Filatov memoirs • Designer Philipp Surov

Виктор Филатов

Помню много…

Виктор Филатов

Помню много…

Москва Северный Паломник 2008

Если мой отецЕсли крестьянин, мой отец крестьянин, значит, я – крестьянский значит, я – крестьянский сын… сын…

Помню много. Помню, правда, в основном зрительно – другие виды памяти не так прочны. Вот разве… память сердца. Наверное, это она заставляет писать: записывать воспоминания, упорядочивать их, соединять в целое. Требовательная это штука – память сердца. Сорок девять лет моей жизни были связаны с одним и тем же местом жительства – домом, в котором я родился. Обстоятельства жизни в этом доме, доме моего отца, постоянно менялись, но сам дом как будто бы оставался прежним. Привязанность к месту…

Тройка, семерка, туз... Предки мои почти двести лет жили в одном и том же поселении, предоставленном в их распоряжение хозяевами, Лонгиновыми. Именно роду Лонгиновых они обязаны переселением в Москву, или, в те времена, под Москву: пять семей крепостных из Тамбовской губернии доставили на свободные пустыри по возвышенным местам правого берега речки Синички: живите! А свободные пустыри шли вдоль юговосточной ограды довольно обширного парка при барском доме, доме Лонгиновых. Это произошло, вероятно, сразу после московского пожара 1812 года, следом за изгнанием Наполеона из Москвы, когда началось восстановление столицы и перераспределение земель как в самой Москве, так и на примыкающих к ней пространствах. В романе Г. Данилевского «Сожженная Москва» описаны именно эти места: почти непроходимые дебри, болото и кладбище, за краем Лефортова, переходящее в дремучий лес… описание, скорее, романтическое, чем топографическое. В начале ХХ века эти земли присоединили к стольному граду, когда окружная железнодорожная линия отодвинулась в

5

сторону области (с нашей стороны – к Измайловскому лесу, называвшемуся тогда «Измайловским зверинцем») – кстати, почти то же самое, из-за окружной автострады, повторилось и позднее, уже в наше время. «Передел земель» любопытно проследить по адресам, сохранившимся на конвертах писем, которые присылались членам нашей семьи с начала ХХ века: на конвертах более чем полувековой давности – 19 (девятнадцать!) вариантов нашего адреса*. Времена менялись, а место, невзирая на эти перемены, оставалось все тем же, прежним. Моих предков, в числе пяти семей крепостных тамбовских крестьян, выиграла у одного из тамбовских помещиков в карты московская генеральша Лонгинова, тоже владелица поместий – причем как в Тамбовском, так и в Московском уезде. Выигранные семьи она надумала в тамбовской глуши не оставлять, а поселила их в Московском уезде на своей земле, с востока примыкавшей непосредственно к столице, к Камер-Коллежскому валу, а с юга – к стене Немецкого кладбища, которое в последние десятилетия переименовано в «Введенское»**. В конце ХIХ века Лонгинова, вероятно, продала под кладбище южную часть своего парка, значительно увеличив тем самым северную территорию кладбища. На одном из планов

6

* Вот как выглядели эти адреса: Господину Василию Ивановичу Филатову. Москва, Лефортово (Александровская слобода, собственный дом); Василию Ивановичу Филатову. Москва, Лефортово, Юрьевская улица, фабрика жестяных изделий (печать с датой не сохранилась); Москва, Лефортово, Юрьевский переулок, дом № 4. Василию Ивановичу Филатову (1914 г., письмо отправлено на отцовскую фабрику, а не по домашнему адресу); Василию Ивановичу Филатову. Москва Лефортово, Юрьевская. Фабрика жестяных изделий (1926 г.); Москва. Лефортово, рядом со Ст. Сортировочной. Василию Ивановичу Филатову (1927 г.); Москва 20, Сторожевая ул., дом 4а. В.И.Филатову (1933. г.); Москва 20. Сторожевая №3. Алексею Васильевичу Филатову (печать с датой не сохранилась) Москва. Сторожевая ул., д.23, кв.5. Филатову Виктору Васильевичу (1961 г.) ** Введенское кладбwище, в память которого названо и современное, образовалось в конце первой половины ХУII века около церкви Введения, основанной в 1643 г. царицей Евдокией Лукьяничной – женой Михаила Федоровича Романова. Построена церковь на возвышенности, называвшейся Введенскими горами. Поблизости от них в начале ХУШ века Петр I выделил участок земли для захоронений поселян из Немецкой слободы. Так кладбище и получило название «Немецкое».

7 План северо-восточной части Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

г. Москвы конца ХIХ века это отражено. (Илл.1) Примыкая к Немецкому кладбищу (в юго-восточном углу, через дамбу – запруду на реке Синичке), земля Лонгиновой смыкалась с Лефортовом – военным поселением, основанном в конце XVII века как солдатская слобода, расположенная Лефортом на пастбищных просторах для размещения третьего полка, которым он командовал*. За Лефортовым – царский парк, Анненгофская роща, дворец и далее солдатские «Красные казармы»: не обычные деревянные жилища для солдат, а дома, построенные из кирпича. К востоку – Арсенал, Государевы Пороховые погреба. После прокладки линии Рязанской железной дороги Пороховые погреба оказались отрезанными от Лефортова и Анненгофской рощи. В детстве мы ходили к этим погребам: помню гряды земляных холмов, поросших травой и огороженных от остального мира колючей проволокой. А вот Аненгофскую рощу не застал – ее всю, до единого деревца, вырвало с корнями и унесло ураганом 1906-07 года. Так тогда говорили: «рощу унесло к Сокольникам». А нам на память от неё осталось большое поле, полное трав, среди которого одиноко возвышалась красно-кирпичная громада Лефортовской тюрьмы. А летом на нем появлялись шатры цыганского табора. Мы, детвора, ходили к этим палаткам: «смотреть на цыган». Северную сторону владений Лонгиновой, как и восточную, в начале ХХ века отрезала линия Рязанской железной дороги. На этой части ее земли Лонгиновой в Х1Х веке. было основано сельцо Александровское, переименованное в ХХ веке в Александро- Михайловскую улицу (в советское время улица Ухтомского) Наши, филатовские, земли – дома и огороды – упирались в начало этой улицы. Для расселения выигранных в карты пяти крестьянских семей Лонгинова, как я уже упомянул, отвела земли по юговосточной границе своего парка: по откосам к Синичкиным прудам и далее – по берегу речки Синички. Земли помещица приобрела у соседа, Крюкова, но их оказалось маловато. И все же дома поставили, хоть и по кривой. Было у меня

8

* Лефорт (Lefort) Франц Яковлевич (1655/1656–1699) – швейцарец, русский военный деятель. В 1689 (или 1690) году сблизился с Петром I, что способствовало быстрой его карьере. С 1695 года – адмирал, в 1697-м, вместе с Ф.А.Головиным и П.Б.Возницыным возглавлял Великое посольство – русскую дипломатическую миссию в Западную Европу.

когда-то предположение, что название нашей деревни определила ее планировка, но впоследствии предположение не оправдалось. Как земли, так, вероятно, и часть домов Лонгинова приобрела у соседа, помещика Крюкова, ранее всем этим владевшего. Сама деревня Крюковка, по распродаже земель генеральши Лонгиновой – во второй половине Х1Х века, после основания сельца Александровского, – стала именоваться деревней Крюковкой при сельце Александровском Выхинской волости Московского уезда. Задача перевезти сюда пять тамбовских семей, расселить их на сравнительно небольшом участке территории, да еще и выделить им земли под огороды оказалась для генеральши Лонгиновой непростой: вероятно, до этого момента ее собственные крепостные крестьяне располагались только по другую, западную, сторону имения, по линии КамерКоллежского вала, ближе к Москве. И браться за такую задачу с самого начала следовало всерьез, чтобы не тащить за собой в Москву тех, кто «не окупит затрат по транспортировке». Я думал: а почему среди переселенцев оказались и мы, Филатовы? Наверное, вот как было дело. Первоначальный отбор тех, кого он готов отдать, произвел сам проигравший, а после выигравшая осмотрела членов отобранных семей с той придирчивостью, с какой осматривают рабочую скотину. Кого-то выбраковала, приглядев на их место других. Договорилась с проигравшим о том, дает ли он за ними лошадей и телеги и, если нет, то может ли продать все необходимое для переправки крестьян в Москву. Отобранным семьям повелели собрать пожитки, разместиться в телегах, запряженных лошадьми, и «гужом» отъезжать к стольному граду. Плача и причитая, прощались крестьяне со своими родными, с друзьями и подружками. Обещали не забывать их, просили

А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

9

молиться за отбывающих в неизвестность: ехать за пятьсот верст в чужие края – трагедия для крестьян, привыкших к оседлой жизни. Так что радовалась их переезду одна генеральша Лонгинова, получишая, видимо, голов двадцатьтрицать крестьян: семьи в те времена были большими. А поскольку рабочую силу требовалось доставить в Москву здоровой и трудоспособной, время для переезда было выбрано летнее или осеннее: тогда же, кстати, и московским помещикам наступала пора возвращаться в Москву – в зимние дома. Новых крестьян следовало разместить по избам до начала зимних холодов, чтобы, не дай Бог, не понести утрат в неожиданном счастливом приобретении. А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

10

Вероятно, отправившийся в Москву обоз из Тамбовской губернии до Москвы возглавлял Иларион , отец Фиофилакта (Филата Иларионова): он же, надо полагать, отвечал и за обустройство остальных четырех семей на отведенной барыней земле. Иначе не объяснишь, почему дом Иллариона был поставлен первым и в самом начале деревни, да еще на каменном низу (полуподвал), с довольно внушительным бревенчатым срубом – верхней избой и с полным комплексом надворных хозяйственных построек. Думается мне, что именно Илариона поставили все-таки во главе всех прибывших, а на помощь ему придали – сына Филата: они и стали чем-то наподобие управляющих или старост. Недаром же Филату этому барыня-генеральша в скором времени отвела отдельный участок на противоположном конце деревни, за большим прудом, а после кончины Филата на могиле его на Семеновском кладбище положила каменную плиту с текстом: «Филат (или Феофилакт), сын Илариона, верный холоп госпожи Лонгиновой». Только за большие заслуги крепостной мог удостоиться каменной плиты с подобной эпитафиепй. Сам я ее не видел, но знаю о ней от моих сестер, неоднократно упоминавших при мне о знаменитом надгробии. А старшая сестра моего отца – тетя Груша (Агриппина Филатова-Мартынова-Крюкова, 1872–1948) частенько говаривала: «Ведь мы не Филатовы, мы Иларивоновы» – желая, вероятно, восстановить память о главе семьи, вывезенной с Табовщины. «МЫ НЕ ФИЛАТОВЫ – МЫ

«Мы не Филатовы – мы Иларивоновы»

Стараясь понять, как плодились и расселялись мои предки: все многочисленные семьи Филатовых в ХIХ веке, – я прихожу теперь вот к какому выводу. Та из филатовских ветвей, к которой я принадлежу, как раз и ведет свое начало от Иллариона, основателя главного поселения и отца Феофилакта или Филата, получившего от барыни отдельный, помимо отцовского, надел земли. На нем Филатом и был поставлен каменный дом в три окна по фасаду: здесь он жил со своей семьей: женой и двумя сыновьями – Кузьмой и Алексеем. Дом с заложенным средним окном, оштукатуренный, был запечатлен на одном из моих этюдов, и этюд этот теперь – единственное свидетельство его существования: строение

11

снесли в 1962-63-годах, лет через сто после того, как оно было возведено. (Илл.2) А тогда дело было так: позже верному слуге, вероятно, была выделена еще земля – за прудом барского парка, и один из сыновей Феофилакта-Филата, Алексей, поставил себе на этой земле деревянный дом, дом же самого Филата остался за Кузьмой, моим прадедом. Тогда и был пристроен к кирпичному дому деревянный флигель, поскольку у Кузьмы было три сына: Иван (мой дед), Матвей и Сергей. Вот этот-то кирпичный дом с три этажа с деревянным флигелем и на моем этюде запечатлен, и упоминается при разделе имущества 21 марта 1901 года. (Приложение 1.) После кончины прадеда, Кузьмы Филатова, хозяйство его в 1901 году решили поделить на две части: одну Ивану, другую, двойную – на совместное владение Матвею и Сергею. Об этом свидетельствуют сохранившиеся у меня прошение, направленное в Сельский сход, и решение Сельского схода – документы, к которым мне еще придется обратиться впоследствии.

А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

12

Дележу подлежали два дома, Иллариона (в котором прежде жил Феофилакт) и Кузьмы, а также четыре десятины земли. Дом Алексея Алексеевича Филатова не упоминается: вероятно, он был отделен от хозяйства раньше. Дедушка мой, Иван Кузьмич Филатов, был отцом пятерых детей, рожденных в браке с бабушкой, Ксенией Федоровной, в девичестве Королевой. (Илл. 3 Бабушка Ксения Федоровна.) Поженились они около 1870 года, а старшая из дочерей, Агриппина, появилась на свет в 1873 году. Она и стала первым упомянутым в родословной представителем семьи по женской линии. В документах крестьянских семейств представительниц рода по женской линии упоминать не полагалось. Регистрации подлежали только мужчины: именно на них записывались земля и прочие владения, в то время как на женщин не записывалось ничего: в архив вносились лишь имена рожденных ими сыновей, опять-таки владельцев земли и имущества, поскольку сыновья однажды должны были пополнить ряды будущих воинов – защитников Родины. Стало быть, сведений о том, сколько представительниц женского пола входило в состав моих предков в ХIХ веке, не сохранилось: «отсчет» начинается с дочерей деда Ивана – моих родных теток. Некоторых из них мне еще придется упомянуть. Среди пятерых детей Ивана и Ксении Филатовых были, как уже сказано, Агриппина (1873–1948) – тетя Груша; Екатерина (1879–1973) – тетя Катя; Василий (1881–1937) – мой отец; Федор (1885–1944) – дядя Федя; Марфа (1890–1979) – тетя Марфуша и Евдокия (1891–1974) – тетя Дуня, крестная всех детей Василия, включая и меня. Оба Иванова сына в дальнейшем женились и имели детей, все дочери вышли замуж

А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

13

и тоже пополнили родословную новыми Филатовыми – кроме Евдокии, которая замуж вышла поздно, фамилию «Филатова» сменила на «Светозарова», но детей на свет не произвела. В 1908 году (6 февраля по старому стилю) сын Ивана Василий женился на Агриппине Митрофановой (1890–1979), которая родила ему шестерых детей. Одна девочка, Серафима, скончалась рано, года или двух от роду, – так что росло нас в семье пятеро: Алексей (1909–1934), Варвара (1910–1998), Нина (1912–2001), Вера (р. 1916) и я, Виктор (р. 1918)*. В метрических свидетельствах всех моих старших братьев и сестер помечено, что они рождены в деревне Крюковке при сельце Александовском Выхинской волости Московского уезда. Только в моих метриках местом рождения указана Москва. При этом все мы появились на свет в одном и том же доме – том самом, адрес которого постоянно подстраивался под требования времени и характер государственных перемен. Дом этот был запоминающимся, прежде всего, потому, что, как уже сказано, стоял первым на нашей деревенской улице. Сперва, в начале XIX века, он находился напротив въезда в

Приглашение на венчание и на бал 6 февраля 1908 г.

14

* Виктор женился в 1947 году – жена Мария Никитина (р. 1921). Единственный сын их, Сергей (р. 1948) женился в 1969 году на Галине Валуевой (р. 1948), их дети – дочь Мария (р. 1971) и сын Кирилл (р. 1978). Мария вышла замуж в 1994 году, её муж Андрей Руденко (р 1973), погиб (сбит автомишиной) в 2004 году, их дочь – Виктория родилась в 1995 году. Кирилл женился в 2006 году на соученице по Строгановскому институту Людмиле Пузановой, и в 2007 году у них родилась дочь Алексендра.

парк Лонгиновой, а впоследствии, в конце XIX века, после продажи помещицей части земель под Немецкое кладбище, оказался против его хозяйственных ворот. Во времена моей молодости дом этот называли «дом бабушки Анны» – в отличие от других домов филатовской родни, тоже носивших имена их владельцев: «Дядиных», «Алексей-Алексеичев», «Политычев», «Василий-Иванычев» и так далее. Саму бабушку Анну я помню как полную, добрую старушку: она была похожа на всех наших бабушек, кроме нашей родной – Ксении Ивановны, та была совсем другая. Бабушка Анна воспитывала двух внучек-сирот, наших ровесниц: Наташу, хроменькую, и Сашу. Как и большинство старых домов на улице, дом бабушки Анны смотрел на запад, в сторону барской усадьбы. Был он в четыре окна, нижнего белокаменного жилья и верхнего бревенчатого. Проемы окон в нижней – цокольной – части выглядели почти квадратными: то ли так оно и задумывалось при постройке, то ли окна были заложены снизу, из-за оседания фундамента. При входе со двора в каменную часть дома нужно было опуститься на несколько ступенек: «дом врос в землю», как тогда говорили. Внутри, в северо-восточном углу, прежде всего обращала на себя внимание большая побеленная русская печь. Под окнами вдоль стены – длинная широкая лавка, А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

15

перед ней – простой внушительных размеров стол. Меня всегда поражала кажущаяся необжитость этого помещения. Так оно осталось в памяти как нежилое: вероятно, потому, что обитатели дома (бабушка Анна с внучками) в те годы помещались только в верхней, деревянной его части. Прямо перед домом – как, впрочем, и перед каждым из домов на правой, нашей, стороне Крюковки – был палисадник с решетчатым штакетником: летом здесь густо цвела сирень – типичная для палисадников растительность. За домом и с правой его стороны шла плотная старая застройка из деревянных сараев, тесовых навесов, стойл для скотины, амбаров... Во двор с передней стороны застройки вели большие деревянные ворота с примыкающей к ним калиткой. В целом планировка такая была обычной для крестьянского хозяйства зажиточной российской деревни.

Дело без номера: Агриппина Ивановна Митрофанова-Филатова

16

20 октября 1937 года Василий Иванович Филатов был арестован – прямо в одной из московских церквей, куда он до этого периодически привозил свою продукцию: сохранился «Счет за продажу 16 кг свечей» и несколько экземпляров (количество в Деле №2592 не указано) «разрешительных молитв» и «венчиков». (Илл. 21) Среди записных книжек отца и разрозненных листочков с пометами для памяти, доставшихся мне после его гибели, я обнаружил поразивший меня «Членский билет московского добровольного общества «Рыболов-спортсмен» От 1937 года! Я знал, что рыбалка на протяжении всей жизни моего отца была единственной формой отдыха от повседневности: именно во время рыбной ловли он, как объясняла нам в детстве мама, обдумывал все свои производственные и семейные дела. Вероятно, в том роковом году та же рыбная ловля приобрела совсем иное значение. Скорее всего, временным пристанищем на какое-то время, а может быть, и местом короткого душевного отдыха, для отца оказался «Дом рыбака» на берегу озера Сенеж, куда он наезжал, еще будучи состоятельным фабрикантом. В течение нескольких десятилетий его знали там как постоянного посетителя. В «Доме рыбака» хранились и его рыболовные снасти.

…На допросах отец отвечал откровенно и честно – в полном соответствии со своим характером и принципами. Ни хвалить, ни благодарить советскую власть за «гуманность и справедливость» у него не было оснований, а кривить душой он не умел. Судить обо всем этом можно по оказавшимся у меня в руках после рассекречивания архивов материалам. Вот несколько выписок из Протоколов следствия и Решение суда (дело вела одна из знаменитых в те годы «троек»). В протоколе под каждым записанным со слов отца ответом стоит его личная подпись: В.Филатов.

А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

17

назван – «враг народа». А впрочем, наверное, надо сказать спасибо хотя бы за то, что записи сохранились. Только все ли они сохранились? И сколько же их, таких, как мой отец, «врагов народа», было расстреляно в других местах кроме Москвы, по необъятным просторам «любимой Родины»? Спрашивать не с кого. Имена «исполнителей» забыты. Сами же те из них, кто еще жив (муки «врагов народа» ведь не кончились в 30-х годах), давно на пенсии – они получают государственную пенсию, вместе с инвалидами и участниками Отечественной войны I94I-I945 гг. и других войн: в Афганистане, в Чечне... А тех, кто умер, наверное, с честью захоронили. Под духовой оркестр – как славных тружеников отечества. Несколько слов и цифр с неразборчивой подписью: «Расстрел Филатова Василия Ивановича приведен в исполнение 5.ХI.1937 г. в ”…” часов» подвели итог пятидесяти шести лет жизни моего отца, оборвавшейся, скорее всего, под «торжественное заседание партии и правительства, посвященное XX-ой годовщине победы Великой Октябрьской Социалистической революции».

22

Следующие два дома тоже были двухэтажными, то есть «в два жилья»: низ кирпичный, побеленный, верх бревенчатый. Один из них стоял по «красной линии», другой – в глубине. Это были дома братьев Смирновых , прозвище одного из которых было Похлебкин. Оба дома – более поздней постройки: вероятно, конца ХIХ века. Нижние этажи высокие, кирпичные. Надворные постройки плотно отгорожены глухими заборами и воротами с калитками. Только передние окна жилых домов выглядывали на улицу поверх палисадников, и на окнах всегда были видны цветы в горшках. Ни та, ни другая семья огородничеством не занималась: обе были по торговой линии. А главной достопримечательностью, связанной в моей детской памяти с этими домами, был дед Смирнов. В темно-синей длинной поддевке, синем картузе, с длинной белой бородой и простой палкой он постоянно прогуливался вдоль фасадов или сидел на лавочке около палисадника. Дальше, по этой же стороне улицы, шли, чередуясь, дома разновременной постройки: поменьше и побольше, кирпичные (как правило, в три окна) и деревянные, обшитые тесом и крашеные (охристо-желтые или светло-серые).

Некоторые – наверное, из-за тесноты улицы не попав в первый ряд – стояли во втором, как бы на задворках. Беспорядочность застройки, казавшейся необычной, скорее всего, действительно объяснялась слишком ограниченным пространством между барским парком и многочисленными прудами и прудиками речки Синички с ее холмистыми бережками. Отмечу, что вся правая сторона улицы – поздняя, самого конца Х1Х – начала ХХ века. На этой стороне не было ни одного дома коренного жителя – только пришлые строились на купленной ими позднее земле сразу после ликвидации Лонгиновского имения. По эту сторону речки Синички было много родников и ключей. Над главными из них подымались пышные ветлы. По низам толстых стволов было много дупел, в которые мы, детвора, любили прятаться. И у нас, во дворе дома, «на задах», тоже был собственный старый колодец. Водой из внутренних колодцев обычно поили скотину, а огородники

А.Филатов. Северовосточная часть Москвы конца XIX в. с обозначением земель Лонгиновой и Крюкова

23

24

мыли овощи перед отправкой груженых возов на Болото, для оптовой продажи. «Болотом» называлась площадь (ныне парк перед Домом Правительства) по берегу отводного канала, против Кадашевской набережной. По обеим сторонам нашего дома были дома Алексея Алексеевича Филатова – этот дом построили первым – и дом Ивана Кузьмича Филатова, построенный позже. Братья же Ивана, Сергей и Матвей, (илл. 4 – братья Ивана Кузмича) приобрели и перестроили дом напротив – вероятно, хозяйственную постройку, принадлежавшую имению Лонгиновой, а может быть, даже еще и Крюкова, у которого она эту землю приобрела. На территории этой постройки, между соседними сооружениями, поставили домик и для сестры (земля ей, как женщине, принадлежать не могла), которую выдали замуж за Сладкова – «Политыча». Таким образом, на земле Феофилакта образовались несколько домов Филатовых. Мой дед Иван – после раздела имущества в 1901году – построил новый дом для своей семьи, деревянный, на каменном (кирпичном) фундаменте. Дом был вместительный, в четыре окна по фасаду, и значительный по глубине, если судить по теткиным рассказам. Кроме «передних», в доме имелись и комнаты для детей: трех дочерей и двух сыновей. Двор был обширный, на его территории стоял и старый каменный отчий дом. К моменту женитьбы Федора, младшего сына Ивана Кузьмича Филатова (случилось это году в 1914-1915-м) в том же самом дворе удалось поставить и еще один двухэтажный дом с полным комплексом хозяйственных построек: вот как велик был участок земли, принадлежавшей прадеду нашему, Кузьме Филатовичу, благополучно почившему в Бозе году в 1899-м или 1900-м. По обеим сторонам нашего дома были дома Алексея Алексеевича Филатова – этот дом построили первым – и дом Ивана Кузьмича Филатова, построенный позже. Братья же Ивана, Сергей и Матвей, (илл. 4 – братья Ивана Кузмича) приобрели и перестроили дом напротив – вероятно, хозяйственную постройку, принадлежавшую имению Лонгиновой, а может быть, даже еще и Крюкова, у которого она эту землю приобрела. На территории этой постройки, между соседними сооружениями, поставили домик и для сестры (земля ей, как женщине, принадлежать не могла), которую выдали замуж за Сладкова – «Политыча». Таким образом, на земле Феофилакта образовались несколько домов Филатовых.

Дом был вместительный, в четыре окна по фасаду, и значительный по глубине, если судить по теткиным рассказам. Кроме «передних», в доме имелись и комнаты для детей: трех дочерей и двух сыновей. Двор был обширный, на его территории стоял и старый каменный отчий дом. К моменту женитьбы Федора, младшего сына Ивана Кузьмича Филатова (случилось это году в 1914-1915-м) в том же самом дворе удалось поставить и еще один двухэтажный дом с полным комплексом хозяйственных построек: вот как велик был участок земли, принадлежавшей прадеду нашему, Кузьме Филатовичу, благополучно почившему в Бозе году в 1899-м или 1900-м. Мой дед Иван – после раздела имущества в 1901году – построил новый дом для своей семьи, деревянный, на каменном (кирпичном) фундаменте. Мой дед Иван – после раздела имущества в 1901году – построил новый дом для своей семьи, деревянный, на каменном (кирпичном) фундаменте. Следующие два дома тоже были двухэтажными, то есть «в два жилья»: низ кирпичный, побеленный, верх бревенчатый. Один из них стоял по «красной линии», другой – в глубине. Это были дома братьев Смирновых , прозвище одного

А.Филатов. Детский рисунок

25

из которых было Похлебкин. Оба дома – более поздней постройки: вероятно, конца ХIХ века. Нижние этажи высокие, кирпичные. Надворные постройки плотно отгорожены глухими заборами и воротами с калитками. Только передние окна жилых домов выглядывали на улицу поверх палисадников, и на окнах всегда были видны цветы в горшках. Ни та, ни другая семья огородничеством не занималась: обе были по торговой линии. А главной достопримечательностью, связанной в моей детской памяти с этими домами, был дед Смирнов. В темно-синей длинной поддевке, синем картузе, с длинной белой бородой и простой палкой он постоянно прогуливался вдоль фасадов или сидел на лавочке около палисадника. Дальше, по этой же стороне улицы, шли, чередуясь, дома разновременной постройки: поменьше и побольше, кирпичные (как правило, в три окна) и деревянные, обшитые тесом и крашеные (охристо-желтые или светло-серые). Некоторые – наверное, из-за тесноты улицы не попав в первый ряд – стояли во втором, как бы на задворках. Беспорядочность застройки, казавшейся необычной, скорее всего, действительно

Приглашение на бал 6 февраля 1908 г.

26

объяснялась слишком ограниченным пространством между барским парком и многочисленными прудами и прудиками речки Синички с ее холмистыми бережками. Отмечу, что вся правая сторона улицы – поздняя, самого конца Х1Х – начала ХХ века. На этой стороне не было ни одного дома коренного жителя – только пришлые строились на купленной ими позднее земле сразу после ликвидации Лонгиновского имения. По эту сторону речки Синички было много родников и ключей. Над главными из них подымались пышные ветлы. По низам толстых стволов было много дупел, в которые мы, детвора, любили прятаться. И у нас, во дворе дома, «на задах», тоже был собственный старый колодец. Водой из внутренних колодцев обычно поили скотину, а огородники мыли овощи перед отправкой груженых возов на Болото, для оптовой продажи. «Болотом» называлась площадь (ныне парк перед Домом Правительства) по берегу отводного канала, против Кадашевской набережной. По обеим сторонам нашего дома были дома Алексея Алексеевича Филатова – этот дом построили первым – и дом Ивана Кузьмича Филатова, построенный позже. Братья же Ивана, Сергей и Матвей, (илл. 4 – братья Ивана Кузмича) приобрели и перестроили дом напротив – вероятно, хозяйственную постройку, принадлежавшую имению Лонгиновой, а может быть, даже еще и Крюкова, у которого она эту землю приобрела. На территории этой постройки, между соседними сооружениями, поставили домик и для сестры (земля ей, как женщине, принадлежать не могла), которую выдали замуж за Сладкова – «Политыча». Таким образом, на земле Феофилакта образовались несколько домов Филатовых. Следующие два дома тоже были двухэтажными, то есть «в два жилья»: низ кирпичный, побеленный, верх бревенчатый. Один из них стоял по «красной линии», другой – в глубине. Это были дома братьев Смирновых , прозвище одного из которых было Похлебкин. Оба дома – более поздней постройки: вероятно, конца ХIХ века. Нижние этажи высокие, кирпичные. Надворные постройки плотно отгорожены глухими заборами и воротами с калитками. Только передние окна жилых домов выглядывали на улицу поверх палисадников, и на окнах всегда были видны цветы в горшках. Ни та, ни другая семья огородничеством не занималась: обе были по торговой линии. А главной достопримечательностью,

27

Икона «Сошествие во ад». Реставрация В.Филатова. Реставрация В.Филатова

связанной в моей детской памяти с этими домами, был дед Смирнов. В темно-синей длинной поддевке, синем картузе, с длинной белой бородой и простой палкой он постоянно прогуливался вдоль фасадов или сидел на лавочке около палисадника. Дальше, по этой же стороне улицы, шли, чередуясь, дома разновременной постройки: поменьше и побольше, кирпичные (как правило, в три окна) и деревянные, обшитые тесом и крашеные (охристо-желтые или светло-серые). Некоторые – наверное, из-за тесноты улицы не попав в первый ряд – стояли во втором, как бы на задворках. Беспорядочность застройки, казавшейся необычной, скорее всего, действительно объяснялась слишком ограниченным пространством между барским парком и многочисленными прудами и прудиками речки Синички с ее холмистыми бережками. Отмечу, что вся правая сторона улицы – поздняя, самого конца Х1Х – начала ХХ века. На этой стороне не было ни одного дома коренного жителя – только пришлые строились на купленной ими позднее земле сразу после ликвидации Лонгиновского имения. По эту сторону речки Синички было много родников и ключей. Над главными из них подымались пышные ветлы. По низам толстых стволов было много дупел, в которые мы, детвора, любили прятаться. И у нас, во дворе дома, «на задах», тоже был собственный старый колодец. Водой из внутренних колодцев обычно поили скотину, а огородники мыли овощи перед отправкой груженых возов на Болото, для оптовой продажи. «Болотом» называлась площадь (ныне парк перед Домом Правительства) по берегу отводного канала, против Кадашевской набережной. По обеим сторонам нашего дома были дома Алексея Алексеевича Филатова – этот дом построили первым – и дом Ивана Кузьмича Филатова, построенный позже. Братья же Ивана, Сергей и Матвей, (илл. 4 – братья Ивана Кузмича) приобрели и перестроили дом напротив – вероятно, хозяйственную постройку, принадлежавшую имению Лонгиновой, а может быть, даже еще и Крюкова, у которого она эту землю приобрела. На территории этой постройки, между соседними сооружениями, поставили домик и для сестры (земля ей, как женщине, принадлежать не могла), которую выдали замуж за Сладкова – «Политыча». Таким образом, на земле Феофилакта образовались несколько домов Филатовых.

29

Филатов Виктор Васильевич (1918, Москва), исследователь, знаток техники и технологии древнерусского искусства, реставратор монументальной и станковой темперной живописи. Окончил Московский текстильный институт; художник-технолог (1941). Кандидат искусствоведения (1963). С 1945 года работал в ГЦХРМ, с 1950 по 1960 год заведовал отделом реставрации станковой темперной живописи. С 1960 по 1974 год — заместитель директора ВЦНИЛКР, позже работал главным художником в институте «Спецпроектреставрация» объединения «Росреставрация». С 1947 года занимается реставрацией и разработкой методов реставрации монументальной живописи в Центральной России, Новгороде, Эстонии, Средней Азии, Болгарии и Албании. Преподавал реставрацию и технологию живописи, русской и западноевропейской, в ряде высших учебных заведений. Автор учебников, учебных и методических пособий.