№30 (сентябрь 2014) by PS литературный журнал

30 2014

ВНИМАНИЕ!!! Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Почтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

Мы в интернете:

ps-lit-jur.ru facebook.com/pslitjur vk.com/ps_lit_jur twitter.com/ps_lit_jur proza.ru/avtor/postskriptumlit pslitjur.mirtesen.ru odnoklassniki.ru/group/52241854038105

...

"K S! " " # $

% # #

"K S! " " # $

'(# #

"K S! " " # $

*+ #

"K S! " " # $

% - .# #/

"K S! " " # $

' 0 # 1

"K S! " " # $

3 %

"K S! " " # $

98 #4

"K S! " " # $

56 76$ 4 / 6 8...

"K S! " " # $

9:;:<

"K S! " " # $

= #

%+ #4-@ $8

A#81 # B # 8

C5'DE@ 'C5 *FG H 'GAE

A#81 # B # 8

>8 6 /$!

A#81 # B # 8

3 !

A#81 # B # 8

3+ -

A#81 # B # 8

0#1+, 1 # $ . /

5 (+K

4 (# K . # #8 #

B 6 76 3 # $1 4

*': *#6 - #/ 1 $ 0

M A# -

3 #. / 7/

> 6 D #4

F (

B 6 76 3 # $1 4

= $

> 6 N 8

" - 4 M

E #

O6( *

B 1 #

O6( *

B#4 4

* 4 D #4

5 # # P /#

> 6 D #4

G>Ð&#x201E;DBEN

" 4 3 + *

Топ мастеров Кто-то пишет прозу, кто-то поэзию. Кто-то о любви, кто-то о войне. Но кто же из них лучший? Поставьте лайк под картинкой из альбома с мастерами (если вы считаете, что мы упустили кого-нибуть, то вы легко можете добавить его фото в альбом, указав имя) и все! Чем больше лайков, тем выше место в топе!

Женская версия мужского персонажа есть всегда! Никаких исключений! Действительно ли так? Действительно ли можно представить Ромео в юбке? Или графа Монте Кристо в корсете? А ведь дело не только в одежде, прическе или аксессуарах. Дело в самих героях. Какими вы их видите? Напишите фанфик на любое произведение! Только учтите: мужчины должны стать женщинами. Подробности на Интернетресурсах журнала

Каждый автор хоть раз сталкивается с критикой. А некоторые и сами выступают в роли знатока литературы. Что будет, если эти две роли совместить? Да, именно совместить! Литературный журнал PS объявляет конкурс рецензий на несуществующие произведения. Сами придумайте сюжет, героев, но… вместо произведения, предоставьте рецензию на него. Подробности на Интернетресурсах журнала

"Вот и наступила осень. Самое рыжее время года, ассоциирующееся у поклонников Дж. Р.Р. Мартина со цветом волос Сансы Старк. А там уж и зима близко. Но это лирика…. По лету мы еще не скучаем, нам нравится тепло осени, золотые листья, начинающие теплеть батареи, глинтвейн, творчество Бодлера и Саган, навевающее грусть и волшебным образом отгоняющее тяжелую русскую хандру. Осенью собирают урожай. У многих наших авторов созрели новые идеи и собраны мысли и слова в рассказы. Одни сладкие, другие терпкие, некоторые с небольшой плесенью – что в отличие от фрукта, сделает рассказ вкуснее (но возьмите тазик). Устраивайтесь по удобнее, берите чай, яблоки и корицу и садитесь читать наш осенний номер. Приятного прочтения!

Я люблю тебя очень тихо, Я хочу к тебе слишком часто. С тобой рядом и вечность − мигом, Без тебя в ясный день − ненастье. Я пишу тебе в мыслях строки, Я в мечтах своих жду ответа. Мне идти вдаль своей дорогой. В снах ты рядом, а в яви − где ты? Я не прячу под маской лица. Я могу сказать − это просто. Но сейчас я пишу страницы, Ведь у них ко мне нет вопросов. Я не верю уже, что было. Я и знать не хочу, что будет. И давно бы про все забыла, Но душа по-иному судит. Я люблю тебя, может слишком. Я надеюсь, хоть жить мне нечем. Так нелепо и глупо вышло. Кто придумал, что время лечит? Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Жестоко, как ток по нервам. Немного осталось очень. Ты будешь сегодня первым, Кого я узнаю точно. И мрачно, как отблеск стали, Как тьма, что вокруг повсюду. Иные миры нас звали... Запреты? О них не будем... Жестоко. Искра по коже. Сознанье − туман кровавый. И мысли... их нет! И что же? Кому это важно, право... Горит как в огне пространство, Лёд плавится и сдается. Мгновенья немые транса, Лишь сердце так громко бьётся. Жестоко. И снова стены! Но это не важно, впрочем. Я буду, наверно, первой, Кого ты не знаешь точно. Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Есть чашки и ложки, Есть что-то, что выше. Есть мыши и кошки. И кошки, как мыши. Есть звери, как люди, Есть люди, как звери. Есть стены повсюду. И заперты двери. Есть те, кто нас любит. И те, кто нас предал. Что с первыми будет, Нам часто нет дела. Ведь есть тот, кто предал, И чувств не осталось. До самых пределов В душе лишь усталость. Есть лица и маски, Любовь и страданья. Есть правда и сказки, И есть оправданья. Есть мы, и есть роли, Есть то, что нам нужно. Мы строим мир боли, Хоть это нам чуждо. Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Я любить не могу, забудь. Может, раньше могла. Зачем? У меня будет этот путь − Жизнь свою заменять ничьей. Мне не нужен никто, пусть так. Лгать не буду. Чем ложь спасет? Для кого-то любовь пустяк, Для меня − больше чуть, чем все. Но любить не могу... теперь. Да, я раньше могла − в том суть. Кто любовь всю отдал, поверь, Пустотой лишь зовет свой путь. Кто отдал ее всю сполна, Доверяя без лишних слов... Да, я раньше любить могла. Но не знаю, смогу ли вновь. Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Ты знаешь, мы не помним, как любить. За масками привычно спрятав боль, Мы верим в то, что можно все забыть И вновь продолжить "вроде быть собой". Ты знаешь, мы забыли, как мечтать. Не планы строить: "дом, ремонт, пальто". И мы не те, кем нам хотелось стать, А может, те, но как-то все не то. Ты знаешь, мы не верим ни во что. И день за днём мелькает за окном. Все это грустно так, что нам смешно. Такой мы представляли "жизнь потом"? Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Знаете, небо не станет нашим. Ни сейчас, ни потом, никогда. Потому что когда нас спрашивают, Смотрим в землю − не в облака. Потому что боимся ответить искренне И безликими стали вдруг. Заменяем чужими играми Фразы, сны и касанье рук. Потому что в конец запутались, Чего ждали, сбылось− но нет. Безразличье зовется мудростью, И не ищет никто ответ. А потом, что у нас останется, Когда души сгорят дотла? Тени пляшут. И в этом танце Жизней ценность, увы, мала. И не важно, что вы мне скажете, Столь банальным сочтя сюжет. Средь вещей, что казались важными, Счастье − это любовь и свет. Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Я могла бы любить и жить. Очень сильно и слишком странно. Всё стараться успеть, спешить, Запредельно и без обмана. Хоть на край, хоть за край идти И напомнить всем, кто забудет: Если счастлив ты на пути, То не важно, что скажут люди. Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Я каждый день говорю с тобой, ...даже зная, что ты меня не услышишь. Я знаю это и знаю, что всё непросто. Мы далеки и вряд ли станем когда-то ближе. И это отнюдь не вопрос одного упорства. И даже не дело случайной совсем удачи. Здесь всё сложнее. И если окинуть взглядом: Мы слишком "схожи", а это в сюжете значит, Что моих слов и даром тебе не надо. А что потом? Если вдруг, то что же? Нет смысла врать, я ответа, увы, не знаю. Я понимаю и принимаю: всё это сложно. И я не жду, что назвать смогу это "нами". Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Когда-нибудь мы увидим, что в мире полно идей. И больше не будет историй, до боли знакомых каждому, Про тысячи масок, скрывающих так людей, И мы станем слушать, когда придёт время спрашивать. И мы начнём верить, хранить, беречь. Возможно, не всё, но хоть что-то(и это много!): От самых случайных на свете встреч, До тех решений, что мы вычисляли строго. И "глупых" не будет отнюдь затей, И важными станут все самые мелкие ссоры, Когда мы увидим, что мир состоит из людей. Но если такое случится, то, знаете, очень нескоро. Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Мне город этот не интересен, В нём не осталось чего-то важного. Он скучен, странен и даже тесен, И всё известно давно про каждого. Но в этом нет ничего особого. Здесь скрыться негде, и нет здесь личного. И даже ветер не носит нового, Но даже это уже привычное. И среди этого есть хорошее, Но мне забыть надо – это главное. Везде есть что-то намного большее, Всегда есть что-то, да только надо ли? Автор: Екатерина "Ketrin Spirit" Белокрыс

Нет, нет! Мадам, вы не правы! Вглядитесь пристально в природу, Ведь даже в зелени листвы Любовь таится к садоводу! Знать благодарности черта, Присуща дереву и флоре, Чьи аромат и красота У наших чувств всегда в фаворе» Так возражал я, тет-а-тет, Когда-то даме… вплоть до крика, Не принимая, как эстет, Того, что мне казалось дико. Решив, себя в том не щадя, Добиться столь желанной цели, Чтоб из-под листьев, погодя, Плоды улыбкой запестрели. И вот, - награда за труды: Косые взгляды и скандалы, Средь эгоизма без узды, Где, что не дай, - все будет мало! Где лишь рублевая мораль, Царит в мирке бездушном плоти, Бросая чувства на алтарь, В угоду цифре на банкноте. О, как она была права: Сивилла, в том далеком мае, Чьи предсказанья и слова, Я часто с болью вспоминаю. Автор: Альберт Жуков-Черный

Я долго чуда ждал и верил, Что отзовется хоть одна. Любовью я взаимной грезил, Но отозвалась лишь луна. Печально глянула в оконце Холодным светом осветив. – Скажи, луна, мне будет солнце? – Наверно нет, уж ты прости. – Ну почему? – Скажи мне правду! Кому я в горле поперёк? Не утолить любви мне жажду? Признайся, срок уже истек? Совсем не весел был, наверно, Мне предназначенный ответ… Лишь гром прорявкал что-то гневно, Погас луны холодный свет. Автор: Войченко Николай

Скучно стало на планете, Во Вселенную рвану! Буду там слагать сонеты Про красавицу одну. Назову ее Стрельчёнком И с Венерою сравню. Пусть завидуют девчонки – Я ее с собой возьму! Вальс станцуем с Козерогом, С Рыбой выучим канкан, С Водолеем очень строгим Пустим радужный фонтан. Раскудрявим Лёве гриву, Петь нам будет Скорпион, И на Овене бодливом Одолеем марафон. С Девой в карты поиграем, Объясним влиянье снов, И на гуще погадаем, И расскажем про любовь. И про дальние походы Нам доложит Козерог, Про закаты и восходы, Доброту и злобный рок. От Весов Близняшкам скромным Мы ромашки привезем, На Медведицах довольных На заре вернемся в дом. И на зависть астрономам Мы с неведомых планет В дар от шоколадных гномов Привезем друзьям конфет! Автор: Войченко Николай

Ты не хочешь, я не буду, Ну а кто тогда за нас В людях страсть, любовь разбудит И потащит на матрас? Кто весны покажет краски, Хором с птицами споёт? Доведёт до нервной встряски И по маленькой нальёт? Кто покажет путь-дорогу В неизведанную даль? Кто загонит лень в берлогу, Удаль явит всем, как встарь? Так что мы с тобой в ответе За величие страны! Нас прославят все газеты, О-го-го, как мы нужны! Автор: Войченко Николай

Люби себя, не ошибёшься; Себя почти не предают. В конце концов, когда загнёшься, Тебя в гробу не оплюют. Люби себя и не насилуй, К себе поласковее будь. Дров наломал? – фигня, помилуй, Не проиграл – медаль на грудь! Всегда себе будь адвокатом, Люби себя, хвали, жалей. Хотя б к себе не будь сатрапом, Прожить без зла куда сложней! Автор: .Войченко Николай

Письмо 1 Ветрам завидую и птицам, Пересекающим границы. Но чтоб попасть в Ваш мир, Луиза, Мне нужен пропуск или виза. *** Ах, эти женские капризы, Без них была бы жизнь скучна! НЕ ЗНАЮ КАК ЗВОНИТЬ ЛУИЗЕ – Смеётся!! – я схожу с ума… бе-бе-бе…. *** Готов к любой я экспертизе: Не вор-бандит я, а поэт! Как объяснить сие Луизе, Чтоб отреклась от слова «нет!» *** Достали гадкие сюрпризы, От них здоровью только вред. Улыбки жду я от Луизы И глаз её целебный свет. *** Скажу я «нет!» любой маркизе, Графине даже нагрублю. Лишь королеве я Луизе Признаюсь робко: «I love you». Письмо 2 Умерла моя надежда, Душно стало – не вздохнуть. В одиночестве, как прежде, Продолжаю адский путь. На своём пути не встречу Ни одной живой души. А из свежих ран сердечных Боль сочится – хоть кричи.

*** К юности припёрлась старость, Думая что будет в радость. - Ты с ума сошёл, дурак! – В паутину, на чердак! *** Сказал: «Люблю Вас», а в ответ насмешка, И стало солнце угасать. Убитая я Королевой пешка; Сдыхать мне или хохотать? *** Я человек, не мячик, Королева! Коль пнёшь меня, то только раз. Сторонник я коротких фраз. Сказала «нет» – душа сгорела. *** Из Ваших уст отлуп – «подарок»: Конфета, горькая внутри. Чтоб не был вкус отравы гадок, Вина я выпью литра три. *** Не буду больше Вам обузой, Стихом не буду раздражать. И от любви избавясь груза, Не захочу Вас вспоминать. Письмо 3 Нет, не забыть мне Вас, Луиза, Я глупость ляпнул сгоряча! Хотите? – сделаюсь подлизой, Хотите? – дайте строгача. Но зная кроткий Ваш характер, (Он отражается в глазах), Я буду добрый Ваш приятель С улыбкой мягкой на губах. Вы Королева, нет сомнений, Я тоже голубых кровей. И признаюсь Вам с изумленьем На свете нет Вас красивей! Ну чем, скажите, мы не пара? Есть Королева, есть Король. Установить пора настала Над этим миром наш контроль!:) *** Писал да Винчи Мону Лизу; Зачем писал, мне невдомёк. Он лучше б написал Луизу, А Лизу б спрятал под замок.

*** Твоим глазам не в силах я Дать объективно описанье. Признаюсь честно вам, друзья При виде их «плывёт» сознанье! *** О, дивноокая Луиза! Сижу я попкой на карнизе И, клювом перья теребя, Твержу одно: «Люблю тебя!» Письмо 4 Какой мне снился сон, Луиза! Плывём под парусом в круизе… Представь: акулы! не грубя!! Бормочут: «Любим мы тебя!» *** О недоступная Луиза, Я с нетерпеньем жду сюрприза. Я нервов истрепал моток, Помочь мне сможет Ваш звонок! *** Любая женщина – загадка И разгадать её приятно. Но Вы сложней на три порядка… Вас разгадать? Невероятно! *** Ни «да», ни «нет» – одна улыбка, Загадочнее ста Джоконд. Страшнее нет такой вот пытки… Кивните. Молча. Я спасён! *** Прошу Вас, милая Луиза, Не выходите за маркиза, А выбирайте короля. Кто такой? – конечно, я! *** Дивные очи, улыбка загадка, Мне любоваться Вами приятно. Вас я искал сто тысяч веков, Верьте в искренность этих стихов! *** Под сенью бархатных ресниц Глаза насмешливо сверкают. Нет в них сомненья, твёрдо знают Паду я перед ними ниц! *** Я всё шучу, хоть мне и грустно, Вокруг меня и в сердце пусто. Нет ни письма мне, ни звонка, На абордаж берёт тоска.

Письмо 5 Мне вспомнились слова цыганки: Свою любовь ты встретишь в банке.» Нашёл! Но мучает вопрос А на фига ей старый пёс? *** Твоё молчанье с каждым днём Меня всё больше угнетает. Поладить проще мне с огнём, Он просто так не обжигает. *** Ах, судьба моя злодейка, Привела на Маросейку. Безответная любовь Убивает и без слов. *** Ваши добрые глаза Довели до столбняка Так, поэта-старика. Слово знаете – «слеза»? *** Вам в отчаяньи пишу Я стихи и всё без толку. Вас, наверно, рассмешу, Бросив сердце на растопку. *** Я ровесник динозавров, Сдать пора меня в архив. Был сто тысяч раз неправ я, Вас, Луиза, полюбив. *** Я на Вас не обижаюсь, Вам спасибо говорю. С удовольствием признаюсь От любви я к Вам сгорю! *** Мне бы скатерть-самобранку, Скороходы-сапоги, Я б Луизе спозаранку Приносил бы пироги! На ковре бы самолёте Улетал бы с нею вдаль. И под звёздами в полёте Страстно б в губы целовал. И счастливыми очами Ты б смотрела на меня… Одинокими ночами Снятся сказки… Дурень я.

*** Что молчите – Ваше право, Что звонить, коль я не мил? Рассуждаете Вы здраво – Вдруг остынет мой к Вам пыл? *** Залечить мои бы раны Да в объятиях другой. Не могу. Такой вот странный, Лучше в землю. На покой. *** Опять мечта растаяла как дым, Оставив в памяти улыбку. Я как и прежде не любим Судьба мне дарит только пытки. *** Я потянулся к Вам, как к Солнцу, Из многолетней черноты. Вы хладнокровно, как эстонцы, Молчаньем рушите мечты. Неужто трудно откровенно Сказать простое: «да» иль «нет»; И муки кончатся мгновенно, Кошмары кончатся и бред. На Вас смотрю я без укора, Понятен образ мыслей Ваш: К чему душевные раздоры, А чувства деда – чушь и блажь. Устал я мыслить позитивно, Себя к веселью принуждать. Стал сам себе уже противен, Пора, пора, блин, подыхать. Письмо 6 ВЗАИМНОЙ НЕ БЫЛО ЛЮБВИ… Взаимной не было любви, Теперь уж и не будет. Но ведьм любимых я, увы, Не скоро позабуду. *** К любви летал я мотыльком – Наивным, добрым и горячим. Меня встречали огоньком И провожали злом смердящим.

*** Взаимной не было любви, Такая уж судьбина. Огонь обид в моей крови «Тушила» керосином. СУДЬБЕ - Любви взаимной захотел, А хрен не хочешь в рыло? Судьбе я зря осанны пел Ответом маты были. *** С судьбой взаимная «любовь» Пол века уж как длится. Она стрихнин мне сыплет в кровь, Любовью чтоб я мог травиться. *** Я знаю как с любовью рассчитаться, Не раз её, проклятую, казнил. Да сколько ж можно в бабах ошибаться? Пустую жизнь я, чёрт возьми, прожил! *** Кто выбирал: она меня Иль я сумел так ошибиться? Но в результате НИ ОДНА, Блин, не смогла в меня влюбиться! *** Молчите так красноречиво, Слова и правда, не нужны. А начиналось всё красиво… В моей судьбе нет новизны. *** Судьба моя – да-да! – садистка, А я подопытный зверёк. Роль я играю мазохиста, А вдруг в любви мне повезёт! *** Я на сиянье Ваших глаз Отвечу восхищённым взглядом. Как хочется мне видеть нас Всегда, везде по жизни рядом! *** К любви летал я мотыльком – Наивным, добрым и горячим. Меня встречали огоньком И провожали злом смердящим. *** Один! – моё родимое пятно, Моё проклятие, моя судьбина; С чертями ты, как видно, заодно… Судьба, клянусь, ты редкая скотина! *** С судьбой (я понял) спорь-не спорь, Она хозяйка положенья. Меня не видит, блин, в упор, И рухнул я в изнеможеньи. Автор: .Войченко Николай

Задремали звёзды в тишине, Нежным светом душу теребя. Я хочу, чтоб ты приснилась мне, Так всегда тоскливо без тебя. Помню я тепло любимых рук, Не забыть мне свет красивых глаз. Счастье в этом мире горьких мук, Что судьба свела с тобою нас. Тихо в тучах спрячется луна, Я глаза прикрою, и на миг Промелькнёт над городом весна, Где впервые нежность я постиг. И забьётся ласточкой в груди, Запоёт рассветным соловьём Вера в то, что встреча впереди, Что однажды будем мы вдвоём. Сон накроет тёплою волной, Словно я в объятиях твоих, Знай, тебе на свете лишь одной Сердца своего дарю мотив. Чтоб прогнать тоску разлуки прочь, Жду с душой, танцующей в огне, Как с полночной дрёмой в эту ночь В сновиденья спустишься ко мне. Автор: Ольгуша

*** Китнисс приковыляла домой и уселась перед телевизором. Я сел рядом с ней. Она даже не взглянула на меня. О чем она думает? Интересно, она вспомнила хоть раз о Гейле? Его мать теперь работает у Хеймитча. А самого Гейла загрузили работой на шахте. Что вообще думает делать Китнисс? Ее конечно можно понять, ей страшно и нам страшно. Лишь бы больше никаких фокусов не выкинула. - Мама! Мы будем с Питом просматривать все Квартальные бойни и Голодные Игры. - Я знаю. И надеюсь, что вам это очень поможет. Китнисс встает и идет в свою комнату. Я иду на улицу проверить Клеопатру. Надеюсь, Пит не пустил ее на пироги. Я подхожу к дому Пита. Пит сидит у окна. О чем-то думает. Вероятно тоже о предстоящей бойне и о том, что происходит вокруг. Трясу головой! Мне не надо сейчас думать о человеческих проблемах. Не сейчас. Я тихо зову Клео. Из-под крыльца высовывается морда Клео. - А это ты? - Я. Как ты? - Пит накормил ме-

ня. Он добрый. - А ты думала, я тебе подставил? - Нет-нет. Спасибо, Лютик. - Ладно, я пойду обратно домой. Удачи тебе. - И тебе. Клео снова спряталась под крыльцо. *** Прошло уже немало времени. Пит, Китнисс и Хеймитч упорно тренировались все это время. Хеймитч трезв, как стеклышко. Завтра снова волнительный день. День Жатвы. И как издевательство всего три кандидата на роль трибутов. А Китнисс одна. Она знает, что этот вечер, возможно последний ее вечер с семьей. Снова утро Жатвы. Наша семья собирается на площадь. Атмосфера в доме скорбная. Молчание, кислые улыбки. Я ухожу на площадь раньше всех. По пути я прошел мимо дома Хеймитча, видимо хозяин уже ушел. Я мельком заметил в окне Хейзел, она прибирала на кухне. И скорее всего тоже придет на площадь. Если кто не явится - хуже будет, а ей неприятности не нужны. Я набрался смелости и прошмыгнул в Дом правосудия. Принюхался и уловил запах дорогих духов. Значит Эффи где-

то рядом. Пробежав по коридору, я юркнул в одну из дверей - точно здесь и обосновалась мисс Бряк. Я спрятался под столом. Меня ей не видно. Эффи подошла к двери и закрылась на ключ. Сейчас она без косметики и парика. Красивые светлые волосы забраны в пучок, а глаза немного опухшие. Эффи садится на стул и смотрит в зеркало, берет в руки кисточку и вдруг кидает ее в угол и закрывает лицо руками. Я слышу, как она плачет. - Это не справедливо, - шепчет она. - Они такие прекрасные и смелые. Ну, зачем? И я их... люблю. И все их любят. Ну, зачем все это? Плечи Эффи содрогаются от рыданий. Неужели капитолийка может плакать? Резкий стук в дверь заставляет Эффи вздрогнуть. Она встает и быстро вытирает глаза рукавом. - Кто? - бодро спрашивает она. - Хеймитч. Эффи пропускает его в комнату и ее глаза снова наполняются слезами. - Я не смогу сегодня вести Жатву, - она словно кукла плюхается на стул. - Это очень жестоко. Зачем эта бойня? А какой смысл в сегодняшней Жатве? Я как дура должна достать из шара

один единственный листок и назвать имя, которое и так уже знает весь Панем? Да это же двойное издевательство! Нет, я не смогу. Я расплачусь. Мне надоело это фальшивое шоу. Мне надоело быть куклой, надоело бояться. - Тише, тише, Хеймитч обнимает ее и гладит по голове. - Я понимаю. И еще я знаю, что ты справишься. Скоро всему конец. Постарайся в последний раз. Как всегда, с улыбкой выходи на сцену и бодрым голосом начинай нести всю тебе хорошо знакомую чушь. Эффи кивает. - Да, я смогу. Ради Китнисс и Пита. - Да, ради Китнисс и Пита, - поддерживает Хеймитч. - Готовь к выходу капитолийку Эффи. Все будет хорошо. Хеймитч уходит. Эффи закапывает глаза какой-то розовой жидкостью, и они как по волшебству становятся нормальными, краснота пропадает. Эффи встает и поднимает кисточку. Вернувшись к зеркалу, она быстро красится. Яркий макияж и белые волосы делают ее похожей на клоуна. Эффи надевает рыжий парик, старательно расправляет пряди. Переодевшись в яркий оранжевый костюм, она репетирует улыбку. - Готова! - говорит она своему отражению. Эффи открывает двери, и я пулей вылетаю из комнаты. Она меня не заметила.

На площади толпа народу и миротворцы. В этот раз их в два раза больше. Я прячусь у сцены. Хеймитч сегодня на меня не свалится. В толпе я вижу маму, Прим, Гейла. Рядом с ними Китнисс. Недалеко стоит Пит, рядом с ним его отец. Звучит гимн, на сцену выходит улыбающаяся Эффи. Она несет все ту обычную чушь, которая открывает каждую Жатву. И легкой походкой с неизменным "Дамы вперед!", идет к шару с одним единственным листком. Я смотрю на Китнисс, ее лицо напоминает маску, ни одной эмоции. Пит и Гейл выглядят сердитыми, если не сказать, что злыми. Остальные либо смотрят в землю, кто-то тоже сердит и не скрывает этого, ктото ведет себя как обычно жмется от страха. Рука Эффи чуть дрогнула, но этого никто и не заметил. Она разворачивает листок и объявляет: "Китнисс Эвердин!" Китнисс выходит на сцену, спина прямая, взгляд тяжелый. Она встает на середину сцены. Эффи тем временем вытаскивает из второго шара другое имя - Хеймитч Эбернети. Но Пит вызывается добровольцем и выходит на сцену, встает рядом с Китнисс. Ах да! Они же у нас влюбленные. Что-то об этом я забыл. Снова звучит гимн и наших трибутов уводят.

Эффи и Хеймитч так же быстро исчезают вслед за ними. Я никуда не тороплюсь уходить. Сейчас мама, Прим и Гейл пойдут к Китнисс и я хочу пройти с ними. Не знаю почему, но мне сейчас хочется потереться о ее ногу, пожелать ей удачи в бою. Мама и Прим подошли к зданию, за ними идет Гейл. Но миротворцы преграждают им путь. - Я хочу попрощаться с дочерью! - громко и твердо говорит мама. - Не положено! отвечает миротворец. Идите домой. Мама не двинулась с места, она смотрит в глаза миротворцу слегка прищурившись, во взгляде не читается вызов, нет и ненависти, но солдат отводит взгляд, она как будто пристыдила его, повесила на него одного все грехи Капитолия. - Мэм, пожалуйста, идите домой, - уже просит он. - Таков приказ. Мне жаль. Мама обнимает Прим за плечи, они медленно разворачиваются и уходят. Гейл некоторое время тоже смотрит на миротворца, и идет вслед за мамой и Прим. Я понимаю, что Китнисс мы сейчас не увидим. И мне тоже лучше уйти отсюда. Бегу домой со всех ног. У нас в доме сегодня много народу - вся семья Хоторнов. Мама приготовила ужин, все сидят

за столом. Про Жатву никто не сказал ни слова, они говорят о чем угодно, только не о сегодняшнем дне. Про Бойню тоже никто не говорит. Я чувствую, напряжение и страх, они боятся. И мне тоже страшно. Впервые в истории родным не дали проститься с трибутами. - Если хотите, оставайтесь у нас, - предлагает мама. - Спасибо, но я думаю, нам лучше пойти домой. Я не хочу, чтобы у нас у всех были дополнительные неприятности. Ты сама знаешь, что за нами наблюдают, а проявление дружбы теперь вне закона, - отвечает Хейзел. Мама кивает. Она понимает, что Хейзел боится за своих детей. Что будет со всеми ими, если сейчас вдруг ворвутся в наш дом миротворцы? Мама провожает Хоторнов. Хейзел идет ссутулившись, Гейл ведет за руки братьев. И только Пози с тайной надеждой остаться у нас, поглядывает то на мать, то на нашу маму, то на Прим. Но никто не замечает ее взглядов, и Пози ничего не остается, как взять за руку Хейзел, и идти домой. Оставшись одни, мама и Прим запирают двери, занавешивают окна. Так кажется, что мы в безопасности. - Мама, - подает голос Прим. - Знаешь, сейчас я думаю, что лучше бы мы жили в нашем маленьком домике, он не привлекает к себе ничье внима-

ние. Мама не отвечает, но Прим поняла, что мама с ней согласна. Деревня Победителей сейчас кажется чем-то вроде изолятора. Мы совсем одни, вокруг нас пустые, темные и холодные дома. Зато Капитолий за нами наблюдает. Некая мини-арена. Утром я просыпаюсь от звуков телевизора. Знакомый ведущий (вроде бы Цезарь) ведет какую-то передачу. Шутит, смеется... Все как обычно. Сегодня мы ждем проезд трибутов. Прим и мама что-то пытаются делать по хозяйству, но у них нет настроения. Они ждут показ. Хотят увидеть Китнисс. И я тоже. Парад начался с гимна и поехали колесницы. Наряды Китнисс и Пита снова лучше всех. Цинна гений. Но на этот раз наше внимание привлекают не костюмы, а участники. Все они профи. Они лучшие, победители. Я всматриваюсь в лица. Некоторые из трибутов уже излучают жестокость, ктото улыбается победно, кто -то ничего не выражает. Но я знаю, что каждый из них хочет победить. Колесницы выстраиваются полукругом, и на балкон выходит президент с приветственной речью и объявляет игры открытыми. После чего колесницы разъезжаются. - Завтра интервью. А потом тренировки. И на бой. У меня плохое пред-

чувствие, - говорит мама. Что-то там случится страшное. Капитолий не прощает никого. *** Телевизор в доме не работает разве только что ночью. Нет, мама и Прим как обычно занимаются своими делами, но под аккомпанемент телевизора. С ним не так одиноко, пустота вокруг не пугает. Утром, не знаю, почему, Прим ждала, что придет Гейл. В прошлый раз он приходил к нам каждый день, но сегодня никто не пришел. Я один раз сбегал на улицу, проверил Клеопатру. Она тихо спала под домом, я ушел. Ей сейчас несладко, как и хозяину, если он еще жив. В доме я снова обычный кот, лежу перед телевизором, там мелькают яркие капитолийцы и сцены из различных Голодных Игр. Перед началом трансляции, Прим и мама садятся на диван, по обе стороны от меня. - Я думаю, что Китнисс победит, - шепчет Прим. - Они с Питом сильные и у них ментор Хеймитч, а он не так то прост, как кажется. - С чего ты взяла? удивленно спрашивает мама, чуть улыбнувшись. - Ты на его лицо видела? А улыбку? Он же хитрый, как не знаю кто, и ловкий. И он победил на одной из Квартальных бойней. И я думаю, что там он хорошо отличился, очень редко показывают

ту игру. Мама улыбается, в ее глазах светится счастье и гордость за дочь. Прим выросла, поумнела, она уже не маленький напуганный утенок. - Да, это так. На той бойне погибла моя подруга Мейсили. Они объединились с Хеймитчем, но на Мейсили напали переродки. А Хеймитч отличился на той игре. Он перехитрил создателей арены. Использовал силовое поле в свою пользу, уже не помню, как именно, но он победил. Мама замолкает и наклоняется ближе к Прим. - Капитолий убил всю его семью, - шепчет она. - Какой ужас, - тихо произносит Прим, и сжимает руку мамы. Скорбное молчание нарушают триумфальные звуки гимна. Знакомый зал, знакомый ведущий. И сейчас начнется интервью. Но в этот раз не все идет как обычно. Трибуты не бахвалятся и не задирают нос, все происходит торжественно и мрачно, по крайней мере с их стороны. На сцену выходит красивый юноша, его зовут Финник, он из 4 Дистрикта. Он читает свои стихи, посвященные единственной любви в этом мире. В зале с блаженным вздохом рухнуло в обморок несколько красивых капитолиек. Жаль, что я не могу по человечески усмехаться.

И вот доходит очередь до нашей пары. Китнисс в белом свадебном платье, больше похожем на торт, что печет Пит. - Сегодня ты тоже будешь кружиться? - спрашивает Цезарь. - Конечно, - улыбается Китнисс. После короткого интервью, она выходит на середину зала и начинает медленно кружиться. Мы открываем рты от удивления. Китнисс окружена искусственным дымом и бликами пламени, ее платье меняется. Оно превращается в черный изящный наряд, похожий на оперение. - Теперь я сойкапересмешница, - говорит Китнисс. Цезарь замер. Публика визжит от восторга. Мама и Прим взялись за руки. Бунт начался. Я уже понял, что значит сойкапересмешница. Китнисс уходит на свое место, она едва сдерживает от волнения слезы. На интервью выходит Пит. - Жаль, что свадьбы не будет, - говорит Цезарь. И тут Пит выдает, что они с Китнисс уже женаты, поженились тайно по обычаю 12 Дистрикта. Он что бредит? Мама и Прим рассеянно переглянулись. Но, видимо вспомнив про первые Игры, снова переглянулись, но уже без прежнего напряжения. - И еще, Китнисс ждет ребенка, - скорбным голосом говорит Пит. Мама начинает

смеяться, по-доброму, выражая этом что-то вроде одобрения фантазии Пита. Тот всеми силами пытается отгородить Китнисс от Игр. В зале Капитолия раздаются вздохи и опечаленные возгласы, кажется кто-то еще упал в обморок. Или это все еще фанатки Финника? Далее следует нечто не реальное. Звучит гимн Панема и трибуты выходят к зрителям и берутся за руки. Такого еще не бывало. Они уже враги. И это уже открытый бунт против системы. Они все обречены и они это понимают. В этом действе есть что-то загадочное, пугающее и обреченное. Мама и Прим смотрят на экран, и я вижу в их глазах солидарность с трибутами, вызов и гнев, но не страх. И я рад, что мама сейчас не впадет в истерику, и Прим не будет плакать. До начала Игр два дня. Мы живем попрежнему в изоляции. Никуда не выходим, и к нам никто не приходит. Меня это устраивает. Да и маму с Прим тоже. Они не хотят никому причинять зла. Мы не знаем, что творится в городе, но надеемся, что все в порядке. Если уж по правде, то они боятся уходить далеко от дома. В городе полно миротворцев. И кто знает, как к ним отнесутся. Мы не в безопасности. Трибутов выпустили на Арену. Это водная гладь, впереди суша с рогом, а от рога лучами

исходят тропинки в джунгли. - Хорошо, что Китнисс умеет плавать, - говорит Прим. - Да уж, оказывается не зря она ходила к пруду в лесу, - соглашается мама. Крупным планом показывают лицо Китнисс. Она бледная и ее трясет мелкой дрожью, когда даже Пит спокоен. - Они ее напугали до смерти! - восклицает Прим. - Ее же трясет. Она не сможет плыть. - Сможет, у нее сильный инстинкт самосохранения. И кто знает, почему она дрожит, может, узнала какую-то страшную тайну Капитолия? С ней будет все в порядке. Мама настроена вполне оптимистично, но я вижу, что ее глаза становятся опять напуганными. Трибуты выбрались на берег, происходит короткая драка у рога, больше похожая на показуху, ибо кровавого месива не было. Финник помогает Питу выбраться на сушу. При этом ведет себя так дружелюбно, будто они выросли вместе. Последней на берег вылазит Мегз, старенькая женщина из 4 Дистрикта. Они обсуждают свои дальнейшие действия, создают союз. И решают уйти с берега в джунгли. Продираясь сквозь лианы, они идут все дальше и дальше. Останавливаются лишь для того, чтобы передохнуть и про-

верить обстановку. Для проверки обстановки Китнисс лезет на дерево. - У рога бойня, удивленно говорит она. - А ты что хотела, чтобы они обнялись? - язвит Финник, за что сразу получает грозный взгляд от Пита. Усмиряет всех Мегз и они идут дальше. Впереди идет Пит, из-за ноги. Вдруг пространство озаряет вспышка и Пит отлетает в сторону как кукла. - Силовое поле, кричит Финник. - Пит! Пит! Пит! Китнисс падает на колени перед Питом и трясет его. Она рыдает, размазывает слезы и снова трясет Пита. - Отойди от него, говорит Финник, и садится рядом с Питом. - Не тронь его! орет Китнисс. - Тихо, я хочу помочь, - Финник начинает ударять Пита в грудную клетку, потом делает ему искусственное дыхание. Китнисс отползает чуть в сторону и продолжает скулить. Так противно, что я бы точно выдал ей затрещину. Через некоторое время Пит открывает глаза и тупо смотрит на Финника. Затем на подбежавшую Китнисс. Китнисс с рыданиями бросается обнимать Пита. Пит робко отвечает на ее объятия. Путь продолжается дальше. Китнисс вызвалась идти вперед, она якобы слышит силовое поле.

Мама и Прим недоверчиво переглянулись. Вряд ли у Китнисс суперслух. Силовое поле это не белка. И тем не менее они двигаются дальше. В джунглях быстро темнеет, наша компания разбивает лагерь и готовит еду. Что-то подозрительно гладко все пока идет, ну если не считать случай с Питом. Сам Пит несколько ошарашенный, и кажется, что до сих пор не пришел в себя. Они все ходят вокруг своего пристанища и ищут воду. Нигде ни намека на ручей или хотя бы лужу. Китнисс меланхолично ковыряет землю и вдруг замечает какого-то зверька. Она быстро вскидывает лук, и вот тушка зверя валяется у ног. Китнисс поднимает ее и замечает, что морда зверя мокрая. - Он где-то брал воду, здесь где-то есть вода. И тут как знак свыше, прямо в руки Китнисс спускается парашют. Китнисс распаковывает упаковку и достает изогнутую металлическую трубку. Финник и Пит подходят к ней. - Знаете, что это? Но никто не знает. - Это же добывать сок из деревьев! У папы были такие, - кричит Прим. Если бы только Китнисс ее слышала. Но нет, она рассматривает трубку. Меня уже начинает раздражать ее сонное и вялое лицо. Огненная Китнисс сейчас больше

похожа на ощипанную сойку, очень медленно соображающую. Наконец-то Китнисс сообразила, что к чему и они с Питом уходят набирать воду из лиан. Тут звучит гимн и трансляцию прерывают. - Прим, я сейчас разберу диван, принеси наши подушки. Я потом схожу за одеялом. Мы будем спать в гостиной. Я не хочу идти наверх. Там слишком пусто, да и телевизор здесь. Я не хочу ничего пропустить. Мне не нравится эта Арена. И компания... - А мне кажется, что Финник добрый, - говорит Прим. - Это потому что он красивый? - Отчасти. Красивые люди не могут быть абсолютно злыми. И к тому же он помог Питу. А мог бы не помогать, Пит умер бы от силового поля и все. Но он спас его. И это хорошее подтверждение того, что они одна команда. - Здесь не поспоришь. Завтра увидим как и что будет. Прим идет наверх. Мама разбирает диван. Я иду на кухню и допиваю молоко. Мне нравится, что мы все будем спать в одной комнате, как будто мы в нашем маленьком старом доме. *** Трансляция началась неожиданно, мы проснулись ночью от криков Китнисс. Мама и Прим подскочили к экрану и за-

мерли. Я тоже замер. Китнисс и компания бежали от белого тумана. Пит слабее всех. Мэгз тащит на спине Финник. У них у всех ожоги, руки и лицо в волдырях. Пит падает. Китнисс пытается его поднять. Туман лижет ноги Пита. Тут Мэгз останавливает Финника и слезает с его спины. Она целует его и уходит в туман. В глазах Финника слезы. Но он поднимает Пита и они бегут дальше. Вернее ползут. Впереди вода. Финник теряет сознание, Пит и Китнисс волокут его от тумана, ближе к воде. Но тут туман сам исчезает. Китнисс падает в воду и кричит от боли. Видно как чистая вода мутнеет от жижи вытекающей из волдырей, после кожа становится гладкой. Пит также окунается в воду. Потом они тащат к воде Финника. Он весь покрыт ожогами и Китнисс осторожно льет на него воду, Финник кричит от боли. Китнисс погружает его руку в воду, потом другую. Затем они с Питом осторожно погружают в воду все его тело. Через несколько минут Финник приходит в себя. Они сидят у воды. Молча смотрят на джунгли. Мама и Прим медленно усаживаются на диван. Я сажусь рядом с Прим. Кадр меняется. Другой кусок джунглей. Сквозь заросли пробираются изобретатели Вайрес и Бити. Они почти безо-

ружны. И измотаны. Что им уже пришлось пережить? Небо над ними темнеет. И начинается ливень. Тела Вайрес и Бити покрываются чем-то темным. Это не вода. - Кровь! - кричит Вайрес. Их головы залеплены кровью, они протирают глаза и пытаются уйти от дождя. Вайрес падает. - Бити! - Я здесь, - он подает ей руку. Вайрес с трудом поднимается. Их тела густо покрыты кровью. - Сюда! - раздается чей-то голос. И чья-то рука резко хватает Бити и поворачивает в другую сторону, от той, куда хотели идти они. - Быстрей! В кадре появляется Джоанна. Она уводит Вайрес и Бити от дождя. Они проходят буквально десяток метров и оказываются в безопасности, если так можно сказать на Голодных Играх. Далее трансляцию прерывают. На экране знакомые нам ведущие. Принимают ставки, общаются с публикой. Мама смотрит на часы. Утро. Она и Прим идут умываться и готовить завтрак. Я прыгаю на подоконник и смотрю на улицу. К нашему дому робко идет Клеопатра. Она голодна. Добро пожаловать на Голодные Игры! - говорю я. Но мне ее жалко. .Как же изменилась ее жизнь за полчаса и все ее взгляды на этот мир.

Я спрыгиваю с подоконника и подхожу к двери. Прим открывает мне двери и видит Клеопатру. Кошка догадалась жалобно мяукнуть. Прим позвала ее в дом. - Смотри, мама, это подружка Лютика, говорит она, наливая Клео молока. Хм! не такая уж и подружка. Но им не понять. Клео разрешили остаться. Она робко сидит на кухне у порога. И ладно. - Она жила у дома Пита. Я видела ее, - говорит мама. - У Пита жила кошка? - Не знаю. Видимо да. Нашу мирную беседу прерывает Игра. Мы бежим к телевизору. На берегу Джоанна, Пит, Китнисс, Финник, Вайрес и Бити. - О, да! Я могу стать твоим союзником только с ними, - орет Джоанна, помахивая топором. - Я тебе не верю. - Пфф. И не надо, отвечает Мейсон. - Тик-так-тик-так! - Вайрес вертится на одном месте. Все молча смотрят на нее. - Тик-так, - продолжает Вайрес. - С нашей тронутой что-то не так! - кривится Джоанна. Китнисс начинает оглядываться по сторо-

нам. Пит и Финник тоже. Джоанна садится на песок и ковыряет его топором. Китнисс хмурится. - Арена - часы! выдает она. - Да! да! - радостно кричит Вайрес. Все тут же собираются в кучу и начинают определять "часы" работы Арены. Для этого они забираются на рог. Он центр. От него лучи, они делят арену на сегменты у которых свои "атаки" туман, кровь, молния у дерева. Все взбудоражены открытием. Потом радость немного утихает. Вайрес чистит моток провода от крови. Бити о чем-то думает. Китнисс и Пит сидят рядом. Финник смотрит на море. Ну просто идиллия. Откуда ни возьмись, появляются Блеск и Кашмира. В Вайрес летит копье. Задумчивость как лапой сняло. Сумбурная драка и вдруг круг рога начинает вертеться. Кашмиру уносит в море. Блеск убит. Китнисс падает. Джоанна тоже. Пит, Финник и Бити держатся за рог. Круг крутится быстрее. Китнисс скользит к воде. Джоанна подает ей руку. Китнисс смотрит на нее во все глаза. Но все же инстинкт сильнее, она хватается за руку Джоан-

ны. Но круг поворачивается в другую сторону и Китнисс срывается и летит в воду. Через мгновение круг замирает. А Китнисс выныривает на поверхность. - Они словно специально остановили круг, когда она упала, - шепотом говорит мама. Прим согласно кивает. Я иду на кухню. Клео сидит на прежнем месте. Она дремлет, и я ухожу обратно в комнату. Кадры меняются. Перед нами Энорабия, она пробирается сквозь джунгли. Ее показывают некоторое время, но с ней ничего интересного не происходит. Потом показывают Брута. Рубаку. Мы понимаем, что от нас закрывают Китнисс. Ее и союзников не хотят показывать сейчас. Что-то там происходит. И наверное не то, что следовало бы видеть Дистриктам. И вот снова на экране Китнисс. И крик Прим. Но Прим здесь. Она сидит у экрана и держит маму за руку. Она не кричит. Китнисс бежит в джунгли. - Прим! Прим! зовет она. Но вокруг лишь сойкипересмешницы. - Здесь нет Прим! Финник бежит за ней, пытается схватить ее за

руку. Но Китнисс вырывается и вскидывает лук, одна сойка упала на землю. Затем вторая и третья. Вдруг птицы закричали по-другому. Человеческий крик, но уже другой. Не Прим. И не мамы. - Энни! - Финник падает на колени и зажи-

- Они издеваются над ними! - кричит мама, вскакивая с кресла. - Это уже слишком! Они ломают их волю. Они... Мама уходит на кухню. У экрана Прим и я. Прим смотрит на меня. Я на нее. "Все хорошо. Она все поймет", - говорю я

Она уходит в джунгли. - Бити, - спрашивает Китнисс. - Они могли искусственно сделать этот крик? - Конечно. Прим давала интервью. У них есть ее голос, немного обработали запись и все. - Твою сестру любят, - говорит Финник. -

мает уши руками. Китнисс остервенело стреляет по сойкам. - Ты их всех не убьешь. Бежим. Финник тащит ее в сторону. Они бегут к Питу и Джоанне. Китнисс врезается в невидимую преграду. С той стороны Пит. Он прижимает руку к невидимой стене. Китнисс и Финник просто падают на землю и затыкают уши. Над ними кружат сойки, передавая крики боли Прим и Энни.

ей. Хотя сомневаюсь, что Китнисс что-то поймет. Невидимая преграда исчезает, сойки умолкают. Пит поднимает Китнисс. Финник встает, слегка пошатываясь. Джоанна помахивая топором заходит в зону, где были Китнисс и Финник. - Не ходи туда, просит Китнисс. - Сноу меня не достать, - словно сплевывает Джоанна. - Он уже убил всех моих родных!

Они не тронут ее, а то Капитолий с ума сойдет. Китнисс молча смотрит на него. Я трусь головой о Прим. Как вообще можно не любить Прим? Мама стоит у дверей, прислонившись к косяку. Она слабо улыбается вести, что Прим любят в Капитолии. Автор: Леонычева

Надежда

III Когда смерть больше не имеет власти над жизнью Глава первая Брайан Тишина нарушалась разве что нашими шагами, дыханием и подземным грохотом. Пока ширина ущелья позволяла, я шел рядом с ней, Кристиан — следом за нами. Я держал ее за правую руку, облаченную в черную перчатку из тонкой ткани. Она молча двигалась в темносером меховом жилете с черным поясом на талии и плотных черных обтягивающих брюках, заправленных в удлиненные сапоги без каблука того же цвета, что и жилет. Меч, спрятанный в ножны, гардой упирался в левое плечо спереди и выныривал сбоку сзади. Стукался лезвием о бедро, мерно покачиваясь вместе с волосами, собранными в тугой хвост высоко на затылке. Справа на бедре, прикрытый полами мехового жилета, надетого поверх Зейновского бронежилета (который выглядел всего лишь как серая костюмная жилетка и был, в свою очередь, надет поверх плотной черной водолазки), покоился ремень с тремя короткими мета-

тельными ножами. Она была серьезна и сосредоточена — как и все. Мы двигались медленно и осторожно между двух высоких скал — настолько высоких, что далекое черное небо в грязно-оранжевых разводах казалось ненастоящим. Слишком далеким, чтоб быть настоящим. Верховные, что пошли с нами, создавали искусственный свет, спасая нас от переломов. И в нем ее лицо казалось не просто серьезным, а печальным и очень истощенным. — Ты в порядке? — тихо спросил я. Она, отреагировав не сразу, повернулась и обратила на меня свою сосредоточенность. — Да, вполне. А ты? — Тоже. О чем так скрупулезно размышляешь? — Да много о чем, — ответила она, выдержав небольшую паузу. — Например, о том, почему ему нравится именно такой мир. Мне пришлось ненадолго отпустить ее руку, чтобы обойти друг за другом упавшие сверху валуны. Но, поравнявшись, я снова сжал ее ладонь. — Не знаю, почему, — произнес я. — Кого -то привлекает свет, кого-

то — его отсутствие. В любом случае, кроме него, никто не ответит на этот вопрос правильно. — Надеюсь, у меня будет возможность спросить его об этом, — без тени усмешки произнесла она. — Ты сейчас серьезно? — удивился я, и она кивнула головой. — Зачем? — Знаешь… — начала она и громко вздохнула, собираясь с мыслями. — Я часто думаю о том, что творится в его голове. Пытаюсь понять, что движет им в этом… состязании, если позволишь. — Зачем это тебе? — не успокаивался я. — Но эти размышления всегда приводят меня к другому вопросу, — продолжала она, проигнорировав мой вопрос, — а для чего МНЕ все это? Я ведь могла спокойно жить своей жизнью и не лезть во все эти передряги, втягивая при этом и еще близких подруг. Ну и что, что мои родители были из династии супермагов, я ведь могла отчаянно сопротивляться всему этому? Но вместо этого я здесь. — Ты думаешь, что, поняв мотивы Антареса, поймешь свои мотивы? — Кристиан, всю дорогу шедший молча,

вступил в диалог. — Да, Кристиан, все верно, — подтвердила она. Держась за руки, мы подошли к тому месту, где ущелье сужалось до той степени, что проходить в нем можно было только по одному. — Слушай, — вновь обратился Кристиан. — Если во время тренировочного боя настоящий Брайан просил бы отдать тебе статуэтку, ты бы отдала? — Нет, — твердо ответила она, не раздумывая. — Выполнение задачи, необходимой для достижения общей цели, важнее, чем личные отношения. Кристиан удовлетворенно улыбнулся, приобнял ее, пожелав удачи, и начал медленно удаляться в конец ее войска. К началу нашего, ибо мы должны были следовать за людьми Дайен. — Береги себя, — попросил я, крепко прижав ее к себе и поцеловав в мочку уха. — И ты себя, — ответила она, положив голову мне на плечо. — Встретимся на поле, — я улыбнулся и отошел на шаг. — И после тоже! — она улыбнулась в ответ. — Обязательно, — подтвердил я. В тот момент, когда я собирался отвернуться и пойти за Кристианом, Мозерик и Бредерик, что шли перед нами, обернулись. Я

послал им немую просьбу оберегать ее, на что они синхронно кивнули и зашагали дальше. Послав ей еще одну улыбку, я повернулся и направился к своему войску. Глава вторая Дайен Хоть мы и шли по одному в тесном проходе меж скал-гигантов, все же было видно, что где-то близко впереди виден какой-то просвет. Правда, в этом темном мире трудно было назвать что-либо просветом. И все же какое -то яркое красное свечение впереди виднелось. — Мы приближаемся, верно? — тихо спросила я у идущего впереди Мозерика. — Да, — ответил он, не оборачиваясь. — Половина войска, которое ведет Гидеон, уже окружает площадь. Готовься. Я кивнула головой и сглотнула слюну. Как ни крути, но все же пришлось признаваться себе, что страх не обошел меня стороной. Одного я понять не могла: боюсь ли я битвы за меч или неожиданного нападения? С одной стороны, я была не так одинока, как девочки, которые шли за мечом с компанией в максимум двадцать человек. Рядом со мной же было целых четыреста с хвостиком, но дополнительное сражение могло все осложнить. Вместе с остальным я очень волновалась за Брайана и Кри-

стиана, которых ждало вообще черт знает что. Последняя неделя на острове выдалась холодной, вероятно, из-за приближения осени, и жители (включая нас) переодевались в свитера и куртки. Но здесь, то ли от лавы, что бурлила под скалами, то ли от волнения, я вся покрылась испариной и скинула свой жилет, оставшись в магической броне, которую Зейн видоизменил для меня до обычной короткой жилетки — такие обычно носят люди, предпочитающие классическую одежду. Наша очередь на выходе все сокращалась и сокращалась. Вскоре уже и я ступила на площадь перед храмом скрижалей. Брайан Наше войско сопровождали Амадеус и Бальдер — один из военачальников Гидеона. Он был высоким чернокожим мужчиной с невероятно мудрыми глазами и искрометным чувством юмора. Он перебрасывался шуточками с Амадеусом, и они тихо смеялись. Когда их слова достигали нашего слуха, мы хохотали вместе с ними. Однако, и по их внезапному молчанию в том числе, вскоре мы догадались, что цель близка. Кроме того, что мы шли уже по одному друг за другом и различали впереди пламя на крыше храма, мы увидели жилет Дайен, который она сняла, судя по всему, из-за высокой температуры

этой местности. Стоит отметить, что рисунок в «Истории мироздания» четко показывает вид и детали этой площади и входа в храм вместе с его рогатоогненной шапкой, увенчанной символами первооснов, но совсем не передает те размеры и величие, коими они обладают. Площадь размерами чуть меньше футбольного поля окольцованная цепью скал невероятной высоты, имела скорее форму неправильного круга или даже овала. Первое войско Гидеона должно было окружить внутреннее пространство площади дважды, но не смогло сделать этого даже единожды — воинов не хватило настолько, что между двумя людьми поместились бы еще трое. Вход в храм, расположенный на противоположной скале от той расщелины, из которой мы вышли, будто новорожденные гномы, имел высоту примерно в пять-шесть раз больше, чем средний человеческий рост и занимал где-то лишь четверть высоты всей скалы. С правой стороны от него располагалась вертикальная лестница. Внизу, между серых, сильно потрепанных временем колонн, зияла тонкая полоска черноты, к которой уже направлялась Дайен, окруженная своим войском. Бальдер приказал нашим людям поступить так же, и воины тут же спрятали нас с Кристианом, обступив

со всех сторон. Мы двинулись к твердыне следом за вторым войском, но, стоило им достичь середины площади, как мы почувствовали неладное, хоть и мало кто из нас сразу понял, в чем дело. — Все, Брайан, шоу начинается, — мрачно заверил Кристиан. Вдоль скал, в промежутках между нашими людьми, появился красный туман. Воины принялись активно размахивать мечами, демонстрируя свою идеальную подготовку, и кое-где туман начинал рассеиваться. Только когда он появился и в центре площади, я наконец-то разглядел красных Огненных духов с такими же туманными горящими факелами вместо мечей в прозрачно-красноватых руках. — Рассредоточиться! — прокричал Бальдер. — Хранители, к цели! Внутренняя группа — с ними! Духи Огня, казалось, заполонили собой уже все пространство. Я и Кристиан достали мечи и вместе с группой из семи воинов принялись пробивать себе дорогу к храму. Как нас и предупреждали, духи были невероятно проворны. Кроме того, их факелы то и дело поджигали наши одежды, и приходилось, сражаясь, сбивать огонь. Они не жалели даже Мозерика, Бредерика и Дайен, старательно зажимая их со всех сторон. Руководствуюсь

наставлениями Климента, я сбивал аморфные головы, старательно считая каждую, чтобы не сойти с ума и не потерять контроль над эмоциями. Иной раз мне хотелось бросить меч и пуститься в рукопашную, но вспоминая свои горящие ноги и руки, я откидывал эту идею. Иногда я бросал взгляд на Кристиана — он героически сек духов направо и налево, управляясь с мечом так, будто посвятил тренировкам всю свою жизнь. Время от времени я замечал желтую вспышку справа. Когда я мельком посмотрел на ее источник, Элеонор наградила меня уверенной улыбкой с оттенком жестокости и продолжила расчищать наш путь к храму. Когда до лестницы оставалось шагов пятьдесят, произошло еще одно неприятное событие. Занятые битвой с «красным туманом», воины Гидеона слегка растерялись, увидев, что в битву вмешался посторонний черный цвет. — Демоны Антареса! — прокричала Элеонор, сшибая очередную красную голову. — Брайан, быстрее! Совсем обезумев, собрав все силы, используя навыки, воспитанные Зейном, я расчистил нам путь. В считанные секунды мы преодолели оставшееся расстояние и втроем забрались на лестницу. Бросив взгляд вниз, я понял, что группа Дайен, в отличие от нас, практически не продвинулась к

своей цели. Но к ним тут же присоединился Зейн, разметая врагов своим мощным посохом, и я, перестав волноваться за них, полностью сосредоточился на своей задаче. — Брайан, мы должны скорей достать их и спускаться к Дайен — без хорошей помощи она продвинется к скале разве что через год, — Элеонор, мельтеша разлохмаченным хвостом, бежала передо мной по тускло освещенному факелами проходу. Далеко, однако, бежать не пришлось. Метров через сто мы уперлись в каменную стену. — Здесь надписи, — произнес я себе под нос, однако Кристиан тут же поднес факел. — Отойдем, ничего не понятно. Я протер надписи и сделал шаг назад. — Боже… Дайен Храм дрогнул вместе со скалой, с вершины которой тут же посыпались камни. Это отвлекло всех и позволило мне пробраться чуть ближе к расщелине в скале. Правда, не более, чем шагов на десять. Демоны оттеснили Огненных духов и обступили меня со всех сторон. И в этом была одна прелесть: драться с бестелесными одноликими духами дико претило и казалось абсурдным. Не то, что кровь и плоть. Но демоны проявляли куда большее мастерство, изощряясь в

мастерстве энергетики. Большинство из них имело из вооружения лишь короткий кинжал, и использовать против них меч было как минимум неудобно. Зато уроки Зейна, вовремя пришедшего на подмогу, оказались тут как нельзя кстати. Пусть мои навыки разрушения были не истинными, а всего лишь еще одним вариантом использования телекинеза, все же нельзя было недооценивать их результаты: расщепленные до пепла демоны летали в воздухе, поднимаясь все выше и выше к чернооранжевому небу, после каждого моего взмаха кисти. Неоднократно плоть слуг Антареса разрывалась от соприкосновения с моими огненными шарами. Но ничто не делало меня ближе к мечу. Неоднократно близнецы спасали мою шкуру в самый последний момент. Досада копилась, и битва все более напоминала отчаянное сражение, которое никогда не закончится. Собрав всю злость в кулак, я направила ее энергетической волной в толпу врагов. Первые ряды отлетели на вторые, освобождая пространство, как и тогда, в битве с Антаресом. Скала дрогнула во второй раз, сбрасывая на нас камни крупнее. Храм покачнулся, лишившись предпоследней слева колонны. Брайан —

Брайан,

черт

тебя дери! — воскликнул Кристиан. Храм неистово трясся. Видимо, моя вторая ошибка повредила одну из колонн, и нас прибило к левой стене. Когда тряска улеглась, мы восстановили равновесие на неровном полу и принялись дальше разгадывать загадку двери. — Друг, Бога ради, сосредоточься как следует, — попросил Кристиан. — Попыток, кажется, ограниченное количество. — Я стараюсь, стараюсь, — небрежно отмахнулся я, заново вникая в смысл бессвязных разбросанных фраз. — Беда в том, что я не понимаю, нужно ли использовать все фразы или только несколько. — Посмотри внимательней, может, это какое-то старинное стихотворение? — подсказала Элеонор, то и дело оглядываясь назад. — Ты ведь много читаешь, вечно с книжкой ходил! — Я думал об этом, некоторые строки напоминают стишок из какой-то детской книжки на акрэ. Но они… стоп! Кристиан, посвети сюда! — Что случилось? Ты что-то нашел? — взволнованно спросил мой друг, подставляя факел. — Возможно, — тихо ответил я, водя пальцами по надписям, переводя их. — Весна, отражения, дорогу… Элеонор, — я резко обернулся, — какая погода была, когда вы получили свои силы?

— Солнечно, — хмуро ответила она. — Черт! — расстроено воскликнул я. — Не сходится. — Хотя погоди… — девушка напряженно смотрела в пол и вдруг подняла голову. — Дождь. Шел дождь, когда мы впервые столкнулись с чем-то магическим. Думаю, тогда… — она неотрывно смотрела на меня, тихо говоря, и я улыбнулся. — Тогда у меня, кажется, есть вариант. Молитесь, ребята, — попросил я, потряхивая плечами, как боксер перед раундом, — чтобы он был правильным. Я считал четыре строчки со стены, замолчал и стал ждать… но ничего не происходило. — И что теперь? — спросила Элеонор, нарушив тишину, разбавленную криками и звоном мечей на площади. — Я не… — растерянно начал я, но тут мы услышали жуткий скрип. Две каменные плиты, что загораживали нам дорогу, начали медленно раскрываться, царапая такой же каменный пол. Когда они распахнулись ровно настолько, чтоб нам хватило пройти, мы радостно усмехнулись и скользнули внутрь. Нам открылась маленькая комнатка шириной ровно на нас троих и длиной в один каменный ящик. — Боже, надеюсь, там не труп? — брезгливо

спросила Элеонор, стоящая по правую руку от меня. — Эта штука очень похожа мини-склеп. И воздух тут дико спертый… — Нет, сладкая, — усмехнулся Кристиан слева, светя факелом мне в лицо. — Но ты обязательно встретишься с древностью. — Обязательно, — слегка нервно подтвердил я, выгружая содержимое сумки, которой наградил меня Климент перед отправкой. — Я расставляю. Верхняя плита была украшена красивейшим рисунком-схемой. Здесь был выбит большой круг, в центре которого располагался механизм, состоящий из трех колец. Вокруг механизма был выбит еще один двойной круг заполненный точками. Сверху пылился символ огня — широкое пламя, снизу — капля воды. Снежинка и молния — слева и справа. Обсыпав внешний и внутренний круги землей, я вылил воду из синей крохотной бутылочки на изображение капли. Следом схватил квадратную баночку и в очередной раз почувствовал неладное. — Ребята, беда, — изрек я, смотря на баночку. — Элеонор, срочно веди сюда Дороти. Девушка не стала вникать в ситуацию и тут же сорвалась с места. Я, оставив Кристиана в компании плиты и склянок, рванул следом. Я оперся на перила маленького прохода-

балкона, к которому крепилась лестница. Внизу практически ничего не изменилось. Красно-черная каша не рассеивалась, покрывая уже приличный слой мертвецов. Огненные духи без разбора нападали и на демонов, и на наших, и со стороны выглядели абсолютно глупо. Дайен и компания продвинулись не более чем шагов на тридцать и даже не спрятались под козырек храма. Элеонор, обнаружив слева подругу, обсыпающую окружающих ледяными шарами, тут же позвала ее по имени и дала понять, что от нее требуется. Дороти, окруженная исключительно духами, достаточно легко пробралась к линии храма. Здесь нам пришлось вмешаться и освободить проход, заполненный демонами. Дороти быстро взобралась по лестнице, и мы втроем бегом направились к Кристиану. — Что от меня требуется? — задыхаясь, спросила новоприбывшая. — Заморозь это! — быстро ответил я и вылил ей на ладонь жидкость из квадратной баночки. Тут же сняв с ее руки пластинку льда, я аккуратно положил ее на изображение снежинки. Следом на каменное пламя легла горящая лучина, и я обратился к Элеонор. — Теперь ты. Девушка кивнула, убрала растрепавшиеся пряди за уши и, волнуясь, подняла ладонь над символом Небес. Между ними

проскочил небольшой разряд и механизм, засветившись бордовым светом, пришел в действие. Три кольца, движущиеся с разной скоростью, медленно сошлись в причудливом рисунке, напоминающем каллиграфическую «T», земля, огонь, вода и лед просочились внутрь плиты, и мы услышали щелчок. — Отлично! — воскликнул я, собрав посудинки обратно в сумку. — Помогите открыть. Втроем (Дороти держала факел и наблюдала за происходящим через мое плечо) мы сдвинули плиту вниз, прислонив ее к передней стенке ящика. Внутри него нам открылся еще один, серебряный, с очередными надписями на акрэ. — Это оно? — тихо спросил Кристиан. — Несомненно, — ответил я, дочитывая послание Древнейших. — Сбоку есть ручки. Давай, друг, пора сматываться. Мы вытащили ящик, девушки вернули на место плиту, и мы вместе возвращались назад так быстро, как могли. Храм,

уже и так накренившийся на один бок, задрожал с невыносимой силой. С потолка посыпался песок и мелкие камни, тут и там стены давали трещины. — Уходите на базу! — крикнул Кристиан через плечо девушкам, которые оставались за нашими спинами. Но не успели они возразить, как он повторил свою просьбу более яростным тоном, и им ничего не оставалось, кроме как исчезнуть. Смотря в просвет коридора, мы заметили, как с крыши храма медленно и грузно свалились рога и огненный пьедестал, захватив с собой перила балкончика — мне оставалось надеяться, что никто их наших не останется захороненным под ними. Когда мы вышли на наружную площадку храма, трясущуюся и уже постепенно падающую вниз, я стал искать. Думая, что я сейчас могу умереть, я столкнулся с ее отчаянным взглядом. Завидев меня, она с облегчением улыбнулась. Но в эту же секунду лицо ее стало более взволнованным, когда внешняя часть храма, вме-

сте с нами, как-то еще стоящими на ногах, полетела вниз. Кристиан взмахнул свободной рукой и ей же вцепился в мои волосы, с яростью посмотрев мне в глаза. Мы начали испаряться, уподобляясь красным духам. Разве что цвет у нас был молочно-белый. Исчезая, я заметил, что все движение вокруг замедлилось. Только храм и камни со скалы падали с той же скоростью. И Дайен. Я видел, как она с криком: «Не-е-ет!» бежала сквозь замедленную гущу демонов к обвалам храма. Мозерик бежал за ней и, схватив ее сзади за плечи, закрыл своей спиной. Мы исчезли в предпоследнюю каплю этой секунды, они — в последнюю. И, совершив короткую пересадку в Святых пустынях, мы с грохотом приземлились на пол зала собраний. Автор:

Диана

Вольз Редактор: Анастасия Буянкина Иллюстрации: Александра Клименко

VI Цветенье алой розы Глава первая Высадка 4 месяц 513 год с м.п. (октябрь 2011 года н.э)… Мир эльфов, лорд Артур Море штормило. Морская болезнь больше не мучила, спасибо Клавдию, этот добрый эльф дал мне магическую микстуру, всего один глоток и тошнота, головокружение уходят. Повстанцы на архипелаге держали под своим контролем два острова: форт «Норд» и небольшой скалистый островок неподалеку от него. Форт «Норд» - одно из первых поселений, бежавших с материка повстанцев. Со временем он превратился в оборонный рубеж, были оборудованы укрепления, построен форт. После оккупации Союзом, оборонительная функция стала не нужной, и форт был превращен в тюрьму. Сейчас, после восстания, форт снова стал оборонительным рубежом. Вампиры были большей частью истреблены, оборотней отбросили на другие острова. На всем архипелаге идут стычки с повстанцами. Точнее, после тяжелых боев и оборотни стали

вести полупартизанскую войну: мобильные отряды постоянно перемещаются и грабят деревни, города. Основные силы оборотней заняли ключевые точки и удерживают их. В основном это порты и крупные города, но и в деревнях, на дорогах есть аванпосты оборотней. В одном из таких аванпостов нам и предстояло высадится. Порт «Август» один из крупнейших портов Южного архипелага. Восемь башен по периметру, соединенных высокой каменной стеной превращают весь остров в нерушимую крепость. Три крепости соединены мостами с тремя соседними островами. Конечно, проще было бы захватит именно эти острова, тем самым взяв «Август» в блокаду, но было решено атаковать сходу. Мы даже не высаживали войска в «Норде», а сразу начали наступление. В «Норд» отправился только обоз с Надин. Она, конечно, обиделась, что её не взяли с собой, но я не хочу больше ею рисковать. Пускай сидит дома, как и положено женщине! А то взяли моду, вместе с мужчинами на войну ходить. Беженцев с материка тоже частично переправили на «Норд». Корабли начали всплывать. Сейчас ночь и подхода судов никто не заметит. Три десятка под-

водных кораблей с десантом. Общей сложностью двенадцать тысяч солдат. Гарнизон «Августа» пятьдесят тысяч, в три раза больше. Самоубийство? Возможно, но у нас есть маги, а у оборотней их нет. Первым делом мы откроем огонь из магических орудий на кораблях и только потом высадимся. На крепостях то же есть орудия, но из-за неумения оборотнями пользоваться магией, они не опасны. Залпы грянули одновременно: три десятка огненных шаров полетели к крепости. Врезаясь в стены, они взрывались, разнося каменную кладку в песок. Ответного огня не было, в цитадели царила паника. После нескольких залпов, в нашу сторону направились грифоны с разведчиками. Маг с нашего корабля выпустил в их сторону огненного феникса. Химера бросилась на беззащитных оборотней. В страхе они отстреливались из луков, но существу, созданному из огня, стрелы не помеха. Несколько разведчиков, осознав бессмысленность боя, кинулись назад. Феникс, разделавшись с их товарищами, полетел за ними. Одной из особенностей заклинание было то, что птица поглощала противников в себе, тем самым увеличиваясь в

размерах. Выпущенный магом феникс был не крупнее грифона, но к городу уже подлетала внушительных размеров птица. Если в городе остались эльфы, им не поздоровится. - Может, феникса лучше развеять? – Спросил я у мага. Он отрицательно покачал головой. - Не стоит! - Как бы своих не поубивать. - Не поубиваем! – Уверенно ответил маг. – Заклинание настроено на убийство оборотней, эльфам оно не причинит вреда. Не причинит вреда? Я посмотрел на город, он пылал. Феникс бушевал в городе, его голова уже была видна над городской стеной. Оборотни пытались остановить его, но… феникс вырос еще в размерах и взорвался, разнеся в пыль стену крепости. Осколки долетели аж до кораблей. Каменные осколки забарабанили по магическому куполу, защищающему каждый корабль. - Мы полгорода уничтожили! – Крикнул я магу. Он лишь улыбнулся. - Не переживай, эльфы целы. Легко сказать. Корабли подошли к причалам. Точнее, тому, что от них осталось. Сказать, что порт сохранился – значит быть оптимистом. Часть крепости была уничтожена взрывом, в каменной кладке зияла брешь.

Пехота высаживалась на берег. Мы быстро прошли сквозь брешь в стене и ужаснулись. Город пылал в огне. Оборотни корчились в агонии. Но самое интересное, что маг не соврал: эльфы были в безопасности. Каждый эльф был заключен в хрустальный шар: магический барьер абсолютной защиты. - Я же говорил, лорд, а ты мне не верил. – Смеясь, проговорил маг. - Вы могли не только освободить наш мир, но и уничтожить весь Союз, а вы… - Лорд, сейчас не время для нотаций! – Он резко стал серьезным. Да, они не любят, когда им так вот говорят. Демонстративно он прошел мимо меня. В порту оборотни особо не оказывали сопротивления. В основном, здесь были раненые, которых сразу же добивали. В городе бушевал пожар и тут защитное заклинание не действовало. На моих глазах оборотень, обращенный в зверя, растерзал женщину. Она убегала, прижав к груди младенца. Он с размаху ударил её по спине лапой. Женщина упала и выронила младенца. После чего оборотень накинулся на эльфийку. Она не сопротивлялась, она тянулась к рыдающему младенцу. Оборотень подскочил на задние лапы и пастью разорвал её. Наши маги немного припозднились, но темница огня поглотила

животное. Я подбежал к лежащему на земле младенцу и взял его на руки. Ребенок кричал во все горло. Он еще не понимал, что в этот самый момент он потерял маму, или старшую сестру. Я прижал его к себе и стал убаюкивать. Здесь, в аду схватки, где остатки гарнизона оборотней изо всех сил пытаются выжить. Именно выжить, о победе не может быть и речи. Я стоял и убаюкивал ребенка. Маг снисходительно усмехнулся: - Отряд! За мной! – Махнул он солдатам и пошел дальше. Возле ближайшего дома лежал изуродованный труп эльфа. Я подошел и всмотрелся в лицо. Младенец на моих руках был его точной копией. - Твоей отец пал с оружием в руках, малыш, - подбирая из руки мертвеца меч, произнес я. – Не знаю, как тебя нарекли твои родители, но я назову тебя Конрад, принц нового мира! Малыш успокоился и, кажется, уснул. Конрад напомнил мне Лоренса. Мой сын погиб в ту ночь, когда я обрел новую жизнь. - Эй, боец! – Подозвал я одного из солдат. Оставлять лорда одного никто не рискнул, и небольшой отряд остался со мной. - Да, лорд! - Вот, - передавая ему младенца и подобранный меч, проговорил я. – Отнеси к кораблям и

распорядись, что бы его устроили в моей каюте. Для безопасности возьми с собой двоих солдат! Выполняй! - Но, лорд, вы останетесь практически один! - Выполняй! Он кивнул и, махнув двум солдатам, двинулся в порт. Со мной остались еще трое солдат. - Эти твари уничтожают наших братьев и сестер! Не щадить никого, убивать всех! Вперед! - Да!!! – Заорали бойцы и мы побежали вдогонку основному отряду. Крепость падала под нашим натиском. Оборотни отступали к северной башне, организовав там оборону. Пожар распространился по городу и выживших в спешке эвакуировали к кораблям. Там был развернут лагерь и госпиталь. Мы подошли к башне, на безопасном расстоянии, разумеется, штурм даже не начинали. Возле развалин храма, был организован небольшой штаб, там я и нашел Морморта. - …главное, отвести войска и мирных жителей. – Говорил он офицерам. – После чего можно будет начать. - Что значит отвести войска?! – С порога возмутился я. Хотя, порога и не было, штаб был развернут под открытым небом, в оцеплении. Отблески пожара прекрасно все освещали. - Артур, ты взволнован? – Спокойно спро-

сил Морморт. - Я задал вопрос! – Парировал я. Отводить войска? Мы отступаем? - Да, мы отведем войска в порт, и корабли уничтожат крепость. Она не соединена мостами с другими островами, поэтому штурм нецелесообразен. Или ты хочешь поиграть в героя, лорд? - Нет! – Твердо ответил я. - Вот и славно… успокоился превентор. - Не поиграть, продолжил я. – А быть им! Я иду на штурм! Сказав это, я развернулся и пошел прочь. Морморт догнал меня и, схватив за рукав, процедил: - С ума сошел?! О себе не заботишься, так о Надин подумай! Он прав. Сейчас я хотел отомстить. Отомстить за Вивиен, Лоренса, родителей Конрада. - Отпусти, - проговорил я. – Я… - Ты, - тихо произнес Морморт. – Я понимаю тебя, лорд, мне самому хочется вонзить в каждого из них клинок! Но зачем вести солдат на смерть, если можно обойтись без потерь? Маги поставят барьер, запрут их в башне, а корабли разнесут её в щепки! Потом пехота добьет тех, кто выжил. - Хорошо, я вернусь на корабли, сам заканчивай здесь. – Я пошел прочь. Только теперь не с желанием в одиночку штурмовать крепость, а в порт.

Почему? Почему они так долго жили под водой? Скрывались от нас, имея такие возможности? Поднять восстание! Смести Союз одним ударом! Нет, они сидели под толщей воды, как крысы! О боги, они хуже Анклава! *** Маги закончили возводить барьер только к рассвету. Оборотни, почуяв не ладное, попытались прорвать его, но… барьер хоть и временная, но надежная преграда. Корабли обогнули остров, и подошли к цитадели оборотней, которая превратилась для них в тюрьму. - Сейчас они подохнут, малыш! – Ласковым голосом произнес я. Конрад на моих руках тихо спал, и ему было все равно на дымящийся город, на проклинавших нас оборотней. - Ушел в поход, вернулся с ребенком, - в шутку, произнес Морморт. – Где ты его взял? - Его родителей убил оборотень на моих глазах. – Поправляя покрывало, в которое был завернут Конрад, произнес я. - Надин будет рада. - Он мне напомнил сына… - произнес я. - Чувствуешь вину за их смерть? – Поинтересовался Морморт. - Превентор, - улыбаясь, я обратился к эльфу его старым званием, - ты уже задавал этот вопрос. Помнишь? В губернии лорда Тайвона.

- Увы, память моя стара! – Развел руками Морморт. - Ты в чем-то прав, - глядя на башню, в которую врезаются огненные шары, произнес я. Корабли начали атаку, превращая оборотней в пепел. - Тогда я должен был умереть вместе с семьей, но… - Лорд, - перебил меня превентор, - откуда ты знаешь, что должен был умереть? Если б не ты, эльфы до сих пор были бы разрознены. Я продолжал бы держать оборону губернии лорда Тайвона, Надин убивалась бы по своим родителям или же спуталась с солдатами. Ты этого хотел? Ты жив! Да, ты не эльф. Телом, но душой ты эльф. Ты поднял других эльфов. Ты! Лорд, марионеточный правитель; превращенный вам-

пир и ты смог вести за собой эльфов! Знаешь, сколько твоих предшественников пытались убедить правительство подводного города начать войну? И только ты, смог это сделать. Красивая триада. Я, я, я… да, я поднял народ. Точнее собрал оборванцев и увел их от неминуемой гибели. Что бы снова кинуть в пекло. - Я отправлюсь на «Норд», к Надин. Помогу ей там устроиться. К тому же, мирных жителей будем логичней отправить туда. Ты сам здесь справишься? Он посмотрел на мосты и задумчиво произнес: - Не знаю… - Те острова представляют угрозу для нас? - Странно, что оборотни туда не бежали. Это

самый простой путь спасения. Три моста уходили вдаль к небольшим островам. Может те острова под контролем повстанцев? Но тогда на «Норде» должны были знать об этом. А при переговорах об этом и слова не было сказано. - Башня уничтожена. – Глядя на город, произнес Морморт. И действительно, там, где еще пять минут назад была крепость, поднимались клубы дыма. Через полчаса туда прибудет пехота и закончит зачистку. Я посмотрел на Конрада. Вот и все, малыш, эти ублюдки мертвы. Твои родители отомщены. Надеюсь, Надин будет рада Конраду. Автор: Александр Маяков

Право на счастье Лорена вертела в руках пригласительные от Кэтрин. Ничего определенного: адрес и форма одежды – торжественная. Ни намека на повод. Лорена нахмурилась и еще раз прочитала адрес. Кафе. Когда у Кэтрин день рождения? Этого Лорена не помнила. Позвонить Лине и спросить? Лина ведь тоже должна быть приглашена. Она закурила. Лорена ходила по кухне взад вперед. У нее была одна неразрешенная проблема. И Лорена снова не знала как себя вести. Адвокат, с которым у нее роман, предложил ей жить вместе. А она его даже с дочерьми еще не познакомила. Да и как им сказать? Как это все воспримут Мадонна-Виржиния и Синтия? Да еще Кэтрин со своим таинственным приглашением на не известно какое мероприятие. Она взяла телефон и набрала номер Кэтрин. - Кэтрин, привет! Что за мероприятие ты устраиваешь? - Я же сказала, что это сюрприз. - Мне сейчас не до сюрпризов! У меня сложная ситуация. Джордж предложил мне жить с ним.

- И это сложно? - Как сказать об этом детям? - Словами. - Кэт, я серьезно! Если я уеду…. А я их даже не познакомила еще. - Так познакомь. - Как просто. Устрой дома праздничный ужин. Предупреди дочерей, что познакомишь их со своим другом или как ты его называешь? МадоннаВиржиния недружелюбная по жизни. - И что? Не укусит она его. Тем более, что не он у тебя будет жить, а ты у него. - Ничего ты не понимаешь! - А ты все усложняешь. - Пока, Кэтрин. Не знаю, зачем тебе и звонила? - Вот и я не знаю. Лорена приготовила кофе. Чего она боится? Мадонна-Виржиния и Синтия спокойно отнеслись к ее роману, а теперь что должны высказать недовольство? Лорена усмехнулась. Нервы. Просто нервы. Вечером, когда они сели ужинать, Лорена пристально посмотрела на Синтию, а потом на Мадонну. Что у них сейчас на уме и вообще, в каком на-

строении они находятся? Она давно поняла, что доченьки на деле хорошие актрисы. Чтобы избежать ненужных расспросов изобразят из себя счастливых и довольных. - Синтия, Мадонна, - начала Лорена непринужденным тоном. – Джордж хочет, чтобы я жила с ним. - А ты-то этого хочешь? – пробурчала с набитым ртом Мадонна. - С набитым ртом не говорят, сколько можно повторять? Актриса блин! - От вопроса не отходи, - Мадонна проигнорировала замечание. Синтия выжидающе смотрела на мать. Лорена нервно скомкала салфетку. Сейчас в каком-то смысле решается ее судьба. Жизнь меняется каждую секунду. - Да. Да, я тоже этого хочу! - А чего нервничаешь? – Синтия откинулась на спинку стула. - Потому что я вас с ним не познакомила. - Не нам с ним и жить, - спокойно сказала Синтия. – Мы с Мадонной останемся здесь. А вы с Джорджем будете раз в неделю нас проверять, ок? Лорена закурила. Все слишком просто. Так не бывает. Где истерика? Обиды?

Обвинения? Она с подозрением смотрела на дочерей. Синтия встала и включила чайник. Мадонна подбирала с тарелки соус кусочком хлеба. - Мам, все нормально. Мы не против твоих отношений с Джорджем. У нас своих проблем навалом. - Каких проблем? – встрепенулась Лорена. - Мадонна шутит про проблемы. Все у нас тип-топ, - Синтия поставила на стол чашки и сахарницу. – Единственная проблема, в чем пойти к Кэт. - Пустые шмотошницы! – вздохнула Лорена. – Переройте свой гардероб. Мадонна и Синтия переглянулись и незаметно для матери обменялись победными улыбками. - Мы одни справимся? – спросила Мадонна, когда они вечером с Синтией сидели в своей комнате. - Одни мы все равно не останемся, мама будет нас контролировать. Мне грустно оттого, что она будет жить с Джорджем. Но у нее тоже есть право на счастья, хотя она в этом сомневается. - Или сомневается в том, что мы это понимаем. Она нервничала и реально ждала, что одна из нас убежит из-за стола, а у другой случится истерика. - Реально неожиданно, что мы оказались адекватными, - усмехнулась Синтия. – Мадонна,

пойдешь завтра со мной по магазинам? - Пойду, - не раздумывая, ответила она. – А что Вероника не идет? - Вероника не идет к Кэтрин, а ты идешь. - Может у тебя есть деньги и мне на платьишко? – наивно хлопнула глазками МадоннаВиржиния. - Может быть, - неопределенно ответила Синтия. - А откуда? – Мадонна подошла ближе к сестре. - Накопления плюс материальная помощь от папочки. - Да ты что? – Мадонна перешла на шепот. – От него никогда денег не дождаться было, даже на необходимое, а тут на шоппинг выдает. - Вдруг осознал, что мы не святым духом живем, к тому же надо заработать на стакан воды в старости. Он так и говорит. - Да-а-а, - протянула Мадонна. – Товарноденежные отношения повсюду. А когда он с нами жил, ему и в голову не приходило проявлять заботу. Все ему должны были. А почему он только с тобой общается, а? - Ты сама себя слышишь? Свои рассуждения? Он тебя боится. Ты хоть и младшая, но яда у тебя больше. - Я его тоже копила, могу поделиться, улыбнулась Мадонна. - Спасибо, дорогая, сама справлюсь, - улыбну-

лась в ответ сестра. – Так, что? Идем завтра? - Конечно! Лорена набрала номер Кэтрин. Ее уже интересовал другой вопрос, что за праздник решила устроить Кэт – отошло на второй план. - Да, Лорена. Я слушаю тебя. - Замечательно, если так, - засмеялась она. – Хотела спросить, я могу прийти на твой праздник или что там будет, с Джорджем? - Можешь, но не забудь Синтию и Мадонну -Виржинию, а то они не простят тебя. Да и адвокат нам может пригодиться. - Зачем? - Не волнуйся, ничего криминального и вообще нарушающего какой -либо закон. Дочерей дома не забудь. - Ладно, верю. А их уж точно не забуду. Они хоть сейчас готовы идти, Лорена посмотрела в сторону комнаты, из-за двери доносился смех. – Слушай, Кэт, - внезапно голос Лорены погрустнел. Кэт напряглась. - Что? - Может мне не стоит все же приходить с Джорджем, вдруг Лине будет одиноко…. - Лине не будет одиноко, - твердо сказала Кэтрин. – У нее есть призрак Лауры, и она приглашена мной, а я не чужой человек. - Ясно, - прошептала Лорена. – Пока, Кэтрин!

- Пока! – повесила трубку Кэт. Лорена прислушалась к голосам в соседней комнате. Девчонки обсуждали планы на завтра – поход по магазинам. Пусть идут куда хотят! Она подошла к окну и открыла его. В кухню хлынул свежий, и одновременно теплый, воздух вечера. Солнце вдалеке заходило за горизонт, окрасив небо в красный цвет – завтра будет жаркий день. Лорена достала сигареты. Закурила. Подумала о том, что в последнее время стала много курить. Надо бы бросить. Или снизить количество сигарет в день. Перейти на более легкие. Перестать выпускать дым через нос. Зайти завтра в парикмахерскую. Забрать туфли из мастерской. Решить в чем пойти к Кэтрин. Кремовое платье-футляр или брючный серый костюм? «У нее есть призрак Лауры». «Она не будет одинока». Кэтрин реально сумасшедшая! Ладно Лина, она

близнец без близнеца. А Кэтрин? Хотя Кэт всегда была не от мира сего. «У нее есть призрак Лауры». А у Кэтрин есть Макс. А у Лорены Джордж и Мадонна-Виржиния с Синтией. Но тут все нормально, так и должно быть. А у Лины призрак сестры. И Кэтрин говорит об этом спокойным будничным тоном. Лорена вдруг вспомнила все «ненормальные» высказывания Кэт – и про кошку и про время – смерть секунд? так? Лорена затянулась, так что от сигареты ничего не осталось. Выбросила окурок в окно и выпустила дым через нос. Отчаянно захотелось снова погрузиться в свои проблемы, отстранится от Кэт. Как тогда, после смерти Лауры. Но тогда Лорена поступила не правильно, она не должна была отстраняться от нее. Сейчас все по-другому. Может не стоит вообще ходит на странное мероприятие Кэтрин? Что она там задумала? Что они там заду-

мали? Кэтрин и Макс. Что у них на уме? Лорена взгляну на приглашение. МадоннаВиржиния и Синтия ее не простят. Придется идти ради них. Для девчонок это праздник, тем более, что праздник -сюрприз. Лорена достала еще одну сигарету, но тут же убрала обратно. Надо меньше курить. Да, еще завтра не забыть забрать туфли из мастерской. И платье. Хотя нет, лучше костюм. Он нарядно выглядит и удобнее того кремового платья. Какие еще бытовые мелочи нужно сделать? Лорена оглядела кухню. Цветы. Надо купить цветы. Просто так, чтобы стало красивее и ярче. В этом мире. Сюрприз для семьи и друзей - Что если кто-то демонстративно уйдет? – спросила Кэтрин, старательно приглаживая шерсть Капо. Кот тоже персонаж всего действа и должен выглядеть

соответствующе. - Пусть, - спокойно ответил Макс. – Весь этот цирк для них, так что либо наслаждайтесь, либо уходите. Если уйдут все, то у нас будет куча свободного времени и отменной еды. Можем рвануть на наш пляж или еще куда-нибудь. - Пикник на крыше. - Замечательно, улыбнулся Макс. - Мне это нравится даже больше, чем, то, что мы задумали. - Ты готова? – спросил он, забирая у нее Капо. - Конечно. Можем ехать. - Надеюсь, что нас ждут, - улыбнулся он. Шоу начинается! И шоу должно продолжаться, как пел Меркьюри. А он знал толк в хорошем шоу. Джесс стояла у кафе среди других гостей. Никто ничего не знал, о том ради чего пригласили их Кэтрин и Макс. Семья Макса заметно нервничала. Лина стояла рядом с Лореной и Джорджем. Мадонна-Виржиния и Синтия делали вид, что сами по себе. - Мы все в сборе или они еще кого-то позвали? – спросила Лорена у Лины. - Ничего не знаю, ответила Лина. – Мне интересно, где сами Кэтрин и Макс. Почему заставляют ждать. Кэтрин никогда и никуда не опаздывает. - Знаю. - А что это за девушка? – кивнула Лорена в сторону Джесс. - Подруга Кэтрин. - У нее подруги есть? – удивилась Лорена. - А ты думала она только с тобой общается? Я подойду к ней. Лина подошла к

Джесс. - Привет, - улыбнулась она. - Здравствуйте! Вы тетя Кэтрин? - Да. Похожи? - Очень, - улыбнулась девушка. – Меня зовут Джесс. Я подруга Кэтрин. - Я так и поняла. А я Лина. Не знаешь, почему Кэт опаздывает? - Не знаю. Меня, если честно, немного пугает это. Не то, что она опаздывает, а само мероприятие. - Все начинают нервничать. С семьей Макса я уже познакомилась. Помоему они все очень милые. Вот только странно, что у Макса нет друзей. - Или он не стал их приглашать. - Может и так. У кафе остановилась машина Макса. Разговоры стихли. - Что за черт? – выдохнула Лорена, когда из машины вышла Кэтрин в свадебном платье в стиле арт -деко. И Макс в костюме и с котом на плече. - Гости, прошу проходить в зал, - улыбнулся Макс. - Это что свадьба? – с подозрением спросила мама Макса. - Да. Вы же все этого хотели? - Настоящая свадьба? – нахмурилась Лорена. - Да, у меня даже есть букет невесты. «У тебя еще и призрак Лауры есть», - подумала Лорена. - Сейчас будет церемония венчания? Где священник? – продолжала допрос Эммелина. - Никакой церемонии не будет. Мы не связываем себя штампами и не делаем друг друга собственностью

друг друга. Извините, но больше не знаю, как сказать, - Макс погладил Капо. – Но ведь вам важно само действие. Повеселится на свадьбе. Или нет? Это настоящая свадьба. Для вас. Ну и для нас. - Это не свадьба, а цирк. - Значит, танцевать под слезливую мелодию и получать поздравления можно только после официальных церемоний? Семья создается не после каких-то ритуалов, не они влияют на отношения. - Это вы ничего не понимаете! Я ухожу! – Эммелина пошла прочь от кафе. – Поздравлять вас не с чем. За Эммелиной двинулись остальные родственники, кроме Эльзы и ее мужа. - Бабушка бы тобой гордилась, - сказала Эльза. – Проходите внутрь сначала вы. Джордж и Лорена переглянулись. - Идем, - Джордж обнял Лорену за талию. Мадонна и Синтия счастливо улыбаясь, шли впереди. Лина кротко улыбнулась, то ли сама себе, то ли выходке Кэт. А может и Лауре. Джесс вошла в кафе последней. Она снова была поражена смелостью и сумасшествием Кэтрин и Макса. Свадьба – как шоу. В каком-то смысле это и есть шоу. И это шоу желали многие. Правда не учли, что Кэт и Макс не отойдут от своих взглядов и идей. Желание сбылось, но не так как хотелось. Кто-то принял его таким, кто-то отказался и ушел. Автор: Надежда Леонычева

ГЛАВА ПЯТАЯ. ВАГОННЫЕ СПОРЫ ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО.... В субботу утром Курский вокзал напоминал растревоженный улей.Людские потоки словно ручейки текли по нему, торопясь по своим делам. Москва жила своей привычной жизнью, и в ее расписании, конечно, находилось место встречам и проводам дорогих гостей. Из общей серой массы прохожий вряд ли мог выделить толпу-банду, состоящую из человек двадцати, одетых вполне стандартно и ведущих негромкие беседы. То была бригада Мармона, отъезжающая на судьбоносную для клуба "Армеец" встречу чемпионата России по футболу в славный сибирский град Томск. Дмитрий по кличке Мармон давно завоевал авторитет в околофутбольных кругах. Его уважали даже питерские и киевские враги, а уж для "гладиаторов" он был куда большим раздражителем, чем красная тряпка для быка. Помимо ярко выраженных лидерских качеств, Мармон был бесстрашным бойцом и за свой родной клуб мог порвать любого. Что неодно-

кратно и демонстрировал в фанатских драках. Когда же рядом с Димитрием был его верный соратник Круглый, вражины бежали в паническом страхе. Круглый прославился ещё лет 5 назад, когда пробил выезд в Красноярск. "Армеец" тогда разгромил в кубке местный клуб "Металлург", и Максим с тремя соратниками направился праздновать сию викторию по граду знаменитому тем, что здесь родились Василий Суриков, Иван Ярыгин и Вячеслав Бутусов. Подогретые алкоголем фаны забрели в переулок Громкий, известный местным жителям как очаг криминальных буйств. Войдя в один из местных павильонов и закупив там шампанского и водки, четверо красно-синих фанатов попытались выйти на улицу, но были атакованы толпой местных гопников, которые, увидев такой удивительно роскошный для здешних мест пир, решили поживиться живой водицей. Круглый, не долго думая, бросился на толпу гопарей и начал махать бутылкой шампанского аки шашкой. Завязалась грандиозная драка, в результате которой два фана

"Армейца" получили тяжёлые травмы, а со стороны сибиряков повреждения различной тяжести получили, внимание... семнадцать человек! Причём по словам очевидцев Круглый лично расправился более чем с десятью оппонентами, которые, впрочем, были довольно пьяны. После этого случая банда Максима ещё не раз доказывала всем, что в состоянии отправить в нокаут и более серьезных соперников, превышающих красно-синих в разы. Конечно, случались и поражения, но их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Войдя в вагон под номером 13, Круглый перекрестился и достал литровую бутылку водки «Искорка», предусмотрительно купленную час назад. Путь предстоял не близкий, а посему Макс решил не откладывать дело в долгий ящик и взрастить в своём организме очаг веселья. Мармон тут же пришел на помощь своему закадычному другу. Не мог пропустить сиё застолье и черноволосый тип с хитрой физиономией по кличке Венгр. Свою погремуху парнишка по имени Егор получил за то,

что однажды чуть было не женился на венгерской студентке, непонятно каким ветром занесённой в его родной ветеринарный. Пока парни наполняли стаканы, Татьяна принялась изучать очередной номер журнала «Скандалинфо», в котором обнаружилась занимательная статейка о женах русских футболистов.В общем каждый нашёл занятия на свой вкус. В половине третьего ночи тишину нарушил дикий вопль. То Венгр во сне забыл, что он не дома с супругой, а в фан-вагоне и получил за это звучную затрещину от Дмитрия Викторовича. Наутро, наспех позавтракав, красно-синие стали придумывать новые речёвки и заряды в поддержку родного клуба. Особо в этом преуспела Таня, сочинившая несколько десяток фееричных футбольных агиток. - Что-то давно у нас не было евровыезда, - сонным голосом проворчал Макс.- А помните, как славно мы оторвались два года назад в Бухаресте? Это же просто песня. Когда же мы наконец посетим Англию или Испанию? - Для начала надо вернуть себе лидерство на земле русской, мой друг! Димон не был расположен к общению,- попивал пиво «Армеец» и размышлял о том, как миновать встречи с доблестным сибирским ОМОНОМ. - Да, наше турнирное положение конечно

оставляет желать лучшего, но ты вспомни прошлый год? Как и все русские, мы долго запрягаем, а затем несемся к цели со скоростью света. - Да что ты сравниваешь, в этом году конкуренция будет куда более солидная. Ты посмотри, как усилился "Газпромовец", и "Гладиатор" с "Железнодорожником" качественных легионеров прикупили. Да и "Динамит" при всех его проблемах я бы не стал сбрасывать со счетов, а команда хана Курбана думаешь не будет бороться за медали? - Питер, конечно, хорош, опять же админресурс здесь. Помнишь, как в прошлом сезоне в матче с ленинградцами нам засчитали гол забитый Вержаковым из пятиметрового офсайда? Тогда очень хотелось после игры поговорить по душам с арбитром, многие из наших даже попытались это сделать, но жандармерия не дремала. - Макс, да пенять на судейство удел слабых. Ты посмотри на Европу. В Испании, Италии, Англии, да везде, даже в ключевых матчах судьи допускают ошибки. Давайте тогда сделаем арбитров-роботов и не будет ошибок. Прелесть футбола в том числе и в этом, никогда не знаешь, как может изменяться ход матча. - Не соглашусь с тобой, когда полосатый заряжен на матч, что у нас

не редкость, это сразу видно. И с этим нужно бороться всеми доступными способами. Иначе это какой-то цирк уже, а не футбол. -Дима, ты кстати обещал что свозишь меня в Париж,- подала голос леди.- Так хочется хоть одним глазком взглянуть на Эйфелеву башню. - Солнышко, моё слово - закон, потерпи несколько месяцев, от одной удачной сделки должен быть хороший навар, там и наведаемся на брега Сены. ГЛАВА ШЕСТАЯ. В ОЖИДАНИИ ГОСТЕЙ. Полковник Скоробогатов с самого утра был крайне обеспокоен и озадачен начальством. Ему предстояло руководить охраной общественного порядка во время футбольного матча «Томь» «Армеец». Буквально два месяца назад приезд в город фанатов из Питера повлёк за собой массовые буйства на стадионе, из-за чего Юрий Иванович надолго потерял сон и аппетит, да и здоровье после выволочки, учиненной начальством, дало о себе знать. А в таком почтенном возрасте и при таком звании различные болячки у всякого русского стража порядка уже зашкаливают за все мыслимые и немыслимые пределы. После утренней планёрки полковник был мрачнее тучи. Предчувствие говорило ему, что столичные

фанаты знаменитой команды ничего хорошего в сибирском городе планировать не будут. А предчувствие Иваныча не подводило со времён Афганистана. 27 апреля 1978 года в этой стране началась Апрельская революция, в результате чего к власти пришла Народнодемократическая партия Афганистана, провозгласившая страну Демократической Республикой. Попытки властей провести новые реформы натолкнулись на сопротивление исламской оппозиции. В 1978 году, ещё до введения советских войск, в Афганистане началась гражданская война. В марте 79-го,после мятежа в городе Герат, последовала первая просьба афганского руководства о прямом советском военном вме-

шательстве (всего таких просьб было около 20). Но комиссия ЦК КПСС по Афганистану, созданная ещё в 1978 году, доложила Политбюро ЦК КПСС об очевидности негативных последствий ввода войск, и просьба была отклонена. Однако позже было решено готовить свержение Амина и замену его более лояльным СССР лидером. В качестве такового рассматривался Бабрак Кармаль, чью кандидатуру поддерживал председатель КГБ Юрий Андропов. Вечером 27 декабря советские спецподразделения взяли штурмом дворец Амина, одним из тех, кто участвовал в этой спецоперации, был молодой сержант Юрий Скоробогатов. На этой войне сибиряку пришлось полной чашей хлебнуть и страданий,

и горя, и отчаянья, и трудностей. Как и многие его друзья, он воевал в чужой стране, а собственный народ практически ничего не знал ни о причинах этой войны, ни о её целях, ни даже об отваге и подвигах наших солдат и офицеров. Более того, многих, кто вернулся с той войны, подчас встречали на Родине с непониманием, равнодушием, и даже с осуждением. Отогнав от себя грустные воспоминания, полковник посмотрел на командирские часы и погладил свои роскошные усы, которые придавали ему сходство с Семёном Михайловичем Будённым. Выпив очередную, уже четвертую за это утро кружку крепкого кофе, Скоробогатов набрал номер начальника томского

ОМОНА, Ивана Вепря: - Здравствуй, Ваня! -Здравия желаю, товарищ полковник. -Слушай меня внимательно:завтра утром на вокзал будут прибывать фанатики футбольного «Армейца», мне нужно от тебя сто бойцов. Поможете нашим лентяям встретить и сопроводить в «отстойники» непрошеных гостей. Смотри мне Аркадьич, чтобы не получилось, как в прошлый раз.Наломали тогда дров твои ребятки. Башкой от-

вечаешь. -Обижаешь Иваныч, всё сделаем по высшему разряду. - В прошлый раз ты мне тоже самое говорил, запомни еще раз ошибешься - и досрочно окажешься на пенсии. - А вот пугать не надо. Вы товарищ полковник меня знаете, я не из пугливых и делу своему обучен как следует. А ошибки... А у кого их не бывает? - Знаю Ваня, мы с тобой не один пуд соли

вместе съели. Но начальство давит, сам понимаешь. Так что давай, не подведи. Положив трубку, полковник долго смотрел в окно, а затем вышел изза стола, упал на пол, и, как и в молодые годы, лихо сделал пятьдесят отжиманий. Автор: Александр Целинский

2 Февраль вообще самый снежный месяц, а в этом году морозы выпали особенно суровые. И днём и ночью в телеграфных проводах как голодный зверь завывал ветер, отчего пёс в своём ветхом сарае то и дело беспокойно вздрагивал и, подняв голову, насторожив уши, слушал эту заунывную зимнюю мелодию. Наверно ему казалось, что это дикие собаки рыщут в окрестностях и когда по ночам ветер усиливался Микки лежал весь ощетинившись, предостерегающе рыча, готовый в любую минуту постоять за себя, не дремлющий перед неведомой опасностью. Но теперь день, начало будничного рабочего дня, так что Микки нечего бояться. Ветер на время улёгся, хотя снег всё не прекращался, как будто кто-то там сверху сыпал и сыпал на землю солью. Небо местами расчистилось, вокруг заметно посветлело от выглянувшего из-за снежных туч солнца и радужно переливающегося в его лучах льдистого наста. Прошлой

ночью так подморозило, что не только ноги пешеходов разъезжались по снегу, но и не всякий пёс мог стойко держаться на своих четырёх. Только кошки как ни в чём не бывало прогуливались рядом и Микки с презрением посматривал на них. А с презрением потому, что в глубине души завидовал им вот ведь одни всю жизнь, а не скучают. С давних времён известен девиз этих тварей: хожу где вздумается и гуляю сама по себе. Если поразмыслить, любая мурка гораздо счастливее собаки. Ведь кошка может прекрасно обходиться без хозяев, хозяин ей нужен как собаке пятая нога. Редко кто из кошачьего племени по-настоящему привяжется к своему хозяину. Но и такие случаи были. Например один домашний кот, когда его хозяйка уехала, отказался принимать пищу и едва не издох. Хорошо, что она, узнав об этом, вовремя вернулась. А то ещё в медицине известны случаи, когда кошки излечивают своих хозяев ценой собственной жизни. Всего этого наш Микки, конечно, не

знал и потому презирал этих пушистых вертихвосток. Каждому животному, равно как и человеку, надо кого-то любить и надо, чтобы его самого любили, такова потребность всего живого. Без солнечного тепла даже цветок не растёт. А вот Микки некого больше любить и он никому не нужен, хоть волком вой от такой беды. И вот пёс, познавший горечь утраты, лежал неподалёку от своего нового убежища, наблюдал за прохожими, которые постоянно спешили куда-то по своим делам, и внимательно прислушивался к каждому подозрительному звуку. О чём думал этот преданный от кончиков лап до хвоста, но всеми покинутый пёс? О том ли, что сегодня как раз тот месяц и даже то число, когда он впервые познакомился со своей новой хозяйкой? Но наш Микки не был человеком, он был всего лишь собакой, обыкновенной хоть и умной дворнягой и потому знать, что сегодня день его знакомства с Марией Ивановной, пёс не мог. О чём же тогда задумался он? О своей одинокой

собачьей жизни? О том, что потерял свою хозяйку, а она всё не идёт к нему? Можно только догадываться. И вдруг, чу! Микки послышалось, что кто-то позвал совсем близко, вот так, тихо-тихо: - Эй, Шарик! Шарик! Сперва он не придал этому большого значения – по-прежнему лежал, не двигаясь, положив голову на передние лапы, только ухом повёл. Кличут какого-то Шарика, ну и пускай, к нему это точно не относится, он-то не Шарик. Однако через некоторое время уже отчетливо раздался тот же голос: - А ну, Шарик! Поди сюда, собачка! Ко мне! Голос был ломаный, мальчишечий, не мужской, но уже и не детский, какой обыкновенно бывает у подростков. И Микки показалось, что зовут не Шарика, а его. Это была слабо промелькнувшая надежда: неужели он ещё кому-нибудь нужен? Движимый радостным волнением пёс вскочил, отряхнул с себя слой снега и огляделся по сторонам. В нескольких метрах от него за углом сарая, где Микки нашёл себе убежище, стояла маленькая фигурка человека. Так и есть, пёс не ошибся. Этот мальчик звал его, никакого другого "Шарика" рядом не было. Тогда Микки довольно громко ответил: "Гав!" (Я это, я!)

Заметив, что пёс на него смотрит, человечек двинулся с места и скоро приблизился к нему. Это был стройный светловолосый подросток лет двенадцати, одетый по чудному: в старую куртку жёлтого цвета, затёртые грязно-синие джинсы и ботинки явно большего размера, отчего их обладатель казался похожим на Маленького Мука. Сперва пёс опасливо покосился на незваного гостя: а вдруг этот человек такой, как его первый хозяин? Вдруг он пришёл за ним, за Микки, для того, чтобы увести куда-нибудь и мучить? Паренёк наклонился над псом, дал ему обнюхать свою ладонь и когда тот привык к его запаху, ласково потрепал за ухо. – Не бойся, я тебя не обижу, друг, – прошептал он. – Хочешь печенье? Приветливый голос мальчишки успокоил Микки. К тому же от мальчика не пахло алкоголем, как от его первого хозяина и потому пёс чувствовал себя вне опасности. Он завилял хвостом ("здравствуй, человек"), поднялся на задние лапы и заскулил в знак согласия. Мальчишка был в восторге. – Ничего себе! А ты, оказывается, талантливый. Лови-ка свою награду! С этими словами он достал из кармана куртки чёрствое печенье, раз-

ломил его на две части и одну из них бросил Микки. Тот высоко подпрыгнул, поймав печенье в воздухе. Пёс за секунду расправился с угощеньем и в благодарность лизнул мальчика в щёку. – Вот и прекрасно, – засмеялся маленький гость и присел на корточки рядом с Микки. – Теперь давай знакомиться: меня зовут Степан, а тебя? Пёс не отвечал. Он сидел чуть повиливая хвостом и, наклонив голову на один бок, преданно засматривал в глаза своему новому другу. – Знаешь, наверно, я буду звать тебя Микки, – немного поразмыслив, решил Стёпа. – Нравится? Микки разом поднялся на все четыре лапы и энергично замотал хвостом. Кто сказал, что чудес на свете не бывает? Кроме хозяйки Микки никто так не называл, а сегодня этот беспризорник чудесным образом узнал его кличку! Пёс не верил своему счастью. "Конечно же, мальчик, ты прав! Я – Микки!" – залаял он и ещё раз лизнул Стёпку в лицо, всем своим видом давая понять, что ему нравится такая кличка. – Значит, будешь Микки, – обрадовался мальчик. – Ну что ж, с сегодняшнего дня, друг, ты будешь жить со мной. Я стану твоим хозяином. Иди следом, только не отставай! Сказав это,

Степан выпрямился, отряхнул с брюк грязный, подтаявший от тепла снег и зашагал вперёд, а Микки побежал следом. Поминутно мальчик останавливался и оглядывался на пса, проверяя, не отстал ли тот. Микки и не думал отставать. Он трусил позади мальчика с достоинством приподняв голову и его беспокойный хвост не знал отдыха. Стёпа вёл своего нового друга запутанной дорогой, но шёл уверенно и не сомневался, ведь он знал, куда идёт. Это хорошо, когда у человека есть цель и он знает, к чему стремится. Микки чувствовал эту уверенность Стёпы, поэтому в его сердце больше не оставалось сомнений, не нужных опасений. Говорят, что собаки за версту чуют дурного человека также, как сразу распознают хорошего. И Микки проникся доверием и уважением к этому маленькому человечку, почувствовал: этот мальчик не злой, ему можно верить. Сначала они шли какими-то старыми дворами, сворачивая то вправо, то влево, потом вышли на мощёную булыжниками дорогу и пошли всё прямо. По обеим сторонам высились кирпичные довоенные пятиэтажки сталинских времён с потрескавшейся и облупившейся кое-где по фасаду штукатуркой, с грязными надписями на дверях подъезда. По пути им встречались кошки. Се-

рые, грязно-белые, рыжие, полосатые - все они выбрались из подвалов и укромных местечек погреться в слабых лучах зимнего солнца. Одна серая дымчатая, с белой манишкой и в белых же носочках, лежала, растянувшись на железной крыше подвала, и, полузакрыв свои янтарно-жёлтые глаза, зорко следила за происходящим вокруг. Микки боковым зрением заметил её, но не подал виду и гордо прошествовал мимо, посчитав ниже своего достоинства смотреть на это ничтожное создание, наслаждающееся свободой. Он-то наверняка знал, что свобода в больших количествах это одиночество. Зато теперь Микки уже не беспризорный, но Хозяйский Пёс. Ну, скажите на милость, пристало ли Хозяйскому Псу обращать внимание на какую-то там бездомную мурку? Да-да, Микки был уверен, что маленький друг ведёт его в дом, в свой дом. И каким бы ни оказался этот новый дом, пёс будет верно служить своему хозяину. Через полчаса мальчик и собака пришли на заброшенную стройку. Паренёк опять свернул направо, Микки покорно последовал за ним, и в скором времени они очутились возле полуразрушенного нежилого здания, под которым находился подвал. Пёс вздохнул с облегчением. Наконец-то они у цели! Он отошёл на два шага и с любопытст-

вом осмотрелся. Местность нельзя было назвать живописной. Справа и слева, там и тут, по периметру возвышались какието здания не здания, сараи не сараи. Это был заброшенный квартал. Когда-то здесь жили люди и эти развалины, тогда ещё дома, служили им кровом. Людей выселили, переселили на новое место жительство, а дома приготовили к сносу. Но, видно, руки не дошли построить здесь новые высотные многоэтажки, так и осталось всё на своих местах, и что не сделали люди, не спеша делало за них время, с каждым годом разрушая древние здания, превращая их в груды кирпича и развалин. Микки, никогда раньше не видевшему стройки, показалось странным, чтобы в этом полуразрушенном доме, в этом подвале, мог ктонибудь жить и он с сомнением взглянул на мальчика, мол, не ошибся ли ты? Точно ли мы пришли куда надо? Стёпа понял его вопросительный взгляд и пояснил: – Этот подвал – наш с Розой дом. Нам негде жить, поэтому мы с сестрой поселились здесь на время. Он приоткрыл скрипучую, заржавленную от времени железную дверь, и пёс в нерешительности попятился. Прямо на него из подвала обрушился целый букет чужих незнакомых запахов. Так и есть! Он, Микки, угадал:

маленький хозяин привёл его в свой дом. Но неужели мальчик живёт здесь?! Это было так странно, что никак не укладывалось у него в голове. – Ты проходи, не бойся, – сказал Степан, видя нерешительность своего четвероногого друга. – Привыкай, теперь это будет твой дом тоже. Мёрзнуть на улице Микки не хотелось, поэтому он, поборов свой страх, спустился в подвал вслед за маленьким благодетелем. Входная дверь со скрипом захлопнулась, и друзья оказались в таинственном полумраке. В подвале было сыро и неуютно. Поначалу Микки, ослеплённый ярким уличным светом, плохо видел в темноте. Однако скоро его глаза привыкли к обстановке и, освоившись на новом месте, пёс принялся тщательно обследовать стены и углы. Пахло как-то странно. Не то кошками, не то псиной. Микки принюхался и определил, что этот угол под самой лестницей меченный, сюда недавно заходила собака. Вдруг в темноте послышался чей-то слабый вздох. Пёс поднял голову от пола и навострил уши, зорко вглядываясь в темноту перед собой. В углу, на грязной подстилке, кто-то лежал, накрытый сверху грудой старого тряпья. Послышался ещё вздох, на этот раз явственней. Какой-то неведомый зверь притаился там, у противоположной стены! Микки сразу почуял это и

весь собрался, насторожился, в любую минуту ожидая нападения. – Роза, сестричка! – позвал Стёпа. – Я вернулся. Груда тряпья зашевелилась, из-под неё вместо ответа раздался сильный, удушливый кашель, продолжавшийся несколько минут, а потом снова наступила тишина. Так вот значит, кто лежал там. Это был человек! Как же пёс сразу не догадался, не распознал человечий запах! В первый раз природное чутьё подвело его. Движимый любопытством, Микки подошёл ближе. При слабом свете, едва проникающем через маленькое окошко, можно было разглядеть худое, бледное и совсем измученное личико девочки. Она была годом младше брата. Её большие потухшие глаза не выражали ничего, кроме боли и многодневных страданий, а на ввалившихся щеках пылал зловещий чахоточный румянец. – Братик, кого ты привёл? – едва слышно спросила Роза. И от этого чуть слышного голоса Микки вздрогнул. Так неожиданно было для него, что это живое существо, такое тихое и неподвижное, умеет говорить. – Со мной пёс по кличке Микки. С этого дня он будет жить с нами, – решительно заявил ей Стёпа. Пёс слушал, затаив дыхание. Сейчас

мальчик говорил о нём. – Не понимаю, зачем он нам? – недоумевала девочка. – Микки поможет мне зарабатывать деньги. Я, Жук и Хана будем устраивать в метро на вокзале небольшие представления. Хана замечательно поёт, а Микки будет показывать трюки, которым я его обучу. Тогда мы заработаем много денег, купим лекарства и ты, сестрёнка, обязательно поправишься. После этих слов лицо девочки просветлело, и легкая улыбка \скользнула по её пересохшим, запёкшимся кровью губам. Но через несколько секунд слабый огонёк надежды погас, и Роза вновь погрузилась в неизбежную реальность. – Нет, милый брат, – немного погодя сказала она. – Меня, наверное, невозможно вылечить. Помнишь, наша мама тоже болела. Она лежала в больнице, её долго лечили. Мамочка говорила нам, что скоро поправится, утешала нас. А сама вскоре умерла. – Нет, Роза, нет! Ты не умрёшь. Всё будет хорошо, вот увидишь! Стёпка обхватил худенькие плечи сестрёнки и крепко-крепко прижал её к себе. Они оба заплакали. Из всего сказанного Микки уловил своё имя, повторенное несколько раз, и пока непонятные ему имена или клички: "Жук", "Хана". И ещё он

понял, что сейчас хозяину и его маленькой подруге очень плохо, что они нуждаются в помощи. Микки подошёл к детям и, пытаясь утешить, стал поочерёдно лизать им руки. - Ай, как щекотно! Прекрати! - смеялась девочка, перестав плакать. Но пёс не слушал её и тыкался холодным мокрым носом ей в губы, а Роза со смехом ласкала его. В эту ночь мальчик долго не мог заснуть. Стёпа ворочался с боку на бок, и когда, наконец, он заставил себя погрузиться в дрёму, тревожные мысли его не покинули. Стоило ему забыться сном, как тяжёлые сновидения сле-

довали одно за другим. Вот он душной летней ночью стоит неподалёку от шумной нетрезвой компании и зовёт мать домой: –Мама, пойдём домой! Мама, пойдём, уже поздно! В ответ – только пьяный хохот и грубые ругательства. Он стоит уже целый час. – Мама, если ты сейчас не пойдёшь со мной, я закрою дверь и не пущу тебя! От лавки медленно отделяется пошатывающаяся фигура, сопровождающая каждый свой шаг нецензурной бранью. Мальчик знает – наутро у матери опять будет опух-

шее лицо, синеватокрасные подтёки вокруг глаз и одно желание – скорее выпить. На окне их квартиры, больше похожей на притон, совсем нет занавесок, и в сумерках оно чёрной дырой, страшной чудовищной пастью смотрит во двор, изредка освещаясь в глубине тусклым светом, выставляя напоказ царившие в их комнате беспорядок и нищету. А ведь когда-то всё было подругому. Раньше мама не пила, и семья жила дружно. Стёпа до сих пор помнит тепло маминых рук, когда она прижимала его к себе, ласково взъерошивая волосы.

Весь этот кошмар начался после развода родителей. Когда отец уехал в другой город, всё изменилось. Мама стала много пить, в её характере появились раздражительность, гневливость. Мало того, она была постоянно недовольна детьми. Казалось, что само присутствие Стёпки и Розы раздражало её. И всё же дети очень любили маму, скучали за ней, пока она лежала в тубдиспансере. Мама есть мама. Спросите любого ребёнка у кого мама лучше и он непременно ответит, что его мамочка самая лучшая и самая красивая. Каждый ребёнок любит свою мать, какая бы она ни была Но вот их мама умерла, и детям тоже больше не хотелось жить. Узнав о её смерти, Роза плакала, кричала, что хочет "к маме", "к нашей любимой мамочке". Стёпе стоило большого труда успокоить девочку. Когда матери не стало, брата и сестру хотели отдать в детский дом, но они сбежали. Стёпка и Роза так и не смогли преодолеть ужас перед страшным словом – детдомовец. Мальчик заворочался во сне и застонал так, что пёс открыл глаза, зевнул и настороженно поднял голову. Первая ночь на новом, непривычном месте казалась Микки нескончаемо долгой. Он почти не спал и постоянно прислушивался к уличному шуму. Временами псу чудилось, будто кто-то

большой и тяжёлый ходил около подвала взадвперёд, и слышно было, как хрустел морозный снег под его ногами. Микки не догадывался, что непрошеными ночными гостями были всего лишь ветер, да его верная подруга метель. Они вырвались на свободу только к ночи и теперь разгуливали над спящей землёй, играли в ветвях голых, стыдливо стоящих деревьев и с неистовой злобой стучались в окна и кровли домов, нагоняя ужас на людей. Иногда в зловещем завывании метели слышались то детский плач, то чьи-то голоса, то страшное рычание невиданного зверя. Но, в конце концов, ночные кошмары отступили, и Микки заснул спокойным, чутким сном здоровой собаки. И снился ему старенький двухэтажный дом с облупившимися стенами, маленькая бедно обставленная, но уютная кухня, а за столом пьёт чай с сушками его незабвенная Мария Ивановна, его добрая и внимательная хозяйка. Пёс с радостным визгом подбегает к ней, тычется мордой в её пахнущие чем-то очень домашним родные морщинистые руки и благодарно засматривает в глаза, мол, а я знал, что ты вернёшься, я ведь так ждал тебя, так ждал! Но вот видение стало меркнуть, постепенно исчезать. Теперь Микки в подъезде, под знакомой дверью. Его гложет

беспокойство: может быть именно в эту минуту хозяйке нужна помощь? Он царапался в дверь довольно долго, а она всё не открывает, значит что-то произошло. Раньше такого не случалось. И не в силах дольше терпеть неизвестность пёс начинает жалобно скулить, сперва тихо, а потом всё громче и громче. Внизу и на верхнем этаже хлопают двери, появляются соседи. По раздражённым и злым лицам жильцов нетрудно понять: они явно не довольны тем, что Микки нарушил их покой. Не понимают люди, что собака просит о помощи! Микки с мольбой смотрит на них, затем переводит взгляд на дверь и лает, лает. А люди, вместо того чтобы помочь, обступают его со всех сторон, замахиваются на него кулаками. Микки всем телом прижимается к двери, ощетинивается, скалит зубы, его лай переходит в злобное ворчание. Вдруг из толпы выделяется Глафира Андреевна - полная тётка в домашнем байковом халате и бигудях. Она победоносно приближается к Микки и со злобой пинает его ногой. Тогда пёс, не помня себя от гнева, вцепляется в эту белую холёную ногу чуть повыше икры. - Эй, псина, чего разлёгся! А ну, пошёл вон! - вскрикивает тётка каким-то грубым мальчишечьим голосом. Автор: Березнева Дарья

Я на вершине холма. Живописно. Трава идет волнами под свежим, но ласковым ветерком, золотится лучами поднимающегося солнца. Тянется вверх молодая чащенка. Небо чистое, ни единого облачка. Раскрывается навстречу новому дню незрелый одуванчик. А я стою на голом выжженном холме и смотрю со стороны на эти райские кущи. И в то же время с высоты в несколько тысяч километров вглядываюсь в мертвую землю в поисках признаков разума. Обработка информации со спутника заняла немногим больше часа, после чего в ведре с болтами, которое я называю своей головой, мигнул зеленым крохотный диод. Программа довольна, задание выполнено. Запущена подпрограмма кратковременного счастья; в ней чувствовался металлический привкус разочарования. Пока я наслаждался моментом, активировался закрытый блок памяти. Я вспомнил кое-что важное. Кое-что внутри я спрятал от себя же до поры до времени. Взлетаю. ***

Все эти картины ландшафтов, проносящихся далеко внизу, я уже видел сверхвысокоточными камерами спутников, сетью опутавших все еще голубую планету. Пепел еще не везде успел остыть. Уверен, если бы я мог фиксировать запахи и вообще был чуть более человечным, мне стало бы нехорошо — даже на высоте птичьего полета пробы воздуха показывали слишком большой процент следов органического разложения. Я не чувствовал ничего особенного по поводу уничтожения человечества, это не было запрограмированно создателем. Мне кажется, он нарочно сделал меня одновременно похожим и непохожим на людей, так проще на войне и на бойне. Вызывает ненависть и страх. Почему он так жаждал такого конца? Не уверен. Несмотря на мою неспособность испытывать эмоции, я ощущал неправильность ситуации. Как... если бы садовник вытравил всех представителей членистоногих планеты за то, что десяток жуков загубили цветок — красивый, но не представляющий ценности никому, кроме него само-

го. Я был этой отравой. Не было чувства вины, только осознание, что оно должно присутствовать. Симуляция понимания. *** Четырнадцать часов спустя. Вот я и на месте. Маленький островок в бывшей Индонезии. Это местечко и до геноцида было завидно живописным, а теперь в сравнении с покрывшими Землю бесплодными пустошами оно кажется сюрреалистичным. Ни единого следа человеческого присутствия. На первый взгляд. Я приземлился прямо посередине, в окружении тропических деревьев, сложив членистые рукикрылья. И сразу, без колебаний приступил к раскопкам. Металлические ладони без устали вгрызались в мягкую почву, легко взметали пласты земли в воздух. Это длилось минут пятнадцать, пока под многосуставными пальцами не почувствовался стекловидный корпус капсулы. Светало. Я предельно осторожно вынес массивный агрегат на свежий утренний воздух. Положил,

ввел на всплывшей панели кодовый пароль ("Лапута"), и сверхпрочная раковина раскрылась. В ней в позе эмбриона свернулись два крохотных тельца, о которых мне теперь предстояло заботиться всю их жизнь. Воспитательная программа с массивами культурных предпосылок благополучно загрузились с удаленного сервера; может, еще не поздно что-нибудь исправить. *** — Ева, бога ради, будь осторожнее! Немедленно слезай с дерева, ко-

му говорю! Я вышел на крытую веранду в кухонном фартуке и с лопаткой в руке, изображая сердитого дядюшку. Девочка лет восьми, видимо, почувствовала фальшь в моем голосе (вот чертовка!) и звонко рассмеялась. — Шагом марш за стол! Оба! Ева, как обезьянка, ловко слезла по веткам на землю и, пыхтя, побежала мимо меня на кухню. Хлопнул ее лопаткой пониже спины. Адам, серьезный мальчик с темными воло-

сами, вышел из своего укрытия — садовой беседки — и, угукнув, пошел следом за подругой. Опять книжки читал, привожу их ему с вылетов каждые выходные. Я расставил тарелки с рагу, разложил хлебцы и ложки. По обыкновению, мы помолились в тишине и приступили к еде. Диод вот уже несколько лет брюзгливо горел красным, но мне было все равно. Автор: Эдгар Панин

Несет ночную прохладу сквозняк-озорник, чуть задевая невесомый тюль, открывая лазейку для лунного света. Лучики отражаются от графина с водой и отправляются танцевать на потолке, они смеются беззвучно, словно наблюдают за мной и шутят обо мне между собой. Я сижу на круглом столе, на клеенке с непримечательным цветочным орнаментом, смотрю на них завороженно, совершенно забыв о том, зачем я, собственно, пришел на кухню. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я стряхнул с себя наваждение; для этого потребовалось ощутимое усилие воли, но дело больше ждать не могло. Еще пара часов, и Приживалы проснутся, а тогда — прощай, курочка, не свидаться нам уже, быть может, никогда. С обязательным ритуалом потягушечек я не стал затягивать и сразу по его завершении одним махом перелетел на соседний стол, вплотную прилегающий к едва дышащей теплом плите. На одной из конфорок, образуя вокруг себя неповторимую ауру вожделения, достатка и домашнего уюта, стоял Грааль местного значения — огромная бле-

стящая кастрюля с возвышающейся над ней темным шпилем рукоятью пластиковой поварешки. Крышка лежала рядом, потускневшая и одинокая. Я с сопением втянул воздух, набрал полную грудь запахов варева, по самые края наполнявшего посудину; Приживалы называли его "суп", да я и не был особо против. На самом деле, меня даже не оченьто интересовал сам суп, куда большей волнительной силой обладал один из его компонентов. Впрочем, я вам уже сообщил о нем чуть раньше, не правда ли? И вот я сел напротив почти уже совсем остывшего зелья, обвившись хвостом. С фантазией у меня всегда был полный порядок, и теперь я воображал себя настоящим котом-ведьмаком, проверяющим в какой-нибудь избушке на курьих ножках, как сварила под его руководством свой первый колдовской отвар начинающая Приживалкаученица. Вот я с видом глубочайшего сосредоточения вылизываю растопыренные пальчики — перед едой лапы нужно мыть, говорила мне матушка — и, в конце концов удовлетворившись результатом, окунаю их в

ароматный омут. Первая попытка подцепить что-нибудь аппетитное закончилась неудачей — капуста мокрой паклей повисла на когтях. В утиль. Вторая — то же самое. С пятого раза мне наконец удалось поймать убегающую от меня по кругу красавицу. Она немного облезла в процессе готовки, конечно, из нее вышли соки, но, знаете, я чувствую некое извращенное удовлетворение при мысли о множестве издевательств, через которые пришлось пройти несчастной тушке, прежде чем попасть на мой пиршественный стол. Она падает ниц передо мной, и я уже не могу сдержать животные порывы своей дикой, необузданной души. Я хватаю ее зубами и бегу прочь, в свое логово, чтобы там уже разобраться по -свойски с желанной гостьей. И как я мог забыть об осторожности, как мог я в момент ликования упустить из виду тот факт, что я мог бодрствовать в этом доме не один! Когда я элегантным прыжком вскочил на подушки, за годы моего властвования этими землями отпечатавшие в себе

силуэты могучего кошачьего тела, то услышал шелест. В голове мелькнула молнией мысль: "О, безумец! Клетка!". И в тот же самый миг воздух наполнили трели и пересвисты переносной системы наблюдения и сигнализации. Чертова птица сидела посреди комнаты на столе под защитой мелкой клети, ее пока не успели подвесить куда-нибудь вне зоны поражения моих когтей. И она ОРАЛА! Благим матом этот идиот крыл меня, из ревности ли за доставшийся лакомый кусок или от праведного гнева за убиенного собрата в моих зубах, но это было крайне неприятно. Я прижал уши, аккуратно положил на возвышенность подушки добычу и попросил соседа заткнуться. Конечно, бестолочь даже не слышал моих просьб, а после — угроз. И когда я понял, что терпеть больше нет мочи, да и шансы разбудить Приживал, мирно отдыхающих в другой комнате, увеличиваются с каждой секундой, я подобрался и прыгнул на дурачка. Клетка оказалась не такой уж и тяжелой. Как полетела она от удара моего тела-тарана! Честно говоря, удар слегка оглушил меня, и я совершенно пришел в ярость, застлавшую красным взор. Стремление убивать оказалось сильнее даже прирожденного чувства эстетики. Дверца клетки раскрылась нараспашку, до проклятущего горлопана было лишь лапу

протянуть, и тут... ТАПОКБАМ! *** Я очнулся, можно сказать, в холодном поту (коты ведь не способны потеть); сердце колотилось, как бешеное, и явно готовилось к решающему прыжку наружу. Я огляделся: все в порядке, это просто сон. Уже которую ночь он преследует меня с упорным постоянством, не давая передохнуть закипающему в дневное время рассудку. Давайте поясню по порядку. Я Мордред, порядочнейший из порядочных котов; некоторые ласково называют меня Мордой за благостный нрав и грозную внешность, а также некоторое количество шрамов, скрывающихся у меня в шерсти. Что уж греха таить, не всегда я почивал на лаврах, во времена бурной юности мне приходилось постоянно сражаться за место в мире, и рано ли, поздно ли, но я подмял под себя всю помойку с округой и не подпускал к злачным местам ни одного приблудного кота, если он не соглашался с моим первенством во всех вопросах жизнедеятельности. Кошечки обожали меня, эх... Да... Приходится чем-то жертвовать на пути к счастью. Ведь, когда мне надоел такой образ жизни (а особенно жены, вечно требующие внимания себе и отпрыскам), захотелось покоя, я захомутал себе Приживалу, парня, как я, кровь с молоком. И стало,

скажем так, не до кошечек. Не будем слишком уж сильно ворошить прошлое, ну его. Суть дела в том, что после нескольких лет нашей с Приживалой совместной жизни он вдруг решил остепениться, привел к нам в квартиру Приживалку. Со мной он даже не подумал посовещаться! Впрочем, я не был бы против (Приживалочка очень милая, ласковая, а еще она постоянно покупает мне желе с кусочками мяса "Шеба"; эти сухари осточертели уже, честное слово), но вместе с женой он взял и ее идиота-попугая. Вот первая наша с ним стычка и снится теперь мне чуть ли не каждую ночь. С того случая прошло уже полторы недели, и этот голосистый террорист постоянно портит мне жизнь. Вот зачем, спрашивается, зачем так драть глотку всякий раз, когда я показываюсь в поле его зрения? У меня лоток напротив входа в комнату, я из-за крылатого олигофрена не могу даже в туалет сходить спокойно! Возмутительно! Не говоря уже о том, что Приживала в тот раз воспользовался-таки своим преимуществом в росте и весе и надавал мне тапком по голове. Пришлось ему отомстить потом посвойски, но это уже другая история. А братьям нашим меньшим хоть бы хны. Мне кажется, они решили

посмеяться надо мной, оставив меня под надзором имбецила. И вообще, если уж на то пошло, они както очень ласково относятся к пришельцу, в отличие от меня, коренного властелина окрестных феодов. Знаете, как зовут пернатого бастарда? Эйфель! Мол, смотрите, какой он умненький, может строить башенки из мусора! Пфф! Знавали мы таких задавак! Да я... Да я! Да я в тысячу раз умнее! Я вам всем еще докажу... Только посплю еще немножко. Мысли утомляют. *** Настал знаменательный день. День Возмездия, так он будет отмечен в календаре Мордреда Великолепного. День, когда Приживалы наконец допустили роковую ошибку. Помните, я однажды уронил клетку с авиапридурком на борту? После того случая Приживала прицепил ее к потолку, и Эйфель оказался вне досягаемости моих смертоносных втягиваемых лезвий. И мне осталось только затаиться и ждать подходящего момента, когда внимание Приживал ослабнет до такой степени, когда я смогу нанести ответный удар. Ха! Думали, вам удастся так легко меня сломить? Да не тут-то было, я вас всех обвел вокруг пальца! В этот восхитительный день они собирались (с моего высочайшего соизволения, конечно же) на

отдых. В какие-то совершенно невообразимые места вроде ванны, только гораздо больше — так я понял из их объяснений. Уже договорились, чтобы другой Приживала приходил прислуживать мне во время их отсутствия; ничего страшного, потерплю недельку. Невелика разница, на самом-то деле. И так вышло, что Приживала ушел по своим приживальским делам, лизнув напоследок жену (никогда не понимал подобных нежностей; ты же мужик, брось ты эти проявления слабости!). Она упорхала поплескаться в водичке, оставив посреди комнаты разбросанные котомки, раскрытые нараспашку. Призывно выглядывали из них мягонькие тряпочки; они так и манили, приглашали меня окунуться в их теплые волны, нырнуть в темную неизвестность сумки. Но мне приходилось смириться с невозможностью спокойно развлечься, ведь сосед... Сосед? Эй, кретин! На привычном месте под потолком хохлатого не оказалось. Мой искушенный ум стратега сразу ухватился за эту существенную деталь. Если клетка не подвешена, как обычно, то где она?.. Конечно, во время беглого смотра комнаты я обнаружил хама. Более того, он был буквально в моих лапах. С журнального столика, а тем более находясь в достаточно прочной клетке, а особен-

но учитывая незаурядно низкий интеллект заточенного создания, слинять куда-нибудь будет не такто просто. Мы смотрели друг другу в глаза: я — прижав уши, напрягшись всем телом; Эйфель — повернув голову вбок и косясь на меня одним круглым зыркалом. Я прислушался к происходящему вокруг; кажется, Приживалка еще долго будет изображать рыбку в кипятке, да и в парадной все тихо. Самое время начать операцию "Стирание природного врага с лица Земли". Хищник я или кто, в самом деле? С духом собираться мне не пришлось, накипело за эти недели бесконечных унижений и давления на личность! Я разбежался (я гепард, мчащийся за антилопой! я лев, царь зверей, рвущий глотку какому-нибудь жирафу!) и грациозно, как и всегда, запрыгнул на невысокую стеклянную подставку под газеты. Не останавливаясь, сбиваю на землю клетку вместе с ее пленником, лечу следом за ней стремительным силуэтом. Дверца открывается от удара, как в тот, первый раз; но теперь-то некому меня остановить! ХАХАХАХАХА!!! Ликование заплеснуло меня с головой, хлынуло через край и вылилось безудержным ревом, боевым кличем предков; я не чувствовал ничего подобного с самой, наверное, помойки! Но я не успел залезть внутрь лапой, как

неожиданно Эйфель перешел в контрнаступление. Его, видимо, не устраивала роль добычи в этой пьесе жизни; верно говорят, что даже крысы, загнанные в угол, способны загрызть бультерьера. Как он набросился на меня! Молча выставил вперед свои маленькие когти, пытаясь выколоть глаза, раскрыв в беззвучном крике клюв, раскрыв пошире хохолок, чтобы казаться больше и страшнее! И ведь он казался! Вдруг я понял, что мне не суждено выйти победителем из этой схватки не на жизнь, а на смерть... — Мордред, проснись! Я резко поднялся с кровати, весь в холодном поту. Сердце тяжело билось в стенки грудной клетки, каждый удар эхом

отдавался в ушах. Руки судорожно сжались в кулаки; Клара осторожно погладила меня по шерсти. Это сон. Это только сон. — Опять кошмары? — ее голос звучал приглушенно. Я почувствовал легкий стыд. — Прости, я постоянно бужу тебя среди ночи... Не знаю, что со мной в последнее время. — Опять был человеком? — Надо будет записаться к психотерапевту. Это уже ни в какие рамки не лезет... Иди сюда, солнышко, — я лизнул нежно теплый Кларин носик и улыбнулся. Стояла глубокая полярная ночь. Стрелки на часах скоро уже должны были добраться до трех. По одеялу вальяж-

но вышагивал Эрик. Наверное, спал, как обычно, у меня на груди. "И тебе я тоже спать не даю, вонючка," — усмехнулся я про себя. Ночные страхи уже спрятались обратно в затемненные закоулки души, мне было спокойно, как никогда. Любимая жена рядом, человек курлычет, довольный, что его все же не прогоняют прочь. Я лег обратно на подушку и поскреб одеяло у себя на груди. Эречка подошел ближе и начал тереться мне о подбородок, затарахтев, как трактор. — Клара... — Ммм... — Может... Съездим в Париж? На Эйфелеву башню посмотрим... Автор: Эдгар Панин

В армию ушли все, кто ещё оставался в станице, Грушевская опустела. Егор Громов с друзьями днями пропадал на улице. Им всё было интересно. Бегали смотреть на восточный край повреждённую Варваринскую церковь, разбитые немецкими бомбами, горящие хаты, убитых жителей. С запада теперь доносился почти непрерывный гул артиллерийской канонады: фронт неудержимо, как цунами, накатывался на станицу. Ребята горячо спорили: остановят наши фашистов под Грушевкой или нет? – Ни в жисть не остановют, – отрицательно мотал головой в старой драной шапчонке Яшка Коцупеев, презрительно цвиркал слюной себе под ноги. – Деда Епифан, гутарит: у немцев силы – немеряно, особенно танков и самолётов, и они нам не враги. Их народ хлебомсолью кругом встречает, потому и прут от самой границы без остановки. Пол-России уже заняли и Грушевку возьмут, дайте срок. Что наши казаки на горе со своими сабельками против их танков железных сделают? – У наших, гляди, и пушки есть, – возразил Мишка Шабельский. – Я сам видал, когда на гору бегал. Скажи, Жорка.

– Есть, да мало, – нехотя подтвердил Громов. – А танков – ни одного… Побьют их фашисты, как пить дать. – Не-е, робя, танки на гору не зайдут, – авторитетно подал голос старший по возрасту Николай Громов – родной брат Егора, поработавший уже в колхозе на тракторе. – Попробуйте на «натике» на такую крутизну заехать – живо кверху гусеницами вниз посунетесь. А танк – он тот же трактор, только с пушкой. – Резонно, – поддержал его Шабельский. Со стороны хутора Каменный Брод в это время, приглушённые расстоянием, яростно загрохотали пушки, на всю степь заливисто разлилась отдалённая пулемётная трескотня. Юные казаки прислушались. – Никак, бой идёт? – сказал, навострив уши, Егор Громов. – Немцы наступают, – кивнул Яшка Коцупеев. – Вот бы сбегать, поглядеть! – Не, хлопцы, я не пойду: маманя заругает, – заранее отказался робкий Мишка Шабельский. На проулок, где они остановились поболтать, с база выскочил полуодетый Стёпка Маковецкий – их сверстник. Он на ходу натягивал потрёпанное зимнее пальтишко

и дожёвывал хлеб, торопливо отрывая зубами большие куски. Следом, кутаясь в серую пуховую материну шаль, стремительно вылетела его сестра Тая, погналась за братом, сердито крича на весь переулок: – Стёпка, ты куды намылился, от чертей остатки? Мамка наказала: из дому ни ногой! Что тебе в хуторе делать? Там стреляют! Маковецкий, не обращая внимания на отчаянные крики сестрёнки, поравнялся с ребятами. – Степан, привет! Ты случаем не в Каменный Брод лыжи навострил? – поздоровавшись, спросил Николай Громов. – Туда. Там курсанты из Ростова немчуру у Кирбитовой балки колошматят… Я вчора уже был в хуторе, гутарил с ними, – приостановившись и переведя дух, сообщил Стёпка Маковецкий. – Не в службу, а в дружбу: попридержите Тайку, а я побёг. Там зараз самое интересное зачнётся, боюсь проглядеть. – Ну и мы с тобой, – присоединились к соседу Николай Громов и Яшка Коцупеев. Вскоре они втроём уже поворачивали за угол в конце переулка. Егор Громов ловко обхватил поперёк туловища спешившую мимо Таю. – Постой, что-то

скажу на ушко… – Пусти, Жорка, недосуг, – попробовала вырваться девчонка, отбиваясь от него ладонями. Егор, со смехом, крепко прижал её к себе, слегка приподнял от земли. – Ну постой чуток с нами, погутарим. Тая, весело взвизгнув, задёргалась в его руках, засучила ногами в воздухе, отчаянно замахала руками у самого лица парня. – Не балуй, Егор, очумел? Люди со всех дворов смотрют… – Ага, нужны мы им… смотреть, – засмеялся Громов. – Нашли бесплатную комедию… Зараз немцы в станицу придут, – вот то будет концерт! – С чего ты взял, что придут? – вырвавшись, взглянула на него вопросительно Тая. Смущённо поправила сбившееся под шалью платье. – Придут, у них сила. Слышишь, как наших под Каменным Бродом порют, – убеждённо сказал Егор. – Стёпка, дурень, туда попёрся, – осуждающе покачала головой девчонка. – Маманя за молоком к бабуле на тот край, в Качевань, ушла, наказала никуда Стёпку не пускать, а он выскользнул, как ужака, я и вспопашиться не успела… Будет мне зараз на орехи. – Ничего, Тайка, не ной. Хочешь, я сбегаю в хутор, верну назад вашего Стёпку? – предложил

Егор. – Ой, Егорушка, миленький, хорошенький, – сбегай за ради бога, приведи этого оболтуса назад, – умоляюще сжала девчонка руку Громова, ласково погладила по плечу, по-кошачьи мягко потёрлась щекой о щеку. – А энто самое… дашь? – лукаво подмигнув, слащаво заулыбался Егор. Потянулся жадными губами к её полным, красным, соблазнительным губам. – Дурак! – отстранившись, капризно шлёпнула его по плечу девчонка. Залилась стыдливой краской. Жорка весело заржал, без смущения глядя нагловатыми, всё понимающими глазами в её затуманенные плохо скрытой симпатией, бесхитростные красивые глаза. – И ещё раз дурак, Егор! А я думала – ты умнее. – Резко крутнувшись на пятках, Тая повернулась к нему спиной и пошла торопливо к своему двору. – Хорошая девка, – с сожалением глядя ей вслед, мечтательно протянул Мишка Шабельский. – И почему это, Грома, все красивые девчата к тебе как мухи липнут, а на меня даже не смотрют? Егор Громов ещё раз усмехнулся и потянул друга на соседнюю, укатанную санями улицу. – Пошли, Шабла, в Каменный Брод ребят догонять. А про девок я тебе потом расскажу, – чем их

приваживаю… – Ну и чем? – не отставал Мишка. – Чем-чем… а то сам не знаешь. Маленький, что ли? – лукаво, с весёлой хитринкой в глазах, сказал Егор. – Своим большим, большим… Мишка всё понял и ехидно хихикнул, подыгрывая другу. Ожидая услышать привычную в пацанячьем кругу скабрезность… – …авторитетом! – сделав серьёзный вид, закончил фразу Громов. Укоризненно взглянул на друга. – Во, мать моя доярка, а ты что подумал?.. Своих приятелей догнали только в хуторе Камышеваха в полутора километрах от Грушевки. Те, сидя на лавочке у крайнего двора, перекуривали, шумно гомонили, переругивались. Грохот боя отсюда был ещё слышнее, можно было даже различить одиночные и пачками выстрелы наших трёхлинеек и зловещую трескотню немецких «шмайсеров». Старый дедказак с седой, как снег у него под ногами, бородой вышел из хаты на баз, посмотрел слезящимися глазами на неугомонную детвору у плетня, прислушался к выстрелам и разрывам на западе, тяжело вздохнул, сказал, непонятно к кому обращаясь: «Хвашисты, мать их…», – и пошёл к уборной. – Николай, ну что тут? – спросил у старшего брата Егор, подходя к лавочке вместе с Мишкой

Шабельским. – Ещё ничего не видать, но громыхает уже сильнее, – ответил тот. Мимо них в сторону Каменного Брода проехала по дороге группа всадников в казачьей зимней форме. Егор узнал бывшего колхозного бригадира Трофима Дубикова, своего родственника, – дядьку Илью Астапова, Кондрата Берёзкина. Астапов, увидев племянников, привстал на ходу на стременах, махнул плетью назад, в сторону станицы. – А ну гэть отсюда, пострелята! Живо шуруйте в Грушевку да полезайте под пол с мамкой и сестрёнками… И вы все тоже, – обратился он к остальным ребятам. – Немцы зараз здесь будут, а вы гуляете. Разъезд на рысях ускакал на запад, в сторону Каменного Брода, где разгоралась не шуточная перестрелка. Егор Громов махнул своим рукой: – Пацаны, айда скорее на гору, оттуда виднее. Крикливой растрёпанной компанией двинулись наискось в степь по заснеженному целинному бездорожью. Долго взбирались на холмистую возвышенность, местами проваливаясь глубоко в снег, продираясь сквозь густые высокие бурьяны и колючий кустарник. Вскарабкавшись на самую верхушку пологого мелового гребня, ребята перевели дух, огляделись. Вид отсюда открывался великолепный: ог-

ромный массив заречной, занесённой снегами, плоской степной низины за хуторами Камышеваха и Каменный Брод раскинулся как на ладони. Вся степь далеко на северозападе была усеяна мелкими, бегущими по снегу группами людей, похожих издали на муравьёв. Впереди них, дымя выхлопными газами, медленно ползли небольшие, квадратные – с виду, не больше спичечных коробков, немецкие танки. Они то и дело приостанавливались и палили в сторону хуторов. Южнее, вдоль берега реки Несветай и дальше в поле, протянулась изломанная линия красноармейских окопов, – как объяснил Стёпка Маковецкий: там держали оборону курсанты Ростовского артиллерийского училища – будущие офицеры. – Видно-то как всё, пацаны… как в кино, – радостно протянул Мишка Шабельский, рассматривая развернувшуюся перед их глазами грандиозную панораму. Неожиданно над его головой что-то зловеще просвистело, с силой вонзилось в землю, подняв фонтанчик снега. Шабельский в страхе отшатнулся и присел. – Егор, гляди, пуля! Казачки тут же попадали в снег, вжали головы в плечи. Над ними рассерженными шмелями пролетело ещё несколько шальных пуль. – Ребята, ну его, с войнушкой энтой, побегли

домой, – заныл струхнувший не на шутку Мишка Шабельский. Забеспокоились и остальные. Тем более, что танковые снаряды стали перелетать через реку Тузлов и рваться на улицах Каменного Брода. Несколько угодило во дворы хутора Камышеваха. На её окраину стала стремительно откатываться редкая цепь курсантов, оставив позицию у реки Несветай. – А мы зараз, гляди, и не пройдём обратно у Гуршевку, – не весело объявил Николай Громов, указывая рукой в ту сторону. – Немецкие танки прут на Камышеваху. Усё, хлопцы, – хана! Мишка Шабельский по собачьи заскулил, затравленно вертя головой во все стороны. Запричитал плаксивым голосом: – Пропали мы, пацаны! Подавят нас фашисты танками, либо из автоматов побьют. Надо бечь в Красный Колос. – Правильно, – поддержал его старший из Громовых. – Кто ещё с нами? Давай, мелкими перебежками! Николай с Шабельским вскочили на ноги и, низко пригибаясь к земле, чуть ли не чертя снег подбородками, торопливо побежали прочь от опасного места, в безжизненные просторы каменнобродской степи. Яшка Коцупеев, минуту поколебавшись, виновато глянул на оставшихся товарищей и опрометью бросился вслед за ушедшими.

– Куда, дурни, немчура вас в степи быстрее постреляет! – попробовал вразумить их вдогонку Егор, но беглецы его не послушали. К Громову подполз встревоженный Стёпка Маковецкий, ободряюще сказал: – Правильно, Грома. Нагад у степь переться, приключений на жопу себе шукать! Погнали у хутор, схоронимся там во дворах, переждём энту заваруху. Молодые казаки так и сделали. Где бегом, где по-пластунски, – преодолели оставшееся расстояние до Каменного Брода, постучались в первый попавшийся дом. Открыл пожилой бородатый казак цыгановатого вида, с серебряной серьгой в ухе. Поправляя сползающий с плеча, наспех накинутый овчинный полушубок, сердито спросил: – Чего надо, лихоманка вас возьми? В такое время дома не сидится… – Деда, пусти в хату на время, покуда бой в Камышевахе не закончится, – состроив жалобное выражение на лице, попросил Егор Громов. – Мы до родичей у хутор побегли, мамка с утра послала, да задержались. Вышли обратно итить, а тут стрельба, немцы на танках… Мы со страху – сюда, в Каменный Брод… Дяденька, пусти, не то нас немцы на улице постреляют. Они вот-вот здесь будут. – Ну что ты будешь

робыть… Заходьте, коли такое дело, – посторонился казак, пропуская ребят в хату и захлопывая дверь. – Сами-то грушевские? – Ага, из станицы, местные, – кивнул головой Егор, проходя вслед за хозяином в коридор. Стёпка Маковецкий, безмолвной тенью, – за ним. Старик засветил керосиновую лампу, стоявшую на полке, указал ребятам на квадратный неширокий лаз с откинутой крышкой. – Спускайтесь в погреб. Мы со старухой и внуками со вчерашнего дня там спасаемся. Стреляет немчура, едрит её за ногу… Ребята, по деревянной лестнице, быстро, как мыши шмыгнули в подпол. Там тоже коптила неяркая керосинка. Старая, дородная казачка, поминутно крестясь, сидела на деревянной кадушке с соленьями. К ней жались две маленькие плаксивые девчонки и мальчик. Девочка постарше, примерно одного возраста с Егором, сидела на плетённой корзине с луком рядом с молодой статной женщиной, видимо, матерью. В руках у той и другой были спицы, они что-то вязали. Обитатели погреба с удивлением взглянули на незваных пришельцев. Девочка отложила вязание. Егор со Стёпкой смущённо поздоровались, стали как бедные родственники у стены. В подвал спустился хозяин, старый казак с серьгой в ухе, под-

толкнул казачат в глубь помещения. – Сидайте, что стоите? Будьте как дома, да не забывайте, что у гостях. – Незваный гость хуже татарина, деда! – метнула на ребят осуждающий взгляд девочка с вязанием. – Они у нас есть не просят, Наташка, – помолчи, – сурово глянул на говорливую внучку старикхозяин. – Лихое время перебудут и домой отчалят, в Грушевку. – Что вас сюда принесло в такую-то страсть? – сочувственно спросила старая женщина, прижимая к себе испуганных внучат и поглаживая их по простоволосым головам. – В Камышеваху к родичам пришли, – тут немцы! – попугаем, заученно повторил Егор Громов. – Сами чьи? – сворачивая козью ножку, поинтересовался хозяин. – Я Громов, а он Маковецкий, – за двоих ответил Егор. Вспомнив, добавил: – Тут, в хуторе, раньше родня наша жила, не слыхали? Барбояновы по фамилии. – Это Леонтия Афанасьевича семейство, что ли? Как не слыхать, очень даже слыхали, – прикуривая закрутку и с наслаждением затягиваясь, сказал старик с серьгой в ухе. – Слава Богу, Леонтия Афанасьевича Барбоянова у нас в Каменнобродском все знали, да. Потому как – уважаемый человек!

Токмо помер он давно, царство ему небесное. А сына его, Ивана Леонтьевича, в коллективизацию наши охломоны хуторские из безземельной бедноты – раскулачили, а самого посадили. Время, помню, такое же, как зараз було – зимнее… Так их, Барбояновых-то, по морозу в чём в хате застали, в том и выпроводили на двор – ничего взять не позволили, да… – дед глубоко затянулся, весь окутался сизым, вонючим дымом от сгоревшего самосада, который выращивал на собственном базу. Глухо, как в трубу, забухикал. Прокашлявшись, тяжело закончил: – А хату ихнюю под правление колхоза определили… Добрый пятистенок, ракушечником снаружи обложенный, под черепичной крышей, как у купцов. Один такой на весь хутор… Он и зараз у церкви стоит, да. Справно жили Барбояновы, ничего не скажешь. У Грушевке таких куркулей не найдёшь… Почитай весь Каменный Брод у них в должниках ходил, – потому и раскулачили… – Не гневи Бога, Каллистрат, Зоя Прохоровна чем тебе не угодила? – укоризненно кольнула старика осуждающим взглядом хозяйка. – Вечно ласковая, тихая, богомольная… Придёшь к ней с просьбой, никогда не откажет… Так нет – без ничего по миру пустили с детишками! И энто – власть?

– Бабуля, чу! Никак тарабанит кто-то? – со страхом глянула вверх внучка Наташа. Все сейчас же замолчали, прислушиваясь. На верху в дверь действительно кто-то с силой ухал чем-то тяжёлым. Старухахозяйка часто-часто закрестилась, спустив глаза и шепча тихим голосом молитву. Дед Каллистрат округлёнными от страха глазами посмотрел на супругу: – Никак они, Ангелина, анчихристы… В дверь заколотили сильнее. Старая казачка перекрестила старикахозяина, рассудительно посоветовала: – Что поделаешь… Иди, Каллистрат, открывай, пока дверь с петель не снесли. Храни тебя Господь Бог! Старик-хозяин, с трудом переставляя непослушные, сделавшиеся как будто деревянными ноги, полез наверх. Через минуту в коридоре что-то загремело, послышался топот сапог и лающая немецкая речь. Шаги, звеня подковками, по-хозяйски протопали по всем комнатам, снова вернулись в коридор. По лестнице, тяжело скрипя перекладинами, кто-то начал спускаться вниз. Притихшее, онемевшее от ужаса семейство старика Каллистрата и Егор со Стёпкой во все глаза следили за первым, пришедшим на их землю с оружием в руках, фашистом. Никто из них ещё не

видел вражеских солдат, несмотря на то, что война шла уже пятый месяц. И вот один из них, поскрипывая амуницией, спускался в погреб. Это был высокий, плечистый человек в широком, грязном, кое-где разорванном маскировочном халате. На шее у него, на ремне болтался необычный короткий автомат без приклада с двумя ручками, который он придерживал правой рукой. На кожаном поясном ремне висел брезентовый подсумок с запасными рожками, две гранаты с длинными деревянными ручками, кинжал в ножнах, кобура с пистолетом. Сзади – короткая сапёрная лопатка, фляга, небольшой, металлический контейнер для противогаза, за спиной – вместительный квадратный ранец из красной свиной кожи с притороченной к нему плащпалаткой и котелком. Острый, неприятный запах солдатской кожаной амуниции, сапог, чужого табака, мыла и одеколона враз заглушил подвальный сырой дух плесени, солений и слежавшихся, подгнивших овощей. Солдат, с опаской выставив перед собой автомат, обвёл всех настороженным, изучающим взглядом, не обнаружив никакой опасности, немного успокоился, потянул носом воздух. Его явно что-то заинтересовало. Пролаяв громко на своём языке несколько фраз, которые, конечно же, никто не понял, немец подошёл

к старику, спустившемуся следом, ткнул его стволом автомата в грудь, что-то спросил, указывая в тёмный угол подвала, где стояли кадушки с соленьями. – Вас ис дас? – повторил свой вопрос немец. Дед Каллистрат, догадавшись, что ему нужно, приглашающим жестом открыл крышку одной из бочек: – Капуста тут у нас, господин фашист. С мочёными яблочками… В вилках и так, покрошенная. Угощайся, лихоманка тебя бери! Проголодался поди, леший? – Я, я! – весело закивал головой в тяжёлом металлическом шлеме, окрашенном белой краской, немец и запустил в кадушку немытую пятерню. Подцепив целый стог солёной капусты, он жадно затолкал её в пасть, с наслаждением захрустел. Сок ручейками потёк по его небритому, щетинистому подбородку. Солдат цокал от удовольствия языком, причмокивал, слизывал с пальцев стекающий на пол сок. – Яблочко отведай, вражина! – потчевал немца хитрый «гостеприимный» хозяин, пользуясь тем, что тот не понимает по-русски ни слова. – Хороши у меня на лето в саду яблоки, – белый налив прозываются. Ты таких у себя в проклятой Германии не полопаешь, знаю… У вас, у немчуры, и сортов таких нет. Дед Каллистрат

достал из кадушки большое белое мочёное яблоко, поплевал на него, потёр о рукав тулупа, протянут немцу: – Угощайся, гость непрошеный… Чтоб оно у тебя поперёк горла встало, паскуда! – Я, я… Карашо, рус. Зер гут, – закивал головой довольный солдат, взял яблоко, хищно вонзил в него крупные, поволчьи, острые зубы. Блаженно прикрыл глаза, выражая этим высшую степень восторга. Егор со Стёпкой и подсевшая к ним девчонка Наташка еле сдерживались, чтобы не прыснуть, слушая речи острого на язык старика. Сверху, оставшиеся в коридоре немцы, что-то прокричали товарищу. Тот громко пролаял в ответ, догрыз яблоко, бросил огрызок на пол и ткнул стволом автомата в деда Каллистрата, Егора и Стёпку. Указал наверх. Бабка Ангелина испугалась, подумала недоброе… С воем ухватила за руку старика: – Не пущу, Каллистратушка! Куды он тебя, окаянный? – Цурюк! – злобно заорал немец, замахнулся на бабку Ангелину автоматом. Дети в погребе заревели в голос, перепуганной птичьей стайкой прижались к матери. Наташка храбро заслонила бабушку своей грудью. Немец прошипел что-то по-своему, видимо, выругался. Подтолкнул слегка старика к

лестнице: – Шнеля, шнеля, рус! Ду бин арбайтен. Когда Егор со Стёпкой и дедом Каллистратом поднялись наверх, увидели там ещё несколько вражеских солдат в таких же замызганных маскировочных халатах, со «шмайсерами» в руках. Немцы вывели их на улицу, погнали по заснеженному кривому переулку за хутор. Туда же солдаты сгоняли и других жителей. Они стучали в двери каждого дома, тыкали рукой в грудь хозяина, махали в сторону берега замёрзшей реки Тузловки, за хутор. Если в хате были молодые ребята, выгоняли на мороз и их. Вскоре всё разъяснилось: немцы привели испуганную толпу хуторян на место недавнего боя, усеянное мёртвыми вражескими солдатами. Коегде чадили вонючими чёрными кострищами подбитые немецкие танки и бронетранспортёры. В окопах, у берега реки Несветай, и дальше – по заснеженному полю до самой Тузловки, а также на окраине хутора трупы фашистских солдат лежали вперемежку с окоченевшими телами курсантов РАУ. Немцы знаками дали понять, что всех мёртвых нужно собрать, перенести в хутор, а завтра с утра похоронить. Офицер поманил за собой несколько человек стариков и пошёл с ними на гору, подыскивать место для немецкого кладбища. Красноармейцев велел

сбрасывать в обвалившиеся окопы. Вскоре фашисты разбрелись по хутору, греться в хатах и пить шнапс. В поле остались только местные жители. – Ну что, мужики, за работу, – проговорил, поплевав в ладони, дед Каллистрат. – А куда мертвяков складывать? – спросил кто -то. – Дюже их много. И свои, и чужие… Где такое помещение найдёшь, чтоб всех уместить? – Надо пораскинуть мозгами, – сказал Каллистрат, присаживаясь на замёрзший, ледяной труп немецкого унтера с маленькой, пулевой дыркой во лбу. Принялся по своему обыкновению сворачивать козью ножку. Егор со Стёпкой Маковецким вдвоём устроились на другом покойнике, у которого осколками гранаты была разворочена вся грудь. Глубокая рваная рана была уже слегка припорошена снежком, и ребята смотрели на неё без особого страха, постепенно привыкая к необычному, не виданному раньше зрелищу. – А что тут долго мараковать, православные, – подал голос сгорбленный худощавый старик с длинными волосами, с редкой козлиной бородкой клинышком, в меховой зимней скуфейке на голове – дьячок хуторского Петропавловского храма. – Занесём убиенных воинов прямо в церковь: помещение там большое, места на всех хватит. Да и

примкнуть на всякий случай на ночь можно… А перед тем как хоронить – батюшка зараз всех и отпоёт по обряду. Остальные хуторяне с ним согласились. Принялись собирать по полю трупы и сносить в одно место на берегу реки Несветай, у Кирбитовой балки. Тела убитых солдат закоченели на ветру и лютом морозе, отяжелели. Одного покойника приходилось тащить вчетвером, а то и вшестером. Потом подъезжали пригнанные из колхозной конюшни сани, мёртвых грузили в них и отвозили к церкви, где другая партия их выгружала и заносила в притвор. Чтобы сэкономить больше места и не класть трупы штабелями один на другой, их прислоняли к стене стоя. Следующих ставили рядом, чуть наклонив назад, чтобы не падали. При этом не разбирались: свой – чужой? Было не досуг. К ночи нужно было собрать всех. Так что в церковь свозили и ставили рядом друг с другом и немцев, и русских, – ещё недавно бывших непримиримыми врагами. И вполне могло случится, что убийца стоял чуть ли не в обнимку со своей жертвой. – Ничего, все одинаково грешные души и все дети Божьи, – мелко крестил церковный дьячок и мёртвых немецких гренадёр из 60-й механизированной дивизии вермахта, бравшей хутор Каменный Брод, и погибших герой-

ски курсантов Ростовского артиллерийского училища. Егор Громов со Стёпкой Маковецким упарились, подтаскивая трупы к накатанной санями колее у крутого склона Кирбитовой балки. Тело убитого брали вчетвером: двое за руки, двое за ноги. Волокли по снегу, как мешок, – особенно, если был немец. Предварительно шарили по карманам. И хоть трупы немцев успела уже обшмонать похоронная команда, а курсантов РАУ – трофейная, попадалось кое-что и друзьям. Они нашли несколько – зажигалок, немецкие марки, шоколад в плитках. Одну тут же разделили с парнями из хутора, работавшими вместе с ними, и с жадностью съели. Две плитки припрятали, чтобы угостить в станице домашних. К концу суматошного дня Егору по настоящему улыбнулась удача: в сапоге одного мёртвого, прошитого строчкой пулемётной очереди, немецкого гренадёра он нашёл новенький парабеллум. С опаской оглянувшись по сторонам, завернул его в немецкую, камуфлированную плащ-палатку, быстро сбегал в камыши на берегу реки Несветай, закопал свёрток в глубокий снег. Разбив ногой лёд у самого берега, воткнул в лунку пучок чакана и камыша с коричневыми толстыми султанами – приметил место. Только глубокой ночью, после двенадцати

управились с делом. Приехав с последней партией в хутор, Егор со Стёпкой выгрузили тела погибших и впервые зашли в церковь. В тусклом полумраке им открылась жуткая картина: всё свободное пространство храма было заставлено мёртвыми телами. Они стояли вплотную прижавшись друг к другу: голова к голове, как прихожане во время церковной службы. Кровенели начинающие оттаивать страшные раны на телах, зияли пустые, чёрные – с выбитыми глазами, отверстия на мертвеннобледных, восковых масках лиц. Казалось, тянулись кверху скрюченные, застывшие в предсмертной агонии, как ветки деревьев в замёрзшем зимнем лесу, руки. В помещении, не смотря на сильный мороз, уже отчётливо ощущалась

специфическая трупная вонь, к которой примешивались неприятные запахи прелых человеческих ног, нестиранного мужского белья и приторный, протухший дух скотобойни. Обезумевший хуторской дьячок в расстёгнутом старом тулупе, проталкиваясь между телами у входа, совал в руку каждому покойнику тонкую свечку, пытался зажечь. Свечи выскальзывали из мёртвых, окоченевших пальцев убитых солдат, валились на пол. Вслед за ними падали и покойники. Дьячок страшно, как одержимый, хохотал в мёртвом храме, хлопал в ладоши, приплясывал. Егор со Стёпкой в ужасе пулей вылетели из церкви. В помещение вошли двое хуторян во главе с дедом Каллистратом, осторожно, под руки, вы-

вели бесноватого дьячка на улицу. В небе, зловещим, бледно-голубым ликом покойника, тускло блестела полная луна. Страшно, – предвещая скорую беду, – даже не брехали, а выли во дворах на луну обезумевшие хуторские собаки. Пьяные, хлебнувшие шнапса и русской самогонки, фрицы играли в хатах на губных гармошках и горланили бравурные германские марши. И многим в этот час стало ясно, что наконец-то пришла на Дон долгожданная новая власть. Большевикикоммунисты разбиты и в панике отступают, но жизнь продолжается… И нужно жить и приспосабливаться к новой жизни. Автор: Павел Малов

Восемнадцатая статья конституции Гармонии предписывает всем гражданам старше семидесяти лет либо страдающим тяжелыми болезнями прибыть для доживания своего века в Смертиград. Так же туда предписано доставлять тела погибших при несчастных случаях, убитых в результате войны либо преступных действий третьих лиц, а так же мертворожденных. *** Моя родина, Гармония – островное государство. Оно состоит из двух островов. Один, огромный, две тысячи километров с севера на юг и восемьсот километров с запада на восток. Его называют Гармония. В честь острова и назвали страну. Или остров в честь страны назвали. Этого уже никто не помнит. Только ученые готовы вгрызться друг другу в глотки споря по этому вопросу. Ну, на то они и ученые, чтобы глотки друг другу грызть. Второй остров – моя малая родина – Смертиград. Смертиград, черный город. В нем ничего не производят, кроме смерти. Но при этом здесь живут люди. Я, к примеру. И предки мои жили, и дети живут, и внуки будут жить. Итак, зачем Смертиград нужен, спросите вы. Отвечу, для смерти. Так уж принято в Гармонии,

что всех стариков, тяжелобольных, мертворожденных и убиенных с погибшими отправляют сюда на утиль. Да, да, вы не ослышались, именно на утилизацию. Если вы не гражданин Гармонии, вам это может показаться диким… но черт, как же вы сами смешны! Вы садитесь на пароход или дирижабль, приезжаете в Гармонию и распинаетесь про человеческое отношение к телам умерших. Мол, нельзя так! Надо иначе! Покойников надо закапывать. И начинаете рассказывать, как много полей вы отдаете под кладбища, как там красиво, и как вы любите приходить на могилки слезы лить. Ей Богу, это смешно! А теперь хотите, я расскажу, что делают с покойниками в Смертиграде? Не хотите? А я плевал на то, что вы хотите, ясно? Слушайте, я не дам вам заткнуть уши! В Смертиграде есть два порта. Через первый, северный, в город доставляют еду, одежду и прочие нужные вещи. А вот второй порт специфический. Он поставляет в Смертиград работу, а, следовательно, и жизнь. Ха, корабли, привозящие городу смерти жизнь. Но так и есть. Однажды, чиновники в столице, городе Пионе, решили, что содержать ненужные кладбища дорого, и сделали из неболь-

шой шахтерской деревушки на острове город смерти. Теперь весь добываемый здесь уголь, здесь же и использовался. Ну, немного шло на обеспечение кораблей, доставляющих грузы в порт. Но вернемся к порту. Второй порт, который на востоке острова, поставлял рабочий материал: стариков, больных и трупы. Стариков и больных отправляли в чумной район. Условия там как в канаве! Разве что дерьмо с улиц убирают и трупы отправляют на утиль. А так… жильцы там долго не живут, месяц, два. Конечно, там же кормят только хлебом и водой, а живет материал, ну, старики и больные, в общежитиях, где только старые кровати и драные матрацы. Сам Смертиград не вымер только потому, что чумной район обнесен десятиметровой стеной и персонал, что там работает, два раза в неделю поливает улицы раствором хлора. Обильно так поливает, мимо стены пройти нельзя. А я как раз живу так, что на работу и с работы мимо стены хожу. Теперь об утилизации трупов. Она состоит из нескольких этапов. Первый этап: мясорубка. Вы видели мясорубку? Обычную мясорубку. Такая железная хрень с ручкой, крепится к столу. Так вот, представьте

такую мясорубку, только размером с трехэтажный дом. Принцип тот же: сверху забрасывается мясо, то есть тела, трупы. Паровой двигатель вращает ножи, и на выходе получаем фарш. Что с вами? Вас тошнит? В тазик, в тазик! Прошло? У вас лицо немного зеленое, но ничего, привыкнете! Я продолжу? Можете не отвечать, я знаю, что вы против. Это был первый этап. Второй этап: жаровня. Фарш попадает в вагонетки и отправляется на огромные вращающиеся сковородки. Там лишняя влага испаряется, и фарш становится черствым. Его разбивают на небольшие глыбы, сгружают в вагонетки и доставляют ко мне на третий этап. Третий этап: котельная. Вагонетки пригоняют глыбы к трем котельным. Первая подает пар на мясорубку, вторая подает пар и обеспечивает жаром жаровню, а третья позволяет после смены вымыться под горячими струями душа. Ну и зимой согревает дома Смертиграда. Глыбы довольно плохо горят, поэтому приходится добавлять уголь. Получается, что покойники сами себя сжигают. Раньше тела просто скидывали в котел и сжигали, но на это уходило много времени и угля, а трупов становилось только больше. Тогда инженеры и построили мясорубку и жаровню. И процесс пошел

быстрее и веселее! Вот и все! Возьмите тазик, то вам снова не хорошо. Полегчало? Вот так и живет Смертиград. Производит смерть для страны, а страна дает ему все остальное. И зачем закапывать покойников? Когда-то я так же на работе сжег своего папашу, светлая ему память. Он до самой смерти в девяносто два года работал на мясорубке, трупы вилами в мясорубку загружал. Работенка еще та! Все тела, что доставляют с чумного района и трупы с порта, переправляют в больших бочках с раствором хлора, чтобы не заразить город. Благо, мясорубка не далеко от чумного района, а чумной район рядом с портом. Поэтому загрузчики (те, кто закидывает трупы в мясорубку), работают в противогазах и вилами. Что? Почему мой покойный папаша так долго жил? Это привилегия жителей Смертиграда: нас не отправляют в чумной район. Мы сдыхаем либо на работе, либо дома, либо... вариантов смерти в Смертиграде много. Поэтому тут работают, пока живут. Я же, как уже говорилось, работаю в котельной. Сюда вонь хлора не доходит. Но условия не лучше. Жар от котла, пар от поршня и запах. Запах от глыб. Дело в том, что эти куски когда-то бывшие людьми, довольно аппетитно пахнут жаренным мясом. В начале смены этого не замечаешь, а

когда часов пять - шесть покидаешь их и уголь в котел и в животе начинает сосать, то чуть ли не слюну на эти глыбы пускаешь. Опять тошнит? Да не отставляйте вы тазик! Но потом объявляют перерыв, и ты идешь в столовую, где тебе дают порцию каши с парой котлет. И знаете, что запах этих котлет ничем не отличается от запаха глыб. Я, как-то, пытался расспросить повара, из чего делают эти котлеты, но он молча посмотрел на меня и продолжил накладывать кашу в порции. Хрен его знает из чего эти котлеты. На вкус как из свинины. Но за суточную смену, что работают кочегары, нас кормят три раза. Да, три раза каша, пара котлет и чашка чая, что гаже кошачьей мочи. Так вот, за раз нас в столовой жрет человек пятьдесят. Потом мы возвращаемся на рабочие места, и жрать идут наши напарники. То есть, три кормежки по два раза. За раз жрут пятьдесят человек, я это уже говорил, но вы на это внимания не обращайте, я люблю повторяться. Суммарно, столовка кормит за день шестьсот человек. Если за раз съедают одну свинку, судя по количеству котлет, то за день под нож идут шесть свиной. А судя по сумкам, которые тащит домой повар, то к этому числу я бы добавил еще пару поросят. И это только кочегары! А по такому же графику, сутки через трое, работают практически все. Так что,

свиней режут поголовно. Если их, конечно, режут, а не соскребывают фарш с той же мясорубки. Ну и пес с ними, котлетами. Может они и пахнут по-другому, а у меня просто запах глыб приелся. В общем, отмахав лопатой сутки и дождавшись гудка о смене кочегаров, я отдал лопату своему сменщику и пошел в душ. Душ в кочегарни – это нечто! Никаких кабинок и шторочек. Один здоровый зал с решетчатым полом, а с потолка на шлангах висят распылители и постоянно льют. Воду включают сразу после гудка и выключают через час, в двадцать один ноль ноль. Да, смена заканчивается в восемь вечера и у меня есть целый час, чтобы помыться. У входа в душ стоит старая, местами прогнившая, корзина с мылом. Берешь кусок и идешь мыться. За день так измажешься, что иногда и одного куска будет мало. Тогда приходится орать во всю глотку: «Тетя Гера, мыла!» и ждешь, пока маленькая старушка, Гертруда Адольфовна, протолкнется сквозь толпу голых мужиков к тебе с куском мыла. Молодняк её стеснятся, прикрывая причиндалы. А она лишь насмешливо цокает языком. Дело в том, что тетя Гера за свою жизнь насмотрелась на эти причиндалы. В свое время она была известна, в определенных кругах. Среди портовых проституток до сих пор ходят ле-

генды про Неутомимую Гертруду, способную в одну ночь довести до оргазма команду целого крейсера. Правда, крейсера в порт Смертиграда не заходили аж со времен гражданской войны, когда город смерти соблюдал нейтралитет, а проститутки обслуживали всех подряд. Но и тетя Гера изменилась. От прошлого блеска и шика не осталось и следа. Она как-то приносила и показывала старые фото, некоторые из них можно смело отнести к разряду не пристойных. Кстати, кто-то тогда пару непристойных фото и спер. К тому же, профессиональные болезни давали о себе знать. Из своих напарниц по ремеслу, в живых осталось она одна. Но жизнь портовой проститутки не сахар и богатства там не сколотишь, поэтому чтобы не умереть с голоду и от хронических заболеваний, бывшая королева порта драит полы в столовой кочегарни и выдает мыло. Ну и вспоминает шальную молодость в закоулках порта, бодро выхаживая среди голых кочегаров с мылом и зонтиком в руках. Вот так заканчивается каждая смена. Помылся, потрепался с такими же, как и ты, трудягами и домой. На улице темень непроглядная, только фонари тускло светят. Вообще, в Смертиграде и днем не очень-то светло. Смог, висящий над городом, скрывал солнце и даже в самые яркие дни, в городе

был полумрак. В этом полумраке и живем. Странное дело, но социальное разделение в Смертиграде зеркальное. То есть, не совсем зеркальное, но чем дальше от золотой середины, тем больше схожестей с противоположной стороной. Сейчас поясню. В общем, Смертиград не отличается ничем от любого другого города Гармонии. Есть богатые, средний класс и бедные. Богатые – это аристократы. Вся власть и деньги Смертиграда в их руках. Средний класс – это я, ваш покорный слуга, и остальные трудяги города. Бедные – это попрошайки, проститутки и прочие отребья, живущие в грязи города смерти. Но… среди первых и последних, есть много общего. Это особенность общества Смертиграда. Первые, кого стоит упомянуть, это падальщики. Падальщики питаются, возьмите тазик, трупами. И если для падальщиков из канавы это просто способ выжить в этом мире, то для богатых падальщиков, это нечто вроде деликатеса. Первые проникают в порт и нагло грабят вагонетки с трупами, вторые же пользуются услугами посредников. То же, кстати, заработок в Смертиграде. Посредники добывают трупы, подходящие под определенные критерии. Ну, кто-то предпочитает мясо младенцев, ктото исключительно кушает девственниц… что? Опять тошнит? Держите тазик

под рукой! Кстати, эти же посредники работают на другой тип жителей Смертиграда. На денди. Их так прозвали, из-за того, что первый, официально попавшийся денди любил красиво одеваться и всегда ходил со свежее сорванной хризантемой в петлице пиджака. Его приговорили к смертной казни и, отрубив голову, отправили на мясорубку. Правда, зачем это было сделано, не ясно. Ведь денди не исчезли и бизнес не прикрыли. Да и многих денди знают практически все жители Смертиграда. Чего таиться, все свои! Да и какая разница, мертвому -то все равно, что с ним сделают. А так, хоть потешит кого-то после смерти. Так! Не надо тут в обморок падать! Нюхните нашатыря, станет легче. Им нужны трупы для… любовных утех. Да, да, есть такие люди, предпочитающие заниматься любовью с дохляками. И что самое удивительное, среди них есть и дамы. Уж как они там покойников в форму приводят, я не знаю, но, как по пьяной лавочке сказал один посредник, среди жен чиновников спросом пользуются тела юношей. Может они их, потом, едят? Ну, денди плюс падальщик. Среди бездомных такое не редкость. А что? И удовольствие и еда одновременно! Девки-то иногда отменные попадаются, а что спать с такой же облезлой из канавы? Вот и сегодня я попал на двоих таких. Уже прошел

мимо чумного района, и оставалось пару кварталов до дома, как в нос ударил резкий запах хлора. Смотрю, а под фонарем в подворотне двое отмывают девичье тело. На вид покойнице было лет семнадцать, двадцать, но девка была красивая! Округлая грудь, бедра. Только все портила вонь и голова. Точнее, то, что от головы осталось. У покойницы не было правой части и макушки. Содержимое головы так же отсутствовало, видимо при транспортировке остатки мозгов выбили. А что, с трупами грузчики не церемонятся. Кидают так, что и у целого трупа мозги вылетят, а тут так подавно. - Три! Три сильнее! - Беззубым ртом проговорил один из бездомных, усердно массируя тряпкой грудь покойницы. Видок у него был еще тот: весь с ног до головы в грязи. Его напарник, не менее чистый, полировал ей бедра. - Та тру, я тру! – Огрызнулся напарник. - Мать вашу, где вы её откопали?! – Спросил я, а сам уже держал руку на гаечном ключе за пазухой. Я его там всегда ношу, на всякий пожарный. Но сегодня господа нищие не были настроены враждебно. Даже наоборот, охотно рассказали, где добыли объект для любовных утех. - Отменная девка, да? – Начал главный, растянув рот в подобие улыбки. Наверное, она была искренней, но отсутствие

зубов делало её жуткой. – Сегодня у загрузчиков прямо с бочки вытащили. Она сверху лежала, но провонялась все равно. Эй, - крикнул он напарнику. – Ты к заднице не пристраивайся, я первый! - Удачного вечера, джентльмены! – Козырнул я и пошел дальше. Бездомные скупо поблагодарили и продолжили усердно отмывать покойницу от запаха. И знаете, что самое странное, что эти крайности – черта бедных и богатых. Средний класс такими странностями не страдает. Для среднего класса есть жены, портовые шлюхи , но не трупы. Да и с провиантом порядок. Не шикуем, как богачи, но это и к лучшему, я скажу. То еще, не дай Бог, падальщиком стану. Дом, милый дом. Точнее, квартира в старом четырех этажном доме. Это старое здание по две квартиры на этаж. Мы живем на третьем. Я, жена Эльза и трое детей. Эльза. Даже не знаю, что сказать о ней. Да, я не знаю, что сказать о своей жене. Я никогда не любил её. Честно, не любил. Это она любила меня. И сейчас, наверное, любит. А я её нет. Если бы не она, я бы до сих пор шлялся по портовым шлюхам. Но она женила меня на себе. Это было пятнадцать лет назад. Тогда она была красавицей. Но красивым девушкам в Смертиграде не место. Здесь они либо становятся

уродинами, либо шлюхами. И то, и другое от тяжелой жизни. Нет, если девушка из аристократов, то это совсем другое дело! Но Эльза была из простой семьи. Она работала санитаркой в чумном районе. Первые годы после свадьбы мы вместе ходили на работу, а после смены, я забирал её, и мы гуляли по спящему городу. Отпахав сутки, у нас оставались силы на ночные прогулки. Которые, кстати, не всегда были безопасными. А потом… потом. Потом Эльза надышалась испарений хлора, обожгла горло и долго лечилась. Она и сейчас говорит почти шепотом. О работе санитаркой можно было забыть. Когда в чумной районе мойка, для неё это сущий ад. Поэтому Эльза практически не выходит с дому, занимаясь домашними делами. Моего жалования достаточно, чтобы прожить. - Привет! – Усталым голосом произнес я, обнимая свою Эльзу. Я всегда так говорю, «моя Эльза». Потому что в день свадьбы, она обняла меня и сказала: «Теперь я твоя». Поэтому, она моя. Моя женщина. На милом сердцу лице стали провялятся морщины, а каштановые волосы слегка тронула седина. И это только в тридцать три года. Болезнь дает о себе знать, даже если врачи вытащили тебя с того света. - Тише, детей разбудишь. – Тихо произнесла она. Громче не могла, из-за обожженного горла.

– Ужинать будешь? - Нет, - покачал головой я. – Нас сегодня кашей закормили, двойными порциями. Поэтому, давай спать. - Давай, - устало ответила она. Спать. Сон, высшая награда. Это невозможно передать словами. То чувство, когда голова касается подушки, глаза закрываются и сладостная тяжесть наваливается лавиной, унося в мир снов и грез. Первый день после смены я отсыпаюсь до полудня. Работа в кочегарне очень утомляет, поэтому после сна, я ем как вол. Каша и неизвестные котлеты ничто, по сравнению со стряпней Эльзы. Жаркое из кролика с овощами. Нежное мясо кролика просто тает во рту с мелко нарезанными овощами. Рыбная запеканка с грибами. Сначала идет слой шампиньонов. Если мелкие, то целиком, если крупные, то порезанные дольками. Далее слой рыбы, а сверху все обильно притрушено тертым сыром. Сыр плавится в печи и образует единый желтый пласт. А на вкус это пальчики оближешь! Это наш семейный обед. Я, Эльза и наши сыновья: Альзак, Томми и Мартин. Альзаку уже тринадцать, Томми семь, а Мартину всего пять. Альзак еще помнит, когда мама звонко смеялась, а вот Томми с Мартином нет. Поэтому он иногда рассказывает им, какая мама была раньше. Сейчас, конеч-

но, она так же красива, но из-за болезни, больше не слышно её звонкого смеха. Эльза очень любит, когда я хвалю её стряпню. Это одна из немногих радостей в её жизни. Другая будет завтра, а сейчас мне надо идти. Такая традиция, что мы компанией кочегаров собираемся в портовом баре и разговариваем обо все и ни о чем. Простой мужицкий треп о женщинах, политике и выпивке. Бар у входа в порт, грязное местечко. Кто его тут построил – не известно. Это было так давно, что уже мало кто этого помнит. Вроде, это был склад когда-то, но потом помещение отдали под бар. Как, зачем и почему не понятно. Здесь всегда воняет хлором, тухлятиной и йодом. Почему кочегары бухают именно здесь? Потому что здесь кочегаров уважают. И если в какой-нибудь городской забегаловки нас за пьяный дебош выпрут к чертям или, чего хуже, отдадут жандармам, то тут ничего, можно и пару столов сломать и морду другую набить. Столы все равно на помойке найдены и абы как сколочены, лишь бы не развалились. А морды и битые придут побухать. Этот портовый бар и названия не имеет. Вывеска у входа гласит, что здесь дешевая выпивка, дешевые шлюхи и дешевая смерть. Последнее, кстати, тут периодически

случается. Но не часто, что и радует. Сегодня мы собирались как всегда вшестером. Я, Свейн, Клаус, Шорт, Кевин и Ираклий. Это наша небольшая компания, которой мы ходим выпивать в первый выходной. Раньше нас было пятеро, но недавно к нам присоединился Свейн. Ну, меня вы знаете, а про остальных лучше рассказать. Свейн самый молодой среди нас. Ему всего двадцать. Поэтому он маленький, на голову ниже меня и щуплый. Всегда ходит в рубашке, брюках и жилетке. Правда, с револьвером за пазухой. Как его занесло в котельную, уму непостижимо. Он столяр от бога! Я давно хотел заказать у него себе шкафчик на кухню. Старый достался нам от родителей Эльзы, светлая им память, а он тогда уже свой век доживал. Сейчас это сплошная катастрофа. Я его уже и латал, и подпирал и что только не делал с ним. Хотел было купить новый в магазине, так там они как штампованные на скорую руку, плевком развалить можно. А Свейн сделает быстро и качественно. Клаус. Из нас шестерых он самый странный. И самый здоровый. Он на две головы выше меня и вдове шире в плечах. Клаус помешан на религии. Он каждую неделю ходит в церковь. Если, конечно, не на смене. Слушает проповеди и потом рассказы-

вает их своему напарнику Шорту. Того это раньше раздражало, потом было безразлично, а сейчас, как он сам говорит, забавляет. Но про Шорта поговорим потом. Клаус, не смотря на свою, как бы, веру, безбожно пьет. Виски хлещет бутылками. Он как-то по пьяной лавочке, наслушавшись проповедей, решил освободить шлюх. Они посмеялись с него, а он зарекся больше не иметь дело с ними. Правда, не долго он так ходил, в следующий наш поход в бар, он снял себе шлюху и целый вечер пересказывал ей проповеди священника. Бедная девочка с отрешенным видом слушала его, а через несколько часов, спросила: «Ты тра**ть меня вообще будешь?». Тогда Клаус призадумался и пьяным языком сказал: «Пошли!». Не поверите, я никогда ранее не видел проститутку такой счастливой. Шорт. Он внешне похож на Свейна, только лет на двадцать старше. Да и талантами не блещет, а вместо револьвера носит нож. Сам он любитель выпить и пройтись по шлюхам, хоть и женат. Я после свадьбы ни разу по шлюхам не ходил. Не верите? Но это правда. Я не буду сейчас распинаться про верность и все такое. Если вы привыкли ходить на лево, когда вас дома верно ждет жена, вы меня не поймете. И я не хочу, чтобы мои слова вы же использовали против меня.

Кевин. Если посмотреть на него, то вообще не поймешь, как его занесло в кочегары. Если у Свейна талант к плотничеству, то Кевин просто внешне не похож на работягу. Ему бы камзол, чистое пенсне и вылитый ученый или аристократ. Но он носит потертую куртку, драную рубашку и старые штаны на подтяжках. Правда, у него есть талант. Все шлюхи от него без ума. Он этим делом может часами на пролет заниматься. И самое интересное, у него есть жена, которая сама не против, что бы он ходил на лево. Ибо, за***л он её уже. Поэтому этим его походам после смены она только рада. Ираклий. Горец, он и есть горец. Всегда надменный, но при этом дружелюбный. Вспыхивает как порох, если что, но очень справедлив. Чувство справедливости у него обостренное. Сам Ираклий высокий и тощий. Как он умудряется кидать уголь сутками в котел неизвестно. Но он кочегар. Вот такой компанией мы собрались и сегодня. Просто сидели, пили, шутили. Шорт и Кевин, как всегда сидели в обнимку со шлюхами. Свейн, по молодости лет, засматривался на полуголых девиц, но не снимал их. У него есть невеста, милая девушка Анжела. - Кевин, ты снова достал свою жену, что она тебя к шлюхам выгнала? – Улыбаясь, спросил Шорт.

- Да, все надеюсь, что в одни прекрасный момент нашего соития, она отдаст душу Богу, но эта карга все живет и живет! – Радостно ответил Кевин, от чего шлюхи рассмеялись. Свейн сдержано улыбнулся. Я его понимаю. Ингрид, жена Кевина никак на каргу не походила. Даже наоборот, была довольно симпатичной женщиной. - А ты, Свейн, когда под венец пойдешь? – Поглаживая проститутку по бедру, еле скрывающимся за внушительным разрезом юбки, поинтересовался Шорт. - Да так, скоро. – Уклончиво ответил Свейн. Ему не нравились эти разговоры, и он рад был сменить тему. Поговорить, хотя бы, о политике. Но у нас уже заканчивалась пятая бутылка виски и на политические темы как-то не тянуло. А вот о бабах – всегда пожалуйста. - Ай, Шорт, что ты мальчишку трогаешь! – С легким акцентом начал Ираклий. Клаус уже давно спал мордой в пустую тарелку. Проститутка, которую он снял, тихо положила деньги назад, взяв немного комиссионных и зажималась уже с другим в углу бара. - Пора мальчишке взрослеть. – Поддержал Шорта Кевин. - Да ладно! – Отмахнулся Ираклий. Свейн сидел тише воды, ниже травы. – Что он в своей жизни видел? - Пи**у своей дев-

ки, наверное, не видел. – Нагло заявил Кевин. Шлюхи поддержали его дружным смехом. А вот Свейн не выдержал. Парень вскочил так, что стул отлетел на добрые пару метров и вписался в зад какой-то шлюхи, работающей ртом прямо под столом. Такой толчок понравился её клиенту, а вот ей нет. Кашляя и брызжа слюной (а может и другой жидкостью), она вылезла на свет божий и собиралась открыть свой поганый рот на Свейна, но увидев в его руке револьвер, неловко икнула и полезла обратно под стол заниматься своими прямыми обязанностями. - Эй, эй, парни!Мгновенно среагировал Ираклий. – Давайте без крови! - Кевин, - задыхаясь от ярости, произнес Свейн. – А ну извинись, сучий ты потрох! Я схватил Свейна за правую руку, стараясь вывернуть её вверх, пусть уж в потолке дырок наделает, чем в придурке Кевине. Посетители и официанты на нас практически не реагировали. Так, мимолетно глянули на петухов и все. Здесь такое не редкость, поэтому обращать на это внимание может только молоденькая неопытная шлюха, которая забилась сейчас под стол и отрабатывает свое жалование. - Ты со словами-то поаккуратней! – Возмутился Кевин, а Шорт уже

потянулся за ножом. Но тут снова вмешался Ираклий, со всей дури врезав в морду Шорт. Тот полетел кубарем по кабаку, сметая несколько столиков. Сидевшим за ними пьяным мордам было фиолетово, кто все затеял и они с бранью, начали избивать Шорта. И тут проснулся Клаус. С диким рыком он, еще толком не разодрав заспанные глаза, кинулся на Кевина и Ираклия. Я же, подхватив Свейна, дал деру. - Вот какого они начинают?! – Уже на улице спросил Свейн. Парень был взбешен и это понятно. - Не обращай внимания. – Махнул рукой я. – Завтра они и забудут, что говорили тебе. Завтра они будут отсыпаться и вспоминать, откуда у них эти синяки, а то, что они нахамили Свейну забудут к чертям! А у меня завтра семейная программа. С самого утра мы отправились гулять всей семьей в парк. Да, представьте себе, но в Смертиграде есть нечто напоминающее парк. Если конечно три ряда по десять деревьев можно назвать парком. Но детям нравится, особенно Томми и Мартину. Альзак уже не в том возрасте, когда интересно с мелюзгой. Ему бы с такими же как он в тихую покурить и попробовать портвейн. А тут с родителями и младшими братьями таскаться.

- Я так счастлива, Марк. – Эльза сильнее сжала мою руку, когда мы неспешно прогуливались по аллеи. Альзак увлечено рассказывал Томми и Мартину о новом паровом двигателе лорда Мауриция. Я особо не интересуюсь новинками в технике, у нас этого все равно ставить не будут, а Алзаку это очень интересно. Он с таким интересом рассказывал о новой конструкции поршней. Счастлива. Удивительно, я смог сделать счастливой женщину, которую не люблю. Нет, конечно, я уважаю её, ценю, но не люблю. Просто не люблю. Я просто её и все. Да и какая, по сути, разница, чей я. Её или какой-то шлюхи? Но, знаете, разница есть. Может это и есть любовь? Честно, я верю в любовь, только глядя на свою жену. Вспомнить вчерашний вечер, где там любовь? В том грязном баре, среди проституток разве может жить любовь. Или здесь, в пределах города смерти. Город, дающий Гармонии смерть. Я с ужасом думаю, что Эльза покинет этот мир раньше меня. Нет, уж лучше я первый отправлюсь на мясорубку. Без неё я, наверное, сопьюсь. А она без меня? Без меня она с ума сойдет. Нам нельзя терять друг друга. Вот так в милых семейных традициях и прошел этот день. Третий день моего отдыха был занят домашними хлопо-

тами. Вот и вся жизнь. Работа, дом, пьянка, прогулка, быт. И так по кругу. Все так приелось, что даже нет желания менять. *** - Уверен, что не поздно? – Неуверенно спросил Свейн. – Уже почти девять вечера. - Все нормально! – С улыбкой ответил я. – Ты только замеры сделаешь по старому шкафчику и все. Мы же не бухать идем. - И то верно! – Улыбнулся Свейн. Сегодня, во время обеда я договорился с ним, что он сделает мне шкаф. Давно пора эту рухлядь определить на свалку! Эльза только рада будет. О цене договорились. Он хотел завтра с утра, но я объяснил, что с утра я сплю, а потом… потом у нас попойка в порту и вряд ли кто-то что -то вспомнит. Поэтому мы шли сейчас, после смены. Свейн сказал, что смастерит его за два дня и к следующей смене шкаф будет готов. Проворный он парень, Свейн. Все на свадьбу копит. Конечно, жалование кочегара не копеечное, но и свадьба дало затратное. Сегодня бездомных с голым трупом девицы в подворотне не было. Интересно, куда они дели труп? Съели или выкинули обратно в бочку? Хотя, мне какое до этого дело? - Подъезд у вас не освещается тоже? – Спросил Свейн, когда мы, спотыкаясь, поднимались к

моей квартире. - Вообще-то, освещается. – Я зажег спичку и поднес её к лампе. Та была разбита. – Вот суки. - Разбили? – Поинтересовался парень и сам же ответил на свой вопрос. – Бывает. Мы поднялись на этаж, и… дверь моей квартиры была приоткрыта. Сквозь щель был виден слабоосвещенный коридор. - Эль... – хотел крикнуть я, но Свейн положил мне на губы свои пальцы. - Тише. – Шепотом произнес он, доставая револьвер. – У тебя гости… не прошенные. Чувствуешь? И только сейчас я учуял странный запах. Смесь пота, грязи и хлорного раствора. Бездомные! Мы осторожно вошли в квартиру. Свейн шел впереди с револьвером, я же сзади с гаечным ключом. - Кто это? – Тихо спросил он, с ужасом глядя вперед. Я выглянул изза его плеча и обомлел. В прихожей лежала Эльза. Её серые глаза смотрели прямо на тускло горящую лампочку. А белый паркетный пол покраснел от крови. Серое платье потемнело в районе живота. А юбка была разорвана, ноги были раздвинуты и бурые пятна под ними размазаны, как будто там ктото долго ерзал туда-сюда. - Эльза… - так же тихо ответил я. Эльза. Я кинулся к ней. Свейн,

предусмотрительно выхватил из моих рук ключ. Она лежала и не двигалась. Я упал перед ней на колени и пытался поднять голову, но она не реагировала. Она просто смотрела вперед и все. - Эльза… что с тобой? - Она мертва, Марк. – Тихо ответил Свейн. Я посмотрел на него, и он стал расплываться перед глазами. Фигура стала не четкая, такое ощущение, что я смотрел сквозь воду. Слезы. Это были слезы. В комнате послышалось шуршание, и Свейн резко рванул на себя дверь, ведущую в комнату. Там, спиной к нам стояла темная облезлая фигура и рылась в комоде. Свейн вернул мне ключ и, кивнув, медленно направился в комнату. Вот эта сука, что убила Эльзу. Я мгновенно подскочил и бросился в комнату. - Тебе пи***а, суч**а! – Заорал я размахивая ключом. Фигура обернулась, и это был тот бездомный, что отмывал обезглавленный труп девки в подворотне. В два мгновения я оказался возле него. Он попытался что-то прошепелявить беззубым

ртом, но я одни ударом снес ему пол черепа. Точно так же как той девке, которую он мыл. Мне даже на мгновение показалось, что передо мною не вонючий бездомный, а та голая девица. Но только на мгновение. - Марк, в доме есть еще кто-то? – Спросил Свейн. Он, на удивление, оставался спокойным, даже после увиденного. - Дети!- воскликнул я. Из детской как раз выскочил второй, с окровавленным ножом в руках. Только не мальчики. Я крепче сжал ключ, но… раздался треск, еще один, третий, и бездомный как-то странно закачался из стороны в сторону, а потом, выронив ключ, обмяк и упал на пол. Свейн держал на вытянутой руке револьвер, дуло которого дымилось. - Спасибо. – Сухо произнес я и кинулся в детскую. Там, в темноте, сидели мальчики. Альзак закрыл собой Томми и Мартина и держал перед собой стул наперевес. - Папа? – Срывающимся голосом спросил он. Я бросил ключи и обнял своих мальчиков. - Что там, где мама? – Спрашивал Аль-

зак. Я оставил Мартина и Томми, взял за руки Альзака и сквозь слезы сказал: - Мама ушла. Понимаешь? Он бросил быстрый взгляд на ничего не понимающих Томми и Мартина и, кивнув, ответил: - Понимаю. – После этого он обнял меня. - Я вызвал жандармов. – Произнес Свейн, стоя в дверях с револьвером в руках. *** Уголовный кодекс Гармонии разрешает охранять свою жизнь, жизнь своих близких и неприкосновенность жилища и своего имущества любыми средствами. Вплоть до физического устранение преступника. Поэтому ни мне, ни Свейну ничего не было за убийство этих тварей. Даже наоборот, Свейна наградили медалью почетного жандарма, за помощь в спасение трех жизней. Мне, как вдовцу, выплатили положенные двадцать три оклада. Но зачем мне это? Я говорил, что не люблю Эльзу. Я врал. Я люблю её. Только сейчас, потеряв её, я понял, насколько сильно я люблю её. Знаете, это как будто внутри все оборвали. Взяли и вырвали все, что у тебя внутри. И оставили пустоту.

С Эльзой мы попрощались в морге. Она лежала с закрытыми глазами, накрытая простыней. - Мама спит? – Спросил Томми. - Да, сынок, мама крепко спит. – Ответил я. Альзак нервно отвернулся, но я не могу сказать Томии и Мартину, что Эльзы больше нет. На прощании были все. И Свейн с Анжелой, и Шорт с Кариной, женой своей, и Кевин с Ингрид. Клаус и Ираклий, как не женатые, стояли в стороне. Они, конечно, соболезновали мне, но их соболезнования не вернут мне Эльзу. Мне… нам! Я теперь один у своих мальчиков. Альзаку пришлось так рано повзрослеть.

Там мы прощаемся. В морге. Потом её тело отправили на обработку и на мясорубку. Я не хотел представлять, как мою Эльзу с кучей других трупов перемалывает в мясорубке. Следующую смену я с трудом отработал, мне мерещилось, что в каждой глыбе я вижу Эльзу. Возможно, в каком-то из этих жутких кусков и была она. Кто знает, я никогда об этом не задумывался. Даже когда отца отправил в котел. Когда-то он отправил так же мать. Это и есть обратная сторона идеального общества Гармонии. Там, за морем, эти снобы создали свой идеальный мир, отгородившись от всего прочего.

А мы… мы и есть это прочее. Мы – жители Смертиграда, которым суждено отправлять в утиль гниющие тела этих снобов, своих родственников. Да что там, перечислять их! Всех жителей Гармонии! Всех! Идеальных членов этого общества и тех, кто не вписался в эту гармоничную систему! Мы всех перекрутим в фарш, зажарим и сожжем в котле, чтобы перекручивать и жарить снова и снова, снова и снова, снова и снова, и снова. Изо дня в день, из часа в час. Потому что мы, обратная сторона Гармонии. Автор: сандр Маяков

Алек-

1. Голос твій м'який, і такий на слух усім приємний Навчився говорити слова, які вуха вабили. Та цей голос твій, яким ти оволодів так досконало Не вмів лише одного напівтону узяти, де життя. Чому ж голос твій не мав життя? 2. Посмішка твоя раділа лише успіхам у роботі. Ти йшов попереду, ніби когось переганяючи. Твоя робоча посмішка, на яку усі завжди чекали Чомусь ніколи на вустах твоїх сама не блукала. Чому твоя посмішка не блукала? 3. А ще очі твої ніколи не світилися закоханістю. І хоча ти для усіх був найліпший усе єдно Очі твої, примружені сумом, були тьмяними. Чому так стало в твоєму житті? Ніхто не знає. Чому твої очі були тьмяними.

4. Але Бог таки є на небі, що бачить твої старання, Як намагався ти бути найліпшим, хоч серце мовчало. Чому серце мовчало, крізь усі намагання кохати? Те тільки Бог знає. Але тепер усе стало інакше. Ніби те саме, але вже інакше. 5. Ніби те саме у тебе в житті, що і було досі. Але околишнім тепер тебе уже тяжко впізнати. Що таке побачили твої очі, що тепер замріяні? Що таке торкнулося твого серця, що ти ніби літаєш? Посмішка на вустах сама блукає. 6. Світ заінтригований, вловивши твої переміни. Певно, в тебе тепер є якась таємниця? Признайся. Може, ти знайшов скарб, і тепер ти багатий? То мусиш чвертину віддати державі, чи не так? Ні, певно, скарб неподільний. Автор: Братислав Либертус Песенник

B 6 #/ #/ # : > 6 D #4Q( 4 $8 6 # B 6 76 3 # $1 4 Q K 8 6 # - 4 * 1 K Q 6 # R / >0/ 6#4 Q 6 # D / P 8 Q 6 #

+ # -6