Ноябрьский номер литературного интернет-издания PS (№80) by PS литературный журнал

№80 (ноябрь 2018)

Жизнь как кино, как книга. У каждого свой жанр, манера повествования, сюжет. У кого-то все происходит на высокой скорости с резкими и неожиданными поворотами сюжета, кто-то напротив - наслаждается каждым моментом неторопливо, размеренно. Говоря об искусстве нельзя игнорировать жизнь. И невозможно ограничивать жизнь, как и искусство. Если брать каждого отдельного человека, то он подобен книге. И мир, который ты видишь, отличается от мира другого человека, вы в одном времени и пространстве, и ваши сюжеты так или иначе соприкасаются, но может быть разная реальность, вернее реалии ваших жизней. И никогда нельзя сказать, что может быть, а что нет. Один видит мир в черно-белом цвете, другой в множестве красок и полутонов. И каждый посвоему прав. Одна книга раскрывает мир яркой жизни, другая показывает что-то неприглядное. И то и другое существует бок о бок, как в жизни. Ты сам выбираешь себе историю по вкусу, и сам проживаешь жизнь, так как считаешь нужным и правильным для себя. А мы для вас выпустили новый номер нашего литературного журнала, в котором есть истории почти на любой вкус.

ВНИМАНИЕ!!! Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

Отпечатано в типографии «Crocus» crocus.zp.ua

При копировании материала ссылка на АВТОРА ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.pslit.co.ua

Колонка главного редактора Наложенный платеж—зло! Для начала, надо бы поздороваться. Доброе утро, день, вечер или ночь! Кто знает, когда вы читаете наш журнал. Сегодня, как и обещали, поговорим о наложенном платеже. Платить при получении удобно. Очень удобно получил посылку и оплатил её. Но вот беда, это дороже. Наглядный пример. Цена наших номеров по предоплате составляет 14 $, 12 € или 900 рублей (речь идет не об авторских экземплярах, на которые распространяются льготы, а об общей цене номеров). Мы не затронем цены для Украины, только международные, ввиду их высокой стоимости. При такой цене посылка отправляется заказной бандеролью. Она легко отслеживается. Да, при отправке наложенным платежом, посылка так же отслеживается, но её цена вырастет. Учитывая, что речь идет о международной отправке, цена вырастает более чем два раза. Соответственно: 28 $, 24 € или 1830 рублей. Почему так? Во-первых, эта посылка с объявленной стоимостью, поэтому её стоимость выше, чем стоимость обычного заказного отправления. Во-вторых, обратный платеж, за перевод которого так же взимается процент. И он не маленький, от десяти до двадцати процентов. Мы за расчет взяли максимальный. Это расценки Укрпочты, какие платежи выставит ваша национальная почта, неизвестно, но, скорее всего, так же будет наценка. Поэтому наше издание и не использует наложенный платеж для отправки. Так же мы не используем для международной доставки курьерские службы. Да, это быстро, но стоимость таких доставок велика. Предоплата—это не вымогательство, это вынужденная мера. Ни типография, ни почта не предоставят свои услуги в кредит. Некоторые заказчики считают, что отправка наложенным платежом—это гарантия выполнения наших обязательств, что мы вышлем номер. Увы, но это не так. Нет гарантий того, что вы выкупите номер, особенно, по такой цене. Из-за стоимости пересылки, цена номеров не маленькая и увеличивать её в два раза, рискуя получить отказ выкупать посылку получателем, мы не собираемся. Условия не изменяться, только предоплата. Вопросы относительно оплаты решаются, но на данный момент мы не принимаем платежи на Сбербанк России. У нас есть для этого ряд причин, называть которые мы не будем. Сейчас доступен обмен Сбербанка на Приватбанк и перевод по системе MasterCard. Оплата на WebMoney более недоступна. Были попытки реализовать оплату по этому направлению после блокировки сервиса в Украине, но, к сожалению, ничего не вышло. Мы постараемся расширить возможности оплаты заказов. Немного об изменении самого номера. Как вы уже могли заметить, в этом номере мы отказались от подложек. Навсегда это или нет, пока неизвестно, мы посмотрим, как название разделов выглядит при печати. Возможно, мы реализуем здесь некоторые наработки по «FoxyLit», но на данный момент названия разделов будет размещены вверху левой страницы разворота. На этом все! Приятного прочтения! С уважением, главный редактор «Литературного интернет-издания P.S.» Александр Маяков

Сегодня в номере

Поэзия

«А что так коротка...» Владимир Васильевский

«Декабрь в Петербурге» Владимир Васильевский

«Загадка. Астрономам» Владимир Васильевский

«Дочь Востока» Владимир Васильевский

«Смотрю в окно» Виктория Ерух

«В коридоре подсознания» Виктория Ерух

«Сквозь время» Татьяна Уразова

«Туманные глаза» Янина Погорелова

«Берёзовые слёзы» Юрий Проскоков

«Разбросали небесные гости» Антон Серебряков

«К чему бы» Нелли Мершон

«Как камень» Нелли Мершон

«Иди теперь» Никита Рыжих

«Готика» Никита Рыжих

«Родное» Владимир Квашнин

«Семь миллиардов одиноких людей» Екатерина Владимирская

«Когда есть вдохновение!» Екатерина Владимирская

«Осенний вечер» Екатерина Владимирская

«Что ждёт в потоке вечности» Виктория Ерух

«Метро» Владимир Васильевский

«Такая жизнь» Cветлана Барашко

«В ночном» Алина Баева

«Море» immtszkrv

«В этом городе...» immtszkrv

«Одинокое слово, Герда...» immtszkrv

«Ты плачешь?» Сапарова Александра

«Я вас действительно простила» Банникова Александра

«Сердце в протянутой руке» Банникова Александра

«Терпение» Любина Ольга

«Пробуждение...» Виктория Подойникова

«Незабудки» Янина Погорелова

«Рыбак, "Рыбак" и Ветер» Андрей Гордеев

«Десант» Андрей Гордеев

«Баянист молодой» Александра Плехова

«Секрет любви» Ольга Лесько

Строка прозы «Дорога предков» Елена Онищенко

32 32

«История русского солдата» Борис Карташов

«В погоне за миражом» Михайлов Евгений

«Митя Козельский и его поклонницы» Михайлов Евгений

«Досифей» Михайлов Евгений

«Пикник с продолжением» Михайлов Евгений

«Дядя Малхаз. Гангстерские образы 90х» Вера Красавина

«Дождёвник» Елена Катрич

«Пробежка» Артем Фадеев

«Прекрасное в простом» Рогова Валерия

«Знахарь» Шатерова Марина

«Я всегда буду рядом» Шатерова Марина

«Волшебство» Шатерова Марина

«Память» Шатерова Марина

«Цыпа» Елена Тей

«Встречаемся в параллельном мире» Галина Дейнега

«Мачеха-мама» Диана Елизарова

«На краю» Дэн Березовский

«Вознесение» Мел Акрион

«Давай поговорим» Янина Погорелова

«Сделка» Александр Маяков

100

«Скрипач грусти» Золотарева Мария

102

«Художница» Болтнев Вадим

102

«Даже принцессы устают» Золотарева Мария

103

«Маяк» Руслан Паил

104

«Ёжики» Галина Масалов

105

Фанфик «Сверхъестественное: новые приключения» Мария Гамиева

Литературный сериал

106 106

114

«Летописи межмирья» Александр Маяков

114

«Человек, которому нравилось быть грустным» Вячеслав Гаврилов

117

«Буквы на белом фоне» Александр Маяков

120

«Моё наслаждение» Александр Дрозд

123

«Пиковый туз. Сказка» Фофанов Алексей

128

«А.С. Пушкин. Послесловие» Маргарита Крымская

129

«Возвращение в Карелию или река с простым названьем» Рогозин Владимир

133

«Семь футов под килем» Владислав Кураш

143

«Опаленные войной» Олег Русаков

145

«Наталья» Дмитрий Королёвъ

147

Поэзия

А что так коротка... Владимир Васильевский "Ты не бойся слов,- говорил мне дед Бойся дел "святых" "пресвятых отцов". Ночью спать ложись, да обедай в обед. А у дел и бед не сыскать концов. Женщин всласть люби. – Наливай еще.Ты ведь не крещен? Богом будешь сам. Пей, греши весь век, а умри прощен. Это не просчет, коль не вышел в сан. Народи детей.- Еще по одной.Дочь да сын родной, право, - суть твоя. Жизнью круто правь, не мирись с судьбой. А что не слыть собой – правда сущая. Мать, отца люби.- Все! Хорош. Не лей.Не жалей уйти. Родят не спрося, И «уйдут» не спрося. Жизнь лишь с виду твоя. И что так коротка тоже - не спроста. А что так коротка , это – не спроста».

Декабрь в Петербурге Владимир Васильевский Течет декабрь, обманутый апрелем, Зима капелью рядится в весну, Дни коротки и город не уверен, Что все всерьез, и не пора ко сну. Наивность крыш дождям стяжает славу Сплошным глиссандо водосточных труб. Мороз поруган, мстит и мучит слабых, Как вор, ночами, тороплив и груб. А по утрам, когда идут поборы Дождей и дворников на блеск былого дня, Приговоренным смотрит старый город На оптимизм вступающего дня. И только память, мудрый собиратель, Седой старатель правды и погод, На дифирамбы слов и чувств не тратя, Настырно шепчет: "Скоро Новый год!"

Загадка. Астрономам Владимир Васильевский Квазары! Зори ли Вселенной? Рассвет? Закат? Или Расцвет? Мир безграничен - время тленно? В Пустом(!)ответ. Как темен свет!.. Квазары! Истина? Истоки Галакик, гениев, планет? Пожары? "Инквизиций" склоки, "Их"..."Их"... во плоти адов свет? Квазары! Разумы Вселенной? Во славе новый Пометей? Огни великих поселений, Там мир и лад в расцвете дней?!

Дочь Востока Владимир Васильевский Ты - фаталистка, дочь Востока. Я - атеист, чту интеллект. Мы - два начала, два истока. Нас друг для друга, как бы, нет. И все же что-то нас сближало, Влекло невольно вместе быть. И... тихо в сердце поражало. Навылет! Верно, чтоб не быть. Но... Все проходит. Все(!) проходит. И вот, спокойно мы живем. И ничего не происходит. Знакомы. Ничего не ждем. Ты - фаталистка, дочь Востока, Покорно мыслишь: "Не судьба". Я - атеист: "Ты к нам жестока, Хотя, конечно, жизнь - борьба!" Звонишь. Скорее, по привычке. Порой и встретимся в кафе. Наш милый маленький обычай, Как многоточие в строфе.

Поэзия Войдем, садимся без куража, Я приношу салаты, чай... И это кончится однажды, И, как бывает, невзначай. Когда однажды после встречи, Сказав привычное "Пока!" Уйду в огни, в обычный вечер. И... растворюсь в веках.

Смотрю в окно Виктория Ерух Смотрю в окно на небо голубое, В нём облака молочные плывут, Деревья все оделись в золотое, И сентябринки нежные цветут. Там за окном, взлетают самолёты, Машины едут по своим делам, А люди ждут, когда уйдут с работы И разойдутся по своим домам.

В коридоре подсознания Виктория Ерух Я в коридоре подсознания, Искала яркий отблеск света, Бродила в поисках ответа, Когда исполнятся желания? Желания те, что загадала, Когда не знала я ответа, Где бродит он, мой лучик света, Который я везде искала. Я вскоре добралась до света, Тот свет, развеял все сомнения, Принёс желаний исполнение И на вопросы дал ответы.

Сквозь время Татьяна Уразова Живу. Живу. Словно немая. Смотрите косо. Но в крике ожесточённом разверзнуты мысли. Звенит башка, как колокол. Для вас – безголосо. А вы всё мимо, считая безумные числа

Фиктивных побед. Вглядываюсь в чужие лица Напрасно. Дай-ка лучше взгляну в свои глубины Души, которая странно, как гало двоится. Прострелом до дна! До мерзости той, как из глины Слепившей душу – двойник дойду, почти не веря, Что это я – девочка бывшая, как мумия ныне. Захлопнула в счастье я приоткрытые двери, Тоска душу сжала, и сердце больное стынет. Вернуться в начало жизни! В начало дороги! Не торопясь, оглядевшись - в путь снова! Дыханье Второе открыть - недаром прошли уроки. Не будет другой! Устроено так мирозданье. (Маленькая! Радуюсь свету и этому белому цвету Снега. Зима. Холод. А мне тепло от ласковых рук матери. Колыбельную слышу, как пение ангела. Придёт лето. Мир станет больше. Я дотянусь до «кипельно» - белой скатерти.) Я - в каждой встречной девчонке! Как та хохотушка С глазами озёрами, входящая вприпрыжку Легко во взрослую жизнь с белым бантом над ушком, Что верит в добро неизбежное. До отрыжки! Сейчас добро. Завтра зло! Роковой перевёртыш. Сознание глухо и опыта нет. Что ж – юность… Хочу девчонке крикнуть: - Остановись! Упёрта. Я тоже не слышала. Верила больше рунам. И в той что-то есть от меня, влюбилась наверно. Такой счастливой я помню себя! Про коварство Любви могу рассказать. Но циничность так скверна! Приходит с годами, через обиды, мытарства. И жаль растоптанной жизнью наивности мудрой, Как талисман охраняющий девичью душу. Все знаем, что будет, будет конечно день судный! Что ненависть душу любую до дна иссушит. ( Имя его, как солнце, выкатывалось из уст. А, истома Сердце трепала до жара в груди, то до больного озноба. Мальчик с первым пушком. Касание взглядом. Кома. Зеркало. Солнечный зайчик. Смех мамы: - зазноба!) А пигалица, метр с шапкой, идёт как старушка, В глазах презренье ко всем, знает бабьи секреты. Как рано отняли её у детства, обрушив Мечты: Не будет Ромео! Не будет Джульетты! Она на меня не похожа сейчас! Не похожа! Мне хочется выть. Что вы сделали, взрослые, с дочкой? Когда-нибудь одиночество, чувствуя кожей, Простив родителей, будет похожа. Всё точка!

Поэзия ( Робкое прикосновение. Пиджак. Совестно. Взял за плечи. Шорох шагов по «гравийке». Сердце моё грохочет, как молот. Ветка черёмухи. Румянец наброшен на щёки. Уж вечер. Встреча и расставанье. Любит – не любит? Утренний холод.) Из непогоды - годы, годы, годы. Вдруг солнце. И новые встречи. Другие страсти. Вдруг счастье. Как бы ни сглазить! Прошлое в прошлом. Полно! Откуда эта чушь? Истина только отчасти! Люди, люди… В мире людей жить очень непросто. Кто-то уходит в себя, кто наглеет, рвёт когти За место под солнцем, душу тая под коростой. А я? Душа - двойник плачет, рассыпав отроги, Пока только отроги, малые крохи. Мерзость Воюет с душой, сея сомненья. Как достала. Рассеял свет тьму. Звон в голове. Какая дерзость! Вспомнила девочку ту, что когда-то мной стала! (Мальчик стал взрослым мужчиной. Я его не узнала при встрече. Слава Богу, что я не узнала. Пусть сердце хранит моё солнце, Первый луч, согревающий душу. А пиджак я наброшу на плечи. Мальчик чистый, наивный, как солнце. Не как! Просто - моё солнце!) Пластами, наслаиваясь в памяти альбомной, Храня жизнь человека, как в гербарии листья, Однажды время взбрыкнёт, взрываясь то ли бомбой, Вулканом ли взметнув осколки, что ранят близких. У времени нет души. Одна точка отсчёта. Своя у каждого, причём не со дня рожденья, А с осознанья себя: не помню дату. Стёрта. Но точно помню, что в кровь были сбиты колени. И по ступеням времени я восхожу к бездне В душе вознеся, как хоругвь первой любви облик, Страдая и радуясь: я любила! В отместку Разбитым мечтам, прокрутив юности ролик, На самом краю бездны, смело расправив крылья, Икаром взмываю я к солнцу, в его объятья. Лечу я… а оно, как мираж! Огненной пылью Рассеялось. Недосягаемо! Где ты, счастье? ( Первый луч ласково коснулся губ. Поцелуй? Как откровенье! Лёгкое веянье ветерка. Призрачное объятье нежно. В шелесте трав: люблю, люблю, люблю…Долгожданное мгновенье.)

Туманные глаза Янина Погорелова Туманный взгляд Стальная стать Протянет силуэт по коридору Шаги слышны в тишине Не в слух Не взглядом Не скажи глазами Возврата в точку нет Так сладок плод Он так желаем Достичь рукой в метре Случайно это?Не скажу Коль,говоришь,что все закономерно К утру в душу приложу Разврат, яблок раздора Когда же навек отпущу?

Берёзовые слёзы Юрий Проскоков Опять зазвенели повсюду капели. Весна забирает у стужи права. Сугробы раскисли, леса потемнели. В залысинах гор зеленеет трава. Лучом нежно солнце деревья погладит – Им радость, и только берёза грустна. Стоит в разлохмаченном, порванном платье, И в рубленых ранах кора-береста. Едва ствол живительной влагой нальётся, Чтоб деточек-почек своих напоить. Топор человека с размаху воткнётся, И будет нещадно колоть и рубить! Заплачет берёза горючей слезою, Кристальною влагой людей напоит. А те, даже рану её не прикроют. И вновь, на ветру береста шелестит…

Поэзия

Разбросали небесные гости Антон Серебряков Разбросали небесные гости, По смолистой от туч простыне, Ветви искр – пожелтевшие кости, На широкой моей стороне. Как поденщик к заре я на встречу, Выходить стал по зову души, Ах, ты вечер, пленительный вечер, На свиданье со мной не спеши. Бьют и грозы как в бубен ромалы, Старый ясень скрипит на износ, Мне любимая нынче сказала, Что я малый букет ей принёс. То ли дело, дарами с востока Стала тотчас же покорена, Знать от веса хмельного оброка, Ты в него лишь теперь влюблена, Только разница в чём между нами? Уж за правду изволь мне простить, Твоё сердце хотел я цветами Согревать, а не просто купить. Не вернуться назад, не исправить Тех мгновений разрушивших свод, Всё, что было нам лучше оставить, Где у юности глупость живёт. Ах, мой вечер, пленительный вечер, Подпоясанный месяцем в пол, От того на столе горят свечи, Чтоб скорее меня ты нашёл…

К чему бы Нелли Мершон Куда бы мне сон подевать, чтоб не снился Чтоб ночью не лез на кровать и подушку Как глупый сурок, что растерянно сбился И где - то в двенадцать уткнётся в макушку

И что - то бормочет, и щёлкают зубки И так... между прочем... гадая на ощупь И снятся гусары с раскуренной трубкой Ведущие счёты на дев худосощных На дам, королей и валетов... К услугам! И мух между делом в обшитую стену А позже шагов не жалея… А ну - ка Легко наводили налитые вены Гусары... Гусары... К чему бы, к чему бы Плывущий мертвец в леденящей осаде И слабой иронией трогает губы Холодной луны угасающий радий

Как камень Нелли Мершон Ночь, как камень Точит... точит Микеланджело рука Ночь - проклятье одиночек Подтыкающих бока Ночь растущая... И даже Завидущий взгляд луны Эту сажу не отмажет С левой… правой стороны... Нависающая темень Поглотит остатки тем. Всё не с теми, да не с теми Или Господи… не с тем??

Иди теперь Никита Рыжих Иди теперь, меня не троньХочу побыть одна. Я так боялась: ты умрешь, Но умерла сама. Зачем такой холодный нож? Так мало в нем тепла! Я так боялась: ты умрешь, Но ты убил меня.

Поэзия

Готика Никита Рыжих Кряхтели рамы, стекла звякали, Стучалась в двери тишина, Чума с огромными лопатами Ломилась в дом и не спеша, В луне отверстия довыделав, Шагала прямо в темноту, Пытаясь кров святой обители Равниной сделать… Бледный дух Блуждал в пространстве и Выискивал Немного солнечных лучей И взглядом едким, но не пристальным Чуму смущал в пыли ночей… Кряхтели рамы… Стекла звякали… Царила всюду темнота И волки выли… Водопадами Катились слезы Без конца…

Родное Владимир Квашнин Уже и ветром тёплым манит, И вербой за реку весна, А мне дедуля: «Ох, омманет, Весна-то ноне затяжна. Сосульки, глянь каки длиннючи? Мотай на ус примету, внук…» А тут и Север, скомкав тучи, Навесил ветром добрый хук, Запел, усевшись на фронтоне… А утром глянул вдоль плетня, С пригорка тёплые ладони Мне тянет, вытаяв, земля. Эх, деда, деда, ветер - к счастью! А значит скоро за мыском Ушицу утречком карасью, Туман разбавит молоком! Просмолим лодки нашей днище, Фитиль - под берег заревой, И вот такущих карасищей

Мотня нам вывалит с икрой! Как в прошлом годе, помнишь, деда? Ты только сильно не болей... И не болел. А в день Победы Погиб разведчик Пантелей На той войне. Осколок мины, Под сердцем стронувшись, убил… Сосед, под градусом «Полтины», Врачей по матушке крестил. Войну и немцев, и начальство, И власть, и тёщу, - всех пучком. Ментов, и тех, зачислил в братство, И засопел, упав ничком… С серванта чёрная шалейка, Кручинясь, свесила крыло… И только деда телогрейка Всё глубже прятала тепло… И бился в полдень над оградой Многоголосый плач родни… Я помню всё, - и те награды, Что нёс, стесняясь, впереди. И домовину на подводе, И речки, дальний поворот, Где целовался с половодьем Среди черёмух небосвод. Зайчата плыли на лесине… Протока - в дымке костровой... А где-то там, в небесной сини, Чеканил шаг незримый строй. Дрожали тесовые крыши, И прогибались облака, И каждый русский сердцем слышал Шаги бессмертного полка.

Семь миллиардов одиноких людей Екатерина Владимирская Опять летишь над миром белой птицей И сверху наблюдаешь за людьми, За неизвестностью границей Ты думаешь, что в мире мы одни. Быть может разум где-то существует: В других галактиках иль в наших небесах, Но нам об этом он не повествует, А может, проявляясь в чудесах,

Поэзия Он с нами говорит, но мы не слышим, Порой не слышим даже сердца стук. Смерть на земле, и голоса всё тише, Как будто вакуум царит вокруг. Ты очень одинок в этой Вселенной, Порою накрывает так тоска, Всё остаётся в мире неизменным, Когда сверкает дуло у виска. И смерть мы принимаем, как спасенье, Не в силах справиться с реальностью судьбы, Семь миллиардов одиноких мнений. Семь миллиардов… Разве мы одни?

Когда есть вдохновение! Екатерина Владимирская Я хочу подарить тебе нежное солнце в руках, Поцелуями счастья заполнить невидимый след. Скажешь мне, что летаю опять в облаках... Рассмеюсь. Ведь летаю я между планет! В моём городе хмуро, и дождь моросит целый день, Всё уныло и серо. И вроде бы нет настроенья? Но сквозь время порхаю, как бабочка, - только на свет, Я купаюсь в лучах своего вдохновенья! Вдохновлённый собой, может радовать, словно закат, Этот сладостный миг ожидаем опять с нетерпеньем, Кто-то скажет: быть может всё это про нас. Может быть. Я не спорю. На место расставит всё время.

Осенний вечер Екатерина Владимирская Уютное кафе. Наедине с собой. Играет грустно-нежно саксофон. Осенний мелкий дождь стучит по мостовой Как будто первый раз в неё влюблён... Бумага - верный друг, а ручка - крик души, Который льётся бурно изнутри, И я пишу стихи... Они совсем просты, Что люди друг от друга далеки. Мне некуда спешить и не с кем помолчать, Пройдусь по городу любимому одна. Когда тоска в душе, и хочется кричать, Поэт нальёт себе в бокал вина.

Но мне не ведом страх. И я не пью совсем. Но точно знаю лишь одно: Тоска в душе моей - она ведь её грань. (Бывает людям грустно и смешно). В туманной пелене любимый город спит, Авто скорей разъехаться бежат, А я бреду одна по мокрой мостовой, Иду по этой жизни не спеша.

Что ждёт в потоке вечности Виктория Ерух Что ждет в потоке вечности не знаем, Что ждёт за поворотом, не расскажут, Живём мы жизнь и лишь предполагаем, Увидим ли мы тех, кто был так важен. Обнимем ли мы их после разлуки? Расскажем ли о том, что пропустили? Почувствуем ли те родные руки, Что в смертный час, на век мы отпустили? Что ждёт в потоке вечности не знаем, Вернёмся ли на Землю нашу вновь? Взойдём ли мы к вершинам мироздания? Увидим снова мы свою любовь? Быть может пустота за поворотом, Быть может там и нету ничего, Но жизнь идёт, проходят дни и годы, Наш мир меняется, становится другой. Что ждет в потоке вечности не знаю, Но верю, что сейчас должны одно, Жить в мире, людям боль не причиняя, По чести жить и делать лишь добро. Тогда у нас всегда будет надежда, Что в вечности мы сможем отыскать, Тех, кто был рядом в нашей жизни прежней, Вернуться, повернув те годы вспять.

Метро Владимир Васильевский Мир призраков, и сквозняков, и скважин, Двойниц за окнами, и двойников, и лиц Важнейших, скучных, и не важных, Парад сумятиц, лестниц и страниц.

Поэзия Смешенье праздности, заботы, бед, несчастий, Смещенье времени в пространстве и границ Прощений, мщений, вежливых участий, Смущенье в "пик" прелестниц, и ... блудниц. Полет сквозь тьму в притирку, стоя, сидя, С камнем за пазухой, на сердце, в почках, ниц Склонившихся над детективом, идя Через вагон страстей, и стрессов, и стоиц. Мир скраденных дорог и скрытых сроков, Сокрытых болей, былей, лет и бед, Мир потайных надежд, предсказанных уроков, Возможных войн, немыслимых побед. Мир в двадцать первом, век под микроскопом Себя высоко мыслит человек Свет под землей (приучен, не подкопан), Приговори к Любви всходящий век!

Такая жизнь Cветлана Барашко Обманутая чернотой Земля, Обманутая Солнцем вся Луна, Обманутая правдою вся жизнь. Так во Вселенной мечется девиз. Окрашенная в краски пелена, Избитая от времени тропа, Разорванная старая вся нить, Как долго собираешься ты на Земле пожить? Исписанная вся тетрадь, Изогнутая в клочья, седая Словно пепел прядь, Избитая и старая мечта, Давай забудем мы плохое навсегда! Зеленая, зеленая тоска, Раздвинутая кирпичом стена, Испорченная ржавчиной вся сталь, Давай убьем мы навсегда печаль! И красота к нам повернется И гулким эхом в сердце отзовется

В ночном Алина Баева Здравствуй, осень моя. Знаешь, прошлое стало не важным, Отберу для альбомов скриншоты из прожитых лет, И сложу свой привычный мирок в пару сумок багажных,

Для надежд приготовив в придачу бумажный пакет. На "дорожку" присяду, считая секунды беспечно. В Гефсиманском саду заблажит на рассвете петух, Объявляя цейтнот. Дверь открою и вывалюсь в вечность, На просторы лугов, где гуляет Пресветлый Пастух. Загляну через край, с высока презревая земное, Сумки кину в овраг, чтоб к опушке дойти налегке, Познакомлюсь с Отцом и сбегу до рассвета в ночное, Очищаться душой у костра, что горит вдалеке. Звезды падают в степь, превращая желанья в сонеты, В темноте, будто море, волнуясь, метется ковыль. Я в блокноте строчу, раскрывая Вселенных секреты, Неизбитые рифмы взахлеб. Только звездная пыль Попадает в глаза, добавляя космической сини, Искры-феи летят, десантируясь с дальних планет, Ну а степь пахнет порохом, родиной пахнет, полынью... В Гефсиманском саду петухи заблажат на рассвет, Подавясь в кукареке, опять объявляя цейтноты Для ушедших в ночное. Хватаю поспешно багаж И, в рассветах теряясь, рождаюсь, как будто по нотам, Отработав в Чистилище шанс на повторный тираж.

Море immtszkrv море слышится, видится, море волнуется изнутри, ты считаешь не цифрами, но слогами - раз, два, три, море волнуется, море волнуется у тебя внутри, но ты за него не волнуйся, лучше уж посмотри на него, как красиво оно, как красиво оно снаружи и как красиво внутри. но вода всегда помогает тем, кому хочется плыть, тем, кому хочется выжить в этой массе холодной воды, тем, кому бы выбраться на поверхность и вдохнуть бы побольше свежести, потому что море рождает жизнь. и воздух морской помогает ему. море слышится изнутри - его дикий, голодный крик я тебя очень сильно прошу, послушай его и услышь. чайки, вернейшие из послов, на многие мили вокруг разнесут этот крик, но если морю действительно больно, то даже чайки не смогут его спасти. на это способен лишь ты. я говорю тебе: господи, знал бы ты, как сильно тебя любил предыдущие годы, да что там, люблю и сейчас. как рвался я вслед за тобой, вздувался парусом корабля, пытаясь поймать твое настроение и хоть один твой порыв, как будто в этих порывах скрывалась истина, и я смог бы тебя спасти, если бы отыскал хотя бы один из них.

Поэзия море - мечта инженера - волнуется, раз-два-передышка-три, выдохни, выдохни, успокойся и подожди. подожди. море волнуется изнутри. раз-два-три. море волнуется за тебя, что ты вырос уже, и скоро оставишь его, бросишь на произвол судьбы. вдохни глубоко, море, прошу тебя, успокойся и чуточку отдохни. а потом отпусти меня. я волнуюсь, не поверите, я тоже волнуюсь внутри. говорят, чем больше времени проводишь наедине с любимыми, тем больше привычек берешь от них. море волнуется изнутри, а я - вместе с ним. море, пожалуйста, отпусти меня ненадолго. и просто дождись.

В этом городе... immtszkrv В этом городе снова пусто, в этом городе снова тоскливо. И по улицам - мелким, разбитым - шныряют автомобили, как маленькие животные. В этом тесном и неспокойном мире, только мы с тобою - постоянные величины, постоянно рядом и постоянно ищущая справедливость. В этом доме жильцов не осталось, что ни квартира, то отсутствие стекол в окнах, разбитые рамы. В этом мире пыльных трактиров и обидной сатиры, единственный выход - быть среди массы, и прятаться одиноким среди множества пар. Хочешь здесь выжить - вертись, спекулируй, хочешь остаться в земле - будь честным, ведь мир этот - фарс. И ты в нем - один из клоунов, только не Пеннивайз, помни, каждая тварь была рождена для любви, но ты ведь не тварь, ты человек - значит, её избегай. В этом мире тоскливо и пусто теперь, закончились ярмарки все и больше не раздается смех. Если вдруг тонешь, на помощь зови, вдруг, кто-то все же придет и поможет тебе. Если утонешь, то кверху телом тучным своим всплыви, разницы никакой, за трупами в этой реке скоро не видно будет воды. Запомни. Здесь стало пусто, здесь больше практически никого нет. Остался лишь ты, да пара ущербных, как ты, людей. Может, с десяток монет в пальто, да рыболовная сеть,

чтобы вылавливать мертвых из суеты сует. Я выбираю твой голос - он где-то здесь, я выбираю твой цвет, твой запах - все твое, что только есть у меня в памяти. И если бы, если бы в этом городе кто-то был, я бы ведь все равно никого не смог предпочесть тебе.

Одинокое слово, Герда... immtszkrv Странно, Герда, я никогда раньше тебе не писал, мне все думалось, что письма - признание неудачи, мне все думалось, что вложенная в рукопись скорбь обернется против меня же. Я пытался сложить слово "вечность" из маленьких льдинок, я пытался играть, но лёд обошел меня в поединке. Странно, Герда, я никогда не говорил тебе теплых слов, прятался все за привычными "да ты что", и не верил тебе совсем, когда ты говорила найти тропу, по которой можно будет уйти медленно в вечность. Странно, Герда, я никогда не пытался узнать значение слова "смерть", и полагался во всем на то, что сказала мне Королева, и - наверное, - если бы Королева сказала, что смерть - добро, я бы отправился со всем рвением вслед за нею. Странно, Герда, северный город оказался не в силах вылечить, растопить ледяное сердце, он сам, получается, приболел - у него простужена каждая мостовая и каждая брусчастая улица, ведь бывает такое, что даже сами Громовержцы устают от борьбы, их душа остывает. Странно, Герда, я всегда ведь пытался избавится от тебя, я всегда ведь пытался забыть Королеву, забыть самого себя, но на деле все оказалось гораздо проще - вот так всегда! на деле, как оказалось, мне нужно было всего лишь отправиться в ярко-зеленую рощу, дышащую весной, и там, в немного рябой земле, оставить себя навечно. потому что прощение, Герда, оно ведь рождается из любви, потому что влюбленным даже Ахилл становится уязвим, но он же становится всемогущим, если его любовь будет держать его за пяту. потому что прощение, Герда, строится на умении принимать,

Поэзия на умении, нарушая правила, оставаться верным заветам, на умении говорить и слышать, все сомненья выбрасывать прочь в буро-зеленые холодные волны моря, потому что любовь, Герда, она как животное, если его приручить, останется навсегда тебе верной. Странно, Герда, никогда ведь раньше не писал тебе никаких писем, даже мысли не допускал об этом, но сейчас я ушел на фронт, потерял в какой-то из битв тетрадку, полную чисел и вероятностей того, что у нас может хоть что-нибудь получится, потому что сейчас, дорогая Герда, твой ответ мне будет как крылья у птицы, потому что сейчас, дорогая Герда, мне очень важно услышать, что я прощен. прощен. прощен. и отпущен.

Ты плачешь? Сапарова Александра Ты в жизни потерялся Теперь совсем ничей. Твой запах отстирался Со всех моих вещей. Сгорели твои свечи, Растаял дым сигар, Закончился твой вечер, Сошёл дневной загар; Твоё вино допито – Бутылка лишь стоит. Твоя дурная свита – Испорченный магнит. Твои глаза погасли – Мне их совсем не жаль; Я раздроблю на части Безмолвную печаль...

Раскрой пошире руки, Прими в объятья жизнь! По глупости, со скуки Тогда с тобой сошлись. Я встречу у порога Тебя в ночи глухой. Была я слишком строгой, Ты – слишком молодой; И мы сдались под утро, Не выдержав борьбы. Я поступила мудро, Чего не сделал ты. Всё, уходя, разрушил И не поверил в чудо. Вдруг стало очень душно... «Ты плачешь?» «Нет, простуда». И опустела спальня, И стрелки не идут; Лежит на наковальне Надкусанный грейпфрут... Иди. Довольно фальши. Я как-нибудь смирюсь. Я где-то Буду – дальше... «Ты плачешь?» «Нет, смеюсь».

Я вас действительно простила Банникова Александра Да! Я действительно простила, Все поняла и все забыла. Шквал огорчений не к чему, Кто, что решил, я все пойму. Зачем терзать себя расстройством, Зачем уныло доставать. Да! Обладаем этим свойством, И часто слезы не унять. Кому нужны наши разборки! Посуда, крики, слезы, терки... Минутной слабости тоска, И мыслей сумрачных река!

Поэзия Давайте улыбнемся дружно, Забудем горечь и печаль! Собрать тепло нам в сердце нужно, И вымести сырую хмарь...

Сердце в протянутой руке Банникова Александра Сердце в протянутой руке, Оно стучит, зовёт к себе. Но стук не слышен никому, И в полумраке я бреду. К тебе, к оставленной мечте, Скользящей тенью в тишине. Прозрачный воздух чист и свеж, Не разрушает он надежд. Прохладой трогает меня, Невольно мысли теребя. Сомненья, страхи, суета, Все мимо, все не для меня. Оставив у порога ложь, Со мной ты больше не пойдёшь. И у развилки трёх дорог, Я выбираю разворот... К мечте оставленной в тиши, Где сердца стук услышишь ты!

Терпение Любина Ольга Терпение… Всегда, везде, во всем! Шаг очень сложный, но необходимый. Смирение построено на нем. Смиренный же - то мудрый, добрый, сильный! Учиться нужно в жизни уступать. Не только место, но и право слова. При этом ни на миг не унывать, От Бога быть смиренными дано нам! Но ведь «дано», не значит взять и брать, И каждый день приходят испытанья. Гордыня, ревность, все не сосчитать. Но главное, чтоб было пониманье.

Да, странно… Но ведь только лишь в борьбе Возможно любящим стать, добрым и смиренным. И осознать, понять должны мы все Со злом бороться нужно, а не с другом верным. Со злом, с тем, что сидит внутри всех нас. И день, и ночь добро оно съедает. Добро, не совершённое ни раз. Лишь потому, что нам терпенья не хватает.

Пробуждение... Виктория Подойникова ...песчаный берег, солнышка лучи, И атмосфера счастья опьяняет... Я никогда не думала о том, Что в жизни так спонтанно всё бывает. И, стоя на закате, поняла, Что наша жизнь - как пазла элементы. Но как бы не стремились все вернуть, Не повторятся прошлого моменты... Сентябрь стлал листвы златой ковер, Он обнажал осенние аллеи... Он обнимал так бережно, как мог, И возрождал забытые идеи... ...песчаный берег, солнышка лучи, И атмосфера счастья опьяняет... Я никогда не думала о том, Что в жизни... так спонтанно... всё бывает.

Незабудки Янина Погорелова От черных глаз Сияет злоба Протянется по степи Меняются города и страны В преддверие бурного конца О как прекрасен лик разлуки Прекрасно тянется пора На картинах незабудки Не прорастают никогда

Поэзия

Рыбак, "Рыбак" и Ветер Андрей Гордеев Побитый волнами соленых вод, Среди шпаны ,вчера свой флаг поднявшей, В последний путь идёт на ремзавод Знакомый силуэт,родной обвод, Не видивший причала целый год "Рыбак" за пол столетия уставший. Форштевень режет волны нехотя. И за кормой не радует крик чаек. В пол-уха судно слушает руля, И близкая не радует Земля, Скрипят лебедки,словно говоря: "Отдать на гайки? Дай тосол для гаек!" А в свитере на мостика стоит Ровесник "рыбака" рыбак усталый. Светает,свежий бриз в ушах свистит, На юте гюйс спросонья теребит, Такое впечатленье, говорит Прощальный тост:"Я рад был вместе с Вами Пол века разгуляться в океане И море гладить в свете маяка, Как табуны в далеком Казахстане Ласкать по гривам волны... Но в стакане (У кока свистнул - дрыхнет на диване) На посошок налито коньяка". "Рыбак" стальной сказал:"Так слеплен мир"Из плоти рыбаку-"мы в мире гости! Прощальный порт, с властями "взятка-пир"... Ты не жалей меня,брат-командир, Все,как и я, курс держат на Надир... Пусть позже,но и ты пойдешь на гвозди! "Он прав"- сказал печально бриз"Я тоже затихаю умирая. К закату катиться мой солнца диск. Один остался у меня каприз: Пусть будет этот день мне словно приз, Сольюсь с пучиной, волны разгоняя!" А человек кингстон открыл , и в даль Унесся звон - бой шлюпочной тревоги. Он ветру крикнул:" Экая печаль! Мы моряки -из нас отлита сталь! У стали с нами общая мораль: Держать удар,покуда держат ноги! И лучше переломаным упасть Мгновенно, чем,как меди лист прогнуться!

Из сил последних в шторм готовить снасть (Упасть за борт-не страшная напасть), А штилевать - нет, лучше рыбам в пасть, Чем без улова в порт родной вернуться! Крен, дифферент, вода вокруг бурлит! Из шлюпки видно: на борту есть гости. Огонь на мачте больше не горит, Но капитан на мостике стоит, И улыбаясь с кем-то говорит, Стакан подняв повыше в бравом тосте! Стихия-ветер, судно,человек... Втроем уходят вниз,но все ж взлетая. Решили: раз прожили вместе век, По волнам совершая дикий бег, Не стоит шторм менять на глади рек! Уйти всем вместе,бури прославляя!

Десант Андрей Гордеев Через три месяца после окончания Великой Отечественной Войны и за две недели до конца Второй мировой была произведена высадка на остров Шумшу(северные Курилы), занятый японцами. Во время этой операции погибло полторы тысячи советских солдат и офицеров. Погибший полк за берег пал Дана одна из тысяч карм. Все люди гибнут за металл, Десант геройски за плацдарм! На побережье крови кантЧерта меж миром и войной. К черте волной идёт десант. Такой не видел Лев Толстой. Идёт десант в последний бой, Войны эпилог подводя Второй ,Кровавой , Мировой... Чертой от черта очертя Людей уже спокойный сон, Смех детский,тишину в ночи. Уже парадный лоск погон В европе...Здесь,как у Керчи В далекий сорок третий год. Два лета,как десятки летТам был такой же точно дзот, Такой же точно лунный свет.

Поэзия И вновь гремит "Ура!",как мат. Архангел царств:земли,воды, Повыше вскинув автомат Десант в весь рост идёт "На Вы". Был Рейн весной-передний край. "Морпехи с автоматом утки!" "Наш 'Кря!' Запомнил Днепр,Дунай"Звучали на привале шутки. "Хоть поредел наш черный строй, Рейн перепрыгнули в наскок! "Бери бушлат,пойдём домой"Десант уходит на восток. Обратный путь за десять дней. Мелькают звезды мертвых рот По кромкам долгих битв полейБыстрее ,видно,на восход! Но странно... -Вот он родной дом. Вот речка,где плотва клюёт, Вот пристань,старенький паром... Но мимо эшелон идет. "Ребята,ждёт дальний восток! Работа есть в последний раз! Вы не замочите сапог!"Как просьба прозвучал приказ. И снова в мокрых сапогах Телами устелаем дно. Данте не был в таких кругах, Придумать чертям не дано, Как на границе двух стихий Сквозь с сопок пуль летящий рой Упасть,воскреснуть,но пройти Через пенящийся прибой! Вот пулемет,как светлячок Рисует огненной чертой. Всего укрытий-мха пучок. Вперёд сержант с ним рядовой Из связанных гранат букет Навстречу девушке с косой Через черту несут 'привет'Они десант,им не в первой! Должна быть нашей высота! И взвод идёт по павшим в брод. 'Ура!'-ругнулся старшина, Тельняшкой накрывая дзот. ...Уравнивает всех черта: Майор,полковник из сержант. Как будто мат гремит 'Ура!'Выходит из воды десант!

Баянист молодой Александра Плехова Над рекой расстилается синей дымкой туман. Слышен вновь за околицей голосистый баян. И мелодия грустная вновь плывет над землей. Что с тобою случилось вдруг,баянист молодой? Что тебя опечалило? Я никак не пойму. И душа твоя мается отчего, почему? Не грусти, все наладится. То что было, пройдет. И любовь тебя верная непременно найдет. Видно просто любовь твоя затерялась в дали. Только любящим сердцем ты ее позови. И она вдруг откликнется, сердцем полным любви! Не теряй ни минуточки и скорей позови! У тебя все получится,будешь счастливо жить. С той , навеки единственной!С той, что будешь любить! Так вот с ней и останешься. Пусть проходят года! Никогда не расстанешься! Никогда! Никогда!

Секрет любви Ольга Лесько И прогулки по лесу ночные, И прогулки лунной порой... Кто-то говорил нам - мы шальные, Я ж была счастливою с тобой! День за днем. Неделя за неделей Шли мгновенья, словно гнали их, Мы с тобою время не ценили, Только жизнь делили на двоих! Расстояния нас не победили Мы преодолели их вдвоем. Злые люди чувств не погубили, Хоть и обсуждали каждым днем! И сегодня вместе мы гуляем, Веря в настоящую любовь, Может мы ее секреты знаем, Словно тайну сокровенных слов.

Строка прозы

Дорога предков Елена Онищенко Природа в Грузии красивая, как какая-то замершая стихийность, взбудораженная и застывшая одновременно. Расстояния огромные и нескучные. В воздухе веет тем, что не имеет названия, но заставляет мечтать и наслаждаться. Фотографии этого не передают, впечатления приходят только вместе с вдыханием воздуха ноздрями, - морозного или жгуче-солнечного, пряного и разреженного. Горы охраняют. Осознаешь себя маленьким и хрупким ребенком, наивным перед эдакой вековой мудростью и силой. И точно так же чувствуешь себя в безопасности, защищенным со всех сторон нежными объятиями скал. Конечно, нет такого места на земле, в котором нельзя было бы найти величия и красоты, будь то океанская гладь, простор полей, обманчивый покой тундры. Но то место, которое знакомо тебе с детства, где ты бегал беззаботным и счастливым, неразрывно объединившись со всей окружающей тебя грандиозностью, останется в твоей памяти и в твоем сердце. По горной дороге шли двое. Один из них, - молодой крепкий парень с загорелым лицом, - нес за плечами огромный рюкзак со свернутой в нем палаткой. Другой, недряхлый еще старик лет восьмидесяти, с рюкзаком меньшего размера, передвигался хоть и быстро, но нерешительно, осторожно переставляя ноги. Старик держал молодого под руку, и не столько опирался на эту руку, сколько следовал за ней, прислушиваясь всем своим телом к малейшим движениям своего молодого поводыря. Пожилой мужчина не видел. В другой руке он бесцельно держал трость, помогающую слепым людям обнаруживать препятствия на дороге. Сейчас она была не нужна, но привычно было ощущать ее в руке, а потому она не мешала. Время от времени они останавливались и тогда молодой человек оглядывался по сторонам, шумно вдыхая непривычный для него, городского жителя, чистый горный воздух. К такому воздуху, кажется, и привыкнуть нельзя, даже если всю жизнь дышать только им, сладким и опьяняюще терпким. Что уж говорить о жителе столицы, проводящем все свое время в загазованном мегаполисе среди современных технических достижений, модернизированных объектов и усовершенствованных мощностей. В путниках явно просматривалось родство. Оба они держались прямо, сосредоточенно, и некоторые движения, например, поворот головы, производились ими совершенно одинаково. Это действительно были дед и внук, такие похожие и, в то же время, совершенно разные в силу принадлежности к разным категориям возраста. Дед и внук шли уже достаточно долго, но усталости не наблюдалось на их лицах, напротив, лица были озарены целью, а цель притягивала их, не давая сникнуть воодушевлению. Целью было прибытие по адресу, очень похожему на тот, что описан в известном всем чеховском рассказе. Путники на самом деле шли на деревню к дедушке. Из величин уравнения было дано лишь название этой деревни и фамилия человека, которого они хотели видеть. Эта деревня, - а точнее село, - располагалась более чем в сотне километрах от города, да еще в девяти километрах от основной трассы. Поэтому, доехав на автобусе до нужной станции, приходилось добираться по проселочной немощеной дороге. Красивые виды притягивали взгляд паренька. Слева и справа зеленели кустарники, встречались небольшие горные речки. Пыльная дорога, извиваясь, словно нить Ариадны, вела деда и внука туда, где их никто не ждал. Дорога чаще всего была пустынна, на ней лишь изредка можно было встретить пасущихся коров.

Внезапно проезжающая мимо старая легковушка притормозила, а затем сдала назад. Опытный взгляд человека, сидящего за рулем, определил, что путники не грузины, и безошибочно обратился к ним по-русски: - Эй, дарагой, садись! - Спасибо, - ответил старший и добавил после паузы, - мы пешком пойдем. - Э-эх! Какой пешком, садись, ехать будем, - удивился водитель, знавший, что до ближайшего населенного пункта идти более двух часов. - Нет-нет, спасибо, мы пешком, - пояснил теперь молодой. Он знал, что с его дедом абсолютно бесполезно спорить и уж тем более уговаривать на то, что уже решено не делать. Боясь обидеть проезжающего, так любезно предложившего им помощь, он хотел бы объяснить, что помощь не потребуется, но не знал, как лучше это выразить. - Куда идешь? – вновь спросил водитель. Дед назвал село. - Вах! – сокрушался грузин. - Идти долго, доедем быстро, денег не надо! - Спасибо, спасибо, мы хотим пешком… - Как зовут, друг? – на прощанье бросил водитель, набирая скорость. Старик назвал свое имя, а потом и фамилию. Фамилия была грузинская. Называть ее, конечно, было необязательно, но тем самым путешественник давал понять, что признателен за проявленное дружелюбие и даже некоторым образом причастен к известному грузинскому гостеприимству. И, не переставая идти, путешествующая пара сосредоточенно замолчала. Машина уехала. Минут через десять ситуация повторилась, только теперь уже с водителем другой машины, а позже и грузовика. Ни в одну из них путники не сели, несмотря на страстные уговоры, звучащие как на русском, так и на грузинском языках, и сопровождаемые колоритными местными междометиями и жестами. Дед и внук продолжали идти. Для внука это была тривиальная прогулка, приятная, но не требующая каких-то особенных физических затрат. Он был силен, спортивен и много раз пускался в путешествия с тяжелым рюкзаком за плечами. Необычным было лишь то, что сейчас ему надо было не только ориентироваться самому, но и поддерживать слепого деда, обходя с ним неровности дороги. Деду же такая прогулка давалась непросто. Его состояние здоровья уже оставляло желать лучшего и неоднократно заявляло о себе одышкой, кашлем и болью в спине. Кроме того, местность, непонятная и новая для зрячего человека, добавляет проблем слепому: он уже не может ориентироваться так же, как в привычном для себя месте, все его органы чувств напряжены и сосредоточены. Старик уставал. Он думал о том, что этот серьезный поход, это спонтанно предпринятое путешествие необходимы ему, чтобы завершить самое важное в своей жизни дело. Еще он думал о том, почему не сделал этого раньше. Действительно, шестьдесят лет назад, он, молодой тогда человек (да-да, ведь ему было столько же, сколько его внуку сейчас!) посещал уже эти места. Он путешествовал тогда со своим отцом, который привез его в эту деревню и знакомил со своим родственниками, - дядей, тетками, двоюродными братьями и сестрами. Его отец, родившийся здесь, сначала уехал учиться в институте, потом долго стажировался, в первый день войны добровольцем отправился на фронт, а после - совсем перебрался в Москву. Но память о родине до самой смерти жила в его сердце и, видимо, именно она толкала сейчас его постаревшего незрячего сына вернуться на тропу шестидесятилетнего прошлого. «И все-таки, почему так долго я не приезжал сюда?» - вновь спрашивал себя старик. Ведь желание и какая-то неясная тоска всегда влекли его вновь посетить эти места. Странный вопрос, на который можно дать совершенно простой ответ. Сначала было много дел, а потом было мало сил. И когда сил осталось настолько мало, что

Строка прозы дальше откладывать было нельзя, пришло понимание, - ехать надо сейчас. Путь продолжался. Приближаясь к заветной цели, старик стал волноваться, найдет ли он дом, где когда-то жили его родственники, будет ли этот дом обитаем. Вся эта неясность и пугала, и приятно будоражила его. Именно поэтому с собой имелись походные палатки и все необходимое для ночлега на свежем воздухе. Они подходили к селу. …Чудо произошло само по себе. Не иначе как чудом можно было назвать их приближение к плохо представляемой цели. На дорогу выходили люди. Их было немного, но они были радостны, шумно переговаривались. Увидев приближающихся, люди подбегали к ним, целовали, заключали в объятия. После такого эмоционального выражения чувств, местные жители подхватили путников под руки, повели в дом. Дом был именно тот, где когда-то, шестьдесят лет назад, старик уже бывал. То, что это именно тот самый, маленький, но крепко сколоченный дом, сомнений быть не могло. Он пах детством. Деревня тоже узнала своих родных. Когда один, а затем и другой водитель, выяснившие мимоходом, куда именно лежит путь пешеходов, сообщили поселянам, что к ним направляются гости, – носители той же фамилии, что и проживающие здесь люди, - в доме начался переполох. Накрыли на стол, в графины разлили вино, поймали курицу. Была срочно вызвана другая родня, проживающая выше по горе, и к моменту приближения деда и внука, всё, - и еда, и спальные места, - всё это уже было готово. Для описания подобных встреч лучше не говорить ни слова. Рассказывать о них могут только эмоции. Женщины прослезились. Мужчины прослезились тоже, но никто из них этого не показал. Мужчины ведь очень умело скрывают свои слезы. Чтобы никто не заметил их влажных глаз, они говорят заранее: «Если бы мне можно было плакать, я бы сейчас плакал». И отворачиваются. А еще грузины не говорят лишних слов. Им некогда это делать, поскольку есть множество других слов, которые они не успевают сказать, но которые обязательно должны быть услышаны собеседником. Именно поэтому они перебивают друг друга и кричат. И именно поэтому они не размениваются на такие нелепые уточнения как «двоюродный брат». Брат есть брат, будь он хоть сто раз многоюродный, хоть сводный, хоть названый. В их деревню приехал брат со своим внуком. Эта новость распространилась за секунды и воодушевила всех. Слезы прерывались смехом, пожатием рук, тостами и разговорами. И как будто не было между ними расстояний во времени и пространстве, и как будто одна кровь так и продолжала соединять их на все времена, невзирая на политические взгляды, общественный строй и материальную составляющую жизни. Так наступила и прошла незапланированная, но очень нужная всем встреча. Деду и внуку на следующий день предстояло вернуться домой. О том, чтобы ехать на машине, не могло быть и речи. На все попытки родных и соседей отвезти гостей хотя бы до основной трассы, путешественники твердо отвечали «Нет!». Старику было важно вновь пройти этот путь и закрепить память о нем в своем сердце и сердце своего потомка. Внуку это было важно тоже. Возвращение по дороге пешком было их однозначным решением. Обратный путь показался еле заметным. Это было тем более странно, что к уже имеющемуся раньше весу багажа добавился вес гостинцев, - домашнего грузинского вина, сыра, ароматно пахнущих и еще теплых золотистых хачапури, каштанов, чурчхелы. Но идти было приятно и легко. Солнце нежило свои детища, согревая ласковыми лучами зеленые, трепещущие на ветру листья деревьев и кустарников. Все вокруг дышало, жило и говорило о чем-то очень близком и понятном. Грузинская дорога извивалась, змеилась и уползала вдаль. Она будто прощалась со своими пут-

никами, с теми, кто пока еще находился на ней, но вот-вот сойдет прочь; и тогда дорога исчезнет из-под их ног, устремится за выступ скалы и спрячется за ним. Дорога забудет своих путников, как забудет и многое из того, что видела на протяжении сотен лет. Но забудут ли они ее? И захотят ли они ее забыть? В деревне долго обсуждали неожиданный визит родных из ставшей теперь далекой России. Каждый раз все новые и новые люди просили рассказать о встрече, о том, как появились гости и как их провожали. Обязательно кто-нибудь при этом интересовался: «Почему наши гости пешком шли? Как допустили, что не отвез никто?». И каждый раз кто-нибудь из рассказчиков с гордостью отвечал: «Они должны были пройти по своей земле. Сами. И они хорошо, правильно сделали!».

История русского солдата Борис Карташов День начинался как обычно. Чуть забрезжил рассвет, а он уже торопливо бежал на завод, где работал слесарем. Не дай бог опоздать на минуту. Тогда пять лет лагерей обеспеченно, тем более что у него было уже два замечания. В цехе все как всегда: верстаки, пацаны 12–14 лет, женщины – все готовились к пересменке. Переодевшись в спецовку, получил инструменты. В это время к нему подошел мастер, и как-то обыденно вручил ему повестку: – Тебя на фронт забирают завтра. Иди домой – и, шаркая ногами, пошел прочь. – Мальчишка еще совсем, семнадцать только… – то ли спрашивая кого-то, то ли утверждая, бормотал он себе под нос. Домой будущий солдат шел сосредоточенный, глубоко вдыхая морозный воздух. Он как бы заново узнавал давно знакомые улицы, дома. Вот школа, куда бегал восемь лет на учебу. Вот пустырь, где гонял футбол, играл в городки или лапту. А там, за поворотом, дом, в котором живет Катюшка – девочка с зелеными глазами. Когда она была рядом, сердце паренька, казалось, вот-вот выскочит из груди от волнения. В комнате раздавался стук швейной машинки: мать обшивала всю округу. Подняв голову, вопросительно посмотрела на сына. Тот, как-то засуетился и, смущаясь, сообщил ей о повестке. Та схватилась за сердце, побледнела, глаза наполнились слезами. Вечером пришли гости: старый мастер с завода – друг отца, сосед и Катюшка – зеленоглазая любовь призывника. На столе роскошная закуска: вареная картошка, квашеная капуста, сало и, о боже, бутылка марочного, довоенного вина – все это мать выменяла у спекулянтов за отрез крепдешина, который берегла еще с мирных времен. Неожиданно погас свет. Девушка испуганно схватила суженого за руку, и уже не отпускала ни на минуту. Так они просидели до утра: мать, влюбленные и мастер, которому некуда было идти – он жил при заводе. Изредка переговаривались о чем-то незначительном, но им казалось, важном. Рассвело. На улицах появились спешащие люди. Город просыпался. В военкомат молодой солдат поехал один. Он убедил женщин, что если его не будут провожать, обязательно вернется домой живым и невредимым. Но в душе – боялся по-детски расплакаться на глазах у родных ему людей, потому что было просто страшно.

Строка прозы *** …Учебная воинская часть, наспех сформированная из таких же юнцов как он, готовила из них пулеметчиков и минометчиков. В общем, ту самую пехоту, которая называется "царицей полей". Зима. Все время хотелось, есть и спать. Его растущий организм подростка требовал пищу в больших количествах, которой не хватало. И отдых. Каждая клетка тела желала покоя. Постоянный холод завершал эту адскую картину. Жили в лесу, в наспех сколоченных из досок бараках. В спальных стояли буржуйки, которые нужно было топить постоянно. И лишь в бараке, где расположилась солдатская столовая, были сложены настоящие печи из кирпича. Там было всегда тепло и пахло едой. Поэтому дежурство в столовой было ответственным делом, к которой стремились все молодые солдаты. Но главное – охрана этого стратегически важного объекта, на который голодными глазами смотрели сослуживцы. Нужно было охранять продукты питания и заготовленные впрок дрова, сложенные поленницей у входа в столовую от своих же солдат. Причем, если для буржуек заготовка дров входила в обязанности дневального по роте, то для кухни их заготовляли всем миром. Сегодня его очередь быть дневальным. Вокруг барака не было ничего похожего на топливо – все, что близко лежало, стояло, валялось – было сожжено в прожорливой топке казармы. Он сразу понял, что лучше всего дрова для печек брать из поленницы у столовой. Однако их охранял такой же, как он, солдат. Нужен был план по изъятию стратегического сырья. Просчитал, что обход часового вокруг столовой составлял восемь минут. За это время нужно добежать от казармы до столовой, а это двадцать метров, схватить охапку дров и успеть скрыться пока его не увидел часовой. Дважды он успевал проделать эту операцию блестяще. Необходима была еще одна ходка – тогда он до конца дежурства мог подремать у железной печки. Часовой еще поворачивал за угол, а он уже был у поленницы. Схватил охапку, но что это? Среди поленьев лежал брикет с прессованной кашей. Видимо кто-то спер его со склада и спрятал, считая, что здесь никто не найдет. Не думая, сунул пакет за пазуху и рванул обратно. В казарме отдышался. Каша лежала у него на груди и напоминала о голоде. Рот был набит слюной так, что, казалось, открой его, наполнил бы целое ведро. Не выдержав такого напряжения, выскочил на улицу, всем своим видом показывая, что направляется справить нужду. Надо сказать, что специально отведенного помещения не было. Естественные надобности справляли прямо на свежем воздухе по кустикам. Расстегнул штаны, присел, запустил руку за пазуху, нащупал брикет, отломил кусочек и затолкал в рот, лихорадочно жуя, соображая, куда спрятать свалившееся на него богатство. Взгляд упал на застывшую, на морозе лепешку дерьма. Отбил ее от снега, вырыл углубление, положил в него кашу, завернутую в пергамент, сверху прикрыл лепешкой. Тайник был оборудован! Не переставая жевать (в казарму нужно было вернуться, чтобы не было следов его преступных действий на губах) отметил место схрона и, застегивая штаны, отправился в помещение. Никто не схватился спрятанной каши, и юный солдат несколько дней имел дополнительное питание. Единственное неудобство – регулярное хождение по нужде. Но и оно подозрения не вызывало. Расстройства желудка случались часто. *** На передовой их, молодых, необстрелянных, было двое. Поэтому, как молодых неопытных солдат больше использовали по хозяйственной части. Тем более, что активных действий противник пока не предпринимал. Вот и сегодня старшина послал за обедом, вручил большие термосы и котомку под хлеб. Отправились с удовольствием. В-первых, прогуляться до полевой кухни и обратно – все какое-то развлечение. Во-вторых, у кухни можно было узнать последние новости, которые повара знали точно, ну и, в-третьих, поесть от пуза, прямо на раздаче – большая удача.

Выполнив все свои желания, неторопливо несли нехитрую поклажу на передовую. Вдали услышали гул самолета. – Юнкерс, – махнул рукой товарищ, – давай вон за тем кустом переждем, сейчас стрелять начнет. Присели, поставив между собой термоса. Гул нарастал. Инстинктивно втянули головы в плечи, закрыли глаза. Но все равно пули, свистевшие рядом, были неожиданны и испугали их. Когда самолет улетел, молодой солдат толкнул товарища. – Ну, ты как, нормально? Тот мешком повалился на землю. Из-под уха пульсировала вытекающая кровь. – Ложка у него за голенищем осталась, – почему-то появилась мысль в голове, – она у нас одна на двоих. Достать надо. Отрешенно, как будто это происходило не с ним, а совершенно с посторонним человеком, вытащил ложку, обтер ее о полу бушлата и засунул себе в сапог. Взял в обе руки термосы и поволок их ждущим обед сослуживцам. Объяснять ничего не надо было. Солдаты видели все сами. – Ложка, вот, у нас на двоих была, забрал, – показывал всем ее молодой солдат. Это была первая смерть на глазах у парнишки. *** Стояла неимоверная жара. Зной, казалось, пропитал всю растительность, реку, воздух. Дышать было тяжело. Но еще тяжелее было ожидание смерти: их полк, окопавшийся в чистом поле, подвергался беспрерывному артиллерийскому обстрелу и бомбежке, а между перерывами, пулеметному огню. Это был ад. Хотелось умереть, чтобы все разом кончилось. И только инстинкт самосохранения не позволял подняться в полный рост и броситься навстречу смерти. Тогда он брал в руки томик Жюль Верна о приключениях знаменитого капитана Немо, невесть откуда взявшегося в деревенской избе, где они месяц назад стояли на переформировании, и читал вслух, не обращая внимания на какофонию раздававшихся, вокруг звуков. За неделю боев он выучил книгу наизусть. Солдат остался жив благодаря мудрому совету бывалого солдата, который советовал при артобстреле выставлять из окопа руку или ногу, а то и задницу. Ему повезло, ранило в ногу и пропороло осколками мягкую часть. Повезло еще и потому, что товарищ втащил его в землянку, где находился командир батальона и еще трое солдат оставшихся в живых. Повезло, когда комбат докладывал по рации об успешной обороне и геройстве личного состава, которых тут же представил к наградам: тех, кто прослужил два месяца, а их было двое. Сам комбат и командир взвода – к ордену «Красной Звезды», молодых, в том числе и нашего героя, – к медали «За отвагу». Эту свою первую награду солдат получил уже в госпитале. А когда пришло время предстать перед медицинской комиссией по случаю годности к дальнейшей службе, прицепил ее прямо на больничный халат. Старая женщина-врач с торчащей изо рта папироской глянула в историю болезни, посмотрела на паренька еле стоявшего на ногах, поинтересовалась, где это его так шандарахнуло. Услышав, что он пулеметчик, только покачала головой и дала две недели отпуска. *** Завтра его поведут на расстрел. Думал ли он о своем будущем? Переживал ли о содеянном, понимал ли, что в 18 лет жизнь может оборваться навсегда и его уже никогда не будет? Скорее всего, нет. Думал, но это были мысли, как бы, не свои, а постороннего человека. А вот о том, что его сурово наказали – несомненно. Часовой принес еду, сочувственно глядя на арестованного: – Ты поешь, милок. Может еще все образуется. Вон, говорят, командир полка

Строка прозы должен приехать. Обязательно разберется. От этих слов у рядового непроизвольно потекли слезы. Он с надеждой поглядел на часового: – Вы думаете это возможно? «Господи, да он совсем же мальчишка», – подумал сержант, а вслух спросил: – Как же ты такого бугая умудрился уложить, что он даже в медсанбат попал? – Не знаю, просто мне в тот момент показалось, что передо мной враг. Против лома нет приема, – промелькнула мысль в голове. … В тот день их рота, после месячного нахождения в окопах, наконец - то была отправлена в тыл на помывку в баню. Ну, баня это сильно сказано. Переоборудованный под это дело амбар, просто, больше всего подходил для этого. Умельцы сложили в нем, печь, на которой грели воду. Сделали лавки, в углу, около дверей поставили большой бак под холодную воду. И маленький – под горячую, который стоял на плите. Из-за этого и произошла драка с этим амбалом. Солдат уже около часа ждал горячую воду, которой пользовались ввиду малого количества, по очереди однополчане. Все понимали, что 20 литров не хватит на целое отделение, поэтому грелись у печки, плескаясь холодной. Здоровенный детина ввалился в помывочную шумно и без очереди. Бесцеремонно отобрал у наполнявшего паренька шайку и стал мыться. – Ты чего, это же моя шайка, – стараясь быть спокойным, повернулся он к наглецу. – Ну, ты, недоносок, сдохнуть в окопе можешь и грязный, а мне при штабе надо находиться чистым. Я, как ни как, ординарец комбата. От этих слов его затрясло, билась мысль: «вражина, сука, гад. Да как же он может так поступать со мной». Дальнейшее происходило как в тумане. Парнишка схватил железный ковш и с размаху ударил обидчика по голове. От неожиданности тот отскочил в сторону и, поскользнувшись на мокром полу, растянулся во весь рост, потерял сознание. Вокруг головы растекалась кровь. Гнев прошел сразу же, как упал ординарец. В груди была холодящая пустота, очень болел затылок. Вокруг суетились товарищи по оружию, оказывая первую помощь пострадавшему: положили на носилки и понесли в медсанбат. – Зря ты связался с этим дураком, – похлопал по плечу его командир отделения, когда они, одевшись, вышли на свежий воздух. – Он тебе этого не простит. Обязательно донесет комбату. А тот, псих еще тот. Наверняка, под вышку подведет. Накаркал кореш. Комбат, не разбираясь, приказал наказать по законам военного времени – расстрел. Как рассказал особист: парня обвинили в необоснованном нападении на старшего по званию, нанесении тяжких телесных повреждений. Причем, сопровождалось это, по словам ординарца, антисоветскими лозунгами и призывами переходить на сторону немцев: там, мол, хоть помыться можно почеловечески. – Да бред, вранье все это, – оправдывался солдат. – Возможно, но ранил ты его тяжело. А то, что тебя оскорбили, к делу не пришьешь. В общем, в распыл тебя. Ночью парню снился родной дом, река, где часто рыбачил, и плачущая мать, говорившая ему: – Ну, зачем же ты, сынок, так поступил. Вот я всю жизнь мылась только холодной водой и ничего, живу. – Не в этом дело, – закричал солдат, – он оскорбил не только меня, а всех, кто находился на передовой! Проснулся от собственного крика и лязга засова в двери. В арестантскую во-

шел командир полка в сопровождении начальника караула. Пронзительно посмотрел на солдата и отрывисто спросил: – Значит, грязным сдохнуть в окопе не хочешь? Поэтому и чуть не убил ординарца комбата? – Так точно, товарищ полковник, по православному обычаю на смерть чистым быть полагается. Командир полка повернулся и уже в дверях приказал сопровождающему офицеру: – Расстрел отменить, обойдемся штрафной ротой, – и задумчиво, как бы самому себе добавил: – хотя для него и этого много, да та тварь донос уже написала в дивизию… Через несколько часов солдата под конвоем доставили на новое место службы. Это была очередная уловка полковника, который понимал, что его приказ тоже могли отменить… *** … Штрафники вошли в этот небольшой городок после его стремительного штурма. Выждали, чтобы удостовериться – немцев нет. Двигались группами. Вначале город казался пустым, но чем глубже проникали на улицы, тем явственней было видно – жив. То здесь, то там мелькали люди, которые при виде военных торопливо прятались в подворотни или в дома. Затем стали мелькать солдаты из соседних взводов, шныряющие по улицам в поисках то ли недобитых фашистов, то ли чегонибудь стоящего и нужного для них в данный момент. И что странно, многие из них были навеселе, а то и вообще пьяные. Наткнулись на такую группу: они в руках несли кто котелки, кто ведра – в общем, емкости чем-то наполненные. Поинтересовались, что это? Оказалось, спирт. Его было много на железнодорожной станции в цистерне. Слух о нем разнесся уже по всему населенному пункту, так же как и – то, что охранялся он символически пьяным солдатом. Не сговариваясь, повернули к вокзалу, на ходу изыскивая емкости. У цистерны мирно посапывал часовой, рядом из дырки текла живительная влага. Наполнили все, что можно было, и двинулись искать свою роту, вернее, место, где ее штаб мог располагаться. Нашли, доложили командиру о происшествии. Похвалив за сообразительность, капитан приказал подыскать соответствующее жилье, в котором можно не только отдохнуть, но и переночевать. Надвигалась ночь. Отдыхали тихо, но основательно. Вначале пили разбавленный спирт, затем чистый. Чем все кончилось, никто не помнил. Он очнулся ночью, спали вповалку в каком-то частном доме. В кромешной темноте, кряхтя и чертыхаясь, капитан по рации расспрашивал позывной «Пион», где они находятся, далеко ли немцы, кто впереди, сбоку, сзади? В общем, полную дислокацию. Послышалось бряцание кружек, специфический запах перегара, глубокий выдох и риторический вопрос-утверждение товарищей по оружию: – А ведь немцы могли вырезать нас простыми ножами. Это надо же было так нажраться. *** В палате этот человек создавал много шума: то кипятил в кружке чай, приглашая всех присоединиться к нему, то начинал разговаривать громко, не выбирая выражения, то «ревизировал» свою тумбочку, разыскивая колоду карт, которой впоследствии играли в «тысячу». В общем, был в центре больничной жизни. Судя по разговору, вроде бы был участником Великой Отечественной войны, но специфический, блатной жаргон, присутствовавший в его речи, смущал, предполагая, что войну он провел в местах не столь отдаленных. Откровенный монолог о жизни солдата, а потом зека случился как бы само собой. Просто возник предмет разговора. Им оказалась война. Ведь завтра было 9

Строка прозы мая – День Победы! – Мне всегда не везло: сначала учебка, в которой чуть не сдох с голода. Затем курская дуга – как выжил в том, аду не знаю. Меня приговорили свои же к расстрелу: заменили штрафной ротой. Трижды был ранен, валялся по госпиталям, кормил вшей в окопах. Всякое было. К концу войны оказался недалеко от Берлина. А когда объявили об окончании боевых действий, решили с «корешами» широко отметить это знаменательное событие. Выбрали небольшой магазинчик в городе, взломали двери и стали пьянствовать прямо в помещении склада. Через какое-то время потянуло на девочек. Их нашли в соседнем доме. Они не отказывались, кажется, даже довольны были. На третий или четвертый день (все происходило в пьяном угаре) проснулись, а спиртное кончилось. Полезли за ликером, там, в основном, ликер был, такой сладко-приторный. Тут нас и прихватил военный патруль. Как уж так получилось, не знаю. Однако, приписали нам по полной: самовольный уход из части, грабеж и разбой гражданского населения, изнасилование. Видимо, кому-то нужна была показательная кампания. Впаяли всем по совокупности – по 10 лет, лишили наград и званий, (жаль медаль «За отвагу») и отправили этапом в далекий город Лабытнанги, что у Ледовитого океана. Вот так я отметил День Победы. Отсидел полностью. Вскоре залетел опять на 7 лет. С семьей не сложилось. Родственники все умерли. По пьяне отморозил руку – ампутировали. Получил инвалидность. На работу никто не брал. Вот с тех пор или по подвалам, или теплотрассам бичую, переезжая из города в город. В перерывах «отдыхаю» в больнице, когда невмоготу и открываются старые раны. Ни о чем не жалею. Жизнь прожил, а хорошо или плохо – не мне судить. Это дело божье. Он ловко, одной рукой, вторая отсутствовала, выдернул из-под матраца колоду карт и предложил: – Сыграем, что ли? – и стал их раздавать. *** Бомж появился на банкете,посвященный дню Великой Победы, когда убеленные сединами и одетые в праздничные наряды, увешанные орденами и медалями дедушки и бабушки, уже чинно сидели за столами, уставленными различными яствами, которые они не только видели впервые, но и не слышали никогда их названия. Одет человек был в телогрейку, которую сейчас никто не носил. Один рукав был заткнут под ремень, подчеркивая отсутствие руки. Ботинки на липучках, явно чужие и вязаную шапочку. Возраста был неопределенного в силу грязного, давно небритого лица и нестриженых волос. К нему торопливо подошел организатор празднества, чтобы выяснить причину появления непрошеного гостя. Было видно, что гость пьян. Не отвечая на вопросы, тот подошел к крайнему столику, налил в пластмассовый стаканчик водки и выпил. Возмущению представителя власти не было предела. Он пытался произнести обличительную речь, но его остановил ветеран, сидящий за этим злополучным столиком. – Отстаньте от него! Это тоже участник войны. Не видно, что ли? Правда уже несколько лет как живет то в теплотрассах, то на дачах, в общем, бомжует, - все присутствующие на банкете притихли, прислушиваясь к этому монологу. - Ну, судьба так сложилась. Мужик - то безобидный. Но пьет… немерено. Так пьяный, наверно, и помрет… Да…, жизнь пройти – не поле перейти. Ох, как точна эта пословица у нас на Руси. Он налил в стакан еще водки, подал бывшему солдату. Тот, пьяненько улыбнувшись, поблагодарил и выпил. Затем ловким движением поставил в карман бутылку с остатками спиртного, и ничего не сказав присутствующим, вышел на улицу, где его ждали товарищи по жизни, такие же, как он бомжи. Вскоре сквозь приоткрытые окна присутствующие услышали:

- Так зачем я на свет появился, так зачем меня мать родила…,- в исполнении бомжа - ветерана с друзьями. А через неделю по сводкам районного отдела милиции прошла информация о ненасильственной смерти пожилого однорукого человека, которого нашел патруль около обелиска героям Великой Отечественной войны с тыльной стороны на молодой весенней травке.

В погоне за миражом Михайлов Евгений Виктор К., как и многие из рода sapiens, не был склонен к мыслям о смерти, пока она не замаячила перед ним на горизонте. Подвергшись атаке страшной болезни и вступив с ней в отчаянную борьбу, он дал себе слово, что если выберется живым из этой передряги, то обязательно съездит в родные края. И вот, выйдя в очередной раз из больницы, он не был уверен в окончательной победе над недугом, но понял, что пора исполнять обещанное. На дворе стояла осень, и он оделся потеплее. Ехать предстояло на север. Привычная «аляска» стала просторней после изнурительной химиотерапии. Короткий седоватый «ёжик» на голове делал его похожим на отставного вояку. На автовокзал он явился заранее и сидя в уютном кресле перед телевизором на втором этаже, ждал объявления о посадке. В оформлении зала ожидания скорее всего участвовал какой-то психолог, разместивший на стенах афоризмы, должные вселить позитивный настрой в отъезжающих. Прямо перед выходом красовалась надпись: «Человек создан для счастья, как птица для полёта». Увидев её, наш путешественник скептически ухмыльнулся. По его глубокому убеждению счастье не может постоянно сопутствовать человеку. Сегодня оно есть, а завтра – нет. К тому же, для достижения счастья почти всегда нужно выдержать нелёгкую борьбу с силами Зла. Невольно перед глазами Виктора, как наяву, стали возникать события того далёкого дня, напрочь перечеркнувшие его счастливую, как он считал, жизнь. В тот день на даче он монтировал спутниковую антенну. Торопился закончить дотемна. А потом планировал «ударить» с соседом по пивку, благо, что у того баня топилась. Нормальные такие мужские посиделки. Трель мобильника ввергла его в пучину неприятностей. Даже сейчас, по прошествии стольких лет, он явственно помнил взволнованный голос жены: - Витя, милый! Приезжай! Я убила человека! Дальше он действовал, как во сне: что-то кричал ей ободряющее в трубку. Затем гнал «жигулёнка» по просёлочной дороге на предельной скорости, остепенившись лишь при въезде в город. Ворвавшись во двор, он бросился к дому и увидел непрошенного гостя на веранде перед входной дверью. Картечь сразила его наповал. Кровь, пропитавшая одежду незнакомца на груди, скапливалась лужицей на полу. Настёна, открыв дверь на условный стук, заголосила, бросившись мужу на шею: Витенька, спаси меня! Я не хочу в тюрьму! Спаси!!! Обняв перепуганную супругу, он усадил её на диван, поднёс валерьянки. - Тише! Тише! – успокаивал он дрожащую женщину, ища взглядом ружьё. А когда увидел, тут же стал тщательно протирать его, чтоб не оставить на нём настиных «пальчиков». Ведь он по дороге уже решил брать всю вину на себя. Иначе и быть не могло. Какой нормальный мужик отправит жену на третьем месяце беременности в тюрьму? Жена тем временем, чуть опомнившись, принялась рассказывать подробно-

Строка прозы сти. Оказывается, незнакомец ломился в дверь, будучи прекрасно осведомлён о недавней продаже хозяевами коровы с нетелью. Даже то, что хозяина дома нет, знал. Следил, что ли, сволочь?! - Если отдашь деньги по-хорошему, цела будешь, – убеждал он женщину,иначе пеняй на себя. Бандюга догадался, что хозяйка пыталась куда-то дозвониться , поэтому принялся ломать дверь. Тогда Настя выстрелила в него из ружья дуплетом. - Давай его где-нибудь закопаем, Витенька! – твердила жена. Эта мысль поразила Викторв, она позволяла уйти от ответственности. Теперь он вспомнил, что соседи слева второй день гуляют на свадьбе у племянника, а справа дом ещё недостроен, там вообще никто не живёт. - Похоже, что свидетелей нет, - лихорадочно размышлял он - Чёрт возьми! А вдруг получится? Но что-нибудь предпринять в этом направлении не пришлось. В дверь уже тарабанила милиция, выехавшая по анонимному звонку. Скорей всего у грабителя был сообщник, который и позвонил. - Запомни: стрелял я, - шепнул Виктор жене. То же самое он повторил ментам, упираясь в стену поднятыми руками. Из дома он вышел уже в наручниках. Дело быстро дошло до суда без особых усилий со стороны следствия. Небольшую сумятицу внесла на суде мать убитого, заявившая, что её сын был любовником жены обвиняемого, и нужно переквалифицировать обвинение с превышения пределов необходимой обороны на умышленное убийство. Её доводы не нашли подтверждения и были судом отклонены. К концу первого года отсидки Виктор получил от жены известие о рождении сына Антошки. Он ждал её приезда с нетерпением, да так и не дождался. В очередном письме жена сообщила, что разводится с ним. Решив побольнее ударить, заявила, что ребёнок не от него. - Будь ты проклята, тварь! - шептал он бессонными ночами, глядя в потолок камеры. Потекла бесконечная вереница дней и ночей, не отличающихся друг от друга. Рана на сердце постепенно зарубцевалась. Боль затаилась глубоко-глубоко. По его собственным ощущениям он превратился в биоробота. К его удивлению, супруга всё же появилась в колонии. Выяснилось, что ей понадобился его отказ от прав на квартиру. - Если ты мне его не дашь, - мило улыбаясь, говорила она, - то я не стану тебя поддерживать на пересмотре дела, которого добивается мать погибшего. Скажу, что ты расправился с ним из ревности. Потом уже он осознал, что блефовала она – не дура же, чтоб опровергать свои прежние показания, данные под присягой. Но в тот момент погорячился. Несдобровать бы ей, да охранники помешали. Один раз только успел ударить. После штрафного изолятора вернулся в камеру. Вскоре вызвали его в оперчасть. - А, Тайсон! Проходи, присаживайся, - заулыбался низкорослый кривоногий калмык с майорскими погонами, - Тут вот приехали у тебя интервью брать. Сидящий рядом с майором мужчина оказался следователем, ведущим дело о нанесении тяжких телесных повреждений гражданке К. - Вмазал я ей, конечно, от души, - соглашался Виктор, - но тяжкие телесные - явный перебор! Тем не менее, заработал довесок к основному сроку. А кликуха «Тайсон» так и прилипла к нему. Странно, что всё произошедшее не озлобило его окончательно. Мстить он ей не собирался. Выйдя на свободу, много раз пытался устроить свою личную жизнь, но так и не нашёл себе постоянной подруги. На старости лет остался совсем один. Холостяцкую жизнь его последнее время скрашивали спаниэль Чарли и

смешливая сойка Зинка. Но общение с близкими людьми ничем не заменишь. Чтобы не впасть в чёрную меланхолию, он и задумал поездку в родной Город. Он до сих пор не верил, что Антошка ему чужой и собирался это доказывать по приезду. - Ничего, экспертиза покажет, кто из нас прав! – твердил он, как заклинание. Автобус неуверенно двигался в сумерках, являя собой сосредоточие жизни в безжизненном пространстве. Он то и дело подпрыгивал на рытвинах. Дорожное покрытие оставляло желать лучшего. Виктор понимал, что от этого желания ничего не изменится, поэтому старался уснуть или хотя бы задремать. Однако какая-то тревога на душе не давала ему такой возможности. Оставалось только, позёвывая, смотреть в окно. Пожалуй, он один такой был в автобусе. Все преспокойно спали. Убогие людские поселения вдоль дороги встречались редко. Их названия почти всегда содержали тюркское слово БУЛАК, что в переводе на русский означает РОДНИК, ИСТОЧНИК. Ничего удивительного. Вода – источник жизни, поэтому люди и селились возле неё. Автобус прижался к обочине и затормозил. Виктор поднялся и направился к водителю. - Что за остановка? - Булак, - нехотя проговорил шофёр. - До Города далеко? - Уже недалеко осталось, только там обычно никто не выходит. - Это почему? - Да заброшен этот город уже давно. Сначала в нём тараканы и крысы исчезли. Потом люди стали исчезать. А остальные разъехались от греха подальше. Аномальная зона там. Ты разве не знал? - Нет, не знал. - А зачем туда едешь? - Я там родился и жил до двадцати пяти лет. - Ага, ностальгия, значит. Только там, говорят, мародёры всё, что сумели, разграбили, а остальное пожгли. - Всё равно хоть взгляну на родные места. - Ну, давай-давай, - зевнул шофёр. Находясь под впечатлением от услышанного, Виктор совершенно машинально побрёл к сгрудившимся спящим домишкам. - Стоянка пятнадцать минут! – крикнул ему в спину водитель. - Хорошо! - внимание путника привлекло единственное выглядывающее из сумерек здание, в окне которого тускло мерцал огонёк. - Магазин, что ли? – подумал Виктор. Ему нравились такие попутные магазинчики, в которые он заходил в надежде встретить что-то необычное. Чаще всего эти ожидания не оправдывались. Однако привычка осталась. Внутри магазин оказался больше, чем снаружи, поскольку почти на полметра был заглублён в землю. Лампочка под потолком едва освещала хаотичное скопление товаров. Споткнувшись на ступеньках, он с руганью повалился на кучу каких-то кастрюль, со звоном разлетевшихся в стороны. - Ой, как Вы неосторожны! Вы не ушиблись? - помогала ему подняться дородная продавщица в мелкозавитых кудряшках. - Темнотища у вас тут, как у негра в животе… - пошутил Виктор. - Аккумулятор слабый– пояснила женщина, - Что бы Вы хотели? - Сейчас осмотрюсь - уклончиво отвечал он. Продавщица разочарованно посмотрела на него. Знала она таких клиентов – глазеют-глазеют, а ничего не покупают. А он тем временем приметил на стеллаже игрушечный автомат, очень похо-

Строка прозы жий на настоящий, даже лазерный прицел имелся. Его давно повзрослевшему сыну такой уже не понадобится. А, может быть, ТАМ внуки есть? - И сколько же стоит эта занятная штуковина? - спросил он на всякий случай, разглядывая автомат. - Одиннадцать тысяч, - ответила продавщица, сверившись с записями в учётной книге. - Да за такие деньги настоящий можно купить! – пошутил Виктор. - А что, Вам настоящий нужен? – очень серьёзно спросила женщина. - Нет, конечно. Я просто так сказал. - За базар ответишь! – вмешался в разговор чей-то скрипучий голос. Оглядевшись и увидев незамеченную до сих пор клетку с попугаем, путник выдал традиционное: - Попка дурак! - Будь ты проклят! – крикнул попугай. Виктор замахнулся на него автоматом, но тут же почувствовал низкий подземный гул. Пол под ногами завибрировал. - Что это? – испуганно спросил он продавщицу. - Не знаю… - не менее испуганно ответила та. Отбросив автомат, мужчина опрометью вылетел из магазина. Сделав по инерции несколько шагов, он остановился, поражённый. Что такое? Местность вокруг как по волшебству изменилась. Пустыря не было и в помине. Прямо перед ним выстроились двумя рядами разукрашенные ларьки, киоски и магазинчики, уходившие к подножию невысокой горы. Между рядами сновали люди. Множество людей. Гремела музыка. Хуже всего было то, что в пределах прямой видимости не просматривалось и автобуса. - Вот это да! – запаниковал Виктор - Неужели водила уехал, меня не дождавшись? Он мне сразу не понравился. Та ещё скотина! Люди вокруг не обращали на нашего путешественника ни малейшего внимания. Иногда они наталкивались на него, с недоумением оборачивались и двигались дальше. - Слушай! Где автостанция? – остановил он какого-то паренька. Тот уставился на него, как на чумного, покрутил головой, не отвечая, и убежал. Чувствуя. что он в другом пространстве, а может быть - и в другом времени. Виктор бросился назад, но того самого магазинчика, из которого вышел несколько минут назад, не обнаружил. Портал закрылся. Теперь до его сознания дошло, куда время от времени исчезают люди, которых потом не находят. И вот теперь он двигался в толпе празднично одетых людей. Но чувство одиночества только усиливалось. Был момент, когда на него с искусственной горки скатилась целая орава ребятишек. При попытке заговорить с ними они с тем же визгом разбежались. Второй попыткой контакта стала встреча со стайкой разряженных девчат. Те убежали со смехом. Вот тогда он осознал непреодолимость языкового барьера. Даже купить себе чего-нибудь прохладительного не смог. Деньги у них оказались другими. Было довольно тепло, и он вспотел в своей куртке, но бросить её не решился, а вдруг здесь ночи холодные. Услышав сзади топот, он едва успел увернуться от мчащихся упряжек каких-то четвероногих, не то лошадей, не то оленей. Они тянули за собой лёгкие платформы, полные людей в диковинной раскраске, вовсю дудевших в трубы и бьющих в барабаны. Когда с ним поравнялась третья упряжка, ему почудился голос бывшей жены, звавшей его по имени. Он попытался взобраться на эту платформу, но сорвался и упал на дорогу, больно ударив колено. Постепенно толпа редела. Киоски заканчивались. Платформы с музыкантами как сквозь землю провалились. Виктор оказался у входа в тоннель, ведущий в

недра горы. Не без колебаний наш путник вошёл в него, надеясь , что кроме входа должен быть и выход. Стены были испещрены глубокими проёмами, в которых что светилось. Не понимая природы этого света, он сунулся в один проём, но застрял и еле выбрался оттуда, испачкав куртку. Вскоре он дошёл до бруствера, перегораживающего тоннель поперёк. Под стенкой сидели три аборигена в довольно странных одеяниях, напоминающих монашеские. Памятуя пресловутый языковый барьер, он поднял с пола кусок штукатурки и нарисовав на стене силуэт автобуса, потыкал в него пальцем. Аборигены дружно вскочили, указывая вглубь тоннеля. В это время кто-то схватил его за воротник куртки, раздался треск. Эй, поосторожней! – инстинктивно заорал Виктор – Воротник оторвёшь! И был потрясён, услышав ответ на родном языке: - Ничего, я потом зашью. Ещё большее потрясение он испытал, когда повернулся и увидел перед собой шофёра автобуса. После взаимных объятий выяснились жуткие подробности: непонятная сила просто выбросила водителя из кабины, а автобус на его глазах испарился вместе с пассажирами. -Ты только ушёл, тут такое началось, - твердил шофёр - я думал, что и ты погиб. Слава Богу, нас теперь двое. Пить будешь? – спросил он, доставая фляжку, в которой что-то булькало, - Пойло жуткое, но мозги прочищает хорошо. Виктор глотнул и закашлялся, но в голове действительно наступило некоторое просветление. Он сказал: - Не исключено, что автобус с пассажирами просто попал в другое пространство – время. Не зря же эти трое указывают в конец тоннеля. - Да это же простые могильщики, - не сдавался шофёр, - много они понимают, да ещё пьяные к тому же! Тоннель – это у них кладбище. А толпа у входа празднует День Мёртвых. - Ты как хочешь, а я иду дальше! – заявил Виктор - Не иначе, свой сгинувший Город ЗДЕСЬ искать собрался? Чиканулся, что ли? – твердил шофёр, загораживая ему дорогу - Пока нам можно с этими ребятами перекантоваться. А дальше видно будет. И он принялся переговаривать с аборигенами на их свистящем наречии. А Виктора обожгла мысль: - Что-то неладно с этим шофёром. Откуда он знает местный язык? Перевёртыш он, только и всего. И про Город он, конечно, врал в автобусе и врёт сейчас. Поэтому оттолкнув опешившего водителя в сторону, наш герой направился к брустверу, с трудом перелез через него и направился вглубь тоннеля - Вернись, дурашка, там обвалы бывают – кричал шофёр. Но Виктор упорно шёл вперёд. Между тем тоннель заметно сужался. К тому же стало совсем темно, Похоже, что снаружи наступила ночь. Виктор совсем выбился из сил, заполз в какую-то щель, не веря, что доживёт до утра. Но смерть за ним не пришла. Утром забрезжил рассвет, и упрямец снова поднялся на ноги. Вскоре он добрался до камнепада, засыпавшего выход из тоннеля почти доверху. Плача и обламывая ногти, ворочал Виктор тяжёлые камни, пока не расширил лаз до нужных размеров. Выполз на склоне горы. Везение продолжалось потому, что удалось спуститься в долину. И сразу, как на ладони, перед ним открылся Город. Тот самый, к которому он стремился долгие тридцать лет. В радостном возбуждении путник устремился к нему, бормоча: - Только бы не мираж! Между тем ветер, вначале слабый, всё усиливался. Сплошная пелена крутящегося в горячем воздухе песка заслонила Город, проникала в лёгкие идущего. Через некоторое время на месте, где он упал, буря насыпала небольшой бархан.

Строка прозы

Митя Козельский и его поклонницы Михайлов Евгений Погожим весенним днём одна тысяча девятьсот шестого года в ресторане у Донона сидели две молодые светские дамы и непринуждённо беседовали, потягивая новомодный для Санкт-Петербурга напиток абсент, разбавляя его сельтерской водой. Чтобы Вы поняли круг интересов этих дам, достаточно сказать, что они обе были убеждёнными сторонницами эмансипации. Несмотря на обилие поклонников, замужество считали преждевременным. Избыток свободного времени давал им возможность увлекаться литературой, музыкой, верховой ездой. Будучи знакомы с оккультизмом, они обожали всякие проявления сверхестественного. Это их сближало, хотя внешне они контрастировали между собой – голубоглазая блондинка баронесса Юлиана и брюнетка с миндалевидными глазами – княжна Лейла. Разговор неспешно перетекал из пустого в порожнее, наконец княжна сказала: - Юльчик, я чувствую, что ты приготовила мне какой-то сюрприз. Давай выкладывай, не мучай… Небось, стишок какой-нибудь ночью сочинила? - Восхищена твоей проницательностью, дорогуша. Но ты не угадала, - баронесса слегка усмехнулась, - Ну, так слушай. Только со стула не упади. Я вчера познакомилась с Митей Козельским! - Это с юродивым, что ли? – широко раскрыла свои и без того большие глаза Лейла – Некоторые считают его шарлатаном. - Не повторяй клеветнических измышлений жёлтой прессы, милочка! Баронесса сделала крупный глоток из своего бокала, - Это святой человек, обладающим даром предвидения. Думаешь, такие люди, как княгиня Милица Николаевна или царский флигель- адъютант князь Оболенский стали бы связываться с шарлатаном. Даже Государь встречался с ним. Митя – человек, обладающий мощнейшей аурой. Я сразу это почувствовала. Всю боль своей души, израненной нашим несправедливым миром, он открывает людям. И это находит горячий отклик прежде всего в женских душах. Мужчины в большинстве своём на тонкие чувства не способны. Вино, деньги, разврат – вот их удел. - А откуда же он здесь появился? – недоумевала Лейла. - Он рассказывал Государю, что недавнего времени жил в своём Козельске и с детства был лишён дара речи, а приобрёл такую способность, перенеся удар молнии во время сильной грозы. В тот же день Господь подвигнул его на спасение заблудших душ от скверны. - Я слышала, что он непочтительно обращается с дамами, - не унималась княжна. - Да, он неординарен и самобытен, понять его непросто, - баронесса снова отхлебнула из бокала, - поначалу я даже растерялась. Когда он после проповеди начал целоваться со всеми, я хотела тихонько уйти, но он остановил меня словами: «Вернись, нечастная! Иначе не обретёшь благодати божией!» Какая-то неведомая сила тянула меня назад. Я вернулась, а он, целуя меня, спросил: «Что содрогаешься внутренне? Запах мой не нравится? А твой запах, ду-

маешь, лучше? А ну, пошли!» Схватив меня за руку, потащил мимо остолбеневших прихожан в другую комнату, где стояла большая лохань с водой. - «Раздевайся и лезь в воду!» - приказал он. Я хотела возразить, но когда встретилась с ним взглядом, вся моя воля куда-то пропала. Не помню, как разделась и залезла в лохань. Митя с такой силой пригибал мою голову к воде, что я чуть не захлебнулась. Но он не дал мне умереть и рывком выдернул из лохани. Затем он схватил меня ТАМ. Всё тело моё как током пронизало. А он сказал: «Погрязла ты в грехе, девка. Моли Господа денно и нощно о спасении души своей!». И я почувствовала, что мне нечего ему возразить. Сдержать слёзы не пыталась. Если бы он захотел обладать мною в тот момент, я не смогла бы сопротивляться. Лейла заулыбалась:- Так не смогла бы или не стала бы? - Не знаю… - прошептала баронесса. Закурив ароматную папироску, она сказала уже обычным, без напряжения, голосом: - Через два дня, в Вербное Воскресенье Он будет раздавать святое причастие. Я хочу, чтоб ты пошла со мной. Да-да! И никаких возражений. В этот день Митя превзошёл сам себя. Начав свою речь в спокойном тоне, постепенно перешёл на крик. Речь его состояла из обрывочных фраз, никак не связанных между собой. Присутствующие делали вид, что всё понимают. Некоторые что-то записывали. - Ну, как он тебе? – толкнула подругу баронесса. - Кажется, начинаю что-то понимать… - шепотом ответила княжна. Выступление закончилось дикими нечленораздельными выкриками провидца. Митя упал на пол, закатив глаза, изо рта полезла пена, тело изгибалось дугой. Присутствующие замерли в ужасе. Тут же появился высокий худой человек в монашеской рясе. Он окатил Митю ведром воды, после чего тот поднялся, как ни в чём не бывало, и спросил: «Всё поняли, нечастные?» - Всё, Митя! – выдохнула аудитория. Затем началась процедура причастия, во время которого просфора, смоченная красным вином и пережёванная Митей, выталкивалась им изо рта прямо в рот причащающегося. Юлиана, уже адаптировавшаяся к Митиным выходкам, перенесла эту процедуру спокойно, а у Лейлы начались непроизвольные спазмы, и красавица кинулась в туалетную комнату, зажав рот, и слыша вдогонку Митин вопль: «Это из тебя бесы выходят, голубушка!» Перед уходом, Юлиана, на правах посвящённой, попросила прорицателя предсказать им судьбу. Митя некоторое время смотрел на обоих, потом изрёк: «Вы переживёте большую войну, братоубийственную смуту и умрёте в один год». Время подтвердило его правоту. Хотя бывшие подруги узнать об этом и не могли. После Февральской революции дальновидная Юлиана обосновалась в Париже, где умерла от инфлюэнцы в тридцать восьмом году. Замешкавшаяся Лейла уже после Октябрьского переворота оказалась во Владикавказе и, скрыв своё дворянское происхождение, вышла замуж за чекиста. В тридцать восьмом он был арестован «за контрреволюционную деятельность». Тут же всплыла тайна Лейлы. Оба были расстреляны. А что же Митя? Ещё в одиннадцатом году он был оттеснён от императорского двора входящим в моду Распутиным, некоторое время пытался с ним соперничать, но потерпел поражение, после чего тихонько удалился в Козельск. Дальнейших следов его в архивах не сохранилось. Всё погорело в лихие годы.

Строка прозы

Досифей Михайлов Евгений На дворе стоял одна тысяча девятьсот четвёртый год от Рождества Христова. Евгения Павловна Лазурина, урождённая фон Галлер, мелкопоместная дворянка Тульской губернии огорчённо смотрела на мирно посапывающего, повернувшегося к ней спиной мужа. - Да, Алёшенька, - с внезапно проснувшимся злорадством резюмировала она, - что-то ты слишком быстро теряешь свои мужские способности. Ведь нельзя же считать нормальным одноминутное елозенье на женщине. Смех, да и только! Вот тебе твоё безудержное пьянство, вот тебе тучность твоя! Ты теперь, голубчик, не жеребец, а что-то близкое к мерину. Тьфу! Евгения Павловна повернулась к мужу задом. Зад у неё, между прочим, был красивым. В меру полный, но не рыхлый, а приятно упругий с атласной белой кожей. Он доставлял в своё время немало удовольствия Алексею Ардальоновичу. Да и грудь тоже. Но теперь это всё летело в тар-тарары. Чувствуя, что жена недовольна его слабостью, Алексей заливал горе вином, тем только усугубляя дело. Дорогущие лекарства, выписанные из Москвы, не помогали. Женщина старалась уснуть, но сон не шёл. С досады принялась сама себя корить: - А ты тоже хороша, Женечка! Зачем выходила за сорокалетнего? Разница в пятнадцать лет тебя не смущала? Вот и получай теперь! Уснула она далеко за полночь, да и то после того, как выпила макового отвару с мёдом. Утром, сказавшись больной, не поехала на именины к престарелой тётке мужа в соседнее имение. Алексей, поворчав, уехал один. Теперь возвратится поздно и пьяненький. Евгения Павловна закурила длинную ароматную папироску и кликнула к себе горничную Лушу. - Луша! Ты ведь не замужем? – начала она, усадив молодую красивую девку рядом с собой на диван. - Нет, барыня. - Тогда я тебя спрошу, как женщина женщину… Ты ведь имеешь встречи с мужчинами? В твоём возрасте это естественно. - Конечно, барыня, - бесстрастно отвечала Луша. - Ну, так скажи, - Евгения придвинулась к Луше так близко, что та слышала биение сердца барыни, - у кого из наших мужиков наилучшие мужские способности? Ты меня понимаешь? - Да уж Досифей получше других будет, - хихикнула Луша, - он так умеет погладить, что любая сомлеет и позволит ему всё-всё… - Вот уж не думала, что у нас в деревне есть массажист. Кто он такой? - Парамона Долгушина сын. - Вот как! – Евгения заволновалась – Парамон ведь был кучером у старой барыни, матери Алексея Ардальоновича, царство ей небесное. - Точно так, барыня. - А тебе что-нибудь известно об их отношениях? Не приходилось ли тебе слышать, что Алексей на самом деле сын Парамона? – с придыханием шептала Евгения. Луша уже прослужила около четырёх лет в барском доме и поэтому соврала, не краснея, как настоящая дипломатка, что ни о чём таком никогда не слыхивала. - Ну, ладно, - успокоилась барыня, - только этот разговор между нами, Лушенька! - Конечно, Евгения Павловна, - Луша впервые назвала её по имени- отчеству,

что в другое время считалось бы непозволительной вольностью. Но теперь Евгеиия предпочла этого не заметить. - Ты сейчас отправишься к Досифею, - решилась она, - и приведёшь его сюда. Скажешь, что мне нужен массаж. - Всё исполню, Евгения Павловна. Не волнуйтесь. Евгения напоследок решила показать этой нахалке, кто есть кто: - Да смотри, не болтай нигде ничего. А то я тебе язычок-то укорочу!. - Господь с Вами, барыня! Как можно! - изобразив смятение, Луша удалилась. Тут до Евгении Павловны дошло, что ситуация напоминает барковского «Луку Мудищева». Посмеиваясь, она выпила коньячку. Внутри неё вдруг начался спор двух индивидуальностей. - Вот ты и падшая женщина! – говорила одна сущность. - Ну, и чёрт с ним! – отвечала вторая. Этот спор прервало появление Досифея. Красавцем его нельзя было назвать, но чувствовалась в нём настоящая мужская сила. Поклонившись барыне, он вопросительно на неё уставился. - Досифей! Я слышала, что ты неплохой массажист… - Людям виднее, - уклончиво отвечал мужчина. - Откуда у тебя это умение? - У отца научился. - Я хотела бы, чтобы ты сделал мне массаж спины и ног. - Воля Ваша, барыня. - Сейчас Луша меня приготовит и можно приступать. Ты только не разглядывай меня. - Как можно, барыня! Досифей совершенно спокойно приблизился к обнажённой женщине, лежащей на животе, и начал свои манипуляции. Евгения тут же поняла, что попала в умелые руки, и этот самоучка даст сто очков вперёд дипломированным массажистам. Тело её пело под руками этого мужика. Но это было только начало. Вскоре проникающие прикосновения возбудили на изнеженном теле барыни особо чувствительные местечки, истосковавшиеся по ласке. Необыкновенное наслаждение наполняло её. Наконец Евгения не выдержала и, перевернувшись на спину, простонала: Я готова, разбойник эдакий! Действуй! Последовавшее затем слияние мужского и женского начал оказалось восхитительным. Уже через минуту тело Евгении стала сотрясать крупная дрожь, а стоны сменились подвываниями. Ощущения были ошеломляющими. Напряжение каждой клеточки пышного тела женщины нарастало и грянул взрыв, разметавший всю её плоть на атомы. Когда атомы вернулись на свои места, она увидела Лушу, прыскавшцую ей в лицо прохладной водой. Чуть поодаль стоял улыбающийся Досифей. Ещё на совсем пришедшая в себя от слабости Евгения вручила ему «катеньку» и пролепетала: - Ступай, голубчик! Когда будешь нужен – позову. И начались их регулярные встречи. Постепенно они привязались друг к другу. Присутствие мужа, конечно, мешало, но женская хитрость всегда найдёт выход в любой ситуации. Евгения вдруг полюбила длительные пешие прогулки «в одиночестве». Где только не встречалась она с Досифеем – и в шалаше косарей, и в заброшенной лесной сторожке, а то и прямо на лужайке, находя это очень романтичным. Благо, что началась вся эта история летом. Евгения женским чутьём угадала, что Луша тоже находится в зоне внимания Досифея, и строго-настрого запретила ему «эти вольности». - Ты мой и только мой – твердила она. То, что, у Луши был ребёнок пяти лет от Досифея, живущий у бабушки в той же деревне, барыня и представить себе не могла. Да и не остановило бы это её нисколько. А вот муж стал ей попросту противен, Она теперь старалась избегать интимных отношений с ним, ссылаясь на нездоро-

Строка прозы вье. Алексей начал скандалить, намекая, что ему кое-что известно. - Давай разведёмся! – кричала в ответ Евгения. После очередной ссоры Алексей сказал жене: - Развестись мы всегда успеем. Я надеюсь, что ты всё же одумаешься. А вообще-то, твоя связь с простолюдином меня возбуждает, как никогда. Неожиданно для себя Евгения уступила его натиску, убедившись в тот вечер, что несколько недооценивала мужа. Однако это кратковременное сближение не повлияло на отношения в целом. На другой день после Покрова Алексей уехал в город, Евгения осталась одна в старом доме. - Нам надо пожить отдельно, разобраться в своих чувствах, - убеждала она и себя, и мужа, Встречи с Досифеем продолжадись, теперь уже в доме Как-то Парамон сказал сыну: - Будь с ней осторожен. Такая и погубить может. - Тебя-то старая барыня не погубила. – ухмыльнулся Досифей. - Так она-то русская была, а эта – немка… И действительно, когда весной следующего, грозного девятьсот пятого года крестьяне, взбудораженные большевистскими агитаторами, двинулись на усадьбу Лазуриных, Досифей в числе первых бросился к барскому дому. Спасти хотел Евгению Павловну. А там в это время произошёл случай, из ряда вон выходящий. Можно только диву даваться, что Женечка, трусиха Женечка, зажимавшая первое время уши при звуках выстрелов, когда муж брал её собой на охоту, при приближении толпы погромщиков, вдруг проявила завидное мужество. Откуда эта изнеженная барынька нашла в себе силы для сопротивления кровожадному сброду? В этом, наверное, и есть тайна женской души. Без колебаний она выстрелила в упор из охотничьего карабина (вот, где пригодились уроки мужа) в Лушу, решившую запустить в дом крестьян с чёрного хода. Сначала она, правда, пыталась отогнать Лушу от дверей, крича: - Что ты делаешь, предательница? Но та упорно лезла к замку. Пришлось стрелять. Промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Умирая, Луша сказала слабеющим голосом: - Дура ты, барыня! Меня одну он любит, с тобой якшается из-за денег твоих, а любит меня... Обе женщины не знали, что объекту их раздора осталось жить считанные минуты, Луша ещё хрипела, а Женечка, как сомнамбула, уже летела к главному входу, заслышав подозрительный шум. В дверь били чем-то тяжёлым. Раздумывать было некогда. Выстрелив через дверь, она и представить себе не могла, что убивает своего возлюбленного. Картечь разнесла Досифею всё лицо. Он умер почти сразу. Смерть парня лишь обозлила нападавших. - Тащи дрова, мужики! Зажарим её, суку, живьём! – Евгения узнала голос Егорки Карнаухова, главного бузотёра в деревне. Женщина поняла, что она в капкане, оба выхода из дома были перекрыты. Ей стало по- настоящему страшно. Тем не менее, она продолжала бегать от окна к окну, стреляя в нападавших, пока не опустел патронташ. Пламя с каждой минутой разгоралось всё сильнее. От дыма стало нечем дышать. Евгения выпрыгнула со второго этажа, но подвернула ногу и не смогла убежать. Крестьяне добили её вилами. Волнения были подавлены. Обследуя пепелище, полиция обнаружила в обугленном саду слегка присыпанный землёй труп хозяйки имения. Вскрытие показало, что она была беременна на шестом месяце. . Через несколько дней в «Губернских ведомостях» появилось сообщение о самоубийстве гвардии поручика в отставке Лазурина А.А.

Пикник с продолжением Михайлов Евгений Бывают такие моменты в жизни человека, когда он не может оставаться наедине со своими гнетущими мыслями, а поделиться ими не с кем. Вот и я оказалась в такой ситуации. То, что произошло и происходит со мной, выходит за рамки реальности. Чтобы снять стресс, взялась я за перо и бумагу (достать которые в моём положении было непросто). А ведь совсем недавно ничто не предвещало неприятностей. Самый обыкновенный жизненный эпизод привёл к непредсказуемым результатам. Но обо всём по порядку. Недавней ночью, неожиданно для себя, я оказалась в обществе незнакомого мне импозантного мужчины. Именно так я представляла себе настоящего героялюбовника. Он страстно сжимал меня в объятиях, целовал, щекоча усами, самые мои чувствительные местечки. Слушая его шепот:¬ - O! My darling! (О! Моя дорогая!), я ничего против этого не имела и надеялась, что он перейдёт к более активным действиям. Некстати прозвучавшие телефонные трели прервали мой сон на самом интересном месте. Красавец исчез, а я проснулась в своей постельке совершенно одна. С ненавистью посмотрела на телефон. Он, словно испугавшись, смолк. Но через минуту ожил снова. Неужели это мой бывший объявился? Он, променявший меня на эту мымру из шестого подъезда?! Последнее время стала замечать его попытки к примирению. Взялся убеждать меня, будто пошёл на это, чтобы протолкнуть свою книгу в печать. Вроде бы она шишка там какая-то в издательстве. Так я ему и поверила! У меня тоже самолюбие есть. Нашла себе уже мальчика. В нашем же театре. Книжек он, правда, не пишет, как мой предатель, но в постели сто очков вперёд ему даст. А может, это Артёмка? Соскучился, наверное, сынулька в деревне у бабушки! Он, между прочим, в отличие от меня, дуры, сразу раскусил этого типа, когда тот полгода назад появился в нашем доме, и наотрез отказался называть его папой. Дядя Миша и всё тут! Какой характер! А ведь всего пять лет было пацанёнку. Телефон продолжал трезвонить. Посмотрела на определитель. Оказалось, что это лучшая подруга Лилька прорывалась. - Ты, что, дрыхнешь ещё? – завопила она – Посмотри на часы! - Ну, полдвенадцатого… И что? - Поднимайся и срочно дуй в театр! Костик требует (Костик – это наш режиссёр) - Да что случилось-то? - Намечается интересная халтура. Сегодня распределяем роли и начинаем подготовку. Здесь я должна пояснить, что последнее время рублёвские «шалуны» увлеклись постановкой на своих виллах различных костюмированных сцен по картинам известных художников, с интермедией чаще всего эротического характера и привлечением профессиональных актёров. Оплачивалось это дело неплохо. Поэтому я превзошла себя и через час с небольшим была уже в театре. В кабинете главрежа я обнаружила всех участников будущего действа, мирно попивающих кофе. Рядом с Костиком сидел, как ни в чём не бывало, усатый красавец из моего неоконченного сна. Тут же отиралась и Лилька. И ещё эта выскочка – Светка Грошева. - Знакомьтесь! – заулыбался Костик.

Строка прозы - Вика, - протянула я руку. - Эдмунд, - почтительно приложился к ней усатый. Наяву он выглядел ничуть не хуже, чем во сне. Лёгкий акцент, который я сочла прибалтийским, нисколько не портил его. Через минуту я уже знала, что Эдмунд заказывает сцену по картине английского художника Лейтона (тоже, кстати, Эдмунда) «Пикник». Поглядела я на неё в режиссёрском ноутбуке. Ничего особенного – всего три персонажа. Роли девиц достались, естественно, мне с Лилькой. К неудовольствию Светки. Она аж покраснела от злости. Костик взялся её успокаивать: - Светочка, ты не сердись, но это выбор заказчика. Эдмунд кивал с важным видом, не сводя с меня глаз. На мужскую роль претендовал мой бойфренд Лёша и его закадычный дружок Серёга - редкостный бездарь, но зато доводящийся родным племянником нашему директору. Но тут выяснилось, что Эдмунд изъявил желание играть в интермедии сам. Причём, чтобы не обижать парней, выплатит гонорар каждому. - Всё, хватит базарить, приступаем к работе! - резюмировал Костик. Сценарий был несложным. Как говорится, наливай, да пей. Потом, естественно, музицирование и флирт в разумных пределах. Необычным было только то, что играть будем не на даче, а где-то в настоящем лесу, у реки. Предусматривалось и купание неглиже Место уже подобрано. В назначенный день и час мизансцена была воспроизведена в максимальном приближении к оригиналу. Заказчик запаздывал. Серёга с Лёшей лениво травили анекдоты, а Костик ёжился под моими уничтожающими взглядами. Я рассчитывала, что освобожусь засветло и успею на автобус, чтобы навестить Артёмку в деревне. Но вот за деревьями послышался лёгкий шелест шин. Через минуту показался Эдмунд в соответствующей сюжету одежде. За ним следовали фотограф и двое бодигардов, тащивших огромную корзину. - Отлично! – воссиял Эдмунд, осмотрев композицию. Фотограф тем временем занялся своим делом. - Готово! – доложил он через несколько минут. Бодигарды подтащили корзину с бутылками и снедью. - Ну, подруга, отхватишь ты гонорар, - шепнула Лилька, - заказчик-то с тебя глаз не сводит. Не теряйся! завидую тебе белой завистью. Вскоре стало ясно, что моя поездка в деревню сегодня отменяется. А, была не была! Короче напились мы изрядно. Концовку пикника я уже не помнила. Очнувшись, я не открывая глаз, поняла, что нахожусь всё ещё на природе, да к тому же в костюме Евы. Чёрт возьми! Не хватало ещё, чтобы кто-то воспользовался моей беспомощностью... Необычная тишина настораживала меня. Открыла глаза – вокруг никого. Вот это да! Куда же все подевались? И где джинсы мои и прочие прибамбасы? Одно только театральное платье валяется. Лес вокруг вроде бы тоже изменился, как по волшебству. Мои размышления были прерваны появлением на лужайке двух мужчин. Мамма миа! Это же чужие! Я едва успела прикрыться платьем. Одежда незнакомцев наводила на мысль о продолжении этого странного спектакля. Так, в моём понимании, должны были выглядеть английские стражи порядка лет сто тому назад. - Who are you? - обратился ко мне один из пришельцев. - Ладно, кончайте эту бодягу! Где Эдмунд? – я ещё пыталась сохранять невозмутимость. - Who are you? That with you? - повторил мужчина. - Мы так не договаривались! – парировала я. -She does not understand - сказал второй полицейский своему товарищу, и повернувшись ко мне, отчеканил: - Get dressed. You will follow by us Свои слова он подкреплял жестами. Моих скудных познаний в английском

едва хватало, чтобы с трудом понимать, что от меня хотят. Мужчины деликатно отвернулись, пока я одевалась, а потом увлекли за собой, поддерживая под руки. Когда мы вышли на опушку леса, я оторопела. Бетонной автострады не было и в помине. На разбитой грунтовой дороге стояла самая настоящая карета, запряжённая парой лошадей. Как в кино! - Sit down here, please! - полицейский язвительно улыбался. Я усиленно тёрла глаза, стараясь проснуться, но кошмар продолжался. При въезде в город я с ужасом поняла, что я не только в другой стране, но и в другом времени. Очень скоро всё прояснилось. Девятнадцатый век. Викторианская Англия. Лихорадочно ища объяснение случившемуся, я уцепилась за мысль, что заказчик злополучной интермедии, и есть автор картины, английский художник Лейтон., непостижимым образом попавший в наше время и перетащивший меня сюда. Только вот куда он сам подевался при этом, оставалось загадкой. Во всяком случае, о нём здесь никто не слышал, как мне заявил полицейский дознаватель. А присутствовавшего при этом российского консула, холёного мужчину в генеральском мундире я вообще разозлила, назвав свой московский адрес. - Нет никакого Ленинского проспекта в Москве! – торжественно изрёк он, А вы, сударыня либо авантюристка, либо душевнобольная! Врачи склонялись ко второй версии. Так что английский мне пришлось заново учить уже в "жёлтом доме". Что же дальше? Если мне когда-либо и удастся вернуться в Россию, то как же я попаду в своё время? Безвыходность ситуации угнетает меня больше всего... Ни есть, ни пить толком не могу. Почти каждую ночь Артёмка снится - сыночек мой единственный, кровиночка моя! Как он там без меня? Реву белугой. Одна я, совсем одна... P.S. Эта рукопись неизвестного автора, на русском языке была обнаружена в архиве Английской психиатрической ассоциации совсем недавно. Текст написан ужасным почерком, да и чернила выцвели. В конце приписка другим почерком: « A patient did away with itself» (Больная покончила с собой). P.P.S. В положенное время Гагаринский районный суд Москвы объявил умершей безвестно отсутствующую свыше пяти лет гражданку Новожилову Викторию Сергеевну. Это решение было позарез нужно для переоформления квартиры её бывшему мужу, с которым она так и не успела развестись. Артёмка воспитывался первое время у бабушки, потом в детдоме. О маме у него были совсем смутные воспоминания, постепенно исчезнувшие.

Дядя Малхаз. Гангстерские образы 90х Вера Красавина Эта маленькая история произошла в конце девяностых годов. Очень- очень давно – в прошлом тысячелетии. Но для многих – совсем недавно. В те времена, когда Интернет еще был редкостью, мобильные телефоны были не у всех, а айфоны и айпэды могли показаться, как нечто из области фантастики В тот осенний вечер я засиделась на работе допоздна. Стол был завален бумагами, и конца и краю им не было видно. Силы уже тоже были на исходе и я стала собираться домой. Долго ехала на метро через всю Москву. И все-таки, несмотря на усталость, тот день мне показался хорошим. Стоял октябрь. Но было еще очень тепло. На прощанье, перед наступлением холодов, природа подарила нам несколько теплых влажных дней. Было темно, тепло и сыро. В воздухе висел негустой туман. В

Строка прозы его загадочной пелене - город, дома, фонари и деревья казались почти сказочными. Я шла пешком домой от метро и с удовольствием вдыхала этот прощальный теплый воздух в преддверии долгой холодной зимы. Народу на улице было немного. Я шла неспеша. Ближе к дому я видела, как на остановке в ожидании автобуса стояли люди. Среди них мое внимание привлек пожилой мужчина в расстегнутой нараспашку куртке с взъерошенными седыми волосами. Он выглядел растерянным и беспомощно озирался вокруг. Я поспешила отвернуться. В наше время опасно выказывать сочувствие незнакомым людям на улице. Приемы мошенников тщательно продуманы и отработаны. И последствия твоей жалости могут быть самыми печальными. Но во взгляде старика было что-то совершенно по-детски беспомощное. На бездомного или попрошайку он не был похож. Наши взгляды на мгновенье встретились - и я уже не отвела глаза. Он робко, почти умоляюще, посмотрел на меня и неуверенно шагнул в мою сторону. Не решаясь заговорить, он снова вопросительно посмотрел мне в лицо. Потом, секунду замешкавшись, он спросил, какой это район. Я ответила. На пьяного он похож не был. Затем он спросил, нет ли здесь поблизости таксофона и не могла бы ли я одолжить ему немного мелочи, чтобы он мог позвонить. Старик говорил с сильным кавказским акцентом, но выглядел вполне адекватно. Почувствовав каплю человеческого участия с моей стороны, он начал говорить. Говорил он на не очень хорошем русском языке. Как многие кавказцы, говорил очень эмоционально и при этом активно жестикулировал. Он сказал, что его зовут дядя Малхаз. Он вез большой груз в Москву то ли из Абхазии, то ли из Аджарии, чтобы продать его здесь каким-то людям. Сначала все было хорошо: груз был доставлен в срок и сделка состоялась. Он получил от покупателей очень большие деньги, как он сказал, миллион рублей, и, довольный, собирался возвращаться домой. Спустя несколько минут, его бывшие покупатели вдруг настигли его, окружили его машину и сделали ему предложение, от которого он не смог отказаться - они приставили к его голове пушку и потребовали вернуть все деньги в обмен на жизнь. Они отобрали у него не только деньги, но и машину, все документы, средства связи и выкинули его в незнакомом месте в большом городе. Вся эта история здорово напоминала гангстерские фильмы и бандитские сериалы, наводнившие тогда на VHSсовских видеокассетах киоски Москвы. Представить себе этого добродушного старичка с всклокоченными седыми волосами героем западного экшена можно было с очень большим трудом. Разве что в амплуа персонажей Пьера Ришара. Его внешний вид действительно был далек от образа ловца удачи. Он скорее напоминал добродушного отца семейства в окружении огромного количества внуков. Но факт был налицо. Незадачливый старик-бизнесмен оказался один в большом незнакомом городе, брошенный, как говорят, на произвол судьбы. Было видно, что Москву он не знал и опыт выживания в столице у него был минимальный. В его взгляде светилось такое отчаяние, что пройти мимо и не помочь я не могла. Я спросила, есть ли у него знакомые в Москве. Старик достал маленький клочок бумаги из кармана с номером телефона какой-то дальней родственницы. Тогда, в 1990х, у меня еще не было мобильного телефона. Уходящих в прошлое таксофонов тоже поблизости не было видно. Давать старику денег мне не хотелось, так как я и сама бедствовала страшно. Что я могла сделать? Я вызвалась позвонить его родственнице. Но для этого он должен был подождать здесь у остановки, пока я дойду до дома и позвоню ей со своего городского номера. Это было все, что я могла ему предложить. Старик занервничал – он боялся, что я уйду и не вернусь. Что надежда на помощь исчезнет и ждать ее будет больше неоткуда. Но я была неумолима. Переписав номер с бумажки, я твердо сказала, чтобы

он не уходил и дождался меня. И пошла звонить. Мой дом находился за углом. Я вошла в квартиру и прямо в верхней одежде прошла к телефону и набрала номер. Мне ответил немолодой женский голос. Я очень старалась как можно более внятно и убедительно описать ситуацию: кто я и что случилось с дядей Малхазом. Женский голос был уклончив и осторожен. Дама явно чего-то опасалась и давать свой адрес неизвестно кому никак не хотела. Я боялась, что она повесит трубку и старалась изо всех сил убедить ее, что подвоха никакого нет – старик действительно беспомощный на улице. Он пропадет. Она была единственным близким ему человеком в Москве. Дама на минуту замолчала. «Хорошо» - услышала я, наконец. И она стала объяснять, куда ему нужно проехать. Этот был район, расположенный не очень далеко от моего дома. Туда можно было добраться наземным транспортом. Мы договорились, что я посажу дядю Малхаза на трамвай и она через 30 минут будет ждать его на остановке. Слава богу! Переговоры удались. Я облегченно вздохнула и вновь пошла на улицу. Дядя Малхаз стоял точно на том же месте, где я его оставила 20 минут назад. Почти в той же самой позе. Его лицо было напряжено - он боялся, что его спасительница сгинула навсегда. Когда он увидел меня, его лицо судорожно исказилось и он расплакался, как ребенок. Думаю, что за время его рискованных гангстерских приключений это был первый раз, как он заплакал. Заплакал, потому что посторонний человек в незнакомом городе неожиданно протянул ему руку помощи. Мы пошли к остановке трамвая. Видимо, на нервной почве, у старика развязался язык и он начал много и оживленно говорить. Барьер плохого русского языка был мгновенно преодолен. Его напряжение спало и он вновь почувствовал себя в безопасности. Он начал говорить со мной, как со старой знакомой, о вещах, которые, как ему казалось, могли быть мне интересны. Я вежливо кивала и поддакивала его болтовне, чтобы дать ему выговориться. Я чувствовала, что ему нужно было выплеснуть напряжение и ужас всего пережитого. Я не перебивала его. Вскоре подошел трамвай. Я оплатила ему проезд и договорилась с вагоновожатой, что она объявит нужную ему остановку и проконтролирует, чтобы он там вышел. Старик прошел в вагон. Был уже поздний вечер и народу в салоне было немного. Дверь захлопнулась. Трамвай зазвенел, дернулся вперед и начал медленно набирать скорость. Ярко освещенный изнутри, в ночном тумане он напоминал мне новогоднюю елочную игрушку, уносящуюся в темноту . У заднего стекла виднелась маленькая фигурка с всклокоченными волосами. Она отчаянно махала рукой и посылала мне вслед прощальные воздушные поцелуи.

Дождёвник Елена Катрич Администрация научно-исследовательского института каждый год напоминала сотрудникам о запрете брать с собой детей на морскую экспериментальную станцию, но каждым летом их все-таки привозили. Ну как оставить ребенка в душном и пыльном городе, а самому уехать в маленький домик на берегу моря, где чистейшая вода неспешно поглаживает песчаный берег, в ближайшем лесу растут грибы, а ночами над тихими полянами летают светлячки? У каждой лаборатории свой домик с несколькими кроватями, и если заранее договориться кому когда приезжать, то никто никого не стеснит. В то лето я наращивала биомассу морских микроорганизмов, и она по трое

Строка прозы суток раскачивалась в колбах на самодельном устройстве, к которому умельцы из группы техобслуживания прикрепили мотор от старого вакуумного насоса. Устройство называлось качалкой, но не столько раскачивало, сколько грубо трясло неудобную площадку, на которой никакими судьбами нельзя было укрепить колбы так, чтобы за несколько часов ни одна из них не лишилась своей стерильной марлевой пробки, а то и вовсе не опрокинулась. Отрегулировать этот злополучный агрегат было н евозможно – он то начинал истерически дергаться, сбрасывая колбы, как норовит сбросить седока необъезженная лошадь, то зловеще замирал, мелко дрожа от перегрева. Каждое утро и каждый вечер по совету микробиологов я приходила отключать его на пару часов, чтобы не сгорел, чертыхаясь при виде сбившихся в кучу колб с намокшими пробками. В конце июля по ночам еще было прохладно, часто шли дожди. Дети сидели в домиках и потчевали друг друга всевозможными россказнями. Известно, что на нашей станции с незапамятных времен проживала некая Белая Дама. Эта загадочная особа изредка являлась сотрудникам, которые поздно ночью шли с работы от лабораторного корпуса к домикам на берегу. Наверное, когда идешь через сопку в кромешной темноте, хлебнув казенного спирта, немудрено увидеть бледный призрачный силуэт непонятного происхождения. Чтобы включить «отдохнувшую» качалку на всю ночь, мне приходилось перед сном отправляться в корпус, а потом возвращаться обратно. Однажды вечером шел довольно сильный дождь. За столом в большой и единственной комнате наши и соседские дети играли в домино, и я никак не ожидала, что моя младшая дочь вдруг увяжется за мной включать качалку. – Ну чего тебе туда переться под таким дождем? – ворчливо заметила старшая дочка, Оля. – Мама промокнет, да еще и ты подхватишь насморк, и возись тут потом с тобой. – Ладно, пусть сходит, возьмем зонтики, сапоги наденем, зато после прогулки уютнее спать будет. Подниматься по безлюдной крутой дороге вдвоем оказалось гораздо веселее. И все-таки хотелось поскорее вернуться, было как-то уж очень сыро и холодно для летней ночи. – Вот сейчас только включу качалку – и сразу пойдем обратно, – сказала я, давая понять, что ждать меня придется совсем недолго. По правилам техники безопасности детей в лабораторный корпус приводить нельзя. Да и что там для них интересного? Но в ответ вдруг прозвучало: – Тебе хорошо... Ты ее увидишь... – Кого увижу-то? – удивилась я. – Качалку... – мечтательно вздохнула Санечка. – О, господи! Так пошли уж со мной, пусть и тебе хорошо будет! В этот час в корпусе никого не было, мы быстренько поднялись по лестнице, и вот уже мечта сбылась: можно сколько угодно таращиться на этот таинственный предмет под названием «качалка», которому предстоит теперь шумно дергаться до самого утра, пока снова не перегреется. А я ведь и не догадывалась, какое любопытство способно вызвать у ребенка так буднично произносимое мной это загадочное слово «качалка»! – Ну вот, теперь твоя душенька довольна, можно спокойно спать, – смеялась я на обратном пути. – Мама, а как ты думаешь, бывает такой – Дождёвник? – Не знаю, первый раз слышу. А кто это? – Ну, это такой дядька весь мокрый... – Так любой дядька и тетка тоже, если под дожем без зонта побудут – мокрыми станут... – Да нет, ты не понимаешь, – секретным голосом сказала Санечка и огляну-

лась, – этот дядька не то, чтобы мокрый, а вообще весь из воды сделан... – Водяной, что ли? – Нет, Водяной в воде живет, – со знанием дела пояснила Санечка, – а этот дядька крадется за всеми, кто ходит ночью под дождем, поэтому его зовут Дождёвник. Я на всякий случай оглянулась. Что за фантазии? Может, за нами и правда идет кто-то странный? Но кто бы то ни был, это могут быть только сотрудники станции. – Ну и пусть себе идет или там... крадется, нам-то что? – Ну как ты не понимаешь, он же может нас потрогать своими дождиными пальцами! Нет, с этим ребенком не соскучишься, и надо же такое выдумать! – Когда мы уходили, меня девчонки спросили, как это мы не боимся, что нас Дождевник догонит и своими пальцами холодными за шиворот залезет. – Да ладно тебе! Если хочешь знать, он нас уже давно и догнал, и потрогал, мне вон через дырку в зонтике вода на спину накапала, пошли скорей! Чего только не придумают! Свет в нашем домике уже не горел, все лежали по кроватям, но никто не спал. Велись таинственные разговоры. Девчонки на ночь глядя, похоже, устроили соревнование рассказов, после которых так и хочется забиться с головой под одеяло и радоваться, что ты в тишине и безопасности, а не посреди замшелого кладбища, где восставшие мертвецы и ветер воют, заглушая друг друга. – Это вы тут про Дождевника выдумали? Вам развлечение, а ребенок запросто поверить может и будет бояться, – упрекнула я. – Ничего подобного! – единогласно возмутились в темноте.– Это Сашка сама и выдумала, когда в прошлый раз дождь шел. Нас еще пугала. Мы вот теперь в туалет выходить боимся – а вдруг там этот Дождевник торчит? Схватит мокрыми когтями за задницу...– веселились девчонки. – Ну ладно, хватит вам, чего вы в самом деле? Уже невесты почти, а ума, как у детсадовцев, – вмешалась другая мама, сотрудница из нашей лаборатории, с которой мы каждое лето вместе жили в домике, каждая со своим выводком. – Мама, а мальчишки говорили, что тут еще скелет ходит, – сообщила вдруг Санечка с неподдельным страхом. – Это правда? – А еще Белая Дама! – хихикнули девчонки. – Нет, вы успокоитесь сегодня или вас самих к Дождевнику отправить? – Вот что за бестолочь? – подала голос Оля. – У скелета нет мышц, а как можно ходить без мышц, вот объясни мне, как?! – А мальчишки говорят, что видели его! – не сдавалась Санечка. – А вдруг он правда придет? Они его тоже боятся. – Ну и бойтесь, раз такие идиоты! – тоном ворчливой старухи произнесла Оля. – Сказано тебе, что скелет при всем желании ходить не смог бы, понятно? Санечка притихла и ничего не ответила. А что на это скажешь? В моем собственном детстве причиной не бояться Бармалея никак не могло служить отсутствие для него достаточного пространства под ванной. Он там жил, и все, без всяких объяснений, в этом-то и весь ужас. Однажды в страшном сне он даже утащил меня туда, и оказалось, что под ванной у него целая квартира, где я лежала на кухне в тазу с водой, как принесенное с рынка мясо, и, онемев от ужаса, ждала, когда за меня возьмутся, пока, к счастью, не проснулась. Поэтому сейчас я подошла к дочке, присела рядом и сказала: – А нам понятно, но мы все равно боимся, да, мой зайчик? – Да... – жалобно ответила Санечка и зашевелилась под одеялом, придвигаясь поближе. – Мальчишки боятся скелета, потому что не знают одного простого правила:

Строка прозы от него не надо убегать, он как раз радуется, что напугал, но есть один секрет. Надо дождаться, когда он приблизится и просто стукнуть его, даже не очень сильно. И знаешь, что будет? Он сразу рассыплется, ведь это просто набор сухих костей, которые чудом держатся вместе. – А потом что? – Да ничего, так и останется валяться, сам себя собрать не сможет. Поэтому увидеть его трудно, это большая редкость. Так что спи, мой глупый Дождёвник. Я поцеловала облепившую круглый лобик шелковую челку и, вдохнув неописуемый запах детеныша, отправилась в свою постель. Как хорошо лежать под теплым одеялом и слушать перестук дождя по крыше, когда где-то в темноте клацает зубами от сырости несчастный скелет, и вздыхает на пустынной дороге промокшая до нитки Белая Дама.

Пробежка Артем Фадеев - Поздравляю! Дом теперь принадлежит вам, - широко улыбаясь, произнесла миниатюрная девушка в строгом деловом костюме: - Как говорится, владейте, пользуйтесь и распоряжайтесь, - она протянула руку. Джастин стыдливо пожал руку девушки потной ладонью, и тут же убрал руку за спину. - Спасибо, - пробасил он, сверля взглядом пол. Джастин всегда чувствовал себя неловко, находясь рядом с людьми, вес которых едва доходил до ста сорока фунтов. На их фоне он сам выглядел огромной горой, имея в арсенале более двухсот шестидесяти фунтов живого веса, которые мужчина стыдливо прятал за широкими одеждами. - В случае чего звоните к нам в агентство. Желаю вам удачи! – улыбка не сходила с милого личика девушки. - Спасибо, мисс Паркс, - повторил Джастин. - Всего доброго, до свидания, - девушка прошла к входной двери и вышла на крыльцо. - До свидания, - попрощался с ней Джастин и закрыл дверь. Мисс Паркс легкой походкой сбежала с крыльца и направилась к припаркованной неподалеку машине. Сев в автомобиль, она достала платок и брезгливо вытерла им ладонь правой руки. После этого она извлекла из кармана сотовый телефон, и поднесла его к уху. - Алло, это Глэдис, - проговорила она сухим голосом: - Наконец-то я отделалась от этого жирдяя… Да сделка прошла успешно, деньги переведены на счет. И, что этот дом так привлекает толстяков?... Нет, он ни чего не узнал, но это странно, правда? - заводя мотор, поинтересовалась она у собеседника: - Куда они все исчезают? Пятеро предыдущих пропали без вести. Если так пойдет и дальше, скоро этот дом будет совершенно невозможно продать. Так что пусть этот Джастин обоснуется там как можно дольше, - поддав газу, она вывела машину на грунтовую дорогу и вскоре автомобиль мисс Паркс исчез из вида. Джастин давно мечтал о покупке собственного дома. Такого, чтобы стоял особняком и ни каких соседей поблизости. Но мечты его продолжительное время так и оставались мечтами, пока неожиданно его жизнь круто не изменилась. Он, наконец-то устроился на хорошую работу в офис, стал получать приличную зарплату, и у него даже получилось откладывать хорошие суммы в банк под проценты. Спустя почти два года, он наткнулся на сайте о торговле недвижимостью на объявление о продаже дома. Как только Джастин увидел фотографию коттеджа, он сразу же по-

нял, что это и есть дом из его фантазий. Коттедж стоял около соснового леса. Рядом с ним на добрые три мили напрочь отсутствовало какое бы то ни было жилье, а сам дом был обнесен высоким деревянным забором. Внутреннее убранство коттеджа в меньшей степени интересовало Джастина, но и здесь на его удачу все обстояло наилучшим образом. Дом продавался с косметическим ремонтом, мебелью и всем необходимым для проживания. Поспешно созвонившись с риелтором Глэдис Паркс, Джастин в течение недели оформил документы на куплю-продажу и вот сейчас счастливый и переполненный чувством радости, он стоял посреди прихожей, и наблюдал в окно за тем, как автомобиль мисс Паркс выезжал в открытые ворота и исчезал из поля его зрения. Главная мечта всей жизни Джастина воплотилась в реальность. Он стал обладателем прекрасного дома, и теперь его жизнь ничто не омрачало. Ну, почти ни чего. У Джастина было еще одно желание, которое он искренне хотел бы воплотить в реальность. Но как реализовать его в жизнь и с чего начать он, честно говоря, не знал. Джастин отчаянно хотел похудеть. Сбросить ненавистные фунты и хотя бы отдаленно приблизиться к тем стандартам идеальной фигуры, которыми пестрили соответствующие интернет-сайты, созданные в помощь таким же отчаявшимся мужчинам, как и он сам, имеющим мягко говоря, лишний вес. Сколько раз Джастин пытался сесть на диету и начать вести здоровый образ жизни, он, наверное, и сам бы затруднился ответить. И всегда эти попытки заканчивались одним и тем же. В пятницу, после напряженного трудового дня он, забыв про физкультуру и полезные овощи на пару, обставлялся пивом и сидя на диване, смотрел очередной сериал, или матч по бейсболу. Несколько раз Джастин покупал себе спортивный инвентарь, пытаясь отрезать все пути к отступлению, но сила воли подводила его снова и снова, и новенькие гантели и не распакованные кроссовки так и продолжали пылиться в шкафу. Вот и в этот раз, едва за окном начало смеркаться Джастин устроился на удобном диване, включил телевизор, и переключая каналы пультом дистанционного управления, с вожделением откупорил очередную баночку пива. Через полчаса он наткнулся на канал о здоровом образе жизни, где худосочная женщина увлеченно рассказывала о том, как ей за восемнадцать месяцев удалось избавиться от двухсот шестидесяти фунтов лишнего веса. В подтверждение своих слов, дамочка демонстрировала недоверчивым зрителям фотографии «до и после». Забыв про пиво, Джастин прибавил звук, и с интересом уставился на экран. Умственно он подсчитал, что если повторит подвиг улыбающейся женщины, то от него совсем ни чего не останется. Захмелевший мозг начал поддразнивать своего хозяина. В голове Джастина пронеслась простая мысль о том, что если уж эта дама смогла совершить подобное преображение, то он-то точно должен суметь избавиться хотя бы от четверти того веса, что потеряла она. Решение было принято также молниеносно, как и в прошлые разы. Отнеся в кухню блюдо с недоеденными чипсами и пустые жестяные банки, Джастин решил лечь спать, а завтра с утра отправиться на пробежку. Благо здесь его никто не увидит, и не станет тыкать пальцем в спину, попутно отвешивая сальные шуточки. Так он и заснул с мыслью о том, что новый день станет первым из тех, которые он окончательно и бесповоротно посвятит преображению своего тела. Во сне Джастин видел, как основательно похудевший он сидит в кресле, которое занимала женщина в телевизоре, и рассказывает удивленной публике, аплодирующей ему через слово, о том, как он благодаря собственной выдержке и выносливости смог добиться долгожданного результата. Он поднимал в обеих руках свои собственные фотографии, на одной из которых он едва поместился на снимок, а на второй был изображен помолодевший, улыбающийся мужчина с рельефным торсом, и демонстрировал их на камеры, наезжающие на него со всех сторон.

Строка прозы Проснувшись ранним утром, Джастин встал с кровати, обулся в тапочки, и лениво побрел в сторону ванной комнаты. Осмотрев свое отражение в зеркале, он разочарованно вздохнул, и принялся отчаянно чистить зубы. Позавтракав двумя вареными яйцами и чашкой кофе, Джастин натянул на себя спортивный костюм, который он приобрел по случаю несколько лет назад, и обнаружил, что тот сделался ему тесноватым, плотно обтянув круглый живот и свисающие бока. Несколько раз, делая передышку и тяжело отдуваясь, Джастин, наконец, обул на ноги новенькие кроссовки, и выйдя на просторное крыльцо, вдохнул свежий воздух. На улице было немного прохладно, но не настолько, чтобы можно было замерзнуть в спортивном облачении. И Джастин приступил к тщательному осмотру, принадлежащей ему на законных правах территории. Едва заметную калитку в заборе на заднем дворе Джастин отыскал спустя полтора часа. Бежать по дороге, предназначенной для езды на автомобиле, ему казалось рискованным. Там его мог заметить случайный водитель, который наверняка бы посигналил Джастину, обгоняя его на очередном повороте, как бы насмехаясь над неповоротливым бегуном. В идеале Джастин видел себя бегущим по лесной тропинке, где на его пути могли попасться только ежики, да случайные белки. И, о, счастье, именно такую тропинку из его фантазий он смог обнаружить за той самой калиткой, которая открылась, скрипя давно несмазанными петлями. Через плотную листву деревьев местами сияли солнечные лучи, гуляющие по убегающей вдаль дорожке. Не смотря на то, что время приближалось к обеду, в воздухе витал запах лесной свежести. Джастин вдохнул полной грудью, и осторожно вышел за забор. Закрывать калитку он не стал. В качестве разминки, мужчина решил немного пройтись пешком, постепенно ускоряя шаг. Было любопытно и интересно, куда могла привести тропинка, ведущая от самого дома. Ведь для чего-то бывшие хозяева обозначили ее, врезав в забор небольшую калитку. Спустя две минуты неторопливой прогулки, Джастин решил ускорить шаг, и перешел на быструю ходьбу. Обычный, ни чем не примечательный лесной пейзаж, сопровождал его во время всего пути. Дорожка была устлана старыми ветками и прелыми листьями, а по ее сторонам росли кустарники и деревья. Еще через десять минут Джастин, наконец-то решился на подвиг, он подпрыгнул и перешел на неторопливую трусцу. Непривычные к подобным нагрузкам ноги дали о себе знать уже совсем скоро, еще через некоторое время начало сбиваться дыхание. Но Джастин предпочел сбавить скорость, но не останавливаться. Стимулом ему служила та самая женщина, которую он видел вчера по телевизору. Джастин не мог позволить себе оказаться слабее ее и, поэтому он через силу, то и дело, отдуваясь, продолжал пробежку. Когда стало совсем невыносимо, он попытался отвлечь себя от усталости какими-нибудь приятными мыслями. Но на ум, как назло ни чего путного, кроме зажаренного цыпленка-гриль и шипящей холодной газировки не приходило. Наконец, Джастин решил оглянуться назад, для того, чтобы проверить виден ли с того места, которого он достиг, его коттедж, и как далеко он от него удалился. С огромным трудом повернувшись спиной назад и продолжая свой путь задом наперед, мужчина понял, что дом, владельцем которого он стал вчера, скрылся из вида, и ни чего кроме лесного пейзажа вокруг себя рассмотреть Джастину не удалось. Самое неприятное открытие ожидало его, когда Джастин опустил взгляд вниз, себе под ноги. Ни какой тропинки он обнаружить там не смог. Неприятный холодок вместе с ручейком пота пробежался между лопаток. Мужчина вновь развернулся, и удивленно заметил, что дорожка, по которой он бежал, все так же уносилась вперед в неизвестном направлении. Как такое могло быть, Джастин понять не мог и, поэтому он

просто повернул голову назад. Смысл увиденного дошел до него медленно и неотвратимо. Как только Джастин делал шаг вперед, тропинка за его спиной исчезала, на глазах зарастая травой, и моментально пропадая из поля зрения, так, словно ее никогда здесь и не было. Мысли лихорадочной каруселью закружились в голове Джастина. Остановиться, для того, чтобы перевести дух, он теперь точно не мог, ведь у него не было ни каких гарантий того, что дорожка перед ним, не зарастет таким же необъяснимым способом, как заросла позади него. В этом случае, он рискует остаться в полном одиночестве посреди леса, не зная, куда ему деваться, и как вернуться обратно, ведь Джастин напрочь забыл, сколько раз и в каких местах он сворачивал. Оставалось только одно, продолжать двигаться вперед, надеясь на то, что дорожка рано или поздно его куда-нибудь выведет. Конечно, хотелось бы, чтобы это произошло как можно скорее, но об этом оставалось только мечтать. С каждым проделанным шагом Джастин физически ощущал, как его ноги прибавляют в весе, воздуха катастрофически не хватало, а сердце готово было выскочить из груди. Мысленно мужчина проклял и тропинку, и женщину в телевизоре, и себя самого, решившего так некстати начать заниматься физической активностью. Он еще несколько раз, оборачивался назад, для того, чтобы убедиться, что исчезновение дорожки не является плодом его воображения, но каждый раз Джастин убеждался в том, что тропинка, по которой он бежал безвозвратно исчезала за его спиной. Его муки закончились, едва он свернул за очередной поворот. Среди вековых деревьев Джастин заметил огромную насыпь, выше своего роста, в середине которой зиял чернотой вход в пещеру. Именно до этого входа и вела тропинка, по которой Джастин к этому времени уже с трудом передвигал ноги. С огромным трудом мужчина доковылял до каменистой насыпи у пещеры, и остановился, облокотившись на земляной выступ входа в пещеру. Подсознательно Джастин понимал, что дорожка неспроста привела его сюда. Он, наверняка должен войти внутрь. Но торопиться мужчина не стал. Кто знает, что может находиться за входом в темное пространство? И тут хлынул дождь. Не просто дождь, а настоящий ливень. Джастин даже и не заметил, когда солнце успело скрыться за свинцовыми тучами, опрокинувшими на землю тонны прохладной воды. Делать было не чего. Джастин вошел в пещеру. Внутри было прохладно и пахло сыростью. Углубляться внутрь мужчина не стал. Он прислонился спиной о стену пещеры у самого входа и сполз вниз. Сердцебиение ни как не могло прийти в норму, рот Джастина был открыт, как у рыбы, выброшенной на сушу, и судорожно хватал воздух. Ноги ныли от невыносимой боли в мышцах. Глубоко и часто дыша, мужчина прислушивался к звукам дождя снаружи. Он прикрыл глаза, и полностью расслабился. У Джастина не оставалось больше сил ни на что другое. Он и сам не заметил, как провалился в глубокий и крепкий сон. Открыв глаза Джастин не сразу сообразил, где именно он находится. Он лежал на чем-то мягком, а его взгляду предстал белый потолок. Моментально приняв сидячее положение, мужчина удивленно осмотрелся вокруг. Джастин сидел на диване в холле своего нового дома. Как он здесь оказался? Последнее, что помнил мужчина, был шум дождя и холодная пещера, в которой он умудрился заснуть. Встав на ноги, Джастин прошел к большому зеркалу, и осмотрел себя с ног до головы. Одет он был все в тот же спортивный костюм. Но, что-то в его внешности незримо изменилось. Что именно Джастин понять ни как не мог. Кроме провала в памяти, его удивило и еще одно обстоятельство. Как ни странно он совершенно не чувствовал себя уставшим, а в ногах отсутствовала та жуткая боль, с которой он уснул. Наоборот Джастин чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим. И еще! Да, конечно же! Вот, что он ни как не мог понять. Костюм сделался ему великоватым.

Строка прозы Раздевшись и приняв душ, Джастин вышел из ванной комнаты и с опаской посмотрел на электронные весы, мирно пылившиеся в углу. Приблизившись к белоснежному прибору, мужчина задумчиво постоял некоторое время на месте, а потом, собравшись силами, встал на весы, и взглянул на цифры, пляшущие в табло. Брови Джастина встретились у переносицы, когда он осознал, какое число высветилось в итоге. Он снова переместился на пол, и повторил процедуру. Цифра осталась неизменной. В течение следующих пятнадцати минут, он бегал по дому в поисках новой батарейки, затем произвел замену аккумулятора в весах, и взвесившись в очередной раз, наконец, окончательно поверил в то, что число «240» ему не померещилось. Менее чем за сутки Джастину удалось потерять 24 фунта. Находясь в более чем приподнятом настроении, Джастин оделся в костюм, без труда застегнул ремень на последнюю дырочку, и прыгнув в автомобиль, направился в офис. Он давно уже не чувствовал себя таким счастливым. На работе дела у Джастина шли более чем хорошо. Задания, которыми завалило его руководство, он выполнил качественно и в срок. Улыбка не сходила с его лица весь день, а когда сотрудница офиса Джейн поинтересовалась, что произошло с Джастином, он отшутился тем, что сменил прическу. Вернувшись обратно в особняк, Джастин поставил машину в гараж и прошел во двор. Когда он подходил к крыльцу до его слуха донесся призывный скрип, раздавшийся со стороны неприметной калитки. Мужчина посмотрел в сторону источника звука, и заметил, как небольшая дверца, как бы помахивая ему, покачивается от ветра из стороны в сторону. Улыбнувшись своим мыслям, Джастин вбежал на крыльцо и прошел в дом. Совершать пробежку сегодня после работы у него не было ни сил, ни желания. Занятия спортом он решил отложить на выходные, а сегодня на ужин у него намечалась горячая пицца, которую он прикупил по случаю в супермаркете, по дороге в коттедж. Маленькая дверь в заборе окончательно захлопнулась в тот самый момент, когда Джастин устроившись в кровати, погасил свет в доме, готовясь отойти ко сну. Очередной день, как обычно начался с душа и ароматной чашки крепкого кофе. Затем Джастин прошел к весам, и улыбнувшись, взгромоздился на белоснежную подставку. Цифры, помельтешив в окошечке табло, показали цифру «308». Глаза Джастина округлились, и он повторил процедуру взвешивания. Показания в табло осталось неизменным. Происходила какая-то чертовщина. Меньше чем за сутки, Джастин не только обрел свой прежний вес, но и приобрел бонус в виде двадцати фунтов. С трудом втиснувшись в рабочий костюм, мужчина застегнул ремень на вторую дырку, и проклиная вчерашнюю пиццу и два литра газировки, которые он уничтожил прошлым вечером, порулил в сторону офиса. Первой на работе его встретила Джейн, которая стояла у ксерокса и снимала копии с документов. Она критическим взглядом окинула Джастина, поздоровалась с ним, и как бы, между прочим, заметила, что он заметно увеличился в размере по сравнению с вчерашним днем. Она трещала о какой-то новомодной диете, про которую прочитала вчера в интернете, а Джастин, кисло улыбаясь, согласно кивал головой, и не слышал ни слова из того, что говорила ему коллега. Рабочий день тянулся бесконечно долго, а после обеда, время будто бы и вовсе остановилось. От рутинных дел Джастина тошнило в прямом и переносном смысле. Даже когда пришло время отправляться домой, настроения у него не прибавилось. Автомобильный поток двигался со скоростью беременной черепахи. Огромная пробка растянулась на несколько километров, и сидя в салоне машины, Джастин уныло переключал радио, пытаясь поймать волну, с более-менее подходящей

музыкой. Как назло, кроме рекламы, выпусков новостей, и каких-то заунывных мелодий обнаружить ему так ни чего и не удалось. В итоге, вырулив через час на загородную дорогу, он добрался-таки до своего особняка, даже не притормозив около круглосуточного супермаркета. На этот раз во дворе было тихо. Калитка, ведущая к лесной тропинке была захлопнута. Джастину даже показалось, что она обиделась на него из-за того что вчера он проигнорировал ее призывный скрип. Не став ужинать, Джастин переоделся в свой единственный спортивный костюм, куртка от которого теперь даже не застегивалась у него на животе, обул кроссовки, и прошел к маленькой двери в заборе. Дверь открылась беззвучно, так, как будто ее петли недавно кто-то смазал. Мужчина ступил на тропинку, и побежал вперед к уходящему за горизонт солнцу. На этот раз Джастин терпел до последнего, и только когда икроножные мышцы налились тяжестью, а сердце застучало где-то в горле, он позволил себе обернуться назад, и посмотреть на то, как дорожка за его спиной зарастает непроходимым бурьяном, подгоняя Джастина вперед к заветной пещере. Ему показалось, что сегодня он бежал на много дольше, чем в воскресный день, когда впервые решил выйти на пробежку. Солнце почти спряталось, а сумерки принялись сгущаться прямо на глазах, когда Джастин заметил впереди знакомую каменную насыпь. Последние несколько метров дались ему особенно трудно. Входя в пещеру, он еле передвигал ноги. Облокотившись о каменную прохладную стену Джастин с облегчением сполз вниз, закрыл глаза, и даже не стал сопротивляться так кстати сморившему его сну. Проснувшись, Джастин ни капли не удивился тому обстоятельству, что он находится в загородном доме на своем любимом диване. Ранее утро, встретило мужчину тишиной. Поднявшись на ноги, Джастин прошел к весам, и встав на пластмассовый квадрат, с нетерпением принялся ожидать результата. Цифра «240» радостно подмигнула ему с электронного табло. Пока Джастин принимал душ и завтракал тостами с сыром, он тщательно обдумывал план дальнейших действий. Совершенно очевидно было, что бросать пробежки нельзя, иначе он рисковал превратиться в бегемота, а с другой стороны, что могло ожидать Джастина, если он будет и дальше продолжать терять вес такими темпами? Ведь бесконечно это продолжаться не может. Благо на горизонте маячил очередной отпуск, и у него было достаточно времени для того, чтобы решить эту дилемму. Само собой разумеется, вечером в среду Джастин уже без лишних напоминаний вернувшись с работы поспешил к заветной калитке. Наутро четверга весы сообщили, что его вес составляет 180 фунтов. Радости и счастью Джастина не было предела. О таком он не смел грезить даже в своих самых смелых мечтах. Найдя среди своих вещей костюм, который он носил еще во времена студенчества, Джастин не раздумывая одел его и отправился на работу. В офисе он произвел настоящий фурор. Провожая вечером Джастина в отпуск, Джейн стоя в кабинете с пластмассовым стаканчиком в руках гордо заявила, что в его преображении она сыграла не самую последнюю роль, поскольку именно она посоветовала Джастину сесть на новую диету. Правда Джейн и сама не ожидала такого скоропостижного результата, но это даже к лучшему, теперь ее коллега выглядел на все сто, и мог дать фору любому двадцатилетнему парню. Распрощавшись на две недели с сослуживцами, Джастин сел в машину и неторопливо порулил к особняку. На душе у него было радостно и безмятежно. Дорога была совершенно пуста, а из колонок магнитолы лилась веселая музыка.

Строка прозы Совершая пробежку вечером в четверг, Джастин решил как можно подробнее изучить путь к пещере. Он мысленно подсчитывал количество поворотов, и у него получилось, что направо он свернул шесть раз, а в противоположную сторону - восемь. Время пробежки составило сорок семь минут и двенадцать секунд. Выходя на тропинку, Джастин установил таймер на наручных часах. На этот раз физические нагрузки дались ему намного легче, по сравнению с первым разом. Усталость ни куда не делась, но она была на много терпимее, чем в памятный ему воскресный день. Войдя в пещеру, Джастин устроился на своем привычном месте, и приводя дыхание в порядок, не уснул сразу, как обычно, а принялся внимательно вглядываться в непроглядную тьму. Простое человеческое любопытство охватило мужчину. Ему безумно захотелось узнать, что скрывает странная пещера, но абсолютный сумрак не позволял Джастину увидеть ни чего дальше расстояния вытянутой руки. Закрыв глаза и глубоко дыша, Джастин подумал, что завтра вечером он обязательно возьмет с собой на пробежку фонарик, и произведет обследование внутренностей каменной насыпи. Так с мыслью об осветительном приборе он и уснул на этот раз. Сто тридцать восемь фунтов живого веса осталось в Джастине на утро пятницы. Сойдя с весов, он прошел к зеркалу и осмотрел отражение худощавой фигуры с впалыми щеками, и торчащими ребрами. Конечно же, Джастин хотел похудеть, но это было уже через чур. Что станет с ним, если он и сегодня отправиться к пещере? Следуя здравому смыслу он через пару дней рискует вообще исчезнуть с лица Земли. А если он прекратит пробежки? Помнится, в последний раз к его прежнему весу прилипло и дополнительное количество фунтов в двойном размере от тех, что он сбросил. Двоякое чувство преследовало Джастина весь день, но в итоге он решил всетаки пробежаться до пещеры и сегодня, хотя бы потому, что он собирался изучить ее содержимое. Итак, вооружившись фонариком, и положив на всякий случай коробок спичек в карман шорт, мужчина отправился за миниатюрную калитку. Перед тем, как приступить к пробежке, Джастин вновь включил таймер, а когда побежал по тропинке снова принялся считать повороты. На этот раз картина разительно отличалась от вчерашней. Левых поворотов он насчитал девять, а правых всего три. К тому же время пробежки составило один час и двенадцать минут. Подойдя к пещере, Джастин прислушался, и отметил про себя, что его окружает полная тишина. Птицы не пели, ветер не играл листвой деревьев, да и прочие звуки отсутствовали. Тишину нарушали только его собственные шаги. Осторожно ступая по каменной насыпи, Джастин вошел в плотный сумрак пещеры. Сделав еще четыре шага, мужчина остановился на месте, и сжав в руке фонарик, нажал на кнопку. Плотный луч света тут же прорезал темноту. Поначалу Джастин ровным счетом ни чего не увидел, но постепенно привыкая к сумраку, он заметил, как луч от фонарика пляшет по правой каменной стене насыпи. Обычная стена, и ни чего больше. И, что он собирался здесь увидеть? Но на два вопроса, которые терзали его несколько последних дней, ответа у Джастина не было. Он страстно желал узнать, каким образом он стремительным образом потерял вес, и как он раз за разом возвращался обратно в особняк? Тем временем луч, постепенно смещался вниз, и тут Джастин заметил нечто темное и бесформенное, лежащее у стены. Он сделал шаг вперед, для того, чтобы рассмотреть это нечто поближе, и почувствовал, что с его ногами происходит какое -то изменение. Мужчина резко переместил луч света на правую ногу, и заметил, как она буквально на глазах становится тоньше. Сжимаясь, кожа плотно обтягива-

ла берцовую кость. Джастин понял, что начинается очередной процесс похудения, но любопытство было сильнее, он вернул луч фонаря на прежнее место, и сделал еще два шага. Впрочем, Джастину хватило и одного шага для того, чтобы понять, что именно он видит. Привалившись к стене, прямо на полу лежало высохшее, словно мумия тело человека. Джастин повел фонарем в бок, и заметил еще одну фигуру, лицо которой обтягивал тонкий, словно листок пергаментной бумаги кожный покров. Резко повернувшись в противоположную сторону, мужчина осветил стену напротив и обнаружил еще три тела. Рука Джастина с каждой секундой становилась все тоньше и тоньше, а фонарь начал плясать в его длинной худой ладони. Не в силах избавиться от нервной дрожи, Джастин усилил свет фонарика, и направил его прямо перед собой. То, что он увидел, потрясло мужчину до глубины души. О таком он даже не мог и подумать. Это ни как не укладывалось у него в голове, потому что не имело ни какого более или менее рационального объяснения. Широкий свод пещеры осветился светом луча от фонаря, и Джастин без труда рассмотрел контуры знакомых ему предметов. Плотные шторы на окнах, зеркало во весь рост, высокий холодильник, телевизор, стоящий в углу, и самое главное большой кожаный диван. Это вне всяких сомнений была гостиная, находящаяся в его собственном особняке. На диване, который Джастин видел со спины, сидел какой-то человек. Джастин не мог рассмотреть его, он видел только часть огромной головы. Человек, толстыми, напоминающими сардельки пальцами, держал у уха сотовый телефон, и не обращая ни какого внимания на то, что происходит у него за спиной, вел неторопливый разговор с собеседником. - Мисс Паркс, я думаю, пришло время разыскать нового собственника для нашего особняка, - глухим голосом произнес мужчина, сидящий на диване. Джастин попытался приблизиться к гостиной, но каждый шаг давался ему с огромным трудом, и не из-за того, что он так сильно устал на пробежке. С каждым новым движением мужчина стремительно терял в весе. - Джастин? – спросил мужчина в трубку: - Джастин пропал, так же, как и все остальные. Его ищут вот уже, как несколько дней. Поскольку ни каких родственников у него нет, я думаю, ни каких проблем с продажей дома у нас с вами не будет. Щеки Джастина обтянули скулы, а глаза сделались такими огромными на сильно похудевшем лице, что готовы были выпасть из глазниц, но он, не останавливаясь маленькими шажками, продолжал двигаться вперед. - И не говорите, - засмеялся мужчина на диване: - Странностей хватает, но я плачу вам пятьдесят процентов от сделки, и этого должно быть достаточно для того, чтобы особняк не простаивал, а у вас не появлялось лишних вопросов. Джастин уже не мог держаться на ногах, он рухнул на колени и вытянул руку с фонариком вперед. - Вот и хорошо, Глэдис. Надеюсь, что у вас не возникнет проблем с поиском, - продолжал разговор тем временем толстяк. Джастину стало нечем дышать. Он с жадностью хватал ртом воздух, но его легкие уже не в силах были выполнять свою функцию. Уронив фонарик, Джастин схватился за горло, а через несколько секунд и сам упал лицом вниз на каменный пол, так и не дойдя до перехода в гостиную нескольких шагов. - Что? – поинтересовался мужчина у риелтора, поднимаясь с дивана: - Упало? Нет, ни чего страшного, это просто мой зонт свалился с этажерки, должно быть к дождю. Мисс Паркс, я рассчитываю на дальнейшее наше с вами плодотворное сотрудничество. Очень надеюсь на то, что вам удастся разыскать клиента в самое ближайшее время, - прямо на глазах гигантская фигура толстяка будто бы усыхая, принимала очертания стройного тела.

Строка прозы

Прекрасное в простом Рогова Валерия Зима. Декабрь. Предновогодний снег тихо падал на крыши. Свет настольной лампы слегка освещал силуэт бабушки, сидящей в потрепанном временем кресле и читающей какую-то книгу. Мне показалось, что это был маленький ветхий сборник рассказов Ивана Сергеевича Тургенева. Бабушка с упоением читала книгу, аккуратно перелистывая страницы, будто боялась повредить их. Я наслаждалась этой картиной минут десять, а потом решила подойти к бабуле. -Привет, - прошептала я, боясь нарушить умиротворенную атмосферу. - Что читаешь? -Внученька! Я тебя заметила, ждала, когда ты подойдешь. Я читаю самую интересную книгу на свете,- ответила она своим привычным мне добрым голосом и закрыла книгу. Тут я и увидела, что это не тургеневский сборник, да и не сборник произведений вовсе. В бабушкиных руках лежало что-то совсем старое, не тронутое десятилетиями. Обложка была мягкая, скорее всего из темной потёртой кожи. Желто или оранжево-коричневая бумага не помещалась в обложку, и нельзя было не заметить, что большая часть листов была вырвана или же вложена. - Что за книга, бабушка? -Ты на самом деле хочешь узнать? -Конечно! Ты еще спрашиваешь! -Хорошо, - засмеялась бабушка. - Это дневник. Дневник мужчины. Этому томику более ста лет, и принадлежал он моему прадеду, твоему прапрадеду. Он был очень грамотным дворянином. Если ты хочешь, я могу тебе рассказать историю из дневника? -Хочу! - Ну что же, приготовься слушать, - она опять засмеялась. - Это случилось в такой же прекрасный зимний вечер, как и сегодня, но много лет назад. Во время, когда репрессии на время утихли. Повсюду в домах звучала музыка, люди устраивали танцы, готовились к новому году. Александр Васильевич, так звали нашего предка , нарядился: черные брюки, бархатный синий жилет, галстук, фрак, сшитый строго по талии, и, конечно же, цилиндр и шерстяное пальто. Отправился он на светскую вечеринку, как в ваше время говорят. Пошел пешком, всегда ходил пешком - любил находиться среди народа. Проходя по набережной, Александр Васильевич заметил девушку. Лица её он вначале не увидел, можно было восхититься лишь её выглядывающей из-под шубки легкой светло-голубой юбкой платья, не сочетающимся с модой того времени. И вдруг эта молодая особа пропала, будто ее и не было. Мой прадед очень расстроился, поник головой, но продолжил свой путь. Как только Александр Васильевич перешагнул порог дома, в который он был приглашен, вновь увидел то самое светло-голубое платьице: с высокой талией; без корсета, с отделкой из дорогих украшений; из свободно струящегося батиста; с коротким рукавом и глубоким вырезом на груди. Ее звали Лидуся, Лидия. По натуре своей она была по-детски любопытна, что с любознательностью не имело ничего общего; целеустремлена и уравновешена. Авторитетом всегда для нее являлась мать, Авдотья Филиппьевна, которая сама вырастила Лиду и трех ее братьев – отец их умер еще до рождения дочки. Александр Васильевич, не медля подошел к молодой девушке, завязался душевный и животрепещущий разговор. Они общались и после того празднества, а вскоре и поженились. Вот и вся история, - закончила свой рассказ, улыбаясь своей

самой чистой и искренней улыбкой, бабушка, - Понравилось? - Понравилось… - помедлила я, уставившись в настежь открытый дневник давнего родственника, - Бабушка, а как ты узнала про все это, если в книге ничего не видно, а где есть записи – то их вовсе не разобрать на этих поживших страницах. - Ах, Настенька, это же моя семья: я должна знать ее, свое происхождение. А этот дневник как напоминание. Ведь прекрасное в простом, милая моя, прекрасное в простом.

Знахарь Шатерова Марина Дорога. Не отрывается взгляд от разделительной разметки, мелькающей впереди. Небольшой провинциальный город принял в свои объятия легковой чёрный автомобиль и остался позади. У высоких непроницаемых ворот на окраине города завершила машина свой путь. Из авто вышел среднего роста мужчина. Стройная мускулистая фигура выдавала в нём спортсмена или танцора, но истинный род его занятий всегда был загадкой для людей нездешних. Густые тёмные волосы его ниспадали до плеч, большие серые глаза завораживали своим гипнотическим стальным оттенком. Правильные черты лица сделали бы его внешность неприметной, если бы не красивая борода, обрамлявшая его мужественное лицо. Высокий лоб, манеры, что -то неуловимое в умении держать себя, двигаться, выдавали в нём человека, знающего себе цену, не простого, а некой «породы», присущей только царским особам. Войдя во двор, мужчина потрепал по загривку большого чёрного пса по кличке Петербург, радостно бросившегося навстречу хозяину. Порода «ньюфаундленд» наиболее соответствовала духу мужчины. Поднявшись по ступенькам крыльца с ажурными коваными перилами, мужчина вошёл в большой двухэтажный дом из красного кирпича. Внутреннее убранство дома выдавало в хозяине одинокого мужчину весьма неординарного рода занятий. Полоска соли у порога защищала дом от людей с недобрыми помыслами. Древний символ, начерченный мелом, таился под бордовым ковриком у мощной металлической входной двери. Большое овальное зеркало, увенчанное металлической кованой рамой, украшало стену прихожей. Пол первого этажа выложен плиткой, стилизованной под мощение тесаным камнем. Треугольный коридор разветвлялся на скромно, но практично обставленную кухню, кладовую и большую комнату с камином. Массивная деревянная лестница с кованым пролетом и ажурными перилами вела на второй этаж, где располагались спальня и библиотека. Большая комната с камином была особым местом в доме, так как отражала внутренний мир и род занятий хозяина. В центре комнаты величественно стоял круглый дубовый стол на изогнутых ножках. Рядом под стать ему стояли такие же деревянные стулья с высокими спинками и тканевым смягчением бежевого цвета. На полочке камина, забранного кованой ажурной решёткой, стоял канделябр на четыре свечи. Цвета свечей: черный, голубой, белый и красный, очевидно, символизировали четыре стихии – землю, воду, воздух и огонь. В восточной части комнаты располагался «красный угол», где в окружении белых вышитых рушников, находились иконы Спасителя, Богородицы и Пантелеймона-целителя. На столике рядом лежало большое количество церковных свечей, подсвечник, лампадка, банка святой воды и деревянная коробочка с освящённой солью. Вдоль стен стояли диван и два кресла, небольшой шкаф со стеклянными дверками, на полочках которого угадывались баночки с какими-то травами, мазями, на-

Строка прозы стойками. В одном из кресел, свернувшись калачиком, сверкал зелёными глазищами чёрный гладкошёрстный кот. Хозяин дома был знахарем. Он разулся в прихожей, на кухне вымыл руки и поставил чайник на плиту. Из шкафчика извлеклась чашка с древнеславянской символикой, баночка с сушёными травами и ягодами, вазочка с малиновым вареньем. Ожидая закипания чайника, знахарь подошёл к окну и отдёрнул красную занавеску, залюбовался пейзажем, примыкающим к дому. День переступил середину и стремился к вечеру, когда солнце уже не светит так нещадно, а переходит в мягкое освещение сумерек. Лёгкий ветерок колышет травы в поле, качает своими красными вытянутыми цветками люпин. Солнечный свет наполнил его своей энергией, дал жизненную силу, такую необходимую для целительства. Чуть вдалеке от дома дорога поворачивает и перетекает в мост через реку. Река. Её бурный поток снимает весь негатив с рук целителя после обрядов и ритуалов, проведённых над больными, заряжает через свою стремительность амулеты на успех и благополучие. Ветер. Невидимое, но ощутимое, прозрачное движение воздуха уносит вдаль, в параллельные миры слова молитв и заговоров, произносимых целителем. Земля. Это основательность, фундамент, сама мать-природа, дающая жизнь всему сущему. Когда стоишь на ней босыми ногами, то «заземляешься», весь нагатив уходит из тебя, а взамен ты напитываешься силой, исцеляешься сам и можешь исцелять других. Закипел чайник. Две ложки смеси из трав и ягод упали на дно, заструился ароматный пар над чашкой, надо немного подождать, пока заварится и не так горячо будет пить. Мужчина присел за стол на табуретку. Как же хорошо дома!!! Скромная обстановка мужского жилища была лишена того уюта, который умеет создать только женщина, но какая-то необъяснимая энергетика места рождала в душе состояние спокойствия, расслабленности, отдыха и того самого уюта, который шёл не от внешних вещей, а изнутри, рождался сами хозяином этого дома. Солнце обагрило красным горизонт, потемнели краски дня, уступая место неумолимо надвигающейся ночи. Наступила та сама грань между днём и ночью, как между двумя мирами. Именно в такие моменты можно заглядывать в прошлое и будущее человека, обращаться к обоим мирам за помощью. Как будто услышав мысли знахаря, зазвонил радиозвонок – это посетитель стоял у ворот. Выйдя в прихожую и приоткрыв окно, мужчина с помощью дистанционного пульта открыл металлическую дверь ворот, после звукового сигнала посетитель мог войти во двор. Большой чёрный пёс встретил гостя – молодую красивую девушку, и проводил её до крыльца. Впустив гостью в дом, знахарь, не медля, провёл её в комнату с камином и приступил к ритуалу. Поставил на стол зеркало на подставке, кувшин с водой и одну из церковных свечей в подсвечнике. Помолившись Спасителю и Богородице, знахарь присел за стол. Зажёг свечу, некоторое время смотрел на огонь, входя в транс, затем поставил её между девушкой и кувшином. Спросив имя, долго и пристально стал всматриваться в глаза девушки. Сами же серые со стальным отливом глаза знахаря были огромны, цепки и сосредоточены, что вызывало у гостьи гипнотическое состояние, полное подавление воли и эмоций, что-то как бы шевелилось у неё внутри, чувство тревоги сосало под ложечкой. Мужчина отвёл взгляд и сосредоточился на воде в кувшине. Спустя некоторое время в воде появилось белое марево, в котором, как в кино, стало отображаться прошлое девушки – детство, школа, первая любовь, студенческие годы, и теперешний момент жизни, когда девушка вышла на работу, служебный роман. Внутренним чутьём ощущая, знахарь озвучивал вслух те моменты из прошлого девушки, которые не были ей известны – об одноклассниках, о предательстве подруг, истинной причине развода родителей, сплетни институтских одногруппниц за её спиной о якобы ро-

манах с преподавателями, вызванные банальной завистью к её трудолюбию и отличной учёбе. Чёрный кот в это время запрыгнул на стол, сидел на краешке и наблюдал за происходящим. Затем знахарь взял зеркало, прочёл заклинание над его поверхностью, взял ладонь девушки в свою и положил зеркало поверх её ладони, попросил загадать желание, но ему не говорить. Глядя на зеркальную поверхность, в появившемся белом мареве, знахарь увидел будущее гостьи. Будущее… Оно многовариантно, слишком уж зависит от неслучайных случайностей, событий, людей, находящихся рядом, от поступков и сказанных слов. Выбрав наиболее счастливый вариант судьбы (ведь то, что произнесёшь вслух, то и сбудется), знахарь неторопливо озвучил его девушке, дав при этом ряд наставлений, как поступать в ключевых ситуациях, чтобы всё произошло так, а не иначе. Лицо гостьи просветлело, ушли из него грусть и тревога. Уходя, оставила она на столе свёрток с продуктами и немного денег в благодарность. Проводив гостью, знахарь убрал со стола ритуальные предметы, открыл окна, чтобы впустить в дом свежий воздух, устало сел на диван и смежил веки. Кот потёрся о его руку мордочкой, замурлыкал и свернулся клубочком на коленях. Интересное это занятие – изучать судьбы людей, помогать и подсказывать. Гораздо более трудоёмкое и обессиливающее занятие – лечить. Это ответственность за жизнь страждущего, оценка того, в силах ли он помочь или не справится с недугом. Ночь полностью вступила в свои права. Мужчина вышел во двор, взял с поленницы вязанку дров, спички и старую газету для растопки. Вышел за ворота и направился в поле, на берег реки. Придя на уже знакомое место, где округлыми камнями был обозначен круг кострища, разложил дрова в особом порядке, подоткнув бумагу, знахарь чиркнул спичкой и поджёг костёр. Устроившись здесь же на бревне, заворожено наблюдал за тем, как разгорается огонь, постепенно набирая мощь. Было ясно. На небе виднелся серпик луны. Звёзды алмазным крошевом рассыпались по чёрному бархату неба. Было безветренно, но ночная прохлада вызывала лёгкий озноб, но от этого был больше восторг, чем желание одеться теплее. Стрекотали сверчки. В воздухе стояла эта неповторимая смесь ночной свежести и ароматов трав, земли, горящего дерева, реки, чьи воды в ночной темени кажутся чёрными. Огонь. Одна из стихий, такая мощная и страстная. Ты даёшь тепло для жизни, но ты же можешь и поглотить её. Костёр догорал. Мужественное лицо знахаря было обращено к небу. Взгляд его успел уловить момент, когда одна из звёздочек сорвалась и полетела, покатилась по небосклону и скрылась за горизонтом. Перекинув стебелёк травы из одного угла губ в другой, знахарь улыбнулся – желание загадать успел. Подождав, пока костёр догорит, мужчина скрылся в доме.

Я всегда буду рядом Шатерова Марина Попрощались и ушли последние друзья и родственники. Уходя, сочувственно кивали, сжимая руку, просили держаться, обещали звонить и брали обещание делать то же самое, если что-либо понадобится. Дольше всех задержалась сестра, видя апатию молодой вдовы, решившая прибрать со стола и вымыть посуду. Вероника, проводив гостей, устало села в кресло и не смогла отвести взгляда от небольшой фотографии в рамке с чёрной ленточкой в углу, с которой улыбался молодой светловолосый мужчина. Серые его глаза с прищуром контрастиро-

Строка прозы вали с загорелой кожей, а лёгкая щетина придавала мужественности лицу с чувственным ртом и тонким носом. Она помнила тот день, когда была сделана эта фотография. То был пикник на озере с друзьями, спустя несколько месяцев после того, как они начали встречаться. Кадр сделан одним из друзей, когда Макс, так звали её любимого, улыбнулся на чью-то шутку и не видел, что его фотографируют, что запечатлело его внешность совершенно естественной, лишённой того позирования, которое обычно бывает перед камерой. А теперь эта рюмка воды, накрытая хлебом, свеча в стакане пшеницы, всё это вызывает какой-то внутренний протест, нежелание смириться и принять действительность, как она есть. Отклонив предложение сестры остаться у неё на ночь, Вероника закрыла за ней входную дверь. Хотелось остаться одной, отдохнуть от суеты сороковин, побыть в тишине, просто вспоминая те последние дни, проведённые вместе с мужем. Прошло всего два года с тех пор, как они с Максом поженились. Их считали очень красивой парой просто созданных друг для друга людей. Это было тем самым случаем, когда встретились две половинки одного целого. Бывает, что смотришь на таких людей, и щемит в груди от умиления, от счастья за них, от лёгкой зависти, несомненно, белой, и тоски о том, что, может быть, Судьба распорядится, и я буду так же счастлив, как и они. Кто же знал, кто мог тогда предположить, что всё так внезапно закончится, прервётся, рухнет в землю самолётом, не вышедшим из крутого виража. В конце зимы Макс заболел. Казалось, что ничего серьёзного – просто грипп. Но, как и все мужчины, муж не любил ходить по врачам, к тому же на работе утвердили его архитектурный проект, что придало Максиму энтузиазма, и он всецело был поглощён его реализацией, перенося грипп «на ногах». Шли последние дни марта, весна набирала свои обороты, согревая теплом, уже полностью очистив от снега чёрную землю. И в одно утро … Максим не проснулся. Приехавшая «скорая» констатировала смерть, морга в их небольшом городе не было, поэтому сразу же дело стало за похоронами. Взяв фото мужа в руки, Вероника не смогла отвести взгляда от его счастливых глаз. Слёзы текли по щекам, но она не замечала этого. Все чувства как будто сошлись в одну точку, сосредоточенную на лице любимого человека. Просто не верится, что тебя нет. Как будто от меня самой оторвали какую-то часть, половину, и она ушла безвозвратно. Где же ты теперь? Как ты там один, без меня? Дни тянутся, как резиновые, как будто кто-то прокручивает фильм на медленной скорости. Ничего не хочется делать, всё даётся через силу, такое чувство, словно я иду по дну моря, с трудом пробиваясь сквозь толщу плотной солёной воды. И не вдохнуть, нет воздуха мне без тебя, мой Максим. Душевная боль и тоска так и рвутся из груди, длинной, тонкой, но прочной нитью тянутся через пространство, чтобы найти, дотянуться, соединиться с утерянным любимым человеком. Майская ночь давно вступила в свои права. Непроглядная темень за окном жила присущими только ей звуками и запахами, больше пугала, чем манила к себе, заставляя острее чувствовать и ценить свет и уют небольшой городской квартиры. Как хорошо быть в это время суток дома, а не находиться где-то в пути. Стоя у приоткрытого окна, всматриваясь в темноту ночи, молодая вдова почувствовала облегчение. Словно вся её боль, тоска излились через край её души до последней капли. Откуда-то пришло чувство успокоения и ощущение, граничащее с убеждённостью, что всё у него ТАМ хорошо. Что-то как будто срезонировало «на том конце провода» с её мыслями и чувствами и она это ощутила. Вероника включила бра, погасила верхний свет в комнате и начала готовиться ко сну. День был тяжёлый, хотелось как можно скорее забыться сном, оста-

вив все тягостные мысли позади. *** Недалеко от городской черты этого провинциального города находилось кладбище. Невысокий деревянный забор, выкрашенный голубой краской, обозначал его границы. Берёзовая роща рядом шелестела молодой светло-зелёной листвой, придавая этому печальному месту некую иррациональную красоту и романтичность, создавая ощущение покоя и созерцания. Практически все могилы на этом кладбище имели памятники: дорогие и совсем простые, с овальными портретами в медальонах или выгравированными белым цветом на чёрном мраморе. Чувствуется во всём этом глубокая скорбь родных и их любовь к ушедшим родным людям. Все эти могилы давние, им не менее года, так как раньше памятник не ставят, ждут, пока осядет на могиле земля. Кладбище… Тяжёлое место, но сколько разных чувств и мыслей рождает оно, когда смотришь на эти даты, высчитываешь, сколько лет прожил человек, всматриваешься в лица на фото, пытаешься представить, какой жизнью жил тот или иной усопший, был ли он счастлив, любим, были ли у него дети или прожил он свою жизнь в одиночестве. Но одна могила на этом кладбище была совсем свежей. Об этом говорило огромное количество венков, а вместо памятника возвышался большой деревянный крест с именем и датами рождения и смерти покоившегося под ним. Две даты и такая маленькая чёрточка между ними, а на самом деле это целая жизнь с её трудностями и победами, радостями и печалями, любовью и страданиями. С портрета смотрел сероглазый улыбающийся мужчина с пухлыми губами и тонким носом, лёгкая щетина покрывала его молодое мужественное лицо. Красивая фотография запечатлела, наверное, один из многих счастливых моментов в жизни этого человека, отсюда и это не проходящее изумление оттого, насколько же порой несправедлива Судьба в принятии решений кому из нас сколько жить. Дата смерти … совсем недавно похоронили, буквально сегодня сороковой день ушёл в закат. Сумерки сгущались, постепенно превращаясь в тёмную прохладную весеннюю ночь. Время перевалило за полночь, когда в непроглядной тьме над свежей могилой что-то засветилось, загорелось. Огненный шар выскочил из-под земли, на небольшой высоте полетел над её поверхностью. Бесшумно плывя по воздуху, шар тянул за собой хвост из мелких искорок, как от костра. Пролетая мимо деревянного забора, коснулся верхней части штакетника, но, как ни странно, не опалил его. В берёзовой роще уединялись с сорокаградусной двое местных забулдыг. Молча, в изумлении проводили они взглядом огненный шар с хвостом, похожий на комету, летящий в сторону города, но, списав это на глюки, продолжили своё нехитрое занятие. Шар летел дальше, не быстро, слегка меняя траекторию и подпрыгивая, как будто на невидимых кочках. Подлетев к одному из девятиэтажных кирпичных домов, шар приблизился к приоткрытому окну на девятом этаже в углу дома и, полыхнув снопом искр, исчез. *** Закончив все дела в ванной, Вероника вошла в комнату, чтобы наконецтаки отойти ко сну. Каким-то внутренним чутьём она ощутила, что в полумраке комнаты кто-то есть. Пришелец не издавал ни звука. А свет бра очень плохо освещал ту часть комнаты, что прилегала к окну. Вероника обернулась. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела стоящую возле приоткрытого окна фигуру мужчины. Она смотрела и не верила своим глазам … это был её Максим. Холодные мурашки забегали по её спине. - Помню, что дверь закрывала изнутри. - пронеслось в голове у Вероники. –

Строка прозы В двери никто не звонил. Откуда же он взялся? Связка ключей мужа лежала на тумбочке в прихожей ещё с тех пор, когда Максим в последний раз пришёл с работы домой. Он всегда клал их на тумбочку, так как никогда точно не знал, какую одежду наденет на следующий день, а перекладывать вещи из кармана в карман он не любил. Вероника всматривалась в фигуру, пытаялась осмыслить увиденное. Плод ли это измученного страданиями сознания, галлюцинации, вызванные недосыпом и тяжёлым днём сороковин, или нечто иное. Максим был одет в ту же одежду, в которой его похоронили, лицо было немного бледным и уставшим, но смотрело с нежностью и любовью, как это всегда было раньше. Ещё несколько мгновений они смотрели друг на друга молча, неподвижно, как будто боясь нарушить зыбкость волшебства, вдруг это всё только сон, дымка, иллюзия. Если кто-то первым скажет слово, пошевелится, то всё исчезнет, растворится в нашей реальности. Первым нарушил неподвижность Максим. Губы его дрогнули, растянулись в улыбке. Неспешно двинувшись с места, отойдя от окна, он подошёл к обомлевшей жене и обнял её. - Я так скучал по тебе… Вероника, уже поверившая было, что это зрительная галлюцинация, теперь пыталась оценить и проанализировать ощущения от других органов чувств. Она слышала его голос, такой же ласковый, как и раньше, только более тихий, с хрипотцой, чувствовала его объятия, они стали более крепкими. Это был всё тот же Максим, но с некоторыми изменениями, поправками, что-то в нём неуловимо изменилось. Кто же это? Её муж, которого она похоронила или какое-то неведомое существо. А этот запах, который исходил от него – запах сырости, мха и болотной тины. Максим уложил её в постель. Навалившаяся усталость дня и пережитый стресс не давали сил сопротивляться. Вероника покорилась незнакомцу – кем бы он ни был, просто не было уже ни сил, ни желания разбираться. Максим лёг рядом и крепко обнял её, держал в объятиях, пока она не уснула. *** Утром, открыв глаза, Вероника не обнаружила рядом странного визитёра. Все события вчерашней ночи показались ей кошмарным сном, такой щадящей игрой воображения, когда из подсознания извлекаются любимые образы, чтобы принести хоть какое-нибудь успокоение страдающей душе. Только подушка рядом осталась примятой, а наволочка хранила ещё этот странный сырой аромат. Был выходной день. Позавтракав и выпив чашку ароматного кофе на кухне, которая теперь казалась невероятно большой для неё одной, Вероника решила сходить на кладбище, проведать мужа. Не зная, что именно она хочет там увидеть, какие собственные догадки и гипотезы подтвердить или опровергнуть, но было какое-то непреодолимое желание побыть рядом с почившим мужем, как-то разобраться в том, что же вчера произошло. Сев в автобус, Вероника доехала до конечной остановки, вышла, осмотрелась. До кладбища надо было идти около полукилометра по песчаной дорожке от остановки до входных ворот. Путь пролегал мимо поля и берёзовой рощи. Тёплый весенний денёк. Как же здесь тихо и красиво сегодня, даже не верится, что тут находится последний приют тех, кого мы любим, это страшное место – кладбище. Внезапно у Вероники закружилась голова, и она ощутила навалившуюся на неё усталость. Удивившись тому, как же можно было устать, едя в автобусе, Вероника села на скамейку на автобусной остановке. Немного отдохнув, продолжила свой путь в сторону кладбища. «Тихое пристанище» - витиеватые кованые буквы

украшали арку над кладбищенскими воротами. От простых, казалось бы, слов болезненно ёкнуло сердце в груди, перехватило дыхание от нахлынувшей скорби. Усилием воли подавив эмоции, женщина глубоко вздохнула и вошла внутрь. Могила Максима находилась в самой дальней части кладбища, возле самой ограды, с обратной стороны которой недалеко была берёзовая роща. Снова это головокружение и упадок сил. Вероника присела на лавочку рядом с могилой и долго смотрела на белые стволы берёзок, увенчанные такой нежной, светло-зелёной молодой листвой. Ветви деревьев слегка покачивались, доносилось пение птиц. Эта красота и неторопливость природы настолько завораживала, гипнотизировала что ли, что ничего не хотелось делать, не хотелось уходить, а только молча созерцать. Немного отдохнув и придя в себя, Вероника подошла к могиле мужа. С фотографии смотрело то же улыбающееся счастливое лицо, что и с фото дома. Такие милые, родные черты… Смотрю на него и до сих пор не верится, что его больше нет. Чувство одиночества легло на хрупкие женские плечи, давя и сжимая их. Нет сил бороться, жить дальше. Без тебя всё не мило и теряет всякий смысл. Вся та любовь и нежность, что я отдавала тебе каждый день, теперь стала накапливаться и терзать меня изнутри, не находя выхода. Больно мне без тебя, больно. Стройная фигурка вдовы казалась сгорбленной под тяжестью переживаемой потери. Взгляд Вероники упал на могильную землю рядом с крестом. Часть земли в форме круга была немного вдавлена, находилась немного ниже уровня всей остальной земли, как будто на это место поставили что-то круглое и тяжёлое. Осмотревшись, никаких других странных следов рядом с могилой Максима Вероника больше не обнаружила. Что же это могло значить? Решив, что расспросит об этом у других родственников, бывших на похоронах, женщина отправилась домой. *** День прошёл в обычных хлопотах. Необычная усталость ещё несколько раз давала о себе знать. Наступила ночь. Погасив свет, Вероника забралась под одеяло и закрыла глаза. Как же приятен этот момент, когда можно наконец-то отдохнуть, расслабиться. Яркая вспышка за окном привлекла внимание Вероники. Опираясь на руку, она приподнялась на постели и всмотрелась в темноту комнаты. Тьма зашевелилась, приблизилась и приняла очертания мужской фигуры, возвышающейся рядом с кроватью. - Боже, опять! – пронеслось в голове у Вероники. Если вчера приход покойного мужа можно было списать на усталость сознания и стресс после поминок, то теперь… Этому нет никакого рационального объяснения. - Кто ты? – едва пролепетала она, не сводя глаз с этого такого родного и любимого лица, понимая, что этого просто не может быть. - Это я. Максим. – был ответ. Тот же голос, что и у её мужа, только чуть более тихий и хриплый. Какие-то новые нотки и интонации добавились в него. - Мой Максим умер. Кто ты? - Не знаю, как объяснить, но я могу приходить, могу быть здесь, если захочу – отвечал мужчина. Он часто делал паузы в словах, будто ему было тяжело говорить быстро. Присев на край кровати, Максим взял Веронику за руку, с нежностью смотрел на неё. Мысли и эмоции лавиной обрушились на молодую вдову. Глядя на этого пришельца, как две капли воды похожего на её мужа, которого она сама похоронила чуть больше месяца назад, она ощущала иррациональное чувство радости. Как

Строка прозы будто ничего и не случилось, муж словно вернулся из командировки. Но в то же время это и страх, животный страх, мёртвой хваткой схвативший за душу, липким холодом сковывающий всё её существо – мёртвые не оживают, не возвращаются домой, как ни в чём не бывало. Не зная, как поступить. Вероника просто смотрела на него, ждала, что будет дальше. Максим держал её за руку, медленно ласкал пальцами тыльную сторону ладони. Женщина начала расслабляться, словно эта незатейливая ласка действовала на неё, как гипноз. Страх начал потихоньку проходить. Она смотрела на него и видела теперь просто мужа, который снова был рядом с ней, заполняя в душе ту пустоту, образовавшуюся с его смертью. - Что ты помнишь последнее? – она первая нарушила молчание. - Я лёг спать. – начал рассказывать Максим. – Потом смутно как-то всё, урывками – плач, крики, лица людей в чёрных одеждах, которые склонялись надо мной и целовали в лоб. Потом темнота. Потом начали приходить воспоминания прошлого: детство, родители, институт, наше с тобой знакомство, свадьба, семейная жизнь. Воспоминания мелькали картинками, как старые фото, а вот эмоции сильно обострились. Вероника слушала, и тепло доверия разливалось в душе, на смену сковывающему её страху пришло былое чувство любви и нежности. Ещё столько вопросов у неё было к нему. Разговор длился несколько часов. Скорбные складки в уголках губ вдовы распрямились, уступив место радостной, нежной улыбке. Какое же это счастье, что он рядом! Ещё недавно я бы отдала всё на свете, чтобы хоть минуточку побыть рядом с ним, заглянуть в эти любимые глаза, прижаться лицом к его колючей щеке. И вот он здесь… Чудо ли это, Божья милость или происки самого дьявола – уже не важно. Начало светать. - Пора уходить. – прошептал Максим. Подойдя к окну… он вдруг исчез. За окном вновь полыхнуло что-то яркое. Вероника подошла к окну, чтобы посмотреть, что же это было, но ничего не увидела. В предрассветных сумерках летел над городом в сторону кладбища большой огненный шар. Тянулся за ним хвост из мелких искорок. Зависнув над могилой, шар исчез. *** День сменяла ночь. Визиты умершего мужа к вдове продолжались. Теперь Вероника не боялась этих встреч, а наоборот, очень ждала их. Общение супругов стало таким же, как и раньше, с той лишь разницей, что с рассветом муж исчезал. Коллеги по работе, друзья и родственники заметили изменения в настроении Вероники – тихой радостью и счастьем светилось её лицо, но причин она никому не объясняла, боясь, что её примут за сумасшедшую. Были и другие изменения, которые не остались незамеченными окружением вдовы. Это её усталость, круги под глазами, изможденный вид и упадок сил. Несколько раз Вероника засыпала на работе, а однажды в магазине упала в обморок. Посещение врача ничего не дало. Врач прописал витамины и посоветовал больше отдыхать. Но силы продолжали покидать Веронику, жизнь как будто уходила, вытекала из неё. Подспудно Вероника понимала, что ухудшение её состояния связано с визитами её почившего любимого супруга, но у неё не было ни желания, ни душевных сил прекратить это общение. Однажды перед рассветом Вероника спросила у Максима: - А ты можешь не уходить?

- Нет. Так надо. Не бойся, теперь я всегда буду рядом. – ответил супруг прежде, чем снова исчезнуть. *** Веронику нашли мёртвой через несколько дней, забившие тревогу родственники. Она лежала в постели, положив руки поверх одеяла. Голова её была повёрнута в сторону окна, а на губах застыла счастливая улыбка.

Волшебство Шатерова Марина Зима! Самое чистое и волшебное время года. Тихо кругом. Белый пушистый снежок укрыл землю. Стеклянной лентой извивается река. Крутые берега холмами возвышаются над твердью её поверхности, белоснежными простынями полей бегут вдоль, а в поперечине недалеко упираются в лес. Лес! Густой, древний, смешанный. Голые ветки лиственных деревьев покрыты тончайшим инеем, словно сахаром очень мелкого помола, сверкают кристалликами в лучах солнца, будто и нет древесины под ними – сами деревья имеют ветви из чистого сахара. Огромные ели раскинули в стороны свои пышные ветви, увенчанные снежными шапками. Переместимся вглубь зимнего леса, на опушке увидим небольшой деревянный домик, в окнах которого горит свет. Белые вышитые занавесочки, мягкие игрушки в кресле и на кровати, персикового цвета одеяло, нежной травяной зелени ковёр, клубок ниток с воткнутыми в него спицами – весь этот уют выдаёт проживающую в домике молодую девушку. Среднего роста фигура её была безупречно сложена. Округлость женских форм вызывала в душе ощущение тепла и уюта, какие могут вызывать любимая женщина и мать твоих детей. Тёмные волосы обрамляли нежное лицо, ниспадая до плеч. Пухлые губы и большие бездонные глаза навсегда запечатляли её лицо в памяти смотрящего. Девушка наводила порядок в доме – протирала пыль, подметала пол. В духовке уже пеклись пирожки, которые она начала готовить утром. Ей нравилось создавать уют, дотрагиваться до милых сердцу вещей, переставлять их на новые места, меняя привычную обстановку на что-то новенькое, непривычное. — И всё-таки чего-то не хватает, — думает она, протирая пыль с подоконника. — Цветов! Как жаль, что сейчас зима, слишком холодно и мало света, чтобы что-то вырастить. Девушка подошла к шкафу, выдвинула один из ящиков и достала коробку с семенами. Сев на ковёр, скрестила ноги по-турецки, начала перебирать пакетики с семенами, рассматривая цветные картинки с изображением цветов. Зацепился взгляд за изображение красивого трубчатого белого цветка. — Вот бы такой был у меня сейчас, неплохо бы создал уют в домике, — подумалось девушке. Зазвенел будильник, напоминая о стоящих в духовке пирожках. Достав противень из духовки, девушка залюбовалась румяными боками пирожков, блаженно прикрыв глаза, вдохнула этот бесподобный аромат свежеиспечённой сдобы. Этот запах перенёс её мысли в далёкое детство, когда такие пирожки пекла бабушка, ныне, к большой печали, покойная. Много интересных вещей поведала она внучке об окружающем мире, о взаимодействии энергий, использовании стихий, сил природы на пользу человеку. Но переезд в город, учёба и работа как-то

Строка прозы отдалили девушку от корней, заставили забыть о тех волшебных уроках, что давала ей бабушка. Только недавно, с полгода назад, решила она вернуться к своим истокам, ближе к природе. Здесь же, в родных стенах, беспрепятственным потоком хлынули воспоминания о детстве, о времени, проведённым с бабушкой – доброй колдуньей. И захотелось сейчас, этим зимним холодным днём, волшебства, настоящего чуда, которое было бы невозможно для других людей. Девушка тепло оделась, взяла тот самый пакетик с семенами трубчатых белых цветов, горшочек и заострённую садовую лопатку. Вышла из домика на середину поляны, открыла пакетик с семенами и высыпала их себе на ладонь, прикрыла её другой ладонью, и присела на корточки, держа руки чуть выше снежного покрова. Полились мелодичным речитативом волшебные заклинания на латыни: Dat vitam omnium animantium parens natura elevare de somno exspirare vivificum vim seminum, animam meam in manu calefacere et illuminare. Между ладоней девушки засиял яркий свет, снег над тем местом, где она склонилась, начал таять, оголяя землю. Земля растаяла, прогрелась, взошли на ней тоненькие стебельки травы. Выкопав лопаткой ямку, девушка аккуратно высыпала в неё семена и засыпала сверху землёй. Держа ладони над местом посадки, стала наблюдать. Спустя несколько минут на поверхности земли появились ростки, они быстро возвышались над землёй, молодые листочки показались из почек, раскручивались, распрямлялись, быстро достигая зрелых размеров. Когда растения полностью сформировались в небольших размеров кустики c ворсистыми стеблями и резной жилистой листвой, то из верхних пазух начали появляться вытянутой формы бутоны. Когда цветы так же быстро распустились, как и выросли, девушка ахнула: — Получилось!!! Перед ней были те самые трубчатые цветы с резными краями, какие были изображены на пакетике с семенами. Девушка садовой лопаткой аккуратно извлекла цветы из земли и пересадила их в горшок, унесла в домик, где поставила на стол в большой комнате. День клонился к своему завершению, перетекая в уютный зимний вечер. Девушка растопила камин в большой комнате, поставила на кухне чайник, переложила пирожки с противня на плетёную тарелочку, устланную белой кружевной салфеткой, поставила на круглый стол в большой комнате. Стук в дверь заставил сердце биться чаще. На пороге появился среднего роста светловолосый стройный мужчина. На нём была одета зелёного защитного цвета куртка и такие же штаны с множеством карманов на застёжках-липучках, за спиной виднелось ружьё. Местный егерь искал любой повод наведаться в избушку с тех пор, как в ней поселилась девушка. При взгляде на неё глаза его засветились теплом, заиграли в них искорки любования и очарованности. Улыбка на чувственных губах завораживающе сочеталась с его стильной бородкой и мужественным подбородком. У девушки перехватило дыхание, но засвистевший на кухне чайник дал ей опомниться. Пригласив гостя в большую комнату, девушка достала из серванта две перламутровые чашечки с розами, принесла из кухни чай. Румяные пирожки были им угощением. Неожиданным для егеря было появление на столе цветущих цветов в горшке, если ещё 3 дня назад их не было. Уютно потрескивали дрова в камине, неспешно лился разговор, согревали ладони чашки с чаем, а за окошком падали большие пушисты хлопья снега.

Память Шатерова Марина Удивительная вещь – память! Самые далёкие события, казалось бы, давным -давно забытые, похороненные под тяжестью лет, вдруг всплывают в памяти, извлекаются из её недр. Вот мне пять лет. Лето! Я несусь на самокате по улице, изо всех сил отталкиваюсь ногой от асфальта, наслаждаюсь скоростью и ветром, что треплет мои волосы. Сколько эмоций в этом воспоминании, сколько радости и счастья. Сменилась картинка, как будто кто-то нажал кнопку на диапроекторе и на экране появился новый слайд с другой картинкой из моего прошлого. Школа. Я понуро иду из школы, портфель цепляется за ноги, которые так нехотя несут меня домой. Опять эта математика с её умножением и делением, нет никакого сладу с ней, а в этой школе ещё учиться и учиться. Тоска и безысходность, испытанные тогда, сейчас сменяются умилением и ностальгическими чувствами. Белая вспышка перед глазами и снова новый сюжет из прошлого. Мне десять лет. Это мой день рожденья. Родители устроили для меня праздник, в гости пришли мои друзья со двора и несколько одноклассников. Мы сидим за столом и я, загадав желание, задуваю свечки на красивом торте, украшенном красным автомобилем из крема. Столько детского восторга было в этом моменте, что я невольно улыбаюсь. Картинка сменилась. Опять школа, но уже более интересное время – девятый класс и я влюбился в молодую учительницу музыки. Эти ветки сирени, которые я рвал на школьном дворе и ставил в вазу на крышке школьного пианино. Одноклассники хихикали за моей спиной, но не сдали меня учительнице, а я сам стеснялся признаться в своих чувствах. Как будто солнце зашло за облако, стало пасмурно, и новый сюжет достала память из моего сознания. Умерла моя собака, лучший друг, с которым я вместе рос и взрослел, овчарка по кличке Рич. Как старый кинопроектор выводит на белый экран хронику давно минувших лет, на плёнке с её царапинками и местами стыков плёнки, так и сейчас вспоминаю его щенком, таким милым и потешным, потом взрослым, могучим и красивым псом, и в последний год его жизни – старым и болеющим. Не проходит душевная боль по утрате, но остаётся только руками развести перед этим неумолимым ходом жизни, который мы не в силах изменить. Пока… И снова память достала новый файл из закромов мозга и распаковала его. Я сижу на занятиях в институте. Чудесное время! К доске выходит стройная высокая девушка с чёрными волосами до середины спины и в неизменно белой одежде, берёт в руки мел, пишет на доске формулы, рисует графики. Любуюсь ею, и в душе расцветает, раскрывает свои мощные крылья, это чудесное, самое лучшее чувство на земле – Любовь. Пройдёт немного времени, мы окончим ВУЗ и обязательно поженимся. Я молод. Совсем немного лет прожито и воспоминаний, хоть и очень разных, ещё не очень много. Жизнь распахивает передо мной свои двери, спускается со ступенек ковровой дорожкой, а затем уже извилистой тропинкой с развилками и указателями убегает в лес, через поля, горы и реки. И теперь только от меня, моего характера ума и людей, находящихся рядом со мной, зависит то, насколько моя жизнь будет успешной, интересной, а главное – правильной и достойной.

Строка прозы

Цыпа Елена Тей Цыпа ехала в грузовике и размышляла о своём будущем… Ещё сегодня утром все они покинули птицеферму по настоятельному указанию ветврача и хозяина. Всё что смогла понять Цыпа – это то, что их вывезут на продажу и если повезёт, она попадёт к хорошему хозяину. Большие и грубые руки стали запихивать их в тесные клетки. Цыпа осмотрелась и увидела, что с ней в клетке ещё четыре соседки! «Какой кошмар!» Все друг на друга посматривали с негодованием. Минут через пятнадцать грузовик был полон таких клеток. Куры не стесняясь, выражали своё недовольство происходящим. Грузовик ехал долго то и дело, подпрыгивая на многочисленных ухабах. Куры ворчали и возмущались на своём птичьем языке, но поделать уже ничего не могли. Их куриная судьба уже была решена. Ещё там, в грузовике Цыпа заметила, что среди них есть какие-то нездоровые птицы. Она уже не раз наблюдала таких соседок на ферме. Но на ферме их сразу же забирали на лечение, а здесь почему-то они ехали вместе в одном грузовике. Она ничего не могла понять! Однако сейчас это её волновало меньше. Цыпа ехала в грузовике и размышляла о своём будущем. Каким теперь оно будет? Раньше на птицеферме всё было достаточно предсказуемо: она жила по расписанию, и привыкла уже к такой жизни. Кормили их хорошо, правда, в воду что-то добавляли иногда. Единственный минус – Цыпа никогда не была на свежем воздухе, а ей так хотелось. Что же будет теперь? Тем временем грузовик стал замедлять свой ход, а иногда и вовсе делать остановки. «Что же это значит?»- спрашивала себя Цыпа. Она не могла видеть, что шофёр делает остановки по улицам частного сектора в небольшом провинциальном городке. Он останавливал грузовик возле тех домов, где интересовались курами, и предлагал за них интересную цену. Так постепенно курей в кузове становилось всё меньше и меньше. Возле очередного дома рука шофёра схватила клетку, в которой сидела Цыпа. Он открыл клетку и каждую птицу рукой затолкал клиенту в мешок. В мешке было темно и страшно, но что-то подсказывало Цыпе, что это не надолго. Хозяин принёс курей в курятник и вытряхнул их из мешка. И тут впервые в своей жизни Цыпа ощутила тот самый запах свободы. Это был свежий воздух. Он казался ей таким приятным и даже вкусным! А ещё глаза резал непривычный дневной свет. Цыпа подняла свою рыжую голову вверх и увидела, что над курятником нависает большое абрикосовое дерево, а сквозь его ветки и листья проглядывает такое же рыжее, как и она сама солнце. Ей на миг показалось, что солнце подмигнуло ей своим лучиком в знак того, что всё сложится хорошо. Её мечтания прервал приход хозяйки. Она пришла осмотреть новых кур на предмет возможных недомоганий. В результате осмотра было решено, что одна курица сразу пойдёт под топор, так как было видно, что она очень слабая и худая. Всех остальных решили понаблюдать и отпустили в курятник. Для профилактики остальным курам хозяева дали необходимые витамины и лекарства. Цыпа никогда не жила в обычном курятнике и никогда его не видела. Её, конечно, радовала такая перемена в жизни. Но как только она об этом подумала в очередной раз, кто-то больно щипнул её своим клювом прямо в шею. Она обернулась, но не заметила свою обидчицу. Цыпа хотела пойти поклевать зерно из кормушки, но куры-старожилы не давали новичкам подойти туда. Они постоянно норовили клюнуть её в шею и вырвать клок перьев. Ей приходилось подбирать зёрнышки, которые

старожилы случайно роняли на землю. Цыпе приходилось прятать свою голову под поилкой, которая была сделана в форме трубы. В редкие моменты она со своей подругой выбегала из своего укрытия поклевать зёрна и попить воды, если её соплеменники отвлекались на что-нибудь. Иногда ей помогали хозяева. Но Цыпа была гордая по своей натуре. Она не всегда принимала помощь хозяев. С каждым днём отношения между курами в курятнике усугублялись, и всё больше и больше перьев теряла Цыпа со своей шеи, головы и боков. Всё это было похоже на какой-то общий заговор. Так сложилось, что даже её знакомые по птицеферме стали её клевать тоже. У неё осталась только одна подруга. Петух не хотел вмешиваться в куриные склоки. Она была в отчаянии, но не сдавалась. Поголодав пару дней, она всё же решила любой ценой выбираться к кормушке, когда там никого нет. И стратегия сработала! Точно так же она подходила к поилке. Но это не решало её главной проблемы. И тут вдруг она стала замечать, что петух стал проявлять к ней симпатию. Конечно, с ней это случилось впервые, ведь на птицеферме петухов нет. Он был большой и красивый. Цыпе так хотелось спрятаться от всех обидчиц за ним. Но встречи с петухом были такими кратковременными, а ходить всё время рядом с ним она тоже не могла. Он должен был уделять внимание всем курам. Такой порядок. И всё же постепенно обидчицы смягчились, увидев, что петух проявил симпатию к Цыпе. А однажды она по лесенке взобралась наверх курятника туда, откуда обычно петух кукарекает, и стала на своём курином языке речь произносить. Все куры и петух, замерев внизу, стояли и слушали её, как на собрании. Было похоже на то, что она им высказала всё, что думала о них. После этого градус отношений в курятнике упал и вовсе. Теперь каждое утро Цыпа выходит из курятника в вольер, чтобы прогуляться. Она поднимает свою рыжую голову вверх и видит там солнце, которое, как и в первый её день в этом курятнике, подмигивает ей своим лучиком. Цыпа подмигивает солнцу в ответ и на своём курином языке говорит: «У меня всё действительно хорошо!»

Встречаемся в параллельном мире Галина Дейнега «О, как на склоне наших лет Нежней мы любим и суеверней»... (Фёдор Тютчев, «Последняя любовь».) Квартал, ряд, место. Последний адрес... На похоронах Андрея Анна присутствовать не могла. Его хоронила семья. Семейная жизнь и их отношения протекали как бы в разных мирах и эти миры не пересекались на протяжении многих лет. Спустя несколько дней после его похорон, Анна с алыми розами (его любимыми цветами) и фигурной свечой (маленьким сувениром из Германии) ищет на кладбище нужную ей табличку. Вдруг, словно её окликнули: — Аннушка! Оглянулась. Его табличка выше всех. Слёзы душат... Женщина запалила поставленную в баночку свечу. Огонёк вспыхнул и встал, ровно подрагивая, готовый нести вахту памяти. Сменяя друг друга, словно в калей-

Строка прозы доскопе, в воспоминаниях Анны пролетели картины быстротечной жизни. Всё от и до вспомнилось ей как торопливо промчавшийся, смутно восстановленный сон, полный беззвучной, но чарующей музыки. Пробежало чувство, промелькнули события, которых она никому не откроет, а они-то и есть самые важные, они-то и дают тайное направление чувствам и поступкам. Догорела свеча. Его свеча. Фиолетовая. «Спасибо за всё»... Анна медленно побрела к выходу. В поникшей голове женщины звучали как зацикленные слова популярной когда-то песни: «Люби, покуда любится, встречай, пока встречается». А вокруг бушевала весна. Небо, южное небо, совершенно чисто — ни одной тучки, солнце щедро дарит свои лучи. В весеннем хороводе всё живое спешит насладиться светом, солнцем. Жизнью. Сколько её, той жизни?.. Длинный тёмный тоннель. В конце тоннеля яркий свет. Анна быстро летит по тоннелю вверх к свету и кричит: — Андре-ее-ей! Открывает глаза. Операционный зал... — Ну, слава Богу, — облегчённо вздыхает женщина в маске и в белом халате. — Очнулась. Нужна ещё своему Андрею. Сложная операция под общим наркозом прошла успешно. «Я кричала: Андрей?» — удивлена Анна. Забавная штука наше подсознание. Ничего не утаишь. Не скроешь, кто главный в твоей жизни... Это уже воспоминания, а началось всё с туристической поездки в Германию (точнее, тогда ещё в Германскую Демократическую Республику). Погожим сентябрьским утром идёт посадка в поезд. Анна расположилась в купе на нижней полке. Ждёт попутчиков. В дверном проёме... Штирлиц. Высокие скулы, прямой нос, сомкнутые губы с чуть заметной улыбкой, добрые и в то же время грустные глаза. — Можно? — низким, приятным голосом спросил мужчина, удивительно похожий на Вячеслава Тихонова – самого титулованного советского артиста. Анна попыталась ответить и уже открыла рот, но с голосом случилось что-то непонятное, и она лишь молча закивала головой. Что с ней? Потеряла дар речи? Слегка томный, полный усталой нежности взгляд незнакомого мужчины с привлекательными чертами лица проник в неё как-то уж слишком глубоко. По телу пробежала обжигающая волна. Щёки запылали. Сердце громко забилось. Из груди вырвался лёгкий вздох. Состояние, подобное описанному в пушкинских строках: Ты чуть вошёл, Я вмиг узнала, Вся обомлела, запылала И в мыслях молвила: вот он!... Когда Анна была ещё школьницей, на экраны страны вышел фильм «Дело было в Пенькове», охарактеризованный советской критикой как идеологически опасная вещь. Основная мысль фильма выражена в словах песни, сопровождающей события: «Парней так много холостых, а я люблю женатого».Тихонов, сыгравший главную роль в фильме, стал кумиром многих, в том числе и Анны. Позже он покорит зрителей в других ролях, а особенно в роли Штирлица (советского разведчика майора Исаева), изобразив аристократизм души, в многосерийном телевизионном фильме «Семнадцать мгновений весны». — Будем знакомиться, — переступив порог мужчина представился: — Андрей. — Анна, — медленно произнесла женщина, выходя из оцепенения. — У вас красивое имя. Аннушка... Можно я вас так буду называть?

— Можно, — улыбнулась женщина, отметив про себя, что так ласково её ещё никто не называл. Вскоре в их купе расположились ещё двое пассажиров, и поезд отправился в манящую даль. Андрей приметил Анну ещё накануне поездки. С группой проводили инструктаж, объясняли, как себя вести за границей Советского Союза. Анна, занятая, как обычно, семейными делами, на собрание немного опоздала. Влетев в зал, она села на свободное место в первом ряду. Лектор, проводя нужную партийную линию, обволакивал всех словами и как-бы таял в своём торжестве, объясняя, в какой обуви ехать в Германию (босоножки без задника исключались!), что надевать, что не надевать, о чём можно спрашивать немцев, о чём нельзя, как отвечать на вопросы о политике, о религии. Особое внимание уделял моральному облику советского туриста. Приводил примеры аморальных поступков, за которые могут исключить из Коммунистической партии с публичным скандалом. К таким относилось и посещение сексшопов. Что это такое, в то время было непонятно. Лекция затянулась на долгих три часа. По её окончании Анна, даже не окинув взглядом сидящую в зале группу, с которой ей предстояло двухнедельное путешествие, поспешила домой (время семейного обеда). Позже Андрей признается: — Ты влетела в зал как фея. Красивая. В голубом платье. Как-то сразу взволновала меня. А потом исчезла. Я не успел даже подойти к тебе поближе. Туристическую путёвку в Германию в то время получить было сложно. Их распределяли по предприятиям и выдавали передовикам производства. Большая очередь была и среди передовиков. Анне удалось получить её только на третье заявление. Два раза отказали и Андрею. И теперь они вместе в одном купе едут в Германию. Какая она, Германия? Отец Андрея погиб при взятии Берлина. Мать осталась вдовой с тремя малыми детьми. Жили в селе на Украине. Война закончилась, а её следы остались. Спустя пять лет после изгнания немцев с оккупированной ими территории младший ребёнок подорвался на немецкой мине. От горя у матери произошёл нервный срыв. Четырнадцатилетний Андрей стал главой семьи. Чтобы содержать больную мать и восьмилетнюю сестру вынужден был идти работать в колхоз. А он так мечтал стать переводчиком! Учёба давалась ему легко. Пятёрки получал и по украинскому языку, и по русскому, и по немецкому. Дневную школу пришлось сменить на вечернюю. Да и какая учёба после тяжёлого трудового дня в колхозе? В восемнадцать лет Андрея призвали служить на флот. Окончил школу водолазов и прошёл срочную службу. Участвовал в обеспечении боевой подготовки кораблей флота, в ликвидации аварийных случаев. Повидал подводный мир, а он таил в себе смертельную опасность войны. Тщательно метр за метром водолазы обследовали илистое дно в поисках смертоносного груза и обнаруживали немецкие донные боевые и магнитно-акустические мины, химические авиабомбы, начинённые ипритом, извлекали снаряды из затопленных барж и эту «ржавую смерть» поднимали со дна. Водолаз, как и минёр, ошибается только однажды, и эта профессиональная тщательность закрепилась у Андрея на всю жизнь. После службы работал на судоремонтном заводе во вредном цехе. Женился. Родились два сына. Строил квартиру по методу «народной стройки»: одну смену отрабатывал на заводе, другую — на строительстве многоэтажного дома с правом получения в нём двухкомнатной квартиры. Здоровье подорвал. Работать во вредном цехе врачи запретили. Пришлось переучиваться. Стал механиком. В память о погибшем отце стремился съездить в Германию, возложить цветы на братскую могилу советских воинов в Трептов-парке Берлина. Самостоятельно освоил немецкий язык; добился туристической путёвки. Анна родилась в начале войны. Постоянные бомбёжки, взрывы отложили

Строка прозы глубокий след в её подсознании, укрепив ужас пережитого. Замуж вышла в восемнадцать лет за человека старше её и довольно крутого нрава. (Эта подробность имеет безусловное значение!). Родила сына и дочь. Окончив технический вуз, стала работать в конструкторском бюро. Поднялась по карьерной лестнице до должности ведущего специалиста. На жизнь не жаловалась. Считала, что всё у неё складывалось удачно. Стремилась посмотреть современную дружескую Германию, надеясь избавиться от страха, возникающего при слове «немцы». Дети подросли, и теперь она могла позволить себе туристическую поездку. Андрей и Анна сразу потянулись друг к другу. Вместе им было приятно, легко, интересно и весело. Она принадлежала к числу немногих людей, общество которых приподнимает. При открытом и ровном характере её образованность естественно сливалась с природным умом и не поражала неприятной нарочитостью козыряния. Андрей, не получивший высшего образования, оказался человеком начитанным, с аналитическим умом и лёгкой иронией в речи, а хорошее знание немецкого языка позволило ему выступать в роли личного переводчика Анны, знаний которой, полученных по обязательной программе школьного, затем вузовского курса, оказалось недостаточно для общения с немцами. Анна не подавала Андрею никакого повода для более близких отношений, но каждый раз при встрече с ним в душе её разгоралось то самое оживление, которое нашло на неё в вагоне, когда она в первый раз увидела его. Она чувствовала, что при виде Андрея радость светилась в её глазах, а губы растягивались в улыбку, и она не могла затушить выражение этой радости. Он был счастлив видеть её и хотел теперь быть только лучше, чем был прежде. Они ходили парой, а руководитель группы (представитель Горкома компартии, поставленный следить за моральным обликом туристов) постоянно грозил им пальцем, приговаривая: — Смотрите у меня. А то каждому сообщу и в семью, и на работу. Предупреждение казалось лишним. Оба морально устойчивы, у каждого хорошая семья, публичных скандалов им не нужно. А обстоятельства располагали к интиму. В гостиницах туристов селили в одноместные номера. По всем каналам телевидения круглосуточно шли эротические передачи. В кинотеатрах показывали фильмы с откровенными сценами секса, которые в СССР вырезались заботливой цензурой. Германия им не понравилась. — Schneller, Schneller — быстрее, быстрее, — торопит гид, передвигаясь семимильными шагами в босоножках без задника (почему-то запрещённых советским туристам), а группа отстаёт от неё почти на квартал. Хвалёные немецкие чистота и порядок достигаются за счёт доносов и штрафов. Немецкая точность порой казалась бесчеловечной. Всюду на улицах часы. Если экскурсионный автобус отходит от гостиницы ровно в восемь утра, то водитель, несмотря на просьбы бегущих к автобусу туристов, не будет ждать и минуту. Nain! — Нет! И всё тут... Быстро приелась и однообразная еда. На фоне немецкой речи с преобладанием тихой гласной «е», речь русских туристов со звонкой «а» казалась неприлично громкой. В воздухе — запах угольной гари. Хотелось скорее вернуться домой, вдохнуть свежий морской воздух родного города. Приключилась с Анной и забавная история. Группу привезли в небольшой городок, где сохранились улочки двенадцатого века. Туристы свернули в проулок, а Анна засмотрелась на старинную башню, отстала от группы и оказалась на городской площади одна. Что делать? Куда идти? Не успела Анна принять решение, как на башне зазвонили часы. Наступил полдень. Под звон башенных часов на балкон башни вышли ряженые музыканты. Они расположились полукругом. Настроили инструменты. Полились звуки чарую-

щей музыки. Анна заслушалась. Может, это и есть «Мелодии небесных откровений» композитора Хильдегарды Бингенской, монахини XII века, которая сочиняла гимны и музыку к ним? О ней рассказывала гид в автобусе при подъезде к этому городу. Из проулка на пустынную площадь вышла группа монашек в длинных чёрных одеяниях и шляпах с огромными белыми полями. Когда же они направились в сторону Анны, ничем не объяснимый ужас пробежал по корням её волос. Она невольно отпрянула, инстинктивно вжалась в шершавую стену старого дома, пропуская колонну с сухими монашескими лицами. Вдруг с необыкновенной ясностью Анна осознала, что машина времени существует, и она-то переместила её из двадцатого века в двенадцатый! Анна стояла на площади XII века, беспомощно чувствуя, как, затемняя мысли, её сковывает страх, что теперь она так и останется в этом далёком прошлом. Да ещё и на чужбине. Никогда больше не увидит свою семью, своих друзей... Подобный страх провала во времени она уже испытывала однажды. Как-то в выходной день семья Анны совершала прогулку в окрестностях города. Поднялись на холм, и перед ними открылась страшная панорама. Со всех сторон двигались немецкие танки, мотопехота... Ужас охватил Анну. Пробудилось спрятанное в подсознании ощущение пережитой войны. Она снова оказалась в том страшном военном времени. Схватив на руки пятилетнюю дочь, в панике закричала: «Немцы!» Тогда муж успокоил её: — Глупышка. Это же кино снимают. Смотри. Вон аппаратура. Сейчас на этой древней площади Анна была единственная из двадцатого века. Успокоить её было некому. Она закрыла глаза, чтобы не видеть окружающий её ужас, прижала руки к груди и взмолилась: «Господи! Верни меня в моё время!» Почувствовав, что кто-то взял её за локоть, Анна вздрогнула. Открыла глаза. Незнакомый мужчина спросил на немецком языке: — Frau, was ist los? (Женщина, что случилось?) Её знаний немецкого языка было достаточно, чтобы понять вопрос, но ей было не до ответа. Следовало убедиться, что мужчина этот ей не померещился, и определить, из какого он времени. Анна снова закрыла глаза, затем открыла их и стала щупать взглядом мужчину, ожидающего ответ. Тот не выдержал затянувшейся паузы и спросил уже на русском языке (благо в Восточной Германии в школах изучали русский язык!): — Женщина, да что с вами? Джинсы... Майка... Современник! Точно современник! В XII веке джинсы и майки с изображением Мадонны, конечно же, не носили! Благодарная мужчине за его своевременное появление, собрав свои знания немецкого языка, Анна ответила ему по-немецки: — Alles ist gut! (Всё хорошо!) — А через минуту радостно добавила:— Jetzt ist alles sehr gut! (Теперь всё очень хорошо!) — это туристы из её группы показались в ближайшем проулке. В Берлине их группу поселили в гостинице «Медведица» («Berolina»), на улице с красивым названием «Под липами» («Unter den Linden» ). После завтрака состоялась поездка в Трептов-парк (Treptower Park); для Андрея — самое важное мероприятие туристического маршрута. Минуя Бранденбургские ворота (Brandenburger Tor), Берлинскую стену (Berliner Mauer), отделяющую восточную часть Берлина от западной, автобус попадает из Демократической Германии в Федеративную. Туристы внимательно слушают экскурсовода. Здесь, в Трептов-парке воздвигнут не абстрактный монумент советскому солдату с девочкой на руках, а памятник сержанту Николаю Масалову, который, рискуя жизнью, спас немецкую девочку во время штурма Берлина в апреле 1945 го-

Строка прозы да. Величественный воин стоит с опущенным мечом, что символизирует конец бессмысленной бойне, искалечившей судьбы миллионов людей. Перед бронзовым солдатом — мемориальное поле с братскими могилами — место захоронения более пяти тысяч советских солдат. В эту почётную аллею перенесены останки воинов, временно захороненных на разных городских кладбищах. Мемориальному комплексу гарантирован вечный статус, закреплённый в отдельной статье договора между Германией и державами-победительницами во Второй мировой войне. (Немецкие власти обязаны финансировать содержание мемориала, обеспечивать целостность и сохранность). Возложив на братскую могилу цветы, Андрей ещё долго стоял склонив голову и мысленно отчитывался перед отцом за прожитую без него жизнь, а по его смуглым обветренным щекам катилась скупые мужские слезы... После обеда Андрей и Анна отправились бродить по прилегающему к гостинице парку. Ласково светит сентябрьское солнце. Величественные раскидистые липы красуются в ярком осеннем наряде. Их облик спокойно-домашний. Шелковистые жёлтые листья, медленно кружа, падают на землю, усыпая её мягким ковром. Андрей шутит, а Анна тихонько смеётся и этот смех, подобный игре листьев среди неярких солнечных лучей, освещает её всю. — Погода, как по заказу, — замечает Андрей и неожиданно для Анны выдаёт стихи: Весь день, как летом, солнце греет, Деревья блещут пестротой, И воздух ласковой волной Их пышность ветхую лелеет... — Тютчев! Фёдор Тютчев! — восклицает Анна, узнав автора строк. — Большой мастер пейзажа в стихах. Я тоже люблю Тютчева. Его проникновенным строка не суждено умереть! Всё привольней, всё приветней Умаляющийся день, — И согрета негой летней Вечеров осенних тень... Андрей ловит падающий жёлтый липовый листочек и, положив его на ладонь, преподносит Анне, глядя на неё смеющимися глазами. — Сердечко. На память. — Спасибо, — Анна благодарно улыбается, закладывает сердцевидный зубчатый листок в свой путевой блокнот, где он сохранится на долгие годы. Наши герои, гуляя по парку, наслаждаются дивным хрустальным днём первоначальной осени, полным светлой задумчивости, неяркого сияния солнца и тишины. И вдруг тишину порвала... русская песня. Грянул оркестр! Мощный голос с протяжкой звонких гласных вывел: Ка-а-а-а-линка, ка-а-а-алинка, калинка моя, В саду ягода малинка, малинка моя... Откуда в Берлине разухабистая «Калинка»? Побежали навстречу звукам. На парковой эстраде выступал Ансамбль песни и пляски Советской Армии, гастролирующий в Германии. Зрителей собралось много. Они дружно аплодировали, одобрительно кричали. Песни, пляски сменяли друг друга. От налетевшего ветерка вековые липы зашумели ветвями, словно и они приветствовали советских артистов, а падающие жёлтые листья закружились под музыку подобно праздничным конфетти... Андрей и Анна ощущали переполняющую их гордость за свою Родину, за

свои песни. Они чувствовали себя счастливыми, что живут в огромной замечательной стране с кратким названием СССР. Патриотизм был у них в крови. Прощальный вечер дружбы советских и немецких трудящихся состоялся на парафиновом комбинате. Надеясь на прощание потанцевать на вечере с Андреем, Анна надела зелёное бархатное платье; в тон платью — купленные в Лейпциге туфли на высокой шпильке, которые оказались как раз в пору и веселили ножки. Андрей выглядел импозантно в чёрном костюме и белоснежной рубашке с галстуком, приобретёнными в Германии по выбору Анны. Красиво сервированы столы, торжественные речи. Общение. Обмен адресами, сувенирами. Анна нашла себе здесь друзей и долгое время (вплоть до падения Берлинской стены и распада СССР) переписывалась с немецкой семьёй. Хозяева подарили гостям изделия, выполненные из парафина; группе — картину с изображением немецкого пейзажа, а каждому — фигурную свечу. Анне досталась голубая свеча, Андрею — фиолетовая. После торжественной части начались танцы. Андрей танцевал со многими женщинами, но ни разу не пригласил на танец Анну. «Почему?» — недоумевала она. Ждала и надеялась. Никогда Анна не делала первого шага, совершенно уверенная, что его должен сделать мужчина. А тот шаг так и не сделал. По овладевшей ею грусти она ясно поняла, что его особое внимание к ней и составляло весь интерес её поездки в Германию. Возвращаясь с Андреем после завершения вечера в гостиницу, Анна, как бы между прочим, спросила: — Почему ты не танцевал со мной? И тихонько на ушко он признался: — Боялся, что брюки не смогут скрыть, как я к тебе отношусь. При слабом уличном освещении он не увидел вспыхнувшие щёки Анны, имеющей способность краснеть; такого откровения она не ожидала... Прощай, Германия! Колёса отстукивают километры. За окном уже знакомый российский пейзаж. После ухоженной Германии как-то особенно коробит от неухоженных дорог, от мусора. Почему так?.. Всё ближе и ближе к родному дому. Пассажиров в вагоне становится всё меньше и меньше. Наконец наши герои остаются в купе вдвоём. Они сидят рядом на нижней полке. Андрей берёт тёплую руку Анны, целует в кисть, затем смотрит на Анну. Чистый правильный лоб, мягкий профиль, русые волосы, нежный рот и всё нежное. От её статной шеи, груди разит чувственностью, и Андрей, обнимая за плечи, осторожно привлекает женщину к себе. Его действия подобны пробным оркестровым аккордам, но музыка в этот раз не прозвучит... Женская мудрость удерживает Анну от ответного выпада. Да, ей нравится этот мужчина: он понимает её, надёжно укрыл бы в своих объятиях и со всей силой его страстной натуры прильнул бы к её устам долгим нескончаемым поцелуем... Уже прикасания доставляют удовольствие. Даже одна мысль... Как тут избежать греха?.. «Et ne nos inducas in tentationem!» — «И не введи нас в искушение!» Анна осторожно снимает со своего плеча руку Андрея и решительно встаёт со словами: — Предлагаю обменяться свечами. Будет память и о Германии, и друг о друге. Обменялись сувенирами. Ни адресами, ни телефонами они не обменивались. В своих отношениях они должны поставить точку! На перроне каждого из них ожидает его семья. Поезд приближается к перрону. — Пора прощаться. — Auf Widerseen? — Андрей вопросительно смотрит на женщину.

Строка прозы — Нет. «До новых встреч» нам не подходит. Вернее: «Lebe wohl! Adieu!» — Всего хорошего! Прощай! — Прощай!.. Это слова, а их души слились в долгом томном взгляде и потянули друг к другу тела. Прощальное объятие... Долгий, длительный прощальный поцелуй... Спустя неделю после возвращения из Германии в погожий воскресный день туристы собрались в вестибюле гостиницы для получения групповых снимков. Встретились здесь и Анна с Андреем. Его доброе лицо сияло удовольствием встречи. Она же совсем по-детски прятала смущённую улыбку (ах, этот прощальный поцелуй!) и как будто делала усилие над собой, чтобы не выказывать признаков радости, но они сами собой выступали на её лице. Получив фотографии, вышли из гостиницы. — Куда хочешь пойти? — осторожно поинтересовался Андрей. — Домой, — прозаично ответила Анна с виноватой и в то же время доверчивой улыбкой, но глаза её говорили совсем иное. Они прошли на остановку. Подошёл троллейбус. Попрощались, пожав друг другу руку. Анна вошла в салон, а Андрей остался на остановке. Стоят, глядя в глаза друг другу, замерев от необъятности желания, которое каждый читал во взгляде другого. — Осторожно, двери закрываются, — предупреждает водитель. И вдруг, сделав решительный жест рукой, Андрей вскакивает в салон троллейбуса. Он вмиг почувствовал: так надо! Это было странное, почти бездумное подчинение какому-то тайному наставнику, скрытому глубоко внутри, кому он должен был беспрекословно подчиниться. «Отчаянный поступок, — отмечает Анна. — Такой осторожный, сдержанный...». Шёпот на ухо перебивает её мысли: — Я не могу тебя потерять... Я слишком долго тебя ждал. Она хочет выразить своё отношение к происходящему, но что-то удержавает слова, готовые сорваться с её уст. Проехали остановку, на которой надо бы выйти Анне. Вышли на остановке «Пляж» и отправились к морю. Оба высокие, статные. Её крашеные густые русые волосы уложены в аккуратную причёску. Зачёсанные назад тёмные волосы Андрея подёрнуты на висках лёгкой сединой. В нём всё было просто и изящно. Его черты лица, фигура и все движения, отличающиеся достоинством, которые скорее отражали врождённое внутреннее спокойствие, чем усилие характера, возбуждали в Анне особое волнение. Выражение почтительного восхищения ею в лице Андрея и в его глазах так действовало на Анну, что её охватывало чувство радостной гордости и на её лице сияло оживление. Она смеялась и говорила, говорила, лёгкий ветерок играл складками плиссированной юбки, а кружево волана на её маленькой чувственной груди трепетало, как бабочка. Вид был до того шикарный, что Андрей не мог оторвать глаз. На безлюдном пляже (октябрь!) они чувствовали себя на краю земли, созерцающими бескрайнее пространство — эту чарующую душу загадку природы. Их окутывал влажно-тёплый береговой воздух. Широкий горизонт моря пустынен, небо над ним безоблачно. Как красивы это безукоризненно голубое небо и синяя, беспредельная гладь моря! — Бабье лето, — заметила Анна, — и, вдруг став серьёзной, добавила: — Опасное время года. Как там у Высоцкого? Это омут, это омут Бабье лето, бабье лето... Опасное не только время года, но и их возраст. Анне сорок пять. Это сорок лет — бабий век, а сорок пять — время второй молодости. Андрей немного старше.

Ему пятьдесят. А тут уж бытует старая истина: у мужчин до пятидесяти лет лишь подготовка к жизни, а настоящая жизнь после пятидесяти только и начинается! Эта прогулка сблизила их, и Андрей решился: — Аннушка! Я не могу жить без тебя... Ты мне снишься... Ты мне нужна. Необходима! Как Антею Земля... Я буду ждать встречи с тобой... Он говорил плавно, неспешно, с весом и старался внушить, что всё счастье жизни, единственный смысл жизни он находит теперь в том, чтобы видеть и слышать Анну. Слова звучали непоколебимой уверенностью; момент был великолепен... Голубое небо торжественно молчит, волны певуче плещут на песок, Андрей, затаив дыхание ждёт, что скажет Анна. Слова Андрея ввели Анну в экзальтацию — этакое восторженновозбуждённое состояние. Густая краска удовольствия выступила на её лице, когда она услышала занимавшую её мысль, выговоренную словами; была испугана и счастлива этим. Он высказал то самое, что желала её душа, но чего она боялась рассудком. Настоящая минута стала именно той, в которой вдруг, как в фокусе, сосредоточилась вся сущность жизни, всего прожитого, настоящего и будущего. Анна относилась к тем женщинам, у которых терпеливость и открытость, соседствующие со способностью к самоотдаче и даже жертвенностью, делают их и хорошими хозяйками, и преданными женами, и передовиками производства, что благоприятно для окружающих, но изнурительно для них самих. Таким женщинам необходимо спасение! Силы на восстановление жизненной энергии может дать только любящий человек, способный внести живую струю заботой и юмором. Плутовская довольная улыбка вдруг заиграла на губах Анны и она чуть слышно произнесла: «Жди». Загадка мира состоит том, что в каждом человеке сокрыт второй человек, который живёт в нём как двойник, но своей эмоциональной жизнью. Он-то и подсказал Анне решение, а иначе этот второй человек в ней остался бы недоволен, считая, что жизнь проходит мимо и упускается что-то важное и весёлое. Шутя Анна изложила свои условия: — Встречаемся в параллельном мире. Без ущерба семейному укладу. — Согласен, — Андрей улыбнулся, всё поняв и не решаясь даже малейшим проявлением настойчивости поколебать шаткие обстоятельства. Они назначили удобный для встречи день и час. С этого времени, в сущности, и началась история их отношений. Жизнь приобрела свои новые точки отсчёта. И это не случайно, ибо всё, что казалось бы, неожиданно изменяет нашу жизнь, находится в нас самих и ждёт лишь внешнего повода для выражения действием. Предугадать будущее невозможно, сопротивляться бесполезно. Таков промысел судьбы!.. Шестой час пополудни. Рабочий день окончен. Андрей ждёт Анну на остановке. Неторопливо кренится к закату светило. Мягкий солнечный свет омывает строения. Заметив Анну, Андрей бежит, словно летит на крыльях. — Как мальчишка! — порицает Анна. — На тебя могут обратить внимание. — Не могут! Мы в параллельном мире. — Да. И люди, словно библейские воды, расступятся и отведут взоры, — с веселым задором продолжает Анна. — На ушко, — Андрей наклоняется и нежно целует женщину в мочку. — Сумасшедший! Он провожает Анну домой не её обычным маршрутом, а через частный сектор, где улицы пустынны и совсем другой мир. Чем ниже дома, тем больше неба. А оно так красиво в лучах заходящего солнца, подкрашивающего облака в розовый цвет.

Строка прозы Медленно смеркается, предметы теряют обычные очертания, контуры становятся менее чёткими, всё кажется туманным, как на старых желтеющих фотографиях. Волшебное слово — слушай! — звучит из обеих уст, и они могут не только слушать, но слышать, понимать и сочувствовать друг другу. И вот уже сумерки окрашивают в синеватый цвет белокаменные улицы города. Пора прощаться. Расставались с чувством, что не обсудили ещё множество вопросов и конца им не видно... На каждую встречу Андрей приходил с забавным подарком и объявлял очередной повод для праздника. Дождливая погода загоняла их в какое-нибудь малолюдное кафе, где при приглушённом свете и начались настоящие чудеса. Интим располагал к сокровенным, задушевным разговорам. Заказывали кофе или горячий шоколад со взбитыми сливками, да и проговаривали свой час... Как-то Андрей отчитался: — Был у матери в селе. Показывал фотографии поездки в Германию. Заметила тебя. Спросила: «Що це за гарна жiнка?». Да так, говорю, из нашей группы. Она ещё до-о-о-лго рассматривала фотографии, а потом выдала: «Вы дуже добра пара». На смену осени шла зима. В пору всё удлиняющихся ночей солнце спешило скрыться и встречи нашей пары проходили в темное время суток. Порой судьба сводила их совсем в неожиданное время, в неожиданном месте. Они чувствовали друг друга даже в многолюдной толпе. Был и такой случай. В районе вырубили свет. Улица погрузилась в непроглядную темень. Женщина в длинной шубе, в меховой шапке и мужчина в теплой куртке с поднятым капюшоном проходят мимо друг друга, и вдруг, будто электрический ток пробежал по их телам. Они останавливаются, разворачиваются и разом спрашивают: — Это ты? — Это я, — одновременный ответ. Силуэты в зимней одежде незнакомы друг другу, но так знакомы ощущения... С наступлением весны дни увеличивались, и их свидания стали проходить на безлюдном обрывистом берегу. Могучее море, окрашенное солнцем во все цвета радуги, жило своей широкой жизнью, полной мощного движения. Плеск воды у прибрежных камней, походил на затаённые вздохи. Нежные запахи моря обволакивали их. Они просиживали отведённое для встречи время у одиноко растущей яблоньки, оживающей после зимнего сна. Как-то размечтались: — Хорошо бы сходить в кино. — На последний ряд. — Ещё бы и в кинотеатр без зрителей... Спустя некоторое время они набрели на клуб. Дверь распахнута. В зале экран, ряды стульев и ни души. — Смотри! — воскликнул Андрей, — с мечтами надо быть осторожными. Они сбываются! Подан нам кинотеатр без зрителей! — Только заходить туда я не решусь. Проветрят, закроют дверь, и останемся мы там замурованными, как в сказке. — Однако, судьбу надо поблагодарить... С наступлением лета они после работы спешили на пляж и далеко уплывали, наслаждаясь морской стихией. День рождения Андрея отмечали в кафе на берегу моря. Лето заканчивалось, но стояла ещё довольно жаркая погода. Воздух был полон запаха морской волны и нагретых камней. Звучала музыка. Новое время породило новые песни. Если «В Пенькове» обещали справиться с любовью, то теперь любимец публики Сергей Трофимов при тех же условиях: «У меня своя семья, жизнь давно очерчена», объяснял любовную ситуацию так: «С этой женщиною я, словно небом венчанный...».

Может, это и правда? Настоящая правда бывает очень неправдоподобна... — Сколько той жизни? — задумчиво протянул Андрей. Физически выносливый, мускулистый, он успевал сделать за день массу дел, взваливал на себя, казалось, непосильную работу, невыполнимые обязательства и справлялся с этим. Был весел, но на его лице просматривались следы дум и забот. Анна смотрела в его умные, добрые глаза и хотела сделать их счастливыми. Извечная любимая и опасная игра Женщины с Мужчиной: что я ещё могу ему позволить? — Тебе можно всё... — чуть слышно произнесла Анна, как подарком, награждая его этим доверием. Лицо её было уверенно и красиво. — В жизни так мало счастья, чтобы от него бежать... Теперь у них шёл свой молчаливый разговор взглядами, и не разговор, а какое-то таинственное общение, которое с каждой минутой всё ближе связывало их и приводило обоих в чувство радостного страха перед тем неизвестным, в которое они вступали... А накануне под утро Анна видела сон, полный света и фантасмагории. Её, обнажённую по пояс, ввели в просторный кабинет. За массивным столом — Леонид Брежнев. — Пишите, — невнятно произнёс он. Каллиграфическим почерком красными чернилами на её груди сопровождающий мужчина вывел произнесённые Брежневым слова: «Действия во благо». Затем он сам вышел из-за стола, подошёл к Анне, поставил под текстом на её груди свою витиеватую подпись и жирную точку. Анна проснулась. Долго лежала неподвижно с открытыми глазами, блеск которых, ей казалось, она сама в темноте видела. К чему такой сон? Почему Брежнев? В прошлом это главный человек страны, но он уже отошёл в мир иной... Одобрительный знак свыше её действиям и поступкам? Постепенно комната наполнялась светом восходящего солнца. Как только стали различимы предметы, Анна внимательно рассмотрела свою грудь. Никакого текста, никакой подписи там не было. Но на том месте, где они должны быть, появилась... красная родинка-точка. Прежде она её не замечала! Так и лежала Анна, блуждая по собственным мыслям, пытаясь понять суть приснившегося, считая сон пророческим. А пророческие сны инициируют наши действия. Они не следуют за событиями, а именно предвосхищают их. ...Твёрдый, горячий он вошёл в неё так сильно, как она и была ему нужна. И выжал себя до последней капли. Никогда, никогда он не испытывал такой сладости, блаженства такой непримиримой силы, как в эти минуты. Она, испытывая запах какого-то неизведанного счастья, зажмурилась от любви, которая била через край,. — Божественно... — прошептала она. — Это подарок судьбы, — улыбнулся он. Каждый хочет, чтобы любовь и семейная жизнь всегда были одно. А это бывает далеко не всегда. Да и всё разнообразие, вся прелесть, вся красота жизни слагается из света и тени. И даже если делаются неверности, это совсем не обязательно должно отражаться на семейных отношениях. Шло время. Глядя в глаза друг другу, они повторяли: «Я очень люблю тебя». Это не просто слова, это ощущение счастья, когда при каждой встрече по телу пробегает обжигающая волна. Это особое чувство, над которым не властны ни время, ни обстоятельства. Это особая энергия души, заставляющая сердца звучать в унисон. Как это приятно, как это приятно, это невыразимо приятно! Они построили свой мир, параллельный. В нём были только они. А может это были и не они, а их двойники, весёлые и счастливые в фантастическом полёте, благостном растворении в Космосе, в ином, неземном измерении? И главное здесь

Строка прозы была не постель, а отношения. Семья по-прежнему оставалась у них на первом месте! Домашний очаг — святыня. В семьях они стали добрее, внимательнее, спокойнее. А выпадающие им минуты счастья составляли, скорее, крошечное дополнение к сложной семейной жизни, требующей самоотдачи. Судьба, охраняя их. Словно раскрывала над ними купол, ограждающий от «доброжелателей». В их мире не было причин для ссор, скандалов, обид. Они слишком дорожили минутами, отпущенными им судьбой. И краткие минуты их встреч были лучшими, чем награждала их жизнь. Андрей дарил Анне свою нерастраченную нежность, а Анна таяла от этого неизведанного ею ранее чувства. Её душа была переполнена счастьем. В их отношениях не было места расчёту, господствовавшему в обычной жизни. Просто Мужчина и Женщина. Желанные. Умиротворённые... Лето сменило осень. А затем снова пришла зима. Дул холодный ветер, острые и колючии снежинки залетали в лицо и за шиворот. Непогода загнала нашу пару в уютное кафе. В ожидании заказа Андрей протянул Анне бархатную коробочку. — Это тебе. — Что это? — она улыбнулась, дрогнув уголками глаз. — Открой, увидишь. Ярким светом вспыхнула в руках Анны брошь — букет красных и жёлтых цветов в зелени листьев. Она внимательно посмотрела на Андрея. — Можно считать, что это семейная реликвия, — пояснил он. — Почему мне? — Был у матери. От неё ничего не скроешь. Посмотрела на меня, и выдала: «Син, ты став iншим. В твоiх очах бачу радисть до життя». Ничего не спросила. Достала из комода брошь. Пояснила — это подарок ей от мужа в честь моего рождения. Просила забрать. А я и не видел, чтобы она когда-нибудь прикалывала её. Хранила все эти годы как память о муже. Реакция матери вполне объяснима. Сила любви таинственна и велика. Самые красивые люди — это счастливые люди, те, которые любят и любимы. Они светятся изнутри и освещают этим светом всё вокруг. Мелькали годы. Стыла и серебрилась зима, пестрела цветами весна, жарило зноем лето, желтела плакучая осень. Многое было пережито и радостного, и трагического. Были и смех, и слёзы, болезни, травмы, операции, похороны родных и близких; свадьбы детей, рождение внуков. Они всегда были готовы помочь друг другу, поддержать в трудное время, порадоваться успехам, а в их домах царила атмосфера семейного счастья. Судьба подбросила им и испытание. Чёрные стаи туч медленно двигались по небу. Анна с мужем заскочили в маршрутку, надеясь успеть добраться домой до дождя. Из динамика в исполнении группы «Високосный год» неслась песня: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы сниматься в кино»... Под эту мелодию и разыгралась сцена — свидание Штирлица с женой. В маршрутку заскочил... Андрей. В салоне одно свободное место напротив Анны. Едут. Анна сидит, прижавшись боком к мужу, коленями касаясь колен Андрея. Два человека, два центра её жизни. Муж — это частица её самой. Андрей — это энергия, дающая ей силы жить. «Какие они разные и оба любимые», — отмечает про себя Анна. В любви нет больше и меньше. Просто одного человека любишь одной любовью, другого — другой. Вечный любовный треугольник. Почему так? Выход из этого положения видел мыслитель начала ХХ века Василий Розанов: «...покорить брак закону любви... Казалось бы, в этом ведь христианство: всё — покорять закону согласия, мира и тишины. Но, именно в христианстве <...> две тысячи лет бьётся другой принцип: покорить любовь закону брака, и все в этом задыхаются.

Любовь древнее «закона брачного». И понятно, что древнейшее и основное не умеет покориться новому и прибавочному. <...> по слову Писания — «любовь сильнее даже смерти». Без любви жить человеку невозможно: затем ему и душа дана, чтобы он мог любить. Любовь жизненно важна для человека, как еда, вода, воздух. Это восторженность души и её не может заменить сексуальная техника. А в рассуждениях о любви нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех или добродетель в ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе... Семнадцать вёсен пролетело, как семнадцать мгновений. Восемнадцатая весна объявилась вовремя. Всё расцветало, а радость в глазах Андрея вдруг погасла. — Что случилось? — встревожилась Анна. — Пора подвести итог своей жизни. — Откуда такие грустные мысли? — Проходил медосмотр. Сказали, что сердце моё износилось. А я и не чувствую это. Правда, потянуло меня на родину. Хочу съездить, повидать родственников, проститься. — И после небольшой паузы добавил: — А жизнью своей я доволен. Она была трудная, но и счастливая. Я успел всё: построил дом, посадил сад, вырастил сыновей и даже познал любовь. А это даётся далеко не каждому. Встреча с тобой — выкуп от судьбы за тяжёлое прошлое. Он умолк и долго смотрел, как минутная стрелка стенных часов отсчитывает реальное время жизни, двигаясь медленно — и всё же неумолимо. Неумолимо... В конце марта Андрей посетил места, где он родился, вырос, а в начале мая его не стало... Сердечный приступ. Скорая не успела... Вот и всё... Сколько её, той жизни?..

Мачеха-мама Диана Елизарова Памяти моей мамы посвящается.. - Боже мой! Снежана схватила утюг, но в новой блузке уже зияла прожженная дырка. А ведь именно эту блузку с черной юбкой Снежана хотела надеть вечером в театр. - Что случилось? Что-то горит? Ее муж Михаил заглянул в комнату. Снежана расстроено показала ему блузку. - Я, похоже, забыла его убрать, когда отошла к телефону. Прости. Это ведь твой подарок. Миша нахмурился. - Не думаю, что ты могла забыть. Я поговорю с ней. - Не надо! Пожалуйста. - Но это уже не в первый раз. - Давай я сама? - Тогда мы опоздаем. Тебе надо переодеться. - Не опоздаем. Я могу надеть синее платье, его и гладить не надо, там материал не мнущийся. - Ладно. Я пока выпью кофе. Михаил вышел из комнаты, а Снежана грустно посмотрела на фотографию на полке. Да, первая жена Миши была очень красивой. И умерла совсем молодой, оставив дочку. Снежана прекрасно знала – она лишилась новой блузки потому, что раз-

Строка прозы била сегодня рамку у фотографии. Конечно, не нарочно, рамка выскользнула из ее рук, когда она убиралась в шкафу и протирала пыль. Но Юля, дочка Миши, ей не поверила. Прожженная блузка была местью. Так же, как разбитые горшки с цветами были местью за разбитую кружку. Снежана вздохнула и подошла к двери в Юлину комнату. - Юля? – она приоткрыла дверь и заглянула. – Можно к тебе? Черные глаза исподлобья уставились на нее настороженным взглядом. Совершенно дикие глаза. Разлохмаченные волосы были приглажены ободком, который Юле совершенно не шел. Мятый халатик на девочке был с оторванной пуговицей. Стоптанные тапочки валяются у кровати, на которой сжалась в ожидание выговора девочка-подросток. Словно настороженный зверек, который ждет, что его ударят. «Господи, - мелькнуло в голове у Снежаны, - неужели она думает, что я её убью изза какой-то тряпки?» И снова встретив настороженный дикий взгляд, Снежана вспомнила другую картину… … Телефонный звонок заставил ее выйти из комнаты, но ответить на него Снежана не успела. - Да? – резкий голос ее собственной мачехи, как всегда, неприятно резанул слух. – Её нет. Не знаю. И тут же трубку бросили на аппарат. - Но это мне звонили! - Я думала, ты занята. - Так неужели спросить нельзя было? - Буду я бегать. - А кто звонил? Мачеха пожала плечами. - Надо будут – перезвонят, - равнодушно бросила она, делая ударение на букву «о», и Снежана поникла. Не в первый раз она слышала, как отвечает ее мачеха по телефону. Да и если бы только по телефону. На кухне, все, что готовила Снежана, убиралось в холодильник, а через пару дней выбрасывалось, мол, испортилось. К телефону ее не пускали и не спрашивали, что передать. Не раз она слышала, как мачеха поливала ее грязью перед своими подружками, мол, ничего не делает, не помогает, хотя Снежана всегда убиралась и делала свою работу по дому. Она пробовала протестовать, но мачеха игнорировала ее. Зато при посторонних мачеха была необыкновенно ласкова к ней. И потому, когда Снежану в очередной раз спросили: - А за что ты мачеху не любишь? Она так хорошо к тебе относится! – у девушки началась настоящая истерика. А потом она просто замкнулась в себе, научилась молча переживать боль и обиду. Особенно, чтобы не расстраивать отца, которого очень любила. И про себя Снежана поклялась, что если ей когда-нибудь придется стать мачехой для чужого ребенка, то никогда не допустит такого отношения, потому что по себе знает, как это больно… Почти так все и случилось. Снежана и Михаил встретились через год, после смерти его жены, попавшей в аварию. Снежана и Юля быстро нашли общий язык, но едва Михаил и Снежана решили оформить отношения, как Юля стала избегать ее. Они просто расписались без торжеств, и Снежана решила, что пора налаживать испортившиеся отношения с Юлей. Но девочка воспринимала в штыки все ее попытки сблизиться. Снежана слишком хорошо понимала, что чувствует девочка и никогда не жаловалась Мише. Так и в этот раз - Юля сожгла новую блузку, и теперь мрачно ждала взбучку. - Юля, - Снежана подошла к девочке. Той едва минуло тринадцать лет, почти, как ей самой, когда не стало ее мамы. В глазах девочки она увидела свою собственную боль. - Что? – ответила девочка, сжимаясь, как пружина.

- А почему ты не одеваешься? Ты же любишь ходить в театр. - Не хочу. - Тебе не нравится спектакль? - Нравится. - Тогда почему ты сидишь в халате? Юля молчала. Только в глазах предательски заблестели слезы. И тогда Снежана все поняла. - Юль, а если я останусь дома, ты пойдешь с папой? Я могу сказать, что заболела. В глазах девочки блеснуло недоверие. - Хочешь? Юля опустила голову и упрямо помотала ей. - Я лучше дома останусь, - тихо сказала она. - Юля, а давай мы с тобой сходим за новой рамкой? Выберешь самую красивую, и снова поставишь фото на прежнее место. - Ту рамку еще мама покупала, - грустно произнесла Юля. - Понятно. Прости, пожалуйста. Девочка опустила руку на покрывало и стала обводить пальцем узор. - Я не хочу идти вдвоем с папой. Вернее, хочу. Но он будет переживать, что ты дома. И ты будешь дома, когда придем. Поэтому пойду я или нет, ничего не изменится. Как прежде, уже не будет. Снежана почувствовала комок в горле. - Юля, я очень люблю твоего папу. И к тебе я очень привязалась. Я понимаю, что ты чувствуешь. Моя мама тоже умерла, когда мне было столько же, сколько и тебе. - Ты не жила с мачехой, - грустно сказала Юля, и Снежана дернулась от слова, которое сама ненавидела. - Жила. - Врешь. Твой папа один живет. Он мне нравится. - Моя мачеха умерла за несколько месяцев до того, как я встретила твоего папу. Она меня ненавидела. - А что она делала? Откуда ты знаешь, что ненавидела? – недоверчиво вскинула голову Юля. - Никогда не звала к телефону. Могла сказать моим друзьям, что я дома не живу. Никогда не ставила на стол то, что я готовила. Могла со мной не разговаривать весь день, а я не могла вести себя так же нагло. - Почему? Ты же была у себя дома. - Да, у себя дома. Просто меня всегда приводит в ступор подобная наглость. - Дура твоя мачеха была. - Её уже нет. Послушай, Юля. Твой папа тебя очень любит. И ты его тоже любишь, я знаю. Мне нравится смотреть, как вы вместе собираете пазлы или играете в бадминтон. И ты всегда будешь самым главным человеком. Намного важнее меня. Только я не хочу, что бы из-за меня ты чувствовала себя обделенной его вниманием. Именно потому, что я понимаю твои чувства, я не хочу стоять между вами. Юля, если тебе плохо оттого, что я теперь живу с вами, я могу уйти. Девочка так резко подняла голову, что Снежана даже испугалась. - Ты, правда, уйдешь, если я захочу? – недоверчиво спросила Юля. Снежана кивнула, изо всех сил борясь со слезами. - Разве ты папу не любишь? - Люблю. Очень люблю. Но и ты мне не чужая, я не хочу, что бы ты плакала из-за меня. Юля молчала, глядя на Снежану широко открытыми черными глазами. «И вовсе у неё глаза не дикие, - подумала Снежана, - в ее глазах тоска и одиночество. И

Строка прозы боль. Ей, правда, больно». - Я не хочу, что бы ты уходила, - слова Юли были для неё неожиданностью. - Правда? - Да. Ты веселая, добрая. Папе с тобой хорошо. Только я не хочу, что бы… чтобы… - Что бы я заменила маму? – осторожно спросила Снежана, и девочка кивнула. - Юленька, маму никто не сможет заменить. Я это знаю. Твоя мама навсегда останется для тебя особенным человеком. Я не смогу и даже не стану пытаться ее заменить. Но я обещаю, что постараюсь стать для тебя другом, к которому ты всегда сможешь прийти за поддержкой и советом. Они посмотрели друг на друга со слезами на глазах, и вдруг обеим стало легко и даже светло. - Мама пироги по-другому стряпала. И посуда не так стояла при ней. И еще.. Ну, другие вещи.. - Юля, а давай ты мне завтра покажешь, как должно быть, и мы сделаем все, как раньше? - Правда? - Правда! Ты помнишь, как мама пирожки делала? - Помню. У меня есть её тетрадка с рецептами. Только я сама еще не пекла. - Тогда давай завтра ты скажешь рецепт, а я научу тебя стряпать пирожки? - С капустой? - С капустой. - А мне нравятся твои пирожные. Вкусные. Ты научишь меня их делать? - С удовольствием научу! - А рамку мы, правда, выберем? - Конечно, купим ту, которая тебе понравится. - А во сколько спектакль? – лицо девочки так и просияло, и Снежана улыбнулась в ответ так же искренне. - Если мы поедем на такси, то успеем еще и программку купить. - Тогда я сейчас оденусь и причешусь! - Одевайся! Юля соскочила с кровати и тут же виновато посмотрела на Снежану. - Снежана, прости за блузку. - Да ничего! Это просто блузка, а не конец света! – мягко улыбнулась в ответ Снежана. Пять лет спустя. - Папочка, ну почему так долго? – девушка мерила шагами приемную. Меньше всего она походила на дикого зверька, каким была после смерти матери. Длинные волосы красивой волной спускались ей на плечи, простое, но красивое платье легко облегало ее стройную фигурку. Черные глаза взволнованно смотрели то на часы, то на отца. - Я не знаю, дочка. Не знаю. - Дедушка! – Юля села рядом с отцом Снежаны. – Ты не бойся, все будет хорошо! С ней все будет хорошо! Они ждали уже больше трех часов, едва приехали следом за машиной «Скорой помощи», когда у Снежаны начались преждевременные роды. Но никто ничего не говорил. Юля снова встала и подошла к окну. За окном шли мать и дочь, похожие, как две капли воды. Смеялись и ели мороженое. Юля вспомнила, как в тот вечер, после театра, они шли домой пешком, тоже смеялись и ели мороженое. А на другой день Снежана и Юля ездили по магазинам, а вечером пекли пирожки и болтали, словно две подружки. Снежана сдержала слово, и они купили и рамку, и еще новое платье для Юли. Снежана учила Юлю готовить, чему не успела научить ее

родная мама. Впервые за прошлые годы Юля призналась себе, что родная мама мало ей занималась, и ее больше интересовал алкоголь. Она и погибла потому, что вела машину пьяной. Знала Снежана об этом или нет, но она никогда не говорила на эту тему. Потому Михаила и потянуло так быстро к Снежане, что он почувствовал тепло и нежность в этой молодой женщине. И не ошибся. Она занималась Юлей, учила ее причесывать свои длинные волосы и правильно одеваться, готовить и шить, превратив ее из дикого зверька в красивую и уверенную девушку. Юля по-настоящему привязалась к Снежане, и только теперь поняла, что мачеха заменила ей родную мать, согрев и обласкав. Девушка вспомнила, какое бледное лицо было у Снежаны, когда вдруг пошла кровь. Юля упрямо покачала головой, отгоняя слезы. - У вас мальчик, - услышала она вдруг, и повернулась. Возле ее отца стояла медсестра. - Чудесный мальчик. Поздравляю вас! - А моя дочь? - А моя жена? – в один голос спросили мужчины. - Очень слаба. Но поправится. - Можно к ней? – подбежала Юля. – Пожалуйста, хоть на минутку. Очень надо! - Ну конечно, можно. Только по одному, всех я не пущу. И не спрашивая разрешения, Юля побежала первой в палату. Снежана встретила ее ласковой улыбкой, такая же белая, как постельное белье. Но при виде Юли она улыбнулась. - Юлечка, ты почему плачешь? - Я боялась, что ты можешь.. можешь.. - Ну, вот еще, - улыбнулась Снежана. – Как можно, когда такая чудесная семья волнуется за меня. А у тебя теперь братик. - А я думала, ты больше хочешь дочку, - прошептала Юля. - Нет. Я хотела именно сына. Знаешь, почему? - Почему? - Потому, что самая замечательная в мире дочка у меня уже есть, - прошептала Снежана. - МАМА! Мамочка! И Юля, расплакавшись, бросилась к Снежане, и, обнявшись, обе заплакали. … Через несколько дней Снежану и малыша выписали домой. Они шли домой вместе – Михаил, Снежанин отец, Юля с коляской и Снежана, и прохожие оборачивались им вслед, слыша веселый смех и шутки. - Какая счастливая семья, - посмотрела им вслед старушка, и поцеловала своего внука, подбежавшего к ней с мячиком.

На краю Дэн Березовский Маленький мальчик стоял на краю крутого обрыва. Ему нравилось сюда приходить, это было его тайное место, о котором никто не знал. Маме пришлось соврать: чтобы не беспокоить её. Он сказал ей, что после школы пойдёт к одному из друзей. Настоящий друг – это спасительный мост над пропастью, когда происходит что-то ужасное. Так писали в книжках, которые мальчик обожал читать раньше. Раньше... До того, как... Он подошел к самому краю.

Строка прозы Это была самая высокая точка в городе. Этот пригорок напоминал кусочек старого моста, который когда-то, быть может вечность назад, простирался до самого неба. Он соединял Землю и Небеса, в те времена, когда всё ещё было единым. Когда всё вокруг дышало чистотой и теплом. Но сейчас остался только жалкий обрубок, обрыв, который будто срезали невидимым лезвием времён. И теперь остался только он, как напоминание о том, насколько велика стала пропасть между тьмой и светом. И всё-таки, мальчик любил приходить именно сюда. Ему казалось, что здесь он ближе всего находился к небу. Возможно здесь его могут услышать. Смогут понять его боль. - Папа! Папа! – закричал мальчуган, поднимая к небесам маленькие ладошки. Он звал своего отца снова и снова. Ветер трепал его взъерошенные волосы, но не приносил долгожданного ответа. Боль не утихала. Мальчику хотелось, чтобы сердце остановилось, но оно упрямо продолжало свой бег. Небо было затянуто плотным слоем облаков, словно там наверху хотели отгородиться от всего того, что происходило здесь внизу. И мальчик понимал причину. В свои семь лет он понимал слишком много, его душа уже успела познать боль страшной утраты. Небеса молчали, а на земле происходили ужасы. Люди убивали друг друга, практически обесценив такое понятие, как человеческая жизнь. Каждый день сотни и тысячи сердец прекращали своё существование, по мановению зла. Эпидемии, войны, природные катаклизмы – мальчик слышал эти понятия всё чаще и чаще. С экранов телевизоров, из интернета и из уст преподавателей. Его мама совсем недавно обронила два страшных слова: - Конец света. Она произнесла их буднично, словно ведя светскую беседу на работе или сплетничая с одной из подруг. Эти слова будто совсем ничего не значили для неё. Но в мозгу мальчика они отпечатались навсегда. Ему было страшно. И он знал почему. Раньше отец всегда был рядом, и мальчик чувствовал себя защищенным. Это был его панцирь, дарящий силу и смелость. Но сейчас его нет. Как ни осталось и надежды. В отличии от многих сверстников, мальчик отлично понимал смысл этого слова. Прошел ровно год после ужасной трагедии. Он переходил дорогу возле школы, и отец ждал его на противоположной стороне. Зелёный свет на светофоре успокаивающе улыбался пешеходам. До папы оставалось несколько метров, когда раздался ужасный рёв двигателя. Мальчик успел повернуть голову и увидеть белый капот машины и полузакрытые, безумные глаза водителя. Мальчик зажмурился и в ту же секунду сильные руки оттолкнули его в сторону. Это было последнее прикосновение отца. Всё дальнейшее превратилось в кошмар. Слёзы, истерики, похороны. Множество неизвестных лиц, что-то говорящих ему и ободряюще жмущих ему руку. А затем пустота. И дыра в сердце, с каждым днём становящаяся всё больше и больше. - Папа! – в отчаянии позвал мальчик. – Ты же обещал, что никогда меня не бросишь! Никогда! Вернись ко мне! Он упал на колени и заплакал, хотя раньше был уверен, что слёз у него уже не осталось. Его маленькие ручки обхватили тощие коленки. И только ветер обдувал со всех сторон несчастного ребёнка. Где-то наверху, над самыми облаками, появился светящийся силуэт. Он переливался волшебным светом, разрывая тучи и прорываясь сквозь них. Через мгнове-

ние рядом появился ещё один силуэт. - Остановись, – повелительно произнес он Первому. - Но я не могу! Он зовёт меня! - Я знаю, они все зовут нас. - Но это мой сын! – взмолился Первый. – Я должен хоть как-то ему помочь! - Ты уже это сделал, – ответил Второй. – Ты пожертвовал собой, чтобы он мог жить. - Но ему больно! Я чувствую это! Его душа кричит! - Да, но пройдёт время, и эта боль утихнет. Останется шрам на душе, рубец, который будет напоминать о себе в такие вот дни. - Я хочу, чтобы он был счастлив, но ему только становится хуже! – Первый в отчаянии пронзил последнее облако. Там внизу, на обрыве сидел его сын. - Ты должен отпустить его, – сказал Второй. – Я же вижу! Ты каждый день навещаешь его. Твоё присутствие не даёт успокоиться его душе. Ты терзаешь его. Он чувствует тебя. - Но как я буду без него? Я увижу его? - Ты сможешь всегда наблюдать за ним сверху, а он никогда не забудет тебя. Ваши воспоминания будут жить вечно. После этих слов Второй устремился наверх, туда, куда не дано ступить ни одному человеку. Только души могут проделать этот путь. Первый медленно поплыл вниз. Мальчик уже не плакал. Его сердце превратилось в ледышку, которая не болела, но обжигала своим холодом. - Серёжа! Серёжа! Он поднял голову и увидел маму, бегущую к нему по пыльной дороге. Чуть ниже стояло такси. Ещё издалека мальчик заметил испуганные глаза матери и почувствовал волну её безграничной любви. Серёжа уже поднимался, когда время неожиданно замерло. Перестал дуть ветер, птицы больше не щебетали. Мальчик посмотрел на свою маму, и увидел, что та застыла на месте. Словно она бежала, а затем кто-то невидимый нажал на кнопку «Стоп». Что-то лёгкое коснулось его плеча. Серёжа обернулся. - Папа! – прокричал он, но не мог больше сдвинуться с места. Светящееся лицо отца улыбнулось ему. Волшебные очертания руки прикоснулись к щеке мальчика. Серёжа почувствовал невероятное спокойствие на душе. Будто отец закрыл клапан и силы перестали утекать из неё. Сердце наполнялось умиротворением и пониманием. Мальчик почувствовал, как его папа наклоняется к нему и шепчет на ушко, как в детстве: - Я всегда буду с тобой... А затем время побежало снова. Серёжа почувствовал, что внутри него что-то изменилось. Сердце, стряхнув остатки льдинок, наслаждалось теплом и светом, исходящими от радостной души. - Как ты мог?! Я чуть не умерла со страху! – мама буквально сшибла мальчика, заключив его в свои объятия. – Хорошо ещё, что кто-то видел, как ты пошёл в этом направлении. Зачем ты сюда пришёл? Тут же опасно! Это же обрыв! Серёжа улыбался. - Что ты улыбаешься? Что? Я так испугалась! - Я люблю тебя, мама, – ответил ей сын. После этих слов они в обнимку пошли вниз по склону. Наверху, отец смотрел на них. По его светящимся щекам потекли слёзы.

Строка прозы - Что это? – удивилась мама. – Дождь? Серёжа кивнул в ответ. - Господи, но почему он такой тёплый? Никогда такого не видела. - Потому что это не дождь, – ответил мальчик. – Это слёзы. Мама вопросительно посмотрела на сына. - Не важно, – улыбаясь ответил он. – Главное, что они несут в себе. - И что же? - Надежду!

Вознесение Мел Акрион Наконец, я дождался этого! Стерильная белизна и тишина сменились ослепительными золотыми залами, заполненными нарастающим благоговейным гулом. Контраст и скоротечность били по глазам, дезориентируя, пока я плыл словно во сне. Мои движения стали неповторимо плавными и изящными, точно в замедленной съёмке. Как будто искуснейший дирижёр тянет за нити, пронзающие тело, дабы всё в моём бытии было идеально отточенным. Тягостные жесты и вздохи, точно в воде, оставляли золотистый шлейф за своим величественным и медленным движением. Я парил, приближаясь к центру зала. Гул нарастал. Огромное пространство вокруг предстало шаром неправильной формы, испещрённым узорами, изгибами и оттисками, складывающимися в скоротечно вспыхивающие и затухающие картины. Золото перетекало, переходя от образа к образу. Жило своей жизнью и жизнями, которые оно демонстрировало. Струилось, дополняя глубину картин серебристыми и червонными оттенками, накатывающими будто кровь, хлынувшая из ран, не то словно волны, вырвавшиеся из безупречного полотна океана. Я услышал ропот и, наконец, мог разобрать отдельные голоса. Перешёптывающиеся, взволнованные. Они восхищались мной. В тот момент, будучи уже совершенно нагим, я вращался подвешенный в центре зала, захлёстываемый бесконечными образами. Картины чужих свершений, радостных и тягостных сменяли одна другую, наваливаясь на мои плечи. Впиваясь в мою спину. Их груз тянул меня вниз, но был неспособен побороть силу гораздо более величественную, что желала моего прибывания здесь. Обернувшись назад, я узрел крылья, груз которых я и ощущал. Невообразимо сильные и вместе с тем спокойные они легли на мои плечи плащом, нежно прислонившись к израненной спине, чтобы скрыть её слабость и уязвимость. Тот гул, такой же золотистый, как эти залы, блистающий как их поверхность, оказался музыкой. Вкрадчивая и безудержная, яркая и звонкая она вплеталась в саму ткань происходящего и светилась. Казалось, что она была куда важнее и материальнее чем просто звук. Словно я мог видеть её. Был способен желать её или даже взять с собой, осмелься я лишить всех окружающих её пронзительного очарования. Зал был совершенно пустым, но я знал что тысячи лиц смотрят сейчас на меня почти не мигая, боясь упустить хотя бы крупицу происходящего. Переживая вместе со мной каждый мой вдох и выдох. Делая меня совершеннее. Музыка становилась громче. В ней ядовитая горечь и сладостная тоска сливались воедино с несказанным счастьем и подрагивающим восторгом. Прекрасные неземные голоса создавали песнь, чью красоту невозможно описать, чьи слова нельзя повторить. Надрывные и пронзительные, они горевали о гибели своего доброго друга, который так рано покинул их. Величественные и восторженные, они радовались рождению своего нового покровителя, чья любовь способна обогреть их всех или смести подобно шторму.

Воздух был слишком густым, от переполняющих его мыслей, чувств, эмоций и взглядов, отчего звуки медленно витали в нём крохотными мерцающими частицами. Словно пыль в лучах солнца, они вспыхивали и гасли, наполняя и без того светлые залы россыпями нестерпимо яркого света. Я менялся, менялись и мои ощущения. Взгляды тянулись ко мне, наполняя значимостью. Прочувствовав каждый, я наконец-то мог ответить им, не обделив никого. Ведь каждый должен был быть услышан и наполнен теплом. Свет стремился ко мне, мечтая прильнуть к моей коже и впитаться, сделав её ещё более бледной и яркой. Усыпать множеством мельчайших отметин-искр, нежно опалив меня и мои мечты. Он уже не казался таким нестерпимо ярким. Наконец-то я мог дышать спокойно и ровно, мир явился предо мной уравновешенно-совершенным, а недавно обретённые крылья подхватили тело, сделав его пушинкой. И не было более нужды удерживать меня в воздухе, дабы я не рухнул. Я был совершенно счастлив. Только теперь, в этот момент небывалой силы, когда меня стало невозможно много, а осознание действительности стало способно объять весь мир, я был готов. Меня посетил ужас, сковывавший всё естество, каждую молекулу тела, каждое слово и мысль. Даже звук исчезал лоскутами, словно весь зал заполнял вакуум. Всё то тепло, которое я знал, оказалось едва ли достаточным, чтобы не дать мне замёрзнуть. Повеяло холодом, и крылья затрепетали, вкушая свой первый ветер. Меня окутывала абсолютная беззащитность перед могучей и пугающей силой, в тени которой я нашёл Себя. Я был молью, которая трепетала крылышками зависнув на месте, среди пустоты и глухоты, контуженная внезапно обретённым разумом. Всё к чему я стремился и так упорно шёл, было всего лишь ступенью, на которую мне удалось вскарабкаться с таким трудом. Совершенно оглушённый перепадом чувств и постепенно выветривающейся гордостью, я ещё долго парил в пустоте и одиночестве, силясь понять что делать дальше. Крохотный мотылёк, дрожащий в центре золотой песчинки, случайно проклюнувшейся сквозь огромные часы вечности.

Давай поговорим Янина Погорелова Одним морозным утром, солнце выглянуло мне в окно. Разбудил меня яркий свет. Не просто свет, а свет просветления. Выглядело это очень красиво бы со стороны, красивая женщина, лицо имело сияние от солнечных поцелуев, ощущение новое. Одним невзрачным утром, покосившись на меня, томным взглядом он убрал газету. В газете же были новости. Если бы почтальон больше бы не кидал эту газету, я бы наградила его не только новеньким велосипедом, уважением, но также возможностью не слышать орущего кота, недовольного как серая масса мышей, бегущая к бесплатному сыру. Эти газеты заполонили весь наш дом, чердак, кабинет, нашу жизнь. Не имею нечего против грустных новостей и желтых газет, только бы не огорчаться, когда чашка кофе становится моим главным собеседником при том, что у него главная подружка – не я. В этой информационной битве, мне приходилось или проиграть, или же вывести счет в ничью. Резкий звук привел меня в чувства: - Доброе утро. Я видела, что вы пришли из окна. - Доброе утро. Не гневайтесь, новая порция газет.И что же плохого в газете, сударыня? – спросил меня почтальон. - Мой муж не говорит со мной! Он разговаривает с ней...ответила ему с широко распахнутыми глазами. - С кем с ней? Извольте же мне объяснить. – глаза почтальона становились

Строка прозы еще более круглыми и лицо вытянулось. - Мой муж, он говорит с газетой и собой. - Хотите сменить его телевизором? – надсмехался Николай Васильевич. - Нет, что вы, он не любит телевизор. Или же театр оперы и балета. Музей. - Если ваш муж любит читать, вы могли бы написать ему обращение в газету, в колонку поздравлений. – предложил почтальон, и вышел вон. Через пару дней, моих попыток и раздумий, я решила написать поздравление со следующим контекстом: « Мой дорогой, уважаемый супруг, сегодня особенный день. Для нас он останется в памяти навсегда. Я думаю, что нам нужно развестись. С наилучшими пожеланиями, твоя полька». Через некоторое время, настало самое долгожданное утро. Чашка кофе, стол и мы, молчащие как полагается за завтраком. Смена сценария, он встал со стола, направился к шкафу и открыл полку. Достал сигару и поджег ее. Кухня превратилась в дымовой занавес, где начиналась финальная сцена. Присел напротив, он взял газету, лицо погрустнело, сделав еще одну затяжку, задал вопрос: – Давай поговорим? Не руби с горяча. На его губах образовалась улыбка впервые за столько долгое время.

Сделка Александр Маяков – Сколько мне осталось? – от дыхания исходил пар, ночь была холодной. Молодой мужчина зябко кутался в серую ветровку. Грудь жгли строки договора, который он только что заключил, но руки и ноги мерзли. Апрель выдался холодным, хотя скоро уже должен подойти май с его грозами и теплыми деньками. – Десять лет, – спокойно ответил старик в легком шелковом костюме. Казалось, что он не чувствовал холода. Его седые волосы были уложены, лицо все в морщинах. Неприятный тип, но без него никак. Он аккуратно сложил листы договора и спрятал их во внутренний карман пиджака. – А потом? – осторожно спросил мужчина. – Я приду за тобой, – ответил старик. – Тогда… – начал мужчина. – До встречи через десять лет, – произнес старик, растворившись в воздухе. – До встречи, – тихо произнес мужчина, озираясь по сторонам. Перекресток двух проселочных дорог был далеко от трассы, попутку он сможет поймать только минут через двадцать. Дома его ждала любимая жена. Жить ей оставалось не так долго, страшный диагноз, саркома легких, подписал приговор. Врачи уже опустили руки. Точнее, просто выписали домой умирать. Зачем им смертник в больнице? Оставалось лишь одно, перекресток старых дорог. *** В воздухе витал запах озона, гроза прошла только что. Он стоял у подъезда и курил. – Прошло десять лет, – произнес тоненький голосок за спиной, – пора отдавать долги. Мужчина обернулся. Перед ним стояла красивая девушка лет двадцати. Невысокая брюнетка в красном платье, которое соблазнительно обрамляло изгибы фигуры. Легкий макияж лишь подчеркивал красоту черт лица. Брюнетка выглядела соблазнительной, аппетитной, желанной.

100

– Ты похорошел за прошедшие года, – произнес мужчина затягиваясь. – Это лишь оболочка, могу поменять, – мгновение и перед ним стояла высокая худая блондинка в кожаных штанах и косухе. – Так лучше? – спросила она. – Нет, – покачал головой мужчина, и блондинка обернулась брюнеткой. – Так что, пойдем? – спросила она. – Напоминаю, десять лет назад ты заключил договор на свою бессмертную душу. Взамен я исцелил твою жену, больную саркомой. Пришло время платить по счетам. – Можно вопрос? – спросил мужчина, выслушав брюнетку. – Можно. – Почему ты мне помог? Я молил бога о помощи, просил его, умолял. Помоги! Но он не откликнулся. Я ходил в церковь, оставлял пожертвования, ставил свечи. Но все без толку. Творец не ответил. Бог молчал! Но стоило только мне провести ритуал на том перекрестке, как явился ты. Брюнетка, закатив глаза, улыбнулась и подошла вплотную. Поманив пальцем, она заставила его наклониться. – Благими намереньями устлана дорога в ад, – соблазнительно прошептала она. – Ты думаешь, богу есть дело до вас, людей? – отойдя, спросила она. Он молчал, не зная, что и сказать. – Да, я сделал благое дело, – продолжила она, – но что с того богу? Ничего! А что с того мне? Я спас одну душу, которая, кто знает, может и попадет в рай, а может и нет. Но я получил твою душу. Стопроцентно! Беспроигрышный вариант! – Но ты нечисть, зло, – недоуменно произнес мужчина. – Зло, добро, все относительно, – разведя руками, сказала брюнетка. – Потоп тоже был преподнесен как благо. – Но тогда… – начал мужчина. – Богу плевать на тебя! – перебила его брюнетка. – Понимаешь? Он не альтруист, и просто так помогать не собирается, но от тебя ему ничего не нужно. А мне нужно! – Я понимаю, – кивнул мужчина, хотя понять все это было тяжело. С детства тебе говорят, что есть добро, а что есть зло. Четкие границы. А теперь что? Все не так, все не абсолютно? Зло не всегда зло, а добро далеко не добро? – Вы, люди, придумали хорошую фразу для таких моментов, – продолжила брюнетка, – ничего личного, только бизнес. Для меня это бизнес, а ты клиент. У нас договор. Пойдем? — она протянула руку. – Подожди, докурю, – улыбнулся мужчина. – Уже не докуришь, – посмотрев куда-то за его спину, произнесла брюнетка. Он оглянулся и увидел себя, лежащего на земле. Тело неестественно изогнулось, изо рта вышла пена, а глаза закатились. – Помогите, мужчине плохо! – кричала вышедшая из подъезда полная женщина лет пятидесяти. Она все ходила вокруг него, боясь прикоснуться к телу, даже пощупав пульс. – Я думал, это будет больнее, – произнес он, поворачиваясь к брюнетке. – В этом нет необходимости, ты хороший клиент, – произнесла она, беря его за руку. – Ты чего? – улыбнулась она, заглядывая в его печальные глаза. На крик женщины выбежали другие соседи. Кто-то пытался запустить сердце бедняги, делая непрямой массаж сердца. Кто-то звонил в скорую помощь. Но только двое знали, что уже все позади. – Я сказал ей, что вышел за хлебом и скоро вернусь, – тихо произнес он. – Она улыбнулась и сказала «хорошо». – Ох уж эти человеческие чувства, – беря его под руку, покачала головой брюнетка. Они медленно пошли прочь. Обязательства по договору выполнены.

101

Строка прозы

Скрипач грусти Золотарева Мария Хочешь, я сыграю тебе грустную мелодию? Моя скрипка способна заставить плакать даже самых жестоких людей, и от этого они ненавидят меня ещё больше. Скрипач Грусти, Мастер Скрипки – так называли меня, но те времена прошли. Люди стали жёстче, деньги поработили их, и никто теперь не обращает внимания на одинокого скрипача, блуждающего по свету в поисках настоящего слушателя. Меня отовсюду гонят, лишь изредка найдётся пара человек, которым по душе моя музыка. Но и те кинут монет и побегут по своим делам – работа, дом, семья, друзья… Все стали так заняты, что перестали слышать друг друга: кричат-кричат, просят о помощи, но не слышат, и каждый уверен, что не слышат лишь его. А неуслышанных миллиарды. Неужели так трудно хоть раз отвлечься от суеты, прислушаться к плачущей человеческой душе, успокоить её? В скрипке скрыта вся душевная боль, стоит лишь прислушаться… Наверное, поэтому так не любят меня, одинокого скрипача-бродягу – потому что я показываю людям их души; потому что идя по переулку и услышав жалобный голос скрипки, они узнают себя.

Художница Болтнев Вадим В одной солнечной стране жила художница. У нее были темные, длинные шелковые волосы, тонкие черты лица, и изумрудно-зеленые глаза, которые, казалось, немного удивленно смотрели на окружающий мир, и где-то в их глубине читалось одиночество и непонятная грусть. За свою жизнь художница написала много картин. Среди них были и завораживающие пейзажи, родившиеся ее грезами о неведомых мирах, и небрежные наброски, и черно -белые рисунки, - все, что входило в ее жизнь, - отображалось на холсте ее талантливой рукой. Сколько себя помнила художница, - всегда ее спутником было одиночество. Она жила в своем мире..Своими мечтами о неведомом счастье, - которое, - она точно знала где-то есть..Но где-то далеко... Она любила природу, любила красоту в ее первозданном виде...Любила читать интересные книги, и выписывала созвучные своему сердцу мысли в тетрадь, которую никому никогда не показывала..Так она и жила...Однажды она сидела перед чистым холстом, держа в руке кисть с розовой акварелью, и никак не могла приступить к рисованию, - в голове не рождалось никаких образов, никаких идей.. Так она и задремала, нечаянно сделав мазок на холсте. Открыв глаза, она с удивлением увидела, что мазок превратился в бабочку...Живую бабочку..Та неуверенно взмахивала крылышками, казалось что ей не по себе, что она в растерянности..Бабочка ползала по холсту, и там где она оказывалась, появлялись нежные цветы, маленькие, но очень красивые. Художница какое то время любовалась, глядя на это чудо и прошептала, - Хочешь, - я подарю тебе Солнце.. И с этими словами нарисовала золотистый солнечный лучик. Он был тоненький, но живой. Казалось это солнечный ручей, который своим светом согревал холст. Бабочка стала спокойнее, ее окраска изменилась, - она теперь переливалась всеми цветами радуги Художница с удивлением заметила, что полотно превращается в прекрасную картину, на которой было много цветов. Орхидеи, петуньи, ромашки, какие то дивные, невиданные растения..Казалось вся палитра оказалась на холсте.. Лучик Солнца тем временем превратился в широкий поток, она чувствовала его манящее тепло, его чистоту и нежность..И вот он потянулся к ней, вошел в ее тело, сердце. Она закрыла

102

глаза и слилась с ним......Вечером в комнату постучали..В ней никого не оказалось. Лишь в центре на мольберте красовалась изумительная картина, на которой были изображены две удивительные бабочки, окруженные прекрасными цветами, сквозь которые пробивался солнечный свет. Картина была как живая. Многие приходили полюбоваться этим Чудом. Временами казалось, что картина меняется, что добавляются новые, необычайной красоты оттенки. ..Казалось картина источает неуловимый аромат, благоухание.. А если хорошенько прислушаться, можно было услышать как тихо звенят колокольчики...Звуки исходили от картины..Художницу с тех пор никто никогда не видел...Да и не мог увидеть..Она жила в другой реальности, в другом мире, мире своей мечты, в котором оказалась благодаря своему чистому сердцу и своей вере что невозможного ничего нет..Она была не одна. Рядом был тот, кто искал Её все эти годы, кто был с Ней единым целым, и теперь слившись вместе, своими чувствами они творили свой, удивитльный мир, наполненный любовью, верностью и счастьем. Они любили друг друга и будут любить Вечность...Всегда..

Даже принцессы устают Золотарева Мария Даже принцессы устают. А если ты принцесса Мрачной Долины, то устаёшь вдвойне: каждый день следишь за идеальным беспорядком в замке, за тем, чтобы случайные путники не чувствовали себя в безопасности в этих краях. А ещё каждое воскресение нужно вместе с верховной ведьмой колдовать над мрачной обстановкой, а то, того и гляди, солнышко пробьётся сквозь тучи, или заедет какая-нибудь принцесса с южной стороны, а за ней – шлейф горячего ветра и запах душистых масел тут как тут. Отмывайся потом полдня в Диком море да отдраивай стены и полы замка болотной травой! Да и с туманом проблемы – пока напустишь, столько сил и нервов уйдёт! Зато потом можно расслабиться, полежать на холме, наблюдая за всем со стороны. Там всегда прохладно, дует ветер, и никто не мешает – все бояться переплывать Дикое море. В минуты отдыха принцесса набирается сил, а заодно и придумывает парутройку новых забав: то ловушку новую из кореньев Диких деревьев сделает, что растут в лесу за Холмом, то с морскими чудищами корабль потопит. А потом изобразит из себя храбрую спасительницу, радушно пригласит бедных моряков к столу и накормит их, напоет, уложит спать, а потом всю ночь насылает на них ужасы. В общем, подходит к исполнению долга принцессы Мрачной Долины с полной ответственностью!

Маяк Руслан Паил Пробираясь сквозь чащи камышей, юный солдат выбрался на маленький кусочек земли. Вокруг стояла тихая, прохладная ночь. Зеленое военное поло продувало приятным морским бризом, а при ходьбе по песку ботинки солдата смешно чавкали и хлюпали. Он направлялся к огромному маяку, обвитому красной лентой, словно выпускник. Целью столь смелой вылазки была замена лампы, так как старая после десяти лет службы перегорела. Или не перегорела? Кто знает. Но она больше не светила, по словам разведчиков. Если это была очередная шутка, то для них дело кончится

103

Строка прозы плохо. В то время, десять лет назад, все еще было в порядке. Сейчас же людей привозят на кораблях из всех материков планеты сюда. Тут безопасно, но находиться на воздухе слишком много нельзя, иначе можно заразиться. Подбираясь к маяку, солдат заметил какое-то движение у входа. Немного пригнувшись, он начал прислушиваться к окружению, потихоньку доставая из кобуры ржавый «Кольт». Подобравшись достаточно близко, он резко направил пистолет на источник звука, включил фонарик на оружии и начал всматриваться. После яркой вспышки света глаза с непривычки ослепли, но потом начали постепенно привыкать, однако маленькое слепое пятно осталось в поле зрения, совсем на чуть-чуть, как это бывает, если долго смотреть на свет, а потом отвести взгляд. Луч фонаря попал на собаку. Маленькая дворняга каким-то образом попала на территорию маяка и угодила в капкан. Посмотрев сначала на часы, потом на собаку, солдат добил животное и в спешке вошел в маяк. «Времени не так уж и много, так что нужно спешить». Ржавая, грязная и пыльная обивка стен маяка мрачно встретила бойца. Он поднимался по скрипучим ступенькам всего пять минут, но это казалось вечностью. Попав на крышу, он нашел прожектор, который светил, указывая путь кораблям. Справа на стекле прожектора было отверстие, которое, похоже, было сделано выстрелом из винтовки. Очевидно, лампа позади стекла была вдребезги. Аккуратно сняв хлипкое и поврежденное стекло, которое вот-вот рассыпется, солдат принялся собирать осколки лампы, благо на нем были кожаные перчатки. Мало кто сейчас ходит без кожаных перчаток. Закончив с осколками, он быстро вкрутил лампу. Вспышка света на немного сбила солдата с толку, однако после краткого анализа он понял, что забыл предварительно выключить прожектор. Убедившись, что лампа прожектора исправно работает, солдат установил треснутое стекло обратно, и уже хотел спускаться, возвращаться на базу. Однако его привлекло что-то. Крутившись по всем сторонам, прожектор на маяке освещал всю область, не задерживаясь на определенной точке. И где-то посреди моря солдат заметил, что луч прожектора чуть-чуть, на доли секунды, освещает что-то странное. Чтото, что выглядит, словно очередной корабль. Однако в такое время, на ночь глядя, «новичков» никто не завозит. Быстро достав из рюкзака бинокль, солдат принялся разглядывать корабль. Каждые пять секунд на корабль попадал луч прожектора, и с каждым разом можно было разглядеть всё больше и больше деталей, которые могут дать ответ, кто пожаловал на остров на ночь глядя. Видимо, это какое-то военное судно, так как наверху видно ракетные установки. Однако кто посылает на ночь глядя военное судно в сторону безопасного, мирного острова? - Гарольд вызывает станцию «Асфалия», к нам движется военный крейсер. Так и должно быть? - «Асфалия» Гарольду, крейсер или гражданское судно? - Крейсер. На секунду стало тихо. Слишком тихо. Вокруг всё замерло, и можно было расслышать, как стучит сердце Гарольда, как эхом отдается малейшее движение его ступней, его ботинок, можно услышать, как под их подошвой ломаются маленькие камешки, крошатся, словно маленькая хлебная крошка, на сотни крошек поменьше. Низкий гул, потихоньку утихающий, потом громкий взрыв. Посыпалась стена. Это был точный выстрел в середину маяка. Он прозвучал словно самый страшный гром, который только можно себе представить. Гарольда оглушило, он упал на прожектор, который быстро столкнул с себя солдата, продолжая крутиться по своей оси. Гарольд пополз внутрь маяка, упёршись животом в ржавую железную сетку балкона, на котором стоял прожектор. Попав внутрь, он включил рацию и передал, что в маяк выстрелили чем-то странным. Может энергетическое оружие? Уж слишком ярким была вспышка от корабля, от неё отдавало чем-то красным, может быть оранжевым.

104

В ушах звенело, а ноги болели из-за того, что взяли на себя мощную вибрацию. Немного посидев, переведя дух, Гарольд осмелился вернуться на ржавый балкон и посмотреть вниз. Крейсер уже был на берегу, и из него на сушу спрыгивали люди в противогазах с огромными линзами, которые каждые пять секунд отбивали от себя яркий свет прожектора на маяке. За спинами у них кажется что-то было, как будто какой-то баллон, подключенный к противогазу. Достав бинокль, Гарольд начал рассматривать чужаков. При помощи мощной оптики, Гарольд заглянул прямо в лица чужакам, сквозь линзы противогаза. Кожа лица пришельцев была бежевой. Гарольд снял перчатки и посмотрел на свои руки. Они были в маленьких ранках, в ржавой сыпи, а кожа уже давно окрасилась в цвет кирпича из-за неизвестной болезни. Надев перчатки обратно, он, быстро перебирая ногами, начал спускаться по ступенькам, взяв в руки «Кольт». Сквозь огромное отверстие в середине маяка луна освещала лестницу и стальную обивку старого маяка. Само отверстие светилось теплым оранжевым светом по краям. Выйдя из маяка и проскользнув в камыши, солдат видел людей в противогазах, видел их бежевые лица сквозь огромные линзы противогазов, однако он приблизительно догадывался, зачем они пришли и что они будут делать. Пробираясь сквозь камыши, со временем он попал на базу «Асфалия», и рассказал, что видел наверху. Дети и взрослые, все слушали Гарольда и не верили его словам. Однако это когдалибо произошло бы, рано или поздно, и людей готовили к этому, но никто не думал, что это произойдет прямо сейчас, вот в такое время, на ночь глядя, когда остров и его население спали. Но чужаки не возьмут остров так просто.

Ёжики Галина Масалова Я - Ёжик. Вернее, Ёжка. Я же девочка! Такой маленький кругленький комочек с колючками, острыми, как бритва. Иглы тонкие крепкие. Они всегда стоят дыбом, ровненькой щёточкой.И не гнутся. Мне хочется, чтоб иглы мои съёжились, легли, прижались друг другу и стали гладкими, блестящими и неопасными, но пока не получается. Хотя я пробовала пригладить лапками, только исколола их до крови. Они же без иголочек, белые, пухленькие. А потом плакала… Не от боли, нет. Не то от обиды, не то от жалости. Не знаю, горько было. Наверное, потому, что есть ты.Но совсем другой. Такой белый и пушистый. Всегда рядом, но на расстоянии... Не подойдёшь, я понимаю. Ещё бы, уколю, мало не покажется. Я сама могла бы дотронуться до тебя своей лапкой. Не могу. Потому что знаю, ты тоже Ёжик! Но тебе хуже, у тебя иглы направлены внутрь. Тебе будет очень, очень больно. И я быстро отдергиваю лапку и отступаю назад, прячусь за цветочком, листочком, грибочком… Осторожно выглядываю и вижу, какие у тебя глаза. Грустные, грустные. А вдруг я всё придумала, нафантазировала, и нет у тебя никаких иголочек? Тогда… тогда… А всё равно не подойду! Прости меня, колючку!

105

Фанфик

Сверхъестественное: новые приключения Мария Гамиева Глава 17 Она стояла посредине леса, небо над головой было ясным и звездным, и все усыпано звездами, воздух был свежим и чистым. Она вдохнула его полной грудью, ей не было еще так хорошо, как сейчас, она чувствовала себя необычайно легко. Но она не могла понять, что делает ночью среди леса, и вообще, как сюда попала. -Смотри, и ты еще доверяла ему! -раздался вдруг до боли знакомый голос. Она осмотрелась по сторонам в поисках источника, но его не было. Вдруг яркий свет ослепил ей глаза, раздался удар и свист тормозов, она еле успела отскочить назад, как машина врезалась в дерево, с которым она рядом стояла. Сердце забилось в тревоге, ведь она узнала эту машину, это был Додж Челенджер SOHC 3.5V6. Дверь открылась и из машины вывалился парень, его голова была в крови, он прилично ударился о лобовое стекло, он отполз от машины, попытался встать, но не мог нога была повреждена. В темноте появились шесть желтых точек, которые приближались к парню, и когда они были уже совсем близко, она увидела вервольфов, один из них ей был очень знаком, но она не могла как следует рассмотреть лица, т.к. он держался подальше от света фар. -Малыш Тони, наконец мы встретились! -говорил один из них. -А привет ребята, не знал, что вы вернулись! -хрипя и со страхом в голосе говорил Тони. -Смотрю ты неплохо проводил время, и даже не соизволил сообщить мне, что живешь с этой девчонкой! -в конце перейдя на крик говорил вервольф. - Понятия не имею о ком ты! -врал Тони. - Не ври, все ты понимаешь о ком я! -с сарказмом говорил вервольф. -Послушай Пол я могу все объяснить! -пытался оправдаться Тони. -Плевал я на твои объяснения, ты предал меня, ты предал нашу стаю, и тебе не место среди нас, парни хватайте его и тащите от сюда! -приказывал он двум другим вервольфам; - О, а вот и мой ужин, моя сладкая наконец ты идешь сама ко мне! -Пол, не трогай ее, мразь, не трогай ее! -кричал Тони. -Так это был ты, тварь! - вспомнив наконец, сжимая кулаки от злости говорила девушка. Она не стала стоять и смотреть, что будет дальше, она и так знала, чем все кончиться, ей было интересно знать, что же стало с Тони, и почему он скрывал от нее, что он из стаи Пола, и почему не говорил им о ней. Она побежала в след за ними в глубь леса, по следам Тони которые он оставил, когда его волокли по земле. -Парни, отпустите меня, я сам уйду, и вы больше никогда не увидите меня! просил Тони. -Конечно мы тебя не увидим Энтони, ты знаешь наши правила, никто просто так нас не покидает! -бросив на землю Тони говорил один из вервольфов. -Ты решил связаться с человечишкой, может подумывали детишками обзавестись? - проводя когтями по лицу Тони, говорил второй. -Даже если и так, это лучше, чем жить в стае полоумного фанатика, и с его шавками! - грубил Тони. -Ах тварь! -злился первый вервольф и замахнулся на Тони, чтоб нанести

106

удар, но Тони увернулся. И завязалась между ними троими драка, Тони забыв про ногу, отчаянно дрался изо всех сил, лицо его при этом изменилось и приняло вид такое же, как и двоих что с ним дрались. -Боже Тони, ты и правда был одним из них, но почему мне врал? -удивлялась Мари, увидя изменившиеся лицо Тони. Из-за того, что силы были не равны, Тони конечно потерпел поражение, он лежал на земле и тяжело дышал, вернулась боль в ноге, к ней еще добавились раны, оставленные его бывшими сородичами. - Я последний раз тебя спрашиваю почему ты не сдал нам ее? – тяжело дыша, спросил один из вервольфов, подняв за волосы Тони. -Пошел ты к черту, тебе никогда не понять и не познать то чувство, которое я испытываю к ней! -еле говорил Тони. -Что ж, тогда прощайся с жизнью! -сказав это он вырвал сердце Тони. Мари закричала, но ее никто не слышал, она упала на колени, слезы потекли градом, он считала, что Тони погиб, когда его машина взорвалась. В этот момент до их ушей донесся звуки выстрела и визг их вожака, они хотели броситься к нему на помощь, но спустя пару мгновений увидели, как он сам бежит к ним. Остановившись он тяжело дышал, левое плечо было окровавлено. Он кинул брезгливый взгляд на тело Тони. - Прости ты хотел его сам прикончить, но...! -говорил один из вервольф, который держал в руках сердце Тони. -Не оправдывайся, ты все правильно сделал, не зря ты моя правая рука! хлопая по плечу говорил Пол. -Что делать с телом и девчонкой? -спросил второй. -Оставим так, эти никчемные людишки, не найдя свидетелей и улик, все спишут на зверя, обитающего в здешних лесах, что на счет девчонки, так она сама к нам придет, придется правда подождать! -ехидно улыбался Пол. С этими словами все трое скрылись в темноте леса. Мари сидела почти за их спинами, и все это время пока они разговаривали не сводила глаз с тела Тони, собравшись она подползла ближе к Тони, хотела погладить его, но ее рука прошла сквозь него. Она поняла, что это сон, но он настолько был реален, что она ничего не могла понять и закричала от боли в душе, этот крик могла слышать лишь она сама. -Бедный парень, мне жаль его, хоть он и был вервольфом, как ты выдержала все это, как вы вообще люди выдерживаете такое? -раздался голос за ее спиной. Она медленно обернулась и увидела мужчину в черном укороченном плаще, под ним виделась кипельно белая рубашка и темно-синий галстук, но лица она не могла разглядеть. -Я не знаю, как вам это объяснить, наверное – Она тяжело вздохнула; - Спустя время приходит осознание того, что жизнь продолжается и надо идти дальше, а не зацикливаться на одном, многие конечно не справляются и сходят с ума! -не спрашивая имени, и не зная почему, она отвечала незнакомцу, но она словно знала его. -И что ты будешь делать? Будешь им мстить? -спрашивал незнакомец. -Не знаю, наверное, да, они заплатят за смерть Тони и мамы! -сжимая кулаки со злостью в голосе говорила Мари. -Не позволяй мести затмить твои глаза, иначе ты станешь не лучше их, помни всегда есть выбор даже у таких как они! -говорил незнакомец. Она ничего ему не ответила, лишь вновь повернулась в его сторону, чтоб увидеть наконец его лицо, и в этот момент, луна выглянула из-за тучи, и осветила то место где стоял незнакомец, она наконец смогла его рассмотреть. Она не знала его имени, но в глубине души чувствовала, что видела его, пе-

107

Фанфик ред ней стоял шатен с голубыми глазами, которые ее завораживали, и ей казалось, что она в них тонет. Луна вновь скрылась за тучей, исчез свет и вместе с ним незнакомец. Мари поняла, что сидит на кровати, и все это был лишь только сон, но настолько реальным. В это же время в себя пришел и Кастиэль в соседней с Мари комнате. -Что, это сейчас было? - говорил в слух Кастиэль. Мари умывшись, вышла из комнаты, хотела сначала направиться в спортзал, но на пол пути передумала, и направилась в холл, где Сэм, Дин и Клэр завтракали. -А мне кусочек пирога оставишь? - спросила она видя, как Дин жадно поедает свой любимый пирог. От неожиданности у него изо рта выпал кусочек, что всех рассмешило. -Ну, чего вы как не родные сидите, это я, настоящая я, и я по вам соскучилась, обнимашки! -расставляя руки в стороны говорила Мари. Сэм был первым кто подошел к сестре и обнял, он был рад видеть жизни радостную сестру, ту которая в первый день их знакомства потащила в парк. Следующим на очереди Дин, он чувствовал неловко себя, он не знал, как выразить ей свою благодарность за их спасение, он вытер рот салфеткой и робко подошел к ней, и крепко обнял. -Эй, ты меня так раздавишь! -говорила Мари, когда Дин стиснул ее в своих объятиях. -Прости! -отвечал он, отпуская ее. -Ну а ты, чего сидишь? - обратилась Мари к Клэр. -Я, эм... не думаю, что заслужила этого! -смущенно отвечала Клэр. -Да брось это мне нужно перед тобой извиниться, давай иди уже! -улыбаясь ей говорила Мари. Мари стояла спиной и не видела, что в этот момент вышел в холл Кастиэль, вид которого немного удивил, он был без плаща и галстука, рубашка была выпущена из брюк. -На, что вы там смотрите? -спросила она у братьев, отпустив Клэр из объятий. -Обернись, и сама увидишь! -отвечал ей Сэм. Мари медленно повернулась и увидела Кастиэля, который стоял и робко теребил низ не заправленной рубашки, она не могла поверить своим глазам, забыв обо всех бросилась ему на шею, в добавок запрыгнула на него, как это делают иногда дети. -Ты жив, я..я думала, что ты погиб, и я потеряла тебя! – запинаясь, говорила Мари -Я живучий! -отвечал он ей, его сердце быстро билось, он тоже крепко обнимал ее и не хотел отпускать. Эти чувства, которые его переполняли сейчас, были настолько новы для него, посмотрев в глаза Мари, он наконец понял, что никого и никогда так сильно не любил, ему хотелось кричать об этом на весь мир, но так как он не знал, как правильно выразить свои чувства к Мари, засмущался, на щеках появился румянец. Мари слезла с него, но отпускать из своих объятий не спешила, она смотрела в его бездонно голубые глаза, забыв об остальных она поцеловала Кастиэля, и этот поцелуй был взаимным. -Уууу! -заулюлюкал Дин; - Ну наконец я оказался прав! -Да, да, сильно не возносись! – закатив глаза, подкалывал его Сэм; - Я думаю на лучше уйти! -Я с тобой согласна, я как-то не ловко себя чувствую! -говорила Клэр. И они с Сэмом направились к кухне, Дин словно вкопанный стоял и смотре-

108

ла на сестру и друга, Сэм взял его за шиворот и утащил за собой. Так прошло минут пять, ей не хотелось останавливаться, ей никогда так не было хорошо, как сейчас, рядом с Кастиэлем. Кастиэль не первый раз целовался, но с Мари было все иначе, в животе летали бабочки и он, как и Мари не хотел останавливаться. Мари поняв, что дело может зайти далеко решила остановиться. Отпустила Кастиэля из своих объятий, к щекам прильнула кровь, она почувствовала себя неловко и боялась посмотреть ему в глаза. -Эм, я пойду в спортзал позанимаюсь! -смотря в пол, говорила Мари. -Да, конечно иди, а я пойду на кухню выпью кофе! -смущаясь не меньше Мари, говорил Кастиэль. И они разошлись в разные стороны. Кас еще так себя никогда не чувствовал, он летал, но без крыльев, с Мари было тоже самое, с Тони она никогда такого не испытывала. Сэм, Дин и Клэр сидели и играли в карты, потягивая пиво. -Уже, так быстро? -подкалывал друга Дин. -Что быстро ты, о чем? - недоумевал Кас. -Дин, хотел сказать, что вы как кролики быстро все сделали! -решила подколоть Каса и Клэр. -А что быстро они делают? -все еще не понимая, на что они намекают. -Да, эти двое озабоченных, хотят знать переспал ли уже ты с Мари! -кидая укоризненный взгляд на брата и Клэр, говорил Сэм. -Одного не могу понять, почему вы люди, так интересуетесь кто с кем переспал, по мне так я не вижу смысла хвастаться таким! -откусывая сэндвич говорил Кас. -О, так значит у вас это было? -потирал руки Дин. -Нет, у нас ничего не было, теперь понятно этим интересуются лишь те, у кого давно этого не было! -делая глоток кофе, говорил Кас. Дин ничего не ответил, он почувствовал в этот момент себя не ловко, и перестал подкалывать друга, на лице Сэма в этот момент появилась ухмылка, Клэр не ожидала, что Кас так осадит пыл Дина. -Да кстати, а где Мари? -решив перевести разговор в другое русло спросил Сэм; -У нас к ней много вопросов о произошедшем! -Ушла в спорт зал, и я думаю не стоит на нее давить, дайте ей время! -жуя говорил Кас. -Эм, ребят мы, когда с Мари, наряжали убежище, пришли к одному мнению! -смущенно говорила Клэр. -И к какому? - откинувшись на стуле спросил Дин. -Мы хотели устроить небольшую вечеринку, рождество ведь завтра уже! отвечала Клэр. -Что ж я не против! -соглашался Сэм, допивая пиво; -Последний раз я был в колледже на вечеринке! -А я вообще последний раз отмечал с родителями! -вздыхал Дин. -А я вообще не разу не был на них! - допивая кофе, говорил Кас. -Ну и замечательно, пойду скажу Мари об этом! -восторженно говорила Клэр. Правда она не знала, как к этому отнесется Мари, ведь она не с ней не о чем таком не разговаривала, все это ей пришло недавно в голову. -Ты это будь там по аккуратней со словами! - предупреждал ее Дин. -Да не парься ты так, все будет, а ажуре! -подмигивая ему говорила Клэр и вышла из кухни. -Мне кто-нибудь, расскажет, что у нее с головой? -обращался Кас к братьям.

109

Фанфик -Она разве тебе не рассказала? -вопросом на вопрос отвечал Сэм. -Нет! - Как мы поняли Мрак, стерла ей память, ведьмак вернул ей ее, каким-то образом, от чего она пришла в ярость, я пытался ее разубедить, но это же Клэр! разводя в конце руками, рассказывал Дин. -И что она сделала? -интересовался Кас. -А дальше, она спустила всю обойму в Мрак, но она как в фильме "Матрица" остановила их, они не долетели до нее застыв в воздухе! -продолжал Сэм. - А, это где Нео рукой остановил пули? -вспоминал Кас. - Ого, не думал, что ты его смотрел! -ухмыляясь, удивился Дин. -Дальше, что было? -пропустив мимо ушей подколы Дина, спрашивал Кас. - А дальше Марк, пришла в ярость, я не видел раньше такого, ее прозрачная рука подняла Клэр в воздух и затем с силой ударила о землю! -отвечал Сэм, делая глоток пива. - Да еще, одна странность, я слышала голос Марк в своей голове! -почесывая затылок говорил Дин. - Почему мне сразу об этом не сказал? -удивлялся Сэм. - Не до этого было, сам знаешь! -отвечал Дин брату. - И что, говорил тебе голос Мрак? -интересовался Кас. - Сначала попросила помочь ей, чтоб ее не видел этот ведьмак, когда мы были в машине, затем попросила уйти с поля так скажем их битвы! -рассказывал Дин. - Как вообще такое возможно? -удивлялся Сэм. - Наверно возможно, может это одна из способностей Кицунэ, ведь мы мало, что знаем о стражах, и возможно у Мари с тобой связь как страшим братом! допивая свой кофе предполагал Кас. - Была бы у нас эта чертова скрижаль, было бы намного проще! - вздыхал Дин. Мари в это время наносила удары по груше, перед глазами крутился сон, который ей приснился, она не могла понять, как в нем очутился Кас, последние фрагменты битвы не давали ей тоже покоя, и она понимала, что разговор о произошедшем с братьями не неизбежен. Груша не выдержала последнего удара и слетела с цепи и приземлилась почти в конце зала. - Ого! -раздался голос Клэр, она зашла как раз в тот момент, когда груша приземлилась. Мари тяжело дышала, голос Клэр вернул ее на землю. Размотав руки, она подошла к бутылке с водой, Клэр стояла и молча наблюдала за Мари, боясь что-либо сказать. - Ну и, так и будешь молчать? -протирая лоб полотенцем, спросила Мари. -Эм...! -запиналась Клэр, она не знала с чего начать разговор. -Что с головой у тебя? -продолжала расспрашивать Мари. - Упала! -врала она. - На ровном месте? -удивлялась Мари. - Нет! -Как же тогда? Клэр молчала, опустив голову в низ, теребя низ рубашки. -Да не тяни кота за хвост, рассказывай! -пытаясь выудить информацию из Клэр, настаивала Мари. -Ты меня подняла вверх, и потом прижала с силой к земле! – собравшись, отвечала наконец Клэр. -Я тебя подняла? Каким образом? -удивлялась Мари. -Рукой! -отвечала Клэр, указывая на правую руку Мари; - Она была прозрачной!

110

-Зашибись, я не помню этого, последнее что я помню это как не дала затащить братьев в дыру! -рассматривая свою руку говорила Мари. -Ты совсем ничего не помнишь? -садясь на скамейку интересовалась Клэр. -Эм, помню, как мы с тобой разговаривали в твоей комнате, потом провал! делая глоток воды говорила Мари; - Марк отключила мое сознание и заняла мое место! - Так вот почему ты так переменилась, грубила и иногда говорила на японском! -говорила Клэр -Ну теперь ясно, кто с тобой это сделал! -вздыхала Мари. -А не бери в голову, я сама виновата, от части, разозлилась на тебя зная, что за этим последует! -улыбалась в ответ Клэр. -Ну и моя вина в это тоже есть! -Ты не причем, это все Мрак! -Э не скажи, моя вина есть в этом, я позволила ей занять мое место, если бы я не сделала этого, то ничего этого не произошло! -вздыхала Мари. - Не парся, все уже позади! -слегка ударяя Мари в плече говорила Клэр. -Ты не за этим пришла, ты хотела поговорить о другом! -спрашивала Мари. - Да, на кухне парням я сказала, что мы с тобой хотим устроить небольшую семейную вечеринку, не спросив тебя об этом, я соврала им! -смущенно говорила Клэр. -Ну почему сразу и соврала, считай, что нет! - подбадривала Мари ее. - Что ты хочешь этим сказать? -То, что твоя идея просто замечательная, и она мне нравиться, вечеринка будет! -улыбалась Мари; - Я сама хотела предложить подобное, ты молодец, что меня опередила! Клэр улыбнулась ей в ответ. -Правда я не особо люблю отмечать рождество, не очень хорошие воспоминания -беря полотенце и бутылку с водой говорила Мари. - Я тебя не понимаю! -удивлялась Клэр. - Как-нибудь в другой раз расскажу! -направляясь в коридор говорила Мари. -Хорошо, не буду настаивать! -вздыхала Клэр. Она хотела еще о много спросить Мари, о Мрак, и что с ней было, но вспомнив, о чем просил на кухне Кастиэль, не стала этого делать. -Эй ты чего замолчала? -спросила Мари, видя, как Клэр смотрит вновь перед собой. -А прости, задумалась! - отвечала она ей. -Ясно, пошли на кухню, я чет проголодалась! -потирая живот который урчал, говорила Мари. И они направились на кухню, зайдя на кухню она увидела там Кастиэля, когда их взгляды встретились, ее бросило в жар, щеки запылали, она быстро перевела свой взгляд на братьев, Сэм улыбнулся сестре, Дин подмигнул ей. Кастиэль тоже, как и Мари засмущался и уставился впереди себя. -Я думала вы уже в холле! -подходя к холодильнику, говорила Мари. - Да надоело там все время торчать, вот решили сменить место! -мешая колоду карт, говорил Дин; - А вы все секретничаете? - Возможно, а что? -удивленно поднимал бровь Мари. - Да, нет ничего! -ухмылялся Дин. -Так, что с тобой произошло, ты нам расскажешь? - интересовался Сэм. -Я все вам расскажу, когда сама сложу кусочки пазлов в моей голове! -жуя салат отвечала она брату. -Хорошо, как скажешь! -соглашался Сэм. -Ну так вы решили с Клэр на счет вечеринки? -раздавая карты, спросил Дин. - Да, но я думала, что это будет семейный ужин! -откусывая отбивную, гово-

111

Фанфик рила Мари; - Ну если хочешь вечеринку, могу лично для тебя устроить! - Не стоит, обойдемся вполне семейным ужином! -кидая колкий взгляд на брата, говорил Сэм. -Лады, с вас тогда выпивка, и возьмите, что-нибудь покрепче пива! -делая глоток сока говорила Мари. -Ого, кто-то решил напиться! -подкалывал сестру Дин. -Ага, и пуститься во все тяжкие! -скривив рожицу в ответ, говорила Мари. Кастиэль сидел все это время молча, боясь посмотреть Мари в глаза, он все еще не мог осознать того, что произошло между ними, и из-за это в присутствии Мари он чувствовал себя неловко, лишь иногда кидал робкие взгляды на нее. Вот наконец наступило и рождественское утро, девушки взялись за приготовление праздничного ужина, парни отправились в город за выпивкой и подарками для девочек. Кастиэль всю дорогу молчал, как не странно Дин его не подкалывал, и не выведывал, что еще произошло между сестрой и им, Сэма это тоже немного удивляло, он не хотел вновь поднимать эту тему, понимая Кастиэля, что он сейчас чувствует, ведь когда-то давно у него была любимая девушка, в отличии от Дина, у которого всегда отношения длились максимум неделю. Сэм вздохнул и воткнул наушники в уши, нажал плей, и начал слушать одну из любимых своих групп. Закупив все необходимое, парни направились к выходу из супермаркета, но Сэм не спешил идти, он остановился у небольшого бутика, который находился в холле супермаркета, рассматривал в витрине понравившиеся ему сережки и кулон. -Эй ты чего тут застрял? -спросил к нему подошедший Дин. -Да вот кулон и сережки понравились! - не отрывая взгляда отвечал Сэм. -Себе что ли присмотрел? -подкалывал брата Дин. -Ты дебил? -разозлился Сэм. -Да брось Сэмми не кипятись, шуток не понимаешь? -улыбался в ответ Дин. -Ты слишком часто шутишь, я Мари и Клэр хотел подарить! -говорил Сэм. -Черт, я ведь совсем забыл об этом! -хлопая себя по лбу говорил Дин; - Кас, а ты что подаришь девчонкам? -Не знаю, а надо ли? -монотонно отвечал Кас другу. - Ну ты даешь, это же рождество и на него дарят подарки! -ухмылялся Дин. - Все пошло от волхвов, которые увидели Марию с Ребёнком на руках и подарили Младенцу подарки: золото, ладан и миро. А потом назвали Его Царём Неба и Земли. Так родился Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель мира."! -выпалил вдруг Кас. -Ой да знаю я эту историю, фигня все это, не верю я! -отмахивался Дин -Нас ангелов создал бог, или ты тоже в это не веришь? - удивленно спрашивал Кас, в его голосе была холодность. -А да ну тебя, не начинай! -отмахнулся Дин. -Чуваки харе препираться, вы дадите денег или нет? -считая в руках деньги говорил Сэм. -Сколько тебе не хватает? -уточнял Дин. -Не поверишь, 250! -тяжело вздыхая, отвечал Сэм брату. - Нефига они стоят! -удивлялся Дин. - А ты хотел, чтоб золото стоило 50 баксов? - удивленно подняв бровь, говорил Сэм. -Нет, ща погоди, что-нибудь придумаем! -говорил Дин, и начал лазить по своим карманам в поисках каких-либо денег. Найдя всего лишь 25$ и 25 центов, Дин был озадачен, не меньше брата, Кас стоял и смотрел куда-то вдаль, погруженный вновь в свои мысли. -Черт, у нас же есть Кас! -ударив себя по лбу, говорил Дин. -Ты думаешь он в таком состоянии способен, что-либо делать, он в послед-

112

нее время сам не свой! -смотря на Кастиэля, говорил Сэм. -Ну еще бы, после такого страстного поцелуя, никто бы не устоял! -шепотом язвил Дин. -Да угомонись ты! -слегка ударив брата в плечо, говорил Сэм. -Эй Кас, у нас к тебе дело есть! -звал друга Дин. -Что за дело? -уточнял он, подходя ближе к братьям. -Нам не хватает денег на подарки для наших девчонок! – вздыхая, отвечал Сэм. -У меня нет денег чтоб вам доложить, я вообще не пользуюсь ими! -пожимая плечами говорил Кас. -Да мы знаем, поэтому у меня идея, зайдешь в этот бутик, вот тебе пару бумажек, внушишь ему что это деньги и купишь вот эти сережки и кулон с цепочкой! предлагал Дин, протягивая бумажки, напоминающие форму денег, другу. -Но это ведь обман! -беря из рук Дина бумажки, говорил Кас. -Ну немного, мы не скажем об это никому, пожалуйста Кас сделай это ради них! - упрашивал друга Сэм. -Хорошо! -соглашался он. Зайдя в магазин Кастиэль чувствовал себя не ловко, он никогда еще не пользовался своей силой для таких целей, и даже не знал сработает ли это вообще на продавце. Продавец заметил в дверях мужчину в черном плаще, который стоял как в копанный, продавец обратился к мужчине: - Сэр, вам чем-нибудь помочь, или вы уже определились в своем выборе? -Эм, да определился, мне нужны вон те сережки и кулон, что у вас на витрине! - указывал на витрину Кас. - Хороший выбор, они буквально вчера поступили к нам в магазин, это с новой коллекции, вашей жене они понравятся! -улыбаясь говорил продавец, доставая сережки и кулон из витрины. -Я не женат! -отвечал Кас. -Ну тогда невесте! -кладя в коробочку сережки и кулон, говорил продавец. -У меня нет невесты! – монотонно, отвечал Кастиэль. - Значит подруге! -сухо улыбнулся продавец, боясь, что мужчина вновь скажет эту фразу, он опередил его: - С вас 300$! — Почему 300? На витрине цена 250?! – удивился Кас. — Так, 50 за упаковку, и потом праздник сами понимаете цены завышены! – улыбаясь, отвечал продавец. Кастиэль подошел ближе к продавцу протянул ему деньги, сверху одна купюра была настоящей, остальные были обыкновенные бумажки, он приложил два пальца ко лбу продавца и сказал: -Здесь ровно триста, я сейчас уйду, но когда ты очнешься, ты не вспомнишь моего лица и во что я был одет! Продавец смотрел прямо в глаза Кастиэлю, он машинально кивнул головой и забрал "деньги", которые ему протягивал Кастиэль. Забрав коробочки Кас вышел из магазина, остановился возле двери, глазами ища братьев, которых почему-то нигде не было, вдруг чья-то рука взяла его за шиворот и потянула за угол. - Ну, что тебе удалось? -раздался знакомый голос за спиной. -Какого лешего ты так делаешь? -выругался Кас. - А ты где таких выражений нахватался? -язвил в ответ Дин. -Дин хватит! -одернул брата Сэм; - Тебе удалось или нет? -Да, вот! -протягивая две красные коробочки отвечал Кас другу. -Кас, ты молодчина, спасибо тебе ты настоящий друг! - беря из рук Каса, коробочки благодарил Сэм; - А на него не обращай внимания, все погнали! Дин в ответ скривил рожицу.

113

Литературный сериал

Летописи межмирья Александр Маяков Тот же день… Новый Долан. Инквизитор Алексей Поражение гвардейцев сильно огорчило королеву. У нас было превосходство в сто раз, и мы проиграли. Клодес винил себя в этом, но… что он мог сделать? Погибнуть вместе со своими солдатами? Королева приказала ему не винить себя. Не сказала, а именно приказала. Генерал выполнил её приказ. Аркадий выжил! Это действительно фантастика! Оказалось, что он смог использовать заклинание кокона. Это самое мощное защитное заклинание стихийной магии. То, что он, новичок, смог его освоить, говорит о многом. В честь его возвращения, королева устроила настоящий пир. И буквально за пару часов. К вечеру в королевском дворце был накрыт стол, и были приглашены все высокопоставленные лица. А пока все это организовывалось, Аркадий и Лилиум, его спутница, смогли отдохнуть. Тот факт, что их поселили в одну комнату, вызвал у девушки бурю негодования. Но Аркадий заверил, что они уже давно спят в одной койке и все в полном порядке. Такая откровенность немного… смущала, но дело их. Мы просто оставили их в комнате и как только закрыли дверь, Аркадий получил свое. К вечеру во дворец прибыл Аркадиус. Фактически тезка виновника торжества. Он размещал великанов на южном рубеже. Пока что решено было разместить гарнизоны великанов и их «операторов» фей в южных районах материка, где они учились сражаться. Феи – мирная раса и долгое время не вели войн. Поэтому обучение не помешает. Так же на вечер прибыла и принцесса Лина. Она все еще гостила в нашем… простите, в мире эльфов. Хотя, он для меня стал практически родным: жена эльф, тесть эльф, дочь альф. Даже верен я теперь не Украине и её народу, а королеве эльфов. Лина перебросила в мир эльфов несколько отрядов драгун. Они перемещаются на вивернах, так же как и Лилиум. Только в отличие от неё, наги не сидят в седлах. Они оплетают шею виверны свои хвостом и так держаться на них. Довольно интересно. На приеме только не было Элориан, Норы и Надин. Трем матерям было о чем поговорить. Иллая была с ними. В тему спонтанного девичника входило так же обсуждение предстоящей свадьбы. До героя второго тихоокеанского сражения им было все равно. Лилиум выглядела своеобразно. Первая мысль, что она превращенный вампир, такая как Артур и Надин. Но девушка это опровергла. Она заявила, что она дроу. - Дроу? – Переспросила Оливия. Варинас уже привел её в порядок, восстановив зуб. Вообще, тесть замечательный целитель. - Никогда не слышали о дроу? – Спросила Лилиум. Все собравшиеся уже приступили к трапезе и по ходу дела вели различные беседы. - Признаться нет. – Ответила королева и пристально посмотрела на Аркадиуса. Король фей делал вид, что не замечает взгляда королевы. - Аркадиус, - осторожно произнесла королева, - вам не кажется странным, что дроу так похожи на эльфов? - Да, похожи! – Подтвердила Лилиум. – Нас даже часто принимают за эльфов. Аркадиус продолжил спокойно есть свою травку. Как оказалось, феи патоло-

114

гические вегетарианцы. Мясо им надо только для пропитания великанов. Да, прокормить травой такую громилу просто невозможно. - Ничего удивительного нет, королева. – Наконец ответил он. – Помните нашу первую встречу? - Да, - кивнула Оливия. - А обещание, которое я вынужден был дать, помните? – Спросил он. - Да, помню, - произнесла Оливия. Взгляд её становился все мрачнее. - Понимаете, я не могу вам объяснить все сейчас, мне придется нарушить, данное вам обещание. - Какое обещание? – Удивилась Лина. - Да так… - уклончиво ответил Варинас. – Дела эльфийские. Лина пожала плечами. Но тему развивать не стала. - Значит, вы из другого мира? – Спросил Мартис у Лилиум. - Да, - кивнула девушка. – Мы живем в нейтралитете. Относительном нейтралитете. Нас часто путают с эльфами, из-за схожести, чем, в свое время, и воспользовался один из президентов дроу. - В вашем мире демократия? – Удивился я. Лилиум посмотрела на меня и мило улыбнулась. - Не совсем, - произнесла она. – Да, большая часть территории контролируется республиканскими войсками, но есть и отдельные регионы, которые имеют независимость. - Как и люди, нет единства. – Произнес я. - Наверное, - ответила Лилиум, ковыряя вилкой в тарелке. – Мы по минимуму контактируем с Союзом. Она запнулась, но быстро исправилась. - И с Анклавом. - Мы все прекрасно знаем, что люди сотрудничают и с Анклавом, и с Союзом. – Произнес Евгений. - И не просто сотрудничают, а, фактически, правят Союзом. – Произнес Мартис. Люди, эльфы, вампиры, оборотни, гномы, первопроходцы, кентавры, кобольды, минотавры, наги, феи, аквамарины, гноллы, еще и дроу. Все идут своей историей. Кто-то откупается, кто-то поддается соблазну, а кто-то предпочитает нейтралитет. А если взять ситуацию с гноллами, то есть и те, кого просто презирают и стараются избегать. Пока перебирали архив, столько отчетов про стычки с гноллами в межмирье нашли. Они ассоциировались с чем-то отвратительным, грязным. Поэтому с ними никто не хотел иметь дело. Даже Союз. Анклав, в связи со своей ограниченностью, даже не знал о них. Были данные о кентаврах, которые стали ресурсной колонией Союза. Так же известно о минотаврах, которые крайне редко, но сотрудничали с Союзом. По сути, на захвате мира эльфов, вся война с Союзом и закончилась, перейдя в позиционную стадию. Потом, после присоединения гномов к Союзу, действия возобновились. Точно причины этого мы так и не узнали. Возможно, проникнув в мир вампиров, мы найдем ответы на эти вопросы, но не сейчас… Клодес сидел за столом, загибал пальцы на руках и что-то тихо шептал себе под нос. - Генерал, у вас все хорошо? – Спросил Евгений. Клодес, сбился и нахмурился. - Подождите, магистр, не сбивайте! – Отмахнулся генерал, и стал по новой считать что-то. - Финансы считаешь? – Спросил Артур. - Нет, осколки. – Ответил Клодес, опустив руки. – Не сходится! - Что именно, генерал? – Спросила королева. - Смотрите, сейчас объясню!- Приободрился Клодес. – Согласно легенде

115

Литературный сериал Культа, было тринадцать древних магов, которые во спасение мира, разбили его на тринадцать осколков. Каждый осколок, это один мир из межмирья. Мир эльфов, вампиров, людей и так далее. - Да, мы это и так знаем. – Кивнул Евгений. - А теперь самое интересное. – Воскликнул генерал. – Посчитайте миры, которые мы знаем. Просто посчитайте расы. Один - люди, - он начал загибать пальцы, - два - эльфы, три - вампиры, четыре - оборотни, пять – гномы, шесть - первопроходцы, семь - кентавры, восемь - кобольды, девять - минотавры, десять - наги, - он запнулся, но потом стал разгибать пальцы, - одиннадцать - феи, двенадцать - аквамарины, тринадцать – гноллы и… Она посмотрел на Лилиум. - Четырнадцать – дроу. – Тихо произнес Варинас. В зале наступило неловкое молчание. Только Лина хрустела салатом, ей это все было все равно. Ну, или она просто сильно проголодалась. - Значит, вся эта история с осколками… - осторожно начала королева. - А я никогда не верила во все эти сказки! – Воскликнула Лилиум, закидывая кусок свинины себе в рот. – Бред чистой воды! - Я тоже не верила! – Подержала её Лина. Девушки улыбнулись друг другу через стол улыбками счастливых хомячков. - Бред, не бред, а Подводный город одна из древних разнесла в чистую. – Произнес Морморт. - Она была не одна, с ней был Культ. Их тоже не следует списывать со счетов. – Ответил ему Варинас. - Но число! – Воскликнул Клодес. – Получается, что нет никаких осколков! Что все это фикция и ложь! - Генерал, вы чего так воодушевились? – Спросил Евгений. - Да так, - замялся генерал. – Просто решил, что можно решить все миром. - Миром уже не получится!- Воскликнул Морморт. – Кровь пролилась, вампир. - Никогда не поздно убрать меч в ножны! – Воскликнул Клодес. – Любая война заканчивается переговорами. - Успокойтесь!- Закричала королева. – Я, как и вы, генерал, не желаю войны! Но Культ фанатически предан древним и пойдет до конца. Даже если мы найдем еще тысячу миров! И это война не ради мести, господин Морморт! Если бы мы желали войны ради мести, мы бы все еще дрались с вампирами и вами! Забыли, как вы попали в Анклав? Забыли, какой ценой нам достался мир с вами? - Мы помним, ваше величество. – Ответил Морморт. - Это хорошо! – Властно произнесла королева. - Даже если это правда, и осколки это только часть мифа. – Произнес Варинас. – Войны это не отменяет. Но здесь мы собрались не ради обсуждения войны! Я предлагаю поднять бокал за Аркадия и его возвращение! Гости за столом хором поддержали магистра. - Я бы хотел поправить немного вас, магистр. – Аркадий поднялся с бокалом. – Я хотел сказать спасибо магистру Евгению. Если бы не вы, я бы погиб тогда. Вы научили меня магии огня. Только благодаря вашим урокам я выжил. Евгений с почтением поклонился. - И еще я хотел бы сказать, что вся эта история… - он замялся, посмотрев на Лилиум. – Лилиум, ты спасла меня с того света и я тебе благодарен. Но… твой характер, твой нрав… - Причем мой нрав к твоему спасению? – Лилиум поднялась и посмотрела ему в глаза. - По моему, Аркадий пытается признаться вам в любви, уважаемая Лилиум. – Ответил за Идущего Клодес.

116

- Ну… да. – Неуверенно протянул Аркадий. - Ну, так и говори! – Лилиум обняла его за шею и поцеловала в губы. Все поднялись и зааплодировали. Все-таки это хороший вечер. Аркадий жив, здоров и, похоже, счастлив. Скоро будет еще одна свадьба? «Всемогущество» древних пошатнулось. Возможно, его и не было. Просто леди Фортуна улыбнулась нашим врагам. Так это или нет, но новые известия приободрили нас. Угроза не столь страшна, а значит на кону меньшая ставка.

Человек, которому нравилось быть грустным Вячеслав Гаврилов Моральная гибкость – вещь для жизни очень удобная, пусть и порицаемая. Многие готовы отказаться от своих декларируемых за кружкой пива идеалов, в каких-то случаях даже прилюдно, чтобы ситуативно получить что-то ценное. И клеймо конформиста не является уж чем-то постыдным, как говорят, не мы такие, жизнь такая. Но книжник так действовать не мог. Да, его нельзя назвать в полном смысле принципиальным человеком, хотя границы, за которые переступать немыслимо, для него существовали. Он был вполне в силах предотвратить эту встречу, и желал, чтобы она никогда не состоялась. Но не смог переступить через себя, и теперь об этом жалел. Но они были полны решимости. Обе. В этом был словно глубокий душевный надлом, когда человек, живя со своими внутренними страхами и устав от них, в отчаянии меняется, до того, что готов прямо посмотреть в глаза всему пугающему, бесстрашно и гордо. По крайней мере это можно было сказать о матери. Люся же просто всегда стремилась к новым встречам, общению, людям. Её внутренней теплоте было всё равно, на кого изливаться. - Она долго не открывает – сказала девочка перед квартирой пенсионерки, ни к кому конкретно не обращаясь. – Может, в туалете… Они звонили уже где-то минуты две, не меньше, и никаких признаков присутствия хозяйки не было. Книжник выглянул в подъездное окно, окинув взглядом пустые лавочки. Тут её тоже нет. - Подождём пока – с затаённой надеждой выдохнул мужчина. – Может, отошла. Если через пару минут не вернётся, пойдём домой. Лиза в это время задумчиво смотрела на дверь, старую, местами с оторвавшейся обивкой, не отрывая взгляда. - Она там – на удивление отчётливо сказала она. - А почему она не открывает? – спросил Валентин. - Испугалась. - Она так хотела вас увидеть, просила, и теперь испугалась? - Да. Она боится, что её не примут. И словно в подтверждение этих слов за дверью послышался шорох, лёгкий, едва различимый, но в напряжённой атмосфере ожидания громкий, пронзительно громкий. Кто-то стоял за дверью всё это время. - Нина Ивановна, откройте. Это мы – громче, чем необходимо в данном случае прокричал книжник. - Может быть, тут открыто – активизировалась Люся, и своими маленькими цепкими ручками попыталась открыть дверь. Та, к удивлению, поддалась. – Ого!

117

Литературный сериал - Люся, отойди – отстранил её мужчина. – Нельзя заходить в чужой дом, когда тебя не звали. - Звали! Просто не открывают. - Входите – внезапно послышалось из темноты дверного проёма. Все невольно поёжились. Посещение и так вызвано не самым радостным поводом, так ещё и приём оказался странным. Не должны ответственные встречи начинаться так. Первой вошла Лиза, сразу же нащупала выключатель, и голая лампа, сиротливо болтающаяся на запылённом проводе, зажглась, слегка ослепив гостей. За ней протиснулись остальные, и каждому вошедшему показался странным запах. Он был обычный для таких квартир, так пахло нафталином, пылью, старыми вещами и ещё чем-то подобным. Но чувствовалась примесь, иная, не такого порядка. Мать с дочкой, часто бывавшие в церкви, могли посчитать этот запах знакомым. - Нина Ивановна, вы где? – дозывался Валентин. – Куда нам пройти? Ответа не было. - Наверное, в комнате – предположила девочка. И действительно, оттуда трепетал слабый свет то ли свечи, то ли лампадки, теряясь в коридорном электрическом освещении. И оттуда же шёл этот странный запах. - Дайте я первый зайду. Книжник зашёл, и остановился как вкопанный. Посередине пустой комнаты, где кроме полки с иконами ничего не было, стоял самый настоящий гроб, а в нём лежала разодетая в похоронное хозяйка. Между сложенных рук лежала маленькая иконка, и рядом на полу чадила лампадка, источая ладанный дурман. Она слегка приподнялась, увидев ошарашенного гостя, кивнула и опять улеглась. - Каждый день жду смерти. Уж не помню когда этот гроб заказала, он уж весь износился, в таком и помирать стыдно. Подошедшие остальные так же застыли за спиной книжника, словно прячась там от неведомого. - Так настрадалась, уж жить не хочется. Кабы не грешно было, так и сама бы на себя руки наложила. Никому я не нужна, никто мне гроб не купит. А тут полежишь, и сразу спокойнее становится. – она продолжала говорить, так, будто идёт обычная застольная беседа. – Сын то мой уж давно меня дурой зовёт, сумасшедшей. А иногда и грозит – продам гроб твой, или сам похороню в нём кого. И всё деньги искал, которые он перед последней отсидкой здесь спрятал. Я их давно ещё отыскала. Спрятала, знаю ведь, он пропьёт их, прогуляет. Нельзя ему такие деньги давать. А вернулся с тюрьмы – давай меня бить за них, орал, куда дела? А я – потратила. Трое гостей напряженно, с расширенными от удивления глазами слушали этот монолог, больше всего тревожась из-за обстановки. - Не знала же я, что сын мой девчушку обидит… Просто хранила их, думая, пригодятся для чего. Ни рубля не потратила из них, всё сберегла. Вот, где иконка лежат, заберите. Всё ваше. - Вы и так уже дали немало – начал было мужчина. - Мне ничего не надо, помереть бы скорее. Здоровая, ничем не болею, а лучше бы хворь какая. Я дождусь, а девочкам надо. Но девочки, как они обычно любили, не принимали активного участия в обсуждении, а только молчали, и иногда обезоруживающе смотрели на собеседников пронзительным взглядом ярко-голубых глаз. Тем, что когда-то прошиб непробиваемую скорлупу Валентина. - Я бы встала из гроба то, открыла бы вам, да только чувство у меня появилось, что скоро помру. И ангел приснился, белый, большой такой, и крылья громадные. Приходил ко мне, смотрел на меня. Я ему – батюшки, зачем же явился? А он молчит. Так и истолковала, что скоро мне милость будет, помру. - Мне тоже ангел снился – громко оборвала старуху Люся. – Недавно, только

118

он далеко был, пролетал, а я его видела. Значит, меня он тоже должен забрать? - Нет, милая, это он ко мне летел, не боись. - Но вообще ангелы же никого не забирают. - Забирают. Ещё как забирают. Но это из милосердия. Оставляют здесь надолго только черти. И сами тут живут. Старуха вольготно перевернулась на бок в гробу, подложив под голову руку. - Вы все какие-то напуганные, особенно этот. Как появился тут, сразу мне не понравился. Все люди как люди, а этот всё думает ходит, мыслитель. Задумчивый. Я сразу поняла, с ним что-то не то. Да и сейчас вижу… - Вам удобно так лежать? – перебила её девочка. - Удобно? Нет, зато спокойно. Уж знаю, как мне тут потом придётся. - Батюшка в церкви вас бы за такое отругал. - А я уже давно в церковь не хожу. Она просто сумасшедшая бабка, думал книжник. Все больные люди жаждут показать свою болезнь перед другими, надеясь, что их поймут, а кто-то и поверит. Иначе зачем всё это представление? Во всех репликах хозяйки была толика театральности, она не просто говорила, она декламировала, выставляя свой бред перед завлечёнными к ней людьми. Да и по какому поводу! - Забирайте деньги и пойдём – скомандовал книжник, не желая больше находиться здесь. Тут маленькая девочка, как на ней это может отразиться? Она не боялась, как всегда, была любопытна, вступала в разговоры, но видеть такого ей точно не нужно. А уж тем более подолгу общаться с умалишёнными. - Не торопись, успеешь. Лисёнок, милая, подойди ко мне. Не бойся, в гробах и монахи спят, а к ним люди ходят. Присядь на край, поговори со мной. Люся было двинулась вперёд, но её тут же схватила за руку мать. - Не подойдёт – сказала Лиза своим страшным голосом. - А, ты мать. А ведь меня же как тебя, тоже обидели. Я никому не сказала. Мужа у меня никогда не было, а как живот появился, так от меня родня и открестилась. Говорили, после такого хорошие дети не родятся. Так никому и не сказала никогда, первый раз сейчас. Мать молчала, но злобно смотрела на пенсионерку. Книжник, понимая, что никто из гостей не решится подойти и взять свёрток с деньгами, решил это сделать сам, и двинулся к полке. Старуха тут же встрепенулась, проворно выскочила из гроба и вплотную встала напротив книжника. - А ты куда это намерился? - Отдать им деньги, чтобы мы могли уйти. - Сами возьмут, не безрукие. И вообще, больно ты умный, командуешь. Так и чувствовала, что ты такой. - Я не хочу, чтобы они видели весь этот маскарад. - За них решаешь? Они не твои дети. Может, так даже лучше, жизнь быстрее поймут, без твоей зауми. Напряжение нарастало. Нина Ивановна входила в свой обычный боевой транс, так знакомый всем жителям в округе, и это грозило перетечь в потасовку, скажи мужчина в ответ хоть слово. Но он молчал, и даже не смотрел на свою кричащую собеседницу. В этот момент он искал взгляд Лизы, её мнения, её оценки. Эта безумная бутафория для них, он лишь неуместный сопровождающий, пытающийся лезть в игру. Им то что нужно? Они же явно не этого хотели? - Мне уйти? – тихо спросил он, обращаясь к матери. - Нет –без задержки сказала она. – Останься. Тут бабка устремилась к ней, и так же вплотную подошла, едва не дыша в лицо. - Тебе эти деньги. Бери. И знай, что каким бы кошмаром не была жизнь, хорошее можно выстрадать. Я выстрадала! Меня били за них страшно, а тебе за них стра-

119

Литературный сериал дать не придётся. Бери! Я сумасшедшая старая бабка, юродивая, никому не нужная. Мне эти деньги не дадут ничего, но отдав их вам, я буду чувствовать себя нужной. Мне нужно, чтобы вы их взяли. А если хотите, так и приходите в гости… Лиза отошла чуть назад, а потом, обойдя не перестающую болтать старуху, подошла к полке, но вместо того, чтобы взять с неё деньги, она достала из кармана ту самую пачку купюр, что ей уже передала старуха, и положила перед иконами. - Я пришла сюда, чтобы вернуть вам деньги – а после взяла дочку под руку и пошла к выходу. Книжник, немного помедлив, пошёл за ними. - А ведь я знала, что принесёте – шептала вслед пенсионерка голосом, каким обычно проклинают. – Знаете, что за деньги страдают. Я всё равно вас люблю.

Буквы на белом фоне Александр Маяков IX - Что у вас с Мариной случилось? - спросил Вадим. - Что у нас только не случилось! – ответил я. Случился у нас грандиозный скандал! Я все понимаю, совместная жизнь – это уступки. В чем-то уступаешь ты, в чем-то уступает партнер. У каждого свои привычки, устои, но приходится мириться. И я мирился! Я мирился с недовольством по поводу разбросанных грязных носков. Приходилось их собирать в корзину. Я мирился с претензиями к стирке трусов. Приходилось складывать их в стиральную машинку и раз в неделю стирать, а не как я привык под душем, пока моюсь. Но это мелочи! Точкой кипения стала, вы не поверите, кастрюли из-под пюре! Да, да, гребаная двухлитровая кастрюля! Точнее тот факт, что я собрался её помыть. Вы знаете, как надо мыть кастрюлю? Нет, вы не знаете, как надо мыть кастрюлю! Надо взять губку с небольшим количеством моющего средства. Хорошо напенить кастрюлю, при этом жесткой стороной губки (есть там такая) отдирать засохшие кусочки еды, чтобы они не остались на стенках кастрюли. После этого, вы должны тщательно промыть кастрюлю под проточной водой протирая тряпкой, чтобы не осталось следов моющего средства. Потом еще с минуту промывать от тряпки. Я терпел, честно терпел. Но когда она заявила, чтобы я бросил мыть, а то не вымою как надо, мне сорвало крышу. Ругались мы долго. Мне вспомнили мой грех, что я посмотрел на задницу одной санитарки из соседнего отделения. Я тоже что-то кричал и в чем-то упрекал Марину. Все закончилось на том, что я выпалил: «Ты такая же, как и твои родители!». После этого Марина зарыдала и быстро собравшись, ушла. У меня не было ни сил, ни настроения её останавливать. На следующее дежурство она не вышла, мне пришлось дежурить в гордом одиночестве. И за следующее, и еще одно. В общем, Вадим с Костей, видя мое состояние, позвали меня расслабиться. Предлагали пойти в «одно место», но я догадался, что они про свой закрытый клуб братьев и сестер по ориентации и вежливо отказался. Поэтому мы бухали в обычной забегаловке. - Ну, женщины они все такие. – произнес Влад. - А ты хорошо женщин знаешь? – спросил я. - А ты хорошо мужчин знаешь? - в ответ спросил Вадим. - Ну… - протянул я. - Поверь, чтобы разбираться в людях, не обязательно быть гетеро. – философски произнес Вадим. Костя молча улыбался. - Ребят, честно, я вас не понимаю. - хмель начал бить в голову и пломбу самоконтроля начало срывать.

120

- В смысле? – спросил Костя. - Ну, вас, этих… - я пытался подобрать приличное слово, чтобы не оскорбить их. Гребаная толерантность! - Я понял, - махнул рукой Вадим. – Не утруждайся. Смотри, постараюсь объяснить. Нас понимать не надо. Не знаю, что это сбой в программе, - он постучал пальцем по виску, - или еще что-то, но такие как мы есть. Этого нельзя отрицать. Кто-то считает это извращением, не нормальным, но это часть нашей жизни. - Многим не нравится навязывание… не традиционных устоев. – произнес я. - Ну да, - усмехнулся Костя. – Только кто их навязывает? Покажи мне. - Ну, всякие там гей парады. – неуверенно произнес я. - Ага, - усмехнулся Костя, - каждый день мы парадами по проспекту Ленина ходим! - Соборному, - поправил я, - его уже давно переименовали. - Допустим, даже и так, гомосексуализм навязывается. – Ответил Вадим, игнорируя мою реплику. – Объясни мне, как можно заставить гетеросексуала сменить ориентацию? Вот ты, сможешь переспать с мужчиной? - Нет! – твердо ответил я. - Вот, - кивнул Костя. – И вон тот парень за стойкой, тоже не сможет, и вон те солидные мужчины в деловых костюмах. И вон та… хотя, женщин трогать не будем, лесбийское начало в них сильнее, чем гомосексуальное в мужчинах. - Какое начало? – спросил я. - Еще скажи, что каждый мужчина – латентный гомик! - Не перегибай палку! – ответил Вадим. – Мы говорим, что среди женщин однополые связи более развиты. Даже не так, не просто лесбийские, а бисексуальные. То есть, и с мужиками, и с женщинами спать могу. - Твою же… - выругался я. – Давайте выпьем. Вадим засмеялся, но поддержал идею. Накатили. - Обратимся к истории! - начал Вадим. - Сменим тему? – с надеждой спросил я. - Ты сам начал этот разговор. – улыбнулся Костя. – Терпи. Терпи. Легко сказать! Но он прав, я сам напросился на эту тему. Так что после пары фраз отвертеться не получится. - Ну и что там с историей? - Если кратко, не вдаваясь в подробности. – начал Вадим - Короче! – перебил его я. - У греков гомосексуализм был нормой. – улыбнувшись, продолжил Вадим. – У спартанцев даже был девиз: «Щитом и мечом защитить своего любовника». И заметь, у них была самая сильная армия, среди греческих городов. Тоже можно сказать и про самураев, которые считали, что через половую связь с более опытным воином, юноша укрепляет свой характер и силу. - И ты мне говоришь, что вы не навязываете. – произнес я. - Навязать можно ипотечный кредит, коррупцию как норму жизни, но нельзя заставить человека любить. – возразил Костя. – Если мужчина любит женщину, то, сколько бы геи его не уговаривали, он не ляжет в постель с мужчиной. - Вот ты любишь Марину, Марина любит тебя… - начал Костя. - Причем здесь Марина? – спросил я, перебивая его. - Просто пример. – пояснил он и продолжил. – Вы любите друг друга. И ты же не побежишь лизаться с… - он обвел рукой зал и выдал, - Палычем. Я аж пивом поперхнулся. - Так, заднеприводные, - откашлявшись, произнес я. – То, что мы с ним бухаем, не значит что мы с ним… Я запнулся, не в силах произнести это слово. -Я образно, - произнес Костя.

121

Литературный сериал - Образы у тебя, конечно. – ответил я. - Мы просто хотим сказать, что любовь – это дело сугубо личное, нельзя заставить любить против своей воли. -Ага, - кивнул я, - расскажи это педофилам. - Здесь тоже не все так просто. – произнес Костя. - В смысле? – удивился я. - Как тебе объяснить. – начал Вадим. – Ребенок, понятие растяжимое. Ребенок это от рождения и до восемнадцати лет. Когда он маленький, ходит за ручку и играется в песочнице, это да, извращение, которое следует наказывать. Почему? Да потому что ребенок никак не готов половому отношению! Да и как вообще маленький ребенок может вызвать возбуждение? - Понятия не имею, - ответил я. Разговор заходил в какую-то дремучую чащу, и у меня все больше появлялось желание его прекратить. Но мои собеседники были настроены иначе. - Вот! – воскликнул Костя, разливая коньяк. - Это можно, и даже нужно считать извращением. – продолжил рассуждать Вадим. – А что делать, когда ребенок подрос и настал период полового созревания? - В смысле? – не понял я. Куда он клонит? Или склоняет? - Что ты знаешь о возрасте согласия? – спросил Вадим. - Ничего. – честно ответил я. - Да ладно? – удивились они вдвоем. - Сейчас поясню. – Вадим сел ближе ко мне. – Возраст согласия – это возраст, с которого добровольный секс не считается изнасилованием. Понимаешь? - Ну, допустим. – уклончиво ответил я. - Понятно. – кивнул Вадим. – Поясняю дальше. Совершеннолетие в Украине наступает в восемнадцать лет. А возраст согласия в шестнадцать. То есть, если переспать с девушкой, которой сегодня исполнилось шестнадцать, то тебя не посадят. В теории. Хотя, проблемы будут. - Только есть пара нюансов. – произнес Костя. – Первое. Возраст согласия у нас не прописан не в одном законе. Вообще. На официальном уровне, так сказать, его не существует вообще. В теории, да, если твоему партнеру есть шестнадцать, то можно, но рискованно. А если нет, то се ля ви. Ждет тебя дальняя дорога и казенный дом. - Это я понимаю. – кивнул я. – Я не понимаю, к чему все это? - Ты во сколько девственность потерял? – с ухмылкой спросил Вадим. Захотелось заехать кулаком по его ухмылке, но я сдержался. В конце концов обычный мужской разговор на пьяную голову. - В четырнадцать или пятнадцать, точно не помню. – уклончиво ответил я. - Твоя партнерша была старше тебя или младше? – продолжал засыпать меня вопросами Вадим. - Одногодка. – ответил я. - То есть, каждый из вас совершил преступление. - Как?! – я чуть не подскочил на месте. - Вот так! – улыбнулся Костя. – Ни тебе, ни ей не было и шестнадцати. То есть и ты, и она нарушили закон. Понимаешь? Тонкая грань. Очень тонкая. Если тебе пятнадцать, и через минуту полночь и твой день рождения, то эту минуты лучше сексом не заниматься. А в идеале, потерпеть еще два года. - Ага, - усмехнулся Костя. – И когда тебе будет семнадцать, с нетерпением ждать последнюю минуту с презиками наготове. Абсурд, не так ли? Только тебе стукнуло восемнадцать и все, в отношении тебя действуют другие законы. - Вот про это мы тебе говорим. – пояснил Вадим. – Понятно, что закон не может запретить человеку трахаться хоть в двенадцать лет. Но за это будет наказание. Так что мечта переспать с учительницей по биологии всего лишь мечта. Даже если

122

ты её каким-то чудом уломаешь, её посадят, а с тобой будут вести долгие воспитательные беседы. Учительница биологии. Да, красивая была, Ирина Натановна. Невысокая, можно сказать, миниатюрная, но с шикарной фигурой. У нас все пацаны мечтали с ней пройти курс анатомии. Но, увы, никто так и не рискнул. Хотя, один заливал, что когда остался на уборку, ему удалось её пощипать. В подсобке, где складывался инвентарь, она полезла на полку за материалом и упала со стремянки. А он был рядом и поймал. Ну а пока ловил, успел пощупать все места. Она, вроде как, не поняла, что и к чему, и просто была ему благодарна. - Так что с вопросом отношений с несовершеннолетними? – с ухмылкой спросил Вадим. - Здесь, - начал я, отгоняя школьные воспоминания, - как у рыбаков. Лучше отпустить, пусть подрастет. - Хорошее сравнение! – улыбнулся Костя. – Накатим? - Накатим! – поддержал я. - Ты с Мариной помирись. – резко сменил тему Вадим. – Она девушка… - Так давайте накатим! – перебил Вадима я. - Не увиливай! – улыбнулся он. - Накатим! Накатили.

Моё наслаждение Александр Дрозд Глава 10 . Месяц Затишье перед бурей - довольно интересное явление. В голове у каждого человека возникает два ощущения: страх - и позитивные мысли о мире. Многие шли в бой, еле стоя на ногах от выпитого алкоголя, заглушающего человечность. Им, по-видимому, нравилось умирать так - и никак иначе. Если в таком состоянии взглянуть на ночное звёздное небо, можно увидеть, как звёзды танцуют, вальяжно вальсируя, как будто это они накачаны алкоголем, будто это им при часе икс идти в последний путь, и возможно, они не возвратятся, а их домом станет небытие. А потом взглянуть на людей, подобным способом заглушающих свою грусть... Кто-то уже готов оплакивать себя заживо, точно так же звёзды провожают нас, и танцуют вокруг Месяца, на данный момент настолько близкой ему звезде, что фантазия при желании прорисует родство их обоих. Может быть, именно ты поверишь во весь этот бред, и словно богу будешь молиться Месяцу, взывая к нему, общаясь с ним как со связующим звеном между тобой и создателем. Ведь именно ему идти со всеми на смерть, именно он примет последний их взор на себя, навсегда сохранит его с их печалью и радостью, умрёт вместе с ними. Он, этот Месяц, всегда в многомиллионной толпе звёзд, вечно одиноко скитается у земной красоты, ходит по кругу, но никогда не приближается к Луне, как бы ни хотел этого. Скитается бесконечно, то сходя с ума от своей судьбы, то благодаря всё на свете за то, что может находиться с ней рядом, ближе всех в Солнечной системе. Интересное до боли в груди это небесное тело; вглядываясь, видя весь балаган вокруг, невозможно не сравнить с ним человека со своей тягой всё разрушать, а после всю свою вечность проклинать себя во всех ошибках, сотворённых со времён первых людей; и ненависти человека и Месяца нет предела. Депрессивный Месяц ждёт своего часа и ищет виновных в собственных ошибках, не понимая в своей пьяной физиологии, что ему свойственно ошибаться, лишь для того, чтобы исправлять свои грехи, не

123

Литературный сериал повторяя их более. Но ненависть всегда берёт верх над собственным эгоизмом, мы ненавидим себя такими, но всегда наступаем на одни и те же грабли. Это и есть он, в своей правоте он всегда будет выше любых законов, если даже сам их придумал. Да, он Месяц, ходящее по кругу небесное тело, мнимый и немой спутник, ведущий за собой смерть и самые приятные моменты пути. Он проигрывает их до безумия, пока реально не сойдёт с ума, растрепав свою ничтожную душонку всего лишь на то, что ему милее всего - желание всё вернуть, прожить заново, испытать те же ощущения и эйфорию от осознания былых ошибок, которых никогда уже не допустит. А они, звёзды, так и будут кружиться в своей бессмысленности и кураже, в ожидании своего последнего вздоха, под руководством своих кукловодов. И Луна ведёт героя, не отрывая свой взор, даже не пытаясь сомкнуть глаз, чтобы не видеть бедного собрата, и его столь же немыслимые страдания. Он закричал, в момент всеми ожидаемого звука, скорее завыл, как волк-одиночка рыдает по своей животной жизни, раздирая свою глотку так сильно, что звук его сливается со страшной и тревожной сиреной. В этот момент звёзды были людьми, они пошатнулись в его глазах, они были солдатами, которые только что изображали силу и бесстрашие перед восходящими событиями. Резко отрезвев, уже не играли они роли храбрецов, обнажив свой страх. В этот момент, вместе с криком и сигналом к так ожидаемой смерти, он осознал, насколько было всё просто, как ни пытайся уйти от неё, она всегда будет с ним. Вот она, братская могила всех живых, он был в ней центром, только он удостоился чести наблюдать, и это единственное, что нужно от него в столь губительный час. Несколько атак, пара отступлений. Истерическим криком кричал он: «Я вернусь!». Глядя на Луну, под шум разрывающихся снарядов, фонтанов крови, он кричал ей победителем в невыигранной войне, возненавидев происходящее, стреляя по всему что двигалось: «Я вернусь, сволочь!». Пробегая по убитым им врагам и товарищам, через бой, через захлёбывающуюся, пьющую кровь старуху в чёрной мантии, сквозь один решающий матч и следом сквозь другой, восставший после затишья отступления, «Я найду, сволочь» , - изнемогая, бормотал он себе, пытаясь добраться до тёмной, горбатой фигуры, скользящей по телам погибших, забирая их с собой, но не приближавшейся к нему ни на метр. «Я найду всех, кто был с тобой», - кричал он, трясущейся рукой бросив в неё гранату. Взрыв пришёлся точно по ней, но, видимо, не оставил даже царапины. «Сволочь», - сжатыми зубами произносил он. «Сволочь», - его охватывало нечто иное, чем опьяняющая злость, это был его звёздный час среди разорванных человеческих тел. И до боли грозный Месяц любил небо, но не мог уже остановится перед ответом на всё; звёзды рвались вместе с человеческими телами, никому не нужным, кроме пожилой женщины в черном саване. В азарте, не замечая, он стрелял по собственному отряду, по всем, кто только что, несколько часов назад, воображал себя героем, валялся на земле плача, умоляя оставить его в живых. Прицелился, рука нажала на курок, и руки, что только что сжимались ладонями к небу, упали порознь. Люди кричали, рыдали, обезумев в своём отчаянии; ему нравилась дикость, подобающая только животным, но, не осознавая этого, продолжал он уничтожать всё живое, ненавидя всё вокруг себя. Взрыв волной откинул бешеного зверя в грязь, перемешанную с человеческим соком и снегом, от контузии практически ничего не было слышно, лишь валявшегося рядом молодого человека, молившегося о прощении в предсмертной агонии. Но не у бога тот просил прощения - у любви. Слов не понять, голова трещит, словно её зажали в тиски, но ни боли, ни страха - лишь всеобъемлющий шок. Читая

124

практически по губам, глядел Месяц парню в глаза, зрачки пытались что-то найти между звёзд, умирающий всё молил о прощении у любви; тёмная мантия прошлась по его голове, последний вдох, выдох - глаза остановились. Привстав на колени, встретившись с ней лицом к лицу, как будто в зеркале увидел Месяц себя. В глазах была тьма, а за пустотой - тот лик, который он давно уже забыл, за ним ещё и ещё лица, неизвестные ему, как он считал, переплетающееся с ним и с ней воедино. Это всё, что он забыл - и понять не смог - столь страшна была следующая глава. Он оторопев от всплывающих в памяти одновременно лиц, не понимая, но чувствуя по напряжённой глотке, что орал он во все силы осипшим голосом от страха увиденного, от ненависти, переполнявшей его сердце, готовое лопнуть - оно стучало пулемётной очередью, не останавливаясь ни на миг. Нащупав осколок рядом с собой, направил он его своему отражению в лоб, оно стояло недвижимо; вся его мимика, испуг в глазах, видны были в отражении; ещё один взрыв, прямо за его спиной, он человек, он не бессмертен, только земля, сыпавшаяся с неба, укутала его тело теплым от огня одеялом. Лишь на один вопрос в философии жизни не нашёл он ответа: зачем? Зачем? Задавшись вопросом, взглянул он на войну, увидев трусов, недавно хваставших своей смелостью на публике в тихое время, и героев, что пытались спасти себя от себя же подобных. Надо разомкнуть круг, нужно начать всё сначала, убить себя - ради неё. Возможно, каждый, кто смотрел смерти в лицо, видел в ней себя. Глава 11 . Ветер Тихая, совершенно спокойная вода омывает моё тело, словно пледом окутала она меня своим спокойствием, нежно обнимая как влюблённая женщина, страстно прижимающая своего единственного, не желающая отпустить, будто мы с ней никогда больше не увидимся. Я держу голову на плаву, моё тело полностью расслабленно, отдано её ласкам без страха, я чувствую тепло исходящей испарины нагревшейся влаги, она нагревалась весь вчерашний день, ожидая — возможно, меня. Как я здесь оказался, не знаю, да и не хочется этого знать, нет желания ни о чём думать, словно пёрышко я в её власти, невесомое, недвижимое, боящееся лишь ветра, имеющего силы сорвать меня с нежного моего ложа. Видна заря, тёмное небо сквозь завесу тумана, окрашенного тонами алого цвета, от этого становится ещё уютнее и спокойнее. Нет ничего на свете, только моё невесомое тело, ласкающая меня вода и тонкие светло-алые лучики приближающегося солнца - обыкновенное, свойственное любому кошмару начало. Интуитивно ожидаю его, не может быть всё так хорошо, ожидания оправдываются, я был готов к этому. Возможно, ожидания дали заключающую картину постоянного равновесия и умиротворенного спокойствия - рай, о котором мечтает моё сознание, всё-таки меняет свой облик, и заслуженный мною ад вступает в свои права. Огненная дуга появилась на краю спокойного океана, опаляющие языки его пламени прожигали меня насквозь, но не желали воспламенить, а всего лишь издевательски играли, обжигая скрытые над водой конечности, желая сжечь несгораемую душу. Вода заиграла со мной, то оголяя, то пряча немощную фигуру своей любимой и единственной куклы. Игрушки мелочной мухи, севшей в сладкий сироп... Закончилось райское блаженство, как всё, что когда-нибудь заканчивается. И на смену ему вышло солнце, направляя в мою сторону огненные лучи света, словно силами мощного ветреного порыва. Страх не пугал меня, не было и попыток с его стороны, однако в невыносимом пекле руки стали плавится. Я наблюдал за процессом - с интересом наблюдал, как восковая кожа моя стала растекаться в воде. Неприятно и больно. Со всей силы отвернув лицо от света, стал искать я причину этого жестокого наказания, и увидел в от-

125

Литературный сериал ступающей тьме руки, ласкавшие меня. Они извивались словно змеи. Тела, которым они принадлежали, корчились в темноте, лица, отчётливо освещённые поражающим солнцем, смотрели мне вслед, не желая отпускать меня, они проклинали, кричали доселе неведомыми мне голосами. Стоило заглянуть в вечно мертвеющие глаза и увидеть, как тусклый блеск их медленно столбенел, в кончине своей, останавливая взор, направленный в сторону светила, на пути к которому плавала растекающаяся, задыхающаяся в собственном воске кукла, страдающая от нарастающей боли и видевшая происходящее моими глазами. В этот момент пламя от поднявшегося во всё величие солнца достигло меня. От нестерпимого жжения я проснулся; тело, кожа и лицо были покрыты сплошным слоем кровавой грязи, испарявшейся от неимоверно душного воздуха, превращаясь в пыль и твердые как сталь глиняные черепки, покрывавшие теперь тело моё с ног до головы. Это ветер окатил меня своим гневом, найдя меня, влез в мою голову, раздирая остатки приятного начала непонятного сна. И завертел меня, словно то был не я, а нечто неодушевлённое, пустое и совершенно ненужное, закружил моё никчёмное создание в своих цепях, не давая ни единого шанса вырваться из его компании, ибо был он внутри моей материи, внутри моего духа — внутри меня. Он поглотил всё моё прошлое, стирая остатки пиршества со своего подбородка. Забыл я свои цели, боль и травмы, куда шёл, лишь оставив нетронутыми силуэты образов, не дающих ни малейшего шанса узнать, кто они. Я всё забыл: как долго скитался по свету, ища твоего прощения; забыл бессмысленные надежды на своё спасение. Забыл, как проклинал тебя за твоё жестокое сердце и обманы, преподнесенные на тарелке, предназначенной только для меня. Я всё забыл - и ужаснулся от отсутствия чего-то внутри себя. Я помню стены - разбитые, окровавленные, в темноте освещённые огнями горящих орудий и тел, неизвестных мне, и стекала кровь по их изуродованной плоскости, скрытой от тьмы злополучным светом отчаяния и страха, сгорающего за спиной. Медленно всплывая, осколки памяти мучительным осуждением совести раскрывали элементы моего неизвестного греха перед человечностью. Болезненно помню руку, которой держал орудие защиты, направленное в пользу смерти, ублажая её своей злостью. Всё остальное было обрывками мёртвого сна, с холодными глазами ужаса, переросшего в хаос, пролегающий на несколько километров у моих ног. Я всё забыл, и нет ни малейшего желания вспомнить о жизни моей и отчаянии, глубоко засевшем в биении сердца. Смерть оставила меня в одиночестве, ещё большем, чем когда-либо, лишив разум мысли, мысли - смысла. Разрушенный город, покрывшийся пылью, вековой пылью вражды, заложенной в человеческой крови, пылью от собственных ошибок племён, народов, вождей, надменно желающих власти, испокон веков заблуждавшихся в собственной самонадеянности. Пылью от разбитых жизней, положенных за чей-то призыв, на который шли они словно стадо баранов, с интеллектом не больше чем у скотины. Я всматриваюсь в остаток неизвестной вчерашней истории, которая запечатлена в лабиринтах моей памяти, отказавшейся поведать о моём участии в очередном позоре. Я всё забыл, и в момент прозрения упал на колени, и просил о пощаде того, к кому не обращался до этой минуты, и до сих пор не понимая, что хочет он от меня, не давая мне оставить этот мир, и отстраняясь от всех воплощений его, тихо сгинуть в темноте в безымянном ничто. Нет воли идти куда-либо, нет даже разочарования, нет ничего. Есть только растрёпанная кукла, по названию своему и образу похожая на нечто созданное богом - и им же выброшенная, и забытая после долгих дрессировок, ибо нет сил у старого хозяина учить куклу жить. И сколько б ни старался он изменить это, она только плодится и уничтожает себе подобных, заражая своей злостью окружающий мир, созданный во имя красоты и любви, и имя ей - человек.

126

Раздирающей болью в висках врезаются воспоминания в мою голову, я помню крики, нет, скорее вопли детского страха, никому не нужные в мире, где лишь вопль становится щитом против страха. Дети, брошенные на произвол судьбы, чужие для всех, оставшись одни, могут только кричать под шум идущей войны, прекращая рыдать только после нескольких выстрелов. Я помню: это крики детей, брошенных на съедение чужим родителям, живущим ради поиска своего дитяти. Чувство стыда, не иначе, непонимание собственной совести: словно напившись чьим-то горем, до беспамятства танцевал я на их гниющих костях, радовался кровавому дождю, превращающемуся в ручьи, текущие по земле, соединяясь, образовывая реки, и умывался я в них. Но было ли это? Может, это всего лишь игра моего воображения? Проклятья помню я, вырвавшееся из уст вдов и матерей, что кидались на меня словно дикие звери, сходя с ума от неимоверной скорби по загубленной жизни. Теперь этого нет, есть только руины при свете солнца, что с жадной злостью обжигало мою кожу, исполосованное окровавленное лицо, изодранное в истерике когтями матерей. Теперь его черёд наказывать меня за беспамятство, и вину чувствую я, оставшись живым среди обломков жилищ, окутанных дымом и пеплом. Глаза, что смотрят через моё сознание, отмирая и вновь появляясь, атакуя меня изнутри моей головы. Хочется рыдать от тоски и боли, поселившейся в опалённой груди, так ненавистной солнцу. Но не могу вспомнить, за что мне такая кара, кто я и кем был, сжигая себя перед солнцем, плача как ребёнок, испаряя перед губительным жаром свои слёзы, моля открыть мне сознание, и имя мне дать, что носил прежде. Но вместо этого помню лишь стены, по плоскости которых кровь, стекая каплями, умывала мои руки, которыми бил я по земле, разгневанный, ненавидя и тот и этот свет. Всё это лишь обрывки снов, что видел, закопавшись в грязи и пепле, укрывшем меня от себя самого, отстранившись, отказавшись от всего мира, забыв всё, и нет сил вспоминать себя. Видимо, это наказание мне за дела мои: увидеть происходящее с позиции раскаяния, в медленных, болезненных обрывках снов, ради равновесия, так много раз воспетого народами всего мира. Я помню, как именно ветер - холодный, порывистый, собравший всю грязь, сметая её с кровоточащей поверхности земли, ударил меня своей жалостью, словно спаситель обрушил на меня своё снисхождение. Завертел моё постыдное тело в собственных грехах, от которых удирал я со всех ног, и закружил кукольное мироздание вокруг глаз моих, так что глаза не могли видеть, но открывшись, излил грязь на меня, и сказал на языке, понятном мне и ему, что пришёл я оттуда, где место мне было, и имя моё смерть. И полная картина происходящего предстала пред нами: руки убивают вокруг себя всё что шевелится, истерический смех и плач обрушивается на поверженных мною, стена, что, истекая свежей кровью, омывает руки мои, подобно огню согревая мне душу своим теплом. Эйфорию ощущал не кто иной, как демон, влезший в меня, любуясь пейзажем сокращения жизни. Все друг против друга, не знающие, куда им деться, стреляли в рядом стоящего. Ни одна пуля не имела наглости прикоснутся к моим одеждам, окрашенных в тёмно-красный цвет. Подобно цезарю восседал я на троне своём, и вкушал отражающуюся боль странного поклонения мне. Упал я на колени пред ветром, и ласкал он меня своим жёстким бичом по щекам и рукам, и не было большего счастья, чем желание оказаться там снова, попытаться умыться в ручьях горячей смолы деревьев, что стояли, проклиная, но не пытавшихся спасти себя от моего видимого предназначения. Цели, открывшейся в ответе жестокого ветра, который сообщил мне, что всех я убил, важнее не было. И на душе моей стало светло, умиротворение пришло с его жёсткими ласками. Засмеялся я с ним как ребёнок, радуясь обжигающему Солнцу, что завидовало Луне, наблюдавшей за моим рождением, крестившей проклятиями - там, где вкусил радость я и истинный путь до заключительной точки моего предназначения.

127

Литературный сериал

Пиковый туз. Сказка Фофанов Алексей 3. Ранним утром бабы собирали в лесу грибы. Глядь – на залитой солнцем круглой полянке – солдат мертвый. Руки раскинуты, пальцами помертвелыми карабин сжимает. Лицо белее снега, во лбу ранка красная. Аккуратная ранка, круглая, так и горит. Стали ворочать его, голосить: « Ой, лишенько! Да что ж это? Кто ж убил-то его? Батюшки, да никак…сам! Грех-то какой, Господи, грех-то!» Поопамятовались, смотрят – что за диво? Еще и не остыл, теплый, а крови-то и нет. Ранка свежая, а ни вокруг, ни в покойнике, будто, нету. Да лоб-от мокрый. Испарина, чтоль, смертная не остыла. Гли-кось, бабы, ровно наплакано…И на траве крови нет. Чудно. Трава под ним мягкая, шелковистая…чистая трава. И то диво, что перевалило уж за Иванов день – ландышам давно пора отцвесть – а из гимнастерки солдатской, как стали ворочать его, цветок выпал- ландыш лесной. Соком налит, душистый – страсть – будто только сорван. Сбегали в деревню за мужиками. Приехали на телеге за ним, отвезли на село. Собрались. Одна старушка как всполохнется: - Батюшки, да никак Павлушка, Игнатовны-то сынок, что на войну ту уходил ищо мальчонкой! Воты, дитятко, и навоевалси ти досыти… Ворочался, значить, ворочался, да не дошел. Да хто ж убил-то его, сердешного? - Да сам он. - Охти, грех-то какой! Матушка, заступница, Царица Небесная! Смертный грех! Закрестились бабы, мужики в затылках зачесали – Да, вестимо, грех. Где ж хоронить-то? На кладбищэ-то нельзя. Однако ж солдат. Надо бы полюдски. Один мужик, плотник деревенский, и говорит: - Намедни из города власти-то приезжали. Велели ямину копать. Стамент, де, становить надо. Всем солдатушкам, что на войне той побило, вроде как памятник, значить. Обчий. А вы, мол, тутошни мужики – вам честь. Вам и копать. За кладбищэм, у реки. Во-о-оны там, на краю-то, под березою. Подле черной ямины, где смерть-то коровью хоронили. Нешто не помните? Староста сказывал – везли тот памятник, да он, де, и разбабахался дорогою. Кувырк с телеги-то в канаву. Коли-и-и ищо нового-то ждать? При наших-то властях. Там и схороним. Чего лучше? Ямка чи -и-истая. Чего зря копать? Оно, конешно, подле ямины-то грех, да ить и он де… вроде как …того. Ах, Ты, Мать честная, прости Господи его душу грешную. Тут высунулся один безбородый, востроглазенький мужичонко: - Дык, боязно, мол,без попа-то. Тот, что плотник, осекает его: - Ты ищо тут! Молчи ужо, босорылый! А гроб-от, уж, мол, я слажу. Для солдата-то. Нешто поленюсь. И отнесли его, и похоронили по-людски: на высоком берегу реки, под березою, над обрывом, на самом краю – откуда еще в детстве, еще пацаном он головой вниз в речку сигал. Нарыли горбатую могилку; бабы набросали на нее полевых цветков по кругу, ткнули тот ландышек и запестрела она подле черной ямины, точно блюдце расписное рядом с чугунком обгорелым.

128

А к ночи налетели вдруг из дальних лесов, закружились, сошлись над ней молодые, зеленые, крепкогрудые ветра и прошелестели в березовых переплетах странную свою, дикую, и веками невнятную людскому уму песню.

А.С. Пушкин. Послесловие Маргарита Крымская 10 И царь, почти не величав, С великодушием (в лице) Моим рассудочным речам Внимал, имея свой прицел: Обезоружен всякий враг, Обласкан дружеской рукой. И знал он: Пушкин не дурак, Чтоб брезгать ласкою такой. Но также знал: разоружить – Не значит душу возыметь Того, кто призван пережить И трон, и временность, и смерть. О царский жест: «Свободен ты!» До слёз я тронут был тогда… Но тем, что дно моей мечты Сокрыла слов моих вода! А я мечтал: «Скорей бы вон Из тёмной крепости-Руси! Здесь только Пётр и был умён, Умы Европы пригласив, Чтоб с русской глупостью скрестить Да ждать времён, когда она Сойдёт на нет иль сможет быть Не так заметна и страшна…» Мечты, мечты… Не сладость – явь: Мне вон – нельзя, служить – невмочь, И, как с властями ни лукавь, – Всё озираться, день и ночь. О вечный страх мой: не дай бог Кому-нибудь – своим, чужим – Приметить штрих сердечной лжи И заподозрить в нём подвох! Как ни старайся, не поймут: Нет злого умысла в игре, А есть – забота о пере! Сравняться ль слову «лизоблюд» С глаголом, писанным для тех, Кто позже возблагодарит Судьбу за то, что раб-пиит Перо избавил от помех? И к чёрту гордость! Что она В сравненье с целью преуспеть,

129

Литературный сериал Пока не вычеркнула смерть Желанье жизни и струна Безумной лиры в такт звучит Разумным чувствиям… К тому ж Какой себе откажет муж В стремленье сердце изучить? Хотел понять: всей глубиной Полюбит сердце ли того, Чьё так прозрачно естество, Что виден кукиш за спиной? Нет! Никогда! И я любил Лишь блеск ума-поводыря – За то, что хитрого царя Блестяще за нос он водил. О, если б знал монарх слепой, Каким презреньем я горел К нему, к Руси с её судьбой – Лелеять царский беспредел! (Сказать бы должно «произвол», Но иногда мне по душе Глаголы, кои произвёл Твой век, уставший от клише.) Не говори: «Ты лгал себе». Сие – неправда. Лгал – иным. Как врач участвует в судьбе Своих больных, бездушен к ним, Чтоб излеченьем обнажить Талант могущественный свой, – Так я, поэт, решил прожить Леча России дух больной. Предвидел также: не понять Потомкам честности моей. «Не патриот? – Забыть! Изгнать! Из душ, из книг, из галерей! Не верит в Бога? Чёртов раб? – Предать анафеме навек!..» И так случилось бы, когда б Я не был умный человек. Однако стыдно мне сейчас За то, что верил не вполне: Не отведу от Бога глаз, Когда глаза закроют мне... 11 О, пощади меня, язык неугомонный! В сей миг замри! Нужна ли правда, если правда – незаконна? А бунтари Всегда наказаны в итоге – кто темницей, А кто петлёй… Страшусь расправы я, хоть нечего страшиться: Я над землёй.

130

Но я нашёптываю жаждущим пиитам Издалека – Глаголы мудрые, чтоб истиной омыта Была строка! Теперь поверят ли тому, кто был нечестен, Во всём игрок? Не отмахнутся ли с презрительным «Исчезни, Ты лжепророк!»? А те глаголы, кои Муза мне дарила, Пока был жив, Теперь останутся ли гения мерилом? Ведь гений – лжив! Признать не всякому: грешно противоречье, Но есть – у всех, А дарование судить по-человечьи – Страшнее грех. И потому – теперь не всяк пиит услышит Мой чистый глас. А я надеялся: нашёптыванье свыше – Раскрытье глаз. Страшусь – расправятся с поэзией великой! Она проста. А та, что ныне, – многогранна, многолика… И так пуста! Но все когда-нибудь привыкнут к пустозвонной Её красе, А к Богом даденной – не будут благосклонны. Страшусь – что все. И будет слог, холодным разумом творимый, Заумен, сух, – Мерилом гения… Поспорит с оспоримым И глаз, и слух! Но посмеются лишь: «Тебе судить ли строго, Великий лжец?» И замолчу я. А поэзии от Бога Придёт конец… О, пощади меня, язык! Вернись обратно – К законной лжи! А ты, услышавший, увидевший всю правду, – Не расскажи… 12 А впрочем, нет – рассказывай, кричи! Мне не страшны земные палачи, И дела нет до ваших взлётов и падений. Я неизменно противоречив, Но верю: Пушкин – вне суждений, осуждений И вздора всякого, ложащегося тенью… Не так порок мой страшен, как страшна В твоём глазу невидимость бревна. Все вкруг тебя – и лицемерны, и лукавы,

131

Литературный сериал И так дерзки, что видится война Одной единственною мерой для расправы С соломой спрятанным намереньем кровавым. О, повоюй! Но лучше бы – с бревном. А мне, в моём в приюте неземном, Чужды намеренья, победы, пораженья: Своё бревно одним январским днём Изъял из глаза я да сжёг без сожаленья. Но жаль, что смерть лишь гарантирует сожженье…

13 И ты, и ты взойдёшь однажды На тот незримый пьедестал, Отколь увидится, как мал И жалок разум был, как жаждал Напрасно солнца средь теней И как пустое мнилось важным В делах давно минувший дней. А мне нередко удавалось Ещё при жизни достигать Вершин прозрения. Но лгать Теперь не стану я – лишь малость Из той премудрости Небес Неоспоримою казалась Душе, где жил и мудрый бес. Пока не сомкнуты ни вежды, Ни руки в хладе гробовом, Пока страстями ты ведом – Противоречья неизбежны, Как неизбежен скучный путь Для душ, утративших надежду Господне с дьявольским сомкнуть. «Мне скучно, бес!» – Не Фауст молвил, Но я, кто жил меж двух огней, Горя желаньем: поскорей, Лишь Богом душу преисполнив, Изгнать лукавого навек. Но не решался, ибо помнил: Без беса – скучен человек! Что слово – то нравоученье, Что мысль – то тихая мольба… А жизнь, пускай подчас груба, Но так щедра на развлеченья И молодой любовный хмель, – Проходит мимо, как свеченье Звезды, не найденной досель.

132

Однако бес, проникший в душу, – Не сам ли Бог с иным лицом, Грозящий адовым концом, Коль будешь ты во всём послушен? И ты – боишься. Но овцу И волчий клык, и хлыст пастуший Всё к одному ведут концу…

Возвращение в Карелию или река с простым названьем Рогозин Владимир А Белое море – моё… Немного есть людей, кому понятен сразу весь смысл этой фразы, ну и ладно. Возвращение автомашин было встречно бурной радостью всех обитателей уже стоявшего во всей красе лагеря на берегу. Они жадно тянули руки навстречу извлекаемым из ШЕВИ гостинцам. Ужин уже ждал вновь прибывших. Недоумение на лицах и нескрываемая радость от привезенного «издалека». А нести радость-то чертовски приятно! Но сил было отдано много за прошедший день. Испробовав и отведав, да при виде встающей из-за леса, прямо напротив только что севшего солнца, полной луны неимоверного размера (низкая точка стояния плюс северные широты) вызвало очередной шквал эмоций и поток фотоснимков. Вечер явно удался. Ах, если б не усталость, то состоялась бы и песенная его часть. Но всему свой срок и своё время, а времени было уже немало. Водителям уже нельзя, а остальные – просто не могли уже. Но привезенное … успешно кончилось. Лагерь тихо готовился отойти ко сну. Его пыталась потревожить лишь парочка «местных молодоженов» на моторной лодке. Своими воплями - «А мы только поженились! Есть покурить?», «А мой мне остров подарил и назвал его «Татьянин». А выпить есть что?» они более получаса всё ещё пытались привлечь к себе внимание, но всё же вынуждены были ретироваться в пешем строю по берегу, оставив привязанной у лагеря свою ПВХ-лодку с мотором. Последним их козырем было - «А хотите на рыбалку? Мы завтра отвезем… за деньги… 2.800 за лодку… а дальше как наловите, но рыба есть… и много… там… Мы к вам часа в четыре утра придем и поедем. А есть еще покурить? А выпить нечего уже совсем?». Потешно и погано как-то... Заснули все ещё не спавшие к тому моменту сразу же, как стало тихо на поляне. Наступила ночь. Их последняя ночь на маршруте. Последняя ночь их непростого, у кого-то просто первого в жизни по-настоящему категорийного водного похода. А может я с тобой останусь… Водный маршрут заканчивается лишь в тот момент, когда собрано всё снаряжение – сплавное, бивачное, индивидуальное и народ усаживается в транспорт, начиная своё обратное движение – теперь уже к дому. Слышимый постоянно, в течение всей последней недели на маршруте, единственно интересующий всех вокруг вопрос, начинавшийся со слов – «А когда мы…?», командор задал его сегодня уже себе. Ну не было заметно ни в ком, столь

133

Литературный сериал часто озвучиваемой уже усталости и тяги к дому. Всё двигалось своим обычным чередом. Подъем – неспешный, сборы – неторопливые… У него складывалось такое впечатление, что никто никуда и не хочет уезжать на самом деле. Кто собирался понемногу, кто бродил по окрестностям стоянки, деревни и фотографировал. И вновь всё медленно, тягуче, словно нехотя. Места эти тихо, осторожно овладевали ребятами, стараясь приучить их не спешить напрасно. Покой и сдержанность – таков поморский нрав. Здесь суете нет места. И это тоже – СЕВЕР. Ребятам явно по душе пришелся местный быт, хоть он и был в глаза неброским и неярким, но с душой своею… Командор уже собрал все свои и юнги вещи. Они были заботливо осмотрены и расчетливо разложены по багажнику и салону, ведь впереди еще два дня обратного пути к дому. Шкуры и баллоны катамаранов уже основательно просохли на ветру и солнце. Начинали паковаться и личные вещи. Но вновь не почувствовал командор, витающего над стоянкой подобно чайке, и кричащего – «Пора домой!!!», стремления скорее вернуться. Вот сколько стремились сюда, столь же нехотя, как из -под палки им приходится уезжать. Приятно сознавать, что «зацепило». И теперь уже неважно даже, что именно и насколько. Просто это факт… А может им вместе стоит попробовать, как в стародавние времена, замутить гусятник по итогам похода? Надо будет озвучить эту идею недели через две-три после возвращения домой. Гусятник – волшебный сбор! Сбор тех, кто был и тех, кто все-таки не смог поехать на маршрут по всяческим причинам. Слетает пыль, выветривается негатив и исчезает напряженность. Показ и обмен фотографиями. Песни, что звучали там. И разговоры, разговоры, разговоры… Это как «плюс один» к маршрутному листу. Как «неучтенка». Как подарок негаданный и оттого драгоценный по-особенному. И лучше бы всё это было у костра. Ведь он сближает… Таким оно и было – наше Белое море. И это мы были в гостях «У Белочки», а не она у нас. Таким пусть и запомнится оно всем тем, кто был там с нами в этот раз… Последний вдох всею грудью беломорского воздуха и… Машины заурчали моторами. Сдали задним ходом и приняли на борт остальных. Дорогу основательно подтопили недавние столь затяжные дожди. К слову сказать, в «предвкушении» обратной дороги, памятую её состояние, адмирал попросил командора помочь ему с вывозом катамаранных рам, но только до асфальта. Согласие, хоть и неохотное, было им получено-таки. Вид «плачущего адмирала» - не для слабонервных. Он, вопреки всем ожиданиям командора, в этом походе слишком часто и кропотливо… считал. Считал, что больше везёт людей. Считал, что больше бензина расходует. Считал, что больше положил к себе на катамаран. Считал, считал, считал… счетовод хренов. Но с математикой у него не очень внятно выходило. Было впечатление, что это на «Голубом щенке» четыре весла, а не два. И потому вещей им, да побольше!!! То появляются продукты дополнительно, то банная палатка перекочует с борта на борт, а то ведерочко с едой на перекус переберется, а то ещё чего… ну типа «походного дивана». Два раза отбивался командор от таких «наездов», но чаще соглашался пожалеть (что не жалеть убогих-то). Им тяжело, их мало, они на отдыхе… А посчитать нагрузку на соседний борт, так времени за весь поход и не нашлось у адмира…ла. Ну и, как водится опять нае.ал с обещанием «до асфальта», впрочем как обычно. Но это тоже… отступление от темы – просто наболело. Машины потихонечку, чуть ли не шагом, переезжали через промоины и выбоины, бревна и камни. Вскарабкавшись по базальтовой плите наверх, в самое начало деревенской дороги, пошли чуть быстрее. Доехав до одного из домов, командор и юнга пошли в дом возвращать долги – три года тому назад они забыли вернуть сковороду, которую на время стоянки на берегу им дал Василий. Хозяина дома не

134

было и сковороду пришлось оставить на видном месте в прихожей. Проехали деревню, с моста посигналили реке Поньгома уже в который раз за это путешествие. Сделав микропаузу, показали ребятам дальнюю стоянка на Белом море, куда заезжали сразу после закупок в «Пекарне». Въехали в Новую Кузему к магазинам возле станции и – началось. Туристами, словно ураганом сметалось с полок всё лакомое и вкусное, табачное. А может это жадность? Адмирал приуныл. «Маманя, нэма бензинууу, ни даедууу!!!» Забавно было наблюдать, как он пытался в эту рыбацкую пору, почти в ста километрах от ближайшей заправки найти в поселке того, кто поделится с ним этим поистине стратегическим товаром. Он теребил продавщиц, проходящих мимо магазинов покупателей с вопросом «А где тут взять…, вы не подскажете?». По расчетам командора (а он видел сам процесс дозаправки ШЕВИ и даже в нем участвовал) запас хода адмиральского авто был, как минимум – плюс 50-60 километров к потребности. Адмиралом было допрошен даже местный… выпивоха, едва стоявший на ногах, на сразу понявший вопрос, верней сказать – проблему адмирала. И со словами – «Меня все знают, мне дадут, я помогу - ты жди…» он ринулся куда-то. Ещё с полчаса машины стояли подле магазинов и ждали чего-то… Вернулся и бродяга со словами – «Простите мужики, ну нет бензина и ещё кого-то там, я извиняюсь…». На том и завершилась нетопливосудьбоносная адмиральская стоянка в Новой Куземе. А вот уже теперь сдается, что ждал он помощи от командора, в надежде, что того-то здесь… ну каждая собака… и всегда готовы… дать, чего бы тот ни попросил. Машины покатили дальше. Было чуточку страшновато за машины. Предстоящий участок дороги и в сухую пору не был легким для машин. А сейчас - после стольких дождей?!! Жутко. Обратным чередом – поселок, дорога, мост, левый поворот, правый поворот, вновь левый и теперь уже прямая, поначалу сухие, ну относительно сухие. Командор всё ждал, когда же начнется та «погань», которую видели они здесь почти три недели назад. Но она всё не попадалась. За время их отсутствия, дорогу основательно залатали, усыпав и основательно закатав песком. Она была значительно ровнее, чем по пути сюда. Машины весело катились. Напряжение спадало. То слева, то справа еще виднелись окрестные озера. В открытые окна влетал теплый ветерок и проветривал салон. А настроение… было… ну ни к черту. Просто-напросто, командор всегда ненавидел окончания путешествий. Он жаден был до них. Это было целью всей его жизни – путешествовать. Я себе уже всё доказал… В один из моментов его чуть смутило усиление стука немного разбитой крестовины переднего карданного вала. Он даже порывался перед выездом вообще снять его с машины. Но он не стал делать этого по причине возможности возникновения потребности в полном приводе в этом дальнем выезде. Но машины благополучно доехали до асфальта. Процесс возвращения катамаранных рам и весел (три упаковки сверху, на багажнике), нутром ощущая подвох в отношении себя, командор решил совместить с дозаправкой баков возле поворота с трассы на город Кемь. Всё так и было. Доехали. Заправились. Вещи перекладывать не стали. «Да ладно, пусть так остается» - снисходительно (а не по-хамски ли случаем?) молвил адмирал. Базарить, спорить и доказывать ничего уже не хотелось. И вновь, как в песне – «Надоело говорить и спорить…». В кафе на АЗС решили немного подкрепить силы и съесть чего-нибудь, да побольше. Ушел на это целый час, а то и больше. Просто ребята нарвались на передачу смены. Красивое до этого меню, захлопнулось прямо перед нашими носами. Но это - не помеха, что дают – то и едим (так гласит закон джунглей).

135

Литературный сериал И кто бы смог сказать тогда, что всё только начиналось – никто бы не поверил даже… Под словом «всё» здесь следует иметь ввиду обратную дорогу к дому. Хорошо, что есть на свете это счастье – путь домой… Машины, словно вспомнив ненароком после отпуска, как надо ехать, убыстряя ход, направились на юг. Мелькали, сменяясь, придорожные пейзажи. Трасса позволяла ехать душевно – не менее ста километров в час. Уже знакомы были обоим водителям названия рек и населенных пунктов, через которые лежал их путь домой. Если судить по времени на часах, то им уже была «не судьба» посетить музейзаповедник «КИВАЧ». Доехать почти до Кондопоги засветло было просто нереально для их автоколонны. Поэтому командор повысил путевую скорость со ста до ста двадцати километров в час. Была надежда к полночи плюс-минус час (скорее плюс) добраться до кемпинга «ОЛОНЕЦ» уже знакомого нашим путешественникам по пути в Карелию. Стук крестовины кардана на такой скорости расслышать был просто немыслимо, да и не надо (пока ещё). Но настораживал явно усиливающийся звук выхлопа двигателя. Он перешел от тихого, на средний, потом на бульканье при перегазовке, потом на откровенное рычание. Должно быть пришла пора и ему… ремонтироваться. Дорога была относительно гладкой и ровной. Но потихонечку стала ощутимой ещё и вибрация на рычаге выбора передач в салоне автомобиля. Но это вполне допустимо для пятилетнего автомобиля. Да вот беда, все эти ощущения не затихали в совокупности, а наоборот, весьма похоже было, шли на усиление и всё отчетливее давали знать о себе. Командор, ведя машину, думал примерно так: - глушитель скорее всего под замену (пришла пора); - пришла пора заменить крестовину кардана (уж слишком отчетливый стук, а не цокание); - тряска… А причиной тряски коробки (ручки КП) могут быть: - износ резины; - разбалансировка колес; - обрыв подушек крепления (двигатель, КП, раздатка); - разбалансировка приводных валов (а их-то три плюс два)… Где денег взять-то столько?!! И в каком порядке под замену? Одним словом, мысли командора были невеселыми. И он уж больше не вглядывался в полотно дороги, а вслушивался и .пой пытался ощутить автомобиль, дабы подтвердить или опровергнуть свои предположения. Дорога, а в дороге МАЗ, который по уши увяз… Эта фраза и стала очередным песенным воспоминанием, полностью совпавшим с произошедшим дальше. Сначала двигатель перестал-таки бубнить, и начал… клокотать во всё своё горло – конец выхлопу. На очередном обгоне впереди шедшего грузовика, на скорости сто тридцать километров в час, по возращению в свою полосу, уже не рукоятку передач, а весь автомобиль начало мерно трясти. Причем по мере снижения скорости тряска усиливалась. На табло загорелся один из тревожных индикаторов - “sheck engine». Это уже - проблема, если не сказать - тупик, если не сказать – караул!!! А впереди был виден знак примыкания справа второстепенной дороги, командор решил там остановиться и осмотреть автомобиль. Снижая скорость авто начало трясти так, словно слева у него колеса – квадратные, а справа – треугольные. МА-МА-НЯ !!! Это катастрофа. Рядом притормозил и ШЕВИ. Было уже темно, часы показывали начало десятого вечера. В свете фар ШЕВИ был виден дым, идущий от HOVER. В области передней правой двери на асфальте медленно расползалась дымящаяся лужа. Это масло… Это уже было с ним в этих краях… Это означало такой же конец всей поездки? Данунафик… И если это конец, то чему из…??? Командор вышел, нервно заку-

136

рил. Попросил фонарь. Присел возле машины, потом прилег в районе переднего правого крыла, потом переместился под днище в области пассажирской двери. Лежал он так минут пять-десять. Для окружавших его автомобиль ребят они показались целой вечностью. Все ждали вывода иль приговора. Наконец он вылез из-под днища, встал, обтер руки тряпкой и… вновь затянулся сигаретой. «Ну, что там?..» осторожно поинтересовался адмирал. Выпустив струйку дыма куда-то в сторону, командор сначала произнес кратко, как выдохнул – «Да ничего. Хана…». Народ еще достаточно беспечно бродил невдалеке от машин. Да мало ли остановок в пути уже было, и сколь еще их будет. Потом, опершись локтями на капот своего авто, командор продолжил – «Гофра выхлопа – в клочья. Крестовина переднего кардана – в хлам. Ступица привода кардана раздатки переднего моста – к чертям. Оттуда и гонит масло. А при такой тряске и последнее масло убежит – тогда хана уже раздатке будет». Получалось, что в очередной раз Карелия не хочет из своих объятий выпускать командора, его авто и пассажиров. Такое уже было. Даже дважды. Один пожар в моторном отсеке в SAAB (приехал позже, под капотом поменял все выгоревшее – уехал свои ходом). Дважды глушитель. Один раз варил «гофру» в поселке Эссойла, на берегу Сямозера – ехал на тракторе почти 850 верст. Один раз замена двигателя - убежало масло после удара по картеру, на SAAB в том же поселке Эссойла, в деревянном гараже своих знакомых. Один раз была замена коробки передач – приехал туда с подменным агрегатом через неделю после возвращения домой. Это было уже в деревне Верховье, что под городом Олонец, откуда и узнал о кемпинге, что на краю деревни. Такая вот автоОПУПЕЯ в поездках в Карелию. Но то были старые машины. А этой не было еще и… пяти лет. Ей не везло, пожалуй, с самого начала, когда её руль попал в руки… сами знаете кого. Вот что такое «НЕ ВЕЗЕТ» - это невезущая машина. Сейчас HOVER стал именно таким. Предстояло ночевать на месте поломки, это бесспорно. Ночевать в машинах – более чем… пикантно. А вот ставить палатку или палатки… Похоже, что всем было просто лень. Внезапно из них улетучилась даже страсть к поеданию припасов. Но, скорее всего, еда–таки была, но хомячили они уже каждый в своем салоне. Обитатели HOVER от приема еды отказались. И был сон. Точнее сказать, что была весьма смешная попытка заснуть. Юнге, сидевшему сзади, это всё же удалось, хоть и с трудом. Боцман – тот тоже достаточно вольготно расположился на переднем сидении и уже сопел и храпел, изредка меняя то на это. Командор делал попытки заснуть, но так и не смог продлить сей краткий миг, такой как сон, более чем на двадцать минут. Именно с такой периодичностью менял тональность своего сна спавший рядом с ним боцман, которому даже рост помогал с комфортом разместиться на сидении. Да еще он иногда: просил приоткрыть окно – душно, кряхтел и приподнимался, включаяя свой телефон - принимал SMS, громко хлопал дверью - выходил подышать и размяться. Итогом ночи и «сна» командора явился единственно правильный вывод. Машина встала. Единственное, что можно было бы сделать для неё (и для себя), так это отсоединить передний кардан, зафиксировать ступицу привода переднего кардана и уплотнить, чтобы сократить потерю масла раздаткой. К таким же выводам пришел и адмирал. Еще одним итогом ночи явился «официально одобренный свыше» побег боцмана с занятой территории. И вновь вспомнилаись слова песни – «Тут крысы ломанулись через борт и лезут твари, и нет конца им…». Но тут всё двояко получалось. Он еще три дня назад должен был вывозить свое семейство где-то там – в Крыму. А с другой стороны – опаздывают вроде все… Да ну их, мысли эти. Минут через пятнадцать-двадцать голосования на обочине, ему удалось договориться с водителем проезжавшего в сторону юга авто. Прощаясь, он поблагода-

137

Литературный сериал рил адмирала и командора за все, что они сделали. А командору пожелал еще и удачи в попытке ремонта авто. Машина вскоре скрылась из глаз. Командору было тошно. Машина работала на общее благо, а как была, так и осталась лишь ЕГО проблемой. А боцман – тот мог бы хотя бы деньгами помочь, благо они у него были в запасе. Он итак отдал «за дорогу» несколько меньше, чем все остальные. Но, дорога ложка - к обеду и никак иначе. Это выбор и решение каждого из нас. Сложилось, как оно сложилось… Утро вечера мудренее… Прав, как всегда прав наблюдательный народ земли русской, придумавший столько пословиц, притч и поговорок! А утро командора началось с «убедительного призыва» адмирала к началу выполнения ремонтных работ. Оставленный уехавшим боцманом коврик, был расстелен на ещё непросохшем асфальте. У адмирала был получен под персональную ответственность домкрат. Из багажного отделения был извлечен набор атомобильных ключей. Перчатки – на руки и под машину – шагом марш! Машина – поднята. И началась война с защитами, сначала раздатки, затем и коробки. За долгий срок пребывания на своем месте (почти три года из пяти), учитывая большой пробег в тяжелых природных (грязь, бездорожье, распутица и снег с присадками) метеоусловиях, болты крепления долгое время даже не собирались сдаваться. А без их съема со штатных мест не могло быть даже речи о попытке самого ремонта. Но, при помощи (ну это уж водится в миру) Два болта просто потеряли голову от самого факта ремонта(сломались), а остальные потихонечку сдали свои позиции. И что забавно, что полностью выкрутились те, от которых это было просто необходимо. От остальных же только и требовалось, что ослабить их хватку – на листах защиты в ответных местах были выдвижные пазы. Примерно через час листы стальной защиты вальяжно расположились рядом с авто чуть поодаль от него. С защитой было покончено. Хоть внешний осмотр и выявил их полную пригодность к дальнейшей эксплуатации (ни вмятин, ни царапин), но было решено оставить их там, откуда они (в составе автомобиля) не захотели уезжать. Иными словами – просто не хотелось большие и грязные изделия тащить с собою дальше. Они остались на виду у знака «Уступи дорогу». Блаженный перекур. Адмирал, до сих пор взиравший со стороны, остался доволен проделанной работой. Настал черед демонтажа и карданного вала. Но это было многим сложнее – другой размер крепежа. Да и ближний фланец – он просто болтался вокруг своей оси, что требовало дополнительных усилий по снятию с его посадочных мест крепежа. Три болта сдались примерно с одинаковым расходом энергии командора. Не быстро, но уверенно. А вот четвертый, бяка (неценз.), ну никак не позволял «свернуть ему шею». Уже пошел в ход и баллончик, который сродни WD-40. Но, нет на всем свете того, что сделал один, а другой сломать бы не смог!!! Методом философски-ласкового «потрахивания», «потюкивания», «покручивания» сначала болт освободился из плена ржавчины и начал крутиться совместно с гайкой в сборе, затем удалось и гайку чуть провернуть на теле теперь уже болта. Продолжив этакий «массаж» и «процедуры» сборки гайка-болт и дальше, было замечено, нет было явно замечено, нет было замечено явное преимущество двух рук, двух гаечных ключей и нае.нушки над проблемным узлом. Гайка, как верная подруга, начала скрипя и нехотя оставлять столь любимое ею тело болта. Еще минута-две и «гаечка» (м/ф «Чип и Дейл спешат на помощь») упала на асфальт в объятиях столь ненавистного ей гаечного ключа на семнадцать. Всё. Командор еще некоторое время продолжал лежать, глазам своим не веря. И вновь блаженный перекур. Вставшее солнце уже просушило асфальт, согрело воздух, что было чертовски кстати. Прогулка, чтобы кости поразмять. Доклад

138

о достижениях адмиралу. Мечты поспать-поесть-НЕчай, да бабуина отыскать бы. Ну типа - щас бы с тигром побороться, аль может… отлупить кого. Радовало то, что адмирал совместно с юнгой, отыскав место на опушке леса, развели там костерок между камней и на камнях уже дымил чуть закипающей водою чайник. А это означало лишь одно, что утреннему кофе – быть!!! Но, оставался еще один фланец – у фрикциона переднего моста. Домкрат был переставлен на иное место, чтобы освободить место для тела сотрудника сервиса «КарелАсфальтоАвтоЛом». И вновь и снова. Было многим легче, ибо передний фланец был заметно надежнее прикрыт иными узлами силовой установки автомобиля. Болты выглядели чуть сохранившими заводскую «консервирующую» смазку. А первая попытка раскрепить один из них, неожиданно легко привела к победе!!! Снять остальные три – так вовсе не составило особого труда. Все восемь болтов теперь уже лежали рядышком друг с другом. А вот сам кардан – ну никак не хотел отсоединяться от переднего фланца. Думай, командор, думай! Как бы этак исхитриться и снять его, подумал командор. Ему понравилось, и он подумал ещё раз… Выход был найден. Верный и хорошо заточенный столовый нож, лежавший поблизости в салоне, и стал тем «самым-самым волшебным предметом» этого утра. Нож и нае.нушка, нае.нушка и нож… Их нет сильнее.Никто не в силах им противостоять! Два-три удара по стыку фланца и кардана стрех сторон при провороте последнего вокруг своей оси и… оно раскрылось – раскрылся стык между ними. Вот остальное – дело чистой техники и, через пять минут примерно, на асфальте уже обессиленный лежал кардан. Ремонту наступил… Как кстати вскипел уже чайник! Руки были сначала оттерты тряпкойветошью, затем «дополированы» влажными салфетками. Теперь можно и в «калашный ряд» ломиться. Но мест свободных там уже немного было. У багажника ШЕВИ уже стояла очередь на бесплатную суповую кухню помятых, лохматых, нечесанных и даже еще толком непроснувшихся. Пришлось командору, небрежно но злобно работая локтями пробиться в самое начало очереди и уже там, вальяжно так, сквозь зубы (или их остатки) произнести сермяжное – «А мне кофе, пожалуйста!». Очередь оцепенела и…, нет, не подалась назад, а еще плотнее стала напирать на впереди стоящих с криками – «И мне, и мне, и мне…». Так закончилась непростая трудовая смена командора в то обычное карельское утро. Кардан был снят. Защита – выброшена (минус 15 кг живого веса). Послекофейный перекур. Размять уставшие плечи. Пройтись прогнувшись по сухому асфальту. Собрать и обтереть лежащие рядом ключи, уложить их в чемодан. Собрать еще нужные в будущем болты и гайки в перчатку, чтоб не растерять. Обтереть кардан и уложить его на коврик в ноги впередисидящего. Отнести листы защиты к знаку на обочине и прислонить, чтоб были видимы. Убрать в багажное ключи, перчатку. Вернуть домкрат и ключ. Убрать и нож на место. Всё вроде. Ремонту конец. Тот самый «поганый» фланец с разбитым подшипником, что был источником тряски, бессильно покоится на своем месте в раздатке и ни с чем теперь уже не связан. А больше командор и не мог сделать практически ничего с поломкой. Теперь предстояло просто начать движение. Скорость – не выше 60. Если ничто не станет беспокоить – не выше 80-90 км./час. Если и на этот раз обойдется – тогда и выше (тут уж как получится). Гофра глушителя? Да хрен с ней. Останется найти ту скорость-обороты, когда он менее всего заметен будет. Попробуем взлететь?.. Ну что же – все поели, покурили, проснулись, собрались. А командора всё сомненья гложут. А верный ли прогноз развития событий сделал он. Как много масла убежало из раздатки? Надолго ли в теперешнем виде хватит? А хотелось ему, чтобы её хватило ещё на… почти 1.300 километров непростого пути. Да в разную

139

Литературный сериал погоду, да с пробками на дорогах. Но – он не бог. Тот выше. Пуск двигателя – успешно. Машины тихонечко стронулись с места. Поехали. Поехали. И, о чудо – тряски не было и в помине! Двадцать минут шли под 65-70. Не трясет, ехать можно. Командор выше, оглядел, обнюхал – криминала нет. Едем дальше 80-90 на спидометре. Тряски нет. Машина катит плавно. Мешает лишь выхлопа звук. Перекур, осмотр, взгляд под брюхо на раздатку – свежих течей нет, ничто не напрягает, всё – на своих местах. Ну что же – можно ехать! Чему уж быть, того – не миновать. Так значит едем дальше, но мягко, адаптивно и без лишних рывков. Выяснилось, что на скорости от ста до ста десяти километров в час, звук выхлопа перестает столь немилосердно давить на уши. Вот он и выбор самого авто. Прошел час. Ничто не тревожило, кроме мысли – на сколько же километров пробега её хватит. Как в отчетах космонавтов – «Пять минут, полёт нормальный…». Настроение командора значительно улучшилось (хотя бы внешне). Машины едут к дому ближе… При взгляде на часы, вдруг снова промелькнула шальная мысль, которая тут же нашла свое воплощение в звонке в соседний автомобиль – «Ну что, а не посетить ли нам, уважаемым Донам, случаем КИВАЧ? Ответ был кратким – «Канэчна, дарагой… Канэчна едем!». Меньше чем через час появился и знак «Поворот направо», говорящий, что через восемь километров путешественники смогут увидеть своими глазами легендарный водопад КИВАЧ – гордость и жемчужину республики Карелия. Что же тут началось… А начиналось это еще до выезда на маршрут. Не то по лени, не то по неумной подсказке кого-либо, но четверо из семерых взамен наличных денег взяли с собой… пластиковые карты. Как вам такой поступок? Ну то, что это «клиника» уже, надеюсь, ясно. Брать электронные деньги в глухой угол страны, да еще и в поход – чистое безумие. Вся их надежда в том и состояла, чтобы расплачиваться за еду и прочие покупки по карте. Но это ведь возможно лишь только там, где есть устойчивая сотовая (и не простая сотовая) связь. Ну, просто «тупанули» видимо… При входе на территорию музея-заповедника необходимо было приобрести билеты на право входа. Кассовый аппарат наотрез отказался принимать эти самые «красивые кусочки пластика», гордо мнившие себя раньше идеальным платежным средством. Командору пришлось спонсировать стоимость входных билетов на условии немедленного возвращения ему этой суммы при первой же возможности. Туристы попали на территорию. Фотоаппараты – к бою! И началось. Вот здесь, в музее, абсолютное большинство посетителей вело себя практически одинаково. Всем хотелось иметь на память – фотографии и сувениры. Не каждый же год судьба заносит нас в места такие – музеи под открытым небом. А это был – сам красавец «КИВАЧ». Воды в этот год было необычно много. Водопад выглядел весьма устрашающим и грозным. Мощные ровные и хаотично-грозные сливы словно завораживали взоры наблюдающих. Таким и должен остаться в памяти этот легендарный водопад. То мерным и чинным, то бешенным и непокорным. История сродни приключениям на входной кассе повторилась вновь, но уже в магазине сувениров. Пришлось и там, на тех же условиях, помогать незадачливым «бизнесменам». Но как бы то ни было, сувениры на память о посещении водопада КИВАЧ приобрели себе и своим домашним все желающие. Спасть лёжа – это наслаждение… Усталые и довольные туристы возвращались к своим автомобилям. Сегодня надо было еще успеть до знакомого уже кемпинга. Произошла оперативная замена в экипажах автомобилей. Командору взамен былого боцмана-беглеца, подсадил иного. Всё оставшееся в пути время, командор по-прежнему видел рядом с собой почти вечно спящее тело. Машины бежали-бежали, бежали-бежали и добежали-

140

таки до поворота с надписью «Верховье». На этот раз ребятам достался целый домик. Четыре места на шестерых. Оставив девочек в кемпинге для подготовки комнат, приготовления ужина и принятия, о боже правый, ДУША, остальные метнулись в Олонец, чтоб прикупить недостающее, снять деньги с карт и вернуть долги. Еще ШЕВИ очень нуждался в заправке. Всё удалось. Еда и напитки были куплены. Деньги сняты с карт, долги возвращены командору. А в магазине автозапчастей было приобретено трансмиссионное масло и герметик для раздатки – мало ли чего не так будет в пути. На обратном пути заехали и на заправку да угостили и «железного коня». Когда ребята вернулись к домикам, ужин уже ждал их на центральной веранде. Поев, попив и отведав всяко-разно вкусного, была предпринята попытка пешей прогулки в деревню к подвесному мосту через реку Олонка. Но при виде грозных туч совсем невдалеке, программу прогулки пришлось сильно сократить. По возвращению на базу, почти сразу же пошёл сильный дождь, переходящий порою в ливень. Сильнейшая гроза сверкала молниями, освещая белым светом всё вокруг. Поэтому, да и по прошлой ночи, отнявшей много сил у туристов надолго засиживаться не стали. Девизом этого дня (и подобных ему впредь) стало неопровержимое – «Спать лёжа – это наслаждение!». Последнее утро… эпопеи… Подъем был ранним у одной из комнат. А именно в «мужском монастыре». Командор еще надеялся в пути уплотнить место разрушения подшипника в раздатке, воспользовавшись домкратом адмирала повторно. Но утро, как известно, мудренее. Поутру начал накрапывать дождик, а адмирал – тот просто пленился доставать домкрат. Ремонт вновь был отложен на неопределенное время. Адмирала и его отношение к подобным проблемам командор знал уже изрядно – «Твоя машина – твои проблемы…». Ему еще, не вдруг, а с чувством, всё припомнится. И ремонт в Завидово, и потягушки на Озерне, и снесенный бампер на новом автомобиле. Припомнится именно его отношение к друзьям и их вещам. Жизнь – она ведь только начинается. Командор напоследок неторопливо отведал местной медовухи. Вот эта ночь, на самом деле и была их последней карельской ночью в этом году. А это – крайнее утро в Карелии. Минут через 15-20 после начала движения по федеральной трассе Р-21 «КОЛА», они покинут Карелию и въедут уже на территорию Ленобласти. И вновь тягуче-томный подъем. Завтрак. Сборы в комнатах. Сборы поклажи к поездке. Укладка всего и вся на свои места в автомобили. Прощальный перекур на лавочках под свесом крыши домика. Ну наглядеться б хоть еще чуть-чуть. Дождь затих и вскоре прекратился вовсе. Распрощавшись с кемпингом, уже дважды за месяц приютившим туристов, решено было все-таки съездить к тому мосту через реку для последней из многих, но именно Карельской фотосессии. Глядя на величаво-спокойные и безмятежно текущие под мостом речные воды, хотелось пожелать им и дальше такого же векового спокойствия и безмятежности. Прощай Карелия – до новых встреч!!! И вот караван машин, миновав и приветственную перетяжку над полотном дороги – «Доброго пути!» и «Ленинградская область» вскоре вновь въехал на огромный мост с центральным створом для пропуска судов класса «река-море» через великую реку Свирь. И побежала автоколонна дальше в направлении Питера, чтобы переехав по мосту Волхов, и свернув налево сразу после моста приехать в старинный городок со звучным названием Старая Ладога. Но завтрак был слишком скуп. Помешало полное отсутствие электричества в кемпинге. По пути к деревенскому мостику ребята сами видели ремонтную бригаду из управления местных энергосе-

141

Литературный сериал тей. Он готовились менять перетяжку со столба на столб на линии, ведущей именно к кемпингу. После очередной дозаправки, машины скоро въехали в городок Сясьстрой. В нем в районе заправке было целых три кафе, что сулило голодным огромный выбор блюд... Прошло немногим больше часа и насытившиеся туристы вновь, но уже спокойно заняли свои места в машинах, чтобы ехать дальше. И вновь дорога. Ровно гудит мотор. Внезапно погас и тревожный индикатор неисправности на табло приборов. Это просто смылось с датчиков раздаточной коробки вытекшее раньше масло. Стало еще спокойнее на душе у командора. И снова трасса (чуть не сказал Е-95). Машины пожирали километры дороги. То тут, то там, на развилках дорог, местное население предлагало проезжающим купить у них грибы всех видов, ягоды и рыбу. Вот рыбы было менее всего. А вот и мост через великую и былинную реку Волхов, что берет свое начало в озере Ильмень, на котором и стоит сам – Господин Великий Новгород. Минут через десять-пятнадцать машины въехали в Старую Ладогу. По пути туда, ребятам она встретилась лишь глубокой ночью. Теперь же ясный светлый день. Ну чем не повод посетить и осмотреть. Прогулка и осмотр самой крепости снаружи. Посетить музей не было ни времени, ни денег у многих уже. Вышли на берег Волхова. Да посмотрели на его воды. Ляпота… И ты уж не тужи, Старая Ладога. Стоять тебе – не перестоять!!! Осмотр завершился и машины тронулись дальше в путь. Въехали на территорию Киришского района. Там, невдалеке от города, и находится огромный нефтеперерабатывающий комбинат (НПК). Через несколько километров, дорога поворачивает направо и продолжает своё движения до слияния с питерской автотрассой. В конце дороги со светофора на перекрестке налево по стрелке, и вот машины уже несутся по питерской трассе в направлении домой! Проезжая д. Мясной Бор, командор всегда останавливался у мемориала воинской славы. Это место ему знакомо было очень давно, еще со времен заводского турклуба «ГЛОБУС», когда он еще учился на втором курсе в Бауманке. Сначала с заводской поисковой командой, потом со своими туристами из т/к «СКИФЫ», затем он привозил сюда и своих друзей. Они искали. Искали следы былой войны, остатки оружия, амуниции, смертные медальоны и останки бойцов, полегших в этих гиблых местах. Это место гибели второй ударной армии. С её помощью надеялись снять блокаду с города на Неве, а удалось лишь оттянуть значительные силы противника на себя и лишь тем ослабить давление на блокадный город. Именно в этих местах командору удалось к недавней тогда еще войне. Он всегда заходил на территорию мемориала, присаживался на знакомую лавочку, выкуривал две сигареты сразу – за себя, и за... того парня. Он просто молчал. А, когда приезжал сюда с сыном, рассказывал ему о войне и этих местах то, что знал о них сам. Это была его дань памяти бойцам, отдавшим свою жизнь за то, чтобы жил он сам. Именно в этом месте, в деревне с названием Мясной Бор, командор– проводник и закончил фотосессию. Продолжалась она почти двадцать долгих дней. Он никогда не снимал больше, чем ему могло понадобиться для альбома, дневника путешествия или просто повести, написанной скорее для себя. Машины дальше ехали, ехали, ехали и доехали до той точки пути, где встречались более двадцати дней назад, когда их совместный путь в Карелию еще только начинался. В той точки из HOVER были вынесены вещи одного боцмана и тело другого из них. Железо своё… (неценз.) адмирабль так и не захотел забрать к себе, ссылаясь на своё желание скорейшей повторной встречи, а рамы и весла – наилучший повод для неё. Постояли. Покурили. Разбежались по домам.

142

Семь футов под килем Владислав Кураш "Бегущая" по волнам "Бегущая" стояла у 9-го причала Платоновского мола в Карантинной гавани. Это была парусно-моторная трёхмачтовая красавица-шхуна с гафельным вооружением. Она вошла в порт до начала первых холодов с грузом африканского чая "ройбос" на борту и простояла там всю зиму. На своём недолгом веку "Бегущая" успела сменить нескольких владельцев и побывать во многих уголках света. Пять раз пересекала Атлантический океан, три раза - Индийский, совершала рейсы к берегам Норвегии, Исландии и Гренландии, плавала в южной и средней частях Тихого океана, австрало-азиатских морях, Беринговом и Охотском, Средиземном, Карибском, Красном и Чёрном, Балтийском, Северном, Норвежском, Гренландском, Баренцевом и Белом морях. Последним владельцем "Бегущей" был некто Алекс Куперман, человек, которого никто никогда не видел и о котором никто ничего не знал, даже сам капитан шхуны. "Бегущая" была построена в Финляндии на верфи Лайватеоллисуус в портовом городе Турку по образцу знаменитых финских зверобойных шхун и предназначалась для охоты на тюленей и моржей за полярным кругом. Набор корпуса шхуны (шпангоуты, бимсы, стрингеры) был сделан из дуба. Форштевень, киль и ахтерштевень - из железного дерева. Палуба и многослойная полуметровая обшивка шхуны - из рудовой корабельной сосны, мачты и рангоут - из мяндовой корабельной сосны. Носовая часть судна была обита броневым листом, а вся подводная часть - листами бронзы. Это служило защитой во время плаваний среди льдов. Первое время после спуска на воду "Бегущая" использовалась для промысловой охоты. С экипажем из двенадцати человек и несколькими десятками зверобоев на борту она уходила в многомесячные экспедиции к Северному Полюсу. Пока зверобои охотились на моржей и тюленей, шхуна зимовала в полярных льдах и возвращалась домой только лишь с наступлением весны, когда Арктика выпускала её из своих ледяных оков. На "Бегущей" был установлен дизельный двигатель фирмы "Бокау-Вольф", позволявший шхуне набирать скорость до восьми узлов. Парусное вооружение судна состояло из трёх кливеров, стакселя, прямого брифока, трапециевидных фока, грота и бизани, косых фор-гаф-топселя, грот-гаф-топселя и крюйс-гаф-топселя. Такелаж был устроен таким образом, что позволял управлять парусами и рангоутом с палубы. Несмотря на внушительные размеры и немалое водоизмещение, "Бегущая" имела небольшую осадку, что делало её лёгкой и быстроходной. Она отлично ходила при боковых ветрах и без труда могла ходить круто к ветру. И даже на крупной волне при попутном ветре она не уступала в скорости судам с прямым вооружением. "Бегущая" была однопалубным судном с полубаком и полуютом. На палубе располагались лебёдочная и хозяйственная рубки. На полубаке - смотровая площадка. Внутри полубака находились якорное и швартовное устройства. На полуюте рулевая рубка. Внутри полуюта - кормовое якорное и швартовное устройства. На судне имелись грузовые трюмы, каюты для пассажиров, кубрик экипажа, каюта и салон капитана, каюты старшего помощника, боцмана и штурмана, библиотека, кают-компания на сорок человек, камбуз, парусная и канатная кладовые.

143

Литературный сериал Последнее время "Бегущая" ходила под трёхцветным бело-сине-красным торговым флагом России, совершала рейсы к берегам Южной Африки и использовалась для каботажных перевозок грузов чая, какао, кофе и специй. Зимовала "Бегущая" обычно в порту и выходила в открытое море лишь с приходом весны. В минуты безделья я любил прогуляться по портовым набережным, разглядывая стоящие у причалов пароходы и корабли, наблюдая за нескончаемой суматохой, вечно царившей в порту. И каждый раз, проходя мимо "Бегущей", я невольно останавливался, любуясь её безупречностью и красотой. Она напоминала мне стройную грациозную яхту. Её белоснежный корпус, выкрашенный белой эмалью, и тридцатиметровые полированные и лакированные мачты со спущенными парусами впечатляли меня и завораживали. Как-то в самом начале весны мне пришлось уехать из Одессы на несколько дней. Аэлита не захотела поехать со мной, сославшись на слабость и плохое самочувствие. Поездка была скучной неинтересной и утомительной. К тому же меня сильно растрясло в дороге. Когда я вернулся в Одессу, оказалось, что Аэлита бросила меня. Воспользовавшись моим отсутствием, она собрала все свои вещи и вместе с Филиппом на "Бегущей" уплыла в неизвестном направлении. Об этом я узнал из письма, которое Аэлита оставила мне дома. Я был в растерянности и не знал, что делать. После некоторого замешательства я попытался выяснить, куда уплыла "Бегущая", но это оказалось не совсем просто. В порту никто не знал точного маршрута "Бегущей". Поиски привели меня в контору мистера Уилсона "Грузовые перевозки". Там мне рассказали, что "Бегущая" уплыла в Кейптаун, где ей надлежало принять на борт груз чая и специй. В Одессу "Бегущая" должна была вернуться не раньше чем через два месяца. О пассажирах, плывущих на "Бегущей", в конторе мистера Уилсона ничего не было известно. Спустя несколько недель я получил ещё одно письмо от Аэлиты, в котором она вымаливала у меня прощение и просила не искать её и не преследовать, и постараться вычеркнуть из своего сердца навсегда. Письмо было отправлено из Касабланки. Я больше не мог держать себя в руках. У меня случился нервный приступ, и я слёг. Моё состояние было критическим, поэтому меня госпитализировали. В больнице я провалялся недолго. Я быстро шёл на поправку и меня вскоре выписали. Спасибо врачам, они поставили меня на ноги. Но от душевных ран они меня не излечили. Я не мог забыть Аэлиту. Уж больно сильно я её любил. Горечь утраты я стал глушить спиртным и азартными играми, бездумно спуская деньги на бесшабашные кутежи и загулы. И не знаю, чем бы всё это закончилось, если бы не Ирини. Мы встретились с ней на балу в Благородном Собрании. Она была очаровательна в своём белоснежном декольтированном отделанном кружевами и жемчугом атласном бальном платье, и я стал за ней ухлёстывать. Мы много танцевали и пили шампанское. А потом поехали в Аркадию к господину Перецу на "Дачу". К нам присоединились князь Гагарин, сёстры Дунины, коммерческий советник СтрудзаЭдлинг и графиня Папудова. На "Даче" у господина Переца мы тоже много танцевали и пили шампанское. А оттуда все вместе отправились к цыганам за город. К тому времени от выпитого шампанского я уже плохо соображал. Моё затуманенное сознание стало гаснуть, выхватывая из вереницы событий лишь отдельные разрозненные не связанные между собой эпизоды, смешивая их с галлюцинативным пьяным бредом. Не помню, что было дальше и, как я оказался дома. На следующий день утром, когда я проснулся, рядом с собой в постели я увидел спящую Ирини. Вместе с приступом тошноты и головной боли ко мне начала возвращаться и память. С ужасом я смотрел на Ирини и мог лишь только догадываться, что между нами произошло. Ирини была совсем голая и не менее очарова-

144

тельная и аппетитная, чем вчера вечером в своём шикарном бальном платье, которое теперь валялось на полу рядом с моим костюмом. Я не смог удержаться и провёл рукой по безупречной груди Ирини. Она проснулась и потянула меня к себе. Желание и соблазн овладели мной, и мы слились с ней в едином сладостном порыве. С того дня мы стали жить вместе. Ирини была необыкновенной девушкой, внимательной и заботливой, ласковой и нежной. Она никогда не задавала лишних вопросов, не пыталась выяснять отношений и не лезла мне в душу, с пониманием относилась ко всем моим капризам и причудам. С ней было, на удивление, легко и комфортно. Благодаря Ирини мои сердечные раны стали зарубцовываться и я всё реже и реже думал и вспоминал об Аэлите. Потребности в спиртном и азартных играх у меня больше не было. Мы жили с Ирини тихой и спокойной жизнью. Ирини мне очень нравилась. Я думал, что когда-нибудь смогу её полюбить. И верил, что всё у нас будет хорошо. Но произошло то, чего никто не ожидал. В один прекрасный день в Одессе появилась Аэлита. Она приплыла на "Бегущей". И сразу же из порта приехала ко мне. Я увидел Аэлиту и понял, что люблю только лишь одну её и никого другого никогда в жизни не смогу полюбить. Прямо с порога, заливаясь слезами, она бросилась мне в объятья и мы уже не могли оторваться друг от друга. Позже Аэлита рассказала мне о том, как путешествовала вместе с Филиппом на "Бегущей". О том, как в Кейптаунском порту, в таверне "Кет", Филипп ввязался в драку с английскими матросами со шхуны "Жанетта" и был застрелен из браунинга в живот. И о том, как его похоронили по старинному морскому обычаю в открытом море под пение: "Со святыми упокой..." и под троекратный залп судового караула. Благодаря влиятельным знакомым мне удалось узнать кое-что об Алексе Купермане. Как оказалось, он жил в Генуе и был всего лишь доверенным лицом владельца "Бегущей", не желавшего афишировать своё имя. Я связался с Алексом Куперманом по телеграфу, но он, сославшись на коммерческую тайну, отказался назвать мне имя владельца "Бегущей". После смерти Филиппа "Бегущую" переоборудовали под танкер и стали использовать для трансатлантических перевозок керосина и нефти. Как-то при подходе к Ла-Маншу из-за тумана и плохой погоды "Бегущая" шла по счислению. Курс был проложен в десяти милях к югу от маяка Бишок-Рок. Но капитан ошибся в расчётах. Когда туман рассеялся и открылся берег, "Бегущая" оказалась в ловушке среди опасных рифов островов Силли. Начавшийся ночью шторм сорвал "Бегущую" с якорей и выбросил на прибрежные скалы острова Аннет. За несколько часов разбушевавшаяся стихия превратила "Бегущую" в груду металла и гору щепок.

Опаленные войной Олег Русаков ГЛАВА 4. ТОЛЯ. Осень 1941 года бросала листву под сапоги неумолимо ползущих к Москве фашистских оккупантов. Их сапоги неистово смешивали слезы, кровь, и грязь Российских просторов. В этом месиве сгорали деревни и города, поля и леса, наступающие и отступающие солдаты вместе со своей техникой. Сгорали и огромная масса людей, состоящая из отдельных судеб, живущих на этой многострадальной территории Русского мира. Фашисты безжалостно вторгались в судьбы миллионов Русских, Украинцев, Белорусов, прерывая и уродуя их жизни, или изменяя их жизни непоправимо косой автоматных очередей. Разноцветная листва русской осени

145

Литературный сериал падала под сапоги фашистов, пытаясь хоть как-то остановить серые орды. … Именно в эту осень начинаются мои первые воспоминания о собственной жизни. Именно это время расставило свои правила и исключения на всю будущую жизнь и смерть близких и не близких мне людей. Сентябрь 1941 года застал нашу старую деревню Кушелово и ее окрестности в ожидании и страхе перед возможностью оккупации. Война гремела совсем недалеко, хоть и до Москвы менее 150 километров. Самолеты с крестами пролетали не один раз. Иногда они сбрасывали здесь бомбы в страхе долететь до Москвы, которую, несмотря ни на что, хорошо охраняли от воздушных атак германцев. В сентябрьском воздухе уверенно стояло предчувствие, что враг вот-вот канонадой постучится в дверь. Многие организации и районные власти поселений и территорий, попадающих под немца, старались перемещать своих людей и предприятия на восток, судорожно желали сохранить людей от безжалостного кованого сапога. Невозможно спасти всех, но необходимо спасти кого-то. Вот и наше районное начальство организовало эвакуацию семей работников власти. По тому, как это происходило было видно, что это приказ или установка. Мне было всего три года. Сестренке – Танечке один год… даже и того не было. Я не мог запомнить всего, что происходило тогда, хотя бы потому, что не понимал происходящего, но общая суматоха, озабоченные лица взрослых, холодеющий звон приближающегося горя остались в памяти гнетущим не плачущим ожиданием. Жили мы недалеко от Кушелово, по месту службы Папы. По рассказам Мамы мы с сестренкой очень плакали, и некогда было нас успокаивать. …Вдруг в избу забежал Отец, он все время был на службе, дома не появлялся сутками, и громким дребезжащим голосом, не позволяющим никаких возражений, объявил, что мы срочно выезжаем. В голосе была абсолютная уверенность и громадное сомнение в происходящем. И не было ни минуты на раздумья. Не более чем, через час, погрузив теплые вещи, одеяла и подушки, что попались под руку, мы уже ехали по проселку в телеге запряженной уставшей лошадью на родину в Кушелово, а Отец опять ушел на службу... навсегда… Телега трясла нас 25 километров. Как и сколько времени мы ехали – не помню. Добрались до дома на другой день через ночь. В Кушелово вместе с теткой Сашей, сестрой отца и моей крестной матерью мы ждали машину, которая увезет нас неизвестно куда – в эвакуацию. Тетка Шурка была молодой активной комсомолкой 1924 года рождения, ей еще не исполнилось 17 лет, и все ее почему-то называли Лёлей. Вместе с нами дома помогали собираться в далекие дали неизвестности мои бабушки: Баба Марья - бабушка со стороны мамы и Баба Катя – бабушка со стороны отца. Машину ждали и соседи с маленькими детьми. Полуторка приехала вечером к четырем часам. Кузов уже загружен до предела узлами и детьми, куда, каким-то образом, запихнули и нас. Ехали с семьей друга отца, тетя Полина и три их дочери, одна моя ровесница, две другие чуть постарше, загрузившихся ранее. Наши отцы служили в милиции и были военнообязанные. Так они и пропали в гуще события 41го года на горящих осенних полях Подмосковья в неравных боях, вцепившись зубами в родную землю, мешая врагу двигаться к ощетинившейся и не хотевшей покориться, Москве. Были и другие пассажиры, но их я совсем не помню. Бабушки, как и многие другие односельчане, оставались в деревне, ожидая развязки узлов 1941 года. Мы с мамой сидели в кузове на вещах. Мама на руках держала сестренку. Я лежал глубоко на тюках. Именно в момент, когда машина тронулась, дернувшись по неровной дороге, я понял, что мы уезжаем. А как не хотелось никуда уезжать от родного дома и устоявшейся детской жизни… слезы… рев… Лелю посадили в кабину. Поехали. В деревне насторожились старики, с ними младшая дочь бабы Марьи Александра, ее все звали Шура 1928 года рождения, и четырнадцатилетний

146

Виктор – сын бабы Кати брат Лели. Не хотели они уезжать из деревни, надеясь на лучшее. Надеясь, что не пустят немца к Москве. Ехали долго. Ничего не помню. Меня укачало, и я уснул на мягких узлах. Погода была солнечная и теплая. Золотая осень средней России убаюкивала малышей, не понимающих происходящего. День сентября 1941 года катился к закату вместе с колесами нашей полуторки. Проснулся в темноте. Вокруг ни одного огонька. Во мраке всех перегружали в какой-то дом, по крайней мере, так мне показалось. Но это был не дом, а вагон. Что такое вагон мне еще предстояло узнать. Посередине вагона стояла круглая черная железная печка. По дощатым стенам сколочены нары в два яруса. Языки пламени в печке давали свет, создавая красный мерцающий полумрак, привыкнув к полумраку, можно было рассмотреть подробности обстановки где мы будем жить в ближайшее время. Изучение этих подробностей было очень интересно – такого я не только не видел никогда, но даже не представлял в своих детских мечтаниях. Окраска событий в красный огненный свет придавала происходящему дьявольские пугающие очертания. Было совершенно тихо. Ребятишки, как и я зачарованно рассматривали полумрак вагона. Женщины развязывали тюки, доставая из них еду, белье, разбирались с постельным скарбом, справляя нары на сон. Движения женщин и их теней были медленные и плавные, как под водой, будто это происходит не наяву, а во сне, из которого нельзя проснуться. В этой гнетущей тишине помню запах. Запах был большим и тяжелым, только потом через годы я узнал, что это был запах железной дороги, запах паровоза, который, дымя и набивая давление пара в котлах, повезет нас в таинственную и не добрую эвакуацию. Все устали от бесконечных событий и суеты. Вагон дернулся, как будто его ударили, дернулся второй раз, колеса загудели об рельсы, и мы поплыли, постукивая на стыках. Взрослые дети и женщины присев вокруг печки, в пол голоса, обсуждали сомнения в правильность своего отъезда в чужие края. Какие еще муки ждут там впереди, когда вернемся, где наши мужья, с дубинами в руках идущие против танков, как там наши родные оставшиеся в Кушелово на пороге оккупации, сколько времени еще отнимет эта проклятая война, сколько эта война отнимет жизней. Вздохи, всхлипывания… Господи помоги им… Господи помоги нам… Господи помоги нашим солдатикам остановить врага. Господи помоги не сгинуть в прахе побоища нашей Родине.

Наталья Дмитрий Королёвъ Утро было мрачным. Я проснулся позже обычного, как это и подобает в воскресенье. Посмотрел на часы — было пол-двенадцатого, неужели я столько проспал? Умывшись, я сходил на кухню и заварил кофе. День не предвещал ничего интересного, я не хотел никуда идти, решил просто пялить в телевизор, а когда надоест, упасть за компьютер. Выпив чашку, я вернулся в свою комнату, достал сигарету и вышел на балкон. Невероятно, но двор совсем замело. Солнца не было видно. В снегу играли беззаботные дети, кидаясь снежками, крича от восторга и веселясь. Я вернулся в комнату и включил ТВ. Переключил на Discovery. Под таким настроением в такую погоду можно было смотреть только такую программу. Показывали львов в африканских прериях, ведущий рассказывал о прайдах, поведении и другую прочую чепуху. Я тупо смотрел в экран, разглядывая картинку. Я не заметил как провёл в кресле больше часа, как вдруг услышал звонок -

147

Литературный сериал звенел мой новый мобильный. На экране высвечивался незнакомый номер. Странно... Я взял трубку. - Алло. Некоторое время на том конце провода молчали. - Алло, - ещё раз повторил я. - Влад? - услышал я тихий голос. - Да. Кто это? - спросил я, ещё ничего не понимая, но что-то уже ёкнуло в душе. - Это... Наталья... Помните, я ночевала у вас... Я не мог поверить своим ушам. - Да...да...помню... Сердце начало биться сильнее. - Мне нужно с вами встретиться и отдать... что я у вас забрала, - в конце её голос стал звучать надрывно. - Послушайте, конечно, почему вы тогда так ушли? - Это не телефонный разговор. Когда мы можем увидеться? В голове поплыл какой-то туман. - Хоть когда, когда вам удобно... хоть сейчас. - Хорошо, я подойду к вашему дому где-то через час и позвоню. Я вот только плохо помню где это... под шпилем? - Да, - ответил я. Она положила трубку. Сердце не переставало биться, стуча ударами в грудь. Я не верил что она вот только что мне звонила... Весь час я провёл в нетерпеливом ожидании, то и дело выходя на балкон и закуривая сигарету, за это время я выкурил их, наверное, с дюжину. Телефон я брал с собой. Раздался звонок. Звонила она. - Влад... я у вашего дома. - Сейчас выхожу. Наспех накинув на себя одежду, я выбежал во двор. Возле подъезда ждала Наталья, именно та таинственная незнакомка, которую я так случайно встретил три дня назад. Она была в каком-то розовом пуховике, не в той лёгкой куртке. Я подошёл к ней. - Здравствуйте. - Здравствуйте, извините, - она протянула мой телефон и купюры, - я прошлый раз ушла, забрав ваши вещи, вы, наверное, обращались в полицию?.. Я разглядывал её. - Нет. Послушайте, всё-таки, что произошло? - Не знаю... думаю, не смогу вам сказать, я просто не хочу чтобы вы считали меня воровкой... - Сейчас у вас всё в порядке? Она стояла молча. На улице было холодно, дул промозглый ветер, становилось неуютно. - Слушайте, давайте зайдём ко мне, вы всё расскажите. - Нет, - она посмотрела на меня. - Почему? - Потому что это ни к чему. Спасибо вам. Я попытался взять её за плечо, но она быстро отстранилась: - Прощайте. Она даже не посмотрела на меня и резким движением зашагала прочь.

148

Я в отчаянии смотрел, как она уходила. Вдруг случилось неожиданное: пройдя несколько шагов, девушка вдруг поскользнулась и упала — под припорошенной снегом землёй оказался лёд. Я подбежал. - Вы не ушиблись? - я посмотрел на её лицо, оно исказилось от боли. - Нет... что-то нога очень болит... - Наверное вывихнули, дайте-ка я вас подниму. Я взял её под руку и попытался осторожно поднять. Она ойкнула и опёрлась на меня. - Ну как? Можете идти? - Не знаю, нет, наверное. Девушка попыталась встать на больную ногу, но тут же застонала. - Давайте, держитесь за меня, пойдёмте. Она взглянула на меня нерешительным взглядом, но ничего не сказала, мы поковыляли в сторону моего дома. Мы зашли. Благо мои апартаменты находились на первом этаже. Я открыл дверь. Включил свет и тихонько посадил её на стул. На ней были коротенькие сапожки. - Какая нога болит, вот эта? - я осторожно попытался снять обувь, но она всё равно вскрикнула, - ну вот, всё, давайте я сниму ваш пуховик... Потихоньку мы прошли в комнату. Я посадил её на диван. - Позвольте я посмотрю, - я присел на корточки и попытался осмотреть её ногу, - вроде бы не вспухла, значит перелома нет. Вот здесь больно? - Да. - Скорее всего вывих, вы просто неудачно упали. У меня есть обезболивающая мазь, давайте натру. Наталья взглянула на меня. Я принёс крем и начал втирать ей возле лодыжки. - Ну, вот так, ложитесь на диван. Девушка молча подчинилась. Я вышел в ванную чтобы помыть руки, вернувшись, я застал её в той же позе. - Сейчас лучше? - Вроде бы да... всё равно болит. Я присел возле неё. - Поневоле теперь вы моя пленница, может расскажите свою историю? Я пристально посмотрел на неё, мы встретились взглядами. Вдруг она расплакалась - я не ожидал - она закрыла лицо руками. Я попытался её успокоить. - Послушайте, расскажите, вам сразу станет легче. Я уверен, что смогу помочь, по крайней мере сделаю всё что в моих силах. Девушка перестала рыдать, только всхлипывала, она открыла лицо и посмотрела на меня заплаканными глазами. -Теперь мне уже никто не поможет... - Но почему? Девушка постепенно успокоилась. Некоторое время она молчала, видимо думая, рассказывать мне или нет и вдруг начала. - Хотите знать... Меня преследуют. Я удивился. - Кто? Она недолго сохраняла паузу.

149

Литературный сериал - Мой муж. - Муж? Вы замужем? - Да. - Но... но как это возможно? - Я вам не буду говорить почему, но если он найдёт меня, то точно убьёт. - Интересная история... Вы обращались в полицию? - Это ни к чему, - отвернулась она. Я переваривал что она сказала. - Почему... вы что-то ему сделали? - Можно сказать и так. - И сейчас вы от него скрываетесь? - Да. - Так, понятно... Вернее ничего не понятно. Куда вы тогда ушли от меня? - К подруге. У меня ничего не было с собой, поэтому я и взяла ваш мобильный чтобы позвонить ей, и денег на дорогу... - Ясно... Но почему вы мне ничего не сказали? - Не знаю... это было бы долго, вы бы не поняли... - Что вы сделали, что-то криминальное, почему вы не хотите обратиться куда следует? - Нет, не криминальное, боюсь, я не смогу вам это объяснить. - Ну хорошо... Я задумался, встал с дивана и немного прошёлся по комнате. - А где вы сейчас живёте? - У неё, она приютила меня. - А собственного жилья нет? Девушка отрицательно покачала головой. - И сколько вы собираетесь у неё жить? Думаете он вас там не найдёт? - Не знаю, - с грустью сказала она. Мне было ничего не понятно, несмотря на весь её рассказ. Как такое было возможно? - Как ваша нога? - спросил я чтобы хоть что-то спросить. Девушка потрогала свою лодыжку. - Ещё болит... - Знаете что, - сказал я, - сейчас, я думаю, вы всё равно никуда не пойдёте с вашей ногой. Останьтесь пока у меня, а потом, подумайте, может быть вы расскажите всё всё-таки мне... Осторожно она присела на диван. - Я останусь, при условии что вы ни о чём меня не будете спрашивать. - Ну хорошо, как хотите... У вас есть паспорт? - спросил я. - Да, в куртке. - Я принесу. Я сходил за пуховиком и подал ей. Она достала и протянула мне паспорт, я взял его. С фотографии на меня смотрело женское лицо. Это была она, только немного другая, более здоровая что-ли. Я прочитал: Наталья Сергеевна Лисовец, 1990 года рождения. Она действительно была замужем. Детей не было. - Я сделаю ксерокопию, если не возражаете... Девушка промолчала. - Завтра я на работу, вы останетесь здесь. Я позвоню. - Только прошу вас, не обращайтесь в полицию. - Хорошо, - ответил я. Я включил телевизор. Меня посетило чувство дежавю.

150

Что-то было странное в её рассказе, хотя, не знаю, я почему-то всё больше и больше доверял ей, где-то в глубине души я понимал что она не врала, просто не договаривала, но не договаривала, очевидно, самого главного. Почему она не могла посвятить меня в свою тайну? Я решил, что завтра всё у неё узнаю. Я в очередной раз прошёл на балкон и подкурил сигарету. Уже темнело. Всматриваясь во двор, в белый снег, я не переставал думать о ней, обо всём что произошло. Я вернулся обратно в комнату. - Что, как ваша лодыжка? - Ещё болит, - пожаловалась она. - Сможете дойти до ванной? Я приподнял её с дивана. - Спасибо, я сама... Держась за стенки, осторожно наступая и прихрамывая, она доковыляла до душа. Я постелил ей постель. Залез в сервант и на всякий случай вынул оттуда все ценные вещи, а также паспорт, достал ксерокопию её документа и положил их в портмане под кресло, где собирался спасть - завтра я возьму это с собой. Щёлкнула дверь, девушка вышла из ванной и тихонько, припрыгивая, дошла до комнаты. - Я постелил вам, ложитесь, я отвернусь. Она легла. Я сходил умылся и вернулся в комнату — Наталья лежала на диване, повернувшись головой к стене. Раздевшись, я лёг, лежал, задумавшись. Всю ночь я практически не спал. *** Настало утро. Будильник в телефоне прозвенел без четверти восемь. Я очнулся от полудрёмы, потрогал портмане что было под подушкой, взглянул на диван — девушка лежала, отвернув голову, но будильник её всё же разбудил. Она немного потянулась. Я встал и накинул халат, подошёл к ней. - Спите? Она повернулась и взглянула на меня. - Можете ещё спать. Я зашёл в ванную, умылся и прошёл на кухню, как обычно заварил себе кофе. Выпив его, я вернулся в комнату и вышел на балкон... ...Я подошёл к девушке — она уже не спала, а лежала на спине с открытыми глазами, укрывшись одеялом. - Я забыл предупредить, в холодильнике есть всё, когда захотите поесть, найдёте. И ещё... если всё же соберётесь уйти, хотя я вам этого не советую, пожалуйста, закройте дверь на английский замок, хорошо? Она кивнула головой. Я взял портмане, оделся и вышел за дверь. Я вошёл в кабинет, никого ещё не было. Но через пять минут появился Кир. - Добрый день, начальник, - язвительно произнёс он. - Брось, привет. - Чё, как дела, как провёл воскресенье? - Нормально, дома, - я решил ему ничего не говорить. - А я не остановился. Протрезвел, мы с Юлькой поехали в караоке, ты не представляешь как она поёт! Вернулись только в час, так что я сегодня немного заспанный... Не надо меня сильно тревожить. Он сел в кресло. - Кстати, как тебе Оля? Ты так и не рассказал, она была в восторге от тебя, так мне сказала Юля...

151

Литературный сериал Весь день я провёл за бумагами. Дел было невпроворот, нужно было вникать в свои новые обязанности, так что за всеми делами я не заметил, как наступил обед. Кир ушёл трапезничать. Сказав ему что скоро подойду, я решил позвонить на домашний Наталье. Я боялся что она не ответит, но на том конце провода на радость для себя услышал её голос. - Добрый день, - сказал я. - Да... - Вы ещё у меня, никуда не ушли... - Нет, я вас дождусь, да и нога что-то всё побаливает. - Понятно, я на работе, освобожусь часа через четыре. - Хорошо. Я положил трубку, в душе радуясь, что всё не завершилось так, как это случилось тогда. После обеда я зашёл к Егору Кирилловичу — нужно было обсудить коекакие нюансы. Вернувшись от него, я прошёл к себе в кабинет и составил план работы, который был мне так необходим. За этим занятием я провёл два часа. Далее нужно было решить кое-какие процедурные вопросы, в общем я не заметил, как настал конец дня. Я вышел из офиса и, как обычно, пошёл домой пешком. На повороте я услышал звук подъезжающей машины. Возле меня остановился джип, открылась дверца пассажирского сиденья, выглянул Кир. Машина была Павла — сотрудника, работающего в снабжении. - Залезай, - скомандовал Кирилл, - подвезём, негоже начальникам пешком расхаживать. Я сел. Мы переглянулись с Павлом. - Домой? - спросил он. - Да, - ответил я. Шлифонув по скользкой дороге, машина двинулась по улице. Подъехав к своему дому, попрощавшись, я подошёл к своему подъезду. Я открыл дверь своей квартиры. На пороге на вешалке увидел её пуховик – она была здесь. Наталья, услышав звук открывающегося замка, вышла из комнаты. - Как хорошо что вы меня дождались, - сказал я. Она не отвечала. - Как ваша нога? - Всё ещё болит... - Может обратиться к врачу? - Нет, - резко сказала она. - Ну ладно, как провели день? Вы звонили своей подруге? - Да, она почему-то не берёт трубку, не знаю что и думать... - Вам нужно обязательно дозвониться, а то куда вы пойдёте? Девушка с горечью взглянула на меня. - Как у вас дела на работе? - спросила она. - Нормально, непривычно немного, с сегодняшнего дня в новой должности - пока руководство в командировке, замещаю начальника отдела продаж. Я сел на диван и сразу почувствовал усталость. Нужно было что-то поесть. - Пойдёмте, покушаем, - предложил я. - Пойдёмте. Мы зашли на кухню. - Вы извините, сказала она, я тут у вас посмотрела немного, в общем, приготовила... будете суп?

152

Я взглянул на неё. - Конечно. - Сейчас, подогрею... Мы поужинали. Суп, точнее борщ, оказался до чрезвычайности вкусным. После такого ужина нужно было обязательно покурить... Выйдя с балкона, я застал Наталью за разглядыванием книг, которые находились в книжном шкафу. - Интересуетесь? - спросил я. - Да, у вас очень интересная библиотека, много знакомых произведений, которые я читала... - Любите читать? - Да, у нас в детдоме больше и делать-то было нечего... - Вы воспитывались в детдоме? - Ну да... Я посмотрел на неё. - Как это произошло, у вас нет родителей? - Были... - с грустью сказала она. - Что-то случилось? - Они погибли в катастрофе, когда я была ещё ребёнком. Бабушка умерла потом, через год. - Ясно, простите... - Да ничего, прошло уже 15 лет... Что-то начинало вставать на свои места. - А после детдома? - спросил я. - Потом я вышла замуж. Она отвернулась. - Вы так и не хотите поведать мне историю с вашим мужем, почему вы скрываетесь? - Нет, не хочу, пожалуйста, не спрашивайте меня об этом. Мы присели на диван. Я разглядывал её, и она это понимала. Она была мне симпатична, я чувствовал как меня к ней тянуло. Я притронулся за её плечо, пытаясь поймать её глаза. Девушка взглянула на меня каким-то резким, холодным взглядом. Я всё ещё тянулся к её губам. Но вдруг она всё оборвала. - Не надо, - сказала она. - Почему? - Вы ничего не знаете, не надо! Её утверждение было настолько мощным. Что я сразу отрезвел. - Не надо, - ещё раз повторила девушка, - это ради вас. Я не знал что и думать и просто сидел. Наталья взяла в руки мобильный и начала звонить, по всей видимости опять своей подруге. Но ответа не было. - Не отвечает? - спросил я. - Нет... - Не переживайте, останетесь пока здесь, вам, как я понимаю, всё равно некуда идти... - Я останусь, но при условии что вы не будете приставать, - пристально посмотрела она на меня. - Ладно. Вообще можете жить здесь сколько хотите пока у вас... всё не образуется. Она с отчаяньем села в кресло, молча смотря куда-то в стену. Я тоже сидел, ничего не говоря. Так мы провели ещё один день.

153

Над номером работали: Александр Маяков—главный редактор Надежда Леонычева—старший редактор Расима Ахмедова—редактор Элина Ким—редактор-корректор