№29 (август 2014) by PS литературный журнал

27 2014

ВНИМАНИЕ!!! Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Почтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

Мы в интернете:

ps-lit-jur.ru facebook.com/pslitjur vk.com/ps_lit_jur twitter.com/ps_lit_jur proza.ru/avtor/postskriptumlit pslitjur.mirtesen.ru odnoklassniki.ru/group/52241854038105

# $

% & '( ) *

, -

/ 0 *0 (

1 &

% ( 0 2 !

2 ( , 4 ( ,

5 & 6 -1

1 & 0

/ 0 *0 (

5 0 78

9& 5

# &( - ( 0 ( 0 :(

<(&

/ ( '

2 ) & :

> , )

9 )

, 9 '

>& ' ! (

, 9 '

# ,. @ *

5: ( 0 ) *

B %

C 0 70 '

( D '

@ &

2 ( 7( C )

( =

EF 0' 0

# 8 B0

1 B '

,> G9& 0 H

I & !

2 ( 7( C )

% 0 '

E ' C.9. E

Топ мастеров Кто-то пишет прозу, кто-то поэзию. Кто-то о любви, кто-то о войне. Но кто же из них лучший? Поставьте лайк под картинкой из альбома с мастерами (если вы считаете, что мы упустили кого-нибуть, то вы легко можете добавить его фото в альбом, указав имя) и все! Чем больше лайков, тем выше место в топе!

Женская версия мужского персонажа есть всегда! Никаких исключений! Действительно ли так? Действительно ли можно представить Ромео в юбке? Или графа Монте Кристо в корсете? А ведь дело не только в одежде, прическе или аксессуарах. Дело в самих героях. Какими вы их видите? Напишите фанфик на любое произведение! Только учтите: мужчины должны стать женщинами. Подробности на Интернетресурсах журнала

Каждый автор хоть раз сталкивается с критикой. А некоторые и сами выступают в роли знатока литературы. Что будет, если эти две роли совместить? Да, именно совместить! Литературный журнал PS объявляет конкурс рецензий на несуществующие произведения. Сами придумайте сюжет, героев, но… вместо произведения, предоставьте рецензию на него. Подробности на Интернетресурсах журнала

Добрый день! Как вы уже могли заметить, этот номер вышел в украинском оформлении. И те только потому, что близится день Независимости Украины. Нам давно пора было это сделать, но мы откладывали, как считали, что это само собой разумеется. Дело в том, что мы не являемся российским изданием. Так же, как мы не являемся и украинским изданием. Да, для людей с обостренным чувством патриотизма это может показаться странным, но у нас нет определенной национальной принадлежности. В нашей редакции на равных работают и украинцы, и россияне, и молдаване, и татары. И это не смотря на конфликты созданные политиками и раздутые, как бы, до международных. Мы вместе работаем, общаемся. Мы не видим проблемы в другом языке, в другой культуре. Мы только рады, что можем прикоснуться к ним. Это и есть свобода. Воля — вільно висловлювати свої думки на рідній мові. Ось і все! Вот и все! Приятного прочтения. P.S. Подобные номера будут периодически выходить. И не исключено, что в оформлении на других языках тоже.

«Не желай земного блага, И неси свой крест смиренно, В мире нет пути инага Избежать соблазнов плена! И трудись: с утра до ночи, Рук своих не покладая, Коль в аду пропасть не хочешь, Вместо вечных кущей рая. Да носи нам десятину, От своих достатков – строго, А уж после – половину Всем властителям – от бога!» Так глаголет слог Писанья, А за ним и поп с амвона, Призывая к воздержанью И терпенью… до схрона. Вот и терпит муки ада, Люд честной за рая счастье, Где оброк платить не надо Паразитам разной масти! Автор: Альберт Жуков-Черный

Экспромт – есть фишка в променаде, Когда ты бросив все дела Кричишь с порога: «Бога ради! Прости, что я не при параде: Вот так, как есть к тебе пришла?!» К чему, скажи, слова прощений, Коль зов души привел ко мне, Отбросив ворохи сомнений, В этот прекрасный день осенний, С палитрой яркою в окне?! Чтоб обойдя официозы, Под форс-мажора дефиле, В общеньи бурном, не без позы, Пролить свой гнев, а с ним и слезы, Как рюмку водки на столе. А заодно и сбросить стрессы, Что накопились в сонме дней, До импровиза скромной мессы… И даже вспомнить жизнь принцессы, В далекой юности своей. Чем и желанны променады, Где боль и горечь не тая, Все поделиться ими рады, В том находя искру отрады, Что лечит раны бытия. Автор: Альберт Жуков-Черный

Он слыл Сократом у славян, Подобно тезке его, - греку, И вдруг, как будто и не пьян, Взял и забросил лавры в реку! Посколь корону захотел, Что впору Юстусу в Царьграде, Как избалованный пострел… С холодным проблеском во взгляде. Подняв вопросы о правах Для правды – матушки, на взводе, Забыв, бедняга, впопыхах, Что прав не надобно природе! Где только правда держит мир, А не кривлянье ложной мины, Что залюбили все до дыр, Как будто в том ума вершины! Увы! – Сократ здесь сплоховал: Хотел стать выше Цицерона, Но не взошел на пьедестал, С убогим спитчем охломона! Автор: Альберт Жуков-Черный

Жертвам режима – 1947 г. Плывут года, уходит время, Жизнь за спиной, как будто сон, В каком частенько был я в теме: На вкус любой и на фасон! За то что я не чтил ораву, И на «пятак» ходил один, Чем заслужил волчонка славу Среди землянок и руин. Откуда голод непрестанно, Урча и требуя еды, Толкал к солдатам мальчугана, Из вознесенской слободы. Туда, где воины меняли На хлеб, кирзу своих сапог Под скорбный, грустный звон медали, Кто без ноги, а кто без ног. Где за черпак живой прохлады, Что я калекам подавал, Мне со слезой дарили взгляды, И кое-что.., к словам похвал. Каких однажды, в ночь гурьбою, В тайгу свезли, за глушь оград, Чтоб те не портили собою, Победный города фасад. Плывут года на крыльях сонных, В сиротстве с бедами, войной, А взгляд уродцев обреченных И до сих пор передо мной! Автор: Альберт Жуков-Черный

Танцуй, пока твои движения Гибки, и нежен юный стан. И спи, пока все сновидения Проныра хитрый не украл. Дыши и пой, пока есть голос, Пока он звонок, чист и юн. Учись всему, пока есть время, Пока твой быстр ум. Автор: Расима Ахмедова

По извилистым ручьям И зелёным родникам, Поднималось солнце.. Где не спят шумя осины, Где облеплены маслины, Серебристою каймой провисают над водой. Пёстрый щебет яркой птицы, Золотит речной камыш. На изгибе всей зарницы, Завораживает тишь. Наполняет ароматом, Разно цвет любых цветов. Будто все они признались, Что нет лучших берегов. Автор: Владимир Никишин

Свой век за нас пекутся мамы. До серебристой седины Шуршат уста в мольбе устало: Не приведи, Господь, войны! *** Весенний сад зацвёл в Ташкенте В лучах искрящихся миндаль! И только ветхая старушка Глядела в призрачную даль. В слезах мерцающих - надежда Не станет тёмной пелены, Её защитник и опора Вернётся, наконец, с войны! В руках надкушена лепёшка, То сына - твёрдая печать Вернусь, мол, я! До скорой, мама! Ты с хлебом приходи встречать. Придёт красивым, невредимым. Окликнет - Мама! - со двора, И станет небо синим-синим! И засмеётся детвора! Накрошит снадобий для плова Вновь соберётся вся родня. Что постучался он однажды Не сомневалась даже дня… Весенний сад зацвёл на взгорье Без рук сыновьих одичал, Но только древняя старушка Упрямо всматривалась в даль Туда, где вновь берёт начало, Под птичьи ритмы бедоны !Двадцатый год! - бредёт устало По саду мать, - как нет войны… *** Для нас живут на свете мамы. Под покровами седины Шуршат уста в ночи устало Не приведи, Господь, войны! Бедона - среднеазиатская перепёлка Автор: Сергей Шара-Бара

А время спешит неумолимо, и не замедлить его, не остановить ничем. В суете забываем позвонить родителям, спросить "как дела?" у друзей. Все больше времени занимают работа, учеба, а в мыслях все "когда-нибудь потом". Но одно будет вечно и не стареть никогда - способность человека любить и его доброта. Знаете, кто понастоящему красив? Не девушка с прекрасной фигурой или парень, одетый по

последнему слову моды. Человека делает красивым его доброта, его любовь к ближним. Он не ждет ничего взамен, он не корыстен, а просто добр. Он с заботой относится к братьям нашим меньшим, а ради любимых людей готов на многое. Один на миллион, один из тех неиспорченных людей, кого не коснулись ложь и лицемерие, зависть и злоба. Это золотой человек, "ребенок солнца". Таких людей мало на планете. И несмотря на те испытания,

которые ему удалось пережить и еще предстоит, он остается собой, не становится последней сволочью, которых так много. Вот что я скажу. Берегите такого человека, если он встретился на вашем жизненном пути. Вас будет греть одна мысль о том, что вы знакомы с ним. Автор: Расима Ахмедова

В чем состоит возможность обнажиться - чтобы понять - что ты через что то переступил - и что все на тебя смотрят - и ты голый - стоишь в чем мать родила - перед людьми толпой - народом - и поэтому сейчас будешь выступать... Итак, я выступаю голый -и говорю об обнажении вещей в бренном мире... Я говорю, что все вещи рождаются голыми и голы-

ми уходят отсюда, и поэтому мое обнажение есть факт бытия, данный мне в свое же собственное опровержение Богом... Потому что вслед за Адамом и Евой изгнанными из рая, я стал одеваться и видеть в одежде защиту от порока и от дурных мыслей, следовательно, человек осознал себя грешником, вкусив плодов с древа познания, и, следовательно, не зная се-

бя, человек был счастлив, я же обнажившись, перед всеми, несчастен, ибо я чую втаамом обнажении грех, и это мучает меня, и где то глубоко в душе я проклинаю и Адама, и Еву, из-за которых я тоже многое знаю, особенно обнажаясь перед толпой - народом,,, вот с! Автор: Игорь Соколов

Когда проходит много лет, мы, бывает, забываем, что и когда и при каких обстоятельствах случилось, да и случилось ли вообще. Речь не обязательно о мелочах, иногда даже важные вещи не оставляют после себя памяти, исчезают, как круги на воде, пока не останется просто зеркало. Например, я вот забыл, как я попал на заброшенную заправочную станцию посреди пустыни. Смешно, да? И мое зеркало показывает мне только то, что у меня есть здесь и сейчас: небольшое ветхое зданьице со скрипучей пружинной кроватью и гаражом, давным-давно осушенные цистерны изпод бензина, пыльный прохладный погреб, колодец, спрятанный в одной из комнат; палящее солнце и зной днем, звездный океан и арктические холода ночью; редкие пучки дьявольской травы и слежавшийся сероватый песок на много миль вокруг. И дорогу. Как же я хочу уехать по ней отсюда. Когда-то давно я впервые заглянул в гараж, и что я там увидел? Несколько ржавых консервных банок, бывших в своем блестящем прошлом автомобилями, и груду металлолома, наваленную прямо посреди помещения. Шиномонтажный стенд. Пару обветшалых шкафчиков с инструментами и уныло висящей спецовкой. Карман слегка

оттопырился под тяжестью угловатой детали. На открытой нараспашку дверце одного шкафа я увидел пожелтевший, хрупкий постер с роскошным «Харлеем» на фоне забегаловки с большим изображением гамбургера на витрине. Интересно. Вместо холодильника прежние хозяева заправки, наверное, использовали погреб; там я нашел какоето количество еды и питья, чтобы можно было прожить несколько суток. И хотя поначалу аппетит решил прогуляться где-то в окрестностях, деликатно оставив меня с черной апатией наедине, в почти интимной близости… К концу какогото из растянувшихся в бесконечную жеваную ириску дней, когда солнце уже клонилось к краю пыльного моря, но смотреть на него было все еще больно, он вернулся возмужавшим, окрепшим. Мой зверский голод смел в один присест все запасы вяленой говядины и сухарей, ничего не оставив в резерве. Зато заставив пустовавшую голову заполниться хоть какими-то мыслями. Что делать? Как выживать? Как жить и куда идти?.. Впрочем, на главный вопрос — что делать — я уже знал ответ. Первое ли впечатление сыграло свою роль? «Харлей» закинул удочку, звал меня к себе. Давай, обуздай меня, и мы

покажем этому унылому песку, кто тут главный, как бы говорил он. Я не сопротивлялся струившемуся желанию, плыл по течению, и в руках словно сами собой появились гаечный ключ и отвертка, работа пошла. Я надел спецовку, в карманах которой позвякивали шестеренки и болты, взглянул еще раз на плакат и нырнул с головой в металлолом. Образно, конечно же. Жаль, ненадолго — темнота остановила мои творческие порывы, и пришлось лечь спать. Выспаться не удалось — во внутренней темноте кошмаров были нескончаемые стоны и зубовный скрежет. И отличить сон от реальной тени, окружавшей мою кровать, было совершенно невозможно. Наутро, с рассветом, я выбрался из кровати с твердым намерением продолжить начатое. Гараж находится отдельно от всего дома; чтобы дойти до него, требуется выбраться на свежий (постолькупоскольку) воздух и пройтись немного по дороге. Но мне самым беспардонным образом преградили путь. Молчаливая фигура, закутанная в рваные обноски, никак не отреагировала на мой оклик. Лучи неспешно разгоняющегося по бледному небу огненного шара освещали незнакомца из-за спины; над накинутым капюшоном

танцевал пар. После некоторых колебаний, видя, что человек не двигается, я подошел ближе, протянул к нему руку, задержав выдох; неуверенный страх прорастал где-то внутри, уговаривая повернуться и убежать обратно в дом. Но я откинул сомнения на мгновение, которого хватило, чтобы резко откинуть ткань с лица. Оно было лицом глубокого старика, изборожденное широтами и долготами морщин, темное, покрытое плешивой недельной щетиной. Скуксившееся, словно от сильного напряжения мысли: глаза зажмурены, рот сжался в тонкую линию и подобрался к самому носу, брови нахмурены. Легкий налет седины на подбородке и щеках. Он медленно истончался, чтобы через пару минут превратиться в росу, а потом и вовсе испариться. Старик был безнадежно мертв, замерз ночью, не дойдя до дверей домика какой-то десяток шагов. Страх улетучился, как заледеневшее дыхание мертвеца под светом солнца, и на смену ему пришли жадность и отвращение. И голод. Может, у этого странника было что-нибудь припасено в походной суме? Он прижал руки к груди, он в них что-то держит… Я раздел его до нитки. Лохмотья, ботинки на шнуровке, сумка с засохшим сыром и куском хлеба, брелок от мобильного, тетрадь с непишущей ручкой, фото девочки лет восьми, еще какие-то мелочи…

Пригоршня гаек, надетых на стальную проволочку. Пригодится. Тело неизвестного я хотел сначала похоронить, начал уже копать нашедшейся в гараже металлической пластинкой пепельную землю, но потом поднял голову, взглянул на солнце, уже прогревающее стоячий воздух… Передумал почему-то. Оттащил странника отдохнуть в прохладный погреб. Пусть его. Не хотелось задумываться о том, зачем я это сделал. Лишние мысли сами ушли, как только руки занялись непривычным для них делом. Только на зубах хрустели остатки сухаря. Как повитуха возится с беременной молодкой, так я готовился к рождению двухколесного жеребца. Я даже придумал ему имя: Шад. *** Но передо мной встала неразрешимая проблема, в общем-то, очевидная. Пусть у меня и был колодец с холодной, чистой водой, но желудок требовал пищи. Первый день я коекак протянул на том скромном пайке, который нашелся у плешивого мертвеца; утром, с рассветом, я, надо сказать, с нетерпением вышел на дорогу в надежде найти еще что-нибудь (или кого-нибудь), что поможет дотянуть до конца этого дня. Работа выматывала, вытягивала соки, без еды мне было не выжить. Но пустыня не показывала никаких признаков жизни, даже в обесцвеченном от жара небе не парила одинокая птица в поисках добычи.

Живот недовольно бурчал, и я просто залил его доверху водой. Второй день прошел в мучениях. Ночь вышла совсем бессонная. Третий день. Четвертый. Пятый. Работа помогала отвлечься от моих проблем. Я успел рассортировать гаражное барахло, отделил откровенный мусор от еще пригодных материалов и уже начал изучать нашедшийся в одном из шкафов пухлый том с описаниями основных принципов машиностроения, по ходу пытаясь собрать что-то подобное из подручного. Мозг был чистым листом, не отягощенным багажом лишней памяти, и с легкостью впитывал новые знания, мгновенно перерабатывая тарабарщину в ценные сведения. Ручку удалось расписать, и на полях книги я начал делать заметки. Но в конце концов обмануть себя мне не удалось, живот свело очередной голодной судорогой, железы давно притомились вырабатывать слюну — она стала густой и неприятной на вкус. Чтобы проветриться, я вышел на дорогу. Вдруг с утра что -нибудь изменилось? «Вот умора», — по земле стелился легчайший ветерок, редкие кустики покрытой пылью травы издевательски покачивали кончиками высохших игллистков. Недавно перевалило за полдень, воздух танцевал над дорогой, врывался корщеткой в легкие через сжатые зубы,

растрескавшиеся губы. А в животе образовалась черная дыра, пропасть, и меня начинало затягивать туда. Разум готовился к отсоединению, я чувствовал; и что тогда? Буду лежать здесь без сознания, с тепловым ударом, пока не умру? Или начну сходить с ума, и в конце концов… Все равно?.. В глубине души я знал, что должен был сделать. С самого начала знал, как только увидел того старика. Но все мое существо боролось с таким решением, отвращение и страх нарушить самим собой поставленные запреты, табу, поднялись во мне лавиной; из груди вырвался глухой стонмычание, я пошатнулся, кажется, прикусил щеку, двинулся обратно к двери гаража. Мне так хотелось набить желудок до верха, так хотелось ЖРАТЬ, что тряслись руки и до хруста сжимались зубы, прихватывая вялую плоть. Боль и вкус железа на языке охлаждали изможденный мозг, но только на несколько секунд просветления, после чего опять возвращался хаос исступленного отчаяния. И на пороге пахнущего железом и маслом помещения мне пришла мысль, которая очень помогла принять неизбежное, и бастионы глупых правил рухнули. Мне нужно работать. Шад ждет. Чтобы работать, нужно есть. И ведь железная логика, с ней не поспоришь? Правда? В общем-

то, я не очень боролся, не хотел, да и не мог. Просто поднял с пола небольшой кусок жести, сточенный с одной стороны станком, и поплелся, понурив голову, в погреб. С приподнятого в полуулыбке уголка рта медленно стекала темная струйка. *** Так проходили мои дни, один за другим, отличимые только по заметкам в техническом журнале. Утром я выходил наружу встретить новый день, пройтись по дороге на полмили туда и обратно, высматривая находки. Так я про себя это называл — находки. Иногда мне встречались и другие мертвецы, кроме того, первого, старика; большинство замерзало ночью, не готовые к диким перепадам температур в этом аду. Я собирал все, что они имели при себе, утеплял жилище, расширял ассортимент в рабочем инвентаре, а их самих, если они были пригодны, волок в прохладный погреб, до поры. Несколько раз, помню, я видел следы в пыли, уходящие дальше, чем я осмеливался заходить. Мне бы, может, хотелось идти по проторенной счастливчиками дорожке, но меня сдерживал суеверный страх, убежденность, что я еще не готов, что без могучего «Харлея» у меня ничего не получится, и я останавливался в полумиле от дома. А однажды я даже успел заметить облако пыли,

уходящее вдаль… Машина? Мотоцикл? Кто-то уже достроил мечту, а мне это еще только предстояло. Мало-помалу, от рассвета до заката, росло в гараже мое детище. Обрастало плотью его механическое сердце. Шад стал для меня навязчивой идеей, единственной нитью, связывающей меня с реальностью. Все мысли были только о том, как мне приблизить момент его рождения. Работал, ел, пил, спал с ними; кошмары отступились от меня, теперь мне приходили яркие, красочные сны, полные ароматов бензина и машинного масла. Руки наловчились, теперь отвертки и ключи превратились в их продолжения, естественно и плавно перетекавшие из покрытых небольшими мозолями пальцев в обмотанные изолентой рукоятки. Както в находке я обнаружил ручной фонарик, работающий на динамо-машине, и теперь часы сна все сокращались и сокращались, ведь мне было чем отгонять ночную темноту. В другой находке была тонкая бумага, почти прозрачная, слегка помятая, но отлично сохранившаяся. И табак. И зажигалка, газ оставался лишь на самом ее дне. Я подумал, что, наверное, мертвец любил покурить по вечерам; жаль, больно мало осталось в кисете зелья. Но ведь есть дьявольская трава! Я набрал на днях по округе несколько охапок, сложил в одной из комнат,

чтобы был запас для разведения костра. Мелко нарезал на импровизированном столе несколько травинок, истолок. Смешал с табаком. Скрутил папиросу. Затянулся. И поприветствовал стада железных лошадей, пронесшихся по беззвездному ночному небу моего пошатывающегося рассудка. *** Очнулся, лежа на кровати. По потолку змеится молния трещинок. Рука онемела, закинутая за голову, я ее не чувствую; кое-как перекинул ее на грудь, и через несколько секунд сотня ледяных иголочек впилась в кожу. Поморщился, сел. Сквозь прищуренные веки оглядел комнату. Должно быть, уже полдень. Я вылез из-под вороха тряпок, наваленных на металлическую сетку вместо матраса и одеяла, обулся в истрепанные, покрытые пылью и пятнами грязи ботинки, надел матерчатые перчатки без пальцев, вышел в жадные волны жара. Сальная прядь спала на правый глаз, сдунул ее. — Доброе утро, человече. Справа от меня сидела на набитом чем-то крепком мешке темнокожая девушка, она курила трубку. Смотрела куда-то вдаль, в пустыню, немного отстраненно, будто со стороны разглядывала не слишком любопытный феномен. Она была одета попоходному просто и удоб-

но, на поясе болталось несколько компактных тубусов и бурдюк, а кожу еще не успело состарить солнце. Девушка светилась молодостью, здоровьем и силой, она улыбалась пустыне, пуская неровные колечки сизого дыма. — Я пришла ночью. Нашла тебя там, — указала кивком головы на гараж. — Ты был не в себе. Я сразу учуяла дух дьявольской травы в твоем дыхании. Не сладко, наверное, тебе здесь приходится? Засмеялась, оскалив белые ровные зубы. Повернулась, наконец, ко мне; я встретился взглядом с ее карими глазами. — Меня Давонной звать. А тебя? До меня все никак не могло дойти, что же происходит. Слишком я привык к обычным находкам, поутру исходящим паром на прогревающемся песке, слишком долго разговаривал только в мыслях и только сам с собой или Шадом — то, в принципе, суть одно и то же. Слюна наполнила рот, слишком тяжелая, чтобы сглатывать. Я плюнул на голодную землю под ногами, повернулся и пошел обратно, внутрь, бормоча невнятно: — Чертово зелье… Просто поспать… Это бред… В ногах чувствовалась слабость, я еле добрался до лежбища, плюхнулся сверху, не разуваясь. Услышал шаги за спиной; чьи-то руки бережно

накинули сверху упавшее на пол «одеяло». — Я не плод твоего воображения, —сказал мне теплый женский голос. —Как тебя зовут? Вопрос отдался в голове болезненным эхом. Задел давным-давно не тревожащийся участочек мозга. — Как… меня… зовут? — пересохшая глотка не хотела выпускать наружу членораздельные звуки, приходилось с силой проталкивать их сквозь ставшие чужими загрубевшие голосовые связки, и все равно выходил лишь приглушенный шепот. Я смотрел перед собой, в стену, широко раскрытыми глазами, растерянный, покинутый, одинокий. Начал бить озноб. — Как меня… зовут?.. — Ты не помнишь? — Не знаю… — Бедняжка. Поспи еще чуть-чуть, может, и правда полегчает. Хочешь, я побуду пока с тобой? Я молчу, я не знаю. Ничего не знаю и не хочу знать, просто забился в свой темный угол, чтобы меня не нашли, но тут так холодно и безумно одиноко, так не хватает тепла. Она легла рядом со мной, прижалась к спине и обняла за голову и талию, взяла в свою коричневую теплую ладонь мою, холодную, как у покойника. Ее дыхание коснулось табачной горечью моей шеи, аккуратный носик ткнулся в грязные, давным-давно

не мытые патлы, раскиданные по свернутой из лохмотьев «подушке». И так мы заснули. *** — Как ты выживаешь здесь? Ведь у тебя нет ни огорода, ни дичи, ничего съестного. — Вымениваю провиант у путников, проходящих по дороге, на воду и полезные мелочи. — А эти камни за домом? Это ведь кладбище? — Да. Там я хороню несчастных, околевших в пути. Знаешь, выхожу по утрам и прохожу где-то милю в обе стороны от заправки. С них я и собираю одежду и товар для торговли. Я, выходит, мародер, но им их барахло уже все равно не пригодится… — Звучит так, будто тебя устраивает такое положение дел, — Давонна грустно улыбнулась мне. — Надеюсь, ты не недоговариваешь какихнибудь деталей… — Я им помогаю только посмертно, если ты об этом. Оплата вперед. Никаких дополнительных услуг. Она смотрела на меня несколько очень долгих секунд, а потом мы рассмеялись. Мы сидели на полу мастерской друг напротив друга, рядом был расстелен кусок материи, на который Давонна выложила свою нехитрую снедь: сухари, мясо, сухофрукты, горсть орехов. Никуда не торопились, жевали и думали каждый

о своем, время от времени как бы с ленцой обмениваясь репликами. Время растянулось до бесконечности, утро даже не думало переходить день, и нас это устраивало. — Ты мне нравишься, Мишра. Ты странный, но забавный. И добрый. Она называла меня Мишрой, по имени героя древней сказки, породнившегося со своими возлюбленными машинами. …— Скажи, зачем ты идешь по дороге? Куда? Давонна задумалась и не отвечала минуты две. Я терпеливо ждал, рассматривая танец пылинок на свету. — Ищу лучшую жизнь, — наконец ответила она. — Я путешествую по свету с младенчества. С родителями я побывала во многих местах, которых ты, уверена, даже не смог бы вообразить. Мы искали место, которое могли бы назвать домом, где безопасно, достаточно пищи, где можно осесть. Когдато, давным-давно, земля везде была плодородной, люди жили в огромных домах вроде муравейников, у них было слишком много вещей, чтобы они могли по-настоящему чтото ценить. Говорят, они даже могли дотянуться до луны, — путешественница посмотрела в нависающий потолок и подняла вверх руку с расставленными пальцами, словно хотела схватить что-то. — А теперь повсюду только пус-

тоши. — И дьявольская трава, — добавил я негромко. — И дьявольская трава тоже, — согласилась Давонна. — Хотя иногда пустыню сменяет лед, иногда — ядовитые болота, где не выжить никому, кроме тамошних тварей, иногда встречаются обломки старых городов. Там доживают свой век жалкие остатки людей, прячущиеся по норам в надежде на то, что когданибудь этот кошмар кончится сам собой. — Как я, — едва слышно прошептал я. — Нет, Мишра, ты — другой. Иначе я не стала бы давать тебе имя. Ты в пути, просто остановился на какое-то время передохнуть, собраться с силами. В этом нет ничего плохого, ты сам поймешь, когда придет пора двигаться дальше. Ведь не просто так ты собираешь Шада, ведь правда? — Правда. На нем я уеду из этого жуткого места по дороге, на запад. Хочу посмотреть, что же там ищут другие. — Там тебя ждет море. Однажды я в своих странствиях наткнулась на поселение у самых истоков этой дороги, которое местные называли Калья. Там живет удивительный человек, священник, как он сам про себя говорит. Каждому желающему он рассказывает истину, что открылась ему из Книги Откровений: что далеко на западе, за соленой водой,

есть благословенный город Аман. Там спасение человечества. — Тем лучше. Значит, нам с Шадом будет где отдохнуть после нашей поездки, — в щели между зубами застряла косточка. Я какое-то время пытался достать ее кончиком небольшой заточки, но безуспешно; спрятал кусочек металла в карман. Задумался. — Мне кажется, когда-то я был таким же, как ты сейчас. Я не помню, но чувствую, что это так. Был мечтателем, полным надежд… Только этот кипящий песок высушил меня, — говорю быстрее и быстрее. — Знаешь, теперь я не уверен, что смогу когда-нибудь покинуть эту заправку, а дорога — мираж, обман, призванный разбередить раны в моем сердце… Слезы.

— Что ты такое говоришь?! Такие соленые, как море. — Шад — обман, ты — обман, это все голодные галлюцинации, ничего этого нет. А я в железном ящике, как на сковородке, жарюсь в собственном соку, все вокруг смеются надо мной и ждут… Щеку обожгло болью, голова дернулась от удара. Мысли сразу успокоились, вернулись в нормальное русло. Я потрогал лицо, улыбнулся, растер рукавом идиотские слезы. Дыхание успокаивалось. — Наверное, давно

мне не давали пощечин. — Ты был не в себе, нес какую-то чушь. Мне пришлось, — я поднял взгляд на Давонну. Она стояла надо мной, лицо посуровело, ее губы осуждающе сжались. — Прости, пожалуйста. Это все сложно, пустыня иногда давит сильнее, чем обычно. А я всего лишь человек. И я очень рад, что ты здесь, со мной, хотя бы ненадолго. Правда.

— Дурак. Она уселась обратно, и мы много молчали, взявшись за руки, смотря в пол. И иногда отправляя в рот орешек, тщательно пережевывая. Утро успело-таки закончиться, когда я нарушил тишину. — Хочешь, покажу тебе один секрет? Ты первая, с кем я разговариваю в этом аду. Хочу, чтобы ты узнала мою тайну. — Конечно, раз ты хочешь, — Давонна заинтересовалась и впервые за долгое время посмотрела мне в глаза. Я поднялся и дал ей знак идти за собой. Мы вышли наружу, я по привычке оглядел горизонт. Ничего нового. Перешли дорогу (в пыли поперек нее давно образовалась новая тропка, ведущая от дома к мастерской) и просочились внутрь, преодолели холл, спальню, небольшой коридорчик, и оказались в комнатке с колодцем, возле выпирающего над землей верхнего кольца валялось жестяное ведро с примо-

танным шнуром. А в углу комнатки была навалена куча высушенного сена из отравы, растущей окрест. Я отодвинул кучу, открыв для глаз Давонны квадратную крышку люка. — Как ты думаешь, что там? — я улыбнулся чернокожей гостье. Кажется, она начала беспокоиться, хотя и не хотела показывать виду; крылья носа расширились, пытаясь уловить едва ощутимый запах, идущий из-за деревянной крышки, но он перебивался горькой терпкостью дурмана.

— Н-не знаю. — Настоящее сокровище, оно для меня дороже всех богатств твоего Амана. Ведь Аман далеко, а оно — вот, здесь, всегда под рукой. Ну как, готова? Впрочем, давай ты сама взглянешь, не хочу портить впечатление открытия.

Я встал, подошел к ней, нежно обнял за талию, прижался. Вдохнул аромат тяжелых кудрей, почувствовал нарастающую эйфорию от близости с живым, теплым человеком. Она сцепила свои руки за моей спиной, положила голову на плечо.

— Знаешь, путешественница Давонна, я люблю тебя. — Знаю. — Ты ведь уйдешь сегодня? Дальше, к морю?

— Да. —

Останься

со

мной. — Я не могу. Идем со мной.

— Путешественница Давонна, я ведь тебя не спрашиваю… Останься. — Мишра, что ты… Я отстранился от нее. Присел на корты, поднял скрипучую дверцу; в нос мне ударила волна запаха мясной лавки, с ноткой сладости, заставившей рот наполниться слюной. Давонна смотрела в глубину черной пропасти расширившимися глазами, полные губы дрожали, и правой рукой она держа-

лась за место под левой грудью, откуда торчал обмотанный синей лентой кусочек металла. Розоватый пузырек надулся в уголке ее рта и лопнул; девушка содрогнулась конвульсией, забрызгала перед собой пол кровавым кашлем. Вместе мы осмотрели погреб. Она была впечатлена, это точно. Потом мы занялись любовью, и это было самое прекрасное, что я испытывал в своей несчастной жизни.

Я был нежен, я любил всем сердцем. Я же сказал тебе, путешественница Давонна, останься со мной? *** Когда-нибудь мы обязательно уедем отсюда. Потом, когда будем готовы. Автор: Эдгар Панин

Он чувствовал, как всё, что он делал, становилось легендой. Чувство страшное и захватывающее. От него сердце сжималось в маленький болезненный комок, а в кончиках пальцев начиналось странное покалывание. Но юноша даже не стремился унять это странное ощущение, а в тайне упивался им, крепко сжимая кожаные поводья коня. Это тяжкий груз – быть легендой, или же знать, что тебя, когданибудь в ней воспоют. Но… Будешь ли это точно ты? Со всеми своими недостатками, тревогами и болью? Зачем людям нужен кто-то столь человечный? Скорее всего молва выкинет всё нужное, добавит пару благородных деталей и… Получится именно то, что им нужно. Красивый образ, построенный на твоей душе. Но это будешь не ты. Юношу же сейчас не волновали столь пространные рассуждения. Они настигали его ночью, в час быка. В то самое тёмное время перед рассветом, когда лошади укладываются перед сном на землю, а тревоги и зло, наоборот, начинают свой

чудовищный танец в сердцах и умах людей. Но сейчас светило солнце и тени жались в самые укромные уголки мира. Воздух звенел от собственной чистоты, казалось, что стоит взмахнуть мечом и воздух разобьётся на тысячи прозрачных осколков. И небо. Молодой человек никогда не видел такого неба, как здесь. Насыщено -синего, глубокого и притягивающего взгляд. На горизонте небо сливалось с морем, не уступающим ему по глубине и насыщенности цвета. - Это море целует небо, - юноша услышал знакомый голос за своей спиной и улыбнувшись, погнал гнедого коня туда, где возвышались стены города. Исполинский конь поднимал серую пыль мчась вперёд и вперед, перепрыгивая большие камни. Конь и пригнувшийся к его спине всадник мчались вперёд, к видимой только им цели. Они стали едины и почти совершенны в этом единстве. Идиллия неба и моря была разрушена звуком бьющегося прозрачного воздуха. Конь гарцевал не небольшом пригорке, его тёмная шкура была по-

крыта бликами от солнечного света, попутно играющего в волосах юноши и маленьких бисеринках пота на крупе коня. Они были само движение, порыв, страсть. Идеальный памятник самим себе, созданный самым гениальным скульптором – мирозданием. Юноша рассмеялся увидев на горизонте город, совсем-совсем близко, казалось, что… Вот, протяни руку и ты коснешься аккуратных белых домиков, стоящих ровными рядами в этом старинном античном городе. Море, целующееся с небом вновь восстановили свою идиллию, и теперь казалось они уже почти растворились друг в друге, что невозможно было понять, где кончается одно и начинается другое. - Вечные любовники, да, Букефал? - он потрепал чёрную холку коня, грива на которой стала жёсткой и напоминала на ощупь тростник, - и, пожалуй, небу и морю никогда не будет дела до наших мечтаний и тягот. Он прикусил губу, а лицо его вспыхнуло алым, как обычно бывает в минуты раздумий. У юноши была тонкая белая кожа, длинные светлокаштановые волосы и

прозрачные глаза. Жаль, что греческие мастера не видели его. Он был бы идеальной моделью для создания статуи, ибо сейчас в этом напряжённом заалевшем лице, устремлённом вдаль взоре, и крылось подлинное очарование юности. Пусть и покрытое дорожной пылью неровным загаром. - Небо и море – незыблемы, - конь навострил уши, прислушиваясь к ровному мечтательному голосу хозяина, - поэтому мы и можем жить в этом мире. Потому что есть нечто незыблемое, что люди ещё не могут разрушить. Молодой человек услышал стук копыт за своей спиной, а потом услышал всё тот же знакомый голос, принадлежащий маленькому македонцу с проницательным взглядом и покалеченной в битве рукой: - Это и есть Коринф, Александр, - его мягкий голос напомнил царю шум моря. *** Александр ждал три дня, а маргинал так и не пришёл к нему. Одни говорили, что мудрец слишком горд, другие, что он слишком глуп, а третьи отмечали, что Пёс из Синопа не ведает страха. - Если ты всё-таки хочешь увидеть его, - говорил тот самый покалеченный македонец, - иди к морю. Там стоит его бочка и он сам где-то рядом. На самом деле, он не любит покидать берег моря. Говорит, что там он чувству-

ет себя в безопасности и спокойствии. Ему не нравится Коринф. Юноша сам пошёл к нему. Он спускался к воде, шёл по песку, превращённому солнцем в золотую пыль. Его лицо всё так же пылало алым. Интересно, а слышал ли Синопский Пёс о нём? И что думает мудрец о подвигах Александра? Македонец уже видел то самое место, где небо соединилось с морем навеки. Над золотым песком кружили белые чайки и в воздухе звенели их радостные голоса. Воздух пах свежестью и солью. Мягкий песок засыпался в сандали, мешая идти, но Александр уже видел бочку, лежащую у самой воды. Небольшие волны, венчанные белой пеной, накатывали на её, и поэтому один бок у неё был всегда прохладнее другого. Наверное это было удобно для мудреца. В Коринфе так жарко. Он лежал рядом с бочкой, на песке. Раскинув худые коричневые руки и ноги в стороны. На нём были какие-то красноватые лохмотья. Синопский мудрец действительно напоминал собаку. Очень-очень довольную собаку, которой только что перепал вкусный кусок мяса. Обветренные губы мудреца были растянуты в улыбке, а солнце окрасило седые волосы в его бороде в золотой цвет. Казалось, что мудрец спал, убаюканный шумом моря и запахом соли.

Но улыбка, то появляющаяся, то ускользающая с его лица выдавала его с головой. - Я великий царь Александр, - представился юноша. Его глаза скользили по пейзажу моря, с редкими белыми корабликами, лазурного неба, так поразившего его при первом взгляде на Коринф, тогда на дороге, золотистому песку и пенным барашкам волн, теперь почему-то напомнивших ему пёсьи зубы. - А я собака Диоген, - у мудреца оказался неприятный надломленный голос, напоминающий треск сухого дерева. - И за что тебя зовут собакой? – поинтересовался Александр, имитируя насмешливый тон философа. Он присел рядом, чтобы не так уж сильно возвышаться над мудрецом. - Ха, - усмехнулся Диоген, - кто бросит кусок хороший – тому виляю, а кто не бросит – облаиваю , кто злой человек, того кусаю… К сожалению, последних большинство, - он сладко потянулся на песке. Александр молчал некоторое время, немного смущенный такими ответами философа. Море же играло свою музыку, которую юноша и слушал всё то время, пока молчал. Одна из чаек села прямо перед ним и взглянула не Александра чёрным безумным глазом. - Ты боишься меня? – ветер трепал его волосы.

- А что ты та такое, - спросил Диоген, открывая глаза, - зло или добро? - Добро, - коротко отозвался юноша, ибо он не видел плохого в своих делах. Диоген посмотрел на него пронзительными карими глазами: - А кто же боится добра? Они замолчали, снова вслушивался в плеск воды и крики чаек. Александр получил руку, туда, где вода соприкасается с песком, и отступает обратно с пушистой пеной. Вода скользила по его белой руке, а пена оставалась на токих пальцах, а под ногтями очень скоро появились коричневые каёмочки от морского песка. - Проси у меня, всё что захочешь, Диоген.

Мудрец ответил сразу же: - Не загораживай мне солнце, - философ закрыл глаза, снова погружаясь в свои мысли и будто бы засыпая. Александр встал и пошёл прочь от бочки и человека, в ней живущего. *** - Удовлетворён разговором с философом, друг мой? – голос маленького македонца окликнул Александра. - Пожалуй, что да. Я знаю, что ты хочешь сказать… Наверное, придумаешь какую-нибудь дурацкую шутку, которые Гефестион отпускает сегодня целый день. Не смейся. Я бы хотел быть Диогеном. Вернее, хотел бы быть им, если бы не стал собой. - Я понял, Алек-

сандр, - коротко отозвался покалеченный македонец. На Коринф опускалась ночь, отражённая в бронзовой чаше, из которой пил вино македонский царь. Автор: Родионова Анастасия Александровна

Тёплый вечер обнимал город. Солнце торопилось домой, чтобы отдохнуть после утомительного рабочего дня. Кира шла быстрым шагом, чтобы успеть. Успеть на свидание. Её тёмно-красные босоножки мелькали подобно пейзажу из окна поезда. Эта модная красивая летняя обувь ужасно натирала ноги, но девушка терпела. Она даже не стала останавливаться для того, чтобы приклеить пластырь на мозоль, которая понемногу начала кровоточить. Её беспокоила другая мысль. Вернее, не беспокоила, а радовала. Хотя в этой радости и было беспокойство. «Завтра ровно четыре месяца, как мы встречаемся с Ромкой. Интересно, помнит ли он? Надо ему намекнуть об этом», – думала Кира, ускоряя шаг и покусывая уголок губы от противной, раздражающей боли. Они познакомились в начале апреля на дне рождения общего друга. Кира привлекла внимание Романа тем, что не обращала на него никакого внимания. Но это намеренное отсутствие внимания таило в

себе интригу, точнее особенный флирт. Они влюбились с первого взгляда и вскоре стали встречаться. Как-то свободно и стремительно Кира погрузилась в омут счастья. Она не позволяла себе хоть на крошку усомниться в истинности чувств. Нет, это любовь, которая приходит раз и навсегда, которая больше не отпускает. Ей казалось, что каждый день, проведённый с Ромой, подтверждал её мысли, что любовь можно проверить лишь временем. Эти четыре месяца без одного дня давали ей ясное представление. Она любит с каждой минутой сильней, и осознание счастья от того, что любишь, наращивало крылья. Она летала с ним. Пока. Летала с ним, любимым Романом, с этим немного грубоватым парнем. Кире нравилась лёгкая грубость, которую она считала украшением мужчины. И, вообще острота в выражениях делает мужчину мужчиной. Девушка не находила объяснения только одному и это её смущало, тревожило и в какой-то мере озадачивало. Почему-то последние несколько

дней Рома выглядел рассеянным. А позавчера он назвал её другим именем. Оправдывался, что так зовут его сестру, что недавно с ней разговаривал, вот и ошибся. Кира верила. Почему бы и нет. Когда любишь, не обращаешь внимания на мелочи, которые за короткий промежуток времени превращаются в большую проблему. Роман – слишком любвеобильный, резкий, страстный, дерзкий и малодушный человек. Удивительно, что в этом ловеласе имелась черта, которая портила всю картину легкомысленного гуляки. Именно трусость мешала сказать ему прямо в глаза очередной подруге, что им пора расстаться. Рома сбегал, менял симку в телефоне и пропадал навсегда для той, кого покинул. Кира и не подозревала, что это за человек. Да, и трудно было что-то подозревать в этом красивом, крепком и таком надёжном с виду парне. Впрочем, у него всё же жила в сердце любовь к Кире. Но короткий период. Для Романа она – очередная подружка, с которой приятно провести время

и не более того. Пылкой любви он не испытывал к ней. Хотя и видел её в её глазах. Кира очаровательна, желанна, однако что-то ему становится с ней скучно. И дело тут вовсе не в девушке, а в нём. Просто он привык к быстрой смене кадров. Ему нужно каждый раз доказывать, доказывать с другой девушкой, что он крут. «Что-то Кира надолго меня притянула к себе. Надолго», – думал Рома. Для кого-то 25 лет брака пролетели как один день, а для таких как Роман четыре месяца встреч, будто вся жизнь. Утомительно. Ему подвернулась новая красотка, и он всерьёз стал задумываться над тем, как бы ему избавиться от той, что четыре месяца была рядом, которая любила его, которая любит его. Впервые он не хотел причинять девушке боль разрывом. Он уважал Киру, какое-то время любил, да и сейчас он не прочь продолжать с ней общаться, если бы его так не манило к новой пассии – раскрепощённой девушке, полностью отвечающей его дикой, безудержной натуре. Сомнения раздирали, и он решил отдаться воле случая. «Как-нибудь само собой сложится», – определил Рома, успокоил себя и забыл.

– Наконец-то ты прибыла. Я уже хотел уходить, – проворчал Ромка, показывая на часы. Кира опоздала на свидание. – Я итак спешила, как могла. Мозоль натёрла. – Да, ладно. Ты вечно «спешишь» и приходишь на полчаса позже. – Хватит возмущаться. Куда пойдём? – Я не возмущаюсь, а говорю правду. – Мог бы и промолчать. «Куда там молчать. Я хочу покинуть тебя и отправиться к той красотке, с которой уже неделю тебе изменяю», – подумал Роман, но вслух сказать Кире это не смог. Красотка появилась случайно. Её никто не ожидал здесь встретить. Сначала Рома испугался, потом удивился, а после набрался смелости. Значит, судьба. «Что ж, прощай, Кира! Я любил тебя, а теперь разлюбил. Прости», – проговорил мысленно привлекательный сердцеед. Красотка подошла к нему. Роман поцеловал её и сказал: – Привет, любимая! Рад тебя видеть. Это Кира, моя знакомая. Она уже уходит, торопится по каким-то таинственным делам. Ну, что

ж, прощай. Не знаю, когда теперь увидимся, а может, и не увидимся. Последняя фраза расставила всё на свои места. «Он бросает меня, причём публично. Не мог сказать по телефону, чтобы я не приходила. Унизил меня ни за что. Вот скотина!» – подумала Кира. Её захватило смятение. Готова начаться безнадёжная паника. Ещё чуть-чуть и она расплачется перед ними, а они лишь посмеются над ней и пойдут развлекаться. Кира задержала дыхание. Затем стала дышать через нос. Секундное замешательство и она снова в форме. Подумаешь, только «знакомая». Роль несложная и она её сыграет. Улыбка возникла на мгновение, пока губы выдавали бодрое: «Счастливо!». Она уходила медленно, гордо, стараясь сделать выражение лица как можно равнодушнее, чтобы не выдать, какую сердечную боль ей минуту назад причинили. Она шла, закусывая губу, разглядывая прохожих, витрины, кошек, стараясь отвлечь себя, забыть на время о нём, вспомнить, когда будет не так тяжело. Теперь она не спешила, направлялась бесцельно, двигалась прямо по улице, никуда не сворачивая.

Показался сквер. Ветер освежал голову. О себе напомнила мозоль. Ещё одна «любимая» боль. Кира приходила в себя: «Из-за него я забыла обо всём на свете. Я даже не знаю, куда иду. Ой, бедные мои ножки!». Она свернула в сквер и присела на первую же скамейку, на которой сидел, развалившись, как барин, молодой человек и слушал музыку в наушниках. Кира заклеила мозоль пластырем и погрузилась в свои мысли, которые стали чересчур сентиментальнопоэтичными: «Пришла мозоль, ушла любовь, и снова боль, на сердце кровь. «Спасибо» лету за мозоли и такую любовь». Её душу затопила тоска. Парень искоса поглядывал на соседку по скамье. «В профиль, ничего», – размышлял он. И тут же сам себя одёрнул: «Она – ни-

чего? Да, она – просто куколка!». В этот вечер он откровенно скучал. Слушать музыку надоело, в общем-то, делать в ближайшее время всё равно нечего, почему бы и не познакомиться с симпатичной девчонкой. – Что вы делаете сегодня вечером? – А вам какое дело до этого? – Я – Руслан. Если вы не заняты, то может, проведём этот прекрасный вечер вместе? Кире вдруг стал противен столь наглый случайный собеседник. «Руслан, Роман. Опять на «р». Все одинаковы. Ну, уж нет. Хватит с меня такой любви: фальшивой, скоротечной, оставляющей после себя лишь боль воспоминаний», – решила она. – Я спешу. – Ага, и куда же вы

спешите? На любовное свидание? Что-то не похоже. Если бы вы действительно спешили, то не сидели бы сейчас здесь и не разговаривали со мной, – произнёс Руслан. – Я иду на встречу, – ответила Кира и поднялась со скамьи. – На встречу с грустью. Автор: Ткаченко

Оксана

Не знаю, что было правдой, а что ложью, но такой случай невозможно забыть. Поэтому я расскажу его вам. Началось всё с моей непонятной тоски. Хандрил уже пару месяцев, и сам не знал почему? Вроде бы всё в жизни хорошо: красавица-жена, дочка - малышка, и моя гордость - сын, да и с работой тоже повезло. Но была настоящая депрессия, и новые статьи не нравились редактору. Старался исправиться: пил крепкий, бодрящий кофе, ходил по выставкам и музеям в поисках вдохновения, сто раз переписывал заметки, но всё без толку. - В твоих работах нет жизни, изюминки! говорил Николай, редактор газеты и мой друг, И ты сам изменился, возьми отпуск, поезжай с семьей в деревню. Долго упрямился, но потом всё-таки решился, умотал зимой, но один: у сына школа. И вот русская деревня! Место, где нет шума машин, и по утрам за окном вид, как будто с холста. Снял комнату у гостеприимной старушки Таисии Филипповны. Она угощала меня молоком с блинчиками и расспрашивала о городской жизни. - Интересная у вас жизнь там в городе! А я всю жизнь тут прокуковала. Слава Богу, что немцы хату не спалили, - с грустью вдохнула она. - Неужели, вы не

бывали в городе? - удивился я. - Почему же? Приходилось. Только давненько дело было, позабывала я всё. - А вам никогда не хотелось снова увидеть город? Недавно, у нас музей открылся чудесную живопись выставляют можно сказать, восьмое чудо света! Таисия Филипповна лишь покачала головой: - Нетушки. Ведь, чудеса у меня под боком бывают! Утро. Проснулся от вкусного запаха. Сладко потянувшись, подумал: «Давно я так не спал!» и посмотрел в окно: а там снег лежит чистый, чистый, а солнечный луч затейник скачет по моему одеялу. Высунув ногу на воздух, почувствовал бодрящую свежесть зимы, потянулся ещё раз и стал одеваться. Таисии Филипповны в доме не было, на столе лежал душистый пирог и записка: «Ушла до соседки! Пирог попробуйте, для вас пекла!». Читая её, вдруг понял: «Вот она - русская душа, воспетая поэтами!», аппетитное угощение пахло детством. Я хотел попробовать его, но решил подождать хозяйку дома. «Покурю пока!» думал, натягивая пальто. Распахнул дверь во двор

и увидел настоящее чудо… Несмотря на то, что стояло утро, на небе всё ещё ярко сияли звезды. От этого необычного явления, похорошело на душе, как никогда ранее. На небе было ещё коечто, поразившее воображение: над деревьями завис прозрачный полукруг, в котором я увидел очертание неведомых берегов. Рядышком с чудо - дугой примостился небольшой шар, тоже похожий на планету. Тревоги странный пейзаж не вызывал. Возможно потому что, стая ворон как ни в чем не бывало, пересекая дугу, летела за ели. Первое, что пришло на ум - совершенно нелепая фраза «Инопланетное чаепитие», но стало любопытно: « А что если это действительно, чаепитие планет? Конечно наша Земля - матушка и к ней на чай пришли дочка и внучка. А какой чай у планет? Ну, сахар, ясное дело – звездная пыль, а что представляет собой - инопланетный чай?!» от потока причудливой фантазии отвлек вкрадчивый голос Таисии Филипповны: - Милок, что ты тут делаешь? И картина «межпланетного чаепития» исчезла… Автор: Ильяна

Танова

Лежу в темном переулке под разбитым фонарем. Напали двое, избили, украли кошелёк и часы. Никакой надежды, что меня найдут. Знаю, что недолго осталось: не чувствую ни рук, ни ног. Только сердце ещё отчаянно колотится, пытаясь жить. Уже не больно, просто обидно умирать вот так из-за пустяка… Мысли путаются, в воспалённом сознании возникают видения, образы, и тут же исчезают. С трудом открываю глаза и сквозь кровавую пелену вижу свет - далёкий, как пламя свечи. Смотрю на него и не могу отвести взгляд. Кажется, будто он – единственное, что связывает меня с этим миром. Свет становится ярче, сильнее, и, постепенно я понимаю: ко мне скачет огненная

кобылица! Лошадь, охваченная огнём, - безумие! Галлюцинация! Я вижу её наяву или в бреду?.. Ярко - алая грива развивается как пламя, а из-под копыт летят искры. «Порождение ада?!» - страшная мысль мелькает в голове, но я бессилен, сделать что- либо…. Лошадь замедлила бег и остановилась возле меня. Склонилась и посмотрела такими умными и добрыми глазами, что на сердце стало спокойно. Страх исчезал, уступая место умиротворению. Казалось, в этом мире только мы одни… Лошадь коснулась меня…. Я почувствовал тепло, пламя не обжигало, а грело. Согреваюсь и чувствую на душе покой и радость. Начинаю забывать все несчастья,

и всё то, что было раньше… Для меня существует лишь огонь… Скачу на верной Бездне по звёздной вселенной, сквозь время, минуя столетия. Мы с ней - вечные скитальцы по мирам. Скачем меж ярких звёзд, между планетами, на многих из них есть жизнь, порой прекрасная как сам свет, порой ужасна как тьма. На других планетах вообще пустота. Видим множество миров в начале жизни и на её закате. Вселенная бесконечна, и в ней много удивительного, загадочного и неизвестного, но в ней нет места для нас. Мы ищём свой мир, свой уголок во вселенной… Глажу её огненную гриву, и я спокоен. Она существо, единственное родное мне, даже можно сказать, что она часть меня. Иногда Бездна устаёт, и тогда я жду её на какой-нибудь планете, она всегда возвращается за мной, и вновь мы отправляемся в путь. Я не вестник конца света, не вещатель бед, я просто вечный странник вселенной… Автор: Ильяна

Танова

- Андрей Андреич, папашу доставили, вести? Андрей Андреевич оторвался от бумаг на столе, потянулся в кресле, взглянул на опера в дверях и спросил: - В каком он состоянии? - Мрачный, но говорить может. - Ведите. Опер исчез, а следователь сгреб папки со стола в ящик, чихнул от поднятой пыли и задумался. Денек выдался нервный. Утром в больнице произошёл какой-то безумный случай с кучей жертв, пришлось до вечера на месте преступления крутиться. Он открыл тумбочку, вытащил початую бутылку коньяка и долил из неё в чашку с недопитым и давно остывшим чаем. Пара абмалов в форме привела несчастного мужика и усадила на стул напротив. Тот ссутулился и невидящим взглядом уперся в пол. - Михаил, я - старший следователь Кунцев и веду это дело. Понимаю вашу трагедию, но вынужден вас опросить о сего-

дняшних событиях и всем, что им предшествовало. Мужик вздохнул и сказал, не поднимая глаз: - Что вы хотите знать? - Когда все началось? - Что именно? - Странности с вашей дочерью. - Да сразу же после рождения, - последовал недовольный ответ. - И что это было? Мужик помолчал мгновение и стал рассказывать. Уже в роддоме мы обнаружили на спине у дочки два темных пятна по обеим сторонам позвоночника. Два вытянутых треугольника со скругленными углами начинались у лопаток и тянулись до копчика. Внутри каждого были светлые прожилки, отчего напоминали сетку с ячейками неправильной формы. Спустя неделю после рождения пятна припухли и начали шелушиться. В больнице сказали, что это редкое генетическое заболевание - ихтиоз. Одного они объяснить не смогли - почему только на спине.

С этой штукой мы намучились до потери сознания. Дочка постоянно расчесывала кожу до крови и все время ревела. Никакими кремами пользоваться было невозможно, ребенок же сперва весь измажется в них, потом руки в рот тащит, а потом её тошнит. Но мы выкрутились. Просто связывали руки эластичным бинтом, после чего достать до проблемных участков она не могла и засыпала. - Постойте, - перебил следователь. - Вы что же, получается связывали собственную дочь? Мужик поглядел исподлобья и сказал повысив голос: - А что нам оставалось делать?! - Ладно-ладно, не надо кричать. Продолжайте. - Я и не кричу. Через год стало хуже, мы к тому моменту как раз переехали. С началом лета практически каждый вечер, она покрывалась яркими пятнами, горло опухало, дыхание затруднялось. Врачи сказали, это какая-то аллергия, но не смогли определить, на что

именно. Мы скармливали ей антигистаминные препараты, но ничего не помогало. Решение нашлось случайно. Мы не доглядели, и дочка выползла на балкон. Когда заметили, она спала, свернувшись калачиком, тихо посапывая. Видимо все дело в атмосфере квартиры, не знаю, может какой-то из отделочных материалов давал испарения, может что-то еще . С тех пор, дочка ночевала на свежем воздухе. Следователь хмыкнул, но ничего не сказал. А потом мы поехали на шашлыки в лес. Все произошло внезапно, я даже не понял, что случилось. Приехали, начали раскладываться, развели костер, дочка все время сидела в коляске и не показывала никакого беспокойства. Мы немного увлеклись, а когда заметили, что она сильно опухла и дышит с большим трудом. Мощный приступ аллергии, который спровоцировало что-то из лесных растений. Мы тут же рванули в больницу, где случилось то, что случилось. Следователь отхлебнул из чашки, довольно выдохнул и сказал: - Расскажите, что произошло в больнице. - А что, кроме меня больше некому? Там же десятки человек были. - Я хотел бы услышать вашу версию событий.

- В каком смысле версию? Я рассказываю то, что было. - Несомненно. Так что же случилось? Я не знаю. Когда мы приехали в больницу, дочка почти не дышала. Её тут же забрали в реанимацию, а мы остались ждать. Через пару часов нам сказали, что угрозы жизни нет, но есть некоторые странности. Не сразу, но мы все же попали в палату к ней. Она была такая бледная, словно только выпавший снег. Тогда нам объяснили, что кожа постоянно выделяет некую субстанцию, которая и создает впечатление бледноты. Почему это происходит, никто сказать не мог. На ночь мы уехали домой, а вернулись следующим утром. Кто-то из врачей, пряча глаза, сказал, что состояние дочери ухудшилось, и они не знают, что происходит. Когда мы вошли в палату, жена потеряла сознание. Дочку было не узнать, вместо нее, мы увидели сверток, будто с головой ее завернули с несколько пеленок. За ночь субстанция, выделяемая кожей, разбухла, стала похожа на губку, только твердую, и достигла толщины в несколько сантиметров. Да там и частей тела видно не было. Врачи ходили с круглыми глазами, собирали консилиумы, советовались с разными светилами, наконец на следующий день решили частично

удалить белую субстанцию. Операцию решили провести после обеда. Дальше я помню весьма смутно. Я сидел возле палаты, а жена была с дочерью, когда туда зашла медсестра, которая должна была везти её на операцию. Через минуту раздался истошный вопль жены. Я бросился к двери, распахнул ее и... От этого зрелища до сих пор мутит. Жена стояла прижавшись к стене и смотрела перед собой. А дочка …, нет - нечто, когда-то бывшее моей дочерью, сидело сгорбившись на плечах у медсестры. Оно схватило ее за волосы и откинуло голову в сторону. В этот момент оно взглянуло на меня, точнее я так думаю, потому что по выпуклым фасеточным глазам насекомого невозможно понять, куда оно смотрело. Медсестра стояла неподвижно, словно дерево. Тварь неестественно широко распахнула пасть, из которой появилась серо -прозрачная трубка в мизинец толщиной и сантиметров пятнидцать в длину. В следующее мгновение тварь вогнала эту штуку в шею медсестры, которая так и осталась стоять. А потом трубка стала красной и начала пульсировать, то утолщаясь, то сжимаясь. Этот кошмар появляется перед глазами, стоит мне только их закрыть. Очень скоро медсестра осела на пол, а тварь

запрыгнула на кровать. Тут жена пришла в себя и смогла говорить. Она сказала что-то вроде: - Доченька..., это же я - твоя мама. После чего протянула руки в сторону этой твари и пошла к ней. Глупая женщина. Доченька поступка не оценила или наоборот оценила, как посмотреть. Тварь взлетела на двух прозрачных крыльях с прожилками, похожих на стрекозиные, и тут же оказалась на плечах жены. Весь процесс с трубкой повторился и жена быстро оказалась рядом с медсестрой. Потом тварь полетела в мою сторону и дальше я ничего не помню. Очнулся я на кровати в одной из палат. Где меня и нашли. - Морг, - сказал следователь. - Что морг? - Это была не палата, а морг. - Да? Возможно. Я был в таком состоянии, что даже не понял, где оказался. - И минусовой температуры тоже не заметили? - Да нет конечно. Заметили бы вы холод, случись с вашим ребенком такое. - Сожалею. Жаль, что она не сохранила человеческую форму. - Да, - согласился мужик. - Так что же всетаки с вами случилось? - Я ведь уже говорил, что не помню ничего.

Наверно эта тварь из меня тоже кровь выкачивала, а её кто-то спугнул. Следователь задумчиво посмотрел в стену, зачем-то побрякал ложкой в чашке и сказал: - Это вряд ли. На вашей шее ни единого следа, даже пореза от бритья нет, не то, что от жала. Так что думаю до выкачивания дело не дошло. - А что вообще случилось потом. Это существо живо? Следователь взглянул на собеседника и снова уставившись в стенку сказал: - Нет. Прибывший наряд извел на него все патроны и большую часть здоровья, но уничтожил. Правда пара десятков человек из пациентов и персонала погибли от рук, или вернее сказать - от хоботка, этого существа. - Это ужасно. - Да. Не только ужасно, но и очень странно. - Странно? Что именно? - Ну, вы не находите, что очень странно, когда ваша дочь превращается в нечто, сосущее кровь у людей. Конечно, это ужасно. - Кстати, что у вас на губах? - А что? - Мужик резким движением вытер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на нее. - Ничего. Но вот о чем я подумал. Как может существо размером с двух-

летнего ребенка высосать кровь из двадцати человек? - А в чем сложность? - Ну, - следователь посмотрел в потолок. - В среднем у человека от трех до пяти литров крови. Мы нашли два десятка обескровленных трупов, включая вашу жену. Но предположим по минимуму, это существо выпило по поллитра из каждого, это, кстати, далеко не смертельно. Получается, оно должно было бы потяжелеть на десять килограмм, что для двухлетнего ребенка - половина веса. Тут уже не полетаешь, тут даже ползать становится проблематично. А по свидетельствам пострадавших из наряда, оно очень даже летало. - Что вы хотите сказать? Что это не оно убило двадцать человек? Кто же тогда? - Это вы… мне скажите. Мужик посмотрел по сторонам. - Почему я? Я не помню ничего. - В самом деле? следователь поднялся, подошел к окну и с громыханием открыл деревянную раму, потом вторую. Вдохнул уличный воздух и продолжил. - Вы единственный, кто выжил после контакта с этим существом, если не считать бедняг из наряда, прибывших на место первыми, и, вот совпадение - ничего не помните. Не странно ли? - Погодите, вы меня

в чем-то обвиняете?! Следователь не ответил, подошёл к столу и стал рыться в ящиках. - Ага, - он потеребил в руках упаковку пластин от комаров, стараясь извлечь одну из них. Пока следователь нагревал таблетку в пламени зажигалки, мужик несколько секунд наблюдал за дымком, поднимающимся от нее, а потом громко сказал: - Вы так и не ответили на мой вопрос. Я подозреваемый? И в чем? - А вообще-то, вы единственный выживший из тех, кто имел дело с вашей дочерью, - невпопад ответил следователь. - Может имели место какие-то родственные чувства? - Что? Эта тварь считает меня своим отцом и потому пожалела? - Ну согласитесь, следователь встал направился к окну, - это многое бы объяснило, - закончил он и закрыл рамы. - Оно не создавало впечатления сентиментального. - Да, пожалуй, сказал следователь, плюхнувшись в кресло, и стал дымить второй пластинкой. Свидетель какое-то время наблюдал за процессом, но когда дело дошло до четвертой пластины не выдержал и сказал: - Вы не могли бы прекратить. - Что? Опрос? - Да нет же. - он кивнул на таблетки. - Уже дышать трудно.

- Так же, как вашей дочери? Мужик дернулся, но спокойно сказал: - Не понял. - Ну ладно. Думаю у вашей дочери была острая реакция на основной компонент таблеток против комаров, которую приняли за аллергию. Тут вопрос: когда вы догадались? Или знали с самого начала? - Я ничего не знал. - Неужели? - с легкой улыбкой спросил следователь, продолжая дымить очередной пластиной. Мужик вздохнул и сказал: - Я обнаружил это случайно, но жене ничего не сказал, поэтому дочь переселилась на лето на балкон. - А на предыдущей квартире были москитные сетки? - Да. - А в новой не успели поставить? - Не было возможности. - Ясно. И что же случилось на выезде? Какой-то мощный репелент? Мужик закашлялся. - Нет. Жена одела ей пахучий браслет от комаров, который содержал растительные вещества. А я этого не заметил. - Понятно. А в больнице все было не совсем так, не правда ли? Свидетель скорчил гримасу, но следователь его перебил: - Вы вот сейчас красными пятнами отчего

пошли? Из-за моего вопроса или из-за высокого содержания этой штуки в воздухе? - следователь помахал рукой, разгоняя дым, а затем бросил на стол пластину, которая утратила цвет после прогрева. Мужик снова закашлялся и согнулся, спрятав лицо в руках. - Так что на счет событий в больнице? Это же ваша работа. Как все было? Давайте я расскажу, а вы поправите, если чтото не так. Когда жена была в палате, вы усыпили ее или просто отключили ударом. После этого дочь, выбравшись из кокона легко могла насытиться. Но тут на свою голову вошла медсестра и выбора уже не было. Мужик всхлипнул, словно плача. - А вот потом, случилось что-то нетипичное. Наверно, вы потеряли контроль и в результате - двадцать обескровленных тел. Я даже удивлен, вы не выглядите способным поглотить пару десяткой литров крови. - Откуда... Откуда вы знаете? - с шипением спросил свидетель, не открывая рук от лица. - Это забавно. Люди все время ассоциировали вампиров с летучими мышами, а вы - просто гигантские комары. Я вот подумал, а у вас есть такой же хоботок для высасывания крови? Мужик, откинув стул, рванулся к следователю. Запрыгнув на стол

на четвереньках, он неестественно широко раззявил рот, из которого к шее следователя метнулась тонкая эластичная трубка. Следователь схватил нападающего за шею, не давая хоботку дотянуться до шеи и сказал спокойным голосом: - Любопытно. Вы меня еще понимаете? В ответ тварь лишь засвистела. - Вы никогда не задавались вопросом, есть ли у комаров естественные враги в природе? В ответ лишь свист

и шипение. - А стоило бы. Второй рукой он ударил тварь по голове, та перестала тянуться жалом к шее и начала трепыхаться, пытаясь вырваться. Следователь встал, удерживая существо на вытянутой руке, затем ногтем большого пальца сделал крошеный разрез под ключицей и приник к нему ртом. Через несколько мгновений тварь дурнулась и обмякла, а следователь спокойно отнял рот от разреза и сказал: - Пауки терпеливо

выжидают, когда жертвы попадутся в их сети Потом соединил края разреза, те легко слиплись, и отбросил тело. После чего позвал дежурного. - Что со свидетелем? - спросил тот, появившись в дверях. - Какой-то припадок, вызовите скорую. Автор: Колы ван Т. Улху

II Это все, что нам остается Глава десятая — А мне тут рассказали, как ты чуть не поцеловалась с Адрианом, рыбка моя! Брайан упал на стул и рассмеялся. — Надо было поцеловать тебе назло, котик, — я показала ему язык и вернулась к своей тарелке. Брайан усмехнулся и поступил так же. — А ты считаешь его симпатичным? — А ты это к чему спрашиваешь? — со стороны, вероятно, казалось, что мы беседуем с жареной курицей. — Просто я бы не вынес, если бы ты случайно поцеловалась с человеком, которого не считаешь симпатичным. А вот если с симпатичным, то еще куда ни шло… Я резко подняла голову и посмотрела на парня, как бы спрашивая: «Что за чушь ты несешь?». Ребята громко рассмеялись. Кетерин уткнулась носом в плечо Дороти, чтобы хоть как-то заглушить свой хохот, Элеонор же беззвучно хихикала в ладошки, а все остальные абсолютно не стеснялись. В обеденный зал вошел Зейн: довольный и радостный, он разглядывал наш стол, медленно

направляясь к нему. — Ваш смех слышен на два этажа выше, ребята! — Кажется, вы заразили их смешинками на поле. Нет? Ясно, а то я уж думала… Мужчина ненадолго присоединился к смеющимся, но, хлопнув в ладоши, обратил наше внимание на себя и продолжил: — Здорово, что у вас хорошее настроение! Однако мне придется вас немного поторопить, собрание начнется через пятнадцать минут. — Если мы не лопнем от смеха, — ответил Кристиан, — то обязательно придем! — и снова рассмеялся. — Уж вам-то, тортон Кейн и тортон Свитч, быть необходимо! — Зейн заговорщески подмигнул и удалился. — Эй, ребята, о чем он? — удивилась я. — Понятия не имею! — невнятно произнес Брайан и снова расхохотался. К собранию, благо, все просмеялись и вошли в зал серьезные. Заняв свои обычные места между Климентом во главе и Суприм в конце стола, мы заметили, что на этот раз на собрании присутствуют и воеводы Гидеона. — Итак, все в сборе, — начал Климент и

взмахнул рукой. Перед нами на столе появилась большая карта этого мира. — Надеюсь, что сегодня — наше последнее собрание перед тем, как мы решим отправиться к Скале Разрушения. Климент повторил жест, и на карте появилась уже знакомая нам книга. — Как всем уже известно, завтра ранним утром мы отправляемся в Подземный мир. Туда, где хранятся скрижали и меч Огня. Книга зашелестела страницами и остановилась, показывая нам серый чернильный рисунок, нанесенный на пожелтевшие страницы. Каменная круглая поляна, окруженная высокими черными скалами. К стене одной из скал было приделано высокое сооружение из камня и дерева. На высоких широких колоннах-ножках держалось какое-то подобие здания с плоской крышей. Точнее, не совсем плоской: на вершине этой постройки красовался высокий двухступенчатый постамент, на котором бился огонь. Справа и слева от него в разные стороны торчали скрученные рога, расписанные символами и завитушками. На основании крыши было высечено пять крупных знаков: молния, капля воды, дерево, пламя и снежинка. — Это так называемый храм скрижалей,

— пояснил Климент. — Точнее говоря, вход в храм. То, что вы видите — внешняя постройка, крыльцо. В его центре — проход внутрь. Климент указал пальцем в центр постройки, где обозначался вход, и опустил палец вниз, указав на небольшую щель в скале меж колонн, которую я прежде не заметила. — А это, Дайен, вход для вас. В этой скале, прямо под храмом, Огонь будет проверять вас на прочность. Мы серьезно посмотрели друг другу в глаза. Я кивнула, подтверждая, что готова, и Климент удовлетворенно кивнул в ответ. Гидеон приступил к посвящению нас в стратегии наступления и защиты. — Мы думаем, что нас будут поджидать не только демоны Антареса, но и Огненные духи. Победить их можно так же, как и состоящих из крови и плоти людей, вот только они проворней. Уязвимое место — шея. Книга в очередной раз зашелестела, показав нам, как выглядят эти духи. — О, смотрите, с этими я и сражалась! — тихо воскликнула Элеонор, ткнув пальцем в сияющие изнутри расплывчатые фигуры с изогнутыми штырями в руках. — А это, видимо, духи Льда? — Они самые, — подтвердила Дороти,

мрачно разглядывая кристальных, неправильно сложенных ледяных монстров. — Тут же и тритоны Кетерин. — Мы переместимся не к храму скрижалей, а за пару миль от него, — продолжил Гидеон. — Путь пролегает меж скал и обещает быть долгим для четырехсот людей. — Так много? — присвистнула Дороти. — Мы боимся, что и этого будет мало, — ответил Климент. — Поэтому здесь, в замке, будут ожидать еще два войска, которых мы переместим к вам в случае необходимости. — Все верно, — подтвердил Гидеон. — Как только мы войдем в круг скал, где располагается храм, мои люди в два ряда оцепят площадку вдоль стен — это не позволит демонам окружить нас. Следом войдут две части войска: одна, которая сопроводит Дайен к нижнему входу, и вторая, которая направится к верхнему, за скрижалями. — Посовещавшись, мы решили, что первое войско возглавит Дайен, так как она показала прекрасные результаты на последней тренировочной битве, а также мастера, — Климент указал на близнецов. — За скрижалями же пойдет Брайан. — Я? — удивленно воскликнул Свитч. — Почему я? — На битве ты показал не менее прекрасные

результаты, чем Дайен, хоть и не был военачальником. Мы считаем, что ты и прекрасно справишься с руководством своей части армии, и сможешь достать скрижали. Кроме того, ты владеешь акрэ, а это необходимо, — Климент почтительно кивнул головой. — С тобой пойдет Кристиан. Брайан перевел взгляд на друга, а тот задорно подмигнул ему. — Когда три части моего войска окажутся внутри, следом войдет еще одно, что позволит нам прикрыть ваши спины, — сообщил хозяин замка и замолчал. За секунду его лицо стало невероятно хмурым и серьезным. Он продолжил. — Помните: площадка замкнутая и грозит нам не только нападениями врагов, но и камнепадом — от этого нас никто не сможет защитить. Будьте внимательны и осторожны, мы не должны потерять минимум семьдесят процентов армии, и уж тем более — никого из повелителей. — Вы можете использовать все ваши способности, — продолжил Климент. — Только один запрет нам все же придется поставить: вы не должны перемещаться за пределы этой площадки. Никуда, ни по какой причине. Если вы перемещаетесь вовне, то только к храму в Святых пустынях, первый склеп слева от входа к храму. Дотронетесь — и окажетесь на

острове. Я, Ив и Ахроникс останемся на этой стороне и будем перетаскивать каждого из вас внутрь. Перемещаться без особой нужды на площадке я тоже не рекомендую, там может быть множество ловушек. — То есть обратного пути в Подземный мир у нас не будет? — уточнила я. — Именно, — подтвердил Климент. Зал наполнился тишиной . — У кого-нибудь есть вопросы? — Верховный оглядел всех присутствующих. — Что ж. Брайан, Кристиан, вы получите все необходимое для получения скрижалей перед отбытием. А теперь все отправляйтесь спать, сбор в семь утра. Доброй ночи. — А, стоп, погодите, погодите! Зал оживился и заинтересованно посмотрел на Зейна. Те, кто уже оторвался от стульев, сели обратно. — Что еще, Зейн? — Климент устало вздохнул. — Мы, кхм, — Зейн неловко откашлялся. — Вообщем, мы с Ахрониксом хотели бы еще кое-что сделать. — Да, — подтвердил Ахроникс, поднимаясь с места. — Мы решили отложить это до конца собрания и надеялись, что ты нам поможешь, — мужчины встали рядом с Гидеоном, сжимая в руках какието свертки. — Помогу в чем? — удивился Климент, и Зейн, наклонившись, что-то шепнул ему на ухо. — Нет,

Зейн, это невозможно, ты не член Суприм. — Да брось, Климент, — воскликнул Амадеус с места, негодующе подняв руку. — Он такой же, как и мы, черт возьми, и работал здесь не меньше остальных, а то и больше! — Это не имеет значения, — возразил Климент. — Официально он… — Климент, прекрати! — обычно спокойная Лансомэ встала с места, резко отодвинув стул. Ее губы сжались плотным бутоном. — Он — член нашей семьи. И если он выполняет всю ту же работу, что и мы, то и награждаться он должен тем же, что и каждый из нас. И если ты… — Хорошо, Лансомэ, я тебя понял! — Климент поднял ладонь и через секунду женщина села на место. Климент повернулся к Зейну. — Действуй... брат. — Спасибо тебе, — серьезно поблагодарил Зейн и повернулся к столу. — Брайан Свитч. — Кристиан Кейн, — следом произнес Ахроникс. Крис и Брайан, сидящие друг напротив друга, взволнованно переглянулись и медленно встали со стульев. — Подойдите и преклоните колени, — попросил Климент. Ребята сели перед Зейном и Ахрониксом, и начался ритуал посвящения, уже знакомый нам. Со стороны было видно, как ребята волновались: если для нас тогда этот ритуал был незнаком и необычен, то для ребят он был опреде-

ленно важен. — Да будет так! — в унисон воскликнули мастера, и Брайан с Кристианом встали, будучи уже подмастерьями великих учителей. Я и девочки зааплодировали. Хоть это было и не принято, мы аплодировали долго и громко, Суприм и военачальники поддержали нас. А когда хлопки стихли, я встала и крепко обняла Брайана. — Так вот кто занимал время моих занятий по разрушению! — воскликнула я, легонько оттолкнув его. — Ну, мне пришлось… — смущенно ответил парень. — Знаешь, — я взяла его за плечи и внимательно посмотрела в его глаза. — Я тобой горжусь! — и, обернувшись к Крису, — И тобой тоже горжусь! Я обняла их за шеи и, резко прижав их головы к груди, поцеловала обоих в затылки. Климент рассмеялся, и, кажется, я впервые увидела его смеющимся. — Все, ребятки, отправляйтесь по комнатам, вам необходимо отдохнуть! Мы кивнули, улыбнувшись, и вышли из зала. Автор:

Диана

Вольз Редактор: Анастасия Буянкина Иллюстрации: Александра Клименко

Сколько лет прошло. Именно здесь мы впервые познакомились с Норой. Как сейчас помню тот день. Он, конечно, был не самым хорошим в моей жизни. Нет, он был самым лучшим в моей жизни. Хоть я и получил тогда тумаков, но я встретил Нору. Единственную любовь в своей жизни… Проникнуть в мир эльфов не составило труда. Это Анклав надеялся только на доспехи первопроходцев. У Союза на-

рану. – Усмехнулась Мария. Ну, да, пройдем. В закромах Союза осталось не так уж и много артефактов. Но артефакты, дающие временную невидимость, остались. - Инкогнито. – Тихо произнес я, и меня окружило некое облако. - Инкогнито. – Повторила за мной Мария. Я обернулся в её сторону, но никого не увидел. - И как мы будем взаимодействовать? – Со смешком спросила девушка. - Посмотри на маячок, видишь меня? – Я достал из кармана собственное устройство. На мониторчике были видны две точки. Белая – я, зеленая – Мария. - Понятно, - прозву-

я. – Уверен, все колонии восстали. Того Союза, что был раньше, уже нет. И наш удел, партизанская война: мы не можем вести активные действия, но травить исподтишка – наш конек. - То есть – конец? – Печально спросила Мария. - Нет, новая страница нашей истории, - ответил я. Поражение? Нет. Просто новый этап войны. Не совсем благородный, но кто из нас блещет благородством? Уж точно не Анклав! Защищать какието догмы на протяжении веков… абсурд! Хотя, с другой стороны, какой смысл нашей борьбы? Тетий мы уже не получим. Да и смысла в нем уже нет, сейчас цен-

шлись свои методы. - Периметр хорошо охраняется, но внутри охраны и не видать. – Насмешливо произнесла Мария. Она напросилась со мной. Я вообще собирался идти в одиночку. Это не разведка и не боевая вылазка. Это встреча. Желание увидеть Нору взяло верх. - Согласно разведданным, в этом секторе охрана не сильная. Главное, пройти в здания. А они, скорее всего, охраняемы. - Пройдем и ту ох-

чало в ответ. – Пошли? - Да, идем. Я направился к зданиям. Ступая как можно тише, мы прошли несколько постов. Интересно, а камеры видеонаблюдения нас видят? Учитывая, что тревогу не подняли, то нет. - Объясни мне, почему, когда мы нашли способ открыть портал, ты первым делом лезешь сюда, а не к Союзу за поддержкой. – Тихо ворчала позади Мария. - Толку от Союза? – В ответ поинтересовался

ности меняются, золото отходит на второй план. Величие? А оно было? Победа в войне – это не величие. Это просто победа. Мы получили колонии и ресурсы и… много проблем. Пресечение сопротивления в колониях дорогого стоит. Блуждание по коридорам длилось уже около часа. Мы с трудом нашли жилые помещения. Нора была одна. - Разоблачение. – Произнес я, войдя к ней в комнату. Дымка вокруг меня развеялась.

Глава девятая Встреча 2 месяц 513 год с м.п. (август 2011 года н.э) … Мир эльфов, Гием де Грант

- Кто здесь?! – Нора мгновенно среагировала на вторжение: выхватив кинжал, стала в стойку. Она была в халате, но все равно умудрилась где-то спрятать оружие. - Это я, Нора. – Тихо произнес я. - Гием? – Удивилась она. Её лицо выражало столько эмоций. Удивление, радость, страх, злость. - Давно не виделись. – Как можно искренней улыбнулся я. Мария предпочла остаться в невидимости. - Как ты попал сюда? – Спросила Нора. - Это единственное, что тебя интересует? – Ответил вопросом на вопрос я. - Гием, мы давно не виделись… - За это время чтото изменилось? - Нет, ты так и остаешься для меня другом… - произнесла вампирша. - Да? – С надеждой спросил я. Она немного опешила от моего тона, но тогда я не придал этому значения. - Идем со мной! – Произнес я. Желание обнять её душило меня. О боги, как же я люблю эту женщину! – Идем туда, где нет Анклава, где нет Союза, где мы будем счастливы. Идем! В надежде я протянул ей руку. - Нет, - печально покачала она головой. – Извини, Гием, но… мы не можем быть с тобой, я

люблю другого. Но мы можем оставаться друзьями. Гениальная фраза! Неужели женщины действительно считают, что все можно решить этой фазой? - Друзьями? – Тихо спросил я. - Да, - теперь она протягивала мне руку.Гием, ты же офицер Союза, переходи к нам. Давай закончим эту войну вместе. - Покончим? – Переспросил я. – С чем? Не мы эту войну развязывали! И нам её заканчивать! - А кому? – Переспросила Нора. – Гием, ты же никогда не хотел убивать. Тебе это чуждо. - И ты была другой, Нора... – тихо ответил я. - Гием, ты мне не враг. – Произнесла Нора. Из коридора стали доносится быстро приближающиеся шаги. - Противник! – Донесся грубый мужской крик и автоматные очереди. После чего тихий треск и в комнату вбежала Мария с пистолетом в руках. На пистолете был глушитель. У Марии окровавлена рука. - Вы атаковали нас! – Крикнул я Норе. - Инкогнито! – Одновременно произнесли мы с Марией. Но… второй раз артефакты не сработали. - Дьявол! – Выругалась Мария. - Не стрелять! – Крикнула в коридор Нора и, повернувшись к нам,

произнесла. – Гием, вы не враги нам. - Прости Нора, но мы враги. - Почему? – Спросила вампирша. - Тогда… - Гием! – Перебила меня Мария. – Брось её, уходим. Она подошла к окну и осторожно выглянула. - Никого, уходим. - Нора, я люблю тебя… Я не успел договорить, в комнату ворвались люди и вампиры. Один, с мечом бросил на меня. - Мартис, нет! – Крикнула Нора. Но… Мария среагировала быстро, даже с прострелянным плечом, а вот я – нет. Меч ударил мне в живот. Резкая боль. Мария здоровой рукой схватила меня, а раненой, перехватив пистолет, продолжила отстреливаться. Единственное, что я смог сделать, это выкинуть на пол три шарика. Коснувшись твердой поверхности, они обернулись сатирами. Сатиры, с саблями наперевес, бросились на врагов, оттесняя их из комнаты. - Держи, - истекая кровью, я отдал Марии еще один шарик. - Что это? – Испугано спросила девушка. – Исцеление? - Нет, - мне тяжело было говорить, но я находил силы. – Путь к спасению. Кинь его на балкон. Она судорожно бросила шарик, куда я

сказал. В её глазах были слезы. Вот, кто меня действительно любит. Всю жизнь. Она ради меня шла на смерть. Не раз шла. Она ради меня… На балконе появился пегас. - Давай, отступаем, - Мария помогла мне добраться до пегаса. Сатиры продолжали вести бой. Мы сели на коня и взмыли в небеса. Увы, условие использование артефакта телепортации таково, что портал можно открыть только в одном месте. В нашем мире, это штаб квартира валькирий. Здесь – укромный уголок возле забора академии. Пегас пикировал к месту побега. По тревоге уже подняли весь гарнизон и по нам открыли огонь. Пули свистели буквально над головами. Израненный пегас рухнул буквально в нескольких метрах от места телепортации. Мария тянула меня на себе последние метры, отстреливаясь от пресле-

дователей. - Давай! – Крикнула она и сраженная пулей, упала рядом. - Нет! – Активируя портал, крикнул я. Яркая вспышка поглотила наши тела, унося их в другой мир. *** Писк. Противный писк. Я с трудом открыл глаза. Передо мной была белая комната и склоненные бойцы. Мои бойцы. Мои валькирии. - Ланселот пришел в себя! – Звонки воскликнула Анжела. - Уууу… - только и смог простонать я. От её радостного крика, голова загудела. - Ланселот… улыбнулась Натали. - Где Мария? – Еле ворочая челюстью, спросил я. - Я здесь, - послышался её голос. Девочки разошлись, и к кровати подкатилось инвалидное кресло. На нем сидела Мария. - Мария… про-

сти… - только и смог промямлить я. - Гием, - она плакала. Мария плакала. - Анклав наш враг. Все: эльфы, инквизиция, предатели Союза, все. Они все наши враги. Мария плакала. Я с трудом дотянулся до её руки. Этот жест не успокоил её, а наоборот, заставил залиться с новой силой. Я обещаю тебе, Мария, что ты не будешь больше плакать. Я разобью Анклав, сотру его в порошок. Медленно, поодиночке. Истребляя каждого, кто станет у меня на пути. Воевать попартизански мы умеем, а остальное дело техники. Нет, Мария, это не конец войны, это только начало. Да, Союз проиграл, но мы победим, обязательно. Это говорю я, последний рыцарь этого мира, Ланселот. Автор: Александр Маяков

Сон второй: Кэтрин Кэтрин сидела у открытого окна и курила. Тонкие сигареты в мундштуке. За окном ночь, полная луна. - Кэт, выброси сигарету, - услышала она голос мамы. Она обернулась. Из комнаты на нее смотрела Лаура. Кэтрин выбросила сигарету с балкона. - Не хочешь прогуляться? – спросила Лаура. Ее голос звучал спокойно, приятно. - Да, - ответила Кэтрин. - Ничего не спрашивай. Наслаждайся моментом, это же твоя философия? Кэтрин рассеянно кивнула. Они вышли на улицу. - Зайдем в кафе? – спросила Кэт. – Помнишь, мы в этом кафе любили втроем сидеть? Нас принимали за сестер. - Кэтрин, не надо воспоминаний, - Лаура взяла ее за руку. - Они причиняют тебе боль? - Мне уже ничего не причиняет боль, - Лаура погладила Кэтрин по щеке. В глазах Кэтрин блеснули. - Не думай о том, что произошло в ту ночь. Оставь в памяти только хорошее…

- Это не просто! - Кэтрин, ты многое выдержала, ты справишься. - Я не хочу, чтобы ты уходила, мама. Я все еще маленькая девочка, которая хочет в трудную минуту обнять маму. - У тебя есть любимый человек. Запомни все хорошее, что у нас было. - Это все и так понятно! Понятно, просто, банально. Это вечные истины, которые повторяют много лет, но не собираются выполнять. Это слова. А я хочу, чтобы ты была рядом, мама. И Лина. Ты нам нужна. - Милая, я и так рядом с тобой. Я всегда рядом. Не вспоминай ту ночь. - Мама, не уходи. - Зайдем в кафе. Хочешь пирожное? Лаура взяла Кэтрин за руку и повела в кафе. Кэтрин взглянула на себя, потом на маму. Она ребенок. Розовый брючный костюм, на голове белый бант. Кэтрин сжимает руку мамы. - Да! – отвечает она. – Да. Только ты не отходи от меня, хорошо? Хорошо? Ты не уйдешь? - Кэтрин, проснись! Кэт! – голос Макса звал ее откуда-то извне. Кэтрин открыла глаза. Она дома. Рядом Макс. Прижимает ее к груди, гладит по голове.

- Что со мной? – непонимающе спросила Кэт. - Ты вертелась и плакала во сне. - Вертелась? - Крутила головой и всхлипывала. Опять кошмары? - Типа того. Мама просила не думать о дне ее смерти. А я не хотела, чтобы она ушла. Она взяла меня за руку и повела в кафе и тут я поняла, что стала ребенком. И… я еще больше испугалась, что она уйдет. - Все хорошо, Кэтрин. Я с тобой, я тебя не оставлю. - Макс, - прошептала она и сильнее прижалась к нему. - Не пытайся понять этот сон, не анализируй. Следуй совету Лауры. - Постараюсь, ответила Кэт. – Правда, постараюсь. Ради тебя, Макс, ради нас. Вскоре в доме снова воцарилась тишина. Кэтрин и Макс спали. Моя актриса - Как ты считаешь, я красивая? – спросила Синтию Мадонна. Синтия с недоумением посмотрела на сестру. - Вполне симпатичная, - осторожно ответила она. – Если ты переживаешь, что… -Я хочу стать

актрисой. - Правда? – удивилась Синтия. – Раньше я за тобой не замечала склонности к артистизму. - Я серьезно, - ответила Мадонна. – На меня повлияло то, что произошло. - Но это не знамение актерской судьбы. - Ты не понимаешь. Я поняла, что могу успешно изображать разные эмоции. Смеяться, когда хочется рыдать. Синтия задумалась. У Мадонны появилась цель, увлечение. Пусть это и минутный порыв, но все же. Передумает через два месяца. Или же наоборот войдет во вкус. - Попробуй, - сказала она. – Запишись в театральную студию. Походи на кастинги. Если у тебя есть талант, все получится. - Спасибо, Синтия. Если мама будет против, ты заступишься за меня? - Поверь, мама не будет против. Она будет рада, что у тебя появился интерес к чему-то. - До этого мне была интересна математика, улыбнулась Мадонна. - Только это увлечение выглядело постоянным сидением в комнате. А так развеешься. Кстати, - прищурилась Синтия. – Это не замкнутое пространство ли тебя выталкивает? Мадонна засмеялась. - Не отрицаю, что

может и оно. На следующий день Мадонна-Виржиния обошла половину театральных студий города. Выбрала ту, в которой занятия проходили преимущественно по вечерам и выходным. В сентябре начнется учеба в студии и в школе. Лорена не запретила Мадонне становиться актрисой и учится в студии, но и не разрешила бросать школу. Мадонна согласилась на это условие. Компромисс между Лореной и МадоннойВиржинией. Все довольны. Лорена после разговора с дочерью позвонила Лине. Поделилась новостью о Мадонне. Она радовалась тому, что может звонить подруге как раньше. Лина тоже была не прочь поговорить с Лореной. Она не знала, что Кэтрин провела с Лореной беседу о том, что не стоит вешать проблемы семьи Феррас на Лину. Не стоит пересказывать Лине все плохие события. Лина вышла из комы, научилась жить с призраком сестры, не стоит ее тревожить. Война Каждый наш день это маленькая война. Тихая, громкая. Разная у всех. Война с самим собой. Война с окружающими. Война двигатель истории. Войны между государствами в какой-то степени нормальны. Каждое поколение живет под

лозунгом какой-то войны – мировой или локальной. «Горячие точки» по всей планете. Они в каждом городе. В каждой личности. Противоречия внутри себя. Борьба со стереотипами. Борьба за право жить своей жизнью. Психология - Почему я должна жить по чьим-то правилам? Пусть они и считаются нормой? – Кэт затушила сигарету. – Для кого -то норма следовать неписаным правилам общества, которые, кстати, определяют всю судьбу, а для кого-то норма создавать свои правила. Мы с Максом не делаем ничего плохого. - Ты верна себе, Кэт, - слабо улыбнулась Лина. – Как всегда. Нам с Лаурой это не удавалось. А что думают о вас родственники Макса? - Хотят свадьбу. Лина снова улыбнулась. - С точки зрения психологии, вы оба просто боитесь. - С точки зрения психологии, - повторила она. – Как раз все сложно. Зачем усложнять? Мы объяснили свое мнение насчет брака. Оно реально и правдиво. Почему же всех тянет в недры сознания? Лучше туда не лазить, там много страшного может оказаться, пусть и интересного. - Объявили миру войну? - Ее не нужно

было объявлять, война продолжается каждый день. Но мы мирные воины. - Вы странная пара. Как с одной планеты. - Да, мы с планеты Земля. И на Марсе и Венере не были. У нас много общего, мы на одной волне. Но Макс как скала, а я истеричка, болеющая декадансом. Еще книгами. Да и много чем еще. - А он? - Мной. Свободой. Чувством опасности. Рокмузыкой. Я не слишком самоуверенная? - В самый раз, рассмеялась Лина. – Для тебя в самый раз. - Я заберу эту шляпку? – она взяла в руки плетеную шляпку с алой лентой. – Надо же хоть чем-то раздражать Лорену. - Надеюсь, ты это не всерьез. - Как знать! – улыбнулась она. Обман Кэтрин вышла из офиса и направилась в кафе. Рабочий день закончен. Впереди встреча с Джесс, после гуляние по крышам с Максом. Теплый приятный вечер. В такие вечера люди пребывают в уверенности, что жизнь прекрасна и впереди прекрасное будущее. Путь Кэтрин преградила Пэтси. Кэтрин на всякий случай тряхнула головой. Дежавю? - Вы меня пресле-

дуете? – губы Кэт искривила насмешливая улыбка. - Гай, или как там тебя зовут, я тебя не преследую. Мне нужно, чтобы кто-то выслушал мою историю. - И почему я? - А почему нет? - У вас заболел психоаналитик? - Нет. Но я думаю, что ты меня поймешь. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала. - Зачем, Пэтси? Я не понимаю тебя уже. И в ту первую встречу тоже не очень понимала. И почему ты думаешь, что мне интересно тебя слушать? - Ты перешла на «ты», - улыбнулась Пэтси. - И что? Мне не интересно тебя слушать. - Я заплачу. - Не стоит. Или это какие-то игры? – Кэт подошла ближе. Со стороны они выглядели как родственницы, которые случайно встретились в городе. - Что? – удивилась Пэтси. - Ничего, Пэтси. Ничего. Просто забудь про моего кота и про меня. И не стоит меня преследовать. Найми психолога, он тебя выслушает. - Ты не журналистка? - Что? – настала очередь Кэтрин удивляться. - Я думала, что ты журналистка. Ты похожа на журналистку. - Нет, я не журналистка. И никому не рассказывала, что видела на

подобных вечеринках. Ни я, ни Лаки. А сейчас мне нужно идти. Пожалуйста, Гай, - в голосе Пэтси слышалась мольба. Неужели Пэтси Келли некому излить душу? Никому не верит? Или остро нуждается в распространителе сплетен о себе? Нуждается в «простенькой подружке»? Да, что бы там ни было. - Я желаю тебе счастья, Пэтси! Прощай. Кэтрин обошла ее и пошла к кафе быстрее. Не оглядываясь. Джесс уже, наверное, ее ждет. Кэтрин никогда никуда не опаздывает. И сегодня не опоздает. Действительно, Джесс пришлось ждать ее пять минут. Джесс долго рассказывала об отпуске в Греции и показывала фотографии. По ее лицу было видно, что Джесс мыслями все еще где-то на островах. - Там просто чудесно, - эту фразу она повторила не менее пяти раз. – Кэт, прости, но я безмерно счастлива. - И за что прощать? За то, что ты была в Греции, а я в городе и работала? – Кэтрин рассмеялась. – Я рада, что ты безмерно счастлива. Не познакомилась ни с каким греческим миллионером? - Нет. Я наслаждалась историей, морем, кухней, чувством восхитительной легкости. Что нового произошло у тебя? - Можно сказать, что ничего. Обыденность,

без приключений. Хотя в скором времени намечается одно приключение, Кэтрин протянула Джесс приглашение. - Что за событие? - Придешь и узнаешь, - загадочно улыбнулась Кэт. - Интригуешь, но я приду. Форма одежды? - Там все написано. Вечером Кэт и Макс стояли на одной из крыш города. Ветер. Вы-

сота. Огни. Детское чувство восторга у Кэт. Макс знал о встрече с Пэтси. Но она не напоминала ему об Игроке. Пэтси слишком эмоциональная. - Может, ей правда нужна была помощь? – спросила Кэт. - Пэтси? Даже если и так, чтобы ты смогла для нее сделать? Что мы могли бы сделать? Проблемы Пэтси может решить только сама Пэтси или ее друзья, или ее

«Кэрри Грант». - Я могла бы ее выслушать, она же этого хотела. - Ты не должна выслушивать всяких разных Пэтси, если не хочешь. - Ты прав, - улыбнулась Кэтрин. В душе возникло желание снова пройтись по крыше без ограждений. Автор: Надежда Леонычева

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. СУРОВОЕ ХОББИ. На одном из оживленных перекрестков столицы России, города-героя Москвы, симпатичная девушка с радостными воплями перебегала дорогу. Водители сигналили ей,с трудом объезжая нерадивого пешехода,кто с раздражением, а кто спокойно, аки удав.Парнишка лет двадцати на сером «Лексусе» покрутил пальцем у виска, но молодая особа лишь улыбнулась и помахала в ответ рукой. Татьяна пребывала в экстазе. Только что она узнала о том, что поступила на журфак МГУ. Радости девушки не было предела. А когда человек переполнен позитивом, ему крайне важно этим самым позитивом хоть с кем-то поделиться. Таня набрала номер своего молодого человека Димы: -Привет, дорогой! Я поступила на журфак! Ураааааааа! -Поздравляю, Танечка, - услышала она не менее радостный голос.- Я же тебе говорил, что все получится! Это дело нужно отметить! Ты, кстати, не забыла, что завтра мы

едем в славный сибирский город Томск на матч "Томь"-"Армеец"? - Конечно нет, Димуль. Вот там и отметим по полной! Надеюсь наша команда подарит нам победу и будет сразу два повода! Кстати,ты читал последний номер газеты "Русский спорт"? - Конечно, я в курсе той грязи что льют на наш клуб и Усатова. Игра в Томске архиважна, поэтому сейчас как можно больше наших старается попасть на этот выезд. Победа нам просто необходима, иначе коуча, который столько сделал для команды могут уволить. - Все будет хорошо, Дима. Наша поддержка окрылит парней, и они добудут три очка. Разве в этом есть хоть йота сомнений? Дмитрий и Татьяна встречались уже почти полгода. Как и многим другим молодым людям века высоких технологий, им было суждено познакомиться в Интернете. Конечно, многие считают, что такой способ знакомства не есть very good. Ведь в сети люди вполне могут общаться, скрывая реальные имена никами,

либо выдавать чужую фотографию за свою собственную. И частенько «игра» идет в слепую, когда совершенно не ясно, кто же скрывается «под маской». С другой стороны, если правильно выстроить общение, до реальной встречи можно довольно много узнать об Интернет-собеседнике, а значит заранее определить, стоит ли тратить на этого человека свое драгоценное время. Татьяне на момент встречи с Димой едва исполнилось 17 лет. Это была высокая, эффектная девушка с восточной внешностью, которая несмотря на столь юный возраст, уже была избалована мужским вниманием. В школе она была любимицей одноклассников, которые относились к ней как к королеве. Когда пришло время выбирать с кем же из них проводить больше времени, Таня остановила свой взгляд на Сергее, высоком худом пареньке, занимающимся боксом. Он покорил Татьяну тем, что сочинял ей стихи и задаривал цветами. Однако через несколько месяцев девушка узнала, что ее воздыхатель уделяет внимание не

только ей одной, и прекратила встречаться с Сергеем. Молодая особа все больше времени проводила в Интернете и в один из вечеров получила сообщение в одной из социальных сетей от незнакомого парня, который предложил ей пообщаться. Он был на восемь лет старше Татьяны, а та уже давно заметила, что разговаривать со сверстниками ей по большому счету не о чем. Дима и Татьяна быстро нашли общий язык и уже не мыслили себя без общения, которое через месяц вылилось в свидание. Дмитрий, который оказался высоким чуть смуглым брюнетом с глубокими карими глазами, носом с горбинкой и волевым подбородком, пригласил девушку в кафе "Восток", преподнес ей огромный букет алых роз, и благодаря своему умению красиво говорить, сразу вызвал у Тани симпатию. После этого они стали встречаться. Дима быстро "заразил" Татьяну футболом, брал ее не только на домашние, но и на выездные игры своего любимого клуба. Табу составляли только матчи с "Гладиатором". Таня быстро прониклась безумноазартной атмосферой фанатской жизни. Однако, до поры до времени, она не подозревала, что помимо активной поддержки своей команды, ее молодой человек участвует и в драках за свой клуб. Дмитрий старательно оберегал ее от рассказов о своем далеко

не мирном хобби и любил повторять, что информацией, как и пищей, можно отравиться, а посему ее следует выдавать постепенно, по крупицам. Однако в преддверии одного из дерби с "Гладиатором", восточная красавица всеми правдами и неправдами уговорила Диму взять ее с собой. Мармон (такой кличкой наградили его на первом курсе друзья) отнекивался до последнего и с большой неохотой сдался на уговоры, сказав, что сразу после игры он будет вынужден уехать и добираться домой Татьяне придется самостоятельно. Но судьбе было угодно показать молодой красавице чем занимается ее мужчина еще до игры. Группировка Мармона и Круглого не собиралась устраивать никаких силовых акций до дерби и договорилась о встрече с оппонентами после игры, поэтому каких-то сюрпризов армейский моб не ждал. Однако, уже выйдя из метро, Дмитрий осознал, какую же большую ошибку он совершил, взяв с собой Татьяну. Со стороны эскалатора показались несколько "гладиаторов" и криками обозначали свое желание подраться. После чего помчались вверх по длинному эскалатору. Армейцы немедленно бросились в погоню. Таким образом, они совершили роковую ошибку. Напрасно осторожные армейские лидеры Круглый и Мармон пытались остановить молодежь, предупреждая

о возможной засаде, – их никто не слушал. Стратегическая хитрость "гладиаторов" удалась на славу – заманив приличное количество врагов на эскалатор, сами они, добравшись наверх, попросту выключили двигающуюся дорожку. Пока загнанные «кони», теряя драгоценные силы, преодолевали кручу эскалатора, на другом конце их уже поджидали свежие бойцы противника. Из метро к этому времени успели выйти примерно тридцать – сорок армейцев, которых атаковали со всех сторон. Действо напоминало поле боя – стороны закидывали друг друга пластиковыми батлами из под пива, камнями и стеклянными бутылками. Один из армейцев даже произвел выстрел из ракетницы. В серьезной мясорубке «кони» потерпели сокрушительное поражение. Досталось и Мармону, который получил перелом руки. Однако до этого он успел отдать приказ одному из своих бойцов увлечь Татьяну в другую сторону от побоища. В противном случае агрессивные оппоненты вполне могли не пожалеть и представительницу прекрасного пола. После пережитого кошмара девушка устроила Диме грандиозный скандал, их отношения были на грани разрыва, однако, в конце концов, Таня смирилась с тем, что ее парень имеет столь суровое хобби. Молодые люди всерьёз планировали начать

совместную, отдельную от своих многочисленных родственников жизнь. Условились влюблённые сделать это после поездки в Томск. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ТРЕНЕРСКАЯ ДОЛЯ. Главный тренер клуба "Армеец", Виктор Евгеньевич Усатов в свои 54 года многое повидал на футбольном веку, но то, что он испытал сегодня, оставило горький осадок в душе знаменитого коуча. После встречи с президентом клуба Аркадием Винером, рулевому был поставлен ультиматум: либо победа в Томске, либо поиски новой работы где-нибудь в Урюпинске или Астане. Обладатели золотых медалей прошлого сезона провели уже 15 матчей в чемпионате России, но команду лихорадило и знобило. Седьмое место не могло устроить руководство клуба и красносиних фанатиков, способных в такой ситуации на многое. Тем более главный врагсоперник, московский "Гладиатор", испытывающий тоже немалые трудности, уже подбирался к первому месту. Раскинувшись в своем любимом домашнем кресле, Усатов думал о

нелёгкой тренерской доле, вспоминая свою карьеру игрока. Уроженец города Орджоникидзе(ныне Владикавказ)был ершистым, неуступчивым нападающим, которого боялись почти все защитники Советского Союза. За свою игровую карьеру форварда в столичных командах "Динамит" и "Железнодорожник", а также в ереванском "Арарате" Усатов сыграл в чемпионатах СССР 283 игры и забил 89 мячей. В 1984 году ему удалось выиграть Кубок страны. При этом в национальную сборную разноплановый нападающий вызывался не часто, конкуренция среди играющих на острие атаки тогда была очень серьезной. Но все же за 8 игр в футболке сборной СССР Виктор сумел забить четыре гола. Еще дважды он отличился будучи игроком олимпийской сборной. Три года назад Виктор Евгеньевич сумел впервые в истории выиграть для России еврокубок. На стадионе "Жозе Алваладе" финальный триумф его команды наблюдали 45 000 зрителей. После этого все СМИ начали трубить о появлении нового гения европейского тренерского цеха. Еще бы, не каждый год россий-

ский наставник становится тренером года по версии УЕФА. Но сегодня в клубе назревали большие перемены. Многочисленные легионеры, коих было полкоманды, пресытившись российской футбольной действительностью, стали разбегаться по Европе, а достойной им смены найти в одночасье было невозможно. Приходилось делать ставку на молодых воспитанников школы, которые еще не нюхали пороха больших сражений. Грустные размышления Усатова прервал телефонный звонок. Приветствую вас, Виктор Евгеньевич! - звонил врач команды Юрий Луприк. -Здравствуй, Юра. Что-то подсказывает мне интуиция недобрым будет твоё известие, не балуешь ты меня в последнее время звонками. - Виктор, ты как всегда прав. Известие безрадостное. Сломал ключицу Юрий Худков. Сам понимаешь, сейчас даже сложно предположить сколько понадобиться времени на то, чтобы он вернулся на поле. В четверг отправляем его в Германию. Тамошние доктора обещают свою работу сделать быстро и качественно. Сказать, что эта

новость стала для рулевого московского клуба ошеломляющей - значит не сказать ничего. Худков был одним из лидеров сборной России и "Армейца", этот двужильный игрок мог утюжить бровку со скоростью лайнера, а его обостряющие передачи в штрафную почти всегда приносили команде дивиденды в виде забитых голов. Невероятно упрямый и целеустремленный хавбек в решающий момент был способен показать невообразимое упорство. Работал так, что даже самая несправедливая критика не могла его сломить. Юра был одним из лучших игроков в плане мгно-

венного принятия решения. В свои ряды его мечтали заполучить итальянские и английские топ-клубы. Именно в этом сезоне возмужавший хавбек должен был сделать качественно новый шаг в своей игре и вот тебе такая оказия... Попрощавшись с врачом, Усатов позвонил Винеру и доложил о случившимся. Аркадий Иосифович лишь напомнил тренеру, о сегодняшнем разговоре: «Ты Витя понимаешь, нам отступать некуда. Не одержишь викторию в Томске, поедешь тренировать в какой-нибудь Люксембург. И никакие отговорки здесь не подействуют. Да без Юры

будет тяжело, но ты же тренер не какого-то провинциального нищего клуба и у тебя довольно солидный даже по европейским меркам состав. Настраивай парней на томскую игру как на Бородинское сражение. Давай не подведи, я верю в тебя.». Виктор Евгеньевич положил трубку, тяжело вздохнул и достал из ящика стола свежий номер газеты "Русский спорт". Сразу же в глаза ему бросился заголовок на первой полосе: "Последний шанс для Усатова". Автор: Александр Целинский

Август подходил к концу. Последние денечки лета. Вроде бы тридцатое число. А может быть и нет. Не так уж это и важно. Важно иное: именно в тот день ушла Сара. Сара -– высокая, стройная брюнетка. Девушка Чарльза. Он подцепил ее в местном пабе. Или, точнее сказать, это она позволила ему себя подцепить. Гордая, сильная, недоступная. Главным достоинством Сары был тот факт, что она всегда следила за собой. Самым важным в ее жизни был спорт. Она была просто одержима им. Занималась она часто и много. Каждое утро она с замиранием сердца становилась на весы и смотрела, сколько граммов ей удалось скинуть после очередной утренней пробежки. И довольная ухмылку растекалась по ее остренькому миловидному личику почти каждый раз, когда она видела циферки на электронном табло весов. Это было ее страстью. Ее хобби. Ее одержимостью. Но в последние две недели она улыбалась все реже. И даже показания весов ее уже вовсе не радовали. Утро тридцатого августа. Сара только что вернулась с пробежки. Даже не успела переодеться, тут же поспешила встать на весы. Вполне сносный

результат. Она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то перекошенной. Быстро, словно стыдясь чего-то, она соскочила с весов и направилась к зеркалу, даже не смотря в их сторону. Поправила тугой пучок волос на затылке – она всегда закалывала волосы так перед пробежкой – и посмотрела на Чарльза. Он последнее время всегда сидел у окна и чего-то ждал. Сара грустно вдохнула. Внезапно она почувствовала странную пустоту там, где должно было биться сердце. –Чарльз, – едва слышно позвала она. Он ей даже не ответил. –Чарльз! – позвала она чуть громче. –М, - нехотя протянул он, даже не посмотрев в ее сторону. –Может съездим на выходных куда-нибудь. –Да. Мы поговорим потом, хорошо? –Да, я просто лишь хотела уточнить... Ты совсем перестал обращать внимание. –Мы поговорим позже, черт! Хорошо? –Да, – грустно согласилась Сара и почувствовала, как внезапно схлопнулся ее мир, – Мы поговорим позже. Но они не поговорили. Сара собрала вещи и

ушла. А Чарльз этого даже не заметил. Лишь только вечером, когда он уткнулся носом в пустую миску, он нашел на кухне короткое прощальное письмо, написанное прыгающим нервным почерком. «…Я так больше не могу… прости» В тот самый момент он осознал, как сложно бывает что-то создать, и насколько просто бывает все разрушить. *** Наступил последний день августа. На улице стояла чудовищная жара. А Чарльз все так и не решался подойти к Люси, хоть и жил в доме напротив. Он любил наблюдать, как она уходит по утрам на работу. Для этого Чарльзу приходилось вставать пораньше. Люси выходила на улицу, запирала дом. Она завсегда оглядывалась по сторонам, когда переходила дорогу. Миниатюрная, крохотная, и нежная, точно белый цветок. Она всегда дергала кругленьким плечиком, поправляя сумочку, а потом быстрой, но странно размеренной походкой направлялась на работу. Она работала в местной химчистке. Чарльз знал это. И периодически заходил туда. Но все никак не мог добиться того, чтобы его обслужила именно Люси. Странная неудача. Чарльз чувствовал ,

что она была близка ему. Но никак не мог сблизиться с ней. И изо дня в день он созерцал ее – такую близкую, но почему-то такую недосягаемую. И посему еще более желанную. По странному стечению обстоятельств именно тогда впервые и нанес свой удар Азраил. Люси возвращалась с работы очень поздно. Четырнадцатичасовые смены, два через два – именно так она и работала. Люси чертовски устала в тот день. Ноги просто гудели. А руки от ворочания тяжелых тюков с бельем ломило, как при болезни. Духота была страшная. Не смотря на то, что время близилось к одиннадцати ночи, на улице было до невозможности жарко. Люси держала в руке платок, и то и дело вытирала им стекающий по круглому личику пот. Она не заметила, как от темноты отделился мужской силуэт. Не заметила она и то, как он оказался у нее за спиной. Не видела она и того, как он достал нож. Как ей удалось отбиться в ту ночь? Непонятно. Люси была верующей девушкой, и у нее на это был готовый ответ – ей помог ее Ангел Хранитель. Лучше тут и не скажешь. В последний момент Люси заметила краем глаза какое-то движение. Она повернулась. Это-то ее и спасло. Удар ножа пришелся точно в сумоч-

ку. –Я – Азраил. И ты будешь моей, – прошипел мужчина. Сердце зашлось от страха. Действуя инстинктивно, почти не соображая, что делает, девушка стащила сумочку с плеча и со всего размаха хлестанула ей нападавшего по лицу. Не теряя ни секунды, она сбросила свои лаковые туфельки на каблуке, и бросилась бежать, что было сил. А горячий, прогретый за день асфальт, обжигал ей ноги. Люси бежала не оборачиваясь. Она постоянно слышала стук: то ли шаги ее преследователя, то ли это так бешено стучало ее напуганное сердце. Ей стало чуть легче только тогда, когда она свернула на свою улочку. А когда из-за поворота показался ее домик, так это и вовсе придало ей сил. Конечно, было большой ошибкой бежать домой, но а куда еще ей было деваться? У нее давно уже не было никого. Она была одна в этом холодном, пропитанном сальной гарью человеческих чувств городе. И дом был для нее единственным оплотом надежности, ее укрытием. Ей ничего не оставалось, как направиться туда. Но когда Люси доставала ключи из нагрудного кармана блузы, и совала их в замочную скважину, судорожно оглядываясь по сторонам, она осознала, что совершила ошибку куда более непростительную, чем то, что

она побежала домой. Она допустила промах, который мог обернуться катастрофой. И обернулся. При слабом свете лампы над дверью Люси заметила, что боковой карман ее сумочки расстегнут. С дурным предчувствием она запустила туда руку – именно тогда она и познала, что такое истинный ужас – все ее документы исчезли. Конечно, можно было понадеяться, что они вывалились по дороге, но Люси чувствовала сердцем – они вылетели при ударе, когда она хлестнула нападавшего сумочкой по лицу. Холодок безысходности легонько лизнул ее нутро. О боже, я пропала... Она не спала всю ночь, а на следующее утро, в полиции, никак не могла описать нападавшего. Его образ настойчиво расплывался у нее в памяти. Высокий, крепкий, сильный мужчина – вот и все, что она смогла сказать. Пожилой, грузный полицейский лишь развел руками. Слишком мало информации, чтобы хоть что-то предпринять. Люси это прекрасно понимала. Чтобы девушка не отчаивалась, полицейский пообещал ей защиту – недалеко от ее дома будет дежурить их машина. Люси искренне его поблагодарила и направилась домой. С каким-то суеверным страхом она входила в свой дом. Она так и ожидала, что высокая фигура выскользнет из-за угла и

ударит ее ножом. Но ничего в тот вечер не произошло. Не случилось ничего и на следующий. И через неделю. Наступило полнейшее затишье. И девушка успокоилась. Все дальше пошло своим чередом. Обычная жизнь одинокой молодой девушки. Но лишь до одного момента… *** –Эй, сэр! Чарльз даже вздрогнул от неожиданности, вывалившись из мрачного мира своих воспоминаний в не менее мрачное настоящее. –Да? –Мы почти на месте. Картленд-Стрит. Сейчас свернем направо и готово. –Да, хорошо. Дождь заметно ослаб, но за мутной пеленой воды, стекающей по стеклу автомобиля, все равно ничего нельзя было различить. И Чарльзу пришлось поверить таксисту на слово. Водитель легко вывернул руль, и машина бесшумно скользнула на нужную им улицу, свернула к тротуару и остановилась. Таксист развернулся, фривольно облокотившись на спинку сиденья. –На месте, сэр! –с какой-то странной гордостью объявил он. Чарльз открыл дверцу. Шум дождя тут же усилился. Выходить из теплой сухой машины ужасно не хотелось. Но

кому какое дело до того, что нам хочется, а что нам не хочется. Не нам это выбирать. Чарльз на секунду задержался в дверях: –Эй, парень… – и снова взгляд Чарльза сделался холодным и цепким, – Никогда не отступайся от того, чего ты хочешь. Никогда не сдавайся. Слышишь? Никогда. Всегда иди до последнего. Усек, парень? –Ээээ… Да, мистер… –Раймонд. Зови меня так. Удачи, парень, – ответил Чарльз и хлопнул дверцей. Улыбка тут же сползла с лица таксиста. Он облегченно выдохнул. "Чееееерт, какой странный человек. Прям от него мороз по коже! Бррр. Радио что ль включить?" Щелкнула кнопка. Тут же заиграла какая-то легкая мелодия. Но он все никак не мог не думать об этом странном пассажире. Слишком знакомым было его лицо. Где он мог его видеть? Раймонд… Раймонд… Нет. Ничего не вспоминается. И даже трогаясь с места, таксист никак не мог выкинуть из головы этого странного человека. *** Чарльз взглядом провожал уезжающее пузатое такси. Он не хотел, чтобы кто-то знал, куда он действительно направляется. И потому он назвал таксисту чужой адрес. Увидев настоящий дом

Чарльза, парень мог припомнить его, вспомнить дело месячной давности и тем самым соорудить ему массу проблем. Чарльз не был параноиком... Ну ладно, ладно! Чарльз был конченым параноиком. Но паранойя убивает гораздо реже, чем беспечность. И выбор между беззаботностью и паранойей для Чарльза был очевиден. И теперь ему предстояло пройти около трех миль до цели его путешествия. Дождь начал ослабевать, но где-то вдалеке то и дело утробно рычал гром, словно подкрадывающийся к добыче хищник. Надвигается гроза. Чарльз потрогал порезанное при прыжке через ограду плечо. Его ужасно саднило и начало чуть подергивать. В рукаве было сыро. То ли от крови, то ли от дождя – понять было невозможно. Чарльз просунул под куртку руку. Вытащил. Попытался что-то разглядеть на пальцах. Невозможно. Слишком темно. Поднес пальцы к носу и принюхался – тонкий едва уловимый медный соленый запах. Черт! Чарльз сжал плечо здоровой рукой и свернул в переулок. *** Люси расслабилась, успокоилась. Зажила своей обычной жизнью. Но вопреки всем ожиданиям, Азраил не отступил. Может, этот ублюдок чувствовал, что

подсознательно его ждут. Ждут и боятся. А страх, словно приглашение, для подобного рода людей, шагнувших на путь зверя. Страх для них почти так же вкусен, как кровь. Терпкий запах их любимого лакомства – чужой смерти. И спустя почти три недели Азраил нанес новый удар. Как обычно, Люси возвращалась со смены. Уставшая, голодная, одинокая. Она держала руку в сумочке, сжимая холодными пальцами гладкую поверхность перцового баллончика (уроки прошлого не проходят в пустую). Но Азраил напал тогда, когда она меньше всего этого ожидала – у дверей ее собственного дома. Люси пришлось вытащить руку из сумочки, чтобы найти ключи. И в этот самый момент Азраил и бросился на нее. Он прыгнул из темноты на свою жертву. Кусочек тьмы, оторвавшийся от нее. Душа, насквозь пропитанная тьмою. То существо, чье удовольствие – это боль и страдания других. Он прыгнул на нее и повалил с ног, когда ключ был уже в замке. Он навис над ней, словно сама тьма. Ужас сковал Люси. Она не могла проронить ни слова, двинуть рукой или ногой. И лишь безропотно наблюдала за тем, как широкое острое лезвие, что убийца занес над ней, блестит в свете луны.

Сколько уже крови было пролито из ран, нанесенных этим клинком? Сколько жизненных нитей он уже оборвал? Сколько перекошенных ужасом лиц отражалось в наполированной его поверхности? И неужели Люси суждено стать одной из них? Боже, как же хочется жить... Чарльз успел в самый последний момент. Он сбил убийцу одним точным ударом, бросился на него, и они вместе покатились по ступеням крыльца. Вывалились на покрытую брусчаткой дорожку. Было до ужаса темно. Азраил оказался сильнее, чем Чарльз ожидал, и он легко взял верх. Взгромоздился на Чарльза. Подобрал нож и занес для удара. Обеими руками Чарльз вцепился в руки убийцы, пытаясь остановить занесенный нож. Глаза в глаза. Чарльз никогда не забудет этот взгляд. Наверное, в такие моменты людьми управляет сам Дьявол. Холодное отрешенное спокойствие, и наслаждение от каждого момента схватки, и неумолимая жажда крови. Люси воспользовалась моментом и тут же скользнула в дом. Повернула ключ и подперла дверь стулом. «Не может быть, не может быть не может быть» - повторяла она как заклинание. Это полнейшее безумие. Дрожащими руками Люси схватила теле-

фон. Чарльз явно был слабее. Медленно, но неуклонно нож приближался к его лицу. Он упирался руками как мог, но надолго его сил не хватит. И вместо того, чтобы упираться снизу вверх, Чарльз ослабил хватку и отвел руки убийцы вбок. Не ожидая такого поворота, Азраил по инерции полетел вперед. Нож просвистел совсем рядом с головой Чарльза, ударился о брусчатку. От удара он отлетел в сторону и потерялся в темноте. Ночь прорезал вой сирены патрульных машин. –Я еще отомщу, ублюдок! – сказал нападавший, – Я еще доберусь до нее! Она будет моей! Ты слышишь? Моей! Я – Азраил. И я не отступлю! –Только попробуй! – бросил в ответ Чарльз, – Слышишь? Только попробуй! Я остановлю тебя! Они посмотрели друг друга в глаза, а затем убийца бросился во тьму. А затем случилась величайшая несправедливость в жизни Чарльза. Бравые стражи закона уложили его лицом вниз. Потерянный нож быстро нашелся. И к удивлению Чарльза, на нем были только его отпечатки. И аргумент, что убийца естественно был в перчатках, почему-то явно не подействовал. Люси была в таком состоянии, что не то, что давать показания, она и двух слов связать не могла. И дело кончилось

плохо. Все улики были против Чарльза. Алиби не имелось. И Чарльзу грозило перешагнуть порог местной тюрьмы – гнилого и гиблого места. Чарльз откровенно побеседовал со своим адвокатом. И вскоре Чарльза из изолятора перевели в лечебницу Святой Софии. Почему? Ответ: Величайший актерский талант Чарльза и еще большее нежелание загреметь за решетку. И после нескольких спектаклей Чарльз сумел основательно влезти в белую больничную робу. Вот так вот Чарльз и оказался в застенках Лечебницы Святой Софии. И так бы он там и просидел, бродя по коридорам с отсутствующим выражением лица, если бы не одна новость, что он услышал из радиоприемника Фрэнка. (Вообще-то санитар Франклин Лоубол, но вследствие простоты темперамента все его звали просто Фрэнк) Фрэнк просто жить не мог без своих футбольных матчей, и завсегда таскал с собой маленький портативный приемник, постоянно бегая по радиостанциям. И вот однажды Чарльз краем уха уловил обрывок новостей, который и укрепил его желание свалить из этих безумных зарешеченных стен. *** Чарльз сухо закашлялся. Почувствовал, как в груди заломило. Его бил горячий озноб. Только

воспаления ему еще не хватало. А на что он, собственно, надеялся, проведя всю ночь под холодным проливным дождем? Тут ни один организм не выдержит, тем более такой, как у Чарльза – истрепанный бесконечными переживаниями и неопределенностями, которые, к слову, он сам и устроил в своей жизни. Чарльз отстраненно ухмыльнулся. Он подходил к заднему двору своего дома – места, где прошли его лучшие годы. И он не ощущал ничего. Ни ностальгии, ни теплоты, ни сожаления. Его дом казался ему точно таким же, как и десятки домов вокруг, только еще более безжизненным, еще более чужим. Словно месяц назад не он жил в этом небольшом покрытом бежевой черепицей домике, а кто-то другой, кто ушел навсегда в неизвестном направлении, и вряд ли уже когда-либо вернется. Как его встретит Люси? Считает ли она, что это он напал на нее в ту ночь? Ведь она тогда совсем отказалась давать показания. Зачем вообще Чарльз идет к ней? Кто он для нее? Человек, спасший ей жизнь? Порою даже этого бывает чертовски мало. Чарльз шел, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, что с ней все хорошо. Чарльз шел вперед, уже привычно сутулясь под холодными, падающими с неба слезами. Он еще

не знал, что его ждет впереди, что его опасения не напрасны. Далеко не напрасны. *** Продрогшее от ночного дождя, напуганное приближающейся грозой утро явилось в назначенный для него час – ни раньше, ни позже. Постепенно начало светать. Но Чарльзу было как-то плевать. В его глазах все еще царствовала ночь – длинная, темная и непроглядная. На уставших подгибающихся ногах он подходил к дому Люси. Его била ужасающая дрожь. Чарльз просто не мог поверить в то, что он увидел, в то, что предстало перед его глазами. Дрожащими руками он вытирал лицо, словно пытался заставить это видение исчезнуть. Но каждый раз, когда он отнимал тощие ладони от лица, ужасающая в своей реальности картина представала перед ним. Ровно на том самом месте, где совсем недавно стоял маленький, но такой ухоженный, точно игрушечный, домик Люси сейчас находился выгоревший дотла остов из черных головешек. Пустые глазницы окон, распахнутая, словно застывшая в крике черная пропасть входа. Посмертное фото некогда прекрасного места. Чарльз понял, что начинает терять равновесие. Его ноги уже не держат его. Беспомощно он огляделся по сторонам в поисках помощи. Но ее

взять было неоткуда. Предрассветный мир – самый одинокий мир из всех возможных. Чарльз рухнул на колени и зарыдал. Из остатков дома тянуло смертью. –А я ведь говорил, что отомщу. Доберусь еще до этой сучки.... – каркающий злобный смех пронесся по пустой улице Чарльз махом вскочил, заоглядывался по сторонам. Никого. Пустые холодные улицы. Все так же идет дождь. –Азраил! Ублюдок! – крикнул Чарльз в пустоту, оглядываясь по сторонам. –О, ты узнал меня! Как это мило! – ответ пришел словно из ниоткуда и отовсюду одновременно, – Я умею быть примечательным! –Ты, ты это сделал! Я доберусь до тебя! Доберусь! –Конечно же я. Кто же еще? – и снова неестественный смех, – Небольшая канистра бензина, зажигалка, да припереть дверь покрепче. Вот и готово барбекю из той симпатичной блондиночки! Как тебе, Чарли, не хотел бы попробовать, а? Об этом говорили в новостях. В том самом выпуске, что ты слышал из приемника Фрэнка в той психушке. –Чертов поддонок! Где ты? Покажись! Дай мне только до тебя добраться! Тебе не жить! –Ты и правда хочешь знать, где я? Я бли-

же, чем ты думаешь. Гораздо ближе.... Чарльз быстро обернулся. Никого. И тут его сердце болезненно сжало от явившейся так внезапно в голову догадки. –Не туда смотришь, Чарли. Смотри вниз... Чарльз медленно опустил голову и наткнулся взглядом на свое отражение в воде. Это было его лицо, его глаза, его губы, но его лицо сейчас принадлежало другому. Гротескно восторженный взгляд распахнутых глаз, и маниакально растянутый в улыбке перекошенный рот – в той самой улыбке. От ужаса Чарльз отпрянул в сторону, споткнулся и полетел на землю. –Ну что, Чарльз, давай знакомиться. Я – это ты. А ты – это я. Я – Азраил. –Нет! – Чарльз в ужасе закрыл лицо руками, Но... но. Я помню, как остановил тебя тогда! –Да, ты тогда мне изрядно помешал. Нам, ты помешал нам. Девочка, небось, была до чертиков удивлена тем, как ты с визгом катался по двору, сам у себя отбирая нож! Черт, хотел бы посмотреть на это шоу! – и снова этот смех. Чарльз понял – голос звучит у него в голове. Чарльз со всей силы зажмурил глаза, надеясь, что голос в голове замолкнет. Он пытался сосредоточиться, но мысли расползались.

Нет. Нет. Все это неправда. –Я все еще здесь. –Замолчи! Замолчи! –От меня так просто не избавиться! –Кто ты? –Я–это ты. А ты это я. Я уже говорил. Мы с тобой единое целое. Скажу больше: я та часть тебя, на которую ты сваливаешь то, что сам не в состоянии сделать. –Это невозможно… –Еще как возможно, Чарльз.. Посмотри на меня. Чарльз подполз к луже и уставился на свое отражение – его лицо, принадлежащее другому человеку. Блеснула молния. –Чего ты хочешь? – отражение внимательно разглядывало Чарльза. Человек в воде ухмыльнулся. –Я делаю то, чего ты хочешь, Чарльз. Разве ты не этого желал, а? –Нет. Не этого! –А давай-ка рассмотрим ситуацию чуть лучше. Сара… –Что ты сделал с ней? Я думал, она ушла! –Да. Ушла. До ближайшего парка. Там до сих пор и лежит. На глубине пары футов. А ты еще искал тот большой кусок полиэтилена… Куда это он задевался, а? Сухой каркающий смех. Азраил продолжал: –Она мешала нам, Чарли. Мешала тебе. –Никто мне не мешал! Я как раз собирался с

ней поговорить, черт тебя дери! –Я просто не хотел тебе мешать, – делано протянул Азраил, – Ты так мило тащился от той девчушки-соседки. Я просто решил тебе помочь. Я существую давно, Чарльз. Достаточно давно. И я давно узнал о твоем существовании. Я приходил всегда, когда ситуация выходила из-под контроля. Разве ты не помнишь? Во всех затруднительных ситуациях ты уходил на задний план и решения принимал я. Я и только я. Разве ты не заметил, как уплывает время. Так я впервые и догадался, что в этом теле я не один. Я все чаще ловил себя на мысли, что не помню, как дошел до места, не помню что я ел на ужин. Тогда-то я и осознал, что есть еще ты. Знаешь, я помню лишь конфликтные ситуации, не больше. Только бой. Вечная борьба. Для этого ты меня и придумал еще в школе. Ты просто не мог сделать ничего сам. Чертов слабак. И мне приходилось все делать для нас. Мне! Даже из лечебницы ты не смог сбежать без моей помощи! –Синдром множественной личности, – выдохнул Чарльз, – Это говорили в больнице… –Именно, мой мягкотелый друг. Чертово расщепление личности. Создателю было угодно запихнуть две души в одно тело. Знаешь, порой я действительно тащусь от Его шуток!

И он захохотал. Хохотал, точно безумец. Блеснула молния, осветив мокрый асфальт, блестящие от сырости головешки, и скорчившегося худого человека, что разговаривал сам с собой разными голосами и сейчас безудержно хохотал. Поистине ужасающая картина. Чарльз почувствовал, что встает. Его тело не слушалось его. Оно двигалось подвластно чьим-то чужим изощренным командам. –Зачем, – прошептал Чарльз, – Зачем ты убил Сару? Зачем ты убил Люси…Зачем ты все это делаешь? –Ты сам знаешь ответ, Чарльз. Ты прекрасно знаешь ответ… Потому что этого хочешь ты. Неожиданно завыли сирены патрульных машин. Точно так же как в ту ночь один месяц назад. В лечебнице заметили отсутствие Чарльза и сразу поняли, куда он мог направиться. Азраил быстро обернулся в сторону звука. –А сейчас, мой дорогой приятель, нам нужно бежать. И в этот раз у тебя не получится мне помешать! Азраил было бросился бежать, но в этот момент он понял, что ноги ему не подчиняются. Теперь, когда Чарльз общался со своей второй личностью, доселе невиданные им воспоминания выплывали из тем-

ноты, словно на них по очереди падал луч прожектора. И картина начала складываться воедино. –Эй, Азраил…. – спокойно протянул Чарльз. – Раймонд, мое имя Раймонд, мой мягкотелый друг. И нам пора бежать, мать твою – отозвался Азраил, оглядываясь по сторонам. Он приметил совсем рядом довольно просторную канаву. А рядом с ней довольно густой, умерший от пламени кустарник, – Нужно бежать, мать твою! Давай же! Он попытался сделать шаг. Но Чарльз словно не заметил этого. Он продолжал: –Ты сказал, что помог мне бежать из лечебницы. Ты привел меня сюда. Не помешал мне… (Полицейские машины летели на полной скорости. Они были все ближе и ближе) Но Чарльз продолжал холодным и размеренным тоном: –Ты помогал мне, вел к этому месту. И я вижу лишь одну причину этому. Ты мне солгал. Ты не убил Люси. Она жива. И ты хочешь добраться до нее. И где-то здесь есть зацепка, по которой ты можешь выследить ее местоположение. Ты сам, сам сказал, что никогда не отступаешься от своей цели… И ты хочешь добраться до нее. И где-то здесь есть зацепка, по которой ты можешь выследить ее местоположение.

Ты сам, сам сказал, что никогда не отступаешься от своей цели… Со всей силы Раймонд ударил себя по лицу. Чарльз никак не ожидал удара. Перед глазами тут же разлетелся сноп алых искр, и Чарльз полетел на землю. –Прости, друг, – сказал Азраил, –Мне ужасно не хочется себя уродовать, но это наш единственный шанс. А теперь заткнись. И не смей выдать нас, как в прошлый раз, чертов поддонок! Полицейские машины остановились совсем близко. Три машины. Полицейские высыпали на дорогу. Оружие наизготовку. Мокрая черная кожа их курток блестит в свете карманных фонарей. Раймонд едва сумел закатиться под так кстати оказавшийся рядом кустарник и скатиться в канаву. –Только пикни, сука, – прошипел он, – Я тебе, дрянь, язык откушу. Себя не пожалею, а откушу! Полицейские двигались ровным рядом. Осматривали окрестности. Всполохи молний то и дело выхватывали из рассветного полумрака их блестящие силуэты. –Осторожнее, парни! – крикнул высокий крепкий полицейский, – он должен быть где-то здесь. Я уверен в этом. Я его чую. Раймонд лежал вытянувшись вдоль канавы.

Одна рука у него оказалась под спиной и сменить позу не было никакой возможности. Полицейские были слишком близко. Их карманные фонарики мелькали в паре метров от него. Лишь по счастливой случайности ему удалось так хорошо вписаться в окружающую обстановку. Прыгая в канаву, ему так удачно пришла в голову мысль обмазать лицо грязью. Теперь он мог почти свободно наблюдать за происходящим почти без риска быть замеченным. Лишь бы этот поддонок Чарльз ничего не выкинул. Чарльз понял, что не может управлять своим телом, и его разум словно бы отходит в темноту. Он представил свое тело как круг света. И в нем сейчас стоял Раймонд, убийца Азраил – другая сторона Чарльза. Азраил стоял, расставив руки и улыбаясь своей острой, точно скальпель, улыбкой. Сильный, жилистый, с длинными, зачесанными назад волосами, и низким, но очень широким лбом. Глубоко посаженные узкие глаза. И длинные тонкие узловатые пальцы, каждый их которых венчает черный звериный коготь, похожий чем-то на вороний клюв. Именно таким он предстал в воображении Чарльза. Раймонд чувствовал его, каким-то образом он знал о каждом его движении. Холодным взглядом он смотрел на поверженного, валяющегося в темноте разума Чарльза. Он пол-

ностью контролировал тело, но он не мог знать, о чем Чарльз думает. И это было огромной его ошибкой. Чарльз помнил это место. Это были не просто кусты. Это была живая изгородь декоративных чайных роз. Тех самых, что Люси так сильно любила. Она каждую неделю подравнивала их, используя специальные садовые ножницы. Острые, как бритва, с такими длинными, покрытыми деревом ручками. И чтобы лишний раз за ними не бегать, Люси хранила их прямо здесь, под кустом. И эта ее довольно странная привычка сейчас была очень кстати. Чарльз чувствовал спиною что-то острое. Люси как раз клала секатор именно в эту канаву, всегда чуть присыпая его листьями, чтобы никто его не заметил с дороги. И Чарльз отчетливо ощущал спиною рукоять, пружину и чуть выпирающие лезвия. Пришло время действовать. Он собрал воедино все свои силы. У него есть только одна попытка. Другого шанса у него не будет. Крикнуть хоть что-то Азраил ему просто не даст. А рука лежит в таком удобном положении… Быстрым движением Чарльз завел руку назад и сунул палец между лезвиями секатора. «Боже, помоги…» – только и успел подумать

он и навалился спиною на рукоятку садовых ножниц. Брызнула кровь. Душераздирающий вопль прокатился по окрестностям… *** Спустя четверть часа Чарльз сидел в полицейской машине, скованный по рукам и ногам. Левая рука была перевязана. На ней не хватало двух пальцев. От пропитавшей ее крови повязка почернела и сделалась похожей на корку. Чарльза трясло. Он никак не мог осознать все, что произошло за сегодняшнюю ночь. Все события вихрем мелькали перед глазами. Это он создал монстра. И монстр вышел изпод контроля. Как знать, скольких человек убил этот монстр. И все их смерти на его совести. Теперь, когда он сумел поговорить с Азраилом один на один, все его воспоминания стали доступны и Чарльзу, словно открылась какая-то странная перегородка у него в мозгу. Он увидел, что случилось с Сарой. Вспомнил, как Азраил проследил за ней. Видел, как под утро она вышла от другого мужчины. Счастливая, сытая, полная чувства удовлетворения. Чарльз почувствовал тот гнев, какой охватил его тогда. Он вспомнил, как дождался ее в местном парке. При нем был небольшой топорик для разделки мяса. Он притаился за деревом. Подождал, когда она подойдет ближе. А потом нанес

удар. Он пришелся кудато в область основания черепа. Волосы Сары как всегда были стянуты на затылке в тугой пучок, и Чарльз точно это увидел. От удара она рухнула как подкошенная. Но ей хватило сил обернуться. Полные ужаса глаза. Глаза, которые Чарльз когда-то любил. В последней надежде она закрылась рукой, а Азраил нанес удар. Еще один. Еще. И еще. Он бил, бил и бил, а теплая кровь хлестала ему в лицо. Удар за ударом. Кровь и острые кусочки черепа… Чарльза снова затрясло. Он ненавидел себя за все совершенное. Азраил отступил. Ушел. И Чарльз полностью контролировал себя. Но надолго ли? Люси жива. Чарльз ясно видел это в воспоминаниях Азраила о той ночи, когда он сжег ее дом во время предыдущего побега. Она сумела выбраться через окно. Но этот дьявол не отступится. И есть только один способ остановить его. Чарльз размотал повязку. Из обрубленных фаланг пальцев тут же заструилась кровь. Закапала на пол. Чарльз обмакнул указательный палец в алую жидкость и принялся выводить буквы на сиденье: «Лонгроад парк, прямо от дороги до большого дуба справа в пяти ярдах под землей труп…Сара Рейнфорд – женщина, которую я когда-то любил… прошу простить меня…за все»

И словно троеточие три крупных капли крови. Чарльз плакал. Слезы сами текли по лицу, и он был не в силах их остановить. Он содрогался от беззвучных рыданий. В машине больше никого не было. Офицер стоял перед капотом и курил. Есть только один способ остановить его. Чарльз ловким движением выхватил из подкладки куртки маленький складной ножичек. Какимто чудом его не заметили при обыске. «Всегда нужно защищать тех, кого ты любишь, – грустно думал Чарльз, растирая кровавой искалеченной рукой слезы по худому изможденному лицу, – Всегда. Пусть иногда и приходится защищать их от самого себя» В свете полицейских маячков на миг блеснуло лезвие складного ножа. Автор: Дмитрий

Королёв

1 В этот холодный февральский день все как обычно спешили каждый по своим делам, не обращая никакого внимания на одинокую фигуру бродячего пса, грязно-рыжим пятном выделявшуюся на только что выпавшем ослепительно белом снегу. Микки – лохматый, вислоухий пёс непонятной масти одиноко лежал неподалёку от заброшенного сарая и внимательно наблюдал за прохожими. Часто вздрагивая под яростными порывами холодного февральского ветра, он настороженно прислушивался к каждому подозрительному звуку. Ещё совсем недавно у него была любящая хозяйка и жилище – убогая маленькая квартира на первом этаже старого двухэтажного дома. К Марии Ивановне пёс попал случайно. Однажды зимой дети нашли во дворе, возле помойного бака, худого замерзающего щенка с перебитой лапой и принесли под дверь Марии Ивановне. Конечно, не специально Марии Ивановне, а уж так выпало ей. Звонка тогда в её двери не было и потому ребятам пришлось

долго стучать. Вовчик, самый старший из мальчиков, - серьёзный белобрысый паренёк в очках (сразу видно - отличник!), - постучался в первую попавшуюся дверь. Подождал - нет ответа, ещё постучал, сильнее. Не отвечают. Хотели было идти в другую дверь, соседнюю, но услышали в прихожей быстро приближающиеся шаркающие шаги и сговорились подождать. Одновременно с шагами за дверью прозвучало несколько раз торопливо повторенное "иду-иду", затем щёлкнул замок и вот уже на пороге появилась седая, приветливо улыбающаяся женщина с добрыми серыми глазами, ставшими от времени как бы прозрачней. - Здрасьте! - весомо сказал Вовчик. - Мы, собственно к Вам по делу... - Щеночка не хотите? - прервав старшего, выпалил не удержался самый меньший из всей компании, чернявый Миша, и протянул онемевшей от неожиданности старушке худющего облезлого щенка. Мария Ивановна так и ахнула, всплеснув руками, запричитала жалобно:

-Господи! Бедненький какой, жалкенький! А тут Миша не унимается, ещё жалобнее приговаривает: -Тётенька, возьмите щеночка, замёрзнет ведь, глядите, какой на улице мороз. А ночью температура ещё понизится. Берите! И не выдержало мягкое сердце Марии Ивановны. Всегда добрая и внимательная к людям, она и зверей любила, не понимая как их можно не любить. Всех бездомных животных она почему-то называла "жалкенький" или "бедненький". А тем, кто её спрашивал об этом, неизменно отвечала: - А вы сами посудите: каждое беззащитное животное дурной человек ударить может, обидеть ни за что ни про что, потому они все для меня и жалкие. И вот теперь, стоя перед выбором, Мария Ивановна смотрела в глаза этому полугодовалому щенку и понимала, что уже не сможет его не взять. С такой надеждой глядели на него его глаза, с такой мольбой! И ей ничего не оставалось делать, как покориться.

- Пожалуй, давайте! - сказала она, принимая из рук в руки это мохнатое живое чудо. И добавила: - Спасибо вам, ребятки, не так одиноко будет мне, старой. А про себя решила так: сейчас самое главное не дать Божьей твари погибнуть, замёрзнуть на холоде. А когда щенок выздоровеет, когда перебитая лапка у него перестанет болеть, можно и отучить его от дома, путь кормится и живёт как знает. Таким образом сердобольная старушка сжалилась над беднягой, приютила и выходила его, но когда щенок окончательно поправился и окреп, Мария Ивановна всё-таки решила оставить его себе. – Тебя будут звать Микки, – в один прекрасный день сказала хозяйка. Пёс радостно залаял. Теперь у него появилась новая кличка. – Маша, зачем тебе собака? – как-то раз спросила соседка Людмила Николаевна. – Чем ты её, то бишь его, кормить будешь? Тебе самой порой есть нечего. – Ничего, Бог даст – проживём какнибудь, – смиренно ответила старушка. – Ты сама подумай, куда мне деть Микки? Выгнать на улицу – жалко, отдать – так ведь не возьмут. Кому он кроме меня нужен? Таких дворняг, как он, всюду полно. А я его выходила, выкормила. Он мне как родной стал.

Обычно по выходным к Марии Ивановне заходили соседки – её давние подруги. Они пили чай с печеньем, рассказывали друг другу интересные истории, зачастую из своей молодости, а если собравшиеся начинали обсуждать Микки, хозяйка сразу старалась перевести разговор на другую тему. – О Микки я вам давно всё рассказала, – говорила Мария Ивановна. – И если вы опять будете уговаривать меня отдать кому-нибудь щенка, то можете даже не начинать. В такие минуты пёс особенно гордился своей хозяйкой. Ещё бы не гордиться: она же его, Микки, защищает. В прошлой жизни о таком отношении можно было только мечтать. Свою прошлую жизнь, то есть жизнь до появления Марии Ивановны, Микки вспоминал с ужасом, как страшный сон. Пёс прекрасно знал, что раньше его звали вовсе не Микки, а Джек, и что у него был хозяин по имени Ваган – жестокий и опасный человек. Ваган часто и помногу выпивал, а после этого немилосердно избивал щенка всем, что попадало под руку. И, пожалуй, не было такого дня, когда бы хозяин пришёл домой трезвым. Вагану доставляло удовольствие всячески мучить беззащитное животное, например, подолгу, а иногда целыми днями, держать его голодным.

Однажды хозяин оставил на столе бутерброд с толстым куском копчёного мяса, а сам куда -то вышел. Тем временем исхудавший до изнеможения Джек почуял запах вкусненького, прибежал на кухню, и, искушённый аппетитным куском мяса, стащил бутерброд со стола. Щенок мигом проглотил его, не оставив после себя и крошки хлеба. Через некоторое время вернулся Ваган. Хозяин сразу заметил пропажу. В бешенстве он швырнул в Джека ботинком и попал ему в лапу. Щенок жалобно заскулил, чем привёл хозяина в ещё больший гнев. – Замолчи, глупое животное! – в ярости закричал Ваган и запустил в Джека бутылкой из-под пива. На этот раз бедняге удалось увернуться. – Убирайся вон из моего дома! – не унимался хозяин. – Пошёл вон! К счастью, в этот драматический момент входная дверь оказалась не заперта, и несчастный Джек, скуля и хромая на левую лапу, выбежал во двор. Покалеченному щенку кое-как удалось пролезть под забором, и он, собрав последние силы, поплёлся прочь от злополучного дома. Пройдя немного, Джек остановился и огляделся. Погони не было. Наконец-то он вырвался из этого ада! Теперь настала свобода,

долгожданная свобода! Щенок не обращал внимания на снег, хлопьями валивший откуда-то сверху, с необъятного серого, пасмурного неба, на морозный воздух, который, казалось, обжигал его изнутри, не замечал сырого, холодного февральского ветра. Он думал только о том, что все кошмары позади, что теперь его никто не будет избивать до полусмерти, держать взаперти, морить голодом. Радовался по-своему, пособачьему, этой долгожданной свободе. Джек не задумывался над тем, что ждёт его впереди, что ещё готовит ему судьба, какую очередную шутку хочет сыграть над ним. Он был уверен только в одном: хуже уже не будет. Из последних сил щенок дополз до ближайшего двора. Дальше Джек идти не мог: он шатался от усталости, к тому же перебитая лапка давала о себе знать. Щенок улёгся возле мусорного бака (за ним оказалось не так холодно), свернулся калачиком и заснул. Здесь Джека обнаружили любопытные ребята и отнесли его к Марии Ивановне, которая будет звать щенка уже не Джеком, а Микки, своим верным четвероногим другом. Так случилось, что пёс слишком рано узнал, что такое лишения и нужда. Ведь первое, с чем он столкнулся в своей сознательной жизни, была человеческая жестокость. Тогда ему не с кем было

сравнить Вагана и он, наверно, думал, что все люди такие же, но, встретив на своём жизненном пути эту светлую любящую женщину, Марию Ивановну, пёс узнал, что на свете существует не только злоба и ненависть, но и доброта и милосердие. Новая хозяйка вернула ему веру в человека как в разумное и справедливое существо, которому одному пёс должен повиноваться. Раньше у него и имя было какоето грубое, разбойничье, "Джек", а Мария Ивановна назвала его ласково, с душой - Микки. Домашнее имя, уютное, с ним легче жить. Первое время Микки боялся даже нос высунуть на улицу: опасался, что Ваган станет его искать, а если найдёт, то непременно заберёт к себе на новые мучения и издевательства. Но хозяин так и не объявился. Может потому, что ему была совершенно безразлична дальнейшая судьба щенка, а может Ваган не стал искать Джека по той причине, что был уверен в его гибели. В тот роковой день, когда пёс не вернулся к нему, ночью на улице было минус восемнадцать. А в такой мороз маленькому щенку ночевать под открытым небом – неминуемая смерть. Длинными зимними вечерами Мария Ивановна пересматривала старые альбомы с чёрнобелыми фотографиями. Микки всегда садился рядом с хозяйкой и слушал

всё, что она ему рассказывала. – Ты хоть и собака,– говорила старушка, – а понимаешь меня, наверное, лучше всех. Каждая фотография имела свою историю, со многими из них у Марии Ивановны были связаны лучшие воспоминания о молодости. На стене, над кроватью, в аккуратной деревянной раме, перевязанный чёрной лентой, висел портрет красивого молодого человека с тёмными вьющимися волосами и выразительными большими глазами. Микки уже знал, что это портрет покойного сына хозяйки – Алёши. Из рассказа Марии Ивановны было ясно, что её единственный сын погиб в автомобильной катастрофе более тридцати лет назад. В тот роковой день ему исполнилось девятнадцать… Каждый раз, перед сном, старушка зажигала лампадку перед иконами Спасителя и Богородицы. Она опускалась на колени и горячо молилась обо всём мире, о здравии и благополучии тех, с кем была знакома, о себе, чтобы Господь простил ей грехи, а в конце вечернего правила читала молитвы об упокоении души раба Божия Алексея, своего сыночка. По мере сил, Мария Ивановна ходила на богослужения в храм Святителя Николая, особенно под большие праздники. Последнее время

старушка тяжело болела. Сказывались последствия полученной в юности во время войны травмы, когда она, тогда ещё пятнадцатилетняя девочка, бежала с матерью в укрытие, но началась бомбёжка, и Машу взрывной волной ударило о стену в подъезде. Чудом она осталась жива. Врачи так и говорили, не стесняясь: чудо. Падая, девочка сильно ударилась головой и осталась на всю жизнь покалечена: страдала от мигреней и была туговата на ухо. В молодости это не так ощущалось, а с возрастом головные боли и головокружения усилились и, бывало, что по целым дням не давали ей ни минуты покоя. Уж она и к врачам обращалась, помогите, мол, старой женщине, сделайте милость. А в ответ: государство тебе, мать, помогает, мы вот справку по инвалидности выдали, тебе пенсию прибавили, будь, дескать, и за это благодарна. Легко сказать благодарна! Знали бы они, как ничтожна эта прибавка к пенсии, курам на смех, не хвастались бы! Правда ей, как ветерану Великой Отечественной войны, ещё одна мизерная прибавка полагалась, потому что ведь в юности Маша служила сестрой милосердия в военных госпиталях и немало прошло через её руки таких, что и жить не хотели, а она им беседой надежду и любовь к жизни возвращала, умела она словом влиять на души людей, вра-

зумлять их, оттого потом и в школу преподавать пошла, в начальных классах. Очень любила она маленьких. Считала, что в них больше можно вложить, лучше воспитать, если правильно это делать, методически. Такая трудная и кропотливая работа, можно сказать ювелирная, а мало оплачиваемая. Так и жила Мария Ивановна долгие годы сначала на скудную зарплату, а потом на свою нищенскую учительскую пенсию. Государство никого особо не баловало, не привыкло. Получай свой паёк и будь доволен. А начнёшь возмущаться, ещё и по шее получишь. К тому же, если рассудить, кому теперь эти деньги нужны, когда здоровья нет, когда на старости лет и помочь не кому? Муж бросил, единственный сын погиб, кому она нужна, больная старая женщина? Единственная её радость теперь - Микки, всё-таки живое существо, любящее, преданное. Не раз во время продолжительной болезни, когда старушке было совсем плохо, и она, держась за стены, с трудом передвигалась по комнате - так её заносило в разные стороны, - Микки не отходил от её ног и, как собакаповодырь слепого, сопровождал её везде - до ванной дойти, на кухню, чтобы выпить лекарство, которое ей мало чем помогало, дверь отпереть. А когда Мария Ивановна обессиленная ложилась на по-

стель, думая, что уже не встанет, Микки, не смея залезть на саму постель, потому что он был интеллигентным псом, привставал на задние лапы, передними опирался на самый краешек постели, а голову клал обязательно к руке хозяйки, чтобы нет-нет да и полизать её сморщенную, как сушёное яблоко, тёплую и такую родную ему руку. Целыми днями Мария Ивановна лежала на кровати, вставая редко, только по нужде. Ела она очень мало. Выпьет утром немного молока, которое ей с вечера приносила Людмила Николаевна, а перед сном глоток воды с корочкой хлеба – вот и вся пища. Для Микки настали тяжёлые времена. Кормить пса больная женщина была не в состоянии, так что Микки приходилось самому добывать себе пищу. Каждое утро хозяйка с трудом вставала, открывала дверь, и пёс отправлялся на промысел на соседнюю свалку, где помимо него всегда хватало желающих сытно позавтракать. Отбросами он ничуть не брезговал. Живя у злого и жестокого хозяина, когда Микки впервые в своей собачьей жизни понял и узнал, что значит настоящая нужда и голод, он пробавлялся чем мог. Когда хозяин не кормил его, пёс ухитрялся проскальзывать во двор и, пролезая под забором, мчался к мусорным бакам. Тут ему было настоящее раздолье, прямо-таки

царский пир. За те полтора года, что Микки прожил у Марии Ивановны, он правда остепенился, по свалкам уже не лазил, его и так до сыта кормили, но сохранилась в нём эта тяга к бродячей жизни, инстинкт дворового пса, в один из чёрных дней приведший его в нужное место. На мусорной свалке можно было найти всё, что угодно, от колбасных обрезков до прошлогодних шпрот и сырой рыбы. А однажды какой-то чудак выбросил полпалки варёной колбасы, и нашему герою посчастливилось найти её первым. Конкурентов было много, но никого из них Микки не боялся кроме чёрной породистой овчарки с подбитым глазом, которая была на голову выше его и так громко лаяла, что кошки, мирно отдыхающие возле мусорных баков, сразу разбегались в разные стороны. Однако за последние дни пёс даже с ней нашёл общий язык. Овчарку звали Рэкс. Когда-то Рэкс жил с людьми и его любили, особенно маленькие хозяйские дети, но однажды нехороший мальчик, пришедший к ним в гости, выбил ему глаз из рогатки и пёс, взвыв от боли, кинулся на него. Рэкс никогда не терял самообладания и хорошо помнил, что только повалил мальчишку с ног, хорошенько прижал его лапами к полу и громко залаял. Но этого оказалось достаточно.

Взрослые видимо испугались, что пёс стал кидаться на детей и, чтобы оградить свою семью от опасности, завезли его. Рэкс помнил, как большой человек, глава семьи, насильно запихивал его в багажник. Это происходило утром, пёс только что проснулся и для него большой неожиданностью было всё происходящее. Даже чувствуя себя правым, Рэкс догадывался, что его ожидает какое-то наказание, но такого предательства от человека он никак не ждал. Он-то, Рэкс, никогда бы не предал своих хозяев. Но люди зачастую поступают несправедливо и не замечают очевидного. Именно поэтому Рэкс, старый покалеченный пёс, оказался сейчас на свалке и, обозлённый на весь мир из-за несправедливости, рычал на всех, желающих поживиться отбросами, будто хотел сказать: пошли вон! Здесь всё моё, я здесь хозяин! Однако узнав от Микки о его нелёгкой судьбе, он молча уступил ему место рядом с собой и даже отгонял от него других назойливых конкурентов. Но однажды Рэкс исчез и больше не появлялся. Теперь Микки сделался полноправным хозяином всей свалки, пропадая здесь целыми днями. Каждый раз пёс возвращался к вечеру сытый и довольный собой. Он садился у знакомого порога, передними лапами скрёб в дверь и тихонечко скулил. Тогда старушка,

по обыкновению, сползала с кровати, кое-как доходила до двери и впускала своего питомца. Как-то вечером Микки целый час прождал хозяйку, но дверь ему так никто и не открыл. Пёс почуял беду ещё утром, когда никак не хотел уходить, оставлять хозяйку одну. Внутреннее чутьё его никогда не подводило. Всё то утро он пробыл с хозяйкой, но ближе к вечеру Мария Ивановна уговорила-таки его пойти погулять. Она как всегда с любовью потрепала пса по шерсти на загривке и этим успокоила, иди, мол, не беспокойся обо мне. И Микки послушался. Он привык всегда и во всём слушаться свою хозяйку. Но во время прогулки его собачье сердце ныло и рвалось обратно, туда, где может быть нужна его помощь. Потому он так быстро вернулся и, прождав под дверью целый час, стал громко лаять, посвоему звать на помощь. На шум прибежали соседи. Сначала они рассердились на Микки, а Глафира Андреевна, особенно недолюбливающая пса, со всей силы пнула его ногой, чтоб замолчал. Хорошо, что потом кто-то догадался постучать в дверь к Марии Ивановне. Но ответа не последовало. – Я думаю, что всё объяснимо, – сказала Людмила Николаевна. – У Маши ещё вчера сломался звонок, а стука она не слышит, спит, наверное.

Остальные жильцы, очевидно, подумали так же, и скоро все разошлись. Остался только Микки. Только он один. Всю ночь прождал преданный пёс свою хозяйку, лёжа под знакомой дверью и жалобно, тоскливо скуля, а под утро выяснилось, что она умерла… Рано утром вызвали милицию, взломали дверь и обнаружили Марию Ивановну на полу возле кухонного стола. Было похоже на то, что она хотела выпить лекарство, но не успела: сердечный приступ застиг её на месте. Жила незаметно эта кроткая тихонькая женщина и умерла незаметно. Был человек, и вот нет его. Значение слова «смерть» Микки не знал, но по реакции собравшихся людей почувствовал, что с его любимой Марией Ивановной произошло чтото очень плохое. Сначала пса пускать в квартиру к покойнице не хотели, но какая-то женщина сказала: - Ничего, пусть идёт, простится с хозяйкой. И Микки, хотя не до конца понимал человеческую речь, едва услышал слово "хозяйка" , не обращая ни на что больше внимания заскочил в прихо-

жую, пробежал коридор и мгновенно достиг кухни. За столом сидел худой и плоский, как жердь, милиционер. Низко склонившись, он заполнял какие-то бумаги. Увидев вбежавшего пса, милиционер вскочил с места и попятился к окну, но Микки только мельком глянул на него, сейчас всё внимание пса было сосредоточено на той, что лежала перед ним на полу. Пёс обнюхал тело и, признав хозяйку, залаял, стал лизать ставшие холодными и окостеневшими руки. Они не отвечали на ласку, как бывало, не трепали его по загривку. Может, он ошибся? Может, это не его хозяйка? Нет, запах её, Марии Ивановны, только вот к уже знакомому запаху примешивался другой, неведомый и непонятный, сладковатоприторный. Микки тогда не знал, что так пахнут мёртвые. Пёс принялся ещё и ещё лизать хозяйке руки, потом сел около неё и тоскливо завыл. Это был крик боли, крик страдающей живой души и у каждого слышавшего этот вой дрожь пробегала по телу: казалось, будто не собака, а человек стонет в порыве отчаяния. - Смотрите-ка, Микки плачет, - сказал кто-то.

И правда: его глаза впервые наполнялись слезами и эти слёзы, две-три чистые собачьи слезинки, скатывались к носу, бежали по щекам. Он ещё не сознавал в полной мере всего совершившегося, не мог смириться, хоть и видел всё собственными глазами. Так и мы, не внимая доводам рассудка, часто не верим, не хотим верить в смерть близкого нам человека. Микки с трудом оттащили от тела и заперли в комнате. Но и там, вдали от Марии Ивановны, пёс не унимался. Ну и что, что их разделяла стена? Хозяйка всё равно слышит его, слышит, как он тоскует по ней и зовёт её. Отчего же она не идёт?.. Устав лаять и скрестись в дверь, Микки улёгся, подсунул кончик носа в щель под дверью и стал ждать. Но его не думали выпускать. Потом приехала какая-то машина и увезла Марию Ивановну навсегда. Присев на задние лапы, а передние уперев в подоконник, Микки наблюдал в окно, как выносили из дома его хозяйку, клали в машину. Но не такой запомнил Микки свою Марию Ивановну. Он запомнил её живой и тёплой. Пёс не мог и не хотел принять, что его

хозяйки

больше

нет. Микки попрежнему промышлял на свалке. Первые дни после смерти Марии Ивановны аппетит у него пропал, но он заставлял себя перехватить что-нибудь хоть два раза в неделю, чувствуя, что силы его уходят, а терять их он никак не должен. До сих пор жила в нём надежда, что хозяйка когда-нибудь обязательно вернётся и только для неё он должен беречь себя.

Время шло, но Мария Ивановна не приходила. Микки осиротел. Сначала псу запретили заходить в подъезд, а когда на квартиру приехали чужие люди с маленьким ребёнком, которые терпеть не могли собак, Микки вовсе прогнали со двора. Наступил февраль месяц. Чтобы не замёрзнуть, пёс поселился в заброшенном сарае и там пережидал самые суровые морозы. Во сне к Микки приходила хозяйка, и он вновь

слышал её ласковый голос, ощущал прикосновение родных старческих рук. В такие минуты холод отступал, и Микки становилось так хорошо и уютно, как было только дома, у любимой Марии Ивановны. Автор: Березнева Дарья

Глава седьмая Утро в доме Лоуренсов для прислуги начинается в полшестого утра. Потому, что глава семейства отправляется на работу ровно в восемь. Горничные, после всех утренних процедур, начинают подготовку к завтраку: начищают посуду до блеска, готовят скатерти. Повара, тем временем, готовят сам завтрак. В большинстве случаев, это легкие салаты для Марии и Элизабет. Так как Роберт, зачастую, просто выпевает кофе перед работой, а Брайан предпочитает не завтракать вообще, то расчет в меню идет именно на дам. Дворецкий в это время производит контроль всего происходящего. Работа не менее важная. К примеру, на прошлой неделе молочник привез прокисшее молоко. Раньше такого не случалось, но вот произошло. Все быстро уладилось, но хозяева остались без свежего молока. Сами они, хозяева, этого не заметили, но Энтони побаивался, что дело может закончиться конфликтом. Нет, за такое его бы не уволили, но все равно. А вот, что в такую рань на работе делала Ми-

ранда не понятно. Миранда Свифт была молодой девушкой, работающей садовником у Лоуренсов. Её отец не так давно ушел на пенсию и теперь занимался собственным небольшим садиком возле домика в пригороде ЛосАнджелеса. Сам бывший садовник был по возрасту таким же, как и дед Энтони, но с личной жизнью у тех, кто избрал путь службы, не так все гладко. Многие считают, что прислуга – это что-то вроде низшего сословия. Не совсем так. Верность, преданность, эти качества так же присущи тем, кто каждый день машет метлой и убирает со стола чьи-то недоедки. Кстати, Энтони был из рода служивых. Его предки верно служили мечом и щитом сначала Британской короне, потом американской демократии. Родной брат его деда был кадровым военным, сложившим голову во Вьетнаме. Никто из семьи не осуждал деда, за то, что он сменил мундир военного на фрак дворецкого. Служба, она везде служба. Поздний брак, долгожданный ребенок, вот и вся судьба старого садовника. Увы, вместо сына бог подарил ему дочку, но не менее любимую. Теперь, когда отец на пен-

сии, кусты в саду Лоуренсов стрижет его дочь. А по вечерам наведывается в комнату молодого дворецкого. - Последнее время ты ко мне охладел. – Кокетливо улыбаясь, произнесла Миранда. Смуглая девушка в такую рань уже стригла кустарники. Обтягивающая футболка была заправлена в штаны на лямках. Сами штаны были старыми, потертыми и явно не несколько размеров больше, чем надо. Но Миранду это не особо волновало. - С чего ты взяла? – Энтони как раз вышел в сад с чашкой кофе. Он как всегда был одет в джинсы, светло-серую рубашку и жилетку от тройки. - Ну, - пожала плечами девушка, обрезая секатором розовый куст, ты уже несколько дней ко мне не заходил. - Раньше ты ко мне заходила. – Отхлебывая кофе, произнес Энтони. - Но ты всегда сам просил навестить тебя. – Продолжила Мранда. – Я не навязываюсь. Она действительно не навязывалась. Сама не приходила, только когда позовешь. Если просил уйти, сразу уходила. Если был не против – оставалась до утра. Прямо

идеальная женщина. Только теперь с ним Инга… с ним? Или с Линдой? Для Линды секс с мужчиной не что. Поэтому она разрешает их связь с Ингой. А если Энтони захочет большего, нежели секс? Семью, например? Линда ему этого просто не даст. Да и Инга вряд ли променяет Линду на него. Её хорошо с ней. С Энтони она просто спит. Смешно: девушка любит другую девушку, но спит с парнем. - Чего улыбаешься? – Спросила Миранда. - Да так, мыслям. Ты заходи сегодня вечером. – Произнес дворецкий и вернулся в дом. Миранда улыбнулась ему в след и тихо произнесла: - Как прикажете. *** Крис сидел на диване, рядом с Рейчел, которая читала книгу. - А вот этот милый домик Янгов. Он сунул под нос сестре свой телефон. - Вон видишь, в белом платье, невеста Томми Брауна. А рядом с ними твой Брайан. - Какого черта ты там ошивался? – спросила Рейчел, отодвигая телефон. - Я просто гулял. - Тебе места мало в Лос-Анджелесе? Тебя понесло ни куда-нибудь, а к дому Янгов. - Клянусь, я наткнулся на них случайно. Я не знал до той минуты, где живут достопочтенные Янги, а также Брауны и

Лоуренсы! Но как понял все рядышком друг с другом. Идиллия. Милое соседство. Ты так не считаешь? - Крис, я рада за Томми и Мэриэнн. Я рада, что все они живут по соседству. Это просто великолепно! Ты доволен? - О, да! Крис забрал телефон и пошел на кухню. - Щелкни чайник! крикнула вдогонку Рейч. - А? - высунулся из дверей Крис. - Как ты сказала? "Щелкни чайник"? Простая девчонка из блочного дома? Ты это нарочно или это произошло естественным образом? - Дорогой мистер Хоу, не могли бы вы быть так любезны, - Рейчел встала и закрыла книгу. Включить чайник и приготовить чай для меня? Рейчел подошла к Крису и стукнула его со всей силы книгой по плечу. - Больно же! - отскочил Крис. - На еще! Рейчел стала бить его книгой. Крис ставил блоки и смеялся, Рейчел делала вид, что приходит в ярость, и нападала все сильнее. Через пять минут они носились по квартире, как дети, пытаясь друг друга стукнуть или сбить с ног. Щелкнул замок. В квартиру вошла Дженна, готовая отвечать на любые нападки Криса. Спина прямая, лицо суровое. И да, она пришла к Рейчел, а не к этому придурку. Рейчел, убегая от

Криса, бросила ему под ноги торшер, он споткнулся и растянулся по полу, Рейчел с хохотом побежала из комнаты. - Ну, все, ты нарвалась, ночевать на балконе будешь! Они с криками выбежали в прихожую, как раз в тот момент, когда Дженна вошла в квартиру. - А! Спаси меня! Рейчел стрелой бросилась за спину Дженны и загородилась от Криса. Ошарашенная Дженна не знала, что делать. - Эй, хватит! Успокойтесь! - она выставила руки вперед. - Дженна, уйди! Крис попытался схватить сестру за руку. Рейчел уворачивалась, заслоняясь Дженной как щитом. - Хватит вам! – крикнула Дженна. Крис схватил Дженну за плечи и резко развернул, Рейчел пнула Криса по ноге, он поскользнулся на паркете и все трое полетели на пол. Крис и Рейчел с диким хохотом, Дженна с визгом. Почувствовав свободу, Дженна тут же вскочила на ноги и поправила платье. Брат и сестра валялись на полу, загибаясь уже от беззвучного смеха. - Мир, мир! – задыхаясь, проговорила Рейчел, встретившись с братом взглядом. - Уговорила! - отозвался Крис, пытаясь отдышаться, и не теряя времени даром, подползая к ногам Дженны.

- Дженна, я у твоих ног! - с Шекспировским драматизмом заговорил он. Дженна села на диван. - Может тебе тоже в актеры? - Нет, это не мое, Крис поднялся на ноги и пошел на кухню. - Пить, пить! Воды! - заскулила Рейчел. - Так и быть, поставлю чайник. - Что это было? спросила Дженна. - Так, ничего! - Рейчел поднялась с пола и села рядом с Дженной. - Завтра съемки. - Помню. - И еще меня миссис Лоуренс зачем-то позвала к себе. - Такое чувство, что ты ее боишься. - Это Элизабет Лоуренс. Серый кардинал. Знаешь, что это понятие значит? - Знаю. Ну и что ты волнуешься? Она тебя не съест. - Наверное, она будет говорить про интервью. - Хорошо бы если про него. Дженна с удивлением уставилась на Рейчел. Неужели мисс Хоу снизошла. - Но если она будет что-то хитростями выпытывать про то, как я жила в Нью-Йорке, ничего не говори. Я сама скажу в интервью все, что нужно знать публике. - А если она наймет детектива, чтобы поко-

паться в жизни Хоу? – спросила Дженна. - Тогда детектив бесследно исчезнет в водах океана. Там хоть водичка и голубая, но тайны хорошо прячет, - из кухни вышел Крис. - Оставь свои детские замашки, крутой мальчик, - огрызнулась Дженна. - Я серьезно, Дженна. Да и мальчиком я быть перестал в 14 лет. - Избавь от подробностей! - Дженна закатила глаза. - Дженна, ты умная и знаешь, как уйти от допросов. Даже от допросов миссис Лоуренс. Она хоть и не последняя скрипка в том оркестре, но она, по сути, мало что решает. А плести интриги она не будет. По ней видно, что она гордая. И привыкла все решать одним махом. - Завтра все увидим. Но ты ни о чем не должна переживать! Завтра сложная сцена. - Да, встреча моей героини с призраком Клодии. Кстати, я договорилась с Джеймсом, что падение с лестницы сделаю сама, без дублера, там ничего сложного нет. - Постарайся ничего себе не сломать, а то съемки зависнут. - О, зануда ты моя! - Рейчел обняла Дженну. Со мной уже занимались каскадеры, я умею правильно падать с лестниц! *** Дженна шла по коридору к кабинету Дуайта, где ее ждала Элизабет Ло-

уренс. Дуайт любезно уступил ей свой кабинет, сам он ушел в кабинет Роберта, куда пятью минутами ранее прошел Брайан. В приемной, со всей возможной грацией опираясь на стол, стояла Карла, а напротив ее Крис Хоу. Он что-то ей рассказывал, а Карла улыбалась во весь рот. Крис излучал обаяние и небрежный шик богатого мальчика. Карла таяла. - Привет! - как можно сдержанней сказала Дженна, войдя в приемную. Здравствуйте, мисс Кроссел, миссис Лоуренс ждет вас! - Карла небрежно махнула на дверь, не отрывая взгляда от Криса. "Ах ты, мочалка!" зло подумала Дженна. - Привет, Дженна, поздоровался Крис, удостоив ее быстрым взглядом. Дженна прошла в кабинет. "Надо же! Сволочь какая! - думала девушка. Как меня пытаться зажать в доме Рейчел, так соловьем заливается. И вдруг! Чертов самовлюбленный придурок! Сволочь! И с кем флиртует! С этой халдейкой! Ее обязанности кофе приносить и почту". Дженна чувствовала острые уколы ревности. Ей вспомнилась та ночь, когда она переспала с Крисом. Его поцелуи. Дженна как наяву почувствовала поцелуй Криса на своих губах. Ревность. "Черт! Кроссел,

возьми себя в руки, это всего лишь Крис. У него ни одного положительного качества. Он резервная копия своего отца. Правда, симпатичней". - Дженна, все нормально? Голос Лиз вернул ее к реальности. - Извините, миссис Лоуренс. Дженна села на стул напротив Элизабет. - Я бы хотела назначить дату интервью, начала Лиз. - Карла! крикнула она. - Карла! В дверях появилась секретарша. - Безалкогольный мохито для меня и для мисс Кроссел, и не жалей льда и мяты. И я бы хотела видеть напиток минут через пять, а не через полчаса. Карла кивнула и удалилась. Дженна внутри себя победно улыбалась. - Боже, какая же она простая, - сказала Лиз. - Думает, что флирт юного мистера Хоу что-то значит. Мальчик развлекается, а Карла уже выбрала дату свадьбы. Ну, так как насчет того, чтобы провести интервью на следующей неделе? - По графику Рейчел у нее выходной со среды и следующие сцены с ней снимаются через полторы недели, так что мы можем назначить интервью и фотосет, например, на вторник. Надо же подобрать образ, найти стилиста, договориться с журналом.

- С журналом я договорилась. Стилисты тоже есть. Еще я договорилась с бутиками о предоставлении одежды. Кстати, ты поможешь выбрать образы для Рейчел? - Конечно. - Ну и отлично! улыбнулась Лиз. Карла принесла мохито. - Спасибо, Карла. Иди! - отправила ее Лиз. Нет, стой! Карла остановилась. - Дуайт сказал, что ты должна сделать пять копий сценария нового фильма и разослать актерам, которых мы бы хотели видеть в ролях. Ты это сделала? - Эм... извините, еще нет. - Ну, так сделай! Не Крис Хоу обеспечивает тебя заработком. Карла покраснела и выскочила за дверь. Через несколько минут Лиз и Дженна услышали, как зажужжал ксерокс. - Завтра мы с тобой сходим и выберем образы для Рейчел. Ты ее знаешь, и тебе она доверяет. И к тому же, Дженна, я хочу чтобы ты пообщалась с журналисткой до интервью и помогла составить примерные вопросы для Рейчел. Я не хочу, чтобы они спросили о том, о чем не стоит, и испортили все. Я не хочу, чтобы Рейчел вдруг замкнулась и отказалась от всей этой затеи. "А ты хитра и расчетлива!" подумала Дженна.

- Конечно, миссис Лоуренс. Когда мне с ними поговорить? - Я тебе позвоню. - Отлично! - И я бы хотела, чтобы в фотосессии к интервью принял участие Крис. - Это он сам напросился? - Нет, - мягко улыбнулась Лиз. - Это чисто моя задумка. Семейные ценности. "О, да! Семейные ценности семьи Хоу! название для фильма ужасов" - подумала Дженна. Замечательная идея, миссис Лоуренс. Ей было противно вот так противоречить самой себе, но другого выхода не было. Ни слова о семье Хоу без разрешения Рейчел и Криса. Это хитрый ход Лиз - выведать больше. Это ее лесть о ценностях, как способ вытащить скелетов из шкафов. Дженна выйдя из кабинета Дуайта, не глядя на Карлу пошла к выходу. На улице она огляделась в поисках Криса, но его нигде не было видно. Дженна пошла в павильон, где проходили съемки Рейчел. Бесшумно проскользнув на площадку, она прислонилась к стене и стала наблюдать за процессом. *** Брайан опоздал. Но не успел он пройти в кабинет, как тут же следом вошел Дуайт. "Да что ж такое! У него, что сенсоры на мое появление?"

- Здравствуйте! кивнул Брайан. - Привет! - Приветливо махнул рукой Дуайт. Утро было прекрасным. Сын с невесткой, правда, еще на связь не выходили, но им сейчас не до стариков. Пусть наслаждаются медовым месяцем. Потом рутина семейной жизни их поглотит. Мэриэнн ждет общество светских львиц, окутанное паутиной сплетен. Иногда Дуайту казалось, что они не львицы, а паучихи, плетущие те самые пресловутые сети сплетен. Да и яда в них немерено! Именно яда. Львица перегрызет горло, а эти дамы только и умеют, что за спиной плеваться серной кислотой. Хотя… что-то Дуайта занесло. Ведь сейчас одна особа попала как раз в когти львицы, а не в сети паучихи. Дженна Кроссел на приеме у Элизабет Лоуренс. Вот кто действительно львица, так это Лиз. И Элеонора Янг. Эти две дадут фору любой восьмилапой сучке. И дочери их тоже. Конечно, Мария с детства осознала, в каком мире ей предстоит жить. Миссис Янг, всетаки, опекала дочку больше. Поэтому новоиспеченный тесть переживал за милашку Мэриэнн, теперь уже Браун. Ведь Томми полюбил её маленьким, невинным львенком, а не прожженной светской львицей. А сам Дуайт не сильно опекает единственного сына? Томми давно вырос и это надо принять. Просто принять. Не осоз-

нать, осознавать тут нечего. Просто принять: сын уже взрослый и сам создал семью. Хоть и на волне бунтарства, но создал. Отцу оставалось только надеяться, что все дальнейшее Томми будет делать с умом, а не на зло кому-то. То так можно дров наломать. - Мистер Браун, Брайан немного замялся. Извините нас за эту выходку на свадьбе. Мы не хотели сделать ничего дурного, это было развлечение, весьма дерзкое, конечно. Брайан понимал, что как бы там не было, извиниться стоит. Дуайт все воспринимает слишком остро, даже болезненно. А Брайану с ним работать, да он и не очень-то хотел, чтобы Дуайт ждал какой-то выходки. Когда Дуайт чего-то ожидает, особенного плохого, то становится невыносимым. - Знаешь, - Дуайт подошел к окну, - я нечто подобное ожидал. Как тебе сказать, не конкретно эту выходку, а вообще... что-то. Не могла Мария просто так отпустить лучшую подругу в объятья брака. Даже не представляю, что будет на ее собственной свадьбе. К тому же ваша выходка помогла скрыть вашу предыдущую выходку. Теперь все обсуждают их с Мэриэнн поцелуй и не двусмысленный жест Томми, а не предпосылки к свадьбе. Брайан слегка улыбнулся. - Вот уж не знаю,

что будет на свадьбе самой Марии, - сказал он. Она у нас непредсказуемая. - Кстати, а что у нас за новый проект? - Очередной ширпотреб, - отмахнулся Дуайт. - Сопливая мелодрама с копеечным бюджетом. Она в кассе должна собрать не мало. Так сказать - быстрые деньги. Но учти, в будущем тебе вести эту студию, так что запоминай: не увлекайся такими проектами. Как никак, а репутация у нас безупречная. И если мы изредка балуемся такими проектами, то еще ничего, а если начнем часто, то репутация упадет. Тогда мы больше потеряем, нежели получим. - Понятно. Да, мы такое выпускаем редко. На мой взгляд, комедии и мелодрамы тоже должны быть на хорошем уровне. - В том то и дело, ответил Дуайт. - Хороший уровень - хорошие деньги. А мы снимаем ширпотреб, без уровня и с наивным сюжетом. Аудитория такое любит и быстро проглотит. Мы отобьем раз в семь больше, чем вложили, за короткий срок. Но стоит вопрос репутации. Мы можем снять тот же фильм, подправив сюжет. К примеру, добавив пару персонажей и взяв на их роли хороших актеров, но можем и сэкономить. К примеру, в этом проекте не будет именитых актеров только новички. Они вряд ли станут знаменитыми от этого фильма, но какие-никакие деньги

получат. А мы получим хорошие кассовые сборы. Чисто деньги. Великое искусство - это у Фарнольда. А здесь чисто деньги, хотя, сам Фарнольд с таких фильмов и начинал. - Молодым актерам тоже надо с чего-то начинать, - он представил Рейчел. Какой же был ее первый фильм? Этого он так и не выяснил. - К тому же если покажут себя, то могут пойти и дальше, выше. А что касается Фарнольда, то да, он умеет сделать хороший фильм. Сейчас они работают над сценами в доме в Новом Орлеане. И Фарнольд спрашивал про концертный зал. Для съемок концерта "Вампира Лестата". Это можно сделать? Аренда и все такое? Набрать массовку для публики не проблема. - Можно, - кивнул Дуайт. - Вот ты этим и займись. Подбери подходящий зал, договорись с бутафорщиками по поводу украшений. И не забудь все согласовать с Фарнольдом. Если ему хоть что-то не понравиться пиши пропало! - Ок! Когда подберу зал, Фарнольда возьму с собой. Пусть он говорит бутафорщикам как и что делать. И думаю, он лучше меня представляет рокконцерт 80-х годов. - Он не столь старый, - парировал Дуайт. В 80-х он, конечно, под стол пешком не ходил, но и на рок концертах вряд ли зажигал. Ему всего тридцать шестой год идет.

Как раз кризис среднего возраста. Брайан рассмеялся. - И тем не менее я его возьму с собой. Если что не так сразу все и скажет. Сэкономим кучу времени. - Как хочешь, улыбнулся Дуайт, - можешь приступать уже сейчас. На поиски помещения тебе Фарнольд не нужен. Дуайт направился к своему кабинету. Сейчас там Лиз устроила допрос с пристрастием для агента Хоу, Дженны Кроссел. Конечно, Лиз не гестапо, но она женщина и знает тысячу и одну уловку, как выпытать у собеседника все, что её нужно. При этом сам собеседник ничего не поймет и не осознает. В приемной стояли Карла и младший брат Рейчел, Крис. Просто паломничество Хоу в ЛосАнджелес! Карла сидела на столе и развязно махала ногами, развесив уши. Как какая-то старшеклассница перед бойфрендом! Крис увлеченно ей что-то рассказывал. Когда Дуайт появился в приемной, они умолкли, а Карла соизволила слезть со стола. - Карла, деточка, сдержано, но с легким оттенком металла в голосе, начал Дуайт. - Да, мистер Браун? - Секретарша сжалась как забившийся зверек. - Не перебивай, - не меняя тона, продолжил Дуайт. - Тебя не учили, что приличной девушке не пристало сидеть на столе?

Запомни, на столе сидят маленькие не воспитанные девочки и большие распущенные шлюхи. Карла не могла произнести и слова. Тем временем, Дуайт снял очки и потер переносицу. - Я понимаю, что ты хочешь поскорее устроить свою личную жизнь, но думаю мистер Хоу со мной согласиться. Девушка, что так вальяжно раскидывается на столе и всем демонстрирует грудь в расстегнутой в зоне декольте блузке, вызовет не желание увести под венец, а овладеть ею прямо на этом столе. Вы со мной согласны? - Дуайт посмотрел на Криса, ожидая ответа. - Вы совершенно правы, мистер Браун! Некоторые девушки слишком серьезно воспринимают вежливость и легкий флирт, вернее начинают вести себя, как ... ну вы поняли как кто. Карла покраснела еще больше. Ее глаза наполнились слезами, но она их сдержала. "Все вы сволочи! Все одинаковые!" - думала Карла, понимая, что и она дала промах. - А твоя сестра? И эта Дженна? Что лучше? Да Рейчел строит из себя бог знает кого, но ничуть не лучше. Я помню, как она на пробах сидела на полу по-турецки, и строила глазки Брайану". - Извините, мистер Браун! Такого больше не повторится, - пролепетала она. Дуайт подошел

к Карле и, положив руку на плечо, произнес: - А теперь иди, приведи себя в порядок и возвращайся к своим обязанностям. Карла, кивнув, убежала. -Хотите совет, мистер Хоу? - Начал Дуайт. Не пытайтесь получить чью-то благосклонность, унизив кого-то. Карла это переживет, а вот я запомню ваш стиль... игры в покер. - Спасибо за совет, мистер Браун! Я его запомню и буду им пользоваться. А сейчас извините, мне нужно идти. Крису было наплевать на Карлу, да и на Дуайта тоже. Главная цель Дженна. Она увидела то, что должна была увидеть. Да, сейчас мысли просто роятся в голове у Дженны. Разговор с Лиз Лоуренс. О, да, присутствие Криса под дверью было просто необходимо. Но что бы он сделал, если бы Дженна стала не в меру разговорчивой? Ворвался бы в кабинет и заткнул Дженне рот? Хм, нет. Но Дженна знала, что он рядом. Это в какой-то степени сделало ее более уверенной. Да и конечно ее задело, то, что Крис флиртует с Карлой. Самое время утереть слезки мисс Кроссел. И пора осмотреть свои будущие владения. *** Дженна сидела в своей машине с открытым верхом на парковке студии. В перерыв она рассказала Рейчел про интер-

вью. Рейчел нормально восприняла всю информацию, что не могло не радовать Дженну. Съемки продолжились. Все то же самое, но более детально, с крупными планами. Девушка прокручивала разговор с Лиз. В какой-то момент разговора она почувствовала, что ее прорвет. Что она расскажет все о "ценностях" Хоу. Лиз располагала к себе, окутывала теплом. Дружелюбность. Именно. "Мы равны", - как бы говорит Лиз. - "Доверься мне". Элизабет терпеливая и будет тащить по ниточке. Чуть-чуть не сорвалась. "Да вы видели Дарела Хоу? У него одна ценность - деньги. Что вы вообще знаете о них? Что вы вообще можете знать о ценностях? Вы думаете, Рейчел просто так за одну ночь все решила? Вы знаете Одри Хоу? Вы никогда не видели этой женщины, напоминающей дорогую статуэтку. Статуэтку Дарела Хоу! Она его вдохновитель и спутник. Она предаст своих детей, но не мужа. Вы думаете Крис тут просто так?" Она уронила голову на руль. Крис. Черт! Да, он может и любит сестру, но он тут не только ради нее. Дженна подняла голову. Она помнила то утро. Утро, когда она проснулась в доме Хоу.

Нет, не в гостевой комнате и не в комнате Рейчел. А в постели Криса. Первые несколько минут она лежала и любовалась интерьером комнаты, пока не поняла, где находится, и не увидела рядом Криса. Он спал. Еще б ему не спать! Быстро одевшись, Дженна выскочила из комнаты. Она приехала погостить в Нью-Йорк, к друзьям и к Рейчел. Да она была на шикарнейшей вечеринке в шикарном особняке. И просто-напросто напилась. Рейчел была с ней. В красивом бордовом платье в пол. Трогательная и красивая Рейчел. Влюбленная. Крис где-то шастал. Дженна пила коктейли. Болтала с милыми мальчиками их круга. Рейчел в какой-то момент куда-то ушла. Потом у нее кружилась голова. Дженна несла какой-то бред. Какой-то красивый парень уже обнимал ее за талию. Потом из мрака появилось чудовище - Крис Хоу. Нежный, ласковый и обаятельный. И вот она уже в его объятиях..... И вот машина. И... и утро в доме Хоу. Встреча с Рейчел на лестнице. Торопливая речь Рейчел о том, что она решила попробовать стать актрисой. Головная боль заглушала разум. Что? Хочешь в Лос-Анджелес? Поехали! А что случилось? Потом, так потом. И Крис на пороге своей комнаты. В бархатном халате. Такси. Улицы Нью-Йорка. Сбор вещей. Рейчел с сумками в аэропорту как

какой-то немыслимый глюк. Дженна так толком и не знала, что же все-таки случилось с Рейчел. Что повлияло на ее выбор. Девушка чувствовала усталость. Да еще и жара. И еще предстоит общение с Лиз Лоуренс почти две недели. И с Рейчел сейчас не поговорить. И вообще ни с кем. Крис зашел в павильон, где шли съемки, немного постоял и посмотрел на процесс создания кино и ушел. Издалека он уже видел сидящую в машине Дженну. Крис ускорил шаг. Все просто отлично и вокруг никто не ошивается, так что если Дженна и наорет на него, то это никого не напугает и не заставит сочинять сплетни. - Еще раз привет, Дженна, - сказал он, подойдя к машине. "Сгинь!" - подумала она, но ничего не ответила. Крис конечно не тот человек, с кем бы ей хотелось сейчас поговорить. - Чего тебе? - Можно присесть рядом? - Устал стоять? - Надо поговорить. - О чем? - О чем вы говорили с Лиз. - Садись. Крис сел в машину Дженны. - Поедем в кафе, сказала она, заводя машину. Крис не возражал. - Лиз хитрая, - начала Дженна, выезжая с

территории студии. - Она говорит так и задает так вопросы, чтобы вытянуть что-то о семье Хоу. Она хочет, чтобы ты участвовал в фотосете с Рейчел для журнала. Как она сказала "семейные ценности". Дженна усмехнулась. - О, - усмехнулся в ответ Крис. - В таком случае, я могу ей предоставить чудесный семейный портрет семьи Хоу. Там и папа, и мама Рейчел Хоу. И все такие счастливые. - Не понимаю, ты шутишь? - Нет. Я и, правда, дам ей это фото. Взбешу отца. Хотя ему это понравится, это ж лишняя реклама. По крайней мере, я предложу это фото. А там будет видно. Надо показать Лиз, что мы не прячем свою семью. Что Рейчел ее не прячет. Она же этого хочет. Лучше удовлетворить малый интерес, чтобы она немного отстала от тебя и от нас. Дженна тяжело вздохнула. - И держи себя в руках. Каждое твое слово ключ для Элизабет. То, что для тебя незначительное, для нее может значить больше. - Я это все понимаю. Лиз очень располагает к себе. - Оружие Лиз Лоуренс. Весьма точное и действенное. Ты просто время от времени вспоминай мистера Дарела Хоу. Его лицо, когда он не в настроении. Это тебя здорово приведет в чувство,

когда ты захочешь по душам поболтать с Элизабет. Они подъехали к кафе. Дженна припарковалась. - Ладно, солнышко. С тобой хорошо, но мне нужно идти. Пока! Крис выпрыгнул из машины и быстро пошел прочь от машины Дженны. Девушка смотрела ему в след, думая над тем, что он сказал. *** Безумно жаркий день. Думал Крис Хоу подходя к отелю. Старое заброшенное здание еще хранило налет былой роскоши. Когда-то это здание было шикарным отелем. Им владел какой-то мафиози. Но не суть. Это здание снова станет маленькой империей. Снова станет отелем. И оно почти у него в руках. Отец ничего не знает о планах Криса. Никто не знает. Знает Рейчел. Но частично. Не все. Агент ждет его. И будет ждать до тех пор пока мистер Хоу не нагуляется по пылным коридорам и комнатам отеля. Он вышел на лестничную площадку. Перед ним была широкая лестница. Крис потрогал перила. Крепкие. Крис уже видел интерьер отеля. Он знал, как будут выглядеть комнаты. Он умело сочетает шик 20 -х годов 20 века и современность. Он снова посмотрел на лестницу. В памяти вспыхнул образ Рейчел бегущей вниз по похожей

лестнице. Она неслась, будто за ней черти гнались. Он знал все, что случилось в тот вечер. Крис подслушал разговор. Уже после того, как Рейчел покинула вечеринку. Он стоял у кабинета хозяина дома и слышал, как его отец говорил с женихом Рейчел (на тот момент уже бывшим, ибо он знал характер Рейчел). Мистер Вайз-старший долго не подавал голос, было слышно лишь Даррела и Натана. - Я не знал, что она пойдет в эту чертову комнату. - В доме вечеринка, тут ходит уйма народу. И если не хочешь, чтоб ктото ушел не туда - запри двери. Черт! Да, она все поняла. И платье и договор. Такие документы не бросают где попало. Даррел ударил кулаком по столу. - Она не должна была туда идти, - оправдывался Натан. - И тем не менее она зашла. Рейчел. Никто иной, а именно она. А ты представь что это был бы кто-то другой? Натан молчал. Даррел продолжал: - И потом, - Даррел говорил медленно и жестко. Его голос как бы уничтожал все и всех. - Ты не мог уйти с той шлюхой в другое место или закрыться? Из одной комнаты Рейчел попала в другую. Смежная комнатка принесла еще один сюрприз. - Но вы же сможете все уладить? - подал голос

Вайз-старший. - Не знаю. Крис ловил каждое слово. И по мере того как до него доходил весь смысл происходящего, он все больше начинал ненавидеть отца, да и Вайзов тоже. - Где Рейчел? спросил Даррел. - Она ушла. - Куда? - Не знаю. Я видел что она убежала вниз по лестнице. - Где ее подруга Дженна? - Кроссел похоже напилась до чертиков и готова перед любым раздвинуть ноги, - ответил Натан. - Меня не интересует, что делает Кроссел. Если Рейчел не с ней то, где? Иди и выясни. - Она вроде села в такси... - Ах, в такси, так вот молись, чтобы она поехала домой! - рявкнул Даррел. Натан вышел из комнаты. - Черт! - выругался он на полумрак коридора. И через мгновение отлетел в сторону от сильного удара в челюсть. Он никого не увидел, только услышал шаги в темноте. Крис спускался в зал. Пора заняться Дженной, пока ее не утащили на какую-нибудь оргию. Натан поймет, кто его ударил в тот вечер, правда это произойдет не скоро. Сейчас никто не должен знать, что Крис знает больше, чем ему положено

знать. "Да, мексиканцы подойдут! Они верны тем, кто им много платит и держит слово". Крис спустился на первый этаж и подошел к агенту. - Думаю, нам следует обсудить все детали в офисе. *** Все тайное становиться явным. Энтони уяснил это еще в детстве. Конечно, он понимал, что рано или поздно Лоуренсы узнают про их с Мирандой отношения. Но, как думал парень, против они не будут. Уж лучше пусть дворецкий женится на садов... садовнице? Интересно, как будет звучать женская форма слова «садовник»? Хотя, роли это не играет. Конечно, хозяевам лучше, что бы дворецкий спал с кем-то из дома. Предпочтительней, из прислуги. Чужие люди нигде не приветствуются. Уж лучше служебный роман, нежели лишние глаза и уши. Но Миранда не строила никаких планов. Да, Энтони спал с ней. Даже иногда они могли неделями жить в его комнате. Но в один момент все могло перемениться и они так же неделями могли просто не замечать друг друга. Точнее, это Энтони мог ходить, в упор не видя девушку. По выходным у него появилась привычка пропадать куда-то. Миранда не разу не следила за ним. Зачем? Ведь он и не её, как бы. Он мог легко спать и с ней и с

ней и с какой-то проституткой. Иногда на неё находила хандра, и она приравнивала себя к этим самым проституткам. Миранде казалось, что она одна из. А вот какое число поставить после слова «из» она и представить боялась. С ней он был нежен, ласков, обходителен. Настоящий джентльмен с выдержкой и манерами. Его образ, визуальный, немного не соответствовал этому статусу. Он бунтовал против всей этой вычурности. Джентльмен, вынужденный быть джентльменом и всем естеством протестующий против этого. Забавно? Возможно. Но именно этим он и покорил сердце девушки. Хотя она сама себе твердила, что у них свободные отношения, и он волен сам решать, когда и с кем спать. Сама Миранда при этом ревновала его. Нет, до сцен истерики и до раскусанных в кровь губ дело не доходило, но когда Энтони пропадал из её жизни, просто уходил в неизвестном направлении, сердце колола иголка. Всего лишь раз. Протыкала сердечко и исчезала. Она знала, что сейчас он с другими, но знала, что к ней он вернется. - У нас свободные отношения. – Твердила она себе, свернувшись калачиком на кровати. Слезы в подушку и проклятья его блудливого? Нет, она просто выписывала себе несколько пощечин, вставала с кровати и шла заниматься какими-то делами.

Лишь бы не истерить. Вечером или уже на утро он вернется. Если у них период совместной жизни, то ласково разбудит поцелуем. А если нет, то просто поздоровается и пройдет мимо. Но он вернется. К ней. *** -Может не надо? – Жалобным голосом спросила блондинка в коротеньком обтягивающем платье, усеянном блестками. В таких же блестках были и туфли на шпильке, которые она держала в руках. - Тише! – Прошипела на неё брюнетка. Сама она была изрядно пьяна и довольно своеобразно одета. Закрытые черные туфли, белые гетры, свободная юбка. Школьная форма? Почти. Вот только верх подкачивал. На верху, кроме черного бюстгальтера и серого пиджака, ничего не было. Причем пиджак был размеров на пять - шесть больше и болтался, как не пойми что. В этом одеянии дамы пытались пробраться через заросли ровно постриженных кустов к особняку. Парадный вход они решили игнорировать. - Давай уйдем, канючила блондинка. – Если нас поймают, то вызовут полицию. А я не хочу провести ночь в участке. - Да ты можешь заткнуться?! – Не выдержала брюнетка. – Никто нас не поймает. Я давно хотела это сделать и сейчас самое время.

- Ты про наш план? – Удивленно спросила блондинка. - Ура! – Громким шепотом произнесла брюнетка, вскинув руки к небесам. – До неё дошло! - Может… - Блондинка начала произносит очередную фразу, но брюнетка, перепрыгнув через куст, прижала руку к её губам и прошипела на ухо. - Заткнись и иди за мной! Блондинка часто закивала и последовала за своей подельницей. Грабить они никого не собирались, просто навестить одного знакомого дворецкого. *** Что может быть лучше вечера в компании милой сердцу девушки после тяжелого рабочего дня? Да ничего! Вот и Энтони придерживался этой точки зрения. После окончания рабочего дня, он вместе с Мирандой лежал на кровати и смотрел какой-то фильм по телевизору. Выбирала девушка, и он просто принял этот выбор. Сейчас он был с Мирандой. Конечно, он любил Ингу и уважал Линду, но сейчас он был с Мирандой. Любит он её или нет, Энтони и сам не знал. Может, просто влечение? Или попытка найти отдушину в этом мире. Инга уже не будет с ним. Линда… она свободная. Ото всех, и в первую очередь от мужчин. Но она не против изредка переспать с мужчиной. Что и дозволяет Инге. Это радует

Энтони, но дает бесплодные надежды. После кульминации, Инга прижимается не к нему, а к Линде и он понимает, что это всего лишь секс. Просто секс двух лесбиянок и одного гетеро. Им это нужно для разрядки, снятия стресса, а ему… что бы испытать жгучий приступ ревности и осознания того, что прошлое не вернешь. Может все перечеркнуть и начать новую жизнь с Мирандой? Жениться, нарожать детей, забыть Ингу… но забыть ему не дали. Когда на экране мелькали какие-то герои, а Мирнад тихо с них смеялась, в дверь деликатно постучались. - Кто это может быть? – Удивилась девушка. Энтони просто пожал плечами и пошел открывать. Когда дверь начала открываться её толкнули с той стороны. От удара Энтони упал на пол. Первое, что мелькнуло в голове «Черт, ружье на стене!» Но стрелять не пришлось, над ним победоносно возвышалась Линда. Инга неуверенно выгладывала из-за двери. - Линда? – Удивился парень. - Не поняла! – Вторженка уставилась на Миранду, та залезла под покрывало и со страхом смотрела на Линду. Линда выглядела эффектно. Пиджак, на не один размер больше, еле держался на её хрупких плечах. Узоры татушек, скромно перекрывал черный бюстгаль-

тер. А низ она передрала с какой-то школьной формы из школы для девочек: гетры, развивающаяся юбка на уровне колен. - Энтони, это кто? – Осторожно спросила Миранда. Наш герой только и смог, что сглотнуть подступивший ком. - У меня вопрос к тебе! – Грубо спросила Линда, переступив через лежащего Энтони. – Ты кто? Инга помогла Энтони поднять. На удивленный взгляд она лишь пожала плечами. Тем временем Линда сорвала с Миранды покрывало и присвистнула. - Знаешь, Энтони, а у тебя определенно есть вкус. – Она оценивающе изучила Миранду, и запрыгнув на кровать, обняла шокированную девушку. - Эй, милашка! – Одной рукой Линда обнимала Миранду, а другой достала из кармана пиджака сигару и пыталась её раскурить. Проделывать это одной правой было не очень удобно и после нескольких неудачных попыток, она просто выбросила зажигалку в открытую дверь. Энтони наделся, что грохот от падения зажигалки никого не разбудит. Инга тихо прикрыла дверь. - Не желаешь настоящей женской любви и неистового животного секса?! – Продолжила Линда. - Энтони, что это? -

Испугано спросила Миранда у парня. - Это Линда. – Спокойно ответил Энтони. – А это Инга, - он указал на вторую девушку. - И? – Миранда начинала срываться на крик. - Тише! – Линда приложила ей палец ко рту. - Линда, - стараясь держать себя в руках, начал Энтони. – Я тоже хочу знать, что это? Как вы сюда попали?! Дверь заперта! - Была! – Поправила его Линда. Она так и держала не зажженную сигару в зубах. - То есть? – От удивления глаза Энтони стали похожими на блюдца из кофейного сервиза. - Шпилька от волос творит чудеса! – Гордо произнесла Линда. - Боже, не дай бог, Лоуренсы проснуться! - А они спят? – От радости Линда аж подскочила. Как сумасшедшая она стала прыгать по кровати и выкрикивать: - Аллилуйя! Всем вискаря! - Остановись! – Энтони попытался её утихомирить. Иначе она грозила перебудить весь дом. Марии не спалось, и она читала в своей комнате. Брайан где-то ходит, наверное, с Рейчел. Родители давно спят. Отец принимает кучу таблеток и спит - не разбудишь, хоть на танке езди. Из коридора раздался шум, что-то брякнуло о пол. Мария

насторожилась и, отложив книгу, вышла из комнаты. В дальнем конце коридор был освещен полоской света из комнаты их дворецкого. Мария пожала плечами и направилась к комнате. Интересно, что там такое происходит! В любом случае надо напомнить Энтони про то, что многие обитатели дома хотят отдохнуть. Из комнаты доносились голоса и смех. Женский голос требовал вискаря. Мария улыбнулась. Ну, сейчас вы получите вискаря. Такое развлечение на ночь, а то день прошел уныло. Девушка легонько постучала о стену, успев оценить образ двух незнакомых ей девушек. Миранда заметив Марию смотрела на нее как фанатичка на снизошедшего ангела. - Ничего что уже второй час ночи? - в голосе слышалась насмешка и яд. - Вы немного увлеклись. Она увидела на полу зажигалку и пинком загнала ее в комнату дворецкого. - К тому же мусорите. Мария переводила взгляд с дворецкого на девушек. Пугало, как она назвала Линду, выглядит не адекватной, надо быть готовой ко всему. "Мне конец". Только и смог подумать Энтони. А Линда, как не в чем не бывало, спустилась

с кровати и вальяжно подошла к Марии. - Приношу свои извинения, - нагловато произнесла она. - Линда Кросс, она протянула руку для рукопожатия, - свободная художница из Нью -Йорка, по совместительству, близкая знакомая Энтони. - И сделав паузу, добавила. - Очень близкая знакомая. - А я Мария Лоуренс, свободная хозяйка этого чудесного дома, губы Марии искривились в усмешке, девица ее забавляла. - И я принимаю ваши извинения. Она перевела взгляд на Энтони, а затем на Миранду. - А теперь отпустите заложницу, - она кивнула на садовницу. - И если отсюда раздастся хоть один лишь вопль... - она выдержала паузу. - Вас отсюда выведут. Тихотихо через черный вход. И это будет не полиция, последнюю фразу она произнесла шепотом. - И не я. Миранда услышав, что ее требуют отпустить, вскочила и прямо в простыне выскочила в коридор. - Энтони, с тобой завтра поговорю. Или лучше чтобы поговорила миссис Лоуренс? У нее очень хорошо получается доносить до людей информацию. - Никак нет! - Отчеканил Энтони. - Будет достаточно вас. - Только сильно его не шлепайте, он хороший мальчик! - Вставила свои

пять центов Линда. - И еще, у вас отвратительные замки, и никакой системы безопасности. Энтони передернуло от первой реплики Линды, дальнейшее он просто старался игнорировать. - Уговорили! - криво улыбнулась Мария. Да и про замки мы тоже поговорим. И, пожалуй, буду выпускать свою собачку гулять ночью вокруг дома. Приятных снов! Мария развернулась и пошла к себе. Миранда давно уже убежала в свою комнату, закрывшись на ключ и подперев дверь тумбочкой. - Какая скучная у тебя хозяйка, Энтони. Собачку она спустит, я пуделей не боюсь! - Констатировала Линда. - Хотя, ничего. Я бы с ней... - Стоп! - Перебил её парень. - Хватит тут фантазировать. Вы вообще, что устроили здесь? - Если я скажу, что соскучилась по тебе, ты поверишь? - Прямо спросила Линда. - Нет. - Так же прямо ответил Энтони. - Ладно, тогда к делу. - Произнесла Линда и стала раздеваться. Скинула пиджак, быстро стянула юбку. - Эй, ты чего?! Спросил Энтони. Инга отстранено стояла в стороне. - Как чего? - Удивилась девушка. - Мы не ввели его в курс дела. - Вступила в разговор Инга.

- Какого дела? - Настороженно спросил Энтони. Инга подошла и обняла его. - Понимаешь, Энтони, - начала она. - Любовь, страсть и секс - это прекрасно, но иногда хочется полноценную семью, с детьми, подгузниками и прочей дребеденью. Понимаешь? - Не совсем. - Ответил Энтони. Он вообще не понимал, к чему клонит (или склоняет) Инга. - Все просто! Мы хотим детей! - Пояснила Линда. - Но, сам понимаешь, что вдвоем, - она перетянула Ингу к себе и нежно обняла, - мы детей не сделаем. Поэтому нам нужен мужчина. Ты подходишь идеально. - Я? - Энтони удивленно ткнул пальцев себе в грудь. - Да! - Кивнула Линда. - Так что не ломайся, как невеста в первую брачную ночь, и начнем. Я первая, Инга вторая. - Так, стоп! - Снова запротестовал Энтони. - А если я против? - Ты? - Удивилась Инга. - Во-первых, - начал Линда не обращая внимания на удивление Инги, - как я уже говорила, ты идеальная кандидатура. Во-вторых, без проблем, мы позовем твою хозяйку. - Ха, - усмехнулся Энтони. - Мария не их тех, кто прыгает в койку с первым попавшим. - А она участвовать

не будет. Просто в её присутствие ты становишься таким паинькой. - Произнесла Линда. - Хорошо, - сглотнув подступивший к горлу ком, согласился Энтони. С Линды станется пойти разыскивать Марию по особняку с просьбой о помощи в зачатии. Вот то, что Мария пошлет её - понятно, но карьере дворецкого можно будет поставить жирный крест. - Вот и славненько. - Самодовольно усмехнулась Линда. Инга отстранилась от неё, и устало опустилась на пол в углу. - Только давайте потише. - Это будет зависеть от твоих усердий. Нежно прошептала Линда на ухо Энтони. В ту ночь Энтони старался, так как никто из домочадцев в комнату ему не наведывался. Утром его ждал разговор с Марией, а потом и объяснения перед Мирандой. *** Мария проснулась в 8 утра, и приведя себя в порядок вышла из комнаты. Она знала, что отец уже на процедурах, а мама ушла в СПА. Несмотря на ранний час, Лоуренсыстаршие ушли по своим делам. Девушка спустилась на кухню и стала готовить себе кофе. Лора приготовив ей фруктовый салат, ушла прибирать комнаты. Позавтракав, Мария позвала Энтони. Надо все же провести беседу.

"Ну, все, пора паковать чемоданы" - Подумал Энтони направляясь на допрос к Марии. Линда с Ингой ушли еще на рассвете. Линда в наглую растолкала Ингу и они ушли. Просто, ничего не сказав. Вот же! И на что он подписался? Стать отцом для их детей. А он им кем будет? Приходящим папой. Две мамы и папа, который приходит по выходным и дарит конфеты. Бред! Они, скорей всего, вернуться в Нью-Йорк, а он... он сейчас получит расчет и свободу. - Доброе утро, Энтони, присаживайся, - сказала Мария. - Ты уже догадался, что о чем я хочу поговорить? Они находились на кухне особняка. Разумеется, мисс Мария, - кивнул Энтони. - У меня будет к тебе ряд вопросов и одно задание. И так, - Мария откинулась на спинку стула. - Что были за девицы? Как они сюда попали, я знаю. - Это мои знакомые, - честно ответил Энтони. - И кто они? Чем они занимаются? Эта наглая девушка представилась художницей.... - Мария замолчала. - Скажи о них хоть пару слов, я должна иметь представление кто ходит по ночам в дом. На удивление, сегодня Мария была без маски отъявленной стервы и Энтони решил... рассказать ей все. Конечно, это

рискованный шаг да и хозяйка могла попросту ему не поверить. Но дворецкий пошел ва-банк. Зачем? Кто знает. Скорее всего ему просто-напросто надо было выговориться. Конечно, для этого лучше всего подойдет близкий друг, но таких у Энтони не было. А ждать выходного , идти напиваться там и в пьяном угаре распинаться бармену о своих проблемах Энтони не мог. Просто физически. Поэтому роль святого отца выпало сыграть Марии. Исповедь, так исповедь. - Инга... блондинка. - Запинаясь начал дворецкий. - Мы с ней встречались когда еще учились в школе. Потом она укатила к семье в Нью-Йорк. Мы перезванивались иногда. А не так давно она прилетела сюда с Линдой. Линда Кросс - она... художница. Своеобразная, но в своих кругах знаменита. Так вот, они... любовники... или любовницы... не знаю как правильно у лесбиянок. Энтони разволновался, начал тяжело дышать. Ему просто не хватало воздуха. Теперь затея с исповедью казалась ему абсурдной. Зачем? Кто она ему? Нет, кто он ей? Но отступать было поздно. К тому же Мария его перебивала и, как ему казалось, внимательно слушала. - А я у них... как правильно сказать.... - "Ты трутень" - вспомнил парень слова Линды, - я трутень.

- Трутень? - переспросила Мария. Она никак не ожидала, что дворецкий ей выдаст такую историю, максимум, что она ждала услышать, как парень в баре познакомился с двумя симпатичными девчонками и вот они настолько по нему соскучились, что решили пробраться в дом. Да, именно так. Несмотря на то, что Мария писала книги под псевдонимом и фантазией не была обделена. Но чтобы такие страсти разворачивались в жизни их дворецкого! Любопытно. У нее под крышей готовый прототип для новой книги. - Именно, просто Линда убежденная лесбиянка и мужчины для неё просто средство продолжения рода, а не объекты для любви. Она даже не считает секс с мужчиной за измену. Простите за откровенность. - Выпалили парень. - А вчера... в общем, трутень выполнял свои прямые обязанности. – Стараясь, как можно скромнее пояснил Энтони. Нет, он понимал, что сама Мария давно не девочка и понимает, откуда дети берутся, но какое-никакое, а воспитание у него есть. И говорить на такие темы с хозяйкой... тем более молодой хозяйкой. - Да, как все запущено. И что ты будешь делать, если они продолжат род? Я имею в виду, ты захочешь быть отцом для этих детей, признаешь ли? - Мария изучала личность Энтони. - Пойми меня правильно, я не со-

бираюсь все это никому рассказывать. Не собираюсь говорить маме или папе. Понятно, что замки ты сменишь на более надежные, я просто хочу разобраться в этой ситуации. Твой дед когда-то работал в этом доме, можно сказать, что ты здесь не такой чужой человек на которого семье Лоуренс было бы наплевать. - Мисс Мария, - Энтони позволил себе немного расслабиться. Во всяком случае, он больше не чувствовал себя на допросе. - Если бы я сам знал. Просто я люблю Ингу. Все сердцем. А теперь представьте, что человек, которого вы любите, выбрал себе в партнеры человека своего же пола, а вам сказал, что... ему просто приятен секс с вами. В такой ситуации сейчас я. К тому же, как вы поняли, Миранда то же к этом, косвенно, но причастна. Она милая, нежная, ласковая и ничего не требует. Мне с ней хорошо. И что самое паршивое, что я поступаю с ней так же, как Инга поступает со мной. Мне просто приятно с ней и все. А люблю я другую. Вы спрашиваете за детей. Я трутень. Мне выпала доля просто зачать. Дальше я им не нужен. Конечно, мне будет позволено видеться с ними, но полноценным отцом я для своих детей не стану. У Линды достаточно и средств, и связей, что бы максимально ограничить мое влияние на детей. Если родятся мальчики, то их, скорее

всего, будут воспитывать как будущих трутней. А девочки... им суждено стать такими же, как и Линда. Понимаю, что я, как мужчина, не имею права так говорить. Но, по воле рока, я играю по её правилам. Я видел её настоящее лицо. Она не мужеподобная лесба. Она женщина. Сильная, свободная. Та, о которой мечтаю миллионы мужчин. Но ей они не нужны. Идеальной женщине не интересны мужчины. - Идеальной? Она просто внушила тебе, что она идеальна. Она умеет себя подать, даже будучи пьяной. Она уверена в своей силе и свободе - вот и все. И если ты захочешь, ты можешь и не играть по ее правилам. Выбор есть всегда, просто нам не всегда он нравится. Кстати, я хочу увидеть ее работы в живую. Я ее найду и назначу ей встречу. Но только ты ей об этом ничего не говори. Мне как раз нужен художник и вот посмотрим, что она из себя представляет. - Как пожелаете, кивнул Энтнои. Триаду о выборе он понял, но свой выбор он уже сделал. Хоть и сам это еще не осознал до конца. - Мне заняться системой безопасности дома? Замки замками, но кроме моего ружья, в доме нет никакой защиты. - Да, это так. Думаю, нам стоит заключить договор с охранным агентством, но этим я сама займусь. - Как пожелаете, я

могу быть свободен? - Да, конечно! - ответила Мария. Откланявшись, Энтони направился искать Миранду. С ней надо было объясниться. Девушка, как обычно, работала в саду. - Мира. - Подойдя к кусту роз, произнес Энтони. - Да, сэр, у вас есть вопросы? - Напряженно спросила девушка. Миранда была на взводе. Вообще она была девушкой вспыльчивой. Испанские корни давали о себе знать. Но сейчас она старалась себя сдержать. - Я хотел извиниться и все объяснить. - Произнес Энтони. Девушка стояла к нему спиной, нервно обрезая куст. Свою ярость она выпускала на невинное растение. Что было бы с Энтони, реши она отыграться на нем, уму непостижимо. Сам Энтони старался не смотреть на неё. Все-таки ему было стыдно за прошлый вечер. - Зачем? - Она пожала плечами откусывая секатором очередную ветку на кусте. На землю упала красивая роза с косо обрезанным стеблем. Миранда заворожено смотрела на неё. - Не знаю. - Произнес парень. - Просто хочу сказать прости. А объяснять... я люблю тебя. А те две девушки, это отголосок прошлого. Точнее, одна из них отголосок прошлого, а вторая - причина, по которой я это прошлое потерял. И так получи-

лось, что должен создать им будущее. Ну, сами они это физически не в состоянии сделать. Энтони заметил, что в саду тишина и посмотрел в сторону девушки. Та стояла лицом к нему и держала на ладонях срезанную розу. По её щекам катились слезы. - Видишь? - Протянула она ему цветок. - Ей больно. Ей сделали больно. Я сделала ей больно! Это моя работа делать цветам больно, ради их блага. А твоя работа делать больно мне? Ты уходил. Ты много раз уходил! Но ты возвращался. Ты мог месяцами меня не замечать, а мог... Те минуты, мгновения, были для меня самыми дорогими. Я знала, что ты снова уйдешь, и что снова вернешься. Мне всегда было все равно с кем ты, но вчера... Они... Энтони выхватил её ладони розу и выкинул её прочь. - Да, я уходил, ухожу и буду уходить! Потому что я в плену прошлого! Но знай, я вернусь. Я всегда вернусь к тебе. Я не буду клясться, что порву с прошлым. Я не могу тебе этого пообещать, но я всегда вернусь к тебе. А они... они и есть мое прошлое, прошлое и настоящее. - А я? - Сквозь слезы спросила Митранда. Кто для тебя я? - Ты мое прошлое, настоящее и будущее. Поправляя её волосы и вытирая слезы, произнес Энтони.

- Хорошо, - ответила Миранда и обняла Энтони. Она знала, что он уйдет. Он знал, что вернется. Это и есть тот выбор, о котором говорила Мария. И этот выбор он сделал. Пусть он будет жить в трех временах: в плену прошлого, в терзаниях настоящего и опиуме будущего, но это будет его жизнь. Его и Миранды. Остальные? А королеву волнует, чем занят трутень в нерабочее время? Нет, вот и пусть довольствуется прошлым. Его прошлым. К дому Лоуренсов подъехала машина. Из нее вышли Брайан и Рейчел, и направились к дому, они о чем-то разговаривали и смеялись. Мария увидела их из окна своей комнаты и спустилась вниз, когда они заходили в дом. - В этот раз нас никто с ружьем не караулит? - рассмеялась Рейчел. - У меня ружья нет! - улыбнулась Мария, подойдя к ним. - Привет, Рейчел! - Привет! Мария совсем не казалась Рейчел стервой. А уж она то повидала их много. Хотя может, просто к ней она решила отнестись хорошо, из-за брата. - День сегодня чудесный. И можно поплавать в бассейне, - сказала Мария. - У меня нет купальника. - Зато у меня их море, некоторые даже в упа-

ковке, так что выберешь на свой вкус. - Спасибо! - Кхм! - напомнил о себе Брайан. - Я вам не мешаю? - Нет, - ответила Мария. - Пойдемте, приготовлю вам кофе. Они пошли на кухню. - Брайан меня уже угощал кофе на этой кухне. Не думала, что он умеет готовить кофе. Мария сделала страшные глаза и посмотрела на брата и Рейчел: - О, как я рада, что ты не отравилась! Рейчел рассмеялась, Брайан выписал сестре легкий братский подзатыльник. - За что? - удивилась Мария, направляясь к кофемашине. - Чтобы не наговаривала. - Рейчел, сейчас ты попробуешь настоящий кофе! Присаживайтесь! Мария приготовила кофе, и разлив по чашкам поставила на стол. - Вот! - Запах кофе просто божественнен! - сказала Рейчел. - Да, - ответила Мария. - Ну что ребята, пьем кофе и купаться. Я еще Дерреку позвоню. Деррек приехал в особняк Лоуренсов через полчаса. Мария велела Лоре приготовить для них сок и фрукты. Пикник у бассейна. В узком кругу. Мария смотрела как Рейчел и Брайан дурачатся в воде. Идиллия. На

мгновение она представила, что все они уже семьи – Мария Велбах. Рейчел Хоу-Лоуренс. Она улыбнулась Дерреку. Он смотрит на нее взглядом полным обожания. *** До интервью день. Рейчел была на съемках. График съемок немного изменился. За день до интервью вызвали в студию на пересъемку одной из начальных сцен. Дженна вместе с Лиз Лоуренс подбирала наряды для фотосессии Рейчел. Одежду привезли прямо в редакцию крупного журнала ЛА. Элизабет Лоуренс критически рассматривала предоставленные платья. - Что это? - она повернулась к стилисту, держа в руках платье похожее на рыболовную сеть на шелковой подкладке бледно зеленого цвета. - Платье, - ответил стилист. - Оно будет хорошо смотреться на Рейчел Хоу, модно и современно, на показе… - Стоп! Оно не будет смотреться на Хоу, потому что она его не наденет. Она актриса на интервью для журнала, а не модель на показе. Я же вам четко сказала - подобрать одежду для Рейчел Хоу, так как бы подбирали для меня. Вы бы предложили мне или Марии такое платье? - голос Лиз звучал ласково, но в тоже время от него шел холод. Дженна слушала ее и поражалась такому свойству

голоса Лиз. - Все что тут есть не годится, - сказала миссис Лоуренс. Она взяла в руки модный журнал и тут же его положила на место. Дженна молчала. - Дженна, а ты что скажешь? - Я думаю, что Рейчел нужно одно длинное платье в пол, лучше темного цвета. Брючный костюм. Пара фотографий в двух образах вполне достаточно. Ведь, как вы сказали, она не модель на показе. Дженна также знала, что Рейчел не будет в восторге оттого, что для интервью ее заставят перефотографироваться в десяти платьях, а потом оставят одну единственную фотографию. Элизабет задумалась. - Так, - она подошла к стилисту и назвала имена дизайнеров. - Платья и костюмы. У тебя три часа. - Но.... - Три часа, - терпеливо повторила Лиз. - Хорошо, миссис Лоуренс. Стилист тут же скрылся. - Да, Дженна, с ними только так. Вопросы я посмотрела. Ни одного про семью. - Есть про отношения с братом. - Но этого мало. - Миссис Лоуренс, мы уже об этом говорили. Вам было бы приятно, если бы у вас так настойчиво выпытывали про то, что вы не хотите разглашать?

- Нет. Мне просто интересно и все. - Поверьте, брата достаточно. Родители Рейчел.... очень деловые люди. - Мало уделяли внимания Рейчел? - Нет, они уделяли внимания столько, сколько и вы своим детям. Дженна знала что сказать. Теперь Лиз Лоуренс отстанет. Они и сами не каждый день разговаривали с детьми и также откупались подарками, дань за недостаток внимания. Лиз ничего не сказала. Она села в кресло и взяла журнал. Дженна подошла к окну, и, глядя на пыльный город, улыбалась. Она справилась с Лиз и без присутствия Криса под дверью, хотя и не без образа Даррела Хоу перед глазами. *** Крис припарковал машину у ворот киностудии. Сейчас подойдет Рейчел. Упрямая Рейчел. Да, она готова вложиться в покупку отеля, но разговаривать с отцом не станет, не станет ничего просить. Он включил негромко радио, играла какая-то рок-группа, неизвестная Крису. Он взглянул на часы - время есть. Успеют приехать на место сделки и даже наедине еще раз поговорить с адвокатом. Рейчел вошла в трейлер, на ходу снимая одежду Джесс Ривз. Надо быстро переодеться и идти. На вешалке висел при-

готовленный заранее костюм - классический брючный костюм из тончайшей шерсти. Переодевшись, Рейчел забрала волосы в низкий хвост и немного поправила макияж. Ей нравилось, как она выглядит. На эту встречу она пойдет в стиле бизнес леди, а не девочки-актрисы. Крис покупает отель. И его компаньон она. Отец с ума сойдет, когда узнает. Да он просто взбесится. Рейчел быстро прошла по территории студии, так чтобы никто к ней не посмел подойти. Сейчас нет времени ни с кем говорить. Выйдя за ворота студии, она подошла к машине брата. Крис вышел из машины и учтиво открыл перед сестрой двери. - Мы успеем все до десяти вечера? - спросила она, садясь. - Да, конечно. А что у тебя свидание с Брайаном? - Да. - Ну, тогда я позволю, себе поволочится за Дженной. - Хватит, Крис. Зачем ты ее достаешь? - Я ее не достаю, а оказываю ей знаки внимания. - Ей оно не нужно. - Нужно, Рейч, нужно. Ты мало что знаешь. - Я знаю, что вы однажды переспали. - И Дженна хочет еще. - Заткнись, я не хочу говорить на эту тему, тем более, про Дженну.

Лучше, скажи, что мы будем делать в первую очередь, когда отель будет наш? Крис победно улыбнулся. Наконец-то Рейчел отбросила куда-то в сторону маску наивной дурочки. - В первую очередь, Рейч, реставрировать. - Найди архитектора, и еще узнай, как выглядело здание в свои лучшие годы. И еще винтажная мебель. Ты же сможешь найти настоящую винтажную мебель, а не сделанную под винтаж? - Хм, - усмехнулся он. - Многие не отличат новую от старой. - Я хочу ее для себя. Для своей комнаты в отеле и для твоего кабинета. - Что? - удивился Крис. Что слышал! Стиль, Крис, играет не последнюю роль в образе нашего отеля, да и, в твоем тоже. Это мелочи, но они нужны. - Ты хочешь комнату в отеле? - А что? - Ты же будешь на виду все время. Все будут видеть с кем ты. - Все уже видят с кем я. Крис ничего не ответил. - Сколько времени надо на восстановление самого здания? - Около полугода. - Можно быстрее? - Еще не знаю. Оно пока не в моих руках. - Пока не в наших

руках, - поправила Рейчел. Эндрю Адамс был уже на месте, и ждал, когда приедет Крис Хоу. Адамс достал из папки бумаги и еще раз все проверил. Довольно улыбнувшись, мужчина закурил. Сотрудничество с Хоу принесет ему большие деньги и укрепит репутацию хорошего адвоката. У Адамса был нюх на людей, у Хоу на выгодные дела. Они нашли друг друга. Адамс знал, что в очень скором времени отель станет одним из самых популярных мест в городе. Кто знает, какие события там будут происходить. Эндрю чуть нахмурился, вспоминая прошлое того отеля. Все будет в лучшем виде: актеры, музыканты, бандиты, бизнесмены, богатые люди – все они смешаются в отеле Криса Хоу. Они впишутся в его стиль, как дополнительные элементы декораций. В кафе вошли Крис и Рейчел. Они прошли к столику, за которым сидел Эндрю. - Здравствуйте, Эндрю! Это моя сестра – Рейчел. Я вам говорил, что она мой компаньон. - Да-да, я все помню! Здравствуйте, мисс Хоу, рад с вами познакомится. - Здравствуйте! – улыбнулась Рейчел. – Я тоже рада знакомству. Они сели за столик. - Все документы готовы, - сообщил Адамс. - Отлично! Вскоре пришел и

агент. Крис и Эндрю Адамс занялись оформлением сделки. Рейчел внимательно их слушала, точнее, делала вид, что слушает. Ее мысли были заняты предстоящим интервью. Она знала, что в этот самый момент Лиз Лоуренс может быть выбирает ей наряд вместе с Дженной. Сплошная ложь. Она будет отвечать на вопросы, которые уже знает штамповынными фразами и образ у нее будет придуманный Лиз, ну, да и Дженной. "Может Брайан придет на фотосессию?" подумала она. Ее мысли прервал Крис. - Рейчел, прочитай и подпишись. Вот здесь! Рейчел стала читать документ. Она реально читала все, что там было написано, а не пробегала глазами по тексту. Она вложила деньги в покупку отеля и не хотела пролететь. Дух Хоу. Как ни крути, но она дочь Даррела Хоу, человека, который учитывает каждую мелочь. Закончив читать, она подписала документ. - Все верно! - сказала она. Через двадцать минут все было улажено и агент, пожав руку Крису, ушел. - Поздравляю! сказала Рейчел. - И я тебя тоже! Предлагаю отметить удачную сделку. - Извини, но мне тоже нужно идти, завтра много дел по тому же отелю, - ответил Эндрю.

- Хорошо. Тогда до завтра. Эндрю трудоголик, и он этим гордился. Тем более нужно сделать все, чтобы стать незаменимым помощником для Криса Хоу. - А ты, сестричка, что скажешь? - Меня ждет Брайан. Хотя мне так хочется напиться. - Что с тобой? - Интервью! - О, да! Я буду с тобой! - Куда ты денешься? Крис рассмеялся. - Раз ты уходишь, я позову Дженну. - Она не придет. - Ага! - Крис достал телефон и стал набирать Дженну. - Ты что делаешь? - Звоню Дженне. - Откуда у тебя номер? - Списал у тебя. - Ты рылся в моем телефоне?! - Тише, я говорю! Привет, Дженна. Как ты? Все отлично! Я рад. А мы с Рейчел решили напиться в честь одного события. Пиши адрес и приезжай к нам. Я не принимаю отговорок. И еще Рейчел решила напиться. Ты представляешь? Не дай ей это сделать! Крис продиктовал адрес и отключился. - Она не успела записать. - Если не успела, то перезвонит. Она сейчас здесь будет. - Ну конечно. При-

мчится спасать меня. - А то! - Мне пора идти. Дженна завтра убьет меня, но тебя чуть раньше. Пока. - Пока, Рейчел. *** - Я решила, что на студии будет лучше провести интервью, - сказала Лиз. - Ответы Рейчел уже написала, на основные вопросы. Сейчас будет фотосессия. Крис Хоу пришел? - Не знаю, - ответила Карла, пряча глаза. Лиз взглянула на Карлу, но ничего не сказала. Они вошли в помещение отведенное для съемок. Вокруг Рейчел крутились парикмахер и визажист. Крис Хоу сидел на стуле в углу и смотрел в телефон. - Всем привет! сказала Лиз. Здравствуйте, миссис Лоуренс! отозвался Крис, вставая со стула. - Привет, Крис! ответила Лиз. Карла отвернулась от Криса. Тот чуть заметно усмехнулся. Лиз подошла к Рейчел. - Ну, как ты? - Все замечательно, - улыбнулась Рейчел. Волнуюсь немного. - Ничего. Все хорошо. Вопросы и ответы готовы. Лара Флинт просто задаст парочку вопросов для видимости. Рейчел уже была одета в длинное черной платье. Стилист последний раз поправила ей волосы. - Сыграй себя, шепнула Лиз. - Это все

игра. И она в твоих интересах. - Миссис Лоуренс, а где Дженна? - спросил Крис. - Она скоро подойдет, немного опаздывает. - Извините, что опоздал! - в студию вошел фотограф Пол Вишес. Это не его настоящее имя, а псевдоним. Он тут же пошел выстраивать свет на площадке. - Мисс Хоу вы готовы к съемке? - спросил он. - Конечно, неделю как готова. - Вот и прекрасно! он направил фотоаппарат на Рейчел и затвор зажужжал. - Что ты делаешь? наигранно возмутилась стоящая рядом с Рейчел Элизабет. - Пробный кадр, улыбнулся Пол. Рейчел прошла на площадку. Тут же в студию вбежала Дженна. - Всем здравствуйте! - улыбнулась она. Пол повернулся к ней и сделал снимок. - Привет, Дженна! - Привет, Пол. Фото удали! Пол снова вернулся в съемке Рейчел. Теперь он погрузился в работу. Создание образа, создание картины. Он подходил к Рейчел что-то ей говорил, жестикулировал руками. Рейчел внимательно слушала, а потом возвращалась под свет рампы. Щелк, щелк, щелк. Брайан вошел в студию к концу

фотосесии. Встретившись с Рейчел взглядом, он подмигнул ей. Рейчел улыбнулась ему. Щелк. - Отлично! - радостно завопил Пол. - Прекрасная улыбка. Давай еще разок! Щелк. Щелк. - Еще одно фото с братом. Типа у меня есть семья, - сказала Рейчел. - Ну, так пусть идет сюда брат, - скомандовал Пол. Крис вышел на площадку к Рейчел. - Сделай лицо попроще, - шепнула Рейчел. - Не могу, я владелец отеля и я Крис Хоу. Щелк. Щелк. - Улыбнитесь! Люди хотят ваши улыбки. - Я бы сказал ему, что люди хотят, - шепнул Крис Рейчел. - Сделай высокомерно-гордое лицо. Для папы. Пожалуйста. Щелк. Щелк. Щелк. - Отлично! Вышли немного суровыми, но в этом даже есть некий шик. После съемки Крис, Рейчел, Элизабет и Лара Флинт сидели в кабинете Роберта. Пара вопросов для вида, что Лара не зря пришла. Ответы записанные на листах бумаги, уже лежали в сумке у Лары. - Рейчел, я слышала, вы стали владелицей отеля? - Нет, владелец мой брат. У меня в отеле будет личный номер и всего-то, - рассмеялась Рейчел. - В том году вы не получили Оскар, в этом году хотите взять реванш? - Будет видно, еще

рано что-то прогнозировать. Тупость. Она спрашивает тупость, думала Рейчел. - Рейчел, почему вы так мало общаетесь с прессой, ваше имя почти не мелькает в светской хронике? - Я хочу, чтобы люди смотрели фильмы, в которых я играю, чтобы их интересовало искусство, а не что я ем на завтрак. Крис усмехнулся. - Ваши отношения с Брайаном Лоуренсом... - А вот этот вопрос я считаю некорректным, перебила ее Рейчел. - Но ... - Мисс Флинт, сказала Лиз. - Интервью закончено. - Миссис Лоуренс, вы обещали. - Интервью с Рейчел Хоу. И больше ничего. Ваши вопросы пошли в духе желтой прессы. А у вас серьезное издание. Лиз выразительно посмотрела на Лару. - Я все поняла. Спасибо за интервью, Рейчел. До свидания! Лара вышла из кабинета. Через два часа Лиз Лоуренс уехала домой, Крис в свой отель. Дженна тоже куда-то исчезла. Рейчел и Брайан неспеша шли по территории киностудии. - Я так устала, призналась Рейчел. - И хочу напиться, реально. Эти интервью выматывают.

- Тогда мы едем в особняк Лоуренс. - Ну... - К маме придет массажистка. Мария ушла куда-то с Дерреком. Папа уехал по делам. Сад и бассейн наш. - Тогда поехали! *** С Шарли я была знакома давно. Мы как две противоположности, поэтому, скорей всего, и стали подругами. Она была не простой женщиной. Я бы даже сказала, совершенно не простой. Постоянной работы у неё не было, поэтому она часто попадала в полицию. Нет, не потому что она воровала или занималась разбоем. Она иногда сотрудничала с полицией. Хотя в Скотланд-Ярде утверждали, что она им только мешает. Впрочем, Шарли утверждала тоже самое про полицейских. Вот так мы и жили в одной съемной квартире. Точнее, в этой квартире мы снимали две комнаты, одну я, другую Шарли. Старик вдовец, хозяин квартиры, брал не много, к тому же обеспечивал нас завтраками и ужинами. Детей у него таки не было, поэтому общество двух молодых женщин очень ему нравилось. - Чего смотришь? – С вызовом произнесла Шарли. Сейчас она как раз втянула в себя белую полоску и блаженно откинулась в кресле. Её черные волосы в беспорядке раскинулись на кресле и лице, но она плевала на эти

мелочи. - Может, завяжешь с героином? - Предложила я, зная, что она мне ответит. - Да пошла ты, сучка! – Грязно выругалась Шарли и залилась смехом. - Ты сажаешь одних преступников в тюрьму, а у других берешь наркоту. В чем смысл твоей работы? - Если я пересажаю всех преступников, у меня не будет работы. А наркота помогает расслабиться. - Есть другие способы расслабиться. – Ответила я. - Потрахаться что ли? – Улыбаясь, спросила Шарли. Понятно, разговор заходит в тупик. - Пойду, поставлю чайник. – Вставая, произнесла я. - Тебе когда в порт на смену? – С издевкой спросила собеседница. - Я сегодня выходная! – Не оборачиваясь, я показала ей средний палец и направилась в сторону кухни. - Не виляй задницей, шлюха! – Крикнула она в след. - Леди, не стоит так ругаться! – В коридор вышел мистер Хадсон, старый отставной вояка и по совместительству хозяин этой квартиры. - Нет, ну вы посмотрите на неё! – Шарли подскочила и подошла к старику. Она по-свойски положила руку ему на плечо. - Мисс Холмс, мисс

Ватсон не шлюха. – Гордо ответил старик. - Да ладно вам, посмотрите, как она жопой виляет! Прям так и манит! Шлюха портовая! - Да пошла ты, тихо ответила я. - Миссис Холмс… начал старик… - Дьявол, Энтони, такую сцену запорол! – Выругалась Линда, Инга уже вернулась, и устало плюхнулась на кровать. - Ну почему ты путаешь понятие мисс и миссис? – Возмущалась Линда. - А почему я должен быть стариком? –

Возмутился Энтони. – И вообще, зачем вся эта игра? - Я люблю Артура Конан Дойла! – Гордо ответила Линда. «Надеюсь, он сейчас не вертится в гробу со скоростью света» - подумал Энтони, но произнес другое. - Хорошо, но почему ты Холмс, а Инга Ватсон. - Ты хочешь сказать, что она лучше бы справилась с ролью Холмса? – С сарказмом спросила Линда. Энтони промолчал.

- Вот и все! – Она опустилась в кресло. – К тому же, ты, по сценарию, должен был глотнуть Виагру и переспать с нами обоими. - Я могу и без Виагры. – С тихой злостью ответил парень. - Ой, обидели самца! – Линда сгорбилась и уставилась Энтони в район паха. - Усомнились в силе его двадцать первого пальчика! Потом подняла глаза и тихо спросила: - Или ты его как-то иначе называешь? - Он у меня безымянный. Она лишь рассмеялась и откинулась на спинку кресла. Энтони отошел и сел на диван. Молчание затягивалось. - Может все-таки… - жалобно начал парень, но Линда его перебила. - Хватит! Я хочу

зачать в красивой обстановке! Я читала один исследования и там говорилось, что обстановки при зачатии накладывает отпечаток на ребенка, а мой сын должен быть умным. Нет, он должен быть гением! Как Шерлок Холмс! - Так может ты, как раз, должна зачать от Холмса? – Подала голос Инга. - Шлюх не спрашивали! – Сурово ответила Шарли, то есть Линда. – Для максимального эффекта я должна быть в образе Холмса. - Тогда я должен быть в образе Энштейна, для супер максимального эффекта. – Произнес Энтони. Линда встала, подошла к нему и уселась прямо ему на колени, как всадница. - Так сойдет. Я первая, Инга вторая. - Угу, - невнятно

промычала Инга, устало глядя в потолок. Энтони сглотнул подступивший ком. «Сэр Артур Конан Дойл, простите меня, пожалуйста, если сможете», только и успел подумать мистер Хадсон, когда губы Шарли Холмс опустились к его губам. Авторы: Надежда Леонычева Александр Маяков

Утром я услышал шаги и вскочил на ноги. Надо мной стоял Пит. - А Лютик, и ты тут! - не весело усмехнулся он и дернул дверь. У Пита в руках был свежий хлеб, теплый и ароматный. Мы вошли в дом. На столе бутылки, грязные стаканы, мусор. Пол тоже грязный. Похоже, Хеймитч о чистоте не заботится. В комнате на полу спал Хеймитч, а на диване Китнисс. От обоих воняло прокисшим вином. Пит вернулся на кухню и зло швырнул хлеб на стол. Затем собрал все пустые бутылки и сложил в пакет. Потом он обследовал всю кухню, вытаскивая отовсюду бутылки с вином и самогоном. А потом обследовал весь дом в поисках прятушек. Найденное пойло он вылил в раковину, а бутылки собрал в мешок и вышел на улицу, чтобы выбросить. Вернувшись, он прибрал на столе, и поставил на плиту чайник. Услышав возню

на кухне, из комнаты выполз Хеймитч и уставился на Пита воспаленными сонными глазами. - А, это ты! Что ты тут делаешь? - Навожу порядок! - буркнул Пит. - А чего такой злой? Пит не ответил. Следом вышла Китнисс и тоже удивленно уставилась на Пита. Хеймитч тем временем шарил по кухне, хмурясь и тихо ругаясь. - Куда все делось? У меня тут было... - Я все вылил. - Что ты сделал? охнула Китнисс. - Зачем ты это сделал? - А ты не понимаешь? Скоро Квартальная бойня. - И я там буду! крикнула она. - Поэтому нам нужно готовиться, а не пить. Это и к тебе относиться, Хеймитч. Нам нужен нормальный ментор. - Хеймитч, я добуду для тебя вино, проговорила Китнисс. - Только попро-

буй. Я предупредил торговку, что если она вам хоть что-то продаст, я сдам ее миротворцам и вас заодно. Пит вышел из дома. И я вместе с ним. Китнисс пришла домой. Весь день она плакала и мучалась от похмелья. Мама и Прим ухаживали за ней, как за маленькой. Они обе понимали, что ей тяжело, но видимо Китнисс не понимала, что и им не сладко. Выздоровев Китнисс и Пит начали смотреть предыдущие бойни. Изучая игру противников, кассеты с играми им прислала Эффи из Капитолия. Когда они ей за этим звонили, она чуть ли не рыдала в трубку. А тем временем в нашем Дистрикте ужесточили режим. Миротворцев на улицах стало больше, хотя у нас никто не бунтовал. На следующее утро, Хеймитч, Пит и Китнисс зачем-то отправились в город. Китнисс, что-то говорила про Котел, что там вроде бы

как все закрыли. И вот они пошли посмотреть. Китнисс одну решили не пускать туда, мало ли что она натворит. Когда мы подходили к площади, наше внимание привлекла толпа народу, кого-то наказывали. Слышался стон и свист от взмахов кнута. Мы все кинулись к месту событий. На небольшой сценке лежал окровавленный Гейл, а рядом валялась подбитая им птица. Миротворец, который осуществлял наказание, был нам не знаком. Китнисс с криком бросилась к палачу и получила сильный удар по лицу, из рассеченной брови хлынула кровь, а глаз тут же оплыл. Тут подоспели Хеймитч и Пит. - Ты хоть знаешь, кто она? - прорычал Хеймитч, указывая на Китнисс. - Победитель Голодных Игр, и у нее скоро в Капитолии свадьба. А ты ее изуродовал. А еще ты поднял руку на ее брата. Пит тем временем, помог Гейлу подняться на ноги. Миротворец насупился. - Я исполняю наказание. Он охотился в лесу. Вот дичь. И еще он смеет утверждать, что поймал птицу на Луго-

вине. Но все равно он нарушитель. - Где Дарий?спросил Хеймитч. Миротворец кивнул в сторону, и мы увидели, что Дарий лежит тут же без сознания. - Теперь я глава миротворцев. Меня прислали из Капитолия. Теперь здесь все будет подругому. Хеймитч зло сверкнул глазами, но ничего не сказал. Пока они выясняли отношения, я утащил птицу и зарыл ее в снегу. Откопаю завтра. Мы все вместе двинулись к нашему дому. Хеймитч взвалил на себя Гейла, а Пит придерживал Китнисс. Мама, увидев нас, испуганно ахнула, но тут же собралась и велела положить Гейла на стол. Отдавая распоряжения Прим, она мельком взглянула на Китнисс и велела Прим сделать быстро компресс. А сама занялась Гейлом. Так как необходимых лекарств не было, мама промыла раны и положила на них снег, чтобы унять боль. Китнисс плакала и ругалась, она кричала на маму, чтобы та, уже начала что-то делать по настоящему. Снег ведь не поможет. Хеймитч и Пит утащили ее в комнату

наверху, чтобы она не кричала и не мешала маме. Стук в дверь заставил всех вздрогнуть. Я выгнул спину и зашипел. - Это Мадж, откройте мне! - послышался голос из-за двери. Мама распахнула двери. На крыльце стояла раскрасневшаяся Мадж, в меховой шубке, покрытой снегом. Она сунула в руки маме коробку. - Это лекарства из Капитолия, самые лучшие. Они помогут Гейлу. И не дождавшись ответа, быстро скрылась во тьме. Мама, все поняла, и быстро захлопнув двери, вернулась к Гейлу. Гейл пробыл у нас два дня. Пару раз приходила Хейзел, но ненадолго. У нее дети и работа. Правда она пожаловалась, что за день у нее было всего два заказа. Люди не хотят иметь с ней дело. Мама пообещала, что поможет устроиться к Хеймитчу. Деньги у него есть, а вот домработница не помешает. *** Фингал под глазом у Китнисс немного спал, и она ушла в лес. То ли на охоту, то ли просто так. Я пошел за ней. Ограду под

напряжение еще не поставили. За нами все равно пустота, лес. Китнисс пришла к избушке и вдруг замерла, приготовив лук в боевое положение. Я быстро залез на дерево. Ага! В нашем тайном убежище кто-то сидит и не один. В отличие от Китнисс я слышу два голоса. А Китнисс видит только пару следов. Она осторожно приблизилась к убежищу. - Кто здесь? - тихо спросила она. - Пожалуйста, не стреляй! - послышался мягкий, но сильный женский голос. - Мы беженцы. Китнисс опустила лук и вошла в помещение. Я снова залез на крышу, как в тот раз, когда подслушал их разговор с Гейлом. - Мы идем из Пятого Дистрикта. Я работала на фабрике, как и мой муж, но он погиб во время взрыва и мы с подругой решили идти одни. Нашу форму я утащила с фабрики, говорила женщина. Дистрикты бунтуют, и бунт жестоко подавляют. Такого еще не было. - Куда вы идете? - В Тринадцатый Дистрикт, - ответил другой женский голос, бо-

лее звонкий, с чего я решил, что вторая женщина молодая, возможно чуть старше Китнисс. - Но его нет, - возразила Китнисс. Видимо хорошо учила историю, усмехаюсь я. И вспоминаю семейную пару, которую встретил здесь летом. Женщина, после смерти мужа (а миротворцы его, несомненно, убили), одна с новорожденным ребенком продолжила идти в загадочный Дистрикт. - Есть, - ответила первая женщина. - Они хорошо укрылись и Капитолий туда уже давно не суется. Ты видела репортажи? - Ага. - Это студийная съемка на фоне старых кадров разрушенного Дистрикта. Пейзаж всегда один и тот же. И еще, там есть сойкапересмешница. В левом углу, она там каждый раз появляется на пару минут. Каждый раз, в каждом репортаже одна сойка. Разве это не доказательство? Китнисс задумалась. Бьюсь об заклад, что в ее головушке вспыхнули сцены мятежа и триумфальной победы. Вот только у Капитолия планолеты и вооружение, а у нас уголь и кирки.

- Я понаблюдаю, ответила Китнисс. - Вот, возьмите! Она открыла сумку и вытащила оттуда еду, которую взяла с собой. - Большое спасибо! Ты очень добра к нам. - Желаю вам успешной дороги. И будьте осторожны. Китнисс выходит из избушки. Уже стемнело и валит мягкий снег. Если снег будет всю ночь, то он заметет следы. Мы пробираемся к дому. Уже у забора, я понюхал воздух и прислушался - гудение, мерное и противное. Забор под напряжением. Выругавшись, Китнисс стала ходить вдоль забора, думая, что делать. Я же залез на дерево и, пробежав по ветке, спрыгнул в снег, по ту строну забора. Отчихавшись от снега, стал ждать Китнисс. Ее долго не было, а затем я увидел ее на том же дереве, с которого спрыгнул сам. Она ползком ползла по ветке. Да, будь она котом, спрыгнула бы в два счета. Неуклюже повиснув над электрическим забором, она перегнулась на ветке и прыгнула в сугроб на Луговину.

Прыжок не отличился изяществом и безопасностью. Застонав, Китнисс медленно поднялась и охлопала пальто. Я побежал вперед. Китнисс хромала сзади. У нашего порога я встретил миротворцев. Зло мяукнув, я поцарапал в дверь. У меня не было желания сидеть рядом с этими зверями. Мама приоткрыла дверь, и я шмыгнул в комнату. Через десять минут послышались голоса. Мама резко отворила дверь. - А вот и Китнисс! Как раз к ужину! Заходи, - велела она ей. - Постойте, - вмешался миротворец. - Где вы были? - Ходила искать пастуха, - ответила Китнисс. За столом сидели Хеймитч и Пит, играли в шахматы. - Прим, ты мне дала не тот адрес! Там у восточной кучи угля, а не у западной. Я была у западной, и не нашла никого. - Нет, я все правильно сказала. У восточной. Ты не так поняла. - Нет, ты сказала западная. Пит и Хеймитч опустили пару шуточек. Миротворцы были край-

не удивлены и возмущены. - Сама теперь ищи пастуха, - буркнула Китнисс. - Ну, вы поняли, где она была? - спросила у миротворцев мама. - Да, - недовольно ответили они. - И мисс Эвердин, - обратились они к Китнисс. - Предупредите брата, что забор под током. - А раньше как было? - удивленно хлопнула глазками Китнисс. - И конечно передам, он будет спокойней спать. Как только миротворцы ушли, мама закрыла двери на щеколду, Китнисс со стоном рухнула в кресло. Конечно же, все прекрасно знали, где она была. - У меня спина и пятка болит, сказала Китнисс, когда мама стала стаскивать с нее сапоги. - Скажешь, если кто спросит, что упала в городе, - велела мама. А пятку, ты, похоже, вывихнула. Мама принялась обрабатывать ногу Китнисс. А она тем временем сообщила Хеймитчу и Питу, что на завтрашнюю тренировку, хромая, но выйдет, и что ей нужно кое-что им рассказать. Пит и Хеймитч согласились. После ужина, когда наши гости ушли,

Китнисс устроилась у телевизора, она переключала каналы до тех пор пока не нашла передачу про Тринадцатый Дистрикт. Я сел рядом с ней, Китнисс на меня даже не взглянула. И я тоже смотрел на экран. Когда коты смотрят на экран, всем это кажется забавным. Никто и не подумает, что мы что-то знаем. Китнисс слегка напряглась, и подалась вперед. Я тоже увидел в углу сойку. Китнисс стала снова переключать каналы, ища еще чтонибудь по теме Тринадцатого Дистрикта, она хотела убедиться в правдивости слов той женщины. Но при этом она ничего не стала говорить маме и Прим. Весь вечер Китнисс была напряжена, все время прислушивалась к звукам дома и осматривала углы. Мама и Прим не обращали на это внимания, списав на усталость, стресс и боль в спине и ноге. Я же догадался, о чем беспокоится Китнисс. Я, как и она стал искать то, что может быть только изобретением Капитолия. И я нашел пару непонятных устройств наверху, в комнате Китнисс. Осторожно перегрыз проводки и ушел. Быть может, сигнал не

будет поступать в Капитолий, но Китнисс об этом лучше не знать, чтобы не терять бдительность. Кто знает, что будет, если они обнаружат, что сигнал не идет? Может, включат еще какие-то устройства. Поэтому нам все время нужно быть начеку. Особенно Китнисс с ее длинным языком. Иногда она говорит не думая. Ночью я вылез на улицу. И понюхав воздух - он пах дымом и сажей, направился в квартал, где жили богатые горожане и миротворцы. Меня мучил один вопрос, что случилось с домом главы миротворцев и с его наглой капитолийской кошкой, рьяной поклонницей Голодных Игр. Во всех домах был выключен свет, и они казались пустыми и холодными, хотя понятно, что это не так. Я прошел мимо родительского дома Пита, от него, как и всегда пахло хлебом. И свернув на другую улицу, оказался возле нужного мне дома. Я почуял незнакомый враждебный запах это были собаки. На мое счастье они сидели на цепи за воротами. Клеопатры нигде не было видно. Я тихо позвал ее. Никого.

Может ее разорвали псы? Здесь теперь новый хозяин и у него свои порядки. Вряд ли он будет кормить чужую кошку. Толку от котов не так уж и много. Я снова тихо мяукнул. На этот раз в ответ мне тоже раздалось приглушенное «мяу». И из-под навеса вылезла Клеопатра. Вид у нее был изрядно потрепанный. Она была еще упитанная, но шерсть висела клочьями, ухо разорвано и хвост сломан. - А Лютик, - нерадостно отозвалась она. Моего хозяина сняли с должности и отправили в Капитолий. Или убьют или сделают безгласым. Хозяйку мою просто убили, сразу же. А меня истрепали псы. Я еле спаслась. И не знаю, куда мне идти. Раньше я была красивой кошкой.... - Хватит трепаться, - перебил ее я. - Хоть ты и Капитолийская мочалка, и я все еще зол за то, что ты сказала о Китнисс. Но все равно я могу тебе помочь. - Как? - Пойдем со мной в деревню Победителей. Издеваешься? Твоя Китнисс меня из лука прикончит, как только увидит. - Я тебя к себе и не поведу. Ты спрячешься под домом у Пи-

та. Он добрый и ты сможешь надавить на жалость и выпросить хоть каплю молока и чуток хлеба. Положение у тебя незавидное, или так или может помирать здесь. - Идем. Я согласна. Мы пришли к дому Пита, и Клеопатра шмыгнула под крыльцо, свернулась калачиком. Теперь она простая драная кошка Двенадцатого Дистрикта. Добро пожаловать в реальность! Утро началось как всегда. Мама и Прим пытались шутить и улыбаться. Китнисс же сидела хмурая. У нее болела нога, но больше ее тревожил приход миротворцев. Я попросил у Прим молока и с довольным урчанием выпил все до капли, Китнисс зло на меня взглянула. Ей, что молока жалко? Или не нравится мое хорошее настроение? Сама наломала дров и сидит, дуется на весь свет. Китнисс вышла, а точнее выползла из-за стола и стала одеваться. Мама и Прим молча смотрели на нее. - Я к Хеймитчу на тренировку, - Китнисс изобразила подобие улыбки. - Будь осторожна, - велела мама.

Китнисс открыла дверь, и я быстро выскочил на улицу и рванул к дому Хеймитча. Китнисс тихо хромала за мной. У дома Хеймитча ее уже ждали Пит и сам Хеймитч. Они поздоровались с Китнисс, и втроем пошли по улице. Я шел рядом. Меня никто не заметил. Китнисс тяжело вздохнула и начала свой рассказ о Тринадцатом Дистрикте. Пит и Хеймитч выслушали ее. - Допустим, он существует. Но ты-то что предлагаешь? Бежать? – спрашивает Хеймитч. - Нет, мы можем устроить революцию и попросить помощи у Тринадцатого Дистрикта.

- Капитолий нас сравняет с землей за минуту. И где гарантии, что Тринадцатый нам поможет. Они живут своей жизнью, если живут. Китнисс фыркнула и рассказала о сойкепересмешнице на видео якобы из Тринадцатого Дистрикта. - Ты не понимаешь, - фыркнул Хеймитч. - Скоро Квартальная бойня. В нашем Дистрикте ужесточили все что можно. Котла больше нет, в лес доступ закрыт. Семья Гейла под прицелом, да и твоя тоже. Другие дистрикты проводили бунт, но все восстания подавлены. И где Тринадцатый Дистрикт? Что-то он не спешит на помощь. Сейчас нам главное победить в

бойне. Хеймитч прав. Я согласен с ним, но мне кажется, что он что-то недоговаривает. Кошачья интуиция? Хах! Чтото новенькое. Автор: Надежда Леонычева

Когда началась война папе было всего тринадцать лет. Он не принимал участия в боях, но его детство было прервано. Вместо школы работа в колхозе, потом на заводе. Ребята его возраста становились к станкам, занимали места своих отцов и старших братьев. Делали все для победы! Мой дед не воевал во время Великой отечественной войны. В годы коллективизации его направили организовывать колхозы. Собрав свои небольшие пожитки, жену и двоих детей, на выданной райкомом телеге, дед поехал в назначенное село. На подъезде к селу их встретили выстрелы... Бабушка закрыла собой детей. Дед выжил, но армия была уже не для него. Бабушка тоже осталась жива, но востановить свое здоровье не смогла. Папой занимались бабушка и старшая сестра. После войны он закончил школу, заочно - училище и институт, защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Он был профессором, доктором исторических наук, писателем,

историографом, краеведом. Узнав диагноз – рак легких, папа начал писать свои воспоминания, в первую очередь для внуков и правнуков, что бы они знали об этих страшных и тяжелых годах. Когда сил сражаться с болезнью у папы уже не осталось, он отдал мне свои записи и сказал, чтоб я сама решала, что с ними делать. Папа писал не только как участник событий, но и как ученый. Многие из папиных воспоминаний я опубликовала на историческом сайте города. Сейчас делюсь ими со всеми, кого волнует наша история. Алиса Евселевская Л.И.ЕВСЕЛЕВСКИ Й ВОСПОМИНАНИЯ О ВОЙНЕ 1. ЭВАКУАЦИЯ. ДОРОГА В УЗБЕКИСТАН Во всех учебниках советского периода пишется, что партия и правительство организовали эвакуацию на Восток. На самом деле, если заводы и фабрики демонтировались, грузились и чаще всего имели адрес отправления, то гражданское на-

селение получив справку, а чаще всего и без нее ехали не зная куда и где остановиться. 9 августа после интенсивной бомбежки Кременчуга, население города двинулось на восток. Мой отец был на работе. Старшая сестра с отрядом молодежи строили полосы для посадки самолетов на аэродроме. Я вместе с больной мамой двинулись в путь. Нам выдали на папиросной бумаге справку, что мы эвакуируемся. Денег не было. Я шел босиком неся небольшой узелок с одеждой за плечами. До сих пор не могу представить как мама решилась в такой путь без денег. Я понимаю, она спасала меня. Нескончаемый поток людей шел по Полтавской дороге в сторону села Омельник. Немецкие самолеты на бреющем полете обстреливали нашу колонну. Много людей погибло. Никто не останавливался. На дороге и на обочине оставались узлы и чемоданы. Их не подбирали. К вечеру добрались в Омельник. Я помнил, что мы с отцом, когда он работал в районе, посещали детдом, помнил

директора детдома Ивана Куприяновича Теплыка. Нашел детдом и директора, рассказал в какой ситуации мы с мамой оказались. Он сказал, что детдом с детьми и хозяйством завтра утром уходит из Омельника и мы с мамой можем двигаться с ними. Нас накормили. Утром с детдомом мы двинулись в путь. Маму посадили на одну из подвод, а я с сверстниками пошел пешком. На паромной переправе переправились через Псел и двинулись к станции Решетиловка. Там мы расстались с детдомовцами. Их доброту и помощь не могу забыть. Они дали нам с мамой буханку хлеба, сыр и кусок сала. С этим запасом мы остались на станции. Подошел состав с оборудованием и открытыми платформами. На одну из них, не смотря на крики сопровождающих, я посадил маму и сам туда залез. Состав тронулся. Я понимал, что оборудование везут на Восток. На каждой станции народ на платформе дополнялся. Ехали медленно. Часто пути впереди ремонтировали и тогда люди шли в близлежащие села менять, у кого что было, на продукты. Разжигали костры, прожаривали одежду, не могу понять откуда набиралось столько вшей. Несколько раз эшелон бомбили. К счастью ни разу не попали в состав. С этим эшелоном мы добрались до Ростова-на-Дону. Объявили, что данный состав

будет ждать остальные вагоны этого завода. В Ростове действовал эвакопункт. Он располагался недалеко от вокзала. Мы с мамой там зарегистрировались. Нам выдали талоны на продукты и посадили на поезд отправляющийся в Краснодар. В Краснодаре на распределительном пункте нам предложили поехать в станицу Новотитаровскую. Со станицы пришла подвода за людьми. Кроме меня с мамой, никто больше не захотел туда ехать. По кубанским степям мы поехали в станицу. Возница привозил в Краснодар овощи и был доволен, что на обратный путь есть попутчики. До станицы было около 25 км грунтовой дороги. Возчик - дед Григорий (Грицько) – всю дорогу напевал украинские песни. И речь у него была больше украинская, чем русская. Мы остановились возле сельсовета. Председатель сельсовета вызвал одну хозяйку и попросил временно взять нас. Она выделила нам комнату. Предки хозяйки были с Украины. Это было видно по убранству комнат, где висели очень красиво вышитые рушники. В ее речи много было украинских слов, да и одета она была как женщины в украинских селах. Хозяйкин брат, Степан Кондратьевич, был директором «Заготзерно». Вечером он пришел к ней. Долго с мамой беседовал. Расспросил откуда мы, как добрались, много ли людей по-

кинули родные места. Узнав, что мы с Полтавской области, обращаясь к сестре сказал: «Катя, наши предки приехали на Кубань из села Манжелия, что раскинулось на берегах Псла, на Полтавщине. Земляков нужно принять по нашему, по-кубански. Я побывал там, после голода 1932-1933 годов. Все как рассказывал дед. Те же хаты-мазанки под соломой и камышом. Как нас кубанцев в колхозы, так и там. Бедно живут. А какие были в Манжелии, по рассказам деда, зажиточные казаки-крестьяне.» Степан Кондратьевич был очень добрым человеком и придумал как нас с мамой материально поддержать. На следующий день я отправился на работу в «Заготзерно». Меня направили помогать заведующему складом. В мои обязанности входило следить, чтобы колхозники аккуратно высыпали зерно, которое привезли. Они угощали меня арбузами, дынями, фруктами. В сентябре начался учебный год. Пришла учительница, чтобы записать меня в школу. Я сказал, что в школу ходить не могу, не в чем и чем мы будем питаться. Думал, что скоро поедем домой и там я продолжу учебу. На следующий день меня пригласили в станичный совет. Председатель дал мне запечатанное письмо к зав. областным отделом народного образования. С этим письмом я поехал в Краснодар. Заведующая

облоно была женщина, одетая как Н. К. Крупская, в длиной юбке, вязаной кофточке. Прочитала письмо, побеседовала со мной и предложила мне направление в детдом. Я отказался, так как не мог оставить больную маму. Попросил, если можно, чтоб выдали мне брюки и ботинки. Она написала записку и объяснила как найти склад отдела народного образования. На складе мне выдали ботинки, брюки, рубашку, носки и две пары трусов. Когда я выходил со склада, женщина которая мне все выдавала, позвала меня и дала еще нательную рубашку и кальсоны. Казачки станицы одели маму. Помню одна дородная казачка принесла маме вязанную шерстяную кофточку и долго с мамой беседовала. Так, в окружении добрых станичников мы с мамой жили. Надеялись, что Красная Армия скоро перейдет в наступление и мы вернемся домой. Но к сожалению сводка Совинформбюро не радовала. А когда передали что фашисты форсировали Днепр и захватили Кременчуг, поняли, что скоро вернуться домой не удастся. Я подружился с местными мальчишками. Соседский мальчик моего возраста, Виталий, показал свою метрическую, где указывалось, что он казак. В один воскресный день, когда его родители уехали на базар, он позвал меня, открыл сундук и стал по-

казывать казацкую одежду: черкески, шаровары, башлыки, ордена его деда и прадеда. Для праздников у него была казацкая форма. В станице жили несколько семей переселенцев с центральных областей России. Пересилили их в период голода 1931 года. Семьи у них были большие по десять и более детей. Мальчишки казацких семейств с их ребятами не дружили, враждовали. С фронта приходили тревожные вести. Фашистская армия продвигалась все дальше на восток и на юг. Немцы приближались к Кубани. Степан Кондратьевич вечером зашел к нам. Беседуя с мамой сказал: Соня, тяжелое время. Эшелоны с людьми и оборудованием идут вглубь... Увози парня, здесь оставаться не безопасно. Не хотелось верить, что этот казацкий край захватят фашисты. К сожалению, станица Новотитаровская не была последним пунктом нашей эвакуации. Тяжело было покидать край и людей, которые нас приютили и проявили к нам столько добра. Мы погрузились в один из составов, стоящих на станции, он шел на Махачкалу. Добрались до Махачкалы, а там беженцев – тысячи. Отправлять нас можно было только пароходами. На поезда, идущие в Баку не было посадки. Вокзал охранялся. Несколько дней мы бы-

ли в Махачкале. Все время находились на пристани. Как нам удалось погрузиться на пароход, трудно представить. Пароход шел из Ирана. В трюме были продукты. Нас разместили на палубе. Когда отошли от причала началась качка. Многие рвали, плакали. Картина была жуткая. Стало штормить. Палубу заливало. У многих людей смыло волной вещи. Капитан отдал команду разместить людей в трюме. Но многих людей вместе с вещами унесло в море. Нам с мамой повезло. Мы уцелели. Пароход прибыл в Красноводск. Красноводск в ноябре 1941 года. Тысячи людей на вокзальной площади и на берегу. Хлеба нет, его и не продают. Воды питьевой нет, ее завозят цистернами. За фантастическую сумму, имеющие подход к цистерне с водой, на стаканы продают воду. На четвертый день, голодных с сильной жаждой, нас посадили в закрытые вагоны и поезд тронулся. На некоторых полустанках к вагонам подносили воду и кто успевал мог немного ее набрать. На подъезде к Ашхабаду, на запасных путях, стояли бронепоезда. На станции Ашхабад всем выдали хлеб. Из вагонов нас практически не выпускали, так как Ашхабад был закрыт для беженцев. Поезд двинулся дальше. Так мы прибыли в Самарканд.

2. САМАРКАНД В конце ноября 1941 года мы с мамой прибыли в Самарканд. Эшелон разгрузили и беженцы разместились на привокзальной площади. Те у кого остались еще денежные сбережения пошли в город в надежде найти жилье. Мы остались на привокзальной площади. Пришли представители гражданской власти и милиция. Переписали, проверили документы и попросили не расходиться. Будут определять место нашего жительства. Ночь мы провели на привокзальной площади, а к утру стали прибывать подводы из кишлаков Самаркандского района. Наша семья была отправлена в колхоз «Мусобека» («Соревнован ие») в 6 км от Самарканда. Прибыло несколько семейств. Как я понял с Украины была только наша семья, остальные с Польши и Литвы. Нам выделили комнату с дверью прямо на улицу. Не было ни печки, ни окна. Электричество тоже отсутствовало. Чтобы в комнате было светло, нужно было держать дверь открытой. Дали два одеяла. Они служили кроватями, матрацами и одеялами. В центре комнаты было небольшое углубление, узбекская печь, которую нужно было топить углями. Не было ни углей, ни дров. В свои тринадцать лет я стал колхозником. Работы выполнял разные. С утра разжигал два больших самовара, предвари-

тельно наполнив их водой, мыл чайнички и пиалы. К семи утра приходил чайханщик. Он отпускал чай. Приходило много людей. Садились компаниями по пять, шесть человек. Старший разливал чай по пиалам, так чтоб всем хватило, потом они заказывали второй, третий чайник и вели беседы. Иногда их разгонял председатель колхоза. Чайхана была колхозная. Через несколько дворов, за высоким дувалом, было второе помещение. Оно было убрано дорогими коврами, там было несколько печей, большие казаны, в которых варили плов, бешбармак, супы. Но чаще плов. Здесь принимали колхозных гостей – начальство с района, военкомата, милиции. Плов готовил сам чайханщик. Я помогал ему чистить и нарезать морковку, лук, мыть казаны, приносить дрова. Когда подготовительные работы заканчивались и плов поспевал, я должен был исчезнуть с этого двора. Так что наслаждался только запахом. Иногда гости не доедали, тогда чайханщик насыпал мне немного плова и говорил, чтоб я отнес маме. Еще я помогал в работе заведующему складом: убирал, складывал товары, а главное, готовил с ним продукцию для отправки на фронт. Это были в основном - сушенные фрукты, изюм, рис. В связи с большим количеством беженцев в колхозе решили построить

свою пекарню. Меня направили на стройку. Я шел туда после того как растоплю самовары. Когда построили пекарню, я стал помогать пекарю замешивать тесто для хлеба. Очень тяжело было. В феврале, среди эвакуированных, началась эпидемия тифа. Никто не хотел их везти в больницу, даже здоровые родственники больных. Председатель колхоза сказал, что запрягут осла в арбу и я должен отвозить. Начались дожди, иногда и снег. Врач, а может фельдшер, отправлявший больных, запретил мне садиться на арбу: «Иди пешком или сядь прямо на осла». Я понимал, что он боялся, чтобы я не заразился. Это длилось почти месяц. Потом успокоилось, кончилась эпидемия. За это время моя одежда совсем порвалась, ботинки развалились. Председатель колхоза поручил кассиру одеть меня. В январе мы поехали на базар. Он купил мне узбекский халат, туфли и штаны. Я расписался, что все это получил. К весне меня прикрепили к садоводческой бригаде. Мы раскрывали виноградники. С апреля меня направили в бригаду по выращиванию шелкопряда. Выращивали их в помещениях где зимой содержался скот. Животные уже паслись в горах. Помещения внутри дезинфицировали. Получали коробки с коконами. Устанавливали стеллажи. В колхозе были плантации тутовника. Мы

не успевали нарезать ветки и привозить на ферму. Гусеницы быстро съедали листья. После образования коконов, их сдавали. Я получил премию 1,5 метра натурального шелка. Всю эту работу, я выполнял совмещая чайхану и пекарню. Мы жили вдвоем с мамой. Весной нас нашел отец. Но мне легче от этого не стало. С утра отец уходил в Самарканд. Взялся на парт учет и добивался работы. Взяв справки о состоянии маминого здоровья, он оформлял документы для отправки мамы в дом инвалидов. Решил, что ей там будет лучше. Когда маму отвозили, она очень плакала, обнимая меня. Отца отправили работать на опытную сельскохозяйственную станцию. Он говорил, что устроиться и заберет меня. Я старался в выходные дни навещать маму. Ей становилось хуже. Так получилось, что наша семья эвакуировалась не вместе. Судьба забросила в разные края. Старшая сестра Роня с комсомольцами работала на аэродроме. Они расчищали взлетную полосу для самолетов, делали дорожки из завозимой щебенки. Когда их привезли в горящий Кременчуг, мы уже уехали. Она нашла мамину сестру с двумя сыновьями, одному было девять лет, а другому четыре года. Вместе с ними она добралась до Казахстана. Жили они все в одной комна-

те в Гурьеве. Через эвакбюро сестра нашла наш адрес и адрес бабушки Поли, которая жила с невесткой в Свердловске. Роня написала нам и бабушке. Бабушка несмотря на возраст, отправилась в длинный и тяжелый путь к нам. Приехала она страшно истощенная. Прожила не долго и умерла. Я продолжал работать в колхозе. Но часто задумывался над тем, что необходимо чему-то учиться, приобретать специальность. В Самарканде между старым и новым городом, обосновалось несколько эвакуированных заводов: Ленинградский завод "КИНАП", Киевский завод "ФАЗ-6" и Одесский завод "КИНАП". В ноябре 1942 года я оставил колхоз, о чем в голодные дни, которых было много, очень жалел. Приняли меня учеником строгальщика в ремонтный цех. Цех размещался на выделенном участке земли. Были сделаны разметки где рыть ямы под фундамент станков. Все работы проводились слажено и быстро. Заливался бетон и устанавливались станки. Погода была ветреная. Часто моросил дождь или шел снег, который сразу таял. Станки установили. Я работал на поперечно строгальном станке. Строгал фланцы на которых в сборочном цехе монтировалась радиостанция, аппаратура для танков и самолетов. В январе цех приобрел нор-

мальную форму – возвели стены, крышу. Стало уютней. Продолжали монтировать оборудование. Мне определили место в общежитии, в комнате нас жило 14 человек. Люди разных возрастов. Таких как я мальчишек было трое. Двое других работали в сборочном цехе. Я им завидовал. Их не посылали на авральные работы по выгрузке грузов которые поступали на завод. В сборочный цех были особые пропуска. С моим обычным я туда пройти не мог. Мужчины были разные, были с криминальным прошлым, были инженера с высшим образованием. Инженера всеми силами пытались повлиять на нас, оградить от тех, кто с криминальным прошлым. Подросткам выдавали кроме карточек на хлеб и обед, дополнительный Стахановский талон на обед. Работа меня увлекала. Я научился сам точить резцы. Изучал станок. Незначительные поломки станка, устранял сам. Я пишу все с такими подробностями, потому что это не только моя судьба , а судьба моего поколения, которое пережило вторую мировую войну, у которого война отняла не только детство, но и близких, родных, бросала в пучину человеческих страданий. Хлебный паек мы не могли делить в два или три приема, съедали в

один. После обеда оставались голодными. Ребята шутили, чтобы в супе найти крупу, нужно нырнуть в него. В учениках я находился не долго. Дядя Семен, как я называл своего наставника с которым проработал 3 недели был призван в армию. Я остался один на один с моим станком. Мне присвоили 3 разряд. Я стал самостоятельным рабочим. Рабочий день длился 12 часов с обеденным перерывом. Если фланцев не хватало, то оставляли на один или два часа. Часто приходилось строгать другие детали. Тогда мне помогал старший мастер. Он терпеливо учил меня. В цехе работали за станками женщины и подростки. Старший мастер был инвалидом. У него одна нога была намного короче. В заводской конторе вечером две комнаты отводились для школы рабочей молодежи. Инициатором создания такой школы была комсорг завода. Она работала в сборочном цехе. Мальчишкам она казалась совершенством красоты. Красивая фигура, две косы, всегда улыбалась. Меня вызвали в отдел кадров и обязали ходить в вечернюю школу. Определили в 8-й класс. Учились два дня в неделю. В эти дни нас отпускали на два часа раньше с работы. Иногда усталые, мы засыпали на уроке. В школе я познакомился с Изей Кац, киевлянином. Он ра-

ботал на заводе. Жил с мамой и младшим братом. Мы с ним дружили. Мои туфли износились. Нужно было купить новые. Получив зарплату, в воскресенье с Изей пошли на базар покупать мне ботинки. Померял одни, как раз по-ноге. Продавал мужчина и хотел 400 рублей. У меня было только 350 рублей. Рядом играли в карты. Три карты: одна красная и две черные. Ставки 50 рублей. Я с полчаса понаблюдал и решил испытать счастье. Отдал 50 рублей и не угадал где красная, вытащил черную. Представьте мое разочарование. И туфли уплыли и 50 рублей. Как не было. Полез в карман и хотел продолжить играть. Изя схватил меня за руку и оттащил. Это был для меня серьезный урок. Больше на деньги не играл. Трудно было рационально использовать свои средства. Однажды, возле проходной, узбечка продавала лепешки. Съев одну мне показалось, что я ничего в жизни вкуснее не ел. Съел вторую, третью. А они теплые, такое наступило блаженство, что я истратил все деньги. На следующий день в обед все спешат в столовую, а я остался в цехе. Подошел мастер, спрашивает: «Почему не в столовой?» Отвечаю: «Нет денег на обед.» Он дал мне 5 рублей, а после работы сказал, что выписал мне дополнительный наряд за сверхурочную работу, что

мне нужно пойти и получить в кассе деньги. Получив деньги, пытался вернуть ему долг, но он категорически отказался принять деньги. Так проходили рабочие дни. Я осваивал свою специальность. Пытался не пропускать занятия. Предметы учили по сокращенной программе. Так я окончил 8-й класс и с нового учебного года уже посещал 9-й класс. Большой радостью для нас была победа под Сталинградом. Сообщения о разгроме группировки Паулюса, об освобождении городов и сел вселяли надежду, что война скоро закончиться и мы сможем вернуться в родные края. В эти дни на заводе была объявлена стахановская вахта в честь победы под Сталинградом. Мне тогда исполнилось уже 15 лет. Я был принят в комсомол. Анкету заполнял у станка. На собрании не присутствовал, работал и в райкоме не был. Группу заводских рабочих приняли в комсомол без нашего присутствия в райкоме комсомола. Мы были на стахановской вахте. Комсорг вручил мне комсомольский билет возле станка. О работе комсомольской организации ничего не помню. Я не посетил ни одного собрания за время работы на заводе. В мае 1943 года отец получил назначение на работу в Джамбаевский район Самаркандской области инструктором в орготдел. Они с сестрой

уехали в Джамбай. Роня приходила ко мне в общежитие и со слезами просила поехать с ними. Я остался работать на заводе. К этому времени мне повысили разряд, а это и повышение в зарплате. Мастер моей работой был доволен. Фланцы, основная продукция принималась вся, и не было брака. К работам, которые заказывали ремонтники, претензий тоже не было. Утром, до начала работы все собирались у репродуктора. Слушали сводку совинформбюро. Как радовались, когда в сводке сообщалось об освобожденных городах, о победах Красной Армии. Но эти сообщения часто сопровождались плачем и рыданиями. Среди работниц появлялись новые вдовы. Переходили из разряда солдатских жен в солдатские вдовы. У большинства работниц было 2-3 детей. Это пополняло отряд сирот. Старались успокоить, но все понимали, что этому горю не помочь. Помню как одна пожилая женщина получила похоронку на третьего сына. Ее увезла скорая помощь и я не помню, чтоб она вернулась в цех. Так проходили дни. По воскресеньям я навещал маму. Она все допытывалась, как я питаюсь, учу ли уроки. Все расспрашивала о тех с кем я жил в общежитии. Когда я жаловался, что тяжело работать и учиться, просила, чтоб учебу я не бросал. Силы ее оставляли. Она часто

сидела на солнышке. Передвигаться могла только с посторонней помощью. Самарканд был красивый старинный город с древней историей и восточной архитектурой. Мама Изи Кац уговорила меня с Изей в свободное время изучать исторические достопримечательности Самарканда. Сводки « Совинформбюро» приносили радость и уверенность в будущей победе. Красная Армия, освобождая города, продвигалась на запад. И вот 29 сентября 1943 года по радио передали: «Сегодня, 29 сентября, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим город Кременчуг, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати четырех орудий.» От радости я плакал. Долго я хранил газету, в которой был напечатан приказ Верховного главнокомандующего об освобождении Кременчуга. Наконец-то мой родной город освобожден. 3. ДОРОГА ДОМОЙ 29 сентября 1943 года Кременчуг был освобожден от фашистских захватчиков. Через несколько дней, после этого радостного известия, приехала моя сестра Роня из Джамбая. Она уговаривала меня оставить завод и переехать жить в Джамбай. Там будем оформлять документы на возвращение домой. Отец писал

письма в Кременчуг с просьбой выслать вызов. Мама умерла и оставаться в Самарканде одному было тяжело. В октябре я приехал в Джамбай к сестре и отцу. Это был пристанционный поселок, райцентр. Большинство населения русские. Я оформился в 9-й класс и впервые, после начала войны стал настоящим учащимся. Но местные ученики меня приняли враждебно. Мальчишки задирались. Пришлось отстаивать свою честь с помощью кулаков. В одной из таких драк я сильно побил организатора травли против меня, звали его Валентин. У местных ребят он был как атаман. Они пригрозили меня убить. Отца вызвал директор школы и порекомендовал, чтобы я «от греха подальше» на время уехал из поселка. Так не доучившись до конца учебного года, я ушел со школы и устроился на работу в МТС. Меня направили в тракторную бригаду учеником. В бригаде было 4 трактора, комбайн и другая техника. Мои обязанности включали в себя: обмер выполненных работ трактористами и передача сводки в МТС. Бригада обслуживала несколько колхозов, тракторы работали не в одном колхозе. В бригаде было несколько верховых лошадей. Одна была закреплена за мной. Я верхом на лошади объезжал места работы трактористов. Кормили нас не плохо. Бригадир был из

раскулаченных и высланных. Так я работал в бригаде до получения отцом вызова из Кременчуга. В июне 1944 года мы выехали домой. Я заработал приличное количество зерна. В колхозе, при получении, продал. Так что у меня были свои деньги, на то время довольно приличные. Путь домой был длинный. Ехали мы трое: отец, сестра и я. Снова до Красноводска, а оттуда по Каспийскому морю до Махачкалы. С Махачкалы до Ростова, а потом уже на Украину. Не буду рассказывать о всех приключениях в пути. Расскажу об одном, которое долго мучило мою совесть. Работая в тракторной бригаде, я заболел тропической малярией. Приступы были сильные. Сначала начинал колотить сильный озноб. На меня положили несколько одеял. Меня всего трясло и подбрасывало. Так длилось иногда полчаса, а иногда и дольше. Затем становилось все жарче и жарче, и уже голова наполнялась тяжелым огнем. Температура выше сорока градусов. От пота вся одежда становилась мокрой. После приступа малярии, страшно и быстро терял силы. Потом постепенно силы восстанавливались. Когда мы выехали из Махачкалы, у меня начался приступ. На одной остановке вышел. Базар. Продают вареную картошку, пирожки и другую снедь. Смотрю женщина выни-

мает из кошелки жаренных кур. Мне очень захотелось поесть курицу. Ее запах вызывал аппетит. Я вспомнил о том, что говорили, если во время приступа ты что-то увидел и захотел съесть, нужно съесть и приступ пройдет и несколько дней не будет повторяться. Я купил небольшую курочку и всю ее там съел. Зашел в вагон и ничего не сказал о покупке. Залез на полку и уснул. Действительно приступ прошел и до самого Кременчуга малярия меня больше не беспокоила. 4. В РОДНОМ ГОРОДЕ В начале июля 1944 года мы добрались до Кременчуга. После освобождения города от фашистских захватчиков прошло 9 месяцев. Город лежал в руинах. Вокзал разрушен. Впереди одни развалины. Чтобы представить масштабы трагедии достаточно привести две цифры. Перед началом войны в городе насчитывалось 6200 коммунальных домов, после освобождения неповрежденными оставалось только 42. Это статистика. А у меня было такое впечатление, что ничего целого в городе не осталось. Жили мы до войны в Днепровском переулке, у набережной Днепра. Весь этот район лежал в грудах битого кирпича. Трудно было определить то место, где был дом, да и сам переулок. Побродили с сестрой на пепелище. Тяжело стало на душе, плакали. Я пошел бродить

по городу. Зашел на базар. Там у входа сидел и сапожничал наш сосед по улице Пушкинской, Яша. Я подошел к нему и остановился. Он поднял голову и узнал меня. Вскочил, обнял и плакал. Подошла его жена Маруся. Он рассказал как забрали семью Лисянских, их дочь Феня, была моей ровесницей. Она жила с отцом. Мать умерла, братья были в армии. Как гнали евреев в гетто на Песчаную гору. Тетя Маруся кудато ушла, а через некоторое время вернулась с кошелкой с продуктами. Белый хлеб, сало, помидоры и бутылка самогонки. В этот день я впервые выпил. Закуска была отличная по тем временам. Так с дядей Яшей мы отметили нашу встречу. Он все повторял: «Как я рад, что ты жив.» В городе не было возможности снять угол, не говоря уже о квартире. Мы сняли комнату в селе Большая Кахновка. Там находились все учреждения Кременчугского сельского района. Роня устроилась на работу в районной библиотеке. Я решил идти работать на завод «Дормаш». Пришел в отдел кадров, направили к главному механику, одновременно и начальнику ремонтного цеха, Богданову. Дали мне сделать две детали. И он на моем заявлении написал: «Принять на работу в ремонтный цех строгальщиком 4-го разряда». Ремонтный цех был восстановлен одним из

первых. Станки и оборудование выбирали из под развалин. Их разбирали, чистили. Один станок собирали, а другой шел на запчасти. В цехе к моему приходу было 3 токарных станка, один строгальный, один сверлильный станки. У окна, зашитого жестью, стояли слесарные станки. На токарных работали Теня (Терентий) Потребенник, Леня Шпаленко и Толя Скляренко. Я работал на строгальном. Проржавевшие детали, не подлежащие восстановлению, заменяли новыми, изготовленными здесь же, в цехе. Их и точили часто без чертежей, по образцу. Слесаря были опытные и нас учили как работать. Оборудование, вывезенное в город Курган, не возвращали. Помню когда на завод поступил новый универсальный токарный станок. Установили его в станкостроительном цехе. Работал на нем токарь универсал – А. М. Воронов, помощником

к нему был назначен Г. Смольский. На заводе шло не только восстановление, но и освоение новой продукции: авто гудронаторов. Из Большой Кахновки в город можно было добраться пешком или пригородным поездом, который отправлялся в 6 утра и приходил в город в 7 утра, а работа начиналась в 8. Мне было тяжело и я получил место в общежитии. Это дало мне возможность поступить в вечернюю школу в 9-й класс. По условиям работы приходилось часто пропускать занятия. Но оставлять учебу не хотел. Учебников не было. Часто отключалось электричество и занятия проводились при свете керосиновой лампы. А мы, учащиеся, после работы слушая учителя засыпали. В выходные дни, если не было воскресника на заводе, ехал в Б.Кахновку. Отец к этому времени работал заместителем председателя райис-

полкома. Сестра старалась накормить меня и если запасы позволяли, то давала еду с собой. В этих тяжелых условиях жизнь молодежи на заводе была наполнена разными мероприятиями. Организовывали вечера отдыха в столовой завода, готовили концерты. На встречу Нового 1945 года установили елку. Был своеобразный маскарад. Не могу не вспомнить добрым словом товарища по цеху, Теню Потребенника. Жил он с родителями на Песчаной горе. Часто приглашал к себе в гости. Я себя чувствовал у них тепло и уютно. В январе 1945 года я был взят на учет в военкомате, как допризывник. Нас собирали на занятия по допризывной подготовке. В январе – марте, когда вызывали в военкомат, мы не занимались подготовкой, а по льду перебирались на Зеленый Остров, рубили деревья и несли их на себе в военкомат

мые обнимаются, поздравляют друг друга с Победой. Начался митинг. Это, действительно, был праздник со слезами на глазах, но переполненный радостью Победы. Сейчас мы анализируем события и говорим о той большой цене, отданной за Победу, а тогда чувство радости наполняло наши сердца. Пришла Победа! Автор: Алиса Евселевская и Л.И. Евселевский

для отопления. С марта начались занятия, выезжали на стрельбище. На одном из занятий нам предложили написать заявления с просьбой о направлении на учебу в военное училище. Я этому обрадовался и одним из первых подал заявление. С нетерпением ждал, когда получу вызов. А пока работал и учился в вечерней школе. После занятий, в общежитие и голодный сон... Радовали и согревали душу вести с фронта. Мы все

понимали, что близится конец войны. Отпраздновали Первомайские праздники. 8 мая Терентий Потребенник пригласил меня к себе домой. После ужина легли спасть. Ночью слышим крик, шум, песни на улице. Победа! Победа! Вышли. Народ с песнями идет к центру города. Мы быстро собрались и влились в этот поток. Собрались на площади возле разрушенного собора (теперь площадь Победы). Все знакомые и незнако-

100

2 ( 0 0 : ( D ' J& ( 2 ( 7( C ) J ! ( E ) ! J ( / 0 *0 ( J ( D 0 4 J (

(