№42 (сентябрь 2015) by PS литературный журнал

42 2015

! !

Сентябрь месяц сбора урожая и подведения итогов лета. Время поэтов, английского сплина и русской хандры, чая с корицей, теплого пледа, дождей и мечты. Время возвращения домой. Это уже классика, традиция осени. Под усиливающийся северный ветер была дописана Александром Маяковым фэнтези-сага «Летописи Межмирья», произведение составило шесть книг. С чем мы и поздравляем Александра. За лето у нас возросло число публикуемых авторов, а также и число читателей увеличилось. Рубрика «Литературный сериал» как всегда популярен и разнообразен. В этом номере вы снова встретитесь с полюбившимися героями. Звания «Лучшее произведение номера» в этот раз удостоилась Хиль Де Брук. Берите с собой имбирный чай и приятного чтения! ВНИМАНИЕ!!! Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена. ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции.

При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернет-издание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

" # $ %

(

) *- *- * "

, -* . / 0* 1

3 / 0* 1

4 % % / 0* 1 " 1

1 %. 2 3 ,

, 3 1 )% , 1 3 .

N9:;< =>>?>@ A / 1 B*

A9DEF / 1 B*

/ 1 B*

21-1 . , 1 G % 1 4 1

H 1 I % " -

J ,

, $ ,

, 3 I % " -

" % 3 # I % " -

K 3 4 % I % " -

K ) ) I % " -

" - * -

I L , / B 1M- 1

K, / G -

B ) 3 1 N ) )

K N ) )

A 3 ) 1 68 / G - ,

% # -3 !..

K 3 , , L 3 1 4

( 3 3 1 4

%L 1 3 1 4

(

R , 3

0* $

102

( # 1 , 110 S N B ) *3

B ) , L - % 3 119 K 3$ 4 / $ - G )

124

I , - G )

126

K - G )

128

K T

% 1 L

130

P* - , *% T*

132

, % * N "

138

" *3 )

141

2 / R 1

145

P , 3 N3 / "

152

G % I P 1 L. A *, ) ) 3

159

% 165 "

% B S - N 171 / G - B N 3. S* ' 4 *

185

Уйду в лес по неведомым тропам Я туда, где молились мы встарь, Сбросив с сердца пустые заботы; А мне в спину прошепчут: «Дикарь!..» Поклонюся ручью на опушке, Распущу я на ветер власы И вернусь к моей старой избушке, По траве пройдусь я босым. Мне неведомы ваши отрады В этих пыльных, сырых городах, Там, где в ночь не видать звездопадов, И лишь горький всё дым на устах… Где сжимают в бетонных оковах Одинаковой цепью домов, Где ночные огни меня снова Караулят из разных углов. И мне тьмы не хватает ночами, И солнца мне днём не видать; Не держите пустыми речами, Уж теперь я готов убежать. Мне роднее ветра полевые, Чем зловонная, душная гарь; И уйду я в чертоги лесные, А вы крикнете в спину: «Дикарь!..» Ну и ладно, дикарь, что ж такого? Не обидите этим меня. Присмотритесь к своим вы оковам, Пока вольно бреду я в леса. Автор: Яна Клыкова

Холод стужий, ветер воет, Снегом ноги оплетая; Мутью белой покрывает Мою кожу… Замерзаю. И прозрачною водою Не струятся больше руки – Гибкость льдом мою изломит На холодную разлуку. Обнимает стужа туго, Серебрит гладь водяную; И прозрачные изгибы Синий иней обрисует. Обесчестит меня холод, Скользким змеем обвивая, Нежеланным мужем станет, От весны меня скрывая. И целует крепко в губы, Истощит тем мои силы… Тешься! Ведь совсем немного До рождения Ярилы. Расплету ручьями косы, Зажурчат они окрестью, И отступит лютый холод Под мою весенью песню! И, снося зимы оковы, Гибки руки развожу я, И под светлым колом сброшу Злые чары ворожья! Автор: Яна Клыкова

Представляла ли ты вместе нас, Когда узнала, что чувствую я? Представляла ли ты, как пою тебе песню, На гитаре играя у большого костра? Представляла ли ты, как мы с тобой Под полной луною танцуем? Представляла ли ты, как под летним Дождём тебя в губы целую? Представляла ли ты, как в салоне Мы выбираем обручальные кольца? Представляла ли ты, как на нашей свадьбе Собрались все приглашенные гости? Представляла ли ты, что мы с тобою – Теперь одна большая семья? Представляла ли ты нашу машину, Припаркованную возле крыльца? Представляла ли ты, как беру твою руку, После кино, возвращаясь домой? Представляла ли ты, как разделяю в постели Завтрак горячий вместе с тобой? Представляла ли ты, как забочусь, Когда ты простудой болеешь? Представляла ли ты, как машу из окна, Когда утром ты на работу едешь? Представляла ли ты, как на курорте Мы с тобой вдвоём отдыхаем? Представляла ли ты, как зимою холодной Мы под пледом тёплый глинтвейн попиваем? Представляла ли ты, как играют В песочнице наши детишки? Представляла ли ты, как в парке читаем, Уже старики, друг другу разные книжки?

В душе я надеюсь, что да. Но всё-таки, думаю, нет. Если ты когда-нибудь это прочтёшь, При встрече, прошу, дай мне честный ответ. Автор: Морковь Харитонова

Паровозик Чу-Чу-Чу Простоял всю ночь в порту. «Что ты делаешь, чудак?» - Появился катер Бряк. «С детства плавать я мечтал.» - Паровозик отвечал. «Твоё место на вокзале!» - Рядом яхты закричали. «Нет мотора! Лишь колёса! Ни кармы, ни толком носа.» «Ты давай езжай к себе! Хватит думать о воде!» Всеми днями Чу-Чу-Чу: Днём - вокзал, а ночь - в порту. И однажды паровоз Решил остаться без колёс! Поменял детали он На большой-большой мотор. Паровоз на воду встал И к мечте своей помчал. И тогда все корабли В миг раскрыли свои рты.

Чу-Чу-Чу умчался в даль, Как всегда того желал! Мораль сей басни такова: Если ты мечтал о чём-то, То не нужно «ох» и «ах». Помни: всё всегда в твоих руках! Автор: Морковь Харитонова

Все пишут и пишут… Все жаждут совета, Как будто меня кто учил мастерству, Увидев в душе сиротины поэта, Кем я, средь немногих, давно уж слыву. Хоть с виду таков, как и все остальные – Быть может лишь горечи больше во мне, Чем вдоволь года опоили шальные, С полынью-травой в суррогатном вине. Все пишут… стремясь объегорить природу, Не в силах усвоить баналь неспеша: Коль что не дано человеку от роду, То сонмы советов не стоят гроша! Автор: Альберт Жуков Черный

Я себя не жалел, я себя не щадил, При работе на полный износ, На пределе недюжинной воли и сил, Часто ставя свой рок под вопрос: «Ну зачем это мне? Брошу все и уйду, На хлеба, без усилий, в тени, Чтоб не чувствовать эту стальную узду, Что оковам тяжелым сродни».

Ну уйду! А что скажут потомки потом, Дескать батя сыграл, как слабак, Придавил русака на подъеме крутом, Вместо стольника дав нам пятак! Как же после, тогда, встречу взгляды детей, Ведь не их я бросал, а жену, Вместе с пыткою гнета, в неволе своей, Что балластом тянула ко дну! Да, непросто влачить этот крест много лет, Не для слабых фортуны оскал, С бесконечной чредою стотонных побед, Усмиряя свирепый металл. Заодно и в себе – дух бунтарский в крови, Той надеждой, что тлела всегда, Что потомки одарят меня, виз-а-ви, Теплым взглядом за эти года. Но увы! – не сбылось, хоть и думал о них. Все пустое, - как сам результат: Ни звонка, ни улыбки, ни знаков других, Лишь сплошной эгоизма парад! Автор: Альберт Жуков Черный

Есть Бог – Всевышний: сотворитель мира, Непостижим – для тех кто при уме, Ему чужды: порфиры, вязи клира, Ну, а тем паче – буква реноме. В чем преуспели в ризах «тараканы», Богов штампуя, словно гончара, Чтоб набивать бездонные карманы, За их догматы, звоном серебра. В тот, час, когда искони наши боги – Отец и мать, в бытийной кутерьме… А кто не внял их святости… в итоге, Тот, явно, далеко не при уме! Автор: Альберт Жуков Черный

1. "Роковое число 23", реж. Джоэл Шумахер Интересный сюжет держит в напряжении весь фильм от начала и до конца. Смотрится на одном дыхании, от этого фильма не хочется отрываться и заедать сюжет бутербродами или чем-то еще. Ты как будто сам проскальзываешь в его

реальность. К тому же в фильме играет Джим Керри. Сильные драматические образы получаются у него не хуже комедийных. 2. "Век Адалин", реж. Ли Толанд Криген История о жизни девушки Адалин, которая родилась в начале XX века. Она живет на свете больше века и не стареет. Ей прихо-

дится время от времени менять место жительства, работу, бросать людей, которые стали ее друзьями и которых она полюбила. Фильм очень красивый и трогательный. Его приятно смотреть, этот фильм отдых для эстетов. К тому же в нем тонко показаны грани отношений между людьми, и то, что

порой нам просто нужно остановиться и стать смелее, чтобы принять то, что дает судьба. 3. "Унесенные ветром", реж. Виктор Флеминг Тут без комментариев! Потрясающий фильм. Кстати, раньше мне очень нравилась Скарлетт, а Мелани я считала серой мышкой, слабой и неприспособленной к жизни. Но пересматривая фильм не так давно (книгу тоже перечитываю время от времени), увидела Мелани совсем другой. Она не

слабее Скарлетт, а в чем-то даже сильнее. Скромная Мелани очень сильная и смелая, она говорит людям правду и никогда не меняет своего мнения о человеке, даже если того требует большинство. А в трудную минуту у Мелани для каждого найдется душевное тепло и понимание. 4. "Офицеры" реж. Владимир Роговой Фильм о целой эпохе России, показанный на истории одной семьи. Действия картины развиваются в период с 1920-х по

1960-е годы. Думаю, что лучше этот фильм смотреть, а не говорить о нем. Лучший из советских фильмов. 5. "Убей своих любимых", реж. Джон Крокидас Фильм, сразу скажу, на любителя. Основан на реальных событиях, которые свели вместе трех писателей бит-эпохи Керуака, Гинзберга и Берроуза. В фильме точно передано настроение послевоенного времени, поиск молодых писателей себя, революция разума и чувств, высвобожде-

ние запретного. Фильм достоин внимания, хотя бы для общего развития. Ну а любители насладятся. 6. "Терминатор" и Терминатор 2", реж. Джеймс Кемерон Обойти стороной героев моего детства я не могла. Оба Терминатора классика фантастического боевика. Все последующие можно смело назвать жалкой пародией и попыткой заработать деньги, большие деньги. Что есть у последующих «Терминаторов»? Там много спецэффектов, эффектных сцен, но такое чувство, что в погоне за зрелищно-

стью создатели потеряли смысл, который был в двух первых картинах. Линда Хэмилтон для меня единственная Сара Коннор. Арни - Терминатор. Эдвард Ферлонг – Джон Коннор. 7. "Бойцовский клуб", реж. Дэвид Финчер Очень хорошая экранизация Чака Паланика. Бунт против системы, общества и самого себя. В каждом из нас сидит Тайлер Дерден, главное ему много воли не давать. И также этот фильм рассказать вам может только Паланик, так что читайте книгу,

смотрите фильм. 8. "Все о моей матери", реж. Педро Альмодовар Альмодовар мастер провокационного кино, за это мы его и любим. Но если вдуматься и на минуты откинуть все те правила которые нам навязывает общество, скинуть с глаз шоры и обратить внимание, то Альмодовар снимает кино о жизни, о той ее стороне, которую мы не хотим видеть. Или отрицаем, или ненавидим. А чаще всего не замечаем. История, показанная в этом фильме поражает разнообразием

героев, характеров, ценностей. И у каждого героя своя история, тайна, свой путь. Их жизни их выбор, и это постоянная борьба с собой, с обществом и стереотипами. 9. "Мой ангел", реж. Серж Фридман Я бы назвала этот фильм артхаусным. Европейское кино отличается от американского и от всего остального. Оно переполнено образами и чувствами. В жизни Колетт все не так как она хотела бы. Но вот волею и насмешкою судьбы в ее жизни появляется Билли... Ах, да Колетт проститутка, но она мечтает о ребенке и тихом семейном счастье. А Билли просто потерялся в

этом мире. И в какой то момент даже не знаешь кто чей ангел: Билли для Коллетт, или же Колетт для Билли. Не знаю почему, но мне врезался в память вопрос, который задал Билли Колетт о ее любимом человеке: "А он тебя сильно ждет? Или чуть-чуть ждет? Или совсем не ждет?" 10. "Криминальное чтиво", реж. Квентин Тарантино За что я люблю Тарантино? За черный юмор, цинизм и веселые фонтанчики крови. Мне нравятся многие творения Тарантино, но я выбрала "Криминальное чтиво". Потрясающий

фильм. С харизматичными персонажами и философскими мыслями. Да, Квентин умеет смешать и юмор, и цинизм и фразы, бьющие по голове в один бесподобный коктейль и украсить все это кровушкой. 11. "Завтрак у Тиффани", реж. Блейк Эдвардс Красивый и романтичный фильм. Прекрасная Одри, Нью -Йорк.... Это также фильм для эстетов. Он радует глаз и греет сердце. А также, как во всех милых фильмах, Холли Голайтли находит свою любовь, принимает себя такой, какая она есть. Автор: Nadin Reeves

Здравствуй, бог, это же я пришёл, И почему б нам не напиться? Я нашёл, это же я нашёл, Это мой новый способ молиться. Агата Кристи. Молитва. Я лежу на кровати лицом вверх и смотрю в потолок. Я не вижу, но знаю, что сейчас над крышей моего дома нависает багровое закатное небо. За ним начинается космос, и где-то там, за миллионы километров отсюда, в вечной черноте пространства обитает бог. Так, по крайней мере, думали первые христиане. С тех пор, правда, человечество успело обзавестись непомерно большими мозгами, как точно подметил Курт Воннегут. Благодаря им, мы узнали, сколько химических элементов содержится в периодической таблице, сколько букв насчитывается в разных алфавитах, и с колько стоит насильнику и убийце избежать заслуженной пу-

ли. Мозги также объяснили нам, что бог – это энергия, его не обязательно искать в небе, он повсюду. Поэтому, когда мои глаза устают смотреть вверх, я перевожу взгляд на проём окна. Закатные лучи пробиваются сквозь толстое стекло, за которым тысячи людей спешат по своим тысячам дел, и в каждом из них живёт частица божественного духа. Так тоже полагали первые христиане, хотя мне кажется, что количество уверенных в этом изрядно уменьшилось в наше время. Внезапно что-то движется во мне, быть может, под влиянием выпитого за день, я размыкаю запёкшиеся губы и говорю богу «здравствуй», я говорю ему «салют» и «привет». Он молчит, наверное, потому что его нет, впрочем, я и не жду ответа. Мне не нужно в муках рожать детей, не нужно проводить бессонные ночи у постели больной жены, поэтому я могу позволить себе немного порассуждать

о несовершенстве человеческой природы с богом, которого нет. Я могу поговорить о двух противоборствующих сущностях, на которых зиждется бытие, и о третьей, неизбежно их примиряющей. Так было, есть и будет, хотя всегда найдутся и те, кто станут утверждать, что светом нашим правит только Любовь Всегда так будет, Те, кто нас любит, Нам рубят крылья И гасят свет. А где-то космос Считает звёзды, А звёздам счёта Навеки нет. Агата Кристи. Извращение. Они же говорят, что все души приходят в мир чистыми и крылатыми, и только потом жизнь покрывает их грязью и обрубает крылья, оставляя на спине уродливые полосы ран. Это, конечно же, не так, и многие рождаются уже налитыми чёрной завистью

и злобой, отчётливо звучащими уже в самом первом крике новорожденного. Их удел – рыскать среди прочих двуногих, давя и уничтожая слабых, пресмыкаясь перед сильными, в поисках любой возможности нанести удар в спину своему благодетелю. Души других изначально серы, так же, как и их помыслы и желания. Им никогда не воспарить в багровом небе, они обречены вечно ползать по каменистой почве, не в силах приподняться над землёй хотя бы на миллиметр. Но есть и те немногие, кто является сюда, неся в себе свет. Люди эти слабы и неприспособленны к жизни, всё, что они умеют – это любить, и потому жадно ищут себе подобных среди бесчисленных толп. Им ещё неведомо, что они могут влюбляться лишь в тех, кто втопчет их в грязь, надругается над мечтами и выдернет с корнем крылья, как очередной трофей с полей любовной брани. Изредка, правда, они встречают и похожих на себя, и крепко держатся друг за друга, но жизнь всё равно сильнее, и баг-

ровое небо, в которое они так стремятся, однажды рухнет им на плечи, калеча крылья, превращая их в бесформенные и бесполезные куски плоти. Им останется доживать, похоронив под слоем пепла всё, что было когда-то так дорого. И только иногда в глухой ночной час они будут просыпаться от невыносимых снов о потерянном, и тогда в пустоту их душ начнёт заползать Ненависть Смеясь,

глазеют

дети На павшую звезду, И улетает пепел В подзорную трубу, И водку пьют крестьяне, Танцуя у костра, Убили звездочёта, Порвали колдуна. Агата Кристи. Звездочёт. Пьяные крестьяне со смехом смотрят, как горят в огне колдовские книги. Растерзанный мешок, в котором они ещё недавно лежали, валяется неподалёку. Кроме книг там была лишь подзорная труба. Крестьянские

дети, все в грязи и коросте, пинают её босыми ногами. Изуродованное тело оттащили к реке и бросили в воду. За веселящимися пристально наблюдает из зарослей тростника маленький мальчик, сын звездочёта. Немного не доходя до деревни, отец отправил его набрать воды в бурдюк, что и спасло ребёнку жизнь. Сам звездочёт направился к скоплению кривых доришек у склона холма, на вершине которого высился сеньорский замок. Изнурённый долгими скитаниями, он надеялся, что там найдётся место для безобидного учёного, чудака, страстно любившего следить за движением светил. Был канун Дня Святителей, по случаю чего сеньор повелел выкатить для крестьян несколько бочек водки. Они уже изрядно захмелели, когда нескладная фигура звездочёта появилась в деревне. Бедная, но чистая и аккуратно заштопанная одежда, а в особенности расшитый звёздами колпак сразу привлекли всеобщее внимание. Звездочёт попытался заговорить с крестьянами,

но в ответ услышал лишь грубые шутки и брань. Почувствовав опасность, мужчина повернул назад, но это лишь раззадорило пьяных. Внезапно из толпы вылетел камень и ударил звездочёта в спину. Несчастный покачнулся, однако устоял. Он бросился бежать, и толпа с криками устремилась за ним. Его быстро догнали и повалили на землю. Крестьяне долго били учёного ногами до тех пор, пока тело не превратилось в ворох окровавленных лохмотьев. Трубу бросили на землю, отчего в ней разбились стёкла, книги разодрали и швырнули в огонь. Завтра они с сизыми от перепоя лицами пойдут на мессу в покосившуюся деревенскую церквушку. Их будет мутить от выпитого и проповеди, и единственным утешением им станут воспоминания о том, как порвали пришлого грамотея. Потом они вернутся домой и примутся бить своих рыхлых уродливых жён, а те станут вымещать злость на детях. В замке на холме сеньор посетит утром свою домашнюю часовню и

исповедается. Он поцелует священнику руку, пойдёт в трапезную и вопьётся зубами в огромный кус мяса. Позже к нему приедут несколько соседних феодалов, и они отправятся травить на лошадях деревенских девок. Супруга сеньора не посмеет перечить мужу. Всё это будет завтра, а сейчас маленький мальчик под багровым небом смотрит на пляски крестьян и думает, что готов провести вечность в аду, только чтобы встретить там убийц отца. Он зубами вскроет им глотки, выдерет голыми руками внутренности и съест глаза деревянной ложкой. Пройдут столетия, асфальтированные дороги лягут поверх деревенской грязи. По ним понесутся серебристые автомобили, но всё так же миллионы людей с костистыми лицами и грязью под ногтями будут стремиться уничтожить всё, недоступное их пониманию, пить до рвоты и жестоко избивать жён и детей. Под прицелом телекамер сильный мира сего осенит себя крестным знамением, выходя из церкви, сядет в лимузин и отпра-

вится в загородный дом в объятия несовершеннолетних проституток. Чей-то взгляд найдёт его на экране телевизора, и в глазах загорится лютая ненависть, утолить которую способна одна лишь Смерть Я мертвец, я мертвец, Я пою о загробной любви, О весне, тает лёд, Моё сердце лежит у реки И гниёт. Агата Кристи. Розовый бинт. Люди с застывшими измождёнными лицами неподвижно стоят на полутёмном перроне подземной станции. Идут минуты, ничего не происходит, но собравшиеся не выказывают ни малейших признаков нетерпения. Ещё совсем недавно они отчаянно цеплялись за жизнь, не желая уходить в черноту, но теперь всё это для них в прошлом. Наконец, вдали слышится шум приближающегося поезда, он нарастает, и состав появляется на станции. Стены его вагонов покрыты пятнами ржавчины, в стёклах

зияют дыры. Двери открываются толчками, издавая скрежет, люди один за другим входят внутрь и устраиваются на жёстких деревянных лавках. Поезд исчезает в жерле тоннеля. В вагонах царит кромешная темнота, и только свет ламп на стенах тоннеля изредка мажет по ничего не выражающим лицам. Проходит вечность, и состав останавливается на станции, не отличимой от первой. Пассажиры выходят наружу и движутся к каменной лестнице, ведущей вверх. В конце её маленькая железная дверца. Первый в цепочке открывает её и оказывается на склоне холма. Внизу под багровым небом раскинулось озеро, к которому сбегает узкая тропин-

ка. Люди начинат спуск. Вокруг царит полная тишина, нарушаемая лишь шорохом камешков под ногами. Воздух застыл, нет ни намёка на ветер, и поверхность озера похожа на зеркало. Вот идущий первым оказывается у подножия холма. Он заходит в воду и бредёт все дальше и дальше. Остальные следуют за ним. Вода поглощает ступни, бёдра, плечи, укрывает головы. Последний человек исчезает в озере. Рябь на его поверхности постепенно уходит, и на водной глади вновь воцаряется покой, будто и не было ничего, что могло бы его возмутить. *** Ты знаешь, я был птицей, Пролетел все об-

лака насквозь, Но в небе не увидел никого. Верь, не верь, но я нашёл Простой ответ на твой вопрос, Нет его, и не было. Агата Кристи. Его там не было. Я устал и замолкаю. Молчит и бог, наверное, потому что ему нечего сказать. Закатный свет попрежнему струится с багрового неба. Последние произнесённые слова растворяются в воздухе, и мне кажется, что на миллионы километров вокруг нет никого, кроме меня и моего одиночества. Автор: Рубан

Алексей

-Смотри, смотри, он же головой по крэшу стучит, весь лоб уже в кровище, ему что, не больно? -Ну, если закинуться перед концертом колёсами в таком количестве как он, то можно кирпичи об башку ломать, не морщась, главное, чтобы череп был крепкий. Человеческий организм, как тебе известно, содержит неимоверные запасы скрытых ресурсов. -Кстати, давно хотел тебя спросить, что ты в этом ещё ловишь после стольких лет хождения на концерты? -Хм... Знаешь, я сам часто задаю себе этот вопрос. В сущности, девяносто восемь процентов всего тяжеляка – музыкальный шлак, об интеллекте и говорить нечего. Подслушал однажды, как в автобусе басист какойто там «Abysmal Paroxysmal» рассказывал подруге о своём последнем общении с демонами в астрале.

Прикинь, что с ним стало бы, увидь он настоящего демона? -Да уж... -Хорошо, но вот что прикажешь делать с оставшимися двумя процентами? Почему, не имея ни малейшего представления об аде, некоторые из них валят так убедительно, что начинаешь задумываться?.. Или, скажем, рэперы. Попался мне случайно один трек, там про леденец, прилипший к трупу на съёмках снаффа, скальпы, которые снимают, чтобы делать из них дорогие парики, и всё в таком духе. А ты при этом весь чистенький, никогда подобным не занимался. В общем, заинтересовался я, пригляделся к парням поближе, а они, оказывается, все из интеллигентных семей, с высшим образованием, наркотики за километр обходили, максимум наблюдали из окна за дракой соседей-алкашей. Вот я и пытаюсь понять, откуда это берётся? Может,

правда, что они все носят в себе его часть? -По поводу, вот тебе случай из жизни. Знавал я одного типа, некто Сет Барнс. Играл он брутальный дэзняк, рычал, анатомка, садисты-сатанисты, одним словом, трупные мухи на лету от скуки дохли. Девчонка у него была чёрная, на все концерты ходила, пыхали прямо на сцене. Играл он так, играл, а потом девочка эта как-то шла вгашенная ночью через парк и наткнулась на компанию скинов. Пять человек их было. Изнасиловали по очереди и лицо всё бритвой исполосовали так, что любой пластический хирург мозгами бы тронулся. Шум, гам, реанимация, клиника, в итоге вернулась она домой, рассказала всё бойфренду в подробностях, а через два дня вены вскрыла и упокоилась. Скинов тех, кстати, поймали, к моему удивлению, даже срок относительно приличный дали.

Ну, а мистер Барнс с того времени словно переродился. Бросил свою банду, набрал где -то таких же помешанных на религиозной почве, и стали они рубить нечто под названием «христианский блэк-метал». Тексты все об искуплении и мучениях грешников в аду. Такие пытки как у них в песнях Святой Инквизиции и не снились. Плюс отдельной строкой наезды на неонацистское движение. Ненависть просто первобытная. В результате на один их концерт завалилась толпа скинов. Началось жуткое побоище, и какой-то бритоголовый мордоворот полез на сцену. Сет, сам ещё тот амбал, двинул его пару раз по причинному месту, уложил на зем-

лю, а потом перегрыз горло. Можешь представить, какой был резонанс. Барнса, кстати, признали невменяемым, хотя сути дела это особо не меняет, что в камере подыхать, что в психушке, разницы никакой. -Невесёлая история... Ну, ладно, а тыто чего до сих пор на все эти мероприятия являешься? -Как тебе сказать? Наверное, меня больше всего интересуют противоречия. Смотри: шестидесятые, хиппари, Вудсток, наркота, те, кто выжил, в основном стали мейнстримом, но есть же и уникалы. До сих пор качают не хуже, чем сорок лет назад, и так всё искренне звучит, а вот присмотришься поближе и обламыва-

ешься. Возьми Хилла. Чувак седьмой десяток разменял, а попрежнему с хайром и в дешёвой джинсе поёт о том, как влюблённые пускают в луже кораблики из десятибаксовых купюр. Народ в экстазе, а у входа лимузин дежурит, а там внутри шампанское по пять сотен за бутылку. Любовнице своей двадцатилетней он апартаменты снимает в самом центре, а у самого, между прочим, жена, да и вообще неприлично как-то в таком-то возрасте. Бывают, конечно, исключения. Ла Валье, например, или там Быстрицкий. Они, говорят, если с утра с деньгами дело имеют, то до конца дня к инструменту уже не подходят. И всё -таки...

-Слушай, а ты не думал, что мы не можем их понять просто потому, что сами никогда не играли? -Занятно, ничего не скажешь. Представляю... Это, конечно, была бы блэкуха... -Естественно, и, как ты понимаешь, исключительно инструментальная. У меня даже родилось роскошное название. -А ну-ка... -Подожди, давай не здесь, что-то этот зверинец меня начал утомлять. -Ладно, выдвигаемся. Блэк-метал концерт в клубе «Девятый круг» затянулся далеко заполночь. Публика, не поместившаяся возле сцены, оккупирова-

ла всё свободное пространство у ограждения вдоль барной стойки. Лишь в самом углу на протяжении всего выступления оставалось пустое место, которое могли бы занять два человека. Когда концерт, наконец, завершился, и помещение клуба опустело, из подсобки наружу выбрался заспанный Генри Джонс, уборщик, проведший предыдущие несколько часов в блаженной дремоте. Позёвывая, он принялся собирать в огромный чёрный мешок усеивавшие пол пластиковые пивные стаканы. Джонс терпеть не мог тяжёлую музыку, считая её поклонников мудаками и гомосексуалистами, и

беспрерывно бормотал себе под нос разнообразные ругательства в их адрес, совершая свой скорбный путь. Добравшись до края барной стойки, он вдруг замер. Мысль, неожиданно пришедшая в голову уборщику, поразила и напугала его, мысль, которая была настолько чужеродной, что, казалось, принадлежала кому-то другому. Генри Джонс подумал, что, играй он нечто подобное, он вряд ли смог бы выбрать для своей группы название лучше чем «Angels Also Like Black Metal». Автор: Рубан

Алексей

Табло внушительных размеров электронных часов, висевших над входом в издательский дом «Стоктон энд Санз», показывало четверть двенадцатого, когда Элмер О`Край наконец-то оказался снаружи. Приём явно грозил затянуться допоздна, и следовало, видимо, порадоваться трём выпитым за вечер бокалам шампанского, сыгравшим явно не последнюю роль в том, что виновник торжества всё же набрался смелости и ускользнул из пытавшихся удержать его за полу пиджака многочисленных пальцев – всех как один цепких, холёных и оснащённых первоклассным маникюром. В какойто момент организм попытался потребовать продолжения, однако Элмер в зародыше подавил в себе это желание, слишком уж хорошо он знал, как самый минимальный перебор в алкоголе напрочь сводит на нет все возлагаемые

на предстоящую ночь надежды. Впрочем, идея провести отделявший его от рассвета промежуток времени в компании какойнибудь околотворческой дамы прельщала его ненамного больше. Быстротечные и ни к чему не обязывающие знакомства, сплошь и рядом завязывающиеся на корпоративных вечеринках «С. энд С.», были здесь чем-то вроде общедоступного и приятного довеска к программе, но за полчаса забытья ему пришлось бы до самого утра слушать тяжёлые стоны погружённой в пьяный сон женщины и вдыхать разлитый в воздухе крепкий запах перегара. С такими мыслями Элмер ещё немного постоял возле дверей издательского дома, ощущая, как усталость, сулящая, возможно, скорое, пускай и кратковременное освобождение, понемногу заполняла собой всё тело. Затем, сделав глубокий

вдох, ОКрай тронулся с места. Перспектива столкнуться с кемнибудь из стоктонцев, вышедших остудить разгорячённый алкогольными парами мозг, отнюдь не радовала, хотя, справедливости ради, стоило отметить, что на сей раз повод для гулянки у них действительно был. Новая, шестая по счёту книга Элмера О`Края, по праву могла считаться стоящей особняком в творчестве автора, что в первую очередь было обусловлено резкой критикой церкви. Нельзя сказать, чтобы Элмера так уж прельщали лавры Дэна Брауна, скорее, наоборот, в своём последнем романе он всячески старался уйти от подобных аналогий, предвидя реакцию критиков. Впрочем, сама тематика произведений двух авторов отличалась в корне. Спекуляции на щекотливые религиозные темы были абсолютно чужды творческой манере О`Края, пре-

дельно реалистичной, жёсткой, порой даже злой, где без стеснения обсуждались вещи, о которых ханжеское общество потребления предпочитало умалчивать. Элмер и раньше в своих книгах подвергал периодическим нападкам современную христианскую церковь, но именно «Сети свободы» стали той пощечиной социуму, которую последний стерпеть был уже не в силах. История молодого провинциала, начинавшего своё карьерное восхождение вышибалой в публичном доме и ставшего в итоге главой одной из крупнейших сект Америки, казалось, завладела всеобщим вниманием уже на следующий день после публикации. Церковники тут же начали вопить о богохульстве и анафеме, страницы солидной периодики запестрели словами «заказ» и «провокация», жёлтая пресса закрутила носом в надежде учуять запах грязного белья, а вся издательская свора во главе с Ди-

ком Стоктоном ринулась к калькуляторам подсчитывать потенциальную прибыль. Сам же автор успел отвергнуть сотни полторы предложений интервью, пару десятков приглашений на различные ток-шоу и даже заманчивый контракт на написание сценария к будущему блокбастеру, прежде чем понял, какую злую шутку сыграла с ним судьба. Подавляющее большинство тех, кто буквально сметал с прилавков экземпляры «Сетей свободы», действительно прочитывали роман от корки до корки, жадно впитывая каждое слово. Однако вряд ли в сердцах хотя бы сотой их доли нашли отклик та боль и горечь, которые О`Край полагал самыми важными в своей книге. Нет, ноздри читателей раздувались, а глаза блестели от азарта исключительно потому, что в новом произведении культового писателя они видели сенсацию, острую приправу в безвкусном вареве повседневности.

Внезапно Элмера захлестнуло чувство злобы на весь этот насквозь пропитанный лицемерием мир кукловодов и марионеток, одинаково, впрочем, ослеплённых собственной тупостью. Неужели святоши в Ватикане, через слово поминающие Антихриста, не понимают, что Вавилон уже давно воцарился на земле? Неужели они не слышат, как на улицах тысяч городов в тысячах вспоровших небо гигантских башен тысячи безликих людей возносят молитвы Маммоне на одном и том же языке, забыв, как когда-то хотели добраться до небес? Неужто ежедневно спешащие на мессу прихожане не видят, как оттопыривает рясу читающего проповедь святого отца рукоять тяжёлого револьвера? И разве не понимают все эти манипуляторы, мессии, пророки, ясновидцы, на какие ничтожные вещи тратят они свои таланты? О`Край хорошо помнил, как однажды, когда он ещё был сту-

дентом Сорбонны, на стене одного из корпусов этого почтенного учебного заведения появилась аккуратная надпись красной краской, гласившая Я выбрал Иисуса. А я Сатану добавил к ней кто-то размашистыми чёрными буквами уже на следующий день. Обе фразы вскоре стёрли, но память о них сохранилась в сердце Элмера навсегда. Теперь он понимал, что надпись чёрным была сделана отнюдь не фанатиком -люциферистом, просто такова была чьято форма протеста против извечной человеческой глупости. Правда, теперь писатель знал и о том, что последняя зачастую является синонимом комфортности, иначе как по-другому можно объяснить то, что он ощущал себя гораздо несчастнее всех их, равно как обманутых, так и обманщиков. Так, в размышлениях, Элмер незаметно для себя добрался до дома, где жил последние несколько лет. Он вошёл в освещённый ярким светом

вестибюль, поздоровался с охранником, поднялся на лифте на девятый этаж и открыл дверь своей квартиры. Затем О`Край переоделся, разложил по местам вещи, принял душ, выпил ритуальный стакан горячего молока с мёдом, чтобы сбить начинающее нарастать нервное возбуждение, выклю-

чил телефон и свет и, наконец, очутился в уютной односпальной кровати. Там он закрыл глаза, прикрыл их сверху рукой и постарался выбросить из головы все мысли. Ни один отблеск света не проникал снаружи сквозь тяжёлую ткань штор, ни один посторонний звук не нарушал тишины в комнате, и в какой-то мо-

мент Элмеру даже показалось, что он начинает соскальзывать в сон. Но время шло, он продолжал бодрствовать, и прочно засевшая в глубинах сознания паника уже готова была накрыть его с головой. И тогда, не в силах выдержать отчаяния, О`Край встал с кровати, подошёл к окну, и, раздвинув шторы, тяжело опустился на колени в тусклом мерцании звёзд. «Господи, - хрипло проговорил он, с трудом разжимая пересохшие губы, - за что Ты так наказываешь меня? Ты же знаешь, зачем я делаю всё это, Ты знаешь, какой я на самом деле. Я ведь прошу у Тебя немногого, только одного, но иначе я больше не выдержу, не сумею, не спасусь. Сжалься, умоляю тебя, ПОМОГИ МНЕ!» О`Край говорил, стоя на коленях у окна, пока голос его не упал до еле слышного шёпота. Потом оборвался и он, и Элмер вернулся в свою кровать, где лёг лицом вниз и долго плакал без слёз. Он знал, что ближе к рассвету всё

же уснёт, провалится в серый тягучий сон, который немного освежает тело, оставляя душу ныть всё той же тупой болью. Минуты текли над его головой одна за другой, и, в конце концов, Элмер действительно заснул, но вместо глухого серого колодца он неожиданно оказался на знакомом побережье. Был самый разгар лета, и они втроём прятались от прямых солнечных лучей под широким пляжным зонтом. Лёгкий ветер с моря, раз за разом накатывающегося волнами на золотой песок под безупречно ясным небом, трепал отросшие волосы Элмера, которые мать упорно пыталась разгладить, чтобы водрузить на них разноцветную бейсболку. Сидящий рядом отец слегка придерживал её за талию и весело смеялся, глядя, как светлые пряди сына разлетаются под пальцами жены при очередном порыве. Смеялся и Элмер, хотя по всему его телу пробегала нетерпеливая дрожь, а зажатая в кулаке лопатка для песка вовсю колотила

по загорелому бедру хозяина. Наконец, бейсболка была благополучно одета. Мать попыталась оценить свою работу со стороны, но Элмер уже успел чмокнуть обоих родителей и сейчас на полных парах мчался по направлению к берегу, где несколько его товарищей возились вокруг стремительно растущей вверх песчаной крепости. На полдороге он неожиданно остановился, обернулся назад и помахал в сторону зонта, из-под которого две руки тут же послали ему ответное приветствие. Затем Элмер повернулся и, уже не оглядываясь, побежал вперёд по золотому песку, на который под безупречно ясным небом раз за разом накатывались волны. С моря дул лёгкий ветер, он путался в волосах и, казалось, шептал о чём-то, быть может, даже и о том, что завтра утром ещё один человек всё же найдёт в себе силы, чтобы снова выйти на улицы Вавилона. Автор: Алексей Рубан

Хорошая погодка поутру, жужжащие двигатели машин рвущихся на работу простых граждан. Раздавленный голубь, или какая-то другая птица. - Три гамбургера, две колы и большую картошку...и побыстрее, мы спешим Куда ты спешишь? Маленький кусок. Плод своих родителей, осыпавших тебя золотом, которого сами они были лишены. Еще немного и вокруг твоей орбиты начнут вращаться маленькие предметы, а сердце будет похоже на отчаянно бьющегося за жизнь дистрофика на давке. Новомодная техника, простая математика. Три мальчика по цене около 150 тыс рублей. Люди спешат заработать, студентки учиться. Жидкая масса серого цвета капает откуда-то сверху в невидимые стоки жиз-

ни города. И когда солнце сядет за горизонт, стоки снова наполнятся до краев и выплеснут свое содержимое наружу. Студентки зарабатывают, люди отдыхают. Нельзя осуждать человека за то, что он делает. Нельзя разрывать этот круг порока, иначе кто -то просто сойдет с ума. Ведь кроме тех денег у него больше нет ничего, кроме как возможность купить себе любовь на час. Я как-то слышал анекдот: - Недавно вызвал тут девочку домой. - И как? - Нормально, посидели, выпили, вспомнили как развелись. Неплохо. Объявление в газете девушки, 22 года, ищет нормального и приличного мужчину для созда-

ния семьи. О себе студентка, подрабатываю в клубе, есть двое детей. Явно в том мире где живу я, что-то не так и время идет иначе. А здесь, желание индивидуума вскользь не хочет пересекаться с общей картиной мира, который уже трещит по швам. Но никто этого не видит. Учись. Работай. Размножайся. Выйди на пенсию. Умри. Хороша перспектива! Автор: Белый

Евгений

«Не знаю, – рассуждала Баба Яга, – кто, когда, а главное, зачем выдумал этот мир. Кто -то верит в мудрых и справедливых Богов. Кто-то – во всезнающих и всё понимающих. Кто-то – в абсолютную истинность Высокой Науки… У каждого своя Идеальная Теория Большого Взрыва… А, впрочем, так ли уж важно, во что верит каждый из нас? Может, наша Вселенная действительно плывёт, не торопясь, среди миллионов других Вселенных, на спине Огромной Черепахи, и отражается в зеркальной прозрачности Вечного Океана Пространства и Времени… И мы отражаемся вместе с ней, наши чувства, наши мечты, наши желания, наши поступки… И кто знает, когда она началась, эта цепь отражений, в какие бесконечно далёкие времена? В каких многомерностях пространства? А, может, ещё и не было тогда ничего. Ни про-

странства. Ни времени… А вот отражения эти – есть. Всё возвращается к нам. Причудливостью картинки в калейдоскопе. Ты подаришь миру счастье, и оно, многократно умножившись, вернётся к тебе. Улыбнёшься просто так, нипочему, и тебе задорными улыбками ответят тысячи Солнечных Зайчиков. Прикоснёшься сердцем к миру, и мир подарит тебе тепло и нежность лёгких прикосновений. А если жизнь вдруг ударит тебя – наотмашь, изо всех сил – по щеке… Это значит, что к тебе – через тысячи других, разных, рук и щёк – вернётся твое неосторожное, убийственное слово… или дело… или ничегонеделание… Твоё равнодушие – к тем кому ты дорог – заденет тебя холодным взглядом, или ничего не значащими словами, или спокойствием бесстрастности… Но это не самое страшное. Страшно, когда к тебе

возвратится твоя нелюбовь. Твоё неумение – нежелание – невозможность – неверие – любить. Любить просто так. Без правил. Без примет. И даже, наверное, без особого смысла… Когданибудь твоя нелюбовь, вернувшись чужой нелюбовью, больно высечет тебя. До слёз. До крови. До невозможности чувствовать. До новой нелюбви. Вот это – действительно страшно… Тысячи твоих отражений возвращает тебе мир. Словом. Жестом. Желанием. Жаждой. Возможностью. Идеей. Мечтой. Нежностью. Теплом. Чувствами. Любовью. Разностью. Неидеальностью… Будешь ли ты правильным? Разве это так важно? Будь собой. Будь разным. Будь настоящим. Просто помни, что всё возвращается к тебе…» Автор: Мешковская

Ольга

«И пропади оно все пропадом! – думала Баба Яга, колдуя над субботним завтраком. – Где проходит эта тонкая грань между «люблю, потому что…» - «не важно, зачем…» - «не важно, почему…» - «не важно, просто не важно…» - «просто люблю…»?.. Ты боишься сказать любимой женщине, что любишь ее… Ты ищешь что-то или кого-то, кто мог бы заслонить эту любовь, чтобы ты мог быть «посвоему счастлив»… Арктическая холодность… показная беспристрастность… ледяное равнодушие служат тебе надежной бронёй. Только вот от чего или от кого ты защищаешься? От любви своей? От себя?.. И Рыбка Золотая молчит, как в рот воды набрала… Некогда ей о таких

пустяках думать, - ей желания исполнять надо… Вон их сколько, желающих, за легким волшебным счастьем стоит… Думают, махнет Рыбка хвостиком, - и вот оно, счастье, у тебя в руках. Держи только покрепче, изо всех сил, да не отпускай, раз уж дОбыл… А счастье ведь, как и любовь, оно свободным быть хочет…

Чтоб не из надобности, а из невозможности быть, из нереальности происходящего, из чуде ежедневности, из тихой песни сердца, которую вдруг подхватит и разнесет по свету, до самых звёздных высот, беспокойный бродяга-ветер…» Автор: Мешковская

Ольга

«Я всегда думала, - тихонько говорила Баба Яга, - что любить – это очень просто. Распахнёшь сердце навстречу желаниям, наполнишь себя – до краешка – чистыми чувствами и… паришь от счастья где-то высоко-высоко, среди королевствующих облаков. А вот ведь как ни крути, всё выходит, что для того, чтобы любить, нужно очень много сил. И ещё больше смелости. Когда ты юна и неопытна и совсем ничего не знаешь про любовь, неясные мечты смущают твой покой и волнуют сердце. Ты нетерпеливо

ищешь невероятного наслаждения и восторженной радости и немного боишься, что любовь принесёт тебе (чего только не случается в этом мире!) лишь боль и разочарование. Так и балансируешь, не решаясь сделать шаг навстречу всепобеждающему чувству. Так и балансируешь на самом краю судьбы, борясь с желаниями и страхами. Боишься услышать «нет». Боишься довериться. Боишься сделать что-то не так. Боишься искренности. Боишься, что всё это вовсе не любовь, а так – лёгкая влюбленность. Закружит голо-

ву – да и растворится, как будто её и не было вовсе. Боишься, что всё это и не любовь вовсе, а только страсть. Сожжёт за мгновение, не оставив ни капли тепла и нежности. Боишься, что это просто нежность или забота, а вовсе – не любовь. Не та, не настоящая… А если тебя вдруг обидели… Даже когда совсем не специально… Когда просто человек – не твой, не тот, кто тебе действительно нужен, а только лишь ОПЫТ и больше ничего… Именно тогда в твоей душе может поселиться ещё больше страхов. И

нужна невероятная смелость, чтобы разрешить себе – любить. Или если ты вдруг понимаешь, что чувства поистрепались совсем, заносились до дыр – не осталось совсем ничего… Вот тогда нужно ещё больше сил и ещё больше смелости, чтобы возро-

тому, что а ещё поточто с ней шенно можно справиться…

живёт, му, соверневоз-

дить себя. Конечно, любовью… Мы становимся понастоящему взрослыми только тогда, когда понимаем, что любовь – это

наша личная ценность. И живёт она не потому, что в ответ нас кто-то полюбил. Живёт она просто по-

И не нужно. Вовсе не нужно тратить силы на зряшную борьбу. И вовсе не нужно бояться. Потому что любовь всё равно подарит тебе

гораздо больше, чем ты даже можешь себе намечтать, чем ты можешь себе представить, чем ты можешь себе подарить. Потому что любить – это очень просто. Тебе нужно только распахнуть сердце навстречу желаниям, наполнить себя – до самого краешка –

чистыми и светлыми чувствами. Наполнить себя – любовью. Наполнить себя – счастьем. Даже если это только лёгкая влюблённость… Даже если это только минутная страсть… Даже если это только нежность и забота… Это всё равно – твоя любовь. Самая настоящая…» Автор: Мешковская

Ольга

«А может, так правильно? – спрашивала Баба Яга дракона Фиму Цмока. – Может, только ТАК и правильно? Не давать обещаний любимым людям даже по мелочам. Не надо потом напрягаться и думать, как выполнить обещанное. Не говорить «люблю». А пусть всё понимают сами и как хотят. Поймут тебя правильно? Отлично! Не поймут? Ну, значит, и сами виноваты! Опять же – есть повод порассуждать о своей тонкой душевной организации, отличности от других – непони-

мающих. И пожалеть, пожалеть себя, такого непонятного и снова непонятого… Просчитывать варианты отношений и отбрасывать практически невозможные. С логической точки зрения. А зачем тратить себя на неочевидную вероятность? Пусть себе существует, может быть, даже счастливо, в каком-нибудь абсолютно параллельном мире. Идёт – куда захочет, с кем захочет и зачем… А какая разница – зачем? Не всё ли равно? Да, пусть вот так и идёт, отсвечивая фиолетовой параллельностью… Зачем общаться, говорить даже самые простые, обыденные слова… Одной только любовью сыт не будешь. А обладать предметом любви сейчас, ну, вот никакой возможности нет. Так вот пусть и будет как у маленького ребёнка: не моё, так и не

надо вовсе. Не обращать внимания и вычеркнуть из жизни. Из мыслей. Из чувств. Думать об этом ни к чему. Помнить – глупо. Да и волноваться по этому поводу не следует. Молчи себе тихонечко, отвернувшись, и делай вид, что занят другими делами. А там, глядишь, и вправду ДРУГИМИ займёшься. А если потом? Когда-нибудь? Ну, вот потом и когданибудь и задумаемся об этом. Если что-то про эту любовь ещё вспомнится… Есть ещё вариант: общение в формате «вопрос – ответ». Спросили – ответил. Так, чтобы, по возможности, ничего не сказать. Не спросили – тоже хорошо. И думать не надо. Или можно не отвечать на вопрос. Сделать вид, что его не было… И объяснять ничего не надо. Просто так решено. И всё тут! Может, так вправду правильно?» Автор: Мешковская

Ольга

«А и вправду, думала Баба Яга, - почему, собственно, Баба Яга? Вот ведь и не баба вовсе. Хоть так крути, хоть эдак, с какой стороны не разглядывай, а никак бабой не назовёшь. Да и с Ёгостью, вроде, тоже всё в порядке. В смысле, нет её, Ёгости этой. Хотя, если хорошенько подумать… Ну, хотела когда-то быть Принцессой, так ведь никак на Принцессу не тянешь! Ни гламуру тебе, ни ножкой тОпания. Капризна, врать не буду, да кто ж в этой жизни без капризов? Опять же Принцессы, они вот все в розовом, красавицы белокурые, бриллиантами да златом увлека-

ются. А Баба Яга всё больше серебро с кораллами да янтарями любит. Простовато как -то для Принцессы. Да и поселилась на краю леса. Случайность, конечно. Но уж раз так получилось, приходится соответствовать. Даже на столе – не поверите – жабка стеклянная живёт. На удачу. Погладишь её – и так хорошо становится! Солнечная она, жабка эта, лупоглазенькая, жёлтозеленая, в крапинку. А, может, когда-никогда Царевной станет? Ох, нужно попробовать, поворожить немножко. Чудо почудить. Помечтать поволшебному. А что? Тут ведь главное –

понять человека, увидеть в нём самую ценность. Глубину до дна померить или скользнуть по поверхности, там, где поверхностьто и есть единственно важное. Потому как нет ничего в этом мире интереснее человека. Самая запутанная загадка. И самое настоящее чудо. И пытаемся мы и себя, и других разгадать… А тут вот и нужен талант особенный. Может, есть он у Бабы Яги? Что там об этом в сказочках-то говорится?.. В общем, назвалась Груздём, то есть Бабой Ягой – будь уже Бабой Ягой. Привычно и не обидно вовсе». Автор: Ольга Мешковская

Дядя Миша был удивительным человеком. Все, кто его знал, говорили, что у него золотые руки и золотое сердце. Сам же он не любил похвал и пустой болтовни – праздному слову предпочитал полезное дело. Он всё время был чем-то занят, всё время что-то мастерил, рисовал какие-то схемы, отовсюду тянул всякие железки и каждый раз, задумываясь, почёсывал себя за ухом. Ему было где-то за пятьдесят. Возраст уже успел оставить на нём свой отпечаток, обильно осыпав сединой когда-то чёрные, как уголь, волосы, избороздив глубокими морщинами обветренное загорелое лицо. Мы познакомились с ним в Лиссабоне. В то время я работал сервентом (подсобный рабочий (порт.)) на стройке многоэтажного дома. Фундамент был залит, и уже начинали гнать первые этажи. В мои обязанности входило готовить раствор и вовремя подавать его

pedreiros (каменщик (порт.)). Весь день я бегал с огромной тачкой, полной раствора, по шатким дощатым мосткам, у меня не было даже минуты на то, чтобы немного отдохнуть и перевести дыхание. После работы я еле доползал до pensăo (хостел (порт.)), мылся, ужинал и валился спать. В шесть просыпался, наспех завтракал и спешил на работу. Работа была тяжёлой и монотонной, время тянулось медленно, я поглядывал на часы и не мог дождаться окончания рабочего дня. С утра до вечера одно и то же. И так каждый день. Уже пол года я работал на этой стройке. Мне повезло, я попал на её начало, и если всё будет складываться, как хотелось бы, буду работать здесь до самого завершения. А дальше, как фишка ляжет, то ли меня перебросят на другую стройку, то ли снова придётся искать работу. А пока я самый

счастливый человек. У меня есть работа, пусть тяжёлая, зато мне платят, и платят сносно. Я рассчитался с долгами, живу в приличном pensăo, снова курю хорошие сигареты, и каждый месяц посылаю кое-что жене. Теперь я работаю на себя. Мой семейный бюджет растёт, а значит не за горами и тот день, когда я смогу вернуться домой. А пока нужно много работать. Вот я и корячусь на стройке, как вьючное животное. С каким удовольствием я разбил бы эту тачку молотом и поехал бы загорать на океан. Так рассуждал я, обливаясь потом, надрываясь от тяжести, спеша обслужить всех pedreiros, с неподъёмной тачкой в руках. Мои мысли прервал звонкий раскатистый оклик. - Куда торопишься, студент?- донеслось до меня. Я остановился и огляделся по сторонам – никого поблизости не было. - Ослеп, студент?-

повторил тот же голос. Я поднял голову вверх – прямо надо мной, свесив вниз ноги, на бетонном перекрытии сидел какой-то невзрачный старичок (по крайней мере, таким он мне тогда показался) и еле сдерживал себя от смеха. - Я за тобой уже битый час наблюдаю. Ты от кого удираешь?спросил он меня сквозь смех. - Ни от кого,- ответил я, не поняв шутки. - А почему носишься, как угорелый? - Я не ношусь, а работаю. - Хорошая у тебя работа. - Не жалуюсь. - А со мной работать хочешь? Мне как раз вот такой вот шустрый помощник нужен. - А что делать?заинтересовался я. - Да то, что и делал. - А зарплата какая? - Не обижу. Побольше чем здесь получать будешь. И носиться так не надо. - Меня инженер не отпустит. Старичок спрыгнул вниз и похлопал меня по плечу. На са-

мом деле он был не таким уж и старичком. - С инженером я договорюсь, постой. - Не могу. Меня pedreiros ждут. - Ладно, беги. Завтра в восемь у входа в estaleiro (строительная площадка (порт.)). А с инженером я всё улажу. Кого-нибудь другого на твоё место поставят. А ты будешь работать со мной. Договорились? - Договорились. Я схватил тачку и побежал дальше. - Постой,- закричал он мне вслед.- Тебя как звать-то? - Артём,- ответил я. - А меня дядя Миша. На следующий день он приехал на стройку на небольшом стареньком «рено». - Как настроение, Артёмка?- приветствовал он меня, захлопывая дверцу автомобиля. - Отличное. - Работать будем? - Будем. - Тогда доставай инструменты из багажника, а я пойду с encarregado (прораб (порт.)) потолкую. Судя по инструментам, дядя Миша был мастером на все

руки. Впоследствии так и оказалось – он умел всё. Не было такого ремесла, в котором бы он не разбирался. - Добрые руки должны уметь делать любую работу,- частенько приговаривал он.- А иначе с голоду помрёшь. Учись, Артёмка, ты ещё молодой, в жизни всё пригодится. И я учился. Так мы и работали. Он штукатурил или клал кирпичи, а я готовил ему раствор. - Не гони. За тобой не поспеешь,- ворчал он.- Делать нужно хорошо, а плохо и так получится. И я старался делать хорошо. И, вроде бы, получалось. По крайней мере, дядя Миша был мною доволен. Он говорил, что из меня ещё будет толк, но для виду, чтобы я не зазнавался, всё же, иногда ворчал на меня. Я не обижался и продолжал работать. Время летело. Стройка подходила к завершению. Оставались последние этажи. Не смотря на разницу в возрасте, я сильно привязался к дяде Мише и полюбил его всем сердцем, как

друга, как брата, как отца. Даже не знаю за что – в нём не было ничего особенного. И, тем не менее, он был удивительным человеком. - Всю жизнь хотел сына,- говорил он мне.- Да Бог не дал. Видно, так угодно было Ему. Зато три дочки у меня – три красавицы. Жаль, что ты женат. А то женил бы тебя на младшей. Она у меня огонь, а не девка. Отличница, в институте учится. Экономистом будет. Хороший ты парень, Артёмка, вылитый я в молодости. Смотрю на тебя, и сердце радуется. Вот такого бы мне сынишку, как ты. - Дядя Миша, а, правда, что вам пальцы на правой руке гранатой оторвало?спрашивал я. - После войны много всяких боеприпасов по полям валялось. Я тогда ещё пацаном босоногим был. Найдём, бывало, с ребятами гранату или снаряд – и в костёр. Вот и оторвало. Дядя Миша был родом из-под Путивля. Почти земляк. Отец его погиб на войне. Мать умерла от голода. Сызмальства само-

му пришлось о себе заботиться и думать. Кое-как закончил семь классов, выучился на тракториста и пошёл работать в родной колхоз. Всю жизнь там и проработал. Там и женился, там и дом построил, там и корни пустил. Уж очень он любил своих дочек и гордился ими. - Старших уже выдал. Теперь очередь младшей. На приданое ей зарабатываю. Вот заработаю и домой уеду. Не мила мне эта заграница. Пусть здесь и лучше, а всё равно домой тянет. Истосковался я по дому. Хоть сейчас бы всё бросил и домой. Да нельзя. Не заработал я ещё младшей на приданое. Не любил дядя Миша много о себе рассказывать. - Что я космонавт или артист какой-то?отшучивался он.- Тяжёлая у меня была жизнь. Ничего интересного. Другому не пожелаешь. Лучше тебе и не знать. А хочешь, я тебе о внеземных цивилизациях расскажу? В журнале как-то прочитал. И он рассказывал о внеземных цивилизациях, о параллель-

ных мирах и затонувших материках, о вечном двигателе и о Бермудском треугольнике. Много разных историй он знал. Я любил его слушать. Но больше всего я любил, когда он рассказывал о своей деревне. Я сразу же вспоминал мою Анюту и уносился мыслями в небольшой деревянный домик на краю родного села, туда, где она ждала меня, туда, где я оставил частицу своего сердца. Осенью стройка закончилась. Дядя Миша уехал куда-то на север, а я снова остался без работы. Я бесцельно слонялся по Лиссабону и с грустью вспоминал минувшие дни. Деньги были на исходе. Я перебрался в дешёвое pensăo и перестал курить. На душе скребли кошки. Горьким комом подкатывала к горлу обида на дядю Мишу. За то, что уехал, за то, что не по-прощался, за то, что не взял с собой. Начался сезон дождей. Небо затянуло серой пеленой туч, с утра до вечера лило, как из ведра. Я смотрел в окно на пустынные улицы и широкий

залив, и ощущал себя одиноким и брошенным в этой чужой стране. По вечерам, когда ненадолго прояснялось, я прогуливался по набережной и разглядывал быструю чёрную воду залива. Это меня успокаивало и отвле-кало от дурных мыслей. Я давно уже потерял всякую надежду найти работу и в последнее время начал подумывать о том, как бы достать денег, чтобы уехать домой. Вскоре мне предоставилась такая возможность – мне предложили не-большую сдельную работу. Когда деньги были у меня в руках, я отправился в туристическое агентство и купил билет на самолёт до Киева на ближайший рейс. До отправления оставалось три дня. Три дня я провалялся перед телевизором. Ничего не делал, никуда не ходил. Не было желания даже приготовить себе поесть. Словари, которые я до этого штудировал с надлежащим прилежанием, я забросил под кровать, как ненужный хлам (может, кому-нибудь ещё приго-

дятся). Сумка давно уже была собрана. Я курил самые дорогие сигареты, пил кофе и рассматривал авиабилеты. Я ещё ни разу в жизни не летал на самолёте (сюда я приехал на автобусе – всю Европу исколесил, было на что посмотреть). Я представлял, как огромная стальная птица, вздрагивая от рёва турбин, оторвётся от взлётной полосы, и, набирая высоту и скорость, зависнет над самыми облаками, и понесёт меня туда, где меня ждут, туда, где я оставил частицу своего сердца. В последний день я решил прогуляться к заливу. Я сидел на лавочке у самой воды, наслаждаясь холодным просоленным воздухом, слушая крики чаек, круживших высоко над заливом в поисках поживы, наблюдая за бесчисленными катерами и рыбацкими лодками, снующими туда-сюда вдоль берега. - Артёмка, сынок, - услышал я за спиной знакомый голос и быстро обернулся назад. Я не ошибся – передо мной стоял дядя Миша.

- Нашёлся, наконец,- он бросился ко мне и крепко меня обнял. Я попытался высвободиться из его объятий. - Я не терялся,ответил я. - Ну, как ты, жив, здоров? - Что это вы вдруг о моём здоровье вспомнили? Я думал, вы обо мне давно уже забыли. - Как я мог о тебе забыть. Ты же мне, как родной. - Родных вот так не бросают. - Верно говоришь, - стушевался дядя Миша.- Получается, что бросил. Думал, устроюсь, потом и тебя заберу. Три раза уже в Лиссабон приезжал, все pensăo прошерстил, а ты, как сквозь землю провалился. Ну да ничего, слава Богу, нашёлся. Всё, больше не потеряешься. Пойдём к тебе за вещами, завтра на работу, а нам ещё долго ехать. - Никуда я не поеду. - Как?- совсем уж оторопел дядя Миша. - Я улетаю домой. Через три часа самолёт. - Ты шутишь? Не

обманывай старика. У меня ведь сердце больное. - Я не обманываю. Вот билет,- я достал из кармана авиабилет и протянул его дяде Мише. Он машинально взял билет и даже не взглянул на него. - Как же это так? Что же теперь делать?дядя Миша бессильно опустился на лавочку.Вот и получил по заслугам. Так мне и надо, дураку старому. Жизнь прожил, а ума не нажил. Будет наука мне на всю оставшуюся жизнь. От такого откровения мне стало не по себе. - Дядя Миша, я на вас зла не держу,- сказал я дрогнувшим голосом.- Я же не знал, что вы меня искали. Я же думал, что вы меня бросили. - Сам виноват. Я взял его за плечо. Он схватил меня крепко за руку. - Артёмка, а, может, останешься?- не отпуская руки, сказал дядя Миша.- Будем вместе работать. Ещё годик поработаем и домой. - А что с билетом делать? - Мы его вмиг

сдадим. Трудно было устоять перед таким излиянием дружеских чувств, и я сдался. В тот же день мы уехали в Брагу, на север Португалии. Дядя Миша жил в центре города, в новом фешенебельном доме. - Эту квартиру нам патрон (хозяин (порт.)) снял,- рассказывал он мне по дороге в Брагу.- Говорит, мол, хочу, чтобы вы по-человечески жили. Квартира – то, что надо, двухкомнатная. В одной комнате мы будем жить, а в другой Валерка с Костей. Они тоже на нашего патрона работают. Ребята, вроде бы, ничего, нормальные. Сам увидишь. Валерка – из Черновцов, со-рок три года ему, дома токарем на заводе работал. А Костя – из ИваноФранковска, помоложе будет. Тот – голова. В аспирантуре учится. Всё знает. Умный аж жуть. Чтобы диссертацию защитить, семь тысяч зелёных надо заплатить. Вот он и приехал сюда. На диссертацию зарабатывает. Стройка, где мы работали, находилась

в двух шагах от нашего дома, поэтому обедать мы ходили домой. Валерка и Костя оставались обедать на стройке. - Мы здесь, на солнышке, погреемся,отговаривались они.Чего зря ноги топтать. После работы обычно мы с дядей Мишей заезжали в «Континент» за продуктами. А перед сном любили прогуляться по городу. Как-то во время одной из прогулок у него прихватило сердце. - Погоди, Артёмка,- сказал он мне, останавливаясь возле лавочки.- Что-то в груди защемило. Давай, посидим немножко.- Он опустился на лавочку. Я сел рядом.Вот и полегчало.- Сказал он спустя некоторое время.- У меня ведь в девяносто седьмом инфаркт был. Чудом спасли. Еле выжил. Врачи говорили, что я в рубашке родился. В какой там рубашке. Не время значит ещё. Ты в судьбу веришь? А я верю. Как предначертал нам Господь, так всё и будет. И крути не крути, а от судьбы не убежишь. Всё равно дого-

нит. Но я судьбы не боюсь. Конец-то один. Только не хотелось бы на чужбине помирать, хотелось бы, что бы в родной земле похоронили. - Дядя Миша, рано об этом думать. Вы ещё сто лет проживёте. Пойдёмте лучше домой, завтра на работу. Я не любил подобных разговоров, они навевали на меня тоску и грусть и портили настроение. А поводов для дурного настроения у меня не было. Дела мои шли хорошо. Я снова работал и зарабатывал неплохие деньги, жил в отличных условиях, рядом был надёжный друг, на которого я мог положиться во всём. А что ещё нужно для полного счастья? Конечно же, мне не хватало моей любимой Анюты. Не было и дня, чтобы я о ней не думал и не вспоминал. Мои мысли постоянно уносились туда, где она ждала меня, туда, где я оставил частицу своего сердца. Наши сожители, Валерка с Костей, были большими друзьями, приятелями не разлей вода. Я не по-

нимал, что могло сближать таких разных людей. И, тем не менее, они были неразлучной парочкой, и на работе, и после всё делали сообща, вместе. К дяде Мише они относились с огромным уважением, можно даже сказать, с раболепским почтением. Меня же попросту не замечали. Я не представлял для них особого интереса, как собеседник, как личность. Впрочем, иногда Валерка любил поучить меня. Костя только высокомерно посмеивался надо мной. Меня это лишь забавляло. Я нисколечко не обижался и с любопытством наблюдал за ними. - Не понимаю, что дядя Миша в тебе нашёл,- удивлялся Валерка.- Все уши нам о тебе прожужжал. Я думал ты и в самом деле толковый парень. А у тебя-то и молоко ещё на губах не обсохло. Жизни не видел, а уже жениться полез, детей нарожал. Сколько твоему? Шесть месяцев? А чему ты его научишь? Тебя самого ещё учить нужно. Не понимаю, что дядя Миша в тебе нашёл. Взял бы себе смышлё-

ного помощника вроде меня и горя не знал бы. А то носится с тобой, как с писаной торбой. Ты что ему родственник? Нет? Значит из жалости. Видит, пропадаешь, вот и пожалел. Я пытался возражать ему, но он даже не слушал меня. - Выбрось глупости из головы. Спустись на землю. Друга нашёл. Да он тебе в дедушки годится. Насмешил, дальше некуда,- не унимался Валерка.- Вот мы с Костей думаешь друзья? Чушь собачья. Продам его за тридцать серебреников и глазом не моргну. Жаль, никто за него и гроша ломаного не даст. Так скажи, зачем мне такой друг? Дармоед он, а не друг, нахлебник самый настоящий. Никакого прока, только убытки одни. А у меня семья на шее, два бездельника вымахали, работать не хотят. Кто, по-твоему, их кор -мить будет? Костя? От такого дармоеда дождёшься. Вот и получается, что всё это детские глупости. Уразумел? Ничего, жизнь тебя ещё пообтешет, то-гда всё ура-

зумеешь. Спорить с Валеркой было бесполезно. Логика у него была железная. В конце сентября у дяди Миши случился сердечный приступ. Мы вызвали ему «скорую» и его госпитализировали. Больше месяца он пролежал в больнице. Врачи сказали, что с его сердцем физический труд ему противопоказан. Если он не хочет ещё одного такого приступа, о работе на стройке лучше забыть. Я уговаривал дядю Мишу бросить всё и уехать домой, но он не хотел меня слушать. Когда его выписали, он сразу же вышел на работу. - Подумай только, как я смогу всё бросить и уехать домой,отговаривался дядя Миша.- Еле деньги нашкрябал, чтобы сюда приехать, у половины села перезанимал, полгода на одни только проценты работал. А теперь вот так вот возьму, всё брошу и домой вернусь без копейки в кармане. А дальше что? Что дальше я делать буду? Как потом буду жить? Что я дочке скажу? Нет, и не уговаривай.- Отмахивался он.- Да и чув-

ствую я себя уже намного лучше.- И он брал одной рукой ведро с раствором и поднимал его, как гирю, демонстрируя свою недюжинную силу. В день Святого Николая он подарил мне небольшую ладанку. - Надень её и носи,- сказал дядя Миша. - Бог нас любит и бережёт. Благодари Его за это и не забывай о Нём. И Он всегда будет с тобой. В тот день дядя Миша был просто в ударе. Работал, как заведённый – я не успевал за ним. - Ну, как, Артёмка, есть ещё порох в пороховницах? То-то же. А ты говоришь: «Домой пора». Рано ещё домой. Вот дочке на приданое заработаю, тогда и домой можно будет. У меня мечта одна есть. Давно уже. Как приеду домой, хрюшек куплю на откорм. Голов двадцать. Страх, как люблю животных. Будет мне и отрада, и выгода на старости лет. - Может, сбавим темп?- предложил я, чувствуя сильную усталость. - Ты отдохни немного, а я поработаю.

- Вам бы тоже не помешало отдохнуть. Ещё целый день впереди. - На том свете отдыхать буду,- отшутился дядя Миша. До обеда мы сделали дневную норму. Мои уговоры на него не действовали. Он продолжал гнать, не жалея ни меня, ни себя, как мальчишка, шутя и куражась. После обеда он совсем выдохся и с трудом дотянул до конца. В пять часов он отшвырнул мастерок в сторону и рухнул на мешок с цементом. Так он просидел минут двадцать. - Артёмка, ну-ка помоги мне,- позвал он меня. За это время я успел помыть все инструменты и отнести их в строительный контейнер.- Встать не могу. Земля из-под ног уходит.- Пояснил он, хватая меня за руку. Я помог ему встать и дойти до машины. - Садись ты за руль,- сказал он, усаживаясь в машину.Нехорошо мне что-то. Дома он сразу же лёг. Ужинать наотрез отказался. У меня тоже не было аппетита. Я вышел из комнаты и

закрыл за собой дверь. Валерка с Костей были на кухне и о чём-то оживлённо беседовали. Когда я вошёл туда, они сразу же замолчали. На столе стоял недопитый пакет вина и сковорода с объедками жареной курицы. - Как дядя Миша? - участливо спросил Валерка. - Лежит,- ответил я. - Полегчало? - Пока, нет. - Может, скорую вызвать? - Не знаю,- пожал я плечами. - А я говорил ему: «Не лезь в чужое ярмо, выбирай ношу по себе»,- вдруг ни с того ни с сего взорвался Валерка.- Не слушал, вот и получил. С его сердцем дома сидеть надо, на печи, внуков нянчить. Дёрнуло на шестом десятке на заработки поехать. Кому он здесь такой нужен? Своих полная кошёлка. На больницу больше потратит, чем заработает. У меня не было желания выслушивать его гадости. И так на душе было тошно. Не сказав ни слова, я молча вышел на улицу. Алый глаз заходящего

солнца висел над самой головой. От этого стало немного жутковато, и я вер-нулся назад. Дядя Миша уже спал. В комнате был полумрак. Я не стал вклю-чать свет. Стараясь не шуметь, не разуваясь, я лёг на свою кровать и уставился в потолок. - Артёмка, это ты? - через некоторое время совсем слабым голосом спросил дядя Миша. - Я вас разбудил?обеспокоился я. - Я не спал. - Как вы себя чувствуете? - Вроде бы, отпустило. - Может, скорую вызвать? - Не надо, мне уже лучше. Дядя Миша отвернулся к стене и замолчал. С кухни доносились громкие голоса. Валерка с Костей допивали второй пакет вина. Дядя Миша повернулся на спину и застонал. Я приподнялся на локтях, напряжённо вглядываясь в темноту. Он ещё раз застонал, глубоко зевнул и опять отвернулся к стене. Мне стало как-то не по себе. - Дядя Миша,позвал я его шёпотом.-

Вам снова нехорошо? Дядя Миша ничего не ответил. Я встал с кровати и подошёл к нему. Он лежал с открытыми глазами и смотрел прямо на меня. - Дядя Миша, что с вами?- спросил я его. Он смотрел на меня широко открытыми глазами и молчал. Я легонько тронул его за плечо. От моего прикосновения он както неестественно откинулся назад, рука соскользнула вниз, медленно приоткрылся рот. Меня охватил ужас, и я выбежал на кухню. Валерка с Костей допивали остатки вина, задушевно варнякая о своём. - Ты что это разбегался, как лось по городу,- гаркнул на меня изрядно захмелевший Валерка.- Двенадцатый час уже, всех соседей разбудишь. Спать иди, а то завтра на работу проспишь. Что вылупился? Я не баба тебе, чтобы на меня пялиться. От испуга я потерял дар речи. - Там дядя Миша,наконец, выдавил я из себя. - Что с ним?- недовольно спросил Ва-

лерка. - Он там, лежит,пробормотал я. - Ты, наверное, бузины объелся, или лимонов,- снова гаркнул на меня Валерка.Слова из тебя не выдушишь. Может, ему помощь нужна. Он отодвинул меня с прохода и вышел из кухни. Костя засеменил вслед за Валеркой. Я пошёл за ними. - Похоже, что помощь ему уже не нужна,процедил сквозь зубы Валерка.Окочурился твой дядя Миша. Он повернул дядю Мишу на спину, закрыл ему глаза и рот и сложил крестом на

груди руки. - Вот так вот лучше будет,- задумчиво сказал Валерка. Хмель, как рукой, сняло. - Нужно в полицию сообщить,- сказал я. - Ты что сдурел?набросился на меня Валерка.Хочешь, чтобы нас депортировали? Ему уже хуже не будет, ты о себе подумай. Сам голову в петлю суёшь и наши подставляешь. Если в полиции узнают, что он здесь окочурился, никому не поздоровится, всем на пряники достанется. Вмиг домой отправят. - Его похоронить надо.

- Сами похороним. Не в первой. Костя, посмотри, что там на улице. - Да все уже спят давно. - Делай, что тебе говорят,- властно гаркнул на него Валерка. Костя выглянул в окно. - Кажется, никого нет, всё тихо,- сообщил Костя. - Давайте завернём его в одеяло,- скомандовал Валерка. - Неплохой получился конвертик,- злорадно съязвил Костя, обматывая бечевой завёрнутый труп. - Подгони машину прямо к подъезду и открой заднюю дверь,приказал мне Валерка.

- Только не шуми. Если кто увидит, считай пропали. Я взял ключи и пошёл на стоянку. Дядю Мишу кое-как с трудом запихнули в багажник. Костя сел на заднее сидение. - Двигайся,- сказал мне Валерка, открывая водительскую дверь.- Я поведу машину. Я послушно перебрался на соседнее сидение. Валерка уселся за руль. Взвизгнуло зажигание, машина ожила и мы поехали. - Хорошая тачка,сказал Валерка, проведя рукой по приборной панели.- На такой не стыдно и домой вернуться. Соседи от зависти полопались бы. Жаль только вот, придётся где-нибудь бросить. Улика. Что, дядя Миша,- С издёвкой усмехнулся он, обращаясь к трупу.Не ездил ещё в багажнике? Толи ещё будет. Мы тебе сейчас такие похороны устроим. Закачаешься. Машина выбралась на автостраду и, набирая скорость, понеслась по освещённой иллюминацией ночной дороге.

- Куда мы едем?спросил Костя. - На пляж, купаться,- съязвил Валерка. Через несколько километров мы свернули с автострады, и направились к видневшемуся вдали лесу. - А вот и пляж,обрадовался Валерка.Сейчас покупаемся. Лопаты положить не забыл?- спросил он у Кости.- А то зубами сейчас рыть будешь. - Не забыл,- огрызнулся Костя. Валерка повернул на просёлочную дорогу и выключил фары. Поскрипывая на ухабах, машина, не спеша, продвигалась вглубь леса. - Кажется, приехали,- сказал Валерка, останавливая машину возле небольшой поляны. Что расселись? Берите лопаты и за работу, живо. До рассвета надо управиться. Он первый взял лопату, обошёл поляну, ковырнул в нескольких местах землю и остановился возле раскидистого эвкалипта. - Копать будем здесь. Здесь земля мягче. И замаскировать потом будет легче,сказал он и мы начали

копать. Когда яма стала доходить нам до пояса, Валерка отшвырнул лопату и выбрался наверх. - Кончайте,- сказал он нам, переводя дыхание.- Хватит с него. И за это спасибо не скажет. Он открыл заднюю дверь машины и с силой потянул за одеяло. Труп вывалился из машины на траву. Взявшись за бечеву, он потащил его к яме. - Ну и тяжёлый же стал,- выругался Валерка.- Подсобите кто-нибудь, а то надорвусь. Костя бросился ему помогать. - Теперь берись за другой край и на счёт три бросаем,- сказал Валерка у самой ямы. Я сквозь слёзы смотрел на это. - Хорошо грохнулся,- удовлетворённо похлопал ладонями Валерка. - Смотри, он не помещается,- заметил Костя. - А ты ему колени подожми,- посоветовал Валерка.- Вот, теперь поместился. Он взялся за лопату и воткнул её в све-

жую землю. - Погоди,- остановил его Костя.- Сказать что-то нужно покойнику. Обычай такой. - А что ему сказать?- почесал затылок Валерка.Спасибо, тебе, дядя Миша, за то, что ночку весёлую нам устроил. Жил как попало, и умер так же. Возись теперь тут с тобой. - Не издевайтесь над ним,- взмолился я сквозь слёзы.- Он же вам ничего плохого не сделал. Зачем вы так? - Заткнись, щенок, - угрожающе оскалился Валерка.- А то и тебя сейчас рядом закопаем. Большой ком земли полетел в яму. За ним второй, третий. Валерка остервенело замахал лопатой. В считанные минуты яма наполнилась землёй. Хорошенько утрамбовав землю, Валерка с Костей забросали её прошлогодними листьями и сухими ветками. - Вот ты и обрёл своё последнее пристанище. Кто бы мог подумать. Воистину всё в руках Господних,- сказал напоследок Валерка.

Мы сели в машину и поехали обратно. На автостраде Валерка безжалостно надавил на газ. - Ну-ка покажи нам, на что ты способна,- сказал Валерка, обращаясь к машине. - Ты нас угробить решил?испугался Костя. - А ты уже в штаны наделал?- с язвительной усмешкой ответил вопросом на вопрос Валерка.- За шкуру свою трясёшься? Дерьмовая у тебя шкура. - Твоя-то не лучше. - Все мы из одной глины слеплены,- разошёлся не на шутку Валерка. Настроение у него было шутливое. Он начал вертеться и паясничать. - Смотри на дорогу, философ,- Костя явно не был настроен на шутливый лад. Об этом свидетельствовала его угрюмая физиономия. Мы долго колесили по окраине города, пока, наконец, не въехали на огромную свалку брошенных автомобилей. Это было глухое и тёмное место. Валерка спустил воздух с колёс и

машина, словно раненная, упала на брюхо. Потом подобрал с земли увесистый металлический прут и с остервенением зверя начал крушить машину, корёжа и уродуя её до неузнаваемости. Машина глухо ухала под его мощными непрекращающимися ударами. Посыпалось лобовое стекло, заднее провалилось в салон, с дребезгом разлетелись боковые стёкла, фары, подфарники. На глазах машина превратилась в груду металлолома. - Теперь никто не узнает,- запыхавшись, тяжело дыша, сказал Валерка.Хорошая была тачка. - Как бы нас не повязали,- поёжился Костя. - Кому ты здесь нужен. Сюда даже бродячие собаки ночью не решаются заходить. - А домой как мы теперь доберёмся? - Не хнычь профессор и не отставай. Валерка знал короткую дорогу и уверенно пошёл вперёд. Спустя полчаса мы были уже дома. - Пол пятого, через три часа на работу, - сказал Костя, когда

мы вошли в квартиру. - Толку-то спать. Пойдём покойника помянем,Валерка достал из холодильника пакет вина, несколько апельсинов, поставил на стол три стакана.- Чтоб земля ему пухом была.- Сказал он и мы выпили. Меня бил озноб, голова шла кругом, хотелось прилечь. Я встал из-за стола и пошёл к себе. - Ты куда?- бросил мне вдогонку Валерка. - Я устал. Я хочу отдохнуть,- не оборачиваясь, ответил я ему. - Ты вот что. Для всех дядя Миша уехал. Вчера вечером. Собрал шмотки, сел в машину и уехал. А куда? Кто его знает. Ничего не сказал. Ты понял? - Понял. - Ну, иди, отдохни. А мы ещё немного посидим, потолкуем. Я бросился на кровать и зарыдал, как ребёнок. Начинало светать. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул Валерка. Я быстро вытер слёзы и встал с кровати. - Ты не спишь?бесцеремонно спросил он, входя в комнату. От него изрядно разило перегаром.- Где его

вещи? - Зачем они вам? - Пригодятся,- он по-хозяйски прошёл через комнату и вытянул из-под дяди Мишиной кровати две сумки.- Его тумбочка? - Спросил он, указывая на тум-бочку возле кровати.- Костя, посмотри, что там. Я сел на кровать и закрыл лицо руками. - Чего смурнойто, студент? Из-за шмоток? Всё равно они ему уже не нужны. А тебе одному слишком много. Почестному поделим. Валерка вытряхнул содержимое сумок на дяди Мишину кровать. - Тряпьё одно,разочарованно протянул Валерка.- Забирай, профессор. Всё твоего калибра.- Он небрежно запихнул вещи назад в сумки и отодвинул их в сторону.- А где же инструменты? - На балконе, в сумке,- сказал я. Валерка вышел на балкон и вернулся оттуда с небольшой сумкой в руках. Теперь он сиял радостью и счастьем. - Зачем тебе это барахло?удивился Костя. - Сам ты барахло,-

язвительно ответил Валерка.- А это инструменты – хлеб толкового мастера. Понял? Что в тумбочке? - Да так, ерунда одна,- ответил Костя. - А что это за книжка? - Словарь португальский. - Дай-ка его сюда, - Валерка взял словарь в руки.- Совсем ещё новый. Держи, студент, пригодится.Сказал он и бросил книгу мне на кровать.Всё, ничего не осталось?- спросил Валерка, ещё раз заглядывая в тумбочку и под кровать.- Тогда пойдём завтракать. Они взяли сумки, и вышли из комнаты. Я остался один. Уже совсем рассвело. Из-за еле виднеющихся в утреннем тумане гор появилось солнце. Комната постепенно наполнилась светом. Мой взгляд остановился на дяди Мишиной кровати. Из-под кровати выглядывали его сандалии. Должно быть, Валерка не заметил, подумал я. Иначе забрал бы. Мне на глаза попался словарь. Я взял его в руки и наугад открыл первую попав-

шуюся страницу. Там была заложена небольшая глянцевая цветная фотография. На ней были дядя Миша и, судя по всему, его жена и дочери. Надо бы сообщить им, подумал я. На обороте была написана дата и номер телефона. Дверь отворилась, и в комнату вошёл Валерка, одетый в рабочую спецовку. - Ты не заснул тут? На работу пора. Мы тебя ждать не собираемся,- сказал он. - Я не пойду на работу,- не раздумывая, ответил я. - Что это ты удумал?- подозрительно сощурился Валерка. - Я улетаю домой. Не могу я здесь больше. Плохо мне здесь. Домой хочу. - А, может, оно и к лучшему,- призадумавшись, сказал Валерка.- Дядя Миша уехал, ты уедешь, подозрений меньше будет. Правильно решил. - Одобрил он.- Уезжай. Только смотри, не проболтайся. И под землёй достану. Мне терять нечего. Что ж, бывай.- Сказал он мне напоследок. Когда они ушли, я собрал свою сумку и,

не мешкая, поехал на вокзал. На вокзале я купил билет до Лиссабона и стал ждать поезд. Ожидание было недолгим. Наконец подали поезд, и я поспешил занять своё место. Только поезд тронулся, я погрузился в глубокий сон и проспал до самого Лиссабона. С вокзала я сразу же отправился в аэропорт. Сигуранса (охранник (порт.)) помог мне купить билет и сдать сумку в багажное отделение. Я пересёк пункт паспортного контроля и направился в зал ожидания. По дороге я вспомнил о фотографии. Нужно позвонить, мелькнуло у меня в голове. Остановившись возле первого же телефона, я достал из кармана несколько медяков и набрал номер. -Говорите, я слушаю,- раздался на другом конце провода приятный женский голос. - Здравствуйте, я звоню из Португалии,запинаясь, подбирая слова, начал я.- Ваш муж умер. Подождите,раздалось в телефонной трубке.

«Мама,- услышал я откуда-то издалека.К тебе кто-то звонит, говорит, что папа умер». Спустя некоторое время в трубке раздался другой женский голос, более грубый и слегка хриплый: - Что это за шуточки? Кто это звонит? - Я не шучу и не обманываю вас,- ответил я.- Этой ночью ваш муж умер от сердечного приступа. Мы похоронили его в лесу, неподалёку от Браги. Если хотите, я могу дать вам более точные координаты этого места. Должно быть, я говорил достаточно убедительно. Больше я ничего не услышал. В трубке раздались короткие гудки. Объявили посадку на мой самолёт, я повесил трубку и направился к посадочному тоннелю. У входа в тоннель я на секунду остановился и обернулся назад. Прощай, чужая земля. Прощай, дядя Миша. Спи спокойно в чужой земле. Я не забуду тебя никогда. Автор: слав Кураш

Влади-

Это несколько неумелые обрывки из моего личного дневника. Описанные здесь события имели отношение к моей личной жизни, поэтому характеризуются некоторой некоторой нелогичностью изложения. С уважением доктор Аллан Найф. С недавнего времени я понял что выбрал не ту профессию. Бесчисленные толпы пациентов с их насморками, нарывами и переломами отнюдь

не пробуждали во мне чувство милосердия или сострадания. Скорее наоборот эти грустные, зеленые от боли рожи, навевали тоску и ненависть ко всему человечеству. Каждое утро я начинал с чашечки кофе и горсти таблеток от нервов, в состав которых входили такие вещества, о которых не принято говорить в порядочном обществе. Между прочим я тоже грешил производством некоторых

запрещенных лекарств - делал я это лишь ради интереса и обогащения своего медицинского опыта. Замечу - они были весьма неплохого качества. Пожалуй, пора рассказать о себе. Я - простой молодой врач, живущий в городке Н. у своей тетушки в каменном холодном доме. Из окон моей полутемной комнаты виднелась библиотека - ее пыльные, темные окна круглосуточно отражались в зеркале над

столом. Тетка моя(ее тяжелые шаги постоянно выдавали ее,куда бы она не направлялась.) - веселая толстушка, вечно пытающиеся накормить меня своим ядрено-сладким вишневым вареньем. Но, увы, вишню я нахожу отвратительным плодом. *** Обычно после изнурительного рабочего дня я бреду домой по узким улицам, перехожу глубокую реку по скрипучему мосту,огибаю выше названную пыльную библиотеку и бесшумно пробираюсь в свою комнату на втором этаже. Затем перекусив нехитрым ужином и проведя пару химических реакций к закату я снаряжался в путь. Толстый посох, потертая шляпа и корзинка для сбора лекарственных трав и грибов всегда отправлялись вместе со мной. Пройдя некоторое растояние от дома я попадал в небольшой лесок. Множество незаметных тропинок выводили меня то к россыпи земляники, то к

топкому болотцу, окруженному раскидистым папоротником и осокой. Я мало сплю. Всего несколько часов. Возможно это от таблеток - но они меня успокаивают. Я обожаю ночь. Мягкие тучи окромляют мерцающие гвоздики звезд и прекрасное холодное светило - луна - освещает мне путь. Роса сверкает на листьях и травах,которые я срезаю и аккуратно складываю в свою корзинку. Иногда я вижу белую тень боковым зрением но оборачиваясь, успеваю заметить лишь колыхание веток. *** Эта неожиданная встреча с белой фигурой состоялась одной морозной октябрьской ночью. Луны почти не было видно из-за стремительных туч. Ветер гудел, листья вздрагивали и одновременно шумели как сотня маленьких черных бабочек. Я увидел ее со спины. Светло- серое платье, резко расширяющееся книзу, подол которого был запачкан землей. Воло-

сы, спутавшиеся в бесформленный узел были странного желтого оттенка, которого раньше я никогда не встречал. Она что-то тихо напевала и ласково проводила ладонью по стебелькам крапивы. Я ехидно ухмыльнулся и наклонившись к ее хрупкому плечику, прокричал: -Мадам! Не соблагозволите ли подвинутся своим тщедушным задом чтобы освободить мне дорогу? Незнакомка испуганно обернулась и я, как врач, поразился насколько глубоко впали ее щеки и насколько бескровной оказалась бледная полоска губ. Я был выше ее на целую голову и с высоты заглянув в эти внеземные зеленоватые глаза обнаружил там странную пустоту - ту же что ощущал я, находясь каждый день на одном и том же месте, осматривая одних и тех же людей. *** Так произошло мое знакомство с Кейтлин. Она была неизлечимо больна редким недугом - сол-

нечные лучи буквально растворяли ее нежную кожу, покрывали ее ужасными язвами. Поэтому Кейт со своим отцом жила обособленно и выходила на свежий воздух лишь в самые темные ночи, в этот лес. Здесь наслаждаясь ветерком и собирая заснувшие цветы, она познавала чуточку свободы. Всё ее существование было отравлено постоянным напоминанием о смерти. Как врач я понимал что век ее будет короток и стал скрашивать ее ночные прогулки своим присутствием. Взгляд ее грустных зеленых глаз проник в мое сердце, заставляя с утроившимся вдохновением перебирать все мои химические познания в фармокологии в надежде найти лекарство. Так длилась наша молчаливая любовь несколько лет. Я видел ее лишь по ночам. Я проклинал чуть появившийся ранним утром луч и восхвалял небеса, как только солнце скрывалось в багровых разводах заката. Кейтлин с улыбкой читала мне пре-

красные стихи античных поэтов. В ее устах они звучали как пение архангелов. С милым смущением она слушала мои пылкие признания, те слова любви и страсти, что более никогда я никому не произнесу. Я до сих пор чувствую порхание ее тонких прозрачных пальчиков, ворошивших мои вечно запутанные волосы. *** Наступило последнее лето. Оно было одно из самых жарких за всю мою жизнь. В тот день я сидел в своей полутемной комнате и писал письмо знакомому ювелиру, моему постоянному пациенту, страдающему от подагры. Эта ночь должна была стать решающей в моей жалкой жизни я решил сделать Кейтлин предложение. Вдруг послышался звон пожарного колокола. Выбежав с тетей на улицу я увидел как над рощей поднимается черный страшный дым. Я все сразу понял. Меня как пронзило. Я побежал вперед и приближаясь удостоверился в своих

самых страшных опасениях. Не дождавшиеся спасительного дождя иссохшие деревья рощи загорелись от какой-то искры и быстро дошли до особняка моей возлюбленной. Когда я оказался на месте было уже поздно. Пламя вырывалось из всех окон, жадно облизывало крышу и флюгер в виде петушка. -Кейтлин! вскричал я и бросился внутрь бушующего ада. Огонь пыхнул на меня, но боль не ощущалась, одежда на мне стала горячей как кипяток. Кейтлин упала мне в руки - ее извечно светлое платье почти полностью обгорело, а кожа под ним обуглилась. Вероятно она спала, когда начался пожар и не успела спастись - да и как, ведь снаружи ее поджидали разрушительные лучи. Она с мукой взглянула на меня и исторгла дух в моих объятьях. Автор: Анастасия Рейфшнейдер

Паучок висел прямо над головой. Василий протянул к нему руку. Быстрый восьминог рванулся вверх, но невысоко, на безопасное расстояние от человека. Так и повис, следя за движениями огромного зверя с четырьмя конечностями. А «зверь» подумал: «Вот и пауки развелись…» В его кабинете, еще недавно со вкусом обставленном модным дизайнером, осталась едва ли треть мебели. На стенах не висят уже офорты лучших графиков страны, которые так любовно собирались хозяином, знатоком искусства. Впрочем, нет – одна маленькая работа осталась: двое маленьких мальчишек поставленных на деревенских стульях для фотографирования. Босоногие, в потрепанных штанах с одной лямкой. Оба старательно уставились на дяденьку-фотографа. Позади бочка с фикусом, на стене семейный иконостас. Василий сделал все, чтобы раздобыть эту работу талантливо-

го сибирского художника. Он нашел ее в интернете и понял: жить без нее не сможет. Нет, на листе не его детство, это пацаны пятидесятых годов прошлого столетия, послевоенные. С автором работы мать Василия училась в художественном училище. Ну и что мне, пацаны, делать, не подскажете? Мальчишки продолжали с детским упорством его разглядывать, и не было в их вытаращенных глазенках укора или печали. Казалось, что младший, трехлетний, откроет пухлый ротик и скажет: «Не пать, дядя, все холосо будет». Василий знал – «холосо» уже не будет. Вчера уволили последнюю уборщицу. Он взглянул на паука, упорно висящего над головой. Вспомнил примету: паук к письму. Эх, паучок, все письма уже пришли. Его завод, такой успешный и полезный, разорен усилиями конкурентов, недобросовестных поставщиков, и предательством дру-

га-партнера. Завтра его предприятие перейдет в другие руки. Хотя Василию было обещано, что рабочие останутся на своих местах с прежними условиями, но он-то знал: так как при нем - не будет. Только что он продиктовал последний приказ об увольнении своего секретаря. Сделать это было нелегко. Они работали вместе более десяти лет, слаженно, без конфликтов. Паучок все висел. Василий открыл в компьютере почту. Ничего. Телефоны застыли, будто, как на подводной лодке, объявили «молчание». В это молчание вдруг ворвался голос секретаря-референта, Василий вздрогнул. - Василий Владимирович, вам принесли записку. Тренированное на горнолыжных трассах и серфинге сердце начальника почему-то застучало: «Вот и письмо!» - Несите, Анна Сергеевна. Она, как всегда,

вошла бесшумно, лицо приветливое, одета строго, со вкусом, без украшений и намеков. Верный до конца друг, блестящий профессионал, уже неделю работавшая бесплатно. Бальзаковский возраст, кареглазая привлекательная шатенка со спортивной фигурой. Она положила на стол сложенный вдвое лист. Записка была краткой: «Могу помочь немедленно. Прошу одну минуту. С. Симонов». «Очередной про-

ситель или авантюрист», - подумал Василий и собрался выбросить бумажку в корзину, но вдруг остановился и сказал: - Просите. Посетитель тут же и вошел, словно боялся, что хозяин кабинета передумает. Невзрачный, худенький блондин, таких чаще зовут белобрысыми, с большими, серыми глазами уставился на Василия просящим и одновременно фанатичным взглядом. «Сдвинутый», - решил

Василий, но, как воспитанный человек, спросил: - Чем вы мне собираетесь помочь, господин Симонов? Блондин шагнул к столу, сделал это решительно, в глазах исчезло просящее выражение. - Василий Владимирович, прошу вас взглянуть на ежедневник. Пожалуйста. - Хорошо, – согласился Василий. И тут же удивленно сказал: - Что за ерунда! Где… - он перевернул

страницу, вернул назад. - Не понимаю. «Симонов Сав…. Откуда эта запись? - он поднял голову. Глаза странного посетителя выражали ликование, рот растянулся в асимметричной улыбке. - В чем дело? Фокус какой-нибудь? Так вам в цирк надо. Симонов глубоко вздохнул: - Нет, - твердо сказал он, - мое открытие. Но я еще не закончил. Не можете ли вы взглянуть на записи вашей секретарши, только незаметно. Ищите то, что она записала минут десять назад. Василий помедлил, но чисто детское любопытство взяло верх. - Хорошо, – он вышел, оставив дверь открытой. - Анна Сергеевна, а приготовьте-ка нам чаю. Женщина вышла в соседнюю комнатукухню. Василий быстро подошел к столу. На нем лежал вчерашний приказ об увольнении уборщицы. Но ведь несколько минут назад Анна Сергеевна сделала запись о своем увольнении по собст-

венному желанию! Он сам видел, как она с невозмутимым видом печатала приказ. Василий бросился назад. - Убедились? – услышал он посетителя и, усевшись на свой стул, сказал: - Присаживайтесь. Я вас слушаю. – У Василия, выпускника Бауманки, было особое чутье на технические новинки. Здесь было нечто новое, таинственное. Возникло предчувствие выхода из создавшегося положения, замаячила надежда на спасение. - Все просто, заговорил Симонов. – Я беру какое-то количество времени в одном месте и помещаю его в другое место. В данном случае я взял несколько минут в соседней комнате и отдал их вам. Последнюю запись вы сделали после разговора со мной. У вас появилось дополнительное время. У Василия в голове мгновенно заварилась горячая каша, но через несколько секунд она остыла. Проснулась деловая проницательность, и накатило жгучее желание

действовать. - У меня два вопроса: сколько вы сможете добыть времени, и на каком пространстве это действует. - Времени до месяца, пространство радиусом до пяти километров. Василий встал, подошел к окну. Возле первого цеха стояла толпа рабочих. Он повернулся. - Свой метод или техническую установку вы, конечно, держите в секрете? - Простите, но – да. - Еще вопрос: не повредят ли ваши действия той местности, где вы забираете время? - Ни в коей мере! На земле достаточно много совершенно безлюдных мест. Просто цветочки расцветут быстрее. - Я правильно понял – время там пробежит мгновенно, а в нужном месте растянется? - Совершенно верно. Приятно иметь дело с умным человеком. В кабинет вошла Татьяна Сергеевна. - Ваш чай. Симонов положил

в чай четыре куска сахара – «простите, привычка», и с удовольствием начал прихлебывать из тонкой японской чашки. Василий глотнул только раз и потянулся к ручке. - Как ваше полное имя? - У вас уже записано, - улыбнулся посетитель. - Да-да, забыл. Значит, Симонов Савелий Иванович. - Совершенно верно. И заметьте – только что закончилось отданное вам время. - Минуточку. – Василий нажал кнопку. – Анна Сергеевна, какая у вас на сегодня последняя запись? - На сегодня ничего нет, Василий Владимирович. - Значит, это время вы у нее забрали? Симонов энергично кивнул. Василий открыл дверь. - Анна Сергеевна, прошу вас, пойдите к первому цеху и скажите людям, что положение изменилось. Пусть работают спокойно. А начальника попросите сообщить об этом в остальных цехах. - А я? – спросила

Анна Сергеевна. - Что вы? А! Продолжаете работать. - Спасибо. - И, пожалуйста, никого ко мне не пускать. Выйдя, Анна Сергеевна вынула из ящика стола напечатанный лист, порвала на мелкие клочки и выбросила в корзину. За плотно закрытой дверью шел никому неслышный секретный разговор. Василий передал Симонову список людей, от которых зависела судьба его предприятия. - Так. Понятно, сказал Савелий. – Известные личности. Уточните: когда поставщик должен был завезти сырье? - Две недели назад. Привезли только вчера. А сегодня мы должны отгрузить готовую продукцию. - Значит две недели? - Да. Этого хватит. Мы всегда работали точно по графику. - Ну, что же, начнем. Столько времени у меня в запасе есть. - Еще вопрос об оплате. - Да-да, вот. – Симонов написал на листочке с его запис-

кой сумму. - Приемлемо. Конечно, после выполнения ваших обязательств. - Разумеется, посетитель забрал со стола листок. - Подождите еще немного. Скажите, у вас большой опыт подобной работы? - Несколько случаев. Все окончилось благополучно. - Может, расскажете? - Вы все-таки сомневаетесь? Не стоит. Хорошо. Вот вам пример. Год назад я помог одному человеку, широко известному. Я не могу назвать его имя. Он был смертельно болен. Сердце. Требовалась срочная операция, но никак не могли найти донора, а времени практически не оставалось. Я дал ему месяц. За это время донора нашли, операция прошла успешно. - Кажется, я догадываюсь,… значит, это вы. Тогда случилось просто чудо. – Лицо Василия прояснилось, на нем появилось привычное решительное выражения. – Все. Начинаем. Савелий Иванович! – Он протянул Симонову

руку. Загадочный посетитель вышел. Он увидел в окно, что толпы во дворе нет. К офису почти бежала Анна Сергеевна. Навстречу ей шел Симонов, который вежливо поклонился секретарше. «Банкир времени, - подумал Василий. – Странно – работы по выполнению заказа начались сегодня и сегодня же и закончатся». Но только он будет знать об этом. Как Симонов сделает, чтобы рабочие не заметили, непонятно, но это его дело. Два года назад Савелий Симонов приехал отдыхать в свою родную деревню. Стоял конец августа. Немногочисленные жители занимались заготовкой на зиму. Леса вокруг деревни были ягодные и грибные, в речке еще водилась рыба. Просто рай для любителей природы. Жаль, что деревня стояла в глуши, далеко от надежной трассы, от которой вела давно освобожденная от забот начальства дорога. Раз в неделю приезжала автолавка, в кабине которой сидела районная фельдшерица. Собравшиеся старики покупали продукты,

медичка наскоро осматривала больных. Савва давно звал живущих здесь деда и бабку к себе в город, где он обитал один в двухкомнатной квартире. Вдова-мать переехала с новым мужем в другой город. Но упрямые старики желали быть похороненными на местном кладбище. «У вас там мы быстро сковырнемся, - говорил дед, а тут еще поживем». Внук это понимал. Конечно, здесь благодать! Один воздух чего стоит, хоть пей его. Лет десять назад случилось в деревне нашествие уфологов. За речкой приехавший из города племянник соседей Серега повстречал троих пришельцев. Появились они из серебристопрозрачного аппарата похожего на конус, прошли мимо Сереги, один даже сквозь него. Парень тут же отключился. Очнувшись, не обнаружил никаких гостей. Голова гудела как трансформатор. Он бросился на место посадки конуса и нашел там выгоревший круг радиусом примерно метров в десять.

Больше ничего. В больной голове засела мысль: сообщить об этом кому следует. Такого человека он знал. Это был преподаватель политеха, где Серега учился. Иногда он половину лекции посвящал уфологии, в которую фанатично верил. Парень кое-как добрел до дома, поболтал башкой в бочке с дождевой водой, принял теткину таблетку и отправился на ближайший холм. Только оттуда доставал мобильник. Преподаватель приехал на своем автомобиле с единомышленниками. До этого на выжженной поляне побывали все местные жители. Сереге никто не поверил. Посмеялись и начали дразнить его инопланетянином. Уфологи были другого мнения. Тщательно обследовав почву и окрестности, обнаружив в пепле следы незнакомого вещества, они собрали в клубе сельчан и прочитали лекцию о посещении Земли инопланетянами. - А мы тут живем и ниче не знаем, - сказал старик Степане.

Фанаты инопланетян, уезжая, сказали: «Мы убедительно просим вас, дорогие сельчане, понаблюдать за происходящим вокруг. Инопланетный корабль может еще вернуться». Дальше следовали инструкции, как вести себя в этом случае. На прощание всем раздали брошюрки об уфологии. Поначалу жители восприняли просьбу как правительственное задание, изучали брошюру и старательно высматривали пришельцев. Но их все не было, если не считать случая, когда местный пьяница Леха Чугунов, завернувшись в простыню, залез ночью в магазин за водкой. Онемевшая от страха продавщица, встревоженная огоньками внутри магазина, стояла перед дверью, боясь войти. Пришелец уже выходил на крыльцо, и тут его подвела жадность. Из руки, держащей несколько бутылок, выскользнула одна и разбилась с пугающим звоном. Инопланетянин произнес фразу, понятную всем россиянам, чем и выдал себя окончательно.

Что было дальше рассказывать незачем. Постепенно страсти по пришельцам утихли. Все занялись своими делами. Старик Степаныч пустил брошюрку на самокрутки из своего табака. Савелий как раз подоспел к невиданному ранее урожаю грибов. А именно - груздей. Обрадованные приездом внука старики рассказали, как в прошлые выходные в деревне высадились десанты горожан и заполонили местные леса. А послезавтра ожидается новое нашествие. Так что внучку надо поторопиться. Сами-то они ходить далеко не могут, а места хорошие укажут. Дед нарисовал на бумажке речку и отметил место, где должно быть много груздей. Бабка добавила, что как раз там сосед Серега видел инопланетян. Назавтра Савелий встал с петухами, еще солнце не встало, а он уже переправился по мостику через речку с большим коробом за плечами. Ночью прошел дождик, и грузди вылезли целыми семь-

ями. Он быстро набрал полный короб, отнес домой и снова убежал в лес. На этот раз выбирал только маленькие – «пуговки», как просила бабка. Ох, как приятно зимой похрустеть такими грибочками! Он уже почти набрал короб и собирал в прихваченную дома корзинку. В одном месте наткнулся на большой выводок и, с удовольствием раздвигая мох, осторожно извлекал из -под него грибы. Нащупав очередной груздь, он очистил его ото мха и листьев и увидел, что тот слишком крупный. Взять или не взять? Груздь был белый, гладкий, круглый, как по циркулю. Савелий подсунул под шляпку ножик, - груздь легко оторвался, как будто просто лежал на земле. Парень перевернул его. Ножки у груздя не было. Вообще. И был это вовсе не гриб, а диск, вогнутый с одной стороны. Что это не тарелка, было понятно сразу. На обратной стороне тремя концентрическими кругами располагались разноцветные кнопки. В центре была

одна – большая. Савва не был дураков, чтобы не понять важность находки. В голове быстро промелькнула мысль о пришельцах. Он повертел диск и решился нажать на кнопку, самую маленькую, светло-розовую, в ближнем к центру кружочке. Нажал. Подождал. Подумал и нажал на центральную большую. И ахнул. Грузди, которые он только что собрал, вернулись на место, а в корзине исчезли. Пока он, растерянный, стоял над ними, грибы в один миг снова переместились в корзину. «Примерно минута прошла, - подумал он. Машина времени? Эта кнопочка – минута?» Савелий сел на мох и закрыл глаза. Похоже, ему все это снится. Но диск-то вот он, в руках! Надо проверить еще раз. На чем -нибудь другом. Он отломил веточку у ближайшей осины, нажал на ту же кнопочку и решил нажать на вторую, более темную, рядом. Потом на центральную. Веточка мгновенно вернулась на место. Прошло более двух минут, - раз! – ветка лежит на тра-

ве. Выходит у них «там» секунда длиннее. Все понятно. На втором и третьем кругах длительность должна быть больше, может, часы и даже сутки и месяцы. Интересно, а в другом месте что-нибудь подобное происходило? Вдруг у бабки вода из ведра вернулась в колодец? Потом обратно. Он быстро добрал корзинку и побежал домой. Слава Богу, дома все в порядке. Дед и бабка сели за чистку грибов, Савелий, съев сытный завтрак, отправился в свою светелку-чердак. Старики туда не поднимались. Он уселся на лежанку ближе к свету и внимательно стал разглядывать диск. Оказывается, в лесу он не заметил, что кнопки по крайнему кругу с углублениями и различного цвета, одна из них, белая, отмечена в середине точкой. Наверно, отсюда идет отсчет. Только чего? Сейчас проверим. Он выглянул в окошко. По улице древний старик Степаныч гнал своих коз. Савелий сосредоточился на них. Засек время на

часах. Нажал на минутную кнопку, потом на белую с точкой, и, наконец, на центральную. Вся процессия на улице исчезла. Он испугался, но взял себя в руки и стал ждать. Странно, минутная стрелка на часах не двигалась. Вскоре все маленькое стадо вместе с пастухом прошло мимо. Стрелка пошла. Выходит, этой минуты вовсе не было. Он сэкономил время? Можно было что-то делать, а время не тратилось. Интересно, как оно для Степаныча прошло? Почувствовал он что-нибудь? А белая кнопка скорей всего отмечает расстояние, то есть радиус действия. Для чего эта машинка? Для накопления времени? А откуда оно берется, это лишнее время? Вопросов куча. Проверим еще раз. Вот продавщица Катя спешит в магазин. Опаздывает, поглядывает на часы. Савелий сделал четыре минуты, использовал ту же белую кнопку. Часы его застыли. Он стал считать секунды, дошел

до двухсот сорока. Катя появилась. Причем от того места, где он отправил ее назад, продавщица побежала - сильно уже опаздывала. Савелий по наружной лестнице скатился во двор и кинулся вслед за ней. У магазина уже стояла толпа вечно занятых женщин и жаждущих мужиков. Последние тут же высказались: «Катька, ну ты совсем обнаглела! Уже десять минут одиннадцатого!» «Не орите! Я вовремя вышла, с часами че-то». Савва зашел вместе со всеми, отстоял очередь, купил сигарет и старикам карамели к чаю. В это время радио в подсобке объявило: «Десять часов пятьдесят минут». Катя посмотрела на часы: «Точно. Отстали на пять минут». Кое-что стало понятным. Но вопросов куча. Изучение прибора надо продолжить, но осторожно. На людях не испытывать, заметят – начнется переполох, понаедут любители аномалий. А пока – что имеем? У деда Степана и Кати отнято шесть минут. А у него доба-

вилось столько же. А можно было больше. Это же, как удобно, если не успеваешь с отчетом или на поезд! Где-нибудь взял необходимое время и везде успел. Просто замечательно. Только надо определиться с пространством. От чердака до места, где проходила продавщица метров десять. Включается и двор, на котором его старики возятся с грибами. Они, конечно, не заметили изъятия у них нескольких минут. Савва подходил уже к дому, когда его окликнул сосед напротив: - Привет, Савелий! Время не скажешь? Савелий сказал. - Ну, вот! Пропустил по радио погоду. - Не будет сегодня дождя, - успокоил соседа Савва, - я слышал. Про себя прикинул, сколько метров до соседа – где-то двадцать. - Ладно, тогда я за грибами. А то скоро понаедут, все выгребут. Сидя на пне в лесу, Савелий вырабатывал программу действий по изучению прибора. Получилось

так: 1. Переместиться на безлюдное место 2. Увеличить пространство до пятисот метров и более в радиусе. 3. Увеличить время до нескольких часов. Все вроде просто, только как угадать все точно? Все равно будет приблизительно. Он предположил, что часы отмечались на кнопках зеленого цвета в маленьком круге. А в среднем круге, наверно, сутки. Парень решился. Сел на велосипед и отъехал за деревню километра три. Столько было до автомобильного моста. На диске он набрал часов пять и на кнопках с углублением нажал на четвертую от точки. Вдали увидел несколько автомобилей, среди них пазик. «Серьезно они собрались за грибами», - подумал он и помчался в лес. Там, в месте одинаково удаленном от речки и поля, включил большую кнопку. Он еще раз набрал короб грибов. Остальные жители сходили в лес по дватри раза. Хватит самим на зиму и в город

продавать повезут. Дальше брусника пойдет, за которой горожане тоже наповадились ездить. Выхлещут весь ягодник. Грибницу не берегут, вырывают с корнями. Лишают сельчан законного заработка. Грибники подъехали через пять часов. Навстречу им по мостику с трудом тащила две корзины груздей мать продавщицы Кати. Горожане, увидев такое изобилие, возликовали и кинулись на речку. Через час-полтора разочарованные охотники за лесными дарами вернулись на дорогу. Только у одного была почти полная корзина. Савелий слышал, как счастливчик объяснял, что набрал грибов возле поля. Ближе ничего нет, а в поле и подавно. Переругавшись и поминая какую-то тетку с рынка, гости уехали. А Симонов вычислил площадь охвата прибором. Он забрал время с трех квадратных километров и на таком же пространстве добавил. Довольные сельчане ничего не заметили. Вдобавок в воскре-

сенье приехала автолавка с продуктами первой необходимости. Продавщица вместо денег брала грибы. Неделя у сельчан прошла быстро и без инопланетного прибора. На выходные выпал дождь, вызвав еще один слой груздей и рыжиков. А владелец машинки времени был уже в городе. Уже несколько дней ученые из академгородка жили на вершине горы Зеленой. Устанавливали оборудование, привезенное на вертолете. Это место, как было вычислено, наиболее благоприятно для наблюдения за полным солнечным затмением. Чистейшее небо без облаков обещало не подвести. Ученые, попивая чай с горными травами, с нетерпением ожидали важное событие, обсуждали последние новости, шутили, загорали на щедром солнышке. Вдруг гудение вертолета прервало их радостное ожидание. Чтото рано он летит. Может, еще кого-нибудь везет? Выскочивший летчик поприветствовал ученых и удивил-

ся: - А вы еще не собрались? Поторопитесь, времени у нас мало. - В чем дело? – с п р о с и л с т а р ши й группы академик Бобров. - Почему вы прилетели раньше? - Как договаривались. Семнадцатого июня. - Что?! Вы бредите? Затмение будет завтра, шестнадцатого - утром. - Так было же вчера! Я сам видел! Витя, подтверди. - Да, - сказал напарник. – Здорово было. Академик сел на траву, оглядел сильно удивленных коллег, которые просто онемели. - Это невозможно! Ошибка исключена! Боже мой! Я ничего не понимаю. Летчик пожал плечами. - Вот, посмотрите, - он поднес свои часы к глазам ученого, – сегодняшнее число. - Невероятно! Пропали целые сутки! Почему? Как это могло произойти? На это летчики дать ответа не смогли. А, когда отошли к ка-

бине, напарник прошептал: «Поддали, небось, хорошо и время проворонили». - Не тот уровень, уверенно сказал летчик. – Дело-то серьезное. Да и спиртного они не завозили. Ничего не пойму. Какая-то аномалия. Последнее слово академик услышал. - Аномалия… аномалия! Бред какойто! - А вы все-таки собирайтесь, - вежливо предложил летчик. – Время-то идет. - Вот, слушайте! – второй летчик прибавил громкость радио. – Тут про вас говорят. - … с нетерпением ожидаем в студии ученых, наблюдавших за затмением на вершине горы Зеленой. Они возвращаются сегодня семнадцатого июня. - Ааааа! – взревел могучий академик Бобров. Он вскочил, схватил, первый попавшийся камень и бросил вперед. Ассистент Костя Жуков едва успел отскочить и теперь испуганно следил за движениями шефа. Но тот внезапно затих и сел, закрыв голову руками. Костя

зачем-то пошел к месту, куда упал камень, вернулся, шагая размеренным шагом, и сказал: - Метров шестьдесят, не меньше. - А? – поднял голову академик. - Рекорд, Степан Афанасьевич! Шестьдесят метров. Безумные глаза ученого приняли заинтересованное выражение: - Врешь… - Вот вам… - ассистент поднял правую руку ко лбу, но передумал. – Хотите, рулеткой измерим? Степан Афанасьевич вдруг вскочил и взревел: - А пошли они все! Планеты, звезды, кометы, астероидыпи… - он хотел сказать в рифму, но увидел лицо единственной в экспедиции девушки Инны. – Все! Бросаю эту хрень и ухожу в дискоболы! – Академик Бобров с молодости занимался метанием ядра, даже участвовал в универсиадах. Последнее решение уйти в спорт успокоило его, он жалобно обратился к ассистенту: - Костя, прошу

тебя как сына – выясни, в чем дело. – Он замотал головой. – Вся программа псу под хвост! - Выясню, клянусь. Всех на ноги подниму! Через час группа ученых улетела. Академик Бобров, выпив лошадиную дозу успокоительного, крепко спал. Остальные обсуждали происшествие, выдвигая вероятные и невероятные версии. Василий Владимирович ночевать домой не уходил, спал в кабинете. На заводе происходило невероятное. Все работали с удвоенным старанием, с веселым азартом – понимали, что от их трудового подвига зависит судьба предприятия, то есть, их судьба. Директор в это время пересматривал деловые связи, отказался от ненадежных поставщиков, нашел новых, подписал с ними конкретные договоры, в которых не было лазеек для невыполнения обязательств. Анна Сергеевна превзошла себя, блестяще выполняла все поручения, вихрем носилась по заводу,

проводила быстрые совещания в цехах, отговорила шефа от двух опрометчивых шагов. Она похудела, похорошела, сменила гладкую прическу на пышную волнистую копну. Василий с удовольствием смотрел из окна, как она, резво перебирая стройными ножками, несется по заводскому двору с очередным поручением. «Не сделать ли ее заместителем? - однажды подумал Василий. – А что – образование у нее высшее техническое, специалисты к ней прислушиваются, деловые качества не вызывают сомнения». Одно только останавливало директора от окончательного решения. Но об этом позже. - Можно, Василий Владимирович? – в кабинет заглянула вернувшаяся на работу уборщица Маша. - Конечно, Машенька! Я сейчас выйду. – Он начал убирать со стола бумаги. - Сколько пыли накопилось! Ничего. Сейчас все уберу. Ой, даже пауки развелись! Мамочки! Фу! – Маша замахнулась веником. Василий резво подскочил к ней.

- Маша! Не трогай паучка! Пусть живет. Он мне удачу принес, да и всем нам. - Правда? – уборщица с сомнением следила за взбирающимся вверх паучком. - Правда. Смотри, какой он веселый, а паутинка в углу такая красивая, прямо кружево. - Ну, пусть живет. Я только осторожно стекло вытру. Выйдя, уборщица шепотом поделилась с Анной Сергеевной: - Вы знаете, кто у директора в кабинете живет? - Как живет, кто? – в глазах у секретарши появилась тревога. - Да паук же! Василий Владимирович говорит, что он нам всем удачу принес. - А! – у женщины отлегло от сердца. – Правильно сказал. Ты же видишь – завод не закрыли? - Надо же! Интересно, что он ест? - Кто? - Паучок этот. - Не знаю. Посмотри в интернете. Вообще-то пауки мух ловят. Заказ был выполнен на три дня раньше. Заказчик отблагодарил

новым выгодным заказом. Василий Владимирович отправил рабочих в трехдневный оплачиваемый отпуск, а вместе с выходными получилось пять дней. Савелий Иванович Симонов явился в точно назначенное время. Василий вышел ему навстречу, крепко пожал руку и предложил выпить коньяку за успех дела. Савелий вежливо отказался, сославшись на аллергию к спиртному. Владелец спасенного завода передал ему конверт с вознаграждением и попросил немного задержаться. - Я хочу еще раз попросить вас о помощи. На этот раз лично мне. Видите ли - собираюсь жениться, но мы оба - я и моя будущая жена - очень занятые люди. Медового месяца у нас не получится. Так вот: нам нужна неделя где-нибудь подальше от людей. Все эти острова, отели и толпы туристов надоели. Может быть, вы знаете такое место? - Дайте подумать. – Он наморщил лоб. – Да! Знаю. Безлюдная живописная гора подойдет? Следующие несколько минут ушли

на поиски в интернете нужного пейзажа. - Вот она! Как? – на снимке сверху видна была плоская вершина невысокой горы с живописным кустарником и цветами. Внизу извилистая речка, вокруг такие же горы. Никакого признака жилья. - Заезд туда на вертолете с необходимым оборудованием, ну, там, палатка, продукты, вода и прочее. Осилите? - Конечно. Нам надо в конце следующей недели. - Надо прогноз погоды посмотреть. Так. В субботу: солнечно, температура 2527 градусов. - Превосходно! - Итак. Вертолет я беру на себя. Буду там третьим пилотом. Идет? - По рукам! - Ну, я пошел. Поздравляю вас. - А не хотите узнать, кто моя невеста? - Догадываюсь. Потрясающая женщина! Василий не сразу нашел в кармане красивую коробочку и, протянув ее Анне Сергеевне, робко произнес: - Вот. – Пауза. –

Будьте моей женой… Железная женщина заморгала, из прекрасных глаз закапали слезы. Василий испугался: - Ну, что вы! – Он притянул ее к себе. – Ты согласна? Она кивнула в его плечо подбородком. Вертолет высадил счастливую пару на цветочной поляне. Летчики быстро выгрузили необходимые вещи. Один из них в темных очках тайком подмигнув новобрачному, отошел в сторону и через минуту вернулся. - Вернемся ровно через неделю, - обещали пилоты. Молодожены были счастливы. Василий решился и рассказал жене о спасении завода. Почувствовал, что она не поверила. - Но я же правду говорю! - Конечно, милый! Ты ведь спас завод. Ты просто гений! - Это не я гений, а… ладно, пусть будет так. - А этот человек – что-то в нем есть странное. Ведь это он попросил меня спрятать приказ. - Боже мой! А ято ломаю голову – не

стыкуется это исчезновение с его теорией. Спрошу, когда прилетит. Симонов не прилетел. Когда загружали вертолет, на небе началось что-то странное. Сначала исчез краешек яркого солнца. Потом тень двинулась дальше. Один из пилотов удивленно сказал: - Так вот же оно – затмение! А ученые уже уехали. Не дождались. Прямо чудеса какие-то! Подряд два затмения. - Какие ученые? – насторожился Василий. - Высадили мы здесь целую группу с телескопами и всякими навороченными приборами. Они ждали затмения шестнадцатого числа. А его здесь не было. - Странно. Мы же дома его видели. Так, дорогая? - Да. Жутко было. - Видимо на этой горе какая-то аномалия. Так и академик сказал. Ох, и разозлился он. Спаситель так и не появился. Деньги просил перечислить на указанный счет. Автор: Анна Ершова

"Утверждать – этого нет, потому что этого не может быть никогда – прямолинейно и скучно". (Н.Волгин – кандидат философских наук, уфолог.) В нынешнем году майская погода москвичей не баловала. Небо словно превратилось в старое прохудившееся решето. Дождь, то усиливаясь, то ослабевая, лил неделю. Наступил момент, когда вода затопила самые низменные районы города. Нельзя назвать это наводнением, но в быт жителей столицы сырость привнесла лишние проблемы. Несомненно, что далеко не каждый мог позволить себе приобрести личный водоплавающий транспорт. Необъяснимое явление наблюдали жители Нагатинского затора. Когда в этом месте шёл дождь, затопив прибрежные улицы, Нижнего моста не было видно под водой. А Верхний мост оставался совершенно сухим. В безоблачную

погоду над верхним мостом стоял туман, из бледно-розовых облаков капал того же цвета дождь. Первое время прохожие наблюдатели ахали, зеваки толпами глазели на розовое чудо, машины останавливались и хором сигналили. Но люди постепенно привыкли к чуду, - как привыкают к бутылочному пиву или к суррогатному кофе, а потом и вовсе перестали замечать. Никто не изучал, почему мост не мокнет. Подумаешь, розовый дождь! Никому и дела нет до редкостного феномена из области легковесной фантастики. У простых смертных и так забот полон рот. Ясное дело – тут не до цветных дождей! Но в этом году москвичи стали свидетелями такого зрелища, о котором умолчать равноценно преступлению. (Кому не интересно – может с ироническим видом перелистать страницу.) Оказывается каж-

дое майское утро, в четвёртом часу, в Нагатинском заторе над верхним мостом зависало Нечто неизвестного происхождения. Этот объект оказался настолько пунктуальным, что по его появлению можно было сверять часы. НЛО каждый день меняло цвет, как капризная модница: день в оранжевом, день - в голубом. И так до бесконечности. Майский гость буквально изощрялся в цветовой гамме, но никто не мог понять, что бы это значило. И тогда неопознанным объектом заинтересовались учёные и пресса. Несколько представителей республиканского НИИ решили понаблюдать за пришельцем. Группа учёных собралась время под Верхним мостом. И действительно ровно в четыре часа утра появилось Оно: бледнобирюзового цвета, прямоугольной формы. Объект висел над мостом неподвижно в

течение часа. Вдруг он неожиданно изменил цвет: из бирюзового моментально стал сиреневым, вытянулся в длинную "сигарету" и, мерно покачиваясь, лениво двинулся в сторону Волгоградского проспекта. Остановился в раздумье. В этот момент один из членов группы решил снять объект на видео камеру. Только этот человек успел приготовиться к съёмке, как НЛО резко развернулся в сторону смельчака. В следующую минуту, группа замерла в шоке – фотографа поднял в воздух и закружил невидимый смерч. Он поднимался вверх с вытянутыми руками и вывернутыми наружу ладонями. Словно невидимая сеть тянула его в небо, закручивая по спирали в бешеном вихре. В вышине его обволокло туманом, и НЛО вместе с фотографом бесследно исчез в просветлённом небе. Люди из исследовательской группы замерли, глядя в небо, словно в немой сцене. Для них время остановилось. Туман рассеялся. И тут все увидели лежащего на земле фотографа. С минуту он

лежал без движения. Затем открыл глаза и прошептал еле слышно, указывая в небо: -Я был там, у них... Они всё знают о нас... Изучают, исследуют... Учёные окружили фотографа и засыпали его вопросами: -Славик, какие они? -Ты их снял на видео? -На каком языке общались? Фотограф, попрежнему сидя на земле, беспомощно развёл руками. -Всю силу из меня высосали. Им, видите ли, мужчин подавай! -А что они от тебя хотели? – гладя Славика по голове, сочувственно спросила блондинка из группы. -Чего, чего?... Ясно – чего! Население у них одного пола, женского. -Ого! Так вот их корабль цвета менял! ... -Ты их видел? Они такие же? – настойчиво интересовалась блондинка астроном. Славик смерил её взглядом. -А ты что думала?! Руки, ноги на месте и всё остальное –

тоже. Я проверил. -Значит, они к нам на охоту прилетают? Изголодались без мужиков! – воскликнул физик. – Да, повезло тебе, Славик, ничего не скажешь! -И не покажешь, с сожалением прошептал фотограф. – Камеру мою неопознанные ведьмы захватили. Теперь вряд ли вернут, а я за неё такие бабки отдал, японская... -Да ладно, не плачь! Наши скинутся, подарят тебе новую. Зато в Книгу Гиннеса попадёшь как первопроходец. Расскажешь потом тет-а-тет как это... с инопланетянками. -Да брось ты, Серёга! Ничего приятного. Они из меня всю жизненную энергию выкачали. И главное, молчат стервы. Общаются... на телепатическом уровне. Розовые ведьмы! Но красивые – как Перри! Тут приехала "скорая". Славика увезли в больницу на обследование. Автор: Казазьянц Любовь

-Не отставать! Девочки! Подтянулись, слушаем музыку! Равнение на Королеву Снежинок! – командовала рыжеволосая плотная женщина в круглых очках. Она сидела рядом с режиссёром в актовом зале местного Дома культуры, где проходила генеральная репетиция к новогоднему празднику. Главная Снежинка гордо поправила бюст, поддерживая корону, повернулась и чирикнула нежным басом: -Девочки, подравнялись! Не забывайте слова! Д е в о ч к и подростки перестроились и закружились в белом хороводе. Их накрахмаленные пачки мерно покачивались в ритме вальса к пушкинской "Метели". Королева Снежинок важно восседала на троне из картона и ваты, окружённая сказочными героями. "Ох, какие ладненькие девочки! Какие у меня, Снежиноч-

ки! Хорошо, что они не тают", - мысленно восхищалась Королева, обозревая с высоты трона своё беспокойное хозяйство. Премьера новогоднего представления прошла на "ура". Особенным успехом у детей и взрослых пользовалась Королева Снежинок. Вслед за премьерой начались новогодние утренники. В дни школьных каникул зал буквально ломился от публики. Самый приятный момент в посещении спектакля, конечно же, было получение подарка. Сладости обожают не только дети, но и взрослые. Подарки раздавала сама Королева праздника. Как ни странно, Королева Снежинок старалась быть наиболее вежливой к дамам, даже успевала кокетничать с ними. После дневного спектакля все артисты обычно спешили по своим делам, часто с одной работы бежали на другую. Или домой,

а потом на вечерний спектакль. В гримёрной они обычно обменивались новостями или рассказывали анекдоты. -Слушай, Николай! Пойдёшь пиво пить? Королева Снежинок отвечает соседу нервным басом: -Ты что, очумел? Бездельник. У меня ещё два спектакля – в половине второго и в пять. А в восемь – вечернее представление в цирке, играю Бабу Ягу. Михалыч попросил выручить. Ему с внуком надо сидеть. Тут поесть некогда, а ты вечно с пивом пристаёшь! Главная Снежинка осторожно снимает и аккуратно вешает на вешалку королевское платье. А украшенную бусами и стеклярусом королевскую корону прячет в тумбочку. Поворачивается к надоедливому собеседнику, снимая грим... "Вот так рожа! – думает видавший виды электрик. – И это – Королева Снежинок?!

Такой потёртый, серый мужичонка!.. И могущественная Укротительница вьюги!.. Не может быть!" -Семёныч! Что так уставился? Впервые видишь меня без грима? -Нет. Просто задумался. -Тебе, Семёныч, думать вредно. Валика за своим пивом, а то придам ускорения! -Ты, Николай, чаго? Небось, не с той ноги встал? – спросил Семёныч в недоумении. -Не твоё, пьяньчуга, дело. Сказал, вали отсюда, плесень! -Сам ты плесень! Меня вот дома жена дожидается, а ты так и останешься навечно... "Снежинкой", - съяз-

вил Семёныч, хихикнул и хлопнул дверью. Николай устало опустился на стул и как-то сник. Посидел минут пять и сказал вслух: -А что здесь плохого: люблю веселить людей. Его даже жалко стало. Детей не нажил. Жена бросила. Да и настоящего артиста из него не вышло. Так всю жизнь и прожил неудачником. Единственная радость в его пятидесятилетнем возрасте – новогоднее хобби – роль Королевы Зимы или Снегурочки, на худой конец – Бабы Яги в цирке. Такая вот у него отдушина в жизни осталась. Но каждый год

его мечты и надежды на лучшее тают, как прошлогодний снег, как сосульки весной. На следующий день Николай проснулся в самом упадническом настроении. Обнаружил, что все сигареты скурил. На улице шёл снег. За ночь навалило. "Вне зависимости от настроения надо что -то кушать!" Он нехотя оделся и пошёл в магазин. Купил сигареты, встал в очередь за молоком. Задумался на минутку. Вдруг сзади его кто-то похлопал по плечу. Он обернулся не сразу. Рядом стояла интеллигентная женщина в шубе, с трёхлитровым бидоном в руке. -Ради Б-га, изви-

ните. А я вас узнала! Вы – Королева Снежинок из "Новогодней сказки". Я была на премьере в Доме культуры со своей внучкой. Николай промолчал, а потом растерянно ответил: -Вы меня с кем-то путаете, гражданочка! Что может быть общего между мной и ... Коро-ле-вой, да ещё и Сне-жи-нок? – на распев протянул он. -Нет. Вас ни с кем не спутаешь, уважаемый, как Жана Марэ. Не отрицайте, – напирала дама. – Вы – прекрасный актёр! Из очереди послышались смешки и шёпот.

-Как вы сказали? Я – актёр!.. Разве я похож на актёра? – задыхаясь от удивления, с восторгом пробасил он. -Конечно, конечно! А вы смотрели фильм "Тутси"? Так вот вы похожи на того известного актёра, который на протяжении всего фильма переодевался в женщину. О-о, это ему так удавалось!.. Николай неожиданно изменился в лице. Он грациозно раскланялся перед женщиной и, пятясь назад, восторженно выкрикивал: -Спасибо, мадам! Вы так любезны, мадам! Вы осчастливили

меня, мадам! Бросился, галантно поцеловал её ручку и выскочил из магазина. Счастливый и окрылённый побежал домой. Он обзванивал знакомых и возбуждённо рассказывал о происшествии, о том, как его узнают на улицах, как его сравнивают с известным артистом Дастином Хофманом, который сыграл очаровательную Тутси. И главное – в нём признали Актёра! Вот, оказывается, как мало надо человеку для счастья. Автор: янц Любовь

Казазь-

1 Нападающих было двое. Внизу на маленьком пляже загорелая тоненькая девушка в оранжевом купальнике яростно боролась с двумя парнями, по виду пьяными. Это подтверждалось валяющимися на песке бутылками. «Держись, малышка!» – крикнул Иван и бросился на помощь. Он не успел добежать. Девушка, извиваясь всем телом, выскользнула из рук отморозков. Правда, потеряла при этом лифчик. Она бросилась к воде, сколотые на затылке волосы распустились. Они были необычайно длинными, до колен и закрыли верхнюю обнаженную часть тела. Девушка побежала по воде, высоко подпрыгнула, совсем как рыба, и вошла в воду, без брызг. «Классно!» восхитился Иван. Еще он успел заметить одну странность. Во время прыжка ему показалось, что тело де-

вушки вытянулось и стало светлым. Померещилось, подумал Иван. Он подошел к парням. Один из них сидел на песке, закрывая лицо руками и покачиваясь - Что скажете, насильнички? - Твоя, что ли баба? – с вызовом спросил второй - на вид старший. - Может, и моя, спокойно ответил Иван. – И пляж этот мой. Так что, чем скорее вы удалитесь отсюда, тем лучше. Иван с его атлетической фигурой выглядел внушительно. Ответа он не получил. Стоящий парень взял дружка за плечо. Тот застонал: «Больно! Отвали!» - Ты че? Сматываемся, говорю! Младший пронзительно закричал: «Ааааа! Не трогай!» - Да че там у тебя? - Эта падла меня ногой в лицо, горит все, - прорыдал страдалец. - Ну-ка, покажи, -

Иван подошел нему. – Не бойся, я врач. – Парень отнял руки от лица. Оно было багровым и распухло так, что не было видно глаз. - Ожог. Сильный. Быстро веди его в травмпункт! – скомандовал Иван. – Тебе помочь? – обратился он к старшему. - Сам доведу, – огрызнулся тот и потащил пострадавшего наверх. Парень все время стонал и выкрикивал в адрес девушки ругательства, из которых самым приличным было «сучка козлиная!» Этот небольшой пляж врач-невролог Домашов облюбовал три года назад Летом ездил во время отпуска в небольшой приморский городок и подрабатывал в местном травмпункте. Сюда никто не ходил, неудобно было добираться, да и глубина не для семейного купания. Иван смотрел на море. Что-то долго девушка не выходит.

Плавает она наверняка хорошо. Может, за скалу заплыла? Стесняется выйти? Эта высокая, остроконечная скала была справа и уходила нижней частью в море. Она как бы возглавляла цепь скал пониже, огораживающих еще один маленький пляж. Попасть на него можно было только вплавь, вокруг скалы. Надо бы туда сплавать. Сидит, наверно, там, бедняга. Иван прихватил с собой девушкин лифчик и пошел к воде. Он нырнул и поплыл вокруг скалы. Под ней было довольно глубоко. Он и раньше там плавал и знал, что на глубине метра в три есть небольшой выступ правильной кубической формы. Иван всегда удивлялся, как вода сумела выточить этот куб. Возможно, когда-нибудь море было дальше, и его сделали люди, чтобы сидеть на нем, или что -то ставить. Иван вынырнул и вышел на пляж. Там никого не было. Зато было много следов. Но он же точно знал, что здесь никто не бывает! Следы одинаковые.

Значит, человек был один. Конечно, эта самая девушка. Свежие следы вели к большому камню недалеко от воды. Вернее, они шли от камня к воде. Значит, девушка сюда не возвращалась. Но рядом со следами шли две непонятные борозды, будто что-то или кого-то здесь протащили. Любопытно. За камнем он нашел тряпичный комочек оранжевого цвета. Плавки. Значит, она здесь была. Как она до камня шла? Проползла, что ли? Потому и борозды. И где она? Голая плавает? Совсем интересно. Домашов огляделся. Никакой другой одежды на пляже не было. Если она приплыла сюда с большого общего пляжа, тогда почему оставила плавки? И куда пропала? Узкая полоска была окружена отвесными скалами. С них только по веревке можно спуститься подготовленному человеку. Иван сам себе пожал плечами - куча вопросов, а ответов нет. Вот ведь! Он добавил к плавкам верхнюю часть купальника и

отправился обратно. Возле каменного куба набрал воздуха и нырнул. В этот раз Иван успел разглядеть на верхней поверхности куба круглое возвышение. Такой низенький цилиндр. Вода так не могла сделать. Домашов вынырнул и поплыл к своему берегу. В следующий раз он возьмет акваланг. А сейчас надо зайти в травмпункт, где он работал через два дня. Сейчас там Федя дежурит, друг. - К тебе поступал недавно парень с обожженным лицом? - Ты знаешь, это невероятно! Как он получил такой ожог? Мне эти балбесы ничего не рассказали, какие-то невнятные были. - Думаю, медуза. – Иван почему-то не сказал о девушке. У нас таких не водится. Это только в океане возле Австралии. Наши, как крапивой, обжигают. Неопасные. У него, наверно, кожа сверхчувствительная. Или аллергия. Отправил его в стационар. Иван надел снаряжение и нырнул. На соседнем пляже нико-

го не было. Посмотрел за камень – пусто. Вчерашние следы сохранились, но к ним прибавилась еще одна непонятная борозда. Кто-то прополз к камню и забрал купальник. Вернется ли? А пока он исследует странный выступ. На сей раз, он захватил фонарик. Куб явно был выпилен каким-то приспособлением. А круглую пластину к нему присоединили. И была она из искусственного материала. Очень-очень интересно! Иван попробовал двигать пластину, уже почувствовал, что она поворачивается и вдруг получил новое потрясение. Кто-то схватил его за ногу и оттягивал от выступа. Он дрыгнул ногой, быстро повернулся. Это была та девушка! Она не отпускала его, а свободной рукой поманила за собой. Он подчинился и поплыл за скалу. Удивительно, как она так долго обходится без воздуха. Новый Ихтиандр? Русалка? Или как ее? - Ты откуда такая? – спросил Иван, когда они вышли на берег. - Классно пла-

ваешь! Жабры у тебя, что ли? - Да, - ответила девушка. Иван сел на песок. - Шутишь, - уверенно сказал он. – У кого тренировалась? В какой школе? - Моя школа очень далеко. - В Австралии? - Дальше, - сказала пловчиха и показала на небо. «Да она, кажется… - Иван не успел определить, что ему кажется. Девушка пристально смотрела на него. Какие глаза странные – удлиненные, египетские, вокруг зрачков три кружка: синий, красный и светло-серый. Они то сужаются, то расширяются. Ресницы короткие, но густые. Остальное на лице как у куклы - рот пухлый, розовый, маленький, нос прямой, обыкновенный. А тело узкое, гибкое, кожа равномерно смуглая, с золотистым отливом. Движения плавные, как в воде, контуры фигуры расплывчатые. И вся она какая-то нереальная, будто вышла из современного мультфильма. - Ты… кто? - от внезапной догадки и

волнения Иван охрип, откашлялся и досказал – оттуда? – Он показал пальцем на небо. - Да. - Понятно, - вяло сказал врач. Здоровое сердце задвигалось медленнее. Иван впервые впадал в состояние близкое к обмороку. Только не это! Стыд какой! Он замотал головой, стряхивая оцепенение. Кажется, удалось, и он спросил: - А здесь где живешь? - Там, - она показала на скалу. Он разглядел ее руку. Непривычно узкая, с длинными тонкими пальцам, которые, казалось, были без суставов. Из кончиков пальцев выскакивали едва заметные искорки. Иван надолго замолчал. В голове у него стремительно обгоняли друг друга сумбурные мысли, боролись между собой, но ничего определенного не возникало. Никогда он не верил в инопланетян, а уфологов считал пациентами е г о к о л л е г психиатров. Он вытащил из памяти несколько упражнений по самовнушению. Посидел с закрытыми глазами, чуть покачи-

вая головой. «Сейчас открою глаза – ее не будет, - подумал он и тут же испугался, что она исчезнет. Нет, не исчезла. - Ты можешь рассказать о себе? – спросил Иван, не надеясь на ответ. Девушка села рядом и без притворных отнекиваний, присущих земным представительницам, начала: - Вам ни о чем не скажет название моей планеты и ее места во вселенной. Большую часть поверхности занимает вода, по составу близкая к вашей океанской. Там живут разумные обитатели, и есть все необходимое для их существования. На суше располагается животный мир, похожий на ваш. Среди них есть особи, обладающие примитивным разумом. Но мозг их развивается и, постепенно у них появился огонь, они начали выращивать для еды растения, научились ловить рыбу. Есть оружие, которым они добывают мясо примитивных животных. Они стали строить жилища, поселения. «Чешет как лектор на кафедре», - подумал

Иван. - Эти существа, объединенные в большие группы, начали воевать друг с другом из-за территории, изза всего, – Девушка остановилась, и Домашов вставил вопрос: - На кого похожи эти агрессоры? - На вас, - помедлив, ответила она. - Я так и подумал. Все как на Земле. Вот только в океане нашем разумных обитателей нет. - Вы неправильно думаете. - Дельфины, что ли? - Да. У них есть разум, правда не такой развитый как у нас. - А ты кто? На кого похожа, ведь эта оболочка не твоя? - Я покажу. – Девушка подняла руку и прямо в воздухе нарисовала большой круглый экран. Еще несколько движений пальцами и круг стал светло-изумрудным. – Смотри, это мы. – Экран заполнился существами, очень похожими на обитателей земного океана. - Так это же наш подводный мир! Только, пожалуй, - он вгляделся, - наряднее, кра-

сочнее. - Смотри дальше. А дальше была фантастика! Разноцветные жители инопланетного океана двигались не хаотично. Они совершали продуманные действия. Вот два кальмара остановились и что-то говорили друг другу прикосновением щупалец, потом разошлись. Большая группа медуз окружила какое-то строящееся сооружение в виде конуса, и добавляли к нему новые части. - Они строят чтото? – спросил Иван. - Да. У вас это называется школой. Там будут учиться наши дети. Домашов смотрел дальше. Да, красивое зрелище. Но нельзя сказать, что Иван был сильно поражен увиденным. Книжная крутая фантастика, современные съемки объемных фильмов и высокотехнологичные фокусы телевидения приучили землян ничему не удивляться. А сейчас перед ним был мир другой планеты. Врачреалист все еще скептически воспринимал эту видеоинформацию. Нам же, челове-

кам, обязательно надо все пощупать. - Ты себя не показала. - Смотри. На экране возникла стайка медуз. Так сначала показалось Ивану. Нет, они отличаются от земных. Может, и не медузы. Они напомнили смешной мультик о привидениях. На человека накинута простыня, вверху шар, книзу фигура расширяется, углы образуют четыре нижних конечности, руки прячутся в складках. Конечно, грубое сравнение. Эти существа на экране были прелестны. Так выразилась бы соседка Ивана, престарелая актриса. Их движения удивительно пластичны, окраска тел постоянно менялась, выявляя всю доступный человеческому глазу цветовую палитру. В изящных движениях чувствовался композиционный строй, как в балетной постановке. Иногда от группы отделялась одна особь и солировала. - Они танцуют. Так? Это женщины? - Правильно. Это ученицы танцевальной школы. У нас тоже

есть балет. - Ты там училась? - Да. Позднее я тебе покажу. На суше это невозможно. - Ну, да! Здесь же вы растекаетесь – земное притяжение. Но у меня главный вопрос. Зачем вы появились на земле? Сколько вас здесь? - Вся эта группа, которую я показала. Нас отправили на Землю с важной миссией. - Это тайна? - Для тебя нет. Тебе я должна рассказать. Наша численность уменьшается. За последний век, а он равен половине земного века, нас стало меньше на треть. - Болезни? - У нас нет болезней. Наши жители умирают, достигнув определенного возраста. У Ивана мелькнула догадка: - Вас уничтожают? Эти, которые похожи на нас? - Да. – Тело ее заколебалось, руки пришли в движение, из пальцев вырвалась сильная струя искр. Иван отпрянул. - Не бойся, я очень волнуюсь. Для нас это катастрофа. -

Она постепенно успокоилась. Иван разглядывал ее. Правильно говорят – неземная красота. Тело инопланетянки было совершенно. Она просто нереально хороша. Но этим и отпугивала. А в глаза, вообще, невозможно смотреть. Он заметил, что разноцветные кружки возле зрачков, меняли размер. Когда она смотрела вдаль, увеличивался синий кружок; серый расширялся, когда глаза обращались к Ивану. А красными глаза становятся ночью, догадался он. Как у вампиров, которых он видел в кинострашилках. - Началось с того, что жители суши, я буду называть их людьми, научились строить приспособления для плавания по океану. Они стали вылавливать нас для пищи. - Разве они не знают, что вы обладаете разумом? - Они не настолько развиты, чтобы это понимать. Некоторые из них догадываются, но молчат – иначе их население останется без еды. - Но они чем-то

питались раньше? - Ресурсы, существующие на суше, постепенно уничтожаются, а то, что есть, захвачено небольшой, но сильной группой. Поэтому остальные люди обратились к океану. Они добывают съедобные водоросли, уничтожают наши поля, фермы, где мы разводим рыбу и океанских животных. К ним в сети попадаемся и мы. - Но почему они сами не выращивают растения и не разводят животных? - Они малоспособны к созиданию. Зачем тяжело трудиться, если легко можно добыть еду в океане? Иван воспринял эти слова как упрек человечеству, даже самому себе. Он тоже ничего не создает, только потребляет. Но тут же стал успокаивать себя: «Зато я лечу людей». Хотя уже многие ученые бьют тревогу, предупреждают, что на планете назревает катастрофа. - Мы знаем, что у вас тоже есть серьезные проблемы. Но вы сумеете предотвратить катастрофу. Это будет

непросто и не скоро. «Она мысли мои читает!» - внезапно понял Домашов. - Да, ты прав, подтвердила она. Мы обладаем такой способностью. Поэтому я и выбрала тебя. - Меня!? Для чего? - Не волнуйся. Никакой опасности нет, - спокойно сказала девушка, и Домашову стало стыдно за внезапно возникший страх, который инопланетянка, конечно, усекла. - Я все объясню. Далее последовал рассказ, от которого у Ивана почти съехала крыша. Разумные обитатели океана задумали невероятное. Чтобы спасти себя от исчезновения, они решили создать новое универсальное существо скрестить дельфинов и медуз с обезьянолюдьми. Иван не выдержал: - Это невозможно! Генетический код… - Можно изменить, - уверенно сказала собеседница. – У нас получилось, но результаты не удовлетворили ученых. Созданные из океанских обитателей и разумных особей, живущих

на суше, существа не отвечают нашим требованиям. Все худшее осталось в новых созданиях. Агрессивность мы не смогли убрать. Нашим ученым пришлось прекратить эксперимент. Они решили обратиться к населению земли. К лучшим образцам. Ивана покоробили последние слова. Значит, он просто «образец»? Хотя и лучший. - У нас тоже отморозков хватает. Таких, которые на тебя напали. - Но таких как ты больше. - Вот спасибо! И что вы со мной намерены делать? А как насчет моего согласия? - Ты обязательно согласишься, - уверенно сказала девушка и так взглянула на Ивана своими фантастическими глазами, что он смутился. - Я понял, что вы собираетесь меня скрестить с медузой или дельфином. И как вы это представляете? У нас это называется… - Ты будешь иметь дело только со мной.

Домашов встал с песка. Вот так! Сама себя предложила. Он р е дко и с пытыва л стыд. Все-таки врач. Старался не попадать в неудобные положения. Хотя лет восемьдевять назад нравственные устои не считал обязательными. Потом учеба в мединституте увлекла его, он был трудягой. Не зубрила, но считал позорным делом сачковать. Да и самолюбие не позволяло. А потом увлекся подводным плаванием, познакомился с надежными и умными парнями. Каждое лето они выезжали на море. - Ты сказала, что вас таких – он не нашелся, как назвать инопланетную гостью – несколько. - Нас десять. Остальные в других местах. - Ну да, конечно! – с иронией улыбнулся Иван. - Попробуете представителей разных рас и национальностей. А как же! Эксперимент! – за его насмешкой скрывалась обида, что он должен выступить в роли племенного быка. Девушка посмотрела вдаль глазами

послегрозовой синевы. И такую земную печаль увидел Иван в этом взгляде, что ощутил на щеках жар. - Мы появились здесь с миссией спасти нашу цивилизацию. В голове Ивана возникали вопросы и догадки, одна другой фантастичнее. И он задал первый вопрос: - Вы общаетесь с нашими подводными обитателями? - Конечно. Мы с ними, как говорят у вас, одной крови. Но мы прошли более длинный путь развития. - То есть, у наших медуз и дельфинов появится разум? Как у людей? - Да. Но на это понадобится очень много времени. - Иван с сомнением покачал головой и спросил: - А как появились ваши так называемые люди? - Намного позднее нас. Источник их происхождения другой. - Другой создатель? Интересно! - Мы знаем, что во вселенной существует несколько центров. Но они когда-то были одним целым, потом разделились.

Каждый центр объединяет планеты одного типа. Но есть цивилизации совершенно не похожие на земную. Представители нашего с вами центра посещали Землю несколько раз. - И привезли материал для создания живого мира? - Это создавалось постепенно. С мельчайших элементов. - Ну, это мы знаем. Растения, животные, человек… Иван вдруг почувствовал, что по его телу, начиная с головы, распространяется ощущение теплоты, нежности, и это перетекает в страстное желание помочь необычной собеседнице. «Гипнотизирует!» понял он. Ивана просто обволакивало непривычное для него чувство. «Нет, это не гипноз, я же не отключился». Подобное, но в меньшей степени случилось в юности, когда объяснился с одноклассницей, по которой страдал целый год. Он был счастлив – никого и ничего вокруг не замечал. «Каким же я был идиотом», - усмехнулся Иван.

Его любимая через два месяца переметнулась к новенькому ученику – красавцу с бицепсами и смазливым лицом. Они даже поженились сразу после школы, но жили недружно, скандально и вскоре разбежались. Как-то при встрече Иван поразился изменениям в ее внешности. «Господи, и я любил это чучело? Слепой я, что ли, был?» Кроме этого он понял, что она, мягко говоря, просто дура. Стала жаловаться на бывшего мужа и клеиться к Ивану. Он стряхнул это воспоминание – противно стало, да и девушка с чудесными глазами все ведь улавливает. - И сколько вре-

мени эта ваша миссия займет? - У нас немного времени. А миссия уже началась. «Ну да, конечно, Эта русалка меня охмуряет, - подумал Иван. – Но как же хороша!» - Я тебе нравлюсь? – по-детски прямо спросила девушка и взглянула на него так, что он почувствовал приятное головокружение. Он даже закрыл глаза. Девушка почувствовала состояние Ивана и тронула пальцами его плечо. - Я должна пойти в воду, мне трудно долго находиться на суше. – Иван очнулся: «Ну да, она же медуза. – Он поднял голову. Тело девушки сильно

колыхалось. - Ей плохо!» - Он вскочил. Медуза неуверенными шагами направилась к воде. - Я с тобой! – Иван нырнул вслед за ней. В воде на его глазах прекрасное человеческое тело преобразилось в не менее прекрасное существо, похожее на медузу. Она плыла сначала неуверенно, потом ее движения перешли в плавные, волнообразные, от тела ее исходили теплые разноцветные волны, которые обволакивали Ивана настолько бережно и ласково, что он и не думал сопротивляться и двигался вслед за ней. Они спустились под скалу, где был

каменный куб с диском. Иван, повинуясь ее просьбе - безмолвному сигналу, возникшему в голове, нажал на диск. Над кубом открылось круглое окно, и они оба вплыли в него. С этого мгновения он перестал жить в том мире, к которому привык, где все было понятно, и был довольно большой выбор в действиях. Там он умел получать от жизни удовольствия, добиваться задуманного, и, в конце концов, был сам себе хозяин. Полупрозрачная медуза увлекла, заманила его в фантастический мир, потрясающую красоту которого невозможно описать человеческими словами. Где-то в глубине его мозга мелькнула мысль: «А ведь я обхожусь без воздуха! Как такое может быть?» Пространство внутри скалы представляло собой внутреннюю поверхность шара, непрерывно меняющую окраску. Разноцветные, необыкновенно чистые, неяркие полосы и пятна составлялись в фанта-

стические узоры. В этом удивительном пространстве никого не было кроме них двоих – человека и медузы. Человек услышал тихую музыку, она вплеталась в движения узоров так гармонично, как будто это создавалось вместе. «Это у них живопись такая? - подумал он. – Как у нас цветомузыка, только нам далеко до этого чуда». Чудо случилось с ним. Он плавно заскользил вслед за медузой. Это было похоже на танец. Иван вращался вокруг нее, получая при этом не изведанное ранее наслаждение. Нижняя часть тела сладко заныла, и он крепко прижал светящееся, полупрозрачное, переливающееся радугой тело к себе, чувствуя на коже легкие покалывания и все более возбуждаясь. Сколько это длилось, он позднее не мог вспомнить. После сладостного облегчения Иван погрузился в сон. Он открыл глаза. Провел рукой рядом с собой, нащупал песок. Иван попытался вскочить, но голова сильно закружилась, и он от-

кинулся назад. Закрыл глаза. Что с ним было? Произошедшее вспомнилось отрывочно и туманно: прекрасное сферическое пространство, плавные, совместные движения двух тел и экстаз, от которого он потерял сознание. Иван с трудом приподнял голову, осмотрел пляж. Девушки-медузы не было. Через час силы вернулись к нему, и он ушел. Ушел другим человеком. Трудно сказать: потерял он или приобрел чтолибо от общения с фантастическим существом. Если потерял, так это свое невозмутимое спокойствие и уверенность в выбранных им самим правилах жизни. А приобрел огромный букет невероятных, совершенно незнакомых ощущений и чувств. Это не поддается никакому описанию или анализу. Но, главное: объем его знаний о мире и космическом пространстве увеличился до невероятных размеров. Иван ощущал себя доверху наполненным сосудом, готовым перелиться через край, и надо бы-

ло это драгоценное содержимое непременно сохранить. 3 На следующий день утром Иван отправился на свой пляж, вошел в море и поплыл за скалу. Никого и никаких новых следов. Около куба он задержался, но не решился открыть пещеру, прождал до полудня. Медуза не появилась. Мысли по этому поводу возникали разные: «Получила от него то, что хотела и вернулась на свою планету, уплыла кудато далеко, и, наконец, просто не хочет его видеть». Обида, волнение, предчувствие чего-то пока непонятного. Не могла она исчезнуть не попрощавшись. Что-то случилось. Но, стоп! Куда тебя, парень занесло? Эта девушка-медуза и ее подруги находятся здесь на Земле с важной миссией. Спасают свою цивилизацию. Просто она куда-то удалилась. По делу. Эта мысль почти успокоила Ивана. Он отправился домой. Несколько раз оглянулся на море. Сегодня оно было беспокойным.

Проходя мимо большого пляжа, заполненного отдыхающими, Иван услышал тревожные крики. На берегу металась молодая женщина. Один взгляд на море, и он все понял. На волнах удалялся от берега маленький плотик, на нем плачущий ребенок. Несколько мужчин уже бежали по воде. На глубине они поплыли. Набегающие волны мешали им, отбрасывали к берегу. Иван бросился вслед, догнал и нырнул. Выплыл на поверхность близко к плотику, оглянулся: остальные пловцы, сильно отстали, а кое-кто возвращался на берег. Ну, что же — придется одному действовать. Ребенок уже не плакал, лежал, раскинув руки и ноги, боясь пошевелиться. - Держись, маленький! - крикнул Иван. - Не шевелись, сейчас поплывем к маме. Мальчик лет четырех с обезумевшими от страха глазами тихо повторял: «Мамочка, мамочка». Иван был уже рядом и вдруг увидел, что с плотиком происходит что-то странное.

Он перестал качаться и, как будто, приподнялся над водой. В чем дело? И сразу же все понял. Это она, медуза! Конечно же! Но она была не одна. Плотик поддерживали с двух сторон гибкими тонкими руками две девушки. Светловолосая, в которой он узнал свою медузу, у второй волосы были темные, зеленоватые. Иван стал подталкивать плотик сзади. Берег приближался. Медуза оглянулась. «Дальше мы не можем, я буду тебя ждать в скале, - это было сказано не вслух, но Иван услышал. Он успел разглядеть ее глаза, полностью яркосиние. Девушки убрали руки и нырнули. Под водой мелькнули и исчезли стройные, гибкие, полупрозрачные тела. Иван снова удивился мгновенному превращению. Он нащупал ногами дно, подтолкнул плотик к берегу и взял ребенка на руки. Мать уже бежала к нему. Иван не стал укорять ее в беспечности; такая молоденькая, почти девчонка, она и так получила страшный урок. А вот штатным

спасателям от него досталось. На их бормотания, что на секунду отлучились, а людей предупреждали, но они такие..., ответил несколькими крепкими словами и пошел прочь. Иван торопился к скале. Только одна мысль занимала его: он снова встретится с фантастически прекрасной девушкой, прикоснется к ней, погрузится в волны невероятного наслаждения, растворится в ее бездонных глазах. Когда Домашов спускался по камням на свой пляж, из воды вышли два его знакомых дайвера — Леша и Миша. Один из них, потрясая подводным ружьем, закричал: - Ты не представляешь, Иван, какую медузу я сейчас подстрелил! Надо же, какие огромные здесь водятся. - Где она? - мигом побледневший Домашов, только это и сумел произнести. - Уплыла, черт ее возьми! Прямо со стрелой в боку. Гденибудь валяется на дне. Это здесь неподалеку. Эй, ты куда? За медузой, что ли? Без

акваланга? Че это с ним? - Перегрелся, наверно, - ответил второй. - Ну, пошли, Леша. Жрать хочется. На пригорке Леша обернулся. Домашова на воде не было. Миша сказал: - Да не беспокойся ты. Он пловец получше нас с тобой. Иван нашел медузу на дне возле входа в пещеру. Она была неподвижна, только тонкие щупальцы-руки слегка шевелились. Легкая подводная волна двигала ее к скале и обратно. В середине тела торчала стрела. Секунду поколебавшись, - нельзя вынимать ее из раны, он все -таки сделал это. По телу медузы прошли конвульсии. «Жива!» дальше он действовал очень быстро, автоматически. Нажатием круга на каменном кубе Иван открыл пещеру. Осторожно втолкнул внутрь медузу. Быстро вплыл сам. Положил ее на середину пещеры. Все. Немного подождал. Медуза не шевелилась. Надо действовать. Иван легкими движениями гладил ее

тело; через несколько минут почувствовал покалывания в своей руке. Один из щупальцев пошевелился и поднялся вверх. Из него выскочил маленький пучок искр. На куполе потолка засветился экран, и сразу же на нем заметались разноцветные вспышки. «Она вызывает своих!» - понял Иван. И успокоился. Медузы начали появляться минут через пять. Вплывали в шар одна за другой. Домашов уже ничему не удивлялся. Подруги окружили раненую, Ивана оттеснили к стене и начали двигаться вокруг лежащего удлиненного тела, то ли совершая какойто обряд, то ли лечебные действия. Это не было хаотично, был определенный порядок. Иван не замечал времени. Но понял, что все окончилось благополучно, потому что осветилась вся поверхность сферы и заиграли веселые цвета. Медузы отступили, и Домашов увидел ее одну в центре сферы. Тело приобрело теплый палевый оттенок, и воскрешенная

медуза зашевелилась. Она сделала круг, подплывая и прикасаясь к каждой из подруг, потом приблизилась к Ивану. Первыми ее словами были: «Прости меня». Хорошо, что он находился в воде, иначе его слезы были бы видны. «Что она со мной делает?» - он до сих пор не верил, что все, случившееся с ним, было на самом деле. Мы легко верим в самые невероятные фантастические истории, переживаем за экранных героев, как за реальных. А с ним, Иваном Домашовым, что происходит? Возможно, это такой странный длительный сон, похожий на фильм, галлюцинации с реальными ощущениями или еще что-то неизвестное? Но это длится уже третий день. Все перемешалось в сознании Ивана: пьяные парни, напавшие на девушку, которая оказалась инопланетным существом, прибывшей на Землю с необыкновенной миссией, и его участие в удивительном, волшебном действе, о котором он не забудет до конца жиз-

ни. Как с этим жить дальше? Иван смотрел на медузу и вспоминал ее в образе девушки с гибким тонким телом, с необыкновенными глазами, ее длинные золотистые волосы. Русалка. Боже мой, как до него раньше не дошло? Откуда на Земле взялись русалки? Она говорила, что ее предки бывали здесь и раньше. А люди назвали их русалками! Ведь в сказках они заманивают, очаровывают мужчин, дарят им необыкновенную любовь, невыразимые наслаждения. А он Иван-дурак... «Последняя информация неверная», - ворвалось в его сознание. Он увидел перед собой ее глаза - укоряющие, нежные. «Правда, дурак!» ведь только что при нем эти русалки спасли свою подругу, а раньше человеческого ребенка. Кстати, где они? Он не заметил, как все медузы исчезли из шара, осталась только она, золотоволосая. Медуза двинулась к выходу. «Надо выйти отсюда», - понял Иван.

Он первым вышел на маленьком пляж. Оглянулся. Из воды вышла прекрасная д е в у ш к а . «Афродита!», - восхитился Иван. Она плавно, невесомыми шагами подошла к нему. Он обнял легкое прохладное тело и понял, что сейчас потеряет ее. Иван закрыл глаза и крепко прижал к себе. Не было желания повторить то, что произошло два дня назад. Он просто не хотел ее отпускать. Постепенно приятное тепло стало охватывать его, и вместе с ним уходило щемящее предчувствие неизбежной разлуки. Вместо него возникла уверенность в том, что он, земной избранник инопланетянки, все сделал правильно и, не унижая себя, помог девушке-медузе выполнить свою необычную миссию. «Спасибо, - прошептал он. - Я никогда тебя не забуду». Эти банальные слова, произнесенные людьми в разное время миллионы раз, были правдой. Он знал, что так оно и будет. Автор: Анна Ершова

Так приятно скрипит снег под натруженными лапами! Мягко так и успокаивающе, даже убаюкивающе. Хотя мои маленькие лапки лишь слегка приминают его, поэтому эта зимняя колыбельная слышна только моему чуткому кошачьему уху. Становится всё прохладнее – едва заметно ёжусь от холода, в конец, распушив свою чёрно-рыженькую шёрстку. Кажется, сейчас я похожа на большой мягкий шар с длинным лёгким хвостиком, своей формой напоминающим рыжее павлинье перо. Остановившись и открыв пасть, принюхиваюсь к чистому морозному воздуху. Я чую: она вступает в свои права, мягко обволакивает меня своими тёмными, но одновременно тёплыми потоками. Да, она пришла. Я ощущаю, как прозрачной чёрной вуалью, слегка блестящей золотистой россыпью, она осторожно спускается с неба на холодную землю, ук-

рытую белым снежным одеялом. И огромные пушистые хлопья медленно валятся из клубящихся молочно-белых снеговых облаков, которые неровными белесыми пятнами плывут по тёмно-лиловой бархатной глади звёздного небосвода. Да, наступила Ночь! Моя Ночь! Спешу по широкой протоптанной тропинке к маленькому деревянному домику, укрывшемуся за спинами двух величественных елей, щедро припорошенными снежком. Теплый оранжевый свет, просачиваясь через обледенелое оконце, вытянутым прямоугольником стелется по дорожке, освещая путь к моему дому. Вытянувшись, вглядываюсь в мягко освещенную комнатку через то самое оконце. Где-то вдалеке различаю твой тёмный силуэт. Подхожу ближе к изрисованному морозом стеклу и, набрав в лёгкие побольше обжигающего холодного воздуха, протяжно и

громко пропеваю: – Мяууу… Встрепенувшись, ты быстро встаешь с кресла и бросаешь на столик потрепанную толстенькую книжку. Тем временем я неспешно подбегаю к двери. Почти сразу она отворяется с высоким скрипом, и на меня разом обрушивается шквал разнообразных запахов, смешивающихся с густым дровяным ароматом, слегка покалывающим нос, и огненным жаром, исходящим из натопленного домика. Он так приятно и легко жжёт мордочку с непривычки. Быстро забегаю в комнатку, на ходу отряхиваясь от хлопьев снега, которые уже начинает расползаться и таять на моей пушистой шёрстке. Бррр… Не люблю я это, вновь придётся вылизываться или же так и ходить, наполовину промокшей. Отказавшись от последнего, укладываюсь около печки на потёртый ковёр тёмно-бордового цвета. Ты же плотнее за-

дергиваешь тяжёлые шторы, тем самым, стараясь отгородится от холодной тёмной Ночи, настойчиво ползущей сквозь обледенелые оконца. Я знаю: люди боятся Ночи. И лишь немногие могут найти с ней общий язык, когда мы с самого рожденья мысленно говорим с нею. Да и сами являемся отчасти её созданиями, балансирующими на тонкой невесомой грани, разделяющей два мира: ваш – Солнечный и наш – Ночной. Поэтому-то кошки как бы живут одновременно в двух мирах; видят и чувствуют существ по обе стороны одной невидимой тонкой грани. Но неправильно бы было подумать, что люди совсем не ощущают присутствия Ночного мира, потому что и существа солнечные иногда чувствуют незваных гостей. Редко кто может увидеть их, но даже такое случается. Но вот загвоздка вся в том, что люди не могут бороться с существами, сотканными из другой материи, поэтому солнечные создания со-

вершенно бессильны и безоружны перед ними. Этим и пользуются Ночные гости, жадно выпивая и высасывая жизненную энергию из беззащитных. Они приходят к вам самыми жуткими ночными кошмарами; вселяются в грудь ледяным беспричинным страхом, возникшим посреди тёмной ночи; лихорадящими и изматывающими болезнями, словно змеями, забираются под кожу; настойчиво нашептывают ужасные, жуткие мысли; а в те моменты, когда вы особенно ослаблены, пытаются и вовсе свести с ума. Они бывают разными: от страшного кровоточащего безумия до прозрачной беспричинной грусти. Но все они ведут на вас скрытую охоту, от которой вы никаким образом неспособны защититься. Но на них самих тоже охотятся. Скользящие то по ту, то по эту сторону едва заметной и расплывчатой границы, мы имеем свое влияние в обоих мирах сразу. Поэтому именно мы способны отогнать от вас страшных Ночных созданий, ведь они

наша пища, подпитывающая наши удивительные способности. И вот сегодня, как бывает каждый вечер, пора Ночных гостей медленно наступает на Солнечный мир, но пока в нашей комнатке относительно спокойно. Ты, уже забравшись под одеяло и почти целиком в него закутавшись, еще перебираешь страницы потрёпанной книжки, несмотря на то, что тебе сильно хочется спать. Дрова мерно трещат в печи, наигрывая незаметную колыбельную. Голова твоя медленно тяжелеет, наполняясь сладкой вязкой дрёмой, строчки плывут извилистыми чернильными дорожками, и вот пухленький томик выскальзывает из расслабленных рук, с глухим стуком падая на пол. Вздрагиваешь, сонным взглядом обводя комнатку, и решаешь, что всё-таки уже пора спать. Подбираешь разлетевшиеся по полу странички, выпавшие из старенькой книжки, гасишь свет и почти моментально запрыгиваешь на кровать, забираясь

под толстое пуховое одеяло. Проходит пара минут, и твоё дыхание полностью выравнивается, только слегка посапываешь. Спишь уже… А я нет, мне нельзя, потому что однажды я выбрала тебя, и потому я буду охранять тебя до конца моей жизни. Поднимаюсь со своей лежанки, сладко потягиваясь, осторожно крадусь к кровати по мягкому ковру и запрыгиваю на краешек твоего одеяла. Внимательно обвожу комнатку светящимися, как яркие уличные фонари, жёлтыми глазами. И свет моих золотистых глаз насквозь пронзает и пронизывает лёгкую чёрную вуаль Ночи, всё гуще клубящуюся в комнатке. Долго уже сижу, а всё нет никого. Наверное, сегодня не будет незваных гостей, больно чистая ночь выдалась, очень чистая, даже странно. И всё тихо, всё спокойно, только ветер недовольно урчит за окном, вновь и вновь налетая своим воздушным телом на крепкие стены домика. Глаза медленно закрывают-

ся,… Набегалась я сегодня, набегалась по крепкому свежему снежку, теперь вот и спать хочется, даже Ночь не вселяет в меня привычного возбуждения предстоящей охоты. Клонится книзу черно-рыжая кошачья головка… Пухленький томик, наспех поднятый тобою с пола, покоится на маленьком низеньком столике, стоящим около кровати. Вдруг потрёпанная книжица слабо дергается, будто подпрыгивает на месте. А затем медленно ползёт по гладкой лаковой поверхности стола, ещё раз подпрыгивает, открываясь, а затем раскрытая, падает на столик с глухим стуком. Я резко вскакиваю, неожиданно проснувшись, и приподнимаюсь на лапах, не понимая, что сейчас издало этот звук. Обвожу комнатку проницательным взглядом, полным уверенности вступить немедля в бой. Но, кажется, никого… Я не слышу шагов, но всё же, что это было? Томительно ожидаю какогонибудь движения. Наконец, я нахо-

жу источник сегодняшнего Ночного беспокойства: тёмная плотная материя, подобно густому дыму, медленно тянется из раскрытых страниц книги. Вот она повисла в воздухе расплывчатым чернильным сгустком, полностью выбравшись из томика. Я не успеваю толком приготовиться к нападению, а Ночное создание вдруг резко и стремительно кидается к твоей голове, жутко и высоко заверещав так, что у меня больно звенит в ушах. Медлить нельзя, я прыгаю наперерез незваному гостю, вытянув вперёд лапы с оттопыренными острыми когтями. Обдает обжигающим холодом, лапы вязнут в густой черноте. Неужели сумею поймать? Гладкая поверхность столика вдруг оказывается перед самыми глазами, я лишь зажмуриваюсь и прижимаю уши к голове. Затем следует удар об деревянную поверхность мебели, выгнутую спинку обжигает боль, быстро разливаясь по всему телу. Но я не разожму когтей, вцепившихся в

длинную шею чернильного сгустка, который принимает форму большего толстого удава с огромными перепончатыми крыльями на спине. Змея рассерженно шипит, стараясь сбросить с себя маленькую кошку. Машет своими полукруглыми резными крыльями, тянет меня за собой. Я вцепляюсь клыками в её голову, пытаюсь как можно сильнее сжать зубы. Чёрная и вязкая, как дёготь, кровь медленно течёт по змеиной голове, заливая горящие нездоровой зеленью глаза. Мой язык болезненно щиплет, а неприятный вкус почти сразу вызывает лёгкую тошноту. Существо надрывно и высоко воет и трепещет в моих лапах, оно тянет меня вниз. Кувырком падаю со столика, из-за этого мои когти разжимаются. Рассерженная змея скидывает своего противника на пол, и, хитро извиваясь, быстро уползает от меня и пытается залезть к тебе на кровать. В глазах мелькают красные искры, спинка еще слегка побаливает.

Резко мотнув головой, стараюсь как можно скорее отдышаться и прийти в себя. Осторожно поднимаюсь, лапы немного дрожат от напряжения, напружиниваюсь, а затем прыгаю на длинный змеиный хвост, свешивающейся с кровати. Вцепляюсь как можно сильнее и пытаюсь стащить Ночное создание с постели, оно же отчаянно бьёт меня своими перепончатыми крыльями, больно царапая мордочку. Снова этот тошнотворный привкус густой крови. Стараясь избавиться от сильной боли, змея причудливо изгибается. Вот она, жутко вереща, подносит ко мне свою плоскую вытянутую морду и уже открывает пасть, из которой торчат полукруглые, изогнутые клыки, наполненные ядом, и бросается на мою шею, чтобы поскорее вонзить их в меня. Но не тут-то было!.. Я сама наперерез кидаюсь на её шею, мгновенно нащупываю зубами толстую пульсирующую жилку, спрятанную под тонким слоем кожи, и

одним резким движением перекусываю её. В пасть чернильным фонтаном бьёт пенящаяся жидкость, хрипящий вопль вырывается из пасти жертвы, а затем почти полностью стихает. Чувствую, как змея перестает сопротивляться, лапы мои вязнут в холодной густой материи её тела, я проваливаюсь в неё, так как создание уже побеждено. Первый золотистый луч света проникает в комнатку, вырываясь из-под нижнего края плотной шторы, закрывающей обледенелое оконце. Он стремительно ползёт по старому ковру, словно разрезая непроглядную тьму ночи, и почти сразу, мгновенно освещает Ночное создание и меня, всё ещё не разжимающую стальную хватку. Но кровь уже не льётся, а сыпется маленькими песчинками чёрного золота, с причудливым звоном стукаясь об пол. Крылья незваного гостя поникают, становясь удивительно хрупкими, и начинают крошиться, как крошится древесный уголь даже

от самого лёгкого прикосновения. Ещё несколько тёплых золотых лучей испрещают чёрную вуаль Ночи, и тело змеи начинает медленно таять, иссушаясь под их ярким светом. Вскоре солнце и вовсе показывается из-за горизонта, оголяя свой масляно-жёлтый сверкающий край, его свет пробивается даже сквозь плотные шторы, и комнатка постепенно светлеет, приобретая свои привычные красочные цвета, избавляясь от серочерного марева. Я отползаю от прямо на глазах испаряющегося тела крылатой змеи, потягиваюсь, дугой выгибая чёрно-рыженькую спинку, и, довольно зажмурившись, наблюдаю за шустрыми солнечными лучами, наполняющими комнату. Сразу становится невероятно тепло где-то глубоко в груди: маленький комочек света приятно щекочет чуть пониже горлышка, словно тем самым запускает маленький механизм, и я начинаю удовлетворенно и громко мурчать.

Я забираюсь на кровать и сворачиваюсь у тебя в ногах тугим плотным клубочком, укрываю расцарапанный нос пушистым хвостом и еще громче начинаю мурлыкать. Чуть прикрываю свои янтарные глаза, но всё еще наблюдаю за почти исчезнувшей чернильной змеёй. Вдруг понимаю, что это же просто Кошмар, хотя довольно таки сильный и реалистичный! Конечно, ведь он возник из книжицы, которую ты читала на ночь! Вот начитаешься ужастиков перед сном, а мне твои Ночные Кошмары приходится отгонять! Мягкий розоватый утренний свет привычно обживает нашу комнатку, становится совсем светло, даже кусочек неба, видимый мною через оконце, постепенно перекрашивается из Ночного тёмнолилового в Дневной яркий бирюзовоголубой. От Кошмара не остается и следа, и только книжка, неосторожно скинутая нашей дракой на пол, да мой поцарапанный нос выдают Ночное проис-

шествие. Я придвигаюсь ближе к тебе, сладко зевнув, устало опускаю голову на сложенные лапы. Приятная расслабляющая и успокаивающая дремота горячими волнами растекается по моему телу, дурманит возбужденное сознание. В глазах невольно плывут очертания комнатки, стены, причудливо извиваясь, тонут в розовой рассветной дымке, и наконец, мои глаза вовсе закрываются. А тёплый комочек так и щекочет чуть пониже горлышка, и я мурчу ещё громче, чем прежде, убаюкивая и тебя, и себя ласковой песенкой. И, да, Ночь не отступит – совсем скоро незваные гости вновь посетят нашу маленькую комнатку. И это столь естественно и привычно, ведь так было всегда, так есть и будет дальше. Но я все равно защищу тебя от них, потому что однажды я выбрала тебя, а мой выбор многого стоит… Автор: Яна Клыкова

Екатерина спала. Ей снился рабочий кабинет, в котором она принимала посетителей. Обстановка в нем была вполне домашняя. Обои мягких успокаивающих тонов, такие же шторы, большой уютный диван и два кресла. Ничего лишнего, ничего, что могло бы напоминать рабочую и уж тем более больничную обстановку. С потолка от декоративной люстры лился завораживающий, гипнотический свет. Все это должно было создавать располагающую к доверительной беседе атмосферу. И действительно, посетитель, попадая в кабинет, обычно быстро успокаивался, расслаблялся и раскрепощался. Самой Екатерине уже оставалось только слегка подтолкнуть, и на свет божий из недр озабоченного, больного сознания появлялись сокровенные, одуревшие от бытия повседневности и городской суеты мысли. И начинался

процесс излечения. Екатерина сама толком не знала, как правильно охарактеризовать ее профессию, то ли она психолог, то ли аналитик, то ли психиатр. Как правило, присутствовали все составляющие - психиатр выявлял отклонения, аналитик их упорядочивал и раскладывал все по полочкам, а психолог вносил успокоение в душу пациента. Видимо, поэтому официально ее профессия называлась психоаналитик. Пациенты встречались разные, и к каждому требовался свой индивидуальный подход. У каждого были свои завихрени и скелеты в шкафу психики. Порой требовалось приложить значительные усилия, чтобы привести мозги и мысли пациента в норму. Обычно все заканчивалось вполне благополучно, психика человека оздоравливалась и он вновь готов был штурмовать вражеские окопы жизни. Но слу-

чались и неудачи. Основным поставщиком неудач был мужчина средних лет, биолог по профессии. Захаживал он редко, но что называется метко - после его посещений помощь психиатра требовалась уже самой Екатерине. Мужчина был скопищем комплексов и проблем. Звали его Петр, но он просил называть себя Петюня. Именно он снился Екатерине, она неспокойно ворочалась на кровати, громко всхрапывала и неестественно нервно мычала во сне. Петюня сидел в мягком кресле в напряженной позе, уставившись блуждающим взглядом в потолок, и говорил: - Проблема не в том, что я неудачник, а в том, что люди меня таковым считают. Екатерина никак не могла, уже какой сеанс, докопаться до источника его проблемы. Она использовала разные методы и подходы, но так и не про-

двинулась ни на шаг. - А вы разницу видите? - спросила Екатерина. - Да, несомненно. Понимаете, в чем дело, до поры до времени я жил и не знал, что являюсь неудачником. И мне было хорошо и спокойно... Да, возможно, я жил бедновато, не имел машины, дачи и достойной зарплаты, но, поверьте, работа мне вполне заменяла все это. Я был по-своему счастлив... пока.... Пока ближе к концу девянос т ы х с л о в о "неудачник" не приобрело новое значение. Тут-то все и началось. Так-так, думала Екатерина, видимо, он хочет свалить причины своих неудач на плечи окружающих и на все те изменения в

обществе, что произошли со страной с приходом новых времен. - По-вашему слово "неудачник" раньше имело иное значение? - А как же, - Петюня нервно дернулся, - именно так. - И что оно обозначало? - В том-то и дело, что ничего. Просто часть речи. Конечно, оно имело свое значение, но без какоголибо подтекста, ну скажем, что-то типа слова "невезучий". Ну не везёт человеку, и никакого подтекста за этим нет, тем более оскорбляющего. Опоздал человек на автобус или там поскользнулся на ровном месте, переломался, ну не повезло и что из этого. Никому и в голову не

придет опускать его по этой причине ниже плинтуса. Но теперь все изменилось. Если "невезучий" так и остался "невезучим", то "неудачник" - это уже больше, чем опоздавший на автобус. Это как болезнь, патология, причем болезнь нехорошая, вроде сифилиса. Можно даже сказать, что слово "неудачник" стало сродни слову "сифилитик". "Неудачник" - стало оскорблением, унижением достоинства, полным брезгливости, ругательным словом. - Значит, когда вас называют неудачником, вам кажется, что вас называют сифилитиком? - Да лучше уж сифилитиком. Гораздо хуже. Неудачник как

клеймо, это как мутант, недочеловек. Это как в среде людей вдруг объявляется горилла. Она заметно отличается, все тыкают в нее пальцем, не считаются с ней, не уважают, принижают ее достоинство и умственные способности, себя ставя выше нее. - Ага, - сказала Екатерина, - значит, вы чувствуете себя гориллой... - Вроде того. - И пока вам не указали, что вы горилла, вы себя таковой не считали. Ходили прямо, как человек, ели ложкой и не ловили блох. А как только указали, то вам стали присущи повадки гориллы. Правильно я вас поняла? - В какой-то мере. Понимаете, как вамлучше объяснить, ем я по-прежнему ложкой, хожу прямо на двух ногах, не ловлю блох, но мне стало казаться, что по мне роем ползают блохи, когда иду по улице, то нет-нет, да оглядываюсь, не опустился ли я на четыре конечности, а за столом крепко сжимаю ложку, чтобы в какойто момент не загрести салат рукой. Я стал нервным, я все время,

ежесекундно, слежу за собой, за своими действиями, словами, чтобы не проявить признаки гориллы. Засыпая, я молю Бога, чтобы утром не проснуться и не обнаружить, что весь зарос шерстью. У Екатерины появилась уверенность, что наконец-то она близка к источнику проблемы Петюни, еще усилие, еще чутьчуть и можно будет приступать к излечению. И что,повашему, должно измениться, чтобы вы обрели душевное равновесие? - Екатерине на миг показалось, что сидящий перед ней человек поковырял огромным черным пальцем в носу, почесался и выловил блоху. Петюня пожал плечами. - Как я поняла, в гориллу вас превращают не ваши неудачи, а именно то, что другие считают и называют вас гориллой, - за пациента ответила Екатерина. - Следовательно, чтобы вас перестали называть неудачником, вам надо перестать выделяться в среде людей, вас тако-

вым считающих. То есть успешных людей. Поэтому вам необходимо приобрести некие характерные признаки настоящего человека, присущие успешным людям... - Вот в этом-то и дело, - устало, безысходно сказал Петюня, в этом вся и загвоздка. Понимаете, главные характерные признаки успешного человека благосостояние и карьерный рост, и одно зачастую напрямую зависит от другого. А у меня ничего этого нет, и не предвидится, даже в перспективе. Чтобы сделать карьеру в нашем научном центре, надо обладать некоторыми специфическими чертами характера. Научные достижения как-то с приходом новых времен не особо котируются. Чтобы получить повышение в должности нужно не столько заниматься наукой, сколько уметь ладить с начальством. Вы понимаете, что я имею в виду... - Не совсем, - ответила Екатерина, при этом прекрасно все понимая, - конкретней будьте, вы не у прокурора, не надо ходить вокруг да около.

- Ну, - замялся Петюня, было заметно, слова давались ему с трудом, - ну там где надо прогнуться, где надо подлизать... Кроме того, надо еще уметь подсиживать коллег, уметь пользоваться чужими достижениями. Даже брать взятки... А для этого надо обладать соответствующими чертами характера. Буду откровенным, надо уметь лицемерить, врать, льстить, предавать, воровать, то есть не иметь ни совести, ни стыда... Но я не могу так, не умею и не могу. И не умею ничем другим заниматься, да и работу свою люблю, чтобы менять ее на более перспективную. - Ну, - замялась Екатерина, вспомнив, как сама еще не так давно подсидела коллегу по цеху, - таковы современные тенденции, не мы такие, жизнь такая, место одно, претендентов много и все они одинаково достойны. Ну вы представьте, что все эти претенденты имеют определенные научные достижения, как тогда определить, кто достоин повышения? Выживает сильнейший.

- Да, - тяжело вздохнул Петюня, закон леса, я понимаю. - Закон современного общества, - поправила пациента Екатерина, - да и не только современного. Это общечеловеческое заблуждение, что людьми правит разум, людьми, как и тысячелетия назад правят инстинкты. - Вот и мне кажется, - сказал Петюня, что все вышеперечисленные мною характерные черты как раз и присущи горилле. Ведь это первейшие признаки борьбы за существование, где основа всему - выживание любым путем, абсолютно не сообразуясь с моральными и этическими принципами, более характерными для человека, а не гориллы. Горилла выживает, а человек живет, так должно быть по идее... И вот тут-то и начинается несостыковка, при попытке избавиться от прозвища "горилла", я стану гориллой на самом деле. А можно ли перестать быть гориллой, став ею?.. Теперь уже Екатерина пожала плечами. - Знаете, мне кажется, - продолжил

Петюня, - что люди, имеющие те самые особенные характерные признаки гориллы, вполне себе осознают, что они гориллы. Не сказать, что это их сильно тревожит, но некоторые неудобства создает. В среде нормальных людей они выглядят гориллами, а кому это понравится. Никому не охота, чтобы в тебя тыкали пальцем. И изменить они ничего в себе не могут, иначе это помешает их успешной карьере. Вот они и нашли выход из положения - сами стали называть всех не похожих на них людей гориллами. Людей, не достигших каких-либо карьерных высот, не приобрётших капитал, но сохранивших человеческие черты, стали называть неудачниками. Не гордись, что ты хороший, потому как гордиться нечем, ты ничего не достиг, и у тебя ничего нет. Ты неудачник. - Вы так считаете? - усомнилась Екатерина. - Да, - сказал Петюня, - гориллы хотят называться людьми, поэтому и изменили понятия, теперь настоящие люди называ-

ются гориллами, а настоящие гориллы людьми. Вот и получается, что "люди" у нас ходят на четырех конечностях, ловят блох и нисколько этого не стесняются, а "гориллы" ходят на двух конечностях и постоянно оглядываются, дабы не опуститься на четвереньки и тем не потерять человеческий облик. - Ну теперь понятно, - сказала Екатерина. - Ваша проблема в том, что вы не можете избавиться от клейма горилла потому, что как вам кажется, вы в этом случае станете настоящей гориллой... Да сложный выбор. И в том, и в ином случае вы - горилла. Только в одном выглядите гориллой в глазах людей, имеющих некие характерные признаки успешного человека, при

этом постоянно живете с оглядкой, из-за боязни в действительности потерять человеческим облик. В другом случае, вы - настоящая горилла, прикинувшаяся человеком. - Вот именно, в стаде настоящих горилл может достойно существовать лишь настоящая горилла, натянуто улыбнулся Петюня. - А я не хочу быть гориллой, ни в своих глазах, ни в чужих. - Так в чем вопрос, - резюмировала Екатерина, - будьте как все, но думайте, что вы не горилла, а человек, как я. Если все гориллы будут считать друг друга людьми, то и будут называться людьми. Тенденции в обществе таковы, что горилла становится гориллой, только если ее так бу-

дут называть, и никакие характерные признаки тут не при чем. Екатерина слезла со стула и на четырех конечностях подскочила к пациенту, почесала ногой бок и пристально заглянула своими покрасневшими глазами в глаза упрямого пациента. Хотела что-то сказать, но лишь по-животному рявкнула... Екатерина проснулась. Простынь под ней была скомкана. Тьфу ты, какой дурной сон. Люди, гориллы, бред какой-то. Петюня этот чертов. Главное не думать ни о чем таком. Вот из-за таких Петюнь у нормальных людей и бывают стрессы и нервные срывы. Кажется ему, тьфу, главное не думать, ничего казаться и не будет. Екатерина встала с кровати, хотела пройти в туалет, но в этот момент почувствовала зуд под мышкой, запустив пятерню, почесалась чертовы блохи... Автор: Дмитрий Бронников

- Гибнут не все. Санек пошевелил прутиком угли. Чуть вспыхнув, они почти сразу же приняли прежнее едва тлеющее состояние. Он улыбнулся, настраиваясь на оптимистический образ мыслей. -Только те, на ком лежит печать смерти. - Это кто ж эту печать ставит, - Седой недоверчиво ухмыльнулся. - Бог что ли? - Не знаю, - пожал плечами Санек, - судьба, может быть. - Судьба, - ехидно обнажил зубы Лешка. - Что ж она тебя на войну загнала? Санек вновь пошевелил угли. Стоявшая на них открытая банка тушенки зашипела, пузырясь и вскипая растаявшим жиром. Он поежился, осень, холодно. - А черт его знает, зачем она меня загнала сюда. Может затем, чтобы сидел сейчас, шевелил угли, мерз и вам балбесам, все это говорил. Седой воткнул в

землю нож, лезвие почти полностью вошло в землю, было заметно, что разговор его нервирует. Пустая болтовня, приправленная мистикой и надеждой на конечный благоприятный исход, что по непонятным причинам раздражало еще больше. - Сержант, - дабы отвлечься, окликнул он замкомвзвода, когда выступаем? - Скоро, в течение часа, - ответил сержант и направился к штабной палатке. Седой вытащил из земли нож, вытер его о тряпку и сказал: - И что, значит, на ком-то из нас уже лежит эта печать смерти, а мы сидим себе и не подозреваем, что часа через два кранты настанут. И все для когото уже предопределено и ничего, хоть ты на голову встань, не изменишь. - Возможно, - ответил Санек. - Возможно, что на всех нас лежит печать смерти, а может ни на ком.

- Так получается, что еще в военкомате было известно, кто из нас отсюда не вернется, - вмешался в разговор ушастый. - Ну да. Но я бы сказал по-другому, Санек взял у Седого нож и поковырял им мясо, дробя его на мелкие кусочки. - Сюда кто-то из нас попал именно потому, что на нем лежит печать смерти. Другие поехали в стройбат, морфлот или РВСН. - Сам же сказал, не все гибнут, - попытался подловить его на слове Лешка. - А по твоим словам выходит, что сюда попадают только те, на ком лежит печать смерти. - Не, не на всех попавших сюда лежит печать. Многие попали сюда случайно, как говорится, мимо проходили, - неуклюже пошутил Санек. - Статисты. Надо же чтоб кто-то воевал. Рожа военкому не понравилась, здоровьем и происхождением удался. Впрочем, возможно

кто-то и не случайно, просто он здесь понять что-то должен, такое, что повлияет на дальнейшую жизнь. Судьба его сюда загнала, но не для того, чтобы сдохнуть, а наоборот, чтобы жить и знать, и этим знанием жизнь свою строить. - И как узнать, лежит на тебе печать или ты просто мимо пробегал? - видно было, что ушастый заинтересовался затронутой темой. - А никак. Когда домой поедешь, тогда и узнаешь. Санек натянул рукава камуфляжа на кисти рук и снял шипящую банку с углей. Молодые люди приступили к трапезе. - Вот смотрите, пережевывая чуть подсохший хлеб, вернулся к теме Санек. - Известный факт, ученые даже его изучали. Самое большое число опоздавших и сдавших билеты было на авиарейсы, в которых самолет терпел катастрофу. - Я слышал об этом, - подтвердил Лешка. - Причем без видимых причин. - Во, а почему? А потому что рано еще

было им умирать. Они еще не сделали в жизни того, что должны были сделать. - А как они чувствуют, что нельзя на этом самолете лететь? - с недоверием спросил Седой. - А никак. Кто-то проспал, кто-то в пробку попал. - А кто-то на нее наступил, - весело поддакнул Ушастый. - А у кого-то появились обстоятельства, из-за которых он не может лететь. Причем, все может серьезно выглядеть до тех пор, пока ты не узнал о катастрофе. Родственник умер, допустим, поэтому ты не полетел. По-первости для тебя это трагедия, а когда узнаешь о катастрофе, мнение меняется, мягко сказать. Может и по-другому быть. Ехал в аэропорт и попал в аварию, увезли тебя в реанимацию. Друзья тебя жалеют, еще больше жалеешь ты себя. Всю жизнь мечтал попасть на чемпионат мира по футболу, деньги копил... А тут... Невезуха, короче говоря. Друзья тебе сочувствуют, и с этим сочувствием садятся в само-

лет... Санек достал сигарету, прикурил от углей. - Но в этом случае все очевидно, а бывает так, что человек и сам не знает, и никогда не узнает, от чего спасла его авария. Пошел за хлебом, триста метров до магазина оставалось, и вдруг тебя сбивает машина. Лежишь в больнице и думаешь, что называется: сходил за хлебушком, невезучий в доску, и даже не подозреваешь, что сверни ты за ближайший угол, тебе бы на голову упал кирпич с крыши дома. И реанимацией в этом случае ты бы уже не отделался. Или, допустим, пройди ты двадцать метров, и встретился бы со своим заклятым врагом, пребывающем особо не в духе. И нож острый у него в кармане. А ты не знаешь этого и никогда не узнаешь, и будешь всю жизнь считать себя невезучим. - А что ж так грубо, в реанимации лежать тоже удовольствие не из приятных, - с усмешкой сказал Седой. - Лучше чем в морге. Вероятно, ни-

что другое в той ситуации тебя остановить не могло. Если ты заядлый болельщик, четыре года копил деньгу на поездку на чемпионат мира, а родственникам твоим умирать еще рано, то вряд ли что всерьез могло тебе помешать. И будильник ты поставил на несколько часов раньше и, чтоб в пробку не попасть, на метро поехал. Ну судьба и не нашла ничего другого, как вот так остановить. Пусть уж лучше отморозок на авто переломает, чем в воздухе взлетишь на воздух без вариантов. - А те сто с лишним человек, что полетели. Это что ж, на всех них лежала печать смерти? Фигня какая-то, так много и в одном месте, - не унимался Седой. - Кто его знает, может просто их всех судьба вела к этому полету, как многих из нас сюда. Хотя я допускаю, что кто-то был лишним, случайным пассажиром. Но это скорее в том случае, если человек уже выполнил свое земное предназначение и по большому счету без

разницы, когда он помрет. - Ну понеслось, уже откровенно издевательским тоном сказал Седой, - земное предназначение... Астрал, метафизика и колхоз имени товарища Крупского... - Это уже другая тема и я не собираюсь ее развивать. Да и не объяснишь в двух словах. Бывает, что человек только своим появлением на свет выполняет предназначение, повлияв своим рождением на кого-то, подтолкнув к чемуто... Санек взял пустую банку и откинул ее в кусты. Пролетев несколько метров, она со звоном опустилась на землю. Седой проводил ее взглядом и сказал: - И кирпичи сами по себе с крыши не падают. - Мало ли. Никогда не было и вдруг упало. А все потому, что надо было так, судьба. - Что, у кирпича тоже судьба? - уже с нескрываемой издевкой сказал Седой. - Кирпич - метафора, а вот у того, кто играет роль кирпича, у

того судьба. Вот она и свела обоих вместе. Одного потому что над ним повисла печать смерти, а другой... - Эй, мужики, через десять минут выступаем... Солдаты обернулись на голос. Сержант стоял возле палатки, лениво почесывая затылок. Годы службы выработали привычку спокойно относиться даже к спецоперациям. В сим факте и его расслабленной позе чувствовалась даже некая инфантильность, будто собирался за яблоками в сад соседа, дело привычное и слегка поднадоевшее. - Вот и поговорили, - Санек махнул рукой, - ладно, потом договорим. Пойду, опорожнюсь, а то фиг его знает, как там будет. Санек поднялся и направился к ближайшим кустам. Подошел к ним, остановился и осмотрелся. Ему показалось, что пахнет чем -то крайне неприятным. Так обычно пахнет разлагающаяся плоть. Откуда происходил запах, было не понятно. Впрочем,

может только показалось, чему тут пахнуть. Ну, разве что солдатскому дерьму. Но, тем не менее, подумал, так, наверно, должна пахнуть смерть. Чернила, которыми ставят оттиск печати. Нет, не запахом дерьма, а именно вот этим непонятным и крайне до раздражения неприятным. Санек брезгливо сплюнул и решил испражниться в другом месте. Кустов по близости больше не было, зато метрах в пятидесяти находились остатки стены разрушенного дома. Все что осталось от магазинчика, в котором они отоваривались месяца три назад. Когда они вновь прибыли на это место, даже сразу както и не вспомнили, что некогда здесь был магазин. Постоянство давно исчезло из их жизни. Полтора года все менялось, можно сказать, на глазах. Никто никогда не ходил опорожняться к стене. Причины сего факта были не известны, да никто и не задавался вопросом почему. Кусты были ближе, а в роте одни мужики, стесняться неко-

го. Возможно, Санек был первым, кто решил опорожнить мочевой пузырь не за кустами. Санек зашел за стену, расстегнул ширинку и уставился на небо. Пасмурно, скоро выпадет первый снег. Дома-то поди уже лежит, день рождения через неделю, а в день рождения всегда лежал снег. Санек поднатужился. Вырвалась теплая струя, легла на землю. Отдача была такой, что Санька чуть оторвало от земли и кинуло на стену. Небо, мутноватое, поплыло. Боль в груди. Что это? Бросило в пот, внутри все рвется. Эхо грома. Почему гром? Нет, это не гром и не странная отдача струи. Боль, тяжело дышать. Ранен, убит... Сходил пописать. Вот и конец. Печать смерти. Не хочу. Все плывет... - Эй, Санек... - Вроде жив... - Скорее бинт... Лица сослуживцев. Напрягшийся, в непонимании случившегося, Ушастый. Растерянный Лешка. Злобно скалящийся в сторону невидимого врага Седой.

- Вот, блин, и судьба... Вроде Седой говорит. Голова кружится. Лица устроили пляску. Больно. - Снайпер. Никто же никогда сюда ссать не ходил. Что он поперся-то?! Да и боевиков здесь отродясь не было, надо же. И ведь никто, кроме него поссать не пошел. Судьба. Печать смерти. - Заткнись, Седой. Живым бы довезти. Кровью истекает... Дикая пляска в голове ускорилась, замельтешила, пропала. Чернота... Издалека, сквозь пелену забытья до Санька донеслись голоса. Он открыл глаза. Белые стены, капельница, трубки в носу. "Госпиталь, - понял Санек, - значит жив..." Перед кроватью стоял заместитель командира роты. - Очнулся... Неделю без сознания был. Еле успели довезти, думали все... А ты везунчик. Твой взвод в полном составе через два часа полег, в засаду попали, все до единого... Автор: Дмитрий Бронников

Луна была полная, но, несмотря на это, в закутке за гаражом люди едва видели очертания фигур друг друга. Летняя ночь даже при наличии полной луны не всегда гарантировала достаточной освещенности, а,следовательно, и видимости. Это зимой, белый снег отражал тусклый свет луны, и порой было светло, если и не как днем, то достаточно, чтобы отлично видеть предметы на расстоянии в несколько десятков метров. Но было лето и если бы не одинокий фонарь, примостившийся на крыше одного из гаражей, то достигнуть поставленной цели в эту ночь людям было бы весьма затруднительно. А так, площадка перед гаражами освещалась достаточно хорошо, и можно было быть уверенным, что цель не останется людьми незамеченной в случае своего появления на площадке. Закуток был небольшой и, видимо,

имел два назначения хозяевами гаражей использовался для справления больших и малых нужд, а также в качестве убежища наркоманов, для уединения и получения очередной дозы. В закутке неприятно пахло уличным сортиром, а под ногами хрустели массово разбросанные по земле использованные шприцы. Но скрывавшихся там людей это ничуть не смущало, ради осуществления поставленной цели они на такие мелочи не обращали внимания, особенно если учесть, что другого альтернативного места для устройства засады в гаражах просто не было. Отсюда хорошо просматривалась вся площадка от самого крайнего гаража до схрона людей, ветер дул от них, что также было на руку догхантерам. Догхантеров было двое. Совсем молодой лет семнадцати рыжий юноша небольшого росточка и коренастый мужчина лет тридца-

ти. Юношу звали Евген, а старшего товарища Николай или просто Хантер. Юноша был безоружен, Хантер имел при себе охотничий карабин. - Умный он, падла, и хитрый, - чуть слышно, внимательно наблюдая за площадкой, сказал Хантер. Это тебе не шавки подзаборные. У меня к ним давно уже интерес пропал, разве что тебе на дворне руку набивать, мне уже неинтересно. А этот матерый, целый волкодав. Днем прячется, ночью выходит. Суть,правда, одна, как и шавки по помойкам жратву ищет, так что такая же падаль и мусорщик. Хотя в городе по-другому и никак. Видимо, раньше хозяйский был, но людям при этом не верит, в жестких руках, наверное, держали. Сбежал походу. Мне о нем бомжи рассказали. С полгода как объявился. Они его шугаются, ну еще бы, монстр такой. Ночью встретишь... собака

Баскервилей. Правда на людей не нападает, обходит. Говорят, раненый был, избитый. Его бомжара один выходил, тоже одиночка. Днем они на пару вместе отлеживались гдето, по ночам на промысел помоичий выходили. Бомжара издох две недели назад, этот теперь один рыщет. Я уже неделю его выслеживаю, хорошо подсказали, что через гаражи на помойку ходит. Молодой уважительно, даже с какойто долей восхищения посмотрел на едва видимое лицо старшего товарища. Вытер нос тыльной стороной ладони и улыбнулся. Ему льстило, что его, по сути, еще новичка взяли на такое серьезное дело - выследить и убить такого матерого пса это тебе не из пневматики по дворняжкам стрелять. Если охота завершится удачно, будет, чем похвастаться на сайте догхантеров перед ровесниками. Сразу иной статус обретет, пусть всего лишь и был на подхвате, в качестве оруженосца. Даже оруженосцем быть у такого охотни-

ка, как Хантер, было почетно. - Я как ты начинал, лет десять назад, с воздушкой бегал по дворам, - продолжил Николай. - Да и не охота это по большому счету была, а так, стрельба в тире по живым мишеням. Руку набивал. У меня ненависти или там, какой неприязни к собакам нет, выпустишь с полсотни пулек в шавок, все живы и по-своему счастливы - я душу отвел, адреналинчик там, разрядка, а псина что жива осталась. Это у меня знакомый был, Зверем звался, так тот собак ненавидел, он голыми руками готов был их душить, зубами вгрызаться и рвать. Не знаю, какие у него были к этому причины, может, покусали в детстве, а может просто живодер по жизни или маньяк. Психушкой закончил... А ты, кстати, почему в догхантеры подался? Юноша пожал плечами. На сайт догхантеров он наткнулся случайно, ознакомившись, как-то разом проникся идеями сообщества - очистка улиц города от бродячих злобных псов,

заразы и угрозы человеческой цивилизации, это ли не есть романтика, польза для общества, этакая смесь супермена и эпического воина из онлайн стрелялок. Но признаться в отождествлении себя с героем из онлайн стрелялок ему было стыдно, все-таки уже не школьник-малолетка, и он сказал первое, что пришло в голову: - У меня сестру сильно покусали бродячие псы, в больнице долго лежала, так что это месть. Хотя фанатичной ненависти к псам у меня нет, - Евген понял, что Хантер не особо приветствует маниакальные наклонности, как у его знакомого Зверя, поэтому сразу отгородился от братства живодеров. Впрочем, ненависти у него к собакам действительно не было, даже неприязни, скорее для него это была просто игра, типа стрелялок, но по-настоящему и в условиях города. - Да ладно ты, не оправдывайся, мне по большому счету все равно, просто хочу знать, с кем имею дело и чего ждать от человека. Как говорится,

каждый с ума сходит по-своему. Я вот лично просто чувствую себя охотником, возраст тира перерос давно, просто убивать тоже уже неинтересно, а вот так выслеживать умного, хитрого матерого пса - это в кайф. Я же, признаться, простой офисный клерк, менеджер среднего звена, белый воротничок, тихий, спокойный, благообразный и безобидный, а здесь, на охоте всю неизрасходованную энергию выплескиваю. Тяжко быть все время тихим клерком... Сразу отвечу на возможный вопрос - нет, не жалко мне собак, не знаю почему, просто не жалко, и не стану оправдываться личной неприязнью, ролью чистильщика от бродячей угрозы, заразы. Они, конечно, падальщики и да, могут покусать, даже растерзать, но для меня это не идея фикс. Стрелять больше некого в городе, не бомжей же, я еще до такой степени не сбрендил. Я охотник, просто охотник. - Ну да, я тоже как бы..., - поддакнул Евген, видимо, имея

ввиду героя стрелялок. - Я, почему с карабином, а не с травматикой, чтоб не мучилась псина, пуля в лоб и все, собака ничего и не поняла, - сказал Хантер. - Но как уже говорил, знаю людей, у кого стойкая неприязнь к псинам, они себя санитарами города считают, у меня этого нет. Я так-то мало чем отличаюсь от простых охотников, только я исконно городской, поэтому и охочусь на улицах города. Философия у меня такая... По никам на сайте, кстати, можно определить, кто есть кто, я Хантер, этим все объясняется, есть Санитары, Чистильщики, Волкодавы и прочие люди интеллигентных профессий, с возложенной на них важной миссией... Ну ладно, хватит о грубой правде жизни, давай, что ли, о высших материях... Евген непонимающе посмотрел на Николая, но в свете луны не разглядел на лице товарища эмоций, поэтому не совсем понял, что именно имел в виду Хантер. - Давай о сверхъ-

естественном, о загадочном, о мистике поговорим. Ночь и полная луна к этому располагает, - пояснил Хантер. - Возможно, сегодня никого и не дождемся, ночь надо как-то коротать. Ты верующий? Евген в который уже раз пожал плечами. Он был крещен, но в играх божественное проявление встречалось чрезвычайно редко, разве что в виде магов и чародеев. - Я тоже не очень, хотя и не законченный атеист. Есть что-то, но боюсь нам это что-то никогда не понять. Высший разум не высший разум, может еще какая хрень, но факт не то, что имеют в виду под образом Бога основные религии. Не стану пускаться в наивные рассуждения о том, что, если человек создан по образу Бога, а,следовательно, и наоборот, то где тогда его офис, где он живет, детский лепет маразматичных старушек. Не понимаемое земными понятиями, не объяснить. - Угу, - поддакнул Евген, не совсем попрежнему понимая, о чем говорит Хантер,

он думал, что речь пойдет о вампирах и оборотнях, ну, в крайнем случае, о приведениях. - Есть такая теория, не слишком распространенная и известная, но, тем не менее, многим людям, хоть раз в жизни приходящая в голову, продолжил Николай, что строение солнечной системы схоже по строению со строением атома. Оно так и называется - планетарное строение атома. Ну, то есть любая звездная система похожа по строению на атом и наоборот. В центре ядро атома, то есть звезда, а вокруг вертятся электроны, то есть планеты. Это, конечно, подилетантски, примитивно, но в целом чтото общее есть. Если продолжить рассуждения, то из атомов состоит клетка, а из звездных систем галактика. Из клеток организм, а из галактик вселенная. Первоначально до большого взрыва наша вселенная существовала в виде некоего тела, которое, взорвавшись, стало расширяться. В нашем примере - не-

кое тело это яйцеклетка, которая, оплодотворившись, стала расти, то есть расширяться, организм растет, расширяется и вселенная. Чуешь, к чему я виду... Евген так ничего и не понял, связи не ощутил, но вновь поддакнул, задаваясь немым, но закономерным вопросом, с чего бы это Хантера так понесло. - Ты не думай, что я того, просто долгое муторное просиживание штанов в офисе часто наводит на философские размышления, - Хантер усмехнулся немому вопрошанию Евгена, - крышу аж порой сносит. Вот, возможно, поэтому я и выхожу на охоту, чтоб не сбрендить окончательно. Тут первобытность, тут не задаешься вопросами, тут либо ты, либо тебя, образно, конечно, но впечатления такие... Так вот, к теме, по этой теории выходит, что наша вселенная это один большой организм, возможно, какого-то вполне материального живого существа. Такая бесконечность своеобразная, мы, ты и я, тоже

чьи-то вселенные, и этих вселенных много, разных всяких, сколько живых существ на земле. - Подожди, - Евген, кажется, стал понимать, что имел в виду Хантер, - я, кажется, понял. Солнечная система - это атом, галактика - это клетка, а вселенная - это организм, состоящий из миллиардов клеток... Вот интересно, а что из себя представляет организм нашей вселенной... - Тсс, - Хантер неожиданно перебил младшего товарища, вот он. Низко склоняя голову к земле, принюхиваясь, по освещенной площадке неторопливо, опасливо брел пес. Не сказать, что он был огромный, но достаточно большой для дворовой бродячей собаки. Пес часто приподнимал голову и осматривался, при этом, не переставая принюхиваться. Кажется, охотников он пока не учуял. Хантер приподнял ружье и присел на одно колено. - Что из себя представляет организм нашей вселенной, го-

воришь, - прошептал Хантер, - парадоксально, но да вот хотя бы такой же псины. Эта еще ничего, а может быть, что и облезшей, зачуханной дворняги. Так что мы не просто догхантеры, мы в таком разе догхантеры вселенной. И это тебе не компьютерные космические стрелялки, это правда жизни, это реальность. Сейчас мы мочканем не просто псину, а чью-то вселенную... Хантер прицелился... Он перекатился всем своим огромным бесформенным водянистым телом и навел распылитель на воя. Ух, как он ненавидел этих воев, без причины, просто ненавидел. Падальщики, путаются все время под те-

лом, еще и присосаться могут, в проявлении любви и преклонения. Твари, никчемные твари. Многие любят их, разводят, якобы вои друзья и верные спутники. А его тошнит от них, ничего кроме брезгливости у него по отношению к воям не возникает. Раньше, когда еще не было распылителей, воев убивали, просто засадив в него изрядный кусок железа. Потом вои долго валялись, пухли, воняли и гнили. Не эстетично было и сплошная антисанитария. Сейчас придумали распылители, доля секунды и от воя не оставалось ничего, даже атома малейшего, пустота. Весьма полезный и рациональный прибор. Вой давно заме-

тил его и, радостно булькая, водянистым телом покатился в его сторону. Ну вот, сейчас присосется. Кому нужны эти булькающие нежности... Тьфу... Он прицелился и нажал на запуск распылителя. Миллионная доля секунды и от воя ничего не осталось. Он удовлетворенно булькнул... Хантер нажал на курок. Последнее, что видел Евген, была ярчайшая вспышка. Затем ничего не стало, совсем ничего. Ни Евгена, ни Хантера, ни Земли, ни, собственно говоря, всей вселенной. Пустота, будто ничего, никогда и не существовало... Автор: Дмитрий Бронников

«Как у наших у ворот Много старцев и сирот Ходят, ноют, хлеба просят, Наберут — Петровне носят, Для коров ей продают И в овраге водку пьют.» М. Горький «Детство» Есть в Ярославле набережная, Тверицкая набережная, нет, не та, что переполнена гуляющим людом, нет, а напротив, полупустынная, на той стороне Волги, где песок и крутой берег с березовой рощей, где кладбище кораблей и скопи-

ще домов и домишек, где возле Октябрьского моста загорает на небольшом пляже, жаждущий солнца, народ... На улице пятая Тверицкая стоит дом. Давным-давно покрашенный, он некогда может и блистал яркими красками, но со временем облупился и сквозь многолетнюю грязь едва-едва можно разглядеть первоначальный цвет, небесно -голубой... Хозяйка дома — старуха Петровна. Часто, она бродит по ночам, подолгу застывая на перекрестках, где-то подобрала черного кота, весьма умного и он наподобие собачки следует по-

всюду за хозяйкой, будто преданный пес. Все соседи, без исключения, считают Петровну ведьмой, и только ее сын убежден, что она сумасшедшая. Она совершенно не спит и все чем-то занимается, даже, если просто сидит ночью в углу кухни на скрипучей скамейке, все равно беспокойно перебирает бахрому на скатерти, тщательно пересчитывая все ниточки. Сын за нею следит. Это высокий мужик с седой головой, с тоскующими грустными глазами. Он ходит легко и быстро, преувеличенно бодрый, торопливо подбегает к своей матери и, не слу-

шая ее протестов, изгибая спину, подхватывает ее, в принципе, сухонькое тельце на руки, утаскивает домой, прочь от позора, который она имеет свойство на них навлекать. Он сам готовит им обоим пищу, сам топит печь, сам носит воду в двух ведрах с колонки, сам стирает белье, одним словом, выполняет все домашние заботы. Огород у него, строго разграниченный, зеленеет всяческими овощными культурами. Живут они на пенсии, он уже выработал стаж на «вредном» производстве, в химическом цехе и отправился на покой еще в пятьдесят пять лет... А Петровна работала когда-то учительницей младших классов, быть может, дети ее и свели с ума. Однако, какие-то отзвуки из нормальной интеллигентной жизни в ней все еще остаются. Она очень низкого роста, где-то сто тридцать сантиметров и, чтобы казаться повыше, носит туфли на высоком каблуке. В восемьдесят с лишком лет сморщенная бабушка на каблуках выглядит удивительно

странно, но и это еще не все. У нее имеется одна особинка, так называемый признак хорошего тона. Она всегда ходит с зонтиком-тростью, даже зимой, даже в морозы... Петровна изящно опирается на свой зонтик и нисколько не смущается вопросительных взглядов прохожих. Вокруг шеи у нее пышной змеей лежит толстенный шерстяной шарф неопределенного цвета, она его носит и летом тоже. У Петровны всегда красное, опухшее от пьянства лицо и абсолютно голый череп, который она стыдливо прикрывает вязаной шапочкой. Часто, от нечего делать Петровна ходит на пляж и тогда слышится ее визгливый поучительный голосочек, рассказывающий о пользе обучения в школе. Она пристает к отдыхающей молодежи. И, ежели не дай-то ангелы, они угощают ее водкой, она подобрев, плюхается на песок и, глядя слезящимися от старости глазами на буйные волны Волги мечтает вслух: «Ах, как бы я хотела, чтобы хоть раз в году, к примеру, в день

города, в фонтанах, во всех фонтанах нашего города вместо воды пускали бы портвейн и водку»... Молодежь удивленно и радостно гогочет, живо представляя себе, сколько народу полегло бы вокруг горячительных фонтанов. А Петровна вздыхает и вполне искренно плачет о несбыточной своей мечте, слезы крупными каплями катятся у нее по морщинистым щекам, капают с кончика носа и она рыдает в голос: «Никогда, никогда этого не будет!» Отдыхающие спешат ее успокоить и наливают ей еще один стакашек водки. Петровна очень любит Тверицкий сосновый бор. Рано утром она ходит по запутанным тропам в синеватом тумане, наползающем влажными волнами из оврагов и овражков бора. Она смотрит, подолгу застывая на одном месте, как солнце золотыми длинными руками цепляется за верхушки сосен. Слушает звон птиц и даже подражает, весьма умело, пению разных пернатых. Петровна, словно ма-

100

ленькая девчонка, забирается на разлапистое дерево, подолгу сидит там, скрытая от посторонних взглядов густой листвой и разглядывает сверху утренних бегуновспортсменов, в изобилии наполняющих бор уже после пяти утра. Не редко, маленькая белочка, приняв ее за одно из ответвлений дерева спускается и садится рядом с нею, а потом напуганная внезапным вздохом Петровны, прыгает на соседнее дерево, только хвостом пушистым помашет и все. А Петровна смотрит, улыбаясь зеленой толпе деревьев, и ни о чем не думает. В ее сознании вяло протекают только

101

воспоминания о грибах и о грибном запахе; о землянике и чернике, и прочих лесных радостях. Встречали ли вы Петровну? Думаю, да. Идет ли дождь на улице, Петровна не прячась под своим зонтиком-тростью, не спеша, переходит через Октябрьский мост и бредет по набережной, ловя капли дождя руками и ртом, смеясь и рассуждая о чем-то о своем, вслух, сама с собою. Играет ли духовой оркестр на набережной, она тут как тут, танцует одна, в толпе не стареющих дам и галантных кавалеров, и вальс, и танго, и фокстрот, все умеет. А вечером, под ярким

светом фонарей, она сидит на нижней набережной и болтает ногами в воде Волги, глядя, как мимо проплывают яркие большие теплоходы, поет что-то, непременно какой-нибудь романс и гуляющие парочки подхватывают ее пение. Голос у Петровны глуховатый, но бархатистый, стройно летит до Твериц, на тот берег, где ее сын, услыхав пение матери, теряет терпение и бежит через Октябрьский мост за Петровной, а она может уже и пьяна, добрые люди напоили, но все неугомонная, не спящая, не, не, не... Автор: Элеонора Кременская

Размышления, размышления, размышления… «Так что же во мне не так? Почему именно со мной это случилось? Иль вся наша жизнь – игра? Игра без правил? Кто бьёт сильнее, тот и правит? Я понимаю, что я не такой, как все, но и все не такие, как я… мы все индивидуальны, а значит уникальны. Так почему же, почему предательству нет наказанья? Какую казнь найти ему, которой нет ещё названья?» – размышлял Макс, не находя ни на один вопрос ответа. Жизнь Макса напоминала ему море, которое он любил. Любовь к морю часто влекла его на берег этого чуда природы, чтобы передать на холсте дыхание, изменчивое настроение стихии или ласковый плеск набегающих прибрежных волн. Хотя Макс и не был маринистом в чистом виде, однако море всегда оставалось его постоянной Музой. Вот так и жизнь

его, рано или поздно, кто-то или что-то волнообразно вбрасывали события и людей в судьбу его, наполняя её всеми спектрами цвета, кроме серого. В подсознании Макса, серый цвет ассоциировался с ощущением безвременья или долго тянущегося бесцветного настоящего. Хотя и считается, что серый цвет, это золотая середина чёрного и белого в искусстве, однако в общественной жизни, Макс считал, что это есть цвет толпы, банальности в отношениях, сытости и самолюбования. Поэтому даже в своих картинах он редко использовал этот цвет. Макса считали оригиналом не только в своих поступках, пристрастиях и даже в одежде. Друзей у него было немного, но он уверен был, что это друзья настоящие. Всё изменилось в о д н о ч а с ь е . «Интересно, какой цвет у предательства?» – подумал Макс, но ответа не нашёл …или не смог?.

Макс шёл чрез серую толпу людей, а может быть, и они проходили чрез него, нет не мимо, а именно сквозь него, ему это было всё равно. Сколько он шёл, куда он шёл - его это тоже не волновало. Сейчас Макс был в другом ото всех мире. Бесцельно блуждая по городским улицам, он вдруг остановился, будто на распутье трёх дорог, не зная какую из дорог ему выбрать... Может быть, Судьба ему подскажет? Но Судьба молчала…, а ноги вдруг сами, будто знали эту дорогу издавна, привели его к берегу моря, где он и его любимая Кариссима гуляли и любили друг друга. Макс сидел на берегу моря, монотонно раскачиваясь взад и вперёд. Говорят, что монотонное повторение одних и тех же движений притупляет восприятие и предохраняет от тяжёлых мыслей. Знал ли это Макс? Казалось, что это мирное место

102

скрывает в себе какието ощутимые тайны… Ощутимые? Неожиданно, к ногам его волной был выброшен камешек. Камешек в форме сердечка был неестественно белого цвета для этой морской среды. Макс знал, что если оставить камешек в покое, то море всё равно заберёт его обратно. С каждым набегом волны море забирало обратно все ранее выброшенные волной камешки, но не этот камешек… Макс завороженно смотрел на камешек-сердечко, который словно магнитом притягивал к себе его взгляд. -«Возьми, возьми меня в руки, - казалось, говорил камешек, – и ты всё вспомнишь и всё поймёшь!» Сама рука Макса потянулась к этому камешку, будто бы кто -то повелевал ею. Взяв осторожно рукой камешек, он положил его на раскрытую ладонь. Странное чувство знакомого приятного волнения пронзило Макса и он крепко зажал камешек в руке. ***

103

Неделей ранее. Макс познакомился с Карин на вернисаже своих картин. Как всегда на вернисажи художников области, приезжал из Франции галерист Жерар. Ему нравились картины писаные «русской душой». Редко, когда он уезжал обратно в Париж, не приобретя хотя бы одной картины. С Жераром Макс был знаком уже давно и был рад снова встретиться с ним, да ещё на собственном вернисаже. Это давало надежду на признание его таланта. -А кто эта очаровательная дива, что стоит рядом с ним? – спросил Макс своего друга, который принимал участие в оформлении этого вернисажа. -Как! Разве ты её не знаешь?! Это же Карин и она всегда приходит на все вернисажи талантливых художников. -Спасибо, друг, за оценку моего творчества, но нет, я её никогда не замечал раньше. Макс, как зачарованный смотрел на это лицо, рыжие волосы,

изящную фигуру и не мог оторвать от неё глаз. - Она будет моей Музой! – произнёс он восторженно, - Коль ты мне друг, то ты и представь меня, как автора этого вернисажа. - Дорогой, она уже знает, чья это выставка и кто ты, иначе бы она не пришла на твой вернисаж. Она не ходит на выставки начинающих, а только к тем, о ком уже пошла слава, как о талантливом художнике. К тому же, - продолжал говорить друг с усмешкой, - ты не единственный, у кого она может стать Музой, если захочет. Карин была Музой многим известным теперь художникам. Всё зависит от цены вопроса! – съехидничал он, завершив свой монолог. Макс или не слушал, или не хотел слышать своего друга. Он продолжал, не отрываясь, смотреть на Карин. По окончании вернисажа, уже во время фуршета, Карин и Макс были представлены друг другу. Макс, за весь вечер, больше ни на шаг не

отходил от Карин. Жерар заявил Максу, что он покупает его три картины и предложил Максу и Карин заехать к нему в отель с целью оформления необходимых документов куплипродажи и вывоза картин за рубеж. - Я рад был снова увидеть Вас и убедиться, что посетил Ваш вернисаж не напрасно… и я надеюсь ещё встретиться с Вами и очаровательной Карин, поскольку буду в городе ещё неделю по делам, связанным с отправкой картин в Париж, - и, склонившись к ручке Карин, он поцеловал её, как показалось Максу, слишком долго и настойчиво. - Я тоже был рад встрече и благодарю за оценку моего таланта,- без ложной скромности сказал Макс. – Однако уже поздно, а мне нужно ещё проводить Карин домой. Карин согласилась поехать домой… к Максу. Сказать, что Макс был счастлив, значит, ничего не сказать. Однако, прежде чем поехать домой, Макс попросил таксиста остановиться у

цветочного магазина. Это был не букет цветов, это была огромная охапка благоухающего разноцветья. Казалось, что он скупил все цветы, что были в магазине. Макс ещё никогда не испытывал подобного вожделенного наслаждения, такой страсти. Это было наваждение… Ты дланью проведи по волосам моим, Разбереди во мне порывы к страсти Прижми меня к чреслам своим, Чтоб я забылся, и хотел бы быть во власти, Чарующего аромата тела твоего, Чтоб сон, измучивший меня, стал явью, Чтоб руки нежные, коснулись тела моего, А губы, прошептали бы «айлавью» Приди, любимая, коснись меня рукой, И вылечи в душе, что наболело, Лишь ты приносишь мне надежду и покой, Так неожиданно, так нежно, так умело. Каждый день, каждый миг рука его, касаясь палитры, пере-

носила на холст мольберта всё новые и новые спектры радости и чувств, которые можно было выразить только в поэзии холста. Макс боготворил свою Музу. Он дарил ей всё, что только могло подарить воображение влюблённого. Да, да! Именно влюблённого! Макс впервые испытывал это сжигающее всё нутро чувство. У него было много женщин и даже были такие, которые вдохновляли его на создание неординарного творчества, но такое сильное чувство овладело им впервые. Карин воистину стала его настоящей незаменимой Музой, которую он называл – Кариссима. О, Муза! Ты стала упоением души моей, Коснувшись пальчиком запретной зоны, Коснулась ты струны в молчании страстей И зазвучала музыка, нарушив все каноны… Часы пролетали за днями, дни за сутками и кроме них на этой планете никого не было, но было у них обоих любимое

104

место на берегу моря, когда Муза отпускала Макса и превращалась в любимую женщину. Здесь они могли часами гулять, наслаждаясь природой, и друг другом. -Макс! Посмотри, какая красивая радуга! – вскричала Карин, прижимаясь к Максу. - Это ты – моя радуга! – улыбаясь, ответил Макс. - Нет-нет, я Белоснежка! Посмотри, какое у меня красивое белое платье, - всё ещё смеясь, возразила она. - Вот именно! А ты знаешь, что белый цвет и есть весь спектр радуги? – спросил он. - Прекрасно! Значит, наша жизнь с тобой будет чиста, как белый цвет и интересна, как все цвета радуги. *** Ранний телефонный звонок разбудил Макса. Это был Жерар. Он сказал, что закончил все дела и хотел бы встретиться с ним и Карин сегодня в ресторане отеля, поскольку завтра он улетает в Париж. - ….. ну, кто так рано? – промурлыкала Кариссима. - Это Жерар, любимая, он завтра уез-

105

жает… -...я знаю… - … и приглашает нас на прощальный ужин сегодня… -…я знаю… -… откуда ты знаешь? – каким-то сдавленным голосом спросил Макс - Откуда, откуда! Ты же сам сейчас это сказал, – окончательно проснувшись, заявила Карин. - Любовь слепа! – решил Макс и обвинил себя в предвзятости. Вечер в ресторане прошёл в приятнодружественной обстановке, однако какое-то смутное чувство тревоги не покидало Макса. Жерар вёл себя достойно и никаких поползновений с его стороны к Карин он не наблюдал… и всё же что-то, в глазах его Кариссимы, Макса б е с п о к о и л о . «Глупости! - журил он себя, – Обыкновенное мужское чувство собственности… Конечно, она только моя! … а кокетство любой женщине присуще, – утешал он своё эго» Ужин подошёл к концу. Кариссима пошла в дамскую комнату «припудрить носик», как она сказала, а Жерар прошёл к бару,

чтоб заказать в номер вина. К столику они подошли одновременно, и уже больше не усаживаясь, все втроём направились к выходу из отеля. Тепло попрощавшись с ними, Жерар выразил надежду, что и Макс навестит его в Париже. Когда Макс и Карин сели уже в такси, чтобы ехать домой к Максу, Карин попросила: - Макс, ты не станешь возражать, если мы сначала заедем ко мне домой, забрать кое -какие мои вещи, потому что то, что есть из моих вещей у тебя, мне недостаточно. - Конечно, любимая! Мне пойти с тобой? -Нет, нет! Я управлюсь сама… и быстро. Ты подожди меня в машине. Карин вышла минут через двадцать с небольшим дорожным чемоданом. Макс выскочил из машины к ней навстречу. - Милая моя Кариссима, как я счастлив, что ты наконец решилась переехать ко мне! Ты никогда не пожалеешь об этом! Макс не верил своему счастью и всю дорогу к дому он цело-

вал её руки, что-то тихо нашёптывая ей. Было за полночь, когда они наконец смогли остаться вдвоём. Кариссима превзошла все самые сокровенные мечты Макса и саму себя. Это была уже не страсть. Это было безумие страсти. Страсть, как вулкан Страсть, как цунами, Врываясь в чувства, покоряет плоть, Насытившись, уходит безвозвратно, Уходит прочь, уходит в ночь. Они уснули в объятиях друг друга. Макс проснулся первым и, не желая будить любимую, решил приготовить королевский завтрак для них обоих – «в постель». Однако для этого ему необходимо было выйти из дому, чтобы купить всё необходимое для этого завтрака. Макс отсутствовал примерно минут сорок, а когда вернулся то увидел, что дверь в квартиру приоткрыта… Неужели от избытка эмоций он забыл закрыть дверь?! Всё ещё осторожно, чтобы не будить Кариссиму, Макс осто-

рожно прикрыл двери и прошёл на кухню… Разгружая пакеты с покупками, Макс не сразу заметил записку… «Что это? Кто это?» – спрашивал он сам себя, боясь прикоснуться к бумаге. Сами ноги привели его к спальне. Кровать была пуста. На постели, на её середине, лежала горстка цветных морских камешек, которые он вместе с Карин собирали на берегу моря. Всё ещё не веря глазам своим, Макс бросился в ванную комнату, выкрикивая имя Кариссимы. Молчание было ему ответом. Рванув дверь на себя, Макс увидел пустые полочки, на которых стояла косметика Карины. Всё ещё не веря глазам своим, он, шаркая обессиленными ногами, направился в кухню, надеясь на чудо... Записка всё ещё лежала на столе. Дрожащими руками он взял её и начал читать… « Макс! Прости меня!... ты был для меня тем мужчиной, о котором я и мечтать не смела. Ты подарил мне незабываемый спектр радужных воспомина-

ний на всю оставшуюся жизнь. Я знаю, что ты был, есть и будешь единственным мужчиной, с которым я смогла быть сама собой… Я счастлива, что смогла стать для тебя Музой и что ты смог создать ещё не менее прекрасные картины за то время, что мы были с тобой вместе… У тебя есть то, чего нет у других – это талант художника… поэтому Жерару я нужнее… Прости меня! Прости!» *** Лёгкий морской бриз и ласковое прикосновение набегающих волн к его ногам, возвращали Макса постепенно к серой реальности жизни. А может быть, и камешек в форме сердечка, зажатый в его ладони, с болью в душе, возвращал его в то радужное время надежд и обещаний, которым не суждено было сбыться. Не зря говорят, что самую большую боль, могут приносить только близкие люди… и друзья… Погружаясь в воспоминания прошедшей недели, Макс вдруг понял, что как-то тогда сразу не придал особо-

106

го значения странному событию, что произошло с ним. Кариссима была единственным и самым важным человеком на то время в его жизни, поэтому, когда его друг спросил Макса, не желает ли он поучаствовать в благотворительной акции и передать две-три картины в один из детских домов города, Макс с радостью согласился. Да, он был бы счастлив поделиться с целым миром всем, что у него есть, ради лишь одного мгновения остаться с любимой! И только сейчас Макс вспомнил, что когда один из местных коллекционеров пригласил его и Карин в гости к себе домой, то Макс неожиданно увидел и свою картину в коллекции хозяина, которая, как предполагал Макс, должна была бы находиться в детском доме. Спросив хозяина картин, откуда у него ЭТА картина, тот назвал имя человека, который ему продал (!) эту картину. Продавцом оказался друг Макса. Тогда Макс как-то не придал этому значения надеясь, что его друг объяснит эту си-

107

туацию… но забыл! Карина занимала все его мысли и желания. Всё остальное не имело никакого значения… И только сейчас Макс, вспомнив об этом, понял, что его предал…или продал(?) его же друг… Вот уж воистину – попросил человек Бога отвести от него врагов… и стали пропадать друзья. Макс знал, нет, скорее чувствовал, что друг завидует его успеху, будучи больше копиистом картин, чем х у д о ж н и к о м самородком, но такого «подарка» от друга Макс не ожидал. «И ты, Брут!» Любовь к себе чужих, ты покупаешь... Любовь к себе своих, ты продаёшь... Чужих подарками ты осыпаешь... Своих же "невзначай" ты предаёшь! Весь мир раскрашен во множество цветов и оттенков. Вот и зависть бывает и белой, и чёрной. Чем больше Макс вспоминал о "чёрных" моментах прошедшей недели, тем сильнее в его уставший мозг впивались, как раскалённые гвозди, слова.

Да!... слова Карин в последнее утро перед разлукой – «...я знаю»… «...я знаю»… Значит, её отъезд с Жераром был заранее спланирован?!!! И её чемодан, который привезли к нему домой накануне, был вовсе не для «остаться у Макса», а для поездки в Париж? «Так какой же цвет у предательства?» - ещё раз впал в размышления Макс. Конечно, чёрный! Но чёрный цвет не просто чёрный, он есть сочетание трёх цветов – красного, зелёного и синего. Так какого же цвета предательство, если чёрный цвет, это не чёрный, а всего лишь философское послание человеку, как и «Чёрный квадрат» Малевича? Нет! Два предательства самых близких тебе людей, может довести до непредсказуемых поступков и более устойчивые и сильные духом натуры, чем хрупкую душу художника. Солнце медленно опускалось за море. Подсознание Макса подсказывало ему – «очнись, очнись! Уходи!», но странное

дело, мысль о том, что ему надо встать и уходить, волновала его как-то заторможено, вяло, как будто речь шла о ком-то другом, а не о нём самом. Эмоций больше не было. Чувств тоже, но не проходящая боль давила. О, грёзы! Мне покоя не дают! Мечты, как лепестки, на нашем ложе… Я верю, я надеюсь, и я жду, Что ты вернёшься ко мне, всё же! Домой идти не хотелось, и Макс решил, что останется на ночь на берегу моря. Благо у них с Карин было здесь оборудовано уютное гнёздышко. Как утверждал знакомый психоаналитик, что именно сон помогает человеку сохранить рассудок. Разжав ладонь, Макс вздрогнул. На его ладони лежал камешек не белого, а чёрного цвета! Что это?! Неужели его чёрные мысли и чёрное настроение изменили цвет камня? Мистика какая-то! Не веря глазам своим, Макс перевернул камешек на другую сторону и успокоился – камешек

был белого цвета. Макс понял, что он просто не посмотрел на другую сторону камешка, когда зажал его в ладони своей. - Вот так и жизнь моя, - подумал он, – любовь и предательство, белое и чёрное. Макс зашёл в море, подальше от берега, и с силой забросил бело-чёрное сердечко в набежавшую волну… Крик чаек разбудил Макса. Он прошел на берег моря. Макс любил море в любое время года. Таинственное, необъятное и непостоянное, море всегда волновало утончённую натуру художника. Оно бывает так же изменчиво, как и женщина – то тихое и спокойное, то призывно-загадочное, то холодно-грозное. Макс пришёл на то же место, где вчера он нашёл камешексердечко. Он пожалел, что не оставил его себе на память об этом вечере. Камушек унесл а в о л н а … Воспоминания ещё травили ему душу, но спокойная гладь моря, чайки, гуляющие по берегу, привнесла в его настроение неко-

торое равновесие. Боль уже не была невыносимой, но она была, и он знал, что она ещё долго будет напоминать ему о себе. Я себя подарил без остатка, Всю любовь, что во мне была, Ты ушла от меня без оглядки, Навсегда всё с собой забрала. Как и вчера, лёгкий прибой волны выбрасывал на берег всё новые и новые цветные камешки «дары моря». Но, что это?! Что это?! К ногам Макса был выброшен камешек, точно такой же, как и вчера, даже размеры те же, но совершенно серого цвета! Серого?! Цвет, который не хотел воспринимать Макс, как один отдельный цвет, из множества других цветов и оттенков. «Серый, мне?! – вопрошал он сам себя. – Ну, что ж! Значит это и есть знак моря для меня, что я такой же, как и всё серое на этой земле. Да будет так!» Макс поднял камешек и положил его себе в карман. *** Прошло полгода.

108

Творческая депрессия угнетала Макса. Его картины, как и прежде, продавались с успехом. Но это были картины писаные ещё до встречи с Карин. Картины же написанные даром Музы Кариссимы, Макс хранил, как самую дорогую реликвию. Долго тянущееся бесцветное настоящее, превращало его и талант его в ту серую массу человечества, которую он так ненавидел. Много раз он садился и пытался писать хотя бы наброски эскизов, но серые цвета преобладали в рисунках и это его пугало. Макс не мог сидеть дома, поэтому каждодневная прогулка на берег морской, давала ему заряд к жизни ещё на какое-то время. Макс понял, что его перестали воспринимать, как художника. Он часто бродил по улицам города безо всякой причины. «Серость, среди серой массы» - как он сам себя определил. В один из таких же серых дней, Макс шёл без смысла и цели. Неожиданно, чтото заставило его замед-

109

лить шаг и посмотреть в серую людскую толпу. Шагах в десяти, прямо ему навстречу ш л а р ы ж а я «бестия» (как про себя, назвал её Макс), а на шее у неё висел кулонкамешек в виде белого сердечка. Макс, как заворожённый, шёл ей навстречу, сжимая такой же, но серый, камешек в кулаке, в кармане его брюк. Женщина шла прямо на Макса, глядя ему в глаза. Когда они подошли друг к другу, Макс молча вытащил руку с камушком из кармана и не глядя на него, раскрыл ладонь прямо перед лицом незнакомки. -У меня такой же… только серый… а у Вас откуда этот камешек? – спросил он. -Со дна морского… но Ваш камешек не серый, а такой же, как у меня – белочёрный, - улыбнувшись, ответила незнакомка. -… не может быть! – не поверил Макс. Макс поднёс к глазам своим камешек и с удивлением увидел, что его камень действительно стал бело-чёрным. -Что за мистика!

Я знаю точно, что он был серый. Правда я забыл его в брюках, когда положил их в стиральную машину и с тех пор не обращал на камешек внимания, - пытаясь оправдаться, с удивлением произнёс он. -Пусть лучше будет мистика, - улыбаясь, сказала незнакомка. Они стояли друг против друга, не отводя взгляда. Странное чувство овладевало Максом. Чем дольше он смотрел в глаза незнакомки, тем увереннее появлялось ощущение, что он уже когда-то тонул в «омуте» этих прекрасных глаз. Макс взял её руки в свои и сказал: - Вы станете моей Музой! - Я это знаю! Они ещё долго стояли так, взявшись за руки, в то время как серая толпа, обходила, обтекала их со всех сторон, не замечая их, так же, как и они больше никого не замечали.... Мир вернул Максу все цвета и оттенки спектра жизни! Автор: Кора Журавлёва

Так случилось, я попала в больницу. Предстояло удалять щитовидную железу. Мне было двадцать шесть лет, и я слабо представляла все последствия тотальной струмэктомии. Но когда дышать стало весьма затруднительно, мне пришлось согласиться на эту крайнюю меру. На временное проживание меня определили в палату номер семь, где было три ведущих врача. Когда открылась дверь и вошел Марк, я обомлела – мой любимый размерчик: огромного роста, черный, лохмато-волосатый, глаза горят, уверенный в себе, строгий и решительный. Я сразу представила, как он обнимает… Как держит скальпель в огромных руках представить не удавалось. Но удача была не на моей стороне. Марк предназначался Людмиле, курносой невысокой молодой женщине, которая смогла оценить свалившееся на нее счастье спустя месяц. Потом пришел Борис Иванович - молодой,

веселый, голубоглазый кудрявый блондин, полный антипод Марка, зато такой же, как и Марк, хирургэндокринолог. Борис забрал себе Танечку, юную непорочную светловолосую деву. Поговорил с ней, построил нам всем глазки и удалился. Своего я ждала долго. Неизвестность и неопределенность наталкивали на мысль, что я попала не в ТО место. Я сидела на подоконнике и вглядывалась в февральские сумерки. В свете фонаря красиво кружились снежинки, ветер их подгонял и вздымал от земли снежные фонтанчики. Дверь в палату открылась, и все ее пространство занял Игорь Иванович. Он закончил все свои кафедральные дела в ст оматологичес ком институте, отчитал студентам лекции и пришел расширять свой кругозор и повышать квалификацию в отделении хирургической эндокринологии, тренируясь на кошечках, то есть на мне, чтобы потом было чем

поделиться со студентами. «Которая тут моя?» - спросил улыбаясь. Краснощекое с мороза лицо светилось здоровьем и добротой. Пухлые пальчики листали историю болезни. Белая ладошка мягко прикасалась к моему плечу. Добрые глаза ласкали взглядом. Пухлые губы улыбались. Мягкий голос обещал блестящие перспективы нашего совместного предприятия. На этом его достоинства заканчивались. Но я этого тогда еще не знала… А пока всей нашей палате назначили пить йод. Это входило в план подготовки к операции. Лежать предстояло долго, более месяца, и не просто совместно проводить время в одной палате, а помогать друг другу выжить, но об этом мы тогда тоже не догадывались и с первых же дней подружились. По утрам чокались мензурками с йодом, и потом весь день нас преследовал этот запах. Утром общались с нашими, такими разными докто-

110

рами в палате, а вечерами сидели у них в ординаторской, когда те дежурили по очереди (кроме моего, он ведь был вне штата), пили чай, рассказывали байки, смеялись. Борис вяло клеился, я вяло отмахивалась. Видимо, это был обязательный ритуал, который надо было соблюдать. Ведь мужчина, отошедший от семейного очага на двести метров, считается диким и свободным, а потому, как только в его поле зрения появляется особь противоположного пола, он рефлекторно начинает вести себя, как глухарь

111

на токовище. Но я переводила все в шутку, и все заканчивалось милым трепом. Как-то поздним вечером, уже около полуночи, Борису позвонили. Он ответил в трубку: «Иду». А мне сказал: «Я пойду в соседний корпус сделаю резекцию желудка и через сорок минут вернусь, а ты тут пока чай с печеньем пей». Вот так буднично пошел спасать очередную жизнь… Так незаметно наступил и мой час Х. Меня готовили к операции всей палатой. Как оказалось, это тоже давно сложившиеся негласные правила,

передаваемые от пациента пациенту. Надо было прикрепить к трусам булавку, которая должна удержать душу на приколе в случае чего. Надо надеть цветные носки с тугой резинкой и по всей окружности щиколотки затолкать под резинку свернутые в трубочки пятирублевые купюры – столько стоил укол в реанимации. Ну и прочие тонкости… И вот за мной приехала каталка… Мне сделали успокаивающий укол, завернули в простыню (своеобразный процесс, от которого кровь стынет в жилах)

и повезли по длинным коридорам. Каталка задевала стены, билась об углы и двери, но медсестра этого не замечала. Мое сознание еще отмечало испуганные лица больных и деловую суету медперсонала. «Расступись!» - кричала медсестра, и больные шарахались в разные стороны. Я подумала, что мне уже хорошо стало от одного этого путешествия и, может, ну ее, эту операцию… Но мы въехали в грузовой лифт, где медсестра стала спорить с лифтером, на какой этаж меня везти. После долгих препирательств они нажали кнопку и мы поднялись на какой-то этаж. И снова поехали по длинным, но уже пустынным коридорам. Хотела спросить у медсестры, знает ли она дорогу, может спросить у кого… Но голос застрял где-то в районе солнечного сплетения. Да и спросить было не у кого. «Слезай!» - скомандовала мне медсестра и крикнула кому-то: «Маша, принимай!» И удалилась, громыхая телегой. Я сиротливо стояла в огромной комнате, похожей на

спортзал. Было холодно. Из одежды на мне были носки и трусики с цветочками на попе. Цветочки не грели. Голова кружилась. Сознание уплывало. Я отчаянно боролась с падением, прислонившись к стене, а по голому телу бессовестно ползали мурашки. И тут я увидела в углу у стены узкую длинную скамейку! Ну, точно, как в спортзале! Я доковыляла до нее, держась за стену и присела. Потом прилегла. Скамейка была узкая и я вся не помещалась на ней. Я закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. Помню последнюю мысль: «Может это точно спортзал, а не операционная?» И отключилась. «Кто это тут спит?» - прокричали надо мной, и я проснулась. «Ты сюда спать пришла?» - продолжала медсестра, размахивая зажимом с тампоном. Я ответила, что до сего момента заняться в операционной было нечем. Медсестра велела мне надеть стерильные бахилы и шапочку, перелечь на операционный стол и спать там. Я встала и, покачиваясь, побрела

искать стол. Стол оказался высокий и такой же узкий, как скамья в спортзале. Я взобралась на него и с трудом легла на спину. Ноги едва умещались, руки, как плети, безвольно свешивались с обеих сторон стола. Медсестра наливала из огромной бутыли йод в тазик. Я испугалась: «Сейчас заставит выпить»… Но медсестра поставила бутыль на стол, взяла длинные жгуты с железными крюками на концах и начала вязать мне ноги. Потом морским узлом связала мои руки. «Все. Это конец, – подумала я, сейчас она возьмет скальпель и вонзит мне его в шею.» Я закричала. «Чего еще?» недовольно спросила м е д с е с т р а . «Неудобно», - говорю. «Удобно будет в морге! Лежи спокойно, а то затяну туго!» - пригрозила она. Я закрыла глаза и подумала, что такой странной операционной бригады, состоящей из одной медсестры, я еще не встречала. Связав меня по рукам и ногам, медсестра, кажется, поняла, что теперь может делать все, что захочет с моим голеньким тще-

112

душным тельцем. Она взяла большой валик и засунула мне его под голову так, что голова моя запрокинулась назад, шея натянулась, а подбородок стал смотреть строго вверх. «Ааааа… ей нужна моя шея…» - догадалась я. Медсестра начала обильно смазывать мою шею йодом, макая тампон в тот самый тазик. Она смазала бороду, шею, плечи, грудь… Неприятно щекоча, йод стекал по шее на затылок… Я подумала, что она сейчас смажет мне живот, руки, ноги… И меня не узнает Игорь Иванович... И уйдет к другой... Мое тело покрыла одна большая мурашка. «Лежи», сказала медсестра и удалилась. Как будто я могла встать и уйти. Если только вместе со столом… Ожидание опять затягивалось. По обнаженному телу нагло ползали мурашки. С запрокинутой головой лежать было неудобно. Я стала искать, за что бы зацепиться взглядом и незаметно отключилась. Не знаю, сколько я так пролежала, когда над моей головой раздался возглас: «Ха! Не моя! Ты

113

что тут делаешь?» Открываю глаза и вижу за моей запрокинутой головой незнакомого доктора. Он мылит руки и с удивлением разглядывает меня всю, а не только намазанные йодом места. «Загораю, - говорю,видите, как уже загорела в некоторых местах?» «Ты чья, детка?» - спрашивает нежно. «Я Игоря Иванычева,» - отвечаю с дурным предчувствием. «Так Игорь Иваныч в седьмой операционной, а это вторая. Вставай, иди к нему, он, наверное, тебя уже ищет». «Не могу, - говорю, - я привязана». «Маша! – закричал он в сторону, - Ты не ту привязала! Иди отвязывай!» Но Маша пропала. Он прокричал еще, потом еще… Никого. Он говорит: «Блин! Сейчас мою пациентку привезут, а положить некуда!» «Вооон там скамеечка есть в углу, говорю я, показывая подбородком на скамью, на которой недавно лежала, - как вариант». Доктор вытер руки и принялся меня развязывать. Ноги развязал быстро, а руки никак не мог освободить. «Она тебя что ли морским узлом

завязала?» - спрашивает, помогая себе зубами. «Точно, - говорю, четырехпетельным, чтобы не убежала». В это время с грохотом открывается дверь и въезжает каталка с правильной пациенткой. Медсестра, увидев склоненного над моим бедром доктора, застыла в изумлении: «Что это вы там делаете, Лев Давидович?» «Иди лучше помогать вязать…. Тьфу, развязывать!» - крикнул ей Лев Давидович. А я, услышав его имя, подумала, что лучше бы они этого не делали. Дойдя до двери операционной, я обернулась: «Задайте хоть направление, Лев Давидович». Лев взмахнул заново намыленной рукой и сказал: «Идешь прямо, потом через курилку, потом направо, потом все время прямо, а там тебя твои встретят». Я скрестила руки на груди и сделала шаг за дверь. Мурашки с любовью и нежностью покрыли все мое обнаженное тельце. Мелкие голубые бахилы едва не сваливались с моих ног. Выше виднелись голубые носочки. Из-под резинок носков выглядывали

скрученные в трубочки пятирублевки, их было так много, что выглядели они, как браслеты. Выше были голубые трусики с легкомысленными цветочками на попе. А на голове лихо сдвинутая на бок, как голубой берет у вэдэвэшника, когда-то стерильная голубая шапочка. Картину дополняла перемазанная йодом часть тела от бороды до груди. Подумала, что неплохо выгляжу, все в тон… Между тем, действие укола продолжалось. Голова слегка кружилась, взгляд был рассеян, как после бокала шампанского. Покачиваясь, я вступила в курилку. Она оказалась просторной комнатой для отдыха врачей между операциями. На высоком стуле сидел Марк с сигаретой во рту и вытянутыми вперед руками в резиновых перчатках, перемазанных кровью. Он взял сигарету оттопыренными пальцами и заржал: «О! Картина маслом! Ты что тут делаешь?» «Я тут иду», - отвечаю. «Круто! – восклицает Марк, - а как ты тут оказалась и где Игорь Иванович?» «Меня

перепутали, - говорю,мне тоже интересно, где Игорь Иванович, передайте ему привет, если первым его встретите». Не меркнущее сознание подсказало: после курилки направо… На всякий случай иду вдоль стены. Сворачиваю и тут же цепляюсь ногой за какуюто железяку. Мы вместе с грохотом падаем. Из курилки прибегает Марк и протягивает мне окровавленную руку: «Вставай, детка, надо идти. Медсестры нет, она пациента клеит, в смысле – заклеивает, дойдешь сама?» «А у меня есть варианты?» - спрашиваю. Продолжаю трансцендентальное движение по пустынному коридору. В одной из операционных открылась дверь, медбрат выкатил каталку с прооперированным пациентом. Увидев меня в трусах и бахилах, перемазанную йодом , он шарахнул каталку к стене, а сам перекрестился. Мужчина на каталке открыл глаза и тут же зажмурился. Я показала медбрату козью морду. Он вжался в стену и снова перекрестился. Наконец я увидела Игоря Ива-

новича. Он стоял в большой операционной у раковины и мылил руки. Я прислонилась к двери, силы меня покидали. Игорь Иванович увидел меня и воскликнул: «О! Картина маслом! Ты где бродишь?» «Меня перепутали», - отвечаю. «Давай ложись быстренько», - предложил мне Игорь Иванович. Но тут в операционную вошел темноликий Хасан, хирургэндокринолог. «Мы так не договаривались, - начинаю глумиться, меня не предупреждали, что вас будет двое». «Давай, давай ложись, начинать надо, я спешу», - командует Игорь Иванович. «Я надеялась, вас будет трое», - продолжаю ныть я. «Медсестра позже придет, она одна на три операционные, ложись давай», - говорит Игорь Иванович. Ну вот, опять все самой, подумала я и вскарабкалась на узкий стол. Низкорослый Хасан ловко затянул узел на моих ногах, видимо, ему часто приходится заменять медсестру. «Оставьте хоть руки свободными,- взмолилась я, - буду вам ин-

114

струменты подавать». Но темноликий злодей накрепко привязал к столу и мои руки. И чего они меня так боятся?.. Потом он поставил мне на живот лоток с инструментами. Ладно, у меня живот плоский, даже впуклый, но есть пациенты, у которых живот выпуклый, и на какое место они тогда ставят инструменты? Затем низкорослый Хасан придвинул к столу скамейку. Ааааа! Так вот для чего во всех операционных стоят скамейки! Затем поправил валик у меня под головой и водрузил экран из белой простыни, отделяющий мое лицо от остального тела. Наверное, чтобы я ничего не видела. Или, чтобы в лицо не брызгало… А то мне как-то делали операцию чуть ниже солнечного сплетения, так хирург подошел ко мне со скальпелем в руке и просто сказал: «Закрой глаза, а то щас брызнет», - и руки мне тогда не привязывали, я вообще лежала, закинув руки за голову, сжимая в ладошке флакончик с отривином и наблюдая весь процесс экзекуции. Прикольно было…

115

Хасан удалился мылить руки, а Игорь Иванович закричал: «Ира! Начинаем!» Появилась Ира. Строго на меня посмотрела и сказала: «Я же говорила, что найдется, не могла она далеко уйти». Потом чем-то звякнула, я уже ничего не видела из-за экрана, подала что-то Игорю Ивановичу и удалилась. А потом… я видела, как Игорь Иванович склонился надо мной… Гад, думаю, лицемер, почему же так больно? Он же такой добрый! Такой пухлый и улыбчивый! Он не мог мне сделать так больно! Кто же это меня истязает? Кто вонзил в мою шею железный обруч? Кто пилит мою шею ржавым железным серпом, отрезая мне голову? Может, это темноликий злодей на скамеечке? Может, он специально здесь нужен, такой маленький и незаметный, чтобы отрезать девушкам головы, прятать их в холодильники, а потом темными ночами разглядывать свои трофеи… Я скосила взгляд, чтобы найти Хасана и услышала голос Игоря Ивановича: «Так, отлично!!» –

и горячая струйка побежала по моей шее, теряясь где-то в волосах под шапочкой... Потом еще одна струйка, еще... И затылок мой утонул в чем-то горячем и липком... Чему он радуется, интересно, предатель… «Ого!» - Игорь Иванович чем-то там зазвенел, заскрежетал, захрустел… Не хотелось думать, чем это он там хрустит… «Станет больно, - обратился он ко мне, - скажи, мы добавим. Ты как?» «Норм», - пролепетала я. Они непрерывно хрустели, брали с моего живота зажимы и вешали их на мои разрезанные сосуды. Так с обеих сторон шеи образовались гроздья зажимов. И если им надо было к чему-то подобраться с одной стороны, они просто перебрасывали все зажимы на другую сторону, а те со звоном падали, вытягивая из меня сосуды. Все лишнее они отрезали и сбрасывали с громким шлепком в тазик. И при этом вели неспешную беседу: - Ну, как твой аспирант? - Да еще пару недель и будет защита. Ой… что это такое

желтенькое? - А, давай режь… Чик, шмяк в тазик… Я насторожилась. Может, сказать им, чтобы были внимательнее? Открываю рот, а голоса нет… - Давай быстрее, мне к трем на лекцию надо успеть. - Да успеешь, тут делов-то… - А это что красненькое? - А, давай режь… Чик… шмяк… Эээй! Кричу беззвучно. Это все же мое, хоть маленькое, но мое тельце! Не отрезайте все! Может, мне еще пригодится это желтенько-красненькое! Опять перебросили гроздь зажимов с одной стороны на другую. Невыносимо заныло под ключицей. Я начала ерзать. - Эй! А ну лежи тихо, а то сейчас все инструменты сбросишь! Я напряглась, чтобы лоток не соскользнул с живота. Они зачем-то поменялись местами. Я хотела закричать маленькому: «Куда пошел? Ты же ничего не увидишь без скамеечки! Вернись! И вообще, ребята, может, оставим все, как есть?» Но тут на меня откуда-

то сверху посмотрел Хасан. Подозрительно так посмотрел… Интересно! У него и тут скамеечка? Он окружил стол скамеечками и прыгает теперь со скамеечки на скамеечку, как белка! И никуда от него не спрятаться! А в передних лапках он держит большой окровавленный серп! - Ну, как ты? – заглянул ко мне Игорь Иванович. Хотела сказать, что ай эм файн, ребята, приходите еще, но голоса не было. Я построила глазки Игорю Ивановичу и закрыла рот. - Так, - сказал Хасан, - все понятно… Все же он был практикующим хирургомэндокринологом в отличие от Игоря Ивановича, который читал лекции студентам в Стоматологическом институте, надеюсь, не по политэкономии… Что ему, интересно, понятно? Почему он так подозрительно смотрит на меня? И почему он стал таким большим? Смотрит на меня поверх экрана… Хасан опять перебросил гроздь зажимов на другую сторону и в моей голове все туго

напряглось. - Вот это видишь? Давай, отсекай…. Чик… Шмяк… - И вот это…. Чик… Шмяк… - А вот это? Вот, вот ускользает… Держи… - Сам держи, мне неудобно…. Отсекай… Чик… Шмяк… - Так-так… теперь зашей… нет, не к этому…. Вот к этому пришей. И вот это отсекай… таааак… хорошо… теперь соедини… тааак… нет! Не так! Воооот… теперь правильно… - А ну-ка скажи «А», - перегнулся ко мне через экран Игорь Иванович. - Аааааааа, - просипела я нотой си. - Отлично, - сказал Хасан. Нифигаси, отлично! И что же, я так и буду сипеть всю жизнь? И почему Игорь Иванович замолчал? - Ну-ка вот этот … давай, отсекай… таак, теперь зашей… - А ну скажи «А», - перегнулся через экран Хасан. - Ааааа, - прогудела я басом. - Ну вот, а ты боялась…

116

- Бооольно, добааавьте, - первым делом попросила я, обретя голос. - Сейчас, потерпи, - сказал Игорь Иванович и сильно нажал локтем на мой рот и нос, перекрыв мне дыхание. Он торопливо менял инструменты, звенел зажимами, чтото быстро отсекал и зашивал… И совсем не обращал на меня внимания. Когда мне совсем стало нечем дышать, я изловчилась и укусила его за локоть. Он отскочил и закричал: - Ты что? - Мне дышать нечем, - говорю. - Уберите с моего лица простыню. - Я не могу, - говорит Игорь Иванович, - у меня руки стерильные. И громко закричал: - Ирааа! Через некоторое время пришла "однанатриоперационн ые" медсестра, посмотрела на меня с укоризной, все поправила, что-то подала Хасану, еще раз окинула меня строгим взглядом и удалилась. - Ну что, добавить? – спросил Хасан. - Дааа, плиииззз, пыталась я сокращать

117

слова. Мне сделали еще укол, и стало немного легче. Они продолжали чикать и шмякать, недолго раздумывая над тем, что оставить, а что удалить. Все, что им внешне казалось не столь привлекательным, что не соответствовало их эстетическим представлениям о строении женского тела, они удаляли. Как потом выяснилось, они удалили кроме щитовидной железы все паращитовидные железы, которые отвечают за выработку кальция… Потом Игорю Ивановичу не понравился один жгутик. Он долго его пытался поймать, сопровождая этот процесс рассказом о своих студентах, а когда зацепил его инструментом, я дико заорала: - Ааааааа! Это нерв! Оставьте его! Теперь я знаю, как фашисты пытали партизан! Теперь я знаю, что значит выражение "вытягивать жилы"! Игорь Иванович отпустил нерв и отскочил, как ужаленный, испуганно глядя на меня. Но этот нерв в области предплечья до сих пор дает о себе

знать. Так продолжалось два часа. Мне еще два раза «добавляли», еще один раз приходила Ира, чтобы дать мне возможность вдохнуть… и выдохнуть…. Несколько раз проверяли мои голосовые связки, что-то подрезали, подтягивали, зашивали… А мне казалось, что я давно уже отсутствую в ЭТОМ месте… Потом Игорь Иванович сказал, что ему пора бежать на лекцию в институт, что его там ждет куча студентов, а Хасан сказал, что ему пофиг, и что он не будет заканчивать один. Ну, все, думаю, так и останусь я тут с отрезанной наполовину головой… Перед глазами поплыли недоделанные дела и нереализованные возможности… - Ну все, поехали, - услышала я голос медсестры. Оказывается, меня не только зашили, но и заклеили. Неужели все это закончилось? И моя голова вновь пришита к моему телу? Я попыталась пошевелиться, но ничего не получилось. На шее была тугая повязка, а на затылке крепко склеенные чем-

то волосы… Меня привезли в реанимацию и оставили там на три дня. Обычно там лежат сутки, но мне за какието заслуги или благодаря чьим-то стараниям удалось покайфовать там трое суток. Правда, первые сутки я не помню, говорят, была в полной отключке… Зато потом помню, как в палату входила медсестра, я молча шевелила ногой, она вынимала из носка пять рублей и делала мне укол. Деньги подозрительно быстро закончились. Видимо, медсестра злоупотребляла… Потом меня перевезли в палату. Мои девочки оказались более стойкими. Но если честно, им просто повезло с врачами. Марк, заходя в палату, бросал на меня сочувствующие взгляды. Борис Иванович откровенно возмущался. Поскольку мне удалили все паращитовидные железы, уровень кальция в крови резко упал, мои ноги и руки скрючило судорогой, и они приняли форму тюльпанов. Уровень гемоглобина упал до сорока восьми единиц… Я не могла сама передвигаться и тем

более идти на перевязку. В перевязочную меня повезли девочки в кресле. Подъехав к перевязочной, мы услышали, как медсестра орет на пожилую женщину: - Уже тапки белые надо готовить, а она операцию сделала! – и резко рванула повязку с ее шеи. Я хотела было повернуть назад, но Таня уже вкатила меня в перевязочную. - А это что за королевна? – заорала медсестра, увидев меня в кресле. И не успела я опомниться, как она рванула мою повязку. Больше я ничего не помнила. Очнулась я уже в своей палате. Рядом со мной сидел Игорь Иванович, а я крепко держала его за руку и рыдала. Я вся была в крови, кровь хлестала сквозь повязку, а я говорила, что больше никогда не пойду в эту процедурную. Меня опять кудато повезли, что-то зашили, привезли назад, а в процедурную я так и не пошла. Каждое утро ко мне приходил Игорь Иванович или Марк, или Борис и делали мне перевязку в палате. Постепенно я на-

чала ходить. Мы с Людой ходили вечерами по коридору и разрабатывали голосовые связки. Мы пели хором «Там вдали, за рекой…». Она басом, я фальцетом. Потом меня выписали… Но еще долго я ходила с повязкой на шее, полгода разговаривала шепотом… До сих пор мой голос начинает сипеть, если я долго читаю ребенку книжку вслух или просто поволнуюсь… Не говоря уже о том, что я одиннадцать лет сидела на препаратах кальция и гормонах… Что, кстати, в данной ситуации является нормой. И, тем не менее, как врачи ни старались, я все же жива. В результате я пришла к следующему умозаключению: человек очень живуч, его трудно умертвить, если только не дать тупо кирпичом по голове. Мои два красавца сделали все, чтобы из реанимации меня перевезли не в палату, а совсем в другое помещение. Но я выжила. Может, спасла булавка на голубых трусах с цветочками на попе? Автор: Надежда Розенбаум

118

Где я?... Что со мной?... Я еду с женой в трамвае… Грустное у меня лицо, да и у Ани тоже. Куда мы едем?... Словно смотрю стереофильм на безграничном экране жизни. Остановка "Визовский бульвар", сказал в микрофон водитель трамвая и добавил с ноткой печали: - Кому в онкологическую больницу, выходить здесь. Двери с грохотом распахнулись. Водитель смотрит на нас в зеркало. Мы направились к выходу, сопровождаемые сочувствующими взглядами пассажиров трамвая… Конечно же, мы в Свердловске. 1984 год. У меня на коже в районе икры левой ноги появилась какая-то болячка. Сначала я не предавал этому значения. Только когда она начала кровоточить, я обратился к врачу дерматологу. Он направил меня на обследование в радиоизотопную лабораторию, где, после получения результатов анализа,

119

было выдано направление на операцию. Мы прошли через строительную площадку, вошли в печальный, неухоженный двор и нашему взору предстало старое жёлтое двухэтажное здание. В тот миг, мне почему-то показалось, что оно само неизлечимо больно, что оно вот-вот должно рухнуть, облегчив страдания внутрилежащих. Массивные деревянные двери были распахнуты - здание заглатывало всех, кто переступал его порог. - Для посещений ещё рано, - услышали мы придушенный голос (почему-то другого голоса я и не рассчитывал услышать) и перед нами предстала пожилая женщина со шваброй. - У нас… у него направление, - извиняющим голосом проговорила Аня. - Коли так, отнесите его в ту комнату, - женщина, обращаясь к Ане, боднула головой. Кого? Меня или направление? Всё стало на свои

места, когда после паузы, обращаясь уже ко мне, она сказала: - А ты, молодой человек, спускайся по лестнице вниз, в подвал, пройдёшь по коридору, с левой стороны увидишь дверь. Там тебя помоют, переоденут… А там глядишь и с палатой определятся. Я шёл по длиннющему коридору, пол и стены которого были выложены белой керамической плиткой. В коридоре я был один. Гулкое эхо шагов заполняло пространство вокруг меня и уносилось вглубь. Концентрированный хлорный запах не мешал тараканам то и дело перебегать мне дорогу. Они напоминали свору чёрных кошек, предрекающих несчастье. А вот и дверь с левой стороны. Я был уверен, что услышу скрип, но она открылась бесшумно. Зато когда я вошёл в комнату, запах которой напоминал банный, и отпустил ручку двери, та так хлопнула, что разбудила молодую женщину, чьи руки

покоились на столе и служили подушкой её голове. Она вздрогнула, увидела меня и, потягиваясь, развела руки, выставив напоказ упругую грудь, соски которой выделялись на белом халате. Зевнув и проморгавшись, оценила меня голубым взглядом. - Пружина тугая, сказала она улыбаясь. - Я по направлению. - Понятно, что по направлению. Сюда не приходят ради любопытства. Не то место… Ваше имя и фамилия… Я представился. Она позвонила куда-то и, после короткого разговора, протянула мне корзину, для вещей, к которой прикрепила бирку с моими данными, достала из шкафа сложенные брюки и пижаму больничной раскраски. - После душа, корзину с вашими вещами оставите здесь. Я вас проведу к лифту. Поднимитесь на второй этаж. Там встретят… Лифт?… Помоему, в этой больнице лифта не было. Он как-то не вписывается в это здание. Стран-

но… Впрочем, это, наверное, влияние двадцать первого века. Ладно. Пусть будет лифт…. Я вышел из лифта на втором этаже. Стоит ли описывать, как на мне сидел "больничный костюм", для которого я был и низковат, и худ. Дальше мне предстоял выбор, потому что и слева и справа в предлифтовой зоне были двери. Я выбрал левую и не ошибся. В середине коридора, прижавшись к стене, стоял стол, за которым восседала, писавшая что-то медсестра. Я шёл к ней по красной ковровой дорожке с зелёным орнаментом по бокам, частично прикрывавшей дощатый пол, выкрашенный тёмнокоричневой охрой. После ещё одной процедуры знакомства, она провела меня в палату, всё предстенное по неполному периметру пространство которой было занято кроватями и тумбочками. Две кровати стояли справа, две – слева и одна - поперёк комнаты, под окном. Моя кровать была первой от двери слева. В палате был

только мужчина, сидящий на кровати, расположенной напротив моей, обхватив голову руками. Он тихо постанывал. Я прошёл мимо него, сел на свою, огляделся. Хотя день был солнечный, в комнате царил давящий полумрак. Причиной ему было высокое, ветвистое дерево, листва которого ограждало окно от солнца. - Новенький, констатировал факт мужчина скрипучим, плаксивым голосом. – С чем пожаловал? - Да… у меня… так не хотелось говорить. Хотелось просто посидеть, помолчать, свыкнуться с обстановкой. - А у меня отрезали член, - обречённо выдохнул мужчина. – Чёртова медицина… Представь себе сорокалетнего мужика без члена… Сначала были плотности на головке. Никакой боли, только небольшие проблемы с мочеиспусканием: струя разбрызгивалась, жжение… Потом появилась язвочка… Пошёл к врачу, а тот ставит диагноз – венерическое заболевание. Я с пеной у рта уверял его, что кроме жены у

120

меня никого не было, а она здорова… Можешь представить мою житуху после такого диагноза… Однажды тёща сказала жене: "Как ты можешь жить с этим сифилитиком", авскоре забрала детей к себе… Нашёлся один доктор, который провёл рентгенологические исследования органов грудной клетки и поставил диагноз – рак. Я прибежал к жене с этим "радостным" известием: "Я же говорил тебе, что у меня нет, и не может быть сифилиса!". А она смотрит на меня глазами полными слёз… Завтра выписываюсь… Страшно. - Ну что, Степан, ещё одному посетителю сией обители поведал историю своего члена? – в дверном проёме появился высокий худой мужчина с длинными седыми волосами, морщинистым лицом, большими голубыми глазами. На шее висел крест. Голос у него был громким, низким, раскатистым. – Вот был бы евреем, может и не попал бы сюда, ибо в младенчестве лишили б тебя крайней плоти. И был бы твой член в чистоте и благодати.

121

Вряд ли обрезание предупреждает рак, но, кто знает, может изменило б твою судьбу. - Оставьте его в покое, Никандр Дмитриевич, - сказала ему проходившая мимо медсестра. Никандр Дмитриевич кивнул головой и направился к кровати, стоящей у окна. Он лёг на спину, заложив руки за голову, закрыл глаза. Степан вышел в коридор. Тишину, воцарившуюся в палате, нарушила всё та же медсестра, оповестившая меня о завтрашней операции, двенадцатичасовом неприёме пищи и проведении необходимых предоперационных проверок. После того, как с проверками было покончено, я вышел во двор. Все столы были заняты больными, сидящими в окружении родных или друзей, пришедшие их проведать и накормить вкуснятиной. Кому места за столом не досталось, прохаживались по дорожкам. Дети, пришедшие с взрослыми, бегали, играли в свои игры, не обращая внимания на порой жутковатый вид больного. Я ходил,

опустив глаза и глядя только себе под ноги. - А я вас знаю. Я поднял глаза и увидел перед собою белобрысого худенького паренька лет десяти. Он смотрел на меня широко открытыми глазами. - А я вас знаю, повторил он. – Вы – сказочник. Вы читали свои сказки в нашей библиотеке. Мне они так понравились… "Черепаха Тома", "Василёк"… Герои ваших сказок так хотели, чтобы сбылись их мечты. Так хотели!... И они сбылись!... Я тоже хочу, чтобы сбылась моя мечта - выздороветь… Я смотрел на мальчугана, и мне хотелось крикнуть, устремив взор в небо: "Господи! Великий космический разум! Кто-нибудь там, наверху! Сделайте так, чтобы этот мальчуган выздоровел!". К сожалению, далеко-далеко не всё зависит от величины нашего желания. Но без веры, даже самое большое желание обречено на несбыточность. Я присел перед ним на корточки и, обняв за плечи, сказал: - Ты обязательно

выздоровеешь. Только, пожалуйста, верь. Мальчик прижался ко мне и тихо заплакал. Его звали Игнат, Игнат Прохоров. Я провёл с Игнатом весь день: рассказывал сказки, смешные истории, читал стихи, слушал его рассказы о себе и о семье… Вечером я проводил Игната в палату и сидел у его кровати до тех пор, пока он не уснул. Теперь я знаю наверняка, что если день начинается с промывания желудка, – от него ничего хорошего ждать не приходится. Меня разбудили рано, очистили желудок, уложили на каталку и покатили в операционную. Дверь с табл и ч к о й "Операционный зал" отворилась и моему взору предстала большая комната с окном во всю стену и тремя столами, над которыми возвышались тарелки операционных светильников. На двух столах уже велись операции. Их окружали люди в зелёных халатах, которые тихо переговаривались. Эхо смешивало их речь,

превращая в гул, которому аккомпанировал металлический перестук медицинских инструментов. Пустовал средний стол. Меня переместили на него, уложив на живот, накрыли простынёй. - Операция будет проходить под местным наркозом. Боли не будет, но сам процесс ощутим, - сказал подошедший ко мне врач. – В твоей ситуации не это самое главное. Постарайся не смотреть по сторонам. Смотри в окно. После сказанного им, мой взгляд невольно метнулся к соседнему столу справа… На мгновение тело хирурга, проводимого операцию, отклонилось в сторону, и моему взору открылся кровяной круг, оставшийся после удаления груди. Лицо спящей женщины было повёрнуто ко мне: на нём застыл испуг перед операцией, перед ощущением женской неполноценности, боязнь взгляда любимого мужчины после операции… Меня мутило… Операция началась. Я не чувствовал боли, но было ощуще-

ние вонзающегося в ногу чего-то острого и перемещение его внутри плоти. Я повернул голову налево и посмотрел назад: хирург, держа щипцами окровавленный кусок моей ноги, бросил его в ёмкость, напоминавшую большую пепельницу… Пришёл в себя в палате от нестерпимой боли. И первого, кого я увидел, был Никандр Дмитриевич. - Наконец-то проснулся. Долго же ты спал. Уже вечер, - пробасил он. Никандр Дмитриевич огляделся и зашептал мне на ухо: - Я понимаю, тебе больно, но ты должен меня выслушать. Ты меня слышишь? - Да, я вас слышу, - прохрипел я. Во рту было так сухо, что слиплись губы. - Я про Игната, – шептал Никандр Дмитриевич. - У него лимфома в очень тяжёлой форме. Можно сказать, что он обречён… Ты ведь просил за него… - Я хочу, чтобы он жил, но это мне не под силу. - Послушай меня и сделай так, как я тебя прошу, - Никандр Дмитриевич ещё боль-

122

ше склонился надо мной и его крест, свисающий с шеи, лёг мне на грудь. – Завтра ровно в пять утра спустишься с Игнатом в подвальный коридор и пойдёшь с ним до самого конца. Вы упрётесь в стену. В пять часов откроется портал в Другой Мир. Войдите в него… Слова Никандра Дмитриевича казались мне бредом, но тем ни менее я спросил: - А как я смогу ходить, ведь у меня… нога? - Я принёс костыли. Они рядом с кроватью. Ты сможешь до них дотянуться… Поверь мне и сделай так, как я тебя прошу. Я закрыл глаза от усталости и боли, а когда открыл их, Никандра Дмитриевича уже не было. Я не знал, верить ему или нет, но будильник моих ручных часов выставил на полпятого. Боль в ноге заполнила каждую клетку моего тела. Сначала я терпел, но потом она стала какой-то панической, не контролируемой. Я позвал медсестру и она поставила мне укол… Всю свою жизнь я корил себя за то, что

123

проспал. Да, я проснулся, когда было уже совсем светло. Я встал на костыли, которые стояли рядом с моей кроватью. Огляделся. Кровать Никандра Дмитриевича была пуста. Я вышел в коридор и направился к палате Игната. Кровать Игната тоже была пуста. Медсестра сказала, что под утро ему стало плохо и его куда -то увезли. Я не находил себе места. Наконец, вспомнил, что Игнат дал мне свой домашний номер телефона. Я позвонил. Трубку сняла женщина. Я представился. - Да, да, Игнат говорил о вас, умирая… "Сейчас я не просплю, сейчас я не просплю", - твердил я себе. Лекарство подействовало, и боль отступила. Теперь мне надо было только не уснуть. Когда становилось совсем невмоготу, я брал костыли и выходил в коридор… Когда зазвенел будильник, я был рядом с палатой Игната. Растормашив его, повёл в подвальный коридор, твердя ему, что так надо. "Так надо!". Мы дошли до конца коридора и упёрлись в

стену. - Куда теперь? – спросил Игнат. Я посмотрел на часы. Было без несколько секунд пять. Вдруг, я увидел, как тело Игната обмякло, и он начал падать. Я едва успел подхватить его, потеряв костыль… МЫ ВОШЛИ В СТЕНУ! - Доктор! Доктор! Он вышел из комы! – я услышал радостный голос Ани, доносившийся из коридора. Меня сейчас интересовала только одна проблема – найти сотовый телефон. Я огляделся. Он лежал на тумбочке, рядом с кроватью. "Прошло столько лет! – подумал я. – Моё любопытство может удовлетворить только чудо! Господи! ". Набрав домашний номер телефона Игната, я услышал гудки и через мгновение… - Вас слушают, это был тот же женский голос. Я представился. - Игнат! Игнат! Это он! Он! Я знала, что он когда-нибудь позвонит! Игнат, это он! Автор: Семён Баранов

В небольшой деревеньке все было тихо в эти вечерние, даже можно сказать, ночные минуты: стих лай собак, что еще только полчаса назад лаялись между собой, обсуждая, видимо, очередную сплетню, замолкли птицы, ожидая чего -то мистического, волшебного, и даже волк, который медленно подкрадывался к деревне, вёл себя очень осторожно, чувствуя, что в воздухе затаилась опасность. Свет во всех окнах давно уже погас, делая улицы ещё темнее и страшнее, и только в самом последнем доме, который стоял на небольшом возвышении, в одном из маленьких окошек

горел едва видимый светильник, который освещал только ту часть комнаты, где все еще читала Алёнка. Её прямые светлые волосы доходили до самых плеч, а некоторые пряди шли прямо в рот от избытка чувств, что были вызваны при прочтении очередного романа. Загорелое от солнца лицо выражало целую палитру эмоций, а синие глаза всё больше щурились, читая очередную страницу. Хорошая работница днём, Алёнка после заката становилась заядлым читателем, и уж как только не пытались выбить из её эту дурь, она все равно бралась за свое каждый вечер, после

процедур умывания и укладывания в кровать. Так было и в этот вечер. Однако, стоило только настенным часам пробить двенадцать, как маленькие ручки аккуратно закрыли книгу и положили её на стол, а уши насторожено прислушивались к каждому вздоху, но, кажется, все было, как всегда: из соседней комнаты, которая служила одновременно и спальней на ночь и гостиной на день, доносились похрапывания сразу трех человек: папы, мамы и бабушки, что так часто убаюкивала совсем еще маленькую Алёнку, когда та не могла заснуть. Стараясь унять

124

свое частое сердцебиение, Алёнка еще на пару минут затаила дыхание, прежде чем поняла, что опасности нет. Встав с кровати, она прошла к комоду, в котором уже давно лежала приготовленная одежда, достав которую, девушка быстро оделась. Переведя еще раз дух, она на носочках подошла к окну и тихо -тихо открыла его. Свежий воздух сразу же окружил её, и она глубоко вдохнула его, набирая полную грудь свежего ночного воздуха, который уже не первый раз помогал ей почувствовать себя сильной. Сев на подоконник вперед ногами, она начала медленно спускаться вниз. Однако когда до земли оставалось пару сантиметров, чьи-то крепкие мужские руки обхватили Алёнку за талию. От неожиданности она хотела бы уже вскрикнуть, но мягкие губы накрыли её губы, не позволяя вырваться ни единому звуку. - Ц-ц-ц, - проговорил парень, лицо которого было трудно различить в темноте, и чей голос заставил улыбнуться влюблен-

125

ную Алёнку. *** Лесное озеро, которое находилось посреди леса, в ночное время было чрезвычайно красиво: луна отражалась в нем, и казалось, что это отражение было нарисовано очень талантливым художником, а деревья, что всегда стояли возле озера, придавали ему еще большей таинственности и мрачности. Алёнка и Сашка стояли возле самого берега озера; их руки были переплетены, а влюбленные глаза смотрели друг на друга, не в силе оторваться. Сейчас они, как никогда ощущали, что никто не может разлучить их, что, несмотря на все запреты со стороны родителей, они все равно будут счастливы. - Ты знаешь легенду этого озера? шепотом спросила Алёнка. Парень покачал головой. – Говорят, что давным-давно здесь жила ведьма, которая очень сильно была влюблена в местного кузнеца, да и он, кажется, отвечал ей взаимностью. Но они не смогли быть вместе, так как все жители

деревни оклеветали девушку, а кузнец взял и поверил народу, даже не узнав правду. И тогда ведьма решила, что после недели, как пройдет Купала, она уничтожит эту деревню и накажет кузнеца. Однако стоило только девушке начать читать заклинание, как её сердце растаяло, и она поняла, что сделает самую большую ошибку в своей жизни. Но, по ведьмовским законам, раз ты уже начал что-то делать, надо это окончить. Ведьма долго не могла придумать, что же ей сделать, пока она не поняла, что самое доброе, что сможет сделать - это прочитать заклинание, после которого двое возлюбленных, пришедших сюда после семи дней со дня Купала в полночь, будут навсегда вместе. - Мы и так всегда будем вместе, - прошептал парень, нежно обнимая Алёнку. *** А над ними в воздухе кружили два влюбленных листочка, которых уже никто и никогда не сможет разлучить. Автор: Елизавета

Кекиш

Часы отбили полночь, а мне не спится. Сижу одна в квартире на мягком, только недавно купленном кресле, покуриваю дешевые сигареты и думаю, думаю, думаю… что тридцать пять лет прожито зря, что муж наверняка сейчас засыпает в объятьях другой, более молоденькой женщины, и на душе становится так скверно, что хочется распахнуть окно и крикнуть: ”Да пошли вы все к черту!” Но, к сожалению, а может быть к радости, так бывает только в кино, ну, или у тех, у кого точно не в порядке с головой.

Очередная сигарета медленно догорает, и я кладу её в пепельницу, размышляя над тем, что эта сигарета, как ни странно, напоминает мне мою жизнь. Меня зажгли родители, потом под их опекой я медленно разгоралась, росла, еще позже они выпустили меня на свободу, давая самой решать, как мне дальше гореть, медленно и долго или быстро и красиво. Вот только сейчас я начинаю сомневаться в своем выборе: кому нужна это жизньтягомотина без приключений, страстей, курортных романов и

еще массу подобных штучек? Никому. Даже самым спокойным и уравновешенным порой хочется сделать безрассудный поступок, но… но они, как это ни печально, просто не могут его совершить, ведь что скажут знакомые, друзья, коллеги? И не говорите мне, что это не так! Люди не могут полностью быть тихонями. А вот интересно, наши предки тоже были так зажаты, как мы порой, или все-таки они могли выпустить пар в любую секунду? По-моему могли и еще как: они жили, а не

126

притворялись, что живут, как их потомки! А это самое главное жить. Жить - не значит проживать дни, жить это значит понимать, что ты можешь дышать воздухом, ходить по земле, строить планы и просто мечтать, мечтать обо всем, что пожелаешь, начиная с какой-нибудь вещи и заканчивая, например, романом с Леонардо ДиКаприо. Резкий свет неожиданно впивается мне в глаза, от чего я на секунду закрываю их и понимаю, что пришел муж. Даже сидя с закрытыми глазами, я знаю, что сейчас на его лице бродит довольная улыбка, и что он сморозит какую-нибудь глупость, позабыв о том, сколько часов уже пробило. - Кофе будешь? спрашивает он бодрым голосом, от чего я усмехаюсь, ведь знаю, откуда взялись это довольная улыбка и бодрость в такой поздний час. - Нет, - сухо отвечаю я и на ощупь встаю с кресла, чтобы в очередной раз взглянуть в это до боли знакомое лицо. Например, еще

127

вчера бы я точно чтонибудь сделала с ним за такой поздний приход, но сегодня я просто с отвращением смотрю на это аристократическое, самодовольное лицо, замечая в зеленых глазах, за которые раньше я готова была отдать всё, которые стали смыслом жизни на пару лет, неподдельный блеск расслабленности и недавно полученного удовольствия. Мне вдруг хочется вмазать ему в лицо так сильно-сильно, чтобы он понял, какого это ждать его каждый вечер, просиживая с сигаретой в этом кресле и думая черт знает что! «Ненавижу. Гори в аду!»- хочется крикнуть ему в лицо, но вместо этого просто ложусь под одеяло и закрываю глаза, стараясь сделать вид, что всё как всегда, что я поверю в прибаутку. - Я задержался на работе, - очередной раз врет мне уж очень убедительным голосом муж, ложась под одеяло и обнимая меня за талию. Раньше мое бы тело сразу отреагировало на это, но только не сегодня. Я молчу, боюсь сказать лишнего

ему. Проходит минут тридцать, прежде чем я слышу легкий храп, исходящий от моего супруга. Раньше я воспринимала это нормально, а теперь как представлю, что он, обнимая девицу, тоже так похрапывает, мне становится плохо. Раньше, раньше… в моей жизни это слово теперь одно из самых употребительных, а ведь раньше… Медленно встаю, накидываю халат, забираю с тумбочки сигареты, зажигалку и иду к окну. Ночные, черные облака расплылись по всему небу так, что не видно ни одного белого пятнышка, но я знаю, что придет утро, и небо снова засверкает всеми красками, как это бывает обычно после дождя. Не знаю почему, но мне напоминает это зебру жизни: то она черная, как ночь, то светлая-светлая, как день, после дождя. Всё, что нас окружает, напоминает нам нашу жизнь, пусть и отдаленно. Автор: Елизавета

Кекиш

В небольшом городке было пасмурно: солнце скрылось за тучами, заставляя прохожих ежиться от холода и чаще смотреть на небо с надеждой, что солнце всетаки выглянет. Неприметная с виду молодая девушка вошла в кафе с каким-то итальянским названием. Медленно сняв пальто, она оглядела обстановку, которая, впрочем, была совсем обычной для таких заведений в подобных городках: справа стояла барная стойка, из-за которой выглянул усатый дяденька, чтобы посмотреть на нового клиента, а слева располагалось пять деревянных столиков, изготовленных, по всей видимости, еще в Советском Союзе. Женщина, повесив пальто, прошла в самый дальний угол и села за столик, ожидая официанта. Её

лицо выражало полное спокойствие, когда бармен крикнул кому-то, что пришел новый клиент, и когда в дверях показалось маленькое личико женщины с улыбкой до ушей. Официантка быстро, взяв поднос и меню, подбежала к столику, где её уже поджидала клиентка. - Добрый день! весело, словно соловей, прощебетала немолодая официантка, раскрывая меню; девушка лишь поморщилась, бросив взгляд в окно и подумав: «Какой же он добрый?..», – Что желаете? Борщ? Котлетки? А может голубцы? Они у нас самые лучшие в городе, поверьте! - начала предлагать и расхваливать блюда официантка. - Чай. - отрезала девушка, взглянув серыми глазами на официантку, у которой сразу же смени-

лось настроение. Ответа не последовало, что только облегчало действия посетительницы кафе, ведь ее мысли совсем не касались этого заведения и его обитателей. Её жизнь всегда казалась ей правильной, размеренной, именно о такой жизни она мечтала всё детство, юность, молодость, но вдруг, перешагнув порог этого кафе, женщина поняла, что что-то не так, что что-то в душе скребется и тихо ноет, хотя все шло по плану… Она еще в двенадцать решила, что не надо ей ни влюбленности, ни путешествий, ни модной одежды, ни высокооплачиваемой работы, ни любимого мужа, потому что всё это заставляет её нервничать, а этого ей было не нужно: она хотела

128

спокойной, серой жизни в маленьком, провинциальном городке, обычной устойчивой работы и мужа, разделяющего её убеждения на этот счет. И вот теперь, когда, казалось, все сложилось воедино, когда душа уже нашла все желаемое, она вдруг почувствовала небольшую боль в районе сердца, которая как бы уговаривала её не выходить замуж за человека,

129

что только три часа назад сделал ей предложение, подарив при этом серебряное колечко. Само собой, женщина согласилась, но сейчас её терзали сомнения насчет справедливости выбора. Её мысли судорожно крутились вокруг всех воспоминаний, но так и не смогли найти хотя бы одно яркое: вся её жизнь была серой, как одежда, которую она носила, и как глаза, в кото-

рые однажды взглянула цыганка, сказав: «Заблудшая душа». Чай, до которого молодая женщина так и не дотронулась, давно остыл, когда часы на стене пробили пять часов… Она медленно встала, расплатилась и, надевая своё серое пальто, тихонько проговорила себе: «Это всего лишь предсвадебное волнение». Автор: Елизавета

Кекиш

- Простите, с вами это тоже первый раз? - Да. - Что же нам делать? - Ждать. - Вы куда-то торопитесь? - Теперь уже нет. - Вы нервничаете? - Не совсем. - Мне иногда кажется, что мы такие одинокие! - Меня тоже часто посещают мысли, что мы одни, а все остальное просто вращается вокруг нас. - Верно. Как вы думаете, можно ли изменить этот мир? - Убежден, что мир можно поменять только внутри себя. - Здесь так темно, я ничего не вижу. Вы боитесь темноты? - Нет. *** - Вы верите в судьбу? - Иногда она преподносит сюрпризы. - Я не верю в судьбу. Считаю - ин-

дивидуум сам волен делать все, что ему вздумается. - Не могу с вами полностью согласиться. Подумайте, что обстоятельства, даже погода, вынуждает нас совершать те или иные действия независимо от желания. - Больше верится в то, что наши желания это тоже судьба. - А что вы скажете о времени? - Время – предатель. Сначала оно неспешно и тихо, а потом разбегается так, что даже не успеваешь оглянуться. - А я думаю, что течение времени это величина постоянная, а все остальное выдумки нашего рассудка. Согласитесь, что думать и чувствовать можно, так сказать, с разной скоростью. - Все равно я не доверяю времени. - Что же повашему такое жизнь? - Индивидуальное

одиночество, помноженное на то самое непостоянное время. - Интересное понятие. У вас приятный мужской аромат. - Спасибо. А мне нравится ваш голос. Вы певица? - Нет, что вы! *** - Давайте поговорим о жизни. Какие растения вам больше нравятся? - У меня нет особенных предпочтений. Скорее мне нравится, когда они растут, это хоть как-то напоминает о том, что они живые. - Я люблю, когда наступает смена времен года. Тогда все растения преображаются и вызывают симпатию. А что вы скажете о животных? - Они живут в своем мире. Иногда их отношения мне очень напоминают наши. Хотя вряд ли они способны вот так общаться друг с другом в

130

замкнутом помещении, в полной темноте. - Вы живете здесь? - Да, на седьмом этаже. - Я живу на пятом. Мы с вами раньше встречались? - Боюсь, что нет. *** - Вы верите в существование других цивилизаций? - Я допускаю такую возможность. Но если следовать теории времени, вероятность того, что мы встретимся с другими разумными существами, практически равна нулю. Ведь, в сущности, время существования нашей цивилизация на фоне даже существовании нашей планеты всего лишь миг. И я не думаю, что этот «миг» может совпасть по времени с жизнью на какой-нибудь другой планете. - Вы не допускаете путешествия во времени? - Даже если время можно бы было контролировать, поиск в четырех измерениях только уменьшит шансы встретить иные цивилизации. Жизньто одна и она неумолимо идет к закату, сколько бы двигалось

131

время. - Возможно, вы правы. Вы боитесь нападения? - Война уже идет достаточно давно, я уже привык. А вы? - Нет. *** - Ведь наши технологии достигли высокого уровня. Неужели нельзя без этих разрушительных войн? - А вы думаете для чего или от чего эти технологии так быстро развиваются? - Соглашусь, что война это некий катализатор. Но как можно убивать друг друга? Мы совсем забыли о душе. - По-моему мнению душа тут ни при чем. Мы забыли, что можем чувствовать не только ненависть или агрессию, но и сострадание и любовь. Что мешает вам, например, сказать мне, что вы меня любите? - Но я еще не готова. - Вот видите! А я чувствую, что наши души уже настолько знакомы, что можно и не говорить друг другу признания. - Вы слышите шум? - Нет. ***

- Мне кажется, вы торопитесь. - Это вы мне? - Нет, тому, кто тщетно пытается вытащить нас из этого душного лифта, да еще и с таким оглушительным звуком. - Могу я предложить вам вечернюю прогулку? - Спасибо. Я с радостью. Но, позвольте, я даже не знаю, как вас зовут. - Разве это столь важно? Зовите меня просто – Сосед. - Да, хорошо. Тогда я - Соседка? - Да. *** Они выбрались на улицу и неспешно отправились гулять под луной, которая дарила им неповторимый изумрудный свет. Совсем непохожие на людей, но прижавшись друг к другу, и ощущая то же чувство, что и двое влюбленных человека на далекой планете, называемой нами Земля, которая совсем рядом со звездой под названием Солнце, так ярко светящей над их головами в галактике Млечный Путь. Автор: Георгий Кавсехорнак

Яна жила с мамой и бабушкой Серафимой недалеко от нас в старом домике, перестроенном из сарая. Девочка родилась от гражданского брака. Но папа её признавал, она носила его фамилию Азарина и отчество Михайловна. Иногда летом Яна уезжала на каникулы к папе в Москву. Возвращалась с обновками, новой формой, курткой, сапогами. - Дин, я школу окончу, уеду к папе. Пусть мама без меня устраивает свою личную жизнь. – Яна уже многое знала о взрослой жизни, того, что для меня оставалось неизвестным. - Он пристроит меня в какой-нибудь институт. А потом я выйду замуж за военного или благородного. Главное, чтобы был богатенький. «Благородный» ассоциировался у меня не иначе как с образом А.П. Чехова: бородка, пенсне. У Яны принцип «моё – моё и твоё – моё» проявился ещё в

раннем детстве. Подаренные мне игрушки на день рождения, уносились с собой, прихватив по пути и то, что ей особенно понравилось. Мы сидели за одной партой, после школы шли ко мне, обедали, я делала домашние задания, а Яна отсыпалась на диванчике. Проснувшись, переписывала всё к себе в тетрадку, ужинала и уходила домой. Мама никогда не сердилась и не жадничала: - Бедная девочка, ни семьи настоящей, ни заботы. Я в детстве не очень понимала, что значит «ни семьи». Выросшая в окружении любящих баб-дедпап-мам, я тупила во всех этих разборках с мужьями Яниной мамы. Знала, что та иногда находила себе очередного мужа и исчезала на некоторое время, оставляя девочку с полуслепой бабкой. Самое интересное происходило, когда меня отправляли вечером в спальню спать.

Я изо всей силы сжимала веки, притворяясь спящей. Комнаты были смежные и в открытую дверь долетали отрывки разговоров между мамой и бабушкой в ночной час. Однажды речь зашла о семье Яны. - Все они ведьмы, Серафима не одну семью разбила. Красивая была, аж смотреть больно, а Валентина Кудрявцева из-за неё утопилась, когда она её мужа увела. - Бабушка рассказывала маме. - Знают какое-то слово приворотное или траву, чтобы мужиков с ума сводить, говорят, она в вино добавляла … – они перешли на шёпот, остальное я не расслышала. Я долго думала об услышанном, всё пыталась представить себе кривобокую бабку Яны молодой и красивой. Не понимала, зачем нужно топиться, если мужа увели, и куда именно его увели… Выждав пару дней, спросила у мамы: - Мам, а кто это

132

такая ведьма? Она плохая? Мама подозрительно глянула на меня: - Тебе зачем? Ты где это слышала? - Ну … - я не могла придумать, как выкрутиться. – Мальчишки обзывали бабку Серафиму, когда она пришла на речку бельё стирать. - Ведьма, это вроде Бабы-Яги. Иди к бабушке, мне пора на работу. Ответ меня не устроил, в сознании никак не объединялись образы Бабы-Яги и красавицы Серафимы. Но потом я сообразила, что все красавицы ведьмы к старости становятся Бабами-Ягами. Когда мне исполнилось тринадцать, наша семья собралась переезжать в Израиль. К тому времени Яна с мамой получили новую однокомнатную квартиру в другом конце города. Их домик завалился, бабушка Серафима умерла. Яна реже появлялась в нашем доме. Перед самым отъездом прибежала, вся в слезах, обнимала и целовала меня, причитая: - Как же я буду без тебя теперь жить?

133

Ты ведь моя самая лучшая подруга… Потом бросилась к моему чемодану и вытащила новый джинсовый костюм и розовую футболку с надписью «i loveyoubaby». Мама купила эти вещи в Одессе на барахолке и велела надеть их в дорогу. - Дина, ты ведь моя лучшая подруга. Подари мне на память. Ты себе в Израиле купишь миллион таких тряпок. Когда на следующий день утром мама обнаружила меня в старом спортивном костюме, тут же спросила: - Яне отдала? – и безнадёжно махнула рукой. Я думала тогда, что больше никогда её не увижу и это стоило джинсового костюма. - Дина! – раздался в трубке весёлый голос моей подруги Яны. – Дина, я уже год в Израиле, только сейчас тебя нашла. Я приеду к тебе на выходные. Мы проживали в караване в районе Гиват ха-Матоса. Через год я заканчивала школу. У меня появились новые друзья, подруги и в настоящий момент я восторженно погру-

зилась в первую взаимную влюблённость. Дорон учился со мной в одном классе, симпатичный загорелый брюнет, мы совместно переживали восторги робких прикосновений, объятий и прелесть первых поцелуев, доходя до самой заветной черты, нам обоим и хотелось и боязно было её переступить, и мы решили подождать до окончания школы. Подумаешь, всего один год, у нас хватит решимости дождаться общего праздника. Так считала я. Яна приехала в ближайший четверг. Она вытянулась и стала очень красивой девушкой. Смеясь, рассказала о том, что её мама нашла мужа еврея, и они уехали с ним и поселились в Араде. - Динка, он такой жлоб. Орал на нас, ворчал: «Не лейте столько воды, моду завели мыться каждый день и стираться, выключайте за собой свет, всё стоит денег…» Сам не работал, учил иврит, потом ходил в продвинутый ульпан, чтобы попить там бесплатный чай с печеньем. Мама бегала по

уборкам, уставала, как собака, я нянчила за 5 шекелей в час соседских детей. Мама плюнула на него, нашла себе израильтянина, мы с ним переезжаем сейчас в Иерусалим, он с братом открывает фалафельную. В начале учебного года Яна появилась в нашей школе в параллельном классе. А в декабре на ханукальные праздники приехала ко мне поздно вечером. Попив чаю с традиционными пончиками, мы вышли погулять по окрестностям. С высоты Гиват хаМатоса открывался восхитительный вид на вечерний Иерусалим. Закурив, Яна приобняла меня за плечи: - Дина, ты моя лучшая подруга. Нам нужно поговорить. Я мысленно вздрогнула. - Ты не понимаешь, что нужно мальчикам от девочек и напрасно отказывала Дорону в близости. Ему плохо с тобой. Ты ведь не хочешь, чтобы ему было плохо? И, не дождавшись ответа, продолжила: - Короче, у нас уже всё с ним было. Он счастлив, отпусти его и не приставай с

объяснениями. Я не знала, как жить с этим дальше. Повеситься, что ли? Или напиться таблеток? Я не понимала, что делать с этой пустотой, неожиданно образовавшейся вокруг. Как такое могло случиться? Он готов был ждать, пока я созрею, он вроде любил меня, и в один день разлюбил? Какова же ценам его словам? Нет, я не сдамся, вида не покажу, что со мной твориться, какой пожар бушует внутри. Он променял меня на другую, пусть будет счастлив с ней. Она и его бросит, когда найдёт более достойного. И тут всплыло старое детское воспоминание и бабушкин рассказ о ведьмах. Значит, и Яна ведьма, это у них семейственное. А с ведьмой куда мне сражаться. Я отпустила и не приставала. Но Яну избегала, как только могла. Она же, смеясь, пожимала плечами и демонстративно прогуливалась с Дороном в обнимку по школьному двору. Наступил тот день, когда 12 лет учёбы остались позади. Мы явились в школу

получить «багруты». Помня о славных традициях советских школ, «русские» пришли принаряженные. Девочки – в красивых платьях и с макияжем, ребята – в светлых рубашках и отглаженных брюках. Израильтяне пялились на нас, как на ненормальных, не понимая, что именно мы празднуем. Но… пригляделись, взяли на заметку. И уже в последующие годы выпускной стал праздником с полным выпендрежом, как и положено. Яна нашла момент и, приклеившись ко мне, прошептала: - Я уезжаю в Америку к папе. Бери себе Дорона обратно… Меня передёрнуло от отвращения. После неё… Это что-то вроде инцеста. Впоследствии жизнь распорядилась так, что Дорон не достался ни мне, ни ей. Призвавшись в армию, погиб в трагическом столкновении двух вертолётов. После школы мы расстались на долгих десять с лишним лет. Яна отправилась за океан. Я успела отслужить в армии, выучиться на медсестру,

134

выйти замуж и родить дочь Николь. Артур, мой муж, закончил колледж, работал программистом, прилично зарабатывал, только без конца мотался по командировкам. Вернувшись в Израиль, Яна, как обычно, разыскала меня. На сей раз, мы встретились в уютном кафе на улице ЭмэкРафаим. Она стала ещё красивей. Вся в белом, обилие украшений. Мужчины на неё заглядывались. За чашкой кофе Яна поделилась своими бедами: - Повезло же мне, уехать на край света и там найти богатого израильтянина. Перед смертью написал завещание в мою пользу: свою виллу в Кейсарии и немножко денег, прилично так деньжат… Его бывшие жёны, детишки и внучата судятся со мной. Ничего, я им покажу, вступлю через полгода в наследство, шиш они увидят. Приезжайте ко мне на выходные, места полно, прислуга есть и убирают и готовят. Во дворе бассейн, до моря пять минут хода. «Почему бы не съездить? – подумала

135

я. – Яна, похоже, своего добилась, стала обеспеченной женщиной, а с меня что брать?» Как же я ошибалась. На вилле нам понравилось. Приехав и приняв душ, вышли к бассейну. В шезлонге развалился голый юноша в плавках, обтягивающих его восхитительные гениталии. Он восторженным взглядом окинул моего мужа, более прохладным – меня. Его красивое лицо, начисто лишённое минимального отпечатка интеллекта, выражало две мысли, рождённые в глубинах слабых извилин мозга - жрать и трахаться. Яна прогнала его движением руки: - Смотрит за бассейном и так… всякие другие услуги. День прошёл весело. Вышколенная прислуга только успевала подавать и убирать. Я почти не сомневалась, что их зарплата не меньше моей и Артура вместе взятых. Поздно ночью Николь попросила попить. Я спустилась на первый этаж и, заблудившись в бесконечных поворотах, сунулась в чью-то ком-

нату. Лунный свет высветил на постели два обнажённых слившихся тела. Я отступила и тихонько прикрыла дверь. Вот какие «всякие другие услуги» оказывал Яне юноша. Ничего предосудительного в этом нет, она молодая вдова, кровь бурлит, а мне-то какое дело. Получилось так, что я у неё побывала ещё пару раз, на выходные выпадали смены в больнице, а Артур с Николь ездили чаще. Отсудить всё полностью Яне не удалось, и она пришла с наследниками к компромиссу. Виллу продали, Яне выделили достаточно денег на покупку квартиры и дальнейшую безбедную жизнь. В один из вечеров подруга заявилась ко мне, попав как обычно к ужину. Артур накануне, упаковав чемодан, улетел в Австралию на какой-то симпозиум. Прикончив суп, второе, Яна стала крутить головой по сторонам: - Компот у тебя есть? - Яна, какой компот, кто в Израиле компот варит?

- Ладно, ладно ты чего кричишь? Выпить дашь водки? - Водки? Ты не на машине? - Нет. Я налила ей стопку, бросила лёд. - Ты будешь? А где Николь? - У мамы, мне сегодня в ночь. - А где Артур? - Уехал, в Сидней. Я не успела договорить, как меня осенило, что сейчас произойдёт. Не дав мысли сформироваться, я села на табуретку рядом с Яной. Я пыталась поймать её взгляд, но она смотрела на картину, висящую на стене. - Уехал, говоришь? В Сидней? Дина, ты моя лучшая подруга. Нам нужно поговорить. Артур не в Сиднее, он у меня. Я купила квартиру в Ашдоде, там мы будем жить. Ты мужика совсем загоняла этими командировками. Хватит, пусть теперь спокойно поработает в банке, я его устрою. Алименты Николь будет получать регулярно, ипотеку за эту квартиру я покрою. Ведьма! Вот они её штучки, околдовала чужого мужа и увела,

как когда-то Дорона. Налив водку, выпила стопку, потом ещё одну, потом вспомнила, что мне сегодня на работу. Я даже не злилась на Яну. А он, мой муж, и до сегодняшнего дня я думала любимый муж, сбежал, не сказав мне ни слова. - Пришли мне бумаги, я всё подпишу, его я видеть не желаю, а сейчас уходи, мне нужно поспать перед работой. Позвонив, поменялась сменами. Я бы не могла сегодня работать и ухаживать за больными. Что она с ними делает, с мужчинами? Какую колдовскую силу имеет над ними? Она более опытна в сексе? Но он не просто изменил мне, он ушёл, вычеркнув из жизни все прожитые совместные годы. Всю ночь проплакала над своим разбитым семейным «горшком», утром собрала осколки и выбросила на мусор. У меня есть дочь, нужно жить дальше. Развелись мы быстро. Раз в две недели Артур приезжал повидаться с дочкой. Заранее присылал мне СМС, я предупреждала воспитательницу,

чтобы ему отдали девочку погулять с ней. Он возвращал Николь к дому, звонил, и я спускалась забрать её домой. Один раз в два месяца я разрешала ему забирать Николь на выходные к ним. Иногда за ней приезжала Яна, иногда Артур. Прошёл год. Яна сидит на моей кухне. Она долго добивалась этой встречи, но я, умудрённая жизненным опытом, знающая, что ничего хорошего от неё ждать нельзя, не соглашалась. Тогда она просто пришла, открыла дверь ключом, оставшимся у Артура, и ждала моего возвращения с работы. Я по простоте душевной и не подумала сменить входной замок. Вначале я не хотела её кормить, перебьётся чаем и печеньем. Но законы гостеприимства взяли верх. У неё отличный аппетит. Особенно, когда она обедает или ужинает у меня. Вот и сейчас, прикончив сковородку жаренной картошки и три котлеты, она, подумав, доела последнюю, дескать, чего уж тут… Ни туда, ни сюда… Наш с Николь ужин был уничто-

136

жен. Похрустывая квашеной капустой, заправленной маслом и луком, Яна восхищённо качала головой: - Хорошая ты хозяйка, Динка. Как у тебя так вкусно получается? На комбайне нарезаешь? Неужели она приехала за капустой? Я отдам ей всю, вместе с банками. - Нет, я не поскупилась, купила фирменный нож. И он за десять минут… вжик, вжик, и готово… Но она уже не слушала. Аккуратно вытерла салфеткой рот, накрасила сиреневой помадой красиво изогнутые полные губы и сказала: - Дина, нам нужно поговорить. Ты же моя самая лучшая подруга… Мне стало страшно… - Дина, ты знаешь, у меня была бурная молодость. Я теперь за это расплачиваюсь, не могу иметь детей. Отдай нам Николь. Ты одинока, а у нас она будет жить в полной семье. Я богата. Лучшая школа, репетиторы, танцы, компьютер – всё, что она пожелает. Париж и Лондон, Испания и Италия –

137

Николь увидит весь мир. А ты пока сможешь устроить свою личную жизнь. Дальнейшее напоминало финал одной из пьес А. Н. Островского. Подойдя к выходу, я распахнула настежь дверь и хорошо поставленным голосом провинциальной актрисы молвила: - Пошла вон! Больше я не разрешала им увозить Николь в Ашдод. Так прошла весна, заканчивалось лето, и Николь с 1 сентября шла в первый класс. Садики уже закрылись на летние отпуска. Николь оставалась у мамы. У меня выдался свободный конец недели, я ехала к маме за Николь. Мы устроим прекрасные выходные, поедем утром в ТельАвив на море, будем объедаться мороженым, гамбургерами. А когда станет жарко, отправимся в Дизенгоф центр и купим себе кучу красивых обновок. Зазвонил мой мобильный. Это была мама. Я припарковалась у обочины. Мама была в истерике, пропала Николь. Они гуляли на детской площадке, Николь с подружкой побежали

за мячом. Подружка рассказала, что рядом с ним остановилась машина, красивая тётя позвала Николь и сказала, что они поедут встречать маму с работу. Николь попросила подружку, сказать бабушке, что она уехала с Яной. Через полчаса я была дома. Приняла душ, переоделась, сделала себе бутерброд, попила кофе. Неизвестно, когда я поем в следующий раз. Я ехала по направлению к Ашдоду. Машину вела, как самый дисциплинированный шофер, вчера получивший права, меня не раздражали ни пробки, ни гудки не терпеливых водителей, ни жара летнего вечера. Я приеду на место в целости и сохранности. Рядом со мной на сидении лежала бутылка воды и сумка. Открыв её, кто-то любопытный обнаружил бы там косметичку, кошелёк, ключи и тщательно завёрнутый в кухонное полотенце нож. Острый фирменный нож, которым так удобно шинковать капусту. Автор: Гур

Карин

Совершенство — штука рискованная. К нему можно стремиться — много лет, а то и всю жизнь — но упаси вас Бог когда-нибудь его достичь. И дело не в том, что это — вершина, путь с которой только вниз. Оно словно коробок спичек в детских пальчиках. Предмет, как будто, невинный, без острых краев — не поранишься. А того и гляди, вспыхнет огонь. Так что — руки прочь. Разве что вы святой, а таких я встречал не много. Впрочем, святые, как правило, лю-

ди неприметные. Мимо них легко пройти, не узнав, и еще осудить за какую-нибудь мелочь: за богатство или бедность, суету, вспыльчивость, трудный характер, за бездетность или, наоборот, многодетность, неопрятность, безделье, замкнутость... Все это вздор. Святость в чистоте помыслов. Мой дядюшка Франц, сколько я его помню, мечтал вырастить совершенный сад. «Человек, - говорил он, - никогда не достигнет идеала, иное дело — цветущий уголок

природы. В нем гармония заложена изначально. Надо только освободить ее. Соскоблить все лишнее, как скульптор обтесывает мраморную глыбу». Он воображал себя Пигмалионом, не меньше. Но не тщеславие двигало им. Дядя Франц хотел сотворить оазис красоты — на радость себе и людям. Ни о чем другом он и не думал. Клочок земли его был невелик. Около двенадцати соток, но я блуждал по нему часами, то и дело, открывая для себя что-то

138

новое. Я исследовал самые потайные его уголки, так что мог бы, наверное, гулять с закрытыми глазами и не заблудиться. А когда наступал вечер и над пахучими каскадами роз смыкался бриллиантовый купол, сад дядюшки Франца становился огромным, как Вселенная. Невидимый в темноте фонтанчик пел сладко и вкрадчиво, дорожки кутались в прохладный туман, а цветы и звезды сияли почти одинаково ярко. Он и в зимние месяцы оставался живым, когда большинство растений спали. Пестрел маргаритками газон. Розовели вересковые горки. Трава сочно блестела, чуть посеребренная инеем, а вечнозеленые кустарники не сбрасывали на зиму глянцевый наряд. За садом дядя Франц ухаживал, как иные сочиняют стихи. Вдохновенно и не покладая рук. Деньденьской полол, постригал, окучивал, удобрял, опрыскивал, выкапывал, пересаживал, собирал вредителей, опуская их в баночку с керосином, и больные листья, которые потом сжигал в

139

металлическом лотке. И в какой-то момент — ни я, ни дядюшка не заметили, когда именно — что-то вдруг изменилось. Слизни и вредные насекомые исчезли. Сорняки перестали расти, а листва — сохнуть и покрываться темными пятнами. Ветер не наметал сора на дорожки, а самые слабые и чахлые кустики, окрепнув, налились силой — их даже как будто окутало слабое свечение. И, хотя дядюшка по привычке суетился с лопаткой и ножницами, норовя подправить то или другое, сад больше не нуждался в нем. Он сделался самодостаточным и какимто чудом сам себя поддерживал. Он мог бы жить своей удивительной жизнью как угодно долго, не вырождаясь и не дичая, и сейчас, через много лет после смерти хозяина, вероятно, живет — если только ктонибудь его не испортил. Помню себя, шестилетнего, в разгар семейных посиделок. Это была вторая страсть дяди Франца после сада. Холодное пиво с венскими кол-

басками, блеск китайских фонариков, душевный разговор. Ранний вечер, нежный, как молоко. Дневные запахи перемешивались с ночными, и в жаркий аромат роз уже вплеталось тонкое благоухание матиол. Мои крошечные кузены Мориц и Соня возились под столом, а сестра Лаура сидела на длинной садовой лавке вместе со взрослыми и болтала ногами, в то время как я, играя, углубился в чащу цветов. Огромные для моего роста кусты шиповника смыкались аркой над галечной дорожкой, образуя таинственный зеленый коридор. Низкое солнце золотило их пенисто-розовые соцветия. Я уверенно шагнул под колючие своды, воображая себя отважным разведчиком. Представляя, что выслеживаю врага, крался тихо, стараясь не хрустеть галькой. Было весело и немного жутко, словно очутился на охоте в джунглях. При том, что — повторюсь — сад я к тому времени успел изучить вдоль и поперек. Я шел, трогая лепестки и нераскрытые

бутоны, легонько — не желая сделать им больно, а как бы здороваясь. Вокруг сгущался приятный изумрудный полумрак, в котором вдруг воссиял свет. Живая стена расступилась, и открылась тропинка. Узкая и лучезарная, окаймленная масляно-желтыми петуньями, она как будто уходила вверх. Не в горку, а точно устремлялась куда-то в неведомое, отрываясь от земли. Я мог поклясться, что вижу ее впервые. Знал, что ничего подобного здесь не должно быть. Она казалась нехоженой — камни замшели, выглядели шелковистыми и мягкими. Солнечные лучи словно пронизывали их насквозь, делая похожими на ярко-зеленые мыльные пузыри. И надо мхом, над цветами, греясь в теплом потоке июньского воздуха, парила бабочка — синяя, как лоскуток неба. Гигантская, раза в три, наверное, крупнее моей детской ладошки, и с радужной окантовкой крыла. Тропинка манила, суля новую красоту, радость, интересное приключение... Соблазн пойти по ней

был огромен. И все же что-то меня останавливало. Не страх, нет. Я чувствовал, что стоит мне ступить на дорожку из мыльных пузырей и обратный путь закроется. Душа взлетит, как синяя бабочка, и такое счастье закипит в груди — что не захочешь, не сможешь уже больше повернуть назад. А как же мама? Сестренка? Отец? Бабушка? Ведь они меня любят. Кусая от досады губу, я решительно отвернулся от волшебного света. Тропинка погасла, и снова заросли шиповника вздымались надо мной океанскими волнами. Вечер медленно густел. Я никому не рассказал о чуде в глубине сада. Но не раз, уже, будучи взрослым, возвращался к нему мыслями, и вот что понял, в конце концов. Наш мир как палитра, на которой смешиваются разные краски. Черные и светлые, белоснежные, мрачные, блеклые, серые, яркие, ликующие. Тьма и свет, а между ними много, очень много полутеней. Все оттенки земного и небесного. Дядюшкин сад, получается, нахо-

дился в двух шагах от сада райского. Даже не так — в полушажочке, так близко, что в нем иногда открывались порталы в иное, высшее, измерение. Спустя год после того случая, на вечеринке у дяди Франца пропали мои маленькие кузены. Им обоим только-только исполнилось по четыре года. Близнецов искали — сначала все родственники, затем — полиция, но те как сквозь землю провалились. Правда, в заборе обнаружились дыры, сквозь которые Соня и Мориц могли уйти в деревню. Мой отец считает, что они стали жертвой маньяка, который как раз в это время орудовал неподалеку. Но я думаю иначе. Это слишком больно, представлять малышей замученными до смерти жестоким человеком. Другое дело — если дети случайно заблудились в раю. Я верю, так и было. Автор: Джон Маверик

140

Часть Пираты

первая.

4 Базука чем-то занимается, уткнувшись в портативный гаджет размером с его ладонь. Кристин делает вид, что не смотрит, хотя, на самом деле, очень внимательно наблюдает. Ждет сигнала. Гражданская панихида проходит в тот же день, что и юбилей музея. В большом холле центральной библиотеки и музея Миллениума собрались люди с разных концов города: пусть они все одеты в черное, различить их совсем нетрудно. Здесь телевизионные камеры и журналисты в первых рядах. Премьерминистр Дуглас Бауэрман стоит перед огромной стелой с фотографиями погибших позавчера и зачитыва-

141

ет речь с бумаги; его окружает многочисленная охрана. По центру, на стеле, фотография Кауфмана. Учитывая законы Миллениума, Бауэрман станет следующим лидером без городских выборов. Бывший президент за спиной будущего президента. Мертвый и живой. Мир соткан из противоречий. Голос Бауэрмана полон горечи, но звучит неубедительно. По его левую руку стоит что-то высокое, накрытое плотной тканью. Нетрудно догадаться, что это памятник Ясски, его откроют после речи премьер -министра. А Бауэрман, кстати, не умеет говорить мало, чем невыгодно отличается от погибшего президента. — Если собираешься идти — самое время, — шепчет Ба-

зука. Кристин кивает и медленно проходит вдоль толпы. На ней кепка с широким козырьком и темносиняя толстовка. На всякий случай, она натягивает капюшон. Базука выжидает с минуту и движется следом. Весь вчерашний день они провели, изучая схему здания, и сегодня следуют строго намеченному плану. Девушка останавливается у доски, на которой информация о музее и библиотеке. Мимо нее проходит один из охранников, обходя периметр. Кристин еле заметно кивает головой, и Базука нажимает на кнопку, не доставая руку из кармана. Ревет сигнализация, на выставленные в холле экспонаты в стеклянных колбах опускаются решетки. Среди людей переполох: ожидая очередно-

го взрыва, они бегут к дверям, где охрана уже пытается упорядочить хаотичное движение беглецов. Сигнализация отключается раньше, чем холл пустеет наполовину. В суматохе Бауэрман неубедительными фразами призывает к спокойствию. Но чтобы успокоиться требуется время. Ровно столько же нужно Кристин и Базуке, чтобы добежать до кабинета Ясски. — Это ложная тревога, — доносится голос Бауэрмана с первого этажа, и в нем слышатся страх и недоумение. А Кристин молится о том, чтобы дверь библиотекаря была не заперта, и они никого не встретили. Первая молитва сбывается полностью. Кабинет Ясски очень большой. Она видела его на плане здания, но не думала, что он покажется ей таким изнутри. В нем разлит успокаивающий запах, присущий только библиотеке. В кабинете тихо и уютно. Кристин бегло

осматривает полки и охает: — Где он достал столько?.. И не количество ее удивляет, а то, что большинство из книг напечатаны до времен Большой войны. — Он же ездил в экспедиции с военными, — Базука пододвигает стул к двери и садится — если ктонибудь решит войти, сразу ему это не удастся. — Тут даже обгоревшие есть... — Делай то, зачем пришла. Что-то в его тоне

заставляет Кристин нервно обернуться. — Крис, ты в порядке? Девушка кивает, сжимает кулаки и садится за компьютер. У Ясски он старенькой модели, такие выпускали задолго до войны. Кристин подсоединяет жесткий диск и входит в систему еще до того, как она полностью прогружается. После нескольких операций начинается полное копирование. — Надеюсь, это стоит того, — ухмыляется Базука. — И я.

142

Кристин пошла в миротворцы в 21 год, за год до смерти родителей. Ушла оттуда спустя два года — после смерти Патрика. Долгое время, почти год, она слонялась без дела, абсолютно не зная, чем заняться, и не пытаясь понять свое предназначение в мире. Верхний город перестал быть ее домом, а трущобы Нижнего вполне приглянулись. Кристин по сей день помнит боль от того, что оставшиеся близкие предали ее. И хоть боль все же притупилась, непонимание — нет. — Много там? Девушка смотрит на экран. — Только сорок процентов. Базука что-то проверяет в своем гаджете и вновь откидывается на стул. — Пока все тихо, но лучше бы поторопиться. — Ты ведь знаешь, что я не могу бежать впереди метро. — Знаю, — вздыхает мужчина. — Похоже, старикан был коллекционером информации, да? — Угу. Несколько раз

143

Кристин пытались изнасиловать, но миротворческая подготовка помогала ей отбиться, сколько бы алкоголя ни было в крови. Однажды весенним утром, когда она промерзала до костей, прислонившись к серой стене заброшенного дома и накрывшись тонкой курткой, рядом с ней остановился человек. На поводке он держал взрослого пуделя, который с любопытством рассматривал Кристин, виляя хвостом. Мужчина долго молчал, а девушка не сводила глаз с собаки. — Вы в порядке? — наконец спросил он очень тихо и вкрадчиво. Так, что у Кристин чуть не разорвалось сердце. Она смотрела на его ноги, на его собаку, не в силах поднять глаза. — Как его зовут? — все, что смогла спросить девушка осипшим от пьянок голосом, смаргивая слезы. Мужчина присел на корточки, добродушно смеясь. — Это — Принцесса, — ответил он, похлопывая собаку. — Вы можете погладить

ее, она не кусается. Кристин сперва долго смотрела в глаза чернокожему мужчине и, когда решила, что ему можно доверять, робко вытащила руку из-под куртки и прижалась ладонью к пуделю. Собака была теплой, ее мех — мягким и гладким. Слезы потекли по лицу девушки, и она не стала их скрывать. — А вас как зовут? — спросил мужчина. — Кристин, — ответила она. Он молча наблюдал, как девушка гладит его собаку пыльной рукой. Где-то вдалеке прозвучал гудок, сообщая об окончании ночной смены на одном из заводов Нижнего. — Откуда она у вас? — тихо спросила Кристин, прочистив горло. — Вам ведь можно доверять? — мужчина, по-прежнему улыбаясь, посмотрел на девушку. Оба знали, что этот вопрос только «для галочки». — Она досталась мне после смерти одного из мятежников. Здоровых собак выжило мало, мало их и до сих

пор, — он пожал плечами. — Живое надо беречь. Девушка согласно кивнула, ее взгляд затуманился от слез. Мужчина аккуратно поймал ее за руку, и на миг Кристин напряглась. — Пойдем, Крис, — сказал он тихо и заботливо. — Тебе нужно в тепло. Она была совсем девчонкой, но понимала, что если для нее еще есть надежда, то она прямо перед ней. Не споря, Кристин неловко поднялась и, замотавшись в куртку, последовала за мужчиной. В его доме она выпила чашку обжигающего кофе с ликером, приняла теплый душ вперемешку со слезами и упала в постель. Проспала она двое суток, поднимаясь только чтобы поесть и сходить в туалет. Мужчина сидел за компьютером всегда, когда она вставала. На третий день Кристин спросила, что он делает. Оказалось, что он — хакер. Мужчина, заметив любопытство, принялся обучать свою подопечную с не

меньшим рвением, чем проявляла она. Через год он устроил ее на работу, сделал своим напарником в проектах, не связанных с основной деятельностью, и помог переехать в другую квартиру. Он говорил: "Официально напарники не должны быть даже знакомы". Базука спас ее тогда. И помогает ей сейчас. — Сколько там еще? — Почти все. Готовь камеры. Кристин, долго думая перед этим, соскакивает с места и бежит к стеллажам с книгами. Бегло осматривая корешки, она вытаскивает книгу, которая ей приглянулась, и прячет ее под толстовку. — Крис, тут же все готово! — недоуменно говорит Базука, смотря в экран компьютера Ясски. — Что ты там, черт подери, делаешь? Девушка встает рядом, отключает жесткий диск и прячет за пояс. — Идем, камеры включатся через полминуты! — говорит мужчина.

Они покидают кабинет и быстро спускаются по лестнице. И, заворачивая за угол с мыслью, что все позади, натыкаются на суровый взгляд Мэтта. — Что вы здесь делаете? Кристин смотрит на Базуку и кладет руку ему на плечо. — Искали туалет, — отвечает она. Мэтт переводит взгляд с одного на другого, подыскивая слова. — Я не знаю, где вы были и что делали, но если выяснится, что это как-то связано со сработавшей сигнализацией и дважды отключившейся системой наблюдения, вам несдобровать. — Не понимаю, о чем ты говоришь, — отвечает девушка, смотря на Мэтта ледяным взглядом. — Идем. Они с Базукой проходят через все еще заполненный холл и выходят на улицу. Вторая молитва Кристин сбылась только наполовину. Автор: Вольз

Диана

144

ГЛАВА ПЯТАЯ. НАПАДЕНИЕ. Футболисты и тренеры команды «Гладиатор» уже второй день находились в Красноярске. Они прибыли в город на Енисее ранним утром четверга и поселились в гостинице носившей н а з в а н и е «Адмиральская». Успев провести сегодня две тренировки на Центральном стадионе, красно-белые, прибывая в отличном расположении духа, мечтали о том, какую головомойку устроят завтра «коням». Несмотря на то, что было еще всего шесть часов вечера по местному времени, некоторые футболисты, уставшие от возни с мячом, решили вздремнуть. Но далеко не все. Так аргентинские легионеры Хурсио и Сильвиньо рубились в настольный футбол, вратарь Андрей Сычкарь

145

изучал свежий номер газеты «Спорт сегодня», а главный тренер команды Валерий Маврин, выйдя на балкон, разговаривал по телефону: - Да, все хорошо, дорогая, - эмоционально размахивая руками, говорил Валерий. Готовимся в обычном режиме, сегодня провели две тренировки. Да, я не нервничаю, я уверен в своих парнях. Мы ведь «Гладиатор». Не надо за меня переживать... Покушал я вот только час назад... Да, котлетку скушал. Хорошо, завтра позвоню, целую тебя. Поговорив с супругой, Валерий изобразил на лице недовольную гримасу, такое излишнее внимание со стороны жены его утомляло. Инна звонила по три раза в день, тем самым отвлекая тренера от важных дум. А думал он о том, кого выпустить завтра на поле в основном

составе. Оставалось определиться с двумя позициями: левого защитника и центрального хавбека. Спустившись в холл, Маврин не заметил никого из членов своей команды и решил выйти на улицу подышать воздухом. Гостиница «Адмиральская» находилась вблизи набережной реки Енисей, и не только из ее окон, но и с улицы можно было полюбоваться величием и мощью сибирской реки. Что несколько человек в этот час с удовольствием и делали. Не успел тренер выйти из гостиницы, как к нему быстрым шагом подошел не по весеннему одетый парень лет двадцати, облаченный в оранжевые кроссовки, рваные черные джинсы, синюю футболку с надписью «Воss» и кепку. Валерий успел подумать о том, что это очередной любитель автографов, коих

с утра крутилось у гостиницы с сотню. Однако молодой человек нашел, чем удивить московского гостя. Не говоря ни слова, он размахнулся и ударил тренера столичной команды кулаком в лицо. Уже падая, Маврин успел громко закричать, призывая на помощь. Однако, когда из гостиницы выбежали два охранника, нападавший уже успел запрыгнуть в старый красный «жигуленок» шестой модели и дать по газам. Пуститься за ним в погоню никто не решился. Уже через час после этого события Интернет взорвался сенсационной новостью о нападении на тренера «Гладиатора». В одной из социальных сетей даже была выложена фотка, на которой был изображен падающий Валера. Б о л е л ь щ и к и «Армейца» писали на различных сайтах радостные коменты, потешаясь над Мавриным. Почитатели «Гладиатора», в свою очередь, грозились жестоко отомстить «коням», не сомневаясь, что это сделал кто -то из них, и призывали полицию найти ху-

лигана и наказать по всей строгости закона. Наблюдая за всем этим виртуальным сумасшествием, Егор не мог сдержать смеха. Дело в том, что именно Венгр был инициатором этого нападения. Заплатив тысячу баксов одному из армейских хулиганов и попросив того наведаться в гостиницу, он решил сделать своим друзьям Мармону и Круглому вот такой вот необычный подарок. А заодно и подпортить настроение готовящимся к завтрашнему дню икс «Гладиаторам». Однако, когда Дима и Макс узнали, что это именно Егор организовал нападение на тренера красно-белых, они в восторг не пришли. - Ты совсем что ли придурок, Венгр? благим матом орал Мармон.- У тебя на тайском солнце мозги расплавились? На хрена нам такая подстава перед дерби? - Дима, да я же просто хотел сделать вам приятное, - оправдывался удивленный такой реакцией друга, Венгр. - Ну считай, что сделал. Теперь мусора нас не то, что на пере-

мах с «конями» не допустят, но и на секторе могут устроить то же самое, что пять лет назад в Томске. Тебе напомнить, что там было? Макс не мог смотреть на ссору друзей без улыбки. Он только что принял душ, напялил на себя белый халат и расхаживал по комнате со стаканом газировки. Хотя, конечно, не отказался бы сейчас от чего-нибудь более крепкого. Но уговор есть уговор. - Викторыч, остынь уже что ли, - тихо сказал Макс. - Ничего страшного не произошло. Ну, вычислят Венгра, дадут пару лет тюрьмы, вот тогда и поймет, что нападать на важных персон пусть и красно-белой крови не есть хорошо. Это тебе не с хулсами перемахнуться, которые никогда заяву в мусарню не накатают. А Валера уже сто пудов всю полицию города на уши поднял. - Какая тюрьма Максим, что ты несешь? – Егор побледнел словно мел. - Это же невинная шутка. Да и никто никогда не найдет Андрюху, он же не дурак. Зато прикиньте какой красивый

146

кадр будет завтра для операторов: Валера с огромным синяком. Это же песня. - Да пошли вы, выругался Дима и вышел на балкон успокоить свои расшалившиеся нервишки дозой никотина, однако перед тем, как с удовольствием затянуться, прокричал в комнату: "Эта выходка нам еще аукнется завтра, нутром чую". ГЛАВА ШЕСТАЯ. НЕПРИСТОЙНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ. Главным арбитром финального матча за Суперкубок России был назначен неоднократно судивший всевозможные поединки самого высокого международного уровня 43 -летний саратовец Игорь Сидоров. В свое время он отыграл несколько сезонов за клуб первой лиги чемпионата России «Геолог», после чего получил травму голеностопа и был вынужден завершить футбольную карьеру. Отцом Игоря был известный в России арбитр Иннокентий Сидоров, судивший ещё матчи чемпионата СССР. Он

147

и посоветовал сыну попробовать себя в роли судьи. Долгое время молодой рефери работал на матчах чемпионата города и области. При этом он отличался отменным, непредвзятым судейством. За это его полюбили многие футбольные болельщики. В 2003 году Сидоров стал обслуживать матчи национального чемпионата. А еще через два сезона дорос до арбитра международной категории ФИФА. В сезоне 2006-2007 саратовец провел одну из ключевых встреч в карьере. Игорь удостоился чести судить матч кубка УЕФА с участием знаменитой английской команды «Челси». Судья уверенно провел этот поединок, не допустив грубых ошибок и показав себя с самой лучшей стороны. С 2008го года Игорь начал проводить встречи на уровне национальных сборных. Дебют пришелся на 5 марта 2008 года, когда в Париже сыграли сборные Сербии и Франции. После этого сезона начались понастоящему головокружительные успехи и достижения арбитра.

Он не раз приглашался на судейство самых интересных и принципиальных матчей. Сидоров судил встречи кубка УЕФА, Лиги чемпионов, неоднократно проявлял себя на чемпионатах Европы и мира. Широкому кругу болельщиков этот судья стал известен после того, как в матче Лиги чемпионов не побоялся удалить знаменитого шведа ЗлатанаИбрагимовича, который разозлившись на то, что никак не может забить гол, плюнул в своего персонального опекуна. Мир футбольных судей – особый мир. Быть арбитром, это значит испытывать на себе колоссальное давление. Вы только представьте, какая мощная волна негативной энергетики идет от трибун в тот момент, когда судья, по мнению болельщиков команды хозяев, принял неверное решение. Да и у телеэкранов не в меру эмоциональные любители футбола костерят судей, на чем свет стоит. А критика арбитров в прессе? Многие команды любят списать свои неудачи на судей и выливают на них ушаты

помоев по поводу и без. И чтобы держать удар, надо быть довольно стойким оловянным солдатиком. Что дано далеко не каждому. Безусловно, судьи бывают разные, кристально честные и продажные, но практически каждый из них в своей карьере сталкивался с предложением помочь одной из команд. Не был исключением в этом плане и Игорь Сидоров. Когда он судил игры первой российской лиги, ему несколько раз за хорошую сумму предлагали повлиять на ход матча. Молодой арбитр отказывался, пока ему не поступило понастоящему сказочное предложение. Только за то, чтобы он поста-

вил пенальти в ворота иркутского «Метеора», позвонившие за день до матча предложили ему 100 000 долларов. Надо сказать, что в тот момент у Сидорова были проблемы на личном фронте. Платили ему сущие крохи, а молодая супруга постоянно жаловалась на отсутствие денег. Ей видите ли хотелось кушать из дорогих супермаркетов, одеваться в модных бутиках, ездить на крутой тачке, путешествовать. Да и недавнее рождение дочери требовало все новых затрат. Игорь долго не мог уснуть в ночь перед матчем. Он несколько раз вставал и шел покурить на кухню, где смотря в окно, раз-

мышлял о добре и зле. Взвесив все за и против, он все-таки решил, что один пенальти это не так уж и страшно. Ведь он, в конце концов, может и не стать решающим в игре. Утром следующего дня молодой рефери встретился с предлагавшими ему щедрый дар людьми и вскоре убедился в том, что указанная сумма поступила на его счет. Выходя на футбольное поле, Сидоров вдруг почувствовал угрызение совести и в какой-то момент уже подумал отказаться от назначения пенальти. Однако затем он вспомнил слова одного из тех, с кем он встречался утром. Они звучали недвусмысленно,

148

если пенальти назначен не будет, у вас, товарищ судья, будут очень серьезные проблемы. Рисковать своим здоровьем, а возможно и здоровьем своих близких судья не захотел. Уже на двадцатой минуте матча, когда защитник «Метеора» в своей штрафной чисто сыграл в подкате, «полосатый» указал на точку. На него тут же бросилось почти полкоманды «Метеора». Но Сидоров быстро остудил пыл разгоряченных игроков двумя желтыми карточками. Пенальти, кстати, футболистам рязанской «Звезды» реализовать не удалось, а тот поединок завершился со счетом 1:1. Однако тех, кто подкупил судью, это волновало мало. Во многих букмекерских конторах мира есть ставка на то, будет в матче пенальти или нет. Таким образом, поставив в разных уголках страны на то, что одиннадцатиметровый будет, некие люди, сделавшие щедрое предложение судье подняли очень хорошие деньги. А судья с безупречной репутацией Сидоров стал богаче на 100 000 долла-

149

ров. Когда Игорь стал судить международные матчи, к нему обращались с просьбой о помощи в обеспечении нужного результата трижды, но всякий раз уже знаменитый арбитр отвечал отказом. Тот свой единственный грешок он уже почти удалил из своей памяти, однако нашлись люди, которые ему об этом напомнили. За неделю до финала Суперкубка Игорь Леонидович находился по своим делам в Питере. Когда судья обедал в уютном ресторанчике на Невском проспекте, к нему подсела симпатичная девушка лет двадцати пяти и предложила познакомиться. Как и многие мужчины, Игорь не был эталоном верности и не раз изменял своей жене.Вот и сейчас, он был не прочь приятно провести время. Ему с первого взгляда понравилась шикарная блондинка, которую звали Алина. Еще бы, ведь помимо яркой внешности, девушка обладала приятным сексуальным голосом и фигурой модели. Пофлиртовав за обедом, Игорь и Алина пошли в кино,

затем погуляли по Питеру, после чего мужчина предложил своей спутнице зайти в его гостиничный номер на чашечку чая. Леди без колебаний ответила согласием и... осталась у Игоря до утра. После любовных утех утомленный Игорь проспал до двенадцати часов. Когда он проснулся, то увидел на столе записку следующего содержания: «Жду тебя в 15 -00 в том же кафе. Есть предложение. Алина». Почистив зубы и приняв душ, Игорь заказал себе завтрак. Наскоро перекусив, он отправился на экскурсию в Эрмитаж, ранее в одном из крупнейших музеев мира и гордости Питера ему бывать не доводилось. На сегодняшний день коллекция музея насчитывает около трёх миллионов произведений искусства и памятников мировой культуры, начиная с каменного века и до нашего столетия. Любовавшись работами Боттичелли, АндреадельСарто, ван Дейка, Рембрандта, Кановы, Энгра, Делакруа и других, Игорь выпал из реальности. Когда он вдруг вспомнил о назначенной встрече, и

посмотрел на часы, было уже без десяти три. Выбежав из «Эрмитажа» и взяв такси, он уже через полчаса был возле кафе. Войдя вовнутрь, саратовский мачо с облегчением убедился в том, что Алина сидит за тем же столиком, за которым они обедали вчера. Девушка выглядела превосходно. Она была в элегантном красном платье, роскошные волосы водопадом струились по ее плечам, а лукавый огонек в глазах заставлял обедавших неподалеку мужчин кидать на нее многозначительные взгляды. - Привет, солнышко мое, ты выглядишь просто шикарно, - поцеловав девушку в губы и присев рядом с ней, сказал Игорь. Когда я проснулся и

увидел, что тебя нет, то сразу почувствовал некую пустоту. - Ах, льстец, засмеялась Алина.Игорек, я просто не хотела тебя будить. Да и потом, у меня были кое-какие дела. И кстати, ты почему опоздал? Я уже полчаса здесь сижу в одиночестве. - Да я решил сходить в «Эрмитаж». Никогда там не был ранее и не ожидал такой красоты. Залюбовался произведениями искусства, вот и забыл о времени. Давай закажем что-нибудь покушать. Ты что будешь? - Я уже сделала заказ, Игорёша. Кофе, креветки и салатик. А ты что будешь? - А я, пожалуй, выпью вина. И закажу себе что-нибудь мясное. Кстати, в твоей

записке было сказано о неком предложение. Я тебя внимательно слушаю. - Давай не будем торопить события, я сначала хочу покушать. Сегодня еще маковой росинки во рту не держала. А затем ты все услышишь. - Хорошо, ласточка моя. Мне было так хорошо с тобой этой ночью... Алине, конечно, были приятны слова Игоря. Тем более было видно, что он их говорил совершенно искренне. Но ее мысли сейчас были заняты тем, как максимально эффектно донести до мужчины кое-какую информацию. Ей не хотелось доставлять этому симпатичному арбитру неприятности, но и отказаться от своего плана она не мог-

150

ла. Слишком уж многим леди была обязана тем людям, что попросили ее о встрече с Игорем. Когда Алина и Игорь утолили свой голод и заказали десерт, девушка взяв рефери за руку произнесла: - Игорь, а ты когда вылетаешь в Красноярск? - Опаньки, откуда такие познания, дорогая моя? - удивился Сидоров. - Я в курсе, кто ты. Футбольный арбитр, и, пожалуй, лучший в России. И мое предложение заключается в следующем. Ты обеспечиваешь победу в финале Суперкубка России московскому «Армейцу». За это ты прямо сейчас получаешь 200 тысяч евро. Еще 300 тысяч евро ты получишь после завершения матча. Услышав такое, Игорь от изумления вытаращил на Алину глаза. С минуту он не мог вымолвить и слова. Первым порывом было встать и уйти прочь, но он смог сдержать это желание. Холодно посмотрев на вмиг ставшую для него чужой леди, он процедил:

151

- Прекрасная актриса, браво. Вот зачем, оказывается, я тебе понадобился. Пошла вон отсюда! Лучше больше не попадайся мне на глаза. И радуйся, что я не сдал тебя в полицию. - Только не надо горячиться, Игорёк, презрительно скривив губы, тихо проговорила Алина. - Ты сделаешь то, о чем я тебя попросила. В противном случае, в прессу просочиться информация о том, как однажды за 100 000 долларов ты поставил один липовый пенальти. И твоей прекрасной карьере придет конец. Так что хорошенько подумай. Игорь похолодел от ужаса. Вот и пришла расплата за тот самый грешок молодости,- подумал он. Недаром говорят, сколько веревочке не виться, конец все равно будет. Но кто эта женщина и откуда она обладает такой информацией? Стараясь не смотреть Алине в глаза, он дрожащим голосом промямлил: - Вы ничего не докажете. - Игорь, ты такой наивняк. Те люди, которые купили тебя

тогда не дураки и сделали аудиозапись вашего разговора. Ты только представь, что будет, если журналюги узнают его содержание. Скажи спасибо, что они не тревожили тебя все это время. Но сейчас ты сделаешь то, что я сказала. Впрочем, выбор за тобой. Вижу, сейчас требовать от тебя ответа бесполезно. Я позвоню завтра. И не пытайся не брать трубку или куда-нибудь скрыться, найдем где угодно. Шокировав футбольного арбитра своими словами, красавица подозвала официанта, расплатилась и вышла из кафе. Побледневший Игорь заказал графин водки, сейчас у него было только одно желание поскорее забыться. Он уже сейчас понимал, что отказать в настойчивой просьбе даме он не сможет. Отказ будет означать конец карьеры судьи, да и сесть вполне можно за тот старый грешок. Конечно, рефери будет вынужден дать согласие. Он на крючке и соскочить вряд ли удастся. Автор: Александр Целинский

Книга третья II Ключи мироздания Глава четвертая Второй ключ 7 месяц 513 год с м.п. (январь 2012 года н.э.) … Антарктида, Гием де Грант - Почему так холодно? – Стуча зубами, спросила Мария. В самолете действительно было очень холодно. Хоть мы и были, тепло одеты, холод чувствовался. - Люди такие не выносливые. – Надменно произнес Сей. Он, в отличие от остальных, был одет легко: ветровка, тонкие джинсы. Да, оборотни выносливей людей, вампиров, эльфов. По выносливости с ними могут сравниться только кентавры и минотавры. -Зато оборотни более выносливые, чем все остальные. – Произнес я. - Ага, зато мозга-

ми… того… не выносливые. – Язвито ответила Мария. Сей сделал вид, что не заметил издевки. - Туда, куда мы летим, вообще минус сорок семь градусов, так что, это еще тепло. – С улыбкой произнесла Элизабет. - Бла, бла, бла, скорчив рожицу, произнесла Мария. – Ладно, песик, не комплексуй, просто от мороза все мозги набекрень. - А я и не комплексую, - спокойно ответил Сей. - И все-таки, почему мы летим на этом корыте, а не на нормальном самолете.- Не унималась Мария. - А чем тебе этот самолет не нормальный? – Риторически спросила Элизабет. - Этой рухляди уже лет сто! – Возмутилась Мария, кутаясь в меховой воротник. - Около восьмидесяти, - спокойно произнесла Элизабет. - Вот, и я о чем, развалюха! – Воодушевилась Мария. - Но этот самолет

точно сядет в любом месте и с любого места взлетит. – Произнес Дарий. Гнолл вообще держался обособлено. Может, комплексовал из-за своей внешности? - Откуда такая уверенность? – Поинтересовалась Мария. - Элизабет чтец. – Ответил Дарий. - Кто? – Переспросила Мария. - Чтец – магпризыватель, который призывает героев, существ и технику из книг. – Пояснил Сей. - Сейчас мы летим на полярном самолете из романа Вениамина Каверина «Два капитана». – С улыбкой, объяснила Элизабет. - А пилотирует его главный герой романа Александр Григорьев. Это и для меня было новостью. Я знал, что Элизабет маг, но что настолько редкой специализации, не догадывался. Маги, в основном, стихийники: комбинируют различные заклинания, типа клинок воды или темница огня. Редко при-

152

зыватели: призыв фамильяров. Крайне редко – некроманты. Чтецы… я только о них слышал. Призыв фамильяра – это призыв существа из одного из миров в межмирье. Или что-то в этом роде. Короче говоря, фамильяр существует в реальности. А вот призыв книжного героя, который, в основном, не существовал вообще… по сути, создание живого. - То есть… - осторожно произнесла Мария, – этого самолета на самом деле не существует? - Угу, - весело кивнула вампирша. – Но не бойся, в воздухе он не развалится. - Надеюсь. – Тихо произнесла Мария. Самолет затрясло и через несколько минут мы сели. Погода за бортом действительно не радовала: мороз, пронизывающий ветер, пурга. И где-то здесь еще один ключ. Ужас. Сей и Дарий были заняты выгрузкой снаряжения. Элизабет что -то говорила пилоту самолета. После выгрузки, самолет и его пилот растаяли в воздухе. - Он нам пока не требуется, - пояснила

153

вампирша. - А поедем на оленях из мифов каких-то северных народов? – Не удержалась Мария. -А не надо никуда ехать, - усмехнулась Элизабет. – Мы уже на месте. Вампирша развернула какой-то свиток и указала на одну точку. - Согласно записям из библиотеки Культа, второй ключ здесь. - Но ведь Культу не было известно о ключах. Ты уверена в этих данных? – Спросил я. - Это самые надежные данные! – Грубо перебил меня Сей. - Сей, успокойся! - Холодно произнесла Элизабет и уже более теплым тоном, - это точная информация. О ключах было известно немногим в Культе. А мы, - она обвела взглядом своих соратников, - из среднего сословия и не имели допуск к этим данным… при существовании Культа. - Хорошо, но где нам искать этот ключ? - А его искать не надо, мы на нем стоим. - С улыбкой ответила Элизабет. Вампирша вообще была в приподнятом настроении.

А вот Мария бесилась. Тихо, правда, но все же. - То есть? – Переспросил я. Элизабет лишь достала из кармана дубленки небольшой заостренный кристалл синего цвета. Кристалл сильно сиял и вибрировал. Элизабет подкинула вещицу, и она зависла в воздухе на уровне глаз. Заостренный край указывал вниз. Точнее, немного влево. - Слегка ошиблась. – Развела руками вампирша. – Ключ там! – Она весело указала в направлении, в котором указывал кристалл. После чего подошла к отметке на льду (заостренный конец испускал свет, который как лазер, указывал в одну точку) и гордо произнесла: - Надо копать! -Я в землекопы не нанималась!- Возмущенно произнесла Мария. - Для этого у нас есть мужчины, - ехидно ответила Элизабет, - так ведь, Гием? Лед? Конечно, не проблема! - Она дарит мне перстень вьюги… - я начал читать заклинание. Одежда превращалась в доспех. Хо-

лод не так обжигал руки. Странно, я маг холода, но без доспеха холод так не воздействует на меня, как и на других. Ну, не так сильно, как на Марию, она, бедная, аж трясется. - … Мечту торжественных объятий, в священном трепете храню! – Обличие готово. - А сможешь ли?! – Элизабет в открытую со мной флиртовала. Мария злилась. Вообще, вампиршу эта игра забавляла. Я не против просто пофлиртовать с ней, но Мария… вот ревнивая… - А что? Есть какие-то преграды? – Удивился я. - Ну… - загадочно протянула вампирша. - Отойди человек! – Сей грубо оттолкнул меня. Он направился к точке. - Элизабет, можешь убирать кристалл. – Не оборачиваясь на нас, произнес оборотень. Элизабет молча убрала кристалл в карман. Сей зарычал и выгнул спину. Руки стали увеличиваться и покрываться шерстью. Лицо превратилось в морду. Одежда просто исчезала на глазах.

Странная особенность, оборотни не умеют колдовать. Ну, в большинстве случаев, Минору исключение. А одежда, при трансформации, исчезает магическим способом, а потом так же восстанавливается. Сей перекинулся в волка. - Хорошая, собачка! – Немного заикаясь, произнесла Мария. До этого момента ей не приходилось видеть оборотня в живую. Валькирии редко участвовали в операциях с оборотнями. В основном мы работали в пределах мира людей, устраняя врагов Союза здесь. - Когти не сломаешь, песик? – Спросил я. Элизабет молча улыбалась. - А я и не буду копать! – Проревел оборотень. Кстати, оборотни редко сохраняют способность к разговору в обличии зверя. Оборотень сел на лед и почесал задней лапой за ухом. Ну, прям как ручная собачка. Правда, с корову размером, но… Мария даже смехом прыснула. Сей лукаво оглянулся и, закинув голову, стал выть. Да так

сильно, что аж в ушах заложило. Не прекращая издавать завывающие звуки, Сей стал на четыре лапы и направил пасть на лед. От пасти исходили волны, воздух дрожал. Лед, там, куда указывала пасть, начал трескаться. А потом и вообще разлетаться на куски, образуя довольно обширную воронку. Сей не прекращал выть, как - будто в его легких не кончался воздух. Воронка расширялась и углублялась. Уже была несколько десятков метров в глубину. - Он так долго может?! – Затыкая уши, прокричала Мария. Я неопределенно покачал головой. Углубившись еще на пару десятков метров, Сей замолчал и перекинулся обратно в человека. Он был мокрый как мышь и тяжело дышал. - Дальше камень, я не рискнул. – С одышкой произнес оборотень. - Что это было? – Недоуменно спросила Мария. - Сей редкий оборотень – Произнесла Элизабет. – Он маг. И не просто маг, а маг-

154

резонатор. Своим воем, он может заставить разрушиться любую материю. Единственная особенность его магии в том, что он может использовать её только в обличии волка. - Как Минору? – Спросила Мария. - Кто? – Переспросил Сей. - Минору наш союзник, он шаман. – Ответил я. – Но что бы у оборотней были еще маги, кроме шаманов. Да еще колдующие в обличии зверя… я не знал. - Теперь знаешь, человек. – Сухо ответил Сей. С момента обратного превращения, он так и не встал с земли, а сидел на ней, скрестив ноги потурецки. - Гием, дальше твоя работа. – Произнесла Элизабет. - В смысле? – Удивился я. - Сей не может использовать свое волшебство, так как может разрушить саму капсулу с ключом. – Пояснил Дарий. - Замечательно! – Возмутилась Мария. – Теперь нам надо копать. - Не обязательно. – Улыбнулся я. Я по-

155

дошел к краю образовавшегося кратера и посмотрел вниз. В центре кратера виднелась каменная сферическая крыша. - Ледяной столб! – Направляя обе руки в сторону сферы, произнес я. Лед под ногами задрожал. Сковывающий сферу лед начал трескаться, потом сфера резко взвыла ввысь. Её поднимал образующийся под ней лед. Сфера оказалась довольно внушительным шаром. И поднявшись на высоту метров двадцати, с шумом грохнулась вниз. Я не рассчитал ширину столпа, и он просто физически не выдержал нагрузки. Да, магия то же иногда подчиняется законам физики. - Гием! – В ужасе закричала Элизабет. – Что ты творишь?! Этому артефакту миллионы лет! Я, как и Мария с Сеем, не разделял её тревоги. Ну, пролежал шар миллионы лет во льдах, ничего не случиться от легкой встряски. А вот Дарий смотрел на нас бешеным взглядом. - Успокойтесь, ничего с ним… - договорить я не успел. Позади что-то громыхну-

ло. Я резко развернулся. На месте, где упал шар, клубился дым. Из дыма доносился рык. Резкий порыв ветра развеял дым. Шар был разбит вдребезги. На каменных руинах стоял черный демон с ключом в руках. Черное тело было вполне человеческим. Да и демоническое в нем было только то, что глаза светились красным, а на голове были небольшие черные рожки. - У него ключ! – Закричала Элизабет. - Вижу, - произнес я. Крылья уже появились за моей спиной. Демон посмотрел на нас своим красным взглядом, взмахнул крыльями и полетел ввысь. Я помчался за ним. В демона полетели ледяные осколки с земли. Видимо, Мария решила помочь мне, но мы быстро удались от оставшихся внизу. Я попытался сковать демона льдом, но он либо уворачивался, либо рассеивал мои заклятья вспышкой тьмы. - Да куда же ты летишь? – Вопрос был риторическим, но все же. Кто он и откуда? На горизонте поя-

вилось море. Демон летел как раз к воде. Вспомнилось старое поверье, что нечистая сила не терпит воды. Если бы было так. Навстречу демону летел… ангел. Да, именно ангел. Белый ангел несся вперед прямо к демону. Я остановился и завис. Они не останавливались, и даже было ощущение, что наоборот, ускоряются навстречу друг другу. Демон и ангел столкнулись на бешеной скорости. Водоворот света и тьмы. Я думал, что… да ничего я не думал. Я-то демонов с ангелами впервые видел. Цветомузыка успокоилась, и на месте катастрофы я увидел человека. Такого же человека как я и. Его в небе держали крылья. Левое крыло было перепончатым, черным крылом демона, а правое – оперенным белым ангельским. Он выглядел буднично: штаны от какого-то дешевого костюма, такие же туфли. Только сильный торс не прикрывался ничем. На возраст ему было лет пятьдесят-шестьдесят. И лицо... знакомое. Где-то я его видел. - Приветствую,

Гием де Грант! – Прокричал человек. Расстояние между нами было довольно большим, но я смог его расслышать. - Генерал Свиридов? – Удивился я. Как? Представитель Российской федерации в Анклаве – маг? - А ты, я гляжу, отвернулся от дел Союза? – С Сарказмом спросил Свиридов. - Я не обязан отвечать врагу! – Парировал я. - А с каких это пор, офицеры Союза враги друг другу? – Удивился Свиридов. – Чему тебя учили в Высшей академии Союза? Нора рассказала? Конечно, она все рассказала про меня. - Ты лжешь! – Прокричал я, подлетая ближе и готовясь к атаке. - Нет, - совершив маневр уклонения, ответил Свиридов. – Мне нет смысла тебе лгать. Хотя, да, некоторая информация, которую приносили тебе твои разведчики, была дезой. Мария славная девочка, но она еще слишком молода, для таких дел. - Тогда отдай ключ!

- Мальчик, - с улыбкой произнес он, ты знаешь, зачем он? - Да, - ответил я. - Хорошо, задам вопрос по-другому, ты знаешь, кто за ним охотится? Я кивнул. - Культ древних – секта фанатиков. – Рассуждал он. – Воскресить древних магов… - Пробудить, поправил я. - Хорошо, пробудить древних магов, воссоединить осколки. Ты веришь в этот бред? Помнишь бриллиант мироздания? - Древний артефакт, что способен уничтожить межмирье оказался всего лишь средством освобождения энергии порталов. - Да, - кивнул Свиридов, - высвобождаясь от контролирующего заклятья портала, энергия уничтожала портала. По сути, портал перегружался энергией. - Как это связано с древними? - Древние, всего лишь легенда! – Но культ смог воскресить одного! - Да? – Удивился Свиридов. - Некоторая твоя информация оказалась

156

дезой? – Язвито спросил я. - Это не касается дел Союза. – Стальным голосом произнес Свиридов. Его задели мои слова. - Союза уже нет! – Ответил я. - С чего ты взял? – Удивился Свиридов. – Ты не удосужился собрать всех, кто остался в этом мире. Ты возомнил из себя невесть что. Ты начал действовать самостоятельно. - А где был ты? – Не выдержал я. – Под личиной добренького генерала помогал Анклаву? Почему ты не помог Алиру? Один удар и Анклава как не бывало! Вместо этого ты сидел за одним столом с этими ушастыми тварями и обсуждал, как раздавишь… Он закипел. В правой руке вращался шар света, в левой шар тьмы, которые одновременно полетели в меня. Броня затрещала, но выдержала. Все-таки свет и тьма – это стихии. Первородные стихии. Изначально была тьма, потом появился свет. И только из света и тьмы появились четыре элемента: воздух, вода, огонь и земля. Меня отшвырнуло

157

метров на сто. - Алир, кретин кровососущий! Ты думаешь, вампиры сильны? Ты думаешь, они внушают страх? А ты задумывался, почему на флаге Союза два угла треугольника находится вверху? Что они олицетворяют? Равенство. Равенство людей и вампиров. И это только потому, чтобы не ранить самолюбие вампиров! Мы, люди, создали Союз! Сказки о тетие для мале нь ких д е тей. Только наша жестокость, кровожадность и алчность смогли создать Союз несокрушимых! - Бред! Люди слабы! Я познал это на собственной шкуре! – Ответил я. - В нашей слабости, наша сила. - Очень философский ответ. Не кажется ли тебе, что это всего лишь пустые слова. - А ты задумывался, почему нас до сих пор не покорили вампиры с оборотнями? Почему мы единственная раса, которая осознано, сражается на два фронта? Именно поэтому. Вампир никогда не поднимет руку на представителя своего клана. Оборотень

до последней капли крови будет защищать свою семью. А что у нас? Кайн убил Авеля! Братоубийство у нас в крови. Именно этого и бояться вампиры с оборотнями. В этом наша сила. - То есть, алчность, эгоизм, гордыня – наша сила? Все человеческие пороки и есть сила человеческая? Ты бредишь! - Не более твоего, Ланселот! – Произнес он. – Наш разговор зашел в тупик. Ты не хочешь понять меня, я не желаю принять твою точку зрения. Прощай. Он молча развернулся и полетел к морю. - Стой! – Это крикнул не я, а со стороны. Я и Свиридов оглянулись. К нам на полном ходу летел… ковер-самолет. - Она ничего получше призвать не могла? – Только и смог произнести я. К примеру, корабль «Роджер Янг» из романа Роберта Энсона Хайнлайна? Ну, почему ковер-самолет из «1000 и 1 ночи»?! - Это что такое? – Саркастически спросил Свиридов. Мария размахива-

ла шарфом и во все горло орала, чтобы Свиридов не двигался с места. - Первичный свет! – Генерал сложил руки в причудную форму и направил их на коверсамолет. С его ладоней вырвался пучок света и полетел в сторону ковра с Марией, Элизабет и Дарием. Оборотень, видимо, решил не лететь на этом чуде восточной литературы. Среагировать я не успевал. И почему не взял с собой Минору, реакция шамана была превосходной. Но атака не поразила цель. С земли в генерала ударила волна воздуха. На льду в яростной позе стоял огромный волк. Его морда была направлена вверх, а свист резал слух. - Дьявол! – От удара, Свиридов выронил ключ. В момент атаки наших, он зажал его под мышкой и сейчас, потеряв равновесие, совершал кульбиты в воздухе. - Сей, хватай ключ и беги! Мария, прикройте его! – Во все горло орал я. Сам же я атаковал Свиридова. Он быстро вернулся в свое положение.

- Стальная метель! – Острые как бритва снежинки шквалом устремились к Свиридову. - Черная дыра! – В руках Свиридова открылась небольшая черная дыра, поглотившая мою атаку. - Все-таки перехитрил меня. – Глядя на моих улепетывающих компаньонов, произнес Свиридов. - Наш разговор зашел в тупик? – Спросил я. - Да, Ланселот, но учти, я так это не оставлю. – Он развернулся и полетел к морю. - Я тоже. – Тихо произнес я. * * * - А почему не самолет? – Вернувшись, спросил я у Элизабет. - Что первое пришло на ум, то и призвала. – Спокойно ответила вампирша, разглядывая ключ. Её лицо светилось от счастья. - Это был Свиридов? – Спросила меня Мария. - Да, - ответил я. - Не знала, что он маг. - Он офицер Союза! – Парировал я. - Что? – Хором переспросили осталь-

ные. То, что наш враг из Союза мало кто ожидал. Я сам не знал о существовании других людей из Союза. Конечно, они были, но что они себя как-то проявят после смерти Алира, не знал. Даже не думал. - И что будем делать? – Осторожно спросил Дарий. - Есть идея. – Ответил я. – Элизабет, вызывай свой кукурузник, дома все расскажу. Вампирша кивнула и стала читать отрывок из романа, призывая самолет и пилота. Под её ногами закружился пентаграмма, а в руках светилась книга, сотканная из тоненьких световых нитей. Через мгновения, с книги начали вылетать различные пентаграммы и вращаться вокруг неё. Потом пентаграммы устремились за её спину, и из воздуха появился самолет. - Прошу на борт! – Улыбаясь, произнесла она, когда воздух разрывал вой двигателя. Автор: Александр Маяков

158

Глава 8. Жуть Духи не особо жалуют тех, кто вторгается на их территорию. Каким бы вы ни были прожженным отчаянным психонавтом, при встрече с проявлениями реального сверхъестественного, весь ваш психоделический опыт может оказаться не только несостоятельным, но, даже, и вредным. Сначала в каморку к Гансу и Панку влетела огромная муха. Произнеся длинный жужжащий монолог о том, какие они оба ублюдки, (и все такое, в духе всезнающих злобных бесов), она начала по кругу твердить одну и ту же страшную зловещую фразу. «В дом же войдежжь, и ножжвозьмежжь, им жжесразужжеубьежжь», – жужжала она, не переставая. Это странное поведение насекомого совсем не было похоже на действие хлороформового пятновывод и т е л я -

159

галлюциногена, от которого, хоть и бывают ужастики, но весьма скоротечные. Происходящее походило скорее на затянувшийся зацикленный дикий «флешбек»* или же на жестокую белую горячку. Монстр на стене пошевелился. Теперь он смотрел на триперов живыми, мыслящими глазами. Панку стало не по себе; он сорвался с места и выбежал на улицу, оставив Ганса одного со страшной мухой и монстрами. Вскоре ему стало немного полегче, и очень сильно захотелось чтонибудь скушать, поэтому голодный студент заспешил к своей матери. Мать Панка работала кондитером, совсем неподалеку от «Аргентума», в кафе «Волна». Взяв у нее немного денег и пакет пирожных, Швед отправился на вокзал, в надежде встретить там Сергея, ну и еще когонибудь. Надо ли говорить, что перед тем,

как сесть в автобус и запустить руку в пакет с пирожными, он завернул в хозмаг, и купил там еще нескольк о т ю б и к о в «минутки». Спустя каких-то пару часов, юный торчок уже практически не помнил о говорящей мухе. Так забываются сны, так работает мозг злоупотребляющего галлюциногенами человека. Не найдя желающих разделить с ним веселье, Панк не особо расстроился. Он уже достиг того состояния, когда кайфовать в одиночку стало в порядке вещей. При мыслях о чердаке его лицо передернулось. Не хотелось снова нарваться на какие-нибудь неприятности. В клуб к Гансу тоже возвращаться желания не было, зато в кармане у него звенели ключи от маленького домика, где жила бабулька Поштё. На этот раз «Минутка» пошла очень даже по кайфу. Панк расположился на

кровати и наслаждался токсичным безумием, время от времени добавляя в пакет новые порции волшебной «Минутки». Каждый раз его накрывала волна немного тусклых, но, все же, интенсивных и занимательных галлюцинаций. Галюники были вполне безобидными, если не считать одного раза, в котором бедолаге «на живую» вырезали аппендицит. И вот, после очередного уникального глюка, показавшегося ему особенно прекрасным, Панк расхрабрился и выдавил в пакет почти целый тюбик вожделенной отравы. Горло, привыкшее к подобного рода испытаниям, теперь обожгло не на шутку, зато и накрыло Панка тоже, надо сказать, не по-детски. На этот раз все вокруг стало, жутким, старинным, словно сделанным из кости. Обстановка была по-своему даже красивой, но и довольно пугающей. Во всех вещах, выполненных в каком-то сказочном готическом средневековом стиле, чувствовалось мрачное магическое предназначение. Чей-то голос пре-

достерегающе произнес: «Костяная ведьма в гости пожаловала»! Швед услышал скрип открываемой двери, бросился на кухню и схватил большущий нож, которым обычно кололи лучину на растопку для печки. Ведьма стояла на пороге, и бормотала какое-то заклинание. Одной рукой она держалась за косяк двери, другой утирала слюни, медленно стекающие у нее изо рта. Большой крючковатый нос с бородавкой, выбившаяся изпод платка прядь седых волос, длинные желтые клыки, торчащие из слюнявой пасти, и налитые кровью глаза, – именно такой в последний раз видел Панк свою тетушку, пока она еще была жива. Ведьма протянула к нему свои корявые тощие руки, заканчивающие острыми когтями, и Панк, не раздумывая, пырнул ее ножом в бок. *** Флешбек - Возвращение галлюцинаций без химического раздражителя. Нарушение восприятия после употребления галлюциногенов - внезапный рецидив визуаль-

ных нарушений, физических симптомов, утраты границ "я" или интенсивных эмоций, которые возникали, когда индивидуум принимал галлюциногены в прошлом, "Флэшбэки" имеют эпизодический характер, длятся недолго (от нескольких секунд до нескольких часов) и могут точно копировать симптомы, возникавшие при прошлых эпизодах употребления галлюциногенов. Они могут быть спровоцированы усталостью, недосыпанием, определенной музыкой, приемом алкоголя, внезапным стрессом, испугом или интоксикацией марихуаной. "Флэшбэки" после приема галлюциногенов достаточно распространены и отмечены также у курильщиков пасты коки. *** Глава 9. Страх и ненависть в общественной бане В жизни ты или мудак, или терпила, – даже сидя дома, и ничего не делая, этой участи не избежать. Сергею сидеть дома не хотелось, но без денег на улице тоже делать особо нечего, кроме,

160

конечно, бестолкового брожения и поиска приключений. Встретив двух знакомых ребят однокурсников, он пошел с ними в кинотеатр, на какой-то смешной по тем временам фильм. Обычно кино уносило его прочь от материального мира, не хуже, чем наркота, да и всякой дрянью в кинотеатре подростки баловались, надо сказать, довольно таки часто. Но тут, он почему-то задумался и, погрузившись в свои странные мысли, почти не замечал того, что делается на экране. В свете последних событий мир больше не представлялся молодому человеку таким простым и однозначным, как раньше. Твердая доселе грань между грезами и реальностью явно стала стираться. Сергей чувствовал, что мир иллюзий начинает чудесным, необъяснимым образом влиять на его жизнь, так, если бы он приоткрыл дверь в иное измерение и, закрывая ее, оставил маленькую щель. Это противоречило привычному взгляду на вещи: реальность оказывает влияние на сны, но не

161

наоборот. Были и еще моменты, явно идущие в разрез с устоявшимся общественным мнением. Например: «С ума сходят поодиночке». Но как же тогда общий бред и совместные галлюцинации? Или: «Каждый видит свои сны». Но тут всплывал в памяти случай с другом Пашей. Случай с другом Пашей. Однажды в городок, где совсем почти мирно проживали Вано и Панк, если не считать не прекращающейся веселой междоусобицы между всеми соседними тремя с половиной поселками и деревней левого берега, дравшимися между собой с завидной периодичностью, приехал новый пацан. Пацан оказался вполне продвинутым, знавшим толк, как в марихуане, так и в прочих вещах. Понятно, что Вано, Панк и Мамонт практически мгновенно нашли друг друга. Сначала ребята побаловались тем, что удалось наскрести по сусекам. По сусекам наскребалось: Неполная упаковка ампул реланиума, тридцать

таблеток радедорма, два больших лепестка элениума, немного просроченного теофедрина, фуропласт, три пластмассовые хреновины из одноразовых аптечек непонятно чего, калипсол, ведро браги, абсент в виде аптечной настойки полыни, какие-то еще пилюльки и, привезенная Пашиным папой с родины горилка, до которой ребята добрались, когда Паше уже было все по фигу. Еще Мамонт выложил на стол коробок украинской конопли… и веселье началось. Стащив у своей тетушки ключ от общественной бани, (Поштё тогда была банщицей), Панк привел туда двух своих друзей и столько же прикольных девчонок. После веселой и бурной событиями ночи, у Сергея случился небольшой провал в памяти, а когда он очнулся, то увидел вот что: Кругом царил неописуемый беспорядок, – оставалось загадкой, как можно такое устроить в бане, где кроме тазиков и скамеек практически ничего больше не было. Мамонт с одной из девчонок самозабвенно занимались любо-

вью в холодной парилке, другая чикса танцевала полуголая в моечном зале, а Панк сидел рядом на скамейке и размахивал в такт музыке зажженной паяльной лампой. Освещение по понятным причинам никто не включал, но вот посветить бензином, показалось Шведу отличной идеей. Исследователь жизни зачерпнул кружку бражки и, выпив ее залпом, принялся делать ревизию. Колеса почти все были целы, и оставалась еще куча бухла, в общем? – все только начиналось. Удовлетворенный результатами предварительного анализа происходящего, парень разделся и пошел освежиться под душ, который находился тут же, рядом с танцующей девушкой. В этот момент раздался пронзительный женский крик. Обернувшись, Сергей увидел, что на него несется, дико верезжа и взмахивая руками, живой огненный факел. То ли Панк светил слишком неаккуратно, то ли девчонка сама забылась, но у нее на голове вспыхнули волосы.

— Мама меня убьет теперь, – рыдала Таня, стоя под душем в объятиях Сергея. — Зато жива хоть осталась, – успокаивал ее он. – Волосы отрастут потом. Когданибудь… может быть. Девушка зарыдала в голос и еще сильней обняла Сергея, чувствуя, как напротив ее живота чтото увеличивается и твердеет. — Это не волосыыы, – плакала она, не преставая. – Это мамин парииик! — Да я знал, что это парик у нее, – сказал Швед, выключая паяльную лампу. — Ах ты ж *баный ты на*уй. *бать тебя немытой кочергой. Ты чо, падла, нарочно? – вышла из парилки другая девица. – Урод *лядь, гандон штопаный, полупокер, сука лохматая, совсем о*уел что ли, падла вербованная? Му*ак *баный, *уепутало, кабель бля дырявый. Цинковый банный тазик полетел в сторону Панка. Панк увернулся, но поскользнувшись на кафельном полу, со всего маху ударился головой о батарею, и потерял

сознание. Все замерли, глядя, как в луче бьющего из окна лунного света по полу растекается черное густое пятно. — Крови как с поросенка, – сказал Паша. — Надо его поднять и посмотреть, цел ли череп, – добавил Вано. Ребята включили свет, подняли Панка и сунули его голову под душ. Панк начал барахтаться и вырываться, быстро приходя в себя. — Подожди, придурок, давай рану обработаем, – Сказал Сергей, отпуская бесноватого друга. — Чем ты ее обработаешь? – кряхтел Панк. — А фуропласт, что выдышал что ли? — Мы тебе немного оставили, – сказал, улыбаясь, Паша, – наверно придется по назначению использовать. Срезав оставленным кем-то на подоконнике лезвием пучок волос с головы Шведа, Сергей приготовил из куска полотенца заплатку и, густо пропитав ее медицинским клеем под названием «Фуропласт», при-

162

шпандорил к ране. Как правило, этот клей, состоящий на шестьдесят процентов из хлороформа, никто по назначению не применял*. Панк заорал, но вспомнив об анестезии, тут же попросил налить ему выпить, и дать колес. Через полчаса он уже храпел в раздевалке, а Вано, Мамонт и две девчонки бухали рядом, пока все вместе не повалились спать кто куда. Неизвестно, сколько бы еще продолжалось это очаровательное безобразие, если бы в баню, в сопровождении участкового, не пришла бабулька Поштё. — А по штё ты сюда эту кодлу привел, ирод долбаный? – закричала она, увидев племянника. – Устроили бл*дство тут. А вы, кикиморы бесстыжие… — Сама ты, кикимора! Иди на хер... — Я тебе дам щас "иди на хер", мандавошка бесстыжая... Бла бла бла, бло бло бло… И так далее, и тому подобное. В результате Панк остался убираться в бане вместе со своей тетушкой, а Вано, дев-

163

чонки и Мамонт отправились на улицу. Участковый, доставший поначалу бумажки, был выдворен бабулькой Поштё из бани первым. Немного посмеявшись и, проводив девушек, пацаны решили слегка подлечиться. Эта увлекательная процедура оздоровления протянулась у них до самого вечера, а уже к ночи Паша заявил, что не может идти домой с перегаром. — Да мы же трезвые прррактичссски, – сказал Вано, опираясь на свой забор. — Да все равно стремно, – ответил действительно практически трезвый украинец Паша, вскормленный, видимо, на горилке. Порешили заночевать у Сергея, благо места было хоть отбавляй. Второй этаж, где жил Сергей летом, практически пустовал. В одной из комнат стояли две кровати, было тепло и уютно. Заболтавшись до поздней ночи, парни пришли к выводу, что уснуть теперь будет весьма проблематично. На счастье в кармане у Сергея осталась упаковка с реланиумом.

Нашелся и заботливо припасенный шприц. Бахнув по три ампулы, пацаны вырубились теперь моментально, а когда, двенадцать часов спустя проснулись, Паша принялся рассказывать свой сон: — Прикинь, какая ерунда снилась, – будто на самом деле все. Мы шли по лесу с тобой и собирали мухоморы… …Паша и Сергей шли по осеннему лесу и собирали грибы. Уже почти неделю стояла прекрасная солнечная сухая погода, и обычных грибов почти не было. Зато мухоморы… их красивые, успевшие подсохнуть на солнце красные шляпки, тут и там, группками виднелись среди опавших листьев. Листва еще не вся покинула ветви деревьев, и в лучах нежного застенчивого северного осеннего солнца лес выглядел удивительно красиво, волшебно. Все вокруг светилось желтым и красным, легкий ветерок играл пухом Иванчая, приятно холодил лицо. Тепло, тихо – благодать. За ветвями деревьев мелькнул чейто силуэт. Паша при-

гляделся и увидел, что по тропинке идет девушка. Одета она была совсем не по лесному. Туфельки лодочки, короткая красная юбка и такого же цвета топик. (Мамонт немного затруднялся при описании топика, так как в то время их у нас пока еще не было). Огненно -рыжие длинные волосы девушки были стянуты в конский хвост тугой резинкой. Она была очень красива, – загорелая кожа, длинные стройные ноги, идеальная фигурка, большие упругие груди, милое личико с чуточку курносым носиком и огромными, красивыми, невероятно развратными глазами изумруднозеленого цвета. Проследовав вслед за красоткой, парни вышли на лесную поляну, скорее сенокосный луг, окруженный осиновой изгородью. Там навстречу рыжей вышла вторая девушка. Одета она была так же легко и вызывающе, но в желтое. Девица была настолько красива, что описать ее простым языком было бы просто кощунством. Ее золотые волосы сияли на солнце, окружен-

ные сказочным протуберанцем. Взявшись за руки, и весело хохоча, они побежали куда-то по лесной просеке. С криками: «Девчонки, подождите!» – парни кинулись вслед за ними... Вано взял сигарету и привезенную с моря раковину, служившую пепельницей, закурил, сидя на кровати и, глядя на Мамонта, спросил: — Не возражаешь, если я продолжу? — Продолжишь рассказывать мой сон? – ответил вопросом на вопрос Мамонт. — Короче, слушай, – когда мы пошли вслед за ними по просеке, она вывела нас к реке... Просека неожиданно кончилась. Внизу, под пологим песчаным спуском, поросшим редкими зарослями ивы синела река. На берегу горел огромный костер, а метрах в трехстах от берега стояла на якоре яхта. Девчонки сели на бревно возле костра, скинули туфли и, склонив, друг к дружке головы, стали о чем -то шептаться. На подошедших к ним парней красотки внимания не обращали. По-

том стало жарко. То ли от костра, то ли осень вдруг превратилась в лето, но все бросились в реку купаться. Девчонки пустились вплавь в сторону катера, лихо меняя стили. Рыженькая первая достигла цели, и поднялась на борт. Сразу вслед за ней поднялась и Златовласка. Раздался шум лебедки, якорь поднялся из воды, заработал мотор, и яхта тронулась с места. Девушки глянули на парней, рассмеялись, и начали целоваться. — Блин, все так и было! – Выпучив глаза на Сергея, подтвердил Паша. – А дальше? — Давай замнем, а? Меня и так стояк достал уже, – предложил Сергей так, если бы одинаковые ролевые сны были для него обычным делом. — Яхта называлась «Прозерпина», – проворчал Паша, натягивая штаны. — Да, именно так, – хрипло ответил Сергей, облизывая пересохшие губы, – давало о себе знать вчерашнее веселье. Автор: Вадим Доннерветтер

164

IX Глава На следующий день Софи устроилась посудомойкой в один из ресторанов Лондона. Она до сих пор злилась на Боба. Лишь надежда не позволяла ей сдаваться. Лишь надежда и любовь не позволяли ей отдать Натаниэля. Она ждала вердикта суда. И прошло около недели, со дня рассмотрения апелляции, пока Софи не получила письмо. Она не могла ходить по сырым улицам Лондона. Ей хотелось поскорее выиграть дело и отправиться в Париж с Натаниэлем. И когда Софи увидела, что ей пришло письмо из суда, она обрадовалась. Но радость ее была нервной. Держа конверт в руках, ее переполняло волнение. «А вдруг все будет не так…» крутилось в ее голове. Она сняла бордовый берет с головы и присела на кровать своего номера в гостинице. Ее руки нервно держали конверт, который

165

она не осмеливалась открыть. Но осилив себя, она открыла его и расплакалась. «Законными попечителями Натаниэля Уолкотта являются его самые близкие родственники по материнской линии Синди Уолкотт – ее родители, а соответственно дедушка и бабушка Натаниэля Уолкотта: Билл Уолкотт и Катрин Уолкотт». - точь-в -точь повторяла Софи Натаниэлю со слезами на глазах. Суд Великобритании не хотел отдавать своего гражданина во французские руки. Апелляция отклонена – это поражение. Уолкотты не отдавали Натаниэля, а ему попросту некому было возразить свое нежелание жить с Уолкоттами. Натаниэль взял письмо из рук Софии, и сам решил прочитать все это. Он выглядел не менее поверженным, чем она. Но в отличие от нее, он старался не плакать. Лишь когда Софи обняла его, он не выдер-

жал и стал пускать слезы на ее плечо. Всю эту меланхолическую картину заметил Билл, выйдя из своего сарая. Он увидел, как те стояли на дороге и обнимались. И ему захотелось подкрасться поближе. Он стал идти через заросли болота, где его не должны были заметить. Там, в деревьях и зарослях кустарников, он хотел притаиться и «послушать их сопли», после чего «прогнать эту шлюху, чтобы та здесь больше никогда не появлялась в попытках забрать Натаниэля». - Я не смогу здесь выжить, Софи! Это похоже на каторгу! – говорил ей Натаниэль заплаканным голосом. - Я больше не знаю что делать, Натаниэль!.. – с неким приговором в голосе отвечала Софи. - С Катрин еще жить можно. Но Билл – это нечто невыносимое. Я не выдержу его! Он угнетает меня морально. Временами без слов. Ты обещала, Софи! Ты обещала,

что заберешь меня! – говорил Натаниэль, сильнее прижимая к себе Софи. Билл подкрался максимально близко. Так, что он даже мог что-либо слышать. Он хорошо видел хилую спину Натаниэля, и отчаянное лицо Софи, пытающуюся о чем-то думать. Он получал отличное представление картины. - Я придумала! – вдруг, с вдохновением в глазах, сказала Софи, взяв лицо Натаниэля в свои ладони. Раз закон не на нашей стороне, то мы обойдем его! Ты просто сбежишь с фермы Уолкоттов, и ты будешь со мной! Билл, услышав это, еще больше навострил уши. - Точно, Софи! Как мы раньше не догадались! Ты чудо! – с восхищением сказал Натаниэль. - Только нужно все спланировать, чтобы у нас все получилось, – с задумчивым взглядом сказала Софи. - Что ты предлагаешь? – спросил Натаниэль. - Сделаем это сегодня ночью! Нечего

ждать! Я не могу ждать!.. - Я тоже! - Я буду ждать тебя прямо здесь, ровно в двенадцать часов ночи. В пятистах метрах отсюда я оставлю таксиста, который будет нас ждать. У тебя есть в комнате окно? - Да, есть! - Так вот, сбежишь через него! - Подожди! - Что случилось? Натаниэль выглядел задумчивым. - Если б было все так просто… Мадонна – тупая псина, она порвет меня, когда увидит во дворе посреди ночи. Она сумасшедшая. - От, черт! Разве старик ее не привязывает на цепь? - Больше нет! Не знаю почему! Софи задумалась. Затем она сказала: - Я попробую ее как-то отвлечь. Стану бросать в нее камни, пока ты будешь вылезать через окно. Как только вылезешь, начинай обходить сарай и через заросли, – показывая рукой, говорила Софи. В этот момент Билл притаился, чтобы его не увидели в этих

зарослях. Но к его счастью Софи не заострила внимания на этих кустарниках. - Да, но тогда у нас уже не получиться сделать это незаметно, – сказал Натаниэль. - А что ты предлагаешь? – ответила ему Софи. Натаниэль не знал, что думать. Казалось, он сломает себе голову в попытках мыслить. Он сказал: - Может быть, отвлечь ее куском мяса из холодильника? Думаю, вряд ли она променяет его на меня, – сказал Натаниэль в осенении. - Ты думаешь, получится? – спросила Софи. - Думаю, что да! Твой вариант будет в качестве форс-мажора. - Хорошо! - Вот и отлично! – сказал Натаниэль, заглядывая в глаза Софии. - В общем, до встречи! Не желательно, чтобы нас сейчас Билл увидел! Надеюсь, у нас все получится! - И я надеюсь! – Софи было сложно оторвать глаза от Натаниэля. Им не терпелось оказаться вместе. Ка-

166

залось, им уже пора отпустить друг друга и расстаться до полуночи, но они не хотели расставаться. Лишь, когда Натаниэль стал разжимать свои объятия, Софи схватила его крепче и сказала: - Подожди! В ее глазах просматривалось нечто, что заставляло ее схватить лицо Натаниэля и сказать: - Какой же ты красивый! – крепкокрепко поцеловав Натаниэля в губы. Билл лишь молча ухмыльнулся от увиденного и попятился назад. Странно, что он не стал прогонять Софи и давить Натаниэля. Возможно, у него что-то было на уме. Натаниэлю не сиделось спокойно все оставшееся время дня. Он нервничал и не мог дождаться полуночи. Катрин отправилась ко сну, в то время как Билл клацал кнопками пульта телевизора. Натаниэль не подозревал, что Билл обо всем знает. Но то, что он не ложился спать, все равно волновало его. Он поглядывал то в окно, то на Билла, то на часы. Время показывало 23:45. Нервы

167

Натаниэля все больше накалялись. Он так и не смог достать кусок мяса из холодильника. И сейчас могла быть его последняя надежда. Он в очередной раз приоткрыл дверь своей комнаты и глянул на Билла. Неужели, он храпел! Значит это единственный шанс для Натаниэля. Он медленно стал открывать дверь, чтобы та как можно меньше скрипела. Еще раз, внимательно взглянув на Билла, он стал аккуратно обходить спящего тирана за креслом, на котором тот сидел. По телевизору шла какая-то нудная передача про охоту. Не удивительно, что старик заснул. Натаниэль прошел в кухню. Он стал перед холодильником и надеялся сделать все так же тихо. Он еще раз глянул на спящего Билла, а затем плавным движением руки открыл дверцу холодильника. Нервы на пределе. Он протянул руку и схватил с тарелки полукилограммовый кусок свежего мяса. Теперь нужно было так же тихо доб-

раться до своей комнаты. И Натаниэль, при всем желании сделать это как можно быстрее, тихонько и аккуратно стал двигаться к своей комнате. Он не хотел все испортить. Еще пару шагов и он окажется в ней. «Есть! У меня получилось!» - подумал он, оказавшись в своей комнате и закрыв за собой дверь. Он не разбудил Билла, и его ладонь морозил кусок холодного мяса. Но это была лишь часть всего дела. 23:55 – Софи стояла на дороге, на том месте, где они договорились встретиться с Натаниэлем. В ее дыхании просматривался легкий пар прохладной майской ночи лучше – От ее дыхания поднимался легкий пар в прохладе майской ночи. Немного дрожа, то ли от нервов, то ли от прохлады, она перепрыгивала с ноги на ногу и пыталась просматривать все внутри двора. Сельская ночь казалась Софи такой темной, что она не могла все подробно просмотреть. Она не смогла найти глазами Мадонну, которой они с На-

таниэлем так боялись. И ее это волновало. Каждая секунда времени волновала ее все больше и больше. Натаниэль, поглядывая на часы, пытался настроиться. Он понимал, что уже пора. Повернув ручки на окне, он пытался аккуратно открыть его. Но окно не поддавалось. - Черт! – сказал он себе под нос. - Открывайся же! – говорил он, но окно вовсе не хотело сдвинуться с места. Он пожалел, что не проверил окно раннее. Теперь он был в замешательстве. Его побег не должно было испортить непокорное окно. И, еще раз дернув его, он чуть не выкрикнул слова ругани. Но он придержал эмоции и попытался успокоиться. Натаниэль знал, что нервами он себе не поможет. Немного передохнув, он со всей решительностью дернул ручку окна. И в этот раз оно покорилось. Задубевшее в лутках, оно издало такой громкий звук, что теперь Натаниэлю

нужно было поторапливаться, чтобы ктонибудь, проснувшись от этого звука, не застукал его. Он схватил в руку кусок мяса и выпрыгнул в окно. Тем временем Софи не на шутку волновалась. Было время, во дворе глухо, и бог его знает, что сейчас с Натаниэлем. И, вдруг, лай Мадонны рассек ночную тьму, как зна-

мение о происходящем. Софи поняла, в чем дело. «Давай, Натаниэль!» – говорила она про себя. Взяв в руку немного камней с обочины дороги, она решила приблизиться к ферме, на всякий случай. Ее сердце было готово вырваться из груди. Но, вдруг, она услышала голос за своей спиной, сказав-

168

ший ей: - Какие-то проблемы, мисс? Софи резко повернулась и увидела двух полицейских, смотрящих на нее как на преступницу. Она почувствовала себя неловко, и тот коп, что постарше и пополнее посветил ей светом фонарика в глаза. Это в некой степени деморализовало ее и второй коп, более молодой и худой, схватил ее, чтобы та не сбежала. - Отпустите меня! – сказала Софи, брыкаясь всем туловищем. Старший коп сказал, насмехаясь: - Ага, сейчас! Возьмем и отпустим! - Что вы себе позволяете? На каких основаниях? – пыталась возмущаться Софи. - А ты не знаешь, милочка? – с намеком сказал старший, после чего взглянул в сторону фермы, где в метрах двадцати от них из темноты виднелся силуэт Билла Уолкотта. Когда Софи увидела его приближающийся образ, она мысленно канула в пропасть. Она поняла, что к чему, и это ее чуть

169

не убило. - Ну что? Словил беглеца? – спросил старший коп. - А как же! Куда ему деваться! – ответил Билл высокомерным тоном, после чего глянул на Софии, и сказал. - Ты, сучка, думала у вас все выйдет? Вам удастся меня обмануть? - Да пошел ты, козел! – с отвращением сказала Софи, глотая слезы. - Я-то пойду, а вот ты сядешь! – сказал Билл, словно ножом в сердце. - Спасибо, ребята! Она полностью в вашем распоряжении, – добавил он полицейским. - Удачи, старик! – по-дружески ответил старший коп, после чего он со своим молодым напарником стал пытаться тащить Софи в машину, спрятанную между деревьев. Софи была напуганной. Ее сердце разрывалось от боли. Но она не хотела пользоваться своим правом на молчание. Она решила высказать все Биллу, пусть даже со связанными руками и ему в спину. - Натаниэль не

любит вас! Ты слышишь, Билл? Не любит! И он не останется жить с вами! Ты не сможешь удержать его так же, как не смог удержать свою дочь! На мгновение самодовольство Билла ощутило на себе специю слов отважной Софи. Эти слова задели его, но остановившись не больше чем на секунду, он продолжил свой путь, не поворачиваясь. Будто эти слова пронеслись мимо и ничего не значили для него. Но оба они знали, что эти слова колют правдой. Правдой, вылетающей в агонии из пораженных уст Софи. Свою войну с Уолкоттами она проиграла. Проснувшись на следующее утро, Натаниэль, в первую очередь, обратил внимание на боль около левого глаза. Сняв полотенце с лица, служившее ему компрессом, он понял, что проснулся в своей комнате у Уолкоттов. И это ужаснуло его. Сквозь боль около левого глаза, он пытался понять, почему он здесь. Ему не удалось сбежать. Ведь он все еще здесь. Но

его глаз разболелся еще больше, и это стало мешать сосредоточиться. Он поднялся с кровати и все еще пытался понять, что случилось вчера ночью. Почему он проснулся здесь? Он направился в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Его глаз так болел. И он увидел, как левая половина лба выглядела покрасневшей; его левая бровь была рассечена у самого края; верхнее веко имело отечность, а под глазом был синяк. Что случилось? Натаниэль был испуган своим внешним видом. Никогда он не видел такого на своем лице. Выйдя из ванной комнаты, на его дороге встретилась Катрин. Натаниэль был озадачен, а Катрин обеспокоена. Она усадила Натаниэля за стол на кухне и начала говорить с жалостью в глазах: - Господи! Натаниэль, зачем ты так? Тебе не нравится жить с нами? Но Натаниэль был отстраненным. Он был опечален тем фактом, что он здесь. Он не слышал Катрин. Он

смотрел на ее жалостное лицо и не вникал в смысл ее слов. В его голове стали рождаться силуэты. Он стал вспоминать. Сквозь боль он вспоминал, как выпрыгнул в окно. Приземлившись, он увидел Мадонну в нескольких метрах от себя, сторожившую периметр. Она выглядела недружелюбной и благо Натаниэль припас этот кусок мяса, который он кинул перед ней. Злая псина купилась на столь банальный маневр и Натаниэль мог не переживать о ней. Теперь он мог спокойно обойти сарай и выйти через заросли кустарников, а дальше свобода. И он скорым шагом пошел за сарай. Но, только завернув за угол, в мгновение ока перед ним предстает темный силуэт Билла, который одним махом руки вырубает его. Приклад ружья врезается в лицо Натаниэля и он падает на землю без сознания. Побег окончен. Вот что случилось с Натаниэлем. Старик Билл вовсе был не глуп. И Натаниэль, осознав все это,

погрузился во все больший шок. Он не мог понять, как Билл оказался умнее его. Не уж то он всесилен? Это казалось ему бредом. Не уж то ему и впрямь придется жить с этим тираном и дальше? Он не перенесет этого! Натаниэля охватывала внутренняя паника, но он пытался выглядеть сильным. Через некоторое время Натаниэль вовсе оказался разбитым и погрузился в депрессию, когда узнал, что Софи депортировали во Францию, где ее будут судить за попытку похищения физического лица. Ей грозила тюрьма. И это разъедало душу Натаниэля адской кислотой. Он не мог смириться с мыслью, что больше никогда не увидит Софи. Она была его последней надеждой. Кто теперь будет с ним? Кто теперь будет с ним в этом мире? У Натаниэля больше никого не осталось. Он остался в своем разбитом мире один. Автор: Роттен

Морган

170

Снег, сползающий с крыши, превращался в бойкие, весёлые капли, которые музыкально колотили в жестяной подоконникметаллофон за окном. Неугомонные синицы, стайкой сидящие на ветках, хором славили весну, солнышко и предвкушали будущие радости и заботы о новом звонком потомстве. Этот концерт отвлекал учителей, сидящих на педсовете. Природный весенний оркестр и яркое, весёлое солнце вызывали мысли о скором конце учебного года, желанном отпуске, дачной трудовой суете, поездках, удовольствиях и блаженном безделье. Одним ухом слушая доклад директора школы, приятным мечтам предавались многие, находящиеся в классе, кроме вечных проверяльщиков тетрадей – словесников и математиков, спрятавшихся на последних партах за широкими спинами коллег. На край приоткрытой фрамуги усе-

171

лась смелая синичка, с любопытством завертела головой и посвоему, звонким свистом, задала вопрос: «Чем вы, люди, тут занимаетесь?» Все заулыбались. Только директор Маргарита Ивановна, высокая, худощавая женщина, со смуглым лицом и строгой коротковолосой причёской, стоящая за учительским столом, досадливо взглянула на недисциплинированную птичку. Завуч Зоя Ивановна, сидящая рядом с окном, встала и замахала на нарушительницу журналом. Синичка обидчиво цвиркнула и, взлетев, уселась на ближайший тополь, где немедленно поделилась своими впечатлениями с подругами. В приоткрытую дверь сказали: « Ирину Михайловну можно? Срочно». Молодая учительница, сидящая недалеко от двери, вопросительно взглянула на директора школы. Маргарита Ивановна оторвалась от доклада

и кивнула. Ирина Михайловна тихонько выскользнула из кабинета. Через несколько минут она вернулась, но почему-то не села на свое место, а прислонилась к стене. Сидевшая за ближайшим столом учительница истории Нина Ивановна взглянула на коллегу и, увидев ее побледневшее лицо с расширенными глазами, шепотом спросила: « Ты что, Ира?» – Потом уже с тревогой: « Что случилось?» Учителя, сидящие рядом, оглянулись на продолжавшую стоять учительницу. Она хотела чтото сказать, но губы ее тряслись, по щекам катились слезы. Одной рукой Ирина Михайловна вытирала их, другой зачем-то поправляла волосы. - Что, Ира, что? – уже громко спросила Нина Ивановна. Теперь это услышали все. Маргарита Ивановна опустила руку с докладными листами. Молодая учительница судорожно вздохнула и тихо, с переры-

вами, произнесла: - На-дд-я Безлесова повесилась… - она разрыдалась. В первое мгновение все оцепенели. Нина Ивановна усадила дрожащую женщину рядом с собой. В классе послышались возгласы: - Но почему? - Такая тихая девочка! - Как она могла? - Боже мой! Это ужасно! Первой взяла себя в руки Маргарита Ивановна: - Кто это сообщил? Позовите сюда. В кабинет впустили трех девочек из Надиного класса. Одна из них сбивчиво объяснила: « Она пошла в ванную… и долго не выходила, а Ольга… сестренка постучала, а Надька… Надя не отвечает. Она посмотрела в щель - там, в двери была, и увидела, что Надя… повесилась». – Девочка шмыгнула носом. - Когда это случилось? - Сегодня утром. - А родители где были? - Дома были. - И что говорят? - Ничего не говорят - мать плачет, отец… отчим, - попра-

вилась девочка, - вызвал скорую, а врачи – милицию. - Но, должна же быть причина? - Никто ничего не знает, - девочка оглянулась на подруг, которые стояли, опустив головы. - Ну, все. Прекратили, - голос Маргариты Ивановны перекрыл взволнованный шум. Она застегнула пуговицы пиджака и аккуратно стала складывать бумаги на столе. Трясущиеся пальцы выдавали её волнение, но лицо оставалось привычно непроницаемым и решительным. - Успокойтесь, пожалуйста. Сейчас мы все равно ничего не сможем узнать. – Она твердо оперлась обеими руками на стол. - Одно ясно: школа в этом не виновата. Мы к этой девочке всегда хорошо относились. Ведь так, Ирина Михайловна? Она, кажется, у вас в любимицах числилась? Классная руководительница снова заплакала, оставив вопрос без ответа. Нина Ивановна подала ей платок. Учительница третьего класса расте-

рянно говорила: - Как же она смогла? Ни с кем не ссорилась, а детишек моих как любила… - Вот именно, заявила Маргарита Ивановна, - сегодня мы собирались дать ей рекомендацию в пединститут. Можно сказать, она была нашей надеждой. - Да, редко кто умел так ладить с детьми, - заговорили учителя. - У нее, несомненно, был педагогический талант, - подтвердила завуч. - Надя, Надя, как же так? – тихо сказала Нина Ивановна, - Надя, Надежда… - Она хорошо знала семью девочки – учила обеих сестер, а у младшей Ольги была классным руководителем. Ольга была очень похожа на Надю – такая же беленькая, тоненькая, сероглазая, с чуть вздёрнутым носом. Только в отличие от старшей сестры, застенчивой и молчаливой, любившей больше всего литературу, предпочитала математику и спорт, была общительной и выглядела крепче. Учителя продолжали обсуждать про-

172

исшедшее; Маргарита Ивановна предложила перенести педсовет на другой день. - Ирина Михайловна, вы должны пойти к ним. - Конечно… я сейчас, обязательно, молодая учительница встала. - Я с вами. – Нина Ивановна тоже поднялась. На улице вовсю играло апрельское солнце, пока ещё холодное, не греющее. Вниз по неровному асфальту текли ручьи то, соединяясь, то разделяясь, словно стайка детей, играющих в догонялки. « В такой веселый день… - подумала Нина Ивановна. Сердце сжалось, распространяя волну пугающего, неприятно -го ощущения, страшного предчувствия. «Нет, это нельзя, нельзя, не думай об этом, держись», - мысленно приказала она себе, внимательно следя за совершенно растерянной, испуганной молодой учительницей, поддерживая её под руку и ведя по сухим местам. «А ей-то каково… - Нина Ивановна пошевелила плечами, сбрасывая подступивший озноб, - такая

173

чувствительная, неопытная, как бы обморока не было», - думала она о подруге. Ирина Михайловна всё еще повторяла: - Зачем, зачем она? - Спокойно, Ира. Скоро все выяснится. - Чтобы на такое решиться, надо пережить что-то страшное. Ну что, что случилось? Нина Ивановна крепче сжала ее руку и попыталась отвлечь от тяжелой, навязчивой мысли. - Наркотики исключены, - размышляла она. – Ира, ты не знаешь – может, она была влюблена в когонибудь? В этом возрасте обязательно ктонибудь нравится. - Не знаю. Хотя… Надя очень скрытная. Да… ни с кем не делилась. Вот со своими третьеклассниками была совсем другой. Надиных ребятишек все знали. Она сама, учась еще в восьмом классе, вызвалась шефствовать над ними. Многие жили в ее дворе. Надя буквально преображалась, когда приходила в их класс: становилась оживленной, при-

ду-мывала интересные игры. Она ходила с ними на прогулки, устраивала праздники, дни рождения. Девочка была для них и старшим другом и судьей: разнимала драчунов, мирила их. Часто Надя выходила из школы в сопровождении своих детишек, они провожали ее до подъезда, споря за место рядом с ней. Некоторые одноклассники подшучивали: « Много детная мамаша идет!» Однажды бойкий Ромка Ключников ответил на это: - Надя нам не мамаша, а старшая сестренка! Учительница Лариса Петровна рассказывала, как Надя подружилась с ее учениками. В их дворе есть уютный уголок со скамейкой, где днем собирались младшие ребята. Однажды Надя, проходя мимо, увидела, как они из-за чего-то подрались. Она растащила драчунов и вдруг предложила: - Давайте, я вам сказку расскажу. Кто же откажется от сказки! И сказка оказалась такой интересной, что дети долго

не хотели отпускать рассказчицу. Она обещала рассказать еще – только завтра. На следующий день детей значительно прибавилось. Один мальчик, который уже умел читать, спросил: « А где ты прочитала эту сказку? У меня много сказок, а такой нет». Надя призналась, что выдумала сказку сама. Грамотный дошкольник с сомнением на нее посмотрел, но тут вмешалась девочка из Надиного подъезда: - А моя бабушка тоже свои сказки мне рассказывает. Только она старенькая – часто не может. А Надя нам будет каждый день рассказывать. Правда, Надя? - Ну, не каждый день - когда смогу. Скоро ведь в школу. И вы в первый класс пойдете. В сентябре Надя пришла проведать своих слушателей. Теперь уже весь класс остался после уроков, и Надя рассказала новую сказку. Вначале она стеснялась их учительницы, но увидев, как та с интересом слушает, перестала волноваться. Лариса Петровна похвалила ее:

- Да у тебя просто талант. Приходи к нам почаще, будешь мне помогать. Детям очень понравилась эта идея. Так Надя стала добровольной помощницей учительницы. Авторитет ее был очень высок, ребятишки слушались беспрекословно. Однажды завуч второй смены попросила Надю заменить заболевшую Ларису Петровну: « Хотя бы на два урока: русский и математику». Ребятишки сидели на уроках настолько тихо, что подкравшаяся к двери Зоя Ивановна поразилась умению скромной, тихой девочки так организовать подвижных, бойких детей. В своем классе подруг у Нади не было. До восьмого класса она дружила с соседской девочкой, которая стала для неё второй сестрёнкой. Потом семья подружки переехала в другой город. Надя ни с кем из класса не сблизилась. К разговорам одноклассниц относилась равнодушно: не обсуждала жизнь попсовых «звезд», не знала названий модных рок-

групп, одевалась скромно, хотя иногда удивляла одноклассниц красиво связанными ею шарфиком или жилетом. Тогда она на какое-то время оказывалась в центре внимания. Ее художественные пристрастия были известны классу; она как-то написала в сочинении, что любит классическую музыку и поэзию. Сочинение, как луч-шее, было прочитано в классе. Одноклассники не удивились: Надя считалась серьезной девочкой. « Та-та-татааа! – пропел начало симфонии Бетховена Пашка Генералов, который когда-то учился в музыкальной школе. Она никогда ни с кем не спорила, не защищала своих убеждений. Нет, Надя не была изгоем, - ребята относились к ней спокойно, они привыкли к её неразговорчивости и, зная, что Надя «сечёт» по русскому и литературе, списывали у нее домашние задания и просили проверить сочинения. Девочка никому не отказывала и даже исправляла стилистические ошибки. Точные и

174

естественные науки ей не давались, а, скорее, не интересовали. Вызванная к доске на этих уроках, она терялась, путалась, и, когда одноклассники подсказывали, Надя краснела и ещё больше ошибалась. Мудрая учительница математики Людмила Дмитриевна перестала вызывать Надю к доске, оценивала только письменные задания и однажды рассказала ученикам, что Пушкин, по мнению преподавателей лицея, был абсолютный нуль в математике. - Да Пушкину она была ни к чему! – сказал Игорь Семёнов, он и так про-славился. Мне литература не нужна, и география тоже. Вот математика – другое дело, мне она пригодится. Некоторые школьные предметы не всегда и не всем будут нужны в жизни, - сказала математичка. - Ну и зачем мы их изучаем? – спросил все тот же парень. - Чтобы вы могли определить свои способности и возможности. Каждая наука посвоему развивает мозг

175

человека, расширяет ваш кругозор. Хотите вы или нет – все школьные предметы чему-нибудь учат. Вы же не спутаете Австралию с Америкой или Пушкина с Пастернаком и про Петра Первого сумеете рассказать. А позднее вы будете помогать в учебе своим детишкам. - Особенно Петухов хорошо будет помогать! – развеселились выпускники. Петухов, сидящий за последним столом, обиженно сказал: - А чё? Я с ними боксом буду заниматься. - А если у тебя родится дочь? - На это Петухов, чемпион города по боксу, не нашелся, что ответить. Людмила Дмитриевна успокоила класс и сказала: - Я уверена, что Пушкин, если бы захотел, смог успешно усвоить математику. Он был очень умным человеком. - Что, и Безлесова сможет? - Да. Если уделит математике больше внимания. - Это вряд ли! Надька помешана на литературе.

- Мне жаль, что мало, кто из вас помешан на математике. - Обижаете, Людмила Дмитриевна! Вот я просто обожаю ваш предмет, - заявил Семенов. - Рада слышать. Тебе бы еще научиться обожать труд. После этого разговора у Нади улучшилось положение с трудными предметами. Иногда она стала получать четверки. Видимо девочка заставила себя ото-рвать время от чтения, которое было для неё главным занятием в жизни. Ирина Михайловна, которая вела литературу, часто рассказывала коллегам об удивительных Надиных сочинениях с оригинальными мыслями, изложенными хорошим языком и повзрослому убедительными. Однажды, проверяя дневник Безлесовой, учительница нашла в нем листок со стихами, очень неплохими. Она догадалась, что они Надины. Тогда Ирина Михайловна ничего не сказала девочке, как будто не заметила листок. По-

дели-лась она только с Ниной Ивановной. Пожилая и молодая учительницы дружили, несмотря на большую разницу в возрасте. Они с первой встречи потянулись друг к другу, почувствовали себя единомышленниками. «Они сошлись, как лёд и пламень», сказала однажды Ирина, хотя её пожилая подруга оказалась вовсе не ледяным изваянием. Просто она умела сдерживать себя, научилась этому за долгие годы общения с такими разными детьми и их родителями. Историк Нина Ивановна была большой любительницей чтения, а ее молоденькая подруга интересовалась историей. Обе неплохо разбирались в искусстве, обменивались альбомами и музыкальными записями, которые приносили на уроки. Ирина нравилась Нине Ивановне и внешне. Она напоминала женщину с портретов времён Возрождения: правильный овал лица, с чуть приподнятыми скулами и молочной кожей, усеянной бледными веснушками. Густые, ры-

жеватые, волнистые волосы уложены в замысловатую пышную причёску. Но, главное, на этом милом лице глаза - большие, синие, со светлыми, пушистыми ресницами и трогательным, ласковым взглядом. Её голос музыканты назвали бы лирическим сопрано. Она хорошо пела и в учительском хоре была солисткой. Ирина окончила музыкальную школу, но не забросила музыку, как с облегчением делают некоторые выпускники. Она прилично играла на фортепиано, и ученики часто просили учительницу чтонибудь сыграть. Нина Ивановна про себя называла ее Снегурочкой. И фамилия у нее была подходящая – Зимина. Сама Нина Ивановна по внешности была полной противоположностью Ирине. Роста маленького – поэтому она держалась очень прямо, фигура plamp, как её описала собственная дочь на уроке английского языка. Круглое, полноватое лицо с внимательными серыми глазами располагало к общению. На

первый взгляд она казалась совершенно открытым человеком, впускающим в свой мир всех желающих. На самом деле внутри у Нины Ивановны был жёсткий стержень, который не позволял обращаться с ней запанибрата. Ученики ценили её за справедливость и прекрасное владение своим предметом. Уроки она вела артистично, можно сказать, виртуозно и настолько интересно, что проблем с дисциплиной у неё никогда не было. Она уводила ребят в ту эпоху, которую они изучали. Они погружались в жизнь давно живущих людей: лепили из глины первобытные горшки, писали на дощечках клинописью, учились ткать с помощью утка, составляли вавилонские мозаики, расписывали стены в древнеегипетской манере, примеряли греческие хитоны, много зарисовывали. Нина Ивановна ставила исторические спектакли, во время которых младшие ученики оказывались вместе с Тесеем в лабиринте Минотавра, на древних Олимпийских

176

играх, старшеклассники ехали с жёнами декабристов в Сибирь или изучали законы золотого сечения на архитектурных памятниках: чертили, рисовали, изготавливали макеты. Нина Ивановна была влюблена в свой предмет и всячески старалась заинтересовать им учеников. Надю Безлесову обе учительницы любили, ценили ее одаренность и, видя ранимость и незащищенность этой странной девочки, старались оградить ее от насмешек школьных остряков. Женщины уже подходили к Надиному дому, который стоял близко от школы – в их микрорайоне все было рядом. - Послушай, Ира, ты не заметила, как она вела себя в последнее время? Может, была подавлена, растеряна? Ирина Михайловна остановилась. - Нет, кажется, Надя вела себя как обычно. Да ведь она болела всю последнюю неделю. Ольга говорила, что Надя простыла, и давление у нее скачет. А, знаете, - вспомнила она, - мне

177

тогда показалось, что сестренка какая-то испуганная, глаза прятала. - У этой болезни могла быть и другая причина, - сказала Нина Ивановна, - все это сомнительно. Мне кажется, у них в семье что-то неладно. - Внешне-то все благополучно. Только мать часто болеет. А отчим занимается с девочками, следит за учебой. А, главное, не пьет. - Не нравится мне этот отчим, - покачала головой Нина Ивановна, - хотя придраться действительно не к чему. - А в её сочинениях какие-нибудь намёки есть? - Не заметила. А последние сочинения я еще не проверила, осталось не-сколько работ, и Надина тоже. Я её всегда напоследок оставляю, сегодня посмотрю. - И мне позвони, если там что-то есть. Но вряд ли Надя могла там открыться, хотя… всё может быть от отчаяния. Они подошли к самому дому. Ирина Михайловна ухватилась за спутницу. - Я боюсь, не мо-

гу представить ее… Нина Ивановна обняла ее за плечи и тихо сказала: « Пойдём». У подъезда стояли одноклассники Нади. Нина Ивановна ожидала увидеть на их лицах растерянность, страх, что-то похожее на печаль, но ничего подобного не было только неестественное оживление и любопытство. Парни даже пытались шутить, девчонки живо обсуждали происшествие, припоминали последние события, гадали, что могло быть причиной самоубийства. Три девочки – те, которые прибегали в школу – самые скромные, похожие чем-то на Надю, стояли в стороне. Увидев учителей, ребята замолчали. - Как там… – Нина Ивановна чуть было не спросила: « Как там Надя?» Вдруг тяжелым обручем перехватило горло, слезы готовы были хлынуть. Только сейчас она поняла, что нет больше Нади, и никогда не будет. Это дли-лось мгновение. Нина Ивановна взяла себя в руки. - Как там у них?

- Ее только что увезли. И милиция уехала. Ирина Михайловна отпустила руку подруги. Нина Ивановна поняла, что молодая женщина почувствовала облегчение – она очень боялась увидеть мертвую девочку. - А вы не предполагаете, что могло с ней случиться? – обратилась к ребятам Нина Ивановна. - Да кто ее знает, она ведь ни с кем не делилась, - сказала одна из девочек. - Наверно, крыша поехала, - высказался один из мальчишек и сделал рукой выразительный жест. Взгляд учительницы заставил его опустить глаза. - Она же у нас была странная, - заговорила Анжела, которая только год училась с этим классом. На последнем слове она сделала ударение. Новая ученица недолюбливала Надю. В первый же день своего появления в новой школе она заявила, что идет на медаль. После очередного сочинения выяснилось, что с литературой и русским языком у неё проблемы.

Надю же Ирина Михайловна как всегда похвалила. « Вы можете прочитать её сочинение?» - спросила Анжела. - Только с согласия Безлесовой. Новенькая презрительно хмыкнула: - И здесь любимчики! – На перемене она попросила Безлесову показать ей тетрадь: « Что там такого особенного?» Надя отказала. С тех пор Анжела не упускала случая чем-нибудь уколоть одноклассницу. Даже сейчас не удержалась. - Может, все-таки знаете что-нибудь? – спросил Ирина Михайловна девочек, стоящих в стороне. Нет, они ничего не знали. - И никто с ней не ссорился? - Вы что – на нас думаете? – вызывающе спросила Анжела, да кому она нужна? А, может, учителя виноваты? Вот физик ей двойку поставил за контрольную. – Она хотела продолжать, но рядом стоящая девочка дернула ее за руку. - Да прекрати ты, Анжелка! Совсем уж… Ты ведь тоже

только на тройку с минусом написала. - А ты сама? Чья бы корова мычала! Что, сочинения твои некому будет проверять? Ты хорошо ею попользовалась, и еще кое-кто. - Ты ей проходу не давала! Завидовала, что ли? - Девочки, прекратите. Как вы можете? – возмутилась Ирина Михайловна, никто вас не обвиняет. Все очень серьёзно. Не так просто уйти из жизни. - А, если её… - с притворным смущением заговорил Паша Генералов, - ну это… - Перестань паясничать! – резко сказала Нина Ивановна. – Надя, вероятно, переживала какую-то трагедию. А мы и не подозревали, - закончила она уже со слезами в голосе. Все притихли. - Ребята, идите по домам. Теперь ей ничем не поможешь, сказала Ирина Михайловна, почувствовав ответственность за поведение своих учеников, она сделала над собой усилие, и голос ее прозвучал твёрдо. Учительницы вошли в подъезд.

178

- Как там мать, – тихо сказала молодая женщина, - и Ольга… Что я буду им говорить? - Держись, Ира. А говорить не обязательно. Дверь в квартиру не была заперта. В первой комнате – всего их было две, сидело несколько женщин, вероятно соседей. Узнав учителей, они уступили им место на диване. - Валя и Ольга на кухне, - прошептала одна из женщин. Валентиной звали мать Нади. - А отчим поехал все оформлять, - добавила вторая. Из кухни вышла соседка, и в приоткрывшуюся на несколько секунд дверь было видно, что мать в домашнем халате сидела за столом, обхватив голову руками; Ольга стояла у окна спиной к двери. Острые, подростковые её плечи, выделявшиеся на фоне окна, чуть подрагивали. Вышедшая женщина сказала: - Надо снова вызывать скорую. Пойду от себя позвоню. Ирина Михайлов-

179

на взглянула на подругу и хотела встать, Нина Ивановна остановила ее: « Не надо сейчас, ей еще тяжелее будет». Сидящие женщины поддержали ее: « Вы напомните ей о школе». - А что милиция? – спросила Нина Ивановна. - Сказали, что однозначно - самоубийство. Дверь-то изнутри была закрыта. И вся семья дома находилась. - А вы что-нибудь знаете? Женщины покачали головами. - Я видела ее, продолжила соседка, горестно вздохнув, веревка была привязана к батарее, а Надя ноги поджала… это же надо - так хотела умереть, - женщина поднесла к лицу платочек. Нина Ивановна увидела, что подруга слушает это с ужасом в глазах и сжала ей руку. Та всхлипнула. - Тише, мать услышит. Ирина Михайловна зажала рот рукой. И тут соседка задала вопрос, мучивший всех: - Зачем она это

сделала? - Может несчастная любовь? – предположила самая молодая женщина. - Да не похоже на это, - сказала Нина Ивановна, - здесь чтото другое. - Но, кто-то же довел ее до этого? - Может, в школе? Нина Ивановна покачала головой: - У нас, конечно, всякое бывает. В классе над ней подсмеивались, но беззлобно – все-таки учились с Надей с первого класса. Не понимали они ее – слишком на них не похожа. А учителя к ней хорошо относились. - И дома вроде тихо было, отчим непьющий, - сказала одна из соседок и оглянулась, ища поддержки у других женщин. Некоторые из них закивали. - Ну, не скажите, заговорила вдруг старушка, до сих пор молча сидевшая в углу дивана, - я-то слышала – я за стенкой живу как Иван на Валю ругался, - она оглянулась на дверь кухни и заговорила шепотом, - все попрекал, какая ты жена, вечно болеешь. Связалась она с ним,

прости Господи. Я еще тогда подумала, когда она его в дом пустила – наплачется с ним. - Девочек-то он, кажется, не трогал, сказала Нина Ивановна. - Про это не слышала. Да, если бы и трогал, они все равно ничего не скажут, не пожалуются. Боялись они его. Ох, что будет? – старушка замотала головой и замолчала. Наступила тягостная тишина. Что-то пугающее почувствовали все в словах старой соседки. Ирина Михайловна тяжело со всхлипом вздохнула. Подруга обняла её за плечи. - А он ведь их дочками зовет и себя велел папой звать, вступила в разговор еще одна соседка. – Я видела, что девчонки это через силу делают, своего отца не забыли. Хороший был человек. Женщины принялись шепотом обсуждать новоявленного папашу. Отец Нади и Ольги погиб три года назад – несчастный случай на заводе, а через полтора года мать вышла замуж. Одной поднимать двух детей

было не под силу. Это была маленького роста женщина с нездоровой полнотой и бледным безвольным лицом. Она болела астмой, в последнее время нашли еще и диабет. Валентина часто лежала в больнице. За девочками присматривала ее сестра, но у нее была своя семья и свои проблемы. И Валентина, которую познакомили с Иваном, согласилась выйти замуж за разведённого, непьющего мужчину. Он быстро перенёс свои пожитки в ее квартиру и приступил к роли заботливого и справедливого отца. Свою бывшую жену называл стервой и уродиной, подросткасына бездельником и тупицей. Вале и девочкам он часто рассказывал, как он пострадал от жены и сынка, как они выгнали его из квартиры. Справедливости ради, надо сказать, что квартира была однокомнатная и после развода досталась жене с ребенком. Но Иван считал свой уход благородным поступком. Болезненная Валентина быстро попа-

ла под его влияние. Она боялась лишний раз вымолвить слово, защитить дочек от воспитательных выговоров отчима – он следил за каждым их движением, указывал, требовал и не допускал возражений. Скромные девчонки покорно всё выслушивали и починялись. Мать и дочери никогда не рассказывали о своей жизни, не жаловались, да и учителя, вечно занятые бесконечными школьными делами, не предполагали, что у таких послушных и старательных девочек может быть что-то неладно в доме. Со стороны казалось, что отчим действительно заботится о своей новой семье. По крайней мере, в разговорах с соседями он часто намекал, как непросто ему приходится. Жена болеет, девчонки ни к чему не приучены. « Все сам – и варю и стираю и домашние задания с дочками делаю», - рассказывал он. В школе он тоже твердил об этом, и сумел убедить учителей в том, что его как отца не в чем упрек-

180

нуть. Нина Ивановна вспомнила, как она впервые увидела этого человека. Она проводила родительское собрание; увидев, что матери Безлесовой Ольги нет, уже собиралась отметить это в списке. - Как нет? – раздалось с последней парты, - отец есть. Новый отец был невысокого, даже маленького роста, но широкоплечий, крепкий, сидел прямо, положив на стол крупные руки, сжатые в кулаки. «Что он так напрягается?» - подумала Нина Ивановна и спросила: - Как вас зовут? - Бирюков Иван Семёнович. - Хорошо. После собрания останьтесь, пожалуйста, на несколько минут, заполните анкету. Лицо у него было смуглое, нос довольно крупный, немного искривленный; маленькие с острым взглядом темные глаза сидели близко к носу, на голове большие залысины, которые составляли контраст с черными волосами. Наверху лба

181

торчал чёрный клочок. У Нины Ивановны за годы работы со школьниками и их родителями сложилась своя теория о связи внешности человека с его характером. Для людей с внешностью Бирюкова характерны напористость, показная принципиальность, самонадеянность, и, как ни странно, при таких качествах подобные типы в критических ситуациях оказывались трусами. Тогда на собрании он живо на все реагировал – видимо старался показать себя опытным отцом. Когда несколько родителей пожаловалось на Ромку Разуваева: мальчишка хулиганит, а мать только разводит руками, Бирюков жестко сказал: « Дали бы мне его на недельку – шелковым станет! А вы, мамаша распустили пацана. Что у вас в доме ремня нет?» - Ишь ты какой! – возмутилась Ромкина мать, - своих учи ремнем, – а мой сын и так обиженный. Отец бросил его совсем маленьким. - Ремень это, конечно, не метод, - вме-

шалась учительница, мальчик только обозлится, еще и из дома убежит. - Глупости. Нас с братом отец до крови порол. Зато в люди вывел. Родители переглянулись, некоторые пожали плечами. - В сущности, Рома добрый мальчик и талантливый, - сказала Нина Ивановна. Вы бы слышали, какие он истории ребятам рассказывает. У него просто буйная фантазия. - Мальчишке, конечно, нужна мужская рука, не ремень, - заговорил солидный мужчина, отец двойняшек Саши и Миши Соколовых, - вот мы на выходные едем всей семьей в лес. Отпустите с нами Ромку? – обратился он к матери. - С вами отпущу, с удовольствием. Спасибо вам большое. А с таким папашей… женщина махнула рукой в сторону Бирюкова. - Ну-ну, - ответил тот, - посмотрим, что из этого выйдет. Немногословный отец Соколовых ничего не ответил. После собрания

Бирюков подошел к Нине Ивановне и потребовал подробный отчет об учебе Ольги. Девочка училась неплохо, учителя ее хвалили. Иван Семёнович довольно улыбнулся. - А вы заметили, что она по математике стала лучше заниматься? – и, не давая учительнице ответить, заявил: - Это я с ней занимаюсь, в математике я силен был в школе. До сих пор помню. А вот у старшей с математикой совсем плохо. Тупая. Сколько ей не объяснял – не понимает. - Ну, у Нади другой уклон. Она по гуманитарным предметам отлично успевает. Литература, история – вот это для нее. - А…- он махнул рукой, - это не обязательно хорошо знать. Литературу на хлеб не намажешь. А история – сплошное вранье! Да вы не обижайтесь! – он заметил протестующий жест Нины Ивановны, - сколько раз ее переписывали? - Я, конечно, в курсе, кто и зачем переписывал историю и рассказываю об этом школьникам. И вы

напрасно так настроены. Мы стараемся исправлять свои ошибки. А без изучения этих предметов ребенок не вырастет полноценным человеком. - Да бросьте эти фантазии! Вот точные науки действительно нужны. Я техникум окончил, ценный специалист. Хоть где устроюсь, с руками оторвут. И зарабатываю прилично, уж побольше вашего. - Я люблю свою работу, хотя и платят нам мало, и работа не из легких. - Вот-вот! А Надька, дура, в училки собирается. Я у нее эту дурь из головы выбью. - А не много ли вы на себя берете? – неожиданно для собеседника сурово спросила учительница, Надя давно выбрала эту профессию, и я настоятельно советую не мешать ей. Она почти взрослый человек и знает, чего хочет. Бирюков смутился. Он не ожидал такого твердого отпора от добродушной на вид пожилой учительницы. « Ага», - подумала Нина Ивановна, - вот

чего мы боимся – начальственного тона. Значит, я права, он трусоват, и спесь его можно легко сбить». Она усадила нового родителя за стол и попросила заполнить анкету. Пока он писал, Нина Ивановна заметила у него на руке татуировку. « Сидел он что- ли?» - предположила она. Прощаясь, она сказала: - А с Надей будьте осторожны. Не всех детей можно заставлять силой заниматься тем, к чему у них нет способностей. Мы дорожим этой девочкой. Она, на мой взгляд, очень талантлива. - Ладно! Я понял. Да пусть делает, что хочет. Нина Ивановна, поглядывая на его крепкие кулаки, не удержалась и спросила: - Иван Семёнович, вы когда-нибудь занимались боксом? Бирюков оживился: - Занимался, в техникуме. Работать пошел, бросил. Некогда. – Тут он подобрел: - Может, вам в

182

классе что сделать, отремонтировать? - Можно, работа найдётся. - Вы только скажите, я все могу делать. На следующий день Нина Ивановна поделилась с Ириной впечатлением о новом родителе. - Мне он тоже неприятным типом показался. Обещал помочь в кабинете, да что-то не торопится. - Я вряд ли воспользуюсь его помощью, - сказала Нина Ивановна, - очень неприятный человек – мне кажется, он мелочный и расчётливый. - А ведь он ко мне «клеился», - Ирина Михайловна рассмеялась, употребив непривычное для словесника выражение, - намекал на встречу где-нибудь в подходящем месте. Нина Ивановна усмехнулась, припомнив напористого, бойкого мужичка. - Наверно такой крепкий мужик привлекает женщин, - сказала она. - Фу! Вот уж никогда бы на такого не посмотрела! Да он и ростом меньше меня. – У стройной, миловидной Ирины был высо-

183

кий симпатичный муж. Сейчас, находясь в квартире Безлесовых, Нина Ивановна вспомнила один случай, подтверждающий ее догадку о мелочности и скупости Бирюкова. Перед Новым годом, как всегда собирали деньги на подарки. Даже старшеклассникам хотелось, как и малышам, получить кулёчки с конфетами. Наде и Ольге денег дома не дали. - Папа сказал, что мы уже большие, а конфет он сам купит, объяснила Ольга. С праздника она ушла раньше раздачи подарков, а Нади на новогодней дискотеке вообще не было – она редко ходила на вечера. В квартиру стремительно вошла женщина, похожая на Валентину. « Сестра, видимо, только что узнала», - зашептали соседки. Она прошла на кухню, и почти сразу же оттуда донесся душераздирающие рыдания, больше похожие на вой волчицы, у которой похитили детеныша. Вслед за сестрой появились врачи скорой помощи. На кухне затихли

горестные причитания. Сестра отвела Валентину в спальню. Врачи попросили всех, кроме родных, покинуть квартиру. Нина Ивановна, проходя мимо ванной, увидела на двери щель. « А ведь в нее можно подглядывать», - мелькнула у нее мысль. Она представила, что этим занимается Бирюков. Скорее всего, так и было. По дороге в школу навстречу учительницам попались Надины третьеклассники во главе с учительницей. Ребятишки выглядели испуганными и растерянными. У девочек зарёванные лица, мальчики старались держаться. - Бесполезно проводить уроки, - сказала Лариса Петровна, пришлось отпустить. Оглянувшись им вслед, подруги увидели, как к подъезду подошел Бирюков. - Не хочется с ним встречаться, - проговорила, Нина Ивановна. – Ира, думай, что хочешь, а он к этому причастен, сердце подсказывает. - Мне тоже так кажется, - ответила подруга. Вечером Ирина,

крайне взволнованная, позвонила Нине Ивановне. - Она написала о Марине Цветаевой! Вы понимаете? - возбужденно говорила она. - А какие стихи подобрала! Страшно было читать. Вот послушайте. Нет! Лучше я в школу принесу сочинение. Нине Ивановне не спалось. После безуспешных попыток уснуть, она поднялась и нашла на книжных полках томик Цветаевой. Назавтра с утра обеих учительниц вызвали в прокуратуру. Маргарита Ивановна освободила их от уроков. « Вы знаете, что говорить, - обратилась она к ним. – Школа не виновата». Они не успели посмотреть сочинение. Первой вызвали Ирину Михайловну. Нина Ивановна раскрыла Надину тетрадь и стала быстро просматривать текст. « Вот оно!» - она нашла строчки, которые читала вчера. Ирина вышла заплаканная, села рядом. Нина Ивановна, молча, смотрела на нее. - Я рассказала всё, что знала. Выходит,

что никто не виноват, конфликта ни с кем не было. Она сама… - Ты об отчиме сказала? - Хотела сказать. Но чем я докажу, что это он виноват? - Я нашла в сочинении то место, о котором ты говорила. Стихи Цветаевой. Ты знаешь, я думаю, она уже все решила, когда это писала. В этот момент Нину Ивановну позвали в кабинет. Вопросы следователя не были неожиданными. Учительница подтвердила, что ни одноклассники, ни учителя не могли быть причиной трагедии. - А в семье мог кто-нибудь довести ее до этого? - Вы знаете, это только мое предположение, но, кажется, здесь не обошлось без отчима. Он как-то странно воспитывал девочек. Чересчур много требовал от них. Они боялись его. Это и соседи могут подтвердить. И, вообще, неприятный тип. Как они терпели его? И мать не могла их защитить. - Надя встречалась с каким-нибудь парнем? - Насколько я

знаю, нет. Точно нет. В микрорайоне все на виду. Никто не видел ее с мальчиком. - А с мужчиной? - С каким мужчиной? – растерялась учительница, - может, с отчимом? Следователь помолчал, перебирая листы, лежащие перед ним. Потом спросил: - Вы знали, что Надя Безлесова была беременна? Нина Ивановна замерла, побледнела и с ужасом посмотрела на бумаги, словно стараясь прочитать в них то, о чём только что сказал следователь. - Но как же она могла? – наконец произнесла женщина. - С кем? А, может, насилие? – Нина Ивановна вдруг вспомнила дурацкую реплику одноклассника Нади. - Это он? Бирюков? Да? - Ну, это мы пока доказать не можем, нет улик. - А вот это вам поможет? – она протянула следователю тетрадь с сочинением. Он начал внимательно читать. Автор: Анна Ершова

184

Глава первая. Жар из степей кочевников. Шаловливый ветер резво щекотал листву, в густой и еще сочной траве громко пели цикады. Из пекарни доносился сладкий запах ароматного хлеба. Он вызывал слюнки у играющих детей, и они время от времени забегали туда, чтобы попросить угощения. Иногда вместо вкусного пирога им доставались затрещины от почтенного пекаря Норлинга. День медленно клонился к концу, и солнечный глаз уходил на запад за горизонт. Дайнара знала, что там находятся гномьи земли, но сама их никогда не видела. Самих гномов ей приходилось представлять по рассказам друзей, но как хотелось увидеть их живьем. Уходя от пастбищ по протоптанной людьми и скотом тропе, девушка медленно ковыляла к дому с дву-

185

мя грязно-белыми козами. Это все, что осталось после прошлого набега Кочевников. Эти люди на конях вызывали в Дайнаре безумную ненависть, погасить которую было невозможно. Вспомнив о врагах, девушка невольно ускорила шаг. За зелеными холмами показался дымок, вьющийся над крышами домов, тропа запетляла, огибая овражки. Дайнара подумала, что неплохо было бы встретить закат на крыше дома Управителя Муштара. Это было самое высокое сооружение в окрестностях. За это, конечно же, попало бы от самого Варлина, но уж как бы это было весело! Рядом заблеяла коза, вернув Дайнару из раздумий на землю. Под ногами оказался деревянный мост, пересекавший мелкую речушку. В ней водилась весьма неплохая рыба, если пройти вдоль берега влево на несколько верст. Там

проходило все свободное время девушки, причем не только за ловлей рыбы. Ее любимым занятием было драться с мальчишками на мечах. С раннего детства она избегала общества девчонок с шитьем, готовкой и играми в тряпичные куклы. Другое дело – побегать по чащобам, воображая себя отважным воином, спасающим людей от кочевников. Но вот на дорогу выбежал молодой черноволосый парень с новыми ножнами на поясе. Это был Элиус, друг детства, с которым Дайнара частенько убегала из дома, чтобы устроить побоище на легких деревянных мечах. - Эй, далеко собралась? – крикнул он, поставив одну ногу на массивный камень, чтобы девушка могла его оценить. - Не видишь, коз домой гоню, - буркнула она и остановилась, поигрывая хворости-

ной. - А ты чего красуешься как голубь? - Я?! - удивился Элиус. – Разве ктонибудь может сравниться с твоей красотой? Он протянул девушке только что сорванный цветок и улыбнулся. - Вот это тебе, Дайнара. Ты пойдешь на речку? Сегодня мы с отцом были на базаре, и я выбрал себе превосходный меч. Хотелось бы испробовать его. - Ты забыл, как я увалила тебя на лопатки? Дайнара усмехнулась и продолжила путь. Парень устремился за ней. - Подожди!- крикнул он.- А что если я попрошу твоей руки у Хардинга? Вопрос застал Дайнару врасплох. Меньше всего она хотела быть чьей-то женой и выполнять чьюто волю. Нет, этого никогда не случится! -Не смей, – отрезала девушка.- Хоть ты мне и друг, но такого я даже тебе не позволю. Во дворе запел встревоженный чем-то петух. Медленно надвигался вечер. На небе плавали растрепанные

перья облаков, и пахло грозой. Дайнара наклонилась к Белянке и скормила ей цветок Элиуса, который той, видимо, очень понравился. Причмокивая, коза расправилась с ним и поглядела на хозяйку в ожидании добавки. - Знаешь дом Управителя?- заговорила вдруг девушка,

чувствуя, что обидела друга своими словами. - Ну… - Там на крыше есть обзорная площадка. С нее, наверное, неплохо смотрится закат и можно поупражняться на мечах. Правда Управитель Варлин может разозлиться, если мы туда влезем, но это того стоит.

186

- Значит, на крыше? - в глазах Элиуса зажегся огонь. - Поторопись! Как бы я там не оказалась раньше тебя. И не забудь свое новое оружие, посмотрим, что тебе подсунули торгаши. Парень устремился по дороге к главному дому Муштара, а Дайнара, пройдя несколько сооружений, завернула к хорошо сложенному в этой местности зданию. Это был ее дом, где она жила с отцом, в прошлом славным воином, участвовавшим во многих битвах с кочевниками. Оставив коз Белянку и Ларну, в загоне, Дайнара ворвалась в дом, с силой распахнув тяжёлую дверь. Она проникла в свою комнату и, усевшись на пол, быстро сплела из густых, вьющихся волос косу, которую тут же подвязала лентой. Отца дома не было. Значит, он был на поле или в трактире ”Бегущий олень”. Это одно из излюбленных мест когда-то бесстрашного Хардинга в Муштаре после его переезда сюда из столицы Нусана. Дайнара

187

нагнулась и извлекла из-под дубовой кровати своё сокровище, замотанное в почерневшую от времени ткань. Отец всегда говорил: - «Место женщин у очага, место мужчины - на поле боя. Если хозяйка берётся за оружие, а воин готовит превосходные блюда, значит, в мире всё перевернулось. Девушка бережно размотала ткань и положила на колени двусторонний меч с небольшой царапиной у основания рукоятки. Эфес был прост, но ручку украшал витиеватый узор в виде спирали из странного светлого металла. Ножны из старой, серой кожи, скреплённые железными скобами, выдавали его огромный возраст, но, сколько именно ему лет, Дайнара не знала. Этот меч подарил ей один старец, проведший несколько ночей в доме Хардинга. Так он отблагодарил хозяйку за крышу над головой и сытную пищу. Тогда у ворот Муштара он сказал ей, что этот меч сослужит ещё свою службу в руках девушки.

Отказаться от такого дара она не смогла, потеряв на какое-то время все чувства и с огромным трепетом разглядывая оружие. И вот уже два года с тех пор Дайнара упражнялась только на нем. К тому же, меч был намного легче того, что продавали на рынке торговцы оружием. Прикрепив к поясу ремни ножен, девушка поспешила прочь из дома. Элиус наверняка уже взобрался на крышу, если сноб Варлин его не поймал. Что ж, забавно будет посмотреть, когда Управитель захочет отлупить наглеца. Перевалившись через край крыши дома Варлина, Дайнара первым делом увидела сапоги Элиуса, а уже потом и его самого. Он протянул ей крепкую руку, и через секунду девушка смогла узреть свой удел с высоты. - Красотища, аж дух захватывает, – выдохнула она, глядя за горизонт на запад. На много верст вперед тянулись домишки, ставшие со-

всем крошечными, по низу стелилась дымка, а где-то там, дальше всех равнин и лесов, лежал Асин, столица уставшего от извечных набегов кочевников Нусана. Отец часто рассказывал ей о своих походах, когда он еще жил там и служил в армии короля Ирндира. Дайнара никогда не пропускала таких историй. Она хотела увидеть дворец из белого камня, в котором жил Ирндир со своей семьей и свитой. - И все-таки я пришел раньше, – произнес, наконец, Элиус, прищелкнув пальцем. - Пришел ты, может, и раньше, но победа будет за мной! – воскликнула Дайнара

и, выбрав более удобную позицию на площадке, вытащила меч, скрипнувший о ножны. - Совсем скоро я отправлюсь вместе с постоянным отрядом Нусана на Земли Кочевников Вангол, сообщил радостно Элиус, встав в изготовку. Его новый меч сверкал в лучах заходящего солнца, самоцветы на рукоятке красиво играли. Дайнара нахмурилась, но не из-за него. Ее огорчила весть друга. - Это достойный выбор, - выдохнула девушка, нанося удар в плечо, тут же ловко отраженный Элиусом. – Готов ли ты?

Еще несколько метких выпадов. - Я воин, мой долг - защищать народ, отвечал парень, бросая слова вместе с ударами. Он неплохо владел мечом, этому его научил отец, но и девушка держалась стойко. – Эти изверги жгут наши города, увозят наших женщин. - Они не могут постоять за себя, - с отвращением сказала Дайнара. – А я могу! С этими словами она набросилась на друга и, продолжая опускать меч то сверху, то снизу, то сбоку, приперла его к краю. Дайнара сделала еще один выпад, который должен был выбить оружие из рук против-

188

ника, и вдруг увидела впереди себя черные клубы дыма, надвигающиеся с юговостока на Муштар. Там вдали были степи, огромные владения кочевников Вангол, которые когда-то поддержали в злых намерениях ужасного мага Западника, а теперь не оставляли в покое ослабший Нусан. В груди у Дайнары что-то сжалось в преддверии беды. Ей даже показалось, что в дыму она увидела огромное черное лицо, ухмыляющееся в предвкушении добычи. Все это произошло очень быстро. В следующую секунду Элиус, воспользовавшись промедлением противника, выбил ее

189

оружие и приставил меч к горлу. - Я победил, Дайнара. - Посмотри туда!крикнула девушка, указав рукой в сторону распространяющегося дыма. Среди пылающей травы уже можно было различить всадников, скачущих во весь опор на Муштар. Дайнара подняла меч и мигом перевесилась через карниз. Не долезая до земли, она спрыгнула вниз. - Дайнара! – крикнул Элиус сверху. Девушка не ответила. Она поднялась с ушибленных колен и тут же встретилась с достопочтенным главой Муштара Варлином.

- Ах, ты негодница! Что ты здесь делаешь? – взревел он, ошарашенный такой наглостью. - Кочевники идут! Они скоро будут здесь! – крикнула она срывающимся голосом и побежала по мощенной плоскими камнями улочке прямиком к дому. Управитель, округлив от ужаса глаза, кинулся к центральному набату, чтобы предупредить всех об опасности. Тут же на улицу высыпали женщины узнать, что за шум поднял Варлин. Они принялись созывать своих детей и загонять их по домам. По деревне разнесся шум и гвалт. О надвигающейся беде узнали

быстрее, чем раздался звон колокола. Очень скоро на улице остались одни лишь мужчины, вооружившиеся до зубов. Всадники ускакали вперед, навстречу врагу, но их было слишком мало. Большая часть бойцов ушла вместе с постоянным отрядом в степи, чтобы бить кочевников на их же территории. Но ванголы тем и непредсказуемы, что не всегда действуют сообща. Немногочисленный отряд лучников затаился в тяжком ожидании. Наступила тишина. Дайнара забежала в дом, чтобы проверить замки еще раз и спрятать Белянку и Ларну. Она боялась этого нового нападения и в сердцах ненавидела лютых соседей. С самого детства она отсиживалась в четырех стенах и тряслась от ужаса, когда отец уходил на защиту. Какое-то смутное чувство подсказывало ей, что сейчас все будет иначе. Позади нее хлопнула дверь, и в комнату ввалился бородатый мужчина с обнаженным мечом в руке. На нем была одета коль-

чуга из прочного хорувийского металла, забрало шлема было поднято, а под ним сверкали глаза уставшего воина. Но, несмотря на эту усталость, все в мужчине выдавало его волнение перед боем. Он мгновенно оказался возле Дайнары и, поцеловав ее в лоб, произнес: - Жди меня здесь и никуда не выходи. Мы еще покажем этим извергам! - Я пойду с тобой! – крикнула она, когда отец был уже на пороге. Статный, но уже немолодой Хардинг с изрезанным морщинами лицом, гневно взглянул на девушку и исчез за дверью. Гдето неподалеку раздались боевой клич и лошадиное ржание. Там что-то происходило. Дайнара догадывалась, что за массивными воротами сейчас разворачивается тяжелый бой. Но эту преграду кочевники не одолеют, если только не решат перелезть через них. Так что же творится здесь, внутри Муштара? Дайнара отворила ставню и припала к окну. Тут же она услышала звон

и скрежет металла. Стоны раненых и крики убийц тот час заполнили все вокруг. Кочевники проникли внутрь. Дайнара наяву увидела нападающих. Они были без коней. Эти невысокие и прыткие мужчины с черными усами рубили все, что попадало под руки. Их лица искажала ненависть, они ненавидели всех, кто не принадлежал к их народу. Больше не в силах терпеть девушка рванулась из дома. Там, у ворот высотой в несколько человеческих ростов, кочевники теснили нусан вглубь деревни. Они растянулись вдоль первых сооружений. Многие из них падали, пробитые стрелами лучников. Другие продолжали атаковать. И тут Дайнара поняла, что не в Муштар они хотят проникнуть. Их целью было открыть ворота изнутри. Небольшой отряд – человек пятьдесят, не больше – проник внутрь из бреши в ограде. Она вспомнила лаз, через который вместе с Элиусом убегала в

190

чащобу. Видимо, они пришли оттуда. Прокравшись между домами к колодцу, Дайнара притаилась за ним с обнаженным мечом. Все внутри замерло от напряжения и боли. Там у ворот гибли ее соседи и друзья. Где-то в гуще дерущихся тел были заносчивый друг детства Элиус и отец, единственный родной человек в мире. - Не пускай их к воротам! - донесся до слуха Дайнары крик. - Да я их на части разорву или сам здесь лягу! – взревел, словно раненый медведь, преобразившийся Хардинг. Девушка увидела отца и обомлела. Свирепый враг прижал его к высокой стене врат и бил неотступно. Хардинг не сдавался, хоть и понимал, что он уже не тот, что раньше. Собрав силы в затвердевших руках, он рванулся вперед. Острие блеснуло у живота кочевника, и тот рухнул на уже окропленную кровью землю. Больше ждать Дайнара не могла. Она ринулась в самую гущу событий, чтоб поддержать раненного в плечо отца. Начинало

191

темнеть. В наполненном благоуханиями трав и цветов воздухе повисли запахи пота и стали. Вдруг скрипнули тяжелые засовы, и врата распахнулись под напором извне. Кого-то смяло ударом, Муштар хлынули конные кочевники. Они засвистели, заулюлюкали, бросились в деревню с дикими криками. - Меня встречаешь, красавица? – бросил Дайнаре черноглазый всадник и схватил ее за косу. Она взмахнула своим легким мечом, и воин лишился кисти. Взвыв от боли, он уже заносил над ней изогнутую саблю, излюбленное оружие ванголов, но тут лошадь под ним подкосилась, издав жалостный стон, и рухнула наземь, пронзенная стрелой. Заносчивый кочевник повалился вместе с кобылой. Рядом с ним оказался бывалый сотник Согволд, лишившийся одного глаза в битве при Асине. - Беги, дура! Не место бабам здесь юбками трясти! – подтолкнул он девушку.

Но Дайнара уже бежала в другом направлении. У нее на пути встал еще совсем молодой парень, для которого, наверное, такие вот набеги были радостным событием. Он не пропустил ее, и тогда Дайнара в гневе опустила на него свой меч. Кочевник растерялся, он не ожидал сопротивления от девчонки. Тем временем бой развернулся уже в самом поселении. На крышах домов были видны первые всполохи, к сумрачному небу устремились клубы дыма – враги жгли Муштар. Пытаясь остановить кочевников, воины, которые не смогли удержать их за вратами, ушли дальше, вглубь деревни. Среди них оказался и Хардинг. Дым от горящих хат мешал дышать и страшно резал глаза. Но никто не собирался сдавать позиции: ни защитники, ни набежчики. Хардинг бился с двумя противниками сразу, едва успевая отвечать на их выпады и наносить удары. Пот заливал глаза, вытереть его было невозможно, потому что тогда кочевники изрубят бойца на куски.

- Уйди с дороги, воин! – бросил ему круглолицый варвар с длинными свисающими усами. - Я лучше сдохну! – ответил Хардинг и вдруг увидел среди сражающихся свою дочь. Она схватилась с одним из кочевников. Сердце старика сжалось от страха за единственного выжившего ребенка. Ведь не раз он проклинал себя за тяжкий проступок в годы молодости. Не раз винил себя во всех несчастьях и не мог нарадоваться на достойную наследницу. А теперь она там, среди врагов, и он даже не может помочь ей. Хардинг успел отразить следующий удар, но откуда-то снизу выскочил меч второго про-

тивника и скользнул по его животу вверх. Ноги стали непослушными, и пожилой воин, теряя опору, упал на колени. - Ну, вот и подыхай! – донеслось до его ушей уже как будто издалека. Хардинг схватился за живот – меч вспорол кольчугу. Видно, торговец обманул, расхваливая ее прочность. Он увидел только, как его дочь осталась одна, противник пал. - Дайнара! – сорвалось с губ, и Хардинг, бывший сотник постоянного отряда Нусана, упал лицом в стоптанную тяжелыми сапогами землю. Дайнара хотела защититься от нового удара молодого кочевника, но ее меч соско-

чил, и острие вошло в тело на четыре пальца. Еще не успев опомниться от пережитого шока, ведь ей никогда раньше не приходилось убивать, она получила новое потрясение. Крик отца вырвал ее из оцепенения. Девушка увидела, как он упал, и закричала. Ктото схватил ее за плечо. Дайнара развернулась почти мгновенно и опустила меч прямо на незащищенный кусок шеи. Враг, не ожидавший такого, успел лишь измениться в лице прежде, чем свалиться замертво. Все вокруг переменилось. Всадники заметили эту обезумевшую девушку и тотчас же устремились к ней. Над деревней уже стемнело. Горящие дома освещали

192

ночное небо, вверх поднимались столбы дыма. Ничто уже не могло остановить кочевников. Они забирали из загонов и сараев скот и уводили с собой. Женщины и дети выскакивали из горящих хат и бежали в лес, находящийся к северу от Муштара. Там они могли спастись от варваров, нещадно убивавших их мужей и отцов. Дайнара, словно раненый зверь, рубила всякого, кто хоть на полсажени приближался к ней. Она пробивалась через дерущихся людей к лежащему ничком отцу. Несмотря на то, что Хардинг замер, девушка не хотела верить в его смерть. Уже почти на полпути к нему ее свалил жестким ударом плети конный кочевник. Враг спешился и занес над ней саблю. Дайнара извернулась, успев ухватить выроненный при падении меч. Озверевшее лицо воина смотрело прямо на нее, когда лезвие уперлось в его плоть. Острие чудом нашло среди надежных доспехов маленькую червоточину, и кочевник тяжким грузом повалился на Дайнару. Ей с

193

трудом удалось столкнуть его с себя, и тут вдруг вокруг ее тела сомкнулась веревка, крепко вжавшись в кожу на плечах. Девушка вновь упала. - Уходим! – раздалась команда, и все кочевники мигом устремились к распахнутым вратам. Они тащили с собой скот, вытащенный из потайных уголков муштарцев, зерно, закопанное в землю от врагов, и молоденьких девушек, каких успели схватить при их переходе в лес. Набежчики подгоняли своих лошадей, и те несли их обратно в степи, туда, откуда они пришли. После их очередного набега в деревне остались горящие избы и земля, окропленная кровью павших защитников. Среди мертвых муштарцев лежали кочевники: кто-то – пронзенный стрелой, кто-то – изрубленный холодной сталью клинков и мечей. Несколько выживших в этой схватке людей собралось у тел своих собратьев, чтобы похоронить их согласно традиции. Остальные уже тушили огонь,

распространившийся по Муштару. Молодой юноша бродил по площади пред воротами, ставшей полем боя, и искал среди убитых ту единственную, что уже заняла место в его сердце. Его глаза предательски щипало, но не гарь кострищ была тому виной. Проходя мимо, он увидел павшего Хардинга. Валявшийся справа от него шлем открыл седые волосы старика. - Элиус! - окрик заставил юношу обернуться. – Помоги нам затушить пожар. Мы не успеваем носить воду, как огонь пожирает дома. Это говорил Рондал, его товарищ, известный на всю округу гуляка. Его лицо, серое от въевшейся гари, было печально. В бою он потерял своего старшего брата. - Сейчас я присоединюсь к вам, - ответил Элиус. Округу заполнила яркая вспышка, следом за ней – оглушительный грохот, словно огромная армия решила разом крикнуть чтото страшное, и тогда с небес, затянутых черными тучами, обрушилась на землю вода.

Она стекала на поле боя, на полыхающие дома и на ошарашенных муштарцев. Вздох облегчения сорвался с губ людей, и они, оставив все, чем черпали и таскали воду, возвратились к убитым в бою собратьям. Элиус склонился над Хардингом, встав на одно колено. - Я многое не успел сказать тебе, Хардинг, сын Грора. Также многое я не смог рассказать твоей дочери, - его голос дрогнул, наполненный скорбью и отчаяньем.Но клянусь Древними богами, что я отправлюсь даже за Дальние Земли, чтоб отыскать и вернуть Дайнару, и пусть сам Анамар, бог Тьмы, будет свидетелем моих слов. Я верну ее, чего бы мне это не стоило, потому что ни одна девушка на земле не сравнится с твоей дочерью. Молодой воин склонил свою голову в знак почтения к мертвому и встал, чтобы позвать кого-нибудь. Его взгляд упал на меч, наполовину вогнанный в тело кочевника. Рукоять его была Элиусу знакома больше, чем рукоять его собственного. Он взял

оружие в руки, погладил ладонью ребристый эфес. Это был меч Дайнары. - Рондал! – крикнул он, рванувшись к коням. – Рондал, я немедленно выезжаю в степи. Кочевники увезли наших женщин, я не могу позволить, чтобы эти гады их обесчестили. - Ты прав, брат, тяжко вздохнул Рондал, светловолосый воин в бурых от крови доспехах, и поднялся с колен. – Мы должны вернуть их. Правда, сейчас не время. Нужно отдать почести нашим погибшим друзьям, иначе мы не сможем без стыда смотреть им в глаза за Дальними Землями. - Если сейчас не время, то когда же оно, наконец, наступит, а? – подле них оказался Нарсил, сын Управителя Варлина и, ничего не объясняя, вскочил в седло. Лошадь недовольно всхрапнула и затопталась на месте. Уздечка выдавала ее происхождение - то была кобыла кочевника, очевидно, убитого в схватке. - Мы догоним врага, пока он не ждет нападения, и освобо-

дим пленных, - продолжил он. - Их слишком много, они могут нас запросто перебить. Кроме того, дождь усиливается, - Рондал не был трусом, но ему не хотелось отлучаться от мертвого брата. - Верно, дождь усиливается! Нужно торопиться, да к тому же ночь уже настала, воодушевился Элиус и продолжил, взобравшись на коня. – ванголы наверняка устроятся на ночлег, прежде чем доберутся до своих. Там-то мы их и достанем. Он ударил пятками по коню, и тот галопом поскакал к воротам, ведущим в степи. Вслед за ним рванулся сперва решительный Нарсил, а затем и все еще колеблющийся Рондал. Так они оказались на чужой земле, полной врагов. Но что бы ни ждало впереди молодых воинов, целью Элиуса было найти подругу детства, судьба которой несла особый смысл. Автор Хиль Де Брук

194

S 3

3 : / " V% 1

S N P V - 1

G ) ( - V

B 3 /L3 V

" 3 T 1 V

Q 3V

* )