repiova_malinovskiy_2013 by Sergey Repiov

Произведения лауреатов Международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы им. А. Н. Толстого Александра Малиновского и Ирины Репьёвой

Москва “Российский писатель” 2013

УДК 82-31-93 ББК 84(2Рос-Рус)6 Р 41

Оформление и иллюстрации

Сергея Репьёва и Марии Репьёвой Репьёва И.В. “Открыточный корабль”: Сказочная повесть/ Малиновский А.С. “Дом над Волгой”: Повесть/ М.: “Российский писатель”; 2013. – 360с., - ил. - Б.ц. Книга издана при финансовой поддержке Товарищества детских и юношеских писателей России Сказочная повесть Ирины Репьёвой “Открыточный корабль” – добрая и весёлая история о современном докторе Айболите, волшебнике Живое Слово и самой Жар-птице, которая прилетает к людям из Вечности. Повесть Александра Малиновского “Дом над Волгой” – короткие поучительные истории из жизни смиренной русской семьи волжан – Смирновых. Действие разворачивается на фоне главных исторических событий 20-го века. Книга адресована ребятам младшего и среднего школьного возраста, но будет интересна их родителям, учителям, воспитателям, библиотекарям, организаторам детского чтения. ББК 84(2Рос-Рус)6

ISBN 978-5-91642-089

Репьёва И.В., 2013 Малиновский А.С., 2013 Репьёв С.А., иллюстрации, 2013 Репьёва М.С., иллюстрации, 2013 Кузьмичёв Д.А., титул, 2013

Дорогие чиТаТели! Вы уже знаете московскую писательницу Ирину Репьёву по её сказочной повести для дошкольников и младших школьников «Настя – травяная кукла, или Тайны Деда Мороза». Книга, которую вы раскрыли, знакомит ребят с другой большой сказкой автора. Она так же будет интересна и школьникам, и их родителям. «Открыточный корабль» – это загадочная и весёлая история о добрых и злых чувствах. «Корабль» по-древнерусски – «ковчег». Во время Великого Потопа в ковчеге спаслась семья праведного Ноя. А что может спасти современного человека? В сказке Ирины Репьёвой – это корабль из открыток, который прячется за обоями одной городской квартиры. По мнению автора, открытки не просто поздравления с праздниками и пожеланием доброго здоровья, – они похожи на пластинки, на которых записаны наши лучшие чувства. Значит, если их собирать и перечитывать, они могут звучать долго-долго… Чувства и несут нас по жизни, как волны по морю. Неслучайно апостол Павел две тысячи лет тому назад высказал жителям города Филиппы пожелание, чтобы у них были те же самые чувствования, какие у Иисуса Христа. Добрые чувства ведут к жизни доброй, а злые – к бестолковой и горькой. С первых же страниц сказки читатель включается в интересный пласт существования доктора с «говорящей» фамилией – Открыточкин. Если Айболит Корнея Ивановича Чуковского лечил зверей и людей от инфекционных болезней, то современный нам доктор, Серафим Серафимович, похож на священника, ибо лечит саму душу человека. «Серафим считал лучшим лекарством не пилюли, не уколы, не зелёнку и не йод, а … высокие чувства. Потому и обещал каждому больному: «Я сегодня же займусь вашим сердцем». И верно, тем, кто любил только себя, он прописывал любить ещё и жену. Тем, кто любил жену, – ещё и родных детей. Так и доходила очередь до бабушки. Ну а тем, кто высох от негодующей мысли, что его «в упор не замечает земное человечество», советовал приподнять дух личной жертвой: «Посадите для человечества хотя бы дерево…»

Проза

Сказка Ирины Репьёвой приоткрывает нашим детям и такую тайну, известную даже не всем взрослым: у людей – буквенные души. Святые равноапостольные просветители славян Кирилл и Мефодий тысячелетие назад писали: «Душа безбуквенная мёртвой является в человецех». То есть, буквенная душа, оторванная от своего Создателя, мертва. Нет, совсем неслучайно православные верующие называют в молитвах Словом Сына Божьего, Иисуса Христа. В повести «Открыточный корабль» своей буквенной душой герои связаны с великим добрым волшебником Живое Слово, который приходит на Землю из Вечности. Служит ему и Жар-птица. Рассказом о детстве доктора, а потом и его сына Серёжи, картонной куклы Елены, девочки Кати Ирина Репьёва помогает читателю обрести и понимание: ничто хорошее в жизни не обходится без участия Живого Слова. Изначально связь горожан и доброго волшебника осуществляется через своего рода «Крещение». В сказке оно воплощено в образе таинственного опускания буквенных душ в Подпись Живого Слова, написанного особыми, космическими чернилами. В этой мистерии наша буква и получает силу. Но важно и то, что будет потом. Доктор Открыточкин смог стать праведником, потому что стал жить по правилам доброго волшебника, заслужил право стать его помощником. Автор умеет передать серьёзные вещи через чудаковатую, подчас комичную, но в целом трогательную ситуацию, которая требует нашего осмысления. Серафим, например, родился без ног и рук, а обрёл их в результате Чуда, сотворённого ради него Живым Словом. Ещё мальчиком он погружался в такие раздумья: «Почему великий чародей не дал мне руки и ноги сразу? Сразу и все? Все и двенадцать лет назад?» А потом он догадался, что за короткий срок вряд ли бы успел научиться состраданию. «Мы постигаем чужую боль через свою. От сострадания наша внутренняя буква и наливается силой. А Серафиму, к тому же, на роду было написано: стать доктором – не простым, а чудесным». Но однажды в старинном городке Жар-птицыно, где разворачивается эта история, появилась злая колдунья Гликерия Минус. Своим настроением, чувствами, всеми устремлениями души она разделила жителей на два враждующих лагеря: своих сторонников – людей бездуховных, грубовато плотских (они образовали Общество Самых Честных Бухгалтеров), и сторонников доктора Открыточкина. Если друзья бескорыстного Серафима любили читать, заниматься творчеством, помогать другим, то его противники – считать, считаться, торговаться. Иначе говоря, они ничего не делали бесплатно, по

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

велению своего сердца, всегда выгадывали. Вот она – суть пресловутого «рынка»! Очерствели же люди потому, что злая колдунья стала превращать их внутренние буквы в цифры. Доктор Открыточкин может их вылечить. Но разве старуха Минус ему это позволит? Вот и посылает она препятствие в виде картонной куклы Елены. С ней в повесть приходит ещё одна тема: как воспитать «трудного ребёнка». Дети редко считают себя непослушными. Обычно они всячески оправдывают своё упрямство, дерзость и глупость. А воспитание этой куклы весьма непросто ещё и потому, что она глуха к отцовским наставлениям. Зато горда, сребролюбива, сластолюбива, себялюбива… В эту сторону Гликерия Минус её и тянет. Противоположностью Елены являются Серёжа и Катя Открыточкины. Если легкомысленная кукла то и дело попадает в неприятности, Серёжа и Катя умеют им противостоять, потому что их дух направлен к высокому, к Живому Слову. А ведь, с кем поведёшься, от того и наберёшься. Но злая колдунья перевернула и жизнь славного городка Жар-птицыно. Читая эту сказку, взрослые обязательно воскликнут: «Ну, прямо, как в жизни!» Дело в том, что на месте книжных магазинов, библиотек и театра Общество Самых Честных Бухгалтеров начинает возводить кулинарно-развлекательные заведения: рестораны, магазины, казино... Сначала жители радуются этому, потому что пришло что-то новенькое. Но постепенно их сознание и душа всё больше оскудевают, происходит то, что мы называем духовным обнищанием. В сказке противопоставлены две жизненные позиции: Открыточкиных и носителей фамилий Минусы и Плюсиковы. Эти последние на первое место в жизни ставят не букву, тянущуюся к своему прародителю Живому Слову, а цифру, которую им подсовывает злая колдунья. Высшей целью жизни Катиной мамы становится желание выучить свою дочь на бухгалтера со знанием китайской экономики, а сфера культуры в этой семье обретает номинал «бесполезности». Под влиянием Гликерии Минус Жар-птицыно переименовано в Жареную-птицу-в-морковном-соусе. Вот как рассказывает об этом сама автор: «… Открыточкины помнили, что это их предки основали город, тысячу лет назад. Но жадничать не стали – отдали его людям, ничего не попросив взамен. А в основание города положили силу Жар-птицы. Переименование могло привести к опасному беспамятству! Ведь если о чудесной Птице забыть, никто не станет призывать её на помощь. А

Проза

если люди перестанут укреплять город её волшебной силой, он постепенно разрушится, несмотря на все его богатства и славу: найдётся способ и враг». Богатство доброго доктора – его золотое сердце и тот запас любви, который он хранит в стеклянной баночке на «чёрный день». «То были его единственные накопления». И это совсем не мало, когда тебе покровительствует сам Живое Слово. Но каким бы безупречным ни был Серафим Открыточкин, он и сам однажды едва не соблазнился. И виной тому опять-таки – бесовская сила Гликерии Минус. С помощью колдовства она стала затемнять его сознание. «И опять колдунья предприняла на Серафима атаку, заставив его посмотреть чуждыми глазами даже на Серёжу. «Да кто он МНЕ, этот мальчик? Сидит на МОЕЙ шее! И кому нужен теперь ОТЕЦ-ОДИНОЧКА? Несчастный, из-за мальчика я и одинок! … Нет, надо весь жар сердца, всё, что я трачу на преображение земного человечества, отдать … поиску жены! Или вот что … этой же ночью жениться на картонной кукле!» Безумные идеи! Но и они не смогли пленить Серафима до конца. Ведь его сердце принадлежало Живому Слову. Борясь с искушением, которое насылала на него ведьма, доктор отринул от себя недостойные мысли. От злой волшебной силы нас, людей, может защитить только другая волшебная сила – добрая сила Живого Слова. Но вот ведь, чтобы он тебя услышал, надо сначала попросить его о помощи, иначе говоря, – помолиться. А кукла, хоть она и картонная, такая гордячка, что долго на это не соглашается. Если с Серафимом Открыточкиным чуть было не приключился «соблазн», что говорить о хрупкой бумажной кукле? У неё, как у любого ребёнка, ни жизненного опыта, ни защитных сил, исходящих из внутреннего, накопленного годами духовного богатства. Она только что появилась на свет и не понимает даже зачем, по каким правилам надо жить, с какой целью Гликерия Минус отправляет её к доктору. А цель там – далеко идущая. Чтобы каждый час перевоспитывать противную, неблагодарную девчонку, оберегать её от бед, доктор должен оставить все дела и пациентов и тратить свои силы только на неё одну. Правда, Живое Слово не даёт нам испытание свыше наших сил. Открыточкины со всеми напастями справились. Но легко возлюбить хорошего, послушного, доброго ребёнка. А вот чтобы переносить капризы и очевидную неблагодарность плохого, для этого нужно иметь большое сердце, огромное чувство любви и сострадания. Серафим именно таков. Серёжа тоже. Автор сказки говорит: «Но

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

доктор Серафим Открыточкин не ругал Елену. Он даже предупредил Серёжу, чтобы тот относился к ней терпеливо и ласково, потому что она больна тем, что переводит буквы на цифры. Видимо, старуха Гликерия создавала её поверх каких-то своих расчётов». Зло выполняет в нашей жизни свою задачу, а Добро – свою. Девочке, возникшей из кусочка картона, очень сложно находиться между двух противоположных сфер влияния. Косвенно это напоминает состояние ребёнка, который оказывается в ситуации, где мама говорит одно, а папа – совсем другое. И непонятно, кого слушать, кто прав, а кто неправ. Долготерпение здесь особенно важно. Но доктор не опускает руки. «…Утешало его одно: по горячему взыванию к милости Живого Слова, по Серафимовой молитве, душа картонной дочки перестала по ночам улетать (к Гликерии Минус – В.Л.). Потом и скандалы на «нет» сошли. Прискучило кукле грубить! Ведь дерзить родителям и брату – занятие безрадостное. На целый день потом настроение испорчено. А какое однообразие в чувствах! Но полюбить близких Елена пока не могла. Настолько вошла в роль неласковой, неблагодарной сестры и дочери». С умением любить человек не рождается, делает вывод автор повести. «Любви учиться приходится». Это понимание может пригодиться не только сказочной, но и любой реальной семье, где растут и взрослеют дети. Тема семьи и любви присутствует во всех сказках Ирины Репьёвой. И в сказочном романе «Мальчик Новый Год», и в сказочной повести «Скелетус, принц Давский», и в «Насте – травяной кукле»… Часто автор позволяет читателю, помимо одной семьи, заглянуть и в другие, где существуют свои проблемы. Ведь недолюбленные взрослые и дети живут во многих семьях. Автор повествования открывает нам и заботы семьи Кати Открыточкиной. Ей тоже приходится жить в таких условиях, где существуют два противоположных нравственно-духовных полюса: отца и матери. Добро и Зло здесь не так ярко выражены, как в семье Серёжи, но и девочке тяжело переносить несоответствие между тем, как она хочет жить, и как надо жить по маминым, навязанным ей злой Гликерией, законам и правилам. Мама Кати из рода Минусов и Плюсиковых, а папа – из рода Открыточкиных. Открыточкины хранят традиции Добра, заложенные в основание города самой Жар-птицей. А Катина мама вступила в Общество Самых Честных Бухгалтеров, и, послушав радиопередачу «Гликерия Минус о детях», твёрдо уверовала в то, что дети в семье

Проза

существуют исключительно для того, чтобы приносить взрослым прибыль. Она не стала считаться с творческими наклонностями дочери и определила девочке то будущее, которое противоречит Катиной натуре, изначально далёкой от обожествления цифр. «Варвара Герасимовна честолюбиво заявила семье, что собирается сотворить из жизни дочки «сверхприбыльное, венчурное предприятие»: «Я всего лишь бухгалтер, дорогая. Но вложу в твою судьбу все свои сбережения! И пусть они принесут нам просто бешеную прибыль!» Она не задумывается над смыслом слова «бешеную». С её точки зрения, ребёнок в семье – не более чем инструмент для зарабатывания денег. Не слышит мама и диагноз психотерапевта Евлампия Сысоевича Тумакова, поставленный Кате: «Бред от мучительных творческих фантазий, которые некогда воплотить». Девочка видит, что и папина воля подавляется маминой. Папа по своей природе актёр. Ему хотелось бы вживаться не в цифры, а в роль шекспировского Гамлета с извечным вопросом «Быть иль не Быть?» И, если следовать маминой логике, получается, что «не Быть». Циферные люди не просто заменяют свои внутренние буквы на цифры, они цифрой убивают: и себя, и других. Живое только то, что от Слова, когда СЛОВО есть БОГ. Только живое плодоносит. Носители цифр всего лишь подсчитывают и обсчитывают созданное другими, – такими, как Катя и её отец. И если запретить им творить в сотворчестве с самим Богом, из нашей жизни не просто уйдёт культура, – уйдёт сама ЖИЗНЬ с её высокой духовной красотой. А лишившись её, человек превратится в животное, только с виду похожее на человека. Вот, чего издревле хотят все враги рода человеческого, видимые и невидимые. Неизвестно, что стало бы с Катей, участь которой предрешена, не случись её встреча с сыном Серафима Открыточкина, Серёжей. Эта встреча именно чудесная, спасительная, потому как она – начало освобождения душ от навязываемого им Зла. Поучаствовала в деле Спасения и кукла, и даже бывший Гликерьин Кот, – эти, казалось бы, совсем малые величины жизни. Но в глазах Живого Слова нет малых величин. Ему важны все, – кто участвует в Его Деле, Деле Спасения человечества от Зла. Неслучайно Жар-птица говорит Елене, что не её, кукольных дел хочет Живое Дело в её жизни, а СВОЕГО ДЕЛА в ней. Всем сюжетом произведения автор сказки убеждает читателей в том, что, каким бы страшным подчас ни казалось Зло, каким бы огромным оно ни прикидывалось, Добро сильнее, потому что Бог

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

сильнее любого беса. И это – не воля сказочницы, это – воля самой Жизни на Земле. Это – главный принцип праведного Серафима. Из него исходит вся его жизнь. Буквы, звуки принадлежат к области сакрального. Неслучайно так называемое «умное монашеское делание» основано, в частности, на многократном повторении в течение дня самого имени Иисуса Христа. Иногда – тысячи раз за сутки. Так, через Слово, сначала ум монаха, а потом и его сердце, и очищаются от Зла. В сказке Ирины Репьёвой буквы так же обладают мистикой. Например, одно из многих имён Живого Слова начиналось на букву Фиту, которую большевики выбросили из Букваря декретом от 1918 года. А ведь с этой буквы на Руси когда-то начиналось слово «Бог». Фита славна именно тем, что являлась символом Божественного. В языке материнской для нас, Греческой православной Церкви слово Бог звучит как «ФЭОС». Народ русский заметил, в связи с новой революционной орфографией, вычеркнувшей эту букву: «Фиту убрали – и церкви рушить стали». А ведь, чем больше в нас того, что от Бога, тем меньше того, что называют «животным началом». Многочисленными перевоплощениями куклы автор и пытается объяснить юному читателю, как не прост жизненный путь любого человека. Но уроки Добра никогда не проходят даром. Надо сеять семена – всходы будут! А знакомство Кати с Серёжей Ирина Репьёва описывает с чувством нежности и пониманием того, что дружба между мальчиками и девочками должна быть БЛАГО – ТВОРНОЙ. Когда девочка упала на катке, мальчик протянул ей руку. И в руке этой она почувствовала особенную силу. «Странная это была сила: словно к Кате вернулся отец, и опять стал близким и хлопотливо заботливым, как раньше. Колдунья Гликерия забылась, её тень отступила и спряталась за деревья, которые густой стеной шли по набережной, и Катя вспомнила, что значит «быть хранимой». Серёжа ещё и – защитник народной веры в Живое Слово, в Жарптицу. Мальчик не просто верит в Живое Слово, он знает, что Чудесное есть. Ведь от великого волшебника, за свою верность ему, он получает так называемый «секретик в кулаке». Когда мальчик обронил перчатку и разжал кулак, чтобы поднять её, Катя заметила на его ладони золотистое пламя. Оно показалось ей «умным», потому что словно заметило девочку и стало клониться в её сторону. Серёжа в полумраке разглядел удивление на Катином лице и объяснил ей: «Если оно тянется к тебе, значит, мы с тобой – родственные души. Это необычный

Проза

огонь. Он придаёт мне сил. Я верю ему». Это – неопалимый огонь. Так девочка и поняла, что этот мальчик «особенный». В современной детской литературе такое понимание таинственно-прекрасного родства душ теперь встретишь нечасто. А если родственные души встретились и стали действовать сообща – это уже начало победы над Злом. Сам мир Открыточной Страны, покоящейся за обоями в Катиной комнате, огромен и многозначен. Открытки, собранные вместе, давая ясное представление о множестве праздников нашей страны, дают собирательный образ народной силы, нашей общей победы над Злом. Это стоит того, чтобы они собрались в Открыточный корабль и вывели свою команду из моря Зла к Добру и Свету. А если это возможно, значит, есть в жизни и Справедливость. Ведь порок-то наказан! А он и будет наказан, если ты обрёл Живое Слово в своей душе. Обретение это непросто. И в сказке Ирины Репьёвой оно показано поэтапно. Одного «купания» в Подписи Живого Слова мало. Если ты и принял отсвет Чуда в свою душу, потом можешь его и потерять. И целая глава отдана показу того, как кукла отворачивается от Живого Слова, а волшебник в ответ отворачивается от неё. Не потому, что он злится на Елену. Он не может злиться, он ВСЕБЛАГ. Но просто это закон самой жизни: за отступничество от Бога следует богооставленность. Это когда ты один на один со Злом, а твоё падение становится всё более глубоким. До такой степени, что дальше уже и падать некуда, а душа словно в аду. Это мы видим на примере картонной куклы Елены. После своего отступления от Живого Слова, она закономерно теряет человеческий облик и становится Лисой, зверем. А потом, полюбопытствовав в отношении Зла, принимает его, Каина, в саму свою душу. «… Лиса плелась позади и уныло молчала. Она чувствовала, как похрустывает при каждом шаге её душа. «Это Каин. Это он во мне душу выстудил! Поноси-ка в себе целого косолапого! – ругалась Лисица про себя. – Такая невезуха! Небось, не одна я по космосу шлялась. Там и Пушкин гулял. И вот, выходит, Шекспиры всякие нулю не по зубам, а я – лёгкая добыча!?» Именно, что «добыча»! Очень легко всем нам, и детям, и взрослым, стать добычей Зла, если мы опьяняемся глупостями и ложными целями, сиюминутным, вместо вечного. И дальше автор «Открыточного корабля» пытается приоткрыть детям ещё одну завесу над мудростью предков. «Лиса не знала, что к Пушкину Каин не приставал, потому что к высоким душам грязь не прилипает. А поэты Тютчев, Лермонтов и Фет всегда прогуливались (в Открыточном космосе – В. Л.) дружной компанией, на троих – три

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

тяжёлых трости. Каин на них даже смотреть боялся: так были грозны. Но больше всего пугал медведя щупленький Гоголь. Не в мышцах была сила этого человека. Каждая буква, выведенная священными чернилами на его высоком цилиндре, сверкала молнией...» Красота слов, красота духовная и душевная и отгоняет от человечества мистическое Зло! Тема спасения души в сказке тесно переплетена с темой высокого творчества, а не того, что убивает время нашей жизни. Появление же темы Каина и Авеля – это попытка объяснить юному читателю понятие греха, осознание его в себе и изживание путём покаяния. «…В сознании Кати вдруг сама собой спасительно всплыла давняя фраза Юрии Гагарьевны: «Грех, милая, это – всегда непопадание в цель». Грех – сворачивание не на ту дорожку жизни. «А ведь правда, появилась у Лисы в голове мысль: «Иная зверина и дышит рядом с приличными, и одевается, как они, и подражает их голосу, а всё чужой пример ей не впрок. Чужие лучшие чувства к душе не прилипают. А вот Каин – прилип! – опять ужаснулась Лиса. – Как банный лист!» Да потому и прилип, что мы часто совершаем зло не по рассуждению, а походя, почти случайно, недолго думая, по слабоволию. Например, проявляя к злу простодушное любопытство. А этот «медведь», или бес, и будет отныне руководить Лисой, вечно вести её «не туда». Каин – это образ неспособности к покаянию, неспособности стать лучше даже в том случае, если ты знаешь, что Живое Слово есть. Добрый пример перед глазами, а мы всё равно выбираем путь Зла. Автор объясняет, почему Каин стал таким: «А подрос Каин, женился, детишки пошли, – начинали они все, как один, с самооправдания, потом переходили к зависти, затем к душе предательство прилипало … Так и покатилась медвежья семья под горку!» Это и есть путь библейской семьи первого человека, Адама. В раю он пытается свалить свою вину на Еву, а его сын Каин идёт ещё дальше: в оправдании своей зависти к родному брату Авелю он его убивает, то есть «предаёт», предаёт смерти. Шла этой дорогой и кукла Елена. Если нет у тебя доверия к старшему поколению, к его опыту жизни, то приходится обретать мудрость в борениях с теми бедами, которые ты на себя и накликаешь. Понимая, как сложно обрести покаяние, когда ты горд и самолюбив, легко прощаешь себя, автор сказки говорит: «… одно дело – покаяться перед собой, как было это когда-то в куклах, и совсем иное – перед другим человеком», – перед Катей, например. «И тогда Катя взяла вину на себя. Для неё это было почему-то легко».

«Лиса стремительно обрела радость жизни. Словно целого медведя с плеч скинула». Но скинула ли? Нет, другой за тебя покаяться не может. Игры «в покаяние» с Живым Словом невозможны: он тебя насквозь видит. В жизни всё по-настоящему, с детства. «Кусочек картона» Елена – это, конечно, аллегория, подразумевающая изначально невинную, младенческую душу. Но невинна и безответна она лишь в нашем воображении. Каждый из нас, по сути, как только родится, находится в положении этой куклы. Между ведьмой и добрым волшебником, между Злом и Добром, в ситуации каждодневного выбора, борений и соблазнов. И благо тому, у кого есть свой праведный Серафим Открыточкин – этот лоцман в бушующем житейском море! Так что пусть, пусть поведение куклы Елены вызывает у ваших детей смех или чувство негодования. Это и есть «школа чувств», прививка от Зла. Зато потом, когда автор подведёт эту героиню к осмыслению её грехов и к раскаянию, ваш ребёнок убедится, что только это и сотворит из Лисы – зверя человека – самую настоящую девочку. Сказочное путешествие Кати и Лисы по заобойной Открыточной стране, фантастические встречи с Катиными родственниками: ватной Юрией Гагарьевной, стеклянным Сергеем Семёновичем, бумажным почтальоном Премудрым Селифаном, – которые продолжают жить в открытках, хотя их давно как будто бы не должно быть среди живых, – всё это доказательство того, что добродетель всегда, так или иначе, вознаграждается Живым Словом. Эти сказочные герои и есть те блаженные, которые «Царство Небесное узрят». Последние страницы повести читаются особенно захватывающе. Фантазия сказочницы становится особенно проникновенной и жизнеутверждающей. По мере совершенствования героев, душа читателя наполняется чувством радости. И уже невольно хочется подняться во весь рост на Открыточном Корабле, выплывающим из разрыва обоев, встать рядом с Катей, Прекрасной Еленой, мальчиком, бывшим некогда Металлическим Котом, Серёжей и волшебным доктором Серафимом Серафимовичем и плыть с ними дальше рука об руку по жизни. Плыть и взрослеть. Ведь это здорово – познавать мир вместе с людьми, вырастающими из своих ошибок. С людьми, стремительно идущими к совершенству. И как флаг на корабле, будет сиять волшебное оперение Жар-птицы. И как высшая защита от умственного затмения, будет светить в сонме житейских волн его величество Живое Слово! Пусть продвигается в бесконечном плавании от поколения к поколению этот зовущий к счастью Открыточный Корабль!

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

И нам пора собираться семьями, доставать старые открытки из подвалов и с чердаков и «поминать добрым словом тех, кто их написал». «И тогда апатия станет сменяться бодростью, безнадёжность – верой, безразличие – радостью ... а беспомощность – творческим вдохновением...» И как мудро подмечает автор, всё это «потому, что в открытках этих соединилась история семей и поколений». Но не думайте, что сказка скучна или пугающе заумна. Напротив, она написана с юмором, подчас переходящим в сатиру на современные нравы. Поэтому будет интересна читателям любого возраста. Как и все сказочные повести Ирины Репьёвой, она написана с огромной верой в человека, в его возможность спастись. А спасёшься сам, спасутся и другие вокруг тебя. Как говорил преподобный Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». Повесть замечательного самарского писателя Александра Малиновского «Дом над Волгой» рассказывает о судьбе простых русских людей Смирновых. Автор ничего не придумал. Марья Петровна, чьи истории он смог записать столь выразительно, – родственница его жены. Казалось бы, что может насказать писателю и академику женщина с восьмью классами образования? Что открыть для него нового? Да так, чтобы он схватился за перо и захотел донести историю её жизни до каждого из нас? Ей даже доучиться не пришлось, а судьба её была подчинена, главным образом, выживанию, как и у многих граждан нашей страны сегодня. «Мне давно хотелось написать историю разных поколений волжан, – рассказывает сам Александр Малиновский. – И когда я встретился с прототипом моей будущей героини, меня поразило сходство жизненных ситуаций, которые были в наших семьях. Я же тоже коренной волжанин, как и она. … И потом в повести я пытался передать дух того времени, в котором она жила. Наша жизнь – это тканый ковёр, и все мелочи в ней взаимосвязаны. Тронул за один кончик – истина и приоткрылась. При этом я не хотел, чтобы повесть получилась сентиментальной. Марья Петровна представляет собой целое поколение – тех, кому сейчас около восьмидесяти. Мы не замечаем, какое это драгоценное поколение. А оно многое аккумулировало в себе». Судьба Марьи Петровны, как и многих её ровесниц, в чём-то и трагична. Она познала и бедность, и военное детство, потерю близких

Проза

и «малой родины». Такие люди подчас скупы на разговоры о счастье, они не привыкли изливать свою душу. Если и говорят об этом, то вскользь. Но всё равно русский человек склонен пофилософствовать. Однажды Марья Петровна сказала Александру Малиновскому: «Много было плохого, но были и светлые дни. В темноте и гнилушки светят». «Разве такие слова скажет человек, который не думает о счастье?» – задаёт себе вопрос писатель. В другой раз она обмолвилась: «А так хочется жить радостно!» Но при этом Марья Петровна никого не осуждает. И как-то раз ненароком в разговоре с Александром Малиновском вывела формулу общечеловеческой беды: «Нельзя, чтобы успех достигался любой ценой». А ведь сегодня мы и сами видим, как одни делают свой «успех» на бедах других, а то и на беде всей страны. Название повести писатель объясняет так: «Вся Россия вышла из деревень и поселений – таких, как Сызран, Батраки, Обшаровка. И исчезновение деревенского быта, деревенских домов и уклада жизни таких поселений – трагедия для поколения. Моя героиня, как и многие её современники, в своё время уехала на Север, осваивать те места. Там корни не пустила и здесь потеряла. А, вернувшись, она как будто смотрит на всё происходящее и на всю свою жизнь со стороны, из окон того дома над Волгой, в которой росла в детстве, из которого с коромыслом бегала за водой...» Если вы ищите для своих детей в современной литературе воспитательную, педагогическую «компоненту», то вам надо обязательно прочесть повесть «Дом над Волгой» вслух всей семье. Главы повести коротки, их события изложены лаконично, но ведь краткость – сестра таланта (А.П. Чехов). Именно потому, что тут всё ясно, а не двусмысленно, одолеть чтение самостоятельно смогут школьники и младшего, и среднего возраста, не говоря уже о старшеклассниках. Повесть с большим интересом воспринята читателями. Прежде, чем она вышла книгой, была опубликована в двух литературных журналах: «Русское эхо» и «Наш современник». И вот какую оценку давали ей читатели: «Вы вернули в современную русскую литературу чувство, – писали автору, – переживание и сопереживание». Кроме того, у героини – сочный народный язык. Беседуя с ней, писатель нередко слышал новые для него слова и выражения. Женщина, которая работала в юности матросом на Волге, паромщицей, а после много лет бухгалтером, считала на деревянных счётах, потом научилась и на арифмометре, свою жизнь несла в себе ту самую речь, которую ещё в детстве впитала от народа.

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

В ней нет литературных, газетных или бытовых шаблонов, которые мы так часто слышим уже не только от наших детей и на улицах, но с экранов телевизоров. Она проста, но точна, образна. Например, говоря о лодке, которая была у Смирновых, Марья Петровна сказала: «Отец её называл «редедей». Откуда взяла она это слово? Писатель стал рыться в архивах и обнаружил, что в старину по Волге плавал пароход «Редедя – князь Косогский». И был он такой громадный, что таскал за собой до сорока маленьких барж. С ним была связана такая история. Владелец парохода поспорил с одним купцом, что, если зацепить тросом мельницу на берегу, то пароход сорвёт её с кирпичного фундамента. Так и случилось. И слово зацепилось за народную память, пошло жить. Или словечки – «какорная баржа». Уже потом автор повести разведал, что это судно, сделанное из какорного дерева. Дерево выворачивали с корнем и, обрабатывая топорами, делали из него остов судна. Такие судна были самыми прочными, сто лет не гнили. Народ и это нёс в памяти веками. В «Доме над Волгой» писателю было важно «сохранить и передать образ жизни уходящего поколения, его духовный строй». А ещё – то, «что каждая жизнь, каждая человеческая судьба – определённое звено в трагической, чаще всего жестокой и причудливой общей цепи русской истории, – выражаясь его словами. – Однако всё достойное и жизнестойкое в нас присутствует благодаря прочным семейным устоям, переходящим от прадедов к правнукам», – говорит он в одном из интервью. Помимо родни Марьи Петровны в повести незримо присутствует ещё один герой, и этот герой … Господь. В познании Его Воли, Его Промысла о нас и заключается главный смысл нашей жизни. Поэтому все прочие персонажи то приближаются к Нему, то удаляются от Него. Читаешь главу «Я изменяю вам» и поначалу кажется, что человек сам движет своей судьбой. Ну, может быть, ещё движет им Его Величество Случай. «… Все мужики в роду моего папы, Смирнова Петра Андреевич, и деда, Андрея Петровича, издавна были извозчики. Своих лошадей имели», – сообщает нам Марья Петровна. И вот, её отец в самом начале буйного ХХ века, полного революций и войн, решил изменить этому призванию. Пойти работать в паровозное депо, потому что полюбил «железки». Ни с кем из старших не советуясь, пожелал он разом изменить всю свою судьбу, раз случай к тому представился. Пётр был парнем способным, головастым, упорным, а тут ещё ему немалый чин с железной

Проза

дороги под руку подвернулся… Но доходишь до конца этой главы, читаешь следующие и понимаешь, что волевым быть ещё недостаточно. Неслучайно наши предки говорили: «Гордым Бог противится». Не получился из Петра путейный инженер, как он мечтал. Ведь не получил он на то благословение старших. Стал от этого Пётр «нервным», не смирился с судьбой. Но «прошло некоторое время, он словно переродился. В церковь зачастил. Просветлел весь … Сама доброта. Начал соблюдать посты. Со своим другом Никитушкой в хоре церковном пел». И запросился в монахи. Вы скажите: а вот это Богу угодно. Ан нет. Ведь не от смирения Пётр в монастырь запросился. Опять твердит, «стоит на своём: «Я так решил»! А какой монах без послушания, без кротости? Потому не получился из Петра и монах. Хотя отец его был очень набожным человеком: «часто приносил домой церковные книги и читал вслух в большой комнате по вечерам. Все занимались своим делом: кто шил, кто вязал, – и слушали», – рассказывает Марья Петровна. Но откуда в сыне богобоязненного Андрея Петровича своеволие, некоторая дерзость даже? Оказался он между двух огней. Отец Петра был набожен, а мать – «бабушка Прасковья не любила в церковь ходить. В их проулке в Сызрани, напротив, поп жил. Он сквернословил, бил попадью, ел мясо, когда ни попало. Через забор всё видно было. С неохотой поэтому она в церковь с детства шла, только с матерью. Та чуть зазевается – она на улицу из церкви, и – домой. Мать ей: «Поп – одно, а церковь – другое, не гневи Бога!» А она своё, хоть бы хны…» Казалось бы, Пётр, её сын, должен в отца пойти. Ведь тот подавал пример лучший из этих двух. А случилось иное, как часто и бывает: полюс матери оказался сильнее. А упряма мать – упрям и сынок. Должны были случиться такие обстоятельства, которые убедили бы Петра, в конце концов, принять сторону отца. Александр Малиновский напоминает нам о том, что человек не живёт сам по себе, в некоторой изоляции от прошлого. На нём могут сказываться грехи его предков аж до седьмого поколения. Грехи за осуждение другого человека, например, всё того же священника, за глупое поверхностное осуждение его. Через забор за попом подглядывать – это ещё не знать всех обстоятельств его жизни, это ещё не вся правда о Церкви. Величайший святой Антоний Великий писал, что «самая большая и неисцелимая болезнь души и пагуба её есть богозабвение и тщеславие». А ведь когда мы кого-нибудь судим, всегда в

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

душе тщеславимся, полагая, что мы-то лучше осуждаемых… Двойной грех. Интересен и старинный обычай выбора Петром своей будущей жены, который упоминается в повести. «Доня показала нашу будущую маму папе сначала в храме». Жить ведь не только с внешностью человека, но и с его душой, его духом. Может и красавица, аккуратистка наполнить дом смрадом своего злого духа. «Потом они встретились на Крымзе», «…как раз Крещение. На Крымзе крестный ход был. Сейчас Крымза не та совсем. А тогда нормальная речка была. Вырубали на ней крест во льду и окунались. Народу сходилось, чуть не вся Сызрань». Будущая мама Марьи Петровны, Рая, была из зажиточной семьи. Потому её мать Агафья сначала отказала Петру: тот был из бедняков. Агафья выдала своего сына Фёдора за богатую Устину Захарьеву. Но не было им счастья без любви и уважения. «Фёдор не полюбил её, оказалась она гулящей. И выпивала, и покуривала». «Родилось у них двое: Павлуша и Николай. Маленькие ещё были, когда Фёдора не стало. … Скоротечная чахотка». И опять мы видим, как люди своевольничают, «блажат», сводя своих детей в семью, где нет взаимной любви, заставляют заводить без любви детей. А ведь Любовь – ещё одно имя Бога. «Кто не любит, тот не познал Бога», – говорится в Евангелии от Иоанна. И вновь «противится Бог гордым», таким, как Агафья. Господь забирает её любимого сына Фёдора от неё к Себе, сына-страдальца, которого она на деньгах женила. Только получив это наказание, Агафья всё правильно поняла и дала согласие на брак дочери Раи и бедняка Петра. Они-то друг друга полюбили так, что всю тяжесть ХХ века на своих плечах вынесли. Оказался Пётр на Первой мировой войне, и едва не погиб. Можно сказать, спасение его – чудо. Дело в том, что, возможно, за его прежнее стремление в монахи, наивное, но чистое, а, может быть, видя его любовь к Рае, Господь устроил его судьбу так, что Пётр не был на своём корабле, когда тот, «эсминец «Летучий», погиб во время шторма в Финском заливе. Из всей команды остался в живых он (лежал в госпитале с грыжей) да боцман. Когда боцмана подобрали, он уже ума лишился. А Пётр продолжал жить и любить. В февральскую революцию 1917 года он к революционерам не примкнул. Вообще не понимал, что происходит. Только чувствовал, что творится не Божье дело. А что тут Божьего, если командир «Быстрого» хороший был человек, а пришли люди и начали команду

Проза

смущать. Тянуть на свою сторону. Командир – против, за дисциплину стоял. «Зимой это было. Крейсеры высокие такие. Подхватили матросики командира и выбросили за борт. На лёд. Разбился насмерть. Судовые комитеты, папа говорил, верх взяли. Много командиров погибло. Двоих офицеров на другом корабле, он рассказывал, свои же матросы убили кувалдой. По голове, сзади». Действительно, не по-божески. За революцией, одной, второй, последовала кровопролитная Гражданская война. Гибли миллионы! И опять жизнь любившего свою семью и Бога Петра как бы охранялась Свыше. «Была эпидемия тифа… Очнулся папа в больнице. Без документов, без вещей: всё пропало… Когда поправился, вспомнил, как дело было. После больницы пошёл в депо, рассказал. Ему поверили там. Дали какое-то пособие, чтоб смог доехать до дома. На товарных добрался до Сызрани. Не сразу приняли его на работу». Но приняли же! Стал Пётр работать машинистом на поезде. И работал на совесть. Но смутили его большевики рассказами о рае на земле, решил он в партию вступать. «…И вступил. Отец его, мой дед, отговаривал. А папа ни в какую: «Я уже вас раз послушался, не пошёл в монахи. Теперь по-своему сделаю». Верующий отец «аж захворал от таких его разговоров». Он-то понимал, что построение «Царства Божия» на грешной земле среди грешных людей никогда осуществлено не будет. Это всего лишь мечта малограмотного и наивного человека, а с точки зрения православия, – даже ересь. За принадлежность к этой ереси Пётр, можно догадываться, и поплатился здоровьем. И хорошо что только им. «Маялся он со своим характером, – рассказывает его дочь Марья Петровна. – … Уж очень папа с детства стремился к машинам. Вот машины его и ухайдакали». Машины, конечно, Бога не заменят. И при советской власти добросовестность Петра мешала тем, кого наши учебники истории назвали потом «вредителями». Они яму для Петра и уготовили, «где паровозы ставят на» ремонт. «Яма эта глубокая», «в помещении всё время пар, плохо видно». Если яма открыта, зажигали красный свет, если горит зелёный, значит, яма закрыта. «Зелёный свет дали», а яму «решёткой не закрыли. Папа и ещё один молодой парень упали в эту яму … Около двух часов они провалялись… Когда их нашли, парень был мёртвый, а папа без сознания. Потом оказалось, что у него в двух местах перелом позвоночника. Вот тебе и рай на земле!» Жизнь – вечная борьба: и за себя, и за ближних, и за страну. Это тяжёлая сторона судьбы любого человека. Но скрашивает жизнь надежда, вера и любовь. Когда Пётр и Рая Смирновы обрели собственный

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

деревянный дом на окраине Сызрани, переселяясь в него со всеми своими детьми, они уже понимали, Кто – всему Голова. Потому в доме у них была «в переднем углу – икона». В заднем – печь, «так и зажили». Печь не давала замёрзнуть телу, а икона – душе. Отец уже и не вспоминал, что когда-то хотел водить паровозы. Остался инвалидом на всю жизнь. Но «папа – мастер был по железу», – вспоминает Марья Петровна, это и спасло жизнь его детям в страшные годы Великой Отечественной войны, он сам и спас. Из-за инвалидности его не взяли на фронт. Но надо семье помолоть рожь – папа сделал своими руками домашнюю мельницу. «Спичек нет, а огонь нужен»? «Папа смастерил малюсенькую коптюшку, размером с палец». Нет картошки? И папа отправляется в соседние сёла на заработки, паяет кастрюли и чугунки. «Этого не было, того не было. Многие страдали, не выживали. Но у нас был наш папа. А у других отцы – на фронте. Вот в чём беда-то: без отца жить!» – делает вывод Марья Петровна. В главке «Качели» как раз и идёт рассказ о семье, глава которой в 1942 году погиб на фронте. Потом старший сын ушёл воевать. «Продукты у нас кой-какие ещё были, – рассказывала уже после войны Нюра, знакомая Марьи Петровны, – и скотина была. Но нет дров, а надо отапливать избу. Мужиков своих нет, да и чужих: раз, два и – обчёлся. Дали маме колхозных быков, она поехала в лес, за дровами, одна. В лесу быки распряглись. Вернулась с отмороженными пальцами на руках. Они у неё потом почернели и отвалились. На левой руке – два, на правой – три. Пролежала в больнице сколько-то дней. В эти дни нас обокрали. Вывернули скобу у запертой двери мазанки и вытащили все запасы провизии. Унесли одежду отца. По отцовской фуфайке мама определила, кто совершил кражу, но не заявила. Боялась: сожгут дом. Тогда уж совсем конец. Пришёл день, когда козу и курей съели. Всё, что можно, съели. Наступил голод. Мать долго не решалась пойти просить милостыню. Но сломалась. Взяла Надю и Лизу, они были постарше нас, и пошла в соседние деревни, где их не знали. Нас с Сергеем оставила дома, как совсем ещё маленьких. Два дня мы ничего не ели. И тут я вспомнила, что мать хранит на шкафу мешочек с мукой», – продолжала свой рассказ Нюра. Бедные дети полезли на табуретку, чтобы поесть хотя бы муки, которую мать, когда варила суп, добавляла в него. Добрались до мешочка, девочка стала горстями засовывать муку в рот, мука и просыпалась. И дети так напугались, такие были совестливые, что решили сами себя за эту беду … наказать. Повеситься. Видимо, смерть казалась им менее страшной, чем муки совести.

Проза

Но так как они были ещё маленькими, то надумали сначала покататься в сарае на верёвке. Тут мать и прибежала. «… Вся в слезах, гласит: «Живы! Господи! Живы! А мне в голову втемяшилось: беда с вами! Бежала спотыкошки». Своим сердцем учуяла, что в доме беда. Пришла с хлебом, с гостинцами. Как тут не сказать, что Бог есть? И что видит Он всех, кто взывает к Нему? «Это такое чудо: я жива осталась, мать не гневается. И еда есть. Сплошное счастье!» – свидетельствует Нюра. Действительно, счастье. Остаётся лишь добавить, что вот они – главные ценности нашего народа, то, что мы называем «цивилизационными кодами»: Бог в сердце и любовь к ближнему, как к самому себе. Но ведь именно это и завещал Иисус в Евангелии своим последователям. И чуть нарушаем мы это правило, нас и постигает беда. Иногда маленькая, а иногда и большая. Уже после войны, когда братья Смирновы выросли и обзавелись семьями, а жизнь в СССР была ещё трудной, задумал брат Марьи Петровны, Слава, дом строить. Помогал ему в этом другой брат, Володя. Да раз один только проявил эгоизм, на помощь не пришёл. Стал гордый Слава в одиночку поднимать «тяжеленную потолочную матку на стены», и всё. «Не до строительства стало, не до учёбы… Надорвался. Всю потом жизнь страдал. И Володя мучился. Корил себя, что так вышло». Слаб человек. Легко впадает он в грех, а расплачивается за это порой всю свою жизнь. Нам, людям, хотя бы не грешить, хотя бы обладать способностью к правильному рассуждению и иметь милосердие! В главе «Тили-тили тесто…» повести Александра Малиновского речь о матери, которая в войну решалась красть из пекарни, где она работала, тесто. В середину буханки закладывала она для веса какуюто гниль. Следовательно, кто-то из неё недоедал. Выяснили, что Галя Краснова спасала таким образом от смерти двух своих дочек-погодок. Муж её был на фронте. На Галю, конечно, донесли в милицию. И попала она в это страшное, тяжёлое время за решётку. Потом ей ещё за что-то срок «добавили, там уж, где сидела. Муж не вернулся с фронта, погиб. Девчата выросли одни. Обе больные. Паня всё корила себя, что побежала тогда в пекарню, когда картофелины в буханке обнаружили. Считала за собой вину… Девочек Галиных привечала и помогала им, чем могла. Потом они её, мать-то Галю, нашли. В Сибири где-то… Возвращаться домой Галя не захотела. Не ходячая уже была. Только мотнула еле послушной рукой: «На кой мне теперь это?..»

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

Сломлена жизнь, сломлен человек. Ибо была в Гале любовь к ближнему, но не было любви к Богу. Вот и решилась она поступить не по-божески, за счёт других свою кровь спасти. Но это только одна часть проблемы. Как тут ни сделать вывод и о том, что Милосердие всё-таки должно быть выше Справедливости? Милосердие идёт от Любви, а Справедливость от человеческого разумения, от нашего представления о порядке и законе. Если бы люди помилосердствовали и нашли в себе силы простить Галю, судьба её семьи, конечно, сложилась бы совсем по-другому. Было бы в ней больше раскаяния, больше света, доброты. В главе «В карауле» как раз об этом и речь. Ситуация похожая. «Помню, папа взялся в сорок седьмом караулить картошку на собесовских делянках», – рассказывает Марья Петровна. А картошку повадились воровать мальчишки-подростки, ремесленники. «На плотников учились. Все из окрестных деревень. Родители далеко. А есть хочется! Не похожие на хулиганов». Сторожа их схватили, напугали, но отпустили: «На первый раз прощаем». «Они гуськом и побежали». «Я после уж снова вышла из шалаша, а они всей гурьбой копаются у дядьки Егора в огороде. Пошла к ним. А он им разрешил картошки у себя накопать. Они уже, как свои: «Дядя Егор, дядя Егор…» И потом, когда убирали картошку, трое приходили помочь. Дружба у нас завязалась с ними. Один, белобрысый такой, Митей звать. Из Кануевки оказался, где дядька Егор родился. Земляки!» Милосердие было поставлено выше Справедливости, и люди остались людьми в высшем смысле этих слов. Есть в повести «Дом над Волгой» и глава о лебединой верности супругов друг другу, она называется «Ржаные пышки». И глава о жалости к побеждённому врагу – «Когда война окончилась». И глава о глупом, поспешном выборе своей «второй половины», сделанном самонадеянно, как бы не всерьёз, назло людям, и потому удивительно несчастливо, бездарно, – «Как замуж вышла…» И главы о сытой, но бездуховной жизни советской интеллигенции, когда вместе с потерей веры в Бога был потерян и высокий смысл её – «Скучная, когда не поёшь!..», «Калькулятор ходячий», «Широко шагнули»… Но есть тут главы и о возвращении простого народа к вере отцов – «Зачем на Север едут?» Это было в начале девяностых. Арестовали сына знакомой Марьи Петровны, Виктора, по подозрению в убийстве. Он не был в нём виноват. «…Пока ждал суда, дал себе зарок: если отпустят, уйдёт в монахи». Тут ему Бог и помог. Отпустили. Разыскал Виктор мужской монастырь где-то в Калужской области и поступил в монахи.

Проза

«Мать, Люся, ездила к нему следующей весной. Место, говорила, – райский уголок. Дубовая роща рядом. Монахи всё вокруг в такой чистоте содержат. И столько кругом ландышей цветущих! Как в другой мир попала. Воздух! Хоть пей его. В монастыре коровы, куры. Целую ферму монахи содержат». Для кого-то в монастыре «именины сердца», но и семейная жизнь Петра и Раи Смирновых была, хоть и трудной, но тоже счастливой, ибо в любви она шла, до старости в любви. Пятьдесят лет прожили они в браке. И хотя здоровье Петра Андреевича было далеко от отличного, он дожил до 82 лет. Это был поистине образцовый отец, которых так мало в современной нам литературе. «Всю жизнь папа трудился, нас кормил. Никого за всю жизнь пальцем не тронул, – говорит в конце повествования его дочь, Марья Петровна. – Андрей Сидоркин, одногодок его, говорил на похоронах маме: «Счастливый какой Пётр-то. Жил незаметно, никому не мешал. И ушёл, никого не обременил старостью своей. Мне бы так…» Позавидовал. А чему, собственно, позавидовал? Да тому, что Пётр сердцем, душой своей узнал, как надо жить, ради чего, что в жизни – главное, а что – второстепенное, честен был, правдив и жалостлив, и в результате снискал много любви среди своих ближних и соседей. Не за богатством он гнался. Не за славой людской. Смирила его болезнь, и стал Пётр Смирнов жить, как и ему положено, в смирении перед Господом, в согласии с Ним. А вот пример другой жизни: Марья Петровна вышла за человека, у которого в роду все были непутёвые. «Не любил работать и людей не любил» её «Мишка». Бога не знал и жил как кривая выведет. Не осчастливил он никого из своей семьи и погиб рано, глупо, бездарно. В конце повести Марья Петровна говорит автору, а, значит, и нам всем: «Теперь всё чаще папу вспоминаю. Раньше сильно не задумывалась о вере (таково оно, наше советское поколение – В.Л.). Помолюсь, и ладно. А теперь книги духовные начала читать. Евангелие. Раньше бы надо. Папа-то! Он, бывало, перекрестится в нашем доме перед иконкой в переднем углу: «Святый Ангеле Божий, Хранитель мой, моли Бога о нас, грешных…» Обернётся на меня, лицо светится… С верой в душе жил. И дом наш на Волге, намоленный им. Оттого, может, и крепок ещё». «Дом над Волгой» – название простое, не вычурное. Оно говорит о том, что над Волгой пять десятилетий жил, приподнимаясь над суетным житейским миром своими лучшими, высокими чувствами добрый русский человек Пётр, имя которого переводится как «камень». Основание нашего народа – в таких сердечных и честных тружениках,

Вера ЛИНЬКОВА

«Слово к читателям»

способных и сады насадить, и дом поставить, и трёх сынов для Родины воспитать. Их любовью во все исторические эпохи Россия и вскармливалась, и жила, и святой была. «Дом над Волгой» Александр Малиновский писал не для детей, но так случилось, что она стала интересна и юным читателям. Иногда говорят, что в сегодняшней жизни нет героя, поэтому и писать не о ком. Прозаик с этим не согласен. «Мне кажется, – говорит он в одном из интервью, – люди из старых поколений уходят незамеченными, так и не узнанными до конца». Вот ему и захотелось поведать миру историю жизни простой русской женщины, и рассказать её пронзительно, по-житийному, не мудрствуя лукаво. «Такое произведение создается «на вырост», – считает автор. Мы, его читали, верим, что повесть «Дом над Волгой» будет сопровождать многих из нас долгие годы.. Вера Линькова, детский писатель, арт-педагог, член Союза писателей России, дипломант Международного конкурса им. Сергея Михалкова на лучшее произведение для подростков

Ирина РЕПЬЁВА Ирина Владимировна Репьёва (Лангуева) – журналист и детский писатель, автор сказочных повестей «Настя – травяная кукла, или Тайны Деда Мороза», «Скелетус, принц Давский» , «Мальчик Новый год» , «Открыточный корабль» . Работала в «Комсомольской правде«, в «Учительской газете». Секретарь правления Союза писателей России, председатель Товарищества детских и юношеских писателей России. Книги автора выходили в издательствах «Православная книга», «Ключ-С», «Российский писатель», в том числе дважды – в рамках Издательской программы Правительства Москвы.

Рисунки Сергея и Марии РЕПЬЁВЫХ

О Ткры Точный корабль Сказочная повесТь о добрых и дурных чувсТвах

Глава первая. БескорысТный Серафим Жил в городе Жар-птицыно, на Гороховой набережной, тридцати трёхлетний доктор Серафим Серафимович Открыточкин. Его двухэтажный, потемневший от времени дом стоял окружённый садом, взирая небольшими окнами на неспешные воды прозрачной реки Дверцы. Но ухаживать за домом и садом доктору было некогда: больные шли к нему чередой! И ночью с постели поднимали, и чуть свет, и в страшный мороз, и в пекло. Ну, и как в такой сутолоке заводить ещё и семью? Да она же в толпе больных затеряется! Вот и жил Серафим Открыточкин без жены. Пациенты и гуляли в его саду, и чаи летом распивали, и сирень весной нюхали, ожидая очереди на приём. А милостивец Серафим им только радовался. Доктор считал: для того чтобы делать добро, не обязательно нужны деньги. От своих пациентов он принимал не рубли и не злато-серебро, а помощь в содержании своей лечебницы. И вот, кто кирпич ему от всей души преподнесёт, кто килограмм гвоздей пожалует, кто кустик роз в саду посадит. Но некоторые снимали с себя и последнюю рубаху, чтобы вознаградить доктора немедленно, не сходя с места, прямо в его кабинете. Таким порывистым людям Серафим с неизменной ласковостью отвечал: – Спасибо, но вашей рубашки не стою. – Тогда примите в подарок хотя бы пуговицу! – настаивал больной, начиная уже пуговицу откручивать. – Да хотя бы на память! Вы мне так понравились, что я к вам ещё приду!

Проза

А можно – без очереди? И доктор всегда сдавался: препирательствами ему заниматься было некогда. Так что среди тех, кто хотел попасть к нему на приём без очереди, образовалась своя очередь. А пуговиц скопилось на чердаке кадушки две или три. Соглашался Серафим и на радение больных о содержимом холодильника лечебницы. Съестное, что они приносили, он отдавал на общую кухню. Пациенты и столовались у него круглый год. Подаренное ими варенье вёдрами оседало в их желудках. «Какой же чай у знаменитого доктора да без сладенького?» – говорили они. Любили больные и фотографироваться с Серафимом на фоне его самовара. Считали, что фотография самовара тоже «лечит». Конечно, это было не так. Но для многих и сама эта мысль была спасительной. А вот преподнесённые в подарок пироги доктор не ел принципиально: тренировал свою волю. Некоторые пациенты хитрили: пекли пироги в расчёте на его скромность: всё равно он их им отдаст. Поэтому пироги всегда были вкусными. Но большинство больных искренно восхищались бескорыстием Серафима, и даже брали с него пример. А лечил Серафим так. Сначала спрашивал: – Скольких человек вы любите, голубчик? И, представьте себе, многие пациенты от его вопроса вздрагивали, а потом и виновато опускали глаза. Потому что всю свою жизнь любили или только себя, или давно умершую бабушку. Ну а Серафим считал лучшим лекарством не пилюли, не уколы, не зелёнку и не йод, а высокие чувства. Потому он и обещал каждому больному: «Я сегодня же займусь вашим сердцем». И верно, тем, кто любил только себя, он прописывал любить ещё и жену. Тем, кто любил жену, – ещё и родных детей. Так и доходила очередь до бабушки. Ну а тем, кто высох от негодующей мысли, что его «в упор не замечает земное человечество», советовал приподнять дух личной жертвой: «Посадите для человечества хотя бы дерево». Мало кто помнил, что Серафим появился на свет без рук и без ног. Представляете, какое несчастье? А родня мальчика не

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

Проза

отчаивалась. Открыточкины, а было их в Жар-птицыно много, хранили в памяти заветные слова, с которыми можно было обратиться за помощью к великому волшебнику Живое Слово. О! Это был удивительный кудесник! От него и пошло на Земле, что каждый человек при рождении получает не простую душу, а буквенную. Да-да! Самую настоящую букву и – золотистую, огненную, не опаляющую. Узнав от отца с матерью те заветные слова, пятилетний Серафим поначалу не хотел их заучивать: «Вот глупости! – сердито говорил он. – Ну, откуда возьмётся рука, которой от рождения нет? Умоляй тут кого – не умоляй…» Серафим печалился. Ему хотелось играть с другими детьми, а он не мог! Желалось прыгать и бегать, а ног не было! Мечталось размахивать руками, а их тоже не было! Да и лежал он только там, куда его отнесут. Но, в конце концов, он устал печалиться. И теперь, едва откроет по утру глаза, сразу вспомнит о Живом Слове. А потом стал к нему и взывать. Сначала он взывал к волшебнику минуты по две и через день. Потом по часу и ежедневно. Потом – каждый час на дню. А затем – и каждую минуту. Только взывал и взывал, взывал и взывал ... И хотя его просьба всё ещё не находила ответа, надежда обрести руки и ноги только росла. Ведь великий волшебник Живое Слово ещё в древности обещал человечеству: «Просите – и дано вам будет». И помощь – пришла! К восьми годам у Серафима … появилась рука. Он сам это и увидел посреди тёмной ночи. Она показалась из плеча огненной, золотистой, прозрачной, словно вытянулась из его внутренней буквы. А к утру стала обычной, как у всех людей. Серафим наглядеться на неё не мог. Даже целовал чудесную. Так он ей радовался. А ещё через год из пламени внутренней буквы народилась вторая рука! Через два – левая нога, а через три – правая! Так и стал Серафим совсем здоровым. Он вставал и ходил. Ходил, садился и вставал. И вновь ходил, и даже бегал и прыгал от радости... И однажды появилось

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

в нём желание стать помощником Живого Слова, чтобы отблагодарить его. Правда, случалось, Серафим погружался в размышления: «Почему великий чародей не дал мне руки и ноги сразу? Сразу и все? Все и двенадцать лет назад?» Но потом он догадался, что за короткий срок вряд ли бы успел научиться состраданию. Мы же постигаем чужую боль через свою. От сострадания наша внутренняя буква силой и наливается. А Серафиму на роду было написано: стать необычным доктором, не простым, а чудесным. Годы тянулись медленно, Серафиму пришлось долго взывать к Живому Слову, терпеливо рассуждать о том, каким он должен стать. Так что, только к семнадцати годам закалилась его любовь к человечеству. К такой же любви он призывал и своих пациентов. Не зря же они страдают! Не напрасно же мучаются! У каждой болезни – свой смысл! Надо лишь его разгадать! Вот доктор и беседовал с больными, вот и вопрошал: – Какой подвиг совершили ради ближнего сегодня утром? Голубчик? Как?! – изумлялся он, получив стыдливый ответ. – Всего лишь вымыли чайную ложку и вынесли помойное ведро?! И не

Проза

утром, и не вчера, а год назад?! Да к тому же, единственный раз в жизни?! Ну, это же – ни в какие ворота! Помимо задушевных бесед у самовара Серафим творил волшебство. Не своей силой, конечно, а той, которой делился с ним Живое Слово. Серафим и пошучивал, что одних больных лечит буквами, других – словами, третьих – предложениями, четвёртых – книгами, а самых маленьких – Букварём. Городские девушки заглядывались на нашего чудака. Будто случайно прогуливались они каждый вечер по Гороховой набережной, косясь на окна его избы. Но Серафиму вечно было не до них. А однажды над доктором недобро подшутили. По утру вышел он во двор, чтобы направиться к рукомойнику: тот в тёплую пору года висел на заборе, – и едва не споткнулся о плетёную корзину. В ней сидел мальчик. К одежде ребёнка была приколота записка: «Примите ученика, голубчик!» Нехорошая записка, ёрническая… Родителей ребёнка так и не нашли. А когда выяснилось, что малыша должны направить в приют, доктор уговорил городское начальство оставить ребёнка ему. Он усыновил мальчика, назвал Серёжей. Так у Серафима появилась семья. А когда Серёжа подрос, он и правда стал учеником отца. Но более того: накопил в душе такой запас любви к Живому Слову, что в благодарность от него получил «секретик в кулаке». Так в Жар-птицыно исстари называли не опаляющий огонь, способный появляться и на раскрытой ладони человека. Отныне, когда Серафим обессиливал от своей работы, сын протягивал ему руку и золотым огнём на ладони возжигал его уставшую внутреннюю букву. Тогда доктор начинал трудиться с новым рвением. И всё было бы в этой семье хорошо, если бы однажды не прибыла в Жар-птицыно злая колдунья Гликерия.

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

Глава вТорая. Таинственное письмо Доктор узнал о старухе из городской газеты. Корреспондент сообщал, что у этой, «старейшей жительницы Земли», – ей шёл две тысячи двести четвёртый год – ещё в Древнем Риме была лавочка с магическими зельями, а над дверью висела вывеска: «Ясновидящая: помощь быстро. Богомудрая: имеются рекомендации»; но сейчас Гликерия Минус вышла на покой и колдовать не собирается. Серафим прочёл это и не поверил: – Злые колдуны не выходят на пенсию! У них такой длинный список лихих дел за спиной, что он не даёт им успокоиться. Потому-то о них и говорят: «погибшие души». Видишь ли, сынок, – обратился доктор к Серёже, – их внутренняя буква не поддаётся излечению, потому что она мертва. – А зачем старуха к нам нагрянула? – удивился мальчик. Отец разволновался. Ему и самому это было непонятно. Он не ждал от визита злой колдуньи ничего хорошего, потому просто кивнул на раскрытую страницу газеты. Там была фотография, на которой Гликерия обнималась с какими-то толстяками и толстушками. Внизу стояла подпись, что все они были носителями фамилий Плюсиковы и Минусы. Вот и в интервью с журналистом Пройдохой Прохиндеевым колдунья утверждала, что в Жар-птицыно у неё многочисленная родня. Та будто бы её в гости и пригласила. Не прошло и месяца, как старуха Гликерия собрала вокруг себя в городе всех дальних и близких «родственников» и зарегистрировала, окутанное тайной, Общество Самых Честных Бухгалтеров. В нём, действительно, оказались одни бухгалтеры да финансовые директора. Всё достойные, вполне приличные люди. Но едва они связались со старухой, подпали, как говорится, под её дурное влияние. Взять хотя бы главного человека в Жар-птицыно, коммерческого директора единственного в губернии мясокомбината,

Проза

Сосиску Сарделевича Окорокова. Как только он вступил в Общество, сразу предложил переименовать Жар-птицыно в … Жареную-птицу-в-морковном-соусе! И депутаты проголосовали за это. Точно все они, вместе с ним, оказались старухой околдованы. Но и потом стали происходить не менее дикие вещи. Закрылись все три книжных магазина – в них стали торговать колбасой. Потом – библиотеки: в них устроили танцклассы. А фитнес с бассейном – на месте читального зала. Драмтеатр превратили в ипподром, а дом культуры – в казино. Все улицы Жареной-птицы-в-морковном-соусе начинались и оканчивались отныне мясными лавками господина Окорокова. А по радио, в передаче «Гликерия Минус о детях», зазвучало, что «детишки должны приносить родителям прибыль. В противном случае их появление на свет бессмысленно». Но самое страшное – нашлись люди, которые с этим согласились! Открыточкины-то помнили: это их предки основали город – тысячу лет назад. Но жадничать не стали – отдали его людям, ничего не попросив взамен. А в основание города положили силу Жар-птицы. Переименование могло привести к опасному беспамятству! Ведь если о чудесной Птице забыть, никто не станет призывать её на помощь! А если люди перестанут укреплять город её волшебной силой, он постепенно разрушится. Несмотря на все его богатства и славу. Найдётся способ и враг. – Открыточкины ЭТО открыли тысячу лет назад, – вдохновенно рассказывал отец Серёже. – За что и получили свою фамилию. – А я думал, – протянул мальчик, – из-за любви к открыткам. Ты же ими, па, творишь волшебство? Серафим приложил палец к губам и огляделся по сторонам: Гликерия Минус не должна была проникнуть в эту тайну! Серёжа был прав. В секретной комнатке, на чердаке их дома, под самой крышей, издревле хранилась самодельная открытка, которая перешла к Серафиму по наследству.

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

Проза

Поздравительные слова «С днём Победы!» стояли на ней для отвода глаз. В действительности же открытка служила дверью в загадочную Открыточную страну! В её таинственных глубинах, в открытке, которую доктор называл «операционной», он и занимался лечением больных. Но об этом чуть позже. Прошло три года. И вот однажды Серёжа отправился в подвал своего дома. Приближалось время обеда. Пациенты попросили «горяченького». Следовало наварить картошки – ведра два. Но пациенты заказали ещё и «солёненького». Требовалось и грибков из кадушки зачерпнуть. А ещё – наполнить бутыли квасом: после солёного больным пить захочется! Подвал дома никогда не казался Серёже пугающим. Вопервых, он небольшой, чист и ухожен: ни паутины, ни грязных тряпок, ни нагромождения старых вещей, которых можно принять за чудовища. А, во-вторых, мальчик каждый день в него спускался, привык уж. И потом – ему было одиннадцать лет! В таком возрасте нелепо бояться подвала собственного дома. Но когда Серёжа зажёг фонарик и углубился в полутёмное помещение, отправившись к дальней от двери стене, его глазам представилось необычное зрелище. В крупный камень фундамента избы было вставлено металлическое тело кота средних размеров! Многочисленными крючьями и палочками, кольцами и завитушками Кот напоминал причудливый китайский иероглиф. Все части тела животного были скреплены на манер головоломки. Мышц у него не было, голова – треугольная и пустая, хвост – баранкой. Похоже, чудовище отсыпалось. Вот тут Серёжу и пронял страх. Каждая косточка Кота, точно антенна, посылала во все стороны пугающие волны. Мальчик поднёс руку с не опаляющим огнём к своей груди. И некоторое время молча впитывал силу волшебного «секрета». В пламени, мягко поднимавшемся над ладонью, была мощь самого Живого Слова. И Серёже показалось: живая вода потоком ворвалась в его душу и омывает его внутреннюю букву, унося прочь робость и страх.

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

Но откуда мог взяться столь диковинный зверь? Мальчик огляделся, а потом припомнил, что именно в этот угол подвала должна вести труба из кабинета отца. Прямо в деревянную бочку. Доктор сбрасывал в неё разный мусор, остававшийся после приёма больных. Неужели Кот сложился в бочке из какихнибудь обломков или кусков?! Неожиданно животРисунок Марии Репьёвой ное пробудилось. Кот словно почувствовал сквозь сон, что Серёжа его рассматривает. И вдруг в панике бросился со стены на пол! Взлетел на длинных, звякнувших ногах под потолок! Сиганул на другую стену! Оттолкнулся от неё! И, разбив стекло, вылетел в окно. И, хотя Серёжа тут же выбежал за ним, ни мальчик, ни гулявшие во дворе пациенты так и не поняли, куда Кот кинулся, где спрятался. Взволнованный Серёжа вернулся в подвал. Наполнил вёдра картошкой, бутыли квасом, миски соленьями и отнёс всё это на кухню, где картофель сразу же в шесть рук принялись чистить пациенты, готовившиеся в доме доктора поужинать и заночевать. Ну а мальчик отправился к отцу. Серафим только что закончил беседу с одним из больных и потому строго посмотрел на заглянувшего к нему сына. Серёжа сразу же понял, что история с Котом могла подождать. Подумаешь, какой-то Кот! Хоть и металлический. И без него чудес в городе хватает! А через час доктор пригласил сына в кабинет. – Так чего ты хотел, голубчик?

Проза

Серафим уже приготовил себе и Серёже по чашке чая с лимоном и теперь размешивал сахар. А когда выслушал мальчика, задумался, а потом и проговорил: – Я и сам видел этого чудика. Кот сидел через дорогу от нашей избы, на берегу реки, под ивой. Под той самой, от которой к воде идут мостки. И, знаешь, он смотрел на меня так выжидательно, так пристально, что я невольно отвёл глаза. Странно, что он возле нашего дома крутится… Может быть, просто бездомный? Бывают же, наверное, бездомными и металлические коты! – Я думаю, – сказал Серёжа, волнуясь, – он сам сложился. В той бочке, что стоит в подвале. А может быть, его сложила старуха Гликерия. Чтобы нам навредить. И Серёжа был прав. Но так как на тот момент ничего не было известно точно, разговор и завершили. А к ночи в кабинет через трубу выдули из подвала конверт, завертевшийся под потолком белой бумажной птицей. Мальчик увидел его и поймал. А потом насторожился. – Похоже на ведьмину почту… Колдуны, отец говорил, часто поступают наоборот. Из чувства противоречия. И всё-то им спорить с миром хочется! Нет покоя их душам! Потому, должно быть, многие из них и странствуют – из века в век, из страны – в страну. Вот и это письмо доставлено вопреки закону земного притяжения. Не сверху вниз, а снизу вверх... Мальчик повертел конверт в руках. И вдруг, прямо на его глазах, на бумаге проступил белый колючий иней! Письмо явно не было согрето теплом сердца его отправителя. И чем жарче становилось в кабинете доктора от маленькой каменной печурки у стены, тем больше леденело письмо. – ... А знаешь что, – чуть позже предложил сыну Серафим, – не открывай его! Выкини, не читая! Сожги, утопи, разорви, уничтожь! Если это послание старухи Гликерии, мы и так знаем, чего она хочет. Чтобы мы из города убрались. А Жар-птицыно оставили ей. Серёжа вышел в коридор, спустился по лестнице во двор, пересёк его, слякотный, осенний, по рыжей кирпичной дорожке, разорвал письмо на части и бросил в урну, что стояла у ворот, с

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

обратной их стороны. Но едва мальчик вернулся в избу, кусочки письма сами собою склеились! Оно обиженно зафырчало. У конверта отросли тоненькие ножки и ручки. И письмо побежало обратно в дом. Достигнув избы, оно вскарабкалось по неровностям деревянной стены до окна невысокого второго этажа. Без труда протиснулось в не до конца прикрытую форточку. Оказавшись в кабинете доктора, бесшумно спрыгнуло на подоконник. Потом – на пол. Скачками добралось до письменного стола. И забилось под него. В этот час в кабинете стоял полумрак, а Серафим пребывал вместе с пациентом в «секретной» комнатке. Подойдя ночью к окну (сильно дуло с реки, и доктор хотел захлопнуть форточку поплотнее), Серафим опять увидел, сквозь старенький тюль, Металлического Кота. Чудик сидел под фонарём. На его, блестевшие от влаги, железки летели косые струи дождя. А крупные глаза были устремлены на Серафима... Доктор не был из трусливых. Тот, кто верой и правдой служит доброму волшебнику Живое Слово, ничего не боится. Внутренняя буква Серафима давно стала из прописной заглавной! А на прошлой неделе даже выросла в целый слог! И всё же, доктору сделалось не по себе. А когда он подошёл к столу и устало опустился на скрипнувший стул, собираясь составить расписание дел на завтра, письмецо, с недовольным

Проза

попискиванием, вылезло из своего укрытия и ловко взобралось по гладкой стене стола на столешницу, оказавшись под самым носом у Серафима. Тогда же в комнате появился и Металлический Кот. Будем считать, что с этой минуты он приобрёл в нашей сказке собственное имя. Без лишних слов и мяуканья, он прыгнул на стол. Подхватил конверт. Ловко взрезал острым когтём бумагу. И вытряхнул перед Серафимом нарядную открытку. Та с приятной музыкой развернулась. Кот несколько раз щёлкнул острыми бритвами своих когтей и вырезал из атласной открытки картонную куклу. Поставил её на ноги. Она сделала несколько шагов вперёд. И, приподняв головку, украшенную золотистой косой, сонно уставилась на доктора. Эта кукла была не из принцесс. Из торговок. Старинных коробейниц, которые в старину ходили по Руси с деревянным ящиком у пояса, продавая в розницу мелкий, необходимый в быту товар. Лоток и сейчас висел на её шее, на картонном ремне. И на нём, среди прочих товаров, стояла древесная пирамидка – ароматическая зеленоватая свеча. На левом плече куклы покачивалась розовая дамская сумочка. К поясу была приторочена желтоватая скалка. Шла ночь. Доктор чувствовал себя усталым. Серёжа спал в своей комнате, изрядно потрудившись за день. Ведь ему приходилось ещё и уроки вечерами делать: он был на домашнем обучении. А на Серафима Открыточкина вдруг словно столбняк нашёл! Он глядел на куколку как зачарованный. Не было вокруг никого и ничего, что могло бы заставить его очнуться. Даже попросить помощи у Живого Слова у него сейчас воли не было. Хитрый Кот дунул, и на вершине пирамидки появился дымок. Приятно запахло затлевшей берёзовой чурочкой. Мутноватый дым стал кольцами окружать фигуру коробейницы. И тогда почудилось доктору, что куколка пробудилась. Сизый дым словно стал её кровью. Его впитали её яркие зелёные глаза, вышитые нитками ресницы, голубые, нарисованные дугами брови... Куколка глядела на доктора так жалобно,

Ирина РЕПЬЁВА

«Открыточный корабль»

Рисунок Марии Репьёвой

Проза

словно нуждалась в сострадании. А Серафим точно знал о себе: он может устоять перед любым искушением, кроме этого: когда у него жалко-прежалко просят помощи. Серафим Открыточкин был, конечно же, человеком огромной воли. Он натренировал её безразличным отношением к конфетам, варенью и сочным мясным и рыбным пирогам. Поэтому доктор сумел приказать себе не смотреть в наивно распахнутые глаза под голубыми дугами бровей. Но и тогда, когда он не глядел в лицо куклы, он слышал, что она продолжает к нему безгласно и волшебно взывать. А дымок, этот наглый привет от колдуньи Гликерии, уже требовал, чтобы Серафим занимался в жизни одной только куклой. Одним-единственным пациентом. Болезнями души одной картонной лотошницы! Оставил бы в городе всех и сосредоточился бы на её, кукольных, проблемах. Вот, для чего коробейницу подослали в его дом! Вот, как стал смущать доктора враг! Рисунок Марии Репьёвой

Александр Малиновский

Дом над Волгой

Александр МАЛИНОВСКИЙ Родился в 1944 году в селе Утёвка Нефтегорского района Самарской области. Химик-технолог. Доктор технических наук. Академик Российской инженерной академии. Член Союза писателей России с 1994 г. Автор многих книг стихов и прозы. Основные из них: «Светлый берег», «Разговор с сыном», «Степной чай», «Чёрный ящик», «Под открытым небом», «Радостная встреча», «Окошко с геранью», «В плену светоносном», «Под старыми клёнами», «Повести». В 2009 году издательство «Российский писатель» (Москва) выпустило в свет четырёхтомное собрание сочинений Ал. Малиновского. Автор журналов «Русское эхо», «Москва», «Роман-журнал 21 век», «Всерусский собор», «Наш современник». Издавался во Франции, в Польше. Лауреат Всероссийской литературной премии «Русская повесть», конкурсов им. И. С. Шмелева, им. А.Н. Толстого, им. П. Ершова и др.

Рисунок Марии РЕПЬЁВОЙ

264

ДОМ НАД ВОЛГОЙ Издалека долго течёт река Волга… …И когда в первый раз в жизни я попал на Волгу – она поразила меня своими людьми… Тот же тяжёлый, подневольный труд, так же сгибались спины под многопудовой тяжестью и так же велики были машины и пароходы – но люди были другие. Широкобородые, рослые, они говорили громко и ходили так прямо и свободно, как будто никогда им не приходилось сгибаться. Они пели красивыми свободными голосами, и самая печальная песня в их мощных грудях перерождалась в широкий и весёлый призыв к жизни… Леонид Андреев. 20 марта 1901 года

Житие Марьи Петровны Меня всегда тянуло послушать рассказы пожилых людей. Особенно в детстве. Внешне неприметные сельские старики и старухи, начав рассказывать, казалось бы, только о себе, – говорят по сути о всех нас. И говорят порой о нас яснее и проникновеннее, чем делаем это мы сами. Они-то уже очистились от наносного в жизни и суетного. У молодых это ещё впереди. С горечью и наивностью, может быть, жалел я о том, что крестьянство, лишённое грамотности, не вело дневников. Не оставляло после себя закреплённым пережитое. Уносило с собой такое, чего мы теперь и представить себе не можем. Думая так, одновременно спохватывался: то, что я сам слышал или видел случайно, часто нельзя было поместить на бумагу.

265

Проза

Потому, видимо, старики благоразумно и умолкали. Боялись? И это было. Но теперь мне, взрослому, порой кажется, что они боялись и другого. Опасались за нас, за молодых. Щадили нас. Жалели. Как бы мы до срока не разуверились в жизни, не посчитали её «бесполезным подвигом», как сказал о ней великий поэт Фёдор Тютчев. Конечно, они не знали этих его слов. Это я теперь думаю над их обжигающей сутью. И не совсем уверен: надо ли мне такое знание? И надо ли было русскому гению говорить так о русской жизни?.. Приобрёл я от этого что-то? Или утратил?.. А может, старики наши боялись сказать больше того, что поняли сами? Пришло время, и я пожалел, что не записал, пока мама моя была жива, хотя бы часть её рассказов. Сначала, по молодости, не догадался, а после, уже начав работать на заводе, всё откладывал на потом. А потом мамы не стало. …Этим летом к нам, под Самару на дачу, приехала родственница моей жены Марья Петровна. Уже более тридцати лет живёт она с семьёй на Севере. Приехала с Надыма, как сказала, погреться. На мои просьбы рассказать что-нибудь из своей долгой жизни она вначале отмахивалась: – Не в обычай мне это. Кто я? Всего-то «булгахтер», как говорил мой муж. Кому интересно моё «житие»? Вот вокруг нас, как было, ещё может… А тут съездили мы с ней в Октябрьск, где она раньше долго жила с родителями в бревенчатом доме на высоком берегу Волги. Пожили там три дня, в чужом теперь доме. Теперешний хозяин сдаёт его. И живут в нём, кому вздумается. Последние полгода дом пустует. Кого можно было, Марья Петровна проведала. Что смогла увидеть, увидела. Отогрелась душой… На обратном пути в Самару вздыхала: «Дом-то, дом наш… Души в нём живой не стало, улетучилась…». …И словно прорвало плотину. На протяжении всего времени, пока жила у нас, рассказывала, как она говорила, о своей «жизнёнке». Рассказывала спокойно, ни надрыва в голосе, ни слезинки на лице…

266

Александр МАЛИНОВСКИЙ

«Дом над Волгой»

Мы с женой и внуком слушали… До сих пор во мне её слова: – Как ведь получилось: Волга и железная дорога в жизни оказались главными. Всё около них. Всё с ними связано… Чужая жизнь, а сколько в ней близкого! После её рассказов я пытался кое-что записывать.

*** Не удалось мне в полной мере сохранить особый аромат её речи. Неожиданно Марья Петровна оказалась не только «калькулятором ходячим», как её называют знакомые, но и рассказчиком, немало замечающим и удерживающим в своей памяти. Самое большее, что сделал, готовя эти свои записки: убрал чрезмерные подробности, характерные для её практического ума, и выстроил более или менее приемлемую последовательность услышанных, как я их для себя назвал, прозаических драм и случайных радостей рассказчицы.

«Я изменяю вам» ...Сколько годков утекло, а мало что забылось. Что с другими было, что папа с мамой рассказывали – помню. Словно со мной всё случилось… И будто мне сотни лет… Многими жизнями жила… И братики мои, и сёстры, детки мои – все у меня ребятишками бегают… Брат Серёжа воевал на войне, а я все равно его только мальчонкой и вижу… Родни много. И вся она с Волги, с Сызрана1, как раньше говаривали. Дед мой по маминой линии, Бондарев Фёдор Фёдорович, развозил по городу ещё до революции жигулёвское пиво. Пиво 1

Сызран – старинное название города Сызрань. Своё название город (первоначально – крепость) получил в честь реки, на берегу которой был воздвигнут, – Сызран. Существует множество версий, трактующих значение слова «сызран». В тюркском языке, к примеру, есть два слова – «сыза», т.е. «овраг» и «ран», означающее «из». Так что название реки и новой крепости можно перевести, как «из оврага текущая». (Здесь и далее – прим. автора).

267

Проза

доставляли в Сызрань из Самары, с завода фон Вокано2, а разливали на месте. Потом он с напарниками вёз бочки или бутылки куда надо. Фёдора Бондарева многие знали в Сызрани. Работа у него была заметная. А все мужики в роду моего папы, Смирнова Петра Андреевича, и деда Андрея Петровича издавна были извозчики. Своих лошадей имели. Когда мой папа Пётр совсем ещё мальчишкой был, сел раз к нему в пролётку пассажир один. Это и решило папину судьбу. А может, и детей его, и внуков. Оказалось, что пассажир не простой. Инженер. На железной дороге работает. По тем временам инженер-путеец – профессия очень серьёзная. Несколько раз папа подвёз его на работу. А потом уж стал постоянно доставлять. У папы-то моего желание огромное было на железной дороге работать. Не хотел он с лошадьми всю жизнь, как отец с дедом. Лошадей любил, а на душе другое было. Вот один раз и говорит он седоку своему: – А можно к вам на работу устроиться? – А куда ты хочешь? – спрашивает инженер. – У меня в семье все – извозчики. А мне паровозы страсть как нравятся! Весело засмеялся инженер: – Лошадь на паровоз меняешь?! Резонно! А потом серьёзно так: – Ладно, с начальством поговорю. Нравишься ты мне. Потом папа рассказывал: «Я его в следующий раз везу, а он: «Вот к такому-то часу приходи. Я с начальником разговаривал». Папа ничего родителям о задуманном не говорил. Не торопился. Пришли они, значит, к начальнику. Инженер говорит: – Вот тот парень, который паровозы любит. – Ну, раз любит, – отвечает начальник, – возьмём в бригаду учеником слесаря. 2

268

Теперешний Жигулёвский пивоваренный завод.

Александр МАЛИНОВСКИЙ

«Дом над Волгой»

Папа так рад был. Домой приехал и с порога: – Всё! Не буду я больше извозчиком! Поступаю работать в железнодорожное депо. Мать обрадовалась. А отец его: – Да что ты? У нас все… потомственно… Надобно по-отцовски: теми же ложками из того же блюда. Надёжней так. – А я так не хочу, я изменяю вам. Я больше механизмы, железки люблю. Время теперь другое. Не лошадиное! Так по-своему и свершил. Три месяца в учениках проходил. Там, рассказывал, мужики бородатые с ним учились, а он пацан совсем. И три класса. На четвёртом месяце дали им задание. Я не скажу точно, какое. Кажется, притереть какую-то деталь. Он лучше всех сделал. И его слесарем по ремонту в цехе оставили. У него желание огромное было – учиться дальше. Взял у одного машиниста в депо книжку про устройство паровоза. Все механизмы изучил и через три месяца пошёл к тому же начальнику. – Переведите меня, пожалуйста, на паровоз, хоть кочегаром. Начальник со второго раза согласился: – Ладно, – говорит, – удовлетворяю твою просьбу, раз ты, Смирнов, такой настырный. Попробуешь кочегаром, потом видно будет.

Прилепился к технике Тогда поезд такой ходил, от Сызрани до Обшаровки, назывался – «Трудовой». На нём папа и начал работать машинистом. Не сразу, конечно. Но достиг, чего хотел. «Прилепился», как он говорил, к технике. Очень хотел учиться дальше, потому как загорелся стать инженером. Чтоб дороги железные строить по всей стране. До самого Востока. Всё время с книжками был. Но на какие деньги учиться?! Смурной, заметили родители, стал ходить Пётр. Нервный. Прошло некоторое время, он словно переродился. В церковь зачастил. Просветлел весь… Сама доброта. Начал соблюдать посты. Со своим другом Никитушкой в хоре церковном

269

Проза

пел. Столько песен они старинных знали! А не шибко оба грамотные. И тут папа объявляет родителям: – Готовлюсь уйти в монастырь, в монахи. Всполошились все в доме. Не знают, как и подступиться к нему. Он стоит на своём: «Я так решил». Дед мой, Андрей Петрович, набожный был. Часто приносил домой церковные книги и читал вслух в большой комнате по вечерам. Все занимались своим делом, кто шил, кто вязал, и слушали. А бабушка Прасковья не любила в церковь ходить. В их проулке в Сызрани, напротив, поп жил. Он сквернословил, бил попадью, ел мясо, когда ни попало. Через забор всё видно было. С неохотой поэтому она в церковь с детства шла, только с матерью. Та чуть зазевается: она на улицу из церкви, и – домой. Мать ей: «Поп – одно, а церковь – другое, не гневи Бога!». А она своё, хоть бы хны… Уж больно она была против монашества Петра. А его вскоре в армию взяли. В морфлот. Всё и отодвинулось. Служить папа попал в Кронштадт на боевой корабль, в машинное отделение. Потому как в машинах понимал, что к чему. Друга его Никитушку не взяли на службу. Перед самым призывом получил он увечье. Как случилось? Поставили они с отцом снасть большую. По-моему, на сома хотели. А вышел конфуз… Не собирались белугу обкладывать, а она зацепилась. Они и до этого белуг ловили. На пять пудов, на восемь. Но чтобы такую! …Как увидели они, что наплав – жердина – пошла вниз по течению: прыг в лодку. И быстрей, быстрей за ней, чтобы не дать рыбине всю снасть на дно уволочить, не задеть за что-то. Отец Никитушки, Василий, поймал рукой наплав, за оттугу3 схватился и начал вываживать. Приневолил он рыбину. Появилась у борта она. Багрить надо! А как её забагришь, такую громадину? Она с лодку! Никита был за вёсельника. 3

270

Оттуга – здесь верёвка, натянутая с берега поперёк течения реки.

Александр МАЛИНОВСКИЙ

«Дом над Волгой»

– Кукань! – кричит. – Её не забагришь! И сам – к корме. Когда она вновь вышла, «встала» возле борта, хватанула воздух и на какое-то время замерла, цапнул он кукан: одной рукой в пасть белуге, а другой – под жабры. Пошёл на риск в азарте. А рук не хватает, чтобы концы провздеть. До плеча руку утопил, а никак… Рыбина сомкнула рот, да как мотнёт головой… и Никита ушёл в воду… Как она разомкнула свои клещи – чудо! Выловил Василий сына еле живого. Вывернула ему рыбина левую руку из плеча. И перелом случился ниже локтя. Потом не как надо кости срослись. Инвалидом сделала в один приём. …Белугу эту всё-таки поймали рыбаки, которые опытнее. Оказалась в пятнадцать пудов весом. Папа-то наш тоже свой вывих в жизни получил. Но об этом разговор впереди…

«Бог с тобой, иди…» У папы старший брат был, Иваном звали. А у него жена Доня. Шустрая такая. Мой дед, Андрей Петрович, пока ещё папа служил на флоте, попросил Доню приглядеть невесту сыну Петру. Чтоб, значит, тот опять не начал думать, когда вернётся, про монашество. Доня и постаралась. А как раз Крещение. На Крымзе крестный ход был. Сейчас Крымза не та совсем. А тогда нормальная речка была. Вырубали на ней крест во льду и окунались. Народу сходилось, чуть не вся Сызрань. Доня показала нашу будущую маму папе сначала в храме. Мама в то время у портнихи работала. Потом уж рассказывала: купили сукна, сшили по-модному, чуть не до полу пальто. Я помню: оно потом долго лежало в сундуке, пальто это. Уже без воротника. Воротник огромный был, говорили. Жёсткий мех, блестящий. Этот воротник куда-то определили. Забыла, куда. А пальто лежало. На боках у него такие красивые строчки шли. И огромные железные дутые пуговицы. Три штуки. Тогда

271

Проза

модно это было. И сапожки у мамы красивые, на шнурочках. «Кокетка» назывались. Мама моя, Рая, аккуратистка была. Доня по субботам со своей матерью в баню ходила. Она ещё там обратила внимание на то, какое у Раи чистое бельё. Белое и аккуратное. Она его, с помощью своей мамы, парила в большом чугуне в печке. …Рая папе в храме с первого раза, как увидел, очень понравилась. Потом они встретились на Крымзе. После Крещения загорелся: «Пойдёмте свататься». А Рае, маме будущей нашей, всего семнадцать лет. У Бондаревых пятеро детей было. Трое умерли. Старший брат мамы, Фёдор, не по любви женился. Как было дело? Любил он полячку, Бруновскую Соню. Через два дома от них жила. Семья Бруновских большая. Родни нет. И земли мало. Давали её на душу, на сыновей. А у них одни девки. Бедно жили. Фёдор зачастил к Соне. А мать его, Агафья, ни в какую: «Мы бедные, и ещё бедноту разводить. Нет, нет и нет!». Разговорили его. Женили на богатой из Засызрана. Взяли Устину Захарьеву. Но Фёдор не полюбил её, оказалась она гулящей. И выпивала, и покуривала. Это в то время-то!.. Я застала, видела её… Да… Родилось у них двое: Павлуша и Николай. Маленькие ещё были, когда Фёдора не стало. Он со своим отцом крышу своего дома крыл. Лето. Жарища. Достали из погреба квас. Он слез с конька. Напился холодного и лёг на спину на травку. Через три дня его не стало. Скоротечная чахотка. Ладно. Я о папе с мамой продолжу. Бондаревы с первого раза отказали: Смирновы – беднота. Прошло сколько-то времени, папа начал донимать Доню: «Пошли да пошли опять сватать Раю». Направились они во второй раз свататься. Не сразу сладилось дело. Но сдалась Агафья: – Господи, – молвила, перекрестившись на икону, – Федьку женили против воли. Не сложилось у него. Нельзя упрямствовать! Неспроста помер. Не в нашей воле… И дочери: – Нравится тебе Пётр?

272

Александр МАЛИНОВСКИЙ

«Дом над Волгой»

– Нравится, – отвечает она. – Ну, Бог с тобой, иди за него. Не с богатством жить, а с человеком! Так было.

Получилось как!.. Только папа женился, его снова забрали во флот, в четырнадцатом году. Во второй раз. Всю германскую служил в Гельсингфорсе4. Случилась грыжа у него. Сделали операцию и отпустили в отпуск домой. Когда вернулся на службу, его эсминец «Летучий» ушёл в море. Командир другого корабля, который назывался, кажется, «Быстрый», взял к себе. Чтобы не болтался, значит, без дела. Больно понравился папа командиру по службе. «Я с командованием решу, оставлю тебя у себя», – так сказал ему. Вернулся «Быстрый» с боевого задания. Пошёл папа в город и случайно встретил командира с «Летучего». Его команда тоже уже была на суше. – Смирнов! Ты здесь! – Да, на «Быстром» плаваю. – Я тебя к себе верну! Ну и борьба меж них, командиров, вышла. Тот не отдаёт, и этот требует к себе. – Ты сам-то не против вернуться в свою команду? – спрашивает командир «Летучего». – Конечно. Хотел бы к своим ребятам – матросикам снова. – Ладно, сходим ещё один раз в море без тебя, а вернусь, – говорит, – рапорт напишу. Заберу. Пошли они ставить мины, и эсминец «Летучий» погиб во время шторма в Финском заливе. Остался из команды в живых один боцман. Когда подобрали, он уже ума лишился. Папа продолжал служить на «Быстром». 4

Гельсингфорс – ныне столица Финляндии Хельсинки.

273

Проза

Стремнина Мама потом одну зиму жила у папы. Квартиру они снимали где-то у одной финки в Гельсингфорсе. У этой хозяйки швейная машинка была. Мама шитьём зарабатывала и себе, и ей. Маму-то, когда ей было всего двенадцать лет, в Сызрани отдали учиться шить. Тогда не было таких училищ, как сейчас. Немка Дарья Карповна набирала девочек и обучала их ремеслу. Семья у немки была большая. Те девочки, чьи родители не могли платить, мыли полы, варили, убирались по дому. Это была плата за учёбу. Родитель сказал: «Я лучше платить буду, только учите её сразу шить». Мама хорошая была швея. Эта специальность и выручала нас всех. А тут – февраль 1917-го. «Ничего, – говорил папа, – не поймёшь: придут на корабль одни – своё говорят, а придут другие – своё». Неграмотные были. Куда податься, не знали. Что творилось! Дружок Гурьян подталкивал: – Прислоняться к кому-нибудь надо. Посерёдке не устоять! На стремнину выходим! Папа так ни к кому и не примкнул. Не надо ему это было. Командир «Быстрого» хороший был человек. А пришли люди и начали команду смущать. Тянуть на свою сторону. Командир – против. За дисциплину стоял. Зимой это было. Крейсеры высокие такие. Подхватили матросики командира и выбросили за борт. На лёд. Разбился насмерть. Судовые комитеты, папа говорил, верх взяли. Много командиров погибло. Двоих офицеров на другом корабле, он рассказывал, свои же матросы убили кувалдой. По голове, сзади. …Вскоре он вернулся в Сызрань. На паровозе стал работать, в депо. Недолго проработал…

274

Александр МАЛИНОВСКИЙ

«Дом над Волгой»

С белочехами на восток Как только белочехи захватили Сызрань, ночью тридцатого мая забрали папу. Мама была беременна Надей. Ей стало плохо. Что делать? Врача нет. До больнички не добраться. Вокзал в руках белочехов. В городе переполох. И Самара на осадном положении. …Папа пропадал около года, до середины девятнадцатого. Мост через Волгу белые взорвали без него, при отступлении. Два пролёта изувечили. Потом папа рассказывал: «Я – за машиниста, рядом – помощник. Тут же охранник – чех следит, чтобы не набедокурили чего. Лишнего слова сказать нельзя. Остановки только по необходимости. Целый эшелон чехов везём на Восток. Все пути, от Пензы до Забайкалья, тогда были заполнены эшелонами с чехами. Во Владивостоке они намеревались перегрузиться на корабли». Папа называл станцию, где они отделались от чехов, «Арысь». Это в Южном Казахстане. Когда охранник заснул, на этой станции они пробки вывернули. Воду слили. И всё! Паровоз как на приколе. И удрали. Блуждали долго. Была эпидемия тифа, оба заболели. Очнулся папа в больнице. Без документов, без вещей – всё пропало. Напарник неизвестно где. Скорее всего, не живой. Когда поправился, вспомнил, как дело было. После больницы пошёл в депо, рассказал. Ему поверили там. Дали какоето пособие, чтоб смог доехать до дома. На товарных добрался до Сызрани. Не сразу приняли его на работу. Проверяли: по своей воле или по принуждению вёз белочехов. Закончилась эта канитель, стал снова работать машинистом.

Рай на земле Папа старательный был. Работал с большой охотой. В двадцатые годы привёл он поезд на пять минут раньше графика.

275

Проза

Его тут же вызвали к начальнику. Так ему надавали – настращали. Накричали. «А вдруг авария случится?! Поезд приведёшь, а хвост другого куда девать? Может не успеть уйти. Что тогда делать? Куда торопишься?» Сильно переживал, когда ему говорили то, чего он не принимал. Не молчал. Когда позже на железной дороге возникло целое движение за сокращение времени перевозок, он уже не работал машинистом. Но шишек за то, что досрочно приводил поезда, успел наполучать. А тут предложили в партию вступить. Он и вступил. Отец его, мой дед, отговаривал. А папа ни в какую: – Я уже вас раз послушался, не пошёл в монахи. Теперь по-своему сделаю. Заупрямился. Отец ему: – Это же разные вещи. Понимаешь? – Понимаю, – отвечает, – цели партийцев схожи с теми, которые хотят достигнуть верующие. Только христианство обещает рай после жизни, а коммунисты – в этой жизни, на земле! Царства Божьего на земле можно достичь. Коммунисты хотят дать его рабочему человеку, пока он жив! Церковь когдато дать обещает, а новая власть – когда живём! Дед Андрей аж захворал от таких его разговоров. А папа, будто ему кто на ухо нашёптывал, сделал, как захотел.

Камешки с Байкала В тридцать четвёртом, когда в нашей семье было уже шесть ребятишек, папу направили на подмогу, как партийного, на Дальний Восток. Мы и поехали всей гурьбой. Мне было тогда три года. Я ничего не помню – из разговоров только. Мама рассказывала, что мы не одни ехали. Две семьи было – наша и Борисовых. Каждой семье по вагону выделили. Смирнов да Борисов – оба машинисты. У обоих коровы, а у нас ещё и лошадь. Семью из восьми голов кормить надо. В один вагон погрузили скотину, в другой – сами с детьми. У Борисовых трое ребят было.

276

ОГЛАВЛЕНИЕ В. Линькова “Слово к читателям” . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 Ирина РЕПЬЁВА Открыточный корабль Сказочная повесть . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29 Александр МАЛИНОВСКИЙ Дом над Волгой . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265 Повесть

Художник Сергей Репьёв Редактор Н.Дорошенко Дизайнер-верстальщик С.Репьёв Корректор И.Репьёва Подписано в печать 25.12.12. Гарнитура «NewtonC». Формат 60 х 84\16. Бумага офсетная. Тираж 2000 экз. Печ. л. 22,5 Общероссийский классификатор продукции ОК00593. том 2, 953000 книги, брошюры

Издательство «Российский писатель» Отпечатано в полном соответствии с качеством предоставленного издательством электронного оригинал-макета в ГУП “Брянское областное полиграфическое объединение” 241019 г. Брянск, пр-т Ст. Димитрова, д. 40