№28 (июль 2014) by PS литературный журнал

28 2014

ВНИМАНИЕ!!! Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Почтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

Мы в интернете:

ps-lit-jur.3dn.ru facebook.com/pslitjur vk.com/ps_lit_jur twitter.com/ps_lit_jur proza.ru/avtor/postskriptumlit pslitjur.mirtesen.ru odnoklassniki.ru/group/52241854038105

! "

# $ . & .

! "

' () ,

! "

, ) ( -

! "

.) / 0

" 1 2

. 4 )0

5 $ 06

( 7 -4 )0

9 )

( 7 -4 )0

. 2 ;

! ( 0

7 <

& 1

= ! -

> 0 4 -

= 2 ?

& !

; ! (

& !

> - - )0 . 1@100

IGUAE EOFE

1': $ 2 )

> =

J $ - !

& !

L )

M 0

< !

9 ,

O P $ 0

= '

J 1995

N > 0

Топ мастеров Кто-то пишет прозу, кто-то поэзию. Кто-то о любви, кто-то о войне. Но кто же из них лучший? Поставьте лайк под картинкой из альбома с мастерами (если вы считаете, что мы упустили кого-нибуть, то вы легко можете добавить его фото в альбом, указав имя) и все! Чем больше лайков, тем выше место в топе!

Женская версия мужского персонажа есть всегда! Никаких исключений! Действительно ли так? Действительно ли можно представить Ромео в юбке? Или графа Монте Кристо в корсете? А ведь дело не только в одежде, прическе или аксессуарах. Дело в самих героях. Какими вы их видите? Напишите фанфик на любое произведение! Только учтите: мужчины должны стать женщинами. Подробности на Интернетресурсах журнала

Каждый автор хоть раз сталкивается с критикой. А некоторые и сами выступают в роли знатока литературы. Что будет, если эти две роли совместить? Да, именно совместить! Литературный журнал PS объявляет конкурс рецензий на несуществующие произведения. Сами придумайте сюжет, героев, но… вместо произведения, предоставьте рецензию на него. Подробности на Интернетресурсах журнала

Здравствуйте, дорогие читатели! Вот и вышел июльский номер нашего журнала. Это первый номер максимально приближенный к печатному варианту. Да, теперь PS будет выглядеть именно так. Дата запуска печатной версии пока что не известна. К сожалению, на пути реализации печати очень много трудностей. Особенно, учитывая теперешнюю политическую ситуацию. Но вернемся к номеру. Сегодня у нас редкое событие, в «Лучшее произведение номера» выбилось стихотворение! Да, для этого раздела это редкий случай. Еще одна приятная новость, в разделе «Литературный сериал» пополнение. Отныне там будут публиковаться два новый автора, Инна Нюсьман со своим романом «Красное золото» и Александр Целинский с повестью «Фанаты». Так в этом разделе отныне будут публиковаться произведения, которые были разделены из-за высокого объема. Дело в том, что в связи с переходом на печатный формат, максимальный суммарный объем произведений на публикацию ограничен одним авторским листом (40 000 символов с пробелами для прозы и 700 строк стихов) И как всегда, вас ждет подборка отличной литературы и поэзии. Приятного прочтения и мирного неба над головой. Всегда ваши, редакция PS.

- Вот везет тебе, ты стала взрослой, Все решаешь сама для себя. Твоя жизнь мне не кажется сложной, Вобщем я хочу как у тебя. - Не спеши, ты, моя дорогая, Быть большой не всегда хорошо, Лучше маленькой горя не зная, Чем стать взрослой и плакать душой. - От чего говоришь, ты, так страшно, Что большой быть не так уж легко, Для меня это вовсе не важно, Что придется поплакать потом. - Ну зачем усложнять все, сестренка? Уж никак мне тебя не понять. Побыла бы я лучше ребенком Для чего жизнь свою омрачать? - А по мне лучше вырасти раньше, И самой все решать за себя. Я смогу избежать этой фальши, Что слыхала вчера от тебя. - По началу так думает каждый: Лучше стать мне пораньше большим, И потом он жалеет однажды, Что так детство свое погубил. - Я не буду жалеть, вот увидишь. Когда стану такой вот как ты, И слезинок моих не увидишь Хоть не будут сбываться мечты. Долго спорили эти сестренки И стояли они на своем: - Ах как хочется быть мне ребенком. - Как хочу я стать раньше большой. Автор: Редрова Екатерина

Город церквей, позолоченный солнцем и временем. Город-сокровище, бережно в листьях хранимый, крестик, чья крепость сердцам православным доверена. Город, чью жизнь опекают в веках херувимы. Град Арзамас, ты – медовый, мясной и купеческий, Грозным основанный, высишься в соснах, берёзах. Город дорог и путей до соборных ступенечек… Чувства мои к тебе невыразимо серьёзны. Автор: Ксения Горохова

По улице исхоженной родной, изведанной, любимой – всё такой же. Иду среди других её прохожих – довольная! Всё дом тому виной. Тот дом, что принимал и понимал энергию житья-бытья с пелёнок, тот дом, который помню в отдалённом гнезде семейно-свитом, помню мам. Автор: Ксения Горохова

Дождь сошёл с пути. Тишина взошла, как утешь-плоды той святой воды, средь травы шурша, шаг какой утих. Дождь оставил след – молчаливый крик – всё чего болит – судеб и молитв за игру и риск тех прошедших лет, что ни дать, ни взять людям и себе. Остаётся жить – строить этажи, веря так судьбе, что назад – нельзя. Автор: Ксения Горохова

В сумерках синих глубоких дождик вторгается в ночь. Катится время-клубочек. следом век-жизнь, его дочь. Быстро ли медленно, стрелки знают дорогу свою. Движутся судьбы, как реки с ними и дух, вечно юн. Истины эти простые между годами лежат. Путник, постигнешь и ты их, на возрастных рубежах. Автор: Ксения Горохова

Спи сладко. Буду охранять твой сон Под нежным светом лунного зерцала. Пусть никогда не потревожен будет он. Я укрываю тебя теплым одеялом. Спи сладко. И пусть приснится то, Что сердцем сокровенно ты желаешь, Пусть будет светлым и прекрасным он, И сбудется все то, о чем мечтаешь. И нет конца моей любви, как нет начала. Моя к тебе дорога так зыбка. Она, как лодка у открытого причала, Стоит и плавно развевает паруса. И пусть она тебя не тяготит, пусть не тревожит, Тяжелым и огромным якорем на дно. Крылом лишь белым чуть заметно тронет, Легко касаясь, сядет на плечо. Не вцепится орлиными когтями, Добычу разрывая и пытаясь удержать. Не будет рвать тигриными зубами, Нечеловечьим звуком на тебя кричать. Нет, никогда моя любовь тебя не тронет, Укроет ласкою, заботой и теплом. И в море буден моя лодка не утонет, Ты – для нее причал, и ты – мой дом. Автор: Расима Ахмедова

Палач несёт меня в объятья Холодных лезвий топора. Я буду жить, я это знаю, Я стану горем палача. Моя душа покинет тело, И голова падет уж с плеч. Но знай, что тьма не бросит дело, Пока огонь здесь не разжечь. Я буду мил, как жуткий ветер, Да жить я буду рядом с ним, И слёзы видеть каждый вечер В глазах того кем был казним. Под тёмной маской, скрыв все страхи, Он будет ангелов просить, Просить спасения в объятьях, Грехи все грязные простить. А я смеяться буду долго, Смотря, как мучается он. Как тьма ,пронзая в сердце больно, Его сжигает громкий стон. Налюбовавшись сей картиной, Я поднимаюсь в небеса, И буду там я грязной гнидой, Какой была и та земля. Автор: Тлингель Черный

Я не скажу: где «до», где «соль», Мне лишь по нраву тембры чувства, В каких и радость есть и боль, Что души, черствые дотоль Тревожат силою искусства. Когда в минора грустном поле, Вдруг зазвучав эмоций нить, Их заставляет, мимо воли, Тайком слезинку уронить. Я не знаток: ни в «ре», ни в «ля», Мне лишь по нраву эти звуки, Чем одарила нас земля, Какие души веселя Спасают мир от серой скуки. Когда в мажорном тоне ноты, Под хмурым взглядом лихолеть, Зовут нас в твисты и фокстроты… Иль просто песню дружно спеть. Я не фанат: ни «ми», ни «си», Даже не «фа» - для звукоряда, Но как восторги не гаси, А должен им сказать: «Мерси!» Поскольку в них души отрада! Автор: Альберт Жуков-Черный

К чему осанны сладкой трели, О «доке» кисти и пера, Коль серебро взял за пастели, Как жалкий приз для школяра?! Да и стихи-то, сплошь и к ряду, Лишь плач, под градусом вина, С корявой фразою тирады, Чем вся поэзия полна. Иль может быть на ратном поле, Овеян славою борца, Чего не знали мы дотоле..? Так нет и там его венца! А вот, поди ж ты – «вышел в люди», Кутила этот, на волне Коммунистических прелюдий, Став с пантеоном наравне. Но что поделать, идол нужен Толпе незрячей, как пивко, Что в своей лености досужей От мысли здравой далеко! Ну, а тем паче – от сомнений, Где истин кроется искра, Глаголя разуму, что «гений» Штанишки носит школяра! Автор: Альберт Жуков-Черный

Кто знал в краю олив – Гишпани, Что её тáнго иль тангó. Откроет в розовом тумане Границу детства моего?! Когда был чист, не зная Евы, Ни яблонь грешного плода, И соловьиные напевы Меня не звали никуда! И лишь Она меня пленила, Влекла восточной красотой, Да так, что стало все не мило, Мне без очей мечты святой. В чем и была всех бед причина: Печали жгучей и тоски, Когда Мечту обняв мужчина Увел в густые ивняки… А танго… танго все звучало, Рвало, терзало душу мне… Означив юности начало, С прозреньем горьким наравне. Пора б забыть тот миг, как будто, Но каждый раз, после того, Всплывают в памяти минуты, Когда услышу вновь танго! Автор: Альберт Жуков-Черный

Дышалось легко в это раннее утро. Прохладный воздух проникал в душу. Отчего-то не было уже страха, ни вспоминая прошлое, ни представляя будущее. Реальным оказывалась вот эта ива, которая свесив свои руки-ветки, страдала и жила, как и она сама. Небо высветлялось, совершая осторожные переходы от тёмно-синего цвета к яркоголубому. Диана стояла у крыльца старого дома и смотрела на иву, видневшуюся через дорогу, там, где начиналась посадка. Ей

лишь время – такое длинное и непонятное явление, но про которое всегда вспоминают, когда тяжело. – Диана, ты опять не спишь в такую рань? Что с тобой? – спросила бабушка, осторожно преодолевая каждую ступеньку. – Мне не спится. Бабушка, а ты зачем встала так рано? – Я привыкла так вставать. Утро-то, погляди, какое! Свежо, хорошо… – Да, красота. Они попили чаю, и Диана отправилась на про-

ваясь подолгу у каждой фотокартины. На какое-то время она застыла у чёрнобелого портрета на фоне моря. Снимок заворожил, и она стояла и смотрела, не отрываясь от него ни на секунду. Мысленно про себя говорила: «Какая фотография! Какой мужчина! Боже мой, в жизни таких не встретишь!». Девушка чуть не упала, когда увидела того, кто к ней обратился. – А-а, это вы? На этом снимке? – задала вопрос Диана, совершенно растерявшись и не ответив

казалось, что дерево так же одиноко, как и она в эту минуту. «Ты приехала отдохнуть. Вот и отдыхай. Хватит думать об этом. Ведь он всё равно больше не приедет», – думала девушка. Не приедет, не приедет… Эта мысль засела в её мозгу, будто заноза, и её ничем нельзя было извлечь оттуда. Она оставила город, в котором любила, всего на неделю. И эта неделя давалась ей трудно. Уже второй день как она в крае невозможной надежды пытается навести порядок в своём сердце и не может. Второй рассвет она встречает на улице, потому что не спится, потому что «мудрые» слова типа «забудь», «хватит думать», «отдыхай» не лечат. От любви нет средств. Утешит

гулку в близлежащую посадку. Ей надо побыть одной. Она приехала погостить к бабушке, чтобы оказаться подальше от человека, который нанёс ей душевный удар. Она его никогда за это не простит. Она никогда его не забудет. Она его всё ещё любит. Диана не смогла бы ответить, когда она поняла, что любит Валеру. Но эта уверенность в чувстве, уверенность, что он нужен, без него нельзя жить, прочно вселилась в неё. – Красивая фотография, не правда ли? – спросил Диану тёмноволосый мужчина, указывая на снимок, который они вдвоём разглядывали в тот момент. Диана пришла на выставку одна, неспешно бродила по залу, останавли-

этому тёмноволосому мужчине, что фотография и, правда, очень красивая. – Да, я. Это моё единственное участие в качестве модели на этой выставке. Вообще-то, я – сам фотограф. Валера Антипов. А как вас зовут? – Диана. Диана Кириллова. Здесь есть ваши фотографии? – Да. А этот снимок сделал мой очень хороший друг. Он тоже фотограф. А вы занимаетесь фотографией или просто из любопытства пришли? – Я – художница. И на всякое творчество смотрю с восхищением. Ведь оно иногда передаёт то, что есть в нашей жизни, а иногда то, чего нет, но это тоже прекрасно, потому, что непознанное состояние

цепляет. Оно заставляет задуматься. Но сколько, ни думай, всё равно искусство не даст ответа. Можно лишь гадать, что скрывается за этим или за этим. Но до настоящей сути мы не доберёмся. – Точно подмечено. Я с вами согласен. Значит, вечером вместе пойдём гадать, что скрывается за солнцем, которое уходит. Диану удивило это уверенное заявление «вечером вместе пойдём», но её настолько поразила его внешность, что она даже не стала думать о том, идти или нет с этим фотографом. Конечно, идти. Идти куда угодно. Только бы с ним. После вечера, когда они любовались закатом или вернее, занимались интеллектуальными домыслами, было множество вечеров. Рёв мотоцикла под окнами извещал, что любимый фотограф ждёт, чтобы

отправиться со своей принцессой в путешествие любви. А потом она застала в его фотостудии девушку в купальнике, над которой он склонился, «чтобы поцеловать её», так подумала Диана, а на самом деле он показывал модели, как нужно правильно сесть, чтобы фотки получились классными. Диана убежала в слезах, и Валера не успел догнать её, чтобы объяснить, что она неверно всё поняла. Она выключила мобильный, собрала вещи и на следующее утро на работе взяла отпуск на неделю. В квартире для родителей, которые скоро должны были вернуться с моря, осталась записка: «Уехала на неделю к бабушке. Просто в гости. Диана». Она оказалась в некоторой отдалённости от городской суеты, но не в отдалённости от боли из-за любви.

Валера не находил себе места из-за той двусмысленной ситуации, в которой оказался. Телефон Дианы выключен, дома никого нет или же она не хочет ему открывать. В рекламном агентстве, где Диана рисовала плакаты, сказали, что «она уехала на неделю к своей бабушке, и адреса не знают». У Валеры оставался один вариант: ждать. Ждать её родителей, которые должны вернуться дня через три-четыре, узнать у них адрес, куда Диана отправилась, и ехать поскорее за ней. Наконец-то, мама Дианы, не подозревая о странном разрыве, с радостью дала Валере адрес бабушки. И вот он на рассвете мчался с бешеной скоростью на своём мотоцикле. Диана снова гуляла ранним утром. Гуляла среди лета одна. Завтра она возвращается в город. Девушка вышла за калитку, оставив её открытой и

пошла к посадке, где росла дорогая сердцу ива. Дерево стало её другом в этом крае, где живёт тишина. Только неожиданно послышался рёв мотоцикла, знакомого мотоцикла. Диана увидела Валеру, ехавшего ей навстречу, и ускорила шаг. Как раз напротив ивы он затормозил, и она подо-

том, что не касается нас. – Валера, тебе лучше уехать. – Я люблю тебя, и поеду назад в город только с тобой. – Я не поеду с тобой, – сухо произнесла Диана. А сердце её хотело ответить совсем другое. Она много думала о том, что видела

ходится снимать разных женщин и мужчин в различных позах, но это не должно тебя смущать. Ведь я люблю тебя, и в моём сердце всегда находишься ты, даже если в данную минуту передо мной чужая невеста. Мир? – Мир. Я тоже люблю тебя. Прости.

шла к нему. – Как ты узнал, где я? Зачем ты приехал? – Сколько вопросов, любимая. Я соскучился. Я люблю тебя. – Не обманывай меня. – Какой обман? Ди, милая, та девушка – просто модель, каких я много снимаю. Я же фотограф. И смотрю на них, как на инструмент. Думаю, в такое дивное утро, где мы вдвоём, не следует говорить о

тогда в студии, возможно, она не так истолковала то, что обычно происходит в процессе фотосъёмок. И эти сомнения раздирали ей душу. – Дианочка, в чём дело? Я понимаю, что та съёмка показалась тебе двусмысленной, неясно всё это было, но я могу тебе честно, искренне сказать, что я не помню имени этой девушки. Я делал эти фотки для каталога. Это моя работа. Мне каждый день при-

– Ты не должна просить прощения. Между нами мир и любовь. – Да, и любовь. Свидетелями поцелуя стали лучшие друзья Дианы и Валеры – ива и мотоцикл. Свежесть утра очаровывала. Постепенно окутывались теплотой два сердца. Среди лета жила любовь.

Автор: Оксана

Ткаченко

- А правда есть такой город Сайлент-Хилл, Джой вытащила один наушник. - Нет, - ответил Рик. - Есть город, который все время в дыму и огне из-за горящих торфяников, он весь в дыму, всегда и там пепел с неба как снег падает,не унималась Джой, теребя в руках проводок. - Он называется Централия, - ответил он. - Давай поедем туда. - Зачем? - Просто так. - Надо быть психом, чтобы ехать туда. - А мы есть гребаные психи, иначе бы не сидели в этом тухлом кафе с разломанной гитарой и …. – она посмотрела на забинтованную руку Рика. - Да-да, Джой, я немного погорячился.

- Погорячился? – воскликнула Джой. – Ты разбил гитару о того парня и шарахнул кулаком по витрине! - Джой, успокойся, сказал он. – Он целый час нарывался на хорошую взбучку. - Да ясно это все! Его бы вообще стоило вырвать язык, говорить такое об …. Но… – Джой ударила ладонью по столу и отвернулась. Час назад они шли под проливным дождем с разбитой гитарой в чехле. Кровь на руке Рика смешивалась с дождем и капала на асфальт. Ему было все равно. Джой тоже. Она шла рядом не чувствуя ничего, кроме усталости. Они зашли в почти пустое кафе с низкими ценами и таким же обслуживанием. Противный кофе в раз прогнал сон

и вызвал приступ тошноты у Джой, Рику было все равно, он не чувствовал ничего. А до этого была драка. Вернее избиение за не слишком сдержанные речи об их друзьях. - Рядом с тобой ничто не имеет смысла, рядом с обрывом, рядом с обрывом остатки здравого смысла… шаг вниз… шаг вниз, тихо запела Джой. - На карниз, на карниз… Тихий полет, тихий полет… - И только наш небосвод. Наш небосвод… - Пари рядом со мной. Ты рядом со мной…. - И ничего не имеет смысла. Больше. - Больше… Джой закурила. - Хватит, ты уже достаточно выкурила сегодня, - одернул ее Рик.

Девушка отдала ему сигарету. Рик покрутил ее в пальцах, словно решая – стоит или нет? Красный уголек напомнил пожар в подвале, где они репетировали с группой. Он затушил сигарету и отодвинул пепельницу на другой край стола. - Рик, пошли домой. Или куда-нибудь еще. Он кивнул. Оставив на столике деньги за кофе, они медленно пошли к выходу. На улице барабанил дождь. Рик и Джой вышли на улицу. Стоя на крыльце, они слушали барабанное соло по железной крыше. - Сегодня год… Что написали пожарные в заключении, ты так и не сказал, – Джой дернула Рика за рукав. - Проводка замкнула, - спокойно ответил он. – Ты не спрашивала, из-за чего это случилось. - Я знала, что в огне погибли Элис и Метт. И все. Этого достаточно.

- Нужно бросить пить, - сказал Рик сам себе. - И купить новую гитару, - добавила Джой. - К черту гитару! - Давай отнесем ее на кладбище, на могилы Элис и Метта. Это будет наше подношение, - Джой взяла его за руку. - Пойдем. Дождь играл то переборами – лирично и тихо, то переходил на мощное соло. Холодные струи хлестали по лицу, заменяя не пролитые слезы. Бинт на руке промок и окрасился в бледно-красный цвет. С волос Джой стекала вода, по щекам – черные от туши слезы. **** Они перелезли через ворота кладбища, и пошли по дорожке, освещая путь светом от экранов мобильных. За весь путь до кладбища они не сказали ни слова. И сейчас шли молча, уверенно и сосредоточенно. Остановившись у могил друзей, Рик открыл

чехол и достал обломки гитары – черно-белый лакированный инструмент, разбитый на части, как их сердца, как их жизнь. Джой и Рик осторожно положили гитару параллельно могильным камням: гриф на могиле Элис, корпус на могиле Метта. Джой села на землю и заплакала. Рик стоял рядом с ней и про себя читал имена на камнях. Раз за разом. Может это не они. Может, произошла ошибка. Когда играешь произведение, путаешь ноты, ошибаешься и мелодия выходит не ровной, солист тоже сбивается и песня не получается такой какой задумывалась, какой должна быть. Но здесь не было ошибки. В этой чудовищной песне не было ни одной ошибки, она была исполнена идеально. Она забрала Метта и Элис. Голос и музыку. Она связала их в волшебную композицию и унесла в небытие, обратив

в прах Джой тихо выла, ей в ответ ухнула сова и решила подвыть бездомная собака, живущая на кладбище. - Элис… я нашел все ее песни, стихи и рассказы… - голос Рика звучал надтреснуто. Джой на мгновение перестала выть, осмысливая сказанное Риком, а когда поняла о чем он, завыла громче. Собака вторила ей. - Джой, - Рик поднял ее с земли. – Пойдем. - Они там счастливы, - сказала она. - Где? Ты веришь в рай? – в голосе Рика звучит скепсис. - Нет. Они в Централии, они уехали туда и живут там счастливо. Давай просто представим, что они уехали в Централию. Ведь это не далеко? - Не помню, какой штат. - Посмотрим по карте. - Да, конечно, - Рик мягко развернул ее в сторону дорожки. – Посмотрим по карте. Но они вряд ли хотят, чтобы мы приехали. Они не скучают. - Элис тебе снится? – спрашивает Джой. Они идут в темноте, запинаясь за камни дорожки. Глаза привыкли к темноте, тело к дождю, лишь разум не привык к тому, с чем нужно смириться. - Снилась пару раз. Год назад. - Почему ты не сказал? Только не говори, что потому что я не спрашивала. - Не знаю. Наверное,

потому, что Элис моя сестра, и я хотел, чтобы этот сон был только моим. Прости, вы были подруги…. - Мы и сейчас подруги. Они с Меттом в Централии, это рядом. - А тебе они снились? - Вчера. И Метт и Элис. Мы сидели и сочиняли песню. А потом пришел ты и сказал, что мне пора уходить. - И ты пошла? - Я не хотела. Но Элис и Метт сказали, что я должна идти с тобой. У них много дел, а песню они пришлют потом. Они остановились у ограды. Граница мира мертвых и живых. Второй раз за ночь они пересекли эту границу. Свет фонарей тускло высвечивал на темной улице две фигуры, идущие по дороге. Они сами были как призраки, как тени. Холодный подъезд и два лестничных пролета – и они дома. Щелкнул замок, дверь открылась, свет от окна осветил площадку и белый квадрат конверта на полу в прихожей. Они прошли в дом, Джой закрыла двери, а Рик поднял конверт. Чистый конверт без адресата. Он бросил его на тумбочку. Скорей всего какие-то счета. Джой прошла в комнату, на ходу стаскивая мокрую одежду, которая вдруг стала жутко противной и тяжелой. - Что за письмо? – крикнула она их комнаты. - Не знаю, утром посмотрим.

Он прошел в комнату, следом за Джой. Она уже укуталась в одеяло как в кокон. Через пять минут к ней присоединился Рик. Они лежали обнявшись, удивляясь теплу своих тел. Они оба замерзли под проливным дождем, но поняли это только сейчас. Дождь всю ночь выстукивал барабанную дробь по подоконнику, рисовал слезы на стекле, тушил чьито пожары. Рядом с тобой ничего не имеет смысла, рядом с обрывом, рядом с обрывом остатки здравого смысла… шаг вниз… шаг вниз На карниз, на карниз… Тихий полет, тихий полет… И только наш небосвод. Наш небосвод… Пари рядом со мной. Ты рядом со мной…. И ничего не имеет смысла. Больше. Нет больше боли, нет предрассудков и зла. Рядом с тобой тихий полет навсегда. Ведь мы живы, мы живы с тобой. Тихий полет зовется мечтой. На белой бумаге выступали бледно-серые буквы – Филадельфия. Для Джой и Рика. 2014 год, июльская ночь на 12 число (полнолуние) Автор: Надин Ривз

..... девочка, девушка, женщина..... Сколько в этом ... создании ... нежности? беззащитности? озорства и беззаботности? безмятежности ? Нет, не так. Сколько же в этом создании Женщины.... Силы духа ? Не так. Сколько в ней Вдохновения, Музы, Лиры для души. Что же может быть прекраснее, горячее, более пронзающим и проникающим в самые запыленные ящики души, чем взгляд женщины?! Только одно - взгляд влюбленной женщины. Пусть она влюблена не в тебя, пусть рядом с Ней есть Мужчина. Те чувства, которые Она к Нему испытывает, Она незаметно для себя раздает и окружающим. Вот минуту назад ты бушевал по какому-нибудь пустяку или грустил над проблемами бытия, а она вошла и самой маленькой крохи её любви хватило, чтобы ты сразу же оттаял, улыбнулся, постарался дать Ей хоть чуточку своего взамен и уже забыл, о чем только что думал. А как Она ведет себя, когда находится рядом с ним ? Независимо от того, где сейчас находятся его руки, Её плечи чувствуют Его объятья, постоянно чувствуют. При каждом удобном случае Она старается коснуться Его руки, положить голову Ему на плечо,

прильнуть к Нему всем телом настолько, насколько сможет. Она с Ним будто в другой реальности. Внешний мир, звуки и ощущения отнимают еле заметный краешек сознания, Она целиком живет Мужчиной, Его дыханием, словом, поворотом головы или жестом. Её взгляд, каким она смотрит на своего Мужчину..... Прошу простить меня за сравнение, но это взгляд преданной собаки, верно служащей своему хозяину. Только того краешка сознания, что она уделяет внеш-

нему миру, тебе уже хватает, чтобы поверить. Такую женщину невозможно забыть, невозможно разлюбить. Она навсегда останется в Его сердце. Если не навсегда рядом, то ввиде следа в душе, что оставила после себя. Ожог? Рана? Шрам? Нет, это следы от наших собственных чувств. Её следом будет след теплой руки во льду замерзшего сердца, след робких губ в заиндевевшем дыхании, след Её хрупкого плеча в минуту мужской слабости. А ведь Любовь действительно вечна.... Автор: Прокудин

Михаил

Я познакомился с Максом буквально несколько недель назад на квартире у общих знакомых. Он мне тогда показался неким загадочным персонажем. Несмотря на открытость и добродушность, в его взгляде читалась некая нотка грусти, даже если хотите печали. Как-то постепенно, в течении того вечера, мы нашли много общих тем и в итоге вовсе подружились. И вот уже спустя почти месяц мы сидим в городском парке на берегу небольшого пруда и просто молчим. Знаете, есть такие моменты, когда совсем не обязательно что-то говорить, даже если ты не один. В воде, время от времени, виднелись очертания греющихся на солнце мальков. Над водой кружили неутомимые мошки. В какое-то время я вышел из молчаливого оцепенения и посмотрел на Макса. Он продолжал смотреть в одну точку, постукивая одной ногой о землю. - Макс...я давно хотел спросить. Откуда у тебя этот шрам? - решил нарушить молчание я. На правом виске под

светлой копной его полос виднелся большой рубец...около семи сантиметров в длину. Он как-то странно посмотрел на меня, как будто я угадал его мысли. После не продолжительной паузы, глядя куда то в темноту паркового пруда он сказал. - Тебе просто ответить или рассказать подробно? - Ну...мы вроде как никуда не торопимся улыбнувшись сказал я. - Только единственное о чём попрошу - не перебивай. - Ты уже заинтриговал. Сделав ещё одну паузу в секунд тридцать он начал. - Представь что ты живёшь совсем не так как сейчас. Всё что сейчас кажется неотъемлемой частью жизни - полная ерунда. Представь что отношения между людьми могут быть совсем другими...да и отношение людей к окружающему тоже. Представь что ты не помнишь своего детства. кажется тебе раз-

мытым. Ты живёшь в большом доме и у тебя огромная семья. Бабушки, дедушки, родители, братья, сёстры. Нет интернета, телевизора, музыкальных плееров. Ты просыпаешься от звуков детского смеха и твой нос сразу же улавливает аромат свежего хлеба и печёной картошки. Ты обедаешь за одним большим столом со всей семьёй, вы рассказываете что-то друг другу, смеётесь. Затем ты умываешься чистейшей, прохладной колодезной водой и идёшь с отцом в сарай за яйцами и молоком. Ты знаешь всех соседей. Их не так уж много, но они все очень хорошие, добродушные и общительные люди. Они тоже живут большими семьями в массивных домах. В домах, которые построены их собственными руками. Вы ходите друг к другу в гости. Отмечаете свои праздники. Делитесь всем что есть, не прося ничего взамен. Днём вы ходите купаться и стирать вещи на речку. Вечером ты качаешься на самодельных качелях с братьями и сёстрами или ловишь рыбу

рогатиной. - Макс, прости, я же про шрам спросил - не удержавшись перебил я. Он посмотрел мне прямо в глаза, затем отвернулся и продолжил. - Понимаешь, я так жил...Я знал их всех. Я любил все эти запахи. В доме всегда пахло печкой. А по вечерам на улице пахло сыростью и травой. Это люди были мне родными. Всю жизнь. Опять не продолжительная пауза. - А потом я очнулся и почувствовал боль. Постепенно, размытое пятно передо мной приняло вполне человечески очертания. Это был врач. Он отошёл на пару шагов от меня, потёр руки, и сказал:"Ну вот и прекрасненько" и ушёл. Меня сбила машина и я

пролежал три дня без сознания. Три дня. Вся жизнь уместилась в три дня без сознания. Он замолчал. Мне было не чего ему сказать. И тут он добавил. - Сейчас я не знаю, как бы это странно не звучало, рад ли я тому, что я очнулся...понимаешь? Я неуверенно кивнул. - Знаешь - вдруг добавил он - когда ты счастлив тебе не нужен Бог. Автор: Чижов

Дмитрий

Север Норвегии, место, где короткое лето и длинная зима. Зима, которая укутывает вековые ели белоснежным одеялом. Рай для романтика, дикого зверя и… подонка. Ингвар не относился не к первым, не ко вторым, не, тем более, к третьим. Он был отставным солдатом, решившим обосноваться на просторах севера. В свои двадцать девять лет, Ингвар завершил карьеру военного. Он не мог похвастаться боевыми наградами или ранениями. И это не потому, что он трус или плохой солдат, а потому, что Норвегия мирная страна. Поступив в двадцать лет на службу добровольцем, Ингвар дослужился до капрала и ушел в запас. Конечно, служба в рядах рейнджеров сулила хорошую карьеру, но Ингвар не был карьеристом. Он просто искал свое место в этой жизни. И место в строю, да с автоматом его, почему-то, не устраивало. Ингрид, мать Ингвара, видела его в качестве юриста. Только сам Ингвар себя там никак не видел. Нет, ему нравились костюмы, выглаженные рубашки, галстучки, но он нашел это и в армии. Даже больше, мундир был ему привлекательней, нежели фирменный костюм. Возможно, это и было причиной по которой он в один миг сорвался

и пошел служить. Так же внезапно сорвался и подал рапорт на увольнение. И вот уже почти год, как он работает лесником в этом северном краю. Бревенчатый дом и бескрайние леса, его владенья. Работа не пыльная, тихая. Следить, чтобы браконьеры не отстреливали зверье, а зверье не лакомилось охотниками. Последние, кстати, встречается чаще. Так как получить лицензию на охоту особого труда не стоит, да и оружие купить не проблема, а вот научиться им пользоваться – другое дело. Ингвару уже приходилось иметь с такими дело. Приехали как-то господа не бедные на охоту. Показали лицензию, согласовали маршрут и отправились в лес. Ингвар предлагал им сопровождение, но получил деликатный отказ. Мол, сами не маленькие, справимся. Не прошло и двух часов, как горе охотники прибежали обратно, растеряв по пути и оружие, и припасы. В ужасе они красочно описывали огромного волка с алыми глазами и человеческим взглядом. Ингвар, конечно, не поверил в эти страшилки. Но, как лесник, обязан был проверить. Он прошел по маршруту «охотников» и не найдя ничего, кроме обычных волчьих следов, вернулся назад. Конечно, встреча даже с

обычным волком грозила обернуться трагедией. Но волк зверь умный и, думал Ингвар, завидев троих идиотов, в страхе бросающих оружие и со страшными гримасами улепетывающих от него, он, скорей всего, зальется истерическим смехом, нежели погонится догонять обед. Да и волки в этом районе гости редкие. Браконьеров Ингвар еще не встречал, но наслышан был. В двадцати километрах от границы его владений находился небольшой городок Сагбрук. Когда-то в Сагбруке промышляли вырубкой леса, но потом любители природы добились своего и лесопилку прикрыли. Были времена, когда Сагбрук почти вымер, но один предприимчивый господин решил открыть здесь курорт. То ли его финансы не выдержали всего размаха предприятия, то ли конкуренты постарались, но из всего запланированного была построена всего одна гостиница. После чего стройку свернули, гостиницу продали, а неудавшийся туристический магнат пустил себе пулю в лоб, под гнетом долгов. Новый хозяин гостиницы хоть и был не столь богат, но умнее был точно. Он заморозил то, что осталось недостроенное до лучших времен, привлек

спецов и начал свой небольшой бизнес. Поначалу туристов было мало, но со временем стало больше. С притоком туристов и Сагбрук стал оживать. Власти вспомнили о старом, почти умершем городке. Государство профинансировало создание музея и реставрации лесопилки. Она так же стала местной достопримечательностью. И не поверите, Сагбрук ожил. Конечно, это прибавило хлопот и леснику, но Ингвар пришел сюда уже в новый расцвет Сагбрука и просто не застал те времена. А вот его предшественник ушел именно из-за, по его словам, возни с туристами. По правде говоря, Ингвару не было в тягость пройтись по лесу с группой туристов. В отличии от охотников, туристы всегда ходили с лесником. Это объяснялось многим. И отсутствием оружия, и страхом заблудится. Ингвар всегда с интересом наблюдал за восторженными лицами туристов. Они, как дети, с восторгом смотрели на зверей, природу. Под вечер, набравшись впечатлений, уставшие, они возвращались в Сагбрук. Иногда, с ними возвращался и Ингвар. Жизнь в лесу прекрасна, но пополнять припасы лучше все-таки в городе. Да и Хельга предпочитает встречаться с ним в Сагбруке. Хельга, подруга Ингвара в этих местах, служит в сагбрудской полиции. Не самое подходящие место для молодой красивой девушки, но ей это нравиться.

Когда-то её родители познакомились здесь. Но тогда уже настали тягостные времена и через месяц после рождения Хельги семья перебралась в Осло. С тех прошло двадцать пять лет. Хельга выросла, стала полицейской наперекор родителям и отправилась служить в тихий городок. В конфликте с родителями Сагбрук сыграл ключевую роль. Или их дочь будет ловить убийц и маньяков в столице или же, по сути, отсиживать службу в тихом местечке. А местечко было действительно тихим. Население еле-еле перевалило за две тысячи, плюс две-три сотни туристов. Кражи, тем боле убийства, здесь довольно редкое явление. Так что полицейских здесь всего трое. Хельга и два разваливающихся раритета, которые целыми днями режутся в карты. Поэтому в участке Хельга появляется крайне редко, предпочитая работать в «поле». Иногда работа в поле заносит её к Ингвару. И тогда стервозная блондинка превращается в ласковую и нежную кошку. Так получилось, что только Ингвару приглянулась эта девушка в полицейской форме. Нет, у неё были поклонники и до лесника, но дело в другом. Когда Хельге было пятнадцать и её тело стало привлекать представителей противоположного пола, ей на глаза попался один каталог. Это была небольшая брошюра из секс-шопа, показанная на досуге одной подругой. Подруга Хельги фантазировала на тему фаллоимитато-

ров, но Хельги это было не интересно, так как лишаться девственности не входило в её планы. А вот раздел костюмов её заинтересовал. Точнее, одно фото из него. На фото была изображена женщина с хищным взглядом и гордо поднятым подбородком. На женщине был кожаный обтягивающий топ с декольте и полицейским жетоном. На бедрах еле держались кожаные шорты, а на ногах были надеты внушительные ботфорты. Голову венчала многоугольная фуражка полицейского. Надпись под фото гласила: «Не один мужчина не устоит перед властью закона!» Фраза простая и банальная, но на Хельгу произвела колоссальное впечатление. Она так и видела себя в полицейской форме, сводящей с ума всех мужчин. Она грезила эротическими допросами по ночам и решила пойти служить в полицию. Мама с папой были в шоке. Умница и красавица Хельга решила всю жизнь возится с подонками и ублюдками. Но Хельга так красиво и ярко рассуждала о долге и справедливости, что родители сдались. Да и, как уже говорилось, упоминание города юности родителей сыграло не малую роль. Хельга не была дуррой и не собиралась вести допросы с маньяками и серийными убийцами. Её цель была другая, покорять мужчин своей красотой и подчинять силой мундира. Но здесь её ждало разочарование. Мужчины видели в ней, в первую очередь,

полицейскую и форма только мешала. А в гражданской одежде… такие отношения её не устраивали. Именно полицейский фетиш нужен был Хельге. И она нашла его в Ингваре. Ингвару, как раз, нравились женщины в форме. От них веяло какой-то неприступностью, вызывающей желание покорить. И в один момент, Хельга и Ингвар встретились. Она просто приехала к новому леснику, как и положено полицейскому. Так уж сложилось, что полиции и леснику иногда приходится сотрудничать. Хельга знала, что встретит отставного солдата, но что он будет молодым, не рассчитывала. В тот день у неё было скверное настроение. Она представляла встречу со старым воякой, который из вежливости пригласит её на чай. А она, сославшись на неотложность дел, откажется. Все ограничится знакомством и вежливым обменом улыбками. Но перед ней предстал Ингвар. Долгая дорога, новое место, молодой мужчина был перед ней в небритом и слегка взлохмаченном виде. Но это только подлило масло в огонь либидо Хельги. Именно таких мужчин она соблазняла в своих эротических фантазиях. Сердце девушки трепетало. Она была в шаге от реализации своей безумной мечты. Представить себе состояние Ингвара было сложно. Надо было просто поставить себя на его место. Конечно, в отличие от Хельги, он не раз удовле-

творял свой фетиш, но ему, как любому человеку с определенными наклонностями, этого было мало. Это как запретный плод, вкусив раз, хочется еще и еще. И этот плод, созревший плод, был перед ним. Стандартная процедура вежливости, включающая в себя чаепитие, и… той ночью их мечты сбылись. Их отношения длятся уже почти год. Они видятся пару раз в неделю. Либо он едет к ней, либо она к нему. Они не собираются жить вместе и проделывать это каждый день. Это бы сделало их влечение обыденным, а они этого не желают. Пусть и короткая, но разлука придает некой остроты их встречам. Накопившаяся страсть вырывается на свободу, давая всю волю их фантазиям. Свободные отношения. У них есть всего пару ночей в неделю, но это их ночи. И знаете, они не пользуются свободой. Не Ингвар, не Хельга не пытаются найти еще когонибудь на стороне. Конечно, Хельгу раздражает, когда Ингвар начинает при ней флиртовать с этой толстухой Уной. Да, по сравнения с Хельгой, Уна, продавщица небольшого магазинчика, где предпочитает отовариваться Ингвар, была пышкой. До форм времен Ренессанса ей далеко, но и до осиной талии Хельги столько же. Но бесило Хельгу вовсе не талия. Изза особенностей фигуры, грудь Уны была на пару размеров больше. И поэто-

му Хельга ревновала. Но и она была хороша! Сама девушка не упускала возможности отомстить Ингвару, пококетничав с барменом местной забегаловки Фростом. Это такая игра. Ингвар заигрывает с Уной, дразня Хельгу. А Хельга заигрывает с Фростом, дразня Ингвара. Только Ингвар, в отличии от Хельги, не воспринимает эти игры в ревность в серьез. Все равно это часть их прелюдии. *** - Алло. - Ингвар? - Ингрид? - Сколько раз говорила, не называй меня по имени! - Хорошо, мама. - Так лучше. - Что-то случилось? - А что, я не могу позвонить своему сыну просто так? Обязательно что-то должно произойти? - Нет, просто ты так просто не звонишь. - Хотела узнать, когда ты собираешься домой возвращаться. - Я и так дома. - Ингвар! То твой дом казарма, то лес какойто! Тебе тридцать лет! - Двадцать девять. - Не паясничай! Я тебя рожала! И я хочу внуков! - Мама! Ну, хватит! - Не хватит! Ингвар, подумай о нас! Хватит рисковать жизнью. То армия, то лесничество. Не дай Бог, с тобой что-то случится! - Хорошо, мама, я подумаю над этим. - Где ты там подумаешь? Уже как Маугли!

Скоро на волчице женишься. - Нет, есть у меня вариант. Человеческий. - Да? И кто она? Из приличной семьи? - Она из Осло. - То, что она из Осло, не гарантирует, что она из приличной семьи. - Она служит в полиции. - То, что она служит в полиции, не гарантирует, что она из приличной семьи. - Я… я люблю её и мне плевать из какой она семьи. - Почему так не уверенно? - Уверенно! - Ну ладно. Надеюсь, вы… - Мама! - Хорошо, хорошо. Не буду давить. Всего доброго. - И тебе. *** - Моди, что за сказки ты нам тут рассказываешь? – Громко произнес Бруни. - Тише, придурок, прошипел на собеседника тот, кого назвали Моди. Двое других собеседников молча наблюдали за перепалкой. Кроме них в баре почти никого не было. Оно и понятно, время-то обеденное. Туристы сейчас либо гуляют по лесу с Ингваром, либо шарятся по музею и лесопилке. В баре они появятся не раньше вечера. Поэтому осторожность не помешает. Хоть бармен и занят беседой с каким-то стариком у стойки, отголосок разговора охотников мог долететь и

до него. А «охотники» этого не хотели. Так как они… браконьеры. Один из господ не бедных, что ранее уже упоминались, заказал им добыть голову огромного волка с алыми глазами и человеческим взглядом. - Чего ты орешь? – Воровски оглянулся Моди. - Но это бред, Моди. – Настаивал на своем Бруни. - Заказчик хочет, выпуская клубок сигаретного дыма, начал рассуждать Моди, - заказчик платит, мы выполняем. В этой компании Моди был авторитетом и не Вермунд, не Эйнар не могли ему перечить. У Бруни были же привилегии. Как ни странно, но этот рыжий высокий парень приходился родным братом Моди. Моди был почти на две головы ниже Бруни. Его черные волосы были коротко стрижены, да и бриться он предпочитал крайне редко. Вообще, Моди внешне напоминал Ингвара. Фрост даже принял его за лесника. Хотел крикнуть: «Эй, Ингвар, ты чего забыл здесь в столь ранний час да еще без Хельги?!», но присмотревшись, не решился. А вот Свейн, завсегдатай бара, принял заезжего за лесника. Ну, старику это простительно. - А если мы не найдем этого волка? – Не отступал Бруни. - Найдем. – Уверено произнес Моди и, затушив сигарету, приказал, - отправляемся. Вермунд и Эйнар, так и не произнеся и слова, встали из-за стола и

стали собирать вещи. Бруни, с недовольным лицом, стал им помогать. Недовольство и молчание Бруни веселило старшего брата. Собравшись, они покинули бар. - Удачной охоты! – Пожелал им в след Фрост. Моди кивнул в ответ. Это был последний раз, когда этих четверых видели живыми… *** Очередной поход с туристами – заряд позитива. Восторженные лица, щелчки фотоаппарата, все как всегда. Ингвара забавляла эта детская непосредственность туристов. Эти возгласы при виде оленей. Радость, когда кролик пробежит по тропе. Так проходила и эта прогулка. До определенного момента. Один из туристов как раз снимал на бегущего по снегу кролика. Пока камера не поймала в кадр человека. Он сидел прямо на снегу, прислонившись спиной к дереву. Голова была мокрая, шапки не было вовсе и это при морозе ниже нуля. Затуманенный взор уходил куда-то вдаль. Губы были бордовыми от замерзшей крови. Турист опустил камеру, улыбку с его лица как ветром сдуло. - Там человек, - заикаясь, турист указал на раненого. Ингвар как раз рассказывал двум молодым девушкам одну забавную история. Девушки смеялись, слушая байки красивого лесника. Ингвар и девушки синхронно повернули

головы на возглас. Дальнейшее синхронное действие произвели исключительно девушки, сдавлено вскрикнув. Ингвар же молча кинулся к раненому. - Эй, ты жив? – Лесник пытался прощупать пульс. Слабые удары еле прощупывались на шее. Человек с трудом пошевелили слипшимися губами. Взор стал более осознанным. Он посмотрел на Ингвара и с трудом произнес: - Моди? – Беги, Моди… - его голова стала заваливаться на бок, а глаза закрылись. - Не теряй сознание, - Ингвар приподнял голову раненого в надежде, что он очнется. - Ой, а что это? – Одна из девушек подошла вплотную и присела на корточки. Ингвар посмотрел на живот раненого, куда указывала девушка. Живот был вспорот. Лохмотья одежды пропитались кровью и прикрывали рваные раны. - Твою мать… только и смог произнести лесник. В тот же момент послышались кашляющие звуки со стороны «счастливого» туриста, обнаружившего раненого. Его рвало прямо на дерево, об которое оперся раненный. Правда, в сторону, а не на умирающего бедолагу. - Ты чего? – Всполошился Ингвар, а турист лишь махнул за дерево. Лесник поднялся и обошел дерево. От Дерева, метров на пятнадцать, двадцать по снегу тянулся алый шлейф. Оканчивался он страшной картиной. Буквально на па-

ре десятках квадратных метров развернулись драматические события. Снег на этой площади был красным. На земле и даже ветвях были разбросаны части растерзанных человеческих тел. И в центре этой композиции стоял огромных размеров волк. Его рост был равен человеческому, если не превосходил. А если этот родственник Акеллы стал бы на задние лапы, то был бы выше человека раза в два или даже три. Но самым пугающим был не размер, а взгляд. Он был человеческим. Такое ощущение, что на Ингвара смотрел не зверь, а человек. Алые зрачки были по истине человеческими. Ингвару даже на мгновение показалось, что окровавленная морда пыталась улыбнуться. Но лишь на мгновение, потому что волк-людоед не может улыбаться, он может только скалиться. Облизав окровавленные губы, волк развернулся и бросился прочь. С пару секунд Ингвар думал кинуться за волком или нет. Но факты и здравый смысл взяли верх и он остался здесь. *** Хельга примчалась быстрее медиков, только с ней связались её раритеты и сообщили о происшествии. Слова «там волк на твоего Ингвара напал и кому-то живот вспорол» подействовали как катализатор. Хельга гнала машину так, что гонщики Формулы-1 нервно курят в углу. По лесу она чуть ли не летела. Маршрут туристов она знала

наизусть, приходилось несколько раз ходить с Ингваром. Буквально за полчаса полицейская домчалась до места. Труп Бруни так и сидел прислонившись к дереву. Хельша за все время службы ни разу не видела покойников, поэтому при виде изуродованного тела её чуть не стошнило. На негнущихся ногах она поплелась дальше и в ужасе замерла. В нескольких метрах на снегу лежала голова. Голова Ингвара. Взлохмаченные волосы, окровавленный рот искривился в ужасной ухмылке. Глаза стеклянным взором смотрели в пустоту. Шея была, как бы срезана тупым ножом. Голова лежала на снегу на правом ухе. - Ингвар. – Одним губами прошептала Хельга. Больше всего она боялась именно этого. Что однажды она увидит растерзанного зверем Ингвара или убитым браконьерами. Просто страх истерички. Она, как хищница, вцепилась в него и боялась потерять. Он её и больше не чей! Только с ним она почувствовала себя женщиной, а теперь… - Хельга, медики еще не приехали? – Вполне спокойно произнес подошедший Ингвар. Он стоял перед ней живой, целый и невредимый. Хельга не могла ничего произнести. То ли ангел сошел с небес, то ли разум девушки помутился. Всхлипнув, она кинулась обнимать Ингвара и зарыдала. - Что с тобой? – недоуменно спросил Ингвар и, заметив оторванную

голову, понял. - Я не знаю, кто этот несчастный, - приподняв голову девушки и заглянув ей в глаза, ласково начал Ингвар, - но он не я. Он очень похож на меня, но я цел и невредим. - Угу, - тихо прошептала полицейская успокоившись. *** Медики прибыли только через полтора часа. То ли поломка случилась у них, то ли заблудились. Все равно их присутствие требовалось лишь для констатации смерти. Приехавший буквально в след за Хельгой Свей увез перепуганных туристов обратно в город. Хельга уже успокоилась и приступила к своим прямым обязанностям. В останках одежды она нашла чудом сохранившиеся документы. Два брата с двумя знакомыми отправились на охоту и нарвались на волка. - Эти тоже сами решили поохотиться? – Спросила Хельга, заполняя протокол. - Не знаю, - ответил Ингвар, - ко мне они не приходили. Свейн говорил, что видел их в кабаке у Фроста два дня назад. - Верить Свейну, - с сомнением произнесла Хельга. – Он был трезв? - Конечно, иначе бы я не отправил с ним туристов. - Давно не видела его трезвым. - Я его трезвым видел вообще впервые. Молодые люди дружно засмеялись. Выгля-

дело это жутко. На небольшой площадке в лужах крови и среди разорванных тел искренне и, можно сказать, счастливо смеялись двое возлюбленных. *** - Алло. - Мама? - Ингвар? Что у тебя с голосом? - Проблемы на работе. - У тебя? - Да, волк задрал четверых браконьеров. - Ужас! Ингвар, немедленно… - Нет! Это моя работа! - Ингвар! - Я сказал, нет! Все, пока! *** - Хельга в курсе? – Поинтересовался Свейн. - Нет, и не должна узнать. – Ответил Ингвар. - Может я отправлюсь с тобой? - Нет, - лесник покачал головой. – Он разорвал четверых профессионалов. - Четверых подонков. - Не думаю, что для волка имеет значение падонок перед ним или нет. - И все равно пойдешь один? - Не вижу смысла рисковать обоим, - ответил Ингвар. – К тому же… - Взгляд? – Спросил Свейн. Сарказма в голосе не было. Так, легкое недоверие. Старик не верил в слова лесника. Волк с человеческим взглядом? - Да. – Ответил Ингвар и подхватив карабин пошел в лес.

- Удачи, рейнджер. – Тихо произнес Свейн. Они уже все оговорили. Если через шесть часов Ингвар не вернется, Свейн поднимет тревогу. А вот как раз этого старику хотелось меньше всего. И так из-за этого происшествия весь туристический бизнес под угрозой срыва. Властям с таким трудом удалось сделать так, чтобы инцидент не поддался огласке. Мер даже намекнул, что они должны разобраться с этой проблемой сами и в кратчайшие сроки. Полиция послала все это далеко и надолго. Ну, действительно, не двум же старикам и девушке разбираться с волком. Ингвар предложил помощь своих сослуживцев, но перед их вызовом решил разобраться сам. Что именно вело Ингваром в тот момент, он, по сути, не знал и сам. Взгляд. Ну, что такое взгляд? Да и чей взгляд? Волка? Не обычного волка, а людоеда. Но было в том взгляде и то, что не укладывалось в образ свирепого зверя. Это был не взгляд животного, убившего четверых людей. Этот взгляд был полон сожаления, удивления и, как показалось Ингвару, испуга. И… леснику почудилось, что это женский взгляд. Для начала, Ингвар вернулся к месту трагедии. За эти дни снега не было и там практически ничего не изменилось. Вот шлейф от дерева, где сидел раненый. Он умер прямо на руках у Ингвара. Меж деревьями все было так же. Только

останки убрали. Вот здесь стоял волк. Вон туда он прыгнул и убежал. Ингвар прошел к месту, куда прыгнул зверь. Тогда, почемуто, никто не осматривал пространство в стороне от места трагедии. Хотя там так же были следы крови. Не большие, как будто ктото был не сильно ранен. Просто отдельные капли на небольшом расстоянии друг от друга. - Значит ты ранен… на. – Задумчиво произнес Ингвар, глядя на алые кляксы на снегу. Так и не снимая карабина с плеча, он двинулся по следу. Зверь был ранен и серьезно. Кляксы и волчьи следы петляли. За пару часов, Ингвар дошел до подобия берлоги. Внешне это напоминало большой, метра два в высоту, сугроб с черным проемом входа. У входа были следы крови и шерсти. Прямо клочья вырванной шерсти были разбросаны у входа. Все-таки сняв с плеча карабин и взяв его наизготовку, он вошел в берлогу. В берлоге было темно, хоть глаз выколи. Но карабин был оснащен небольшим фонариком, который, хоть и с трудом, но разгонял тьму на пути. Вниз уходил спуск метра на три, четыре. Довольно глубоко. Спуск не был крутым, примерно под сорок пять градусов. Никаких ступенек, только грязь и куча веток. Внизу, в проеме мелькали отсветы. Спускаясь, Ингвар заметил обилие шерсти. В проходе её было еще боль-

ше, чем у входа. И еще одно, проход был узким. Ингвар с трудом спускался, стараясь не касаться стен. Здоровенный волк здесь никак бы не прошел. К тому же, раненый. Это была землянка. Внизу была довольно обширная комната примерно пять на пять метров. Отсвет давал небольшой фонарь, стоящий в левом углу, сразу у входа. Фонарь стоял на старом ящике. Вдоль той же стены стояли покосившиеся стеллажи. На них в полнейшем беспорядке лежали около десятка книг, металлический чайник, мобильный телефон и засушенные яблоки. Все это было покрыто довольно большим слоем пыли. В правом дальнем углу стояла старая двуспальная кровать. Постель была смята, а цветной плед валялся рядом на полу. Но Ингвар заметил это только потом. Первое, что бросилось ему в глаза (по правде, не заметить этого было сложно) было, точнее, была девушка. Она лежала прямо на земляном полу комнаты. Обнаженная, в куче волчей шерсти. Она бы мокрая и вся тряслась. Ингвар бросил карабин и кинулся к девушке. Её лихорадило. Каштановые, слегка рыжие волосы пропитались потом и сбились в сальные локоны. Он поднял её и отнес на кровать. Она была без сознания и тяжело дышала. Ингвар укрыл её пледом. После вскрыл портативную аптечку и вколол антибиотик. Служба в армии приучила Ингвара таскать с собой портативные

аптечки по армейскому образцу. Конечно, идеально было бы закупать армейские аптечки, но пока это проблематично, а такая самодельная солянка в самый раз. Больной стало легче. Во всяком случае, лихорадка прошла. Ингвар промыл антисептиком раны на её теле. У незнакомки были изранены руки и ноги. Левая икра была сильней всего. Там была тяжелая рана, грозившая загноиться. Как мог, лесник обработал рану, но кожа вокруг неё все равно оставалась синеватой. К тому же воздух в землянке был спертым. Конечно, это обеспечивало тепло, но дышать практически невозможно. В углу Ингвар нашел одежду: джинсы, свитер, меховой жилет и сапоги. Даже было нижнее белье. Только сейчас Ингвар заметил, что девушка голая. Точнее, он заметил это сразу, просто тогда не придал этому значения, были приоритетные задачи. Одев незнакомку, Ингвар взял её на руки и вынес на улицу. Когда он одевал её, он заметил несколько нюансов. Вопервых, грудь незнакомки была больше чем у Хельги. Во-вторых, она была шатенкой. Даже не шатенкой, цвет её волос был чем-то средним между рыжим и коричневым. Что больше нравилось Ингвару, чем белые локоны Хельги. Да и в их паре больше доминировала Хельга. Ингвар довольствовался тем, что они просто спят. Ему

доставляло удовольствия снимать с её упругой груди жетон, расстегивать пуговицы полицейской формы, хоть там и были только лычки сержанта. За этой оберткой его ждал сюрприз в виде кружевного белья. У незнакомки тоже было кружевное белье. «Как у Хельги» - подумал Ингвар, облачая её в одежду. Сейчас она мирно спала у него на коленях. Они сидели на снегу у входа в землянку. Ингвар уже сообщил Свейну, что с ним все хорошо и, объяснив как пройти к землянке, попросил прийти на помощь. Незнакомку надо отправить в больницу. Хотя бы в Сагбрук. Пока Ингвар размышлял о транспортировки незнакомки, она пришла в себя. Просто открыла глаза и посмотрела на Ингвара. Он как раз рассматривал её лицо. Увидев, что она открыла глаза, молодой мужчина улыбнулся. Сначала она никак не реагировала, а потом резко встрепенулась , подскочила и вырвалась из его объятий. - Что такое? – недоуменно спросил Ингвар, но потом все-таки сообразил. Ситуация как с Хельгой. - Стой! – Выкрикнул он. – Я не он. То есть… я похож на него, но не он. Как же объяснить? Я Ингвар, а твоего знакомого зовут Моди. Я лесник, а он браконьер. - Он мне не знакомый! – Быстро выкрикнула она, но не сменила хищной позы. До Ингвара дошло.

Её раны, резкая реакция на него. - Они изнасиловали тебя? – Осторожно спросил Ингвар. - Еще чего! – Незнакомка быстро оскалилась. Даже нервно улыбнулась. – Кишка тонка. - Хорошо, они тебя не насиловали. Но успокойся, они мертвы. – Успокаивающе говорил Ингвар. Точнее, ему так казалось. - Знаю. – Выпалила незнакомка. - Что ты знаешь? – Немного запутавшись, недоуменно спросил Ингвар. - Что они мертвы. – Ответила она и её взгляд стал туманным. – Я помню тебя, -произнесла она, выпрямившись во весь рост. - То есть, мы виделись? – Спросил лесник. Возможно, она была там, но тогда где её следы? И почему там следы волка? Дьявол, волк! Он может быть поблизости! А она может быть его обедом, который он припас на потом, нажравшись браконьеров. - Надо уходить! – Произнес он, подходя к незнакомке. Она же оттолкнула его. Ингвар хотел было возмутится, но она сорвала с себя одежду. Одним движением, все разом. Как это ей удалось, лесник так и не понял. - Гуннхильда. – Произнесла она и… её тело изогнулось, стало покрываться шерстью. Руки меняли форму, стали увеличиваться в размерах. Ноги то же, как будто под кожей мышцы стали быстро расти. Челюсть и нос стали удли-

няться, а уши наоборот, как бы ушли в череп. Рост увеличился в два, три раза. И вот перед перепуганным Ингваром стоит на задних лапах тот самый волклюдоед. Она опустилась на все четыре лапы, подняв ворох снега. - Ты? Ты и есть…? – Только и смог произнести Ингвар. Пошевелиться он не мог, тело как будто чтото сковывало. Такое ощущение, что суставы затвердели, став одним целым с костями. И этот монстр в любой миг мог одним ударом лапы разбить его на мелкие осколки. Взгляд. На него смотрели все те же алые глаза, но они не желали ему зла. Во всяком случае, так подумал лесник, заглянув в глаза волчице. Она смотрела на него испуганным взглядом. Конечно, она не впервые встречает людей в обличии зверя и могла привыкнуть, что вызывает у них только страх. Еще тогда, израненная от ружей браконьеров, вся в крови она увидела его. Она понадеялась, что он другой, но он, как и все, видит в ней только зверя, животное, убийцу. Гуннхильда развернулась и пошла прочь от своего жилища. Ингвар так и не смог пошевелиться, пока она была видна. Только когда рыжий хвост растворился в белизне леса, оцепенение спало. Она оборотень? Нечисть? Зло? Исчадие ада? Голова Ингвара кипела от мыслей, домыслов и предположений. Он

сомнамбулой пошел прочь от сугроба. В голове вспышками мелькали кадры. Окровавленная поляна, девушка в куче шерсти, здоровый волк в шаге от него. И только взгляд не давал покоя. Это была она. Она разорвала четверых людей в лесу. Даже те гореохотники наткнулись на неё. И все эти россказни про взгляд… Взгляд, взгляд, взгляд! Дьявол, да он как мальчишка влюбился в… оборотня? Нет! Не может быть! Он любит Хельгу! Свою маленькую Хельгу. Да, только её. Завтра он поедет в город за припасами и на ночь остановиться у неё. И все будет как раньше. Ночь, Хельга и страсть. Хельга… Гуннхильда… *** - Звонила Хельга, я сказал, что ты отсыпаешься после долгого похода. – Ставя перед Ингваром чашку с горячим чаем, произнес Свейн. - Спасибо, старик. – Ответил лесник, то ли за чай, то ли за объяснение для Хельги. - Да что с тобой произошло, парень? – В очередной раз спросил Свейн. Ингвар попросту игнорировал его вопросы. Вчера, когда он вышел ему на помощь, Свейн встретил Ингвара неподалеку от поляны, где растерзали браконьеров. Ингвар просто шел, еле перебирая ногами. В тот момент он был не лучше Гуннхильды: весь мокрый, в состоянии прострации. Свейна он таки

не узнал. Просто стоял перед стариком и стеклянным взглядом смотрел на него. Свейн пытался расспросить Ингвара о раненой девушке, но ничего не удалось. Тогда он просто привел его домой. - Это волчица. – С трудом выдавил из себя Ингвар. - Она с пометом? – Спросил Свейн, Ингвар только отрицательно покачал головой. - Нет, - произнес он. – Нет… ничего ты, старик, не понимаешь. Она и есть волчица. Гуннхильда. - Гуннхильда? – Переспросил Свейн. - Да, - кивнул Ингвар. – Я пойду. – Ингвар встал из-за стола и направился к выходу. - Стой! Ты куда? – Забеспокоился Свейн. - К Гуннхильде. – Ответил Ингвар и пошел прочь. Свейн его не останавливал. Почему? Резонный вопрос. По всему было нужно остановить Ингвара, образумить, но он решил не трогать бывшего рейнджера. Свейн так и остался стоять посреди кухни, в то время как Ингвар пошел уже по знакомому ему маршруту. *** Гуннхильду Ингвар нашел в отдалении от берлоги. Она лежала в куче шерсти прямо на снегу. Её снова лихорадило. Взяв девушку на руки, он отнес её в берлогу. Очередная порция антибиотика и витаминов для поддержания организма. Она оборотень. Эта

мысль пульсировала у Ингвара в голове, не давала покоя. Он не знал, что ему делать и как быть. С одной стороны он должен выполнить приказ, убить волка, с другой… Выполнить приказ. Ингвар уже давно не солдат, да и на службе он предпочитал работать головой, а не бездумно следовать приказаниям. Что, собственно, и не позволило ему подняться выше капрала по служебной лестнице. И сейчас ему не хотелось выполнять этот «приказ». Кто такой мер города? Так, чиновник, а он бывший рейнджер. - Снова ты. – Тихо прохрипела Гуннхильда, приходя в сознание. Ингвар постарался искренне улыбнуться. - Я. – Ответил парень. - Хочешь убить? – Спросила девушка. - Нет, - покачал голов Ингвар. – Просто хочу знать, кто ты такая? - Сам ведь догадался. – Она села на кровати и обняла свои колени. Плед прикрывал ноги, оголив спину. Но в землянке было тепло и Ингвар отсек мысль укутать её снова. - Оборотень. – Не спрашивал, а констатировал Ингвар. - Угу, - уткнувшись в колени, кивнула Гуннхильда. - И… как это произошло? – Спросил Ингвар. - Что именно? – Уточнила девушка. - Ну, превращение. Как ты стала оборотнем?

- Никак. – Ответила Гуннхильда. – Я всегда была волком. - Волчицей. - Поправил Ингвар. -Волчицей… - повторила Гуннхильда. - А родители, они тоже оборотни? - Не знаю, я росла в приюте. Говорили, что меня подбросили в приют. – Начала свой рассказ девушка. – Поэтому я не знаю, что такое родители, что такое семья. Я всегда была одинокой, волком – одиночкой. Но в приюте нас любили. - Если любили, то почему ты одинока? - Потому что из всех детей я одна вставала среди ночи, шла на улицу и оборачивалась волком. Знаешь, а это больно. Сначала появляется легкое волнение, как будто, беспричинное чувство беспокойства. Потом идет прилив сил, хочется бежать, кричать. Руки и ноги начинает сводить, как бывает перед дождем, только во стократ сильнее. И когда уже не в моготу, начинается. Руки, ноги раздувает. Кожу просто разрывают мышцы, адская боль. Потом все проходит и наступает такое блаженство, как будто этой пытки и не было. Сердце успокаивается, по телу расплывается тепло. Вот что значит обернуться в волка. Она блаженно растянулась на кровати и закашлялась. Ингвар подхватил сумку и достал очередную порцию антибиотиков, но Гунхильда его остановила. - Стой! Не надо!

- Надо! – Вводя в шприц с ампулы антибиотик, ответил Ингвар. - Стой! Я могу вылечиться и без этого! – Выпалила она. Ингвар удивлено посмотрел на неё. Знаете, спорить с голой женщиной довольно тяжело, особенно если она оборотень. - Просто мне надо поспать в теле волка, но… у меня это не получается. – Как-то печально ответила она. - Хорошо. – Кивнул парень, убирая лекарство. Она подошла к нему и обняла за руку. Ингвар недоуменно уставился на неё. - Ты побудишь со мной, пока я буду спать? – Уткнувшись в его плечо, осторожно спросила она. - А ты кусаться не будешь? – С улыбкой спросил он. *** На удивление, Ингвар уснул довольно быстро. Гуннхильда, обернувшись волком, заняла почти половину землянки. Она спала прямо на полу, он же улегся на кровать. Она, конечно, позвала его к себе, тихо тявкнув и указав носом на свой бок, но он деликатно отказался. Как оказалось, в теле волка Гуннхильда не могла говорить, но разум её не затуманился. Чего, как раз, и боялся лесник. Спать с девушкой или же волком – разница есть. Проснулся Ингвар от прикосновения. Открыв глаза, он увидел перед собой Гунхильду. Девушка буквально сидела на нем. То, что на ней ничего не было, Гуннхильду ни ка-

пельки не смущало. Наоборот, глаза её горели озорным огоньком. - Гун… - хотел было произнести он, но она приложила свой пальчик к его губам и рассмеялась. - Всегда, - она начала тяжело дышать, - после превращения мне хочется… - она правила рукой по его плечам, груди. – Ты понимаешь. И… ты не против? - А у меня есть выбор? – Сглотнув ком, поинтересовался Ингвар. Двоякое чувство, ему была близка Хельга, но Гуннхильда была другой. В ней не было того желания власти, которое было в Хельги. Она хотела не раба, а равного партнера. - Есть, если ты не боишься волчьих клыков. – Почти задыхаясь, ответила она и накинулась на парня. Он не сопротивлялся. В тот день Ингвар узнал, что такое по истине животный секс. Старая кровать чудом выдержала напор страсти их двоих. Утолив похоть, они откинулись на постель. Она была мокрой. Жар их тел разогрел воздух и от утреней (или вечерней, в полумраке землянки этого не понять) свежести не осталось и следа. Но и сил выйти на поверхность сил не было. Затхлость, запах пота, спертый воздух, такое ощущение, что эти двое этого не ощущали. - Двое суток без душа, пора бы вернуться домой. – Произнес Ингвар принюхавшись к своим подмышкам. Гунхильда же носом уткнулась в них и с

восхищением вдохнула запах. Ингвар, как дитя цивилизации, взирал на это с некоторым недоумением, удивлением и, немного, страхом. - Ты чего? – Вдавил он из себя вопрос. - Терпеть не могу все эти парфюмы, дезодоранты! – С восхищением, произнесла она. – Природный запах – вот истинный аромат! «Как и Хельга» мелькнула в голове мысль. Хельга тоже терпеть не могла дезодорант, одеколон и запах геля после битья. Она любила его грязного, небритого и слегка помятого. Но с Хельгой это было продиктовано её наклонностями, а вот с Гуннхильдой причина была иной. - Все эти модные запахи перебивают нюх, и я не могу ничего учуять. Поэтому и уехала жить в этот лес. - Ты здесь живешь? – Удивился Ингвар. - Да, - кивнула Гуннхильда. – Почти всегда. Иногда возвращаюсь к людям, у меня есть небольшая квартира в Нарвике. - Нарвик? Довольно далеко отсюда. – Удивился Ингвар. - Зато здесь зима длиннее, - улыбнулась она. – Люблю зиму. - А мне все равно, ответил лесник. – Что зима, что лето. Ладно, пойду я. Он стал быстро собираться. - Мне тебя проводить? – Впервые она соизволила прикрыться. - Нет, не надо, отды-

хай. – Он улыбнулся в ответ и быстро чмокнул её. Она взяла его за руку. - Ты придешь еще? – Её взгляд был полон печали и тоски. - Обязательно. – Ингвар снова улыбнулся, почесал ей подбородок, как чешут собакам. - Я волчица, а не собачка! – Шутливо возмутилась Гуннхильда. - И волчица может вести себя как собачка. – Философски ответил Ингвар. - Да, но собачка может укусить, а волчица задрать насмерть. - Хорошо, моя волчица. – Произнес он и вышел из берлоги. Гуннхильда печально смотрела ему в след. Его волчица. Если Гуннхильда волчица, то кто же он? Волк? А что? Ингвару был симпатичен этот зверь. Вот только в эту стаю никак не вписывалась Хельга. Она уж точно не волчица. Она… а кто она? Скорее всего борзая. Но борзая не волкодав… *** - Алло. - Привет… - Ингвар? Голос уставший, опять проблемы на работе? - Нет, на личном фронте. - Твоя полицейская тебя отшила? - Нет. - Тогда что? - Мама, у тебя было такое, что вроде одна не безразлична, и хорошо с ней, а потом вдруг и в твоей жизни еще одна. Но с

ней все иначе. - Я с женщинами не встречалась! - Ты понимаешь, о чем я. - Знаешь… было. Но тогда я выбрала твоего отца. - И чем ты руководствовалась при выборе? - Честно? Даже не знаю, второй был гораздо лучше твоего отца! - Мама! - Что мама? Если это правда. Наверное, сердце подсказало. - Сердце… - Да, сердце. Оно находится в груди слева, а между ног спереди другой орган, смотри не спутай. - Постараюсь. *** В жизни Ингвара сейчас было три женщины. Хельга, с которой он был счастлив; Гуннхильда, которая показала ему другую грань страсти и мама, которая должна была помочь ему в этом разобраться. Но, увы и ах, мама ничем не помогла. Хельга. Они сошлись на фетишах, острых и тайных увлечениях друг друга. Сначала это был просто секс, удовлетворения наклонностей, а потом стало перерастать в нечто другое, выходить на иной уровень. Она стала ему дорога, он был дорог ей. Но что дальше? Вечно играть в полицейскую и преступника? Гуннхильда. Деваоборотень, убившая четверых… стоп! Она защищалась! И никого более она не убивала. И её любовь была продиктована не желанием

инстинктом. Сильная волчица и сильный волк. С Гуннхильдой Ингвар чувствовал себя более уверенным, он мог раскрыть свой потенциал, а не беспрекословно следовать за желаниями Хельги. Вот и вся разница. И Ингвара тянуло к Гуннхильде, но… - Ты изменился. – Произнесла Хельга. Для неё и других обывателей он придумал легенду, что дошел до самой границе своей территории, следя за следом. Потом просто вернулся обратно и сообщил в лесничество о том, что волк ушел дальше. В окрестностях Сагбрука его нет, а дальше не его проблемы. Мэр этому был только рад. Ингвару даже показалось, что чиновнику вообще плевать на людей, лишь бы деньги шли в его карман не останавливаясь и все. - С чего ты взяла? – Спросил Ингвара стараясь изобразить удивление. Сейчас он находился в том состоянии, когда мужчина увлекается новой женщиной. Старая, вроде, как и греет сердце и близка, но начинает немного раздражать. - Ты охладел ко мне. – Ответила Хельга. Сейчас они были у неё. Небольшая комната в небольшом доме. Полицейской не приходилось рассчитывать на роскошь и её квартира была очень маленькой. Можно сказать, что она немногим была больше землянки Гуннхильды. - Просто устал. Этот волк…

- Он действительно ушел? - Да, - кивнул Ингвар. - А если он начнет убивать там? Он же людоед. - Он не людоед! – Выпалил Ингвар, напугав Хельгу. Она даже отстранилась от него. - Хорошо, - осторожно произнесла Хельга, прильнув обратно. Они так и лежали в полной тишине. Она боялась произнести хоть слово, чтобы не увеличить изменения в её Ингваре. Он просто молчал. Да, Хельга стала его раздражать. Даже их игры не приносили ему того удовольствия, что ранее. Он задыхался в этой собачей конуре, с этой борзой. Он хотел на свободу, к Гуннхильде. - Мне пора, - он быстро засобирался. - Ты куда? На дворе ночь. – Удивленно спросила она. - Мне надо, - коротко ответил он и ушел. Ингвар вообще не любил всех этих сцен. Он предпочитал уходить по-английски, не прощаясь. Просто рвать отношения и все. Вот только Хельга не одна из его бывших, которые толком его и не любили. Она так просто не сдастся. Девушка быстро собралась и последовала за Ингваром. Парень направился к Свейну, быстро переговорив со стариком, он взял его старый пикап и уехал. Хельга, подобравшись поближе, смогла расслышать про какую-то волчицу. Когда огни пикапа

удалились, Хельга прямо вломилась в дом Свейна. Старик жил один, поэтому кроме него она никого не побеспокоила. Да и в тот момент её это мало волновало, кого она там побеспокоила. - Куда отправился Ингвар?! – Прямо с порога поинтересовалась Хельга, доставая пистолет. - Домой, - косо глядя на оружие, ответил Свейн. - Что за волчица? – Наставляя оружие на макушку старика, спросила полицейская. - Хельга, брось, заикаясь начал Свейн. - Отвечай! - Ты все равно не поверишь. - Говори! - Он полюбил волчицу. – Ответил старик. - Чего? – Недоуменно переспросила Хельга. - Он встретил деву, оборотня. Это она задрала тех подонков… Реакция Хельги была немного странной. - Девку он себе нашел, а не волчицу. – Она пулей вылетела из дома Свейна и бросилась к своей машине. Как и тогда, в день трагедии, она гнала что есть мочи. Только теперь её вело не чувство беспокойства за любимого, а жгучая ревность. Её Ингвар нашел другую. И скорее всего, он уже не её. Пистолет висел на поясе в кобуре. Когда Хельга впервые надела кобуру, она показалась ей жутко неудобной, потом привыкла. А сейчас оружие придавало ей уверенности. Он

будет её! Никакой волчице она его не отдаст. Будь она хоть оборотнем, хоть ведьмой! Машина остановилась возле старого пикапа. Отблеск фонаря мелькал вдали. «Ингвар!» - пульсировала мысль в висках. Осторожно она пошла за ним, стараясь е приближаться. Ингвар шел уверено, уже зная маршрут. По привычке он прошел кровавую поляну. В ночи они выглядела еще зловеще. Ингвар подошел к большому сугробу с пятном внизу и нырнул в это пятно. - Вход, что ли? – Недоуменно спросила Хельга. Холод ночного леса немного охладил её ярость. Она подошла к входу и остановилась в нерешимости. Что там за тьмой хода? «Там Ингвар». Хельга отмела все сомнения и шагнула в проем. Поскользнувшись на ветке, она кувырком полетела вниз, распахнув дверь своей головой. Девушка схватилась за голову. В глазах плыло, все тело болело. Она с трудом различила две фигуры. Одна была тонкая и светлая, а вторая объемная и темная. Темная фигура приблизилась и Хельга разглядела Ингвара. - Как ты здесь оказалась? – Удивленно спросил он. Резкость настроилась, и светлая фигура стала отчетливой. Перед Хельгой была обнаженная девушка с каштаново-рыжими волосами. - Так вот куда ты так спешил. – Ярость снова на-

катила, Хельга достала с кобуры пистолет, сняла с предохранителя и передернула затвор, направила его на Гуннхильду. - Хельга! – Он попытался её остановить. - Заткнись! – Крикнула она. – А ты, - она перевела взгляд на Гуннхильду, - запомни: он мой и я его тебе не отдам! Гуннхильда спокойно взирала на все это. - Твой? – Спросила она. – А кто ты? Я вижу перед собой маленькую, ручную собачонку. Знаешь, таких носят смазливые гламурные стервы под мышкой. Ты сейчас достала пистолет и считаешь себя сильной, но ты дрожишь. Также дрожит любая собачонка, учуяв волка. Ты с ним только потому, что он соизволил наградить тебя, залезши на тебя. Н оно волк! И ему нужна волчица! А не мелкая шавка. - Это я шавка?! – Хельга задыхалась от ярости. Она была готова в любой момент разрядить обойму в эту наглую, зажравшуюся сучку. - Ты, потому что волчица здесь я. – Ответила Гуннхильда и начала оборачиваться в волка. Ярость сменилась страхом, а затем ужасом. Огромный волк прижал Хельгу к стене. «Ну что, шавка, кто здесь достоин Ингвара?!» Хельга не была экстрасенсом, поэтому не могла читать мыслей Гуннхильды. Она так и продолжала целится в волчицу, правда теперь её руки дрожали еще

сильнее, а по лицу катились капли пота. «Все? Конец? – Думала Хельга. – Нет! Я полицейская! Получи!» Она нажала на курок и пуля, вылетев со ствола, прочесала правую щеку волчицы лишь взлохмочив шерсть. Гуннхильда еще сильнее оскалилась, готовясь откусить противнице голову. Но тут вмешался Ингвар. Парень кинулся к Хельге. Обняв, он оттащил её от Гуннхильды. От резкого движения, Хельга выронила пистолет. - Хватит! – Крикнул он, с яростью глядя на Гуннхильду. – Прекрати! «Так тебе нужна эта шавка? Но… ты же волк, как и я. Она не достойна тебя.» Взгляд. Взгляд, когда-то поразивший Гуннхильду, сменился. Тогда, в окружении кровавых декораций, она увидела не человека, а волка, равного себе. Сейчас перед ней был человек, всем своим естеством защищающий эту жалкую шавку. Она развернулась и пошла к выходу. Узкий проход не давал ей пройти, но она с трудом начала протискиваться. Землянка тряслась от усилий волчицы вырваться на волю. Ей стал отвратителен это затхлый запах, та безумная ночь в его объятьях. Через несколько минут все стихло. Буквально на мгновение, чтобы создать пленку тишины. И эту пленку прорвал волчий вой. Даже здесь, под толщей земли, сквозь вату

застоялого воздуха он наводил ужас. Хельга еще сильнее вжалась в объятья Ингвара. А на улице выла одинокая волчица. *** - Алло. - Мама… - Опять проблемы? Где теперь? - Проблем больше нет, и не будет, я сделал выбор. - Правильный? - Не уверен, что правильный, но это мой выбор. - Главное, не смей сожалеть о нем. - Обещаю, что не буду сожалеть… *** Два года спустя Как всегда, Ингвар собирался на дежурный обход. Туристов сегодня не будет, поэтому можно заняться рутиной. Он прове-

рил оружие и уже собирался идти, как между деревьями заметил волка. Выработанным до автоматизма движением, он снял с плеча карабин и, направив в сторону волка, стал медленно идти. Но сделав пару шагов, он остановился. Перед ним была огромная волчица с алыми глазами и человеческим взглядом. - Гуннхильда… опуская оружие, произнес он. Возле волчицы неуверенно топтался маленький волчонок. Он был немного неуклюжий и забавный. - Ингвар! – В дверях дома стояла Хельга с кухонным ножом на изготовке. Гуннхильда прищурилась, но нападать не стала. «Вот значит как» подумала она, глядя на округлый животик Хельги. Она повернулась к Ингва-

ру, перевела взгляд на волчонка, тявкнула и, подхватив за шиворот волчонка, ушла. Гордая волчица. июль 2014г. P.S. Большое спасибо за вдохновение и поддержку мудрой волчице Наде Леонычевой и милому волчонку Инне Нюсьман. Автор: Маяков

Александр

Иногда чувствую себя идиотом. Ну, кто она мне? Нет! Кто я ей? Друг, знакомый, не более. Но в один момент она стала мне… не безразлична? Кто знает. Просто голова занята только ею. Где она? Что делает? Какое у неё настроение? И ревность. Острые приступы ревности. Как, зачем и почему – не

знаю. Разум кричит оставь, а сердце. Если бы я мог его понять. Если бы только мог. Молчание давит. Стальными тисками сдавливает горло. Люди бояться остроты слов, поэтому молчат. Я тоже предпочитаю боль от молчания, она не такая сильная как от слов. Даже эти шесть букв, стара-

юсь вслух не произносить. Два абзаца пьяного бреда. Опьянение женщиной, смешно. А может это ложь? Самообман! Нет, это просто односторонняя любовь. Автор: Маяков

Александр

Одну вторую моей жизни занимает работа. Одну четвертую от оставшейся одной второй занимает сон. Одну вторую одной четвертой я посвящаю приему пищи… Так, сколько там ещё осталось? Хм… В общем, всё, что осталось, я безоговорочно и со всей отдачей отдаю внелюбовным, интимно-плотским утехам. Сколько мне лет? А разве это может быть важно? Вот тебе уже наверняка за двадцатку. Не спорь, двадцать лет – как раз тот рубеж, когда ты уже не ребёнок, но ещё и не взрослый. Лично я чувствую себя задвадцать! Ты говоришь, что я не последователен? Пффф, уволь меня от своей болтовни. Разве человек вообще может быть последовательным? Знаешь, мне представляется, что ты читаешь мой опус, и думаешь, кто это написал? Студентпервокурсник или … “Caaaaa-li-for-ni-caaaatiion”. да, алло, я слушаю. … Да, да, всё верно, я сейчас занят. … Чем? Пишу опус. Ты меня немного отвлекаешь от мыслей. … Конечно, я тебя про-

щаю. Не отвлекай меня больше от мыслей. … Люблю? Я думал, мы просто встречаемся, потому что это fun. … Ну всё, пока. … Знаешь, жизнь – это клубок математических формул, диаграмм и значений. Неплохая метафора. Заметь, с самого детства мы увлекаемся счетом, будто он задолго до нас был встроен искусным мастером в наши гены. Мы считаем пальцы на руках, мы считаем яблоки и апельсины, мы считаем дни, месяцы и годы, мы считаем хороших людей хорошими, а порой плохими, но порой плохих, мы считаем за хороших; мы считаем наши заслуги, мы считаем планеты и звезды, мы считаем, сколько видов мы уже истребили и сколько осталось истребить, мы считаем себя венцом творения Господа. Мы считаем, что каждое утро – это начало чего-то нового, но каждый вечер мы складываем в копилку своей уходящей жизни бесцельно прожитое время. Мы считаем себя детьми, матерями, отцами, потомками великих генералов и креативных менеджеров, но наши дети считают нас предками. Мы считаем,

считаем, считаем вновь и вновь, и снова считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем, считаем. Считаем накопительные скидки и проценты по кредиту; считаем то, чего всегда не хватает, что ускользает от нас, считаем, считаем, СЧИТАЕМ! Нет, я не кричу. Так я расставляю акценты. Мы считаем то, без чего немыслимо наше существование, то, ради чего мы здесь – а мы здесь ради бесконечного счета, ооох, страшно представить, какое удовольствие получает искусный мастер, как только мы приходим в этот мир и ведём тотальный учёт всего и всех. Но больше всего на свете мы любим считать деньги; нет в мире созданий прекраснее, чем эти милейшие, хрустящие, позитивные и вкуснопахнущие купюры: евро, доллары, канадские доллары, австралийские доллары, юани, рубли, белорусскиерубли, фунтыстерлинги, манаты, динары, тенге, реалы, шекели, тугрики, кроны, дирхамы, шиллинги, иены, ууф, и много что ещё. Воистину список бесконечен! Не это ли доказательство господства искусного мастера, заложившего счет в наши души?

Бесспорно, у каждого человека есть свой денежный счет. А есть счет душевный, подаренный нам то ли эволюцией, то ли Богом, то ли инопланетными туристами из других галактик. Очевидно, что если бы внутри нас отсутствовала идея денежного счета, денежный счет на нашей банковской карте не смог бы существовать, да и самой карты бы, увы, не было. Конечно, знатоки истории, экономисты, социологи и философы со мной поспорят, якобы когда-то, во времена Евы и Джезебель, банковские карты отсутствовали, но денежный счет имел место быть. Коллеги, бесспорно! Просто этот счет выражался в других дефинициях, таких как мешок крупы, мешок сахара, мешок муки, мешок маленьких мешочков с золотом, большой мешок рахатлукума и кураги. Вот он какой, денежный счет наших предков! Итак, резюмирую, у каждой души есть определённый денежный счет с установленным на нём лимитом. Превысить его означает извратить природу человека, и нет извращения более гнусного, чем это! Задача человека – пополнять этот счет, и ежемесячно сверять его с распечаткой из бухгалтерии. Если нет бухгалтерии (и даже если она есть) и нет так называемой белой зарплаты (абсолютно абсурдное понятие), необходимо следить за тем, чтобы средства поступали в денежнодуховный сосуд по совести.

Денежно-духовный сосуд и денежный духовный счет – взаимозаменяемые понятия (ДДС – универсальная аббревиатура двух взаимозаменяемых понятий). Мне кажется, ты хочешь со мной не согласиться и разрушить мой опус в пух и прах. Что за совесть и что вообще за связь такая между ДДС и, например, ребенком, ведь ребенок не в силах пополнять свой счет? Абсолютно справедливые замечания, постараюсь ответить, но непоследовательно. Вспомни архаичные верования и даже современные практики: без инициации человек не может считаться человеком, а некоторые идут дальше и говорят, что у детей вообще нет души до семи лет, так, якобы, они не могут нести какуюлибо ответственность за свои действия. Кощунственные заявления, но доля правды в них есть, ведь ДДС окончательно формируется как раз к 14 годам – времени, когда ребенок может без проблем пополнять свой денежный духовный счет. Теперь то, что касается совести. Совесть есть у всех, но у некоторых она находится в дремучей спячке. Известно, что задача человека – пополнять счет, но также его задача не превышать выданный ему лимит, иначе ДДС просто лопнет и процесс счета станет неуправляемым – для этого и нужна совесть. Она – злобный надзиратель и неукротимый БДСМ-регулятор. Тебе нет 18?! Немедленно

прекрати чтение! Задумайся, если тебе около двадцатки, ведь это просто изумительно, в каком согласии создан человек! У тебя наверняка миллион вопросов, я и сам хочу знать, как устанавливается лимит ДДС, но, увы, такое можно спросить только у искусного мастера. Мне кажется, что сейчас ты и я немного опечалились. Фатализм. Предопределение. Кальвин. Ты спросил, как узнать свой лимит? И почему ты получаешь всего 10 тысяч тугриков? Вопросы, конечно, не по адресу, но ты ведь настоящий человек, каждый из нас – настоящий, и ты любишь непоследовательность, и любишь считать деньги, истинное удовольствие, и неважно твои это деньги или чужие. Но не печалься, кто знает (ответ: искусный мастер), может твой ДДС ежемесячно наполняется лишь на 1/100, и твоё положение кардинально изменится в будущем? Главное, не забывай считать, ведь ты здесь только ради счета: вести безвременную калькуляцию живых и мёртвых, высказанных слов и написанных букв, клавиш на пианино и кнопочек на клавиатуре. Ты здесь, чтобы считать деньги. СЧИТАЙ! Автор: IGUAR ROFE

II Это все, что нам остается Глава девятая — А мне тут рассказали, как ты чуть не поцеловалась с Адрианом, рыбка моя! Брайан упал на стул и рассмеялся. — Надо было поцеловать тебе назло, котик, — я показала ему язык и вернулась к своей тарелке. Брайан усмехнулся и поступил так же. — А ты считаешь его симпатичным? — А ты это к чему спрашиваешь? — со стороны, вероятно, казалось, что мы беседуем с жареной курицей. — Просто я бы не вынес, если бы ты случайно поцеловалась с человеком, которого не считаешь симпатичным. А вот если с симпатичным, то еще куда ни шло… Я резко подняла голову и посмотрела на парня, как бы спрашивая: «Что за чушь ты несешь?». Ребята громко рассмеялись. Кетерин уткнулась носом в плечо Дороти, чтобы хоть как-то заглушить свой хохот, Элеонор же беззвучно хихикала в ладошки, а все остальные абсолютно не стеснялись. В обеденный зал вошел Зейн: довольный и радостный, он разглядывал

наш стол, медленно направляясь к нему. — Ваш смех слышен на два этажа выше, ребята! — Кажется, вы заразили их смешинками на поле. Нет? Ясно, а то я уж думала… Мужчина ненадолго присоединился к смеющимся, но, хлопнув в ладоши, обратил наше внимание на себя и продолжил: — Здорово, что у вас хорошее настроение! Однако мне придется вас немного поторопить, собрание начнется через пятнадцать минут. — Если мы не лопнем от смеха, — ответил Кристиан, — то обязательно придем! — и снова рассмеялся. — Уж вам-то, тортон Кейн и тортон Свитч, быть необходимо! — Зейн заговорщески подмигнул и удалился. — Эй, ребята, о чем он? — удивилась я. — Понятия не имею! — невнятно произнес Брайан и снова расхохотался. К собранию, благо, все просмеялись и вошли в зал серьезные. Заняв свои обычные места между Климентом во главе и Суприм в конце стола, мы заметили, что на этот раз на собрании присутствуют и воеводы Гидеона.

— Итак, все в сборе, — начал Климент и взмахнул рукой. Перед нами на столе появилась большая карта этого мира. — Надеюсь, что сегодня — наше последнее собрание перед тем, как мы решим отправиться к Скале Разрушения. Климент повторил жест, и на карте появилась уже знакомая нам книга. — Как всем уже известно, завтра ранним утром мы отправляемся в Подземный мир. Туда, где хранятся скрижали и меч Огня. Книга зашелестела страницами и остановилась, показывая нам серый чернильный рисунок, нанесенный на пожелтевшие страницы. Каменная круглая поляна, окруженная высокими черными скалами. К стене одной из скал было приделано высокое сооружение из камня и дерева. На высоких широких колоннах-ножках держалось какое-то подобие здания с плоской крышей. Точнее, не совсем плоской: на вершине этой постройки красовался высокий двухступенчатый постамент, на котором бился огонь. Справа и слева от него в разные стороны торчали скрученные рога, расписанные символами и завитушками. На основании крыши было высечено пять крупных знаков: молния, капля воды, дерево, пламя и снежинка.

— Это так называемый храм скрижалей, — пояснил Климент. — Точнее говоря, вход в храм. То, что вы видите — внешняя постройка, крыльцо. В его центре — проход внутрь. Климент указал пальцем в центр постройки, где обозначался вход, и опустил палец вниз, указав на небольшую щель в скале меж колонн, которую я прежде не заметила. — А это, Дайен, вход для вас. В этой скале, прямо под храмом, Огонь будет проверять вас на прочность. Мы серьезно посмотрели друг другу в глаза. Я кивнула, подтверждая, что готова, и Климент удовлетворенно кивнул в ответ. Гидеон приступил к посвящению нас в стратегии наступления и защиты. — Мы думаем, что нас будут поджидать не только демоны Антареса, но и Огненные духи. Победить их можно так же, как и состоящих из крови и плоти людей, вот только они проворней. Уязвимое место — шея. Книга в очередной раз зашелестела, показав нам, как выглядят эти духи. — О, смотрите, с этими я и сражалась! — тихо воскликнула Элеонор, ткнув пальцем в сияющие изнутри расплывчатые фигуры с изогнутыми штырями в руках. — А это, видимо, духи Льда? — Они самые, — подтвердила Дороти, мрачно разглядывая кристальных, неправильно сложенных ледяных монстров. —

Тут же и тритоны Кетерин. — Мы переместимся не к храму скрижалей, а за пару миль от него, — продолжил Гидеон. — Путь пролегает меж скал и обещает быть долгим для четырехсот людей. — Так много? — присвистнула Дороти. — Мы боимся, что и этого будет мало, — ответил Климент. — Поэтому здесь, в замке, будут ожидать еще два войска, которых мы переместим к вам в случае необходимости. — Все верно, — подтвердил Гидеон. — Как только мы войдем в круг скал, где располагается храм, мои люди в два ряда оцепят площадку вдоль стен — это не позволит демонам окружить нас. Следом войдут две части войска: одна, которая сопроводит Дайен к нижнему входу, и вторая, которая направится к верхнему, за скрижалями. — Посовещавшись, мы решили, что первое войско возглавит Дайен, так как она показала прекрасные результаты на последней тренировочной битве, а также мастера, — Климент указал на близнецов. — За скрижалями же пойдет Брайан. — Я? — удивленно воскликнул Свитч. — Почему я? — На битве ты показал не менее прекрасные результаты, чем Дайен, хоть и не был военачальником. Мы считаем, что ты и прекрасно справишься с руководством своей части армии, и сможешь достать

скрижали. Кроме того, ты владеешь акрэ, а это необходимо, — Климент почтительно кивнул головой. — С тобой пойдет Кристиан. Брайан перевел взгляд на друга, а тот задорно подмигнул ему. — Когда три части моего войска окажутся внутри, следом войдет еще одно, что позволит нам прикрыть ваши спины, — сообщил хозяин замка и замолчал. За секунду его лицо стало невероятно хмурым и серьезным. Он продолжил. — Помните: площадка замкнутая и грозит нам не только нападениями врагов, но и камнепадом — от этого нас никто не сможет защитить. Будьте внимательны и осторожны, мы не должны потерять минимум семьдесят процентов армии, и уж тем более — никого из повелителей. — Вы можете использовать все ваши способности, — продолжил Климент. — Только один запрет нам все же придется поставить: вы не должны перемещаться за пределы этой площадки. Никуда, ни по какой причине. Если вы перемещаетесь вовне, то только к храму в Святых пустынях, первый склеп слева от входа к храму. Дотронетесь — и окажетесь на острове. Я, Ив и Ахроникс останемся на этой стороне и будем перетаскивать каждого из вас внутрь. Перемещаться без особой нужды на площадке я тоже не рекомендую, там может быть множество ловушек. — То есть обратного пути в Подземный мир у

нас не будет? — уточнила я. — Именно, — подтвердил Климент. Зал наполнился тишиной . — У кого-нибудь есть вопросы? — Верховный оглядел всех присутствующих. — Что ж. Брайан, Кристиан, вы получите все необходимое для получения скрижалей перед отбытием. А теперь все отправляйтесь спать, сбор в семь утра. Доброй ночи. — А, стоп, погодите, погодите! Зал оживился и заинтересованно посмотрел на Зейна. Те, кто уже оторвался от стульев, сели обратно. — Что еще, Зейн? — Климент устало вздохнул. — Мы, кхм, — Зейн неловко откашлялся. — Вообщем, мы с Ахрониксом хотели бы еще кое-что сделать. — Да, — подтвердил Ахроникс, поднимаясь с места. — Мы решили отложить это до конца собрания и надеялись, что ты нам поможешь, — мужчины встали рядом с Гидеоном, сжимая в руках какие-то свертки. — Помогу в чем? — удивился Климент, и Зейн, наклонившись, что-то шепнул ему на ухо. — Нет, Зейн, это невозможно, ты не член Суприм. — Да брось, Климент, — воскликнул Амадеус с места, негодующе подняв руку. — Он такой же, как и мы, черт возьми, и работал здесь не меньше остальных, а то и больше!

— Это не имеет значения, — возразил Климент. — Официально он… — Климент, прекрати! — обычно спокойная Лансомэ встала с места, резко отодвинув стул. Ее губы сжались плотным бутоном. — Он — член нашей семьи. И если он выполняет всю ту же работу, что и мы, то и награждаться он должен тем же, что и каждый из нас. И если ты… — Хорошо, Лансомэ, я тебя понял! — Климент поднял ладонь и через секунду женщина села на место. Климент повернулся к Зейну. — Действуй... брат. — Спасибо тебе, — серьезно поблагодарил Зейн и повернулся к столу. — Брайан Свитч. — Кристиан Кейн, — следом произнес Ахроникс. Крис и Брайан, сидящие друг напротив друга, взволнованно переглянулись и медленно встали со стульев. — Подойдите и преклоните колени, — попросил Климент. Ребята сели перед Зейном и Ахрониксом, и начался ритуал посвящения, уже знакомый нам. Со стороны было видно, как ребята волновались: если для нас тогда этот ритуал был незнаком и необычен, то для ребят он был определенно важен. — Да будет так! — в унисон воскликнули мастера, и Брайан с Кристианом встали, будучи уже подмастерьями великих учителей.

Я и девочки зааплодировали. Хоть это было и не принято, мы аплодировали долго и громко, Суприм и военачальники поддержали нас. А когда хлопки стихли, я встала и крепко обняла Брайана. — Так вот кто занимал время моих занятий по разрушению! — воскликнула я, легонько оттолкнув его. — Ну, мне пришлось… — смущенно ответил парень. — Знаешь, — я взяла его за плечи и внимательно посмотрела в его глаза. — Я тобой горжусь! — и, обернувшись к Крису, — И тобой тоже горжусь! Я обняла их за шеи и, резко прижав их головы к груди, поцеловала обоих в затылки. Климент рассмеялся, и, кажется, я впервые увидела его смеющимся. — Все, ребятки, отправляйтесь по комнатам, вам необходимо отдохнуть! Мы кивнули, улыбнувшись, и вышли из зала. Автор:

Диана

Вольз Редактор: Анастасия Буянкина Иллюстрации: Александра Клименко

- Морморта на самом деле зовут Август Влас? – Спросила меня Надин. Ситуация разрешилась быстро. Как оказалось, многие считали, что весь экипаж «Повелителя» перешел на сторону Союза. Еще тогда. Много лет назад. Но достав судовой журнал, Клавдий, родной брат Морморта, понял, что к чему. Перед смертью, капитан «Повелителя» описал все происходящие в судовом

жить – стал превентором, сейчас он командир небольшой армии повстанцев. Если повезет – армия станет большой. Один флот чего стоит, сотня подводных судов различной классификации. Поток мыслей прервал стук в двери. - Да, войдите! – Приказным тоном произнес я. Хотя, приказной тон – это излишне. В комнату вошел стражник с алебардой. У них что, нет другого оружия? - Лорд Артур, вас ждут в зале заседаний! – Произнес стражник и вышел. Пунктуальный, ничего не скажешь. - Я пойду, - тихо ска-

было несколько) стояла стража, она же стояла у меня за спиной. Все напоминало начало допроса. - Лорд Артур! – обратился ко мне пожилой эльф. Он стоял на помосте, где-то посредине полусферы. - Да! – Ответил я. - Вы возглавляете повстанческую армию, именуемую «Алая роза»? – Спросил эльф. - Да! – Снова ответил я. - Какова численность вашего войска? – Снова спросил эльф. - Три тысячи ополченцев, - произнес я. После моих слов по залу прошел смешок. Эльфы смеялись. Тихо, но смеялись.

журнале. Нас отпустили, но оставили наблюдение. За баржами поднялись подводные корабли, наподобие «Повелителя». Сейчас Морморт вел переговоры о военной поддержке. Он решил не откладывать дела в долгий ящик. Раз пришли. - Да, - кивнул я, - он был юнгой на «Повелителе». Что б выжить, он убил настоящего Морморта и забрал сертификат превентора. - Для меня он все равно останется верным защитником и слугой отца! – Гордо произнесла Надин. Я лишь молча улыбнулся. Морморт не простой эльф. В своей жизни он прошел многое. Ради любимой стал юнгой, что бы вы-

зал я, но Надин так и не отпустила мою руку. - Надин, мне надо. – Глядя вампирше в глаза, произнес я. - Иди, - печально произнесла она, отпуская мою руку. Ну что опять? Мы ведь вместе! - Я вернусь, - сухо ответил я и вышел. Зал заседаний представлял собой огромное помещение, напоминающую кафедру в академии. Ряды столов полукругом возвышались ввысь. Меня подвели к трибуне в центре полусферы и поставили там. Зал был заполнен эльфами. На полусфере сидели эльфы в дорогих одеждах, вельможи, скорее всего. У входов (их

- Не вижу повода для смеха, уважаемый собеседник! – С вызовом произнес я. Оппонент жестом заставил зал замолчать. - Вы уверены, что сможете остановить Союз с такой армией? – Спросил собеседник. Я молча опустил голову. - Понятно, - произнес эльф, - тогда еще один вопрос: вы вампир? - Да, - гордо ответил я. Это мой крест и мне его нести! И стыдится его, я не намерен. Зал снова загудел. Только теперь не смехом, а возгласами недоумения и удивления. Ведущий снова сделал жест, заставляя зал

Глава восьмая Новый союз 2 месяц 513 год с м.п. (август 2011 года н.э) … Мир эльфов, лорд Артур

замолчать. - Вы, вампир, пришли сюда просить помощи в войне с другими вампирами? – Начал собеседник. – Вы не понимаете, что это не приемлемо? Вы враг, так как вы вампир! - Враг Союз, а не я. – Парировал я. – Хотите сидеть и ждать их прихода? - Пятьсот лет Союз не обнаруживал нас! Мы под защитой! - Аха-ха, - я залился смехом. Все недоуменно смотрели на меня. - Под защитой? – Успокаиваясь, переспросил я. – И долго продержится ваша защита, когда сюда придут объединенные силы Анклава и Союза? - Что? Они объединились? – Послышались возгласы со всех сторон. - Вы же знаете, продолжил я, - что в Союзе раскол! Что вампиры грызутся с оборотнями! Оборотни заняли южный архипелаг! Уверен, там кипит сопротивление! Если мы ударим сейчас, мы одержим победу! - Хватит! – Выставим ладонь вперед, произнес эльф. – Мы понимаем вас, лорд, но и вы поймите нас: прислужник врага, ставший вампиром, просит помощи в борьбе с самим врагом. Как-то смахивает на ловушку… - Ловушку? – Ехидно переспросил я. Вот глупец, если б Союз знал, где находится подводный город, то маги давно бы смели его. Зачем придумывать всякого рода ловушки. - Вы не верите мне, -

произнес я. – Но поверьте Августу, он лгать не будет! А я… я всегда готов идти в первых рядах! К тому же, я не претендую на роль командующего. У вас, я надеюсь, найдутся хорошие полководцы. - Лорд, идущий впереди всей армии? – Удивленно переспросил эльф. – Это что-то новое. Но вы правы, мы не верим вам, лорд. Увы, вампирам нет веры. - Даже если я был эльфом? И в душе им остаюсь? – Грубо перебил я собеседника. Тоже мне, патриот! Имея мощный флот и армию, они давно могли отвоевать южный архипелаг, а вместо этого только совершали рейды вдоль материка. - Ваша душа продажна, как и ваше служение Союзу. – С ухмылкой ответил собеседник. - Продажна, говоришь, - с яростью произнес я. – А твоя душа, какая?! Охрана направила на меня алебарды, но мне было плевать на это. - Молчишь?! А я отвечу тебе! Твоя душа смердит трусостью! Боязнью за собственную шкуру! Да, мой род из поколения в поколение служил Союзу! Но мы служили лишь потому, что в наших сердцах теплилась надежда на возрождение мира! Нашего мира! Мира эльфов! У нас не было армии, ресурсов, мы жили бок обок с оккупантами. Но мы надеялись! Надеялись на меленький шанс, и он был нам дан! Дан ценой рек крови! Ценой боли и

страданий! И мы пытаемся не упустить этот шанс! А вы?! Что сделали вы? Создали армию, флот и трусливо сидите тут! Под толщей воды! Горло пересохло, и последнюю фразу я прохрипел. - Знаешь, - немного успокоившись, продолжил я. – Мне плевать на тебя. У меня есть три тысячи солдат, которые пойдут за мной. Потому, что я веду их к победе. Я веду их к осуществлению мечты. Мечты многих поколений. Собеседник зааплодировал. - Браво! – Произнес он. – У вас будет военная поддержка! - Что? – Недоуменно переспросил я. - Вы правы, - ответил собеседник, - во многом правы. Пришло время искупать грехи. Более подробно мы поговорим с вами позже, в более приватной беседе. Собеседник направился к выходу. За ним последовали другие «вельможи». - Что это значит?! – Крикнул я вслед незнакомцу. Он обернулся: - Это значит, что союз заключен: мы союзники. Он развернулся и покинул помещение. Вслед за ним покинули его и остальные. - Союз? – Переспросил я у подошедших Морморта и Клавдия. - Да, - кивнул Клавдий. – Рукурий хотел лично убедиться, что армию поведет достойный.

- Рукурий, это… - я указал в сторону, куда ушел незнакомец. - Да, глава совета старейшин, - ответил Морморт. – Я уже провел переговоры с ним, и он согласился оказать поддержку. Сейчас самый удачный момент для удара. Ты, кстати, угадал: сопротивление на южном архипелаге есть. Несколько островов под контролем повстанцев. Так, что плацдарм уже готов. - Знаешь, Морморт, я не жалею, что назвал Рукурия трусом. – Тихо ответил я. - Почему? – Искренне удивился эльф. - Зная, что там, - указал я в сторону где, как я

предполагал находиться архипелаг, - идет борьба, он сидел здесь! - Не кипятись, лорд, - дружественно положил руку мне на плечо Клавдий. – Сейчас изменилась ситуация. Сам факт объединения Анклава и Союза заставляет задуматься о будущем. Что бы противостоять им, лучше иметь плацдарм на суше. - Понятно, значит высаживаемся? – Уточнил я. - Пока нет, - покачал головой Морморт. – Все будет обсуждаться на закрытом заседании командования. А сейчас… формально был заключен союз между Алой розой и подвод-

ным городом. - Ясно, - кивнул я. – Кстати, - обратился я к Клавдию, - вы бы все таки подумали над название для города, а то подводный город, да подводный город. - Раньше жили както… - проговорил Клавдий. Мы последними покинули зал для заседаний. Новый союз… Автор: Маяков

Александр

Хороший тон / предрассудки Макс приехал в родительский дом на семейный обед. В этот раз с Кэтрин. Родители настояли на том, чтобы Кэтрин тоже приехала. Настояла на приезде Кэт Эммелина – мама Макса. Отец – Брэнт в последнее время не разговаривал с сыном и мысленно проклинал день, когда разрешил бабуле заняться воспитанием Макса. Кэт и Макс живут вместе, а на обеды она с ним не ездит – плохой тон. Что им всем думать по этому поводу! Да что хотите! Нет! Кэтрин нужно приехать. Она замечательная девушка, не стоит ее прятать. Как же! Кэтрин и Макс взяли с собой Капо. Макс оделся в классический брючный костюм, а Кэтрин долго выбирала между платьем «как у Мэрилин» и розовым костюмом «как у Джеки» - в итоге оделась в стиле Хелены Бонем Картер: длинная юбка, корсет, короткий пиджак и сетчатые перчатки. Макс оценил. Мэрилин и Джеки уж очень изысканно и предсказуемоожидаемо. Эпатаж должен присутствовать. Капо сидел на плече у Макса. Классика, современность и кот – они прошли в гостиную. Мама Макса улыбнулась вежливой улыбкой. Она предчувствовала, что Макс что-то задумал. - Макс, ты завел ко-

та? – начала она издалека. - Да. Подобрал его на улице. - А если он больной? - Не больнее некоторых людей. Макс окинул взглядом гостей. Старая компания. - Классный наряд, Кэтрин! – сказала Эльза. - Спасибо, у тебя тоже. Тебе идет зеленый цвет. Эльза улыбнулась. - Что вы задумали? – шепнула она Кэтрин чуть позже. - Ничего. - Про вас и так слишком много разговоров. - И каких же? – к ним подошел Макс. – Стали сомневаться, что мы с Кэт еще вместе? - Говори тише, - попросила Эльза. - Зачем? Подумай,

рю. Ты переобщался с нашей веселой бабушкой, так что… - Как знаешь, Эльза. Эльза пожала плечами и отошла от них. - Идем за стол. - Зачем ты так с ней? - Кэтрин, это обычный шантаж. Все, что говорят и думают, мы сейчас и узнаем. Все тревожащие душу вопросы будут заданы. Готовься. - Можно я буду немой. - Нет. - Жаль! Во время ужина Капо запрыгнул на плечо хозяина. Макс наколол на вилку кусочек мяса и подал коту. Кот принял угощение. За столом все молчали. Оживленной беседы не получалось. - Чем вы занимае-

сколько разговоров прекратится. - Макс, не превращай обед в балаган. - Здесь и без меня неплохой балаган. Параноидальная дама и человекпроблема здесь, разве мало? - Так что про нас говорят, Эльза? – Кэтрин вернулась к прежней теме. - Расскажу, если вы пообещаете не выкидывать никаких фокусов. - Этого обещать мы не можем. Так как никаких фокусов не готовили. - Макс, я тебе не ве-

тесь, Кэтрин? – спросила Сьюзи. - Занимаюсь или работаю? – уточнила Кэт. - Работаете. В охраннодетективной компании. Сьюзи выпрямилась. Видимо сработал парноидальный механизм. - Я секретарь. Ни за кем не слежу и никого не охраняю, разве что почту, улыбнулась Кэт. Она знала про особенности Сьюзи. Сьюзи натянуто улыбнулась и больше не стала задавать вопросы. - Откуда у кота такое

имя? – спросил кто-то из гостей. - У Лаки Лучано был кот по имени Капо, - ответил Макс. – Знаете, кто такой Лаки? Он же Чарльз Лукания. - Бандит. - Предпочитаю называть его мафиози, так более точно. - И чем он тебе нравится? - Интересная личность. - И чем? - Почитайте его биографию или что сможете найти, долго объяснять. - Мне не нравится Лучано. - Тогда не читайте. Эльза усмехнулась. Лицо Кэтрин не выражало никаких эмоций. - Что-то у нас не клеится разговор. Давайте сменим тему, - предложила Эммелина, строго взглянув на Макса. Она уже жалела, что попросила его приехать с Кэтрин. А уж тем более не предполагала, что он привезет кота Капо. Кэтрин ей в принципе нравилась. Она хотела, что Макс уже создал нормальную семью. Это современно жить вне брака, но это плохой тон. И если он любит Кэтрин, им нужно пожениться. Это будет правильно. Только вот как поговорить об этом с Максом. На эту тему она говорила только со своей сестрой Кэрол. И та охотно ее поддержала. - Макс, - начала вдруг тетя Кэрол. – Ведь у вас с Кэтрин все серьезно? Кэтрин и Макс пере-

глянулись. Эльза напряглась. Гости замерли в предвкушении если не скандала, то очень интересного разговора. - А что ты понимаешь под словом серьезно? - Не начинай псевдофилософские рассуждения. - В таком случае и ты не начинай озвучивать свои предрассудки. Тетя проигнорировала выпад. Она явно подготовилась. - Когда вы собираетесь пожениться? Макс и Кэтрин как по команде криво улыбнулись. - Началось! – прошептала Эльза. - Мы не собираемся, - спокойно ответил Макс. – К тому же не стоит выносить такие темы на публику. - То есть не собираетесь? - Нам не нужно подтверждать право собственности. Это как клеймение. «Ты принадлежишь томуто». Я думаю так. - А Кэтрин? - Вы не думали, что свадьбы во многом убивают отношения? Любовь проходит после первой брачной ночи и настает быт и проблемы. - Но это не так! – воскликнула Эммелина. - У вас есть полное право думать иначе. За столом снова воцарилась тишина. - Нам нужно идти, Макс встал из-за стола и помог встать Кэтрин. Никто не сказал им ни слова.

Они попрощались и вышли на улицу. - Теперь мы персоны нон грата? – спросила Кэтрин, садясь в машину. - Нет, мы знаменитости местного масштаба. Есть о ком поговорить, повторить правила хорошего тона, которые соблюдаются только на словах и требуются от других. - Мне кажется, что мы поступили с ними жестоко. - Кэтрин, все нормально, поверь. Замкнутое странство

про-

Мадонну выписали. Лорена устроила истерику и разборки, и успокоилась. Довольно быстро, потому что не знала правды. Лина тоже ничего конкретно не знала. У МадонныВиржинии отравление. Никаких наркотиков. Теперь Мадонна сидела дома. Она сама себе устроила домашний арест. Лорена ходила несколько раз плакаться к Кэтрин. Снова пришлось ей самостоятельно готовить себе кофе. Кэтрин даже не садилась за стол. Она молча стояла у стены, слушала Лорену и держала на руках кота. А Лорена говорила и говорила. Кэтрин молчала. С таким же успехом Лорена могла разговаривать дома со стеной, но ей и не нужны были ответы и слова, ей нужно было, чтобы ее ктото выслушал. И «психологом» стала Кэтрин. Она в принципе была тоже не против выслушать

Лорену, если бы было не так, Кэтрин бы и на порог ее не пустила. Так Кэтрин знала, что думает Лорена и какие у нее сейчас проблемы. «Она в норме. Никаких глубоких мыслей и стремлений разобраться, что действительно случилось с Мадонной. Поток мыслей, который нужно выплеснуть» - такое заключение давала состоянию Лорены Кэтрин. Естественно про себя. - Лорена, скоро я буду брать плату за услуги психолога, - сказала она, когда Лорена пришла к ней в третий раз. - Не будь стервой, ответила Лорена и начала жаловаться на тяжелую судьбу. Трех раз Лорене было достаточно, она оставила Кэтрин в покое, чему Кэтрин была, в общем-то, рада. Синтия встречалась с Джошем. Мадонна сидела дома, даже не выходила на улицу. Она решила, что не выйдет из дома пока замкнутое пространство не начнет давить на нее. Синтия не без сарказма пожелала ей удачи. Она знала, что Мадонна может долго обходиться без улицы и походов куда-либо, так что замкнутому пространству придется постараться вытолкнуть из себя МадоннуВиржинию. Мадонна от нечего делать прибралась в доме и приготовила вкусный ужин. Потом долго стояла на кухне у стены, изучая обои. Все-таки хорошая идея поклеить стены газетами и

глянцем! Позвонил Джейсон. Мадонна взяла трубку. - Привет! Как ты? - Привет, Джейсон! Я здорова. Спасибо, что вызвал тогда «скорую». - Я должен был тебя спасти. Ты мне нравишься, Виржиния. - Ты мне тоже, но нам лучше не общаться больше. Айрис бы и в голову не пришло этого сделать, если бы ты ее не раззадорил. Ты предложил, я отказалась, а она загорелась желанием дать мне попробовать эту дрянь. Я ее не оправдываю. Что случилось, то случилось. Я многое переосмыслила. Не хочу общаться ни с тобой, ни с Айрис. Даже если мы будем пересекаться в городе или на концертах – просто не подходи ко мне, сделай вид, что не знаешь. Хорошо? - Хорошо, - грустно отозвался Джейсон. – Удачи тебе, Виржиния! - И тебе, Джейсон! Мадонна повесила трубку. По щекам текли слезы. «Не плачь, дура!» сказала она сама себе. Ей вдруг стало тяжело, сомнительно. Правильно ли она поступила с Джейсоном? Что если она погорячилась? «Ты чуть не умерла, идиотка! И он тоже в этом виновен, хоть и косвенно». Она села на стул и обхватив голову руками, зарыдала. После рыданий становится легче. Нужно выплакаться. Тем более, что сейчас никто не видит ее терзаний и страданий.

Ведь все проходит. И жизнь налаживается. Всхлипы. Слезы. За входной дверью послышались шорохи. Мадонна выбежала из кухни и скрылась в ванной. Умывшись и причесавшись, Мадонна с улыбкой вышла из ванной. - Привет, Синтия! – сказала она, впервые подумав, а не стать ли ей актрисой. - Привет! Ты что прибиралась? – удивилась Синтия. - А что тут странного? - Ничего. - Я даже ужин приготовила. - Святая Мадонна на тебя подействовала? - Замкнутое пространство и усталость от безделья. Сон первый: Лина Она встала с кровати и подошла к зеркалу. На нее смотрела сестра. Она улыбнулась и протянула руку Лине. Зеркальная поверхность пошла кругами как водная гладь. Лина не раздумывая, подала сестре руку и шагнула в другой мир. Они шли молча по залитому солнцу лугу. Близнецам не нужны слова. Тихая безмятежность и покой. Густая трава, легкий бриз, ласковое солнце. И рядом сестра. Двойник. Копия. Лина чувствовала безграничное счастье. Они снова вместе. Лаура рядом. Она может держать ее за

руку, говорить с ней на их личном языке. - Пойдем, покажу свой дом? – весело предложила Лаура. - Свой? А разве он не мой тоже? Лаура ничего не ответила. Она потянула сестру в сторону большого дома, нового, выкрашенного светло-голубой краской. - Это наш дом! – воскликнула Лина. – Таким он был, когда мы были ма-

яблоками. - Я не могу подойти ближе! – крикнула она Лауре. Лина была рядом с домом, буквально в пятнадцати сантиметрах от крыльца, но дальше она не могла пройти. - Тебе туда нельзя, Лина. Ты в мире живых. Вокруг Лины поднялся ветер. Дом и Лаура таяли под натиском ветра. Лина закричала, пытаясь схватить сестру за руку.

ленькими. Лаура улыбнулась. Лина побежала к дому. Она хотела вбежать на крыльцо и войти в дом. Интересно, какая там обстановка, такая же, как в детстве? Если да, то на столе должен стоять букет полевых цветов и корзинка с

Проснувшись от собственного крика, Лина села на кровати и пять минут глубоко дышала, пытаясь прийти в себя. Она надела халат и спустилась вниз. Утро только началось. Лина вышла в сад и нарвала цветов – колокольчики и ромашки.

Вернувшись в дом, она поставила цветы в вазу. И стала искать корзинку, в которой мама держала яблоки, но ее нигде не было. Лина осмотрела все шкафчики на кухне – корзинки не было. Лина села на стул и поправила цветы в букете. Слабо улыбнулась. Завтра во сне она снова увидит сестру. Автор: Надежда Леонычева

В сны размеренным шагом Вступает легион, Уступая плацдарм Пожарам. Мы на линии фронта Войны с судьбой Зачем? (IceCreamOff). ЧАСТЬ ТОМСК.

ПЕРВАЯ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПОСЕЛКОВЫЙ ФУТБОЛОМАН. На сей раз, Дмитрий проснулся очень рано. Настенные часы, купленные им два года назад в Белграде, показывали без двадцати шесть. Несколько раз хорошенько потянувшись напрягая мышцы, он взъерошил волосы, сладко зевнул, и напрочь проигнорировав тапочки, поплелся в ванную. Почистив зубы и приняв душ, он критически осмотрел себя в зеркало, и увидев под глазами мешки, покачал головой. Вчерашние обильные возлияния в компании Инги и Венеры не прошли даром. Причем то, что они втроем завалились в клуб «Стерлинг», он помнил отчетливо, а вот что было потом, память как он ее ни напрягал, выдавать решительно не желала. «Надо будет ближе к обеду позвонить Инге, да расспросить ее о том, что я там

вытворял, - подумал Дима, - хочется надеяться, что сильно краснеть не придется». Зайдя на кухню и насыпав кошачьей вкуснятины Мурзику, он включил чайник и выглянул в окно. На улице, несмотря на июль месяц, было настолько серо и уныло, что ему захотелось вновь вернуться в кровать, забраться под одеяло и провалиться в сон. Однако погладив мурлыкающего что-то себе под нос кота, Дмитрий повеселел, а когда он выпил чашечку кофе с приготовленными наспех гренками, стало и вовсе хорошо. Между тем дождь за окном усилился, и 26 летний обладатель роскошной трехкомнатной квартиры в центре Москвы вдруг вспомнил о том, что на балконе сушится его любимая футболка, мигом промчался туда и, потрогав одёжку, тяжко вздохнул. Она была насквозь мокрой, и сегодня идти на улицу точно придется в чем-то другом. Вернувшись в комнату и усевшись на диван, он включил телевизор, остановив свой выбор на канале «Спорт», где шел теннис. Несколько минут полюбовавшись на темнокожую американку, которая уверенно шла к победе в матче с какой-то несуразной страшненькой австралийкой, Дима, еще на миг задержав свой взгляд на бедрах представительницы США, выключил телик

и прилег на диван. Мысли лидера одной из самых влиятельных фирм клуба «Армеец» были сейчас заняты одним: куда запропастился его соратник Максим по кличке Круглый, ведь уже через два дня им предстояло выехать в Томск, дабы оказать поддержку любимой команде. Закурив первую в этот день сигарету, Дима начал вспоминать о том, как в его жизни появился его величество футбол. Когда ему стукнуло три годика, отец подарил любимому сыну мяч и по выходным стал регулярно выводить отпрыска во двор. Там местные поселковые ребятишки с утра до ночи гоняли кожаную сферу, представляя себя Федорами Черенковыми, Олегами Блохиными и прочими Мишелями Платини. Большими футбольными талантами Бог Диму не наделил. Когда в семь лет отец отвел его в футбольную секцию, мальчишка старательно отзанимался там полгода, а затем, когда семья переехала на другой конец 30- тысячного поселка, из-за нежелания ходить каждый день до стадиона по 20 минут и неуверенности в том, что сможет вырасти в игрока высокого класса, забросил обучение футбольным азам. Однако, в дворовых баталиях он продолжал участвовать и отличался

неуступчивостью, а порой и излишней жестокостью. Так, в одном из матчей, после того, как его команда проиграла по всем статьям в грандиозной драке стенка на стенку, Дмитрий сломал ключицу одному из пацанов, который был на пару годков постарше. Благо тогда обошлось без вмешательства милиции; родители, наказав своего хулигана, все же договорились о мировой с пострадавшей стороной. В советские времена телевидение не баловало зрителя футбольным лакомством, поэтому Диме удавалось пристально наблюдать лишь за матчами чемпионата мира и Европы. Те редкие встречи первенства СССР, что получалось лицезреть, особого восторга не вызывали, однако мальчишке чем-то понравилось название «Торпедо». Он старался не пропускать трансляций с участием черно-белых, но довольно быстро к этому занятию охладел. Куда более серьезно просмотром футбольных матчей Дмитрий увлекся лет в 16. Тогда «Армеец» под руководством Олега Кайратова выдал уникальную победную суперсерию в чемпионате России, практически со дна турнирной таблицы запрыгнув на второе место. С тех пор поселковый футболоман начал симпатизировать этой команде. К этому его подтолкнула и нелюбовь к самому принципиальному сопернику «Армейца» команде «Гладиатор». В 90-е годы красно-белые были

королями российского футбола, и столкнуть их с вершины было делом почти нереальным (осетинское исключение 1995 года лишь подтверждает правило). Главный тренер непобедимой на внутренней арене команды Олег Красноярцев возглавлял и сборную России, дела у которой шли куда более печально, чем у «Гладиатора». За неудачи на международной арене Дима и невзлюбил Красноярцева и весь «Гладиатор», представительство которого в национальной команде было весьма внушительным (порядка 80 процентов). Вскоре Дмитрий, как и многие его сверстники, отправился на покорение столицы, благо до первопрестольной было всего то около сотни километров. Поступив в университет на истфак, наш герой познакомился с несколькими фанатами «Армейца», быстро нашел с ними общий язык и очень скоро пробил свой первый выезд в негостеприимный Питер. С тех пор будущий историк (как он сам предполагал) не пропускал ни одной домашней игры любимой команды. А через два года в активе Дмитрия появился и первый «золотник», а вместе с ним необходимые связи и уважение в фанатской среде. ГЛАВА ВТОРАЯ. ЖУРНАЛИСТ И КРАСАВИЦА. Максим Круглов, двухметровый детина с трёхдневной щетиной, си-

дел у компьютера и набирал очередной текст для газеты "Спорт-Гуру". В свои 25 он зарабатывал себе на хлеб журналистикой. Сотрудничал с разными изданиями, иногда удавалось заработать и на икорку, впрочем весьма редко. Главной его болезнью был клуб "Армеец". Пять лет назад Макс собрал вокруг себя несколько десятков таких же оголтелых фанатов и стал ездить по городам и весям нашей необъятной Родины, поддерживая любимый клуб. А вскоре ему этого показалось мало и он примкнул к стремительно прогрессирующей хулиганской фирме. Набравшись опыта, Макс покинул ее стройные ряды и на пару со своим приятелем по университету Димой создал свою собственную группировку, в которой воцарилось двоевластие.Сегодня Максим решил отдохнуть от назойливых соратников. Он отключил все свои многочисленные телефоны и предвкушал романтический вечер. С наступлением темноты Круглый планировал посетить девушку Олю, свою старую приятельницу и футбольную фанатку. Совместить, так сказать, приятное с полезным. Буквально несколько недель назад наш герой развёлся с женой, а посему прибывал в весьма унылом настроении. В жизни часто бывает так, что образцовопоказательный муж, обладатель почти полного списка человеческих и мужских достоинств,

разводится с женой и начинает вдруг вытворять такое… Свежеразведенный мужчина опасен, как оползень, и не похож сам на себя, как хамелеон, который не знает какой же цвет надеть ему сегодня. Очередная, уже неизвестно какая по счёту сигарета, была брошена в пепельницу... когда раздался стук в дверь. Максимилиан ( он любил когда его так называют и представлял себя одним из лидеров Великой Французской революции) открыл дверь и неприятно удивился. На пороге стояла бывшая супруга Ника. - Может ты предложишь мне войти, Круглов? - процедила сквозь зубы длинноногая белокурая красотка. - Что тебе нужно, уважаемая? - журналист постарался придать своему

голосу максимально холодный оттенок. При этом ногой он держал дверь и не пускал Нику в квартиру. - У меня для Вас принеприятнейшая новость, месье Круглов. Ближайшие 18 лет вам придется раскошелиться на памперсы, погремушки и шоколадные яйца. Я беременна. И поскольку ты оказался законченным подонком, помешанным исключительно на футболе и на бабах, я воспитаю сына одна. Так что готовь денежки, гореписака. Максим разразился трёхэтажной матерной тирадой. После чего вытолкал свою экс-супругу за дверь и плюхнулся на диван. «Неожиданный исход трагических отношений» - подумал Круглов. Хотя, вполне возможно, она лжёт с целью накопления дензна-

ков под своей подушкой. От этой стервы можно всего ожидать. Угораздило же меня познакомиться с ней, уже и не вспомнить на чьем дне рождения. Господи, как хорошо что есть футбол, скорей бы на выезд, от всех этих идиотских проблем! Максим не заметил как провалился в сон. Снилось ему страшное: принципиальный матч с командой "Гладиатор" и счёт 0:3 на табло,несколько раз журналист просыпался в холодном поту и пытался что-то прокричать, но затем истощённый стрессом и алкоголем организм сдался и наступило десятичасовое забвение. Автор: Целинский

Александр

Осень резвилась за окном. Мелкий дождь барабанил по мутным потекшим стеклам, оставляя на них длинные слезливые подтеки. Хлесткий острый ветер раскачивал голые кости деревьев, срывая с ветвей последние хрусткие листья. Он сбивал их в группы и гонял вихрем по чисто прибранному внутреннему дворику, перекидывал их с места на место. Иногда он слабел, и листья, словно забытая ребенком игрушка, одиноко падали на землю. Но через мгновение, спохватившись, он снова подхватывал их, продолжая этот странный танец увядания. Засыпающая природа бесновалась перед неумолимо надвигающимися холодами. Местная психиатрическая лечебница стояла на отшибе города. И без того темное здание в сумерках казалось абсолютно черным, словно вырезанная в пространстве дыра. Лечебница не была высокой, но благодаря покрытым черепицей покатым крышам производила какое-то странное давящее впечатление, от которого становилось неуютно на душе. Здание не было мрачным. Наоборот, его выкрасили в приятный сандаловый цвет, вход украшало множество цветов, сейчас, естественно, завянувших, но в летнее время цветущих буйным

цветом. Словом, сделали все, чтобы здание производило приятное впечатление. Но, не смотря на все усилия, от этого давящего ощущения невозможно было избавиться. Оно как призрак скользило вокруг, в пропитанном безумием воздухе. И это ощущение делалось настолько явным, что любой человек, случайно оказавшийся перед массивными створками этого здания, даже не знающий, что это за место, тут же понимал, что за заведение предстало перед ним. Лечебница Святой Софии. Приют для душевнобольных. Погода бесновалась. Постоянные порывы ветра пугали и беспокоили больных. Так что медсестры уже сбились с ног, успокаивая пациентов и раздавая лекарства. Некоторые пациенты даже после приема сильнодействующего снотворного продолжали дрожать, забившись в угол и отказываясь идти в постель. Они так и засыпали в углу, поджав под себя ноги. Ситуация была тяжелой. Но не экстраординарной. Беспокойство врача не требовалось. Так что медсестры вполне справлялись своими силами. Больные пугливы. Они часто плохо реагируют на посторонние шумы и очень зависимы от смены погоды. Но то, что творилось сейчас, даже видавших виды медработни-

ков заставляло поежиться. Кто-то из больных плакал, кто-то бился головой о стену, кто-то кричал во весь голос, а кто-то смеялся. Огромный вал шума и отчаяния носился по начищенным до блеска коридорам. И от этого шума волосы на затылке начинали шевелиться. Шумели все. Все, кроме пациента из палаты номер 204. Мэг Ларсон – опытная медсестра и крепкая женщина за сорок – сразу обратила на это внимание, проходя мимо номера 204, когда разносила лекарства. В палате вообще было подозрительно тихо. Она попросила подождать у двери следовавшего за ней санитара, вытащила из кармана связку ключей. Быстро перебирая пухлыми, как сосиски, пальцами, она отыскала нужный ключ и сунула его в замочную скважину. Нехорошее ощущение кольнуло ее сердце. А она привыкла доверять своим инстинктам. За двадцать лет работы в лечебницах она навидалась всякого. Бывали и самоубийства. Одного больного, повесившегося на своих простынях, Мэг обнаружила лично, делая утренний обход. В палате было вот так же вот тихо. По молодости лет Мэг не обратила внимания, и без задней мысли вошла в палату. Поднос с лекарством полетел на пол, когда руки сами метнулись ко рту, чтобы заглушить

рвущийся из горла крик. Ее потом долго отпаивали чаем, даже давали успокоительное. Ее всю трясло. А перед глазами стояло посиневшее лицо и выкатившиеся от удушья глаза. Вот и сейчас в палате точно так же тихо, как и тогда. И перед ее глазами тут же выплыл из прошлого образ болтающегося на веревке тела, когда Мэг поворачивала ключи. Но она волевым усилием прогнала его, сосредоточившись на щелчках замка. Наконец замок щелкнул в последний раз, Мэг вытащила ключ из замка и привычным движением спрятала связку в карман. Взяв с тележки полупрозрачный пластиковый стаканчик с лекарством, она легко повернула ручку и толкнула дверь. «Господи, только не надо повторений» Левой рукой она нащупала выключатель на стене и надавила кнопку, мысленно готовясь к самому худшему. Приглушенный плафоном чуть желтоватый свет залил комнату. До этого серое сумеречное, затянутое прутьями окно тут же превратилось в черноту. Мэг шагнула в комнату, быстро скользнув взглядом по потолку, и тут же обернулась куда -то влево, туда, где стоя-

ла кровать. Пациент лежал под одеялом, свернувшись «калачиком». Его худое острое плечо под белой материей напоминало острую пику. Мэг шагнула вперед и потрясла пациента. –Время принимать лекарство, – ровным строгим тоном произнесла она. Пациент не шевельнулся. Даже не отреагировал, продолжая все так же недвижимо лежать под одеялом. Дурное предчувствие и до того державшее сердце Мэг в кулаке только усилилось. На секунду даже вернулось то забытое ужасное ощущение минувших лет и образ висящего тела. Мэг услышала, как звякнули таблетки в стаканчике в чуть дрогнувшей руке. Медсестра сжала зубы и одним резким движением откинула одеяло. Она готовилась увидеть что угодно, но только не это. Она уже мысленно приготовилась к самому худшему, но того, что случилось далее, она никак не ожидала. Как только медсестра откинула одеяло, мужчина тут же бросился ей на шею. Он широко расставил костлявые руки, словно хотел обхватить ими что-то непомерно большое, а потом по-

вис у Мэг на шее, обнимая ее. От неожиданности у женщины перехватило дыхание, и сердце на секунду сжалось в груди. В голове пронеслась жуткая картина – он ее душит, дергающиеся ноги, пухлые пальцы впиваются в его тощую руку, сдавленный хрипящий крик. Но это ощущение испарилось так же быстро, как и пришло. Растаяло, словно мокрый туман с первыми лучами солнца. –Ну-ну, успокойся, – ласково произнесла Мэг, – Все хорошо. Тебя ветер испугал? –Нет! – быстро, точно бросил, сказал мужчина; какое-то подетски открытое выражение плавало на его остром длинном лице, –Я ничего не боюсь! –Прямо таки ничего? – улыбнулась медсестра. Дождь полоснул по стеклу. –Ничего-ничего! – замотал головой мужчина. Ужасающая своей неестественностью радость светилась в его тусклых опустевших глазах. –Знаю, знаю. Ты у нас храбрый, – ответила медсестра, убирая руки пациента со своей шеи, – Мой лучший пациент! –Да! – словно подскочил мужчина, – Я – лучший! –Лучший, лучший.

А сейчас время принимать лекарство. –Не хочу! – мужчина грузно мотнул головой, словно она была для него слишком тяжелой. –Нужно! – спокойно произнесла Мэг, – Ведь ты же лучший пациент! А лучшие пациенты не упрямятся. Так ведь? –Так! – охотно согласился больной и весь словно подался вперед. –Тогда нужно это выпить. Держи! – Мэг протянула ему пластмассовый стаканчик с несколькими цветными капсулами, пузатыми и блестящими, и заранее приготовленный стакан воды. Пациент послушно закинул лекарство в рот и проглотил. –Ты знаешь правила. Давай же. Мужчина широко распахнул рот и вывалил острый, болезненно белый язык. –Так, все хорошо. А сейчас спать. Спать. Выключаю свет. Мэг уже держала руку на выключателе, ожидая, когда больной укроется одеялом. Наконец все приготовления оказались закончены, и Мэг одним щелчком кнопки сбросила комнату в темноту. В тусклом свете фонаря было видно, как крупные, точно горошины, капли стекают по стеклу - хо-

лодные слезы отчаяния. В замке щелкнул ключ, и медсестра зашагала дальше по коридору к следующей палате, катя перед собой накрытую белой тканью медицинскую тележку с лекарствами, и раскачиваясь поутиному из стороны в сторону. Шаги шелестели по натертому до блеска полу лечебницы. Чарльз подождал, пока шаги медсестры не утихнут, и выбрался изпод одеяла. Резким движением он выплюнул таблетки, что дала ему медсестра, и засунул их в прорезь в подушке – туда, куда он запихивал лекарства последние две недели, и встал в центре комнаты. В палате царил полумрак – обманчивое освещение, при котором каждая тень кажется монстром, а каждое движение – броском убийцы. Немного света падало от тусклого фонаря через затянутое крупной сеткой окно, но его явно было недостаточно, чтобы можно было свободно ориентироваться. На пол палаты от решетки падала неровная тень чем-то напоминающая пчелиные соты. Чарльз медленно подошел к окну. Он ступил в круг света и стало видно, как изменилось его лицо: исчезло это подетски растерянное открытое выражение в распахнутых глазах. Теперь

глаза его сузились, и взгляд его стал колок и цепок, как наточенный до блеска мясницкий крюк. Губы сжаты – почти что тонкая нить. Борозды морщин на лбу. Брови сползли к переносице. Его лицо приобрело какое-то хищное выражение. А движения Чарльза стали медленны и натянуты, как у готовящегося к броску гепарда. Он поднял жилистую руку и разжал ладонь – на ней в свете фонаря можно было разглядеть заколку, ту самую, что женщины называют "невидимкой". Чарльз резко сжал кулак и сухо, словно хрустит при ветре сухой валежник, рассмеялся. Он стоял посреди комнаты, и свет фонаря падал на него, обрамляя острые черты холодного лица. Он стоял сутулясь, словно что-то очень тяжелое давило на него сверху. Вдруг Чарльз вздрогнул, повел плечами, словно отгоняя минутную слабость. Ерунда. Все ерунда. Два дня назад ему несказанно повезло. Он сумел украсть у санитара ручку. Он сделал вид, что случайно натолкнулся на него, а сам быстро сунул руку в карман белоснежного халата санитара. И, покачиваясь, с растерянным выражением лица отошел в сторону, словно он не совсем понимает,

что происходит. Это была не просто ручка! Один из тех подарочных комплектов, что имели внутри металлическое перо. Лучше просто и быть не могло! Вчера Чарльз разобрал ее и, вытащив из нее металлический стержень, придавил его под ножкой кровати, чтобы он стал плоским. Затем, используя эту же кровать, он загнул конец получившейся пластинки под прямым углом. А сегодня у него так удачно получилось вытащить заколку у медсестры. Лучше просто и быть не могло! В сочетании эти два предмета откроют любые двери. Но до этого предстояло сделать кое-что еще. Чарльз вернулся к кровати и стащил с нее простынь. Легонько располосовал ее на длинные отрезки и связал их друг с другом. У него получился достаточно длинный белый канат с крупными узелкам, точно паутина. Чарльз невольно сам себе улыбнулся. Забавно. Он точно паук, идущий на охоту. Острая, точно лезвие, улыбка прорезала его лицо. Через десять минут все приготовления были закончены. Пришло время действовать. Чарльз точно знал, что ему делать. Все было спланиро-

вано и расписано, он лишь выжидал нужного момента. Прежде, чем действительно сбежать, нужно для начала сбежать мысленно. Этим Чарльз и занимался последний месяц: прорабатывая планы, подмечая детали. И прочее, прочее. Но неделю назад он пришел к выводу, что самый простой выход – и есть самый подходящий. И тогда он заметил у санитара ручку. Тот постоянно держал ее в руках, попеременно что-то записывая. Он постоянно перекладывал ее из кармана в карман. И Чарльз потратил не мало усилий, чтоб незаметно провернуть это дело. Но он добился успеха! И настало время уходить, ведь мысленно он давно уже был на свободе. Погода за окном плясала сатанинский вальс. Прямо таки какойто дьявольский бал. Чарльз почти видел вместо кружащихся вихрей листьев вальсирующие гнилые пары, истлевшие подолы платьев, заляпанные желтыми пятнами желчи рубашки, проеденные гнилью цилиндры. Бррр. Жуткий образ. Но именно такое настроение и рождала в его душе эта погода. Да еще дождь. Чарльз зябко поежился, когда представил, как холодные капли ливня стекают по спине.... Мер-

зость! Но тянуть больше нельзя! Любой день промедления грозит опасностью ей. Она вообще могла уже быть мертва... Нет! Не может быть! Чарльз настойчиво гнал от себя эту мысль. Не может все так просто кончиться. Просто не может! Пора браться за дело. Чарльз подобрал рукава своей белой рубахи, выхватил из кармана стержень от ручки и шагнул к окну. Работать пришлось практически в полной темноте. Свет от фонаря почти не попадал на замок. Но Чарльз отлично знал свое дело, и руки сами делали то, что нужно. Он легко вогнал стержень в замочную скважину, немного пошевелил его, проверяя, плотно ли он вошел, пока наконец не нащупал то, что искал. Привычным движением он разогнул заколку и, ловко засунув ее в замок, принялся нащупывать штифты. Каждый раз приподнимая штифт, он немного поворачивал стержень. Медленно, но дело продвигалось. Для удобства Чарльз закрыл глаза, чтобы можно было легче представить и почувствовать замок. Шаг поворот. Шаг - поворот. Словно какой-то странный танец. Такой привычный Чарльзу пируэт.

Наконец замок поддался. Чарльз почувствовал, как почти свободно поворачивается перо от ручки. Послышался легкий металлический щелчок. Чик – путь свободен! Чарльз даже благоговейно выдохнул и размял кисти. Надо же, не забыты навыки! Помнят еще руки. И снова хищная улыбка расколола его лицо. Но время терять было нельзя. Это битва, и ставка в этой битве – жизнь Люси. И Чарльз отдаст все, чтобы выйти из этой схватки победителем. Чарльз вернулся к кровати и взял с нее свою импровизированную веревку. Налетел порыв ветра, дождь хлестанул в окно, словно отговаривая Чарльза от того, что он задумал. Погода так и шептала: не надо, останься, там холодно, мокро, противно.... Останься в теплой постельке. Чарльз лишь сухо хмыкнул. –Ну нет, сучка… Ставки сделаны! Самое время сыграть. *** Дождь тут же бросился в комнату, как только пациент распахнул окно. Капли били по лицу, стекали потеками, капали на белую пижаму – визитную карточку безумца. Но Чарльза было не остановить. Он осмотрелся по сторонам – вро-

де все спокойно – выбросил из окна связанные простыни, предварительно привязав один их конец к душке кровати. Оглянувшись на прощание, бросив взгляд на огромную темную, как пасть левиафана, комнату, Чарльз легко выпрыгнул в окно. Спуск прошел удачно. Чарльз легко соскользнул вниз. Всего лишь третий этаж. Десяток секунд – и его ноги в больничных шлепанцах приземлились в лужу. –А, чтоб тебя! – выругался Чарльз, но потом спохватился. При такой погоде он уже через пять минут будет насквозь сырой. И промокшие ноги – это вообще самая маленькая из его проблем. Он еще раз осмотрелся по сторонам. Охрана, скорее всего, поленится, и обход в такую погоду делать не станет. Но осторожность еще никогда лишней не бывала. Наоборот – чаще убивало как раз таки ее отсутствие. Вдоль стены, чтобы не привлекать внимания, Чарльз вышел из круга света фонаря. На соседнем столбе лампочка перегорела, так что до следующего пятна света было не меньше десяти шагов. Идеально. Чарльз быстро скользнул во тьму.

Сидя за решеткой за эти недели, он успел хорошенько осмотреть прилегающую в лечебнице территорию. Здание больше походило не на больницу, а на какой-то особняк из фильма ужасов. Наверное, поддерживали антураж. В любом случае, до ограждения было еще порядка пятидесяти метров путешествия среди голых черных кустов почти в полной темноте. Эй, кто там боится монстров из шкафа? Вот кого надо сунуть сейчас на его место. В миг почуют почем нынче фунт лиха. Чарльз снова одернул себя, чтоб не расслаблялся и не терял времени. Спрятаться особо негде. Растительность почти голая. И он в своей белой робе похож на чертов плавучий бордель. Хоть прям флажки на спину вешай – эхэй, вот он – беглый псих! Так что если пойдет охранник с фонарем – ему не скрыться. Поэтому осторожность – вот его главная союзница. Он всем сердцем надеялся, что она протянет ему свою ручку. –Помоги мне Боже! – прошептал Чарльз и бросился к цели, постоянно оглядываясь по сторонам. *** Люси – миниатюрная чуть пухлая

блондиночка с огромными, ясными, точно летнее небо, глазами и ровным, слегка вздернутым носиком. Она всегда так мило прикладывала палец к нему. Этот жест Чарльзу нравился больше всего. Люси была соседкой Чарльза. Она жила напротив абсолютно одна. Муж ее ушел больше года назад. Детей у нее не было. И Чарльз ни разу не видел, чтобы к ней когдалибо приезжали родственники. Она была абсолютно одна. И Чарльз жалел ее. Может, потому то она ему внезапно и начала нравиться. Но он все никак не мог найти причину, чтобы познакомиться с ней поближе. Все те причины и поводы, что он придумывал себе, при ближайшем рассмотрении казались ему каким-то неестественными, глупыми и вытянутыми из пальца. И они тут же рассыпались в прах под напором трезвых рассуждений, как рушится выстроенный из песка замок под напором прилива.

И Чарльз продолжал молчать. И месяц тянулся за месяцем. *** Чарльз тяжело дышал, переводя дух. Сопел, как напуганная мертвецом лошадь. Он силой сжимал стучащие то ли от холода, то ли от нервов зубы. Пока все шло хорошо. Один раз он видел вдалеке силуэт охранника, блеск его фонаря, но Чарльз успел броситься в кусты. Так что все шло гладко. Больше происшествий не было. Свисающую из окна простынь Чарльз предусмотрительно закинул обратно в окно. Все кругом было спокойно. Оставался последний рывок до вожделенной свободы. Дождь продолжал лить, словно кто-то там наверху решил устроить всемирный потоп. Пижама Чарльза намокла и из белой стала какой-то грязно серой. Плотная сырая ткань липла к телу и сковывала движения. От этого бежать становилось еще тяжелее.

Но нужно было двигаться вперед. Собрав остатки сил в кулак, Чарльз бросился вперед. Он уже видел сквозь заросли черные прутья ограды. Не сбавляя скорости, он прыгнул на них и принялся карабкаться. Схватился – подтянулся. Выбросил руку вперед – снова подтянулся. В несколько захватов он достиг шипастого верха изгороди. Аккуратно, чтобы не пораниться, он поставил колено между шипами и выпрямился. Чарльз обернулся. Черная громада лечебницы нависла над ним, как палач над приговоренным, примеривающий топор. Чарльз так и ощущал на себе ее злобных холодный взгляд – взгляд жестокого тюремщика. В ответ он лишь скабрезно улыбнулся: –Выкуси! – шепнул он и легко прыгнул вниз, на дорогу, навстречу свободе. В последний момент Чарльз зацепился рукавом

за одну из острых пик ограждения. Влажная ткань захрустела и расползлась по шву. Чарльз потерял равновесие и со всего размаха шлепнулся в грязь. –Вот ссссу.... – выдавил он из себя, задохнувшись, и перевернулся на спину. На левой руке виднелась длинная красная борозда, из нее сочилась кровь. Дом скорби явно не желал его отпускать. Алые капли скатывались по руке и падали на мокрый тротуар, растворялись в каплях дождя, расползались розовой тенью и бесследно исчезали. Чарльз вскочил на ноги, перевязал рукавом от пижамы руку. Нужно было быть осторожнее. За опрометчивость всегда приходится платить потерей – жестокий закон жизни, который Чарльз давно уже понял. Прикрыв глаза ладонью от летящих с неба капель, он уставился вдаль. За сплошной пеленой дождя трудно было что либо разглядеть. Но того, что он сумел увидеть, ему вполне хватило – тусклые огни города, капли огня в массиве каменных джунглей. Ему туда. Но прежде еще коечто предстояло сделать. Не бродить же ему в такую погоду в рваной больничной пижаме. Благо Чарльз знал, что такое запасливость, помнил, что такое готовность, и за это он сейчас был очень благодарен себе. Он сунул руки в карманы и зашлепал прочь от больницы. Дождь пошел с новой силой. Захлестал со всей

мочи. Небо явно о чем-то рыдало. И словно заходящиеся скорбные вздохи, где -то вдали зарокотал гром. *** Чарльз достиг нужно места минут за пятнадцать. К этому моменту он окончательно вымок и замерз. Он весь сжался в комок, обхватил себя руками и быстрой походкой, чтобы хоть как-то согреться шел вперед. Зубы его настойчиво стучали. Вода заливала глаза. Ему то и дело приходилось вытирать лицо подолом пижамы, чтобы хоть что-то видеть. Это не слишком-то помогало, и делал он это больше по привычке, на автомате, чем действительно по необходимости. На семнадцатой минуте своего путешествия он шагнул на нужную ему улицу. Чарльз не помнил ее названия, но все в городе называли ее Улицей Магнолий, потому как в свежие летние деньки здесь было просто не протолкнуться от тележек с цветами. Неподалеку от этого места находился фонтан, где постоянно прогуливались влюбленные парочки. И продавцы цветов быстро смекнули, что к чему, и стали стекаться сюда со всего города, предлагая возлюбленным (и не очень) разнообразный выбор срезанной умирающей радости. Но почему же тогда именно Магнолий? Чарльз не мог ответить себе на этот вопрос. Может потому что Улица Роз звучит довольно забито, а местами даже пошло. В любом случае, а почему бы не Магнолий?

Оглянувшись по сторонам, Чарльз нырнул в подворотню. Он помнил это место. Прекрасно знал каждую его трещину. Каждый кирпичик. Особенно вон тот, немного истертый, что так нагло выпирал из довольно обшарпанного вида стены. Чарльз ухватился за него как следует и потянул на себя. Кирпич легко выскользнул наружу. Мужчина взялся рукой за пару нижних кирпичей, попробовал их посадку на прочность. А потом сделал с ними то же, что и с их верхним соседом. Сухо улыбнувшись, Чарльз запустил в получившийся проем руку и вытянул на свет длинный, около полуметра и довольно приличного диаметра сверток черного полиэтилена. "В таких обычно хранится смерть, - заметил про себя Чарльз, - Но в этот раз здесь лежит жизнь. Кусочек его старой жизни. В этом переулке его никто не заметит. Чарльз устроился под брошенным навесом и принялся разворачивать пакет. Он легко рванул тонкими острыми пальцами плотную упаковку и принялся разматывать полиэтилен. Внутри оказался еще один пакет с одеждой, небольшой складной нож в футляре, зажигалка – довольно хорошая подделка под Зиппу – и бумажник. Он выхватил нож и, располосовав им вакуумный пакет с одеждой, принялся быстро стягивать с себя влажную робу безумца. Через пять минут все было готово. Свободные

полувоенные брюки, легкие кроссовки, темная футболка без всякого рисунка. Складной ножик был убран в карман брюк. А бумажник надежно покоился в нагрудном кармане плотной пустынного цвета ветровке. Не то, чтобы Чарльз выглядел на ять. Одежда была довольно сильно измята. Как не старался он ее аккуратно уложить в пакет, но этого избежать было ну никак нельзя. Но вид он имел вполне сносный. И что наиболее важно – обычный и не примечательный. Внезапно лицо Чарльза изменилось, словно в мозгу у него сработал какой-то переключатель. Он растерянно огляделся по сторонам, а потом перевел взгляд на себя, словно впервые видит свои руки, словно не понимает, откуда взялась эта одежда. Но через секунду его лицо расколола острая злобная ухмылка. Та самая, что была на его лице в тот самый момент, когда он в палате сжимал в руке заколку. –То, что нужно, Чарли. То, что нужно, – голос его вдруг зазвучал непривычно жестко, словно гдето вдалеке твердый брусок бежит по блестящему лезвию. Холодный расчетливый шепот. Еще раз бегло оглянувшись по сторонам, Чарльз шагнул в мерцающую россыпью огней рекламы улицу. Худой, но сильный, раненный, но не убитый, брошенный на землю, но не побежденный. ***

В такую погоду улицы пустовали. Но стоило только Чарльзу выйти из переулка, как он тут же услышал где-то вдалеке шум мотора. Еле пробиваясь сквозь шелест дождя, он становился все сильнее, увереннее, он все нарастал и вскоре сквозь сплошную водяную стену блеснул свет фар. Сердце Чарльза сжалось. "Спокойнее, спокойнее. Ты всего лишь прохожий. Веди себя естественно, не привлекай внимания. Автомобиль все приближался. Чарльз старался не оборачиваться. Но как только свет фар блеснул у него за спиной, Чарльз не смог ничего с собой поделать. Интуитивно, почти не задумываясь о своих действиях, он резко обернулся. И тогда он в который раз за вечер убедился, что удача ему благоприятствует. В момент он вскинул руку, пытаясь остановить машину. Чарльз тут же узнал эти мягкие желтые бока машины, даже в темноте разглядел прямоугольную табличку с маленькими квадратиками, стоящую на крыше авто. Это было такси. Сперва такси пролетело мимо. Чарльз даже успел разочароваться тому, что придется идти пешком почти что пол города, но метров через пять таксист вдавил тормоза. Красным огнем блеснули задние фары сквозь стену дождя, и такси замерло. Чарльз бросился к нему и с ходу запрыгнул на заднее сидение, хлопнул дверцей.

–Ничего себе погодка, – дружелюбно сказал таксист и выжидательно уставился на пассажира, осторожно наблюдая за тем, что, а главное как, он ответит. Молодой – видно, только-только сел за руль – чуть смуглый парень. Короткие дреды торчали на его голове в разные стороны. Лоб перевязан цветастым платком. Парень явно косил под какого-то рэпера, но Чарльз в упор не мог вспомнить под какого. –О да. И разверзлись, мать их, хляби небесные, – ответил Чарльз и улыбнулся как можно шире. Парень немного расслабился. Его смена явно закончилась, но он решил подхватить случайного пассажира, чтобы еще немного подзаработать. Ничего удивительного. Молодость требует денег сильнее старости. –Да уж, не лучшая погодка по улицам гулять, сэр. Только дома и сидеть сейчас. Ну так что, куда вас? –Домой, парень. Домой. Картленд-Стрит, 20. И, если можно, побыстрее. –Ок, домчим в момент! Только это..., – парень замялся, явно вспоминая какой-то неприятный момент из жизни, – Это... Деньги вперед, сэр! –О, да не проблема, – Чарльз выхватил из-за пазухи свой слегка помятый бумажник; он изо всех сил пытался быть обычным – Сколько с меня? – Так, Картленд-

Стрит... Я доброшу вас за двадцатку. –Отлично. Двадцать так двадцать. Не та нынче ночь, чтоб торговаться. Чарльз вытащил из кошелька две мятые десятки и потянулся, чтобы передать их парню через небольшое окошечко в металлической сетке, отделяющей пассажирские места от водителя. Но в этот самый момент в зеркале заднего вида Чарльз увидел свое отражение. Если бы не его специфические, чем-то даже красивые глаза, Чарльз бы себя даже не узнал. Боже, что с ним стало? Какой больной вид. Он сделался худым, таким же узловатым, как кусты перед Лечебницей Святой Софии. Острые скулы просвечивают сквозь сухую, точно пергамент, кожу. Темные синяки под ввалившимися глазами. И впалые, словно сжатые щеки. Он больше походил на мертвеца, чем

на живого человека. Больше месяца он не видел своего лица. Чистил зубы наугад. Брила его медсестра. И сейчас в этот самый момент Чарльз вдруг понял – вот не видел он себя месяц, и еще бы столько же охотно не видел! –Сэр! Эй, с вами все в порядке? – таксист смотрел настороженно. Он вотвот начнет жалеть, что подхватил этого попутчика. –Да, в порядке, парень. Просто кое-что вспомнил. Вот, двадцать баксов. Парень взял деньги и засунул их в карман штанов. –Вы странный, сэр. –Каждый из нас посвоему странен, парень. Прибавь-ка газу. Уж больно домой хочется. Задержался я сильно. Очень задержался. –Небось, красотка ваша заждалась, а? Лицо Чарльза вне-

запно изменило. Та самая острая ухмылка скользнула по его лицу. Он предусмотрительно откинулся в кресле, чтобы парень этого не заметил: –О да, парень. Заждалась. Еще как заждалась! Парень понимающе заулыбался: –Сейчас домчим, сэр! Такси рвануло с места, прорезая тьму светом фар. Злобное выражение на лице Чарльза исчезло так же мгновенно, как и появилось. Теперь он просто дрожал от холода на заднем сиденье. Обычный, худой, насквозь промокший человек, движимый обыкновенным таким простым, но от того еще более дорогим желанием помочь. Автор: Дмитрий

Королёв

Здесь должен быть «Пролог». И сейчас мне должно быть легко и просто описать то, что со мной произошло, так как прошли годы с тех пор, как сменились мои ценности. Пролог должен быть яркой прелюдией к основному повествованию. Но не в этой истории. Это история о том, как начинаешь ценить жизнь, судить и быть судимым, о нравственном выборе и о том, как принимать жертвы за дарованное тебе бессмертие. Ценность человеческой жизни прописана не на ценниках, а где-то в твоем сердце, в голове, в душе, если ты веришь, что у тебя есть душа. Тебе решать, где именно ты можешь узнать цену.

свободы и свежести. Капли дождя все падали и падали, разбиваясь о листья удивительных цветов, лаская уши нежным звуком тысячи тихих ударов. Весенний воздух проникал в окно и, только проснувшись, я почувствовала холод. Завернувшись в одеяло, глубоко вдыхая и наслаждаясь непревзойденным запахом, я решила потянуть время и продлить это утро. Хотя это было самое обычное утро. Оно ничем не отличалось от остальных. Но именно этим утром моя жизнь изменилась и именно этим утром, когда пионы купаются в струях дождя, начнется эта история. Наверное, все случается не просто так. Чудеса случаются именно с такими посредственностями, как я.

лу у стены, где я отражалась в полный рост. Чаще всего я завешивала зеркало перед сном, чтобы, проснувшись утром не испугаться невзначай. Шучу. Я мрачно оглядела себя. Моя самооценка страдала с самого детства, поэтому, вглядевшись в свое отражение, я поморщилась. Волосы всколочены, лицо бледноватое для майских дней, а под глазами круги… Мама бы уже побежала в салон красоты и принялась до вечера растрачивать деньги, если бы увидела в зеркале нечто подобное. Но это не обо мне! Сегодня мне исполнится двадцать лет. Я скорчила противную рожу в опровержение этого удручающего факта моей «старости», показав зеркалу язык, решила спутиться

Цена человеческой жизни во много раз превышает цену оригинальной футболки из лондонского Хард-рок кафе. Ха-ха, я профан в написании прологов. Ну и, черт с ним, с прологом. Можно начать без прелюдий.

Самая обыкновенная, ничем не примечательная девушка. Хотя, постойте, я была переростком с надломленным сознанием, настоящим интровертом и аутсайдером. Я постоянно состояла на учете у психиатра, принимала антидепрессанты и быстро раздражалась. Не подарок, однако. Ах, совсем забыла! Моей отличительной чертой был так же вечно преследовавший меня комплекс неполноценности. В то утро я встала и подошла к большому зерка-

вниз на кухню. Тогда я жила с родителями в небольшом двухэтажном доме в тихом районе. Мой отец был владельцем небольшого предприятия по производству керамической посуды. Моя мама была тренером по аэробике и работала не ради денег, а скорее ради удовольствия. Мама всегда любила спорт: «движение – это жизнь, бла -бла-бла!» Вот только не понятно, в кого я такая неспортивная пошла? Спустившись на кухню, я просто ахнула.

Глава 1 Меня разбудил запах мокрых пионов. Окно было широко открыто, шел майский дождь и намокшие лепестки дарили неповторимое и такое недолгое ощущение спонтанного счастья,

Обычно мама готовила легкий завтрак на двоих, - папа предпочитает утром обойтись одним кофе и шмыгнуть на работу. Но сегодня стол ломился от вкусной и ароматной еды. Мама стояла спиной ко мне у разделочного стола, пританцовывала и напевала последний хит. Из наушников слышался приглушенный звук басов. Что-то заставило ее обернуться. Увидев меня она махнула мне рукой и перекрикивая музыку, выпалила: «С днем рождения, дочь!» «Спасибо, мам! Ничего себе пир на весь мир!» - я указала на стол и облизнулась. «Все к празднику! Жаль, что папа рано ушел на работу, не хотел будить тебя. Поздравит вечером». «Мам, зачем такие старания? Мне ведь даже пригласить некого», - и тут я действительно осознала, что… Да. Я отшельник еще тот! «А как же Ирма и Мурзик?» - спросила мама, вынимая наушники из ушей. «Я давно не общалась с Ирмой, а Мурзик, наверное, в отъезде». «Как жаль… Ну, что ж будем пировать семьей!» - услышала я ответ неунывающей мамы. Затем, она добавила: «Да, кстати, я оставила

для тебя подарок на трельяже в твоей комнате, когда ты спала, надеюсь, тебе понравится!» «Ого, спасибо!» - я поцеловала ее в щеку и помчалась наверх. В своей комнате на трельяже я обнаружила пакет, и как это я его раньше не заметила? В пакете была аккуратная коробочка и я сразу же поняла, что было внутри. Родители давно говорили мне, что кнопочные телефоны – это прошлый век, а я самая молодая в семье и мне не мешало бы иметь смартфон. О да, я слегка отстала от модных тенденций. Все мои сверстники ходили со смартфонами. Придется и мне привыкать! *** Я приводила себя в порядок, стоя в ванной перед зеркалом и думала, чем бы заняться в свой собственный день рождения. Учебой не прикроешься. Был уже конец семестра и все занимались сдачей сессии, поэтому можно было считать, что летние каникулы начались. Так и в этот день у меня по расписанию были все лишь две скучные пары, где должны были подводиться итоги за семестр. Мое утро было свободным, потому что я училась во вторую смену. Я поблагодарила маму за подарок и сказала, что теперь папе придется

научить меня пользоваться новым гаджетом. Я предложила маме помощь, она выдала мне список продуктов и отправила меня в супермаркет. Я взяла большую сумку, надела любимую футболку с надписью Sex, drugs & rock`n`roll и кроссовки, схватила плеер и, погрузившись в атмосферу любимой музыки, вышла на улицу. Дождь все еще моросил, прохладные капли орошали лицо, а запах пионов сводил с ума. Любовь к этим цветам мне прививала мама. Ей – бабушка. Будучи многолетними растениями, пионы годами радовали глаз, расцветая в мае на нашей усадьбе, и я была счастлива наслаждаться ими с детства. В Китае эти цветы символизируют достаток, любовь и удачу, более того, считается, что они отгоняют злых духов. А вот это не правда. Пионы всегда были неподалеку, но это не уменьшило моих неудач. Хотя к черту суеверия, это ведь просто цветок. Я вспомнила, что своим названием эти цветы обязаны легендарному врачу Пеану, излечивавшему богов и людей от ран, полученных в сражениях. Я неплохо разбиралась в мифологии. Хотя, возможно, для студентки исторического факультета, это вполне закономерно. Чувство

фатализма захлестнуло меня. И зачем я пошла на исторический? «Истерический» - так в шутку называли его многие студенты. Странно, что эти мысли начали волновать меня только сейчас… Я постаралась отбросить их, отвлечься и просто отдаться музыке, льющейся из наушников. Пахло мокрой землей. Хотелось расправить крылья и полететь. Любимые ритмы задавали темп моим шагам. Я даже не заметила, как оказалась возле супермаркета. Накупив всего, что сказала мама, я, не торопясь и растягивая время, шла по улице. Я любила гулять одна. Я к этому привыкла. Тем более наедине с собой я могла поразмыслить, помечтать, и даже разобраться в себе. Я просто любила ходить по улицам своего любимого города, родного Эртиля, особенно в такую прекрасную погоду. Я наслаждалась каждой секундой. Блин! У меня сегодня день рождения. Да, в такой день странно гулять одной. Хотя меня это не напрягало. Тут же в голову прилетела мысль о том, что меня действительно напрягало. О да. Родители. Нет, я обожала своих родителей. Каждого посвоему. Но я начала замечать, что в последнее время они отдалились друг

от друга. Нет, не то чтобы я не понимала, что многие годы в браке, быт, привычка не имеют места. Страсть рано или поздно уходит, испаряется. Но, кажется, родители просто живут вместе, но каждый в своем мире. Иногда за ужином я сидела между ними и представляла, что каждый из них находитя в стеклянном аквариуме: папа в одном, мама в другом. Сквозь толщу воды и стекло, они начинали плохо друг друга слышать. Да-а-а. Что у меня с головой? Странные фантазии – это мой конек, чего уж там? О, черт. Ну, я же не маленький ребенок, чтобы не понимать таких вещей. Я не могла упрекать родителей за то, что они, возможно, были близки к разводу. Мы все – взрослые люди. Но это не отменяло того, что меня раздражало такое положение вещей. И сегодня, папа быстро умчался на работу, а мама с усердием готовила для меня праздник. Ладно, как бы там ни было, мне нужно было как-то отвлечься от назойливых и тревожных мыслей. Благо на противоположной стороне дороги оказался мой любимый книжный магазин, где я - завсегдатай. Как раз вспомнила, что книга, которую я читала до этого, подходит к концу, и

решила присмотреть чтото новое. Подарок самой себе на день рождения. Отдел фантастической литературы, а вот и я! Меня можно считать странной, но я никогда не читала романтические книжонки в розовом переплете или что-то в этом роде, что обычно читают молоденькие девчонки и, пряча под подушку это литературное «чудо», плачут в подушку. Я всегда любила опасность, как в жизни, так и в книгах, поэтому читала фантастику. Нереальный мир мифических существ привлекал меня и заставлял читать книгу за книгой. Подойдя к стеллажу, я краем уха уловила разговор двух продавцов. Это были две девушки. - Даже представить страшно, - прошептала одна, - это случилось неподалеку от центра города, ночью, во дворах! - Ты хочешь сказать, что в городе снова объявился маньяк? Надо сказать Димке, чтобы провожал меня до дома каждый вечер! - Да нет же! Дослушай до конца. Я видела это сегодня в новостях! Полиция в замешательстве! Нашли человека, молодого парня! - Стоп! Значит, это не маньяк… Это, наверное, какой-то псих… - Не перебивай, дура! Так вот, по

результатам экспертизы парень был обескровлен, и единственный след насилия отметили на шее! Ее, будто, разорвали. Ну? Сечёшь? - Бред какой-то! Ты что настолько книг начиталась? Ну, прямо, как в фильме ужасов! Про вампиров! Господи, и зачем ты только смотришь новости, там такого наплетут! Или ты мечтаешь, что Эдвард Каллен из «Сумерек» придет и за тобой? – девушка беззаботно махнула рукой и рассмеялась. - Ну не веришь, не верь, - собеседница надула губы и скрестила руки на груди. Я внимательно слушала разговор, рассматривая книги, чтобы девушки ничего не заподозрили. Перед глазами всплывали персонажи моих фантастических книг. Разговор продавцов заставил меня ненадолго задуматься, но потом я выбросила эту чушь из головы. В конце концов, я давно смирилась с тем, что чудес не бывает и что жизнь – это настоящая скука, а чудеса бывают только в книгах. И мифах. Наслушавшись, я снова поместила в ухо наушник и пошла вдоль стеллажа. Мой взгляд выхватил из воздуха высокого парня, двигавшегося параллель-

но со мной вдоль стеллажа. Секунду назад его здесь не было! Но его нельзя было не заметить. Он выглядел как рокзвезда 80-90 годов, в неопрятных джинсах и футболке из хард-рок кафе. Последний элемент одежды особенно согревал душу. Дома у меня лежала точь-в-точь такая же футболка. Только моя футболка была из московского хард-рок кафе, а на футболке парня красовалась надпись «Hardrockcafe, London». Очень редкая вещь. Что-то странное было в этом парне, что-то, что его выдавало. Его походка была грациозной, и, можно сказать кошачьей, что в никак не сочеталось с его одеждой. Нет, не то чтобы я всегда настолько пристально рассматривала прохожих. Просто часто гуляя одна, я присматривалась к людям на улицах, в кафе и магазинах. Лицо парня было бледновато, на лице кривоватая ухмылочка. Он с насмешкой рассматривал книги, аккуратно водя пальцами по корешкам, потом он развернулся и перешел к моему стеллажу. Странный парень стоял совсем рядом, и я услышала, как он судорожно вздохнул. Моя рука потянулась к книге в красивом черном переплете. Парень потянулся к ней же. Наши руки соприкос-

нулись, и я успела почувствовать, что его рука была тверда и холодна. Это удивило меня не менее лондонской футболки из хард-рок кафе. На дворе стоял май: как парень его комплекции мог мерзнуть в такой день? Парень в свою очередь схватил с полок несколько книг и стремительно направился к кассе. Из заднего кармана его джинсов выпала визитка. Я устремилась вслед за ним, подняла с пола маленький темный ламинированный прямоугольничек и прочла: «Рок-клуб «Soundwave». Г. Эртиль». На визитке был указан адрес, телефон клуба и предоставляемые услуги: репетиционная база, студийная запись, организация концертов. Этот клуб был местом, где собиралась вся неформальная молодежь нашего города, и я не была исключением. Место было более чем знакомым. Я знала в лицо почти всех, кто захаживал туда, но этого необычного парня я встретила впервые. Я подняла голову, в надежде снова увидеть парня и вернуть ему визитку, но… его и след простыл. Я была единственной оставшейся посетительницей магазина. Продавцы покосились на меня, а затем молча отвели глаза. Я выбрала себе первую попавшуюся

книгу и поспешила оплатить. Выйдя из магазина, я больше не видела странного парня. Но, когда я вновь прошлась по улице под моросившим дождем, я напрочь забыла о нем. Чтобы добраться домой от магазина, надо было ехать на автобусе пару остановок. Я остановила «желтенького крепыша», зашла в салон и присела у окна. Но не успела я включить плеер, как услышала разговор двух старушек. Что такого важного могут обсуждать две старушки? Сплетни? Но что-то заставило меня прислушаться. Неужели? Да, они говорят, о том же убийстве! Парень с рваной раной на шее… «У меня паранойя!» - подумала я и включила плеер. Подходя к дому, я увидела знакомый серенький скутер. Значит его владелец где-то рядом и точно! Мурзик стоял неподалеку, вороша носом своего кроссовка травинки у обочины. Мурзик - друг моего детства. Мы росли вместе, играли вместе, проказничали вместе и вместе попадали в различные истории. Мурзика на самом деле зовут Русланом, но за столько лет дружбы я успела забыть, почему ему дали такую кличку. Мы одногодки, но изда-

лека парень может показаться настоящим мужчиной. Он обладает огромнейшими габаритами и мускулатурой, но вместе с тем у него ужасно доброе и милое лицо и приятный мурчащий голос. Так вот же!!! Голос. За голос его и прозвали Мурзиком, что выглядит смешно, если посмотреть на этого громилу. Но как ни крути, Мурзик в душе остался ребенком! Как же давно я его не видела! Я подбежала к нему и, слегка подпрыгнув, чмокнула его в щеку. Мурзик обнял меня своей лапищей и поприветствовал: - А вот и именинница!!! Поздравляю, подруга! Как жизнь то? - Мурзик, спасибо! Я так рада тебя видеть! Жизнь как всегда! Серость! Ты лучше расскажи, как ты??! - Лучше не бывает! К твоему дню рождения старался вернуться из командировки! Думал, не скучать же тебе здесь одной?? - Ничего себе! Молодец! Мурз, слушай, ты как раз вовремя! - Сегодня я как раз свободен. Все свидания отменил! – пошутил Мурзик. - Так что, сегодня я весь твой. Я улыбнулась: «Так что у тебя за предложения?» - Ну, сначала мы можем прокатиться на

скутере! Ну, а потом посидеть у меня на террасе, я тебе мои новые песни сыграю. Да, и у меня дома твой подарок. Так что, до вечера. - Прекрасно, тогда жду вечера! Мурзик подмигнул и запрыгнул на скутер. - Пока, пока! Мурзик всегда прямолинеен и кроток. За это я его люблю. Так сказать, меньше слов – больше дела! Дома, не успев даже скинуть кроссовки, я увидела маму, которая в недоумении вглядывалась в экран телевизора. Вид у нее был очень обеспокоенный. - Ритка, видела, что в новостях говорят? Честно говоря, я уже догадалась, о чем шла речь по местному телевидению. Как можно беззаботнее я ответила: - А что? Что-то случилось? - Нашли парня, мертвого, недалеко от центра города. Его жестоко убили, разорвав артерию на шее. - А…Я слышала от людей эту новость. Мама волновалась: - Рит, я беспокоюсь. Не ходи поздно одна. Мало ли… - Мама! – я поморщилась. Я знала, что мама не любитель читать нотации, но сейчас был именно тот случай, когда

даже она высказалась. - Рита, я знаю, ты – девушка рисковая, но будь осторожна, пожалуйста! У меня всегда были проблемы из-за твоих «приключений». Не хватало, чтобы с тобой что-то случилось, - мама содрогнулась, - знаешь, если бы это был обычный маньяк, я бы еще … Но этот! С ним что-то не так. Или он просто психопат. Знаешь, мне вспомнились персонажи твоих любимых книжонок. Оборотни, вампиры…у-у-у! – она растопырила пальцы и протянула ко мне руку, словно пугая, и ослепительно улыбнулась. Мои глаза широко распахнулись от удивления. - Мама! Ты что читала мои книги?! - Да. У меня частенько бессонница, сама знаешь, - мамин голос понизился. А я тут же вспомнила про два аквариума. Папин и мамин. - Ладно, не переживай, мам. Будем надеяться, что это единственный случай! - Считай, что ты меня успокоила, - ответила мама с облегчением и вздохнула, - ты уже придумала, чем займешься сегодня вечером? Я видела, Мурзик твой приезжал… - Мам, он не МОЙ! Мурз, мой друг, ты это прекрасно знаешь!

- Ладно, ладно… Так что вы решили? - Мы поедем кататься на скутере и слушать его новые песни! - Замечательно! – вдруг мамин взгляд посерьёзнел, - смотри, чтобы он тебя привез домой! - Хорошо, мам! Все будет нормально! - Ты спроси у него, может он к нам на ужин заглянет. Я столько всего наготовила… - Да, да, обязательно спрошу! - отозвалась я. Папа пришел с работы на перерыв через десять минут. Он был взволнован и, зайдя в дом, бросил на стол скомканную газету. Папа живет по-олдскулу и читает новости в газетах. А не в интернете. Газета приземлилась на стол и развернулась сама по себе… Я уже не удивлялась! Центральным заголовком с красноречивой картинкой было убийство парня. Мы с мамой переглянулись. Папа поздравил меня и, еще раз поблагодарив родителей за подарок, я поднялась в свою комнату. Там было, как всегда, свежо и окно было открыто, так что воздух свободно поступал в комнату. Я подошла к зеркалу, и, заметив, что от прохлады и свежести мои щеки покрылись легким румянцем, немного

взбодрилась. Я смотрела на свое отражение в зеркале, а затем, столкнувшись взглядом с Куртом Кобейном, изображенным на постере, на стене за моей спиной, я подмигнула ему и сказала про себя: «Ну, как ты там, старик? Надеюсь, тебе хорошо!». Моя комната была просто вместилищем рокатрибутики, в том числе постеров различных китов рок-сцены, дисками, прикрепленными прямо к стенам, записками с автографами местных команд, а так же подарочные, привезенные с заграничных концертов кепки, футболки, распечатанные или написанные от руки тексты песен. Со стен на меня смотрели десятки глаз музыкантов, чье творчество всегда было со мной, в моем сердце и плейлисте. Верхний ящик комода был заполнен сувенирами, аксессуарами, самодельными вещицами, письмами, старыми книгами, вырезками из газет и журналов о знаменитостях, в общем, всем, что оставляло после себя яркие и теплые воспоминания. Каждая вещица могла рассказать свою историю, вернуть на секунды в то время, откуда она происходила. Я в очередной раз окинула взглядом комнату. Она ничуть не изменилась за несколько лет. Примерно так же она выглядела и когда я была пятнадцатилетним истеричным подростком. Не считая конечно, что здесь уже дважды переклеивали обои. Но смысла в этом было мало, потому что каждый раз во время

ремонта я аккуратно складывала постеры, но после обновления, стены снова были увешаны атрибутикой. У стены стояла двуспальная кровать. Я всегда любила во сне широко раскинуть руки и ноги, или долго ворочаться перед сном, укладываясь, то на одну, то на другую сторону кровати. В общем, кровать была просторной, как и моя комната. С одной стороны у кровати стоял прикроватный столик и ночник. С другой стороны раньше стояла акустическая гитара, но потом я подарила ее своему другу Мурзику, так как это шестиструнное чудо было ему гораздо нужнее и к месту. Что касается меня, то я, конечно, очень хотела научиться играть на гитаре, но, позанимавшись около полугода, поняла, что инструмент мне не дается, и остыла. Мне было гораздо приятнее наблюдать за великими гитаристами, виртуозно управлявшимися с гитарами на сцене. Еще одной моей гордостью было окно, с большими створками. Прохладными вечерами, я любила садиться на подоконник и читать книги при свете ночника, вдыхать ночной воздух и часами смотреть на звезды. Но когда весь интернет начал считать такую привычку ванильной и сопливой, я перестала это

делать. Это была своеобразная дань одиночеству, и я отдавала эту дать покорно, даже с удовольствием. Не то, чтобы вокруг меня было мало людей, даже наоборот. Но, поистине близких людей можно было сосчитать на пальцах одной руки, да и та предоставляла для этого слишком много пальцев. Зато мое одиночество превосходно скрашивали музыка и чтение. Я вспомнила, что приобрела утром книгу. Я достала ее из сумки и прочла кричащее название на обложке. Ну, надо же! Я выбрала ее, даже не прочитав аннотацию. Книга называлась «Зов крови». Не сложно было догадаться, что книга о вампирах. Что-то уж слишком популярной стала эта тема! Ну что ж… Я швырнула книжку на кровать. Потом почитаю. Я открыла шкаф и, выудив оттуда несколько вещиц, наспех оделась, так как уже опаздывала в университет. Что ни говори, а учиться во вторую смену было всегда приятно! По дороге в университет, сидя в автобусе, я ни о чем не думала, просто слушала музыку, пока не заметила молоденькую девушку, сидевшую напротив меня. Она смотрела прямо на меня, наклонив голову. На ней были черные очки и капюшон. Открытая

часть идеально гладкого фарфорового лица была белоснежной. Руки были спрятаны в карманы свободных джинсов. На черной футболке виднелась надпись «mpBizk». Начало и конец надписи скрывались за свободной толстовкой. «LimpBizkit!» догадалась я. – «Наверное, Фред Дёрст был бы счастлив, увидев эту красавицуфанатку». Я любила рассматривать футболки, читать надписи, и не раз сама покупала себе футболки с какимнибудь слоганом, названием культовой группы, или цитатой из песни. Как же любят выделяться из толпы поклонники тяжелой музыки, используя каждую мелочь, для того, чтобы казаться оригинальными, неповторимыми, а также, чтобы выразить неравнодушие к любимым исполнителям. Надписи на одежде – один из самых выдающихся способов выразить недовольство миром, свою точку зрения, часто противоречащую всем возможным общественным канонам, или просто выделиться. Тем не менее, это всегда мне нравилось. Попутчица в капюшоне и в очках продолжала пользоваться моим пристальным вниманием, но на одной из остановок девушка встала и вышла из автобуса. Но как! Ее походка была. О, да, снова это слово – грациозной! Ее мешковатые широкие штаны не сипортили ее походки. Она

не шла, она, будто, плыла. Пассажиры ничего не заметили и продолжали смотреть в окна. Я незаметно пожала плечами и отбросила мысли о девушке. В университете все только и говорили о странном убийстве и мне это начало порядком надоедать. Мои однокурсницы без устали говорили о том неизвестном парне. В группе меня никто не поздравил. Никто не знал о моем дне рождения. К тому же, я скрыла свой возраст во всех соц-сетях. Так что никто из знакомых не видел уведом-

ления «Сегодня день рождения у Маргариты Мальхановой». Да, я странная. Зато самые близкие знают эту дату без напоминалок. На парах я сидела, подперев подбородок, и со скучающим видом разглядывала преподавателя, рисовала комиксы в тетрадке и думала только о том, что мы сегодня с Мурзиком поедем кататься на его скутере. Меня радовало общение с другом, бывало даже больше, чем с подругами. Да, настоящих подруг у меня никогда не было. Одни завидовали непонятно че-

му, другие подставляли на каждом шагу… А Мурзику можно было всегда доверить свои секреты, рассказать о том, что на душе накопилось. Я всегда была уверена в том, что ему можно доверять все. И поэтому мне было с ним легко, как ни с кем другим. Да, сегодня у меня день рождения и я была уверена, что он пройдет на ура. Меня ждал приятный вечер и само ожидание было не в тягость. Автор: Инна Нюсьман

В доме снова чувствуется напряжение. Это просто тур. Но кто знает, что может случиться в дороге. Они победители, а трибуты других Дистриктов мертвы. Что все ждут от этих туров? Подогревание ненависти? Опять я думаю не о том. А о чем тут можно думать. Никогда бы не подумал, что обычного кота коснутся такие неприятные события. Прим и мама весь день сидят у телевизора, они боятся пропустить тур. На площади установлены экраны, но никого силой не тащат на просмотр. У нас в квартале тихо. Мы остались одни. Правда утром за мамой приходил Гейл, у них заболела Пози. Маленькая сестричка Гейла часто болеет, что не удивительно. Пока мама ходила к Хоторнам, мы с Прим молча ходили по дому. Когда Прим прошла в комнату Китнисс, я заметил, на ее щеке слезинку. Жаль, что Китнисс этого не видит, может быть она поняла, как плохо Прим. Хотя Китнисс свято верит, что все делает ради сестры. Посидев в комнате Кискис, мы спустились в гостиную и сели к телевизору.

Опять передавали новости и показали разрушенный 13 Дистрикт. Каждый день одно и тоже. То мода Капитолия, то разрушенный Дистрикт. Вернувшись от Хоторнов, мама переоделась и присоединилась к нам. - Как Пози? - Думаю, микстура ей поможет. Она опять простудилась. У них дома холодина и еды мало. Я дала им хлеба, молока и кусок сыра. Мясо у них есть. - А что если Пози взять к нам до выздоровления? - Я тоже об этом думала, но не знаю, как Хейзел сказать. Сама понимаешь, она не захочет обременять нас. Прим кивнула. Телевизор внезапно заорал гимн, так что мы все вздрогнули. - Сейчас покажут. И правда, на экране Дистрикт 11, там тепло. И Китнисс одета в платье. Они с Питом смотрятся великолепно. Жители же усталые и изможденные. Они смотрят на победителей ничего не выражающим взглядом. - Выглядят не лучше нас, - шепотом говорит мама.

Пит говорит свою речь, он обещает выплаты семьям погибших трибутов, Китнисс его поддерживает. Она чуть не плача вспоминает Руту, восхищается ее смелостью и силой и благородством Цепа. Толпа приветствует их своим традиционным приветствием, а один старик в толпе начинает насвистывать мелодию Руты. Миротворцы тотчас окружают Китнисс и Пита и уводят в здание мэрии, а старика берут под руки и куда-то тащат. На этом трансляция прерывается. На экране улыбчивый Цезарь Фликерман начинает рассказывать что-то смешное. Прим и мама молча переглянулись. Надо ли говорить, что там произошло. Китнисс и Пит самые настоящие революционеры, и даже сами об этом не подозревают. *** Утром мама рано встала и собралась куда-то идти, когда проснулись мы с Прим. - Ты куда? - Прим вышла на лестничную площадку. - К Хоторнам, упрошу Хейзел отпустить Пози к нам до выздоровления. Я должна им помочь, Гейл нам много раз помогал. - Хорошо, я тогда приготовлю ей комнату. Мама кивнула и вышла на улицу. Я выбежал вместе с ней. Мы очень быстро дошли до дома Хоторнов. Мама постучала в дверь, ей открыл Гейл.

- Что-то случилось миссис Эвердин? - Нет, все у нас в порядке. Как Пози? - Все также, - ответила Хейзел. - Проходи, не стой на пороге. - Хейзел, ты не против, если я возьму Пози к нам до выздоровления. Она же все никак не может пролечиться. А тебе и Гейлу некогда за ней ухаживать. - Я не хотела бы обременять тебя. - Это не бремя, это помощь, вы наши единственные друзья. Гейл помогал нам много раз, и я тоже хочу вам помочь. - Хорошо, но только до возвращения Китнисс. У вас там ведь свои проблемы начнутся. Мама кивнула. Они с Хейзел поняли друг друга. - Гейл, отнесешь Пози к Эвердинам. - Конечно. Хейзел одела Пози, а Гейл взял сестру на руки. - Спасибо. - Не за что, - ответила мама, и они вышли из дому. - Ой, ваш кот тут, заметил меня Гейл. Я молниеносно рванул вперед. Дело чести прибежать домой раньше их и сделать вид, что никуда не уходил. После того, как мама дала Пози лекарство и уложила спать в комнате для гостей, мы сели к телевизору. Сегодня крутили по каналам всякую чушь и повторяли 23 Голодные Игры. Трансляции с тура все не было. Прим и мама остави-

ли телевизор включенным и стали заниматься своими делами. Прошло около пяти часов, а трансляцию все не включали. Зазвонил телефон, и мама, попросив Прим убавить громкость телевизора, взяла трубку. - Алло? Это Хеймитч. Трансляции тура не будет, даже не ждите. Через два дня включат прием Китнисс и Пита в Капитолии, а дистрикты показывать не будут. Главное не паникуйте, и никому не говорите о моем звонке. С Китнисс и Питом все хорошо. Мама не успела ничего сказать, как Хеймитч повесил трубку. - Что случилось? - Ничего. Они не будут показывать трансляцию тура из Дистриктов. Через два дня будем смотреть Капитолий. Прим кивнула и не стала больше ничего спрашивать. Ну и дела. Видимо в Панеме что-то происходит. И в этом не последнюю роль сыграли наши «несчастные влюбленные». *** Два дня пролетели незаметно. Пози пошла на поправку. Мама что-то по вечерам записывала в тетрадь. Прим ходила в школу и ухаживала за своей козой. Все как всегда. Еще к нам приходил Гейл, навещал сестру. А мама ему сказала, что отменили показ тура победителей из дистриктов. Гейл сказал, что слышал о волнениях в некоторых ди-

стриктах. Откуда он это знает, я так и не понял. Но это не важно. Меня больше пугает, что будет со всеми нами? Мы коты не любим войны, восстания и катастрофы. Для нас важен наш привычный уклад жизни, тепло и уют. Вечером второго дня мы сели смотреть прямой эфир из Капитолия. Ничего необычного, все как всегда: роскошь, яркие наряды, улыбки и веселье. У капитолийцев появился новый модный аксессуар - сойка-пересмешница. Они лепят ее буквально везде: брошки, кулоны, вышивка, серьги, принты на одежде, мебели, машинах. Кажется, что они там с ума сошли от этой сойки. Под конец нам показали, как Китнисс и Пит идут на званный ужин, вернее нам показали столы, ломящиеся от еды. - Да они там жируют, - чуть заметно усмехается мама. - Хоть бы один из этих столов к нам в Дистрикт на площадь, люди бы на два дня наелись, - замечает Прим. Вот уж верно, много народу можно накормить этой едой. И они это знают. - Как специально, смотрите, как мы живем и облизывайтесь, ну хоть Китнисс там отъестся, а то она у нас что-то сильно худая стала. Мама и Прим тихонько смеются. *** Трансляция прекращается, и мы все

расходимся по своим делам. Мама, Прим и Пози идут спать. А я выхожу на улицу и иду к нашему старому дому. Завтра приедет Китнисс и Пит и мы снова окажемся под контролем Капитолия. На следующий день вечером приехали Китнисс и Пит, их опять сопровождают репортеры, Хеймитч и Эффи. Эффи как всегда веселая, но я вижу, что ее взгляд стал каким-то другим, более осмысленным что ли. Наверное, в дороге случилось что-то ужасное. Но скоро мы об этом узнаем. Завтра в честь Китнисс и Пита будет обед в доме мэра. Да, сейчас Кискис под пристальным вниманием и должна быть очень осторожна. Пози утром забрал Гейл, она здорова. Мама дала им с собой лекарство. Встречать Китнисс Гейл не пришел, он сейчас в шахте. И вернется домой поздно. За ним тоже теперь наблюдают. Мама и Прим очень рады видеть Китнисс и Пита. Китнисс тоже выглядит довольной. Но это только на первый взгляд. Я вижу, что она нервничает и что-то все время обдумывает. Пит же умело скрывает свое отношение ко всему происходящему. *** Утром Китнисс идет в лес, она без этого не может. Я хотел пойти с ней, но передумал. Сегодня на улице холодно, я лучше посижу в тепле. Мама и Прим тихо

радуются. Они просто счастливы, что Китнисс дома и с ней все в порядке. Наша охотница вернулась к обеду, принесла двух кроликов. Когда они сели за стол, я сел около стула Прим. Она мне всегда что-нибудь дает со стола. - Китнисс, все нормально? - спрашивает мама, пристально глядя на нее. - Да. Нет. Нет, не все. Каждый день я думаю о том, что скоро снова Жатва и что мы с Питом будем менторами. Я прохожу мимо школы, а дети смотрят на меня и в их глазах надежда и страх. И я тоже боюсь, - выпалила Китнисс. - Ты не одна с тобой Пит и Хеймитч. И мы тебя поддержим в трудную минуту. Ты же знаешь, что Жатва и Игры это наша действительность. Этого не избежать. - Дистрикты бунтуют, - пробурчала Китнисс. - Знаю, - ответила мама. - Надеюсь, что все будет хорошо. Китнисс кивнула. Вечером Китнисс ушла в дом мэра. Я с ней не пошел меня снова сдержал холод. Прим взяла меня на руки и прижала к себе. - Я скучаю по нашему старому дому, - сказала она. - Особенно сейчас, когда мы все в ожидании чего -то непонятного. Мама и Прим всячески поддерживают Китнисс, делают вид, что не понимают, что над нами всеми нависла угроза, верят в слова Китнисс о том, что все будет хорошо.

Вчера от мэра она пришла задумчивая и серьезная, и даже чуть напуганная. Эх, надо было пойти туда с ней. Мадж добрая и пустила бы меня в дом, тем более, что я теперь живу в Деревне победителей. Утром Китнисс собралась куда-то идти. И я пошел с ней. Не люблю зиму и снег, но мне нужно знать, что происходит с Китнисс и к чему мы должны быть готовы. Китнисс заходит в лес, я иду позади ее. Она находит указатель в какую сторону ей идти и идет туда. Должно быть там ее ждет Гейл. Никто больше, кроме них, не шастает по лесу, особенно зимой. Я оказался прав. Китнисс и Гейл встретились в маленьком домике. Не знаю кто и когда его построил. Но в нем можно отдохнуть и даже согреться, там есть печка. Кискис и Гейл сидят в домике, а я забрался на крышу. Мне их прекрасно слышно. Китнисс рассказывает Гейлу о том, что Дистрикты бунтуют. И о том, что произошло в туре. - Ну и дел вы натворили, - мрачно произносит Гейл. - Сноу сказал, что убьет тебя. Давай убежим, предлагает Китнисс. Гейл рад ее предложению и как я понял готов бежать хоть сейчас. - Я уговорю маму и Прим. И мы все вместе убежим. Ты поговоришь со своей мамой. - Она не согласиться таскаться с малышами по

зимнему лесу. - Хейзел умная, она все поймет. Да и они также как и мы попадут под удар Капитолия. - А Пит? Ты его разве оставишь? - Да. Нет. Я его уговорю бежать с нами и еще Хеймитча. - Надо же, какой веселой компанией мы ударимся в бега, - в голосе Гейла звучит сарказм. - Мы не можем их оставить. - Тогда и мы не сможем не убежать. Они оба замолкают, я слушаю. - Я люблю тебя, говорит Гейл. Надо же, все любят Китнисс. За что? - Я знаю, - эта дура не могла ничего лучше ответить? - Я знаю, и ты знаешь, как я к тебе отношусь, - продолжает мямлить она. - Но я сейчас не могу думать о парнях. Мне главное защитить Прим. И всех нас. - Вот, забери. Мне не нужны подачки от твоего жениха! Это он про что? - Это перчатки Цинны. - Тогда отдай. Хах! Перчатки подарила! Умница. - Китнисс, мы сейчас не можем бежать. Сейчас тот момент, когда мы можем все изменить. - Не можем. - Можем. Гейл выходит из домика и уходит. Китнисс какое-то время сидит там, а потом тоже выходит и направля-

ется к выходу. Я иду за ней. Домой я прибегаю раньше и делаю вид, что никуда не выходил сегодня. Китнисс не обращает на меня внимания. Она о чем-то думает. О революции? Побеге? или о Гейле? Мне кажется, что она запуталась окончательно. Вечером позвонила Эффи и сообщила, что завтра приедет вместе с Цинной и привезет свадебные платья. Китнисс все их померяет и сфотографируется, а президент выберет лучший вариант. После этого звонка Китнисс впадает в бешенство, потом в отчаяние. Она то злиться, то начинает скулить. Меня это все ужасно нервирует. Я ухожу в комнату Прим. Не могу смотреть на Китнисс и на то, как ее успокаивают. На следующий день Прим не пошла в школу, ей хотелось увидеть все платья Китнисс. Приехала ее команда стилистов, и в комнате разложили прекрасные белые платья. Их все создал Цинна. Китнисс забилась куда-то. А мы с Прим остались в ее комнате. Прим завороженно рассматривала наряды, боясь к ним прикоснуться. - Лютик, ты посмотри, какая красота! Китнисс будет просто прекрасна. - Мяу! - подтвердил я, и, запрыгнув на кучу шелка, развалился, как породистый Капитолийский

кот. - Ой, ты что! - Прим тут же подхватила меня на руки и расправила платье. Не надо так делать, Лютик. - Мыррр, - а этот шелк приятный, я бы полежал на нем дольше. В комнату вошла Китнисс и тоскливым взглядом окинула свою комнату. - Китнисс, это же прекрасно! - Да, прекрасно, она постаралась улыбнуться. - Давай, мы тебя оденем, - сказала Октавия. Какое первое? - Мне все равно. После фотосесси, Китнисс устало рухнула на диван. - Завтра тебя покажут по телевизору. - Если не сегодня. - Китнисс, все будет хорошо. Вы с Питом замечательные, - Прим наивно хлопает глазками. Китнисс улыбается и обнимает ее. Прим знает, что делать. Утром нам показали Китнисс в платьях. Мынаслушались восторженных воплей комментатора и пошли завтракать. Китнисс делала вид, что счастлива. Ну хоть догадалась притвориться! - Сегодня нам скажут о предстоящей Игре, прошептала Прим. - Мне уже страшно. - Тебе нечего боятся. - Да, - тихо отвечает Прим. Похоже Китнисс забыла, что несмотря на ее

победу, имя Прим будет в списках. Прим не стала ей это напоминать. *** Мы опять сидим у телевизора и ждем. Опять чувствуется напряжение. Я сижу на диване между Прим и Китнисс. - Квартальная Бойня, - мрачно бубнит Китнисс. Что они на этот придумают? Квартальная Бойня страшнее всего. Организаторы там дают волю своей извращенной фантазии. Было дело, когда они брали в два раза больше трибутов и испытания устраивали еще более жестокие. Играет гимн. На экране появляется Сноу. В руках у него шкатулка, после напоминания о падении 13 Дистрикта и всей истории Игр. Он открывает шкатулку и достает оттуда пожелтевший лист бумаги. Торжественно развернув его, читает: - В 75 юбилей Игр, в Квартальной Бойне будут принимать участие, - он выдерживает паузу. - Принимать участие будут победители прошлых Игр! - Нееееет! - дико вопит Китнисс и падает на меня. - Мяу! - так же дико ору я и когда Китнисс вскакивает и бежит к выходу, я по инерции бегу за ней. - Китнисс, постой! плачет Прим. За нами на улицу выбегает мама и бежит за Китнисс. Но Китнисс бегает быстрее. Она несется по улице и издает страшные утробные звуки. Мама от-

стает. Я замираю на месте, пытаясь сообразить, что это было. Затем я слышу, звук бьющего стекла и бегу домой. На улице, в одном платье стоит мама и оглядывается по сторонам. Ее волосы спутались, а по щекам текут слезы, в дверном проеме стоит Прим и рыдает. Я забегаю в дом и трусь о ноги хозяйки, а сам вспоминаю, что сказал Сноу, перед тем, как с Китнисс случился припадок. "Примут участие победители прошлых Игр!" Победители. Ужас! У нас из девушек одна Китнисс. Выбора нет. Вот почему она так отреагировала! Я начинаю злиться и утробно рычать. Они просто напросто решили прикончить ее таким способом, а заодно покончить в восстаниями. Символ свободы мертв, а значит нет и свободы. Так? Что за нелюди в этом Капитолии. Я их ненавижу. А Китнисс? Сильная личность? Все годы осуждающая мать? Убежала неведомо куда, и даже не задумалась, что не одной ей сейчас плохо! - Мяу! - я смотрю в глаза Прим. Она опускается на пол и прижимается ко мне. Дверь открыта, нас пронизывает ветер, в дом задувает снег. Мама все еще стоит посередине улицы, ее тело вздрагивает от рыданий. Я вижу, что к ней приближается какой-то си-

луэт. Вернулась героиня? Нет. Это Пит. Он подходит к маме, что-то ей говорит и ведет к дому. - Прим, заходи в дом. Прим поднимается, и они все заходят в дом, Пит закрывает двери. - Я найду ее, далеко она вряд ли убежала. - К тебе она не прибегала? - Нет. - Я понимаю ее, говорит мама. - Я тоже, - отвечает Пит. - Давайте я поставлю чайник. Вы обе замерзли на улице. Мама глубоко вздыхает и вытирает слезы. - Спасибо, Пит. Я сама, - она встает со стула и идет к плите. - Садись. Расскажи, где ты ее будешь искать и вообще, что делать теперь? - Я сейчас пойду от вас к Хеймитчу, хотя он и пьяный. Может она там. И еще дойду до Гейла. Я с тобой пойду, мурлыкаю я. Мама наливает всем чай. - Прим иди. Прим послушно садиться за стол. - Пит, она же единственная победительница, да? - в глазах Прим слезы. Пит кивает. - Я постараюсь защитить ее на Арене. Она вернется к вам. Прим плачет еще сильнее. - Зачем они так. - Мы для них угроза, - шепотом говорит он. - И когда вернется Китнисс, не

надо плакать, хорошо? Она еще больше испугается. Нам надо настроить ее на победу. - Да, конечно, - говорит мама. Пит выходит из дома, я проскакиваю вслед за ним. Мы сначала идем к Хеймитчу. Хеймитч пьян. Сидит в одиночестве на кухне и пьет какую-то гадость. - Хеймитч, Китнисс не приходила? - Неа. - Ты слышал про Квартальную Бойню? - Да, слышал и не удивлен. - Хеймитч, я хочу тебя попросить вот о чем. Если вдруг вытащат твое имя, я выйду добровольцем. А уж если выберут меня, то ты не будешь мне мешать. Ты должен быть нашим ментором. Хеймитч только икнул, затем смерил Пита насмешливым взглядом. - Держу пари, что скоро сюда притащится Китнисс и будет умолять меня выйти вместо тебя добровольцем. - Ну и что? Ты не должен ей поддаться, - голос Пита звучит твердо и серьезно. - А что случилось с Кискис? - У нее... она убежала из дома и мы не знаем куда. - Хаха! У бедняжки случился нервный срыв! - Это не смешно! Ты понял меня? Ты будешь нашим ментором. - Понял, понял, - ответил Хеймитч и налил се-

бе еще. - Ты не хочешь выпить? - Нет. И тебе не советую. Хеймитч засмеялся. - Я пошел. - До встречи! Пит вышел на улицу. И мы пошли дальше. К Гейлу. Пит постучал в двери дома Хоторнов. - Гейл открой. Там кто-то пришел! - послышался крик из-за двери. И через несколько мгновений дверь открыли, на пороге стоял Гейл. - Ты? - удивился он, глядя на Пита. - Привет, Гейл! Я ищу Китнисс. - Здесь ее нет. А что случилось? - Ты видел сообщение о Квартальной Бойне? - Нет. - В этот раз участвуют победители прошлых игр. Китнисс эта новость так потрясла, что она убежала из дома. И мы не знаем куда. - Может в лес? - Она легко одета, на ней только домашняя одежда. - Пойдем, помогу тебе найти твою невесту, холодно сказал Гейл. Он взял куртку и надел сапоги. - Пошли. Они идут молча в сторону Луговины. - Куда мы идем? - Есть одно место, где можно спрятаться. Они пролезают в лаз и оказываются в лесу. Пит в недоумении оглядывается. - Не бойся, я здесь

все хорошо знаю, - говорит Гейл. - Иди за мной. Гейл и Пит идут вперед, а я за ними. На меня ни разу не обратили внимания, все заняты Китнисс. Мы приходим к тому маленькому домику, где не так давно состоялся не очень приятный разговор у Китнисс с Гейлом. - В этом шалаше есть печка, - говорит Гейл, и входит в домик. Пит не решается войти. - Ее здесь нет. И не было, - кричит Гейл. - Печь холодная, да и других следов нет. Он выходит оттуда. - Но где она еще может быть? - Не знаю. Может она уже пришла домой, а мы ее ищем. Идем, - говорит Гейл и они идут обратно в дистрикт. - Зайдешь со мной к миссис Эвердин? - спрашивает Пит. - Думаю, не стоит. Слишком много народу в доме сейчас ни к чему. - Спасибо, что помог. - Это ради Китнисс, отвечает Гейл и поворачивает к своему дому. А мы с Питом идем в Деревню Победителей. - Миссис Эвердин, мы вошли в дом. - Я не нашел Китнисс. - Она все равно придет домой, не знаю, где она спряталась, но она придет, отвечает мама. - Я пойду домой, если что-то нужно зовите, Пит уходит. Я прыгаю на колени к спящей в кресле Прим.

Мама что-то делает на кухне. Через некоторое время Прим встает и сонная переходит в свою комнату. Мама ложиться спать в гостиной, на тот случай если вдруг придет Китнисс. Я выхожу на улицу, хочу сам найти нашу истеричку. Принюхиваюсь к воздуху. Коты тонко чувствуют запахи, не хуже собак, но мы не служим человеку, так как собаки. Почувствовав слабый запах Китнисс, иду в ту сторону. Я пришел к дому на другой стороне улицы. Окно в подвал разбито. Перепрыгиваю через осколки и попадаю в подвал. На полу валяется то ли ткань, то ли пленка, и она пахнет Китнисс. Вот где отсиживалась наша охотница, а мы ее ищем в лесу. Но куда она ушла?

Снова иду по следу. И теперь он приводит меня в дом Хеймитча. Если бы я мог смеяться, я бы рассмеялся. Китнисс предсказуема, ее поведение даже простой и скромный парень Пит разгадал. Что ж сказать? Более проницательный и хитрый человек ее насквозь увидит. Двери приоткрыты и я попадаю в коридор, в дом дверь закрыта. Но я все равно их слышу. Китнисс сбивчиво что-то втирает Хеймитчу. Ага. Предлагает, чтобы он вышел добровольцем. Что у него опыт и все дела. хаха! Да мне смешно. И Хеймитчу тоже. Он предлагает Китнисс выпить, и она соглашается. Она что совсем сдурела? Ее надо бы увести домой. Но как? Кто будет слушать кота?

Пьяная Китнисс плачет и смеется, предлагает планы побега, революции и снова плачет. Жалее себя, Прим, Гейла, Пита. Что-то не слышу Хеймитча. Он ее слушает что ли? Или уже спит? Раздается пьяный хриплый смех. Ага! Не спит значит, а слушает этот бред. Слышу звон стаканов. Похоже Китнисс вошла во вкус! Решаю остаться здесь пока Китнисс не решит пойти домой. Всю ночь буду слушать их пьяные речи и нюхать отвратительный запах, но не уйду. Автор: Надин Ривз

Приятное тепло, исходящее от камина, постепенно наполняло комнату. На дровах, успевших засохнуть за уже миновавшую половину зимы, плясало яркое пламя; дерево сгорало мигом, и часто приходилось подкидывать в очаг новых дров. Поддерживать тепло в доме можно было и более простым путем - с помощью котла. Всего лишь повернуть пару рычагов, и размеряное тепло станет исходить от батарей. Но Китнисс не хотела зажигать котел; гораздо приятнее она чувствовала себе перед камином, получая тепло от пламени. Это напоминало ей жизнь до Игр, когда она с мамой, отцом и Прим топили печь в своем старом доме. Она смотрела на пламя и невольно вспоми-

нала свою жизнь, еще не тронутую Голодными играми. Двух ее близких уже нет в живых. Холодок пробежал по коже, когда она вспомнила, что случилось с ее сестрой. Ярость на Капитолий и горечь утраты разлились в ее груди жидким всепоглощающим пламенем. С матерью она видится редко; теперь она стала медиком, и у нее полно работы. Но, когда им удается встретиться, большее время они молчат. Понимание, что они все еше живы все, что им нужно. Холод окружающего мира удается развеять только Питу. Сейчас он сидит возле камина и поддерживает в нем огонь. Рядом с ним - чашка чая, от которой вверх поднимается аромат-

ный пар, и несколько ломтей свежего домашнего хлеба. Он молчаливо смотрит на огонь, а Китнисс с тем же молчанием наблюдает за ним. Они пережили Голодные игры два раза. Их судьбы, их мир, их сознание были искалечены Капитолием. И только молчаливое нахождение рядом и понимание, витающее в воздухе, могут залечить шрамы. Только осознание того, что они оба - все еще живы, помогает им держаться. Они исцеляют друг друга, и это единственное лекарство, которое им нужно. Автор: Воин Света

Июнь, тебе всегда я верила, Но мне сегодня не поможешь. На сердце холод, холод, холод, Ты растопить его не сможешь. Завыть с тоски мне волком хочется, А почему сама не знаю. Мозги на месте, сердце бьется А кажется что умираю. Я сбилась с верного пути И не могу найти решенья. А где-то там в Чечне бои, И гибнут мальчики в сраженьях. Ну почему Бог так жесток? Каким судом людей он судит? Один во цвете лет умрет, Другой до старости горюет.

Парнишку дома ждет родня, Невеста в платье подвенечном. Не знает бедная она, Что будет в 20 лет вдова: По воле рока(иль Христа?!) Ее жених со смертью был обвенчан. А кто-то промотает жизнь По закоулкам вечно пьяным, Глаза стыдясь раскрыть свои Страшась реальности кошмара. Эх, если б знать зачем страдать: Ведь не машины мы, а люди Не просто с болью совладать,добром на злобу отвечать И верить в то,что Бог рассудит. Автор: Зенита

, ( : & ! Q )0 , - J )2 Q P 0 1 2 P Q

Q & " 0 Q