом возвышался замок. Его главная башня была построена в XIX веке: сухой силуэт, строгие вертикали, никакой выразительности — только рациональный символ Средневековья. Сам замок вполне уродлив со своими пузатыми башнями, пристройками, грубыми контрфорсами. Но был и другой город. Он начинался за городскими воротами и в ХХ веке быстро превратился в город-сад, украсился строгими зданиями современ348

Ч-41

Фотопроект «Золинген» Юрия Васильева, 2010

ной архитектуры. Это был город для жизни, для прогулок, велосипедов, он оглашался звуками природы, которые лишь подчеркивали острые мотивы спорта и техники. Эти два города спорили друг с другом как вкус с безвкусицей, как новое и старое, как культивированная индивидуальность и уличная толпа (рынки, площади, лавки). Две части плюс 0, пустая середина. Ценность, красота пустоты в центре плохо осознаётся в сегодняшнем городе и будет вскоре уничтожена как символически вредная. Город не должен отсутствовать, не имеет право тревожить. Эта тревога, точнее, сочетание уюта и тревоги, разрыва и перехода присуще всей большой территории, где по кругу старой военной кольцевой дороги располагаются многочисленные бывшие селения как районы, вошедшие в состав города ещё в XIX–XX веках, но и поныне сохраняющие свой колорит. Одно дело жить на Павлика Морозова, то есть за вокзалом в Понарте, другое — на Орудийной, в Ротенштейне. Всякий город определяется не только через центр, но и на окраинах, в предместьях. Форштадт — сущностное для Кёнигсберга понятие, так как здесь всегда переживались единство и неохотное сближение сельского и городского начал.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

349

Ч-41

Чечот Иван

Конечно, главная особенность ландшафта Калининграда — это река, втекающая в город с юга двумя рукавами из бескрайних зарослей тростника и болотной травы, и вытекающая на север в сторону низменных берегов залива и морского канала. Город долго вообще не имел никаких стен и укреплений, зато было много каналов. А вот моря в Кёнигсберге все-таки нет, то есть его не видно. Балтика ощутима здесь даже меньше, чем в Петербурге, так как Прегель не похож на морскую реку-пролив и вплоть до устья сохраняет сельский характер. И старый Кёнигсберг в своей архитектуре и изобразительном искусстве почти не имел морских мотивов. После постройки в 1972 году эстакадного моста картина центра изменилась: появился балкон моста, с которого за пустой серединой отсутствующего города открывается вид в сторону порта и его кранов. С этого балкона мы видим не город, но парк с пересекающимися под углом дорожками (откуда только взялся этот мотив прусских ромбов!) и синюю или жёлто-коричневую реку. Они также видны сверху из окружающих домов, из окон гостиницы «Калининград». Из середины открываются далёкие перспективы почти до горизонта. В хорошую погоду это создаёт лёгкое настроение, пробуждает желание вылететь из города в поля, на взморье. Однако настоящего томления по дальним странам, однозначной ориентировки по течению реки на запад (как в Петербурге) здесь нет. Мне кажется, что город покоится в себе, плавно переходя в природу. Он больше ориентирован вверх, в небо, и вниз, на землю. В центре Кёнигсберга река делает петлю, возникает некое круговращение. Две реки втекают в город, вытекает одна, но не становится от этого шире, а за железнодорожным мостом (у бывшей станции Голлендербаум) и вовсе сужается, делает поворот и как бы исчезает. Отсюда город возвращается к себе назад. Река течёт сонливо, под действием западных ветров вспухает и идёт вспять. Прямоугольный остров пассивно и без всякой твёрдости камня лежит в воде. На него нагружены земля, дома, люди. Старый университет почти «плыл» по воде, стоя на древних сваях. Кёнигсберг — это тихая заводь, «тыквенная беседка» поэтов XVII века, уютных Симона Даха и Робертина. Ни основного силуэта, ни главного вида у Калининграда нет. Его план важнее его профиля. Так было не всегда, но тенденция к этому имелась и до войны. Кёнигсберг распластан по поверхности земли, он едва возвышался над ней, затенённый купами деревьев. Скоро это наверняка исчезнет. Современность любит пентхаузы и дозированную вечнозелёную растительность в кадках. Исчезнут заросли и пустоши. До войны был каменный мешок в центре и город-сад на окраине. Сегодня везде всё ещё много старых деревьев, поражает бурелом парков и кладбищ. Калининграду свойственна запутанность планировки, извилистость улиц и ручьёв. Это пересечённая, «охотничья» местность, лежбище кабанов. Сложный план внезапно пересекают улицы-просеки. От площадей во все стороны разбегаются переулки. Площади-скверы неправильной формы или многогранные. Часто, даже если неплохо знаешь город, путаешься, как дойти кратчайшим путем. Улицы-просеки увлекают за собой, и делаешь крюк.

350

Ч-41

В Калининграде важна роль отдельного дома, особняка. Постоянно перед глазами вырастает призматический объём с высокой крышей, изолированное здание. В то же время в некоторых районах преобладает застройка в линию, длиннейшие трёх-четырёхэтажные фасады обрамляют замкнутые внутренние дворы-острова. Когда-то они были цветущими садами. Для этого города характерна особая роль Земли. Здания всегда растут из земли, они не отрываются, не парят. Земля как начало. Небо как увенчание. Часто вечером откуда-то из-за внезапно вырастающих домов разгорается тёмно-фиолетовый закат. Горизонта не видно. Линии крыш лежат тяжёлой горизонталью. Деревья шумят-трещат. Кёнигсберг тогда даёт знать о себе. Подземное. Оно ощутимо здесь повсюду. Я не о подземном городе. Его, конечно, нет, но есть тоннели (поезд, идущий под главной площадью, почти метро), многочисленны и таинственны водоводы, есть настоящий небольшой акведук. Бункеры, люки, ушедшие в землю дома с их заваленными мусором подвалами, улицы и трамвайные пути, камни мостовых, торчащие из-под асфальта. Под новыми домами — старые. Везде археология, наука, которая была в Кёнигсберге на высоте, развивается и сейчас: 1945, немцы, пруссы, материк. Небо, дождь, ветер, снег, туман. Без них Калининград — не Калининград. Небо и погода здесь в постоянном движении. Кант всю жизнь следил за погодой. Жаль, что там, где Бессель воздвиг свою Штернварте (обсерваторию), наблюдается только мусор вокруг его камня. Калининград — город картинных закатов, и это город Заката, о котором не забыть. Две страны уже закатились — Пруссия вместе с рейхом и Советский Союз. Но и нежные, хрустально чистые зорьки здесь пронзительны. Город игры света в тенистых улицах, драматического вечернего и ночного спектакля, света многообразного, постоянно меняющегося. Это город огромной жёлтой Луны и ярких осенних звёзд. Живописец скорее должен бы написать Калининград в контрастном стиле, с резкими тенями и чёрными акцентами, с пылающим красным, с синевой воды и яркими или бурыми, но не бледными цветами зданий. Два центра, два собора, два имени, два «К» (Кант и Калинин, Кант и Кох, Клейст-писатель и Клейст-генерал), два вокзала, два озера, две башни (Дона и Врангель), две реки, два смысла. Уж два-то смысла точно: плохой и хороший, агрессивный и либеральный, прошлый и будущий — как два лика, повёрнутые на запад и на восток. Обоюдоострый топор. Двоица для Кёнигсберга — прототип. Это не город компромиссов, снятия противоречия в синтезе, не место для мирных переговоров. Здесь Кант думал об антиномиях, здесь ему противостоит Гердер (или Гаман), здесь демократ Якоби спорит с либеральным монархистом Симсоном, здесь евангелический авторитет Осиандера ниспровергал евангелический авторитет Мерлина и т. д. Вечные пары, вечные споры. Двоица была характерна уже для балтийской и прусской мифологии: сдвоенные конские головы, двойные колосья и пр. По-видимому, это было связано с большой ролью мифа о близнецах у народов этой группы. Парность была свойственна и прусскому пантеону богов: Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

351

Ч-41

Чечот Иван

Фотопроект «Золинген» Юрия Васильева, 2010

один старый, другой юный, бог реки Потримпс и бог моря Аутримпс, боги Пеколс и Поколс и т.д. Всё в Кёнигсберге имеет две стороны, как королева Луиза — с одной стороны, идеализированная сентиментальная икона, «кукольный театр» (в бывшей кирхе её имени), с другой — истинная умная историческая героиня; как поражение и победа под Танненбергом; как соотношение советского и прусского, от очевидного взаимоотрицания до затаённой переклички суровых стилей. Само собой, у Кёнигсберга были и изначальные христианские покровители. Собор на Кнайпхофе был посвящён Деве Марии и св. Адальберту, крестителю пруссов. В католическую эпоху небесными покровителями города были Дева Мария и Иоанн Креститель (тесно связанные с символикой Немецкого ордена), св. Варвара, св. Адальберт, св. Елизавета, св. Николай и, конечно, Св. Дух. Пожалуй, этот набор святых не оригинален. После Реформации святые были забыты, и в XIX–XX веках уже только историки могли сказать, кому изначально посвящались храмы. Из города исчезли ангелы, но исчезли и демоны местности, прусские боги. Покровителями стали исторические личности. Кёнигсберг — город великих людей. Они теснили гений места, вступали с ним в борьбу, но и прислушивались к нему. Люди. Всегда были так называемые «простые люди». Они несколько меняются от эпохи к эпохе и, конечно, в зависимости от национальности, но, в сущности, их заботы и чаяния остаются теми же самыми. Да, нынешние не умеют самоорганизоваться. Те, из прошлого, обладали значительной корпоративной, солидаризирующей силой. Главные люди этого города? Ну уж точно не художники и не ремесленники, не мастера и не рабочие даже. Ремесло и искусство, производство вообще здесь всегда отставали, были второсортны, провинциальны. Потому и архитектура здесь была в древности упрощённая, и красивая утварь, как правило, привозная. Сравните хотя бы с Данцигом — городом мастеров, верфей, ювелиров. 352

Ч-41 Купцы? Да, несомненно, купцы. Только могли ли они тягаться с бременскими, любекскими, гамбургскими, даже рижскими? Нет, не могли. Не к ним был обращён гений места. Военные? Здесь мы приближаемся к центру проблемы. Город основали рыцари, идеологические и аскетические люди. Но в XVI веке от их пыла ничего не осталось. В дальнейшем Кёнигсберг был постоянным местом приложения светского военного гения Германии, то есть Пруссии, так как ни саксонского, ни баварского, ни швабского военных гениев не было. Однако гений этот досадно несчастливый. Его земное воплощение — Фриц, уронивший голову на колени, — даже он висел на волоске от гибели, и это самый высокий момент всей его жизни. Кёнигсберг (и Калининград) — военный город, как говорится, форпост — на восток или на запад. Шарнхорст и Гнейзенау, Врангель и Гинденбург, Бек и Рихтхофен, адмирал Редер и Черняховский и наши, от Сталина до Андропова, — всё это К/К. И тем не менее Кёнигсберг не только и не столько военный город. Он другой. Учёные, люди умственные, не политики, но политические мыслители, аналитики, учителя. Они главные, хотя, на первый взгляд, их оттесняют журналисты, писатели, деятели. Последние прекрасно воплощают мотив фронды (по отношению к ордену, к короне, к Берлину или к Москве), которая наблюдалась в Кёнигсберге с незапамятных времен. Однако, несмотря на яркость этих проявлений свободомыслия и вообще либерального воодушевления (Браун, Якоби, Ломайер, Герделер), не они, по-моему, определяют профиль, духовный чекан Кёнигсберга. Главные здесь учёные, задающие вопросы и не боящиеся полученных ответов, главное — идея фундаментального вопрошания: Кант, Гербарт, Фихте, математики, историки, филологи, биолог Лоренц, социолог и философ Арендт, но и те писатели-художники, которые, как Клейст, по какой-то неведомой причине, по контрасту ли с растительной жизнью бюрократии и бюргерства или в согласии с гением места, именно здесь имели те потрясающие озарения («Пентесилея»), которые бросают особый свет на человеческую участь в мире. Вернусь к художникам. Они ведь как никто должны бы слышать голос гения места. Перечислим сначала самые главные, символические имена. Не музыка, но Слово и Театр. Не живопись, но Графика. Не скульптура, но светотень и метнувшийся Свет. Они могут быть затаённо тихие: как Дах, как Вихерт и Фанни Левальд. Могут быть могучие, страстные: это Вильманн, живописец (уроженец Пиллау) — пусть он творил в Силезии (XVII век); это гениальный Вегенер, актёр; экспансивный Коринт, художник и график, и величественный поэт Мигель, и одержимый писатель Борхарт, и Кэте Кольвиц. Если это мыслители, как Гердер и Гаман, то они и по стилю, и по мысли избыточны, превращаются в явления почти природные. Этой природы было мало в Томасе Манне, может быть, ради неё он ехал именно сюда.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

И всё-таки мне не кажется, что здешний гений обращён к художнику. Его он вряд ли способен концентрировать. Художник здесь является на свет или проходит строгий искус, как Гофман, и отправляется в большой мир. Художники приходят сюда как гости, подобно экспрессионистам, тому же Манну или Борхарту (из Италии, всего на три дня), искусствоведу Воррингеру, чтобы нечто пережить и унести весть об услышанном с собой. 353

Ч-41

Чечот Иван

Гений этого места говорит каждому своё, на то он и гений, но кажется, он говорит о чём-то очень серьёзном, что можно поведать на краю, в момент исчезновения. Об утраченном… Крушение ордена — мне всегда обидно за орден; 1806 год — всё моё сочувствие на стороне робкого короля; 1871-й — духовный и политический конец независимого от империалистической Германии прусского проекта; 1933-й — исчезновение интеллигентного Кёнигсберга; 1945-й — катастрофа Германии, начало конца европейской культуры. Наше время — конец Калининграда, мутация, уход в себя, выход из себя, превращение лица в проблему идентичности и последней — в предмет исследования.

Что значит для меня слово «Кёнигсберг» сегодня и в истории, что оно значит прежде всего? Крушение, поражение, жертва. Посмертное и виртуальное бытие. Исчезновение Европы в высшем напряжении европейской мысли. Новоевропейский вопрос о метафизике, о Боге, не просто Просвещение. Это слово значит также сомнительность симметрии во взаимопонимании Востока и Запада. Как Танненберг (Грюнвальд) имеет два значения — победа и поражение, реакция и псевдопрогресс, так и Кёнигсберг означает победу и поражение европейской идеи, а не только похороны Просвещения. Закат Европы наблюдайте в Калининграде. Там зрелище самого места есть память и борьба с памятью, значит — бессмысленность завоевания и необратимость завоевания, неизбежность поражения. Кёнигсберг — значит Пруссия, которой больше нет. Кёнигсберг — значит Германия, которая виртуальна. Кёнигсберг — значит разверзающаяся истина, главное слово в этом городе, не термин из уст специалистов по гносеологии, но вопрос, раздающийся над его равнинами. Кёнигсберг — значит противоречия: между Торговлей и Университетом, между Природой и Свободой и самое важное — между Свободой и Свободой. Изначально Кёнигсберг — это глобальный властный проект с духовным наполнением, затем с административной схемой в качестве сердца, затем с наполнением в виде бытовой цивилизации и правами частного лица. Да, Кёнигсберг был местом инновационных процессов, трансформации, переваривания, конвергенции, но в конечном счёте это арена проигрыша. Кёнигсберг изменял Рейху, не третьему. Калининград изменяет Москве. Кёнигсберг — значит символика, перерастающая в миф. Значит державность, честь, политическое и военное искусство, гражданственность, долг, верность. Но он означает также самоизмену (герцога Альбрехта) ради самоутверждения; стало быть, он есть скрытое коварство как способ выживания. В чём же ему суждено проявиться ныне? — в том ли, что Калининград будет сдан, в том ли, что Кёнигсберг вернётся, в том ли, что никто ничего не выиграет, ни Азия, ни Европа, потому что победителя зовут иначе? Как оказалось, «по горизонтали» Кёнигсберг и не таран, и не сеть для (и против) Востока. Он не оправдал своего принципиального назначения, потерпел поражение. Как и Германия вообще, он — слабый колонизатор, слишком нетерпеливый. Кёнигсберг — это воплощение открыто сформули-

354

Ч-41

рованного принципа, завоевательного и цивилизаторского. Но этот принцип первоначально был основан не на идее нормального человеческого общежития, но на экстраординарности высшего служения и подвига. Эта прямота становится причиной краха не столько потому, что внежизненна, но потому, что подвержена инволюции, то есть утрате ноуменального содержательного смысла. Недаром Ницше не любил «китайца из Кёнигсберга» (ясно, что Канта), воюя с ним на каждой странице, вообще не любил немецкий север и Балтику, всё это тяжёлое протестантское бюргерство с его «трусливой» этикой. Его влекла музыка Юга. Истинная эпифания воли к власти. В одном месте Ницше издевательски, цинично писал: «Кант, например, говорит: "Две вещи (звёздное небо и нравственный закон. — И. Ч.) вечно останутся достойными почитания" — мы в настоящее время, пожалуй, сказали бы: "Пищеварение почтеннее"». Ницше и Кёнигсберг несовместимы, значит ли это, что Кёнигсберг и современный мир — враги? Ведь Ницше — крёстный отец современности и постсовременности. С другой стороны, внутри себя Кёнигсберг действительно имел мягкую, бюргерскую сердцевину, теплоту коммуникативности. Отсюда постоянные колебания между жёсткостью и мягкостью, между человечностью как привычкой и человечностью как долгом, который навязывается и другим. Впрочем, мы помним пословицу: «Мягко стелет, жёстко спать». Кёнигсберг — это город невозможных, но мыслительно необходимых вещей, никогда нигде не встречавшихся в действительности: это кантовские «вечный мир» и «права человека», а также «категорический императив», это «демократия по-немецки», идеал Иоганна Якоби, и изобретённый Ханной Арендт чистый «тоталитаризм» и практиковавшаяся в Калининграде тоталитарная, но дырявая «советская социалистическая демократия», и, наконец, это нынешняя мечта осуществить настоящий русский европейский город. Все невозможные вещи сливаются в одно главное кёнигсбергское понятие — «вещь в себе», объективное и трансцендентное бытие, в которое полагается верить, несмотря на его непознаваемость. Да и сам город, в котором это понятие родилось и стало тяжёлым бременем для его величайшего мыслителя, начинает походить на своё порождение: ускользает от определений, даётся только в виде ряда явлений и рефлексов, исчезает совсем как данное нам в опыте нечто, но продолжает существовать как вещь в себе, на которую направлены свободные усилия свободного разума. Так Кёнигсбергу суждено быть вечным проектом, вечным начинанием (в этом сущность свободы), вечным столкновением разных проектов и в то же время оставлять нас в недоумении относительно первозамысла своей матрицы. Это как с самим Кантом: попытка понять его аутентично, похоже, обречена на провал, а творческое интерпретирование выглядит как отсебятина и пристройка к совершённому невозможному зданию. Город абстрактного стал еще абстрактнее после 1945 года. Сейчас в центре его пустота, по краям его кварталы переходят в пустоши и абстрактно совершенные в своём комфорте оазисы новой жизни (все эти культурные и торговые центры и особняки с человеческим лицом). Вроде бы из него можно сделать

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

355

Ч-41

Чечот Иван

всё, что хочешь. Однако история показывает, что это не так: из мирного счастливого города-сада 20–30-х получилось место забоя людей, культуры, наследия; из руин не вырос ни настоящий социалистический город, ни новый оплот, — остался долгострой, и сквозь его плиты пробивается новая поросль, которая может стать и правдой, и коварной иллюзией. Кёнигсберг — образ одного из самых резких в Германии столкновений немецкого убожества (политического, эстетического, бытового) и взлётов высшего немецкого благородства. Таким ещё не стал Калининград. Ему ещё ничто по-настоящему не угрожало. В этой своей противоречивости Кёнигсберг может быть нам примером. Здесь мещанство и плохой вкус всегда были особенно тягостны. Но именно здесь наблюдались самые смелые ростки высшего в мысли (философская классика) и в поэтическом искусстве (Клейст и Гофман). Сюда, к Канту, устремлял своё воображение Шиллермыслитель; здесь Вагнер услышал раскаты увертюры к «Летучему голландцу»; здесь в кругу пролетариев Кольвиц завершала немецкий XIX век графикой глубочайшей скорби и человечности. Мещанство было пёстрым, одевалось и в новое и в старое, могло быть и аристократическим, и прогрессивным, но оно, как всегда, воплощало подражательное и сниженное представление о назначении человеческой жизни. Ему противостояли строгие, внежизненные, антибиологические максимы. Верность, Правда, Ответственность, Долг. Тормоз как стартер. Это знаменитые прусские добродетели. Нет ничего более непохожего на них, чем наши русские таланты. Эти добродетели могут воплощаться в людях разной национальности. Их корни христианские, но в их металлическом звучании слышится ещё что-то: это особая гордость, упрямство не идти путём Спасения, готовность к крушению ради присяги. Эти добродетели нашли в Кёнигсберге своё символическое место. Не город, место было источником священного авторитета для прусской короны, для реакционных романтиков XIX и ХХ века, националистов, фанатиков сопротивления прогрессу. Это место — своеобразный капкан. Попав в него, вынужден либо уходить в индивидуальное, частное, либо рваться из него прямо вверх, либо, наконец, прощаться со всем родным, но невозможным — навсегда. Тогда вместо Кёнигсберга раскинется милый прибалтийский город, вместо Пруссии — восточная Европа как преддверие большого и мирного мира и вместо подвига — просто жизнь. Но ведь это, просто жизнь, и есть одна из самых очевидных невозможных вещей. Что значит для меня слово Калининград в жизни, что говорит мне гений места? На улице Айвазовского живёт Виктор — ювелир и спортсмен — сердце, серебро, янтарь. У него в доме маленький спортзал, а в саду банька. Перед ней длинный стол, как для покойника в морге. Вот оно — звёздное небо над головой: пар валит во все стороны, прекрасна весенняя ночь. У оконца — инструмент мастера, тиски и горелка. Так я впервые расплавил серебро, в Калининграде, с помощью гения места, который отсюда опять позвал меня ощутить себя — то ли в целом мире, то ли на стыке разных миров

356

Дом Ловиса Коринта в Гвардейске (бывш. Тапиау). Фото Е. Цветаевой, 2013

Ч-41

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

357

Ч-42

Чещельский Виктор

Чещельский Виктор Гданьск, Польша Музыкант

Калининград Перевод Игоря Белова

Когда ищешь какие-нибудь интересные места, хорошо, если у тебя есть свой метод знакомства с действительностью, который помогает заглянуть в невидимые пространства, услышать ранее неслыханные звуки и почувствовать таинственные вибрации реального, а также нереального мира. Такой взгляд на вещи несёт на себе печать детской наивности, которая объясняет окружающие явления иногда очень просто, иногда нелогично, но лично мне это представляется интересным и забавным, поскольку позволяет никогда не утрачивать ненасытную жажду познания. Так на мою долю выпало несколько новых испытаний, самым интересным из которых оказался Калининград. Город, отталкивающий в той же степени, сколь и притягательный, заставляющий всмотреться поглубже в эту полную крайностей и тайн, многомерную и многоуровневую структуру, где чудесным образом всё уживается со всем. К сожалению, мне не удалось в точности проверить верность моих наблюдений, проносясь непрерывной, безумной бегущей строкой интереснейшей экскурсии по этому городу, который время и человек превратили в руины. Конечно, у этого города своя запутанная история, которая в итоге и стала причиной таких масштабных разрушений. Несколько спасённых или чудом уцелевших памятников, вкомпонованных в вездесущий железобетонный пейзаж. Но более всего меня поразил фон. Фон, который оплетает всё своими серо-кружевными фрагментами бетона и руин, создавая атмосферу, которую больше нигде не встретишь. Гостиница «Москва» — это явно то самое место, где можно передохнуть, сделать короткий привал после ежедневных убийственных хождений по улицам. Здесь можно чуть-чуть успокоиться и дать слово собственной рефлексии. На следующий день, опуская не слишком интересные первые впечатления от всего того, что нам открывалось из окна автобуса, можно непосредственно перейти к исследованию съехавшей с катушек реальности, которая, как мне кажется, абсолютно не подчиняется законам логики.

358

Ч-42

Квас, Фото Е. Уманского, 2015

Итак, доброе утро: мою слегка побаливающую голову преследует образ, над которым надо бы поразмыслить. У меня такое ощущение, что ночью стаи собак-мутантов со странными кулинарными предпочтениями поотгрызали на половине автомобилей передние бамперы. Возможно, что это в расположенном по соседству зоопарке содержится какое-то неизвестное доселе чудовище, которое питается пластмассой и втайне от сотрудников зоопарка выбирается по ночам на охоту. К счастью, с утра род человеческий опять ходил на своих двоих, так что мы спокойно могли отправиться накручивать марафонские дистанции по городу. Ну и прекрасно. «Теперь посмотрите сюда, пожалуйста!» Тут разрушенный дом, там стадион, здесь фасад, там памятник, кусты, дорожки, воронка от бомбы, машины, машины, дыра в заборе, резиденция священника, церковь, башня, вода. Чудеса, да и только. О! Кот, кот, создание неземное и загадочное! «А теперь сюда, не отвлекаемся!!!» Идём дальше. Верфь — интереснейшее явление, а самое интересное, что там нечего показывать широкой публике. Теоретически она работает, что-то такое там явно происходит, но так, словно делается это лишь напоказ, да и то спустя

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

359

Ч-42

Чещельский Виктор

рукава. Зато уж господа художники и фотографы нащёлкали здесь немало снимков, приглядевшись ко всему повнимательней. Наверняка выйдет неплохой альбомчик. Затем следует долгая обстоятельная лекция. Лектор — человек выносливый, старая школа, износу нет. Рассказывать мог бы столетиями, если бы слабое сердце его не изнурил за многие годы напиток богов. Далее стальной мост, тоже разрушенный, затем водоплавающие куски металла и забавная подводная лодка, в которой я ни за какие сокровища не дал бы себя запереть. Прибавим сюда Кафедральный собор, который совершенно затмили изысканные платья невест на Медовом мосту, ведущем на остров Кнайпхоф, и Дом Советов, стоящий себе одиноко в сторонке. Всё это привело мои ноги в столь же плачевное состояние, в каком находился и сам город. В горле пересохло, тело обратилось в руину, оставшуюся после штурма Кёнигсберга. Много видел, да ничего не увидел. Но разве это главное… За всей нашей беготней нельзя было хоть что-нибудь толком разглядеть, постоять, почувствовать город и поразмыслить. Как будто кто-то специально отвлекал внимание. И тут я начал прикидывать: от чего, от кого? Что же такого есть в этом городе, чего я не могу увидеть, потрогать и рассмотреть более предметно? Для меня куда соблазнительнее было бы побродить по этим кошмарным спальным районам и прочим жутким местам. В конце концов, должно же там что-то быть… И быть может, как раз это и есть самое интересное. В особенности для ребенка, ищущего пятый угол. Мне кажется, что этот город живёт в двух разных временных измерениях, и в каких-то его уголках находятся те самые тайные тропы, соединяющие город с иным, совершенно отличным от нашего, миром. Тайным миром. Тем, который нам не хотят или не могут показать. Выпить, что ли, хлебного кваса из стоящей на углу очаровательной миниатюрной цистерны (которая, впрочем, скорее напомнила мне ёмкость для фекалий), чтобы испытать полное изменение сознания и восприятия? Если допустить, что некие причинно-следственные связи всё-таки правят миром, то к этому городу, как мне кажется, такая рациональная схема неприменима. Определённые законы физики, экономики и многих других наук здесь на первый взгляд совершенно не работают. Помня о том, что бытие определяет сознание либо наоборот, надо бы напрячься и завязать здесь какие-нибудь личные контакты. И тут уж неважно, какой из двух взаимоисключающих тезисов больше подходит. На этой почве, скорее, более убедительной была бы связь сознания и материи. В конце концов, вот она, главная цель этой поездки — познание и сближение двух так или иначе очень разных культур. Теоретически в этом городе должна господствовать всеобъемлющая депрессия со всеми её психопати360

Ч-42 Старый мост через Преголю, Калининград. Фото Е. Уманского, 2010

ческими проявлениями: агрессией, изоляционизмом и самоуничтожением. Но я не думаю, что так оно и есть. Здесь должно быть что-то ещё, нечто большее. Тут, в соответствии со старым славянским обычаем, нужно было употребить безотказно действующий волшебный кристальный напиток, чтобы слегка разрядить обстановку и разбудить хотя бы немного доверия и желания поговорить — пришло второе дыхание и нужно было взламывать тонкий лёд. И всё получилось. После нескольких глубоких глотков моя теория стала казаться мне куда более верной. Ибо откуда тогда эти женщины, словно сошедшие с обложек журналов мод, автомобили и прочие совершенно не подходящие этому городу явления? Где-то под землёй или даже совсем рядом существует абсолютно другой город. Город, полный колорита, танца, веселья, творческой мысли, город, откуда и приходят все эти берущие за душу красотой и ловко подвешенным языком существа. Нужно только найти этот таинственный переход во времени и пространстве, что совсем не так просто, ибо чем легче доводишь себя до безумия, бегая и разыскивая в туалете двери в волшебный сад, тем быстрее утро возвращает нас к депрессивной версии жизни, снова рисуя на лицах серость дня и усталость. Время, проведённое мной в Калининграде, явно не прошло даром — я много повидал, пережил немало приключений, поучаствовал в интереснейших разговорах и в итоге обрёл новый взгляд на наших ближайших соседей и их повседневный быт. Наверняка при первой же возможности я с удовольствием вернусь в эти места, чтобы снова попытаться разрешить все заинтриговавшие меня вопросы Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

361

Щ-43

Щепаньская Катажина

Щепаньская Катажина Гданьск, Польша Активист Конгресса городских движений, эксперт Совета района Гданьска Вжещ Гурный

Чудеса региона Перевод Игоря Белова

Регион Гданьск — Калининград — Клайпеда полон совершенно необыкновенных явлений и мест. Роскошная природа, богатая культура, изобилие неординарных людей — в самом деле, каждый найдёт здесь что-то для себя. Одних восхитят польские Кадыны, где находилось летнее поместье императора Вильгельма II, другие с бьющимся сердцем подойдут к могиле Канта у Кафедрального собора в Калининграде. Некоторые уже не смогут остаться прежними после визита к литовскому коллекционеру живописи, кого-то изумит высокая культура пространственного планирования в Клайпеде. Любителей природы очарует разнообразие флоры и фауны, сторонникам индустриализации явно придутся по вкусу верфи Гданьска, Калининграда и Клайпеды. Кто-то станет поклонником литовской фотографии, другой же переживёт незабываемые минуты в стенах кёнигсбергских фортов. Те чудеса региона, о которых речь пойдёт ниже, — это мой выбор, сделанный в соответствии с моими интересами, и я отдаю себе отчёт, что каждый из участников экспедиции наверняка выбрал бы что-нибудь своё.

Орнитологическая станция Зоологического института Российской академии наук На Куршской косе, в посёлке Рыбачьем Калининградской области, находится станция кольцевания птиц. Её может посетить любой желающий и стать свидетелем всего процесса — от поимки птицы до того момента, когда её выпускают уже с кольцом на лапке. Когда мы были на станции, в одну из напоминающих военные объекты ловушек угодил зяблик. Мы пронаблюдали, как птичку взвесили, окольцевали, замерили длину её крыла, определили вес — все данные были тщательно записаны от руки в специальном формуляре. Орнитолог уверенно, но осторожно держал зяблика в ладони. В какой-то момент он ослабил хватку и нежно дунул в оперение на птичьей грудке. Розовых пёрышек нет — значит, это самка! В отличие от мужской части

362

Щ-43

Танцующий лес, Куршская коса, Калининградская область. Фото К. Щепаньской, 2013

популяции, она всю жизнь будет серой, будет одиноко высиживать яйца, а её красивый цветастый партнёр займётся главным образом дистрибуцией своих генов среди окружающих дам. Российский орнитолог комментировал каждое своё действие, поэтому процесс кольцевания вместо положенных нескольких секунд длился минут пять — всё это время птичка решительно боролась с «неприятелем», пытаясь как можно сильнее клюнуть его в палец. Самые впечатлительные зрители были уверены, что птичка вот-вот умрёт от разрыва сердца, и с облегчением вздохнули, когда освобождённый зяблик уселся на дереве прямо над нашими головами, а потом улетел. К кольцу он привыкнет уже через несколько минут. Во время сезона миграции птиц (апрель — сентябрь) на станции окольцовывается около тысячи пернатых ежедневно, так что легко можно себе представить, насколько важно это место для царства авифауны.

Танцующий лес Едем по Куршской косе дальше и видим загадочный указатель на русском языке: «Танцующий лес». Тропинка приводит нас в уникальное место, где деревья растут так, словно над ними изрядно поработал невероятно креативный мастер бонсай. У большинства этих деревьев совершенно неестественная форма — одни перекручены, другие раздвоены, многие словно вихляют из стороны в сторону. Особенно поразили те деревья, которые, как видно, в какой-то момент стали расти параллельно земле, чтобы потом опять устремиться к небу. И то верно — ведь деревья не растут вниз! Сам лес состоит в основном из сосен, примерно шестидесятилетних, и только некоторые из них прямые. Самая причудливая группа деревьев окружена деревянным помостом и отделена от других барьером, что не мешает посетителям подходить к ней и фотографироваться.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

363

Щ-43

Щепаньская Катажина

Здесь также есть информационная табличка (к сожалению, только на русском языке), рассказывающая, что существует множество гипотез относительно происхождения этого чуда природы. Может, «танцующий лес» появился в силу естественных причин — в результате воздействия моря, солнца и почвы? Или здесь задействован генетический фактор? Работа микроорганизмов? А может быть, этот лес имеет внеземное происхождение? Всё-таки как это прекрасно, что в мире, о котором мы, казалось бы, так много знаем, вдруг появляется такая космическая загадка и разрешить её некому. Мне кажется, стоило бы по крайне мере взять семена и посадить где-нибудь другом месте, чтобы проверить большинство версий. Хотя что я говорю — в России есть и более интересные нераскрытые тайны…

Кормораны На литовской стороне Куршской косы, недалеко от посёлка Юодкранте, находится одна из крупнейших в Европе колоний корморанов и серой цапли. Цапли красивы и полны достоинства, чего нельзя сказать о корморанах. Эти чёрные птицы красотой не блещут: жирное туловище, короткие лапки, голова на толстой шее и вдобавок пронзительные зеленоватые глазки. И ведут они себя странно: несмотря на то что корморан — птица водоплавающая, питается рыбой, а лапы у него с перепонками, гнездится он (по крайней мере в нашем регионе) высоко на деревьях. Такое впечатление, что у этой птицы какие-то проблемы с идентичностью. Кормораны — прекрасные ныряльщики и отлично ловят рыбу благодаря особенности, которая отличает их от других водоплавающих птиц: перья у корморанов неводостойкие и пропитываются влагой во время ловли рыбы. Поэтому выталкивающая сила воды, которая мешает другим птицам двигаться под водой, на корморанов почти не действует. Чтобы высушить перья, корморан часами сидит с раскинутыми крыльями, что придаёт ему жутковатое сходство со сказочным вампиром в плаще. Именно такой выразительный силуэт позволяет легко разглядеть корморанов, но их куршскую колонию лучше искать по запаху. Всю территорию буквально окутывает вонь птичьего помёта, которым плотно устлана тропинка, ведущая к птичьим гнёздам. Неожиданно в самой гуще леса появляются скелеты деревьев, на которых гнездятся кормораны. Их невероятно много, и невозможно поверить в то, что ещё недавно кормораны были под угрозой исчезновения. Гнездовище корморанов вызывает в памяти фильм Хичкока «Птицы», на людей кормораны не реагируют и всем своим видом вызывают странное беспокойство, приковывая взгляд. Стоя на специальной наблюдательной площадке, я восхищаюсь литовцами, которым удалось сделать из Юодкранте отличную туристическую достопримечательность. Похожая колония птиц гнездится и в польских Контах Рыбацких, но там к корморанам, находящимся под охраной государства, относятся как к вселенскому злу. Рыбаки ненавидят корморанов за то, что 364

Кормораны. Фото К. Щепаньской, 2013

Щ-43

те составляют им конкуренцию в ловле рыбы, местные жители — за то, что отходы корморанов уничтожают деревья, так что на хорошее отношение и позитивную заинтересованность этим птицам у нас рассчитывать нечего.

Нида В четырёх километрах от российско-литовской границы, на литовской части Куршской косы, начинается Неринга — город, возникший благодаря слиянию четырёх рыбацких посёлков: Юодкранте, Прейлы, Первалки и Ниды. Нида очаровательна и миниатюрна — самая настоящая бонбоньерка. Дома здесь небольшие, выкрашенные в голубой и бордовый цвета, иногда попадаются соломенные крыши. Улицы чистые, люди приветливые, множество цветов и водной лазури. И, конечно, дюны: огромные песчаные холмы, поросшие деревьями, кустами и травой. Пейзаж отливает тысячью оттенков желтизны и зелени, а тучи, отбрасывающие густые тени, делают его и вовсе нереальным и фантастическим. Красотой Ниды и её окрестностей был в своё время пленён и Томас Манн, который построил здесь свою летнюю резиденцию. Его домик расположен на пригорке, в окружении таких же очаровательных построек, и в настоящее время там находится музей писателя. Из окна кабинета открывается такой вид на залив, что дух захватывает. Он настолько поражает воображение, что каждый посетитель волей-неволей проникается уверенностью, что уж в таких-то условиях он тоже наверняка создал бы какой-нибудь литературный шедевр.

Природа Калининградской области То, что больше всего сбивает с толку после пересечения польско-российской границы, — это огромные площади абсолютно заброшенной земли. Целыми километрами тянутся бескрайние поля, на которых не растёт хлеб и не пасутся животные. Зато борщевик Сосновского 1 нашёл здесь идеальные условия для буйного произрастания. В советское время в страны «восточного блока» были завезены растения, которые очень быстро размножались — предполагалось, что они станут источником дешёвого корма. Борщевик, похожий на огромный укроп, моментально прижился в нашей части света и начал разрастаться с абсолютно неконтролируемой скоростью. К сожалению, оказалось, что борщевик приносит куда больше вреда, чем пользы. Сок, который вытекает из стебля растения, если его перерезать, вызывает у людей сильные ожоги. Раны от этих ожогов заживают очень долго, часто оставляя заметные и глубокие следы. Кроме того, борщевик может провоцировать у человека повреждение дыхательных путей. Борщевик Сосновского — силосное растение, которое легко дичает и обладает способностью вызывать сильные ожоги.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

Животным борщевик тоже не пришёлся по вкусу. Работники экспериментального хозяйства в Бебже до сих пор вспоминают, как коровы, съевшие это растение, пухли, дико ревели, а их молоко начинало плохо пахнуть. 365

Щ-43

Щепаньская Катажина

С 80-х годов прошлого века борщевик в Польше считают опасным сорняком и буквально изводят на корню. В Калининградской области бороться с борщевиком никому и в голову не приходит. Земля и так лежит «под паром», по полям никто не ходит, так что растение никому и не мешает. Борщевик и другие растения растут абсолютно свободно и в огромных количествах, что, вероятно, хорошо влияет на экосистему. На территориях бывших колхозов в воздухе аж гул стоит от летающих насекомых, а земля буквально кишит грызунами и рептилиями. Что и говорить — есть где поживиться стервятникам. Дарами местной природы активно пользуются и аисты, которых в Калининградской области великое множество. Для своих гнёзд они используют всё что ни попадя. В посёлке Дружба (бывший Алленбург) на крыше старой кирхи аисты свили целых пять гнёзд, и это не единственное место их обитания в посёлке. Кажется, что на каждого жителя Калининградской области приходится больше всего аистов, чем где бы то ни было, но это, видимо, связано как с внушительной популяцией этих птиц, так и с невысокой численностью населения региона.

Граница Российская граница — это место, где без приключений просто никак. Широкая безлюдная пограничная полоса способствует развитию флоры и фауны. Растения, по которым в буквальном смысле слова не ступала нога человека, цветут и радуют взгляд, а непуганные животные стремительно размножаются. Природа постепенно поглощает собой границу. Стоя в длинной очереди, можно наслаждаться пением птиц и разглядывать пышные заросли. Иногда в них можно заметить пробегающую лисицу или кабана, случается, что над головой пролетит орёл. Главное же чудо границ — в их отсутствии. Маленькая люксембургская деревенька Шенген в 1985 году обрела мировую известность благодаря подписанному там соглашению. Шенгенский договор ликвидировал про366

01 Переход границы. Съемки фильма «Детка» Микки Каурисмяки в Калининграде при участии КФ ГЦСИ. Фото Е. Уманского, 2003.

Щ-43

цедуру пограничного контроля для граждан стран-участниц. От финского города Рованиеми на полярном круге до жаркого португальского Фаро можно ездить совершенно свободно, не предъявляя никаких документов. И нужно внимательно следить за табличками с названиями стран, чтобы не проглядеть сам момент пересечения границы. Путешественникам в Европе доверяют, и контроль за их перемещением абсолютно не бросается в глаза. Открытые границы, в свою очередь, только подогревают интерес к путешествиям и познанию новых культур. Совсем по-другому обстоят дела в Российской Федерации. Всякий раз, когда я приближаюсь к границе с Калиниградской областью, меня почему-то охватывает животная паника. Первая мысль, которая меня посещает: бежать отсюда! Ко мне возвращаются, казалось бы, давно растаявшие воспоминания о поездках в Россию, а также неуверенность — что меня ждёт на этот раз? В сотый раз проверяю, в порядке ли виза, не запачкана ли она, не просрочен ли паспорт, снимаю с него чёрную обложку, потому что однажды она по неизвестной причине уже вызвала гнев российского пограничника. Приободрённая мыслью, что в автобусе нас больше тридцати (всех не арестуешь!), выхожу из автобуса и покорно жду своей очереди на паспортном контроле. Затем следует неприятная и в чём-то даже унизительная процедура, во время которой моё лицо сранивают с фотографией в паспорте, бесконечно тянется сканирование документов, распечатывается и заполняется маленький белый листок, без которого меня из России не выпустят, и наконец в паспорт ставят долгожданный штемпель. Пограничники в фуражках с такими широкими околышами, что смахивают на святых с их нимбами, даже не пытаются быть вежливыми. Ни тебе «здравствуйте», ни «до свидания», ни «спасибо». Они всё время серьёзны до предела, движения у пограничников скованные и одновременно нервные. Правда, вспоминая свой предыдущий приезд в Россию, я должна отметить и определённые позитивные изменения. Мне не нужно самой заполнять документы (для меня это очень важно, поскольку по-русски я пишу довольно плохо), на границе стали работать женщины, которые даже умеют улыбаться, наш багаж не досматривают, в работе используют компьютеры. И в тот момент, когда я уже начинаю думать, что Россия, в принципе, ничем не отличается от других стран… иллюзии рушатся. На обратном пути из-за нехватки одного (!) документа нас не хотят выпускать из России. Наш автобус оставляют на паркинге в семи километрах от границы. Всемогущий чиновник приступает к выполнению своих обязанностей, но при этом, объясняя нам, в чём заключается наш проступок, сам себе противоречит. Он злится, поскольку запутался в дебрях юриспруденции. При этом он отлично понимает, что малейшая ошибка может негативно отразиться на его карьере. На наш осторожный вопрос, как долго всё продлится, раздаётся по-военному лаконичный ответ: долго. А сможем ли мы, заплатив штраф, ехать дальше? Нет. А что же нам тогда делать? Ждать. До полного выяснения обстоятельств дела наш автобус арестовывается, и в Польшу мы возвращаемся на другом. Что будет дальше — неизвестно…

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

367

Щ-44

Щепаньский Якуб

Щепаньский Якуб Гданьск, Польша Историк архитектуры, лектор Гданьского технологического университета

Кирпич — история, нация и национальные стереотипы Ex marmore Mediolanum, ex lapido Ofen, ex luto Marienburg. Милан — из мрамора, Буда (сегодняшняя правобережная часть Будапешта) — из камня, Мальборк — из болотной грязи. Такое странное и неприятное впечатление производили в Средние века на приезжих из южной Европы монументальные здания, выполненные из глиняного кирпича.

Перевод Игоря Белова

Замки, костёлы, каменные дома На южном побережье Балтики нет каменной породы, которая годилась бы для строительства стен. Здесь нет ни песчаника, ни гранита, в полях можно найти лишь каменные глыбы, которые приволок сюда из Скандинавии ледник. Твёрдый скандинавский гранит решительно сопротивляется обработке, и самое большое, что из него можно соорудить — это фундамент или подстенок. Зато в этих краях нет никаких проблем с запасами глины, которая служит прекрасным сырьём для изготовления кирпичей. В период раннего Средневековья территория нынешних северных районов Германии и Польши, Калининградской области и северной Литвы находилась на задворках европейской цивилизации. Строительным материалом здесь было дерево, а в качестве фортификационных сооружений выступали земляные валы. И только в конце XII века на Гданьском поморье появляются первые каменные здания из обожжённого кирпича — это были небольшие, очень примитивные костёлы в Гданьске и Оливе 1. В XIII и XIV веках наступили радикальные перемены — прибалтийские территории стали одним из ключевых регионов европейской экономики. Молниеносно достиг пика своего могущества Любек, который вместе с другими соседними городами положил начало Ганзейскому союзу — организации, не только имевшей важное экономическое и политическое значение, но и создавшей широкую сферу общей культуры.

Олива — район Гданьска, на севере граничащий с Сопотом Примеч. пер.

368

Главным строительным материалом в ганзейских городах был красный обожжённый кирпич. На балтийском взморье кирпичные замки и костёлы по-прежнему являются очень значимой частью городского пейзажа.

Щ-44 Фото Я. Щепаньского, 2013

Здесь возник архитектурный стиль, который немцы назвали «кирпичной готикой» — «Backsteingotik». Замок в Мальборке — это самая большая средневековая крепость в Европе, при строительстве которой ближневосточные и западноевропейские архитектурные решения были реализованы на основе местного материала — кирпича. Комплекс примитивных землянок и полуземлянок, окружённых насыпью, каковым и был в те времена Гданьск, превратился в один из самых больших городов северной части континента. Четырнадцать сохранившихся до наших дней кирпичных готических костёлов в Гданьске — это самый большой архитектурный ансамбль такого рода в Европе. Если мы внимательно присмотримся к этим сооружениям, то заметим, что у кирпичной готики очень мало общего с классической каменной французской готикой. На севере Европы — в Любеке, Гданьске, Щецине, Кёнигсберге и десятке других городов — появились строения оригинальной, самобытной формы, выполненные из кирпича. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

369

Щ-44

Щепаньский Якуб

Исторический центр Эльблонга был почти полностью уничтожен в 1945 году, а его руины частично превратились в прах и пыль сами по себе, частично оказались разобраны уже после войны. Остались лишь немногочисленные памятники старины, свидетели средневекового великолепия города, когда Эльблонг успешно конкурировал с Гданьском, будучи одним из важнейших центров торговли в северной части Европы. В каждом уважающем себя ганзейском городе обязательно находился костёл святого Николая, покровителя купцов и путешественников. Такой костёл до сих пор есть и в Эльблонге. Особенно впечатляет расположенная в этом монументальном кирпичном сооружении коллекция позднеготических алтарей, перевезённая сюда из других храмов, в частности из бывшего доминиканского костёла Святейшей Девы Марии, который уже не выполняет религиозных функций, превратившись в одну из важнейших площадок современного искусства — «Галерею Эль». Кирпичные стены XIII–XIV веков выступают отличным фоном для экспозиций. Судьба Кёнигсберга, в особенности его исторического центра, была в чём-то схожа с судьбой Эльблонга, только разрушения носили ещё более масштабный характер. В центре города сохранился лишь Кафедральный собор, одиноко стоящий посреди зелёного парка, который в Средние века был городским районом под названием Кнайпхоф.

370

Башня «Дона», Калининградский областной музей янтаря. Фото Я. Щепаньского, 2013

Щ-44 Северный ренессанс На рубеже XVI и XVII веков в городах, расположенных на берегах Балтики и Северного моря, снова, уже после кирпичной готики, появляются кирпичные здания, у которых между собой много общих стилистических черт, несвойственных архитектуре южной и центральной Европы. Этот стиль уже в XX веке немецкие учёные назвали «немецким ренессансом», в то время как поляки и голландцы предпочитали определения «нидерландский ренессанс» либо «нидерландский маньеризм». Сегодня же чаще всего можно встретить определение «северный ренессанс». Давнишний спор об определении стиля проливает свет на саму его суть — этот стиль возник одновременно в городах Фландрии, Голландии, северных Германии и Польши, а также в Скандинавии. В конце XVI века эти территории составляли общий культурно-экономический регион. Художники и архитекторы переезжали из города в город, из одной страны в другую и в самых разных местах создавали произведения северного ренессанса. Один из самых восхитительных примеров этого стиля — гданьский Большой арсенал на улице Пивной. Если мы осмотрим фасад арсенала, а затем повернёмся к нему спиной, то увидим кирпичный готический костёл Святейшей Девы Марии. Таким образом, с одной точки обзора мы можем детально рассмотреть два ключевых примера обоих «кирпичных» стилей: северноевропейской готики и ренессанса.

Неоготика и неоренессанс В XIX веке европейская архитектура часто прибегает к стилистике минувших времён. Первоначально архитекторы использовали чужие образцы, к примеру фрагменты английской готики или итальянского Возрождения, не обращаясь к родному, местному наследию. Начиная с середины века новые архитектурные сооружения становятся орудием идеологической борьбы и политической пропаганды. Французы, немцы, англичане, а также, к примеру, венгры, португальцы и поляки пытаются доказать, что специфические черты многих направлений, характерных для ренессанса или готики, появились у них, порождённые мифическим «национальным духом». Становятся расхожими заявления о существовании польской «надвислинской готики» и «немецкого ренессанса», совершенно абсурдные с точки зрения современной науки. Это сегодня мы относимся к архитектуре тех лет как к общему культурному явлению, характерному для всей северной Европы, однако на рубеже XIX и XX столетий всё было по-другому. В Гданьске первые постройки, относящиеся к немецкому ренессансу, появляются в семидесятых годах XIX века. Некоторые из них в наши дни стали самыми настоящими архитектурными символами города. Это касается прежде всего зданий Главного вокзала и Гданьской политехники. Другим историческим стилем, из недр которого охотно черпали вдохновение архитекторы, работавшие в прибалтийских городах в XIX — начале XX века, была кирпичная готика. Взглянув на здание библиотеки Польской академии наук, бывшей Городской библиотеки, построенное в 1902–

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

371

Щ-44

Щепаньский Якуб

1904 годах, мы сможем обнаружить мотивы, характерные для Мальборкского замка, а также для многих других сооружений Гданьска и прочих городов бывшей Пруссии. Замечательным примером кирпичной неоготики и неоренессанса являются военные объекты. В Кёнигсберге отлично сохранилась большая часть фортификационных сооружений, «окольцевавших» город во второй половине XIX века. На старейших участках этих укреплений (казарма «Кронпринц», Королевские ворота) хорошо видны мотивы английской готики, которые тем не менее обрели плоть благодаря местному материалу — красному кирпичу. Поздние же постройки кёнигсбергской фортификации оказались куда более близки местным традициям. Прусские казармы сапёрного полка имени князя Радзивилла в Клайпеде и вспомогательного гусарского полка в Гданьске, построенные в начале XX века, в первую очередь ассоциируются с местной, прибалтийской готикой. Кроме того, многие исторические здания были перестроены таким образом, чтобы максимально подчеркнуть эту самую «кирпичную готику», чтобы и стиль, и материал выглядели ещё более выразительно. Башня Королевского замка в Кёнигсберге и весь комплекс замка в Мальборке в XIX и начале XX веков были дополнены большим количеством неоготических деталей.

Экспрессионизм 20–30-х годов После Первой мировой войны в архитектуре перестают дословно цитировать старинную стилистику, но красный кирпич не исчезает из обихода. В северной Германии, вольном городе Данциге 2 и в Восточной Пруссии появляются объекты, при сооружении которых этот традиционный материал используется по-новому. Зарождается «кирпичный экспрессионизм», и характерные для него здания можно увидеть как в Гданьске (старая больничная касса на улице Валовой) и Калининграде (нынешняя гостиница «Москва), так и в Клайпеде (больница на улице Биюню).

Времена ПНР 3 и СССР После Второй мировой войны для первых польских, русских и литовских жителей Гданьска, Кёнигсберга и Клайпеды кирпичная архитектура представлялась чем-то откровенно чуждым. Поляки, переселившиеся из Вильно и Львова, привыкли скорее к белым барочным зданиям, чем к тёмным кирпичным готическим стенам. Польские публицисты писали в 1945 году о той радости, с которой они взирают на разрушенную «святыню крестоносцев» — кирху св. Марии; в Кёнигсберге же был полностью уничтожен замок прусских королей и другие памятники. В польских городах на берегах Балтики, а также в Клайпеде и Паланге красный кирпич был тем не менее довольно быстро освоен. Уже на рубеже 1945–1946 годов поляки развернули консервационные работы на готических костёлах Гданьска. На территории гданьского Старого города появляются жилые дома и такие сооружения, как Дом техника, при строительстве ко-

372

Нынешнем Гданьске. Примеч. пер.

Польская народная республика. Примеч. пер.

Щ-44

торых кирпич использовался в качестве материала для реализации новых архитектурных решений. Ещё успешнее с этим справлялись литовские архитекторы. Глядя сегодня с расстояния в несколько десятилетий на построенные в 60–80-е годы XX века клайпедские жилые и административные здания, гостиницу на улице Науйойо Содо, а также Дворец бракосочетаний и другие сооружения в Паланге, можно с уверенностью сказать, что они выдержали испытание временем.

Современность В Калининградской области интерес к красному кирпичу как символу местной идентичности, появился позднее, в самом начале XXI века. Иногда этот интерес выражается довольно странным образом, и яркий тому пример — построенный из кирпича, но при этом на манер Диснейленда, замок Нессельбек под Калининградом. Любопытным результатом синтеза двух далеких друг от друга традиций смотрится небольшая кирпичная церковь, воздвигнутая на фундаменте старых прусских укреплений. В Гданьске, Эльблонге и Клайпеде также пытаются использовать красный кирпич в современной архитектуре. Новые высотки в Клайпеде, Морской музей в Гданьске и множество других объектов свидетельствуют о том, что прибалтийский красный кирпич по-прежнему может быть характерным элементом местной идентичности.

Вода Гданьск, Кёнигсберг и Клайпеду объединяет Балтика, а также сам факт того, что они расположены у самого моря, равно как и их портовая функция. Впрочем, у этих городов довольно много и других общих черт, связанных с водой. Гданьск, Кёнигсберг и Клайпеда, как и почти все крупные европейские города, находятся над реками, которые во многом сформировали центр каждого из них, определили его форму и характер.

Гостиница «Москва», Калининград. Фото Я. Щепаньского, 2013

Порты и верфи У берегов Мотлавы в Гданьске, Прегеля в Кёнигсберге, реки Эльблонг в Эльблонге и Данге в Клайпеде со времён Средневековья и до XIX века стояли сотни грузовых, рыбацких и военных кораблей. Не случайно вышло так, что ни в одном из этих городов не было квадратной рыночной площади с ратушей и торговыми домами, которые появились, к примеру, в Кракове и Вроцлаве. В Прибалтике центрами торговли всегда были речные берега, а не рыночные площади.

Фортификация В XVI и XVII веках все четыре вышеупомянутых города были окружены мощными фортификационными сооружениями, построенными по правилам, разработанным голландскими инженерами. В Нидерландах в то время изобрели дешёвый и эффективный способ защиты городов от внешней

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

373

Щ-44

Щепаньский Якуб

угрозы при помощи ресурсов, которых в странах, расположенных в низине, всегда в изобилии — земли и воды. Эти укрепления задали форму центрам этих городов на несколько сотен лет. Вход в портовую гавань защищали: в Клайпеде — замок из четырёх бастионов, именуемый также цитаделью, в Кёнигсберге — форт Фридрихсбург, а в Гданьске — крепость Вислоустье.

Мельницы До середины XIX века главным источником энергии в европейских городах была вода, точнее, сила её течения. Гданьск, Кёнигсберг и Клайпеду пересекали мельничные каналы, над которыми находились многочисленные промышленные объекты с машинами, приводимыми в движениями водяными колесами. Здесь производились продукты питания, оружие, порох, инструменты и даже чеканились монеты. Перерабатывалось сырьё: металл, шерсть, а также древесная кора, необходимая для дубления кож.

Перемены в XIX и XX веках В XIX веке в связи с бурным развитием техники и промышленной революцией Европа преобразилась до неузнаваемости. Стали строиться всё более внушительные по своим размерам морские корабли. Портам и верфям стало тесно в узких рукавах городских рек и каналов. Необходимо было соорудить новые приморские набережные, куда могли бы пристать большие океанские суда. Укрепления, построенные в XVII веке, потеряли свою мощь в связи с развитием артиллерии. Сооружённые по образу и подобию голландских бастионов, они уже не моги защитить города от пушек, стреляющих на расстояние нескольких десятков километров. Бастионы можно было снести, рвы засыпать, получив таким образом в непосредственном соседстве от центра города новые свободные территории для инвестирования и развития. Паровые машины, а впоследствии двигатели внутреннего сгорания заменили ушедшие в историю водяные мельницы. Вместе с мельницами ликвидировались также каналы, по которым вода когда-то шла к водяным колёсам. Их засыпали либо перенаправляли под землю, в результате чего они начинали выполнять функции канализации. Вода начала исчезать из городского пейзажа уже в XIX веке, но закончился этот процесс лишь после Второй мировой войны, когда Гданьск, Эльблонг, Калининград и Клайпеда фактически «повернулись спиной» к собственным рекам.

Потенциал От былого великолепия старинных гидросистем в трёх посещённых нами городах осталось немного. Сегодня большинство некогда шумных и многолюдных набережных пустуют — теперь это тихие и зачастую довольно 374

Щ-44

Клайпеда. Фото Я. Щепаньского, 2013

невесёлые места. Иногда там можно встретить рыбака, бывает, что проплывёт одинокая моторка или байдарка. И всё-таки что-то меняется. Над водой появляются новые объекты, и не исключено, что некоторые из них оживят притихший речной берег. Перестроенные и реконструированные зернохранилища над Данге в Клайпеде сегодня привлекают многих туристов и жителей города, которые с удовольствием прогуливаются по набережной. В крепостных рвах стоят яхты, а по реке взад-вперёд снуют байдарки. В Гданьске вот уже десятки лет на обеих сторонах Мотлавы работает Морской музей, корпуса которого соединяет паром. На острове Оловянка с конца 90-х годов в здании бывшей электростанции находится филармония, которую планируют связать с историческим центром города при помощи пешеходного моста. Постройка пешеходного моста может вдохнуть новую жизнь в районы к востоку от Мотлавы. Однако у этой идеи есть не только сторонники, но и столь же многочисленные противники, которые не хотят менять привычного векового уклада городских коммуникаций, когда самым северным мостом на Мотлаве был старинный Зелёный мост. У реки, там, где запланировано сооружение моста, строится музей Второй мировой войны. Похожая тенденция наблюдается и в Калининграде — расположенный на берегу Преголи Музей Мирового океана постоянно расширяет свою территорию, а на реке можно увидеть довольно много лодок и прогулочных корабликов.

Стшижа — ручей в Гданьске. Примеч. пер.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

К сожалению, иногда вложение средств в территории, расположенные над реками, не дают ожидаемых результатов, не приближают город к реке. Большие бульвары, сооружённые в Эльблонге и Калининграде, так и не смогли оживить ни одну из набережных. По-прежнему жива практика, когда речные потоки направляют в подземные канализационные трубы, а мельничные пруды просто засыпаются, как это было проделано с гданьской Стшижей 4

375

Я-45

Яблоньский Гедымин

Яблоньский Гедымин Гданьск, Польша Художник, куратор, преподаватель

Amberland? Перевод Игоря Белова

Exploratory trip, путешествие-исследование, которое мы совершили в рамках проекта «Close Stranger» («Близкий незнакомец»), заставило нас попробовать найти ответы на множество вопросов. Сводится ли понятие близости исключительно к расстоянию на карте? Всегда ли категория «незнакомого» связана лишь с политическими границами? Что объединяет эти земли, которые в наши дни поделены двумя границами на три части и где живут поляки, литовцы и россияне — земли, в переломные моменты истории полностью менявшие свою государственную принадлежность, веру и даже состав населения? Во время первого, «польского» этапа нашего путешествия мы посетили замок в Мальборке, бывшем Мариенбурге, столице могущественного тевтонского государства. Гордостью замкового музея является коллекция янтаря, основанная в 70-х годах прошлого века. Сегодня это одно из самых главных собраний янтаря в мире. В последние годы коллекция не только значительно пополнилась, но и существенно модернизировалась — теперь она демонстрируется в форме выставки под названием «Янтарные контексты», показывающей балтийский янтарь как часть природы и как часть культуры. Местный контекст здесь очень силён и важен, поскольку история ордена госпиталя Пресвятой Девы Марии немецкого дома в Иерусалиме теснейшим образом связана с «северным золотом», которое стало главным источником его богатств. В полумраке, среди кирпичных стен замкового подвала, освещённых тёплым сиянием стеклянных стендов, хранящих янтарные сокровища, я вдруг понял, что одним из важнейших звеньев, скрепляющих исследуемые нами территории, является как раз янтарь. Эту мысль поддержала Агнешка Володько, которая, будучи в курсе моих интересов, предложила, чтобы я написал именно о янтаре. Я охотно согласился, хотя, как оказалось позднее, это было несколько поспешное решение — ведь о янтаре уже так много написано, причём с глубокой древности о нём писали и философы, и летописцы, и естествоиспытатели, и медики… А через какое-то время янтарь и изделия из него стали объектом исследований физиков, химиков, геологов, палеонтологов, археологов, историков искусства и т. д.

376

Цитаты из поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш» (здесь и далее — примеч. пер.)

Я-45 Так что представленные здесь крупицы избранной информации, а также мои собственные размышления — это скорее попытка заинтересовать читателя темой «окаменевшей смолы», которая оказалась важным и прочным элементом идентичности этого прусско-тевтонско-польско-российсколитовско-янтарного края. Добавлю только, что волшебную страну моего детства сотворили семейные предания, старые фотографии и рисунки, представлявшие «Литву, отчизну мою», полную озёр, «лесных холмов и лугов зелёных» 1 — а также, причём в той же степени, вид разрушенного Гданьска с окружающими город приморскими ландшафтами и чистыми пляжами, на которых потехи ради я вместе с другими детьми собирал кусочки янтаря, ещё не догадываясь, как много он будет для меня значить.

Смола цвета солнца Янтарь, который находят на побережье Балтики, на самом деле называется «балтийским янтарём», но он во много раз старше своего первоначального названия. Смолой, превратившейся со временем в янтарь, сорок миллионов лет назад сочились деревья эоценовой эпохи. Исходя из такой временной перспективы можно смело сказать, что Балтийское море, история которого насчитывает всего около десяти тысяч лет, сыграло в формировании янтаря заключительную роль. Янтарь является одним из старейших материалов, когда-либо сопровождавших развитие человеческой культуры. Для него характерна богатая гамма прекрасных тёплых цветов, кристаллическая прозрачность некоторых фрагментов, а также невысокая твёрдость, что существенно облегчает обработку камня. Польское название янтаря — «бурштын» — это трансформировавшееся немецкое слово Bernstein, что означает «горящий камень», который при сгорании выделяет дым и сильный, ярко выраженный, одурманивающий запах, своего рода фимиам. У янтаря есть и бывшее некогда таинственным свойство притягивать сухие стебли травы, стоит только потереть камень о шерстяную ткань. Все эти особенности солнечного камня, а также приписываемые ему многочисленные магические и лечебные свойства способствовали тому, что для жителей юговосточного побережья Балтики янтарь стал ценнейшим природным ресурсом. Украшения и амулеты из янтаря изготавливались ещё в каменном веке, а изредка попадающиеся кусочки с естественными отверстиями, появившиеся в результате того, что смола обливала ветви деревьев, наверняка играли роль предшественников этих первых ювелирных изделий. С незапамятных эпох янтарь прочно ассоциировался с Солнцем. Светложёлтые кусочки, которые люди находили на берегу моря, казалось, имеют тесную магическую связь с солнечным светом и теплом. До сих пор археологи находят оставшиеся со времён неолита характерные янтарные бляшки с отверстием посередине, украшенные напоминающими солнечные лучи рядами маленьких точек — так называемые солярные амулеты, которые, в соответствии с распространённой гипотезой, считаются остатками древнего культа Солнца. Янтарь выступает носителем самой разнообразной, непрочитанной до конца информации, и это касается не только палеонтологических раритетов в виде инклюзов, благодаря которым мы знаем, как выглядели отдельные предБлизкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

377

Я-45

Яблоньский Гедымин

ставители флоры и фауны миллионы лет назад. Несмотря на бурное развитие генетики, так и не удалось установить, как выглядели и к какому виду относились «янтарные деревья». Старое латинское название «pinus succinifera» («янтарная сосна») является строго гипотетическим.

В круге мифа Не меньше таинственности придаёт янтарю и одна из самых прекрасных и в то же время наиболее близких к истине древних легенд о происхождении «солнечного камня» — греческий миф о Фаэтоне. Согласно этому мифу, Фаэтон, сын Гелиоса, бога солнца, взял отцовскую золотую колесницу и, не умея как следует управлять лошадьми, отправился в бесшабашную и опасную поездку по небу. Разгневанный Зевс, видя, что безумный возница вот-вот сожжёт Землю дотла, поразил молнией несчастного юношу, и тот рухнул в волны реки Эридан. Оплакивая смерть брата, нимфы Гелиады превратились в растущие над рекой деревья, а их слёзы, падающие в воду, стали каплями янтаря. Этот миф прямо указывает на осведомлённость древних греков о том, что янтарь является окаменевшей смолой. Но исчерпывались ли их знания лишь этой информацией? До сих пор неизвестно, почему в какой-то момент растущие на определённом пространстве деревья вдруг начали выделять огромное количество смолы, которая не только лилась на находящиеся рядом ветви и пни, но и заполняла невесть откуда взявшиеся трещины и щели. Причиной могло быть событие, связанное с резким повышением температуры, но это не был обычный лесной пожар — иначе тогда протоянтарь сгорел бы вместе с лесом. Скорее всего, дело во внезапном изменении климата, связанном, к примеру, с падением большого метеорита. Летящая всё ниже над землей солнечная колесница, грохот, падение… и плачущие смолой деревья. Миф словно описывает во всех подробностях экологическую катастрофу, случившуюся сорок миллионов лет назад. Но только откуда древние греки знали об этом? Возможно, правы сторонники теории существования Антлантиды, то бишь палеоастронавтики, и в наших знаниях о прошлом рода человеческого существуют огромные пробелы. Современные астрономы, более или менее последовательно разделяющие мою гипотезу, назвали именем Фаэтона загадочную планету, распавшуюся на части и тем самым породившую астероиды.

Начало истории Известный всему миру в качестве прекрасного декоративного камня, а также сокровищницы знаний о природе, балтийский янтарь реже выступает в качестве важного, имеющего долгую историю фактора европейской интеграции. Выдающийся польский археолог Рышард Мазуровский обнаружил на гданьских Жулавах 2 в районе посёлка Неджьведжювка 3 скопление сотен древних мастерских по обработке янтаря, в которых были найдены инструменты, янтарные изделия и запасы сырья. Учёные установили, что этим мастерским четыре с половиной тысячи лет. Когда немецкая фирма «Штантин & Беккер» стала добывать янтарь карьерным методом на территории нынешнего литовского посёлка Юодкранте на Куршской косе, 378

Жулавы — низменная область в северной части Польши

Дословно название посёлка переводится на русский язык как «Медведевка»

Я-45

там также было обнаружено множество янтарных изделий эпохи неолита. Особенно интересны древние янтарные фигурки, изображающие животных и людей. Разумеется, эти многочисленные мастерские работали не на удовлетворение потребностей местного населения. Уже тогда изделия из янтаря были «экспортной продукцией». Для региона, который мы исследуем в ходе этой экспедиции, янтарь уже несколько тысяч лет назад играл особую роль, поскольку стимулировал процесс межкультурной коммуникации. Именно ради того, чтобы купить или же просто отнять силой «северное золото», к берегам Балтики направлялись из самых разных и отдалённых уголков Европы экспедиции кельтов, греков, этрусков, римлян, викингов. Маршруты их путешествий теперь называют «янтарными путями», а древние янтарные украшения и амулеты оказались буквально рассыпаны по всему континенту — от царских гробниц в Микенах до Стоунхенджа, от мастерских эпохи неолита на Балтике до Аквилеи, которая была главным центром по переработке янтаря в Древнем Риме. Средневековье стало периодом своеобразного объединения изучаемых нами территорий, при этом отнюдь не добровольного. В XIII веке на помощь Конраду Мазовецкому в целях христианизации прусских земель, проводимой огнём и мечом, пришёл Тевтонский орден. За пятьдесят лет крестоносцы, покорив земли пруссов, основали здесь управляемое железной рукой орденское государство и установили монополию на торговлю янтарём. Из янтаря в то время делали дорогие украшения, религиозные скульптуры, но в первую очередь чётки «патерностер», очень популярные во всей христианской Европе. О том, как много значила эта монополия, могут свидетельствовать настойчивые попытки монахов-цистерцианцев из оливского монастыря получить королевское разрешение на торговлю янтарём, чего они в результате добились при помощи подделки документов. Освещающее веяние Ренессанса привело к тому, что янтарь неожиданно оказался у истоков одной из важнейших технических революций в истории человечества. В 1600 году английский учёный Уильям Гилберт, придворный врач королевы Елизаветы I, в своём известном трактате «De magnete, magneticisque corparibus etc» отделил магнитные явления от электрических и назвал последние «электрической силой» по аналогии с греческим названием янтаря «elektronos» («электрон»). Таким образом янтарь дал название электричеству, электронике и их производным, без которых невозможно представить себе современную цивилизацию.

Скрипторий — мастерская для переписки рукописей

Новое время Период наивысшего расцвета янтарных художественных ремёсел, а также время дальнейшего развития связей и контактов, непосредственной причиной которых был янтарь, датирован XVI–XVIII веками. Мастерские Гданьска и Кёнигсберга изготавливали потрясающие предметы роскоши. Алтари, ларцы, шкатулки, столы для скрипториев 4, небольшие скульптуры, декоративная посуда и тому подобные изделия занимали почётное место в кабинетах редкостей, украшали королевские усадьбы, дворцы знати и костёлы.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

379

Я-45

Яблоньский Гедымин

Своеобразным пиком тогдашних достижений на ниве производства янтарных чудес стала балансирующая на грани барочного нонсенса и китча Янтарная комната, выполненная умельцами по заказу короля Пруссии Фридриха I. Подаренная позднее Петру Великому и перестроенная с учётом размеров зала во дворце в Царском селе, она в полной мере удовлетворяла царское желание владеть всем самым большим и самым прекрасным. Последняя в истории этой известной комнаты её презентация состоялась в ныне не существующем Королевском замке Кёнигсберга. Привезённая туда немцами во время войны, в 1945 году она была упакована в ящики и спрятана. Так Янтарная комната, не найденная до сих пор и, возможно, уничтоженная, стала излюбленной темой для различных остросюжетных фильмов и книг. В наши дни восстановленная калининградскими специалистами Янтарная комната вновь украшает царскосельский дворец. В XIX веке в окрестностях Кёнигсберга действовали большие немецкие карьеры, принадлежащие в основном компании «Штантин & Беккер», поставлявшие сырьё для местной большой янтарной мануфактуры, на которой изготавливались разнообразные украшения и декоративные предметы. Особой специализацией мануфактуры были модные в то время шкатулки, а также трубки и мундштуки. Позже, после того как северная Восточная Пруссия стала частью СССР, янтарные карьеры и сам комбинат продолжили деятельность своих предшественников, однако теперь эта работа сопровождалась огромной расточительностью и бессовестной коррупцией, характерными для той системы. Во время Перестройки в России начинается реорганизация предприятий народного хозяйства, затронувшая и Янтарный комбинат, при этом янтарь

380

Янтарное панно «Красавица и Чудовище», группа Empfangshalle. БФ ГЦСИ, Калининград. Фото Е. Уманского, 2009

Я-45

остаётся важным и заметным элементом как экономики, так и повседневной жизни Калининградской области, рождая много новых инициатив, в том числе и международных.

Анекдотичная современность В гданьском Музее янтаря, являющимся отделением Музея истории города Гданьска, к одному из наиболее ценных экспонатов по праву относится шедевр ювелирного искусства — янтарное яйцо Фаберже, созданное в честь тысячелетия города. Сделанная по образцу знаменитых изделий, выполнявшихся по заказу российской императорской семьи, и состоящая из специально подобранных и оправленных в золото и эмаль янтарей драгоценность была подарена Гданьску обладательницей лицензии на марку Фаберже, фирмой «Виктор Майер» из города Пфорцхайм, столицы немецкой ювелирной промышленности. Изделие не только увековечивает гданьский миллениум. Оно свидетельствует о глубокой связи бывших жителей ДанцигаГданьска со своей родиной и их ностальгии по ней. Владелица фирмы, родившаяся в вольном городе Данциге, помнящая паническое бегство его жителей в связи с приближением Красной армии, сохранила тёплую симпатию к своему месту рождения и таким невообразимо элегантным образом решила оставить свой след и память о себе на своей бывшей родине. В послевоенном Гданьске янтарь поначалу не играл серьёзной роли, однако вскоре было основано государственное предприятие по изготовлению изделий из янтаря: традиционных сувениров и бижутерии. С янтарём также работал известный Центр народно-художественных промыслов, объединявший художников, работавших в традиционной эстетике, да и просто художников, которые благодаря Центру могли рассчитывать на дополнительный официальный заработок. В 70-е годы в Польше неожиданно вырос спрос на янтарь. При Гереке 5 изрядно расшатанный «железный занавес» стал пропускать в Польшу западных (прежде всего немецких и американских) туристов, располагавших большим количеством валюты, которая для жителей тогдашней Польской народной республики имела совершенно фантастический статус. Предприимчивые жители Гданьска, люди весьма разнообразной и часто довольно подозрительной породы, выработали успешную методику эксплуатации местных скромных запасов янтаря, вымывая его накачиваемой под землю водой. Гибли подмытые деревья в приморских лесах, в ямы и пещеры, образовавшиеся после добычи, падали люди, за «янтарщиками» охотилась милиция, иногда конфискуя инвентарь вместе с янтарём, а иногда входя в долю. Отсутствие какой-либо правовой базы в этой сфере создавало новый «чёрный» рынок, на котором вовсю орудовали рабочие Северного порта, строящегося в то время на богатых янтарём территориях, а также польские и российские контрабандисты, промышлявшие янтарём, украденным с Янтарного комбината в Калининградской области.

Эдвард Герек — глава Польской объединённой рабочей партии в 70-е годы

Добытый янтарь нужно было либо переправить контрабандой дальше на Запад, поскольку легальный вывоз этого сырья был под запретом, либо Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

381

Я-45

Яблоньский Гедымин

обработать и продать по более высокой цене. Легально работать с янтарём могли лишь мастера, располагавшие соответствующими «бумажками». Объединения янтареобработчиков тут же поразила коррупция: дипломы просто покупались разного рода мошенниками. Честным путём документы получали те, кого привлекала возможность высоких заработков, а также истинные почитатели янтаря. Город предоставил под янтарные мастерские помещения на живописной улице Мариацкой. Некоторые стали зарабатывать на янтаре целые состояния, что привлекало и художников. К сожалению, мастера ревниво охраняли свои немногочисленные «профессиональные тайны». Их глупость и жадность были так велики, что полные тиражи двух изданных тогда книг о художественной обработке металлов и драгоценных камней (не самых удачных книг, впрочем) были выкуплены ими и уничтожены. Так закладывались основы современной гданьской янтарной отрасли.

Мой старт И вот я, молодой художник-ювелир, уже имевший кое-какой опыт работы с янтарём, получил от тогдашнего ректора Государственной высшей школы изобразительных искусств (нынешняя Академия художеств), профессора Владислава Яцкевича, предложение создать на базе вуза мастерскую, которая позволила бы будущим художникам изучать методы работы с «солнечным камнем», получать необходимые навыки. Мастерская малых скульптурных форм в металле, названная так потому, что солидный художественный вуз, как чёрт от ладана, шарахался от неблагозвучных слов «ювелирный» и «янтарь», просуществовала всего три года, затем была преобразована в главную медальерную мастерскую и в наши дни работает в полном соответствии с указанным в названии профилем, поскольку скрывать факт работы над ювелирными украшениями в Академии художеств более не нужно — этим вполне официально и на серьёзном уровне занимается отдел промышленных образцов. Впрочем, та мастерская успела сыграть свою роль, снабдив профессиональное сообщество художников «свежей кровью» и предложив современное художественное видение янтаря. Меня, кстати, очень удивляет, что после перестройки город так и не был переименован, как это случилось, например, с Ленинградом, который теперь вновь называется Санкт-Петербургом, и другими российскими городами. При этом Ленин как историческая фигура в России осуждён не был, в то время как Калинин, верный слуга Сталина, несёт ответственность за многие преступления — его подпись среди прочих стоит и на решении о расстреле польских офицеров в Катыни (Примеч. автора).

382

В Калининграде 6 мы посетили огромную, с долгой историей, но по-прежнему действующую судостроительную верфь. Это была уникальная возможность, поскольку на верфи строят в основном военные суда, и большая часть завода работает в режиме военной тайны. Завод большой, у него много заказов и вполне перспективное будущее. С грустью подумал я о ныне разорившейся Гданьской судоверфи, рабочие которой когда-то, после знаменитой, увенчавшейся победой забастовки, оказали такое мощное влияние на ход политических изменений в Европе. С закрытием верфи без работы оказались тысячи жителей города — а это ведь не какая-нибудь бригада мостового крана. Не мне судить, каковы были на то причины, но при этом я уверен, что если бы Гданьская судоверфь существовала по сей день, там строились бы корабли, завод получал бы прибыль и поддерживал добрые традиции Гданьска. И какая разница, что на территориях завода, так поспешно проданных городом датскому инвестору, сейчас развернули свою деятельность художники? Такие вещи в мире не редкость, деятели современного искусства часть облюбовывают заброшенные фабрики. Впрочем, если из такой фабрики впоследствии не получится что-нибудь вроде лондонской

Я-45

галереи «Тейт Модерн», неизвестно, надолго ли хватит энтузиазма художников. По мне куда лучше богатая, процветающая верфь, финансово поддерживающая гданьских художников, чем те же самые художники, обретшие временное пристанище на её руинах.

Поторгуемся? Но мои размышления относительно судоверфи одновременно связаны и с темой гданьского янтаря, поскольку в Третьей Речи Посполитой появились новые возможности для развития бизнеса, и янтарь снова стал кормильцем для многих горожан, компенсируя потери, понесённые городом из-за закрытия судоверфи. Вот почему мне и пришло в голову организовать здесь международную ярмарку янтаря и вернуть Гданьску статус мировой янтарной столицы, своего рода узлового центра, где будут сходиться современные янтарные торговые пути. Проект получил название «Amberif», превзошёл все наши ожидания и успешно развивается по сей день. В Гданьске появились Международное общество мастеров по янтарю, Музей янтаря, Музей янтарных инклюзов (на базе университета) и ещё несколько других подобных организаций, посвящённых янтарю. Вот уже много лет у нас проводится конкурс «Amberif Design Award», благодаря которому каждый год появляются сотни новых идей и замыслов относительно художественного использования янтаря. Учреждённая в 1995 году и просуществовавшая шесть лет Мультимедийная академия также внесла свой ощутимый вклад в популяризацию янтаря среди художников. Как я уже говорил, янтарём занимается и гданьская Академия художеств. Да и в других регионах, охваченных наших проектом, хватает мест и событий, непосредственно связанных с янтарём. Калининградский музей янтаря организует международное биеннале «Алатырь», в рамках которого проводится художественный конкурс. Музей янтаря в литовской Паланге, расположенный в окружённом живописным парком дворце Тышкевичей, построенном в XIX веке, по праву может гордиться великолепной коллекцией натурального янтаря и других экспонатов, связанных с «солнечным камнем». Гуляя сегодня по Гданьску, Калининграду или Клайпеде, посещая окрестности этих городов, мы так или иначе обязательно встретимся с янтарём — здесь от него просто никуда не деться: начиная от уличных ларьков с дешёвыми янтарными сувенирами, а также самых разнокалиберных магазинов и галерей, и заканчивая сокровищами музеев. Не стоит забывать, что янтарь является своеобразным связующим элементом этой земли, пережившим все её исторические, политические, этнические и культурные трансформации. Рискну предположить: его важность и глубокая символичность так велики, что в определённых ситуациях нашему общему региону подошло бы название Янтария, а ещё лучше — английская, преодолевающая языковые барьеры версия этого названия Amberland. И может быть, имеет смысл хорошенько подумать о том, как с максимальным эффектом использовать этот связующий элемент для более тесной коммуникации и взаимопонимания местных «близких незнакомцев»? Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

383

А-1

384

Акимов Данил

Трасса арт-экспедиции

Гданьск — Калининград — Клайпеда Коллаж Владислава Ефимова, 2013

Трасса арт-экспедиции

Польша ЦЕНТР СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА «ЛАЖНЯ» Гданьск, Нижний Город, ул. Яскулча, 1

ЦЕНТР СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА «ЛАЖНЯ 2» Гданьск, Новый Порт, ул. Страйку Докерув, 5 www.laznia.pl Муниципальное учреждение, основанное в 1998 г. В настоящее время «Лажня» состоит из двух центров, расположенных в помещениях бывших городских бань в Нижнем городе и в Новом порту. Центр фокусирует свою деятельность на современном искусстве — как польском, так и зарубежном. Владеет собственной коллекцией, организует выставки, ведёт издательскую деятельность, организует концерты, кинопоказы, встречи и мастер-классы, активизирующие местное сообщество Нижнего города и Нового порта. К наиважнейшим регулярным проектам ЦСИ относятся Уличная галерея города Гданьска, Cities on the Edge, Art&Science Meeting.

ГДАНЬСКАЯ ГОРОДСКАЯ ГАЛЕРЕЯ Гданьская галерея Гюнтера Грасса (4G), ул. Шерока, 34/35, 36, 37, ул. Гробла, 1/2 Гданьская городская галерея 1 (GGM1), ул. Пивна, 27/29 Гданьская городская галерея 2 (GGM2), ул. Поврожнича, 13/15 www.ggm.gda.pl Муниципальное учреждение, основанное в 2008 г. ГГГ включает три галереи, расположенные в Старом городе Гданьска. ГГГ-1 в основном фокусируется на регулярной программе под названием «Диалог», являющейся творческой площадкой для молодых польских и зарубежных художников. ГГГ-2 представляет зарубежное искусство и цикл Logos — Bios, посвящённый скульпторам из Гданьска и окрестностей. Программа галереи 4G связана с наследием Гюнтера Грасса и была создана в сотрудничестве с писателем. Наиболее важные регулярные проекты ГГГ включают Гданьскую биеннале искусства, «Грассоманию» и «Повествования».

ИНСТИТУТ ИСКУССТВА WYSPA («ОСТРОВ») Гданьск, 145 B, ул. Доки, 1 www.wyspa.art.pl Некоммерческая арт-институция, основанная в 2004 г. фондом Wyspa Progress. «Выспа» возникла и напрямую связана с территорией Гданьской судоверфи, где она находится, а также с социальным и историческим наследием этого уникального места. Деятельность Института фокусируется на организации выставок, воркшопов и дискуссий, связанных с междуна386

Трасса арт-экспедиции

родной современной художественной культурой. «Выспа» также владеет собственной коллекцией, реализует программу резиденций для художников и ведёт издательскую деятельность. Наиболее важные постоянные проекты «Выспы» включают фестиваль «Альтернатива» и «Субъективную автобусную линию».

ГДАНЬСКАЯ СУДОВЕРФЬ Основной вход: Гданьск, площадь Солидарности Одна из крупнейших польских судоверфей, расположенная на месте бывших немецких судоверфей: Jan Klawitter (1804), Kaiserliche Werft Danzig (1844) и Schichau (1890). Именно здесь в декабре 1970 г. забастовки рабочих были жестоко подавлены коммунистическими властями, и три работника судоверфи потеряли жизнь. Это также место рождения профсоюза «Солидарность» — учреждающий его документ был подписан здесь в августе 1980 г. В 1996 г. судоверфь была объявлена банкротом. В настоящий момент лишь часть её по-прежнему используется для работ. Оставшаяся площадь трансформируется в новый район: Młode Miasto («молодой город»). Здесь также находится Европейский центр солидарности.

КОЛОНИЯ ХУДОЖНИКОВ Гданьск, ул. Доки, 1 В 1999 г. часть земли, принадлежавшей Гданьской судоверфи, была продана частной компании Synergia 99, которая с целью промоушна и создания собственного имиджа предложила некоторые из зданий художникам, связанным с Труймясто. Одно из зданий, использовавшееся как автоматическая телефонная станция в ходе забастовок рабочих, стали называть Колонией художников. В период с 2001 по 2008 г. в здании находились студии более 60 художников, которые называли себя резидентами Колонии художников. Помимо студий здесь также функционировала динамично развивающаяся галерея под управлением Миколая Юрковски и Сильвестра Галушки — Workers of Art («работники искусства»). В 2008 г. BPTO, получив во владение доли активов Synergia, приняла решение выселить художников из здания АТС. Некоторые из них решили переместиться в здание бывшей администрации, в котором, помимо студий, размещались галереи Na korytarzu («В коридоре») и Gablotka («Витрина»).

СТАРЫЙ ГОРОД ГДАНЬСКА Первое упоминание Гданьска датируется IX в. Его расцвет пришёлся на XVII в., когда в городе были воздвигнуты наиболее внушительные здания. В феврале 1945 г. 90 % исторического Старого города было разрушено. После войны Старый город отстроили заново. Его наибольшую ценность представляют улицы Długa (Длинная) и Długi Targ (Длинный рынок), также известные как Королевский путь, городская ратуша, Двор Артуса (Артура), фонтан Нептуна, Золотой дом (Złota Kamienica), Золотые ворота (Złota Brama), Зелёные ворота (Brama Zielona), Дом Апхагена, Кран (Żuraw), Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

387

Трасса арт-экспедиции

Церковь Святой Марии, Королевская часовня, улица Мариацка, Оружейная палата, Тюремная башня и Камера пыток.

ГДАНЬСКИЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Основное здание: Гданьск-Вжещ, ул. Габриэла Нарутовича, 11/12 Гданьский технический университет был основан Вильгельмом II и начал функционировать под названием Königliche Preussische Technische Hochschule (Королевский Прусский технический университет). Заведение было призвано обучать инженеров в различных областях. Его главным архитектором стал Альберт Карстен. Основное здание является образцом голландского неоренессанса. В одном из его внутренних дворов можно увидеть маятник Фуко.

ГДЫНЯ www.modernizmgdyni.pl Гдыня впервые упоминается как маленькая деревушка. Город был построен в рекордные сроки между 1923 и 1934 гг. в рамках амбициозного экономического плана. Он был предназначен служить «окном в мир», открывая Польше доступ к Балтийскому морю. К 1934 г. город стал крупнейшим портом на Балтике и самым современным портом в Европе. Характерная черта городской архитектуры — это модернизм с его белыми домамифлагманами кубической или аэродинамической формы, отсылающей к океаническим лайнерам. Генплан Гдыни следовал представлениям о «функциональном городе». Наиболее показательные образцы модернистской архитектуры можно увидеть на улице Щвентояньской.

МУЗЕЙ ВИСЛЫ Тчев, ул. Стычня, 4, 30 Музей был основан в 1984 г. Это крупнейший речной музей в Польше Он посвящён истории и культуре региона Нижней Вислы. В музее работают две постоянные выставки: «История навигации на Висле» и «Исторические суда бассейна реки Висла». Основное здание музея являет собой типичный пример индустриальной архитектуры XIX в. Оно было воздвигнуто в конце XIX в. как металлургическая фабрика Эмиля Келха. В ходе Второй мировой войны оно служило лагерем для временно перемещённых лиц.

ТЧЕВСКИЙ МОСТ Тчев www.most.tczew.pl/index.php/pl Мост представлен в Международном историческом списке достопримечательностей гражданской инженерии. Он был сдан для использования в 1857 г. — в то время это был самый длинный мост в Европе и первый 388

Трасса арт-экспедиции

железный мост на Висле. Первого сентября 1939 г. он был одним первых атакован нацистскими отрядами и частично подорван Польскими вооружёнными силами в целях обороны.

ЗАМОК-МУЗЕЙ МАЛЬБОРКА Мальборк, ул. Старощчиньска, 1 www.zamek.malbork.pl Средневековый замок, построенный после того как Гданьское Поморье было захвачено Тевтонским орденом и престол верховного магистра переместился в Мариенбург (сегодняшний Мальборк). Комплекс состоит из Высокого, Среднего и Нижнего замков и из церкви Святой Девы Марии. Он служил столицей одного из самых влиятельных государств в южнобалтийском регионе. Замок-музей в его настоящем виде был основан в 1961 г. и славится своей уникальной коллекцией художественных изделий из янтаря.

АРТ-ЦЕНТР «ГАЛЕРЕЯ ЭЛЬ» Эльблонг, ул. Кущнерска, 6 www.galeria-el.pl Институция расположена в готической церкви XIII в. Когда город находился под осадой советских войск в феврале 1945 г., она была серьёзно повреждена в ходе артобстрела и выгорела. После войны церковь оставалась в руинах. Здание начало функционировать как арт-центр в 1961 г., когда художник Герард Квятковский получил от городских властей разрешение использовать его как студию. В 1965 г. Квятковский организовал первую Биеннале пространственных форм, а в 1967 г. — вторую. События здесь проходили под одним из ведущих девизов авангардного движения: интеграция мастерских художников и рабочих. В 2010 г. здание было реконструировано и адаптировано под нужды арт-центра.

ОТКРЫТАЯ ГАЛЕРЕЯ ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ФОРМ Эльблонг www.galeria-el.pl/formy-przestrzenne-w-elblagu.html Первая и вторая Биеннале пространственных форм привлекли несколько десятков художников, в основном из Польши. Расположенный в Эльблонге механический завод Zamech выступил спонсором мероприятия, предоставив участникам материалы (металлолом) и техническую поддержку в реализации их проектов. В свою очередь, художники должны были пожертвовать свои работы городу. Таким образом Эльблонг стал обладателем уникальной коллекции из 51 пространственной формы — абстрактной металлической скульптуры, созданной между 1965 и 1986 гг.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

389

Трасса арт-экспедиции

КАДЫНЫ Так называемая «имперская деревня» Кадыны была расширена в начале ХХ в. по приказу Вильгельма II, чтобы служить летней резиденцией кайзера. Новая архитектура деревни придерживалась орденского стиля. Здесь также была построена кафельная фабрика, производившая майолику для двора. Дворец Вильгельма II можно увидеть и по сей день. Здесь также располагается конеферма Государственного казначейства.

МУЗЕЙ НИКОЛАЯ КОПЕРНИКА Фромборк, ул. Катедральна, 8 www.frombork.art.pl/pl Николай Коперник жил и умер в городе Фромборке. Там же он и похоронен, вероятнее всего в соборе. В Музее Николая Коперника представлены выставки, посвящённые польскому астроному. В музее два отдела: планетарий и астрономическая обсерватория. Также в него входит бывший Госпиталь Святого Духа, где в настоящее время находится коллекция отдела истории медицины.

Россия БАЛТИЙСКИЙ ФИЛИАЛ ГОСУДАРСТВЕННОГО ЦЕНТРА СОВРЕМЕННОГО ИСКУССТВА Калининград, ул. Литовский вал, 38, казарма «Кронпринц» www.ncca.ru/kaliningrad Федеральное государственное бюджетное учреждение культуры. Филиал основан в 1997 г. Одно из семи региональных подразделений ГЦСИ в России, единственная музейно-выставочная и научно-исследовательская организация в Калининграде, работающая с современным искусством. Реализует масштабные международные проекты в области звукового, технобиологического искусства, паблик-арта, а также проекты, актуализирующие и интерпретирующие культурно-историческое наследие Кёнигсберга/Калининграда и острые проблемы современного общества. Уделяет большое внимание развитию местной аудитории, реализуя широкий спектр образовательных и просветительских программ. В 2003 и 2006 гг. ГЦСИ получил в управление башню и часть мансардных помещений оборонительной казармы «Кронпринц» — памятника истории и культуры середины XIX в. В настоящее время ведётся капитальный ремонт и реставрация при финансовой поддержке Министерства культуры Российский Федерации. Открытие пространства на мансарде (1445 кв. м) намечено на 2016 г., в башне (1900 кв. м) — на 2017.

390

Трасса арт-экспедиции

КВАРТИРА Калининград, ул. Колоскова, 13 vk.com/kvartira_koloskova13 Арт-пространство включает в себя магазин, кафе и клуб. Общая вместимость — 25 мест. В «Квартире» проходят просмотры фильмов, мастер-классы по фотографии, графике, компьютерным играм, арт-терапия, чтение книг вслух и концерты. Магазин позиционируется как место, где продаётся всё: книги, музыка, фильмы, столы, стулья, рамочки, «можем даже снять деревянный пол, если попросите». Таким образом, по словам хозяина «Квартиры» Артёма Рыжкова, меняется интерьер пространства.

ПАМЯТНИК 1200 ГВАРДЕЙЦАМ Калининград, Гвардейский проспект Памятник 1200 гвардейцам — братская могила и памятник воинам 11-й гвардейской армии, погибшим при штурме Кёнигсберга в апреле 1945 г. Мемориал расположен на закрытом для движения транспорта участке Гвардейского проспекта в зелёной парковой зоне с водоёмом. Это один из первых значительных памятников Великой Победы во Второй мировой войне, реквием павшим героям. Мемориальный комплекс открыт 30 сентября 1945 г. В творческую группу вошли московские архитекторы И. Мельчаков и С. Нанушьян, литовские скульпторы Ю. Микенас, Б. Пундзюс, П. Вайвада, Б. Петраускас, Р. Якимавичус, К. Ярошунас.

КАЛИНИНГРАДСКИЙ ОБЛАСТНОЙ ДЕТСКО-ЮНОШЕСКИЙ ЦЕНТР ЭКОЛОГИИ И ТУРИЗМА, В ПРОШЛОМ БОТАНИЧЕСКИЙ САД УНИВЕРСИТЕТА АЛЬБЕРТИНА Калининград, ул. Ботаническая, 2 Сад ведёт свою историю с начала XIX в. Он был одним из красивейших ботанических садов Германии. Вполне возможно, что здесь прогуливался Иммануил Кант. Именно здесь были заложены основы фенологических исследований в Европе. Несмотря на серьёзные разрушения, принесённые войной, безразличие властей и недостаток ресурсов, сад всё ещё существует как бесценная зелёная жемчужина в достаточно урбанизированной части города. В начале 1950-х гг. сад был передан образовательному учреждению, в 1965-м ему был присвоен статус памятника, охраняемого государством («Краткий путеводитель», Ателье Вельдверк, БФ ГЦСИ).

ОСТРОВ КАНТА Историческое название острова — Кнайпхоф. Одна из островных городских частей города Калининграда, последний остров перед устьем реки Преголя. С 1327 г. это был один из трёх городов старого Кёнигсберга, полностью разрушен в 1944 г. английской авиацией. Расположен в центральной части Калининграда, на границе двух крупных исторических областей — Самбии (на севере) и Натангии (на юге). Над островом в направлении север — Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

391

Трасса арт-экспедиции

юг проходит одна из двух основных транспортных осей Калининграда. На территории острова расположены Кафедральный собор, могила Канта, парк скульптур.

КАФЕДРАЛЬНЫЙ СОБОР www.sobor-kaliningrad.ru/rus.html Дошедший до нас Кёнигсбергский собор в городской низине на пустом острове Кнайпхоф — выдающийся памятник истории и крупная достопримечательность современности. Датой основания собора считается 13 сентября 1333 г. В Кафедральном соборе находилось более ста надгробий и эпитафий, размещавшихся внутри и снаружи здания. Здесь были похоронены великие магистры Тевтонского ордена, епископы Замланда, профессора Кёнигсбергского университета, в том числе философ Иммануил Кант. Самое красивое место у собора — портик Канта. Собор является главной достопримечательностью Калининграда, одним из его символов – это единственное в России строение северогерманской готики.

РЫБНАЯ ДЕРЕВНЯ Этнографический и торгово-ремесленный центр в Калининграде, стилизованный под архитектуру довоенного Кёнигсберга. Квартал, застроенный зданиями в немецком стиле. Рыбная деревня расположена на Октябрьском острове между Октябрьской улицей и рекой Преголей. Комплекс начал строиться в 2006 г. и протянулся от Медового моста до Высокого моста.

КАЙЗЕРОВСКИЙ (ИМПЕРАТОРСКИЙ) МОСТ Пешеходный разводной мост через реку Преголю в Калининграде. Современное название — Юбилейный. Мост назван так, потому что его открытие, состоявшееся 1 июля 2005 г., было приурочено к 750-летнему юбилею города. Соединяет улицы Октябрьскую и Эпроновскую, входя в состав комплекса «Рыбная деревня». Мост стоит на опорах Императорского моста (Кайзербрюкке), который был построен в 1905 г. и разрушен во время Второй мировой войны. По сравнению с предшественником Юбилейный мост стал несколько ýже и выше, что позволяет не разводить его для прохода малых судов. Однако общий облик Юбилейного моста напоминает Императорский мост. Рядом с ним расположен мостовой домик, в котором размещены механизмы для разведения моста.

МУЗЕЙ ЯНТАРЯ www.ambermuseum.ru Единственный в России Музей янтаря, открытый в 1979 г., находится в центре Калининграда в крепостной башне «Дона», построенной в середине ХIХ в. Значительную часть коллекции составляют образцы янтаря с включениями фрагментов флоры и фауны, попавших 50 млн лет назад в некогда вязкую смолу. 392

Трасса арт-экспедиции

ПРИБАЛТИЙСКИЙ СУДОСТРОИТЕЛЬНЫЙ ЗАВОД «ЯНТАРЬ» www.shipyard-yantar.ru Завод образован на базе немецкой верфи «Шихау» в 1945 г. Во время английских бомбардировок Кёнигсберга в 1944 г. завод не пострадал. Завод «Янтарь» специализируется на военном и гражданском судостроении, а также на судоремонте, машиностроении и металлообработке. При заводе есть музей истории предприятия.

МУЗЕЙ МИРОВОГО ОКЕАНА Калининград, набережная Петра Великого, 1 www.world-ocean.ru/ru Первый в России комплексный маринистический музей, расположенный в Калининграде. Имеет экспозиции, посвящённые судоходству, морской флоре и фауне, геологии и гидрологии Мирового океана, а также маринистическую библиотеку и действующую экологическую станцию. Посетитель может осмотреть музейные суда «Витязь», «Космонавт Виктор Пацаев» (судно входило в число судов Службы космических исследований АН СССР), подводную лодку Б-413, маяк, а также скелет кашалота. Имеет филиал в Санкт-Петербурге (ледокол «Красин»).

КАЛИНИНГРАДСКИЙ ЗООПАРК www.kldzoo.ru Один из самых больших и старых зоопарков современной России. Основан в 1896 г. немецким предпринимателем Германом Клаасом. Калининграду достался в 1945 г. после капитуляции немецких войск. Калининградский зоопарк одновременно является также дендропарком, и достопримечательности зоопарка — это не только животные, но и редкие растения, например реликтовое дерево гинкго, ровесник динозавров. На территории зоопарка находятся несколько довоенных зданий и фонтан.

ВЕРХНЕЕ ОЗЕРО (ВЕРХНИЙ ПРУД) Водоём в Калининграде. Берега Верхнего озера являются зелёной рекреационной зоной. Озеро имеет искусственное происхождение — оно было создано в 1270 г. рыцарями Тевтонского ордена для разведения рыбы, является одним из старейших рукотворных сооружений Калининграда.

ПЛОЩАДЬ ПОБЕДЫ Главная площадь Калининграда, место сосредоточения многих организаций и учреждений, транспортный узел города. На площади находится храм Христа Спасителя. В преддверии 750-летнего юбилея Калининграда площадь была капитальным образом реконструирована: был убран памятник В. И. Ленину, на площади устроили фонтаны и установили Триумфальную колонну, напоминающую Александровскую колонну в Санкт-Петербурге. Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

393

Трасса арт-экспедиции

ГАЛЕРЕЯ «ВЫХОД» Калининград, ул. Уральская, 16 www.facebook.com/GalleryGOVNO Галерея молодого современного искусства, открылась в Калининграде в 2011 г. Располагается в студии фотографа Александра Любина. В зависимости от пространства представления искусства мимикрирует то в галерею «Выход», располагаясь в коридоре, то в галерею «Говно», занимая туалетную комнату. По словам директора галереи А. Любина, название возникло исходя из места, где она находится. Целью организаторов является разбавление культурной составляющей в Калининграде. В пространстве выставляются молодые авторы из Калининграда и Москвы.

ФОРТ №1 «ШТАЙН» Калининград, посёлок Большое Исаково, Форт №1 «Штайн» fortstein@mail.ru Калининградский региональный общественный благотворительный фонд Форт №1 «Штайн» был организован в 2005 г. Его деятельность направлена на восстановление, реставрацию, сохранение и историко-культурное использование форта, памятника архитектуры XIX в., расположенного в пригороде Калининграда. Фонд занимается углублённым комплексным изучением памятника, поддержанием форта в надлежащем состоянии, привлечением финансирования для его регенерации и дальнейшего развития. Организация проводит экскурсии и семинары, связанные с историей форта, занимается реконструкцией военных и исторических событий, исторического костюма, ремёслами. На территории форта организуются музыкальные и другие творческие акции.

СВЕТЛОГОРСК Город-курорт расположен на берегу Балтийского моря, до 1946 г. назывался Раушен. В центре Светлогорска находится символ города — башня водолечебницы, которая была возведена в 1900–1908 гг. в стиле национального немецкого романтизма. Светлогорск расположен в лесопарке. Каждое здание города вкраплено в лес, то есть отделено от соседних строений участками леса. Морской берег Светлогорска крут и обрывист.

ОТРАДНОЕ Посёлок-курорт на берегу Балтийского моря. До 1946 г. назывался Георгенсвальде. Расположен в 3 км от Светлогорска. Входит в состав Светлогорского городского поселения. Является климатическим курортом. Здесь действуют несколько гостиниц, домов отдыха и санаториев. С 1993 г. в Отрадном работает дом-музей немецкого скульптора Германа Брахерта, расположенный в его бывшем доме.

394

Трасса арт-экспедиции

ЯНТАРНЫЙ Посёлок городского типа на побережье Балтийского моря, до 1946 г. назывался Пальмникен. В посёлке расположен единственный в мире янтарный комбинат, добывающий и перерабатывающий янтарь. Рядом с посёлком находятся самый широкий в Калининградской области песчаный морской пляж, большое живописное озеро, образовавшееся на месте бывшего янтарного карьера, парк с множеством редких деревьев. В городе сохранилась бывшая евангелическая кирха (ныне православный храм), построенная в XIX в. Морисом Беккером.

КИРХА АРНАУ пос. Родники Гурьевского района www.prussia39.ru/sight/index.php?sid=93 Одно из древнейших церковных зданий на территории Калининградской области. Памятник истории и архитектуры (готика). Кирха построена в 1364 г. Уникальность кирхи заключается в том, что в ней сохранилось большое количество подлинных средневековых фресок XIV в.

ГВАРДЕЙСК www.gvardeysk.gov39.ru/tourists Город, расположенный на слиянии рек Деймы и Преголи, основан в 1255 г. До 1946 г. назывался Тапиау. Одной из достопримечательностей города является замок, в котором 20 марта 1568 г. умер основатель Прусского герцогства Альбрехт Гогенцоллерн. Сегодня в стенах замка располагается тюрьма. Из строений, сохранившихся до наших дней, историческую ценность представляют два моста через Преголю и Дейму, здание городской ратуши, кирха, здание школы на Кёнигсбергерштрассе, водонапорная башня. Город Тапиау известен и тем, что в нём родились известные миру немецкие художники Ловис Коринт и Эрнст Молленхауэр.

ЗНАМЕНСК www.znamensk.astranet.ru/gorod/histori_new.html Город основан в 1336 г., до 1946 г. назывался Велау. Стоит при впадении реки Лавы в реку Преголю. В Знаменске расположен прегольский шлюз №1. Исторические достопримечательности Знаменска: кирха св. Якоба, католическая капелла, здание немецкой орденской школы, семиарочный мост через пойму реки Преголи, городская и железнодорожная водонапорные башни, водопад на реке Лава.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

395

Трасса арт-экспедиции

ПОСЁЛОК ДРУЖБА www.prussia39.ru/geo/geo.php?id=767 Посёлок в Правдинском районе, образовался вокруг замка Алленбург в XIII в. Здесь сохранились кирха XV в., шлюз на Мазурском канале.

СОЛДАТОВО www.prussia39.ru/geo/geo.php?id=236 Посёлок в составе муниципального образования Гвардейского городского округа (Фридриксталь, Кётен до 1946 г.). На территории посёлка размещены заброшенные военные ангары, бункеры и бомбоубежища бывшей военной части, в одном из ангаров находится огромная лодка.

ПРАВДИНСК www.pravdinsk.gov39.ru Город расположен на реке Лава. До 1946 г. назывался Фридланд. В городе сохранилось здание кирхи св. Георгия, которая была основана в 1313 г. Под Фридландом произошла битва между русской армией под командованием Л. Беннигсена и французской армией Наполеона.

ДОМНОВО www.prussia39.ru/geo/geo.php?id=766 Посёлок в Правдинском районе. До 1946 г. назывался Домнау, имел статус города. Близ посёлка находится братская могила русских солдат, погибших в сражении 1807 г., братская могила советских воинов, городище XIII в., кирха XIV в.

БАГРАТИОНОВСК www.pr-eylau.ru Город до 1946 г. назывался Прейсиш-Эйлау. Был основан как замок — опорный пункт Тевтонского ордена в 1325 г. 7–8 февраля (26–27 января) 1807 г. близ города произошло Прейсиш-Эйлауское сражение между французской и русско-прусской армиями. Исторические достопримечательности города: форбург замка Прейсиш-Эйлау, здание бывшего Королевского института.

«НЕССЕЛЬБЕК» www.nesselbeck.ru Средневековый рыцарский замок, воссозданный архитекторами по старинным чертежам как точная копия крепости Тевтонского ордена. Здесь располагаются музей средневековых пыток и наказаний, отель и ресторан. 396

Трасса арт-экспедиции

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПАРК «КУРШСКАЯ КОСА» www.park-kosa.ru Крупнейшее песчаное тело, входящее в балтийский комплекс песчаных кос, аналогов которому нет в мире. Куршская коса расположена на побережье Балтийского моря и Куршского залива, простирается от города Зеленоградска Калининградской области до города Клайпеды (Литва). Расположение косы и её рельеф уникальны. Наиболее значительным элементом рельефа косы является сплошная полоса песчаных белых дюн. Куршскую косу называют «птичьим мостом» — над ней проходит древний миграционный путь птиц из северных районов Европы в южные районы Европы и Северную Африку. На косе действует одна из первых в мире и старейшая в Европе орнитологическая станция, расположенная в посёлке Рыбачий. Она была основана немецким теологом и любителем птиц Иоганном Тинеманом 1 января 1901 г. Имеются песчаные пляжи, позволяющие искупаться как в пресноводном заливе, так и в солёном Балтийском море.

Литва НИДА www.visitneringa.com/lt Нида — это поселение на Куршской косе, полуострове с песчаными дюнами, отделяющем залив от Балтийского моря. В конце XIX в. немецкие экспрессионисты начали проводить здесь лето, таким образом постепенно сформировав колонию художников. Восхищённый ландшафтом Куршской косы и атмосферой рыбацкой деревушки писатель Томас Манн построил в Ниде летний домик, где провёл три лета (с 1930 по 1932 г.). Рекреационный бизнес на Куршской косе особенно расцвёл в начале ХХ в., став экономической альтернативой рыбацкому промыслу. Развитие курортов привело к архитектурным инновациям: вдобавок к старым рыбацким домам с преобладанием голубого цвета, украшенным lėkiai (конёк на крыше), в городе вырастали небольшие, часто кирпичные виллы, а также большие гостиницы, чьи названия отсылают к местным этническим традициям: «Kuršių kiemas» («Куршский двор», «Kurischer Hof»), «Kuršių elnias» («Куршский олень», «Kurischer Elch»). Этнографическое кладбище Ниды, относящееся к XIX–XX вв., сохранило деревянные надгробные знаки оригинальной формы — krikštai («крещения»), типичные для Куршской косы. Krikštas являются одной из самых древних форм надгробного знака в Литве. Куршская коса входит в список Культурного наследия ЮНЕСКО как объект культурного ландшафта. В 2002 г. пляж Ниды был награждён Голубым Флагом (www.blueflag.org).

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

397

Трасса арт-экспедиции

КОЛОНИЯ ХУДОЖНИКОВ В НИДЕ ВИЛЬНЮССКОЙ АКАДЕМИИ ИСКУССТВ Неринга, ул. Таикос, 43 www.nidacolony.lt Колония художников в Ниде (или КХН) — новое подразделение Вильнюсской академии искусств, открытое в марте 2011 г. Колония художников — это место встреч опытных и начинающих художников, дизайнеров, архитекторов, кураторов, арт-критиков и исследователей со всего мира. В центре деятельности — художественные, кураторские и образовательные процессы, в основном фокусирующиеся на профессиональном развитии художников и неформальном художественном образовании для молодёжи. КХН предоставляет время, пространство и профессиональную поддержку для обмена, работы, размышления, исследования, производства и эксперимента в сфере современной визуальной культуры. Через сотрудничество с международными и местными партнёрами, а также с факультетами Вильнюсской академии искусств колония работает над множеством творческих и образовательных проектов. КХН также руководит программой, которая предлагает курируемые и независимые резиденции для приглашённых профессиональных художников или тех, кто был выбран в ходе открытого конкурса. КХН стимулирует взаимодействие между различными программами, идущими одновременно. Колония работает в течение года и предоставляет пространство для воркшопов, интенсивных курсов, семинаров, встреч с художниками и показов. Результатами деятельности становятся презентации, выставки, трансляции и публикации. В 2012–2015 гг. колония содействовала критической рефлексии над темами удалённости, туризма, художественного исследования как художественной практики, специфичности места и того, как её избежать, а также над темой устойчивости в жизни и искусстве.

МЕМОРИАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ ТОМАСА МАННА Неринга, ул. Скруждинес, 17 Коттедж, принадлежавший лауреату Нобелевской премии Томасу Манну, превращён в музей. Дом был построен в 1930 г. В 1930-1932 гг. Томас Манн и его семья проводили лето в Ниде. В 1939 г. дом был национализирован и стал собственностью Третьего рейха. После войны летний домик планировалось снести, но в 1967 г. здание было отремонтировано. В 1995 г. реконструированный летний домик получил статус музея. На первом этаже здания находится постоянная экспозиция. В гостиной регулярно проводятся концерты камерной музыки и семинары. С 1996 г. в музее открыт Культурный центр Томаса Манна, ставший центром международного культурного сотрудничества.

398

Трасса арт-экспедиции

ЮОДКРАНТЕ www.visitneringa.com/lt Юодкранте — это исторический городской заповедник, второе по размеру поселение на Куршской косе. Здесь вы можете увидеть одну из самых прекрасных и старых параболических дюн Юодкранте, известную как Гора ведьм (Raganų kalnas). В XIX–XX вв. местные литовцы обычно отмечали Rasos, день Святого Иоанна. Гора была известна как место празднеств ведьм и демонов, проводивших там свои торжества с незапамятных времён. В 1979 г. художники запустили серию встреч на открытом воздухе, на которых местные ремесленники (резчики и кузнецы) сооружали свои скульптуры, и таким образом на горе собрался ансамбль, состоящий более чем из 80 скульптур. Юодкранте также является домом серых цапель и больших бакланов, одной из самых крупных колоний этих птиц в Европе.

ПАЛАНГА www.palangatic.lt Паланга — крупнейший курорт в Литве, символическая летняя столица страны, приграничный и прибрежный город. Он представляет архитектурные тенденции XIX и начала ХХ в. дворцом польско-литовской семьи магната Тышкевича с парком, десятью виллами, четырнадцатью домами, двумя отелями (Nemirsetos Kurhaus и Palanga Kurhaus), аптекой, купальнями, спасательной станцией для кораблей и автобусной остановкой. Понятно, что эта композиция отражает лишь часть этапов развития города. Сегодняшний образ Паланги формировался в 1970–1990-е гг. Тогда Паланга стала важным курортом национального значения, в связи с чем она заметно отличалась от городов похожего размера как в Литве, так и во всём Советском Союзе, а художественное качество и размах инвестиций в её архитектуру находился на уровне крупных региональных центров.

ДОМ-МУЗЕЙ АНТАНАСА МОНЧИСА Паланга, ул. С. Дауканто, 16 www.antanasmoncys.com Антанас Мончис (1921–1993) был литовским скульптором-модернистом. В 1941 г. окончил высшую школу Кретинга и изучал архитектуру в университете Витаутаса Магнуса в Каунасе. В 1944 г. семья Мончисов вернулась на Запад. Там он встретил литовского скульптора Витаутаса Кашубу и заинтересовался скульптурой. В 1947–1950 гг. изучал скульптуру в художественно-прикладной школе во Фрайбурге, возглавляемой другим литовцем, Витаутасом К. Йонинасом. В 1950 г. после получения диплома по скульптуре и стипендии французского правительства Мончис прибыл в Париж. Затем художник возглавлял факультеты скульптуры: в 1973–1988 г. в Международном центре Парижского университета, в 1977–1981 гг. в Европейской художественной академии в Трире, а в 1983 г. — в скульптурной студии Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

399

Трасса арт-экспедиции

ЮНЕСКО в Тулузе. Скульптор был членом Дома художников (Maison des Artists). Антанас Мончис создавал работы на различные темы, надгробные камни, абстрактные экспрессивные фигуративные композиции, конструктивные скульптуры со сложной структурой, рельефы, свистки и маски. В 1992 г. пожертвовал свои работы Паланге. В 1999 г. в Паланге открылся доммузей Антанаса Мончиса.

КЛАЙПЕДА Клайпеда — третий по размеру город Литвы, основанный в 1252 г. Старый город Клайпеды отличается упорядоченной сетью улиц, старой архитектурой с каркасным строением, типичной для немецких городов, и фортификационными фрагментами клайпедской крепости, сохранившимися с XVII–XVIII вв. Старый город Клайпеды устроен геометрически, крайне упорядоченным образом, почти все улицы пересекаются друг с другом под прямым углом. В ходе Второй мировой войны большая часть Старого города была уничтожена. По-настоящему своеобразный характер и дух — таковы характеристики советского периода архитектуры в Клайпеде и всего прибрежного региона Литвы. Хотя центр города был изменён, особенно масштабными постройками в духе социалистического реализма, и подготовка первого генерального плана (1959–1960) недостаточно учитывала специфику приморского города, поколение архитекторов, пришедших сюда в начале 1960-х, разработало собственную концепцию архитектурного будущего города.

ЦЕНТР КУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ, КЛАЙПЕДА. ВЫСТАВОЧНЫЙ ЗАЛ И ДВОР ИСКУССТВ Выставочный зал Центра культурной коммуникации, ул. Диджёйи Ванденс, 2, Клайпеда; Двор Искусств, ул. Бажничию, 4, Клайпеда www.menokiemas.lt, www.kkkc.lt Центр культурной коммуникации был основан в 2005 г. как муниципальное бюджетное учреждение. Задачи центра включают представление наиболее актуальных художественных проблем, тенденций и творческого процесса обществу через формы и средства современного искусства; развитие и укрепление взаимодействия между художником и потребителем его произведений; обеспечение интеграции художников города в национальные и международные контексты, сокращение дистанции между теми, кто производит искусство, и теми, кто является его конечным зрителем в различных регионах и странах. Творческая структура одного из крупнейших арт-центров в Литве включает выставочный зал, международную художественную резиденцию и студию, а также культурный портал www.kulturpolis.lt. Центр организует выставки, образовательные события, лекции, концерты, показы фильмов, а также расширяет программы резиденций художников. 400

Трасса арт-экспедиции

ИСТОРИЧЕСКИЙ МУЗЕЙ МАЛОЙ ЛИТВЫ Клайпеда, ул. Диджёйи Ванденс, 6 www.mlimuziejus.lt Одно из старейших зданий в Старом городе Клайпеды, построенное в конце XVIII в., ныне является крупнейшим музеем истории Клайпедской земли. Здесь можно ознакомиться с языческой и христианской культурами региона, побродить по картам древних картографов, понять процессы и движущие силы, способствовавшие формированию Восточной Пруссии и Клайпедской земли, увидеть старую Клайпеду на фотографиях и открытках. В экспозиции также представлены работы художника К. Эуленштейна и других художников. Те, кто интересуется ремёслами региона, также увидят здесь много интересного — от костюмов и украшений местных жителей до уникальных ульев, сделанных из соломы.

ЗАМКОВЫЙ МУЗЕЙ Клайпеда, ул. Пилиес, 4 Замковый музей располагается в аутентичных потернах XVI–XVIII вв. в городском замке. Здесь можно узнать о развитии замка и города, увидеть археологические находки, документы, клайпедские городские печати, найденные археологами на месте замка и в Старом городе, а также отреставрированные костюмы XVII в. Среди наиболее интересных экспонатов — символ клайпедского возрождения, золотое кольцо с драгоценным камнем, изготовленное в середине XVI в. и найденное в ходе археологических раскопок на месте замка. В экспозиции также представлена модель Клайпедского замка и города второй половины XVII в. В 20-местном кинотеатре можно посмотреть новостную кинохронику советских времён о Клайпеде, а наиболее любопытные гости даже смогут познакомиться с видением будущего города в XXI в.

ГАЛЕРЕЯ ПРАНАСА ДОМШАЙТИСА МУЗЕЯ ИСКУССТВ ЛИТВЫ Клайпеда, ул. Лиепу, 23 www.ldm.lt/PDG/Index.htm Галерея П. Домшайтиса была открыта в 1973 г. как подразделение Музея искусств Литвы (в то время Клайпедской художественной галереи). В 2001 г. в самой старой части галереи открылась постоянная экспозиция работ художника Пранаса Домшайтиса (1880–1965). Музей искусств Литвы владеет самой крупной коллекцией работ художника, которая включает 665 живописных полотен, пастелей, акварелей, рисунков и гравюр, переданных в дар Литве Литовским фондом (США). В залах, где представлены работы Домшайтиса, создана уютная и романтическая атмосфера «ателье живописца». В 2004 г. в память о художнике-экспрессионисте Клайпедская художественная галерея переименована в галерею Пранаса Домшайтиса.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

401

Трасса арт-экспедиции

МУЗЕЙ ЧАСОВ КЛАЙПЕДЫ МУЗЕЯ ИСКУССТВ ЛИТВЫ Клайпеда, ул. Лиепу, 12. Музей часов Клайпеды открылся в 1984 г., первая же выставка старинных часов в Литве состоялась в 1974 г. в Клайпедской художественной галерее. Данная выставка экспонатов, собранных клайпедскими коллекционерами, получила широкое признание местных жителей и гостей города. В 1979 г. по инициативе руководства Музея искусств Литвы выставка, дополненная предметами из музейной коллекции часов, стала подразделением музея — Музеем часов Клайпеды. В экспозиции представлена история развития часовых механизмов, модели солнечных, водных, песочных, огненных часов и детали механических часов, относящихся к различным историческим периодам.

АРТ-ВЕРФЬ «ШВИТУРИС» Клайпеда, ул. Науёйи Уосто, 3 Арт-верфь «Швитурис» («Švyturio menų dokas») была создана в 2010 г. в обновлённом зале корабельной верфи и на прилегающей набережной. Это место для всех видов креативной деятельности: музыки, театра, кино, танца, моды, различных фестивалей, конференций, образовательных и междисциплинарных проектов. Арт-верфь «Швитурис» общей площадью 1100 кв. м состоит из двух помещений: большого и малого зала верфи. С 2010 г. арт-верфь «Швитурис» организует международный цирковой фестиваль «Страна чудес» («Stebuklų šalis»).

ГАЛЕРЕЯ БАРОТИ Клайпеда, ул. Аукштойи, 3 www.barotigalerija.lt Галерея, основанная Клайпедским союзом художников в 1992 г., была одной из первых, открывшихся в городе после возвращения независимости страны. В галерее представлены работы клайпедских художников, а также работы современных литовских художников и авторов, уже ставших классиками. Галерея проводит выставки, сотрудничает с различными городскими фестивалями и инициирует творческие проекты. В галерее продаются картины, скульптуры, керамика, принты литовских художников и многое другое.

КЛАЙПЕДСКАЯ ГАЛЕРЕЯ Клайпеда, ул. Бажничию, 6 www.artistsassociation.lt/index.php?cid=13 Эта галерея основана Союзом литовских художников в 1997 г. и занимается продвижением и распространением профессионального искусства, организует выставки местных и литовских профессиональных художников, инициирует и реализует художественные проекты как в своих зданиях, так и в других выставочных залах в Литве и за рубежом. В галерее представ402

Трасса арт-экспедиции

лены работы различных жанров: изящное искусство, скульптура, графика. Сольные и групповые выставки формируют единый контекст, основанный на различиях между изящным и прикладным искусством. Характер и формат показываемых выставок определён специфическим выставочным пространством: галерея расположена в уютном фахверковом здании XVIII в., имея в распоряжении четыре выставочных зала и галерею в супермаркете.

СТУДИЯ АНАТОЛИЯ КЛЕМЕНЦОВА Клайпеда, ул. Данес, 25 www.klemencov.com Анатолий Клеменцов (род. 1954 в Клайпеде) — художник-график, дизайнер, сценограф, член Клайпедского отделения Литовского союза художников, многолетний арт-директор Клайпедского морского фестиваля. Учился в Клайпедском отделении Вильнюсской академии искусств. Его творческая деятельность объединяет графическое искусство, плакат, каллиграфию, сценографию, инсталляции и прикладную графику. Член Литовской ассоциации графического дизайна, Литовского союза художников. С 1979 г. принимал участие в выставках и других художественных мероприятиях в Великобритании, Польше, России, Финляндии, Израиле, Германии, Чехии и других странах. В своей творческой работе А. Клеменцов реализует мечту увидеть родной город оживлённым фантасмагоричной сценографией, где каждый играет свою роль. Живёт и работает в Клайпеде.

СТУДИЯ РЕМИГИУСА ТРЕЙГИСА Клайпеда, ул. Миниёс, 1А www.photoartklaipeda.lt/lt/fotografai.html?k=1 Ремигиус Трейгис (род. 1961 в Каунасе) — фотохудожник, выпускник Клайпедского отделения Вильнюсской академии искусств. Член Союза литовских фотохудожников (СЛФ), в течение 6 лет возглавлял его клайпедское отделение. С помощью аналоговой фотографии Р. Трейгис анализирует экзистенцию через минималистский подход, медленно приручая вещи, улицы, города, никогда не допуская людей как физические объекты на свои фотографии и избегая большого количества света. По настоящее время принял участие в 38 сольных и 60 групповых выставках в Литве и за рубежом. Живёт и работает в Клайпеде.

Близкий незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда

403

Данная публикация была подготовлена при финансовой поддержке Европейского Союза в рамках Программы приграничного сотрудничества ЕИСП «Литва — Польша — Россия 2007–2013 гг.» Ответственность за содержание публикации несёт Балтийский филиал Государственного центра современного искусства. Данная публикация ни в коей мере не может рассматриваться как выражение позиции Европейского союза. Программа приграничного сотрудничества Европейского инструмента соседства и партнёрства «Литва — Польша — Россия 2007–2013 гг.» направлена на поддержку социально-экономического развития по обе стороны границы между ЕС и РФ, решение общих задач и проблем, а также развитие сотрудничества между людьми. В рамках данной программы некоммерческие организации и учреждения из Калининградской области и приграничных районов Литвы и Польши осуществляют реализацию совместных проектов при финансовой поддержке ЕС.

АртГид 2015. Близкий Незнакомец: Гданьск — Калининград — Клайпеда