№51 (июнь 2016) by PS литературный журнал

Июнь. На смену майским гроза пришла знойная жара. Предлагаем вам взять прохладительный напиток и окунуться в чтение нового номера. Сегодня в номере вас ждет новый рассказ от главного редактора, Александра Маякова. «Вас рекомендовал Вильгельм» - история о лжи, правде и взаимопомощи. Так же вас ждет пара стихотворений от Расимы Ахмедовой. Третья и завершающая часть истории о монастыре. По сути, это немного иная история, но все так же интересна, занимательна и познавательна. Своими короткими и непревзойденными рассказами порадует читателей Алексей Рубан. Эмилия Манштейн, Петр Цыплаков, Нелли Мершон. Эти имена давно уже знакомы нашим читателям. Встречайте! Новые произведения давно известных авторов! Каждый найдет что-то себе по душе. Фантастика, мистика и фэнтези редкий гость в «Лучшем произведении номера». «Верфольв Шарлоты» - как раз тот редкий случай. Приятного вам прочтения! P.S. К данному номеру подойдет охлажденный каркаде с лимоном. ВНИМАНИЕ!!! Журнал является НЕ коммерческим изданием. Все участники журнала работают бесплатно, на добровольных началах. Мы НЕ взимаем плату за публикацию произведений, НЕ производим пересылку номеров авторам с их произведениями и НЕ платим гонорары. Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена. ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции. При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернетиздание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

Церковные фишки

Абасада Я тебя никому не отдам

Виктория Ерух Love Story

Виктория Ерух Небо словно плен

Сергей Литвинов Муромский Пролетели мы, прошли почти незамечены

Сергей Литвинов Муромский Мне рассвет обещал чудеса

Сергей Литвинов Муромский Человек

Дмитрий Тибоз Фальшивая тональность

Эмилия Манштейн Отталкивая осень от себя

Эмилия Манштейн Среди бумаг, клочков

Эмилия Манштейн Что в нем? В моем безликом получасье?

Эмилия Манштейн Без тебя

Эмилия Манштейн Песня гидронафтам

Комяков Григорий Дворник

Комяков Григорий Обретение себя

Цыплаков Петр Ладоням применение найдите?!

Нелли Мершон Сарказм

Нелли Мершон После

Нелли Мершон Мне красота подарена тобой

Попов Алексей Пес

Попов Алексей Счастье

Попов Алексей По-русски - Поехали

Попов Алексей Ах ты ладушка

Попов Алексей Заря, сварившаяся всмятку Александр Шелехин

Усталая осень

Александр Шелехин Листая прошлого страницы

Александр Шелехин Оденься сумраком как платьем

Александр Шелехин Там

Юлиана Тихонова Впредь

Юлиана Тихонова К А

Юлиана Тихонова Родина моя!

Юлиана Тихонова Космос

Юлиана Тихонова Наследница чудесных небылиц

Дзянь Го Небо

Владимир Ордовский САГА О ВЕЧНОСТИ

Владимир Ордовский Бой с самой собой

Расима Ахмедова Послушай неужто молитва стара

Анатолий Кулиш У тебя есть сын

Алексей Рубан Не верь любви

Расима Ахмедова Вас рекомендовал Вильгельм

Александр Маяков Встречая алые рассветы

Юрий Проскоков Встреча на том свете!

Амородина Люди

Алексей Рубан Он мне не нравился

Алексей Рубан Творчество

Алексей Рубан Стакан

Элеонора Кременская Мой дедушка Игорь Влади Кузнецов

Врачи и слоны

Андрей Юровник Агент

Олег Оламор Воздушные шарики

Наталья Катаева - Вергес Сказочная мелодия

Наталья Катаева - Вергес Балерина

Евгений Жироухов Манька

Матвей Тукалевский Аквамариновое небо

Эмилия Манштейн Блошиный рынок

Элеонора Кременская Закон отражения

Павел Соболевский Украденный уик-энд

Domino Дождь

Маргарита Маловатая Как назвать мамой

Юрий Проскоков Миллениум

Диана Вольз Летописи межмирья

Александр Маяков Евангелие от Лейлах. Труп звезды

102

Вадим Доннерветтер Кто похитил Стива

105

Карин Гур Рожденная воином. Врата Нурберила Хиль Де Брук Паразиты

107 115

Волкова Елена Лава-кейк

120

Тугучева Ксения Патруль

127

Горлов Сергей Плантатор на лодке-трэйкэннте

135

Елена Кравченко История одного андрогина

138

Роттен Морган Вервольф Шарлотты Лис Рейнеке

143

Дополнение к статье: «Монастырские страсти». Любите ли вы корриду? Я видела это зрелище лишь по телевизору. А по телевизору все выглядит красочно и ярко. И восхищает смелость красавца тореадора, и будоражит нервы разъяренный бык с раздутыми ноздрями, и неистово кричит взвинченная толпа. Захватывающе?! Но однажды это действие показали с другой стороны, вернее, более разностороннее, чем привычная разукрашенная картинка. Коррида начиналась еще до маневров на арене. По узким грязным улицам бежал здоровенный бык, которого сопровождала в беге беснующаяся толпа. Быка «разогревали». Во время этого всеобщего бега падали под мощные копыта молодые люди, подростки, разбрызгивая свою кровь. Некоторые тут же гибли. Других, в лучшем случае, подбирали друзья и тащили спасать. Но бег не останавливался из-за потерь. Потери предусмотрены. Далее быка загоняли на красивую арену. С экранов телевизоров смотреть на все это еще можно. Ведь вам покажут щегольской момент успехов тореадора, его победу, и стыдливо прикроют кадры поражений этих безумных красавцев-легионеров. Измученный и израненный бык, за-

щищая свою честь, наматывает их на рога и затаптывает ногами. А потом добьют быка. Корриду запрещали много раз и вновь возвращали на арены под натиском той самой толпы, которая готова головы сложить ради острых ощущений. Эта толпа яростно ненавидит всех, кто пытается помешать ее безумию. Выйти к этой толпе с лозунгом: « Нет корриде!» – все равно, что занять на арене место или быка, или тореадора. Они в этом всеобщем психозе, почти, на равных. Кем я ощущаю себя в своем противостоянии монастырю, который открыл мне двери в потаенные закоулки церковного бытия? Не тореадором, нет. У того больше шансов. Мне бросили в глаза грязную красную тряпку. На нее и мчусь. Один священник написал длинную рецензию на мою статью: «Монастырские страсти». Рецензия монотонная и скучная, как проповедь в церкви. Пересказывать ее не буду. И так ясно, что церковнослужители пишут в таких случаях. Одно замечание было дельным. Я ошиблась в названии сана священника, служащего в монастыре, о котором речь. Это архимандрит, а не архиерей. Ошибку исправила в тексте. Прости, «милый батюшка», что значительно повысила тебя в должно-

сти. Я не очень вникала в наименования всех чинов иерархической церковной лестницы. Но написать дополнение к «Монастырским страстям», рецензия, все же, меня подстегнула, потому что пестрела церковными фишками, которые священники часто используют, чтобы уложить на лопатки всех, кто пытается противостоять церковному мракобесию. Еще раз прошу прощения у архимандрита Бориски (имя вымышленное), что чуть не воздвигла его на архиерейский трон. Это недоразумение мне вменяют как ложь, а значит, и вся статья – фантазия. Но я, примилейший батюшка архимандрит, хорошо помню, как ты, падло, лез ко мне в мозги со своим гипнозом. И было это не единожды. В своей статье: "Монастырские страсти» я многие истории сократила и прилизала до некоторого приличия, чтобы правда не так резко ударила по ушам тех, для кого подобные откровения нечто невероятное и запредельное. Все было гораздо грязнее и пакостнее. После окончания службы, когда церковь опустела, благочинная привела меня к архимандриту, который и совершил надо мной гипносеанс, размахивая своим металлическим стержнем перед моими глазами, вешая на мои мозги

фишку: «Послушание, послушание». А благочинная, тут же, командировала меня в игуменские покои. Как это было? Очень просто. Бориска приказал слушаться, если эти заветные два слова скажет мне в ухо благочинная или игуменья. Слова обычные для монастыря, и подозрений никаких не вызовут. Благочинная не стала откладывать в долгий ящик то, что было намечено. А заодно, решила проверить действенность гипноза, поскольку в монастыре уже было подмечено, что со мной не так просто справиться. Нужно было закрепить батюшкину установку, и монашка, не выходя из церкви, тут же, нашептала мне в ухо, что я должна идти к игуменье спать, при этом спросила, купалась ли я намедни. В тот момент я находилась в каком-то эфирном состоянии. Я все слышала и, даже, вроде, как понимала. Только понимание мое было окутано странным

туманом. Внутренние ощущения можно сравнить с приподнятым настроением, легкостью, бездумностью и готовность выполнять послушания. Но в моих мозгах, вернее, в моем сознании, работала моя личная установка, которую сломать невозможно. Все гипнотизеры знают, что человек, даже под воздействием гипноза, не выполнит приказаний, которые круто расходятся с его личностью. Человек не способный убить, под чужим воздействием не совершит убийства. Я не стану развлекать лесбиянок. Скорее сдохну. Приказ идти к игуменье спать, я восприняла в прямом смысле, и спросила, почему я должна спать днем. Меня и ночью бессонница часто мучает. Днем и вовсе не усну. Благочинная меня подтолкнула. Иди, мол, там разберешься. И я шла. Было легко. Я, словно птичка порхала, топая по тротуарчику в направлении игуменского

дома. Мне встретилась монашка. Это была та молдаванка, с которой я некоторое время жила в одной келье и которая меня люто ненавидела после того, как ее из этой кельи выселили из-за меня. При виде нее, моему восхищению не было предела. Меня восторгало в тот момент все и вся. Монашка хотела пройти мимо, но я ее остановила и рассказала, что иду (какая радость!) спать к игуменье. Ведь мне никто не давал установки не рассказывать о том, какие послушания от меня требуют. Я не помню дословно выражений молдаванки, после моего признания, знаю лишь, что она очень возмутилась. Монашка хорошо понимала значение таких выражений в монастыре. Помню, как она негодовала. Но обвинения лились не в адрес игуменьи, а в мой адрес. И тут был миг прозрения, но только миг. Я заподозрила неладное. И сквозь туман, попросила

монашку позвать священника. И пошла дальше. Я не столь глупа, чтобы полагать, будто игуменья сбрендила от своей похабной страсти ко мне. Ей всего хватало и без меня, стареющей красотки. В своей предыдущей статье я писала, что стала свидетелем многих закулисных монастырских историй. А еще, в монастыре заметили мои «мистические странности». И возник серьезный вопрос по поводу меня и моего пребывания в обители. Меня нужно было или приручить или раздавить. И в первую очередь – искупать в дерьме или затащить в свое дерьмо. Игуменья рассчитывала получить послушную куклу-болванку, этакого «Ваньку-встаньку». Я пришла в ее келью. Она меня ждала. Ее келья отличалась верхом безвкусицы. Она вся была увешена и устелена толстыми коврами. В келье, кроме игуменской кровати, стояли шкафы, стол, стулья, кресла и диванчик в углу. На этот диванчик я и уселась, не раздеваясь. При этом я рассказывала старушке, что не могу спать днем и просила у нее прощения, если мне не удастся выполнить послушание. Старуха закрыла дверь на ключ. Я это отметила и что -то засосало у меня под ложечкой. Конечно, никто не собирался на меня нападать и насиловать. Меня собирались соблазнить. Чем? Монастырской щедростью! Бабуля начала мне рассказывать, какая она добрая и великодушная и какими благами (вполне ма-

териальными) она может меня облагодетельствовать, если я буду послушной. Рассказывая все это, она разделась до ночной сорочки и забралась на свою широкую кровать. Я слушала ее в охватившей меня внутренней прострации. Меня очень мучил ключ, который торчал в дверном замке. И в один момент, когда старая сука стягивала с себя массивный крест и подрясник, я незаметно подошла к двери и открыла замок. После чего облегченно вздохнула и вновь уселась на диванчик. Когда бабка, развалившись на кровати, стала звать меня к себе, послышались стремительные шаги, и дверь спешно и широко распахнулась. На пороге стояли священник (не Бориска) и молдаванка. Молдаванка привела его, чтобы разоблачить меня в моих дурных поползновениях, и защитить игуменью. Если бы она правильно оценила ситуацию, при встрече со мной на тротуарчике, то ни за что не стала бы звать священника. Стоят они на пороге игуменской кельи и видят картинку: я, одетая, сижу на диване, а напротив, развалившись на кровати, игуменья, с непокрытой седой головой, без крестов, в ночной сорочке и без портков. Думаете, она испугалась? Как бы,да не так! Думаете, священник начал ее стыдить? Как бы,да не так! Кричать он начал на меня, а молдаванка подвизгивать. Что, мол, я тут делаю, как посмела прийти, когда игуменья почивает. ( Это в обед она почивает? Как на

курорте…) Громкие голоса меня «разбудили». И я, находясь в пограничном состоянии, вдруг осознала происходящее. У меня перехватило дыхание, слова вырывались с трудом, но я успела сказать, о том, что нахожусь не в своей тарелке и что меня закодировали. Требовала Бориску на ковер, чтобы снял с мозгов фишечку. Вот тут-то и начался настоящий переполох. Молдаванке приказали уйти. Игуменья спешно натаскивала свой подрясник. Мне приказали успокоиться и сесть на диван. Священник ушел. А старуха тыкала мне в руки бутылку с минералкой, которая заблаговременно стояла на столе. Опять звучали слова о послушании и я попила водички. Я даже помню, как отъехали мои мозги, после выпитой воды. В монастыре нередко применяют психотропные вещества. Связей с врачами церковный истеблишмент имеет предостаточно. и хорошо оплачивает эти связи! Когда я очнулась, игуменья в полном облачении чинно восседала за столом у раскрытой библии. Все произошедшее было окутано туманом. Но больше она меня в свои покои не звала. Ни молдаванка, ни священник, ставшие свидетелями этой истории, никогда и нигде не обмолвились об этом ни словом. А в отношении меня начались, вернее, продолжились, разные подлые подставы. Все они были мерзкими. Но большей мерзо-

сти, чем влияние на человеческое сознание, подавление воли человека, и особенно, в корыстных целях невозможно придумать. Я это испытала на себе. Благо, что подавить меня в той мере, в которой хотелось «их святостям», не удалось. Вся религиозная система существует за счет подавления человеческой личности. Подавление происходит исподтишка, так сказать, ненавязчиво, в церковных стенах, вам вешают на уши лапшу. Конечно же, не ежедневно и не ко всем применяются в монастырях такие нейролингвистические практики. Иначе монастырь превратился бы в стадо зомби. Но люди там живут в состоянии некого депрессивного безразличия, иногда позволяя себе «шалости», в качестве разрядки. В монастыре у меня выудили подписи на чистых бланках. Это было не сложно. Я доверчивый человек, несмотря на все пакости, которые пришлось испытать на собственной шкуре. Когда игуменья получила такие бумаги, она торжествовала. Ведь теперь с их помощью со мной можно было легко расправиться, как она полагала. Она позвала меня к себе. Была ласковой и приветливой. Прочитала лекцию о надлежащем прилежании и смирении. Потом, подняв руку вверх и сжав пальцы в кулак, сказала: - Вот, ты у меня где теперь! Я, молча, округлила глаза. - Думаешь, что у тебя что-то есть?

Старуха намекала на дом в селе, который я купила к тому времени. Еще у меня оставалась от продажи моего прежнего дома некоторая сумма на счету в банке. Впоследствии я деньги потратила на ремонт и приобретение всего необходимого. - Ничего у тебя нет! Все твое – теперь мое. И никуда ты не денешься. Будешь слушаться – будет тебе хорошо и будешь хорошо жить. А не будешь – пеняй на себя. Пришла в монастырь – слушайся! Вот так вот все просто! Мне предлагали хорошо жить за мой же счет. О том, как монастырь использовал мои подписи, я рассказывала в статье «Монастырские страсти». Священник, написавший рецензию на эту статью, упрекал меня в желчи. (Чисто церковная реплика в адрес недовольных). А я ее и не скрываю. Когда вспоминаю всю эту дрянь, желчь кипит во мне и хочется плюнуть в лукавые рожи. Особая фишка всех церковников (и политиков) – это собачка, тявкающая из-за угла. - Фамилии!!! Назови фамилии и место действия! – требуют «правдоискатели». - Не называешь?! Значит, не тявкай, как собачка из-за угла! Это очень затертый психологический прием, призванный раззадорить тех, кто посмел возражать (тявкать!). Назови фамилии и имена! Что боишься??? И дуралеи не выдерживают, называют и становятся быком на арене корриды. И

разъяренная толпа будет неистово кричать, когда быка завалят. Те, которые действительно боятся, молчат. В той ситуации, что произошла со мной в игуменской, у меня есть свидетели – молдаванка и священник. Но они первые бросят камень в мой огород. И ни за что не признаются. Так, кто боится? Думаете, игуменья испугается разоблачений? Ха-ха! Она мне однажды прямо сказала: - Была тут у нас одна работница… Придумала, что видела меня в постели с кем-то. Пошла и рассказала… Знаешь, где она теперь??? Где она теперь – игуменья не уточнила. Разоблачений в монастыре не любят, но не боятся. У них целый арсенал защиты: от толпы, с промытыми мозгами – до правоохранительных органов. Чтобы называть имена и фамилии тех, кого презираешь, и кто стоит на высоких лестницах фальши и обмана, надо иметь в своем арсенале такую же, как минимум, толпу и таких же правоохранителей. Где я нахожусь и что я о них пишу, в моем «любимом» монастыре знают. Я уже не за углом. А размазать меня по стене или поджарить, мне обещали еще до написания этих статей. Так что, отбоялась. Имею удовольствие высказаться.Так что, арена врата открыла. Вперед, тореадор! Бык готов! Автор: Абасада

Я тебя никому не отдам, Из души своей не отпущу И назло переменным ветрам, Я люблю, потому что хочу. Обещала тебе я тогда, Что любить тебя буду всю жизнь, Я люблю, пусть проходят года И прошу, на меня ты не злись. Я тебя отпустила давно, Но душа моя вряд ли отпустит, Свыше всё давно решено, Мне немного навеяло грусти. Береги себя ты, прошу, За тебя я всегда беспокоюсь, Но помочь тебе не смогу, Потому что теперь не откроюсь! Ты прости, за чувство любви, За всю память, о тех наших днях, Она жрёт меня изнутри, Это чувство сильнее меня. Я хотела с тобой жизнь прожить, Но быть вместе с тобой невозможно, Я всегда тебя буду любить, Тихо, молча и осторожно! Автор: Виктория Ерух

Ты вспомни, как всё начиналось, В холодный вечер декабря, Моя судьба мне повстречалась, Чтобы остаться навсегда. Всё началось очень банально, С той переписке в соц. сети Потом мы встретились случайно, И друг-без друга не могли. Холодный вечер, зима, стужа, А мы вдвоём под одеялом, Теперь один ты только нужен, А без тебя, мне мира мало.

Мой мир перевернул ты быстро, Я знаю, это хорошо, Ты стал всей жизни моей смыслом, Сейчас это важней всего С тобой всё быстро закрутилось, Как-будто так должно и быть, С первых секунд в тебя влюбилась, И больше не смогу забыть Мы часто ссорились, мирились, По поводу и без него, Со временем мы лишь сплотились, Ведь нет дороже никого. Мы отмечаем с тобой даты, Все календарные вдвоем, И знаешь, я безумно рада, Что жизнь мы вместе проведём. А помнишь ты тот берег моря? Когда мы в ночь взяли билет, Мы были счастливы с тобою, Вдвоём встречали мы рассвет Прогулки помнишь ты с друзьями? Нам было весело всегда, Везде с тобой вдвоём бывали, Не разлучались никогда. Минута кажется мне годом, Когда не рядом ты со мной, Мне больше незачем свобода, Ведь мне спокойно лишь с тобой. Заботу мы друг-другу дарим, Частицу душ мы отдаём, Любить мы вряд ли перестанем, Сильнее любим с каждым днём. Автор: Виктория Ерух

И звезды не видны, и небо словно плен Нам не хватает сил уйти от этих стен А в городе зима, а в городе покой И счастье... Огромное как мир... Ты лишь глаза тихонечко прикрой.

Не верь, что это сон, вранье, что не всерьез, Но открывать глаза не хочется до слез. Не открывай глаза почувствуй глубину, И в этой глубине постигнешь вещь одну. Что в городе зима, что в городе покой И счастье... Огромное как мир... Ты лишь глаза тихонечко прикрой. Автор: Сергей Литвинов Муромский

Пролетели мы, прошли почти незамечены. Раны болели, но потихоньку залечены. Кто-то извне поменял все знакомые к сердцу пароли. На эпизоды разодраны наши главные роли. Добрые мысли разбиты об камень политинформации. Сколько там ехать? Приехали... Конечная станция. Конец гравитации. Автор: Сергей Литвинов Муромский

% Город чуть слышно теряет листву, В ореоле фонарных огней. Я в ожидании к рассвету иду, По мерцающим бликам аллей. Птицы о чём-то печальном поют, Слышу грустные их голоса. Я покидаю домашний уют, Чтоб заглянуть в небеса. Мне рассвет обещал чудеса... Строчным пунктиром зависли огни, Сквозь них алые рвут паруса. Странную веру во мне сохрани,

Веру... Ещё пол часа... Мне рассвет обещал чудеса... Автор: Сергей Литвинов Муромский

& Куда ни глянь – везде одни вельможи За выгодой готовы лезть из кожи. И все такие важные персоны, Куда ни плюнь и там и тут масоны. Кругом все представители элиты – Сердца и души инеем покрыты. Уже нет места в этой высшей лиге, Задуматься пора о красной книге. Не станет, я боюсь, спустя полвека Обычного, простого Человека. Автор: Дмитрий Тибоз

(

Фальшивая тональность! Здесь фа-диез, а не бемоль! Мелодия глуха, глупа! Рассчитывать любовь, умеешь ты во всем: В свиданиях, разлуках, муках, радостях, слезах… Фальшивая тональность! Здесь не бемоль, а фа-диез! Автор: Эмилия Манштейн

)

( Отталкивая осень от себя, И укрываясь листопадом, Надежду ветер носит… Но ты… не жди меня, как эту осень…

Автор: Эмилия Манштейн

Среди бумаг, клочков, Изорванного сердца моего, Бежит огонь. Сверкают искры. Листы шуршат… Но шепот сердце обнимает, И вижу я твои глаза: Там буря, слезы, сплин живет… Там сокрушенье дней, ночей и жизней, Там нет надежды, благая скорбь живет, Лелея душу смехом чистым… Автор: Эмилия Манштейн

? ,

Как в горле пересохло!… Неведом путь и далеко рассвет… Он не оглянется назад! Дойдет до цели яркой, славной! Но по пути вздохнет: «Что в нем? В моем безумном часе? В пруду кувшинок, меж сребристого стекла, Что смотрит на меня в полчасье? Минута засухи и водяной рассвет, Зовущий в полночь мне ненастье.» Как в горле пересохло!… И путь знаком и недалек рассвет… Но он оглянется назад! И не дойдет до цели яркой, славной, И по пути свернет: «Что в нем? В моем безликом получасье?» Автор: Эмилия Манштейн

( ?

-# Без тебя, Ночь сменило утро, кофе остался нетронутым... Без тебя, День сменил вечер, чай оказался холодным... Без тебя, Наступает ночь... *** Душа болит, Без тебя... Автор: Эмилия Манштейн

+ Здесь нету воронья, Есть только чайки-альбатросы, Здесь капитан Один начальник без вранья, А в подчиненьи гидронафтыБравые матросы! ПРИ.: Покидают гавани Корабли скорей, Вдаль уходят,в плаванье Короли морей И,словно бы,завистники С пеною у рта Волны бьют неистово Каравелл борта! Вдаль уплывает горизонт, С иллюзией его достичь Давно порвали, Зонд-батискаф Ощупывает дно Координат былых баталий! ПРИ.: Покидают гавани...

Автор: Комяков Григорий

. Дни-костры,а ночи-шлак, Пьяный дворник Зажёг фонари, Месяц вышел,аксакал Поплясать со мной до зари! ПРИ.: Не печалься,не горюйЖизнь всего,ведь,сказка, Где яснеет ночь к утру Да день от солнца красна! Дни -костры,а ночи-шлак, Ясный месяц в небе горит, Ты пришла,ко мне пришлаБудем петь и плясать до зари! ПРИ.: Вот,дни-костры,а ночи-шлак, Месяц ясный в небе рогат, Ты пришла,ко мне пришла, Будем петь и пить сурогат! ПРИ.: Так,не печалься,не горюй, Жизнь всего,ведь,сказка, А дворник-это символ Любви И всё не напрасно! Автор: Комяков Григорий

) Эта вечная нить, Эта вервь бытия, Как ее ухватить, Как понять — кто есть «я»? Может «я» — этот голос, Звенящий в висках, Может «я» — этот колос, Растущий в веках? Может «я» — этот Свет В глубине родника,

Где течение лет Начинает Река? «Я» — тот Свет и тот Луч, И та Вервь Звонаря, Что звонит среди туч, Радость Лета даря! Я звоню, собирая Других звонарей, Чтобы встретить у рая, У Вечных Дверей Лик Того, Кто и нас, И весь мир сотворил, Кто от сумрака спас И сердца оживил! Автор: Цыплаков Петр

«Обула» жизнь рукастая - на пару с судьбой - и ничего, не остаётся... Пасётся сердце, а зачем пасётся?! Нет спроса – очевидности, товара… Ну, подскажите адрес теплоте, ладоням, применение найдите?! Забывчива (не там, не то, не с тем!) растерянность поёт - "не уходите?" Ещё с утра гудело недоверье но голова уже не «при делах» и сердце… закусило удила и не уймётся (в поисках потери?!) Пустеет взгляд без обаянья веры, откинувшейся нежности (на… пусть!!) Когда слова навзрыд, не знают меры открытости! (Когда… потом – плетусь). Не суетится… Движется конец без ввода дополнительных актёров Короткий текст… и на ура галёрок забывший притязания… истец годами… «в ожидании Годо»! Устал, и уж опомниться не скоро… Моно – спектаклю… не нужна опора! А сердцу, разорённому… гнездо… Автор: Нелли Мершон

Сарказм лечит от болезни что объявляется – любовью?! А глянцевое пустословье?? Рот, затыкающее… В тесте, слоённом плавились слова? И потеряли очертанья? Болезнь лишена названья и срока... сбились доктора подруги, родственники… Хором, толпятся мысли у виска и век - дрожащая опора удерживает их, пока сарказм - лечит от болезни… И от… пустого предисловья (любой душе - знакомый крестник!) Как соловью знакомо лето поют – вливают… вместо – вместе?! чушь Марлезонского балета! И… с лёту – «милый – песня спета!» без объясненья… А, пока… сарказм… лечит все сомненья… Но… не даёт иммунитета… Автор: Нелли Мершон

! Встань, лежебока! Кличет переезд! Отбытый «срок»… и… перемена мест… Окно на юг, и солнце лезет в кофе а серость севера, не охлаждает дом и яркий свет, срисовывает профиль и наполняет ложки серебром. Усталость тела - сбрасывает пена Горячий душ, и горький шоколад Забавна жизнь, как басни Лафонтена и прав в ней тот, кто... больше виноват? Автор: Нелли Мершон

0 Мне красота подарена тобой И нежный стан лелеет взоры. Бутон цветёт сверкающей душой Слагая музыкальные узоры. От рук прикосновений дорогой Мне кажется,что вечно длится Тот миг подаренный судьбой И сердце трепетно стучится. В глазах озёр сливаясь с бирюзой Я утону и не смогу напиться. Вся жизнь моя заполнена весной Я сотню раз готов в тебя влюбиться.

Автор: Попов Алексей

! На промёрзлой земле, на обочине Где колючий играет мороз. В теле дрожью скулило дыхание Умирал здесь израненный пёс. По его шерсти лёд в крови греется Запеклась боль поверх колеса. Лишь позёмкою гладит метелица Нежно снегом укутавши пса. Промелькнула судьбина с рождения От щенка до хозяйской цепи. Человеку служил в охранении Будка ,миска, забор да пенки. Пёс не знал о морали присутствия У людей, где в словах их добро Нежность, ласка и нет равнодушия Что животным сказать не дано. В звёздных снах и мечтах друга верного Он желал навсегда обрести Чтобы нежность ласканья безмерного Ощутилась от доброй кисти.

Снятой цепью свобода забрезжила Клочья шерсти от старого пса Убирая, затрещиной выставил За забор, человек вслед грозя. И шагая походкой не твёрдою Поджимая хвост тихо плетясь Вдоль дороги с опущенной мордою Где машиной разбрызгана грязь. Вот она долгожданная невидаль О которой мечтал пёс с мальства . Он за верную жизнь много выстрадал Чтоб увидеть тот мир волшебства. Он увидел машин приближение И мотором рычащий огонь . Показалось, а может спасение Вот он друга затейливый вой . Побежал он на встречу приветливо За виляя хвостом защерясь Вдруг отбросила сила немедленно На дорожную снежную грязь. Вой пронзил всю дороги окраину Нет следа от машин тормозов. В окровавленной снежной проталине Стонут грёзы не сбывшихся снов. Автор: Попов Алексей

(

Напомню я своё признанье В начале нашего пути. В союзе с молодостью ранней Судьбой подаренной мечты. Явилась ты как откровенье Предстало имя предо мной Стал светел путь в любви прозренья Татьяна стала мне женой. На крыльях нас уносят волны Глаза в глаза в реке небес. За милых дочек благодарен И смыслом жизни лишь тебе. Храм наш-семья и мир наш счастье Богами вечность нам дана.

Любовь моя второю частью С твоей любовью связана…. Автор: Попов Алексей

! -

- !

Взор в небеса, поднимая Мечтая парить в высоте. Рос человек, окрыляя Усилье, подняться к звезде. Завещанный сон поколений Свободного чувства поток. Сияние звезд откровений Желание воли - рывок. Рывок, окрыленный успехом Ракетой пронзившую высь. По-русски: - “Поехали”- Эхом.. С космосом ярко слились. Автор: Попов Алексей

21 Я радостью омоюсь утренней Солнца ярого теплотой. Ветром в объятьях укутанный, Где взгляд утонул синевой. Вдохнув частоты, не надышишься Бирюзой распростертая шаль. С красотою природы обнимешься Убежав в васильковую даль. Перезвон свиристелей раскатные Крылатую песнь принесёт. Где свились макушки кудлатые Причёсок берёзовый взлёт. Я милуюсь в объятиях с красотами Наглядеться никак не могу. На ромашки лелеющих взорами В маргаритках цветных на лугу.

Ах ты ладушка-зелень расцветная Полевой завлекая игрой. Чар румяны с собою принесшая. Цвет природы даруя Родной. Автор: Попов Алексей

, Заря, сварившаяся всмятку, В окно глазунью подает. Еще играет сумрак в прятки – И что-то кто-то не найдет. Рука привычно ищет места В укромно-нежном уголке. Задержка ласкового жеста Наводит мысль о тупике. Колышет ветер занавеску, Касаясь невзначай плеча. В твоих глазах не вижу блеска – Любовь свернулась в палача. Рассвет упрямо ставит точки В наивности любых начал, Но после каждой свежей строчки Я что-то новое узнал.

Автор: Александр Шелехин

( Усталая осень В смущенном багрянце У ветра попросит Увлечь себя танцем. Деревья в стриптизе Стыдливо вздыхают, В последней репризе Тепло провожают. Асфальт под ногами Шуршит листопадом, Связав узелками Все листья в награду.

Был раньше он серым, Теперь золотистый, И сразу манеры Должны измениться. Пейзаж в изобилье Пылающих красок, Воздушной мантильей Срывающий маски, Дождем угостивший Природу повсюду, И, цели достигший, Проснется Иудой, Ведь скоро исчезнут Такие раскраски И канут как в бездну Красивые сказки. Автор: Александр Шелехин

Листая прошлого страницы, Когда ночами вдруг не спится, Мелькнут знакомые мне лица, И память вдруг разговорится. Как будто было все недавно: Дружили вместе, пели славно, Влюблялись иногда забавно, Шалили вечером исправно. Но разбежались по квартирам, И видимся теперь пунктиром, Ругаемся с реальным миром И прячем совесть под мундиром, Сидим частенько в Интернете, Им забавляемся, как дети, Забыв, что есть еще на свете Реальные живые дети, И отдых только заграницей, Питаемся обычно пиццей, А пролистать в себе страницы Лениво, да и стерты лица. Автор: Александр Шелехин

)

(

( Оденься сумраком как платьем, Отсветом тоненьким от бра. За чувство близости заплатим Любовной страстью до утра. Тебя на ощупь зацелую, Касаясь самых нежных мест, И лаской смелой избалую, Проверив на взаимность тест, На совместимость душ у тела В прохладном отблеске зари, И чтобы ты сказать успела Мгновенью этому: «замри».

Автор: Александр Шелехин

6 Там есть покой, и тишине ещё подарены все звуки. Ушли волной ночные муки, рассветным шёпотом, во мгле. Бездонен сон и тень рябит средь занавешенных окошек. Свернулся кот, он кем-то брошен мурчит, поеживаясь, спит. Там есть покой, подле тебя, на правой стороне кровати. Мне вечности даже не хватит, чтоб спать там крепко, как дитя. Автор: Юлиана Тихонова

(

Впредь... Вы не привыкли видеть свет И темноты пугает тихий звук. Когда вас ослепит рассвет,

Моих не будет рядом рук. Вам непривычна моя грусть И непонятен мыслей ход, Увы, я больше не свечусь, Судьбы унёс водоворот. И безответная любовь. Моя, Спасибо, что не ваша, ведь, Не разливались горечи моря В вас, теперь и я, не потревожу, Впредь. Автор: Юлиана Тихонова

7 2 Я не люблю тебя за то, Что ты не даришь просто так Свою улыбку и шальное настроенье. Я не люблю тебя за то, Что за незначительный пустяк, С тобой испортить можно отношенье. Я не люблю тебя за то, Как шею странно пригибаешь, За то, как холодно, без чувств, Старинные романсы ты играешь. Я не люблю тебя, и ты Меня за что - то ведь не любишь. Ты не кори, ты не кори. За мою глупую улыбку, За несерьёзность и ошибку, Что вдруг могу я совершить. Так или нет,но мой кончается листок Нас ждёт безумных дней поток, лет. Мне не всегда суждено смотреть снизу вверх. Автор: Юлиана Тихонова

Дом мой, Родина моя! Так милы твои мотивы. Сердце – трелью соловья. Все места здесь так красивы! Дом мой, Родина моя! Нет тебя мне ближе и дороже!

Расстелить мечтаю я В мягких травах твоих ложе! Дом мой! Родина моя! Мне б в росе твоей умыться. Из цветков, что на полях, Мне б сплести венки сестрицам! Бегать босой по лугу, Ключевой воды напиться. И встречать, пока могу, С хладом первым, зимушку-царицу. И под дубом чёрным-чёрным Мне б сложить свои стихи. О лесах с зелёной кроной, О ветрах, что так лихи. Дом мой! Родина моя! Так милы твои мотивы. Сердце – трелью соловья! Все места здесь так красивы! Дом мой! Родина моя! Необъятная, степная. Расцветай же, Русь Моя! Неизменная! Другая! Автор: Юлиана Тихонова

7 Вдыхая кварц, в голубом видении парю. Синее волокно В мириадах галактических светлячков В пространстве ловлю созвездий осколки. Постижение тайн мироздания, откровения небесных тел и сфер всё мне дано. Невесомость укачает в колыбели вселенной, в тумане меня растворит. Автор: Юлиана Тихонова

Тобою снедаем мы таем, но прежде укроюсь твоим именем пересекая море,

береговые линии осели на одежде и розовый рассвет повис на шторе На юге два дыхания слились в одно и отворили утро мы заслужили и мы дождались нашу песню после intro В своем движении звезды туманны согрею ладонями шелест ресниц твои уста таинственно желанны наследница чудесных небылиц Запечатаю в конверты свое путанное заклинание целую волосы, оставляю сиренью многоточия звездное письмо как млечное послание в оперении мамином морщинки отчие Я расправляю паруса твоей улыбки под кусками безмятежного неба под простынями рассвета сердца калитки скрепили ладони как в невод Ты обволакиваешь сердце, до чистого жжения вот-вот оно треснет щемящее чувство, часы сближения мы вместе Хочу быть поближе к твоей медовой коже Хочу отражаться в твоих глазах, и чтобы ты в моих – тоже Автор: Дзянь Го

Дальних галактик млечные шестерёнки; Звёздное Небо издавна на сносях… Небу плевать, что здесь – у его ребёнка, Столько вопросов в поднятых вверх глазах. Небо молчит… Небо не даст ответа (Вечная истина – смертному ни к чему!..) В Небо взмывают гимны, мольбы, ракеты! – Небу плевать на всю эту кутерьму. Небу плевать – на катаклизмы, войны, Планы диктаторов, горькую жизнь рабов… Вечное Небо! – оно, как всегда, спокойно – Там, за пределами смерти… и облаков… Автор: Владимир Ордовский

*29 2 ) ,:& )*6 ; Мы познакомились методом тыка… Словно княжна ты нежна и прелестна, Сочной росой на губах земляника… Имя твоё мне ещё неизвестно… Ты словно ангел!.. семнадцатилетний, Я словно демон, которому тридцать… …Тысяч веков! – хороводами бредней Вся эта бездна постылая снится! Я так устал! – мои веки остыли, Звёздная мгла подо мной всё отвесней! Ты – словно ветер, вздымающий крылья – Стань же моей необузданной песней! Стань же любовью моею – сверхновой… Я тебе стану дорогою млечной… Если ты тоже на это готова – Будем друг другу проклятием вечным… Сладким и страстным, терпким и горьким – Сном растечёмся друг другу по жилам… Ты так юна и стройна… но вот только Жаль, что понять меня просто не в силах: В смертном сознании нет столько бездны, Чтоб воплотить себя Истиной зримой… …Даже стократно жестоко отвергнув – Ты всё равно будешь мною любимой! Ты как дитя, как наивная пташка, – Небо ключом пред тобою открою! – Пташка, лети! – ведь, наверное, даже Лучше, что вместе не быть нам с тобою: Ты словно ангел семнадцатилетний, Я словно демон, которому снится, Что сего страшного мира последней Будешь ты в небо взлетающей птицей!..

Детка, не бойся! – всё будет как прежде… Время по кругу – гремящей рекою – Жадно, бесстыдно срывая одежды, Кожу и плоть пожирает собою. Мёртвые звери смеются, как дети… Мёртвые дети рыдают, как звери… Тише!.. На сумрачной этой планете – Там, за бессмертием, новые двери! Новое небо, и новое время! Новая Истина над головою! Нового хлеба проросшее семя Вскормлено новой обильной землёю... Снова ты станешь семнадцатилетней… Снова останусь я тем, кому тридцать Тысяч веков хороводами бредней Будет всё это по прежнему сниться… Мы познакомились методом тыка… Словно княжна ты нежна и прелестна… …Но тысячи раз отцвела земляника… И имя твоё мне давно не известно… Автор: Владимир Ордовский

- 0

Дорога в закоулках пустоты. Но здесь не пусто. Протянет лапу страх из темноты. Тебе здесь страшно, грустно? Идешь вперед, решила ты сама. А с чем - с отчаянием и страхом? Храбришься, говоришь: "Отличные дела!" Но уничтожишь ли худое и развеешь прахом? Взяв за руку свободу и покой, В сомнении движешься ты с каждым шагом. Что утро, то ни день. Рассвет и новый бой. И это бой с самой собой. Автор: Расима Ахмедова

Послушай: неужто молитва стара, как стон безразличия в пламени ада? Луна – ятаган: ослепительным взглядом и миловать может она, и карать. А ночь – черновик: звезды спят на страницах, волнуясь, дрожат в ожидание дня, что выпадет им: с униженьем смириться, иль главное: все же – угаснув – понять? На плахе утра, обнажив откровенье, смеяться в лицо ослепительной лжи, и молча смотреть, как пылают поленья, и старой молитвы слова ворошить. Автор: Анатолий Кулиш

( У тебя есть сын, У меня лишь сон, Горек и тягуч, Как больного стон. У тебя есть дочь, Мне же ночь дана, Словно та вдова Вся лицом черна. У тебя есть брат, А меня ест бред,

Счастье вижу в нём Раз в сто лет в обед. У тебя сестра, Мне достался страх, Растворюсь в его Пропастях-глазах. Я тебе никто, Мне чужая ты, Но наступит день, Рухнут все мосты. Мы с тобой тогда Вместе вниз падём И, рука в руке, В пустоту уйдём. У тебя есть сын, У меня лишь сон, Как на сердце боль Бесконечен он. Автор: Алексей Рубан

(

Не верь любви, она обманет, Поиздевавшись, в дураках оставит, Поманит своей радужной мечтой И навсегда останется с тобой. Поселится любовь там, где не надо. Тебе - тревога, ну а ей - отрада. Ты слышишь свои стоны из груди? Это она грызет нас изнутри. И не заметишь, как тихо подкрадется, Запрыгнет в сердце и сожмет - ей это удается. А ты живи хоть полсотни веков, Пока освободишься от ее оков. Ну как? Очень тяжко, правда? Ты в муках. Она этому и рада. Не верь любви. Она тебя обманет, Вонзившись в сердце, страдать всю жизнь заставит. Автор: Расима Ахмедова

, - Я вас прекрасно понимаю, но, увы, ничем не могу помочь, - произнесла Анна Кёниг, директор приюта для сирот. – Это не в моей компетенции. Её собеседник, немолодой мужчина в старом потертом плаще и давно не видавшей щетки шляпе, печально опустил голову. Сказать по правде, Анна слукавила. Да, вопрос, по которому к ней обратился собеседник, был не в её компетенции, но она знала людей, которые могли бы помочь в решении этого вопроса. Но к ней пришел абсолютно незнакомый человек и появлялся резонный вопрос: а зачем мне помогать ему? Для Анны ответ был очевиден: незачем. Может показаться, что она эгоистичная и жесткая. Частично так и есть. - Что же, видимо, я пришел не по адресу. – Собеседник поднялся и направился к двери. – Всего доброго. - До свидания, - из вежливости, Анна улыбнулась мужчине, надеясь, что больше его не увидит. Она продолжила работу с бумагами, которые пришлось отложить из-за посетителя. Время уже позднее, но бумажной работы всегда много. Открыв дверь, мужчина на мгновение остановился, размышляя, говорить эту фразу или нет. Ему она казалась глупой. Все это было похоже на детскую игру в разведчиков, где де-

, тишки придумывают себе кодовые слова и пароли. Но он все-таки решился. - Что-то еще? – Спросила Анна. - Вас рекомендовал Вильгельм. – Неуверенным тоном произнес мужчина. Выражение лица Анны сразу же изменилось, только она услышала эту фразу. Она отложила бумаги и поднялась со стула. - Я постараюсь сделать все, что в моих силах, серьезно произнесла Анна. Такая резкая перемена, но только для не посвященного человека. История Анны началась давно, если быть точным очень давно. Этот приют, в пригороде Бонна был создан матерью Анны, Греттой. Да, приют был государственным, но Гретта давно хотела возглавить подобное учреждение, и вот счастливый случай улыбнулся ей. Знаете, это такая смесь карьеризма и любви к детям. Стремится занять высокий пост именно из-за педагогического таланта, а Гретта поистине была талантливым педагогом. Увы, в обществе признаются таланты художников, певцов и писателей, а не учителей. А ведь именно учитель создает будущее нации, он учит детей. Он дает им знания, объясняет многие простые и сложные вещи этого мира. Если учитель бездарен, то и его ученики ничего не достигнут, насколько они сами были бы талантливы. А талантливый учитель, который лю-

(

бит свое дело, в полной мере позволит раскрыться потенциалу ученика. Но, к сожалению, не многие этого понимают. Мечта Гретты сбылась, и она стала директором приюта. Она всеми силами помогала маленьким сиротам, детям из неблагополучных семей, найти свой путь в жизни. Конечно, ни она, ни другие педагоги приюта, не могли заменить детям семью. Но они прикладывали максимум усилий. Анна с детства посещала приют. Сначала она просто играла с детишками, но каждый вечер, когда мама забирала её домой, она видела печаль на лицах других малышей. Она не могла понять, что такое похоронить родителей, или, что еще хуже, быть оставленным мамой и папой. Ведь когда родители умирают, ты знаешь, что они любили тебя, но злой рок распорядился иначе. А вот осознать, что родители бросили тебя, без сожаления оставили или вообще выгнали из дому… это чувство невозможно передать. Его можно только почувствовать на своей шкуре. Чувство не нужности, презрения, злости и даже ненависти от самых близких людей. Или, что пережить тяжелел всего, безразличие. Холодный взгляд, когда родной человек, самый дорогой и близкий на свете, становится чужим и просто уходит, невзирая на твои крики,

плач. Однажды она сказала маме, когда она забирала её: - А можно я останусь с братиком сегодня? Мальчик, которого она называла братиком, расплакался. С тех пор Анна иногда стала оставаться с детьми на ночь. В подростковом возрасте, Анна после школы помогала с малышами, а вечерами, держась за руки, гулял со своим «братом». Её дружба с Марком, а именно так звали того мальчика, переросла в романтические чувства. После окончания учебы в школе, Анна пошла учится на педагога. Она мечтала получить диплом и прийти работать в этот приют. Марк же пошел во флот и стал моряком. После получения Анной диплома, Марк сделал ей предложение и они поженились. В колледже Анна познакомилась с Викторией и девушки стали настоящими подругами. Марк даже познакомил её со своим другом по морскому ремеслу Отто и через непродолжительное время они стали дружить семьями. После учебы Анна и Виктория пришли работать в приют. Для Анны это было настоящее счастье, снова вернуть сюда, снова помогать малышам, подросткам. Она всей душой любила детей, как и мать. А вот Виктория таких чувств не испытывала. Она не стремилась искренне помочь детям найти себя в этом жестоком мире, который и так уже вдоволь поиграл их судьбами. Педагогика была лишь средством реализации

ей амбиций. А амбиции у неё были! Она мечтала о кресле директора приюта. Мелко, не так ли? Но не всем же быть королями! Да и пост директора приюта тоже много значит. Бедные дети, они остались совершено одни. И тут она! Мать Тереза, которая всеми силами старается помочь бедным и несчастным детишкам. Разумеется, то всего лишь для публики, а в тишине своего кабинета она будет наслаждаться властью. Ведь здесь её слово будет законом для каждого. Разумеется, Виктория не проявляла своих истинных намерений изначально, добросовестно исполняла свои обязанности. Дружеские отношения с Анной, Отто и Марк были не разлей вода. Виктории доверяли и не удивительно, что она стала заместителем Гретты, когда её предшественница ушла на пенсию. Эту должность предлагали Анне, но та отказалась. Ведь заместитель директора больше времени проводит с бумагами, нежели с детьми, а Анна не хотела оставлять своих подопечных, которые стали ей как родные. Тогда никто не обратил внимания на это. Виктория профессионал, отличный педагог, почему бы ей не занять место заместителя директора. Вот только для самой Виктории это был лишь шаг на пути к тому, чтобы убрать из фразы слово «заместитель». И вот, когда пришла пора Гретте уходить на пенсию… - Анна, я хочу с тобой серьезно поговорить. – Начала разговор Гретта. - Да, мама.- Произнесла Анна. В кабинете

Гретты они были вдвоем. Гретта заняла пост директора приюта когда ей было почти тридцать, а Анне всего год. Сейчас же Гретте шестьдесят пять, а Анне почти сорок. Но глядя на свою дочку, Гретта не считала, что она уже взрослая. Перед ней сидела все та же девчонка, что и двадцать лет назад, мечтающая всю жизнь посвятить детям. Анна любила детей всем сердцем. И, имея двоих сыновей, не разделял на родных и приютских. Она любила всех. Это и было бедой Анны. Гретта понимала это. Анне предстоит занять должность директора. Во всяком случае, на это надеется Гретта. Но Виктория. С годами милая и добрая девушка, стала алчной и жестокой. На самом деле она такой и была. Просто с годами жажда власти и амбиции убили в ней всю доброту и любовь к детям, которая в ней все же была. Немного, но была. Зато они заточили такие чувства как презрение, ненависть, жестокость. Гретта была жестким руководителем, а не жестоким. Виктория же была иной. Она внушала страх своим подчиненным. «Боятся, значит, уважают!» - говорила она. Только теперь боятся начала и Гретта. - Виктория, она… Гретта замялась. Анна и Виктория были близкими подругами, и мать давно уже говорила дочери, что Виктория не такой уж и хороший человек, каким она кажется. К сожалению, Гретта сама поняла это поздно. Но не настолько, что все упущено, шанс еще есть.

- Ты уже говорила. – Произнесла Анна. – Виктория злая, Виктория жадная. - Да, Виктория жадная! – Повысила голос Гретта. – Пойми, она разрушит все, что я создавала, что мы создавали. Ты же всю жизнь провела здесь. Ты Марка встретила здесь. Генрих и Гюнтер росли здесь. Анна, я прошу тебя… - Хватит, мама! – Анна поднялась со стула. Я не могу бросить детей. - Я не прошу тебя бросать их. - Ты просишь меня запереться в кабинете и разбирать тонны ненужной бюрократической бумаги! – Анна уперлась руками в стол и в злости скривила лицо. – Что это?! – Она взяла ближайшую бумажку. – «Отправить отчет о расходе стирального порошка за последние три месяца». – Прочитала она заголовок. – Что за бред?! - Это не бред! – Заорала Гретта. – Это и есть работа директора! Разгребать эту бюрократическую макулатуру и отвечать на неё! С утра до ночи! - Так пусть этим и займется Виктория, раз она это любит. – Тихо произнесла Анна. - В том-то и беда, что кроме как механически отвечать на эти бумажки, Виктория ничего не умеет. – Ответила Гретта. – Она прекрасный исполнитель, но руководить она не умеет. - Она замещала тебя, когда ты была в отпуске. И не раз. – Вступилась за подругу Анна. Говорят, что женской дружбы не бывает. Ложь! Женская дружба может быть крепче мужской. Даже сейчас, Анна приняла

сторону подруги, а не родной матери. Что это? Не проявление дружбы? - О господи, неужели ты так слепа? – Изумилась Гретта. – Её никто не любит. Не понимает. - Так уволь, в чем проблема? – Всплеснула руками Анна. Гретта устало откинулась в кресле, сняла очки и потерла переносицу. - Если бы это так было легко. – Произнесла она. – Понимаешь, Виктория не сидит без дела. Мне даже в мэрии намекнули, что не против её видеть директором приюта. - Так в чем проблема? – Удивилась Анна. – Пусть и становится. - Ты не понимаешь? Я всю жизнь вложила в этот приют! Ни один, запомни, ни один из моих выпускников не пошел по наклонной! Ни один не стал преступником! Ни один не стал наркоманом! И это за тридцать пять лет работы! - А может это не твои заслуги, мама, - грубо произнесла Анна. – Может у них у самих голова на плечах есть? Ты об этом хоть раз задумывалась? - Пошла вон! – Сквозь зубы произнесла Гретта. – Пошла вон! Ты ничего не понимаешь! - Как скажите. – Произнесла Анна и вышла из кабинета. Кто знает, чья это заслуга, судьба человека. Его собственная или же того, кто мог ему выбрать дорогу в жизни. Гретта считала, что она помогала детям выбрать правильный путь. А там, кто знает. Но сейчас Гретту заботили не судьбы выпускников, а слова чи-

новника из мэрии. «Запомните, приют – не ваша собственность!» И сказано было с таким презрением, что Гретта отрезвилась. Да, приют не её собственность, она лишь нанятый государством человек, но она вложила в него столько сил, что рассчитывала на уважение со стороны властей. И уважение было, пока Виктория не зачастила в мэрию с «отчетами». Конечно, Гретта понимала, что мэрия решает, кому быть директором приюта, но Анна была прекрасной кандидатурой на этот пост. Прекрасный педагог, профессионал своего дела. Увы, но под эту классификацию подпадает и Виктория. Разумеется, чиновники из мэрии не видят, кто и как работает, как Анна отдает всю себя детям, а Виктория лишь смиренно выполняет свои обязанности. Эта разница была видна лишь Гретте, но в глазах чиновников она предвзята, ведь одна из кандидаток её дочь. - Когда же ты меня поймешь, Анна? – Спросила Гретта у тишины кабинета. *** - Я, конечно, могу тебе помочь, - произнес Артур, просмотрев принесенные Анной бумаги, - но скажи, зачем тебе это? Анна встретилась с Артуром в небольшом кафе в Бонне. Весенний ветер гулял по открытой площадке кафе, растрепывал непослушные волосы и быстро остужал кофе. - Понимаешь, я должна. – Опустив глаза, произнесла Анна. Сегодня на ней было красное пальто и красный брючный кос-

тюм. - Ему? – Артур указал на бумаги. - Нет, - покачал головой Анна, - другому, но отдать долг должна ему. - Оригинально, произнес Артур, откидываясь на спинку стула. Черный деловой костюм, черный вельветовый плащ, белыми были только рубашка, шарф и волосы. Длинные белые волосы, собранные в хвост. Так же Артур носил очки с круглой оправой. Они познакомились во время учебы в ВУЗе, встретились в коридоре, познакомились. Анна сразу приглянулась Артуру. Со временем симпатия переросла в любовь. Правда, парень никогда в этом не признавался, но Анна не глупа и все прекрасно понимала. Артур не стал препятствовать счастью Анны и Марка и просто остался хорошим другом их семьи. Посвятив всю жизнь работе, он так и не создал семью. Хотя у него есть двое детей от мимолетных связей, но настоящей семьи у него нет. Он был воскресным папой. Его выходной начинался с того, что он заезжал за своей дочкой, выслушивая от её матери, что он мало платит алиментов, что дочери нужно больше денег и вообще, девочка растет, и потребности её растут. Тогда Артур не понимал, чем же привлекла его эта невзрачная, не ухоженная женщина в старом потертом халате с вечно недовольным лицом. Потом он вспоминал, что всего пару лет назад она выглядела иначе, и иначе относилась ко всему. Может, это он виноват в её изменениях?

Или же все-таки она такой и была, просто скрывала это в себе? Потом он едет за старшим ребенком, сыном. Там его встречает улыбающаяся женщина и её новый муж. Он так же улыбается Артуру, предлагает выпить чашечку кофе, пока его сын собирается. Они угощают дочку Артура печеньем и джемом. Женщина спрашивает как у Артура дела, как его работа, как его мама, не нашел ли он себе подружку. Все весело и непринужденно. Потом он с детьми уходит. Они гуляют в парке, на аттракционах, кормят уток в пруду. Это продолжается до вечера. Когда солнце клонится к закату, он отвозит детей их матерям. Снова выслушивает упреки от неухоженной женщины, потом пьет еще одну чашку кофе в гостях у семьи сына и возвращается в пустой дом. И как каждую неделю. А сейчас у него нет и этого. Дети выросли, сын пошел по его стопам и стал юристом, дочка подалась в искусство и стала художницей. Но видятся они крайне редко. Неухоженная женщина спилась и сейчас снова находится на принудительном лечении. Мать его сына умерла несколько лет назад от рака, и он иногда заходит на чашечку кофе, но уже просто к её мужу, чтобы вспомнить ту, которую когда-то любил… они оба любили. Семейные встречи по праздникам, а потом снова пустая квартира, где его верно ждет лишь старый спаниель по кличке Кристина. - Как там Марк? –

Чтобы продолжить разговор, спросил Артур. - Скучает по морю. – Ответила Анна. – Он жить без него не может, но с его травмой в море уже не выйти. - Ну да, главное, что он ходить может. – Печально произнес Артур. - Реабилитация уже позади. – Тихо произнесла Анна. – Знаешь, я рада, что мы не переехали тогда в Хайлигенхафен. Иначе бы он сейчас с ума сошел. Каждый день видеть море и не иметь возможности выйти в него. - Главное, что ты рядом. - Рядом громко сказано. – Отмахнулась Анна. – С утра до вечера на работе. - Но для встречи со мной ты нашла время? – Улыбнулся Артур. - Только потому, что у меня к тебе дело. – В ответ улыбнулась Анна. - Понятно, - произнес Артур, допивая кофе. *** С момента разговора в кабинете прошло несколько месяцев. Гретта пыталась снова заговорить с дочкой про Викторию, но ничего не вышло, Анна уперто не хотела слушать мать. Гретта уже было отчаялась, что дочь её вообще никогда не поймет, или поймет, но будет поздно. Случай помог ей в этом. Несчастный случай. Гретта подвернула ногу и порвала сухожилия. На долгое время Гретта выбыла из жизни приюта. Тяжелая болезнь не давала ей возможности работать, и она была уверена, что Анна заменит её, но Анна предпочла помогать

матери в реабилитации, нежели заменять её на посту директора приюта. Временно пост директора заняла Виктория. И знаете, власть опьяняет. Виктория не смогла сдерживаться, заняв место директора. Её натура раскрылась во всей красе. Приказы «нового» директора шли один за другим. Требования к воспитанникам и персоналу росли в геометрической прогрессии. Анна смотрела на свою подругу и не узнавала её, неужели это она, та Виктория, которая училась с ней? Да, Виктория была всегда строга с воспитанниками, но сейчас строгость граничила с жесткостью. Анна не понимала, что это всегда была жестокость, только раньше Виктория сдерживала её в себе, а сейчас, спустя столько лет, пружина ослабла. А из-за свалившейся власти и вовсе сорвалась. Не многие люди понимают, что власть, это не награда, а бремя. Властью не награждают, властью обременяют. Ты правишь, а значит, ты несешь ответственность. Вроде бы, простые и понятные истины, но их мало кто замечает. Многие видят лишь перспективы, которые перед ними открываются. Даже не перспективы, а средство удовлетворения своих амбиций. Перспективы это уже второе, а ответственность это десятое, что ли. Её мало кто замечает. Виктория не заметила. Она упивалась властью. День «нового» директора начинался с того, что она опаздывала на работу как минимум на пятнадцать минут. Это она объяс-

няла легко и просто: «Начальство не опаздывает! Оно задерживается!» Эта фраза произносилась с таким презрением, что любой подчиненный, посмевший сказать Виктории, что она припозднилась, сразу понимал, каково его место в этом приюте. Затем было долгое и, по сути, не нужное совещание с педагогами, где она ничего нового не говорила, а лишь пересказывала одно и то же каждый день. - Дисциплина никуда не годиться! – Разглагольствовала Виктория, сидя в директорском кресле. Кабинет директора она заняла сразу, как стала замещать Гретту. - Куда это только годится! - Виктория, - спокойно произнесла пожилая психолог, - не стоит так нервничать. Это мальчики, небольшая драка, выпустили пар и всего-то. Такое бывает часто. Это дети, и не простые дети, они… - Фрау Кельн, вы решили прочесть мне лекцию о работе с детьми? – Грубо перебила психолога Виктория. - Нет, - покачал головой психолог, - простите меня Вик… - она запнулась, - фрау Пютер. - То-то же! – Фыркнула Виктория. Анна тогда хотела было её одернуть, но не решилась. И такое было каждый день. Сначала её слушали внимательно, со временем это стало раздражать, а некоторые педагоги даже привыкли к её нравоучениям. Если бы только не эти вспышки гнева. Виктория могла взорваться и на-

орать на любого подчиненного по малейшему поводу. Особенно это проявлялось в её рейдах. В любое время дня она могла зайти в любой кабинете с целью проверки, чем же заняты подчиненные. И если она считала, что подчиненные заняты не тем, чем обязаны, это вызывало у неё приступ гнева, с криком, а иногда и оскорблениями в адрес подчиненного. Зачастую это заканчивалось слезами подчиненного, но все надеялись, что это временно и Гретта скоро вернется на свой пост, а Виктория насовсем покинет приют. Или хотя бы займет свое прежнее место. - Я её никогда такой не видела. – Произнесла Анна. Сейчас она была дома и помогала Гретте сделать перевязку. - Я тебе говорила, но ты же не верила. – Произнесла она. - Она… не знаю, как сказать. – Пропуская слова матери мимо ушей, продолжила Анна. – Она изменилась. Анне было тяжело признать, что мать была права. Как так можно верить в человека? Почему она так резко изменилась? Все буквально за несколько дней. Даже за один. - Она не изменилась, она перестала притворяться. – Объяснила Гретта. – Надеюсь, теперь ты понимаешь, чем это все может закончится? - Не знаю, мне все еще не вериться. – Покачала головой Анна. - Боже, Анна! – Воскликнула Гретта. – Да когда же ты поймешь?! - Что пойму? – Вос-

кликнула Анна. – Не могла она так измениться, понимаешь? Может, у неё размолвка с Отто? - С Отто у неё всегда размолвка! – Ответила Гретта. – Как он вообще на ней женился, не понимаю. - Полюбил. – Ответила Анна. - Мне в это с трудом вериться. - У них две дочки, так что все там по любви. - Дети и любовь, разные вещи, ты это должна понимать. – Печально произнесла Гретта. - Это я понимаю. - Другого ты не понимаешь! – Воскликнула Гретта. Анне не было что ответить. Она уже устала спорить с матерью. Кто прав? Гретта, которая хочет сохранить приют таким, каким она его создала, или Виктория, которая по непонятной причине изменилась и стала жестокой? Возможно, у неё действительно размолвка с Отто. Он все же вспыльчивый человек, и Виктория все время просто терпела его, уступая. Это было мнение Анны. А как же там обстояли дела на самом деле? Все просто. Главой семьи, на самом деле, была Виктория. Именно она решала, на что будет идти семейный бюджет, как они будут жить и прочие вопросы. Со стороны, конечно, их семья выглядела иначе. Сильный Отто, послушная Виктория. Только вот в действительности имена придется поменять местами. Отто ни кто иной, как обычный подкаблучник. В принципе, его это и устраивало. На публике, Виктория позволяла ему

постоять у руля, но дома все было в её власти. Что, кстати, было еще одной причиной стать директором приюта. Жажда власти неутомима и власть в семье над мужем и двумя дочерьми, у которых, честно говоря, амбиций не меньше чем у мамы, уже не утоляла её. Поэтому Виктория всеми силами пыталась стать у руля приюта. Амбиции, амбиции и только амбиции. К сожалению, далеко на них не уедешь. Гретта это уже поняла, Анна пока что нет. Поэтому Анна решила поговорить с Викторией наедине. - Виктория, можно? – Спросила она, постучавшись в кабинет своей матери. Ведь на двери все еще было написано «Директор приюта, фрау Штоль». - Да, фрау Кёниг. – Деловым тоном произнесла Виктория, перебирая бумаги. Стол был просто завален ими. Анна никогда не видела такого бардака в кабинете матери. Виктория ведь всегда с легкостью справлялась с бумажной работой, что же сейчас произошло? - Мне теперь обращаться к тебе фрау Пютер? – Удивилась Анна. – К чему весь этот официоз? - Мы на работе, - ответила Виктория, - поэтому, взаимное уважение не будет лишним. Наши отношения должны быть на уровне руководителя и подчиненного, никакой фривольности. - Ты называешь нашу дружбу фривольностью? – Удивилась Анна, присаживаясь на стул, напротив Виктории. Та осуж-

дающе посмотрела на подругу, которая проявила такую дерзость в её присутствии. Она не позволяла Анне сесть! Даже больше, та не посмела попросить её! Она нагло уселась в её кабинете! Да, это её кабинет! Она здесь хозяйка! То, что она не хозяйка, а, всего лишь, исполняющая обязанности директора, Виктория опускала. Это, всего лишь, формальности. Мелкие и никому не нужные формальности. - Мы на работе! – Строго произнесла Виктория. - Виктория… - начала Анна, но Виктория её перебила. - Фрау Пютер! – Сквозь зубы произнесла Виктория. – Пока мы на работе, называйте меня фрау Пютер, фрау Кёниг! Это был удар. Нет, это был не удар, это было ведро холодной воды, вылитое Анне на голову. Резкий холод перехватывает дыхание, отрезвляет мозг. Анна по-новому взглянула на свою подругу. Теперь она поняла. Это не робость и покорность была в Виктории, а лебезение и плебейство. Как же жалко все это выглядит. Теперь она понимала, как это отвратительно выглядит со стороны. - Фрау Пютер, я могу задать вам вопрос личного характера? – С трудом произнесла Анна. - Да, - кивнула Виктория. - Что с тобой случилось? – Спросила Анна. – Ты поругалась с Отто? Он, конечно, своенравный, но все же. Зачем срываться на людях? Вик… Виктория засмея-

лась, перебивая Анну. Она откинулась на спинку кресла и с улыбкой посмотрела на свою, уже можно сказать, бывшую подругу. - Анна, Анна, Анна, покачав головой, произнесла Виктория. – Знаешь, насколько наивно ты смотришься? Ты как мать Тереза, носишься с этими сопляками, которые и гроша не стоят. Но ты с утра до ночи тут. Даже Марк, когда не в плаванье помогает тебе. Вы хоть супружеский долг исполняете? Откровение Виктории поразил Анну. Какое ей дело до их супружеской жизни? Но нет, подруга, а Анна все еще считала Викторию своей подругой, ткнула носом именно в это, полезла в чужое белье. Как она могла? - Ты ничтожна! – Усмехалась Виктория. – Дети, детишки, детки! – Кривлялась она. Выглядело это отвратно. – Тошнит. И от тебя, и от твоей этой показной заботы. - Это не показуха. – Ответила Анна, но слова прозвучали так глухо, что Виктория, увлеченная своей тирадой, даже не заметила их. - Я не прогадала, когда уцепилась за тебя еще в ВУЗе. – Откровенничала Виктория. – Такая дура! С тобой я была обречена построить карьеру! Я еще тогда поняла, что твоя мамаша бережет место директора для тебя. Только тебе оно не нужно. Главное, это дети! Смешно! Вот я и подсобила старой грымзе. То одно сделала, то другое, то там помогла, то там. И что в итоге? В итоге я исполняю её обязанности. А

вскоре вообще стану директором. Это вопрос решенный. - Но… - Анна попыталась что-то возразит. Только что и зачем? Виктория открыла все карты. Милая, добрая, отзывчивая, на самом деле оказалась лживой и лицемерной. - Что «но»? Ты даже мужа нормального выбрать не смогла! Оборванец из приюта! Как был простым матросом, так и стался! А Отто уже старший помощник капитана! И зарплата у него больше, а чиновники в мэрии очень любят подарки. - Ты… ты! – Анна начала задыхаться. Ей не хватало воздуха. Разрыдавшись, она выбежала из кабинета. - Да!- Кричала ей в след Виктория. – Я получила это место по праву! «Нет, - думала Анна, убегая прочь, - ты купила это место! Нагло купила!» Анна бежала прочь из приюта. Дорога расплывалась из-за слез. Виктория поставила её на место. Сама виновата. Вот о чем говорила мать. Вот о чем она предупреждала. Не видя дороги, Анна оступилась и упала. Она так и лежала на земле и рыдала. - Дура, дура, дура! – Твердила она себе под нос. - Вам помочь? – Поинтересовался мужской голос. Анна подняла голову и увидела перед собой расплывчатую темную фигуру. Она вытерла рукавом блузки слезы, перед ней стоял полицейский и протягивал руку, что бы Анна смогла подняться. Вокруг уже начали собираться прохожие.

- Нет, спасибо, - произнесла она, поднимаясь, опираясь на руку полицейского. Вид неё был ужасный: туш размазалась из-за слез, брюки порвались при падении и теперь на коленке дырка. Кожа там содрана и болит. Вся блузка в пятнах от пыли. Стараясь не обращать внимания на полицейского и прохожих, Анна медленно побрела обратно в приют. - С вами точно все в порядке? – Спросил полицейский. Анна, не оборачиваясь, утвердительно кивнула. В приюте дети играли на улице. Несколько ребятишек играли в салочки. Мальчики бегали за девочками. Все счастливые, и не скажешь, что они сироты. Виктория стояла у окна и с нескрываемым отвращением смотрела на эту картину. Анна была поражена. И этот человек стремится стать директором приюта? Никогда. - Никогда, слышишь! – Сквозь зубы процедила Анна, сжав кулаки. – Я не отдам тебе этот приют! *** - Вот, - протянул папку с бумагами Артур, все что смог. Но я думаю, этого будет достаточно. Сегодня он приехал в приют, и они беседовали в кабинете Анны. Артур как всегда был в черном деловом костюме. - Спасибо тебе, Артур, - улыбнулась Анна. Сегодня Анна была в сером юбочном костюме. - Не за что, - ответил Артур и продолжил смотреть на Анну.

- Ты как всегда смотришь на меня? – Не отрывая взгляда от бумаг, произнесла Анна. - У меня не так много вредных привычек. – Ответил он. – Одна из них, любование чужими женами. - Некоторые из них были твоими. – Улыбнулась Анна. - Да, были, - печально ответил Артур. - Как она там, вторая твоя? - Снова на лечении. – Ответил Артур, переведя взгляд на окно. – Ты чисто из вежливости спросила? - Ты всегда спрашиваешь про Марка, почему я не могу проявить любезность в ответ? - Есть небольшая разница. – Ответил Артур, не уточняя в чем действительно разница. Формально, если в таких ситуациях применимо слово «формально», Марк был соперником Артура. Или наоборот? Скорее, наоборот. Ведь Марк и Анна встретились до того, как Артур встретил Анну. И для Анны он был всего лишь верный друг. Она прекрасно знала о его чувствах, не слепая, но вслух, ни он, ни она никогда о них не говорили. Артур всегда был другом. Даже когда Марк получил травму, во время шторма его волной ударило о палубу, и он повредил позвоночник, Артур остался другом. Была возможность увести Анну. Ведь он успешный и здоровый, а Марк стал калекой. Но Артур так не поступил. Все потому, что лучше быть хорошими друзьями, нежели плохими любовниками.

- Я пойду, - произнес Артур, поднимаясь со стула. Анна поднялась, провожая гостя. - Спасибо тебе огромное! – Улыбнулась она. – Ты даже не знаешь, как ты мне помог. - Не стоит, - отмахнулся Артур, - ты же знаешь, я всегда готов помочь тебе… и Марку. Я зайду к вам в гости на выходных, ты не против? - Нет, конечно! – Ответила Анна. - Хорошо, давно я с Марком в шахматы не играл. - Ты хотел сказать, не выигрывал у него? – Улыбнулась Анна. Артур, улыбнувшись, вышел из кабинета. *** Люди сами создают себе проблемы. Мы верим в других людей, надеемся на них, а это оказывается зря. Любимые изменяют, друзья предают. Как это ни прискорбно, но так устроен наш мир. Анне повезло с любимым, её первая любовь стала любовью всей жизни. Это может показаться странным для современной молодежи, но у Анны и другого мужчины не было, кроме Марка. Кстати, как и другой подруги, кроме Виктории. Она, конечно, общалась с другими людьми, была всегда веселой, ответственной, но настоящей подругой у неё была только Виктория. Была… именно была, в прошедшем времени. Говорят от любви до ненависти один шаг. От дружбы до вражды и того меньше. Анна много разговаривала с матерью о сложившейся ситуации. Выводы

были неутешительные: войну за приют они проиграли, драгоценное время упущено. - А она лишь подкупила нескольких чиновников из мэрии. – Печально произнесла Анна. - Видимо, вопрос действительно решенный, раз она открыто тебе это заявила. – Произнесла Гретта. – Я даже знаю кого. Это хэр Кох и фрау Рихтер. Старый боров и сучка драная. У Коха женщины еще с колледжа не было, а та спит со всеми подряд. Говорят, что она даже место свое так получила. Анну, если честно, не интересовали дворцовые интриги мэрии. Её волновали другие проблемы. - А они имеют большое влияние в мэрии? – Спросила Анна. - Кох ответственный за департамент образования, а Рихтер первый заместитель мэра. Как ты понимаешь, по совместительству любовница. Как она скажет, так этот старый кобель и сделает. - У него же жена! – Возмутилась Анна. - Да, но она уже старая, и он живет с ней только чтобы не потерять престиж. Мэр должен быть образцом примерного семьянина. Хотя все в городе знают, что он испытывает некую слабость к молоденьким девочкам. - Это же аморально! – Возмутилась Анна. Она даже представить не могла, что её Марк на старости лет найдет себе молодую любовницу. Конечно, сейчас Анне почти сорок и она выглядит привлекательно, но года идут, а в порту вечно

крутятся молоденькие дуры, готовые быстро раздвинуть ноги перед красивым и крепким моряком. - Не о том сейчас думаешь. Анна отряхнула головой. Действительно, сейчас не время думать о всяких глупостях. Марк её любит и всегда будет с ней. Чтобы не случилось. Последняя фраза показалась ей немного страной и неуместной, но тогда Анна не предала ей значения, а зря. - Я не знаю, что мне делать. – Устало произнесла Анна. - Проблема в том, что задействован не только Кох, но и Рихтер. Сама хоть и шлюха, но от других требует, чуть ли не святого сана. - Это только предположение, - ответила Анна. - Нет, я могу ошибаться с Кохом, но с Рихтер я права, - произнесла Гретта. - Свои люди в мэрии сказали, что Виктория уж часто к ней захаживала. Могла уже и тогда понять, что к чему, да нет, не придала значения. - А если собрать подписи от персонала? – Предложила Анна. – Ведь она на всех срывается. Старые работники открыто её ненавидят. - Понимаешь, у них железный аргумент: приют не наша собственность. – Пояснила Гретта. - Это не наш, так сказать, бизнес. Я не могу передать тебе пост по наследству. Конечно, твоя кандидатура была привлекательной и, если бы ты уделяла должное внимание работе, кандидатура была бы еще привлекательней. - Сколько можно,

мама?! – Возмутилась Анна. - Сколько потребуется! – Парировала Гретта. - А твои связи в мэрии? – Спросила Анна, старясь не замечать колкостей матери. - Есть, конечно, но не столь высокого полета как Кох и Рихтер. Виктория знала, кого ублажать. - Значит все? - Скорее всего, да, печально произнесла Гретта. С того дня прошло две недели и в доме Анны раздался телефонный звонок. Спокойный голос на другом конце провода сообщил ей, что её супруг получил серьезную травму и доставлен вертолетом в одну из больниц Марселя, где находился его корабль. - Все, - плача произнесла Анна, - пусть Виктория забирает приют, у меня нет сил бороться. Ты, теперь Марк, у меня нет сил. Гретта хотел сказать, что нельзя сдаваться, что надо бороться до конца, но… Анна была права. Приют они потеряли. «А может так и лучше?» - подумала Гретта. Что, по сути, изменится? Руководство приюта. Дети как воспитывались, так и будут воспитываться. Сирот меньше не станет. И сколько бы сил Гретта и Анна не прикладывали, проблем станет только больше. Ведь решив одну, появится две. И так постоянно. Да и не готова Анна к руководству. Она педагог. Даже более талантливый, чем Гретта. Обрекать её на кабинетную работу Гретта уже не хотела. Пусть занимается детьми. Хотя, вряд ли она уже вернется в

приют. Особенно после того, что произошло с Марком. Через месяц Марка перевезли в Бонн. Виктория уже чувствовала себя полновластной хозяйкой приюта. Этому поспособствовало и внезапное увольнение Гретты по собственному желанию. Теперь, когда стало очевидно, что директором приюта станет Виктория, она перестала скрывать свое лицо даже перед подчиненными. За это время она обзавелась несколькими «подругами» в приюте. Две воспитательницы, смекнув кто теперь здесь главный, стали откровенно лебезить перед Викторией. Лесть в адрес новоиспеченного директора, хотя она еще официально не вступила в должность, лилась как из рога изобилия. А вот старые работники её не жаловали. Психолог приюта, фрау Кельн, однажды даже сказала ей: - Всегда помни, что толпа, рукоплещущая твоей коронации, - это та же толпа, что будет рукоплескать твоему обезглавливанию. Люди любят шоу. - Шутить изволите? – Язвито переспросила Виктория. На что психолог с улыбкой ответила: - Нет, лишь цитирую Терри Пратчетта. Но Виктория не поняла слов психолога. То ли мозгов не хватило, то ли не прошло опьянение от победы. Хотя, упиваться победой ей пришлось не долго. Не прошло и недели, как из мэрии пришел приказ, в котором говорилось, что директором приюта назначается не Виктория Пютер, а Анна Кёниг. Ярости Викто-

рии не было предела. Бросив все она помчалась к Анне, которая ничего не знала, взяла отпуск в связи с травмой мужа. - Это все ты! – Орала она на Анну, когда та открыла ей дверь. – Мразь! Тварь! Шлюха! Анна была в шоке и не понимала, о чем говорит Виктория. А поток оскорблений не иссекал. - Сука, проститутка, коза! - Что там происходит? – Из комнаты донесся голос Марка. Он все еще был прикован к постели. На крик вышла Гретта, и уверено подойдя к Виктории, залепила ей пощечину. - Успокоилась? – Строго спросила она. - Старая ты… - процедила сквозь зубы Виктория, но Гретта не дала ей закончить. - Старая и что? – Строго произнесла она. – Ты сюда пришла оскорблять нас? - Вот! – Протянула она Гретте изрядно помятое письмо из мэрии. Они с Анной внимательно прочли письмо. - То есть... – недоуменно начала Анна. Она все еще не могла понять, что битву за приют проиграла не она, а Виктория. - Еще скажи, что ты не знала! – Кричала Виктория. Анна хотел сказать, что нет, а потом вспомнила, с каким презрением Виктория смотрела на играющих детей. Показать недоумение, удивление? Нет, только радость. Хотя, не достойна она радости. А вот презрения и брезгливости,

да - Какая теперь разница, - с ухмылкой произнесла Анна, - знала я или нет. Главное, что ты теперь не станешь директором приюта. - Это мы еще посмотрим! – Выкрикнула Виктория и ушла прочь. - Это твоих рук дело? – Спросила Анна, глядя на мать. - Даже если бы хотела, не смогла. – Ответила Гретта. *** Через два дня Анна вступила в должность директора приюта. Виктория, написав заявление, уволилась, громко хлопнув дверью. Как и говорила психолог, те, кто пел песни лести Виктории быстро перешли на сторону Анны. К сожалению, Виктория этого уже не видела, но и потери места директора ей хватит с лихвой, чтобы подавится собственной желчью. Жизнь Анны налаживалась. Мать ушла на пенсию, муж поправлялся, и однажды к ней попало странное письмо. На нем не было и адреса получателя, ни обратного адреса. Только указано кому оно было адресовано. «Анне Кёниг» гласила надпись на конверте. Надпись была напечатана на машинке. Письмо, вложенное в него, так же было напечатано на машинке. Текст гласил следующее: «Здравствуйте, фрау Кёниг. Хочу поздравить вас с вступлением в должность директора приюта. Мои искреннее поздравления. Вы, конечно, задались вопросом

кто я. Отвечу. Меня зовут Вильгельм. Не так давно ко мне обратился один человек, имя которого по ряду причин я вам не назову. Обратился он ко мне с одной просьбой, помочь вам, Анна, занять пост директора приюта. Его мотивы и причины помогать вам меня не волновали, к тому же, я был должен, и я помог. Должен был я не этому человеку, а Вильгельму. Сейчас я все поясню. Когда-то я был в похожей ситуации, как и вы. Мне требовалась помощь, и мне помогли. После чего я получил такое же письмо с такими же пояснениями. Так же в письме говорилось, что однажды ко мне придет человек и скажет, что меня ему рекомендовал Вильгельм. И я буду обязан ему помочь, чтобы он у меня не попросил. Признаться, тогда я принял это письмо за шутку, но только сейчас понял его истинное значение. Знайте, Анна, вы должны. Должны за свое назначение. Да, вы не просили меня, я понимаю вас, но за вас попросил другой человек. Человек, которому вы не безразличны. Надеюсь, вы будете благорассудны и добровольно не покинете свой пост, мне стоило немало усилий, чтобы назначили именно вас. Живите, работайте и помните, что однажды к вам придет человек и скажет: «Вас рекомендовал Вильгельм». И тогда вы будете обязаны ему помочь. Помочь, приложив все усилия. После этого ваш долг будет оплачен. На этом все, прощайте. С уважением, Виль-

гельм. P.S. Как вы понимаете, последним, что вы должны будете сделать в качестве Вильгельма, это написать такое же письмо своему приемнику. Кем он будет, вы поймете сами.» Письмо произвело на Анну сильное впечатление. «Человек, которому вы не безразличны». Из всех, кто мог помочь, таким человеком была только мама. Анне захотелось бросить все, побежать к матери и потребовать объяснений, но… зачем? Что это даст? Войну за приют она выиграла. И не важно как, цель достигнута, Виктория навсегда покинула приют и больше сюда не вернется. Успокоившись, Анна села в кресло. - Спасибо, мама, тихо улыбнувшись, произнесла она, директор приюта Анна Кёниг.

стол и принялась писать письмо. «Здравствуйте. Меня зовут Вильгельм и мы не знакомы…»

на эту поляну, жгли костёр, пекли картошку в углях. Потом, настроив примитивные удочки, ловили жирных пескарей, которых жарили здесь же, на костре. Кажется, ничего не изменилось с тех пор, только деревья выросли, да кустарники затянули все берега. Да и Егор уже не тот беззаботный пацан, седьмой десяток пошёл, внуки выросли, а всё попрежнему манит пройти по босоногим своим маршрутам. Вся его жизнь

прошла здесь, в окрестностях этого города. Тайга стала ему вторым домом. Егор вспомнил, как он, шестилетним парнишкой, впервые влез на небольшой кедр и набил с него ведро шишек. Какимто образом о его «подвиге» узнал отец, и Егорка после серьёзного «разговора» с ним, некоторое время не мог садиться на задницу – это была школа воспитания! Подрастая, он уходил всё дальше и дальше в тайгу,

P.S. - В деле задействована еще Рихтер, - произнес полноватый мужчина, вряд ли из этого что-то выгорит. Фрау Кёниг сама виновата, упустила момент. - Понятно, - печально кивнул мужчина средних лет с распущенными длинными белыми волосами. - Мне говорил, что вы можете так ответить. Тогда так: вас рекомендовал Вильгельм. – Произнес он, поправляя очки. - Я сделаю все, что в моих силах. Автор: Маяков

Александр

Егор остановился на берегу небольшого говорливого ручейка: - Да брат, похудел ты чего-то, а помнится, лет тридцать назад, не везде можно было перейти. Теперь, поди, и рыбы то нет, а ведь когда-то хариуса я в тебе полавливал. Он опустился на полянку, разулся и с наслаждением опустил натруженные ходьбой ноги в студёные струйки ручья. Егор помнил, как мальчишками они приходили

*** - Спасибо вам, фрау Кёниг! – Лицо немолодого мужчины в старом потертом плаще озарила улыбка. – Вы так помогли! - Не за что, - в ответ улыбнулась Анна. - Я даже не знаю, как вас отблагодарить. - Мужчина не мог до сих пор поверить. А ведь действительно, вся эта игра в кодовые фразы казалась каким-то фарсом. Но теперь он знал, что есть люди, способные помочь. Главное, знать нужные слова. - Не надо благодарности, - ответила Анна. - Ну да, ну да, - закивал собеседник. – Еще раз спасибо! – Он протянул руку, и Анна её пожала. - Еще раз не за что, ответила она. - Прощайте! - Прощайте. Мужчина покинул кабинет, а Анна села за

ничуть не боясь заблудиться. В этом зелёном царстве ему было интересно всё, Егорка мог часами неподвижно сидеть, наблюдая за трудягами муравьями, время от времени подбрасывая им на тропу то гусеницу, то муху. Восторгался их трудолюбием и слаженностью в работе. На рыбалке порой забывал про поплавок, засмотревшись на серебристую поверхность речушки, на стрекоз, которые словно миниатюрные вертолётики носились вокруг, вылавливая зазевавшихся мелких насекомых. В прозрачной, как слеза, воде резвилась мальва – гольянчики. Егорка опускал в воду ноги, и рыбки, смешно тыкаясь носиками, щекотали их. Он смеялся, выдёргивал ноги и вновь опускал за очередной порцией щекотки. Весной, едва только начинали появляться первые проталины и проклёвывалась молодая колба, Егорка уже не мог усидеть дома. Его как магнитом тянуло в тайгу, глотнуть пахнущего прелой листвой и талым снегом воздуха, принести домой букет первоцветов или веточку распустившейся вербы. На шестнадцатилетие отец подарил Егору первое ружьёодностволку. Это была его самая заветная мечта. Теперь он, прихватив ружьишко, уходил уже не на один день в тайгу, изучая окрестности всё дальше и дальше. Бывало, приносил из леса добытых рябчиков

или, изредка, глухаря, но в основном приходил пустой, с массой новых впечатлений. Егор не любил убивать лесных обитателей, ему казалось, что этим самым он нарушает законы гостеприимства. Ведь он в тайге – гость, а жители леса – хозяева этого зелёного дома, и надо придерживаться неписанных законов тайги. Просто ходи, любуйся красотой, созданной природой, учись у неё мудрости, набирайся знаний, цени её бесценные дары, которые она преподносит тебе в виде разнообразных трав, грибов и ягод. И Егор не уставал учить книгу природы, всё свободное время, стараясь проводить, блуждая по лесу. Особенно любил он встречать в тайге рассветы. Егор находил место где-нибудь возле ручейка, на сухой полянке. Раскладывал костерок, вешая над ним видавший виды старенький котелок. Потом сидел и наслаждался ароматным чаем из лесных трав. Постепенно надвигались сумерки, где-то вдалеке вспыхивали зарницы, освещая горизонт своими сполохами, на небе появлялись первые звёзды. Затихали птичьи пересвисты, наступала тишина, нарушаемая только потрескиванием костра и редким уханьем филина. Егор ложился на спину и глядел на ночное небо, считал пролетающие спутники, любовался падающими метеоритами. Постепенно, незаметно для себя засы-

пал. Просыпался он ещё затемно, от небольшого озноба. Костёр давно погас, и лёгкий ветерок слегка пошевеливал белый пепел холодного кострища. Изо всех низин медленно потянулся полупрозрачный туман, нанизывая на траву серебристые капельки росы. Над горизонтом появлялась тоненькая светлая полоска. Просыпались ранние птицы, перекликаясь хриплыми ото сна голосами. Начиналось таинство рождения нового дня. Постепенно небо окрашивалось в ало-голубой, пока ещё несмелый цвет, но потом, разгораясь всё ярче и ярче, рассвет окрашивал небосвод и тайгу каким-то фантастическим розово-золотистым светом. Тёмная голубизна неба отодвигалась постепенно на запад, уступая место более светлым тонам. Облака, плывущие над горизонтом, напоминали Егору своим цветом фламинго, которые неспешно летели навстречу восходящему светилу. И сколько бы рассветов не приходилось ему встречать, он не мог налюбоваться этим волшебным зрелищем. Наконец медленными, спокойными шагами, выходило и Его Величество Солнце – Властелин и покоритель всего живого на Земле. Начинался новый день, дарящий людям свет и продолжение жизни! Автор: Юрий Проскоков

Он держал меня за руку, дарил мне внимания и ласку. В его глазах горел свет жизни и надежды. Рядом с ним всегда было спокойно и уютно, но не в этот час: что-то тревожило меня. Я как и раньше что-то чувствовала, словно предвидела какой то иной конец для этого сладострастного романа. Нотки грусти и отчаяния душили меня изнутри, но я не понимала причины и просто молчала. Я держала его руку как в последний раз. Словно я больше никогда не услышу от него нежных слов о любви, словно в глазах его больше не увижу своего отражения, словно он никогда не посмотрит на меня так как сейчас; я знала его вечность, но что-то подсказывало мне изнутри что он скоро забудет обо мне навсегда, станет чужим несмотря на нашего ребенка и нашу чистую и непорочную любовь. На улице было спокойно: дул легкий ветерок, пели птички, солнышко светило ярко и обещающе. В воздухе пахло весной, цветами, любовью, жизнью. Он дотронулся до моей щеки рукой, развернул меня к себе и поцеловал крепко-крепко. По телу побежали мурашки; его губы, столь черствые на вид, оказались мягкими и нежными, а дыхание легким и спокойным. Он вдыхал в меня жизнь, но все же чтото тревожило меня. Неожиданно подул холодный, пронизывающий ветер, пти-

цы умолкли. В воздухе завис настораживавший запах чего-то нового и неизведанного человечеством до сих пор. Вдруг, на ещё совсем недавно безмятежном и спокойном небе, закружились хмурые, угрюмые, свинцово-серые тучи, задавившие солнце своей тяжестью. Стало темнеть, сверкнула молния, а через несколько секунд недалеко пророкотал гром, подтверждая своим ворчанием, что вот-вот на землю обрушится ливень. И люди, и звери начинали суетиться, стремясь поскорее спрятаться от надвигающегося дождя. Вновь раздался раскатистый гром, треск,словно что - то где -то сломалось. Он охватил всю деревню. На улице к этому времени уже не было никого кроме нас двоих. Я очень боялась грома и молнии с самого детства. Ноги немели, а сердце начинало колотится, словно выпрыгивая из и без того сжавшейся от странного предчувствия груди! И сегодня ничего не изменилось, я, как и в детстве задрожала от холода или страха. Мой любимый обнял меня, но на этот раз спокойнее не стало. Молния одна за другой сияли на теперь уже ясном и голубом небе,тучи словно испарились, словно решили пощадить и без того израненное молниями и громом небесное полотно. Я не могла понять, как в столь ясную солнечную погоду может

! сиять молния и греметь гром. Гром не умолкал, он продолжал атаковать землю, один за другим, удары глушили меня, и я уже едва слышала его дыхание, за очередным ударом молнии последовал отвратительный треск, словно что-то электрическое замкнуло, но замкнуло там на солнце или небе! А через несколько минут солнце, как перегоревшая лампочка, ярко вспыхнуло и вдруг стало темно до слепоты. Я чувствовала его дыхание, его руку, ощущала, что я жива, но абсолютно ничего не видела. Казалось, это конец, но почему я все еще думала, чувствовала, рассуждала. Свист оглушил меня, а затем что-то отлетело мне в ногу, земля задрожала от невыносимо тяжелого груза, свалившегося на нее так, что не только все живое, но и сама матушка земля была сбита со своей оси. Я поняла, что мы бежим куда-то, я была не в состоянии думать, мы бежали так быстро, что не хватало воздуха, казалось, я не чувствовала ни рук, ни ног, я попрежнему ничего не видела кроме темноты, а он продолжал тащить меня за руку за собою, и меня осенило: что это оно- конец, которого все так опасались. И самое ужасное, что в этот момент я почувствовала себя такой жалкой перед природой и ее силой, бежать было некуда, впереди смерть, а мне так хотелось

жить. Я хотела спросить его что дальше делать, что происходит, но не успела! Вновь яркий свет, белыйбелый, чистый, ослепляюще-белый свет вернул меня к жизни или к смерти - было сложно определить. Наряду со светом, охватило страшное ощущение будто меня окунули в теплую воду, потом в холодную, следом ощущение оргазма и полной невесомости, словно нет на земле больше сил притяжения тяготения, нет давления – и все это в долю секунды произошло со мной. Его рядом больше не было. Поначалу возникла эйфория, легкость, чувство полного растворения. Но после я вспомнила о нем и стало так больно. Ведь у нас была искренняя любовь. Вновь свет и… *** Тишина прервалась звуками автоматной очереди, бомб и странной суматохи. Дым и мрак стоял в воздухе, люди бегали и убивали друг друга без всякой на то причины, били стекла и ломали все что попадалось на пути. Хаос царил вокруг и показалось, что все что было до этого мне просто приснилось. Я оглянулась и заметила, что нахожусь посреди двух разных «миров»: с одной стороны - был мрак, стрельба, хаос, а люди были переполнены злобой, яростью и желчью, которая заметно поедала их изнутри. В глазах некоторых особ был виден страх, уныние и отчаяние. Их окружали железные стены, черные, мрачные, скучные. С другой стороны, на том месте, где были высотные здания минуту назад, сейчас красовались

деревянные беседки, покрытые цветами и зеленью. Я абсолютно не знала, что делать, как жить, как существовать дальше, к кому и в какую сторону идти. Ведь было очевидно, того прежнего мира больше нет. Нет прежней природы, прежнего солнца и неба. Одиночество начало поедать меня, вера оставлять, а надежда найти хоть какой-то покой и вовсе испарилась без следа. Я подошла к одной из женщин, идущих неподалеку, и спросила о том, что нам теперь делать и как быть дальше. Но по глазам женщины было понятно, что она не знает о чем я, словно она давно здесь и ничего похожего на мой рассказ о происшедшем не помнит. Вдруг мамин голос раздался из неоткуда. «Что это?» -подумала я. - «Дочка, ты должна быть сильной! Ты еще не сошла с ума. Это сложно, но только тыпомнишь что произошло, люди вокруг тебя живут новой подаренной только что им жизнью. Создатель наградил их тем чего они добивались. Он дал им денег и войны, он наградил грешников хаосом, адом, а те, кто заслуживал помилования и прислушивался к основным заповедям сейчас в раю. Тебе же выпал рок помнить все и страдать. Ты никогда не ценила того что имеешь, пришло время оценить это. Ты должна пройти это испытание, если хочешь попасть к нам, переосмыслить жизнь и свои взгляды на мир. Но ты не будешь одинока, главное не переставай верить" - говорила она. Я ничего не понимала. Но во что я верить? Где

брать еду? Деньги? Где жить, спать? Столько вопросов, как же не хватало его. Мамин голос вновь раздался из неизвестности, возможно со мной говорило мое подсознание. «Не беспокойся, тебе больше не нужно беспокоиться об этом, никому не нужно. Отныне жить будут все иначе, люди давно просили этого, и это произошло. Хаос и беспорядочность, разбой и насилие. И только меньшая часть осталась там, где ты есть. Ты находишься между мирами, тебе дано время заслужить место в раю. Ты та, которая верит в бога, в счастье, в покой, но грешила не смотря на это. Таким дан шанс переосмыслить все и попасть в райские сады божьи. И ты верь, дитя мое». Из ее слов стало так же ясно что все дети земли уже в раю, творившие добро и жившие по принципам правды и честолюбия смотрят на нас оттуда, где вечное спокойствия и блаженство. А я в свое время нахожусь в коридоре между раем и адом и здесь страшно и жутко одиноко и больно.... Я не могла понять что такого я совершила, зачто Господь все еще думает где мое место, но знала, что бы это ни было, я сама сотворила это с собой, своими руками, я и никто иной. С землей случилось то чего все боялись, наступил конец света и настала новая эра жизни, бессмертная и беззаботная –своего рода начало конца! Я перебирала в мыслях, что же я сделала, как исправить все, как попасть туда, где дорогие мне люди. Страшно было осоз-

навать, что многие из моих близких отвечают за свои грехи перед дьяволом. Но услада наступала от мысли что ребенок мой и младшие братья, и сестра уже блаженствуют рядом с моей матерью и бабушкой. Одиночество было таким жутким, ощущение утери близких друзей, отсутствие света и отсутствие тепла. Жизнь потеряла краски и предо мной стояла задача понять - как и за что я тут, и как попасть в рай. Но больше всех меня заботил вопрос - где мой муж. Я чувствовала, что он где-то рядом, хоть и место его было в райских садах божьих. *** Мой муж не был безгрешным, но с первого дня как я его увидела, он вносил в мою жизнь только положительные мысли и эмоции. Вокруг него всегда были хорошие люди, он старался избегать никому не нужных интриг и злобы. Ссоры и скандалы поедали его, и он просто не выносил оскорблений не в чью либо сторону ни в свою. Для меня он был божественным и правильным во всех смыслах этого слова. С ним так легко было общаться. Его трепетное, робкое прикосновение к моим губам, прикосновение, о котором потом я знала буду помнить всю жизнь. Руки всегда дрожали около него, сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди, в ушах стоял какой-то странный звон, ладони потели… А наш первый поцелуй позволил прикоснуться к тайне бытия, к его самым сокровенным моментам и к истинной сути этого человека. Это самые трогательные и

нежные мгновения во время зарождения наших отношений. Наши сердца распахнулись навстречу друг другу... Помню, как слегка подрагивающие губы наши сливались, сердца стучали в унисон, голова закружилась, мне хотелось чтобы это длилось вечно... От воспоминаний у меня полились слезы, где ж мне его искать теперь? Сердце забилось медленнее, в груди что-то сжалось, я чувствовала, что часть меня находится сейчас гдето неподалеку, потому что такие чувства не могут просто прекратить существование, два любящих и понимающих друг друга человека не могут потерять друг друга после смерти, потому что души их сплетены навеки. Я вытерла слезу и вспомнила день, когда он сделал мне предложение. Мы пошли в клуб, танцевали, говорили, целовались и пили коктейли. Он взял обручальное кольцо, протянул его мне и предложил выйти за него замуж. Музыка тогда ушла на второй план, его голос звонко звенел у меня в ушах повторяя «заммммуж, за-ммммуж». Ноги подкашивались, голова кружилась, сердце колотилось, а в его глазах был страх и в то же время радость, детская и наивная, Я замерла, но не растерялась и произнесла «да» в это время, мне казалось, мы перестали замечать окружающих. Время шло... Я решила двигаться вперед по дорожке между мирами. Само сердце должно привести меня. Если я слышала голос моей мамы, значит, и он слышит мой голос. Я

должна думать о нем, о том, как люблю его. Он непременно найдется и вспомнит меня. Становилось то холодно, то жарко, казалось я шла несколько дней, но совсем не хотелось отдыхать, есть и даже пить. Все потребности словно исчезли. Я увидела реку впереди, захотелось посмотреть на себя. Я не хочу встретиться с мужем и выглядеть плохо. Я села на колени и заглянула в воду... Странно... У меня не было отражения... Я ничего не видела в реке кроме самой реки. Это ужасно... Но, наверное, это потому что нас нет. Наших тел -не наших тел не существует, мы больше не материя... мы –это мысли...желания, мы –это воображение. А что если я просто захочу увидеть его? Может мне просто нужно представить его, и я окажусь там...рядом с ним? Я закрыла глаза... *** Птички пели... пахло зеленью. Не удивительно. Когда я открыла глаза, я оказалась в лесу. Какой-то голос объяснил мне что это одно из испытаний. Я посмотрела на себя: одежды не было, только набедренная женская повязка. В руках был лук и стрелы. это?» «Что подумала я. Но стоило мне подумать, как ответ сам пришел мне в голову. В этом лесу живут тысячи человек, первобытные люди, не желающие находиться здесь. Все они знают, что где-то за рекой есть жизнь лучше чем в этом лесу. И все они хотят попасть туда. Всем им уготовлено определенное количество испытаний. Лишь один побеж-

дает в испытании и переходит к следующему уровню. А когда все уровни пройдены-наступает рай. Первый уровень для меня - это лес. В лесу есть плод, на котором можно переплыть реку и переступить на второй уровень испытаний. Но плот один и лишь один может уйти. А это означало что люди будут сражаться за него, убивать, грабить, насиловать. Я не хотела этого делать, поэтому решила просто отыскать плот и подождать пока все кончиться, пока все перебьют друг друга. Мне не было холодно, несмотря на то что на мне совсем не было одежды. Я слышала крики дикарей, словно вернулась в древность. А может это моя прошлая жизнь, жизнь где я согрешила и теперь должна исправить свой грех? Может быть я просто должна проявить человечность, и все кончиться. Было так страшно, я никогда еще не была одна в трудностях. Он всегда был рядом. Я услышала треск за спиной, страшный бородатый дикарь смотрел на меня из-за кустов. Я испугалась. Он набросился на меня, замахнулся своим копьем... и ...Его глаза, это были глаза моего мужа. Конечно.... Я подумала о нем и оказалась рядом с ним. Но он не помнит меня. Не помнит. Я начала говорить ему что потерялась и хочу найти семью, и как только я открыла рот, посыпались звуки вместо слов. Наша речь была похожа на птичью, но мы понимали друг друга. Мне казалось, я сплю... Что за бред со мной происходит. Он слушал меня и вдруг убрал копье.

-Мы найдем твою семью, -пообещал мне он. Я поняла его по взгляду, по птичьим звукам. Я просто так давно его знала, что другого и не ждала от этого человека. Хотя бороду бы ему я, конечно, сбрила. И его вид голышом меня тоже немного смущал. Неожиданно на нас набросились целая стая дикарей, он приказал мне взглядом идти и спрятаться у камня. Я повиновалась. Сам же он мужественно сражался со всеми, замахиваясь копьем, и стреляя из лука. Он словно охотник пытающийся добыть добычу для голодающей семьи сражался до последнего. Когда последний из дикарей бежал, мой муж подошел ко мне и схватил за руку. Ему необходима была разгрузка... Инстинкт природы еще никто не отменял. Через полчаса мы уже ехали на плоту по широкой реке. Он смотрел вперед, а я не отводила взгляда от него. Несмотря на то что он озверел, в нем все еще была доброта, понимание… А главное он опять был рядом. *** Поднялся сильный ветер, плот начало качать. Он не мог справиться с управлением один и позвал меня к себе. Его дерзкий, звериный вид возбуждали меня. Сильное тело, голые бедра, грудь...хотелось прикоснуться. Я подошла к нему и дотронулась. Он толкнул меня сильно, так что я упала в воду. Долго не дожидаясь, ко мне начали подплывать какие-то странные рыбы с большими зубами. Одна даже вцепилась мне в ногу, и я заорала от боли. Он хотел бросить ме-

ня на съедение этим рыбам, но видимо передумал. Скинув с себя набедренную повязку он прыгнул за мной с ножом в руках. Его самодельный нож, а точнее мини копье быстро раскидало рыб вокруг меня, он схватил меня за волосы и закинул на плот. Потом он срезал камыши и взобрался ко мне. Я не знала, что он хочет делать, но доверяла ему. Это создание, этот мужчина не сможет сделать мне ничего плохого. Он явно не понимает почему, но тоже чувствует, что я права. Я же знала, он не может бить меня или причинить вред потому что мы созданы друг для друга и не важно где: на земле или на небе, он будет моим, а я его! Я не ошиблась, камыши нужны были ему чтобы сделать весла. Веслами мы смогли догрести до берега быстрее. Он вытянул меня на берег и на птичьем языке сказал, что нужно переждать пока утихнет ветер. Он так же приказал сорвать растение на которое он указал. Я принесла ему листья, похожие на подорожник, и он приложил их к моей искусанной ноге. Было больно, но эту боль я ощущала меньше чем то что он не мой. Он рядом, но он другой. Так хотелось обнять его. Мы провели на берегу целую вечность... Мне казалось погода никогда не утихнет. Он начал привыкать к моему присутствию, раза два на день он обращался ко мне со своими животными инстинктами. И после очередного раза я неожиданно решила заговорить с ним о будущем. -Ты знаешьчто на новом уровне испытаний

мы вновь встретимся с тобой? -Знаю, но я не буду помнить тебя. -Именно, мне так страшно что ты убьешь меня, или что кто-то захочет убить меня а тебя не будет рядом. -Он явно задумался, ему не нравилась моя мысль. Мысль о том что его самку кто-то убьет его напрягала. Возможно в его голове были и другие мысли, но о них я уже ничего и не подозревала. -Ты права, было бы не плохо пройти все испытания вместе. Мы можем попробовать сделать коечто. -Что же, спросила я. Он взял свое маленькое копье, взял в руки камень и начал молча точить его. После долгой паузы, он нервно схватил мою руку. Я вздрогнула, а он резко надрезал мне запястье. Кровь хлынула, он слизал ее и приложил листик подорожника. Тоже самое он проделал и со своей рукой, только мне он сделал надрез на левой руке и сказал, что это потому что я женщина. Мужчина всегда правая рука по жизни-во всем. Поэтому он надрезал себе

запястье правой руки. Взяв мою и свою руку, он приложил наши раны друг к другу. Рана защипала... *** Я проснулась в своей кровати. Он спал рядом. Нет...Никакого конца света не было... Слава богу это был просто сон. Запястье щипало. Я вспомнила о порезе во сне и взглянула на свое запястье. На запястье действительно был шрам которого я раньше не замечала. Я сидела и нервно дышала. -Что случилось спросил мой муж, проснувшийся от моего тяжелого дыхания. –Тебе плохо? -Дай мне свое запястье правой руки, попросила я его. Он посмеялся и дал. На его правой руке был точно такой же шрам как и у меня на левой. Как странно.... Теперь мне казалось что это был не сон, а какой то момент из прошлой жизни. Словно сейчас мы вновь проходим очередной уровень, и рай уже близок. -Мы действительно половинки... предназначенные судьбой друг другу,сказала я емуи поцеловала его. Ничего не понимая. Мой супруг просто ответил

на поцелуй и мы продолжили любить друг друга в постели.... Я так соскучилась по нему, а он и не знал что я искала его так долго, что так долго боролась за него в прошлых жизнях, чтобы вновь целовать его как сейчас... *** Племянница моего мужа зашла со своим супругом к нам на чай. Мой муж пошел в душ и не знал что у нас гости. Я ставила чай и развлекала гостей своим сном. Оба, и племянница и ее супруг задумались над моим сном, переглянулись и улыбнулись. У них тоже были одинаковые шрамы на руках, у него на большом пальце правой руки. А у нее на большом пальце левой руки. Мы все замолчали... Стало не смешно... Вдруг жизнь показалась нам видеоигрой, в которой есть свои уровни. Каждый уровень имеет свои испытания. И очень сложно пройти испытания без надежного спутника. А спутник должен быть один и навсегда...Тот, которого уготовила нам судьба. Автор: Амородина

/= Удивительные вещи происходят порой с представителями рода людского, когда они возвращаются домой в конце не самой плохой трудовой недели. На улице стоит бабье лето, прохожие, радуясь послед-

ним тёплым денькам, любуются золотыми деревьями под ярко-синим небом, а представитель, то бишь, я, стоит посреди своей комнаты и думает о том, как на следующее утро станет делать в квартире генераль-

ную уборку. Не то, чтобы меня так уж пугали бытовые хлопоты, да и результат, несомненно, стоит нескольких часов разной интенсивности телодвижений, вот только... Однажды, один хороший человек,

впервые побывавший у меня в гостях, поинтересовался, как мне удаётся поддерживать такой порядок. Не помню уже, каким образом отшутился в тот момент, но вопрос спустя некоторое время всплыл вновь, на сей раз уже в моей голове. Тогда-то я и подумал, что пытаюсь создать крошечный островок стабильности в океане хаоса, каким мне всегда представлялась эта жизнь, зафиксировать себя в пространстве-времени. В общем, сплошная философия половых тряпок и жидкости для мытья стёкол. Хорошо было маркизу Де Саду с его умствованиями в будуаре. Нам, жертвам Октябрьской в третьем колене, достались разве что писсуары, один из которых мне предстоит завтра мыть. Между прочим, мысль о том, что мы в юности обожествляли рок-н-ролл в первую очередь потому, что неосознанно видели в нём путь к ответам на вопросы о сущности мира и себя, пришла мне именно тогда, когда несколько дней тому назад я проходил рядом с дверью в вышеупомянутое заведение. К счастью, размышления мои не успевают зайти слишком далеко, будучи прерванными телефонным звонком. Удовлетворив жажду общения ближнего своего, включаю компьютер и погружаюсь в чтение отсканированного некой доброй душой труда, посвящённого творчеству милой сердцу декадента группы «Агата Кристи». Труд, замечу, не такая лажа, какой может показаться с начала. Здесь и про г-на Чистякова из «Ноля», который ушёл от наркоты, заплатив за это

полным изменением личности (так и есть, был я на одном из его недавних концертов), и про то, что плохиши и богоборцы всё равно признают христианскую систему координат (и это верно, по себе знаю). На этом месте мой мыслительный процесс снова стартует. Прихожу к выводу, что мог бы поменьше рассуждать и побольше делать, например, написать с кемнибудь из достойных учеников интересное исследование, а не отделываться наработками многолетней давности. Да и вообще, не мешало бы и на других периодически посматривать, на их проблемы внимание обращать. «А я чаще всего в последнее время задумываюсь о том, почему всё время думаю о себе»... Классно всё-таки Вадик Самойлов сказал, лучше не придумаешь. А главное, что всё как-то по верхам, в постоянной спешке. Быстро поел, быстро поработал, быстро отабал, чтобы потом... Анет ничего потом, валяешься на диване и пузыри от скуки пускаешь. Нет, чтобы подняться тебе, скотине эдакой, да к друзьям в гости сходить, да от беседы умной и безалкогольной получить удовольствие. Куда там, нам, видите ли, скучно, у нас разрядка душевная помимо водки не наступает. В общем, типичная тварь двуногая, на которую, кстати, только что напал хорошо знакомый приступ невроза. Начинаю подсчитывать число прочитанных за летние месяцы книг, вспоминать хронологию альбомов всё той же «Агаты» и людей, которым давно собирался позвонить.

Где-то в мозгу возникают картины одного холодного серого февраля. Тогда меня тоже мучили разные психические колики, зато сейчас всё произошедшее кажется даже романтичным. Не перестаю умиляться работе человеческого сознания. Каким-то непонятным образом перед моими глазами на экране оказывается текстовой файл, недавно присланный мне уже упомянутым хорошим человеком. Там есть роскошная история о том, как годы назад тогда ещё человечек вместо того, чтобы есть суп, разделял ложкой его ингредиенты на разные страны, лагеря и прочие коллективы, а потом торжественно выливал содержимое тарелки в унитаз, за чем следовала неизбежная кара. Сейчас человек этот иногда думает в тесноте маршрутки о том, как однажды кто-нибудь так же сольёт наш мир в некое подобие писсуара, а потом выясняется, что мыслителю не хватает сколькото там копеек для того, чтобы оплатить проезд. Всё это очень и очень здорово, но внезапно я ловлю себя на том, что смотрю поверх экрана и пытаюсь восстановить в памяти хронологию только что прочитанного. Хотелось бы знать, вызвано ли это всё тем же неврозом, страхом перед Армагеддоном или банальным переизбытком свободного времени? Странно, однако, всё у нас, у людей, на том и стоим. Интересно, а не больно ли это, стоять на своём собственном странно? Автор: Алексей Рубан

) Он не понравился мне с самого первого занятия. В этом классе вообще не стоило рассчитывать на отдачу. Директору пришлось потратить сорок минут и задействовать все запасы красноречия, чтобы убедить меня согласиться на два семестра работы с компанией отстающих. Наиболее весомым аргументом, пожалуй, стало то, что в какой-то момент я почувствовал тошноту от постоянного употребления таких жемчужин словесности, как «умение поддерживать дисциплину», «кладезь знаний» и в особенности «методологически обусловленный подход». Хотел бы я взглянуть на того, кто придумал назвать «группой выравнивания» сброд, к шестнадцати годам не умеющий отличить Античность от Возрождения. И на кого, собственно, они должны равняться? На Мэри Станнер, имеющую самый высокий в классе балл по литерат уре и пиш ущ ую «воцерковлённый» через «а»? При этом, по слухам, во многих других школах ситуация ещё хуже. Примерно год назад на одном из учебных семинаров моя коллега, женщина лет сорока пяти, рассказывала во время «коффибрэйк», что добрую половину урока она тратит на то, чтобы создать хотя бы подобие порядка: добиться тишины, заставить учеников сидеть ровно, отобрать карты у люби-

телей покера за последними столами. На мелочи, вроде жевания жвачки, она, скорее всего, даже не обращала внимания. Не понимаю, как Департамент образования может не реагировать на подобные вещи. Такое девиантное поведение было бы уместно где-нибудь в исправительной колонии, но уж никак не в учебном заведении. С кем бы я ни работал, я никогда не делаю скидок на специфику аудитории. Директор несколько раз просил меня отнестись снисходительно к учащимся того или иного класса, и каждый раз я вежливо, но твёрдо отказывался. Учитывая безупречность приводимых мной доводов, дальнейшая дискуссия представлялась совершенно неуместной. Подлинное искусство создавалось мучениками, положившими свои жизни на его алтарь в стремлении проложить грядущим поколениям путь к познанию. Мы обязаны им всем, и потому долг наш в том, чтобы неустанно изучать их биографии и творческое наследие, хранящее в себе ключи к гармонии, пониманию мира и своего места в нём. Учителя, разрешающие своим ученикам знакомиться с сокращёнными вариантами некоторых произведений, вызывают у меня презрение. На первом же уроке я постарался максимально доходчиво объяснить это «группе выравни-

вания». Закончив, я, как всегда, сделал паузу, обводя глазами сидящих передо мной, и вдруг столкнулся с его взглядом. Ф. занимал третий стол в крайнем ряду у окна. Сложно сказать, что именно смутило меня тогда. Уверен, любой другой преподаватель, будь он на моём месте, не заметил бы ничего подозрительного и спокойно продолжил занятие. Ф. сидел точно в такой же позе, как и все остальные, и лицо его, казалось, не выражало никаких эмоций. Тем не менее, глядя на него, я не мог избавиться от ощущения подвоха. Уже потом, мысленно возвращаясь к тому дню, я смог восстановить в памяти некоторые детали, вспоминал его зрачки, в которых время от времени вспыхивала насмешка, и губы, готовые скривиться в презрительной ухмылке. Тогда я ещё даже не догадывался, к каким событиям приведёт эта встреча. То, что Ф. ведёт со мной какую-то игру, я понял очень быстро. В группе выравнивания, где реакции со стороны аудитории практически отсутствовали, я редко вступал с учащимися в диалог – просто начитывал материал и выставлял оценки по результатам тестовых работ. Исключениями в большинстве случаев были ситуации, когда мне приходилось делать замечания по тому или иному поводу. Надо сказать, что за

все четыре месяца, прошедшие с начала учебного года, Ф. ни разу не дал повода обратиться к нему лично. Формально я ни к чему не мог придраться в его поведении, и всё же (хоть я усиленно это и скрывал) внимание моё было сконцентрировано на нём больше, чем на ком бы то ни было. Я нередко подмечал, как он улыбался своей гаденькой наглой улыбкой, сидя над тетрадью, куда записывал конспект под мою диктовку. Уверен, он знал, что я замечал его отношение к себе, я читал это на его лице. Оно притягивало меня подобно магниту, и я не мог удержаться от того, чтобы периодически не бросать на него быстрый взгляд на протяжении лекции. Ещё одной составляющей игры было то, что Ф. никогда не называл меня по имени. Ученики обращались ко мне «мистер Фрэнсис», прося разрешения выйти из классной комнаты или договариваясь о дополнительной консультации. Ф. ни разу не покинул класс во время урока, о консультациях же в его случае говорить было просто смешно. Оценки, получаемые им за тесты, не отличались от результатов большинства его одноклассников. На самые примитивные вопросы ответить они ещё могли, в остальных же случаях ставили крестики наугад, полагаясь на двадцатипятипроцентную вероятность угадать правильный ответ (засчитывая их, я всегда морщился). Мало кто удосуживался написать хоть несколько строчек, выполняя завершающее задание теста, традиционно требую-

щее дать развёрнутый комментарий. Я давно научился сдерживать эмоции, помечая минусом незаполненное пространство, однако девственная чистота последнего листа работы Ф. неизменно вызывала у меня глухое раздражение. Где-то в начале октября Ф. освоил новую стратегию. Теперь, проходя мимо кабинета, где я вёл занятие, он стал заглядывать в стёкла, вделанные в верхнюю часть всех дверей нашей школы. Обычно он передвигался в компании двух-трёх друзей, на вид таких же интеллектуальных деградантов. Самым отвратительным было то, что, даже не слыша, о чём они говорили, я живо представлял их комментарии, что, естественно, мешало мне сосредоточиться на проводимом уроке. Несколько раз, выходя из школы, я видел на противоположном углу Ф. с его компанией. Делая вид, что никого не замечаю, я всё же наблюдал за ними краем глаза. Выродки стояли и смотрели в мою сторону, посмеиваясь при этом. Во мне стала развиваться паранойя. Закончив работу, я старался уходить как можно быстрее, чтобы случайно не столкнуться с Ф., я думал о нём просыпаясь, по дороге в школу и вечерами за проверкой работ. Периодически у меня мелькала мысль поговорить о происходящем с директором, но я всякий раз заставлял себя этого не делать. У меня на руках не было никаких фактов, подтверждающих оскорбительное поведение Ф., и в итоге я только выставил бы себя на посмешище, что,

учитывая мою репутацию, было бы ещё болезненнее. Событие, побудившее меня к действиям, произошло в декабре, незадолго до начала зимних каникул. Я спускался по лестнице в преподавательскую, где собирался поработать над составлением тестовых материалов. Моя нога уже опустилась на последнюю ступеньку, как вдруг я услышал доносящиеся из-за угла голоса. Какое-то предчувствие заставило меня замереть и прислушаться. Несколькими секундами позже я понял, кем был говоривший. Не думаю, что смог бы когда-нибудь повторить те мерзости, которые Ф. смаковал со своими подонками-друзьями. Трудно представить, как изощрённо он издевался над моей внешностью, причёской, очками, костюмом, в котором я неизменно появлялся на занятиях в отличие от своих коллег, предпочитавших значительно более демократичный стиль в одежде. Наиболее же отвратительным для меня стало предположение о моих, якобы, гомосексуальных наклонностях, которое Ф. сделал, исходя из отсутствия на моей руке обручального кольца. Я стоял на месте, сжимая кулаки от ярости, с трудом удерживаясь от того, чтобы не повернуть за угол и не разбить наглецу лицо. Будь мы в университете, я мог бы, по крайней мере, потребовать отчисления всей компании, но в контексте школы подобная перспектива для такого субъекта, как Ф., выглядела не намного более пугающей, чем статус персоны нон грата где-нибудь

в Гватемале. В тот момент мне почему-то вспомнилось багровое лицо Симмса, декана филологического факультета, мешки под его глазами, пучки седых волос, обрамлявших неопрятную розовую лысину. Я до сих пор иногда вижу во сне, как он кричал на меня тем солнечным майским днём, как обвинял в том, что диссертацию свою я скомпилировал из отрывков работ давно забытых авторов. Голос Симмса напоминал помесь лая и визга, и все попытки продемонстрировать абсурдность его инсинуаций тонули в непрекращающемся звуковом потоке. И вдруг в сознании моём вспыхнула мысль, столь идеальная в своей простоте, что оставалось лишь поражаться, как я не пришёл к ней раньше. Ошеломлённый, я развернулся и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся вверх по лестнице. Принятое решение поразительным образом сказалось на моём отношении к Ф. Отныне я просто перестал обращать на него внимание, словно бы он больше не существовал. Полагаю, что он заметил эту перемену, хотя меня это уже совершенно не беспокоило. Одним холодным вечером в начале января я, одетый в специально приобретённые по этому случаю джинсы и короткую, не сковывающую движений куртку с меховой подкладкой, никем не замеченный, покинул свою квартиру на третьем этаже каменного дома в Старом городе. Адрес Ф. я узнал без труда, сверившись со школьной документацией. Попутно я

выяснил, что он несколько раз участвовал в уличных драках и даже попадал в полицейский участок. Все эти факты явно играли мне на руку. Ф. жил примерно в сорока минутах ходьбы от моего жилища. Утром первого января, когда на улицах не было никого, кроме бездомных и уборщиков, я отправился на разведку. Диспозиция оказалась лучше некуда. Дорога к дому Ф. лежала через пустырь, на краю которого я и устроился за грудой невесть как там оказавшихся старых автомобильных шин. Безусловно, Ф. мог не появляться на протяжении долгих часов, в тот день он мог вообще не выходить на улицу, и всё-таки интуиция подсказывала мне, что время и место были выбраны правильно, интуиция человека, совершающего справедливое деяние. Я не ошибся. Минут через двадцать после того, как я занял позицию за кучей припорошенной снегом резины, в поле моего зрения показался силуэт Ф. Он был один и шёл довольно медленно, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Причину этого я выяснил, приблизившись к нему вплотную. В нос ударил густой запах перегара, и на миг мне показалось, что глаза Ф удивлённо блеснули во тьме, а затем я ударил его носком ботинка под коленную чашечку. Может быть, я и потерял преждевременно некоторую часть своих волос, но тело своё всегда держал в форме. Когда-то я посещал секцию тхэквондо и, даже покинув её, не прекращал ежедневно заниматься физическими упражнениями.

Древние недаром говорили, что здоровый дух может жить лишь в здоровом теле, и я неукоснительно придерживался этого принципа. Ф. упал на землю, издав крик, который, впрочем, некому было услышать на безлюдном пустыре, находившемся на приличном расстоянии от ближайшего дома. Я нанёс ему несколько ощутимых ударов по рёбрам и в живот, а потом впечатал носок ботинка в его лицо, туда, где находился наполненный неописуемыми гнусностями рот. Под конец Ф. издавал лишь бульканья, я же хранил молчание. Так же, как и все предыдущие четыре месяца. Закончив, я переступил через подрагивающее в снегу тело и двинулся по пустырю в сторону дома. Вернувшись в квартиру, я переоделся, с удовлетворением отметив отсутствие пятен крови на одежде, и заварил себе горячего чаю с бергамотом. Сон мой в ту ночь был крепок и спокоен. Ранним утром в дверь мне позвонили двое полицейских. Я разговаривал с ними предельно вежливо, хотя и с ноткой холодного недоумения. Мы отправились в участок, где я засвидетельствовал, что весь предыдущий вечер неотлучно находился дома. Мне не было смысла беспокоиться по поводу алиби, я знал, что многолетняя репутация сработает на меня. Всё вышло именно так, как я и предполагал. Коллеги в один голос отмели возможность подобного эксцесса, опрос друзей Ф. также ничего не дал. Те, кто знали о его отношении ко мне, предпочитали держать язык

за зубами, понимая, как будут выглядеть, если правда всплывёт наружу. Что говорить, если даже родители Ф. не поверили ему, сочтя слова сына пьяным бредом (количество алкоголя, обнаруженное в его крови, вполне могло вызвать галлюцинации). В итоге, они поместили Ф. в психиатрическую клинику, где он, насколько мне известно, пребывает и по сей день. Допускаю, что он действительно мог повредиться рассудком, учитывая реакцию окружающих на его слова. Дружки

Ф. меня больше не донимали. До конца учебного года они активно старались не попадаться мне на глаза, а затем и вовсе исчезли из школы. Моё существование вернулось в привычную колею. Древние утверждали, что жизнь наша коротка, и лишь одно искусство вечно. К сожалению, они не сочли нужным упомянуть, насколько хрупким оно может быть в мире, населённом двуногими варварами и манкуртами. Тот, кто несёт другим радость приобще-

6 Творчество – это инстинкт истины в человеке. Алексей Иванов. Общага-на-крови. Говорят, что глаза – это зеркало души. Давнымдавно один мой знакомый, слегка перебрав, сказал, что эссе является отражением работы ума. Наверное, поэтому я никогда в жизни не писал эссе. Мне не нравится иметь дело с проявлениями ума. Способность мыслить – сомнительный дар природы. К примеру, днём ты трудишься в лаборатории над созданием какогонибудь льда-девять, маленький кусочек которого может заморозить все водоёмы в мире, а вечером... Ну, хорошо, не будем впадать в крайности. Итак, днём ты изобретаешь идеальное лекарство против насморка, потом едешь к любовнице, проводишь у неё пару часов, возвращаешься домой, садишься за стол и возда-

ния к высокому, имеет право и обязан делать всё, чтобы уничтожать любые преграды на своём пути. Таковы его долг и предназначение. Эта мысль нередко приходит ко мне, когда я лежу вечером в своей кровати. Некоторое время я кручу её в голове, а затем щёлкаю выключателем ночника, плотнее заворачиваюсь в одеяло и засыпаю с улыбкой на лице. Автор: Алексей Рубан

ёшь должное приготовленной супругой солянке. В кухню входит дочь, ты улыбаешься, треплешь её по голове и интересуешься оценкой за недавнюю контрольную по алгебре. Возможно, перед сном вы займётесь с женой любовью, и всё это время мозг твой будет исправно работать, в зародыше уничтожая малейшие противоречия, возникающие в сознании, успокаивая совесть, оправдывая совершённые поступки. Впрочем, смотреть людям в глаза я люблю не больше, чем анализировать чужие мыслительные процессы. Не то чтобы мне было неприятно выдерживать чейто взгляд, я просто не надеюсь увидеть в зрачках ближнего своего ни искренней любви, ни сострадания, ни творческого голода. Деятели от искусства часто повторяют, что творец должен оставаться голодным. Что

ж, если говорить о пище телесной, я вряд ли могу претендовать на болееменее достойное место в литературном пантеоне. Денег на моём счету в швейцарском банке хватило бы, чтобы обеспечить и праправнуков (конечно, только в том варианте, в котором я удосужился бы обзавестись потомством). Такое положение вещей, правда, существовало не всегда. Хорошо помню, как однажды мы с мамой пошли погулять в центр на День Города. Мне тогда было лет одиннадцать -двенадцать. Всё вокруг сверкало красками, в стеклянных колбах пузырилась газировка, шарики мороженого на вафельных рожках обещали облегчение пересохшему от жары горлу, а мы шли сквозь толпу веселящихся людей, стараясь не смотреть по сторонам. Того, что позвякивало в мамином кошельке, хватило

лишь на пачку апельсиновой жвачки. Нет, мы не были нищими. В доме нашем всегда царили идеальные чистота и порядок, никто не вставал из-за стола не насытившись, в шкафу висела одежда, позволявшая не мёрзнуть холодными зимами. Сложно представить, на какие ухищрения приходилось идти для этого моей маме, скромной учительнице географии, но даже её усилий не хватало, чтобы подарить мне нехитрые детские радости. Какой-нибудь доморощенный психоаналитик, несомненно, увидел бы корень моей успешности в том, что ребёнком я не мог получить игрушек, о которых мечтал. Хорошо, что я не психоаналитик. Иногда мне кажется, что духовный голод вообще не имеет никакого отношения к акту творчества. Ты просто просыпаешься в четыре утра, ворочаешься с боку на бок в тщетных попытках снова уснуть, злишься, понимая, что к середине дня начнёшь дремать прямо за рабочим столом. А потом это просто входит в тебя, непонятно откуда, без малейших логических и ассоциативных привязок, и слова начинают сплетаться сами собой. Так получаются стихи, рассказы, повести, а порой и нечто, определение чему вы не найдёте ни в одном литературном справочнике. Именно из этих нечто я и склеил свой «премиальный» роман. Многие маститые авторы утверждали, что не писали сами свои произведения, а лишь служили проводниками идей для каких-то таинственных сил. Я не верю ни в бога, ни в чёрта, но всё же

творчество – это единственная вещь, которую я готов признать доказательством существования сверхъестественного. Интересно, по какому признаку эти «ктото там» выбирают проводников? Из биографий следует, что немало заслуженных писателей в быту были изрядными сволочами и эгоистами. Я и сам явно не вписываюсь в образ ежеминутно болеющего душой за людские судьбы гуманиста. С другой стороны, если без остатка выплёскивать весь свой талант на бумагу, что останется для общения с родными и друзьями? Возникает вопрос, а честно ли это, когда над твоими книгами плачут от восторга, а сам ты при этом регулярно нажираешься в хлам, да ещё и руку на жену поднимаешь? Ну, про гений и злодейство написали задолго до моего рождения, так что проблема не нова. Есть, правда, у меня и положительные стороны, отбросим ложную скромность, раз уж пошёл такой разговор. Так я совершенно не умею торчать от себя, создавать пафос вокруг собственной персоны. Это всегда обламывало меня в других. Некоторые из них, к слову, так растарчиваются, что теряют весь талант. Сидят они теперь дома на кухне, а то и по кабакам, и гальванизируют своё славное прошлое. А ещё есть те, у кого «ни дня без строчки». А кто тебе, чувак, сказал, что строчки эти хорошие? Ладно, пусть их, особенно учитывая, сколько времени я уже не общался в больших количествах с людьми. С утра садишься за клавиатуру и не замечаешь,

как на улице начинают зажигать фонари. Хорошо, что теперь не нужно ходить на работу. Был у меня один товарищ, мы играли с ним вместе в студенческие годы. Он уже тогда прилично владел гитарой, куда там мне с моим басом, да и в ноты попадал регулярно. Музыки у нас, откровенно говоря, было не особо много, а вот слова... Сплошной негатив и одиночество, но девчонки на концертах оглушительно вопили от восторга, так что проблем с личной жизнью мы не испытывали. Поиграл я так года два, а потом взял и продал бас. С женским полом тоже пришлось подзавязать – хочешь хорошо писать, учись не размениваться на мелочи. А недавно, сам не знаю почему, нашёл я последние записи моего бывшего товарища в Сети. Жирком оброс товарищ, волосы поредели, поёт попрежнему здорово, а не качает. Свои тексты я ему всегда давать стеснялся, даже и не думал о том, чтобы тягаться с таким мастодонтом. А сейчас слушаю и понимаю, что он бы с радостью отвалил кучу денег за разрешение использовать мои стихи, ну хотя бы из последнего сборника. Уверен, давай я интервью, меня бы обязательно спрашивали о «секрете успеха» моего романа. А всё ведь до безобразия просто. Проснулся я как-то в четыре утра (это уже было время, когда книжки мои стали понемногу продаваться), лежу и думаю. Накануне вечером я часа три кряду просматривал в Сети читательские отзывы на свою

последнюю повесть, даже затошнило слегка. Превозносят до небес, тут же дерьмом обливают, и во всём этом ни проблеска понимания. И вдруг я осознаю, что писать нужно не для людей, писательство важно само по себе, а чтобы оставаться объективным, необходимо до минимума ограничить свои контакты с окружающим миром. Сказано – сделано. С работы я уволился, денег от продаж книг на жизнь хватало с лихвой. Близкими друзьями я не обзавёлся, знакомые на общении особо не настаивали. Отец мой бросил нас, когда мне было два года, с тех пор я видел его от силы раз двадцать. Мама вот уже много лет живёт в другом городе, для астматиков климат там самый подходящий. Раз в неделю мы разговариваем по телефону. Захочешь узнать, что в мире

творится – посмотри телевизор или в Сеть залезь, а лучше почитай классиков, до конца жизни не перечитаешь. Так прошло четыре года. Книги мои народ при всём нашем духовном оскудении раскупал всё лучше и лучше, даже сборники стихов (вот уж никогда бы не подумал). А потом раздался звонок. Вежливый голос, тяжёлый акцент, номинация на Нобелевскую премию. Каюсь, разволновался я тогда немного, даже коньяку выпил, потом отпустило. На вручение я не поехал, сослался на состояние здоровья. Все документы мне отправили почтой, деньги перевели на указанный счёт. Да здравствует эпоха дистанционного общения! Я сижу в своей квартире возле окна, смотрю на проезжающие машины и ощущаю пустоту внутри. Она не настолько страшна,

чтобы травиться газом, резать вены или прикладываться к бутылке. Я просто пытаюсь понять, зачем всё это, зачем выжимать сознание и насиловать фантазию, ради чего обрекать себя на одиночество? И стоит ли страдать только для того, чтобы ещё на одну страницу легла тень этих страданий? Ладно, не в первый раз, пройдёт. «Это было и раньше, мой приступ не нов», - так, кажется, поётся в одной хорошей песне. Я ещё немного посижу у окна, а потом вернусь за свой стол, включу экран и положу пальцы на клавиатуру, потому что в мире для меня нет ничего любимей, притягательней и страшней, чем творчество. Автор: Алексей Рубан

* Алкоголик в третьем поколении по прозванию Стакан, вечно небритый, худой и очень высокий человек с полуспущенными брюками, совершенно по моде, когда неряшливо свисающий зад брюк еще и демонстрирует полоску цветастых семейных трусов, поднял посреди собутыльников стакан наполненный до краев водкой: - Ну, с днем граненного стакана нас, и вас тоже! - обратился он к ничего не подозревающим прохожим на улице. И одним духом, при-

вычно проглотил горячительную жидкость, разве что поморщился потом. Собственно, свое прозвище он получил именно за этот тост, вечный, как его полуспущенные штаны без ремня. И еще его прозвали так за граненные стаканы в большом количестве скопленные в квартире. Отец и дед его, хронические алкоголики накрали эти самые стаканы из общественной столовой, где работали кухонными рабочими еще в советские времена. Теперь стаканы за-

нимали все место в посудном шкафу, сияли в свете люстры граненными боками, громоздясь в серванте, располагались в качестве белья в шифоньере на полке, даже стояли всунутые один в другой, целой пирамидой, в прикроватной тумбочке. Сколько себя помнил, Стакан всю жизнь жил посреди граненных стаканов. В семье не покупалось чашек с блюдцами или рюмок. Чай пили из стаканов, водку пили из стаканов, пиво пили из стаканов, воду и молоко пили из стаканов.

Стакан не мог пополнить коллекцию, собранную его предприимчивыми предками, он не работал в общественной столовой, но волею судьбы ему повезло устроиться в громадный магазин, торговый центр, который был похож на разросшийся и вширь, и вдаль сельский магазин, где есть все и вся, от колбасы до резиновых сапог. Про себя Стакан немедленно окрестил новый магазин «Горсельпо». Устроился он грузчиком, получил новую униформу, синюю, красивую, в ней он с удовольствием щеголял изредка по центральным улицам города. Гуляя, Стакан демонстрировал прохожим униформу, как лучшую свою одежду. Зарплату пообещали приличную, но пока взяли на испытательный срок, а это значило, что отработав месяца два-три, он мог оказаться снова на улице с четвертью от обещанного заработка, остальное поделили бы между собою начальники «Горсельпо». А потом наняли нового придурка, на котором опять-таки заработали бы себе в карман, обдурив его выдуманным испытательным сроком. Хорошо, если заплатят, а то некоторые крупные магазины и рестораны быстрого питания вообще не платят ни копейки, ссылаясь на то, что работник — вор или пьянь, хотя в большинстве своем это далеко не так. Рассказывают про некоторых бедолаг, что они еще должны оказываются своим хозяевам за придуманные провинности... Сознавая свою «значимость» для начальст-

ва «Горсельпо» Стакан решил не тратить время зря. В какой-то месяц он похитил грандиозное количество фарфоровых тарелок. На плите бойко засвистел красный эмалированный чайник со свистком. Появились тефлоновые сковородки, на которых пища не пригорала, сколько Стакан не пытался ее спалить. Квартира его обрастала неожиданными приобретениями. В углу, на тумбочке объявился новый телевизор с плоским экраном. На зашарпанном полу улегся серый палас. Дыру в обоях, которой было уже лет двадцать, закрыл цветастый шерстяной ковер. Стакан наслаждался новым интерьером. С гордостью он показывал свои приобретения удивленным собутыльникам. На их вопросы: - Откуда такое богатство? Стакан уклончиво отвечал: - А, мне кредит в «Горсельпо» открыли... Но венцом всей его деятельности была покража портфеля. В тот день приехал с проверкой «хозяин» жизни, владелец магазина. Уверенный в себе, крикливый, наглый, обвешанный золотыми безделушками, всякими цепочками, часами, кольцами он вызвал у Стакана такое чувство омерзения, что и представить трудно. Начальники «Горсельпо», всякие заместители «хозяина» жизни, старшие менеджеры и прочие господятелы озабоченно подпрыгивали перед ним, улыбались заискивающе и в целом кого-то сильно напоминали Стакану. А,

когда они все что-то стремясь ему доказать, выбежали из кабинета и забегая вперед, освещая ему путь белозубыми улыбками, подскакивая и подпрыгивая, как-то боком-боком, запередвигались к торговому залу, Стакан вспомнил и хлопнул себя по лбу. Когдато давным-давно, еще в школе он читал про таких, описанных Гоголем и удивился - времена меняются, а люди остаются прежними... Между тем, кабинет остался не запертым... Стакан быстро огляделся вокруг, в подсобном помещении он оставался один, все работники были заняты либо разгрузкой, либо пересчитыванием продукции в зале. Как-то так получилось, что про него подзабыли. Стакан нырнул в открытую дверь и схватил первое попавшееся то, что могло поместиться под курткой - портфель. Портфель восхитительно пахнущий свежим запахом кожи, новенький, с удобной ручкой и длинным ремнем, сразу ему понравился. В замочке портфеля торчал небольшой ключик. Стакан даже не задумался о том, что там находится в этом портфеле и открывать его не стал, полагая, что там могут быть только бумаги с цифрами, так называемые документы, а если говорить конкретнее - расчеты, на сколько обсчитали, сколько удалось украсть у покупателей и вполне возможно планы расчетов, на сколько надо объегорить доверчивых покупателей в следующем месяце... Стакан поспешно выбежал из «Горсельпо»,

бросил быстрый взгляд в сторону разбитой им телекамеры. Разбил он ее еще вначале своей творческой деятельности, чтобы начальство не уличило его в воровстве и не выкинуло на улицу прежде срока. Телекамеру пока не успели заменить. Перебежал дорогу и оказался в прохладном зеве подъезда своего дома. Да, он работал буквально через дорогу, что его чрезвычайно устраивало, не надо было тратить денег на дорогу. Одни только транспортные деньги сожрали бы всю его «зарплату». В квартире Стакан торопливо бросил портфель в кресло и бросился обратно, никто не должен был заметить его отсутствия. Вернулся как раз вовремя и сразу сделал вид, что работал в поте лица перетаскивая какие-то ящики. Начальство с «хозяином» жизни на его глазах вернулось в кабинет. Стакан ретировался в торговый зал. Тут же его настиг менеджер требуя непосредственного участия в передвижении коробок с кефиром. Стакан работал и краем глаза видел, что суета уже началась. Начальство забегало, прибежали охранники магазина. В портфеле было что -то ценное. Всю подсобку перевернули кверху тормашками. Выгнали из торгового зала покупателей, на двери навесили табличку: «Извините, у нас учет». И принялись обыскивать каждый закуток. Работников, всех, без исключения, обыскали. Обыскивал сам «хозяин». И, когда его толстые пальцы, унизанные золотыми перстнями косну-

лись одежды Стакана, ловко обшаривая каждый кармашек, засновали по нему, когда в брезгливой гримасе сморщились его толстые губы, Стакан понял, что в портфеле хранится действительно что-то ценное и потерялся в догадках, что? В воображении у него выросли целые горы жемчуга, заблистали желтыми боками слитки золота. Сгорая от нетерпения, он еле дождался окончания поисков, когда ругаясь и отчаянно матерясь, «хозяин» жизни отчалил от «Горсельпо» в навороченной тачке. В полицию он обращаться не стал, как видно рыло было в пуху, а может побоялся огласки. Пригорюнившиеся начальники пошли обратно в кабинет решать, кому первому принять на себя удар судьбы и быть уволенным... Стакан же весело прибежал домой. Руки его тряслись от нетерпения, и он едва не разорвал портфель, так как ключ поворачивался в замке очень туго. Открыл и удивленно ахнул. Портфель до отказа был забит пачками сто долларовых купюр. Стакан, как стоял, так и сел. Он, мелкий воришка, знал, конечно, что делать с теми вещами, которые он крал из «Горсельпо», но фантазии его дальше этих покраж не распространялись. Стакан оглядел квартиру. Кухня да комната с балконом, небольшой коридорчик с ванной да туалетом, вот и все, что у него было. Здесь, он вырос. Здесь, жили вместе дед с бабушкой, отец с матерью. Спали, отгородив комнату занавеской. Занавеска так и

висела, забившись в угол, уже обтрепанная, выцветшая, Стакан посмотрел на нее долгим взглядом. Маленьким он спал на раскладном диванчике на кухне. Уроки делал, где придется. Кухню часто занимали бабушка с матерью, они там готовили пищу, болтали, слушали радио. Утром и днем туда притаскивались со своими болячками подружки бабушки и дребезжа старческими голосами, так и норовили обслюнявить Стакана сморщенными ртами, а еще вручить ему липкие, влажные карамельки. С тех пор всю карамель, какая бы она ни была, Стакан ненавидел. Вечером, там собирались пьяные компании ярко накрашенных подруг матери. И сидели, широко расставив ноги, расслабленно распластав по столу большие груди. А поймав Стакана, ненароком забредшего в кухню, хватали его и допрашивали строго, как он будет вести себя со своей женой? Будет бить или не будет? Стакан боялся этих сердитых полуобнаженных женщин и качал отрицательно головой, понимая, что, если кивнет, что будет бить жену, они сами его изобьют. Еще они могли, внезапно подобрев от его ответа, взять, да и налить ему стакан красного вина, а налив, требовали все, как одна, чтобы он немедленно выпил. Стакан пил и под хохот женщин вываливался с кухни в ванную, где плевался, полоскал рот и, тут же сильно пьянел. А в комнате вечно заседали дед с отцом. За единственным столом сиде-

ли, гремя стаканами с пивом и распаляясь перед телевизором, орали про футбол или про хоккей. Часто им компанию составляли соседи. И их уже давно выросшие дети также теперь составляли компанию самому Стакану. Стакан выходил из положения, делал уроки в ванной или на балконе, но когда кричали особенно громко, и болельщики, переживающие за футбольную команду, доканывали его шумом особенно сильно, он выходил в подъезд, усаживался на подоконник и тут сидел допоздна, переделывая и перечитывая все то, что задавали. Учиться он любил, хотя большой пользы от этого в дальнейшей своей жизни не увидел. Жил Стакан в самой середине России и за всю свою жизнь бывал разве что на бескрайних картофельных полях, где он с семейством выкапывал руками да лопатами из грядок картошку и складывал в рюкзак. Семья делала большие запасы картофеля на зиму и набеги на совхозные поля осенью велись постоянно. Бывал Стакан и в лесу, где с ловким дедом и шустрым отцом собирали ягоды, лесные орехи да грибы. Из лесных походов они никогда не возвращались с пустом. Всегда прихватывали что-нибудь у жителей, через деревни которых им предстояло пройти до грибных мест. Однажды, на запасных рельсах железнодорожного пути они углядели неприкрытые двери одного вагона. Открыли, залезли, вытащили сразу несколько белых тюков и с ними ри-

нулись в лес. Погони, впрочем, не было. Наверное, железнодорожные милиционеры где-то спали, сморенные летним зноем. Дед с отцом, без передышки, пронеслись по сырым тропинкам до остановки автобуса, за три километра от места событий и уже дома вскрыли тюки. Оказалось, там были посылки. Тогда Стакан получил невиданный им дорогущий авиаконструктор и черный шерстяной костюм на вырост. Бабушка обрадовалась шикарному пуховому платку, а мать роскошному шелковому платью. Отец с дедом пировали над найденной в посылках тушенкой, до которой оба были большие охотники. Сам Стакан впервые украл трехлитровую банку с молоком еще пятилетним ребенком. Сиганул через плетень, заметив, что хозяйка двора в одной деревне отвлеклась на что-то. На столе, где она процеживала коровье молоко через марлю, стояло несколько банок, Стакан схватил одну и прикрывая ее курткой, пробежал до калитки. Здесь, банку перехватил уже отец, упрятал ее в корзину. Дед погладил внука по голове одобряя его поступок. Дед, умер в самом начале девяностых. Бабушка вслед за ним, она была верной подругой деда, куда он, туда и она. Они часто снились Стакану и всегда вместе. Сидели на лавочке, под цветущей яблоней, возле большого деревянного дома, о котором оба всю жизнь грезили и мечтали такой построить, но, конечно не построили за неимением средств. Впрочем, им явно было хорошо на том

свете. Они были безмятежны и светлы, достигнув наверняка своей мечты, своего Дома... Отец долго сопротивлялся и злился на бандитов, захвативших всю страну, но когда бандиты влезли в народные депутаты да государственные чиновники, облекли себя властью и принялись обворовывать народ на «законных» основаниях, он перестал верить в их обещания о благополучии и благоденствии, развитии и восстановлении России, зачах и помер от тоски. Мать ушла вслед за ним, незаметно как-то... Стакан кое-как устроил их всех вместе, на одном кладбище, в одном месте. Схоронив родных, он остался совершенно один. И вот теперь ему улыбнулось счастье. Он долго сидел над портфелем с кучей денег, пытаясь вообразить, чтобы сказал его хитрющий дед, как бы среагировали отец, бабушка и мать?! Но, кроме поездки к морю, о которой иногда мечтали всей семьей, ничего придумать не смог. Конечно, ремонт квартиры и замена мебели сколько-то денег съест, но дальше-то что? Купить дачу? Стакан помотал головой, нет, он был ленив. Купить другую квартиру, большую по площади? Но зачем она теперь, когда все родные умерли? Да и ворюги в законе подняли тарифы на оплату коммунальных услуг по самое не могу, норовя нажиться за счет народа. Автомобиль? Вообще вызвал кривую ухмылку у него на лице, непомерно дорогой бензин, замена колес с зимних на летние и обратно, на зимние,

мелкий ремонт, машина должна кормить, в противном случае она превратится в тяжкое бремя и головную боль... Однако, не возвращать же деньги «хозяину» жизни. И тут в голову Стакана пришла спасительная мысль. Неправедное управление страной новыми ворюгами в законе привело к тому, что многие люди превратились в скитальцев. Вместе с детьми и скарбом они, неприкаянно, перекатываются и перекатываются из одной квартиры в другую, из одной халупы в другую, из одного угла в другой, пока не обретают покой на двух метрах кладбища. Они не могут купить жилья, они не воруют, не мошенничают, а скудные заработки свои почти полностью отдают квартирным хозяевам, весьма предприимчивым людишкам, сохранившим от советских времен по две или три квартирки. Коррумпированное правительство в их бедах не принимает никакого участия и особенно жалко одиноких мамочек с детьми попавших в такое положение, когда родственники, трясущиеся за свои дома, выгоняют их на улицу. Когда бросают мужья, увлекшиеся другими женщинами или пойлом. Так ую ма мо чк у, бьющуюся за существование двоих детей, Стакан отлично знал. Она, худая, поседевшая прежде времени, моталась с работы на работу. Все почти отдавала жадной и наглой квартирной хозяйке, которая не хотела вдаваться в подробности и нюансы, а желала

только получать тот десяток тысяч, которые должна была заплатить ее квартирантка. Ее не заботило, что дети квартирантки питались только постным супом, пили чай, чаще всего не сладкий и ели в качестве пирожного заварной хлеб. Как аргумент она всегда приводила один довод, она всегда могла сдать свою квартиру другим квартирантам, более денежным мешкам, чем эти... И часто Стакан встречая ее, глядел ей в лицо удивленными глазами, думая, а смог бы он вот такто грабить людей, отбирая невероятное количество денег за оплату своей квартиры и приходил к выводу, что не смог бы. Он размышлял над этим вопросом довольно много и думал, какой же выход для несчастной женщины? Выхода он не видел. И потому схватил деньги, отделил большую половину, которой должно было с лихвой хватить. Не долго думая сложил пачки в полиэтиленовый пакет и уже через несколько минут входил в двери квартиры. А женщина, посторонившись, вежливо пропускала его, потому что он и раньше им помогал. Приносил детям конфеты, покупал тетрадки для школы, а устроившись в «Горсельпо» стал активно снабжать всю эту семью мясом и овощами с фруктами. Они были ему очень благодарны. Она пораженно смотрела на кучу денег, которую он ей торжественно вручил. Конечно, наврал про нежданное наследство от дальних родственников. Она протестовала, как он и

предполагал, однако особенно не расспрашивала. Но после долгих уговоров и демонстрации его открытых ладоней, как символа чистых намерений, она сквозь слезы согласилась, ревели в один голос ее дети, тоже уставшие от нищеты и выживания. Все вместе они пришли в обменный пункт крупного банка и убедились получив на руки большую сумму...миллионов рублей, что доллары — не фальшивые. Спустя какое-то время они купили дом, почти такой же, о каком мечтали его дед и бабушка, и какой Стакан нет-нет да и видел в своих снах. Стакан был даже счастлив, что начальники уволили его из «Горсельпо», получив за него зарплату. Ему приписали сотни прегрешений, вспомнили разбитые им две бутылки водки, он как-то уронил ящик с водкой, заплатили пятьсот рублей из причитающихся десяти тысяч и выкинули... Стакан радовался и чувствовал себя отомщенным. Портфель больше не искали, «хозяин» жизни приезжал спокойный и наглый, как видно те деньги были каплей в наворованном море. Уходя, Стакан подобрал камень и разбил новенькую телекамеру, которую повесили вместо старой, просто так, из чувства мести разбил. Он свозил новое семейство на море и вместе с детьми радовался синезеленым волнам. А квартиру, где он вырос и жил, он продал, не в силах сдавать ее каким-нибудь бедолагам, не в силах быть квартирным хозяином и качать из

людей их кровные деньги, которые они, как правило, получают в мизерных зарплатах. Работать он устроился на хорошую работу, рабочим завода. Простые люди с простыми сердцами

вокруг, его вполне устраивали, выпивал, конечно, но так, немного. А из больших запасов стаканов у него, как память остался один граненный, который стоял в посудном шкафу и блестел разными гранями, напоми-

ная о подвигах его предков, остальные он все раздал соседям... Автор: Кременская

Элеонора

$ 0 Говорят, что я удался в своего безоглядно любимого деда. Может быть, поэтому всю жизнь искал его и ищу почти безнадёжно. Из моего детства дедушка выплывает словно корабль на Амуре. Правда, не таким ленивым, без шумных китайцев и огромного портрета Мао на борту. После первого удушья, пережитого в темноте и тесноте хабаровского автобуса, помню целебное и ободряющее прикосновение его жилистых рук и улыбку, парящую где-то высоко над моей головой. Дед излучал доброту, и это излучение со временем стало безошибочным признаком людей, наиболее милых мне из всех встреченных на тропе жизни. Играя с ним, я оказывался то посреди реки на зыбком плоту - когда он шутил, или в эвенкийском чуме - если тискал меня, или на Белом острове и вокруг - ни души - во время длящихся за полночь разговорах, когда бабушка уже не на шутку сердилась. И засыпаю с тех пор особенно сладко, если уложу между щекой и подуш-

кой руки "лодочкой" - так, как он любил складывать их мне, полусонному, перед самым отлётом в сад снов. Всё детство напролёт мечтал стать во взрослой жизни таким же поджарым, полунасмешливым и лёгким на подъём, как мой дедушка. Мысленно очень часто разговаривал с ним и сверял всё сделанное в своей жизни не с кем-нибудь, но именно с его одобрением. Словно это был Бог, а может быть, он и был Им для меня? Что скажет о новом моём предприятии дед, что подумает, понравится ли ему, промолчит, сверкнув глазом, или качнёт великолепной своей головой? Не помню, чтобы когда-либо он целовал меня или других внуков. Максимум, что мне позволялось, это рукой вскользь коснуться его сухой и сладкоколючей щеки. Но память о сдержанном поглаживании дедушкой моей, невзначай подставленной головы, в глубине души соперничает с памятью о прикосновении бесконечно ласковых маминых рук, когда они проходили горячей волной от

вихра до голени и затем поздно вечером подталкивали со всех боков вёрткое и выползающее из-под меня байковое одеяльце. Жил мой дедушка в необыкновенном, таинственном доме дальневосточных железнодорожников какой-то старинной кирпично-кровавой кладки. Дом этот напоминал мне неприступный, но тёплый и милый замок. Именно от этого дома брали начало наши совместные путешествия, вылазки на охоту, которые прекратились внезапно, когда мы разом наклонились над подстреленным зайцем и встретились с выражением муки в глуби влажных бусинок глаз. Зато рыбачили мы самозабвенно и подолгу. Но дедушка ни разу не пожалел (по крайней мере я не почувствовал этого) о том, что именно тогда повесил на стену своё верное ружалко навсегда. Маленьким очень любил прятаться от него под столом или за портьерой. Но он тут же находил меня потому, что никак не стоялось-сиделось, а материя предательски шевелилась. Причём дед всегда

будто уже совсем проходил мимо, а потом выбрасывал руку назад и бил меня "влёт" - уже рванувшегося было на простор - к финишу. Моя "засада" пошевеливалась, потому как не подсматривать в щелку за противником было выше ребячьих сил и нетерпенье рвалось горячей струёй. Как же я мечтал научиться его доверчивой и обезоруживающей улыбке и открытому, чуть насмешливому, быстрому взгляду в упор. Насколько помню, дедушка почти не болел всегда видел его бодрым и подтянутым, надёжно защищавшим меня от бабушкиных попыток закармливать то разъедающими губы китайскими ананасами, то бананами, то арбузами. Помню, в не сытые студенческие годы нам казалась дикою мысль, рождённая вшестером над распластанным арбузом: что это гастрономическое чудо пополам с чёрным хлебом можно вообще не любить. И только однажды дед сдал, и я поил его из своих рук жарким чаем с малиной, сидя подле жёсткого топчана неотлучно и неусыпно. Когда дедушка уже был очень-очень слаб и всё больше лежал, беспрерывно слушая мои студенческие россказни, я внезапно вспомнил что-то из детства: маминым жестом (ком в горле) начал старательно подтыкать ему под бок одеяло. Он не противился этому - только улыбался своею дивной улыбкой. Но как светились, хоть уже и немного слезились, его пронзительные серые глаза. Меня всегда поражали увесистые металличе-

ские предметы, точнее - тот мастак, впаявший столько жизней, страхов и надежд людских в оружие, принадлежавшее дедушке. Во-первых, конечно, привораживал звонкотрубно-органный металл ружья, висевшего на стене курком вниз. Жаль, что не помню ни рисунка, ни краткой надписи из тяжёлых букв, ни даже его калибра, по-моему, 7,6. Хотя память сохранила отчётливое видение дроби и внезапную боль от неё же, попавшей на зуб. Да ещё острейший нож для нарезания пыжей, об который я без конца умудрялся резаться - а взрослым резался исключительно о тупые лезвия. Воображение моё захватил невесть откуда (разумеется, только для меня) взявшийся тяжёлый, звенящий своими безукоризненными гранями штык. Почему-то в нашей семье его называли японским, а вот куда он исчез - загадка для меня до сих пор. Наши игры "в войнушку" однажды закончились подкопом под военный склад, похищением нескольких противогазов, дымовых шашек и забрасыванием ими, после того как мы подперли снаружи все двери здания, танцевального вечера старшеклассников в родной школе. Удивительно, что никто не донёс, и поджигателей тогда не нашли, но дедушка знал всё-всё и очень сердился, а ведь тоже не выдал. Дед, наверное, осуждал и все предыдущие поджоги, однако всегда старался разобраться в причинах

или понять: почему. И это впервые от дедушки услышал фразу, глубоко запавшую в сердце: живое должно жить. Эта фраза стала любимой у мамы и у меня. Навсегда запомнил выражение необыкновенно умных дедовых глаз, когда он рассказывал историю тёти Лизы, на которую поднял топор страшный палач энцефалитный клещ. В детстве я совершенно не мог находиться рядом с нею: стены вдруг начинали ходить ходуном, затем картонно рушились, слёзы подступали и захлёстывали щёки и горло. Владеть собою учился с трудом, поэтому выход был один - бежать прочь, а страстно желаемую помощь для неё искать неизвестно где, и неизвестно у кого. Разумом понимал, что моих, ещё не твёрдых, сил бесконечно мало, чтобы помочь, - мог только утешить. Мне вдруг становилось дико стыдно - тогда возвращался и утешал, отвлекал на значимые только для нас разговоры и обнимал её наотмашь ручонками и всей своей детской душой. Дедушкин сын Володя (мой отец) умер рано - на сорок втором году жизни. Нам было: сестре - семнадцать, брату - десять, а мне чуть-чуть не хватало до четырёх лет. Отчётливо помню страшный "красный сон". И все детали, все звуки той холодной последней папиной ночи. Содержание сна рассказал деду на ухо, приехав к нему и обняв за жилистую шею. Но ни рядом с де-

дом, ни с другой роднёй - и это великая заслуга нашей всегда молодой мамы - мы никогда, ни единой минуты не чувствовали себя сиротами. Слово-то это я, конечно же, знал. Но оно всегда было мимо - ведь у меня были мама, и старшая сестра, и старший брат. Мой побег в шестнадцать лет из дома в Академгородок дедушка воспринял положительно и всегда с нетерпением ждал моих не частых приездов и бесконечных рассказов обо всём, что захлёстывало тогда. Так и шли раз за разом к дедушке волныц ун ами : од н а - и з "тишайшего" Океана, словно вздохнувшего по соседству с уставшей от обилия всего передового Японии, а другая - из несытоненасытной, резко континентальной и душевно близкой Сибири. Со временем водоворот жизни втянул меня до макушки, но до сих пор не могу себе простить, что не сумел рвануться из далёкого далека на прощание с дедом. Дед постоянно подтрунивал (говоря, что он и сам - такой же) над семейной атавистической слабостью к огню, пылающим углям, лесному костру, над неукротимой тягой к спичкам, кремням, зажигалкам. Но всерьёз он сердился, когда буквально выдирал из моего рта горелые спички или целые, ещё не горевшие - терпеливо объясняя, что ничего питательного и даже просто необходимого мне, подрастающему, в спичках нет. А вот толчёное стекло там очень даже может быть. И далось

ему это толчёное стекло. Похожий случай, по его рассказу, был с Петром Первым. Занятно, а ведь мне-то запомнилось. Кроме домашнего варенья и различного вида соков дедушка, помню, любил кагор. Почему именно это, два-три раза виденное мною, запомнилось? Не знаю. Слово "кагор" было произнесено, но реального его наполнения и ничего из сопутствующих событий и запахов не помню, хоть убей. Непонятно почему, но звучно и ясно осталось в памяти, как уроненная дедом на пол тяжкая старинная монета, вихляя, добралась до меня и отчётливо произнесла подле шести наших (вместе со стулом) ног: кек-ко-нен. Снова пытаюсь взнуздать мало послушную память и вызвать довольно размытые картинки далёкого времени, но никак не могу вспомнить его - неулыбающегося, без чёртиков в уголках глаз, без характерного до боли знакомого и родного, негромкого смеха. А, может быть, и вообще никто из ныне живущих внуков, сердясь и ссорясь с родителями, не может вспомнить своих дедушек и бабушек в ярости и злобе? Наверное, тогда образ мудрости был бы безвозвратно разрушен. И ведь не зря навсегда уходящие осеняют нас улыбкой, которая освещает только всё хорошее на сокровенном островке общей жизни. Эта их улыбка теплится особенно долго в душе и греет в стужу не слабее, чем русская печь. Дед вволю смешил

меня, остроумно восхищаясь моими ступенчатыми успехами в учёбе и жалкими крохами жизненных суетливых удач. В меня, и в мою звезду он верил всегда. И, удивляясь себе, повторял, будто именно такого человечка ждал всю свою жизнь. И теперь настал мой черёд удивляться тому, что предвидел и предвосхитил дедушка. Только теперь понимаю во всей полноте вещий смысл туманных для меня давних слов и стремлюсь не оплошать, оправдать своей жизнью великий аванс этих прозрений и слов. Дедушка, в последнее время уже белый как лунь, учил проникать в душу природы и человека и часто говаривал, что любимую женщину просто необходимо Обожать. Веку моему любимому деду Сергею Сидоровичу Кузнецову было восемьдесят девять лет. Его осеняло глубинное Обожание пролетающей и порой замирающей жизни, и в мою память он врезался именно с этим словом на устах. На мой взгляд, дед был бессребреником, но одновременно - и безумно богатым какой-то особенной щедростью души. От него словно исходило мощное излучение сердца. И он всегда вникал в мою боль и проблемы, чувствовал мои молодые зелёные трепыхания... Думаю, важную роль в нашем взаимопонимании играло то, что он знал не только многие из моих секретов, но и обладал какимто сверх знанием, особым даром единения с природой.

В дедушке была и навсегда осталась жгучая, так и не разгаданная мной тайна.

, Жили-были врачи. Их было много и им было чем заняться. Умели они только искать болезни у слонов и лечить го, что нашли. Свободного времени у них практически не было, так как больных слонов было просто завались. Жизнь была стабильной, как вдруг у них родился маленький Мальчик. Вначале врачи как-то опешили, но кто-то из специалистов увидел какую-то болезнь у малыша. Все облегченно выдохнули и занялись привычными делами. Шли годы, а Мальчик рос и развивался среди врачей и слонов, познавая мир за стенами больницы, где было всё белым-бело. На улицу Мальчика редко выпускали, потому что боялись за какой-то иммунитет. Им пугали постоянно и для его защиты давали кучу таблеток, капелек и уколов. Всё это было невкусно, противно и даже больно, на что врачи говорили: «здоровых слонов не бывает, поэтому нужно лечиться. Ведь ты не хочешь болеть?» С одной стороны, конечно, не хотелось болеть, а с другой- нужно, так нужно. Какие ещё могли быть варианты? Чем дольше Мальчик был в больнице, тем чаще он задавался вопро-

В страшную годину я потерял своего деда и теперь никак не могу найти, но верю, что когда-нибудь

встречу его где-то там... Автор: Игорь Влади Кузнецов

" сом: чем же врачи отличаются от слонов, ведь если с них снять белые халаты и очки, то они ничем не отличаются от слонов… не находя ответа, Мальчик однажды поймал в коридоре пробегающего врача и задал ему вопрос: - Скажите, а чем отличаются врачи от слонов? - Главное отличие в том, что слоны не понимают того, что все их действия вредны для здоровья, а врачи это знают. - И вся разница? -Это не так уж мало на пути прогресса и эволюции, -Сказал дядя врач и указал пальцем на какуюто дверь. «Может это путь к прогрессу?»- подумал Мальчик и открыл дверь с надписью «Клизменная». Процесс эволюции Мальчику не понравился, и он решил меньше задавать врачам всякие вопросы. Шли годы, и Мальчик узнал другой смысл эволюции, когда забрёл в кабинет к главному врачу. Тот тоже спешил, но в пределах своего кабинета, поэтому у него нашлась минутка рассказать Мальчику древнюю сказку: -В давние времена, когда ещё не было слонов, врачи рождались слепыми и лечили всех на ощупь. И

вот однажды в больницу привели больное неизвестное животное под названием «слон». Сразу сбежались все врачи и стали его изучать, а потом собрались на консилиум. Кто-то оповещал проведенные результаты ощупа, что слон сформирован в виде шланга, другие возражали о строении по типу колонн здания. Были версии, что слон этот плащ и ли веревка. К основным догадкам имелись и другие, что породило в собрании докторов полную неразбериху. Они даже подрались, защищая своё мнение. Кончилось тем, что все врачи разошлись по убеждениям и договорились об уважении своих коллег. С тех пор все врачи стали специализироваться на вполне определённой части слона и не лезть на чужую территорию. Так появились специалисты по разным частям тела, такие как стоматологи, ортопеды, дерматологи и много других, даже очень узких специалистов типа проктологов и гинекологов. В процессе долгого изучения, врачи прозрели и смутно стали видеть область своего исследования. Все обрадовались своей правоте и придумали множество различных инструментов для своей рабо-

ты. Очень сильно врачам помогали очки, в которых они видели разные болезни. -На этой части рассказа главврач снял свои очки и одел Мальчику на нос. Всё вокруг Мальчика осталось прежним, но сам врач покрылся бородавками и различными пятнами. - Видал!- довольно сказал главный врач и забрал очки. - А что это было? - Чтобы это понять, тебе нужно учиться на врача, а то так и остаешься безмозглым слоном, сказал главврач и отправил туда, где учат на врачей. Он там оказался не один такой безмозглый, что немного обнадеживало. Сразу всем раздали белые халаты с учебными очками и отправили на занятия. Очень умные врачи, которые назывались докторами целых шесть лет рассказывали о слонах как об абсолютных больных животных, которых нужно было хоть как-то лечить. Факт о самом здоровье был озвучен лишь раз на уроке нормальной физиологии, где доктор продемонстрировал его на очередном опыте. Он вытащил из банки большую жабу и ножницами отрезал ей голову. Потом повесил её на крючок, а под неё поставил банку с кислотой. Когда жабья нога опускалась в эту банку, то при соприкосновении с жидкостью нога резко поднималась. Доктор сделал вывод, что без головы тело само знает, что ему хорошо, а что плохо. Все студенты посмотрели на жабу и благополучно пошли слушать дру-

гих докторов. Годы летели, а Мальчик помнил о жабе, которая показала ему, что здоровье - это не только тело, но и ещё что-то невидимое даже во врачебных очках. Сомнения породили поиск, который привел его на кафедру психиатрии. Мальчику очень повезло, потому что его без всяких вопросов записали в группу по испытаниям новой методики переживаний трансперональных состояний. Что это такое Мальчик не знал, но ему показалось название интересным. Всё происходило как-то необычно и даже странно, хотя там, где учат на врачей уже перестаёшь чемуто удивляться. После экспериментов все подопытные рассказывали свои переживания, а доктора называли это психической реградацией до уровня перинатальных матриц восприятия зародыша, а иногда и прошлые инкарнации. Было ещё много чего, что Мальчик не понимал, но ему было интересно узнать об этом. Доктора на других кафедрах полностью отрицали этот бред и продолжали разбирать больного слона на элементарные частицы. От количества информации голова Мальчика распухла, но семя противоречия уже было посеяно. Подкреплять этот росток пришлось бульварной литературой экстрасенсов, религиозными и магическими талмудами, а также психоделическими препаратами наркоманов и психологическими тренингами. К концу института сознание Мальчика четко

разделилось на врачебноакадемическое и мистическое отношение к слону как таковому. На выпускном празднике радостные доктора выдали диплом, халат и врачебные очки, и послали на… В общем, посланный Мальчик из безмозглого слона стал врачом и следовало возвращаться в больницу к больным слонам и врачам. Всё бы хорошо, но расколотое сознание уже не смирялось с ограниченностью тех знаний, которыми пользовались для лечения все врачи и тогда Мальчик решил, что его место в дурдоме. Таким образом он остался при больных слонах, работая относительным врачом. Время шло. А практика показала, что методы лечения шизанутых слонов дают такие результаты, что лучше бы их не давали. Душа мальчика искала успокоения в своей деятельности, но куда деваться если у него в жизни были только врачи и больные слоны. Тогда Мальчик решил стать между ними психотерапевтом. Настоящие врачи не считают психотерапию за серьёзную науку, поэтому её в институтах не изучают, да и толку от неё мало. И вообще психотерапия переводится как «лечение души», а ктонибудь из авторитетных врачей видел эту самую душу? Одним словом, Мальчик продолжал носить белый халат и очки, но врачи и слоны старались держаться от него подальше, так как считали, что он лечит исключитель-

но дураков. Вроде жизнь устаканилась и Мальчик вплотную занялся поиском души и здоровья, потому что одно без другого уже не срасталось. На его обучаемом поприще всяких экстрасенсов, магов и гуру было хоть отбавляй. Каждый твердил ему истину, которых оказалось столько же, как и в институте. Все эти истины нужно было собрать в одну кучуи Мальчик написал энциклопедию о всех известных ему физических, психических и энергетических проявлениях гипотетически здорового слона. Наконец-то слон появился хоть теоретически, но здоровый. Теперь, зная, что же такое здоровье, можно было приступать к практическому достижению. Приступив к лечению, оказалось, что становиться здоровым никто не хотел. Слоны по старинке глотали таблетки или хотели сиюминутного чуда, ведущего к исцелению, не желая возиться с собственными проблемами, которые уже стали их болезнями. Изредка появлялись клиенты, которых уже так приперло, что им не куда было деваться после врачебных и знахарских манипуляций. Они несколько сеансов мучились, зато потом облегченно вздыхали, решив свою проблему исчезали. Вот только этих проблем у них накопилась целая куча, а времени и желания собой заниматься у слонов не находилось. Мальчик изредка помогал замученным животным, но здоровья так и

не видел. Тогда он решил работать с беременными слонихами. «Может быть в роддоме я увижу то, чего ищу?»- думал Мальчик. Беременных слоних оказалось много, только все они оказались слабыми и чахлыми. Многие из них на сохранении плода, так как у зародыша уже в начале его формирования не хватало сил для созревания. Естественно, что от больных родителей может появиться только ещё более болезненное потомство, которое уже с самого начала самостоятельной жизни были пациентами врачей. В роддоме изможденные слонихи лежали, а доктора операциями из них вынимали младенцев, так как мамашам нельзя напрягаться. В родовом конвейере младенцев пеленали и сразу увозили. Им полагалось сделать кучу прививок от самых страшных в мире болячек. По мнению врачей, они таким образом защищают и укрепляют отсутствующий иммунитет. Через несколько часов своей внемаминой жизни с врачами, малыша с полным набором болячек и анализов наконец-то возвращают слонихе на кормежку, которая сама в шоке от такого создания. Некоторые мамаши настолько не в теме происходящего, что даже молока для ребенка у них не вырабатывается, тогда приходиться кормить порошковыми смесями. От такого прихода все детишки орут, но жизнь уже началась и деваться некуда. А дальше всё уже расписано: слоны лечатся, а врачи

выполняют план в килограммах выписанных таблеток и удаленных органов. Мальчик уже было потерял надежду, но ему на помощь пришли ученые, которые были специалисты по всякому оружию. Они очень хорошо изучили слонов и практически знали о нем всё. Самым интересным для них было изменять невидимые энергетические оболочки с названием «аура». - Зачем делать бомбы и всякие ненужные разрушения, если можно просто поменять вибрационную частоту ауры хоть у всего стада и все умрут или вдруг станут здоровыми, - поделился с Мальчиком современными разработками один профессор. - Врачи как были слепыми, так ими и остались хоть и одели свои корявые очки. Мы же, учёные, можем все показатели измерить, даже если они и не видны. Возьми хоть электричество: все им пользуются, хоть никто и не видит. То же самое и энергией тела: если её достаточно, от слон будет работать, а если всякие пробои в ауре и идёт откачка энергии, то возникают различные проблемы, которые старушки- знахарки называют «сглазом» и «порчей». Сейчас понаделали кучу всяких приборов, которые как откачивают энергию и программируют неосознанные действия слонов, так и нормализуют их здоровье. Это оказалось также просто, как и с розеткой, потому что основные показатели у всех

слонов одинаковые. При желании такие корректоры достаточно носить в кармане, и они сами будут настраивать твоё тело на здоровую частоту вибрации и постепенно, когда потенциал слабых органов поднимется, можно сказать, что слон здоров и защищен новым полем от низкочастотных паразитов и энергетических пробоев, -сказал профессор и нацепил на Мальчика целую уйму корректоров и гармонизаторов. - Что-то я ничего этакого не чувствую- сказал в полной защитной комплектации Мальчик. - Правильно. Здоровье никто не чувствует, а вот если я по тебе вдарю электромагнитной пушкой, то ты сразу оценишь все свои болячки. - Спасибо, конечно. Только мне лучше поверить Вам наслово и ничего не чувствовать, перекрестился очередным корректором Мальчик. Учёные также рекомендовали ему защититься от воздействий окружающей среды, которую засрали безмозглые слоны. Мальчик оккупировался дома как в крепости во время осады: установил ионизаторы и оживители воздуха, повесил гармонизаторы пространства, отодвигающие негативные электромагнитные поля Земли, наклеил защитные матрицы на мобильные телефоны и компьютерные мониторы, чтобы не вредить себе вредными излучениями. Самым же главным было очистить и структуировать воду от

всякой химической грязи и негативной информации. Мальчик ещё с института знал, что слоны на 80% состоят из структурированной воды, которую им нужно где-то добывать. Теперь, чтобы его организм не мучился при переработке грязной водопроводной мути, из крана через фильтры, оживители и структуриезаторы вытекала уже «живая» вода. Кажется, получилось Мальчику создать маленький участок нормальной жизни в этом большом и грязном мире. Только не долго эта эйфория продолжалась. Мальчик нуждался в общении, а все вокруг были безмозглыми слонами или слепыми врачами. Те и другие уже привыкли ко всему и не хотели ничего менять. Мир для мальчика оказался противопоказанным. Обычно в таких случаях спасает вера в Бога, если она есть, или суицид, если её нету. Мальчик решил поискать здоровый выход у Бога, так как гдето слышал, что тот создал слона по образу и подобию своему. Зайдя в церковь, Мальчик увидел множество икон с различными Богослонами, вид у которых был мало похож на здоровый и радостный. Рядом с ними стояли слонячьи бабки и чего-то просили. По их виду казалось, что они толпятся в церкви целую вечность, а толку никакого. Может быть они не так просят? -подумал Мальчик и накупил всякой религиозной литературы. Почитав в книжках про различные проявления Бога в разные

времена слонячей эволюции, Мальчик видел только религиозную манипуляцию офанатевшего от ужаса перед Карой Господней слонячьего стада. Оказывается, что в таком состоянии богобоязеные слоны должны радоваться жизни и всех любить, а иначе не дай Боже… Окончательно запутавшись в гармонии духа и тела в диком слонячем мире, мальчик пошел от них подальше в лес, где было всё спокойно и мирно. Шелестела травка, пели птички и светило солнышко. Мальчик снял свои врачебные очки и увидел впервые за долгие годы окружающий мир без суеты и проблем. Всё было естественно и абсолютно. Хотелось радоваться и любить. С другой стороны полянки послышалось шуршание веток и появилась красивая Девочка, которая просто собирала цветочки для веночка, а не для лекарственных отваров или на продажу. Дальше по сценарию они полюбили друг друга и у них родился улыбаясь здоровый ребенок. Мальчик выбросил белый халат и открыл крематорий, чтобы хоть как-то помочь любимой природе в её нелегкой судьбе. Они завели своё хозяйство и стали жить поживать и добра наживать. Гипо(тет)ический конец. Ав тор: Юровник

Андрей

2+ Отставной генерал МВД взялся писать мемуары. Был он ещё сравнительно молод для своего статуса и год его рождения приходился на конец пятидесятых. Задумался. С чего начать? С родословной. А кому это интересно? Может с рожденья и до школьной поры? Но там ничего существенного. Генерал вспомнил прочтённые им мемуары различных деятелей и поморщился. Всё, что он читал, казалось ему пафосным, наносным и лубочным приукрашиванием действительности. Едва ли не сказочными героями представали эти деятели в начальных периодах своих жизней. Один из них, чуть ли не с пелёнок защищал слабых, другой был "честен и бесстрашен на суше и в воде, товарища и друга не бросил бы в беде"... В общем, муть, как под одну копирку, только с разными персонажами и в разное время. Генералу захотелось своё детство описать креативно и достаточно правдиво. Долго размышляя с чего начать, он наконец принял решение, что писать будет эпизодами, чтоб затем эти эпизоды склеить в одну общую картину. Первым делом он начал с того, что сразу всплыло в памяти: "Когда мне было лет 9, то взрослые пацаны, которым стукнуло по 16-17 лет, часто звали меня с собой на пруды. Там, в летний период, всё время тусо-

вались их девчонки. Парни садились перекинуться в картишки, и предлагали мне глотнуть с ними пиво и выкурить папироску. Я заранее знал, что они по новой сыграют в карточную рулетку, а мне выпадет роль стать исполнителем их заказного безобразия. У каждого из этих пацанов была на примете своя девчонка, к которой он испытывал особую симпатию. Но в своих симпатиях они зачастую расходились в мнениях, а потому все их разговоры о любимых девчонках приводили к очередному раздолбайству. В их возрасте был вполне понятен интерес поглазеть не то, что на голозадую сверстницу, но даже на голую бесформенную тётку. А потому играли они в картишки на своеобразный интерес. С той девчонки, чей поклонник проигрывал кон, должны были быть сорваны трусы... Такова была их игра и забава. Однако, эта их забава меня временами раздражала. Поскольку опасное и ответственное задание сорвать трусы с какой-либо из их девчонок, непременно поручалось мне. Отказать этим шалопаям считалось как западло. В школе и в микрорайоне они не единожды за меня впрягались, а потому на меня не рыпались ни старшеклассники, ни борзеющие сверстники. В общем, включив всю свою ловкость и в пол-

ной собранности, я их "заказы" выполнял процентов на 100. За что получил от них погоняло - Агент. А в наше время, дабы чисто поржать, наверняка прозвали бы Киллером. И таким вот образом, оказался я меж двух огней. Терпилы-девки поклялись в том, что в любое время и в любом месте меня изловят, разденут и потаскают по всему микрорайону.Однако, пронесло... Закончилось тем, что пацанам игра в рулетку наскучила, а их девкам надоело меня отлавливать. Девки наивно полагали, что это я по собственной дури оголял исподтишка их булочки и лобки. И если бы я в то время не бегал босиком как спринтер, то в одну минуту стал бы их хнычущей жертвой. А с другой стороны, за отказы исполнять эти пикантные "заказы", могли последовать и неприятности. Самое простое что могла себе позволить эта шпана, так это всучить конфетный фантик, и заставить признать, что это реальная денежная купюра. Затем послать к барыгам за банкой вина, сигаретами и обязательной денежной сдачей. Такое они неоднократно проделывали с ботанами, ссыкунами и прочими тормозами. Те бегали в поисках денег и приносили бухло. А вот зачётным, правильным пацанятам, позволялось на равных тусить в

подвале одного дома. Там был оборудован спортзал. Имелся и теннисный столик. Временами в том подвале устраивались и танцы. Шумоизоляция была как в бункере. Нередко самые продвинутые ловеласы заманивали в подвал подвыпивших девчонок, которые искали на свою жопу приключений. Ударными дозами вина, пацаны этих девок доводили до кондиции, а потом трахали хором. Когда мне исполнилось 12 лет, то помню как один шалопай, из чисто прикольных побуждений придумал обряд посвящения в мужчину. И дали мне шанс совершить почётную миссию по прохождению этого обряда. При всей гогочущей ораве мне предложили отыметь очень высокую и длинноногую красавицу-волейболистку. Она училась в соседней школе. Мне казалось что она была раза в два выше и здоровее меня.

Эта кобыла была настолько облуневшей от выпитого вина, что даже не сопротивлялась, и напоминала большую голую куклу. (Позднее, на одной из вечеринок школы, она отказалась верить в то, что я - такой шкед, имел с ней интим. Покрасневшая под хохот нашей шантрапы, она убежала с той вечеринки, и больше у нас в школе не появлялась). Ещё лет через 5, когда 17 исполнилось уже мне, не стало ни того подвала, ни того пацанского братства, в котором вращался я сызмальства. Одни разъехались, другие обзавелись семьями. Кто-то отправился в места не столь отдалённые... Но в тот год, познакомился я случайно с одной очень миленькой на вид гимнасткой. Пришёл к ней в гости, и обалдел. Её старшей и очень строгой сестрой оказалась та самая девушка-волейболистка... Мир тесен. Она меня

не узнала. Я сделал вид, что вижу её впервые. Вёл себя с ней обходительно и корректно. Хотя... Может быть мы оба создали видимость того, что никогда ранее не виделись? Но так поступают уже взрослые". Стоп-кадр! Генерал перечитал текст и представил себе, что скажут его близкие, а в особенности бывшие подчинённые и вышестоящие руководители... Недолго думая, скомкал он напечатанное и бросил в корзину. Готовность писать дальше, внезапно улетучилась. "Позову пожалуй толкового журналиста. В общих словах обрисую ему свой жизненный путь. Потом проверю что он там накарябал. Уж лучше пусть будет всё как у людей" решил он окончательно и засобирался в боулингклуб, куда пригласил его старый добрый приятель.

здесь моего имени. - А как тебя зовут? – спросил он. - Ира. - Вот что я скажу тебе, Ирочка. Это шары не с именами. Ты слышала когда-нибудь такое выражение: «Надо любить, надеяться и верить»? - Так значит, на шариках не имена… – разочарованно сказала я. Он улыбнулся: - Эти шарики лучше.

Я задумчиво посмотрела на них и произнесла: - Дяденька, дайте мне шар, на котором написано «ЛЮБОВЬ». - А сколько тебе лет? - Четырнадцать. У меня уже и паспорт есть, могу показать. - Бери! – он протянул мне воздушный шарик. Я взяла его, но тут порыв ветра внезапно вырвал у меня шарик из рук. - Ой, куда же ты?

Автор: Олег Оламор

,# Была весна. Ярко светило солнце. Радостно пели птицы. Цвела сирень. На углу нашего дома я увидела человека с огромным количеством воздушных шаров. - Шары! Шары! Воздушные шары! - кричал он. Я стала их разглядывать. На воздушных шарах было написано: «ВЕРА», «НАДЕЖДА», «ЛЮБОВЬ». - Дяденька, - обратилась я к нему, - я не вижу

Я с грустью смотрела ему вслед… Шарик, пролетев немного, зацепился за балкон соседнего дома. - Хорошо, что ветер недалеко его унёс! - сказал человек, подаривший мне шарик. - Беги! Попроси, чтобы тебе его вернули! Я забежала в подъезд, быстро поднялась на четвёртый этаж. Сердце бешено колотилось… Позвонила. Дверь мне открыл светловолосый мальчик. - Здравствуй! - сказал он. - Здравствуй! – ответила я. – Мой воздушный шарик зацепился за твой

балкон. Верни мне его. - Что ж, входи. Я прошла вместе с ним в комнату. Мальчик открыл дверь на балкон и увидел шарик. Он отцепил его и подал мне. - Возьми! - Спасибо! - сказала я и пошла к выходу… Сердце стучало радостно... Человек с воздушными шарами заулыбался, увидев у меня в руках шарик. - Теперь крепче его держи! – сказал он. - Вы - волшебник? – спросила я. - А как ты догадалась?

- Я встретила ЛЮБОВЬ... - Тогда тебе пригодятся и другие воздушные шары, - сказал он и протянул мне ещё два. - Спасибо! – сказала я волшебнику. - Будь счастлива! – ответил он мне и снова стал кричать: - Шары! Шары! Воздушные шары! Я шла и улыбалась, ведь у меня теперь была не только «ЛЮБОВЬ», но ещё «ВЕРА» и «НАДЕЖДА»… Автор: Наталья Катаева - Вергес

* # " Мы с внуком на лесной поляне. Он протягивает руку к колокольчикам, но я останавливаю его. - Не надо, не рви! - Почему? – удивляется он. - Ты сорвёшь колокольчик и этим огорчишь гнома. - Какого гнома? – Саша садится на корточки и заглядывает в цветок. - Я никого не вижу! - И не увидишь. Гномы уже спрятались. - Где? - В лесу. - Они маленькие и не могут так далеко убежать! – говорит внук. - А им и не надо бегать, - отвечаю я. - Кто-то, завидев нас, оседлал кузнечика, и тот умчал его далеко отсюда...

- Кузнечики – это их лошадки? – перебивает меня Саша. - Да. Кто-то из гномов сел на шмеля и, крепко схватившись за него, перелетает теперь с цветка на цветок. - Бабушка! Вон шмель! – кричит Саша. - Какой ты глазастый. Но шмель опасен. Не надо его ловить! – предупреждаю я внука. Саша останавливается в замешательстве. - А у некоторых гномов есть воздушные шары, состоящие из пушинок одуванчиков, - продолжаю я. - Вон они полетели! – радостно кричит Саша, завидев летящие пушинки. Значит, гномы такие крошечные? - Конечно!

- А зачем они звонят в колокольчики? - Для порядка… Каждое утро гномы начинают тихонечко раскачивать колокольчики из стороны в сторону, и раздаётся мелодичный звон. - Динь-дон! Диньдон! Всем-всем доброе утро! Это они приветствуют жителей поляны. - Динь-дон! Диньдон! - звон раздаётся всё сильнее. - На зарядку! Капельки росы на цветах ещё не высохли, а пчёлы и шмели спешат к ним, расправляя свои крылышки. Теперь у гномов новая работа. Они бегают от цветка к цветку, трясут их, роса превращается в брызги, и все жители поляны

умываются, фыркая от удовольствия. - Динь-дон! Диньдон! - гномы снова начинают раскачивать колокольчики. - Завтракать! И начинается трудовой день. Пчёлы, бабочки и шмели перелетают с цветка на цветок, собирая пыльцу и нектар, кузнечики начинают свою охоту на мушек, гусениц, клещей… - Динь-дон! Диньдон! Солнышко сильно печёт, поберегите свои крылышки! - Эй, кто там заработался? Быстрее в тень! - Динь-дон! Диньдон! Пора обедать! - Динь-дон! Диньдон! Прячьтесь скорее! Надвигаются тучи! Сейчас пойдёт дождь! А после дождя снова звенят колокольчики, приглашая всех на ужин. Но вот скрывается за горизонтом солнышко. Темнеет. - Динь-дон! Диньдон! Пора и отдохнуть!

Всем спокойной ночи! Динь-дон! И так изо дня в день… Однажды утром на поляну пришёл человек, присел на пенёк и задумался. Сидел он долго. Гномы стали потихоньку выглядывать из своих укрытий. Несколько любопытных заглянули в тетрадь, которая была в его руках, и увидели там расчерченные линеечки. Тогда гномы расхрабрились и решили попрыгать в тетрадке. Они скакали с одной линейки на другую, и на листке стали появляться их маленькие следы, похожие на кляксы. Человек обрадовался и негромко рассмеялся. - Да он добрый, - подумали гномы. Они стали громко хохотать и запрыгали ещё быстрее... Потом гномы спохватились: «Пора обедать!» - и побежали к своим колокольчикам. - Динь-дон! Диньдон! Динь-дон! - Спасибо вам за ме-

лодию! – сказал человек. - Это был композитор? – спросил Саша. - Конечно! Ты ведь сразу догадался, что это был он? – спросила я Сашу. - Да! – важно сказал внук.- Бабушка! А если я приду с нотной тетрадью, то гномы напишут мне музыку? - Конечно! И мы даже услышим её в исполнении жителей поляны...Самый старший гном будет стоять на пеньке во фраке, который по этому случаю сплетёт ему паучок, потом взмахнёт еловой иголкой, словно дирижёрской палочкой, и мы услышим, как нежно зазвучат скрипки кузнечиков, потом к ним присоединятся жужжанье пчёл и шмелей, будут звенеть колокольчики, дуть ветерок, и мы с тобой даже увидим как закружится в танце лесная поляна… Автор: Наталья Катаева - Вергес

Зарезали балерину Вечную. Вечная – это её фамилия по второму мужу. Балериной она была в девическую пору. Лет пятнадцать тому назад вытанцовывала в группе кордебалета на подмостках областного оперного театра за восемьдесят рублей в месяц. Зарезали её кухонным ножом, пахнущим селёдкой. Колотая рана в области сердца.

Совсем мало крови – и мгновенная смерть. Труп лежал на полу кухни. На белой, со следами штопки кофточке - засохшее пятно бурого цвета. Зелёная юбка в клетку и спущенные до колен капроновые чулки… Так записано в протоколе. Протокол осмотра дописали, труп завернули в половичок и увезли в морг.

Расследование шло точно по методике. Просто, основательно и с той опытностью, которая позволяет плотнику вгонять в доску гвозди с одного удара, а следователю – обнаруживать преступника с первого взгляда на место происшествия. Времени прошло совсем не много, но предшествующие события, специфически называемые обстоя-

тельствами преступления, выстроились в логическую цепочку. Нервно возбуждённый хозяин квартиры: седой и высокий, бородка клинышком, которому для пущего сходства с Дон Кихотом не хватало помятого тазика на голове, рассказал всё очень подробно и почти без наводящих вопросов. Рассказал, во сколько собралась у него на квартире компашка «мальчиков и девочек», перечислил всех по именам, даже тех, кто просил не упоминать их по-дружески. Упомянул и некого «Сашу», которого сам хозяин и пригласил на вечеринку, поскольку этот Саша когда-то оказывал ему некоторые услуги, а совсем недавно, вернувшись из длительной командировки, хотел немного поразвлечься. По словам хозяина квартиры, были и мужья с женами, и просто мужчины с дамами. Всех их, насколько стало ясно, объединяла высокая любовь к искусству. Все собравшиеся, за малым исключением, в прошлом слуги Мельпомены, а некоторые - и по сей день. Собрались просто так, без веской причины, поговорить, пообщаться. Убитая была без мужа. Мужа своего она вообще не уважала, тот у неё токарь или слесарь, и в искусстве ни бельмеса. Сама же она без него, то есть без искусства, жить не могла. Когда-то, три или четыре года, числилась балериной, а потом вышла из формы, списа-

ли за профнепригодность. Банальнейший случай. Затем, естественно, муж, семья, дети… житейская волны, мутная заводь. А она всё жила в тех трёх годах своей молодости. - Это, наверное, кажется странным? - хозяин квартиры склонил голову к плечу и постарался заглянуть в глаза следователю. Тот на вопрос никак не среагировал, и тогда, помолчав пару секунд, хозяин попросил разрешения выразить своё умозаключение о вероятном убийце. Ему разрешили. - По-моему, тут замешан мужчина, с которым она выходила на кухню. Н-да, по-моему, мужчина. Женщина может решиться на убийство только из-за ревности и, что тоже допускаю, из зависти. Но Вечная не из тех, кому ревнуют или завидуют. Она - особа по -женски тусклая, блёклая, фигурка эм-э, костлявенькая, этакая килечная. И, знаете ли, запах от неё какой-то такой… неприятный иногда, - свидетель сморщил свой хрящеватый нос. - Вы, конечно, поинтересуетесь, почему же она была вхожа в нашу компанию? Я отвечу: из жалости… Для Вечной поговорить о театре, об артистах, о постановках… - это всё для неё. Единственный интерес в её жизни, я уже говорил… Лиши её этого - она бы пропала. На своих всех работах она долго не задерживалась. Не было у неё ни прилежания, ни квалификации какойнибудь. Последнее время

она, кажется, где-то в магазине уборщицей пристроилась, и раньше - в том же духе… Извините, я отвлёкся. Вероятный преступник, по-моему, тот, кто выходил с ней на кухню. А на кухню с нею выходил… Саша. Свидетель сделал паузу, ожидая увидеть на лице следователя произведённый эффект. - Больше никто… Только убедительно прошу в протокол мои слова не записывать. Должны меня понять - я живу один, натура у меня творческая, впечатлительная… Под утро в кабинет следователя ввели Сашу, снятого с пригородного автобуса. Следователь, измученный борьбой со сном и преступностью, взглянув на доставленного слипающимися глазами, без труда признал в нём представителя постоянной клиентуру. - Давно на свободе? Доставленный, мосластый дядя лет за сорок, уже раздетый до пояса опытными операми, ища сочувствия, вздохнул: - Ещё недели нету… - И не будет, - без сочувствия пообещал следователь. В молчаливом ответе – «ещё посмотрим» Саша обнажил под верхней губой рандолевые коронки, опустил между колен длинные руки. Шумящие в крови пары алкоголя оберегали сознание от страха перед на-

ступающими последствиями. - Это что? – сунув под нос задержанного снятую с него рубашку с крапинками бурого цвета, спросил следователь. Твои отпечатки на ноже. Будем брыкаться - или поговорим конкретно? Ты, я смотрю, тюрьмой учёный. Саша кисло улыбнулся и сказал «пиши». То ли от постепенно наступающей профессиональной деформации, то ли от каждодневного перенапряжения в однообразном калейдоскопе человеческих драм, следователь не чувствовал ни жалости к убитой балерине, ни ненависти - к её убийце. Он даже радовался, что всё сходится так просто, всё стыкуется по шаблону криминалистики. Вот допишет сейчас допрос, вынесет постановление о задержании и уедет домой спать. Крупным почерком следователь записывал слова Саши, облекая их в канцелярские обороты. Саша языком владел легко, не вякал и не мякал, разбирался в нюансах квалификации преступных деяний и поэтому к трагической развязке своё повествование подводил постепенно и осмотрительно. Когда по его мнению было нужно выделить смягчающее обстоятельство, он выделял это место голосом, а иногда, даже мимикой. Я, гражданин следователь, вообще по натуре своей человек легковозбудимый. По этой

своей болезненной слабости и сел первый раз за хулиганку. И вчера - тоже нервничать стал. Сами поймите, только что освободился, охота на полную грудь вдохнуть воздуха свободы… А она мне всё про какое-то там Лебединое озеро. То это Озеро - или не то. Не по её что-то там в этом озере… Этот седой бобёр Венька пригласил, я и пошёл, думал, что артисточки там, балериночки, то – сё. Короче, сами понимаете, наказание честно отбыл, могу теперь как все. Я же мужчина, в конце концов. А? - Ближе к делу, буркнул следователь. - Я и хотел это самое… ближе… - Саша спрятал под ладонью гаденькую улыбочку. - Там все парочками были. Одна только эта, убитая, без хахаля. Я не стал портить господам - товарищам настроение и согласился на то, что другим не надобно. Учтите, гражданин следователь, против общества не пошёл, порядок не нарушал, держался благородно… - Учту, - опять буркнул следователь. - А убитая эта… Совсем не лакомый кусочек. Даже мне, хоть я и с голодухи безбабьей. Этакая белая моль, вы сами бы посмотрели. Ах, да… вы ж видели… Тоже, прошу учесть, незавидный удел… - Короче! - Всё понял. Значит, так. Когда эти, в комнате за столом, дя-

дечки и тётечки закатывали друг перед другом глазки, сжимали пальцами височки и талдонили, как попугаи, «бездарнобездарно», я повёл эту приютскую мышь на кухню. Раскрыл там перед ней свою душу, на жизнь пожаловался, слезу пустил… Ничего такого аморально-криминального, поймите правильно, у меня и в мыслях не было. Чистый душевный порыв истосковавшегося по ласке мужика. Что ж я - не живой, что ли! Запишите эти мои слова как-нибудь поприличней, начальник. Чтобы посля суд тоже учёл. - Хорошо, - кивнул следователь, разминая пальцы. - Ну, сидим, значит, мы рядышком на кухне. Я ей уже лапу свою на коленку положил. Всё, вроде бы, по мазе идёт… А тут меня черт дёрнул за язык. Спрашиваю «а любите ли вы театр?». Это я в каком-то кино когда-то видел… Она так обалдело на меня посмотрела, раскрыла рот, будто задыхается, потом рот закрыла и говорит шепотком «очень». И как пошла лепетать о том, как она в театре плясала. Потом у меня голова заболела от такой тоски. Сижу, сам себе наливаю, селедочку тут на столике покромсал. А она всё заливает, костерит какого-то своего начальника, который её с работы танцорской выгнал. За то, говорит, что в постель с ним не легла… А я уж сам

вибрирую. Под кофточкой у неё шебуршусь, а она у меня на плече пузыри пускает, о несправедливости лепечет. А я уж об этой несправедливости на зоне, во-о… сколько наслушался, - И подозреваемый чиркнул себя большим пальцем по кадыку. – Какая, к хренам, в нашей жизни справедливость. Так ведь, гражданин следователь ? - Не отвлекайся. - Не-е, я же всё по делу. Вы не подумайте, что я грубо с ней, или чего такого. Она уже почти в обморок падать собиралась, когда рассказывала какое у неё какое -то… «кондраше» хорошо получалось, что все хвалили. За прыжок, говорила, ещё её хвалили… Ну, и ещё что-то. Будто ей в молодости все говорили, что она на какую-то Катю Максимову очень похожа.. А я уже капрон с неё спускаю - а она вспоминает, как ей там кто-то ручку целовал. Кому ты, думаю, нужна, крысёнок костлявенький. Только зэк голодный и позарится. … Водички можно, гражданин следователь? Саша выпил до капли стакан воды. Крякнул, утёр губы и продолжил без напоминаний: - Вижу, значит, она мне сейчас танец маленьких лебедей сбацать собирается. Чувствую, что я сам в псих впадать начинаю, аффект, значит, на меня находит. Ну, и вмазал ей слегка… Не-е, собирался только, просто замахнулся. Провались ты, говорю, курица такая

-сякая, со своим театром, кому ты нужна и, вообще, ноги у тебя кривые… И тут - она глазами как зыркнет. Подбородок задрала – и прёт из кухни в спущенных чулках. Пропал, думаю, вечер зазря. Я же два года в руках женского тела не держал - сами понимаете, гражданин следователь… Ну, и тут ножик под рукой оказался, на столе лежал. Я его – хвать и ей в грудь наставил. Без всяких замыслов-умыслов, просто показать, что переживаю очень. Ну, а она взъерепинилась, мордочка злая и глазами такими на меня смотрит, как ведьма… Аж, не по себе стало… А тут в кухню какой-то мужик, из гостей видать, зашёл. Увидел нас – губу отклячил и обратно повернул. А эта дурочка ка –а -ак дёрнется - прямо на ножик напоролась… - Сама? - Как есть сама, клянусь родителями. Жалко, что никто не видел. Свидетели бы подтвердили, что я ни при чём. - Ну, и дальше что? - А что дальше… Пропал вечерок, подумал. Положил балерину на половичок и тихо ушёл. Шум поднимать не стал всё равно бы не так поняли. - Погиб, выходит, человек из любви к искусству? - сказал сам себе следователь и покачал головой. Саша тоже покивал, но утвердительно. Потом, то ли вздохнул,

то ли зевнул и сожалеюще, будто балерину переехал трамвай, сказал: Неосторожная она была. Из-за своего балета, считай, на нож и прыгнула. Обиделась дюже. Так-то она не против была… Следователь передвинул подозреваемому бланк протокола - прочитать и подписать. Тот скрупулёзно перечёл текст и вернул без подписи. - Так и допишите в конце, что потерпевшая погибла от любви к искусству. Следователь обратно двинул ему листки, в упор посмотрел на мосластую фигуру с аляповатой татуировкой на безволосой груди, сказал жёстко: Подписывай, мразь. И не вякай мне тут. Попал ты, гнида, на балетного фаната... А за Екатерину Максимову... Да я тебя бы, была бы моя воля... Конвой! - крикнул он в коридор. - В камеру эту мразь! Собирая бумаги на своём столе, следователь вдруг ощутил резкий щипок в области сердца. Видимо отключился рефлекс самосохранения организма, называемый спец и ф и ч е с к и «профессиональная деформация». Точно шильным уколом вошла в сердце острая жалость к горемычной балерине. Автор: Жироухов

Евгений

$ Манька родилась в лесу. В бетонном лесу. Вы скажете, такого леса не бывает. Нет, бывает!Вернее был… …На пустыре между нашими домами, где стояли футбольные ворота, и пацаны со всех близлежащих домов гоняли в футбол,- да так порой азартно, что и взрослые иногда подключались к борьбе за мяч. На пустыре, где росло много пахучей и высокой травы, которая, когда её косили, одуряющее пахла летом, деревней, свободой и просторами, где живёт горизонт... Тогда уцелевшие бабушки на уцелевших возле подъезда скамейках особенно часто вздыхали и грустно вспоминали прошлое, сознавая, что они уже не выездные… Так вот,на этом прекрасном пустыре «мудрой и дальновидной» политикой нашего градоначальника, «лучшего губернатора всех времён и народов» - политикой«уплотнения» - было разрешено поставить два небоскрёба, превратив просторный дворовой стадион в машинный двор, где ни футболу, ни детям практически места уже не было. А было место только для тех сооружений, от которых текли денежные ручейки в губернаторский загашник… Ладно! Сегодняшних «правителей» - калифов на час - истории ещё предстоит оценить. А наш рассказ о

(

Маньке, о существе, более достойном нашего внимания, нежели градоначальники… …Перво-наперво строительную площадку огородили высоченным синим металлическим забором и поставили будку охранников. Потом там вырыли огромный котлован, и день и ночь ухали сваебойки, забивая множество свай. После этого гудящие панелевозы стали завозить детали будущих домов, а быстро выросшие башенные краны неспешно и важно разгружали эти панелевозы и складировали детали домов в нужном для монтажников порядке. Так и вырос бетонный лес, в котором появилась на свет Манька. Вообще-то, если быть точным, то она не появлялась ни на какой свет, ибо её мать -беспородная кудлатая Жучка – выбрала для своего логова самое глухое и тупиковое место этих бетонных джунглей, в которое дневной свет не проникал даже в солнечный полдень. Да Маньке и не нужен был на первых порах никакой свет. Ей было тепло, уютно, вольготно и умиротворяющее лежать, зарывшись в свалявшуюся шерсть Жучки, где рядом пахнул сытным парным молоком набухший сосок. С этим соском надо было быть по возможности рядом, а ещё лучше, вообще не выпускать его изо рта, даже во сне. Так как его

могли перехватить манькины погодки: братишки и сестрёнки. …Всё когда-либо кончается. А хорошее – быстрее, чем хочется. И мы меняем счастливое и беззаботное время рядом с надёжной маминой грудью, где нас, как поёт бард «никто никогда не ужалит», на неизвестность, вступая в необъятное, часто жалящее нас, море Взросления… Взрослела и Манька. Собственно, тогда она ещё не была Манькой. Мать её звала ласковым и тихим утробным именем, которое ни понять, ни расслышать нам, людям, не дано. А МанькойМаньку назвал один из сторожей – Старик, который больше и чаще других сторожей и прикармливал, и ласкал собак. Он дал названия и другим детям Жучки. Когда Манька подросла, мать вывела её из бетонного леса к стае. На знакомство. Стая была небольшая, но дружная. Вожаком их стаи был крупный пёс Боцман, в крови которого явно присутствовали гены боксёра. Он первый подошёл к детям Жучки и, презирая её явное заискивание и подхалимаж, обнюхал внимательно каждого щенка. Около некоторых он, сморщив нос, чихнул с неудовольствием, а Маньку оглядел строго, но тепло. Даже лизнул её своим большим шершавым языком по мордочке! Даже позволил

ей и вытерпел её ответное искреннее и горячее вылизывание его большой и умной морды, испещренной шрамами былых битв. После вожака к щенкам Жучки подошел для знакомства и Чёрный – низкорослый и злобный пёс, который юлил перед Вожаком, но за его спиной постоянно скалил на него клыки. Ему изо всех щенков, наоборот, не понравилась именно Манька, и он даже намеревался её грызнуть, но, увидев сторожкие глаза Жучки и пристальный взгляд прилёгшего невдалеке Боцмана, спрятал свои желтые клыки и равнодушно отошёл в сторону. Потом к щенкам подошли и остальные члены стаи: хромой пес-подросток Малыш и старая сука Одинка, которую давным-давно лишили возможности материнства в соседнем гараже, а потом за старостью и вовсе выгнали. Посему она доживала век свой в стае, равнодушная ко всему, даже, порой, к еде… Очень рано Манька поняла, что ей надо работать в Стае. Стая сложилась из собак, обитавших на бывшем зелёном пустыре, которых либо выгнали, либо потеряли когда-то хозяева. На пустыре Стае жилось вольготно и привольно. Одно только огорчало собачью душу – неимениеДома, Хозяина и возможности быть преданной и служить ему. Поэтому, как только пустырь обнесли забором, стая сразу решила, что эта их территория – их дом, а охранники – новые его хозяева, и стала выполнять свои охранные обязанности, преданно помогая сторожам.

Днём, когда шлагбаум то и дело поднимался, пропуская вереницы машин со стройматериаламии рабочими, стая отдыхала вблизи сторожки. Лишь изредка, когда Вожак тревожно настораживался, стая принималась активно облаивать постороннего, поглядывая при этом на реакцию сторожа. И сразу утихомиривалась, если сторож был спокоен или окриком останавливал их. Зато ночью, когда шлагбаум опускался и закрывались железные ворота,отделяя стройку от остального мира, стая чувствовала себя полновластной хозяйкой своей Территории. Она бдительно и рьяно обороняла Территорию от проникновения недобрых людей или озорных пацанов и облаивала тех, кто по её мнению, слишком близко подходил к забору. Сторожа менялись, но обязанности, которые добровольно на себя взяла Стая, она выполняла старательно. Конечно, все собаки стаи отличали сторожей друг от друга, хоть и признавали в них равных Хозяев Территории. Среди сторожей были и молодые, и в возрасте. Были и ласковые к собакам, и недоброжелательные. Или равнодушные. Но все они признавались стаей Хозяевами, т.к. выполняли основную обязанность Хозяев – кормили стаю. Правда, справедливости ради, надо отметить, что корма они приносили маловато. Стае приходилось самой подкармливаться. Собаки стаи делали самовольные вылазки из Территории к мусорным бакам соседнего магазина, а порой

им удавалось поймать зазевавшуюся мышь или какую другую зверюшку. И лишь Боцман имел привилегированнуюкормёжку. Он издавна рано поутру сопровождал дворничиху соседнего домаи, пока она вычищала мусоросборники, терпеливо сидел рядом, охраняя её. За что ему перепадали порой очень вкусные и сочные куски съедобного. Дом потихоньку рос и в стае тоже происходили изменения. Куда-то подевались все братья и сёстры Маньки. Взрослые собаки стаи поговаривали, что их разобрали по домам люди, и отчаянно завидовали щенкам, обретшим и дом, и хозяев. Манька как-то раз видела,что её брата торопливо запихивал в большую чёрную сумку один из сторожей, только что сменившийся с дежурства, поясняя при этом сменщику: - Повезу на дачу родителям. Пусть им будет охрана и радость. Манька не знала что такое «дача», но по настрою и тональности разговора, по запаху доброты, исходящему от Сторожа, уносящего её брата, поняла, что тому улыбнулась удача. Она даже какое-то время пыталась подлизываться к сторожам, ко всем подряд, надеясь, что кто-то обратит на неё внимание и тоже заберёт её на эту самую благословенную для собаки «дачу». Но сторожа в лучшем случае награждали её кусочком пирога или ещё какой вкуснятиной и… никуда её не уносили. Один только Старик, отлично понимающий собак, заметив её старания, невесело и сочувствующие

проворчал: - Не мылься Манька, бриться не будешь! Никому ты не нужна такая,«дворянка». Невзрачная, небольшая, кривоногая… Ты уж служи, куда тебя Господь приставил! И вздохнул… … Потом пошли дни похуже. Из Стаи куда-то стали пропадать собаки. Сначала пропала старуха Одинка. За ней исчезла мать Маньки – Жучка… Потом панелевоз раздавил зазевавшегося Чёрного и его недвижное тело, ставшее вдруг плоским комком шерсти, лежало до вечера на дороге, пока приезжавший под вечер мусоровоз ни увёз Чёрного с Территории навсегда. И хоть в стае осталось всего три собаки, но это была ещё стая. Так как у неё был Вожак. Но вскоре и Боцман ушёл из стаи. Он окончательно прижился у дворничихи и теперь появлялся во дворе только в её сопровождении и даже(!) на поводке! Правда, Дворничиха, хоть покрикивала на него иногда, да любила его и кормила, сколько влезет. Но когда она спускала его с поводка, он радостно нырял под забор на Территорию и с удовольствием встречался и с Малышом, и с Манькой. Он по-прежнему был сильным и красивым. Он попрежнему был Вожаком стаи. Собаки это признавали и любовались Боцманом. И только когда раздавался зычный и строгий призывный клич Дворничихи, Боцман как-то съеживался, опускал хвост, до этого горделиво закрученный в крендель, и, опустив голову,

трусил на зов. Прежде чем нырнуть под забор в лаз, он как-то грустно и жалобно оглядывался набывших своих подопечных и едва заметно виновато пошевеливал хвостом. И тогда Малышу и Маньке казалось, что не так уж весело и хорошо Боцману жить у Хозяина и в тёплом Дому. Казалось, что он иногда тоскует о голодной свободе Территории и не променял бы её на сытую и обеспеченную жизнь неволи… …Потом произошёл крах их собачьего мира. Территория перестала существовать! Приехавшая бригада рабочих, совершенно незнакомых собакам и говорящих на каком-то гортанном языке, который собаки не понимали, сноровисто и быстро разобрала синий забор, казавшийся таким незыблемым и, побросав его щиты в машины, куда-то всё увезла. Опять открылся прежний пустырь, только… пустыря-то и не было. Были два дома таких высоких, что Манька не могла так задрать голову, чтобы увидеть их крыши. Было много асфальта. А за домом была большая площадка, посыпанная мелким гравием и украшенная по краям газонами с привольно росшей травой. Но это была не буйная растительность пустыря, а аккуратненькая, словно подстриженная, травка, которая пахла чем угодно, но не травой. И только одно немного успокаивало Малыша и Маньку. Это то, что Сторожа оставались на месте в своей сторожке. Но теперь они не обходили Тер-

риторию, а следили только за дверьми нововыстроенных домов и за тем, чтобы дворовые мальчишки не лазили к окнам первого этажа. Подросток и Манька понемногу освоились с новыми реалиями и новыми своими обязанностями. Они опять вместе со сторожами ночью обходили дома и следили за порядком. А днём резвились на новой площадке, на которой рабочие стали устанавливать непонятные невысокие сооружения из разноцветных труб, строить какие-то маленькие домики и короба с песочком. Песок в коробах очень нравился собакам,они там играли. Но потом площадка начала заполняться маленькими детьми. И Манька, и Малыш очень любили детей. Они всегда с удовольствием с ними играли. Дети пахли добром и молоком. А ещёдети часто что-то ели и у них можно было выпросить кусочек чего-то необыкновенно вкусного. Из благодарности и в игре собаки любили лизнуть ребятишек в лицо. Ребятишкам это нравилось, но не нравилось взрослым, которые кричали и махали на собак и прогоняли их с площадки. Собаки и не знали, что этой своей доброй игривостью они приближали свой конец. Что новосёлы домов, которых так тщательно и преданно продолжали охранять Малыш и Манька, постоянно жалуются управдому и требуют принять меры… И меры были приняты. …Однажды вечером Манька лежала в норе, вырытой ею под сторожкой, а

Малыш резвился рядом с бумажным пакетом, то нападая на него, то обороняясь. Малыш очень вырос и превратился в большого и красивого пса. Собственно, и Малышом-то теперь его называть было неправильно, но имя даётся на всю жизнь. А между тем эта самая «вся жизнь» Малыша, приближалась к концу… Первой что-то почувствовала Манька. Какой -то непонятный холодный ужас стал сдавливать её маленькое собачье сердце и заставил поглубже забиться в нору и замереть. Из своей норы она видела, как, играя, прыгал Малыш, и как к нему направился из остановившегося чёрного легкового фургонакакой-то Человек в резиновых сапогах и длинном блестящем фартуке. В руках у Человека была железная палка и сетка. Подойдя к Малышу на близкое расстояние, человек поднял палку и направил её на Малыша, который, заигравшись с пакетом, ничего не замечал. Раздался негромкий хлопок и Малыш, как-то неловко перевернувшись в воздухе, упал на землю рядом с пакетом. Он попытался встать и, сжавшаяся от замораживающего страха Манька встретила его взгляд. Непонимающий и страдающий. Потом глаза Малыша закрылись, он устало опустил на асфальт голову. И, как показалось Маньке, облегчённо вздохнул. Чёрный ф ургон подъехал ближе к лежащему Малышу. Из кабины вышел второй человек, и они вместе с Человеком в рези-

новых сапогах, подняли обездвиженного Малыша и бросили егов глубину чёрного кузова, захлопнув дверь. Потом Человек в сапогах огляделся, подошёл к сторожке, обошёл её и даже заглянул в нору, где, сжавшись в неподвижный комочек и забившись в самый дальний угол засваю, замерла от ужаса Манька. - Где-то должна быть вторая… – произнёс человек. И спросил, обращаясь к сторожу: - Где её найти? В заявке указано: «Две собаки…». Сторож ответил довольно неприветливо: - А кто ж её знает, где она?! Ищи… В этот день дежурил Старик. И Манька поняла, что он ни за что не выдаст её Человеку в резиновых сапогах… Но поняла она и другое. Что она теперь осталась одна. Что защитить её не сможет никто. Даже Старик. Что она больше не нужна Территории. Да и самой Территории больше нет. Не нужна она и тысяче людей, вселившихся в новые дома. Они въезжали в свои новые квартиры со своими породистыми собаками, которые, гремя красивыми и дорогими ошейниками, а то и медальками, её, невзрачную «дворянку», презрительно игнорировали. Её гнали отовсюду. И люди, и собаки, и, глядя на них, даже дети… Единственный островок, которому она была не противна и, вроде, даже нужна, это сторожка. И пока сторожка стояла, а сторожа приходили дежурить, Манька была не беспризор-

ная… Но пришло горькое утро, когда ночной сторож ушёл, а смена ему не явилась. Зато явились рабочие, подъехали автоплощадка и автокран. Автокран поднял вагончик-сторожку и погрузил на площадку. Рабочие покидали туда остатки свай и другой мусор, и площадка медленно потянулась на выезд со двора. Кран вслед за ней. Тут же подъехал самосвал и на место, где стояла сторожка и была вырыта Манькой её нора, выгрузил кучу земли. Рабочие споро принялись за дело, и через час от норы не осталось и следа. На её месте чернел новый газон… Манька осталась сидеть у стены дома, куда отбежала, когда приехали машины. Наступил вечер. Люди потянулись домой. Кто на шикарных машинах, кто пешком. Потом, позже, те, кто имел собак,вывели их на прогулку во двор. Манька лежала, не шелохнувшись и смотрела в одну точку. Туда, где недавно стояла сторожка и была её нора. Она не реагировала на окружающее. Ни на рычание, выводимых на прогулку псов, ни на обращения к ней прохожих. Одна старушка вынесла ей на бумажной тарелочке две котлеты, но Машка их даже не увидела. Она лежала и вспоминала… Яркие картины её короткой прожитой жизни проходили перед ней, как в кино. Вот она лежит в своей норе в каменном лесу. А рядом мама Жучка. Теплая. Надёжная. Сытная.

Вот Боцман признал её своей дочкой и лизнул в нос… Вот она резвится с Малышом, который тайно был в неё влюблён и всюду старался её защитить… Вот она лежит в ногах Старика и он поглаживает ей голову, а она благодарно лижет его руки… …Была поздняя

ночь, когда Манька очнулась от своих воспоминаний. Она глухо застонала. Так стонут люди, когда болит сердце. Потом медленно и задумчиво сжевала котлетки, пахнущие добрыми бабушкиными руками и, тяжело встав, потрусила на выход из двора, ставшего враз чужим, в перспективу проспекта.

В перспективу неизвестности и новых опасностей... Она уже не ждала от жизни ничего доброго. Но она знала, что лучше любая новая опасность, чем Одиночество…

нию.

ды растворило все неприятные воспоминания и бодрое настроение вернулось ко мне снова. Огромное белое полотенце, которое я накинула, как тогу, волочилось по полу за моим неспешным шагом. Я протянула руку к бокалу белого вина, немного льда, и, о несчастье! обшлаг тоги задевает телефон. Он падает. Я растерянно поднимаю его и вижу сообщение в "WatsApp" от незнакомого абонента. - Добрый вечер ещё раз! Я очень извиняюсь! Но я не смог устоять и не написать вам! Вы очаровательны) - Спасибо! - отвечаю я, подстегнутая азартом. Дух авантюризма никогда не был мне чужд. - Я до сих пор под впечатлением))) - Неужели! - Честное слово! Я хочу быть вашим водителем. Такси. Что вы скажетена это? «Интересный тип. И я смею предположить, в нем такой же здоровыйдух

Автор: Матвей Тукалевский

2 Обсуждение закончилось. Наконец, я меняю затхлый запах красного дерева на свежий воздух в темном переулке. Надо мной и моим спутником висит серое полотно московского неба. Толпа народа. Разного. Озабоченного. Возбуждённого. Зевающего. Через это прыгающее марево, я пытаюсь наткнуться на номер своего такси. Тщетно. Машин вокруг немного, но предназначенной для себя не нахожу. Мой спутник старый и неуверенный в себе сноб, занервничал. Перехватив дух неуверенности, я беру телефон и набираю водителя такси. Приятный мужской голос поворачивает меня направо и я вижу черный джип, у которого включен аварийный сигнал. - Полагаю, тот джип, желает тебя довезти. Я одобрительно киваю. - Через неделю я уже буду в Майами. А еще через две, ты, Милочка,составишь нам компа-

- Не сказать, что я очень-то соскучилась по тем местам, но цвет неба я бы срочно поменяла скажем на… аквамариновый. - Обещаю, что эту возможность мы предоставим тебе сполна. Скомкав тёплые слова прощания и закрепив их сухим треском поцелуя в щеку, я на высоких каблуках и в лёгкой норковой шубке, подбегаю к такси. В салоне немного душно, заурядно, но уютно. Темный затылок каштановых волос слева, сообщает мне о молодом водителе, который, кстати, был весьма немногословен.Быстро минуя все большие и малые переулки центра города, меня доставляют домой. С чувством выполненного долга (всетаки сдержала обещание присутствовать на этой взаимной болтовне, где кроме громкого чавканья вранья, лести в адрес друг друга и стуканья посуды, не было ничего настоящего) я принимаю горячую ванну. Мягкое действие во-

авантюры» - Ох! Я очень вредная! Нужно много терпения длятаких пассажиров, как я! - И какой вы пассажир? - Вредный-вредный! - И в чем ваша вредность заключается? «Боже! Неужели очередной озабоченный зануда?» - Мне может чтотоне понравиться, например, цвет неба. Об этом я вам расскажу, иобязательно буду ждать, что вы зальёте его другой краской. -Это интересноЯ терпеливый))) У вас не будет повода со мнойвредничать. - Почему вы так в этом уверены? - Я просто хочу в это верить) - Ох! Боюсь этого недостаточно! - Да и задача моя в том, чтобы вас аккуратно доставить до указанногоместа. Ну, а что бы вы хотели от меня!? Каковы требования? - Вы меня застали врасплох! Почему вы так настойчивы? - Уж простите…) Вот настолько очарован вами! Вы мне просто скажите,вы, нуждаетесь в водителе? - («Немного кокетства в этот авантюрный бульон!») О-да! Нуждаюсь! - Я готов вам в этом помоч (без мягкого знака!). У меня большой стажвождения. И опыт есть водителя. - Раз вы так настаиваете, мне ничего не остаётся, как принять вашупомощь. - Только хотелось бы понять! Как вы будете меня

использовать? Какой- то график? Или как? - («Он заходит дальше, чем я могла предположить»). Думаю, нет. Спонтанность - мой стиль. - Спонтанность - это сложно))) - Вот видите! Вам уже сложно! - Я живу в Ясенево, и раз спонтанно, то я должен заранее знать, когдавы меня вызовете! Чтобы быть свободным и доехать до вас! - Я приму это к сведению. И вам сообщу. - ))) И ещё момент! Я вас буду возить по таксометру. Согласны? И какваше имя? - «А парень с явно выраженной деловой хваткой». Есть ли ещё какие-то подходящие вариантыдля меня? - А что вам подошло бы? - Предложите чтонибудь ещё. - В смысле?? - («Неужели он меня разочарует?») Варианты. - Варианты чего? - («Ненавижу скуку»). Не только вам будет со мной сложно, но и мне свами! - Почему? - Потому что сложности уже начались! Вы не знаете какую взятькраску, а небо стало ещё более безоблачным. - ))))) А какие варианты бы вас устроили? - Полагаю, здесь должен быть аквамарин и созвездие тельца. - ))) Как ваше имя? - Эмилия. - Вот и имя необычайное. Меня привлекают необычайные)) Выединст-

венная, которойя решился написать. - Не сомневаюсь) - Я не могу объяснить свой поступок!Это как будто магия. Эмилия!! Аперед сном подарите мне свою фотографию? - («Вот оно, мгновение истины! Мне впору раздавать своифотокарточки анфас и в профиль спожеланием спокойной ночи!») Боюсь, что в этомслучае, вам придётся взывать к своей памяти. - И все же я умоляю вас о фото!… На этой прекрасной просьбе мой телефон гаснет. Я не предпринимаю никаких действий и ложусь спать. Через две недели меня встречает солнечный Майами. В кругу близких друзей я лежу у бассейна, но неприятное жжение от солнца, заставляет меня подняться и подойти к бару. Я пью прохладную воду со льдом и лимоном, понимая, что южная жизнь меня уже порядком утомила. - Я возьму вот этот цвет, - слышу я детский девичий голосок. Онасидит за специально отведенным ей пластмассовым столиком и болтает босыми ножками. Увлеченная маленькая художница, обращает свои речи, к самой себе. Ее ничто так не интересует в этом мире, как ее собственный, который она преображает на бумаге. Маленькая ручка тянется за банкой темной краски. - Что ты рисуешь? интересуюсь я. - Небо. Только оно мне не нлавится. И я хоцю его залить длугим цветом. - Ты знаешь, как на-

зывается этот цвет? - Нет. Но я слысала, сто у него какое-то тлюдное название. - Аквамарин. - Та! Аквамалин, белый лист становится бирюзовым. – Исеяхоцу добавить звездочек. - Нарисуй их в форме быка. Здорового быка. И тогда на твоем аквамариновом небе поселится созвездие тельца. - Ти мне помозесь?

- Раритет, первый компьютер! К тому же в рабочем состоянии! - Кто его купит? – в сомнении оглядывая толпу рассеянных людей, с сонным видом разгуливающих посреди продавцов с их грошовыми товарами, заметил напарник владельца компьютера. - Да, кто угодно! Дед, купишь мазуху? - Базуку? – переспросил маленький старичок, одетый в чистенькую, хотя и поношенную одежду. - Мазуху! Компьютер! Старичок шарахнулся, в страхе поглядев на предложенный товар. И без слов было ясно, он вообще не в курсе не только о первом компьютере, но едва ли вообще понимал, а зачем они, эти компьютеры нужны?! - Или вот молодежь! – кинулся продавец к двум подросткам, заглядевшимся на ржавую печатную ма-

- Конечно. Когда мои майамские друзья спросили меня, какой подарок на память о нашей встрече мне подарить, я сказала, что хочу чего-то женского, необычного. Они все в голос пообещали мне сходить на блошиный рынок и чтонибудь там посмотреть. Но никто из них так и не смог предугадать и исполнить мое желание: ни опытный искусствовед, ни

ловелас, ни даже самый близкий мне друг, кроме маленькой начинающей художницы Дуси. Аквамариновое небо с золотым тельцом до сих пор висит у меня в гостиной, напоминая мне, что все желания рано или поздно исполняются. Авт ор : Манштейн

Э ми ли я

0 шинку. - Купите вы первый в России компьютер? - Последний бы купил! – кивнул один подросток. – Крутой, навороченный, чтобы графика – улет! - Дед, что компьютер, ты валенки купи! – подмигнул старичку цыган со смуглым лицом, черными бровями и длинными волнистыми волосами, перевязанными в конский хвост. Он иронически улыбался и перебирал длинными пальцами рук, которые всегда были на виду. Цыган зорко вглядывался в старика и делал выводы. Какие? Одному цыгану известно! - Краденые? – прикинул дед и ткнул пальцем в белый валенок с вышивкой на боку. - Что ты такое говоришь? – возмутился цыган и продемонстрировал открытые ладони. – Я в жизни ничего не украл! Но старичок проследовал дальше, он заинтересовался цветастыми голов-

ными платками, что держала, растопырив руки, некая богомольная баба. Баба, без конца, поминала господа, кланялась проходящим мимо потенциальным покупателям, а заметив деда, улыбнулась так широко и искренне, что и старичок в ответ улыбнулся. - Из сундуков? – недоверчиво прищурился старичок. - А то, как же! – обрадовалась баба и низко поклонилась. Старичок взял в руки один платок, другой, развернул, прищурил один глаз, другой. - Почем? Баба назвала цену. - Да ты с ума сошла! – рассердился дед и сунул платки ей обратно в руки. – За такие деньги я новые накуплю! - Не укупишь! – возразила баба, - Ведь ноне безвластие, государства нет, на фабриках частники засели, из гнилых ниток прядут плохой товар, таким

как ты, простачкам, втюхивают! - Э, баба! – отмахнулся старичок. Но баба не отставая, семенила за дедом: - Купи своей бабке, дед! Купи платки, я цену сброшу! - Сколько? – остановился дед, с подозрением глядя ей в лицо. Баба назвала приемлемую цену, поторговались еще, сошлись, ударили по рукам. Старичок бережно завернул платки, за его действиями блестящими глазами проследил мальчонка. Крепко вцепившись в руку отца, он вприпрыжку бежал, не поспевая за широкими шагами своего родителя. Отец, увлеченный беседой с сыном, ничего не замечал. Впрочем, беседой трудно было назвать громкий рассказ мужика о той или иной вещи. Он шел по блошиному рынку, как экскурсовод по музею. Ребенок приученный слушать и бежать, не возражал, а только переводил дух, когда отец останавливался возле какой-нибудь старинной безделушки. Продавцы, увлеченно слушавшие его лекции, удивлялись, перебирая свой товар: выцветшие открытки; фарфоровые статуэтки с отбитыми носами; тусклые самовары с помятыми боками; пластмассовые игрушки с полинялыми красками. Продавцы раритета, первого компьютера, уже, по всему видать, продавшие мазуху, толклись возле: - Ишь ты, - прошептал один на ухо другому, видно, ученый! - Из профессоров,

точно! – уверенно кивнул другой. Но реальность оказалась более прозаической. Отец ребенка – антикварщик, любитель старины, торговец мертвыми душами, незаметно для других, выбирал посреди торговцев лицо попроще и приставал, сбивая цену до копеек. Мальчонка вцепившись в рукав куртки отца, покорно ждал и со скучающим видом, зевал по сторонам, однако оживился, заметив, как к бурлящему потоку людей на рынке подошла пьяная фигура. За пьяницами всегда весело наблюдать. И мальчонка, предвкушая представление, расплылся в радостной улыбке. Выпивоха в расхристанной одежде так, что виднелось голое пузо шел неровно, спотыкаясь на каждом шагу. Присаживался перед корзинками с кроликами, котятами, щенками. Причмокивал, присвистывал и, смеясь, легко двигался дальше. По пути он, не задумываясь, покупал пуховые платки и шерстяные варежки. Покупки неловко засовывал в карманы штанов так, что и платки, и варежки торчали наружу. Подойдя к владельцам металлолома, он сунул мятую пятисотку в руки цыгана, так, кстати, подвернувшегося с дорожным велосипедом. На велосипед пьяница прикрутил еще и швейную машинку подольской фабрики советских времен и, подумав, оценив свою степень опьянения, повел велосипед за руль. - Гляди, пришел, купил, ушел, - философски заметил мальчику старичок

и добавил сердито, - а мы тут уже час толчемся, не знаем, что купить! - Купи знамя! – бросился к нему цыган. - Какое знамя? – опешил старичок. Цыган быстро развернул красное полотнище со звездой и кисточками. На секунду толпа вокруг замолкла. - Знамя! – протянул руки к флагу, старичок и вдруг, залился слезами. – Где же ты украл его, супостат! - Купи! – сунул ему в руки цыган и доверительно проговорил. – Дешево! Старичок не выдержал, купил. Сворачивая знамя в трубочку, он ругался, роняя злые слезы на красную ткань, поминая недобрым словом всех цыган мира. - Пап, - дернул за рукав отца, мальчик и когда отец к нему наклонился, спросил, боязливо поглядывая на плачущего старика, а зачем ему знамя? - Чтобы беречь! – сказал отец, - Такой умрет и завещает похоронить себя завернутым в красном флаге. Под закрытие блошиного рынка, когда толпы покупателей брели в обратную сторону, на рынок устремились группы жадных цыганок. Они нападали на отчаявшихся продавщиц, как правило, неумех, с вылинявшими, никому не нужными платьями. За бесценок, громко скандаля, беспрестанно жестикулируя, скупали тряпье и засовывали в мешки, что небрежно волокли за цыганками черномазые, грязные дети.

Цыгане заполонили весь рынок и остальные, в спешке, покидали «блоху», думая только, как бы спастись от липучих рук наглых воришек. - И откуда их столько набежало? – удивился старичок. - Известно, с цыганской слободы, - прижимая к себе плачущего от страха

3 Она покачивалась в бёдрах и извивалась в талии, круто наклонялась, заманчиво возвышая отменный зад. Упругое тело вальяжно облизывало шест, шлифуя металлический глянец крутизной собственных форм. Словно эротический спутник вращался вокруг фаллического центра притяжений. Алексей достал бумажник и продемонстрировал купюры. Пятисотку он положил на стойку, расплачиваясь с барменом за выпивку. Одна из стриптизёрш заметила деньги и направилась к Алексею. Но не та, интерес которой он ожидал привлечь. - Привет красавчик! Желаешь приватный танец? - Нахальная брюнетка, с блёстками по всему телу, буквально прижала его к стойке. Алексей не слишком сопротивлялся, разглядывая её с интересом. Брюнетка вскинула брови, узнав его: - О-хо, да у нас зна-

маленького сына, проговорил антикварщик. - Неужто цыган боишься? – поразился на мальчонку, старичок. - Они страшные, детей крадут! – прорыдал ребенок. - Знамо дело, цыгане! – согласился старичок, усмехаясь. Скоро блошиный

рынок опустел и только бродячая собака, обнаружив брошенный кем-то пирожок, жадно ела, вздрагивая тощим телом, оглядываясь на шелест летающих по площади рынка пустых пакетиков и брошенных газет. Автор: Кременская

Элеонора

< менитость! Я видела тебя по телевизору, ты рулишь Играми Дриад. - Она придвинулась и добавила на ухо медовым шёпотом: - К чёрту танец! Есть отдельная комната... Для таких парней у нас расширенный сервис! - Увы, моя радость, меня интересуешь не ты. Отшил её Алексей. - Позови-ка лучше свою подругу. Он показал на русоволосую в кремовом мини и намекнул, пошуршав купюрами в пальцах: - В накладе не останешься! - Ты выбрал не ту... Фыркнула брюнетка и попыталась отговорить: - Она недотрога, танцует только у шеста. - Я хочу просто поговорить. - Алексей протянул ей крупную купюру. Брюнетка оттолкнула руку: - Не так... Положи в трусики и хлопни по попке. - Она изогнулась в бесстыдной позе, когда его рука игриво приложилась по её заду. - Наскучит синий чулок - зови меня...

Брюнетка ускользнула. Алексей взял стакан с выпивкой и отошёл от стойки. Устроившись за столиком он осмотрелся как следует. Посетителей было не много, несколько пьяных юнцов и какая-то эмансипированная парочка. Двое не стесняясь облизывали друг друга, не обращая на сцену ни малейшего внимания. Видимо стриптиз не особо приживался в провинции. Подошла русоволосая. - Нам запрещено выпивать с посетителями! Она казалась растерянной и сердитой. - Придётся выпивать одному. - Развёл руками Алексей. Он вежливо отодвинул для приглашённой стул. Русоволосая поколебалась, но села. - Мне не хочется быть невежливой, - заговорила она озираясь. - Но здесь строгие правила. - Я заплачу как за приватный танец. - Успокоил её Алексей и выложил

на стол несколько крупных купюр. Русоволосая взглянула ему в глаза. - Я слышала, что Алексей Калинин родом из нашего городка, но встретить знаменитость вот так запросто, если честно, не ожидала... - Эта встреча - ваш шанс! - Алексей посмотрел со значением. Русоволосая удивлённо вскинула брови. Алексей достал из кармана планшет, включил экран и пододвинул к ней. - Здесь электронное приглашение и ознакомительные файлы... Русоволосая пробежала пальцем по сенсорному экрану, бегло прочла несколько абзацев и заключила: - Лига Дриад приглашает меня, Юлию Субботину, на предсезонный просмотр в одну из своих команд. С последующей возможностью подписания долгосрочного контракта. Алексей кивнул и пояснил: - Лига постоянно расширяется, формируются новые команды. Мы в вечном поиске талантов. - Рядом с планшетом он положил пластиковую карту. Здесь кредит на текущие расходы. - Но я не отсылала вам заявку. - Удивилась Юлия. - Как меня могли принять? - У вас персональное приглашение, вне общего отбора. Вы приглашены лично мной, меня впечатлил ваш танец. Юлия смотрела с удивлением. - А если я не подой-

ду. Если провалю этот самый просмотр, то как возмещу вам затраты? Алексей не смутился: - Лига Дриад процветает. Можете забыть про возмещение. Юлия прикусила губу, она серьёзно задумалась. - Но у меня больная мама и маленькая сестрёнка. Им нужна забота. - Мы оплатим няню, медсестру и сиделку. - Мне нужно подумать. - Юлия выглядела обескураженной. - Когда дать ответ? - Позвоните завтра до полудня. Контакты найдёте в приглашении. *** - Стриптизом я занялась по необходимости, когда заболела мама. Дорогие лекарства, лечение. А тут ещё Тамик, хозяин клуба... Он слишком навязчиво благоволит ко мне. Получается, что принять ваше предложение для меня сейчас единственный выход. Алексей и Юлия вышли из гостиницы, где договорились встретиться, и направились к его BMW. Юлия нервно теребила шарф и без умолку рассказывала, то ли оправдываясь, то ли извиняясь. Навстречу им попалась старая учительница, Александра Петровна. Юлия поздоровалась. Учительница буркнула что-то в ответ и с любопытством воззрилась на её спутника. Алексей отвернулся, но понял то это не помогло. В цепком взгляде старушки он прочитал многое. - Я училась у неё. Улыбнулась Юлия, когда

они сели в машину. - Я тоже. - Проронил Алексей, заводя мотор. Только давно. - Этого не может быть. - Покачала головой Юлия. - Она на пенсии уже лет пятнадцать. Вы выглядите на двадцать и не могли её застать. Алексей задумался. Никто не узнавал его в этом городе, он не был здесь семнадцать лет. Узнала только старая учительница. Сверстники старились, их дети взрослели. Неподвластен времени только он один. - Я подвезу вас до Пулково. - Алексей говорил ведя машину. - Ваш самолёт на Сантьяго в семнадцать тридцать. Место забронировано. По прилёту вас встретит капитан команды ЛайсаКунис. Она там главная, слушайтесь её во всём. Не упрямьтесь, если Лайса потребует подкорректировать вашу внешность. Это не каприз. Игры Дриад не просто спорт или бизнес, мы культивируем красоту. *** Дриады - цветник искушений. Полуобнажённые красавицы парили по воздуху гигантского манежа, заставляя разбегаться глаза. Одна группа играла в пятнашки шаровыми молниями, вторая в подобие волейбола в невесомости, третья развлекалась гонками на левитирующих досках. Броские наряды, пластичные женские тела, трюки в фейерверках спецэффектов. Кульбиты, сальто, пируэты. И всё это в одном крутящемся калейдоскопе. Алексей лицезрел тренировку, вероятно, в ты-

сячный раз. Но неизменно засматривался, как мальчишка. ЛайсаКунис, улыбаясь, плыла ему навстречу. Как томный парусник на волнах искушений. Красота инопланетянки никак не совпадала с земными канонами. Но вопреки всему казалась только притягательней в глазах земных мужчин. Подвижные чёрные волосы, подобные переплетающимся змеям. Золотые губы и золотые зрачки нечеловеческих глаз. Тонкие длинные когти вместо ногтей, чёрные и блестящие как слюда. Безволосая кожа с сиреневым отблеском, вернее не кожа, а чешуя. Но совсем не скользкая и холодная как у рыбы, а бархатная и горячая. Лайса приветственно протянула руку и Алексей поцеловал её. Она обняла его и прикоснулась щекой. - Слава богу ты не забыл о нас. - Голос Лайсы был синтетическим, за неё говорил приборпереводчик. - Посмотрел как готов стадион, как будто волноваться не о чем. - Алексей улыбнулся. - Близится открытие сезона. Движение в манеже почти остановилось. Многие из красавиц обратили на него взоры. Десятки глаз лучились интересом. Он был их кумиром и ему это льстило. И тут он заметил Юлию. Она спускалась как ангел с небес. Ему навстречу. Он не видел её два месяца. Она изменилась. Пропорции тела доведены до эталона. Ноги

вытянулись, грудь округлилась. В фигуре подчёркнуто самое женственное. Кожа отбелена, матовая и молочная. Волосы до талии, цвета чистейшей платины. Обновлённое лицо стало кукольно юным и светилось обаянием. Потрясающее сходство с идеалом. Именно о такой женщине он всегда мечтал. Она снилась ему в самых лучших из снов. Неотразимая. Отказаться от такой невозможно. В купальнике из белоснежных лепестков и оплетающих бёдра зелёных листьях. С бриллиантовой диадемой в виде лотоса заколотой в волосах. В этой форме дриады Сантьяго выступали на Играх. Юлия остановилась, завидев Лайсу. Улыбка сошла с её лица, она поглядывала с опаской. Боялась выговора. Алексей поспешил её выручить. - Позаимствую на денёк одну из твоих волшебниц. - Заговорил он намеренно громко. Лайса с удивлением обернулась и увидела Юлию. - Сегодня в Рио официальное открытие сезона. Алексей взял за руку подошедшую Юлию. - Я обязан там появиться. По статусу, разумеется, не один. Лайса открыла рот, но возразить не успела. Алексей сбежал не прощаясь, таща за собой сбитую с толку Юлию. *** - Мне дали новое имя. - Разговорилась Юлия, пока они поднимались на лифте. - Более соответствующее образу. Теперь я

Айскрим. Смуглые латиноамериканцы боготворят светлокожих и голубоглазых. Они добрались до крыши и сели в аэромобиль. Алексей пристегнул свою спутницу паутиной безопасности и пристегнулся сам. Аэромобиль поднялся над крышей и ракетой взмыл в вечернее небо. - Вау-у... - Воскликнула Юлия, восторженная полётом. - Неужели такое бывает? Как в фантастическом кино! - Скоро заработаешь на такой же. - Усмехнулся Алексей. - Ты перспективная, Лайса тебя нахваливает. - Лайса мой кумир! Восхитилась Юлия. - Ей нет равных в небесных спаррингах! Аэромобиль пронзил облака, несясь со сверхскоростью к стратосфере. А в кабине было тепло и уютно. Алексей кивнул. - Лайса одна из лучших, она давно в Играх. - Лет десять? - Предположила Юлия. - Примерно четыреста. - Поправил Алексей. Точнее не знаю, не спрашивал. Не вежливо заговаривать с дамой о возрасте, даже если дама инопланетянка. Юлия округлила глаза: - Она отлично сохранилась. На вид ей дашь лет двадцать пять, не больше. Юлия замолчала о чём-то подумав. И осторожно спросила: - А ты? Ты тоже инопланетянин? - Нет. - Рассмеялся Алексей. - Я обычный чело-

век, такой же как ты. Хотя и странный немного, как говорят знакомые. - Они завидуют твоей славе. - Улыбнулась Юлия. Алексей поморщился: - Слава это иллюзия. Она недолговечна если не дружишь с фатумом. - Ты веришь в мистицизм? - Посерьёзнела Юлия. - Или просто так шутишь? - Я верю в параллельные миры. Воздушная машина неслась в лунном свете над сумрачным покровом облаков. Алексей вёл и рассказывал о "законе отражения", первичном из законов о совокупностях. Юлия слушала, завороженно глядя вперёд, на несущееся навстречу пространство, рассекаемое корпусом машины. Алексей говорил о незримой связи мира в котором они живут со множеством параллельных, существующих как отражения в зеркалах. Сам он, Юлия и миллионы других людей, существовали там также, как существуют он и она здесь и сейчас. И чем успешней они в мирахотражениях, тем вероятней, что подобное повторится с ними здесь. Мирыотражения почти копировали друг друга, но отличались в вариациях. Лига Дриад как раз была таким отличием, существуя только в этом мире и не отражаясь больше ни в одном. И чтобы сохранить свой успех здесь, в мире настоящем, Алексей должен добиться успеха и в мирахотражениях. Для этого не-

обходимо на них влиять. - И ты способен на это? - У Юлии кружилась голова. Алексей рассказал в какие дали шагнула инопланетная наука. О тайнах времени и сложности его устройства. - Поток времени движется по спирали. - Он объяснял проще, чтобы Юлия поняла. - Каждый из витков спирали - один из параллельных миров. Витки эти очень близко прилегают друг к другу, отсюда зеркальность мировотражений. Преграда меж ними очень тонка, но непреодолима для материальных тел. Зато она преодолима ментально. У Алексея имелся артефакт для достижения этого - транслятор ментальности. - Ты преодолеешь эту преграду и повлияешь на параллельный мир. Сложила Юлия дважды два. - Всенепременно! - В глазах Алексея сияла уверенность. - И в этом мне поможешь ты. На лице Юлии мелькнула обида: - Я догадывалась, что всё происходящее не случайно. Тогда в клубе ты неспроста обратил на меня внимание, таких подарков судьбы не бывает. Тобой руководил расчёт. - Ты проницательна! - Улыбнулся Алексей. - Я действительно в тебе не ошибся! *** Пол уоб н ажённ ые танцовщицы в золотых нарядах парили в невесомости над чашей переполненного стадиона. Неземная музыка струилась как горная река.

Танцовщицы изгибали соблазнительные тела в свете прожекторов. Они выстроились по задуманному, сложив собой, как из мозаики, огромную пылающую звезду. Грянувший голос оглушил. Ведущий праздника представлял почётных гостей. Президента Бразилии, канцлера Германии, Её Величество английскую королеву, и многих-многих других. Алексей и Айскрим стояли рядом. Айскрим взирала на представление и улыбалась. Её глаза сияли как звёзды. В вышине вспыхнул салют - стадион ахнул. Сверкающие частицы рассыпались по небосводу. Они падали на арену, превратившись в шуршащий и переливающийся ливень серпантин из солнцестраза. Ведущий представил мэров Мехико, Нью-Йорка, Токио и других городов мира, чьи команды участвуют в Играх Дриад. Танцовщицы закружились в мерцающем свете. Музыка билась штормом и обрушивалась водопадом. Вспыхнул светоэффект и звезда из мозаики золотых тел зажглась как сверхновая. Алексей обнимал Айскрим за талию, она прижималась к нему. Ведущий представил основателя Игр Дриад Алексея Калинина и его спутницу - блистательную Айскрим. На них упали лучи прожекторов. Айскрим моргнула и очутилась в центре праздника. Под ливнем из серпантина, переливающегося как миллионы несущихся в

черноте галактик. Окружённая круговоротом женских тел в золочёных летучих купальниках. В этом центре оказался каждый из сотни тысяч зрителей на трибунах. Стадион бурлил, захваченный глобальной иллюзией. Улыбка Айскрим сияла. Солнцестраз ослеплял. Танцовщицы сучили ножками и чертили пируэты так близко, что их золотые шелка касались её. Айскрим бросала взгляды на Алексея, но тот как-будто не замечал. Он боялся нарушить предназначение. Двое людей не могли быть вместе в двух разных мирах. Соединяясь в одном они обречены никогда не встретиться в параллельных. Природа отражений отвергала точное сходство, соблюдая похожесть картины, но не терпя копирования деталей. Губы Айскрим раскрылись для поцелуя. Её локоны коснулись лица Алексея. Сладостно пахнущие - мягкие, как искушение. На миг Алексей уступил. Руки не подчинялись воле, они сами заскользили вниз по обнажённой спине Айскрим. Предательски чувственно, предательски страстно. Айскрим горячо задышала и обняла его. Чарующая дриада, восторженная близостью любви. "Не целовать её губ." - Сдерживал себя Алексей, а руки скользили всё ниже и ниже. - "Не целовать её губ и не касаться бёдер." - Завтра мы расстанемся навсегда. - Выдавил он и услышал как разбилось два сердца.

Айскрим кивнула и закрыла глаза. - Один поцелуй. Попросила она. - Чтобы я помнила... *** Айскрим лежала на постели в гостиничном номере лучшего отеля в Рио. Алексей сидел рядом. Праздник открытия сезона закончился и они сбежали сюда от объективов папарацы. - Твой нынешний образ создала не Лайса, его создал я. - Я догадалась. Ты вылепил для себя эталон идеализируемый образ женственности. Длинноволосую блондинку с ангельской мордашкой и абсолютными формами. Алексей нахмурился. Ему не нравилась откровенность Айскрим. - В этом скрыта суть моего замысла. - Признался он. - В одном из мировотражений меня преследуют серьёзные неудачи. Это создаёт резонанс с моими успехами здесь. Отражения не могут отличаться настолько диаметрально. У вселенной найдутся объективные причины уравнять случившееся неравенство, её законы неоспоримы. И полумеры тут не пройдут, парадоксы вырываются с корнем. Я заболею неизлечимой болезнью, попаду в автокатастрофу или на голову мне упадёт кирпич. - Неужели всё так серьёзно? - Встревожилась Айскрим. Сергей кивнул. - Представь себе программиста средних лет, живущего в обычном русском городке. Работу по способности не найти. Кор-

мится редкими заказами и разгрузкой овощей на рынке. От безысходности регулярно зашибает. С личной жизнью не ладится, в женщинах разочарован. Сопьётся и пропадёт. - Жизненная история, правдоподобная. Вздохнула Айскрим. - Видимо миры действительно похожи. - Местами как две капли. - Ухмыльнулся Алексей. - Разнятся только перспективы. Лицо Айскрим просветлело, её посетила догадка: - Чтобы жизнь твоего программиста наладилась ему нужен стимул! - Длинноволосый и длинноногий, с третьим размером груди! - Кивнул Алексей соглашаясь. Он открыл чёрный футляр, который принёс с собой, и достал содержимое. Это был обруч для волос, эффектное женское украшение. Обруч переливался как драгоценность и пульсировал меняя цвета. - Как красиво! - Поженски ахнула Айскрим, её глаза загорелись. Алексей бережно оторвал её голову от подушки и надел обруч, закрепив в волосах. Обруч на мгновение вспыхнул, Айскрим ощутила тепло и едва уловимую вибрацию. - Зачем это? - Удивилась она, но не слишком. Ей стало вдруг очень спокойно. Айскрим расслабилась, её клонило в сон. - Потом расскажу. Пообещал Алексей. - А теперь засыпай, ты сегодня устала. Он заботливо укрыл

её пледом и поправил подушку. Айскрим улыбнулась, закрыла глаза и мечтательно прошептала: - Пусть мне приснится параллельный мир... *** Тамаз, хозяин нескольких кафе в городе, благоволил к ней. Он дарил ей цветы и подарки. Подарки Юля возвращала: у Тамаза была жена и трое детей. Она мечтала совсем не об этом. В её двадцать пять хотелось любви, а в будущем семьи и детей. Вот только ухажёров не было. Ревнивое внимание Тамаза отпугивало всех. Дождь ливанул как из ведра. Юля добежала до остановки и спряталась под крышей. Пожилая учительница и какой-то пьяница переговаривались, сидя на скамейке. Юля поздоровалась с Александрой Петровной, на пьяницу внимания не обратила. Было прохладно, Юля подняла ворот куртки, но озноб не проходил. Она ждала автобуса. - Ох, АлёшкаАлёшка, горе с тобой... Причитала учительница качая головой. - Погубит тебя водка. Берись за ум, не дури. Пьяница достал бутылку, налил в пластиковый стаканчик, выпил и занюхал рукавом. - С водкой жить не так скучно. - Женись и не будет скучно. - Научила учительница. - Ага. - Затряс головой пьяница. - Чтобы жена мозг выносила и зарплату из карманов вытряхивала? Была одна такая, спасибо, больше не хочу.

- Ну не все же как она! - Убеждала учительница. - Других не встречал пока. Юля возмутилась. Что-то её толкнуло и она вмешалась в разговор. - Обвинять всегда проще чем посмотреть на себя! Алексей в секунду протрезвел. Он посмотрел на Юлю и оценил её взглядом. Мягкие черты лица, длинные платиновые локоны, стройные ноги, пленительная задница. Красивая, ухоженная девушка. Вернее необычайно красивая. Неуловимо знакомый образ. Ему показалось он видел её во сне. Или даже в снах, как -будто фантазия воплотилась в явь. Нет-нет, таких женщин не бывает! Чтобы поверить в это сначала нужно сойти с ума... Похоже допился до белой горячки. И тут он вспомнил: девушку звали Юля. Какбудто прозрел после спячки. Он видел её много раз, но теперь увидел как-будто впервые. Она продавщица в отделе мороженого. Он вспомнил яркую надпись на вывеске: "Айскрим". Алексею сразу понравилось импортное словцо, так он и прозвал Юлю про себя. Они тысячу раз встречались в подъезде, его соседка по лестничной клетке Ольга была её подружкой. Девчонкой Юля подавала надежды вырасти красавицей, а повзрослев расцвела так, что глаз не отвести. Совершенно верно!Ухмыльнулся Алексей невесело. - Обвинять всегда проще.

Он посмотрел на её правую руку, на которой не было обручального кольца. - Видимо поэтому, красотуля, ты и не замужем. Достойных кандидатов нет. Один пьёт, второй мало зарабатывает, третий рылом не вышел. Юля вдруг вспомнила его. Он и её подруга Ольга жили в соседних квартирах. Алексей, так его звали. Фамилия, кажется, Калинин. Он был совсем не плох, хоть и старше её лет на пятнадцать. Хорошо сохранился для своих лет и образа жизни. Спортивный и весёлый. И как говорили не без способностей. Ольга считала его богом в программировании. - Сейчас речь не обо мне. - Огрызнулась Юля и передразнила голосом Алексея: - Других не встречал пока. Она кипела, не узнавая саму себя, очень сдержанную от природы: - Не искал, потому и не встретил. Пить ведь проще, залил шары и никаких забот. У двоюродного брата Юли была своя фирма в Санкт-Петербурге. Он постоянно искал одарённых программистов. Предлагал работать и ей. Толи секретарём, толи референтом. Вот только Юле всё мешала ложная скромность. Да и больную маму с маленькой сестрёнкой одних не оставить. Слава богу, теперь мама выздоровела, а сестрёнка подросла. Юле давно хотелось в Питер, прочь от местной беспросветности, ближе к настоящим возможностям. - А где мне искать? Алексей развёл руками. Он

как-будто протрезвел. - Театров в городе нет, музеев тоже, одни кабаки. Может быть здесь, на остановке? - Искал бы - нашёл! Бунтовала Юля. - Просто зад поднять слаб0! Бросить пить слаб0! - Не слабо! - Алексей вскочил. Он выбросил полупустую бутылку, стекло звякнуло об урну. - Начинаю искать прямо сейчас... - Алексей решительно шагнул к Юле. Но пошатнулся. Водка на голодный желудок дала о себе знать. Что-то подтолкнуло Юлю, она схватила его за руку и потащила за собой: - Доведу пьяницу до дома, кто ещё о нём позаботится... До свидания, Александра Петровна. - До сви д ания, Юлюшка. Лукавая старушка

4 Сногсшибательная блондинка Чарлиз поманила меня пальчиком, осветив мою жизнь лучезарной улыбкой. Она притянула меня, схватив за галстук, и впилась сладким ротиком в мои губы. Моя, вся моя без остатка, пусть только на один короткий уик-энд, купленная за безналичные, со всеми потрохами. Кинозвезда - несбыточная мечта миллионов. Я целовал её ненасытно, ловя каждый следующий миг поцелуя, как новый и новый апофеоз. Два дня с Чарлиз Тэрон были моей законной собственностью. Два дня и

улыбалась им вслед. *** Алексей проснулся на чистых простынях. Он проморгался, встал и застыл посреди комнаты. В квартире царил порядок, полы вымыты. Такого не случалось давно. Он попытался припомнить, что было накануне и увидел Юлю. Она спала на диване. Феноменальная фигура и платиновые волосы. Айскрим. Значит она ему не приснилась - Алексей про себя перекрестился. Представил как ужасно выглядит и тихонько пошлёпал в ванную. Посмотревшись в зеркало он ужаснулся. Трёхдневная небритость, круги под глазами, пока ещё редкая проседь в волосах... Какой кошмар, такому не место рядом с совершен-

0 две ночи. В "вип" номере отеля "Миллениум" нам уготована роскошнейшая постель. Для нас двоих наедине... Я опущу Чарлиз на колени, заслоню от полнолуния нежное личико, положу свои руки на венценосную головку и поведаю открытому ротику самое пылкое своё откровение, впуская заряженного семенем амура в скользящий плен её пухлых, ярко накрашенных, алых губ. Я буду наслаждаться Чарлиз всю ночь напролёт. Брошу избалованное глянцем тело на застеленную шелками постель, нагну вы-

ством. Во что бы то не стало он должен всё исправить. Алексей принял ванну, побрился. В халате и шлёпанцах пошлёпал в комнату. Он встретил Юлю в прихожей. Она одевалась. - Уже уходишь? - Ухожу! - Не передумаешь? - Не передумаю! - Значит насовсем? Голова Алексея поникла. - Вмагазин за продуктами. - Улыбнулась Юля. - Собралась готовить, а в холодильнике хоть шаром покати. Алексей улыбнулся. Жизнь начинала налаживаться. Автор: Павел Соболевский

-> сокомерную головку и упру блондинистой шевелюрой в унизительные тапочки на полу. Возвышу хвастливый зад, привыкший звёздно повиливать под вспышки фотокамер, и воплощу задуманное. Я буду вертеть шикарное тело и вталкивать во всю его глубину мощь скопившейся во мне похоти, ритмично проникая в текущую соками возбуждения нежную плоть. Широко раскину длинные ножки и они затрепещут от любовных толчков, как трепещут от капель тропического ливня белоснежные лепестки экзотического цветка.

Буду заканчивать и начинать сначала, вливать в упоительное тело всё, что скопилось во мне за неделю воздержания. Проникну в любовный сосуд со всех допустимых сторон, до краёв наполняя его своей влагой, под крики бушующего в нём наслаждения... ...Но всё это случится ночью, а сейчас... Ловкая фигурка Чарлиз парила на аэроскейте плоской, округлой доске, перемещающей в пространстве того кто ею управляет, нарушая законы тяготения. Она вскочила на доску налету и, удерживаясь ловлей равновесия, поднялась над тротуаром. Красивые ножки умело владели вождением. Чарлиз набирала скорость, предлагая сыграть с ней в догонялки ещё больше взвинчивая цену на без того вожделенный приз. Я запрыгнул на свой аэроскейт без раздумий. Крепления защёлкнулись на ступнях, очки визуального управления наползли на глаза. Вися над тротуаром я покачался на доске ногами, вспоминая забытые ощущения. Былые навыки не подводили - в своё время я был заправским аэроскейтером и дал бы фору любому профи. Чарлиз оглянулась, убеждаясь, что её вызов принят. Она послала мне воздушный поцелуй и взмыла, стремительно уносясь в вечернее небо. Уступить красотке всё-равно что прослыть подкаблучником. Я должен поставить её на место! Участь женщины - смириться, право мужчины подчинять!

Я до упора надавил на газ - ускорение рвануло меня вперёд и я помчался лихой кометой. Пьянящий восторг, тёплый ветер и скорость... уносили меня в погоню за маячащей в воздухе фигуркой Чарлиз. Она неслась как заправская гонщица, я пытался угнаться как мог. Уворачивался от аэробайков и небесных такси. Огибал силовые автострады, с потоками несущихся в воздухе каров. Петлял как слаломист на горном склоне. Обтекал плавноугольные здания Идиллион-Сити и лавировал в лабиринте многополосных развязок, то и дело теряя Чарлиз из вида. Я выжимал из аэроскейта всё и даже больше, едва удерживая равновесие. Скользил по лезвию бритвы, рисковал разбиться, но от Чарлиз не отставал. Мы, словно две привязанных друг к другу незримой нитью крошечных мошки, стремительных и виртуозных, кружили, виляли зигзагами и кувыркались в грандиозном и ежесекундно меняющем форму индустриальном лесу. "Идиллион-Эмпайр" - крупнейшая из башен Сити, увеличивалась в размерах на глазах. С какой-то целью Чарлиз стремилась именно к ней. Сблизившись с небоскрёбом она резко вывернула аэроскейт и понеслась вертикально вверх, параллельно идеально гладкой и отражающей солнце стене. Я повторил маневр Чарлиз, ослепляемый бликами света. Достигнув вершины трёхсотэтажного здания она завернула на крышу, потерявшись в зелени произра-

стающего там сада. Я следовал за ней и, оказавшись в саду, сбросил скорость, лавируя в тропических зарослях. Чарлиз вряд ли здесь затеряется. Её жёлтый, как одуванчик, костюм прекрасно выделялся на фоне зелени. Я терял беглянку, но только эпизодами - такой окрас ей явно здесь не покровительствовал. Чарлиз забавлялась со мной, а вовсе не удирала. Она желала быть пойманной, а не потерянной. Погоня была лишь игрой. Колокольчик заливистого смеха то и дело выдавал её, направляя меня и подсказывая где искать. Чарлиз засмеялась снова - я увидел её совсем близко и бросился наперерез, найдя лазейку меж кустов акации. Я схватил её налету, потерял равновесие, и мы свалились в заросли осоки, на берегу журчащего ручья. Мы покатились в обнимку по мягкой траве, под восторженный хохот Чарлиз, и плюхнулись в тёплую воду. Я оказался сверху, в роли безоговорочного победителя. Чарлиз подёргалась для приличия, изобразив попытку вырваться, но я легко удерживал её, прижав к земле своим весом. Она сдалась и я потянулся за поцелуем. К её манящим губам, хищно улыбающимся и ярко-алым, как жажда голодной вампирши. Я переплёл наши пальцы, ища её губы губами... но Чарлиз уклонилась от поцелуя. Она усмехнулась, высунула язык и поиграла им, издеваясь. На языке две красных капсулы метаморфин. Я догадался: одну она предлагает мне. Я потянулся к капсу-

ле губами - на этот раз Чарлиз не отстранилась, позволив поцелуй. Я облизал её язык и проглотил одну из капсул. Чарлиз проглотила вторую и отвернулась, снова отказывая в поцелуе. Она не торопилась раздавать награды. - Сначала игра... Улыбнулась Чарлиз, впадая в блаженство наркотика. Любовь без игры это скука... Она высвободилась играючи. Выскользнула змеёй, не дав и шанса за неё ухватиться. Как-будто показала фокус, секрета которого не раскрыла. Лицо Чарлиз воссияло в улыбке, она уносилась на аэроскейте, обрызгав меня водой ручья. Что-то случилось со мной... восприятие потеряло привычные опоры, преображая мир и попирая его законы. Фигурка в жёлтом вдруг переменила облик, как если бы компьютерный эффект проник в реальность. Обернувшись грациозной ланью Чарлиз пустилась в быстроногий скачь. Я вскочил на ноги и зло чертыхнулся, услышав вместо слов звериный рык. Шерсть вздыбилась на мне, внутри проснулись ярость и азарт голодного хищника. В облике волка я рванулся в погоню за Чарлиз. Стремительная лань петляла зигзагами меж кустов. Она ловко перемахивала через преграды и проскакивала под низко нависающими ветвями, легко меняла направление и ускорялась на прямых, грациозно перебирая копытцами. Но все её потуги были безуспешны, голодный волк преследовал по пятам и неумо-

лимо нагонял. В последнем прыжке волк настиг лань и сбил с ног. Челюсти хищника сомкнулись на шее жертвы. Моя добыча захрипела и взвизгнула почеловечески. На миг я вырвался из навеянного метаморфином видения и увидел Чарлиз. Я душил её, сжимая руками горло. Коварная галлюцинация... Я в страхе ослабил хватку. Чарлиз надрывно задышала, хватая ртом неуловимый воздух. Она вывернулась из моих рук и наотмашь хлестанула пощёчиной, заставив зазвенеть мои зубы. Удар отрезвил меня от химии метаморфина и возвратил в реальность. Но только на короткую секунду. Секунда сгинула и Чарлиз вернулась в облик лани. Она хохотнула звонко и издевательски, и бросилась вскачь. Быстроногая лань перескочила невысокие заросли, пересекла лужайку и ни секунды не колеблясь, оттолкнувшись, махнула через возникшую на пути широкую пропасть. Грациозное тело нарисовало в воздухе величественную дугу и опустилось на уступе, по другую сторону пропасти. Я преследовал беглянку не отставая, и без раздумий прыгнул следом. Но не допрыгивал до уступа... Прыжку не хватало силы толчка. Ударившись о крутой склон я падал в пропасть. Земля стремительно неслась навстречу, приближая неминуемую смерть. Я падал... спасения не было.

Чья-то рука встряхнула меня, ухватив за ворот - падение замедлилось. Другая впихнула в мой рот зелёную капсулу метанейтрализатора и захлестала по щекам. Чарлиз истошно вопила, но крик доносился как будто издалека. Я рефлекторно проглотил капсулу, но она не подействовала мгновенно. Воздух свистел разрезая кожу, мы с Чарлиз барахтались в невесомости. Голова моя болталась как у тряпичной куклы, окружающий мир вращался в амплитуде падения. Белокурая головка Чарлиз... такая милая и прелестная... ... она врезалась в меня лбом, сломав носовой хрящ!!! В глазах моих потемнело. Боль острым скальпелем пронзила голову и я пришёл в себя. Вернулись инстинкты страха и способность соображать. Я видел бетонный тротуар совсем уже близко. Удар от падения с высоты девятисотметрового небоскрёба размажет в кровавую кашу. За миг до того как разбиться я поймал равновесие на аэроскейте. Чарлиз вывернула нас из пике, спасая от гибели. Из моего поломанного носа хлестала кровь, разбрасываясь и пачкаясь ярко-красным чернилом. Мы плавно опустились на тротуар. Чарлиз оставила меня и подбежала к уличному автомату. Она принесла антисептические салфетки и протянула мне. Я промокнул ими нос и запрокинул голову, пытаясь остановить кровь. Прохожие встревоженно глазели на нас и предлагали помощь. Но

Чарлиз успокоила всех, любезно улыбаясь и уверяя, что всё в порядке. Стеклянная витрина ресторана... Я посмотрел на лица жующих посетителей, их округлившиеся глаза, и почувствовав вдруг как дико проголодался. Скинув аэроскейты мы с Чарлиз направились в ресторан. Через минуту мы уже сидели за столиком, заказывая блюда и напитки. Я нёс какую-то чушь, вызванную последствием шока, Чарлиз заразительно хохотала, обдавая меня флюидами своего обаяния. Всего пара шуток и мы позабыли, что только-что едва не распрощались с жизнью. Подкатила тележка с заказами, автомат выставил блюда и я с жадностью набросился на еду. Слава богу, приключения позади. Слава богу, я снова остался жив. Субботний вечер на Идиллионе заканчивался. Впереди ожидало самое волнительное - вся ночь наедине с Чарлиз... Зовите меня старомодным, но я любил киноактрис двадцатого века, предпочитая отдых на уикэндах исключительно в их обществе. Синтетические красотки современности были не в моём вкусе, с этими бездушными куклами даже не о чем поболтать. Не то что звёздные кинодивы прошлого... Меня привлекал их шарм, естественное обаяние, и конечно же сексуальность. Я любил провести с ними время и разделить постель. Лив Тайлер и Лиз Хёрли - мои любимицы. Кейт Бэкинсейл - любимейшая из любимиц. Черноволосая звезда демонических саг, вечно одино-

кая хищница, поджарая и изящная, с повадками дикой, но сладострастной кошки. Впрочем, в конце концов наскучила и она. Сегодня захотелось новизны, и вот я выбрал Чарлиз... Обильная еда насытила меня и мысли сами потекли в приятное русло. Рука под столом потянулась к Чарлиз и нащупала её ножку - нежную и гладкую... - Мы можем не ехать в "Миллениум". К чему тратить время, здесь тоже есть отель. - Я жадно смотрел на Чарлиз, мне не терпелось приступить к акту венчающему наше свидание. - Мы вряд ли уже успеем... - Пожала плечами Чарлиз. - Твоё время, к несчастью, истекло... Наручный хронометр тревожно запищал на моём запястье. Я поднял руку к глазам, посмотрел на цифры в окошке и... не поверил... Остановившиеся нули мигали как приговор. - Не может этого быть! - Закричал я во всё горло, как будто крик мог что-то изменить. Чарлиз говорила о чём-то - скорее равнодушно, чем с сожалением. Я чётко видел её образ - фигуру, лицо, вечернее платье, в которое она переоделась. Видел только её - всё прочее расплывалось. Расплывалось, чтобы явиться в другой реальности - реальности другого времени и другого места. Стенки сферы Идиллион-трансп0ртера стёрли краски и стали прозрачными, вернув меня из навеянной реальности в реальность подлинную. Я висел в невесомости, в облегающем тело сенсор-костюме. К мо-

ей руке тянулась капельница с питающим раствором. Всё как всегда при возвращении из Идиллиона. - Твоё время, к несчастью истекло... - Пожала плечами Чарлиз, скорее равнодушно, чем с сожалением. Теперь передо мной была обычная голограмма, с бесстрастным голосом роботессы - простейшая копия кинодивы, снятая с оригинала из сверхреалистичной навеянной реальности. - Вы нарушаете договор! - Выкрикнул я и шлёпнулся на пол. Сенсоркостюм на мне отключили от искусственной гравитации Идиллионтрансп0ртера. - Верните меня в Идиллион, или я подам на вас в суд! Голограмма Чарлиз не слушала меня, она объясняла, следуя букве закона. Мягкий голос роботессы звучал как издевательство: - Лицензия на воплощение образа Чарлиз Тэрон принадлежит её прямым наследникам. Пока вы развлекались в Идиллионе правообладатель и подрядчик пересмотрели условия. В контракте имеется ссылка оговаривающая такую возможность, напрасно вы не читаете мелкий шрифт. Образ Чарлиз Тэрон за это время значительно подорожал, оплаченной вами суммы, после коррекции счёта, хватило только... Я не дослушал роботессу, всё итак яснее ясного. Меня опять надули! Ночь с субботы на воскресенье и воскресеный день целиком они у меня украли! И спорить тут бесполезно, за споры накрутят

штраф. Пора возвращаться к себе, в трущобы Кондоминиум-Дистрикт, на семнадцатом подземном этаже. В удушливый спальный блок, с не выветриваемым духом пропотевших тел, самопального виски и едкого парфюма регулярно захаживающей киберпроститутки. Кредит закончился, с понедельника на работу - в урановую шахту на безвоздушном планетоиде.

Засыпая на жёсткой шконке я буду вспоминать их... Лив Тайлер, Лиз Хёрли и Кейт Бекинсейл - лучезарных див голливудских фантазий, из прошлого далёкой недостижимой Земли, пропахшего гламуром и романтикой идиллического двадцатого века... Конечно я не был наивен, но как и все в нашем беспросветном мире пытался поверить в сказку.

Ничего подобного никогда не существовало в природе. Далёкая Земля и двадцатый век - красивая легенда, коммерческая выдумка продюсеров Идиллиона, опустошающая карманы работяг. И всё же... Я снова накоплю кредит и в следующий уикэнд куплю себе Мэрилин Монро! Автор: Domino

. < ( Вы помните Летний Дождь? Тот что приходит жарким июльским днем? Как уставший путник он садится под старой акацией, вытягивает ноги, кладет рядом свою котомку. А все вокруг замирает в ожидании его рассказов. Листва, трава и кусты склоняются ближе, надеясь уловить каждое слово. Дождь улыбается им и начинает говорить. Его речь сначала тихая и неторопливая, он рассказывает о краях, где живут прекрасные девушки, гибкие и стройные, с русыми волосами и глазами цвета неба, о том, как они поют и смеются, а волосы украшают цветами, те девушки легки и стремительны и могут рукой и взглядом нежно прикоснуться к родной душе. Дождь говорит быстрей и громче, и уже мчится по степному простору табун лошадей гордых и сильных, и ветер

струится в гривах и хвостах, горячее солнце живет в их сердцах, не ведом им кнут, не знают узды и седел, они дышат свободой! Но вот громом гремят боевые барабаны, молнией сверкают ятаганы и бьются чернокожие войны в далекой жаркой стране, а огромные элефанты несут на спинах метких лучников в алых плащах, и гибнут люди, сражаясь за золото, и по мертвым ступают огромные ноги боевых зверей… А победители пируют в шатрах, там танцуют знойные девы. В их волосах поселилась ночь, а в глазах пляшет пламя, тела их манят, губы зовут, и легким перезвоном вторят их движениям колокольчики на ногах. Ровно льются слова об озерном крае, где редко ступает нога человека, а в устьях ручейков и речушек ловят рыбу мудрые

медведи. Там царство зверей, воды и леса. Тихо и грустно Дождь говорит о матери, что так долго ждет сына домой, как ходит его встречать на дорогу, как смотрит вдаль уставшими глазами, как молится Богу о его здоровье. Обветшал ее дом, и покосился забор. А к ее волосам прикоснулась зима. Почти шепотом поведав историю о предательстве друга, Дождь умолкает, опустошенный. А все вокруг стоит напоенное и наполненное его рассказами. Он улыбается, встает, закидывает за спину свою котомку и уходит, оставляя онемевшие цветы, кусты и деревья. Они еще долго будут стоять в брызгах слов, не смея пошевелиться. Автор: Маргарита Маловатая

7 Холодным осенним вечером, когда Андрей возвращался с работы, с ним произошёл довольно неприятный случай, оставивший в душе горестный, жгучий осадок, который, наверное, не забудется до конца жизни. Идти ему нужно было через частный сектор, мимо продовольственного магазина, в котором Андрей постоянно покупал хлеб. Вот и в этот раз зашёл, купил пару буханок и зашагал дальше, привычным маршрутом. Погода была мерзопакостная, сеял мелкий, как из сита дождишка, вперемешку со снегом, и он старался как можно быстрее добраться до дома, тёплого и уютного, где его уже ждал горячий ужин. - Дяденька, дайте хлебушка! – услышал он откуда-то сбоку тоненький детский голосок. Обернувшись, увидел такую картину: возле раздолбанной дощатой калитки стояли три малыша, младшему из которых было, наверное, не больше двух лет, старшему – года на три больше. Они в упор, голодными глазёнками смотрели на его хлеб, не отрываясь. Андрей смотрел на них, и по коже бегали мурашки: такой холод, а они полуголые, в каких-то драных

(

распашонках и резиновых сапогах на босую ногу. - Дяденька, дайте хлебушка – пропищал снова старший. Андрей, не раздумывая отдал им булку, и хотел было расспросить, почему не одеты, как вдруг послышался зычный женский голос: - Вот засранцы, опять куда-то смылись. Эй, отродье, вы где? Ребятишки съёжились как от удара, притихли. Из-за калитки вышла здоровая, неряшливо одетая баба (женщиной это создание назвать было трудно). - А, вот вы где, говнюки, а ну марш домой, щенята – скомандовала она голосом, не терпящим возражений. Ребятишки боком, боком, заспешили в сторону старого, покосившегося жилища. - А ну-ка, дай сюда –

0 она забрала булку хлеба у парнишки и, вонзившись в неё зубами, смачно зачавкала. Потом посмотрела на Андрея каким-то мутным, тупым взглядом: - Ну, чё встал, чеши куда шёл, ишь, уставился! – И зашлёпала в сторону дома, плюхая по лужам громадными, одетыми на босую ногу галошами. А Андрей никак не мог сдвинуться с места, как будто его чем-то оглушили, а в голове вертелся один разрывающий сердце вопрос: - Как такое существо позволило себе иметь детей, и вправе ли оно называться мамой, этим святым и чистым словом. Что ждёт эту семью в будущем, ведь жизнь всегда и всё ставит на свои места. Просто это дело времени! Автор: Юрий Проскоков

$ Часть первая. Пираты 15 — Итак, господа, какие мысли? — спрашивает Чарли. — Нас заложили, какие еще, — вздыхает Кристин. — Почему? — доносится из камеры Мэтта. — Ну, смотри, — отвечает девушка, — Чарли заложил Шерман. Тебя — алкоголичка. Когда она доложила кто ты, ребятки поехали к тебе на обыск и задержали меня. — Ага, — ухмыляется Мэтт, — а то, что ты вышла в сеть — абсолютно не при чем? — Базука — мастер шифровки! — обиженно отвечает девушка. — Да, и когда ты воровала данные в высотке... — Это была моя работа. Он даже не знал, что я планирую сделать это. — Шерман не мог меня сдать, — вклинивается Чарли. — Я знаю его много лет. Он не стал бы. — Ребята, — тяжело вздыхает Кристин. — Я понимаю, проще обманываться, но посудите сами, моя версия наиболее убедительна. — При таком раскладе, — возражает Мэтт, — тебя мог сдать Базука. Он знал, где ты. — Нееет, он точно не мог!

— Вот и Шерман не мог! — торжествующе кричит Чарли. — Прекратите спорить! — тихо, но строго говорит Мэтт. — Кто-то идет. Наверху скрипуче открывается дверь, и слышится топот ног вместе с недовольным бормотанием. — Это еще кто? — удивленно спрашивает Кристин. — Тихо ты, — раздается с другой стороны, и девушка не понимает, кому из двоих заключенных принадлежит голос. Новоприбывшего закрывают напротив Чарли, через стену от Кристин, и удаляются. Задержанные смирно ждут, пока стихнут шаги и закроется дверь. — Эй, ты кто? — не выдерживает девушка. — Крис? — Баз?! Ты-то как здесь? — Все в полном сборе, — тихо комментирует Чарли из своей камеры. — Базука, как тебя нашли? — в голосе девушки слышится вина. — Пошел искать тебя, — раздосадовано отвечает мужчина. — Ты написала сообщение, но долго не отвечала. Я решил проверить, все ли в порядке. Отправился к дому твоего брата, а там все окружено, кругом люди в форме. Я не успел сбежать, задержали

до выяснения обстоятельств. — Вот видите! — довольно кричит Кристин. — Он меня не сдал! — С кем ты говоришь? — удивленно спрашивает Базука. Сперва внизу тишина, а потом Чарли взрывается хохотом, который подхватывают остальные. Базука же съеживается у стены от непонимания. — Извини, Баз, — отвечает девушка сквозь смех. — Здесь мой брат Мэтт и Чарли, его друг. — А, — отвечает мужчина все еще слегка ошарашено. — Понял. Всем привет. — И тебе того же! — добродушно отвечает Чарли. На руке Кристин пищат часы. Мэтт выходит из раздумий и напрягается. — Кристин? Я правильно понимаю этот звук? — Э-э-э… — тянет Кристин, и серьезность возвращается в ее интонации. — К несчастью, правильно. Чарли еще не догадывается, что происходит, но улавливает нотки тревоги. — Давно? — Чуть больше двенадцати часов назад. — А те, что я дал тебе? — спрашивает Базука. — Остались дома, — отвечает Кристин. Вновь тишина.

— Хорошо, что у меня есть часы, — смеется Кристин. — Маленький кусочек света. — Завидую, — тихо говорит Чарли. — Вы объясните мне, что происходит? — Кристин? — как-то оживленно зовет Мэтт, игнорируя друга. — Ты можешь осмотреть свою камеру? — Хм, — отвечает та. — Экран совсем маленький, будет трудно, но попробовать могу. Что искать? Тоннель? — Ищи камеры или жучки, — уверенно отвечает Мэтт. — Издеваешься? — Нет. — Что ж… Кристин методично осматривает камеру всюду, где может достать. Она что -то напевает себе под нос под молчание остальных. Спустя почти час девушка садится на пол и вздыхает. — Если здесь что-то и есть, я этого не нашла. — Хорошо, — Мэтт встает с пола и обращается к остальным так, будто они могут его видеть. — У меня есть план. Все пододвигаются поближе. — Думаю, нас скоро начнут допрашивать. Может, через час или два. Нам нужно договориться о показаниях. — Согласен, — говорит Чарли. — Предложения? — Не перебивай, — отвечает Мэтт, и Кристин хихикает. — Во-первых, я предлагаю во многом не врать. Кристин, скажешь,

что решила проверить, насколько ты сильна в программировании. И своим объектом выбрала правительственный сервис. — То есть не с целью получить информацию, а так, на слабо? — уточняет девушка. — Именно, — соглашается Мэтт. — Далее. Из любопытства ты прочла несколько документов — только из любопытства. Тебя обнаружили, ты сбежала, позвонила мне. — Если они прослушают телефонную запись? — спрашивает Чарли. — Я звонил со старого телефона-автомата, — отвечает Базука. — Старые телефоны не прослушиваются. Все, что они найдут — факт звонка, не более. — Точно, — соглашается Мэтт и продолжает для Кристин. — Ты приходишь ко мне, просишь прикрыть тебя. Я прошу показать, что ты нашла. Увидев засекреченные документы, я решаю их проверить. Учитывая, что у Чарли было задание найти хакера, я обращаюсь к нему. Вместе, по своим источникам мы проверяем информацию, но оказываемся здесь. Кристин, что ты написала Базуке? — Что я у тебя. — И все? — Написала: "Я у брата. Все тихо". — Базука, а ты? — Пару сообщений. В одном спросил все ли в порядке, в другом — попросил не молчать. — Хорошо. Значит, ты будешь рассказывать о наших с Кристин напряжен-

ных отношениях и о том, что наша встреча показалась тебе настолько удивительной, что не не могла предвещать ничего хорошего. Поэтому ты отправился к моему дому, где тебя и взяли. Вот, — подытоживает Мэтт. — План такой. В подвале пару минут царит тишина. — Вы выставляете меня трусом, — наконец говорит Базука. — Ты виноват меньше всех, — отвечает Чарли. — Нас изгонят, а ты останешься жив. — Значит, план годится? — спрашивает Мэтт. Наверху с жутким скр ипо м откр ыв ается дверь и несколько человек спускаются вниз. — Задержанные, отойти к задней стене. Не подходить к дверям до того, как мы уйдем. В случае сопротивления будет открыт огонь. Во всем подвале зажигается свет. Пленные жмурятся, закрывают лица руками и только слышат, как открываются их камеры: кто-то входит и так же быстро уходит, оставив чтото внутри. — Свет будет включен ровно десять минут. В ваших интересах успеть пообедать и привести себя в порядок перед допросом. Задержанная Льюис, вы пойдете первой. Ваша одежда у двери, — голос на миг затихает. — Время пошло. Охранники скрываются наверху, но задержанные, привыкнув к свету, не торопятся набрасываться

на еду. — У меня чисто, — тихо говорит Чарли. Он рад лампе накаливания как никогда. — У меня тоже, — отвечает Базука. — Чисто, — заключает Мэтт. — Кристин? — А вот у меня кое-то есть, — довольно отвечает девушка. — И это позволит мне продержаться еще часов четырнадцать. Кристин крутит пальцами маленькую капсулу, случайно засунутую в карман джинсов утром. — Заначка? — облегченно спрашивает Мэтт. — Ненамеренная, — смеется девушка. — Господа, я планирую занять рот едой. Приятного аппетита. Один за другим пленники уходят на допрос: сперва Кристин, следом Мэтт, Чарли и, в завершении, Базука — каждый не меньше часа. Оставшиеся внизу молчат в ожидании. Когда уводят Мэтта, Чарли и Базука еще пытаются узнать что-то от Кристин, но, слыша ее кашель и хрипы, отстают — уже ясно, что ждет всех. День напряженно перетекает в вечер. Базука только вернулся, но остальные все еще молчат. Позже приносят ужин, и пленники молча едят. Им приносят матрасы, и они готовятся ко сну. Охранник сообщает, что решение суда будет оглашено завтра во время инаугурации и уходит. В камерах гаснет свет. Наступила ночь. Мэтт смотрит вверх — потолок не видно, но ста-

рая привычка успокаивает мужчину. Вокруг тишина, нарушаемая только чьимто сопением. — Неужели сейчас кто -то может спать? — спрашивает он у потолка. — Я и не сплю, — гнусаво отвечает сосед. — Пыхтение теперь моя новая фишка. Вам не кажется это сексуальным? — Не особо, — отвечает Кристин под общие смешки. — Ты в порядке, третий? — Сойдет. Даже смог бы сводить тебя на свидание в больничную кафешку при иных обстоятельствах. Кристин тихо смеется, и даже Мэтту удается улыбнуться. — Ребята, а вы как? — спрашивает девушка. — Как у вас прошло? — Порядок, — отвечает ее брат. — Ты? — В норме. Баз? — Нормально. На полу было столько свежей крови, не меньше литра, наверно. Чарли, твоих рук дело? — Моего носа, я бы сказал, — отвечает Чарли, и все смеются. — Итак, нам удалось быть убедительными, как считаете? — Хочется верить, — говорит Мэтт. — Хочется верить, — соглашается Кристин. Снова тишина заполняет пространство. Чарли садится к стене. У него болит спина, ему хочется лежать, но кровь продолжает течь из носа, каплями обрушиваясь на пол. В его голове застряла дурацкая детская песенка — из тех,

что, доходя до конца, плавно начинается с начала. Она крутится и крутится, доводя мужчину до бешенства. Мэтт пытается увидеть или хотя бы представить потолок. Многие годы по ночам именно верх комнаты служил ему якорем. Только потолок помогал ему, проваливаясь в воспоминания о детстве, родителях, Кристин, Сабине, Патрике, не исчезнуть окончательно. Базука лежит на боку, подтянув колено. Он гонит любые мысли о будущем прочь, но перед его глазами встает Принцесса, которая теперь останется одна. И, думая о ней, ему становится жаль ее. И себя. И своих братьев по заключению. И людей, которые свято верят в величие Миллениума и во имя города выполняют свой долг. Ему жаль всех горожан, что сейчас мирно укладываются спать, думая, что жизнь по-прежнему стабильна и безопасна. Его сочувствие распространяется дальше, на всех погибших за пределами городских стен, которых нет, но только физически. Ему жаль весь мир, погибший ради чьей-то славы. Кристин сидит, прислонившись спиной к стене, и щелкает кнопкой на часах. Бледно-зеленая подсветка то загорается, то гаснет, слабо освещая руки девушки. Она пытается вспомнить, когда в последний раз меняла батарею, но не может. Прерывистые палочки сложились в ноль, единичку и два ноля. Тихий писк. Час ночи.

— Выходит, все, за что жили и умерли наши родители — полная чушь? — до Кристин доносится голос брата. Его слова не звучат как вопрос. — Выходит, люди не меняются. — Они умерли не за политику, — медленно отвечает Чарли. Во время допроса он неплохо отхватил по лицу за неуемную болтовню, и говорить ему трудно, — а за людей, за ваше будущее. Просто они не знали, что в правительстве есть крысы. — Я бы предпочел и дальше не знать, — мрачно замечает Базука из своей камеры. — А мне все равно, — уверенно говорит Кристин. — Я рада, что знаю. — Что ты имеешь в виду? — напряженно спрашивает Мэтт. — То и имею. Хорошо, что я знаю. — И что хорошего? Чарли легонько потирает опухшую щеку и молча слушает их разговор. — Знаешь, я очень люблю наш город: и Нижний, и Средний, и Верхний. Со всем его пафосом и ложью, что все равны. И хотя я чувствую себя частью этого мира, мне всегда казалось, что мой дом где-то в другом месте. — Даже когда мы жили с родителями? — Даже тогда, — по тону Кристин Чарли понимает, что она улыбается. — Это, видимо, мое право по рождению: искать себе лучшее место. — То есть, к чертям этот город и всех людей? — Да причем тут это, Мэтт? У нас ведь нет выбо-

ра. — Поясни. — Окей. Люди старого мира... у них ведь была целая планета! Они могли путешествовать, могли ездить и искать свое место. А мы? — Ну, а что тебе мешает? — Очень смешно. Ты видел хоть одного, кто ушел наружу, и его не вернули? У нас нет забора, официально мы все свободны, но, Мэтт, нас здесь держат. Нам нельзя выходить, нам нельзя мыслить иначе — нам ничего нельзя! — Ты говоришь, как мятежник, — тихо вставляет Базука. — Если ты не заметил, официально я и есть мятежник. И ты, кстати, тоже. — Кристин, — останавливает ее Мэтт. — Я так и не понял, какая связь между "хорошо, что я знаю" и тем, что у нас нет ничего, кроме Миллениума. Никто не отвечает. Чарли снова улыбается. — Просто... наболело, — Кристин вздыхает. — А хорошо потому, что мы можем теперь что-то сделать. — Как? Нас всех изгонят. — Ну, если твой план сработает, то Базука останется здесь. Заключенным, но живым. — На меня не рассчитывайте, хватит! — возмущенно кричит Базука. Чарли, несмотря на боль, смеется в голос. — Тебе, кажется, не нравилось, что тебя выставляют трусом, — гово-

рит он. — Да, — вскрикивает Базука. — Но что я смогу сделать? Мэтт напряженно приподнимается на локтях. — Эй, про кого там твой Шерман говорил? — Что? — гнусаво спрашивает Чарли. — Шерман говорил про надежного человека, ну ты сам рассказывал. Чарли хмыкает и вытирает нос. — Киндаборо? — с сомнением спрашивает он. — Да! Что ты о нем знаешь? — Почти ничего, — Чарли чешет подбородок. — Молодой парень, занимает хорошие позиции. Говорят, был в хороших отношениях с Кауфманом. — Это вызывает доверие, — задумчиво говорит Мэтт. — Насколько это вообще возможно в наших условиях. Базука? — Да? — Запомни его. Я не знаю, куда тебя отправят. Но найди возможность передать Киндаборо флешку. Базука громко вздыхает. — Понял. Есть еще кто -то, кому можно доверять? — Боюсь, что нет. Ребята? Никто не ответил. — Тогда давайте спать, — вздохнул Мэтт и уставился в невидимый потолок. — Завтра мы хотя бы увидимся. Чарли вытер нос. Базука пожелал доброй ночи Принцессе. Кристин щелкнула кнопкой. Темнота. Автор: Диана Вольз

/ Глава шестая Путь к третьему ключу 10 месяц 513 год с м.п. (апрель 2012 года н.э)… Мир эльфов. Инквизитор Алексей. С момента нашего возвращения из мира Аквамаринов прошло два месяца. Посла, в виде Иллаи, королева приняла радушно. Свита пополнилась еще одной дамой. В Новом Долане почти ничего не изменилось. Разве что Артур и Надин не отправились в свои губернии, а остались при дворе. А вот политическая ситуация в нашем мире подкосилась. Из-за Свиридова, американские корабли месяц блокировали российские порты, дело чуть не дошло до войны. Но вмешательство Варинаса и лично королевы Оливии остановили США. Русские сменили своего представителя в Анклаве и все. Понятное дело, он прошел жесткий отбор. Послом в мир Аквамаринов было решено отправить… Кахена. Этот эгоист идеально подходил для этой роли. У аквамаринов ему должно очень понравиться. К тому же, он южанин, что очень поспособствует укреплению отношений. То, что он коллаборационист, конечно, негативно скажется на взаимоотношениях с Подводным

< городом, но на это у Оливии был ответный ход. Дело в том, что ранее, эльфами правила королевская семья с советом аристократов. Так сказать монарх и парламент. Все взрослые представители аристократических семей, не состоящие на военной службе, туда входили. У военных был свой совет, и решали они исключительно военные вопросы. Так же в совет аристократов входили и женщины, не занятые воспитанием детей. Таких, в основном, было мало. Сейчас, когда королевская семья вернулась, вернулись и традиции. Но время идет и меняет мир. Поэтому королева решила заручиться поддержкой лордов с континента. У тех, как вы понимаете, рыльце в пушку. Сотрудничество с оккупантами никто не прощает. А у Анклава, пока что, самая мощная военная сила. И конфликтовать с Анклавом никто не желает. Да и история с Алой розой показала, что единства нет, не среди лордов, не среди их союзников. Поэтому лорды приняли предложение Оливии. А предложение заключалось вот в чем. Оливия восстановит совет аристократов, но туда будут входить лорды континента, лорды Южного архипелага и представители Подводного города. При поддержке лорда Артура,

( который, кстати, остался в Новом Долане, она заручится полной поддержкой лордов континента. Увы, большинство из них пало во время восстания войск Союза, но откопав в самых забытых захолустьях их родственников или просто заменив их превенторами высокого ранга, Оливия восстановила систему. Таким образом, она получила пятьдесят шесть депутатов от лордов континента, полностью подчиняющихся ей. От Южного архипелага, согласно числу губерний, были выдвинуты двадцать четыре депутата. Десять депутатов – от старой аристократии, палаты магов эльфов Анклава. И оставшиеся десять от Подводного города. При любой раскладе, у Оливии большинство в парламенте. Пункт о военных был упразднен, так как большинство лордов, так или иначе связаны с военным делом. Учитывая военное положение, связанное с Культом, ситуация складывалась на руку королеве. Тем временем, Иллая обживалась в Новом Долане. Аквамарина до этого не видела ничего подобного. Во-первых, суша. Она не раз бывала на поверхности, но всегда считала, что над водой земли может быть очень мало и жить можно только в пещерах, а тут…

Во-вторых, архитектура. После их однотипных палаток, дворцы из камня смотрелись ошеломляюще. Правда, сначала она приняла их за пещеры, в которых принято жить у нас, и попыталась установить платку в отведенных ей покоях, но Клодес смог объяснить ей, что к чему и… переселить в свои покои. Аквамарина ему очень нравилась и он всячески это проявлял. Иллая отзывалась к нему взаимностью. Они даже днем старались поплавать вдвоем в дворцовом бассейне. Но это была мирная жизнь, а нас ждала немного иная. Точнее, поиск ключа. *** - И что из этого нам подходит? – устало спросил Варинас. Заседание длилось уже часов семь, и за окном была глубокая ночь. Мы уже успели обсудить все, что нам известно об аквамаринах. Вплоть до легенд. Иллая очень охотно рассказывала обо всем. Правда, сейчас она притомилась, и отправилась спать. - Скорее всего, пещера с тремя змеями стражами и барьер, – зевая, сказал Клодес. - Генерал, напомните, пожалуйста, о чем там. - В центре их мира, ну, они так считают, находиться пещера с загадочным барьером, преодолеть который не возможно. Скорее всего, речь идет о магическом барьере, который что-то защищает. Три туннеля, ведущие к пещере с барьером, охраняют трое

змей-стражей. Предки Иллаи пытались одолеть чудищ, но не смогли. - Давно это было? -Да, – кивнул вампир, – район, из которого родом Иллая, уже несколько столетий ведет изолированный образ жизни. Иногда контактируют с соседями, но дальние вылазки не организовывались. - Что еще? – спросил эльф. - Ну, вот легенда о морской царице, – произнес я. - Это когда девушка полюбила парня, и попросила помощи у морского дракона? – переспросил Мартис. - Да, дракон пообещал, что парень будет принадлежать ей, а парень отказал ей, тогда она пошла к дракону и потребовала, что бы дракон стал её мужем, раз любимый не может быть с ней. - Настойчивая девушка, – прыснул смехом Евгений. – Не добилась своего от парня, пошла к дракону. - А дракон и согласился, сделав её своей женой и морской царицей в придачу, – пересказывал услышанное пару часов назад, Мартис, – Правда, он был не столь ласков, как её любимый парень. Так что девушка озлобилась и теперь убивает каждого, кто попытается подойти к её теперешнему жилищу. - Зато она получила бессмертие! – произнес Клодес. - Но какой ценой! – добавил Мартис. - Это всего – лишь ле-

генда, – сказал Варинас. – Но и в ней есть логика. Если надо что-то спрятать, то это проще сделать с помощью красивой истории. - Значит, два варианта? – подытожил я. - Да, больше вариантов нет. Точнее, они есть, но маловероятны. - Кстати, что с ключом из этого мира? – спросил я. - Этим занимаются наши друзья с Подводного города, – не отрывая взгляда от бумаг, произнес Варинас. - Ясно, а почему с нами нет Кахена? Посол проигнорировал заседание? - Нет, – покачал головой эльф. – Просто ему это не нужно. Поиском будете заниматься вы с Мартисом. - Что? – хором произнесли я и учитель. - Снова туда? – заворчал Мартис. - Да, – кивнул Евгений. – Но на этот раз с вами будет Портер. Он уже изъявил желание. К тому же он обеспечит техническую поддержку. - Американцы хотят развернуть там базу? – удивился я. Хотя, чему удивляться? Но что бы лично адмирал. Конечно, Клодес хотел отправить именно его послом, но эту идею отбросили. А тесть, видимо, решил все-таки отправить адмирала куда подальше. - Нет, просто перебросят несколько субмарин и все. - Но как перебросят? Через межмирье? - Зачем? – Варинас приподнял бровь, – есть же

100

доспехи первопроходцев. С их помощью откроем портал и перебросим все суда. - Магистр, – обратился я к тестю официально, – может как-то без него? - Увы, Леша, – развел руками Варинас, – но так будет лучше для всех. Адмирал только тем и занят, что ошивается по Новому Долану и что-то вынюхивает. А так и вам поддержка и нам тут хоть ненадолго тишь да гладь. - США пришлет другого нюхателя, толку-то? – парировал я. - Не пришлет, адмирал единственный офицер, допущенный к нашим делам. Такой, каким был генерал Свиридов от России. - Кстати, – вступил в разговор Клодес. – Кого назначили вместо Свиридова? Я его так и не видел. - Не его, а её. – поправил Варинас. – Елизавета Кошевая, полковник разведки. Милая дама. Строгая, жесткая, но в тоже время женственная и ранимая. - Магистр, – с ухмылкой протянул Клодес, – да вы никак влюбились! Варинас резко покраснел, поправил в руках бумаги и заплетающимся от волнения языком произнес: - Ничего подобного! Все присутствующие дружно засмеялись. - Так! Успокоились! – отбросив документы, крикнул Варинас. – В конце концов, я не давал обета вечной верности. - Понимаю! – растягивая улыбку, произнес Клодес. - Я рад, что вы понимаете, генерал, – спокойно

101

начал Варинас. – Но ваше аморальное поведение с послом еще стоит обсудить. - Почему аморальное? – удивился вампир. – У аквамаринов так принято! В этом нет ничего зазорного. - Увы, но кроме леди Иллаи здесь больше нет аквамаринов. А каждому не объяснишь, что есть что. - Хорошо, я поговорю с ней, – сдержанно ответил вампир. Ему не понравилось, как эльф разговаривал с ним, но… Варинас глава Анклава. Хоть эта должность и формальна. - Вернемся к основной теме? – спросил Варинас. Все молча кивнули. - Хорошо, – произнес он. – Американцы перебросят несколько кораблей, посла и гуманитарную помощь. - А помощь зачем? – удивился Мартис. – Аквамарины полностью сами себя обеспечивают. - Это решение американцев, – отмахнулся эльф. – Пусть пичкают братьев и сестер Иллаи консервами. Главное, наша миссия. - Добыть ключ, – кивнул я. - Не только! Наша задача установить контакт с как можно большим количеством деревень. - А сам посол это сделать не может? – начал канючить Мартис. Знаете, это выглядит забавно, когда солдат, закаленный в боях, канючит. - Да, это его обязанности, но после выполнения миссии, вы присоединитесь к нему. - Как прикажите ма-

гистр, – учитель опустил голову. - Ну и славно. Мы еще долго обсуждали детали операции, некоторые аспекты политики, относительно аквамаринов. Домой я попал только под утро. Элориан так сладко спала, что залюбовался её. Анжелика спала рядом в кроватке. За это время она подросла. Моя дочь. Жаль, отец, что ты её не увидел. Удивительно, но мой отец вел двойную жизнь. Большинство времени он проводил в мире людей и занимался работой инквизиции там, но при этом занимал высокий ранг в Анклаве и был всеми уважаем. Я же наоборот, больше времени торчу в Новом Долане. Конечно, моя семья здесь, а тогда мы с мамой были в мире людей, в нашей квартире в Харькове. Но тогда и время было другое. По сути, ничего нового не происходит. История просто идет вперед, как и делала это всегда. Но тот факт, что из-за Древних, наша история может закончиться – пугает. Теперь мне есть что терять. У меня жена, которая долгие годы жила сиротой, при живом отце; дочка, которой суждено стать королевой одного из самых древних народов. Что мне еще надо для счастья? Чтобы это не заканчивалось никогда. Чтобы история, наша история шла вперед. А уж об этом я позабочусь. Автор: Маяков

Александр

Глава 18. Адская Сантабарбара Демон по имени Poison Passion – Яд Страсти, названный так, как чисторожденный, в дань древним обычаям своего народа, имеющего индейские корни, а в просторечии, Pois или Десмонд, стоял на балконе и смотрел вдаль. Море внизу под облаками, окружившими кольцом замок, выглядело угрюмо и неспокойно. Горизонт налился свинцовой тяжестью и угрожающе посинел. На неровной потемневшей поверхности вод, тут и там, то и дело вздымались пенистые барашки. Демон вдохнул полной грудью соленый морской воздух и вернулся в комнату. На постели, в белом махровом халате, раскидав длинные мокрые волосы по подушкам, лежала дьяволица Люсильда. — Ты задержалась. Тебя не было несколько месяцев. Опять Кира? – просил Десмонд, присаживаясь на край кровати. — Теперь она долго не появится, – ответила Люси, вставая. — Откуда ты знаешь? Что с Кирой? Ты опять не убила ее? Ввиду того, что у Киры недоставало средств, чтоб быть свободной, ей приходилось работать, – в Преисподней «все как у людей». Будучи довольно стервозной и вредной штучкой, она

/ 0

избрала для себя собачью должность пограничного инспектора в комитете национальной безопасности. Работу Кира выполняла, надо сказать, нужную, контролируя приток эмигрантов, их распределение и чистоту расы, особенно на руководящих постах, но очень любила злоупотреблять своим положением, причиняя немало хлопот тем, кого недолюбливала, на кого имела зуб. — Произошло нечто такое, о чем я никак не могу вспомнить, но мне точно известно, что она теперь далеко, настолько далеко, что за вторыми вратами нам больше нечего опасаться, – сказала Люси. — Интересно. Это похоже на вмешательство кого-то из высших. Должно быть наши интересы пересеклись. Ты не сделала ничего из того, что было нами задумано, просто прогулялась и развлеклась? —Ты прекрасно знаешь, что в черном доме я уже не до конца осознаю себя. — Это не помешало тебе совратить смертного. Что за представление ты с ним устроила? — Я же говорю тебе, что не вполне отдавала себе отчет, в том, кто я такая. Он сам хотел знать, вот и получил желаемое. — Весело, ничего не скажешь. Зачем он тебе? — Ревнуешь меня к моим снам? Хочешь сказать,

# # что сам не развлекаешься с девушками из Ассии? — Надеюсь, ты понимаешь, что ему тут не место? — Чем-то он даже лучше тебя, – сказала Люси, медленно подходя все ближе. — И чем же это? – Десмонд обнял Люси, одновременно стягивая с нее халат. — Он, как ребенок: искренний и наивный. Люси выскользнула из объятий и подхватила изящную полупрозрачную амфору. Она наполнила кубок, взяла его и опустилась на кушетку, подняв и притянув к себе одну ногу, придерживая ее свободной рукой. То, что увидел Десмонд, заставило его еще больше разволноваться. Чтоб скрыть свое нетерпение, он взял свободный бокал и, наполнив его из амфоры, сделал приличный глоток. — Вот сука, – успел произнести демон и рухнул на пол, словно подкошенный. — Бла бла бла, – ответила Люси, выливая остатки своего вина на пол. Несмотря на антидот, наркотик все же подействовал на нее. Опустившись на колени рядом со ставшим безликим телом сновидения демона, она взяла его за руку и тихо позвала: — Сергей… — Я уже не вполне уверен в том, кто я, – хрипло ответил оживающий «труп», постепенно налива-

102

ясь жизнью, свежея и розовея, становясь все больше похожим на своего земного двойника. – Кажется, что меня уже неделю глючит. — Прошло всего полтора часа с тех пор, как я сделала тебе инъекцию, – ответила Люси. – У вас, во всяком случае. — Это тоже сон? – спросил Сергей, любуясь на обнаженные груди ведьмы. – Ничего более красивого я в жизни не видел, – прошептал он, приближаясь, чтобы поцеловать их. — Сон может быть чьей -то реальностью, а реальность вполне может стать чьим-то сном. Впрочем, я сама уже ни в чем не уверена, – призналась Люси, нетерпеливо привлекая к себе любовника. *** Демонессе казалось, что она парит, невесомая, лежа на мягком пушистом облаке. Ее переполняло странное непонятное чувство радости, удовлетворения и покоя. Это отличалось от того, что она обычно испытывала после оргазма: сытость, усталость, умственное опустошение с родни глупости, иногда желание продолжить, невзирая на отсутствие возбуждения. Не смотря ни на что, теперь она была по-своему счастлива и, в глубине души это ее настораживало. «Почему мне так хорошо с этим смертным? Что в нем так привлекает меня? Не могла же я влюбиться в этот безмозглый юный кусок мяса, пичкающий себя всякой дрянью, укорачивая этим и без того короткую жизнь»? – Люсильда не хотела больше об этом думать, тем белее, что Дес-

103

монд должен был скоро прийти в себя. Она взяла в руки амфору с дурманящим зельем, наполнила кубок и улыбнулась. «Пусть встретится с земной девочкой, – для нее это будет настоящим подарком», – решила Люси и, осушив кубок, огромным усилием воли мысленно позвала ту, другую, являющуюся ее несовершенным земным воплощением, отражением, двойником, и просто глупым зверьком, несущим на своих хрупких плечах адский крест сенсетива. *** Тело земной Люси, почти бездыханное, лежало в кресле, а душа ее бродила по Темной Земле. В этом безрадостном мрачном мире все было окутано тенью. Призрачные очертания черных скал окружали сухую холодную каменистую равнину, напрочь лишенную растительности. Здесь не было жизни, не было ни одного существа или призрака, кроме нее самой, только густой сумрак, застилающий небо и землю. Люси осмотрелась вокруг, оправила пышный подол темнофиолетового платья, в которое была одета теперь, и заметила, как со всех сторон к ней ползет черная густая дымка, стелящаяся, словно ковер по земле. Бедная девушка не в силах была больше стоять. Приготовившись к самому страшному, она медленно опустилась на колени, закрыла лицо руками и тихо заплакала. Люси, – позвал ее вдруг кто-то далекий и недосягаемый. Она внезапно вздрогнула, услышав свое имя, вста-

ла на ноги, огляделась по сторонам. — Люси! – женский голос прозвучал теперь совершенно отчетливо, и скальное эхо подхватило его. Вокруг никого не было, но голос прозвучал снова, и девушка почувствовала, как что-то влечет ее, уносит прочь с этого места. Сумрак сгустился, земля ушла из под ног, и она полетела сквозь тьму, притягиваемая чьей-то неведомой волей, словно душа умершего, возвращаемая в реанимируемое тело. И тело вновь задышало, но оно было чужим. Чужим, но настолько знакомым, как если бы это была ее старшая родная сестра. Люси потрогала себя, потом встала с кровати и медленно подошла к зеркалу. Из-за невидимого венецианского стекла в золотой раме на нее смотрело прекрасное отражение. Это была, похоже, она, но какой же она стала красивой! От кончика носа, до пальчиков на ногах, она словно сошла со страниц глянцевого дорогого журнала. Тело не пустовало от духа, – в нем жили воспоминания; они всплывали чудными мыслеобразами, так, словно принадлежали именно ей, но казались настолько странными и необычными, что выглядели, будто какая-то сумасшедшая фантазия или чудная сказка: Вот единорог пасется на покрытом сочной зеленью поле, вот она стреляет из арбалета в огромного белого тигра, снимает роскошную шкуру с его горячей туши, ловко орудуя ножом. Вот она прыгает с высокой отвесной скалы в мо-

ре, а потом плавает в нем, в окружении смеющихся длинноволосых русалок. Вот она (или все-таки не она?), убивает шпагой, одетого в длинный камзол человека, чем-то похожего на того, что опоил ее вином в черном замке… Картины, одна необычней другой, проносились перед глазами Люси, – лица людей, которых она почему-то знает, ужасные монстры, прекрасные маленькие крылатые эльфы, наполненные реками крови сюжеты, и откровенные любовные сцены. Всего было так много, что она не выдержала и закричала. — Что, черт побери, случилось? – раздался сердитый сонный мужской голос из соседней комнаты. Люси на секунду опешила, но, быстро взяв себя в руки, запахнула халат, что был на ней, и открыла стеклянную дверь. На большой двуспальной кровати, поверх простыней лежал мужчина. Едва взглянув на него, Люси чуть не упала в обморок, – это был он, отравивший ее красавец. Взглянув на нее, парень нахмурился, но вскоре черты его лица смягчились; в глазах отразилось понимание происходящего, и он улыбнулся уголками рта. Не говоря ни слова, Пойсон поднялся и, поигрывая мускулами, подошел к Люси. Она даже не думала сопротивляться, когда демон обнял ее за талию, привлек к себе и поцеловал в губы. По телу девушки пробежала легкая дрожь, сменившаяся сладкой истомой, пьянящим страхом в предвкушение удовольст-

вия. Голова закружилась, глаза заволокло пеленой; отвечая на поцелуй, она почувствовала, что кровь вскипает в ее жилах, гонимая бешено бьющимся сердцем. Возбуждение стремительной нахлынуло беспощадной волной, смывая на своем пути все запреты, и то, что происходило дальше, было уже словно в тумане. Весь окружающий мир и, даже само время, перестали для нее существовать. Десмонд не знал усталости, да и она, чувствуя необычную силу и легкость, начала входить во вкус. Полежав так какое-то время, глядя в никуда, Люси почувствовала жажду. Облизав губы, она медленно встала и увидела рядом демона (теперь у нее не было в этом уже никаких сомнений), держащего перед ней кубок с вином. — Это, то же самое вино? – недоверчиво спросила Люси. — Думаешь, я настолько предсказуем? — Я не уверена, – ответила Люси, принимая бокал из рук Пойсона. — Я думал, та вода уже утекла. Скажи, что ты помнишь? — Многое. Многое из того, что было здесь не со мной. Ты скажешь мне, что происходит? — Тебе повезло. — Везет только тем, кто этого заслуживает. — Значит, заслужила. Ты слишком умна для человека. Люси шепчет в тебе. — Я и есть Люси. — Тогда может, скажешь мне, кто я? — Что это дает мне?

— Должна буду, – Люси посмотрела на Пойсона серьезным, лишенным кокетства взглядом. — Я не вчера родился, сначала окажешь мне услугу. — Но почему я должна тебе верить? — У тебя есть выбор? Речь не о доверии, а о сотрудничестве. — Так, значит, ты называешь наши отношения? — Разве любовники не могут быть деловыми партнерами? — Черт, куда я попала, – усмехнулась Люси. — В яблочко. —Говори, что нужно сделать? — Жертвоприношение. Когда будешь дома, призови меня, и мы вместе сделаем это. — Тебе нужна человеческая жертва? — Наши миры связаны сильней, чем ты думаешь. Вы для нас мясо, – ходячие консервы с энергией. Как ты думаешь, почему случаются чудеса? — Из-за того, что люди верят в них? — Отчасти. Молитвы питают ангелов и прочую энергетическую нечисть. У нас вот от мелких фейри последнее время проходу нет. Мода. Мы же существуем за счет жизненной силы. — Вы убиваете? — Вы делаете это за нас. Думаю, для первого раза ты узнала достаточно. Люси почувствовала, что демон ей врет, или чего -то явно недоговаривает. Все выглядело слишком просто, да и дремлющая хозяйка тела нашептывала: «не верь ему». Но, все же,

104

она согласилась, мысленно махнула рукой на все опасения, и решилась. — Как мне призвать тебя? — Это несложно. Трижды произнесешь мое имя и заклинание: «Еgo tibi meretricis», затем потянешь за нить.* Люси хотела было спросить про нить, но тут

7 Часть 8 2012 года. Стокгольм. Злая, голодная Миранда проснулась в тесном номере маленького отеля. "Какой негодяй, какой паршивец..." – сползла с койки и отправилась в ванную. Лучше бы она этого не делала. Зеркало отразило опухшую рожу, морщинки у глаз и в уголках рта, сухие, взлохмаченные, давно не крашеные волосы. "Неужели это я? Где моя красота и молодость, где? Лак на руках облез, пятки огрубели. Мне бы в хороший салон. Подстричься, сделать маникюр, педикюр и маску для лица..." – пожалела себя Миранда, и ей захотелось плакать. Но тут же вспомнила, что совсем не об этом ей нужно сейчас волноваться. Как Миранда устала от всех никчемных партнёров! Вот и этот ушёл ещё позавчера и до сих пор не вернулся. Мало того, он подчистил её кошелёк, оставив без копей-

105

же заметила маленького паучка, спускающегося откуда-то сверху на невидимой паутинке. Она подставила свою ладонь, и паучок исчез, едва коснувшись ее. — Брр, мерзость какая. Он что, сейчас во мне? — Не думай об этом. Тебе пора. — Снова меня отравишь?

— В этом нет нужды. Люси почувствовала, что у нее кружится голова. Стало дурно, свет начал меркнуть, пол покачнулся, и она просто упала в обморок. Автор: Вадим Доннерветтер

ки денег. "Сволочь, убью" – только для этого его не мешало бы найти. А где его искать в этом чужом незнакомом городе? Что делать, Миранда себе не представляла. В дверь постучали, один раз, потом второй, погромче. "Не буду открывать, сейчас меня выгонят на улицу..." Но понимая, что у персонала есть свои ключи, подошла и открыла дверь. На пороге стоял официант с тележкой, сервированной кофейником и глубокой закрытой посудиной, источающей умопомрачительные запахи. Миранда вспомнила, что любовник уплатил за номер по завтрашний день, включая завтрак: - Din frokosten. Fortsatt noe du оnsker? (Твой завтрак. Ещё чего-нибудь желаешь?) - Чего? - Покушать? - Нет, нет... Звонить Лилиан ещё рано. Не очень-то хоте-

лось это делать, но выхода не было. Роберт уже отказал однажды, сердито выговаривая, что она должна рассчитывать на своих многочисленных мужей и любовников. Как Миранда боялась своей бывшей свекрови, её холодного взгляда, надменной походки, голоса, лишённого всяких интонаций. Давать ей лишний повод утверждать: "Как я была права!" Но Миранде было не до гордости, нужно получить деньги и уехать. Она уплела всё до последней крошки, сделала на всякий случай пару бутербродов (когда ещё удастся поесть...) и отправилась побродить по окрестностям. Она и не видела город толком, сидела в отеле и ждала мужчину, канувшего в неизвестность в злачных местах Стокгольма. О Стокгольме женщина помнила только, что здесь родилась Астрид Линдгрем – мама Пеппи Длинный чулок и Карлсо-

на. Район, где поселилась Миранда, назывался Кунгсхольм. Ну и название! Четыре согласных подряд, язык сломать можно. Внизу в лобби кто-то забыл на столике карту города. Женщина, оглядываясь по сторонам, стащила её и отправилась в путь. Поёживаясь от холода, добрела до красных кирпичных стен городской ратуши, известной на весь мир, ставшей символом Стокгольма, как Эйфелева башня – Парижа. Внутрь пускали только с гидом, а по внешней стороне двора можно было погулять и спрятаться от ветра. А ветерок разыгрался не на шутку. Миранда в своих синтетических брючках и короткой курточке замёрзла и бегом вернулась в гостиницу, оставив до лучших времён пешую экскурсию по Стокгольму. Время тянулось мучительно медленно. Забравшись под одеяло, Миранда унеслась мысленно в далёкие времена... Сообразив, что она залетела, умненькая девочка Миранда, не задумываясь особенно, кто отец ребёнка, решила повернуть ситуацию в свою пользу. Бенсоны знамениты, богаты, не захотят скандала. А этот рыжий влюблён в неё безумно, вот пусть и помогают воспитывать общего ребёнка. Всё получилось, как Миранда задумала. Была красивая свадьба, цветы, шикарное белое платье и кольцо с бриллиантом. Тут бы веселиться и радо-

ваться. Но один взгляд на Лилиан – и у невесты дрожали коленки. Мадам Бенсон старшая была неотразима, но выражение её лица было такое, словно это не свадьба, а поминки самого близкого человека. Серебристого цвета платье, льдинки в синих застывших глазах, уложенные в замысловатую причёску волосы, сменившие золото буйной осени на платину холодной длинной зимы. Снежная Королева! Как же она ненавидела Миранду, каждым движением бровей, высокомерным поворотом головы подчёркивая своё превосходство перед этой "шалавой" и выскочкой. Всё в Лилиан кричало: "Я тебя, проклятая девка, уничтожу" Молодая жена не могла дождаться, когда они, наконец, уедут в гостиницу. А то, что молодожёны услыхали утром, не забудется до конца жизни... Ночью Сэм проснулся, жены не было рядом. Какое-то смутное беспокойство заставило его подняться и отправиться на поиски. Он нашёл её в ванной, полной воды, с вскрытыми венами. Рядом на туалетном столике лежала записка: "Во всём виновата лишь я. Всевышний покарал меня за мои грехи" Лилиан оклемалась, а Миранда при первой возможности сбежала из этого проклятого дома, оставив Касандру Роберту. Естественно, её воспитанием

занялась Лилиан, решив сделать из девочки балерину. Сэмюэль уже не работал, у него болели ноги и спина – результат многочасовых стояний у операционного стола. Он уезжал в бассейн, тёплая вода помогала, снимала боли. Когда Касандре исполнилось три года, Сэм умер, тихо сидя на диване, ожидая пока Лилиан приготовит ему лёгкий ужин... Заказав разговор за счёт вызываемого, Миранда с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться от боязни и унижения. Но эта ведьма, сумасшедшая бывшая свекровь опять её изумила. То, что Миранда услыхала в ответ, растопило лёд в сердце и оживило в нём смутные надежды на перемены к лучшему. Получив деньги, Миранда заказала такси и отправилась в дорогой бутик, а потом в салон красоты. Она видела фильм "Красотка", и знала, что деньги могут сделать с женщиной. Через несколько часов в салон "Боинга" вошла шикарная кареглазая шатенка в шерстяном платье, норковом жакете, накинутом поверх, сапогах из тонкой кожи на высоком каблуке. Глядя в окно иллюминатора, Миранда мысленно попрощалась с Северной Венецией и уснула. Автор: Карин Гур

106

8< Глава восьмая. Мантаду в опасности. После полуночи в главном зале крепости Мантаду был собран военный совет. Его возглавлял седовласый, но вовсе не старый, тысячник, уже двадцать лет заправлявший делами восточного поста Нусана. Подперев кулаком щеку, он лихорадочно перебирал в голове все прошлые беды, выпавшие на долю Мантаду, но ни одна из них не была близка к сложившейся на данный момент ситуации. - Асволд, – обратился к нему один из сидящих за длинным столом воинов. – Мы ждем твоих указаний. Орки стоят в двух верстах отсюда и жгут костры. Они дают нам сигнал! - Я знаю, – тяжело вздохнул тысячник и прикрыл ладонью воспаленные глаза. - Мы должны ударить немедленно. Нельзя терять драгоценное время. Сейчас мы еще можем нанести удар первыми, а завтра может быть уже слишком поздно, – подал голос низкорослый командир, не снимавший с головы шлем. С конца длинного стола переговоров поднялся отмеченный шрамом пятисотник отряда, прибывшего в крепость из Муштара. - Я считаю это сущей глупостью. Напади мы на орков сейчас, они просто

107

сомнут нас количеством и силой. Да, именно так. Мантаду слишком долго не подвергался осадам и не закалялся в боях, – по залу пробежался возмущенный шепот. – Пусть это не тронет вашего тщеславия, но воины южных границ чаще всего подставляются под удар, кочевники не дают нам отдыха, даже когда мы спим. Разве вы – ночные звери, чтобы хорошо ориентироваться в темноте? Но для них это привычное состояние, их образ жизни. - Мы не можем медлить! – выкрикнул одноглазый Буркен, махнув угрожающе указательным пальцем. Он готов был извергать слюну во все стороны, с азартом отстаивая свою точку зрения. – Необходимо ввести в заблуждение орков. Увидев нашу решимость, они просто обратятся в бегство, решат, что нас гораздо больше, чем на самом деле. - Буркен, несмотря на ваш почтенный возраст, вы все еще по-детски наивны, – произнес устало, но все же уверенно Асволд. – Я уже отдал приказ, Мантаду готовиться к осаде. Мы не выйдем навстречу, пока враг не подойдет к нам вплотную. - Подпустить орков к стенам крепости?! Это же безумие! Старик Асволд, ты выжил из ума! – воскликнул сотник из северной

, оконечности Нусана Хотрик. Командир гарнизона ударил по столу кулаком, его белые словно снег волосы, перехваченные на лбу кожаным шнурком, на миг закрыли разгневанное лицо от воинов, собравшихся в зале. Асволд царственно поднялся, окинул всех взглядом своих серых глаз и остановился на горячем Хотрике. Даже Талгог, присутствующий на военном совете, пожалел выскочку, представив на секунду, что бы он сам сделал с ним за эти слова. - Щенок! – взревел Асволд, расправив во всю мощь широкие плечи. – Если тебя сейчас поставить против этих падальщиков с твоей сотней, они сметут и не заметят, что это было у них на пути. Он обернулся к сидящему рядом молодому мужу, в котором можно было узнать посланца Аримана. – Сколько их? - Две с половиной тысячи, – напомнил он. – Но я не смог пробраться слишком близко, не стал рисковать своими людьми. Среди них мечники, лучники, копейщики, есть даже тяжеловооруженные панцирники, но особый страх внушает отряд тершатов. - Тершаты? Они заодно с орками? В Мантаду, несомненно, были наслышаны о

мрачной славе могучих жителей гор, сплошь покрытых шерстью, и их косящем оружии. Известие о том, что двухтысячное войско орков имеет при себе этих убийц, повергло совет командующих в шок. - Каким будет твое последнее слово, Асволд? – произнес Ордон. - Мое слово неизменно. Всем готовиться к осаде крепости. Ты, Ордон, а также Зарк, Талгог, Буркен, Ариман и Урлинг, поднимитесь со мной в сторожевую башню. Стоя на смотровой площадке с двумя десятками хорошо обученных лучников, Рондал понимал, как важен грядущий бой, причем, он важен не только для многострадального Нусана, но и для него самого, единственного продолжателя рода Нагрима. Отец его покинул войско из-за ранения в грудь и тяжело переживал свою увечность. Он все неоправданные надежды возлагал на старшего сына, нареченного от рождения Гриборном, но в ту ночь, когда Муштар вновь горел от рук кочевников, тот пал, пронзенный вражьей стрелой. - Я докажу отцу и брату, что достоин их уважения и гордости, – сжав челюсти, пробормотал Рондал. Его взгляд был устремлен на восток, туда, где у подножия гор ярко освещали тьму алые огоньки костров. Там сейчас были орки, звероподобные обитатели Проклятых гор. Их намерения были ясны как день, несмотря на темное время суток. Что происходит на со-

вете в данный момент и почему Асволд до сих пор не дал никаких указаний насчет выступления? Неужели никто не понимает, что еще можно повернуть удачу на свою сторону? -Ты, я смотрю, рвешься в бой? Говор сзади заставил Рондала обернуться, он привык встречать опасность лицом к лицу. Низенький паренек с глазами голодного хорька вытащил из-за пазухи трубку и принялся набивать ее табаком. Вышитая на плече эмблема, хоть муштарец еще неважно разбирался во всех этих знаках, говорила о том, что тот прибыл с севера. Пока Рондал соображал, как ему ответить, он, наконец, управился с трубкой и, сунув ее в рот, произнес: - Меня зовут Кворек, сын Вирела. Я с северной границы Нусана. Может, ты когда-нибудь слышал о Римуре? - Рондал, сын Нагрима из Муштара, – новобранец протянул руку. – Даю девяносто из ста, что ты тоже не слыхивал о моей родине! - А ты молоток! – северянин с размаху ударил по его руке и шутливо пригрозил пальцем. - Да уж не лыком шит, – усмехнулся Рондал. Кворек, между тем, пытался высечь искру, чтобы зажечь табак, но это у него не получалось. - А почему Кворек? Что за странное имя? – поинтересовался Рондал, поправив крепление ножен на поясе. - Так и знал, что ты спросишь! – этот вопрос развеселил парня еще больше, и он не ответил, пока не

подавил рвущийся наружу смех. – Все дело в том, что, когда я появился на свет, урожай был невеликим, да что там невеликим! Многих косил голод. И мои родители, чтобы выжить, ели лягушек. А их у нас в Римуре ой как много! О! Я, представь себе, и в самом деле лягушка. Мои друзья знают, как я могу изобразить этого зверька, а вот тебе я еще не показывал. – Кворек на полном серьезе стащил с плеча лук и полный колчан стрел и опустился на корточки, всучив оружие новому другу. - Прекрати сейчас же! После победы покажешь мне свое мастерство! - Не останавливай меня, это правда смешно! - Ты не на празднике, Кворек. Вставай, ну же! Рондал ухватил его за ворот кафтана и потянул вверх. Тот, неуклюже сопротивляясь, осел прямо на каменный пол, издав лишь забавное: - Ой! Муштарец засмеялся, не в силах больше смотреть на эту уморительную картину спокойно. Он, кажется, совсем забыл, что в нескольких верстах расположена вражеская армия, более чем вдвое превосходящая по количеству гарнизон Мантаду. - Значит, не хочешь? – огорченно спросил Кворек. - Нет. - Ну что ж. Нет, ты не подумай, что я трус, просто мне немного не по себе. Паренек поежился и, поднявшись на ноги, оттряхнул зад. - Как подумаю, что мне предстоит биться с этими тварями… – голос его под-

108

рагивал.- Нет, уж лучше с человеком, чем с орком. А, паршивый табак! Рондал вздрогнул от восторженного крика собеседника. Тому, наконец, удалось высечь искру, и он с огромным удовольствием выпустил в ночное небо клубок дыма. Муштарец не стал спрашивать Кворека, приходилось ли ему когданибудь убивать. Это было видно по испуганным глазам и дрожащим пальцам, державшим трубку. - Ох, и холодно же здесь, – произнес римурец, заметив настороженный взгляд Рондала. – Давай сюда лук, тебе и своей поклажи хватает. Смахнув со лба русые пряди волос, Кворек потянулся за оружием. Муштарец не стал возражать. Он уже хотел отвернуться, как свист разрезаемого воздуха заставил его замереть на месте. На каменный пол крепости, не долетев до цели, упала оперенная стрела с довольно грубо выкованным наконечником. До смерти испуганный Кворек побелел, пальцы невольно разжались, а дымящаяся трубка выпала из рук. Это ее огонек во тьме привлек внимание врага, стрела орков предназначалась лягушонку из Римура. Вслед за ней еще несколько стрел опустилось на крепость, но по счастливой случайности, ни одна из них не достигла цели. - Орки атакуют! – завопил Кворек во все горло. Рондал, не мешкая, зажал ему рот. Но северянин все время вырывался и кусал его за пальцы. - Перестань дергаться! Мужчина ты или половая

109

тряпка? И не кусайся, в конце концов. На смотровой площадке тем временем засуетились лучники. Услышав команду, они заняли боевые позиции, выискивая в темноте лазутчиков. Армия орков оставалась недвижимой, они не приблизились к Мантаду даже на версту, но отправили к стенам восточной крепости своих стрелков в надежде выманить воинов за ее пределы. Лучники Мантаду долго искали мишень, затем целились и отпускали свои стрелы в пустоту петь заунывные песни вместе с ветром. Рондал слышал доносящиеся снизу стоны и хрипение и искренне радовался меткости соратников. - Держись, брат, – хлопнул он Кворека по плечу. – Завтра ты покажешь мне свой фокус! Здесь, среди лучников, муштарец был лишним. Увидев спускающегося по каменной лестнице воина, который прибыл в крепость вместе с отрядом Ордона, он поспешил за ним следом. Прошло еще полтора часа. Лазутчики были перебиты, ночная тишина восстановлена, но ненадолго. На каждом посту только и говорилось: "Они идут". И они шли. Армия горных созданий, освещая себе путь горящими факелами, неумолимо приближалась к крепости, укрывшись одеялом ночи. Молчаливая пехота не сбавляла шага. В темноте на много верст вперед было слышно бряцанье оружия и скрежет доспехов. Орки не разговаривали между собой, они были настроены на бой.

Седовласый командир Мантаду Асволд, отдал распоряжения готовить крепость к осаде и ждать до тех пор, пока не прибудет помощь из Асина, а он уже послал своего гонца с запросом. Воины скрипя сердцем выполняли приказ. Они рвались в бой, жаждали столкнуться с созданиями Хрездрога лицом к лицу, а не прячась за стенами крепости. Асволд, должно быть, свихнулся, если испугался этих тварей и решил отсидеться. Но орки превосходили защитников Мантаду по количеству, грубо говоря, вдвое. Если выйти им навстречу и оставить крепость позади, они запросто могут обойти с флангов и перекрыть путь к отступлению, взяв армию Мантаду в кольцо. В авангарде они поставят своих лучших бойцов, чтобы внести в строй противника сумятицу, и, воспользовавшись этим, столкнут врага с отрядом тершатов, которые и завершат начатое. Асволд нисколько не сомневался в том, что его люди будут отважно и доблестно сражаться, но их сил могло не хватить. Ордон, командир отряда, прибывшего из-под Муштара, очень точно подметил на совете, что воины восточной границы Нусана слишком долго сидели без дела, занимаясь лишь мелкими проникновениями в земли государства. Асволд и сам, хоть он был стар и повидал многое на своем веку, не сталкивался с такой бедой. Когда молодого паренька перевели в Мантаду из более южного городка Фаон, он гре-

зил сражениями и победами, но все оказалось не так радужно. Как залатать дыру на крыше, из которой страшно дует и заливает дождем, где взять воду и как прокормить двести бездонных глоток, как изловить нарушителей закона – эти вопросы постоянно сопровождали Асволда, изо дня в день, из года в год. А теперь война. Казалось бы, старая мечта сбывалась и появилась возможность показать себя, но почему нет радости? Не слишком ли поздно? Асволд был совершенно не готов к такому повороту судьбы. Ему нужны были опытные воеводы. Отряд Нусанской армии с северной оконечности был не намного больше знаком с премудростями ведения боя; ведь соседи из Сорана никогда не посягали на чьилибо земли, разве что в дремучей древности отдельные княжества вели дележку территорий. Больше всех были натасканы постоянными нападками южане. Владелец Мантаду приблизил к себе Ордона, а вместе с ним и еще нескольких сотников, в том числе и сурового Талгога. Он надеялся выстоять под натиском орков. Все было готово в крепости к обороне: перекрыты все входы и выходы, за ними – ждущие приказа воины, готовые броситься в бой хоть сейчас, лучники уже заняли свои позиции на крепостной стене и смотровых ее участках. В подвалах, должно быть, уже закипела смола в огромных котлах, которые много лет подряд использовались для приготовления пищи находчивыми кашеварами и только благо-

даря этому все еще находились в хорошем состоянии. Проведя тыльной стороной ладони по седым волосам, Асволд бросил взгляд в окно – орки неустанно приближались. Красные языки их факелов возвещали о скором начале осады. Командира волновало и то, зачем эти гнусные порождения тьмы покинули свои сырые пещеры проклятых гор. Почему они вдруг осмелились пойти войной на соседнее государство? В конце концов, если бы орки захотели поживиться богатствами народа, живущего в плодородной долине Ашитар, они могли бы обойти стороной Мантаду и напасть на мирные поселения вблизи границы, каковой была родина Асволда Фаон. Слишком открыто действовали дети Хрездрога. Это было не в их правилах. Асволд закрыл глаза на секунду, встал из-за стола, заваленного всевозможными вариантами ведения боя как со стороны мантадуйцев, так и со стороны враждебных орков, и направился к выходу, чтобы лично поддержать своих людей. Главное, выстоять до прихода помощи. Асин не может подвести в такой трудный для Мантаду момент. Глава девятая. Расставание. Стук, как будто что-то небольшое бьется о дерево, заставил Нарсила окончательно отойти ото сна. Лицо его после сокрушительных ударов, нанесенных вначале крепышом Двалином, а затем и верзилой из Сорана, к утру совсем распухло и какой-то мере даже

занемело. Поднеся к блиноподобной харе руку, он осторожно ощупал огрубевшую кожу и попытался разлепить веки, что было не так-то просто. Стук не прекращался, и, скорее, становился все сильнее и настойчивее. К нему прибавился еще и режущий скрип половиц. Ктото из его друзей собрался уходить, но так, чтобы не потревожить остальных. - Как скоро наступило утро. Неужели Митра встает так рано, только затем, чтобы разбудить тысячи мирно спящих людей?! – недовольно проворчал Нарсил и сел на жесткой постели. Он увидел Элиуса, торопливо распахивающего створки окна. Вместе с солнечным светом в комнатенку с криком ворвалась птица. Ей явно не хватало пространства. Элиус вытянул вперед руку, чтобы защититься, и птица, восприняв этот жест как приглашение сесть, мгновенно спикировала на незащищенную ладонь муштарца. - Бог мой, да это же ястреб! – воскликнул Нарсил, отметив про себя, что кроме них в комнате больше никого нет. - Ястреб Ордона, – добавил Элиус, морщась от боли, неосторожно причиненной когтями хищной птицы. – И, кажется, он принес нам вести. К желтенькой лапке ястреба был привязан скрученный в трубку листок бумаги. Любимец Ордона вел себя на удивление спокойно, пока Элиус отвязывал послание, пришедшее из восточной крепости. - Разворачивай скорее,

110

Элиус. Мне не терпится узнать, что там, – Нарсил с кряхтением поднялся и подошел к своему другу. - О-о, ё! – воскликнул Элиус, увидев последствия вчерашней драки на лице Нарсила. – Ты похож на горного тролля, разукрашенного чернилами. - Но-но! я сын Управителя Варлина, и ты не имеешь права оскорблять меня! - Ты лопух! Совладав с крохотным огрызком бумаги, Элиус наконец-то добрался до сути письма. Неровные края листка, на котором было написано послание, говорили о том, что отправлено оно было срочно, в спешке, и тот, кто писал его, не задумывался о мелочах. Нарсил пристроился рядом так, чтобы ему было удобно читать, как и Элиусу. Благо, что Варлин позаботился о грамотности своего сына, а также тех людей, которые окружали его в детстве. Письмо из Мантаду, принесенное ястребом, гласило: "Мантаду в опасности. Армия орков приближается с каждой минутой. Этой же ночью Асволд послал гонца в Асин, и я молю Фурия, чтобы помощи не найти на месте крепости руины. Возвращайтесь немедленно. Ордон" – Лети, птица, – ошарашенный вестью Элиус дернул рукой, и ястреб послушно выпорхнул через распахнутое окно в небо. - А где же Скай? Он должен об этом узнать, – пробормотал растерянно Нарсил. - Даю зуб, что Скай неплохо проводит время, – Элиус пытался переварить

111

полученную информацию. В груди у него все неприятно сжалось. – Я должен найти Дайнару! А ты позаботься о том, чтобы коней подготовили и вывели во двор. Всучив записку другу, он метнулся к двери. Необходимо было найти Дайнару. Элиус не хотел терять ее после долгой разлуки вновь. Что может произойти за это время? Но и не выполнить приказ командира Ордона он не мог. За это предательство Талгог – кабан, как того про себя называл муштарец, жестоко накажет его. Комната, где вместе со своими спутниками спала девушка, была заперта, и Элиус спустился в зал. С первыми лучами солнца здесь уже сидели постояльцы харчевни "Золотой рог". Среди них был и гном, с аппетитом уплетающий за обе щеки баранью ногу, и эльфа, устроившаяся рядом со Скаем и прижимающаяся к его широкой груди. Не было лишь ее. Элиус проскочил мимо них, вызвав огромное удивление своим встревоженным видом. Но его сейчас это мало интересовало. Он бывал раньше в Эйле и легко ориентировался. Отец часто брал его с собой на ярмарки и праздники. А вот для Дайнары этот город был незнаком, и она легко могла затеряться в его узких улочках. Шаря глазами по пестрой толпе, он искал ее, пару раз даже останавливал прохожих, чтоб узнать, не видели ли они такую девушку, но те на его описания лишь пожимали плечами. - Да где же ты пропада-

ешь?! – вконец отчаявшись, пробормотал под нос Элиус. Ноги вывели его на рыночную площадь. От едких специй, продающихся в ближайшей лавке, у муштарца резко защипало в носу и он, прикрыв ладонью рот, чихнул. - Э, да ты видно болен! – всплеснул руками торгаш. Схватив пухлыми пальцами туго набитый мешочек, он протянул его Элиусу. – Вот лучшее средство от простуды! Лисья шапочка, духмяна… горячий отвар перед сном, и хворь как рукой снимет. Вот увидишь! И всего-то за пять ирнов! - Отстань, купец. Мне не до тебя, – выдохнул Элиус, отмахнувшись от того. Торговец, пожав плечами, вернул зелье, которое наверняка не имело в себе никакой силы, на место, а муштарец зашагал прочь. В один миг ему даже показалась в мельтешащей толпе цветастая юбка Дайнары, и он бросился за ней, распихивая стоящих у него на пути мужчин и женщин. Отовсюду доносились крики зазывал, в воздухе парили стойкие запахи продуктов вперемешку с вонью помоев. - Дайнара! – позвал парень, но ему никто не ответил. По правую руку от Элиуса разгорелся горячий спор между хозяином барана и покупателем, приглядевшим для себя откормленное животное. В этой перепалке умнее всех выглядел баран, спокойно жующий пучок свежей травы. Засмотревшись на спорящих мужчин, желающих

прийти к цене, которая удовлетворила бы обоих, муштарец наступил в оставленную кем-то лепешку, источавшую к тому же жуткий запах. - Дери меня тролль! – выругался Элиус. Схватив свисающий откуда-то сверху шелковый платок, он принялся яростно оттирать с кожаного сапога налипшее дерьмо. - Смотри, солдат вляпался в лепешку! - Ха-ха-ха, так ему и надо! Растяпа! Мимо с криком и хохотом пробежала стайка мальчишек лет семи – десяти, жадно кусая на бегу горячие булочки. За ними, угрожающе размахивая над головой палкой, пронесся усатый горожанин в белом фартуке. Преследуя воришек, он едва не налетел на согнувшегося муштарца и, плюнув в сторону, вдруг повернул назад. Очистив, наконец, сапог, Элиус бросил платок на землю, но уйти так скоро ему было не суждено. - Ах, ты мерзавец! Морда твоя жирная! – парень даже вздрогнул от внезапного оскорбления в его сторону. Жирным его еще никто не называл. - Моим товаром ноги вытираешь?! А ты хоть заплатал за него?! Поганая тварь, да тебя высечь надо на площади у всех на виду! Другим в пример! – высоко подняв голову и встав в оборонительную позу, маленький сморщенный старик с козлиной бородой кричал и брызгал слюной на Элиуса. - Успокойся, старец, – произнес смущенный муштарец.

- Щенок! Кто ты такой, чтоб меня успокаивать? Я этими платками торговал, еще когда ты пешком под стол ходил. Успокойся! Ха, нашелся успокоитель, – старика просто распирало от гнева. - Не ори! – вспылил вдруг и Элиус. – Я защищаю таких как ты от врага! - Защищаешь?! Я этим товаром себе на жизнь зарабатываю, а ты его вот так… в грязь. Пыл торговца несколько спал, но он все же не готов был сдаваться так быстро. - Он, между прочим, денег стоит! - Да заплачу я за твою тряпку, только перестань кричать. Нисколько не жалея, Элиус вытащил из привязанного к поясу мешка серебряный и, подкинув его в воздухе, отвернулся от старика, тут же упавшего на землю вслед за монетой. Эта перепалка вывела его из себя. Жалкий торгаш хотел выманить из него денег, и это ему удалось, хорошо еще, что муштарец не решился расстаться со своими сбережениями и лег спать нынче ночью вместе с ними. Недовольное ржание заставило Элиуса поднять голову, и он с трудом сдержал крик радости. Та самая цветастая юбка, белая льняная рубаха и черные, как смоль, волосы, небрежно разбросанные по плечам. Но он узнал бы ее и из тысячи схожих девушек по этой особой манере держать себя. Дайнара крепко сжимала в руке кошелек и пыталась убедить продавца в

том, что она достойна самого лучшего жеребца из всех, выставленных на продажу. - Этого спесивца способен объездить только настоящий мужчина, – зевая, пробормотал чернобровый тиреец с глубоко посаженными глазами.- Зачем он тебе?! Готов поспорить, что ты даже не знаешь, с какой стороны к нему подойти, а уж сесть верхом! Ха-ха-ха! Тут он расхохотался, положив ладонь на живот. Дайнара еще раз посмотрела на привязанного отдельно ото всех лошадей скакуна вороной масти и тяжело вздохнула. - Этот конь будет моим, и я готова заплатить за него столько, сколько ты скажешь, – девушка подняла вверх мешочек с золотыми, который она выкрала у зазевавшегося толстяка. - Какая горячая, – воскликнул торговец. – Люблю таких. Поедем со мной в Тиру, и я тебе целый табун послушных лошадок подарю. Зачем тебе этот? - Езжай сам в свою Тиру, а мне отдай его! – стояла на своем Дайнара. Прищурив один глаз, тиреец что-то прикидывал в уме. Он не сомневался, что эта особа не готова стоять на своем, но ведь конь не подчинялся никому. Пытаясь объездить его, Эркей, так звали торговца из приморского Тирея, едва не расшиб нос и с тех пор ни разу не подходил к дикому коню, хотя тот бы и сам не подпустил бы его слишком близко. Решив спор для себя, Эркей протянул руку и взял деньги. Убедившись, что в мешочке золото, он произ-

112

нес: - Этот зверь стоит вдвое больше, но если тебе удастся его усмирить, отдаю даром. Идет? - Идет. Только этого Дайнара и ждала. Осторожно, стараясь не напугать черного, словно вороново крыло, жеребца, она приблизилась. Он тут же недовольно заржал и отступил назад. Влажные ноздри заходили ходуном, уши настороженно поднялись. - Ну, не бойся, – прошептала девушка, и протянула вперед руку. – Я ничего тебе не сделаю. Конь был просто взбешен такой наглостью, встав на дыбы. Он опрокинул Дайнару на землю. Элиус не мог больше стоять в стороне и безмолвно наблюдать. Мгновенно оказавшись рядом, он подал девушке руку. Другие кони тоже занервничали. Эркей явно был не доволен. - Вот видишь, что ты натворила. Ничего у тебя не получилось бы. Этот скакун дикой породы, молодой еще, всего-то три зимы. Иди лучше домой, не твое это, – проговорил он сердито. - Он прав, Дайнара. Ты только себя угробишь, – согласился парень. - Подожди, – пробормотала девушка и, поднявшись на ноги, вновь шагнула к вороному жеребцу. Тот глядел на нее своими карими глазами и угрожающе фыркал. Переднее его копыто скребло по утрамбованной земле площади, но Дайнара не испугалась и не отступила назад. - Если тебе так дорога воля, – произнесла муштарка. – Если ты не хочешь

113

стать чьей-то собственностью… – она с тяжестью в сердце сняла с шеи амулет, память о Бекеадоке, и резко одела его через голову жеребца. – Это мой подарок. Я хочу купить тебе свободу. - Дайнара, ты с ума сошла? – изумился Элиус. Тиреец поскреб пальцами в затылке и усмехнулся. Первый раз он видел такую настойчивую покупательницу. Но Дайнара не обратила на их внимания. Она вцепилась в тугой узел, которым свирепый конь был привязан к столбу. Бечевка не поддавалась, и тогда муштарка впилась в нее зубами. Эркей лишь развел руками, когда она освободила вороного спесивца, но тот не спешил стать свободным. - Ну же, иди, – голос Дайнары дрожал. – Почему ты не уходишь?! Конь топтался на месте, бил себя хвостом и фыркал, но не уходил. На лоснящейся черной шее болтался резной клык. - У нас в Тирее это называется задобрить духа, – пробормотал Эркей. – Поздравляю, ты его задобрила. Попробуй оседлать его, если конечно умеешь. На лице тирейца играла добродушная улыбка, и Дайнара осторожно взяла жеребца под уздцы, к которым была привязана веревка, и, примерившись, вскочила на свободную от седла спину. Он тут же взбрыкнул, и она чуть было не свалилась, но вовремя пригнулась к его шее, крепко ухватившись за нее руками. - Я назову тебя Духом, – воскликнула Дайнара, а вороной жеребец поддержал ее своим громким ржа-

нием. Это были минуты настоящей радости, когда девушка чувствовала себя с конем единым целым. Этот красавец еще издалека привлек ее внимание, и она просто не смогла пройти мимо. С огромным сожалением Дайнара спустилась на землю и провела рукой по шее коня, ее коня, но тот сердито отряхнулся и клацнул возле нее зубами. Смуглый тиреец отодвинул в сторону ошарашенного Элиуса и вернул девушке деньги. – Я держу свое слово, красавица. Тебе удалось невероятное, и героем будет тот, кто объездит тебя, – произнес Эркей. Дайнара не знала, возмутиться ей или согласиться с ним, но все же решила промолчать. - А вот за седло, сбрую и стремена придется заплатить. О подковах беспокоиться не стоит, тот, кто сделал это, был настоящим мастером в своем деле. Дайнара просто светилась от счастья. Ей не жалко было отдать за Духа все, но смуглый тиреец потребовал немного. Рассчитавшись за добротное седло, мягкую сбрую и узенькие стремена, как раз по ноге муштарки, друзья завернули назад, пробираясь между лавками торговцев. - Ну вот, теперь мы на равных, – произнесла девушка, придерживая вороного жеребца, все еще пытавшегося проявить свой норов, за уздечку. - Да, – отстраненно сказал Элиус. Думал он сейчас не об этом. – Я искал тебя, чтобы сказать кое-что важное.

– И что же? - Я должен вернуться в Мантаду, – он сглотнул и продолжил. – Орки совсем вышли из-под контроля, и Ордон велел нам возвращаться. - Нет. Этого не может быть. - Может. Я сам не верил. Мне не удастся проводить тебя домой и вернуть то, что принадлежит тебе по праву. Я хотел сделать это сам, собственными руками, но, видно, уже не смогу. Ты помнишь тот меч, который подарил тебе один странствующий старец? Дайнара замедлила шаг. Упоминание о гладко лежащем в руке мече заставило ее вернуться в ту ночь. - Я нашел его тогда у ворот, – произнес Элиус. – И закопал под старой липой. - Спасибо, братец. Ты даже не представляешь, как меня обрадовал, – воскликнула девушка и обняла друга детства. Внутри нее боролись противоречивые чувства. Она была в восторге от того, что у нее теперь есть Дух и что потерянный меч не пропал на самом деле. Но с другой стороны весть о том, что Элиусу придется вернуться в Мантаду, ее опечалила. Дайнара боялась потерять его навсегда. Человека роднее Элиуса у нее больше не было. Всю дорогу до "Золотого рога" они вспоминали оставленные края, где был их дом, и проходили детство и юность, смеялись над позабытыми шутками и втайне друг от друга грустили. У ворот в харчевню их

встретили друзья. Воины ждали прихода Элиуса, чтобы немедленно отправиться в путь. Их кони нетерпеливо топтались возле стен "Золотого рога" и лениво похрапывали. Солнце уже высоко поднялось по перистому одеялу и освещало придорожный городок Эйл. Белокурая эльфа из Древнего Леса прощалась со Скаем, прильнув к его широкой груди. - Пусть не дрогнет в бою твоя рука, а тело не будет знать усталости. Да хранит тебя Фурий и оберегает Митра, – говорила МинАйрин. - Благодарю тебя за напутствия, милая эльфа. Как бы мне хотелось остаться с тобой, но долг зовет меня в путь. Прощай и помни обо мне, красавица. - О, Скай, наунне арукве мелвин, – шептала МинАйрин, забывшись, на родном языке.- Да пребудет с тобой свет. Крепко сжав напоследок руки эльфы и одарив ее поцелуем, Скай в два счета оказался в седле. Пора было уходить. - Элиус, седлай коня. Время не ждет, – сказал он другу. Муштарец кивнул и, повернувшись к Дайнаре, грустно улыбнулся. Настал его черед прощаться. - День моего возвращения станет днем нашей свадьбы, – произнес он. Злодей недовольно заржал и мотнул головой, когда Элиус взобрался на его спину. Светловолосый Скай, взмахнув рукой и подняв коня на дыбы, тут же повернул к воротам, ведущим из Эйла, и ударил пятками по крупу. Вслед за

ним устремился Нарсил, а уж потом и Элиус покинул двор "Золотого рога". Дайнара молчала, сжимая намотанные на руку поводья. Ее друг ушел на восток, в неизведанные земли, откуда не так давно вернулась она сама. Девушка еще не до конца осознала, что произошло, и слова, брошенные Элиусом на прощанье, она пропустила мимо ушей. Куда она вернется? В Муштаре у нее было не так много друзей. Ее не любили за пылкий нрав и прямоту, за стремление быть самостоятельной. - Дайнара, – обратился к ней Двалин. Он все же успел дать побитому им Нарсилу несколько напутствий. Дерзкий паренек, хоть и обидел его при первой встрече, но все же был похож на него самого, еще совсем юного и горячего. Те годы прошли безвозвратно, а Нарсилу еще предстояло пройти свою дорогу жизни. - Дайнара, – повторил гном и легонько толкнул девушку в бок. Дайнара не сразу услышала его. Мысли ее все еще были далеки отсюда. - Где ты взяла этого… – Двалин, нахмурив бровь, оглядев вороного. – Жеребца. - Это Дух, я купила его на базаре, – произнесла муштарка и хотела потрепать коня по холке, но тот вдруг резко дернулся от нее. - На базаре?! – цокнул языком гном. – А в зубы ты ему смотрела? Бока вроде ничего, шкура лоснится. Под хвост заглядывала?! Дайнара глупо улыбалась и на каждый новый

114

вопрос лишь мотала головой. Что и говорить, этот жеребец просто впал ей в душу. - И куда же ты смотрела?! Эти купцы такие ушлые, им ничего не стоит натереть хилого коня маслом и надуть его через тростник, чтобы ребра выпирали. – Двалин деловито отчитывал ее за необдуманную трату. Приблизившись к вороному Духу, он тут же отпрянул назад, едва не опрокинувшись на спину. - Ба! Да он же дикий! Не объезженный вовсе. Эх, Дайнара, Дайнара… - Он мой, Двалин, – сказала девушка, любуясь Ду-

хом. Ей было все равно, что скажет о покупке гном, потому что это действительно был ее конь. Пусть Дух спесив, но и она не так проста. В Эйле троица провела еще несколько дней. Жизнь вошла в привычное русло. Девушка все это время объезжала черного жеребца. Тот не сразу дался ей в руки. После маленького поражения на рынке он снова опомнился и решил проявить свой характер, даже отказывался принимать пищу. Дайнара говорила с ним, проводила ночи в конюшне, а утром пропахшая сеном, но безумно гордая собой возвращалась в по-

! На следующее утро, как только в больнице стартовали приемные часы, в дверь номера постучали. Я еще не успела произнести и звука, как дверь распахнулась. В помещение ворвался Иша и тут же метнулся ко мне. Анжелина тактично заткнула уши наушниками и уткнулась в телефон в своем углу. — Майя, привет, — начал он, приближаясь ко мне, — мне Гуру рассказал про нервный срыв. Как же так, все так плохо. Он попытался меня обнять. Внутри все сжалось в комок, — внешне это был мой Иша, совершенно неотличимый от вчерашнего или позавчерашнего. И как они только посмели, после того, что сделали, посылать ко мне его оболочку. И все

115

стоялый двор. Дух привыкал к своей первой хозяйке и вскоре дал проскакать по городской площади несколько раз. Это была победа. Двалин и Мин-Айрин только руками разводили, ведь их конь к себе не подпускал даже близко. На шестой день, когда деньги перестали резво стали звенеть в карманах, друзья отправились в дорогу. Гном и эльфа на кобыле, оставленной воинами, Дайнара на свободолюбивом Духе – они поскакали по широкому Западному Тракту в Муштар. Домой. Автор: Хиль Де Брук

манеры, поведение — все переняли с абсолютной точностью. Но ведь это были инопланетяне, и совершенно необоснованно было бы от них ожидать понимания нашей земной морали. Слезы навернулись на глаза от осознания, что внутри этого знакомого тела уже совершенно чуждый разум, а мой, родной Иша, его личность, его «Я», повисли на оккупированном паразитами Ид грустным усохшим рудиментом. И как бы мне не было сложно, я отстранилась от его объятий. Он, очень натурально изображая печальное понимание, вздохнул. — Я по-идиотски пошутил вчера с этими инопланетянами. Надеюсь, ты это хоть не приняла всерьез. Или ты из-за этого мне не

позвонила? Издевается. И главное, так искренне и натурально. Глаза даже блестят от влаги. Я продолжала молчать, не зная, как следует общаться с инопланетяниномпаразитом. Конечно, внутри все кипело, и мне хотелось его убить. Хотелось схватить его, трясти, и орать, чтобы он вернул моего парня. Но я понимала, что пользы от этого не будет. А может, вообще не стоит пока подавать вид, что я все знаю, подыграть им. Но как же это сложно! — Я тут вещей принес, подумал тебе пригодится, — "Иша" протянул пакет, который до сих пор держал в руке. Там, похоже, была удобная одежда и какие-то мелочи вроде зубной щетки. Мне на самом деле эти

вещи были нужны, ведь вчера я даже не успела заехать домой, и у меня было только то, в чем я вышла на работу. Но принимать ли их от инопланетянина, вот это была дилемма. Я оставалась в нерешительности. В итоге он просто положил пакет на кровать. — Спасибо, — с трудом выдавила я, — очень мило. Потом мы сидели в холле. Инопланетянин пытался наладить контакт, делая вид, что он Иша, а я пока не определилась со стратегией, поэтому на всякий случай поддерживала разговор, стараясь не вовлекаться эмоционально, хотя это совсем не получалось. Бессознательное то и дело пыталось меня обмануть, подсовывая иллюзии, что все хорошо, что все понастоящему, что это настоящий Иша сидит рядом со мной. В один момент я положила голову ему на плечо, и так пролежала целых полминуты, случайно вытеснив все мысли о паразите. С большим усилием я вернула себя в суровую реальность. Как только ложный Иша ушел, я позвала Анжелину, и мы поспешили к Президенту. Нужно было посоветоваться, как быть. Коллеги подтвердили мою интуитивную стратегию — пока следует делать вид, что я не подозреваю о вселении паразита и вести себя как обычно. Это может помочь выудить какуюнибудь важную информацию об инопланетянах. Хотя план был очень шаткий. Инопланетяне знают, что я о них знаю, именно поэтому они и вселились в Ишу. Хотя, похоже, они не хотят,

чтобы я об этом знала. Они поспешили, сообщив мне о захвате, а теперь пытаются представить это якобы неудачной шуткой. Анжелина предложила попробовать достучаться до того человеческого, что возможно осталось где-то глубоко, и через него повлиять на инопланетную сущность, а может даже изгнать ее. Ведь не могло же все человеческое просто умереть в один миг. Она, конечно, говорила это, чтобы поддержать меня, но никто из нас понастоящему не верил в возможность такого исхода. На файф-о-клоке тема инопланетян старательно избегалась. Доктор Приготский сегодня направил беседу на обсуждение проблем других участников, коснувшись нас лишь ради формальности. Я заметила, сколь цепок взгляд доктора сквозь искажающие линзы. Будто бы он смотрит прямо в души и видит там что-то, что видеть не положено. Может быть, Президент и прав в своих догадках. Люди обычно так не смотрят. *** Кроме общих собраний, доктор Приготский проводил личные беседы с каждым постояльцем. Вскоре встреча была назначена мне. В назначенное время медсестра позвала меня пройти в рабочий кабинет доктора. Я легла на кушетку, предназначенную для таких бесед. Такие кушетки используются психоаналитиками и психотерапевтами, возможно, доктор Приготский почерпнул у них эту технику. Кушетка была повернута боком к креслу доктора, так что если не крутить головой, его было

не видно. Доктор стал расспрашивать меня о самочувствии, о том, как мне живется в больнице, и беспокоят ли меня еще инопланетяне, и задавал много разных каверзных вопросов. Я знала, что говорить нужно очень осторожно — ведь доктор Приготский может быть одним из Них. Я сказала, что инопланетяне меня больше не беспокоили. — Я заметил, что на днях вас навещал некий юноша. Это не тот ли, про которого вы нам рассказывали в группе? — спросил доктор. Я догадалась, что таким образом он пытается прощупать, что я думаю о заселении инопланетного разума в мозги моего бывшего парня. Как следовало ответить? Сказать, что считаю его инопланетянином — значит выдать, что я все знаю. Соврать, что нет — они будут думать, что их план работает. — Да, это он. Но с ним все нормально, — я решила ответить так. — А что же инопланетяне, которые писали от его имени? — Они, наверное, передумали. Я не знаю… — Это прогресс… — пробормотал доктор, и сделал какие-то пометки в блокноте. Доктор похоже был ретроградом, и предпочитал пользоваться бумажными носителями. Раздался стук в дверь. Сначала доктор его проигнорировал, но стук повторился более настойчиво. Доктор что-то проворчал и пошел открывать. — У меня прием, — с едва уловимым раздражением сказал он невидимому собеседнику за дверью.

116

— Я знаю. Тут дело не терпит отлагательств. Бунт на корабле, — затараторил женский голос из-за проема. Наверное, медсестра. — Какой еще бунт? — Горшочкина развернула целое революционное движение прямо в холле. Забралась на стол и вещает на все отделение. Вас объявляет посланником инопланетян, жаждущим заполучить их больные душеньки. У нее уже довольно большая армия поддержки, и настроены они решительно. Ситуация накаляется. Сделайте что-нибудь, доктор! — Дурдом какой-то, — тихо выругался доктор Приготский, и вышел из кабинета за медсестрой. Я услышала их быстрые шаги, удаляющиеся прочь по коридору. Ай да Анжелина! Вот это суперагент! Или — вот это сумасшедшая! Когда шаги уже едва слышались, я метнулась к столу доктора, и стала рыться в его бумагах. В раскрытом блокноте был конспект нашей беседы. Точнее, всего несколько слов: "Бред сохраняется, но не прогрессирует. Есть положительные тенденции". Большая часть страницы была покрыта загогулинами, цветочками и рожицами. Я пролистала блокнот, он весь состоял из коротких заметок: заголовков, содержащих дату и имя собеседника, и пары строчек, а остальное место занимали загогулины. В нескольких местах я обнаружила коечто поинтересней — рисунки летающих тарелок и неземных антропоморфных существ. Явно это была тематика инопланетян. Я за-

117

метила, что эти рисунки всегда были рядом с конспектами бесед с пациентом Стрючковым А.И. "Президент" — вспомнила я. Я сфотографировала эти рисунки на телефон, который незаметно пронесла с собой. Остальное в блокноте не показалось мне интересным. Отложив блокнот, я принялась за увесистую папку. Она лежала на столе, сверху прочего барахла, в месте, удобном, чтобы протянуть руку и взять. Это свидетельствует о том, что этой папкой доктор пользуется очень часто. Я пролистала исписанные страницы. Папка оказалась чем-то вроде врачебного дневника. Здесь были только заметки доктора, никаких рисунков и каракулей. Я нашла последние записи, сделанные уже после моего прибытия в больницу. Поступила новая пациентка (Майя). Содержание бреда — инопланетяне, "вселяющиеся" в людей. На групповом сеансе столкнуть ее с Аркадием. Бред с похожей тематикой. В результате ожидаю, что возн ик ши е п р о ти воречи я должны помочь каждому понять бредовость своих идей… …Что-то пошло не так. Два бреда — Майи и Аркадия, вместо того, чтобы вступить в противоречия, нашли подтверждение друг в друге. Кроме того, и другие пациенты не отнеслись к их бреду критично. Опасаюсь, что другие могут перенять их бред. В ближайшее время избегать темы инопланетян в группе… …Бред Аркадия усилился, на персональном се-

ансе он был чрезмерно закрыт, выказывал подозрительность. Критичность восприятия существенно нарушена. Решено назначить медикаментозное лечение. Я сфотографировала страницу. Вдруг за дверью раздались шаги. Увлекшись, я заметила их уже совсем близко. Я быстро вернула папку на место, и прыгнула на кушетку за секунду до того, как в кабинете появился доктор. — Черти что, — пробубнил доктор Приготский. Нервными движениями он полез в ящик стола. — Майя, давайте на сегодня с вами закончим, — обратился он ко мне, — вы только не тревожьте сегодня свою соседку. И вообще лучше никого не тревожьте, у нас тихий час. Выходя, я увидела, что доктор извлек из стола курительную трубку, и теперь забивал ее табаком. В коридорах было тихо, из номеров не доносилось ни звука, хотя день был в разгаре. Анжелину я обнаружила в нашем номере крепко спящей. Я потрясла ее за плечо, чтобы спросить, как все прошло, но она даже не пошевелилась. Похоже, ей вкололи ударную дозу снотворного. Я пошла в другое крыло к Президенту и застала его смотрящим телевизор в холле. — Господин Президент! Хорошо, что вы не спите. — Я не участвовал в "революции", — Президент изобразил кавычки пальцами, — Мне нельзя так рисковать. Но санитары со шприцами, подавляющие

восстание — это было зрелищно, — он хрипло посмеялся. — Удалось узнать что -нибудь, агент Майя? — Да, — я показала Президенту фотографии. Сначала те, на которых были рисунки инопланетян и их кораблей. — Вот, это доктор рисует, пока общается с вами. — Хм, очень интересно. Так вот, значит, как они выглядят. Что-то среднее между зелеными человечками и ящерицами. Эскизы кораблей — это очень ценно, агент Майя. — А вот еще записи. Кажется, он догадывается, что вы знаете. Там про медикаментозное лечение. Не знаю, чем это грозит. Возможно, полным подавлением личности, — сказала я, переходя к следующему снимку. Президент выхватил из моих рук телефон и принялся читать, шевеля губами. — М-да, плохи дела, — резюмировал он. — Агент Майя, вы должны быть готовы к тому, что я могу выбыть из борьбы. Инопланетяне рассекретили меня, и готовят акцию по нейтрализации своего основного противника. И знайте, если со мной что-то случится, ваш долг перед человечеством — принять эстафету и возглавить фронт сопротивления вторжению инопланетян. Я буду держаться, как смогу, но кто знает. Быть может, завтра я буду уже не я. — Да, господин Президент, — решительно ответила я. Но я и без этих инструкций уже знала, что не сверну назад. Дабы не привлекать к себе излишних подозрений,

мы решили не затягивать общение в холле, и я вернулась к себе. В номере меня ждал сюрприз — у меня были гости. — Привет! — хором сказали все: Гуру, Амита, Баладжи, Лалит, Виджай, Джая и конечно же, Иша. Все обступили меня, а Иша потянулся со своими инопланетными объятиями. — Привет! А что это вы все тут делаете? — сказала я, вяло выкручиваясь. В мои планы совершенно не входили гости. Не то, что я была не рада их видеть, очень рада. Но не хотелось впутывать их во все эти проблемы. А тут еще Иша… Гуру же обещал разобраться с инопланетянами. Но очевидно, никто тут не считает Ишу инопланетянином. Я конечно не в претензии, им-то откуда знать. И узнали бы, все равно бы не поверили. Главное, чтобы остальных сия участь миновала. А миновала ли? В мою душу закралось смутное беспокойство. Друзья начали нарочито позитивно рассказывать свои последние новости и расспрашивать меня, подбадривать. Понятно, они не хотят, чтобы я осознавала все уныние своего положения пациента психушки. А в последнее время мне стало казаться, что я тут именно в этом качестве. Хорошо, когда есть друзья, которые поддержат в трудную минуту. Жизнь в лечебнице текла своим чередом. Мое лечение от горькой истины состояло из психологических методов. А вот Президента, похоже, посадили на какие-то подавляющие личность таблетки. Он стал со-

всем пассивным и все реже вспоминал про инопланетян. Теперь на групповых сеансах он дежурно делился рассказами о своих вымышленных президентских буднях. В личных разговорах он говорил, что стал слишком слаб для борьбы с мировым злом и ему все труднее соображать. Остальные постояльцы без харизматичной подачи Президента как-то позабыли про инопланетян, а я на эту тему по понятным причинам говорила очень уклончиво. Анжелина сосредоточилась на каком-то шпионаже, о котором не распространялась, и часто пряталась за мебелью и в закоулках. Порой я видела ее с жестяной кружкой, которую она прикладывала к стенам, а с другой стороны прислонялась ухом. ИнопланетянинуИше я сказала, что мне нужно некоторое время порознь, но он все равно меня навещал и писал в сети. В принципе, мне такое положение вещей было на руку. Я вроде как проникла в стан врага, и это могло послужить мне козырем в дальнейшем. Однажды на групповом сеансе Президенту дали слово. Тогда он был уже совершенно безвольным, говорил монотонно. И он сказал: — Я Стрючков Аркадий Иванович, инженер из Сызрани. Я нахожусь в психиатрической больнице, потому что на почве алкоголизма у меня развились бредовые расстройства, но сейчас мне уже лучше. Спасибо, Семен Львович, вы просто вытащили меня из болота. И жена моя вам очень благодарна.

118

Доктор поздравил Президента, и сообщил, что через несколько дней, если ремиссия покажет устойчивый характер, его выпустят на свободу. Точнее, он сказал "выпишут". После я отыскала Президента. — Господин Президент! Рада за вас. Но как быть с инопланетянами? И как вы без секретной резиденции? — Спасибо. Только никакой я не президент. Можешь уже оставить этот спектакль. — Вы серьезно? И давно вы это поняли? — Да я никогда и не считал себя президентом. Надоело мне тут просто. — Как не считали? А зачем вы все это рассказывали? Важная миссия, секретная резиденция, двойник? — Эх, Майя. Можно подумать, что ты верила в это. Да скучно мне тут, в этом дурдоме. Вот и придумывал всякое, развлекался, так сказать. Я, конечно же, знала, что никакой он не президент. Но как-то просто свыклась уже с этим амплуа, и было даже грустно, что "президента" больше нет. — Но тогда я не понимаю, как вы вообще тут оказались. Неужели специально притворялись сумасшедшим, чтобы попасть в больницу? Аркадий грустно улыбнулся. — Конечно, не специально. Попал по той же причине, что и ты. Узнал кое-что, что не должен был знать. Про вторжение инопланетян. Я тогда инженером работал на машинном

119

заводе. Так вот, там стали странные вещи происходить. Наше оборудование несколько раз давало непонятные сбои. Причем только то оборудование, которое имело компьютерный "мозг". Роботы, выполняя свои функции, могли вдруг внезапно сделать что-то совершенно не предусмотренное программой. Однажды робот по обработке дерева напал человека. Тогда было уголовное дело, меня тоже привлекли как инженера. Но в итоге никакого брака в системе не нашли и никто так и не смог объяснить произошедшее. Но это был самый вопиющий случай, обычно прямой агрессии роботы не проявляли. И это, скорее всего, не умышленный случай. Как-то даже странно звучит. Машины делали какие-то произвольные действия, но не понятно зачем, вроде бы просто так. Как будто исследовали, на что они способны. Домкраты поднимались и опускались по своему усмотрению, сварочные аппараты сваривали не так, как надо. Никто ничего не мог понять. Я тогда начал копаться в кодах и в механизмах, буквально одержимым стал, ночевал на заводе. И пришел к безумному выводу, что машины каким-то образом заимели разум. Но я в такую фантастику не верю, никакого восстания машин, как в кино, не может быть. Не в ближайшее время, по крайней мере, и не домкратов уж точно. Стал догадываться о стороннем вмешательстве. И тогда вдруг получил письмо от Них. От инопланетян. Они писали, чтобы я с их пути убрался и не мешал им завладеть ми-

ром. Что они планируют усовершенствовать наши машины путем подселения в них разума, как-то так. Я пытался рассказать об этом на заводе, писал письма в официальные инстанции, но меня только подняли на смех. В итоге списали все на перенапряжение, мол после того случая с нападением станка на человека виной мучаюсь. А инопланетяне еще несколько раз писали мне письма с угрозами. В общем, запил я на нервной почве. А потом, когда пьяный стал рассказывать направо и налево об инопланетянах, меня жена сдала в дурдом. Типа до белой горячки муженек допился. — А как вы поняли, что Они вселяются в людей? — Я этого не понял, хотя и не отрицаю такой возможности. — А про правительства, а про доктора? Аркадий захохотал. — Ну, про правительств я выдумал. От скуки опять же. Смотрю новости по ящику каждый день по несколько раз, вот и выдумывал свою версию увиденного. А тут еще в мою легенду про президента вписалось так удачно. А насчет доктора — это только предположение. Не выдумка, но пока и не доказанный факт. Меня сюда перевели из областной больницы. Зачем, спрашивается, Приготскому очередной рядовой сумасшедший, своих что ли мало? Я думаю, это как раз потому что никакой я не сумасшедший. Да и смотрит он так странно, будто прямо в душу. Люди так не смотрят обычно, — бывший "президент" вздрогнул

и поморщился, как будто вспомнил что-то жуткое. — То есть, вас пичкали таблетками просто так? — Да. Но только я их не ел ни разу. Делал вид, что ем, но потом выплевывал. Но я теперь понял, что в инопланетян никто не поверит, а кто поверит, того самого сочтут психом. Поэтому я перестал об этом говорить. Уж больно обрыдло мне тут. И тебе советую помалкивать, если хочешь выйти отсюда. — Они забрали моего парня. Вселились в его оболочку. — Не думаю, что это так. C чего ты взяла? Только из-за того глупого сообщения? Да может пошутил он так. Нет, я видел его, у того парня взгляд совсем другой. Человечий. — Ничего себе шуточки. Странные какие-то. — Дело твое конечно, я тут не советчик. Сказал, что сам вижу, а вижу я человека. Вот на Приготского смотрю — вижу инопланетянина. Но тебе здесь не

место. Ты ведь не сумасшедшая вовсе. А потому лучше бы тебе помалкивать про инопланетян. — То есть, оставить все как есть? Опустить руки? — А как иначе? Я годами уже пытаюсь что-то сделать, а толку — ноль. Да и что собственно сделать-то? По сути, сделать-то и нечего. Только жизнь свою под откос пустил. Карьера рухнула, семья страдает, друзья отвернулись, родственники считают психом. А пользы никакой. Вскоре Аркадий выписался. Я смотрела в окно на удаляющиеся от здания больницы четыре фигуры — Аркадия и приехавших за ним жены и детей. Наверное, Президент прав. Как минимум в том, что мне пора отсюда выбираться. Нет здесь никакой "организации по борьбе с инопланетным вторжением". С того дня я начала "выздоравливать". Я признала бредовость своих идей об инопланетянах и

/ Не трудно догадаться, кто встал ни свет, ни заря в прекрасное, ничем не обремененное воскресенье! Просто мы же не договорились на конкретное время, поэтому надо быть во все оружия! Я сходила в душ, сделала зарядку, сильно захотелось зарядить чтонибудь из сольников Дейва. На кухне в прямом смысле слова начался творческий процесс. Будучи

тщательно придерживалась новой стратегии. Через некоторое время доктор Приготский констатировал у меня стойкую ремиссию и меня выписали. Я вернулась домой, стала искать новую работу. На старой меня уже не ждали, благо, отдали трудовую без порочащих записей. Возобновила практики медитации в "Самадхи", меня все очень ждали. К Ише пока тщательно присматриваюсь. Главное, не поддаться чувствам, а всегда слушать рассудок. Хочется верить, что Аркадий был прав, но я в этом пока сомневаюсь. Может быть, в силу излишней тревожности и чересчур бурной фантазии я и правда напридумывала про него лишнего. Про инопланетян я старалась не думать. Можно сказать, я почти сдалась. Точнее, затихла на время, в ожидании, пока не подвернется какойнибудь годный план. Автор: Волкова Елена

только в нижнем белье и длинной светло-зеленой мужской рубашке с закатанными рукавами, я была похожа на героиню какойнибудь девчачьей комедии. Громко играла музыка, я то и дело подпевала, подбегала к ноуту с открытым в нем рецептом. Я еще не готовила, а только подготавливала ингредиенты и кое-что нарезала. Думаю, вряд ли он

придет так рано, скорее всего это случится между 16.00-19.00. Я еще раз достала свой наряд и с любовью разложила его на кровати. Дейв все не унимался: You're the sun and the rain My pleasure and my pain One last kiss One last time Tomorrow will come ( «To morow », D av e

120

Gahan ) Я почувствовала накатившуюся усталость, что позволило мне чуточку полениться, наконец позавтракать, распластавшись на диване под старое доброе реалити-шоу. Я просто заставила себя подняться к трем часам дня и тогда, все также лениво, я дотянулась до косметички и, не меняя п о з ы , с т а л а «вырисовывать» себе нехитрые стрелки глаз. Еще неплохо было бы разнообразить мой ангельский образ черными серьгами в виде крестов и какимнибудь темным лаком – коричневым. Мартин, я готова! Breathe for me Breathe for me Breathe for me We can be together If you breathe for me ( «B r e a t h e », D a v e Gahan ) К пяти часам вечера сказать, что я была слегка на нервах – ничего не сказать! Чем дольше ожидание, тем хуже! Я стала ругать себя, за то, что стремилась встать как можно раньше сегодня, что слишком быстро оделась и приготовилась к ужину. Слушать музыку было слегка напрягающе, я включила телевизор как фон и принялась тупо глазеть в ящик. Семь часов вечера! Ни намека на предстоящее грандиозное событие, если бы не мой макияж и платье. Мне надоело быть на иголках, и я стянула с себя свой напряженный «кокон», легонько повязала волосы резинкой и нащел-

121

кала на центральном телевидении «Гриффинов», не скажу, что люблю этот сериал, но я втянулась, и не заметила, как прошел еще один час. Шел девятый час! Ну не могу же я прождать его вечно! Я старалась рассуждать от его лица, от лица обычного человека. Честно говоря, там, в кондитерской я уже спокойно могла держать себя на равных с ним и не относиться к нему как к Богу. Конечно, может для него это как раз таки нормально: приходить в гости после девяти часов вечера, но думаю это не совсем вежливо, мы не так хорошо знакомы, чтобы я принимала его ночью! Я переоделась в джинсы, убрала весь ужин в холодильник и поспешила покинуть дом, чтобы не дай Бог не встретить Мартина, наконец собравшегося меня навестить. На душе было пусто. Эмоций за весь день набралось столько, что я не знала горячо ненавидеть его или отчаянно ныть! Я быстро дошла до набережной, разулась и села прямо на песок, запустив ноги в ледяную воду… «Ныть» мне пришлось больше по душе, и я расплакалась, словно маленькая девочка, подвывая и повторяя: «Он не пришел… Я его так ждала, а он не пришел…». Я дошла до пирса, просто сидела и слушала музыку. Специально включала самые грустные песни, самые душераздирающие, чтобы выплакать все до последней слезинки. Иногда я чуть успокаивалась, но тут находила еще что-нибудь из

раннего Гора и выталкивала себя крупные горькие слезы… Я опустила растрепанную голову вниз и наблюдала, как крупные капли падают, образовывая небольшую, но все же лужицу. Ох, что это был за вечер. Я была готова дождаться рассвета, но сон был сильнее меня, я пошла домой. По пути я то и дело старалась спрятать свое красное лицо, заплаканные глаза. Придя домой, я взглянула в зеркало со словами: «Это сделал со мной ТЫ!». Утром я боялась, что буду опухшей от вчерашней драмы. Но вроде бы обошлось! Чего-то хочется, не знаю чего… Хочу высказать о своей беде хоть кому-нибудь, но к сожалению, у меня нет на примете такого человека, не Чарли же об этом рассказывать! За завтраком, мне снова взгрустнулось, но я проглотила слезы и собралась с мыслями. Не хочу больше так, не хочу снова оказаться жертвой когда-либо! Да и вообще, мне следует быть недоступной! Если ему захочется, пусть сам за мной бегает! «Тем более, у меня есть Дэвид! Хахаха, Боже, что я говорю! – я улыбнулась и закинула в рот последний кусочек тоста». Значит так, решено, начну, точнее, изменю свою жизнь! Забью на мужиков, стану больше уделять внимание тому, что доставляет удовольствие мне самой. В принципе, все это реально, после такой внезапной волны интереса к моей персоне со стороны двух самых важных мужчин в моей жизни, я чувст-

вую, что не являюсь той, кем была еще два месяца назад… А именно, я не маленькая девочка-фанатка, готовая на все за пожатие руки Мартина Гора. Мы все люди, никто, по своей сути, не лучше и не хуже. Чарли с Розой подтянулись к обеду. Кейт поведала мне о своих непростых отношениях с женатым мужчиной, и что у нее был вчера схожий со мной вечерок, Кейт рыдала всю ночь и думала не идти сегодня на работу. Она была подавлена, я никогда ее такой не видела! Янг всегда казалась мне сильной и абсолютно самодостаточной, независимой девушкой! Я ее даже немного недолюбливала за чрезмерную твердость и мужественность что ли… Но сегодня она предстала передо мной беззащитной, она любит своего мужчину и знает что он никогда не будет с ней! Это ужасно! Когда, наконец, я увиделась с Чарли, то поняла, как сильно мне его не хватало. Он хороший, никогда меня не обидит, всегда поможет, Чарли – отличный друг. Ужасно, что он никогда не узнает о вчерашнем вечере и о дне, когда я прямо в «Англез» флиртовала с Мартином, Чарли и дальше будет защищать и изображать из меня ангела. А я ведь совсем не такая! — Привет! Как ты, солнышко? – Чарли приблизился ко мне с широченной улыбкой и мягко провел по моей щеке своей грубой большой ладонью. – Я по тебе скучал… — он замер в ожидании моего ответа. — Чарли, я тоже!!! Да-

же не думала, что буду по тебе так скучать, иди ко мне – мои руки были в муке, и я подвигала плечами, побуждая его прижаться ко мне самому. — Знаешь, я целыми сутками думал как ты тут, все ли нормально с тобой, вдруг я был нужен тебе. Ты не звонила? Представляешь, я забыл зарядку, а телефон и так показывал всего одну полоску, такая вот засада… — Не волнуйся, выходные прошли тихо и спокойно, — на моем лице чуть дрогнули губы. — Это радует! Но мы должны наверстать эти выходные как можно скорее! – Чарли запустил руки в тесто, прикасаясь к моим, а потом вынул их, — Все хорошо, продолжай, — он чмокнул меня куда-то в висок и побежал дальше по кухне. Мне было так уютно, что все снова встало на свои места. Что не надо страдать, бежать что-то делать, что теперь есть Чарли, который то и дело одаривает меня своей заботой и лаской. Интересно, что чувствует он? Ведь я редко отвечаю ему взаимностью, а когда и отвечаю, то делаю это чисто из уважения к нему. Какая же я дура… Хотя я и твердо решила больше не бегать за мужчинами, один шажок я все же сделаю, а именно мне никак не давало покоя напомнить ему о себе в последний раз! А то как-то некрасиво получается, будто я ни сколько не обиделась и вообще спокойно проглотила такое отношение с его стороны по отношению к

себе. Я должна зайти сегодня вечером в студию к Депеш Мод и оставить Мартину его десерт! Только вот вчерашняя панна-котта не подходит, придется после работы быстро сотворить что-нибудь переносное, к примеру, печенья или кексы! Я ушла домой раньше обычного, жалуясь на недомогание. - Давай я все-таки доработаю до закрытия, все будет хорошо, – я скорчила болезненное выражение лица и всеми правдами и неправдами убеждала Чарли, что готова жертвовать собой. Конечно, я знала, что это будет только вызовом ему! Чарли не задумываясь, отпустил меня с работы, вызвав мне даже такси! Дома, я, не переодеваясь, включила плиту и засыпала в небольшой ковш сахар. Далее я быстрыми движениями выложила на стол муку, баночку с кусочками кокоса, свежий ананас, яйца. Сахар стал растекаться, я добавила к нему немного воды, а потом плеснула к нему молочный ликер! Далее я нарезала ананас на кружочки и обмакивала их в тесте, ананасики отправились в духовку, а к алкогольному сиропу отправился кокос. Почти все, осталось немного дождаться ананасовых печенек и закарамелизировать их сиропом! Пока кухня могла функционировать без меня, я поправила прическу и чуточку обновила макияж. «Интересно, что вызовут в Мартине мои печеньки?»… Еще надо быстренько написать записку.

122

Что написать, чтобы было понятно, что я расстроена, но переборола в себе это и уже холодна к нему? «Ваш заказ!», «Наслаждайся…», «Спасибо, что пришел..», все звучит так глупо! Черт! Думай, думай, что ему написать, короткое и четкое! Я взяла небольшую коробочку, высыпала туда кокосовую стружку, а сверху выложила печенья. На печенья я водрузила бумажку с фразой: «Я правда тебя ждала…». Я вышла из дома полная решимости и мстительной радости. Хм, почему же мстительной? Ведь это будет выглядеть весьма нежно… Я доехала до студии, позвонила, дожидаясь ответа, передо мной возник вопрос: «А пустят ли меня? Что сказать-то?», мои размышления прервались появлением в дверях Алекса! — Оу, какие люди, проходи, Ксюш, — Алекс распахнул руки, предоставляя мне возможность зайти в святую святых. Мне очень польстило, что он запомнил мое имя. — Привет, Алекс! Спасибо, но я тут буквально на минутку. Ты не мог бы передать вот это Мартину? – я указала на коробку и протянула ее Алексу. Мне показалось, что он не расслышал меня, и, уцепившись за одно слово, сказал: — Мартин? Сейчас позову, — он незаметно для меня развернулся и сделал пару шагов в студию, я резко ухватилась за его рукав. — Нет-нет!! Алекс, извини, ты меня не понял. Не надо никого звать, просто передай ему это, — я всу-

123

чила Алексу коробку и умоляюще посмотрела на него, — пожалуйста! Я пойду…! Я сглотнула и отвернулась. Кажется, он ничего толком и не понял, а лишь пожал плечами: — Увидимся! Заходи почаще! — Спасибо! До встречи! – я была уже в пяти метрах от Алекса, помахала ему. Меня всю затрясло от предвкушения! Вот сейчас Алекс говорит Мартину, что приходила я и передала ему коробочку с печеньями. О, хочу видеть его лицо! А может, я принимаю все слишком близко к сердцу и для него вчера не произошло ровным счетом ничего!? Весь следующий день я чувствовала себя свободной! Я, как ни в чем не бывало, ворковала с Чарли, под четким руководством Франса самостоятельно испекла макаронсы, наслаждалась работой и, конечно же… собой! Да, именно, собой, люблю себя! Вечером в кондитерской было больше народу, чем обычно, видимо сказалось резкое похолодание, и всем срочно стало необходимо согреться чашечкой чая с осенним вишневым тартом! Я закончила возиться с конфетами тоффи ручной работы, и мне потребовалось заполнить ими баночку под кассой. Я вышла из кухни и, не глядя по сторонам, опустилась на корточки возле Чарли, который сегодня стоял за кассира. Услышав, необычный разговор с клиентом, мне захотелось побольше пово-

зиться с поисками банки. — Добрый вечер! Не могли бы вы быть так любезны и позвать девушку по имени Ксения! Она у вас работает... Мне хватило двух первых слов, чтобы узнать голос Мартина! — Да, она работает у нас, но она сейчас занята. Я могу принять ваш заказ? – Чарли напрягся и последнее предложение, как бы он не старался, не получилось у него доброжелательным. — Извините, вы могли бы ей сказать, что к ней пришли… пусть как освободится просто выйдет в зал, я подожду ее тут… — Я извиняюсь, но в мои обязанности входит принимать заказы, вы будете что-нибудь заказывать? – в голосе Чарли послышались нотки нетерпения. — Ох, тогда можно мне кофе и что-нибудь на ваше усмотрение… — Попробуйте наш новый имбирный трюфель… — Давайте! Мартин молча расплатился и сел на свободное место. Я, все так же согнувшись, побежала в кухню, чтобы Чарли не заметил, как я присутствовала при его «знакомстве» с Мартином. «Вот это да! Как же он разозлился!» Меня одолевали разные чувства. Вопервых, возмущение – как он мог, он мне просто друг! А во-вторых, чувство победы, ведь Мартин пришел! Сам, хоть я его и немного подтолкнула своими карамелизированными ананасами… А в третьих, мне было приятно, что Чарли рев-

новал, о, как же он меня тщательно прикрывал!!! Оказавшись на кухне я, наконец, выпрямилась и поняла, что на сегодня моя спокойная работа закончилась. Я облокотилась руками на стол, и уставилась на нож, в голове со скоростью света мелькали картинки возможных развитий отношений. Мартин в зале, сидит за столиком и попивает кофе, ожидая, что я появлюсь. Чарли там же, стоит за кассой, уверенный, что я продолжаю безмятежно разбираться с тоффи. Я решила просто выйти к Чарли, чтобы узнать, нужно ли мне повозиться с витриной или же выполнить чемнибудь заказ. Подойдя к Рейю с идеальной осанкой, подчеркивающей мою грудь, я словно между делом поинтересовалась: — Чарли, давай я возьму что-нибудь, — я заинтересованно стала перебирать бумажки в его блокноте, — о вот, корзиночки с лаймом подойдут! Я сделаю? – наверное, я даже переборщила с деловитостью своего обращения. — Да, давай, только Ксюш, сделай… Чарли прервал Мартин, возникший перед нами из ниоткуда. У меня заблестели глаза как у невесты перед алтарем. Мартин посмотрел на меня чуть исподлобья и застенчиво сказал: — Привет! Выйди на минутку, хочу с тобой поговорить… Не хотела я этого делать, но как тут устоять – губы меня не слушались и я ему улыбнулась. Тут вмешался Чарли:

— … Сделай пожалуйста двойную порцию… Иди, дорогая! Он не сводя глаз с Мартина, насильно придвинул меня к себе и попытался поцеловать в губы. Что я могу сказать? Я была не в восторге! Я нехотя приняла его поцелуй куда-то в щеку и отстранилась от него, продолжая улыбаться Мартину. Получился эдакий забавный треугольник переглядок, я на Мартина, Мартин на меня, Чарли на него…Чарли очнулся первым: — Ксюш, иди, пожалуйста, работай! — Дай мне пять минут, я все успею, — я уже отвязывала свой фартук, как вдруг Чарли грубо схватил меня за руку, и, хищно посмотрев в глаза, прошептал: — Я не шучу! Ра-ботать! Образовалась маленькая пауза. «Ты все равно проиграешь!» – посмотрела я на Чарли. — Мартин, если хочешь поговорить, то приходи в конце рабочего дня, — я развернулась и медленно, дожидаясь его ответа, направилась на кухню. — А во сколько ты кончаешь? – крикнул Мартин мне в след. — В девять! Я смиренно закончила лаймовые корзинки и в надежде посмотрела на часы. Стрелки медленно приближались к девяти! В любой другой день я бы, не задумываясь, ушла бы пораньше, но сегодня мне не хотелось испытывать терпение Чарли, который также до упора находился за кассовым аппаратом до ровно

девяти часов вечера. Наверное, по обыкновению в зале не было посетителей, я прислушивалась, как Чарли распрощался с последним клиентом, заказ которого на один Панчо я выполнила около часа назад. Когда стрелки часов, наконец, встали под 90 градусов, я пулей сорвала фартук и зашумела шкафом с верхней одеждой, Чарли отозвался в ту же секунду: — Рабочий день закончился, я тебя провожу… — О нет, спасибо, но не стоит, — растеряно объяснялась я, — я сегодня сама справлюсь… — Ты собралась к нему? — К кому? – я сделала вид, что мне настолько безразличен Мартин, что я и забыла, что тот сидит в «Англез». — К кому, к кому!! К этому вон, сидит тут и ждет тебя уже второй час! Ответь, ты поедешь с ним? Ксюш, что происходит? Ты стала такой скрытной, тебя не узнаю… — А что мне еще остается? – я немного повысила тон. — Если ты бегаешь за мной как нянька! — Я волнуюсь за тебя! Чтобы ненароком не подцепил один из таких вон ухажеров. — Прошу, не лезь в мою жизнь! Если меня кто и захочет подце-пи-ть, то будь уверен, я буду в курсе! Чарли, мы друзья, но это не значит, что ты можешь вершить мою судьбу! – я не почувствовала как сошла на крик. Мне жаль Чарли, я знаю, он действительно любит меня и теперь видит,

124

как я ускользаю от него. Это больно, но с тем же у меня в голове не укладывается, почему он не признается, что любит меня! Это не решило бы проблемы, но хотя бы дало шанс нормально объясниться с ним. Исполнение моего желания, к моему сожалению, не заставило себя долго ждать: — Господи, да разве ты ничего не видишь? – Чарли уподобился мне и стал повышать на меня голос, он был так разгорячен и оскорблен, что меня бы не удивило, если бы он случайно ударил меня по лицу. – Я люблю тебя, Боже, всегда любил, с первой секунды как ты зашла сюда! – он издал громкий звук откуда-то из груди и приложил одну руку ко лбу. – Почему ты так слепа? Что я делаю не так, из-за чего ты вечно бежишь от меня!? – Чарли уже не кричал, он просто умоляюще ждал от меня реакции и ответа. Я не знала что ответить, вот и наступил тот день, когда впору выяснить отношения, а мне нечего ему сказать, зная, что Мартин сейчас смиренно дожидается меня в зале. Я тихо начала, потупив глаза в пол, а он продолжал с надеждой смотреть на меня: — Что ты хочешь от меня? Разве ты не понимаешь, что мучаешь меня, заставляя совершать выбор? Я просто хочу остаться все теми же хорошими друзьями, Чарли! Я не хочу ничего большего, попытайся принять это! Мне и без того будет трудно общаться с тобой как раньше… я люблю тебя, но как друга, как

125

брата, но не… Чарли остановил меня жестом руки, и мы оба замолчали. Так мы простояли около двух минут, а потом он продолжил: — Я дурак… все надеялся… думал что…Зря я сказал тебе все это! Давай, я не смею тебя больше задерживать… Мне не понравилось, с каким цинизмом он проговорил последнее предложение: — И все же, давай ты не будешь указывать, что и с кем мне делать. Если хочешь знать, я собираюсь домой! Одна! Я всем своим видом показала, что злюсь на Чарли. За что? Не знаю, за то, что я хотела бы никогда не слышать, как он на самом деле ко мне относится. Я сделала ему больно и за это злилась на себя! Я накинула легкую весеннюю коричневую кожаную куртку, распахнула двери кухни и, почувствовав, что Чарли направился за мной, ускорила шаг и с безразличным лицом подошла к Мартину. Надеюсь, Чарли видел, как холодно я к нему обратилась: — Мартин, ты хотел мне что-то сказать? Мартин заулыбался и поспешил встать: — Ксюш, я не хотеееел, — он по-кошачьи потянулся к моей руке, а я будто не замечая этого, убрала руку, поправляя сумку. – Я готов загладить свою вину, но перед этим позволь мне объясниться… Я пыталась не шевелиться, ни одна морщинка на моем лице не должна была дернуться, иначе я

мгновенно выдам себя перед Чарли. А Мартин не останавливался: — … я честно искал твой дом по твоему описанию: синяя крыша, голубые панели, третий дом от супермаркета… Я все запомнил, но хоть тресни, не помню улицу! Я ходил по трем возможным улицам, но ничего похожего на твой дом не встретил. – Он жалобно посмотрел на меня, такую суровую, неприступную женщину. – А печенья были очень даже вкусными, восхитительными! – он учтиво закивал и стал покорять меня своей белоснежной улыбкой. – Сходим куда-нибудь? «Нет! Скажи ему «нет»! Побудь гордой, ну хоть чуть-чуть, хотя, какой к черту гордой, просто вспомни о Чарли! Просто скажи ему «нет»!». Я зажевала нижнюю губу и часто задышала. Я почувствовала, как Чарли специально тянет время и не уходит, притворяясь, что возится с кассой. Во мне боролись два человека. На самом деле я безумно хотела бы принять предложение Мартина, но также я не хотела уступать и перешагивать через свои принципы! — Извини, у меня на сегодня планы! – я наконец ожила и смогла посмотреть Мартину в его сказочные изумрудные глаза. Он не ожидал услышать от меня «нет». Змей искуситель почесал подбородок и достал мобильник. — Тогда в другой раз, давай больше не будем полагаться на мою память, вот возьми, буду тебе благодарен, если ты напишешь

свой адрес и номер телефона. – Он протянул мне мобильник, а я просто приняла его с желанием поскорее удалиться. Я загородила нас от Чарли и быстро напечатала свою контактную информацию. Мартин с довольной улыбкой наблюдал, как мои пальчики бегают по сенсорной клавиатуре и когда я закончила он добавил: — Я позвоню! Мартин положил руку мне на талию и направил нас к выходу. Неправильно было бы выйти с ним, я остановилась: — Я еще немного задержусь тут, а ты иди! Рада, что ты зашел, — совершенно лишенная эмоций отрезала я. — Как скажешь! – Мартин обошел меня и тихо добавил. – Ксюша… надеюсь на скорую встречу! Пока! От его «Ксюша» и от этих будоражащих зеленых глаз я просто растаяла, забыв обо всем на свете, мне хотелось выдохнуть и на одном дыхании сказать: «Я была не права, я пойду за тобой куда угодно…». Немного улыбнувшись, я растеряно помахала ему одними лишь пальцами и попрощалась. Дверь за Мартином закрылась и я вспомнила, что Чарли сзади меня. Положив сумку на стол, я принялась поправлять волосы и застегивать куртку. Когда, наконец, я убедилась, что прошло достаточно времени с ухода Гора, я подошла к выходу и обернулась к Чарли: — До завтра, Чарльз! — Увидимся! – он кивнул мне головой, все еще

заинтересованно копошась возле кассы. Ох, наконец-то свежий воздух! На улице было свежо, и я почувствовала «запах» кислорода. Ну и денек! Веселая, однако, у меня началась жизнь! Что ни день, то куча переживаний и различных эмоций. Придя домой, я все еще была возбуждена, и мне хотелось срочно что-то делать. Я приготовила себе мятный чай и села за стол, прихватив пару карандашей разных мягкостей, стерку и листы формата А3. Да, я часто рисую, мне нравится брать в руки неинтересную, пустую бумагу и наделять ее жизнью. Я никогда не хотела заниматься рисованием более профессионально. Я слишком упертый в этом плане художник, Не могу рисовать по заказу, либо то, что не приятно моему глазу… Рисую то, что люблю. Так в моей коллекции где-то 30 рисунков Мартина, около 10 Дейва и всего пара изображений пейзажей и котиков. Я долго выбирала подходящую фотографию для запечатления ее на бумаге. Фото должно быть высокого разрешения, так как с воображением у меня, мягко говоря, не очень, так что детально проработать глаза, волосы, губы я смогу только при помощи качественного изображения на компьютере. Мой взгляд приковал мигающий мобильник. Я взяла его в руки – три неотвеченных вызова от некоего Дэвида. Мне не хотелось ему перезванивать, хочется расслабиться и начать тоненькими штрихами набрасывать

контуры волос и лица. «Мда, зажралась-с!». Я выбрала фото с SOTU-тура, на которой Мартин похож на молодого бесстрашного льва. Хищник склонил голову набок и воодушевленно зажал какой-то аккорд на своем зеленом Грейче. В моей руке завибрировал телефон. Это снова был Гэан! Радостно, что он не теряет надежды дозвониться до меня, но сегодня я правда не хочу никуда и ни с кем идти, и уж тем более не хочу третий раз за день говорить кому-то «нет». Так что я спокойно отложила телефон, потом придумаю причину пропусков вызовов. «Почему они вообще зашевелились? Откуда такая активность? С их высоты я обычная фанатка, может во всем виновата луна? Может она сейчас в какой-то интересной фазе?». Меня не покидало ощущение, что все, что произошло со мной в Санта - Барбаре – розыгрыш, игра, шутка! Все это напоминало вымысел, мою очередную фантазию, но это никак не могло быть правдой! Боюсь долго рассуждать, а то вдруг все эти чудесные знакомства растворяться в воздухе! Я заточила карандаш и … чуть не забыла, надо включить чтонибудь для настроения. Двумя кликами мышки и перемоткой видео на десять минут вперед из колонок забасил Дейв с барселонского официального видео. Я мечтательно посмотрела на его голый торс и принялась рисовать! Автор: Тугучева Ксения

126

! - Ну… где делают эти штуки? – чуть смутился он, неопределённо махнув рукой на стенки каюты управления. - Не-е… мы их не делаем, Дэкко, – слегка протянула она, мило сморщив носик. – Это нам Научное Управление даёт. Шестой отдел, – добавила она, для ясности. Джек ничего не понял. Боб тоже. Они оба повернули к ней свои крутящиеся кресла. Посмотрев на них по очереди, она смешливо фыркнула. - Хотите умыться? – спросила она. - Э-э… угу, – пробормотал Джек, в лёгком недоумении. Он не привык так быстро менять тему разговора. И к тому же так некстати. По нескольким причинам. Она могла бы выразиться и поделикатнее. Хотя в его положении и это было неплохо. - Ну пойдите, – сказала она, не отворачиваясь от слегка озадаченного взгляда его синих глаз. Как будто они были у себя дома. - Куда? – спросил он, чуть выпятив нижнюю губу. - Туда, – махнула она рукой назад, не поворачиваясь от него в своём кресле. Солдаты повернули головы. Там, куда она показа-

127

(

ла, была та самая дверца, за которой она скрылась тогда… почти сразу после их прихода сюда. Дверцу было еле заметно в серой кожаной стене. - А что там? – спросил Боб, хлопая глазами. Он тут же покраснел. - Посмотри, – предложила она, глазея на него. Она снова откинула со лба длинную прядь белых волос. Джек вдруг почувствовал, что она всё время смотрит на них, как на диковинные существа из другого мира. Как он таращился на павлинов в зоопарке, когда был маленьким. В Бронксе. Он вспомнил, как тогда увидел в первый раз негритянскую парочку с негритёнком. И пялился на них, засунув палец в рот. Боб неуклюже поднялся с места. - Порошок в фарфоровом горшочке, – сказала она им вслед, повернув своё кресло. – Такой белый, с синими узорами. «Какой ещё порошок?..» – подумал Джек, заходя в дверь за Бобом. За дверцей оказалась уютная каюта. У изголовья широкой кровати темнело большое окно с тёмной полированной деревянной рамой. Во всяком случае, кровать была шире, чем койки с бортиками у них на патрульном катере. На серо-зелёной

стенке блестел медью обод иллюминатора. Под окном стоял небольшой столик с гладкой матовой поверхностью беловатого цвета. «Лампа…» – догадался Джек про иллюминатор. Сбоку была ещё одна дверка, чуть поменьше. С некоторым трудом разобравшись во всех тонкостях туалетной комнаты и приведя себя в относительный порядок, они снова один за другим выглянули из двери в каюту управления. Там была ванна с душем, но они не решились её использовать. Они чувствовали себя в гостях. Эо сидела, откинувшись в кресле и задумчиво накручивая на палец тонкую белую прядь. На экране летела вбок сплошная зелёная полоса разных оттенков. - А, – приветливо сказала она, кивнув на кресло около себя. – Садитесь. - А скоро мы приедем? – спросил Джек, неловко устроившись в своём кресле. После умывания он поправил пятернёй свою бороду и шевелюру, и теперь почувствовал себя свободней. Так бывает, когда придёшь в гости к простым и радушным хозяевам. - Через восемь дней, – ответила она. - А на какой мы высоте? – подал голос Боб. Он давно хотел прокатиться на воздушном шаре или самолёте, но тут было совсем не так интересно.

Как будто просто сидишь в каюте своего катера. Только обстановка другая. Да не качаешься на волнах. Он не любил морской качки. Хотя верхом мог скакать хоть полдня. - Двадцать лиг, – чуть кивнула она подбородком на экран. Боб посмотрел туда и ничего не увидел. Кроме непонятных жёлтых закорючек, иногда похожих на человеческие буквы или цифры. Но не очень. Джек приоткрыл рот от удивления. До него вдруг дошло, что она не собиралась останавливаться где-нибудь на заправку. Она не упоминала, но это чувствовалось по всему её поведению. И словам. - А что… эта… этот самолёт летит без топлива? – спросил он. - Почти, – сказала она. – Тут есть несколько аккумуляторов. - А, – понимающе кивнул он. – Электрических… - Нет, Дэкко, – певуче сказала она. – Другого типа. На электрических далеко не уедешь. Серые собьют. И двигатели магнитнозолотого типа. О таких он не слышал. Но не стал спрашивать. - А почему так долго? – наконец ставил слово Боб. – Ты же можешь долететь за несколько часов. Он хоть и был деревенщина из Канзаса, но всё же достаточно понимал в современной технике. Она косо посмотрела на него, чуть наклонив голову. Белые волосы под красной банданой рассыпались по

плечам. - Куда это? – с подвохом спросила она. - Ну, куда, – буркнул он, почувствовав в мелодичном голосе девушки лёгкую иронию. – Домой… в эту… как её… Дуллу. - Ты что, думаешь, мы летим домой? – чуть смешливо спросила она, взглянув на него исподлобья. - А куда? – спросил он, немного растерявшись. Ему-то лично хотелось только домой. Только не в Дуллу, а к себе в Канзас. В свой старый двухэтажный дом с балкончиком и огромным вязом на лужайке. Особенно после всех этих полоумных приключений в душном тропическом лесу. Да и т ут … н а «тарелке». - Это же патруль, Боббо, – сказала девушка, чуть фыркнув. – Мы должны облететь всю планету. «Хм», – только и хмыкнул про себя Джек. По обеим причинам. - Патру-уль?.. – протянул Боб, не понимая. – А зачем? Патруль охраняет определённую территорию… а не всю планету. Да и вообще… ему казалось, что тут больше нет людей. Кроме Дуллы. Правда, она сказала про какое-то Научное управление. Но они были союзники… раз давали им «тарелки». - Чтобы вас спасать, – хмыкнула она. Она удобно устроилась в кресле, поджав под себя ногу в зелёных пятнистых шароварах и держа одной рукой штурвал с горящими огоньками.

- А вы… – добавила она. – Как вы сюда попали? - Мы… – сказал Джек, справа от неё. – М-м… сами не знаем, – добавил он, слегка пожав плечами. - Ну, что с вами случилось? - М-м… сначала нас накрыла большая волна, – сказал он, вспоминая. – А потом… потом мы сразу оказались здесь… в этой проклятой Богом дыре. - Сам ты дыра, – сказала она, чуть обиженно. – Думаешь, у вас лучше? - Ну, – уверенно сказал он. - Прямо, – сказала она, чуть выпятив губу. – Ты ещё не видел, какие тут есть места. - Ха, – коротко хохотнул Боб. - Не волнуйся, – с едкостью сказал Джек. – Видел… Эо наклонила голову, искоса посмотрев на него задумчивыми серыми глазами. Не дождавшись, когда она отвернётся, он не выдержал и посмотрел в пол. - А что вы делали до того? – спросила она с неподдельным любопытством. – Плыли на плоту? - Как же, – колко сказал Боб. – За крокодилами, что ль? - А что? – спросила она, раскрыв глаза. - Курсировали на патрульном катере в ЛонгАйлендском заливе, – сказал Джек. – В десяти кабельтовых от берега. - Патру-ульном? – протянула она со странным выражением. – Спасательном? - Нет, – чуть ухмыльнулся Боб. – Береговой охраны. У нас война с немцами…

128

У него не повернулся язык сказать «там». Он совсем не привык к мысли, что они не там, а «тут». И даже не знал, что ему придётся привыкать. Хотя и не долго... - Не-емцами? – снова протянула она. – А кто это? - Так, – сказал он, чуть пожав плечами. – Германская империя. - А кто победит? – поинтересовалась она. - Хм… откуда я знаю, – произнёс Джек. - Мы… кто ж ещё, – не раздумывая выпалил Боб. – Куда им… кишка тонка. Джек покосился на него. - Ещё неизвестно… – задумчиво возразил он. – А где ваше научное управление? – вспомнил он. – Тоже в Дулле? Белокурая девушка наклонила голову, на несколько секунд не отводя от него туманных серых глаз. Словно думая, говорить ему или нет. «Впрочем, какая разница?..» – подумала она. - Не-ет, – в раздумье протянула она. – Оно за тайной дверью. – В середине нашего Замка, – добавила она. Она не стала пояснять… пока. «Тоже мне…» – подумал Джек. – «Тайны мадридского двора». - А что там? – уточнил он. – Тайный завод? Она округлила глаза. Крутнувшись к нему в сером чашеобразном кресле, она закинула ногу в пятнистых шароварах на подлокотник, иронически посмотрев на него. - Хм, – хмыкнула она. – Вот ещё… просто другая

129

планета. - К-какая? – запнулся Джек. Боб непонимающе переводил глаза с одного на другого, чуть озадаченно проведя рукой по своим соломенным вихрам. - Ну… ты не знаешь, – застенчиво объяснила она. Она не хотела ставить этого симпатичного рыжего парня в глупое положение. Он был не так уж глуп. - Там за дверью огромный белый зал, – добавила она, словно рассказывая сказку. – А в нём Володиа Розенберго… Я его не видела... только Реналладо рассказывал. Они замолчали. Бесшумно помигивал жёлтый огонёк на штурвале в руках девушки, устроившейся в чашеобразном кресле перед пультом. Они уже привыкли к её странному наряду… Зелёные пятнистые шаровары и чёрный свитер под горло. - Больше никому нельзя… – чуть стесняясь, объяснила она. - М-м… ну ладно, – протянул Джек. – А замок старый? - Хм… он всегда был, – ответила она. Джек выставился на неё, хлопая синими глазами с рыжеватыми ресницами. В умытом виде он и правда был симпатичнее. Немного. - Как это? – не понял Боб. - Ну… так, – невразумительно ответила она. – Его только чинили и перестраивали… немного. - Ну-у… а сколько же ему лет? – рассудительно спросил Джек. Наконец решив, что бе-

ловолосая девушка в толстом чёрном трико под горло просто не так выразилась. - Кто его знает, – беспечно произнесла она. – Наверно, триста миллионов… Джек скептически хмыкнул. - Ну да, – не поверил он. – А сколько дней в году? Он знал, что на других планетах год разной длины. В школе проходили астрономию. Да и всё остальное. Хотя в данном случае… Разница была небольшая. - А у вас? – спросила она. Она посмотрела на него, раскрыв серые глаза. - У нас? – чуть растерялся он, сам не зная отчего... но догадываясь. – Ээ… триста шестьдесят пять. - Хм… а тут – четыреста, – сказала она. «Вр… сочиняет, что ли?» – подумал, чуть покраснев. Она непонятно посмотрела на него. Боб посмотрел на них сбоку. На своего старого товарища по патрульному катеру и странную полузнакомую девушку. Которая их спасла, с чёрным пистолетом в руке. Какого он никогда не видел. Даже в Нью-Йорке. «Влюбился, что ли…» – подумал он. Молчание затянулось. - А вы можете выше летать? – спросил Джек, задумчиво помолчав и взглянув на экран с зелёной полосой. Зелёный цвет стал светлее, и чаще стали мелькать песочные пятна. Вся палит-

ра, от светло-жёлтого до бежевого, а иногда и буровато-жёлтого. «Наверно, миль двести», – подумал он про скорость. Но снова ошибся. - Конечно, – пожала она плечами. – А зачем вам? - Ну… посмотреть с высоты, – чуть запнулся Джек. Ему всё ещё было неловко в своей грязной от глины полевой форме защитного цвета. У матросов была тёмно-синяя форма, но они с Бобом были солдатами-мотористами. Поэтому морское ведомство скинуло их на попечение Армии. - Пожалуйста, – сказала она, исподтишка посмотрев на Боба. Ей было забавно смотреть на чуть удивлённое лицо деревенского парня с полуоткрытым ртом. Джек снова почувствовал себя на секунду, как на больших качелях на Кони Айленде. На секунду они почувствовали краткое замирание сердца, и сразу всё прошло. Ничего не изменилось. Только в длинном во всю комнату окне почти пропала зелень с бурыми пятнами, оставив вместо себя сплошное тёмноголубое небо. Оно посинело. Джек скосил глаза вбок, на коридорчик. В другом окне за ним было то же самое. Через несколько секунд небо стало совсем тёмно-синим, а потом резко сменилось смутно видимыми сквозь белесую дымку очертаниями чего-то зелёного и синего, с раскинутыми по тёмной зелени бурыми и белыми пятнами. Всё разных оттенков… На миг из покрытой ку-

черявыми белыми полосками яркой синевы на краю экрана в глаза блеснул ослепительный луч света. Он не сразу сообразил, что это очертания земли с неимоверной высоты, похожие на карту. А белесая дымка – высокие перистые облака. Под ними… «Как у Жюль Верна…» – подумал он, почесав в затылке. – «Из пушки на луну…» Боб чуть пригнулся к пульту, напряжённо уставившись на эту странную неземную картину. Он не мог понять, что это такое. - Это земля, Боббо, – мягко сказала Эо, стеснительным жестом поправив свои длинные льняные волосы. – До неё двести лиг. Боб снова досадливо поморщился. - А… а сколько это? – чуть запнулся Джек. - Ну… вот, – она показала им согнутый локоть. – Тысяча локтей – одна лига. Оба парня чуть покраснели. - Поняли? – спросила она, чуть удивлённо посмотрев на них. - Э-э… угу, – произнёс Джек. Он понимал, что это лишь пустое совпадение, но почему-то покраснел ещё больше, до корней волос. С его рыжей шевелюрой и ирландскими веснушками это давало большой эффект. Она покосилась на него и чуть прыснула. - Т…так быстро? – запнулся Боб, не успев придти в себя. - Ну, – сказала она, уже не обращая на них внимания. – А что такого? Сбоку на краю экрана двигались вереницы белых

и красных знаков. Одни ползли горизонтально, а другие – вертикально, исчезая за пределами экрана. Некоторые знаки были точно, как земные цифры. Например, ноль… Эо чуть подвинула рукой серый кожаный штурвал, и картина в длинном окне повернулась другим боком, быстро приближаясь. Джек исподтишка посмотрел на свои часы. Он завёл их сегодня утром, на плоту. Они до сих пор ходили, несмотря на все испытания в болотистых джунглях и на берегу. Это был подарок его дедушки. Настоящий «Мозер». Со времени их неожиданного спасения прошло всего двадцать две минуты. Было четверть одиннадцатого. - Хотите есть? – вдруг спросила Эо, перехватив его взгляд на запястье с золотыми часами. Год назад он чуть не отдал за них свою жизнь, встретившись с грабителем в тёмном углу возле пивной на Стинг стрит. Но он оказался чуть быстрее. Потом он немного пожалел молодого парня, увидев в свете тусклого нью-йоркского фонаря его старые ботинки и заплатанные брюки. Но что поделаешь… - Ага, – простодушно сказал Боб. Джек посмотрел на него с некоторой завистью. Как воспитанный в городе человек, он бы на его месте немного поломался. Что было конечно глупо. Особенно в данном случае... И с этой девушкой. - А что вам дать? – просто спросила она, огляды-

130

вая их повеселевшими серыми глазами с длинными ресницами. - А что у вас есть? – спросил Боб, снова опередив Джека. - А что вам хочется? – чуть не прыснув, спросила она. - Ну-у… – серьёзно протянул Джек, наконец подав голос, – персиков… в сметане. Она сделала большие глаза. - А-а… а разве они бывают? - А откуда ты знаешь, что такое персики? – живо спросил Джек, думая, что подловил её. Ведь на другой планете должны быть и другие фрукты. Во всяком случае, так он читал в одном фантастическом романе. Про войну землян с планетой Уэрра. В середине двадцатого века. - Оттуда, – сказала она, улыбнувшись краешком губ. Он хотел спросить про персики на этой планете, но не посмел, вдруг утонув в широко раскрытых серых глазах девушки. Это было совсем неожиданно… еще минуту назад он ни о чём таком даже не думал. «Да-а…» – чуть растерянно подумал он. Он понял, что с ним случилось. Наконец. Жеанна д'Арк… со странным чёрным пистолетом с длинным прикладом вместо лука и стрел. Он чуть покраснел. - Давай бифштекс с яйцом, – предложил Боб. Они и правда были голодные. Только со вчераш-

131

него дня этого не замечали. Было не до этого. - У нас нет мяса, Боббо, – сказала Эо, извиняясь. – Только каша с маслом… и фрукты. - А хлеб? – напомнил Джек, смотря чуть в сторону. Он старался не смотреть на неё, ещё не привыкнув к этому чувству. Потом вспомнил о её способности и с опаской поднял голову. Встретившись с широко раскрытыми серыми глазами. - И хлеб, – тихо добавила она, не отводя от него глаз. – Я не читаю ваших мыслей, Дэкко… только если захочу. - Ну тогда давай обедать, – весело предложил Боб, чуть откинувшись на сером чашеобразном кресле. Он подозревал о чувствах своего старого друга. Но сейчас было не до того. Надо было подзаправиться. С серого пульта тонко запищал сигнал. Один из жёлтых огоньков под самым экраном замигал. Эо насторожилась, приставив палец к губам. - Полетели, – сказала она чуть дрогнувшим голосом. - К-куда? – удивился Боб. Они и так летели. С такой скоростью, о которой он мог только мечтать. Но это ему не нравилось. Он больше любил кататься на обычном поезде. Или подземке. - Вон, – показала она подбородком. Они разом повернулись к экрану. На нём уже не было никаких зелёных полос, а вдалеке на округлом зелё-

ном холме серела какая-то избушка. Небольшой поросший зелёной травой холм был окружён высоким частоколом. Внутри ограждения частокол зарос густыми кустами. - Ч… что это? – спросил Джек, с нехорошим предчувствием. Он сообразил, что тарелка внезапно остановилась, а они этого даже не почувствовали. Но не обратил на это внимания. Сейчас. - Не знаю, Дэкко, – ответила Эо, посмотрев на него серьёзными серыми глазами. Девушка чуть облизала губы. Она проворно сняла ногу в пятнистых шароварах с подлокотника и села прямо перед пультом, взяв штурвал двумя руками. На сером краю штурвала загорелась большая оранжевая кнопка. Или просто огонёк. - Сейчас посмотрим, – прибавила она, смотря на широкий экран прямо перед собой. Несколько секунд зелёный холм с серой избушкой медленно изменялся в размере, приближаясь. Солдаты не знали, что изображение холма посреди моря лесов со светло-зелёными плоскими кронами было сильно увеличено, и до того, как она сказала «не знаю, Дэкко», они продолжали удаляться от него с невообразимой скоростью. Для них. А теперь они повернули и с такой же скоростью приближались к нему. Собственно, теперь серая летающая тарелка висела немного сбоку от зелёного холма с высоким частоко-

лом на высоте футов триста. Вместо избушки на холме стояла квадратная бревенчатая башенка в четыре этажа, с высокой острой крышей из посеревших от дождей досок. Тёмные окошки чуть поблескивали тусклыми стёклами. Но это были не стёкла. Джек молча посмотрел на озабоченную Эо за штурвалом перед серым пультом управления. Такой тонкий и невыразимо изящный женский профиль он видел только один раз в жизни, в музее Метрополитан. После этого он ходил туда раз в месяц, как на свидание. Но никто об этом не знал. Боб с удивлением осмотрелся. Дверь через коридорчик в другое отделение рубки была закрыта. Вместо двери была просто серая кожаная стенка. На потолке над экраном и сбоку загорелись зелёные огоньки и два красных. Некоторые их них перемигивались. Слабо прозвенел зуммер с пульта, на котором осветились все наборы клавишей. Наверху экрана поехали в три ряда зелёные, оранжевые и жёлтые надписи. Впрочем, зелёная стояла на месте, а жёлтая только чуть двигалась, словно не решаясь, в какую сторону ехать. Машина словно приготовилась к бою. Оба солдата почувствовали это нутром. Кроме того, у обоих почему-то побежали мурашки по спине. Как на пустом полузаброщенном кладбище после полуночи. - Будем проверять, – наконец певуче произнесла Эо, снова облизав чуть пе-

ресохшие губы. - Что? – туповато спросил Боб. - Башню, – коротко ответила она. - А-а… зачем? – спросил Джек, чувствуя свою глупость. Она обернулась, кротко посмотрев на него. - Тут серые, – в сомнении сказала она про себя, не отвечая на его вопрос. Она подняла на него серые глаза. Один глаз чуть закрылся под длинными белыми волосами, спадающими изпод красной банданы. – Понимаешь, Джек, – словно оправдываясь, сказала она, – когда я встретила вас в шестом секторе первой полосы Картаго, я возвращалась домой. Из-за гибели Дагомаро, – она запнулась, и у неё на глазах навернулись слёзы. – А после этого мы снова стали патрулём. Ведь нас стало трое, – чуть виновато пояснила она. Потому что не предупредила их об этом сразу. Точнее, просто заговорилась и не успела. Ведь не каждый же день бывают такие случаи. А наверно, раз лет в пять. Да и то… разные. - Какие серые? – не понял Джек. Эо слегка порозовела, как будто он сказал что-то не совсем приличное. Ноо… ведь она сама начала. - Ну-у… это такие существа, – пояснила она. – Они наши враги. - На этой планете? – уточнил Джек. Боб слушал их разговор, переводя взгляд с Эо на Джека и не вмешиваясь. Он не лювил болтать просто так. Не разобравшись, в чём

дело. - Не-ет, – певуче протянула, непонятно посмотрев на него. – Они везде… - Хм… – произнёс Джек. – У нас их нету. - Есть, Дэкко, – произнесла она тоном воспитательницы в детском саду. – Просто ты их не видел. - Хм, – едко хмыкнул он. – А другие?.. Тоже не видели? - Почему? – рассудительно сказала она, чуть тряхнув головой с длинными белыми локонами под красной банданой. – Видели… только ты об этом не знаешь. А может, и знаешь, – добавила она, чуть подумав. – Я слышала, у вас есть литература… и там об этом пишут. - Где? – слегка язвительно спросил Джек. Он прочитал с две сотни книг, и нигде не встречал каких-то «серых». В данном контексте, во всяком случае. - Откуда я знаю, – логично ответила она. – Я же не землянка. - А чего они делают? – спросил наконец Боб. Ему стало интересно, что это за вездесущие существа. Тем более, если они водятся и на Земле. - Вредят, – просто сказала она. - Как? - Ну как… по-всякому, – ответила она. Она не знала, как ему объяснить. То, что она знала с детства. И то, что было так очевидно. И даже осязаемо. Иногда. - Ну ладно вам, – прервал их Джек. Ему надоели эти бесплодные попытки объяс-

132

ниться. В любом случае, время покажет. Ведь они летели в Дуллу. На экране по-прежнему лежал небольшой зелёный холм с бревенчатой башенкой, с частоколом вокруг холма. Картина была совершенно неподвижна. Как будто они стояли на земле, а не висели в воздухе. Впрочем, теперь он не был уверен. - Да, – сказала она. – Пора… Он уловил её голосе небольшое сомнение. Он не знал, что это был только второй вылет в её жизни. Пока ещё она была только помощницей патрульного. - А как? – более деловым тоном спросил Джек. В серых глазах девушки ещё не просохли слёзы, и он хотел отвлечь её от грустных мыслей. - Мы сядем на поляну, – пояснила она. – Вам с Боббо надо выйти и проверить, кто живёт в этой башне. Скорее всего, там никого нет, – подумав, продолжала она. – потому что здесь серые. Но-о… надо проверить, – чуть виновато улыбнулась она, смахнув с лица длинный белый локон. – На всякий случай. - Чего? – непонимающе спросил Боб. - Вдруг там люди, – пояснила она. – Тогда надо их выручать. Солдаты молчали, переваривая всё, что она сказала. - Понимаете, ребята, – вдруг сказала она, посмотрев на них по очереди. – Тут очень опасно. Здесь ареал белых обезьянников, и у серых тут особо охраняемая планетарная зона.

133

Да и вообще… Она остановилась, не досказав. Джека словно обдало теплом. Они были свои для этой сероглазой девушки, словно вышедшей из сказки. - Ну давай, – сказал он. – Показывай своё оружие. - Оно простое, – сказала она, с лёгким щелчком снимая со стенки один за другим два пистолета с длинным прикладом. – Вот тут курок… нажимайте и стреляйте. Только по врагам. - Ну, – с подвохом кивнул Боб. - Не смейся, Боббо, – она подняла на него кроткие серые глаза. – Враги бывают разные. Боб чуть покраснел. - А как мы их узнаем? – спросил он. - Если они на вас нападут, – пояснила она. - Хм… – буркнул про себя Джек. – Не очень-то много времени… - Чего? – спросила она. - Останется… - Да? – удивилась она. – А, у вас замедленность… – протянула она, понимающе чуть улыбнувшись. – Наверно, 3-ой степени… Боб неверно её понял. - Сама ты замедленная, – чуть обиделся он. – А мы стреляем будь здоров… - Не… ты не понял, Боб, – сказала она примирительно. – Просто тут у нас другое время… Она чуть опустила штурвал, и зелёный холм на экране быстро приблизился. Через пару секунд они почувствовали слабый толчок. Тарелка стояла на земле, сильно накренившись. - А это огнеструи, – сказала она, подавая им ещё

более странные пистолеты серебристого цвета. – На случай массового нападения. Разной мелочи… Джеку показалось, что при этих словах она слегка поморщилась. У новых снятых с серой стены пистолетов были тоже длинные приклады, а вместо стволов – сквозные решётчатые трубки. Решётки были с затейливыми завитками. - Давай, – согласился Боб. Он любил оружие. И считал, что чем больше оружия, тем лучше. Особенно после короткого знакомства с местными джунглями. - Пошли? – спросил он. - Погоди, Боббо, – сказала Эо. – Дай я ботинки надену. А то здесь бывают разные гады… - Змеи? – сочувственно спросил Джек. - Угу, – кивнула она. – И насекомые… стра-ашные. Таких вы ещё не видели. Она села, достала из ящика под пультом высокие тёмно-зелёные ботинки и нагнулась, застёгивая их. - Откуда ты знаешь? – запальчиво сказал Боб. Он повидал достаточно насекомых, у отца на ферме. Но тут же вспомнил о полчищах полупрозрачных красных муравьёв. Размером с булыжник. - Оттуда, – коротко пояснила она. Все сгрудились под закрытым беловатым люком. - Вы пойдёте вперёд, – сказала Эо, чуть подтолкнув Джека к лесенке с красной резиной на ступеньках. – А я буду на контроле, около люка. - На стрёме, – гоготнул

Боб. - Угу, – серьёзно кивнула она. Она не так хорошо понимала английский язык. - Ладно тебе, – чуть толкнул его Джек. – Поднимайся. Люк стал прозрачным. Джек заметил, что он вроде линзы. Наверху было только голубое небо с одним облачком, похожим на поросёнка. Но были видны и края тарелки, и даже часть поляны вокруг неё. Немного мягкий белый пол под ними наклонно уходил в рубку, и приходилось стоять косо, поджимая одну ногу. Эо нажала на кнопку у себя на широком браслете, и люк откинулся. Боб удивлённо мигнул, посмотрев на серебряный браслет у неё на тонком запястье. Разноцветные квадратные камешки были кнопками. В следующий момент он полез вверх, почти сразу высунув голову из люка. Вместе с серебристым пистолетом. - Всё в порядке – крикнул он вниз. – Давайте. Чёрный пистолет висел у него на груди. Рваный рукав защитной гимнастёрки болтался от лёгкого ветерка. Болотная грязь на ней давно высохла. Он встал на чуть шероховатую поверхность накренённой тарелки, оглядываясь по сторонам. Поверхность была похожа на металл. Она выпукло шла вниз, к зелёной траве. Через пару секунд все вылезли наружу, стоя на покатой серой поверхности. - Ну давайте, – кивнула Эо в сторону бревенчатой башенки с тёмными окошками. – Валяйте. - А что делать? – уточ-

нил Джек. Она тут была командиром. - Зайдите в дверь и позовите. Если никто не откликнется, проверьте каждый этаж, – сказала она. – Но только вдвоём, – добавила она, вспомнив. – Друг от друга не отлучаться. Построение спиной к спине. Могут быть засады, – мило перечислила девушка в красной бандане. Джек кивнул, собираясь спрыгнуть на близкую землю с яркой зелёной травой. Как в Центральном парке. Тарелка косо лежала на зелёной траве посередине между частоколом и бревенчатой башней выше на холме. «Да-а… командир», – подумал он. - Ой, подождите, – вдруг осеклась она. – Сейчас… Она нырнула в открытый люк, и через несколько секунд появилась из него, ловко выпрыгнув на поверхность тарелки. В руке у неё были какие-то блестящие ошейники с медалями. - Чего это? – спросил Боб. - Обереги, – ответила она, чуть приподнявшись на цыпочки и застегнув у него на шее серебряный ошейник с золотой медалью впереди. Посреди медали сверкал красный яхонт. - И тебе, – заботливо сказала она, застёгивая такой же ошейник Джеку. – Это от серых… да и вообще, – добавила она. – Ну прыгайте. Оглянувшись на девушку, Джек спрыгнул на землю. Он снова почувствовал себя настоящим солдатом.

А не безоружной добычей для огромных чудовищ. Войдя в чуть скрипнувшую дверь, они снова оглянулись. «Ишь ты… смазали», – успел подумать Боб. Судя по внешнему виду, башенку строили без особой техники. В следующую секунду они услышали визг. - Наз-ад!! – кричала Эо. Она стояла, подогнув одну ногу на самой верхушке покосившейся на траве серой тарелки. С серебристым пистолетом в руках. - Скоре-ей! – слышался тонкий голос девушки. Она махнула им одной рукой. Вокруг лежащей на траве тарелки толпилось сборище мохнатых белых чудищ со страшными полуобезьянними мордами. Некоторые карабкались на низкие края тарелки. Другой рукой она отчаянно водила ослепительным огненным лучом по осаждавшей её толпе, поворачиваясь в разные стороны. Но страшные обезьяны держали перед собой какието конусообразные, как у рыцарей щиты чёрного цвета, закрываясь ими от ослепительного огненного луча. Некоторые из них падали с отсечённой макушкой головы или отрезанной лучом ногой. Тогда из них брызгала красная как кумач кровь. Белые чудища стаскивали их вниз, и за ними лезли другие. Но их было сотни две. «Откуда они… – пролетело в голове у Джека. – Наверно, из кустов…» Кусты были почти с человеческий рост. Наверху так же невоз-

134

мутимо сияло солнце в голубом небе, и похожее на поросёнка облако проплывало куда-то вдаль. В бревенчатой башне было тихо. Джек вдруг понял, что она пуста. Густые зелёные кусты вдоль частокола чуть колыхались от свежего ветерка. «Похожи на кино… – промелькнуло у него в мозгу. – «Волшебник страны Оз в подземном царстве». Там тоже были такие омерзительные жуткие морды. Только они не издавали страшного ворчанья, как эти. В полутёмном кинозале играл тапёр. После того, как они оглянулись на крик, прошла секунда. Ещё через две секунды они были почти вплотную у осаждающей толпы огромных белых обезьян, стреляя им в спины. Белые мохнатые твари не успевали перестроиться, и в этом месте сразу образовался проход к краю тарелки. У Джека возникла надежда. «Сейчас…» – промельк-

! Часть 2 На улице все восхищённо рассматривали лодку -трэйкэннту. - Вот эти зелёные прямоугольники, – объяснял Таоринар, – энергосберегающие устройства. В них хранится энергия, заряжающая трэйкэннту и даю-

135

нуло у него. Но с другой стороны было видно, как несколько чудищ уже подступали к белокурой девушке в чёрном свитере и красной бандане. В отчаянии она стреляла по ним из чёрного пистолета в другой руке. Но Джек знал, что в нём всего шестнадцать зарядов. «Почему она не лезет в люк?..» – обречённо промелькнуло у него. В следующую секунду он почувствовал, как невероятно сильные лапы оторвали его от земли. Повернув голову, он мельком увидел Боба с полуоторванной головой. Из шеи хлестали потоки крови, залив ему один глаз. Из последних сил вывернув руку с неудобным оружием, он отсёк одну из державших его белых мохнатых лап с грязными кривыми когтями и почти сумел встать на ноги, не переставая нажимать на курок второго оружия. Но силы были неравны. Последнее, что он увидел – как несколько страшных белых полуобезьян уносили

с тарелки чуть шевелившуюся Эо в чёрном свитере по горло. Краем глаза он успел заметить, красную бандану, соскользнувшую с перепутанных белокурых локонов на грязно-белую шерсть возле слюнявой оскаленной пасти. Неимоверным усилием напрягая все свои мускулы, он повернул оружие в её сторону и разрезал напополам чёрный свитер. Больше он ничего не видел. Он не видел, как на травянистом косогоре возле леска с плоскими сероватыми вершинами с досадой причмокнул губами худой плешивый человечек с масляными глазками, в засаленных матросских штанах белого цвета и такой же блузе, с красным платком на голове. А за леском – огромная летающая тарелка ослепительно серебристого цвета. И никого... Вторая была невидимой. Автор: Горлов Сергей

>0 > щая ей возможность передвигаться – такая своего рода движущая сила, вроде топлива для вашего транспорта. - Здорово! Просто нет слов! – Станислав был под невероятным впечатлением от такого чуда. – Я бы тоже хотел себе такую. Я

бы тебя на ней покатал, – сказал он Соне, у которой от счастья засияли глаза. - А колёса, – продолжил нэфастанец, – называются «дэсиель». Видите, здесь их пять справа и столько же – слева. Они могут ездить по абсолютно любой поверхности: воде,

снегу, песку, болоту и даже по круглым камешкам на вашем пляже. Кажется, они называются галька. - Ну ничего себе! Везёт же вам – быть хозяином лодки, которая умеет ездить даже по болоту! – восторгался Кирилл. – Не говоря уже о более «лёгких» поверхностях! А по асфальту она тоже ездит? - И по асфальту. Абсолютно по всему. Разве только по воздуху не умеет. Побеседовав о свойствах необычной трэйкэннты, Таоринар пересчитал ребят, чтобы узнать, сколько ещё нужно таких лодок, чтобы вся группа туда поместилась. Ребят в группе было пятнадцать, Эйлинар – шестнадцатый. Учитывая то, что «пассажирских» кресел в одной трэйкэннте – четыре, требовалось ещё три лодки. Таоринар достал из кармана рацию и вызвал по ней своих коллег, которые незамедлительно – через 5 минут – прибыли с Нэфастаны на трёх трэйкэннтах. - Zann berzmaniezz aua aent (Я благодарю вас), – он пожал руку каждому из соотечественников. – Ребята, займите места в трэйкэннтах, прокатимся! Гимназисты, вне себя от счастья, устремились в чудо-лодки. Все буквально светились, как полуденное солнце. Все, кроме Эйлинара. Тот был, как всегда, мрачен. - Ты чего? Разве не рад, что скоро побываешь дома? – спросила Лёля. - Не побываю я дома, – ответил ей Эйлинар. – Мы сейчас не на Нэфастану. - А куда?

- Это сюрприз, – загадочно проговорил Таоринар. – Но нашу великолепную Нэфастану мы тоже в этот раз посетим. Поэтому, Эйлинар, не грусти. Родина – ждёт. И дождётся. Мы направимся туда сразу после нашего первого практического урока. Вперёд, к приключениям! И стремительные трэйкэннты унеслись в неизведанные дали по дороге из гладкого черноморского шёлка. Трэйкэннты с ребятами и нэфастанскими управляющими во главе с Таоринаром подплыли к лесному побережью. Здесь в воздухе витал очень приятный и знакомый для многих ребят аромат. - Ух ты! Какой тонкий цветочный запах! – восхитилась Соня. – Я, кажется, даже догадываюсь, что так приятно пахнет – это душица. У нас возле дома есть целая клумба такой душицы. Мы специально выращиваем её, делаем из неё чай и разные приправы. - Мы будем изучать душицу, анализировать её? – восхитилась Лёля. - Совершенно верно, – согласился Таоринар. – Ребята, на время прощаемся с трэйкэннтами, – улыбнулся он, – и отправляемся на спецзадание по детальному исследованию душицы. - Отряд, покинуть трэйкэннты! На берегу строй-ся! – шутливо, к всеобщему веселью, "скомандовал" Сёма. - Слушайте! – осенило вдруг Станислава. – "Отряд"... А давайте, мы и в самом деле будем таким спецотрядом. Отрядом отважных исследователей!

- Круто! – Кирилл был в восторге от такого предложения. – Это – наподобие "Jungle Explorers"? Я видел по каналу Planet South, как целая группа исследователей – крутые такие – изучает джунгли разных стран: какие там растения, животные. Там с ними ещё разные опасности происходят, – мечтательно проговорил он. – А они ничего не боятся. - Ну, опасности нам никак не нужны, – улыбнулся Таоринар. – Конечно, всякое может быть: но, надеюсь, что наши с вами исследования будут менее экстремальными. А насчёт отряда – здорово ты придумал, – похвалил он Станислава. – Как назовём? Ребята задумались. - Наша гимназия называется "Planta", – рассуждала Соня. – Имя нашего учителя переводится как "Плантатор". Что если – "Отряд Плантаторы"? - Солидно звучит, – согласился Станислав. – Мне нравится. - Мне тоже, – отозвалась Катя. – Плантаторы! Романтика!.. - Голосуем, – произнёс Таоринар. – Поднимите руки, кто поддерживает идею такого названия. Подняла руки вся группа, кроме Эйлинара. Тот смотрел совсем в другую сторону, думая о чёмто своём. - Эйлинар, – позвал его учитель. – У тебя есть другой вариант названия? Поделись с нами: рассмотрим и твой вариант. - У меня нет никаких вариантов, – ответил ему Эйлинар. – Мне всё равно, называйте, как все.

136

- Что значит, всё равно?! – возмутился Вова. – Ты тоже с нами в отряде, и тебе ВСЁ РАВНО, как он будет называться? Давайте тогда выгоним его из отряда! Чего это он выпендривается! - Я не выпендриваюсь, – спокойно и твёрдо ответил ему Эйлинар. – И в отряде я буду находиться. А если у меня нет варианта для названия – не думаю, что это такая большая трагедия. Я не мастер что-то выдумывать, поэтому, называйте сами, как хотите. - А почему ты тогда не поддержал нашу версию? – недовольно поинтересовалась Варя. Э й лин ар высок о поднял сразу две руки. - Всё? Теперь поддержал? Вопрос закрыт? - А сразу так нельзя было? – хмыкнул Сёма. – И чё две руки тянешь, одной достаточно. - Тебя забыл спросить, – нахмурился Эйлинар. - Ребята! – раздался голос учителя. – На счёт "три" дебаты оканчиваются. Раз, два, три! Завершаем бурное обсуждение и подходим все к трэйкэннтам. - А анализировать душицу? – разочарованно проговорила Лёля. – Я с таким нетерпением ждала, когда мы сможем исследовать лекарственные растения – а мы уже уезжаем обратно, и не будем ничего исследовать? - И всё из-за этого выпендрёжника! – рассердился Кирилл. - "Выпендрёжник" здесь не при чём, – усмехнулся Эйлинар. – Вы сначала дослушайте, зачем нуж-

137

но идти к трэйкэннтам, а потом уже делайте свои гениальные умозаключения. - Так зачем же ещё, – презрительно поморщилась Марика. – Уезжаем отсюда, потому что некоторые... - Да ну вас! – Эйлинар махнул рукой. – Скоропалительные какие! - Сёма, и куда же ты решил без нас отправиться? – спросил Таоринар у Сёмы, первым забравшимся в трэйкэннту. – Тебе не по нраву наша компания? – добавил он с улыбкой. - Да всё мне по нраву. Не по нраву только этот... – Сёму вдруг осенила счастливая догадка. – Так... так мы, что... не уезжаем? Я думал, что из-за ссоры... - Ссоры мы будем устранять, – улыбнулся преподаватель. – Они нам в отряде "Плантаторы" не нужны. А уезжать мы и в самом деле не будем. Уважаемые коллеги, – обратился он к нэфастанцам, расположившимся для отдыха неподалёку от лодок. – Прошу вас выдать нам эмбэрльанá. - Что-что? – изумилась Лёля. - Вот эти великолепные устройства, – Таоринар принялся брать из рук нэфастанцев по золотой, средних размеров, коробке. Всего коробок было четыре. Там оказались красивые тёмно-сиреневые устройства, сделанные по принципу ноутбуков, с открывающимся экраном. Были они совсем небольшими по размеру. - Э т о – н аш и эмбэрльанá – нэфастанские аналитические устройства. В единственном числе такое устройство называется

эмбэранá. - "Ль" – это окончание множественного числа в вашем языке? – догадалась Соня. - Правильно, Соня. Молодец, – похвалил Таоринар. – Это окончание символизирует множественное число и ставится в середине слова – перед прилагательным. " Анá " – прилагательное, переводится как "нэфастанский". А " Э м б э ´ р " – "анализирующий прибор". Давайте-ка откроем наши эмбэрльана, испытаем их в действии. После открытия устройств выяснилось, что их можно увеличивать в размерах, нажимая на кнопки на верхнем обрамлении экрана. На кнопках были цифры: 2, 3, 4 и 5. То есть, можно было увеличить устройство в 2, 3, 4 или 5 раз. Уменьшалось до исходных размеров оно – путём нажатия на кнопку с цифрой 1 на нижнем обрамлении экрана. Кнопки представляли собой золотистые круги. Ребята увеличили эмбэрльана в три раза. Они увидели красивые переплетённые нэфастанские узоры – изумрудно-янтарные – украшающие пространство как на обрамлении экрана приборов, так и на их поверхности, лицевой стороне. На горизонтальной части, где обычно располагается клавиатура, были сияющие ярко-красные полосы. Рядом с той, что разместилась левее остальных, был нарисован корень. Полоса правее неё обозначалась рисунками стебля и ствола. Далее – лист, цветок и продолговатая колба с

жидкостью чайного цвета. Таоринар объяснил, что данный рисунок обозначает «лекарственное применение».

; XVIII Глава На следующий день Рокси спросила Еву, сидя на паре в университете: - Что случилось вчера на вечеринке? Натаниэль думал, что сказать, пока преподаватель что-то параллельно объяснял, не замечая перешептываний между ними. - Я была не готова, – сказал Натаниэль. - Что? – удивилась Рокси, пытаясь сдерживаться, дабы не привлекать внимание преподавателя. - Я Сару и так еле уговорила, а ты меня так подставила! - Не подставила! Я просто ушла с вечеринки! Почему это должно кого-то тревожить? И что в этом такого? - Ничего. Только теперь все думают, что ты целка. - Ну и что? - «Ну и что»? – эмоционально, чуть ли не вскрикнув, сказала Рокси, но, вовремя заметив собственную чрезмерную активность, успокоилась и прошептала как можно тише. - «Ну и что»? И это все? Разве тебя не волнует это? - Нет, – невозмутимо сказал Натаниэль, не понимая эмоциональности Рокси.

Ребята очень заинтересовались нэфастанскими приборами. Узнав от Таоринара принципы их работы, «Плантаторы», конечно же,

+ Та стихла в своих непониманиях. Между ними настала тишина и голос преподавателя на этом фоне: «Это задание вы будете выполнять в паре…» - говорил он. Но Рокси не слушала этого старика, ровно как и Натаниэль, у которого тоже кое-что зудело в мозгу. - Я должна познакомиться с тем фотографом! – шепнул он Рокси. - С каким? – спросила та у Евы. - С парнем Сары. Ты говорила он фотограф в Париже. В это время преподаватель стал называть в разброс разные фамилии присутствующих студентов, что отвлекло Рокси на несколько секунд, после чего она продолжила, также забив уши Натаниэлю. - Ах, Генрих! – сказала Рокси. - Его зовут Генрих? – переспросил Натаниэль. - Да. Но я не знаю, выйдет ли у тебя с ним познакомиться… Вообще, зачем он тебе? - Для дела! А почему не выйдет? - Сара тебе глотку порвет! Натаниэль удивился на пару секунд, после чего продолжил разговор:

захотели испытать эмбэрльана в действии. Автор: Елена Кравченко

+ - И все же, мне надо с ним познакомиться! Они с Рокси встретились взглядами, после чего Натаниэль услышал от преподавателя: - Адамс! Вы в паре с Фитцгеральд! - Что? – спросил Натаниэль, переключив свое внимание на преподавателя. - Вы, Адамс в паре с мисс Фитцгеральд! – повторил преподаватель. - А как же я? – тут же подключилась Рокси. - Извините, вы?.. - Салливан! Рокси Салливан! - Ах, да! Вы, Салливан в паре с Джеймсом! - Но… - пыталась чтото возразить Рокси. - Чем вы слушали, когда я определял пары и задания? – окончил сцену преподаватель, оставив Рокси недоумевать. Натаниэль спокойно отреагировал на распределение. Они с Рокси прослушали преподавателя и заслуженно оказались порознь парного задания. До этого они всегда все делали вместе. Для обоих это должно было стать чем-то новым. И если Рокси смущал ее новый прыщавый напарник, то для Натаниэля, наоборот, было инте-

138

ресно поработать с Астрид Фитцгеральд – той самой мрачной девушкой, с которой никто не общался, но которая вызывала у Натаниэля скрытый интерес. Он так и не заговорил с ней больше чем за месяц обучения в университете. Теперь был повод. - Какой ужас! Ева, ты поаккуратнее с этой Астрид! Она выглядит, словно покойник! – сказала Рокси. В это время Астрид глянула в их сторону и также ровно с каменным лицом отвела взгляд в какуюто точку. Рокси напугал этот взгляд, и она сочувственно глянула на Еву. Натаниэль же решил подойти к Астрид на перемене. Наконец-то он мог это сделать. - Привет! – глуповато сказал он. - Меня зовут

139

Ева! – не менее глупо продолжил, осознав потом, что Астрид и так знает ее имя. Она кивнула в ответ и молча смотрела на блондинку, которая, видимо, не знала, что сказать. - Ну, что же, мы теперь в паре, – говорил Натаниэль, не зная, куда деть свои руки. - Да, – наконец-то обронила слово могильная особа. Натаниэль услышал ее голос, и он еще больше заинтересовался в ней. Астрид казалась ему харизматичной личностью, с темным, но очень большим внутренним миром. Словно ему было это знакомо. - Может быть, попробуем сегодня? – сказал он, пытаясь хоть как-то свести мосты. - Только у меня дома вряд ли получиться…

Это вообще не мой дом… - Хорошо, – перебила Астрид. - Приходи сегодня в семь ко мне. У Натаниэля ускорилось сердцебиение. Согласие (инициатива тут шла именно от Евы) Астрид была для него неожиданностью. Он сегодня вечером дома у Астрид? Он посмотрел на ее лицо, на котором, вдруг, появилась улыбка, и не мог сказать ничего другого, как: - Отлично! Астрид назвала ему свой адрес, и Натаниэль, собираясь к ней вечером, даже немного нервничал. Он действительно готовил тетради, учебники и сложил все это в новомодную белую сумочку. Он решил надеть длинную синюю кофту, которая облегала его фигуру и была как платье. Под эту кофту он надел тонкие черные штаны, которые облегали ноги словно леггинсы. Намазав губы красной помадой, он отправился в путь. В пять минут восьмого он поднялся на четвертый этаж и позвонил в дверь квартиры номер двенадцать. Через пару десятков секунд ее открыла сама Астрид. Бледная персона с черными губами и в черной одежде смотрела на Еву по ту сторону порога. Она сказала: - Ну! Так и будешь стоять? – смотря на чуть остолбеневшую Еву. - Ах, точно! – выйдя из оцепенения, сказал Натаниэль и улыбнулся, после чего переступил порог. Зайдя в квартиру, он увидел тесный коридор, ведущий в гостиную. Он

был длинным и имел по одной двери на каждую сторону. Слева была дверь в кухню, а справа – в комнату Астрид. Она сразу же завела туда Еву без излишних экскурсий по дому. Из кухни доносился голос пожилой женщины, бабушки Астрид, пыталась что-то сказать, но Астрид быстро закрыла за собой дверь, даже не пытаясь выслушать. В комнате играла песня группы Bathory – 13 Candles, что сразу же дало понять Натаниэлю, куда он попал. Он стал на месте и молча внимал атипичную, как ему казалось, комнату. Размерами она была приблизительно три на пять метров, а ее стены были увешаны разного рода плакатами рок-групп, начиная от Розза Уильямса и заканчивая Venom. Слева от двери была кровать, прямо – окно, справа – письменный стол с ящиками и настольной лампой, недалеко от стола – настенное зеркало. Около него были разные изображения пауков, летучих мышей, скелетов и всякой нечисти. Натаниэль понимал всю мрачность во внешности Астрид. - Падай на кровать! – сказала Астрид в порядке всех вещей. Натаниэль скромно сел на край кровати, положив сумку на колени, и продолжал осматривать все вокруг. Астрид села рядом и гостеприимно посмотрела на Еву. Она уловила в ее взгляде небольшую растерянность и, сделав вид «Эврика!», пошла и выключила магнитофон, после чего сказала:

- Тебя, наверное, моя музыка раздражает. - Не то, чтобы раздражает… - пытался связать какие-то слова Натаниэль. - А что ты слушаешь? Какую музыку? – спросила Астрид, снова сев возле Евы, и в этот раз поближе. - Не знаю. Может быть, Дэвид Боуи, – неуверенно ответил Натаниэль, вцепившись в сумку. - Дэвид Боуи? Интересно. А что тебе в нем нравится? - Не знаю. Он оригинальный. «Ziggy Stardust», «Space Oddity»… Его моя мама слушала. - Мама? - Да, – сказал Натаниэль и понял, что зря он начал говорить о маме, пытаясь тут же перевести разговор в другое русло. - А вообще, я вот принесла… Натаниэль стал доставать из своей сумки учебники, но Астрид быстро его угомонила, сказав: - Эй! Постой! Расслабься! Неужели ты настолько нудная? Давай, лучше, поговорим! – опрокинувшись назад на локти и оперев свою голову об стену, таким образом, оказавшись в положении полулежа. Натаниэль и сам хотел получше узнать Астрид и довериться ей, но, почемуто, он напрягся в этот момент. И все же он сказал: - Хорошо, давай! – улыбнувшись. - Расскажи что-нибудь о себе! А то я уже месяц учусь в этом гнилом университете и мне не с кем поговорить! – сказала Астрид. - А что рассказывать?

Я обычная девчонка! Лучше ты расскажи о себе! - Мне не интересно о себе! К тому же, мне кажется, ты не такая обычная девчонка, каковой кажешься! - Ты тоже. И твоя фамилия, кстати. Откуда она у тебя такая странная? - Странная? Мой дед был немцем. Поэтому странная. Хотя некоторые видят в ней связь с американским писателем Френсисом Фицджеральдом, к которому я на самом деле не имею ни малейшего отношения. Моя фамилия от деда. - Вау! Так ты немка? - Выходит, что да. Он был актером Берлинского цирка. Гастролировал по всей Европе. В 30-е годы бежал в британскую глушь, ибо его отец был евреем. Его сын – Юстас, женился на моей матери – британке, но спустя три года они разошлись. Мать уехала в Норвегию, чтобы прокармливать семью, меня и бабушку. Но все равно, я ее ненавижу! - Почему? - Она уехала туда и завела себе любовника. Обо мне совсем забыла. Он ей дороже, чем я. Поэтому и приезжает редко. Времени на меня мало. Лучше бы мы жили бедно, но вместе, чем порознь, но в достатке. Ненавижу ее старуху. - Я тебя понимаю, – с грустью сказал Натаниэль, чувствуя все большее эмоциональное единение с Астрид. - Правда? - Конечно! Я тоже редко виделась со своей мамой!

140

- А кем она была? - Давай не будем об этом! - Почему? - Просто. - Тебе неприятно говорить о ней? - Не то чтобы неприятно. Просто не хочу. - Ясно. Тогда расскажи, чем увлекаешься? - Не знаю. - Слушай, что ты такая растерянная! Расслабься! Я тебя не укушу! После этих слов они встретились своими взглядами и задержали их друг на друге. Они оба понимали, что между ними может быть что-то более откровенное, чем приятельские разговоры. Натаниэль хотел раскрепоститься, но не был уверен в реакции Астрид, которая не дала сказать ему в этот момент чтолибо. - Ладно. Давай, доставай, что ты там принесла! – сказала она Еве. Натаниэль смотрел на Астрид и чувствовал в своей душе магнит. Он видел Астрид такой открытой и дружелюбной, какой он не ожидал ее увидеть или знать. Если Рокси была для него предметом его пользования и источником светского опыта, то Астрид казалась ему губкой, которая впитает любой яд и не отвергнет. Ведь она была таким же непонятным человеком для всех. Астрид казалась Натаниэлю чуть ли не родной душой. И его сердце быстро забилось от волнения. Он не знал, было ли это мгновенное помрачение, или то, к чему все и должно было вести, но он хотел сказать. Он хотел сказать,

141

кто он есть на самом деле. Пусть это навредит ему. А возможно и поможет. Но он засунул руку в сумочку и начал доставать тетради и учебники. Астрид пристально смотрела на зажатую блондинку и Натаниэль, подняв голову, заметил этот увлеченный взгляд, который вынудил его начать говорить: - Знаешь, Астрид! – начал он издалека. - Когда я впервые тебя увидела, я бы и не подумала, что ты такой искренний человек. Но я все равно хотела с тобой познакомиться, но не решалась, – всучив ей в руки пару книг и несколько листов бумаги. - Почему? Я такая страшная? – улыбаясь, говорила Астрид. - Нет-нет! Я видела таких людей и раннее. И даже имела с ними дело. Но я плохо знакома с этим обществом, субкультурой. Мне нравятся необычные люди, не такие как все, с собственным, иным мировоззрением и восприятием людей. Астрид не отрывала взгляд от Евы, и с более серьезным лицом сказала: - Хм… Знаешь, Ева! Ты можешь создавать первое впечатление гламурной дуры, но на самом деле, ты более глубокий человек. Ты мыслишь, в отличии от тех сучек. И это мне нравится. В этом мы с тобой похожи. Натаниэль усмехнулся. Астрид продолжила: - И каковы же твои представления о необычных людях? - У таких людей иное мышление, не имеющее границ или стереотипов. У них иное отношение к лю-

дям, без ярлыков внешности, национальности, гендера… - И я, по-твоему, необычный человек? – нетерпеливо спросила Астрид. - Да. Я думаю, ты понимаешь многие вещи, не данные для понятия другим людям. И я надеюсь, ты поймешь меня. - В смысле? Ты хочешь что-то мне сказать? - Да. Но я не знаю, как это сказать! Я хочу быть с тобой откровенной. Я не могу быть такой все время, хоть кто-то должен знать. Я хочу доверять тебе, Астрид! Астрид насторожилась и спросила: - Ты уверена, что хочешь рассказать мне что-то важное? - Если ты постараешься понять меня и никому не расскажешь! – сказал Натаниэль. Астрид молча смотрела на Натаниэля в ожидании откровений. Она понимала, что человек решил открыться ей, увидев в ней родную душу, и это еще больше расположило ее. Натаниэль нервничал и никак не решался начать. - Я тебя слушаю! – сказала Астрид в ожидании. Натаниэль, набрав побольше воздуху, начал издалека, сказав: - Посмотри на меня по внимательнее! – и повернул свое лицо так, что оно стало перед самым лицом Астрид. Та уселась поудобнее, развернувшись к Натаниэлю, и рассматривая, сказала: - И что? - Смотри! Ничего не видишь?

- Ну-у… - задумчиво протянула она. - Кожа у тебя замечательная, чистая. Ах, да! Я вижу шрам возле левого глаза. Он почти не виден, но если присмотреться… - Нет! Смотри подругому! - Как? – сказала Астрид, немного удивившись и продолжив искать невидимое. Она глазела на миловидную блондинку и не понимала, чего она от нее хочет. Она уже выдвигала версии о том, что Ева – лесбиянка, или даже ВИЧинфицированна, но все это было далеко от той истины, которую подразумевал Натаниэль. Он хотел, чтобы Астрид сама поняла, кто он есть на самом деле. И та, смотря на Натаниэля около двух минут, наконец-то, начала замечать в нем чтото нетипичное. Когда Ната-

ниэль изогнул шею, то Астрид показалось, что она увидела кадык. И присмотревшись в лицо повнимательнее, она сказала с ошеломленным взглядом: - Да, ну! - Что? - Ты парень? Натаниэль пожал плечами. - Гермафродит? - Скорее! – кивая, говорил Натаниэль. Они оба обменивались взглядами и на их лицах время от времени пробивались неясные улыбки. Астрид сказала: - Но как? Неужели это правда? Я, конечно, встречала андрогинных людей, но чтобы настолько!.. - Андрогинных? - Да, но ты… - Андрогин? Астрид не знала, что сказать в своем изумлении: - Да, – произнесла она.

Они оба не знали, что говорить. Казалось, момент говорил сам за себя. Натаниэль, наперекор себе, открылся; Астрид была обескуражена. Она была восхищена своей новой знакомой, которая оказалась новым знакомым, или кем он был. Астрид ничуть не сомневалась в том, что Ева – гермафродит. И этот факт стал для нее самым удивительным в жизни. Двое фриков нашли друг друга. И Натаниэль не ошибся в своем выборе, почувствовав себя счастливым в эти минуты. Он был рад, что, наконец-то, нашел себе друга. Настоящего друга, которого у него никогда не было. Автор: Роттен Морган

142

, Для мощного любовного приворота вам понадобится янтарь и красный шелк. В четверг вечером заверните камень в ткань и со всей тщательностью представьте себе все качества, какие вы желаете видеть в своем избраннике. Поцелуйте янтарь и заверните его в небольшой отрез шёлка, положите сверток под подушку. Через семь дней, по цыганским поверьям, смело ожидайте искомого возлюбленного... (с) Однажды вечером Шарлотта Николс возвращалась домой после долгого рабочего дня, и самое большее, о чем она мечтала — отдохнуть в одиночестве. Работа начальника отдела верстки даже в небольшом женском журнальчике не оставляла ни минуты свободного времени, а всеобщая нерасторопность подчиненных нисколько не улучшала ситуации. С девяти утра до семи вечера Шарлотта объясняла, подбадривала, грозила, показывала, как правильно, возмущалась и, если удавалось — немного верстала. Врали те, кто убеждал ее, что работа в редакции тиха и лишена какой-либо необходимости в общении с окружающим миром. Если бы! Отдел верстки в журнале «Очаровательнейшая» на деле оказался самым настоящим адом для социофоба, каковым Шарлотта

143

(

Николс себя не без основания считала. Шарлотта жила на окраине города, подходившей скорее для молодых пар, вознамерившихся завести как минимум троих детей, чтобы в полной мере наслаждаться близостью загородной природы. В выходные на улице то и дело встречались счастливые и обнимающиеся люди с собакой на поводке (а то и двумя-тремя), но сейчас — почти в девять часов вечера — дороги были пусты и негостеприимны, что Шарлотту весьма устраивало. Она с тихой усталостью наслаждалась свежим воздухом и безлюдьем, сладко предвкушая, как вскоре окажется под струями теплого душа, а потом и в мягкой постели. Да, она как всегда будет в одиночестве. Но сейчас даже вечная изоляция казалась Шарлотте вполне привлекательной перспективой. Оказавшись перед входной дверью, Шарлотта вставила ключ в замочную скважину, повернула. Дом, совсем недавно ставший родным, встретил уютной прохладой и непроглядным мраком — ни лучика света от уличных фонарей не просачивалось в занавешенные окна. Шарлотта привычно поставила сумочку у зеркала гардеробной, затем сбросила туфли и пальто. Ноги ныли, пальцы было не разогнуть — проклятый офисный дресс-

код, доставляющий столько хлопот! Естественно, были и те, кто нарушал его, но, если Шарлотта хотела сохранить за собой место руководителя отдела, туфли на высоком каблуке и строгая обтягивающая юбка были ее лучшими партнерами в этом деле. Уже давно всей женской частью редакции была замечена забавная тенденция — чем короче и плотнее к телу одежда, тем больше шансов завладеть лояльностью высокого начальства. И нужно было обладать некоторой смелостью, чтобы идти против... Шарлотта резко остановилась. В гостиной, куда она пробралась на ощупь, стоял знакомый отвратительный запах. Воняло мокрой собачьей шерстью и грязью. «Должно быть, — подумала Шарлотта, — перед уходом я оставила окно открытым». Повода для паники у нее совсем не было. Скорее всего, вонь шла с соседского участка, где проживали два милых, но не слишком благоухающих сенбернара. Сморщив нос, Шарлотта пошарила рукой там, где по всем правилам должен был быть выключатель. Ее пальцы легли на что-то мягкое. Долгий тяжелый день отразился на реакции Шарлотты. Тихо ойкнув — вместо того, чтобы хорошенько завопить — она отшатнулась назад и стукну-

лась спиной о косяк двери. Все тело как будто закостенело от страха. Когда зажегся свет, колотящееся сердце Шарлотты было готово разорвать грудную клетку. — Умоляю, — вежливо обратился к ней лающий голос, — только не надо кричать. Это создаст определенные неудобства. В иной момент Шарлотта непременно бы поспорила, что именно доставляет большие неудобства: крики о помощи или покушение на чужую собственность, а в худшем случае и честь. Но сейчас она едва могла дышать, что уж говорить о нотациях. — Вы в порядке? Шарлотта совсем не была уверена, что она в порядке. Широко раскрыв глаза, она испуганно глядела на нарушителя спокойствия, без всякого позволения вторгшегося в ее дом. Сейчас она уже понемногу начала приходить в себя и вполне была готова звать на помощь, но некоторые аспекты сложившейся ситуации заставили ее повременить. Следовало начать с того, что явившийся к ней мужчина был очень хорош собой (особенно для извращенца, подумала Шарлотта). Золотистая кудрявая шевелюра, скуластое загорелое лицо с легким налетом рыжей щетины, ноги такие длинные, что Шарлотта, встань она рядом, достала бы ему в лучшем случае до груди. И все же... — Отойдите от меня, — предупредила Шарлотта. — Отойдите. — Как пожелаете,

— мужчина учтиво кивнул и сделал несколько внушительных шагов назад, открывая Шарлотте все прелести своего сложения. Во-вторых, но не впоследних, нужно отметить, что незнакомец был абсолютно обнажен. Этот аспект добавился в список причин, почему ей бы следовало тут же закричать, но Шарлотта замялась. И боясь, и одновременно смущаясь, она обвела мужскую фигуру нарочито скупым взглядом и тут же отвела глаза. — Кто вы такой? Маньяк? Мужчина смущенно почесал переносицу. Чуть успокоившаяся Шарлотта едва не взвизгнула. Пальцы незнакомца заканчивались

длинными когтями, а по тыльной стороне вверх к локтю шла густая золотисто-рыжая шерсть. Так вот на что она натолкнулась в темноте! Теперь Шарлотта всерьез вознамерилась закричать. Но и незнакомец был начеку: едва она собралась открыть рот, он в два шага оказался возле нее и, одной рукой крепко схватив за талию, другой пресек зарождающийся вопль, больно царапая лицо когтями. — Я прошу вас, не кричите, — его голос обжег ухо, и Шарлотта исступлённо заизвивалась, пытаясь высвободиться из объятий маньяка. Ее грудь содрогалась от ударов сердца по двум причинам, хотя за вторую — рожденную мыс-

144

лями о совершенно голом теле мужчины — ей было стыдно даже сейчас. Кроме того, он был сильным. Очень сильным! — Я не хочу причинять вам боль, — заверил незнакомец. Его щетина неприятно поскребла ей щеку, когда он наклонился так близко, как только позволяла их вынужденная близость. Шарлотта истерически замычала. Он был привлекателен — она не отрицала — но где гарантия, что, получив свое, он не изрежет ее на кусочки и не скинет в ближайший пруд? Ее утешающе погладили по волосам. — Янтарь, — медленно напомнил мужчина, — янтарь под подушкой. Вы помните? Шарлотта затихла в его объятиях, и он осторожно убрал руку с ее рта. Темно-медовые глаза незнакомца даже при желтоватом свете люстры казались всполохами звезд в ночном покрое неба. Шарлотта медленно кивнула. Она хорошо помнила. — Семь дней прошло, — улыбнулся ее искомый возлюбленный. — Хотя не уверен, что вы будете довольны, узнав все. *** Генри — так звали мужчину — оказался прав только отчасти. Неудовольствие Шарлотты мог вызвать разве что факт необходимости сообщать о крахе своего неверия подруге, надоумившей ее на всю эту магическую кутерьму. Впрочем, очень скоро Шарлотта решила, что подробности Лиззи знать не-

145

обязательно. Появление в своей жизни мужчины можно объяснить и совершенно обыденными причинами. Свое самолюбие Элизабет все равно сумеет потешить, но хоть вопросов будет меньше. Про янтарь и срок в семь дней Шарлотта действительно помнила прекрасно. Все началось вечером тридцатого апреля, когда неугомонная Лиззи затащила ее на несуразный карнавал, посвященный не менее нелепому празднованию Вальпургиевой ночи. — Когда есть повод, чего б и не гульнуть? — дьявольски хохотала Лиззи, таща Шарлотту к ближайшей повозке с пахучим глинтвейном. Карнавальная ярмарка была в самом разгаре, множество разноцветных огоньков перемигивали у людей над головами, а где-то поблизости раздавался шум фейерверка. Какофония звуков и запахов заставила Шарлотту немного расслабиться — свободной от обязательств она не чувствовала себя уже очень давно. Поэтому, когда, выкинув пластмассовый стаканчик из-под глинтвейна, Элизабет потянула ее к пестрой палатке цыганки, разморенная Шарлотта почти не сопротивлялась. — Погадаем на суженого, — хихикнула Лиззи. — Я уже пристроилась, теперь твоя очередь. А иначе так и останешься в девках! Совсем недавно девушка вышла замуж и все еще наслаждалась утекающим сквозь пальцы ощущением новизны своего стату-

са. А взаимная любовь супругов и счастье, которое они обрели, заставляло Элизабет искать спутников жизни для всех подруг, находящихся в зоне досягаемости. И Шарлотта не была исключением. Заплатив (к слову, немаленькую сумму!) и рассевшись на неудобных табуретках, они ожидали цыганку. Вплывшей в полумрак палатки блудливого вида женщине можно было дать лет сорок-сорок пять, ее виднеющимся в боковом разрезе платья венозным ногам — все семьдесят. — Кто из вас желает узнать свою судьбу? — таинственно пропела она, откидывая назад слипшиеся от жира и грязи черные волосы. — Это ведь ты, да? — цыганка обратилась к Шарлотте. — Она-она, — энергично закивала Лиззи. — Гадаем на суженого. — Суженый! — глаза цыганки вспыхнули огнем азарта. — Очень хорошо, очень. Давненько девушки не являлись к Луладдже гадать на суженого. За то, что уважили, дам больше — не гадание, но приворот. Вы, дорогуши, знаете, что такое приворот? — И магия не сторонится сезонных акций, — шепнула Лиззи Шарлотте на ухо. Луладджа терпеливо подождала, пока девушки вдоволь нахихикаются. — Не верите, — протянула она, бряцая браслетами. — Не верите. Но уже скоро... Цыганка покинула кресло и прошествовала к самодельному шкафчику,

притаившемуся в тени. Пошарив рукой, она извлекла на свет что-то маленькое и поблескивающее. — Да это же янтарь, — удивилась Лиззи. — Настоящий? — Настоящий, но необработанный, — ответила цыганка. Она протянула его Шарлотте. — Возьми его. Камешек легонько упал на ладошку Шарлотты и перемигнул золотисторыжим, затем медовым. Он был слегка мутным, края — неровными и острыми, как кошачьи коготки. На вид совершенно обычный камень, и Шарлотта не ощутила ничего странного, взвешивая его на руке. — И что мне с ним делать? — она с сомнением поглядела на цыганку. — Приди домой, заверни янтарь в отрез кроваво-красного шелка, затем приложи к груди и представь, кого бы желала видеть рядом с собой, — цыганка строго посмотрела на Шарлотту. — Да представляй живее, добротнее! Каков быть должен телом, душой, разумом, сущностью. После поцелуй камень и спрячь под подушкой. Подождешь семь дней и являйся сюда — благодарить Луладджу. Она здесь всегда. Напоследок цыганка хищно улыбнулась, и девушки успели заметить в ряде зубов пустые места там, где должны были быть клыки. — Нелепость какаято, — проговорила Шарлотта, выходя из палатки и вдыхая свежесть весеннего вечера, смешанного с запа-

хами ярмарки. — Глупости. Да и янтарь ненастоящий. Она покрутила камешек в руках. Впитывая в себя разноцветные огни, он все же продолжал поблескивать золотистыми бликами. — Попытка не пытка, — Лиззи пожала плечами. — Хоть какое-то разнообразие среди всей этой рутины. — Это точно, — Шарлотта с болью вспомнила о том, что завтра понедельник, а значит, снова на работу. В растреклятый офис к надоевшим физиономиям и отвратительному отношению. К обычному осточертевшему образу жизни. К ее собственной настоящей жизни. — У нее даже акцен-

та нет, — Лиззи кивнула в сторону палатки. — Какая уж из нее цыганка. Шарлотта хмыкнула и весьма точно изобразила последнюю улыбку Луладджи. — «Луладджа всегда здесь», — простонала она сипло. Лиззи захохотала и, не глядя по сторонам, врезалась спиной в высокого мужчину. — Прошу прощения, я... В ответ ей раздался издевающийся лай и вой. К девушкам обратилась пугающая морда волка — пусть резиновая и гротескная, она все же была довольно натуральной. Один из нанятой труппы, человек в маске волка развлекал зашедших на ярмарку дети-

146

шек. В толпе тут и там виднелись лисы, зайцы, львы и прочие существа, но этот волк особенно вжился в роль. Шутливо потискав хихикающую Лиззи и для порядка полаяв на нее, актер вернулся к гогочущей стае ребятни и продолжил свои дикие манипуляции. — И мне когданибудь хотелось бы так побеситься, — заметила Элизабет. Девушки глядели, как Волк охотится за неуклюжим черноволосым мальчуганом. Ребенок хохотал, а мужчина — хоть на нем была маска и нельзя было сказать наверняка — был чрезвычайно этим доволен. — Выглядит так, как будто его только что выпустили на волю, — пошутила Шарлотта, кивая на Волка. — Даже двигается, как дикое животное. — А мы бедные одомашненные кошечки, — Лиззи вздохнула. — А что поделать.

147

Немного понаблюдав за детворой, они отправились дальше, нацеленные на Комнату Страха. Уходя, Шарлотта бросила последний взгляд на завывающего Волка, и его гротескная ощеренная маска тоже посмотрела на нее, но теперь как-то презрительно. «Одомашненная кошечка, — словно говорила она. — Жалкое зрелище». Шарлотта была с этим согласна. *** Хоть и с некоторым стыдом, Шарлотта сделала все, как велела беззубая цыганка. Отрез красного шелка нашелся на удивление быстро — будто ожидал момента, когда понадобится. Нельзя было судить, насколько «кровавокрасным» он был и соответствовал ли указанию, но другого у Шарлотты не было. Осторожно разгладив шелк на коленях, она положила камешек янтаря на самую середину и аккурат-

но завернула в ткань. Пучок обвязала красной ниткой (надеясь, что это не добавит ритуалу никакого страшного смысла) и принялась за самую ответственную часть — представление суженого. Каким он должен быть? Симпатичным — да, конечно. Не чрезмерно, чтобы не привлекал к себе слишком много внимания, но довольно приятным. Шарлотта попыталась вспомнить, что ей всегда нравилось в мужской внешности. Красивые руки и длинные пальцы, сильная спина и острая линия скулы... Она бы хотела, чтобы он был довольно крепким и, естественно — хорошим любовником. Весьма важное в этом деле она себе представила с наибольшей точностью, хотя (признавалась она себе позже) немного хватанула через край. Шарлотта любила природу и, прижимая шелковый мешочек к сердцу, пожелала, чтобы и ему она была по душе. Она ценила скромность и вежливость — и решила, пусть тоже будут. Наглец и хвастун ей ни к чему. Хотелось бы также, чтобы он любил литературу, но не был таким же замкнутым занудой, каковой себя считала сама Шарлотта. Пусть любит и умеет общаться с людьми — будет делать это за них обоих. Честность, энергичность, доброта и ум — все это она тоже последовательно перечислила. К полуночи Шарлотте показалось, что она учла все возможное, но решила на всякий случай пройтись по

воображаемому списку. Все это время она усиленно концентрировалась на всем, что касалось ее потенциального возлюбленного, гоня непрошенные мысли. Но кое-чего она все же не учла. Тишину спящей улицы разрезал собачий вой — должно быть, скучала сенбернарская сучка, которую отлучили от самца на время течки. Вой. Лай. Собака. Волк. Волк, прыгающий под разноцветными огнями. Ощерившийся волк в пестрой Вальпургиевой ночи полоснул сознание Шарлотты похуже острого ножа. Ей вспомнились слова Лиззи про «одомашненную кошечку» — какое презрение и в то же время безотчетное согласие она почувствовала! Если бы только можно было стать свободнее, делать то, что ты хочешь, так, как ты хочешь, а не возиться с задаваками в душном офисе... Шарлотта лихорадочно замотала головой, напоминая себе, что должна сконцентрироваться. Быстро приложив мешочек к губам, она сразу же сунула его под подушку. Перед глазами все еще стояла резиновая маска волка, так похожая на настоящую морду дикого зверя. А через семь дней явился Генри, и потом, после того, как они вместе пережили его первое полнолуние, она уже ничему не удивлялась. *** Как и желала Шарлотта, Генри был хорош собой, с ним было весьма

приятно заниматься любовью, он был честен, вежлив и любил природу. Все это соответствовало ее ожиданиям, кроме того факта, что Генри был также оборотнем. В обычное время это не доставляло почти никаких хлопот — шерсть с тех мест, где ее быть не должно, достаточно успешно удалил воск, а срезать длинные ногти оказалось не таким уж трудным делом. Генри сносил все более чем терпеливо, и сам дотошно следил за искоренением волчьих повадок. В частности, ему пришлось отказаться от тяги к сырому полнокровному мясу, хотя Шарлотта вовсе не требовала от него этого. Ей даже нравилась некоторая дикость, присущая Генри. И, когда он, обратившись в громадного черного зверя, после охоты приходил к ней в постель — она почти не боялась. Чуть подрагивающей рукой чесала его за ухом, говорила с ним, слушала гулкое биение волчьего сердца — оно звучало так громко и вольно! — наслаждалась запахом полей, которые он приносил на своей шерсти. Надо было сказать, что она действительно завидовала ему, но никогда об этом не говорила. Выслушав, Генри бы утешил ее — как успешно утешал во всем прочем — но гордость не позволяла Шарлотте выказывать зависть по отношению к тому, кто был так добр к ней. И хотя изредка ее мучили сомнения в том, является ли причиной этой бескрайней доброты янтарь, который она продолжала хра-

нить в тайном местечке, она все же была намного более счастливой, чем раньше. — Я хочу устроиться на работу, — заявил однажды Генри, когда они ужинали. На тарелке у него лежала хорошо прожаренная говядина, и каждый кусок он проглатывал с неподдельным удовольствием. Шарлотта искренне верила, что ради нее он заставил себя полюбить все, что любят и приветствуют обычные люди, но работа (идею о которой в Генри явно заронила Лиззи) была уже чрезмерным подвигом. Им вполне хватало ее зарплаты. Об этом она и сказала Генри. — Разве ты будешь продолжать любить меня, если я обленюсь? — он погладил ее по щеке. — Это дело решенное. Как ты думаешь, смогу я устроиться в ваше издательство? Некоторое время Шарлотта еще сопротивлялась, но после ужина они занялись любовью, и ей пришлось ему уступить. Она ничего не могла противопоставить его искренности, ощущению свободы и правильности своих поступков. Он казался решительным и уверенным в себе, и, засыпая, Шарлотта вновь почувствовала укол зависти — ей такой никогда не стать. Понимает ли Генри, что теряет, так страстно желая приобщиться к обычной человеческой жизни? Понимает ли, что утратит, когда вольется в этот безумный бесплодный ритм, измучивающий тело и душу? Вероятнее всего, он вообще об этом не ду-

148

мал. Для него такого вопроса не стояло — он делал то, что считал нужным, не растрачиваясь на ничтожные размышления «а если бы да кабы», и Шарлотта сокрушалась, что не пожелала видеть в нем склонность к обдумыванию своих поступков и того, к чему они приведут. Засыпая, она не чувствовала себя так покойно, как это бывало раньше. — Генри справляется чудесно! — Лиззи сидела у Шарлотты в гостиной и гладила свой округлившийся живот, а ее лицо сияло радостью — и вряд ли от того, что начальство издательства так хвалило Генри. — Удивительно, что он мог подняться от курьера до начальника отдела продаж так быстро. Он очень талантлив, Шарлотта, тебе повезло. — Я счастлива за него, — Шарлотта отпила из чашки, надеясь, что это скроет ее досадливую гримасу. Но Лиззи было сложно провести. — Что-то не так? — подруга подалась вперед, вглядываясь в ее лицо. — Ты недовольна им? Встретить такого мужчину — шутка ли? Ты должна была поблагодарить цыганку. — Да... да, наверное. Я забыла об этом. Просто знаешь, Генри не понимает, что карьера вряд ли принесет ему счастье. Лиззи пожала плечами. — В прошлый раз он казался мне вполне счастливым. У вас могут быть разные жизненные приоритеты, знаешь ли. Тебе впа-

149

хивание не по вкусу, а он может быть заядлым карьеристом и трудоголиком. И это его ничуть не портит. Шарлотта кивнула, вновь отпивая из чашки. Не могла же она сказать Лиззи, от чего отказывался Генри, чем жертвовал. Она также не могла сказать, что его энергичность и увлеченность работой сделали его сердце таким тихим, что, придвигаясь к нему, она слышала его биение так, как слышала бы биение любого человеческого сердца. Полнолуния теперь проходили спокойно и без происшествий, Генри даже не выбирался на охоту — лишь лежал возле Шарлотты, полизывая ей пальцы. А она боролась с желанием отвернуться и спрятать руки, потому что такое собачье покорство вызывало у нее презрение, смешанное с жалостью. С ленивой тоской она ожидала, когда он вновь станет человеком, мужчиной и притянет ее к себе, обдавая запахом мыла и шампуня, а вовсе не ароматом леса и полей. Почувствовав однажды свободу его души, она впитала ее, в то время как Генри — потерял. Теперь Шарлотта не была уверена, кто именно из них «одомашненный». *** В следующем году никто и не заикался о ярмарке, посвященной Вальпургиевой ночи. Праздник выпал на пятницу, и Генри решил задержаться на работе, чтобы доделать все необходимое и не омрачать уик-энд мыслями о незаконченных делах. Шарлот-

та (как всегда в последнее время) приняла это с холодной беспристрастностью. Она не обвиняла Генри, припоминая, что просто -напросто забыла пожелать для него и такое качество, как «он должен любить Шарлотту». Не так давно выяснилось — деловые и успешные мужчины не склонны слишком долго терпеть рядом с собой занудных социофобок. Генри продолжал быть рядом, но был ли на самом деле? Шарлотта знала ответ. Именно поэтому прямо с работы она поехала на ярмарку, надеясь, что слова цыганки не были ложью и она действительно «всегда там». Сердце Шарлотты неистово забилось, когда она увидела на пустыре всего одну пеструю палатку. Тишина и ночь — и никаких разноцветных фонарей, никаких фейерверков, никаких волков в масках. Отодвинув ткань, Шарлотта вошла внутрь. — Запоздало же ты пришла благодарить меня, — ворчливо произнесла Луладджа. Ее испещренные венами ноги возлежали на потрепанной банкетке, а сама она поместилась в громадном мягком кресле. — Не по вкусу суженый пришелся? Шарлотта присела на краешек табуретки, как будто той же самой, на которой нетерпеливо ерзала год назад. По глазам цыганки не было понятно, можно ли говорить с ней откровенно. Знает ли она, кто такой Генри? Вздохнув, Шарлотта все же сказала:

— Мой мир испортил его. Он не понимает, что происходит. Не понимает, что теряет. Луладджа не пошевельнулась, но на ее морщинистом лице отразилась та самая осклабистая улыбка. — О, а ты, значит, понимаешь? Шарлотта неуверенно кивнула. — Думаю, понимаю. — И ты хочешь, чтобы он ушел? Или лучше умер? — Нет-нет, — Шарлотта испуганно замотала головой. — Этого я не хочу. Я не желаю ему зла. Он нашел свое место, но то, что оно все еще остается рядом со мной — меня тяготит. Луладджа сипло засмеялась и откинула голову назад. Некоторое время Шарлотта непонимающе глядела на цыганку и молчала. Она не знала, что еще сказать, ей казалось, ее поняли. — Ты первая, — наконец проговорила Луладджа, обращая свой взгляд на Шарлотту. — Первая. — В каком смысле? Последовал короткий смешок. — До тебя было еще несколько девиц. Ни одна из них не отказалась от подарка судьбы в виде пригожего мужа. Они боялись потерять то, что, может, стало самым лучшим в их жизни — хоть уже и не приносило счастья. И все же, ни один из тех мужчин не был Волком. Шарлотта поджала губы. — Вы и это знаете.

— Знаю. — Зачем вам эти эксперименты? Снова смех. — Последнее время жизнь стала уж очень обыденной. Мрак в палатке стал гуще, и Луладджа, убрав ноги с банкетки, придвинула кресло к Шарлотте. Бряцая браслетами и источая противный кисловатый запах жирных волос, цыганка наклонилась над самым ухом Шарлотты, и прошептала: — Янтарь. Отдай ему янтарь, девочка. *** Одно Шарлотта пожелала правильно: Генри был добр. Мысль в ее голове вспыхнула мгновенно, и он не посмел отказать. Он знал — это было предание древнее, более древнее, чем мир и уж тем более кинематограф — о том, что если Волк укусит человека, то сам перестанет быть Волком. Генри любил смотреть на природу, но ему надоело месить лапами грязь сельских дорог, втягивать запах туманносвежего утра. Шарлотта попросила его об этой услуге мягко и с должным почтением. Все же он собирался отдать ей частицу самого себя — хоть она и не была тем, чем он особенно гордился. Укус был мягким, как и сам Генри, почти безболезненным. В таком деле не нужно было быть слишком уж усердным, оказалось достаточно всего лишь царапины. Впервые за долгое время, оказавшись в его объятиях, Шарлотта ощутила ту почти

утерянную искру, которую так пылко любила в Генри — его свободолюбие, его сущность, его инаковость, от которой он так легко отказался в пользу человеческой суетности. Она могла бы напоследок сказать, что действительно любила его в какое-то мгновение своей жизни, но не стала, потому что, отдав янтарь, совершенно и бесповоротно убедилась — он не любил ее. Кроме выражения его глаз ей не нужны были никакие доводы, и, избавившись от сомнений, Шарлотта почувствовала облегчение. Биение ее сердца было гулким, отдающимся в каждом углу дома, который вдруг показался слишком тесным. Генри изумленно глядел на нее, не решаясь сказать, что в жизни не видел таких крупных волков — даже среди утерянных сородичей. Осторожно, как будто опасаясь Шарлотты, он указал ей, откуда пришел, и она с шумом втянула в себя запах неизведанных троп. — Прощай, — сказал Генри. Волчица ему ничего не ответила. Впрочем, если бы она могла, то сказала бы, что благодарна — стремясь к нелепости, она получила действительно желаемое. Мысль о гротескной резиновой маске вовсе не была уж такой несуразной. Ее сердце лучше знало, что ей нужно. Волчица кивнула Генри и осклабилась. Радостный вой прокатился по окрестностям, а потом затих. Автор: Лис Рейнеке

150