№62 (май 2017) by PS литературный журнал

№62 (май 2017)

Май пришел с холодами и уходит с чуть заметным теплом. Приближение лета едва уловимо. А когда в мае за окном начинает валить снег, крупными рождественскими хлопьями, то хочется закутаться в плед, читать книгу и пить какао. Это так не по летнему. Лето, как бы ни банально звучало, особое время, другая жизнь. Когда мы снимаем многочисленные слои одежды с тела, а с лица недовольные гримасы, с душ оцепенение. Летом улыбаешься и паришь над землей, даже по дороге на работу. И читать можно сидя в парке, в открытом кафе или поздним вечером у окна. Май уходит, впереди целая летняя жизнь, с приключениями, вдохновением, встречами, впереди так и маячит нечто новое и заманчивое. Время, когда возможно все. Границы отменены. Мятный чай с лаймом подойдет этому номеру больше всего. ВНИМАНИЕ!!! Авторские права на размещенные произведения принадлежат их авторам, и защищены Законами об авторском праве Украины и РФ, а так же международными законодательными актами об авторском и смежном правах. Пунктуация и орфография авторов сохранена.

ВНИМАНИЕ!!! Некоторые произведения содержат сцены насилия, секса, не пристойного поведения и психологические тяжелые сцены. Поэтому, не рекомендуется для прочтения лицам младше 18 лет. Прочтение возможно с разрешение родителей, опекунов, либо лиц выполняющих их функции. При копировании материала ссылка на АВТОРА и «Литературное интернет-издание PS» ОБЯЗАТЕЛЬНА!

www.ps-lit-jur.ru

ÓÎÓÌÍ‡ „Î‡‚ÌÓ„Ó Â‰‡ÍÚÓ ‡ Добрый день, дорогие читатели и авторы! На повестке дня неожиданно восстал вопрос о блокировке российских сервисов на территории Украины. Мы уже получили ряд запросов в службу технической поддержки с просьбой сменить почтовые адреса для связи. Скажем прямо, мы так же претерпели некоторые неудобства в связи с этим. Но на данный момент наши страницы и почтовые адреса продолжают функционировать в штатном режиме. Мы не будем вдаваться в полемику по поводу причин блокировки. Скажем только одно: блокировка каких либо ресурсов в XXI веке, это тоже самое, что поставить посреди поля запертую дверь. Никто не будет в неё ломиться, все просто напросто обойдут её. Как будут дальше развиваться события, мы не беремся

предсказать, но со своей стороны мы приложим максимум усилий, чтобы никто из наших читателей и авторов не пострадал от последствий. Многие спрашивали нас о рейтинге авторов. На данный момент обработаны все номера журнала и произведен подсчет всех опубликованных произведений. В дальнейшем предстоит загрузка данных на наши ресурсы и их публикация. В рейтинге будут участвовать все авторы, но отображаться будут либо тридцать, либо пятьдесят первых. Критерий: количество публикаций. На первых позициях будут те авторы, которые опубликовали в нашем журнале больше всего произведений. В вод других критериев оценивания пока не возможен. Хотя мы не исключаем в будущем изменения рейтинга и ввод комплексного оценивания,

которое будет учитывать не только количество опубликованных произведений, но так же и уровень автора. Разумеется, при подсчете произведений возможна погрешность, но мы старались её минимизировать. Неприятные новости с конкурса красоты «Мисс PS». До конца конкурса осталось совсем ничего, а конкурсанток всего две. Разумеется, они не останутся без призов, это будут поощрительные призы, а не призы за первое, второе или третье место. Планы на будущее. Мы о них уже говорили и они не поменялись. Полным ходом идут работы по внедрению рейтинга авторов, после мы займемся усовершенствованием бонусной системы журнала. На этом все, приятного прочтения! С уважением, главный редактор Александр Маяков.

Поэзия

«Мне кажется, всё это было...» Дмитрий Королёвъ

«Терзания поэта» Дмитрий Королёвъ

«Забвение» Аделина Фаизова

«О принцах» Аделина Фаизова

«Компонент» Аделина Фаизова

«Цветы войны» Данилко Софья

«Фениксы» Данилко Софья

«Колыбельная» Данилко Софья

«Прости» Гогуев Денис

«Мечта эмигранта» Авхад Джамалдинов

«Прощай...» Дмитрий Инженер

«Старый лес» Дмитрий Инженер

«Сверхновая» Дмитрий Инженер

«Молчание» Дмитрий Инженер

«Две полосы» Дмитрий Инженер

«Любви все возрасты покорны» Титоренко Елизавета

«Мой капитал» Казаков Евгений

«Ведь эта деревня уже умерла» Казаков Евгений

«Тропинка» Казаков Евгений

«Я вас больше не люблю» Введенская Александра

«Не ругайте меня» Введенская Александра

«Волшебная ночь...» Введенская Александра

«Осень» Ленина Кудренко

«Морской блюз» Ленина Кудренко

«Когда я уйду...» Ленина Кудренко

«Письмо» Ленина Кудренко

Строка прозы

«Поцелуй со смертью» Штин Андрей

«Сумочка» Заринэ Джандосова

«Фотография» Штин Андрей

«Устала, как собака, и голодна, как черт» Заринэ Джандосова

«Будем падать - будет небо» Кессиди Хоуп

«Маленькие истории мистика» Абасада

«Веселая эскимоска» Абасада

«Дочки-мамки» Абасада

«Чудо не в перьях» Мила Шургина

«Лиса на воротник» Мила Шургина

«Я свободен» Любовь Ткачева

«Женишок для прекрасной дамы» Любовь Ткачева

«Горькие слезы любви» Ирина Антипина

«Как я хотела убить человека» Добровольская Гаянэ

Фанфик «Сверхъестественное: новые приключения» Гамиева Мария

Литературный сериал

80 80

«Рожденная воином. Врата Нурберила» Хиль Де Брук

«Легионеры Хроноса» Александр Маяков

«Летописи межмирья» Александр Маяков

101

«Потрошитель» Тугучева Ксения

103

«Замок из песка» Алексей Рубан

108

«Евангелие от Лейлах. Труп звезды» Вадим Доннерветтер

114

«Паренек» Владимир Хомичук

124

«Адаптированный под современность» Вячеслав Гаврилов

130

«Человек, которому нравилось быть грустным» Вячеслав Гаврилов

133

«История одного андрогина» Роттен Морган

139

Лучшее произведение номера «Белое море - Александрия» Стас Литвинов

148 148

ÃÌÂ Í‡ÊÂÚÒˇ, ‚ÒÂ ˝ÚÓ ·˚ÎÓ... Ты знаешь, мне кажется, всё это было: Зима уходила, весна приходила, О, как это было давно. Я как-то задумался сразу об этом Как-будто я видел когда-то и где-то Всё это в каком-то кино... Ты знаешь, быть может, об этой печали Мне птицы когда-то давно прокричали, Но я не узнал их слова. Их странная песня была мне пропета, Но я не услышал в ней даже куплета И где-то я сам виноват: Услышь я ту песню, запомни все строки, Меня бы не мучили вечные склоки С судьбою. А может с собой? Тогда б утекли все печальные реки, И вера, родившись в простом человеке, Навеки нашла б в нём покой. Ты знаешь, мне кажется, всё это было: Зима уходила, весна приходила, О, как это было давно. Я как-то задумался сразу об этом Как-будто я видел когда-то и где-то Всё это в каком-то кино... Автор: Дмитрий Королёвъ

“Â Á‡ÌËˇ ÔÓ˝Ú‡ В тот день когда кончились мысли, Поэт погрузился во тьму, И душу его точно грызли Все черти, воньзясь в тишину. Он в ней, пребывая в отчаянии, Искал свой потерянный слог, Но всё оставалось как ранее Найти он его так не смог.

Что делать? – он крикнул от злости, Неужто всё кончилось враз? И тут вдруг услышал он голос, Который его точно спас. Сказал ему внутренний голос: Ты эти терзания брось, Возьми вновь бумагу и ручку, Отвык уж от них ты, небось? И просто поведай об этом... Тут ветер сомнений утих Он через мгновенье увидел Свой пылкий израненный стих. Автор: Дмитрий Королёвъ

«‡·‚ÂÌËÂ Между нами пропасть. Потенциал встречи равен нулю, и я рада такому обстоятельству. Случайные прикосновения- неловкость. Опустошенная фраза "я тебя люблю" звучит, как посягательство. И расстояние между нами, пожалуй, равно самому длинному произведению. Пока кто-то пересекает тебя между снами, Я под ночной завесой предаюсь забвению. Автор: Аделина Фаизова

Œ Ô ËÌˆ‡ı Каждую переписку читаю,как повесть, встречи вспоминаю,как сказку. Кто-то из нас потерял свою совесть, кто-то из нас снял свою маску. И потерпели провалы моральные принципы, которые казались простыми. Представляешь,мама, все современные принцы, на деле оказались пустыми. Автор: Аделина Фаизова

ÓÏÔÓÌÂÌÚ В тысячный раз убеждаюсь, что важнее душа. Какая разница кто: праворукий или левша? Какое имеет значение вес,рост, разрез глаз? Когда ты чувствуешь себя рядом с ним сильнее в сотни раз. Разве важны деньги, иномарка, большой дом? Когда есть его любящее сердце. Ты можешь жить в нём. Ведь важнее всего огромное сердце, в котором тепло, в котором горит костер, от которого даже в холода можно согреться, В котором есть важнейший компонентлюбовь. Автор: Аделина Фаизова

÷‚ÂÚ˚ ‚ÓÈÌ˚ Когда-то на этом поле росла трава под небом, Когда-то над этим полем летали стаи птиц. И детвора бежала вдогонку за уходящим летом, И ветер убирал их волосы златые с лиц. Но стало небо темным, и птицы не летают, Траву измяли, истоптали солдаты тех, кого не звали. А ребята, что бегали по полю, уж больше не мечтают: Их всех, кто хотел и мог, в солдаты забирали. Им выдали форму, шинель, сапоги и каску, Им выдали винтовку, чтоб защищать страну. Нет детства, они одели взрослости маску, И нет никого, все они ушли на войну. Над полем над этим небо полыхало огнем, И поле то, что зеленело, окрасилось в красную краску. Они отдали жизнь и верили только в одно: Что победа за ними, и их смерть не напрасна! Прошли года. Что стало с полем этим? Смотри: все то же небо, да и земля цветет и зеленеет. Но только лишь весной мы только здесь феномен этот встретим: Здесь расцветают красные цветы, и поле багровеет.

Здесь раз в году цветут эти цветы. И мимо проходя, не вздумай, не срывай! А лучше помолчи, и память их почти. О тех, кто отдал жизнь за нас, не забывай! Автор: Данилко Софья

‘ÂÌËÍÒ˚ В одном сказочном миру Жил народ чудной. Они поклонялись огню И не знали веры другой. Для них было Солнце Богом, А Земля точно Мать была, Храбры были сердцем и много Вершили благие дела. Но с Востока нагрянули вести, Что в землей той господствует смерть, Что пошатнулось равновесие, Которое хранилось много лет. Его слуга огромный волк Он был чернее темной ночи. Его войскам не знали счет, Но знали их жестокость точно. Тот волк служил лишь одному, Тому, чье имя стёрлось в летах. Темный князь - так обращались к нему, и Так сохранился он в летах. Никто не знал, откуда он пришел. Он не ведал ни боли, ни смерти. И жрец огня выход нашел, Как побороть его бессмертие. Он созвал всех, кто молод был, Поставил перед Солнцем на колени: "Молю тебя, дай нам тех сил, Чтобы то зло мы одолели!". И загорелась под ними Земля, И упал с небес серебряный меч. От него волна огня пошла И стала тела молодых жечь. Со спины их вырвались крылья, Их тело полыхало огнем. В их жилах текла та сила, Что текла в Князе Темном том. Его войска они одолели,

Огнем они выжгли то зло, Что ставило людей на колени, Что смерть живому несло. Они лишили Князя силы И обрекли его на сон. Его тело в склеп положили И запечатали замком. Это стоило всем им жизни, Нет больше народа огня. Они сами отдали жизни, Чтобы цвела родная земля. В одном сказочном миру Жил народ чудной. Они поклонялись огню И не знали веры другой. О них будут помнить долго. Люди назовут их в честь птиц: "Фениксы! Для них было Солнце Богом! Они подарили нам жизнь!" Автор: Данилко Софья

ÓÎ˚·ÂÎ¸Ì‡ˇ Спи, родной мой, усни, ночь пришла, Покрывало из звёзд принесла, Застелила его в небесах, Коснулась тебя, и во снах Путешествуешь ты в миры, Ища сокрытые дары. Ты поплывешь по морям далеко, На небе светит звезда высоко. Она укажет тебе твой путь, Ветра будут в парус дуть, И понесешься ты по волнам Навстречу сокрытым дарам. Пусть ничего не страшит на пути: Ни подводные глубины, ни огни. Даже если беда придёт, И несчастье тебя найдёт, Достанешь свой меч золотой Все печали разгонишь долой. Пусть не ласкают русалки твой слух, Грозный кракен не сломит твой дух. Будет остров на твоём пути,

Дракона ты победи, И у подножья драконьих скал Ты найдешь то, что искал. Спи, родной мой, усни, ночь пришла, Покрывало из звёзд принесла, Застелила его в небесах, Коснулась тебя, и во снах Путешествуешь ты в миры, Ища сокрытые дары. Автор: Данилко Софья

œ ÓÒÚË Я так люблю тебя ,поверь . И верил ,в счастье наше ,знаешь, Но жизнь не та ,уже, теперь .. Быть может - ты ,не понимаешь .. Как много - ссор , как много - слов.. Обида - нам ,закралась в душу . На расстояние теперь . Покой не в силах ,твой нарушить . А за окном, закапал дождь. Осенний вальс ,печаль добавит. Пишу тебе, сейчас письмо . Как я люблю тебя - узнаешь. Мой нежный - ангел ..Ты прости . Мою унылую беспечность . И зла ,на сердце - не держи. Душа моя, с тобой - на вечность. Автор: Гогуев Денис

ÃÂ˜Ú‡ ˝ÏË„ ‡ÌÚ‡ Когда на Родину поеду В любимый город мой родной На вотчине я дом построю Большой,красивый,расписной Чтоб тихо-тихо,временами В часы предутренней зари Воспоминаньям предавались И предков поминать могли

Я позову родных и близких Со всех краёв большой страны Я сосчитаю обелиски И поклонюсь им до земли Ладони к небу простирая У них,прощенья попрошу За то что,жил я бед незная Когда они лежат в гробу И там же,на лужайке чистой Я вслух с распевом помолюсь Потом,на стороне лучистой Себе местечко присмотрю И намекну,родному брату Я,как-то в шутку,невзначай На стороне дороги,с края Быть погребённым я хочу Автор: Авхад Джамалдинов

œ Ó˘‡È... Прощай, любимая моя! Пришла пора нам расставаться... Не будем выжигать пытаться На сердце надпись – «Мы - друзья»! Она кусает, как змея... Нам будет легче всё забыть, Хоть было много светлых дней. Хоть ты была мне всех родней, Не суждено нам вместе быть! Как сложно чувства хоронить... Они могли нас опьянять... Они дарили много счастья... Я, лишь услышав имя Настя, Готов был радостно кричать! Теперь - тоскливо промолчать... Прошу, о нас не вспоминай. Прошу, забудь про дни и ночи. Я тоже постараюсь очень, Забыть счастливый месяц май! Моя любимая, прощай... Автор: Дмитрий Инженер

–Ú‡ ˚È ÎÂÒ Здравствуй, друг ты мой сосновый! Здравствуй, лес мой дорогой! Отворяй свои засовы! Возвратился я домой... Я скучал вдали от дома, От твоих еловых чар, Наводивших мне истому, Разжигав в груди пожар. Много мест на свете видел. Есть красивы. Спору нет. Только сердцу благовидней И душе милей твой цвет. Помнишь, как беспутно бегал К тебе в гости пацаном? Помнишь, как в сугробы снега Я летел бездумно лбом? Это было всё, но право, Стали старше мы теперь. Изменились цели, нравы. По-другому всё, поверь. Больше нет того мальчишки, Что любил в лесу гонять За девчонками, и шишки Словно мяч ногой пинать... Вновь пройду забытой тропкой, Пусть ведёт меня домой, И скажу по-детски робко: «Здравствуй, лес мой дорогой...» Автор: Дмитрий Инженер

–‚Â ıÌÓ‚‡ˇ Где-то на краю Вселенной Зажглась Сверхновая звезда. Как Высший разум совершенна, Но одинока, вот беда.

В округе не было планеты, Вокруг царил полнейший штиль. И много-много километров Лишь космическая пыль. Сверхновых звёзд такой удел, Быть одинокими внутри. Никто судьбу менять не смел, Лишь спят Вселенной фонари. Одиноко спящие гиганты С силой, спрятанной внутри. Забыли все свои таланты, Что Бог когда-то подарил. Но среди них одна звезда, Не могла с судьбой смириться. Искала жизнь везде, всегда, Чтоб своей жизнью насладиться. Свой свет пускала ежечасно, В надежде отыскать планету. Была с судьбою не согласна, Хотела дать свободу свету. И вот однажды, как ракета, Летело что-то ей навстречу – Ужасно неказистая комета, Но для Сверхновой безупречна. Холодный элемент Вселенной, Покрытый толстым слоем льда. Безжизненный, надменный, Летящий просто сквозь года. Все силы отдала звезда, Чтоб остановить её, оставить. Миллионы лет пришлось ей ждать, Чтоб судьбу свою исправить. Всё это было не напрасно, Ей удалось сменить орбиту. Нарушила закон негласный, Открыла звёзд талант сокрытый. Вокруг Сверхновой закружилась, Непонимающе комета. Безумствовала, злилась, Но тихо таяла от света. Её очистилась поверхность, Исчезли километры льда. А вместе с ним, её ущербность

Испарилась навсегда. Немного времени прошло, А вместо льда, цветут цветы. Любовь, сменив былое зло, Создало царство красоты. Всегда всё можно изменить, И жизнь найти в глухой пустыне. Ведь так приятно жизнь прожить, В нами нарисованной картине. Автор: Дмитрий Инженер

ÃÓÎ˜‡ÌËÂ Так сердцу грустно и тоскливо, Когда ты холодно молчишь. Как вышло так? Ответь учтиво. Чего со мной не говоришь? Я так люблю с тобой общаться, С душою петь и танцевать. Лишь не люблю одно – прощаться, И с грустным сердцем отпускать. Хочу тебя всегда я видеть, И слышать нежный голос твой. Я не хотел тебя обидеть. Прошу тебя, тихонько спой. Давай сегодня без дуэта. Хочу послушать лишь тебя. Пусть улетит душа поэта Куда-то в дальние края. А хочешь, просто погуляем, По лесу зимнему пройдём. Он нас с любовью повстречает, И в гости мы к нему зайдём. Пройдёмся мы, держась за руки. Свой стих тебе я расскажу. А хочешь, мы отбросим звуки? Тебя я просто обниму. Ведь можно просто помолчать, Послушать то, как бьётся сердце. Ведь если каждый раз болтать, В душе мы не откроем дверцы.

Ты так прекрасна, так красива. Но мне всё холодно молчишь. Как вышло так? Ответь учтиво. Чего со мной не говоришь? Автор: Дмитрий Инженер

ƒ‚Â ÔÓÎÓÒ˚ Смотрю я с грустью на часы, Пытаясь их ускорить ход, Но две сплошные полосы Мне не дают пойти в обход. Две полосы – судьбу и время, Нельзя ускорить и менять. И в нашей Солнечной системе Нам остаётся только ждать. Остаётся ждать момента, И дни считать до нашей встречи, Когда кусочки и фрагменты Мы склеим в наш счастливый вечер. На шкаф смотрю, а в нём улыбка. В окно смотрю, а там Ваш взгляд. В моей душе играет скрипка, А в голове лишь Ваш наряд. Ваше праздничное платье, И туфли на высоком каблуке. И Вас совсем не мог узнать я, Когда Вы сели в уголке. На миг я памяти лишился, Из сердца навсегда ушёл покой. И будто мир остановился, Чтоб восхитился я тобой. Хочу скорей увидеть снова Улыбку Вашу и Ваш взгляд. Я ими словно околдован, И не вернуть покой назад… Сниму я с гвоздика часы, Чтоб времени ускорить ход, Но две сплошные полосы Мне не дают пойти в обход… Автор: Дмитрий Инженер

À˛·‚Ë ‚ÒÂ ‚ÓÁ ‡ÒÚ˚ ÔÓÍÓ Ì˚ Любви все возрасты покорны. Хоть в двадцать, хоть в сорок лет. Любить – женщины готовы, Мужчины тоже – спору нет! Любить все могут – без сомнений! Без любви нет жизни на Земле. Вершить ошибки, сожалея, Не замечать чужой судьбы. Великие открытия от любви совершают люди. Это искренние чувства без фальши и лжи. Подобных чувств никто не забудет! Любви все возрасты покорны, Теперь сомнений точно нет. Любить хорошо! Это бесспорно… Ради этих чувств стоит все потерпеть. Надо беречь подобные чувства, О любви забывать никак нельзя. Любить – это искусство, Прошу: помните об этом друзья!.. Автор: Титоренко Елизавета

ÃÓÈ Í‡ÔËÚ‡Î Ведомый мыслями, идеей, Я шёл вперёд, я шёл вперёд, И стал от трудности я злее, Но бил и пробивал проход. И не стоял, не сомневался, Не ждал подарка от судьбы, Под солнцем ярким согревался, И в холод не снижал ходьбы. Не поддавался искушенью, И лёгкой жизни не искал, И был кому-то я мишенью, И был кому-то идеал.

И собирал в пути я опыт, Но не хранил его – дарил, Переживал спокойно ропот, Улыбкой грустного бодрил. Не нажил по пути богатства, И счастье весь мой капитал, В душе блаженство, нет злорадства, Ведь я нашёл, всё что искал. Автор: Казаков Евгений

¬Â‰¸ ˝Ú‡ ‰Â Â‚Ìˇ ÛÊÂ ÛÏÂ Î‡ Забор покосился у ветхой избушки, Уныло смотрящей в заброшенный край, Пустые оконца, у двери игрушки, Как будто оставлены здесь невзначай. Давно заросли здесь травою дороги, Нехожены тропы вдоль хилых домов, И нет человека и вид здесь убогий, Покинуты земли, неслышно шагов. Вскормила земля не одно поколенье, Но вырублены корни из русской души, И старая память сомкнулась в мгновенье, Вся жизнь потерялась тут в дикой тиши, Забыт дом родной, как вырван из сердца, И только рябина цвела и ждала, Но нет тут пути, закрыты все дверцы, Ведь эта деревня уже умерла. Автор: Казаков Евгений

“ ÓÔËÌÍ‡ Среди запутанных тропинок, Так трудно путь свой отыскать, Вся жизнь как битва, поединок, То падать вниз, то вновь вставать. Не жребий жизнь, не лотерея, Ты тут единственный игрок,

Что выбрать нужно? Что главнее? Среди извилистых дорог. И первый шаг повсюду труден, На этом жизненном пути, Куда придём? Куда прибудим? Зависит лишь от нас - учти. Переплывя волну сомнений, Судьбы тропинку отыщи, Не бойся бурь, лихих сражений, Запас путей неистощим. Автор: Казаков Евгений

ﬂ ‚‡Ò ·ÓÎ¸¯Â ÌÂ Î˛·Î˛ Я вас больше не люблю. Забудьте все мои слова, Свои слова, я не грущу. Я вас больше не люблю. Других любите вы, других! Меня оставьте, я прошу... Я вас больше не люблю. Но знайте, я вас не забыла. Я помню всё, но промолчу. Я вас больше не люблю. Покиньте голову мою, Уйдите, всё о чём молю! Я вас больше не люблю. Вы злитесь на меня, прекрасно! На вас я злобы не держу. Я вас больше не люблю. Простите мне мои слова. Быть может, была я не права? Я вас больше не люблю. Хотя, не слушайте меня, Я знать не знаю, что творю... Автор: Введенская Александра

ÕÂ Û„‡ÈÚÂ ÏÂÌˇ Не ругайте меня, Я забуду. Я не вспомню тебя, Я уйду. И кричать на себя Я не буду. Я тихо рыдая пару строчек сложу. Не ругайте меня, Я молчу. Но смотря на тебя. Я шепчу: "Тебя я люблю" В ответ: знаю "Без тебя не могу" Понимаю. Не ругайте меня, Я забыла. На окне след дождя, как давно это было! Я не помню тех глаз, Я забыла те руки! Я увидела раз,На всю жизнь эти муки. Не ругайте меня, Может, я не остыла. Как от сильного ливня, я тобою простыла! Не хочу отпускать! Я устала бояться. И на боль мне плевать. Я прошу лишь остаться... Не ругайте меня, Я долго ждать буду. Уж затихли ветра, Я вряд ли забуду... Автор: Введенская Александра

¬ÓÎ¯Â·Ì‡ˇ ÌÓ˜¸... А ночь так волшебна сегодня была. Казалось, она будет вечной... И я бы осталась, но я не смогла Быть сегодня настолько беспечной. Мы с тобою шли рядом, смеясь, Утверждали, что город прекрасен! И воды залива, слегка шевелясь, Говорили, что мир не опасен. Нам казалось, что нас только двое. И лишь небо, земля и вода Подчинялись невнятному вою, За которым пришла темнота... Фонари все потухли внезапно. Мы стояли одни в тишине. Ветер кожу ласкал так приятно, Мне сейчас хорошо, а тебе? Порою мысли озвучивать сложно. И мне, и тебе не легко. Но сейчас говорим мы свободно, И мешает нам только одно Наше время почти на исходе. Мне домой, и тебе уж пора. И не долго знакомы мы вроде, Но день этот был не вчера... Мы с тобою похожи, поверь. Ты мне сам о том заикнулся. Между нами закроется дверь. Уходи, но обещай мне вернуться. Связь со мною ты не теряй, И ночами пиши что-то мельком. Любимой своей всё прощай, Повезло ей с таким человеком. Знай, и я о тебе не забуду. У меня ты всегда поддержку найдёшь. Такого товарища век помнить буду, И верю, призвание своё ты найдешь. А ночь так волшебна сегодня была, И дома я гашу свечи. Завтрашним утром меня ждут поезда, А тебе, друг, скажу я "До встречи!" Автор: Введенская Александра

ŒÒÂÌ¸ Опять бьёт меня осень. Наотмашь. Ветрами. А мне не хватает света И воздуха так не хватает. Но я не люблю тебя, осень, Да ты и сама это знаешь. Смотрю на листьев кружение, Не нравятся мне твои танцы. Пожар. Красота не греет. Тоскливо. Душа замирает. А мне не хватает света И воздуха так не хватает. Автор: Ленина Кудренко

ÃÓ ÒÍÓÈ ·Î˛Á Мне надоел город, Давай поедем к морю! Даже если над морем Молочный туман. Ведь за улыбками там, Никем и нигде Не будут спрятаны Фальшь и обман. Там высокие горы, Как мысли луч. Прибрежные скалы, Как яркий свет. Белые руки мечут огонь, Режут волны Не давая уснуть. Ты окажешься там Хорошим певцом, Судьёй всех и вся... И большим наглецом. Мне надоел город, Давай поедем к морю! Автор: Ленина Кудренко

Ó„‰‡ ˇ ÛÈ‰Û... Когда я уйду далеко - далеко Откуда никто никогда не приходит, Душе будет там непременно легко, А ангелов хор будет петь о любви. Я буду ангелом твоим небесным, Я буду охранять тебя от горя, Я буду петь там свои нежные песни, В церковном хоре, а может и нет. Когда я уйду далеко-далеко, Откуда никто не звонит и не пишет, Ты помни меня - говорю я сейчас, Ведь буду кричать, ты меня не услышишь потом... Автор: Ленина Кудренко

œËÒ¸ÏÓ Мы попрощались на рассвете. "Вернусь," - сказал. Закрылись двери. А комната укрыта тайной - любви. Будильник, подоконник, лампа, Кровать и книги. Я скучаю... Пишу тебе в недоумении. Что это? Бред иль зов невольный к любимому? Прости, о Боже! Мою тоску, мои сомнения, Прости мою неосторожность. Я так люблю тебя, мой милый, Что звук шагов пугает даже. Мне стали вновь необходимы Твои: улыбка, смех и ... шаржи. Тебя со мною рядом нету. Минуту, час иль может вечность? Я не хочу бродить по свету Одна, как прежде - бесконечность! А комната укрыта тайной - любви. Будильник, подоконник, лампа, Кровать и книги... Автор: Ленина Кудренко

œÓˆÂÎÛÈ ÒÓ ÒÏÂ Ú¸˛ Эта история произошла со мной в июне 2002-ого года. Я, никого не трогая, просто сидел и читал журнал про авиацию на скамейке в тихом сквере, наслаждаясь тишиной и одиночеством. К моей скамейке подошли маленькие дети в возрасте четырёх-пяти лет и своими шалостями стали отвлекать меня от чтения журнала. Вслед за ними ко мне подошла молодая пара, с ними был пожилой человек с тросточкой. Они попросили меня, на моё удивление, присмотреть за ним и за их детьми. Не имея пути к отступлению, я согласился. - Вы историей авиации увлекаетесь? – спросил меня пожилой мужчина, в тот момент я пытался утихомирить детей. Мне это удалось, обещанием им историй, если они сядут рядом и не будут ловить всех проходящих мимо нас кошек и пытаться им всем оторвать хвосты. Утихомирив детей обещанием, что подарит каждому из них по котёнку, он помог мне усадить это племя молодое на скамейку, а я спросил его: - А почему вы про авиацию меня спросили? - Пока ты тут с «разбойниками» разбирался, я просто посмотрел что ты читаешь, - ответил он, указав на мой журнал. - Если вы это по-

смотрели, скажите на это своё слово, для меня это важно очень, пожалуйста, - попросил я его, надеясь на то, что он пойдёт мне навстречу. - Хорошо, расскажу тебе кое-что из своего прошлого, вижу, ты парень не плохой, - ответил мне он, глядя на то, как я опять поймал одного из детей, пытавшегося лишить очередную кошку её жизни. И он пытался начать свой рассказ, но дети мешали этому. Чтобы утихомирить их, я сходил до киоска и купил каждому из этих «чертят» по мороженому и они, наслаждаясь его вкусом, уже больше не перебивали нашу беседу. Встретил войну он в самом начале лётчикомистребителем и после первых воздушных боёв, стал уже опытным пилотом, который научился отправлять немецких «стервятников» в землю. Их авиационный полк, понеся тяжёлые потери за первые дни войны, сохранил свою боеспособность и исправно портил кровь немецкому «Люфтваффе» в небе Юго-Западного фронта. Слушая его, я попросил его рассказать чтонибудь самое интересное. Задумавшись на какое-то время, он помрачнел лицом и сказал мне: - После первых дней войны и тяжёлых потерь не у всех остава-

лась вера в нашу победу, но, несмотря на это, все дрались отчаянно. Ведь отступать было некуда и нельзя. Он сказал мне что каждый их вылет был тогда игрой со смертью. Немцы имели полное превосходство над нашими силами в небе и любой их вылет всегда мог стать для каждого из них последним. Но это, по его словам, придавало им ещё больше сил, а сбитые ими самолёты противника только укрепляли веру в победу. Тяжелее всего им было наблюдать с воздуха идущие бои на земле. Имея свои строго определённые цели, они не всегда могли поддержать наши части. Однако всегда старались сделать своё появление в небе тем, что могло воодушевить наших бойцов на борьбу с противником. Ничто так не возвращало веру в нашу победу у солдат, ведущих тяжёлые бои на земле, как сбитый у них на глазах и объятый пламенем немецкий самолёт. Мой собеседник рассказывал о боях в небе Юго-западного фронта и о том, как они видели с воздуха всю трагедию наших окружённых частей под Киевом в августе 1941-ого года. В том окружении оказалось несколько наших армий и, не имея никакой возможности помочь им, наши пилоты

иногда просто проходили над головами наших солдат, чтобы просто своим появлением хоть как-то поддержать их. В один из этих дней моего рассказчика отправили на воздушную разведку и фотосъёмку позиций. Прижимаясь иногда вплотную к земле и уходя от встречи с немецкими истребителями, он, несмотря на неоднократный обстрел фашистами его самолёта с земли, успешно выполнил своё задание и взял курс на свой аэродром. Доставить отснятые фотоплёнки было самой главной задачей для моего рассказчика в тот момент. Пролетая над одной из дорог, он заметил странную колонну наших автомашин. Неизвестная часть следовала из окружения на грузовиках в сторону соприкосновения с нашими войсками, его смутило то, что шли они почти открыто и не пытались даже маскироваться. Выбрав площадку для посадки в поле возле дороги, мой рассказчик прошёл ещё раз над этими грузовиками. Солдаты в их кузовах приветствовали его взмахами своих рук и он пошёл на посадку в поле у дороги. Когда он сел, колонна остановилась, на его удивление к нему никто не направился, как это должно было бы быть по логике. Убрав тягу винта его И-16, он не стал глушить двигатель, оставив его работать на низких оборотах. Отстегнув лямки своего парашю-

та и выбравшись из кабины, он направился к колонне этих машин, к этой странной и непонятной части. - А вас не насторожило то, что к вам никто не вышел на встречу из офицеров? – спросил я его, внимательно слушая его. - Конечно насторожило, поэтому я и оставил двигатель моего самолёта работающим, а, шагая по полю к этой колонне, расстегнул кобуру и приготовил свой пистолет к бою, ответил он мне. Задумавшись на минуту и переживая все те моменты заново, он сказал мне: - Я совершил тогда большую глупость, ведь если бы меня убили, то все мои фотоплёнки не дошли бы до командования. И уже другому лётчику пришлось бы так же в одиночку рисковать своей жизнью и машиной ради этих снимков, которые в результате сложившийся обстановки на фронте нужны были командованию наших частей как воздух. Осознание этой ошибки пришло к моему герою намного позже, а в тот момент он просто шёл к тем нашим грузовикам на той дороге с целью выяснить что это за часть. Подойдя к ним на расстояние двадцати метров, он услышал крик из кузова одного из грузовиков: «Беги, это немцы!». Когда он это рассказывал, я заметил то, как он вздрогнул. И я тоже, потому что, слушая его, я оказывался

на его месте и в той реальности. Даже дети перестали уплетать купленное им мороженное и уже не обращали никакого внимания на пробегавших мимо нас кошек. По его словам, он рванул к своему самолёту с такой скоростью, какую только смог развить по тому полю, постоянно спотыкаясь и падая. И эти падения спасли ему жизнь, потому что из тех машин по нему отрыли огонь. - Как же они не попали в вас тогда? – спросил я его, снова ставя себя на его место. - Не знаю, может то наше поле, русская земля, мне и помогла. Когда я спотыкался в том поле и падал, пули проходили мимо меня. Да и просто мне повезло тогда, у тех диверсантов было не так много автоматического оружия. Они же были полностью одеты в нашу форму и вооружены соответственно вооружению нашей армии на тот момент «трёхлинейками», винтовками Мосина, - ответил он мне. Слушая его и представляя себя на его месте, мне самому стало страшно на той скамейке. Я слышал визг тех пуль, пролетавших мимо меня и прочувствовал весь его страх от того, что могу и не успеть добежать до самолёта. Но он успел. Вскочив в кабину своего самолёта, он дал газ и его «ишак» запрыгал по тому полю, набирая скорость. Несмотря на то, что по нему вели огонь, ему уда-

лось взлететь. Набирая высоту, шасси его самолёта разминулись с верхушками деревьев на окраине того поля буквально в считанных сантиметрах, но он всё-таки взлетел. Набрав нужную высоту и взяв курс на свой аэродром, он почувствовал как левый рукав его лётной куртки внезапно потяжелел и рука переставала слушаться его. Всё-таки одна из тех пуль догнала его в том поле и зацепила. Мой рассказчик опять замолчал в этот момент. Даже дети, уже слопав всё своё мороженное, на удивление молчали и смотрели на него, разинув свои детские рты. - Больше всего я боялся в тот момент, что могу потерять сознание и не долечу до нашего аэродрома. Ведь те снимки, которые я сделал в тот день, были на вес золота, сказал он, утерев внезапно набежавшие небольшие слезы на его глаза. И на самом деле ему в тот день повезло, у него, раненного, хватило сил долететь до его аэродрома и сесть на нём. Когда он доложил о результатах своего полёта и передал отснятые им плёнки, его отправили в госпиталь. К счастью, он был легко ранен в левую руку и после курса необходимого лечения мог вернуться назад в строй. В том госпитале его навестил комиссар их полка и сказал что тогда ему очень сильно повезло. В тот день он неоднократно поцеловался со смертью. В корпусе его

самолёта насчитали свыше тридцати пулевых отверстий. Было просто чудом то, что ни одна из этих пуль не повредила узлы управления самолёта и ему удалось вообще взлететь тогда с того поля. А в районе его полёта и разведки, в тот день немецкими истребителями было сбито четыре наших штурмовика Ил-2, летавших в то время без прикрытия истребителей и было большой удачей что они не встретились. Его одиночный И-16 был бы для них лёгкой добычей. Комиссар рассказал ему, что те солдаты в нашей форме и в наших грузовиках оказались переодетыми диверсантами из немецкого элитного подразделения «Брандербург 800» и, если бы он их не обнаружил там тогда, то они смогли бы натворить много бед в расположении наших войск. Благодаря вовремя доставленной им информации о них, их вовремя локализовали и уничтожили. Слушая его захватывающий рассказ, я испытывал всё то, о чём он мне рассказывал. Особенно меня поразили его слова о том, что ему, как лётчику было бы обидно погибнуть от рук тех диверсантов на земле, а не в воздушном бою. Во время последующих воздушных боёв он отправил в нашу землю шестнадцать немецких самолётов, падение которых было подтверждено с земли и записано в счёт его личных побед. Помимо этого у

него был не один десяток групповых побед, когда было неизвестно кто из лётчиков, ведущих воздушный бой, именно отправлял врага в землю. Но это по его словам было тогда не так важно. Важно было то, что фашистские «стервятники» оставались уже навечно в нашей земле, которую они так хотели захватить. Во время одного из воздушных боёв в июне 1944-ого года, прикрывая наши штурмовики Ил-2, он был опять ранен, на этот раз тяжело. Едва не теряя сознания и с трудом дотянув до наших войск, он с трудом посадил свою подбитую машину в поле на нашей территории, где подоспевшие ему на помощь пехотинцы помогли ему выбраться из самолёта и переправили его в госпиталь. Там ему, по его словам, вынесли страшный приговор, ему как лётчику-истребителю было суждено забыть о небе из-за своего ранения. Оправившись от него и пройдя весь курс лечения, он мог ходить после этого только с тросточкой. Однако проявив твёрдость и силу духа, он всё-таки сумел остаться в авиации, хоть и на земле. Он обучал молодых курсантов авиационного училища, преподавал им теорию и тактику воздушного боя, пытаясь передать им весь свой боевой опыт. И хотя в то время ситуация в наших воздушных силах уже не была такой как в 41-ом году, бои в небе шли не менее тяжё-

лые. Несмотря на то, что и с той, и с нашей стороны появились новые модели самолётов, его уроки и опыт помогали молодым лётчикам одерживать верх в воздухе над фашистами. И когда 9-ого мая 1945ого года объявили о том, что эта страшная война окончилась, он не мог сдержать своих слёз в тот день. Эта победа была полностью и его победой.

Нашу беседу прервали вернувшиеся к этой скамейке его родные, они сделали все свои дела и поблагодарили меня за то, что я помог им. Прощаясь с ними и этим пожилым человеком, я спросил у него его имя. Звали его Николай Иванович Булдаков. Теперь каждое 9-ое мая я всегда с теплом вспоминаю эту встречу и, поздравляя его в своих

мыслях с этим праздником, желаю ему долгих лет и крепкого здоровья. Ведь только благодаря таким людям как он, которые прошли небо и дороги той страшной войны и, несмотря ни на что, победили в ней, мы живём в сильной и независимой стране. Честь и слава им! Автор: Штин Андрей

–ÛÏÓ˜Í‡ В той прошлой, позапрошлой жизни, не в индийском смысле позапрошлой, а в обычном, земном, так вот, в той позапозапрошлой жизни у моей героини были муж и любовник, вернее, как бы муж и как бы любовник. Муж был как бы мужем, потому что они не жили вместе и не делили печали и радости, а любовник был как бы любовником, потому что они не любили друг друга. Муж был не злодей, любовник тоже не грабил лесом, и никто из них не расстреливал несчастных по темницам,как говорил поэт, и оба были граждане добропорядочные, каждый в своем царстве-государстве, и каждый при важном государственном деле. Она же, моя героиня, была при них как какое-то недоразумение, сбоку припека, проблема и головная боль. Муж жаловался на головную боль, как ее лечить? Пришел к старой своей

подруге и спрашивает: что мне делать, жена не выполняет обязанности. Подруга говорит: жен надо беречь. Подари ей чтонибудь, угости, угоди, вот и пройдет твоя головная боль. Муж обрадовался, как все просто, оказывается, купил угощений разных, яиц перепелиных и фруктов заморских, и подарок купил, как посоветовано было, и пришел. И подарил. Подарил сумочку, маленькую кожаную сумочку на длинном ремешке. Она обрадовалась. У нее никогда не было сумочки. Сумки были хозяйственные, портфели ученические, баулы походные, а вот сумочки, маленькой, красивой и бесполезной сумочки – нет, не было никогда. Чтото дрогнуло в ее душе. Не нравилось ей это, но сумочка же не виновата. Моя героиня прониклась к сумочке и повесила ее на

гвоздь, как картинку. Все равно с нею некуда было ходить. Прошло два года в том же режиме, при том же режиме. Муж мучился и молчал, жена жаловалась и жалила, ничего хорошего в этом не было и быть не могло. Наконец произошло событие, все изменилось. Жена (моя героиня) поехала по делам или, как свекровь сказала бы, в командировку в ту страну, где жил ее любовник, и где ей предстояло провести несколько дней без хозяйственных сумок и прочих баулов. Можно себе представить ее возбуждение, скидывание с плеч десяти ненужных годов, блеск в глазах и прочие симптомы события. Дело было летом. Она заняла денег, купила себе шелковых платьев, сняла с гвоздя сумочку и поехала. Тот человек встретил ее на вокзале, отвез в гостиницу и ушел к жене.

Она (моя героиня) привычно поплакала и легла спать, а с утра отправилась по командировочным делам, отнявшим весь день. Вечером любовник встретил ее у метро и повел к своим друзьям, с которыми у него была встреча в кафе, в свою, по всему, хорошую, спаянную компанию, где моя героиня была совсем не своя, и от этого сама не своя, но все понимающе делали вид, что и то не так и это не так. Пили вино, красное вино, много вина. Друзья того человека говорили о непонятном, говорили шумно, весело, включиться в чужое было совсем невозможно. Моя героиня сидела рядом со своим другом (как поразному дружными могут оказываться друзья!), и между ними лежала на диванчике ее хорошенькая кожаная сумочка с длинным ремешком, и тот человек все теребил, теребил ремешок, все гладил и гладил нежную, теплую кожу сумочки. Потом он проводил гостью города до гостиницы, и ушел к своей жене, и так было еще пару раз, а потом она уехала, моя героиня, и ничего интересного больше не произошло. Но произошло вот что. Моя героиня с тех пор стала относиться к своей сумочке как-то поособенному, по-другому как-то. Сумочка стала не просто свидетелем того, что путешествие в дальние края было не во сне, а наяву, и не просто доказа-

тельством того, что дальние края действительно существуют (а в ней теперь хранились какие-то чужестранные билеты, талончики и копейки, и даже пара мелких, не потраченных на сувениры банкнот), и не просто памятью об одном необычном вечере, нет. Сумочка стала наперсницей. С ней просто невозможно было теперь расстаться. Отныне сумочка спала под подушкой, ездила по городу в портфеле или хозяйственной сумке, пряталась от посторонних глаз и слушала горячечный шепот своей несчастной. И однажды, в один прекрасный день она вышла в свет. У моей героини был, надо сказать, сын Тимошка, шестилетний музыкант, участник утренников в детском саду и праздничных концертов в музыкальной школе. И один такой концерт был устроен по случаю какого -то совсем большого праздника в совсем большом зале какого-то старинного особняка с высокими окнами, низкими люстрами, плюшевыми креслами и прочей красотой. Велено было соблюсти дресс-код. Ну, жабо ребенку тетушка с бабушкой вдвоем сочинили. Платье из летних – сошло, к нему хотела пиджак, но свекровь помогла: шаль. И сумочку, говорит, театральную надо, без ремешка, типа большого кошелька. Ну почему обязательно без ремешка? А пойдет маленькаямаленькая на тоненьком-

тоненьком ремешке? Пойдет. И она пошла. Концерт был чудесный, но мало отличался от утренника. Малыши умиляли своих и чужих мамаш, один за другим выскакивая на сцену, и наш мальчик тоже всех умилил. Но все, конечно, сильно утомились: и дети, и их мужественные, мужественные матери. А потом долго возвращались назад, в свои микрорайоны. Две пересадки, одна рука сжимает сумочку, другая – ручку малыша. Мальчик вырывается, капризничает, а еще в универсам тащиться, вот беда. Но дома шаром покати, муж (помните его? – как бы муж) на работе, свекровь с утра с давлением, надо в универсам. Зашли в универсам, мальчик бегает по рядам, хватает печеньица, шоколадки, йогурты («Я праздничный сегодня, мам?» – «Праздничный, праздничный!»), кидает в корзину. Набрали целую кучу всего, денег в сумочке чудом хватило, только две банкноты иностранные остались и мелочь какая-то. И программка концерта, аккуратненько сложенная вчетверо. И вот потащила моя героиня, сумочка на плече, эти четыре пакета, а чтобы сына держать, рук не хватает, а сын от усталости и возбуждения уже сам не ведает что творит, то убежит, то отстанет, то в лужу в новых туфельках провалится, то у светофора не тормозит. Мать его

окликает, призывает, мол, держись за меня, еле до двора добрались. И тут он вдруг потащил у нее пакет: «Мам, – говорит, – тихо ходишь! Тихоход ты, мам!» (а у нее ноги заплетаются на каблуках с непривычки), рванул пакет – дай, помогу! – и пакет, конечно, порвался, и все, что там было, и все мелкое, и шоколадки, и печеньица, и йогурты, и все прочее – все посыпалось и покатилось по грязному асфальту. Она ахнула, опустила пакеты на землю, сумочку – на капот ближайшей машины, чтобы не запачкалась, бедная, а продуктам-то в пакетах ничего не сделается, – и стала вместе с мальчиком ползать и собирать, и все испортившееся совсем, типа печеньиц, – бросать птичкам, а несъедобное для птичек – в мусорку. И как-то посмеялись, всем этим занимаючись, и похохотали, и веселые и почти уже не уставшие пришли домой, поднялись по лестнице, мальчик вприскочку, и она полезла за ключами (бабушка-то с давлением лежит!), а сумочки-то и нет! Где сумочка? - Сумочка! Сынок! Сумочка!!! - Сумочка на машине, мам! Мы ее забыли. Опять бросили пакеты и помчались вниз, сын вприскочку, мама на каблуках, чудом на ногах устояла в тот раз. Прибегают. Сумочки нет. Растерялась. Почти плачет.

- Мам, ты чего! Изза моей программки, да? Плачет почти: - Из-за программки, милый. И еще там ключи были. Сынок бегает вокруг машины, может на землю ветром сдуло или кошка смахнула хвостом. Нет сумочки. Вернулись понуро, еле на пятый этаж забрались, свекровь с постели поднимать пришлось. Потом отвлеклись, рассказами про концерт, ужином и прочим, сыночек уснул, праздничный и усталый. Мама его, моя героиня, добрела до своего диванчика, до осиротевшей подушки. И тут так обидно ей стало, так горько, что нет мочи терпеть. Да что за жизнь такая дурацкая, ни мужа, ни любовника, ни счастья, ни таланта, ни везенья, ни удачи, ни богатства, ни сумочки… Плакала, плакала. Но вспомнила про сыночка своего и утешилась, и уснула. Разбудил ее звонок в дверь. Полвосьмого утра! Перепугалась. Муж храпит в своей комнате, гостей не ждали. Накинула халат, запахнулась. - Кто там? Строгий мужской голос из-за двери: - Мне нужна мама Тимофея Герасимова. Она, дрожащим голосом: - Я – м-м-м-мама. - Вы вчера чтонибудь теряли? - Т-т-т-теряла… - Что теряли? - С-с-с-сумочку…

- А что в сумочке? - Ключи, программка… Она

распахнула

дверь: - Сумочка! - Э, нет, барышня, мама Тимофея Герасимова, ученика районной музыкальной школы, так не пойдет, – сказал, улыбаясь, сосед – крупный, добродушный дядька лет шестидесяти. – Что еще было в сумочке? -Талончики, квитанции всякие, евро… - Вот именно, евро. Пять евро и пять евро. Капитал. А вы таким капиталом разбрасываетесь, нехорошо. Берите вашу сумочку, барышня! Она улыбалась во весь рот, бормотала «спасибо, спасибо!», а он продолжал, уже поворачиваясь, уже спускаясь по ступенькам: - Теперь хоть буду знать, как они, эти евро новоявленные, выглядят. И благодарите вашего Тимошку, его весь двор знает… -Правда?! А хотите, я вам эти евро отдам? Вы такое чудо мне сделали! Я такая везучая, просто не верится! Дядька рассмеялся: - На кой мне ваши евро? Вам они самой пригодятся, барышня! Купите вашему Моцарту леденцов. - Ой! А монетку хотите? Красивая, новенькая! - Монетку возьму. На счастье. Может, и мне везенья привалит. - Конечно, конеч-

но! Вам обязательно, обязательно повезет!!! В той прошлой, позапрошлой жизни у моей героини была семья и распалась, была любовь и кончилась, был сынок Тимошка и вырос. У нее бы-

ло огромное счастье и большое-пребольшое везение. Она подняла чудесного сына, побывала в прекрасной Европе и ни разу не сломала ногу, летя сломя голову вниз по лестнице на каблуках. Тьфу-

тьфу. О том же, что дальше случилось с сумочкой, история пока умалчивает. Автор: Джандосова

Заринэ

‘ÓÚÓ„ ‡ÙËˇ Привет, «маленькие», рады видеть вас, - раздалось в наушниках шлемофона Николая. Это с ними в воздухе на общей частоте так поздоровался командир штурмовиков, когда их звено истребителей встретилось с ними в заданной точке. Привет, «горбатые», работайте спокойно. Прикроем вас сверху, - ответил ему по рации командир их звена. «Горбатыми» наши лётчики-истребители называли штурмовики Ил-2 за их выступающую двухместную кабину пилота и заднего стрелка, издалека на самом деле чем-то напоминавшую горб на корпусе «ильюшина». - Принято, - ответил ему ведущий «илов» и обратился к своим ведомым: - До начала атаки тишина в эфире! - Внимание, моё звено работает восемьсот, второе семьсот метров. До встречи с «худыми» тишина в эфире! – распределил высоты ведущий их звена по рации Николаю и остальным лётчикам. Разойдясь по заданным высотам, наши штурмовики и

истребители для их прикрытия взяли курс на запад. В то утро, 22 июня 1944 года, части 3-его Белорусского фронта и авиационные полки 1-ой воздушной армии приступили к выполнению Витебско-Оршанской наступательной операции. Началась операция «Багратион» и освобождение Белоруссии от немецких войск группы армий «Центр». История сыграла с фашистами злую шутку, в то же самое число июня, также утром, когда фашистская Германия напала на СССР в 1941-ом году, в 1944-ом наша родина нанесла ответный удар, который и решил весь исход этой страшной войны. Но Николай в тот момент об этом не знал и не думал. Он был лётчиком-истребителем, младшим лейтенантом, ведомым своего ведущего в их паре. Утром перед взлётом с их аэродрома перед ними поставили чёткую задачу: их звену истребителей Як-3 нужно будет прикрывать штурмовики Ил2. Те должны были поддержать огнём с воздуха

наши части, перешедшие сегодня утром в наступление по всей линии фронта. Пролетая над нашей территорией, Николай видел с высоты как все наши части, затаившиеся до этого и ничем себя не выдававшие, внезапно для противника пришли в движение. Теперь вся эта сила готовилась обрушиться на врага. Через семь минут полёта они были уже над огненной линией соприкосновения наших войск, перешедших в наступление, с немецкой линией обороны. Артиллерия наша здесь поработала на славу, но укреплённые огневые точки противника, уцелевшие после артподготовки, не давали встать пехоте в полный рост и продолжить наступление. Выстроившись в круг, «Илы» начали подавлять эти точки своим огнём. Обработав их в первом заходе реактивными снарядами, они пошли на второй, чтобы пустить в ход авиационные пушки и пулемёты. В этот момент Николай услышал в наушниках шлемофона голос их командира их звена:

- Внимание, на два часа четвёрка «худых». В бой не вступать, отгоняйте их и прикрывайте «горбатых». «Худыми» наши лётчики называли немецкие истребители «Мессершмитты» Bf-109 за их тонкий фюзеляж, сужающийся к хвосту. Повернув голову в точку, где на воображаемом циферблате часов была бы цифра два, Николай увидел четыре чёрные точки, которые шли выше и стремительно к ним приближались. Те были выше и, используя своё преимущество в высоте, стремились к нашим штурмовикам, которые поливали огнём пушек и пулемётов немецкие позиции. Пара командира их звена, будучи выше Николая на высоте восемьсот метров, атаковали вторую пару немецких истребителей и отогнали тех от «илов». Первую пару они пропустили для того, чтобы на высоте семьсот метров их встретила и тоже отогнала от работающих по земле штурмовиков пара Николая и его ведущего. И те, не вступая в затяжной воздушный бой, своим огнём не дали «худым» выйти на дистанцию прицельного огня по «илам». Эта пара 109-ых также благоразумно ушла на вираж для повторной атаки. Спасибо, «маленькие», - прозвучал в шлемофоне голос командира штурмовиков. - Продержитесь ещё немного, мы заканчиваем. Кон-

трольный заход и всё! - Работайте на совесть, прикроем! – ответил ему командир звена Николая. А в эфире в тот момент творился бедлам, радиоволны раций немецких лётчиков и их самолётов пересекались с нашими на одной и той же частоте. Было слышно в наушниках шлемофона то, как немецкие лётчики лаялись на своём языке между собой. К этому моменту один из 109-ых, подбитый парой командира их звена устремился к земле, оставляя после себя шлейф густого чёрного дыма. Когда «горбатые» почти закончили свою работу, раздался окрик ведомого из командирской пары их звена, что была выше пары Николая: - Двенадцатый! Пара «худых» на шесть часов! Идут на вас со стороны солнца! - Понял, десятый, встретим! - ответил ему ведущий Николая. Николай вывернул голову в указанном направлении, но из-за солнца, слепившего его, он не мог ничего разглядеть. Лётчики «Люфтваффе» часто применяли такую тактику воздушного боя, когда помимо истребителей, вступавших в бой с нашими самолётами, на высоте дежурила резервная пара или две немецких асов. Те вступали в бой тогда, когда их истребителям, атакующим наши самолёты, не удавалось сразу завоевать преимущество в атаке и сходу выполнить свою задачу.

Тогда эти немецкие пилоты, как сейчас, вступали в бой, сваливаясь с доминирующей высоты, используя всё своё преимущество в атаке и в скорости на наших лётчиков. Эта тактика боя всегда себя оправдывала, если наши пилоты не успевали вовремя среагировать на их атаку. Через пять секунд истребитель Николая накрыла чёрная тень от атакующего его 109-ого и вокруг его «яка» в воздухе появились трассирующие следы от работающих по нему пулемётов и авиационной пушки «худого». В тот же момент Николай рукоятью управления самолётом крутанул «бочку» и попытался уйти на вираж следом за своим ведущим, но было уже поздно. Он услышал глухие звуки того как немецкие заряды очередей из пушки и пулемётов «Мессершмитта» стали попадать в корпус «яка» и рвать его обшивку. Немецкий истребитель, обстреляв Николая, пронёсся над ним в считанные секунды, но вслед за тем ещё одна тень ведомого немецкого истребителя также накрыла самолёт Николая и тот завершил эту групповую атаку. Очереди второго 109-ого пробили колпак его кабины, левое плечо внезапно пронзила острая боль и рука сразу потяжелела. Помимо того что он был ранен в левую руку, эти очереди «худого» пробили левое крыло истребителя и из пробитого бака в крыле стали вырываться язычки пламени. Николай услышал в шлемофоне голос

ведущего: - Коля, ты горишь! Уйди в облака, сбей пламя, прикрою! Но все его манипуляции ручкой управления истребителем были тщетны, самолёт просто перестал слушаться её движений. Помимо того, что этот «мессер» его поджёг, попавшие в него очереди повредили тяги хвостового оперения самолёта, элероны высоты и горизонтали. Теперь его Як-3, подбитый и с полыхающим левым крылом устремился к земле, стремительно теряя высоту. В тот момент они были над территорией, где наступали наши части. Можно было бы покинуть горящий самолёт и на парашюте спуститься на землю. Но из-за боли в раненном плече он не мог поднять отяжелевший от крови левый рукав своей лётной куртки для того, чтобы открыть колпак кабины самолёта. Понимая что он не может его открыть и выпрыгнуть из горящего самолёта, Николай взглянул на фотографию жены, которую получил вместе с письмом от неё два дня назад. Он прикрепил её на приборный щиток своего «яка» и на ней была его Лариса с недавно родившейся дочкой Ольгой. «Простите меня! Я люблю вас!», - обратился к ним он мысленно, глядя на эту фотографию. На его глазах появились слёзы. И в эти секунды время для него изменило свой ход, секунды растянулись в минуты, но, несмотря на это, стрелка альтмометра

на приборном щитке его «яка» неумолимо вращалась и приближала к нему землю и смерть. Когда она прошла отметку в шестьсот метров, в своей голове он отчётливо услышал голос Ларисы: - Если погибнешь, домой не возвращайся! Нам с Ольгой ты нужен только живой! И это был тот самый её мягкий и нежный голос, которого он не слышал уже больше года с тех пор, когда приезжал к ней в тыл. В ту ночь любви они зачали Ольгу. Знакомая интонация и её голос перевернули всё внутри Николая в те секунды. Сорвав фотографию жены с приборного щитка и зажав её зубами, он нашёл в себе силы и, взвыв от боли в раненой руке, дёрнул за рычаги крепления колпака кабины истребителя и те поддались. Колпак кабины отъехал назад и его сразу же обдало холодным и свежим воздухом июньского утра. Превозмогая боль, он выбрался из кабины горящего «яка» и выпрыгнул, прижав к себе ноги чтобы их не ударило хвостовым оперением. Дёрнув за кольцо и раскрыв купол парашюта, он медленно спускался в том утреннем небе на землю и смотрел, что творилось вокруг него. «Илы», которых они прикрывали, уже уходили в сторону своего аэродрома без потерь, а на помощь их «якам» пришло звено Ла-5. Те работали неподалёку и пришли к ним на помощь. Благода-

ря этой помощи в небе теперь стояли шлейфы дымов от сбитых немецких истребителей. Судя по их числу, мало кто из тех немецких пилотов, с которыми они сегодня вступили в бой, сядут на свой аэродром. Эскадрилья Николая выполнила свою задачу. Когда он приземлился, парашют ветром потащило в сторону, но подоспевшие вовремя пехотинцы поймали его и помогли отстегнуть лямки парашюта. Когда один из пехотинцев попытался вынуть зажатую зубами фотографию его Ларисы, Николай резко остановил того жестом. Только убрав её в свой планшет, он позволил пехотинцам перевязать себя. В госпитале Николай написал Ларисе в письме как её фотография спасла ему жизнь и её ответ поразил его. «Милый, в то утро ни я, ни наша Ольга не могли спать. Мы словно знали, что с тобой случилась беда. Умоляю тебя - береги себя ради нас. Ждём тебя и любим.», - было написано в строках её письма. Когда Николай оправился после ранения, он вернулся в свой авиационный полк и встретил победу 9-ого мая уже в Венгрии. Через год он наконец-то встретился с Ларисой и дочкой Ольгой и, нежно обнимая их, держал в руках ту самую фотографию, спасшую ему жизнь. Автор: Штин Андрей

”ÒÚ‡Î‡, Í‡Í ÒÓ·‡Í‡, Ë „ÓÎÓ‰Ì‡, Í‡Í ˜Â Ú Впервые сегодня сняла на смартфон эти неспокойные мутные воды и небо над ними, огромную черную тучу, накрывшую все небо по правую руку, все небо от берега до берега, от Университета до Адмиралтейства с его отчаянно и гордо трепещущим флагом. Над этой огромной черной тучей, между грозной тучей и серым, вечно суровым небом, дрожала кромочкой нежная светлая, золотистая полоска, и мне внезапно захотелось ее сфотографировать и запечатлеть, как символ надежды и возможной будущей радости. И я стояла там на ветру и фотографировала небо и так, и эдак, но получалось все-таки не так, как хотелось, в смысле высокой художественности и символичности. Но я сфотографировала и тучу с полоской, и флаг, причем в тот миг, когда флаг удачно оказался ровно на фоне полоски. И волнение, которое я при этом испытала, было важнее, чем непроизвольное, как всегда у меня на мосту, движение взгляда вправо и вниз, в сторону неспокойных мутных вод. Сегодня, двадцать шестого декабря, я весь день провела на работе. Университет, после бурной зачетной недели от-

правивший весь народ на заслуженный новогодний отдых, был пуст. От зари до зари, от темна до темна (ну, это не так уж и долго по питерскому зимнему распорядку) занималась я своим любимым делом, то есть перебиранием бумажек, раскладыванием папок и размышлениями о том, как быстро проходит жизнь. На нашей кафедре, как и на любой другой кафедре, как и в любом другом учреждении, есть свой маленький архив. В нашем архиве хранятся семестровые, курсовые, выпускные и магистерские работы всех наших студентов за долгиедолгие годы. И за эти долгие годы маленький архив, естественно, превратился в архив довольно большой, заполонивший собой все свободные и несвободные полки в тесной подсобке при нашей аудитории, и при этом весьма пыльный. Велено было привести его в порядок и ужать до минимума, а освободившееся место занять чем-то более ценным, а именно книгами, новыми книгами. А старые книги, в свою очередь, перебрать, потому что половина из них попала к нам случайно и никакой ценности не представляет. Но это уже после Нового Года.

Забежал за последним зачетом студент – японец, изучающий таджикский язык и очень точно и остроумно сыгравший на днях Гаева в нашем кафедральном «Вишневом саде». Ему тяжело у нас, на уроках он сидит сонный, от темна до темна. Мы поздравили друг друга с наступающим Новым Годом. Ужасное это дело, разбирать архив, да еще такой, как этот. Вспоминать имена, лица учеников, разные забавные случаи с ними, их талант, их стремление, их рост – или ничего не вспоминать, и даже не вспомнить, кто это был. Память стирает и лица, и имена, а архив напоминает обо всех. И о тех, на кого ни за что не поднимется рука – не поднимется рука бросить в мусор даже самую простую, плевую, содранную, списанную семестровую, списанную еще в докомпьютерную эпоху с какойнибудь энциклопедии пятьдесят шестого года, школярскую, с собственноручным рисунком на обложке, с карандашами цветными сочиненной виньеточкой, с эффектным росчерком подписи, за которой сразу встает бледный, большеглазый образ одного начитанного, быстроумного, но очень

безалаберного мальчика, посредине пути соскочившего с нашей допотопной арбы и улетевшего кудато на запад. И о тех, кто благополучно забыт, пусть и домучился до самой магистратуры, потому что скучнейшие тома их сочинений не содержат ни одного-единственного самостоятельно изреченного слова и поэтому теперь улетают туда, куда им и положено. Зашла студентка – русская девочка, уроженка Юга, которой так холодно на Севере, что учиться просто невмочь. Я пожелала ей удачно сдать сессию, она слабо улыбнулась, «спасибо», и мы поздравили друг друга с наступающим Новым Годом. Изрядная часть нашего архива – второсортное и третьесортное добро, чужие слова и чужие мысли, ловко или неловко перенесенные на бумагу по методу Copy and Paste. Неинтересное исполнение неинтересных и непонятных тем, а за всем этим – неинтересная, непонятная и ненужная специальность и, в конце концов, ненужный диплом. Половина наших выпускниц осела в домохозяйках. Несколько поколений не проявили себя ничем. И было только две группы, в самом начале моей работы в Университете, перед которыми я не чувствовала себя инопланетянином, не умеющим объясниться, или клоуном, обязанным развлекать, несмотря ни на что. Это были две чу-

десные группы, талантливые, гениальные, милые. Все, написанное ими, укладывается в отдельную секретную папку. Это – золотой фонд. Это – мои дети. И им скоро по сорок лет. Позвонил отец из Алма-Аты, попросил на обратном пути зайти в книжный магазин, купить нужную ему книгу. А если повезет, и еще одну, такую-то. Моему отцу восемьдесят лет, и он пишет книгу. Я все записала подробно – авторов, названия, годы издания. Среди бумаг попадались и мои стародавние, любимым мною в те годы шрифтом Courier New напечатанные, отзывы на работы студентов, и рукописные отзывы наших старых профессоров, которых теперь уже нет в живых, – автографы классиков не только нашей кафедры, но и всей нашей науки, больших ученых, которые вынуждены были читать, и разбирать, и чиркать все эти бесконечные, обязательные студенческие учебные опусы, возможно, в надежде найти зерна мысли, проблески самостоятельности, следы амбиции в болоте Copy and Paste. Найти настоящих учеников. И я, не Бог весть какой ученый, а попросту очень несмешной клоун, несчастная тетка, вечно косящая под рассеянного профессора, чтобы скрыть истинные причины своих провалов, я тоже мечтала найти своих учеников, найти себе учеников, протянуть то-

ненькую ниточку от своих учителей и своих однокашников в какое-то мистическое будущее, когда меня уже не будет. Так что все мои двадцать лет в Университете прошли сегодня у меня перед глазами, от того дня, когда я впервые вошла в класс, ничего не зная о классе моих учеников, и села в лужу на первом же уроке, написав на доске персидское слово с такой грубой ошибкой, что оно снится мне до сих пор, и вплоть до года нынешнего, когда я вернулась в Университет после двухлетнего отсутствия, и обнаружила поразительные перемены. Любознательные, умные глаза, живой интерес. Энергия. Смех. Не смех как потеха над несмешным клоуном и его устаревшими ценностями, а смех как энергия, как жизнь. И с этими ребятами я поставила «Вишневый сад». На персидском языке, который преподаю. Позвонил сын, спросил, когда я буду, можно ли занять комп. Я сказала, что буду не скоро, часов в пять, потому что после работы зайду еще в «Дом Книги» и там, наверное, застряну. И все же я выбросила лишь самые плохие, бесполезные, беззастенчиво скаченные работы. Да и то пока не выбросила, а просто отложила в сторону, рассортировав по стопкам и папкам. Да, этим поколениям было почему-то не до учебы, как говорили в моем дет-

стве. Скаченное из Сети мертвое знание не было нужно ни им, ни нам. И мы просто встретились, потоптались на одном пятачке и разошлись навсегда. Ниточка не протянулась. Я шагала через мост, переполненная всеми этими мыслями, этими вопросами. Есть общества, где все поколения живут так же, как жили их отцы и деды, и прапрадеды, и радуются этому. А есть общества, где каждое поколение непохоже на предыдущее и не знает, что с ним будет. Поколение нулевых не хотело учиться или хотело учиться чему-то другому. Оно прошло и ушло, и пришло другое поколение, способное к стремительному росту. И вот мы читаем, обсуждаем, ставим «Вишневый сад». Это был очень тяжелый ноябрь, очень тяжелый декабрь. Но мы их пережили, и вот уже скоро Новый Год, и грядет перемена погоды.

Я шагала по мосту, привычно глядя под ноги, подняв капюшон, спасаясь от ветра. И совершенно случайно подняла голову и увидела огромную черную тучу над рекой, огромную черную тучу. А над ней – золотистую полоску надежды. В какое неспокойное мутное время мы живем. На самом деле все уже переменилось и меняется дальше, с каждым днем, в худшую и одновременно в лучшую сторону. Беспечность, гедонизм, лень, прокрастинация, самолюбование, фрустрация, апатия, переливание из пустого в порожнее, потакание собственным слабостям, растравливание души, плаканье в жилетку, виртуальные, азартные и разные прочие игры, мечты о будущем, ностальгия по прошлому, писание стихов, шоппинг, зависание в соцсетях, строительство карьеры, строительство планов, обдумывание жития, поиски

истины, фитнес, романтические вздохи, сентиментальные песни, мировая скорбь – не до вас теперь, печали и радости мирного обывателя. Ветер рвет флаг, золотистая полоска горит над тучей. Нагруженная книгами, я шла от метро к дому, привычно глядя под ноги, подняв капюшон, спасаясь от ветра. - Ой, мам! – окликнул меня кто-то, и это был мой сын. Мы обнялись. - Ты куда? – спросила я. - На Дворцовую! Там в шесть часов елку будут зажигать. - О, здорово! - А ты как, мам? - Устала, как собака, и голодна, как черт! – улыбнулась я, чувствуя необыкновенный прилив сил. Скоро Новый Год. Автор: Джандосова

Заринэ

¡Û‰ÂÏ Ô‡‰‡Ú¸ - ·Û‰ÂÚ ÌÂ·Ó Минус вечной жизни в том, что ничто не может длиться вечно. Кроме тебя. Все мы рано или поздно друг другу надоедаем. Спросите даже Любовь! Она видела столько неравных, расчетливых и однополых браков, что уже и сама не знает, какая она - настоящая.

У меня было несколько неудачных попыток. Первой была Доброта - такая правильная скромная девочка. Мы встретились в то время, когда таких как она почти не было. Это была любовь с первого взгляда! Но, увы, недолгая. Очень скоро я узнал, что Доброта не все-

гда бывает бескорыстной. Она требовала все больше внимания, а я слишком много времени уделял работе. С тех пор, как человек взял в руки палку, у меня вообще не было ни одного выходного. В итоге она меня бросила. Затем я встретил Целомудрие. Белая тога,

вьющиеся кудри - она была богиней, сошедшей с Олимпа. Я думал, мы будем идеальной парой: Разум и Целомудрие, ну чем не сказка? Она никогда не пилила меня по поводу работы, так как сама ежедневно пропадала среди людей, вкладывая в женские точеные головки зачатки самоуважения и гордости. Но она не смогла принять некоторые из моих решений. Когда великое Время обратилось ко мне за советом, мы с ним решили, что людям еще рано знать слишком много. Мы сожгли тогда ни одну библиотеку, попросили Веру немного пошевелить язычников, и те взбунтовались против достижений науки. Знание не могло нам простить такого кощунства, а Целомудрие была ее лучшей подругой. Вот она и променяла меня на нее. Следующей была Красота. Скажете, да кто ее не любил? И правда. Но тогда я и сам с собой не ладил. С осиной талией и воздушной прической она порхала как бабочка и покорила мое сердце. Ах, эта очаровательная родинка над верхней губой! Было время. Наверное, я сам виноват в том, что она изменилась. Я заставил ее снять корсет из китовых усов, который ломал ее ребра, и перестать пользоваться свинцовыми белилами, от которых потихоньку начали выпадать волосы. Тогда она ударилась в поиски нового образа, а после - не смогла остановиться. Сначала ее

наряды становились проще, но не менее изящными. Затем она надела строгий фасон, перешла на мужские костюмы, длинные прямые платья с блестками. Она начала курить тонкие сигареты, зажимая мундштук пальчиками с крупными перстнями. Она одевалась как подросток и добивалась шоколадного загара. Она выжигала волосы до желтоватого белого цвета и проколола себе язык, потом пупок. Когда она стала носить накладные ногти, я в итоге смог убедить ее, что «френч» - тоже хороший, но не столь неудобный вид маникюра (пришлось немного потрясти Моду, чтобы набраться этих словечек). Но когда она начала сбривать брови, а затем поверх рисовать новые, я понял, что бессилен. Это никак не укладывалось в моей голове. Сегодня утром она забрала свои вещи и переехала к Моде, будь она проклята! И вот я остался один накануне ежегодной двухнедельной встречи с родней, рискуя быть засватанным до смерти. Все наши девушки, начиная от прилично постаревшей Морали, заканчивая вечно молодой Фантазией, по очереди будут нахваливать мне друг друга, как они делают со всеми несчастными холостяками. Надо будет заранее проверить замок в номере, чтобы какая-нибудь Ловкость или Хитрость не вскрыли его одним движением. Припомню им должок за

Троянского Коня. Придется девочкам оставить отмычки дома. Я быстро сложил в чемодан все необходимые вещи, потому что заранее составил неизменный список на каждую из этих поездок. Проверил, на месте ли пригласительный, и вызвал такси до аэропорта. Лететь мне придется недолго, всего лишь перелететь Атлантику, а там, в Европе, все почти рядом. Мы будем на вилле одного из Первозданных, подаренной нам для ежегодных "семейных" встреч. До сих пор никто так и не смог понять, кому принадлежит дом, и кто оплачивает наш двухнедельный фуршет, но никто не жалуется, а потому со временем все перестают допытываться и интересоваться. В самолете я разумно спал. И даже успел прикорнуть в такси, услужливо вызванное мне хозяином вечеринки. А все потому, что знал ближайшие четырнадцать дней высыпаться мне не придется. На вход запретов нет, пускают всех своих, приглашения нужны лишь для напоминания. Так что дебоширы типа Безрассудства и Молодости, идущих рука об руку, наверняка снова будут петь и танцевать ночи напролет. Когда я приехал, еще никого не было. Швейцар проводил меня в номер, и я начал готовиться к вечеру. Официально или полуофициально? Или надеть смокинг?

- Какой смокинг, издеваешься?! - я посмотрел на себя в зеркало и пригрозил отражению кулаком, - На тебя итак сегодня все вешаться будут. Давай, надевай джинсы и вон ту потертую рубашку. И стоптанные кроссовки не забудь, - я пожал плечами и согласился с голосом разума. Не хватало, чтобы меня еще и женили прямо здесь. Застегнув рубашку поверх белой майки, я отметил, что перенял американские повадки. Надо перебираться в Европу. Или в Азию. Говорят, в Японии сейчас самое место для таких, как я. Я пригладил разлохматившиеся волосы, оценил серый цвет лица и мешки под глазами от хронического недосыпания и, довольный результатом, спустился вниз. Все родственнички уже понаехали. Весь вечер мне не давали проходу. Девочки стайками хватали меня под руки, выпытывая подробности размолвки с Красотой, которую, к слову, на вечере еще никто не видел, как и Наглость, с которым она в последнее время все чаще общалась. Отличная выйдет парочка. - Ну, что у вас там случилось? - Страсть забралась ко мне на колени, мелькая под носом обширным бюстом, и кокетливо ткнула пальцем в грудь, другой рукой перебирая мои волосы. - Мне не нравятся ее брови, - неохотно ответил я, выглядывая в толпе

кого-нибудь из моей родословной линии. Память, ты где, сестра? Мы так неплохо поболтали в прошлый раз о старых добрых временах. А Сознание? Опять, наверное, ушло в себя. Хотя правильнее сказать - под себя. Такое уж оно у нас нестабильное… - ...или может она тебя не удовлетворяла в постели? - Похоть ластилась ко мне как кошка. Когда между нами остался какой-то несчастный миллиметр, я бесцеремонно поднял ее на руки и отставил на метр от себя. Оставь свои штучки для кого-нибудь другого. Девушка обиженно топнула, но тут же ее внимание привлекла другая жертва, и она растворилась в толпе. Я отошел к краю веранды, на которой разместили столики с угощениями, и, оперевшись спиной о поручень, смотрел на собравшихся. Вот Совесть поймала за ухо Детство и чему-то его учит. Глупость сидит в углу и болтает с Жадностью. Жизнь снова таскается с корзиной с котятами и пристает ко всем прохожим, чтобы те послушали ее рассказ о прибыльном бизнесе - разведении кошек. Бедная старушка, совсем из ума выжила! Вот, теперь она поймала за руку какую-то девушку с мальчишеской прической и заставила смотреть на котят, но руками не трогать. Ну и взгляд, да она сейчас сожжет ста-

рушку! Странно, почему я ее раньше не видел... О, а вот и Логика! Сидит пьет, бедняжка. Опять с кем-то повздорила. Очень истеричная женщина, хоть и умная, но из-за своей спорной натуры постоянно конфликтует с людьми и потому не вылезает из бутылки. Так что же это была за девушка?... Я обернулся в поисках незнакомки. Она отделалась от старушки с котятами и шла куда-то бесцельно в толпе, заправив руки в карманы песочных укороченных брюк. Она была в свободной сине-голубой кофте цвета морской волны, и в красивых туфлях на высоких, но устойчивых каблуках - разумный выбор. У нее были растрепанные короткие волосы, ни грамма косметики и какой-то очень тяжелый взгляд синих, как морская глубина, глаз. Она шла в толпе, такая высокая и помальчишески щуплая, чуть пошатываясь на своих каблуках. Шла так размеренно и спокойно, словно всю жизнь на них ходила. И смотрела так придирчиво и молчаливо, словно молчание было ее стезей. И тут она подошла ко мне. Я не успел опомниться, как она проскользнула мимо, зацепив кончиками пальцев ладонь моей руки. Она тянула меня за собой, и я поддался, уносимый неведомым порывом. Она обернулась, и в ее глазах я увидел другое - волю, желание,

стремление. Она хотела, чтобы с ней пошел я, никто иной, и я шел. Она сняла с сигнализации серебристый кабриолет и села за руль. Я сел рядом и отметил, что на заднем сидении без присмотра валялась пляжная сумка, как будто она заглянула на вечеринку только чтобы найти партнера для купания. Так оно и было на самом деле. В молчании мы поднялись на машине на самый верх высокой горы. Когда мы ехали, люди и вещи преграждали нам путь, но моей странной похитительнице стоило лишь повести пальцем, и они отворачивались, уходили и разлетались в стороны. Мы остановились, лишь когда облака скрыли нас от земли. Конечно, ни один человек не может так легко забраться на такую высоту, а она могла. И это давало мне представление о том, что она была если не одной из Первозданных, то, во всяком случае, одной из Первых точно. Мы вышли из машины, она повернулась ко мне на секунду, улыбнулась уголком губ и скинула туфли. Немыслимо, но мы приехали на пляж. Дикий пляж на самой вершине безымянной горы. Она пошла вперед, и ее босые ноги утопали в оранжевом песке. Я скинул кроссовки и пожалел о дырявых носках, которые надел для подстраховки, но незнакомка не смотрела, и мне удалось незаметно спрятать улику. Я не знаю, как бы-

ло бы правильнее назвать это место: под ногами у нас стелился песок, рядом шумело голубоватое пенистое море, а вдалеке виднелись тропические леса; они расплывались перед глазами, так что, наверное, были скорее миражом, чем реальностью. - Посмотри на небо! - крикнула моя спутница, улыбаясь, и вскинула руку вверх, - Правда, оно похоже на море? Я поднял глаза и увидел невероятное: огромный лазурный простор простилался над нами на сколько хватало глаз. Это именно он шумел, сталкиваясь беспенными волнами. Когда две волны встретились и выдали небольшой фонтанчик почти над моей головой, я подумал, что меня окатит брызгами, и закрылся рукой, но этого не случилось - капли упали обратно. В море. - Похоже, - прошептал я и посмотрел на нее. Она стояла совсем рядом. Даже без каблуков она была очень высокой, и я смотрел на нее как ребенок - снизу-вверх. - Потому что это и есть море, - сказала она, улыбаясь. Я поднял глаза и увидел еще один фонтанчик. - Ты перевернула мир? - спросил я, глядя на клубящиеся на берегу облака. Но она уже не слушала. Она стояла в паре метров от меня и снимала одежду. Под песочными штанами и сотканной из моря блузкой оказался

купальник, как я и подозревал. "Давай купаться!" крикнула она мне и нырнула в небесный простор. Я ожидал, что она провалится вниз и разобьется о скалу, но этого не случилось, и ее рука, а вскоре и все остальное тело показалось на поверхности. Она лежала на спине и дрейфовала, а глаза блестели от радости. - Иди ко мне, - позвала она, и я услышал. Я скинул брюки и, наверное, раз за последние пятьдесят лет воспользовался своей силой, незаметно заменив нижнее белье на купальные плавки. Я нырнул в облако и почувствовал, как мелкие водяные капли обтекают меня со всех сторон. Небо было таким же податливым, как море, только дышалось в нем гораздо легче. Я также лег на спину и подплыл к ней. Она улыбалась мне искренне, хоть и видела в первый раз в жизни, и смотрела так по-человечески, словно ее взгляд излучал тепло, которого я давно не чувствовал. Я понял, что влюбился. Она перевернулась на живот и нырнула, а через минуту уже оказалась на берегу, стряхивая с волос капельки росы. Я поплыл за ней. На берегу оказалось огромное мягкое покрывало, на котором мы пролежали остаток вечера, пока заходящее солнце не заставило нас спуститься к искусственному солнцу электричества.

С ней было так просто, как будто мы знали друг друга всю эту вечность. Мы болтали о чемто бессмысленном, она отвечала редко, но очень размеренно и ясно, и все время очаровательно смеялась. Наши номера оказались на одном этаже, но в разных концах, и на середине коридора я, похоже, потянулся ее поцеловать. На каблуках она была почти на голову выше меня, и мне пришлось вставать на цыпочки, но я не успел завершить маневр, как ее рука легла мне на плечо и опустила с небес на землю. А в ее глазах мелькнула тяжелая вековая усталость, какая бывает только у очень одиноких людей. - Не сегодня, - шепнула она, и на ее лице появилось беспокойное выражение. - Как скажешь, - я улыбнулся, но она не улыбнулась в ответ, повернулась и сделала пару шагов. Я остался стоять, ошарашенный таким холодным прощанием. Но тут она вернулась, быстро подбежала ко мне, шепнула "Ты мне нравишься" и по-детски поцеловала в щеку. Что ж, неплохое начало. На следующее утро я встал в хорошем расположении духа и, позабыв о сватьях, надел самую лучшую рубашку и отглаженные брюки, желая понравиться вчерашней незнакомке. За завтраком ее не оказалось, и я решил разузнать у присутствующих про нее побольше.

- Зря нарядился, эта птичка только к вечеру появится, - презрительно отозвался Предприимчивость, поглядывая на платиновый ролекс. - А где она пропадает днем? - Работает, бедняжка, - проблеяла Жизнь, укачивая корзинку с котятами. - Как ее зовут? обратился я к старушке. - Все тебе скажи! обиженно сказала она, Сначала котяток покорми. "Да ну тебя", мысленно ответил я и с наигранной улыбкой покинул столовую. За весь день мне удалось собрать какие-то крупицы информации. Почему-то все в основном отзывались о ней негативно, и это меня чуть не оттолкнуло. Но стоило вспомнить ту необъятную печаль в ее глазах, как все вставало на свои места – она, безусловно, была Первозданной. А такие редко остаются добрыми. - За ней смерть ходит по пятам, - отозвалась опьяневшая Логика, - Не суйся к этой девчонке, не к добру это, - она хлопнула еще одну рюмку и почти сразу отключилась. Ну, еще тебя я не слушал, конечно. - У нее нет работы, она ничего не делает, отозвалась Память, которую я вчера не нашел на вечере, - Я опоздала, был аврал. Чтоб ее, эту болезнь Альцгеймера. А та девчонка - я ее видела еще во время неандертальцев. Она вечно то тут, то там.

Говорю же тебе - не работает. "То тут, то там". "Сметь ходит по пятам". Уж не сама ли Смерть к нам пожаловала на банкет? Окрыленный своим предположением, я рванул к одному из старожилов и туманно попросил представить меня Смерти. Но, либо влюбленность совсем затмила мой мозг, либо алкогольные пары, витавшие над Логикой, осели на мне, но я совсем забыл, что мы уже были знакомы. - Ты чего это, влюбился? - сухонький старичок в похоронном фраке дружески хлопнул меня по плечу и втянул впалыми щеками дым из сигары. - Ага, - рассеянно улыбнулся я. - Даже меня забыл, во дает, - старик засмеялся. Его смех был похож на шорох падающих на землю осенних листьев, а в глазах Первозданного была такая же глубокая тоска, как в ее глазах. - Ее зовут Мысль, вдруг ответил он, - Она старше всех нас. И тебя, и меня, и той старухикошатницы. Ей туго пришлось, не обижай девчонку. - Я? Да как я могу ее обидеть, - удивился я, но вспомнил вчерашний инцидент и промолчал, Что с ней случилось? - А ты представь, что ты один. Ты - первый, появившийся на свет. Даже света еще нет, нет жизни, нет времени и пространства. Есть только ты

- мысль о том, чтобы все это появилось. - Чья мысль? Старик пожал плечами. - Она ничья. Всех и ничья. Ты спроси ее, она расскажет о себе. Только аккуратно. Не выдавай меня. - А ты откуда ее знаешь? - Да, случалось, он чему-то улыбнулся сухими губами, - Ты не думай, я не всегда как сушеный чернослив выглядел. Было время, когда у меня были роскошные черные волосы, глаза горели огонь! И мы тогда с ней были первыми. Мы и та старуха-кошатница. Жизнь была занята все время, раздавала свои дары направо и налево, динозавров зачем-то создала. Нравились они ей. Мысли делать было нечего. С сотворения мира еще не появилось ни одного мыслящего существа, и она скучала, подолгу сидела одна у моря. Любит она море. - Я знаю, - прошептал я, - Так вы встречались? - Фу, что за слово такое модное! - засмеялся старик, - Так, за ручку ходили. Не сошлись характерами. Я оказался слишком жестоким и бессмысленным для нее. Я вспомнил свою историю с Целомудрием и похлопал старика по плечу. - Понятно. - Не обижай ее, повторил Смерть, грустно чему-то улыбаясь.

- Не буду, - улыбнулся я и отправился к себе. К вечеру все снова собрались на веранде, болтать о том, о сем и перемывать друг другу косточки. Я же занял свое вчерашнее место на краю и ждал незнакомку. Отсюда мне было прекрасно видно парковку, и я сразу заметил ее серебристый кабриолет, как только он остановился на прежнем месте. А еще я заметил, насколько она не хочет из него выходить. Мысль сидела за рулем и не глушила мотор. Она стучала по рулю костяшками пальцев, делала дыхательные упражнения, но перебороть себя у нее получилось далеко не сразу. Она была не просто Первозданной, она была Первой - первее всех. И теперь она ненавидела их всех, потому что никто не мог понять, какого это - быть одинокой от самого рождения. Наконец она потянулась к ключу зажигания, но тут я подошел к ней и нагнулся к уху, касаясь губами ее волос, которые пахли морем. - Не глуши двигатель, зачем нам выходить. Она вздрогнула и подняла голову, в ее глазах царил испуг. Она боялась всех, каждый здесь мог ей навредить, и мне еще предстояло доказать, что я не сделаю ей больно. Она невольно вцепилась в руль, и даже моя улыбка не могла ослабить этой мертвой хватки. Вче-

ра я был в ее власти, сегодня она была в моей. И эта новая иерархия выбила ее из колеи. - Прости, если ты хочешь, конечно! - я поднял руки в знак того, что сдаюсь, и сделал шаг назад, - Мне было хорошо с тобой вчера. Как ни с кем из этих придурков, - я указал рукой за спину. Ее губы дрогнули, выдавая улыбку. - Ты мне тоже нравишься… - сказал я наконец после минуты напряженного молчания, и покраснел как школьник. Почему – и сам не знаю… Все как в первый раз. - Хочу, - наконецто сказала она, и улыбнулась более уверенно, - Садись. Я радостно запрыгнул в кабину, и мы вновь отправились в маленький неземной рай. Всю дорогу мы молчали, и я заметил, что ее руки уже свободнее держат руль, и напряжение между нами спадает. - Я не хотел тебя обидеть вчера. Просто я влюбился по уши.... вслух подумал я. - Что? - отозвалась она. - Я это вслух сказал?! - абсолютно искренне удивился я, - Прости! Я... Я... Мы как раз приехали, она остановила машину и приложила палец к моим губам. - Все хорошо, - она улыбалась, как роковая обольстительница улыбается неопытному юнцу. Но на ее щеках я заметил

такой же смущенный румянец, какой царил на моих. Мы прошли к морю-небу, разделись и нырнули. В этот раз я подготовился, и к хитростям прибегать не пришлось. Когда мы снова оказались дрейфующими рядом, я посмотрел ей в глаза и прошептал одними губами: "Я знаю твое имя". Тогда она посмотрела на меня так дико, не испуганно, но именно - дико, как пойманный лисенок, нырнула и вышла на берег. Я последовал за ней. - Смерть сказал? спросила она с раздражением, не глядя на меня. Я промолчал. Она села на покрывало, роса ручьями стекала с ее волос и оставляла на нем мокрые пятна. - Он, в сущности, неплохой старикашка. Я на него зла не держу, - она подняла глаза и улыбнулась мне, напряжение медленно спадало. Я присел рядом. - А вы с ним… Ну… - Что?! - ошарашено вскрикнула она, - Что он тебе наговорил? - Ну... - Давай расскажу как было, - она повернулась ко мне и села потурецки, я даже не успел отреагировать, как она выдала мне все подробности, - Мы были в каньоне, смотрели, как люди охотились на мамонтов. Этот пейзаж показался ему очень романтичным, и он пригласил меня на свиданку. Я согласилась. А

потом он взял и у меня на глазах убил и съел опоссума! Бедное животное, что оно ему сделало? Ты понимаешь, он мог вообще не есть несколько лет, но ему нравилось убивать, ему нравилось чувствовать горячую кровь на губах, - ее передернуло от отвращения. - Неприлично при даме есть свежеубиенного опоссума, - зачем-то выпалил я, - Да еще и без столовых приборов. Она удивленно посмотрела на меня, а затем засмеялась. - Сама не знаю, зачем я тебе это рассказала, - она повернулась лицом к заходящему солнцу и легла, - Почему-то не хочется иметь от тебя секретов. Я улыбнулся, прилег рядом и якобы случайно коснулся ее руки. Она была не против. Меня зовут Мысль, - начала она, Или Идея. Называй, как хочешь. Хотя мне больше нравится первый вариант. - Хорошо, - согласился я. И она рассказала мне о себе. О первых мгновениях существования. О том, как зародилась Вселенная, как появилась Земля. Она рассказывала обо всем с такой любовью и вдохновением, что вскоре я понял, за что она всех ненавидит - за то, что люди и те, кто ими управляет (то есть мы), испортили это прекрасное творение, даже не спросив Творца. Она рассказала о том, как на свете появи-

лось Убийство и Жажда крови, и благодаря им ей не пришлось слушать первобытные мысли об охоте. Как развивался человек, как он думал, как на него снисходило озарение. Больше всего она любила Древний Мир, египтян и греков. Когда я признался, что это я сжег тогда библиотеку, она сказала "Ну и правильно. А то люди бы уничтожили этот мир куда раньше". Она рассказывала мне об одаренном и озабоченном Возрождении, как застала появление Моды, Искусства, Музыки. И она же была свидетелем всех мировых событий - чумы, пожаров, наводнений. Ведь все это была Мысль, данная свыше, а она была ее исполнителем. - Я помню, как Смерть не хотел забирать людей после взрыва Везувия. Даже он понимал, что это ужасно и негуманно. Но не мучиться же им под слоем пепла... Я видела, как он страдал, забирая чумных больных. Женщин и детей, старых и молодых. А на пожар в Лондоне 1666 года он пришел уже в своем неизменном похоронном костюме, остриг волосы и начал стареть. Тогда он впервые собрал жатву, не проронив ни единого слова. Больше мы с ним не общались. А больше всего она ненавидела Гитлера. Все в нем: его взгляды, его действия - было направленно против человеческой природы. Сколь бы она не ненавидела людей, но унич-

тожать в таком количестве себе подобных было дикостью и варварством. Словно человек вновь вернулся в те времена, когда Ее в головах заменяли Убийство и Жажда крови. Когда солнце скрылось за горизонтом, и мы остались в темноте, она замолчала. - Нам пора спускаться. Я могу еще долго болтать. - Болтай. Я буду слушать тебя хоть до скончания времен, - вдруг

признался я. Над нами зажглись звезды – это были отражения маленьких светлячков в зеркальной морской глади. Она смотрела на меня с немым удивлением, и все барьеры между нами словно спали. Я придвинулся и обнял ее за шершавые от налипшего песка плечи: - Ты больше не будешь одна. Я тебе обещаю. Она подняла голову, я увидел в ее глазах отражение звезд, хотя ра-

зум подсказывал мне, что это невозможно. Она легко коснулась моих губ и несмело поцеловала. До утра мы лежали на песке, слушая шум прибоя. Иногда, положив голову ко мне на колени, она рассказывала истории, древние, как сама жизнь. Даже еще древнее. - Шел 33 год нашей эры… Автор:

Кессиди

Хоуп

Ã‡ÎÂÌ¸ÍËÂ ËÒÚÓ ËË ÏËÒÚËÍ‡ Туман В детстве, когда мне было лет пять-шесть , со мной происходила одна забавная история с туманом. Однажды я стояла за двором, когда он меня окутал. Выделялся он среди всех прежних, виденных мной, только особой непрозрачностью, сквозь которую не просматривались предметы даже на расстоянии вытянутой руки. В этом тумане я видела только свои руки, свою одежду и ноги. Но, вот, уже земли не видела. Всё вокруг было покрыто белесой дымкой. Покружилась вокруг себя в странном тумане, и не знала, куда мне идти. Сделала несколько шагов на авось. Ни на что не наткнулась и далее пошла более уверенно. Так ходила довольно долго, но

в поле моего хождения никто и ничто не возникало. Меня это развлекло. Я весело шагала, распевая песенки, и только вспомнив, что нужно возвращаться домой, остановилась и спросила неизвестно кого, как же мне домой попасть. Туман вдруг рассеялся, и я стояла на том самом месте, за двором, от куда и начала своё путешествие в тумане. Такие прогулки повторялись несколько раз. Однажды рассказала о них своей старшей сестре. Она посмеялась. - Опять придумала, - она покрутила пальцем у виска. – Таких туманов не бывает. Но он был. И я вновь в нём ходила. Это стало повторяться довольно часто. И я, собираясь на прогулку, сообщала:

- Пойду, погуляю в тумане. Это сообщение было простым и бесхитростным, и не несло в себе никакой подспудной мысли, кому-либо доказать свою правоту или необыкновенность. Я в те годы была очень далека от подобных претензий и даже не пыталась что-то придумывать, потому что не могла лгать. Но это было давно, в том далёком давно, в котором все события принимались легко непосредственно и без подозрений на их невероятность. Если ходила в тумане, в котором не возможно заблудится при всей его непрозрачности, значит, есть такой туман. И точка. Есть река недалеко от дома. Есть. И точка. Есть дерево у калитки. Есть. И

точка. Я же не задумывалась, почему всё это есть вокруг? И есть туман, в котором можно гулять даже с закрытыми глазами. Есть. И точка. Когда пошла в школу, туман перестал ко мне приходить и залёг в копилку памяти, как и очень многие события детства. Странное дело, но именно воспоминания из детства бывают ярче и красочнее, чем память о вчерашнем дне. Зона Я выросла на берегу маленькой речушки под названием Самоткань. Её уже нет. Остались рытвины да грязные лужи. А когда-то это была не широкая, но довольно чистая речушка с кувшинками, лилиями и многочисленной рыбой. А городок мой расположился на берегу Днепра. Опять-таки, когда -то до Днепра надо было идти километра два от того места, где стоял наш дом. Но такое путешествие, несмотря на его дальность, приносило массу удовольствий, потому что вознаграждалось красивейшей панорамой неиспорченной реки Днепр. Пришли «умные» люди и построили ГЭС. Яне имею права их осуждать, поскольку пользуюсь всеми благами цивилизации и без них уже не представляю своей жизни. Но за всё надо платить. За блага – тоже. Уже нет прежнего Днепра. И с каждым годом всё меньше мест, где ещё цветёт его первозданная красота. Это небольшое вступление к сюжету,

или вернее, ностальгическое отступление. А теперь моя история… История, о которой хочу рассказать, произошла в моей юности. На Днепре тогда уже «красовалась» ГЭС, и воды водохранилища разливались впритык к городку. Но берега ещё были чистыми. Набережная, обсаженная тополями, была ухожена. И даже имелся городской причал для пассажирских катеров. Очень дёшево можно было прокатиться по Днепру на катере и посетить все прибрежные города. Я очень любила Днепр и часто купалась и загорала на берегу. Ещё любила кататься на велосипеде по набережной. Была я в то время, несколько, безбашенной. И на набережную поехать одна поздно вечером встречать закат, или рано утром в сумерках помчаться к восходу солнца, который на Днепровской набережной был особо ошеломляющий. Несмотря на то, что наш городок достаточно тихий и провинциальный, далеко не все в нём были пушистые зайки. Но я искренне любила закаты и рассветы и ещё искренней верила, что в мире царит добро. В одну из таких летних встреч с закатом, надолго задержалась у Днепра. Вокруг ни души. Солнце село и ярко светила полная луна. Плескалась у берега вода. Было особо тепло и тихо. Решила искупаться. Шла в воду с ощущением какой-то таинственности. Необыч-

ное чувство было вызвано диковинно-сказочной обстановкой. Ночь. Полная луна. Я одна. Бреду в воде и только её легкие всплески нарушают тишину. Окунаюсь с головой, выныриваю, и…о Боже! Что это? Какой необыкновенный зеленоватый свет изливает луна! А что случилось с водой? Она стала совершенно белый! Набираю её в ладони, всматриваюсь. Она белая, совсем белая. Чётко вижу, и это не обман зрения. Переливаю её с ладони в ладонь. Она густо струится, и капли падают звонко на странную поверхность. Долго стояла в этой воде, не ощущая страха от необычного её состояния. Было тепло, уютно и спокойно. Странная вода окутывала меня, пока не вышла на берег. На берегу оглянулась. Обычные прозрачные волны накатывали мелкой рябью на прибрежный песок. Спустя много лет я читала в некоторых периодических изданиях о подобных ситуациях с другими людьми. О молочной воде иногда рассказывали моряки, которым пришлось столкнуться с таким явлением. Высказывались разные предположения о возникновении диковинного события: от миража - до обитания в водах неизвестных микроорганизмов. Я не берусь истолковывать эту загадку. Для себя все такие аномальные проявления окружающего мира я объединила одним словом: «зона».

Задушевный разговор Тикает советское время тотального атеизма… А нам по шестнадцать. Мы с одноклассницей сбежали с урока и идём мимо частных небольших домиков по дороге, ведущей в лес. Философствуем… О жизни и смерти. Я умничаю: если есть смерть - жизнь не имеет смысла. Эта тема давно сверлит моё сознание болезненно и повзрослому. Моя спутница снисходительно ухмыляется. Я на неё не сержусь. Она – одна из лучших учениц в нашем классе и, может быть, знает, почему родившись, мы неизбежно должны умереть, только не хочет поделиться со мной своими соображения и на этот счёт. А у меня вопросы, вопросы… Осознание того, что подобные размышления тревожат далеко не каждого, пришло не скоро. А пока буйствует весна. Всё цветёт, поёт и стрекочет. Мы идём вдоль деревянного забора, из-за которого, вдруг, доносится грубый и злой голос: - Вы чего здесь лазите? Вон от сюда! Вон,вон,вон… Не естественно для себя реагирую, быстро и резко отвечая, не задумываясь, одним выдохом: - Сам пошёл вон! И слышу, как с моих уст срываются не слова, а имитация собачьего лая. В этот момент со мной происходит какая-то внутренняя перестройка.

Я – это я, но другая. Более уверенная, более сильная и мне не нужны ответы моей подруги. Вопросов просто нет. Мысли и чувства ясны. Поворачиваю голову, чтобы увидеть обидчика, и вижу за забором пса, который испуганно взвизгнув и поджав хвост, прячется в будку. Понимаю, что ему ответила лаем, и мне не кажется мой ответ не естественным. Чувствую себя победителем, и какой-то внутренний драйв даёт ощущение не значимости всего, тревожившего меня доселе. Как будто на меня накатила неведомая волна и искупала чудесным исцелением от всех недуг недопонимания окружающего мира. Именно волна с ощущением её самой высокой точки, как особого восторга объёмного знания. А потом откат и лёгкий бриз. И вскоре меня окутывает моё привычное Я. Приходит неловкость. Глупо допытываюсь у спутницы, кто на нас грубо кричал и надеюсь, что она не слышала мой лай, которого теперь стыжусь. Подруга удивляется моему вопросу и отвечает: - За забором залаяла собака, а ты решила пошутить и гавкнула на неё. Меня охватывает недоумение - как мы умудрились по-разному воспринять одну и ту же ситуацию, и одновременно радость - пусть лучше думает, что я пошутила.

Нам по шестнадцать, мы идём рядом, я слышу, как нас ругает собака человеческой речью, и отвечаю ей лаем. Моя спутница, в это время, слышит, как гавкает собака и как я, прикалываясь, ей вторю. И хотя мы идём со сверстницей и одноклассницей по одной дороге, у нас разные пути и разное мироощущение. Это не есть показателем коэффициента умности или глупости, нравственности или безнравственности. Это разное восприятие окружающего мира и себя в этом мире. Конечно же, собака не может говорить почеловечески. Как и я не могу высказывать свои мысли собачьим лаем. Для того, чтобы произошёл такой «диалог» необходим «декодер», который образы собачьего мышления преобразовал в человеческие понятия и передал в моё сознание в виде членораздельной речи. Соответственно, мои слова должны были предстать в собачьем восприятии в том виде, в котором ей доступны. Хочу сказать, что не веду «задушевных» бесед с животными и растениями. Таких неординарных случаев общения в моей жизни было всего несколько в детстве и юности. И происходили они спонтанно, и не по моей воле. В мире всё живое – всё разумное. Человек склонен разум и процесс мышления отождествлять как нечто единое. А в этих

понятиях кроются существенные отличия. Процесс мышления – это некая оценка окружающего и логические следствия этой оценки. А разум вообще – это просто знание. И это знание материально. Оно уложено в энергетическую вибрационную систему. Это мир тонких энергий. Только посредством тонких энергий можно «услышать мысли» чужеродных структур. Человек осмысляет мир с позиций человеческого познания. И каждая сущность имеет свой круг мироощущения. Это постижение столь разнит-

ся по своей сути, что не может быть перевода собачьей «речи» в человеческую. Нельзя разложить собачий лай на звуки и выстроить из него некое сообщение человеку. Но тонкий мир имеет другой уклад. В нём процесс постижения перерастает в объёмное мироощущение и беспричинное знание. Вот от туда и можно почерпнуть сведения о том, что выразила собака своим лаем. Подобные контакты – это некое пограничное пребывание человеческого сознания. Оно может открыть границы по-

знаваемого мира, а может привести к сумеречному состоянию. Существующий барьер оправданно мудр. Нет нужды человеку знать, о чём «думает» его любимый котик, валяясь на диване. Перед человеком стоит задача постигнуть выделенную ему грань окружающего мира и свою суть в этом мире. А подобные контакты, если и случаются в жизни, то лишь для того, чтобы в осмыслении себя, человек не переставал дивиться окружающему. Автор: Абасада

¬ÂÒÂÎ‡ˇ ˝ÒÍËÏÓÒÍ‡ Работала я одно время в БТИ (бюро технической инвентаризации). В мои обязанности входило составление чертежейпланов частных домовладений, их оценка и подготовка документации. Наше БТИ обслуживало не только город, но и весь район. Поэтому приходилось иногда выезжать по работе в поселки и села района. В таких поездках техника всегда сопровождал помощник, который помогал производить обмеры строений и участков. Однажды посылают меня в командировку в отдаленное село. Дел по этому селу собралось с десяток. Работы на целый день. А я село это никогда в лицо не видела. Благо,

дают мне помощницу, которая там все улочки вдоль и поперек исходила. Помощница эта – Людка. Людка – длинноногая крашенная блондинка, бывшая моя одноклассница. И вот, в зимний, холоднючий день, собираемся мы с ней в село. Встретились утром в БТИ. Я подготавливаю нужные документы, Людка чистит свою рулетку. Собираемся. Смотрю, как она вырядилась и не выдерживаю: - Люда, - говорю, сбегай домой, тебе здесь рядом. Оденься теплее. - Не твое дело, как я одета! Я не мерзну. Пошли. Идем на автовокзал. Людка вышагивает впереди в своей короткой юбке, курточке и длинню-

щих модных сапогах. Пока мы не уселись в автобус, она молчала. А потом, вероятно, пригрелась в теплом сидении и понеслась. Вспоминала школу, наш класс и, как всегда, мои «странности». Людка задолбала меня этими разговорами. Стоило только где-то с ней остаться вдвоем, как начинались какие-то непонятные для меня расспросы. То ей что -то показалось, то она чтото слышала. Меня это особо напрягало. Не хватало еще, чтобы в БТИ интересовались моими «странностями». Хожу на работу, как все люди. С работой справляюсь лучше многих. Чего лезть ко мне в душу? Я терпеливо молча слушала ее всю до-

рогу, а когда приехали, попросила заткнуться и быстрее шевелиться. - Думай не обо мне, а о том, как тебе не окочуриться. Для кого ты тут свои шикарные ляжки выставила? Куры и те по сараям сидят. Мне бело смешно. - Я не мерзну, взвизгнула Людка. - Ну, если тебе не холодно здесь, то отправимся сейчас к эскимосам, - я шутила. Людка обиделась. - Да ладно, не ссцы! – говорю. – Больше не буду тебя уязвлять. Но и ты отстань от меня с дурацкими россказнями. Навыдумываете всякую фигню. Короче, веди меня по адресу. Нужная нам улица находилась, по Людкиным словам, в конце села. И мы пошли. Идем, идем. Уже окраина. От снега глаза слепит. А Людка, как-то непонятно выпячивает глаза. Они у нее и так на выкате. А тут и вовсе такие странные. А меня распирает, и опять не удержалась. - Люд, ну ты и странная-странная сейчас. А она крутит головой о озадаченно спрашивает: - Мы где? - У эскимосов! У Людки стали мелко стучать зубы. - Говорила, оденься теплее. - Тут мне ее и, правда, жалко стало. Я-то в шубе. -Я не замерзла! – Людка сердится.- Я не знаю, где мы!

- Опа! Приехали! Ты же это село, как свои пять пальцев знаешь. Неужто, заблудились? В селе! Людка матерится. И доказывает, что заблудиться она не могла. Предлагаю возвратиться на исходную позицию и начать поиски нужной улицы заново. Разворачиваемся и пытаемся найти эту самую исходную позицию. Но почему-то кружимся на каких-то двух незнакомых улицах. И самое странное, что на этих улицах домики все деревянные, во дворах куча дров нарубленных. А село , в которое мы приехали, газифицированное, да и домиков деревянных в нашей местности практически не строят. На улицах пусто. Иногда во дворах мелькают люди в кожушках. Набирают дров и быстро исчезают в домах. Тут у Людки зубы стали громче стучать. Вижу, дело не шуточное. Шубу ей, конечно, не отдам, но спасать тупую курицу надо. Стучу в первую попавшуюся калитку. Очень скоро вышла женщина в ватнике с воротником до самых глаз. Пытаюсь объяснить ей ситуацию. Рассказываю, что мы заблудились. Когда Людка услышала, как я это говорю, отвернулась. Ну да, ну да! Тупо ведь заблудиться на двух улицах. А спасаться ведь надо. Говорю тетке, что мы очень замерзли и просим пустить погреться. Тетка просверлила нас маленькими черными гла-

зенками из-под платка. Потом махнула рукой, и пригласила идти за ней. Сельский деревянный дом, с печью. В доме довольно чисто, тепло, потрескивают дрова. Хозяйка сбрасывает с себя ватник и теплый платок. Перед нами предстает полная старушка, узкоглазая, широколицая, с приплюснутым широким носом. Полный пипец! У Людки глаза лезут на лоб, а мне смешно до колик в животе. - Эскимоска, - шепчу сотруднице на ухо. Людка рвется к двери, еле ее удерживаю. -Ты что, сдурела? Хочешь заболеть? Отогреемся и пойдем искать… - Что искать? Где мы? Это все ты, зараза. - Ну, ты чего, - я обиделась. – Просто шучу. Подумаешь бабка узкоглазая… Старушка нам улыбается и ничего не говорит. Опять пытаюсь ей объяснить, что мы на работе, что не нашли нужный адрес, что замерзли. - Может, вы подскажете, где у вас такая улица? Милая бабулька продолжает молчать, улыбаться и разглядывать нас. Движением руки приглашает сесть за стол. Ставит на электроплиту сковородку, достает из холодильника яйца, масло и большой кусок колбасы. Начинает жарить на сковороде. Все это в полном молчании. - Может, она глухая или немая, - шепчу

Людке. Та уже не цокает зубами, но мелко-мелко дрожит всем существом. А мне ее страх не понятен. - Вы нас слышите? - громко спрашиваю хозяйку. Старушка поворачивает голову в мою сторону и улыбается. И молчит. Тут из комнаты выходит молодая женщина, вполне славянской внешности и здоровается с нами. - Мама вас не понимает, - сообщает. – Она не знает русского языка. Все это выглядит, конечно, странно и даже как-то кукольно. Мама, вроде, как эскимоска, и дочура, вроде, как чисто кацапка. Ерунда какая-то. Еще эти улицы… Но я никогда не была в этом селе. Так что пусть Людка думает, куда мы попали. «Эскимоска» в это время ставит на стол сковороду, а дочка подает нам вилки и предлагает пообедать и согреться. - Если хотите, мама принесет водки. У нас своя, домашняя. - Нет-нет, - возражаю, - никакой водки. Спасибо, за все, но мы не голодны. И нам пора идти. Говоря это глотаю слюни. Пахнет вкусно. И колбаса хорошая, и яйца домашние. А Людка почему-то отворачивается от стола с отвращением. Хотя здесь чисто и аккуратно. Тетка продолжает уговаривать: - Мама обидится,

если ничего не съедите. Беру вилку и помощнице своей предлагаю. Людка отказалась наотрез. Она все время сидела, сжавшись в комок, и молчала, подрагивая. А я с удовольствием съела приличный кусок жаренной колбасы с яйцами. Это была еще та, настоящая колбаса, докторская. Нынешнюю я вообще не ем. Не отказалась и от предложенного чая. - Все? Наелась? – спросила Людка, морщась с отвращением. Мы раскланялись и вышли на улицу. Уже за калиткой она, кривя физиономию, воскликнула: - Как ты могла это есть?! Меня чуть не стошнило! - Хорошая колбаса. Свежие яйца. Чисто. Что не так?! - Какая колбаса? Какие яйца? – Людка плюнула. - Ты что там увидела? – я забеспокоилась и занервничала. - Там был один мусор! Я ей не поверила. Мало чего Людка может выдумать. Выпендрилась сегодня с одеждой, окочурилась до цокота зубов, улицы перепутала, завела меня невесть куда, теперь еще про мусор рассказывает. Мне было тепло в шубе и сытно после колбасы. - Давай думать, что дальше делать, - сказала . - А ты и думай! – Людка явно злилась. – Это все твои штучки. Я не

знаю, где мы. Здесь не то село! Куда ты меня приволокла? - Как не то село? Слушай, а почему мы не спросили, где находимся? – удивляюсь. - Так ты ж колбасу жрала! - А ты чего молчала? Идем опять к калитке. Стучим. Калитка плотно закрыта и к нам никто не выходит. Такая же ситуация и у всех остальных калиток. Людка опять дрожит от холода, и я предлагаю вернуться домой. Она соглашается. Только теперь нам нужно выйти на трассу, потому что в странном селе нигде не видно автобусной остановки. - Вот так влипли, говорю. - Как мы сюда забрели? Где же трасса? - Теперь ты веди!у Людки наворачиваются слезы. - Ты же хотела странностей, вот они и нагрянули. - Стервозный все-таки у меня характер. Смешно мне и все. Идем искать трассу. А где ее искать? Куда не повернись, один белый снег за улицами и более ни зги. Стараюсь определить, с какой стороны мы пришли, и тащу за собой Людку. Ура! Впереди виднеется темная полоса. Значит, это уже не снег и возможно трасса. Доходим до полосы. А там чистый лед. Ну прям каток. Людка в своих длиннющих на каблуках сапогах не удерживается и шлепается попой на зеркальную

поверхность. Пытаюсь ее поднять и сваливаюсь рядом. - Где мы? – моя бывшая однокашница поскуливает. - На северном полюсе! – из меня опять прет стерва. Ну, ничего не могу с собой сделать. - Я тебя сейчас убью! Ты сначала встань! Побарахтавшись на льду, согревшись, выползаем с Людкой из этого катка. И тут видим за бугорком дорогу. Наконец, дошкандыбали. У меня, в общем, все в порядке. Шубка спасла. А вот у Людки - драные колготки и разрез на юбчонке разошелся по самое не хочу. Но главное, мы на трассе. И это наша трасса. Подрулил автобус. Влезли. Людка заставляет меня стоять у нее за спиной, прикрывая брешь в юбке. Так и приехали. Так и домой шли. Людка впереди идет, прикрывая сумкой драные колготки, а я сзади , как ширма. Последние сотню метров ей пришлось са-

мой бежать, потому что дороги наши разошлись. На следующий день прихожу в БТИ. Мне предстоит давать отчет. Почему работу не выполнила. Ведь нас ждали заказчики. Разговор у начальницы был серьезный. Но я придумала, как вырулить. Сказала, что мы замерзли, сказала, что мы упали, что я повредила руку, а Людка ногу. Опасалась, что может быть серьезный вывих. Людка, мол, всю дорогу хромала. А ведь это производственная травма. Хорошо, что начальница Людку еще не видела. Выхожу из кабинета и караулю ее у дверей. Нужно же о травме предупредить. Смотрю идет. Идет и, о боже! – хромает, бедолага. Я ржу. Она подходит, и зло меня толкает. Не успеваю ей ничего сказать. Людка идет к начальнице. Что она там говорила, сначала я ничего не слышала. Но потом раздался громкий и зычный голос начальницы. - Как вы смеете так

лгать? Вы что себе позволяете? Я уже все знаю о вашей поездке! Выговор обоим! Выйдете из моего кабинета. Людка вылетела, прискакивая, на одной ноге. Со мной она не говорила долго. А в тот день всем в бюро доказывала, что мы были не понятно где. Что забрели к эскимоске, что эскимоска не знала русского языка и накормила меня мусором. Что попали мы в неизвестные снежные дали, в мерзлоту. А потом странно вышли на трассу. А ногу она вывихнула на лестнице в своем подъезде. Сотрудники ухахатывались. Моя версия всех устраивала. Людку отправили домой, полечить ногу. Ее рассказ списали на шок от вывиха и на вредность. Мы с ней еще не раз ездили вместе в командировки. Но больше Людка никогда не говорила о моих странностях. И они никогда не вылезали при ней. Автор: Абасада

ƒÓ˜ÍË-Ï‡ÏÍË Жизнь состоит из парадоксов. Смотришь, иной раз, идут под ручку трагизм с комизмом, а за ними мистицизм с атеизмом, а далее страх и ужас закрутили роман с любовью. Ну вот, пример: Вздумалось Нинке залезть

под кровать своей дочери и сидеть там до полуночи, чтобы выяснить, правильным ли сексом занимаются молодожены. А потом, в самый разгар, закашляться и вылезть из своего укрытия. Думаете, я придумала это, чтобы закрутить сюжетик для расска-

за? Увы! У меня не хватило бы фантазии. Самые убойные фабулы рождаются в «простых и милых» бытийных ситуациях. Когда Нинка рассказывала с горькими слезами на газах о своем затейливом поступке, у ме-

ня тоже наворачивались слезы и подлый смех душил в объятиях. Я просила прощения за этот смех. Ведь последствия Нинкиной дурости были достаточно плачевны. Именно свою трагедию она мне излагала. Но, по порядку. Мы с Нинкой не были большими друзьями, но так сложилось, что давно и хорошо знали семейную жизнь друг друга. Наши мужья работали в одной организации. Там же работала лаборанткой и Нинка. Жили мы в одном частном микрорайончике, часто пересекались. Еще Нинка была моей постоянной заказчицей, когда я, овдовев, стала шить на дому и этим зарабатывать себе на жизнь. Она была значительно старше меня, но не смотря на это, любила поболтать со мной о том, о сем. Поэтому примерки затягивались надолго с чаепитием и рассказами о житухе. Думаю, общалась она со мной по той причине, что очень уж верила во всякие чудеса. А поскольку слухи о моих мистических историях расползались без моего на то желания, то именно наличие этих слухов подогревало Нинкин интерес к моей персоне. Поэтому она и откровенничала со мной, втягивая меня во все тайны своей семьи. Любила Нинка задавать мне каверзные вопросы, надеясь на особое откровение. И ей удавалось иногда получать ответы из моих уст, к моему собственному удивлению.

Лично для себя Нинка мало шила нарядов. Одевалась она довольно просто. А вот Сонечку, ее дочь, я обшивала много лет, начиная с подросткового возраста. Нинка души в ней не чаяла. Всю свою любовь и привязанность она отдала дочери, которую родила, когда ей было далеко за тридцать. Василий, отец Сонечки – второй Нинкин муж. С первым она и года не прожила. Не сложилось. От первого брака у нее остался сын. Юрчику было шесть, когда у мамы сложился новый брак. Василий, хоть и не пил, и не бил ее, как прежний, но человеком оказался довольно деспотичным и Юрку невзлюбил. Нинка все чаще и чаще отвозила сыночка к своей матери в село. Так Юрчик там и прижился. А когда родилась Сонечка, и вовсе остался жить у бабушки. Он вырос. Обзавелся своей семьей. А мать свою не простил за предательство. Они редко виделись и мало общались. Отношения с Василием для Нинки тоже были не то, чтобы мед пить. Он был отличным хозяином, работягой, но имел жесткий нрав. Так что ласки Нинке перепадало мало. Вот Сонечка и стала смыслом ее жизни. Сонечка была хорошенькой и хорошей девочкой. Родителей почитала. Особенно любила мать. Была старательной и послушной. Закончила школу. Потом техникум.

Устроилась на хорошую работу. Поступила в институт на заочное отделение. Несмотря на гиперопеку матери, Сонечка каким-то странным образом умудрилась и не противостоять этой опеке, пользуясь всеми ее благами, и сумела взрастить свой внутренний стерженек и довольно крепкий характер. На жизнь она смотрела чисто атеистическим взглядом, но на Пасху в церковь ходила с мамкой, чтоб уважить родительницу, и знала «Отче наш». Одевалась она красиво и любила шить новые наряды. Так что общались мы с ней часто и отношения у нас были достаточно дружелюбными. Нинка не могла нахвалиться дочерью. Конечно же, Сонечкой можно было гордиться. Но идиллия нарушилась, и начался трагикомизм в их мирном существовании вместе с совершеннолетием Сонечки. Именно в этот день состоялось знакомство Нинки с парнем дочери. Ванька, как и Сонечка, был хорошеньким и хорошим парнем. Пришел на день рождение с подарком и с цветами для возлюбленной и для ее мамы. Вел себя прилично и скромно. Нинка, вроде, и рада выбору дочери, но внутренний червь начал ее грызть. Не могла она никому Сонечку отдать. И начала искать в Иване чтонибудь этакое, нехорошее. -Может она найдет себе более достойного мужчину, - говорила мне

Нинка. – А что ей Иван даст? Нашла себе сверстника. Он еще очень молод и от родителей полностью зависит. Я, таки, отговорю ее… - Не мешалась бы ты к ним, - попыталась я возразить. - Как это не вмешиваться?! Я своей дочери плохого не пожелаю. Я вот выскочила замуж первый раз с бухты-барахты, по залету. И что вышло? Ничего хорошего. Чувствую, что не пара Иван моей доце. Нинка вздохнула горько и продолжила. - Но Сонечку я правильно воспитала. Пусть моих ошибок не повторяет. До свадьбы ни-ни. Она мне обещала. Я невольно хихикнула и чуть не захлебнулась чаем. - Ты чего смеешься! – обиделась Нинка. Моя дочь замуж выйдет девственницей! - Главное, чтобы она была счастлива, чего ей искренне желаю. - За пожелание спасибо! – Нинка оживилась. – Хочу, чтоб ты увидела этого Ивана и сказала свое мнение о нем. Может, уговорю Соню прийти с ним к тебе на примерку. - Нина, я не читаю по физиономии. И ничего не смогу сказать. - Э-э-э не-е!!! Не прибедняйся. Дай мне слово, что скажешь о Ваньке, все что тебе в голову взбредет, после того, как его увидишь. - Даю! - засмеялась

я, не подозревая, что с этого момента Нинка втянула меня в странную историю. Ко мне своего жениха Сонечка не приводила. Но вскоре я их увидела в городе. Они шли втроем. Сонечка и два парня. Один - смуглый брюнет, который держал ее за ручку. А другой – высокий светловолосый парень. Шел он чуть в стороне на расстоянии вытянутой руки, и выглядел, словно личный Сонькин охранник. Поравнявшись с ними, поздоровалась. Сонечка и кавалер, державший ее за руку, приветливо мне ответили. А вот «охранник» даже не кивнул. Он шел за Сонечкой напряженно и целеустремленно. Вот здесь и начиналась мистическая часть истории. В таком же составе еще пару раз я встречала их на просторной липовой аллее, бегущей вдоль улицы. Вспомнила обещание, данное Нинке. Но никаких мыслей по поводу Сонечкиных ухажеров у меня не возникло в голове, кроме двух вопросов: «Почему они втроем? И кто жених?» Однажды, столкнулась с ними в небольшом продуктовом магазинчике, который открылся в нашем районе месяц назад. Магазин чистенький, ухоженный, но почти всегда пустой. Толи место расположения было неудачным, толи плохо работала реклама. И в тот раз, кроме этой троицы и меня никого из посетителей не было.

Войдя в магазин, увидела Соню и смуглявого парня, которые стояли у прилавка с конфетами. Брюнет услужливо предлагал подруге выбрать шоколад. Сонечка кокетничала, рассматривая яркие коробочки, и никак не могла определиться с выбором. Им нравился сам процесс… «Где же третий?» - подумала я. И в тот же час «охранник» вырисовался в дверях магазина. Он тоже подошел к прилавку с конфетами. Далее произошла очень невероятная сцена. Сонечка отвлеклась от рассматривания коробок с шоколадом и повернулась лицом к блондину. Их взгляды встретились… Когда говорят о любви с первого взгляда, часто употребляют выражение о пробежавшей молнии. Давно заметила: устоявшиеся выражения, часто несут в себе гораздо больше информации, чем мы думаем. Видимо, образы таких выражений складывались не просто так. Когда Сонечка и блондин посмотрели в глаза друг другу, я действительно увидела некую вспышку света между ними. И такое явление видеть мне приходилось не один раз. Это было похоже на блик старинного фотоаппарата. Они оба на миг замерли. Я стояла в нескольких шагах от этой минисценки. И надо было мне сунуть свой нос! - Хватай ее и бегите!- эти слова вырвались из меня без моего разре-

шения. Блондин протянул руку в сторону Сонечки, открывая ладонь, и предложил: - Пошли… Все это длилось несколько секунд. Но тут очнулся смуглянчик. - Э-э-э! Ты кто такой? – он отгородил Сонечку. – Это моя невеста! А ну руку убрал! Пошел вон! Вон! - Ребята! Идите на улицу! – вмешалась испуганная продавщица. – А то быстро милицию вызову. Сонечка обхватила взбунтовавшегося брюнета за плечи. - Ваня, Ваня! Успокойся! Я его не знаю! Он просто пошутил… Блондин ничего не сказал и ушел из магазина. Иван не унимался: - Почему она сказала, чтобы вы бежали вместе? – он негодующе смотрел в мою сторону. - Ванечка! Это просто шутка! Мы с ним не знакомы!– Соня продолжала уговаривать жениха. Я молча наблюдала за происходящим. Что за спектакль? Как это они не знают друг друга? Почему вырвались у меня какието нелепые слова? Не сделав никаких покупок, в полном недоумении, вышла на улицу и побрела домой. «Ну и ревнивец этот Ванечка», - подумала. На улице стоял разгар весны – май. Скоро выпускные вечера в школах. А значит у меня много работы. Вот в нее и по-

грузилась с головой. Больше месяца дни были заполнены до отказа. И в самый раз, когда дошивала последний вечерний наряд, ко мне пришла Нина. Она была мрачнее тучи. Да что это с тобой?- спросила, приглашая ее на кухню. – Садись, рассказывай. Сейчас чай заварю. Нинка запричитала, что беда у них. Сонечка, мол, срочно замуж собралась. Она меня просто ошарашила. - Так в чем беда? Радуйся! Дочь замуж выдаешь! - Чего радоваться! Пузо она нагуляла! Теперь все узнают… - у Нинки закапали слезы. - Нина брось ты эти свои фантазии. Далась тебе ее девственность! - Я ее так воспитывала, так воспитывала. Верила ей…Она ведь такая послушная у меня. Это все Иван!!! Разве б Сонечка… - Нинка искренне горевала.- Я же всем родственникам говорила, что выйдет моя дочь замуж честною… Как теперь в глаза смотреть? - Нина! Очнись! Ты эту сказку для себя придумала. Как известно, принцессы тоже срать ходят. Сонечка отличная девчонка. Родит тебе внука. Радоваться надо! А в глаза всем просто смотреть! Переморгаешь, раз наболтала ерунды. В общем, мне подбросили новую работу. Нужно было срочно шить наряды к свадьбе. В одну

из примерок, когда и Сонечка, и Нинка были обе у меня, я вдруг вспомнила о высоком блондине. - А с другом вы помирились? – спросила – На свадьбу пригласили? Сонечкины бровки полезли вверх и глазки очень округлились. - О ком вы говорите? - Да о блондине, с которым вы всегда вместе втроем прогуливались. А потом повздорили в магазине… Лицо Сонечки искренне выражало крайнюю степень изумления. - Мы никогда втроем не прогуливались. - А ну, давайте подробнее… Что-то я не пойму, - заинтересовалась Нинка. Я, уж, пожалела, что какой-то черт дернул меня за язык. - Наверное, мне показалось, хотела увильнуть от разговора, но не тут то было. Нинка устроила разбор с пристрастием. И ситуация стала выглядеть напряженной и странной. Сонечка уверяла, что никто третий с ними никогда не ходил. Ваня этого не допустил бы. Рассказала она и про магазин. По ее словам, там она увидела незнакомого парня, который пошутил, приглашая ее с собой, а Иван приревновал…Вспоминая эту сцену, когда незнакомец протянул ей руку, Сонечкка покраснела до макушки. Выглядело все запутанно. Обе мы не лгали. Но у каждой была своя

правда. А вот Нинку мои слова о том, что Сонечку сопровождал, кроме Ивана, еще какой-то парень всполошили не на шутку. И когда мы остались вдвоем, она вновь меня попросила пересказать всю ситуацию. Выслушав, озабоченно спросила: - Что это может означать? Кого ты видела? - Нина, я видела обычного парня. Красивого, высокого, хорошо одетого. Он все время следовал за Соней и Иваном. Они не могли его не замечать. И в магазине был тоже он. Почему Соня говорит, что они не знакомы – не знаю. И больше меня не спрашивай. Сами разбирайтесь. Разъяснение пришло спустя несколько лет… А тогда наряды я им пошила. Свадьбу они сыграли. Василий и Нина подарили молодым двухкомнатную квартиру. Ключики принесли на блюдичке с голубой каемочкой прямо на свадьбе. Квартира, конечно была оформлена на Сонечку. Сватам это не понравилось. Черная кошка между ними бегала еще в процессе подготовки к свадьбе. А тут и вовсе зашипела и оскалилась. Ванькины родители достатком похвастаться не могли и дорогих подарков не делали. Но самолюбием не были обделены. - Мы тут бедные родственнички, - сказали Ваньке на ушко. Несмотря ни на что, молодые выглядели

счастливо и были довольны. Они были красивы, юны. Имели хорошее образование, работу, свою квартиру. Ждали ребенка. Чего еще? После свадьбы несколько дней решили пожить в доме невесты, пока высохнут свежеокрашенные полы и окна в уютном гнездышке, где все было подготовлено и закуплено до мелочей. Ах, да, еще нужно было повесить шторы. которые Нинка принесла мне подрубить. Но вся эта сказка рухнула в один ночной миг, спустя три дня после свадьбы. Именно тогда Нинка залезла под кровать. Дело в том, что днем она подслушала какой-то непонятный ей разговор между молодыми. Они затеяли спор. Спор выиграл Ванька. И что-то скабрезное, на Нинкин взгляд, потребовал в качестве откупа. Сонечка при этом хихикала… Старая дура, постелила под кроватью коврик и незаметно прошмыгнула туда, до того, как молодожены вошли в отведенную им комнату и там закрылись. Свет выключать не стали. Ну и вот, в самый пикантный момент, как в анекдоте, у Нинки зачесалось в носу… Откашлявшись, ей пришлось вылезать из своего укрытия. Комедия! Но эта комедия, превратилась в трагедию. Иван не мог натянуть трусы, потому что его трясло до цокота зубов. Сонечка, онемев, куталась в шелковое покрывало.

- Ой! Деточки, простите меня, - Нинка прятала глаза. Деточки, наконец пришли в себя. Иван матерился. Сонечка впервые слышала от него такие слова. Он схватил башмак, который стоял у кровати и запустил Нинке в голову. Слова в ее адрес не подбирал. Но и Нинка не молчала. Она особой своей вины не чувствовала. Подумаешь, под кроватью сидела! И вывалила она все, что думала об Иване. Не забыла сказать, что он пришел на все готовое. Его приняли и облагодетельствовали. Квартиру подарили, все купили. Так что пусть будет благодарен. Василий, проснувшись от шума, начал ломать закрытую дверь в спальню молодых. Закончилось все тем, что Иван, наспех одевшись, среди ночи ушел из дома любимой тещи. Сонечка молча плакала. Потом напилась валерьянки и сказала. - Видеть никого не хочу. Не подходите ко мне и ничего не говорите. Я беременна. И для меня сейчас это самое важное. Важнее всех вас вместе взятых. Я хочу родить здорового ребенка. Утром она собрала вещички и пошла на квартиру. Сонечка ни в какие споры не вступала и ни с кем не желала говорить. Она все время слушала классическую музыку. Иван приходил, требовал оставить квартиру и перейти жить к его родителям. Сонечка выставила

его за дверь. Нинка приходила просить прощения. Дочь ее выслушала и попросила не приходить. - Я пока поживу одна, - сказала Сонечка. – Дайте мне родить. Василий впервые в жизни побил Нинку. Со сватами они разругались вдрызг. В положенный срок Сонечка родила здорового, крепкого малыша. Назвали Василием в честь деда. Мать она простила, хоть и потребовала не вмешиваться в ее личную жизнь. Сонечка пыталась как-то склеить семью. Но из этого ничего не вышло. Иван ненавидел тещу, не хотел жить в квартире. И никакие доводы жены его не устраивали. - Ванечка, я не могу отказаться от этой квартиры,- говорила Соня. – Отказаться - значит навсегда поссориться с родителями. А они мне мать и отец. Да и жить ведь негде нам будет. На какое-то время они примирились. Но не надолго. И года не прожили – развелись. Матерью Сонечка была очень хорошей. Сына любила. Воспитывала терпеливо и мудро. Шить ко мне все так же приходила. Модница она была. И Нинка навещала меня частенько. Она очень переживала за Сонечку. - Говорила мне одна бабка, что дочь моя повторит мою судьбу, - разоткровенничалась как-то Нинка. – Как я старалась, чтобы моя участь миновала Сонечку. А вон что по-

лучилось! Я никогда не напоминала Нинке о ее дурацкой выходке. И никому об этом не рассказывала. Думаю, что если бы не залезла тогда Нинка под кровать, то все равно случилась бы другая история. Брак этот был обречен. Прошло шесть лет. Однажды Сонечка, примеряла новое платье перед зеркалом. Осталась довольна. - Спасибо вам за такой наряд! – сказала зарумянившись. – Он как раз к месту и времени. У меня появился ухажер! - Рада за тебя! - Мы с ним познакомились! Это тот парень, который подходил ко мне в магазине. Помните? - Конечно, помню! Но разве вы тогда не были знакомы? И мы снова стали вспоминать тот случай и разбирать ситуацию по косточкам. Сонечка и Сергей тогда, в том магазине, увиделись впервые. Он только из армии пришел. В наших краях оказался случайно. Семья его жила в поселке недалеко от нашего города. Там в магазине, они оба ощутили невероятное притяжение друг к другу. Сергей хорошо помнил мои слова: «Хватай ее и бегите». Но не случилось чуда. Сергей женился. У него родилась дочь. Два года назад с женой развелся. Встретились они с Сонечкой вновь у нее на предприятии, по работе. И сразу узнали друг друга.

И вновь промелькнула молния. Через пару месяцев они расписались. Сергей был хозяйновитый, работящий. Но нрав имел крутой. Квартиру Сонечкину, по его настоянию, они сразу продали. К полученной сумме Сергей доложил столько же своих личных денег и купил хороший дом. Василия младшего он невзлюбил. И Васенька все чаще и чаще оставался у бабы Нины. А Сонечка вскоре родила дочь. Со временем из атеистки она превратилась в очень суеверную особу. Вот тогда Сонечка и поверила, что я действительно видела, как Сергей сопровождал их с Иваном на прогулке. Почему я так видела? И как получалось такое видение? Сергея там, рядом с Иваном и Сонечкой не было. Но видела я не силуэт, не призрачную фигуру. Четко и ясно видела человека. Сергею Сонечка об этом не рассказывала. Он в мистику не верил. И был достаточно жестким человеком. Но искра между ними, все же была. Она и грела. А потом Сонечка безумно любила свою дочь. Теперь я живу далеко от них и не знаю, как у них сложилось дальше. Но догадываюсь. Бабка Нинке правду сказала… Сонечка повторяла ее судьбу… Автор: Абасада

◊Û‰Ó ÌÂ ‚ ÔÂ ¸ˇı Моему безвременно ушедшему любимцу посвящается Найденыш Из подъезда доносилось громкое жалобное мяуканье, будто некто взывал к сердцам неравнодушных людей: - "Ну возьмите меня, ну пожалуйста!" - Услышав этот душераздирающий призыв, седая старушка, как была - в старенькой коротковатой, ситцевой в мелкий цветочек сорочке (еще не переодевшись с ночи) - шаркая и переваливаясь на больных ногах, подошла к входной двери. - "Я только посмотрю, кто там, и все..." Старушка очень любила кошек, и за всю долгую жизнь у нее их перебывало множество: рыжих как апельсиновое солнце на закате, полосатых - как будничная фланелевая пижама, черных - как непроглядная южная ночь и даже ярких трехцветных, якобы приносящих владельцам счастье и удачу. Счастья старушка так и не дождалась, а вот кошек решила больше не заводить - хлопотно с ними, да и здоровье уже не то... - "Я только посмотрю, кто там..." - Приоткрыв дверь, осторожно выглянула на лестницу на грязноватой бетонной площадке, между вторым и третьим этажами, сидело маленькое пушистенькое, серенькое в полосоч-

ку чудо и, обреченно тараща огромные круглые глазищи, пронзительно взывало в пустоту подъезда: - "Ну кто-нибудь, ну возьмите меня, ну пожа -а-а-а-лста-а-а-а..." - Тотчас забыв о своем обещании "никого не брать, а только посмотреть" и, теряя на ходу шлепанцы, старушка бодро рванула наверх. Прямо в своей старой невзрачной, видавшей виды ночной рубашке - (некогда халат накидывать, а то вдруг ктонибудь...) схватила котенка и с мыслью: - "Хорошо, что никто не успел раньше меня!" - метнулась назад, быстро захлопнув за собою дверь. А никто и не собирался успевать. Подъезд ненавидел кошек и соседи, все прямо зацикленные на своей мнимой чистоте, недолюбливали пенсионерку за эту самую ее бескорыстную любовь к братьям нашим кошачьим. И даже под страхом смертной казни никто не согласился бы приютить у себя маленькое беспомощное существо. - "Боже мой! И у кого же это рука поднялась выбросить такую кроху? Ведь на верную погибель..." - Но в глубине души она догадывалась, что от ненужного котенка избавились не от жестокосердия, а подбросили в подъезд именно в надежде, что его непременно подберет какая-

нибудь добрая душа - и надо заметить, они не ошиблись в своих предположениях. Чудо Когда новоявленная хозяйка принесла котенка и впервые посадила на диван, и он сделал несколько первых неуверенных шажков - у него сразу же, будто на льду, лапки стали разъезжаться в разные стороны, и он смешно поковылял вперед, безо всякой определенной цели, просто изучая для начала незнакомое пространство. - "Какой-то он больной," - подумала старушка - "ножки что-ли отбитые, парализованные?.. Или просто очень маленький? Ну да ладно, поживем-увидим..." Из картонной коробки на хозяйку смотрели любопытные, пока еще неопределенного, сероголубого цвета глаза: - "Вот ведь как хорошо, что не выкинула, вот и пригодилась..." Коробка стояла в углу старенького дивана и послужила на ближайшие несколько месяцев уютным прибежищем для маленького детеныша. У "чуда" резались зубки и он, задумчиво глядя кудато вдаль, медленно наклонял ушастую головку вниз и, не отводя бессмысленного взгляда, покусывал край коробки - своего персонального однокомнат-

ного жилища... Край, по всему периметру уже покрытый, будто бы булавочными проколами - как перфорацией - от его остреньких молодых зубов... Уже на следующий день "больной парализованный котенок" бегал по всему дивану, как угорелый, не забывая мимоходом грызть свою коробку, да так, что бывало, даже выдвигал ее из угла... Впоследствии коробок пришлось выбросить, как пришедший в негодность - весь с обтрепанными, обгрызенными, лохматыми краями, даже с вырванными кое-где, обмусоленными кусками картона. В недалеком будущем кусание, царапанье и бешеные скачки по квартире стали практически его единственной любимой забавой на ближайший год. Но до полного взросления было еще далеко. Старушка-хозяйка нарадоваться не могла на своего питомца, и прощала все его, порой и не самые безобидные проказы. Для спортивных игр любимого найденыша она привязала к одинокому шурупу, торчащему из спинки старого стула, веревочку с ярким шуршащим фантиком на конце. То-то радости было! Он то до полного изнеможения грыз висячую игрушку, оставляя от большого красивого бантика только "рожки да ножки" - жалкую лысую серединку, крепко-накрепко привязанную суровой ниткой. То носился по всей ее не-

большой квартире, прижав к голове серо-розовые замшевые ушки и, задорно подняв, маленький толстенький, почему-то треугольный хвостик - тщетно буксуя на скользком линолеуме и со всего разгону шмякаясь об тумбочку (просто не успевая вовремя притормозить и вписаться в крутой поворот). Лемур - Как же мне назвать тебя, чадушко? Барсик?.. Пушок?.. Кузя?.. Все что-то не то, все это уже давно было или есть у знакомых кошатников. А безымянный котенок, грозно распушив хвост, набычив голову и свирепо шипя и подвывая, уже наступал не нее, смело вышагивая по краю дивана. Правда, в силу его мелкого возраста вместо грозного рыка получалось какоето писклявое мяуканье, да не в этом суть. - "Господи, кто же из него вырастет, какая-то "гроза квартала" будет воет как волк. А и правда, не назвать ли тебя Волчком - и цвет серый, и норов строгий, да и темпераментом бог не обидел целый день носится, как волчок." - Вот так, на целых две недели он и стал Волчком, пока однажды, легко взбегая впереди хозяйки по лестнице, не распушил свой вертикально поднятый, со светлыми полосками хвост. - "Да это же вылитый лемур!" - осенило старушку. - Так и быть, назову тебя Лемуром!

Но не будешь ведь кричать на весь двор: "Лемур! Лемур!" - не в Африке, чай (или, на Мадагаскаре, что ли?). - Хоть ты и Лемур, а я буду звать тебя Муриком, это по нашему, порусски. Двор старого пятиэтажного дома был грязноватым и пустым, только одинокая детская песочница посередине (в которой регулярно отмечались все окрестные кошки), да чахлые кустики цветов в палисаднике, посаженные рьяными общественницами и садоводамилюбителями. Весна преобразила двор: он зазеленел свежей листвой, и кошачья братия уже целыми днями грелась на солнышке, полностью игнорируя хозяйские призывы: - Кузя, Кузя, Кузя... - Ксюшка, домой! - Васька, где же ты шляешься, паразит такой ?! Лемур тоже постепенно начал привыкать к свободной гулебной жизни, все дольше и дольше задерживаясь во дворе и являясь домой только на ночевку. Но однажды, злющий соседский рыжий Васька, страшный драчун и забияка, совсем без объявления войны ураганом налетел на ничего не подозревающего котика пришлось спасаться бегством в родном подъезде... Но Васька уже заприметил безобидного котейку, и постоянно оттачивал на нем свои воинственные навыки. Каждый выход Мурика "в свет" стал со-

провождаться его позорным бегством от противника. Говорят, животные похожи на своих хозяев Лемур не оказался исключением. Он вырос до того тихим и спокойным, что называется - "руки не отведет" (или, в его случае лапы). И еще считают: как назовешь - так и проживет. - "Лучше бы Волчком назвала," - переживала за питомца старушка: - "Так бы он хоть отпор мог дать..." Кот Васька, надо заметить, был в своем дворе "фигурой одиозной" - страшненький, с редкими рыжими пятнами по белому, извечно грязному, худому телу, постоянно пребывающий в состоянии военных действий с соперниками по любовному фронту. Он всегда имел какой-то замызганный вид из-за почти ежедневных драк. Частенько, он еле выходил из своего подъезда, заметно прихрамывая и пестря расписанной зеленкой шкурой (это хозяйка-медсестричка залечивала боевые раны). Соседи дружно смеялись: - Васька, ты с какой войны прибыл? ...И не проходило недели, чтобы несчастный Лемур не притаскивался домой либо с прокусанной задней лапой, либо с подранным хвостом - и отлеживался потом дня тричетыре, опасаясь даже выглянуть за порог. Весенние прогулки Старушка устала бояться за своего питомца и решила вывести его на прогулку в более безопас-

ное место - за дом. Там в палисаднике росла такая сочная, зеленая трава, что Мурик просто ошалел от неожиданной свободы - и как молоденький жеребенок, смешными высокими скачками начал носиться по этому импровизированному лугу, вспугнув нечаянно, прикорнувшую под деревцем белую собачонку. Ничего не поняв спросонья, она шарахнулась в сторону и пустилась наутек. Мурик тоже сначала оторопел, но потом быстро сориентировался - видно сработал охотничий инстинкт: бегут - догоняй. Он припустил за собачонкой через весь палисадник и потом по узкой дороге, аж на другую сторону улицы, прямо во двор соседнего дома! Лемуру понравилось гулять за домом: там было намного спокойнее, ненавистный Васька появлялся редко, а другие коты - явно, более дружелюбно настроенные - не проявляли к нему враждебности и неприязни. Там он и подружился с другим таким же котиком (месяца на два-три помоложе). По странному стечению обстоятельств, его звали тоже Муриком (просто Муриком, безо всякого там надуманного "лемурства"). Этот - другой Мурик - был светлорыжего, даже скорее кремового цвета: невозмутимый и спокойный, он целыми днями молча следовал за своей хозяйкой — также совершенно "непрошибаемой" женщи-

ной. В то время, когда старушки мирно беседовали, где-нибудь в тени деревьев, котята резвились от души, гоняясь друг за другом и, от переизбытка молодой энергии вскарабкиваясь на деревья, буквально взлетая на самую макушку - а потом, пятясь задом, осторожно спускались - и все начиналось по новой! В начале лета появились целые летающие полчища майских жуков какое же стало раздолье для кошачьих игр! Два Мурика гонялись за крылатыми насекомыми, высоко подпрыгивая, извиваясь всем телом и помогая себе хвостами! Ну, Лемуру то было, чем балансировать! Его длиннющий полосатый хвост являлся гордостью старой женщины (правда, за эту "длиннющую гордость" чаще всего и хватал его подлец-Васька). Увести котейку домой в эти теплые дни было очень сложно - ну просто невозможно; он до темна скакал по траве, настигая жуков, и приходилось иногда даже тащить кота на руках, или вообще, подмышкой - а он от возмущения яростно кусался и царапался... Часто они гуляли вдвоем, бабушка и ее питомец, и редкие прохожие в восхищении бросали реплики: - "Смотри, какой тигрище!" - А кот и вправду, как-то незаметно подрос и превратился в необычайно красивого пушистого вальяжного красавца с огромными грустными глазами, глядящими

на мир снизу вверх с постоянной немой укоризной, как-бы спрашивая: "Ну, что же вы так, а?" Как-то хмурым утром хозяйка пошла искать загулявшего Мурика, и обнаружила его, печально выползающим из подвала. Невеселый кот брел елееле, и старушка сразу почувствовала неладное. Присмотрелась - у нее от жалости перехватило дыхание: один из красивых глаз питомца был полуприкрыт и налился кровью. Васька, больше некому! Проклиная ненавистного котяру, она помчалась в аптеку и, накупив дорогущих лекарств, приступила к лечению. Слава Богу, через несколько дней Лемур был, как новенький! Болезнь Ближе к осени в палисаднике около их подъезда послышалось негромкое шуршание, и из -за низких кустиков выглянули два изумруднозеленых глаза. Потом появилась маленькая рыжая голова и наконец вылезла вся обладательница прекрасных очей: кошечкаподросток, рыжая, с набитой плюшевой шерстью и коротким, тупым, будто топором обрубленным хвостом. Кошка нервно подергивала ушами, поминутно оглядываясь и принюхиваясь. - Ты что ж, потерялась? - участливо спросила старушка. - "Ну, где один, там и два", - и понесла неожиданную гостью домой. Мурик сначала был настроен очень не-

приветливо: рычал, шипел, пушил хвост и даже замахивался лапой, не желая мириться с присутствием какой-то новой жилички. Однако, дня через три он постепенно успокоился, рычать вроде-бы перестал, но и подружиться с рыжухой не спешил, безразлично игнорируя ее присутствие. Да и дома-то он теперь появлялся редко - два раза в день поел - и назад, в прожаренные солнцем кусты. Так кошки и существовали сами по себе, будто бы рассчитывая, что каждый из них - ну один-одинешенек у любимой хозяйки. Но время, неумолимое время безостановочно двигалось вперед, ежесекундно ускоряя свой бег. Кошечка взрослела, а кот старел, да и прежняя, давно начавшаяся болезнь, давала о себе знать. Наступила серая дождливая осень с ее холодными ночами, ранними заморозками и затяжными дождями. Во время одного такого, не поосенне сильного ливня, пришел Лемур, да и не захотел больше ночевать во дворе - залег под теплой батареей. Хозяйка не стала его гнать, чувствовала - подходит конец кошачьей жизни, подточенной серьезным недугом. Вскоре и зима настала. Кот теперь либо дремал на подоконнике, либо под пышащей жаром батареей - или вообще на хозяйской кровати - устраивался в ногах и хмуро смотрел оттуда своим укоризненным взглядом.

Мурик с каждым днем становился все слабее, плохо ел, с трудом пережевывая пищу, поворачивая голову вбок и с напряжением глотая; все чаще пил воду, надолго припадая к большой эмалированной миске. После новогодних праздников он совсем захирел, напоминая внешним видом не трехлетнего, в самом соку самца, а облезлого, хорошо пожившего, престарелого котяру - только глаза оставались такими же: большими, яркими и желтыми. Прошло еще несколько дней, и вот в самый канун Крещения ее любимый Мурик слег совсем. Он лежал тяжело дыша, не реагируя ни на еду, ни на воду - ни на что. Жизнь уходила, оставляя его, когда-то крепкое молодое тело - навсегда. Лемура не стало в самом конце зимы. Новая жизнь После долгой зимы неизбежно наступает весна - таков закон природы, и ничто не в силах его изменить. - Что-то ты у меня растолстела... - старушка беззлобно попрекала кошку, путавшуюся у нее под ногами, и жалобным мяуканьем выпрашивающую вкусный кусочек. А кошка сейчас и вправду напоминала пушистый равнобедренный треугольник: сильно раздавшийся сзади и с маленькой вертлявой головой спереди. - Мурка, ты случаем не в положении? Ничего не отвечала Мурка, вылизывая блюдце

от сметаны, и хитро кося на хозяйку зеленым глазом. Наивное животное и не подозревало: шила-то в мешке все равно не утаишь... тайное всегда становится явным... Из новенькой, отысканной где-то в завалах кладовой коробки, забавно таращились два глаза, выглядывая из-за бортика и с любопытством озира-

ясь вокруг. Два, неопределенного пока цвета глаза, на симпатичной кошачьей мордашке - серой в темную полоску - с крошечным носиком-пипочкой, под которым уже топорщились жесткие белые усы. Старушка не могла наглядеться, нарадоваться на маленького: - Ну точно, как мой Мурик, - умилялась она, -

ну, просто потретик... - А "потретик" довольно щурился, грыз с упоением край коробки и смешно дрыгал задней полосатой лапой, безуспешно пытаясь почесать свое замшевое ушко. Автор: Шургина

Мила

ÀËÒ‡ Ì‡ ‚Ó ÓÚÌËÍ - Туман, Тума-а-н!.. - в чистом прозрачном воздухе далеко разносится громкий голос. Это старый дед охотник безнадежно взывает к своей, убежавшей куда-то в самую гущу леса собаке. - Туман! Домо-о-ой! - ...тишина, никакого движения, только ветви деревьев слабо потрескивают на морозе, да снег серебрится на полуденном солнце. - "Ну, ничего. Набегается - сам придет," - и старик не спеша направляется домой, на ходу закуривая "беломорину". На более "цивильные" сигареты не хватает пенсии, да и к этим привык уже... Дед жил на самой окраине небольшого городка, коих бесчисленное множество разбросано по нашей необъятной России. Жить с краю - большое удобство для охотника: вышел из дома, полчаса хорошего ходу - и вот ты уже в лесу, на охоте. Его верный Туман был молодым кобелем самой

настоящей охотничьей породы, и даже имел малую серебряную медаль, когда-то полученную за экстерьер, то бишь за красоту. Этой награды он удостоился на местной ежегодной собачьей выставке, проходящей каждую осень прямо за городом, на опушке леса, под сенью сероствольных осин. Туман был русской пегой гончей, с бесформенными чернокоричневыми пятнами по всей спине и длинными, висящими по бокам добродушной морды ушами, которые внучка охотника - толстая неуклюжая девчонка с двумя упругими косичками - любила завязывать у него на голове. Он все покорно терпел. Частенько, возвращаясь с охоты, дед приходил один-одинешенек и на вопрос: - "А где Туман?" неизменно отвечал одной и той же шуткой: "Наверное лося поймал, никак не дотащит". Туман обычно появлялся к утру:

протискивался сквозь дыру в заборе и весело нарезал круги по огороду, в ожидании, пока хозяева проснутся и посадят его на цепь. Лося он так ни разу и не притащил. Однажды дед подстрелил рыжую молодую лисицу: ну вроде, как жене на воротник, и снял с нее шкуру, что называется "чулком", то есть вместе с головой и хвостом. Естественно, обработал мездру, как положено и оставил доходить до кондиции прямо на полу в уголке веранды. И вот эта шкура лежала себе, подсыхаладоходила, пока ее случайно не обнаружила вездесущая внучка... Надо сказать, что девчонка была неутомимая проказница... Улучив момент, когда никого не было дома, она не особо долго думая, подхватила лисью шкуру и, осторожно приоткрыв дверь в комнату, сунула рыжую морду прямо в щель: - Р-р-р-р-р...

Хозяйский толстый кот Васька спал себе спокойно на диване и ему, возможно снилось, как он пробрался украдкой на кухню и обнаружил там банку сметаны: кот перебирал лапами, пытаясь достать до самого дна глубокой банки... Или нет: ему, наверное, снилось, что он вот-вот поймает мышь... Васька вытянул правую конечность, примеряясь, как бы ему половчее перехватить грызуна, пока тот не успел юркнуть в свою мышиную норку... Но его вдруг внезапно разбудили какие-то непонятные звуки и незнакомый резкий звериный запах... - Р-р-р-р-р... Того, что произошло дальше, не смог бы предсказать никто, разве что только сам Мишель Нострадамус. Васька, открыв глаза и обнаружив прямо перед собой живое существо, источавшее тот самый страшный запах, спросонья молча скаканул куда-то вертикально ввысь и оказался сидящим на большой старинной картине, висевшей над диваном. Нужно заметить,

что это "произведение искусства" было довольно тяжелым, в широкой резной деревянной раме, да еще и под стеклом, да еще и кот давил сверху своим нешуточным весом. Картина глухо заскрипела, вдруг в ней что -то затрещало и она сорвалась со среднего гвоздя, оставаясь на двух боковых и едва болтаясь на каких-то веревочках. Однако кот прицепился прочно. Ни один его мускул не дрогнул, и он продолжал восседать верхом на раме, будто опытный наездник на резвом скакуне... Девчонке стало страшно: да не дай Бог, вся эта конструкция обрушится... За какую-то долю секунды она в ярких красках представила себе неотвратимые последствия "шалости": как стекло разбивается вдребезги, и мелкие осколки разлетаются по всему полу! Да-а-а, попадет и коту и ей в первую очередь достанется так, что мало не покажется!.. Мгновенно отбросив лису, она ловко вскочила на диван и стала с силой отдирать Ваську с

его временного "насеста". Но не тут-то было. Отчаявшийся кот держался крепко, изо всех сил. Он вцепился мертвой хваткой, и ни в какую не желал отцепляться! - "Уж лучше сидеть здесь, в покое и безопасности, чем ни за что быть разорванным этим рыжим чудовищем!.." - покорно рассуждал кот, еще надежнее устраиваясь на верхотуре. Все, наконец, свершилось! С исцарапанными в кровь руками, с бьющимся от напряжения сердцем девчонка стащила-таки Ваську вниз и с облегчением плюхнулась на диван. А кот тут же умчался, в одному ему только известном направлении. Он не показывался до самого позднего вечера, не прельщаясь ни на какие уговоры, и совершенно не реагируя на добрый кусок краковской колбасы, отломленный щедрой девчоночьей рукой. Автор: Шургина

Мила

ﬂ Ò‚Ó·Ó‰ÂÌ Она смеялась так, что хотелось засмеяться вместе с ней, но парень, что смешил её, приосанясь и чересчур жестикулируя, вызывал злость, хотелось подойти и врезать ему по наглой само-

довольной роже. Но Андрей не делал ни того, ни другого. Просто стоял и наблюдал, выглядывая из -за колонны перед входом в офис. - Андрюха, ты что здесь встал, как тень отца

Гамлета? Чего не заходишь? - это Кирилл, как всегда тихо подкрался, и сказал в самое ухо. Опять за Риточкой наблюдаешь? Подойди и познакомься, сам будешь её смешить, а не злиться

глядя как это делает этот болван. Вся злость Андрея направилась на друга и коллегу, Кирилла. -Блин, Киря, сколько раз говорил, не подкрадывайся. Достал своими шутками, - Андрей недовольно пожал ему руку. - Ну прости брат, все забываю какая ты нежна натура. - Кирилл не обиделся, зная что Андрей сейчас отойдёт и все будет нормально. Не смотря на все его недостатки, Андрюха обладал одним замечательным качеством, делающим дружбу с ним лёгкой и крепкой, он никогда ни на что долго не обижался, вспылит, скажет фразу, спустит пар и все. - Как вчера отдохнули?- Андрей уже остыл, и разговор пошёл в совсем другом русле. - да ничего так. Кирилл пожал плечами,давая понять что все прошло в обычном режиме, - зря не пошёл, с тобой было бы ещё веселее. -Да что-то не хотелось. - Андрей вяло махнул кистью, почти на подымая руки. Поход за город конечно был ему интересен, и он бы пошёл, но ранний подъем, тряска в холодной питерской электричке, представляя все это и сразу как-то ничего не хотелось. Признаться валяние в постели почти до двух, а потом поздний обед подогретыми вчерашними пельменями,

купленными в магазине на первом этаже, особой радости не доставили. Но зато... А что зато? В голове судорожно завибрировало возбуждение, что зато? Как оправдать свою лень чтобы перед Кириллом, а в первую очередь перед самим собой было не стыдно. Но ничего умного в голову не пришло. Короче, в очередной раз как дурак трусливо спрятался дома, лишь бы не напрягаться - с вечера собирать рюкзак, жратву купить. Блин, утром встать не свет ни заря, мало того что всю неделю в шесть вставал чтобы во время на работу придти. Потом пол часа ехать, идти по лесу, утром холодно, сыро, в питерских лесах всегда сыро, пока согреешься, согрелся и уже устал, ну посидели часа два, поболтали, и опять назад. Признаться прибывание в компании с приятелями было очень желанно, костерок, картошечка, разговоры, всегда интересные, ни как на работе про баб да про тачки, да кто куда в отпуск поедет и как там будет дизелить. Нет! Разговоры о природе вещей, про путешествия, про встречи с людьми на порядок выше их, философские споры, да столько всего интересного. Ребята, это были друзья Кирилла по институту, где он учился на философском, иногда собирались у Андрея дома,

жил он один и у него было удобно. Но это было редко, чаще они вот так выезжали за город, и отдыхали на природе. Он иногда ездил с ними, но чаще отказывался, трудно утром встать, собраться. Потом клял себя и оправдывал. Решал, в следующий раз он обязательно не поленится и пойдёт, но как под копирку следующий раз откладывался на следующий. - ну что пошли? Кирилл хлопнул друга по плечу вырывая его из круговорота мыслей о превратностях желаний и их исполнений. - Ага, - Андрей обрадовался возможности заняться делом и не думать. Работа ему не нравилась, отдел планирования не та работа о которой он мечтал учась в институте. Он хотел остаться на кафедре, освобождалась вакансия и он мог рассчитывать на это место. Но на это место рассчитывали ещё трое. А тут предложили эту работу, не совсем его специализация, но зато никаких конкурентов, да и с его способностями и задачами, которые ставили его работодатели он легко влился в суть работы. Но как же это было скучно, как воскресный день в постели и завтрак, обед и ужин покупными пельменями, разогретыми в микроволновке. Зато никакого напряга. Хотя несколько

радостей, придя в эту фирму Андрей, приобрёл. Во первых Кирилл, он с ним познакомился в первый же день, тот был из отдела рекламы, работал на полставки. Подрабатывал учась в институте. Они легко сошлись, хоть и с разными характерами, но их интересы гармонировали, и им всегда было о чем поговорить. Кирилл, задорный, компанейский, лёгкий на подъем, всем интересующийся, имеющий много друзей, приятелей и знакомых, своей страстью к жизни отличался от замкнутого Андрея. Андрей с детства был инертным, избегал трудностей, но при этом всегда их притягивал. Не то чтобы неудачник, а скорее везунчик на трудности, и чем больше он ограничивал себя от них, тем неожиданней и сильнее они были. Кирилл стал для него подмогой и опорой, он всегда все решал запросто, влезая в любые события с головой, активно предпринимая неожиданные действия, всегда выходил победителем из очередного события. Все давалось ему легко. Андрей удивлялся этой способности друга, но не брал с него пример, а скорее пользовался его услугами в оказании помощи по решению очередной неприятности. А Кирилл и не возражал, казалось что это стимулировало его, вроде как он

заряжался энергией от того, что активно что-то решал. Вот и с Риточкой, все пытался помочь. Да, Риточка была ещё одной радостью Андрея на этой работе. Радостью и болью. Наравне с другими проблемами, проблема отношений с женщинами была у Андрея не разрешимой. В том смысле, что он эту проблему не решал, виртуозно прячась от неё как собственно и от других. С настойчивой постоянностью она периодически накатывала, и с такой же настойчивостью Андрей отбрыкивался, решив что фиг его знает, что этим женщинам нужно. Напрягать мозги, как все изменить, не было не желания, не сил. Но вот Риточка, он видел её каждый день, и каждый день эта проблема возвращалась все с большей болью, особенно когда этот жлоб, из отдела рекламы где работал Кирилл, крутился вокруг неё, а она одобрительно улыбалась, или, что ещё больнее заставляло ныть сердце Андрея, вот так смеялась слушая глупости этого придурка и глядя на его кривлянья. Про себя Андрей награждал его ещё более грубыми эпитетами, за которые ему самому было стыдно, но зато они приносили ему какое-то извращенное наслаждение. - Андрюха!!! снова Кирилл подкрался

со спины, и гаркнул в самое ухо, у Андрея что то дернулось внутри и сердце заколотилось в два раза быстрее. - Я прибью тебя, прошипел он стараясь успокоить дыхание, - испуг переходил в злость ты что такой тупой, я тебя сколько раз просил не подкрадываться и не вопить в ухо. Но что-то в глазах Кирилла заставило Андрея замолчать. Кирилл сам испугался реакции друга, но новость похоже была и в прям сногсшибательная. Андрюха,- выпучив глаза зашептал он - я её уговорил... Он посмотрел на него сверху в низ с видом Цезаря выигравшего сражение. - она с нами идёт в следующее воскресение. Теперь ты не открутишься! Кто идёт, куда идёт, у Андрея в голове на месте испуга образовался вакуум. - Киря, я тебя сейчас пришибу, говори нормально, кто, куда и зачем, и почему я должен из-за этого страдать слушая твой ор? - Кто? Рита, вот кто. Андрей напрягся, даже одно это имя заставило снова учащенно забиться сердце. - куда идёт? - стараясь говорить спокойно и от этого став похожим на механического человека, отчеканил он.

- с нами в поход, ты что не слышишь меня, собери мозги в кучу. Рита в следующее воскресение идёт с нами в поход, она и ещё одна девчонка, ты её знаешь, Галя, ну которая почту разносит, она со мной учится, на филологическом. Что то в его голосе изменилось когда он сказал Галя, и лёгкая глупая улыбка сделала лицо друга придурковатым. Андрей первый раз видел его таким. Он ещё не понял информацию, мозг тупо пережевывал сказанное Кириллом, но целой картинки не было. - ещё раз для тупых, - сказал Кирилл, Андрей даже не обиделся, Рита, девушка которая тебе нравится, и Галя, идут с нами в поход. Я все организовал. Ты, я, Мишка, Олег, и девчонки. Мы все идём. Понял? В следующие выходные. Понял? Эээээ... Ты где завис? - Кирилл легонько потряс друга за плечо. - Ну...Я подумаю. - вяло сказал Андрей. - Подумаешь? Ты что, отупел совсем, ты собрался думать, когда у тебя один шанс из тысячи познакомиться с ней? Ты думать собрался? Да что с тобой, ты почему такой трус? - Кирилл вышел из себя, Андрей опять постарался избежать ситуации. Раньше бы он сам за него все сделал, но сейчас как? закрутить с Ритой чтобы Андрюха ей

понравился? Кирилл в первый раз увидел всю глобальность проблемы. Ну нет, так он этого не оставит. Он выбьет из него эту трусость, этот страх. - короче, - в голосе Кирилла прозвучали угрожающие ноты. - мы идём, и ты тоже. Сбежишь, я тебя бить буду, поверь, я смогу. - да не сбегу я. До выходных была целая неделя и он как нибудь подготовит себя. Конечно же он пойдёт, будет веселым и интересным. Напористым и решительным. Он добьётся Риточки, во чтобы это не стало. Андрей почувствовал усталость. Она всегда появлялась, когда нужно было что-то решать. Он попытался закончить разговор. - все, отстань, мне работать надо, сказал пойду. Значит пойду. Все, вали. И Андрей уткнулся в проект, который до этого составлял. Кирилл направил на него указательный палец, прищурился и пристально посмотрел на товарища, развернулся и пошёл работать, вид у него был воинственным, он решил все изменить, и он это сделает, он всегда делает так как хочет и добивается своего. Неделя пробежала так быстро, как будто за ней гналась стая разъярённых, голодных собак. И чем ближе были вы-

ходные, тем тоскливее становилось на сердце. Зачем мне это нужно? Что мне не хватает, работа есть, дом есть, что ещё надо? Захочу пообщаться, вон Кирюху с друзьями позову. Нафига тащится в такую даль? Об Риточке Андрей даже не думал, на столько эта мысль парализовала его сознание, он пытался найти оправдание почему он вообще не может пойти в этот раз. Чувство было гадкое, мутило и расстроился кишечник, голова трещала, короче ни о каком походе речи быть не может. Куда он с поносом, опозориться перед девушкой своей мечты? Ну уж нет, не за что! Лучше так, на расстоянии любить, чтоб она не знала. Так спокойней и никакого напряга. В дверь позвонили. Андрей глянул в глазок, за дверью стоял Кирилл. Вот сейчас я ему все и скажу, сам увидит что с меня завтра фиговый турист. Он открыл дверь, страдальчески прижал руку к животу, подогнув одну ногу. - ты что скрючился? - Кирилл так и пылал энергией и энтузиазмом. - Живот. - уныло констатировал Андрей, скривив лицо в гримасе. - сейчас полечим, - с видом хозяина положения Кирилл сдвинул болезного плечом, и зашёл в квартиру. Кинув рюкзак на пол, согнулся снимая

кроссовки - Чайник ставь. От такой наглости Андрей не нашелся что ответить. Покорно пройдя на кухню, включил конфорку и поставил чайник на плиту. Тем временем Кирилл зашёл в ванную, помыл руки. Взяв в прихожей рюкзак, он вошёл на кухню. - Таааак... Крибля, крабля, бумс.улыбнулся и с видом фокусника вытащил из рюкзака целлофановый пакет. - На. - в руке была таблетка. - Что это? - испугано спросил Андрей. - от диареи, я всегда с собой беру. Мало ли что, не хватало ещё чтоб понос праздник испортил, пей не бойся, средство проверенное. Андрей покорно выпил таблетку. - вот и хорошо, Кирилл улыбнулся - а теперь давай чай пить. Я сегодня у тебя заночую. Завтра с утра вместе поедем. А то ты чего доброго сбежишь. - Кирилл, может я того, не поеду, ты ж видишь как мне фигово? С утра живот крутит, голова как бубен гудит. Сил не осталось. Андрей попытался изобразить несчастного мученика присев на краешек стула, сжав кисти рук между коленок и поглядел на друга самыми страдальческим взглядом на который только был способен. Сейчас все пройдёт, - непреклонно

ответил мучитель - за ночь выспишься и будешь завтра как огурчик. - я уже как огурчик, зелёный и в пупырях от боли. -нормальный. Хватит ныть, с сегодняшнего дня ты начнёшь брать ответственность за свою жизнь! - Кирилл поднял палец вверх и посмотрел на Андрея с отеческим видом, но не сдержался и заржал. блин, Андрюха, ты бы себя со стороны видел. Перестань, я ж сказал что все будет хорошо. - ты не говорил. захныкал Андрей как маленький. - Ну вот говорю. Я все беру на себя. Ни о чем не думай, веди себя естественно, все будет классно, обещаю. У меня все всегда получается как я захочу, ты ж знаешь. Не дрейфь братела. Андрей не ожидал от него такого подросткового жаргона и от удивления забыл про боль. А тем временем живот и впрям перестал судорожно сжиматься каждые пять минут. - все, давай тяпнем крепкого чаю и спать. - Кирилл сам налил чай и быстро выпив пошёл в зал, - я на диване лягу, не возражаешь. А что возражать, если он всегда на него ложился когда оставался с ночевкой. Кирилл, не ожидая ответа, взял в шифоньере постель , быстро рассте-

лил и пошёл в душ. Через пятнадцать минут он уже спал. Андрей лёг и тоже моментально уснул, то ли от страха, то ли от облегчения что боль прошла. Утро упало на голову звуком засвистевшего чайника. Хотелось спать, глаза не разлеплялись. Андрей сел с закрытыми глазами, в груди расправляла крылья тоска. Аааааа... Не хочу, ничего не надо, дайте мне спокойно лежать в своей тёплой постели и наслаждаться ленью. - давай, давай, что расселся как кура на насесте? Вставай времени мало. Как у него получается быть всегда героем? Неужели не хочется просто расслабиться и ничего не делать? Андрей поплёлся в душ. И вот они на вокзале, до электрички двадцать минут, надо найти своих. А вон красная шапка Олега, долговязого друга Кирилла. Он на голову был выше других и в толпе всегда был заметен, особенно в своей красной шапке. -Олежик! - Кирилл помахал долговязому и тот заметил приближавшихся товарищей растянул рот в улыбке на пол лица. - Привет други! басом он отличался так же как и ростом. - вот знакомитесь Эля. Рядом с ним стаяла высокая длинноногая

девушка. - Привет. - такой же улыбкой на пол лица приветствовала она друзей. - Кирилл. - Андрей. Закончив церемонию знакомства они принялись искать глазами остальных. В толпе появилась чёрная, курчавая голова Мишки, а рядом шли Галя и Рита. Приветственно помахав рукой, они поспешили к друзьям. У Андрея холодело все внутри, от горла до живота. Так хотелось сбежать. Но это уж совсем было бы дурью. Как потом общаться со всеми. Он сделал сильный вздох и приготовился принять неизбежное. Но все прошло на много легче чем он себе напридумывал. Ребята подошли, за минуту познакомились, Рита с Галей так вообще приятельски махнули Андрею, как старому товарищу. Все отправились на посадку. И вот он отдых. Все шли по широкой, знакомой тропинке к любимому месту. Идти надо было около часа, воздух был чистым и звонким от сырой земли. Пахло позапрошлой листвой, корой, грибами и другими лесными запахами, так не хватавшими городским жителям. Чем дальше уводила тропинка, тем легче становилось, лес действовал как душ. В

голове прояснялось, в сознании оставались лишь действительно важные вещи. Все шли молча, просто наслаждаясь окружающим их покоем, которого не было в городе. Над головой что то заухало, все глянули пытаясь разглядеть кто так интересно вопит, но ничего не увидели. - может сова? предположила Эля. - сидит себе в дупле и ухает. - так совы вроде днём спят. - сказал Олег хотя... Мы такие зоологи... Все весело хмыкнули. Теперь кто-то заверещал в ветвях, и явно этот кто-то устроил разборки, с кроны старой сосны посыпались кора и, не упавшие прошлой осенью, иголки. - похоже белки чего-то не поделили. улыбнулся Мишка. - или одна у другой чего-то сперла. - выдвинул версию Кирилл. - а вон, смотрите, вон бегут по веткам - Андрей указательным пальцем тыкал по направлению бегущих белок. Все с вниманием пытались разглядеть нарушителей спокойствия. Но те скрылись в густой кроне и верещание стихло. Наконец добрались до привала. Место, за столько времени посещений, приобрело уютный вид. По середине поляны было очищено и вы-

ложено камнями место для костра,так чтобы огонь и искры из него не могли попасть на траву. Во круг костра квадратом положены брёвна. Под лапами невысокой ёлки спрятаны дрова, чайник и тренога чтобы повесить над костром чайник, или котелок. Парни быстро соорудили костёр. Из лесного ручья бегущего неподалеку принесли воды. Андрей больше не испытывал стеснения рядом с Ритой, в общении она была простой и лёгкой. Слушала внимательно, рассказывала интересно, а главное так же задорно смеялась как, неделю назад, возле офиса. И Андрей смеялся вместе с ней как мечтал. Чего он так боялся. Чего он вообще боится в этой жизни, почему боится. Почему бежит от трудностей, ведь они все равно догоняют и валят его с ног, и не решая их, он прячется от самой жизни, чувствует себя ничтожеством и амебой. - Андрей... - Из глубокого самокопания его вывел чей-то голос. - А? - не сразу поняв кто к нему обращается, завертел головой. - пойдём прогуляемся? - Все уже стояли глядя на него вопросительно. Не заметно как пролетело время, чай уже все попили и в тлеющих углях была закопана картоха.

- а за костром кто посмотрит. - попытался по инерции отмазаться Андрей. - Я посмотрю, вяло сказал развалившийся на куртке Мишка. Люблю на угли смотреть. Андрей встал и шагнул в след за всеми. Они шли гурьбой по сосновому бору и чувствовали первозданную мощь леса. Даже физически ощущалось как тела напитывались этой мощью, сама природа давала заряд энергии этим изголодавшимся по связи с ней молодым людям. Вдруг затрещали сломанные ветки, что-то огромное пробивалось через бурелом. Все развернулись в ту сторону где раздавались звуки и пристально уставились на кусты. Из них вырвалась огромная зверюга. Волк? Откуда здесь волки, они в двадцати пяти километрах от Питера. Но зверь был очень похож на волка, а оскал и горящие глаза придавали с серым ещё более сильное сходство. - ой... За спиной Андрея охнула испуганно Рита, это был её голос, он бы узнал его из тысячи. Вдруг что-то удивительное стало рости у него в груди, как будтобы мужчина, живший в его теле, проснулся и начал вставать расправляя плечи. Такого Андрей не испытывал никогда, опасность не только не заставила его кинутся на утёк,

но наоборот придала больше ясности и мужества. Глядя на огромного зверя он сделал шаг вперёд. Только двинься, я убью тебя одним движением, говорил про себя Андрей обращаясь к животному. И случилось странное, пёс поджал хвост и попятился в кусты. Послышались шаги - Варяг, мать твою растак. Ко мне сволочь. и из-за кустов вышел мужчина с поводком в руках. Варяг поджав уши бросился к хозяину и только что не прыгнул к нему на руки от страха. - Варяг, ты что? Чего испугался. Подняв голову он увидел сбившихся в кучу парней и девушек. Впереди их, расставив руки, стоял парень, вид у него был устрашающий. - простите ребята, сорвался гаденыш с поводка, сильнючий зараза стал. Но похоже вы его сильнее напугали чем он вас. Странно, он никого, никогда так не боялся. Я во всяком случае не видел. Ну ладно простите ещё раз. Пошли Варяг. Варяг поджав хвост потрусил за хозяином боязливо оглядываясь на обидчика. Андрей чувствовал себя так, как никогда раньше, и это чувство делало его счастливым. Молодёжь стала оправляться от случившегося. Все уставились на него.

- Андрюха, это что было? - с восхищением пробасил Олег - я тебя больше напугался чем этого чёртова пса. - Андрюха... Только и смог произнести Кирилл. Но больше всего восторга было не в этих словах, а в молчании девчонок, стоящих прижавшись друг к другу. Рита хотела подойти, но онемевшие от страха ноги невпопад двинулись и зацепившись одна за другую повалили хозяйку на землю. Андрей подскочил к ней, присев тронул за плечо - Рита, ты как? Давай помогу. Подхватив её попытался поднять, но она охнув припала на ногу. - кажется ногу потянула. - всхлипывая сказала она. Новоявленный герой взял её на руки и как пушинку понёс к привалу. Первый раз в жизни он чувствовал уважение к себе, что то невозможно радостное переполняло сердце. В голове звучали слова из песни : Я свободен, словно птица в небесах. Я свободен, я забыл, что значит страх. Я свободен, с диким ветром наравне. Я свободен, наяву, а не во сне. Автор: Ткачева

Любовь

∆ÂÌË¯ÓÍ ‰Îˇ Ô ÂÍ ‡ÒÌÓÈ ‰‡Ï˚ Вечером, сидя на кухне, мать начала разговор издалека. - я сегодня с бабкой познакомилась, из соседнего дома, случайно в магазине разговорились, - она, отхлебнув чая, посмотрела на дочку. - и что? - Ирина насторожилась, что-то в тоне матери было интригующее. - она с сыном живёт. Ага, подумала дочь Ира, очередное сватовство. И так как ей было уже тридцать и за плечами неудавшийся брак, она с интересом принялась слушать. - сыну тридцать два, женат не был. Это уже несколько напрягло. Хотя... Может просто жил с кем-то, нерегистрируясь. - и что дальше? Ира с интересом слушала. - ну я ей про тебя сказала, что вот дочка не замужем, так и так. - чего так и так? Лишнего то не наговорила надеюсь? - ничего я не наговорила, просто сказала как зовут и дала домашний телефон. - ну а женишка то как зовут. - Женя. Мать у него правда старая, лет под восемьдесят.- неприятную

деталь мать оставила напоследок. - ох, ну ничего себе. Во сколько же она его родила? Он что у неё один?- Ирина несколько неприятно удивилась. - Дочка у неё ещё, но той что-то за пятидесять. Но она с ними не живёт. - ну ладно, посмотрим, пусть сначала позвонит. - сказала Ира и встала, на этом разговор окончился. А спустя часа два жених позвонил. Короткий, немного напряженный разговор окончился приглашением в театр. - мам, представляешь, он меня в театр пригласил, - Ирина хмыкнула, в театр, для знакомства, её ещё никто не приглашал. Да и не знакомилась она раньше в слепую. Эх... Особенности возраста похоже, улыбнулась она. На следующий день жених позвонил уточнить время - в пять на остановке. Правда почему -то не возле дома, а квартала за три от него. Как он объяснил, у него там где-то рядом гараж. Это было первое, что не очень понравилось. Второе, описание наряда для узнаваемости. Черным плащ и коричневые туфли. Вспомнилось пер-

вая встреча с бывшим мужем, синий плащ, так-же коричневые саламандры и чёрная, цыганская шляпа, хотя, вскорости, это было скорректировано Ириной. И так, время и место были обговорены. Причипурившись, Ирина пошла на свидание. Женщиной она была весьма привлекательной, и в свои года выглядела не старше чем на двадцать три, ну двадцать пять. Но, как говорится, не родись красивой, а родись счастливой. Хотя Ирина настойчиво пыталась стать исключением из правил. До сего времени попытки успехом не увенчивались. Только она не унывала, одно из качеств её характера, а именно полная уверенность что завтра все будет хорошо, позволяло смотреть на жизненные неудачи, как на временные трудности. И вот она на остановке, коричневых туфлей в наборе с черным плащом пока не наблюдалось, это был третий минус. Но вот появился Он. Сомнений быть не могло, черным плащ, немытые, но явно коричневые башмаки и ищущий взгляд. Ирину как током ударило, чисто на инстинкте, она заметалась,

пытаясь сбежать, но воспитание взяло вверх и она улыбнулась надвигающейся катастрофе. Катастрофа подошла и тоже впала в шок. Мужчинка был, что-то с чем-то. Наряд уже озвучивался, но никто на озвучил остальное, не сам кандидат, ни его мамаша. Субтильный гражданин, с белесыми жирными волосами аля Адольф Гитлер. Тонкий, крысиный носик, красновато-синий от холода, был уже октябрь. Такие же крысиные глазки, правда не красные, а застирано голубого цвета. Синюшные руки, с кровообращением у него, похоже, были проблемы. Короче кадр ещё тот. На лице была гримаса ужаса, явно такие женщины, на свидания с ним, ещё не соглашались. Ирина была девушкой жалостливой к нищим и сирым. Вздохнув поглубже она начала разговор первой. - Здравствуйте Евгений, ну что? В театр? она стала ждать, когда они пойдут в сторону машины. Но, ничего подобного. Выяснилось что машина на ремонте и они в театр на его машине не поедут. - мы можем одну остановку прогуляться, не возражаете? - спросил Евгений. - да давайте - ей уже было все равно. Лирическое настроение улетучилось вместе с маши-

ной. Ладно, рассуждала она, может он человек хороший, интересный, добрый, ну и все в таком духе. Но минусы продолжали увеличиваться и масштабно и количественно. Ирина поняла что если она сейчас не начнёт над этим потешаться, то это будет самый грустный день в её жизни. Дойдя до следующей остановки, Евгений сказал что пора ехать, а то так можно и опоздать. Сейчас поймаем машину и поедем, наивность Ирины ещё не сдалась. Но не тут то было. Завидев троллейбус, Евгений заспешил. - вон троллейбус наш, пойдём скорее. Это было уже за гранью, но вечер только начался. Сев на свободные места, Ирина уже не могла просто плыть по течению. Надо было как-то отыграться. - Сколько сейчас билет стоит? - стала копаться она в кармане. - я сам заплачу, я же не дешёвый мальчик! эта шедевральная фраза ввергла Ирину в ступор. О чем они говорили, Ирина не помнила, все было как в дурной комедии. Что вечер грядущий мне готовит? Задавалась она вопросом, понимая что приключения не закончились. В театре они первым делом пошли в гардероб. Сняв свой знаменитый плащ, Евгений начал

источать такое амбре, что у Ирины чуть не началась истерика. Боже, он что, хранит вещи в нафталиновом сундуке своей матери -бабушки? Ужас... Ей казалась что все оглядываются на них, стыд то какой. Евгений же, наоборот был горд своей спутницей, красивая женщина привлекала внимание мужчин. Зайдя в зал, Ира даже не удивилась, когда Евгений стал искать места в самом первом ряду от входа, соответственно последнем от сцены. Самые последние места, Господи, это мне за гордыню, про себя стенала она. Спектакль был великолепен, за это, признаться, Ирина была благодарна, сама она вряд ли бы пошла. А тут - Эдип. Да ещё один из лучших актёров в главной роли, хоть одна радость на весы сегодняшнего вечера. В антракте они вышли прогуляться. От волнения перед знакомством, Ирина ни чего не поела, и это сейчас давало о себе знать. Но жених в буфет не приглашал. А она, не думая о таком исходе, денег не взяла. Проходя мимо мороженного он предложил ей пломбир, но был отвергнут, не могла она есть сладкое, когда хотелось просто съесть хотя-бы бутерброд. Второе действие казалось очень затянутым, голод все сильнее терзал тело. И вот финальная сцена. Эдип в зал читает свой душеразди-

рающий монолог, а желудок Иры в унисон поёт свою трагичную песню голода, издавая явно узнаваемые звуки. Надо сказать, чувство юмора у неё было сильным, и вся эта сцена вызывала бурное веселье в душе. Особенно смущение кавалера. И вот, занавес опустился и все стали расходится. Единственное преимущество последних рядов, это то, что к гардеробу они подошли первыми. Ну, обратно то мы поедим на такси, крохотный огонёк надежды горел у неё в уме. Но нет, Евгений в своей щедрости

и здесь себе не изменил. И они поковыляли на остановку. - есть хочу, - уже даже не ему, а себе, сказала Ирина. - вот блин, - расстроился Евгений, а я в гараже пакет забыл, там бутерброд и пол банана остались. Ирина мысленно лежала ниже плинтуса, а шедевры Евгения лились на неё как из рога изобилия. Зайдя в троллейбус, Евгений радостным голосом объявил - ооо... Да это же наш троллейбус, и наши VIP-места свободны.

Заняв свои места, они поехали домой. Он ей начал рассказывать что недавно расстался с женщиной, что она была пьющей и он хотел её спасти, но она не спасалась и ему пришлось её бросить. А Ирина ехала и думала: "Боже мой, сегодняшний день это жемчужина в моей жизненной коллекции, и когда нибудь я буду смеяться над этим. Но сейчас я просто хочу домой, хочу есть и спать.„ Евгений ей больше не позвонил. Автор: Ткачева

Любовь

√Ó ¸ÍËÂ ÒÎÂÁ˚ Î˛·‚Ë Она умирала. Лечащий врач обронил: сегодня-завтра… Вадим с тоской смотрел на почти высохшее, некогда любимое тело, на лицо со следами мук и физического страдания, на тонкую, обтянутую пергаментной кожей руку, которая, слегка подрагивая, безвольно лежала поверх грубого больничного одеяла. Он остановил взгляд на безымянном пальце, где еле заметным вдавленным ободком виднелся след от обручального кольца. Они покупали его вместе, на Арбате, в «Малахитовой шкатулке», и он прямо в магазине надел его на

красный, обветренный пальчик своей любимой. Сколько ей тогда было: семнадцать, восемнадцать?.. Она влетела в комнату, озорная, веселая, обдала всех лукавым взглядом своих широко распахнутых глаз цвета ореховой коры (это он потом заметил, разглядел эту ореховую невозможность, когда ее глаза оказались рядом, совсем близко, и когда она впервые, обхватив его за жилистую шею, прошептала: «Мой...»). - Пап, кто выигрывает? Ты? Так держать! Потом зарделась, смутилась своей бесцеремонности. Чмокнула отца

в щеку. - Ладно, играйте, я побегу.- Ее взгляд остановился на нем. Полоснул. Заставил смутиться… Смутиться? Его, любимца женщин, покорителя сердец, записного красавца? - Пока. Лешка ждет… Этот Алексей долго потом мучил их своим присутствием. Жених не жених. "Друг, – говорила она, - приятель…" Он тогда проиграл ее отцу. Поторопился? Решил поскорее закончить партию, чтобы увидеть, рассмотреть поближе, удержать рядом? Проводить? Нет, сейчас и

не вспомнить… Безжалостная пелена застит глаза, не увидеть. Не распознать… Память… Память… Ты, будто шутя, подбрасываешь воспоминания: неоконченные сюжеты, счастливые моменты, осколки былого… Зыбко все, туманно… И было ли? Или это всего лишь сон, игра воображения, ложная память… Вот только глаза… Только глаза… Лукавые… Насмешливые… Сердитые… Любимые! Они и сейчас, в этой одинокой больничной палате покуда еще светятся каким-то приглушенным, неярким светом, озаряя маленькое, сморщенное, такое некогда любимое лицо. И все еще остаются живыми… - А у нас глаза одинаковые. Замечал? В крапинку… Шустрая арбатская девчонка с длинными, «от ушей», ногами, с блатной челочкой. Спортсменка… Пловчиха... Красавица… Нет, память не подвела. Тогда, распрощавшись с ее отцом, он напросился к ней в провожатые… - Что ты, малыш? – он нагнулся, чтобы расслышать ее слабый стон. Или слова, которые ждал всю свою жизнь. И которых никогда, даже в моменты наивысшей близости, так от нее и не дождался… - Что, малыш? -

повторил он тихо. - Что? - Никогда, слышишь, никогда не называй меня этим гадким собачьим именем. – Она задохнулась… - Успокойся, милая, – он взял ее обессиленную, уже почти холодную руку, поднес к губам. - У соседа овчарка была, злобная… Малыш… Я же просила, она вновь задохнулась, всю жизнь просила не называть меня так… Силы оставили ее, и она вновь забылась тяжелым медикаментозным сном. По легкому движению век, по вздрагиванию ресниц он пытался угадать, понять, что ей снилось, что там, уже почти за гранью, виделось… .Они брели по засыпанным кленовыми листьями аллеям Нескучного сада. Он согревал дыханием ее холодные, покрасневшие ладошки. Морозило. Из глубины парка тянуло горьким запахом подвядшей листвы и сладким, почти невесомым дымком от костра, в котором сгорали приметы той, их осени. - Листья жгут… Слышишь, как пахнет? А красиво-то как! Трагично красиво… Багрец и золото… Сказка… Воспоминания роились, набегали друг на друга, мешали сосредоточиться. Стеклышко к стеклышку, пуговка к пуговке, как в детском ка-

лейдоскопе… Отчего-то никак не получалось у него сложить их в зримую, законченную картинку. Они улетучивались, разбегались, рассыпались… На эпизоды, слова, фразы… - Любишь? – он крепко, до хруста сжимал ее в объятиях. - Скажи, любишь? А она в ответ лишь смеялась… Дразнила… Убегала, взмахнув на прощание рукой… Уплывала… Пловчиха… Ноготки розовые, ушки розовые… Теплые... Что он шептал ей тогда? Что? Пришла однажды серьезная… Торжественная… - Шесть недель… Думаю, мальчик будет… Как обухом по голове. До звона в ушах. До судорог. - Прости, малыш… У меня же семья… Марина… - Марина?! – охнула она. - А я? А кольцо? Вот же оно… Вот… Твое! Глаза цвета ореховой коры пожухли, затуманились набежавшими слезами. - Ненавижу! Она развернулась на каблучках, взмахнула рукой… Лишь краешек розового платья мелькнул на перекрестке меж беспорядочно снующих машин. И этот жуткий, страшный скрежет тормозов… - Вы ее отец? – суровый доктор что-то бы-

стро записывал в больничную карту. – Что же не уберегли дочку? Такая молодая, сильная… Ей бы рожать и рожать… А теперь что?.. За отца принял… Разница двадцать лет… Больше… Девчонка… Несмышленыш... Что он мог ей дать? Такой юной, такой настоящей. Почему не обрадовался тогда? Не подхватил на руки? Не закружил? Испугался? Ничего не вернуть… Ничего не исправить… Как ни старайся… Тем летом стояла страшная жара. Плавился асфальт. На бульварах отцветали липы, и от терпкого приторносладкого запаха увядания противно кружилась голова. Он долго сидел тогда на больничной скамейке, обхватив раскалывающуюся от страха, неожиданности и тоски голову, и пытался решить, что же делать. Как быть? Затянулся их роман, запутался, завязался тугим узлом. Не развязать. Не разрубить. Запах липы щекотал ноздри, застревал в горле... Этот запах до сих пор преследует его, и он до сих пор его ненавидит. Сладкий запах любви или… тлена? Ее запах… Вот и сейчас в открытое окно палаты проник, просочился этот удушливый, пьянящий запах. Как знак… Как напоминание о том лете. Страшном? Счастливом?

Она тогда быстро поправлялась. Молодой, сильный организм не подвел. Спортсменка. Разрядница. Умница. Вот только матерью уже не быть... Никогда... Встречать ее из больницы явился Лешка. Жених не жених. Друг… А Вадим, уже не раздумывая, увез ее к себе. В съемную квартиру. На всю жизнь… Когда уходил из дома, взяв с собой лишь маленький кожаный чемоданчик, Марина плакала и орала вслед: «Эта девчонка погубит тебя! Намучаешься с ней. Устанешь. Воротишься еще!» Он и мучился, и уставал, и изменял. - Ненавижу, - кричала арбатская наяда, ненавижу… Уходи… Возвращайся к жене… Уйди из моей жизни… Тогда он возвращался к Марине. Бывшая жена молча, ни разу не упрекнув, принимала его, а он, не выдержав и недели, опять уходил. Уходил к той, молодой, красивой, с сильными, хваткими руками. И, задыхаясь от любви и нежности, все пытался услышать от нее «люблю». А она опять убегала, ускользала, быстрая, верткая, холодная, как лягушка. Потому и изменял, потому и метался от одной женщины к другой, что был не в силах растопить лед, который проник в их отношения в тот жаркий московский

июль, когда плавился асфальт и так сладко пахли отцветающие липы. И когда он, струсив, отказался от своего счастья… Картинки в калейдоскопе постепенно менялись: качели Нескучного сада, ее счастливый взгляд, промельк розового платья… Скрежет тормозов, так страшно, на всю жизнь врезавшийся в память… И ее глаза… - Вадим, – почти невесомая рука с уродливыми темнокоричневыми пятнами замерла в его больших жестких ладонях. – Вадим, – еле слышно повторила она. – Люблю. – Ее слабый, чуть слышный голос дрожал. – Люблю тебя… До последнего вздоха, до конца… Она приподняла голову, и родные глаза в последний раз полоснули его своим ореховым светом… - Люблю… Высокий, почти седой старик, с потухшими глазами цвета ореховой коры, слизывая с пересохших, потрескавшихся губ слезы, улыбался… Вошел врач. Склонился над больной. Нащупал ускользающий пульс... Легкий вздох, будто маленькое облачко, отлетел в вечность… - Кажется, все… Отмучилась. Автор: Ирина Антипина

‡Í ˇ ıÓÚÂÎ‡ Û·ËÚ¸ ˜ÂÎÓ‚ÂÍ‡ Когда-то, очень давно, проработала я полтора месяца художником-оформителем в нашем Городском Цирке Вышло это так. Училась я в художественном училище, но собиралась его бросить, чтобы поступить в институт. Тогда был порядок: поступающий в вуз должен иметь не менее полугода трудового стажа за каждый пропущенный после школы год. Мне надо было найти какуюто работу, хоть на полставки, чтобы где-то эти полгода стажа взять. Некоторые мои сокурсники до поступления в училище уже успели поработать художниками-оформителями. Говорили с восторгом: и платят хорошо, и работа нетрудная! Называли её «халтура». Если кто не знает… В советское время везде: на стройках, учреждениях, просто на домах, висели плакаты: «Вперед – к победе коммунизма!», «Партия – ум , честь и совесть нашей эпохи!», «Народ и партия – едины!», и тому подобное. Они висели в школах и детских садах, домоуправлениях и собесах. Кроме того, от руки писались объявления,

афиши и социалистические обязательства. Это всё оформители делали. «Я лозунги километрами писал» - говаривал один мой коллега о тех временах Я абсолютно ничего не умела! Не умела писать шрифты ни плакатным пером, ни флейцем (плоской кистью), не знала никаких оформительских «технологий». И даже почерк у меня всегда был плохой. Но это меня не остановило. «Раз они все могут, то и я смогу!» - и твердо решила устроиться именно на такую должность, все равно где. Обошла кучу всяких контор, но либо оформители там уже были, либо не были нужны. Наконец в бюро по трудоустройству мне сказали, что художник требуется в городском цирке. Отправилась туда. Круглое здание цирка располагалось удачно: посреди сквера в овраге, пересекающем нашу центральную улицу (тогда – улицу Ленина, конечно), и очень эффектно смотрелось с моста над оврагом Я спустилась под мост, преодолела сквер, вошла в стеклянные двери загадочного заведе-

ния, спросила, где отдел кадров… Меня сразу приняли. На полставки, так как студентка еще. Забегая вперед…. Художник в цирке требовался постоянно, никто в этой должности не задерживался. Когда вновь принятый художник прорабатывал месяц, и подходило время платить ему зарплату, его под каким-нибудь предлогом увольняли, не заплатив. Либо же он сам уходил, оскорблённый хамством директора. Фамилия директора цирка была Недубович… Но об этом позже… Мне показали мастерскую, предназначенную для работы оформителя, просторную комнату, со столом и лавками вдоль стен. Я должна была писать афиши и объявления. Чем писать? «Пока пишите своими красками, - сказал Недубович, - потом купите другие и принесёте счёт. Мы вам его оплатим» Мои собственные краски закончились быстро. Я купила новую коробку гуаши и принесла счёт директору. Он положил его в карман, - и всё!

Ни счёта, ни денег! Мне бы сразу все понять и уволиться! Но увольняться не хотелось. Очень уж нравилась здешняя атмосфера! Смотрели фильм «Укротительница тигров»? Не сказать, что он очень правдив, слишком там все благостно, но какую-то сторону закулисной жизни цирка всетаки отражает: весёлую суету, каскад забавных ситуаций, мельтешение персонажей. Каждый день чтото новое происходило. Пока я там работала, сменилось две программы, то есть уезжал, предположим, Московский цирк, а на его место приезжал Ленинградский. Когда уехал Ленинградский, прибыл еще какой-то. Все – со своими силачами, жонглерами, акробатами, наездниками, клоунами и дрессировщиками. А при них – конюхи, собачники и разный другой вспомогательный персонал. Непрестанная чехарда лиц, разговоров и мелких происшествий. Я вскоре подружилась со всеми сотрудниками, и постоянными, и гастролерами; С пожарниками болтала у служебного входа, в костюмерной шила себе на их швейных машинках шикарное платье для новогоднего вечера. Многие сами приходили ко мне в мастерскую знакомиться. Музыканты, клоуны, конюхи, собачники и уни-

форма забегали посидеть, делились новостями. И даже режиссёринспектор манежа регулярно заглядывал, чаще для того, чтобы выгнать на работу лентяевуниформистов, но иногда – просто чтобы поболтать. Кроме афиш и объявлений я еще много чего делала. Один клоун попросил меня изготовить бутафорскую конфету, и я свернула разноцветную афишу как фантик. Он использовал её в довольно глупой репризе: затевал дурашливый спор с режиссероминспектором, спрашивал: «А на что мы будем спорить?», предлагал поспорить на конфетку и доставал эту самую, свернутую мною из пёстрой афиши. Однажды зашел дирижёр оркестра, сказал, что он переписал партитуру, осталось расставить только скрипичные и басовые ключи: «Ведь вы – художник! У вас лучше получится. А если директор мне заплатит, я куплю вам шампанское!» В мои обязанности ничего такого не входило, но я нарисовала музыкальные ключи, и не ради шампанского, просто такая была дурочка. Попросили. – написала. Ему не заплатили, видимо, и шампанского он не купил. Перед Новым Годом директор поручил

мне нарисовать эскиз рекламного объявления в газету. Я раньше никогда подобного не делала. И наслушалась от Недубовича изрядно брани, пока у меня не получилось то, что надо. В городской газете появилась-таки вымученная мною картинка: с елкой, дедморозом, снегуркой, клоунами и медведями. Ох, и тяжёлую жизнь я себе устроила! Это только кажется, что работать оформителем легко. Когда ничего не знаешь и не умеешь, очень даже трудно! Я старалась изо всех сил, но получалось у меня скверно. На самом видном месте улицы Ленина, около ажурной лестницы, по которой можно было спуститься с моста в овраг, висела моя афиша. Я не знала шрифты, и название новой программы было написано ужасно криво и некрасиво. А потом ещё и отклеилась половина, и бумажное полотнище трепалось на ветру. Ребята в училище смеялись. Один студент, Медведкин, который считал себя крутейшим оформителем, увидев меня, заорал: «Петропавловская, это ты такую хрень нафигачила? Руки тебе оторвать! Не можешь. – не берись!» Проезжая в троллейбусе мимо нарисованной мною афиши, я со стыдом отворачивалась, чтобы только её не ви-

деть Если бы меня уволили прямо тогда, я бы не удивилась. Народ цирковой был веселый и циничный. Сколько ни слушала их болтовни, это все была похвальба «мужскими» подвигами. Они , конечно, много и тяжело тренировались, все эти гимнасты, эквилибристы, наездники; но их трудов я почти не видела, так как была завалена работой. Все же тогда я познакомилась со многими известными артистами и их помощниками. В памяти застряли случайные эпизоды… Девушка, которая ухаживала за лошадями наездников Асланбековых, однажды почему-то отсыпалась на лавке у меня в мастерской, а униформисты шутки ради привязали её к лавке, она проснулась, раскрасневшаяся, и заулыбалась... Знаменитый Станислав Запольный, акробат и дрессировщик, зашел как-то в мастерскую. Спросил, как меня зовут. Посмотрел пронзительно. Потрепал по щеке, сказал: «Ух, ты, Светланочка», и ушёл. Так и не поняла, зачем приходил. Дольше всего я общалась с циркачами ленинградскими. Перед их приездом написала огромную афишу для главного входа, на ней было хохочущее лицо клоуна и рядом – морда собаки, которая лизала его в щёку. Я намучи-

лась, но получилось неплохо: шрифта там почти не было, а лица я рисовать умела. Когда они приехали, первым ко мне заявился лысый толстый веселый дядька: «Мне сказали: у нас в цирке - новая художница, очень хорошенькая! Вот, пришёл знакомиться! Это ты мне красный нос нарисовала? А я – известный клоун Жаткин! Меня все знают! И мою собачку Фитюльку!» Вот чью физиономию с собачьей мордой рядом я написала на афише, висевшей у входа. А собак у него была целая стая. Жаткин, увидев меня где-нибудь в фойе, орал во весь голос: «Светлана! Как твое драгоценное здоровье?» Он постоянно плёл сальные истории про какие-то дурацкие похождения, вроде этой: «Подхожу я к нашей буфетчице. И руками – вот так!» - делал руками движение, как будто ощупывал мешок, набитый дынями. – «А она мне – по рукам, по рукам!» И ржал! Униформисты сразу насплетничали, что Жаткин со своим собачником пропили выделенные на собак деньги, закусили приготовленным для них же мясом, а теперь и собак макаронами кормят, и сами без выпивки сидят. У артистов были всё больше династии. У

Жаткина сын – силовой гимнаст, раза в четыре больше папаши. Дрессировщица Мариза Бурова работала с шестнадцатилетней дочерью, изящной, горделиво ступающей девушкой. Тем же, у кого дети были слишком маленькие, приходилось трудно. Вместе с Запольным в его номере работала наездница, симпатичная и кокетливая. Я видела номер: четыре наездника, двое мужчин и две женщины, сверкая блестками и улыбками, скакали по манежу, стоя непринуждённо во весь рост на спинах четырех бегущих рядом лошадей. Она упомянула как-то, что её сынишка всегда плакал, когда она уходила на репетицию или на представление, а он оставался в номере гостиницы один. Наверно, поэтому актрисы иногда брали детей с собой в цирк. Я помню одну наездницу – высокую голенастую красотку в блестках, со страусиными перьями на голове, и её маленькую дочку: белокурое шестилетнее дитя с кротким невинным взглядом блуждало задумчиво возле звериных клеток. Каким неуместным казалось её присутствие в этом вертепе! Больше всего приходилось общаться с униформой. В театре есть рабочие сцены. А в цирке –

рабочие манежа, которые носят специальную форму, потому и называются униформистами. Они гурьбой выбегали на арену в промежутках между номерами, чтобы расстелить или собрать покрытие, установить, затем убрать необходимые приспособления. В основном это были лентяи, не желающие напрягаться на «нормальной» работе, либо люди деклассированные, уволенные из других мест за пьянство. Короче, отребье всякое. Иные работали там для «прикрытия». Например, один парень, как я стороной узнала, на самом деле промышлял кражей икон из деревенских церквей и потом этими иконами спекулировал. Их бригадиром был резкий мужик Фёдор, в прошлом то ли фельдшер, то ли медбрат; в его недомолвках об этом самом прошлом сквозила злоба; а его постоянные остроты на интимные темы казались отвратительно циничными. Самым никчемным из них считался белобрысый парень по кличке Балбес, которого до этого выгнали со всех работ. Он был сыном бухгалтерши, и даже в униформистах его держали «по блату». Все они по очереди попытались ко мне

«пристать», то есть лезли с объятиями и поцелуями, и каждый в свою очередь получил по роже. Иные обижались, но больше для виду. Только Балбес, когда я его хорошенько треснула по башке, вдруг сузил противные голубые глазки, скривил тонкие губы, достал из кармана лезвие от безопасной бритвы и сделал угрожающий жест в направлении моего лица. Я не испугалась, конечно, но запрезирала Балбеса со страшной силой. Один из униформистов, Колька, мне нравился. Не похожий на остальных, он вел себя как человек воспитанный и был приятным собеседником. Но одно происшествие показало мне, что и он – поганец изрядный. Однажды , когда я горбилась над очередной афишей, ко мне в мастерскую явился Фёдор и спрятал в углу сумку с водкой и закуской, предназначенными для того, чтобы оттянуться с «коллегами» после представления. Видимо, лучшего тайника не нашлось. Спрятал и ушёл. Вскоре после этого заглянул Колька, а с ним один из конюхов дрессировщицы Маризы Буровой, который тоже казался мне намного приличнее других., так как ненароком отметелил одного из пристававших ко мне униформистов

(последний долго возмущался, но рук своих, куда не следует, больше не протягивал). Колька и конюх Маризы Буровой достали спрятанную водку и , сидя на лавке в углу мастерской, выпили её, довольно быстро! Мне было не до них, я страдала над афишей и не задалась вопросом, почему они пьют водку, припрятанную Фёдором. Пьют, значит так надо. Вечером после представления униформа и весь низший персонал набились ко мне в мастерскую. Они полезли за водкой, их ждал неприятный сюрприз. Конюхи, собачники, всякий вспомогательный цирковой народ , уже предвкушавший блаженное расслабление после трудового дня, загудел недоумённо и угрожающе. Тут до меня дошло, что Колька с конюхом Буровой выпили «общую» водку! Господи, нехорошо-то как! Слово«крысятничать» мне тогда известно не было. Выдать их я не могла почему-то, и когда меня стали спрашивать, сказала, что понятия не имею о пропаже. Замок на двери в мастерской можно было открыть гвоздём, все это знали и потому поверили. Уж не помню, по какой причине подозрение в краже водки пало на Балбеса. Бедолага сидел

растерянный, втянув голову в плечи, и смотрел куда-то вдаль широко раскрытыми голубыми глазами. Светлые патлы лежали на плечах, сальная челка свисала до переносицы. На лице было написано: «Делайте со мной, что хотите, не виноватый я!» Уж я-то знала, что это правда! И хотя терпеть не могла белобрысого придурка, мне стало его страшно жалко, и совесть мучила. Фёдор стоял над ним, полный праведного гнева, и выкрикивал отрывисто: «Ну вот! Называется, выпили! И закусили!» Казалось, он ждет какой-то последней капли, которая должна переполнить чашу его терпения, чтобы начать Балбеса бить. Тот в отчаянии заголосил: «Федь, тогда – я тебе подосрал! А теперь - ты мне подсираешь, да?!», - намекая на какую-то их прошлую разборку. Видимо, полной уверенности в виновности Балбеса у них не было, поэтому бить его всётаки не начинали. «Теперь ты мне подсираешь, даа?» - ныл несчастный. Я мысленно давала себе клятвы, что никогда больше не буду… Не буду - что? Толком не знала сама. Попадать в ситуации, когда приходится лжесвидетельство-

вать? Как-то так. Однако мне поверили не все. Один из собачников, по кличке «Хохол», глянул на меня внимательно… Под висячими усами мелькнула усмешка, круглые карие блестящие глаза уставились мне прямо в душу, не моргая. Он спросил тихо и вкрадчиво: «Тёть, а, тёть! Кто же всё-таки водку взял, а?» Мне показалось, что я прозрачная, что мои мысли и чувства всем видны. «Я не знаю!» - закричала я Хохол продолжал смотреть хитрыми глазами, и ни фига мне не верил. «Он не может знать правду! Берет на пушку! Но как догадался?» - проносились в моей голове панические мысли, - «Отпираться! Стоять насмерть! Не будут же они меня пытать!» Лукавый всевидящий взгляд и сверлящий ласковый голос: «Тёть, ну кто же водку-то взял?» Я старательно боролась с ощущением собственной прозрачности и твердила: «Не знаю! Я не знаю!» Наконец Хохол перестал на меня смотреть. Погалдели они и ушли. Короче, Кольку я не выдала. Тот, видимо, был в этом стопудово

уверен заранее. Почему, интересно? Уважать его с тех пор перестала. Да, цирковая атмосфера напоминала калейдоскоп , но не только постоянным мельканием лиц. Смена незатейливых узоров в трубке со стеклышками происходит быстро, но сколько его не поворачивай, смыслом эти орнаменты не наполняются. Так и в цирке. Сначала свежие впечатления казались мне яркими и разнообразными. Вскоре я почувствовала, что разнообразие их обманчиво. Вроде что-то происходит, кто-то что-то говорит, о чем-то волнуется, но все – то же самое. Циркачи из других городов уезжали, увозя с собой не разгаданные мною тайны. Ничего нового ни о людях, ни о себе я больше не узнавала. Костюмерши сплетничают, артисты рассказывают похабные истории, униформа пьет и отлынивает от работы, режиссер -инспектор гоняется за униформой, Недубович бранится, все бранят Недубовича. Одно мощное чувство объединяло сотрудников цирка: ненависть к директору. Его фамилия считалась ругательством. Грубиян он был неслыханный. Но ненавидели не только поэтому, была причина и посущественней.

Мне

объяснили

так. Цирки были хозрасчетными предприятиями, зарплата постоянного персонала (билетерш, кассиров, униформистов, оркестрантов, пожарников и прочих) зависела от кассовых сборов. Сборы постоянно были меньше, чем нужно, и зарплату, как правило, задерживали, а кроме того, всегда старались недоплатить (это я скоро почувствовала на себе). Правда, по тогдашним законам, задерживать зарплату можно было только на некоторое ограниченное время, и в критических ситуациях директор выдавал всему цирку аванс из своих личных сбережений (и откуда только у него такие сбережения были?) Всем всегда казалось, что именно он виноват в задержке зарплаты. Было как бы два враждебных лагеря. С одной стороны – директор, его жена-секретарша (тётечка, безобидная с виду) и бухгалтерия, с другой – все остальные. Вскоре его возненавидела и я. Но не потому, что он заныкал счет за краски, а из-за его необъяснимой злобности Мне рассказали, Недубович в прошлом – силовой гимнаст. У них с братом был номер: брат прыгал на один конец качелей, с

другого конца в воздух взлетала пудовая чушка, которую будущий директор ловил на свой богатырский загривок. Однажды чушка упала ему не на загривок, а на затылок… Он получил инвалидность и был вынужден поменять профессию Может быть, травма головы и сделала его таким грубияном: говорить о чем-то спокойно он был не способен! Время от времени мне случалось заходить к нему в кабинет: он ли вызывал, чтобы дать поручение, самой ли нужно было что-то спросить. Недубович обращал взгляд в мою сторону, открывал рот, и через несколько секунд начинал орать. Жирное мясистое лицо и злобные голубенькие глазки наливались кровью. Лысина покрывалась желтобагровыми пятнами, которые по ней перемещались, темнели и, наконец, становились цвета кирпича. Казалось, что багровеют даже желтоватосерые кудряшки вокруг лысины. Не помню слов, извергаемых им с такой яростью. Дело было не в их смысле, а в непонятной ненависти, которую источала вся его физиономия: вытаращенные глазки с темно-розовыми белками, мясистый нос, сморщенный лоб, злобно ощеренный кривящийся рот, вылезающий из воротника второй подборо-

док, тоже розовокирпичный. Утробный каркающий рык его голоса делал смертельно обидными самые обычные слова, они падали мне в душу булыжниками. «Как он смеет? Как смеет?» - это мысленно! А снаружи я немела и была не в силах пошевелиться. И чувствовала себя унижаемой неизмеримо! Вот до сих пор не понимаю, по какой причине я не могла просто сказать директору: «Не кричите!» Что за робость на меня нападала? Почему я только молчала и думала, что этот его крик и желтобагровые пятна на лысине – настолько непоправимо оскорбляют меня, что директор заслуживает за это смерти? Я стояла перед ним, глядя в злобные глазки, слушала каркающий голос и представляла, как с наслаждением, размахнувшись, обрушиваю на его мерзкую багровую башку железный лом, который крепко держу обеими руками, прямо наискосок пятнистого лба и темени; и она трещит, разваливаясь на куски, как арбуз, и содержимое разбрызгивается, как мякоть. Тем временем пришёл срок платить зарплату, и меня уволили под пустячным предлогом: я, компонуя изображение на огромной афише для главного входа, вырезала

из афиш бумажных несколько фигур и наклеила их на большую. «Вы разрезали афиши! А за них валютой заплачено!» - завопил директор. «Всё! Пишите заявление по собственному желанию!» Заявление я написала, растерявшись от неожиданного и несправедливого поворота дел, но часть зарплаты мне всё-таки выдали: председателем профкома оказался пожарник, тот самый, с которым я часто болтала. Я пожаловалась ему, и он громко заявил, что не допустит беззакония! Бухгалтерша решила не связываться, мне заплатили, хоть и не всю сумму, половину. Уйти я ушла, но злость на директора укоренилась в моем сердце необыкновенно глубоко. Я твердо решила, что он заслуживает смерти. Только не могла придумать, каким способом его можно лишить жизни, и как это сделать так, чтобы мне потом ничего не было. Застрелить из ружья? Но где взять ружье? Приятнее всего было бы размозжить его отвратительную голову, но как попасть к нему в кабинет незаметно, и как потом незаметно исчезнуть? «Я убью его! Я его убью!» - твердила я себе, - «Не знаю, как и когда, но убью. Придумаю, как. Буду думать и постепен-

но придумаю. Чтонибудь само придумается.» А между тем мне надо было где-то взять еще пять месяцев трудового стажа. Я увидела в нашей поликлинике объявление: «Требуется гардеробщица», и, не долго думая, устроилась туда на полставки. Деньги тут платили смешные, но и работа – не бей лежачего. Когда народу не было, можно было сидеть и читать. Тогда же в цирке началась диспансеризация сотрудников, и именно в той поликлинике, где я обреталась. Работники цирка приходили, сдавали в гардероб верхнюю одежду, получали номерки и шли по врачам. Директор тоже пришел в поликлинику. Я увидела массивную фигуру в проеме входа в раздевалку, сердце ёкнуло; подошла и приняла его изрядно потертое пальто. Он узнал меня и сказал растеряно: «Аа, вы здесь…» И лицо у него было не злое, а какое-то кроткое, почти печальное. Повесила пальто на вешалку, отдала ему номерок. Недубович пошел по коридору дальше, в сторону процедурных кабинетов. Я еще не отказалась от своего ужасного намерения, но чувствовала, что ненависть моя ку-

да-то испаряется. Пока она не испарилась совсем, решила все-таки проверить, что лежит в карманах его пальто, вдруг пригодится для осуществления моего преступного замысла? Подошла к вешалке, с бьющимся сердцем просунула руки в засаленные карманы. В левом кармане лежал моток пеньковой веревки. В правом – телеграмма, сообщавшая, что сено для ослов отправлено. Я поняла, что убивать его не буду. И сразу легче стало. После меня в цирке еще долго не было художника. То есть они появлялись, но уходили дня через два. В конце концов туда устроился парень из училища, Медведкин, тот самый, который был крутым оформителем (круче нас только горы!), и громче всех ржал над моими криво написанными афишами. По истечении месяца его уволили; Недубович орал на него: «Вы – не художник! Вот Петропавловская (то есть я!) была настоящий художник!» Почему он так заявил, для меня осталось тайной. Медведкин так оторопел от удивления, что всем это рассказывал. Когда мне передали, я подумала: «Хорошо всётаки, что я его не убила». Автор: Добровольская Гаянэ

–‚Â ı˙ÂÒÚÂÒÚ‚ÂÌÌÓÂ: ÌÓ‚˚Â Ô ËÍÎ˛˜ÂÌËˇ Глава 7 Было уже за полночь, Мелиса спала, в своей комнате. Убедившись, что она крепко спит, одевшись и взяв, ключи от машины матери Браин направился в гараж. Сев в машину, он завел ее и уехал в темноту ночи. Он не знал, как появляется его друг ящер, да и не особо его это интересовало, главное для него, что он приходит и делает то, о чем сам Браин думает сделать со своими обидчиками, словно ящер читает его мысли и приводит их в исполнение. Проехав несколько кварталов, он решил остановиться. Припарковав машину, вышел из нее и побрел по почти пустым улицам, завернув в один темный переулок, пройдя несколько метров, он услышал крик девушки о помощи, и побежал в темноту на крик. И вот в полумраке, он увидел троих мужчин, вдвое держали девушку третий пытался ее раздеть. — Тише крошка, не рыпайся, а то еще больнее будет! - говорил один из мужчин. — Тебе будет хорошо, детка! - облизывая по щеке девушку, говорил тот мужчина, что стоял напротив нее. — Эй, отпустите ее! - вступился за девушку

Браин. — Иди, куда шёл сопляк! - отмахнулся один из троих мужчин. — Отпустите сейчас же! - сжав кулаки и уже начиная злиться, стоял на своем Браин. — А то что? Что ты сделаешь, сопляк?! - отходя от девушки и направляясь к Браину, сказал тот. Мужчина подошел к Браину и толкнул его, Браин отлетел назад и приземлился на пятую точку. — Иди домой к мамочке малявка! - рассмеялся мужчина. Развернувшись спиной к Браину, пошёл к своим друзьям, чтобы продолжить, на чем он остановился, продолжая смеяться над мальчиком. Браин же встал с асфальта, его ноздри раздувались от злости, он сжал кулаки, его глаза стали желтыми зрачки сузились и стали, словно две тонкие полоски. Подняв, вверх голову он увидел, своего друга, который крадучись, спускался по стене одного из домов. Спустившись, он подошёл к Браину и словно кот обтерся об его ноги. — Ну, что детка повеселимся! - сказал подошедший к ней мужчина, и начал ее лапать. Девушка пыталась отбиваться, но державшие ее по бокам двое не давали увернуться.

— Эй, вы, кому говорю, оставьте ее! - крикнул снова Браин мужчинам. — Отвали, малокосос! - отвечал один из мужчин, не повернувшись, даже в сторону Браина, и продолжал раздевать девушку. Один все же повернулся к Браину, и увиденное его привело ужас. Он увидел, что рядом с мальчишкой стоит какое-то существо на четырех лапах и виляет хвостом, при этом шипит. Испугавшись, он начал дергать за рукав своего друга, который стоял по центру и лапал девушку, не отводя глаз от Браина и ящера. — Да отвали ты, Вайт! - отмахнувшись от своего друга и не отрываясь от девушки, отвечал мужчина. Но Вайт продолжал дергать его за рукав и был готов дать уже деру, как двое его друзей повернулись в сторону мальчика, и увиденное их шокировало, не меньше Вайта. — Кого чёрта валим! - в испуге сказал Джей, отпустив девушку Девушка, закрыв лицо руками, опустилась на корточки. — Убей их! - не своим голосом приказал Браин своему другу. Кэнама радостно

вильнул хвостом и побежал за своими жертвами, трое мужчин бежали по переулку изредка оглядываясь назад. Вайт бежал последним, как вдруг он спотыкнулся и со всего размаху, грохнулся на асфальт, вставая, он вдруг почувствовал как что-то тонкое оцарапало его по шее, но поднес руку к тому месту и нащупал небольшой порез, убрав руку, он начал чувствовать, как его тело постепенно немеет, и чья-то черная тень налетела на него. Когда тень наклонилась ближе он рассмотрел лицо ящера, которое немного напоминало человеческое, ящер шипел, и от ужаса Вайт взмолился о помощи: — Спасите ктонибудь, не трогай меня, аааааааа…….! Ящер не собирался его пока трогать, оставив лежать неподвижного Вайта, побежал выслеживать остальных двух. Мужчина бежал, оглядываясь назад, стараясь не отставать от Джея, который бежал впереди, оглянувшись очередной раз мужчина увидел как что-то на четырех лапах быстро и стремительно их нагоняет, и от ужаса бросился еще сильнее бежать, но ящер был быстрее и проворнее. Нагнав его он прыгнул и повалил его на асфальт, сделал быстрое и не заметное движение, хвостом оставив небольшой порез на шеи и помчался догонять последнего. Браин стоял и получал удовольствие хоть и не мог всего видеть. Девушка так и сидела на месте, закрыв

уже уши руками, глаза ее тоже были закрыты, она боялась пошевелиться. Джей бежал все время оглядываясь, ящер постепенно нагонял его, время от времени пропадая в темноте. Завернув, в один из поворотов, Джей увидел тупик, и понял, что бежать больше не куда, повернулся спиной к стене, и в страхе начал прижиматься к ней. Два желтых глаза появились в темноте, они приближались все ближе и ближе. Ящер появился на свету, который отсвечивал от фонаря, он медленно и, шипя, крался к своей жертве. Джея переполнял страх, он не знал, что ему делать, ноги тряслись, сердце бешено билось. — Что тебе нужно, оставь меня в покое?- дрожащим голосом обратился он ящеру. Ящер, медленно и шипя, наступал на него, сделал один прыжок налетел на Джея и начал наносить свои удары лапами. Джей кричал, когда он уже обессилел, ящер нанес, свой последний смертельный удар, оставив глубокие раны на его теле. Браин стоял и ждал, когда его друг расправиться со всеми, чувство наслаждения переполняло его, он чувствовал такой прилив сил, словно это он наносит удары. Зрачки его были сужены, как и у ящера, на лице была злобная улыбка. Расправившись с остальными двоими, ящер поспешил обратно к своему хозяину. И вот вдалеке Браин увидел очертания

силуэта ящера, он все становился ближе и ближе. И вот ящер остановился возле девушки, которая сидела на корточках, боясь пошевельнуться, он подошёл к ней ближе и обнюхал ее как собака, чувствуя какой она испытывает страх, втянул еще сильнее этот запах своими полосками напоминающие ноздри, и замахнулся на девушку. — Не трогай ее! не своим голосом приказал ему Браин. Ящер остановил свою лапу в сантиметрах от лица девушки. — Оставь ее, она не виновата, пошли нам больше нечего здесь делать! так же не своим голосом приказывал Браин ящерудругу. Ящер нехотя опустил свою лапу, и недовольно виляя хвостом побрел к Браину, поравнявшись с ним словно провинившийся ребенок посмотрел на него. Браин улыбнулся ему своей злобной улыбкой и махнул головой, тем самым давая понять, что можно идти, и они скрылись в темноте соседнего переулка. Девушка так и осталась сидеть, боясь пошевелиться. Подошедший к мусорным бакам мужчина, заметил девушку, которая забилась в угол и вся дрожала, мужчина решил к ней подойти и узнать все ли с ней в порядке. Он присел рядом с ней на корточки и легонько положил свою руку на ее плечо, девушка вздрогнула. — С вами все в порядке? Девушка не отвеча-

ла, все ее тело дрожало, слезы лились рекой, она не могла успокоиться. — Эй, успокойтесь, что с вами мисс? - спросил еще раз мужчина. —Я… мне….там….! - дрожащим голосом говорила девушка и указала рукой в сторону, где лежало в темноте тело мужчины. Мужчина повернулся в ту строну, куда указывала девушка, сначала он не разглядел, куда именно она показывает, упавший свет фар от проезжающей машины упал на тело истерзанного мужчины, увиденное его повергло, в шок, она никогда такого раньше не видел. Он начал набирать номер службы спасения. — Служба спасения слушаю вас, что произошло у вас? - раздался голос женщины в трубке телефона. — Проезжайте скорее здесь произошло убийство! - говорил дрожащим голосом мужчина. — Успокойте сэр, где вы находитесь? - успокаивала его диспетчер службы спасения. — Угол ул. Вашингтона и ул. Родео! отвечал мужчина. — Хорошо экипаж выезжает к вам, оставайтесь на месте! - отвечал голос диспетчера в трубке телефона мужчины.

*** В убежище вечер предвещал быть хорошим. Мари уже сидела за столом и жадно поедала ужин, Сэм сидел за ноутбуком и

изредка поглядывал на сестру, и на его лице появлялась улыбка, Дин закинув ноги на стол потягивал пиво, Кастиэль сидел напротив девушки и с небольшим удивлением глядел на нее, как она с жадностью ест. — Чего так на меня смотришь? - откусывая кусок хлеба, спрашивала Кастиэля Мари. — Да ничего, никогда не видел чтоб так ели! - пожимая плечами отвечал ей Кастиэль. — Я есть хочу, как будто три дня не ела!- с набитым ртом отвечала ему Мари. Пролистывая новости, Сэм наткнулся на недавно выложенную, статью в ней было написано: «Девушке чудом удалось выжить при непонятных обстоятельствах. Тела троих мужчин зверски истерзаны. По данным полиции это мог сделать только зверь. Судя по ранам на телах жертв это могла быть пума или тигр, которые недавно сбежали с местного зоопарка. Ведется расследование». И немного ниже фото тел истерзанных мужчин, и фото девушки, оставшейся в живых. Сначала Сэм не обратил на нее внимания когда, второй раз пролистывал статью, его взгляд вновь остановился на фото девушки, он увеличил фото и был удивлен увиденным, на фото была дочь «Джимми Новака» - Кастиэля, Клэр. — Кажется, у нас снова есть работа, Кас иди сюда! - позвал всех Сэм. Дин и Кастиэль по-

дошли к Сэму, Мари осталась на месте есть свой ужин. Прочитав статью Дин и Кастиэль поначалу тоже не обратили, внимая на фото девушки, но потом тоже рассмотрели. — Очишуеть, какого черта она здесь забыла, она же вроде уехала? выругался Дин. — Я тоже так думал! - потирая затылок, говорил Кастиэль. — Мальчики, что там у вас, кто должен был уехать? – спрашивала, подошедшая с тарелкой салата, Мари. — Да одна наша знакомая! - быстро ответил Сэм. — Ну, нифига себе, кажется почерк нашей ящерицы! - прочитав до конца статью, жуя, говорила Мари. — Да похоже на то хоть и пишут, что мог сделать тигр или пума, и нам надо выдвигаться! – говорил, Дин направляясь к выходу. — Вы езжайте за меня не переживайте, потом все мне расскажите!махая рукой в след уходящим ребятам. Все трое вышли из убежища, сели в машину Дина и направились к месту происшествия. Сев в машину Дин не сдержал своего возмущения и выругался: — Какого черта она здесь забыла, мы ведь видели, как она уехала! — Видеть то видели, но не факт, что она тогда действительно уехала!отвечал на возражения брата Сэм.

Кастиэль сидел на заднем сидении, молча уставившись в окно. — Кас, ты чего молчишь? - обратился к нему Дин. — Я не знаю, что тебе на это сказать! - не отводя глаз, от окна отвечал ему Кастиэль. — Она ведь твоя дочь! - стоял на своем Дин. — Она не моя дочь, она дочь того человека, в чьей я сейчас оболочке. Ее отец умер если ты помнишь, хоть у меня немного и проснулись какие-то чувства к этой девочке, но они больше похожи на чувства вины перед ней, я ей не отец, и давай больше не будем поднимать эту тему! - немного со злостью в голосе отвечал ему Кастиэль. — Воу, не кипятись чайник, а то сейчас пар пойдет из ушей, я все помню, не будем, так не будем!- попытался немного пошутить Дин. Дальнейший путь до места происшествия прошёл в полной тишине, добравшись до места припарковав неподалеку машину, взяв свои значки, все трое вышли из нее и пошли на место преступления. На месте было много машин полиции и скорой, скопившаяся толпа зевак, пытавшихся выяснить побольше, что же там стряслось. Подойдя к офицеру, братья достали значки и показали их офицеру, тот пропустил их. Кастиэль последовал за ними, но полицейский преградил ему путь.

— Он с нами это наш эксперт по диким зверям! - сказал Дин первое, что ему пришло в голову. Полицейский удивленно поднял брови, но все же пропустил Кастиэля. — Эксперт по диким зверям, ничего другого не мог придумать?- шёпотом обратился Сэм к брату. — Это первое, что мне пришло в голову, прокатило же!- отвечал ему Дин. И они двинулись в темноту переулка, подойдя к одному из полицейских который стоял возле накрытого трупа одного из мужчин, Дин первым представился: — Агент Оуэн, это мой напарник Брикс и наш эксперт- криминалист Донован! - представив так же брата и Кастиэля. — Что тут произошло? - спросил офицера Сэм. — Трое мужчин растерзаны животным, девушке удалось выжить по не понятным причинам! рассказывал офицер. — А где девушка можно с ней поговорить? обратился к офицеру Кастиэль. — Да, она возле скорой помощи!- отвечал офицер, указывая на машину «скорой». Не поблагодарив офицера, Кастиэль быстрым шагом направился к машине скорой помощи. — Странный у вас напарник! - удивился офицер, смотря в след Кастиэлю. — Да есть немного!

- улыбнулся в ответ Дин. — Свидетели еще есть кроме девушки, может, кто-то что-то слышал?- продолжал расспрашивать Сэм. — Это глухой район как видите. Ни одного окна сюда не выходит, есть мужчина, который нашел девушку, и собственно вызвал нас, но он ничего не видел!- отвечал офицер полиции, разводя руками. — Ясно можно мы осмотрим тела?- спросил Дин. — Да конечно! ответил офицер. И братья направились к первому телу мужчины, которое лежало неподалеку от них. В это время Кастиэль подошел к машине скорой помощи, девушка сидела укатанная в одеяло и все еще немного дрожала. — Клер, почему ты здесь, ты ведь уехала!- обратился Кастиэль к девушке. — Как видишь, нет, мне пришлось вернуться, лучше б спросил про мое состояние! - с недовольством в голосе отвечала ему Клэр. — Прости, как ты, ты видела, что здесь произошло? - извиняясь, спросил ее Кастиэль. — На меня напали трое мужчин, пытались изнасиловать, я убежала от них сначала, но они меня нагнали в этом переулке, потом появился мальчик, вступился за меня. Один из мужчин его толкнул, потом откуда не возьмись, появился ящер с лицом человека, эти трое броси-

лись убегать мальчишка не своим голосом приказал убить их, дальше я ничего не видела, я закрыла глаза и уши от страха, но доносились крики этих троих, потом мальчик исчез! рассказывала Клэр. — Ясно, мы с ребятами в этом разберёмся, ты должна поехать с нами, пока все не уляжется!- отвечал Кастиэль. — Вот же черт! выругался, Дин осматривая, тело истерзанного мужчины. — Да, надо как-то выловить этого ящера, до того как он нападет очередной раз! - согласился с братом Сэм. — Надо поговорить с этим Браином! - говорил, Дин накрывая, тело и вставая с корточек. — Ну, нам это вряд ли удастся сделать, нас он видел!- отвечал Сэм. — Мда, лоханулись мы с тобой тогда, ладно пошли потом решим, что делать, для начала Мари надо все рассказать! - отвечал брату Дин. В это время в убежище Мари села за ноутбук доедая салат, нажав пару комбинаций подключилась к местным камера наблюдения, стала искать камеры поближе к месту преступления, пролистав так пару камер, наконец ей удалось найти нужную. Хоть видно было не так близко, но видно было все же хорошо. Она видела машину скорой помощи, двери которой были открыты, и кто-то там сидел, и тут она увидела подошедших к машине своих братьев.

— Ну, мальчики я вас вижу, кто там у нас! ехидно потирая руки, говорила Мари. В это время возле машины скорой, Дин и Сэм подошли ближе к Кастиэлю и Клэр. — Клэр, каким ветром тебя занесло! - съязвил Дин. — Ты Дин, как всегда, галантен! - в ответ, съязвила Клэр. — Как ты Клэр, ты не ранена, что-то видела? переводя в другое русло тему, спросил ее Сэм. — Спасибо Сэм, я в порядке. Видела ящера с лицом человека, мальчика не удалось разглядеть, так как он стоял, в темноте и не выходил из нее, слышала, только его голос он сначала был нормальным, потом стал не человеческим! - рассказывала Клэр. — Ясно, тебе надо отдохнуть, поехали к нам, а мы потом со всем разберемся! - предложил Дин. Клэр слегка улыбнулась в ответ, встала, скинула одеяло и потихоньку пошла к машине Дина. Дин, Сэм и Кастиэль последовали за ней. — А это кто еще такая, и почему идет к машине Дина да еще садиться в нее? - всматриваясь в монитор ноутбука, удивлялась Мари. Дин завел машину и тронулся с места, Клэр начала дремать, и не заметила, как склонилась головой, на плечо Кастиэля который, сидел рядом. В это время Мари просматривала камеры прокручивая их назад, в надежде найти Браина и

его друга ящера. И ей удалось найти их. Сначала Браин попал на одну из камер, один заворачивая в тот переулок, где потом произошло убийство, через некоторое время на эту же камеру попался и ящер, который выскочил из темноты соседнего переулка, спустя час они появились вдвоем и скрылись в соседнем переулке. Пролистав еще пару камер, на одной из них на мгновение они снова попались, на ней они расходились в разные стороны. В этот момент за ее спиной появился Дин и сказал: — За кем следим? — Дин, какого черта! - подпрыгивая, от неожиданности на стуле, отвечала Мари. — Да не пугайся ты так, это всего лишь я! рассмеялся в ответ сестре Дин. — Ну да, и в своем репертуаре! - вставая, со стула и слегка ударяя кулаком в плечо брата, отвечала Мари. — Привет, как ты?улыбаясь, поинтересовался Сэм. — Отлично, чувствую какой то прилив сил! улыбнулась в ответ брату Мари. — Чудик, а ты почему не интересуешься как я, или тебе все равно?- не обращая внимания на стоящую рядом с Кастиэлем Клэр, подошла к нему обняла его за руку и прижимаясь лицом к плечу, спросила Кастиэля Мари. — Эм…. мне не все равно, с чего ты взяла это, я вижу, что тебе уже лучше! - смущенно отвечал ей

Кастиэль, чувствуя как к его щекам приливает кровь и сердце бьется быстрее. — Кхе, кхе? – кашлянула Клэр, чтоб обратили на нее внимание. — Ой, прости, забыли представить это Клэр до….. добрый давний наш друг! - чуть не проговорился Дин. — Очень приятно, я Мари, сестра двух этих оболтусов! - протягивая свободную руку Клэр, представлялась Мари. — И я рада знакомству не знала, что у Сэма и Дина есть сестра!- пожимая в ответ протянутую руку Мари. — Да мы и сами недавно узнали об этом! улыбнулся в ответ Дин. — Ты наверно устала, пойдем я покажу тебе комнату, где ты сможешь отдохнуть! - вдруг любезно предложила Клэр, Мари. — Спасибо вам за заботу! - смущенно ответила Клэр. Мари отпустила руку Кастиэля, который стоял как истукан, и они с Клэр пошли в сторону, где находились комнаты. — И что это сейчас было?- удивленно смотря, в след сестре сказал Дин. — Ты это о чем?удивленно вопросом на вопрос ответил Сэм. — О поведении Мари, такой порыв нежности к Клэр и Касу, ты глянь бедный до сих пор в ступоре! - отвечал, брату Дин кивая на Кастиэля, который так и стоял на месте. — Кас, Кас, ау!позвал его Дин, но Кастиэль, словно его не слышал.

В его голове крутились, бешено крутились, мысли, сердце не переставало быстро биться: «Что со мной, почему так бьется сердце, что сейчас вообще было, что с Мари, почему она так поступила, неужели она в меня…….я в нее……влюбился, не может быть, я ей в отцы гожусь», думал про себя Кастиэль. — Чудик приземлись на землю!- позвал второй раз его Дин. — А прости, ты звал меня, а где Клэр и Мари? - очнувшись, спросил Кастиэль ребят. — Мари повела ее в одну из комнат! - ответил ему Сэм, садясь за стол. — Ясно, так что мы дальше будем делать?- поинтересовался Кастиэль у ребят. — Сейчас Мари вернется, узнаем, может, что ей удалось разузнать и решим как нам быть!- садясь рядом с братом отвечал Дин. — Ну, мальчики, что вам удалось узнать?выходя из коридора, говорила Мари. — Клэр тебе ничего по дороге не рассказала? вопросом ответил Кастиэль. — Нет, знаешь, глядя на ее состояние, я не стала спрашивать, что произошло, у вас хочу узнать, давайте выкладывайте!слегка улыбнувшись, отвечала Мари Кастиэлю. — Ну, в общем, это наш ящер и пацан постарались. Как говорит Клэр, пацан приказывал ящеру не своим голосом, но почему он не тронул ее, остаёт-

ся загадкой! - рассказывал, Сэм в конце пожал плечами. — Ну, ясно, мне удалось их засечь, за пару минут до нападения на тех парней и после!- подтягивая к себе ноутбук, говорила Мари. — Но как?- удивленно спросил Кастиэль. — Элементарно Ватсон, подключилась к местным камерам, пролистала запись до нападения и после!- клацая, по кнопкам ноутбука отвечала, Мари Кастиэлю. — Мари, ты просто умница, теперь у нас точно есть, что предъявить этому парнише! - подходя, к сестре и ложа свою руку, на ее плече хвалил ее Дин. — Спасибо, Дин!поблагодарила она брата:Вот смотрите за 10 минут до нападения и немного позже и после уже на другой камере! – показывая видео с камер где был, Браин и ящер, летящий на помощь, и после убийства. Все трое встали за спиной Мари и смотрели видео. — Да вот они и попались, но как нам это предъявить это Браину?отходя от Мари и садясь на против, говорил Сэм. — Для начала нужно сходить и поговорить снова с его матерью и с ним, задать стандартные вопросы!- предложил Дин. — Хорошая идея, но только кто пойдет, если вы засветились?- соглашалась с братом Мари. — Есть один человек, который не засветился!- говорил Сэм. — И кто же это?-

спросил его Дин. — Это Чудик!- ответила Мари. — Точно, вы ведь тогда ходили в соседний дом, и Кас тогда спиной стоял, когда пацан первый раз нас увидел со своего окна! - припоминал Сэм. — Чудик, тебе завтра предстоит допрос! хлопая по плечу сидящего рядом Кастиэля, говорила Мари. — Какой допрос вы о чем?- говорил Кастиэль. — Ты где в последнее время летаешь, ты вообще слышал, о чем мы сейчас говорили?- удивленно спросил его Сэм. — Ну, так слышал, но не все!- пожав плечами в ответ Кастиэль. — Ты завтра пойдешь в дом Ставинских, расспрашивать Браина и его мать о случившимся сегодня!- не отрываясь от ноутбука, говорил Дин. — Но почему я?все еще не понимая, спрашивал Касс. — Да потому, что нас троих видел Браин!отвечала ему Сэм. — Пойдешь как агент, только удостоверения не перепутай, возьми тот, что я тебе сделала, все узнаешь, прямо не спрашивай о нападении, а так намеками, где были в это время и так далее!- говорил Мари. — Ясно! - отвечал Кас. — Да неужели!съязвил Дин все так же, не отрываясь от ноутбука. — Ладно, давайте до завтра, Чудик зайдешь завтра к нам перед тем как идти в дом Ставинских, я

кое что тебе дам чтобы мы могли слышать тебя, ну и видеть конечно! - вставая из-за стола говорила Мари. — А почему не сейчас это сделать?- спросил ее Кастиэль. — По кочану, я устала и уже поздно, рука ныть начала, завтра все завтра!- слегка зевнув, отвечала Мари ему. — Да Кас, Мари права нам всем нужен отдых и тебе не мешало бы отдохнуть, до завтра все потерпит!- успокаивал его Сэм. — Ладно, парни, я пошла, пока Чудик! - с этими словами она наклонилась и поцеловала Каса в щеку, тот от смущения покраснел как помидор, Сэм и Дин переглянулись. Развернулась и ушла к себе в комнату, стоило, ей кинуться подушки головой, как она тут же уснула. — А…..мне…..я…. тоже тогда пойду, до завтра! - запинаясь вставая из -за стола говорил Кастиэль. — Не ну ты это видел, что я тебе говорил! закладывая за головой руки в замок и откидываясь на стуле, немного назад говорил Дин. — Мне кажется, ты преувеличиваешь!- отвечал брату Сэм. — Я так не думаю!ехидно улыбнулся в ответ брату Дин. — Даже если так, то что с того, что ты к ним прикопался, сами разберутся! - беря книгу в руки отвечал Сэм. Наступило утро,

Сэм уже сидел читал книгу, ища информацию о том как появляется ящера, и как его убить, Дин сидел рядом с братом за ноутбуком. Набрав в Гугле имя ящера начал искать по ссылкам какую-либо информацию о нем. Так прошло немало времени, ребята даже не заметили, как наступил полдень. Клацнув, очередной раз по ссылке, Дин начал читать, открывшеюся страницу, глаза почти слипались, но вдруг его взгляд остановился на одной фразе: «Кэнама после того, как его призвали, становиться привязанным к человеку который его призвал. Покорно слушаясь, что тот ему прикажет делать. Приходит Кэнама к призвавшему только, тогда когда тот сильно зол и готов убить, глаза вызвавшего становиться такими же, как и у ящера, словно подающий сигнал ящеру, что нужна его помощь, всю работу за хозяина выполняет ящер, сам же он стоит и наблюдает, за процессом получая, неимоверное наслаждение. Кэнама не уязвим, пока жив тот, кто его призвал», дочитав страницу Дин, был удивлено прочитанным и выругался: — Охринеть, почему мы это не нашли раньше! — Что там?- спросил Сэм брата. — Вот глянь сам!поворачивая, ноутбук к брату отвечал Дин. Сэм подтянул к себе ноутбук, и начал читать туже статью, что только, что прочел Дин, дочитав до конца на его лице, тоже

возникло удивление. — Ну, что скажешь? - спросил, Дин брата когда тот отодвигал, от себя ноутбук. — Надо проверить эти данные для начала, а потом уже действовать! отвечал брату Сэм. — Пока мы будем это выяснять погибнут еще люди! - отклоняясь на стуле, говорил Дин. — По-твоему мы должны ввалиться в дом этих Ставинских и убить пацана?- удивленно спросил брата Сэм. — Как вариант да, пока он еще кого-нибудь не убил!- складывая, руки на груди отвечал, брату Дин. — Ты в своем уме, с каких пор мы убиваем людей? Он ребенок, который запутался, и ему нужна помощь! - возмущался Сэм. — Что за шум, а драки нет?- спросила подошедшая Мари. — Ну, ты и спишь соня!- удивленный тем, что сестра так поздно встала, спросил Дин. — Зато выспалась, так что у вас стряслось, о чем спорите? - отодвигая стул и садясь на против, Сэма спрашивал она братьев. — Мы нашли, как появляется ящер, и возможно, как с ним покончить!- отвечал Дин. — Класс, ну а спорите вы о чем тогда? - с небольшой ноткой радости в голосе отвечала Мари. — О том, что Дин предложил убить этого Браина, а я предлагаю для начала все выяснить, дей-

ствительно ли этот пацан так связан с этим ящером!крутя, ручку в руке говорил Сэм. — Дин, Сэм прав, нужно выяснить все, а потом уже действовать дальше, Чудик пойдет все узнает, у меня есть пару фишек, которые я ему дам, с помощью их мы сможем все узнать! - соглашалась с Сэмом Мари. — Ай, я ляпнул не подумав, а вы придрались к словам!- отмахивался Дин. Так наступило утро, все трое сидели и завтракали. — Все доброе утро! - поздоровалась со всеми вошедшая в холл Клэр. — Привет, как спалось?поинтересовался Сэм. — Спасибо, хорошо, можно к вам присоединиться?- поблагодарила Сэма, Клэр садясь рядом с Мари. — Конечно, бери что хочешь! - улыбнулась в ответ ей Мари. Наконец когда все позавтракали, Клэр обратилась к ребятам: — И как вы собираетесь ловить этого ящера? — Для начала нам надо проверить кое-какие факты!- отвечал ей Дин, доедая свой омлет. — Что за факты?продолжала интересоваться Клэр. — Ящер этот призванное существо зовется Кэнама, им управляет, тот, кто его призвал!- отвечал ей Сэм. — И кто его призвал? - продолжала спра-

шивать Клэр. — А не много ли ты вопросов задаешь?- вопросом на вопрос с недоверием в голосе спросила ее Мари. — Мари!- одернул сестру Сэм. — Что? Я не понимаю, почему вы ей все рассказываете, я так ее вижу впервые, и она не внушает мне доверие!- возмущалась Мари. — Тебя тоже вижу в первый раз, ты тоже…….! - возмущалась Клэр. — Девочки не ссорьтесь!- перебил Клэр Сэм пытаясь их успокоить, он был удивлен не меньше брата резкой переменой настроения сестры. — Мари давай отойдем, мне нужное кое что тебе сказать! - вставая из-за стола предложил сестре Дин. — Только не говори, что собрался читать мне нотации как старший брат!- съязвила Мари. — Дин может не стоит сейчас об этом рассказывать? - догадавшись, о чем хочет рассказать его брат, сказал Сэм. — Сейчас думаю это сделать лучше всего, и как ты помнишь, мы обещали ей никаких тайн! отвечал Дин брату. — Ладно, поступай, как знаешь!- согласился с братом Сэм. Дин и Мари отошли на удобное расстояние от Клэр и Сэма, чтобы им не было слышно, о чем они будут говорить. Сложив, руки на груди Мари обратилась к брату: — Ну, я слушаю,

что ты мне хотел сказать? — Не знаю даже с чего начать!- потирая затылок, отвечал сестре Дин. — Для начала скажи кто такая Клэр, откуда она так много знает, чем вы занимаетесь?- предложила Мари брату. — Только отнесись к этому спокойно! - говорил Дин. — К чему именно?вопросительно подняв брови, спросила Мари брата. — К тому, что Клэр дочь…..!- запнулся вдруг Дин, не зная, как отреагирует, его сестра. — Ну не тяни кота за хвост, чья она дочь?говорила Мари. — Она дочь Каса! отвечал ей Дин, в конце выдохнув словно камень упал с души. — Чего? – удивилась она. - Охринеть, капец…..твою ж…..зашибись!- ругалась Мари. — Ну, вот так и думал!- вздыхая, говорил Дин. — И когда ты собирался мне об этом рассказать? Давно вы об этом знаете?- спрашивала брата Мари, немного злясь на него, забинтованная рука вдруг начала немного дергаться. — Как думаешь, о чем они там, говорят?спросила Клэр Сэма, смотря, как Мари ходит взад, вперед размахивая руками. — Догадываюсь!вздохнул Сэм в ответ. — Ну и о чем же?поинтересовалась вновь Клэр — Дин решил рассказать Мари, что ты дочь

Кастиэля!- пожимая в ответ плечами, отвечал Сэм. — Я не его дочь, мой отец умер, хоть он и выглядит как мой отец!злилась в ответ Клэр. — Ну, мы думали вообще тебе об этом не рассказывать, ну раз уж так получилось!- разводя руками, отвечал Дин сестре. — Капец, они, значит, решили, ну спасибо братцы, это называется ни каких больше тайн!- продолжала злиться Мари, рука продолжала дергаться, но она не обращала на нее внимания, так как ее переполняла злость. — Ну, прости, не злись, были не правы, исправимся!- пытался успокоить сестру Дин. — Хотелось бы в это верить!- не успокаивалась Мари. — На самом деле, отец Клэр умер, когда Каса расщепил Люцифер, когда его воскресили, осталась только оболочка отца Клэр, его звали Джимми Новак, мы сами того не зная, лишили Клэр отца, а после того, как мы спасли ее мать от джинов, нам пришлось ей все рассказать, что вокруг твориться, но она сказала, что не будет этим заниматься, видимо мы ошибались!продолжал, рассказывать Дин. — Хорошо ты меня убедил, впредь обещай никаких тайн! - немного успокоилась Мари, рука тоже перестала дергаться. — Обещаю!- подняв левую руку, вверх отвечал Дин. — Ну тогда я ду-

маю она сможет нам помочь! - потирая руки и смотря на Клэр, говорила Мари. — И как она сможет помочь, идти с Касом в дом пацана, это рискованно, он мог видеть ее лицо!поинтересовался Дин у сестры. — У меня есть пару идей, дождемся Чудика, и я все расскажу! улыбнулась в ответ брату Мари. — Ты с каждым разом все удивляешь меня!- улыбнулся в ответ Дин сестре. — О, легок на помине!- сказала Мари, увидя спускающегося по лестнице Кастиэля. Подойдя к столу, за которым, сидели Сэм и Клэр, Кастиэль пожелал все доброго дня. — И тебе того же!с ноткой сухости в голосе говорила подошедшая Мари. Сэм кинул вопросительный взгляд на брата, который стоял за спиной сестры, Дин в ответ пожал плечами. — Ну, что будем делать, я пришел, как вы и просили!- немного обеспокоенный реакцией Мари, говорил Кастиэль. — Да, Мари ты обещала всех посветить в свои идеи!- отодвигая стул и садясь рядом с Клэр и Сэмом, говорил Дин. — Раз обещала, тогда слушайте, ты с Сэмом остаетесь здесь и будите наблюдать отсюда за происходящим в доме Ставинских (обращалась она к братьям), Чудику я прикреплю небольшую каме-

ру не заметную глазу человека, чтобы вы видели реакции парня на те вопросы которые он будет ему задавать, а мы с Клэр проберёмся в дом установим маячки на машину и рюкзак парня и камеру в комнате пацана! - закончив, сложила руки на груди и слегка отклонилась на стуле Мари. — Идея хорошая, но где мы возьмём все эти штуки?- поинтересовался Сэм у сестры. — Ну, если бы у меня их не было бы, я бы вам не предлагала такой вариант!- лицо Мари расплылось в довольной улыбке. — Но откуда у тебя все это?- удивившись, спросил Дин. — Одни знакомый задарил, сказав, что когданибудь пригодиться!вставая со стула, отвечала Мари брату и направилась в свою комнату за коробкой. — И где она раньше была со своими, штучками в стиле Джеймса Бонда! - съязвила Клэр. — Выслеживала оборотней и другую нечисть! - раздался голос Мари из коридора. — Чего, но как?удивилась Клэр. — Упс, забыл сказать, у нее супер слух!пожав плечами и немного улыбнувшись, говорил Дин. — Охринеть!- выругалась Клэр. — И не говори!ответила ей Мари, и поставила перед ней небольшой коробок. Открыв его начала

выкладывать на стол различные провода, небольшие камеры, наушники для связи. — Черт да где же она! - роясь в коробке, ругалась Мари. — Что ты ищешь? – спросил, подошедший к ней Сэм. — Как найду, узнаешь!- не отрываясь, отвечала Мари брату. Сэм был удивлённым резким ответом сестры, он вопросительно кинул Дину, тот в ответ развел руками и почесал затылок, но он прекрасно понимал, что послужило переменой настроения сестры. Добравшись до дна коробки, ей, наконец, удалось найти то, что она искала, зажим для галстука, в который была встроена мини камера. — Есть вот оно!беря, его в руки говорила Мари. — Это обычный зажим для галстука!- вздыхая и пожимая плечами, говорила Клэр. — На вид да, но в нем встроена мини камера, дорогуша!- отвечала Мари Клэр, в конце язвительно улыбнулась ей. — А ты в этом уверена?- спросил Дин. — Сам как думаешь? Нужно только проверить, давно ей не пользовалась, Дин подвинь ноутбук, Чудик иди сюда!- обращалась она к ребятам. Дин подвинул ноутбук по столу ближе к сестре, Кастиэль покорно подошёл ближе к Мари. Поклацав по клавишам, она настроила программу,

при помощи которой должна работать камера в зажиме, прикрепив его на галстук Кастиэля. — Ну и как это работает?- поинтересовался Сэм. — Сейчас все увидишь, - улыбнулась она брату в ответ. - Скачаем одну программку, Чудик сожми слегка за кончики зажим! - обратилась она к Кастиэлю. Кастиэль слегка нажал, кончики зажима и на экране, ноутбука появилась плечо Клэр, которая стояла напротив него. — Вуаля! - хлопнув в ладоши, говорила Мари. — Ну ты даешь! – удивился вновь подошедший Дин. Мари улыбнулась в ответ брату, в душе гордясь собой, что может помочь, таким образом братьям. — Так ее надо немного отрегулировать, Клэр не двигайся, - обратилась она к Клэр. – Ну вот видно теперь не только плечо! - смотря в монитор ноутбука, на котором появилось уже лицо Клэр. — Так давайте пройдемся еще раз, мы с Дином остаемся здесь и следим по монитору за пацаном, вы с Клэр пробираетесь в дом и устанавливаете маячки и камеру в комнате пацана, я ничего не упустил?- говорил Сэм. — Да все правильно, - подытожила Мари. Так давайте собираться!- и ушла в свою комнату. Автор: Мария Гамиева

—ÓÊ‰ÂÌÌ‡ˇ ‚ÓËÌÓÏ. ¬ ‡Ú‡ ÕÛ ·Â ËÎ‡ Глава двадцатая. Дальние Земли. Она видела все. Груды безжизненных тел, красный снег, серое тяжелое небо, воронье стайками кружило в воздухе, а потом опускалось, чтобы поживиться останками, чье-то бледное лицо, перекошенное от ужаса, но не знакомого при жизни нусанца. Но все это было словно не с ней, мир застыл, блеклое солнце замерло над головой. Самое время молить богов о спасении, но как назло в голове не осталось ни одного имени. Она забыла не только их, она больше не помнила, почему здесь оказалась, что было прежде и кто она такая. Пора было уходить туда, за Дальние Земли. Там, где всегда покой и тишина, там люди оставляют все свои заботы и живут в радости. Там она сможет, наконец, расслабиться. Только это осталось в ее памяти. Злорадное карканье ворон заполнило поле. Кто-то напугал их, и птицы поднялись в воздух. Черная сгорбленная тень бродила меж трупов. Увидев одних, она проходила мимо, с другими была более ласкова и целовала, наклоняясь до земли. По фигуре Дайнара поняла,

что это женщина, а когда та обернулась и поглядела на нее, девушку пробрала дрожь. Бледное лицо с черными впадинами глаз на фоне окровавленного рта – вот, что она увидела. Длинные руки- плети протянулись к ней, и женщина сделала шаг навстречу. - Помогите мне встать, - произнесла Дайнара и не услышала своего голоса. Ей было не по себе от этих горящих глаз. Теперь она знала, что это не смертная. Пред ней явилась сама Моргана – жница. - Да, да… - закивала она, на бледном лице отобразилось подобие улыбки, брови вздернулись кверху. – Пора… пойдем, нам пора… - говорила Моргана, и изо рта ее шел ледяной пар. Наверное, было морозно, но девушка почти не чувствовала этого. Не ощущала она и смертельной раны в левом боку. Все переменилось здесь, по ту сторону жизни и смерти. Дайнара покинула мир живых, но сейчас все еще стояла у закрытых ворот и боялась сделать шаг вперед, в блаженные Дальние земли. Стерлись краски, все постепенно приобрело сероголубой оттенок, даже кровь на пальцах стала

черной, словно грязь. Девушка подняла руку, удивленно оглядела ее и поняла, что нет преград на пути. Моргана приблизилась, опустилась на колени, ее близость больше не пугала, скорее вызывала легкий трепет.- Куда мы пойдем? – спросила Дайнара, приподнявшись на лопатках. - Домой. Холодом веяло от Древней, могильной прохладой. Запах тлена, исходящий от ее черных одежд, щекотал ноздри, и это был единственный запах, ощущаемый здесь. Моргана медленно наклонилась, прожгла взглядом желтых глаз и впилась губами в губы муштарки. Д а й н а р а о б л е г ч ен н о вздохнула и поддалась, она была избрана для лучшей жизни в Дальних землях, достойной воинов. Это был знак, который нельзя отвергнуть. Может быть, она все забыла, но этот поцелуй ледяных губ Морганы забыть невозможно. Древняя вмиг сгорбилась, заспешила прочь с поля боя. Вслед за ней устремились люди, их лица были знакомы Дайнаре, но она не знала, где их видела раньше. Чтобы не отстать, девушка побежала вперед, к Моргане. Было легко, совсем не так,

как прежде. Больше ее не тяготило тело, она была свободна, как ветер, не сдерживаемый ничем. Путь был долог, никогда раньше Дайнара не видела этих мест. Все было иным: и свет, и дороги. Снега здесь не было. Под ногами – белый песок, над головой – серое небо. Неужели это и есть Дорога Даго? Но куда она ведет, что там дальше? Масса вопросов рождалась в голове, но ответы находились не на все из них. Нужно было подождать. Вот впереди замаячили первые строения, утопающие в роскошных садах. На полпути к огромным вратам Дайнара обернулась. Ни заснеженного поля, ни груд убитых там больше не было. Только лента умерших воинов и белый песок до самого горизонта. Стало страшно. Все кончено, нет пути назад, но она хотела вернуться туда, где оставила что-то важное. Какое -то незаконченное дело, каких-то людей или чтото еще. Что-то, что все еще было смертельно важным здесь на пороге в Другую жизнь. Но память молчала. Врата медленно разъехались в стороны, здесь вообще все двигалось медленней, чем в мире живых. Первой вошла Древняя, за ней сделали свой первый шаг люди, в их числе была и Дайнара. Правда, не одно человеческое племя имело вход сюда. Только сейчас девушка разглядела среди

них орков и больших волосатых тершатов, троллей не было. Вошедших никто не встречал, но город не был безлюдным, улицы были заполнены жителями. Моргана остановилась возле закрытых дверей, молчаливый страж в глухо задвинутом капюшоне убрал задвижку, путь был свободен. Из проема хлынул яркий слепящий свет. Вот вошел один, другой, третий скрылся внутри. Дайнара сделала шаг вперед, и вдруг на ее пути встала громадная фигура стража. Он сжимал в руках толстое древко копья. Почему же ей нельзя туда? Разве это не рай для воителей? Муштарка попросила помощи глазами у Морганы. - Не туда… - ласково произнесла она и указала на темный проход в другой стороне. – Там… Тебя ждут… - Но я не хочу туда, - пробормотала в ответ Дайнара. -Да, - кивнула Древняя и снова показала на другую открытую дверь. Темный коридор, светлый огонек впереди. Куда послала ее Моргана и почему ей нельзя с остальными?! Разве девушка чем-то не угодила ей? Дайнара не считала шагов, она шла за огоньком, пока тот не исчез. Тьма окутала ее с головы до ног. Она осталась в кромешном мраке и тишине. Дайнара боялась

пошевелиться, это место таило в себе какую-то угрозу. Вдруг что-то мягкое коснулось ноги муштарки, и она вздрогнула. Какоето животное мокрым носом пыталось обнюхать новоприбывшую. Неосторожно Дайнара зацепилась за что-то, грохот падающего железа резанул по слуху, а зверь под ногами злобно зарычал. - Нарго, фу, - раздался в тишине сладостный голос. – Уходи. Волк жалобно заскулил и затих. Наверное, послушался хозяина. А Дайнара завертелась на месте, выискивая источник этого голоса. Бесполезно, здесь слишком темно. Инстинктивно она протянула руку к бедру – ножны были пусты. Но голос… Где она его прежде слышала? - Перестань дрожать, самое страшное уже позади. Подойди ближе, я хочу тебя видеть. Легкий щелчок пальцами, и вспыхнул свет. Загорелись свечи, их мягкий отсвет грел озябшую девушку. Теперь она могла оглядеться, как следует. Огромная комната, обставленная покоролевски, мебель, обивка, гобелены на стенах, огромная люстра над головой, поблескивающая в слабом освещении хрусталем. Было что-то человеческое в этих резных стульях, столе, мягких подушках, разбросанных по ворсистому ковру, в кровати, потрясающей своими размерами и белоснеж-

ными простынями. Но больше всего потрясал мужчина, сидевший на краю этой постели. На нем были лишь штаны из выделанной кожи и высокие до колен сапоги. Дайнара невольно залюбовалась его рельефным прессом и покатыми плечами, но тут же, поймав себя на этой мысли, отвела взгляд и сделала шаг вперед. - Ты узнаешь меня? – с надеждой в глубоких серых глазах спросил он. - Повелитель, прошептала девушка и упала ему в ноги. Она знала, но не помнила. Досада и боль сковали Анамара изнутри. Как могла она забыть своего покровителя? Рывком он поднял ее с колен, длинные пальцы впились в загорелую кожу плеч. - Посмотри мне в глаза, Дайнара, - требовательным жестом он заставил ее сделать это. Муштарка смутилась. Она услышала свое имя, и что-то в глубине ее отозвалось. - Несущая свет, неуверенно пробормотала умершая. - Да, вспоминай же, вспоминай. Где ты жила, что ела. Вспоминай, моя милая. Неужто ты не узнаешь меня больше? Ну, кто я? В этой комнате было тепло, но у Дайнары дрожали руки. Ей было страшно потерять что-то важное, но в голову ничего не приходило. Древний требовал от нее слишком многого. - Повелитель, - вы-

дохнула она обреченно, заведомо зная, что ответ неверный. - Зови меня по имени, - приказал он и, огладив бархатную кожу ее щеки, принялся раздевать девушку. - Теперь это твой дом. Отныне ты будешь со мной на равных, Звезда Нурберила. Тебе придется усвоить несложные правила моего Царства, но не думаю, что это будет сложно. Готова ли ты надеть венец королевы, Дайнара? Девушка безразлично пожала плечами. Зачем ей власть после смерти, если там за вратами она уже не появится. И этот Древний предлагает стать королевой, его супругой, оказывая невероятную честь простой смертной, попавшей в Царство мертвых. Только она не чувствовала ни радости, ни злости. Ничто не трогало ее больше, а нить, связующая девушку с миром живых истончалась с каждым мигом. Оставшихся в живых после боя за Лисий Дол было немного. Все они нашли убежище в Чанском лесу. Среди деревьев на опушке устроился лагерь беженцев, к ним позднее присоединились воины. Дол был разрушен, сожжен до основания, но и врага удалось остановить. Если б не армия Далантира с андорцами, соряне не выстояли бы. Пришедшие ударили по оркам с тыла, те не ожидали нападения сзади и были полностью откры-

ты. Когда ценой потерь в стане врага удалось отвоевать захваченный Дол, в нем не осталось ни одного тролля или орка, все полегли от руки человека. Ближе к ночи князь Стрегунский Гвентур явился в лагерь. Муж дочери Юманаса так быстро настроил к себе народ, что у людей появилась надежда увидеть его новым королем. Гвентур приказал оставаться в лесу до утра, дабы успеть очистить сожженный город от трупов. Проходя мимо рыдающих женщин и вопящих детей, Элиус клял себя в безответственности. Если бы он не покинул тогда муштарку, уходя следом за войском, она была б сейчас жива. Он мог остаться и поискать ее среди убитых, быть может, тогда девушку еще можно было спасти. Долг… Да пусть он летит к пещерам Хрездрога, этот долг! Что ему теперь делать без этой неугомонной воительницы? Как смотреть ей в глаз за Дальними землями? Чьи-то руки вцепились в его плащ. Элиус тряхнул головой, чтобы прийти в себя насколько это было возможно. Его глаза опухли и покраснели от слез.Перед ним стоял ошарашенный сильф, огромные лиловые глаза были полны ужаса. - Элиус, стой. Куда ты идешь? К ней, да? Ничего не говори, я все понимаю. Это я виноват, мне нужно было привязать ее к дереву и никуда не отпускать, - затарато-

рил он, неотступно следуя за муштарцем. - Заткнись, Исуан, отрезал Элиус. - Но я ничего плохого не сказал. Боги, как я привязался к малышке. Она всегда была… была как маленький костерок. Я не верю, что он потух! Ну не могло этого произойти. Ты Двалина видел? Говорят, он не разговаривает ни с кем, ушел вглубь леса и все. Как бы ни натворил он чего с собой, все знают, как он был к ней привязан! А-а-а, я этого не переживу. Элиус резко остановился. Нет, он не собирался выслушивать бред Исуана. Может, тот еще не понял, но его слова выводили муштарца из себя. Схватив сильфа за грудки, Элиус поднял его над землей и хорошенько тряханул. - Еще одно слово из твоего поганого рта, и я вышибу тебе мозги. Заруби себе это на носу, гаркнул Элиус ему в лицо и толкнул. Сильф кое-как удержал равновесие, но воин уже удалялся. Тяжело вздохнув, Исуан распрямился, глянул на звездное небо и быстро, чтобы никто не заметил, смахнул слезинку. Быстрым шагом Элиус достиг того дуба, под которым он уложил тело Дайнары. Сейчас там горел костер и стояла палатка. Совсем как живая, только жутко бледная, лежала на лисьем плаще муштарка. Над ее головой стояла серебряная чаша,

слева – обнаженный меч, справа – ветка какого-то дерева. - Яблоня, - произнес Унгобар, напугав Элиуса. – символ молодости и красоты. Кроме того, это дерево Дайнары. У нас в Хорувии принято считать, что каждому человеку в зависимости от времени рождения покровительствует то или иное дерево. У Дайнары – это яблоня, а у тебя – вяз. Голос его был надтреснутым и уставшим. Элиус опустился на колени, провел ладонью по щеке девушки и с силой сжал челюсти, не желая больше лить слезы. Тут же сидел Двалин. Опираясь на затупившийся топор, он чуть заметно покачивался и напевал что-то печальное на родном языке. Все привыкли к живой и неукротимой Дайнаре, а теперь она, бледная и осунувшаяся, лежала на сырой земле, растопленной теплом костра. - Ее тело нужно сжечь, того требует обычай вангол, - Элиус и сам не понимал, как вообще ему удалось это сказать. Сердце разрывалось на части от мысли, что это полное сил тело придется подвергнуть огню. - Нет, я не позволю тебе этого сделать, - заговорил Двалин, гневно сверкнув глазами из-под кустистых бровей. – Варварский обычай степняков, а у Дайнары только мать была из ваших, и похоронить ее следует по

нусанским традициям. - Тихо! Унгобар вытянул руку. Запястье его было перевязано, рана, нанесенная псами Хрездрога, еще не затянулась. Оба воина готовы были вцепиться друг другу в глотки, решая как поступить с телом, и нельзя было допустить этого. - Сейчас не время спорить, - сказал старик. – Я не хочу обнадеживать вас, но, быть может, еще не все потеряно, и ваши распри не имеют смысла. - Что ты хочешь сказать, Унгобар? – оживился гном. Маг опустил голову, прочесывая длинную седую бороду. Он думал о том, как донести свою надежду до сердец этих двоих. Человек и гном послушно ждали, вытянувшись в две напряженные струны. - Вот что. Всем известно, что каждый после смерти в этом мире попадает в другой. Дальние Земли, как говорят в простонародье. Мне не нужно описывать дорогу туда. Я ее не видел, свой последний путь мне еще предстоит пройти. Оттуда возврата нет, Повелитель мертвых следит за этим в оба глаза, - тут Унгобар сделал паузу. – Ктонибудь из вас помнит, кого призывала Дайнара в ночь, когда на нас напали псы Хрездрога? Ну, пошевелите мозгами. Элиус подобрался. Ему стало не по себе, когда в памяти всплыло имя Древнего. Тогда девушка

до последнего призывала… - Анамара, - произнес Двалин, крепко сжав топорище.- Теперь я, кажется, начинаю понимать. Я ведь с ней познакомился еще в степях этих, - он косо глянул на муштарца и продолжил. – Вангольских. С нами еще МинАйрин была. Так вот, когда мы с ней попали в Кичью топь и нас хотел умертвить болотный призрак, спасла нас от лютой смерти Дайнара. Не знаю как, но она разговаривала с самим богом, просила меня с эльфой пощадить. - Что же это значит? – изумился Элиус. - А то и значит, Элиус, - отозвался Унгобар. – Дайнара наша самим Анамаром береженая. - Так что же он ее не уберег?! Какое ему дело до смертных, все мы во власти этого гнусного божка, а он играет нами, словно куклами, - взорвался муштарец. Удар по голове посохом немного отрезвил его, а Унгобар продолжил: - Не смей так говорить, может к тебе вернуться сторицей. Видите эту чашу? На ней вырезаны особые символы, а заклятье наложенное сверху делает ее ловушкой для блуждающей души. Чаша зовет душу обратно в тело, где бы та ни находилась, она напоминает мертвым об оставленном в этом мире. Это, конечно же, метод красных магов, мы, белые, его чураемся, ибо воровать у бога то,

что ему принадлежит крайне опасно и противоестественно, но… у меня нет другого выбора. А теперь не произносите ни слова, время пришло. Благоухая цветами, омытая и переодетая в полупрозрачном платье Дайнара возвратилась к богу тьмы. Увидев себя в большом серебряном зеркале, она обомлела. Роскошные черные волосы на загорелых плечах, едва прикрытая грудь и стройные ноги, выглядывающие из разрезов на платье – такой Дайнара себя еще не видела. А увидев, поняла, что ей очень нравиться этот образ. Зря она прятала всю эту красоту под мужскими штанами и рубахами. Интересно, любили ли ее там, в мире живых? - Иди сюда, моя дорогая, - заманчиво произнес Анамар. Незаметно для себя Дайнара оказалась в жарких объятиях Древнего. Его требовательные руки принялись изучать разгоряченное после ванны тело, губы жаждали поцелуя, и девушка безропотно подчинялась. Все это было ей в новинку, никогда прежде она не бывала так близко к мужчине, разве что только… Пытаясь вспомнить, Дайнара нахмурила лоб, Анамар, вмиг почуяв ее настроение, поймал растерянный взгляд и произнес: - Назови меня по имени. Хочу услышать снова, как оно звучит в твоих устах, и улыбнись, Дайнара. - Анамар, - выдох-

нула она, тая от ласк Древнего. В его широкой груди бешено колотилось живое сердце. Дайнара прильнула к ней, вслушиваясь в этот завораживающий стук. Ей почему-то казалось, что когда-то это уже происходило. Где-то она же слышала биение этого сердца. - Плевать я хотел и на Гриспулу, и на Митру, да на всех цепных псов, прикованных охранять прогнившие Заветы. Словно сокровище, Анамар поднял ее на руки и отнес к ложу. Простыни были мягкими и холодными на ощупь. Никогда она еще не лежала в такой роскошной постели. Вдруг взгляд Дайнары упал на длинный меч, висящий у изголовья на стене. - Что это, Анамар? – спросила она, не отрывая глаз от великолепного оружия. - Вельденгар. Вспомни, как я щекотал тебя этим мечом, - усмехнулся Древний, взгромоздившись на Дайнару. – У тебя такая нежная кожа. Теперь ты только моя, я тебя никому не отдам, Дайнара. Я люблю тебя. - А я ? – озадачила его муштарка. Ее тело отзывалось на умелые ласки Анамара, но мысли витали далеко отсюда. Сама того не желая, она вмиг увидела перед глазами множество разрозненных образов. Бородатый коротышка и эльфа, седой воин, усатые кочевники, орки и тролли,

раненый тершат, улыбающийся парень… - Не молчи, любимая, говори со мной. На лице Анамара отобразилось волнение. Он не мог не знать, что с ней происходит. Кто-то поставил ловушку, и воспоминания, отнятые смертью, возвращались к девушке безудержным потоком. Древний был вправе оставить ее в своем царстве, но он уже не мог помешать этому процессу. У него из-под носа уводили желанную добычу. Он так и замер, держа Дайнару за плечи и заглядывая ей в глаза. Она уже была в его руках, такая прекрасная и желанная, но теперь он не мог ничего сделать, только смотреть, как возлюбленная ускользает. Любое его вмешательство закончится тем, что разум ее помутится и тут, и там. Муштарка тихо застонала, вонзив ногти в простыню. Ее лихорадило и ломало. Мириады лиц мелькали перед глазами, ни на миг не останавливаясь. Торговец лошадьми, жеребец, одноглазый друг эльфы, королевский сын, воины, с которыми она сражалась, старый чародей, забавный шут, добрая семья, в которой она долгое время жила. Воспоминания, словно поток горной лавины, прорвали плотину забвения. Вот и Анамар, ее покровитель, а рядом его меч и верный волк. По горячим щекам потекли слезы. Анамар заглушил всхлипывания

Дайнары страстным поцелуем, раздвигая ее ноги своими. Она чуть не задохнулась, не ожидая от Древнего такого напора, а он, понимая, что девушка скоро его покинет, не мог больше себя сдерживать. "Я хочу вкусить мед твоих губ, нусанка" – словно пламенем вспыхнуло в голове. Разбойник из Асина, казнь. - Халдей, - выдохнула девушка, как только Анамар перестал терзать ее губы. Первое вернувшееся к ней имя было именем разбойника из Сердитого леса. - Отпусти меня, Анамар. Я хочу вернуться. - Нет! Тебе будет хорошо со мной. Я подарю тебе бессмертие, но потом, не сейчас. Я не могу позволить тебе уйти, Анамар почувствовал, как сжалась Дайнара, к ней вернулась не только память, но и неукротимый норов. Теперь она будет сопротивляться до последнего. - А как же Врата Нурберила? – вспыхнула девушка, вырываясь из окрепшей хватки Древнего. Анамар вдавливал ее в мягкие простыни своим телом, не желая выпускать. - Это все обман, понимаешь? Люди и не догадываются, чем это может обернуться. - Ты лжешь! Дайнара ускользала, становилась бесплотной. -Я никогда не лгу! -

с силой он разжал ладонь девушки и всунул в нее что-то твердое. В последний раз Анамар поцеловал вырывающуюся Дайнару, и она растворилась в воздухе. Комната вновь опустела, Древний остался один. Элиус бессильно наблюдал за движениями сухих рук чародея. Чертя знаки, известные только ему, и произнося заклинания на Индари, Унгобар призывал душу умершей вернуться. Лагерь сорян уже спал, лишь караульные, поддерживая огонь, были готовы подать сигнал, на случай нападения. Кто знает, вдруг за первым войском орков придет другое и выведает, где расположено убежище. Переменив позу, муштарец взглянул на гнома. Двалин, прикрыв мозолистой ладошкой рот, зевал. Он хотел спать, но не позволял сну одолеть себя. Элиус потер глаза и перевел взгляд на неподвижную Дайнару. Все кончено. Хоть Унгобар и боится признаться, но у него ничего не выйдет. Близится рассвет, еще немного и начнет светать, а духов, как известно, днем не ищут. Надежды бесполезны, нужно расстаться с грезами раз и навсегда и запомнить Дайнару такой, какой она была. Их встреча еще состоится за Дальними Землями, Элиус сделает все, чтобы приблизить этот миг. Унгобар склонился над мертвым телом, чувствуя, что полностью выжат. Он больше не мог

совершать этот изматывающий обряд, если ловушка не подействовала, все остальное бессильно. Правой рукой он коснулся лба умершей, намереваясь попрощаться с ней. Тело должно было давно закоченеть, но оно было теплым как согретый солнцем камень! Унгобар не мог скрыть радости. Гном и муштарец тут же подскочили к нему. Тогда то и произошло невероятное. Лежавшая на плаще девушка жадно втянула ртом воздух. Сделала она это болезненно, словно больная чахоткой, и сразу закашлялась. Двалин ловко подставил плечо дрожащей Дайнаре и крепко прижал ее к себе. - Ну, ну, успокойся. Все уже позади, - словно любящий отец утешал он воскресшую из мертвых. Она испуганно озиралась вокруг и не могла понять, действительно ли это жизнь или всего лишь уловка Анамара. - На-ка выпей, Унгобар вложил ей в руку флягу с водой. – Выпей все, тебе сейчас нужна вода. Дайнара впилась в

горлышко фляги, вода проливалась мимо рта, но она продолжала пить. Каждый глоток сопровождался болью. Ее мучила жажда, она поняла это, как только сделала первый глоток. Все тело болело. Оторвав пустую флягу от губ, девушка зарыдала. Гном еще крепче сжал ее, продолжая гладить по голове. - Двалин, я ненавижу себя, - выдавила она сквозь всхлипывания. – Возомнила себя воином, а за Дальними Землями все позабыла. Я была такой дурой, я теперь знаю… - Дайнара, милая, как ты? Анамар тебя не обидел? Элиус наконец-то дал о себе знать. Он не мог поверить в свершившееся. Девушка глянула на него и растерянно улыбнулась. - Я даже не знаю, как объяснить. Он живой, понимаешь? У него даже сердце есть, - пробормотала она и вдруг разжала занемевший кулак. - Что это? – спросил Унгобар, увидев резной клык с продетым в отверстие шнурком. Дайнара не ответи-

ла. Она молча натянула амулет на шею. Это был подарок тершата Бекеадока, который она потом повесила на Духа. Но конь погиб, а кулон каким-то образом оказался у Анамара. - Правда ли, что бог мертвых – твой покровитель? – спросил Унгобар. Его раздирало любопытство. Он хотел задать множество вопросов, но девушка была еще слишком слаба, поэтому он ограничился малым. - Больше нет, - произнесла она и попыталась встать. Ноги не слушались. Элиус подхватил ее и понес в палатку. Пусть Дайнара хорошенько отдохнет, восстановит силы. Поход к Горам может и подождать, а он будет оберегать ее от перегрузок. Наверное, это хорошо, что Анамар оставил ее в покое. Элиус ревновал муштарку даже к бессмертному Древнему. Разве мог нусанский воин тягаться с таким могущественным соперником? Автор: Хиль Де Брук

ÀÂ„ËÓÌÂ ˚ ’ ÓÌÓÒ‡ Глава 10 Не наша война Вокруг был лес. Ночной лес. - Ну и где мы? – Осматриваясь, спросил

Историк. - Вы же собирались остаться там, - с сарказмом сказал я. Бойцы молчали. Понятно, что возле ядерной бомбы, которая вот-

вот взорвется, никто добровольно не останется. - Может, не будем сильно горлопанить, а? – Пригнувшись, предложил Цукат. – Та офицерша и её солдаты где-то не далеко.

- Были бы рядом, давно прикончили нас. – Ответил Клирик. – Кстати, связи с орбитой нет. - В смысле? – Удивленно спросил я. – Как нет? - А вот так. – Проговорил Клирик. – Такое ощущение, что их здесь нет вообще. - Может, мы на другой планете системы. – Предположил Цукат. – Ну, типа, телепортировались. Или через гиперпространство. - Ты ощутил гиперпереход? – Спросил я его. Тот отрицательно помотал головой. - Вот, - подтвердил я. – К тому же, на других планетах системы Ригеля атмосфера не пригодна для дыхания. А здесь все в норме. Да и… деревья как на Земле. - Так это, - сказал Рембо, - может мы на Земле? Защитные маски скрывают лицо, но уверен, у всех было именно такое выражение. Как мы могли попасть на Землю пройдя через… да, черт знает, через что мы прошли. - Ладно, сейчас разберемся, где мы. Давайте аккуратно через лесок, куда-то, да выйдем. Мы двинулись через лесную чащу, держа оружие наизготовку. Ничего интересного, обычный лес. Ни жарко и ни холодно, но это относительно. Боевой костюм поддерживает постоянную температуру внутри, вне зависимости от окружающей среды. Судя по лист-

ве и траве, сейчас лето. Или ранняя осень. А может даже и поздняя весна. - Ничего не понимаю, - произнес Историк, на вторую планету системы Ригеля не смахивает. Во всяком случае, ту зону, куда мы высаживались. - Та зона сейчас перепахана ядерными взрывами, - парировал Цукат. – Стоп, это значит, что все кто был на поверхности… От осознания произошедшего мы остановились. Взрыв произошел под землей, но на поверхности все равно произойдут разрушения. А если взрыв был очень сильный, то… - Продолжаем движение, - сглотнув подступивший к горлу ком, приказал я. Если бы мы остались, то… Почти всю ночь мы гуляли по лесу. К рассвету мы устроили привал, всетаки почти сутки на ногах. - Жрать хочу… растянувшись на траве, жалобно протянул Презерватив. - Сухпай в помощь, - спокойно ответил Цукат. - Да ну его, - отмахнулся боец, - его в рот класть противно. - Типа девкам твой в рот класть приятно, - пошутил Рембо. Все дружно засмеялись. - Вот зачем, а? Зачем? А я потом пошляк и извращенец! Блин, достали! - Так! – Прикрикнул я. – Всем ша! Чем все это может

закончиться, я знаю: начнется перепалка и взаимные оскорбления. Отдыхали мы почти до полудня. По очереди дежурили, а потом продолжили путь. Еще пару часов скитаний по лесу и мы вышли к дороге. - О, мой Бог, это дорога? – Глядя на проселочный путь, спросил Презерватив. - Ага, значит планета населена, - проговорил Историк. - А век тут что, каменный? – Переспросил Клирик. - Не знаю… - тихо ответил я. Глядя на дорогу, вспомнил старый фильм про вторую мировую войну. Не хватало только повозки с партизанами, выезжающей из-за поворота. Как будто читая мои мысли, на дорогу выехала старая телега. - Это что такое? – Глядя на запряженную лошадьми телегу, удивленно спросил Цукат. - Это телега! – Спокойно ответил я. – Так, слушаем сюда, молчим, говорить буду я. Уяснили? Бойцы дружно кивнули. Увидев нас, старик испугано замотал головой и быстро бросился наутек, покинув свою телегу и запряженную в неё клячу. - Эй! – Крикнул я ему вслед. Клирик уже нацеливал на него автомат. - Отставить! – Крикнул я ему, - за мной! Куда-нибудь, но старик нас выведет. Бежали мы не долго, буквально

через пару километров, старик выбежал к какой-то деревне и стал орать во все горло. Что он орал, понятно не было, так как кричал он по-немецки. Из деревни навстречу вышли солдаты. Наши солдаты. Ну, не совсем наши. Я таких видел в фильмах про вторую мировую войну. Солдаты советской армии. Увидев нас, они поснимали с плеча допотопные автоматы и открыли огонь. - Не стрелять! – Крикнул я своим бойцам. Если бы мы открыли ответный огонь… Пули звенели по броне. Мы залегли рядом с деревней. Огонь не прекращался. - Слушай, лидер, крикнул Историк, - давай что-то делать! Это всего лишь ППШа, а когда подтянут пулеметы или, не дай бог, танки, нам придет капец. - А что такое ППШа? – Переспросил Презерватив. - Пистолет-пулемет Шпагина! – Крикнул в ответ Историк. – Для второй мировой – отличное оружие, но против нашей брони бесполезен. А вот пулемет Дегтярева может и прошибить. - В лес отходим? - Нет! – Произнес я. – Слушай приказ: идем на прорыв, хватаем первого попавшегося солдата и тащим в лес. - Ну и на кой нам это надо? – Спросил Рембо. - Надо! За мной! – Прокричал я и, подняв-

шись, побежал в сторону солдат. Бойцы бежали следом. Идея была простой: взять пленного и допросить его. Пули хоть и не могли пробить броню, но дискомфорта доставили. «Враги» стали отступать вглубь деревни. Я бежал, вытянув руку вперед. Солдат уперся спиной к сараю и спускал обойму в меня. Схватив его левой рукой, я ударил его правой в живот, чтоб не сопротивлялся. Потом, закинув на плечо, побежал к лесу. Там уже ждали остальные бойцы. «Языков » было трое. Видимо, одного бойцам было мало. Да и я не смотрел на других, схватил и побежал. - Ну, вот и улов, опуская своего пленного на землю, произнес я. Пленный смотрел на нас со злобой и отвращением. - Что пялишься, морда фашистская?! – С вызовом крикнул один из пленных, остальные все еще были в отключке. - Фашистом меня еще не называли. – Тихо ответил я. – Кто ты? - Не твоего ума дело! – Выкрикнул собеседник. Я не выдержал и залепил ему по зубам. Пока нерадивый «язык» выплевывал собственные зубы, я повторил вопрос. - Рядовой Андеенко, седьмая пехотная дивизия. – Ответил он. - Вот, уже лучше. Я сержант Калита, укра… кхем, первый десантный полк НКВД, спецотряд. – Упоминать про легионы

не стоит, я, кажется, понимаю, что произошло. - НКВД? – Удивился солдат. - Да, - кивнул я, скажи какое сегодня число, месяц и год. - Не понял, - подтирая рукавом нос, переспросил солдат. - Че не понятного?! – Взбесился на него Презерватив. Солдат аж сжался от неожиданности. – Сказали тебе: отвечать! - Презерватив! Заглохни! – Прикрикнул я на своего бойца. Блин, а по кличке зря назвал. Ну да, вон удивленно смотрит. - Отвечай, отвечай. – Подбодрил я пленного. - Пятнадцатое июля тысяча девятьсот сорок пятого года. – Неуверенно произнес пленный. - Нифигасе… - протянул Историк. Ну да, как я и думал. Это была не просто телепортация, это был прыжок во времени. - Где мы находимся? – Спросил я. - Хутор тут небольшой… - замямлил пленный. - Быстрее! – Прикрикнул я. - Восемь километров от Потсдама. – Отчеканил он. - Чего? – Переспросил Молчун. - Двадцать километров от Берлина. – Пояснил Историк. – Черт… глаза его округлились. - Что еще? – Переспросил я. - С семнадцатого июля по второе августа в Потсдаме проходила кон-

ференция, на которой присутствовали правители стран-победительниц. - Твою ж мать… выругался я. – Так вот зачем они сюда телепортировались. - Сорвать эту конференцию? – Спросил Цукат. – А смысл? Германия проиграла. - Нет, - покачал головой Историк. – Проиграть в шаге от победы – это обидно, но еще обидней, проиграть после победы. Когда враг повержен, ты знаешь, что он убит, а он поднимается. Поднимается и сокрушает тебя. Вот это действительно больно. Пленный слушал пламенную речь Историка с открытым ртом. - Ладно, нам теперь дорога лежит в Потсдам. - С этими, что делать? – Ткнул стволом автомата в пленных Рембо. - Отпустить. – Приказал я. - Лидер, а может… - предложил Рембо. Я подошел к нему в плотную и тихо проговорил: - А если кто-то из них твой пра-пра-пра и еще хер знает сколько раз прадедушка? Своего предка завалишь? Рембо сглотну, но промолчал. Я подошел к пленному: - Растолкай своих и валите к хутору. Скажи командирам, что в Потсдаме готовится военная акция спецотрядом СС, спецотряд НКВД идет наперехват. Ваша задача: выйти к большим соединениям армии и следовать к

Потсдаму. В случае встречи с отрядом врага, старайтесь избегать стычек. Они очень хорошо вооружены, наравне с нами. Ясно? Пленный неуверенно кивнул. В его глазах читался страх. Конечно, он прекрасно помнил, что атака по нам не принесла успеха, хотя, учитывая, сколько раз в нас попали из оружия… - Тактическая карта работает? – Спросил я. Клирик покачал головой: - Нет, конечно, спутников-то нет над нами. - В какой стороне Потсдам? – Спросил я у пленного. - Там, - указал он рукой направление. - Не густо, - произнес Молчун. - Ха, - усмехнулся Презерватив, - язык до Киева доведет! Это точно. - Группа за мной! Мы направились в сторону Потсдама… * * * В Потсдаме было много войск. Как советских, так и союзников. Историк, захлебываясь слюной, без перерыва рассказывал нам о технике тех времен и вооружении. Сама конференция должна была пройти во дворце Цецилиенхоф. - У нас вообще есть шансы? – Спросил Клирик. Мы сидели в убежище, так сказать. Небольшой лесок возле Потсдама, стал нашим штабом. Свалив в кучу ветки, мы организовали что-то напо-

добие шалаша. - Если там нет биоников, то шансы есть. – Ответил я. – Не думаю, что десять человек их подразделения смогут нам противостоять. К тому же, у войск, охраняющих периметр, есть бронетехника. - Понятно, - кивнул Клирик. Я не стал больше ничего ему говорить. Завтра нам придется идти в бой. В таких ситуациях красочные речи произнес старшие офицеры, а не сержанты. Надо будет всетаки сказать пару слов. Что-то типа, кто, если не мы, мы боремся за светлое будущее и так далее. Блабла-бла и прочая ересь, чтобы объяснить подчиненным, что рисковать своими жизнями типа почетно. На улице что-то загрохотало. Я пулей вылетел из шалаша. Со стороны город уже бежали Рембо и Цукат, они были в дозоре в непосредственной близости от города. - Что случилось? – Спросил я у прибежавших бойцов. - В городе кипит бой. Немецкие солдаты, которых мы видели с офицершей, разносят все в пух и прах. – Ответили они. - Мать вашу! – Выругался я. Нас опередили. Мы собирались на рассвете прийти в город и встретить противника там. Ладно, будем действовать сейчас. - Всем подготовится к бою! Построиться! – Приказал я. Через минуту

весь отряд построился передо мною. - Бойцы, братья по оружия… я… - мямлил я, никогда в жизни не произносил таких речей. - Лидер, если ты хочешь сказать, типа, наставническую речь, то не стоит. – Произнес Историк. – Мы без неё в бой пойдем, ты просто прикажи. Спасибо, Историк. Ты меня выручил. Я, правда, не умею произносить красивых слов. Да и не нужны они сейчас. - Короче, наш приказ не изменился: найти и уничтожить штаб противника. При отступлении, противник сам уничтожил свой штаб и бежал. Мы должны добить его. Вперед! - Да! – Крикнули бойцы и ринулись к городу. В Потсдаме не просто кипел бой, это была настоящая бойня. Кто это были, бионики или просто хорошо экипированные солдаты, неизвестно, но то, что наши войска несли потери, было очевидно. Улицы были усеяны трупами и горящей бронетехникой. Цукат бегло осмотрел нескольких убитых. - Это не огнестрельное ранение, - констатировал он. – Раны с серьезными ожогами. Скорее всего, они используют энергетическое оружие. - В смысле, бластеры? – Переспросил Рембо. - Скорее всего, их, кивнул медик. – Сами понимаете, для затяжного боя это более эффективно.

100

Особенно, если заряжается оно от солнечной энергии. - Это плохо, наш боекомплект ограничен. – Произнес я. - Да, - кивнул Цукат. – И еще неизвестно, будет ли наше оружие эффективно против них. Учитывая потери союзников… - он обвел взглядом окрестности. - Хватит лирики! За мной! – Приказал я. - Точно, бой еще не закончен! – Поддержал меня Молчун. Отделение продолжило двигаться вглубь города. Врага пока не было видно. - Что? – Удивлено произнес Клирик. Мы все обернулись на него. Боец что-то нажимал на рации. Потом до нас донесся голос. - Группа «Сьера», вас запрашивает линкор «Елена Климович», ответе. - Линкор? – Осторожно спросил Клирик. Мы же в двадцатом веке. - Да, - ответил уже мужской голос. Голос брата. - Это линкор «Елена Климович», - проговорил брат. – С вами говорит старший командующий, Эдгар Калита. - Брат? – Удивленно спросил я. - Сержант Калита! – Сурово прервал меня Эдгар. - Да, - ответил я. - Дальнейшее пребывание подразделения на поверхности планеты представляет угрозу. При-

мите координаты точки эвакуации и двигайтесь к ней, конец связи. - Как… эвакуация? – Опешил я. Что значит эвакуация? Мы единственные, кто может противостоять фашистскому отряду. - Так! – Строго ответил Эдгар. – Все подробности на орбите. - Ясно, конец связи. – Произнес я в рацию и, отключившись, приказал. – За мной! - Лидер, мы бежим? – Нагоняя меня спросил Историк. - У нас приказ, отрезал я. - Но… - Историк пытался перечить мне. - Я сказал отставить! – Крикнул я. – Мы эвакуируемся на орбиту! Таков приказ! Бойцы замолчали и продолжили путь. Точка эвакуации находилась в трех километрах от Потсдама. Десантный бот стоял на опушке, подразделение прикрытия держало периметр. - Группа «Сьера»? – Поинтересовался у нас командир оцепления. - Да. – Ответил я. Желания распинаться не было. - Грузитесь на борт, мы взлетаем. – Сказал солдат и, развернувшись, подал сигнал солдатам оцепления. Мы все погрузились на десантник и взлетели. «Лена» здесь. Как они оказались тут?

Автор: Александр Маяков

ÀÂÚÓÔËÒË ÏÂÊÏË ¸ˇ 1 месяц 514 год с м.п. (июнь 2012 года н.э) … Мир фей. Мартис. - Мы их создали! – Повторила она, уже с ноткой гордости. Позади чтото звякнуло, я обернулся, один из солдат поднимал автомат, и тихо мямлили «Простите!». Маленькое тело на стрекозиных крыльях подлетело вплотную и пристально посмотрело мне в глаза. Сама фея было сантиметров пятнадцать в высоту, довольно маленькая. - Вы не эльфы. – Констатировала она. – Кто вы? - Мы люди. – Произнес я. – Вы знаете людей? - Что-то слышала, уклончиво ответила фея. – И как вы связаны с эльфами? - У нас военный союз с ним. – Вступил в разговор Алексей. Фея посмотрела на него и недоуменно спросила: - Военный? - Да, - кивнул инквизитор. – История долгая… - А я не тороплюсь. – Она повернулась, подлетела к великану и уселась на его плече, став практически незаметной. Великан стоял как каменный, только изменил позу, расставив ноги чуть шире и скрестив руки на груди.

- Я слушаю! – Властно произнесла фея. *** - Ой, не могу! – Фея хохотала как зритель в цирке на выступлении клоунов. Она даже свалилась с великана и, задергав крыльями, еле удержалась в воздухе. - Объединить миры! – В перерывах между взрывами смеха говорила фея. – Вот умора! Кому рассказать, не поверят. На смех поднимут и не поверят! Это же надо! Воссоединить погибший мир! И кто это только придумал? - Культ… древних. – Неуверенно произнес Алексей. Мы чувствовали себя на этой дороге как циркачи на арене. В это время по дороге катилась еще одна такая же телега с великаном и феей. - Софи! – Грозно произнесла новая фея, если их писк можно считать грозным. – Ты уже давно должна была доставить груз! - Карла! Ты сейчас умрешь! – Радостно запищала та, которую назвали Софи. Она полетела к Карле и стала тихо с ней шептаться. Через пару минут на дороге хохотали уже две феи. - Эльфы? – Подлетев, задумчиво спросила Карла. - Люди. – Ответил Алексей. - Хорошо. – Удов-

летворенно кивнула Карла. – Раз такое событие, пойдемте в город! Вас надо представить его светлости. - Кому? – Недоуменно спросил я. - Его светлости, королю фей, Аркадиусу Цветочному! – Гордо произнесла Карла. Кто-то из солдат прыснул смехом. Да я и сам был готов расхохотаться. Значит Культ для них умора, а имя короля гордость? Хотя, чужих правителей надо уважать. Если только они не тупы как пробка. -В этом нет ничего смешного! – Возмутились феи в два голоса. - Конечно, конечно, - заверили мы их. И мы отправились в город. По пути, Карла и Софи рассказали историю фей. Как и когда произошли феи, никто не помнит. Они считают, что были всегда и всегда умели колдовать. Вообще магией владеют все феи без исключения, в той или иной степени. Когда мы сказали им, что среди нас очень мало магов, они сначала удивились, а потом, вспомнив, что мы друзья эльфов, сказали, что все понятно. Хотя нам ничего не было понятно. Первые записи о своем существовании фей датирую сорока тысячами сезонов назад. А сезон здесь считается три меся-

101

ца. То есть, десять тысяч лет назад. Изначально они просто летали, пили нектар цветов, ели фрукты. Жили в раю, можно сказать. Но число фей росло и появилось потребность в социальной системе. Такая система и была создана. На удивление, феи объединились быстро и без кровопролития. А вот разделение труда, которое потребовалось при новой системе оказалось более сложным. Лес давал феям все, но его ресурсы были не неисчерпаемыми. Тогда феям пришлось выйти из него, оставив для самовосстановления. - Природа устроена так, что сама себя возрождает! – Философски произнесла Софи. Покинуть лес оказалось сложной задачей, так как в степи и горах для фей пропитания мало, да и обустройство жизни – задача не простая. Справляться со всем магией? Можно, но феи решили иначе. Они решили с помощью сил природы создать себе помощников. Они создали эльфов. Как боги, по своему образу и подобию. Он эльфы оказались слабы физически (в данном аспекте феи ожидали больших результатов), умны и владели магией. По сути, феи сделали более сильные копии себя любимых. Осознав свою ошибку, они просто выкинули эльфов в другой мир. Портал, через который пришли мы, создали не феи, они просто его использовали в своих це-

102

лях и все. После многих экспериментов, феи создали великанов. Те были глупы, послушны и физически не меряно сильны. Что феям и требовалось. Эльфы были дисбалансы в этом плане. Для физической работы их требовалось больше, чем великанов. И феи были слабы перед ними. Умные эльфы не стали слепо подчиняться им. Великану же нужна только еда и место для ночлега. - Мы и не надеялись, что они выживут. – Произнесла Карла про эльфов. – Честно, они оказались более способными. - А другие расы? – Спросил я. – Люди, вампиры, оборотни? - Мы только знаем, что они есть. – Ответила Софи. - Кстати, эльфов мы создали, только, после встречи с людьми. В межмирье. - Вы встречались с нами в межмирье? – Спросил Алексей. – Но люди вышли в межмирье только после эльфов. - Да? – Удивилась Карла. – Значит, это были другие люди. Но они были слишком умны и алчны. Они развязали войну в межмирье. Поэтому мы решили укрыться в своем мире и создать себе более глупых помощников. Великаны в этом плане идеальны! – Она подлетела к великану и потрепала его за ухо. Он довольно прорычал и, не прекращая, потащил телегу дальше. - И после всего увиденного вы не верите в

Культ? – Спросил я. - Ой, да это же было давно! – Отмахнулась Софи. Тем временем мы вышли из леса к… городу. Прямо у леса начинался город. Это больше напоминало огромный улей, где летали феи. Дома были высотой метров по двенадцать и представляли из себя высокие крученные пики. В них влетали и вылетали феи. Расстояние между пиками было большое, две телеги с великанами могли спокойно разъехаться. В стороне от пик находилось нечто вроде палаток, где отдыхали великаны. Феи смотрели на нас с интересом. Карла и Софи вели нас через весь город к самой большой пики. Возле этой пики стояли великаны в шлемах и с дубинами. Охрана? Но Софи и Карла говорил, что феи не воюют. Навстречу нам вылетела фея… или фей. Как вообще фея мужского рода? В общем, это была фея мужского рода. - Аркадиус Цветочный! – Софи и Карла склонились в чем-то похожем на поклон, но сделали это в воздухе. И подлетев к королю, стали шептаться и посмеиваться. Король, правда, их оптимизма не разделял. Изменившись в лице, он отогнал от себя фей и подлетел к нам. - Приветствую вас! – Произнес он. Его голос нельзя было назвать писклявым. – Я король фей Южного леса, Аркадиус

Цветочный. – Он немного изменился в лице, и, поманив нас, сказал. – Нам лучше уйти от лишних ушей. Я кивнул, а Алексей уже успел отдать нужные распоряжения солдатам. Тем следовало оставаться на месте. Правильное решение, так как король пошел с нами сам. Если не считать великанов, сурово взирающих на нас. Они стояли в саду, куда нас повел король, вдоль дороги. - Софи и Карла вкратце пересказали мне ваш рассказ. – Начал Аркадиус. – И знаете… он взволновал меня. - Вы что-то знаете про культ? – Спросил я. - Мы фактически

не контактируем с другими мирами. Это опасно. Но иногда отправляли экспедиции в другие миры в качестве разведки. Я кивнул в подтверждение того, что слушаю его внимательно. - О войне Анклава и Союза нам, королям и приближенным к ним, кое -что известно. И о культе тоже. Вас это удивляет? Алексей стоял с вытянутым лицом. Я же не был удивлен в осведомленности фей. Раса, создавшая другую расу, способна на многое. - Честно говоря,… не ожидал. – Произнес Алексей. - Что же, бывает. – Констатировал Аркадиус. – Угроза культа реальна.

Наши ученые заинтересовались этой организацией и смогли многое про них узнать. Поверьте, межмирье таит в себе поистине великие загадки. - Я думаю, мы сможем найти общий язык. – Ответил я. - Да, разумеется. – Произнес Аркадиус. Так, у нас появился еще один союзник. Но много ли толку от фей? Не думаю, что больше чем от аквамарин. Время покажет. Иногда тот, на кого полагаешься больше всего, оказывается бесполезным. А тот, от кого и не ожидал помощи, лучшим союзником. Автор: Александр Маяков

œÓÚ Ó¯ËÚÂÎ¸ Я истерично захихикала. Фрэнк бросил на меня недолюбливающий взгляд, и я поспешила оправдаться: - Это снова он! Маньяк! Фрэнк, в СантаБарбаре орудует маньяк! Лейла – его третья по счету жертва! Точнее, найденная жертва… Фрэнк не обращал на меня внимания. Сколько можно занижать мою самооценку? Я ведь не просто тарахчу целыми днями, я дело говорю! - Розали, опиши, пожалуйста, для отчета размеры среза, - Фрэнк снял перчатки и схватился за телефон, удаляясь в

другую комнату. Совершилось! Он звонит Майклу! Мои слова не были сказаны в пустую. Я с самого начала была права. На теле был лишь ровно вырезанный прямоугольник в районе поясницы. На этот раз преступник решил отхватить кусочек побольше, чем пара сантиметров кожи пальцев или подмышек. Я измерила прямоугольник. Двадцать сантиметров и три миллиметра на семь сантиметров один миллиметр. Глубина три с половиной миллиметра. Я восхищенно махнула головой. Идеально! Очень ак-

куратное чудовище! Вернулся Фрэнк, к тому времени я успела взять пару мазков с поясницы на предмет чужого ДНК. Напарник скрестил руки на груди: - Как ее убили? - Отравили должно быть, на теле нет смертельных ранений. Ты рассказал Майклу про маньяка? Ее заберут? - Угу. Знаешь что, Фрэнк повысил голос, и я приготовилась огрести от него массу упреков, - будь осторожнее, у нас правда маньяк. Причем он нигде не оставил ни одного напоминания о себе. Значит, возьми пробу из желудка

103

и из кишечника. Резать не будем, предоставим это Майклу. После работы ко мне зашла Элли. - Нет, молю, нет! Сегодня, я – пас! – сказала я указывая на две бутылки вина и сыр в ее руках. - Ты что! Пятница же! - Дорогая, через пару часов за мной зайдет Мартин и мне не хочется дышать на него перегаром, и помогать пьяной подруге покинуть дом. У Элли печально дрогнули губы, и через час я уже весело целилась пустой бутылкой в мусорку. А еще через час была «готова» к встрече с любимым. - Твой Мартин не мистер-пунктуальность, да? – икнула Элли. Опустошив бокал, я вдруг осознала, что он должно быть сильно ждет моего звонка. - Алле, Мартин? Милый? Какой у тебя голос странный! - У меня? Ха-ха! Роза, да ты пьяная? Ха-ха! Не верю! – смеялся он. - Просто я тебя все ждала и ждала и ждала… - Я еду, моя любимая. А ты уверена, что в состоянии гулять? - О да, - протянула я. - Ладно, хорошо, ха -ха, мы это быстро выветрим из тебя. Я положила трубку и ласково посмотрела на бутылку вина: - Ты в курсе, как теперь я буду глупо выглядеть?

104

Мартин бережно держал меня под руку. А я упорно оттеснялась от него: - Все в порядке! Я могу спокойно идти сама! Мартин, в понимании мужчин «много выпить» не одно и тоже, что «много выпить» переводя на женский язык. - Глоточек винца? – смеялся Мартин. - Ну допустим не глоточек, а пара бокалов… Но… Красное вино полезно. - Не буду спорить, давай присядем. Мы грузно упали на скамейку, с которой открывался обзор на пристань. Было пусто и темно. От океана чувствовался холодок, пахло рыбой и водорослями. Я оказалась права, луна действительно уступчиво предоставила нам свой свет, жаль только, что веяло от этого места ничуть не романтикой, а скорее пугающей дымкой. - Я еще ничего не слышал о твоих родственниках. - Моя мама преподавала географию, а отец… Он был военным, но он ушел еще раньше мамы. Мартин взял меня за руку и склонил голову: - Если не хочешь, можешь не рассказывать больше… - Да нет, все нормально. Люди умирают. Я с этим часто сталкиваюсь. - В смысле? Кажется, я сболтнула немного лишнего. Не время еще доставать свою

козырную шестерку. Думаю, когда Мартин рассказывал об идеальной для него девушке, приписывая ей какие-то мои свойства, он вряд ли воображал, что его ненаглядная ковыряется в разлагающихся массах. - Я про то, что папа умер, когда мне было двенадцать, он долго болел. Я все понимала и приняла это. С тех самых пор, вокруг меня, как по чьемуто заговору стали случаться смерти. Я, наверное, побывала на нескольких десятках похорон знакомых и друзей семьи. Мартин кивнул. - А кем ты работаешь? Как у тебя получилось умолчать о стольких важных событиях в твоей жизни? - Разве тебе было неинтересно слушать отдельные забавные истории? - Истории это хорошо, но без фактов трудно составить полную картину. - Я была замужем, твердо сказала я, чем напрочь отбила интерес от его предыдущего вопроса о моей профессии. - Ух, ты! Радует слово «была». И что же произошло? Измена? Хм, а тут, конечно, я молодец, ничего не скажешь. Перевела тему с одной на другую, которую еще сложнее объяснить. Я стала невнятно извиваться: - Тебя устроит ответ - не сошлись характерами? - Это не ответ.

- Тогда поясню: мы с ним поторопились. Как выяснилось, я не до конца понимала, что из себя представляет мой бывший муж. - Хм, все равно довольно туманно. - Послушай, я сама толком не знаю причины твоего развода! - Хорошо. Пожалуйста! Я много изменял, потом зунал, что и жена давно нашла себе более подходящую кандидатуру. Ну и собственно, чего друг друга изводить? Вот мы и развелись. И сейчас отлично общаемся, всетаки нас связывают трое детей… Можешь также конкретно? Я задумалась: - Боюсь, нет. У нас не было конкретного действия, после чего произошел развод. - Я не понимаю! – крикнул Мартин и встал со скамейки, убрав обе руки в карман. – Что происходит? Я не верю! Я прекрасно вижу, что ты мне не договариваешь! Не надо так, Роза. Я с тобой стараюсь быть как можно откровеннее, искреннее. Мне не понравилось, как он стал повышать на меня голос. Под давлением и не до конца выветренным спиртным, я сорвалась на крик: - Что? Откровеннее? В чем проявилась твоя отк ро венно сть? Вспомни, что ты ответил мне, когда я призналась тебе в своих чувствах? Между нами до сих пор какая-то недосказанность. Я чувствовала себя неус-

лышенной, отвергнутой. Я тяжело вздохнула и набрала полную грудь воздуха, чтобы продолжить. Мой голос едва не срывался, и он медленно стал сходить на нет. Я спокойно продолжила: - Ты не можешь меня упрекать. Когда ты рядом, я становлюсь другим человеком, начинаю жить, дышать тобой единственным. Мартин последовал моему примеру и понизил тон: - Я не люблю, когда что-то скрывают от меня. Тем более если этот человек мне дорог. - Ты не знаешь, что я пережила. - Я хочу узнать! – он многообещающе взял меня за подбородок и внимательно посмотрел в глаза. – Расскажи мне, поверь, я именно тот, кому ты можешь довериться! Он продолжал располагающе кивать. Меня терзали сомнения и нерешительность. Было бы здорово рассказать ему обо всем, а он бы спокойно принял данное, не изменив ко мне своего отношения. Представить только, я смогла бы понастоящему открыться мужчине и строить с ним необремененные ничем отношения. Я с опаской посмотрела на Мартина. Мои долгие колебания не оставили в нем сомнений, что мне есть что скрывать. И я начала: - Тебе про развод или про мою работу? Мартин нахмурился и раздраженно помотал

головой: - Какую работу? Причем тут вообще работа? Мы с тобой о твоем бывшем муже говорили, а ты снова хочешь заткнуть мне рот, переключившись на работу! - Пожалуйста, не надо кричать. Я же говорю, ты много не знаешь. Начнем с того, что я работаю медэкспертом. Я сказала это? Правда? Сказала? Что же я наделала! Зато как свободно стало на душе! Я говорила без остановки минут тридцать. Вкратце рассказала, как училась в университете, как повстречала Стивена, как мы поженились, и как я увидела в нем монстра. Мартин внимательно слушал, глядя не на меня, а куда-то на ту самую луну. Когда я сказала все, что хотела до него донести, он лишь проговорил: - Интересно… - Ээ, да… Это так ужасно? Не молчи! Прошу! Давай разберемся немедленно, прямо здесь и сейчас! Я не смогу выдержать твое безмолвное отдаление от меня. Мартин оживился и ослепил меня своей улыбкой: - Я серьезно! Это так необычно! Я не был готов к этому, но… Но это великолепно! Ты такая сильная, умная, смелая! Розочка, ты только что набрала себе тысячу очков! Я давно не встречал симпатичную девушку, которая отличалась бы столь разнообразным кругом интересов.

105

Я смущенно улыбнулась и уперлась ему в плечо. - Уф, Аллилуйя! Ха -ха! Мартин, ты даже представить себе не можешь насколько мне стало легче! Тебе не противно? - Должно быть? Ты же руки моешь? Ха-ха! Пошли, пройдемся, - он поманил меня за собой, расскажи про свою работу поподробнее. Подробнее? Признаюсь, даже Элли и Томми никогда не просили меня о подобном. Я воодушевленно начала рассказывать ему о всяких курьезных моментах, старалась прибегать к простым словам и все-таки не удержалась от своего последнего фурора: - Представляешь, огляделась я и шепотом продолжила, - у нас в городе завелся серийный убийца! Маньяк! Мартин иронически покачал головой. - Что? Я серьезно! - А. Хорошо. Я просто думал, что ты смеешься надо мной. Разве вы не работаете каждый день как раз с маньяками? Мне казалось, что именно к судмедэкспертам и привозят убитых, а к патологоанатомам умерших, разве я не прав? - Прав. - Ну вот. - Но одно дело убийца! Это часто бывает из-за денег, или ревность или бытовуха. А вот маньяк! - Послушай если и тот и другой представляет опасность, то в чем собст-

106

венно разница? - Мартин, у него свой почерк! Черт, кажется, я не должна тебе говорить, это же все конфиденциально! - Брось, давай, я весь во внимании, - он подставил свое ухо и улыбался. Я хотела начать, но меня передернуло: - Чего ты улыбаешься? Все серьезно! – не знаю почему, но я тоже улыбнулась. - Сама то! – рассмеялся Мартин. – Счастлив, что ты больше от меня ничего не скрываешь. - Он зачем-то вырезает кусочки кожи на телах убитых женщин и уносит с собой. Я не так давно работаю, так что любой подобный случай вызывает во мне откровенный шок. - Женщин говоришь? Ну, тогда мне нечего бояться, ха-ха! Я обиженно толкнула его в бок. - Не буду рассказывать, раз тебе кажется это таким забавным. - Ну, девочка моя, Мартин нежно обнял меня за голову и неожиданно чувственно стал целовать. – Любишь меня? Хотелось бы услышать данные слова немного в другой форме, но я шепотом промямлила: - Да. Только я решила, что тема о моей работе стала пройденным этапом, как Мартин напряженно посмотрел на меня и медленно сказал: - Так странно полу-

чается… Вся твоя жизнь представляет из себя сплошной фильм ужасов. Я виновато улыбнулась и развела руками. - И бывший муж, он оказался одним из создателей ваших… эээ… пациентов? – он вопросительно сморщил брови. – Ты поняла, что больше не любишь его, когда он показал свою жестокость? Я часто задавала себе этот вопрос. После суда над Стивеном, мне было совестно за свои чувства. Мы и так переживали довольно ощутимое охлаждение в отношениях. Может то был тот самый быт, про который все говорят? Мне не хватало страстей! Я осознавала, что не выдержу недополучать эмоций, я и без того весьма закрытый человек. Кто-то вечно должен меня толкать. Элли изредка напоминала мне о том, кем я умею быть. Дома же, я снова превращалась в первобытную домохозяйку, безыдейную, молчаливую и покорную. Стивена было невозможно заставить ревновать. Для меня ревность как нельзя лучше показывает незримое ощущение необходимости друг в дружке. Я злилась и молчала. И вот тогда, когда я пришла к нему в тюрьму, я дала волю слезам. Слезы были отнюдь не за переживания по бедному мужу. Я плакала, освобождаясь от крепких оков замужества. Кто знает, смогла бы я когда подать на развод самостоятельно или хотя бы признаться Сти-

вену. Мне нравился бывший муж, очень нравился. Я прошла с ним все этапы своей влюбленности, главный из который – уважение и признание. Ослепленная любовью к юному гениальному в своем деле Стивену, я чувствовала, что не потребую от него большего. Достаточно будет быть его тенью, занимаясь общим трудом, благодаря которому мы всегда оставались близки. Сейчас, я знаю, что брак мог окончательно разрушить мою индивидуальность. - Н-нет, - запинаясь, ответила я, терзаясь воспоминаниями, - дело совсем не в этом. Его поступок тут совершенно не причем. Просто это должно было случиться рано или поздно. Мысли в голове путались. Мне не хотелось обсуждать это с Мартином, не хотелось думать об этом даже наедине с собой. Он все не мог угомониться: - Твои чувства угасли еще до инцидента? - Да! – измученно вздохнула. – Давай переведем тему. - Стой, я лишь хочу разобраться в тебе и в том, насколько ты умеешь любить. Ведь ваш развод многое может рассказать. Не сам процесс, а твое отношение к разрыву с человеком, некогда очень дорогим тебе. Ты ведь любила Стивена? По коже пробежали мурашки. Он не успокоиться пока не изворошит мое прошлое, пока я

не разложу по полочкам свои переживания. - Любила. – Я посмотрела сквозь Мартина и медленно кивала головой. – Моя первая настоящая любовь, до этого были лишь жалкие интрижки, которые затихали через пару месяцев. Со Стивеном я планировала создать семью и встретить старость, - я улыбнулась и пожала плечами. - Это круто! То, что ты любила я имею в виду. Но вот к чему я клоню – как повлиял бы его поступок, будь он все еще твои любимым человеком? Я нахмурилась. Кому это может быть важно? Какая разница, зачем рассуждать “что бы было бы, если бы не”? - Мартин, я не думала над этим, и, признаюсь, сейчас нет желания наверстывать. Мы продолжили гулять. Я погрузилась в себя и не имела желания строить влюбленную дурочку. Его вопросы здорово расстроили меня. Я попросилась домой, жалуясь на усталость. По дороге он снова взял меня за руку. Ощутив, наконец, спокойствие и защищенность в его теплой руке, с силой сжимавшей меня, я расслабилась и была способна отвечать на его вопросы, радостная, что имя бывшего мужа уже не фигурирует в беседе. - Вот мы и пришли, еще увидимся? – на прощание спросила я, чмокнув Мартина в уголок губ.

Он лишь быстро положительно потряс головой. На его лице четко обозначен какой-то вопрос. Я начала раздумывать, не пригласить ли мне моего нетерпеливого гостя, но он прервал мой поток размышлений. Облокотился на невысокий заборчик перед моим домом и возбужденно стал говорить, а я лишь обреченно опустила голову и принялась внимательно слушать его изречения на полюбившуюся тему: - И все-таки! Представь на минутку, что Стивен порезал того бедолагу в период ваших… ну скажем, ваших первых недель брака. Вот ты его безумно любишь, он тебя тоже, а тут бац! Ты бы подала на развод? - Если тебе настолько это интересно… - Интересно! Вы ведь как-никак клятву давали! Должен же я знать, на что способна моя девушка! Девушка? Ничего себе! Я поспешила ответить: - Нет! Трудно представить, что вообще бы заставило меня в миг разлюбить. Лишь время, не щадящее никого, включая чувства, ничем не подкрепляемые. - Спасибо, рад, что ты ответила. Мартин радостно поднял брови и ласково провел по моей щеке. - Завтра к тебе вечером забегу? - Забегай, - игриво ответила я, проведя носом по кончику его носа. – Бу-

107

ду ждать! «Мы сидели в машине втроем. Мартин со своей старшей дочкой Мэгги на передних сидениях. Я как никогда четко ощущала себя фанаткой, но все вели себя раскрепощено и расслабленно. Мэг была за рулем, то и дело что-то рассказывала про университет в Йорке и про своих друзей. Мы катались по узким живописным улочкам, было лето.

Но Мартин все равно был в яркой осенней куртке. Он умиротворенно следил за дорогой, положив голову на подголовник, и изредка побуждал Мэгги продолжать рассказы. Тут очнулась я. Что я сижу и любуюсь на ровные длинные дорожки? Впереди сидит Мартин. Я ненавязчиво просунула лицо между сидениями и положила свою голову ему на плечо. Не было желания наки-

нуться на него и расцеловать, отношения были спокойными, словно мы встречаемся уже не первый год. Я положила голову так, чтобы видеть и слушать Мэгги. Второй рукой, обогнув сидение, я гладила Мартина по волосам…” Автор: Ксения

Тугучева

«‡ÏÓÍ ËÁ ÔÂÒÍ‡ Ресторан «Сайлент Бэй», куда Линкольн ежедневно ездил обедать, находился в трёх кварталах от главного офиса корпорации. Когда-то это место показал ему отец, и вместе они провели в нём немало часов в перерывах между бесконечными сражениями за процветание «Линкольн Индастриз». Честер никогда не был привередливым гурманом, его, скорее, привлекала бережно поддерживаемая атмосфера покоя и уюта, ставшая фирменной особенностью заведения. Сюда приходили для того, чтобы снять напряжение в середине или в конце рабочего дня, расслабиться, ненадолго отвлёкшись от суеты деловой жизни. Внутри ресторана даже в светлое время суток царил полумрак, звуконепроницаемые стены полностью изолировали посетителей от уличного шума, в интерьере преобладали при-

108

ятные для глаза цвета. Из колонок стереосистемы здесь всегда приглушённо звучала неспешная инструментальная музыка, которой еле слышно вторило журчание воды в небольшом фонтанчике в дальнем углу зала. Столики в «Сайлент Бэй» располагались таким образом, что у сидящих за ними при любом наплыве людей возникало ощущение уединения, кроме того, к услугам желающих было несколько отдельных кабинок. Одну из них Майкл Линкольн в своё время зарезервировал за собой ежедневно с половины второго до половины третьего пополудни, теперь же пользоваться ею стал его сын. Честер любил это заведение, в нём он чувствовал себя не владельцем миллиардного состояния, а обыкновенным человеком. Последнему в немалой степени способствовал местный

персонал, одинаково вежливо и приветливо относившийся к любому посетителю, несмотря на его статус. В ресторан Линкольн ездил самостоятельно. Ни память о судьбе матери, ни осознание собственного общественного положения не могли заставить его постоянно прибегать к услугам водителя. Ко всем опасностям, связанным с самостоятельным передвижением, Честер относился с фатализмом человека, убедившегося в невозможности изменить предначертанную ему судьбу. Линкольн всегда очень внимательно управлял автомобилем, не позволяя себе отвлекаться на мысли о делах корпорации, но эта сосредоточенность в одиночестве салона была для него во много раз привлекательнее, чем возможность размышлять о текущих проектах в присутствии, пускай и молчали-

вом, постороннего человека. В тот ясный теплый день в конце апреля Честер, как обычно, приехал в «Сайлент Бэй» к половине второго и занял своё привычное место в отгороженном от зала помещении. В ресторане не было принято утомлять посетителей долгим ожиданием, и уже через минуту после того, как Линкольн вошёл внутрь, раздвижная дверца кабинки поползла в сторону. Честер поднял глаза, и слова приветствия неожиданно застряли у него в горле. Ограниченный жёстким расписанием своей жизни, он не часто сталкивался с незнакомыми людьми, да и мало кто из них способен был привлечь его внимание, но в лице девушки, приблизившейся к его столику с меню в руках, было нечто, от чего по телу Линкольна пробежала дрожь. Это был тот тип внешности, когда правильные черты казались подсвеченными изнутри некой тихой печалью, придававшей им неизъяснимое очарование. Глубокие тёмные глаза, высокие скулы, тонкий изгиб губ, черные волосы, схваченные на затылке гребнем – Честер не мог оторваться от лица официантки. Девушка улыбнулась, поздоровалась и протянула ему меню. Будто со стороны, Линкольн услышал свой голос, отвечающий на приветствие. Последующие примерно полчаса он провёл в полубредовом состоянии. Честер ав-

томатически выбирал какие-то блюда, озвучивал заказ, пережёвывал и глотал еду, совершенно не чувствуя вкуса. Он и сам не знал, где были в тот момент его мысли. И лишь когда официантка принесла ему счёт, Линкольн неожиданно произнёс: «Я раньше не видел вас здесь, наверное, вы работаете недавно?» «Да, я только что окончила стажировку, сегодня мой первый рабочий день», - девушка снова улыбнулась, казалось, нисколько не удивлённая вопросом. «Спасибо вам», - внезапно охрипшим голосом сказал Честер. На мгновение глаза его скользнули по табличке с именем, приколотой к фирменной белой блузке. «Спасибо вам, Джулия». – «Всегда рады видеть вас снова, мистер Линкольн», - официантка послала ему ещё одну улыбку и исчезла за дверью. С того времени сознание Честера словно бы раздвоилось. Он вернулся в свой офис, где остаток дня штудировал отчёты директоров нескольких крупных филиалов «Линкольн Индастриз» на Континенте. Когда багровый шар солнца почти полностью скрылся за заполонившими западную часть Города небоскрёбами, Честер отправился домой. Они со Стейси съели приготовленный приходящим поваром ужин, немного поговорили о прошедшем дне и отправились в постель. Стейси, проводившая в офисе отца

долгие часы, быстро уснула. Слушая её ровное спокойное дыхание, Честер вдруг осознал, что после своего ухода из «Сайлент Бэй» он, занимаясь делами, просматривая документы, беседуя с людьми, непрестанно думал о Джулии. Тех считанных минут, в течение которых он видел её лицо, было недостаточно для того, чтобы оно отчётливо отпечаталось в памяти. В какието моменты Линкольн даже начинал сомневаться, было ли произошедшее с ним наяву, и лишь последняя фраза девушки, крепко засевшая в сознании, убеждала его в реальности встречи в ресторане. Честер понимал, что Джулию не могли не предупредить, какого клиента она будет обслуживать, и всё же в словах её ему чудилось нечто большее, чем обычная вежливость официантки. В ту ночь сон его был беспокойным и прерывистым, а когда наступило утро, он, открывая двери своего кабинета, поймал себя на мысли, что с нетерпением ожидал часа, когда сможет отправиться в «Сайлент Бэй». Впрочем, ни тогда, ни на следующий день он так и не увидел Джулию. Его обслуживали хорошо знакомые официантки, и он с трудом сдерживался от того, чтобы спросить у них о девушке, воспоминания о которой не давали ему покоя. Они увиделись снова лишь на третьи сутки после первой встречи. Честер заметил её сразу, едва дверь ресторана за-

109

крылась за его спиной. В зале «Сайлент Бэй» было пустынно, только один столик занимала пожилая пара. В миг, когда Линкольн вошёл внутрь, Джулия как раз закончила принимать заказ и развернулась, намереваясь проследовать на кухню. Взгляды их встретились, и Честер, превозмогая оцепенение, шагнул по направлению к девушке. «Д о б р ый д ен ь , Джулия», - произнёс Линкольн, поравнявшись с официанткой, ощущая сладкий запах её духов. «Здравствуйте, мистер Линкольн», - девушка с лёгкой улыбкой склонила голову в приветствии. Честер по инерции сделал ещё несколько шагов к своей кабинке, затем остановился на месте и резко повернулся на сто восемьдесят градусов. «Я был бы очень рад, - отчётливо выговорил он, - если бы сегодня меня обслужили именно вы». В тишине зала голос Честера прозвучал столь неожиданно, что ему показалось, что Джулия даже вздрогнула перед тем, как обернуться, но увидев её лицо, он не прочёл на нём растерянности. «Если вы будете любезны немного подождать, мистер Линкольн, я подойду к вам, как только принесу заказ», - сказала она. Честер лишь кивнул в ответ, не в силах произнести ни слова, ошеломлённый тем, что слетело с его губ несколько секунд на-

110

зад. Не чувствуя ног, он добрался до кабинки, опустился на стул, положил на прохладную столешницу руки, почувствовав, как мелко подрагивают его пальцы. Линкольн не понимал происходящего с ним – его трясло от волнения, и в то же время сказанное им в зале совершенно не походило на экспромт, вызванный возбуждённостью психики. Создавалось впечатление, что в мозгу у него включился некий механизм, выполняющий заложенную в нём программу вне зависимости от состояния организма. Некоторое время спустя Джулия вошла в его кабинку. Честер, не глядя в меню, перечислил несколько блюд, названия которых хорошо помнил. Девушка записала заказ и вышла. Прошло около пяти минут, и она вернулась с подносом в руках. Линкольн молча наблюдал за её движениями, и лишь когда Джулия поставила на стол последнюю тарелку и уже готова была пожелать ему приятного аппетита, произнёс: - Вы работаете по каким-то конкретным дням? - Да, я работаю четыре раза в неделю, по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам. - В прошлый раз, Честер сделал паузу, - в понедельник после того как вы обслужили меня здесь, я вернулся к себе в офис и узнал, что переговоры по одному очень

важному для нашей корпорации делу завершились успешно. Не хочу показаться суеверным, но я почему-то решил, что это вы принесли мне удачу. Я хотел бы поблагодарить вас и надеюсь, что и в дальнейшем смогу рассчитывать на вашу лёгкую руку. Впоследствии, когда он вспоминал эту фразу, будто бы сошедшую со страниц дешёвого любовного романа, Честер не переставал удивляться, как подобное могло сорваться с его языка. Джулия, тем не менее, не выглядела обескураженной. - Я совсем не суеверна, - она заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь, - и вам, конечно же, не за что благодарить меня, мистер Линкольн. Но если вы считаете, что успех вашего дела не случаен, я всегда буду рада помочь. Следующие несколько недель стали одним из самых странных периодов в жизни Честера Линкольна. Ни Стейси, ни люди, с которыми он ежедневно сталкивался в офисе, не замечали в нём никаких перемен, и никто не мог даже представить, что за мысли посещали голову молодого главы корпорации, когда он оставался в одиночестве. Механизм, запущенный у него внутри в тот памятный день в «Сайлент Бэй» продолжал действовать, непрестанно наращивая обороты. Работая и общаясь с окружающими, Честер был рассудителен и сконцентриро-

ван, но стоило ему оказаться наедине с собой, он сразу же начинал думать о Джулии. Теперь Честер знал, что в неделе было четыре дня, в которые он имел возможность увидеть девушку, и судьба, казалось, содействовала ему в этом. В те часы, когда Джулия находилась на работе, как правило, именно она заходила в его уютную кабинку, чтобы принять заказ. Для них даже стало чем-то вроде ритуала приветствовать друг друга при встрече заговорщицкими улыбками. Кроме этого они успевали обменяться несколькими фразами по поводу погоды или прошедшей половины рабочего дня. Ночами Честер раз за разом прокручивал в голове минуты, проведённые наедине с Джулией. Порой под влиянием душевного подъёма ему представлялось, что девушка нарочно старалась подгадать таким образом, чтобы самой обслужить его столик. Чуть позже эйфория исчезала так же внезапно, как и появлялась, и тогда Линкольн вспоминал о том, что, в сущности, ничего не знал о жизни Джулии. На её пальце он не видел кольца, но она вполне могла быть счастлива, встречаясь с какимнибудь кассиром из соседнего магазина. В такие моменты лицо Честера сводило гримасой, и он с трудом сдерживался от того, чтобы немедленно не отправиться в ванную и принять снотворное, хранившееся там в стен-

ном шкафчике. Иногда эти мысли приходили к Линкольну после того, как Стейси засыпала у него на плече, как делала всегда после секса. Любовью с ней Честер занимался без чувства отторжения – механизм в его голове продолжал исправно тикать. И ещё одно обстоятельство изрядно омрачало его существование. Близился день, когда Честер должен был отправиться в традиционную поездку по основным филиалам корпорации на Континенте, в ходе которой ему предстояло лично встречаться с их руководителями, чтобы подытожить проведённую за год работу. Поездки эти, вот уже много лет регулярно совершаемые предыдущими главами «Линкольн Индастриз», занимали обычно около трёх недель. В глубине души Честер понимал, что до сих пор был способен не обнаруживать бушующие в нём эмоции во многом благодаря возможности периодически видеться с Джулией. Он не знал, как могла повести себя его психика вдали от родного города, где в самом его сердце находился уютный ресторанчик «Сайлент Бэй». По мере приближения отъезда осознание этого становилось всё тягостнее, и, в конце концов, Линкольн не выдержал. Вылет частного самолёта корпорации «Линкольн Индастриз» из аэропорта Города был назначен на субботу, два-

дцать шестое мая. За два дня до этой даты, когда наручные часы Честера показывали 13.28, он вошёл в двери ресторана. У него не существовало никакого плана действий, им лишь владела необходимость увидеть Джулию до отлёта. Своё место в кабинке он занял, будучи готовым к тому, что по окончанию обеда ему придётся идти к администратору и просить позвать девушку. Размышления о том, как преподнести этот разговор, настолько увлекли его, что Линкольн едва не подскочил на стуле, увидев входящую Джулию. Как и всякий раз за последнее время, она подарила ему улыбку, и тогда Честер медленно поднялся из-за стола, опёрся на него руками и взглянул официантке прямо в глаза. «В ближайшие дни мне придётся на некоторое время уехать из города, - ровным голосом произнёс он, - и я подумал, что было бы справедливым, если бы мы с вами на время поменялись ролями. Позвольте мне пригласить вас куда-нибудь, где я смогу поухаживать за вами так, как вы делаете это здесь». Повисло молчание. Джулия опустила глаза, а когда она вновь посмотрела на Честера, на лице девушки не было уже ни тени улыбки. «Вы имеете в виду какое-то конкретное место, мистер Линкольн?», тихо спросила она. Смена Джулии за-

111

канчивалась в шесть часов вечера, и они договорились, что Честер заедет по указанному ею адресу к половине восьмого. Предварительно Линкольн позвонил Стейси, предупредив, что будет вынужден задержаться допоздна. Нажав на кнопку окончания разговора на своём телефоне, он поймал себя на том, что не чувствовал ни малейших угрызений совести. Джулия жила в высоком многоквартирном доме всего в нескольких мин утах х одьбы от «Сайлент Бэй». Она спустилась почти сразу же после того, как машина Честера затормозила возле подъезда, и он впервые увидел девушку без униформы официантки. На Джулии была узкая тёмная юбка до колен, чёрные туфли на высоком каблуке и белая блузка без рукавов. Волосы она забрала в хвост, оставив только одну свободную прядь, которую обернула вокруг лба. Прядь эта в сочетании с тонкими загорелыми руками заставила Честера нервно сглотнуть. По дороге, занявшей около двадцати минут, они обменялись всего несколькими фразами, чувствуя повисшую в воздухе неловкость. Линкольн привёз девушку в знакомый ему ресторан, в котором он несколько раз присутствовал на деловых обедах с отцом. Здесь тоже имелись отдельные кабинки, и место это как нельзя лучше подходило для конфиденциального общения людей, желав-

112

ших обсудить свои секреты подальше от любопытных глаз и ушей. Посоветовавшись с Джулией, не проявившей, впрочем, особого энтузиазма в выборе блюд, Честер заказал лёгкий ужин и бутылку белого вина, к которому так и не притронулся до конца вечера. Беседа завязалась неожиданно, и они сами не заметили, как бесследно исчезла неловкость, преследовавшая их с самого момента встречи у подъезда. Они говорили и говорили, двое красивых молодых людей, радующихся отдыху после наполненного заботами дня, и со стороны невозможно было представить, какая социальная пропасть их разделяла. Честер узнал, что Джулии исполнилось двадцать лет, и что она заочно училась на Юридическом Факультете Института Права. Жить самостоятельно и работать она начала совсем недавно. Её родители, оба также юристы, согласились оплачивать жильё дочери с условием, что та сама станет добывать деньги на все свои повседневные нужды. Джулия любила весёлые компании и дискотеки. Достаточно долго она посещала танцевальную школу, однако в какой-то момент вынуждена была прекратить занятия по причине, которую предпочла не озвучивать. В свою очередь Честер рассказывал о работе корпорации и своих новых проектах. Девушка слушала его с видимым интересом. Они ни словом

не обмолвились о своей личной жизни, что было вполне естественным, однако Линкольн увидел в этом добрый знак. Время летело незаметно, и Честер опомнился только тогда, когда стрелки на его часах вплотную приблизились к полуночи. Он довёз Джулию до дома, и они поблагодарили друг друга за прекрасный вечер. Ни девушка, ни Линкольн не упомянули о возможном продолжении общения, но к себе Честер возвращался окрылённым, ведь теперь в его телефоне хранился номер Джулии. Когда он вошёл в свою спальню, Стейси была уже погружена в сон. За три с половиной недели отсутствия в Городе Честер постоянно вспоминал их встречу. Периодически его посещало желание позвонить Джулии, но он всякий раз заставлял себя отказаться от этой мысли. Он вернулся из поездки во вторник, и на следующие сутки снова сидел за своим столиком в «Сайлент Бэй». Среда была выходным днём Джулии, но отныне Честера это уже не беспокоило: поход в ресторан он воспринимал лишь как возможность остаться наедине с собой и сделать звонок, о котором так мечтал. Его руки тряслись, пока он искал в списке нужное имя, и подсознательно Линкольн ожидал услышать только ряд длинных гудков. Облегчение, которое он испытал, когда голос Джулии прозвучал в трубке уже после третьего

звонка, было настолько сильным, что он едва не выронил телефон. Девушка поздравила его с возвращением, и радость, услышанная им в её словах, мгновенно вымела из его головы всё, что он собирался ей сказать, и что так тщательно продумывал заранее. Подстёгиваемый адреналином, Честер предложил Джулии отметить его приезд, и было какое-то волшебство в том, что он знал ответ ещё до того, как тот успел слететь с её губ. Н а с л ед ую щ и й день Линкольн не стал заезжать в «Сайлент Бэй». В душе он боялся, что, увидев его, девушка откажется от встречи, и с той же мыслью он тянулся к телефону, когда тот начинал звонить. Уже в четверть восьмого его автомобиль стоял возле дома Джулии. Как и в прошлый раз, она появилась вовремя и помахала рукой в сторону знакомой машины. Вечер они провели всё в том же ресторане, и постороннему человеку могло показаться, что эти двое знают друг друга много лет. Джулия рассказала, что с первого курса встречалась с мужчиной значительно старше её, по всей видимости, опытным ловеласом. Она ничего не требовала от него, но он всё равно её бросил, не утруждаясь объяснением причин. У Джулии случился нервный срыв, родители даже вынуждены были заставить дочь наблюдаться некоторое время у психиатра. Она оста-

вила танцы, перевелась на заочное отделение и уже больше года не имела ни с кем личных отношений. После того, как Джулия немного отошла от депрессии и вновь стала общаться с друзьями, отец, в надежде, что самостоятельная жизнь окончательно её излечит, снял для девушки квартиру. Рассказ Джулии вызывал у Честера сочувствие, и в то же время голова его кружилась от эйфории. Из ресторана они возвращались далеко заполночь. В течение всего обратного пути Линкольн искал повод для следующей встречи, и за миг до того, как девушка взялась за ручку дверцы автомобиля, его осенило… Своё двадцатитрёхлетие Честер Линкольн, как и всегда, отмечал скромно. Приняв поздравления в офисе, в конце дня он поехал к родителям Стейси, где и провёл весь вечер. Сама Стейси ради праздника даже уговорила отца немного скорректировать дату деловой поездки, в которую они должны были отправиться вместе. Морган и его дочь вылетели следующим утром, а несколькими часами спустя автомобиль Линкольна уже стоял возле дома Джулии. Он знал номер её квартиры, поэтому просто поднялся на лифте на седьмой этаж и нажал на кнопку звонка. Джулия открыла дверь, и Честер вошёл в её небольшую студию, наполненную тем удивительным светом, который бывает

только на закате солнца. Потом они пили сухое вино, купленное Линкольном в честь его дня рождения, заедая его сыром из холодильника Джулии, и когда что-то толкнуло их друг другу в объятия, они не колебались, потому что так должно было произойти. Это оказалось прекраснее, чем самые смелые мечты, и сознание гасло, и наслаждение становилось таким острым, что уже не имело значения, даришь ты его или получаешь. Ещё позже они, мокрые и оглушённые, лежали рядом, сплетя пальцы. В дальнем углу комнаты слабо светил ночник, и она говорила о том, что боялась и ждала этого момента, что устала от одиночества, что ей страшно смотреть в будущее, и безразличны его деньги. Честер слушал и молчал, а потом притянул её к себе, и всё повторилось снова, только на этот раз до мучительной истомы медленно. Около трёх часов ночи Джулия, наконец, заснула. Тогда Честер тихо поднялся с кровати, нетвёрдыми руками натянул на себя одежду и ещё какое-то время смотрел на спящую девушку, перед тем как выйти. И уже лёжа в своей постели, за мгновение до того, как выпасть из реальности, он подумал о том, что был счастлив. Автор:

Алексей

Рубан

113

≈‚‡Ì„ÂÎËÂ ÓÚ ÀÂÈÎ‡ı. “ ÛÔ Á‚ÂÁ‰˚ Глава 33. Искусство соблазнения жеребца В языках пламени костра стали появляться черные контуры пляшущих эльфов. Звучала странная завораживающая музыка. Ничего прекраснее этой мелодии Панк раньше не слышал. Маленькие обнаженные эльфийские девушки были настолько красивы притягательны и обворожительно-сексуальны, что он едва не обжег физиономию, любуясь на них. Сбегав на родник и умывшись, Панк долил в пакет свежего зелья и снова принялся за свое трансцендентальное занятие. Пытаясь опять увидеть танцующих эльфов, токсический шаман уставился на огонь, но свет костра почему-то стал резать ему глаза, – смотреть стало больно. Сняв с колышков сохнущий у костра бушлат, Швед оделся потеплей и залез в свою пихтовую берлогу. Было, в общем-то, довольно уютно и даже приятно в маленьком волшебном мирке, окружающем его, благодаря пахучему дурману черного снадобья. Свежий яд действовал постепенно, вздох за вздохом унося его куда-то в небесную даль, навстречу новым невероятным грезам со

114

сказками и приключениями, которые он переживал буквально физически. Панк увидел огромную книгу со стеклянными страницами на темном каменном алтаре. Книга была открыта, а со страниц ее стекал вниз зеленый густой туман. Видение было прекрасным, очень реалистичным, торжественным и завораживающим. — Продолжай читать, – услышал он сладкий женский голос и принялся глубоко дышать ароматными едкими парами, стараясь не упустить нить видений, ведущую его в лабиринте сумрачного запредельного мира, – его дьявольской кроличьей норы. Сначала возник лес. На мгновение Панку показалось, что он просто видит сквозь стены шалаша, но постепенно все стало меняться. Серая дождливая осень сменилась ясным солнечным днем. Наряду с пихтами, соснами, лиственницами, осинами и березами, стали появляться исполинские кедры, которые росли несколько южнее того места, где находился теперь познаватель. Вскоре лес совсем изменился, – стал похож скорее на огромный парк или неухоженный сад, – так

все там выглядело красиво и упорядочено. Деревья потрясали своей величиной и разнообразием форм. Прямые тонкие лучики света пробивались сквозь густую листву нависшей кроны деревьев, играя зайчиками в густой высокой траве. В лучах не плавало не пылинки, – все вокруг сияло безупречной чистотою, выглядело безупречным и девственным, будто в раю. Неожиданно к шуму листвы и щебетанию птиц добавился приглушенный травой топот копыт и лошадиное фырканье. На жемчужно-белых арабских скакунах сидели две умопомрачительнокрасивые женщины. Держась в дамских седлах свободно, изящно и грациозно, они вели непринужденную беседу. — Тебе нравятся маленькие лошадки? – Спросила Нагиля, – надо сказать, что на спине некрупного арабского скакуна смотрелась она идеально. — Не такие уж они и маленькие, к тому же, – намного умнее других, – ответила Лейл и, слегка наклонившись, провела рукой по перламутровой шее, явно не без удовольствия. — Знаешь, что этой породе несколько

тысяч лет? У них всего двадцать три позвонка, – на один меньше, чем у других лошадей. — Про позвонки, – как-то не обращала внимания, зато знаю, что они очень любят музыку. Когда пою, – слушают, не шелохнувшись, а если играет что-то, – даже пытаются танцевать. — Они действительно танцуют, словно в них живут детские души. — Может быть, так и есть? — Не знаю. Что мне в них нравится больше всего, так это плавный мягкий шаг и живой темперамент. — А красота? Это ведь само совершенство! Живая скульптура, созданная великим мастером; а в глазах можно утонуть, – такие они выразительные. — Лейла, ты, похоже, возбуждена! – засмеялась Нагиля. — А ты не пробовала с конем? — Мысль, конечно, была, но прошла сразу. А ты что, делала это? — Делала, и не однажды. Это целое искусство, но его несложно освоить, и я не жалею об этом. — Ты не перестаешь меня поражать своей дьявольской сексуальностью. Мужчин и женщин тебе значит мало? — Это совсем другое. Невероятные, головокружительные ощущения! Если ты настоящая дьяволица, то тебе не может не з ах о т е т ь с я о б л а д а т ь

«пьющим ветер»! — Господи, Лейла, прекрати, а то мне самой уже захотелось; только не с жеребцом, пожалуй. — Скоро захочется еще больше, – улыбнулась Лейла и слегка подалась вперед. Жеребец, словно прочитав мысли своей наездницы, ускорил шаг. Спустя несколько мгновений, легкая приятная рысь, плавно перешла в совершенно неощутимый галоп, и они понеслись, обгоняя ветер, по древнему лесу. Нагиля скакала, не отставая, рядом. — К чему дамские седла, если ты собралась устраивать скачки? – крикнула она. — Сейчас узнаешь, – ответила улыбающаяся Лейла. Где-то рядом послышался собачий лай; раздался звук охотничьего горна. Большая рогатая пятнистая косуля выбежала из чащи и, легко обогнав дьяволиц, умчалась вперед. Вскоре лес кончился, и сестры очутились на огромном, покрытом цветущими маками поле. Следом за ними, немного поодаль, на луг выехал атлетического вида охотник на огромном черном коне с кроваво красной огненной гривой. — Зачем так над животным издеваться? – усмехнулась Лейла, останавливая коня. — О вкусах не спорят, – рассеянно ответила Нагиля, заворожено глядя на всадника. Всадник дал знак

гончим остановиться и медленно подъехал к разглядывающим его девицам. Снимая широкополую ковбойскую шляпу, демон вежливо наклонил голову и улыбнулся. — Приветствую вас, прекрасные дамы, – произнес он приятным драматическим баритоном, от которого у Нагили перехватило дыхание. — Здравствуй, Асмодей, – ответила Лейла, голосом, который мог значить очень многое, или ничего не значить. – Гоняешься за оленем на моих землях? — Выехал поохотиться, – увлекся, – больно уж прыткая косуля. А кто эта восточная красавица? Ты нас представишь? — Ты не узнал мою сестру? — Надо же, Нагиля! Какой ты стала желанной… — Ты тоже ничего. Неплохо сохранился, – ответила Нагиля. — Такая же врединка, что и в детстве. Помнишь, как я учил тебя играть в покер? — Ты жульничал. — Могу дать реванш. — Вот что, голубки, – вмешалась в разговор Лейла. – Время позднее, и я не собираюсь возвращаться домой по ночному лесу. Думаю, – на ужин у нас будет парная оленина? — Конечно! Почту за честь составить вам компанию, – ответил Асмодей, поймав пристальный взгляд Лейлы.

115

— Тогда до встречи, князь. Надеюсь, – вы нас не разочаруете, – насмешливо сказала дьяволица, поворачивая коня за уздечку. (Тот слушался беспрекословно, несмотря на то, что трензель у него изо рта был вынут). — До встречи. Рад буду тебя увидеть вновь, Нагиля, – тихо сказал Асмодей, пронзая ее глазами, в которых, казалось, горел абсент. — Сначала подстрели Косулю, – ответила ведьма, – её черные, как восточная ночь глаза достойно встретили огненный взгляд темного принца. Проскакав несколько миль галопом, сестры замедлили ход скакунов и переглянулись. — Не понимаю, – как тебе удалось это устроить, – пробормотала Нагиля, размышляя. — Простая математика и немного удачи. — Не морочь мне голову. — Ладно. Один из церберов загнал самую резвую душу-косулю во владения Асмодея. — Он убьет ее? — Не сомневайся. — Ты сущий дьявол, Лейла. — Кто бы говорил. Сестры рассмеялись, как озорные девчонки и галопом понеслись в сторону показавшегося вдалеке замка. *** Асмодей остановил коня и прицелился из арбалета в добравшееся наконец-то к водопою жи-

116

вотное. Подняв голову, рогатый самец косули увидел на противоположном берегу реки всадника на черном коне с красной гривой. У него оставалось всего пару секунд, чтоб попытаться скрыться. Раздался сухой щелчок механизма и стальной тетивы, свист рассекаемого воздуха, и, спустя мгновение, тяжелый арбалетный болт, как и было задумано, пробил шею оленя за ухом, кроша позвонок и отрезая мозг от туловища. В глазах косули медленно начала гаснуть жизнь, стало холодно. Демон подъехал к добыче, спрыгнул с коня и обнажил нож. Первое, что он сделал, – очень аккуратно вырезал животному член вместе с мошонкой и мочевым пузырем, – только так мясо не будет иметь неприятного запаха самца, который может не понравиться дамам. Снимая шкуру, Асмодей задумался о происходящем. В то, что эта встреча случайна, он, конечно же, не поверил, но и опасности особой для себя не ощутил. Тихий настойчивый голосок внутри, похожий на голос его матери, настоятельно советовал не связываться с «этими ведьмами», но, вспоминая безумные ласки Лейлы и представляя себе обнаженную Нагилю, Асмодей испытал такой азарт, что немедленно подавил все сомнения. Закончив с косулей, он вскочил на коня и отправился прямиком к Лейле, представляя себе,

как он ублажает сразу обеих красавиц сестер. Ночных обитателей леса он особо не опасался, а во дворце любвеобильной демонессы еще будет время до ужина на то, чтобы смыть пот, и найдется, во что переодеться. Лежа в своем шалаше, Панк окончательно окоченел. Пока был под кайфом, это почти не ощущалось, но стоило ненадолго забыть о пакете, – и он почувствовал, что очень сильно замерз. Подбрасывая в догорающий костер новые ветки, озябший бедняга думал о том, что увидел. Панк чувствовал себя каким-то образом причастным к происходящим в Аду событиям, считал даже себя посвященным в тайны жизни верховных демонов, и это наполняло его некой гордостью, – чувством собственной значимости, предназначения. Жаль только, – видения стирались из памяти так же быстро, как мимолетные сны, становясь со временем все более туманными и неясными. Он помнил все в мельчайших деталях, когда входил в состояние черной медитации, наполняя легкие парами ядовитого зелья; однако, вне этого состояния реальность вытесняла почти все, связанное с его волшебными грезами. В свете пламени разгоревшегося костра совсем рядом на дереве блеснула пара хищных голодных глаз. Панк уже начал привыкать, что за

ним наблюдают, но все равно почувствовал себя неуютно под этим пристальным взором. Вскипятив котелок воды, он развел остатки сгущенки. Горячее сладкое молоко и жар костра вернули его к жизни, точнее будет сказать, – настроили на волну бытия. Вкус последней сигареты показался Шведу соломенным и пустым. Бросив окурок в костер, он достал пакет и, не терзаясь сомнениями, принялся за старое дело. Возможно несколько минут на земле соответствовало нескольким часам в преисподней, а может быть, просто время не имело такого уж важного значения на перекрестке миров, но, когда Панк снова увидел Лейлу и Нагилю, – они уже сидели за столом в компании Асмодея и лакомились нежным сочным барбекю из парной оленины. Язык и костный мозг были поданы отдельно в виде закуски, как особое лакомство. Расположившись в покрытой виноградной лозой ажурной беседке, князь и две принцессы Ада вели непринужденную беседу, как в узком семейном кругу. Неподалеку стояла жаровня, над которой хлопотал повар китаец, распространяя вокруг соблазнительный, манящий аромат пекущегося на углях парного сочного мяса. — Как ему удалось так быстро его замариновать? – спросил Асмодей,

отрезая ножом новый ломтик. — За то и держу. Мартин Янь просто волшебник, – ответила Лейла. – Насколько я знаю, он никогда не использует уксус, – только лайма, и еще добавляет какой-то орех. — Занятно. Надо бывать у вас чаще, – Асмодей сделал глоток терпкого красного вина и принялся с увлечением улепетывать новый кусок. — Действительно вкусно, – сказала Нагиля. – Она едва притронулась к пище и грела руками бокал с вином. — Ты разве не голодна? – Спросила ее Лейла. – Это мясо не причиняет вреда фигуре. — Да знаю я, просто привыкла уже себя контролировать. — Ты чем-то расстроена? Или может быть смущена? – Асмодей мило улыбнулся, – его взгляд скользил по изящной шее и плечу Нагили, одетой в открытое вечернее платье. — Не думай только, что это из-за тебя, – просто я на особой диете. – От хищной улыбки дьяволицы по спине Асмодея пробежали мурашки. Темный князь опустил глаза, а когда снова их поднял, пришла очередь испытать то же самое Нагиле. Минуту они пристально смотрели друг другу в глаза, но потом рассмеялись. — Хорошо, что Миэллы нет за столом, – тихо сказала Лейла как бы самой себе. — Как идут дела в

твоей фирме? – неожиданно спросил Асмодей Лейлу. — Спасибо, неплохо. После того, как ты уладил вопрос с Карателями Злодеяний, все быстро наладилось. — Значит, моя помощь тебе пока больше не нужна? – в глазах демона читались легкое сожаление и интерес. — Лучше подумай о том, чем развлечь нас после ужина, – хитро прищурилась дьяволица. — Есть много разных забав, которыми я мог бы потешить таких очаровательных женщин. — Даже не думай, – Нагиля бросила на Асмодея и Лейлу гневный взгляд. — Предлагаю пойти искупаться на Lago del mundo, – сказала Лейла. – Давно не плавала ночью в светящемся озере. — Это очень рискованно, – задумчиво произнес Асмодей. – Если проснутся древние, то даже я не смогу защитить вас. — А ты постарайся, – вызывающе сказала Нагиля. – Мне тоже хочется поразвлечься. — Кому было бы интересно пройти это испытание, не будь оно таким опасным? – добавила Лейла. — Что ж, я согласен. Только давайте сначала хорошенько поужинаем, – вдруг этот вечер станет для нас последним, – лукаво сказал Асмодей. — Согласна, – ответила Лейла, принимаясь

117

за новый кусок оленины. Нагиля кивнула и последовала примеру сестры. ***LLT*** Глава 34. Устал, лень называть. Шучу Lago del mundo. Озеро Lago del mundo, – воистину опасное и удивительное место. Оно обладает одним невероятным свойством: Стоит кому-то войти в его теплые соленые воды, как разум этого существа подвергается жестокому воздействию genius loci. Слабые духом сразу уходят под воду, те же, кто обладает абсолютной храбростью а так же имеют хоть каплю королевской крови в себе, попадают в ловушку собственных галлюцинаций, отличимых от реальности, но не менее ощутимых. Купающийся впадает в некий гипнотический сон и становился участником игры, события которой разворачиваются в созданной озером особой реальности. Приключения, переживаемые теми, кто рискнул искупаться, как правило невероятно интересны, красочны и увлекательны. Загвоздка в том, что, будучи раненым или убитым в видениях, игрок получает также немалый ущерб на самом деле. Если же кому-то взбредало в голову нарушить правила, (неважно, – от страха, из корысти или же по незнанию), или усилием воли перекраивать этот иллюзорный мир под себя, –

118

озеро мстит. В этом случае на поверхность всплывают проб удившиеся древние зубастые твари, похожие на океанических глубоководных рыб. Тогда спасти пловца может лишь чудо. Группу друзей, отчаявшихся вместе испытать на себе прелести этого аттракциона, ждут еще более захватывающие приключения, чем одиночку, но и от командного духа зависит здесь очень многое. Ислучай, когда игрок жертвовал частью тела, чтобы спасти нужного ему напарника. Дорога к «Lago del mundo», проходит между отвеснойскалой и бездонным обрывом, над пропастью со звучным название м « H o l a l a m u e r t e » ( з д р а в с т в уй смерть), мимо двух водопадов, «Мужские слезы», и «Женские слезы», которые по испанки никто не называл, из за того, что название пол учалось очень уж длинным. Далее следует перейти раскачивающийся над бездной подвесной мостик, и уж после, пройдя по тоннелю в скале, путешественник может увидеть сверкающее внизу синее горное озеро. До дна его никто еще никогда не добирался, и что там находится, – неизвестно, но с наступлением темноты вода начинала светиться, и свет ее отражался в небе подобно северному сиянию. У озера этого всегда тепло и тихо, – ни одно животное не осмеливается прибли-

зиться к нему, чувствуя смертельную опасность. Пройдя по зеркальному коридору пространства-памяти, вход в который находился в подвале старинного замка Лилит, князь с дьяволицами вышли у первого водопада и быстро добрались до озера. Тоннель в скале заканчивался ровным каменным выступом, нависающим над водой на головокружительной высоте. Стоя на нем, Лейла, Нагиля и Асмодей разделись и стали готовится к прыжку. Демон не мог оторвать взгляд от Нагили, – ее стройное юное тело словно излучало ауру невинности и чистоты, – было по-настоящему красиво, грациозно и совершенно. Лейла, которая многим понравилась бы гораздо больше, вызывала у него не меньший восторг, но, все же, красота ее была от Лукавого, да и являла собою изведанный некогда Асмодеем заветный плод. Лейла надела черный чешуйчатый пояс с ножнами, сшитый из кожи ската, обитающего в этом озере и раздала ампулы с противоядием. — Ты должен это взять, – сказала она Асмодею. – Если не будет иного выхода, – спасай Нагилю. О себе я сама позабочусь. — Я не буду это брать, – сказала Нагиля, проверяя пальцем остроту лезвия кинжала. – Монстры озера видны и в игре, а когда знаешь, что можешь

ее покинуть, становится неинтересно. — Рисковая девушка. Впрочем, как знаешь, – в голосе Лейлы чувствовалось небольшое волнение, – прыжки в воду с большой высоты ей не особо нравились. Подойдя к краю каменного выступа, все трое дружно нырнули в воду. Делать это следовало именно синхронно, – чтобы наверняка оказаться вместе, в одном видении. Войдя в воду вниз головой, Лейла, Нагиля и Асмодей, оказались сразу на большой глубине, окруженные синим мерцающим светом. Взявшись за руки, они всплыли на поверхность и огляделись по сторонам. На желтом с оранжевыми прожилками небе сияло огромное красное солнце. От него отрывались куски протуберанца и летели во все стороны, беспощадным солнечным ветром. Почва вокруг была выжжена, скалы оплавились, озеро исчезло, – теперь они стояли на потрескавшемся сухом илистом дне, покрытом костьми рыб и ракушками. — Ну и местечко, – поморщилась Нагиля. — Могло быть и хуже, – сказала Лейла. — Давайте куда-то двигаться, – надо выбираться отсюда, – предложил Асмодей. – Черт бы побрал ваши задницы и прочие прелести. Лейла с Нагилей взглянули на голого князя и рассмеялись – демон,

замечтавшись о сексе, материализовался в игре обнаженным. Сами дьяволицы были одеты в длинные приталенные кожаные куртки, облегающие брюки и мягкие сапоги; к тому же, у каждой на боку висел теперь легкий меч. Не торопясь и осторожно ступая, сестры пошли к берегу. Кости хрустели у них под ногами, рассыпаясь в мельчайшую белую пыль. Последовав за ними, Асмодей и сам начал обрастать удобной практичной одеждой. Пока он шел позади, Лейла взяла сестру под руку и тихо сказала ей: — Ты не решалась с ним переспать в реальности, но, как насчет игры? — Думаешь, – это возможно? — Поверь мне, – я знаю, о чем говорю. — Пока не похоже, чтоб мне представился такой случай. — Главное, – не упусти шанс, когда он появится. — И ты посодействуешь его появлению? — В пределах правил игры. — Люблю тебя, сестренка. — Докажи, – Лейла игриво хлопнула Нагилю по упругой попке. — Шлюха, – рассмеялась Нагиля и толкнула сестру. Разыгравшись как школьницы, они не заметили опасности прямо перед собой. Почва под ногами вздулась бугорком, и

из него вырвалась струя раскаленного пара. На счастье Асмодей оказался рядом и вовремя пришел на выручку. Подхватив обеих женщин, он успел отбросить их в сторону… Котелок с кипятком упал в костер с подгоревшей ветки. Сидя в клубах белого пара и пепла, Панк начал приходить в себя. Немного очнувшись, он вытащил котелок из дымящегося костровища и, накидав новых веток, снова раздул огонь. Делал парень все это, пребывая в каком-то забытьи, автоматически выполняя привычную работу. Его желание снова увидеть дочерей Лилит было непреодолимым. Когда пламя охватило всю охапку брошенных в костер дров, и он весело ожил, так, что рядом стало даже немного жарко, Швед уже успел погрузиться в свою наркотическую медитацию. Он видел теперь огромное красное солнце, чувствовал кожей его беспощадные лучи, слышал запах плавящихся гор и горящей земли. Постепенно транс его становился все более глубоким, и разрозненные вспышки видений начали сплетаться в тонкую сюжетную линию. Теперь он отчетливо и ясно видел тоннеле-образную пещеру, освещенную светом люминесцирующих сталактитов, синими полупрозрачными сосульками свисающих с каменного свода. По высеченной в скале лестнице куда-то

119

вниз спускались Асмодей, Лейла и Нагиля. Температура становилась все более сносной, – повеяло теплым сырым ветерком. Вскоре послышалось отдаленное журчанье воды, отражающееся от стен призрачным эхом. — Наверное, в этом мире жизнь ушла глубоко под землю, – сказал Асмодей, – голос его звучал громоподобно неестественно — Еще неизвестно, какие формы она тут могла принять. Лучше помалкивать и держать мечи наготове, – тихо сказала Лейла. — Смотрите, какая красота! – восхищенно прошептала Нагиля, дотрагиваясь до самого большого кристалла горного хрусталя, что росли тесной семейкой из камня словно грибы. — Лучше бы ты не трогала застывшее дыхание дракона, – проворчала Лейла. — Напротив, – нам всем следует отломить по небольшому кристаллу и взять с собой, – ответила Нагиля. – Если в этом мире есть боги, – они не смогут отказать в просьбе путнику, пришедшему с хрусталем. — Как не крути, а она права, – сказал Асмодей. – В мире сказок и легенд действуют свои законы. — Тогда займись этим поскорей, сказочник ты наш, – вдруг, и правда, поможет или сгодится, как средство оплаты, – проворчала Лейла.

120

Взяв несколько маленьких кристаллов, которые не без труда отломал Асмодей, троица двинулась дальше. Журчанье воды слышалось теперь уже совсем отчетливо, а воздух стал влажным и немного прохладным. Естественная пещера кончилась, – дальше вел невысокий, вырубленный вручную, темный тоннель. — Вот и первый повод для похвалы в адрес нашей прекрасной Нагили, – весело сказал Асмодей, пройдя метров тридцать по тоннелю. – Идите сюда, – хрусталь начинает светиться. — Умница, – улыбнулась Лейла и, чмокнув сестру в щеку, пошла вслед за ним. — Знаю, что умница, – вздохнула Нагиля, – постепенно ей становилось скучно. Метров через сто тоннель повернул сперва налево, затем резко направо, – впереди показался свет. Ступая теперь осторожно и держа оружие наготове, путешественники вышли в огромный каменный подземный грот. Их взору предстало воистину фантастическое зрелище. Некоторые сталактиты сливались со сталагмитами, образуя высокие прозрачные колонны, соединенные вверху нерукотворными арками. Колоннада уходила вдаль грота, отражаясь в подземном озере. Тут и там на дне грота росли разноцветные каменные цветы. Все это великолепие свет и л о сь , п е р е л и в ая с ь

вспышками красных, розовых, синих, желтых, зеленых холодных огней. — Люминесценция, – сказал Асмодей. – Неясно только, – откуда взялся источник ультрафиолета. — Похоже, наш князь не на шутку заигрался, – улыбнулась Лейла. – Тут они могут и сами по себе светиться. — Даже в реальном мире мы не видим истинный цвет камня, – возразил Асмодей. – Дневной свет, это сборная солянка из электромагнитных излучений, – поэтому мы созерцаем блеск бриллиантов и его люминесценцию. — Лучшие чистые бриллианты не люминесцируют, – это снижает их стоимость, – возразила Нагиля. – Хотя, это относится только к бесцветным камням. — Обожаю розовые бриллианты, – сказала Лейла. – Как видите, князь, девушки в этом вопросе просвещены не хуже вас. — Не сомневаюсь, девушки, – иронично произнес Асмодей, делая молниеносное движение мечом. Под ноги Лейле упала огромная летучая мышь, рассеченная почти надвое. — Кажется, веселье начинается, – сказала Нагиля, указывая мечом в сторону озера. По блестящей поверхности темных вод к ним в сторону двигалась лодка. На весла налегал

могучего телосложения мавр, – мышцы играли у него на спине красивыми буграми. Впереди сидела стильная фентезийная, вооруженная до зубов амазонка, а позади гребца находилось несколько, угрожающего вида воинов. — Похоже, что этот грот, – всего лишь преддверие подземного мира, – пробормотал Асмодей. — Думаю, – нам лучше будет убрать оружие в ножны, – тихо сказала Нагиля. — Разговаривать с ней предоставьте мне, – процедила Лейла, делая шаг вперед. Когда лодка уткнулась носом в мель, не доходя до берега, амазонка спрыгнула с нее, легко и грациозно пролетев по воздуху, словно была невесома. Пройдя несколько шагов на встречу друг к другу, Лейла и девушка остановились. Минуту продолжалась битва их взглядов, – в воздухе повисла зловещая тишина. Воины в лодке держали всех троих на прицеле, – тяжелые железные арбалеты, неподвижно лежали у них в руках. Похоже, что амазонка, наконец-то удовлетворилась тем, что увидела и испытала, поскольку ухмыльнулась и произнесла: — Как не были бы высоки ваши привилегии в реальном мире, – здесь вы – никто. Если желаете, – можете вернуться обратно. Отправившись со

мной, у вас уже не будет иного выбора, кроме как сражаться или погибнуть. Все, или ничего. — Оставим глупую болтовню, – сказала Лейла. – Мы не за тем сюда шли, чтобы вернуться. Каковы правила игры? — Это не игра и не сон. Это реальность. Отличная от вашей и немного гротескная, но не менее значимая и серьезная. Не желаешь ли представить своих друзей, Лейла, дочь первородной Лейлах? Спутники Лейлы переглянулись, – сама же она, похоже, не слишком удивилась тому, что была узнана. Смерив оценивающим уважительным взглядом амазонку, дьяволица сказала: — Это Асмодей и его жена, Нагиля. Позвольте и нам узнать, с кем имеем честь разговаривать? — Я Прозерпина, дочь Деметры. — Мы наслышаны о тебе. Каково это, треть каждого года проводить под землей? — Скоро сами узнаете. — Мы не собираемся подсаживаться на зерна граната. — Посмотрим, – ухмыльнулась Прозерпина. ***WD*** Глава 35. Немного вынужденного разврата и физики По преданию, похищенная в юном возрасте царем подземного ми-

ра, Гадесом, Прозерпина, поддалась соблазну, отведать несколько гранатовых зернышек. Вкусивший хоть что-то в подземном мире, вынужден был возвращаться туда снова и снова. Теперь Прозерпина, известная так же под именами, Кора и Персефона, сама была королевой, – изящная, вечно юная и прекрасная богиня, правящая жизнью в недрах Земли. — Как я понимаю, – места в лодке на всех не хватит, – ухмыльнулась Лейла. — Тогда освободите его, – запросто ответила Прозерпина. Повернув голову в сторону стоящих неподалеку Асмодея и Нагили, Лейла улыбнулась и подмигнула. Подойдя к берегу, она присела на корточки, откинула назад длинные кудрявые волосы и потрогала рукой теплую воду, – сделано это было столь театрально и эротично, что у всех присутствующих волей - неволей перехватило дыхание. Двигаясь, словно сама Венера, соблазняющая Адиниса, Лейла принялась раздеваться. Вся она теперь излучала столько сексуальной энергии, столько женственности и чувственности, была настолько красива и желанна, что даже Асмодей, выросший в окружении роскоши и прекраснейших доступных женщин, ощутил немалое возбуждение. Лейла не просто вызывала эрекцию своим

121

эротическим спектаклем, – она сводила с ума, туманила разум, едва обнажив свое настоящее женское естество. Когда дьяволица, плавно покачивая бедрами, входила в воду, весь окружающий мир для воинов перестал существовать. Они видели только ее, жадно пожирая глазами каждый изгиб совершенного тела, лелея каждое мгновение, дарящее им это великолепное зрелище. Приблизившись к лодке, Лейла стала ласкать себя руками, – красиво, бесстыдно, темпераментно. Когда ее красивые ухоженные руки сжимали груди, щипали затвердевшие соски, плавно скользили вниз, она извивалась всем телом, тихо постанывая, возможно и правда, нешуточно возбудившись. Это было последней каплей, – воины бросили свои арбалеты и, спрыгнув в воду, окружили ее, на ходу срывая с себя одежду. — Не суетитесь мальчики, – улыбнулась Лейла, отталкивая самого прыткого. – Меня на всех хватит. Обняв одного солдата ногами за талию, она легко оделась на его здоровенный член. Увлажнив слюной, маленькую коричневую дырочку, позволила второму войти сзади; двоих других же, крепко схватила руками, за готовые взорваться от напряжения фаллосы, словно посвящая их в общий ритм.

122

Нагиля толкнула в бок, залюбовавшегося на выступление Лейлы Асмодея. Тот, нехотя опомнившись, взглянул на Нагилю голодным взглядом, потом ухмыльнулся и пошел к Лейле. Блеснув яркой молнией, в свете люминесцирующих колонн, меч демона легко отделил четыре лохмалые головы от спортивного вида туловищ. Дело это заняло у него всего пару секунд. Двое солдат, которых Лейла держала за члены, рухнули в воду. Те же, что были в ней, продолжали двигаться, поливая дьяволицу фонтанами крови из своих обезглавленных шей. Это продолжалось до тех пор, пока последняя капля крови не брызнула из артерий, и Лейла не вскрикнула, судорожно содрогаясь от настигшего ее оргазма. Вобрав в себя силу двоих парней, дьяволица выглядела теперь еще более прекрасной, – обновленной, такой же юной, как Нагиля. Размазывая по своему телу кровь, словно питательный крем, что было отчасти правдой, она смотрела на Асмодея и хищно улыбалась. — Ты неподражаема, – сказал Асмодей. – Браво, Лейла. Умойся, нам пора в путь. Лейла рассмеялась и, медленно войдя в воду поглубже, принялась умываться. От нее не мог ускользнуть огонек желания в глазах демона. — Не отходи далеко, тут что-то плавает! – крикнула она спустя

мгновение. — Скорее из воды! – громко приказала Прозерпина. В двух метрах от купающейся дьяволицы показался треугольный плавник. Асмодей принял единственно верное решение, бросая свой меч Лейле, он крикнул: — Бей по носу, по глазам! Лейла поймала вращающийся меч на лету и, словно вписавшись в его движение, нанесла хищнице сокрушительный удар в голову. Забившись в предсмертной агонии, акула подняла фонтан розовых брызг, а дьяводица, добравшись до своего спасителя, запрыгнула ему на руки и обняла за шею. Немного смущенный, но довольный, как удав Асмодей, вынес Лейлу на берег. — Спасибо, князь. Теперь можете меня отпустить, а то, как бы мой аппетит снова не разгулялся, – сказала Лейла, нежно гладя мускулистую руку Асмодея и хитро щурясь. — Похоже, – не зря я решила сама вас встретить, – сказала Прозерпина, вставая с большого плоского валуна, на котором сидела, наслаждаясь кроваво-эротическим шоу. – Единственное, что немного расстраивает, – нам придется заночевать тут, пока акулы не успокоятся. От запаха крови они буквально сходят с ума и могут напасть даже на лодку. Думаю, что мне не придется скучать с вами, –

добавила она, покосившись на Асмодея. Нагиля бросила гневный взгляд на Персефону. Одевающаяся Лейла таинственно улыбнулась. — Не вздумай затеять драку, – тихо сказала она, подойдя к сестре. — По-твоему, я должна смириться? — Я этого не говорила. Расслабься, но обещай подыграть мне. — Как скажешь. — Вот и ладненько. Черный раб, сидевший подобно каменному изваянию все это время в лодке, подцепил тело акулы долинным багром и вытащил его на берег. Вытянув, за якорную цепь, лодку на берег, он порылся в ее бардачке, достал оттуда котелок и походный ранец. Взяв тесак, раб принялся ловко разделывать огромную рыбину, вырезая приличные куски белого мяса. Похоже, что лакомства из акул тут готовились довольно часто, потому что в походном ранце у раба нашлись лимоны и фиолетовые грейпфруты, сок которых он теперь выдавливал в большой котелок с мясом. — Вот и ужин, – улыбнулась Прозерпина. — Где нам взять дров для костра? – спросил Асмодей — Мы стоим на них, – ответила Прозерпина, пнув ногой черный с сине-зеленым оттенком камень. – Озеро находится в жерле древнего вулкана.

Наземная часть его давно исчезла, но канал, по которому лава вырвалась на поверхность, уходит вниз, словно огромная каменная морковка. — Все равно не пойму, что это меняет, – спросила Нагиля. — Мы у основания кимберлитовой трубы, и здесь полно алмазов, – сказал Асмодей. — Это я уже поняла. — Персефона предлагает развести из них костер. — Как это? — Температура горения алмаза примерно такая же, как и березовых дров, – в районе тысячи градусов, – пожал плечами демон. — Сальвадор, принеси линзу, – приказала Прозерпина. Взмахнув саблей, она расколола один из черно зеленых камней. Внутри него сиял, переливаясь зеленоватым светом камень, величиной с грецкий орех. — Поможете мне собрать побольше таких камушков? – спросила Прозерпина, обращаясь к Асмодею. — Сначала я хотел бы убедиться в правильности своей догадки, – здесь есть источник ультрафиолетового излучения? – спросил демон. — Возможно виной тому солнечный ветер, для меня это не так важно, но каменный свод над нами, излучает, как тепло, так и лучи для загара. Ты почувствовал бы

это, будь у тебя более нежная кожа. Асмодей посмотрел на загорелые руки и лицо Прозерпины и удовлетворенно кивнул головой. Достав меч из ножен, он принялся раскалывать валявшиеся кругом черные камни. Вскоре к нему присоединились движимые азартом Лейла и Нагиля. Пока раб хлопотал с мясом, насаживая его на вертел, была собрана уже довольно много огромных драгоценных камней. Ссыпав свою добычу в одну кучку, путешественники стали наблюдать за колдовством Прозерпины. Посыпав алмазы черным порошком, являющимся, вероятно, катализатором горения, она бережно взяла в руки линзу. — Занимательный опыт, – сказал Асмодей, увидев, как сжимается в точку пятнышко фиолетового света. — Линза, выточенная из горного хрусталя, делает черный свет видимым, – ответила Прозерпина. — Черный свет, – это же и есть мягкая часть ультрафиолетового диапазона, – пробурчал Асмодей, но его слова остались без ответа. Вскоре алмазы загорелись ровным голубым пламенем. Возле драгоценного костра стало нестерпимо жарко. Установив вертел рядом с огнем, раб принялся за приготовление пищи. Жара его видимо не пугала. — Понимаю ваши опасения, – улыбнулась

123

Персефона, глядя на отдыхающих поодаль Лейлу, Асмодея и Нагилю. – Насчет старой легенды, – вам вероятно известно; но зерна граната, – это всего лишь метафора. Гранат, – суть множественность в одном, – внутренняя вселенная. Вкусив от жизни в подземном мире, я стала его частью, а он, – частью меня. — Ну, мне уже тем более теперь опасаться нечего, – рассмеялась Лейла, принимая кусок дымящейся акулятины, нанизанный на серебряную шпажку. – Будем считать это приятным бонусом. Асмодей махнул рукой и взял два куска, – для себя и Нагили. После отвязного поступка Лей-

лы, он стал незаметно для самого себя ухаживать за младшей сестрой. То, что Лейла представила их супругами, демон счел весьма разумным, тем более что Асмодею самому хотелось защищать Нагилю. Ему она казалась невинным ребенком, в одно мгновение превратившимся в прелестную девушку. — Сальвадор, я посмотрю за вертелом, налей нашим гостям вина. Сухой белый рислинг из Германдии идеально подходит к мясу пресноводной акулы. — Великолепно, – сказала Нагиля. – А я раньше терпеть не могла акулье мясо. Привкус у него, был какой-то… специфический. — Кислотно-

аммиачный, – помог Нагиле Асмодей. — Здесь все подругому, – сказала Персефона. – Заночуем тут, а утром двинемся в город. Спать будем в моем шатре, вокруг полно всяких летучих тварей, они могут незаметно подкрасться, и выпить из вас кровь. Сальвадор останется снаружи на страже, он не нуждается в отдыхе. — Тут что, тоже бывает ночь? – спросила Лейла. — Скорее темные сумерки. Когда солнце заходит, сталактиты почти перестают светиться. Ав т о р : Доннерветтер

В а ди м

œ‡ ÂÌÂÍ Глава 10. Операция После переезда в другой госпиталь стало страшно: операция предстояла серьезная. Не потому, что ему грозил летальный исход. Все уверяли, что ничего с ним не случится. Да и не боялся он смерти как таковой – страшно было выжить и стать еще более беспомощным, потерять все достигнутое. Сидел он в палате и курил, невзирая на все запреты. – Ну вы даете! Уберите сигарету! В палату вошел Пышкин. Человек-гора.

124

– О! Теперь узнал, – сказал нейрохирурглегенда. – На первый раз, скажем так, я этого не видел, – прогремел врач, указывая на сморщенный окурок среди кучи собратьев-близнецов. – Не повторится, извините, – промямлил он. – Ну что ж, я изучил ваш случай: картина мне ясна и понятна. Хотите что-нибудь добавить? – Только то, что эта железяка еще и звучит к тому же, – он сделал несколько движений корпусом, и раздался сдавлен-

ный «крык-крык». – Ну вот завтра мы ее и приглушим. Готовьтесь к операции. Н а с л ед ую щ и й день Пышкин и Kº его прооперировали, и он вернулся в палату. Еще через день инженер вмешательства в его измученное тело заглянул к нему опять, расспросил про самочувствие и протянул пластиковый пакетик, в котором он увидел какие-то металлические штыри сантиметров на десять в длину, гайки, шурупы и втулки. Он удивленно посмотрел на врача и открыл рот, чтобы задать вопрос. Так

и застыл, потому что вдруг дошло... Пышкин подтвердил: – Да-да, именно это и находилось в вашей спине. Вы были правы: конструкция уже несколько расшаталась, появился люфт, и удалить ее было необходимо. Но функцию свою она выполнила хорошо. Поставили качественно, мы, врачи, обычно любим покритиковать своих коллег, особенно иностранных, но в данном случае я молчу – хорошая работа. Только вот два таких же штырька пришлось оставить, они слишком сильно вросли в костную ткань, нужно было бы долбить, а ведь это все-таки позвоночник. Приняли решение оставить их на месте, а вреда они вам больше не причинят. – Они не дадут фон на магнитные волны, о которых мне говорил профессор? Ведь его новый метод основывается на этом. – Нет. Уверяю вас. Врач объяснил ему технические подробности проведенной операции, и он успокоился. – По крайней мере, теперь похудею. Столько веса потерял! – усмехнулся он, глядя на «детали от комбайна» – так он окрестил для себя содержимое пластикового пакетика. Вся эта катавасия с ПРОЕКТОМ, публикацией книг и собственно операцией зиждилась на не покидающем его ни на минуту желании вновь обрести способность лю-

бого живого существа с двумя нижними конечностями – ходить. Он постоянно вспоминал слова профессора из прессрелиза: «Мы предлагаем новое лекарство для страдающих параличом двигательной системы и тяжелыми органическими поражениями головного мозга под названием «дистанционная мультиволновая радионейроинженерия головного и спинного мозга человека». Несмотря на сложность названия, все выглядело гениально и просто: профессор предлагал реставрировать спинной мозг человека без проникновения в полость позвоночника хирургических инструментов и рук хирурга. Все манипуляции осуществлялись с помощью направленного программного воздействия на мозг различными видами электромагнитных излучений. И чтобы стать кандидатом для включения в данную методику лечения, следовало достать из спины чертов металл. Теперь это сделано. Не зря все-таки он ударился во все тяжкие. В нейрохирургическом отделении этого госпиталя он пробыл десять дней. Десять жизней, в общем-то. Потому что каждый день что-то происходило. Поначалу было муторно и больно, отходил он от операции тяжело, медленно. Перевязки ему делали ежедневно, очень осторожно, но все равно он натужно просил медсестру: «Добавьте

чуть-чуть нежности в ваши руки». Женщина улыбалась и продолжала. Говорила с ним ласково, как с ребенком. Потих оньк у он стал приходить в форму, и ему позволили пересаживаться в коляску. Приятно поразился: он перестал заваливаться на правый бок, мог сидеть прямо. И равновесия прибавилось. На одном из ежедневных утренних обходов он попробовал поднять левую ногу. Именно левую. Правую он научился приподнимать уже давно, еще во Франции, а вот левая не поддавалась ни в какую. Мама, как всегда, сняла его ногу с подножки, и он попытался ею подвигать. Даже не надеялся на удачу. Нога вздрогнула и приподнялась. Он обалдел. Не от счастья – он давно привык к взлетам и падениям. К нему возвращалась НАДЕЖДА. – Ух ты! – выдохнул он. – Давайте попробуем еще раз, – настояла врач. У него опять получилось, с трудом, тяжелее, но получилось. Накатилась усталость, как будто вагон с углем разгрузил. – Что это может значить? И как это связано с удалением крепежной конструкции? – робко спросил он. – Возможно, она некоторым образом сдавливала какое-нибудь нервное волокно спинного мозга либо миелиновую оболочку. – ¡Ojalá! – вырва-

125

лось у него по-испански. «Если бы!» Потом его ожидал очередной сюрприз: многих из работников отделения, из врачей, медсестер и сиделок он знал в лицо. И они его узнавали, улыбались и здоровались. Оказывается, все они, после ухода или увольнения из клиники профессора, переметн улись сюда. Многие злорадно спрашивали: «Что, и ты от Эммы в бега подался?» – Вот это да! – не говорил, но думал он. Коллектив ему сразу очень понравился. Люди были какими-то раскрепощенными, приветливыми и отзывчивыми. Домашними, своими. Молоденькие медсестры радостно отзывались на его просьбы, взрослые старались помочь маме. Все уважали и любили своего начальника. Называли его «наш Пышкин». Даже фигура нейрохирурга была внушительной: высокий, широкий, большой. Говорил чуть ли не басом. От него не харизма исходила, а понимание и доверие. В вопросах бюрократии Пышкин все перепоручал своим многочисленным помощникам. Сам лишь соглашался, либо корректировал. Поэтому в его жизни и появилась врачкуратор Ирина Михайловна. Довольно молодая, может, на чей-то вкус и симпатичная, сразу видно, что замужняя: взгляд выдавал – уверенный, твердый, беспристрастный. Говорила елейным, фальшивым голосом, который он по

126

телефону, не видя ее глаз, принял за приятный. Он до сих пор так и не понял семантического значения этого термина – «врачкуратор». Хотя курировать она курировала. Его поступление в госпиталь, переезды за пределы и... оплату составленной перед его приездом в Москву сметы. Куратор – понятно. Но почему врач? Выяснилось к тому же, что каким-то образом она в курсе его предыдущих финансовых расчетов в клинике профессора, поэтому и настаивала всегда на оплате наличными. Перевозить подобную сумму наличными он отказался. Тогда она вынудила его мотаться по заснеженной зимней Москве, на инвалидной коляске. Операцию необходимо было оплатить. Залог он уже внес, теперь пришлось добывать оставшуюся сумму. Наличных не хватало, банковскую карточку American Express в госпитале не принимали, другие карты оказались уже пусты, достигли своих лимитов. Он позвонил Леше, попросил довезти его до банка, обслуживающего этот тип кредитной карты. Леша откликнулся, и они с мамой поехали к черту на кулички, вернее, в центр Москвы: госпиталь находился почти за городом. В банке они пробыли все послеобеденное время, но денег не получили. Что-то там случилось с компьютерной системой и со злополучной банковской картой. При-

шлось ночью ездить по всей Москве, отыскивать банкоматы, обслуживающие эти карты, и собирать лимитные выдачи до необходимой суммы. Леша ржал и поносил матюками западные санкции. В госпиталь они вернулись очень поздно, продрогшие до костей. Еще одну стопку денег он вручил врачукуратору на следующий день. Квитанцию она пообещала выдать после оплаты полной стоимости пребывания в госпитале. Добавила также, что договорилась в расчетном отделе об оплате оставшейся суммы банковской картой. – Именно этой? – Да, у них на банкомате стоит такой логотип, я звонила в банк, установивший банкомат, узнавала подробности – мне сказали, что все будет в порядке. – А когда необходимо все это сделать? – Чем раньше, тем лучше. Я вам позвоню. – Океюшки, – ответил он и отвернулся. Все это так называемое кураторство стало ему надоедать, а сама куратор просто достала своей бестактной настырностью. «Да за кого она меня принимает, в конце концов?» – все больше раздражался он. Н а с л ед ую щ и й день он собирался позвонить профессору, рассказать о визите в администрацию президента, который все-таки состоялся – еще до его поступления в

госпиталь и отъезда Клайва в Испанию, и о результатах операции. А пока предался воспоминаниям о поездке на улицу Ильина, дом 23. Повез его туда вездесущий Петя. Клайв тоже поехал: хотел Кремль воочию увидеть. И мама – куда без нее! Подъехали, припарковались, разгрузились, времени еще хватало. Клайв схватился за камеру и побежал снимать репортаж о Москве. Они подкатили к специальному входу в сановитое, исполненное достоинства здание, пробрались вовнутрь, прошли все формальные проверки и стали ждать приема. Его позвали раньше назначенного времени. Мама находилась рядом. Разговор вышел интересный, запоминающийся. Представительный мужчина средних лет назвал свое имя, занимаемую должность и обратился к маме, приняв ее за автора обращения к президенту Российской Федерации. Он вежливо поправил служащего, разъяснив, кто здесь на самом деле «ходок» из Испании. Посыпались вопросы и ответы. К нескрываемому удивлению чиновника, он ничего не просил и ни на что не жаловался. Лишь хотел привлечь внимание государственных структур к определенной медицинской практике, нуждающейся в поддержке. Представитель государства слушал сосредоточенно, вел себя учтиво, переспрашивал и делал пометки. Попытал-

ся, правда, как всегда бывает в таких случаях, сослаться на сложность переживаемых страной времен. Говорил, что данное обращение следует направить в министерство здравоохранения, а не напрямую президенту. Но тут в нем проснулся бывший секретарь комитета комсомола института: – Я полагаю, что это дело должно заинтересовать президента Российской Федерации и его администрацию. Речь идет о здоровье миллионов российских граждан – а также о восстановлении их достоинства и трудоспособности, об экономии государственных средств, выделяемых на их содержание и уход, наконец. К тому же я говорю не только о самих инвалидах, но и об их семьях и родственниках. Убедительно прошу вас лично проконтролировать рассмотрение данного вопроса. – Так и договоримся. Ответ вам будет направлен не позднее, чем через неделю. Оставьте ваш адрес, пожалуйста. Он на секунду замешкался, но продиктовал адрес клиники профессора. На том и расстались. Утром он пришел в себя и понял, что опять не спал. И все вновь предстало перед ним как наяву. «Тем лучше!» – подумал он и позвонил профессору. Пересказал только что пробежавший перед глазами фильм. – Будем ждать ответа. Большое спасибо! – сдержанно поблагодарил

профессор. Затем спросил о самочувствии после операции, поздравил с успешным ее исходом, выразил надежду на его дальнейшее восстановление, пожелал удачи и распрощался, сказав, что находится на другом конце света: урвал время на краткосрочный отпуск. Он нажал на кнопку отбоя, и тут же раздался звонок от Ирины Михайловны. Та продолжала гнуть свою курирующую линию. Договорились встретиться после обеда прямо в расчетном отделе. Мама отвезла его туда в указанное время. Все шло хорошо, пока на экране банкомата не появилась надпись «Сбой программы». – Да что это за карточка у вас такая? Уж не фальшивая ли? – занервничала финансовый куратор. – Еще вчера ночью я по этой карте снял определенную сумму денег, на что меня подвигло именно ваше желание заполучить наличные деньги, – спокойно, но уже не скрывая раздражения, отмахнулся он. – Неужели у вас нет другой банковской карты? Я видела в вашем портмоне золотую Visa. – На ней на данный момент нет денежных средств. – А откуда мне знать, что на этой есть? – Послушайте, не переходите определенную границу между тактом и хамством. Посмотрите,

127

это платиновая American Express. На ней всегда есть деньги, и без ограничения. – Как это? – А вам стоило бы разбираться в таких вещах, раз вы занимаетесь финансовыми делами. Не буду объяснять. Ирина Сергеевна поджала губы, сказала, что ей нужно позвонить банку, которому принадлежит бестолковый банкомат, выдернула из пачки сигарету и удалилась. «Интересно, почему в банк надо звонить из курилки?» – пронеслось у него в голове. – Вы правы. У них действительно на несколько минут вышло из строя программное управление. Давайте пробовать еще. Попробовали еще раз. Потом еще и еще. Безрезультатно. Занервничал и он. Принялся звонить в Испанию. Его уверили, что с картой все в порядке. – Делайте, что хотите, звоните в службу золотой Visa, но если вы до выписки не произведете расчет, я обращусь в полицию. – Да хоть в ФСБ, – ответил он. Мама-сестрадочка, тоже уставшая, с нервозно дрожащими пальцами на руках, побелела. Кураторша вместе с финансовыми вопросами на пару дней испарилась, но проблем не убавилось. Ему пришлось по нескольку раз в день названивать в Испанию: c т а р уш к а м а т ь п о -

128

настоящему испугалась сволочной угрозы Ирины Мих айло вны, д ел ал а большие глаза и настаивала, чтобы он что-нибудь предпринял. Пришлось собрать «семейный совет». Жена тоже немножко припухла на другом конце провода от слов «полиция» и «ФСБ». Но тут же уверила, что придумает какой-нибудь выход и перечислит ему деньги. Что именно она придумала, он так и не узнал, но необходимая сумма поступила на визовую карту. Он облегченно вздохнул и спокойно ждал появления мадам куратора. Задумываться только стал намного чаще и глубже. О себе и своей любимой подруге, опять пришедшей ему на выручку. Чудесные изменения в его теле между тем набирали обороты. Правда, «чудесными» назвать их было трудно, потому что все шло медленно и через боль. Возвращалась чувствительность, но очень каверзным образом. При любом прикосновении к коже он чувствовал боль, сдерживал рвущийся изо рта крик, сжимал зубы. Четко начал ощущать изменения в температуре, тепло и холод. Дышать ему стало теперь легче: все-таки извлеченная из его тела железка что-то раньше сдавливала в позвоночнике. Теперь он перестал так сильно кашлять. Врачи его подбадривали, говорили, что так оно и должно быть, потерпеть только надо.

«Уж к чему мне не привыкать, так это к терпению», – грустным голосом отвечал он, но глаза при этом улыбались. История с банками и куратором сошла на нет сама собой. Мадам позвонила за день до его отъезда. Договорились встретиться. Он предупредил, что в три часа дня должен выехать из госпиталя в аэропорт. Ждал до последней минуты, но она так и не появилась. Ее и след простыл. Больше он Ирины Михайловны не видел. В последнюю минуту набрал по телефону Пышкина, который был в отъезде. Тот предупредил, что не может долго разговаривать, но все-таки выслушал до конца и обронил лишь одну фразу: – Не волнуйтесь, все в порядке. Попрощался и повесил трубку. Он успокоился, только бедная мама продолжала чего-то бояться. Даже в аэропорту оглядывалась по сторонам. – Мама, погони сегодня не будет. Полицейские собаки сбились со следа. Глава 11. Озарение Конечно, можно в мире не заметить, Свернув себя в тугой надежный жгут Поступков злых и слов, что сердце жгут, Но уж тогда и солнца на рассвете! Евгения Чернина Волосы темные, красиво вьющиеся. Рань-

ше были длинными, щекотали лицо, когда она целовала его. Сейчас подстриглась. И волосы выпрямила, стрижка очень своеобразная, оригинальная, асимметричная. Глаза почти черные, когда злится, в них сверкают молнии, при смехе излучают ласку. Вся внешность – симбиоз француженки и испанки. Родилась во Франции, с юности живет в Испании. Им нравилось проводить время вместе. Никогда не уставали друг от друга, всегда находили способ обоюдоприятного времяпрепровождения: разговаривали, делились мнениями, слушали му зыку или просто работали вместе, разгребали накопившиеся дела. Как же он соскучился по этому человеку. Они всегда понимали друг друга, иногда ругались, но всегда находили компромисс и мирились. Она долго привыкала к его манере подковыркивания всех и себя. Вот и сейчас лишь радостно рассмеялась над его подколкой: – Парикмахер твой случайно косоглазием не страдает? – Нет, это ты косоумием в Москве заразился. Они обнялись. Да, в Испании было теплее. Но не стало теплее на душе. Объявился Клайв, горел желанием продолжить ПРОЕКТ. Настаивал на необходимости делать все быстро и четко. Он же чувствовал себя выжатым лимоном. Не апатия, просто еще не вос-

становился. Тем не менее срочно пора было что-то решать: Клайв не унимался. И вообще – ситуация уже принимала вид бомбы замедленного действия с часовым механизмом. Он включил компьютер и, тщательно обдумывая каждое слово, написал электронное сообщение профессору: «Здравствуйте! Пишу Вам, чтобы сообщить следующее как человеку, к которому отношусь с глубоким уважением и искренним восхищением. Дело в том, что после операции я чувствую себя еще слабоватым и довольно изможденным. Но суть не в этом. Со мной уже несколько раз связывался Клайв, который горит желанием продолжать работать по нашему с Вами проекту и выработал целую программу, довольно грандиозную, смею Вас заверить. Я же, со своей стороны, продолжать в том же духе больше не могу по очень простой причине: мои денежные средства, или вложения, инвестиции (как угодно), выделенные на это предприятие, попросту исчерпались, и я нахожусь в довольно затруднительном положении. Таким образом, у меня не остается другого выхода, и я вынужден сказать, что если Вы хотите продолжать данную акцию, то необходимо подумать о ее дальнейшем финансировании, иначе нам (я имею в виду Клайва и себя) удачи не видать. Расходы и так уже

превысили мои возможности, принимая во внимание и ее вклады, которые я осуществил в переводы книг. Не знаю, как Вы отнесетесь к данному посланию, очень опасаюсь испортить наши сложившиеся отношения, но я должен найти в себе силы и направить его Вам. С уважением, Ваш пациент». Переживал он сильно, волновался, как школьник перед контрольной работой. Боялся, сам не зная чего. Хотя нет, врал самому себе: знал, но не решался в этом признаться. Подозревал, но не хотел верить. Ответ не заставил себя ждать, как будто был написан заранее: «Здравствуйте! Я ознакомился с Вашим письмом. Буду краток. Продолжать данную акцию не считаю возможным. На этапе обсуждения Вашего участия я постарался объяснить, что финансировать это мероприятие не имею возможности. Поэтому попытался показать возможные направления деятельности для потенциальных инвесторов с целью дальнейшей окупаемости этих вложений и возможности получения прибыли. Как знаток русского языка Вы помните почти сакральное руководство для любого бизнеса: «Где ничего не положено, там нечего взять». Жаль потраченного

129

времени. Но, в любом случае, уверен в полезности приобретения всякого опыта человеческого общения. Считаю напрасными Ваши опасения. Я доктор в первую очередь. Предлагаю оставить наши отношения в плоскости доктор-пациент. В данном случае всегда к Вашим услугам. С уважением, Д.м.н., профессор». Вот так. Нокаут. Пьедестал, который он воздвиг этому человеку в своей душе, покачнулся и упал.

Вместе с ним самим? Опять депрессия? Ну что же делать? Вопросы роились в голове, как навозные мухи, с каждым днем их становилось все больше и больше, они накапливались и давили на черепную коробку до такой степени, что у него болела голова. Проходило время, он не знал, что делать. Разговорился с подругой, захотелось поделиться, высказаться – раньше это помогало. На этот раз не помогло. Тогда он закрыл глаза и беззвучно закри-

чал, обращаясь к своему дедушке: «Деда! Я уже научился ждать и терпеть. Как ты учил. И щуку почти поймал, но она, стервятина, выскользнула из рук! Что мне делать, деда?» Он с трудом разлепил веки, посмотрел в чернющие глаза любимой, подкатил к компьютеру и стал писать эту книгу – помогло. Автор: Владимир Хомичук

¿‰‡ÔÚË Ó‚‡ÌÌ˚È ÔÓ‰ ÒÓ‚ ÂÏÂÌÌÓÒÚ¸ - Назовите три ваших качества, которые делают из вас хорошего работника. В просторном кабинете повисла жидкая тишина. Я не знаю, получилось ли у меня скрыть улыбку, потому что работник кадровой службы сидела с каменным лицом, на котором ничего не читалось. Может, это часть её работы, как можно бездушнее зачитывать вопросы из анкеты, и ни за что не реагировать на юмор? А большие очки с толстыми линзами, зализанные, чуть жирноватые тёмные волосы – защитные конструкции, не дающие женщине выйти из образа? Градус серьёзности был по-настоящему высок в

130

этой комнатке с просторным столом и пластиковыми окнами. - Я назову одно качество – адаптивность. С ним можно подстроиться к любым требованиям, развить в себе какие угодно навыки. Оно одно за три идёт – сказал я, в очередной раз попытавшись улыбнуться. Ох вы грозные серые очи, почему же вы так неодобрительно на меня смотрите? Веду себя не по регламенту, умничаю? Меня всё больше раздражала эта мисс серьёзность. - И всё же, назовите три ваших качества, которые делают из вас хорошего работника. Она не способна

мыслить в отрыве от своих записей и планов, это очевидно. Её непробиваемая, железобетонная выдержка победила, придётся использовать свою врождённую адаптивность, и играть по скучным и унылым правилам. - Адаптивность, гибкость и стрессоустойчивость – ответил я, постаравшись как можно правдоподобнее скопировать её интонации, при этом сделать это не очень издевательски, а то кто знает, как она поведёт себя. - Почему вы ушли с вашего прошлого места работы? – не поднимая взгляда от своих записей, поинтересовалась женщина. Краем глаза я увидел

острый кончик запылённой туфельки, который в нетерпении дёргался под столом. Ну вот, хоть чтото человеческое, только всё это не в мою пользу, она явно хочет побыстрее со мной разделаться и заняться своими делами. - Потому что там не было никаких перспектив – высыпал я заготовку, подсмотренную в интернете. Никогда, никогда не говорите о вашем прошлом работодателе плохо, даже если он идиот. Всегда говорите, что просто не было перспектив. Хотя я нисколько не ожидал, что это проймёт мерзкую бабу. - А какие перспективы вы видите у нас? – бегло глянув на меня, чуть менее официально спросила она, приготовившись фиксировать мой ответ. - У вас я могу вырасти профессионально, да и сама работа интереснее. Тут все возможности научиться новому, приобрести дополнительную квалификацию. Я чуть было не ляпнул, что смогу стать терпеливее и усидчивее, ведь с какого-то времени кадровичка стала похожа на школьную учительницу из моего прошлого, даже не на одну, а на некую серую массу учительниц, которые мало чем друг от друга отличаются, и требуют от всех одного. И совладать с этими бестиями можно только проверенным способом – говорить и делать то, что они от тебя ждут. Я был почти уверен, что скажи я про

терпеливость, она расплылась бы в блаженной улыбке, что смогла наставить меня на правильный путь, внушить мне доброе и светлое. Хотя о чём думать, тут опять моё больное воображение разыгралось… - Вы готовы к частым командировкам? - Да, я не обременён семьёй, готов. – меня словно вырвали из раздумий, в которых я начинал тонуть. - Хорошо, большое спасибо, что ответили на вопросы. Пойдёмте, я вас провожу в другой кабинет, там придётся подождать какое-то время. - Без вопросов! – собрав свои вещи (блокнотик, телефон), я пошёл вслед за женщиной. Ну и походка у неё, ноги будто на шарнирах, и вроде даже немного косолапит. Грешно, неправильно смеяться над чужими изъянами, и уж тем более физическими. Но ведь можно же быть проще как человек? Как показывает мой опыт, насмешки и издевательства получают только те, кто не может себя правильно подать, немного спрятать свою личность, общаться под протокол нормальности. Никто ведь не говорит, что надо быть как все, но в обществе нужно владеть элементарными навыками общения, даже если ты взираешь на собеседника с высоты своего положения. Все мы люди, в конце концов. Она шла торопливо, я следовал за ней, и мы

прошли через просторный коридор, заставленный горшками с растениями. Стерильно белые стены и зелень – хорошее сочетание для такого места. - Это вы высадили пальмы? – сделал я последнюю попытку очеловечить коммуникацию. И кадровичка остановилась, и немного взволнованно рассказала, что все растения в фирме из её оранжереи, что она благодарна начальству за разрешение облагородить офис. - Очень интересно – сказал я, и она впервые улыбнулась, правда робко, быстро, и сразу опять спряталась в броне серьёзности. - Мы пришли, вам сюда – и указала на дверь в маленькую комнатку, где кроме стула и небольшого стола не было ничего. – Побудьте здесь, а я выясню, сможет ли начальник найти время и побеседовать с вами лично. - Давай на ты, Света? – вконец осмелел я. - Давайте… давай – сказала она, и ушла. Меня оставили в одиночестве, и я понял, что сейчас лучшее время для того, чтобы расслабиться. Было ясно, что раз собрались привести начальство, значит, первичный отбор пройти удалось. И это очень хорошо, потому что уже три месяца я сидел без работы, перебиваясь случайными заработками и бесконечными перезаёмами у знакомых. Было тяжело, но сейчас, как я надеялся,

131

мучения должны закончиться. Время, конечно, сложное. Попасть самому на место с хорошей зарплатой трудно, если у тебя нет знакомств, толстой папки рекомендаций или репутации лучшего специалиста на рынке. Я сотни раз слышал истории, как первоклассные сотрудники месяцами не могли устроиться на работу, в то время как их менее квалифицированные коллеги получали и места, и высокие должности, никаких особых заслуг не имея, а просто пользуясь протекцией. Родственников, друзей, знакомых друзей, любовников – не важно, главное, что опыт работы и профессиональные навыки не были решающим критерием отбора. Конечно, это всё было негласно, и чтобы пристроить кого-то, приходилось следовать регламенту, давать объявления о конкурсе на вакансию, приглашать реальных соискателей, устраивать липовые собеседования. Там всех с серьёзным видом слушали, обещали обязательно перезвонить, и со спокойной совестью о них забывали. Этого я и боялся, в очередной раз попасть на театрализованное представление, учитывая, как себя вела кадровичка. Но уж если дело дошло до начальства, которое при всех других обстоятельствах не стало бы мараться этим маскарадом, значит, всё идёт хорошо. Ожидание было

132

недолгим, буквально через две минуты в коридоре послышались шаги, и вошёл лысеющий человек болезненного вида, одетый в отглаженную белую рубашку и качественные тёмные брюки. От него не веяло той напыщенной серьёзностью, держал он себя довольно просто, но по-деловому. - Здравствуйте, Сергей! – он чуть ли не с порога протянул мне руку, внимательно посмотрев мне в глаза. – Меня зовут Георгий, я заместитель генерального директора. - Здравствуйте – сдержанно ответил я, крепко пожимая его ладонь. Мне на миг показалось, что если я всмотрюсь в его до блеска начищенные ботинки, то абсолютно точно увижу в них своё отражение. Наверняка перед походом сюда он вытащил из шкафчика щётку, и основательно прошёлся по обуви. Это может быть как добрым знаком, так и свидетельствовать о чём-то нехорошем – люди, которые так обстоятельно подходят к делам, вполне могут оказаться со странностями. По крайней мере, я так думаю. Георгий стал усаживаться за стул, и жестом предложил сделать мне сесть напротив. - Мы рады, что человек такой славной фамилии нас посетил. Я замер. Надо мной издеваются? Это какой-то розыгрыш? Если что, моя

фамилия Нарышкин, вырос я у приёмных родителей, которых в этом городе никто знать не знал. Или он просто любитель истории и всего дореволюционного? Говорил же Георгий серьёзно, обстоятельно, даже с лёгкими нотками подобострастия. Чтобы не срезаться, я решил просто помолчать, выдержав паузу. - Скажите, чем вас заинтересовала наша компания? - Многим. К примеру, зарплатой, возможностями, перспективами. У меня было стойкое ощущение, что меня принимают за кого-то другого. - Вас всё устраивает? - В чём устраивает? - Зарплата, возможности, перспективы… - Ну разумеется, раз я нахожусь здесь. Показалось, что если я начну вести себя вызывающе, это будет воспринято вполне естественно. Он всё так же будет сверкать своими белоснежными зубами, улыбаясь после каждой моей фразы, даже если я положу ноги на стол, достану сигарету и закурю. Бред, опять всякая чушь в голову лезет. Ни при этом Георгий вправду вёл себя странно, мне становилось всё больше не по себе. - Какой ожидаете рабочий график? - Как было написано в вакансии… Вы меня экзаменуете, насколько хорошо я запомнил условия?

- Нет, ну что вы! Я просто хочу их уточнить. Мне опять приходилось сдерживаться, чтобы не улыбнуться. Надо было записать этот разговор на диктофон, чтобы потом дать послушать приятелям, ведь на слово не поверят. Какой-то жанр ютубовских безумных видео, над которыми потом смеётся вся страна. Я даже не знаю, правильно ли себя веду, в том ли месте нахожусь. Внезапно вошла Света с небольшой бумажной папкой, и когда Георгий ей кивнул, она аккуратно положила на стол два трудовых договора, только что отпечатанных на принтере. Когда я взял один в руки, он был горячий, как блин со сковороды, который пролежал в тарелке несколько минут, уже успев порядком охладиться. Они мне предложили ознакомиться с каждый экземпляром, и поставить подпись, взволнованно пыхтя у меня над ухом. Это меня насторожило, и я досконально, вчитываясь в каждое слово, изучил два шестнадца-

тистраничных документа, на что ушло не меньше 15 минут. И представьте, всё это время они молча стояли в кабинете! Осознал я это, долистывая первый экземпляр. Но когда я дошёл до последней страницы, и увидел цифры оклада, то окончательно убедился – что-то с этим миром не так. Сказать, что зарплата была намного выше моих ожиданий, значит не сказать ничего. - Всё, у меня нет вопросов, я готов подписать. – медленно проговорил я, стараясь справиться с волнением. Такая удача! И вроде все гарантии, никаких неясностей в договоре, всё именно так, как оно должно быть. Моё юридическое образование – лучший гарант в том, что я ничего не пропустил. - Пожалуйста, вот ручка – протянул мне Георгий свой паркер, золотистый, с перьевым наконечником. Такие ручки были только в кино, на моей памяти, никто и никогда ими не пользовался. Было слегка непривычно держать её в руках, а ко-

гда я попробовал прислонить стержень к бумаге, чернил вытекло больше, чем я ожидал. Но со второй попытки вроде всё получилось, и уже через минуту один из экземпляров моего договора был бережно уложен в портфель, а второй унесла кадровичка. - Вот и славно! – расплывшись в улыбке, сказал Георгий. – С понедельника ждём вас на работе. - Спасибо! Заместитель директора лично довёл меня до двери, прощался долго, словно не хотел отпускать. И когда я наконец вышел из шикарного здания, где находилось здание фирмы, мне физически стало плохо. Тошнило. Сказалось волнение и то самое ощущение нереальности. Что это вообще было? Кто мне объяснит? Или это сам дьявол коварно выманил мою подпись, чтобы завладеть бессмертной душой обычного столичного бездельника? Автор: Гаврилов

Вячеслав

◊ÂÎÓ‚ÂÍ, ÍÓÚÓ ÓÏÛ Ì ‡‚ËÎÓÒ¸ ·˚Ú¸ „ ÛÒÚÌ˚Ï Эпиграф: Печаль – аппетит, который не в силах утолить никакое страдание. Эмиль Сиоран.

Они украли его грусть. Сначала он даже этого не заметил, всё так

же сумрачно вглядываясь вдаль среди безудержного веселья вокруг. Уже даже вопросы, которые раньше

133

раздражали, сейчас казались далёкими и холодными, все эти «что с тобой?», «что-то случилось?», «почему ты грустишь?». На них был только один верный ответ – молчание, и только одна правильная интонация – умиротворённая. Ну как им всем можно объяснить, что молчаливо сидеть среди беснующейся толпы приятно, и особенно сильно грустить, видя эти смеющиеся лица? Нигде не может быть так грустно, как в эпицентре торжества. Чего они хотят услышать, те, кто всеми силами бегут от грусти? Даже самые стойкие из его окружения сдались в попытках утешить, расспросить. Драматично махнули рукой, в душе оставив осадок непонятной им обиды и разочарования. Ну и пусть себе сидит дальше, дурак, со своими проблемами. Уж мы-то смогли бы ему помочь, развеселив, вернув хорошее настроение. Как они ошибались! «Они же не могут помочь даже себе, почему они так хотят спасать других?» - думал он, снова погружаясь в сладкую и спасительную дремоту печали. Его не прельщала пустая радость, та, что тешит миллионы страдающих, он был бы рад избавиться от постоянных улыбок с экранов, наигранно весёлой музыки из повседневной жизни, которая старалась быть настолько громкой, чтобы

134

заглушить все признаки его существования. Всё вторично, кроме красивой весёлой мелодии. Но разве минорное звучание хуже? Почему его так редко вставляют в прайм-тайм, почему его почти не услышишь в торговых центрах, ресторанах, на стадионах? Веселье мешает думать, а грусть словно напитывает человека интеллектуальным допингом, давая возможность прокрутить в голове те вопросы, которыми раньше человек даже не задавался. Много ли мудрецов пестуют весёлость? А сколько действительно стоящих книг основаны на этой лёгкой и беззаботной стезе? Им он даже не пытался это всё объяснить. Не потому, что бесполезно, а потому, что он видел в этом некое превосходство над массой, которого не хотел лишаться и которым не хотел делиться. Пусть этим людям кажется, что они владеют истиной и приспособили её для своих утилитарностей. Им своё, мне своё, и пусть никто ни к кому не лезет. Трудно представить, как бы восприняли эти речи, если адресовать их им. Вернее, трудно представить степень негодования, градус истерики или ступор элементарного непонимания, нежелания понять, а не реакцию. С этим-то, как раз, ему всё было понятно. Уж не внешний ли

конформизм это, держать своё мнение при себе, взамен отдавая собеседнику лишь безучастный взгляд? И зачем так, чтобы избежать проблем и споров? Нет! Чтобы не тратить время впустую, чисто приземлённый мотив, и своей искренностью он способен оскорбить тысячи светящихся важностью натур. Или просто ранимых людей. Но это всё сложно, и говорить об этом с другими не нужно. Незачем. И вот, в очередной раз он сидел в парке, придя на собрание своего сообщества взаимопомощи, куда приходили все, кто хотел помогать другим. Таких набиралось без малого сотня-другая отчаянных волонтёров, стремившихся полностью переделать мир, начав с себя. Они несли из дома ненужный хлам, старые коробки и устаревшую технику, чтобы с улыбкой отдать это любому желающему. Бесплатно. Это, по их замыслу, должно было изменить прогнившее самоуничтожающееся общество, внеся в него элемент обычной взаимопомощи, хотя мало кто из них задумывался, как могут помочь человечеству старые вазы и пыльные картины. Но осознание сакральной важности этого обряда было у каждого, кто каждую среду, пятницу и субботу собирался в парке. И малые дела – поделиться хламом – почитались ничуть не меньше,

чем большие, люди не видели разницу между даром ненужного и самоорганизацией ради высших целей, им было достаточно простого решения, которое полностью соответствовало их представлениям о благе. А что делал он среди этих несчастных счастливцев? Раздавал книги, связками, в каждой был комплект из произведений философов и немного классической литературы. Его даже так и прозвали – книжник – и многие удивлялись, что не смотря на бойкую раздачу книги не кончались. «Покупает в магазине, его там уже все знают, берёт одно и то же», - рассказывал некто сведущий. – «Специально для него менеджеры заказывают дополнительные партии, он уже там местная знаменитость, его все по имени знают». «А как зовут его?» - спрашивал очередной любопытный. «Валерий вроде бы». На самом деле его звали Валентин, но как-то повелось, что имя перепутали, а он просто никого не поправлял. Так, самые разговорчивые сплетники поспособствовали переименованию, которое, к слову, нисколько не тяготило мужчину. Про возраст не задавался вопросом никто, считали, что тут всё очевидно. И, разумеется, все заблуждали сь : и з-за внешней моложавости Валентин выглядел максимум лет на 25. Самые

прозорливые смогли бы разглядеть нетипичные для юного лица морщины, и их сбивал с толку взгляд, исполненный разочарования и равнодушия. Но даже они, при всей своей внимательности, и представить себе не могли, что чудаковатому мужчине 42 года! Рассказать бы кому, не поверили бы. А он, как по расписанию, в дни собраний раньше всех приходил в парк, сгружал с тележки связки книг, раскладывал маленький брезентовый стульчик и садился, уставившись куда-то в небо. Среди «коллег» по сообществу было принято обмениваться информацией, делиться, сколько и кому «помощи» было роздано (такая информация скрупулёзно фиксировалась в засаленные тетрадки, и потом цифры с гордостью публиковались в соцсетях). Справедливости ради надо заметить, что не все в этой группе были такими, и соображения у каждого отдельно были свои. Кто-то преследовал высшие идеалы, кому-то было просто скучно, а большая часть в основном состояла из людей временных, которые не больше раза в месяц появлялись в парке, а то и вообще случайных. Но, как и всегда, на виду были не самые лучшие представители волонтёровдарителей, наверное, благодаря им и образовался некий нелестный стереотип о подобных общест-

венниках. Валентин нисколько не жил стереотипами, и знал цену лучшим из соседей. С некоторыми он даже заговаривал, но только для того чтобы расспросить о чёмнибудь, в споры не вступал, о себе не рассказывал. И понимающие люди не лезли к нему, сохраняя дистанцию, хотя и им было крайне любопытно, кто такой этот странный мужчина в нелепой красной бейсболке, которую он носил даже в холода, а в совсем лютый мороз поверх одевал капюшон. И ведь чокнутым никто бы не посмел назвать его, при всех странностях, даже самые недалёкие сказа ли бы м ак си м ум «замороченный какойто». Но его это нисколько не волновало, потому что он пока даже не догадывался, что они украли его грусть. Уже и не вспомнить, как называлось это сообщество. Наверняка как-то броско и возвышенно, так, что после произнесения вслух становилось чуть теплее в уголках рта, и немного на душе. Почему забылось? Да не забылось, просто есть большой риск перепутать с сотнями других таких же групп, которые возникли чуть ли не в каждом мало-мальски приличном городе. Всегда находился непоседливый активист, который своей активностью в интернете привлекал единомышлен-

135

ников, положив начало собраниям, на которых он автоматически становился главным заводилой. Но в нашем случае, энергичный основатель не выходил из тени, свои воззвания и предложения адресовались в группах соцсетей бесчисленным страницам с отретушированными фотографиями. Сам же никогда на них не появлялся. Вернее, так все думали, никто и предположить не мог, что за безликим профилем администратора скрывался Валентин, или Валера, как его привыкли называть. Да, он самолично создал и поддерживал эту активность. Сначала просто писал статьи о глупости и безразличии общества, постил статьи федеральных СМИ об аналогичных проектах, давая рекламу на группу где только можно. Откликнулись самые одинокие, которые, можно сказать, сделали всю дальнейшую работу за него, позволив основателю оставаться всё время в тени. И даже первые несколько встреч были проведены без него, а он лишь внимательно рассматривал фото и читал восторженные отзывы активистов, которые поменялись друг с другом вазами. Но весть по округе пошла быстро, вскоре стайки любопытных робко пробирались в парк, и вставали в ряд у невидимой черты, не решаясь подойти ближе. Всем казалось, что тут точно

136

скрыт какой-то хитрых подвох, и стоит только подойти, как сразу же окажешься обманутым. Но и это вскоре прошло, в первые же дни волонтёры истратили все свои вещи для дарения, а городская многодетная семья увезла из парка на старом жигулёнке одеяла, тёплую одежду и пару картин. Потом кто-то из детей неизменно появлялся на собраниях, приносил детские вещи, игрушки, и почти ничего не брал взамен. И он был очень доволен тем, как всё идёт. И вскоре сам решил появиться на встречах сообщества, молчаливый и загадочный. С тех пор все и увидели безутешного Валеру, и как-то быстро к нему привыкли, вдоволь наразочаровавшись. Так и повелось каждую встречу обсуждать, что нового принёс в парк книжник. Зачем эта конспирация? Ему нравилось прятаться за личиной чудика, или просто нужна была роль, подмостки, чтобы каждый раз устраивать публике представление? Или, как сказали бы люди попроще, захотел повыделываться? Нет, он просто не хотел, чтобы к нему лезли с расспросами, потому как с детства боялся какойлибо публичности. Предвосхищая все эти «а как ты додумался собрать всех?», или неуклюжие вопросы прыщавой де-

вушки-журналистки из местной подъездной газетёнки, Валентин просто не показывался. Зато это с радостью делали активисты, хвастаясь, что они собрались тут сами, потому что все в один миг пришли к мысли, что окружающим людям надо помогать. Да, такая строчка появилась в городской прессе, за авторством той самой журналистки, которая осаждала парк почти на каждом с о б р а н и и . «Самоорганизация», «низовая демократия» её материалы просто пестрели этими словами, встречающимися почти в каждом абзаце статей. Как казалось Валентину, она совсем не поняла сути этой идеи. Да бог с ней, всё абсолютно не важно в сравнении с тем, что они украли его грусть… Настало самое время рассказать о них, нервной женщине средних лет её меланхоличной дочке дошкольного возраста. Никто бы не выделил их из обычной парковой толпы, они с равным успехом могли бы оказаться обычной неполной семьёй, вышедшей на прогулку в серый выходной день, или просто случайными прохожими, срезающих дорогу через парк. Ровно как и оказаться активными волонтёрами сообщества взаимопомощи. Может быть, в таком сравнении будет доля кощунства, но

выглядели они универсально, и одеты были под стать любому образу: ни богато, ни бедно, не вычурно, но и не со вкусом. Для наблюдательного человека такие люди сразу же становятся внезапной загадкой, которая обычно решается сама собой после того, как кто-то из них заговорит. Но в данном случае всё было гораздо сложнее. Валентин, естественно, выделил эту пару, которая недавно появилась в парке, и каждый раз подходила к его «стенду», подолгу рассматривая одинаковые связки книг. Не в его принципах было заговаривать первым, но и они не спешили с вопросами. Каждый раз повторялась одна и та же сцена – мать с дочкой подходили, стояли некоторое время, а потом сливались с толпой, и смотрели на него из-за спин других собравшихся. Через некоторое время подходили опять, но потом снова неспешное удаление, и взгляд двух пар голубых печальных глаз. Книжник всё замечал и примечал, не смотря на внешнее безразличие. Ему виделся настойчивый призыв в таком поведении, ответив на который он словно бы нарушил своё главное правило – не тратить время попусту. Грусть и так достаточно наполняла душу спокойствием и постоянным вдохновением, он примирился со всем

нехорошим в жизни, и выходить из своего состояния ему не хотелось, особенно под давлением провокаций со стороны. Но они были тверды как никогда. Иногда он их просто не замечал, иногда случай н о н аты к ался взглядом, но до последнего времени всё равно удавалось сохранять полное равнодушие при виде печальной пары. Но со временем любопытство стало брать верх, и всякий раз душевный покой Валентина бывал потревожен мамой с дочкой. По правилам сообщества, новичкам, которые пришли на собрание и растерялись, всегда должны помогать свободные активисты. И к паре, естественно, не раз подходили, но никакой помощи им было не надо, дочка благодарила за заботу и говорила, что они просто осматриваются здесь, мать же в это время молчала. И всё звучало очень убедительно, самые сердобольные перестали донимать вопросами пару, избегающую чужого внимания. Всех, но не его… Эта игра раздражала, выводила из себя, и чем чаще они появлялись, тем сильнее и продолжительнее. Хотя вообще с чего думать, что это игра? С равным успехом тут могла быть причиной всему жалость, самая элементарная и презренная. Наслушавшись историй о безумном книжнике, они приходили сюда молча

сочувствовать. Почему нет? Или почему да? Грусть и раздумья не дадут никакого ответа, только размножат непонятности, и если следовать этому пути, то нужно либо смириться и не замечать, либо… Либо… Вот это либо и было самое волнительное для Валентина. Ох, если бы кто мог поверить, что можно взять и украсть его грусть… Соседка по прилавку, общительная полноватая женщина средних лет особо трепетно относилась к книжнику, театрально поддерживала тишину, иногда поглядывала на него так же задумчиво, как он смотрел на небо. И не было ни грамма издёвки во всех этих кривляньях, только искреннее желание поддержать, пусть и так неуклюже. А потом, когда наступили холода, женщина постоянно носила с собой термос с горячим травяным чаем, то и дело предлагая всем желающим отведать его. Особенно настойчиво своему соседу, и тот, как ни странно, принимал угощение, и даже робко улыбался в благодарность. Возник целый ритуал – как только женщина располагалась на своём месте, расставляя тряпочные игрушки собственного изготовления, сразу же вытаскивала из сумки термос, наливала стакан и отдавала его Валентину. Незыблемо, из раза в раз всё по-

137

вторялось, примерно со второго раза книжник перестал возвращать ей пластиковый двухсотграмовый пластиковый стаканчик, потому что в первый раз женщина замахала руками и чуть ли не прокричала «оставь себе». Да и глупо было пытаться вернуть откровенный мусор, но она нисколько не обиделась, всё списав на чудаковатость. А ведь Валентин нарочно это сделал, чтобы спровоцировать на реакцию. Повидимому, его полностью удовлетворило то, что он увидел, не будем гадать, для чего и как затеялся такой поступок. Но в этот раз он решил заговорить с ней, когда она даст ему этот обжигающе тёплый стаканчик. И изменит своим принципам, задав один простой, вполне невинный, но абсолютно невозможный для него вопрос – «Кто они?». - Вкусный чай, спасибо – сказал Валентин медленно, с расстановкой, чем сразу же привлёк к себе пристальное внимание. Обычно всё ограничивалось благодарным кивком, или редким взглядом смеющихся глаз, или полуулыбкой, но никак не такими, пусть и привычными среди людей фразами. - Да всегда пожалуйста – оживляясь, затараторила женщина. – Я его каждый день с утра завариваю, хватает на весь день. Если пить минимум по три-четыре

138

кружки в день, то нормализуется давление, не болит голова, а ещё калории лишние сжигаются, я в интернете прочитала. Там статья была, и внизу сразу же сказано, как этот чай заказать, вот я постоянно его и покупаю. Дорого, конечно, но на здоровье экономить нельзя! «Обычный чай», подумал про себя мужчина. - Чувствуешь, сейчас у тебя должен быть прилив сил, прямо петь может захотеться! Мужчина ничего не почувствовал, и слегка пожал плечами. - Вот сейчас скоро должно быть, вот увидишь! А если нет, так я ещё налью, не проблема. Валентин покачал головой, но женщина всё продолжала расписывать чудеса своего напитка, чуть ли не агитируя зайти на тот же сайт и заказать себе пачку. Но когда посреди этого излияния мужчина тихо заговорил, она умолкла в секунду, вся приготовившись внимать. - Вы не знаете, женщина с ребёнком сюда приходят – кто они? К слову, соседка на всю округу слыла знатной сплетницей, и уж хоть что-то могла рассказать про любого. Но тут она впала в лёгкое замешательство, не сразу сообразив, что сказать, хотя было понятно, о ком идёт речь. - Да Бог их знает, кто такие… Мать немая,

или просто не говорит, а дочка вроде разговорчивая. Но только она с кем разговорится, мама на неё смотрит строго, и та замолкает. Пряжу судя носят, а взять стараются едой, что Семёныч наловит в речке, они у него берут. - Так кто они? - Не знаю. Прости, Валера, не знаю. Зато Колька вчера… Дальше мужчина уже не слушал. Лучше поберечь себя от макулатурной информации, которую и так в избытке источает каждый, кому не повезло утвердиться в жизни. О чём ещё говорить, если всё, что ты видишь изо дня в день – дом, скучная работа и немного общественного досуга? Поэтому Валентин не слушал женщину без примеси презрения, гадливости и других негативных чувств, а просто переключался на другое, воспринимая речь как фон. Потому что понимал её, и не находил в себе злобы и неудовлетворённости презирать слабых. Да, у него гораздо больше жизненных интересов, да, может, он финансово состоятельнее, но в данный конкретный момент эти преимущества были эфемерны. Ведь все здесь занимаются одним общим делом, хотя каждый понимает это дело посвоему, и выражает на словах его так, как может. Автор: Вячеслав Гаврилов

»ÒÚÓ Ëˇ Ó‰ÌÓ„Ó ‡Ì‰ Ó„ËÌ‡ Париж 1992 год - Я приехала сюда осенью 1990 года. На одной из фотовыставок я встретила Оливье Жипама. Он сказал, что хочет стать моим менеджером. Предложил мне контракт, сказав, что ни одна модель на данный момент не имеет такого гонорара. Я согласилась. Я знала, что мой уровень не городские фотовыставки и не журналы с подземного перехода. Я выше этого. Поэтому шесть нулей в контракте вполне устроили меня. Они лишь подтвердили мою гипотезу. Начало было ужасным. В детстве я жила кое-какое время в Париже. Но, приехав сюда, будучи более зрелой, я осознала всю жестокость этого места. Париж – на самом деле никакой романтики. Чтобы не говорили глупые туристы. Они приезжают и уезжают. Они ничего не понимают. Они не видят той саванны, которая здесь. Ты или лев, или антилопа. Здесь все охотятся и прячутся друг от друга. Я всегда сюда стремилась и воспринимала этот город как обитель. Не смотря на то, что мой любимый город Лондон. Париж никогда

не ждет тебя с распростертыми объятиями. Если у тебя есть контракт, или ты личная шлюха президента, то это еще не значит, что тебе не нужно стараться. Здесь нужно лезть из кожи вон, чтобы держаться на плаву. Столица моды, мать твою! Еще два года назад я была готова лопнуть от успеха. Я думала, что знаменита, мне все будут лизать пятки. Но это лишь земля, по сравнению с нынешним небом. И я думаю, что это не предел для меня. Нет планки совершенства. Когда, кажется, что ты уже так близок к этому небу, или ты уже в нем – стремись дальше, в космос. Нужно стать самим космосом. Для всех. Тогда я была недоделанной звездойгермафродитом. В первый же день работы на модный дом я поняла всю жестокость мира моды. Каждая модель была готова растоптать меня на почве сексизма. Я знала, что дело в моей голове, а не в головке. Поэтому и держалась. Здесь главное – терпение. Каждый дизайнер, директор, модельер – каждый из них восхищался моей работой. Они ценили меня как алмаз. Мои же коллеги бы-

ли нефтью. Они могли лишь отшучиваться по поводу моей гендерной принадлежности. Или ее отсутствия. Они не работали. Они опускали себя ниже плинтуса. А я терпела. Мне было больно за себя и за тех, кто не вписывается в рамки общества. Ненавижу сексизм. Пусть люди выглядят, как хотят. Маскулинно, фемининно, андрогинно – как угодно. Пусть отличаются друг от друга. Ведь на то мы и люди, а не копии друг друга. - Именно поэтому вы сорвались? Данный вопрос волнует вас больше всего? - Не знаю. - То есть, вы не осознаете почвы своей проблемы? - Вы психолог! Вы мне и скажите! Я вообще не знаю, что я здесь делаю! Если бы мой менеджер не отправил меня к вам… Ева, сидя на роскошном желтом диване, давила очередную выкуренную сигарету в черной пепельнице. Ее длинные светлые волосы спадали с плеч на ее хрупкие колени, крепко прижатые друг к другу. Женщина напротив – типичная французская брюнетка средних лет с короткой стрижкой

139

и карими глазами. Они общались по-французски. Ева, все также сгорбившись над пепельницей, крикнула: - Черт, Сисиль! Принеси мне пачку сигарет! В комнату вошел крепкий, широкий помощник, лютый на вид, но покорный своей работодательнице. В его компетенции было угождать Еве в любое время и везде. - Возьмите, мадемуазель Адамс, – сказал он, протянув готовую пачку сигарет. - Можешь пропасть, пока не позову! – сказала Ева, взяв данное. Торопясь, будто не терпя, Ева тут же открыла пачку и подкурила доставшуюся сигарету. Закинув ногу на ногу, она приняла более спокойный вид, облокотившись на спинку дивана. - Вы замечали за собой тот факт, что вы слишком много курите?! – спросил психолог. - Я курю, когда нервничаю. В любой другой момент я могу отказаться от этого, – невозмутимо сказала Ева. - Даже сейчас? - Я же сказала, что я нервничаю. - Почему вы нервничаете? - Слушайте, откуда мне знать? – снова с недовольством стала говорить Ева. - Вы сказали мне, чтобы я рассказала вам все подробнее. Я рассказала, что смогла. Что еще

140

вы от меня хотите? Какого хрена я здесь делаю? Успокойтесь, Ева. Мы пытаемся решить вашу проблему… - У меня нет никаких проблем! - Нет, есть. Вы расстроились, Ева. Вы своевольно ушли с показа. Вопреки собственным профессиональным убеждениям. Это не свойственно вам. Расскажите мне, что именно произошло с вами. Тогда я смогу помочь вам. - Вы в той же структуре, что и Жипам? - Разумеется. - Извините, но вам не придется отчитываться перед ним. - С чего вы взяли, что я буду отчитываться перед мсье Жипамом? - А как же? Вы с ним одной упряжки, видимо. - Ева, я – психолог. Я не модельер и не ваш менеджер. Я врач и у меня существует врачебная этика. Все то, что вы мне расскажите, останется между нами. Я здесь, чтобы помочь вам, а не мсье Жипаму. Ваше недоверие ко мне не уместно, Ева. Ева молча курила, глядя на женщину напротив, и размышляла. Сделав пару затяжек, она сказала: - Хорошо. Что именно вы хотите узнать? - Во время нашей беседы, вы акцентировали свое внимание на своей двуполости. Данная проблема… - Проблема? Это

не проблема для меня! Это мое преимущество! – перебила Ева с гордым видом. - Извините. Вы считаете это своим преимуществом? - Да. - Почему вы так считаете? Как это «почему»? Благодаря этому я добилась признания и славы. Мой образ становится образом культуры. А все то дерьмо, направленное в мой адрес, лишь содвигает меня действовать. - Понятно. Тогда у меня такой вопрос: Вам легче идентифицировать себя как женщину? Или как особь бесполого происхождения? - Не знаю, какое это имеет значение. Я вне гендера. Я размываю его границы. Я что-то вроде современного Иисуса Христа, который стоит на Парижской голгофе и кровоточит своими словами: «Все свободны! Нет дискриминации! Нет мужских и женских имен! Я – ваш идеал! Я и Ева, и Адам в одном теле! Я – идеал!». - Ева Адамс – настоящее имя? - Настоящее. - То есть, так вас звали при рождении? - Нет. При рождении мне было дано другое имя. - Какое? Если не секрет? - Секрет. Это не касается темы нашего разговора.

- Возможно, имеет. Вы не хотите разговаривать о детстве. У вас явный комплекс, связанный с вашим детством. - Я не хочу о нем говорить. - Тогда мы не сможем ничего добиться. - Тогда вы плохой психолог. И мне у вас делать нечего. Ева показательно потушила сигарету в пепельнице и встала с дивана, направляясь к выходу. Психологу стало ясно, что Еве надоело все это, и что она не раскроет свою душу ни под каким предлогом. Ей хотелось лишь обезопасить Еву оттого, что она успела разглядеть в ней. И она успела крикнуть Еве, открывающей входную дверь, дабы покинуть эту комнату: - Постойте, Ева! Я должна вам кое-что сказать! Оставшись в дверном проеме, Ева глянула через плечо и сказала с важным видом: - У вас тридцать секунд. Время пошло. Женщина не стала тратить время. - Я должна сказать вам это, Ева. Чтобы обезопасить вас от собственных амбиций. Не гонитесь за ними. Они вас погубят. У вас мания величия. Вы пытаетесь убежать от чего-то, к чему-то более стоящему, как на ваш взгляд. При этом вы храните травмы детства. Они всегда в вашем уме. Вы живете с чувством

долга. На самом деле же все просто. Вам нужно разобраться в себе. Кто вы есть на самом деле. Направьте эго в общество. Самовлюбленность лишь во вред. Вы чувствуете себя Господом. Поэтому и сорвались на показе. Вы боитесь, что ктото займет только что занятое вами место. Место мнимого Бога на земле. А вам придется разочароваться в себе. Ибо только тогда вы узнаете свои маски. – говорила она с принуждением в глазах. Но хочу уверить вас, Ева. Не бойтесь. Не бойтесь быть собой. Скажите себе правду, стоя перед зеркалом. Я знаю, вы проводите перед ним достаточное количество времени. Достучитесь до себя. И вы поймете, кто вы. Ева выглядела задумчивой. Ее немного сбило с толку такое откровение психолога. Ей нечего было сказать. Она чувствовала мелкую дрожь, покрываясь гусиной кожей, будто психолог говорил правду, и Ева узнавала себя в ее словах. Но, иронически улыбнувшись, она лишь сказала: - Вы во истину плохой психолог, – и покинула комнату без капли эмоции. Вытерев лицо и зачесав волосы назад после вечернего, горячего душа, Ева подошла к зеркалу в своих богатых парижских апартаментах, и стала всматриваться в свое лицо. Она смотрела так, как всегда любила

это делать. Лишь некая опаска пробежала в ее взгляде, который отвечал ей в зеркале: «Это я. Это и была я. Остальное мне всего лишь казалось». Она приложила свою ладонь к правой щеке и нежно приласкала себя. Затем, сделав довольный вид, она умильнулась. Ее губы вытянулись в сумасшедшую улыбку. Они словно засмеялись. Про себя. Париж 1993 год - Черт, где же она? - Мсье Жипам, успокойтесь! Мужчина лет 45-ти на вид, средней фактуры, с седеющими волосами на голове, не находил себе места от нервов. Молодой женоподобный метис пытался его успокоить. - Она должна была прийти еще 20 минут назад! Где она? С минуты на минуту начинается показ! - Мсье Жипам, она успеет. Вот увидите! - Мне бы твоя уверенность, Карлито. Мсье Жипам, он же Оливье, достал из кармана своего модного пиджака кусочек дорогой ткани бордового цвета и провел по своему лбу. Молодой Карлито, выглядев спокойным, смотрел на него своими экзотическими глазами и сам внутри себя пытался обладать собой. - Вы же не думаете, что она позволит себе

141

не прийти на столь важный показ? – говорил он Жипаму. - Надеюсь. Ибо последним временем она может позволить себе все, что угодно, – обреченным голосом отвечал Оливье. Из соседних помещений стали доноситься оживленные голоса. Они называли имя Евы, что говорило о ее приход. И через несколько секунд она явилась пред глазами менеджера. - Боже, Ева! Где тебя носило! – встретил восклицанием Еву Оливье, словно скинув груз с плеч. - Я не Боже! – спокойным тоном сказала Ева, окруженная различным персоналом. Она уселась на стул перед зеркалом и сказала: - Быстрее. Сделай мне макияж, папа Карло! Сколько у нас времени, Оливье? Карлито покорно бросился делать Еве макияж. Оливье, со свойственной ему эмоциональностью, стал отчитывать Еву. - До показа пять минут, Ева! Ты в своем уме? Зачем ты меня так подставляешь? И не только меня! Ты подставляешь модный дом и дизайнеров, которых представляешь! По-твоему Валентино был бы рад, не увидев тебя на показе? Ты лицо коллекции! Это осень-зима 1993-1994, а не фотосессия в уборной. А ты так безрассудно к

142

этому относишься! Ты думаешь, тебе все можно? Так что ли? Пока Оливье читал уже привычные для Евы лекции, Карлито завершал свою магию на лице Евы. Оставалось лишь чуть поправить прическу. - Да-да. Я слышала это уже миллионы раз! Я знаю, Оливье. Хватит на мозги мне капать! – невозмутимо говорила Ева. - Ладно, закончили. Только, родная, пожалуйста, постарайся так больше не делать. Я за тебя головой ручаюсь. - Не волнуйся, солнце! Все будет шик! Вот увидишь! – говорила Ева. - Все готово, – подоспел Карлито, в очередной раз убедив всех в своем профессионализме. - Отлично! – сказал Оливье в ответ на слова Карлито, после чего продолжил. - Давай, быстрее! Быстренько надевай свое первое платье. Ты помнишь последовательность?! Отлично! Все, как и обычно. Ты и без репетиции справишься! Удачи! – подгонял он Еву. На подиуме заиграла музыка. Она знаменовала о начале показа. Первая девушка ушла по ту сторону кулис. - Господи! Она меня когда-нибудь с ума сведет! – с неким облегчением говорил Оливье, смотря Еве вслед. Когда она вышла на подиум, это был выход

любимого актера на публику. Большинство гостей оживилось, словно приветствуя икону андрогинности. Словно для них было важным наблюдать саму Еву, а не коллекцию. В этом году ее признали и поставили в один ряд с такими всемирно известными моделями, как Синди Кроуфорд, Линда Евангелиста, Хайди Клум, Клаудия Шифер, Стефани Сеймур. Все они составляли «золотой список» моделей начала 90-х. Они были мечтой любой компании. Однажды Victoria’s Secret хотели сделать фотосессию с тиранами современной моды, также пригласив Еву Адамс. Это был громкий старт без дела для нее. Ева отказалась, мотивируя это тем, что не фотографируется с другими моделями и вообще не находится в кадре с кемлибо. Это ее принцип. Многих обидело это. Руководство Victoria’s Secret восприняли отказ сугубо лично. Некоторые модели стали в оппозицию по отношению к Еве Адамс. Они считали ее деструктивной личностью, которая заражает всех своим самовлюбленным эго, своей идеологией «бесполой идеальности», которой не место в моде. Ева же знала, что дизайнерам она нравится. Фотографы дрались за контракт с ней. И она руководствовалась лишь

этим. Ей было все равно, что думают о ней коллеги. Главное, что ее хотят видеть на показах, ее зовут на телевидение, ее признают иконой. Многим нравилась универсальность Евы. Таким не могли похвастаться остальные модели. Ее фригидное лицо, лишенное признаков пола, из которого можно было слепить любой образ: плачевный и грустный, стремительный и сильный, женственный и нежный, радостный и милый. Ее телу подходила любая одежда. Она могла быть манерной леди и денди-мальчуганом, бунтующим подростком и строгой леди. Ее часто завлекали в обоюдные показы. Ева могла показывать как мужские коллекции, так и женские. Единственным табу было лицо. Ева не позволяла менять его на вкус художника. Она лишала его гендера. Лишь Ева Адамс. Несколько выдержанных стилей макияжа, которые присваивала себе Ева. Только ей принадлежал тот или иной макияж. И бывало, когда незнакомые визажисты были вынуждены заранее учитывать эти «тараканы» Евы, и выучивать для дальнейшего сотрудничества. Ева не терпела новшества в унисексе собственного макияжа. Она приучила к этому весь свой персонал, и приучала мир мо-

ды. В случае протеста, Ева бесцеремонно уходила, либо, когда сдавали нервы, бросалась разными предметами (телефонами, пенкой для волос, книгами). Ее буйный характер знали все. Оливье не раз страдал от этого. Многие отказывались сотрудничать с ним. Но образ Евы Адамс стал настолько сильным в социуме и в его культуре, что он покрывал все: и самого Оливье, и его работу, и все, что не относится напрямую к Еве Адамс. Она все больше становилась тем самым «богочеловеком» на земле, Гермафродитом, Иисусом. Все это определяло ее как Еву Адамс. Не было всемирно известного журнала, на обложке которого не было б Евы Адамс. Не было сезонного показа, где бы ни сиял Гермафродит. Ева была везде и всюду. Если она могла выполнять и две, и три, и больше работы одновременно – она выполняла. Она выжимала из себя все. Она не позволяла себе быть слабой и ленивой. Она не позволяла себе излишне открываться людям. Единственный и последний раз что-то похожее было во время ее принужденного визита у психолога. Она не хотела быть сентиментальной. Единственное, что она вынесла из кабинета своего первого и последнего в жизни психолога,

так это совет об общественной деятельности. Несмотря на весь свой нарциссизм, Ева решила направить часть своей энергии в массы. Чтобы удовлетворить себя. Она знала, что общественная деятельность, направленная на борьбу с дискриминацией лишь усилит ее позиции в социуме. О ней будут говорить не только в контексте моды. Она могла стать идолом собственных убеждений, защищая уподобленных себе. Ева стала принимать участие в различных сексуальных парадах, поддерживая нетрадиционные сексуальные ориентации, придерживаясь все той же собственной асексуальности. Ева пыталась опровергнуть любые гендерные вариации, призывая смывать границы сексуальных и половых отношений. Она выступала с речами против сексизма и дискриминации направленной на сексуальную ориентацию. Ее бесполая репутация лишь помогала ей в этом. Ева объединяла людей. Находились толпы поддерживающих ее, но и толпы недовольных ее деятельностью. Однажды, после напряженных творческих будней, довольная собой, Ева решила взять недельный отпуск. И сказав об этом Оливье, Ева пришла в свой милый дом и наконец-то скинула балласт эмоциональных напряжений.

143

Она с удовольствием сбросила с себя уже так надоевшие ей туфли на шпильках. Пошевелив пальцами ног, она с удовольствием прохрустела ими, после чего нашла бутылку красного вина и налила себе в бокал. Она вышла на балкон, из которого отлично было видно Эйфелеву башню. Казалось, до нее можно дотянуться рукой. Ева плюхнулась на раскладное кресло, опрокинув свои изящные ноги на перила балкона, задрав их так, что ее светлое шелковое платье сползло ей к животу, открыв нежные трусики, что никак не беспокоило ее. Она откинула голову на спинку и наслаждалась минутой уединения. Ева поймала себя на мысли, что не отдыхала так с момента самого приезда в Париж. Теперь же она попивала вино, внимая уличные звуки Парижа, довольствуясь собой, за все то, что она проделала за эти три с лишним года здесь. Она сама не могла поверить в то, что так бывает. Что она может лежать и ни о чем не беспокоиться. Она так забегалась и устала. Причем никто не должен был этого знать. И как только Ева осознала все это, ее домашний телефон зазвонил противным звуком. - От черт! Та пошли вы! – не сдвинувшись с места, сказала Ева недовольным тоном. Телефон зазвонил

144

во второй раз. Ева стала чувствовать себя все более раздраженной. - Чтоб вы провалились! Дайте мне покой! Пяти минут не можете без Евы Адамс! И когда телефон зазвонил в третий раз, то Ева не смогла стерпеть и со злостной стремительностью вошла в комнату, чтобы снять трубку телефона. - Да, – сказала она резким голосом. В телефонной трубке раздался знакомый голос вахтерши, которая связывалась с элитными жильцами комплекса по надобности. - Ах, Жаклин. Надеюсь, у тебя действительно что-то важное, иначе тебе придется искать иное место работы, – сдержанно сказала Ева. Мадемуазель Адамс. Некий Генрих Вандерсмайл настаивает на визите. - Генрих? – удивленным, более добротным тоном сказала Ева. Пусть проходит! – не раздумывая, продолжила она. Ева тут же подобрела и посветлела в своих мыслях. Она давно не виделась с Генрихом. И ее удивляло то, что он не забыл о ней, решил навестить. Однажды она видела его в Париже на одном из показов, но максимум, что вышло из их разговора, так это обмен координатами. Впрочем, Генрих всегда был тако-

вым, и от него можно было ожидать дружеского внимания. Он всегда мог напомнить о том, что у кого-то есть такой великолепный друг. И Ева вдохновлялась этим. Она тут же преобразилась и теперь с ее лица не спадала улыбка в ожидании Генриха. Ему нужно было преодолеть пять этажей. И когда Генрих оказался перед Евой, та сразу же узнала его неподдельную улыбку и обняла его. - Ева! – вскрикнул он в радости, также пустившись в объятия. - Я так рада видеть тебя, Генрих, что сама не верю своим глазам! – сказала Ева. Они не отпускали друг друга, как и должны были обниматься старые друзья, не видевшиеся триста лет. Когда же Ева смогла отцепить от себя Генриха, она пригласила его вовнутрь и предложила сесть. Генрих пришел не с пустыми руками. Он знал любовь Евы к алкоголю, поэтому не мог проигнорировать возможность сделать ей приятное, достав из своей сумки старое дорогое шампанское и шоколадные конфеты. Ева не могла скрыть своего умиления. - Не знаю, можно ли тебе конфеты… - подшучивая, говорил Генрих. - Мне все можно! – сказала Ева, махнув рукой на Генриха и свою

фигуру. Генрих открыл шампанское и разлил по бокалам, после чего они с Евой быстро выпили по первой. Налив по второй, они начали разговариваться. - Уж не ожидала я, что ты решишь навестить меня, – говорила Ева, сидя напротив Генриха, в таком же мягком и уютном кресле, в гостиной. - Разве я посмел бы этого не сделать? – сказал Генрих, со свойственным ему обаянием. Раньше у меня не было времени, как бы банально это не звучало. Хотя я очень хотел с тобой встретиться. Вспомнить былое. - А теперь у тебя есть время? - Теперь я свободен! - В смысле? Это почему? - Я больше не работаю в Париже! К черту! Ева настороженно поменялась в лице. Немного погоняв шампанское во рту, она скрутила губы в трубочку, сделав задумчивый взгляд. После она глотнула и сказала: - То есть? - Я еду отсюда. Еду домой, в Лондон. Буду работать там. Здесь мне делать нечего. Надоело. - Почему? - Сложно сказать, Ева. Наверное, я уже получил от жизни все, что

хотел. Деньги, признание, слава. Я насытился этим. Мода стала для меня обузой. Хочу заняться свободным творчеством. Мне надоел Париж, его напыщенность, позерство. То напряжение, которое ты чувствуешь здесь ежесекундно. - И поэтому, ты решил прийти ко мне? - В некотором смысле. Я подумал, что когда нам с тобой еще выпадет шанс повидаться, – задумчиво говорил Генрих, после чего резко поменялся в лице, и с приветливой улыбкой продолжил. - Кстати, как твои дела? Поведай о своих успехах! А то у всех на устах слышу, но лучше услышать от тебя. Ева была не против такого поворота разговора. Старый добрый Генрих всегда любил слушать кого-то другого. И Ева, зная это, сказала: - Как видишь, я в топе! – говорила Ева, словно гладила себя по душевному воротнику. - Я видел это еще с первого нашего кадра! – сказал Генрих, усмехаясь. Они переглянулись, чувствуя странную ностальгию, словно ожидая друг от друга чеголибо. Ева словила себя на мысли, что должна бы поблагодарить Генриха за проделанное им. Но промолчала. Она допила шампанское в своем бокале и как-то отстраненно сказала: - Первые полгода в

Париже были самыми отвратительными для меня. - Никто не говорил, что будет легко. Особенно в начале. Помнишь? – снова намекал на прошлое Генрих, наливая по новой. - О, да! Но я с самого начала знала, что главное – это терпение. Нельзя останавливаться, даже если тебе переломали ноги. Ползи, карабкайся к славе, и к успеху. Ведь для этого я здесь. Я работаю на лучшие мировые бренды, нет дизайнера, который не хотел бы видеть меня на своем показе. Я регулярно попадаю на обложки мировых журналов. Меня приглашают на ТВ. – Ева начала теряться. - Я рад, что у тебя все получилось! – сказал Генрих, после чего их с Евой взгляды задержались друг на друге. Не медля, он тут же продолжил: - Кстати, что там за скандал с Victoria’s Secret? - Ах, это! – засмеялась Ева. - Эти тупицы хотели, чтобы я позировала в нижнем белье в коллективном снимке, с остальными моделями: Наоми, Хайди, кто там еще был… - И тебя это смутило? - Нет, Генрих. Меня не это смутило. Просто у каждой топовой модели есть свои принципы, касающиеся образов в кадре, либо самих фото-

145

сессий. Причем у некоторых они действительно причудливы. - И каковы же твои принципы? – напряг свое внимание Генрих. - Я никогда не позирую для коллективного фото. В кадре должна быть только я. Или без меня. Но я одна в кадре. Там не должно быть никого иного. А еще я не фотографируюсь в бикини. Топлес – без проблем. Любой участок тела, грудь, соски, хоть без кожи. Но линию бикини я в трусиках не показываю. Максимум – минишорты. Такие мои принципы. - Хорошо. Я понял. Но не кажется ли тебе, Ева, что последний момент мог бы привлечь к себе больше внимания, если бы ты… - Нет, Генрих. Не мог бы. В этом и заключается твоя ошибка и ошибка многих фотографов, думающих аналогично. Наоборот. Запретный плод сладок. Людям всегда будет интересно, что же там за хозяйство, которое сокрыто от их глаз. От этого их внимания будет больше, чем от протянутого на ладонях. Нужно уметь играть с людьми. Я знаю, что я делаю. Пусть я не буду соответствовать ожиданиям и запросам, зато я буду сама собой и творить вокруг себя свое искусство. Генрих был поражен словами Евы. Но он все еще не понимал: - Так, а почему ты

146

не хочешь быть с кемлибо в кадре? - Хм… - задумалась Ева. Она знала почему, и ее хитрые глаза выдавали это. Она долго не хотела говорить, но потом сказала, пытаясь сделать это как можно лаконичнее: - Это было на одной из фотосессий с Малколмом. Он хотел сделать коллективный снимок. Но я поняла, что не должна этого делать. Это сложная история. Давай, не будем об этом. А то у меня складывается такое впечатление, будто ты меня интервьюируешь. Опустим тему моды. - Хорошо, – согласился Генрих, улыбаясь. Он непринужденно мог начать любую тему. Слово за слово. Генрих был отличным собеседником. С ним было интересно общаться и просто разговаривать. Ева растворялась в его словах, чувствуя себя все более расслабленной. Сев в кресле боком, она перекинула ноги через мягкий подлокотник кресла и скрестила их, отперевшись спиной на второй, допив шампанское в бокале. Генрих обратил внимание на изящные ноги Евы, но продолжал говорить, пытаясь не вникать в природную красоту Евы. Лишь когда он заметил, что Ева стала закрывать глаза, он решил, что пора включать Еву в разговор и спросил у нее: - Кстати, что там у

тебя с общественной деятельностью? Я слышал, ты активно борешься за что-то?.. - Да. Только не «за», а против. Направляю общество против сексизма. Через два дня мне придется выступить в прямом эфире. Так что, если будет время, посмотри. - Через два дня меня уже здесь не будет, – сказал Генрих, но добавил. - Но постараюсь увидеть где-нибудь в Лондоне. Они оба усмехнулись. - Скажи мне, Ева. Разве тебе не хватает мира моды? Зачем тебе эта политика или социология? Насколько я помню, ты хотела быть в первую очередь моделью. У тебя уже есть любимое дело. Зачем тебе другие проблемы? - Рожден цвести, а затем умереть. Помнишь? Это ты мне говорил. Генрих усмехнулся и покивал головой. Ева не могла быть другой, и он знал это. Он вдруг почувствовал, как ему захотелось домой. Он смотрел на Еву и думал об этом. - Я скучаю по Лондону, – сказал он. - Помню, когда я еще все только начинал, молодой, амбициозный парень. Во мне кишело летучими мышами грез. Мне было всего лишь шестнадцать. Я оканчивал школу фотографов. Многие восхищались моей прыткостью. Мало кому удавалось

достичь подобного в столь юном возрасте. Все называли меня гением. А я никогда не признавал подобного. Я не хотел им быть. Я лишь хотел фотографировать. Я хотел вложить часть своей души в мир, в котором я живу. В каждую свою фотографию. Но когда твою душу разглядывает кто-то из спонсоров, то она сразу же начинает измеряться деньгами. Я хотел заниматься своей работой. И когда в один момент я разглядел всех тех людей, окружающих меня, называющих меня другом, я понял, что каждый из них для меня никто. Друзья для меня те, кто видел меня раньше. До успеха. Поэтому, я хочу вернуться и посвятить остальную часть своей души им. Я им должен. За разлуку… Ева слушала его и вспоминала что-то свое. Некая грусть показалась в ее взгляде. - Я был бы очень рад видеться и с тобой Ева. Представь, мы, как простые люди, вдруг встретились на одной из улиц Лондона, или в метро. Это ведь так прекрасно. Хотя, я понимаю, у тебя сейчас другие приоритеты и планы на жизнь. И я рад, что ты счастлива. Не упускай того момента, что сделает тебя счастливой. Ведь, на самом деле, он выпадает так редко. Хм.. Даже не вериться. Всего пару лет назад я не мог найти время на кого-либо, в том числе и на тебя. Теперь

же я свободен. А ты напротив, еле находишь время на меня… - Не беспокойся, Генрих. Для тебя время найдется, – оживившись, сказала Ева. Их разговор перестал клеиться. Генрих что -то пытался сказать еще пару минут, но потом ему стало ясно, что пора идти. Глянув в погруженное какими-то мыслями лицо Евы, он сказал с огромной неохотой в голосе: - Что ж. Уже время. Скоро самолет. Прости, Ева. Мне пора. - А? – вновь включилась Ева, добавив. Ничего, Генрих. Давай, я тебя проведу. Ева выглядела задумчивой. Она провела Генриха к двери и погрустнела еще больше. Но, когда она увидела самую прекрасную улыбку на планете, обладатель которой стоял перед ней, она сразу же улыбнулась в ответ. - Я был чертовски рад повидаться с тобой, Ева! – сказал Генрих, перед тем, как переступить порог. - Ты не представляешь, как я была рада, – сказала Ева, не отрываясь от улыбки Генриха. - Знай, главное – это быть собой. И ты всего достигнешь, – сказал Генрих, собираясь уходить, но остановился напоследок, чтобы добавить. - Кстати, у тебя бомбезные ноги. Слова Генриха развеселили и прельстили

Еву. Ей не хотелось прощаться с ним. Но ей пришлось это сделать. И закрыв свою дверь, она прислонилась к ней спиной и прикрыла глаза в мыслях. Она чувствовала, как Генрих пробудил в ней ностальгию. И она не могла успокоиться. Она устремилась к серванту с ящиками. И открыв один из них, она посмотрела на что-то знакомое, лежавшее внутри. Это были конверты с норвежскими марками и знакомой подписью. То, на что с болью смотрела Ева. То, что отводило ее на несколько лет назад. То, от чего она пыталась отстраниться и забыть. Взяв в руки эти два конверта, Ева словно металась в шекспировских мыслях: «Быть или не быть». Открыть ей эти два конверта или нет. Но мгновенная мысль «я распрощалась с прошлым» подавила в ней любые сомнения, наполнив разум наркотиком нарцисса внутри. Она вернулась в будни Евы Адамс и снова спрятала эти конверты куда подальше. Ей так хотелось. Почему? Она сама не знала. Спрятав их, она сказала сама себе с самодовольством: - Да. У меня бомбезные ноги! – после чего дико улыбнулась и решила закрепить недавно выпитое шампанское чемнибудь более крепким, чтобы забыться. Автор: Роттен

Морган

147

¡ÂÎÓÂ ÏÓ Â ¿ÎÂÍÒ‡Ì‰ Ëˇ “Тот, кто бороздит море, вступает в союз со счастьем. Ему принадлежит весь мир и он жнёт, не сея, ибо море есть поле надежды”. Остаток надписи на поморском кресте. Ранним утром 20 июля 2001 года на привокзальную площадь Беломорска прибыл из Петрозаводска автобус, который доставил сюда экипаж т/х "Волга”, согласно распоряжения отдела кадров Беломорско-Онежского пароходства. Далее экипаж самостоятельно, на прибывающем через 2 часа поезде МурманскАрхангельск, должен добраться до города Онега, где у причала местного лесозавода производит погрузку пиломатериалов вышеназванная "Волга", а команда её ожидает замену для выхода в отпуск. И неведомо тогда мне было знать, что в этих северных краях я больше не появлюсь никогда. Холодный камень, который всё чаще и чаще начинаю чувствовать в груди и который приносит страшную слабость, через полтора года вынесет свой приговор и всё у меня останется в прошлом. Поезд на Архангельск прибыл вовремя и мы, погрузившись в вагоны, начали неспешное движение вдоль южного

148

берега Онежского залива Белого моря к его вершине, куда впадает река Онега, давшая этому заливу своё название. На правом ее берегу стоит одноименный город. Здесь же, в устье реки, находятся причалы лесозаводов, которые занимаются распиловкой кругляка и готовят к отправке покупателям готовые, просушенные пиломатериалы, собранные в стандартные пакеты. Утро солнечное, тёплое. Тяжесть прощания с родными постепенно уходит с души и новые заботы скоро будут главенствовать в нашем бытие. На вокзале в Онеге ожидал автобус, заказанный агентом, и мы благополучно были доставлены к трапу. Практически сразу приступили к исполнению своих обязанностей команда почти не меняется и на родном судне всё знакомо и привычно. В процессе погрузки много хлопот достаётся второму помощнику капитана, поскольку ему совместно с береговым тальманом нужно следить за качеством погрузки и составлением карго-плана. Партий груза обычно много и при выгрузке нужно знать, где у тебя что погружено. Как бы то ни было, но погрузка идёт успешно. Вот, наконец, весь груз принят и можно при-

ступать к креплению каравана, предварительно укрыв его огромными синтетическими полотнищами, чтобы защитить от контакта с водой. По судну объявляется "аврал" и весь экипаж, кроме повара и капитана, приступает к этой трудоёмкой операции. Надёжность крепления – наша потенциальная безопасность и никому не надо ничего объяснять и подгонять. Дело движется споро, настроение хорошее и все с нетерпением ожидают выхода в рейс. Второй помощник готовит расчёт остойчивости, исходя из фактически принятого груза, его веса и высоты каравана. Итог положительный. Копия расчёта будет предъявлена портнадзору при получении разрешения на выход в море. Наш будущий порт выгрузки Александрия и длительный переход всем по душе – спокойное течение жизни, меньше дополнительных и авральных работ. Крепление каравана окончено, комиссия на отход отработала и мы готовы к выходу. Ожидаем наступления момента полной воды, чтобы с началом отлива идти на выход в море. “24 июля 2001 года” – эта дата указана на штампе КПП пограничников в моём "паспорте моряка", подтверждающая разреше-

ние на выход из порта Онега в египетский порт Александрия. На часах 16.00, лоцман на борту и мы отходим. Набирая ход идём, ориентируясь кормовыми створами и плавучей обстановкой. Поломанные остатки этой "навигационной обстановки" местами сиротливо и неряшливо торчат из воды, напоминая о времени, когда каждая веха и буй были окрашены в соответствии с правилами и содержались в строгом порядке. К сожалению, общий развал в стране сказался развалом и в гидрографическом ведомстве. Ведь, казалось бы, так просто срубить длинную молодую сосну, ошкурить её, покрасить в требуемый цвет и обставить такими вехами фарватер, чтобы безопасно ходить по нему. Но мы не ропщем и покидаем порт Онега. Идём ориентируясь на выглядывающие коегде из воды обломки былых вех ограждения фарватера. С отливом выход не занимает много времени и вот уже лоцманский катер, приняв лоцмана, возвращается назад. Даём полный ход и ложимся на свой курс. Пока идём на северо-запад, на выход из Онежского залива. А всего у нас впереди месяц полного хода, чтобы дойти до Александрии и этот предстоящий длительный переход создаёт на борту какую-то особую, уютную атмосферу. *** Поздний вечер. Мы оставили по корме воды

Онежского залива и сейчас идём проливом ВосточноСоловецкая салма. По левому борту выглядывают из-за горизонта Соловецкие острова и вершина той знаменитой горы Голгофа, на которую каждому из нас приходится взбираться в тяжёлые минуты своей жизни. Для нас не кончается светлое время суток. Лишь какая-то особенная тишина говорит о наступлении ночи. Все маяки выключены. Они ожидают своего часа, когда будут нужны при наступлении другой крайности - полярной ночи, которая незаметно сменит нынешний полярный день. Мы выходим в центральную часть Белого моря. На следующие сутки, курсом норд-ост, “Волга” идёт Горлом Белого моря, пересекает Северный полярный круг и оказывается в Заполярье. Слева по борту унылое безлюдье однообразных невысоких гор Кольского полуострова. Постепенно склоняемся к норду и выходим на просторы Баренцева моря. Даже летом, при описании моря, здесь отсутствуют краски синего спектра. Суровые края. Мы - судно торгового флота и осуществляем разовые переходы в этих неприветливых водах, а как же приходится здесь "пахарям моря" - местным рыбакам, добывающим рыбку круглый год. Тяжкий, опасный труд даже в мирное время, а ведь приходилось ловить рыбу и во время войны. Можно представить себе, чего это стоило.

Наступивший день команда дружно посвятила всеобщей стрижке голов, выполняя данное перед рейсом самим себе обещание: всем, за исключением капитана и повара, постричься под "ноль", что и было в течение дня честно исполнено. Вид стриженных наголо членов команды поначалу казался необычным, но, постепенно, мы пригляделись друг к другу и все остались довольны. Проходим мыс Святой Нос, с которым связаны давние воспоминания о самовольном заходе в базу атомных лодок, окончившийся для судна его немедленным выдворением. Всякое случалось в те давние годы. Сейчас курсом норд-вест мы устремляемся к самой северной точке Европы – мысу Нордкап. На правом траверзе, где-то далеко за горизонтом, остаётся мыс Канин Нос. От него караваны судов для рек Сибири и Дальнего Востока начинают свой путь по Северному морскому пути, ведомые перегонными командами. В одной из таких команд начал свою новую и незнакомую гражданскую жизнь, распрощавшийся с военным флотом, хорошо известный в морских кругах писатель-моряк, ныне покойный Виктор Викторович Конецкий. Вспоминается известная песня 30-х годов: "Буря, ветры, ураганы нам не страшен океан, Молодые капитаны поведут наш караван..." Правда, по прошествии времени, вспоминая

149

свои первые рейсы в должности капитана, понимаешь, что в песне - это одно, а в жизни предпочтительнее, чтобы на ходовом мостике стоял кто-то с солидным опытом, приобретённым в морях. Потомуто и бытует среди моряков присказка: “Избавь нас, Боже, от старых пароходов и молодых капитанов “. Конецкий - один из моих любимых писателей и я вспоминаю его описание одной спасательной операции, в которой он участвовал будучи лейтенантом на суднеспасателе ВМФ, когда их группа при спасении "рыбака" типа СРТ едва не погибла. По его воспоминаниям, эта операция проводилась в проливе Кильдинская Салма, что находится между материком и южным берегом острова Кильдин. Этот пролив в своей средней части очень узок, требует резкого изменения курса и в нем наличествуют сильные приливо-отливные течения. Но я вспоминаю, как будучи молодым капитаном проходил этим проливом, не испытывая никакого волнения и не загружая себя страхами типа "а вдруг". Всё было просто: "полный вперёд" и нет места сомнениям. Так, видимо, и родились строки вышеупомянутой песни. Неуютные каменные берега острова Кильдин и вход в Кольский залив остаются по корме, а ближе к левому траверзу на горизонте мы видим хмурые, неприветливые

150

утёсы полуострова Рыбачий. Это та самая земля из песни: “Растаял в далёком тумане Рыбачий - родимая наша земля..." Что интересно, здесь на Севере живёт много служивших на Северном флоте и они очень любят эту песню и с удовольствием её поют, если появляется соответствующий повод. Когда проходишь здешними водами, всегда думается о моряках, ходивших в Северных конвоях 1941-1945 годов. Я вспоминаю книгу Алистера Маклина "Корабль её величества "Улисс". Полярный конвой" о военных моряках Англии, охранявших полярные конвои. Очень хорошо поведал о трагической судьбе каравана “PQ-17 “, брошенного английским конвоем, в своей книге “Горькие туманы Атлантики” Константин Кудиевский. В ней он рассказывает о судьбах советских моряков торгового флота того времени. Между тем, раскачиваясь на северной зыби, мы проходим 28-й восточный меридиан. По широте поднялись к 72-у градусу и на нашем левом траверзе видим знаменитый мыс Нордкап – вот она, самая северная точка Европы. Хмурая, тёмная громада мыса круто обрывается в холодное море. Картина мрачная, впечатляющая. Но может это просто эмоциональная составляющая наблюдателя? Во всяком случае, некая приподнятость чувств присутствует. Невольно представля-

ешь себе, как за сотни миль отсюда на север начинается вечное ледовое безмолвие и тебя раскачивает сейчас волна, родившаяся у кромки полярных льдов. Но пройден траверз мыса, теперь судно будет идти курсами югозападной четверти картушки компаса и до Гибралтара мы будем пересекать параллели, неуклонно уменьшая северную широту до 36-го градуса. *** В экипаже деловое оживление: скоро ожидается рыбалка. Все заняты проверкой снастей и изготовлением новых блёсен. Поскольку морская рыбалка, в отличие от рыбалки на реке, имеет свои особенности, то и снасти кардинально различаются между собой, главным образом, толщиной жилки и весом блёсен. Очень хорошо получаются блёсны из тяжёлых хромированных дверных ручек с изгибом. Жилка должна быть толщиной не менее 2-х мм и длиной метров 80. Поскольку Норвегия внимательно контролирует свои территориальные воды 12 морских (ширина миль), мы идём мористее, во избежание каких-либо инцидентов. Находим подходящую банку и ложимся в дрейф. Начинается самое интересное - рыбалка. Экипаж с азартом тянет рыбину за рыбиной. Будет прекрасное дополнение для разнообразия питания. Лежим в дрейфе часа 2, улов отличный, но рыба не очень крупная, порядка 2-х кг, а поэтому

прекращаем рыбалку и даём полный ход. Мы наметили по пути другую точку, до которой около 2 -х суток хода. Перед глазами открывается незабываемая картина: в правый борт идёт крупная, тяжёлая волна из бескрайних просторов Северной Атлантики. Она, как игрушку, раскачивает "Волгу". По левому борту на горизонте медленно ползут чёрные, мрачные утёсы островов, а в глубине материка видны заснеженные вершины гор, хотя сейчас конец июля. К этой картине очень гармонично звучат слова варяжского гостя из оперы ”Садко“ РимскогоКорсакова: “О скалы грозные дробятся с рёвом волны, и с белой пеною, крутясь, бегут назад". Мрачность пейзажа напоминает и другие строки той же знаменитой песни: "От скал тех каменных у нас, варягов, кости. От той волны морской в нас кровь-руда пошла, а мысли тайны от туманов". Мы зарываемся в очередную волну, судно падает на борт, вновь выпрямляется и нахлынувшая вода потоком сливается обратно в океан. В голове, попрежнему, звучат слова сурового варяга: "Отважны люди стран полночных, велик их Один-бог, угрюмо море..." Минует двое суток и волнение значительно уменьшилось. Мы проходим район Лофотенских островов. Торговые суда появляются редко, лишь "рыбаки" занимаются сво-

им привычным делом. Находим подходящую банку с глубиной 60 метров и ложимся на ней в дрейф. Не теряя времени, приступаем к ловле и сразу же пошла рыба. И какая! Прекрасная треска 4-5 кг и даже один чемпион - 16 кг. Чтобы с большой глубины поднять такую рыбу, нужно приложить немалое усилие и обязательно использовать рабочие перчатки, иначе жилка режет руки. За пару часов, по нашим прикидкам, мы поймали более ста кг отличной трески, снялись с дрейфа и легли на свой курс. Команда под руководством главного специалиста в лице старшего механика, вооружившись ножами, дружно взялась за разделку улова - мы теперь обеспечили себя свежей рыбой надолго. Отдельно готовится печень трески. Да, да, та самая печень, из которой делается рыбий жир. В связи с этим вспоминается старая песня "Одесский порт в ночи простёрт", очень популярная в своё время, где были такие незабываемые слова: "Мне ж бить китов у кромки льдов, рыбьим жиром детей обеспечивать". Теперь-то ясно, что бедные киты никакого отношения к рыбьему жиру не имеют. Тем временем Лофотенские острова пропадают за горизонтом, а мы буравим винтами воду, стремясь к конечной точке нашего рейса. Берега Норвегии незаметно исчезают из вида. Мы идём океаном и вновь прибли-

зимся к норвежским шхерам на 62-м градусе северной широты, где ляжем на 180 градусов и, следуя через центральную часть Северного моря, пересечём его. Проходим 59-й градус северной широты и на нашем левом траверзе, далеко-далеко за горизонтом, остаётся вход во фьорды района Ставангера. Я вспоминаю, как почти 30 лет назад молодым капитаном получил команду выполнить рейс с норвежским камнем из Ставангера в Куксхафен (бывшая ФРГ). Зашли в шхеры и ошвартовались в порту Ставангера. Сказочный, уютный городок с ярко окрашенными крышами небольших домов. Выяснилось, что причал погрузки находится в вершине одного из фьордов и, приняв на борт лоцмана, мы вышли к месту погрузки. Несколько поворотов среди скал и мы очутились в каменной "пещере" - с обоих бортов почти вертикально поднимаются высоченные, отвесные, каменные стены. Изумительная красота! Я вижу, что по этим отвесным стенам "развешаны" белые нити. Беру бинокль и вдруг понимаю, что это низвергающиеся с огромной высоты водопады! Сколько лет прошло, а я всё помню эту картину. Мы в центре Северного моря, 55-й градус по широте. Уже забыто незаходящее солнце и обычная темнота окружает судно. Теперь с каждым градусом широты ночи будут становиться всё темнее и тем-

151

нее. Погода ходовая, видимость хорошая, буровые вышки ярко освещены и “Волга“ уверенно идёт назначенным курсом. В южной части моря, где начинается система разделения движения, нужно войти в полосу для судов, идущих на юг. По ней мы пойдём до выхода из Дувра. Существующие схемы разделения судопотоков - это большая помощь судоводителям при плавании в южной части Северного моря и районах примыкающих к Амстердаму, Роттердаму, Антверпену и портам юго-востока Англии. Пройдя благополучно системы разделения движения, миновав Дуврский пролив и Ла-Манш (его ещё называют Английским каналом) мы выходим в океан и начинаем переход Бискаем. Даже в летнее время северозападная зыбь не исчезает, хотя высота её становится меньше. Миновав испанский мыс Финистерре, ложимся на чистый зюйд и будем идти этим курсом до параллели Лиссабона. Дни полные солнцем и синева океана окружают нас. Ночи стали густо тёмными и светящийся мириадами звёзд небосвод накрывает судно. Оставляем позади мыс Сан-Висенте и ложимся на ост-зюйд-ост, чтобы идти этим курсом на вход в Гибралтар. Проходим параллель знаменитого мыса Трафальгар, тесно связанного с судьбой адмирала Горацио Нельсона. У этого мыса произошло знаменитое сражение между фран-

152

ко-испанским и британским флотами. Оно считается самым большим морским сражением в истории английского флота и принесло Великобритании статус хозяйки морей. *** Сам пролив Гибралтар - это 36-й градус северной широты и, таким образом, от Нордкапа мы пересекли уже 36 параллелей. Пройдём пролив и продолжим свой путь теперь уже на восток. Будем вести отсчёт меридианов от 6-го градуса западной долготы до 30-го градуса восточной. Мы идём полным ходом уже три недели и короткая стоянка в Сеуте для приёма бункера и пресной воды, пусть совсем немного, но разнообразит жизнь. Глухой ночью нас заводят в порт и ставят к причалу. Минимум формальностей, поскольку мы не прерываем транзит, и уже начата бункеровка. Ночь не даёт возможности увидеть город со стороны. Множество огней вокруг и суда у причалов заменяют собой его виды. Каждый час в порт заходит очередной пассажирский катамаран, обеспечивая постоянную связь этой заморской территории Испании с материковой Европой. Испанская Сеута – первая точка Африки, которой коснулась много веков назад белая цивилизация. Закончив бункеровку, оставив по корме Геркулесовы Столбы и возможную могилу Атлантиды “Волга“ продолжила свой рейс. Ещё 10 ходовых дней и мы должны появиться на внешнем рейде

Александрии, если позволит погода. По мере удаления от океана становится жарче. Идём вдоль побережья Африки и с каждым днём всё сильнее ощущаем её дыхание. Ветра практически нет, жара усиливается. В машине температура под 50 градусов, но у механиков на вахте есть возможность, после контрольного обхода машинно-котельного отделения, укрыться в ЦПУ (центральный пост управления), где в закрытом помещении с работающим кондиционером поддерживается комфортная температура. А вот бедной нашей поварихе у горячих котлов приходится трудно. Ведь жарко - не жарко, а 4 раза в день нужно накормить экипаж. Поварженщина уже в возрасте, плавает с нами несколько лет. Сколько можно команда ей помогает. Кстати, совсем недавно, спустя 10 лет после описываемых событий, я случайно встретил эту женщину в городе. Она на пенсии, помогает дочери с внучкой. Поговорили, вспомнили наши плавания. И было очень приятно услышать, что она вспоминает 5 лет работы в нашем экипаже, как самое лучшее время. Однако, мы уже проходим Тунисский пролив и впереди - Мальта. Жара не спадает. Видимость 4-5 миль, полный штиль. Становится тяжело дышать. Видимо, не всё в порядке с моим давлением. На правом траверзе имеем, согласно счисления, остров Мальта, но мы его не видим по причине

пониженной видимости. Ложимся на свой последний курс, которым будем идти около 5-ти суток. Всё чаще зажимает сердце и накатывает страшная слабость. Невольно вспоминаются мои товарищиколлеги, ушедшие в иной мир внезапно, до последнего момента хорошо чувствовавшие себя среди здоровых. Так несколько лет назад я на своей “Волге“ доставил в Испанию капитана-наставника. Он должен был привести оставшееся без капитана судно в Россию. Коллегу же отправили домой в багажном отсеке самолёта в запаянном цинковом ящике. Появляется мысль, а вдруг… На всякий случай, решаю навести порядок в бумагах. Утомительное однообразие последних дней перехода с надоевшей жарой и полное безветрие сопровождают нас на последнем курсе. Наконец, прибываем на внешний рейд Александрии. Приняли на борт местного лоцмана и пошли на внутренний рейд. Оказывается, грузовые операции производятся без постановки к причалу. Все суда стоят на якорях на внутреннем рейде и выгрузка идёт плавкранами на плашкоуты, которые потом, по мере загрузки, буксируют к берегу. На рейде множество судов – одних выгружают, а других грузят. Буксируют загруженные плашкоуты. Снуёт множество катеров. Лоцман выбирает для нас место и вот мы отдаём якорь. Всё, пришли. Позади 30 суток безостановоч-

ного движения. На борт поднимается комиссия. Те, кто бывал в портах арабских стран, знает, что это такое. Нам оформляется приход и уже подводят плавкран с порожними плашкоутами. Раскрепляем караван и готовимся к выгрузке. Но появляется ещё одна забота – суда при смене ветра дружно разворачиваются на якорях и появляется опасность навалиться друг на друга. Утром прибывает бригада докеров и начинается выгрузка. Чуть позже появляется новый катер и доставляет на борт местных торговцев. Они, не спрашивая разрешения, располагаются на палубе со своими товарами и выказывают желание занять место в кают-компании. Даю задание старпому убрать торговцев с палубы, но катер, их доставивший, уже растворился среди множества стоящих судов и получается, что избавиться от торговой братии невозможно. Созываю торговцев и объявляю им, что сейчас же вызываю полицию для наведения порядка. Результат превосходит ожидания - тут же появляется катер. Маркитанты грузят на него свои товары. После этого приходим к приемлемому для нас варианту, когда катер находится у борта, а мы спускаем трап и команде разрешается производить покупки, спускаясь в катер. Порядок наведён. Выгрузка идёт своим ходом. Было опасение, что на стоянке в порту жара станет совсем невыноси-

мой, но, к удивлению, стало легче, чем на переходе. Ночью начинает тянуть морской бриз с севера и мы оживаем. Четыре дня выгрузки пролетели незаметно. Докеры вели себя спокойно и мы старались не мешать тем из них, кто в положенное время, разложив на палубе молельный коврик, совершает намаз. Команда побывала на берегу, половина оделась в длинные кожаные плащи и владельцы их стали похожи Штирлица, но только без погон. И вот, наконец, выгрузка благополучно завершена, к нам претензий нет. Агент подготовил все необходимые бумаги, всё подписано, лоцман на борту. Мы снимаемся с якоря и выходим на внешний рейд. Прощаемся с лоцманом, даём полный ход машинам и ложимся на норднорд-вест, чтобы пересечь море и выходить к островам Южные Спорады. Дальше наш путь в порт Ейск на Азовском море, где предстоит взять груз пшеницы на Касабланку. Но это будет уже совершенно другой рейс. Судно ходко идёт на север, команда с удовольствием ожидает заход в Ейск. С каждым днём делается прохладней. Самочувствие улучшается на глазах и теперь я вновь в норме, чувствую себя хорошо. Вон из головы мысли, приходившие в тяжёлые минуты ранее. Жизнь снова прекрасна. Автор: Стас Литвинов

153

Над номером работали: Александр Маяков—главный редактор Надежда Леонычева—старший редактор Расима Ахмедова—редактор Элина Ким—редактор-корректор Даниил Агафонов—редакторкорректор