№72 (март 2018) by PS литературный журнал

№72 (март 2018)

Дни становятся длиннее. Утро наступает раньше, а вечер позже. И, кажется, что и настроение улучшается и в борьбе апатично-депрессивного зимнего человека и бодряще-радостного весеннего, побеждает последний. Это не значит, что присущие вам цинизм и ирония куда-то уходят. Просто вы начинаете придаваться этому с радостью. В мартовском номере так же к радости многих читателей, произошли изменения. Мы убрали колонки и текст теперь идет сплошным текстом. Простите за тавтологию. Мы надеемся, что такой формат вам будет удобнее читать. Ибо, когда читать удобно - то и читаешь больше. Также, наши дорогие авторы и читатели, хотим вам напомнить, что на сайте журнала можно найти ответы на интересующие вас вопросы по работе журнала, по очереди на публикацию и как заказать и оплатить печатный номер. Поэтому не нужно сразу закидывать нас гневными письмами, если что-то не нашли и не увидели в группе в vk. Перейдите на наш сайт, мы сделали его специально для вас, и постарались все максимально разложить по полочкам. Творческие люди - личности сложные и многогранные, временами не терпеливые и импульсивные. И это прекрасно. Мы вас любим и вы наше все. И тут нет сарказма и иронии, это чистая правда. И как говорил один кот-пацифист: Давайте жить дружно! Отрываем новый номер. И погружаемся. Черный кофе подойдет к этому номеру. Приятного чтения!

ВНИМАНИЕ!!! Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

Отпечатано в типографии «Успех принт» При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернетиздание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

Колонка главного редактора Добрый день, вечер, утро или ночь! Кто знает, когда вы нас читаете. Как вы уже могли заметить, изменением марта стал отказ от колонок в нашем издании. При всем преимуществе колонок нам пришлось отказаться от них. Вы давно просили нас это сделать, и мы решились на этот шаг. Как результат, немного уменьшился объем страницы, а, следовательно, и номера. Но из-за изменения в номинации «Лучшее произведение номера» (раздел, объемом в один авторский лист, был убран из номера), эта потеря объема нивелировалась. Почему в журнале были колонки? Все просто, мы создавали именно журнальный формат, с колонками. К тому же, колонки экономили объем при публикации текстов с большим количеством небольших абзацев. К примеру, если в произведении прописан диалог с короткими фразами. В таких случаях колонка размещает текст на странице более компактно. Оптимальным вариантом было три колонки. Золотая середина: разницы в экономии объема между двумя и четырьмя колонками не было, в то время как три колонки позволяли вместить наибольшее количество символов на странице. Это позволяло публиковать больше произведений в номере, но вы, наши читатели, жаловалась на то, что из-за колонок не удобно читать наш журнал. И нам пришлось сделать выбор между количеством текста и удобством чтения. Надеемся, это изменение вам придется по душе. Теперь наши номера больше похожи на простые, привычные всем книги. Напоминаем, что начиная с этого номера все произведения, указанные вами при сборе статистики, как понравившиеся, автоматически номинируются на звание «Лучшего произведения номера». Разумеется, отказ от колонок был не единственным изменением марта. Другие обновления касаются внутреннего функционала журнала и не заметны читателям и авторам. Но они призваны облегчить работу редакции, а тем самым и ускорить взаимосвязь между редакцией, авторами и читателями. Стоит сказать и про апрель. Для журнала это особенный месяц, ведь 24 апреля 2012 года вышел первый номер нашего издания. Что ждет вас в этот месяц? Ряд акций и нововведений. Каких? Пока что мы не будем говорить об этом, ведь осталось совсем немного. На этом все, до встречи в апреле! Приятного прочтения! Главный редактор литературного интернет издания PS Александр Маяков

Поэзия

«Хозяйке» Галекс

«Промысел» Галекс

«Оригами слогами» Галекс

«Серенада» Галекс

«Тяжёлый выбор» Галекс

«Хотя б немного» Нелли Мершон

«Выше» Нелли Мершон

«Пауки» Нелли Мершон

«Забыть» Нелли Мершон

«До завтра» Нелли Мершон

«Посвящается другу отца» Авхад Джамалдинов

«Посвящается сестре» Авхад Джамалдинов

«Родной, любимый, драгоценный» Виктория Ерух

«Я не художница» Виктория Ерух

«Вселенная полна творцов от Бога» Виктория Ерух

«Волк-одиночка, Узник» Анна Ари

«Я тобой ещё сегодня пахну» Антон Серебряков

«Предательство» Герасёв Александр

«Что-то большее» Герасёв Александр

«Легенда о Вдовьем сыне» Авхад Джамалдинов

«Груша» Антон Серебряков

«Уснул затон под грубый шелест вьюги» Антон Серебряков

«Засверкала денница туманами» Антон Серебряков

«Обречённость» Герасёв Александр

«Но не забудьте...» Владимир Васильевский

«Душа красок» Александр Гудков

«Новая Лирика» Евгений Цехмастренко

«Случайные встречи» Десса

«Зажигая свечу» Михаил Крамольник

«Бриллиант» Михаил Крамольник

Строка прозы

«Боги» Дмитрий Бронников

«Проклятье» Марков Виктор

«Зимнее» Арина Ермолова

«Счастливчик» Арина Ермолова

«Бесовщина или отменный вкус» Арина Ермолова

«Провинциал» Элеонора Кременская

«В ожидании Ангела» Вячеслав Сурикатов

«Остров» Вячеслав Сурикатов

«Золотая середина» Ленина Кудренко

«Легенда» Сергей Кержаков

«Особо опасный» Владислав Кураш

«Анамнез» Большаков Яков

«Почему пропала Лариса Сергеевна» Анна Кул

«Кот» Янина Погорелова

«Ирония судьбы» Ольга Дальняя

«Агата Кристи отдыхает» Ольга Дальняя

102

«Дух леса» Евгения Лыгина

106

Фанфик «Сверхъестественное: новые приключения» Мария Гамиева

Литературный сериал

108 108

114

«История одного андрогина» Морган Роттен

114

«Летописи межмирья» Александр Маяков

121

«Адаптированный под современность» Вячеслав Гаврилов

123

«Человек, которому нравилось быть грустным» Вячеслав Гаврилов

129

«Дар» Евгений Кусков

131

«Ладный свет» Владимир

135

«Телефон с тихим дозвоном» Ярослав Полуэктов

137

«Ласточка и Воронёнок» Маргарита Крымская

142

«Буквы на белом фоне» Александр Маяков

150

Хозяйке Галекс Мы с тобой, словно сестры похожи. Глаз раскосостью, стройностью стана. Лоском шерсти и бархатом кожи, нетерпимостью к псам и мужланам. Мягким тембром, изящностью линий, ненасытностью рыбой и лаской, Взглядом стервы, загадочной силой, или нежной невинностью масок. Девять лет я живу в твоей стае. Да, я зверь, но совсем не домашний. И звериным чутьем ощущаю запах хищницы, скрытой и страшной. По утрам, жизнелюбием ярким, ты как кошка, сыта и ленива. Грациозность налюбленной самки, я сама наблюдаю ревниво: Помурлычешь котяре игриво, по соседству храпящему сладко, Гибким телом скользя по перине, приседаешь на задние лапки. В зеркалах от стыда запотевших, отраженье бесстыдной гравюрой, Выгнув спину котенком потешным, поскребешь простыню маникюром. Ты всему у меня нахваталась, да и я у тебя, вероятно, Презирать по-звериному жалость, быть в любви не всегда адекватной. В гладиаторской битве трех улиц, я — для самого злого награда. Твой самец носит рыбу и куриц, но совсем не поет серенады. И котят наших вместе любили, правда матерью я была чаще. Только знаешь, …твоих не топили! Не познала ты мук. Величайших. Каждый раз материнскою болью выгораю и вновь матерею. И смиряюсь с дозволенной ролью, — я домашний зверёк. Ты — Зверее!

Промысел Галекс В детстве крещён не по воле своей, Спрашивал батюшку: «Как же так вышло?». Поп мне ответил: «Нет Веры важней. Веруй, сын мой. Это Промысел высший». Не воровал, чтил папашу и мать, Имя Его не выбалтывал всуе, Промыслом чьим-то: служить-воевать, Заповедь всё же нарушил. Шестую. Шпарил на скрипке в оркестре войны, Пальцы привыкли к смычку спусковому, Демоны музыкой были пьяны, Танцами смерти - все черти довольны. Чешется шрам под крестом на груди, Даже не рана, а так… оплеуха,

Жжёт пятернёй, изнутри бередит Ласка войны, неразборчивой шлюхи. Чин табуретный правленья бразды Бросил и дырки для звёздочек сверлит, Вера — ему глубоко до... звезды. Впрочем, мне тоже. Я больше не верю. Больше уже не взмолюсь: «Помоги!», Двери наверх замурованы скверной. Промысел сделал мой разум другим: Зверь не из вредности Миру не верит… Только не видно Дороги иной, Столь же приемлемой и человечной. С Верой, наверно, как с первой женой: Если повенчан, то это — навечно.

Оригами слогами Галекс Запах кофе разбудит назально-терзально, Время стрелкой часов подмигнет, подстегнет, В однокомнатной помеси спальни и зала, Каблучков молоток утром ввергнет в цейтнот. Ты одета в «Шанель» и в субтильные «шпильки», Мы разделись вчера до духов. И грехов… На подносе коньяк, турка, рюмки и вилки, Жаждет рядом наяда штрихов и стихов. Ты над кружкой плетешь оригами губами, Дуют губы на кофе, в глазах егоза, Нас шутница судьба с/оригамила лбами, И ещё кое-чем, и …дерзят тормоза! В филармонии с нами Бетховен помолвлен, Поздний вечер вчера сгладил крайнюю грань, Я уже не совсем прежней волей доволен, Изменил все шансон в ресторанную рань. Я смотрю на лимон. Под губами, зубами, Он тобой, словно я, — возбужден, умерщвлен… Не пристало мужчине, банально, словами, Воздыхать, - надо знать. Просто знать, что влюблен.

Серенада Галекс О, Мурка, выйди на балкон, молю, мурлычу: сжалься! Мур-мур, мой мир до твоего окна размером сжался. Я тигром яростным три дня безжалостно сражался За право петь тебе, моей пленительной Мурлен! Я прокусил четыре уха, три хвоста, две лапы,

Их мурла рвал, а рыком изнутри себя царапал, И даже рыжий «перс» Маркиз вчера позорно драпал, Джульбарс дворовый, хвост поджав, дрожал, сдаваясь в плен. Мне веток треск давно грозит без сил в сугроб свалиться. Устал от серенад весь дом, и в окнах злые лица. В любви — я лев, так будь скорей, Мурлен, моею львицей, Ну разве я не громче всех любовь свою пою? Пойдём на крышу, выше, к желтоглазым сёстрам ближе, Где мать-Луна, благославляя, влажно нас оближет, И в час, когда от нежности ночь станет неподвижной, Из лунной миски я тебя любовью напою…

Тяжёлый выбор Галекс Отдавая себя мягкой глиной, по-доброму, В мастерской у Любви, где нет фальши и лжи, Мы лепили друг друга по нашим подобиям, И пытались себя в этот образ вложить. Глина сохла, твердея черствела. Мы капали На скульптуры скупой или щедрой слезой. Иногда брали в руки скребки или скальпели. Кто-то даже пилил циркулярной фрезой. И вращалась земля и кружила нам головы И казалось, что близок совсем идеал. Только правда ценна, лишь когда она голая. Воздаётся всегда по мечтам и делам… Тусклый отблеск годов в закопченных подсвечниках... Тяжело выбирать в темноте из двух зол: Я такую смешную слепил человечиху, Почему у тебя получился... козёл?

Хотя б немного Нелли Мершон Покоя и добра хотя б немного Покоя… Что бы струнная пора Когда деревья тянутся потрогать И веточкой щекочут на ура И пальцы пахнут чабрецом и мятой Утоплены в них выдох и тепло… Жизнь ломовая прёт и бугрит лоб! Что правый для неё… что виноватый Не оставляет времени для проб.

Выше Нелли Мершон Мы будем жить на берегу? Нет, выше! Здесь страшит цунами И влажность разъедает дом Малейший ветер - и песком Засыпан воздух между нами И моря серый горизонт… Я не могу! Разгулом пены окрашивает каждый сон Прогулки мокрые, и стены Все в оспинах, и неизменный Умалишённый хаос волн Судёнышек, помпезных суден И пассажиров - дикарей Перегружающих, посудин Назойливость, среди морей Мне лучше где - то на горе Дороги, пешеходы, лужи Машин сверкающих колье - всё ниже Эстакады кружев, мишень ночная фонарей Верхушки эвкалиптов. Мочки Плодов кокетливых и сочных И… далеко до якорей

Пауки Нелли Мершон Мне снились пауки И каждый жёлто - чёрный Мохнатые мешки, и лапами проворно Перебирали… Ос, приплюснутых картина Отсутствовала только паутина Какой ужасный цвет. Любила чёрно жёлтый В четырнадцать, а может в двадцать лет И помнится - что даже был жакет И полосы подчёркивали спину Отсутствовала только паутина Уже двенадцать дня, а пауки… тяжёлые Преследуют меня, и поделили мир наполовину На ж – желтуху. жёлудь, жернова, Жаровню солнца, корчащую мину… И… прочную, живую паутину

Забыть Нелли Мершон Километражный длинный уж Затянет в поезда, полёты К квадратам отдалённых суш… Моря ощупывают лоты Изображая глубину. Усердно судно ищет гавань Пришвартоваться, и войну Забыв… рвануть куда - то вправо Там маленький уютный холм Прикроет от дождя и ветра И буйства беспрерывных волн… Затишьем замеряя метры Туда, в ту сторону глядеть Где стопками гнездятся крыши И сад, мохнатый как медведь И солнца, медвежонок рыжий Поглаживает долгий день Неторопливые ступени И растянувшаяся тень Почти не движется от лени Не важно… долететь… дойти В вагоне, прижимаясь к окнам Свернувшись в кокон… прятать тик Под развивающийся локон

До завтра Нелли Мершон До завтра… говорю тебе Сегодня мы сводили счёты Без мимолётностей и бед Ну что ты дорогой… ну что ты Подробностей… на перечёт Свет забегал, сметая шторы И обволакивая в мёд Движения и разговоры Разинутой тарелки рот И пару яблок запоздалых.

Таращились, гранат кораллы Из разрывающихся сот До завтра… отдаёт в груди До завтра… В отдалённом сквере Я заново тебе поверю Теперь иди, иди… иди. Петляет сон по переулкам. Уже приглУшенно пустым Послушно, монотонно гулко Губами слепятся мосты Остывшие… И вслед - до за... До за… Как доза полнолунья Полученная «за глаза» Шалеет тучная шалунья… Воронье чёрное крыло Подчёркивает хрупкость снега О чём же я… Вдруг... намело Ночь, задыхается от бега.

Посвящается другу отца Авхад Джамалдинов Как ветер степной в Аравийской пустыне Горячих,восточных кровей Скакун молодой,словно взмыленный в пене Мне снится:в просторах полей И в памяти старой всплывает картина Пред взором моим предстаёт: Отец к предстоящим моим именинам Коня мне в подарок даёт И небыло детскому счастью-предела Он,тихо ко-мне подошёл Обнюхал меня и совсем неумело Печенье в кармане нашёл Мы,вместе взрослели:и ели,и пили И дружба крепчала,росла И несколько лет по округе носились Друзья-не разлей нас,вода В бескрайние степи манили просторы Природа звала и Буян Скакал он стрелою летящею в горы Как будто,от счастия пьян Однажды купаясь,Буян в водоёме

Случайно,меня покусал С верзилой одним,перепутал в погоне Который,его раздражал Отец,человеком был сдерженным,всё же Сказал:-Я куплю стригунка! Буян уже взрослый,опасно-негоже Держать нам его у себя! Прошла,на открытой террасе,неделя И глух к уговорам отца Я был!В безутешной печали,лелеял Мечту,вновь увидеть коня И вот на рассвете,воскресного утра От плача проснулся в слезах Гляжу,надо-мной,лошадиная морда И лижет мне нос и глаза С рассветом зари,восходящего солнца Раздались:и ржанье,и крик! И в миг,всполошилися все!Из оконца Отец на террасе возник! Друг к другу прижавшись,мы плакали оба И небыло в жизни родней! Для нас в этом мире постылом,жестоком И крепче объятий,друзей! Весь день проходил в ожиданьи разлуки Мы ждали,как Судного дня Хозяин Буяна,был из Ессентуки* Старинный,приятель отца Усталое солнце к закату клонилось Скулила и ныла душа И облако пыли в дали заклубилось Победа*подъехала к нам Соседи,родные стояли смиренно Молчание свято храня Как будто на тризне,молчали-степенно Навек,провожая меня! И после приветственной,дружеской речи Меня он к себе подозвал И это в единственный раз,нашей встрече Я небыл по честному рад! Подняв подбородок,огромным ручищем За чуб потрепал он меня -Ну,что ж ты гостей не встречаешь,дружище Стоишь,словно я тебе враг?!

Я мимо смотрел,немигающим взглядом Сжимая поводья в руках Дрожали предательски губы.Каскадом Струилися слёзы из глаз! Он нежно,отечески сжал мою руку Сказал:-Ну,не дрейфь старина! И ловко,коню подтянувши подпругу Меня,посадил на коня Серебрянный кнут,дорогую уздечку Красивой отделки,как встарь Он мне подарил,подарил и надежду Сказав:-В добрый путь,мой дикарь! Я старый уже и с Буяном не справлюсь И сына,Господь мне не дал! Я доброю волею с вами расстанусь Быть может навек-навсегда! Лишь,только коснулась заря небосвода Валерий Погодин сказал: -Да,здравствует преданность,мир и свобода И дружба-во все времена!

Посвящается сестре Авхад Джамалдинов В старости,ничто уже-не в радость Ни добро и ни успех в делах Только склонит в сон меня,усталость Вижу,детский образ твой,сестра! То ли сон мой,то ли мои грёзы: Чей-то стон или надрывный плач Кулачками вытирая слёзы Всхлипываешь,милая моя А когда гляжу я удивлённо На тебя,стараюсь я понять: От чего сестра,тебе,так больно Что,не можешь слёз своих унять?! Ты,на детский мой,недоумённый Вопрошающе-наивный взгляд Начинаешь,так проникновенно Улыбаясь,песню напевать! Ты сама,совсем ещё ребёнок Детства лишена-всегда была

Братьев и сестёр,ещё с пелёнок Выходила,словно наша мать! Шум,детей и внуков,но а мысли О тебе!И я себя ловлю На одной из них:а что же если Просыпаться,больше не хочу?! Времени,дорог и расстояний Нет меж нами!Никаких преград! Исходя тоскою,вечерами Бьётся сердце и болит душа! В горле ком стоит и слёзы душат Я стремлюсь к родному очагу! И завидуя,умерших-душам Жизнь моя,уходит в пустоту!

Родной, любимый, драгоценный Виктория Ерух Родной, любимый, драгоценный, Ты самый лучший во Вселенной. Ты космос мой, ты бесконечность, Мой вечный путь в потоке млечном. Твой свет, подобен свету звёзд, Ты обитатель моих грёз. Ты мой волшебник, мой герой, Что дарит мир, любовь, покой. Ты для меня большое чудо, Которое беречь я буду, Ты тот, кого всю жизнь ждала, Тот, с кем хочу я быть всегда. Когда-то по миру блуждали И друг о друге мы не знали, Но долгожданная та встреча, Соединила нас на вечность. Ты создал мир внутри меня, Живу тобой день ото дня. Ты даришь счастье и тепло, С тобой мне вправду повезло. Мы неделимы, мы семья, По жизни рядом буду я, Делить с тобой печаль и радость, Добавлю в нашу жизнь я сладость.

Я не художница Виктория Ерух Я не художница от бога, Не дан природой этот дар, Ведь тяжела эта дорога, Не каждому талант сей дан. В моих рисунках детства нотки, Штрихи наивности и смеха, Есть множество недоработок, Есть много в них своих огрехов. Но я, мечту свою лелею, По зову сердца мир рисую И станет на душе теплее, И в светлый час,и в тьму ночную.

Вселенная полна творцов от Бога Виктория Ерух Вселенная полна творцов от бога, Галактика нашла этих творцов, Художников, поэтов, что немного, Создатели особенных миров. От них на небе звезды ярче светят, И с ними мир особенно красив, Ведь с ними он прекрасен, разноцветен. Творцы нам дарят мощный позитив. Спасибо миру говорю за тех созданий, Что видят нотку творчества во всём, Что как волшебники исполнят все желания, За тех, кто идёт творческим путём.

Волк-одиночка, Узник Анна Ари Это волк - одиночка, Он ночью по строчке Идет своих же следов. Горят лампы - глаза, Острота, белизна Вот сила его клыков.

Не хотел быть один, Распорядилась так жизнь Темных, густых лесов. Как вернуться назад, Повернуть время вспять? Не дано ему знать Основ. Иначе победил бы он Этот долгий сон Худший из всех снов. Не забывай никогда, Есть время сполна Найти других волков. Вы вместе свершите, То, чего все хотите Избавиться от оков. Никогда не сдавайтесь, Можете - так старайтесь Победить зло веков. Не знать наверняка, Когда свершится Судьба, И вернешься домой вновь. Узник ходит по кругу, Проторяя вновь и вновь, Одну и ту же дорогу Не может он снять оков. Нет, не дано свободы Ему, пока не дойдет до края, Где нет больше преграды, И не далеко до Рая. В этой его неволе, Отныне до конца века, Стоная от резкой боли, Он - узник своего тела.

Я тобой ещё сегодня пахну Антон Серебряков Я тобой ещё сегодня пахну, Сохраняя страсти аромат, Будто бы стою, душой распахнут Как пред богом грешники стоят.

Знаю точно это ненадолго, Виден мне и наш с тобой закат, Снова буду я судьбой оболган, Сохраняя страсти аромат. Вся ведь юность чудом мимолётна, Перестал и я нестись вперёд, Копотливо выводя полотна С ликом на холсте, прошедший год. Их так много и немного было, Каждый мне по-своему красив, Кто сорокой, кто гнедой кобылой, Составляли жизни коллектив. Пусть случалась ненависть и злоба, И в крови по локоть уходил, Но за то, что Год со мною пробыл, Я его как друга проводил, И поэтому совсем не чахну, Бросила наивность мне: «Привет!» Пусть ещё тобой сегодня пахну, Даже если ты мной уже нет.

Предательство Герасёв Александр Обрывки слов растаяли в тумане, их помнит старый Гефсиманский сад. - Скажи сейчас, что держишь ты в кармане, и в чём ты завтра будешь виноват. Предать легко, но после очень трудно тащить сквозь годы груз своей вины. А совесть долго может быть занудной, как злая память ужасов войны. Предашь сейчас, а завтра будет поздно, ты ничего не сможешь изменить. Что серебро?.. - Всё это несерьёзно, вторую жизнь за деньги не купить. Всё будет завтра: плети и проклятья, плевки, издёвки, кровь, и тьма, и боль. Что может быть страшнее, чем распятие? Не знаешь... Ну тогда уйти изволь... Всё будет завтра... Всё, конечно, будет, но Он уже готов простить, любя. Вас никогда земля не позабудет. Его, как Бога... А вот как тебя?

Что-то большее Герасёв Александр Землю снег засыпает, грешный мир день за днём белеет. Снег, конечно, растает, всех нас солнце весной согреет. Сквозь закрытые двери время смотрит недобрым взглядом. Но мы всё-таки верим: что-то большее где-то рядом. Я тебя не забуду, даже если уйти придётся, и когда-нибудь чудо на меня, словно дождь, прольётся. Ты меня не увидишь в чёрном списке любовь предавших, и мечту не обидишь, всех людей, красоту создавших. Провожая закаты, и встречая с тобой рассветы, я увидел когда-то, что в сиянье ты вся одета. Отвергая тревоги, мы сердца наши верой греем. Пусть не станем, как боги, но, как люди, прожить сумеем. Нас однажды не станет, эти годы к добру глухие, может в небо затянет, а быть может, в места другие. Мы в любовь не играем, мы живём ей, нам это надо. И душой понимаем: что-то большее где-то рядом.

Легенда о Вдовьем сыне Авхад Джамалдинов Живо преданье старины Рассказ о матери и сыне Примером служит и по ныне Достойным всякой похвалы! В дань уважения мужчине И в честь его святой любви!

В те времена,седой Кавказ Был,словно юноша безусый Голубоглазый,волос русый О славном этносе,как "Нарт" Свидетель-древние колоссы Что,до сих пор ещё стоят! Они Вам могут рассказать О ратных подвигах,о чести Любви и верности невесты! Где,весь закон-отец и брат Как,бог и царь!О кровной мести Легенды-эпос говорят Как будто призрак старины Довлел над ним,по воле рока Среди невежества людского Обычай предков-где сыны Больных маразмом и склерозом Держали в клетках,взаперти Пока,однажды Вдовий сын* Любивший мать по боле жизни Не произнёс:-До самой тризны Она со-мною будет жить! И пусть я буду проклят,трижды! Коль,не сумею отменить Обычай прошлых,тёмных лет! -Совет старейшин.Тамада Вердикт озвучил не спеша: -Коль,ты не хочешь жить как все? Оставь свой дом,пределы града Уйди,куда глаза глядят! -И вдовий сын,решил сказать: -Народ!Пред вами я безгрешен Совет старейшин был-поспешен Решив из города изгнать Меня и мать!Ваш суд потешен Я буду с вами воевать! Никто не может отрицать Что,прав я был в своих сужденьях: Но,почему всю жизнь в мученьях Страдая-мамам умирать?! В упрёк от жизни-униженья От самых близких получать! А если кто-то,здесь-сейчас Сказать мне что-нибудь посмеет!? Клянусь,богами-пожалеет Что..,родила когда-то мать! Пусть,мамы-наши души греют Пока..,не время умирать! Сыны старейшинов-родов

Хватаясь часто за кинжалы Едва себя в руках держали Щептаясь злобно меж собой О чём-то,тайно помышляли Плели коварный заговор Слегка ослабив свой дозор Чинить препятствия не смея В душе,предательство лелея Убрались прочь,под общий ор И до конца их жалких дней Ничем,не смыть им свой позор! Заря алела.Из-за гор Луна на небе появилась Знаменьем Божием явилось: Когда направил к югу взор Мечей сиянье отразилось Слепя-сужая кругозор! То,был предательский разбой Сынов старейшин-нападенье Вводящий в раж и упоенье! В неописуемый восторг Приводит славное сраженье Где,рубишь головы врагов! С мечём коротким наголо Теперь,как грозный триумфатор! Решив:пусть,стану-узурпатор! Но,многовековое зло Искореню!И землю нартов Освобожу!От всех врагов! -И Вдовий сын пошёл войной На стольный град и был он в гневе! Лучём сверкающимся в небе! Рукой-разящей,дерзновенной Крушил он головы судей И лживых идолов-богов! И воцарился мир вокруг! Благославенен дух Кавказа! Здесь предков чтут и их наказы И как святыни берегут! О Вдовьем сыне:песни,сказы Нам,нынче матери поют

Груша Антон Серебряков И снова я дорогой той шагаю, Ведущею прям в яблоневый сад, Иду один, пою и вспоминаю Как осенью те яблони звенят.

Их песен редко кто услышать может, И хруст корня от тяжести плодов, И как они ворчат, когда тревожат Всю гордость неуступчивых стволов. Я шаг прибавлю, будто бы не видел Друзей своих уж пару тысяч лет, Пусть выбор мой, как прежде, очевиден Влюблён я в грушу, той которой нет. А ведь когда-то, худенькой, нагою Отец её принёс на место в сад, Прикапывая, напоив водою, Лишь веточки услужливо дрожат, Наказ мы яблоням отдали строгий, Стоять в охране дня, как ведено Решительно сминая все тревоги, Расчёсывая косы заодно. Не сберегли, ушла в морозах диких, Укрывшись только шапкой серебра. Над ней учтиво проплывали блики, От солнечного, тёплого костра, И гул поднялся целою природой, В долине раздавался тихий плач. И в место груши, каждый месяц года, Сажает семя клювом старый грач.

Уснул затон под грубый шелест вьюги Антон Серебряков Уснул затон под грубый шелест вьюги, И сед сугроб как деда борода, Скелетами, озябшими по кругу Из дерева стояли господа. Синела только гладь степных просторов, И разливался дрём осины той, Перебивая шёпот разговоров, Затеянных меж елью и сосной. Синица вдруг мне провожатым стала, По чаще старой, скованной во льду, Ведёт меня от самого начала… Пока свою тропинку не найду.

Уснул затон и долго будут виться, Струною пыльной серые снега, И лишь за тем осина заискрится, Когда весной оттают берега.

Засверкала денница туманами Антон Серебряков Засверкала денница туманами, Морозь ангелов ей не забыть, Пусть слова мои кажутся странными, Я впервые хочу полюбить. Был опушкой я лесом заброшенной, По ночам выходил под Луну, На траве поваляться не кошенной, Поваляюсь и тут же усну. Бьёт чабрец об меня ароматами, Филин в чаще тревогой зовёт, Мне бы глаз твоих светом богатыми, Зреть, как сладок любовный полёт. Я б навеки забросил писательство, И бумагу для записей сжёг, Позабыл и лихие ругательства И от глупости стал бы далёк. Только рук твоих тонких касание, Губ изменчивой алости мак, Так любить, отпуская страдания Как тот пьяница любит кабак. Заискрилась роса перед ланами, Луг от солнца как ровная нить, Лишь денница своими туманами Не даёт о тебе позабыть.

Обречённость Герасёв Александр Я с тобой, а душа за дверью, на пороге лежит скулит. Я не верю тебе, не верю,

и неверьем почти убит. Я теперь сам себе не верю, улыбаюсь, печаль тая. Подкосили меня потери и шальная любовь твоя. Ты со мной, а в глазах тревога, это чувство, как боль, точь в точь. Но приходит тебе в подмогу беспросветная злая ночь. Ну а мне всё давно едино, ведь, наверное, пару лет обречённость мне дышит в спину, и плевать мне на тьму и свет. Я не верю тебе, не верю, но привычно тянусь к губам. Я безумство твоё измерю, только чем, не отвечу сам. То ли к ангелу, то ли к зверю, отпинает меня судьба.

Но не забудьте... Владимир Васильевский В дома врывается весна, Сквозь глушь стекла - теплом и светом, Сдвигая мебель от окна, Прах зим взметая по паркетам. Хозяйкой спорой, растолкав Дела, зевак бесцеремонно Лучом метет по потолкам, Вскрывает двери на балконы. Она везде, как оккупант, Внедряет Грех, свои порядки. Не сметь! Спешите покупать Горох, редис и рыхлить грядки. И не перечте! Все равно Не отменить ее законы. Вы вдруг поймете, что давно С ней заодно, и... прочь препоны! Но не забудьте. Не слаба! Учтите, Будьте осторожны! Весной кружится голова, И бродит мысль: "Век был - и прожит"...

Душа красок Александр Гудков Эмоции художника сгущают краски… Мрачные и светлые… Грустные, весёлые… Вселяя душу в краски! То, что … Весной веселило… Осенью осенило….. Душа иная изобразила. Без слов и фраз его рассказ, Зеркалом для наших глаз! Душу напоказ, Только вдохновение для неё указ!

Новая Лирика Евгений Цехмастренко Для тебя моя новая лирика, Для тебя я пишу каждый день. Для тебя моя яркая мимика, Для тебя расцветает сирень. Получай мою новую лирику, Для тебя это все посвятил. Я счастлИвее сделаю мимику, Что бы знала, как я по-любил.

Случайные встречи Десса Мы будто даже не знакомы, Проходим мимо каждый раз А в сердце,так же,по былому, Кричит безумный,горький глас Я загляну в глаза с печалью, Пока ты мимо не прошла И в них,как будто бы зеркально, Увижу горечь как всегда Пройдем мы мимо,и к несчастью, Все наши домыслы о счастье

Пройдут с тоскою вместе с нами, Мы все с тобой сломали сами Я внес зерно-ты полила И вмиг растение взошло... Так будем мы с тобой всегда? Эх...Ладно вроде все прошло И я пойду своей дорогой, Надеюсь свидимся мы вновь, И будем снова незнакомы Закроем в клетке мы любовь

Зажигая свечу Михаил Крамольник Душа моя плачет, и я сам грущу, Найди мне, о боже, ту, что ищу. Молитвенно я зажигаю свечу, Богу тихонько молитву шепчу. Так я устал от большого застоя, Сердце её хочу слышать в тиши. Мне нужно так мало - любви и покоя, Тепла, исходящего от души. Ещё я хочу, чтоб стала женою, Образ её сейчас в мыслях моих. Всё ей отдам, ничего не укрою, Сердце своё поделю на двоих.

Бриллиант Михаил Крамольник Я нашёл философский камень, Драгоценные слёзы богов. Отраженье вулканов пламень, Необычных богатых даров. Люди ищут его повсюду, Этот камень гранёный алмаз. Его можно причислить к чуду, Из бесчисленных слов и фраз. Он был создан игрой вселенской, Под давлением горных пород: Украшеньем природы женской, Не для бедных, а для господ. Состоит он из тысяч желаний, И названье ему бриллиант. Обработаны мастером грани, Даже в камне виден талант.

Боги Дмитрий Бронников - Мы созвали свою пресс-конференцию, чтобы представить созданную лучшими умами Земли поистине фантастическую модель мира, - начал свое выступление известный ученый. - Она новое слово, нет, даже новая книга в научных достижениях. Мы не просто перевернули страницу развития земного разума, мы приступили к написанию нового тома, который способен изменить сознание человечества, историю, всю жизнь. Это поистине знаменательный день для науки, для всей Земли, торжество технологий и человеческого разума. Впрочем, все по-порядку. - Группа гениальных ученых, программистов, техников, физиков, биологов и многих других представителей науки трудилась над созданием модели мира почти два десятилетия. И вот наконец мы достигли успеха. Мы создали модель мира, которую обозначили как "Мир-Б". Теперь подробнее, хотя трудно будет объяснить в двух словах людям, далеким от науки, всю суть модели, как она работает и из чего состоит. - Скажем так, модель представляет собой совокупность специальной программы и супермашины, суперкомпьютера, хотя называть ее так будет не совсем верно, она заключает в себе очень многое, достижения почти всех направлений науки. Сейчас мы ее включим и запустим программу, и вы воочию сможете убедиться в ее возможностях. В глубокой тишине ученый вскрыл запечатанный прозрачный контейнер, в котором находился пульт управления, нажал на одну единственную кнопку и провозгласил: - И да будет Мир! Тот час перед глазами любопытствующих корреспондентов, собравшихся со всех уголков планеты, на невидимом экране, будто из воздуха возникло изображение. Перед зрителями предстали кадры ужасающей катастрофы, происходившей на неведомой планете. Красные потоки лавы извергались повсеместно, с неба падали огромные камни, все было в загазованном дыму и напоминало собой апокалипсис. Но то, наоборот, было созданием нового мира - Мира-"Б". - Вот такие примерно события происходили и на нашей планете четыре с половиной миллиарда лет назад, так создавалась Земля, которую в нашем случае можно назвать "Мир-А". Через несколько миллиардов лет тут появятся первые зачатки биологической жизни, ну а потом все пойдет по уже известной истории Земли. Появятся микроорганизмы, первые существа, первые цивилизации... - Можно вопрос? - раздалось из зала. - Спрашивайте, для этого мы и собрались здесь. - А если вы что-то не учли в своей программе и биологическая жизнь так и не появится? - Мы это предусмотрели, существует возможность нашего вмешательства, корректировки событий. Не появятся биологические организмы в ходе естественного развития программы, мы поможем им создаться. То же будет, если по каким-то причинам не произойдет зарождение разума либо развитие прекратится вовсе. Мы вмешаемся и все исправим. - То есть, будут в Мире-"Б" и гигантские насекомые, и динозавры. - Ну... в том виде, в каком они были на Земле, возможно, да и скорее всего нет. У Мира-"Б" свой путь развития. Но смею вас уверить, будут и здесь свои необычные создания и монстры. - И человек?

- На определенном этапе мы позаботимся об этом, если в ходе эволюции он сам по себе не возникнет. Но опять же, это не значит, что вершина творения будет полностью походить на нас с вами. Возможно, что его вид будет для нас непросто необычен, а даже отталкивающе-ужасен. Ну и соответственно история Мира-"Б" пойдет по своему собственному пути. Для того и была создана модель, чтобы посмотреть как развивалась или как еще могла развиться Земля, изучить подробно все стадии развития. При, замечу, минимальном нашем участии. - А где этот Мир-"Б" находится, только на экране или в какой-то засекреченной лаборатории? - Везде и нигде. Это уже наша маленькая научная тайна. В данном случае он на экране, но можно попасть и вовнутрь, надев на себя специальный костюм и шлем на голову, который создаст эффект непосредственного присутствия уже в самом мире. Можно будет даже потрогать предметы, они будут вполне естественно выглядеть. Но в данный момент, как вы сами понимаете, во-первых - делать там нечего, во -вторых - опасно. Да и лишний раз наше присутствие в этом мире скажется на его развитии не лучшим образом. - То есть, когда там сформируется природа и появятся динозавры, можно, если гипотетически, устраивать даже ознакомительные экскурсии в Мир-"Б". - Можно, но не нужно. Мы будем следить за развитием со стороны. - А как быть со временем? Боюсь к тому моменту, когда в Мире-"Б" появятся первые биологические существа, от нашего мира уже ничего не останется. - Останется. Время нами трансформировано для удобства наблюдения. Саму возможность такой трансформации я вам объяснить не смогу, скажу так, время до появления первых микроорганизмов нами будет воспринято как тридцать земных лет, то есть в нашем Мире-"А" пройдет тридцать лет. Но замечу, надев шлем и спецкостюм, вы уже будете воспринимать время по местному времени Мира-"Б", извините за тавтологию. А местное время Мира-"Б", опять же, будет равно земному. Вот такие метаморфозы времени. Поэтому долго там находиться нежелательно, человеческий мозг болезненно будет воспринимать временные сдвиги. - О-го-го, так это целая машина времени получается? - Да, по отношению к Миру-"Б", пожалуй, подобный термин можно применить. Ну а если вы имеете в виду Землю, то нет. Ни в прошлое Земли, ни в будущее с помощью данного способа трансформации времени мы попасть не сможем. По отношению к Земле данный способ не применим, наука еще не достигла такого развития, чтобы в буквальном смысле научиться путешествовать во времени. Мир-"Б" хоть и будет иметь много общего с земным, но он никак не Земля. Мир-"Б" это лишь достижение науки, достижение человеческого разума, искусственно созданный нами мир модель, понимаете, модель! Тогда как нас с вами создал Бог, мы суть божественного проявления. - Нус, господа, процесс пошел, более подробно вы сможете ознакомиться с нашей работой в специально выпущенной по этому поводу книге. Периодически мы будем дополнять исследования специальными отчётами, с которыми в открытом доступе сможет ознакомиться любой желающий. Раз в пять-десять лет мы будем собирать пресс-конференцию, говорить о развитии Мира-"Б" и отвечать на возникшие вопросы. - Извините, последний вопрос. Получается, что, создав Мир-"Б", мы примерили на себя личину Бога. Мы стали богами, по крайней мере для Мира-"Б"? - Извините, данный вопрос выходит за рамки нашего общения, он некорректен по многим, в том числе и по морально-этическим соображениям. На выходе из зала молодого человека, задавшего последний вопрос, догнал какой-то странный незнакомец. Он склонился к самому уху корреспондента и прошептал: - Если, дай Бог, мы с вами будем живы и встретимся лет этак через пятьде-

сят, то я вам открою небольшой секрет, касающийся богов... Не успел молодой человек отреагировать на слова незнакомца, как тот тут же растворился в толпе. --В Мире-"Б" прошло пять миллиардов лет. Как и было предсказано, при некотором участии ученых, при небольшом их вмешательстве, в Мире-"Б" появились свои разумные существа, которые можно было охарактеризовать как венец творения. Они были в чем-то похожи на людей, в чем -то не совсем, они прожили свою историю развития, свои войны, катастрофы, упадки и возрождения. Они делали свои открытия, развели свой первый огонь, выплавили из металла орудие труда, познали электричество, создали компьютер и...в один прекрасный день собрались на уже свою собственную пресс-конференцию. - Наши лучшие умы создали некую модель мира, в чем-то схожего с нашим, в чем-то нет, - произнес известный ученый. - Назвали ее мы "Мир-В". Почему не "А" или не "Б", исходя из логики и алфавита, не смогу ответить, название неожиданно пришло в голову руководителю нашего проекта. Мир-"В" в чем-то повторит историю развития нашего мира, но во многом будет свой собственный. Мы создали эффект трансформации времени, так что довольно легко сможем наблюдать за развитием нового мира. Также с помощью специального костюма мы можем ощутить эффект присутствия ... - Внимание, я нажимаю на кнопку. И да создастся новый мир... --В Мире-"В" прошло около пяти миллиардов лет. Уже малопохожие на людей Земли разумные существа созвали свою прессконференцию, дабы представить созданную ими модель мира, которую они назвали "Мир-Г"... - И да возникнет мир... --В Мире-"Г" прошло несколько миллиардов лет. Совсем непохожие на людей существа созвали пресс-конференцию... --В Мире-"Д" прошло сколько-то миллиардов лет... И был создан Мир-"Е"... --В Мире-"Е"... В Мире-"Я" на духовном уровне тонких субстанций, обладающих поистине безграничными, невообразимыми возможностями, была созвана пресс-конференция. - Мы создали модель мира... Долго думали, какую форму ему придать, и решили, пусть это будут простейшие разумные существа, назовем их люди, а модель "Мир-А", в соответствии с нашим замыслом начала примитивных форм разума... И создал Бог Землю... *** Через несколько десятков лет уже постаревший корреспондент после очередной пресс-конференции, посвященной развитию Мира-"Б" неожиданно повстречал незнакомца, который некогда сказал ему странные слова. Незнакомец сам подошел к корреспонденту, напомнил о себе и произнес: - Я вижу, в Мире-"Б" произошли заметные сдвиги, они у себя там создают уже собственную модель мира. - А почему бы и нет, - ответил корреспондент. - Они разумные существа, даже в чем-то превзошли нас в развитии, их супермашина уже не такая громоздкая, как наша... А в чем ,собственно говоря, был обещанный вами секрет, раскройте уж тайну богов...

- Вы разве ничего до сих пор не поняли? Корреспондент пожал плечами. Незнакомец хитро прищурился и чуть слышно произнес: - Мы настолько оказались богами, что создали сами себя... Замкнутый круг богов...

Проклятье Марков Виктор Оригинальный сценарий на игровой короткометражный художественный фильм ИНТ. ОБЫЧНАЯ КУХНЯ В «ХРУЩЁВКЕ», ДАВНО НЕ ЗНАВШАЯ РЕМОНТА. ГАЗОВАЯ ПЛИТА СТАРОГО ОБРАЗЦА, ХОЛОДИЛЬНИК СОВЕТСКОГО ПРОИЗВОДСТВА, ПЕРВЫХ ВЫПУСКОВ. УТРО. У плиты – ЖЕНЩИНА, сорока лет, в домашнем халате. Готовит себе кофе, нарезает бутерброды. Входит ОН, обросший, мятый, с жуткого похмелья. ОН (угрюмо) Где мой запас? ЖЕНЩИНА Ты когда-нибудь уже напьёшься? Да так, чтобы тебе на всю твою драную жизнь хватило? ОН Ну, завела... Встретились с друзьями, пообщались маленько. А что теперь это уже нельзя? ЖЕНЩИНА Ты же, сволочь, обещал насчёт работы поехать узнать! А сам? Опять с этой шантрапой в парке весь день прошлындался! ОН лихорадочно шарит по кухонным навесным ящикам. Роняет на пол чашку. Чашка разбивается. ОН Да, ездил я. Опять грузчиком в магазин предлагают. А я не могу – грузчиком! Здоровья нет! ЖЕНЩИНА Ну, прямо, инвалид! На голову ты инвалид, это точно! Меньше пить надо – и здоровье будет. ОН опрокидывает на пол пакет с крупой. ОН Это у меня всё от нервов. ЖЕНЩИНА Ага, от нервов! Это тебя из-за «нервов» выгнали из магазина, когда ты, по пьяни мало того, что ящик водки разбил, так ещё и две бутылки «сдёрнул»? ОН Перестань, а? Голова трещит, спасу нет! Где моя заначка на утро? ЖЕНЩИНА Вылила. ОН Как – вылила?!. ЖЕНЩИНА Так, взяла и в раковину вылила!

ОН подходит к ней с боку и угрожающе замахивается кулаком. ОН Да я! Да я тебе за это... Не знаю, что сделаю! Женщина поворачивается к нему лицом, показывает огромный столовый нож в руке. ЖЕНЩИНА Всё! Пошёл на хер! Опротивел мне донельзя! Скотина, три месяца лапшу развешиваешь всем на уши, что работу ищешь! А сам, со своей кодлой, с пивной кружки не слезаешь. Да ещё и угрожать мне вздумал?!. ОН (просяще) Дай похмелиться... (с надеждой) Ведь – не вылила? ЖЕНЩИНА Да подавись ты ей! Отдам, если деньги вернёшь. ОН Какие деньги? ЖЕНЩИНА Ты, обрубок совести, ещё и переспрашиваешь? Деньги, которые у меня были припрятаны на книжки и тетрадки для ребёнка. ОН Я не брал! (заискивающе) Дай хоть понюхать чуть-чуть... Женщина резко протягивает к Его носу кукиш. ОН, не ожидая такой резкости, отшатывается, поскальзывается на крупе и падает на пол. ЖЕНЩИНА На, нюхай, быдло! Всё человеческое потерял! А какой мужик был - и весёлый, и умный, и работящий. Всё пропил – и жену, и дитё своё! Женщина берёт чашку с кофе, тарелочку с бутербродами, отталкивает его, барахтающегося на полу, ногой и идёт к дверям. ЖЕНЩИНА Не брал... Ага! Карлсон прилетел и денежки свистнул. Мразь! ОН А похмелиться? ЖЕНЩИНА Стоит твой эНЗе возле мусорного ведра, в тумбе. Пей, сволочь, и будь ты проклят со своей водкой! Женщина выходит из кухни, громко захлопнув дверь. ОН на коленках подбирается к тумбе, открывает дверцу, из-за мусорного ведра достаёт початую бутылку водки и, сидя на полу, присасывается к горлышку. Пьёт, не морщась. В прихожей слышно, как женщина с грохотом выворачивает ящики шкафа, собирает вещи в сумку, одевается. Распахивается дверь кухни. Женщина в верхней одежде, с сумкой в руке. ЖЕНЩИНА Чтоб тебе, зараза, никогда не было, чем похмеляться! Чтоб ты с утра всегда горел от «сушняка»! Женщина с презрением смотрит на него охмеленного. ЖЕНЩИНА Жри, свинья! И чтоб тебе этой водки никогда не хватало! Всё! У тебя больше нет семьи.

Женщина швыряет ему на пол ключи от квартиры. Он не реагирует. ЖЕНЩИНА Мы без тебя проживём. А ты, если хочешь так жить – живи, хочешь – сдыхай. Твоё дело. А мне всё осточертело! Вот здесь ты у меня уже – поперёк горла стоишь! Женщина выходит из квартиры, громко хлопнув дверью. ОН пытается найти на полу ключи. Не находит. Но Ему уже все равно. ОН похмелился! А дальше – будь, как будет! НАТ. ДВОР МЕБЕЛЬНОГО МАГАЗИНА. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ. Во дворе, рядом с площадкой для разгрузки товара стоит фура с мебелью. В глубине площадки, на перевёрнутых ящиках, сидят ОН и СОСЕД. Курят. ОН ...вот так она хлопнула дверью и, фьють, смылась! И ребёнка со школы ко мне не пустила. Забрала куда-то, даже придумать не могу, куда. Один я теперь... СОСЕД Не бзди, кореш, прорвёмся! Главное не падай духом и не ссы против ветра. А остальное – дело наживное! Будет у тебя и чего пожрать, и чем похмелиться! А бабы?.. Да я тебе такую кралю подберу – все обзавидуются. Из служебного входа магазина на площадку выходит ЗАВЕДУЮЩАЯ магазином. ЗАВЕДУЮЩАЯ Ты посмотри! Опять сидят! Два часа прошло, а машину ещё не разгрузили. Мужики! Если так и дальше дело пойдёт, найду я других, кто хочет заработать. СОСЕД Хозяйка! Не надо других! Мы вот-вот заканчиваем разгрузку, а стимула для поощрения «этузизама» - нет. А нас уже столько раз обманывали! Обещают одно, а на деле – шиш с маслом. ЗАВЕДУЮЩАЯ На водку даже не намекай - не держу из принципа! Чтобы свои не баловались. А для поощрения «энтузазизма» - вот аванс. Заведующая протягивает Соседу несколько купюр. ЗАВЕДУЮЩАЯ Если через полчаса машину освободите, получите ещё столько же. А через пару часов будет ещё одна фура. Приходите разгружать – не обижу! Заведующая уходит. Сосед ей в спину, вполголоса, говорит с издёвкой. СОСЕД Спасибо, благодетельница ты наша! СОСЕД (Ему) Вставай! Надо отрабатывать аванс! Когда ещё такая шара прокатит? Они входят внутрь фуры. Начинают вытаскивать дорогой диван в целлофановой обёртке. ОН идёт первым, спиной вперёд. Расстояние между краем площадки и бортом фуры около двух метров. ОН спрыгивает на землю и снизу, удерживая диван от падения, кричит Соседу. ОН Давай, толкай вперёд! Я поддержу, чтоб не провалился, а ты, тем временем на площадку переберёшься и оттуда примешь, этот чёртов диван. Тяжеленный, зараза, как падла перекормленная. СОСЕД (из глубины фуры) Ну, смотри! Держи! Я толкаю!

Диван выползает из чрева машины и, потеряв равновесие, опрокидывается торчком в проём между площадкой и бортом фуры. Спинка дивана цепляется за торчащий из бетона площадки конец арматуры и с жутким треском рвётся вместе с защитным целлофаном. ОН успевает вывернуться из-под упавшего дивана и, замерев в испуге, смотрит на рваный шрам в обивке дивана. Сосед спрыгивает на землю. СОСЕД Пистец! В век не рассчитаемся! Драпать надо, пока за хвост не ухватили! Чего стоишь? Делай ноги! И чем шибче, тем – лучше! Они убегают со двора магазина. ИНТ. КОНЕЦ РАБОЧЕГО ДНЯ. БОЛЬШАЯ КОМНАТА НЕБОГАТОГО ОФИСА. РАБОЧИЕ СТОЛЫ СДВИНУТЫ К ЦЕНТРУ И РАССТАВЛЕНЫ БУКВОЙ «Т». НА СТОЛАХ ВЫПИВКА, ЗАКУСКА. ОДИН БОЛЬШОЙ БУКЕТ ЦВЕТОВ. НА СТЕНАХ САМОДЕЛЬНЫЕ ТРАНСПАРАНТЫ С ТЕКСТОМ: «5+5 УЖЕ НЕ 10, НО ЕЩЁ НЕ 60.» И «ЛЮБИМОГО ШЕФА С ЕГО ЮБИЛЕЕМ СЕРДЕЧНО ПОЗДРАВЛЯЕМ» Застолье подходит к концу. Все тосты сказаны, вино выпито, песни отпеты. Коллектив за столом разделился на отдельные группы и каждая обсуждает свою тему. Звучит дискотечная музыка. На «главном» месте сидит юбиляр – мужчина 55-ти лет - ШЕФ. Остальные места занимают женщины разных возрастов. ЛЮСЯ, статная женщина, с формами гренадёра петровских времён, она же – организатор этого «корпоратива», она же – тамада, стучит вилкой по графину. ЛЮСЯ Минуточку внимания! Сделайте кто-нибудь музыку потише... Музыка умолкает, общий гул тоже притих. Видно, что Люся пользуется в этом коллективе мощным авторитетом. ЛЮСЯ Девчата! Хорошо сидим... Но... конец рабочего дня, надо сдавать помещения под охрану. Я предлагаю наполнить всем бокалы и выслушать мой тост. За столом небольшая суматоха. Разливают вино по бокалам, готовят, чем закусить. ЛЮСЯ (обращается к шефу) Уважаемый и, добавлю, любимый наш Анатолий Константинович! Еще раз от имени всего коллектива, женского, но дружного, желаю вам крепкого здоровья, восточной мудрости и огромного счастья в личной жизни! Люся переводит дыхание. Осматривает коллектив за столом, комнату, транспаранты на стенах. ЛЮСЯ Под вашим руководством... Даже скажу – под вашим крылом - наш женский коллектив удачно пережил последствия кризиса и продолжает плыть в беспокойном море бизнеса без особых проблем. Спасибо вам, что вы есть у нас и ведите наш корабль также успешно ещё тысячу лет. Мы все пьём за вас! Все чокаются, выпивают. Встаёт Шеф с бокалом вина. Видно, что рад устроенному в его честь торжеству. Волнуясь, говорит. ШЕФ Спасибо вам, милые вы мои женщины, за праздник, который вы мне устроили, за ваши теплые слова и подарки. Я очень рад, что судьба так свела нас всех в одном месте, в один коллектив. И что, несмотря ни на что, мы вместе одолели высокую

планку и выходим на более солидный уровень. В этом – огромная ваша заслуга! Спасибо вам! Шеф выпивает вино, переводит дыхание и осторожно подбирает слова для дальнейшего сообщения. ШЕФ И, к сожалению, Люсьен Григорьевна права! Здание – не наше, мы должны подчиняться требованиям арендодателя. Надо расходиться, увы. Все встают. Кто-то помогает Шефу упаковать цветы, разложить подарки по пакетам. Ктото аккуратно сворачивает транспаранты со стен, кто-то складывает посуду, кто-то освободившиеся столы расставляет по рабочим местам. ЛЮСЯ Тоня, Света! Девочки, сегодня ваша очередь! Посуду помыть, спрятать на место. Люся осматривает поле праздника. ЛЮСЯ Тару - в мусор. Прибрать всё и сдать помещение под охрану! Остальные женщины начинают выходить. Дежурные остаются. Люся обращается к женщине (ТОМКА), одетой в верхнюю одежду. ЛЮСЯ Подруга, ты что меня не подождёшь? А как же капусточка? Обещала поделиться секретом. ТОМКА Обещала – поделюсь! Интересно, а кого это ты собралась капусточкой кормить? Неужели на горизонте какой-то пират объявился? И рискнул на штурм твоих бастионов пойти? Хоть бы показала этого храбреца. ЛЮСЯ Всё-то тебе интересно, подруга. Пока на горизонте никого нет. А вдруг объявится, а я – без квашеной капусты? Что тогда? Подожди, сейчас вместе пойдём. ТОМКА Жду, жду! Только на улице. Душно здесь... НАТ. ВО ДВОРЕ ДОМОВ, ПОД ДЕРЕВОМ – САМОДЕЛЬНЫЙ СТОЛ ДОМИНОШНИКОВ. ВОКРУГ, БУКВОЙ «П» САМОДЕЛЬНЫЕ СКАМЕЙКИ НА ЧУРБАКАХ. СТОЛ ОСВЕЩЁН УЛИЧНЫМ ФОНАРЁМ. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. За столом десяток мужчин, разного возраста, громко разговаривают. Выпивают, курят, играют в карты. На столе трёхлитровые банки с пивом, начатые бутылки с водкой и портвейном, хлеб ломтями, вяленая рыба, куча солёных огурцов на газете. В толпе выделяется ОН и СОСЕД. Оба изрядно поддатые. СОСЕД Ну ты, брат, загнул! Откуда же там вода будет, если на поверхности до трёхсот градусов жары по Цельсию? ОН Так в том-то и дело! Американцы уже давно через свои телескопы увидели у них трубы в рост человека. Причём, прозрачные! И по ним вода бежит, как в водопроводе... СОСЕД Слушай их – этих американцев! Они, чтоб свой народ на бабло зелёное кинуть, ещё и не такое придумают. ОН разливает остаток водки себе и Соседу. ОН А чего им своих кидать? Они наших сватают. Наши уже подписались эти трубы к Земле поворачивать. Проект века!..

Чокаются, выпивают, занюхивают хлебом. СОСЕД Загнул, так загнул! Что у нас рек мало, что ли? Воды нам не хватает? ОН Дурья башка! Прикинь, сколько под этот проект можно деревянных отмыть! Прикинул? Это же океан водки стоит. Всех хватит залить! СОСЕД Кстати, о водке. Пузырь-то пустой! Бежать кому-то надо. ОН Нет, я всё! В люлю пора. А то и на пятый этаж не поднимусь. СОСЕД (шутит пьяно) Слушай, мы с тобой уже столько водки выпили за жизнь, что на эти деньги можно было бы два лифта в нашем подъезде построить... ОН (пьяно, но серьёзно) Нет! Наши «хрущёвки» по проекту не предусмотрены с лифтами жить. Потому и всего пять этажей. ОН берёт пустую бутылку, встряхивает её, опрокидывает над стаканом. Водки нет. СОСЕД Я же говорил, что кончилась! ОН Как всегда, на самом интересном месте. Только-только разговор наладился. ОН с сомнением осматривает другие бутылки на столе. Все пустые. ОН А на сухую – какой разговор? У тебя купюры от магазина ещё остались? СОСЕД Если добавишь – на пузырь наскребём. Тут бабка рядом живёт - у неё в любое время по-дешёвке бутылёк взять можно. ОН А пошли к бабке! У меня ещё что-то в кармане шуршит. Но потом сразу ко мне! ОН обращается к остальному коллективу. ОН Мужики! Мы с друганом отчаливаем. Нам завтра рано вставать. Дела большие зовут! Парочку огурчиков с общего стола позволите с собой прихватить? ОДИН ИЗ ГРУППЫ ЗА СТОЛОМ Огурцы бери – не жалко! Только, что так рано? А про трубы кто нам дальше трендеть будет? ОН Завтра! Всё завтра. СОСЕД Спасибо, мужики, за компанию. Мы почапали! ОН отрывает краешек газеты и заворачивает в него два огурца. Сверток кладёт в карман. ОН и СОСЕД уходят в темноту. ИНТ. КАБИНЕТ ДЕЖУРНОГО СЛЕДОВАТЕЛЯ. ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ. СЛЕДОВАТЕЛЬ сидит за столом. Заполняет протокол. Напротив него – ЛЮСЯ, в расстёгнутом плаще, поверх тонкой блузки с глубоким вырезом. Люся интенсивно обмахивается краем косынки. В такт её движениям два

симпатичных полушария стремятся вырваться на волю из-под выреза блузки. Следователя этот факт очень отвлекает от бумажной работы, и он ещё ниже склоняет голову над бумагами. ЛЮСЯ Товарищ следователь! Милый вы мой человек! Ну что же вы так разнервничались? И даже вспотели все? Я зачем к вам пришла? Хороший человек потерял паспорт, а без паспорта – он уже, вроде как, и не человек! Что же ему теперь совсем пропадать? А?.. СЛЕДОВАТЕЛЬ Гражданочка! Не отвлекайтесь! Это хорошо, что вы проявили сознательность и сами пришли к нам заявить о своей проблеме. ЛЮСЯ Слушайте, мил человек! Вы свои экивоки эскимосам оставьте! СЛЕДОВАТЕЛЬ Давайте, гражданка, успокоимся и начнём всё с начала... ЛЮСЯ Нет, вы посмотрите на него! Он меня ещё и успокаивает! Да, если бы я знала, что так дело обернётся, то сначала холодец по тарелкам разлила бы, а потом бы к вам пошла. СЛЕДОВАТЕЛЬ Но вы же пришли! Теперь мне надо во всем разобраться. ЛЮСЯ Я женщина вольная - как пришла – так и уйду! СЛЕДОВАТЕЛЬ Что значит – «уйду»? Заявка о пропаже человека в отдел поступила? Поступила. А кто во всём виноват? ЛЮСЯ Это что за диффамации в мой адрес? Я сама пришла – и я же виновата в какой -то пропаже? Люся быстро встаёт со стула и наклоняется над столом. Симпатичные полушария угрожающе зависают над следователем. Следователь инстинктивно прикрывается тощей папкой с надписью «Дело». СЛЕДОВАТЕЛЬ Гражданка! Присядьте, пожалуйста, на своё место! Я ещё не знаю, кто и в чём виноват. И давайте-ка по порядку и с начала происшествия. Люся возвращается на стул. ЛЮСЯ Ну сначала, так сначала! Вы знаете, что такое «корпоратив»? Да ещё в женском коллективе, где всего один мужчина? Да и тот – шеф! Так вот! Девочки поручили мне организовать юбилей нашего шефа. Вы представляете, сколько хлопот? Но шеф у нас – мужик настоящий, а у Томки... СЛЕДОВАТЕЛЬ Гражданочка! Ваш корпоратив мы пропускаем. Давайте ближе к делу! Вот вы входите в свой подъезд и... ЛЮСЯ Вы хотите про подъезд? Хорошо! После корпоратива я зашла к Томке. Вы спросите - зачем? Отвечу! Вот вы любите холодную водочку закусить квашеной капусточкой? Наш шеф очень любит! А у Томкиной мамы рецепт – супер-пупер! Ах, да! Я забыла сказать, что Томка – это моя школьная подруга. Мы когда-то с ней за одной партой сидели. Вот времена были! Однажды мы... Следователь встаёт, проходит в угол кабинета. Там на маленьком столике чайник. Делает несколько глотков и вытирает пот большим платком. СЛЕДОВАТЕЛЬ

Гражданочка! Конец рабочего дня! Следователь, прихватив с собой чайник, возвращается к рабочему столу, садится, читает незаполненный бланк протокола. СЛЕДОВАТЕЛЬ Давайте про школьные годы потом, как-нибудь? ЛЮСЯ Ладно! Пусть будет потом. Так вот набрала я у Томки полуторалитровую баночку квашеной капусты. А Томка, я же вам говорила – настоящая подруга! Так она мне ещё одну такую же навязала. И обе баночки, чтобы было удобнее нести, в одну сумочку сложила. Следователь нервно стучит костяшками пальцев по столу и пытается повернуть разговор в нужное ему русло. СЛЕДОВАТЕЛЬ Давайте, всё же, поближе к делу! ЛЮСЯ Так я и говорю! Захожу я в подъезд. В одной руке сумка с банками, в другой – остальные продукты, а в зубах ключи от квартиры... Люся останавливается, вспоминая подробности. ЛЮСЯ Кстати, вы не знаете начальника нашего ЖЭКа? Уже сколько раз звонила, говорила, ругалась – а лампочек в подъезде как не было, так и нет! Люся, передёргивая плечами, представляет себе как темно в подъезде. ЛЮСЯ Жуть просто! Вечером страшно в дом заходить! Хоть бы вы как-то на него повлияли. Следователь жадно пьёт воду прямо из чайника. СЛЕДОВАТЕЛЬ Дамочка! С ЖЭКом мы обязательно разберёмся! Что дальше? ИНТ. ЗНАКОМАЯ КВАРТИРА (ЕГО) В «ХРУЩЁВКЕ». ОЧЕНЬ ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. Входят ОН и СОСЕД, поддатые и с «добычей», завёрнутой в газету. Проходят в комнату. ИНТ. КОМНАТА СОВЕРШЕННО ПУСТА. ИЗ МЕБЕЛИ – РАСКЛАДУШКА С МАТРАСОМ, ДВЕ ТАБУРЕТКИ ВОЕННЫХ ВРЕМЁН И БОЛЬШАЯ КАРТОННАЯ КОРОБКА, В КОТОРУЮ СКИДАНО СТАРОЕ ТРЯПЬЁ. СОСЕД разглядывает квартиру. СОСЕД А что? Чистенько здесь у тебя! Что случилось? ОН Жена подала на развод, приехала с новым хахалем и всю мебель вывезла. Даже - абажур! Хорошо, хоть лампочку с патроном прикрутили, а так – хоть при свечке сиди... СОСЕД Да, дела! Так ты теперь птица в свободном полёте? Этих баб не разберёшь всё им мало! И пузырь поставить некуда. ОН Сейчас стол с кухни принесу. ОН уходит. Возвращается с кухонным столом. Ставит стол под лампочку. ОН Бери табуретки, садись! Вмажем, чтобы не жалеть ни о чём. Ставят табуретки к столу, распечатывают бутылку с водкой, достают из размокшего газетного свёртка огурцы. СОСЕД

Что – с горла пить будем? ОН Сейчас посмотрю на кухне. Найду какую-нибудь тару. ОН идет на кухню. Возвращается с эмалированной кружкой и гранёным стаканом. ОН Извини, хрусталя не нашёл. Разливают водку, пьют, молча закусывают огурцами. «На старые дрожжи» сильно опьянели оба. СОСЕД Слушай, у меня от такой твоей жизни всё настроение пропало. Давай на завтра отложим остальное? ОН Давай, на завтра... Только, тут у меня такой казус получается... Не знаю, как тебе и сказать. СОСЕД Ну, что менжуешься? Говори, как есть! ОН Водка у меня стала пропадать. Вот вечером оставлю на столе, а утром прихожу – пузырь на месте, но пустой! И знаю, что ночью не вставал, не пил... СОСЕД Так может ты этот... как его... сонам... соманбу... Ну, в общем тот, кто ночью не спит, и по крышам ходит? А потом ничего не помнит? ОН Да, не псих я! Всё помню! И ночью сплю крепко. Водка сама пропадает. Как будто высыхает... Что только ни делал - и бутылку по хазе прятал, и скотчем горлышко обматывал! Всё равно! Утром встаю – бутылка пустая. Похмелиться нечем. СОСЕД Я всё понял! Ты не то горлышко скотчем заматывал. Где скотч? Неси! Сейчас эксперимент научный проведём. ОН Может, проще сделаем? Спрячем у тебя, а утром вместе причастимся? СОСЕД У меня нельзя! Моя шмонька мигом вычислит. У неё нюх на это, хуже, чем у собаки... Или лучше?.. Подумав, Сосед для убедительности добавляет. СОСЕД Пока мы отдыхать будем, она сама выпьет. Неси скотч! ОН приносит скотч. Сосед заклеивает скотчем Его рот в несколько слоёв, пропуская скотч вокруг головы. СОСЕД Ну, вот теперь не сорвётся! Хоть как во сне ворочайся. ОН мычит сквозь скотч и показывает на свои руки. Сосед догадывается. СОСЕД Боишься, что ночью, сквозь сон, можешь лечебную повязку снять и не заметить это? ОН согласно кивает головой. СОСЕД Ну, тогда для чистоты эксперимента, руки надо сзади связать, чтоб не дотянулся до рта. ОН кивает головой. Сосед скотчем сматывает его руки за спиной. Проверяет надёжность повязки.

СОСЕД Всё хорошо, прекрасная маркиза! До утра потерпишь, а утром я приду и посмотрим, что с водкой будет. Лады? ОН кивает головой. СОСЕД Ну, а я от расстройства свою порцайку сейчас вмажу! А твоё тебе останется на утро. Сосед наливает в стакан, выпивает. ОН жадно наблюдает этот процесс. Сосед, похлопав его по плечу, уходит. ОН со связанными за спиной руками падает на раскладушку. НАТ. ВЕЧЕРНЕЕ ВРЕМЯ. УЛИЦЫ ГОРОДА. Прогулочным шагом по улице идут ЛЮСЯ И ТОМКА. Как и все женщины, после рабочего дня, они успели затариться в продовольственных магазинах. У Томки сумка побольше и тяжелее. У неё – семья. ТОМКА Люся! Ну, чего ты выпендриваешься? Чего ждёшь? Упустишь момент – не поймаешь! Так и жизнь закончится, и оглянуться не успеешь. ЛЮСЯ Ты о чём, подруга? ТОМКА Да всё о том же! Ну, не повезло тебе два раза с мужиками... Бывает! Да тебе и с самой школы фарта не было с парнями - то хлюпик какой-нибудь попадётся, то – бабник. А сороковник-то свой мы не вчера перешагнули! Так ты себе никогда и ничего не подберёшь. ЛЮСЯ Томка! Вот сколько тебя знаю, у тебя всё просто и понятно. И замуж удачно вышла, и бабкой морально готова стать. А у меня всё через «никак» в жизни складывается! И ты об этом лучше всех знаешь! Так чего раны бередишь? ТОМКА Так пользуйся моментом! Дай мужику знак, что ты не против его ухаживаний! Он хоть и наш шеф, но тебя больше боится, чем мы его! Люся от неожиданности останавливается и удивлённо смотрит на подругу. ЛЮСЯ Каким моментом? Какай знак? И что это ты вдруг решила, что он готов за мной ухаживать? ТОМКА Так у нас в конторе – это главная тема для перекуров! Все ждут, не дождутся, когда же вы, наконец, поймёте друг друга! ЛЮСЯ Ай, брось ты это! Никто ни на кого ничего не имеет. ТОМКА Подруга! Ты что – слепая или только прикидываешься такой? Ты что не видела сегодня, как он с тебя глаз не сводит? Как он тебе в рот заглядывает? ЛЮСЯ Так у него дети вон, какие взрослые! И я к нему только как к шефу уважение имею! Да и он тоже - инициативы никакой не проявляет... ТОМКА Ну, ты даёшь? Дети у него живут отдельно, вам они никакой помехой не будут! А инициативы от него не жди. Он мужик, шесть лет, как вдовый! Отвык от женской ласки! Да и в свои годы, наверно, забыл, как к женщинам подъезжать. Хотя, надо отдать должное - для своих пятидесяти пяти, он ещё, ого, как выглядит! Люся пожимает плечами. Идут дальше по вечерней улице.

ЛЮСЯ Вот видишь? И на кой чёрт я ему сдалась? ТОМКА Ты, что совсем дура? Не чувствовала, когда он тебя в танце к себе прижимал? ЛЮСЯ Ну, поддал мужик чуть-чуть лишнего. Ну, придумалось ему на этом фоне чтото. ТОМКА «Что-то», но с другими, ему, почему-то, не придумывалось, а с тобой – придумалось. Пользуйся случаем! Не век же одной куковать! ЛЮСЯ Не знаю я... Как-то так, по-простому, у тебя всё получается! Про любовь даже слова не сказала... ТОМКА (кому-то подражает) Кака, така – любовь? Не шешнацать, небось? А, подруга? ЛЮСЯ (вздыхает) Да, не шестнадцать! Вот потому и страшно. А тогда – хоть головой в огонь! Всё по фигу... Они останавливаются у подъезда дома. ТОМКА Вот и пришли. Зайдёшь? ЛЮСЯ Вечер уже... Неудобно перед твоими будет. ТОМКА Пошли! Я всех своих к маме отправила! Давай устроим продолжение банкета? У меня «Мартини бианко» в холодильничке припасено. Посидим, посплетничаем. А я тебе капусточки квашеной положу. У моей мамы рецепт – супер! Капуста получается – объедение! ЛЮСЯ Ну, раз так, пошли! Меня дома всё равно никто не ждёт. Посидим, поболтаем. Школу вспомним, студенчество. Они заходят в подъезд дома. Дверь за ними закрывается. ИНТ. ТА ЖЕ ЗНАКОМАЯ КВАРТИРА В «ХРУЩЁВКЕ». ОСВЕЩЕНА ТОЛЬКО ЛУННЫМ СВЕТОМ. ГЛУБОКАЯ НОЧЬ. На раскладушке в беспокойном сне ворочается ОН. Пытаясь подняться, ОН опрокидывает раскладушку, поднимается с пола и бежит в туалет. Руки за спиной связаны скотчем. Свет в туалете ОН включает носом. Дверь открывает зубами. Но, зайдя в туалет, понимает, что расстегнуть штаны ОН не может и с рёвом выскакивает на лестничную площадку. Дверь в Его квартиру от сквозняка захлопывается. ОН ногами стучит в дверь Соседа. Сосед и его жена спят крепко. ЕГО никто не слышит. Пытаясь достучаться к Соседу, ОН спотыкается о трёхколёсный детский велосипед на лестничной площадке, плечом цепляет оцинкованное корыто на стене и, уворачиваясь от удара корытом по голове, делает шаг назад и попадает ногой в ведро с мусором. ОН падает с лестничной площадки на ступени и, увлекая за собой велосипед, ведро и корыто, катится вниз по пролётам тёмного подъезда. Корыто и велосипед заканчивают своё падение между третьим и четвёртым этажами.

ОН с ведром на ноге, с руками за спиной, пробует встать на ноги. Но, не удержав равновесия, падает кубарем и продолжает громыхать ведром до промежуточной площадки между третьим и вторым этажом. ИНТ. ТОТ ЖЕ КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. За столом, напротив друг друга, Люся и Следователь. ЛЮСЯ А что – дальше? Ну, засиделись мы с Томкой за разговорами под «Мартини»... СЛЕДОВАТЕЛЬ Так, засиделись. И... ЛЮСЯ А мне не страшно! Я рядом живу – только дорогу перейти. Захожу я подъезд... Люся нервно пьёт воду прямо из чайника. Плюхает воду себе на ладошку и влажной ладонью охлаждает себе затылок. ЛЮСЯ Но я не виновата! Этот шибздик сам свалился на меня из темноты! Без лица! Без рук! Страшный такой! ИНТ. ПОДЪЁЗД «ХРУЩЁВКИ». НОЧЬ. В ПОДЪЕЗДЕ НЕ ГОРИТ НИ ОДНА ЛАМПОЧКА. ТЕМНО. ТУСКЛЫЙ СВЕТ ЛУНЫ СКВОЗЬ ГРЯЗНЫЕ ОКНА МЕЖДУ ЭТАЖАМИ. Открывается дверь и в подъезд входит Люся, нагруженная двумя сумками. В одной продукты, в другой – капуста в банках от подруги. Она, осторожно ощупывая ногами каждую ступеньку, преодолевает лестничные марши до своей квартиры на втором этаже. С площадки между третьим и вторым этажами на неё сваливается тёмный силуэт. Люся, мгновенно среагировав, бьёт силуэт по голове сумкой с банками. ИНТ. КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. Люся продолжает свой рассказ. ЛЮСЯ А я совсем забыла, что в сумочке две банки с капустой были. Но вы не волнуйтесь – обе баночки целёхоньки остались! Даже крышки не сорвало. Повезло! А вот тому, без лица – не очень - он как-то сразу заскучал, загрустил и упал мне под ноги. Хорошо, что я почти дома была. Недалеко пришлось его тащить... Следователь пытается записывать показания женщины. СЛЕДОВАТЕЛЬ Вы что, как мешок с картошкой его тащили? ЛЮСЯ Нет, мешок с картошкой в кладовку я на плече закидываю, а у этого ноги длинные, за порог зацепились... СЛЕДОВАТЕЛЬ Ну, затащили вы его к себе в дом и что дальше? ЛЮСЯ Дальше я включила в прихожей свет и только тогда рассмотрела, как следует, до чего человека замучили! Весь из себя абсолютно никакой! Лицо в синяках, рот скотчем заклеен, дышать нечем! Руки за спиной связаны! Не иначе пытали человека, деньги вымогали. А он чудом от них вырвался! Вот я его от бандитов к себе и спрятала. СЛЕДОВАТЕЛЬ Спрятали от бандитов. А почему милиции ничего не сказали? ЛЮСЯ Какой милиции?

ИНТ. ЛЕСТНИЧНАЯ ПЛОЩАДКА ПЯТОГО ЭТАЖА. ГЛУБОКАЯ НОЧЬ. На шум в подъезде приоткрывается дверь Соседа на цепочку. В щель двери выглядывает испуганная ЖЕНА Соседа. Осматривает лестничную площадку и следы разгрома. Захлопывает дверь. Через какое-то время дверь Соседа открывается полностью. На площадку выходит заспанный Сосед. Подходит к ЕГО двери. Звонок не работает. Сосед стучит кулаком в дверь. СОСЕД Эй, друган! У тебя все в порядке? Дверь открой! Из-за двери тишина. Из своей квартиры выглядывает Жена соседа. ЖЕНА Какой там – «в порядке»! Тут такая война была, с бомбёжками и разгромом. Жуть! Стучи сильней! Чувствую, что что-то не так. Сосед стучит ногами. СОСЕД Друган! Отзовись! Что там у тебя? Потом сосед вспоминает, что «друган» отозваться не может со склеенным скотчем ртом. СОСЕД Ну, хоть постучи в ответ! Грюкни хоть раз ногой в стенку... Из-за двери – тишина. СОСЕД (жене) Так! Что-то не то. Беда какая-то! Иди, звони, вызывай ментов! Пусть дверь ломают, пусть выясняют, что там... ИНТ. ПОЛЧАСА СПУСТЯ. ПЛОЩАДКА ПЯТОГО ЭТАЖА. По ступеням поднимется наряд милиции. Сосед с женой ждут у дверей. МИЛИЦИЯ Кто вызывал наряд? Вы? Что случилось? СОСЕД Беда с другом! Живет один, не отзывается! (показывает на дверь) И тишина... МИЛИЦИЯ Так спит человек! Ночь на дворе. ЖЕНА Какой там – спит! Тут такой грохот был! Настоящая война! Жена делает загадочное лицо и продолжает. ЖЕНА Я вам так скажу – похитили человека, а он сопротивлялся, как мог! И двери, гады, захлопнули, чтоб никто не догадался... МИЛИЦИЯ Ну, а мы что можем сейчас сделать? СОСЕД Надо дверь ломать! Посмотреть, всё ли в квартире цело! А может, там уже и труп холодный лежит! МИЛИЦИЯ Такую дверь сломать не фокус! А кто отвечать за дверь будет? СОСЕД Мы! МИЛИЦИЯ И понятыми пойдёте, ежели что?

СОСЕД Пойдём! Что хочешь, сделаем, чтобы товарища из беды спасти! Если, конечно, будет, кого спасать. Дюжий сержант, движением мощного плеча, вышибает хлипкую дверь вместе с замком и навесами. ИНТ. ЗНАКОМАЯ КВАРТИРА. ТА ЖЕ НОЧЬ. Милиция, Сосед и Жена заходят в квартиру. МИЛИЦИЯ Да-а-а! Профессионалы поработали! Начисто все унесли! И даже с мебелью управились! Сосед с женой стоят в прихожей. Милиция осматривает квартиру. МИЛИЦИЯ Нет нигде вашего друга! И следа не видно! СОСЕД Ну, а что я говорил? Похитили человека! МИЛИЦИЯ Погодите с такими заявлениями! А вдруг он дома не ночевал? СОСЕД Как – «не ночевал»? Да я сам его вечером в люлю уложил и вышел, захлопнув дверь. МИЛИЦИЯ Загулял ваш друг где-то. Это точно! Подождите три дня – объявится! А не объявится, тогда с заявлением к дежурному в отделение. Будем разбираться! Двери сами поставите на место? СОСЕД Поставим сами и за квартирой приглядим. ИНТ. ТОТ ЖЕ КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. Люся и Следователь продолжают разговор. СЛЕДОВАТЕЛЬ По вызову соседа с пятого этажа приезжал наряд милиции, составили протокол об ограблении квартиры, потом соседи принесли заявление о пропаже человека, а вы... ЛЮСЯ Никакой милиции я не видела! Никаких соседей не знаю! И что там эти алкаши с пятого этажа на меня ещё наговорят, мне абсолютно оранжево! Никаких квартир я не грабила! Просто помогла человеку спрятаться от бандитов. И всё! СЛЕДОВАТЕЛЬ Так ведь, больше месяца прошло! А человека нет! ЛЮСЯ Так ищите! Я-то здесь причём? СЛЕДОВАТЕЛЬ Всё идёт к тому, что мы об одном и том же человеке говорим. ЛЮСЯ Вы мне рассказываете про какого-то «бича», который после пьянки с соседом пропал из своей квартиры вместе с мебелью? Так? СЛЕДОВАТЕЛЬ Так! ЛЮСЯ А я пришла к вам пожаловаться на то, что приличный человек, получивший шок от пыток бандитов и чудом спасший свою жизнь благодаря встрече со мной, не может оформиться на работу, получить больничный лист только потому, что бандиты отняли у него паспорт. И вы считаете это правильным? СЛЕДОВАТЕЛЬ

А он сам, этот ваш приличный человек, что рассказывает? ЛЮСЯ А что он может рассказать, после того, как я его «приласкала» двумя полуторалитровыми баночками с капустой? ИНТ. КВАРТИРА ЛЮСИ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ ТОГО ЖЕ ДОМА. ЧИСТЕНЬКОЕ, ТИПИЧНОЕ ЖИЛИЩЕ ОДИНОКОЙ ЖЕНЩИНЫ. ВЕЧЕР. Открывается входная дверь. Входит Люся с пакетами. На шум в прихожей из ванной комнаты выходит ОН. В чистых спортивных шароварах, в яркой тенниске. На ногах – тапочки. Руки испачканы строительной грязью. ОН (радостно) Люсенька! Ты сегодня пораньше освободилась? ЛЮСЯ Нет! Как всегда. ОН Ну это, наверное, для меня день быстро пролетел! И не заметил, что уже вечер! Вытирает руки тряпкой. ОН Подожди, я сейчас тебе помогу! Принимает у неё пакеты, помогает снять плащ. ЛЮСЯ Как твои дела? Голова не болит? Не кружится? ОН Ай, голова - ерунда – пройдёт! Слушай, я тут «зацепился» настроить стиральную машину, так пришлось с канализацией повозиться. Трубы перекладывал, передвинул кое-что. Но – сделал всё, как надо! ЛЮСЯ Ты хочешь сказать, что стиральная машина теперь работает? ОН Да! А что? ЛЮСЯ Так я мастеров вызывала, они мне рассказывали, что блок электроники сгорел и надо новый ставить. ОН Правильно рассказывали! Только, чтоб не тратиться на новый блок, я в нём кое-какие сгоревшие детальки заменил, ну и отрегулировал немного. Слышишь, сейчас машина работает? Пошли, покажу. Из-за приоткрытой двери слышен шум работающей стиральной машины. Люся заглядывает в ванную комнату, шире открыв дверь. ЛЮСЯ Ого! Так ты тут всё переставил. И места сразу больше стало! И полочки повесил на стену! Они у меня три года на полу очереди ждали... ОН Люсенька! Ведь и правда, так лучше получилось? Немного трубы вдоль стены продлил, два крана поставил и «стиралка», смотри, как вписалась в угол. Как родная встала! ЛЮСЯ Да, видно сразу, мужик в доме появился. Пошли на кухню, мужик! Ужином кормить буду. ОН (хвастаясь)

А я сегодня ещё успел и подсветку на кухне отремонтировать! ИНТ. ТИПИЧНАЯ КУХНЯ В КВАРТИРЕ ОДИНОКОЙ ЖЕНЩИНЫ. ТО ЖЕ ВРЕМЯ. ВЕЧЕР. Входят ОН и Люся. Люся подходит к общей столешнице кухонных тумб, дергает за шнурок выключателя. Вся столешница освещается мягким голубым светом. ЛЮСЯ (восхищённо) Класс!.. Молодец! И где ты раньше был? ОН Не знаю!.. Мне кажется, что я в этой квартире давно-давно родился... Мне бы документы мои найти! На работу хочу устроиться. ЛЮСЯ Насчёт твоей работы я договорилась. Завхозом пойдёшь в солидную фирму? ОН Да я, куда хочешь, пойду. Только, где мой паспорт? ЛЮСЯ Найдём мы твои документы! А не найдём – новые сделаем. ИНТ. КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ. ВЕЧЕР. Люся продолжает рассказывать Следователю о причине прихода в милицию. СЛЕДОВАТЕЛЬ Вы хотите сказать, что он ничего не помнит? ЛЮСЯ Ещё как всё помнит! Вот вы можете «Стрекоза и Муравей» наизусть рассказать? Нет? А он – может! Он даже названия электронных штучек наизусть помнит. Всю сантехнику мне поменял, в кладовой полочки новые сделал, пылесос отладил так, что лучше не придумаешь... СЛЕДОВАТЕЛЬ Минуточку, минуточку! Интересный случай! Значит, про «Стрекозу» он всё помнит, а откуда на вас свалился – не помнит? Давайте-ка ещё раз сначала. Как его зовут? Как его имя, фамилия, отчество? ЛЮСЯ Зовут его – Коленька! А отчество мне его ни к чему. Про фамилию тоже не спрашивала. Пока ещё рано! Вот надумаем расписываться в ЗАГСе, спрошу. СЛЕДОВАТЕЛЬ Ну, как же так? Ещё не знаем, что за человек, а уже про ЗАГС разговоры заводим? Странно как-то всё это! ЛЮСЯ Молодой человек! Мне терять нечего! Посмотрите на меня. Люся встаёт, и грациозно покачивая бедрами, проходит по кабинету от стола до двери. ЛЮСЯ Мне, что – восемнадцать лет? А он мужик стоящий! Сердцем чувствую – моя это судьба! Моя это половинка! Люся подходит к окну, открывает форточку. Пытается скрыть своё волнение. ЛЮСЯ Вот затащила его, бесчувственного, к себе в дом, привела в сознание, отмыла, накормила и... постепенно всей душой прикипела к нему. Люся возвращается к столу, садится на стул. ЛЮСЯ А странно тут только одно. Если, конечно, можно считать это странностью. Вот ведь, взрослый мужчина, в расцвете сил, а капли спиртного в рот не берёт! Даже пиво не пьёт! Рукастый, не ленивый. Ко мне со всем уважением относится - Люсень-

кой называет! Что ещё надо? СЛЕДОВАТЕЛЬ (щёлкает пальцами по горлу) Что, совсем – ни-ни? ЛЮСЯ Только лимонад и чай! Даже, кефир не уважает. СЛЕДОВАТЕЛЬ Да уж, действительно, странно! Но надо всё же выяснить, кто он такой! Ну, хотя бы для того, чтобы паспорт его восстановить. ЛЮСЯ А я зачем к вам пришла? У нас, на фирме толковый хозяйственник нужен. Человек - согласен, начальство - согласно. Но документа нет! А без паспорта не оформляют. Вот и разберитесь, помогите хорошему человеку на ноги встать! Совсем он без работы заскучал. СЛЕДОВАТЕЛЬ Разберёмся, обязательно разберёмся! Теперь хоть есть, о чём говорить! Опросим соседей, сопоставим факты. Следователь закрывает папочку. Смотрит на часы. Конец рабочего дня. Складывает документы в сейф, запирает его. И без протокола, спрашивает Люсю. СЛЕДОВАТЕЛЬ А вы сюрпризов не боитесь? Вдруг, после наших разбирательств, мы найдём его старые документы, и выяснится, что он... ИНТ. ЗНАКОМАЯ ПУСТАЯ КВАРТИРА НА ПЯТОМ ЭТАЖЕ. ВЕЧЕР. В квартиру входят Следователь, Сосед и его Жена. СЛЕДОВАТЕЛЬ Отсюда человек пропал? СОСЕД Отсюда! СЛЕДОВАТЕЛЬ Сейчас, в вашем присутствии, я сделаю осмотр помещения на предмет наличия в квартире ценностей и документов. СОСЕД А что тут смотреть? Сами видите – всё чисто. Сосед делает широкий жест вокруг, показывая на пустое пространство в комнате. СЛЕДОВАТЕЛЬ Тем лучше! Вы хорошо были знакомы с пропавшим? СОСЕД Корефанили мы! Ну, значит, дружили. СЛЕДОВАТЕЛЬ Значит, можете помочь в поиске? СОСЕД Если вы про документы, так они у него всегда вон в той жестянке лежали. Сосед показывает на жестяную коробочку на подоконнике. СОСЕД А вот деньги у него никогда не задерживались! Аура в этой квартире такая вредная – очень тяжелая и не полезная для денег. Следователь подходит к окну, открывает коробочку. Там, среди прочих бумажек – паспорт, военный билет и трудовая книжка. Следователь листает страницы документов. СЛЕДОВАТЕЛЬ Спасибо! Вы очень помогли следствию. Думаю, теперь мы быстро найдём пропажу.

ИНТ. ПРИХОЖАЯ ЛЮСИНОЙ КВАРТИРЫ НА ВТОРОМ ЭТАЖЕ ЭТОГО ЖЕ ДОМА. ВЕЧЕР Звучит дверной звонок. Люся, одетая по-домашнему в халат, выбегает из комнаты в прихожую. ЛЮСЯ Иду, иду! Что-то ты быстро обернулся... Открывает дверь. В прихожую входит следователь. СЛЕДОВАТЕЛЬ Здравствуйте! ЛЮСЯ (удивлённо) Здравствуйте! СЛЕДОВАТЕЛЬ Не меня ждали? Куда можно пройти? ЛЮСЯ Не вас! Пойдемте на кухню! В комнатах мы как раз уборку заканчиваем. ИНТ. КУХНЯ В ЛЮСИНОЙ КВАРТИРЕ. ТО ЖЕ ВРЕМЯ. Входят Люся и Следователь. Люся молча показывает, куда можно присесть Следователю. Сама остается стоять в дверном проёме кухни. Следователь достаёт из своей папки документы - паспорт, военный билет и трудовую книжку. Паспорт протягивает Люсе. СЛЕДОВАТЕЛЬ Посмотрите, пожалуйста! Узнаёте человека на фото? ЛЮСЯ Так это же Коленька! Какой вы молодец! Быстро сработали. Теперь хоть не надо волокиту затевать по восстановлению документов. Вот Коля-то порадуется! СЛЕДОВАТЕЛЬ Кстати, а где он? Я документы только ему отдам, под расписку. В прихожей слышен шум открываемой двери. Громко звучит ЕГО голос. ОН Люсенька! А почему дверь открыта? Я уходил, на защёлку закрывал. Люся молчит. Так и стоит в проходе кухни, наблюдает за реакцией Следователя. ОН Люсенька! Ты где?.. Куда ковер положить? Следователь забирает паспорт у Люси, военный билет и трудовую книжку со стола, и складывает всё в свою папку. Идет на выход из кухни. Люся идёт впереди его в прихожую. ИНТ. ПРИХОЖАЯ В КВАРТИРЕ ЛЮСИ. ОН стоит у входной двери в обнимку со свернутым ковром, в одной руке держит «выбивалку» ковров. Выходит Люся. Следом за ней выходит Следователь. Следователь внимательно разглядывает ЕГО. СЛЕДОВАТЕЛЬ Гражданин Некуфанцев Николай Кузьмич? ОН Это вы мне? СЛЕДОВАТЕЛЬ Вам! Следователь протягивает ему шариковую ручку, раскрывает свою папку. СЛЕДОВАТЕЛЬ Распишитесь, вот здесь в получении документов.

ОН роняет выбивалку на ногу Люсе, отпускает ковёр, берёт ручку у следователя и расписывается в бумагах. Ковёр падает на Следователя, но Люся успевает перехватить ковёр в нескольких сантиметрах от головы Следователя. Следователь забирает ручку, протягивает ЕМУ документы, закрывает свою папку и протискивается между ковром и стенкой к входной двери. Открыв дверь, Следователь оборачивается и говорит Люсе. СЛЕДОВАТЕЛЬ Помните, я предупреждал вас о сюрпризах? Не боитесь, что выяснится чтонибудь этакое? Следователь крутит пальцем в воздухе над своей головой, намекая на «моргающий синий глаз» милицейских машин. Люся отпускает ковер на пол, обнимает за плечи Николая, с улыбкой говорит. ЛЮСЯ Что выяснится, то и выяснится! А такого классного мужика на всём белом свете не найдёшь. Да и вывелись теперь такие! Спасибо за документы. А вы ищите свою пропажу. У вас работа такая! Следователь выходят из квартиры. Двери за ним закрываются. ЗАТЕМНЕНИЕ. КОНЕЦ ФИЛЬМА.

Зимнее Арина Ермолова Честно "мело" всю неделю : со вторника по вторник. А в среду , с утра, метель стихла , следом за ней умаялся и сник мороз и обнаружилась красивенная , сказочная Зима. Чудесное свойство природы - удивлять глаза, разум и даже дыхание тем, что видишь , казалось бы, каждый сезон... Был ведь снег и в прошлом году , и десять , и двадцать , и более лет назад. А Такого вот - не было никогда ! И как нежно улёгся он на бесцветную бездыханную землю, как ловко "угнездил" и оживил печальные голые деревья , нарядил ёлочек-фавориток в роскошные белые сияющие меха... Не забыл и за городские памятники : папахи - героям ; попоны - коням ! Храмы и церкви - шедевры религиозной архитектуры, искупанные вьюгой и выбеленные морозом, - превратились в белоснежные острова умиротворения среди городской сутолоки и беготни. Здесь всегда есть шанс обрести мир - сердцу, тепло душе, покой - разуму. Да и просто сказать в тишине , без суеты : " Господи, Верю в тебя. А ты - в меня ? " Детям - раздолье ! Самый маленький уклон ландшафта - уже снежная "горнолыжносанная" трасса ! Малышня до двух лет - в ступоре. Ещё бы ! Снега - больше полуметра, а "в них " - и метра с шапочкой нет... Да и вообще, это - их первый "осознанный" снег в жизни... Мнут ногой , трогают ручонками... Вот молодой папаша слепил кроооохотный снежок и , сняв малышу варежку, вложил его в ручку... У того глаза - будто два снежка ! Удивление , восторг! Но страха нет - снизу ручонку греет-поддерживает ладонь отца ! Эээээээээ-х! Как гармонь разворачивается что-то внутри !

И светло , и просторно-широко , и просторно-высоко всё вокруг ! То ли небеса сошли на землю белоснежными облаками , то ли снежные сугробы поднялись в небо и летят , будто сказочные сани с запряженными белогривыми !!! Эх, земляк родной, Николай Васильевич, " здесь ли не быть богатырю , когда есть место , где развернуться и пройтись ему ..." Вечереет спешно... Небесный свод темнеет первым, а "низы" ещё сопротивляются, пытаясь удлинить зимний день. Вспыхивают золочёными бусинками огни городских фонарей и задержавшиеся "святкови" ( неделя всего прошла от рождественско-крещенских свят) , им вторят "солнечные" лучи автофар... И вот желания продлить день уже не унять ! Взрывается неоновым сиянием реклама, вскипает многоцветная мозаика многоэтажек , зажигаются волшебным светом витрины магазинов , кафе ; сказочными бегущими огоньками очерчиваются громадины театров , офисов , гостиниц... Все кричат своим светом : "Заходите к нам! У нас - тепло ! У нас - интересно !" А вот и неправда. Там, внутри, - как всегда, одно и то же : пол, стены, потолок ... А здесь ... Здесь - волшебство ! Небосвод заливается угольно-фиолетовым ультрамарином... И небесные звёзды , устав соперничать с земными , слегка поблескивают, подмигивая тем , кто смотрит в небо... Они снисходительны , зная , что их срок сияния - целая вечность... И когда Город уснёт, и слегка приглушит свой нервный электроблеск, они , возможно, закружат в танце-хороводе с зимней вьюгой , чтобы утром показать всю красоту их ночной работы мирному жителю Города - человеку.

Счастливчик Арина Ермолова Венька был поздним и единственным ребёнком в семье Розенфельдов. Да и не только в семье, но и во всём большущем их роду на ту пору. Так бывает на помидорном кусте: когда все помидорки крупнющие, а завязи нет... Так и с Венькой - он был единственной долгожданной завязью ! Его появления ждали. Ждали мама, папа, бабушки, деды, тёти, дяди, племянники, друзья, знакомые, соседи, сослуживцы; его ждали невыношенные костюмчики и пинетки его двоюродных и троюродных; его ждали милые детские кроватки (по своему количеству - комплект для яслей); его ждали колясочки летние и зимние, сохранённые родственниками специально для него; велосипеды четырёх-, трёх- и двухколёсные; ванночки для купания, столики для кормления; несколько железных дорог в упаковках; коньки, лыжи, санки, новогодние костюмы и, конечно, дюжина проверенных "жизнью", удобных горшков. Всё это свалилось на крохотного Веньку как только он родился... У него была, правда, пауза на личную жизнь - один месяц ("чтоб не сглазили"- бабушка). По истечении этого срока, его жизнь ему более не принадлежала... Все считали Веню тихим ангелом. Все ошибались. Он был испуганным ангелом. И плакать он боялся, потому что любой изданный им звук, приводил к появлению над ним лиц родственников. Как в игрушкекалейдоскопе. Представьте себе: постоянно видеть в калейдоскопе множество склонившихся, громадных, обеспокоенных лиц... Ужас !!! А теперь добавьте-ка ещё множество тянущихся к вам рук...

Короче, Веня рос тихо. Обнаружились родственники в Пицунде. Дом завалили контрабандными мандаринами, лимонами, хурмой, инжиром, гранатами... ( Вот запрещали в 70-е вывоз всех этих деликатесов из Абхазии - и правильно делали !). Витаминное питание для кормящей мамы сделало своё дело : Венины пухлые щёки до пяти лет были красными как гранат и пушистыми как персик - диатез упорно не хотел покидать "здоровячка". До второго класса Веня с дворовыми ребятами не играл, а только поглядывал с завистью как пацаны его возраста пинают мяч, лазят по деревьям, гоняют на великах. Гулял он исключительно в окружении взрослых. И вдруг, пойдя во второй класс, он вышел на улицу сам! Без сопровождения. И сразу попал под заботливое внимание дворовых... Больше всего внимания доставалось Венькиному лицу : то мяч попал в нос и потекла настоящая кровь; то спрыгнул с лазилки и приземлился не ногами, а лицом; то санки въехали на пенёк тем местом, где растут зубы... Нужно заметить, что Веня во всех случаях вёл себя по-пацански: ни слёз, ни охов-ахов. При этом всегда просил, чтобы ребята сопроводили его домой. Желающих эскортировать Веню находилось много - всем было интересно как встретят его родные. Хотя сцена встречи была многократно всеми просмотрена: бабушка причиталаойкала; дед, осмотрев очередное ранение, говорил Вене : " До свадьбы заживёт", а бабушке и эскорту : " Пацан должен приходить с прогулки грязный, с синяками и ссадинами. А шрамы мужчин украшают". Правду сказать : ссадины и шрамы никак не украшали хорошенькое, почти девчачье лицо Вени, делая его смешным. В пятом классе родители Вени получили новую квартиру в другом районе. Но на новом месте он "приживаться" не хотел и после школы прибегал к "своим". Все были рады Венику и его любили. Среди сверстников он всегда отличался культурностью и послушанием. В десятом классе, когда те ранней весной щеголяли без головных уборов, Веня завязывал тесёмки шапки ушанки под подбородком на бантик, потому что так просила его бабушка. Мог с чужим псом погулять, с соседским ребёнком поиграть, с дедами в шахматы во дворе "походить". Своевольничание, протестное поведение обошло стороной Вениамина. Но не обошло отца. Отец Веньки запил и загулял. Причём, одновременно. Соседи женщины отнеслись к этому с сочувствием : "Заброшен мужчина. Никакого внимания в семье". Соседи мужчины - с пониманием : " Не один ты такой, бедолага". Мама Веньки отнеслась к поведению мужа как к заболеванию и приступила к лечению : купила норковую шубку, "инопланетянский бэрэт" в цвет шубки, сапоги на высоченных каблуках и сумочку из того, кто "солнце в небе проглотил". Причиной заболевания оказалась сослуживица мужа: длинноволосая, длинноногая, длинноносая. Разговор с "растрёпой"" занял несколько секунд : "Увижу рядом с мужем - убью." Так, по крайней мере, рассказывали о "лечении" во дворах... Неизвестно, что повлияло на решение неудавшейся разлучницы: количество убитых "мелких " или один "крупный" в руке, - но ... Отец пить-гулять бросил, стал возить маму на машине на работу и обратно. Однако, "пришла беда - открывай ворота!" Спустя месяц после "образцовых семейных отношений" с отцом Вени приключился инфаркт. Всё это "мелкоикрупносемейное" впервые за 18 лет сделало Веню свободным от родительской опеки почти на год.

И он очень многое понял о себе. А поступление в институт и личные деньги ( стипендия ) ещё и расширили среду его обитания... Отец Вени восстанавливал здоровье в очередном санатории. Звонил жене ежевечерно. Интересовался сыном, его учёбой. Жена сообщала, что сын взрослеет: не позволяет мыть ему спину, закрывается в ванной. Она по-прежнему покупала ему детскую присыпку для интимных зон... Муж обещал поговорить с сыном, как вернётся... Короче, все последние разговоры были вокруг этого... Звонок деда : "Зайди после работы" ,- мама Вени восприняла обычно ( Венька-то у родителей фактически жил последнее время ). В доме была гостья - девушка лет 14-15-ти. Оказалось, семнадцати - десятиклассница. "Мама,- торжественно начал Венька,- это Света. Я её люблю. У нас будет ребёнок". "Через пять месяцев",- добавил он уже менее торжественно. Вечером звонил отец. Рассказывал о здоровье, процедурах, врачах; о том , что скучает, мечтает о встрече; что непременно при встрече поговорит с сыном о "мужском хозяйстве" - пришла пора, уже взрослый... Мама слушала, не возражая. Затем чётко и спокойно : "Приезжай, ждём. Ты будешь дедом. Через пять месяцев". Бабушка правнучку не увидела - "сгорела" от неизведанной болезни. Спустя два года всё семейство выехало в Израиль. Света, по прибытии на "землю обетованную", Веню оставила и удачно вышла замуж за состоятельного израильтянина. И Вениамину "привалила" удача. Он вскоре женился. Пишет друзьям, что невероятно счастлив. Жена старше его на 10 лет, выше на 10 см, тяжелее на 50 кг, имеет пятеро детей от двух браков.

Бесовщина или отменный вкус Арина Ермолова Лана - моя самая первая в жизни подруга. Я родилась - а она уже была моей соседкой. Вообще-то её зовут Светлана, но мама её была глухонемой и звала её, как могла..., а могла только "Лана". Сколько помню - Лана всегда делала только то, что хотела. Её жизненных приключений хватило бы на десяток женщин. И дело даже не в её природной красе (мама - татарка, папа - белорус). Было в ней всегда что-то бунтарски - отвязное, чему подчинялись практически все. На протяжении наших жизней мы то плотно дружили, то расставались, теряли друг друга, неожиданно пересекались, радовались встрече, обещали не пропадать надолго и исчезали до новой... Лана жила в Грузии, Туркмении, Германии, Франции, Италии, возможно, я что-то пропустила. Выглядела всегда молодо, стильно, ярко. Праздник. О наших редких встречах она как-то сказала, что это "как упасть в подвал памяти, где не нужно думать о выживании, а просто быть рядом с тем, кто знает как

ТАМ". Оказалось, что на всём белом свете Светка не нашла ни одного человека, с которым могла бы вспоминать...Может быть, искала очень далеко? К пятидесяти у неё была своя транспортная фирма, стабильный доход, пристроенная дочь, полная личная свобода и чёткие представления о жизни на ближайшие годы. Как настоящий руководитель, она разработала для себя кодекс правил - троицу. Троица выглядела примерно так: 1. Постоянная влюблённость в утро, день, вечер, ночь, погоду, непогоду, искусство, спорт, свои дела и поступки ( от покупки новой шампуньки до покупки нового авто Opel Karl - пятидверного "карлуши", на котором она летала...). 2. Постоянное стремление к совмещению лёгкости и возраста. 3. Заминированное сердце на случай влюблённости в мужчину. Последнее было обязательным, т.к. считала, что времени и здоровья на послелюбовную депрессию в её жизни уже не осталось. Но в 51 с ней приключилась "бесовщина", о чём она и поведала мне при нашей очередной встрече. Новый год она с друзьями и коллегами по работе отмечала в "правильном" ресторане: не большом, не модном, но где хорошая кухня и дорожат репутацией. Вместе с ними отдыхал ещё один коллектив - сплошь мужской. Красивых, празднично одетых мужчин был полон зал. Лане было не привыкать. Но глаз опытной женщины сразу выхватил одного..., одетого с отменным вкусом. Она "держала его на прицеле" больше часа, пока музыка, доселе тихая, не заиграла громко. А это означало - танцы. Распарившийся в шубе и шапке Дед Мороз лихо подскочил к Лане с приглашением...Но чья-то уверенная рука вдруг обогнула её спину и она услышала: -Дедушка, пригласи Снегурку. "Прицел" потерял смысл. Вот он - живой и в полуметре. . Протанцевали, проговорили..., легко доверяя друг другу своё прошлое. Одногодки. У него есть семья, дети взрослые - живут отдельно, своя архитектурная фирма. Женат, но жена уже несколько лет прикована к постели, с ней постоянно медработница - они могут себе "позволить". Он, как и Лана, знает французский, немецкий. Раньше пытался "подтянуть к языкам" и жену, но она оказалась "неспособной". Было легко, будто она знала его всю жизнь, с каждым днём открывала в нём новые хорошие черты и удивлялась, что плохих вовсе нет. Так бывает в начале знакомства. Говорили обо всём. Непременно о здоровье жены. Худеет, совсем ребёнком стала... Она была горда за него и стыдилась своего счастья. Потому понимала, когда он уходил по тревожному звонку из дома. Два года пролетели как миг. Всё в жизни Ланы складывалось счастливо: она чудесно выглядела, даже помолодела; немецкая транспортная компания предложила ей создать СП. Вот по этому случаю Лана по весне и полетела в Берлин. Он звонил часто. Скучал. Она задержалась на денёк купить подарки. Главным подарком ему было её новое лёгкое пальтишко цвета спелой абрикоски. О дне приезда не сообщила - хотела сделать сюрприз. Проезжая по центральному проспекту на своей Карлуше, выхватила глазами обновлённую вывеску "Салон шляп". Вот чего не хватало для завершения сюрприза... В салоне не была года три, да и забыла о нём совсем. А он вон какой стал чудесный! Стильные зеркала, высокие, удобные, вращающиеся сиденья...и море шляпок на элегантных хрустальных веточках. Настоящая весенняя романтика! Шляпки подходили и нравились практически все! Лана увлечённо пересаживалась с сиденья на сиденье, пока не оказалась в конце салона. Пришло время выбора...

И в это время в салон вошли посетители, похоже, постоянные или давние клиенты, потому что консультанты и менеджеры им были шумно рады. Лана продолжала активно наряжать свою голову, сидя спиной к входу. Из восьми шляпок нужно было выбрать максимум две. И вдруг в спину будто громадным шаром ударил знакомый смех! Она посмотрела в зеркало и в глубине увидела его. На левой руке - перекинуто светлое пальто, на правой - перекинута рука женщины. Вызывающе яркие коралловые губы, брови цвета индиго, будто прочерченные циркулем, всё остальное - необмятое дрожжевое тесто. Говорила она, а он смеялся. Говорила громко, "на публику" : -Сама ничего себе не покупаю никогда! Зачем? Ведь у меня есть муж. А у него - отменный вкус! Кавалькада из супружеской четы в окружении сотрудников салона приближалась к Лане. Она наклонила голову , закопалась в сумочке , но та была явно мала, чтобы вместить в себя Лану целиком. И в это время сработал часовой механизм мины, заложенной лет пять назад ею в своё сердце... - Заминировать сердце - это Вам не шутки, Ланочка!,- сказал кто-то сверху и стал считать вслух удары её сердца: "53, 52, 51, 50"... Кавалькада приблизилась к ней впритык. Лана, будто манекен, восседала на высоком сиденье. Всё в ней было органично и ладно: пальто, шляпка, сумочка, ботиночки и даже коленки из-под юбки. Всё было совершенно мило и выдавало отменный вкус её обладательницы. У неё было несколько секунд, чтобы собраться. Жена, увидев шляпку на голове Ланы, задёргала его за локоть: - Вот-вот , посмотри! Вот такую я бы купила! - Такая осталась одна, если вот женщина не купит,- извиняясь, проронил консультант. Лана легко встала, так же легко подошла к нему, сняла шляпку. Ах, эти восточные брови вразлёт! Ах, эта улыбка Шахерезады! - je Felicite. Votre femme se remet rapidement. Deja il ya une centaine killogram surpoids. Acheter ur chapcau, elle ferme son cou de graisse ,- сказала она по-французски. * 13, 12, 11, ...Она шла к выходу и понимала, что не успеет. Сердце взорвётся в салоне, при них. Звук шагов совпадал с биением сердца. 5, 4, 3, 2, 1, 2, 3, 4... На счёт 30 она открыла дверь машины, на 36 - упала на сиденье. Она видела, как супруги вышли почти следом за ней. Шляпку не купили. Похоже, он наврал о её "неспособности" к французскому, как и... На счёт "60" Лана вышла из машины, на "340" - положила на заднее сиденье две очаровательные картонки с шляпками ( через неделю будет в чем лететь в Берлин). После этого счёт смолк. Все звуки и мысли прекратили своё существование. Лана сидела неподвижно: руки приклеены к рулю, тело - к сиденью. Потом что-то тихонечко шёлкнуло - включилось сердце...спокойно...легонечко, зашумел проспект. Лана приблизила лицо к лобовому стеклу и долго смотрела вверх в небо. Затем почти прокричала, чтобы наверняка услышали: -Ну что, мужики, кто из Вас автор этой встречи? И потише: -Встреча удалась.У режиссёров - отменный вкус. Спасибо. Я - Ваш должник. Затем достала мобильный, заблокировала его номер и со словами "Полетели, Карлуша!" - выехала на по-весеннему шумящий, разноцветный проспект. *Поздравляю. Ваша жена быстро поправляется и уже имеет 100 кг лишнего веса. Купите ей шляпку - она закроет её жирный затылок.

Провинциал Элеонора Кременская - Дедушка Синичкин! – звали его дошколята. Школьники обзывали погрубее, «синицей», а односельчане говорили про него, мол, дед с чудинкой. Он любил подставить лицо бодрящему воздуху, который заметно остывал за ночь и весь пропитанный свежей росой, запахами мокрых трав проносился, обвевая его дальше, пока нагретый вставшим над горизонтом жарким солнцем не замедлялся, постепенно замирая, как бы впадая в полуденную дрему. Прозвище приклеилось к нему из-за птиц. Вертлявые синички отчего-то не боялись, а кормились у него с ладоней, склевывая лакомые семечки. Прогуляв все утро, дед Синичкин возвращался домой. Деревянные ворота, ведущие в громадный фруктовый отчаянно скрипели. Сад раскинувшийся вокруг дома, заросший высокими зонтиками борщевика и постепенно превращающийся в непроходимые джунгли был насыщен птичьим веселым разноголосьем. Дед Синичкин неустанно трудился во славу любимых квартирантов и вешал на старые яблони новенькие беленькие скворечники. Он вел замкнутый образ жизни, но напрасно злые языки приписывали ему человеконенавистничество и враждебность к миру, он просто любил уединение и страстно стремился к одиночеству. Дед Синичкин жил в чрезвычайно старом доме со скрипучими половицами, один, хотя и имел сына. На вопрос односельчан, а что же сын, помогает? Дед Синичкин делал бесстрастное лицо и ничего не отвечал. Сын его разделял свойственное многим москвичам пренебрежительное отношение к людям, живущим в провинции. Без сомнений причисляя себя к некоей высшей касте людей и насмешничая над отцом, оставшимся в «глуши» искренне считал его глупым, примитивным, ни на что не годным, ничтожным созданием. Слово «понаехали» срослось с его образом мышления, и он с подозрением вглядывался в штемпель обратного адреса на открытках отца, брошенных неутомимым почтальоном в почтовый ящик. На полном серьезе, считал своей обязанностью до последнего вздоха защищать «золотые» квадратные метры маленькой квартирки в Бирюлево и не пущать отца на порог своего дома. Дед Синичкин лишь раз приехал в столицу проведать сына и заметил, что руки его шестидесятилетнего дитяти лежавшие на поверхности кухонного стола нервно дергаются, сжимаясь от страха. « Боится моего вторжения», - догадался дед Синичкин и внимательно посмотрел в бегающие глаза сына. «Он психически болен», - понял отец главную причину такого странного поведения. Не удержавшись, посоветовал сыну обратиться к врачу. Больше они не виделись. Правда, дед Синичкин по-прежнему посылал ему открытки, стремясь поздравить не только с днями рождения, новыми годами, пролетающими с быстротой экспрессов мимо, но и с канувшими в лету майскими, ноябрьскими праздниками, хорошо знакомыми каждому советскому, а стало быть, русскому человеку. В один день московские власти известили деда о смерти сына. И он приехал, хлопоча о захоронении на родине, в глухой провинции, за тридевять земель от сто-

лицы, где старые сосны возле могилы жены покрывали пятна желто-зеленого лишайника, где возле кладбища, будучи маленьким, босоногим мальчиком, не в силах сдержать восхищение, мчался бегом вдоль ручья стремительным потоком сбегающим вниз к широкой реке, тот, кого он вынужден был опустить теперь в могилу. Похоронив, дед Синичкин полюбил сидеть до темноты на скамеечке, разговаривая с молчаливо глядевшим на него с мраморного памятника, согласным со всем, сыном. Полюбил вглядываться в темноту, окружавшую его со всех сторон с наступлением ночи, полюбил засыпать, укрывшись от комарья курткой, лежа на скамеечке под фырканье и топот в траве, многочисленных ежей…

В ожидании Ангела Вячеслав Сурикатов У каждого из нас есть свой Ангел, созданный из образа, не похожий ни на кого другого. Мне нужно, чтобы ты была рядом, была всегда и ждала меня. Понимаю: это эгоистично и вполне вероятно, что я эгоист, но любящий тебя эгоист. Возможно, люблю себя, раз прошу тебя об этом, но не могу же я возненавидеть себя за свои желания. Продолжаю терпеливо ждать, записывая поток мыслей, а тебя до сих пор нет. Этот поток быстротечен и несет меня к тебе. Чем дольше жду, предвкушая встречу, тем сильнее не терпится увидеть тебя, услышать твой голос. Глупо, конечно, писать той, которую не знаешь. Глупо любить ту, которую создал из образа, но как писал ранее: образ в мысли, а мысли в текст. И если сейчас тебя нет со мной рядом, то пишу тебе, и ты оживаешь с каждым словом, с каждой строчкой, словно пробуждаешься ото сна. Вижу: как потягиваешься лежа в постели, как смотришь на меня, недоу мева я: зачем разбудил в столь ранний час. Подаю тебе руку, которую ты нежно берешь своей ладошкой. Чувствую тепло твоей руки, исходящее тепло от твоего тела. Мы безотрывно смотрим в глаза друг другу и тонем в омуте наших глаз, не проронив ни звука. А затем ты отпускаешь руку, и все растворяется, будто, сон наяву. С тобой время теряет свой счет и мне кажется, что написал достаточно о нашей встрече, а на самом деле видел больше, чем записал. *** Не выдержал и позвонил, а ты не взяла трубку. Или взяла, посмотрела, но не ответила по каким-то своим соображениям. Хотел перезвонить, но подумал: ты еще спишь. Возможно, не спишь, возможно, не слышала установленную мелодию на звонок, так как она тихо играла. В этот момент телефон прыгал по письменному столу от установленного вибрирующего звонка, словно сумасшедший танцор, но ты была слишком занята, чтобы ответить. А после, посмотрев список пропущенных звонков, хотела набрать мой номер, но передумала, подумав: "перезвонит". Смешно, но тоже так подумал. Интересно: кто из нас перезвонит первый? Наверно, это буду я. Значит ли это, что ты нужна мне сильнее, чем я тебе? Мне не хочется отвечать на этот вопрос, ибо не скрываю: ты мне нужна. Вероятно, можно подумать: это все пустые слова, но уверяю тебя: пустые слова у тех, кто не вкладывает в них сердце. *** Сегодняшнее утро выдалось тихим и спокойным, но сам себя стараюсь растормошить, словно мне сейчас чего-то или кого-то не хватает. Возможно, не хватает той, кто подарит мне вдохновение. И где она, мой Ангел? Почему ее нет? Уже начало одиннадцатого, скоро обед, а ее до сих пор нет. Продолжаю ждать, поглядывая в

окно, где мороз отступил на некоторое время, и только снежинки мягко ложатся на землю, соединяясь с утоптанным пешеходами снегом. Всему в этом мире суждено соединиться, но я не понимаю: почему мы не вместе, почему нам пришлось расстаться. Минуты, часы, сутки пробегают мимо меня, будто их это не интересует. Мне кажется: время – случайный прохожий, вошедший в мою жизнь (я его не трогаю, он меня не трогает). Сколько так будет продолжаться? – задаю себе вопрос и тут же получаю долгожданный еще не озвученный вслух ответ. Это пришла та, которую так долго ждал.

Остров Вячеслав Сурикатов Это был огромный, роскошный фрегат, и в очередной раз плыл по морям, наперекор волнам к самому далекому острову, о котором знали немногие. Древние предания рассказывали о тех дивных местах, но конкретного описания и местоположения никто не указал. И потому, капитан продолжал скитаться от одного берега к другому в поисках ответа на свой вопрос. Неутомимому фрегату приходилось покидать гавань для того, чтобы плыть к неизведанным мирам. Ему были не страшны все препятствия, которые встречались на пути, так как капитан, который им управлял, обладал особой силой, умением, терпением и разбирался во всем. С его помощью фрегат был оснащен так, что по силе и мощи, не смог бы сравниться с ним ни один корабль. Не страшны были ему ни подводные камни, ни рифы, которые нередко попадались на морских просторах. В очередной раз фрегат покинул порт, море было тихим и безмятежным, лишь изредка поднимал волну ветер-бродяга, как бы играясь с путешественниками. Обдуваемый морскими ветрами, капитан вел свой фрегат на всех парусах в морскую даль, к далекому бескрайнему горизонту. Он прокладывал курс в «никуда», и плыли "морские волки" не страшась в неизвестность. Путешествие продолжалось долгое время: они сроднились с водой, с мечтой, которая их звала вперед, а интуиция говорила, что они держат правильный курс и скоро все ожидания сбудутся. Капитану часто говорили, что выбранный им путь не так прост, может случиться так, что они заблудятся в морских широтах и потеряются навсегда. - Все, что произойдет - это урок, который пойдет на пользу и без которого нельзя достичь желаемого результата, - ответил он. - Детство закончилась давнымдавно, а вот уроки жизни продолжаются, двигая нас вперед к новым целям. Тем самым, он научился извлекать полезное из каждого «урока»; и не раз выводил фрегат победителем из боя, благодаря своему опыту, и продолжал свой начатый путь. За долгое время капитан так слился с фрегатом, что казалось, они представляли одно целое. Команда часто менялась, ведь не каждый мог осилить путешествие в бесконечность. Но, были и те, кто был всегда рядом, и не покидал в самую трудную минуту. Встречались «вечные» льды, которые пытались сковать фрегат и захватить в плен; скалистые берега испытывали команду на прочность и забирали тех, кто не мог больше стоять на палубе. Все и всё пыталось ослабить мощь фрегата, ослабить дух и волю капитана. Но в каждом порту есть опытный лоцман, который оказывал помощь; не всегда конечно пользовались его услугами, так как на борту имелись и свои опытные моряки. Но и без помощи нельзя! Хороший и мудрый совет еще никому не помешал, тем более в морском деле. Рассекая водную гладь, фрегат мчался к своей цели: чудесному острову, на котором можно было обрести гармонию и наслаждаться покоем. Можно предположить, что это прекрасный остров: видно, как с легкостью уживались желтые песчаные пляжи и дикая растительность, среди которой

обитали дивные животные, которых ранее никто не видел, но они были. Об этом гласили легенды и предания. Это тихий и уютный мир, где нет дикой жестокости. Все жили по законам, которые понимали и выполняли жители. В центре острова - огромный замок, укутанный облаками; с видом на прекрасные земли и водную гладь. Замок можно увидеть тогда, если к нему подойти достаточно близко: он парил в воздухе, как будто его вырвали вместе со всем, что его окружает… Фрегат, бросил якорь в нескольких километрах от берега, и к острову команда поплыла на шлюпках, которые прибрежные волны легко вынесли на песчаный берег. Затем, они устремились в зеленые заросли острова. Лес был смешанный, но подобного они не встречали никогда. В нем была заманчивая красота, привлекаемая разными по величине и виду деревьями, кустарниками, травами и мхом. Мох окутывал низ деревьев, зеленой бахромой, и ковром стелилась трава: создавалось впечатление, что трава переходит в кустарники, а те в свою очередь в деревья, и света достаточно было всем. Команда во главе с капитаном направилась в гущу леса, где не было тропинок. Казалось, что на острове существует другая жизнь, кроме зеленой жизни деревьев. Остров можно было счесть за «необитаемый»: не было слышно ни криков птиц, ни голосов животных; не было троп, по которым вообще кто-то ходил. Но ктото наблюдало за ними. Какая-то неведомая сила смотрела за тем, что происходит на острове. Странное смешанное чувство, когда за тобой следят, но внутри какое-то нелепое удовлетворение, что ты под присмотром, как дитя. Чем дальше они продвигались вглубь, тем больше растения сгущались, не пропускали вперед, но отступая перед ножами. Со стороны выглядело так, что растительный мир неохотно отступал. Вдруг один из членов команды вскрикнул! Все обернулись на голос и увидели, что обратного пути нет - за ними опять выросла "зеленая стена". Долго они смотрели туда, откуда пришли, их лица были в полном недоумении от происходящего. И капитан принял единственное правильное, как ему казалось, решение: они пошли дальше. Он прислушивался к голосу сердца, доверился чувствам, и не оборачиваясь назад, продолжил путь с одной целью, которая вела его все эти годы. Прошло немало времени, прежде чем вышли на поляну, которая со всех сторон была окружена с первого взгляда, не проходимым лесом. Животных попрежнему не слышно и не видно. И тут капитан понял, что на этом острове вообще никто не разговаривает: все друг друга чувствуют, и обходятся без слов. Здесь есть только чувства и эмоции! Он вспомнил, что и вскрик товарища не слышал, а почувствовал. Эти мысли вызывали чувство тревоги, и он не понимал, как такое возможно? Все происходило в безмолвной тишине, которая их окружала, но не угнетала. Не было усталости от проделанного пути, отсутствовало желание отдыха вообще. Всё было так странно, но с этим боролся лишь неугомонный разум, а все остальные чувства были абсолютно спокойны. Медленно продвигалась команда через поляну, поглядывая по сторонам, немного опасаясь, хотя этому ничего не предвещало. Дойдя до середины, они увидели необычную игру красок на солнце - это были две бабочки небесного цвета, с небольшим, но веским отличием, которое явно бросалось в глаза. Одна бабочка была небесно-голубого цвета, а вторая с розоватым отливом, как небо при закате солнца. Они играли на середине поляны, переплетаясь друг с другом и отражая от себя солнечный свет. Казалось, что вокруг них не существовало другого мира вовсе: они были одни на всем белом свете, и их не волновало все то, что происходило рядом. Бабочки кружили в неземном танце любви! Это было завораживающее зрелище, на которое можно было смотреть долгими часами и получать душевное спокойствие. Потом они взлетели так высоко, что слились с небосводом и исчезли, как и появились, а команда во главе с капитаном продолжила свой путь вглубь острова. Они, молча, дошли до узкой полосы леса, миновали ее и очутились на берегу реки, на высокогорье и перед ними раскрылись бескрайние просторы не обетованной земли. Река была очень широкой и протекала мимо из неизвестных истоков, ве-

личаво несла свои воды за горизонт смешанных лесов острова. Вглядываясь вдаль, они ясно увидели сказочной красоты дворец, он висел в воздухе окруженный облаками, и призывно манил и тянул к себе, как магнитом, приказывая пройти к нему по воздуху. Здравый смысл не позволял этого сделать! И тут появилась радужная дорога из света, которая шла от замка, парящего над землей, к месту, где находились гости острова. Было очень высоко и опасно, но капитан первый шагнул на небесную дорогу и направился к замку, за ним последовали остальные. Они шли над пропастью, передвигаясь цепочкой один за другим, постепенно приближаясь к прекрасному замку. Когда вся команда поднялась наверх, то увидели, что двери открыты, и здесь нет хозяина, все принадлежит теперь им. Странные ощущения испытывали люди, принимая вместе с подарком, казалось, и свободу! Переполненные новыми чувствами гости разбрелись по замку, рассматривая и продолжая удивляться невиданным доселе красотам. Капитан тоже шел, но туда, что повело его по коридорам вечности, и манило своей чистотой. Он приближался к тому, чего никогда не видел. В конце бесконечного, но приближающегося коридора он увидел то, что являло собой портрет девушки дивной красоты, с необыкновенными волосами и манящим взглядом. Оказалось, это она звала, пытаясь, донести до него что-то важное, но он не понимал ее. Просто медленно шел к ней, восхищаясь неземной красотой, которая была отображена на портрете... Он проснулся, а так хотелось еще хоть немного побыть капитаном загадочного фрегата... Ведь все было так хорошо, но вот проснулся, сам того не желая. Находясь под впечатлением от сна, тихо произнес: «Жаль, что сны не повторяются!» В ответ проснувшееся солнце ласково одарило его первым лучиком света, как бы намекая на то, что все будет…

Золотая середина Ленина Кудренко Осень пришла неожиданно. Ни тебе бабьего лета, ни морских прогулок! Дожди залили всё вокруг. Жанна не любила осень, впрочем, как и зиму с весною. Самое радостное время года - лето, увы, позади... Женщина посмотрела в окно и поёжилась. Затем,взглянув на часы начала накрывать на стол - скоро подойдут девчонки! Конечно, кому-то постороннему и в голову не могло прийти такое - назвать двух "матрон", далеко не первой молодости девчонками. Для Жанки это было делом привычным, ведь речь шла о её лучших подругах! Она задумалась... Нет, всё-таки вопреки избитому мнению какого-то женоненавистника - женская дружба имеет место быть! Хотя Жанна была намного моложе своих приятельниц, но все их неприятности и счастливые моменты старалась делить поровну. А они, в свою очередь делились богатым жизненным опытом в виде бесконечных советов, а проще- преподавая своеобразный курс молодого бойца по рукам и ногам связанного семейными узами. Представив своих подруг она невольно улыбнулась:"Сколько же лет они дружат?". А дружили Светлана с Галиной действительно очень долго. С Жанной они познакомились многим позже... Подруги На предприятии куда обе попали по распределению всех удивляла привязанность девушек, такими разными они были: властная, совершенно непредсказуемая Светлана, и нежная, невероятно спокойная красавица Галина. Рабочий день пролетал незаметно в ожидании танцев, походов в театр и но-

вых знакомств... К счастью, девушкам не пришлось делить между собою своих возлюбленных и их дружба ничем не была омрачена, напротив! Прошло совсем не много времени, и девушки праздновали самое счастливое событие в своей жизни, в один день состоявшееся- свадьбу! Света, Светочка, Светлана... Светуля была девушкой взбалмошной, не привыкшей себе ни в чём отказывать. Выросла она в семье, где постоянно находилась в центре внимания. Старшие братья и любящие родители баловали позднего ребёнка. Видимо отсюда её непомерные гордость и честолюбие. Разумеется, такой девушке совсем непросто найти себе достойную пару, хотя выбор был всегда. Но то, что рядом с экстравагантной Светланой оказался довольно неприметный Сашка, у гостей пришедших на свадьбу вызвало по меньшей мере недоумение. Казалось, что по завершении свадебной церемонии, крупная невеста подхватит своего "солнечного человечка",рыжего лицом, с космами и усами того же огненного цвета и унесёт далеко - далеко! "Что же она в нём нашла?"- этим вопросом задавались все присутствующие. А нашла она - целое состояние, кладезь неисчерпаемой любви! Согласитесь, какая женщина откажется почувствовать себя настоящей королевой?! С годами "солнечный человечек" из рядового инженера превратился в высокопоставленного чиновника, и даже его шевелюра, со временем заметно поредевшая, придавала своему владельцу какой-то непонятный шик. Иногда Александр Семёнович, теперь к нему обращались исключительно на Вы, возвращался домой позже обычного. Совещания, как он непременно объяснял Светику, заканчивались далеко за полночь. Но мир в семье всегда восстанавливался благодаря только им двоим известной игре: Светка изображала из себя неприступную цитадель, а Сашка, как всегда брал оную штурмом. Уж очень любил свою Светланку, и кто знает, не попади он в дурацкую историю - жить бы им вместе до седых волос, но... Однажды, после очередного "совещания" он оказался в постели не своей любимой женщины, а молоденькой секретарши лучшего друга. Проснувшись и думая, что находится дома, к тому же нестерпимо болела голова, а глаза превратившись в узкие щёлочки отказывались что - либо различать, Саня без задней мысли стал звать Свету. Но на его истошный крик в спальню "вплыла" незнакомка в неглиже, имя которой он так и не смог вспомнить. Санёк стыдливо прикрыв свои чресла одеялом, попросил последнюю освободить помещение дабы привести себя в порядок. Квартиру новоиспеченной пассии он покинул по английски, то бишь - не прощаясь. Со временем мужчина забыл это нетрезвое приключение, но именно оно стало началом конца его семейной жизни... Через несколько месяцев в квартире зазвонил телефон. Молодой, язвительный голосок настойчиво требовал Александра Семёновича. Для Сашки это было неожиданностью, но всё самое ужасное было впереди. -Я слушаю!- он с трудом сдерживал нетерпение под испепеляющим взглядом жены. -Даже так! - на другом конце провода явно издевались: -Тогда, слушайте внимательно! Вас беспокоит Лена! -Какая Лена? - Саня почесал затылок пытаясь вспомнить кого-нибудь с таким именем. -Такая! Да, Саша! Как коротка мужская память! Всю ночь клялся в любви, затем пропал на несколько месяцев, а теперь и не вспомнишь имени матери своего будущего ребёнка? -Не понял,какого ребёнка?

Светлана, до сих пор слушавшая несвязные ответы мужа резко вырвала трубку из его рук. -Извините девушка! Я что-то услышала насчёт ребёнка? -Вы не ослышались, уважаемая! Я беременна от Вашего "благоверного"... Света молча положила телефонную трубку и, как ни в чём не бывало направилась к шкафу. Признаться честно, такой реакции жены Саня не ожидал. Он беспомощно разводил руками и повторял: -Светуль, что делать? Она беременна! Супруга деловито сложила самые лучшие вещи Сашки в огромный чемодан, затем открыла входную дверь и медленно произнесла, вышвыривая изменника на лестничную площадку в трусах и домашних тапочках, не давая тому опомниться: -Всё что ты мог, ты уже сделал! Теперь остаётся дело за малым - ребёнка воспитать! В следующее мгновение у Сашкиных ног оказался чемодан, выброшенный вслед за его хозяином. В голове Александра Семёновича пронеслось: "Это захлопнулась не дверь, а последняя страница книги о счастливой и не реальной любви". Из прострации его вывел холод, и Санечка приступил к осмотру своих "телесов". На лестничной площадке сидел мужик за сорок, руки и ноги коего были покрыты рыжими волосами, к тому же - плешивый! Сашка решил поднять чемодан, но тот предательски вывалил перед своим хозяином содержимое. И надо же! В это время по лестнице поднимался сосед Григорий Иванович, опирающийся на палочку. -Какие люди! Что Санёк, депортировали? Да ещё при полном обмундировании! Его взгляд остановился на куске мыла, выпавшем из злополучного чемодана. -М...да! Вооружён до зубов! Саня тут же нашёлся: -Да вот только верёвка, как назло, то слишком толстая, а то как нитка рвётся! -Ну, да это не беда! Пошли ко мне, я тебе бельевой отрежу! Вот так "солнечный человечек" очутился в бурном море жизни, вдали от Светкиного корабля, как за спасательный круг держась за новую супругу Елену. Галина Галочка была девушкой доброй и застенчивой, но полюбив Димку инициативу взяла на себя. Слишком нерешительным он был. Странно, но многие мужчины наивно полагают, что женятся связывая себя узами Гименея. Нет, женятся именно женщины, поскольку мужчины чаще всего выходят "замуж", а жёны трансформируясь в мужей взваливают на свои хрупкие плечи ответственность за домочадцев. Не была исключением и Галина, пытаясь упорядочить быт семьи состоящей кроме неё из инфантильного Димули и троих дочерей. Многие годы такое положение вещей, как - будто бы устраивало всех, но в один миг произошедшие перемены с супругом перевернули всё вверх ногами. Галочка в очередной раз убедилась в мудрости французов, которые в любых жизненных ситуациях занимаются поиском женщины. Обнаружилась она и у Димулика. Немолодая особа старше его на много лет, уверенная в себе, к тому же - весьма предприимчивая, сумевшая в новых условиях сколотить состояние, коренным образом изменила Дмитрия. После грубого разговора с женой, он демонстративно хлопнув дверью покинул семью. Досадное совпадение И вот, неразлучные подруги, словно по договорённости потерявшие в один день супругов, одна за другой прибыли к Жанке. Увы, когда Фортуна поворачивается к Вам спиной, трудно пережить оное

событие в одиночку. Порою просто необходимо поделиться своими горестями с друзьями. Конечно,не обошлось без слёз и душещипательных подробностей... Сейчас и не вспомнить, кто из подруг был инициатором, но сие печальное событие было названо Золотой серединой, и не по тому, что за окном была осень, а так, как половина жизни была прожита. Дальше двоим из них предоставлялась полная свобода действий. Хотя ни Светлана, ни Галина в полной мере не осознавали, что же им делать с этой самой свободой. В этот день,каждый год стол накрывался по праздничному, но весёлости тем не менее не прибавлялось. Напротив, все разговоры сводились к наболевшему, а Жанна являющаяся младшей из подруг, пусть и имеющая в наличии мужа, была вынуждена выслушивать их бесконечные советы. -Да,- произносила Света обращаясь к подругам: - пожалуй, я сама виновата в случившимся. Была излишне властной, порою недовольной всем и вся! А Галка? -Я? Выглаживала любимого! Результат: всё та же рожа, только вид с боку! -Так вот дорогая,- подводила итог Светлана, - во избежании одиночества, ты просто обязана оставаться тёзкой нашей встречи, то бишь - "Золотой серединой"! Жанка ежегодно выслушивая этот бред, искренне недоумевала: "Кому же и чем она обязана?". Про себя она давно окрестила осеннее празднование "Похоронами счастливой жизни", но дабы не обидеть подруг продолжала изображать заинтересованность происходящим моментом. Нет, сегодня она им обоим выскажет всё. Жизнь так коротка, сколько можно заниматься самобичеванием? Богема От невесёлых мыслей её оторвал звонок в дверь. На пороге стояла счастливая, помолодевшая Светка. -Дорогуша, у меня такие новости! -Может быть ты всё же пройдёшь в квартиру? -Разумеется! - раздеваясь она не переставала болтать... -Короче, познакомилась я с настоящим мужчиной! Конечно, не молод, не красавец, но что-то в нём определённо есть! Художник, одним словом - богема! -Светик, позволь поинтересоваться, какую роль в жизни вышеназванной богемы тебе предстоит сыграть? -На данном этапе - натурщицы, а дальше?, - она закатила глаза, -Как карта ляжет! -Галку цитируешь? -Кстати, а где она? -Ты у меня спрашиваешь? Я думала, Вы вместе пожалуете. Но вернёмся к нашим баранам,- она обняла Светлану... -Жана, неужели я не заслуживаю хоть немного счастья? -Как по мне- то целый вагон! -И маленькую тележку! Издеваешься? Ты хотя бы когда-нибудь можешь быть серьёзной, вечно прикалываешься! Стыдно смеяться... -Знаешь ли, сегодня ты далеко не сирая и тем более - не убогая, напротив! Так, ждём Галину! Та уже буквально через десять минут предстала перед подругами в непривычном для них виде. Классический беспорядок на голове плавно переходил на лицо: следы от помады наблюдались не только на губах, щеках... но и на лбу. -Да уж!- у Жанки захватило дух. -Женщина, из какой Вы мясорубки пожаловали? -Из любовной,- Галина ничуть не смутилась: -Надеюсь Вы не будете возражать, если к нам присоединится один интересный мужчина? -Веди жертву!- Светлана подмигнула гостеприимной хозяйке.

Галка принялась тараторить по своему телефону, обращаясь к какому - то "Масику", приглашая последнего подняться в квартиру подруги... Жанна открыла дверь перед вновь прибывшим гостем. -Вы, насколько я понимаю - "Масик"? -Разрешите представиться! Руслан. -Очень приятно! Жанна. Женщина с живым интересом рассматривала гостя. Мужичонка оказался так-себе: неопределённого возраста, такой же неопределённой национальности. Жиденькая бородёнка придавала лицу нелепое выражение. Маленького росточка, Жанна оказалась на голову выше Руслана. Вытянутое туловище на кривых, коротких ножках. Одним словом - "Масик". Руслан же, напротив остался весьма доволен лицезрением симпатичной особы и тут же перешёл в наступление: - Я - художник. Жанночка, хотите стать моей натурщицей? Понимаете ли, я работаю над новой картиной и мне необходимы три модели. Две женщины, как нельзя лучше подходящие я уже нашёл. Войдя в комнату он продолжил: -А вот кстати и они! Света с Галиной переглянулись. -Этот тип и есть твой ненаглядный "Масик"? - произнесла Светлана. -Разумеется! - Галочка заулыбалась... -А ещё: котик, зайчик... - она подошла к мужчине и подёргала его за бороду: -И... -Козлик! - продолжила перечень Света: -По всей видимости, сей безстыжий козёл не пропустит ни одной юбки! Уже к Жанке кадрился, а ты к нему с дифирамбами! -Дамы не надо ссориться! У меня большое сердце! Жанка громко расхохоталась. Её неожиданный гость криво усмехнулся и ничуть не смущаясь полюбопытствовал: -Интересно, по какому поводу сей шикарный стол? Женщинам ничего не оставалось делать, как рассказать всю предисторию традиционного застолья... -Да! Подобного идиотизма я ещё не видывл! Как всё запущено! И это называется началом новой жизни? Так почему же Вы одиноки? Где любовь, флирт наконец? -Положим флирт не удался по твоей милости! Света недобро посмотрела на мужчину. -А любовь? Мужчины нашего возраста давно катают в колясках своих внуков. Оторвав их от этого занятия мы станем разрушительницами семейного очага. Первой жертвой в этом случае будет жена. Поверь, козлик, побывав в похожей ситуации, такого и врагу не пожелаешь! - Так у Вас здесь институт благородных девиц? Милые женщины, Вы что? Во все времена любовь не обходилась без жертв! Первыми являются родители возлюбленных, если она обрушилась на человека в юном возрасте. Затем - жёны, мужья... Любовь похожа на море, главное - не бояться войти в воду. Что касается хозяйки дома. Не кажется ли Вам, многоуважаемые дамы, что Вашей преданной подруге порядком надоели все Ваши советы? Что Вы её одиночеством пугаете? "Что русскому хорошо, то немцу смерть!"- это выдумал не я. Если Жанна окунётся с головой в новую любовь, то от этого выиграет не только она, но и все мы! -Что я вижу! Девчонки, наконец- то в Вашей заезженной пьесе "Золотая середина" появился новый персонаж? К тому же- философ!- Жанкин муж неожиданно выросший в дверном проёме прервал Масика. -Художник!- поправил Руслан.

-Весьма польщён. Довольно гремучая смесь! И что же он забыл в моей квартире? -Приглашаю присутствующих здесь дам в свой гостиничный номер! -Лихо! Да Вы, как я вижу- современный Казанова! -Скорее- Дон Жуан! Моё кредо- очаровать! У этих милых женщин появилась уникальная возможность быть запечатлёнными на холсте талантливейшего(к чему ложная скромность?)художника! -Если Вы так талантливы- творите здесь! -Как можно? У Вас я смогу сделать только наброски! -Остальное по памяти! Картина Так Руслан приступил к работе. На несколько последующих дней квартира Жанны превратилась в мастерскую. Затем, прихватив с собою Галину и Светлану, художник укатил в столицу. Кстати, через некоторое время обе подруги окончательно перессорившиеся между собой вернулись в родные пенаты. Жизнь продолжалась! Зима сменилась весной, та в свою очередь летом, которое принесло с собой не только жаркие дни, но и изменения в судьбе Светланы. Она наконец-то нашла своё счастье, олицетворением коего стал пожилой вдовец... Осенью Жанна с мужем и Галчонком заглянули на огонёк к молодожёнам. Ужиная поглядывали на телевизор, но репортаж с художественного салона взбудоражил всех. На экране молоденькая журналистка брала интервью у Руслана! -Ваша новая работа под названием "Золотая середина" произвела сенсацию! Какая главная мысль преследовала Вас при написании столь необычной картины? -Обращение ко всем разочарованным людям. Очень часто человек попадая в неприятные ситуации старается во всём обвинить себя, пытаясь предостеречь от ошибок своих друзей. Возможно этого не следует делать вообще? Ведь любой опыт полезен, а негативный- вдвойне. Каждый из нас уникален и является для кого-то золотой серединой! -Откройте тайну,-не унималась репортёр,- кто был Вашей моделью? Выдержав паузу, Руслан ответил: -Это секрет! Затем картина во всей красе была показана телезрителям. Улыбающееся лицо Жанкиного мужа вытянулось, на холсте был изображён именно он. -Петух он, а не художник! Попадётся под руку- прибью! А Галка заразившая всех своим смехом, не переставала повторять: -У Руслана очень большое сердце! Очень!

Легенда Сергей Кержаков Вечерело, и жаркое августовское солнце уже закатывалось за башни многоэтажек на западе. Я ехал по Черноморской дороге, и рассеянно прикидывал, сколько лет уже не был в Одессе. Память подсказывала, что, пожалуй, с самого окончания института. За эти несколько лет здесь многое поменялось, и все же город, в котором я провел свои студенческие годы, по прежнему отзывался в душе ностальгическими чувствами. Прислушиваясь к смутным воспоминаниям, я чуть было не пропустил нужный поворот, и вдруг на перекрестке заметил Андрея Климова, переходящего дорогу.

*** Познакомились мы с Андрюхой на первом курсе. Большинство ребят, выскочив из родительского гнезда на вольные общажные хлеба, и пообвыкнув к учебе, на втором семестре пускались во все тяжкие. А я начал ходить на занятия по ушу, и вместо разгульной жизни моих соседей по комнате, был «на строгом режиме». Както раз во время утренней пробежки я встретил на спортплощадке парня из нашей общаги – это был Андрей. Он тоже выходил позаниматься с утра перед занятиями – крутил ката каратэ. После той встречи мы быстро сдружились и почти каждое утро стали тренироваться вместе. В то время наш тренер, «шеф», как мы его называли между собой, почти каждый месяц проводил «открытые занятия», на которые приглашались все желающие. На одно из таких занятий я однажды затащил и Андрюху. Ему повезло. Шефу он, почему-то, сразу понравился. Они даже поработали в парах, что для первой встречи было практически нереально, обычно шеф с «чужими» никогда не работал. «Страждущих», как ласково называл шеф людей, приходивших на открытые занятия, в тот раз было немного, и поэтому в конце тренировки он дал небольшую лекцию. Как сейчас помню, что в тот день он впервые рассказал про этапы освоения комплексов в ушу. На первом этапе разучивалась техника. Когда техника была наработана достаточно, добавлялась работа с дыханием. А на третьем этапе, когда и техника, и дыхание были достаточно освоены, для каждого комплекса давалась соответствующая легенда. «Это, в частности», - подчеркнул он, - «одно из основных отличий комплексов ушу от ката, практикуемых в каратэ, где легенды обычно не используются». Помню, мне показалось тогда, что он сказал это специально для Андрея. С тренировки Андрей уехал под впечатлением, а, где-то через месяц, забросил каратэ и пришел тренироваться к нам. Теперь мы ездили на тренировки вместе. Шеф сказал, чтобы я взял Климова «на буксир», то есть показывал ему наши комплексы, спецупражнения и так далее. Я был рад за него, тренировались мы много и с охотой. Андрей оказался очень способным. За несколько месяцев он выучил все то, что я мог ему показать, и постепенно перешел под непосредственную опеку шефа. Тот много работал с Андреем в паре, частенько подправлял ему ошибки, полученные под моим незрелым руководством. Я даже, какое-то время, был несколько обижен, но все-таки Андрей был неплохой товарищ, и, в конце концов, как говорится, победила дружба. За два года Андрей, фактически, стал у шефа первым учеником. Наших отношений это никак не изменило, мы продолжали дружить, помогали друг другу по учебе и с удовольствием и самоотверженностью тренировались. Когда мы были на четвертом курсе, стало заметно, что шеф понемногу стал сдавать. Все чаще он проводил всю тренировку, почти не вставая со скамейки. Новой техники за весь год не было вообще. На одной из воскресных лекций, неожиданно для всех, он завел разговор о йоге. К моему удивлению, и даже, в некоторой степени, удовольствию, шеф очень хорошо отозвался об этом направлении, и сказал, что это более прямой, хотя, во многом, и более сложный путь самосовершенствования, чем боевые искусства. Он достаточно много рассказал о восьми частях, на которые, по традиции, делится путь йоги, особенно подробно о первых двух: принципах Ямы и Ниямы. Помню, он упомянул еще и о том, что легендарный основатель учения йоги – бог Шива, был непобедимым воином, которого другие боги побаивались. Напоследок он пообещал желающим дать на тренировках некоторые начальные йогические техники для самостоятельной практики. Вскоре немногим желающим, одним из которых был и я, были выданы комплексы упражнений, состоящие из асан, пранаям, мудр и мантры. Для меня, также как и для многих из нас, шеф являлся непререкаемым авторитетом по многим вопросам, поэтому мое желание следовать его рекомендациям

было вполне естественным. Однако, некоторые наши ребята, не восприняли все это достаточно серьезно. А с Андреем мы вообще тогда поссорились, потому что он интерпретировал последнюю лекцию как признак того, что «стареет наш шеф, стареет». После примерно полугода достаточно серьезных самостоятельных занятий, я решил посоветоваться с шефом и узнать, что он думает о йоге вообще и о моих занятиях в частности. В тот раз шеф был настроен достаточно благодушно, мы о многом проговорили с ним, и не только по йоге. Насколько я помню, за все время нашего знакомства, это был самый долгий разговор с ним. Я спросил, почему Андрей не понимает, что йога – это серьезно, и попросил совета, как можно ему в этом помочь. Шеф ответил, что у каждого свой путь и переделывать человека смысла нет. А помочь в этом случае можно только собственным примером. Еще я хотел узнать, когда же нам дадут легенды к комплексам, но вместо этого напоследок получил от него, так называемую, индивидуальную мантру. Такая мантра, по его словам, давалась человеку на всю жизнь и должна была помогать в развитии. «До самой смерти» – серьезно добавил он. Я старательно записывал и машинально переспросил: «Чьей?» В ответ он посмеялся и только покачал головой. Через пару дней после этого шеф заболел. Его не было на двух тренировках, что было редкостью, и кто-то из ребят узнал, что шефа положили в больницу. Мы с ребятами пришли его навестить. Несмотря на очевидную слабость, он принялся расспрашивать нас о тренировках, об учебе, избегая говорить о своей болезни. Помню, кто-то все же спросил, что с ним, а шеф ответил, слабо ухмыльнувшись, что это последствия бурной молодости и тут же посоветовал учиться на его примере и не повторять чужих ошибок. Подходило время вечернего обхода, и нас вытолкали из палаты, не дав расспросить, что он имел в виду. А на следующее утро мы узнали, что ночью его не стало. В конце концов, мы как-то смогли разузнать, что под «бурной молодостью» шеф, видимо, подразумевал свою службу в тогда еще советской армии. По слухам, еще до известного всем «афгана», в шестидесятых – начале семидесятых годов, он принимал участие в боевых действиях на территории то ли Лаоса, то ли Бангладеша или, может быть, Камбоджи. До тех пор никто из нас о его боевом прошлом не имел ни малейшего представления. Он был тяжело ранен и его уже, фактически, «списали со счетов», но, вопреки прогнозам врачей, смог восстановиться. Из армии его комиссовали и после этого он пошел работать в школу военруком. А через несколько лет начал по вечерам в школьном спортзале вести занятия по Ушу для ребят. Как-то само собой получилось, что старшим на тренировках стал Климов. До конца института мы продолжали тренироваться вместе, но после смерти шефа, между мной и Андреем, словно кошка перебежала. Он считал, что пять лет назад, когда мы пришли, были настоящие тренировки и толковая техника, а последний год, особенно после лекции по йоге, у старика был перекос, если не сказать, сдвиг по фазе. Больше всего народ прикалывался над мантрами, которые представляли собой набор священных слогов, не имевших смысла ни на русском, ни, насколько я знал, на санскрите. Из всех наших продолжал практиковать йогу только я один. На этой почве меня частенько поддразнивали «индусом» и почему-то «буддистом». Про меня с Андреем в общаге даже ходила байка, как однажды он заходил к нам в комнату, когда я практиковал мантру. «В комнате темно», - рассказывал Андрей, - «я его зову: Саня, Саня! - А из комнаты: «БУУУУ!». Ребята веселились. Однако, надо признать, что тренировки Климов вел хорошо. Можно сказать, даже развернулся, по сравнению с масштабами шефа. Тем более, в середину девяностых было самое время «рубить капусту» на ниве повального увлечения молодежи боевыми искусствами. Окончив институт, я вернулся в свой родной город, продолжая понемногу са-

мостоятельные занятия. Какое-то время я даже успел поработать по специальности, пока не пришлось, как писали классики, «переквалифицироваться в управдомы», а, говоря прямо, заняться снабжением населения товарами широкого потребления. Собственно, вопросы «снабжения» и забросили меня в Одессу снова, через пять лет. *** Увидев Андрея на перекрестке, притормозив, я наклонился к приоткрытому окну и окликнул его. Он не сразу меня заметил, и я несколько раз посигналил. Наконец, Климов повернулся ко мне, узнал и подошел к машине. - Саня, ты откуда в наших краях? – широко улыбаясь, задал он обычный в таких случаях риторический вопрос. - Да все оттуда, - улыбнулся я в ответ, и спросил: – А ты в какую сторону? - На тренировку опаздываю, - его улыбка немного приувяла и по лицу промелькнула тень озабоченности. - Садись, подвезу, - предложил я. Он открыл дверь, бросил на заднее сиденье тренировочную сумку и сел рядом со мной. Я включил левый поворот и тронул машину с места. Мы немного помолчали. - У вас тренировки там же? - спросил я. - Да, в школе. А ты давно в Одессе? – он развалился в кресле и опять улыбался. Я сказал ему, что приехал на недельку по работе, но, в принципе, уже «отстрелялся». Андрей вполне искренне возмутился, почему это я ему до сих пор не позвонил, поинтересовался, где я остановился и тут же пригласил к себе. Я сначала отнекивался, заранее зная, что сопротивление бесполезно, но внезапно выяснилось, что он все еще находится в состоянии «перманентного ремонта», и к жене приехала мама погостить «на пару дней». Зацепившись за этот вполне благовидный предлог, я сказал, что прекрасно устроился в гостинице, к тому же, недалеко от моря, и ни в коем случае не хочу его напрягать. Категорически. Тем временем мы приехали. Я подрулил на стоянку возле школы и заглушил двигатель. - Кстати, ты сейчас свободен? – он потянулся за сумкой на заднее сиденье и вопросительно покосился на меня. - Там сегодня наши будут, - добавил он, бросив сумку на колени. – Серега, Руслан, дядя Федор… Пошли? - А бить не будете? – строго спросил я. - Будем, конечно, - ухмыльнулся Андрюха. - А че ж не пойти? – ухмыльнулся я в ответ. И мы пошли. Когда мы прибыли, народ в зале уже тренировался. Серега, Руслан и какие-то незнакомые мне ребята делали комплекс с короткими палками, Федя разминался. Я отошел в дальний конец зала и тоже начал разминку, наблюдая за ребятами. Руслан с Серегой закончили комплекс и поздоровались со мной. Потом подошел Федя, переваливаясь, как небольшой медведь, пожал мне руку и спросил, широко улыбаясь, куда я пропал. Я тоже улыбнулся и ответил, что, мол, все нормально, я в форме. Федя с ребятами разобрали длинные шесты, и отошли. Андрей отметил что-то в тетради, взял свою палку и присоединился к ребятам. Размяв достаточно суставы и связки, я выполнил несколько комплексов тайчи. Было желание помахать палкой, но, зная отношение ребят к "личному оружию", я не стал их просить одолжить его. Андрей с Русланом встали в пару, а Федя с Сергеем переключились на работу с мечом. До конца тренировки оставалось минут двадцать, и я почувствовал, что тело сегодня готово к "полной отдаче". Несколько неожиданно для самого себя, я вдруг осознал желание продемонстрировать ребятам то, чему научился за последний год. Это было странно – раньше я всегда практиковал комплекс в одиночестве, а сегодня со мной в зале были ребята. Я сел в сиддхасану и сосредоточился, для того чтобы

проанализировать источник этого несколько странного желания. Посидев некоторое время, я убедился, что оно, несмотря на явную неуместность, никуда уходить не собиралось. Приняв решение, я открыл глаза, подождал, пока Федя с Серегой закончат очередной комплекс, поднялся и подошел к ребятам. - Андрюха, отвлекитесь – позвал я его. Андрей довел до конца серию и наклонился, упершись руками в колени и тяжело дыша. Отдышавшись, повернул голову и вопросительно глянул на меня. - Хочу комплекс один показать. Интересный, – предложил я ему. - Простой ты, Саня, как три копейки! – отреагировал Климов. Потом улыбнулся, глянул на Руслана и сказал, вытерев пот со лба: - Ну, давай… - Тогда лучше будет дождаться, когда «пионеры» закончат, - улыбнулся я. И, подмигнув, добавил: - Техника секретная. - Хокей. - Андрей разогнулся и повернулся к младшим. - Ребята, закончили на сегодня! Отжались и переодеваться. Потом повернулся к «старичкам». - Серёга, Федя, подойдите! Саша хочет комплекс показать, давайте посмотрим? - А что за комплекс? - подошел Федор. - Да секретный какой-то. Очень, – усмехнулся Андрей. Подождав, пока все подошли, я сказал, что комплекс по одной древней школе, улыбнулся. Потом сделал серьезное лицо и попросил, чтобы ребята сели с прямой спиной. Андрей сел в сиддхасану, сложив руки перед животом, Федя рядом, скрестив ноги, а Серега отошел к стене и сел на скамейку. Руслан сидел на полу, растягиваясь. Я оглядел всех и встал чуть в стороне, чтобы в трансе до них оставалась достаточная дистанция. Приняв исходную позицию, я закрыл глаза и сосредоточился на дыхании, вызывая в уме образ Сунь Укуна. Он почти сразу откликнулся на мой призыв и спустя несколько секунд отдаленный раскат грома подал знак о его присутствии. В следующее мгновение я ощутил поток его сконцентрированного внимания. Краешком сознания я почувствовал, что ожидание ребят начинает переходить в недоумение, а у кого-то - в скептическое неодобрение, но в этот момент все мое существо было затоплено величием древнего героя. Я перестал ощущать присутствие ребят, и почувствовал, что началась ЛЕГЕНДА… *** ...Воздух дышал сыростью и пряным ароматом горных трав. Я стоял, широко расставив ноги, держа в обеих руках свой железный посох – «жезл желаний» и смотрел, как с северных отрогов сползала сплошная стена сизых туч. Над равниной прокатывались раскаты грома от частых ударов молний, на мгновения прорывавших клубящуюся мрачную пелену. Я знал, что под покровом грозовых облаков, в долину, выстраиваясь в боевые порядки, спускалась с Небес армия Яшмового Владыки, во главе с небесным князем Вайсраваной и его сыном – принцем Ночжой. - Бимавэнь! – заревел Ночжа, – Я пришёл по твою душу! За спиной у меня разнёсся неясный гул и бряцанье оружия – войско моих обезьян всколыхнулось, готовясь к сражению. - Так приди и возьми её! – крикнул я в ответ. Внезапно всё стихло. Ночжа появился прямо передо мной – огромный, чёрный, вооружённый тяжёлой пикой. Наконечник её тускло мерцал, угрожающе наклонённый вниз так, что

кисть конского волоса почти касалась земли. Посох в руках налился приятной тяжестью. Душа жаждала битвы, и битва началась… *** Когда мы с Укуном, опьяненные тяжелой победой над древним божеством, расстались, в сознание толчком вернулось восприятие спортзала. Я стоял там же, где начинал. Андрей продолжал сидеть в сиддхасане. Руслан и Федя смотрели на меня с некоторым удивлением, Серега, судя по виду, спал, прислонившись спиной к стене. Я присел напротив Андрея. Он сидел, глядя перед собой расфокусированными глазами. Судя по всему, он был еще там, в легенде. Через несколько секунд его глаза несколько раз моргнули, взгляд стал осмысленным. Во взгляде промелькнуло недоумение, которое сменилось выражением потрясения, шока… *** В тот вечер, после тренировки, он не сразу смог разговаривать. Я подвез его домой, и он вышел из машины, как сомнамбула, не попрощавшись. На следующее утро я ему позвонил. Через несколько гудков он поднял трубку и сказал "алло!" У меня отлегло от сердца. - Привет, Андрюха, это я. Как чувствуешь себя? - Ничего, нормально. Мы помолчали. Я ждал вопросов, но он, видимо, до сих пор был в некотором ступоре. - Рад, что ты в норме, - сказал я. – Ты прости, вчера все произошло несколько… неожиданно. Он молчал. - Давай позже поговорим, если желание будет? - предложил я ему. - Хокей, Саш, - сказал он и в трубке запищал сигнал отбоя. Мы встретились с ним через день, в кафе, предварительно созвонившись. Его потрясение полностью прошло, он вел себя, как обычно. Мы заказали чай и сразу перешли к обсуждению происшедшего на тренировке. Он рассказал, что на следующее утро, после пробуждения, шок повторился от воспоминания пережитого. - Я вспомнил, что реально был там. И, ёлки-палки, сам не мог в это поверить, - сказал он, недоверчиво покачивая головой. - А сейчас как? - спросил я. - А сейчас… странное ощущение. Как будто я все это видел во сне. И все же, рассуждая логически, я вспоминаю, что мы были на тренировке, и я видел сражение с демоном самого устрашающего вида. Хотя… - он задумался. - Сейчас я даже не могу сказать, происходило это в зале или где-то в другом месте. - Ты об этом разговаривал с кем-то? - спросил я. - Да, с Федей и с Серегой. - И что они? - Серега помнит только приступ дурноты, ему стало плохо, он отрубился и вообще ничего не помнит. - А Федя? - Они с Русом были уверены, что комплекс ты делал с палкой, хотя помнят, что, когда ты начинал, палки в руках у тебя точно не было. Я хмыкнул. - Прикольно, по легенде я действительно был с посохом, это же атрибут Сунь Укуна, хотя в руках у меня его и не было. - А что ты запомнил из легенды? - спросил я. Андрей рассказал практически весь сюжет, упустив только самое начало. Я слушал его молча, не перебивая и не комментируя. Когда он закончил, мы помолчали некоторое время, отхлебывая чай. - Знаешь, сейчас я понимаю, что это было желание не столько мое, сколько его, Укуна, - задумчиво сказал я. - Похоже, это он захотел показать вам легенду.

Андрей недоверчиво посмотрел на меня. - Ты что, с ним общаешься? Его можно было понять. - Около года, - ответил я. - Все началось пару лет назад… - начал было я и замолчал. А действительно, с чего всё это началось? - Ты помнишь ту лекцию шефа, первую? – наконец, спросил я. Андрей помолчал и вспомнил: - Про комплексы? - Да, про комплексы, и про легенды… - Так это всё правда? – сообразил Климов. - По ходу, правда. Мы опять замолчали. Я не знал, что ему рассказать. Рассказать о том, как от меня ушла жена, забрав ребёнка? О том, как я выплёскивал свою душевную боль и злость на весь мир в заученных до автоматизма движениях, прыжках и ударах, повторяя их в исступлении снова и снова? О том, как очнулся потом на земле, под проливным дождём и всё вспомнил? Как почти год пришлось восстанавливать сердце после первой «встречи»? Что тут расскажешь?.. - Если выполнять его без концентрации на легенде, он выглядит, как ушу с длинной палкой, или без. А сосредоточившись, и выполнив предварительно некоторые "наполняющие" и "открывающие" техники, попадаешь "в легенду". Андрей посидел молча, размышляя о чём-то. - Так это всё йога? – откликнулся он наконец. Я улыбнулся. - Точно, йога! Он разлил по чашкам остатки чая из заварника и спросил: - А как получилось, что я "увидел" легенду? - А не знаю, – честно ответил я. – Думал, просто сделаю комплекс "в трансе", чтобы вы с пацанами посмотрели, что это такое, но вмешался Укун. Это его легенда, и он пожелал, чтобы ты ее увидел. Вот, ты и увидел. Я глянул на него и усмехнулся. Климов ничего не ответил. *** Прошло несколько месяцев, прежде чем я опять попал в Одессу, и мы увиделись снова. Была зима, и я, как в прошлый раз, летом, увидел его на том же перекрестке. - Андрюха! Климов забрался в машину, потирая от холода руки. - Привет! - улыбнулся он. - На тренировку? - спросил я. - Да, в школу… Мы проговорили с ним всю дорогу о том, о сем, не касаясь того, что произошло летом. Он часто поглядывал на часы. - Опаздываешь? - спросил я. - Да нет, нормально, как раз успеваем. Я свернул к школе и припарковался. - Ты не пропадай, приходи на тренировки, - сказал Климов, выходя из машины. - Спасибо! Пацанам привет передавай, - сказал я ему на прощанье, и мы расстались. Андрей уходил, широко шагая, не оглядываясь, и падающий снег постепенно скрывал из виду его крепкую фигуру. Я глядел ему вслед через лобовое стекло, и ощущал, как на меня накатывает какое-то грустное сожаление. Он ничего не помнил…

Особо опасный Владислав Кураш Poszukiwany groźny przestępca... В Варшаву я приехал поздней осенью, когда уже начались морозы и выпал первый снег. Позади был год мытарств и злоключений, позади были Силезия, Поморье, Балтика и Татры. Самое страшное было позади. Впереди была полная неизвестность. Прямо с вокзала я направился к Олегу. Он снимал комнату в двух шагах от центра, на Иерусалимских Аллеях. Олег разрешил пожить у него первое время, пока не устроюсь, и обещал помочь с жильём и работой. По дороге я зашёл в Carrefour и купил бутылку виски. Олег обрадовался встрече. Мы поужинали. Потом ещё недолго поболтали, выпили виски и легли спать. Рюкзак с деньгами и пистолетом я положил под подушку. Виски сделало своё дело, освободив мозг от постоянного нервного напряжения, и я уснул с надеждой, что, может быть, этой ночью мне всё-таки удастся выспаться и отдохнуть. Но выспаться снова не удалось. Мне снова приснился опиумный притон. Валерка в окровавленных бинтах. И Марлена с перекошенным от ужаса лицом. Я проснулся в холодном поту и до утра уже больше не уснул. Сквозь зашторенное окно в комнату пробивался бледно-жёлтый свет уличных фонарей. Тошнотворной волной нахлынули воспоминания. Олег тихонько посапывал во сне. Я лежал, таращился в темноту и старался не думать о Марлене и Валерке. Но дурные мысли сами лезли в голову, воспаляя и без того воспалённое сознание. Утром Олег ушёл на работу, и я остался один. Начинало светать. Я открыл шторы, и какое-то время смотрел в окно на серый, погружённый в утреннюю полудрёму город. Совсем рядом в окружении ультрасовременных красавцев небоскрёбов угрюмо возвышался сорока двухэтажный сталинский Дворец Культуры. Город незаметно просыпался и оживал. Ужасно болела голова. Я принял три таблетки etopiryna и запил их виски прямо из бутылки, сделав несколько больших глотков. Спиртное приятно обожгло горло и весь пищевод, огненным потоком устремляясь в желудок. Я тут же опьянел. Боль ушла куда-то в сторону, на второй план, а со временем и вовсе исчезла. Не расставаясь с бутылкой виски, я принял душ, позавтракал и завалился перед теликом на диван. Когда с виски было покончено, я ненадолго уснул, соскользнув в чёрную бездну забытья. Проснувшись, некоторое время я ещё лежал на диване и смотрел телик. Голова больше не болела, и чувствовал я себя намного лучше. Это меня радовало. Появилось желание прогуляться по свежему воздуху. Я прошёлся по комнате, надел брюки и свитер, и вспомнил, что собирался позвонить Алёне. Длинные гудки раздражающе резали ухо. Трубку никто не взял. Тогда я вынул из рюкзака планшет и написал ей очередное безответное письмо о том, как люблю её и детей и скучаю по ним. Потом меня вдруг посетила мысль, что если бы в Голливуде сняли обо мне фильм, то получился бы крутой зрелищный увлекательный остросюжетный блокбастер. И тут же я подумал о том, что это была дурацкая мысль, что ничего крутого и увлекательного в моей жизни нет. А вот, если бы написать книгу, было бы намного интересней и увлекательней. Пусть даже не книгу. Пусть даже небольшой рассказ на несколько листов. И я подумал о том, что вот уже больше года ничего не писал. И что нужно как-то заставить себя сесть и что-нибудь написать. Например, о горах, или о море, или даже хотя бы

просто о Кракове или Варшаве. Моя голова начала работать и вдруг как-то неожиданно появилась первая мысль. Я быстро достал из рюкзака блокнот и ручку, открыл блокнот на чистой странице, оставил пустое место для названия и написал первое предложение: "В Варшаву я приехал поздней осенью, когда уже начались морозы и выпал первый снег". Несколько раз перечитал написанное предложение. Посидел немного, подумал, погружаясь в воспоминания, внутренне настраиваясь и сосредотачиваясь на написанном. И тут же, уцепившись за мысль, добавил: "Позади был год мытарств и злоключений, позади были Силезия, Поморье, Балтика и Татры. Самое страшное было позади. Впереди была полная неизвестность". Ещё раз перечитал написанное и остался доволен. Мой взгляд упал на пустое место вверху страницы, оставленное для названия. Я снова погрузился в размышления и спустя несколько минут написал там: "Особо опасный". После этого я ещё несколько раз перечитал написанное, внутренне сосредотачиваясь и концентрируясь на тексте, пропуская через себя каждое слово, стараясь прочувствовать и ощутить каждой своей нервной клеточкой интонацию и звучание отрывка. Мысль больше не работала, но для начала и этого было достаточно. У меня появилось настроение и желание перекусить и выпить чего-то крепкого. Я обулся, надел куртку, взял рюкзак (пистолет, на всякий случай, переложил в карман куртки) и вышел на улицу. Было около десяти утра. Город уже проснулся. На Иерусалимских Аллеях царило оживление и хаос. Проезжая часть была запружена транспортом. Оглядевшись по сторонам, я, не спеша, двинулся в направлении центра. На пути мне попалась Biedronka. Там я купил бутылку джина, маленькую бутылку минералки и коллу. На стоянке возле супермаркета я вылил минералку на асфальт, перелил джин в бутылку из-под минералки, сделал несколько глотков джина, положил джин и коллу в рюкзак и пошёл дальше. На улице было холодно и пасмурно. Серую унылую зимнюю картину города оживлял беспрестанно сыпавший снег. Настроение было хорошее. Сквозь призму лёгкого опьянения всё вокруг казалось не таким уж серым и унылым. На перекрёстке Иерусалимских Аллей и Маршалковской, возле станции метро, я купил кебаб и с удовольствием съел его. Утолив голод, я зашёл, в первое попавшееся отделение, какого уже не помню, банка и сделал Алёне денежный перевод по Western Union на сумму 500 долларов. Выйдя из банка, я без особой надежды набрал Алёну по телефону и после того, как она не ответила, отправил ей sms-ку с номером перевода. Потом пару часиков я пошатался по Złotych Tarasach, позаглядывал по магазинам и бутикам, в Croppe купил себе новые перчатки и шарф, ещё раз перекусил в каком-то кафе на четвёртом этаже Złotych Tarasów под огромным стеклянным куполом, на который с разверзшихся небес падал снег, и пошёл гулять дальше. Проходя мимо Дворца Культуры, по площади Дефилад, я остановился возле афиш Драматического Театра. Моё внимание привлек вечерний спектакль. Это был спектакль по мотивам комедии Карло Гольдони "Sługa dwóch panów" в постановке знаменитейшего польского актёра и театрального режиссера Тадеуша Брадецкого, которого я очень хорошо знал и чьи спектакли с удовольствием посещал в театре "Śląski", когда жил в Катовице. Я зашёл в кассы и купил себе билет на "Sługę dwóch panów" в бельэтаже. Начало спектакля было в девятнадцать ноль ноль. До спектакля оставалось ещё много времени. После поражения Варшавского восстания в тысяча девятьсот сорок четвёртом году все здания и сооружения на Иерусалимских Аллеях были взорваны фашистами и превращены в руины. И только лишь спустя десять лет, в пятидесятых годах прошлого века, конечно же, не без помощи Советского Союза, были отстроены заново и восстановлены с учётом исторических архитектурных особенностей. И теперь, в наше время, Иерусалимские Аллеи стали одной из наиболее представительных и доро-

гих частей города с фешенебельными отелями, огромными торговыми центрами и престижными современными офисными зданиями. Возле пальмы Иоанны Райковской я свернул на улицу Новый Свет, ведущую к Замковой площади и площади Рынок. По мере приближения к Старому городу стало появляться всё больше и больше туристов. Они ходили большими группами, с экскурсоводами, рассматривая и фотографируя достопримечательности города. Появилось желание выпить кофе с каким-нибудь изысканным десертом. Глотнув джина, я зашёл в кафе Blikle, славящееся на всю Варшаву своими блинами, мороженым и пончиками. Внутри было по-домашнему уютно и комфортно. Я сел за столик возле окна, так, чтобы было видно улицу и прохожих, и заказал себе кофе с tartaletką źurawinową. Пришло банковское sms-сообщение, что Алёна забрала перевод. Я сам себе улыбнулся и подумал о ней и о детях. И мне так захотелось к ним, домой, прямо сейчас, в этот момент. И глаза тут же стали влажными, и сердце сжалось в груди от обиды и бессилия что-либо сделать. Я набрал Яцека, и, когда тот ответил, поинтересовался, что у него нового по моему вопросу. - Fałszywy paszport z wizą ja ci jutro zrobię (фальшивый паспорт с визой я тебе хоть завтра сделаю (пол.)), - словно оправдываясь, ответил Яцек. - Ale skąd pewność, że twoja gęba nie wydaje im się podejrzana, i oni nie zaczną dokładnie sprawdzać (но откуда уверенность, что твоя рожа не покажется им подозрительной и они не начнут тебя тщательно проверять (пол.))? - Trzeba zaryzykować (нужно рискнуть (пол.)), - резко сказал я. - Nie chciałbym ryzykować. Jeśli cię aresztują, ani woli, ani rodziny ci długo nie widać (не хотел бы рисковать, если тебя арестуют, ни воли, ни семьи тебе долго не видать (пол.)). - Nie mogę już dłużej czekać. I nerwy mam już na granicy. No i znudziło mi się już biegać i chować się (не могу больше ждать, и нервы у меня уже на пределе, да и надоело мне бегать и прятаться (пол.)). - Proszę cię, poczekaj jeszcze trochę (прошу тебя, подожди ещё немного (пол.)). - Trochę, to ile (немного, это сколько (пол.))? - No od siły miesiąc, nie więcej (ну от силы месяц, не больше (пол.)). - A co będzie za miesiąc (а что будет через месяц (пол.))? - Mam jednego zaufanego człowieka. On poprowadzi cię przez granicę i przekaże cię tam innemu człowiekowi, który zabierze cię tam, gdzie trzeba. (у меня есть один надёжный человек, он проведёт тебя через границу и передаст там другому человеку, который отвезёт тебя туда, куда тебе надо (пол.)). - A dlaczego przez miesiąc, a nie teraz (а почему через месяц, а не сейчас (пол.))? - Teraz nie można (сейчас нельзя (пол.)), - категорично отрезал Яцек. - Ile to będzie kosztować (сколько это будет стоить (пол.))? - O szczegółach nie przez telefon (о подробностях не по телефону (пол.)). - Kiedy lepiej zadzwonić następnym razem (когда тебе лучше позвонить в следующий раз (пол.))? - Zadzwoń do mnie za kilka tygodni. Na pewno, że to już będzie jasne (позвони через пару неделек, наверняка, что-то уже будет понятно (пол.)). - Dobra, na razie (ладно, пока (пол.)). - Na razie. Tylko z tego numeru telefonu więcej do mnie nie dzwoń. Swój nowy numer telefonu ja ci wyślę na maila (пока, только с этого номера больше мне не звони, свой новый номер я тебе вышлю по емайлу (пол.)). После этого разговора я позвонил Олегу и предупредил его, что вернусь поздно, потому что решил сходить в театр на вечерний спектакль. Принесли кофе с пирожным. Ароматный кофе приятно взбодрил меня и согрел.

Я ещё долго сидел в кафе, бездумно наблюдая за падающим снегом и прохожими, рассматривая фасады зданий на противоположной стороне улицы и проезжающие мимо автомобили. Расплатившись, я вышел из кафе на улицу и меня словно током шарахнуло. Мне показалось, что в толпе прохожих, я увидел Марлен. Я бросился вслед за ней. Но, когда догнал её, оказалось, что это незнакомая девушка. - Przepraszam. Ja pomyliłem się (прошу прощения, я обознался (пол.)), - сконфуженно пробормотал я себе под нос, потом ещё раз принёс свои извинения и быстро ретировался. Мне было не по себе. Воспоминания снова нахлынули на меня сокрушительной волной, и я ничего не мог с собой сделать. Я шёл по улице и думал о Марлен. Я вспоминал её огромные небесно-голубые глаза, глубокий пронзительный взгляд, ласковые и нежные руки и пухлые одуряюще головокружительные губы. Я вспомнил, как мы познакомились с ней, когда плыли на прогулочном катере из Гданьска в Сопот. И как встречались потом тайком от её мужа на набережной в Гданьске. Вспомнил наши свидания в Кракове, прогулки по Вавельскому замку и Плашуву, встречи на улице Рекавки, возле аптеки Pod Orłem Тадеуша Панкевича на площади Героев Гетто и около Грюнвальдского моста. Вспомнил, как мы занимались с ней любовью в её автомобиле на набережной Вислы, вспомнил её роскошное обнажённое тело, и возбуждение лёгким электрическим разрядом содрогнуло меня. Потом вспомнил, как мы ограбили её мужа, и вместе сбежали во Вроцлав. И как роскошествовали там полгода, не отказывая себе ни в чём. Это было незабываемое время. Я думал о Марлен и понимал, что такой женщины, как она, у меня никогда больше не будет. Я понимал, что только с ней мне было по-настоящему хорошо и комфортно, только с ней я чувствовал себя по-настоящему уверенно и твёрдо. Я не знал, где она. Это меня сильно мучило и терзало всё последнее время. Мне очень не хватало Марлен. Так, думая о Марлен, я дошёл до улицы Краковское Предместье. Посидел немного на скамейке Фредерика Шопена возле Дворца Сташица и памятника Николаю Копернику, послушал Траурный марш из его Сонаты b-moll, рассматривая окна здания на противоположной стороне улицы, в котором в позапрошлом веке жила сестра Шопена, пытаясь угадать из какого окна казаки вышвырнули на мостовую рояль Шопена. Сидеть было холодно, и я пошёл дальше. Мимо базилики Святого Креста, где в одной из колонн замурована урна с сердцем Шопена, тайно привезённым из Парижа в Варшаву после его смерти в банке с формалином и прежде чем попасть в базилику пролежавшим тридцать лет в шкафу в квартире его сестры. Мимо Дворца Чапских-Красинских, в котором сейчас находится Академия Художеств. Мимо ворот университетского двора. Мимо неоклассического Дворца Тышкевичей-Потоцких, балкон над главным входом в который держат четыре античных атланта. Мимо костёла Визиток, костёла святого Юзефа и костёла посещения пресвятой Девы Марии. Мимо памятников Болеславу Прусу и Адаму Мицкевичу. Мимо несуразного Дома без углов. Мимо отеля "Бристоль". Мимо Дворца Радзивилов, где располагается резиденция президента Польши, во дворе которого стоит памятник князю Юзефу Понятовскому, сделанный по образу статуи императора Марка Аврелия в римском Капитолии. Когда я дошёл до Замковой площади, начало смеркаться. Зажглось уличное освещение. Вдалеке ярким огненным факелом вспыхнул Stadion Narodowy. Я прошёл через площадь и по улице Святоянской направился к площади Рынок. Там, возле памятника Warszawską Syrenky, были установлены искусственный каток и киоски, где продавали спиртное и закуску. Я взял себе дымящейся gulašovą polevkę, бутерброд со смальцем и солёным огурцом и чашку горячего grzanego wina.

Ярко освещённый каток был битком набит катающимися на коньках людьми. Играла музыка. На катке было много детей. Сердце снова болезненно сжалось в груди от тоски и обиды. И я подумал о Бодике с Русей. Всё на свете отдал бы за то, чтобы сейчас быть с ними. А потом я подумал о том, что если бы можно было вычеркнуть из жизни несколько последних лет, стереть память об этом времени, отмотать жизнь назад и перезапустить по новой, не задумываясь, сделал бы это. И чтобы всё стало по-прежнему. И чтобы не было никакой Польши, и чтобы не было ничего. Только я, Алёна и дети. Я доел суп, выпил вино, допил джин и пошёл в театр по улице Королевской, которая вела прямиком от Старого города до Маршалковской и Дворца Культуры. По дороге, в Żabcę, я купил бутылку тёмного рома. И перелил ром в бутылку из-под колы, чтобы было, что пить в театре. В театральном гардеробе я подошёл к зеркалу и с ужасом заметил, что за последний год сильно сдал и постарел. Лицо стало одутловатым и серым от постоянного пьянства, нервов и усталости, появились глубокие морщины на лбу и мешки под глазами, волосы на голове поседели. Я подумал о том, что мне уже сороковник и, что в свои сорок я ничего не имею, ни кола, ни двора, а то, что имел, всё растрынькал по-глупому, по-дурацки, бездумно. И ничего не добился, если не считать публикаций в литературных журналах. Зато умудрился натворить такого, что теперь самому страшно за свои поступки. А скольким людям я жизнь перековеркал и испортил. Алёна меня до конца дней моих ненавидеть будет и никогда уже не простит. Марлена... Очень хотелось бы знать, где она, и верить, что с ней всё в порядке. О Валерке я и думать боялся. Во всём я винил одного лишь себя и понимал, насколько далеко всё зашло и насколько всё безнадёжно плохо. Из театра я вышел с хорошим настроением. Спектакль доставил мне неописуемое удовольствие и на время отвлёк от гнетущих проблем. Отличная постановка, безупречная игра актёров, красивые декорации и яркие костюмы - в спектакле всё было очень цельно и гармонично. На два с половиной часа я с головой окунулся в яркий чарующий мир красочного искусства, которое всегда привлекало меня и притягивало, и забыл обо всём на свете. Возле станции метро я на минуту остановился у столба с объявлениями. Среди прочих объявлений на пожелтевшем листе под надписью "Poszukiwany groźny przestępca (разыскивается особо опасный преступник (пол.))" я увидел свой портрет, ужасный неузнаваемый фоторобот, под фотороботом: Władysław Luty (Владислав Февраль (пол.)) Płeć: mężczyzna (пол: мужской (пол.)) Miejsce urodzenia: Kijów (место рождения: Киев (пол.)) Data urodzenia (дата рождения (пол.)): 10.07.1974 Pseudonim: Wilk (кличка: Волк (пол.)) Ostatnie miejsce zameldowania (последнее место прописки (пол.)): Gliwice, ul. Niedbalskiego 10/6 Obywatelstwo: Ukraina (гражданство: Украина (пол.)) Podstawy poszukiwań (основание для розыска (пол.)): Art. 217a Uderzanie człowieka (покушение на жизнь человека (пол.)) Art. 258 § 1 Branie udziału w zorganizowanej grupie przestępczej (участие в организованной преступной группе (пол.)) Art. 279 § 1 Kradzież z włamaniem (кража со взломом (пол.)) Art. 280 § 2 Rozbój (ограбление (пол.)) Art. 282 Wymuszenie rozbójnicze (разбойное вымогательство (пол.)) Art. 286 § 1 Oszustwo (мошенничество (пол.)) Poszukujące jednostki policji (розыск проводит (пол.)): BK KMP Gliwice Wydział Kryminalny, 44-100 Gliwice, ul. Powstańców War-

szawy 10-12, telefon: (032) 3369255, email: komendant@gliwice.ka.policja.gov.pl Cechy rysopisowe (особые приметы (пол.)) Wzrost: 184 см (рост: 184 см (пол.)) Sylwetka: krępa, muskularna (фигура: крепкая, мускулистая (пол.)) Ramiona: mocne, tatuaż (плечи: крепкие, татуировка (пол.)) Nogi: długie (ноги: длинные (пол.)) Twarz: owalna (лицо: овальное (пол.)) Włosy: proste, krótkie, uczesanie z przedziałkiem, ciemnoblond (волосы: прямые, короткие, прическа с пробором, шатен (пол.)) Czoło: średnie (лоб: средний (пол.)) Uszy: normalne (уши: нормальные (пол.)) Szyja: krępa (шея: крепкая (пол.)) Wargi: średnie (губы: средние (пол.)) Nos: średni, prostolinijny (нос: средний, прямолинейный (пол.)) Kolor oczu: jasne (цвет глаз: светлые (пол.)) Я внимательно всё прочитал, потом постоял ещё какое-то время у столба, почитал другие объявления, потом достал из рюкзака бутылку с ромом и сделал несколько глотков. Рома оставалось на дне. Я подумал, что нужно зайти в какойнибудь ночник и пополнить запасы спиртного. Непонятно откуда появились полицейские. Их было двое. Поверх тёмносиних форменных курток на них были надеты яркие едко-светло-салатные жилеты со светоотражательными полосами и надписями "Policja". Они подошли ко мне и попросили предъявить документы. Я весь сжался и протянул свой паспорт одному из них, стараясь не выдавать внутреннего напряжения. Пока они рассматривали мой фальшивый паспорт с поддельной визой, я сосредоточенно исподлобья изучал их, и отметил для себя, что у каждого на боку была кобура с боевым пистолетом. - Proszę z nami (прошу пройти с нами (пол.)), - сказал тот, что держал в руке мой паспорт. Повисла секундная пауза. Времени на раздумья не было. Сознание само отключилось, уступая место инстинктам и интуиции, которые никогда меня ещё не подводили. Напряжение тут же ушло. Дыхание выровнялось и стало глубоким. Не поворачивая головы, периферийным взглядом я изучил обстановку вокруг: сквер, подземный переход, дома на противоположной стороне улице, и сунул руку в карман с пистолетом. Холодная сталь приятно обожгла ладонь и слилась с рукой в одно единое целое. Указательный палец лёг на спусковой крючок, большой привычным движением плавно опустил флажок предохранителя вниз.

Анамнез Большаков Яков …Он подождал отправления, затем ещё немного постоял, глядя на удаляющийся состав, навсегда увозивший его несостоявшееся счастье. Прислушался к себе - и не ощутил былой боли, выздоровел! А начиналось всё и впрямь, с болезни…. Сережка, свернувшись калачиком на кровати, тихонько, сквозь зубы, стонал. Казалось, что в плечо впилось великое множество мелких иголочек. Кололо и свербило так, что впору было на стенку лезть. Несмотря на его протесты, мать «Скорую» всё-таки вызвала. Пару недель назад Серёжка, играя в волейбол, неудачно приземлился на руки. То есть мяч-то поднял, а спружинить руками не успел. В левом плече что-то слегка хрустнуло, но особой боли не чувствовалось, и он даже не ушел с площадки. Правда, потом, несколько дней кряду, плечо по утрам противно ныло, но не сильно, терпимо.

А затем случился грипп. А после гриппа – гнойник на носу, который Сережка, в косметических целях, по совету коллеги по работе, проткнул иголкой, выдавил и небрежно смазал одеколоном... Много месяцев спустя, опытная врачиха объяснила ему, что этот прокол и сыграл решающую роль. Гной попал в кровь, ослабленный гриппом организм с инфекцией не справился и, коварный стафилококк, найдя подходящее местечко - трещинку в кости (результат неудачного падения на руки), развил бурную деятельность. В результате: гематогенный остеомиелит с локализацией в плечевом суставе левой руки. Но диагноз этот и длительное лечение будут потом, а сейчас Сережка корчился от боли в салоне «Скорой». «Скорая» доставила страдальца в Центральную городскую больницу им. Пирогова. Здание больницы, бывшая городская биржа и местная достопримечательность, стояло на самом берегу Волги. Великолепное снаружи, внутри здание имело вид весьма скромный, и для больницы тоже подходило не очень. Например, палата травматологического отделения, в которую уложили Сергея, представляла собой огромный зал с высоким витражным сводом. Больничные койки, числом не менее двадцати, стояли вдоль стен, а посередине зала ещё оставалось много свободного места - вполне достаточно для каких-нибудь массовых мероприятий. Время было позднее и, единственный на всё отделение, молодой дежурный врач после осмотра распухшего Сережкиного плеча, измерения температуры и давления, велел, ещё более молодой медсестре, пока, от греха подальше, полностью загипсовать и плечо, и руку больного. Утром у, промучившегося всю ночь без сна, Сережки опять измерили температуру, взяли кровь на анализ и, события стали развиваться стремительно. Сначала его на каталке отвезли в процедурную, где, распилив гипс, вызволили из плена опухшую и затёкшую руку. Присутствовавший при этом пожилой хирург высказал несколько, мягко говоря, нелицеприятных замечаний по поводу оперативных действий своего молодого коллеги, дежурившего накануне. Затем – рентгеновский кабинет, из кабинета на той же каталке - в палату, где у его койки уже стояла капельница (штатив с банкой, наполненной прозрачной жидкостью). На прикроватной тумбочке своей очереди дожидались ещё три таких же ёмкости. Сережка происходящее воспринимал с трудом: в полуобморочном состоянии. Но, на исходе второй банки ему немного полегчало, и он даже поинтересовался у мужчины, лежавшего по соседству, временем. Оказалось – уже шесть часов вечера. За следующую ночь вся левая половина Сережкиного тела сильно распухла. Любое прикосновение к коже вызывало боль, как при ожоге. На утреннем обходе хирург буркнул - будем вскрывать. «Вскрывали» прямо в процедурной. На лицо Сережке надели маску с трубкой, велев дышать и считать. При счете пять по его затылку ударили кувалдой (ощущение было именно таким). Кстати, этот наркоз так и назывался – оглушающим. А когда Сережка очнулся, то увидел на левой руке и левой ноге глубокие сочащиеся гноем разрезы. Сестричка гной убирала тампонами и причитала, – гнилой какой парнишка, ох, гнилой. Раны забинтовали. И в этот момент Сережку стошнило на не успевшего отпрыгнуть в сторону хирурга. Тот засмеялся, – ты зачем это? Я тебя кашкой не кормил! В палате его уже ждала капельница. Днем пришла мать. Выглядела она очень обеспокоенной, но Сережку старалась ободрить. Сказала, что у Юриной (друг) мамы есть знакомый в военкомате, и что она похлопочет о переводе Сережки в областной город. Там, мол, есть госпиталь, специализирующийся на подобных заболеваниях. Когда мать ушла, Сережка с трудом слез с кровати и отправился в туалет. В коридоре, из за приоткрытой в ординаторскую двери, доносились голоса. Сережка прислушался: - … и что, с таким РОЭ живут?! - Молодой, спортом занимается, сердце здоровое.

- Тетрациклин помогает? - Плохо, надо мономицин попробовать, процесс очень бурный, септикоэмия. Сережка догадался – речь идет о нем. Дольше задерживаться у двери не стал. И только сейчас он понял, насколько плохи его дела. Однако сама мысль о смерти казалась ужасно нелепой. Он же ещё только начинал жить, строил планы, влюблялся и был любим, да и со здоровьем ещё пару недель назад у него был полный порядок. А тут вдруг больница, капельницы, пугающий диагноз. Нет, он будет бороться с болезнью – он молод, спортсмен, наконец! Один раз Серёжке уже доводилось умирать. На последнем курсе техникума, во время летних каникул, группа ребят, во главе с преподавателем физкультуры, поехала в Анапу – подзаработать на уборке урожая и заодно отдохнуть на море. Вот там-то Серёжка и … утонул; заплыл далековато, не рассчитав свои силёнки. Пока тонул, вся его короткая жизнь прокрутилась перед мысленным взором как на экране, при ускоренной перемотке киноплёнки. Эпизод сменялся эпизодом, а затем изображение, звуки и ощущения вдруг исчезли. Нечто, в гнетущей тишине, висело высоко над землёй в голубом пространстве. Далеко внизу несколько человек возились над чем-то или над кем-то, разглядеть было трудно. И тут Серёжка с ужасом понял, что нечто - это он! Это его (душа?) зависла в пространстве! Я умер! Такого жгучего страха и сожаления до сих пор ему испытывать ещё не приходилось. Как же так, неужели это и всё, ничего больше не будет – ни свадьбы-женитьбы, ни чуда отцовства, ни спокойной старости в кругу семьи! Нет, не хочу! Земля начала приближаться. Группка людей обрисовалась уже чётко и физрук и ещё двое знакомых ребят. Они склонились над неподвижным телом. Да ведь это же я, моё тело! И что со мной делает физрук? Кажется, это называется искусственным дыханием? Боже, как больно! Резкий переход (или вход?), и с этого момента таинственное нечто ощутило себя уже внутри тела, появились звуки, боль в груди, изо рта полилась вода. Серёжка открыл глаза… И вот сейчас он опять у той, последней черты, границе между двумя мирами. Спасли тогда, спасут и сейчас, выжил тогда, и сейчас выживу! Вечером его навестили друзья. Они завалились в палату большой компанией, разговаривали преувеличенно бодро. Сережка тоже пытался бодриться, но получалось плохо, а минут через пять он просто устал и замолчал. Друзья ушли, пообещав вскоре ещё навестить. Утро началось с капельницы. Завтрак принесли, поставили на тумбочку, но есть не хотелось. Затем повезли на перевязку. Вчерашняя сестра перекисью очищала раны, было очень больно, но Сережка терпел. Не жилец, не жилец, – бормотала себе под нос и отводила глаза в сторону сестричка. Когда вернулись в палату, оказалось, что свободная койка рядом с Серёжкой занята – после операции привезли маленького мальчика. Малыша сбила машина, ему удалили селезёнку. Он ещё спал после наркоза. Рядом сидела молодая женщина, мать. Она держала спящего за руку, что-то шептала. Наконец малыш очнулся. Тихонечко, слабым голоском он задавал матери вопросы, та так же тихо отвечала. Видно было, что она едва сдерживается, чтобы не заплакать. Затем привезли ещё одного после операции. Здоровый мужик попал под автомобиль в сильном подпитии. Внутренние травмы, большая кровопотеря. Очнувшись, мужик потребовал воды. Нельзя тебе милый, - уговаривала его пожилая сестра. Но мужик не унимался, – воды, пить, пить хочу! После нескольких стаканов его стошнило, и он угомонился. Днём в палату заглянул дежурный врач, заявил, что в Ярославль Серёжке ехать пока рано, нужно подождать пока спадёт температура. Следующий день походил на предыдущий: капельницы, перевязки, уколы. Вчерашний мужик протрезвел, разговорились. Выяснилось, накануне сильно поругавшись с женой, ушёл из дома, сказав, что не вернётся. Так что жена и не знает, где

он и что с ним. Серёжка записал его домашний телефон и потащился звонить. Жена сначала обрадовалась звонку, затем обеспокоенно стала расспрашивать. Серёжка отвечал, что после операции всё с её мужем нормально, объяснил куда приехать. Обратный путь от телефонного аппарата до койки дался ему с трудом. Встретившийся по дороге врач удивлённо хмыкнул, – Вы ходите? Температура не спадала, лучше не становилось, остаток дня прошёл в полузабытьи. А ещё через день мать сообщила, что надо собираться в Ярославль – лечащий врач сказал, что если ехать, то сейчас, потом будет поздно. Серёжке принесли одежду. На улице в такси их ждал отец. Дороги до Ярославля Серёжка не запомнил – происходящее он воспринимал с трудом, часто впадал в забытьё. Остановились перед каменным зданием старой постройки с поблекшей от времени вывеской на фасаде – ГИВ (Госпиталь инвалидов войны). … Ярославль. Областной город в верховьях Волги. Город, сумевший сохранить не только множество бульваров и сквериков, но и целую россыпь часовенок, церквушек и церквей. Здесь, в этом патриархальном царстве, Серёжка и встретит свою первую любовь…. ГИВ занимал двухэтажное каменное здание, выкрашенное в жёлтый с белым цвета. Внутри, вдоль фасада, длинный коридор, из него - двери в палаты. В отличие от больницы в родном городе, госпиталь представлял собой тихое местечко. Пациенты были плановые, лечились подолгу. Штат медработников устоявшийся, сплоченный. Сережка с матерью, постучавшись, зашли в кабинет главного врача. Довольно симпатичная женщина, лет тридцати, подробно расспросила обо всём, прочитала направление и определила больного в отделение к Серафиме Петровне – как позже выяснилось, опытному хирургу, оперировавшей ещё со времен войны. Палата, в которую попал Серёжка, была просторной и светлой. Три окна выходили на двор, а одно в небольшой парк, примыкавший непосредственно к госпиталю. Пять коек были заняты, а шестую, у окна, занял Серёжка. Операцию назначили на завтра, а пока взяли анализы и поставили клизму. Чувствовал Серёжка себя неважно, поэтому пока общаться с обитателями палаты не смог, а как только освободился от процедур, то постарался заснуть. А утром всё закрутилось. Две сестры прикатили каталку, помогли Сережке на неё перебраться и повезли в операционную. В операционной переложили на стол, подключили капельницу, задали несколько незначащих вопросов и… очнулся он уже на койке в своей палате. Первое, что он увидел, это были глаза. Серьёзные и внимательные, они смотрели на Серёжку не сверху, а на уровне его собственных глаз. Ниже шла шея, затем торс, а ещё ниже - два обрубка вместо ног. Обрубки стояли на тележке. Деревянная, на четырёх колёсиках – Серёжка такие видел только в кино. Сразу после войны на них передвигались фронтовики - инвалиды. Обладатель внимательных глаз протягивал стакан с клюквенным морсом, пей, браток, полегчает. Позже, когда они познакомились, выяснилось: Лёша, так звали парня, в армии служил подводником. Это их лодка прошла подо льдом Северный полюс. Прошлито они прошли, но вот только частично затопленными. Многочасовое стояние в ледяной воде и сыграло свою роковую роль: постепенно конечности отмирали. Леше делали операцию, удаляли отмёршую часть, проходило какое-то время, отмирала ещё часть, её удаляли, а потом всё повторялось. Но всё это Серёжка узнал позже, а сейчас он просто жадно глотал прохладный кислый морс. Кроме Алексея в палате лежали ещё: молодой парень с тем же заболеванием, что и Серёжка, Андрей, и трое пожилых мужиков участников войны. Первый послеоперационный день запомнился плохо. Время от времени забе-

гала сестра, делала обезболивающий укол и, поинтересовавшись самочувствием, убегала. Ближе к вечеру зашла Серафима Петровна. Серёжка впервые её рассмотрел – невысокая и коренастая, с крепкими жилистыми руками и простым добрым лицом, несоответствующим её манере разговаривать – резко и командно. За глаза медсёстры называли её – конь. Следующие дни были похожи один на один как братья близнецы. С утра - капельницы с различным содержимым: светлым и не очень. От этих постоянных процедур вены на руках словно одеревенели, появились узлы. Сёстрам вводить иглу становилось всё труднее и, в конце концов, в подключичную вену вставили катетер, и иглу от капельницы вводили теперь через него. Зашёл врач, взглянул на банки, пошутил, – о, спирт! Больной шутку оценил, – может, составите компанию, а то мне одному многовато? Доктор засмеялся, - нет уж, справляйся сам. А сегодня Серёжке установили «самолёт». То есть торс его, с отставленной в сторону рукой, заковали в гипс – это обеспечивало неподвижность сустава, и должно было уменьшить воспалительный процесс. Однако выздоровление шло очень медленно, анализы оставались плохими. Тебе бы влюбиться, - пошутила Серафима Петровна во время очередного обхода, – враз пойдёшь на поправку. В ответ Серёжка только скупо улыбнулся и пожал плечами. Тем временем одного из ветеранов выписали, а на его место поступил молодой парнишка, инвалид по зрению. Полностью видеть он перестал в результате несчастного случая, ещё в раннем детстве. А сегодня попал под автомобиль, когда переходил улицу. На мостовую парень вступил, когда машина прошла, но на его беду она оказалась с прицепом, который его и зацепил. В результате - перелом ноги. Но Виктор, так звали слепого, не унывал и, как только смог ходить, затеял с Серёжкой и Андреем игру в прятки. Обладая очень тонким слухом, он находил прятавшихся от него ребят по малейшему шороху и движению. Вообще, его оптимизму можно было позавидовать. Лишённый радости видеть окружающий мир, он никогда не ныл, не жаловался, охотно расспрашивал ребят об их жизни, рассказывал о своей учёбе в школе для слепых. Прошло ещё несколько дней и Серафима Петровна, обратив внимание на бледный Серёжкин вид, разрешила ему небольшие прогулки по парку. Обычно во второй половине дня Серёжке выдавали верхнюю одежду и он, с трудом переодевшись, отправлялся на променад. В одну из таких прогулок он познакомился с Таней, как оказалось лежавшей в соседней палате. Ей тоже разрешили прогулки, но гулять девушке оставалось недолго. На следующей неделе Тане предстояла операция… по удалению ноги. Саркома – это страшное слово Серёжка услышал впервые. Бедренная кость разрушалась стремительно, и пока процесс не затронул другие органы, ногу нужно было срочно удалять. Болезнь развивалась так быстро, что Таня внешне ещё оставалась симпатичной улыбчивой девчушкой с вполне стройными ножками. О свалившейся на неё беде свидетельствовал только, просвечивающий сквозь тонкое трико, слой бинта на правой ноге выше колена. Трудно было представить, что через пару дней ноги этой не будет вовсе, и юная красивая девчонка станет инвалидом с неясным прогнозом выздоровления. Проводив девушку до дверей в корпус, Серёжка присел на обшарпанную скамейку, по всей видимости, когда-то выкрашенную в зелёный цвет. Вспомнилась шутка Серафимы Петровны относительно пользы влюблённости. Он представил Таню в роли своей девушки, но… ничего кроме жалости не ощутил. А в субботу заявился Славка. Славка, однокурсник по институту и друг, в Рыбинске проживал в общежитии. Работал на том же заводе, что и Серёжка. А вот родители Славки жили в Ярославле и по выходным он их навещал. Друг критически оглядел Серёжкин «самолёт», крякнул, и сообщил, что в следующий выходной у него День Рождения. Днём он на машине отца заедет и забе-

рёт страдальца развлечься на пару-тройку часов. Так и порешили. В следующую субботу Сергей после завтрака и процедур перед прогулкой, предупредил соседей по палате, что на обед не придёт. Попросил его не искать, и шума не поднимать. Славка приехал, как договаривались, и… покатили к нему домой. Дома у друга всё к торжеству уже было готово. Кроме родителей за столом чинно сидел младший Славкин брат, Саша. После больничной пищи обильный праздничный стол произвёл на Серёжку сильное впечатление. К коньячку он лишь слегка приложился, памятуя о принимаемых лекарствах, а в остальном - отдал должное кулинарным талантам Славкиной мамы. Посидели, попели песни, пора и обратно. В палате, всё же, кто-то из соседей коньячный запашок унюхал, посыпались шутки. А утром, на медосмотре, Серафима Петровна что-то уж очень близко наклонившись к Серёжкиному лицу, хмыкнула, но ничего не сказала. Одним из развлечений для обитателей палаты, в часы свободные от процедур и приёма пищи, было долгое сидение у окон, выходящих во двор. В один из таких «сеансов» Серёжка её и увидел. …Потом, ещё не раз, он будет вспоминать этот весенний светлый денёк, незабываемое ощущение беспричинной радости, предвкушение счастья.… Девушка возилась во дворе соседствующего с госпиталем домишки. Сам домик стоял поодаль, а его дворик примыкал непосредственно к госпитальному забору. Небольшой сарайчик, несколько грядок, парочка плодовых деревьев да ржавая бочка с водой – вот и всё хозяйство. В сарайчике проживали куры, и девушка ежедневно их кормила – кудахтанье встревоженных наседок доносилось до обитателей палаты через открытые форточки. Девчонка была весьма симпатичной, а стройную фигурку не портила даже простая домашняя одежда. Через несколько дней наблюдений Серёжка понял, что его заметили – девушка стала выглядеть наряднее, появились туфли на каблуках, косметика на лице. Тогда он, наконец, открыв окно, решился подать голос. - Что, курочек-то много, надоело, поди, за ними ухаживать? Девчонка бросила лукавый взгляд в Серёжкину сторону, засмеялась. - Чем больше курочек, тем больше яичек. Яичницу-то хоть вам там дают, или только кашами кормят? - Бывает, - ответил Серёжка, пытаясь вспомнить, когда в последний раз им давали яйца на завтрак. Слово за слово – познакомились. Лена, так звали девушку, училась в дошкольно-педагогическом училище на последнем курсе. В июне выпускные экзамены, а затем распределение - воспитателем в какой-нибудь из городских детских садиков. Впрочем, наиболее вероятен «сельский вариант». Условившись с девушкой о встрече завтра в то же время, Серёжка отправился ужинать. А на следующий день провожали Андрея. В госпитале Андрей был давно своим человеком. Вот уже не первый год, с интервалом в несколько месяцев, его остеомиелит обострялся, открывалась рана на ноге. Андрея ложился в госпиталь, его подлечивали, выписывали, а через некоторое время всё повторялось. Ты меня дождись, невесело шутил он, обращаясь к Серёжке, - я скоро вернусь. После обеда в палате появился новый пациент – свято место не пустует. Невысокий паренёк, лет двадцати - двадцати пяти, Сергею он сразу не понравился вертлявый и глаза бегают. Однако паренёк представился Эдуардом Ивановым, игроком местного футбольного клуба высшей лиги «Шинник». Заядлых болельщиков среди обитателей палаты не было, но рассказы парня о «большом» футболе, о встречах со Спартаком и ЦСКА, все слушали с интересом. Все, кроме Серёжки, который то и дело поглядывал на часы – ждал условленного часа свидания с Леной. В назначенный час девушка появилась во дворе. Выглядела она превосходно

– серые кеды, такие же серые узкие брючки, светло-зеленый свитер поверх белой блузки, в руках ведёрко, очевидно с кормом для курочек. Кивнув Серёжке как старому знакомому, девушка скрылась в сарайчике. Минут через пять Лена из сарайчика вышла, завязался разговор. Болтали обо всём: об училище и будущей Лениной профессии, о Ярославле и Ярославцах, об увлечениях и спорте. Как бы, между прочим, девушка поинтересовалась номером палаты, в которой обитал Серёжка. А вот он задать ей главный, интересующий его вопрос, о том, есть ли у неё парень, так и не решился. Вечером футболист, улучив момент, когда Сергей вышел в коридор, несколько смущённо поинтересовался, не богат ли тот деньгами. - Завтра тренер привезёт, а сегодня курить хочется, а на сигареты нет, - пояснил Виктор. Сергей удивился. - Футболисты курят? - И курят, и пьют, - рассмеялся Эдуард. – Ничто человеческое нам не чуждо! Серёжка достал из кармана смятую трёшку. - Возьми, хватит? Больше нет пока, мать приедет в воскресенье. Поинтересоваться, когда должок вернут, он как-то не решился. А утром к «знаменитому футболисту» приехали, только не тренер, а милиционер и следователь. Эдуард оказался профессиональным мелким мошенником. Выяснилось, что за полдня, проведённых в госпитале, он сумел «настрелять» добрую сотню целковых (по тем временам деньги немалые). «Футболиста» увёз милицейский ГАЗик. В пятницу, наконец, сняли надоевший гипс. В последнее время рука под ним ужасно чесалась. А утром в субботу новенькая дежурная сестра, войдя в палату, поинтересовалась: - Кто Сергей? К тебе посетитель, ждёт в вестибюле. Серёжка удивился, сегодня он никого не ждал – мать должна только завтра приехать, Славка вроде тоже не собирался. Однако, быстро накинув больничную курточку, спустился вниз. Лена, среди немногочисленных посетителей, выделялась сразу. Элегантная и яркая; внешность её совсем не вязалась и с серым больничным фоном, и с унылыми, озабоченными посетителями в таких же серых одеждах. Они примостились на скамейку в дальнем углу вестибюля. - Тебе привет от моих курочек, - девушка протянула пакет, в котором, похоже, кроме яичек было ещё что-то. - Зачем ты, - смутился Серёжка, - нас тут неплохо кормят, хватает. - Бери, бери, не помешает. Тебе нужно сил набираться, не навечно же ты тут прописался. А потом они опять говорили и говорили. И очнулись только тогда, когда давешняя сестра позвала обедать. Потом, в палате, Серёжка всё пытался вспомнить содержание разговора, но, к его удивлению, ничего, кроме карих, смеющихся глаз Лены не запомнилось. В однообразной больничной жизни появился смысл. Серёжка ежедневно предавался мечтам о скорейшем выздоровлении, а, главное, о встрече с Леной, и молодой организм охотно откликнулся. Анализы улучшались день ото дня, и выписка была уже не за горами. Так оно и случилось. Во время утреннего обхода Серафима Петровна, заглянув в пухлую папку, удовлетворённо заявила, – послезавтра выписываю, дальше будешь наблюдаться у хирурга по месту жительства. Радостная весть принесла с собой новые заботы – надо было созвониться с родителями, предупредить, а перед отъездом обязательно заглянуть к Лене. С некоторых пор Серёжка стал замечать, что постоянно думает о ней. Он

влюблялся и раньше, но это были короткие, ни к чему не обязывающие увлечения – танцы, шманцы, обниманцы. Легко знакомился, легко и расставались. В этот раз всё было значительно серьёзнее. Девушка нравилась ему всё больше и больше. Да и он, похоже, был Лене не безразличен. Договорились, что он зайдёт к ней домой в обед, в день отъезда. Сборы были недолгими. Ставшие уже не нужными, тёплые вещи Сергей сложил в сумку, попрощался с соседями по палате, сёстрами, заглянул в ординаторскую к Серафиме Петровне. - А, собрался уже, - врач закрыла папку с бумагами, отодвинула в сторону. – Доставил ты нам хлопот. - Я не нарочно, - отшутился Серёжка. - Еле тебя вытащили. Во время операции была остановка сердца – теперь уже можно сказать. Руку разрабатывай осторожно – не дай Бог опять процесс начнётся. А вообще живи, радуйся, всё у тебя впереди! - Спасибо Вам, постараюсь. Весна уже набрала обороты – дороги подсохли, покрылись свежей зеленью деревья, чирикали воробьи, пригревало солнышко. Выйдя из больничного корпуса, Серёжка остановился, вдохнул всей грудью пряный весенний воздух и мысленно прокричал – жив, здоров, любим! Последнее, впрочем, было пока под вопросом. Дверь открылась не сразу. А когда открылась, у Серёжки перехватило дыхание, так хороша была девушка, стоящая перед ним. Лёгкое светлое платье, волнистые каштановые пряди спадают на плечи, карие лучистые глаза. Ему были рады, его ждали! Лена была в доме одна – родители на работе, придут не скоро. - Ты, наверное, голоден? Я сейчас. Пока Серёжка умывался и причёсывался, стоящий посредине комнаты стол наполнялся всяческой снедью. Девушка проворно расставила тарелки, разложила приборы. Несмотря на охватившее его волнение, Сергей отметил, что с правилами этикета Лена знакома: вилка - слева, нож – справа. У буфета девушка замешкалась, обернулась с лукавой улыбкой. - Выпьешь, у нас домашнее? У него опять сдавило горло. - Ну, за компанию, можно. После больничного «поста» пиршество своё дело свершило – Серёжка захмелел, раскраснелась и Лена. Девушка встала из-за стола, подошла к магнитофону на комоде, включила. - Потанцуем? - С удовольствием, - откликнулся кавалер. Танцевал кавалер неважно, но это уже не имело никакого значения. Танцуя, Сергей притягивал девушку всё ближе и ближе. Наконец объятия стали настолько тесными, что страстный поцелуй стал их естественным продолжением. Конечно, это был не первый поцелуй в жизни парня, но никогда ещё этот тактильный процесс не доставлял ему такого жгучего удовольствия. Что происходило дальше, как они оказались в постели, Серёжка потом вспоминал с трудом, запомнилось только ощущение безграничного счастья и радости. А потом, когда они обессиленные лежали рядышком, он даже не увидел, а скорее почувствовал, что Лена плачет. - Что с тобой, тебе плохо?! Лена продолжала всхлипывать. - Я тебя обидел? Но ты же … - Прости, Серёжа, - наконец отозвалась девушка, - я должна тебе кое-что сказать. И только сейчас до Сергея дошло – он не был первым мужчиной в её жизни!

Это открытие как-то неприятно кольнуло, но ненадолго. Что же ты хочешь, - рассудил он, -девчонке уже восемнадцать, хороша собой, мужским вниманием наверняка не обижена, городская современная девочка. Но всё оказалось проще и горше. - У меня есть жених, - глотая слезы, выговорила Лена. – Он старше, пишет диссертацию. Мы даже собрались пожениться…перед моим распределением. Последнюю фразу девушка произнесла совсем невнятно, но Серёжка расслышал. Сообразил - так вот в чём дело, будущая молодая специалистка в деревню ехать не хочет! - Я не знаю, что мне делать, - плакала Лена, - он, а тут ты. - Ты его любишь? - Не знаю, мы давно встречаемся, но с тобой всё по-другому. Это какое-то наваждение… До вокзала он шёл пешком – время позволяло, да и подумать было о чём. - Почему она мне сказала о женихе? Могла бы просто сослаться на ошибки молодости. Ждала, что из-за боязни потерять её, я сделаю предложение? Или, наоборот, таким образом, дала понять, что всё кончено, едва начавшись? И почему я, не выясняя ничего, просто оделся и ушёл? Сомнения терзали юного любовника. Предложение? Но ведь мы едва знакомы, хотя… близость предполагает серьёзное чувство. Серёжка подумал о собственном жилье – однокомнатная квартира, вместе с родителями. Снять квартиру, а на какие деньги? Зарплата молодого специалиста позволяла сводить концы с концами самому, но не более того. Да и какая женитьба «вечернику» на последнем курсе института, успеть бы до «защиты» накопившиеся за время болезни «хвосты» сдать. Ну, а если Ленины слова означают - всё, конец отношений! Он с ужасом представил себе, что никогда больше не увидит её сияющих глаз, не ощутит терпкий вкус мягких девичьих губ, не вдохнёт дурманящий аромат её юного тела. И тут мозг пронзило – она будет с другим! От этой мысли его бросило в жар, Серёжка даже на мгновенье остановился. Нет, ни за что, завтра же он ей напишет, и всё выяснится! В кассе железнодорожного вокзала он купил билет и через два часа был уже в родном городе. С утра пошёл в поликлинику – нужно было закрыть больничный лист. Хирург, поинтересовавшись самочувствием, больничный закрыл, но велел раз в месяц появляться для контроля. Из поликлиники Серёжка поехал в институт. В деканате он предъявил справку из госпиталя. На вопрос декана: не собирается ли студент после такого большого перерыва в занятиях взять академический отпуск – замотал головой, нет. Затем, аккуратно выписал на листок все накопившиеся задолженности. Выяснив, где можно найти нужных преподавателей, отправился в путь по длинным институтским коридорам. Преподы отнеслись к Серёжкиным проблемам с пониманием – назначали вполне приемлемые сроки сдачи «хвостов». Вот только долгов накопилось очень уж много. До окончания занятий оставался месяц – не сдашь «хвосты», осенью до дипломного проектирования не допустят. Вечером Серёжка, наконец, выкроил время для письма Лене. Но, оказалось, что дело это непростое. Написать о своих чувствах, просить девушку отказать жениху, но что он может ей предложить взамен? Он писал, рвал листок с написанным, снова писал, опять рвал. В конце концов, письмо получилось коротким – Скучаю, с нетерпением жду встречи, собираюсь приехать в следующие выходные. Однако в следующие выходные поездка не состоялась. Всю субботу и воскресенье Серёжка просидел над курсовыми проектами – сроки поджимали. То же повторилось и в последующие выходные. А ещё через неделю, в пятницу после работы, у проходной он увидел ожидавшую его девушку. Лена, заметив спешащего к ней Сергея, радостно заулыбалась, замахала рукой.

- Вот это сюрприз! Что же ты не предупредила, как нашла? - Да у меня же здесь тётка живёт. Давно в гости приглашала. Она и подсказала, где твой завод находится. Ну что, распределение было, куда тебя? По лицу девушки скользнула лёгкая тень. - Да всё нормально, оставили в Ярославле. Пару недель отдохну и в садик, воспитателем. Серёжка облегчённо вздохнул. - Я рад за тебя! У него и в самом деле, словно гора с плеч свалилась. Не нужно ничего выяснять, да и необходимость в принятии срочных решений пока отпала. Девушка его любит, иначе бы не приехала. А если любит, то подождёт. Вот закончит он институт, определится с работой и жильём, тогда и предложение можно делать. Решили зайти поужинать в ближайшее кафе, а потом погулять по городу. Как бы, между прочим, Лена, с лукавой улыбкой поведала, что тётка сегодня работает в ночную смену... Серёжка забежал домой, предупредил мать, что ночевать сегодня не придёт – с вечера останется у друзей в общежитии. Лена ждала его на улице. Знакомиться с родителями она пока не стремилась, да и Серёжка не особенно настаивал. Тётка жила в частном секторе, за Волгой. Пока добрались, уже стемнело. Небольшой уютный домишко, в ряду деревянных, стоявших вдоль короткой улицы аккуратных особнячков, ничем особенным не выделялся. Но для влюбленной парочки на ближайшие месяцы это скромное жильё стало райским уголком, самым желанным местом на Земле. Утром, прощаясь, Лена пообещала приехать снова через пару недель. К себе, в Ярославль, девушка не звала, ссылаясь на занятость, обещала часто писать. Скучать Серёжка начал уже на следующий день. Дома, на работе, на лекциях в институте – везде он постоянно думал о Лене, вспоминал подробности последней встречи, мечтал о следующих. Да я, кажется, влюбился – констатировал парень. Так на смену одной болезни пришла другая - болезнь, которая не значится ни в одном медицинском справочнике. Вечерами, дождавшись, пока родители уснут, он садился за кухонный стол и писал. Теперь письма писались легко, на одном дыхании. Лена, хоть и не на каждое, но отвечала. Правда, её письма были более сдержанными. Девушка писала о работе, о фильмах и прочитанных книгах. О чувствах почти не писала, но письмо неизменно заканчивала волнующим Сергея – «целую». О женихе он поинтересовался всего один раз. Расстались – коротко ответила девушка. Больше они этой темы не касались. Прошло два месяца. В июне Сергей, наконец, рассчитался со всеми задолженностями. Лена приезжала раз в две, три недели. Они по-прежнему встречались у её тётки, ночные дежурства которой неизменно совпадали с Лениными приездами. Отношения их стали более ровными, хотя и не менее страстными. О перспективах не говорили, никаких обещаний от парня девушка не требовала. Сергея такое положение вещей вполне устраивало. Чего торопиться, вот защищу диплом, определюсь с жильём, тогда будет видно – убеждал он себя. В июле Сергею дали отпуск. Начальство, хотя и не особо охотно, но положение «О летних отпусках студентам вечерникам» соблюдало. И Сергей решил сделать девушке сюрприз – приехать без предупреждения в выходные в Ярославль, повидаться. Лена, ссылаясь на занятость, не приезжала уже несколько недель, да и её последние письма вызывали у Сергея некоторое беспокойство – они стали и короче, и как-то суше, что ли. Перед отъездом герой - любовник поделился своими переживаниями со Славкой, тот рассмеялся – Хочешь, чтобы костёрчик горел, не забывай Подбрасывать хворост! И в следующую субботу утренний поезд доставил влюблён-

ного парня в областную столицу. Однако, уже подходя к знакомому дому, Серёжка вдруг заколебался – удобно ли, не слишком ли раннее время он выбрал для визита. Решил сначала заскочить в госпиталь, поблагодарить Серафиму Петровну за успешное лечение. Отоварившись в ближайшем магазинчике бутылкой коньяка и коробкой конфет, Сергей, не без волнения, поднялся на крыльцо знакомого до боли лечебного учреждения. Дернул ручку входной двери, закрыто. Надавил кнопку звонка. В маленьком зарешётчатом окошке показалось заспанное лицо дежурной сестры: - Чего тебе? - Мне бы Серафиму Петровну повидать. - Нет её сегодня, и не будет. В отпуске она. - А когда выйдет? - Да только ушла ещё, нескоро. Сергей взглянул на часы – стрелка показывала половину десятого. Пожалуй, уже можно и к Лене. Дверь открыл небритый мужчина лет пятидесяти. Отец, наверное, - решил Серёжка. Ну что же, пора и с родителями познакомиться. - Мне бы Лену, - промямлил слегка оробевший кавалер. - Лену? - удивился мужчина, - она здесь теперь не живёт. - А где она живёт? – совсем растерялся Сергей. - У мужа она живёт, - во взгляде мужчины появилась насмешливая догадка, в апреле ещё свадьбу сыграли. Он бросил взгляд на пакет в руках парня и, чуть замешкавшись, предложил: - Да ты проходи, посидим, в ногах правды нет. Больше всего в этот момент Серёжке хотелось развернуться и бежать от этого дома, забиться в какой-нибудь угол, никого не видеть и не слышать. Но он, почемуто, покорно поплёлся за мужчиной в дом. Их встретила полнеющая женщина средних лет. Следов былой красоты на её лице было ещё вполне достаточно, но… годы брали своё. Женщина коротко взглянула на Сергея и тут же набросилась на мужа: - Мало тебе твоих друзей – собутыльников, на молодёжь переключился! - Катя, да ты что, это же Ленкин бывший, - залебезил супруг, и, обратился к парню с вопросом – Из армии пришёл, что ли? - Из армии, - соврал Серёжка. Мужчина, взглянув в очередной раз на пакет в руках гостя, засуетился: - Катя, давай сообрази-ка на стол, дело такое… Сели за стол. Сергей достал из пакета коньяк, конфеты. Хозяйка, хотя и с недовольным ворчанием, но, всё же, выставив немудрёную закуску – капустку, салатик, яичницу с картошкой, присела с краюшку. - Ну что, - преувеличенно бодро провозгласил хозяин, - за возвращение из рядов родной Советской армии, за мирную жизнь! Серёжка свой бокал выпил залпом. Он всё ещё находился в состоянии шока. В голове вертелось - Как она могла?! Значит, всё это время просто порхала из супружеского ложа к нему и обратно! Неужели стоило обманывать и его, и мужа, выйти замуж за нелюбимого только из-за нежелания ехать по распределению в деревню? Или все они такие – любила одного, встречалась с другим, замуж вышла за третьего? Множество вопросов вертелось в его захмелевшей головушке, и не было на них ни одного ответа. Очевидно, мысли и чувства Сергея отразились на лице, поскольку женщина, дотоле молчавшая, тихо произнесла: – Всё ещё будет у тебя, парень, не кисни. А к Ленке не езди, не береди прошлого. И совсем уж тихо добавила: – Ребёнок у них скоро будет, мальчик. Так вот оно что, - сообразил Сергей, - потому и не приезжает, потому и пишет

редко. Горько усмехнулся: - Прошла любовь, завяли помидоры! Как он добирался до вокзала, как покупал билет, саму поездку домой, на следующее утро Серёжка напрочь не помнил. На работу отправился с больной головой и горечью во рту. Но горечь в душе тяготила значительно сильнее. Все его мечты и радужные планы на будущее вчера испарились в один момент. Замужем, его Ленка замужем! Не будет больше ни предвкушения встреч, ни жарких поцелуев, ни доверительных ночных бесед под звёздами на лавочке у тёткиного домика – ничего больше не будет! Нет, он не станет искать с ней встреч, и писать не станет – не будет униж ать себя выяснением отношений. Да и что выяснять, когда всё и так ясно. Любовь – это у него, а у неё, современной девицы, – необременительное развлечение на стороне. Не будет Серёжки, другой найдётся – свято место не пустует! Но, это легко сказать себе – забудь, выкинь из головы, не стоит она того! На деле всё оказалось гораздо сложнее – потребовался не один месяц, чтобы боль в душе немного стихла, притупилась, что ли. Помогла работа над дипломным проектом. Интересная тема, сложные расчёты, выполнение чертежей схем и таблиц отвлекали отвергнутого любовника от мрачных мыслей. Прошло ещё несколько месяцев. Весной состоялась защита дипломного проекта, затем - шумный выпускной вечер с обильными возлияниями. Вечерники – ребята при деньгах, сбросились по-взрослому, и на напитки, и на закуску. Задушевные разговоры с преподами, потом лихие пляски и флирт с однокурсницами. Провожать пошёл Юльку, симпатичную раскованную девицу, с которой когда-то учился в одном классе, но потом потерял из виду. В школе за Юлькой увивался целый хвост одноклассников и мальчишек постарше, так что тогда на Серёжку, не отличавшемуся ни высоким ростом, ни атлетической фигурой, внимания красотка не обращала. Теперь же они познакомились практически заново - разговорились, вспомнили общих знакомых, славные школьные деньки. По дороге выяснилось, что Юлька не замужем, живёт одна в своё удовольствие. В двери её квартиры, осмелевший от выпитого Серёжка, вошел, как к себе домой, не спрашивая разрешения. Впрочем, спутница и не возражала. Попили чаю на кухне. Затем Юлька отправилась стелить постель, предупредив, что хотя спать они будут вместе, приставать не надо. - Хочу, чтобы сначала появилась духовная близость, а уж потом… - выразилась она довольно высокопарно. Духовная близость длилась минут пять, больше Серёжка не выдержал, да и партнёрша уже не протестовала. Любовницей Юлька оказалась весьма умелой, но парень, обнимая и целуя её послушное тело, представлял себе совсем другую … Утром, за чаем, Юлька поинтересовалась: - А Лена, это кто? - Что такое? - смутился Сергей. - Да ты ночью раза - два меня Леной назвал, - обиженно промолвила девица. - Да, видно спьяну имя твоё забыл, - попытался выкрутиться Сергей. Юлька хмыкнула, но развивать тему не стала. Пообещав непременно позвонить, Серёжка поспешил домой. Звонить он не стал, а когда она позвонила сама, сослался на занятость. Больше временная подружка звонками не докучала. Стоял погожий июньский денёк. Берёзы, напротив заводской проходной, радовали глаз свежей зеленью крон. Ещё на выходе Серёжка почувствовал необъяснимое волнение, какое-то неясное предчувствие. И точно – невдалеке, в тени деревьев стояла девушка. Ленка! – внутренне ахнул Сергей. Пока он подходил, девушка не сводила с него серьёзного, пожалуй, даже печального взгляда. - Привет, - первым заговорил парень. - Здравствуй, Серёжа, - тихо вымолвила Лена. – Пройдёмся?

- Пройдёмся. Какими судьбами? - Тебя приехала повидать. - Муж не возражал? Некоторое время девушка молчала. Затем заговорила тихо и как-то отстранённо. - Серёжа, я перед тобой виновата, но ведь и ты.… Жениться не предлагал, радужных перспектив не рисовал…. Что мне было делать, в деревню ехать и три года там прозябать? Я девушка городская, привыкла к благам цивилизации. - Да ты ведь меня просто предала! Ты же встречалась со мной, уже будучи замужем! Если бы я знал! Ночь со мной, а утром, как ни в чём ни бывало, к муженьку. Ты кого обманывала – меня или мужа? - Любила …тебя, - совсем уж еле слышно прошептала девушка. - Любила? Разве так любят?! Они опять помолчали. - Зачем приехала? Ты замужем, маленький ребёнок у вас, зачем? - Серёжа, давай забудем про это. И пусть всё как раньше – ты, я и больше нет никого и ничего. - Нет, Лена, я так не могу, это не моё, извини. Они ещё погуляли, перебрасываясь ничего не значащими фразами, затем повернули к вокзалу. Поезд на Ярославль уже стоял на пути. У вагона Лена, почему-то быстро оглянувшись, чмокнула Серёжку в губы, и со словами: – Дурачок маленький, - вскочила на подножку.

Почему пропала Лариса Сергеевна Анна Кул «Вот, как всегда: нормальная женщина переживала бы за свою утраченную красоту, а я волнуюсь, что подумает мама», – рассуждала Маруся, печально разглядывая яркий геометрический узор на подушке. Мария лежала в палате хирургического отделения частной клиники. Она была хрупкой, несчастной и очень красивой молодой женщиной. Правда, хрупкости занимаемая ею должность не допускала. Мария Кудряшова работала в полиции следователем оперативного отдела. А сейчас она лежала на излечении в больнице после полученного ранения. Вид, а, главное, место этого ранения и вызывали у капитана Кудряшовой вполне объяснимую тоску. Маруся росла в дружной и интеллигентной семье с папой инженером и мамой педагогом. Когда девочка оканчивала школу, почему-то никто не сомневался, что она пойдет по маминым стопам, то есть поступит в педагогический институт. Конечно, не по папиным же, потому что такой хрупкой и утончённой девочке нечего делать на поприще инженера-механика. Маруся родителей любила и очень уважала. Но это сильно развитое чувство уважения всегда вносило в жизнь Марии некое напряжение: она боялась не соответствовать надеждам, возложенным на неё родителями. И вдруг в десятом классе Маруся неожиданно решила, что хочет стать следователем. Эта мысль была настолько крамольной, что ей впервые не пришло в голову посоветоваться с родителями. Понимая, что мама с папой её не поймут, однажды сообщила: – Давайте договоримся, что я уже не маленький ребёнок. И не надо меня везде водить за ручку.

Мама собралась было поинтересоваться, когда это они водили Марусю за ручку в последний раз, но девушка твёрдым голосом продолжила: – В институт я буду поступать сама. Как до него доехать и где находится приёмная комиссия, думаю, смогу разобраться самостоятельно. Родителей так поразил уверенный тон дочери, что они как-то сразу согласились. И целый год никто из них не подозревал, какой род деятельности выбрала их дочь. Но всё когда-то становится явным. Убитые горем и обиженные родители однажды узнали, что их романтичная и утончённая дочь учится на следователя. Поэтому, окончив институт, Мария трудилась на страстно любимой работе и доказывала родителям, что она находится на своём месте. На всё остальное в жизни у Маруси не хватало времени, даже на то, чтобы влюбиться. И вот два дня назад она услышала в подъезде дома, мимо которого проходила, шум и женский крик. Маруся распахнула дверь подъезда и первое, что увидела, были безумные глаза и рот, перекошенный звериным оскалом. На полу лежала совсем молодая девушка, почти девочка, а на её ногах сидел огромный мужик, находившийся явно в неадекватном состоянии. Вскочив на ноги, он выхватил нож и кинулся на вошедшую. Маруся быстро развернулась к нему спиной и ногой резко ударила нападавшего в живот. Тот буквально переломился от боли и упал на колени, но всё же успел наотмашь полоснуть ножом. Капитан Кудряшова, не чувствуя боли, заломила преступнику за спину руки, велев лечь лицом вниз, и повернулась к девушке: – Снимай шарф и вяжи ему руки. Девушка быстро вскочила, сдёрнула с себя шарф и вдруг замерла: – Господи, вы вся в крови! – Заматывай крепко! – закричала Маруся, понимая, что сейчас потеряет сознание. – Теперь садись ему на ноги и звони в полицию. Очнулась она уже в палате хирургического отделения. В отделении полиции, где работала Маруся, уже все сотрудники знали, что Кудряшова ранена и пока без сознания от большой потери крови. Но если кто-то интересовался, куда ранена, начинали странно пожимать плечами. Непосредственный начальник Кудряшовой, подполковник Трунёв, докладывая о случившемся руководству городского отделения полиции, с трудом сохранял серьёзное выражение лица. А в конце сообщил: – Ранение произведено в правую ягодицу. Видя удивлённо ползущие вверх брови полковника, откашлялся и пояснил: – Ягодица разрезана практически пополам. Капитан Кудряшова вовремя перестроилась, в противном случае он ей распахал бы весь живот. Нож длиннющий, даже смотреть страшно. Раненая смогла обезвредить этого гада, и только потом потеряла сознание. Товарищ полковник, ведь всю фигуру такой красавице испоганил, – печально вздохнул Трунёв. Полковник, знавший и ценивший следователя Кудряшову, слегка пристукнул кулаком по столу: – Слушай, подполковник, звони в скорую, пусть машину с Кудряшовой перенаправят в частную клинику, у меня там знакомый хирург есть, сейчас ему позвоню, зашьёт девочку так, что потом шва никто не увидит. Маруся, уже в зашитом виде, лежала на левом боку и изучала рисунок на подушке в ожидании родителей. Родители в палату вошли осторожно-осторожно, боясь увидеть что-то страшное. Мама села на краешек стула, и девушка на секунду увидела в её в глазах мелькнувший ужас: «А если бы ты не успела отвернуться?!» Но вслух сказала: – Машенька, мы тобой гордимся. Шов замечательный доктор сделал фантастически тоненьким. И сегодня капитан Кудряшова вышла на работу. Коллеги пару дней пошутили по поводу её ране-

ния, и жизнь вошла в свою колею: Маруся получила дело о пропаже человека, Панкратовой Ларисы Сергеевны. Заявление о том, что женщина не появляется дома уже семь дней, написала её племянница, Инна Климова. – Почему так поздно заявляете? – удивилась капитан Кудряшова. – Люди уже в первый день бегут в полицию, а вы только через неделю пришли. –Это я в заявлении написала, что дома тётушки нет семь дней, потому, что мне так сказала её соседка: «Вы знаете, я Ларису Сергеевну что-то не вижу и не слышу всю последнюю неделю». Я звонила тёте Ларе вчера, позавчера, а сегодня решила съездить к ней, так как она не отвечала на телефонные звонки. Но дома Лары не оказалось. – Кого не оказалось? – не сразу поняла капитан. – Да тётушки, Ларисы Сергеевны. Она у нас хотя и семидесятилетие в прошлом году отметила, но так выглядит! Её и язык не поворачивается тётей Ларисой называть. Мы все её зовём Ларой. – «Мы» – это кто? – Да родня наша. Её дочь с мужем. Они в прошлом году уехали в Питер, оба известные химики. В квартире остались их дети, мои двоюродные братья, Сергей и Михаил. Сергей ещё студент, Михаил поступил в аспирантуру. – Будущие химики? – поинтересовалась Маруся. – Точно, два будущих гения растут. – Что, не жалуете братьев? Да, а почему братья? Они вам кем доводятся, если для Ларисы Сергеевны – внуки? – Я Лару тётей зову, но на самом деле она моя двоюродная бабушка. Моя мама – Ларина племянница. Мои родители и сестрёнка Настя живут в Твери, мы друг к другу в гости ездим. – Инна, а Лариса Сергеевна не могла уехать в гости, например, в Питер или в Тверь? – Конечно же, я в первую очередь всех обзвонила, даже молодых гениев. Так вот, Лара нигде не появлялась, никому давно не звонила. Инна Климова была отпущена с просьбой не уезжать пока из города. А сама Маруся, получив ордер на обыск, собралась посетить квартиру Панкратовой Ларисы Сергеевны. В это время ей позвонил дежурный: – Капитан Кудряшова, спуститесь, пожалуйста, вниз, вас здесь дожидается человек. Маруся пошла на проходную. Там её ждал курьер с огромной корзиной цветов. – Вы Кудряшова Мария? – спросил курьер. – Вам цветы. Распишитесь здесь, пожалуйста. – А от кого это? – спросила девушка. – Там открытка есть, – ответил курьер и всунул ей в руки огромную корзину. – Машенька, справишься или тебе помочь донести? – радостно заулыбался дежурный. Маруся схватила корзину в охапку и с независимым видом пошла в свой кабинет. Таких красивых цветов и в таком количестве ей не дарили ни разу в жизни. В кабинете она выдернула открытку: « Машенька, надеюсь, что цветы вам понравились. Антон Балицкий». Антон Балицкий был её лечащим врачом, то есть тем хирургом, который так виртуозно зашил Марусю после ранения. Девушка вспыхнула до пунцового цвета и обрадовалась, что в кабинете, кроме неё, никого нет. И она вдруг поняла, что ей захотелось написать, нет позвонить немедленно Антону, встретиться с ним, увидеть его ласковую улыбку, дотронуться до его невозможно красивых пальцев. Но Маруся только набрала смс: «Антон, цветы прекрасные. Огромное спасибо». Долго думала, как подписаться, набрала «ваша Маруся». Потом испугалась, и слово «ваша» удалила.

Через полчаса капитан Кудряшова вместе с криминалистом была на квартире пропавшей Панкратовой. Запасные ключи от этой квартиры, как им и сказала Инна Климова, находились у соседки. Походив по большой трёхкомнатной квартире, Маруся обратила внимание, что на мебели стояло много фотографий в красивых рамках. На них были изображены разные люди, молодые и не очень и даже совсем маленькие. Но лица её племянницы (внучатой), Инны Климовой, на этих фотографиях Маруся не увидела. Осматривая шкафы, капитан нашла ящик с документами, и ей повезло: кроме паспорта и пенсионного удостоверения, она сразу же увидела завещание. «Да, женщина небедная. Интересно, про завещание кто-нибудь знал?». Бегло просмотрев его текст, Маруся удивилась, как много людей здесь упоминается. Квартиру Панкратова завещала, конечно, дочери, а вот дачу – Климовой Анастасии Викторовне. – Ошибка какая-то? – спросила Маруся. – Не понял, что за ошибка? – удивился Астахов Дмитрий, лейтенанткриминалист, работающий в соседней комнате. – Да, Маруся, а где пальчики-то снимать будем? – Дима, давай, с входной двери, с телефона, с ящика с документами. Хотя, сама не знаю, что это нам даст. Скорее, на всякий случай, раз сюда пришли. Ой, я поняла. Это не ошибка, конечно. Астахов даже перестал работать: – Ты, вообще, с кем про свои ошибки разговариваешь?! Маруся засмеялась: – Не обращай внимания. Это я сама с собой рассуждаю. Климова Анастасия – это ведь Настя, сестрёнка Инны. – А-а… – непонимающе протянул старший лейтенант и пошёл к телефону. Тщательно осматривая квартиру, Маруся вдруг поняла, что в ней нет компьютера. – Дима, проверь ещё, есть ли в квартире провода интернета или вайфай? А я пока прослушаю сообщения на телефоне. Сообщений набралось много. Но суть их сводилась к одному: «Мама, ты где? Перезвони». «Лара, почему не берёшь трубку?» –Это хорошо, а то я думала, что родственники и не заметили её отсутствия, – снова вслух кому-то сообщила Маруся и тут же подумала, что это уже становится нормой, но какой-то странной. – Замуж тебе надо, чтобы сама с собой не разговаривала, – в тему встрял Астахов, – да, квартира подключена к домовому интернету, и вон, за шкафом, крутой роутер висит. –Слушай, Дим, а где же компьютер тогда? В этот момент её внимание зацепило очередное сообщение: – Лара, я тебя как человека прошу, отдай ты мне его, хотя бы временно! Ба, ну зачем он тебе? А мне позарез нужен, вот, прям, умереть, как нужен. Капитан ещё раз прослушала это сообщение, его наговорили десять дней назад. – Внучок, похоже? – спросил Астахов. – Вот из-за него, наверное, бабку и убил. – Из-за кого, «из-за него»? – поразилась Маруся. – Да почему убил-то?! – Ну, из-за компьютера. Вон, какая квартира крутая, наверное, и комп был обалденный. Вот внучок и позарился. – Ага, а потом бабку сжёг, а пепел по ветру развеял, чтобы никто не догадался! – почему-то разозлилась Маруся. – Маша, да ладно тебе, это я так, предположил. Компьютер же куда-то делся. – Но хозяйки тоже нет, если ты не заметил. Может быть, она с ноутбуком куда-то уехала.

– Ну да, будет тебе семидесятилетняя бабка ноутбук таскать. Маруся пожала плечами: – Не знаю, не знаю… Надо у родственников спросить, есть ли у Панкратовой компьютер. Да, а, главное, есть ли у неё мобильный телефон. – Сейчас будешь спрашивать? – поинтересовался Астахов и жалобно спросил. – Маруся, так я пойду? – Дима, пожалуйста, поищи место, куда подключался компьютер, хочется быть уверенной, что комп был. В этот момент пропищал Марусин телефон, девушка глянула на экран мобильника и вдруг передумала: – Дима, ладно, ты иди, иди. Я сама тут досмотрю, что надо. – Так точно, товарищ капитан, уже исчез. И, правда, в течение одной минуты Астахов собрал свои вещи и исчез за дверью. И в этот момент телефон опять пискнул. На экране высвечивались два замечательных сообщения: «Машенька, вам можно сейчас позвонить?» и «Вы, наверное, заняты?» Маша судорожно набрала: «Конечно, можно!». Потом решила, что слово «конечно» надо убрать, уронила телефон, разозлилась на себя, а телефон в это время зазвонил. У Маруси от волнения моментально пересохло в горле. Тяжело вздохнув, она с трудом произнесла: – Здравствуйте Антон! Я вас очень рада слышать. После десяти минут чудесного разговора Маруся вихрем промчалась по квартире, в одной из комнат над письменным столом увидела входную розетку для компьютера. Затем позвонила Климовой Инне, попросила написать номера телефонов самой Панкратовой, её дочки и внуков. – Вы хотите с ними поговорить? – спросила Инна. – Так они завтра собирались к вам зайти, из Питера примчались. А у Лары не было мобильного телефона. Она сказала как-то, что мобильник, как назойливая соседка, никогда не даст побыть в одиночестве. Назавтра у капитана Кудряшовой оказалось много посетителей. Первым заглянул в кабинет представительный мужчина и поинтересовался: – Извините, вы, случайно, не капитан Кудряшова? –Да, Мария Кудряшова. А с кем имею честь?.. Люди, находившиеся в коридоре, как-то все сразу заговорили, засуетились, а одна из женщин вдруг начала плакать. Мужчина снова начал что-то говорить, но Маруся строго спросила: – Вы все ко мне? Пожалуйста, заходите в кабинет по одному. Первыми зашли тот представительный мужчина и плачущая женщина, представились: – Мы дочь и зять пропавшей Ларисы Сергеевны. Вы её найдёте, ведь найдёте?! – женщина плакала уже всерьёз, размазывая слёзы кулаками, как ребёнок. Маруся как-то сразу решила, что к пропаже Панкратовой эта пара не имеет отношения, но всё же поинтересовалась: – Вы видели завещание, которое оставила ваша мама? На словах «оставила завещание» дочь Панкратовой судорожно вздохнула и зарыдала. – Почему она оставила завещание? Она знала, что с ней что-то случится? – выбираясь из рыданий, удивилась дочь. – Думаю, что ваша мама была мудрой женщиной, решила проблему дележа своей собственности не доводить до скандала в семействе. Поэтому и написала завещание. Возможно, так, на всякий случай. Скажите, когда вы последний раз общались с Ларисой Сергеевной? Или по телефону, или по почте, например, электронной? – поинтересовалась Маруся. – Мы с ней переписывались по электронке, так, не о чём. Я про здоровье

спрашивала, а мама пошутила, мол, не дождётесь. – Вера, а ты мне ничего про это не говорила! – Да, странная шутка! – Маруся тоже удивилась. – Вы с Ларисой Сергеевной до этого уже говорили о смерти или о чём-то таком? – Да никогда! – дочь снова заплакала. – Потом я маме звонила несколько раз, но трубку она ни разу не взяла. А вчера позвонила Инна, племянница моя, и сказала, что Лара пропала. Мы сразу же приехали. – Вера Андреевна, а у вашей мамы какой был компьютер? – Ни компьютера у неё не было, ни ноутбука, но планшет мы ей всё же подарили. А что, планшета вы не нашли в квартире? А документы, паспорт? – Документы, похоже, все на месте, а планшета мы не обнаружили. Нам с вами надо будет съездить на квартиру Ларисы Сергеевны, посмотреть, не пропало ли чего ещё. Отпустив первых посетителей, Маруся выглянула в коридор и обратилась к двум молодым людям, также ожидавшим её возле кабинета: – Вы внуки Ларисы Сергеевны, Михаил и Сергей? Парень, с виду помладше («Значит, Сергей»,– вспомнила Маруся описание Инной двоюродных братьев), закивал головой и спросил совершенно несчастным голосом: – Девушка, вы такая молодая, как вы будете бабулю искать? Вы же ничего про неё не знаете. У вас нет опыта, ну, старости, что ли… Как вы можете знать, что с ней случилось, если вы не понимаете, как она может себя вести в силу своего возраста? – Извините, – Маруся внимательно посмотрела на присутствующих, – а у Ларисы Сергеевны были признаки старческого слабоумия? В коридоре повисла секундная тишина недоумения от вопроса, а потом вся публика возмущённо зашумела. Из этого шума Кудряшова поняла, что Лариса Сергеевна однозначно была старухой хоть куда. Да и не старухой вовсе, это даже смешно, а мудрой интеллигентной, несколько пожилой женщиной. Маруся в это время подумала, что голос на том телефонном сообщении не был похож на голос Сергея, значит, это звонил Михаил. Входя в кабинет, она приказала строгим голосом: – Михаил, пройдите, пожалуйста, в кабинет, а остальных прошу так громко не выражать свои эмоции. Включив запись сообщения-мольбы, Маруся спросила: – Это ваше сообщение? О чём вы просите Ларису Сергеевну. Михаил, высокий и сильно взъерошенный молодой аспирант вдруг густо покраснел: – Это к пропаже Лары не имеет отношения, мне не хотелось бы об этом говорить. – А к убийству Ларисы Сергеевны это имеет отношение? – Как, к убийству? Ба, что, мертва? – молодой человек побледнел и крепко схватился за край стола. «Ой, переборщила», – даже испугалась Маруся, а вслух добавила: – Михаил, успокойтесь, про вашу бабушку пока ничего не известно. Но вы сами в сообщении сказали, что это вопрос жизни и смерти. – Так ведь моей, моей смерти, а не Лариной! – И это вы просили…– подсказала Маруся – Это, действительно, никак не связано с пропажей бабушки, и мне не хотелось бы отвечать на ваш вопрос. – Михаил, а в каких отношениях Лариса Сергеевна с Инной Климовой, вашей двоюродной сестрой. – Да в хороших, лучше некуда. Мне иногда кажется, что не мы с Серёгой её родные внуки, а Инна с Настюхой. Она их как-то жалеет, что ли. Понимаете, у нас

родители всегда хорошо зарабатывали, даже когда ещё не были так известны. А мамина двоюродная сестра, тётя Лена, и её муж, родители девочек, хорошие очень люди, но всю жизнь с ними что-то случается. У них то дом сгорел, то с работы уволили. И так всю жизнь, вот ба девчонок и жалеет. – А они что же не приехали? – Инна же и так здесь, в городе, живёт, а тётя Лена, как же, тоже приехала. Там, со всеми сидит. – Миша, ещё хочу спросить, а Лариса Сергеевна кем раньше работала? – Хотите поинтересоваться, откуда у неё такая квартира, дача? А ещё есть две машины, правда, старые, но в очень хорошем состоянии, можно сказать, «ретро». Не поверите, но Лара в нашем семействе единственный предприниматель. Начинали они лет двадцать назад с дедом. Лара полжизни пыталась выучиться на художника, но поняла, что Кандинского или Шагала ей не перегнать. А художественное образование у неё хорошее, вкус вообще отменный. Ей дед в своё время и предложил заниматься с будущими студентами, то есть репетиторствовать. И в результате они перешли на «раскрутку» молодых талантов. Со временем купили небольшую студию, сделали из неё выставочный зал. После смерти деда Лара меньше этим занимается, силы уже не те, но молодых талантов всё же выискивает и помогает, как может. –Так она, возможно, поехала в другой город к очередному таланту? Хотя, нет. Паспорт-то её дома лежит. – И очередного таланта, думаю, сейчас нет. Иначе бы мы все про него уже всё знали, начиная с того, в какой садик он ходил. Отпустив всех родственников, Кудряшова подошла к соседке Панкратовой, пришедшей с немолодой женщиной: – Вы что-то можете рассказать о пропавшей? –Вот Наталья, моя соседка снизу, сегодня утром сказала, что видела, как Лариса Сергеевна садилась в машину, это было в прошлые выходные, получается, что десять дней тому назад. И при ней был чемодан. – А какая марка машины, номер, не запомнили, случайно? – Ой, миленькая, да что вы?! Я в этих марках совсем ничего не понимаю. Только видела, что машина крупная и ярко-сиреневого цвета. Отпустив женщин, Маруся не знала, с какого боку подойти к этой пропаже. Но ведь, возможно, это и не пропажа вовсе, раз Панкратова уезжала с чемоданом. Но паспорт оставила дома, значит, поехала куда-то недалеко. Тогда почему её так долго нет? – И как это современная женщина, тем более бизнесвумен, не имеет мобильного телефона?! Архаика какая-то, – рассердилась капитан. И в этот момент где-то глубоко под бумагами на письменном столе зазвонил её телефон. Добыв аппарат из бумажного заноса, Маруся сразу же забыла про все свои проблемы: на экране светилось замечательное слово «Антон». – Да, Антон. Конечно, Антон. Договорились, вечером в восемь, Антон. Закончив разговаривать, сама удивилась, как всегда, вслух: – У меня полное ощущение, что я влюбилась. После обеда Кудряшова успела перехватить своих младших коллег и загрузила их заданиями. Лейтенант Игнатенко засел за компьютер, чтобы собрать все данные по выставочному залу, принадлежащему Ларисе Сергеевне. А лейтенанта Королёва попросила узнать что-нибудь про машину, на которой уехала с чемоданом Панкратова: – Володя, это было десять дней назад, посмотри в округе камеры, вдруг ктото что-то записал. А я договорилась встретиться с Инной Климовой, поеду к ней. Маруся с Инной встретились в кафе. Капитан извинилась: – Простите, что отрываю вас от работы. Начальство не будет ругаться?

Инна рассмеялась: – Я сама себе начальство, так что себя не обижу. – Инна, а я даже не поинтересовалась, где вы работаете? – Я владелец небольшой выставочной галереи. Вы её, наверное, знаете, она прямо за углом находится. Маруся растерялась: «Как же я не спросила раньше?! Ведь это и есть выставочный зал Панкратовой, который мы ищем. И я не обратила внимания, что Инны в завещании нет. И какой я после этого сыщик?!». А вслух спросила: – Наверное, эта галерея Ларисы Сергеевны? – Собственно, не совсем. Она полгода назад, на мой день рождения, сделала вот такой шикарный подарок – подарила свою галерею. А про тётушку ничего не слышно? – Пока, к сожалению нет. Инна, у меня к вам пару вопросов. Есть ли у Ларисы Сергеевны знакомый молодой человек на большой, сиреневой машине? – Нет, такую машину точно никогда не видела. А что ещё вы хотели узнать? – У меня не очень корректный вопрос. Почему среди домашних фотографий у Ларисы Сергеевны есть все родственники, кроме вас? Ведь я решила, что вы враждуете. Инна радостно рассмеялась, даже руками взмахнула: – Понимаете, у Лары хороший художественный вкус. – Да, мне Михаил уже об этом говорил. – Так вот, она считает, что я очень нефотогенична. В жизни, мол, вполне себе ничего девушка, а на фотографиях «просто какой-то ужас», – явно кому-то подражая, сообщила Инна. – То есть ваши фотопортреты её просто не устраивают с эстетической точки зрения? – Вот именно. Хотя мне казалось, что очень даже ничего выгляжу. Маруся тоже улыбнулась: – Ваша нефотогеничность разрушила полностью мою версию. – Вы меня подозревали в пропаже Лары? – поразилась Инна. – Не огорчайтесь, я пыталась подозревать всех её родных и знакомых. Но, чувствую, что вы все не при чём. Инна уже собралась уйти, но капитан Кудряшова её остановила: – Подождите ещё секундочку. Я тут вспомнила один странный момент, который не позволяет снять подозрения с Михаила, – и Маруся рассказала про сообщение, оставленное на телефоне Михаилом о вопросе его жизни и смерти. Инна шлёпнулась на стул и возмущённо воскликнула: – Вот ведь сумасшедший химик! У Лары есть старинный, я бы даже сказала, очень старинный портсигар с красивым вензелем. Тётушка считает, что он из чистого золота, так как передавался из поколения в поколение уже несколько столетий. Им, конечно, никто по назначению не пользовался. А Миша с детства пытался выяснить его химический состав, вылив как-то на портсигар уксусную эссенцию. Сам обжёгся, стол испортил, а с портсигаром ничего не случилось. После этого Лара его куда-то спрятала, а наш химик-аспирант, значит, всё никак не успокоится. И тут Маруся вспомнила, что Михаилу и Сергею Панкратова в завещании отписала по машине, а Михаилу ещё значился и золотой портсигар. «А вдруг он знал про завещание? И если так одержим, то всего можно ждать». – Инна, что вы знаете про завещание Ларисы Сергеевны? Но увидев очень удивлённое лицо девушки, поняла, что она ничего не знает. – И теперь, действительно, последний вопрос. А Михаил или Сергей часто навещали Ларису Сергеевну. – Да что вы! Эти охламоны Лару видели в последний раз на её юбилее, то есть, почти год назад. Перезванивались иногда, но не более.

«Ага, а завещание было написано полгода назад, значит, ребята его не видели». Распрощавшись с Климовой, решила быстро заскочить на работу и потом поехать домой. Ей надо было подготовиться к встрече (к свиданию?) с Антоном. В кабинете за столом сидел лейтенант Королёв, с энтузиазмом щёлкая по клавишам. – Работаешь? – Маруся заглянула к нему в компьютер и увидела картинку азартной охоты на какое-то чудовище. – Угу, – не отвлекаясь от интересного занятия, буркнул молодой человек. – Слушай, завязывай. Вы нашли сиреневый джип? – Представляешь, нашли. Только это был не джип, это Рено Сандеро Степвей. – Что? Что это такое? – не поняла капитан. – Эта новая модель реношки. Маруся, цвет, действительно, сиреневый, но шикарный. Я тоже такую хочу. – Ну, а что хозяин машины говорит, вы как на него вышли? – Мы опросили, наверное, полдома. Никто ничего не видел. Потом смотрю, во двор ещё машина въезжает, вот тут, действительно, огромнейший джип, натуральный танк. Как на таком по нашим дорогам можно ездить, поражаюсь. – Володя! Не отвлекайся. – Мы к водителю подошли, спросили про сиреневую машину, и мужика, буквально, прорвало. Видел, говорит, эту машину. Шофёр, мол, огромный бугай, а машина ярко-сиреневая. Стоит, кого-то ждёт. Наш мужик подошёл и спросил, не стыдно, мол, на таком цвете ездить? А тот рассмеялся, говорит, что работает таксистом, ему таксопарк даже «шашечки» не стал рисовать, потому что машину заказывают, в основном, женщины, просят именно его сиреневую машину. Нравится она заказчицам. – Значит, таксист… Интересно бы с ним поговорить. А тот сосед с джипом, случайно… – Представляешь, как ему эта сиреневая машина в душу запала, что он случайно даже номер запомнил. Мы по номеру быстренько таксопарк нашли, радостно туда примчались, а искомый нами водитель, Симаков Николай, два дня, как слинял в отпуск. Куда-то в глушь… –…в Саратов? – Почему в Саратов? Куда-то под Петрозаводск. Вернётся через десять дней. – Хорошо, Володя, спасибо. Маруся глянула на часы, поняла, что опаздывает и помчалась домой приводить себя в шикарный вид. По дороге судорожно размышляла обо всех сведениях, свалившихся на неё сегодня, и поняла, что подозревать, кроме самой Панкратовой, просто абсолютно некого. Получалось так, что вся родня её уважала, даже, пожалуй, любила, а Лариса Сергеевна вызвала это дурацкое сиреневое такси – и концы в воду. Тогда капитан Кудряшова смыла с себя в душе все полицейские заботы, распахнула дверцы шкафа и поняла, что у неё, кроме джинсов и маечек, в гардеробе висит одно единственное платье, купленное с год назад по какому-то очень торжественному случаю. Маруся с опаской сняла его с плечиков, боясь, что за год с её фигурой случилось что-нибудь не то, и примерила. На неё из зеркала смотрела элегантная красавица. – Ничего себе! – как всегда, вслух удивилась девушка. – По-моему, вполне и даже очень. Свидание у Маруси было прекрасным: с Антоном, не сводившим с неё влюблённых глаз, с замечательной музыкой, вкусной едой. И всему этому чуду вдруг пришёл конец, когда Антон начал рассказывать, как ему понравилось в Дании и как бы хотелось туда слетать ещё раз, но с Марусей. У Кудряшовой в голове словно чтото щёлкнуло, и Маруся снова стала полицейским капитаном. Она схватила Антона

за руку: – Это же надо, какая я бестолочь! Он с удивлением уставился на Марусю, превратившуюся из элегантной нежной девушки в…(Антон пытался подобрать эпитет к неожиданной смене образа Машеньки)…в охотничью собаку. – Машенька, в чём дело? – Антон, вы нашли человека! –? – Я уже несколько дней разыскиваю женщину. Она уехала из дома с чемоданом, но без документов. И пропала. А она ведь не без документов уехала, она уехала с загранпаспортом! – Она за границу уехала? – не очень понимая ситуации, поинтересовался Антон. Маруся схватила телефон, позвонила лейтенанту Королёву, спросила номер таксопарка, позвонила туда и узнала, что Панкратова десять дней назад вызвала такси в аэропорт. Облегчённо вздохнув, повернулась к растерянному кавалеру: – Антон, извините меня. Думаю, что с пропавшей всё хорошо, – и кокетливо улыбнулась, – очень хочется мороженого. На следующий день Маруся выяснила, что Панкратова брала билеты на самолёт в Прагу, туда и обратно, с разницей в две недели. А утром следующего дня в дверь кабинета постучались, и вошла женщина, в которой капитан сразу же узнала Панкратову. В дверях стояла и улыбалась очень обаятельная и элегантная дама. Капитан Кудряшова вышла из-за стола и пригласила: – Садитесь, пожалуйста, Лариса Сергеевна. Женщина села и виновато улыбнулась: – Здравствуйте, Мария. Товарищ капитан? Я пришла извиниться. – Вам надо перед своими родными извиняться, они сколько дней нервничают. Как же вы их не предупредили о своём отъезде? Почему не отвечали на их письма? – Машенька! Позвольте мне вас так называть? Причину своего «странного», как сказал мой внук Михаил, поведения я вам сейчас объясню. И Панкратова, продолжая виновато улыбаться, рассказала, что после своего семидесятилетнего юбилея она с полгода пребывала в состоянии эйфории: ей так много сказали на празднике хороших слов! Причем слова эти говорились, она чувствовала, очень искренне. И женщина решила оставить завещание. Но такое, чтобы не обидеть никого. А на день рождения Инны передала ей своё детище, художественную галерею. Но по прошествии ещё полугода вдруг поняла, что, кроме Инны, и то по работе, больше никого из своих родных не видела почти целый год. Они да, звонили, но не так уж и часто. А приезжать, так вообще никто ни разу не приезжал, просто так, в гости. – Понимаете, Машенька, я вдруг решила, что меня никто не любит, я никому не нужна, а если я молча исчезну, никто этого и не заметит. Я взяла билет и улетела в Прагу. Первые пять дней про меня, действительно, никто и не вспоминал. Я по почте не получила ни одного письма. Мне красоты Праги были не в радость. В какой -то момент я решила, что умру с горя, здесь, в одном из прекраснейших городов Европы. И что меня, возможно, здесь и похоронят. Господи, какой детский сад! Кто бы меня, иностранку, стал здесь хоронить?! Маруся весело рассмеялась: – Ох, Лариса Сергеевна! А мне все говорили о вас, как о мудрой женщине. – Машенька, я перед вами пришла извиниться, что отняла у вас столько времени, и у своих пришлось прощение просить. Понимаю, что повела себя, словно ребёнок. Но зато как я сейчас счастлива: меня мои любят и я им всё ещё нужна. – Совсем ничего страшного, мне приятно было с вами познакомиться. И пусть бы все преступления так заканчивались, как ваше приключение.

Кот Янина Погорелова Обычный день для маленького города. Все куда-то спешат, улицы имели запах осенней прохлады. Но, одна девушка, сидела в квартире, попивая крепкий кофе. Ей никуда не спешить, она наблюдала, в окне как мечутся люди на остановке. - Что же, все спешат, все движется. Они мне напоминают хомяка в круге.Улыбаясь, она говорила. - Движение - жизнь, иначе съедят. Ну, откуда столько брать всем энергии, чтобы справиться совсем? - Да, я люблю хомяков, не начинай! - ответил ей кот. - Что ты, дорогая, совсем не любишь отдыхать? - отмахиваясь от девушки. - Странная ты. - Да, не странная я.- глаза ее округлились. - Вот что? Ты меня подобрала внезапно возле дома?- хитро глянул кот. - А, вот и нет! Я специально ходил кругами под домом, чтобы ты обратила внимание.- Рассматривал кот ее кольцо. - Что, ты тут ошиблась, это я тебя выбрал. Вы люди, совсем не понимаете! Что это коты вас выбирают, а не вы! Иначе, меня бы не было. Я к твоим ногам упаду, да и знаю рыба у тебя лучшая. Ты всегда мне свежую, купишь, хоть и гулящий я. Простила меня, блудного. - Да, будешь гулять, я еще подумаю какой рыбой кормить тебя и кормить ли вообще! Что за мода у вас, у котов! Там загулял, там поел, там польстился.- Нахмурила брови девушка. - Мне тебя ждать, не спать, а ты потом придешь, помучишь на ушко. Я тебя и прощаю! - Так, хозяйка, как же быть нам?- кот насторожился. - Может тебе все же собаку завести? Я по жизни холостой, а потом весна будет, ты намучаешься со мною. А знаю, другие хозяйки покупают поводки! Как-то оно в нем ходить, непригодно. - Может ты и прав. - Огорчилась девушка. - Собакой тебе не стать, чтоб не гулял и тапочки носил. Девушка допила крепкий кофе. Кот решил уйти в окно. Но, захочет ли он вернуться?

Ирония судьбы Ольга Дальняя Гулкий топот в подъезде перешёл в стук и буханье в дверь. - Маам! Мама! Татьяна встревожилась, быстро открыла – на пороге стоял запыхавшийся Ленька. В меру взъерошенный, в меру перепачканный, как и положено шестилетнему после добросовестной прогулки. Быстро просканировала взглядом сверху донизу: руки-ноги целы, повреждений не видно, но явно что-то случилось. - Мам, с неба петарда упала!! – внёсся в прихожую сын. - Петарда? В смысле, горящая? - Да, она летела и горела! - Взорвалась?! Никого не поранила?

- Нет, она в палисадник упала! - А почему с неба? Наверное, кто-то с балкона кинул?.. - Нет! С неба! - Да откуда ты взял, что с неба, объясни! Татьяна присела на табурет. Лёнька жадно выпил протянутый стакан сока и принялся объяснять: - Мы сидели на бревне и разговаривали. А Оксанка – ну, знаешь, которой четыре года, – вдруг закричала и показала вверх. И мы обернулись и видели, петарда летела прямо с неба! И ещё с такими волосами… - Что?.. С какими волосами? - мать вообще перестала что-либо понимать. Мальчуган, не находя слов, беззвучно открывал рот, затем схватил себя за вихры и задрал их двумя пучками вверх, изобразив нечто вроде инопланетянина с антеннами. - Вот с такими! Длинными! И они тоже горели! Татьяна подскочила: - Подожди-подожди… С неба летела и горела петарда, а за ней тянулись два светящихся хвоста? Вот таких? – и она очертила в воздухе расходящийся угол. - Ну да! И ещё немножко свистела, пока летела. А мы кричали: «Петарда, петарда!» - Лёнька! Так это же не петарда! Это метеорит был! Сын уставился на неё. Она заговорила, пытаясь помочь себе жестами: - Ну, помнишь, мы ночью смотрели на падающие звёзды? Я ещё рассказывала про маленькие камушки, которые прилетают из космоса, от большой скорости раскаляются в воздухе и сгорают, не долетев до земли. А сегодня один долетел, видимо… говоришь, он в палисадник приземлился?.. - Да! В кусты, где сирень! Лежал на земле и светился! – Лёнька от возбуждения приплясывал на месте. - И что дальше? - Ребята все смотрели и боялись. А я полез посмотреть. Татьяна взялась рукой за лоб: - Ну да, конечно, кто ж ещё полез бы… в твоём духе. Горюшко моё, сколько можно соваться во всё подряд! Что там было? - Петарда… то есть камушек выбил такую круглую ямку. Лежал в середине и светился. Я его поднял… - Что?! – перебила мать. – Как поднял?! Он же раскалённый, если светился! Ты обжёгся?.. - Нет, я на него плюнул! Чтобы он остыл. Я подождал, когда потухнет, а затем взял осторожно... Вот тут уже слушательницу разобрал смех. - Ну да, конечно, что же ещё делать с метеоритом… Нужно на него плюнуть, - женщина мелко смеялась, не в силах удержаться. Мальчишка недоумённо таращил глаза. - Ну да, я его взял. И вылез ребятам показать… - Он большой? Где он? - Я его бросил. - Как бросил?! Зачем? Куда? - А там тётя с коляской гуляла. И, когда я вылез, крикнула: «Брось, а то взорвётся!» Я и бросил… Татьяна обессилено облокотилась о стену. - Ну да, это ж она с лучшими намерениями… Интересно, тётя в школе училась? Про метеориты никогда не слышала?.. Куда ты его кинул? - Туда, в кусты. Где сирень…

Мать вскочила и забегала по кухне: - Лёнька, это ж редкий случай! Метеорит упал из космоса, и прямо во двор! О таком в газетах пишут! Тебе неслыханно повезло, а ты выбросил! Ну да, тётя сказала… Спасибо тёте! – одной рукой выключила плиту под булькающей кастрюлей, другой сорвала с себя фартук. - Ты помнишь, куда его швырнул? Он какой величины? - Ну такой примерно… - Лёня показал пальцами сантиметра два. – С одной стороны круглый, с другой – кривой… Парень даже слегка испугался вспыхнувшего энтузиазма матери. Та спешно доставала с полки кладовой мощный дорожный фонарь мужа. - Побежали, Лёнька! Нужно его обязательно найти! Выкинул, надо же… Ну, тётя, молодец! Малограмотная… Они бегом скатились по лестнице, мальчик еле успевал за матерью и не очень понимал, в чём дело. Снаружи почти стемнело, во дворе стояла тишина, иногда прерываемая первыми неуверенными трелями сверчков. Дети разбежались по домам, мамочки с коляской тоже не было видно. - Где он упал, Лёня? - Здесь! – мальчуган, заползший под куст сирени, тыкал пальцем в небольшую, с тарелку, аккуратную круглую ямку с возвышением посередине, выбитую в сухой почве. - И правда, кратер… свежий… Именно тут камень лежал и светился? - Да, красным светом! И я на него плюнул, чтобы не обжечься… - Понятно-понятно, плюнул, - Татьяну опять разобрал смех. – Куда ж ты его кинул? Сын показал чуть дальше: - Вон туда, в кусты! Они полезли вглубь палисадника. Дело очень осложнялось тем, что недавно поперёк палисадника прокладывали очередную трубу, рыли канаву, и затем, забросав землёй, присыпали её мелким щебнем. Вокруг валялось столько осколков примерно того самого размера, что хватило бы на целый метеорный рой – и среди них требовалось отыскать только один. Семейство долго ползало по палисаднику, подсвечивая себе фонарём, поднимая и отбрасывая кусочки щебня. Вечерняя темнота тихо переходила в ночную. Изредка к ним бесшумно приближались мерцающие глаза бездомных котов, пытавшихся понять, что люди делают и нет ли тут чего-нибудь съедобного. Слегка побродив вокруг, коты озадаченно удалялись. Чуть позже из-за угла появилась объёмная фигура Васильевны – известной скандалистки и сплетницы почтенного возраста. Увидев соседей, лазающих на четвереньках в кустах, и мечущийся луч фонаря, она поджала губы и, ничего не сказав, протопала к двери подъезда. Самозваные исследователи даже не обратили на неё внимания, сосредоточившись на поиске космического гостя. Но через некоторое время окончательно устал Лёнька. Вначале, наблюдая за осмотром очередного объекта, он просто тянул: - Маам, пошли домой… - Это не он, Лёня? - Нее… ну пошли домой… Потом, поняв, что мать увлеклась и её просто так не оторвать, поднял каменный осколок и сунул ей в руки: - Вот, нашёл! Ну пойдём домой… Та с сомнением осмотрела находку. - Лёнь, метеориты обычно тёмные, железо и никель… Этот формой похож на то, что ты рассказывал, но он же белесый, большее похож на известняк. Ты уверен,

100

что это он? - Даа, он! Ну идём домой… Мать посмотрела на утомившегося мальчишку. Было ясно, что он больше не хочет продолжать поиски, и настаивать без толку. И без него, очевидца, искать тоже было бесполезно. Она вздохнула, поднялась с земли: - Ладно, пойдём домой, ужинать пора. Сомнительный осколок она забрала с собой и позже положила в спичечный коробок, наклеив сверху бумажку с надписью: «Метеорит? Падение в Одессе … июня тысяча девятьсот девяносто... года, около девятнадцати часов». - Будем смотреть в газетах, Лёня. Может, сообщат, что наблюдали болид, и мы тогда обратимся и покажем, спросим, метеорит или нет. И засунула коробок в ящик серванта со всякой мелочью. Несколько дней она просматривала городские газеты в поисках хоть какогонибудь упоминания о редком явлении, но страницы газет полнились местными политическими интригами, статьями о проблемах в экономике и криминальными историями. Сюрприз из космоса никого не заинтересовал, либо на него просто не обратили внимания. Некоторое время спустя она перестала фильтровать местную прессу, а потом и совсем забыла о происшествии, закрутившись в вихре нестабильных девяностых. *** Прошли годы; накатило третье тысячелетие и помчалось по рельсам дальше, отщёлкивая стыки лет. Однажды высокий юноша вывернул ящик серванта в поисках запасных ключей и, издав удивлённый возглас, вынул из кучки предметов спичечный коробок с наклеенной потёртой бумажкой. Открыл: - Мам, это что… тот самый камень? Посолидневшая Татьяна оторвалась от шитья. - Да, помнишь - петарда с неба, – она улыбнулась. Леонид сосредоточенно вертел находку, рассматривая со всех сторон. - Интересно, это действительно метеорит? Они ж сейчас ещё и денег стоят… - Честно говоря, сомневаюсь. Ты тогда не очень понимал, почему я кинулась его искать, устал… и, по-моему, сунул маме первый попавшийся камушек, чтобы успокоилась и отцепилась от тебя. – Она тихо засмеялась. – Я рассматривала, всётаки цвет не тот, больше на известняк похож. Но кратер я сама видела! Записала и сохранила данные, на всякий случай. Юноша на минуту замолчал, вспоминая. - Мам, а таки да, я тогда действительно видел метеорит! Он летел, рассекал воздух, за ним светящийся след… и этот звук! Только не понял тогда, и женщина сказала – «Брось!» - Да может, она само падение не видела, только ваши крики слышала? А если петарда, то всё правильно – не дай бог, у мальчишки взорвётся, можно без руки остаться. Она чужого пацана оберегала, даже обижаться не за что. - Ёлки-палки, ну надо же… Как бы узнать, метеорит это или нет? Лёня подошёл к окну, внимательно изучая осколок. - А знаешь что, мам? Нужно в обсерваторию сходить! Они скажут. Татьяна выпрямилась: - Точно, в обсерваторию! И как же я не подумала?! Сходи, конечно, выясни! А вдруг… *** В местной обсерватории, находящейся в старинном городском парке, Леонид добился толку не сразу: ему упорно пытались продать билет на лекцию об истории звёздного неба, с осмотром Луны через телескоп. Наконец, когда он в десятый раз спросил, с кем можно поговорить об упавшем метеорите, его провели в непримет-

101

ную дверь и усадили у стола худощавой женщины, занятой бумагами. Леонид представился и постарался максимально сжато и точно изложить всю историю. По мере его рассказа, усталые глаза слушательницы за толстыми стёклами очков становились всё шире. И, когда он положил на стол коробок, закончив словами: - Я был тогда ребёнком и не понял, что случилось, выбросил камень. Потом мы с матерью старались найти его, но не уверены, что определили правильно. Вы можете… могли бы сказать, метеорит это или нет? – женщина подхватилась и исчезла с коробком, попросив подождать. Вернулась минут через пятнадцать. Энтузиазм в лице погас, отдала коробок со словами: - Нет, не метеорит… И снова оживилась: - А, может, мы организуем поисковую экспедицию в ваш палисадник? По вашему описанию, вы действительно видели и подобрали метеорит! И в наших записях даже не упомянуто, что в этот день на город что-то падало! Леонид немного подумал и махнул рукой: - Вы его уже не найдёте. Там насыпали столько гравия… и ведь целых десять лет прошло! Столько раз всё перекопали… Нет, это без толку. На улице парень повертел в пальцах коробку с ярлычком… пожав плечами, ловко метнул её в ближайшую урну и размашистой походкой направился вдоль аллеи. *** Прошло ещё немало лет. Космического гостя больше никто не искал, и записей о нём так нигде и не появилось. И по сей день в ничем не примечательном одесском дворике, в почве среди корней разросшейся сирени, затерянная между земными собратьями, дремлет упавшая звезда, по дороге к нам преодолевшая миллионы километров в пустоте. И всё для того, чтобы дети на неё просто плюнули. Ирония судьбы…

Агата Кристи отдыхает Ольга Дальняя Всё началось во время сессии, когда Вероника возвращалась из университета после первого экзамена. Ещё издали она услышала гвалт скандала, доносящийся из её подъезда – окно площадки между вторым и третьим этажом было открыто по случаю июньской жары. «Опять бабки ругаются», - мелькнуло в голове. На третьем этаже обитали две деревенские старухи, в незапамятные времена переехавшие в город из украинской глубинки и по сию пору не избавившиеся от привычной манеры общения. Дети от обеих разъехались, мужей тоже не имелось. Одна изображала «интилихентку», работая уборщицей в институте неподалёку, вторая торговала в продуктовом магазинчике, усвоив самый худший стиль общения советского продавца с покупателями, жадными до товаров в эпоху тотального дефицита. И обе не переносили друг друга. Когда-то их переселили из подвалов в новенькую «хрущёвку», и крохотные квартирки с водой, электричеством и прочими удобствами показались сперва настоящим счастьем. Но тот, кто умудрился поселить их рядом через стену, сотворил обеим изрядную гадость, да и остальным соседям тоже: скандалы вспыхивали из-за любого пустяка, почти каждый день. Даже мелкие собачонки, которыми они

102

почти одновременно обзавелись, свирепо облаивали друг друга, и выводить их на прогулку приходилось в разное время, чтобы не сцепились прямо в подъезде. Их хозяйкам взаимной любви это тоже не добавляло. Вероника осторожно поднялась по лестничным пролётам. Побоище было в разгаре. Обе старухи почему-то были мокрыми с головы до ног, с халатов стекала вода; по шахматно-плиточному полу расплылась изрядная лужа. И обе голосили вперебой: - Твой собака мене под дверь насрав! - Паскуда, это твой собака насрав! Из-за дверей наперебой неслось яростное тявканье. Продавщица держала ведро, «интеллигентка» - большую кастрюлю. Старухи трясли друг на друга опустевшей посудой и тщились выплеснуть ещё сколько-нибудь воды. На краю площадки сиротливо лежала маленькая собачья какашка. «Совсем чокнулись». Девушка остановилась, прикидывая, как бы протиснуться мимо места сражения без потерь. Бабки, заметив её, словно по команде, захлопнули рты и, забыв про водные процедуры, уставились на неё с одинаково странным выражением, в котором проглядывало и любопытство, и злорадное ехидство, и ещё нечто, чего девушка не могла понять. Она поспешно миновала обеих, бегло поздоровавшись, и устремилась наверх. Старухи не ответили, лишь поджали губы. До Вероники снизу донеслось: - Бесстыжая! Своего ей мало, до чужого лезеть! - Ещё и регочеть, як кобыляка! Хучь бы людей стыдилася та ховалася… Бабахнули двойной чередой двери, и стало тихо. «Реально спятили… наверное, это старческий маразм». Замок щёлкнул, девушка, пожав плечами, зашла к себе. Они жили вдвоём с мужем в крохотной «однушке» на пятом этаже. В летнюю пору там давила духота, крыша раскалялась на солнце и грела квартиру даже ночью. Вода наверх часто не доходила, особенно утром и вечером, и зимой топили не ахти, но семья молодого специалиста и студентки была счастлива: они жили сами по себе и никто им не мешал. Правда, Виктору, её мужу, приходилось далеко ездить на работу. Он возвращался поздно, уставший, и быстро засыпал, чтобы, снова вскочив утром, успеть на служебный автобус. Вероника бросила сумочку в кресло, переоделась и вышла на балкон, снять высушенное бельё. Собрала прищепки, и тут поблизости что-то заскрипело. Выглянула через перила – ну да, на балконе этажом ниже виднелся край большой круглой клетки. Супруги, живущие под ними, в погожие летние дни выносили в этой клетке проветриться крупного белого какаду, и тот подолгу нежился на солнышке, дыша свежим воздухом и издавая разные звуки. Вот и сейчас он то скрипел, то чирикал негромко, вполсилы, – словно репетируя или беседуя с самим собой. По ветвям растущего под окнами ореха сновали воробьи, чирикая в унисон. Молодая хозяйка внесла в комнату ворох пахнущего свежестью белья, вспомнила старушечью водную баталию и фыркнула. Подумала: «Комедия! Надо рассказать Вите…» *** Однако в дальнейшем странности не закончились. Через пару дней Вероника встретилась с Мариной Петровной – милейшей старушкой за восемьдесят, которая никогда не выходила на улицу без изящной шляпки - зимней или летней, по погоде, - и всегда желала встреченным знакомым здоровья и хорошего настроения. В этот раз Марину Петровну украшала симпатичная соломенная шляпка с двумя тёмно-красными вишенками.

103

Вероника уважительно поздоровалась, ожидая встретить, как обычно, приветливую улыбку… но соседка вдруг отвернулась, словно не слыша, и медленно стала подниматься по ступенькам. Девушка даже испугалась: «Неужели и её возраст накрыл?!» В пятиэтажке, находящейся в давно застроенном районе, молодёжи обитало мало, в основном его населяли старушки всех форм и калибров. Общения с ровесниками студентке хватало и в университете, но с кем обсудить массовый заскок пенсионерок в доме? Разве что с Анной, живущей с супругом под ними? Эти соседи хоть и старше, но всё-таки намного ближе по возрасту. И при ближайшей встрече девушка, улыбнувшись Анне, поздоровалась и произнесла несколько слов о погоде, намереваясь плавно перейти к интересующему вопросу. Но каково же было её удивление, когда Анна как-то бледно взглянула в её сторону, не ответила ни на приветствие, ни на улыбку, и, боком проскользнув вдоль стены, скрылась в свое квартире. Это уже ни в какие ворота не лезло. Творилось что-то странное, и единственное, что Вероника смогла предположить, - это перегрев и тепловые удары, которые массово настигли жильцов. На улице действительно стояла тридцатиградусная жара, непривычная для начала июня. «Выходит, у меня особо крепкая голова, раз пока выдерживает,» - заключила она и отправилась в магазин за холодной минералкой. Вечером, смешивая на кухне салат, Вероника поглядывала через распахнутое окно во двор. Ага, вот и Виктор! Её муж пересекал волейбольную площадку, в сторонке на толстом стволе, оставшемся от спиленного пару лет назад клёна, сидели мужики, спасаясь от жары пивом. Вот они с чем-то обратились к Виктору… беседа продолжалась недолго, один из них заржал, второй настойчиво что-то втолковывал Вите. Даже с пятого этажа было видно, как её муж вдруг набычился, толкнул от себя назойливого собеседника… и не миновать бы драки, если бы другой не прекратил ржать и не уволок приятеля за угол. Широкоплечий Виктор, не оборачиваясь, зашагал к подъезду. Когда жена открыла дверь, он имел явно взбешённый вид. - Витя, что там такое, чего они?! - Пьяные кретины… допросятся, в рыло получат оба. – И глава семейства скрылся в ванной. Весь вечер он был непривычно хмур, на скорую руку поел и уткнулся в телевизор, не реагируя на попытки растормошить. Вот тут уже Вероника окончательно растерялась. Явно творилась какая-то чертовщина, причём все, у кого она пыталась что-то выяснить, отводили глаза и уходили от общения. «Будь я королевой или президентом - заподозрила бы заговор», - тёрла она виски, сидя над тетрадью. «Но какой заговор против студентки?!.. Никакое королевство в ближайшие годы мне точно не светит. И Витька тоже отмалчивается. Детектив какой-то… Агата Кристи отдыхает…» Но требовалось сдать сессию, чтобы не потерять стипендию. И, откинув назад мешающие длинные волосы, она склонилась над конспектом, стараясь выбросить всю эту ерунду из мыслей. *** Мутная ситуация продолжилась и на следующей неделе. Экзамены покорно сдавались ей один за другим, потихоньку приближался конец сессии и отпуск с мужем на море. Правда, обсудить детали отпуска всё не получалось: Витя в последнее время брал работу на дом и проводил вечера, уткнувшись в документы. Так началось и воскресенье. Глава семейства, полулёжа на диване, изучал

104

свой рабочий блокнот, его жена вчитывалась в конспект, надеясь завтра сдать последний экзамен и добить сессию, от которой успела устать. Заткнув уши пальцами, старалась запомнить очередной параграф, но её вывел из учебного транса голос мужа: - Послушай, что там такое? Снаружи и в самом деле нёсся непонятный галдёж и лай, - Опять бабки скандалят? – Вероника вышла на балкон. Кто лает, стало понятно сразу. На балконе соседнего подъезда, слева на третьем этаже, крутился небольшой чёрный шотландский терьер, имевший очень суровый вид благодаря густым мохнатым бровям и усам. Сейчас он разрывался от лая и так злился, что иногда хватал зубами деревянный бортик ящика с цветами. Людей рядом не наблюдалось. Чего он так разошёлся? Над ним, кажется, кто-то смеялся. Вероника глянула на разъярённо трясущийся загнутый хвост, насупленные чёрные брови, на зубы, вперемешку с лаем исступленно грызущие деревяшку, - и не выдержала, тоже рассмеялась. И тут же замолкла, услышав что-то странное: ей ответил смех, очень похожий на её собственный. Что такое?.. Она перегнулась через перила и увидела внизу клетку с какаду. Сейчас попугай сидел на жёрдочке, повернувшись к собаке, встопорщив белый хохолок, и во всю мочь хохотал. Звонко хохотал её собственным смехом, прекрасно имитируя все оттенки голоса. Она сама не различила бы, где её смех, а где попугая. Причём негодная птица, кажется, прекрасно понимала, что делает, и дразнила пса вполне осознанно. Тот реагировал бурно: над ним смеялась дичь, потерявшая всякий страх, и он приходил всё в большее исступление, не имея возможности добраться до наглеца. После нескольких секунд изучения диспозиции смешливая Вероника уже не могла оставаться серьёзной: комичность происходящего накрыла её с головой. Заливистый женский смех, абсолютно один и тот же, нёсся одновременно с четвёртого и с пятого этажа, словно из колонок, создавая эффект стереозвука. Вероника глянула вниз, во двор, заметила «интилихентку», её ошарашенное лицо и выпученные вверх глаза – и, запрокинув голову, расхохоталась ещё пуще. Попугай тоже наддал. Терьер на соседском балконе превратился в мохнатый клубок ярости – теперь уже над ним смеялись двое! Звонкий смех в два голоса и непрерывный лай слились в такую какофонию, что от соседнего дома отразилось эхо, а в окнах напротив замаячили удивлённые лица. Девушка уже еле стояла, держась за ограждение, и изнемогала от смеха. Какаду не отставал, включив звук на полную мощность! Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы следом не вышел Витя. Покрутил головой туда-сюда, пытаясь понять, что происходит. Жена, не имея сил говорить, указала вниз. Мужчина наклонился через перила, посмотрел на голосящего в клетке артиста, на вопящего от возмущения пса и очумевшую старушку у подъезда, не сводящую с них глаз… Тоже рассмеялся и утянул чуть живую от смеха супругу с балкона вовнутрь. Правда, моментально переполох не улёгся: какаду продолжал разоряться за окном, да и Витиной супруге никак не удавалось успокоиться. До неё, наконец, дошло, что вообразили соседи! В мыслях вертелось: "Теперь ясно! А Витька-то... вот из-за чего! И муж Анны... он ведь тоже ни сном, ни духом... Кошмар! смех и грех..." Лай по соседству заглох: кажется, собаку загнали в комнату, и попугай, оставшись победителем на звуковом ристалище, ещё какое-то время радостно хохотал в гордом одиночестве. Потом и он постепенно замолк, а во дворе зазвучали женские голоса. Уж теперь соседкам было, о чём поговорить... ***

105

Прошёл месяц. Супруги возвращались из отпуска, загоревшие, усталые и довольные. Колёсики чемоданов выдавливали полосы на мягком от солнца асфальте, и хотелось только одного: холодной воды и поскорее в тень. Возле палисадника им встретилась Марина Петровна, которая остановилась и долго-долго желала им хорошего настроения, удачи, здоровья, счастья… На сей раз на ней красовалась белая кружевная шляпка с полями, отбрасывающими на лицо узорную тень. Две буйные старушки ничуть не изменились и продолжали ежедневные баталии. Видимо, иначе им было скучно жить. Но, встречаясь с Вероникой, вслед ей уже не шипели, хотя во взглядах и читалось некоторое разочарование. А вот попугай бесследно исчез. Его уже не выносили проветриться на солнышке, и из окон соседей не слышно было ни скрипа, ни хохота, ни чириканья. «Видимо, продали или сослали куда-нибудь, за провокации», - думала девушка, но расспрашивать соседей снизу не решалась. С этой парой здоровались быстро, чуть смущённо, и старались поскорее разбежаться по своим квартирам. И воробьиная стая уже не суетилась у них под окнами. Вообще стало тише, и Веронике однажды подумалось, что без попугая как-то скучнее. Этой мыслью она поделилась с мужем за ужином. - Ну да, - пробормотал Виктор. – Весёленькая такая птичка…

Дух леса Евгения Лыгина Зовут меня Роман Светлов. Я – предприниматель. Стою у окна в своём кабинете многоэтажного бизнес центра. Моя фирма занимается транспортировкой мусора на перерабатывающие заводы. Почему я выбрал именно это направление в бизнесе? Расскажу историю, которая случилась со мной года два назад. Тогда мне было двадцать шесть лет, и занимался тем, что прожигал родительские деньги в клубах. Нас в народе называют «Золотые дети». Я смотрел на простой народ свысока и презирал каждого. Имея дорогой автомобиль, я гонял по дорогам города как умалишённый, разбивая дорогую игрушку, обо что только можно было. Бумажки, пластик, стекло, и прочие отходы, выкидывал в окно или бросал на пол. Я ленился донести мусор до урны. Наша домработница костерила меня вполголоса за грязь в доме, но я не обращал на неё внимания. Платят деньги за работу, вот пусть и убирает! В один из вечеров мы с друзьями отправились в ночной клуб, где вдрызг напились. Я едва держался на ногах, и уже ничего не соображая. И как любого выпившего человека, меня понесло за руль. Со мной село ещё три человека, и мы уехали кататься по ночному городу. Подруга Настя вдруг предложила поехать за город. И вот мчались мы по трассе. Кругом лес, машины встречаются редко. И тут на дорогу вышла девушка с венком на голове и зелёном платье. До сих пор не могу забыть её испуганные ярко-изумрудные глаза. Мне удалось выбраться из автомобиля, который лежал на крыше в кювете. Побрёл к дороге, ожидая увидеть тело… Нет его. Думал: «Примерещилось!» Немного протрезвел, но образ незнакомки не давал мне покоя. Стал звать. Я хотел, чтобы она пришла ко мне. Не знал, как это объяснить. Что-то было в ней такое, что заставляло думать лишь о ней.

106

Я почти сорвал голос, как девушка предстала передо мной. Из её предплечья длиною сантиметров в тридцать-сорок в количестве трёх штук хаотично метались лианы. Страха не ощущал. Босоногая красавица смотрела на меня с ненавистью, спросила: «Что тебе нужно? Зачем ты зовёшь ту, которую хотел убить?» Слова застряли в горле. По щекам катились слёзы. Я упал перед ней на колени и стал молить о прощении. Она слушала мой монолог, не перебивая. «Встань!» – сказала девушка. Обойдя меня, обладательница неестественных глаз стала высказывать мне претензии по поводу мусора. Как я неуважительно отношусь к Земле. Она махнула рукой на себя, назвав духом леса, но как я смею плевать и загрязнять планету, на которой живу? Такие как она каждый день очищают леса, водные ресурсы, а мы, люди, не ценим. Это колоссальный труд! «Оглянись!» – говорила девушка. – «Что ты видишь?! Ничего не видишь. Я помогу увидеть то, что вижу я каждый день!» Окончательно протрезвев, я узрел груды, огромные груды мусора! Казалось бы, на это мне должно быть наплевать, но я даже подумать об этом не мог. Люди забыли, что планета их оберегает, кормит, поит, дала всё для жизни, а мы что? Деньги, злость и ненависть друг к другу поглотили нас, мы ушли от природы, вот она нам и не помогает. Её терпение не вечно, и она начинает давать знать об этом. «Люди, что вы делаете?! Остановитесь!» – кричит планета. – «Почему вы меня обижаете? За что? Почему вы не слышите мой плач? Пожалуйста!» Мы не хотим слышать её, за что начинаем расплачиваться. Посмотрите, что творится? Активизировались вулканы, участились наводнения, люди и животные гибнут от неизвестных болезней… И тогда я спросил: «Что я должен сделать? Как и чем я могу помочь?» Дух леса глубоко вздохнула. Ей опостылело напоминать людям о том, что Земля – наш общий дом. Однако она объяснила, что мне для начала необходимо сделать. Я слушал, кивал и клялся, что сделаю всё, как она говорит. Конечно, утилизировать столько тонн мусора сразу не получится, но за несколько лет я смогу достигнуть цели. Я просил её пойти со мной, но зеленоглазая девушка отрицательно покачала головой. Задал вопрос. И вдруг из ниоткуда появился парень с белоснежными крыльями за спиной. Он крепко обнял девушку. Видел он свысока, что машина неслась на неё. Еле отыскал. Сердце моё сжалось. А ведь я мог убить это прелестное создание. Странно, что только сейчас я это осознал… Потом он перевёл взгляд на меня. Думал, сейчас накинется, но нет, парень сказал: «К твоей душе, Роман, тянется рука Тьмы. Она, Тьма, скоро даст о себе знать. Делай добрые дела, и только тогда воздастся сторицей. Душа твоя стонет, ей плохо, она не хочет во Тьму!» Чушь полная! И вообще, откуда ему знать моё имя?! Тот лишь хмыкнул. Если девушку я принял за эколога, то этот парень явно сбежал с психушки, да только Евгения, именно так этот крылатый парень назвал обладательницу чудесного венка, сказала, что я зря не верю. Несмотря на мою выходку, они хотят помочь. Выбор за мной. Я стоял на дороге уже без них, осмысливая произошедшее. Сколько я так простоял, не знаю. Тут вспомнил, что в машине друзья. Все остались живы. Я же завязал со спиртным, пересмотрел жизнь и открыл своё дело. Я многое понял. И да, ко мне действительно кое-кто пришёл. Её зовут Кауру, и она – тёмная воительница, посланница Тартара. Она была разочарованна вмешательством того паладина, но попыток, вернуть меня на тропу Тьмы, не оставляет. Говорит, что людям трудно идти к Свету. И действительно, это трудно, но я понял во что: помогать нужно друг другу. А наш дом под названием Земля, мы должны беречь, любить и уважать.

107

Сверхъестественное: новые приключения Мария Гамиева Глава 13 Она была поражена от услышанного, и не могла поверить в то, что услышала. Обещание, которое ей давали братья, не скрывать от нее ничего, они не сдержали. Она поняла, то что они не собираются ей рассказывать об этом, и то что Коу обманула ее и заняла ее место пока она спала. Но как она это сделала, Мари не могла понять. По ее щеке потекла слеза обиды и досады. Развернувшись, она пошла обратно в комнату, не желая слушать дальнейший разговора братьев. Мари закрыла за собой дверь и слезы градом потекли по щекам. Она начала швырять все подряд, что первое попадалось под руку, на столько она была зла на них. Злость словно переполняла ее и рвалась наружу. Опустившись на пол, она прислонилась к кровати спиной, и только сейчас ее взгляд упал на рюкзак, который лежал на полу возле двери, а не на кресле где и должен лежать. — Кого черта ты там делаешь? - спросила Мари у рюкзака, словно у живого. — У него выросли ножки, и он решил побегать! - раздался откуда-то голос. — Кто здесь? - осматриваясь по сторонам, спросила Мари. — Всего лишь Я! - отвечал голос, знакомый но в тоже время чужой, но Мари его уже где то слышала. — Что значит всего лишь я? — Ты так и будешь сидеть, или оторвешь свою задницу, и подойдёшь? — Куда? - вставая с пола, и продолжая искать источник голоса, спрашивала Мари. — На кудыкину гору! - злился голос. - И откуда я это знаю?- добавил он. — А ну выходи, кем бы ты не был? - достав пистолет из тумбочки, угрожала пустоте Мари. — Я не могу! - отвечал голос. — Что значит, не могу? — Кусо! Почему вы люди такие тупые, задаете кучу не нужных вопросов? - ругался голос. — Коу это ты? — И, да и нет! - ехидно отвечал голос. — Что это значит? — Сорэ о кику нони ун да (Мне надоело это слушать.)!- злился голос. — Тащи свою чертову задницу в ванную! Мари так и поступила. Пошла, как и сказал голос, в ванную. В зеркале над раковиной она увидела Коу, но в ней что-то было не так. Волосы взъерошены, клыки длиннее обычно, зрачки сужены в тонкую полоску. — Ты не Коу, кто ты такая? — Вечно вы задаете глупые вопросы, и ждете на них такие же глупые ответы! - смеялся демон-лис в отражении.

108

— Мы так устроены, на заданные вопросы ждем ответы, какие бы не были вопросы! — Вечное это бла-бла-бла! Убила б вас всех, от вас никакой пользы! — А от вас как будто есть. Да кто ты, черт возьми? — Я, Мрак, сестра этой святоши Коу! — Так это тебя я видела в отражении своей машины? — Ну, наконец, то дошло! — Что нужно тебе? — Я хочу помочь тебе! — Ты помочь мне? В чем? — Вернуть справедливость и поставить на место твоих братьев! — О какой справедливости ты говоришь? Что сделали тебе мои братья? — Пора поставить всех людишек на место, и всей нечестии напомнить, кто я, а то совсем страх потеряли! А твоим братьям напомнить, что все тайное становиться явным и сокрытие карается! — И кто ж ты такая? И чем же сокрытие карается? — Я истинный страж потустороннего мира, вся нечисть дрожала, стоило кому-нибудь произнести мое имя. А сокрытие карается смертью! — Про всю нечисть я с тобой соглашусь, но что касается моих братьев, убить их я тебе не позволю! — Симата(Черт), даже сейчас узнав, что они не сдержали, данное тебе обещание, ты продолжаешь их защищать! — Не твое собачье дело, я не обязана перед тобой отчитываться почему я продолжаю их защищать! — Каждый раз одно и тоже! Из века в век повторяется одно и тоже! Да твои братья погрязли по уши во лжи друг другу, вечно не договаривают и что-то да скрывают друг от друга! — Откуда тебе знать об этом?! — О сладкая моя, я не первый год живу на свете, я много таких, как они повидала, неужели тебе никогда не хотелось кому-то отомстить, доказать, что ты не пустое место? — Допустим, это было давно и не правда, ты тут причем? — Я же сказала, я могу тебе помочь, покарать даже тех, кто когда-то причинил тебе вред, и даже убийцу твоего Тони! — Что значит убийцу, ты о чем? — Да, что вы все людишки такие тупые, а? Тебя заставили поверить что это был несчастный случай! Ее сердце забилось сильнее, злость подкатывала к горлу. — Вот! Люблю это состояние, давай позволь мне помочь, не противься. Мари была в смятении, словно стояла перед камнем на котором было написано: «Налево пойдешь – счастье обретешь, направо пойдешь – смерть найдешь, прямо – пропадешь». — И так, что же ты выбираешь? - спросила Мрак. — Я согласна, но есть одно условие! — Боже опять эти рамки условий, которые я должна выполнить! — Иначе я не соглашусь! — Говори уже, что за условие! — Ты не отключишь мое сознание, я буду помнить все, что будет происходить, и ты пока не тронешь моих братьев, поняла?! — Кусо, ненавижу эти условия, ладно я согласна! — И еще одна вещь!

109

— Что еще? - закатила глаза Мрак. — Чтобы никто не заподозрил, что мы с тобой стали одним целым, ты прекратишь ругаться и говорить по-японски! — Ладно! Ну что приступим? — Да, давай уже быстрее! После этих слов, отражение Мрак превратилось в дымку и вылетело из зеркала, войдя в Мари, посеяв тьму в ее душу, и став одним целым с ней. «Что ты наделала Мари, я не успела тебя предупредить о ней, она ведь никогда не сдерживает своих обещаний! - говорила Коу, видя как в душе, Мари наступает тьма». Лицо Мари расплылось в злобно-довольной улыбке, смочив руки, она взъерошила себе волосы, и чтобы они не потеряли форму, зафиксировала лаком для волос, и вышла из своей комнаты. *** Выйдя в холл, она осмотрелась, ища взглядом братьев, но их не было. За столом сидела Клэр и листала книгу. Подойдя к ней ближе и встав за спину, она немного наклонилась через ее плечо, чтобы рассмотреть, о чем книга. — Решила почитать про кицунэ? - рассматривая картинку, спросила Мари. — Черт Мари, напугала! - подпрыгнула на стуле от неожиданности Клэр. — Прости, не хотела! - обходя Клэр и садясь рядом с ней на стул. — Быстро ты отдохнула! — Да я решила не отдыхать, рюкзак бросила и вернулась! — Я хотела спросить тебя кое о чём. — Спрашивай! — Расскажи о лимбо, и как туда попадают души? — Хм…лимбо, это так скажем подобие мира между мирами! — Как это? — Есть наш мир, в котором мы сейчас живем, есть так же и потусторонний мир, где обитает вся нечисть! — Да брехня, все это про потусторонний мир! - не дав договорить Мари, отмахнулась Клэр. — В вампиров и оборотней, значит, веришь, а в потусторонний мир нет? удивленно поднимая бровь, спрашивала Мари. — В их существования я не сразу поверила, но про этот мир это все враки! - продолжала отмахиваться Клэр. — Значит, не веришь? Что ж тогда смотри! - щелкнув двумя пальцами, словно выключателем Мари перенесла себя и Клэр в потусторонний мир. Комната была та же, но в ней все было тускло и уныло, стола не было, и книжных полок тоже, вместо них были арки, словно ведущие, куда-то еще, винтовая лестница уходила ввысь, не было видно ей конца. По полу тянулся легкий дымок, и дул холодный ветер. У Клэр от него пробежали мурашки по телу, и она начала чувствовать, как ее ноги начали холодеть, словно легкий дымок похожий на туман, проникал в ее тело. За ее спиной пронеслась чья-то тень, из темноты арки показались два глаза, они светиться желтым, словно две фары автомобиля, и они начали приближаться к Клэр, и вот в паре метров от нее показался силуэт. Это существо было высоким и очень худым, его кожа была бледной, настолько, что напоминала белую простынь, его пальцы были длинными и так же худыми, что были видны костяшки. Носа не было, вместо него были две маленькие узкие прорези. У Клэр от страха забилось сердце, она начала пятиться назад, и существо шло к ней, словно

110

оно видело ее. Оно потянулось рукой к ней, остановившись в паре сантиметров от ее носа, отдернуло свою длинную худую руку, осмотревшись по сторонам, его взгляд упал за спину Клэр, ей казалось, что он смотрит на нее. Издав рык, существо убежал обратно в темноту, словно напуганный чем-то. — Ну хоть кто-то еще меня боится! - раздался за спиной Клэр, металлический голос. У Клэр забилось еще сильнее сердце, она боялась пошевелиться, руки похолодели, ноги, словно окоченели, и не хотели двигаться, хоть ей и хотелось бежать. — Я слышу, как бьется твое сердце, ты зря меня боишься, я не причиню тебе вреда! - раздался вновь тот же голос, но уже откуда-то из темноты. — Кто здесь? - дорожащим голосом спросила она, осматриваясь по сторонам. В проеме, где была лестница появился силуэт, человека, но в тоже время и не человека вовсе, у него уши были длиннее на пару сантиметров головы, и были за заострены к концам, за спиной из стороны в строну, велело два хвоста. — Кто ты?- так же дрожащим голосом спросила Клэр, ее начало колотить от страха который переполнял ее. — Ну вот опять, я что так сильно изменилась? - вздохнул силуэт и направился ближе к Клэр. — Коу, это ты, какого черта ты меня снова так напугала?- выдохнув, говорила Клэр, увидев перед собой Коу. — Забыла, что ты не видела меня в таком обличии, не хотела, но было ве-

111

село! - улыбалась в ответ Мрак. — Ей весело было, а я тут чуть в штаны не наделала! Что это за место?интересовалась Клэр. — Ты же хотела увидеть потусторонний мир, вот он! — Охринеть, теперь я тебе верю! А что это было за существо? — Это был вурдалак, вампирзомби! — Не знала, что и такие существуют! — Они не выходят практически отсюда, живут в темноте, отсюда и бледность кожи их и такая худоба! — А чем они тогда питаются? — Ха…..ты действительно хочешь знать, чем они питаются? — Да! — Они питаются падалью, которая бывает здесь так часто! — Что ты хочешь этим сказать? — Он питаются душами убийц, маньяков, короче говоря, всех кто грешен! — Ах…ть не встать, значит он хотел сожрать мою душу! - прижимая к груди руку, говорила Клэр. — Ошибаешься, он тебя вообще не видел, но чувствовал тебя! -отвечала ей Мрак, пытаясь успокоить Клэр. — Но он смотрел на меня, как он мог не видеть меня? — Обыкновенно они не видят живых людей, лишь только мертвых, но вот чувствовать запах живых могут! - рассмеявшись, отвечала Мрак. — Совсем не смешно, почему он удрал словно ошпаренный? — Меня увидел, я все ж как никак страж этого мира! - ее лицо расплылось в довольной улыбке. — А, что дальше по коридору находится?- спросила Клэр. — Тебе лучше не знать, и так достаточно на сегодня информации! отвечал ей Мрак, и подошла ближе к ней: — Ты забудешь, что видела здесь, и ничего не будешь помнить об этом месте, но поверишь в то, что этот мир существует! - словно гипнотизируя Клэр, говорила Мрак и щелкнула пальцами. — На что я должна посмотреть? - удивленно спросила Клэр. — На новости. Может еще что-то не обычное произошло, пока мы разговаривали! - отвечала ей «Мари», ее лицо расплылось в довольной улыбке. Она была довольна собой, и тем, что еще умеет стирать память когда это необходимо. Клэр словно послушный ребенок, каким не являлась вовсе, принялась листать страницы в Интернете в поисках новостей. Из кухни, наконец, вышли Дин и Сэм, «Мари» услышала их шаги, когда они шли по коридору из кухни. — О двое из ларца, одинаковых лица! Правда, не очень одинаковых, но двое! - рассмеялась «Мари». Братья переглянулись, оба не могли понять, при чем тут ларец и они. — Вы ничего не хотите мне рассказать? - вопросительно подняв бровь, спросила «Мари» братьев. — Нет! - в один голос отвечали они. — Боже мальчики, вы чего так напряглись, или у вас от меня есть секреты? — У нас, нет от тебя никаких секретов! - быстро ответил Сэм. — Хорошо, я вам верю! « Нет секретов у них от меня, как же, оба врут и не краснеют», - думала «Мари». — Дин, что вам удалось узнать с Клэр? - перевела разговор в другое русло «Мари».

112

— Разве тебе Клэр не рассказала? - вопросом на вопрос отвечал Дин сестре. — Нет, мы о другом разговаривали!- отвечала она брату. — А о чем вы тогда разговаривали? - спросил Сэм. — О своем о женском, не думаю, что тебе это будет интересно! -солгала «Мари». — Ну и, вообще то я первая спросила! - добавила она. — «Робин гуд» не злись, а то сейчас стрелы полетят в разные стороны! пытался подколоть сестру Дин. — Не смешно, и хватит меня так называть, не выводи меня, иначе ты действительно превратишься в Белку! - со злостью произнесла «Мари». — Эй, эй успокойтесь вы оба! - пытался успокоить брата и сестру Сэм. — Извини, не знаю, что нашло на меня! - извинялась «Мари», перед Дином. — Проехали, в общем Уолш, рассказал, что когда пришел домой, то заметил странность в поведении жены! – начал рассказывать Дин. — И в чем была странность? — Как он говорит, она была словно под гипнозом, взгляд был стеклянным. Когда он силой отобрал у нее сына, она кричала не своим голосом! - продолжал рассказывать Дин. — Когда я разговаривала с мальчиком, он сказал, что видел возле дома странного мужчину, по его словам у него были белые волосы и длинный весь в дырах плащ! - подключилась к разговору Клэр. «Марганус, так и это твоих рук дело!» - подумала «Мари»». — Да выдумал он все, дети всегда выдумывают того чего нет! -отмахнулся Дин, укоризненно кинув взгляд на брата. — Что, как будто ты в детстве не выдумывал? - возмутился Сэм. — Я не выдумывал, это у тебя была бурная фантазия! - подкалывал Дин брата. — Мальчики не ссорьтесь, дети как правило видят то, что не видят взрослые, и поэтому им никто не верит, уж поверьте мне! - успокаивала братьев «Мари». — Кто-нибудь, еще видел этого мужчину возле дома?- спросил Сэм. — Нет, больше никто не видел! - пожимая плечами, отвечала Клэр. — И, кажется, у нас снова есть работа! - добавила она, глядя на экран ноутбука. — Что там?- спросил Дин. — Эм…, - немного замялась с ответом Клэр. — Все тоже только на этот раз мужчина сгорел в собственной ванной! - бегло читая новости, отвечала Клэр. — Так это один из тех выживших шахтеров, которого мы с Сэмом допрашивали! - рассматривая из-за плеча Клэр фото погибшего мужчины, сказала Мари. — Тогда поехали, все узнаем! - вставая, сказал Дин. — Да, но не всей толпой. Давай на этот раз поедем мы вместе, а Клэр и Сэм поищут информацию здесь! - предложила «Мари» брату. «Марганус, кого черта ты творишь, пытаешься меня вывести!», - злилась Мрак. — Лады, давай тогда погнали! На твоей или моей поедем? – спросил Дин, в надежде, что она предложит поехать на ее машине. — Каждый на своей! - ехидно улыбнулась в ответ «Мари» брату. Дин расстроился, услышав такой ответ, огонек азарта погас в его глазах. Сэм довольно улыбнулся.

113

История одного андрогина Морган Роттен Астрид открыла дверь своей квартиры и увидела перед собой Натаниэля, по ту сторону порога. Сначала она не верила своим глазам. Она долго не могла поверить, что перед ней Натаниэль. Он был таким не похожим на себя. Лишь его черные глаза выдавали его за того человека, которого Астрид ждала много лет. Его униформа медсестры была черной от грязи, насквозь промокшей, как и сам Натаниэль. Он выглядел жалким и бессильным. Будучи в неком шоке, Астрид спросила настороженным голосом: - Ева? У Натаниэля тут же накатились слезы на глазах. Пытаясь сдерживать их, он сказал: - Натаниэль. Астрид вмиг стало все понятно. Она впустила его в свою квартиру. В ту самую квартиру, которая заменяла Натаниэлю дом на протяжении двух лет. Которая практически не изменилась. Единственное, что здесь поменялось, так это то, что здесь больше не жила старуха, которую в юности так ненавидела Астрид. Теперь здесь жил ее младший брат Томас, который был ей как сын. Астрид отправила Натаниэля в душ, в то время как сама пыталась собраться мыслями: «О, Боже! Натаниэль! В моем доме! Спустя столько лет! Боже, что с ним? Почему он так выглядит! Неужели он пришел? Я не свихнулась? Нет! Это реальность. Он здесь. И я тоже. Мы оба в реальности». Это утро было самым впечатлительным в ее жизни. Она не знала, как настроиться на разговор с ним. Как начать разговаривать с Натаниэлем. Что ему сказать. Они так давно не виделись. Наверняка, они оба не мало изменились за столько лет. Они совершенно спокойно могли не понять друг друга. Вероятней всего, эта душевая пауза между ними лишь на руку обоим. Нужно настроиться. Выйдя из душа в одежде, которую Натаниэлю дала Астрид – черную обтягивающую кофту и черные узкие штаны, Натаниэль первым заговорил с Астрид, усевшись за столом на кухне: - Ты здесь. Снова. Почему? - Ммм… понимаешь… - откровенно нервничала Астрид, осознавая, что перед ней Натаниэль. - Произошло несчастье, и мне с Томасом пришлось вернуться в Лондон, – говорила она, все больше привыкая к его обществу. Сам же Натаниэль выглядел привычно спокойным, но бесконечно грустным. Его глаза не сдвигались с места, уставившись куда-то в стол, будто он о чем-то думал, но пытался набраться чего-то необходимого. Он сказал: - Какое несчастье? - Мама умерла. Карл начал спиваться. Его уволили с работы. Он перестал обеспечивать семью. Мне надоело, что он наглеет у меня на шее. Он стал безобразным и не способным быть главой семьи. Я добилась опекунства над Томасом, и мы уехали в Лондон. - Ты ответственная, – пытаясь натянуть легкую ухмылку, сказал Натаниэль, после чего увидел милого парня в другой комнате и добавил. - Сколько лет твоему брату? Натаниэль время от времени стал поднимать на Астрид глаза. Та также стала

114

выглядеть более смелой. - Девять, – сказала она. - Девять? Прошло девять лет? – сказал Натаниэль, оглядываясь в прошлое. Он вспоминал, как мать Астрид приезжала, будучи беременной. Он вспоминал, как они стали ссориться на почве этого и не только. Он вспоминал, каким он был ублюдком по отношению к своей лучшей подруге. И он хотел выкрикнуть слова мольбы о прощении. Но что-то его сдерживало, до сих пор. Он лишь холодно сказал: - Ты изменилась с тех пор, – пробегая своими глазами по новой внешности Астрид. Ее волосы были все также черны. Но теперь они были короче и еле доставали до середины лопаток. Не было привычной готской челки. Теперь у нее был боковой пробор. Ее глаза больше небыли заключены в жирные стрелки. Теперь Астрид скупилась на резкий макияж. Она выглядела повзрослевшей. Она выглядела более скромной, чем в прошлом. Она робко улыбнулась и сказала: - Я уже не та тусовщица, кем была раньше. Я стала писателем. - А когда-то ты говорила, что пить и веселиться – лучше! – с улыбкой сказал Натаниэль. - Да, – чуть-чуть стыдливо, но с улыбкой сказала Астрид. Они взаимно улыбнулись и почувствовали, как стали сближаться друг с другом. Мнимая граница неудобства и страха сказать лишнее стала стираться между ними. Они стали раскрепощаться. Натаниэль сказал с ностальгией в глазах: - И я когда-то говорил обратное… - взглянув Астрид в глаза, задержавшись во взглядах. - Но ты добился успеха! – сказала Астрид. - Призрачного успеха! Это был не я! - Прости, Натаниэль! - Что? - Прости меня, что я тогда тебя не поддержала. Я должна была… - О чем ты, Астрид? Это фальшивка! Это я виновен! Я! Это я виноват перед тобой, родная! Теперь они не могли оторвать друг от друга своих глаз. Будто они заглядывали друг другу в души, пытаясь нащупать их былые чувства. Они искали соприкосновения в прощении друг друга. - Это глупое стремление быть признанным затмило мой разум. Я обидел тебя, Астрид. Я обидел всех, пытаясь преодолеть свой путь. Это все Синди! Ненавижу ее! Это она виновата! Она!.. – с яростью в своей меланхолии, говорил Натаниэль. Его взгляд стал непонятным. Астрид не знала что сказать. - На самом деле, она вовсе никакой не идеал! – говорил Натаниэль, со все большим безумием в глазах. - Она не идеал! Понимаешь? - О чем ты, Натаниэль? – пыталась понять его Астрид. - Сегодня ночью я разрыл ее могилу. И знаешь, что я там увидел?.. Астрид передернуло внутри. - Ничего! – с разочарованием ответил на свой же вопрос Натаниэль, - Ничего я там не увидел! Ничего прекрасного! Ничего того, что можно было бы назвать идеальным, красивым. Красота смертна, Астрид. Она не вечна. Как и Синди. Как и я. Мир вовсе не таков, каким он тебе кажется. - Успокойся, Натаниэль! – сказала Астрид, наконец, обняв его за столько лет. Натаниэль почувствовал ее дружеское плечо. Наконец-то он мог поплакаться кому-либо в рубашку. Он так давно этого не делал. - Прости меня, Астрид! Прости за все! За то, что я был таким слепым и самовлюбленным. Прости, что не смог тебя любить, – рыдал Натаниэль. - Тихо-тихо! Все в порядке. Все хорошо. Я не виню тебя. Не думай об этом, – успокаивала его Астрид, прижимая и гладя Натаниэля по голове.

115

- Я думал об этом все девять лет! Я сделал тебе больно, Астрид. Но я отрицал и был принципиальным. Это делал я! Понимаешь? Я, а не Ева! Никакой Евы никогда не было! Я выдумал ее. Она фальшивка. Все это время был я. - Тихо, милый! Выпей воды! У тебя истерика! – сказала Астрид, предложив ему стакан воды. Натаниэль, вытирая слезы, стал судорожно глотать воду из стакана. После нескольких глотков, он оставил стакан зажатым между своих ладоней, и просто уткнулся взглядом в пол. - Ты не виновен, Натаниэль! – еще раз пыталась оправдать Астрид Натаниэля в его же глазах. - Нет! Во всем виновен я! – более спокойно сказал Натаниэль. В этот момент Астрид заметила, как из комнаты появился Томас. Его лицо выглядело безобидным и непонимающим. Он лишь молча наблюдал картину. Астрид сказала ровным тоном: - Томас, иди в свою комнату и закрой за собой дверь! – после чего села перед Натаниэлем на корточки, будто пытаясь заглянуть в него поглубже. Она нежно обхватила его ладони, зажимающие стакан, пытаясь насладиться этим соприкосновением. Натаниэль глянул на нее, и в его взгляде была некая двусмысленность. То ли ему было больно, то ли он решался на что-либо. И его лицо стало приближаться к лицу Астрид. Что-то знакомое образовалось между ними в тот момент. Они словно затаили свое внимание и переплели их воедино. Натаниэль максимально близко приблизился к ее лицу и задержался, так, что они оба чувствовали нежное и волнительное дыхание друг друга на своих губах. Казалось еще сантиметр, но Астрид дернулась в сторону, после чего Натаниэль сказал тихим голосом: - Разве не этого ты хотела все это время? Его глаза стали казаться самыми печальными на свете. Астрид стало сложно говорить. Ее глаза наполнились слезами, а горло еле выговорило: - Хотела… - но больше ничего сказать она не смогла. Натаниэль все понял. Он уже не хотел ничего менять. Было слишком поздно. Он слишком долго жил не своей жизнью. И сейчас ему больше всего хотелось ускользнуть отсюда. Покинуть это место навсегда. Но что-то чувственно держало его здесь. Ему так не хотелось терять Астрид из виду, все время видеть ее здесь. Но также он хотел, чтобы они больше не виделись, не были вампирами друг друга. Им было больно друг от друга. Он осознавал, что если он покинет ее молча, она не сможет удержать его. Даже если не захочет. Она все равно будет пытаться его видеть. И это больно для обоих. Натаниэль уже не знал, как думать обо всем этом. Он чувствовал себя реальным психом, озабоченным неизвестно чем. Он словно ставил галочки напротив своих пунктов. И сейчас он добился прощения Астрид. Он хотел уйти. Надолго. Навсегда. Чтобы никого не беспокоить своим видом. Он столько боли принес в этот мир. Его могло простить только то, если бы его не стало. Единственный, кого он не мог простить – это он сам. Он не мог простить себе все то, что придумал он и для чего. Кем был он или не был. Он сам запутался в своих мыслях. Он лишь хотел уединиться. Осталось подождать. Ночь, может другую. Астрид оставила Натаниэля у себя. Когда они с Томасом отправились по делам, оставив Натаниэля одного, тот сразу же поднялся с кровати с одержимым видом, рыская по комнате. Он надел одежду Астрид, став искать ее косметику. Он чувствовал необходимость в этом. Попытавшись открыть дверь, закрытую на замок, он словил себя на мысли, что он сможет покинуть квартиру лишь через окно. Четвертый этаж. Натаниэль забыл про это. Но, открыв окно, он все больше вдохновлялся своим побегом в никуда. Некая ностальгия нахлынула на него. То, что он пытался сделать, он уже делал однажды. Пустяки. Это казалось ему более легким, чем это было когда-то. И перед тем, как отважиться на последний рывок, он еще раз

116

глянул обратно в комнату и подумал, что он не может так поступить с Астрид. Он должен был написать ей ответ. «Дорогая Астрид! Сочти данное письмо моим ответом на твои письма. Ты была единственным, неповторимым человеком, который мог понять меня и принять. И, надеюсь, ты поймешь меня сейчас. Я должен покончить со всем этим. Я должен убить ее. Раз и навсегда. Это именно то, что я не мог рассказать тебе доныне. Это то, что мучило меня все эти годы. Я – сорняк. Я должен убить Синди. Помнишь, ты подарила мне браслет? Я отдал его тому парню. Извини. Теперь я ценю тот твой подарок. И я хочу подарить тебе свой. Подарить самую дорогую вещь на свете. Я хочу, чтобы она осталась у тебя, и напоминала тебе о ясном разуме. Я знаю, ты не выбросишь ее, подобно мне. Ты лучше меня, Астрид. Не знаю, любишь ли ты меня сейчас… Хочу сказать тебе одно: Прости! За то, что не любил тебя. Я никого никогда не любил. И в этом моя проблема. Проклятие. Прости. Твой Андрогин, Натаниэль!» Ему было больно, но он не мог позволить себе слабость. Он должен был бежать, и он не мог ничего с этим поделать. Он не знал, кто в его голове. Кто говорит в нем сейчас. Но он спрыгнул, цепляясь за карнизы и ветви деревьев, устремившись вдаль, не оглядываясь. Он хотел в свой дом. Свой первый, милый дом, в который привела его Синди. И найдя его, он взломал дверь и проник в него. Тишина. Уют. Казалось, дом до сих пор пахнет семидесятыми, гримерками и косметикой. Как Натаниэль соскучился по этому запаху, который, на самом деле, волновал его сейчас. Ему было не до тонкостей эстетики. Он искал зеркало. Ему хотелось поскорее сделать это. Чтобы никто не смог его найти, остановить его. Но он медлил. Мысли затягивали его в болота прошлого, которые не отпускали его. Ему вдруг вспомнилось, как в кладовке Синди хранила красные вина. Он надеялся, что за много лет ничто не изменилось. Те, кто снимал этот дом иногда – не выпили его. Он решил спуститься. И нашел бутылку красного вина производства 40-х годов. С горем открыв эту бутылку, он выпил треть на кухне. Наблюдая все вокруг, он говорил успокаивающим тоном: - Здесь все осталось прежним!.. Начиная рыться в ящиках стола, он нашел кухонный нож, который хотел, но не ожидал увидеть Натаниэль. Видимо дом был чересчур не тронут. Многие вещи лежали здесь, не сдвинувшись с места. - Неужто этот дом не был кому-то интересным? – удивлялся Натаниэль, глядя на лезвие ножа. Внешне он был спокоен. Но в душе его творилась немыслимая буря. Его мысли перемешивались между собой. И это было невыносимо. Сев перед зеркалом, он снова навернул вина с горлышка и стал наносить макияж на веки. Он не хотел делать его привычным для себя. Он вспоминал, как это делала Синди. Он хотел ее макияж, словно добивался чего-то. Черные локоны по лопатки у него уже были, словно так и надо. - И зачем я их красил? – сказал Натаниэль, глядя на свои волосы, будучи уверенным в том, что сейчас ему так намного лучше. Вся жизнь пробегала у него перед глазами. Он наносил макияж, а его глаза наливались слезами. Он вспоминал все. Черным карандашом по верхним векам. Он вспоминал, каким он был в детстве. Капли, собирающиеся в уголках его глаз, не давали ему нанести макияж так хорошо,

117

как хотелось бы. Черным карандашом под глазами. Он начал вспоминать Гарри. Как он отдался ему за фальшивые документы. Зачем он это сделал? Ему это было так нужно? Он вспоминал Генриха и Маринелли. Как они сделали из него звезду. Он вспоминал Сару и даже Рокси, и думал, что мог бы сделать по-другому, вернуть бы время вспять. В нем накипала ненависть. - Пошли вы к черту! – психовано сказал Натаниэль, прекратив краситься. Он стал бешено глотать вино из бутылки. Через пару минут успокоившись, он глянул на себя в зеркало и взял в руки красную губную помаду. Начав наносить ее на губы он, вдруг, вспомнил Оливье. - Ненавижу тебя, стерва! – выкрикнул он резко, бросив помаду в зеркало. Пожав губами, он растер помаду по губам более равномерно, после чего уставился в зеркало со знакомым взглядом. Он не мог оторвать взгляд от него. Он видел в нем Синди. И внимая ее образ в зеркале, ему чертовски хотелось разбить его, воткнуть нож в ее сердце. Но его разум охватила паника. - Почему? Зачем? – стал говорить он зеркалу. Ему казалось, будто Синди говорит ему оттуда: - Зачем тебе меня видеть? Что же ты делаешь, Натаниэль? - Я не желаю тебя видеть! Заткнись! – кричал он сам себе. - Неправда. Всю жизнь ты хотел только этого! - Нет! Нет! – истерил Натаниэль. Образ Синди в его зеркале никак не пропадал. - Признайся сам себе. Ну же, давай! – говорила ему Синди. - Я покончу с этим раз и навсегда! – сказал Натаниэль отчаянным голосом, после чего посмотрел на нож. Он трепетно, но с вдохновением взял его в руку. - Давай! Попробуй! У тебя кишка тонка! - Я сделаю это! - Ты слабак! Ты знал это все это время! - Я убью тебя! - Попробуй. Только будь уверен, кого убиваешь. После этого Натаниэль зашел в мысленный тупик. От отчаяния он допил вино и бросил бутылку об стену. Ему было сложно думать. В нем говорили эмоции. Они были настолько сильны, что ему хотелось все сразу. Разбить зеркало, чтобы не видеть Синди. Но это было так наивно. Он знал, что это не решит его проблемы. Он не может разбить зеркало. Все, что угодно. Только не его. Рукоятка ножа стала впиваться в его зажатую ладонь все сильнее. После он выпустил его и схватился обеими руками за лицо. Он зарыдал. Он был растерян. Он стал говорить сам себе: - За что ты так со мной? За что я стал тобою? Я знаю – я хотел. Но я никогда не думал, что такое возможно. Что можно стать другим человеком. Что ты всегда будешь в моем зеркале. Я слабак. Я знаю. Я никто. Меня никогда не было. Не было Натаниэля Уолкотта. Не было Евы Адамс. – Натаниэль открыл свое лицо и, выдержав паузу, сказал в зеркало. - Никогда не было тебя! Он опустил руки на колени и взглянул в зеркало внимательнее. Что-то иное он увидел в нем. Словно покаяние лишило его слепоты. Кто это? Неужели он видит себя перед зеркалом? Этого не может быть. Натаниэль не верит в это. Он говорит себе? Он смотрел в зеркало и видел в нем кого-то незнакомого. И он понял, что никогда не видел себя. Он видел себя лишь будучи ребенком. Теперь же он был в отчаянии. Это снова повторится. Он больше не хочет видеть Синди. Он не привык видеть себя. Он никого не хочет видеть. Он не знает, кем был он все это время. Натаниэль хватается за нож.

118

Его дыхание становится тяжелым. Он больше не богочеловек в своих глазах. Больше никто ему не кумир. Ни Синди, ни он сам. Он слишком долго жил не своей жизнью. И от осознания данного его рука с ножом все более дрожала, приближаясь к телу. Натаниэль смотрел в зеркало и пытался понять. Но понял лишь то, что понимать больше незачем. Ему больше ничего не нужно. Осталось сделать движение рукой. Но это чертовски сложно. Как же это сложно, черт возьми! Натаниэль злился на себя. Даже в этот момент он чувствовал себя слизнем. С каждым вдохом ему становилось все сложнее и сложнее думать обо всем. Осознавать момент, который может стать последним. Пред его глазами пронеслась вся жизнь. Он хотел заплакать, но в нем больше не осталось слез. Каждая из них казалась ему считанной. Каждое дыхание казалось предпоследним. Ему очень хотелось опустить свои руки и остановиться. Но в этот раз он почувствовал, что должен хоть раз в жизни сделать то, что действительно хочет сделать он сам. Единственный раз по истине победить. Самого себя. И он посмотрел в зеркало так, будто в нем никогда не было такого мучительного озарения. Такого, которое заставило его сказать последние слова в его жизни: - Я убиваю того, у кого никогда не было сердца! – и со всего размаха воткнул нож в свое сердце. Он воткнул его так глубоко, что лезвие ножа полностью скрылось в его теле. Изливаясь багровыми реками, Натаниэль чувствовал, как его сердце с невероятной колющей болью прекращало свою жизнь. Его охватили судороги. Он упал со стула и начал биться в конвульсиях. Это была агония сердца, которая выжимала из него последние капли жизни. Болестной, печальной, грустной жизни. Его кровь была такой черной, что казалось, нет больших мучений на земле. И с каждой секундой это мучение уводит его пленника в царство мертвых. Это мучение становится граничить с чем-то бессознательным, нирваной. Из последних сил Натаниэль делает движение рукой, словно хочет взяться за ручку ножа. Но слишком поздно. В его глазах тут же потемнело. Он почувствовал последний стук сердца, вместе с которым он успел подумать: «Умри». Эпилог Лондон 2002 год «Nathaniel Walcott 27.04.1972 – 30.04.1999» Астрид и Томас стояли у могилы Натаниэля, внимая грустное молчанье подземелья. Рядом была могила Синди. Она также как могила Натаниэля была ухожена цветами. Обе они внушали противоречие. Оно повисло в воздухе духовно, проникая в сердца всех тех, кто знал эту историю. Астрид была облачена в черные одеяния. Словно черный цвет ей был предписан судьбою. Томас, заметно подросший, скорбил не меньше. Они молча смотрели на обе могилы, проникаясь глубиной молчаний, словно думали о чем-то, пока Астрид не решила сказать: - Не важно быть модным, не важно быть стильным, важно быть самим собой. Так Натаниэль сказал однажды. И он был прав. В этот момент он знал, что говорит. Это был он. Она пыталась понять его в этот момент. Она всегда его понимала. Но она до сих пор думала об этом. Кто был и что было в голове Натаниэля. Ей было все равно, что целый мир думает и сочиняет по этому поводу. Быть может, кто-то уже давным-давно забыл о Еве Адамс. Кто-то слагает о ней лучшие легенды моды. Кто-то восхищается, а кто-то презирает. Кто-то верит в нее, а

119

кто-то верит в Натаниэля Уолкотта. Кто на самом деле этот человек? Натаниэль умер дважды? Или Ева Адамс – психически нездоровая личность? Люди знали обо всем. Но каждый верил в свою истину. Всех ли тревожила она? Всех ли тревожит истина каждый день? Мир полон кумиров и их копий. Кто-то ведет, кто-то последует. Следы Евы Адамс также не просохли. Быть может, наступит такое время, когда фанатики образумят или уничтожат мир на почве ее образа. Кто знает… Все либо делают невозмутимый вид, пытаясь не говорить о данном, либо отвергают, будто этого и не было. Никто не хочет признавать видимого. Знать. Верить. Зря. Что-то подкрадывается к тебе из глубин твоего же сознания, а ты этого не знаешь всю свою жизнь. Не веришь. Отвергаешь. Есть ли это проблема? Чего хотел Натаниэль? К чему стремился? Может ли хоть кто-то знать об этом наверняка? Вряд ли. В ком-то говорят сотни голосов… Он стал неоднозначной личностью. Личностью, которой можно восхищаться и ненавидеть одновременно. Личностью, которую можно приравнивать к богу, и сравнивать с дьяволом. Это та личность, которую запрещают как продукт, употребляют лишь в порицательных целях, но которую признают неповторимой. В самом деле, личность? Кто прав, кто виноват? Натаниэль или Ева? Все факты подтверждают истину. Натаниэль Уолкотт – этот тот самый без вести пропавший осиротевший сын Синди Уолкотт, которая была ему приемной матерью. Он умер лишь три года назад, а не в 1988 году, как считалось ранее. Он действительно гермафродит. И это он был пациентом психиатрической клиники. Можно ли в это поверить после всего того, что сотворила с миром Ева? Ева Адамс – образ дитя Гермеса и Афродиты. Она богочеловек, спаситель. Все красиво, идеально. Но Натаниэль разрушил ее образ. Или сохранил. Как знать. Он сделал ее неотъемлемой частью этой истории. Истории, которая стала реальностью. В сознании Натаниэля. В сознании людей. Быть может, у кого-то данная история вызовет вздор или смех. Быть может, ктото восхитится. У кого-то она вызовет разочарование и грусть. Кто-то задумается над смыслом жизни и сделает свой вывод. Каждый сам для себя решит. И это правильно. Ведь эта история написана для тех, кто видит смысл в ее чтении. Способна ли она повлиять на мир? Способна ли она поменять людей, их мышление и взгляды? Кто-то пересмотрит свою жизнь? Кто-то задумается о тех страданиях, что были здесь, или пропустит? Или, быть может, кто-то до сих пор не верит в то, что есть такая история?.. История о человеке, который стал Иисусом и дьяволом в одной плоти. История о человеке, который хотел изменить мир. Он прошел свой жизненный путь так, как он его прошел. И никак иначе. Он сам сотворил свою судьбу. Он сам сотворил свою историю. И это история одного андрогина. Теперь Астрид оторвала свой взор от экрана своего ноутбука. Усталым взглядом она посмотрела в окно кафе, в котором они с Натаниэлем сидели когда-то давно. В нем она увидела нечто. Она смотрела, как с витрины одного из магазинов снимали одну из последних выживших реклам, на которой было лицо славной Евы Адамс. Означало ли это конец? Или это было началом чего-то нового. Чего-то без участия Гермафродита? Неизбежность. На место старых людей приходят новые. Астрид грустно было осознавать все это. Ей было больно смотреть. В ее душе была ностальгия. Каждую секунду. Но это было чем-то трепетным. Что-то гладящее проскользнуло по ее губам, и она грустно улыбнулась. Она взяла в руку ангелочка, висящего на ее шее, зная, что андрогин всегда будет в этом мире. Она увековечила его в свои строки. И чувствуя потепление в душе, Астрид вернула свой взор в экран ноутбука, где крупными буквами было написано: КОНЕЦ

120

Летописи межмирья Александр Маяков 2 месяц 514 год с м.п. (июль 2012 года н.э)… Межмирье. Лорд Артур. Эврика! Я понял, что не так! Место! Мы вели переговоры в межмирье, но Лина и Шамиль пришли из своих миров. Но как? Порталы уничтожены! Они не могли пройти. Да и военные действия вполне реальны. Это не бойня разобщенных дезертиров из Союза. - Да, действительно странно, - согласился со мной Евгений. Как раз за завтраком я и высказал свои домыслы. Сегодня мы завтракали в узком кругу. Лина, приняв приглашение Клодеса, осталась в лагере, но завтракать предпочла в окружении своей свиты. Шамиль так же отказался от общего завтра, сославшись на важные дела. Как потом пояснил Евгений, им удалось договориться о переправке ключа в Анклав. Точное место хранения ключа не разглашалось, даже нам. - Надо будет полюбопытствовать у принцессы Лины. – Произнес Клодес, ковыряя вилкой запеченное мясо. - Вы вчера довольно много времени провели в палатке её высочества. – Произнес Евгений, пригубив вина из бокала. - Принцесса Лина оказалась довольно интересным собеседником. – Уклончиво ответил генерал. - Генерал, генерал,- покачал головой Морморт. – А как же леди Иллая? - А что леди Иллая? – Недоуменно переспросил Клодес. – Мы с ней помолвлены, так что все прекрасно. И да, мы с принцессой только беседовали. Увы, но меня не возбуждают змеи, извините за грубость. - Тише! – Шикнул на него Евгений. – Надеюсь, нас не подслушивают. Я верю вам, генерал, но все же, будьте осторожны. Принцессы слишком своенравны и большинство из них собственницы. - Буду осторожен. – Деликатно произнес Клодес. Дальнейший завтрак прошел без колкостей и в более спокойной обстановке. *** - Что значит, «как отрыли портал»? – Удивилась Лина. – Они всегда открыты! Мы собрались на еще одно обсуждение. Шамиль и Лина делали вид, что терпят друг друга. Враги они всегда враги. На сегодняшнем заседании присутствовали и клирики. Они последнее время занимались изучением руин, которые нашлись неподалеку. Давным давно это был комплекс сооружений, предположительно крепость с рядом опорных пунктов. - Вообще, что значит «закрытый портал»? – Спросил Шамиль. - Что значит «всегда открытый портал»? – Удивился я. - Позвольте пояснить. – Вступил в разговор Манелий. – Как я понимаю, ваши порталы имею иной вид, нежели те, что описал магистр? - Да, - кивнула Лина. - Прекрасно! – Улыбнулся Манвелий. – Господа, мы имеем дело с одним из первых экспериментов первопроходцев по освоению свободной энергии межмирья! В его словах было столько гордости. - А теперь подробней, господин Манвелий. – Произнес Евгений. - Порталы, которыми вы их помните, появились не сразу. – Начал Манвелий. – Изначально было несколько экспериментов, не всегда успешных. Один из первых удачных экспериментов – так называемый «разрез». В отличие от «врат», которые были применены позже, «разрез», использовал энергию портала для поддержания

121

самого портала. То есть, он создавал энергетический контур, который подпитывал портал и держал его открытым. Но у него был ряд недостатков. Из-за того, что он постоянно открытый, он постепенно разрушал сам себя. Поэтому, от такого портала отказались в пользу «врат». - Но, как видите, «разрез» все еще функционирует. – Произнес Евгений. - Да, - кивнул клирик. – Видимо, мы что-то не учли. - Довольно лекций! – Произнесла Лина, поднимаясь со всего ложа. Наги вообще не сидели на стульях, а лежали на больших, я бы даже сказал, огромных подушках. Это, конечно, высокопоставленные наги. Простые солдаты сидели прямо на земле, скрутив хвост кольцом. - Вы куда-то спешите, принцесса? – С сарказмом произнес Шамиль. - Я получила официальное приглашение посетить столицу Анклава сопротивления, Новый Долан. – Гордо произнесла Лина. - Да неужели? – Удивился Шамиль. – Интересно! - Это лично мое приглашение! – Быстро вмешался в разговор Клодес. – В Новом Долане богатая библиотека, а её высочество очень интересуется науками. - Я, знаете ли, тоже не прочь пройтись по библиотекам Нового Долана. – Произнес Шамиль. - В таком случае, - начал Евгений. – Я приглашаю вас посетить Новый Долан. Лина недовольно фыркнула и отвернулась. Шамиль самодовольно заулыбался. - Я принимаю ваше приглашение и обязательно посещу Новый Долан. – Произнес кобольд. – Но только тогда, когда там не будет вонять нагами. На колкость наги среагировали мгновенно. Лина обернулась и оскалилась. Солдаты стали в боевые позы. - Спокойствие! – Воскликнул Евгений. – Соблюдайте спокойствие! Уважаемый Шамиль, мы известим вас, когда её высочество принцесса Лина покинет Новый Долан. А пока попрошу вас уважительно относится к парламентерам. Вы на нейтральной земле! - Ох уж эти условности. – Вздохнул Шамиль, но все же поклонился принцессе. – Приношу свои извинения. Я был несдержан. - Я принимаю их. – Произнесла Лина, гордо расправив плечи. Кобольд поднялся и недоуменно посмотрел на принцессу. - Что? – Удивилась она. - А в не желаете извиниться? – Спросил Шамиль. - Я? – Переспросила Лина. - Да, я думаю…- начал Шамиль, но Клодес его перебил: - Принцесса, вы когда-нибудь летали на грифоне? - Нет, - переведя взгляд на генерала, произнесла она. – Мы, наги, летаем на вивернах. - О, вы много упускаете! – Он подошел к ней и, взяв под руку, вывел из палатки. Принцесса была на две головы выше генерала, но его это не смущало. Ох, не видит этого леди Иллая. Шамиль так и остался стоять посреди платки, гневно глядя им в след. Наги стражники покидали палатку вслед за своей принцессой. - Шамиль, - магистр подошел к кобольду и опустился передним на колено, что бы быть равным ему по росту. – Будьте благоразумны. Мы не стремимся к войне, мы стремимся к миру. - Мир с нагами? – Спросил он. – Да вы не можете представить, что это за существа! - Поверьте, мы тоже самое говорили про вампиров и оборотней, а сейчас мы мирно сосуществуем с ними. – Спокойно ответил Евгений. - Но не с нагами! – Твердо произнес Шамиль и развернувшись пошел прочь. - Нам предстоит тяжелая работа. – Устало произнес Евгений.

122

Да, работеньки много. Помирить наг и кобольдов – трудная задача. Главное убедить их, что мирно жить можно. А это очень тяжело. Некоторым вампирам это стоило мужского достоинства.

Адаптированный под современность Вячеслав Гаврилов Я забыл рассказать, чем закончилась история с губернаторским ужином. Через два дня с нами связались, и попросили прислать всю проектную документацию по памятникам, а ещё через неделю заключили контракт, по которому мы обязались за солидную сумму установить монумент престарелому маэстро (тому самому, с ужина). Совпадение ли, но родом он из маленького городка той области, которая находилась под юрисдикцией губернатора, и именно там, среди небогатого населения, на фоне вконец разорившихся предприятий возник памятник заслуженному народному артисту, с подсветкой, из цельного гранита. Сумма контракта по документации была поистине запредельная, фирма же получила только двадцатую часть от неё, но и этого оказалось достаточно, чтобы я получил разовую премию в 50 тысяч и поощрения от совсем раздобревшего Георгия, который всё повторял «Ну я же говорил! Я редко ошибаюсь в людях». На фоне такого успеха стал блекнуть голос совести, из колокольного звона превращаясь в слабеньких шум шутовских бубенцов, на которых быстро перестают обращать внимание. Забылось всё, когда после первой зарплаты у меня в кармане было столько денег, сколько я единовременно никогда не держал в руке. Это было похоже на сон, волшебное представление или любое другое проявление сюрреализма в нашей суровой бесцветной жизни. Подумать только, теперь я могу спокойно заплатить за квартиру, в продуктовом купить всю еду, которая мне понравится, да ещё останется кучу денег, с которыми не знаю что делать. Пойти в магазин и приодеться, а не ходить в пусть добротном, но достаточно староватом костюме, в котором мы с женой играли нашу импровизированную свадьбу. Даже все долги розданы, и на что тратить остаток, придумать сложно, настолько я отвык жить со свободными деньгами на кармане. Приятели, как всегда, твердили об одном – обзавестись постоянной подругой, а ещё лучше жениться. Тогда сразу найдётся применение деньгам, и цели в жизни возникнут, и веселее стану. А что же вы все такие, женатые и с подругами, постоянно сбегаете на мужские посиделки, вместо того, чтобы провести время с родными? Всё равно не хватает чего-то? Ах, да, я ничего не понимаю, и скоро стану таким же, как вы. И никаких других вариантов нет. Да ну вас, ей богу! - А может, тебе мужчины нравятся? - Да пошёл ты в жопу! И как я не старался, любая посиделка всегда заканчивалась этой темой, отчего портилось настроение. Наверное, подсознательно мне легко согласиться с их доводами, тоска иногда просто съедает заживо, но как подумаю, с кем можно сойтись, так сразу страшно становится. Ну кто? Воображули-секретарши с фирмы? Глупенькие девушки с ресепшна? Кадровичка? Вечно занятые барышни-менеджеры, которые в любом мужчине видят избавление от одиночества? Или тихие карьеристки, работающие от звонка до звонка и даже не помышляющие о каких-либо отношениях? Что ни вариант, то большущая проблема, и, будем справедливы, во мне самом. А если ещё точнее, в болезненной одержимостью сбежавшей женой. Она, её образ

123

словно вычёркивал из моего обзора всякую женщину, и я видел в них лишь серьёзные недостатки, совершенно не замечая прелестей. Но эти поросята смеют подшучивать, будто я голубой, и моё равнодушие к противоположному полу есть влечение к своему. Идиоты, что с них взять. А жена… Что она скажет теперь, когда увидит мой успех? В самых смелых фантазиях хотелось просто швырнуть ей эти деньги в лицо, и увидеть раскаяние во властных огненных глазах, как каются самые страшные грешники в час перед смертью, с таким же искренним пылом. Но потом жалел уже я от того, насколько низко и пошло я думал о той, кто ни на день не уходила из моих воспоминаний, и не преследовала меня в каждую минуту грусти. Что бы я сказал ей, встреться мы случайно где-нибудь на улице? Не знаю. Наверное, просто бы дожидался её слов, реакции. В таком болезненном состоянии вообще лучше ничего не предпринимать, иначе можно натворить чего нехорошего. А то, знаете ли, застарелые обиды могут кровоточить сильнее свежих порезов. Так что начни я говорить, а она в своей фирменной манере хладнокровно-снисходительно меня слушать, лучшее, чем всё это закончится – руганью. Приятели же говори следующее – нельзя зацикливаться на той, кто навсегда осталась в прошлом, иначе останешься там вместе с ней. Дельные слова, возразить нечего, и всё равно хотя бы на две минуты встретиться с бывшей, буквально перекинуться двумя фразами стало главным моим желанием. На которое даже не жалко потратить деньги, притом немалые. В интернете можно найти кучу объявлений сыскных агентств, которые предлагают проверить свою половинку на верность, проследить, где проводит свой досуг благоверный глава большого семейства, уезжая в очередную внеплановую командировку не пойми куда, и даже попытаться найти сбежавшего партнёра. Естественно, суммы меньше пятизначных в ценниках не мелькали. Раз у меня есть такая возможность, то почему хотя бы в общих чертах не узнать о судьбе моей бывшей жены? Даже не для встречи, а просто так, получить официальный отчёт на бланке, где она, с кем она, как она. Можно даже добавить злорадное «счастлива ли?», но лучше не стоит, а то вдруг у неё правда всё хорошо… Я не боюсь никакого морализаторства по вопросу этичности моего поступка, думайте что хотите, но звонок в контору я всё же сделал, и был приглашён вежливой секретаршей на встречу, вкратце рассказав о своей проблеме. В назначенный день меня приняли как важного гостя, приятный мужчина в дорогом костюме выслушал мою слёзную историю, подписали договор и взяли с меня достаточно внушительную сумму. А после неделю не было никаких вестей, а на мои звонки в офис всё та же вежливая секретарша сообщала, что мне обязательно перезвонят, но немного позже. Якобы пока нет никаких результатов, поиски продолжаются, и скоро всё будет. Но в один прекрасный день мне на мейл пришло письмо, в котором были указаны данные моей жены: фактическое место проживания в том самом областном городе, откуда она родом, место работы (менеджер по продажам местного торгового центра), и даже выписку из паспорта с отсутствием печати на странице «семейное положение». У меня от волнения затряслись руки, когда я это читал, и весь последующий день прошёл в треволнениях и мучительных метаниях ехать – не ехать. Вот что ей сказать? Эгей, у меня есть деньги, возвращайся обратно? Или спросить «зачем ты это сделала», и услышать в ответ унизительную отповедь? Если раньше у меня не было никаких сомнений, то теперь их стало масса, не всё оказалось так однозначно на первый взгляд. Былая подавленность вернулась, день казался серым, и даже медленный рассвет на тесных центральных улицах уже казался бледным, отстранённым. Он был не нужен моим душевным переживаниям, мешал их остроте и интенсивности. Лучше мрачная кухня с капающим краном, или ухоженный, но мёртвый и пустой двор с душевнонемыми людьми.

124

Тут может быть только одно спасение – взять с собой Толика, и засесть на дворовой лавочке, жалуясь друг другу на жизнь. Прямо как в тот раз, когда наши надтреснутые сердца бились созвучно, и от этого общение получалось спасительным. Клин клином, как говорят, чужие проблемы помогают забыть о своих. Толик работал уже третий день, притом усердно и много, пришлось отдать ему практически всю свою бумажную работу, чтобы он не чувствовал себя некомфортно. Обычно я все недельные бумаги готовил дней пять, а тут управились всего за два. Возможности концентрироваться на одном деле и кропотливо его исполнять позавидовали бы многие, так что Толик был настоящей находкой. Ничего страшного, я натура мечтательная, могу часами с комфортом сидеть без дела, пусть трудится на здоровье. Для хорошего человека ничего не жалко, как говорят. Но было видно невооружённым глазом, что когда наступает время безделья или отсутствия какихлибо задач, Толик начинает натурально страдать. Пришлось объяснять про так называемый офисный распорядок, который абсолютно чётко делится на две половины – авральную работу и личное время, которое можно расходовать на общение, решение своих проблем или просто на развлечения. Так что лучше расслабиться в такие моменты, не к чему это напряжение. Но Толик просто не желал ничего понимать, и тогда уже я попытался вывести этого сложного человека на откровенный разговор (в который уже раз!). - Ты меня чудаком считаешь, Серёжа, и, наверное, ты прав. Но сам посуди, рабочее время для работы, бездельничать меня ещё мать в детстве отучила, да и сейчас не даёт. А общаться… Я пробовал, и больше не хочу, а ты сделал неправильно, преуменьшив пошлость здешних обитателей. Да они словно дети, меряются, у кого игрушки дороже, кто тратит больше, и все друг друга тихо ненавидят за редким исключением. Работали бы – и всё было хорошо, каждый занимался своим делом и не смотрел на других. А тут вон как, времени свободного много, скучно, так каждый и пытается показать себя во всей красе, да не могут сделать это цивилизованно. Так что я бы лучше работал, чем бездельничал. - Толя, общайся тогда со мной. Я прекрасно понимаю твоё негодование, меня тоже раздражают эти люди. Все эти секретарши стали со мной приветливы только тогда, когда узнали мою должность и примерную зарплату. - Это пошло. - Да, но я смирился, и оградил себя забором необходимости. То, что нужно делать, я делаю, взаимодействую и поддерживаю отношения с тем, с кем надо. Остальное меня никак не касается. - А что может быть остальным, как ты говоришь? – Толик понемногу вовлекался в беседу, эмоционально заводился. – В гости ходить друг к другу, хвастаться плазменными телевизорами? Да с ними же и поговорить не о чем. - Меня не один раз звали в этот дорогой ресторан, что на Арбате, но я отказывался. Так что никто не обязан терпеть лишения вне рабочей обстановки, ну а тут можно же взять себя в руки, и иногда с кем-нибудь перекинуться парой слов. - Я в столовой попробовал это сделать, меня тут же стали спрашивать, почему это я заказал себе только первое и хлеб. Ты только представь себе! Ну какое им дело? - Кто это был? - Молодой парнишка из отдела снабжения. - Сидоров – раздражаясь, процедил я. – Точно он, редиска. Но по одному обо всех нельзя же судить. - А мне достаточно, наелся, больше не хочу. - Ну ты как маленький, ей богу. - И пусть. Из окна пахнуло сыростью приближающегося дождя, немного остудив моё нарастающее раздражение. Что за упёртый человек, никак не совладаешь с его уп-

125

рямством, таких даже люди наподобие Фроловны переломить не способны. Пора уже умыть руки и дать Толику быть самим собой. Не хочет – не надо, мне то какая разница, что о нём будут думать коллеги? Однако часть меня была несогласна с таким тезисом, ей хотелось во что бы то ни стало поддерживать завоёванный статус успешного человека, в котором безупречно всё, в том числе друзья, которых он устраивает на работу. А в идеале – даже соседи. - Ладно, Толь, делай как знаешь, я не буду тебя ни в чём убеждать – с пониманием в глазах озвучил я ему, а сам уже просчитывал варианты, какими бы заданиями нагрузить мужчину, чтобы он был вынужден общаться со всеми по несколько раз в день. - И ты меня прости, я по возможности постараюсь исправиться, если получится… - Хорошо. Мы устали объясняться друг с другом, и разом замолчали, вслушиваясь в потемневшую улицу. Вот-вот закапает, и, по-видимому, сильно, судя по разыгравшемуся ветру, да и голова быстро отозвалась на природу, отяжелев. Липкая, хваткая сонливость проникла в нас, и если с этим ничего не сделать, остаток дня может пройти в бесплодной дремоте. - Пошли курить на крыльцо? – неожиданно бодро предложил Толик, уже набрасывая на себя куртку. – Я на дождь люблю смотреть, мне сразу легче становится. - Оштрафуют, закон же уже давно принят. - Да не страшно, теперь то зарплата есть. Я искренне улыбнулся и не раздумывая пошёл с ним. - И это не так опасно, как курить под дверью твоей мамы. - О да! Там штрафом не отделаться. К тому моменту, как мы добрались до крыльца, дождь уже забарабанил вовсю по окрестностям, промывая пыльные стены домов и белые коробки торчащих кондиционеров. То и дело брызги о сплошной стены капель попадали на ботинки, брюки, даже на лицо, принося с собой непередаваемое ощущение свежести и полного очищения, будто вся скверна уходит. А с ней смываются все переживания, даже напряжение бесследно исчезает. По моему мнению, лучшая терапия плохого настроения и депрессии, и чем сильнее льёт и ярче сверкает, тем эффективнее. Сейчас самое время рассказать последние новости о жене и спросить совета, как же лучше поступить. Ехать? Что ей сказать, да и стоит ли затея того? Было как никогда стыдно откровенничать на такие темы, но и решать всё самому было трудно и тягостно. Пусть лучше Толик надо мной посмеётся, чем потом зло насмехнётся она. - Обычно когда дождь, холодно. А тут вроде даже согревает. Ты не чувствуешь этого, Серёж? - Нет, мне просто комфортно. Смотри, тут никого, пустая улица, все попрятались. На машины можно и не обращать внимания, их не так много. Ничего взгляд не держит, смотри куда хочешь. - Людей не любишь – словно сделав вывод сказал Толик, при этом с многозначительной полуулыбкой. - Не всех. Кого-то до сих пор люблю. - Кого? Жену? Я нервно кивнул. - Всё никак не можешь её забыть? - Хуже. Вернуть хочу. - Это ты зря. Как ты потом будешь жить с этим, даже если возвратишь жену? Она раз сбежала, значит, может сделать так ещё, ей это ничего не стоит, ты уже убедился. А так в страхе жить, что вновь потеряешь… С ума можно сойти. - Да я так с ума схожу, не знаю, для чего жить. Плохо мне, Толя… Не знаю, что делать. Вот узнал позавчера, где жена сейчас живёт, адрес, место работы, все де-

126

ла. И теперь решиться не могу бросить всё и поехать. - Ммм – он растянуто промычал, задумчиво окинув меня взглядом, и затих. - Что, я всё неправильно сделал? - Да не надо было ничего делать – сказал Толик будто не мне, а куда-то в пространство, и вытянул руку вперёд, кончиками пальцев ласково касаясь густой стены дождя. - Так как быть? - Никак, постарайся забыть об этом. Ты ей абсолютно точно не нужен, и возвращаться к тебе она не планирует, иначе бы хоть соломинку кинула, маленькую надежду и возможность контакта. К другому жена ушла, скорее всего. Или уже успела найти. Было больно даже просто допустить такое предположение, не то что представить. Как я не пытался отгонять от себя подобные мысли, в целом, мне не казался такой вариант совсем уж невероятным, но услышать это от другого человека, да с такой холодной уверенностью… Практически сходу были сделаны выводы, ведь на взгляд Толика в этой ситуации всё очевидно. Но только, твою мать, не для меня! Они все просто ничего не знают о ней, о наших отношениях, потому и делают такие скороспелые выводы. - Мне кажется, ты ошибаешься. - А по-моему тут всё стандартно, сам посуди. Раз порвала так окончательно и бесповоротно, значит, нашла другого, с кем теперь будет строить свою жизнь. В никуда женщине уйти сложно, и уж тем более не в вашей ситуации. Она же не мучилась с тобой, ты её не избивал, значит, сбежала не спасаясь, а целенаправленно меняя вектор жизни. - Замолчи! И без этого тошно. - Не надо злиться, тем более ты сам попросил меня высказаться. У тебя сигарета истлела, дать ещё? - Давай. Дождь лил не переставая, и ручейки воды дошли даже до сухого асфальта под крыльцом, окрасив его в светло-серые оттенки, и вплотную подобравшись к нашим начищенным туфлям. Но ни я, ни мой спутник даже не думали уходить из комфортной среды, и эта молчаливая готовность стоять и вопреки всему курить, нарушая правила, была сродни заговору с тенденцией к рецидиву. Повторить перед постом полиции? Легко, если при этом каждый из нас получит возможность выговориться полностью. Вот так и рождаются традиции, какими бы глупыми они ни были. И я нисколько не злился на Толика за неприятные слова, честно. Ни капли! - Ты ведь всё равно поедешь? – размеренный, спокойный тон собеседника расслаблял, успокаивал. - Не знаю, правда. Я всё понимаю, от чего ты меня предостерегаешь, но это может быть сильнее. Неконтролируемо нахлынет ночью, и пару дней вообще нет покоя. - Как ломка? - Хуже. Ломку хоть можно ожидать, а это приходит внезапно. Остальное время только фон создаёт, не больше. - Значит, тебе чаще надо быть на людях, общаться. Я как зарплату получу, к семье в деревню поеду, будем решать, что да как дальше. Можешь со мной, если хочешь. - Большое спасибо, но там видно будет. Посмотрим. Дождь ослаб, и беседа постепенно сошла на нет. Люди стали выходить из укрытий, и так же целеустремлённо-равнодушно поспешили по своим делам, опасливо раскрыв зонтики перед лёгкой моросью, такой, когда одна капля падает на голову раз в 5 секунд. Смешные… Я и при сильном дожде хожу без зонтика, привычка такая, и мокну с удовольствием. Потом, правда, с ушей течёт, одежда влажная будто

127

жёстче становится, даже может натереть в нежных местах. Ну и что? Я всё равно люблю дождь, и это выше бытовых условностей. Вот мы опять покурили там, где это делать нельзя, и вышли сухими из воды. Разумеется, никто и не думал делать замечания нашей скромной компании, потому что вид курящих в общественных местах всё ещё привычное зрелище, законы общество не исправили. Оттого и была какая-то особая радость, ребяческая, хотя курильщик то из меня никакой, так, покуриваю иногда. В офис возвращаться было не так весело, атмосфера тут редко располагает к радости, начиная с безобразной слащавой улыбки секретарши, которая всё это время наблюдала за нами, а теперь чуть ли не заговорщески подмигивала, кончая запахом кожи и раздражающе пахучего кондиционера. И само по себе это, может, и не плохо по отдельности, но не когда выхолощенная обстановка разбавлена такими же выхолощенными без остатка людьми, больше похожими на безупречных манекенов, которые кичатся своими тряпками. Их шик – красивее одеться, вывалить перед собеседником целый ворох узнаваемых названий и этикеток, чтобы таким образом показать себя значимым. По их убеждениям всё можно купить, даже уважение у таких же почитателей дешёвого лоска, да и у остальных людей попроще, стоит только вести себя развязно и сорить деньгами, полученными ни за что. Уже через несколько дней работы я заметил, что половина сотрудников родственники или друзья Георгия, а другая половина друзья друзей или родственники родственников Георгия. Со стороны брали только узких специалистов, потому и сложилась в коллективе такая органичная среда развращённых людей, не привыкших ценить труд, но ожидающих от жизни полного списка современных благ. И эта тунеядская идеология была возведена в абсолют, и даже считалась почётной, делая её носителя исключительным человеком. Но для меня это была натуральная кунсткамера с нравственными мутантами, выставленная за стеклянными дверьми офиса, на которую я обречён смотреть изо дня в день. И на что я обрёк Толика… - Скажи честно – тебе нравится здесь работать? - мы уже зашли в кабинет, и мне не терпелось окончательно расставить все точки над и. - Здесь нет, а с тобой работать нравится. - И уйти не хочется? - Уйти… - он обречённо улыбнулся. – Куда? - Спасибо, это я и хотел услышать. - Да на здоровье, обращайся ещё! - Я на самом деле серьёзно спрашивал, без шуток. Ведь это ответственность, я дёрнул тебя с поисков, привёл сюда… - Ой, не начинай, меня так утомляет, когда ты заморачиваться начинаешь. Я безумно благодарен за всё, сейчас такой период в стране, что работа подойдёт любая. А так мне ничего не светило, ходил бы и дальше по собеседованиям, попадая на всяких сволочных работодателей. А специально для карьеры заводить знакомства, выискивать любую возможность, быть ушлым и прытким – я так не могу. Ты же, Серёжа, избавил меня от этих мучений, и даже если сейчас мне что-то не нравится в работе, это всё чепуха, смирюсь, перетерплю и выдержу. В конце концов, я же не с мошенниками работаю, а в честной фирме. После пылкого монолога меня пробрала дрожь до костей. Как хорошо, Толик, что ты ничего не знаешь пока, да тебе и не нужно этого касаться. Делай отчёты, разбирайся с документами, и всё будет прекрасно. Оставь остальное мне, пусть моя совесть будет запятнана, а ты лишь только мной обманут. Лучше от этого будет всем, в первую очередь твоей семье. Спасибо за то, что ты есть, и извини, что вот так с тобой приходится поступать. Когда-нибудь мы будем говорить об этом с улыбкой. Я рад, что взял тебя на работу. Но не мог знать, как печально и нелепо всё выйдет в итоге…

128

Человек, которому нравилось быть грустным Вячеслав Гаврилов Валентину часто снился сон – он стоит перед хлипкой стеной, которая во многих местах прохудилась, видны щели, через которые проникает внешний свет. Повсюду на полу лежат прозрачные шары, на ощупь очень прочные и холодные. Мужчина подбирает один, и с размаху швыряет об стену. Ничего, шар прилипает к ней, как игрушка-лизун, не нанеся никаких видимых повреждений. И так продолжается снова и снова, с каждым броском. Он помнил этот сон, про себя называя его иллюстрацией бессилия. И когда попадал в него, тотчас забывал, что сновидение повторялось, переживая его будто впервые, и только после пробуждения всё вспоминал. Именно такой сон ему приснился на ночь после гостей. И оборвался ещё до того, как он начал швырять шары в стену. Звонил мобильный телефон, освещая комнату тусклым мерцанием экрана. Валентин потянулся к устройству, бегло заметил незнакомые цифры номера, но без колебания ответил. - Алло… - Дядя Вале… Валентин – прозвучал в трубке голос Люси. – Я у вас перед дверью, не могу дотянуться до звонка. Книжник на несколько секунд застыл, слушая тишину на той стороне, а потом быстро вскочил, не отрывая телефон от уха, наспех напялил брюки, накинул на плечи рубашку и сразу же отворил дверь, не посмотрев в глазок. - Здравствуйте… - она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. - Ты почему одна? Из глаз девочки хлынули беззвучные слёзы, как у взрослых, почти привыкших к боли. Ни всхлипа, ни вздоха, только две тёплые дорожки солёной воды на нежных, розовых щеках. И взгляд, выворачивающий душу наизнанку. - Что случилось?! - Мама в больнице – с усилием выговорила Люся. – В больницу увезли… Она мне сказала к вам идти, не ехать с ней. - Господи, что произошло? Она замолчала, будто бы приготовившись говорить, но осеклась и невидящим взором стала смотреть сквозь Валентина. - Заходи. Ей нужна помощь? В какой она больнице? – закрывая дверь и уже хватаясь за городской справочник, книжник задавал безответные вопросы. – И почему ты в такую темень одна шла? - … я с вечера тут была, у вас свет просто долго не горел, думала, не пришли ещё – еле слышно выговорила девочка, и, не разуваясь, прошла в комнату и забралась на кровать. – Сказала, чтобы я у вас переночевала, а завтра мы к ней приехали. Может, книжник пытался себя успокоить, но почему-то печальный вид девочки перестал внушать ему тревогу. Если бы случилось нечто ужасное, их встреча и последующий разговор выглядели немного иначе. Или нет? В любом случае, в голове мужчины слышался только мысленный штиль, и никакие догадки не травили душу. Он нутром чувствовал, что всё хорошо. - С ней всё в порядке – вскоре оттаяла Люся. – Мама так боялась меня к вам отправлять, но больше некуда. Я бы с ней в больницу поехала, но так боюсь уколов… - Так тебе бы не кололи уколы, ты же здоровая девочка. - А как бы я осталась в больнице? Мне бы койку не дали. А если буду изобра-

129

жать, что плохо, я это хорошо умею, как мама, то будут уколы колоть. Этого я не вынесу. Потому мы с мамой поругались… - Я не совсем понимаю тебя. Ты хочешь сказать, что мама… - Нам ночевать негде было. Она сказала, давай изобразим, что нам плохо, и поспим в больнице. Я отказалась наотрез. Мы поругались. Я сказала – к вам пойду, у меня адрес есть, номер есть, деньги на проезд тоже. А она ещё больше запротестовала. - Вы могли бы обе прийти в любое время… - Её очень сильно обидели однажды, она теперь очень боится со взрослыми мужчинами оставаться на ночь. Только я вам не буду всё рассказывать… - Не надо. Ложись спать, у тебя глаза уже закрываются. Утром всё обсудим. - Я будильник ставить не буду, сами тогда меня разбудите, хорошо? - Да – неуверенно ответил книжник. Всё походило на изощрённый розыгрыш, в котором друзья злорадно скрылись, дождались момента, а потом стали разыгрывать абсурд в самых ярких красках. О том, что люди специально совершают преступления, чтобы попасть в тюрьму, книжник слышал, но про, что кому-то удаётся это провернуть в больнице… Там же не дураки, обмануть врача бывает намного сложнее, чем судью, следователя или маму, знающую тебя как облупленного. Он уже пожалел, что позволил девочке перенести все объяснения на утро: чем больше он думал над этим невероятным объяснением, тем всё казалось ему бессмысленнее. Валентин уже в уме, сидя на кухне перед раскрытым окном в ночь, просеивал реплики, ища в каждой из них нестыковку или несоответствие, чтобы поймать на лжи. И выходило это так, будто он, вникая в бред двух сумасшедших, силится понять, кто же из них ближе к правде, какой бред больше похож на реальность. Девочка достаточно быстро уснула, это можно было понять даже из кухни, слыша детское сопение, иногда сбивающееся в лёгких храп. А книжник уже потерял всякую надежду на сон, попав в это царство абсурда. Может, ещё кто позвонит среди ночи, жена, например? Или дети приедут навестить отца, привезут подарки, скажут «папочка, мы тебя так любим». Сколько им лет сейчас, уже за 20 обоим, думал мужчина, и плавно от переживаний погрузился в воспоминания о семье. Рождение первого ребёнка, радость, планы на двадцать, тридцать лет вперёд. И неугасимая уверенность в себе и завтрашнем дне, не в материальном, а в личностном плане. Всё будет так, как примерно представляется мне сейчас, и все возможности можно будет реализовать при должном усердии. Но в данное время книжник, хоть и не потерял веру в жизнь и в людей, лишился своего багажа романтической юности, притупил и обесцветил неосуществлённые мечты. Не потому, что не получилось их воплотить, а потому, что уже не хочется. И чем больше погружаешься в такое состояние, тем труднее найти хотя бы одну, самую ничтожнейшую мечту для себя во всепоглощающем мраке скепсиса и усталости. И только в это время чужие желания, людей, ещё не взваливших на себя эту ношу, чистых, нетронутых разложением мира личностей, их мечты становятся ярче жизни, сияют словно взрыв в беззвёздном пространстве. Ради такого только и стоит жить дальше, чтобы впустить в свою душу этот свет, ведь только он и может разогнать отчаяние разочарования во всём. В грусти уже не было никакого смысла… Никакой ценности. Детский храп успокаивал. Ночной двор, безлюдный и мрачный, как ни странно, тоже. Холод уже достаточно проник в кухню через открытое окно, и теперь его уже не было сил. Валентин закрыл ставни, поставил чайник на плиту и вдруг понял, что вполне будет по силам уснуть. Казалось, что мужчина вдоль и поперёк знает себя, свои реакции на любые события. Он был уверен в предстоящей бессонной ночи, но что-то внезапно переменилось. Наверное, всё дело в детском сопении, да и в том, что день выдался достаточно напряжённым. Книжник на цыпочках вошёл в комнату, где спала Люся, раскрыл шкаф с

130

бельём и аккуратно, стараясь не шуршать наволочками, собрал себе спальный комплект для кухни. Его насторожило, что девочка внезапно перестала сопеть, и он вздрогнул, когда в комнате прозвучал сонный голос: - Простите, дядя Валя, что вот так вот всё… - Спи давай, всё хорошо. - Я вашу кровать заняла, да? - Нет, я на кухне обычно сплю. Тут жарко. - А можно – неуверенно начала девочка. – Можно… свет включить на ночь? Мне немного страшно в незнакомом месте спать. - Конечно можно. Валентин уже успел постелиться на кухне. Немного затёртый от частых уборок линолеум оказался не такой твёрдой поверхностью, как ему думалось. Когда закончились все приготовления ко сну, книжник, уже лёжа на постеленной лежанке, ждал, когда же из освещённой комнаты вновь послышится мерное посапывание. И вскоре это произошло. Тогда же, полностью удовлетворённый, мужчина достаточно быстро уснул. Перед тем, как сон вконец забрал его себе, с лица Валентина никак не сходила счастливая улыбка…

Дар Евгений Кусков Не успевший толком появиться маленький уютный домик, очень похожий на тот, что был возле маяка, исчез. Его сменили две машины – «рафик» и «уазик». Они находились на расчищенной площадке, окружённые высокими, не меньше метра, сугробами. Сразу стало понятно, что это не настоящие автомобили, а лишь увеличенные до масштаба 1:1 копии. Именно такие (только, конечно, не в плане размера) саратовские модельки были у Григория в детстве, вплоть до окраски. УАЗ – обычного зелёного «военного» цвета, а РАФ – оранжевый с тёмно-синей полосой, милицейский. Машины стояли рядом, обращённые друг к другу правыми бортами. Молодой человек успел заметить, что боковые двери распахнуты, а потом пространство между автомобилями накрыло нечто вроде палатки. В результате получился своеобразный домик, защищённый от сыплющего с неба снега. Григорий подошёл к входу и отдёрнул полог, заменяющий дверь. Внутри было тепло и уютно благодаря расстеленному покрывалу и горящему костру. В реальности открытый огонь в такой близости от машин представлялся не лучшей идеей, но здесь ничего страшного произойти не могло. Салоны обоих автомобилей, доступные благодаря открытым дверям, увеличивали размер этого импровизированного жилища, вдобавок вовсе не пустовали. В РАФе на сиденьях лежали разнообразные лакомства – чего там только не было! От простеньких конфет до искусных шоколадных фигурок, которые даже жалко есть. А в УАЗе хватило места для настоящей новогодней ёлки. Конечно, небольшой, учитывая высоту салона, зато именно что настоящей, пахнущей хвоей. Красиво украшенная стеклянными шарами и мишурой, она подмигивала разноцветными огоньками гирлянды. На полу у ствола лежала вата, изображающая снег, присыпанная конфетти, и стояли фигурки Деда Мороза и Снегурочки. За всем этим, в глубине, прятались коробки, завёрнутые в таинственно поблескивающую в отблесках огня красочную упаковку. - Ну, что скажешь? – спросил Григорий у осматривающейся Алёны. - Неплохо, – ответила она. - «Неплохо»? – вскинул брови он. – И это всё?

131

- На самом деле очень даже хорошо, но зачем мы здесь? - Как зачем? – ещё сильнее удивился молодой человек. – Чтобы встретить Новый год! - Ты забыл, что мы не в реальности. - Наоборот, как раз это и важно. Мне нравится этот мир, и я хочу провести в нём как можно больше времени. - Этого я и опасалась, – вздохнула девушка и прислонилась спиной к РАФу. - Погоди, о чём ты? – нахмурился Григорий. Он видел, что Алёна недовольна, и искренне недоумевал по этому поводу. - Я привела тебя сюда, дала возможность познать этот красочный мир не для того, чтобы ты предпочёл его миру настоящему. Я хотела, чтобы ты понял, сколько теряешь, запираясь в клетке серости и унынии, что ты на самом деле не такой мрачный и угрюмый. - И тебе удалось! – охотно согласился молодой человек. - Не совсем, – покачала головой она. – Ты ещё не сделал главный шаг. - Какой? – осторожно спросил он. - Вернуться с этим новым мироощущением обратно, начать изменять свою жизнь к лучшему... - Постой... - ...и первым делом тебе нужно встретить Новый год со своими близкими. С родителями и сестрой. Григорий замер и озадаченно посмотрел на девушку. - Да, ты правильно услышал, – кивнула она. – Я не она. Только образ из твоих воспоминаний и подсознания. Настоящая Алёна сейчас дома, готовится к празднику. - Но... ты же здесь, – сбивчиво заговорил он. – В смысле... ты реальна. До тебя можно дотронуться, ты существуешь! В подтверждение своих слов молодой человек взял сестру за руку, почувствовав тепло и мягкость её кожи. - Точно так же для тебя реально всё окружающее. Эти машины, конфеты, снег, костёр. Ключевые слова – для тебя. Это, – девушка обвела рукой пространство, – лишь твоё воображение. На самом деле ты сидишь у себя в квартире, на диване. И никуда оттуда не отлучался. - Не может быть, – Григорий приложил руку ко лбу. – Это совсем не похоже на сон или наваждение. А потом он встрепенулся: - Постой. Допустим, я поверил. Тогда как ты объяснишь своё присутствие в реальности? Ведь ты пришла ко мне домой, когда я бодрствовал. - Нет, меня там не было. Всё, начиная со звонка в дверь – только у тебя в голове, – уверенно сказала Алёна. - Кто же ты?! – воскликнул молодой человек. - Суть не в том, кто я, а зачем я. Можешь считать меня своим ангеломхранителем, потому что я должна спасти тебя. - Разве мне что-то угрожает? - Не что-то, а кто-то. - Да? – развёл руками Григорий. – И от кого же ты меня оберегаешь? - От тебя самого, – сказала девушка, смотря ему в глаза. Он ответил на её взгляд и усмехнулся: - Брось, это несерьёзно. - Правда? А ты подумай над тем, что делаешь с собой. Ты уничтожаешь свой потенциал, свою личность, своё настоящее – и, следовательно, будущее. Недалёк момент, когда ты начнёшь причинять душевную боль дорогим тебе людям, даже не осознавая этого. Что самое ужасное – не только они, но и ты не заслуживаешь такой участи. Ты лучше этого и способен не только стать счастливым, но и сделать счастливыми других людей. Подобный дар даётся далеко не каждому, не нужно от него отмахи-

132

ваться. Григорий перевёл взгляд на огонь костра и молчал. Долго. Алёна его не торопила. - Не уверен, что смогу, – заговорил он, наконец. – Сейчас я чувствую воодушевление, верю в сказанное тобой. Однако я знаю, что завтра, через неделю или месяц этот запал пропадёт, и я снова стану тем же, кем и был. Девушка шагнула к нему, одну рукой обхватила его ладонь, а вторую положила на плечо. - Нет, если перестанешь хотеть им быть. Сомнения бывают всегда, они нужны для принятия правильного решения. Другое дело, когда ты начинаешь жить ими – тогда лишь чёткая цель поможет справиться. Самый главный шаг ты уже сделал. И заметь, как легко и просто тебе удалось измениться, перешагнуть через внутренний барьер! Твоё подсознание давно этого ждало. Главное теперь – продолжать идти тем же путём, не сворачивая. Этот мир хорошая, но всего лишь иллюзия – теперь пора возвращаться в реальность и так же строить свою жизнь. Григорий, ни слова не говоря, крепко обнял Алёну. Она ответила ему взаимностью, прибавив: - Передай это объятие своей сестре. - Непременно, – произнёс он. – Спасибо. - Это тебе спасибо, – сказала она и слегка отстранилась, чтобы снова встретиться с молодым человеком взглядом. На этот раз он не стал отводить глаза, даже не подумал об этом. – Ну как, готов вернуться обратно? - А ты... мы ещё свидимся? Я понимаю, что ты не моя сестра, и именно поэтому спрашиваю. - Можешь не сомневаться. Я в твоих снах частый гость. Григорий улыбнулся, и девушка ответила ему тем же. Хотя прежде он перемещался только в границах этого мира, он знал, как вернуться обратно. Позволив себе ещё несколько секунд побыть у костра под навесом, между двух машин, в окружении бескрайнего снежного поля, молодой человек сделал глубокий вдох. Перед взором всё затуманилось. Выдохнул он уже у себя дома. Он, как и говорила Алёна, сидел на диване – вернее, полулежал, завалившись набок. Выпрямившись, Григорий скривился от ломоты в теле, долгое время находившемся в неудобном положении. Это не очень приятное ощущение показалось слишком ярким, а через несколько мгновений пришло осознание того, что и остальные чувства обострились. Зрение, слух, обоняние, осязание – создавалось впечатление, что он выбрался из-под плотного одеяла в прохладную комнату. Зато всё, казавшееся таким реальным всего минуту назад – там, в ином мире – стремительно теряло свою остроту, всё больше склоняя к мысли, что это был сон. «А что если и вправду сон?» – подумал Григорий и испугался. Он настолько проникся сказанным Алёной (кем бы она ни была), действительно захотел последовать её совету. Что, в таком случае, мешает ему сделать это, даже если всё ему привиделось? Вера. Не только и даже не столько в себя, сколько вера другого человека в него. - Нет, это не было просто игрой воображения с подсознанием, – сам себе сказал молодой человек. Ощущения, испытанные в том мире, смазывались, в отличие от воспоминаний. Он помнил абсолютно всё, от начала до конца, в мельчайших деталях. Да и вообще – с какой стати ему было засыпать так рано? Григорий посмотрел на часы – девять вечера. Затем перевёл взгляд на компьютер. Монитор продолжал отображать список названий эпизодов сериала «Сумеречная зона», только теперь у молодого человека не было ни малейшего желания проводить новогоднюю ночь перед экраном.

133

Он выключил компьютер, просто выдернув вилку из розетки, и шагнул к окну. Снег уже разошёлся не на шутку, видимость упала, но не вызывало сомнений, что стихия только разогревается, как бы причудливо это ни звучало по отношению к метели. Мерцающие вихри кружились снаружи и мягко скреблись в стекло, то ли робко спрашивая разрешения войти, то ли ненавязчиво предлагая выйти к ним. Внизу рамы уже накопился пятисантиметровый белый слой. Город продолжал активно жить, и именно сегодня он заснёт гораздо позже обычного, но снежное покрывало, накрывающее его, всё равно приносило с собой спокойствие и умиротворение. А ещё желание поделиться этими чувствами с дорогим человеком. Григорий отошёл от окна и приблизился к телефону. Раньше он бы долго сомневался, искал повод отдалить момент прикосновения к трубке. Как же это было нелепо! Он набрал номер, который продолжал храниться в его памяти все эти годы бездействия. Гудок, второй, третий... - Алло? – раздался голос. Тот самый, который он слышал совсем недавно – и не важно, привиделось ему это или нет. - Привет, Алёна, – всё-таки немного смущённо произнёс молодой человек. Ещё бы – немало ведь времени прошло с их последней встречи! - Гриша? – от удивления сестра на несколько секунд замолчала, едва произнеся его имя. - Да, я. - Честно признаюсь, не ожидала твоего звонка, – сказала она и встревожено спросила: – Что-то случилось? - Нет... по крайней мере, ничего плохого. Я просто подумал, а не встретить ли нам Новый год вместе? Снова пауза. - Я как раз собираюсь к маме и папе. Если хочешь, можешь к нам присоединиться. - А они... не будут против? - Что ты! Конечно же, нет. Наоборот! - Тогда я только за! Где мы встретимся? - Я могу тебя подождать у себя, а потом вместе пойдём. - Буду очень скоро! - Отлично! – судя по голосу, Алёна улыбалась. Молодой человек уже собирался положить трубку, как она прибавила: – Я рада твоему звонку. - Давно пора было, – сказал он. - Это точно. Ну всё, давай, я тебя жду! Одеваясь, Григорий думал, какие магазины ещё открыты, а также о том, что купить родным в подарок. Подстёгивая воображение, он окинул взглядом убранство своей квартиры и неожиданно заметил что-то в кресле. Подойдя, молодой человек увидел модельку автомобиля – милицейского «рафика». Григорий взял её в руки, и его губы тронула улыбка. У него когда-то была эта машинка – не такая же, а именно эта. Вот и знакомая царапина на лобовом стекле, а вот и сломанная боковая дверь, которую лучше лишний раз не открывать. Он безвозвратно потерял эту модельку много лет назад, и она никак не могла оказаться здесь. И всё-таки он её держал, она настоящая. Молодой человек прижал «рафик» к груди и, закрыв глаза, прошептал: «Спасибо». «Посвящается Лене, придумавшей добрую традицию писать сказки перед Новым годом, и Лене, вдохновляющей меня на выдумывание не только ужасов. А также им обеим за их дружбу, наполняющую моё настоящее яркими впечатлениями, моё прошлое тёплыми воспоминаниями, а моё будущее – надеждами».

134

Ладный Свет Владимир Нибиру 1 Антон Ховрин вывел текст на принтере и положил рукопись в дальний угол ящика письменного стола, на котором стоял моноблок. - Вот и вся наша с тобой история, - сказал он Радде, сидящей на диване. Та кормила грудью Ростика. – Написал, как смог, я же не профи. Что ты сказала? Радда недоуменно посмотрела на мужа. Антон продолжил: - Ладно, ты ничего не говорила. Своих дел в школе хватает, и я не писатель … Малыш насытился и, откинув головку на руку матери, заснул. Ему уже был год, можно и отлучить от груди. Антон сначала, было, спорил с женой, но Элеонора Владимировна, неожиданно горячо встала на защиту невестки в вопросе кормления. Антон махнул рукой. - Разве наша история плохо написана тобой? – уложив ребёнка, спросила Радда. - У нас, Там, был летосказитель Нестор. Он всё время досадовал, что не сохранить память о событиях и пытался записывать их чертами и резами. Но никто, кроме него самого не мог понять такого текста. Здесь мне повезло узнать всю историю письменности. Эх, Нестору бы открытие Мефодия и Кирилла! Радда вспыхнула краской до кончиков ушей, вспоминая прошлую жизнь. За семь лет, из которых пять были влюблённостями в Антона и два - «семейными», она превратилась в стройную, красивую женщину. За эти годы девушка из прошлого не только освоила программу средней школы, но и, будучи студенткой старших курсов, возглавила лабораторию старославянского языка в институте славянистики МГУ. К ней пришла работать уже аспирантка Варенька. Дел на двоих было много – их экспертизе подверглось множество версий учёных мужей о жизни на древней Руси, были опровергнуты академические штампы по некоторым фактам и предположениям. Да, это была война амбиций, обид и подозрений, но правда о прошлом была в надёжных руках молодых женщин! Среди книг по старославянскому языку появились доклады самой Радды о жизни соплеменников, живших в Моске и вокруг неё. Да и сам Антон работал над интересными теориями развития славянистики в древней Руси. - Не забывай Радда, - заметил Антон, - в основу кириллицы, которая пришла на два века позже, вошли труды Нестора и других сказителей. - И ты не прощайся со своими записями о нашей судьбе, - продолжила Радда, не обратив внимания на его реплику. - Историю, даже такую личную, нельзя спрятать или замолчать. Мне кажется, что те, кто оставил на Земле треугольник, именно с этой целью осваивает время Коло Сворожье. Молодая женщина нередко вставляла в разговор старославянские слова. Но на этот раз её голос предательски дрогнул. Антон не мог не заметить перемены в настроении жены. - Соскучилась, Раддушка? - Скучаю, хотя знаю, что после набега пришлось бы уйти в племя Вашенкиных, что на севере от нас. Вышла бы замуж… Но был бы у меня такой замечательный сын, как наш Ростик? - Хотела бы снова взглянуть на родину до разора? - Хотела. Но не льзя ворошить время. И объяснять родителям, что да к чему. Невыносимо знать, что когда была жива, твои родные погибли! Она немного помолчала и вздохнула:

135

- Суть ба! Это суть жизни. Антон в какой уже раз удивился тому, как просто Радда раскрывает истинное значение многих привычных слов. Он с заботой следил за настроением жены, отмечая бесподобные изменения в её поведении и мышлении. Но она не показывала ни одного испорченного временем, чувства! Радда казалась ему чудом. - Мне кажется, что, останься ты там, и твоё время, судя по всему, было бы недолгим, - предположил он. Она поняла, о чём шла речь. Будь плен, то сначала «пустили по кругу» в половецкой пляске. Прямо у костра, с дикими хохотом и ужимками. И ей повезло, найдись среди них мужчина добрый и ласковый, взявший бы её в наложницы. Но разве жить бок о бок с завистливыми полянками лучше, чем смерть? Не допустили бы они счастливого брака половца с иноверкой… Послышался вскрик ребёнка. Радда побежала к Ростику в детскую, поцеловала его в щёчку, приподняла лёгкую ткань рубашечки, обвела указательным пальцем пупок и шепнула: - Животи, животи тихо песенку споити… Малыш умиротворённо чмокнул губками. «Ротик Антона, носик деда, руцы дяди. Вот и весь наш род мужей», - подумала Радда. 2 Неожиданно внимание Антона привлёк внимание, лежащий на столе под дисплеем компьютера треугольник, который выдал себя ярко засветившись. Он словно просился в руки или обещал новое событие. Как только Антон обхватил его грань пальцами, пространство за диваном разрезалось обвисшей тканью формой эллипса. Радда вскрикнула от изумления, кода увидела это у двери в кабинет и, осторожно, обходя дыру, подбежала к Антону. Перед ними вновь развернулась картина скачки половцев с добычей. Всё было, как в прошлый раз, но немного в развитии - всадник, у которого Антон выхватил Радду, катался по земле, прикрыв голову руками, словно на него сыпались удары со всех сторон. Он выкрикивал: «Шай тан! Шай тан! Шай тан!» Никто его не бил, хотя арьергард отряда был взбешён остановкой и криками бесстрашного воина. Несколько половцев остановилось, и кто-то из них даже навёл лук на обезумевшего соплеменника. - Они спрашивают у Мерги, так звали моего похитителя, - переводила Радда, где он меня потерял? По постоянно взбрасываемым рукам Мерги к небу, Антон и без перевода понял, как оправдывался кочевник. Между тем воины стали проверять каждый свою добычу. Одна из девушек была без движения. Всадник, на лошади которого она лежала, сбросил уже ненужную добычу. И замахнулся топором, чтобы увероваться в её смерти. - Сестра… - вскрикнула Радда. Половцы подняли головы и увидели, смотревших на них в дыре неба, Антона и Радду. Кочевники в ужасе попадали с лошадей. Радда и Антон спешно отошли в сторону, но потолок и стены кабинета остались для взгляда дикарей доступными, ярко горело бра с движущимся вокруг лампочки от тёплого воздуха рисунком скачущего на лошади человека… Это вызвало ещё большую панику и самые ловкие из степняков с криками страха перед непонятным вскочили на своих лошадей. Вскоре никого не осталось, треугольник оставлял обзор опустевшей от людей степи. В это время в комнату вошла мама Антона, только что вернувшаяся со школы. От неожиданного провала внизу она вскрикнула:

136

- Что вы ещё придумали? Когда это всё кончится! - Мама, это прошлое, - успокоил её Антон. - Но как же так, в квартире десятки гектаров степи? - Внизу моя сестра, - тихо сказала Радда. - Она умерла… - Надо забрать её, - не задумываясь о том, как такое возможно, вскричала мама. - Нет, Акулину надо предать Той земле, - поникла головой Радда. Антон передал треугольник матери, пошёл в кладовую и вынес две лопаты, что были куплены для дачи. - Направь на Акулину треугольник и приблизи её, - попросил он Элеонору Владимировну. Земля оказалась на уровне лестничной ступеньки. Молодые люди сошли. Радда бросилась к сестре и стала её оплакивать потоком скорбных причитаний. Под плач жены Антон начал копать яму. Первый слой высохшей степи поддавался с трудом. Сердце мужчины разрывалось от сочувствия к Радде - таких искренних слов, самоуничтожающих ради жизни другого человека своё существование, он ещё не слышал. Неожиданно ему стала открываться истинная ценность бытия славянского племени. Каждые движение, взгляд жены, слово держала некая мощная и совершенно непонятная сила, ломающая все мыслимые и немыслимые грани реальности. Словно голосом и чувствами женщины управляли все поколения её рода, ушедших в небытие. Неожиданно славянка, забыв о едином Спасителе, прекратила взывать к богам и усопшей душе, завернув тело сестры в брошенную ей Элеонорой Владимировной простыни, взяв лопату, стала помогать мужу с тем же неистовством, что и оплакивала. Два метра вглубь – чуть больше роста Антона. Но по краям ямы он делал углубления, по которым используя лопаты и поддержку друг друга, сначала выбралась Радда, а после сам Антон. Вскоре в степи появился холмик могилы. Молодой мужчина поставил у изголовья погребенной Акулины крест из двух реек, оставшихся после ремонта квартиры. Он просверлил их и стянул болтом. Так впервые на древней Руси появился крест. Хотя, можно догадываться, что славяне много раз делали такие конструкции, вкладывая свои представления о них. Возвращаясь с Раддой в квартиру, Антон подумал о тех силах, которые предоставили им возможность быть в двух эпохах одновременно. С какой-то целью? Может быть, помочь познать давно прошедшее?

Телефон с тихим дозвоном Ярослав Полуэктов 3 Другой уж раз. В офисе Ксан Иваныча. – Не падал я в пролёт, бляндрой буду! – сочинил неведому зверушку Тритыщенко. – С меня бы вы в тот раз и костей бы не собрали. Я в этом Тобольске знаете, как ослаб!? – Как? – Шесть кило потерял.

137

– А кости? – Что кости? – Кости к делу не относятся. Кости отдельно. Их же кормить не надо. Им соли давай. И сахару немного… для размягчения, с крахмалом. Ну, может ещё чипсов с картошкой. Типа два в одном… – Ты врач? Рентгенолог, ёптвумать? – Нет. – Вот и дурак ты, Порфирий. Мне вообще нах снова в пролёт, мне ещё тыщу квадратов надо записать. В Тобольск уже пора ехать… а я вот… а теперь рука вот… Правая рука, блЪ, я как сейчас и что, и кто я теперь? – Сам виноват, – подстрекает Бим, – зачем по офису шарахался? – Обычно. В туалет ходил… – Вот и сходил… аккуратней надо в туалеты ходить. Поди, на первый этаж попёрся или на кровлю... звёзды смотреть… с фуй-шуем в руке. Махал наверно по сторонам и всяко фигурно выдрючивался? Через парапет в прошпект пробовал дострельнуть? Достигла струя? Ветер был? Под сорок пять градусов надо. По баллистике… с поправкой. Знаю я тебя… фокусника. Малограмотного. Ми-Кудо ты наш. Стрелял вдаль? А по голубям? А фонтан проектировал? А-а-а, художникам не доверяют… – Дурак ты. – Не доверяют, не доверяют. Читал Кирюхину книжку? – достаёт Порфирий. – Мне он ничего не давал. – А знать всё равно надо, – с укоризной сказал Порфирий, – товарищей своих. Весь мир его Фуй-шуя читает и уважает, Нобеля обещали дать в пятнадцатом годе… – Ха! Светка не даст. Она «неженское лицо войны» переписывает по-новой, – каркает Эвжений. (Накаркал гад!) – Накрайняк Диккенскую премию, – не сдаётся Порфирий, – в Лондоне, на днях вот уже… Бумагу показывал, правда это! Понял? – Понял. Врёт он всё. – Бумагу, говорю, видел. С печатью. Всё синее… – Сам ты синий. Веришь всякой чепухе. Обещалки это. Ничего не будет… – А ты, будто падла… отдельный от народа, не читал, – продолжает дожимать Порфирий, – это, думаешь, хорошо? – Он мне не товарищ, а просто знакомый… Порфирий продолжает подзуживать Евгения: «Романтика же, да? На крышу! Посцать-да? Эффективную мелиорацию, под звёздами, в ночь Быка, ха-ха-ха! Вот Ксан Иваныч-то узнает, как его личную крышу обоссали. Течёт ведь крыша-то! Может, и обнавозил заодно? Пованивает ведь. Вот сходи, удостоверься!» – Я, я, я… почём мне знать, куда я ходил… Звёзды твои мне нах. Можно хоть «заякаться», а дело уже сделано: правая рука, рука-добытчик у художника сломана. – А у тебя сколь подмастерьев щас? – начинает приближаться к новой сути дела Порфирий Сергеич, – пользуйся, блЪ, случаем… ты ж не один там? – Только и придётся… подмастерьями… теперь, – отвечал Тритыщенко. – Левой рукой писать фрески сложно. Он – гений и большой теоретик искусства! Но он может и своими руками. Вернее, так всегда и делал. В денежном выражении так даже пользительней: начальник и мастер-трудяга в одном лице. Здесь на родине он в краткой командировке. Чтобы отдохнуть. Вот и отдохнул на товарищеском юбилее. Он – главный на всех стадиях худпроцесса. Набрасывал эскизы, согласовывал, утверждал сюжеты в пропорциях и на конкретных плоскостях, составляемых в развёртки. Штудировал Библии. Находил ошибки в датировках. Нашёл лишних триста лет. Спорил с попами. Оспаривал приоритеты художества над церковной схоластикой, всегда имеющей многочтение, а

138

отсюда и изъяны. Цвет у Тритыщенки управлял всеми призрачными божественными идеями. Можно сказать, что цвет в его транскрипции был в чем-то выше даже самого Господа. Господь, не имея возможности проявиться лично самому – таковы Боговы принципы, – через цвет Тритыщенки являл народу своё христовое настроение. Аргументация получалась будто бы убедительной. И попы, не особо доверчиво хмыкая в бороды, соглашались. Показывал картинки архиерею, и тот даже смущался перед напористостью Тритыщенки. Тритыщенко задавал тон в красках, подбирал цвет фонов и подмалёвка, с которого ему плясать удобней. Правил итоги ма'стерской кистью. Микеланджело – Рафаэль – Врубель – Эвжени Тритыщенко! – все толкаются гениальными локтями в первом ряду Театра художественного любопытства. Только иной раз отмечали друзья–архитекторы некоторые изъяны пропорций, химический, чисто тритыщенковский сизый со слабой болотистостью колорит, который к Андреям Рублёвым никак не может приспособиться… Умбра, охра, сепии, глауконит, прочие болотные краски в магазине ни хера не сто'ят! Может поэтому? А тройные шеи: что за блЪ! Чем кормил Тритыщенко Святых лиц? Зачем извращаться над шеями? Складки драпировок в одеждах Святых заворачиваются наиборот: кто его учил? Что за антиперспективы и антитени? Вывернутые иллюзионные формы. Кооперфилд! Зачем так шутить под святыми иконами! Если в провинции, то обязательно подшутить надо над провинциальчанами, что ли? А они в провинции, может, ещё пытливей ватиканских отступников… – Антиперспективы широко отмечены в древней иконописи, – говорил Тритыщенко. – Тут греха нет, а всё дело в личных интерпретациях. – Это не значит, что все надо в трёх плоскостях вращать и шеи превращать в кишки, а кишки в дождевых червей – отвечали наши. – С таких святых псевд блювать охота! – Вы мои последние работы не видели, – отбивается крепкий на всякие дурацкие нападки Тритыщенко. – Хотите слайды посмотреть? – А есть? – А что ж. Сейчас флэшку найду и будет. *** – А этот Святой на тебя похож, – говорит один, рассматривая слайды в мониторе. – Ну-ка, ну-ка, а ну, верни назад. Смотрите, смотрите, вот, где в профиль! – И точно, – говорят остальные. – А ну-ка, сам повернись. Тритыщенко поворачивался. – Ну! Все теперь видите? Есть шея? Вообще шеи нет. – Что ж ты шею так задрапировал? Она у тебя кривая? Ну-ка, покажь натурную шею. На живом Тритыщенке шея есть. Скрипучая она. И Тритыщенко повертел головой в доказательство. – Точно, скрипит! – Слушай, может ты робот? – Идите на …! – На, ни на, а подозрение теперь останется. Что же ты нам раньше не раскрылся, что ты обыкновенный робот! – шутит Ксан Иваныч. – Мы ж тебе друзья, и не сдадим! – И я-то думаю, что он вечно прямой ходит… как статуя. Ха-ха-ха! – это Бим. – Разве в шее дело? Дело в похожести. Только не в идеальной, а с намёком. Это же плюс? Плюс! Согласился даже недоверчивый ко всему прекрасному Кирьян Егорович: «Похож на прототип, но частично. Только, ведь, на фреске твой святой лысоват…»

139

– Это Святой Лаврентий, – успевает вставить Евжений… – будто это всем аргумент. – …а у тебя вон копна». Улыбается Тритыщенко: скоро он сам до лысой стадии дойдёт, недолго осталось до сходства. – Древние художники так и делали, – оправдывается и напирает Тритыщенко – иконописец херов, – где им столько натуры найти? Тобольск, ити его мать! Тут по три юродивых на квадратный километр. Это мало. У меня семьдесят два святых должно… Это вам, голубчики, не Москва. Это дерево! Я всех своих помощников по три раза скопировал и искусственно состарил. И каждого менял. Надоело! А что делать? И ещё надо прототипов искать. Которые были – все тоже кончились. – Умерли что ли? – Дурак ты, Бим! Просто спились. На святых теперь не похожи. Разве что мешки под глазами убрать… Да ну их на…й. Они и полчаса не смогут просидеть. И водки не напасёшься. А водка не желательна при письме. Глаз не точен и мазок не уверен. Вернее, уверен, да не в то место кладут. Или подмалёвок скосят. Утром приходится править. А кому править? Конечно же, на меня всё это ложится. Я ж главный на доводке! А кто-то тупо уехал. Одному бабла мало. Другому мороженное подавай с шоколадками. Каждый день, блЪ! Он ещё мальчик в штанишках. А я мастер. А я самто тоже без особого бабла. Всё, попы говорят, будет по завершению. А пока, милки, мол, с блюдечка кашку кушайте. Сытый художник – типа – гэ, а не художник. Знаком с таким Ге? Знают правду жизни. Начитанные гады! – Ну, а остальные где? Ты что ли один теперь совсем? Это Биму выгодно, чтобы один. – Один в тюряге… пишет стяги. Поэму, вот, недавно прислал. А что, нормальная поэма. К ней бы музыку и вот… У тебя барабанщик знакомый есть? Он через три года уже выйдет и просит барабанщика подыскать… А диджей есть? – Так, так. Щас не до музыки. Как петух клюнет, так и скажу. Может, и есть знакомый. Это прямой шантаж. А вот и приём подката: – А сколько, говоришь, у тебя народу щас в подмастерьях… всё-таки? Под древними, блЪ, сводами? – ловил Бим, – всего трое? Поэт в тюрьме, ещё кто? Нету? Ну, ты даёшь! Ёпть, я тебе помогу… – Подумать надо. Земля без тебя не разверзнется. И Бим, обрадованный неразвёрзнутой лазейкой, завёлся. Он любит разверзать всё, что теоретически можно разверзнуть, хоть облака, хоть созвездия. Не обольщаясь особо, стал искать аргументы: – Почти бесплатно помогу (а в уме квадратились километры росписей). У меня сейчас «окно»… Большо-ое окно. – И немного отдалился от темы, чтобы потом ворваться в неё с тылу. – Казиношники молчат… («Шарик Е.Г.» год назад подрядился проектировать казино на Алтае)… Они, блЪ, перемеривают закладные… Ещё, блЪ, с их скоростями… два месяца будут мерить… А им, блЪ, Путин каждый час звонит… что за хрень… когда-когда… Чё, чё? Мне перезванивают, а я в кабаке. Я отхожу, отхожу подальше, аж бегом, у нас же три часа разницы, а они… ну, в министерстве… а там же бабы… ну, сами знаете… ну, тупят… чтобы тише было, ругаюсь, правду-матку им пендюрю. А всё равно, блЪ, с них толку… С баб… С заказчиц… – С инвесторов! – поправляют. Ксан Иваныч занят. Он увлечённо до самозабвения режет сигаре крайнюю плоть, но краем уха успевает ловить смысл бимовского монолога. Бим снова: – Похер. От перемены имён сумма не меняется. Экономят, блЪ, на всём… Три месяца у меня бестолку! Чертежи дали? Дали. Все? Все. Может, врёте? Не врём. У нас накладные с расписками. Фундаменты, сваи нахерачили? Нахерачили. Всё по

140

науке. А там он на склоне… Понимаете? На склоне, блЪ, стоит себе и стоит казино. – На склоне? И не падает? – Глупый ты Тритыщенко! Сразу видно: в архитектуре не бум-бум. И фонтан твой только в барокке… – Сам ты такой… Хайтехник драный! – Ну ладно, я тебя успокою: будет немного качаться… казино это… Ну как бы специально… чтобы людей заинтриговать… – Конечно, этим заинтригушь! – Сильно сомневается Тритыщенко в такой странной интриге. – Качаться будет, надо же! Тритыщенко в такое казино никогда не пойдёт. – Мы так думаем, что дух Евжения слегка трусоват…, – успел подцепить Ксан Иваныч. – А там целый город разврата, – продолжает возмущаться Бим. – Разрешённый! Официально, блЪ! Три зоны. Три зоны всего в России… Меняется настроение Бима волнообразно: параллельно словам. Чёрное, чёрное, чёрное и… рр-раз! уже белое, белое, белеежееевоеее… Бежевое! Розовое! Бах, секунды не прошло, уже красное! Не очень понятно? Тогда так: Бим сам выдаёт слова, или вымахнувшие откуда-то сверху маккиавейские нечаянные слова управляют Бимом. Ну да ладно. Вы же, дамочка, поняли! – И чё? – А чё! Угол тридцать восемь градусов, вот чё! Грунт херовенький, до скалы добрались, конешна… а двести пятьдесят милли'метров несовпадуха. В соосности несовпадуха. Это что, хорошо? Я бы их всех! Бил сваи кто? А таджики. Не били, а копали. Лопатами, блЪ, и койлами. Под сваи, блЪ. Под монолит дырки готовят. А мы хотели на стойках. Площадку сверху делаешь… и сверли себе… Сверлишь, блЪ, а как в твердь упрётся, то и хорош. А они: монолит, монолит. Ага, перед са'мой зимой монолит. Удо-о-обно, блЪ. А, главно, вовремя, блЪ! Су-у-ки, бюу-у-лядь! Чтобы изобразить бюуулядь Бим вытянул губы трубочкой как у некоторых прожорливых рыбок, сосущих со дна одноклеточную еду. Молчание. Все (а их то двое, то трое: Ксан Иваныч бегает туда-сюда по делам) переживают. Бим снова: «Двести пятьдесят, а не двадцать пять!» – Это ж надо постараться! – это пробежал мимо Ксан Иваныч с сигарой в зубах. – Пых-пых. – Он главный автор, потому с сигарой. А Бим – всего-лишь – ГИП номер два. Он заслуживает докурить кончик. Бим с кончиком в зубах, и извивается головой, чтобы не обжечь усы с бородой: – У-ы-ы-у. Вот именно, постараться. Вот и настарались. Гастарбайтеры, блЪ. С алкашами. Кто под рукой был. В Япошках допуск какой? Доля милли'метра, блЪ! А тут… Фу-у-у. Слов нет. Сейсмика, блЪ. Рухнет всё нахер! А мне подстраховаться: я ГИП! А мне это зачем? Я всё перемерил, всё! Своих геодо'зеров брал… Бумаги писал, журнал авторского надзора…О-о-о! Каки' колечки! – Сколь экземпляров? – Я что, считал! Сейчас ещё дымну, а ты посчитаешь. – Дурень, я про журнал. – Про журнал? Чё журнал? – Дублей сколь журнала? – Один. – Дубль один или всего один? – Просто один. А что? – Надо два. Минимум два! Они этот потеряют… и всё. Специально потеряют. Так всегда делают. – Это не совет.

141

– Ответственность не несём. – Точно… Бим: – Короче, мы переделываем чертежи. Решения принимаем. Затраты. Путин платит. А это деньги! Деньги! А нам лишнего не заплатят. Не-е-ет! Кто их нам… вернёт кто? Затраты, командировки, ну! Тритыщенко, ты вот говоришь: три месяца… ну фрески, ну! Ну ладно, у тебя даже два… А у нас… стройка, блЪ! Без баб, блЪ!!! Как вот без их жить? Дрынькать кажный раз? По бимовскому мнению стройка без баб, это вовсе не стройка, а половое извращение. И Бим снова приближается к новой авантюре, которая есть старая тема, правда, уже несколько подзабытая Тритыщенкой, меняя на вкрадчивом ходу и профессию себе, и сферу деятельности: – Ты меня в помощники… У тебя одна рука… пока одна: гипсом ты не сможешь… а у меня две! Две, блЪ! Руки две. Вот они! Бим демонстрирует обе руки. Пальцы на одной плохо шевелятся. Их в этот раз умалчивают: они помешают фрескам. – Я сначала посмотрю, пивка там… Ещё посмотрю… а там и кисти… У тебя какие кисти, краской какой… херачишь? – Акрилом, блЪ, – с неохотой говорит Тритыщенко. – Без левкасов… на простой грунт. – А мне акрил… – лучше акрила для меня краски нет… Я акрил… вместо пива могу… Не верит Биму Тритыщенко, а делать нечего: Бим ему за полцены, а эти питерские… Они все по питерским… а он сам по тобольским… расценкам, блЪ. Пиво взамен акрила и в обратном порядке смущают Тритыщенку… А бесплатная рабсила радует. А кривые бимовские пальцы не очень. Все это знают. – Пять тыщ квадратов? Один всего? Дак, блЪ, это ж за два месяца… Сколь квадратных килОуметров? – напорничает Порфирий. – В километрах не считал. Делить надо… Мне надо к лету… К лету, блЪ. Ты это… если серьёзно, то… торопиться особо не надо. Мне к осени… Успеть… Но никак не раньше! Пропал Бим. Не удалась ему халтура в городе Тобольске, ибо скоро вновь грянет ему на голову грёбаный, совсем не бальзамный Алтай, который иным лечит здоровье, а другим пополняет кошельки.

Ласточка и Воронёнок Маргарита Крымская А на следующее утро, когда он проснулся, Ласточка сидела на краешке гнезда с его завтраком в клюве и довольно потирала крылышки. – Нам чрезвычайно повезло, сынок! – сказала она, как только Воронёнок освободил её клюв. – Всё, что ни делается, – только к лучшему! Но Воронёнок, взглянув за пределы их домика и обнаружив, что не-птицылюди оставили неубитыми только три зелёных дерева, нахмурился. – Ничего не к лучшему, – проворчал он. – Как я, по-твоему, научусь считать? – Дурашка ты мой, – рассмеялась она. – Научишься! Считай бабочек! – Не могу. У меня от них мутнеет в глазах. – Тогда считай соседей! – Не могу. Они всё время мелькают. – Ну, тогда считай ветки на тех трёх деревьях!

142

– Не могу. Они слишком далеко. Мне плохо видно. – А! – радостно воскликнула Ласточка. – В том-то всё и дело, сынок, что тебе будет видно очень хорошо! Сегодня же ты будешь сидеть на одном из тех деревьев! – Зачем? Мне что, нечего делать? – Ну, если ты не хочешь учиться летать… – Хочу! – вскрикнул Воронёнок. – Но при чём здесь ветки? Считать – не летать! – Правильно. Летать – не считать. Но рассчитывать! Забирайся на край гнезда и слушай меня внимательно. Воронёнок с радостью вспрыгнул на краешек, едва не столкнув с него Ласточку, и с ужасом вонзился взором в широкое асфальтное полотно, разверзшееся прямо под их домиком. – Не смотри вниз, сынок! – скомандовала мама, приподнимая его голову крылом. – Старайся смотреть только вперёд. Видишь те три дерева? Ты должен долететь до одного из них и зацепиться за ветку. Понимаешь? – А что тут непонятного? Раз, два, и три! И вперёд! – Подожди, маленький, не торопись. Постарайся всё хорошо рассчитать. Семь раз отмерь – один раз отрежь. – Что отрезать?! Крылья?! – Да нет же, глупенький ты мой! Расстояние! Это просто так говорят: семь раз… – Да не умею я столько! Раз, два, и три! – воскликнул нетерпеливый птенец и спрыгнул. Точно так же, как и в своих сновидениях, он сначала падал и падал, неумело хлопая крыльями по бокам и не видя ничего, кроме приближающегося серого подобия неба. Он падал и чувствовал, что ещё три секунды, и мама обнаружит его неуважительное отношение к завтраку, готовому вылететь из его желудка. Но, к счастью, эта неприятность его миновала, потому что он вдруг услышал голос всё рассчитавшей и неотступно кружащей над ним Ласточки: – Смотри вперёд!!! И Воронёнок, заставив себя поднять голову, с радостью отметил, что теперь к нему приближалось не что иное, как зелёное дерево! И вот она, ветка, пусть даже самая низкая, но ветка! Та самая ветка, за которую нужно постараться зацепиться! И он – зацепился. И вздохнул с облегчением. Вздохнула с облегчением и мама, которая тут же присела на эту ветку, рядом с сияющим сыном. – А теперь, маленький, тебе нужно перелетать с ветки на ветку, вверх и вниз, вверх и вниз. Пока ты не почувствуешь настоящую силу в крыльях. – Запросто! – воскликнул воодушевлённый птенец, и принялся выполнять два задания одновременно. – Раз ветка… Два ветка… Три ветка… И вторая раз ветка… И вторая два ветка… И вторая три ветка… «Какой же он у меня славный!» – думала Ласточка, с умилением наблюдая за успехами своего старательного и способного чада. И так – он перелетал с ветки на ветку до самого вечера, периодически с жадностью заглатывая всё, что ему приносила заботливая мама, даже невкусных мошек. О вкусах в тот день он решил не спорить, как и не думать об арифметических достижениях, потому что всё, чего ему хотелось, – это достичь главного: научиться летать, понастоящему, чтобы взмывать в настоящее небо вместе с Ласточкой, и летать, летать, наслаждаясь простором и тем, что его полёт ничем не мог уступить ни стремительному рассечению воздуха, мастерами в коем были их соседи, ни величественному кружению над деревьями, коим, как ему казалось, так гордились те большие чёрные птицы, которые, по счастливому стечению обстоятельств, переселились в «куда подальше»… Однако в своём собственном переселении Воронёнок ничего счастливого не нашёл. Когда Ласточка объявила о том, что ему придётся ночевать не в домике, до ко-

143

торого ему пока что не долететь, а на дереве, он забрался на самую высокую ветку и, сощурившись, проворчал: – Я ничего не понимаю. Почему я должен оставаться здесь? Всю ночь! В темноте! Один! – Если ты будешь сидеть так высоко, то одни мы точно не останемся, – ответила Ласточка, которая расположилась на удобной ветке в самом центре кроны. – Нам лучше быть незамеченными. Спускайся, маленький! И, услышав такое понятное и такое светлое слово «мы», обрадованный птенец тут же преодолел и расстояние между их ночлегами, и собственное недовольство тем, что за умение летать ему придётся расплачиваться умением спать сидя, пусть даже рядом с мамой. – Подожди, мама, не спи, – сказал он, тормоша Ласточку. – Я, всё-таки, не понимаю, почему я должен сидеть на этой ветке. Все птенцы наших соседей ночуют дома! Почему они могут долетать до своих гнёзд, а я не могу? Я что, хуже их? – Ну что ты, сынок, – ответила она, зевая. – Ты просто… другой. – Какой другой? Большой? – Да, маленький. Ты просто большой и… тяжёлый. И твои неокрепшие крылья пока ещё не могут поднять тебя на высоту нашего домика. Понимаешь? – Ну вот! Я так и знал! Так и знал, что я слишком много ем! – И Воронёнок хлопнул себя крылом по месту, где, по его мнению, находилось его ненасытное, но виноватое в ночном сидении чрево. Однако о своём выводе он тут же забыл, потому что его клюв, не посоветовавшись с его умной головой, вдруг набросился на какое-то ползущее по ветке длинное ворсистое создание и, доставив это создание по назначению, растянулся в довольной улыбке: – Дома надо сидеть, а не ползать где попало! – Ну вот, сынок, – сказала не менее довольная Ласточка, – ты добыл свой первый ужин. Поздравляю! – А сколько их будет, этих ужинов? – Сколько захочешь! На этих деревьях обитает множество разнообразных вкусных блюд в виде гусениц, жуков, мух и… – И она улыбнулась, услышав привычную реакцию в виде щёлкнувшего клюва. – Да, да, и бабочек тоже! – Я всё равно предпочёл бы ужинать дома, – вздохнул Воронёнок. – Ничего, маленький, ты обязательно вернёшься в наш домик. Обещаю. Потому что обязательно научишься и будешь летать по-настоящему. Как я. И как наши соседи. – Конечно, научусь, мама. И буду летать по-настоящему. Как те большие чёрные птицы! Потому что я тоже – птица. Ведь так? – Конечно, – ответила Ласточка, радуясь скрывающей её грустные глаза темноте. – Потому что ты тоже… птица. Но грусть в её голосе незамеченной остаться не смогла. «Я знаю, о чём она думает, – подумал Воронёнок, и вдруг почувствовал, как у него в горле что-то шевельнулось и сжалось в комок. – Наверное, о том, что, когда я научусь летать по-настоящему и стану совсем взрослым, она мне будет больше не нужна. Как нужна сейчас, чтобы учить меня летать. Но почему она так думает? Ведь это неправда! Потому что… Потому что…» – Я знаю, о чём ты думаешь, – вдруг сказала Ласточка. – Всё правильно, сынок. Когда птенцы становятся взрослыми птицами, их родители становятся ненужными. Так всегда бывает. – Но разве ты хочешь, чтобы было именно так? – спросил он, удивлённый и её словами, и тем, что она каким-то образом прочитала его мысли. – Глупенький мой… Чтобы было так – не хочет никто и никогда. Потому что это – больно. – Больно, – повторил птенец. – А что это значит: больно?

144

Ласточка неожиданно рассмеялась. – Какой же ты любознательный, честное слово! Всё тебе скажи да расскажи! Вот станешь взрослым, тогда сам всё и узнаешь. А сейчас – спать! Утро вечера мудреней. И не думай о всяких пустяках. У тебя и без того каша в голове. Но Воронёнку, угадавшему в её смехе не простое желание увернуться от ответа, а нечто более серьёзное, нечто, чему он не мог найти объяснения, это слово «больно» пустяшным не показалось. И он добавил его в список слов, значение коих ему предстояло понять только тогда, когда он станет совсем взрослым. Теперь их было три: «нужен», «любить» и «больно». Со значением слова «нужна» он, конечно, уже давно разобрался, и никакой каши в голове у него не было. Во-первых, потому что кашам, насколько он разбирался, там вообще не место, а во-вторых, потому что он вообще никогда и ничего не разжёвывал! А если что-то разжёванное и попадало в его голову, то это было дело не его клюва, а маминого! Но он ни в чём её не винил, потому что, хоть она и говорила всякие глупости, либо от переутомления, как он думал, либо от переволнения, она была ему – нужна! И это было понятно как трижды три: раньше была нужна – чтобы он был накормлен, сейчас – чтобы научился летать, а потом будет нужна… наверняка для чего-то ещё, о чём он узнает, когда станет не только совсем взрослым, но и совсем умным! Но зачем он был нужен ей - для него попрежнему оставалось загадкой, потому что между её словами «ты мне нужен, сынок» и «чтобы любить тебя» он находил такую же логическую связь, как и между своим нежеланием быть слишком большим и тяжёлым от усиленного питания и своим собственным клювом, который, казалось, находил огромное удовольствие в том, чтобы этому нежеланию противоречить, и который, как Воронёнок с ужасом отметил, за время его размышлений сделал это – троекратно! А после, покончив и с противоречиями, и с вопросами, на которые в такой поздний час отвечают только тихим сопением, этот же необузданный хищнический клюв зарылся в тёплых пёрышках на маминой шейке и нашёл не меньшее удовольствие в том, чтобы просто быть, пока его утомившийся за день хозяин беззаботно спал. И так, прислонившиеся друг к другу и убаюкиваемые лёгким летним ветерком, покачивающим их просторное пристанище, Ласточка и Воронёнок проводили ночь за ночью, в то время как день за днём она продолжала обучать его настоящему полёту, приближая возвращение если не простора их домика, то хотя бы его уюта, с которым, как считал Воронёнок, не могли сравниться ни возможность научиться считать, ни свободный выбор из бессчётного количества блюд в его ежедневно пополняющемся меню. *** – Мама! Смотри! Я сейчас долечу! Мама! – закричал Воронёнок, стремительно приближаясь к домику, который хоть и немного, но изменился, ибо заботливая мама сумела найти время и силы не только на обучение сына, но и на ремонтные работы. – Ну, вот и всё, маленький, – сказала Ласточка, когда он буквально плюхнулся в слегка расширенное гнездо, в коем, к его величайшей радости, хватало места не только нижней трети его тела, но и целой маме, которая и не подумала обидеться на тесноту, расположившись в единственно отведённом для неё уголке – под его большим и сильным чёрным крылом. – Да! Вот и всё! Наконец-то я дома!– торжествовал птенец. – Или что – всё? – Ты научился летать! Как я и обещала! – ответила она с нескрываемой гордостью. – По-настоящему! – Да! Вот и всё! Я научился летать! По-настоящему! – воскликнул он, но вдруг задумался: – И что теперь с этим делать? – Как – что? Дурашка ты мой! – рассмеялась Ласточка. – Летать, конечно! Летать! И быть счастливым! Потому что летать – это счастье! – Счастье, – повторил Воронёнок, но не спросил, что это значит. Он просто понял: счастье – это когда тебя поднимают! Крылья! И они оба взмыли в воздух. И летели, летели, крылом к крылу, наслаждаясь

145

своим первым полётом вместе и поднимаясь всё выше и выше… О небо! О величественные голубые крылья, не ведающие усталости и приземления! О свободная исполинская птица, не нуждающаяся в приюте и дарующая приют всем нуждающимся! О могучее ненасытное чрево, поглощающее всё и вся во имя бесстрашия сомневающихся и блаженства смеющих! О несравненное настоящее небо, оперяющее взлетающих и обнажающее пред ними настоящее счастье! «Небо, сын и я, – думала Ласточка, любуясь царственной грациозностью то взмахивающего крыльями, то парящего Воронёнка. – О, если бы так было всегда! Только небо, мы и счастье!» «Небо, мама и я, – думал опьянённый полётом Воронёнок. – Раз, два, и три. Небо, мы, и… совсем не скучно! Потому что счастье скучным не бывает!» Однако для полного нескучного счастья ему было необходимо им поделиться, иначе, как он чувствовал, оно вот-вот могло разорвать его на мелкие чёрные кусочки и разнести по всему белому свету! Да! На кусочки! На частички… И он вспомнил о больших чёрных птицах. «Не знаю, кого они там заглатывают целиком, но попадись они мне сейчас на пути, они бы подавились! От зависти! Увидев, как! – как я могу летать!» А через несколько секунд Воронёнок подумал о том, что они, наверное, умеют читать мысли точно так же, как и мама, и поэтому, как только эта его мысль возникла, она тут же материализовалась: многочисленная стая больших чёрных птиц окружила его и маму и одним общим возгласом «Каррр!» оценила его могущественные крылья! О да! Они ничем не уступали крыльям этих птиц, от одного вида которых у него захватывало дух (не считающийся с его мыслями), и которые с каждым взмахом оказывались всё ближе и ближе, особенно к маме, как будто желая разглядеть его бесспорно способную учительницу, научившую его так! – так летать! Как они! Большие чёрные птицы! – Какие они… прекрасные! – восторженно провозгласил Воронёнок, взглянув на Ласточку, которая, как ни странно, и не собиралась разделять его восторг. – Вниз! Сейчас же вниз! Домой! – скомандовала она твёрдым, но всё же, как ему показалось, взволнованным голосом. – Почему, мама? – Потому что ещё немного, и ты можешь этой мамы лишиться навсегда! Вниз! *** – Может, ты, всё-таки, объяснишь мне, что произошло? – осторожно спросил Воронёнок, когда долгое молчание спрятавшейся под его крылом Ласточки начало не только омрачать его память о таком счастливом – самом счастливом дне, подарившем ему и первый настоящий полёт, и первую встречу с большими чёрными птицами, но и вызывать в нём необъяснимую тревогу. Но Ласточка молчала. Молчала и пыталась найти в себе силы рассказать ему всю правду, чтобы он, наконец, понял: и почему им тесно в гнезде, и почему их соседи мгновенно разлетаются в стороны, когда он приближается к ним с тем, чтобы просто вежливо поздороваться, и почему он уже не боится тех прекрасных птиц, которые, наверное, до сих пор ужасаются его странному поведению, обсуждая его поспешное «бегство» с птицей, годящейся ему не в матери, и даже не в друзья, а в лакомые кусочки. И этих «почему» было не три, а гораздо больше! – Я больше не могу скрывать от тебя правду, – сказала она, наконец, и тяжело вздохнула. – Я, сынок… не настоящая мама, потому что… – Как это – ненастоящая?! – взревел Воронёнок, и так, что их домик, казалось, мог обвалиться от сотрясения. – Это полёт бывает ненастоящим! Как тот, который совершил тот серый охотник! С дерева – вниз! Это небо бывает ненастоящим! Как то, что там, внизу! Оно ненастоящее, потому что неживое, а настоящее – живое! И ты – живая! И значит – настоящая!!! – Какой же ты славный, – рассмеялась Ласточка, придя к выводу, что, видимо, время ещё не пришло ни для правды, ни для настоящей взрослости выросшего пока что только телом Воронёнка.

146

– Я уже взрослый! – продолжал он. – И могу отличать настоящесть от ненастоящести! И мамость – от немамости! Но я не понимаю, почему ты говоришь о себе так, как будто ты какое-то от нечего делать убитое дерево! Тебя же никто не убил! И не убьёт! Потому что я не позволю! Потому что я сильный и отважный! Как те большие чёрные птицы! И они, между прочим, хотели… – Но он вдруг запнулся, и начал глотать воздух: – Мама... Я всё понял… Ты испугалась… Ты подумала, что они тебя проглотят… Да? – Да, маленький, – ответила она еле слышно. – Ты ошибаешься, мама! Они и не собирались этого делать! Я видел их глаза! И в них не было… злобы! – Конечно, не было, сынок. Но даже если бы была..Ты ведь сильный и отважный. И рядом с тобой мне никто не страшен. – Но они не страшные! Они – прекрасные! Я видел! Потому что смотрел во все глаза! А ты, наверное, смотрела только одним глазком! – Успокойся, маленький мой, – улыбнулась Ласточка. – Ничего страшного не произошло. Наверное, мне просто хотелось, чтобы нам никто не мешал наслаждаться друг другом и небом. – Ну вот, так бы сразу и сказала, – вздохнул с облегчением Воронёнок, и с нежностью прижал её к себе. – А то пускаешь тут перья в глаза – ненастоящая, страшные… Ничего, мамочка, мы с тобой ещё полетаем! Обязательно! Только ты, я, и небо. Раз, два, и три. Небо, мы, и счастье! *** Но день сменялся ночью, ночь сменялась днём, а небо с того дня оставалось неизменным: в нём летали, кружили, парили… все, кроме Ласточки и Воронёнка. С самого утра она покидала гнездо и отправлялась за завтраком, уже не заботясь о том, что сынок и его улюлюкающий желудок с нетерпением ожидают её возвращения, поскольку и сынок покидал гнездо с самого утра, уже не заботясь о том, что мама принесёт на завтрак каких-то паршивых мошек. О да! Самостоятельность для него означала свободный выбор! И завтрака, и обеда, и ужина, и, конечно же, к величайшей радости его щёлкающего клюва, всевозможных красивых и съедобных десертов. Однако удовольствие, которое он получал от разнообразия, не могло сравниться со счастьем – счастьем их первого полёта вместе. И, как только он подлавливал маму, на минутку, или три, вернувшуюся в гнездо, он тут же упрашивал её подняться с ним ввысь, гораздо выше почему-то пожелтевших деревьев и почему-то посеревших домов не-птицлюдей, и гораздо выше их соседей, сновавших в небе почему-то дольше обычного. Он упрашивал, умолял Ласточку о полёте, чтобы снова испытать то наслаждение от чувства единства, которое можно испытывать только будучи рядом с самой родной и самой надёжной птицей, крылом к крылу. Но Ласточка постоянно находила или уважительную причину, по которой в тот момент не могла предоставить Воронёнку это родное и надёжное крыло (как правило, этой причиной являлись неотложные встречи с соседями, на которых они обсуждали что-то чрезвычайно важное), или просто сетовала: то на усталость, то на головную боль, то на обыкновенный дождь, которым небо разражалось всё чаще и чаще. А по вечерам они, как и прежде, усаживались в домике, который почему-то начинал заметно ветшать и в котором нижней трети Воронёнка становилось всё тесней, и до наступления темноты разговаривали: об одном, другом, третьем и трижды третьем… И вот в один из таких вечеров, желая сделать Ласточке приятный сюрприз и развеять её непонятную, но с каждым днём всё более заметную грусть, Воронёнок вернулся домой с кусочком свежего мяса. – Мама, смотри! – воскликнул он с торжественным видом. – Это тебе не какие -то мошки-шмошки! И даже не бабочки! Нам этого хватит на весь завтрашний день! – Спасибо, маленький. Но я не ем этого, – ответила она, и поспешно выпрыгнула из-под его крыла.

147

– Почему, мама?! Но Ласточка взмыла в воздух и скрылась за деревьями. «Странно», – подумал Воронёнок, и принялся за еду, которую игнорировать, с его точки зрения, было, по меньшей мере, неуважительно. Ведь он потратил столько сил, и применил все свои навыки и способности, чтобы раздобыть этот кусочек! И в первую очередь – для неё! О, если бы она только видела, как он прятался в жёлтой листве одного громадного дерева, растущего вдали от дома, и наблюдал за большими чёрными птицами, растаскивающими на куски свою находку, или добычу! Если бы она только видела, с каким мастерством и с какой отважностью он выпорхнул из своего укрытия и в одно мгновение схватил этот лакомый кусочек, на который было столько претендентов, сколько ему вовек не сосчитать! Схватил и помчался прочь, преследуемый парой, или тройкой этих негодующих птиц, которые в отместку, как он был уверен, были не прочь превратить его самого в этот лакомый кусочек, или, скорее, в большой лакомый кусок! Но он обвёл их вокруг хвоста! Взмыв над деревьями, он пальцами сорвал с одного из них сухую ветку и бросил её в своих преследователей, которые наверняка подумали, что он испугался и вернул им их добычу! Но пока они в замешательстве разглядывали летящую вниз ветку, он – скрылся из виду! И направился домой, к ней, чтобы порадовать её! Новизной! Свежестью! О, если бы она могла это знать… Однако, когда Ласточка вернулась, а новизна и свежесть уже слились воедино с никогда не стареющим чувством удовлетворённости, Воронёнок не стал рассказывать ей о своём подвиге, а только осторожно спросил: – Мама, почему ты не стала есть то, что я принёс? Ведь это очень вкусно! И полезно! Но она не ответила, а только вздохнула под его крылом и потёрлась головой о его бок. – Мама, я прошу тебя, объясни! Я, наверное, чего-то не понимаю, – упорствовал он. – Спи, сынок, – ответила Ласточка, и опять вздохнула. – И я тоже должна поспать. Иначе у меня не будет сил для долгого перелёта. – Какого ещё перелёта? Куда? Ты что, построила новый дом? Попросторнее? В другом месте? И мы переселяемся? Но вместо ответа он получил нечто странное и доселе им не испытанное: его бок, в том месте, где покоилась её голова, как-то необычно похолодел, но только на мгновение, после которого возникло ощущение тёплой, но неприятной мокроты. – Что это, мама?! – вскрикнул он испуганно. – Почему я… мокрею? Мама!!! Он приподнял крыло и наклонился к Ласточке, чтобы посмотреть ей в глаза, которые, увы, оказались надёжно спрятанными и темнотой, и её нежеланием их открывать. – Маленький мой… – сказала она дрожащим голосом. – Как быстро пролетело время… – Какое ещё время? Где пролетело? Это что, такая птица? – Да, сынок, это такая птица… Но очень большая, самая большая на всём белом свете. – Как? Она что, больше, чем небо? – Больше, чем что бы то ни было. – Вот это да! А почему я никогда не видел эту птицу-время? – Потому что она невидима, маленький. – Повезло же! За ней никто не гоняется, чтобы отомстить за утащенный ужин! Но как ей это удаётся – быть невидимой? – Дурашка ты мой, – улыбнулась Ласточка, и положила своё крылышко на выросшую не-выросшую голову сына. – Она такой родилась. Её никто не может видеть. Но перемены, которые она приносит, видеть могут все. Иногда эти перемены – к лучшему, а иногда – наоборот.

148

– А что она принесла, что могу увидеть я? – Осень. И эту осень видят все. И я. – Осень, – задумчиво повторил Воронёнок. – А осень – это «наоборот»? И поэтому ты такая грустная? – Осень, сынок, – это обратная сторона весны. Весной – всё оживает, а осенью – всё умирает. – Как это – всё? И ты? И я? И птица-время? – Нет, маленький. Птица-время не умирает никогда. Но когда она приносит в эти края осень, и здесь начинаются холода, другие птицы должны лететь на юг, туда, где всегда тепло. Поэтому завтра… завтра я должна улететь. Чтобы не замёрзнуть, и не умереть. Понимаешь? – Нет, не понимаю! – возопил Воронёнок, испугавшись отсутствия такого понятного и такого привычного слова «мы». – Зачем… нам куда-то лететь? Мне не холодно! Мне никогда, никогда не холодно! И тебе не будет! Я буду тебя греть! – Нет, сынок, – вздохнула она. – Ты не сможешь защитить меня от лютых морозов, когда птица-время принесёт зиму. – Какая она… жестокая! И жаль, что она невидимая, а то я бы ей показал, где зимы ракуют! – Славный ты мой! – рассмеялась Ласточка. – И кто только учит тебя таким выражениям?! – Никто. Я просто слышу их от птенцов не-птиц-людей. Они ещё и не такое говорят! Ты бы слышала! Представляешь, они называют больших чёрных птиц – ядъёными воёнами! – Воронами, сынок! Воронами! – сказала она, смеясь ещё громче. – Человеческие детёныши иногда глотают буквы! – А при чём тут их питание? И почему – воронами? Они что, воруют? – Нет, маленький, просто у вас такое название. Понимаешь? Воронёнок так опешил, что, даже если бы Ласточка предложила ему в тот момент взлететь с ней в небо, он, скорее всего, ничего бы не ответил и отпустил её одну, на все три стороны. – У… нас? – еле выговорил он. И вот тогда – Ласточка поняла: вместе с осенью, время принесло и необходимость правды. И, не задумываясь, к лучшему это было или наоборот, она рассказала Воронёнку и о том, как из-за её горя и невнимательности ни ей, ни её птенцам никогда не довелось увидеть друг друга, и о брошенном вороньем гнезде с яйцом, и о том, как из этого яйца появился на свет он, её славный любознательный сынок, и о том, как она тщательно следила за тем, чтобы эта любознательность не отняла у неё единственное дитя, отправив его на поиски истинных родителей, и об их первом полёте вместе, прерванном птицами, которые не совершили ничего ужасного, потому что они такие, какими и должны быть: сильные, умные, отважные и прекрасные… – Теперь понимаешь, сынок? Те большие чёрные птицы, вороны, – говорила она, – они никуда не улетают, потому что им никогда не холодно. Даже в самые лютые морозы. И тебе, мой маленький, никогда не будет холодно. Потому что ты – из их рода. И, может быть, даже из их стаи. Ты, сынок, – ворон. А я… Я – ласточка. – Ну и что! Подумаешь! – возопил Воронёнок. – Какая разница, какие у нас названия?! И какое это имеет значение, что мы из разных стай?! Ведь главное – то, что ты мне нужна! – Нужна… – с грустью повторила Ласточка. – Да! Нужна! – Но зачем, сынок? Ты вырос. Ты теперь совсем взрослый. Взрослый ворон. Прекрасный ворон! И всё умеешь делать сам. Мне нечему больше тебя учить. – Ну и что! Ну и не учи учёного! Ты всё равно мне нужна! Потому что… Потому что… Но он запнулся, потому что, хоть и чувствовал себя совсем взрослым и совсем

149

умным (а теперь ещё и совсем прекрасным), объяснить причину этой «нужности» не мог ни Ласточке, ни себе. – Ты тоже мне нужен, сынок, – вздохнула она. – Но завтра… Завтра будет новый день, приближающий зиму. И завтра – я улечу в тёплые края. Ты ведь не хочешь, чтобы я замёрзла и умерла? – Я полечу с тобой, – тихо, но уверенно сказал Воронёнок. – И ты не сможешь отрезать мне крылья, отмеряй ты хоть трижды три раза! – Нет, мой маленький, – покачала головой Ласточка. – Теперь… ты должен сам. Понимаешь? Сам. – Нет, не понимаю! Почему я должен делать то, что должен, а не то, что хочу? – Потому что не всё, чего мы хотим, нам действительно нужно. – Но если я тебе нужен, действительно нужен, хоть для чего-то, – нервничал Воронёнок, – то почему ты не хочешь, чтобы я полетел с тобой? – Потому что это не нужно – тебе. Ты поймёшь это потом, сынок. – Потом? Когда вырасту? – усмехнулся Воронёнок. – Но я уже вырос! И не понимаю! – Ты многого ещё не понимаешь, маленький, – сказала Ласточка. – Но обязательно поймёшь. Сам. – Сам знаю, что многого не знаю, – насупился он. – Нужен, любить, больно. И всякая прочая ерунда. Ну и ладно. Пусть будет по-твоему. Сам так сам. Ты ведь вернёшься? Весной? Когда здесь уже всё будет оживать? – Я постараюсь, сынок. – Постараешься? Нет! – закричал Воронёнок. – Это не ответ! Стараются только тогда, когда учатся! А ты не старайся, а просто вернись! И обещай, что вернёшься! – Хорошо, – вздохнула Ласточка. – Я обещаю вернуться, если со мной ничего не случится. – А что может случиться? – В жизни всякое бывает, маленький. Поэтому лучше никогда и ничего не обещать. Ведь это несправедливо, когда обещанное не выполняется. Понимаешь? – Тогда пообещай, что с тобой ничего не случится! Но Ласточка только нежно погладила его по голове и, прислонившись к его уже высохшему боку, отлетела ко сну. А Воронёнок всё смотрел и смотрел в темноту, как будто надеясь отыскать в ней ответы на вопросы. Он пытал и ту темноту, что застилала его глаза, и ту, что поглощала его пытливый, но неопытный ум: как? как, начиная с завтрашнего дня, ему придётся жить, просто жить, в ожидании следующей весны? как и где? и с кем разговаривать по вечерам? и в чьи теплые пёрышки зарываться клювом? и кто поможет ему понять значение этих треклятых трёх слов, которые с самого детства не дают ему покоя? кто? они? большие чёрные… вороны? «И я – такой же, как и они, – думал он. – Ядъёный ворон. А моя мама – ласточка. Ну и что? Она сказала, что я ей нужен! Зачем-то… Чтобы меня любить… Любить…» И то ли наяву, то ли во сне, он вдруг отчётливо услышал голос Ласточки: «Любить… убить… бить…»

Буквы на белом фоне Александр Маяков I Сегодня лучше, чем вчера. Завтра будет лучше, чем сегодня. Глядя на разодранное тело голубя на обочине, эти слова звучат странно. То ли смешно, то ли жалко, то ли как тупой статус из «контакта».

150

Сегодня вторник и я топаю на работу. Когда меня спрашивают, кем я работаю, я отвечаю, что работаю садовником. Отчасти это так и есть, так как те, с кем я работаю, большей частью, овощи. Хотите знать, где я работаю? Ну, попробуйте угадать! Даю вам пять секунд. Давайте, обратный отсчет. Пять, четыре, три, два, один, быдыщ! Ну что, есть варианты? Ладно, томить не буду. Я санитар в приюте для инвалидов. Работа не пыльная. Вообще не пыльная. Немного дермовая, слюнявая и зассаная, но не пыльная. Грубо, знаю, но так и есть. Поэтому я и называю себя садовником. Я работаю с овощами. С овощами, которых бросили родственники, от которых отказались родители в роддоме, но эти овощи уже взрослые и в детдоме им не место. Но сами они мало на что способны, поэтому сутки через двое, я за ними ухаживаю. Умываю, подтираю, кормлю с ложечки. Кто-то из них капризничает, как ребенок. Кто-то все делает смирно. Сейчас, наверное, мои слова вызывают у вас улыбку умиления. Мол, какой хороший парень, помогает тяжелобольным, ухаживает за ними. Да хрен вам! Просто я лентяй! Патологический лентяй! Школу бросил после девятого класса. Пытался выучится на автослесаря, но так же забил на учебу. Чудом откосил от армии. Родители не захотели содержать на своей шее высоко возрастного оболтуса. После долгих скандалов, стоивших и мне, и родителям кучи нервов, мы сошлись на том, что пока я «встаю на ноги», они будут снимать мне однокомнатную квартиру, а жить я уже буду на свои кровные. Не имея ни специальности, ни желания учится, я сначала поперся работать охранником в супермаркет. Сидишь себе спокойно, пялишься на монитор. Но потом оказалось, что на охрану так же спихивают недостачу. Поэтому, недосчитавшись половины зарплаты, я послал управляющего на все половые органы и не только, причем при всем честном народе, что тогда был в магазине, и, показав средний палец, ушел оттуда. Каким ветром такого раздолбая занесло в приют для инвалидов? А все просто! Когда я так смачно послал это мелкое чмо в белом халате, в магазине пополнял стратегические запасы горючего Палыч. Палыч, как потом, оказалось, работает в этом приюте «мастером на все руки». То есть, и электрик, и сантехник, и столяр со слесарем в одном лице. Тогда он нагнал меня на улице и предложил подменить его пару дней на работе. Ну, мол, ему срочно надо уехать в Бухарест, а подмены нет. Сказал всего пару дней. У меня по географии был трояк, поэтому, где находится Бухарест, я не знал, и согласился. Терять нечего, работы нет, а так пару дней херней пострадать и еще бабосики за это получить, не плохо. Из телефона автомата, чудом еще сохранившегося у нас на районе, он позвонил главврачу и объяснил, что ему надо уехать, а вместо него придет молодой парень. Наутро я отправился на новую, как я считал, временную работу и офигел. Как оказалась, у Палыча «поехать в Бухарест» значит уйти в запой. И не на два дня, а минимум на две недели. Главврач уже к этому привыкла и особого внимания не обращала, но новым рукам в виде меня была рада. От досады я уже хотел снова вспомнить человеческую анатомию и послать всех во все отверстия, но жажда мести взяла верх и я остался. Я мечтал, как накостыляю Палычу при первой же встречи после его «возвращения из Бухареста». Но день за днем, неделю за неделей, я втянулся. Палыч вернулся через три недели. К тому времени я уже официально устроился санитаром, так как «мастер на все руки» из меня фиговый. Морду я ему, конечно, не бил, но потом, как-то напившись с ним, я сказал ему спасибо. На что шестидесятипятилетний мужик ответил: «Красиво ты того гавнюка послал! Вот и решил помочь. Не оставлять же тебя на улице без гроша? Какие никакие, а деньги тут платят». Вот так вот я и стал садовником. Кстати, вот я и дошел до работы. *** Здание нашего приюта старое и обшарпанное. Финансирование скудное. Ежегодно, конечно, выделяют средства на ремонт, но их хватает только на то, чтобы здание просто не развалилось окончательно. Так, дырки подлатаем и все. По пути до своего отделения я здоровался со всеми подряд. Работаем в одной

151

конуре, знаем друг друга. Удивительно, но работают здесь, в основном, женщины. А работа не такая уж и легкая. Потаскайте то не ходячих! Так что я им иногда помогал, иногда бухал с ними, а с теми, что и помоложе и посимпатичней, еще и трахался иногда. Иногда и без каких-либо обязательств. Се ля ви, как говорят в Париже. В комнате отдыха, так мы называем одну из палат переоборудованную для наших нужд, уже сидела Марина. Марина такая же санитарка, как и я. Мы с ней работаем в одной смене. Девчонка она классная. Выглядит шикарно. Волосы у неё как у главной героини мультика «Храбрая сердцем». Такие же рыжие и пышные. Фигурка тоже ничего. Грудь средняя между вторым и третьим. Попка небольшая, но округлая. Сама она веселая всегда, улыбчивая, не смотря на нашу работу. Так что, работать с ней одно удовольствие. - Привет, Сережа! – улыбнулась Марина, переобуваясь в тапочки. Середина ноября и на улице холодно, но ходить в уличной обуви нам нельзя. Поэтому все мы переобуваемся в тапочки. - Доброе утро, Марин. – улыбнулся в ответ я. - Давай, переодевайся быстрее, - весело произнесла она, - сейчас завтрак принесут, кормить надо. - Ага, - ответил я. Кормить, я своих-то еще и не умывал. Предыдущая смена уже и свалить успела. - И не забудь, сегодня вторник, так что вечером жду тебя! – сказала она и вышла из комнаты. Вторник. Помню я, помню. Быстро переодевшись, я направился по своим подопечным. С Мариной мы всегда делил подопечных. За мужчинами ухаживал я, за женщинами она. Не справедливо, если честно, так как мужчин в нашем отделении десять, а женщин восемь. Вообще, отделение, это не правильное название. Этаж, на котором двадцать комнат. Восемнадцать занимают наши подопечные, одну мы, и еще в одной у нас склад инвентаря. До того, как я пришел сюда работать, комнатой номер восемнадцать пользовались по прямому назначению. Но после того как там, в мучениях умерла молодая девушка, в комнату никого не заселяли. Пациентка, что там жила, страдала редким заболеванием. Названия я, увы, не помню, но по описаниям все сводилось к тому, что она постоянно испытывала жуткие боли из-за непрекращающихся спазмов в мышцах. Ей с рождения кололи обезболивающие и делали специальный массаж, чтобы не было спазмов. После перевода к нам она долго мучилась и через год умерла. Марина рассказывала, что она сильно кричала. - Это было не выносимо, - говорила Марина. – Она кричит, извивается на кровати, а ты не можешь помочь. Болезнь постоянно прогрессировала, у нас просто не было медикаментов сдерживать её. В последние месяцы обезболивающие уже не помогали. Не знаю, о чем она думала перед смертью Кого проклинала. Кто знает, были ли у неё силы на проклятья. Но после того, в палате стали происходить странные вещи. Всех, кого туда поселяли, начинал преследовать необъяснимый страх. Наши пациенты редко умеют говорить, в основном молчат, мычат, издают различные звуки. Но проявлять эмоции они умеют лучше других. По словам Марины на них смотреть было страшно. Глаза полные ужаса и молящие не оставлять их одних. Когда очередного жильца этой комнаты пришлось переселить, она, на несколько дней, осталась пустой. И как-то ночью, Марине надо было по нужде сходить. Проходя мимо комнаты, она услышала звуки, напоминающие те, что издавала девушка во время приступов. Как сказала Марина, она была в полудреме, но услышав звуки из пустой и темной комнаты испугалась так, что сна как и ни бывало. Она пулей бросилась обратно в комнату отдыха и с включенным светом сидела до самого утра. А Палыч рассказывал, что как-то сам лично видел ту девушку. Задержался он допоздна на работе, и, проходя мимо комнаты, увидел странный силуэт в приоткры-

152

тую дверь. Но тогда он уже собирался ехать в Бухарест, так что его словам верить, себя идиотом считать. А вот словам Марины я поверил. Поэтому в темное время стараюсь туда не заходить, да и днем не задерживаться по возможности. Но сейчас меня ждут водные процедуры с подопечными, потом завтрак. Вообще, у меня не так уж и много работы с ними. Ходить они не ходят, но вполне могут сами встать, сесть на коляску и докатиться до умывальника. Мне остается только вытереть размазанную зубную пасту по лицу и смыть с рук мыло, которое они сами с трудом смывают. Веселье начинается, когда их надо мыть. Увы, помыться сами они уже не в состоянии. Хотя, есть здесь один уникум. Миша. Миша у нас лентяй. Патологический. В этом мы с ним родственные души. Что я лентяй, что он. Только я здоровый лентяй, а он лентяй с ДЦП. Пока все уверенно стояли в очереди в туалет, Миша спокойно нежился в кровати. Да, все мужчины нашего отделения могут передвигаться, на колясках, но могут. А вот половина женщин прикована к постели. Так что, по сути, мне грех жаловаться, разделение обязанностей с Мариной у нас равное, в какой-то степени. - Лежишь, счастливчик? – с улыбкой спросил я, войдя в комнату к парню. Вообще, я старался улыбаться им. Все они добрые люди и всегда рады нам. Мы их единственные друзья. Они хоть все понимают, но, в большинстве случаев, не могут сказать. Поэтому они как никто другой умеют передавать эмоции. Радость, гнев, печаль. Парень улыбнулся мне из-под одеяла. Я нагло содрал одеяло с него. Скрюченной болезнью тело лежало на простыне в майке и семенниках. Подхватив его под плечи, я усадил на кровать и принялся одевать. Можно было оставить его самого, не маленький, оденется, но у них на это уходит куда больше времени, чем у обычных людей. А сейчас времени было в обрез. Одев Мишу, я усадил его на коляску и вывез в общую комнату. По сути, это не комната, а просто большой холл в отделении. Но мы называем её комнатой, так как там стоят столы, за которыми наши подопечные кушают, играют в различные игры, читают книги. Многие уже сидели за столами и ждали завтрака. Марина бегала по комнатам лежачих и разносила еду. Кто-то может сам есть, кого-то надо кормить. Мне же осталось только протереть своим лица от зубной пасты и расставить тарелки с едой. Старые, советские тарелки, которые местами отколоты. Алюминиевые ложки, частично погрызенные. И манная каша на воде в них. Но народ уплетает за обе щеки, так как другого ничего нет. Отечественная система… даже не знаю, к чему мы относимся. По идее, к министерству здравоохранения. Хотя, Ирина Алексеевна, наш главврач, как-то сказала, что мы относимся к министерству социальной политики. Вообще-то, у нас нет должности главного врача. Только директор. И Ирина Алексеевна является не главврачом, а директором. Но раньше она работала в поликлинике. И сейчас, находясь уже на пенсии, она, типа, пошла на повышение. Сама она очень красивая, не смотря на свои шестьдесят лет. Высокая, статная. Лицо, хоть и с морщинами, но не скажешь, что она старуха. Единственное что выдает её возраст, это седые волосы. Она их не красит. Просто заплетает в хвост или косу. Признаться, я даже пару раз на неё дрочил. Представлял её голой и гонял лысого. Конечно, возможно её «идеальная» фигура всего лишь иллюзия, созданная хорошим бюстгальтером и обтягивающими джинсами, но стояк все равно был. Не знаю, является ли тот факт, что на неё дрочат для женщины комплиментом, но думаю, что если бы Ирина Алексеевна узнала, что в свои шестьдесят вызывает стояк у молодого парня, её бы это порадовал. Либо я получил бы по морде.

153

Над номером работали: Александр Маяков—главный редактор Надежда Леонычева—старший редактор Расима Ахмедова—редактор Элина Ким—редактор-корректор