moj_kratkij_kurs_falsifikatsii_istorii_chast_I by yandex5337

НИК ЙУР

МОЙ КРАТКИЙ КУРС ФАЛЬСИФИКАЦИИ ИСТОРИИ ЧАСТЬ I

ВОРОНЕЖ ИЗДАТЕЛЬСТВО «ИППОДРОМ» 2019

ОГЛАВЛЕНИЕ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ ПЛОМБИРОВАННЫМ ВАГОНОМ ПРЯМО ДО БРОНЕВИЧКА «МЕНЯЮ ЛЕТНИЙ ШАЛАШ НА ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ» «ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ» DRANG NACH WESTEN ГЕРМАНИЯ И КОМИНТЕРН ИНТЕРНАЦИОНАЛ ШПИОНОВ И ДИВЕРСАНТОВ ВЕРСАЛЬ ДРУЖБЕ НЕ ПОМЕХА СТАЛИН СПОСОБСТВОВАЛ ПРИХОДУ ГИТЛЕРА К ВЛАСТИ РСДРП(б)—РКП(б)—ВКП(б) = NSDAP БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ МЮНХЕНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ СГОВОР МЕРЗАВЦЕВ К ВОПРОСУ О ТОМ, КТО РАЗВЯЗАЛ ВТОРУЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ «МЫ ВОЙНЫ НЕ ХОТИМ, НО СЕБЯ ЗАЩИТИМ…» НАСИЛЬСТВЕННОЕ ПРИСОЕДИНЕНИЕ ЛАТВИИ, ЛИТВЫ И ЭСТОНИИ НЕЗНАМЕНИТАЯ ВОЙНА ОПЫТ МНР БЫЛ ПЕРВЫМ «И НА ВРАЖЬЕЙ ЗЕМЛЕ МЫ ВРАГА РАЗГРОМИМ МАЛОЙ КРОВЬЮ, МОГУЧИМ УДАРОМ!» НЕУДАЧНАЯ ПОПЫТКА НОВОГО СГОВОРА, ПРИВЕДШАЯ К «БАРБАРОССЕ» РАЗГРОМ СТАЛИНЫМ И ЕГО БАНДОЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ СССР ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ПАЛАЧ В КАЧЕСТВЕ БЕЗДАРНОГО РЕЗИДЕНТА РАЗВЕДКИ НЕМНОГО О РАЗВЕДДАННЫХ, ГЕНЕРАЛЕ ГОЛИКОВЕ И МАРШАЛЕ ЖУКОВЕ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ Я не историк и моё знание фактов прошлого слишком фрагментарно и страдает серьёзными пробелами. Особенно если учесть, что в наиболее плодотворные, студенческие годы основные знания по истории страны давали мне в виде принудительного изучения «истории партии». Правда, в конце 1960-х я ещё застал тот короткий, в несколько лет, период, когда учебные пособия, курсы лекций по истпарту и некоторые преподаватели истпарта говорили хоть куцую, но правду о репрессиях сталинского периода: чтобы хоть как-то сохранить сильно подорванный авторитет партии, требовалось выгородить Ленина и его сомерзавцев, для чего всю вину необходимо было свалить на Сталина и его банду. Тем не менее, из курса истпарта и «трудов» ВИЛа можно было извлечь крупицы правды, — если уметь анализировать прочитанное. Так, например, я ещё в начале 1970-х вычислил, что при раскулачивании погибло несколько миллионов человек (через полтора десятка лет узнал, что умерших было гораздо больше). Однако даже куцые познания по истории ХХ века позволили мне составить собственный взгляд на события прошлого, но не прошедшего века и — не знаю, успешно или нет — «сфальсифицировать» изложенные им факты вместе с их трактовкой. Поэтому предупреждаю честно и откровенно: всё нижесказанное относительно фактов, персоналий и событий является чистой фальшивкой, внимания, тем более серьёзного, не стоит и обсуждению не подлежит. *** 7 апреля 2010 года пришлось лечь в больницу, в отделение сосудистой хирургии. Но вскоре выяснилось, что я не только в больницу попал, но и в параллельном мире оказался. Одновременно. Из мира, в котором господствует компьютер с его Интернетом, из мира относительной свободы неведомые силы словно переместили меня в мрачные времена Трёх Умирающих Генсеков, в мир господства телевизора и 4

неизбывного идиотизма ирреально реальной жизни: вечером первого же дня выздоравливающие обитатели палаты грубо, зримо, звучно и бесцеремонно, по полной — в прямом и переносном смысле — программе, познакомили меня с современным российским телевидением. Большей мерзости в мире, думаю, не существует. Даже северокорейское, уверен, намного приличней — хотя бы потому, что там вряд ли много программ, смотрят их зачуханные чучхеанцы, которым другое телевидение вплоть до смертной казни недоступно, а на последней кнопке сидит чин и строго грозит пальцем, приговаривая на своём чучхеанском: «Я т-тебе попереключаю! Я т-тебе попереключаю!..» Давно меня так глубоко не макали в мерзопакостное пропагандистское дерьмо! В итоге принудительного ознакомления с телепередачами я быстро пришёл к неоспоримому выводу, что российский теледебилизатор совершает страшное, непоправимое преступление против народа: он возрождает зомбированных ещё в советские времена идиотов, а из молодёжи воспитывает откровенных дебилов, ради собственного благополучия готовых на любое преступление. Собственно, это и есть главная цель современного российского телевидения — выращивание послушной и покорной фашизоидно-быдлоидной массы. Особая роль в этом отведена главным госканалам: я специально спрашивал у железнодорожников с периферии, какие каналы у них работают. Оказалось, либо только два первых, либо тричетыре (включая НТВ и тому подобную гадость). *** Пока я не попал в больницу, я представления не имел о той свистопляске, которая творится на российском телевидении вокруг так называемой «великой отечественной войны». Если судить по тому, что преподносил зомбоящик, то складывалась такая картина: жила-была мирная, трудолюбивая, вся из себя такая светлая страна — и вдруг, совершенно неожиданно, в один ужасный день на неё накинулись тёмные, даже чёрные силы, которым пришлось дать отпор и уничтожить их, избавив свободолюбивые народы от смертельной заразы — «коричневой чумы». Создаётся впечатление, что войн было две. 5

Одну 1 сентября 1939 года организовала нацистская Германия — и против неё ни шатко ни валко второй мировой войной воевали разные там англии и америки, но так толком ничего и не сделали. И была другая, настоящая война, «великая отечественная». Её 22 июня 1941 года начала та же Германия, нисколько не спровоцированно напав на совершенно безобидный и безвинный Советский Союз, который после этого чуть не в одиночку разгромил нацистскую Германию и освободил Европу и весь мир от ужасов рабской жизни и адской смерти. Тут имеется маленькая нестыковочка: получается, что войн, начиная с 22 июня 1941 года, было две, а нацистская Германия — одна. И она одна вела одновременно и параллельно сразу две войны. А может, я чего-то не знаю — и этих Германий и в самом деле было две?.. Нет, всё-таки одна! Господи! сколько же можно повторять сталинский миф! Не было никакой «великой отечественной»! Тем более кощунственно называть её «священной»! Когда же прекратится оживление сталинского вранья, рефальсификация истории?.. Ответ, впрочем, ясен: при нынешнем режиме никогда.

ПЛОМБИРОВАННЫМ ВАГОНОМ ПРЯМО ДО БРОНЕВИЧКА Следует поставить всем этим юристам, филологам и прочим геологам двойки по истории бывшей их партии и устроить переэкзаменовку по полной программе, особый упор делая на работы «мавзоленинного обитателя». Потому что после изучения этих «трудов» становится ясно, кто является создателем первой в мире партии «нового типа», то есть тоталитарной, фашистской партии: В. И. Ульянов организовал свой первый «Fascio di combattimento» («Союз борьбы» то есть) в Санкт-Петербурге ещё в 1895 году, за 24 года до коллеги (без всяких кавычек) Бенито Муссолини, затем всю жизнь, теоретически и практически, доводил своё преступное детище до такого совершенства, что оно до сих пор живо. А сколько сил и энергии Н. Ленин с подельниками с самого начала Первой мировой войны положил на то, чтобы превратить её в гражданскую!

Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом [Парижской] Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией… ВОЙНА И РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ, написано в сентябре, ранее 28 (11 октября), 1914 г., напечатано 1 ноября 1914 г. в газете «Социал-демократ» № 33 uaio.ru/vil/26.htm

И уже в начале войны выступает с рефератами на эту чудовищную тему.

Провозгласив в газетной заметке «О лозунге Соединённых Штатов Европы» (в своё время нас эту гадость чуть не наизусть заучивать заставляли) «эпоху бурных политических и экономических потрясений, самой обострённой классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций» и поставив «лозунг республиканских Соединённых Штатов Европы… в связь с революционным низвержением трёх реакционнейших монархий Европы, с русской во главе», Ленин в том же 1915 году берёт курс на «Соединённые Штаты 8

мира (а не Европы)... пока полная победа коммунизма не приведёт к окончательному исчезновению всякого, в том числе и демократического, государства». А пока государства есть, надо сначала захватить власть «в одной, отдельно взятой, капиталистической стране» (ею, к несчастью, оказалась Россия), затем, не откладывая дела в долгий ящик, то же самое проделать в других, «ещё не перешедших к социализму», государствах, «поднимая в них восстание против капиталистов» и «выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств». То есть в разгар мировой войны грозил развязыванием новой мировой войны под предлогом того, что «невозможно свободное объединение наций в социализме без более или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами». О ЛОЗУНГЕ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ ЕВРОПЫ libelli.ru/works/26-2.htm

И ведь это открыто, без всякого стеснения, публиковалось в Европе в 1915 году: почитайте ещё такие работы первого в мире фашистского лидера, как «О поражении своего правительства в империалистической войне» и «Социализм и война».

Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами («поражением») правительств, а с другой стороны, — невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению. О ПОРАЖЕНИИ СВОЕГО ПРАВИТЕЛЬСТВА В ИМПЕРИАЛИСТСКОЙ ВОЙНЕ

libelli.ru/works/26-4.htm

Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своего правительства, не может не видеть связи его военных неудач с облегчением низвержения его», что «соответствовало бы затаённым мыслям всякого сознательного рабочего и лежало бы по линии нашей деятельности, направленной к превращению империалистской войны в гражданскую», для чего следует «выдвинуть пароль массовых революционных действий, т. е. 9

превращения эпохи империалистских войн в начало эпохи войн гражданских.

СОЦИАЛИЗМ И ВОЙНА (ОТНОШЕНИЕ РСДРП К ВОЙНЕ). ГЛАВА I, III libelli.ru/works/26-6.htm

При этом уже тогда Ленин с особой надеждой глядел на Германию:

Германия, как страна наиболее старого и сильного рабочего движения, имеет решающее значение. СОЦИАЛИЗМ И ВОЙНА (ОТНОШЕНИЕ РСДРП К ВОЙНЕ). ГЛАВА III

libelli.ru/works/26-6.htm

Российский историк Арутюнов выдвинул версию, что мировая война 1914 года спровоцирована Лениным с подельниками:

Общеизвестен тезис Ленина о перерастании империалистической войны в гражданскую. Но как быть, если европейские государства не воюют между собой? Ждать, пока начнётся война, чтобы затем постараться превратить её в гражданскую? Идеолог большевиков так не думал. Очевидно, он считал, что войну, причем продолжительную, можно спровоцировать. Пусть прольются реки людской крови, а когда народы устанут, тогда и следует бросить солдатам соответствующий лозунг. <…> Сохранилось любопытное свидетельство этого чудовищного замысла. Так, в письме к Горькому, в начале ноября 1913 года, Ленин отмечает: «Война Австрии с Россией была бы очень полезной для революции (во всей восточной Европе) штукой, но мало вероятия, чтобы Франц Иозеф и Николаша доставили нам cue удовольствие» (Ленин В. И. ПСС. Т. 48, с. 155). Про себя же он, наверно, подумал: если Франц Иосиф и Николай II не решатся начать войну, то мы, большевики, заставим их это сделать. Аким Арутюнов. ДОСЬЕ ЛЕНИНА БЕЗ РЕТУШИ. ГЛАВА 2. ЛЕНИНСКИЕ УРОКИ БОЛЬШЕВИЗМА www.rus-sky.com/history/library/arutnv1.htm#_Toc491869124

От большевистской банды всего, конечно, можно было ожидать, но было бы желание повоевать, а повод всегда найдётся. Сам же «великий вождь и учитель» показал, как надо правильно проехать через территорию врага своей страны, беззастенчиво взяв при этом с того же врага деньги. Какой может быть спрос с германского Генштаба? — он поступил грамотно, пропустив через свою территорию кучку негодяев и мерзавцев, спешивших на «родину», чтобы осуществить бредовые намерения «вождя». В германском Генштабе, конечно же, прекрасно знали, чем собирался заняться в России большевистский фюрер, — хотя бы потому, что он своих намерений не только не скрывал, но даже громко вопил о них на каждом европейском углу, — поэтому Германия (ещё с 1915 года?) охотно финансировала деятельность большевистской своры, направленную на то, чтобы подорвать обороноспособность воюющего с Германией государства, а затем вывести его из войны. Вопрос только в том, почему в государстве-наследнике до сих пор стоят многочисленные памятники вражеской агентуре, её имена до сих пор носят улицы и площади, а полуразложившийся труп главного мерзавца валяется под Кремлёвской стеной, для внешнего приличия упакованный в непробиваемый никаким здравым смыслом гроб и небольшое здание зиккуратного типа?.. Жизнь за границей была для Ленина очень тяжёлой (за бугром он страдал гораздо больше, чем потом под забором кремлёвской стены). Причиной его страданий были хронические финансовые затруднения. Раньше эксы на родине хоть какой-то доход время от времени приносили, да разные там саввы морозовы не помарксовски щедро капитальцем революцьонному делу экспроприации экспроприаторов помогали, но разразившаяся империалистическая война Ленину не по карману пришлась: деньги пришлось брать у кого попало. А попадало, между прочим, весьма немало — и далеко не от кого попало. Однако приходилось брать. Стиснув зубы от брезгливости, брать даже марками, но не чистыми, почтовыми, а грязными деньгами кайзеровской Германии,

отмывать которые приходилось через двух субчиков, Парвуса и Ганецкого. Парвуса Ленин терпеть не мог, но отсутствие денег было ещё более нетерпимым, поэтому он вставил между собой и этим ничтожным (parvus — лат. малый, маленький) человечком своего товарища Ганецкого — в качестве гигиенической прокладки, так сказать.

По словам Парвуса в брошюре «Правда глаза колет» (Стокгольм, 1918), он хотел повидаться с проезжающим [в «пломбированном» вагоне] Лениным, но тот отказался от личной встречи и, повидимому, ограничил свои свидания сношениями с «товарищами» из левого крыла шведской партии. Через «приятеля» (пожалуй, нетрудно догадаться, что этим приятелем был Ганецкий, с которым Парвус, как утверждает он в брошюре, имел лишь денежные отношения по коммерческой части) Парвус тем не менее передал Ленину, что необходимо начать «мирные переговоры». С. П. Мельгунов. Золотой немецкий ключ большевиков www.rspp.su/articles/belikovy/melgunov.html#гл7

Известный русский историк-эмигрант С. Г. Пушкарёв так пишет о финансовой подпитке большевиков воюющей с Россией Германией:

Инициатором этого крупного и сложного предприятия был наш знакомый Парвус-Гельфанд, который в марте 1915 года представил германскому правительству меморандум, заключавший подробный план организации революционного движения в различных частях Российской империи. Для осуществления плана нужны были, конечно, деньги. План был одобрен, и миллионы марок потекли в организации (и в карманы) пораженцев и сепаратистов. С марта 1915 года до декабря 1917 года Парвус играл главную посредническую роль в отношениях между немецким правительством и большевиками. Он, некогда высланный прусской полицией как «нежелательный иностранец», теперь становится особой весьма «желательной», получает немецкое гражданство (за свои «заслуги») и с немецким паспортом ездит то на Балканы, то в Швейцарию, то в Скандинавию. В Копенгагене он основал «Институт для изучения причин и последствий мировой войны», в котором «работал» ряд русских эмигрантов, «подходящих» по своему направлению. В Стокгольме он 12

поддерживал контакт с Заграничным бюро ленинского ЦК. Большевики, конечно, утверждали, что у Парвуса с Ганецким были лишь «коммерческие дела»… С. Г. Пушкарёв. ТАЙНЫЙ СОЮЗ ЛЕНИНА С ВИЛЬГЕЛЬМОМ II в 1915—1918 гг.

lenin-rus.narod.ru/01.htm

Книг и публикаций по этой теме очень много, в дебри я лезть не стал: Ещё раз о немецких деньгах

lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/f17.txt

Владимир Медяный. Виктор Агаев. СУТЬ ДЕЛА www.pseudology.org/Bank/German_money1917.htm

Аким Арутюнов. ДОСЬЕ ЛЕНИНА БЕЗ РЕТУШИ www.rus-sky.com/history/library/arutnv1.htm#_Toc491869125

Георгий Чернявский НЕМЕЦКИЕ ДЕНЬГИ ЛЕНИНА: ЛЕГЕНДЫ И ДОКУМЕНТЫ

www.vestnik.com/issues/2001/0410/koi/cherniavsky.htm

И в самом деле, у кого ещё было Ленину деньги взять? Писал он из рук вон плохо, нудно и топорно. Конан Дойль из него никудышный был. Да что там Конан Дойль! Даже на Герберта Уэллса Ленин не тянул: вместо «войны миров» у Ленина абсолютно земная война коммунизма с капитализмом постоянно выходила — с то и дело звучавшей угрозой превращения войны империалистической в войну гражданскую. Однако земную войну люди на собственной шкуре и без Ленина познали, а превращением одной войны в другую только германский Генштаб заинтриговать удалось. Не вагоны же разгружать, чтобы на кружку баварского заработать! Вот и пришлось вместо разгрузки вагонов их погрузкой заняться: всего один только раз живыми человеческими телами загрузить — своим и товарищей, а прежде всего товарок (типа Крупской да Инессы Арманд), после чего вагон для сохранности груза опломбировать потребовалось. «Пломбированный» вагон — дело, конечно, серьёзное. Поэтому, кроме Парвуса, Ганецкого, Фридриха (Фрица) 13

Платтена, Карла Радека и других прохвостов, даже сам, говорят, кайзер подключился, не говоря уж о министерстве иностранных дел Германии и её же Генеральном штабе. Историк-эмигрант С. П. Мельгунов сообщил подробности: Немецкие источники склонны «поездку Ленина превратить в «посылку» Ленина, как выразился ген. Людендорф в своих воспоминаниях: «Наше правительство, пославшее Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность. Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала». Вслед за Людендорфом более определённо высказался ген. Гофман: «Разложение, внесённое в русскую армию революцией, мы естественно стремились усилить средствами пропаганды. В тылу кому-то, поддержавшему сношения с жившими в Швейцарии в ссылке русскими, пришла в голову мысль использовать некоторых из этих русских, чтобы ещё скорее уничтожить дух русской армии и отравить её ядом». Через депутата Эрцбергера он сделал соответственное предложение мин. ин. дел… <…> Непосредственное участие Парвуса в подготовке ленинской поездки подчёркивал Керенскому и Эд. Бернштейн (статья Керенского в «Новой России» 37 г.): мысль, внушённая Парвусом копенгагенскому послу, нашла поддержку в министерстве иностранных дел у бар. фон Мальцана и у деп. Эрцбергера, стоявшего во главе военной германской пропаганды. Они убедили канцлера Бетман-Гольвега, и канцлер предложил Ставке осуществить «гениальный манёвр», предложенный Парвусом (может быть, не без участия начальника разведывательного отдела при главной квартире полк. Николаи)… Парвусу «гениальный манёвр» мог быть подсказан и самим Лениным через Ганецкого или обратно через того же Ганецкого сообщён Ленину. В конце концов, довольно безразлично, откуда исходила инициатива отдельного звена двухстороннего плана. С. П. Мельгунов. Золотой немецкий ключ большевиков, стр. 5

www.rspp.su/articles/belikovy/melgunov.html#гл7

Вся шайка в сборе. Ленин — в центре, с зонтиком. Рядом с ним — шведский социал-демократ Туре Нерман. Позади него — Крупская в широкополой шляпе с белым верхом; она разговаривает с бургомистром Стокгольма Карлом Линдхагеном. За ней — Инесса Арманд. А за Инессой — Григорий Зиновьев с сыном. Германский Генштаб «опломбированных» вроде бы даже через линию фронта переправить готов был, если Швеция откажется революцьонэров через свою территорию в Россию пропустить (интересно только, кто и как их по ту, то есть по эту, сторону фронта принимал бы?..).

Людендорф пишет, что «имперский канцлер, по совету (немецких. — С. П.) социалистов, переправил Ленина в Швецию» (т. е. по пути в Россию. — С. П.). Верховное командование армии одобрило это, а в своих воспоминаниях Людендорф прямо говорит: «Посылая Ленина в Россию (курсив мой. — С. П.), наше правительство принимало на себя особую ответственность. С военной точки зрения это предприятие было оправданно, Россию нужно было повалить». <…> Поездкой Ленина и его штаба интересовался и сам император Вильгельм. 12 апреля (н. ст.) «офицер для связи» при императорской главной квартире телефонировал в Берлин, что император предложил дать «проезжающим через Германию русским социалистам» копии официальных германских документов и речей и разной литературы, чтобы они могли информировать других в своей стране (о 15

миролюбивых намерениях германского правительства). Затем у немцев возникло опасение, что нейтральная Швеция может отказать «русским социалистам» в пропуске через свою страну; на этот случай было предусмотрено, как сообщается в той же телефонограмме из ставки, что «верховное командование армии было бы готово пропустить их в Россию через линию германского фронта» (док. № 44). Но шведы любезно пропустили ленинцев и избавили их от срама открытой «маршировки» через линию немецкого фронта… С. Г. Пушкарёв.

ТАЙНЫЙ СОЮЗ ЛЕНИНА С ВИЛЬГЕЛЬМОМ II в 1915—1918 гг.

lenin-rus.narod.ru/01.htm

Иван Билибин. О том, как немцы большевика на Россию выпускали. 1917. Вот так Ленин 3 апреля 1917 года (старого стиля, конечно: ну не успел он к своему приезду в Россию стиль поменять!) в первый раз и оказался на броневичке перед Финляндским вокзалом. Живым, речистым, многословным. Тезисами шпарил, тоже апрельскими. Мы, говорил, то, да мы, говорил, это: войну прекратим, буржуазную революцию в пролетарскую перерастим, Временному правительству 16

никакой поддержки, а только свержение, пока они свои ананасы доедают и рябчиков дожёвывают, и вообще — «Вся власть Советам!», а всю власть в Советах — нам, большевикам. Потому что только мы знаем, как социализм правильно строить, чтобы из государства всеобщую Коммуну быстренько сляпать. Второй раз Ленин оказался на броневичке перед Финляндским вокзалом девять лет спустя, но уже молчаливым «бронзы многопудьем». В третий раз Вождь Бронзово-Броневичковый оказался на привычном своём месте совсем недавно: видел по «ящику» репортаж, как апрельской ночью на Финляндский вокзал повторно вернулся основательно было продырявленный 1 апреля 2009 года (вот смеху-то в тот день было!), но заботливо залатанный «вождь мигового пголетагиата». Позор опять лёг на город Святого Петра…

Можно согласиться с мнением, что взрывать и повреждать памятники — вандализм и варварство, но гораздо более страшным преступлением является глумление над памятью 17

многих десятков миллионов жертв таких «памятников», когда они были живыми нелюдьми. Вот у «нашего всё» Всадник Медный за отдельными представителями рода человеческого по городу гоняется. За ним повсюду Всадник Медный С тяжёлым топотом скакал. А кто может поручиться, что и этот, который в бронзе и на броневичке, одной ужасной ночью с места не сорвётся и по городу не покатит, всех встречных-поперечных под себя подминая? Вы думаете, Александр Сергеевич присочинил изрядно? — а как в этот раз воображаемое реальностью обернётся?..

«МЕНЯЮ ЛЕТНИЙ ШАЛАШ НА ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ» Вслед за сидельцами «пломбированного» вагона в Россию вороньём, чующим кровавое пиршество, отовсюду стали слетаться разнокалиберные «интернационалисты», среди которых была и кучка американцев. По крайней мере двоих из них я знаю поимённо: Джон Рид и Альберт Рис Вильямс. Оба приехали в Петроград ещё летом 1917-го (один позже, другой раньше), оба — не только вместе, но и ещё с парочкой других американцев — поучаствовали в захвате Зимнего, а потом описали увиденное и услышанное каждый в своей книге (один раньше, другой позже). Джон Рид, ставший одним из основателей Компартии США, написал в 1919-м «Десять дней, которые потрясли мир» и которые понравились «вождю мигового пголетагиата» настолько, что год спустя Джон скоропостижно получил у Кремлёвской стены персональное спальное место для своего вечного сна.

«Джон Рид лежит в единственном во всём мире месте, где ему хотелось лежать, — на площади у Кремлёвской стены. Здесь над его могилой был воздвигнут памятник, отвечающий его характеру, в виде необтёсанной гранитной глыбы, на которой высечены слова: ,,Джон Рид, делегат III Интернационала, 1920’’», — написал Вильямс в биографии Рида, приложенной к «Десяти дням...».

Своё «Путешествие в революцию» Альберт Рис Вильямс писал уже в начале 1960-х, поэтому книга (у меня издание 1977 года) значительно менее ценная, — хотя в ней по крайней мере нет вранья про «штурм Зимнего», а о выстреле «Авроры» так и сказано, что он был холостым. А вот написанные в 1919-м (по горящим следам, так сказать) «Десять дней...» Джона Рида (при всём моём негативном к нему отношении) ценны ещё и тем, что главной фигурой в этих «Десяти днях...» выступает не только Ленин, но и Троцкий. Именно поэтому Сталин, которого Рид среди «вождей» не заметил, решил, что читатели больше ни одного дня не должны видеть все «Десять дней...» — книгу, выдержавшую в СССР 11 изданий всего лишь за семь лет (1923—1930). Переиздали книгу только в 1957-м (у меня издание 1958 года, но с такими же буквами цвета выгоревшей от света и 19

времени крови на титульном листе; купил я книгу двадцать лет назад по принципу: «один дурак сдал — другой взял»). Всего лишь за несколько месяцев существования Временного правительства большевики проделали тот путь к власти, какой нацистам пришлось протаптывать по Веймарской республике чёртову дюжину лет. Можно ли было предотвратить надвигавшуюся на Россию катастрофу? Вернусь в лето 1917-го: 3—5 июля (по старому стилю) большевиками была предпринята попытка вооружённого захвата власти: «июльские дни» в Петрограде.

www.agitclub.ru/hist/1917okt/july.htm

С интересом прочитал рассказ начальника контрразведки Петроградского военного округа Б. В. Никитина (командующим войсками округа был П. А. Половцов) о событиях тех дней.

12. ИЮЛЬСКОЕ ВОССТАНИЕ В тот же день, 1 июля, около 10 часов вечера, я приехал в Штаб округа. Сходя с автомобиля, я встретился на тротуаре с Половцовым и Балабиным, выходящими из Штаба. Половцов отвёл меня в сторону и в присутствии Балабина сказал: — Вот тебя-то как раз мне и надо. Положение Временного правительства отчаянное; оно спрашивает, когда ты будешь в состоянии обличить большевиков в государственной измене. Я ответил: — Данных у меня совершенно достаточно. Но я не вижу тех войск, которыми мы будем штурмовать дом Кшесинской и около тридцати боевых организаций большевиков, разбросанных по всему городу. Во всяком случае, передай Временному правительству, что если мы чегонибудь не придумаем до 7 июля, то я всё равно приступлю в этот день к арестам в самом Петрограде. Здесь же в кратких словах я доложил Половцову об отданных мною утром распоряжениях. Потом я понял, что сделал большой промах, передав эти сведения для доклада Временному правительству. Но в тот момент мне казалось совершенно необходимым, чтобы Главнокомандующий знал о столь важных решениях, тем более что они будут выполняться его именем. Я ответил непосредственно на поставленный вопрос, совершенно упуская из виду, что при новой конструкции Верховной Власти, она не могла сохранить ни одного секрета, и, по меткому выражению Савинкова, строго конфиденциальное решение становилось известным дальше «в товарищеском порядке». Тричетыре министра ежедневно исповедовались в президиуме Совета солд. и раб. депутатов, если сами не состояли в последнем. А тут уже немыслимо поставить глухую стену между меньшевиками и их старыми партийцами, засевшими в доме Кшесинской, с которыми они беседуют и которых уговаривают. Долго ли таким путём узнать все новости, даже не обращаясь к помощи специальных информаторов? <…> Теперь уже точно известно и знаменательно, что как раз на другой день, именно 2 июля, Ленин вдруг спешно стал составлять план восстания. В то же время большевики не скрывали, что для большинства из них восстание произошло неожиданно. Они пробовали объяснить, что 1-й пулемётный полк выступил «по неизвестной причине», а остальные только примкнули «стихийно». Между тем когда через неделю был арестован полковой комитет 1-го пулемётного полка, доставлявший нам так много неприятностей, то его тройка от президиума — живые фигуры из музея Ламброзо — не на шутку перепугавшись, подтвердила, что все указания получала от 22

центрального комитета партии большевиков; а на мой вопрос: «Почему так внезапно выступили?» — мне ответили, что им сказали, будто они будут скоро арестованы. Сопоставляя эти факты, у меня невольно напрашивается вывод, что немецкие наемники, прослышав, что их хотят захватить не позже 7 июля, поспешили своим выступлением опередить эту дату. Они ускорили восстание, намеченное их руководителями из Берлина. История уже отметила тот достоверный факт, что восстание явилось «неподготовленным» и началось без ведома отдельных большевиков, которые все вместе так до сих пор и не дали надлежащего объяснения этой поспешности. Однако если мой промах имел свои последствия, то в конечном результате он случайно послужил нам на пользу: большевики выступили первыми и уже тем самым восстановили против себя всё население Петрограда. День 3 июля наступил для всех нас так же неожиданно, как для многих из них. Временное правительство узнало о выступлении часа на два раньше меня: вероятно, сведение дошло до него по тому же обратному проводу. <…> Тем временем по телефону начинают поступать донесения о митингах в полках, а «наблюдатель» из Совета солд. и раб. депутатов доносит, что большевики требуют немедленной передачи власти советам, и заседание рабочей фракции по этому поводу состоится вечером. Как раз на 8 часов вечера в этот день у меня было назначено свидание на конспиративной квартире, на Моховой улице, с секретным сотрудником, иногда посещавшим дом Кшесинской. Иду к назначенному часу; узнаю, что большевики поднимают завтра вооружённое восстание. Для этого, на усиление петроградских банд, к утру будут притянуты кронштадтцы и гарнизоны из окрестностей; в том числе, конечно, солдаты сильно большевизанствующего (от франц. bolchevisant — сочувствующий большевикам. — Прим. ред.) 2го пулеметного полка из Ораниенбаума. Большевики, игнорируя Временное правительство, пойдут на Таврический дворец, разгонят ту часть депутатов, которая поддерживает Временное правительство, объявят о передаче верховной власти Советам и составят новое правительство. Около 10 часов вечера попадаю в Штаб округа. Сведения, как и следовало ожидать, поступают очень скверные. Приходится радоваться, когда узнаёшь, что тот или иной полк согласен в восстании вообще не принимать участия ни с чьей стороны и обещает завтра не выйти на улицу, как заверяют нас полки 1-й Гвардейской пехотной дивизии. Совсем обратное приходит из полков Гренадерского, Финляндского, Павловского и вообще всей 2-й гвардейской дивизии, равно как 1-го запасного и, конечно, 1-го 23

пулемётного, с которым мы давно на положении открытой войны. Эти все не только выйдут на улицу, но выступят против. Таким образом, пехоты у Главнокомандующего совсем нет. Артиллерии за ним только запасная батарея гвардейской конной в Павловске. Юнкера артиллерийских училищ уже давно сидят без лошадей и орудий, так как они у них отобраны командами солдат, состоящих при училищах. Броневики были для нас всегда недосягаемы: они официально подчинялись Совету солд. и раб. депутатов; команды их сильно распущены и выступят, конечно, против. Остается кавалерия: единственная опора Главнокомандующего — 1й Донской казачий полк, а также до известной степени 4-й Донской и два эскадрона запасного кавалерийского полка. Вообще же казаки просили их без пехоты не выводить. Таким образом, выступить Половцову в буквальном смысле не с кем. Тем временем со всех сторон подтверждаются сведения, что большевики поведут удар на Таврический дворец. Половцов решает выжидать с казаками событий, чтобы использовать их в удобном случае, когда таковой представится. Независимо от сего Совет солд. и раб. депутатов надеется притянуть на свою защиту какие-то части. Он приглашает Половцова переехать в Таврический дворец, чтобы руководить этими войсками оттуда. Воинская секция Совета состоит, мол, из выборных от гарнизона и рассчитывает на некоторое влияние, а распущенная масса номинально подчиняется Совету, отдельная комиссия которого утверждает приказы Главнокомандующего. Половцов отвечает отказом, предпочитая остаться как бы на фланге с несколькими сотнями казаков. <…> По части информации узнаю, что матросы вышли на нас из Кронштадта в 8 часов утра; идут на транспортах с двумя миноносцами. Десант общим числом 5—6 тысяч. <…> К 10 часам утра прибывает из Ораниенбаума 2-й пулемётный полк с несколькими десятками пулемётов, а к 11 часам уже появляется у нас под окнами. Разные команды, пришедшие с ним, по пути от вокзала стреляют на Невском в прохожих; шальные пули носятся по улицам; падает несколько раненых, публика в суматохе разбегается. <…> Рошаль и Раскольников высаживаются с кронштадтцами около 11 часов. С шумом, беспорядочными рядами матросы направляются к дому Кшесинской, открывая по дороге ничем не вызванную стрельбу по мирным жителям. Из дома Кшесинской к ним выходят ораторы, предлагают идти на Таврический дворец, занять его и объявить «Власть Советам» (этот факт был точно установлен при дальнейшем 24

расследовании). После полудня часть кронштадтцев занимает Петропавловскую крепость, а остальные переходят с новой пальбой к Таврическому дворцу. Пальба продолжается около часа. Встреченные на пути мужчины и женщины падают убитыми и ранеными. После кронштадтцев большевики приводят 11 000 рабочих с Путиловского завода, о выступлении которых я был предупрежден заранее по телефону. Подходят и рабочие с Выборгской стороны. Теперь уже вся площадь кругом дворца, все прилегающие улицы запружены народом. Здесь же и люди из полков 2-й Гвардейской дивизии, из которых, как можно было ожидать, более других Гренадерского полка. Тут же, очевидно, и всякого рода зеваки. <…> …мне сообщают с сияющим видом из службы связи Совета, что их оповестили только что по телефону, как по Невскому прошел целый полк в полном порядке, да ещё с музыкой и с развевающимися знамёнами. Он направлялся к Таврическому дворцу, и, по мнению членов Воинской секции, это и есть тот Измайловский полк, который идёт нас спасать. Мне же кажется совсем иначе: в Измайловском запасном полку знамен нет, а также нет и значков. Действительно, вскоре к полученным по телефону сведениям вносится поправка, что над полком развеваются не знамена, а красные флаги. Так и есть: стройно подходит не союзник, а враг — 1-й запасный полк, приведённый большевиками, и в большом порядке. Едва пробившись к дверям, три представителя полкового комитета, а с ними и прапорщик Сахаров, являются к нам «для переговоров об очищении помещения», а сами мрачно, исподлобья озираются по сторонам, высматривая, что у нас делается. На вопрос мой: «Зачем явились?» — они ответили: «Революция углубляется». Мы сомкнули ряды и выставили их на крыльцо. Сведения извне приходят одно другого хуже. Первые боевые действия открылись ещё в 12 часов ночи, в Эртелевом переулке, у типографии «Новое Время», куда приехали матросы печатать свои воззвания. Они привезли два пулемёта, поставили их по углам переулка и время от времени открывали из них бестолковый огонь, под прикрытием которого товарищи набирали воззвания. Тут были убиты: дворник, две женщины, и ранено несколько запоздалых прохожих. Уже с утра в самом городе, не говоря о том, что по улицам разъезжали броневые автомобили с пулемётами, из которых стреляли неизвестно в кого и почему, большевики поставили команды с пулемётами на некоторых перекрестках улиц, откуда фланкировали главные артерии. Такая огневая связь была, например, установлена ими по всей линии — по Литейному, Невскому и Садовой улице. Как видно, эта система перерезала весь Петроград левого берега Невы и отделяла Штаб 25

округа от Таврического дворца. <…> Уже около 9 часов вечера, по собственной инициативе, узнав об измене большевиков, прибыли первыми на защиту Таврического дворца вооружённые солдаты ближайшей к нам воинской части — гвардейского сапёрного батальона. Затем явился давно ожидаемый Измайловский полк. Члены исполнительного комитета встречали приходившие войска громкими речами. Всякий раз они начинали так: «Временное правительство имеет сведения, что Ленин продался немцам!» Таврический дворец гудел от восторга. Войска кричали «Ура!». Обещали поддерживать Верховную Власть. Солдаты всё прибывали. <…> Наконец, около 11 часов вечера, мне явились казаки, входившие в состав отряда, с которым шёл Цагурия. Мне было ясно, что восстание кончено. Я поблагодарил казаков от имени Половцова и за поздним временем отпустил конные части по домам. (Заметим, что в эмиграции некоторые руководители событий 1917 года пытаются вычеркнуть из моего точного конспекта вышеприведённые фразы советских лидеров: «Временное правительство имеет сведения, что Ленин продался немцам», так как считают их вообще для них — для марксистов — неудобными. Конечно, я особенно и твёрдо настаиваю на абсолютной точности записанных мною фраз. Все они начинались с того, что именно Временное правительство, а не кто иной, располагает сведениями, что деньги Ленина немецкие. Эти непосредственные возгласы были совершенно искренни и естественны для людей, которые вдруг убедились, что их не подымут на штыки. Тогда они ухватились за протянутое им оружие. Теперь — за дальностью лет и расстояний — страх заметно прошёл.). <…> Весть об измене большевиков вмиг облетела всех и вся до объявления в газетах. Она встряхнула население, как от разряда электричества. Петроградские солдаты перешли на нашу сторону только после того, как узнали об измене Ленина! Только после этих сведений солдаты вышли на улицу и стали на защиту Таврического дворца. После жуткого обвинения главари сразу попрятались по своим норам. <…> Б. В. Никитин. Роковые годы www.dk1868.ru/history/nikitin4.htm

Это после них, «июльских дней», Ленин отлёживался с Зиновьевым в шалаше на берегу Разлива — под видом молчаливых при виде полиции финнов-косцов (под глухонемых «косили»). Ранними утрами, когда полиции не наблюдалось, они, обнявшись после холодной ночи и глядя на розовеющую рябь озера, вполне могли петь Выткался на озере алый свет зари. На бору со звонами плачут глухари. (Ведь мог же я, шестнадцатилетний парень, стоять в октябре 1964 года в кузове колхозного грузовика для перевозки рабсилы и, вцепившись в передний борт, орать вместе с одноклассниками впервые услышанную от них песню, не зная этих слов и кто их автор. В тот год мне пришлось переехать из солнечного Азербайджана, где я ещё в сентябре собирал хлопок, в Балашов, райцентр Саратовской области, — и почти сразу партия Ленина отправила меня в составе целых классов (школьных, я имею в виду) на уборку сахарной свёклы. Почти всех поселили тогда в домах местных жителей, лишь нас, полтора десятка мальчишек из нашего класса, запихали в хлипкий дощатый сарай рядом с правлением колхоза. В сарае были сплошные, вдоль всех стен, нары. Нам объяснили, что в этом сарае в случае необходимости держат ездовых лошадей, а нары — для сена в лошадиных дозах. Вскоре начались заморозки — и мы спали не раздеваясь, прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то согреться: печкито там, естественно, не было, зато щели между досками — ладонь свободно проходила. Тогда я по наивности и доверчивости ничего ещё не понимал, — хотя Советская власть обходилась с нами хуже, чем с быдлом: лошади там ведь не мёрзли и корма достаточно получали (иначе начальники на них ездить не смогли бы). А нас не только морозили, но и кормили в основном картошкой с молоком: хлеба попросту не было. Заставили нас и под непрерывным дождём работать: сидя на мокрых грязных свекольных кучах, громадными ножами свёкле хвосты обрубать. Однажды была, правда, забавная сценка: мы уже стояли в грузовой машине плотно друг к другу (ни о каких скамейках речь конечно и идти не могла — нас же партийные ублюдки 27

лишь как рабочий скот рассматривали!), а мимо в это время прогоняли стадо коров — и тут вдруг бык забрался на одну из коров и давай любовью заниматься. Смеху было!..) Но я продолжу «р-р-романтическую» ленинскую тему. Хороша была бы отлитая в граните скульптурная группа в виде сидящих на берегу озера большевистских вождей: Ульянов (ну вылитый Ленин!), положа руку на плечо друга, старательно выводит: «...заги... глухаги»... Но вот загвоздка: Зиновьев оказался вдруг врагом («...молчать перед фактом такого неслыханного штрейкбрехерства было бы преступлением...») — и не друг, а враг — вот так!.. И спустя всего лишь десяток лет Зиновьев навсегда пропадает из Разлива: в 1988 году, предварительно реабилитировав, его восстановили в партии, но не в шалаше (говорят, что на стене огранитченного шалаша надпись имеется: На месте, где в июле и августе 1917 года в шалаше из ветвей скрывался от преследования буржуазии вождь мирового Октября и писал свою книгу «Государство и революция», — на память об этом поставили мы шалаш из гранита. Рабочие города Ленина. 1927 год). И хорошо, что не успели скульптгруппу вываять. А то пришлось бы вражью фигуру Зиновьева из-под неприкасаемой руки вождя выдёргивать — и вождиная рука нелепой дугой зависла бы в воздухе. И каково было бы вождю, узнай он, что в самый ответственный момент его жизни под рукой не оказалось друга.

…октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью… B. И. Ленин. Письмо к съезду diletant.media/articles/33914199/

P. S. от 28 сентября 2010 г.

Кстати, о Зиновьеве. В связи с «отрешением» Лужкова у меня возникли некоторые ассоциации. Сентябрьский эпизод, конечно, не являлся случайностью. 28

Во-первых, сработал девятилетний личностный цикл: золотоордынский хан московский 18 лет назад мэром стал — маятник туда-сюда качнулся и скинул Кепку с насиженного места; во-вторых, в 1926 году, тоже в год Тигра и с учётом цикла планеты Уран в 84 года, «московские» (Сталин с гопкомпанией) сняли своего противника Зиновьева с поста Председателя Исполкома Коминтерна (а сам пост во избежание дальнейшей конкуренции со Сталиным просто упразднили), «отрешили» от должности предисполкома Ленсовета и «вывели» из Политбюро (под белы ручки да на чистую воду?.. нет, в расход — спустя десять лет). То есть Лужков для Медведева типа Зиновьева оказался. Что интересно, тогда же из состава Политбюро был выведен и Троцкий. В 1927 году его исключили из партии и выслали в Алма-Ату, а в 1929-м и вовсе выставили из СССР. А что, если Путин — это Троцкий сегодня?.. *** Весной и летом 1917-го всем (ну, почти всем) политически подкованным людям было ясно, что Россия не сможет обойтись без диктатуры. Либо это будет военная диктатура — либо диктатура левых экстремистов с большим террористическим опытом. Тем более это стало очевидным после «июльских дней» — первой, неудавшейся, попытки ультралевых сил захватить власть с помощью оружия. Предотвратить захват власти большевиками вполне мог генерал Корнилов, назначенный Верховным Главнокомандующим как раз через две недели после «июльских дней». (Опыт ХХ века показал, что военные диктатуры правого толка гораздо менее кровавы по сравнению с коммунистическими, и нередко приводят к демократическому правлению страной, но коммунистические диктатуры — никогда.) Генерал Деникин, ссылаясь на книгу Бориса Савинкова «К делу Корнилова» (Париж, 1919, стр.20), пишет в своих «Очерках русской смуты»:

20 августа Керенский, по докладу Савинкова, соглашается на «объявление Петрограда и его окрестностей на военном положении и на прибытие в Петроград военного корпуса для реального осуществления этого положения, т. е. для борьбы с большевиками».

Однако А. Ф. Керенский в последний момент отказался от блока с Л. Г. Корниловым и тем самым фактически предал его. Для противодействия мятежному генералу А. Ф. Керенский обратился к левым политическим силам с призывом защиты от военной диктатуры. Для борьбы с частями Л. Г. Корнилова правительство сделало непоправимую ошибку: оно пошло на вооружение рабочих. Корниловский мятеж. 25—31 августа 1917

Большевики и сами признали, что «в Питере происходит вооружение рабочих». Мало того, они открыто заявили о взятом ими курсе на вооружённый захват власти:

...единственным выходом из создавшегося положения является организация власти на основе полного разрыва с буржуазией, переход её в руки революционных рабочих, крестьян и солдат. Циркулярное письмо Центрального Комитета РСДРП(б) местным партийным организациям о борьбе с корниловщиной. his95.narod.ru/doc02/518.htm

Генерал Корнилов, «обвинённый… г. Керенским в измене и предательстве Родины», был арестован... из протокола допроса Корнилова ЧК 2—5 сент. 1917 г. www.pokaianie.ru/forumarch/17/5834

Шкурничество Керенского предопределило судьбу страны: Керенский прекрасно понимал, что всю полноту власти придётся передать генералу Корнилову, но личные амбиции взяли верх — в итоге страна полетела в пропасть... В чём-то схожая, но зеркальная ситуация сложилась в августе 1991-го: нежелание группы мерзавцев — наследников тех, кто совершил октябрьский переворот, — расстаться с властью в считанные дни развалило страну, нанизанную на «вертикаль власти», «вертикаль», которая была изъедена к тому времени ржой полной неэффективности «социалистической» системы. 31

Нынешняя, длящаяся уже более десяти лет (речь идёт об осени 2010 года), попытка восстановления пресловутой «вертикали власти» обернулась на самом деле созданием «вертикали привластного бардака». Ведь «вертикаль власти» — это эвфемизм тоталитарной системы в любом её виде: большевистской, нацистской, иной другой фашистской системы. Поэтому «вертикаль власти» может держаться только на массовых репрессиях и внесудебных расправах, а жалкие попытки управлять с помощью, как выразился российский самодержец, «получите по башке дубиной» — всего лишь пародия на «вертикаль власти». www.kommersant.ru/doc/1495411 Это как первый парень на деревне: умеет лишь мехи у гармошки рвать да на трёх струнах балалайки тренькать, а народ его именно за это и полюбил и дирижёром громадного симфонического оркестра поставил. Вот стоит парень перед музыкантами-профессионалами, вместо дирижёрской палочки балалайку за гриф держит, любимый свой сталинский гимн разучивать заставляет, — и кто не хочет по опостылевшим нотам играть, того балалайкой как дубиной по башке, по башке… Ой, подружки, я влюбилась В гармониста за рекой. Только есть в нём явный минус — Непонятливый такой. Словно ищет в потёмках кого-то И не может никак отыскать... Ты признайся, кого тебе надо, Ты скажи гармонист молодой... Что ж ты бродишь всю ночь одиноко, Что ж ты девушкам спать не даёшь... Стремление и дальше гнуть свою линию с помощью «дубины по голове» не может не привести — и непременно приведёт — к повторению истории по Керенскому и Горбачёву. P. S. от 20 октября 2019 года.

Узурпатор очень близок к возрождению в России тоталитарной системы по смешанному нацистско-советскому 32

образцу: многосоттысячные карательные, типа энкаведешноэсэсовских, отряды путинских «гвардейцев» лихо расправляются с людьми, совершенно мирно пытающимися защитить свои конституционные права; оппозиция загнана в угол и подвергается постоянной травле, к тому же репрессируется не только уголовно (путём отправки в тюрьмы и лагеря), но и экономически; врагов преступного режима убивают всеми доступными способами — и не только внутри страны, но и за её пределами; суды превратились в судилища; геббельсоидная пропаганда беснуется на телеэкранах; не только возрождена, но и усиленно насаждается насквозь лживая сталинская мифология; режим оккупировал и аннексировал громадные территории соседнего государства, убив там многие тысячи военных и гражданских лиц; ведётся преступная война на территории Сирии, где подвергают нещадным, разрушительным бомбардировкам сириийские города, под бомбами «героических» путинских лётчиков массово гибнут мирные жители (это новый Афганистан). *** Надо признать, что Ленин слов на ветер не бросал, а последовательно и целеустремлённо осуществлял свои бредовые планы по захвату мирового господства (по осуществлению «мировой революции» то есть): и власть «в одной, отдельно взятой стране» захватил (с весьма существенной помощью товарища Троцкого, правда, но товарища ледорубленного я трогать не собираюсь, — тем более что товарищ Сталин последовательно претворял в жизнь всё то, что товарищ Троцкий предлагал ещё в первой половине 1920-х), и коммунистический свой интернационал создал, и революции в других странах принялся организовывать... Эх, помер товарищ Ленин рановато и странновато, не успел во всю ширь и глубь планеты развернуться — потому как если бы развернулся, не устояла бы планета перед его дьявольским напором и рухнула бы в ад мирового коммунизма. *** Для продолжения войны с Германией свергать Временное правительство и захватывать власть не требовалось. Но чтобы удержать захваченную власть, Ленину необходимо было 33

осуществить свою разрекламированную им ещё в 1914 году задумку о превращении войны империалистической в войну гражданскую: невозможно было удержать власть, продолжая войну с внешним врагом. Поэтому на следующий же день после контрреволюционного вооружённого переворота, совершённого, как выяснилось (выяснилось, правда, ещё тогда, в тот же день), 25 октября 1917 года, Ленин принялся ковать мир с Германией (формально, но безответно предложив и другим воющим странам соучаствовать в мирных переговорах). Следует подчеркнуть, что подписание 3 марта 1918 г. в Брест-Литовске сепаратного мирного договора с Германией (а также с её союзниками Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией) явилось нарушением соглашения между Россией, Англией и Францией от 5 сентября 1914 года, запрещавшего заключение сепаратного мира или перемирия, поэтому так называемая интервенция является выдумкой большевиков, на самом деле это была соответствующая договорённостям помощь тем силам в России, которые остались верными союзническим обязательствам. Сэр Джордж Бьюкенен, английский посол, пишет во втором томе своих мемуаров, что он получил извещение об образовании советского правительства и текст Декрета о мире только 21 ноября. Декрет передавали по радио, но прошло 13 дней, пока его вручили иностранным правительствам. Бьюкенен переслал его в Лондон, рекомендуя не отвечать на него. Вместо ответа он советовал сделать заявление в Палате общин. 23 ноября лорд Роберт Сесиль, заместитель государственного секретаря по иностранным делам, сделал следующее заявление от имени британского кабинета министров: «Действия экстремистов в Петрограде будут, конечно, прямым нарушением соглашения от 5 сентября 1914 года (о том, что союзные государства не станут вести сепаратных переговоров о мире. — Л. Ф.), и, если русский народ примет их, то поставит себя фактически вне обычного сообщества европейских наций... Признать такое правительство мы не намерены». Луис Фишер. Жизнь Ленина antology.igrunov.ru/authors/Fisher/1083858777.html

Брестский мир Ленин выбивал из соратников долго и упорно. Будучи сначала в меньшинстве, чуть ли не в полном одиночестве, он шаг за шагом продвигался к «похабному»

миру. Шаги ему охотно помогали делать немцы: как очередное немецкое наступление, так сторонников у Ленина всё больше. (Немцы России даже праздник 23 февраля за это время установить успели: празднуйте на здоровье, помните о наших победах!) Мир Ленину ещё и для того нужен был, чтобы по сделанным за предыдущие годы долгам расплатиться — вот и обязался выплатить Германии «шесть миллиардов марок — четверть в золоте сразу, остальное — до осени 1918 года». www.hrono.ru/dokum/191_dok/19180303brest.php

Зато Брест-Литовским мирным договором предусматривалось установление дипломатических отношений между Советской Россией и кайзеровской Германией — и в апреле 1918 года советский полпред Иоффе приступил к своим обязанностям, которые оказались весьма странными, потому что главной задачей советского диппредставительства была подготовка к захвату власти в Германии с помощью местных коммунистов — и 6 ноября 1918 Иоффе вместе со всем совросовским полпредством получил от немцев коленом под зад.

…возглавляемое Иоффе берлинское представительство превратилось в своеобразный штаб по подготовке пролетарской революции в Германской империи. <…> Примечательно, что под влиянием идеи «мировой революции» в тяжёлое время Гражданской войны и интервенции советское правительство нашло возможным выделить 10 миллионов (!) золотых рублей на подготовку свержения кайзеровского режима в Германии. Кайзера это, правда, уже не могло спасти: всего лишь три дня спустя, в ночь на 10 ноября, Вильгельм II был вынужден прямо из своей Ставки в Спа, не заезжая с войсками в Берлин, навсегда перебраться в Голландию: в Германии случилась Ноябрьская революция. Интересную роль в большевистско-германских делах играл ещё один соратник Ленина, Карл Радек. Редкая, надо сказать, дрянь (что для большевиков не являлось, впрочем, такой уж редкостью). Радек, сблизившись с Лениным во время Первой мировой войны, стал после Февральской революции членом 35

Заграничного представительства РСДРП(б) в Стокгольме, действовал как связной с германским Генштабом и активно поучаствовал в переправке Ленина с подельниками в Россию через Германию. В конце декабря 1918 года Радек нелегально въехал в Германию «под видом возвращавшегося на родину военнопленного, под собственной фамилией», чтобы содействовать объединению ультралевых группировок в коммунистическую партию Германии. Юрий Фельштинский. Был ли причастен К. Радек к гибели К. Либкнехта и Р. Люксембург? www.eunet.lv/library/win/HISTORY/FELSHTINSKY/RadekVoprosuIstorii.txt

29 декабря 1918 года в Берлине состоялась общегерманская конференция «спартаковцев» и левых радикалов, на следующий день переросшая в учредительный съезд Коммунистической партии Германии, ядром которой и стал выделившийся из НСДПГ «Союз Спартака» Карла Либкнехта и Розы Люксембург. «Учредительно-созидательная» деятельность продлилась до 1 января следующего года… Protokoll des Gründungsparteitages der Kommunistischen Partei

Deutschlandswww.marxists.org/deutsch/geschichte/deutsch/kpd/1918/index.htm

Новоиспечённым коммунистам не пришлось откладывать дело в долгий ящик: 4 января в Берлине начались крупные беспорядки, вызванные решением прусского правительства отправить в отставку шефа берлинской полиции (полицайпрезидента) Эмиля Эйхгорна (члена НСДПГ), которого обвинили в том, что он во время «рождественских боёв» конца декабря 1918 года поддержал революционных матросов. На следующий день беспорядки переросли в вооружённое восстание, в поддержку которого выступили руководители КПГ Карл Либкнехт и Вильгельм Пик: целью их партии было установлении в Германии «Республики Советов» большевистского типа.

Der Januaraufstand 1919 www.dhm.de/lemo/kapitel/weimarer-republik/revolution/januaraufstand

После подавления так называемого Январского восстания и последующей внесудебной расправы с наиболее одиозными руководителями КПГ Карл Радек, который «мог легко разделить участь Карла Либкнехта и Розы Люксембург», был в феврале 1919-го арестован («…когда же с 5 по 12 января 1919 г. в Берлине происходили беспорядки и вооружённые выступления, сразу же был заподозрен Радек»), но не расстрелян, а посажен в тюрьму Моабит. Ю. Фельштинский. Ещё раз о немецких деньгах lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/f17.txt_Piece100.04

В тюрьме Радека если и пытали, то лишь тем, что создали ему комфортные условия содержания: у власти в Германии сохранилось много персон, имевших с Радеком дело ещё во время войны и желавших продолжить подкреплённое Брестским миром взаимовыгодное сотрудничество между Германией и Советской Россией. Судя по всему, эти персоны и беседовали с «моабитским сидельцем», навещая его тюремный «салон». Мало того, Радеку дали возможность писать «большое число брошюр», публикуя их «при 37

содействии своих друзей из КПГ», — и тем самым продолжить подрывную деятельность против Германии. В итоге всего лишь десять месяцев спустя Радек был выпущен из тюрьмы под домашний арест, а в середине января 1920 года выслан из Германии и вернулся в Советскую Россию в качестве набравшегося определённого опыта «эксперта по германским делам».

«ИНТЕРНАЦИОНАЛИСТЫ» А в России тем временем «Ильич», осуществив свою четырёххлетней давности задумку по «превращению империалистской войны в гражданскую» и похабством Брестского мира развязав себе руки, основной упор для удержания власти сделал на безмерную кучу разнокалиберных «интернационалистов». Про латышей, эстонцев и финнов, венгров и чехов, — и что они в предвоенные десятилетия творили, — писалось довольно много, но вот о китайцах я знал мало.

Самые страшные карательные задачи — массовые расстрелы — поручались частям особого назначения (ЧОН) из иностранцев — китайцев, финнов, венгров, латышей. Не зря латышских стрелков, например, прозвали «повивальными бабками революции». …без них большевики не победили бы. Революция 1917 года и Гражданская война в России archive.svoboda.org/programs/cicles/civilwar/civilwar.19980617.asp

Первого своего книжного китайца я встретил в повести Всеволода Иванова «Бронепоезд 14-69» ещё с полвека назад. Хоть действие происходило на Дальнем Востоке, мне, мальчишке, было непонятно, откуда среди красных партизан китаец взялся: война-то гражданской была. Последний раз китаец попался мне в прошедшем апреле, когда, находясь в больнице, я прочитал «Китайскую историю» 38

Михаила Булгакова (в его «Зойкиной квартире» всё-таки другие китайцы, уже нэповских времён). Чуть не забыл о «Красных дьяволятах» Павла Бляхина: у него среди «дьяволят» тоже ведь китаец есть.

Ю-ю давно уже находился в армии Будённого, исполняя различные поручения штаба полка, а иногда бывая и в разведке. До прихода в армию он работал в китайской прачечной в Москве, потом был акробатом в цирке и даже уличным фокусником при старом шарманщике. Гражданская война пробудила в нём страстное желание покинуть свою неблагодарную работу и броситься в огонь кровавых событий. Он смутно понимал, что борьба русских крестьян и рабочих за Советскую власть есть дело всех угнетённых, и стихийно потянулся к красным, под знамёна свободы и революции. dom-knig.com/read_448252-6

Но китайцу крепко не повезло. Как только по повести Павла Бляхина стали снимать кино, китаец исчез. Никакой мистики: просто нужных китайцев не нашлось. Сначала он исчез у грузинского режиссёра Ивана Перестиани в немом фильме 1923 года (его как-то показывали по телевизору, но, помоему, уже озвученным). www.youtube.com/watch?v=xkDpK3tYl5k

Заминка вышла с исполнителем роли китайчонка — такого в Тбилиси, да и во всём Закавказье отыскать так и не удалось. Тогда Есиковский предложил заменить его негритёнком и привел в съёмочную группу бывшего сенегальского стрелка, солдата французской армии, оставшегося в России после ухода войск Антанты, а ныне боксёра Кадар Бен-Салима. Фёдор Раззаков. «Великолепная семёрка», или Вестерн по-советски www.bookol.ru/dokumentalnaya_literatura_main/biografii_i_memuaryi/45513.htm

Почему тогда хоть какого-нибудь завалящего китайца в Закавказье сыскать не удалось, вроде бы понятно: китайцы ведь в основном в России и Украине зверствовали, а после Гражданской войны либо продолжали бывших граждан Российской империи в совдеповцев обращать, либо в прачечные Булгакова подались, либо на родину вернулись. Сорок с лишним лет спустя в «Неуловимых мстителях» китайца на цыгана заменили: потенциального китайца колорит подвёл.

Самым «неуловимым» должен был быть китаец. Кеосаян полностью переделал сценарий, сделанный по повести Павла Бляхина «Красные дьяволята». Вместо Яшки-цыгана в первоначальной версии был китаец. «Кеосаян поморщился: зачем нам нужен этот китаец, и сказал, что пусть будет цыган — это, мол, колорит, это песни и танцы. С цыганом-то мы и намучились больше всех»,— вспоминает Добронравов. Советская цензура не пропустила «эротику» в «Неуловимых мстителях»

ria.ru/20090329/166329480.html

Так что бляхинский китаец остался только в книге. Но это всё были единичные случаи и одиночные китайцы. Порывшись этим летом в Интернете, пришёл в ужас от прочитанного о китайцах: я и не подозревал, что их было столь много и они отличались крайней жестокостью!..

Главным резервом, из которого в годы революции черпались кадры китайских красноармейцев, был стотысячный контингент китайских рабочих, завербованных и привезённых в Россию (главным образом в европейскую часть страны и на Урал) во время первой мировой войны. В условиях разрухи и гражданской войны они оказались в ловушке, лишившись и работы, и возможности вернуться на родину. Большевики, развернув агитацию среди китайцев, предложили им бороться за победу мировой революции. По подсчетам специалистов, ряды Красной армии и красных партизан пополнили 30—40 тысяч китайских рабочих. Китайские дипломаты в годы гражданской войны называли цифру в 60—70 тысяч. Китайцы воевали на всех фронтах. Из них создавались отряды, роты, батальоны и даже полки. <…> Китайские солдаты, отличаясь особой преданностью советской власти, несли охрану Смольного и Кремля, служили в органах безопасности и разного рода охранных частях. В составе частей латышских стрелков — отборной гвардии, охранявшей Кремль, — был и китайский отряд. <…> После гражданской войны многие китайцы остались служить в армии, в органах безопасности, в разного рода войсках внутренней охраны. Александр Ларин. Красноармейцы из Поднебесной www.vif2ne.org/nvz/forum/arhprint/98386

DRANG NACH WESTEN Попутно с уничтожением своего (впрочем, не всегда своего и не совсем своего) народа, большевикам пришлось, говоря их языком, безотлагательно разбираться с выродком империалистической Версальской системы — реакционной буржуазной Польшей, подпавшей под неограниченную власть Юзефа Пилсудского. Дело в том, что Польша решила помешать большевикам советизировать Украину, Белоруссию и Литву, куда вслед за уводившими свои войска немцами устремилась Красная Армия. Совести у поляков не было никакой: здесь с белыми бы поскорее разобраться, да с бывшими союзниками кровавого царского и временноправительственного режима, которые интервенцию затеяли, да со всякими там «зелёными», — не до поляков, казалось бы. Пришлось весной и летом 1920 года вломить полякам по всем фронтам и гнать их аж до самой Варшавы. Пока Тухачевский развивал наступление своего Западного фронта, большевики на захваченной у Польши территории успели сляпать Временный революционный комитет Польши, руководимый, естественно, мастером на все свои кровавые руки Дзержинским. Что намеревался сотворить Дзержинский с Польшей, и без объяснений понятно. В предыдущем, 1919-м, году Красная Армия в силу чрезвычайной занятости не смогла помочь Венгерской советской республике — и её создатель Бела Кун был вынужден вернуться в Советскую Россию, чтобы снова заняться кровавыми палаческими делами, так и не закончив у себя на родине образцовую большевистскую национализацию и экспроприацию вкупе с красным террором против недовольных. С панской Польшей такой промах был недопустим. Захват Польши был для большевиков лишь началом «большого пути» на запад. Михаил Тухачевский в своём наступательном приказе № 1423 от 2 июля 1920 года высказался об этом весьма высокопарно:

Бойцы рабочей революции. Устремите свои взоры на запад. На западе решаются судьбы мировой революции. Через труп белой Польши лежит путь к мировому пожару. На штыках понесём счастье и мир трудящемуся человечеству. На Запад! К решительным битвам, к громозвучным победам! Стройтесь в боевые колонны! Пробил час наступления. На Вильну, Минск, Варшаву — марш!

ПОЛЬСКО—БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ВОЙНА 1919—1920

www.polskifilm.ru/sovetsko-polskaya.html

Немного погодя к «миротворческому» призыву будущего маршала присоединился его шеф — Председатель Р-рреввоенсовета Р-р-республики: ПРИКАЗ Председателя Революционного Военного Совета Республики 14 августа 1920 г., N 233, гор. Москва <…> Сейчас, как и в первый день войны, мы хотим мира. Но именно для этого нам необходимо отучить правительство польских банкротов играть с нами в прятки. Красные войска, вперёд! Герои, на Варшаву! Да здравствует победа! Да здравствует независимая и братская Польша! Да здравствует рабоче-крестьянская Красная Армия! «Правда» № 180,15 августа 1920 г. Л. Троцкий. ГЕРОИ, НА ВАРШАВУ! www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl798.htm

И герои с песней ринулись вперёд. И в битве упоительной Лавиною стремительной: Даешь Варшаву! Дай Берлин! Уж врезались мы в Крым! МАРШ БУДЁННОГО

Но Будённого с его маршем и далеко не бабелевской конармией было уже поздно перебрасывать на Западный фронт: поляки ни с того ни с сего собираются с силами и под Варшавой наносят войскам Тухачевского сокрушительное, позорное поражение, без преувеличения спасшее Европу от большевистского нашествия. Всю подоплёку событий и намерений выболтал уже после поражения под Варшавой лично «вождь мигового пголетагиата» в своём «политическом отчёте» на IX конференции РКП(б) в конце сентября 1920 года. Чтение этого саморазоблачительного материала настолько увлекло меня, что я не смог отказать себе в удовольствии привести оттуда наиболее интересные пассажи: <…> Мы решили использовать наши военные силы, чтобы помочь советизации Польши. <…> …между собой мы говорили, что мы должны штыками пощупать — не созрела ли социальная революция пролетариата в Польше? <…> <…> …сейчас мы оказались потерпевшими громадное поражение. <…> Насколько нам удалось прощупать штыком готовность Польши к социальной революции? Мы должны сказать, что эта готовность мала. <…> …прощупать готовность Польши [к] социалистической революции удалось чрезвычайно мало. <…> Нам не удалось прощупать развития и подготовления к социалистической революции пролетариата в Варшаве. Наше приближение доказало, что Польша нас победить не может, а мы очень недалеки от этого. <…> …Польша, как буфер между Россией и Германией, Польша, как последнее государство, останется всецело в руках международного империализма против России. Она является опорой всего Версальского договора. <…> Польша — такой могущественный элемент в этом Версальском мире, что, вырывая этот элемент, мы ломали весь Версальский мир. Мы ставили задачей занятие Варшавы. Задача изменилась. И оказалось, что решается не судьба Варшавы, а судьба Версальского договора. <…> Приближение наших войск к границам восточной Пруссии, которая отделена коридором Польши, выходящим дальше на Данциг, указывало, что Германия вся закипела. Стали доходить известия, что десятки и сотни тысяч немецких коммунистов переходят наши 44

границы. Полетели телеграммы [об образовании] немецких коммунистических полков. Приходилось принимать решения помочь не публиковать [эти известия] и продолжать заявлять, что мы ведём войну [с Польшей]. <…> В Германии коммунисты остались со своими лозунгами. Когда немецкие левые договорились до такой нелепости, что не нужно гражданской войны, а напротив, нужна общенародная война против Франции, — это была неслыханная глупость. Так ставить вопрос, — это граничило с изменой. Без гражданской войны советскую власть в Германии не получишь. <…> <…>…в международном отношении другой силы для Германии, кроме как Советская Россия, нет. <…> Нас на фронте отбросили так, что мы отлетели настолько, что бои идут под Гродно… <…> …мы потерпели огромное поражение, колоссальная армия в 100 000 или в плену, или в Германии. Одним словом, — гигантское, неслыханное поражение. Что же это значит? Это значит, что, несомненно, была допущена ошибка. Ведь мы имели на руках победу, и мы её упустили. Значит — была ошибка. <…> <…> Ошибка — либо в политике, либо в стратегии, либо там и тут. <…> <…> Последствия не так страшны. Последствия военные не означают последствий [для] Коммунистического Интернационала. Под шумок войны Коминтерн выковал оружие и отточил его так, что господа империалисты его не сломают. Развитие всех партий идет пока по-нашему, так как предписано Коминтерном. <…> Мы не в состоянии были одержать решающей военной победы, которая разбила бы Версальский мир. Мы имели бы перед собой разорванный Версальский договор всемирного торжествующего империализма, но мы этого сделать оказались не в силах. Основная политика наша осталась та же. Мы пользуемся всякой возможностью перейти от обороны к наступлению. Мы уже надорвали Версальский договор и дорвём его при первом удобном случае. Сейчас же для избежания зимней кампании надо идти на уступки. <…> Мы стремимся помочь России осуществить коммунистический строй, но часто русскими силами обойтись не можем. Мы говорим, что революция может быть создана только усилиями передовых рабочих передовых стран. На этот счёт не было никогда тени сомнения ни одного сознательного коммуниста. <…> Нам при международном положении придётся ограничиться оборонительной позицией по отношению к Антанте, но, несмотря на полную неудачу первого случая, нашего первого поражения, мы ещё 45

раз и ещё раз перейдём от оборонительной политики к наступательной, пока мы всех не разобьём до конца. Из стенограмма выступления Ленина с политическим отчётом ЦК РКП(б) на IX конференции РКП(б) 20.09.1920 www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/72236

В самый последний день октября 1939 года товарищ Молотов после совместного с Германией «исправления» допущенной в 1920 году ошибки поддакнул товарищу Ленину: …надо указать на такой факт, как военный разгром Польши и распад Польского государства. Правящие круги Польши не мало кичились «прочностью» своего государства и «мощью» своей армии. Однако оказалось достаточным короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счёт угнетения непольских национальностей. «Традиционная политика» беспринципного лавирования и игры между Германией и СССР оказалась несостоятельной и полностью обанкротилась. Доклад Молотова о внешней политике Правительства 31 октября 1939 г. doc20vek.ru/node/1397

А высокопоставленный сотрудник НКВД Александр Орлов, сбежавший от палачей Сталина летом 1938 года чуть ли не с поля боя в Испании, утверждал (правда, уже в 1953 году): …в 1919 году Радек предостерегал Ленина от похода на Польшу и предсказывал, что в случае нападения советской России весь польский народ, не исключая и рабочих, поднимется на защиту своего отечества и Красная армия потерпит поражение. Предсказание Радека оказалось верным, и Ленин позднее сам признавал, что Политбюро допустило грубую ошибку, не прислушавшись к блестящему анализу ситуации, данному Радеком. Александр Орлов. Тайная история сталинских преступлений trst.narod.ru/orlov/xvii.htm

Один из участников тех событий, сотрудник Разведупра РККА Вальтер Кривицкий, вспоминал два десятка лет спустя: <…> Я начал работать в Коминтерне в 1920 году, во время войны с белополяками. Меня направили в органы советской военной разведки Западного фронта, штаб которой находился в Смоленске. По мере продвижения армии Тухачевского по пути к Варшаве задачей нашего отдела было устраивать диверсии, саботаж на транспорте при погрузке вооружения, вести пропаганду в польской армии для подрыва её морального духа, снабжать руководство Красной Армии военной и политической информацией. <…> <…> Во время советско-польской войны Польская коммунистическая партия работала рука об руку с нашими службами, и мы готовили её для сотрудничества с Красной Армией. Польская компартия подчинялась всем приказам наступающей армии Тухачевского. Члены Польской компартии помогали нам, организуя саботаж, диверсии, мешали транспортировке военного снаряжения из Франции. Мы организовали забастовку в Данциге, чтобы не допустить поставку французского оружия для польской армии. Я ездил в Варшаву, Краков, Лемберг, в немецкую и чешскую Силезию и в Вену, организуя забастовки, чтобы не допустить разгрузки оружия. <…> <…> Русско-польская война была одной из серьёзнейших попыток, предпринятых Москвой, установить большевистские порядки в Западной Европе на остриях штыков. Она потерпела крах, несмотря на наши усилия, военные и политические, несмотря на победы Красной Армии и на то, что на нас работала польская секция Коминтерна вместе с нашими пропагандистами и разведчиками по ту сторону польской границы. В конечном счёте измотанная Красная Армия была вынуждена отступить. Пилсудский стал хозяином Польши. Лопнула надежда Ленина протянуть руку трудящимся Германии через Польшу и помочь им распространить революцию до берегов Рейна. Мысль ускорить большевистскую революцию посредством военного вторжения родилась ещё раньше, в 1919 году, во время недолгого существования Венгерской и Баварской республик. Отряды Красной гвардии стояли тогда почти в сотне километров от границы с Венгрией. Но большевики были ещё слишком слабы; к тому же они были заняты войной с белыми. <…>

Вальтер Кривицкий. Я был агентом Сталина scepsis.net/library/print/id_565.html

ГЕРМАНИЯ И КОМИНТЕРН К началу 1921 года, когда между Россией и Польшей был подписан договор в Риге, большевики, в особенности сам Ленин, осознали, что революция в Западной Европе была трудной задачей будущего. Рассеялись надежды на быстрый успех в международном масштабе, на который рассчитывали на Первом и Втором конгрессах Коминтерна, когда его председатель Зиновьев заявил, что в течение одного года вся Европа станет коммунистической. Однако и после 1921 года, и уже в 1927 году Москва пыталась организовать ряд революционных восстаний и путчей. Вальтер Кривицкий. Я был агентом Сталина scepsis.net/library/print/id_565.html

Говоря о 1921 годе, Вальтер Кривицкий прежде всего имел в виду так называемое Восстание в Средней Германии в марте 1921 года. Очень интересно взглянуть на ситуацию тогдашними глазами русского эмигранта в Берлине. Cajus. Политиканствующий бандитизм Германия переживает очередной «путч». Небольшие Центры промышленности центральной Германии захватываются бандами вооружённых людей; производятся «выемки» в местных банках, берут заложников с требованием выкупа, взрываются по по «стратегическим» соображениям железнодорожные мосты и небольшие здания с более секретным назначением. Делают это люди, выступающие под знаменем коммунизма. И всё это вместе должно означать новую революцию, должно иметь своей целью окончательное переустройство Германии, её политического, социального и экономического уклада. Движение это обречено на явный неуспех. Это видно уже из того, что круги, сочувствующие ему и ещё две недели тому назад пропагандировавшие его, — как в один голос галдят: «Провокация!» А 48

ведь известно, что немедленно всплывает «провокационная теория», как только оказывается, что попытка затеяна негодными средствами или же направлена по адресу негодного объекта. Причем вопрос о негодности субъекта может быть оставлен в стороне. Утверждают, — и это делают уже не провокаторы, а серьёзные социалисты, — что последним событиям не совсем чужда Москва. Следствие о набегах «коммунистов» в Германии не только ещё не закончено, но даже и не начато. Поэтому нельзя оперировать с этим обвинением как с достоверным фактом. Можно и даже должно, однако, разобраться в том, насколько такое обвинение правдоподобно, насколько восстания этого рода укладываются в схему международной тактики Кремля. Насколько, наконец, восстания такого рода составляют один из программных пунктов русского боевого большевизма. И, говоря о германских террористических актах «коммунистов», возглавляемых деятелями вроде Гельца, позволительно поставить себе вопрос «cui bono?». В Москве в настоящие дни происходит международное коммунистическое совещание, на котором делегат германских коммунистов, Гейер, определённо заявил, что «пролетариат Германии накануне решительного выступления в пользу всемирной революции». Интересно не столько содержание этого заявления, сколько звучащий в нём тон извинения, что германский коммунизм, вопреки ожиданиям и приказаниям Москвы, ещё не удосужился окончательно организовать этого выступления. Это тем более печально для русских большевиков, что, несмотря на ряд внешне блестящих политических побед, одержанных ими на внутренних военных и на дипломатических фронтах, им грозит жесточайшее поражение на фронте экономическом. Поражение это не может быть избегнуто, а заключением формальных торговых договоров с Англией и Германией лишь отсрочено. Практическое осуществление этих договоров, и прежде всего выполнение в течение ближайших трёх лет тех заказов, которые даны советским правительством в Германии, должно служить в первую очередь целям восстановления транспорта. Но и в случае всемерного и своевременного выполнения этих заказов, паровозный инвентарь России через три года в лучшем случае сравняется с инвентарем 1919 года. Подлежит большому сомнению, удержатся ли советские власти три года на экономическом фронте, все более и более приспосабливаемом ими для обороны. Для характеристики и оценки этого фронта весьма ценны показания самих большевиков. Среди последних официальный отказ советских властей от коммунистических опытов в деревне и от нормирования цен на сельскохозяйственные продукты занимает первенствующее место. Это означает, прежде всего, восстановление частной торговли, капитуляцию перед «буржуазными инстинктами» огромнейшего 49

большинства русского народа, точно так же, как раздача «концессий» означает собою признание силы международного капитализма. Но рядом с этим интересным признанием имеется ещё другое. В официальных сферах советских экономических органов мы находим подтверждение факта, на который всегда указывали независимые русские и иностранные экономисты. Советское правительство в области народного хозяйства вообще, а международного товарообмена в частности, оперирует почти исключительно запасами добольшевистских дней. Захватывая всё новые и новые области, Кремль получает всё новые и новые запасы, немедленно поступающие в распоряжение центра. Не заключается ли в этом стимул для новых войн, не положено ли в основу пропаганды всемирной революции сознание, что кое-где в странах, не осчастливленных большевизмом, имеются ещё такие запасы? Не находится ли, наконец, движение в Германии, одним боком соприкасающееся с революцией, другим — с бандитизмом в, скажем, хотя бы отдалённой связи с этим сознанием? Все это вопросы, на которые Москва в состоянии ответить немедленно и которые будут разъяснены уже начавшимся следствием германских судов. «Время» от 4 апреля [1921года]. Подпись: Cajus Cajus. Политиканствующий бандитизм evartist.narod.ru/text/44.htm#з_11

У Льва Троцкого была, естественно, противоположная точка зрения на причины кровавых событий: Мартовское восстание 1921 г. в Германии имело своими причинами дезорганизацию и общее ухудшение хозяйственного положения Германии, выразившееся в колоссальном падении курса марки и грозившее полным обнищанием германскому рабочему классу. Уже с середины 1920 г., в связи с общим оживлением рабочего движения и успешными действиями советских войск против Польши, наблюдается и в Германии заметный подъём рабочего движения и усиление влияния компартии. Буржуазия, учитывая этот рост революционных настроений, стремится спровоцировать восстание и утопить его в крови рабочих. С этой целью правительственный комиссар в Руре, социал-демократ Герзинг, опубликовывает в марте 1921 г. приказ о разоружении рабочих. Возмущённые приказом, передовые рабочие поднимают восстание, во главе которого становится компартия. Мартовское восстание 1921 г., продолжавшееся всего два дня, было подавлено, несмотря на героизм восставших рабочих, ибо большинство рабочего класса не было достаточно 50

подготовлено и не шло ещё за компартией. Уроки мартовского восстания были учтены Коминтерном, и на III Конгрессе была выработана на основе опыта восстания 1921 г. тактика единого фронта, как метода завоевания широких масс рабочего класса. Л. Троцкий. МАРТОВСКОЕ РЕВОЛЮЦИОННОЕ ДВИЖЕНИЕ В ГЕРМАНИИ

www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl525.htm

В «ЧЁРНОЙ КНИГЕ КОММУНИЗМА», вышедшей сравнительно недавно, тоже упоминается «Мартовское наступление». Во время Третьего конгресса [Коминтерна], который собрал в Москве в июне 1921 года многочисленные уже сформированные коммунистические партии, директивы были сформулированы ещё более четко. В «Тезисах о тактике» указывалось: «Коммунистическая партия должна словом и делом прививать самым широким слоям пролетариата идею, что любой экономический или политический конфликт может при благоприятном стечении обстоятельств 51

перерасти в гражданскую войну, во время которой задачей именно пролетариата станет захват политической власти». Также и «Тезисы о структуре, методах и деятельности коммунистических партий» подробно разъясняли вопросы об «открытом революционном восстании» и о «боевых организациях», которые каждая коммунистическая партия должна была нелегально подготовить. Тезисы уточняли, что подобная подготовительная работа необходима именно потому, что «в такой момент не может ещё идти речи о формировании регулярной армии». От теории до практики — один шаг, который и был сделан в марте 1921 года в Германии, где Коминтерн планировал развернуть широкую революционную деятельность под руководством… Бела Куна, избранного к тому времени членом президиума Исполнительного комитета Коминтерна. «Мартовское наступление» в Саксонии, предпринятое в тот момент, когда большевики подавили Кронштадтское восстание, потерпело поражение, несмотря на применение весьма действенных средств (в частности, был взорван скорый поезд «Галле — Лейпциг»). Этот провал привёл к первой «чистке» в рядах Коминтерна. ЧЁРНАЯ КНИГА КОММУНИЗМА

yakov.works/libr_min/24_ch/er/naya_kn_04.htm

Обжёгшись на Германии в марте 1921-го, большевики не то что на воду — и в ус дуть не думали: всего лишь пару с небольшим лет спустя снова решили прибрать к рукам власть в Германии, но сделать это более основательно. Руководству КПГ оставалось только взять под козырёк и беспрекословно исполнять принятое в Москве решение. Известный историк-германист Лев Безыменский пишет в своей книге «Гитлер и Сталин перед схваткой»: 10 октября 1923 года берлинская газета «Роте Фане» — орган Германской коммунистической партии — вышла с необычным текстом. Он был напечатан не на немецком, а на русском языке, причем не был набран типографским текстом, а написан от руки. Почерк был отчётливый, но незнакомый. Подпись также мало говорила немецкому читателю, даже если он и принадлежал к издававшей газету партии. Текст (переведённый рядом на немецкий) гласил: «Грядущая революция в Германии является самым важным 52

мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин. «Роте Фане» может поздравить себя с серьёзным успехом, ибо он оказался надёжным маяком, освещающим германскому пролетариату путь к победе и помогает ему стать вновь вождем пролетариата Европы. От всей души желаю «Роте Фане» новых решающих успехов в грядущих битвах за власть пролетариата, за целость и независимость рождающейся трудовой Германии. Подпись: И. Сталин». Безыменский Л. А. Гитлер и Сталин перед схваткой. militera.lib.ru/research/bezymensky3/02.html

Самым серьёзным из всех событий того года в Германии было кровавое Гамбургское восстание (23—25 октября) под руководством Эрнста Тельмана, которое было, однако, подавлено три дня спустя. Восстание стоило жизни 17 полицейским, 24 участникам восстания и 61 непричастному обывателю. Der Aufstand hatte 17 Polizisten, 24 Aufständischen und 61 unbeteiligten Zivilisten das Leben gekostet. Deutscher Oktober www.nikolaus-brauns.de/Deutscher_Oktober.htm

Bundesarchiv_Bild_102-00191,_Sachsen,_Vorgehen_der_Reichswehr_gegen_Kommunisten

Вину за свой провал верхушка большевиков и главари Коминтерна переложили на правых в руководстве КПГ, обвинив их в нерешительности. В 1925 году пост Председателя КПГ занял твердолобый сталинист Эрнст Тельман, за год до того ставший одним из руководящих членов Исполкома Коминтерна. К тому же Тельман возглавлял созданную КПГ в 1924 году боевую организацию партии, аналогичную нацистским «штурмовым отрядам», — Союз красных фронтовиков, известный больше как Рот Фронт (давший затем название знаменитой кондитерской фабрике: красный боевик в шоколаде, так сказать). В его лице Сталин получил в Германии надёжного союзника в непримиримой и яростной борьбе с «социалфашистами» (социал-демократами то есть), чем существенно помог своему будущему товарищу Гитлеру взобраться на пост канцлера Веймарской республики. В начале 1931 года Август Тальгеймер, бывший в 1923 году главным редактором газеты «Роте Фане» и сопредседателем

КПГ (наряду с Генрихом Брандлером), дал свой анализ причин поражения «германского Октября»: Характерным для плана действий было то, что он не проектировался на основе уже существующих фактов, но был спроектирован за недели и месяцы заранее на основе гипотезы о событиях, которые должны или могли бы произойти в Германии в течение четырёх—восьми недель. <…> План действий на октябрь 1923 года базировался не на… фактах, а на гипотезе, что события в Германии, начиная с августа, возьмут тот же самый курс, как это было в России с августа по октябрь… <…> Схему Октября 1917 года перенесли на Германию без сопутствующих фактов — чисто гипотетически! <…> Я полагаю, что первый и самый важный урок должен быть тот, что революционные планы действия не могут быть составлены на расстоянии примерно в 2 000 километров в расчёте на события, которые, возможно, произойдут восемь-десять недель спустя, но могут быть сделаны только теми, кто фактически находится на поле битвы, кто может следить за событиями своими собственными глазами. <…> Самая серьёзная и самая фатальная ошибка в 1923 году состояла в том, что партия и её руководство были не в состоянии настоять на своём независимом и критическом суждении. Август Тальгеймер. 1923: упущенная возможность? revintern.blogspot.com/2013/10/1923-2.html

Захват власти коммунистами в Германии должен был состояться 9 ноября 1923 года, через пять лет после завершившего Ноябрьскую революцию переезда Вильгельма II в Голландию, — что было очевидной глупостью (я имею в виду не переезд кайзера, а назначенный руководством ВКП(б) и Коминтерна коммунистический путч): кто же такие ответственные дела на юбилейные даты или полукруглые годовщины назначает?.. Осенью 1923 года это была не только идея. 20 октября военная комиссия ЦК разработала план мобилизации Красной Армии — на случай вооружённой помощи германскому пролетариату (до 2,5 миллиона человек) и создания для этой цели 20 новых дивизий. Специально отбирались люди, знающие немецкий (со времен плена у немцев в Первую мировую). А 4 октября 1923 года ПБ приняло 57

лапидарное решение: «Пункт 3. Согласиться с комиссией в вопросе о назначении срока — 9 ноября с. г.» Это был назначенный в Москве срок германской революции. Лев Безыменский. Гитлер и Сталин перед схваткой militera.lib.ru/research/bezymensky3/02.html

Владимир Пятницкий в своей книге «Заговор против Сталина» дополняет картину: Председатель Реввоенсовета Лев Троцкий был введён в состав русской делегации в ИККИ. Он отдал приказ территориальным частям Красной Армии выдвигаться к западным границам СССР. На нелегальную работу в Германию были направлены выпускники и слушатели старшего курса спецфакультета Военной академии РККА. Они закладывали базы с оружием и выступали в качестве инструкторов в формируемых боевых отрядах КПГ. Оперативный отдел Реввоенсовета Республики составил даже календарный план проведения германской революции, то есть серии вооружённых восстаний в городах и регионах Германии. По замыслу его составителей, заключительный этап должен был быть приурочен к выступлению в Берлине 7 ноября 1923 года, в день шестой годовщины Октябрьской революции в России. Территориальные части Красной Армии, прежде всего конные корпуса, начали выдвигаться к западным границам СССР, для того чтобы по первому приказу двинуться на помощь германскому пролетариату и начать поход в Западную Европу. Пятницкий В. И. Заговор против Сталина. — М.: Современник, 1998 yuhrnikke.livejournal.com/56579.html

Что было бы, если бы 8—9 ноября «конкурент» не устроил в Мюнхене «пивной путч», так и осталось неизвестным. Но следом обе партии — близнецы-братья — были в Германии запрещены. К сожалению, не навсегда, а совсем ненадолго.

ИНТЕРНАЦИОНАЛ ШПИОНОВ И ДИВЕРСАНТОВ Наш лозунг — Всемирный Советский Союз!

из гимна Коминтерна

Kominternlied Text: Franz Jahnke/Maxim Vallentin Musik: Hanns Eisler Verlasst die Maschinen! heraus, ihr Proleten! Marschieren, marschieren! Zum Sturm angetreten! Die Fahnen entrollt! Die Gewehre gefällt! Zum Sturmschritt! Marsch, marsch! Wir erobern die Welt! Wir erobern die Welt! Wir erobern die Welt! Wir haben die Besten zu Grabe getragen, Zerfetzt und zerschossen und blutig geschlagen. Von Mördern umstellt und ins Zuchthaus gesteckt, Uns hat nicht das Wüten der Weßen geschreckt! Die neuen Kämpfer, heran, ihr Genossen! Die Fäuste geballt und die Reihen geschlossen. Marschieren, marschieren! Zum neuen Gefecht! Wir stehen als Sturmtrupp für kommendes Recht! In Russland, da siegten die Arbeiterwaffen! Sie haben's geschafft — und wir werden es schaffen! Herbei, ihr Soldaten der Revolution! Zum Sturm! Die Parole heißt: Sowjetunion! Zum Sturm! Die Parole: Welt-Sowjetunion! 1929

Гимн Коминтерна Музыка: Г. Эйслер Слова: И. Френкель Заводы, вставайте! Шеренги смыкайте! На битву шагайте, шагайте, шагайте! Проверьте прицел, заряжайте ружьё! На бой, пролетарий, за дело своё! На бой, пролетарий, за дело своё! Товарищи в тюрьмах, в застенках холодных, Вы с нами, вы с нами, хоть нет вас в колоннах, Не страшен нам белый фашистский террор, Все страны охватит восстанья костёр! Все страны охватит восстанья костёр! На зов Коминтерна стальными рядами Под знамя Советов, под красное знамя. Мы красного фронта отряд боевой И мы не отступим с пути своего! И мы не отступим с пути своего! Огонь ленинизма наш путь освещает, На штурм капитала весь мир поднимает! Два класса столкнулись в последнем бою; Наш лозунг — Всемирный Советский Союз! Наш лозунг — Всемирный Советский Союз!

1930

sites.google.com/site/ernstbush/pesni-i-ih-istoria-mp3-file-1/spisok/gimn-kominterna-1928

Можно с уверенностью сказать, что большинство российских обывателей если и имеет о Коминтерне какое-то представление, то как об исключительно благотворительной организации, члены которой всего лишь деньги на помощь голодающим детям у сочувствующих собирали, а в свободное от сбора денег время революционные песни хором распевали, — типа того, что из «Собачьего сердца» душераздирающе рвётся:

— Хочу предложить вам,— тут женщина из-за пазухи вытащила несколько ярких и мокрых от снега журналов,— взять несколько журналов в пользу детей Германии. По полтиннику штука. М. А. Булгаков. Собачье сердце www.vehi.net/mbulgakov/sobach.html

У меня первое «серьёзное» знакомство со словом «интернационал» и его разновидностями произошло, — что естественно для мальчишки 1950-х, — в фильме «Чапаев»: Крестьянин: А вот, Василий Иванович, мужики сомневаются: ты за большевиков — али за коммунистов?.. Чапаев: Я за Интернационал! Фурманов: Василий Иванович, а ты за какой — за второй или за третий? Чапаев: Чего — «за второй»? Фурманов: Интернационал. Чапаев: Ну, за тот, за который нужно, за тот и стою. Фурманов: Ну, а всё-таки — за второй или за третий? Чапаев: А Ленин в каком? Фурманов: В третьем. Он его и создал — третий, большевистский. Чапаев: Ну и я за третий. www.youtube.com/watch?v=WqDDfs7C-BE&feature=related

А ведь в 1915 году и сам Ленин сомневался, за какой он Интернационал: Ближайшее будущее покажет, назрели ли уже условия для создания нового марксистского Интернационала. Если да, наша партия с радостью вступит в такой, очищенный от оппортунизма и шовинизма, III Интернационал. Если нет, это покажет, что для этой очистки требуется ещё более или менее длинная эволюция. И тогда наша партия будет крайней оппозицией внутри прежнего Интернационала — пока в различных странах не создастся база для международного товарищества рабочих, стоящего на почве революционного марксизма. В. И. ЛЕНИН. СОЦИАЛИЗМ И ВОЙНА communist-ml.ru/archives/5189

Но товарищ Ленин рук то ли не покладал, то ли не опускал — и спустя четыре неполных года учредил после процесса очистки III Интернационал.

В уставе Коммунистического Интернационала, принятом II конгрессом в августе 1920 года, говорилось: «Коммунистический Интернационал ставит себе целью: борьбу всеми средствами, даже и с оружием в руках, за низвержение международной буржуазии… По существу дела Коммунистический Интернационал должен действительно и фактически представлять собой единую всемирную коммунистическую партию, отдельными секциями которой являются партии, действующие в каждой стране». Пятницкий В. И. Заговор против Сталина. yuhrnikke.livejournal.com/57560.html

Члены Коминтерна, прибывшие в Россию на конгресс 1920 года Фото: РГАКФД/Росинформ

Улучшенный V конгрессом (17 июня—8 июля 1924 года) устав Коминтерна был доведён до полного совершенства, что, в свою очередь, привело к утверждению новой редакции VI конгрессом (17 июля—1 сентября 1928 года). Коммунистический Интернационал — Международное Товарищество Рабочих — представляет собой объединение коммунистических партий отдельных стран, единую мировую коммунистическую партию. УСТАВ КОМММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА

www.agitclub.ru/front/com/congress068.htm

Чтобы долго из Москвы не ездить и глаза врагам не мозолить, Западноевропейское бюро Коминтерна расположили прямо в Берлине. Интересно, сколько в Москве было бюров консервативных и республиканских партий гнилого и разложившегося до полной тухлоты Запада?.. 64

Темой Коминтерна я особенно не интересовался — да и книг у меня по Коминтерну не особенно и было, так, пара-тройка оголтело советских. Но как раз десять лет назад купил книгу сына одного из руководителей Коминтерна И. А. Пятницкого Владимира Пятницкого «Заговор против Сталина» (М.: Современник, 1998), в которой очень убедительно рассказано о деятельности Коминтерна, его функционеров и агентов. Книга интересна ещё и тем, что написана она хоть и с антисталинской, но — по вполне понятным причинам — откровенно прокоминтерновсой позиции. В Интернете книги почему-то не обнаружил, поэтому позволил себе привести в приложении ряд наиболее интересных — с моей точки зрения — выдержек из книги. Не мудрствуя лукаво, даю несколько цитат, говорящих о том, что чуть ли не основной деятельностью руководимого верхушкой ВКП(б) Коминтерна была подготовка шпионов, диверсантов и боевиков. Разведупр РККА, ИНО ОГПУ и Коминтерн очень тесно сотрудничали между собой. Вообще до середины тридцатых годов чёткого разграничения сфер влияния между разведками армии, ОГПУ и Коминтерна не существовало. <…> …безусловно, Отдел международных связей Исполкома Коминтерна — это, прежде всего, отдел разведки Советского Союза. <…> Вот один из первых документов, регламентирующих взаимоотношения между Коминтерном и разведкой. Это проект положения об отделениях Коминтерна за границей и представителях Разведупра и ВЧК. Он датирован 8 августа 1921 года. <…> «<…> Представитель Коминтерна обязан оказывать ВЧК и Разведупру и его представителям всяческое содействие». <…> При военном секторе Орготдела ИККИ функционировала военнополитическая школа… <…> Эта школа готовила специалистов для будущих революционных армий капиталистических стран и военные кадры для национальных компартий, командиров партизанских соединений, командующих армиями, вплоть до руководителей партизанских сил в масштабе отдельных стран. <…> Курсантов обучали военному делу, тактике партизанской борьбы и уличных боёв. Они должны были досконально знать вооружение, применяемое в армиях своих стран, уметь пользоваться и изготавливать взрывчатые вещества из легкодоступных материалов. <…> Военная деятельность компартий курировалась Орготделом 65

Коминтерна. Работа эта была строго засекречена, не менее, если не более, чем работа знаменитого ОМСа. …именно деятельность военного аппарата Орготдела Коминтерна наиболее тесно переплеталась с деятельностью разведывательных органов СССР.

Для успешного проведения в жизнь классовой борьбы пролетариата с мировым империализмом требовалась отменная физическая подготовка, — поэтому в пику Пьеру де Кубертену с его дурацкими Олимпийскими играми, к тому же ещё и барону, был создан свой, «Красный спортивный интернационал». Создание рабочего спортивного центра, действовавшего под руководством коммунистов, было связано с решением III Конгресса Коминтерна о физической культуре (12 июля 1921 г.). Это решение призывало революционных спортсменов, участников рабочего спортивного движения «покончить с зависимостью от буржуазии и социал-демократических соглашателей». …На следующей неделе на Воробьёвых горах в Москве, в помещении яхт-клуба собрались русские, немецкие, итальянские, французские, финские и голландские делегаты-коммунисты и основали Международный союз физкультурных организаций рабочих и крестьян — известный под именем Красный спортивный интернационал. Во втором параграфе учредительной декларации говорится, что новая организация «Союз международных физкультурных организаций рабочих и крестьян объединяет все рабоче-крестьянские общества, которые стоят на позиции классовой борьбы пролетариата… сплачивает вокруг себя трудящиеся массы в городе и деревне с целью усиления их физической подготовки и физической культуры для того, чтобы они в качестве бойцов смогли принять участие в классовой борьбе пролетариата, поэтому физкультура, гимнастика и спортивные игры не являются их самоцелью, а средствами борьбы пролетариата». Кун Л.. Всеобщая история физической культуры и спорта. — М.: Радуга, 1982, с. 267.

В результате всей этой борьбы за мир СССР впервые принял участие в Олимпийских играх лишь летом 1952 года, в Хельсинки. А в 1980-м Олимпийские игры должны были 66

впервые пройти в социалистической стране. Советский Союз не стал нарушать коминтерновскую традицию и уже в декабре 1979-го отправился в южную соседнюю страну потренироваться на живых мишенях, приехавшим же через несколько месяцев после этого в Москву придуркам позволил прыгать от радости хоть в длину, хоть в высоту. *** На всё — и на плохое, и на хорошее — нужны деньги. Деньги или берут в кассе, или просто берут кассу. А когда деньги уже в кассе, особенно партийной, надо с умом их распределить. [из воспоминаний «товарища Томаса» (Якова Рейха), руководителя Западноевропейское бюро в Берлине, а также представителя ЦК РКП(б) в Компартии Германии, «На заре Коминтерна», опубликованных в журнале «Социалистический вестник» в 1964 году] Ганецкий в это время заведовал партийной кассой,— не официальной, которой распоряжался ЦК партии, и не правительственной, которой ведали соответствующие инстанции, а секретной партийной кассой, которая была в личном распоряжении Ленина и которой он распоряжался единолично, по своему усмотрению, ни перед кем не отчитываясь. Ганецкий был человеком, которому Ленин передоверил технику хранения этой кассы… <…> Мне было очень неловко отбирать: как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. «А я, думаете, понимаю больше? — ответил Ганецкий. — Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте на глаз,— сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы Вы взяли побольше…» Я стал накладывать,— и Ганецкий всё приговаривал: берите побольше,— и советовал в Германии продавать не сразу, а по мере потребности. И действительно, я продавал их потом в течение ряда лет… Наложил полный чемодан камнями,— золото не брал: громоздко. Никакой расписки на камни у меня не спрашивали,— на валюту, конечно, расписку я выдал… Пятницкий В. И. Заговор против Сталина. yuhrnikke.livejournal.com/56579.html

А если своя парткасса пуста, приходится пользоваться бескорыстной помощью друзей. Особенно если они сидят в Москве. Ни одна компартия в мире не способна была покрыть и малой толики своих расходов. Москва считала своим долгом оплачивать в среднем 90—95% расходов коммунистических партий. Эти выплаты производились за счёт советского бюджета через ОМС, суммы которых определяло сталинское Политбюро. Вальтер Кривицкий. Я был агентом Сталина scepsis.net/library/id_565.html

В деньгах-то и заключалось главное: кто зарубежные компартии финансирует, тот их и танцует...

ВЕРСАЛЬ ДРУЖБЕ НЕ ПОМЕХА За развязывание первой мировой войны ответственность должны нести все её основные участники: никто никому не хотел уступать, никто ни с кем не намерен был договариваться и решать спорные вопросы мирным путём. Нельзя всё валить на одну Германию. В том, что потом происходило в Германии, виновны не только немцы. В шовинистический раж лета 1914-го угодила тогда и Россия. Морду в кровь разбила кофейня, зверьим криком багрима: «Отравим кровью игры Рейна! Громами ядер на мрамор Рима!» <…> Вздувается у площади за ротой рота, у злящейся на лбу вздуваются вены. «Постойте, шашки о шёлк кокоток вытрем, вытрем в бульварах Вены!..» 20 июля 1914 года Владимир Маяковский. Война объявлена slova.org.ru/mayakovskiy/vojnaobiavlena/ 68

Нельзя снимать вину и с держав-победительниц. Условия Версальского мирного договора были для Германии настолько унизительными и жёсткими, что вызвали на фоне тяжелейших экономических условий жизни подъём шовинистических, реваншистских настроений и способствовали возникновение разного рода националистических организаций, в том числе и гитлеровской партии. (Только Вторая мировая война вправила западным странам мозги настолько, что стало понятно: гораздо выгоднее помочь Германии восстановить разрушенную войной экономику и установить такую политическую систему, в которой нет никаких тоталитарных излишеств, чем снова до последнего вытрясать из Германии контрибуции и репарации.) Мало того, государства-победители по сути дела бросили Германию в широко раскрытые объятия Советской России: не добившись в апреле 1922 года успеха на Генуэзской конференции, большевики по настойчивой инициативе Ленина тут же, в курортном местечке Рапалло, далеко от Генуи не удаляясь, быстренько заключила с Германией договор, — ведь Россия была по сути дела второй проигравшей войну стороной. А проиграла она войну не без усилий членов ленинской банды, открыто похвалявшихся тем, что они развалили армию. (Между прочим, единственная стране в мире, которая держит в своём сердце мавзолей с разлагающимся трупом агента иностранного государства, два раза ведшего кровавую войну против неё и Генштабу которого тов. Ленин громадные суммы за помощь в захвате власти в России должен остался, — это несчастная Россия.) В 1939-м, крепко подружившись с Гитлером, Сталин возобновил военно-техническое, торговое — и вообще стратегическое сотрудничество. То есть тов. Ленин ещё во время Первой мировой войны требовал перевести её сначала в гражданскую внутри России, а затем снова в мировую, но уже вторую, — а тов. Сталин старательно готовил нападение на самого себя, очень помогая другу Гитлеру уничтожением своей «живой силы» числом в десятки миллионов, ликвидацией почти всей военной и научно-технической верхушки, значительной части квалифицированных кадров, оставив только подхалимствующих бездарей. На место выкошенных кадров Усатый Людоед поставил малограмотный, необстрелянный, 69

совершенно неопытный молодняк (таких «гениев полководческого искусства», как Жуков, я в расчёт не беру: жестокостью и самонадеянностью воевать, противника горами трупов закидывая, — ума много не надо!). Послевоенное сближение Советского Союза и Германии было взаимовыгодным. СССР после нескольких неудачных попыток захватить с помощью немецких коммунистов и агентуры Коминтерна власть в Германии пошёл на тесное сотрудничество с рейхсвером и немецкими военными промышленниками, чтобы получить доступ к передовым технологиям, современному оборудованию, к новейшим образцам военной техники. Германия преследовала свои цели: по Версальским законам ей запрещено было иметь танки, тяжёлую артиллерию, химическое оружие, военную авиацию и подводные лодки, а число военных заводов и объём выпускаемой ими продукции строго регламентировались. Поэтому в 1920-х годах на советской территории было налажено производство боевых отравляющих веществ, проверялись методы их применения и противохимической защиты, немецкие лётчики испытывали нелегально построенные в Германии военные самолёты, немецкие конструкторы модернизировали свои танки. Сотрудник ИНО НКВД Вальтер Кривицкий (Самуил Гершевич Гинзберг), сбежавший от сталинских репрессий на Запад, писал об этом в своей книге: Теперь стало общеизвестным, что за эти десять лет до триумфа нацистов была достигнута секретная договорённость между рейхсвером — германской армией и Красной Армией. Советская Россия способствовала тому, что Германской республике удалось обойти пункт Версальского договора, запрещающий подготовку высших артиллерийских и танковых кадров, а также развитие авиации и химических средств ведения войны. Всё это удалось проделать на советской территории. Со своей стороны, Красная Армия получила возможность пользоваться услугами германских военных советников. Обе армии обменивались информацией. Общеизвестно также, что в течение всего этого десятилетия советско-германская торговля процветала. Немцы вкладывали свой капитал в советскую промышленность и получали концессии в Советском Союзе. Советское правительство закупало в Германии оборудование и приглашало на работу немецких технических специалистов. 70

Вальтер Кривицкий. Я был агентом Сталина scepsis.net/library/id_564.html

С 1925 по 1933 год в авиационной школе под Липецком обучались немецкие лётчики, за это время хорошо изучившие с воздуха соседний Воронеж и другие населённые пункты и стратегические объекты, что потом очень пригодилось немцам для нанесения точных бомбовых ударов (сам Липецк они вроде бы не бомбили — возможно, что не только в знак благодарности: кое-кто из немецких лётчиков, говорят, успел обзавестись там семьями). Липецкая секретная авиашкола

Немецкие «друзья» из Люфтваффе учились под Липецком

www.vokrugsveta.ru/telegraph/history/567/

Первый шаг к появлению в СССР секретной немецкой авиационной школы был сделан ещё при Ленине, в 1920 г., когда немецкое руководство обратилось к правительству Советской России с предложением о создании на её территории немецких учебных 71

военных курсов. На заседании Политбюро, где рассматривалось это предложение, его в целом одобрили, однако в целях конспирации подготовку немецких военных специалистов решили организовать не в Москве, а в небольших провинциальных городах России. Стимулом к принятию немецкого предложения было желание большевиков перенять немецкий военный опыт и познакомиться с современной военной техникой, в том числе с авиационной. Кроме того, советское руководство надеялось на помощь Рейхсвера в привлечении немецких промышленников к восстановлению военного потенциала России и стремилось поддерживать с ним хорошие отношения. Вскоре после подписания Рапалльского договора, 11 августа 1922 г., между Рейхсвером и Красной Армией было заключено секретное соглашение о сотрудничестве. Германии разрешили организацию в России объектов для испытания запрещённой Версальским договором военной техники и обучения военных кадров, немецкое руководство обещало, в свою очередь, содействовать экспорту немецкого технического опыта для развития оборонной промышленности России. Кроме того, советская сторона получала право на участие в испытаниях немецкой военной техники, в том числе новейших образцов самолётов, танков, химического оружия. Для взаимодействия с руководством Красной Армии в конце 1923 г. при немецкой «Особой группе R» было организовано её отделение в Москве — Особая группа «Москва» (Sondergruppe Moskau) или, как его ещё называли, «Московский центр» (Zentrale Moskau). Руководил им Герман фон дер Лит-Томсен, в прошлом начальник штаба ВВС Германии. Его заместителем был Риттер фон Нидермайер, бывший военный разведчик в странах Ближнего Востока. Вопросами авиации занимался адъютант Лит-Томсена капитан Ратт. В Германии вели подготовку лётчиков. Обучение происходило в спортивных авиационных школах и центре подготовки пилотов гражданской авиации (Deutsche Verkehrsflieger-Schule). Однако, в связи с запретом на военную авиацию в Германии, оно проходило на лёгких учебных самолётах или на пассажирских «Юнкерсах». Это не давало возможности полноценно подготовить будущих военных пилотов и лётчиков-наблюдателей. По этой причине и возникла идея создания секретной авиашколы за рубежом, где немецкие пилоты могли бы совершенствовать свой опыт на новейших боевых самолётах. Руководила созданием школы так называемая «Авиационная инспекция» или «Инспекция № 1», отвечающая за подготовку военных лётчиков для Рейхсвера. Первые практические шаги были сделаны в 1923 г., когда немецкое военное министерство через посредника, крупного немецкого промышленника Г. Стиннеса, купило у фирмы «Фоккер» в Голландии 50 одноместных истребителей Фоккер D XIII для будущей авиашколы; в 1923—1925 гг. 72

там же было приобретено несколько самолётов Фоккер D VII и Фоккер D XI. Официально заказ якобы выполнялся для ВВС Аргентины. В 1924 г. в СССР выехала первая группа немецких военных авиационных специалистов — М. Фибиг (в годы второй мировой войны ставший генералом люфтваффе), К. Лите, Г. Иоганненсон, Р. Хазенор и И. Шредер. Позднее к ним присоединились ещё несколько человек. Некоторое время они работали по контракту консультантами в Управлении ВВС РККА и Военно-воздушной академии в Москве, затем часть группы вошла в штат немецкой авиашколы в СССР. В качестве места для организации центра подготовки немецких военных лётчиков советское правительство выделило аэродром на северо-западной окраине Липецка, на котором базировалось подразделение ВВС РККА. Начальником Липецкой авиашколы немцы назначили майора Вальтера Штара, в годы первой мировой войны командовавшего отрядом истребителей на германско-французском фронте. Несмотря на нелестные отзывы местного УГПУ о политическом лице этого человека («...приверженец Гинденбурга, нацист весьма крутого нрава, требователен и беспощаден. К советской власти настроен исключительно враждебно, не может переваривать русских»), Штар находился на посту руководителя школы целых пять лет. Такую нехарактерную для большевиков терпимость к инакомыслящим можно объяснить только острой заинтересованностью в то время в военном сотрудничестве с Рейхсвером. Создание школы началось со строительства складов, ангаров, жилых зданий для немецкого персонала и ряда других помещений. Этими работами занималась строительная контора, которой руководил бывший немецкий лётчик-ас Э. Бориан. Были сооружены две казармы, жилой дом, несколько производственных помещений, телефонная станция. На обустройство Рейхсвер выделил немалые деньги — в переводе на советскую валюту более двух миллионов рублей. В июне 1925 г. из германского порта Штеттин в Ленинград отправился пароход «Гуго Стиннес-IV» с 50 упакованными в ящики истребителями Фоккер D XIII для Липецкой авиашколы. Тогда же из Германии в СССР направились первые лётчики-инструкторы (в большинстве это были опытные боевые пилоты, личные знакомые майора Штара) и лётчики-курсанты. Само собой разумеется, всё делалось конспиративно. Всякое нарушение секретности строго пресекалось. Самолёты и другое оборудование перевозились как коммерческие грузы через специально созданное акционерное общество «Метахим», а немецкие лётчики направлялись в СССР под видом сотрудников частных фирм или туристов, в гражданской одежде, с паспортами на вымышленное имя. В Липецке они ходили в гражданской одежде или носили 73

советскую форму без знаков различия. Немецкое авиационное подразделение в советских документах фигурировало под названием «4-й авиационный отряд 38-й (позднее-40-й) авиаэскадрильи ВВС РККА», а немецкий персонал был зашифрован словом «друзья». В германских документах организация в Липецке обозначалась как «научно-испытательная авиационная станция» или просто «станция». <…> Число лётчиков и обслуживающего персонала в школе неуклонно росло. В 1925 г. постоянный состав учебного центра насчитывал всего семь немцев и около 20 русских, а через несколько лет он вырос примерно до 200 человек. В 1932 г. численность авиашколы достигла максимума — 303 человек, в том числе немцев — 43, советских военных лётчиков — 26, советских рабочих, техников и служащих — 234. <..> Ещё одним направлением совместной работы липецкого авиационного центра и Красной Армии было изучение возможностей применения самолётов для распыления отравляющих веществ. Как известно, Германия практиковала использование отравляющих веществ во время первой мировой войны и не случайно, что одним из тайных центров Рейхсвера в СССР была организация «Томка» в районе г. Вольска, предназначенная для опытов по созданию и применению отравляющих веществ. В СССР использованию авиации для химического воздействия, в том числе и военного, придавалось большое значение. Примером этому является слияние в 1925 г. двух общественных организаций — «Общество друзей воздушного флота» и «Доброхим» в одну — «Авиахим». <…> Подготовка военных лётчиков была только одним из направлений деятельности Рейхсвера в Липецке. В 1928 г. при авиашколе начал работу центр по испытанию немецких самолётов, нелегально построенных в Германии по заданиям Военного министерства. С 1930 г. это направление стало доминирующим — была ликвидирована группа обучения лётчиков-наблюдателей, вывезен ряд двухместных самолётов, авиашкола была реорганизована в опытную станцию по испытаниям — «Вифупаст». На смену В. Штару пришел новый начальник — майор М. Мор. <…>

Соболев Д. А., Хазанов Д. Б. Липецкая секретная авиашкола www.airpages.ru/dc/lipetsk.shtml

Неподалеку от города Вольска Саратовской области был создан объект «Томка» — школа «химической войны», 74

занимавшаяся испытанием приборов и проверкой методов применения боевых отравляющих веществ. Военно-химические испытания События на фронтах империалистической войны наглядно показали, что в разряд наиболее действенных средств поражения вошли боевые отравляющие вещества (ОВ). Поэтому в ходе реорганизации Красной Армии, начавшейся в первой половине 20-х годов, особое внимание было уделено созданию собственных химических войск, испытанию и производству химического оружия, надёжных средств защиты, использованию при химических атаках авиации. 15 августа 1925 г. было создано Военно-химическое управление (ВОХИМУ) Штаба РККА, которое возглавил 38-летний энергичный (и бесцеремонный) Я. М. Фишман, до этого несколько лет проработавший помощником военного атташе в Германии. Структура ВОХИМУ строилась по американскому принципу: снабжение военнохимическим имуществом и изыскания в области боевого применения ОВ, средств защиты и пиротехники. Фишман возглавил также Научно-технический комитет (НТК) ВОХИМУ, созданный для координации научно-исследовательских работ с промышленностью, а затем и образованный в июле 1928 г. Институт химической обороны. Наличие в Германии высокоразвитой химической промышленности, которая, по оценкам советского руководства, занимала ведущее положение не только в Европе, но и в мире, стремление Германии создать скрытно от Антанты базу вооружений, в том числе химических, и вооружить ими своего восточного союзника предопределили и здесь выбор основного партнёра. После уточнения перспектив сотрудничества в сфере военной химии, а также возможных конечных результатов стороны без промедления перешли к практической деятельности. Совместные работы в этой области велись по двум генеральным направлениям. Первое — это строительство в СССР предприятия по выпуску химических ОВ, так называемый проект «Берсоль» при активном участии фирмы X. Штольценберга. Второе — это работы по созданию и испытанию новых боевых химсредств, совершенствованию способов их применения и противохимической защиты на химическом полигоне, получившем условное наименование объект «Томка» или — по аналогии с Липецком и Казанью — химическая школа «Томка». Первые испытания проводились сначала на полигоне «Подосинки», располагавшемся под Москвой, близ ж-д станции Подосинки. Сегодня это район Москвы — Кузьминки. Впоследствии испытания проходили на полигоне «Томка» около ж-д станции Причернавская, неподалеку 75

от г. Вольска Саратовской области. Там проводилась большая часть совместных советско-германских аэро-химических испытаний. Договор о совместных аэро-химических испытаниях был заключён сторонами 21 августа 1926 г. с целью «всесторонней и глубокой проработки интересующего их вопроса». Он действовал в течение одного года и ежегодно не позднее 31 декабря должен был возобновляться и утверждаться обеими сторонами, которые могли вносить в него дополнения и изменения. Как и в большинстве других документов, касавшихся советско-германского военного сотрудничества, участники не назывались своими истинными именами, а получали условные обозначения, в данном случае советская сторона именовалась «М» (Moskau), немецкая сторона — «В» (Berlin). Права и обязанности между партнерами распределялись поровну. Техническое руководство опытами находилось в немецких руках, административное руководство — в советских. Первым руководителем «Томки» в 1928 г. был полковник Л. фон Зихерер, а после его смерти в 1929—1933 гг. — генерал В. Треппер. <…> В договоре предусматривалось, что «обе стороны несут ответственность за полнейшее сохранение секретности и принимают меры к недопущению появления в прессе или специальных журналах сведений о постройках и испытаниях». Всем В-участникам запрещалось заводить знакомства с населением гарнизона и иностранными подданными. Оговаривалось, что при невыполнении немецкими специалистами требований секретности советская сторона имела право применять необходимые меры, вплоть до расторжения договора. Определив юридические, технические и материальные права и обязанности, стороны без промедления, уже в сентябре приступили к практической работе в Подосинках. В сентябре—октябре 1926 г. из Германии было завезено оборудование. Группа немецких исследователей, в которую входили и химики, и лётчики называлась «Гела» («Гезельшафт фюр ландвиртшафтлихе Артикель мбХ»). Работу «Гелы» возглавлял Х. Хакмак (под псевдонимом Амберг). В «группу Амберга» входило двенадцать человек (Амберг, Маркард, Хорн, Фирекк, Мунч, Вирт, Кельцер, Мюльхан, Шмидт, Метнер, Якоб, Томе. Видимо, большинство этих имён — псевдонимы. Возможно, что Вирт — профессор берлинского Технического университета. Известно, что он сотрудничал с советскими военными химиками). В ноябре—декабре «Гела» выполнила основную часть программы по договору, проведя 14 опытов с выливными устройствами, в ходе которых было использовано 5 т химических веществ. Опробованные выливные устройства типа S125 Хакмак—Амберг в отчёте в Берлин от 12 декабря 1926 г. рекомендовал принять на вооружение. Были полностью проведены исследовательские работы по вопросам защиты от ОВ и дегазации. На 1927 г. Амберг наметил целую программу 76

дальнейших работ. Помимо дальнейшей проработки методов ведения химической войны (распыление ОВ с воздуха, сбрасывание газовых бомб, контейнеров с ОВ с использованием ударного взрывателя, взрывателя с часовым механизмом, разработка новых типов ОВ). Согласно отчёту Хакмака-Амберга работы «Гелы» должны были быть возобновлены в апреле 1927 г. На опытах в декабре 1926 г. присутствовал Уншлихт. Начальник ВОХИМУ Штаба РККА Фишман настоятельно просил немцев помочь ему убедить Уншлихта в необходимости и полезности проводившихся опытов. Согласно советским источникам, было проведено около сорока полётов, сопровождавшихся выливанием имитаторов жидких ОВ с различных высот. На данном этапе применялись нейтральные растворы, по своим физическим свойствам аналогичные иприту. На основании этих опытов советскими военными химиками ВОХИМУ было сделано заключение, вошедшее в записку Уншлихта в Политбюро ЦК ВКП(б) и Сталину от 31 декабря 1926 г. о том, что «применение иприта авиацией против живых целей, для заражения местности и населённых пунктов — технически вполне возможно и имеет большую ценность». Уншлихт заключал, что «опыты эти должны быть доведены до конца, так как благодаря им мы получим совершенно проработанный и законченный ценнейший способ современного боя, сумев приспособить для этой цели наш воздушный флот и заблаговременно изучить способы защиты». ricolor.org/history/rsv/how/go/4/4/3/

Учитывая опыт Первой мировой, в СССР крупная ставка в непременной будущей войне делалась на «боевые газы» — что нашло отражение и в художественной литературе того времени. Особенно характерна в этом отношении пьеса Михаила Булгакова «Адам и Ева». Михаил Булгаков Адам и Ева Часть 2 АКТ ВТОРОЙ Большой универсальный магазин в Ленинграде. Внутренняя лестница. Гигантские стёкла внизу выбиты, 77

и в магазине стоит трамвай, вошедший в магазин. Мёртвая вагоновожатая. На лесенке у полки — мёртвый продавец с сорочкой в руках. Мёртвая женщина, склонившаяся на прилавок, мёртвый у входа (умер стоя). Но более мёртвых нет. Вероятно, публика из магазина бросилась бежать, и люди умирали на улице. Весь пол усеян раздавленными покупками. В гигантских окнах универмага ад и рай. Рай освещён ранним солнцем вверху, а внизу ад — дальним густым заревом. Между ними висит дым, и в нём призрачная квадрига над развалинами и пожарищами. Стоит настоящая мёртвая тишина. Ева (входит с улицы, пройдя через разбитое окно. Платье на ней разорвано. Ева явно психически ущерблена. Говорит, обернувшись к улице). Но предупреждаю, я не останусь одна более четверти часа! Слышите? Я не меньше Жака могу рассчитывать на сожаление и внимание! Я — молодая женщина, и, наконец, я трусливая, я слабая женщина! Миленькие, голубчики, ну, хорошо, я всё сделаю, но только не уходите далеко, так чтобы я ощущала ваше присутствие! Хорошо? А? Ушли!.. (Садится на лестнице.) Прежде всего закурить... Спички... (Обращается к мёртвому продавцу.) Спички! (Шарит у него в карманах, вынимает спички, закуривает.) Наверное, ссорился с покупательницей? Дети, возможно, есть у тебя? Ну, ладно... (Поднимается по лесенке вверх и начинает выбирать на полке рубашки.) Вверху слышен звук падения, посыпались на лестнице стёкла, затем сверху по лестнице сбегает Дараган. Он до шеи запакован в промасленный костюм. Костюм этот разорван и окровавлен. На груди светит лампа. Лицо Дарагана покрыто язвами, волосы седые. Дараган бежит вниз, шаря в воздухе руками и неверно. Он — слеп. Дараган. Ко мне! Ко мне! Эй, товарищи! Кто здесь есть? Ко мне! (Сбегает, падает у подножия лестницы.) Ева (опомнившись, кричит пронзительно). Живой! (Закрывает лицо руками.) Живой! (Кричит на улицу.) Мужчины! Вернитесь! 78

Адам! Появился первый живой! Лётчик! (Дарагану.) Вам помогут сейчас! Вы ранены? Дараган. Женщина? А? Женщина? Говорите громче, я оглох. Ева. Я — женщина, да, женщина! Дараган. Нет, нет, не прикасайтесь ко мне! Во мне смерть! Ева. Мне не опасен газ! Дараган. Назад, а то застрелю! Где нахожусь? Ева. Вы в универмаге! Дараган. Ленинград? Да? Ева. Да, да, да! Дараган. Какого-нибудь военного ко мне! Скорее! Эй, женщина, военного! Ева. Здесь никого нет! Дараган. Берите бумагу и карандаш! Ева. Нет у меня, нет!.. Дараган. А, черт! Неужели никого нет, кроме неграмотной уборщицы!.. Ева. Вы не видите? Не видите? Дараган. О, глупая женщина! Я — слеп. Я падал слепой. Не вижу мира... Ева (узнав). Дараган! Дараган! Дараган. О, как я страдаю!.. (Ложится.) У меня язвы внутри... Ева. Вы — Дараган! Дараган! Дараган. А? Быть может... Сказано — не подходить ко мне?.. Слушайте, женщина: я отравлен, безумен и умираю. Ах! (Стонет.) ...Берите бумагу и карандаш!.. Грамотна? Ева. Дайте же мне снять костюм с вас! Вы окровавлены! Дараган (яростно). Русский язык понятен? Назад! Я опасен! Ева. Что же это такое?.. Адам... Адам!.. Вы не узнаете меня по голосу? Дараган. А? Громче, громче, глохну... Пишите: доношу... Мы сорвали воздушные фартуки, и наши бомбовозы прошли. Но в эскадрилье погибли все, кроме меня, вместе с аппаратами. Кроме того: город зажжён и фашистское осиное гнездо объято пламенем. Пламенем! Кроме того: не существует более трефовый опасный туз! Его сбил Дараган! Но сам Дараган, будучи отравлен смесью, стал слеп и упал в Ленинграде. Упав, службу Советов нести более не может. Он — холост. Я — холост. Пенсию отдаёт государству, ибо он, Дараган, одинок. А орден просит положить ему в гроб. Кроме того, просит... просит... дать знать... разыскать... ах, забыл... Еве дать знать, что Дараган — чемпион мира! Число, час, и в штаб. (Кричит.) Эй, эй, товарищи! (Вскакивает, заламывает руки, идёт.) Кто-нибудь! Во имя милосердия! Застрелите меня! Во имя милосердия! Не могу переносить мучений! Дайте мне револьвер! Пить! Пить! www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=2718 79

А под Казанью была танковая школа (учебный центр «Кама»). Свирин М. Н. Броня крепка. Глава V К иностранному опыту «Наша танковая промышленность оказалась бы несостоятельной без изучения и переосмысления передового зарубежного опыта...» Из переписки В. Малышева

5.1. Принятие решения 5 декабря 1929 г. комиссия под председательством наркомтяжпром Г. Орджоникидзе приняла решение об обращении к зарубежному опыту, который виделся в приглашении в СССР зарубежных конструкторов и командировании за границу лучших представителей военного ведомства и промышленности для приобретения образцов танков, арттягачей с документацией и получения технической помощи по вышеуказанным объектам. Постановлением Президиума Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) СССР 19 мая 1930 г. при Мобилизационно-плановом управлении (МПУ) было создано постоянное инженерно-конструкторское бюро по танкам под руководством помощника начальника Орудобъединения А. Адамса. Основой танкового бюро стали группа конструкторов ГКБ ОАТ и конструкторская группа завода «Большевик», имевшие опыт разработки и организации серийного производства танка Т-18. Ожидалось, что уже в 1930 г. новое танковое бюро попробует свои силы по доводке закупленных за рубежом проектов передовых танков, но случилось всё несколько иначе. 5.2. «Кама» Однако к началу 1930-х в СССР уже был некоторый опыт изучения иностранной боевой техники, работы с которым оказали значительное влияние на уровень отечественных танкостроителей. 80

Договор о создании в Казани «советско-германской танковой школы» был подписан в Москве ещё в декабре 1926 г. Её начальником был подполковник рейхсвера Мальбрандт (Malbrandt), по имени которого проект и получил кодовое название «Кама» (КАзань — МАльбрандт). <…> Функционировать школа начала с 1929 г. и первое время имела следующие штатные должности (немецкие специалисты): «1 заведующий, Заместитель, 1 инженер, Заведующий производством, 1 врач, 1 мастер, 1 заведующий складом, 3 учителя (артдело, пулемётное дело, радиодело); 5 учителей (инструкторов) для обучения езде. 16 учеников (перемен. [ных] до этого числа)». С нашей стороны в школе имелся только вспомогательный персонал: «а) при руководстве: 1 помощник. б) технический персонал: 1 столяр (мастер), 2 столяра (подмастерья), 1 слесарь (мастер), 4 слесаря (подмастерья), 1 маляр (мастер), 6 шофёров, 1 механик, 1 жестянщик, 2 маляра (подмастерья), 1 паяльщик, 1 электромонтёр, 1 седельник. в) хозяйственный персонал: 1 курьер, 1 экономка, 1 кухарка, 3 служащих, 1 сторож (дворник). г) персонал охраны: 7 человек» <…> Вплоть до своего закрытия в 1933 г. казанская школа успела сделать три выпуска немецких слушателей: в 1929—30 гг. — 10, в 1931—32 гг. — 11 и в 1933 г. — 9 человек. С нашей стороны в школе прошли обучение значительно больше — 65 человек комначсостава танковых и мотомеханизированных частей РККА. Помимо обучения наших курсантов, в школе шло также изучение привезённых немцами малых и больших «тракторов». Так назывались в целях маскировки опытные образцы танков, построенные в Германии в обход Версальских ограничений. Весной 1929 г. в Казань из Германии прибыло 6 танков: 2 больших «трактора» «Даймлер-Бенц», 2 больших трактора «Крупп», 2 больших трактора «Рейнметалл». По общей компоновке и внешнему виду эти «трактора» были в целом подобны друг другу, так как создавались по единому заданию, но имели разное внутреннее устройство, разные двигатели (BMW мощностью 250 л.с. или DaimlerBenz мощностью 265 л.с.), разный тип подвески, различную установку вооружения. Кроме того, машина фирмы «Даймлер-Бенц» могла плавать. <…> Свирин М. Н. Броня крепка. История советского танка. 1919—1937. militera.lib.ru/tw/svirin_mn1/05.html 81

Горлов С. А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920—1933 гг. Часть IV Сотрудничество Красной Армии и Райхсвера на «легальной» базе (1927—1933 гг. ) Глава 14 Новый подход Москвы <…> «Казань» В первой половине 1929 г. танковая школа приступила к практическому обучению. На первых 4-месячных курсах, с 15 марта по 15 июля, необходимое обучение прошёл постоянный состав, а затем, с 15 июня по 15 ноября, и первая группа переменного состава, в которую входило 10 немецких и 10 советских курсантов. Учебная программа Казанской школы включала теоретический курс, прикладную часть и технические занятия. В рамках теоретического курса слушатели изучали типы танков и их общее устройство, конструкцию моторов, виды оружия и боеприпасов, тактику боевых действий танковых войск и вопросы взаимодействия, особенности материально-технического обеспечения (подвоза) на поле боя. <…> Школа состояла из четырёх основных подразделений: учебные классы, испытательное отделение, технический отдел, бухгалтерия. Основные участки в начальный период работы танковой школы возглавляли капитан X. Пирнер (испытательное отделение), капитан Фр. Кюн (учебные курсы) и лейтенант Бернарди (переводчик). На постоянной основе в Казани работали инженеры фирм «Крупп», «Райнметалл», «Даймлер-Бенц», разрабатывавших первые немецкие танки. Материальной базой сначала служили шесть танков, поставленные «Круппом» по соглашению, заключённому в Москве в мае 1929г. В мае 1930 г. в школу прибыли ещё четыре лёгких танка (два танка фирмы «Даймлер-Бенц» и два английских танка фирмы «Карден-Ллойд»). Начальником танковой школы был немец: в 1929 г. — подполковник В. Мальбрандт (директор Маркарт), в 1929 — 1932гг. — Л. Риттер фон 82

Радльмайер (директор Раабе), в 1932 — 1933гг. — полковник И. Харпе (директор Хаккер). Он подчиняйся руководству райхсвера в лице руководителя «Центра Москва» и ВИКО Лит-Томзена и руководил административно-хозяйственной, учебно-строевой жизнью школы. В распоряжение начальника школы был выделен штатный помощник — комбриг Ерошенко, подчинявшийся советским инстанциям. В его функции входило оказание помощи немцам при решении всех текущих задач, а также урегулирование вопросов, связанных с работой и учёбой в школе советского персонала. Затраты на 1929 г для немецкой стороны составили 1,5 млн. м., в 1930г. — 1.24 млн. м. Занятия в танковой школе проходили планомерно в соответствии с учебной программой. Одновременно на курсах школы обучалось не более 12 немцев. Учёба продолжалась довольно долго. Два года в летнее время в России проходила практическая подготовка танкистов и одну зиму в Берлине — теоретические занятия. Каждый немецкий курсант осваивал навыки и механика-водителя, и командира танка, и радиста, и наводчика орудия. В 1929/30 гг. курсы закончили 10 немецких офицеров, в 1931/32 гг. — 11 и в 1933 г. — 9, то есть всего 30 человек. Некоторые из выпускников «Казани» стали впоследствии генералами, воевали на восточном фронте в годы второй мировой войны. Это В. Томале, Фр. Кюн, начальники школы Л. Р. фон Радльмайер, Ю. Харпе. За этот же период (1929—1931 гг.) на курсах ТЕКО прошло обучение 65 советских офицеров. Это были строевые командиры танковых и мотомеханизированных частей РККА, преподаватели бронетанковых вузов и инженеры (танкисты, артиллеристы, радисты). В отличие от немецких курсантов их состав менялся ежегодно. Москва, учитывая важность непосредственного соприкосновения с иностранным опытом, старалась пропустить через школу максимальное количество курсантов. Так, летом 1932 г. на тактических занятиях с использованием трех танковых взводов РККА участвовало 100 человек. Тогда в Казани с инспекцией находился куратор школы, начальник инспекции № 6 генерал О. Лутц, его сопровождал знаменитый впоследствии X. Гудериан. В мае 1933 г. Гудериан в составе делегации Боккельберга вторично посетил СССР. Он осматривал тракторное и танковое производство в Харькове. Горлов С. А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920—1933 гг. militera.lib.ru/research/gorlov1/04.html

СТАЛИН СПОСОБСТВОВАЛ ПРИХОДУ ГИТЛЕРА К ВЛАСТИ Приход Гитлера к власти на несколько лет расстроил Сталина: он вместе со своими подручными — германскими коммунистами — старательно боролся против заклятых врагов большевизма, германских же социал-демократов, а тут какойто фюреришка, с людьми которого время от времени общего врага, «социал-фашистов» (по тогдашней сталинской терминологии), на улицах Германии били, всех опередил! Да не честной борьбой на баррикадах, а совершенно бесстыдным, буржуазным способом: голосов на выборах много набрал. Что делают порядочные люди с результатами таких бесстыдных выборов? — правильно, они на них плюют, лишних депутатов расстреливают, а всякие там учредительные собрания разгоняют, потому что искренне радеют за простых матросиков, вынужденных до изнеможения, до полной усталости караулить этих депутатствующих бездельников. Девять лет назад повезло купить чрезвычайно интересную книгу Яна Валтина «Из мрака ночи». Ян Валтин (Рихард Кребс) был соратником Тельмана и функционером Коминтерна, в марте 1938 года бежал в США как от Коминтерна, так и от гестапо. В своей книге, первое издание которой вышло в мае 1941 года, он описывает ситуацию в Германии перед приходом нацистов к власти и сразу после. Тень свастики Однажды я спросил Эрнста Тельмана: — Что будет, если Гитлер захватит власть? — Пусть попробует,— был самоуверенный ответ,— он долго не продержится. Поднимутся рабочие, начнётся гражданская война. Весной 1932 года прочный союз социалистов и коммунистов мог остановить наступление нацизма и изменить ход мировой истории. Это моё убеждение основано на личном опыте активного участия в борьбе на стороне одной из армий, именно в этом качестве я описываю события, предшествовавшие приходу Гитлера к власти. Я не просто свидетель, я участник этих событий. 84

<…> Тринадцати миллионам нацистов противостояло восемь миллионов социал-демократов и около четырёх миллионов воинственно настроенных католиков. Баланс сил зависел от компартии, с её пятью миллионами членов. Некоторое время казалось, что антинацистские акции властей в марте—апреле знаменовали собой начало генерального наступления на позиции нацистов, которое должно было смести гитлеризм с политической арены. Рядовые коммунисты были готовы принять участие в этой борьбе. Однако в Москве на 11-й сессии Исполкома Коминтерна рупор Сталина, Мануильский, заявил: «В целях обмана масс социал-демократы заявляют, что главным врагом рабочего класса является фашизм. Нет никаких оснований считать, что фашизм гитлеровского типа является главным врагом трудящихся...» Голос Мануильского был голосом Кремля. Для коммунистов всего мира это было законом. Это заявление внесло полное смятение в ряды германских коммунистов. В результате партия бросалась из крайности в крайность, от прямого сотрудничества с гитлеровским движением до кровавых стычек с отрядами штурмовиков. <…> Лучшими, хотя и невольными союзниками Гитлера стали коммунисты. Инстинктивное недоверие и враждебность настоящих коммунистов по отношению к нацизму откровенно осуждались нашими непогрешимыми вождями в Берлине и Москве. Как часто я слышал наставления старших и, в свою очередь, повторял их своим подчинённым: «Не зацикливайтесь на Гитлере, придерживайтесь партийной линии: наши основные удары мы должны наносить по социал-фашистам — социал-демократической партии! Они и контролируемые ими профсоюзы должны быть разгромлены, только так мы сможем привлечь большинство рабочих на сторону диктатуры пролетариата». Мы старались буквально выполнять эту установку, так как были воспитаны в духе беспрекословного подчинения, скорее в духе Бисмарка, чем Маркса, которому все мы поклонялись. <…> Штормовое предупреждение Весь день под гром фанфар маршировали штурмовики. Их глаза светились триумфом. Ночью они маршировали при свете факелов и пели: «Пусть стяги Гитлера трепещут на башнях Германии, это заря немецкой свободы…». В руководстве партии не было ни малейших сомнений в том, что очень скоро против партии будет развязан жесточайший террор. Мы не питали иллюзий относительно превосходящей мощи военной организации нацистов в сравнении с компартией. Фронтальная атака 85

на нацистов была бы равносильна самоубийству. Немецкий рабочий класс был раздроблен на антагонистические группировки, и их лидеры никак не могли договориться о совместных действиях. Мы знали, что вооружённое выступление в этот момент означало бы физическое уничтожение руководства партии. В этот момент наш курс на «мировую революцию» выглядел абсолютной глупостью. Эрнст Тельман, отказываясь призывать партию к активным действиям, ссылался на высказывание Ленина о том, что «генерал, призывающий армию к бою, в котором поражение неизбежно, заслуживает расстрела». Однако Москва, судя по всему, не разделяла нашей тревоги. Соответствующие приказы не замедлили поступить в Западное бюро, и Димитров немедленно довёл их до сведения руководства партии. Я участвовал в двух очень бурных совещаниях, одном — в Гамбурге и другом — в Берлине, на которых избранный круг партийных руководителей второго эшелона инструктировали о том, как надо выполнять приказы Москвы. Москва требовала широкого наступления по всему фронту, которое должно было перерасти во всеобщую забастовку. На совещании в Гамбурге коммунист Вестерман потребовал объяснить ему цель такой акции. На это представитель Коминтерна, венгерский коммунист, ответил: — Цель — свержение Гитлера. Массовыми забастовками нам удалось сорвать капповский путч. Массовые забастовки сметут и Гитлера. <…> Мы приняли «партайбефель» к исполнению. В первые дни февраля 1933 года были распространены миллионы листовок: «Рабочие Германии! Долой Гитлера! Всеобщая забастовка!» Эта дикая забастовка была даром небес для Гитлера. Она позволила ему сокрушить даже самые робкие либеральные антинацистские группировки. Валтин Ян. Из мрака ночи. — М.: Международные отношения, 2000. С. 294—295, 298, 320—321 yuhrnikke.livejournal.com/58511.html

Это свидетельство немецкого коммуниста-тельмановца. А вот что пишет в своей книге «Власть и оппозиции» советский и российский философ и социолог марксистского толка, автор антисталинской истории ВКП(б) и сторонник Троцкого, доктор философских наук, профессор Вадим Роговин: 86

Глава XLVIII XLIX Теория «социал-фашизма» и приход к власти Гитлера С конца 20-х годов Сталин осуществил авантюристический ультралевый поворот не только внутри страны, но и в международном коммунистическом движении, которому была навязана т. н. «теория третьего периода». В соответствии с этой «теорией», после Октябрьской революции, вслед за «первым периодом» (революционный подъём 1918—1923 годов) и вторым периодом (относительная стабилизация капитализма в 1924—1928 годах) наступил период непосредственных революционных боёв за установление диктатуры пролетариата в капиталистических странах. С этой теорией, обещавшей скорый и окончательный крах капитализма, была связана активизация тезиса о «социал-фашизме» как главной силе, задерживающей этот крах путём торможения боевой активности рабочего класса. В октябре 1928 года Сталин обвинил коммунистов, оспаривавших сектантский лозунг «класс против класса» или не желавших заострять вопрос о борьбе с левой социал-демократией, в стремлении «приспособить коммунизм к социал-демократизму» [817]. В резолюции X пленума ИККИ (июль 1929 года) «социал-фашизм» был объявлен «особой формой фашизма в странах с сильными социал-демократическими партиями» [818]. Редактируя документы пленума, Сталин внёс в них следующее добавление: «Пленум ИККИ предлагает обратить особое внимание на усиление борьбы против «левого» крыла социал-демократии, задерживающего процесс распада соц.-демократии путём сеяния иллюзий об оппозиционности этого крыла к политике руководящих с.-дем. инстанций, а на деле всемерно поддерживающего политику соц.-фашизма» [819]. Такая установка была ложной уже в силу того, что никакого «распада» социал-демократии не происходило. В 1928 году компартии капиталистических стран насчитывали в своих рядах 583 тыс. чел. (в 1921 году — 1 млн. 516 тыс., т. е. почти втрое больше), тогда как партии Социалистического Интернационала — 6 млн. 637 тыс. чел., на 350 тыс. больше, чем в 1923 году. Честные коммунисты, наблюдавшие реальную расстановку политических сил в капиталистических странах, указывали Сталину на абсурдность отождествления социал-демократии с фашизмом. В июне 1929 года народный комиссар иностранных дел Чичерин направил Сталину письмо, в котором называл «крики о социал87

фашизме» нелепым вздором и предупреждал, что основывать политику на подобных ложных установках — «значит вести Коминтерн к гибели» [820]. Спустя год Чичерин был снят со своего поста и отстранён от всякой политической деятельности. Установка на нанесение главного удара по социал-демократии и особенно по её левым элементам как «маскирующимся» и поэтому более опасным врагам рабочего класса, чем его открытые враги — фашисты, была закреплена на XVI съезде ВКП(б), где Молотов выдвинул задачу «всемерного отпора наступающему фашизму и социал-фашизму» [821]. Несколькими месяцами ранее Сталин вписал в проект первомайского воззвания ИККИ слова о том, что против Советского Союза готовят интервенцию не только капиталистические государства, но «и их прислужники из лагеря социал-демократов…» [822]. XI пленум ИККИ (март — апрель 1931 года) охарактеризовал развитие социал-демократии как «непрерывный процесс эволюции к фашизму», и назвал социал-демократические партии «активным фактором и проводником фашизации капиталистического государства» [823]. В проект тезисов доклада Мануильского на XI пленуме Сталин вписал: «Разоблачение социал-демократии, разоблачение II Интернационала, высвобождение рабочих масс из-под влияния социал-демократии, изоляция и преодоление социал-демократии есть очередная задача коммунистических партий, без разрешения которой невозможна успешная борьба пролетариата за свое освобождение от цепей капитализма» [824]. Таким образом, документы Коминтерна исключали всякую возможность союза между коммунистическими и социалдемократическими партиями с целью создания единого рабочего фронта против наступления фашизма. [817]

Сталин И. В. Соч. Т. 11. С. 225. Коммунистический Интернационал в документах. С. 880. [819] Политическое образование. 1989. № 1. С. 81. [820] Там же. [821] XVI съезд ВКП(б). С. 420. [822] Вопросы истории. 1989. № 9. С. 7. [823] Коммунистический Интернационал в документах. С. 957, 961. [824] Вопросы истории. 1989. № 9. С. 7. [818]

В. З. Роговин. Власть и оппозиции. — М.: Товарищество «Журнал ,,Театр’’», 1993. 88

royallib.com/book/rogovin_vadim/vlast_i_oppozitsii.html

Мнение современного историка: Левые партии Германии — социал-демократы и коммунисты, — имевшие в рейхстаге около 40% голосов, не смогли сплотиться и воспрепятствовать приходу нацистов к власти. Под диктовку Коминтерна КПГ продолжала обвинять СДПГ в социал-фашизме. Коммунисты поддержали нацистов во время референдума о недоверии социал-демократическому правительству Пруссии. Некоторые лидеры коммунистов понимали, что такой курс чреват победой нацистов, и предлагали создать единый фронт с социалдемократами, но Сталин решительно пресёк такие намерения. В новом проекте партийной программы, подготовленном к 1930 г. по указаниям Москвы, КПГ требовала аннулирования Версальского договора и плана Юнга, а социал-демократы именовались «предательской партией Версаля». Неудивительно, что СДПГ, в свою очередь, ориентировалась на союз с буржуазными центристскими партиями, а не с коммунистами. Сорвав единство левых сил Германии, Сталин фактически способствовал победе нацистов. Возможно, поначалу он просто недооценил исходившую от них опасность, а потом было уже поздно. Но ряд исследователей, особенно на Западе, полагает, что советский лидер сознательно делал ставку на приход Гитлера к власти. В 1931 г. Сталин говорил лидеру немецких коммунистов Г. Нойману: «Не думаете ли вы, что, если националисты возьмут власть в Германии, их главной заботой будет Запад? Тогда мы сможем спокойно строить социализм». Один из руководителей СДПГ Ф. Штампфер утверждал после войны, что атташе советского посольства в Берлине сказал ему в ответ на вопрос, можно ли рассчитывать на помощь коммунистов в борьбе против нацистов: «Москва убеждена, что путь к Советской Германии лежит через Гитлера». Конечно, Штампфер мог и исказить слова советского дипломата, стремясь полностью снять со своей партии ответственность за срыв единого антифашистского фронта. Но и германские дипломаты, работавшие в Москве, вспоминали, что уже в 1932 г. «в германском посольстве создалось впечатление, что во избежание временных трудностей в дальнейшем советское правительство уже сейчас хотело бы установить контакт с национал-социалистами». По-видимому, в настоящее время наука ещё не в состоянии 89

окончательно ответить на вопрос, почему перед лицом растущего влияния нацизма Сталин требовал от немецких коммунистов считать главным врагом социал-демократов. Но то, что сталинское руководство несёт свою часть ответственности за победу Гитлера, едва ли может быть оспорено. Л. А. Канва. История России. Советский период www.istmira.ru/istros/istoriya-rossii-sovetskij-period/page/175/

Американский журналист, военный корреспондент, историк Уильям Ширер, который в 1934—1940-х годах жил и работал в нацистской Германии, в своей книге «Взлёт и падение Третьего рейха» тоже затронул эту тему. Ни один класс, ни одна группа лиц, ни одна партия не может снять с себя вину за отречение от демократической республики и за приход Адольфа Гитлера к власти. Кардинальная ошибка немцев, настроенных против нацизма, заключалась в том, что они не объединились для борьбы с ним. Даже в июле 1932 года, находясь на гребне популярности, национал-социалисты собрали только 37 процентов голосов. Остальные 63 процента немцев, придерживавшихся антигитлеровской ориентации, были слишком разрозненны, слишком недальновидны, чтобы сообща действовать против общей опасности, которая в противном случае, — а они не могли этого не предвидеть, — сокрушит их. Коммунисты до конца следовали своей сомнительной идее: сначала покончить с социалдемократами, социалистическими профсоюзами и остатками демократически настроенных средних слоёв населения (они руководствовались весьма спорной теорией: даже если подобная тактика приведёт к временной победе нацизма, за этим последует неизбежное крушение капитализма), а потом взять власть в свои руки и установить диктатуру пролетариата. Фашизм, с точки зрения большевиков-марксистов, есть последняя стадия умирающего капитализма, после него — торжество коммунизма во всём мире! Ширер У. Взлёт и падение Третьего рейха. — М.: Изд-во Эксма, 2003. С. 207.

Теперь почитаем американского историка Роберта Такера: Пользовавшиеся поддержкой профсоюзов и широких масс избирателей-рабочих и имевшие в ноябре 1932 г. в совокупности 90

около 40% депутатских мест в рейхстаге (примерно 7 млн голосов за социал-демократов и почти 6 млн — за коммунистов), блок двух левых партий был бы силой, достаточно мощной для сохранения конституционного порядка. Могли ли они, объединив свои усилия и сотрудничая с другими антифашистскими силами, предотвратить победу нацистов? На этот вопрос трудно дать определённый ответ, но несомненно, борьба коммунистов против социал-демократов в самый критический момент способствовала падению конституционного порядка. Не все коммунисты были настолько слепы, чтобы не видеть катастрофических последствий этой борьбы. Ещё в сентябре 1930 г. Троцкий, будучи в изгнании на Принцевых островах, призывал немецких коммунистов выступить против угрозы фашизма единым фронтом с Социал-демократической партией Германии. Троцкий пророчески предупреждал, что победа нацистов обернется катастрофой для рабочего класса Германии и неминуемо приведёт к войне с СССР, и его точку зрения разделяли многие немецкие коммунисты. Однако Сталин думал иначе и, требуя от Коммунистической партии Германии вести непримиримую борьбу против социал-демократии («социал-фашизма»), фактически способствовал захвату власти нацистами. Директива Исполкома Коминтерна немецким коммунистам (февраль 1930 г.) требовала «безжалостно разоблачать» социал-демократию. Следуя указаниям из Коминтерна, летом 1930 г. лидер ГКП Хайнц Нойман подготовил проект новой программы партии (Программа национального и социального освобождения), которая поставила задачу аннулирования Версальского договора и плана Янга и заклеймила СДПГ как предательскую партию Версаля. Соперничая с нацистами в немецком национализме, ГКП иногда не брезговала сотрудничеством с ними. Так, по приказам из Москвы летом 1931 г. коммунисты приняли участие в организованном нацистами и правыми плебисците против социал-демократического правления в Пруссии. К образованию единого антифашистского фронта с СДПГ склонялись не только рядовые коммунисты, но и некоторые руководители партии. Сначала Эрнст Тельман возражал против участия коммунистов в плебисците о Пруссии. Тогда его, Германа Реммеле и Хайнца Ноймана «вызвали в Москву, чтобы они могли из первых рук узнать о том, что инструкцию Коммунистическому Интернационалу дал лично Сталин». Другой бывший немецкий коммунист, работавший в 1932 г. в органах Коминтерна в Москве и впоследствии отбывший длительный срок заключения в советских лагерях, вспоминал, что «ещё в 1932 г. многие в руководстве ГКП и Коминтерна проявляли готовность организовать «единый фронт» с социал-демократами, который мог бы предотвратить победу 91

национал-социализма. Но их робкие предложения приняты не были — всё решало слово Сталина, который твёрдо держался своей линии. Любая критика этой линии тут же объявлялась антипартийной ересью, а то и провокацией агентов международного капитализма». Руководство СДПГ, стремившееся прежде всего установить тесные контакты с католическими и центристскими партиями, также воздерживалось от сотрудничества с коммунистами. Осенью 1932 г., однако, кризис настолько углубился, что настоятельная необходимость сотрудничества стала очевидной. Лидер СДПГ Фридрих Штампфер добился встречи с Львом Хинчуком, советским послом в Берлине и бывшим меньшевиком. Штампфер спросил его, можно ли ожидать помощи от коммунистов в борьбе с националсоциализмом. Затем Штампфер несколько раз встречался с атташе советского посольства Виноградовым, от которого он наконец услышал: «Москва убеждена, что путь к Советской Германии лежит через Гитлера». Не может быть сомнений в том, что Сталин лично определял политику ГКП и тем самым способствовал приходу нацистов к власти. В том, что левые и другие антифашистские силы в Германии не выступили единым фронтом, повинен прежде всего Сталин. <…> Сталин пошёл по единственному казавшемуся ему возможным пути. Пусть идеологией нацистов был ярый антибольшевизм и антисемитизм (последнее меньше всего беспокоило Сталина) — они не были «западниками». Да, нацистское движение было националистическим, реваншистским, недемократичным, антиверсальским, — но нацисты были настроены против Запада, агрессивны, их приход к власти означал бы усиление напряженности между Германией и другими западными державами, а то и войну. Есть прямое свидетельство, что Сталин думал именно так. В конце 1931 г. он сказал Хайнцу Нейману: «Не думаете ли вы, Нейман, что, если националисты возьмут власть в Германии, их главной заботой будет Запад? Тогда мы сможем спокойно строить социализм». <…> …приход нацистов к власти положил бы конец пассивностей внешней политике Германии. Либерально-демократическая Веймарская республика, с её колебаниями от «остполитик» к «вестполитик», от ориентации на СССР к сближению с Западом, на которое её толкали антисоветчики в США, Англии, Франции и в самой Германии, никогда не пошла бы на войну с Западом за германские интересы, а вот нацистская Германия вполне могла бы начать такую войну. Конечно, нацисты могли выступить и против СССР, но Сталин, очевидно, считал, что этого можно будет не допустить дипломатическими средствами. 92

Перед самым приходом нацистов к власти Москва продемонстрировала, что не только готова к такому повороту событий, но даже, проявляя известную сдержанность, надеется на него. В июле 1932 г. тогдашний глава ТАСС Долецкий сказал советнику германского посольства Густаву Хильгеру, что, по его убеждению, здравый смысл требует, чтобы в Германии было национал-социалистическое правительство, политика которого по отношению к СССР будет отвечать интересам Германии в долгосрочной перспективе. Несомненно, «убеждение» Донецкого было ему продиктовано. Он заверил Хильгера, что советской печати приказали не комментировать кризис в Германии и воздержаться от критики в адрес немецкого руководства. Его беспокоило только, что с приходом Гитлера к власти, возможно, потребуется некоторое время для восстановления нормальных отношений между двумя государствами. Хильгер позже вспоминал, что «в германском посольстве создалось впечатление, что во избежание временных трудностей в дальнейшем советское правительство уже сейчас хотело бы установить контакт с национал-социалистами». Эрих Волленберг, старый германский коммунист, вспоминал, что в то время немецкие антифашисты говорили: «Без Сталина — нет Гитлера». Он же пишет, что в начале 1933 г. Зиновьев сказал ему, что, не говоря уже о немецких социал-демократах, главная вина перед историей за победу Гитлера ложится на Сталина. Так или иначе, несомненно, Сталин способствовал приходу нацистов к власти. Роберт Такер. Сталин. История и личность www.rulit.me/books/stalin-istoriya-i-lichnost-read-378723-212.html www.rulit.me/books/stalin-istoriya-i-lichnost-read-378723-213.html

И напоследок взгляд изнутри: отрывок из книги Отто Штрассера, в 1920-е годы представлявшего левое крыло национал-социалистической партии, младшего брата Грегора Штрассера, одного из основателей и лидеров нацистской партии (убит в 1934 году во время «ночи длинных ножей»). …КПГ… в качестве конкурирующего с НСДАП тоталитарного движения реально могла претендовать на власть в Германии. …идиотскими выглядят убеждения некоторых «историков» в том, что предотвратить приход Гитлера к власти мог союз КПГ и СДПГ — «единый фронт» против нацизма. В 1925 году 93

на президентских выборах КПГ выставляет своего кандидата (Эрнста Тельмана) и во многом способствует этим победе Гинденбурга (его поддерживала НСДАП и крайне правые партии) над кандидатом Народного блока (куда входили СДПГ и либералы). В конце 20-х — начале 30-х годов в Германии не было ни одного серьёзного случая сотрудничества на руководящем уровне КПГ с СДПГ, при том, что совместные акции коммунистов с НСДАП, не говоря уже о «левых» нацистах и национал-большевиках, имели место, и довольно часто. Например, совместный митинг в Берлине 20 октября 1930 года, где выступали коммунист Хейнц Нойман и нацист Йозеф Геббельс (присутствовало 300 членов КПГ и 1200 членов НСДАП), отнюдь не был единичным явлением, подобные митинги, дискуссии в Берлине проводились неоднократно. Имели они место и в других городах — например, в Бремене и Биефеле в начале 1931 года. Особенно известна борьба обеих партий против Прусского правительства, возглавлявшегося СДПГ. В августе 1931 г. КПГ и НСДАП вместе голосовали за референдум по вопросу о его роспуске; в апреле 1932 года в «Роте Фане» был выдвинут провокационно звучащий лозунг «Красный натиск на «Красную Пруссию», после чего в июне 1932 года при помощи КПГ нацист был избран председателем прусского ландтага, а в июле того же года канцлер фон Папен, опираясь на парламентское большинство из НСДАП, КПГ и правых, ликвидировал социал-демократическое правительство Пруссии. Широко известна и забастовка транспортников Берлина 3—7 ноября 1932 года, совместно проведенная КПГ и НСДАП. Параллели между КПГ и НСДАП достаточно очевидны. <…> КПГ отнюдь не была в начале 30-х годов «партией рабочего класса», как это долгое время пытались представить. Другое дело, что она стремилась стать ею, но ведь это же можно сказать и о национал-большевиках, штрассеровцах и даже НСДАП. <…> Даже в относительно благополучном 1927 году только 53,2% членов КПГ имели работу (в 1928 — 63,3%, в 1929 — 51,9%). Затем и без того огромный процент безработных членов партии катастрофически возрос. Таким образом, можно согласиться с мнением немецкого историка Г. А. Винклера о том, что КПГ «была партией безработных». В феврале 1932 года в КПГ из 360 тысяч членов (в 1929 году их было 116 тыс.) лишь 11% являлись рабочими. Весной 1932 года из 6,8 млн. немецких рабочих лишь 55 тысяч были членами КПГ. Причём в 1929—1932 годах новых ячеек на 94

предприятиях не появлялось, и «на крупных предприятиях организованной работы КПГ не велось». Левая профсоюзная организация, фактически руководимая КПГ, — так называемая «Ревпрофоппозиция» (РПО) — насчитывала в 1932 году только 35 тысяч членов, меньше, чем НСБО (профсоюз НСДАП). Таким образом, мы видим, что на рубеже 1929—1930 годов в Германии в результате кризиса сложились два мощных тоталитарных движения. Они включали в себя НСДАП и некоторых её союзников из правого лагеря, а также КПГ, национал-большевистские группы. <…> Отто Штрассер. Гитлер и я. www.litmir.me/br/?b=228834&p=13

Но и сейчас бытуют рассуждения, что если бы коммунисты и социал-демократы объединились против нацистов, Гитлер оказался бы в меньшинстве. Думаю, что это наивные рассуждения: германские социал-демократы были для большевиков злейшими врагами и никакого взаимодействия с ними в принципе не могло быть. Так что можно определённо сказать, что Гитлера к власти в Германии привёл Сталин с подельниками. Если же пофантазировать, что Сталин решил бы схитрить и дал бы Тельману команду сблокироваться с социалдемократами против нацистов, — но при условии, что канцлером становится коммунист, — то натура большевистская сразу взяла бы верх и германские коммунисты быстренько (с решительной помощью ОГПУ, сотрудниками которого Германия была бы неизбежно наводнена) ликвидировали бы как социал-демократическую, так и нацистскую верхушку, разрешив простым членам их партий вступить в партию Тельмана—Сталина (опыт Советской России и нацистской Германии говорит, что именно так и было бы). Но всё это мои домыслы. А реальность была такова, что, несколько охладев к Германии, Сталин вплотную занялся испанскими делами, постаравшись весь накопленный за полтора десятка лет «положительный» опыт строительства соц.государства всеми доступными подручными средствами передать испанским коммунистам, не гнушаясь даже анархистами (их, как, впрочем, и коммунистов, всегда потом расстрелять можно: территория у Испании небольшая, на 95

ГУЛАГ не потянет, чтобы живыми долго держать). Гитлеру помощь Сталина почти соседней Испании не по душе пришлась и вождь немецкой нации решил немного подсобить предводителю нации испанской. Пикантность ситуации состояла в том, что в легионе «Кондор» против советских лётчиков сражались и некоторые «воспитанники» липецкой авиашколы. Получив приказ Гитлера, Вильберг, ставший уже генераллейтенантом, сформировал печально известный легион «Кондор», который возглавили «липецкие питомцы» Хуго Шперле и Вольфрам фон Рихтсхофен. Некоторые из их подчинённых также обучались в Липецке. А аэродромы им оборудовал всё тот же Эрнст Борман. В. Петров, Ю. Тихонов. Советский полигон Люфтваффе slovodrom.blogspot.com/2010/06/blog-post_29.html

РСДРП(б)—РКП(б)—ВКП(б) = NSDAP Теперь немного о близнецах-братьях — большевизме и национал-социализме. Партия большевиков называлась Российской социалдемократической рабочей партией (большевиков), сокращённо — РСДРП(б). Гитлеровская партия называлась в СССР коротко, аббревиатурно, — НСДАП, что было совершенно непонятно. Это был хитрый трюк. Мало кто из советских людей знал, как расшифровать эти буквы, которые были простой транслитерацией немецкого сокращения NSDAP. Между тем полное название гитлеровской партии — Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei) — говорило о родстве двух тоталитарных партий. Обе носили название рабочих. Одна была немецкой, другая, соответственно, российской. Отличие было в том что немецкая рабочая партия была не просто социалистической, а национал-социалистической, 96

тогда как российская рабочая партия сначала называлась социал-демократической, а потом коммунистической — РКП(б)/ВКП(б). Вот и вся между ними разница. Близнецовое сходство в том, что обе партии являлись основой тоталитарных систем. Признаки тоталитарного общества по версии К. Фридриха и З. Бжезинского В своей работе «Тоталитарная диктатура и автократия» (1956 г.), Карл Фридрих и его бывший аспирант Збигнев Бжезинский, на основе эмпирического сравнения сталинского СССР, нацистской Германии и фашистской Италии, сформулировали ряд определяющих признаков тоталитарного общества. <…> 1. Наличие одной всеобъемлющей идеологии, на которой построена политическая система общества. 2. Наличие единственной партии, как правило, руководимой диктатором, которая сливается с государственным аппаратом и тайной полицией. 3. Крайне высокая роль государственного аппарата, проникновение государства практически во все сферы жизни общества. 4. Отсутствие плюрализма в средствах массовой информации. 5. Жёсткая идеологическая цензура всех легальных каналов поступления информации, а также программ среднего и высшего образования. Уголовное наказание за распространение независимой информации. 6. Большая роль государственной пропаганды, манипуляция массовым сознанием населения. 7. Отрицание традиций, в том числе традиционной морали, и полное подчинение выбора средств поставленным целям (построить «новое общество»). 8. Массовые репрессии и террор со стороны силовых структур. 9. Уничтожение индивидуальных гражданских прав и свобод. 10. Централизованное планирование экономики. 11. Почти всеобъемлющий контроль правящей партии над вооружёнными силами и распространением оружия среди населения. 12. Приверженность экспансионизму. 13. Административный контроль над отправлением правосудия. 14. Стремление стереть все границы между государством, гражданским обществом и личностью. Приведённый перечень не означает, что всякий режим, которому присуща хотя бы одна из указанных черт, следует относить к 97

тоталитарным. В частности, некоторые из перечисленных черт в разное время были также свойственны демократическим режимам. Аналогично, отсутствие какого-то одного признака не является основанием для классификации режима как нетоталитарного. Однако первые два признака, по мнению исследователей тоталитарной модели, являются её наиболее яркими характеристиками. Тоталитаризм (от лат. totalis — весь, целый, полный; лат. totalitas — цельность, полнота) — политический режим, который стремится к полному (тотальному) контролю государства над всеми аспектами жизни общества. В сравнительной политологии под тоталитарной моделью понимается теория о том, что фашизм, сталинизм и, возможно, ряд других систем являлись разновидностями одной системы — тоталитаризма. Тоталитаризм с точки зрения политологии — форма отношения общества и власти, при которой политическая власть берёт под полный (тотальный) контроль общество, образуя с ним единое целое, полностью контролируя все аспекты жизни человека. Проявления оппозиции в любой форме подавляются или пресекаются государством. Если такая власть на практике исходит не от народа, то всё равно может быть создана иллюзия одобрения народом действий этой власти.

cyberpedia.su/17x9ce5.html

По моему примитивному разумению, тоталитарная система формируется тоталитарной партией (партией «нового типа» — по определению смердящего, разложившегося мавзолениного трупа), идеология которой зиждется на социальной, националистической либо религиозной мифологии. Такая партия формируется кучкой негодяев и мерзавцев, нашедших себе опору в широких слоях (массах) социальных, расово-националистических, националистических или религиозных фанатиков, которые считают идеи и взгляды своих кумиров (вождей, фюреров, кормчих, аятолл и прочей швали) единственно верными и требующими распространения на весь остальной мир любыми способами и средствами, преимущественно насильственного характера. Такая партия, воспользовавшись катастрофической ситуацией в стране (изнурительная война, резко ухудшившаяся экономическая ситуация после поражения в войне, массовые протесты против преступной политики 98

правящего режима), захватывает власть в стране революционным или парламентским (посредством демократических выборов, — что бывает в исключительных случаях) путём. Охранные отряды партии и её боевые дружины сразу же начинают выполнять роль карательных органов. Революционный захват власти нередко приводит и ожесточённой и кровопролитной гражданской войне. Тоталитарная партия, естественно, быстро формирует вооружённые силы из социально (национально, религиозно) близких элементов. Прорвавшись к власти, тоталитарная партия сразу же зачищает всё политическое пространство в стране, физически уничтожает либо сажает в тюрьмы или концлагеря руководство политических соперников (при этом низовые члены конкурировавшей тоталитарной партии, если таковая имелась, массово перетекают в победившую тоталитарную партию). Партия становится над государством, руководя всеми его структурами либо создав ключевые структуры заново. Затем вождь (фюрер, кормчий и прочее) победившей тоталитарной партии коварно расправляется со своими соратниками, вместе с которыми он пришёл к власти, оставив при себе только небольшую кучку лично ему преданных мерзавцев. С этого момента наступает господство тоталитарной системы. В стране устанавливается единомыслие. Вождь (фюрер, кормчий и прочее), опираясь на репрессивные органы, армию, партию, массовые общественные, профессиональные, культурные, религиозные организации, а также полностью подконтрольные партии-марионетки (если таковым позволено существовать) и жёстко цензурируемые средства массовой информации, быстро устанавливает полный личный контроль над страной, государством и обществом. Несогласные с установившимся тоталитарным режимом подвергаются репрессиям. Карательные органы получают полную свободу действий. Промышленность и сельское хозяйство принудительно обслуживают нужды тоталитарного режима, главной целью которого во внешней политике является экспансия, осуществляемая военным путём.

Исходя из этого можно утверждать, что абсолютная, всеобъемлющая тоталитарная система существовала в 1930-е, 1940-е и в начале 1950-х только в Советском Союзе, после установления единовластия Усатого Ублюдка в конце 1929 года и до тех пор, пока он не сдох. Затем аналогичная тоталитарная система была в КНДР при Ким Ир Сене с конца 1950-х и до его ухода в ад, и в КНР периода «культурной революции» (1966—1976 гг.), пока не сдох Мао. Вывод: абсолютная, всеобъемлющая тоталитарная система покоилась только на основе марксистской идеологии. В нацистской Германии тоталитарная система не была всеобъемлющей. Политическая полиция была в Германии, естественно, как при кайзере, так и в Веймарской республике. При нацистах она (под названием «гестапо» — тайная государственная полиция: Gestapo — Geheime Staatspolizei) организационно вошла в состав Министерства внутренних дел Германии, которое в 1936 году возглавил Генрих Гиммлер, а в 1939 году — в Главное управление имперской безопасности, подчинявшееся тому же Гиммлеру. Армия (вермахт — Wehrmacht), в отличие от РабочеКрестьянской Красной Армии, предтечей которой была Красная гвардия (вооружённые отряды большевистской партии), не создавалась заново, а вела свою родословную от Германской имперской армии, или рейхсхеер (Deutsches Kaiserliches Heer, Reichsheer; 1871—1919 гг.), затем рейхсвер (Reichswehr; 1919—1935 гг.). Промышленность, за определённым исключением, не была национализирована.

100

Гитлер мечтал о Великом Рейхе. Сталин мечтал о Мировой Федерации Советов. Какова бы ни была идеологическая упаковка, и тот и другой мечтал о мировом господстве. И тот и другой взял на вооружение самую современную наступательную доктрину и в соответствии с этой доктриной готовил к будущей войне армию и народ. При этом тотальная милитаризация всей общественной жизни прикрывалась лозунгами защиты «социалистического Отечества» или «интересов арийской расы». И не было в 30-е годы более «последовательных борцов за мир», чем советское Политбюро, и более рьяного «пацифиста», чем Гитлер. Как выразился Сталин в узком кругу доверенных товарищей: «Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет». Ведь по своей сущности, проявлениям и влиянию на общественную жизнь большевизм и фашизм очень похожи. Эти понятия во многом адекватные и идентичные по сути, одинаково непримиримые к инакомыслию. «Мы обязаны освобождать пространства от населения… Я имею в виду устранение целых расовых групп», — изложил свою позицию Гитлер. «Мы не ведём войну против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию, как класс», — инструктировал чекистов Лацис. Так в чём разница между национал-социализмом и социал101

интернационализмом? В том, что один истребляет расы, а другой классы? Кстати, и те и другие создавались как партии «пролетариата». Ещё в апреле 1923 года ведущий большевистский теоретик и «любимец партии» Н. И. Бухарин заметил: «Характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни была партия, усвоили себе и применили на практике опыт русской революции». И далее: фашизм — «…это полное применение большевистской практики и специально русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия очень крепко сколоченной военной организации… и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами». Нацисты вполне согласны с «Бухарчиком». Из донесения Главного управления имперской безопасности: «Это всё равно, называется ли правительство нацистским, фашистским или советским, принцип один. Воля диктатора — закон. Он жестоко подчинён этой воле. Собственность полностью конфискуется… Патриотизм становится слепой покорностью господствующему классу… Между деспотизмом и демократией не может быть компромисса». 23 августа 1939 года кремлёвский и берлинский «мечтатели» договорились о разделе сфер влияния в Европе. С этого момента и до весны 1941 года Германия совершила агрессию против девяти государств, СССР за этот же период — против шести. Причём потери в людях и боевой техники «нейтрального» Советского Союза намного превзошли потери воюющего вермахта. На этом лимит советскогерманской дружбы был исчерпан. Двум самым агрессивным режимам предстояло неминуемое открытое столкновение друг с другом, исключавшее «всякую возможность достижения каких-либо компромиссов». Бешанов В. В. Танковый погром 1941 года. nice-books.ru/books/nauchnye-i-nauchno-populjarnye-knigi/istorija/page-14187453-vladimir-beshanov-tankovyi-pogrom-1941-goda-v-avtorskoi.html#book

Снова отрывок из книги Отто Штрассера, в 1920-е годы представлявшего левое крыло национал-социалистической партию. — Допустим, господин Гитлер, что завтра вы приходите к власти. Что вы будете делать с Круппом? Оставите вы его в покое или нет? — поинтересовался я. 102

— Конечно, я оставлю его в покое! — закричал Гитлер. — Не считаешь ли ты меня сумасшедшим, способным разрушить великую германскую промышленность? <…> …Гитлер… пожал плечами, на мгновение задумался, а затем продолжил: — Я никогда не говорил, что все предприятия должны быть национализированы. Нет, я утверждал, что мы могли бы национализировать только те предприятия, которые наносят ущерб национальным интересам. В других же случаях я считал бы преступлением разрушение важнейших элементов нашей экономической жизни. Возьмите итальянский фашизм. Наше национал-социалистическое государство, как и фашистское государство, должно стоять на страже интересов как рабочих, так и работодателей, и выполнять функции арбитра в случае возникновения споров. Отто Штрассер. Гитлер и я www.litmir.me/br/?b=228834&p=34 www.litmir.me/br/?b=228834&p=35

Крестьянство Гитлер, в отличие от Сталина, не уничтожил, наоборот, поддержал его по мере возможности. Что сделал с крестьянством Усатый Ублюдок — страшно сказать. Он своей преступной коллективизацией не только закрепостил и поработил крестьян, но и уничтожил более десяти миллионов самых трудолюбивых крестьян. Даже такое сервильное издание, как Lenta.ru, в интервью с кандидатом исторических наук, доцентом факультета экономических наук Высшей школы экономики Алексеем Раковым дало страшные цифры: Lenta.ru: Если верить мемуарам, в ходе визита Черчилля в СССР в августе 1942 года во время совместного ночного застолья на кремлевской квартире советский вождь признался, что борьба с десятью миллионами крестьян в годы коллективизации для него лично была тяжелее и страшнее войны с гитлеровской Германией. <…> Насколько реальна названная Сталиным цифра в десять миллионов «побеждённых» им крестьян? Раков: Согласно последним исследованиям историка Виктора 103

Земскова, непосредственно жертвами коллективизации стали от двух до двух с половиной миллионов человек. Если прибавить к ним погибших в результате голода 1932—1933 годов 7,7 миллиона, то примерно на эту цифру мы и выходим. <…> …в 1932—1933 годах к этому ещё добавился массовый голод в деревне. В отличие от ситуации 1921—1922 годов, власти не только замалчивали масштабы бедствия, но и запрещали жителям голодающих районов покидать их в поисках пропитания. Тем самым миллионы людей фактически были обречены на медленную и мучительную смерть. Lenta.ru: Голод 1932—1933 годов был искусственным? Раков: Конечно, тем более что объём хлебозаготовок оставался на уровне 1930 года. Голод отчасти был обусловлен предыдущей политикой большевиков. <…> «Советская власть угробила деревню» lenta.ru/articles/2018/03/07/fist/

Самой бесчеловечной и кровавой в истории человечества была большевистская тоталитарная система (красный фашизм), своей кульминации достигшая при абсолютизме Сталина и уничтожившая десятки миллионов человек. Своих, а не чужих.

БЛИЗНЕЦЫ-БРАТЬЯ Русские и советские учёные о красном фашизме.

104

Михаил Нестеров. Портрет И. П. Павлова. 1935

Ну, Павлов, ну, великий русский учёный, ну, собачек слюной исходить заставлял, ну, художник Нестеров мощно его портрет написал... Но летом 2000 года я купил превосходную книгу «ЗВЕЗДА И СВАСТИКА. Большевизм и русский фашизм» (М., ТЕРРА, 1994) и почитал там такие строки: В начале 1935 года выдающийся русский физиолог И. Павлов направляет в Совнарком СССР следующее послание: «Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До вашей революции фашизма не было». Павлов писал о терроре, насилии и страшной цене большевистского эксперимента.

С тех пор я Ивана Петровича Павлова очень зауважал. P. S. Позже нашёл полный текст с этой цитатой. 105

Из переписки академика Павлова с председателем Совета Народных Комиссаров Молотовым №1 И. ПАВЛОВ — В. МОЛОТОВУ¹ В СОВЕТ НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ СССР Революция застала меня почти в 70 лет. А в меня засело как-то твёрдое убеждение, что срок дельной человеческой жизни именно 70 лет. И потому я смело и открыто критиковал революцию. Я говорил себе: «чорт с ними! Пусть расстреляют. Всё равно, жизнь кончена, а я сделаю то, что требовало от меня моё достоинство». На меня поэтому не действовали ни приглашение в старую чеку, правда, кончившееся ничем, ни угрозы при Зиновьеве в здешней «Правде» по поводу одного моего публичного чтения: «можно ведь и ушибить...» Теперь дело показало, что я неверно судил о моей работоспособности. И сейчас, хотя раньше часто о выезде из отечества подумывал и даже иногда заявлял, я решительно не могу расстаться с родиной и прервать здешнюю работу, которую считаю очень важной, способной не только хорошо послужить репутации русской науки, но и толкнуть вперед человеческую мысль вообще. Но мне тяжело, по временам очень тяжело жить здесь — и это есть причина моего письма в Совет. Вы напрасно верите в мировую пролетарскую революцию. Я не могу без улыбки смотреть на плакаты: «да здравствует мировая социалистическая революция, да здравствует мировой октябрь». Вы сеете по культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм. До Вашей революции фашизма не было. Ведь только нашим политическим младенцам Временного Правительства было мало даже двух Ваших репетиций перед Вашим октябрьским торжеством. Все остальные правительства вовсе не желают видеть у себя то, что было и есть у нас и, конечно, во время догадываются применить для предупреждения этого то, чем пользовались и пользуетесь Вы — террор и насилие. Разве это не видно всякому зрячему! Сколько раз в Ваших газетах о других странах писалось: «час настал, час пробил», а дело постоянно кончалось лишь новым фашизмом то там, то сям. Да, под Вашим косвенным влиянием фашизм постепенно охватит весь культурный мир, исключая могучий англо-саксонский отдел (Англию наверное, американские Соединенные Штаты, вероятно), который воплотиттаки в жизнь ядро социализма: лозунг – труд как первую обязанность и ставное достоинство человека и как основу человеческих отношений, обезпечивающую соответствующее существование 106

каждого — и достигнет этого с сохранением всех дорогих, стоивших больших жертв и большого времени, приобретений культурного человечества. Но мне тяжело не оттого, что мировой фашизм попридержит на известный срок темп естественного человеческого прогресса, а оттого, что делается у нас и что, по моему мнению, грозит серьёзною опасностью моей родине. Во-первых то, что Вы делаете есть, конечно, только эксперимент и пусть даже грандиозный по отваге, как я уже и сказал, но не осуществление бесспорной насквозь жизненной правды — и, как всякий эксперимент, с неизвестным пока окончательным результатом. Во-вторых, эксперимент страшно дорогой (и в этом суть дела), с уничтожением всего культурного покоя и всей культурной красоты жизни. Мы жили и живём под неослабевающим режимом террора и насилия. Если бы нашу обывательскую действительность воспроизвести целиком, без пропусков, со всеми ежедневными подробностями — это была бы ужасающая картина, потрясающее впечатление от которой на настоящих людей едва ли бы значительно смягчилось, если рядом с ней поставить и другую нашу картину с чудесно как бы вновь выростающими городами, днепростроями, гигантами-заводами и безчисленными учёными и учебными заведениями. Когда первая картина заполняет моё внимание, я всего более вижу сходства нашей жизни с жизнию древних азиатских деспотий. А у нас это называется республиками. Как это понимать? Пусть, может быть, это временно. Но надо помнить, что человеку, происшедшему из зверя, легко падать, но трудно подниматься. Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, как и тем, насильственно приучаемым участвовать в этом, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно. И с другой стороны. Тем, которые превращены в забитых животных, едва ли возможно сделаться существами с чувством собственного человеческого достоинства. Когда я встречаюсь с новыми случаями из отрицательной полосы нашей жизни (а их легион), я терзаюсь ядовитым укором, что оставался и остаюсь среди нея. Не один же я так чувствую и думаю?! Пощадите же родину и нас. Академик Иван Павлов. Ленинград. 21 декабря 1934 г.

¹ На машинописной копии письма резолюция: т. Сталину. Сегодня СНК получил новое чепуховое письмо академика Павлова. Молотов. АПРФ. Ф.3. Оп.33. Д.180. Л.47—50. Автограф.

107

№2 В. МОЛОТОВ — И. ПАВЛОВУ АКАДЕМИКУ И. П. ПАВЛОВУ. 2 января 1935 Ваше письмо от 21 декабря Совет Народных Комиссаров получил. Должен при этом выразить Вам своё откровенное мнение о полной неубедительности и несостоятельности высказанных в Вашем письме политических положений. Чего стоит, например, одно противопоставление таких представительниц «культурного мира», как империалистические державы — Англия и Соединенные Штаты, огнём и мечём прокладывавших себе путь к мировому господству и загубивших миллионы людей в Индии и Америке, также и теперь ни перед чем не останавливающихся, чтобы охранять интересы эксплоататорских классов, — противопоставление этих капиталистических государств нашему Советскому Союзу, спасшему от гибели миллионы людей путём быстрого выхода из войны в 1917 году и провозглашения мира и успешно строящему бесклассовое социалистическое общество, общество подлинно высокой культуры и освобождённого труда, несмотря на все трудности борьбы с врагами этого нового мира. Можно только удивляться, что Вы берётесь делать категорические выводы в отношении принципиально-политических вопросов, научная основа которых Вам, как видно, совершенно неизвестна. Могу лишь добавить, что политические руководители СССР ни в коем случае не позволили бы себе проявить подобную ретивость в отношении вопросов физиологии, где Ваш научный авторитет бесспорен. Позволю себе на этом закончить свой ответ на Ваше письмо. Председатель СНК Союза ССР

В. Молотов

Р. S. Копии Вашего письма и моего ответа мною посланы президенту Академии Наук А. П. Карпинскому. АПРФ. Ф. 56. Оп.1. Д.1469. Л.41.

№3 И. ПАВЛОВ — В. МОЛОТОВУ Ленинград 108

12.III.1935 Многоуважаемый Вячеслав Михайлович, Простите за надоедливость, но не имею силы молчать. Сейчас около меня происходит что-то страшно несправедливое и невероятно жестокое. Ручаюсь моею головою, которая чего-нибудь да стоит, что масса людей честных, полезно работающих, сколько позволяют их силы, часто минимальные, вполне примирившиеся с их всевозможными лишениями без малейшего основания (да, да, я это утверждаю) караются беспощадно, не взирая ни на что как явные и опасные враги Правительства, теперешнего государственного строя и родины. Как понять это? Зачем это? В такой обстановке опускаются руки, почти нельзя работать, впадаешь в неодолимый стыд: «А я и при этом благоденствую». Спасибо за поддержку колтушской работы. Преданный Вам Иван Павлов АПРФ. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1455. Л. 13. Автограф.

№4 В. МОЛОТОВ — И. ПАВЛОВУ ¹ Многоуважаемый Иван Петрович, По поводу Вашего письма от 12 марта должен сообщить Вам следующее. В Ленинграде действительно предприняты специальные меры против злостных антисоветских элементов, что связано с особым приграничным положением этого города и что правительству приходится особо учитывать в теперешней сложной международной обстановке. Разумеется, возможны при этом отдельные ошибки, которые должны быть выправлены, но заверяю Вас в том, что имеются достаточные данные о незаконных и прямо предательских по отношению к родине связях с заграницей определённых лиц, по отношению к которым (и их пособникам) применены репрессии. При первом случае, когда мне представится возможность лично с Вами поговорить, сообщу Вам некоторые соответствующие подробности. Уважающий Вас В. Молотов 15.III.35 г. ¹ На письме резолюция: Т. Сталину. Хочу сегодня послать этот ответ Павлову. Нет ли замечаний? Молотов и помета А.Поскребышева: 109

т. Сталин не возражает. АПРФ. Ф.56. Оп.1. Д.1469. Л.48.

<…>

<…> Источник. 1995. №1(14). «Пощадите же родину и нас». Протесты академика И. П. Павлова против большевистских насилий. С. 138—144. old.ihst.ru/projects/sohist/document/letters/pav95ist.htm

110

Выдающийся учёный-естествоиспытатель Владимир Иванович Вернадский писал 16 ноября 1941 года в своём дневнике:

Вернадский за рабочим столом 16 ноября, утро. Воскресенье. Боровое. <…> 1. Двойное на словах правительство — Центральный Комитет Партии и Совнарком. Настоящая власть — Центрального Комитета Партии, и даже диктатура Сталина. Это — то, что связывало нашу организацию с Гитлером и Муссолини. <…>

Владимир Вернадский. «Коренные изменения неизбежны...». Дневник 1941 года — «Новый Мир». 1995, №5.

Крупный советский физик-теоретик Лев Ландау считал большевистскую власть фашистской и называл Ленина «первым фашистом». КГБ держал его под контролем и регулярно информировал Политбюро о нелицеприятных высказываниях Ландау о партии. 111

<…> 12 ноября 1956 года в разговоре у себя на квартире о наших действиях в Венгрии и на вопрос собеседника, что «если бы Ленин встал, у него бы волосы встали», Ландау ответил: «Но с другой стороны у Ленина тоже было рыльце в пуху. Вспомни кронштадтское восстание. Грязная история. Тоже рабочий класс Петрограда и моряки из Кронштадта восстали. У них были самые демократические требования, и они получили пули... фашистская система. ...Первое, что было сделано ещё в октябре 1917 года — произошла передача власти. Она была полностью передана в руки партийного аппарата. Была немедленно дана установка партии: грабь награбленное и бери себе. ...Это не ошибка, в этом была идея. На этом была сделана революция». На вопрос: «Значит эта вся идея порочна?» — Ландау ответил: «Конечно». <…> 30 ноября 1956 года Ландау, касаясь членов правительства, говорил: «Ну, как можно верить этому? Кому, палачам верить? Вообще это позорно... Палачи же, гнусные палачи». В другом разговоре он сказал: «Наши в крови буквально по пояс. То, что сделали венгры, это считаю величайшим достижением. Они первые разбили, по-настоящему нанесли потрясающий удар по иезуитской идее в наше время. Потрясающий удар!» Ландау считает, что со времени Октябрьской революции в СССР постепенно формировалось фашистское государство. Так, 20 ноября 1956 года Ландау в разговоре с харьковским ученым И. М. Лифшицем говорил: «И вот тут-то большевистская партия пошла на оформление… В какой-то степени это неизбежно было. Это была идея создания фашистского государства, т. е. люди, которые делают революцию, чтобы они получили за это в качестве оплаты управление государством. Это был лозунг, который был реальным и который имел грандиознейший успех. Причем он имел социалистическую часть: сбросить буржуазию и строить социализм. Но он имел и фашистскую часть, этот лозунг: взять государство в свои руки». Позднее, 30 ноября 1956 года, по этому вопросу Ландау высказался так: «Идея, которая лежит в основе компартии, — иезуитская идея. Это идея послушания начальству. Типичная, как и вся история иезуитского ордена». 12 января с. г. в разговоре с членом-корреспондентом АН СССР Шальниковым Ландау заявил: «Я должен тебе сказать, что я считаю, что наша система, как я её знаю с 1937 года, совершенно определённо есть фашистская система и она такой осталась и измениться так просто не может. Поэтому 112

вопрос стоит о двух вещах. Во-первых, о том, в какой мере внутри этой фашистской системы могут быть улучшения… Во-вторых, я считаю, что эта система будет всё время расшатываться. Я считаю, что, пока эта система существует, питать надежды на то, что она приведет к чему-то приличному, никогда нельзя было, вообще это даже смешно. Я на это не рассчитываю». В разговоре на эту тему с профессором Мейманом Ландау сказал: «То, что Ленин был первым фашистом, — это ясно». Отрицая наличие у нас социалистической системы, он в мае с. г. говорил: «Наша система — это диктатура класса чиновников, класса бюрократов. Я отвергаю, что наша система является социалистической, потому что средства производства принадлежат никак не народу, а бюрократу». <…> 23 января с.г. в разговоре с одной из приближенных к нему женщин Ландау заявил: «Наши есть фашисты с головы до ног. Они могут быть более либеральными, менее либеральными, но фашистские идеи у них. Но что я считаю чудесно, это что вот иезуитский миф гибнет». <…> Справка по материалам на академика ЛАНДАУ Л. Д. (Записка КГБ в ЦК КПСС, 19 декабря 1957 года) landafshits.narod.ru/Dau_KGB_57.htm

113

МЮНХЕНСКОЕ СОГЛАШЕНИЕ Невозможно отрицать роковую для мира в Европе роль Мюнхенского соглашения (термин «Мюнхенский сговор» не совсем точен: сговор был, но он произошёл ещё до подписания соглашения). Особо активно вёл себя премьерминистр Великобритании Чемберлен, который наивно полагал, что сможет предотвратить надвигавшуюся войну, согласившись отдать Гитлеру населённую в основном немцами Судетскую область, перекроив тем самым Чехословакию — спорный продукт распада Австро-Венгрии.

I believe it is peace for our time Я привёз мир нашему поколению

Мог ли Советский Союз вступиться за Чехословакию? — не только мог, но и очень хотел вступиться. Правда, для этого надо было дождаться, когда если не Лондон, то хотя бы Париж соизволит оказать Чехословакии помощь. Но Англия и Франция хорошо помнили, как Россия, став советской, 114

беспардонно плюнула в 1918 году на все союзнические договорённости и заключила мир с Германией. А Польша и Чехословакия, — каждая страна по-своему, но каждая вполне обоснованно, — боялись чрезвычайно «миролюбивого» большевистского соседа. Польша отказалась пропустить советские войска через свою территорию даже по воздуху (три предыдущих раздела не позволяли Польше расслабляться). Чехословакия предпочла делать Гитлеру уступка за уступкой и в конце концов сдаться на немилость победителя. В течение лета [1938 года] фон Мольтке, посол в Варшаве, сообщал в Берлин, что Польша не только откажется помогать Чехословакии и пропустить через свою территорию и воздушное пространство советские войска и советскую авиацию, но и будет претендовать на часть чешской территории — Тешин, о чём уже заявил министр иностранных дел Польши полковник Юзеф Бек. <…> В 6.20 утра 30 сентября германский поверенный в делах поднял с постели чешского министра иностранных дел доктора Крофту, вручил ему текст Мюнхенского соглашения и сообщил, что правительству Чехословакии надлежит к пяти вечера того же дня прислать в Берлин двух представителей на первое заседание «международной комиссии» по надзору за исполнением соглашения. У президента Бенеша… не оставалось другого выхода, кроме как подчиниться. Англия и Франция предали его страну, более того, они встали бы на сторону Гитлера, если бы ему вздумалось применить военную силу в случае непринятия Чехословакией условий Мюнхенского соглашения. В десять часов Чехословакия капитулировала. <…> По настоянию из Берлина президент Бенеш подал в отставку 5 октября. <…> Уильям Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/Rise_Fall/Munhen.htm

Тем не менее, после того как Гитлер беззастенчиво нарушил Мюнхенский договор и, проглатывая наиболее жирные куски, продолжил расчленение Чехословакии, у западных демократических государств наступило отрезвление — и за Польшу Великобритании с Францией уже пришлось вступиться, в итоге заплатив за своё соглашательство 115

страшную цену. Но ключевую роль в развязывании Второй мировой войны сыграл сговор между Сталиным и Гитлером, носящий название «пакт Молотова—Риббентропа». Принципиальное отличие Мюнхенского соглашения от пакта Молотова—Риббентропа состоит в том, что у Англии и Франции было наивное желание ценой уступок сохранить мир, а целью сговора Сталина с Гитлером было именно развязывание войны. Каждый из диктаторов стремился, конечно, к своему варианту мирового господства, но сначала надо было решить ближайшие общие задачи. Следует подчеркнуть, что между Мюнхенским договором и пактом Молотова—Риббентропа есть ещё и существенная разница: Великобритания и Франция согласились на мирную передачу Гитлеру лишь Судетской области; Чехословакия, несмотря на предательство держав, обещавших ей поддержку, могла дать Гитлеру отпор, но предпочла шаг за шагом уступать фюреру, в конце концов просто капитулировав перед ним. Польша же, находясь в гораздо менее выгодном (даже безнадёжном после заключения союза сатаны с дьяволом) положении, предпочла оказать немцам ожесточённое сопротивление. Очередной, третий по счёту (после кайзеровской Германии и Веймарской республики) поворот большевиков в сторону Германии наметился уже осенью 1938 года, после удачного для Гитлера решения судетского вопроса. Об этом, в частности, пишет в своей книге «Взлёт и падение Третьего рейха» работавший в тот период в Германии американский журналист Уильям Ширер: Трудно указать точно, когда в указанных двух столицах были предприняты попытки достичь взаимопонимания, которые имели столь серьёзные последствия для всего мира. Первый намёк на изменение отношений между двумя странами прозвучал ещё 3 октября 1938 года, через четыре дня после встречи в Мюнхене. Уильям Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/Rise_Fall/Poland.htm

Однако известный советский разведчик Вальтер Кривицкий, которому в 1937 году удалось на несколько лет ускользнуть от сталинских палачей (в 1941-м они его и в Вашингтоне 116

разыскали!), утверждал, что большевики (в чисто конкретном рябом лице Сталина) продолжали делать основную ставку на Германию даже после прихода Гитлера к власти. Если в Кремле и был кто-то, чьё настроение можно было назвать прогерманским, то таким человеком с самого начала был Сталин. Он приветствовал сотрудничество с Германией с самого момента смерти Ленина и не изменил ему, когда к власти пришёл Гитлер. <…> Своего апогея сталинская политика достигла 10 марта 1936 года, в день заключения секретного германо-японского соглашения, проходившего под видом антикоминтерновского пакта. Условия этого секретного соглашения… окончательно убедили его в необходимости искать союза с Гитлером. В начале 1937 года возможность такой сделки стала реальной. Вряд ли в то время кто-нибудь предполагал, что всё это приведёт к подписанию в августе 1939 года советскогерманского договора. <…> 28 декабря 1933 года, через 11 месяцев после того как Гитлер стал канцлером, Молотов, выступая на съезде Советов, подтвердил приверженность сталинской политике в отношении Германии: «Наши отношения с Германией всегда занимали особое место в нашей международной политике… Со стороны Советского Союза нет причин для какого-либо изменения политики в отношении Германии». <…> 26 января 1934 года в обращении Сталина XVII съезду ВКП(б) снова прозвучали те же мотивы. К тому времени Гитлер находился у власти ровно год. Он резко отклонил все политические заигрывания Москвы, не упустив, однако, возможность выговорить себе выгодные кредитные условия торговли с Советской Россией. Сталин расценил это как знак политической доброй воли. <…> В политике германского правительства произошли перемены, сказал он, не за счёт теорий национал-социализма, а как следствие стремления рассчитаться с Версальским договором. Сталин опроверг утверждение о том, что перемена политики Советского Союза по отношению к Берлину объясняется «установлением фашистского режима в Германии», и протянул руку Гитлеру, произнеся следующее: «Это неверно. Конечно, мы далеки от того, чтобы восторгаться фашистским режимом в Германии. Но дело здесь не в фашизме, хотя бы потому, что фашизм, например, в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной». Протянутая Сталиным рука была проигнорирована Берлином. У Гитлера на сей счёт были собственные мысли. Но Сталина это никоим образом не обескуражило. <…> 117

Вальтер Кривицкий. Я был агентом Сталина scepsis.net/library/id_564.html

Гитлер, правда, кочевряжился первые несколько лет, однако... Остаётся только гадать, когда именно Сталин решил пойти на сближение с нацистской Германией. Но для внешнего мира такой поворот состоялся 3 мая 1939 года, когда народный комиссар иностранных дел Максим Литвинов, делавшего ставку на антигерманский союз с Англией и Францией, был неожиданно заменён на прогермански настроенного Вячеслава Молотова. Ещё 1 мая Литвинов, который вёл в то время переговоры с английской делегацией, стоял на трибуне Мавзолея рядом со Сталиным… Немецкий поверенный в делах на следующий день докладывал в Берлин: «Внезапная замена вызвала здесь крайнее удивление, так как Литвинов вёл переговоры с английской делегацией и на параде 1 мая стоял рядом со Сталиным… Поскольку Литвинов принимал посла Британии 2 мая и был на параде, о чём сообщалось вчера в прессе, причиной его отставки могло явиться только внезапное решение Сталина... На последнем съезде партии Сталин говорил о том, что Советский Союз не должен оказаться втянутым в конфликт. Молотов — не еврей, известен как «один из самых близких друзей и соратников» Сталина. Его назначение должно, вероятно, служить гарантией, что внешняя политика будет проводиться строго по предначертаниям Сталина». Значение внезапной отставки Литвинова было понятно всем. Она свидетельствовала о крутом повороте в советской внешней политике. Литвинов ратовал за коллективную безопасность, за укрепление Лиги Наций, искал способ обезопасить Россию от агрессии со стороны нацистской Германии путём заключения военного союза с Англией и Францией. Колебания Чемберлена по поводу такого союза оказались роковыми для Народного комиссара иностранных дел. По мнению Сталина, — а это было единственное мнение, с которым считались в Москве, — политика, проводимая Литвиновым, провалилась. Более того, над Советским Союзом нависла угроза войны с Германией — войны, в которой страны Запада, возможно, и не захотят принять участия. Сталин пришёл к выводу, что настало время поменять политический курс. Если Чемберлен сумел умиротворить Гитлера, то почему этого не сможет сделать русский диктатор? Тот факт, что еврей Литвинов был заменён неевреем Молотовым (это особенно подчёркивалось в докладе, направленном в Берлин), должен был 118

произвести определённое впечатление в нацистских кругах. Уильям Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/Rise_Fall/Poland.htm

Сотрудник Литвинова Гнедин десятилетия спустя вспоминал: О снятии Максима Максимовича с поста наркома я не знал; подобные предположения и не могли возникнуть именно в этот день, так как все видели Литвинова во время первомайского парада. Он находился на трибуне мавзолея и сидел в задумчивой и свободной позе чуть ниже той трибуны, на которой расположился Сталин и другие члены правительства, в том числе Берия, щеголявший, кажется, и на этом параде в военной форме НКВД. Позднее я подумал: возможно, Максим Максимович знал, что вскоре будет объявлено об его отставке и своим присутствием на параде демонстрировал, что он на свободе. Не только я вечером 2 мая не знал, что разразилась катастрофа. Е. А. Гнедин. ВЕЧЕР 2 МАЯ 1939 ГОДА old.memo.ru/history/diss/books/gnedin/index.htm

Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин, не вдаваясь в детали, скромно, но «совершенно секретно», объяснил отставку Литвинова его «серьёзным конфликтом» с Молотовым.

119

ТЕЛЕГРАММА В АДРЕС ЗАРУБЕЖНЫХ ПОЛПРЕДСТВ СССР СОВ. СЕКРЕТНО ШИФРОМ Тт. Сурицу, Майскому, Уманскому, Мерекалову, Гельфанду, Сметанину, Деревянскому, Никитину, Зотову, Листопаду, Потемкину, Никитниковой. 120

Сообщается для сведения. Ввиду серьёзного конфликта между председателем СНК тов. Молотовым и наркоминделом тов. Литвиновым, возникшего на почве нелояльного отношения тов. Литвинова к Совнаркому Союза ССР, тов. Литвинов обратился в ЦК с просьбой освободить его от обязанностей наркоминдела. ЦК ВКП(б) удовлетворил просьбу тов. Литвинова и освободил его от обязанностей наркома. Наркоминделом назначен по совместительству председатель СНК Союза ССР тов. Молотов. № 504/ш. 3.V.39 г. Секретарь ЦК ВКП(б)

И. Сталин

Сталин И. В. Cочинения. Т. 18. — Тверь: Информационно-издательский центр «Союз», 2006. С. 174. Примечание Суриц Я. З. — полпред СССР во Франции (1937—1940); Майский (Ляховецкий) И. М. — полпред (с 1941 посол) СССР в Великобритании (1932—1943); Уманский К. А. — временный поверенный в делах СССР в США (1938—1939), полпред СССР в США (1939—1941); Мерекалов А. Ф. — полпред СССР в Германии (1938—1939); Гельфанд Л. Б. — советник посольства СССР в Италии (1939), временный поверенный в делах СССР в Италии (1940); Сметанин К. А. — в 1938—1939 гг. временный поверенный в делах (1938—1939), полпред (посол) СССР в Японии (1939—1942); Деревянский В. К. — временный поверенный в делах СССР в Финляндии, полпред СССР в Финляндии (1938–1940); Никитин К. Н. — полпред СССР в Эстонии (1937—1940); Зотов И. С. — полпред СССР в Латвии (1937—1940); Листопад П. П. — временный поверенный в делах СССР в Польше; Потёмкин В. П. — заместитель народного комиссара иностранных дел СССР (1937—1940); Никитникова О. И. — временный поверенный в делах СССР в Турции. Родина. 1993. № 10. С. 48. АП РФ. Ф. 3. Оп. 63. Д. 29. Л. 71. grachev62.narod.ru/stalin/t18/t18_075.htm

121

СГОВОР МЕРЗАВЦЕВ Замена Литвинова на Молотова говорила о том, что Сталин взял курс на союз с национал-социалистической Германией. Позволю себе привести большой отрывок из книги военного историка Семиряги «Тайны сталинской дипломатии», в котором подробно изложена история советско-франкобританских переговоров и позорного сговора Сталина с Гитлером, результатом которого стал разверзшийся ад Второй мировой войны. Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. 1939—1941 Глава I Двойная игра 1. У истоков <…> Германское посольство в Москве уже в первые дни после заключения Мюнхенского соглашения предвидело возможность пересмотра внешней политики СССР и связанные с ним персональные перемещения в Наркомате иностранных дел. Так, 3 октября 1938 г. советник германского посольства в Москве В. фон Типпельскирх докладывал в Берлин: «Обращаясь к области политического прогноза, нельзя отказываться от мысли, что Советский Союз пересмотрит свою внешнюю политику. В этой связи надо иметь в виду прежде всего отношения с Германией, Францией и Японией... Я не считаю невероятной гипотезу, что современное положение открывает благоприятные возможности для нового и более широкого экономического соглашения Германии с СССР». В Берлине этими возможностями стремились максимально воспользоваться. В октябре 1938 г. между германским послом в Москве Ф. фон Шуленбургом и М. М. Литвиновым была достигнута договорённость о прекращении нападок по радио и в прессе на руководящих деятелей обеих стран. Затем последовало заключение взаимовыгодного торгового соглашения. На дипломатическом приёме 12 января 1939 г. Гитлер демонстративно в течение нескольких минут беседовал с советским полпредом А. Ф. Мерекаловым, чего раньше никогда не делал. В речах Гитлера от 30 января и 28 апреля 1939 г. не содержалось обычных в прошлом 122

нападок на Советский Союз и его внешнюю политику. <…> С весны 1939 г. контакты советских дипломатических представителей с немецкими приобрели такой же активный характер, как с английскими и французскими. Руководители Германии заявляли о своем желании «возродить дух Рапалло», напомнили о договоре, который в 1922 г. стал историческим в судьбах этой побеждённой страны и молодой Советской России. <…> Обе стороны медленно, но настойчиво расчищали накопившиеся в их отношениях «завалы». Немецкая пропаганда не акцентировала более внимания на том, что врагом номер один Германии является Советский Союз. Огонь пропагандистской войны был перенесён на Рузвельта и «других западных плутократов». <…> В отчётном докладе на XVIII съезде ВКП(б) 10 марта 1939 г. Сталин заявил, что советская дипломатия будет проводить политику мира и укрепления деловых связей со всеми странами, в то же время соблюдая осторожность и не давая провокаторам войны втянуть Советский Союз в конфликт. Отдав должное критике антисоветской политики мирового империализма и выразив своё негативное отношение к тому, что «три агрессивных государства и начатая ими новая империалистическая война опрокинули вверх дном всю... систему послевоенного мирного режима», Сталин, по существу, пытался выгородить планы фашистских руководителей Германии в отношении Украины. Он обвинил англо-французскую и американскую прессу в том, что она напрасно подняла этот «подозрительный шум», а стремление присоединить Советскую Украину к Карпатской Украине приписал только имеющимся в Германии «сумасбродам», но никак не официальной политике Гитлера. После этого докладчик сделал вывод: «Этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований». Эти слова Сталина поняли в Берлине как приглашение к диалогу. 2. В особняке на Спиридоновке <…> Политика западных держав, направленная на умиротворение Гитлера, закончилась тем, что Гитлер захватил Чехословакию. С марта 1939 г. Англия и Франция, не прекратив попыток сотрудничества с Гитлером и Муссолини, решили установить союзные отношения с СССР. <…> …31 марта 1939 г., т. е. через несколько дней после вступления 123

германских войск в Прагу, Чемберлен заявил в парламенте, что в случае возникновения угрозы независимости Польши и если Польша окажет сопротивление агрессору, английское правительство «будет считать себя связанным немедленно оказать польскому правительству всю находящуюся в его силах помощь». Эти односторонние гарантии вскоре приобрели взаимный характер, что было зафиксировано в англо-польском коммюнике от 6 апреля 1939 г. Несколько позднее подобное заявление сделало и французское правительство. Летом того же года эти документы были оформлены в международноправовые обязательства о гарантиях. <…> …тогда же, в марте 1939 г., когда Чемберлена и Даладье постигло горькое разочарование, потому что Гитлер пошёл дальше того предела, за которым лежали уже непосредственно их интересы, они предприняли шаги к началу переговоров с Советским Союзом как по политическим, так и по военным вопросам. <…> <…> Казалось, Сталину следовало бы воспользоваться сложившейся ситуацией для углубления контактов с Лондоном и Парижем на основе взаимных компромиссов в целях внешнеполитической изоляции Берлина. Осуществляя свою двойную игру, он в какой-то мере так и поступал, но от своего недоверия к политике Англии и Франции не избавился. Поэтому он счёл возможным продолжать улучшать отношения и с Германией, игнорируя то, что Гитлер с помощью Советского Союза явно стремился разрушить наметившиеся англо-франко-советские переговоры. Одновременно германский диктатор заигрывал и с Великобританией. Некоторое время Литвинову ещё удавалось склонять чашу весов советской внешней политики в пользу более активного сотрудничества с Англией и Францией. После приёма английского посла У. Сидса Литвинов 21 марта 1939 г. записал в служебном дневнике, что правительство Великобритании крайне озабочено агрессивной акцией Гитлера и разработало проект четырёхсторонней декларации (Англия, СССР, Франция и Польша). В нём не отвергаются советские предложения, но, по мнению Галифакса, декларация произведёт отрезвляющее впечатление на Германию. 15 апреля 1939 г. в докладе Сталину Литвинов сообщал о предложении английского правительства об односторонней декларации с нашей стороны и более конкретном французском предложении о расширении советско-французского пакта о взаимной помощи. Далее он сформулировал четыре хорошо аргументированных пункта в качестве условий для сотрудничества с Англией и Францией. Какова была реакция Сталина на эти предложения, неизвестно. Но ясно одно: 3 мая Литвинов внезапно был снят с поста наркома и на 124

его место назначен председатель СНК В. М. Молотов. <…> Как позже стало известно, Сталин прямо признавал, что он принудил Литвинова уйти в отставку потому, что концепция внешнеполитического курса наркома иностранных дел не совпадала с позицией сталинского руководства. После устранения Литвинова в аппарате наркомата была предпринята новая чистка: большинство из тех дипломатов, которые поддерживали наркома в его усилиях по нормализации отношений с Англией и Францией для создания единого антигитлеровского фронта, были репрессированы, многие погибли в тюрьмах и лагерях. Если в период с 1936 по 1938 г., по некоторым данным, было уволено 62% ответственных работников наркомата, то при Молотове — уже 90%. Многие освободившиеся места заняли работники НКВД. Как рассказал в своих воспоминаниях бывший начальник отдела печати наркомата Е. Гнедин, позднее арестованный, в тюрьме он узнал от своего следователя, что после заключения советско-германского договора о ненападении между органами НКВД и гестапо было установлено тесное сотрудничество для борьбы с противниками советско-германского сближения. Из переписки Шуленбурга с министром иностранных дел Германии И. Риббентропом явствует, что в германском посольстве и в Берлине были весьма обрадованы снятием Литвинова. <…> …в конце июля 1939 г. кабинет Чемберлена вырабатывал позицию британской делегации на предстоящих военных переговорах в Москве, сводившуюся к принципу: тянуть время. Чемберлен находил, что в тот период военное сотрудничество с СССР было невозможным. Это означает, что переговоры были нужны Великобритании для того, чтобы помешать возможному советско-германскому сближению и не допустить, чтобы СССР оставался в стороне от возможного конфликта на Западе. Несговорчивым оказалось и правительство Польши. Несмотря на неоднократные предложения Англии и Франции, оно отвергало возможность сотрудничества с Советским Союзом. Поэтому военное руководство СССР считало, что советские войска в случае войны с Германией не могли бы войти в боевое соприкосновение с фашистским вермахтом. Что же касается позиции советского правительства, то, испытав первые затруднения во время политических переговоров с западными державами, оно стало терять веру и в возможность серьёзного военного сотрудничества с ними. Задолго до начала военных переговоров депутат Верховного Совета СССР А. А. Жданов в статье 125

«Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР» поспешил заявить, что затягивание переговоров вызывает сомнение в искренности их подлинных намерений. На Западе это заявление вызвало озабоченность. 4 июля 1939 г. Рузвельт попросил советского полпреда в США К. А. Уманского предупредить Сталина, что если он заключит союз с Гитлером, тот нападёт на Россию, как только завоюет Францию. Но в сложившейся ситуации переговоры с Англией и Францией уже не имели столь важного, как прежде, значения, так как Сталин и Молотов с мая 1939 г. всё более склонялись к тому, чтобы делать ставку преимущественно на германскую карту: с одной стороны, политические переговоры с Англией и Францией шли медленно, а с другой — из Берлина настойчиво предлагали Советскому Союзу всевозможные блага, если всестороннее улучшение советско-германских отношений будет продолжаться. <…> В течение июня—июля отношения между СССР и Германией носили характер выжидания с обеих сторон. Сталин готов был их углублять, но он опасался, что Англия и Франция перехватят инициативу и совместно с Германией создадут единый антисоветский фронт. Вместе с тем Гитлер был крайне заинтересован в скорейшем выяснении позиции Советского Союза, ибо начало агрессии против Польши в принципе было определено. 3 апреля 1939 г. начальник штаба верховного командования вермахта В. Кейтель подписал распоряжение об изготовке войск к нападению на Польшу по плану «Вайс» в любое время, начиная с 1 сентября 1939 г. Через несколько дней, 11 апреля, Гитлер утвердил оперативный план «польской кампании» — «план Вайс». В дальнейшем сроки нападения на Польшу менялись неоднократно. Так, 23 мая 1939 г. на одном из совещаний Гитлер объявил о своём решении напасть на Польшу при первом удобном случае. В середине августа он сообщил министру иностранных дел Италии графу Г. Чиано, что война против Польши начнется не позднее конца этого месяца. 23 августа после подписания советско-германского пакта наступление на Польшу было назначено на утро 26 августа. Затем 25 августа оно было отложено, потому что стало известно о подписании англо-польского договора. Лишь 31 августа Гитлер принял окончательное решение — выступить утром следующего дня. В своих попытках ускорить сближение Германии с Советским Союзом по широкому фронту немцы с конца июля 1939 г. зашли так далеко, что поставили вопрос о возможности контактов не только по государственной, но и по партийной линии. Как сообщал 27 июля 1939 г. временный поверенный в делах СССР в Германии Г. А. Астахов, через одну-полторы недели будет получено приглашение на 126

очередной партийный съезд нацистов в Нюрнберге. В связи с этим Астахов напомнил, что раньше посольство отказывалось от подобных приглашений. «Будем ли мы продолжать эту тактику теперь, когда выступлений против нас и травли ожидать не приходится (если, конечно, обстановка к тому времени не изменится)?» Затем Астахов привёл аргументы в пользу принятия такого приглашения: «…присутствие на съезде имеет большое информационное значение и даёт большие возможности контакта, установления связей и проведения разъяснительной работы среди немецких и иностранных дипломатов». Вместе с тем он предупредил, что «наше появление впервые за всё время существования режима вызовет, конечно, немало толков в англо-французской печати». Через два дня Молотов ответил, что при улучшении экономических отношений могут улучшаться и политические. Советское правительство будет приветствовать такое развитие событий, но в чём оно конкретно должно выразиться, пусть решают сами немцы, рекомендовал советский нарком. Вскоре Астахов присутствовал на мюнхенском празднике немецкого искусства, а советская сторона, в свою очередь, пригласила германских специалистов на открытие сельскохозяйственной выставки в Москве. Информируя далее о предложении заведующего восточноевропейской рефентурой МИД Германии К. Ю. Шнурре коренным образом улучшить советско-германские отношения, Астахов всё же напоминал, что политические переговоры между СССР и Германией, по мнению германской стороны, будут возможны только при условии, если не будет подписано англо-франко-советское военно-политическое соглашение. Астахов высказал сомнение, будут ли немцы соблюдать свои эвентуальные обязательства, так как они намерены «этой ценой нейтрализовать нас в случае своей войны с Польшей». Астахов хорошо уловил коварный характер предложений германской стороны и в донесении в Москву предупреждал об их возможных опасных последствиях для СССР. Однако Сталин и Молотов это предупреждение не приняли во внимание. Их привлекли щедрые обещания Берлина предоставить свободу рук Советскому Союзу в зоне Восточной Европы, особенно в Прибалтике, т. е. то, чего не обещали, да и не могли обещать Англия и Франция. <…> Ворошилов на протяжении нескольких дней переговоров добивался того, чтобы представители Англии и Франции в максимально полной мере раскрыли свой военный потенциал, и только в последний день переговоров были доложены данные о возможностях и планах Советского Союза. <…> …на основании этих данных Сталин через несколько дней в 127

ночной беседе с Риббентропом сообщил ему свои выводы о военной слабости Англии и Франции. <…> Несмотря на трудности в отношениях между СССР и Англией и Францией, всё же удалось договориться о начале военных переговоров. <…> <…> Начавшиеся 12 августа в особняке НКИД на Спиридоновке переговоры к 17 августа зашли в тупик, а ещё через неделю и вовсе были прекращены. Ответственность за это несли обе стороны: Советский Союз, имея альтернативу в виде секретных переговоров с германскими представителями, не проявлял готовности к компромиссу; Англия и Франция не верили в способность Красной Армии выполнить возложенные на неё задачи по ведению боевых действий против вермахта. К тому же Польша по-прежнему категорически отказывала советским войскам в проходе через свою территорию для боевого соприкосновения с немецкими войсками. <…> Позиция Польши стала для Ворошилова удобным поводом к тому, чтобы, сославшись на неё, прервать переговоры. <…> <…> Черчилль уже в качестве премьер-министра Великобритании в своем первом послании Сталину 25 июня 1940 г. с горечью констатировал: «Германия стала Вашим другом почти в тот самый момент, когда она стала нашим врагом». <…> Не зная о планах советского руководства, в Берлине с тревогой ждали вестей из Москвы о ходе советско-англо-французских переговоров. 2 августа 1939 г. Астахов докладывал Молотову, что его вызвал Риббентроп и в течение часа с лишним развивал свою точку зрения на советско-германские взаимоотношения. Он заявил, что основной предпосылкой для их нормализации должно стать обязательство не вмешиваться во внутренние дела другой стороны. «В остальном, — сказал Риббентроп, — мы считаем, что противоречий между нашими странами нет на протяжении всего пространства от Чёрного моря до Балтийского», — докладывал Астахов. <…> 10 августа К. Ю. Шнурре без обиняков заявил Астахову, что война Германии с Польшей, «возможно, начнётся» и он желал бы знать, какова в этом случае будет позиция Советского Союза. Через два дня советский поверенный в делах уточнил, что немцы готовы «непосредственно приступить к разговорам на темы территориально-политического порядка, чтобы развязать себе руки на случай конфликта с Польшей, назревающего в усиленном темпе». Далее Астахов пришёл к выводу, что немцы хотят во что бы 128

то ни стало предотвратить эвентуальное военное соглашение СССР с западными державами и ради этого они готовы на такие декларации и жесты, какие полгода тому назад могли казаться совершенно исключёнными. Как минимум немцы заявляют об отказе от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши, не говоря уже об Украине, «лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей». Подобные выводы Астахова, основанные на беседах с Риббентропом и Шнурре, представляют для историков исключительную ценность, ибо они подтверждают тезис о том, что без пакта о ненападении с СССР Германия в это время вероятнее всего не рискнула бы напасть на Польшу. 13 августа 1939 г. от имени Риббентропа Шнурре высказал пожелание, чтобы переговоры состоялись в Берлине, но он готов направить ближайших доверенных лиц и в Москву. Отметив, что посол Шуленбург не обладает необходимыми качествами для ведения переговоров, Шнурре предложил руководителя Академии права рейхс-министра без портфеля Г. Франка. Но чтобы ускорить принятие советско-германских договоренностей в связи с надвигавшейся войной против Польши, уже через день Шуленбург сообщил Молотову, что Гитлер согласен не только вести переговоры в Москве, но и направить туда своего министра иностранных дел. Причём важно, что Шуленбург в ответе на соответствующий вопрос Молотова заявил, что по поводу заключения пакта о ненападении германское правительство не занимает «ни положительной, ни отрицательной позиции». Очевидно, это была попытка набить цену своему предложению. 14 августа Астахов передал Шнурре принципиальное согласие Сталина не только обсудить экономические отношения, но и установить сотрудничество по линии прессы и культуры, а также рассмотреть польскую проблему и «прежние политические советскогерманские соглашения». На следующий день встречей Молотова и Шуленбурга начались официальные советско-германские переговоры. <…> …как докладывал в Берлин Шуленбург, Молотов с интересом выслушал предложение о краткосрочном приезде в Москву Риббентропа и осведомился относительно идеи заключения договора о ненападении. Во время встречи 17 августа, когда Шуленбург передал положительный ответ Берлина на поставленные советским наркомом вопросы, Молотов заявил, что первым шагом к улучшению отношений могло бы быть заключение торгово-кредитного соглашения. Вторым шагом через короткий срок могло бы быть заключение пакта о ненападении или подтверждение пакта о нейтралитете 1926 г. с одновременным принятием специального 129

протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики. Этот протокол должен был представлять органическую часть пакта. В этом высказывании Молотова, как и в предыдущих, особое внимание обращают на себя два важных момента. Первый состоит в том, что советский нарком проявил инициативу в заключении пакта о ненападении; второй — он предложил принять специальный протокол, в котором, очевидно, предполагалось согласовать особо деликатные вопросы в советско-германских отношениях. Характер этих вопросов Молотов не раскрывал. Но это подсказал ему Шуленбург, заявивший, что протокол должен содержать главную суть пакта — гарантии Прибалтийским странам и территориальные вопросы, о которых уже упоминалось в памятной записке Шуленбурга от 15 августа 1939 г. Судя по донесению Астахова от 8 августа 1939 г., Молотову было известно, что немцы хотели бы включить в договор следующие положения: объявление Германией её незаинтересованности в судьбе Прибалтики (кроме Литвы), Бессарабии, «русской Польши» и готовность немцев «отмежеваться от аспирации на Украину». Но взамен они желали бы, чтобы Советский Союз подтвердил свою незаинтересованность в судьбе Данцига, бывшей немецкой Польши, быть может, с прибавкой до территории реки Варты или даже реки Вислы, а также в порядке дискуссии — Галиции. 3. Шуленбург торопит Таким образом, дело шло к драматической развязке образовавшегося узла политических отношений между СССР и Германией. В беседе с Молотовым, которая состоялась 19 августа, Шуленбург по поручению Риббентропа подтвердил, что ещё до возникновения конфликта с Польшей необходимо выяснить взаимоотношения СССР и Германии. Затем он категорически заявил, что Риббентроп готов идти навстречу всем пожеланиям советского правительства. В ходе той же беседы Молотов вручил Шуленбургу проект советскогерманского пакта без указания полного его наименования. В нём содержались следующие основные положения: стороны обязуются воздерживаться от агрессии друг против друга; они будут воздерживаться от поддержки третьей державы, которая совершит агрессию против одной из договаривающихся сторон; возможные конфликты между сторонами будут разрешаться мирным путём; договор заключается сроком на пять лет. Наконец, в последней, пятой статье говорилось, что настоящий договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок, после чего он вступает в силу. Важнейшее значение в этом проекте имел постскриптум, в 130

котором говорилось следующее: «Настоящий пакт действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам заинтересованности Договаривающихся сторон в области внешней политики. Протокол составляет органическую часть пакта». При анализе заключённого 23 августа 1939 г. советско-германского договора о ненападении… нетрудно будет заметить, что его текст отличается от упомянутого советского проекта, причём далеко не в пользу Советского Союза. Сталин одобрил принципиальные договоренности между Молотовым и Шуленбургом, и таким образом судьба советско-англо-французских переговоров была предрешена. 19 августа заместитель советского торгпреда в Берлине Е. И. Бабарин и К. Ю. Шнурре подписали торгово-кредитное соглашение, в соответствии с которым Германия предоставила СССР кредит в размере 200 млн. германских марок сроком на семь лет на условии 5 % годовых для размещения в германских фирмах добавочных заказов. Речь шла прежде всего о промышленном оборудовании, машинах, станках, изделиях электротехнической промышленности, транспортных средствах, судах, измерительных приборах и оборудовании для лабораторий. Одновременно был утверждён список товаров на общую сумму в 180 млн. марок, подлежащих поставке из СССР на основе подписанного соглашения. Среди этих товаров важное место занимали кормовые хлеба (22 млн марок), лес (74 млн марок), платина (2 млн марок), марганцевая руда (3,80 тыс. марок), хлопоксырец (12,30 млн марок), фосфаты (13 млн марок) и др. 21 августа в советской печати было опубликовано сообщение о заключении торгово-кредитного соглашения между СССР и Германией. В тот же день произошло ещё одно неординарное событие. Впервые с 1933 г. Гитлер направил Сталину телеграмму, содержащую предложение возвратиться «к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам». Он официально принял предложенный Молотовым проект пакта о ненападении, а также заявил о готовности обсудить и дополнительный протокол. Фюрер не удержался от шантажа: поскольку, мол, польский кризис может разразиться со дня на день, он предлагает Сталину принять Риббентропа не позднее 23 августа. Примечательно, что текст телеграммы Гитлера Шуленбург передал Молотову в 15 часов, а ответ «секретаря ЦК ВКП(б) И. В. Сталина рейхсканцлеру Германии А. Гитлеру» был вручён германскому послу в тот же день в 17 часов. В нём были приняты все условия фюрера. Если советско-германские переговоры стремительно продвигались вперёд, то ход переговоров советско-англо-французских военных делегаций снова серьёзно застопорился. 19 августа ещё раз был подтверждён непримиримый характер позиции правительства Польши. Но появилось и нечто новое, что 131

стало известно из телеграммы французского военного атташе в Варшаве Ф. Мюсса. Министр иностранных дел Польши Ю. Бек предоставил французской делегации право маневрировать так, «как если бы перед поляками не ставилось никакого вопроса». Это означало, что польское правительство отошло от завещания маршала Ю. Пилсудского, жёстко запрещавшего даже рассматривать вопрос о вступлении иностранных войск на польскую территорию. Это правило могло подвергнуться смягчению только во время военных действий. Подобное высказывание Бека подтвердил и посол Франции в Варшаве Л. Ноэль. Кроме того, он привёл слова начальника генерального штаба вооружённых сил Польши генерала В. Стахевича о том, что принцип Пилсудского был противопоставлен немцам и, как только начнутся военные действия, он не будет иметь первоначального значения. В конечном счёте, 23 августа, за несколько часов до подписания советско-германского пакта о ненападении и секретных протоколов к нему, Л. Ноэль направил французской военной миссии следующее заявление Бека: «Польское правительство согласно с тем, чтобы генерал Думенк сказал следующее: ,,Уверены, что в случае общих действий против немецкой агрессии, сотрудничество между Польшей и СССР на технических условиях, подлежащих согласованию, не исключается...’’». По предложению Сталина советская делегация во главе с К. Е. Ворошиловым прервала переговоры, хотя и заявила, что заключение советско-германского договора вполне совместимо с подписанием тройственного пакта между СССР, Англией и Францией. Французскому послу Наджиару Молотов также заявил, что переговоры с англо-французской делегацией могли бы быть продолжены через неделю после заключения советско-германского договора. Ворошилов и другие высокопоставленные военные уехали… на охоту в Завидово. Но, во-первых, подобные заявления были сделаны для того, чтобы успокоить общественное мнение. Народу трудно было понять, как руководитель социалистического государства мог пойти на соглашение с фашистским диктатором, а о существовании одиозного секретного протокола советские люди тогда вообще не знали. Во-вторых, это был элементарный блеф, ибо нельзя было быть одновременно союзником как агрессора, так и его жертвы. Ведь когда Советский Союз участвовал в военных переговорах с Англией и Францией, он знал, что эти переговоры были направлены не против какого-то мифического, а против конкретного агрессора — Германии. <…> Не соответствует действительности утверждение, что Сталин пошёл на сближение с Германией будто лишь за несколько дней до 23 132

августа, находясь в безвыходной и опасной ситуации. Приведённые выше факты подтверждают, что советско-германский договор не был плодом экспромта. Он стал итогом эволюции советской внешнеполитической линии на протяжении предыдущих нескольких месяцев, энергично подталкивавшейся немецкими инициативами. 22 августа, выступая перед высшим командным составом вермахта, Гитлер заявил, что именно с осени 1938 г. он принял решение идти со Сталиным. Когда из передачи советского радио 21 августа стало известно, что в Москву прибывает Риббентроп для переговоров о пакте о ненападении, это, как сообщал Майский, вызвало величайшее волнение в политических и правительственных кругах Лондона. Но уже на следующий день наблюдалось известное успокоение, а к вечеру стало преобладать мнение, что, в конце концов, никакой катастрофы не произошло. В Лондоне с удовлетворением вспомнили, что «все советские пакты о ненападении содержат статью, предусматривающую возможность их немедленного аннулирования в случае совершения акта агрессии против третьей стороны одной из подписавших держав». Если говорить о прошлом, то это соответствовало действительности. Но в данном документе ничего подобного не содержалось, и в этом состоял грубейший политический просчёт советского руководства. <…> Советское руководство, не связанное никакими обязательствами, располагало свободой действий, которой оно широко пользовалось, маневрируя между Англией и Францией, с одной стороны, и Германией — с другой. Однако Сталин и Молотов, определявшие тогда советскую внешнюю политику, предпочли сближение с фашистской Германией продолжению трудных, но крайне необходимых политических и военных переговоров с Англией и Францией. militera.lib.ru/research/semiryaga1/01.html

133

Пакт подписывает Молотов. Присутствуют: Сталин, Риббентроп, начальник Генштаба РККА Шапошников, личный переводчик Сталина Павлов.

134

Пакт подписывает Иоахим фон Риббентроп. Слева, в очках, советник посольства Германии в СССР Густав Хильгер (в качестве переводчика Риббентропа).

135

136

137

Секретный дополнительный протокол При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся 138

уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату: 1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами. 2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия. 3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о её полной политической незаинтересованности в этих областях. 4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете. Москва, 23 августа 1939 года По уполномочию Правительства СССР В. Молотов

За Правительство Германии И. Риббентроп

139

140

141

142

Прошло восемь дней. Будучи договорно уверенным, что Сталин Польше не только не будет помогать, наоборот, скоро с другой стороны примется убивать поляков, Гитлер напал на Польшу. Мало того, Parteigenosse Molotoff откликнулся на просьбу немцев задействовать радиостанцию в Минске в качестве радионавигационного маяка для германских самолётов. Докладная записка сотрудника Народного комиссариата иностранных дел СССР В. Н. Павлова народному комиссару иностранных дел СССР В. М. Молотову 1 сентября 1939 г. В[ячеслав] М[ихайлович], В 11 часов 1 сентября явился Хильгер и передал мне для Вас несколько сообщений. 1. Хильгер сообщил, что ввиду отклонения Польшей предложения Гитлера о мирном урегулировании всех вопросов при посредничестве Англии, сделанного Польше им 29 августа, Гитлер 1 сентября издал приказ войскам. Перевод приказа прилагается. <…> Затем Хильгер просил передать Вам, что позвонивший сегодня Шуленбургу Риббентроп чрезвычайно обрадован содержанием речи¹. Риббентроп горячо приветствует сказанное Вами и очень доволен предельной ясностью Вашей речи. <…> 4. Хильгер просил также передать Вам просьбу начальника генштаба германских военно-воздушных сил². Павлов В 13.00 1 сентября Хильгер сообщил, что сегодня в 5.45 начались военные действия между Польшей и Германией³. В. Н. Павлов — переводчик и помощник наркома.

¹ Имеется в виду речь В. М. Молотова на сессии Верховного Совета СССР 31 августа 1939 г. ² He публикуется. В ней речь шла о просьбе, чтобы радиостанция в Минске в свободное от передачи время передавала для срочных воздухоплавательных опытов непрерывную линию с вкраплёнными позывными знаками: «Рихард Вильгельм 1.0», а, кроме того, во время передачи своей программы по возможности часто слово «Минск». Из 143

резолюции В. М. Молотова на документе следует, что было дано согласие передавать только слово «Минск». АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 7, д. 74

³ Дописано В. Н. Павловым от руки. АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 8, д. 74, л. 20. л. 26. www.mysteriouscountry.ru/wiki/index.php/%D0%93%D0%BE%D0%B4_%D0%BA%D1%80%D0%B8%D0%B7%D 0%B8%D1%81%D0%B0_19381939._%D0%94%D0%BE%D0%BA%D1%83%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%8B_%D0%B8_%D0%BC% D0%B0%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB%D1%8B/625

144

145

К ВОПРОСУ О ТОМ, КТО РАЗВЯЗАЛ ВТОРУЮ МИРОВУЮ ВОЙНУ Бытует утверждение, что даже без «Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом» (так называемого пакта Молотова—Риббентропа) и секретного дополнительного протокола, нацистская Германия всё равно бы напала на Польшу. Я уверен в обратном: Гитлер не решился бы пойти на Польшу, не обеспечив себе как минимум нейтралитет СССР, а ещё лучше — сделав «Страну Советов» своим союзником. Ввиду того, что от позиции СССР зависело многое, немцы стремились обеспечить его нейтралитет при любых обстоятельствах. Ещё лучше, воспользовавшись отставкой проанглийски настроенного наркоминдел Литвинова, постараться подписать с СССР договор типа Рапальского. К тому же Гитлер ставил нападение на Польшу в зависимость от исхода англо-советских переговоров. Сталину была обещана Прибалтика, Восточная Польша и отказ от претензий на Украину. Немцы хотели вести переговоры в Берлине, однако быстро согласились на Москву. Гитлер намеревался предоставить своему министру иностранных дел неограниченные полномочия и готов был учесть всё, что пожелает СССР. Молотов предложил для начала переговоров 26—27 августа, но Гитлера поджимали сроки — и 21 августа он попросил Сталина принять Риббентропа не позднее 23 августа. Сталин сразу же согласился. Привожу подборку ключевых документов и цитат из документов того времени, доказывающих, что Гитлеру была крайне важна позиция Советского Союза — и, заключи Сталин договор о взаимопомощи с Англией и Францией, Германия не напала бы на Польшу. Вот как шла эволюция сближения двух диктаторов: Сталин. Из отчётного доклада 10 марта 1939 года на XVIII съезде ВКП(б) <…> 146

Характерен шум, который подняла англо-французская и североамериканская пресса по поводу Советской Украины. Деятели этой прессы до хрипоты кричали, что немцы идут на Советскую Украину, что они имеют теперь в руках так называемую Карпатскую Украину, насчитывающую около 700 тысяч населения, что немцы не далее, как весной этого года присоединят Советскую Украину, имеющую более 30 миллионов населения, к так называемой Карпатской Украине. Похоже на то, что этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией без видимых на то оснований¹. <…>

¹ Именно эта речь, в частности, те места её, где Сталин указал, что «антикоминтерновский пакт» направлен не против СССР, а против Англии, Франции и Соединённых Штатов, по замыслу Сталина должна была быть расценена Гитлером как приглашение начать советско-германские переговоры о нормализации отношений между двумя странами. — Прим. сост. Цит. по кн.: И. Сталин. Вопросы ленинизма. ОГИЗ, 1946, стр. 569, 570—571, 572. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php XVIII съезд ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1939. С. 11—15. www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012174

№ 227. План нападения Германии на Польшу (план «Вайс») 11 апреля 1939 г. <…> 1. Политические предпосылки и цели. <…> Вмешательство России, если бы она была на это способна, по всей вероятности, не помогло бы Польше, так как это означало бы уничтожение её большевизмом. <…> Печат. по сборн.: Akten zur deutschen auswärtigen Politik. 1918—1945, Serie D, Bd. VI, Baden-Baden, 1956, S. 187—189. СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сент. 1938 — август 1939 гг.). С. 327.

147

Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937—1939. Т. 2. Январь—август 1939 г. С. 66. militera.lib.ru/docs/0/pdf/kanun2.pdf

Меморандум статс-секретаря МИД Германии Статс-секретарь № 339

Берлин. 17 апреля 1939 г.

Русский посол — в первый раз с тех пор, как он получил здесь свой пост¹, — посетил меня для беседы, касавшейся ряда практических вопросов. <…> …русский посол спросил меня, что я действительно думаю о германо-русских отношениях. Я ответил господину Мерекалову, что мы, как все знают, всегда хотели иметь с Россией торговые отношения, удовлетворяющие взаимные интересы. Мне кажется, что в последнее время русская пресса не присоединяется к антигерманскому тону американских и некоторых британских газет. Что касается германской прессы, то господин Мерекалов смог выработать свою собственную точку зрения, поскольку он, конечно же, следит за ней очень внимательно. Посол в этой связи заявил примерно следующее: Политика России всегда прямолинейна. Идеологические расхождения вряд ли влияли на русско-итальянские отношения, и они также не должны стать камнем преткновения в отношении Германии. Советская Россия не использовала против нас существующих между Германией и западными державами трений и не намерена их использовать. С точки зрения России, нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться всё лучше и лучше. Этим замечанием, к которому Мерекалов подвёл разговор, он и закончил встречу. Через несколько дней он намерен посетить Москву. Вейцзекер

¹ Полпред Мерекалов вручил свои верительные грамоты 5 июня 1938 года. — Прим. ред. нем. изд. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

№ 266 . Запись беседы германского журналиста с советником бюро Министра иностранных дел Германии Э. Клейстом 148

2 мая 1939 г. <…> Весь этот проект встречает в Берлине лишь одну оговорку. Это — возможная реакция Советского Союза. <…> Печат. по арх. СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сент. 1938 — август 1939 гг.). С. 364.

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Москва, 4 мая 1939 — 20 час. 45 мин. Получена 4 мая 1939 — 22 час. 00 мин. Телеграмма № 61 от 4 мая Указ Президиума Верховного Совета СССР от 3 мая о назначении Молотова наркомом иностранных дел с одновременным оставлением за ним поста председателя Совета Народных Комиссаров публикуется советской прессой под фанфары. О смещении Литвинова сообщает маленькая заметка, опубликованная на последней странице под рубрикой «Хроника». Неожиданная замена вызвала здесь большое удивление, так как Литвинов был в центре переговоров с английской делегацией, на первомайском параде ещё появился на трибуне рядом со Сталиным¹ и не было никаких новейших указаний на шаткость его позиции. В советской прессе комментариев нет. Наркомат иностранных дел не даёт представителям прессы никаких объяснений. Поскольку Литвинов ещё 2 мая принимал британского посла, а вчера его имя было указано прессой среди почётных гостей, присутствовавших на параде, его смещение кажется результатом неожиданного решения Сталина. Это решение, видимо, связано с тем, что в Кремле появились разногласия относительно проводимых Литвиновым переговоров. Причина разногласий предположительно лежит в глубокой подозрительности Сталина, питающего недоверие и злобу ко всему окружающему его капиталистическому миру. На последнем партийном съезде Сталин настаивал на осторожности, чтобы Советский Союз не был вовлечён в конфликт. Молотов (не еврей) считается «наиболее близким другом и ближайшим 149

соратником» Сталина. Его назначение, несомненно, гарантирует, что внешняя политика будет проводиться в строгом соответствии с идеями Сталина. Типпельскирх

¹ Типпельскирх ошибся. Литвинова на трибуне, судя по опубликованной в «Правде» 2 мая фотографии, не было вообще. — Прим. сост. Однако сотрудник Литвинова Гнедин в своих воспоминаниях пишет: «…все видели Литвинова во время первомайского парада. Он находился на трибуне мавзолея и сидел в задумчивой и свободной позе чуть ниже той трибуны, на которой расположился Сталин и другие члены правительства, в том числе Берия, щеголявший, кажется, и на этом параде в военной форме НКВД. Позднее я подумал: возможно, Максим Максимович знал, что вскоре будет объявлено об его отставке и своим присутствием на параде демонстрировал, что он на свободе».

old.memo.ru/history/diss/books/gnedin/index.htm

www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Меморандум Министерства иностранных дел Германии <…> …Астахов коснулся смещения Литвинова и попытался, не задавая прямых вопросов, узнать, приведёт ли это событие к изменению нашей позиции в отношении Советского Союза. Он особенно подчёркивал большое значение личности Молотова, который ни в коем случае не является специалистом по внешней политике, но который, тем не менее, будет оказывать большое влияние на будущую советскую внешнюю политику. Шнурре Берлин, 5 мая 1939 г. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

План германского нападения на Польшу 7 мая 1939 г. Варшава <…> 150

Гитлер убеждён, что ни Англия, ни Франция не вмешаются в германо-польские распри. На нейтралитет России рассчитывают с уверенностью. Ввиду того, что от позиции России зависит многое, сейчас стремятся обеспечить нейтралитет России. Сейчас, например, поднимается вопрос о том, чтобы использовать отставку Литвинова для достижения ограниченного по времени Рапальского договора. <…> Решающим для нас является в первую очередь тот факт, какова будет позиция Советского Союза. Германия хочет добиться того, чтобы в будущей европейской войне Россия была нейтральной. Поэтому в Берлине все мысли вращаются вокруг Москвы. <…> «<…> Другим фактором, который тормозит агрессивные намерения Германии в отношении Польши, является Советский Союз. По мнению берлинских авторитетных кругов, вопрос поведения Советского Союза является в настоящее время самым важным вопросом. В Берлине предпринимаются серьёзные шаги к тому, чтобы обеспечить нейтралитет Советского Союза. Тайный советник Шнурре, один из экономистов-экспертов министерства иностранных дел, едет в ближайшее время в Москву для ведения экономических переговоров. Германский посол в Москве граф фон Шуленбург, который срочно был вызван к Риббентропу, возвратился в Москву с поручением подготовить сближение между Германией и Советским Союзом». <…> Материал получен агентурным путём от Рудольфа фон Шелия: барон, немецкий дипломат, агент советской разведки, оперативный псевдоним Ариец. В 1937 году во время работы в посольстве Германии в Варшаве был завербован советской военной разведкой.

ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 9157. Д. 2. Л.350—360. Машинопись. Заверенная копия. www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1000836

Меморандум Министерства иностранных дел Германии <…> Во время последующей беседы Астахов снова, как и две недели назад, подробно говорил о развитии германо-советских отношений. Он отметил, что тон германской прессы за последние недели совершенно изменился. Нет направленных против Советского Союза выпадов, сообщения объективны; в одной промышленной газете Рейнского района он даже видел фотографии нескольких советских 151

сооружений. Конечно, Советы не могут судить о том, является ли это лишь временной переменой, вызванной тактическими соображениями, или нет. Но есть надежда на то, что подобное положение дел станет явлением постоянным. Астахов подробно объяснил, что в вопросах международной политики у Германии и Советской России нет противоречий и поэтому нет никаких причин для трений между двумя странами. Правдой является то, что Советский Союз ясно чувствовал угрозу со стороны Германии. Но нет никаких сомнений, что удастся подавить это ощущение угрозы и недоверие Москвы. Во время этой беседы он снова упомянул Рапальский договор¹. В ответе на мой случайный вопрос он коснулся англосоветских переговоров в том смысле, что при нынешних условиях желательные для Англии результаты вряд ли будут достигнуты. В подтверждение своего мнения относительно возможности изменения советско-германских отношений Астахов неоднократно ссылался на Италию и подчеркивал, что Дуче уже после образования Оси² высказал предположение о том, что препятствий для нормального развития политических и экономических отношений между Советским Союзом и Италией не существует. В своих ответах я был сдержан и вызывал Астахова на разговор только путём случайных замечаний, без дальнейшего уточнения его точки зрения. Шнурре Берлин, 17 мая 1939 г.

¹ Рапальский договор заключён между РСФСР и Германией в Рапало 16 апреля 1922 г. — Прим. сост.

² Ось — военно-политический союз между Германией и Италией, оформленный Берлинским соглашением от 25 октября 1939 г. — Прим. сост. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Записка начальника Пятого Управления военно-политическому руководству СССР с приложением перевода агентурного материала 17.05.1939

№ 472376сс

<…> 152

…в Германии только одно опасение — возможное реагирование Советского Союза. В случае конфликта мы хотим при любых обстоятельствах добиться нейтралитета СССР. <…>

Указана рассылка: Сталину, Молотову, Ворошилову, Берия, Мехлис, Шапошникову, в дело.

На полях экземпляра, представленного Сталину, имеется его резолюция: Пог[овори]ть с Проск[уровым] — кто «источник». ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп.9157. Д. 2. Л. 173—179. Машинопись на специальном бланке. Заверенная копия. Дальнейшие планы агрессии германского фашизма в оценке сотрудника германского Министерства иностранных дел Клейста. Материал получен агентурным путём, по-видимому, от АБЦ (К. Велькиш), который был в доверительных отношениях с Клейстом. www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/1000789

Запись беседы германского коммерсанта с советником посольства Германии в Польше Р. Шелией 25 мая 1939 г. <…> Фактором, тормозящим безусловно имеющиеся агрессивные устремления Германии в отношении Польши, является Советский Союз. По мнению влиятельных берлинских кругов, в настоящее время вопрос о позиции Советского Союза вообще является самым важным вопросом. Печат. по арх. СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сент. 1938 — август 1939 гг.). С. 415. www.katyn-books.ru/archive/year/God_krizisa_1t_2t.htm#375doc

№ 333. Запись беседы германского журналиста с советником бюро Министра иностранных дел Германии 19 июня 1939 г. На днях беседовал с доктором Клейстом из бюро Риббентропа. 153

Клейст сказал: <…> В течение последних недель Гитлер обстоятельно занимался Советским Союзом и заявил Риббентропу, что после решения польского вопроса необходимо инсценировать в германо-русских отношениях новый рапалльский этап и что необходимо будет с Москвой проводить определённое время политику равновесия и экономического сотрудничества. Печат. по арх. СССР в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сент. 1938 — август 1939 гг.). С. 455.

Стремление Германии к сближению с Советским Союзом: из сборника переводов агентурных материалов по военно-политическим вопросам 5 Управления РРКА 15.08.1939 <...> 2. Телеграмма германского посольства в Москве Министерству иностранных дел Германии от 29 июня 1939 г. <...> «…фюрер и Риббентроп… напряжённо следят за Москвой. Гитлер, по-видимому, желает поставить своё решение по польскому вопросу в зависимость от исхода англо-советских переговоров. Он почти убеждён, что русские не позволят впрячь себя в английскую телегу. <...> Как сказал Риббентроп, русским надо в ближайшее время дать понять, что Германия желает разрешить польский вопрос в полной согласованности с Москвой. Для того чтобы убедить русских в этом, мы должны гарантировать им статускво в Прибалтике и эту гарантию честно соблюдать. Далее мы должны отказаться от Украины и пойти в этом вопросе также на уступки русским. Наконец, можно согласовать с Москвой и вопрос о новой организации Польши после урегулирования германо-польского конфликта. Естественно, мы не стали бы возражать против территориального расширения России за счёт Польши». Указана рассылка: 154

Сталину, Молотову, Берия, Ворошилову, Шапошникову. ЦА МО РФ. Ф. 23. Оп. 9157. Д. 2. Л. 447, 453, 454. Машинопись. Копия. alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1000892 www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1000892

Статс-секретарь Министерства иностранных дел Германии германскому послу в Москве Инструкция Секретно!

Берлин, 29 июля 1939 г.

<…> При любом развитии польского вопроса, мирным ли путём, как мы хотим этого, или любым другим путём, т. е. с применением нами силы, мы будем готовы гарантировать все советские интересы и достигнуть понимания с московским правительством. Если беседа будет протекать положительно и в отношении прибалтийского вопроса, то должна быть высказана мысль о том, что наша позиция в отношении Прибалтики будет откорректирована таким образом, чтобы принять во внимание жизненные интересы Советов на Балтике. Черновик подписал фон Вейцзекер

¹ Получена в Москве 31 июля. — Прим. ред. нем. изд. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Статс-секретарь Министерства иностранных дел Германии германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 3 августа 1939 — 13 час. 47 мин. Получена в Москве 3 августа 1939 — 18 час. 00 мин. Москва Телеграмма № 164 от 3 августа Очень срочно 155

Секретно. Информация для господина посла К сегодняшней телеграфной инструкции. В соответствии с политической ситуацией и в интересах быстроты мы побеспокоимся, безотносительно к Вашей беседе с Молотовым, назначенной на сегодня, о продолжении в Берлине выяснения условий согласования германо-советских интересов. В связи с этим Шнурре примет Астахова сегодня и скажет ему, что мы будем готовы к более конкретным обсуждениям, если советское правительство также желает этого. Мы предложим в этом случае Астахову получить инструкции из Москвы. Мы будем затем готовы говорить довольно конкретно о проблемах, представляющих для Советского Союза возможный интерес. Вейцзекер www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 3 августа 1939 — 15 час. 47 мин. Получена в Москве 4 августа 1939 — 4 час. 30 мин. Москва Телеграмма № 166 от 3 августа Очень срочно! Господину послу лично! <…> …от Балтийского до Чёрного моря не будет проблем, которые мы совместно не сможем разрешить между собой. Я сказал, что на Балтике нам двоим хватит места и что русские интересы там ни в коем случае не придут в столкновение с нашими. <…> …я сделал тонкий намёк на возможность заключения с Россией соглашения о судьбе Польши. <…> Приписка для графа Шуленбурга: Я вёл беседу, не показывая, что мы торопимся. Поверенный в делах, который, казалось, был заинтересован, несколько раз пытался повернуть беседу в сторону более конкретных вопросов, вследствие чего я дал ему понять, что я буду готов к уточнениям сразу же после того, как советское правительство официально уведомит нас о том, что 156

оно, в принципе, желает новых отношений. Если Астахов будет инструктирован в этом духе, мы, со своей стороны, будем заинтересованы в скорейшем ясном урегулировании. Это исключительно для Вашего личного сведения. Риббентроп www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

из записи беседы наркоминдел СССР Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом 3 августа 1939 г. …Шуленбург говорит, что Германия намерена уважать интересы СССР в Балтийском море и не имеет намерений, противоречащих СССР в Балтийских странах. Жизненным интересам СССР в Прибалтийских странах Германия не будет мешать. Что касается германской позиции в отношении Польши, то Германия не намерена предпринимать что-либо противоречащее интересам СССР. Требования Германии в отношении Данцига, от которых она не откажется, могут быть разрешены мирным путём. Мирное разрешение этого вопроса не затрагивает интересов СССР. Если же Германии будет навязан другой путь удовлетворения своих требований, то Шуленбург заверяет, что и в этом случае не будут задеты интересы СССР. Но он уверен, что этот путь не будет навязан Германии. АВП СССР, ф. 06, oп. 1 а, п.26, д. 1, л. 7 — 12. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#525doc

Телеграмма временного поверенного в делах СССР в Германии Г. А. Астахова в Народный комиссариат иностранных дел СССР 10 августа 1939 г. <…> …германское правительство наиболее интересуется вопросом нашего отношения к польской проблеме. Если попытка мирно 157

урегулировать вопрос о Данциге ни к чему не приведёт и польские провокации будут продолжаться, то, возможно, начнётся война. Германское правительство хотело бы знать, какова будет в этом случае позиция Советского правительства. В случае мирного разрешения вопроса германское правительство готово удовлетвориться Данцигом и экстерриториальной связью с ним в духе своих весенних предложений. Но если начнётся война, то вопрос, естественно, будет поставлен шире, хотя и в этом случае германское правительство не имеет намерений выйти за известные заранее намеченные пределы. Германскому правительству важно знать, какие у нас соображения на этот счёт. Оно готово сделать всё, чтобы не угрожать нам и не задевать наши интересы, но хотело бы знать, к чему эти интересы сводятся. Тут он напомнил фразу Риббентропа о возможности договориться с нами по всем вопросам от Черного моря до Балтийского. Он добавил, что, конечно, если мы об этом разговаривать не хотим, то от нас зависит наметить другие объекты переговоров. <…> АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 294, д. 2036, л. 174—175. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#538doc

Письмо временного поверенного в делах СССР в Германии Астахова наркоминдел СССР Молотову 12 августа 1939 г. <…> События развиваются быстро, и сейчас немцам явно не хотелось бы задерживаться на промежуточных ступенях в виде разговоров о прессе, культурном сближении и т. п., а непосредственно приступить к разговорам на темы территориально-политического порядка, чтобы развязать себе руки на случай конфликта с Польшей, назревающего в усиленном темпе. Кроме того, их явно тревожат наши переговоры с англофранцузскими военными и они не щадят аргументов и посулов самого широкого порядка, чтобы эвентуальное военное соглашение предотвратить. Ради этого они готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие полгода тому назад могли казаться совершенно исключёнными. Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) — это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание 158

невмешательства в конфликт с Польшей. <…> Поверенный в делах СССР в Германии Астахов Телеграмма временного поверенного в делах СССР в Германии Астахова в Народный комиссариат иностранных дел СССР 13 августа 1939 г. От имени Риббентропа… Шнурре вызвал меня из-за города и сообщил следующее: германское правительство, исходя из нашего согласия вести переговоры об улучшении отношений, хотело бы приступить к ним возможно скорее. Оно хотело бы вести переговоры в Германии, но, поскольку мы предпочитаем вести их в Москве, оно принимает и это. Оно желало бы, однако, в этом случае поручить ведение переговоров кому-либо из ближайших доверенных лиц Гитлера, старому члену национал-социалистской партии. Оно считает, что, отправив в Москву такое лицо, оно также дало бы нам доказательство серьёзности своих намерений в комиссии улучшить отношения. <…> Поверенный в делах Министерство иностранных дел Германии германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 14 августа 1939 — 13 час. 52 мин. Получена в Москве 14 августа 1939 — 17 час. 00 мин. Москва № 171 от 14 августа К сведению господина посла. Информация. Астахов вызвал меня в субботу, чтобы передать мне следующее: Он получил от Молотова инструкции заявить здесь, что Советы заинтересованы в обсуждении отдельных групп вопросов из числа тех, которые уже были подняты. Среди прочего, и кроме находящихся на рассмотрении проблем экономических переговоров, Астахов причислил к этим вопросам вопросы о прессе, культурном 159

сотрудничестве, польский вопрос, проблемы прежних германо-советских политических соглашений. Подобное обсуждение, однако, может происходить только постепенно или, как мы это выразили, поэтапно. Советское правительство предложило местом этих обсуждений Москву, поскольку для советского правительства было бы намного легче продолжать там переговоры. В своей беседе Астахов оставил открытым вопрос о том, кому мы предлагаем поручить ведение переговоров, послу или другому лицу, которое должно быть прислано. На мой вопрос, каким по очереди Советы считают польский вопрос, Астахов ответил, что он не получил никаких особых инструкций относительно последовательности, но что главный упор в его инструкциях сделан на слове «постепенно». Это сообщение Астахова было, вероятно, расширенной инструкцией поверенному в делах, о которой Вы нас уведомляли. Является предметом дальнейших инструкций. Шнурре www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Очень срочно Отправлена из Берлина 14 августа 1939 — 22 час. 53 мин. Получена в Москве 15 августа 1939 — 4 час. 40 мин. Москва Телеграмма № 175 от 14 августа Лично послу. Я прошу Вас лично связаться с господином Молотовым и передать ему следующее: 1. Идеологические рaсхождения между НационалСоциалистической Геpманией и Сoветским Союзом были единственной причиной, по которой в предшествyющие годы Гермаnия и СССР разделились на два враждебных, противостоящих друг другу лагеря. События последнего периода, кажется, показали, что разница в мировоззрениях не препятствует деловым отношениям двух государств и установлению нового и дружественного сотрудничества. Период 160

противостояния во внешней политике может закончиться раз и навсегда; дорога в новое будущее открыта обеим странам. 2. В действительности, интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются. Жизненные пространства Германии и СССР прилегают друг к другу, но в столкновениях нет естественной потребности. Таким образом, причины для агрессивного поведения одной страны по отношению к другой отсутствуют. У Германии нет агрессивных намерений в отношении СССР. Имперское правительство придерживается того мнения, что между Балтийским и Черным морями не существует вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств. Среди этих вопросов есть и такие, которые связаны с Балтийским морем, Прибалтикой, Польшей, юговосточным районом и т. д. В подобных вопросах политическое сотрудничество между двумя странами может иметь только положительный результат. То же самое относится к германской и советской экономике, сотрудничество которых может расширяться в любом направлении. 3. Нет никакого сомнения, что сегодня германо-советские отношения пришли к поворотному пункту своей истории. Решения, которые будут приняты в ближайшем будущем в Берлине и Москве по вопросу этих отношений, будут в течение поколений иметь решающее значение для германского и советского народов. От этих решений будет зависеть, придется ли когда-нибудь двум народам снова, без возникновения каких-либо действительно непреодолимых обстоятельств, выступить друг против друга с оружием в руках, или же снова наступят дружеские отношения. Прежде, когда они были друзьями, это было выгодно обеим странам, и всё стало плохо, когда они стали врагами. 4. Верно, что Германия и Советский Союз, в результате многолетней вражды их мировоззрений, сегодня относятся друг к другу с недоверием. Должно быть счищено много накопившегося мусора. Нужно сказать, однако, что даже в этот период естественные симпатии немцев и русских друг к другу никогда не исчезали. На этой базе заново может быть построена политика двух государств. 5. Имперское правительство и Советское правительство должны на основании всего своего опыта считаться с тем фактом, что капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как НационалСоциалистической Германии, так и Советского Союза. Сегодня, заключив военный союз, они снова пытаются 161

втянуть СССР в войну против Германии. В 1914 году эта политика имела для России катастрофические последствия. В общих интересах обеих стран избежать на все будущие времена разрушения Германии и СССР, что было бы выгодно лишь западным Демократиям. 6. Кризис в германо-польских отношениях, спровоцированный политикой Англии, а также британская военная пропаганда и связанные с этим попытки создания [антигерманского] блока делают желательным скорейшее выяснение германо-русских отношений. В противном случае, независимо от действий Германии, дела могут принять такой оборот, что оба правительства лишатся возможности восстановить германо-советскую дружбу и совместно разрешить территориальные вопросы, связанные с Восточной Европой. Поэтому руководителям обоих государств следует не пускать события на самотёк, а действовать в подходящее время. Будет губительно, если из-за отсутствия взаимопонимания по отношению к взглядам и намерениям друг друга наши народы окончательно разойдутся в разные стороны. Насколько нам известно, советское правительство также желает внести ясность в германо-советские отношения. Поскольку, однако, судя по предшествующему опыту, такое выяснение отношений может протекать лишь постепенно и через обычные дипломатические каналы, Имперский Министр иностранных дел фон Риббентроп готов прибыть в Москву с краткосрочным визитом, чтобы от имени Фюрера изложить взгляды Фюрера господину Сталину. Только такое непосредственное обсуждение может, по мнению господина фон Риббентропа, привести к изменениям; и, таким образом, закладка фундамента для некоторого улучшения германо-русских отношений уже не будет казаться невозможной. Приложение: Я прошу Вас не вручать этих инструкций господину Молотову в письменном виде, а зачитать их ему. Я считаю важным, чтобы они дошли до господина Сталина в как можно более точном виде, и я уполномачиваю Вас в то же самое время просить от моего имени господина Молотова об аудиенции с господином Сталиным, чтобы Вы могли передать это важное сообщение ещё и непосредственно ему. В дополнение к беседе с Молотовым условием моего визита являются широкие переговоры со Сталиным. Риббентроп www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

162

Запись беседы наркоминдел СССР Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом 15 августа 1939 г. Шуленбург извиняется за настойчивость, с которой он сегодня просил приёма у т. Молотова. Но эта настойчивость объясняется инструкциями, полученными им из Берлина, а также и характером тех вопросов, которые он желал бы изложить. Шуленбург сообщает, что из беседы Астахова с Риббентропом ему известно, что Советское правительство интересуется переговорами, но считает нецелесообразным продолжать их в Берлине. Тов. Молотов отвечает, что мы считаем т. Астахова недостаточно опытным и поэтому находим нужным вести эти переговоры здесь. Шуленбург сообщает, что полученную им из Берлина инструкцию… по поручению Риббентропа, просит доложить т. Сталину. Тов. Молотов ответил, что ввиду важности сделанного Шуленбургом заявления ответ на него он даст после доклада этого заявления Советскому правительству. Но уже сейчас он может приветствовать выраженное в этом заявлении желание германского правительства улучшить взаимоотношения с СССР. Что же касается приезда Риббентропа в Москву, то для того, чтобы обмен мнениями дал результаты, по мнению т. Молотова, необходимо проведение соответствующей подготовки. Тов. Молотов подчеркивает, что сказанное им является предварительным мнением по этому предложению. <…> Тов. Молотов говорит Шуленбургу, что из нашего опыта нам известно, что Германия до последнего времени не стремилась к улучшению взаимоотношений с СССР. И если мы сейчас видим, что Германия стремится к улучшению взаимоотношений, то мы, разумеется, приветствуем это стремление и относимся к нему положительно. <…> Тов. Молотов спрашивает Шуленбурга, существует ли у германского правительства определённое мнение по вопросу заключения пакта о ненападении с СССР. Шуленбург отвечает, что с Риббентропом этот вопрос пока не обсуждался. Германское правительство не занимает в этом вопросе ни положительной, ни отрицательной позиции. Тов. Молотов заявляет, что в связи с тем, что как Риббентроп, так и Шуленбург говорили об «освежении» и о пополнении действующих советско-германских соглашений, важно выяснить мнение германского правительства по вопросу о пакте ненападения или о чем-либо подобном ему. Шуленбург спрашивает, следует ли рассматривать упомянутые т. 163

Молотовым пункты как предпосылку для приезда Риббентропа. Тов. Молотов заявляет, что он специально вызовет Шуленбурга и даст ему ответ на сегодняшнее заявление. Перед приездом Риббентропа, по мнению т. Молотова, необходимо провести подготовку определённых вопросов, для того чтобы принимать решения, а не просто вести переговоры. В сегодняшнем германском заявлении указано, что, вопервых, время не ждёт, торопит и что, во-вторых, желательно, чтобы события не опередили и не поставили нас перед свершившимися фактами. Поэтому если германское правительство относится положительно к идее пакта о ненападении или к аналогичной идее и если подобные идеи включают сегодняшнее заявление Шуленбурга, то надо говорить более конкретно. Шуленбург сообщает, что телеграфирует содержание сегодняшней беседы в Берлин, где подчеркнёт особую заинтересованность Советского правительства в названных т. Молотовым пунктах. <…>

Беседу записал В. Павлов

АВП СССР, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, л. 33—36. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#525doc

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Отправлена из Москвы 15 августа 1939 Получена в Берлине 16 августа 1939 — 2 час. 30 мин. Берлин Спешно Телеграмма № 175 от 15 августа На Вашу телеграмму № 175 от 14 августа. Секретно! Молотов с величайшим интересом выслушал информацию, которую мне было поручено передать, назвал её крайне важной и заявил, что он сразу же передаст её своему правительству и в течение короткого времени даст мне ответ. Он может заявить уже сейчас, что Советское правительство тепло приветствует германские намерения улучшить отношения с Советским Союзом и теперь, принимая во внимание мое сегодняшнее сообщение, верит в искренность этих намерений. В связи с идеей приезда сюда Имперского Министра иностранных дел он хочет высказать своё личное мнение о том, что подобная 164

поездка требует соответствующих приготовлений для того, чтобы обмен мнениями дал какие-либо результаты. В этой связи его интересует вопрос о том, как германское правительство относится к идее заключения пакта о ненападении с Советским Союзом, а также, готово ли германское правительство повлиять на Японию с целью улучшения советскояпонских отношений и урегулирования пограничных конфликтов, и намеревается ли Германия дать возможные совместные гарантии прибалтийским государствам. Касательно поисков путей расширения экономических связей Молотов признал, что переговоры в Берлине развиваются успешно и приближаются к благоприятному исходу. Молотов повторил, что, если моё сегодняшнее сообщение включает в себя идею пакта о ненападении или что-то похожее, вопрос должен быть обсуждён более конкретно, чтобы в случае прибытия сюда Имперского Министра иностранных дел вопрос не свёлся к обмену мнениями, а были приняты конкретные решения. Молотов признал, что быстрота нужна для того, чтобы не быть поставленными перед совершившимися фактами, но отметил, что необходима соответствующая подготовка упомянутых им вопросов. Подробный меморандум о ходе беседы будет послан самолётом в четверг, специальным курьером. Шуленбург www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Меморандум Министерства иностранных дел Германии Секретно Я начал беседу с Молотовым около 20 часов 15 августа заявлением, что в соответствии с информацией, которая дошла до нас, советское правительство заинтересовано в продолжении политических переговоров, но что оно предпочитает, чтобы они происходили в Москве. Молотов ответил, что это так. <…> «А ещё, как обстоят дела с идеей о заключении пакта о ненападении? Относится ли германское правительство к этой мысли с симпатией, или это вопрос подробно еще не рассматривался?» — таковы точные слова Молотова. <…> Он [Молотов] продолжил, что в связи с предстоящей поездкой в 165

Москву Имперского Министра иностранных дел советскому правительству было бы очень важно получить ответ на вопрос о том, готово ли германское правительство заключить с Советским Союзом пакт о ненападении или чтонибудь в этом роде. Ранее упоминалась возможность «восстановления и обновления прежних договоров». Я подтвердил господину Молотову, что мы действительно обсуждаем новый порядок вещей, основанный или на том, что было, или на принципиально новых отношениях. <…> …если германское правительство настроено благожелательно к идее заключения пакта о ненападении и если моё сегодняшнее сообщение содержит эту или похожую идею, более подробное обсуждение этих вопросов состоится немедленно. Он попросил меня представить моему правительству информацию в этом духе. Граф фон Шуленбург Москва, 16 августа 1939 г. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Германский посол в Москве статс-секретарю Министерства иностранных дел Германии Письмо Москва, 16 августа 1939 г. Многоуважаемый господин Статс-секретарь! В связи с моим вчерашним разговором с господином Молотовым я хотел бы немедленно обратить Ваше внимание на следующее: Довольно неожиданно господин Молотов оказался угодлив и откровенен. У меня создалось впечатление, что предложение о визите Имперского Министра очень польстило лично господину Молотову и что он рассматривает это как действительное доказательство наших добрых намерений. <…> Во вчерашнем заявлении господина Молотова должна быть также по достоинству отмечена умеренность его требований по отношению к нам. Он ни разу не использовал слов «антикоминтерновский пакт» и не требовал от нас, как он делал это в предыдущей беседе, «отказа» от поддержки японской агрессии. Он ограничил себя высказыванием соображения о том, что мы могли бы способствовать урегулированию 166

советско-японских отношений. Более существенным является его совершенно ясно выраженное желание заключить с нами пакт о ненападении. Несмотря на все попытки, мы так и не смогли выяснить абсолютно точно, каковы пожелания господина Молотова в вопросе о прибалтийских государствах. <…> Всё это в действительности похоже на то, что в переговорах здесь в данный момент мы как будто бы достигли желаемых результатов. С сердечным приветом остаюсь, господин Статс-секретарь, всегда преданный Вам, граф фон Шуленбург Хайль Гитлер! www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 16 августа 1939 — 16 час. 15 мин. Получена в Москве 17 августа 1939 — 1 час. 00 мин. Москва Телеграмма № 179 от 16 августа Срочно Лично господину Послу. Я прошу Вас снова связаться с господином Молотовым и заявить ему, что в дополнение к вчерашнему посланию для господина Сталина Вы должны передать ему нижеследующую инструкцию, только что полученную из Берлина, которая касается вопросов, поднятых господином Молотовым. После этого, пожалуйста, сообщите господину Молотову следующее: 1. Вопросы, поднятые господином Молотовым, соответствуют германским пожеланиям, а именно: Германия готова заключить с Советским Союзом пакт о ненападении, если желает советское правительство, не подлежащий изменению в течение 25 лет. Далее, Германия готова совместно с Советским Союзом гарантировать безопасность прибалтийских государств. Наконец, Германия готова, и это полностью соответствует позиции Германии, попытаться повлиять на улучшение и укрепление русско-японских отношений. 2. Фюрер считает, что, принимая во внимание настоящую 167

ситуацию и каждодневную возможность возникновения серьёзных инцидентов (в этом месте, пожалуйста, объясните господину Молотову, что Германия полна решимости не терпеть бесконечно польские провокации), желательно общее и быстрое выяснение германо-русских отношений и взаимное урегулирование актуальных вопросов. По этим причинам Имперский Министр иностранных дел заявляет, что, начиная с пятницы 18 августа, он готов в любое время прибыть самолётом в Москву, имея от Фюрера полномочия на решение всего комплекса германо-русских вопросов, а если представится возможность, то и для подписания соответствующего договора. Приложение: Я просил бы Вас зачитать эти инструкции господину Молотову и запросить мнение советского правительства и господина Сталина. Абсолютно конфиденциально для Вашего сведения добавляется, что мы особенно заинтересованы в том, чтобы моя поездка в Москву могла состояться в конце этой или в начале следующей недели. Риббентроп www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Запись беседы наркоминдел СССР Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом 17 августа 1939 г. Шуленбург сообщает, что он уже получил ответ из Берлина. <…> …Шуленбург, согласно полученному им в частном порядке указанию, просит т. Молотова начать переговоры с Риббентропом на этой или следующей неделе. Вследствие этого, выполняя указание Риббентропа, Шуленбург просит ускорить ответ. <…> Вторым шагом будет являться либо подтверждение договора 1926 г., что имел, очевидно, в виду Шуленбург, говоря об освежении договоров, или заключение договора о ненападении плюс протокол по вопросам внешней политики, в которых заинтересованы договаривающиеся стороны. Переходя к вопросу о приезде Риббентропа, т. Молотов заявляет, что мы ценим постановку этого вопроса германским правительством, подчёркивающим серьёзность своих намерений предложением послать в Москву видного политического деятеля, в отличие от англичан, пославших в Москву второстепенного чиновника Стрэнга. 168

<…> Записал В. Павлов АВП СССР, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, л. 40—43. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#525doc

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 18 августа 1939 — 5 час. 30 мин. Вне очереди Берлин Секретно! Телеграмма № 182 от 17 августа На Вашу телеграмму № 179 от 16 августа Срочно После того, как я зачитал Молотову дополнительные инструкции, Молотов, не вдаваясь подробно в их содержание, заявил, что сегодня он может дать мне ответ советского правительства на моё сообщение от 15 августа. Сталин с большим интересом наблюдает за переговорами, он информируется о всех деталях и с Молотовым он в полном согласии. Господин Молотов зачитал ответ советского правительства, в котором, согласно данному мне тексту, сказано следующее: «Советское правительство принимает к сведению заявление германского правительства о его действительном желании улучшить политические отношения между Германией и СССР, переданное графом Шуленбургом 15 августа. Из-за нередко носивших недружественный и даже враждебный по отношению к СССР характер заявлений отдельных официальных представителей германского правительства у советского правительства до самого недавнего времени создавалось впечатление, что германское правительство готовит почву для оправдания столкновения с СССР, готовит себя к подобному столкновению и основывает необходимость постоянного увеличения своего вооружения на неизбежности такого столкновения. Не будем напоминать, что германское правительство пыталось посредством так называемого «антикоминтерновского пакта» создать против СССР объединённый фронт ряда государств и с особым упорством старалось втянуть в него Японию. 169

Понятно, что такая политика германского правительства заставила СССР провести серьёзные мероприятия по усилению своей обороноспособности на случай возможной агрессии Германии против СССР, а также принять участие в организации оборонительного фронта группы государств, направленного против такой агрессии. Однако, когда сейчас германское правительство меняет свою прежнюю политику в отношении СССР в сторону искреннего улучшения политических отношений с Советским Союзом, советское правительство смотрит на такие изменения с удовлетворением и готово, со своей стороны, направить свою политику по пути заметного улучшения отношений с Германией. Если к этому добавить, что советское правительство никогда не имело и не собирается иметь каких-либо агрессивных намерений в отношении Германии, что теперь, как и прежде, советское правительство считает абсолютно возможным мирное разрешение вопросов, касающихся германо-советских отношений, и что принцип мирного сосуществования различных политических систем является давно установившимся принципом советской внешней политики, можно прийти к выводу, что для установления новых и лучших политических отношений между двумя странами сейчас существуют не только реальная база, но и действительные предпосылки для принятия серьёзных и практических шагов в этом направлении. Правительство СССР считает, что первым шагом к подобному улучшению отношений между СССР и Германией может быть заключение торгового и кредитного соглашения. Правительство СССР считает, что вторым шагом, который должен быть сделан вскоре после первого, может быть заключение пакта о ненападении или подтверждение договора о нейтралитете от 1926 года, с одновременным подписанием специального протокола, который определит интересы подписывающихся сторон в том или ином вопросе внешней политики и который явится неотъемлемой частью пакта». Затем Молотов сообщил следующую дополнительную информацию: 1. Сначала должно быть заключено экономическое соглашение. То, что начато, должно быть доведено до конца. 2. Затем, черех короткий промежуток времени, по усмотрению Германии, последует либо заключение пакта о ненападении, либо подтверждение договора о нейтралитете от 1926 года. В любом случае оно должно сопровождаться заключением протокола, в который, среди прочих вопросов, будут включены германские заявления от 15 августа. 3. Относительно предполагаемого визита в Москву Имперского Министра иностранных дел Молотов заявил, что советское 170

правительство очень удовлетворено этим предложением, поскольку посылка такого выдающегося общественного и государственного деятеля подчёркивает искренность намерений германского правительства. Это выглядит особенно контрастно в сравнении с Англией, которая послала в Москву в лице Стрэнга второсортного чиновника. Поездка Имперского Министра иностранных дел, однако, требует тщательной подготовки. Советскому правительству не нравится гласность, сопровождающая подобный визит. Оно предпочитает, чтобы практическая работа была закончена без подобного церемониала. Моё замечание, что практические цели могут быть быстро достигнуты именно благодаря поездке Имперского Министра иностранных дел, Молотов парировал тем, что советское правительство предпочитает тем не менее другой путь, первая ступень которого уже пройдена. На вопрос, как реагировало советское правительство на моё сегодняшнее сообщение, Молотов заявил, что, когда советское правительство готовило свой ответ, оно не знало, конечно же, о сегодняшнем благожелательном сообщении Германии и что последнее ещё должно быть рассмотрено, но что сегодняшний советский ответ уже содержит всё самое основное. Он предложил, чтобы мы, с германской стороны, сразу же приступили к подготовке проектов пакта о ненападении или подтверждения договора о нейтралитете, а также протокола. То же самое будет сделано и советской стороной. Я заявил, что я сообщу об этих предложениях моему правительству. Что касается протокола, то хотелось бы иметь более точную информацию о пожеланиях советского правительства. Молотов закончил беседу выражением пожелания получить наши проекты как можно скорее. Шуленбург www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 18 августа 1939 — 22 час. 48 мин. Получена в Москве 19 августа 1939 — 5 час. 45 мин. Москва № 185 от 18 августа Срочно 171

Лично господину послу На Вашу телеграмму за № 182 Пожалуйста, немедленно условьтесь о новой беседе с господином Молотовым и сделайте всё, что возможно, чтобы эта беседа состоялась без задержки. Я просил бы Вас во время этой встречи говорить с Молотовым в следующем духе: К своему глубокому удовлетворению Имперское правительство узнало из последнего [советского] заявления о благожелательном отношении советского правительства к идее перестройки германорусских отношений. В нормальных условиях мы, естественно, тоже были бы готовы проводить дальнейшую перестройку германо-русских отношений через дипломатические каналы и довести её до конца в обычном порядке. Но, по мнению Фюрера, существующая необычная ситуация делает необходимым использование какого-нибудь другого метода, который приведёт к быстрым результатам. Германо-польские отношения изо дня в день становятся всё более острыми. Мы должны принять во внимание, что в любой день могут произойти столкновения, которые сделают неизбежным начало военных действий. В общем, учитывая поведение польского правительства, эти события ни в каком смысле от нас не зависят. Фюрер считает, что необходимо, чтобы мы, за стараниями выснить германо-русские отношения, не были застигнуты врасплох началом германо-польского конфликта. Поэтому он считает, что предварительное выяснение отношений необходимо только для принятия во внимание интересов России в случае подобного конфликта, что без этого, конечно же, будет трудно. Заявление сделано господином Молотовым в ответ на Ваше первое сообщение от 15 августа. Мои дополнительные инструкции предвосхитили его заявление и ясно показали, что мы полностью согласны с идеей о заключении пакта о ненападении, о гарантиях прибалтийским государствам и об оказании Германией давления на Японию. Таким образом, имеются все фактические элементы для немедленного начала прямых устных переговоров и для заключительного соглашения. В дополнение Вы можете упомянуть, что первая стадия, упомянутая господином Молотовым, а именно окончание переговоров о новом германо-русском экономическом соглашении, была завершена сегодня, и поэтому теперь нам можно приступить ко второй стадии. Поэтому теперь мы просим о немедленном ответе на предложение, сделанное в дополнительной инструкции, о моём немедленном выезде в Москву. Пожалуйста, добавьте в связи с этим, что я прибуду с полными полномочиями от Фюрера для полного и окончательного урегулирования 172

общего комплекса вопросов. Поскольку наибольшее беспокойство вызывал пакт о ненападении, нам кажется, что никаких приготовлений более уже просто не требуется. Мы наметили следующие три пункта, 29 которые я просил бы Вас зачитать господину Молотову, но не вручать ему. Статья 1. Германское государство и СССР обязуются ни при каких обстоятельствах не прибегать к войне и воздерживаться от всякого насилия в отношении друг друга. Статья 2. Соглашение вступает в силу немедленно после подписания и будет действительно и нерасторжимо в течение 25-летнего срока. Пожалуйста, заявите в связи с этим, что в том, что касается этого предложения, я наделён полномочиями обговаривать детали в устных дискуссиях в Москве и, если представится возможность, исполнить пожелания русских. Я также вправе подписать специальный протокол, регулирующий интересы обеих сторон в тех или иных вопросах внешней политики, например, в согласовании сфер интересов на Балтике, проблемы прибалтийских государств и т. д. Подобное урегулирование, однако, представляющееся нам необычайно важным, возможно лишь во время устной беседы. Пожалуйста, подчеркните в этой связи, что сегодняшняя внешняя политика Германии достигла своего исторического поворотного пункта. В этот раз, пожалуйста, ведите беседу, за исключением вышеуказанных статей соглашения, не в форме чтения этих инструкций, а настаивайте, в духе предыдущих заявлений, на быстром осуществлении моей поездки и соответствующим образом противьтесь любым возможным советским возражениям. В этой связи Вы должны иметь в виду тот главенствующий факт, что вероятно скорое начало открытого германо-польского столкновения и что поэтому мы крайне заинтересованы в том, чтобы мой визит в Москву состоялся немедленно. Риббентроп www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 19 августа 1939 — 17 час. 30 мин. Вне очереди. Берлин. 173

Секретно Телеграмма № 187 от 19 августа На Вашу телеграмму за № 185 от 18 августа Срочно Советское правительство согласилось на то, чтобы приезд в Москву Имперского Министра иностранных дел состоялся через неделю после объявления о подписании экономического соглашения. Молотов заявил, что если о заключении экономического соглашения будет объявлено завтра, то Имперский Министр иностранных дел может прибыть в Москву 26 или 27 августа. Молотов вручил мне проект пакта о ненападении. Подробный отчёт о двух беседах, которые я имел с Молотовым сегодня, а также текст советского проекта следуют телеграфом немедленно. Шуленбург www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 19 августа 1939 Вне очереди. Берлин. Секретно Телеграмма № 189 от 19 августа Дополнение к моей телеграмме за № 187 от 19 августа Срочно В своей первой сегодняшней беседе с Молотовым (которая началась в два часа дня и продолжалась час) после того, как я передал порученное мне сообщение, я повторно пытался убедить Молотова в том, что визит в Москву Имперского Министра иностранных дел — единственный путь для достижения успеха, настоятельно требуемого политической ситуацией. Молотов признал несомненную важность предполагаемой поездки, подчеркнув, что советское правительство понимает и уважает лежащий в основе этого замысел, но настаивает на своем мнении, что в данный момент невозможно даже приблизительно определить время поездки, так как она требует тщательных приготовлений. Это относится как к пакту о ненападении, так и к содержанию 174

подписываемого одновременно с ним протокола. Германский проект пакта о ненападении ни в коем случае не является исчерпывающим. Советское правительство хочет, чтобы один из нескольких пактов о ненападении, заключённых советским правительством с другими странами (например, с Польшей, Латвией, Эстонией и т. д.) послужил моделью для пакта о ненападении с Германией. Он [Молотов] предоставляет германскому правительству возможность выбрать среди них тот, который кажется Германии подходящим. Далее, содержание протокола является очень серьёзным вопросом, и советское правительство ожидает, что германское правительство заявит более определённо, какие статьи протокол предусматривает. Советское правительство относится очень серьёзно к договорам, которые оно заключает. Оно уважает принятые на себя обязательства и ожидает того же от своих партнеров по договорам. На доводы, которые я неоднократно и подчеркнуто выдвигал в пользу необходимости торопиться, Молотов возразил, что пока что даже первая ступень — завершение экономических переговоров — не пройдена. Прежде всего должно быть подписано и провозглашено и приведено в действие экономическое соглашение. Затем наступит очередь пакта о ненападении и протокола. Молотова, очевидно, не трогали мои возражения; и первая беседа закончилась заявлением Молотова о том, что он высказал мне взгляды советского правительства и не может более ничего к ним добавить. Едва ли не через полчаса после завершения беседы Молотов передал мне, что просит меня разыскать его снова в Кремле в 16.30. Он извинился, что поставил меня в затруднительное положение, и объяснил, что сделал доклад советскому правительству и уполномочен вручить мне проект пакта о ненападении. Что касается поездки Имперского Министра иностранных дел, то советское правительство согласно на прибытие господина Риббентропа в Москву примерно через неделю после обнародования подписанного экономического соглашения. Таким образом, если это провозглашение произойдет завтра, господин фон Риббентроп может прибыть в Москву 26 или 27 августа. Молотов не объяснил мне причины резкого изменения своей позиции. Я допускаю, что вмешался Сталин. Моя попытка убедить Молотова согласиться на более раннюю дату приезда Имперского Министра иностранных дел была, к сожалению, неудачной. Текст проекта пакта о ненападении следует телеграфом. Шуленбург www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Запись беседы 175

народного комиссара иностранных дел СССР В. М. Молотова с послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом 19 августа 1939 г. 14 часов. Шуленбург снова извиняется за настойчивость, с которой он сегодня добивался приёма, но срочность его дела требовала этого. Тов. Молотов замечает, что когда того требует дело, то не стоит откладывать. Шуленбург предупреждает, что всё сообщённое ему Риббентропом соответствует взглядам Гитлера. Шуленбург заявляет, что из последнего заявления т. Молотова германское правительство усматривает положительное отношение Советского правительства к вопросам, поднятым Шуленбургом. При нормальных условиях эти вопросы могли бы быть урегулированы обычным дипломатическим путём. Но положение в данное время необычное, и, по мнению Риббентропа, необходимы скорые методы урегулирования вопросов. В Берлине опасаются конфликта между Германией и Польшей. Дальнейшие события не зависят от Германии. Положение настолько обострилось, что достаточно небольшого инцидента, для того чтобы возникли серьёзные последствия. Риббентроп думает, что ещё до возникновения конфликта необходимо выяснить взаимоотношения между СССР и Германией, т. к. во время конфликта это сделать будет трудно. Первый шаг — заключение торгово-кредитного соглашения — Шуленбург считает уже сделанным. В вопросы взаимной гарантии Прибалтийских стран, пакта о ненападении, влияния на Японию также внесена ясность. И поэтому Риббентроп придаёт большое значение своему приезду и считает нужным со всей быстротой приступить ко второму этапу. Риббентроп имел бы неограниченные полномочия Гитлера заключить всякое соглашение, которого бы желало Советское правительство. <…> Гитлер готов учесть всё, чего пожелает СССР. <...> Шуленбург снова настаивает на приезде Риббентропа, которому (приезду) также и Гитлер придаёт громадное значение. Риббентроп смог бы заключить протокол, в который бы вошли как упоминавшиеся уже вопросы, так и новые, которые могли бы возникнуть. Время не терпит, добавляет Шуленбург. <...> Шуленбург снова настаивает на приезде Риббентропа, чтобы ещё до взрыва конфликта прийти к определённым результатам. У него нет сомнений, говорит он, что при составлении протокола также не должно встретиться затруднений. 176

<…> Тов. Молотов спрашивает, можно ли объяснить желание германского правительства ускорить настоящие переговоры тем, что германское правительство интересуется вопросами германо-польских отношений, в частности Данцигом. Шуленбург отвечает утвердительно, добавляя, что именно эти вопросы являются исходной точкой при желании учесть интересы СССР перед наступлением событий. Шуленбург считает, что подготовка, о которой говорил Молотов, уже закончена, и подчёркивает, что они готовы идти навстречу всем желаниям Советского правительства. <...> 16 час. 30 мин. <…> …т. Молотов сообщает, что Риббентроп мог бы приехать в Москву 26—27 августа после опубликования торговокредитного соглашения. АВП СССР, ф. 0745, он. 14, и. 32, д. 3, л. 47—51. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#572doc

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 20 августа 1939 — 16 час. 35 мин. Получена в Москве 21 августа 1939 — 00 час. 45 мин.

Москва Телеграмма № 189 от 20 августа Срочно! Лично господину послу

Фюрер уполномачивает Вас немедленно явиться к Молотову и вручить ему следующую телеграмму Фюрера для господина Сталина: «Господину Сталину, Москва. 1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения как первую ступень перестройки германосоветских отношений. 2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение прошлых столетий. В этой ситуации Имперское правительство решило действовать в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями. 177

3. Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне Ваш Министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов. 4. Я убеждён, что дополнительный протокол, желаемый советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае Имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время. 5. Напряжённость между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в её распоряжении средствами. 6. По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих стран, не теряя времени вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я ещё раз предлагаю принять моего Министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский Министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, Имперский Министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один—два дня. Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер.» Пожалуйста, передайте господину Молотову вышеприведенную телеграмму Фюрера Сталину в письменном виде на листе бумаги без заглавия. Риббентроп В расшифрованном в Москве послании Сталину было сделано следующее рукописное изменение в тексте: «Ваш Министр иностранных дел» заменено на «Председатель Совета Народных Комиссаров СССР и Нарком иностранных дел». — Прим. ред. нем. изд. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Письмо Гитлера Сталину

178

179

180

181

182

Телеграмма

Перевод

Господину И. В. Сталину Москва <…> 3. Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным Комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путём. 4. Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть по существу выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе, германское правительство не представляет себе, каким образом этот дополнительный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок. 5. Напряжение между Германией и Польшей сделалось нестерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний. 6. Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр Иностранных Дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол. Более продолжительное пребывание Министра Иностранных Дел в Москве чем один день или максимально два дня невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ. Адольф Гит лер Передано послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом В. М. Молотову в 15 час. АВП СССР, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, л. 63—64. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#582doc

183

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Отправлена из Берлина 21 августа 1939 — 10 час. 15 мин. Получена в Москве 21 августа 1939 — 14 час. 30 мин. Москва Телеграмма № 191 от 20 августа Господину послу Пожалуйста, сделайте всё, что можете, чтобы поездка осуществилась. Время как в телеграмме. Риббентроп www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 21 августа 1939 — 17 час. 30 мин. Вне очереди Берлин Секретно Срочно Телеграмма № 197 от 21 августа, на Ваши телеграммы за № 189 от 20 августа и № 191 от 21 августа Усиленно подчёркивая необычайную важность и исключительную необходимость поспешности, я вручил господину Молотову в 15 часов послание Фюрера к Сталину и перевод. Молотов прочитал документ, который явно произвёл на него глубокое впечатление. Он заявил, что препроводит послание и, как только решение будет принято, немедленно известит меня. Я пытался всеми способами, какие только были в моём распоряжении, дать ясно понять господину Молотову, что немедленный визит Имперского Министра иностранных дел необходим в интересах обеих стран. Я закончил просьбой о 184

том, чтобы при любых обстоятельствах ответ был дан мне сегодня. Я только что узнал, что Молотов снова хочет видеть меня в 17 часов, Шуленбург www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва. 21 августа 1939 Вне очереди Берлин Срочно Секретно Телеграмма № 199 от 21 августа Дополнение к телеграмме № 197 от 21 августа В 17 часов Молотов вручил мне ответ Сталина на послание Фюрера, изложенный в очень примирительной форме. Сталин сообщает, что советское правительство согласно на приезд в Москву Имперского Министра иностранных дел 23 августа. Молотов заявил, что советское правительство хочет, чтобы самое позднее завтра утром в Москве было опубликовано короткое деловое коммюнике о предполагаемом заключении пакта о ненападении и «ожидаемом» прибытии Имперского Министра иностранных дел. Молотов просит согласия Германии на это к полуночи. Советую согласиться, поскольку советское правительство уже зарезервировало публикацию. Дословный текст письма Сталина следует телеграфом немедленно. «ожидаемом» — так в тексте. — Прим. сост. Шуленбург www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

185

Ответ Сталина Гитлеру Рейхсканцлеру Германии господину А. ГИТЛЕРУ Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьёзному улучшению политических отношений между нашими странами. Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создаёт базу для ликвидации политической напряжённости и установления мира и сотрудничества между нашими странами. Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа. 186

И. СТАЛИН. (подпись) 21 августа 1939 г. Передано В. М. Молотовым послу Германии в СССР Ф. Шуленбургу 21 августа в 17 час. АВП СССР, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, л. 65. www.katyn-books.ru/archive/year/500.htm#583doc

Полномочия Я предоставляю Имперскому Министру иностранных дел господину Иоахиму фон Риббентропу все полномочия для переговоров от имени Германского государства с уполномоченными представителями Союза Советских Социалистических Республик о заключении пакта о ненападении, а также обо всех смежных вопросах и, если представится возможность, для подписания как пакта о ненападении, так и других соглашений, явящихся результатом этих переговоров, с тем, чтобы этот пакт и эти соглашения вступили в силу немедленно после их подписания. Оберзальцберг, 22 августа 1939 г. Адольф Гитлер www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Имперский Министр иностранных дел в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 23 августа 1939 г. МИД Берлин 204.23 Citissimo! (Очень срочно!) 187

Пожалуйста, немедленно сообщите Фюреру, что первое трёхчасовое обсуждение со Сталиным и Молотовым только что закончено. Во время обсуждения, которое проходило положительно в нашем духе, выяснилось, что решающим моментом к достижению окончательного результата является требование русских, чтобы мы признали порты Либава [Лиепая] и Виндава [Вентспилс] входящими в их сферу влияния. Я буду признателен за подтверждение [на полях приписка от руки: до 20 часов по германскому времени], что Фюрер с этим согласен. Предусмотрено подписание секретного протокола о разграничении двусторонних сфер влияния во всей восточной зоне [на полях приписка от руки: на что я дал принципиальное согласие]. Риббентроп

188

Фотокопия телеграммы Риббентропа в Берлин, посланной из Москвы 23 августа 1939 года, с просьбой срочно устранить возникшее препятствие, мешающее «достижению окончательного результата».

189

Канцелярия Министра — Имперскому Министру иностранных дел Телефонограмма Берлин, 23 августа 1939 г. Получена в Москве 23 августа 1939 — 23 час. 00 мин. №205 На Вашу телеграмму № 204. Ответ: да, согласен. Кордт www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Запись беседы Имперского Министра иностранных дел со Сталиным и Молотовым Государственная тайна Канцелярия Имперского Министра иностранных дел, 24 августа 1939 г. Запись беседы, состоявшейся в ночь с 23 на 24 августа между Имперским Министром иностранных дел, с одной стороны, и господами Сталиным и Председателем Совета Народных Комиссаров Молотовым, с другой стороны. Обсуждались следующие проблемы: 1. Япония Имперский Министр иностранных дел заявил, что германояпонская дружба ни в каком смысле не направлена против Советского Союза. Более того, мы в состоянии, имея хорошие отношения с Японией, внести действительный вклад в дело улаживания разногласий между Советским Союзом и Японией. <…> 2. Италия <…> Муссолини тепло приветствовал восстановление дружественных отношений между Германией и Советским Союзом. По поводу Пакта о 190

ненападении он выразил своё удовлетворение. 3. Турция <…>

4. Англия

Господин Сталин и Молотов враждебно комментировали манеру поведения британской военной миссии в Москве, которая так и не высказала советскому правительству, чего же она в действительности хочет. Имперский Министр иностранных дел заявил в связи с этим, что Англия всегда пыталась, и до сих пор пытается, подорвать развитие хороших отношений между Германией и Советским Союзом. Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали её высокомерные претензии на мировое господство. Господин Сталин живо согласился с этим и заметил следующее: британская армия слаба; британский флот больше не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот, можно быть уверенным, увеличивается, но [Англии] не хватает пилотов. Если, несмотря на всё это, Англия ещё господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости других стран, которые всегда давали себя обманывать. Смешно, например, что всего несколько сотен британцев правят Индией. Имперский Министр иностранных дел согласился с этим и конфиденциально заявил господину Сталину, что на днях Англия заново прощупывала почву, с виноватым упоминанием 1914 года. Это был типично английский глупый манёвр. Имперский Министр иностранных дел предложил Фюреру сообщить англичанам, что в случае германо-польского конфликта ответом на любой враждебный акт Великобритании будет бомбардировка Лондона. Господин Сталин заметил, что прощупыванием почвы, очевидно, было письмо Чемберлена к Фюреру, которое посол Великобритании в Германии Гендерсон доставил в Оберзальцберг 23 августа. Сталин далее выразил мнение, что Англия, несмотря на слабость, будет вести войну ловко и упрямо. 5. Франция Господин Сталин выразил мнение, что Франция, тем не менее, располагает армией, достойной внимания. Имперский Министр иностранных дел, со своей стороны, указал господам Сталину и Молотову на численную неполноценность французской армии. В то время как Германия добавляет в своё распоряжение по 300.000 солдат при ежегодных наборах, Франция может набирать ежегодно только по 150.000 рекрутов. «Западный 191

вал» в пять раз сильнее, чем «линия Мажино». Если Франция попытается воевать с Германией, она определённо будет побеждена. «Западный вал» или «линия Зигфрида» — линия германских укреплений от Люксембурга до швейцарской границы, возведена на случай нападения Франция на Германию. К сентябрю 1939 года строительство этой линии было далеко не закончено. Большая часть линии существовала лишь на бумаге. — Прим. сост. «Линия Мажино» — французская укреплённая линия на франко-германской границе, возведённая на случай нападения Германии на Францию. — Прим. сост.

6. Антикоминтерновский пакт Имперский Министр иностранных дел заметил, что Антикоминтерновский пакт был в общем-то направлен не против Советского Союза, а против западных демократий. Он знал, и мог догадаться по тону русской прессы, что Советское Правительство осознает это полностью. Господин Сталин вставил, что Антикоминтерновский пакт испугал главным образом лондонское Сити и мелких английских торговцев. Имперский Министр иностранных дел согласился и шутливо заметил, что господин Сталин, конечно же, напуган Антикоминтерновским пактом меньше, чем лондонское Сити и мелкие английские торговцы. А то, что думают об этом немцы, явствует из пошедшей от берлинцев, хорошо известных своим остроумием, шутки, ходящей уже несколько месяцев, а именно: «Сталин ещё присоединится к Антикоминтерновскому пакту». 7. Отношение немецкого народа к германо-русскому Пакту о ненападении Имперский Министр иностранных дел заявил, что, как он мог констатировать, все слои германского народа, особенно простые люди, очень тепло приветствовали установление понимания с Советским Союзом. Народ инстинктивно чувствует, что естественным образом существующие интересы Германии и Советского Союза нигде не сталкиваются и что развитию хороших отношений ранее препятствовали только иностранные интриги, особенно со стороны Англии. Господин Сталин ответил, что он с готовностью верит в это. Немцы желают мира и поэтому приветствуют дружеские отношения между германским государством и Советским Союзом. Имперский Министр иностранных дел прервал его в этом месте и сказал, что германский народ безусловно хочет мира, но, с другой стороны, возмущение Польшей так сильно, что все до единого готовы воевать. Германский народ не будет более терпеть польских 192

провокаций. 8. Тосты В ходе беседы господин Сталин неожиданно предложил тост за Фюрера: «Я знаю, как сильно германская нация любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». Господин Молотов выпил за здоровье Имперского Министра иностранных дел и Посла, графа фон Шуленбурга. Господин Молотов поднял бокал за Сталина, отметив, что именно Сталин своей речью в марте этого года, которую в Германии правильно поняли, полностью изменил политические отношения. См. отрывки из речи И. Сталина на XVIII съезде ВКП(б) в начале книги. — Прим. сост.

Господа Молотов и Сталин повторно выпили за Пакт о ненападении, за новую эру в германо-русских отношениях и за германскую нацию. Имперский Министр иностранных дел, в свою очередь, предложил тост за господина Сталина, за советское правительство и за благоприятное развитие отношений между Германией и Советским Союзом. 9. При прощании господин Сталин обратился к Имперскому Министру иностранных дел со следующими словами: Советское правительство относится к новому Пакту очень серьёзно. Он может дать своё честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнёра. Генке Москва, 24 августа 1939 г. www.aroundspb.ru/variety/docs/diplomat/pakt.php

Гитлеру для безопасного нападения на Польшу необходимо было как минимум заручиться нейтралитетом СССР, а ещё лучше — сделать Сталина своим союзником и подельником, отдав ему всё, что требовал Сталин. 17.04.1939. Берлин. «С точки зрения России, нет причин, могущих помешать 193

нормальным взаимоотношениям с нами. А начиная с нормальных, отношения могут становиться всё лучше и лучше».

из меморандума статс-секретаря МИД Германии

07.05.1939. Варшава. «Решающим для нас является в первую очередь тот факт, какова будет позиция Советского Союза. Германия хочет добиться того, чтобы в будущей европейской войне Россия была нейтральной. Поэтому в Берлине все мысли вращаются вокруг Москвы. <…> Другим фактором, который тормозит агрессивные намерения Германии в отношении Польши, является Советский Союз. По мнению берлинских авторитетных кругов, вопрос поведения Советского Союза является в настоящее время самым важным вопросом. В Берлине предпринимаются серьёзные шаги к тому, чтобы обеспечить нейтралитет Советского Союза». Материал получен агентурным путём от Рудольфа фон Шелия: барон, немецкий дипломат, агент советской разведки, оперативный псевдоним Ариец. В 1937 году во время работы в посольстве Германии в Варшаве был завербован советской военной разведкой.

17.05.1939 «…в Германии только одно опасение — возможное реагирование Советского Союза. В случае конфликта мы хотим при любых обстоятельствах добиться нейтралитета СССР». из записки начальника Пятого Управления военно-политическому руководству СССР с приложением перевода агентурного материала

15.08.1939 2. Телеграмма германского посольства в Москве Министерству иностранных дел Германии от 29 июня 1939 г. <...> «…фюрер и Риббентроп… напряжённо следят за Москвой. Гитлер, по-видимому, желает поставить своё решение по польскому вопросу в зависимость от исхода англо-советских переговоров. Он почти убеждён, что русские не позволят впрячь себя в английскую телегу. <...> Как сказал Риббентроп, русским надо в ближайшее время дать понять, что Германия желает разрешить польский вопрос в полной согласованности с Москвой. Для того чтобы убедить русских в этом, мы должны гарантировать им статус-кво в Прибалтике и эту гарантию честно соблюдать. Далее мы должны отказаться от Украины и пойти в этом вопросе также на уступки русским. Наконец, можно согласовать с Москвой и вопрос о новой организации Польши после урегулирования германо-польского конфликта. Естественно, мы не 194

стали бы возражать против территориального расширения России за счёт Польши».

из сборника переводов агентурных материалов по военно-политическим вопросам 5 Управления РРКА

27.07.1939. Берлин. «…во всём районе от Балтийского моря до Чёрного моря и Дальнего Востока нет, по моему мнению, неразрешимых внешнеполитических проблем между нашими странами». из меморандума МИД Германии

29.07.1939. Берлин. «При любом развитии польского вопроса… мы будем готовы гарантировать все советские интересы и достигнуть понимания с московским правительством. …наша позиция в отношении Прибалтики будет откорректирована таким образом, чтобы принять во внимание жизненные интересы Советов на Балтике». из инструкции статс-секретаря МИД Германии германскому послу в Москве

03.08.1939. Берлин. «…от Балтийского до Чёрного моря не будет проблем, которые мы совместно не сможем разрешить между собой. Я сказал, что на Балтике нам двоим хватит места и что русские интересы там ни в коем случае не придут в столкновение с нашими». из телеграммы Имперского Министра иностранных дел германскому послу в Москве

03.08.1939. Москва. «…Шуленбург говорит, что Германия намерена уважать интересы СССР в Балтийском море и не имеет намерений, противоречащих СССР в Балтийских странах. Жизненным интересам СССР в Прибалтийских странах Германия не будет мешать. Что касается германской позиции в отношении Польши, то Германия не намерена предпринимать что-либо противоречащее интересам СССР. Требования Германии в отношении Данцига, от которых она не откажется, могут быть разрешены мирным путём. Мирное разрешение этого вопроса не затрагивает интересов СССР. Если же Германии будет навязан другой путь удовлетворения своих требований, то Шуленбург заверяет, что и в этом случае не будут задеты интересы СССР». 195

из записи беседы наркомин дел СССР Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом

10.08.1939. «…германское правительство наиболее интересуется вопросом нашего отношения к польской проблеме. Если попытка мирно урегулировать вопрос о Данциге ни к чему не приведёт и польские провокации будут продолжаться, то, возможно, начнётся война. Германское правительство хотело бы знать, какова будет в этом случае позиция Советского правительства. <…> Германскому правительству важно знать, какие у нас соображения на этот счёт. Оно готово сделать всё, чтобы не угрожать нам и не задевать наши интересы, но хотело бы знать, к чему эти интересы сводятся. Тут он напомнил фразу Риббентропа о возможности договориться с нами по всем вопросам от Чёрного моря до Балтийского. Он добавил, что, конечно, если мы об этом разговаривать не хотим, то от нас зависит наметить другие объекты переговоров».

из телеграммы временного поверенного в делах СССР в Германии Астахова в Народный комиссариат иностранных дел СССР

12.08.1939. «…они [немцы] готовы сейчас, по-моему, на такие декларации и жесты, какие полгода тому назад могли казаться совершенно исключёнными. Отказ от Прибалтики, Бессарабии, Восточной Польши (не говоря уже об Украине) — это в данный момент минимум, на который немцы пошли бы без долгих разговоров, лишь бы получить от нас обещание невмешательства в конфликт с Польшей». из письма временного поверенного в делах СССР в Германии Астахова наркоминдел СССР Молотову

14.08.1939. Берлин. «…между Балтийским и Чёрным морями не существует вопросов, которые не могли бы быть урегулированы к полному удовлетворению обоих государств. Среди этих вопросов есть и такие, которые связаны с Балтийским морем, Прибалтикой, Польшей, юго-восточным районом и т. д.». из телеграммы Имперского Министра иностранных дел германскому послу в Москве

196

18.08.1939. Берлин. «Пожалуйста, немедленно условьтесь о новой беседе с господином Молотовым и сделайте всё, что возможно, чтобы эта беседа состоялась без задержки. <…> …мы просим о немедленном ответе на предложение, сделанное в дополнительной инструкции, о моём немедленном выезде в Москву. Пожалуйста, добавьте в связи с этим, что я прибуду с полными полномочиями от Фюрера для полного и окончательного урегулирования общего комплекса вопросов. <…> …я наделён полномочиями обговаривать детали в устных дискуссиях в Москве и, если представится возможность, исполнить пожелания русских. Я также вправе подписать специальный протокол, регулирующий интересы обеих сторон в тех или иных вопросах внешней политики, например, в согласовании сфер интересов на Балтике, проблемы прибалтийских государств и т. д. <…> …настаивайте, в духе предыдущих заявлений, на быстром осуществлении моей поездки и соответствующим образом противьтесь любым возможным советским возражениям. В этой связи Вы должны иметь в виду тот главенствующий факт, что вероятно скорое начало открытого германо-польского столкновения и что поэтому мы крайне заинтересованы в том, чтобы мой визит в Москву состоялся немедленно». из телеграммы Имперского Министра иностранных дел германскому послу в Москве

19.08.1939. Москва. «Шуленбург снова извиняется за настойчивость, с которой он сегодня добивался приёма, но срочность его дела требовала этого. Тов. Молотов замечает, что когда того требует дело, то не стоит откладывать. Шуленбург предупреждает, что всё сообщённое ему Риббентропом соответствует взглядам Гитлера. <…> …положение в данное время необычное, и, по мнению Риббентропа, необходимы скорые методы урегулирования вопросов. <…> В вопросы взаимной гарантии Прибалтийских стран, пакта о ненападении… внесена ясность. И поэтому Риббентроп придаёт большое значение своему приезду и считает нужным со всей быстротой приступить ко второму этапу. Риббентроп имел бы неограниченные полномочия Гитлера заключить всякое соглашение, которого бы желало Советское правительство. <…> Гитлер готов учесть всё, чего пожелает СССР. <...> Шуленбург снова настаивает на приезде Риббентропа, которому (приезду) также и Гитлер придаёт громадное значение. Риббентроп смог бы заключить протокол, в который бы вошли как упоминавшиеся уже вопросы, так и новые, которые могли бы возникнуть. Время не терпит, добавляет Шуленбург. <...> Шуленбург 197

снова настаивает на приезде Риббентропа, чтобы ещё до взрыва конфликта прийти к определённым результатам. У него нет сомнений, говорит он, что при составлении протокола также не должно встретиться затруднений. <…> Шуленбург считает, что подготовка, о которой говорил Молотов, уже закончена, и подчёркивает, что они готовы идти навстречу всем желаниям Советского правительства». из записи беседы наркоминдел СССР Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом

20.08.1939. Москва. «Фюрер уполномачивает Вас немедленно явиться к Молотову и вручить ему следующую телеграмму Фюрера для господина Сталина: ,,Господину Сталину, Москва. <…> Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне Ваш Министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов. Я убеждён, что дополнительный протокол, желаемый советским правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву для переговоров. В противном случае Имперское правительство не представляет, как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое время. Напряжённость между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена защищать интересы государства всеми имеющимися в её распоряжении средствами. По моему мнению, желательно, ввиду намерений обеих стран, не теряя времени вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я ещё раз предлагаю принять моего Министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее в среду, 23 августа. Имперский Министр иностранных дел имеет полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так и протокола. Принимая во внимание международную ситуацию, Имперский Министр иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один—два дня. Я буду рад получить Ваш скорый ответ. Адольф Гитлер’’». из телеграммы Имперского Министра иностранных дел германскому послу в Москве

198

24.08.1939. «В ходе беседы господин Сталин неожиданно предложил тост за Фюрера: «Я знаю, как сильно германская нация любит своего Вождя, и поэтому мне хочется выпить за его здоровье». <…> Господин Молотов поднял бокал за Сталина, отметив, что именно Сталин своей речью [на XVIII съезде ВКП(б)] в марте этого года, которую в Германии правильно поняли, полностью изменил политические отношения. Господа Молотов и Сталин повторно выпили за Пакт о ненападении, за новую эру в германо-русских отношениях и за германскую нацию. <…> При прощании господин Сталин обратился к Имперскому Министру иностранных дел со следующими словами: Советское правительство относится к новому Пакту очень серьёзно. Он может дать своё честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего партнёра». из записи беседы Имперского Министра иностранных дел со Сталиным и Молотовым

Сомнений быть не может: в развязывании Второй мировой войны виновна как национал-социалистическая Германия во главе с Адольфом Гитлером, так и сталинско-большевистский Советский Союз. Из вышеприведённых документов хорошо видно, что для немцев крайне важна была позиция Советского Союза в германо-польском кофликте. Гитлеру мало было бы нейтралитета СССР: надо было сделать Сталина соучастником — и Гитлеру это блестяще удалось. Правда, пришлось пойти Сталину на очень большие уступки, выполнить все требования нового — без всяких кавычек — друга. Гитлер прекрасно понимал, что Сталин вряд ли позволит ему оккупировать всю Польшу (на что немцам понадобилось бы всего лишь три недели), Сталин обязательно войдёт в Восточную Польшу, частично населённую украинцами и белоруссами, то есть в бывшие куски Российской империи. А тогда вполне могло бы произойти военное столкновение двух тоталитарных хищников. Даже если бы столкновения удалось избежать, позиции СССР резко бы ухудшились: буферной зоны в виде обширной территории Польши уже не существовало бы и война между двумя крайне враждебно друг к другу настроенными государствами рано или поздно разразилась бы (достаточно вспомнить ситуацию до подписания договора о ненападении). 199

А если учесть бездарную войну Сталина с Финляндией, то не факт, что советcкие войска не стали бы драпать от немцев, как в 1941 году. Кроме того, Англия и Франция мало того что объявили бы Германии войну (как они сделали, несмотря на советскогерманский договор о ненападении), так они вполне могли бы начать на немцев наступление: Гитлер ведь не знал тогда, что они наваляют в штаны, особенно французы, которые так позорно и быстро сдались Германии. С учётом этих крайне серьёзных факторов Гитлер не осмелился бы напасть на Польшу.

«МЫ ВОЙНЫ НЕ ХОТИМ, НО СЕБЯ ЗАЩИТИМ…» Вовсе не случайным совпадением является введение Советским Союзом 1 сентября 1939 года всеобщей воинской обязанности. Призывной возраст был снижен с 21 до 19 лет, «а окончившим среднюю школу и ей соответствующие учебные заведения» до 18 лет — при одновременном увеличении срока действительной службы. По сути дела началась массовая мобилизация для наступательной захватнической войны. (Можно сказать, что путинский режим вместо создания компактной современной высокопрофессиональной армии вернулся к тому сталинскому закону мобилизационной армии. Один из высокопоставленных войноначальников заявил недавно, что призыв нужно сохранить для того, чтобы на случай войны иметь 700 тысяч мобрезерва. У нас в «верхних эшелонах власти» слишком много недоумков, не желающих признавать, что в случае «случая войны» в России не останется ни народа, ни нации, ни даже населения — одна непригодная для жизни обширная территория.) Всю вину за развязывание Второй мировой войны Сталин в конце октября 1939 года, естественно, возложил не на себя и даже не на Германию, а на опомнившихся после Мюнхенского позора и пришедших Польше на помощь Англию и Францию: 200

1 декабря 1939 г., № 84 (664). О ЛЖИВОМ СООБЩЕНИИ АГЕНТСТВА ГАВАС Реактор «Правды» обратился к тов. Сталину с вопросом: как относится т. Сталин к сообщению агентства Гавас о «речи Сталина», якобы произнесённой им «в Политбюро 19 августа», где проводилась якобы мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны». Тов. Сталин прислал следующий ответ: «Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения, представляет вранье. Я, конечно, не могу знать, в каком именно кафешантане сфабриковано это враньё. Но как бы ни врали господа из агентства Гавас, они не могут отрицать того, что: а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну; б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и 201

продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов; в) правящие круги Франции и Англии грубо отклонили, как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны. Таковы факты. Что могут противопоставить этим фактам кафе-шантанные политики из агентства Гавас?»

Его подельник Молотов выразился на следующий день более пространно, опустившись даже до того, что назвал преступной войну за уничтожение гитлеризма (не представляю себе, что было бы с ним, если бы кто-то назвал священной войну против сталинизма): Доклад о внешней политике Правительства (на внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР) 31 октября 1939 года <…> …за последние несколько месяцев такие понятия, как «агрессия», «агрессор» получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл. <…> …Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера ещё ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира. <…> О восстановлении старой Польши, как каждому понятно, не может быть и речи. Поэтому бессмысленным является продолжение теперешней войны под флагом восстановления прежнего Польского государства. <…> В последнее время правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов против гитлеризма, причём английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является, не больше и не меньше, как «уничтожение гитлеризма». <…> Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это — дело политических взглядов. Но любой человек поймёт, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с нею войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом борьбы за 202

«демократию». <…> Наши отношения с Германией, как я уже сказал, улучшились коренным образом. Здесь дело развивалось по линии укрепления дружественных отношений, развития практического сотрудничества и политической поддержки Германии в её стремлениях к миру. doc20vek.ru/node/1397

Девять лет спустя, в печально известной своим оголтелым враньём брошюре, изданной в ответ на публикацию Госдепом США документов из трофейного архива МИДа Германии о нацистско-советских отношениях (в том числе о пакте Молотова—Риббентропа), неназванные авторы, скрывшиеся за обобщённой подписью Советское информационное бюро, полностью опровергли утверждения Сталина и Молотова конца ноября 1939 года о «миротворчестве» гитлеровской Германии:

203

204

ФАЛЬСИФИКАТОРЫ ИСТОРИИ (ИСТОРИЧЕСКАЯ 205

СПРАВКА) ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ • 1948 IV. СОЗДАНИЕ «ВОСТОЧНОГО ФРОНТА», НАПАДЕНИЕ ГЕРМАНИИ НА СССР, АНТИГИТЛЕРОВСКАЯ КОАЛИЦИЯ И ВОПРОС О МЕЖСОЮЗНИЧЕСКИХ ОБЯЗАННОСТЯХ Заключая советско-немецкий пакт ненападения в августе 1939 года, Советский Союз ни на минуту не сомневался, что рано или поздно Гитлер нападёт на СССР. Такая уверенность Советского Союза вытекала из основной политической и военной установки гитлеровцев. Она подтверждалась практической деятельностью гитлеровского правительства за весь предвоенный период. Поэтому первая задача Советского Правительства состояла в том, чтобы создать «восточный» фронт против гитлеровской агрессии, построить линию обороны у западных границ белорусских и украинских земель и организовать таким образом барьер против беспрепятственного продвижения немецких войск на Восток. Для этого нужно было воссоединить Западную Белоруссию и Западную Украину, захваченные панской Польшей в 1920 году, с Советской Белоруссией и с Советской Украиной и выдвинуть сюда советские войска. С этим делом нельзя было медлить, так как плохо снабжённые польские войска оказались неустойчивыми, польское командование и польское Правительство находились уже в бегах, и гитлеровские войска, не встречая серьёзного препятствия, могли занять белорусские и украинские земли раньше, чем придут туда советские войска. militera.lib.ru/research/false/01.html

Совершенно бесстыдное и наглое враньё о «барьере против беспрепятственного продвижения немецких войск на Восток» и что «гитлеровские войска, не встречая серьёзного препятствия, могли занять белорусские и украинские земли раньше, чем придут туда советские войска». До 17 сентября 1939 года польское правительство, вынужденное покинуть Варшаву, ещё находилось на польской 206

территории, польские войска продолжали оказывать немцам ожесточённое сопротивление, Гитлер не собирался обманывать Сталина и намерен был действовать в строгом соответствии с пунктом 2 Секретного дополнительного протокола, о существовании которого советские люди, естественно, и не подозревали до 1989 года: 2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана. Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития. Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

Мало того что немцы не собирались занимать отведённые Советскому Союзу территории, так они уже через день после нападения на Польшу принялись настойчиво приглашать Советы тоже вторгнуться в Польшу «в соответствии с московскими соглашениями». Разразилась оживлённая дипломатическая деятельность, в которой активность проявляла именно немецкая сторона. Однако советская сторона принялась кочевряжиться: рановато, мол, будет, «время ещё не наступило», но вы всё равно придерживайтесь «намеченного плана». Ещё несколько дней спустя Parteigenosse Молотов сообщил немцам, что вторжение советских войск не за горами, однако преподнёс своим искренним союзникам наглую подлянку: мы, мол, хотим свалить на вас вину за нашу с Польшей войну — из-за того, мол, что вы слишком быстро наступаете и Польша разваливается на куски, мы-де просто обязаны прийти на помощь украинцам и белоруссам, которым вы угрожаете. Немцы были просто поражены таким скотским поведением союзника: этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах народных масс и даст СССР возможность не выглядеть перед мировым сообществом агрессором. 207

16 сентября Молотов сообщил наконец немецкому послу, что советское вторжение начнётся через день-два и что необходимость в подлянке отпала. Мы, мол, собираемся заявить, что польского государства больше нет, поэтому все соглашения, заключённые с Польшей, аннулируются, и мы в создавшихся условия просто вынуждены со смертельным риском защищать родных нам по крови украинских и белорусских братьев. Немцы вздохнули с облегчением и стали готовиться к совместному параду в честь освобождения Польши.

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Берлин, 3 сентября 1939 — 18 час. 50 мин. Получена в Москве 4 сентября 1939 — 0 час. 30 мин. Москва Телеграмма № 253 от 3 сентября Очень срочно! Лично послу. Совершенно секретно! Главе посольства или его представителю лично. Секретно! Должно быть расшифровано лично им! Совершеннейше секретно! Мы безусловно надеемся окончательно разбить польскую армию в течение нескольких недель. Затем мы удержим под военной оккупацией районы, которые, как было установлено в Москве, входят в германскую сферу влияния. Однако понятно, что по военным соображениям нам придётся затем действовать против тех польских военных сил, которые к тому времени будут находиться на польских территориях, входящих в русскую сферу влияния. Пожалуйста, обсудите это с Молотовым немедленно и посмотрите, не посчитает ли Советский Союз желательным, чтобы русская армия выступила в подходящий момент против польских сил в русской сфере влияния и, со своей стороны, оккупировала эту территорию. По нашим соображениям, это не только помогло бы нам, но также, в соответствии с московскими соглашениями, было бы и в 208

советских интересах. В связи с этим, пожалуйста, выясните, можем ли мы обсуждать этот вопрос с [советскими] офицерами, которые только что прибыли сюда, и какой, предположительно, будет позиция советского правительства.

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 5 сентября 1939 — 14 час. 30 мин. Очень срочно! Совершенно секретно! Телеграмма № 264 от 5 сентября В ответ на Вашу телеграмму № 261 от 4 сентября Молотов попросил меня встретиться с ним сегодня в 12.30 и передал мне следующий ответ советского правительства: «Мы согласны с вами, что в подходящее время нам будет совершенно необходимо начать конкретные действия. Мы считаем, однако, что это время ещё не наступило. Возможно, мы ошибаемся, но нам кажется, что чрезмерная поспешность может нанести нам ущерб и способствовать объединению наших врагов. Мы понимаем, что в ходе операций одна из сторон либо обе стороны могут быть вынуждены временно пересечь демаркационную линию между своими сферами влияния, но подобные случаи не должны помешать непосредственной реализации намеченного плана». Шуленбург

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 9 сентября 1939 — 0 час. 56 мин. Получена 9 сентября 1939 — 5 час. 00 мин. Очень спешно! Телеграмма № 300 от 8 сентября 209

Я только что получил от Молотова следующую телефонограмму: «Я получил ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву. Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия правительству Германской Империи. Молотов». Шуленбург Варшава капитулировала только 27 сентября 1939 г. — Прим. сост.

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 9 сентября 1939 — 14 час. 10 мин. Срочно! Совершенно секретно! Телеграмма № 308 от 9 сентября В ответ на Вашу телеграмму № 300 от 8 сентября Молотов заявил мне сегодня в 15 часов, что советские военные действия начнутся в течение ближайших нескольких дней. Вызов военного атташе в Москву был действительно с этим связан. Будут также призваны многочисленные резервисты. Шуленбург

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 10 сентября 1939 — 21 час. 40 мин. Срочно! Совершенно секретно! Телеграмма № 317 от 10 сентября Дополнение к моей телеграмме № 310 от 9 сентября со ссылкой на сегодняшний телефонный разговор с Имперским Министром иностранных дел 210

На сегодняшней встрече в 16 часов Молотов изменил своё вчерашнее заявление, сказав, что советское правительство было застигнуто совершенно врасплох неожиданно быстрыми германскими военными успехами. Основываясь на нашем первом сообщении, Красная армия рассчитывала на несколько недель, которые теперь сократились до нескольких дней. Советские военные власти оказались поэтому в трудном положении, так как, принимая во внимание местные обстоятельства, они требовали, по возможности, ещё две-три недели для своих приготовлений. Уже было мобилизовано более трех миллионов человек. Я очень подробно объяснил Молотову, нaсколько при таком положении дел важны быстpые действия Краснoй армии. Молотов повторил, что делается всё возможное для yскорения событий. У меня создалось впечатление, что вчера Молотов обещал больше, чем от Красной армии можно ожидать. Затем Молотов подошёл к политической стороне вопроса и заявил, что советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белоруссам, которым «угрожает» Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором. Этот путь был перекрыт Советскому Союзу вчерашним сообщеним ДНБ [Германское информационное бюро] о том, что, согласно заявлению генерал-полковника Браухича, ведение военных действий на германском восточном фронте уже не является необходимым. Сообщение создавало впечатление, что германо-польское перемирие неизбежно. Если, однако, Германия заключит перемирие, Советский Союз не может начинать «новую войну». Я заявил, что я не знаком с этим сообщением, которое не может соответствовать действительности; я немедленно сделаю запрос. Шуленбург

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Берлин, 13 сентября 1939 — 17 час. 50 мин. Получена в Москве 14 сентября 1939 — 1 час. 10 мин. 211

Телеграмма № 336 от 13 сентября Спешно! Лично послу! Как только определится точный исход приближающейся сейчас к своему концу великой битвы за Польшу, мы будем в состоянии предоставить Красной армии информацию, о которой она просила, о многочисленных частях польской армии. Но уже сейчас я просил бы Вас информировать господина Молотова, что его замечание относительно заявления генерал-полковника Браухича является следствием явного недоразумения. Это заявление было сделано исключительно к сведению исполнительной власти бывшей Имперской территории [имеется в виду Западная Польша. — Прим. сост.]; оно было составлено ещё до начала военных действий против Польши и не имеет никакого отношения к ограничению наших военных операций к востоку от [оккупированной нами] бывшей польской территории. Вопрос о необходимости заключения перемирия с Польшей [германским командованием] не ставится. Риббентроп

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 14 сентября 1939 — 18 час. 00 мин. Срочно! Совершенно секретно! Телеграмма № 350 от 14 сентября На Вашу телеграмму № 336 от 13 сентября Молотов вызвал меня сегодня в 16 часов и заявил, что Красная армия достигла состояния готовности скорее, чем это ожидалось. Советские действия поэтому могут начаться раньше указанного им [Молотовым] во время последней беседы срока (см. мою телеграмму № 317 от 10 сентября). Учитывая политическую мотивировку советской акции (падение Польши и защита русских «меньшинств»), [Советам] было бы крайне важно не начинать действовать до того, как падёт административный центр Польши — Варшава. Молотов поэтому просит, чтобы ему как можно более точно сообщили, когда 212

можно рассчитывать на захват Варшавы. Пожалуйста, пришлите инструкции. <…> Шуленбург

Имперский Министр иностранных дел германскому послу в Москве Телеграмма Берлин, 15 сентября 1939 — 20 час. 20 мин. Получена в Москве 16 сентября 1939 — 7 час. 15 мин. Срочно! Телеграмма № 360 от 15 сентября Совершенно секретно! Лично послу. Я прошу Вас немедленно передать господину Молотову следующее: 1. Уничтожение польской армии, как это следует из обзора военного положения от 14 сентября, который уже был Вам передан, быстро завершается. Мы рассчитываем занять Варшаву в течение ближайших нескольких дней. 2. Мы уже заявляли советскому правительству, что мы считаем себя связанными разграниченными сферами влияния, согласованными в Москве и стоящими обособленно от чисто военных мероприятий, что, конечно же, также распространяется и на будущее. 3. Из сообщения, сделанного Вам Молотовым 14 сентября, мы заключили, что в военном отношении советское правительство подготовлено и что оно намерено начать свои операции уже сейчас. Мы приветствуем это. Советское правительство, таким образом, освободит нас от необходимости уничтожать остатки польской армии, преследуя их вплоть до русской границы. Кроме того, если не будет начата русская интервенция, неизбежно встанет вопрос о том, не создастся ли в районе, лежащем к востоку от германской зоны влияния, политический вакуум. Поскольку мы, со своей стороны, не намерены предпринимать в этих районах какие-либо действия политического или административного характера, стоящие обособленно от необходимых военных операций, без такой интервенции со стороны Советского Союза [в восточной Польше] могут возникнуть условия для формирования новых государств. 4. С целью политической поддержки выступления советской армии мы предлагаем публикацию совместного коммюнике следующего 213

содержания: «Ввиду полного распада существовавшей ранее в Польше формы правления, Имперское Правительство и Правительство СССР сочли необходимым положить конец нетерпимому далее политическому и экономическому положению, существующему на польских территориях. Они считают своей общей обязанностью восстановление на этих территориях, представляющих для них [Германии и СССР] естественный интерес, мира и спокойствия и установления там нового порядка путём начертания естественных границ и создания жизнеспособных экономических институтов». 5. Предлагая подобное коммюнике, мы подразумеваем, что советское правительство уже отбросило в сторону мысль, выраженную Молотовым в предыдущей беседе с Вами, что основанием для советских действий является угроза украинскому и белорусскому населению, исходящая со стороны Германии. Указание мотива такого сорта действие невозможное. Он прямо противоположен реальным германским устремлениям, которые ограничены исключительно хорошо известными зонами германского влияния. Он также противоречит соглашениям, достигнутым в Москве, и, наконец, вопреки выраженному обеими сторонами желанию иметь дружеские отношения, представит всему миру оба государства как врагов. 6. Поскольку военные операции должны быть закончены как можно скорее в связи с наступающим временем года, мы будем благодарны, если советское правительство назначит день и час, в который его войска начнут наступление, чтобы мы, со своей стороны, могли действовать соответствующе. С целью необходимой координации военных операций обеих сторон нужно также, чтобы представители обоих правительств, а равно германские и русские офицеры, находящиеся на местах, в зонах операций, провели встречу для принятия необходимых мер, для чего мы предлагаем по воздуху собрать совещание в Белостоке. <…> Риббентроп

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 16 сентября 1939 г. Срочно! Совершенно секретно! 214

Телеграмма № 371 от 16 сентября На Вашу телеграмму № 360 от 15 сентября Я виделся с Молотовым сегодня в 18 часов и выполнил инструкции. Молотов заявил, что военная интервенция Советского Союза произойдёт, вероятно, завтра или послезавтра. Сталин в настоящее время консультируется с военными руководителями, и этим вечером он, в присутствии Молотова, укажет мне день и час советского наступления. Молотов добавил, что он доложит о моём сообщении правительству, но он думает, что в совместном коммюнике уже более нет нужды; советское правительство намерено мотивировать свои действия следующим образом: польское государство распалось и более не существует, поэтому аннулируются все соглашения, заключённые с Польшей; третьи державы могут попытаться извлечь выгоду из создавшегося хаоса; Советский Союз считает своей обязанностью вмешаться для защиты своих украинских и белорусских братьев и дать возможность этому несчастному населению трудиться спокойно. Советское правительство намерено обнародовать сообщение в указанном духе по радио, в прессе и т. д. немедленно после того, как Красная армия пересечёт границу, и в то же время заявить об этом в официальной ноте польскому послу здесь и всем здешним дипломатическим миссиям. Молотов согласился с тем, что планируемый советским правительством предлог [cпасти Восточную Польшу от угрозы со стороны Германии. — Прим.] содержал в себе ноту, обидную для чувств немцев, но просил, принимая во внимание сложную для советского правительства ситуацию, не позволять подобным пустякам вставать на нашем пути. Советское правительство, к сожалению, не видело какого-либо другого предлога, поскольку до сих пор Советский Союз не беспокоился о своих меньшинствах в Польше и должен был так или иначе оправдать за границей своё теперешнее вмешательство. <…> Шуленбург

Германский посол в Москве в Министерство иностранных дел Германии Телеграмма Москва, 17 сентября 1939 г. 215

Телеграмма № 372 от 17 сентября К моей телеграмме № 371 от 16 сентября Очень срочно! Секретно! Сталин в присутствии Молотова и Ворошилова принял меня в два часа ночи и заявил, что Красная армия пересечёт советскую границу в 6 часов утра на всем её протяжении от Полоцка до КаменецПодольска. Во избежание инцидентов Сталин спешно просит нас проследить за тем, чтобы германские самолёты, начиная с сегодняшнего дня, не залетали восточнее линии Белосток—БрестЛитовск—Лемберг [Львов]. Советские самолёты начнут сегодня бомбардировать район восточнее Лемберга. Я обещал сделать всё, что возможно, в смысле информирования германских военно-воздушных сил, но просил, учитывая, что осталось мало времени, чтобы сегодня советские самолёты не подлетали к упомянутой линии слишком близко. Советская комиссия прибудет в Белосток завтра, самое позднее послезавтра. Сталин зачитал мне ноту, которая будет вручена уже этой ночью польскому послу и копия которой в течение дня будет разослана всем миссиям, а затем опубликована. В ноте даётся оправдание советских действий. Зачитанный мне проект содержал три пункта для нас неприемлемых. В ответ на мои возражения Сталин с предельной готовностью изменил текст так, что теперь нота вполне нас удовлетворяет. <…> Шуленбург Германская печать о действиях советского правительства

20 сентября 1939 г. Германия. Берлин, 19 сентября (ТАСС). Германское население единодушно приветствует решение советского правительства взять под защиту родственное советскому народу белорусское и украинское население Польши, оставленное на произвол судьбы бежавшим польским правительством. Берлин в эти дни принял особенно оживлённый вид. На улицах около витрин и специальных щитов, где вывешены карты Польши, весь день толпятся люди. Они оживлённо 216

обсуждают успешные операции Красной армии. Продвижение частей Красной армии обозначается на карте красными советскими флажками. 14 сентября немцы вошли в Брест, который согласно секретного протокола должен был отойти СССР. В планах германского командования не входила остановка продвижения войск. Немцы могли к 21—25 сентября занять всю Восточную Польшу (Западную Украину и Западную Белоруссию), но не собирались этого делать, наоборот, настаивали на скорейшей оккупации Советским Союзом отведённой ему территории. И. С. Яжборовская, А. Ю. Яблоков, В. С. Парсаданова Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях 3 сентября, со вступлением Франции и Великобритании в войну, Риббентроп поручил Шуленбургу подтвердить, что германская армия намеревается разгромить польскую за пару недель, договорённость о сферах — занимаемых территориях — остаётся в силе, а военные действия будут проводиться в обеих сферах, в связи с чем следует обсудить с Молотовым вопрос о своевременном занятии Советами их сферы, что соответствует договорённости и интересам самих Советов. Советская сторона взяла в соответствии со сталинской установкой курс на проволочку, напомнив о договорённости соблюдать разграничение и отвести германские войска в случае пересечения обговорённых рубежей. 9 сентября Риббентроп проинструктировал посла, что следует подтвердить верность пакту и решимость немецких войск сражаться с поляками на всей территории. Молотов ответил Шуленбургу, что советские вооружённые действия начнутся в течение ближайших дней. Поскольку в немецком коммюнике было упомянуто о возможных переговорах с поляками о перемирии, Молотов на следующий день, 10 сентября, объяснял послу, что такой ход событий перечеркнёт план перехода польской границы Красной Армией. Он должен быть обоснован распадом польского государства и необходимостью помощи украинскому и белорусскому населению. Если же Германия заключит перемирие (ввиду разгрома польской армии), «СССР не сможет начать новую войну». Эти беседы продолжались почти ежедневно. 217

14-го Молотов заявил, что, пока Варшава защищается, советское правительство не может обосновать ввод своих войск «распадом польского государства». Кстати, именно так оно намеревалось сделать, когда получило известие о взятии Варшавы, оказавшееся ложным, поскольку немецкие части были около столицы остановлены. Молотов не преминул поздравить Берлин с победой, и того же 9 сентября была готова директива наркома Ворошилова и начальника генштаба РККА Шапошникова военсовету Белорусского округа о наступлении на Польшу 11 сентября «с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника». Такая же директива была заготовлена для военсовета Киевского округа. <…> Поскольку информация о взятии Варшавы оказалась ложной, директивы пока остались лежать на столе у Шапошникова. Ждал своего исполнения и приказ Берии № 00931, который определял порядок оформления арестов военнопленных, отработанный ещё в августе. В ходе советско-германских переговоров Шуленбург установил, как он доносил Риббентропу 10 сентября, что «советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым ,,угрожает’’ Германия». 14 сентября он вновь подтверждал, что «для политической мотивировки советской акции падение Польши и переход под опеку меньшинств были бы вопросом самого большого значения». Красная Армия достигла стадии готовности раньше, чем предполагалось, но не начнёт наступления ранее, чем будет взята столица Польши — Варшава. Риббентроп на следующий день передал Шуленбургу точку зрения правительства: Варшава падёт через пару дней; СССР должен освободить Германию от ликвидации польской армии на всем протяжении до советских границ, иначе в советской «сфере интересов» может возникнуть «политический вакуум»; для координации военных операций предлагается встреча делегаций сторон в Белостоке. Посол детально представил аргументацию этой позиции Молотову, подчеркнув, что рейх не собирается разворачивать в советской сфере, восточнее линии Нарев—Буг—Висла—Сан, политической или административной деятельности и «здесь может возникнуть новое государство». Он стимулировал также опубликование общего коммюнике, скорейшее введение войск, точное указание дня и часа начала военных действий, но категорически возражал против формулы защиты белорусского и украинского населения от угрозы со стороны Германии, использование которой Молотов обосновывал 218

необходимостью соответствующей подготовки советского общественного мнения. Этот обмен мнениями имел место 16 сентября. К тому времени немецкие войска заняли половину польской территории, выйдя на линию Белосток—Буг—Львов. Было очевидно, что Великобритания и Франция воздерживаются от вооружённой помощи Польше, правительство которой и золотой запас следовали вместе с дипломатическим корпусом в направлении румынской границы. Соглашение о переходе его в Румынию было достигнуто. <…> Варшава ещё сопротивлялась, хотя в ночь на 7 сентября начальник отдела пропаганды главного командования Войска Польского полковник Р. Умястовский призвал по радио всех способных встать под ружьё мужчин оставить город и направиться на восток, где они получат оружие и будут приняты на довольствие в армейские части. Тем не менее Варшава оборонялась до 28 сентября. Но её судьба в глазах Сталина была предрешена. Значимее становилась немецкая угроза фактического нарушения договоренностей и создания украинского, а может быть, и белорусского государства в советской «сфере интересов». Не был ещё закрыт и вопрос о сохранении независимого польского государства в той или иной форме и о границах этого государства, который, согласно секретному дополнительному протоколу, должен был быть «окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития». Советская печать уже получила сигнал к подготовке общественного мнения страны. На страницах центральных органов была опубликована серия статей: 14 сентября «Правда» объясняла населению «внутренние причины поражения Польши в войне», с упором на её многонациональный состав и «эксплуататорский» строй, а «Известия» акцентировали внимание на нарушениях польскими самолётами советских границ. Вечером 16 сентября Молотов после совещания со Сталиным и Ворошиловым вновь пригласил Шуленбурга и сообщил ему, что Красная Армия выступит в поход 17-го или 18-го. К тому времени, с 16 часов, в частях уже начали читать приказ о выступлении Красной Армии в «освободительный поход», проводя по этому поводу митинги и собрания. Через несколько часов, в 2.00 17 сентября, Сталин, Молотов и Ворошилов ещё раз пригласили Шуленбурга, и он был проинформирован, что в 6.00 Красная Армия перейдёт польскую границу по всей её длине. В 3.00 в Наркоминдел был приглашён посол В. Гжибовский. Ему была зачитана нота, в которой утверждалось: «Польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского государства. <…> Варшава, как столица Польши, не существует 219

больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили своё действие договора, заключённые между СССР и Польшей». Советское правительство заявляло, что, «будучи доселе нейтральным», оно не может теперь нейтрально относиться к возможной угрозе для страны и беззащитности украинского и белорусского населения, проживающего на территории Польши, почему и отдало приказ перейти её границу и взять под защиту его жизнь и имущество. Одновременно оно «намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью». Польский посол отказался принять ноту и решительно опротестовал как оценку состояния польского государства, так и его военную ситуацию как якобы оправданный повод для вторжения, которое является четвёртым разделом Польши: «Ни один из аргументов, использованных для оправдания превращения польско-советских договоров в пустые бумажки, не выдерживает критики. По моей информации, глава государства и правительство находятся на польской территории. <…> Суверенность государства существует, пока солдаты регулярной армии сражаются. <…> То, что нота говорит о положении меньшинств, является бессмыслицей. Все меньшинства доказывают действием свою полную солидарность с Польшей в борьбе с германщиной. Вы многократно в наших беседах говорили о славянской солидарности. В настоящий момент не только украинцы и белорусы сражаются рядом с нами против немцев, но и чешские и словацкие легионы. Куда же делась ваша славянская солидарность? <…> Наполеон вошёл в Москву, но, пока существовали армии Кутузова, считалось, что Россия также существует». Информация посла была точной, юридическая трактовка ноты — безупречной. Советский Союз, участвуя в уничтожении Польского государства по воле сталинского руководства, грубо нарушал международное право — два двусторонних договора (Рижский мир и пакт о ненападении от 1932 г., пролонгированный до 31 декабря 1945 г.) и ряд многосторонних договоров, а также двусторонние торговые соглашения. Нота, которая была разослана в представительства Польши и других государств, создавала лишь видимость снятия договорных обязательств в отношении этой страны и служила прикрытием участия СССР в очевидной агрессии против Польши, в попытке ликвидации Польского государства и его армии с перекладыванием вины за эти действия на их жертву. Пропагандистская машина десятилетиями сохраняла и клишировала этот ложный стереотип. 220

На рассвете 17 сентября Красная Армия без объявления войны развернула боевые действия, когда польские вооружённые силы продолжали мужественно оказывать сопротивление значительно превосходящим силам гитлеровской армии, а правительство страны находилось на своей территории. Использованные для вторжения силы (466.516 чел., согласно изданию «Гриф секретности снят») почти равнялись по численности вермахту, а количество танков было почти вдвое большим. Польша, разумеется, не имела никаких шансов в борьбе против двух соседних великих держав, которые сговорились разделить её как свою добычу. В 1948 г. на юбилейной сессии Верховного Совета УССР в день 30летия Советской Украины Молотов заявил вполне откровенно: Советский Союз окреп и получил возможность предъявлять свои права. Сталин действовал очень осторожно: ответив Гитлеру взаимопониманием в деле раздела Восточной Европы, он старался не «засвечиваться», не давать повода для отождествления его политики с политикой Гитлера, избегать, что подметил Шуленбург, обвинения в глазах мирового общественного мнения в агрессии против Польши вместе с фюрером. Застигнув врасплох польское командование, которое имело на восточной границе только корпус охраны пограничья (на всей протяжённости советско-польской границы в 1.400 км на каждый километр в среднем приходилось десять слабовооружённых пограничников), а в восточной части страны — остатки разбитых немцами частей, потери в которых достигли 70%, группы мобилизованных, но пока не обмундированных и слабовооружённых новобранцев (50 тыс. чел. на начало октября на Белорусском и 300 тыс. чел. на конец сентября на Украинском фронтах) — почти половина вообще не была вооружена, советские танковые колонны быстро решали поставленную задачу. Их почти беспрепятственное продвижение по направлению к румынской границе подкреплялось мощной пропагандистской поддержкой: сообщениями о славянской взаимопомощи, о выступлении против немцев, «политикой улыбок» и приветствий, польскими национальными флажками на люках танков и т.п. Первой реакцией польского командования была попытка организовать на новом фронте активное сопротивление. Однако боеспособные части бились с наступающими немецкими войсками и о реальном противодействии советским танкам не могло быть речи. Стало очевидно, что надежды на продолжение вооружённой борьбы на территории страны полностью перечеркнуты: этот «коварный удар в спину окончательно решил судьбу кампании». Попытка выслать парламентеров ни к чему не привела: они были арестованы. В ставке воцарилось мрачное, подавленное настроение, 221

прерываемое всплесками отчаяния. Начальник Главного штаба генерал В. Стахевич засвидетельствовал в воспоминаниях всеобщее понимание того, что противостоять продвижению Красной Армии невозможно, вооружённая борьба «не могла дать никаких конкретных результатов. Речь могла идти только об одном — о вооружённой демонстрации протеста перед миром против коварной агрессии второго врага. А этим протестом были выстрелы отступающих частей корпуса охраны пограничья...» Главнокомандующий пресёк предложения стоять насмерть. «Что Польша будет иметь от этого? — спросил он. — Будем формировать армию во Франции. Надо сражаться дальше». <…> www.katyn-books.ru/library/katinskiy-sindrom4.htm

Но 31 октября 1939 года Молотов в своём внешнеполитическом докладе на внеочередной сессии Верховного Совета СССР лживо утверждал, что наши войска вступили на территорию Польши только после того, как Польское государство распалось и фактически перестало существовать. В. М. Молотов. Доклад о внешней политике Правительства. doc20vek.ru/node/1397

Исходя из его слов, можно сделать вывод, что польской армии как основной силовой структуры государства к 17 сентября 1939 года уже не существовало и гитлеровские войска могли беспрепятственно занять всю территорию Восточной Польши. Тогда Сталину следовало бы поспешить и ввести свои войска в Восточную Польшу заблаговременно — именно потому, что немцы «могли занять белорусские и украинские земли раньше, чем придут туда советские войска». Ведь немцы — не будь Секретного дополнительного протокола к Договору о ненападении — и на самом деле заняли бы все польские земли. (Хотя, не заполучив Сталина в союзники, Гитлер не осмелился бы напасть на Польшу. Но советским людям нельзя разбалтывать о тайном сговоре двух мерзавцев!)

222

Однако предназначенные Сталину по сговору с Гитлером территории, которые успели оккупировать немцы до вторжения в Польшу советских войск, немного позже были торжественно переданы «союзнику», — включая и легендарную Брестскую крепость.

223

Генерал Гудериан и комбриг Кривошеин. Брест-над-Бугом, 22 сентября 1939 года

224

Комбриг Кривошеин отдаёт немцам честь

Танки Т-26 из состава 29-й танковой бригады РККА входят в Брестнад-Бугом. На переднем плане «командирский» Т-26 образца 1933 года с поручневой антенной. Слева — подразделение немецких мотоциклистов и офицеры вермахта у автомобиля Opel Olympia.

225

В едином строю

Немецкие генералы, в том числе Гейнц Гудериан, совещаются с 226

батальонным комиссаром Боровенским в Бресте-над-Бугом

Братья по оружию

227

Дружеское общение под сенью вождя. В центре командир 29-й легкотанковой бригады Семен Моисеевич Кривошеин. Рядом стоит заместитель командира бригады майор Семен Петрович Мальцев. 228

22.09.1939 г.

Немецкие солдаты 689-й роты пропаганды беседуют с командирами 29-й танковой бригады Красной Армии в Бресте-над-Бугом

Прочитал я сканы нескольких страниц из воспоминаний того самого комбрига, который соучаствовал в позорном совместном параде по случаю торжественной передачи Советам захваченного немцами польского Бреста-над-Бугом (Кривошеин С. М. Междубурье. — Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1964). В опусе Кривошеина (именем

которого, между прочим, названа одна из улиц города) меня больше всего заинтересовали такие откровения «освободителя» (стр. 250—251):

17 сентября 1939 года Красной Армии был дан приказ выступить на помощь братьям-белорусам, томившимся под игом польских панов. К началу этих событий я командовал 29-й отдельной танковой бригадой, которая расквартировывалась в Старых Дорогах, недалеко от Бобруйска, прямо на Варшавском шоссе. По приказу командования к 17 сентября бригада сосредоточилась западнее города Слуцка и ранним утром этого дня перешла в 229

наступление. Польские жандармы и пограничники пытались организовать сопротивление, но мощным огнём танков сопротивление было сломлено. Бригада устремилась к Барановичам, где в течение ряда лет сооружался рубеж, насыщенный дотами дзотами и бронированными колпаками. Проволочные заграждения насчитывали местами до десяти рядов, кое-где они были под электрическим током. <…> <…> Мы появились в Барановичах совершенно неожиданно. Польские части ещё двигались к укреплённым точкам или выгружались из железнодорожных вагонов. Особенного сопротивления эти части не оказывали, а те, которые пытались сопротивляться, были быстро разгромлены. В Барановичах мы взяли в плен до двух тысяч человек…

Это тех самых, очевидно, которых несколько месяцев спустя расстреляют по приказу кровавого вождя… Далее Кривошеин хвастливо рассказывает о том, как он то и дело ставил зарвавшихся немцев на место и приводил их в 230

чувство. С генералом Гудерианом комбриг Кривошеин разговаривал «не как гость, зашедший на минутку, а как хозяин, начальник гарнизона города Бреста». Потом, правда, снизошёл-таки до общения с Гудерианом и долго, обстоятельно общался с братом по оружию на французском. Особый упор Кривошеин сделал на то, как удачно удалось ему навязать Гудериану свой вариант совместного парада. — Если я правильно вас понял, вы, генерал, хотите нарушить соглашение вашего командования с командованием немецких войск? — ехидно спросил меня Гудериан. — Нет, соглашение, заключённое моим командованием, для меня непреложный закон. Нарушать его я не собираюсь. Заключая соглашение, моё и ваше командование, я убеждён, не имело в виду устраивать такой парад, в котором одна часть войск будет дефилировать после длительного отдыха, а другая — после длительного похода. — Пункт о параде записан в соглашении, и его нужно выполнять, — настаивал Гудериан. — Этот пункт соглашения мы с вами выполнить должны так, — в категоричной форме предложил я: — в 16 часов части вашего корпуса в походной колонне, со штандартами впереди, покидают город, мои части, также в походной колонне, вступают в город, останавливаются на улицах, где проходят немецкие полки, и своими знамёнами салютуют проходящим частям. Оркестры исполняют военные марши. Гудериан долго и многословно возражал, настаивая на параде с построением войск на площади. Видя, что я непреклонен, он наконец согласился с предложенным мною вариантом, оговорив однако, что он вместе со мною будет стоять на трибуне и приветствовать проходящие части.

231

<…> Гудериан пытался задержать меня, начав новую версию о доблестях танкистов, но я извинился, сказав, что дослушаю его в Берлине. «Поймите, дорогой генерал, — с улыбкой объяснил я, — ведь мне нужно ещё подготовиться к параду». Колонна моих танков уже шла по улице. Остановив головную машину, я узнал, что идёт четвёртый батальон. Приказал лейтенанту Мальцеву вызвать по радио начальника штаба. Через пять минут начальник штаба явился. Я приказал ему на выходных стрелках железной дороги поставить танки, а танкистам для вида копаться в моторах, кроме того, немедленно расставить посты, организовать патрулирование, «оркестр» и четвёртый батальон приготовить для участия в параде.

232

<…> 16.00 я и генерал Гудериан поднялись на невысокую трибуну. За пехотой пошла моторизованная артиллерия, потом танки. На бреющем полёте пронеслось над трибуной десятка два самолётов. Гудериан, показывая на них, пытался перекричать шум моторов: — Немецкие асы! Колоссаль! — кричал он. Я не удержался и тоже крикнул в ответ: — У нас есть лучше! — О, да! — ответил Гудериан без особой радости. Потом опять пошла пехота на машинах. Некоторые из них, как мне показалось, я уже видел. Очевидно, Гудериан, используя замкнутый круг близлежащих кварталов, приказал мотополкам демонстрировать свою мощь несколько раз… Наконец парад окончился.

Кривошеин С. М. Междубурье. — Воронеж: Центрально-Черноземное книжное издательство, 1964. С. 258; 260—261

233

Генерал Гудериан в своих мемуарах так описывает эти события: В качестве вестника приближения русских прибыл молодой русский офицер на бронеавтомобиле, сообщивший нам о подходе их танковой бригады. Затем мы получили известие о демаркационной линии, установленной министерством иностранных дел, которая, проходя по Бугу, оставляла за русскими крепость Брест; такое решение министерства мы считали невыгодным. Затем было установлено, что район восточнее демаркационной линии должен быть оставлен нами к 22 сентября. Этот срок был настолько коротким, что мы даже не могли эвакуировать наших раненых и подобрать повреждённые танки. По-видимому, к переговорам об установлении демаркационной линии и о прекращении военных действий вообще не был привлечён ни один военный. <…> В день передачи Бреста русским в город прибыл комбриг Кривошеин, танкист, владевший французским языком; поэтому я смог легко с ним объясниться. Все вопросы, оставшиеся неразрешёнными в положениях министерства иностранных дел, были удовлетворительно для обеих сторон разрешены непосредственно с русскими. Мы смогли забрать всё, кроме захваченных у поляков запасов, которые оставались русским, поскольку их невозможно было эвакуировать за столь короткое время. Наше пребывание в Бресте закончилось прощальным парадом и церемонией смены флагов в присутствии комбрига Кривошеина. Гудериан Г. Воспоминания солдата. militera.lib.ru/memo/german/guderian/index.html

Брестскую крепость немцы брали дважды. Причём при взятии Брестской крепости в первый раз «доблестная» Красная Армия рьяно помогала немцам: Силы захватчиков Брестской крепости — танкового корпуса генерала Гудериана, состоявшего из четырёх дивизий, и защитников — разрозненных маршевых и караульных подразделений — были несоизмеримы. Выдержав трое суток непрерывных атак, бомбёжек и артобстрелов, защитники крепости отступили. Но… захват Брестской крепости в сентябре 1939 года не означал, что сопротивление сломлено. Командир батальона, прикрывавшего 234

вместе с саперами отступление, капитан Вацлав Радзишевский формально нарушил приказ и отказался покидать поле боя. Солдаты, оказавшись перед выбором — отступить вслед за основными силами генерала Плисовского или поддержать своего комбата — остались в крепости. Непокорный капитан вместе со своими добровольцамиподчиненными днём 17 сентября вёл бой на Северном острове. Поздно ночью под покровом темноты остаткам батальона с одним артиллерийским орудием удалось скрытно занять форт Граф Берг (форт Сикорского), который немцы полагали пустым весь следующий день. Ошибка раскрылась только 19 сентября. Радзишевскому предложили сдаться, но разве ради этого он отказался покидать крепость? Маленький гарнизон был блокирован, с самого утра 20 сентября его методично обстреливали несколькими гаубицами, не предпринимая, впрочем, пехотных атак, очевидно полагая, что никуда полякам не деться — либо сдадутся, либо погибнут. Положение изменилось 22 сентября 1939 года, когда в Брест вошли передовые подразделения Красной Армии. К вечеру, после артиллерийской подготовки, за штурм форта, обороняемого мятежным польским капитаном, принялись красноармейцы 29 танковой бригады РККА при поддержке броневиков. Защитники форта отразили три атаки и даже подбили бронеавтомобиль из единственной своей пушки. Второй броневик свалился в ров. Очередные попытки подавить очаг сопротивления были предприняты 24 и 25 сентября. Как и прежние, они не имели успеха. 26-го за форт взялись серьёзно. После обстрела из тяжёлой артиллерии возобновилась ожесточённая атака. Поляки снова выстояли, и, несмотря на тяжёлые потери, в очередной раз гордо отклонили предложение сдаться. Ночью с 26 на 27 сентября оставшиеся в живых защитники решали сложный вопрос, вести бой дальше и погибнуть, или прекратить бессмысленное сопротивление. К этому времени Польша уже была раздавлена и разделена, правительство выехало за границу. Понимая это, капитан Радзишевский отдал подчиненным последний приказ — разойтись, и самостоятельно пробиваться к своим домам и семьям. Аналогичным образом поступил и сам капитан. Несмотря на блокирование форта, попытка вырваться из окружения удалась. Радзишевский пробрался к своей семье в Кобрин, но его нашли и арестовали органы НКВД. Дальнейшие следы непокорённого капитана затерялись на бескрайних просторах ГУЛАГа. По другим данным, останки В. Радзишевского покоятся в Катынском лесу. <…>

235

Алексей Норкин. Как защищали Брестскую крепость в сентябре 1939-го shkolazhizni.ru/print/30366/

Продолжая упоённо врать, Молотов в своём докладе попытался перевернуть реальность с ног на голову: После вступления частей Красной Армии на территорию бывшего Польского государства возникли серьёзные вопросы разграничения государственных интересов СССР и Германии. Эти вопросы были быстро урегулированы по взаимному согласию. Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией, заключённый в конце сентября, закрепил наши отношения с Германским государством. Молотов. Доклад о внешней политике Правительства. 31 октября 1939 г. doc20vek.ru/node/1397

Интересно читать эти выверты о том, что «серьёзные вопросы» возникли не до, а только после... Штука в том, что Молотов даже в 1983 году, за три года до смерти, продолжал упорно отрицать, что в 1939 году вместе с договором был подписан секретный дополнительный протокол: — На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение. — Никакого. — Не было? — Не было. Нет, абсурдно. — Сейчас уже, наверно, можно об этом говорить. — Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут всё-таки очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твёрдо сказать, что это, безусловно, выдумка. Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым: Из дневника Ф. Чуева. Запись от 29.04.1983 grachev62.narod.ru/molotov_140/chapt02.htm 236

А что Молотову ещё оставалось говорить? — не признаваться же, что он, лично товарищ Молотов, мудро руководимый лично товарищем Сталиным, является соучастником развязывания Второй мировой войны и — существуй справедливость — должен был бы висеть рядом со своим собратом по подписи под пактом их имени. Не признаваться же и в том, что немцы не только не стремились «занять белорусские и украинские земли раньше, чем придут туда советские войска», но и настойчиво приглашали Сталина с Молотовым на отведённые им места: 5 сентября, давая официальный письменный ответ на предложение нацистов напасть на Польшу с востока, Молотов сообщал, что это будет сделано «в подходящее время», но «это время ещё не наступило». Он считал, что «излишняя поспешность» может нанести ущерб, но настаивал на том, чтобы немцы, хотя они первыми вошли в Польшу, скрупулёзно соблюдали «демаркационную линию», согласованную и подтверждённую в секретных статьях германо-советского пакта. Уильям Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха wunderwaffe.narod.ru/HistoryBook/Rise_Fall/Pad_Poland.htm

В этой книге Ширера я натолкнулся на любопытный момент: когда 28 сентября 1939 года был уже готов советскогерманский договор «о дружбе и границе», Риббентроп поехал в Большой театр смотреть «Лебединое озеро». Не знаю, известно ли было об этом гекачепистам 19 августа 1991 года, но получается, что «Озеро» является «лебединой песней» фашистов всех мастей, с плясками на костях и танцами на трупах. Раздел Восточной Европы потребовал соответствующего точного обозначения на картах, и днём 28 сентября, после трёх с половиной часов переговоров, после чего в Кремле был устроен банкет, Сталин и Молотов прервали переговоры с Риббентропом, чтобы принять латвийскую делегацию, которую они вызвали в Москву. Риббентроп поехал в Большой театр смотреть «Лебединое озеро» и вернулся в Кремль в полночь для дальнейших консультаций по составлению карт и по другим вопросам. В 5 часов утра Молотов и Риббентроп поставили свои подписи под новым пактом, получившим 237

официальное название «советско-германского договора о дружбе и границе». При этом Сталин улыбался, как докладывал позднее один немецкий дипломат, «от удовольствия»¹. Для этого у него были основания.

¹Андор Хенке, помощник министра иностранных дел, долгие годы работавший в немецком посольстве в Москве, составил подробный и забавный отчёт об этих переговорах. Это единственная немецкая запись о втором дне совещаний Риббентропа со Сталиным и Молотовым. — Прим авт. Ширер У. Взлёт и падение Третьего рейха. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. Стр. 647.

238

Радость «победителя». ПРИКАЗ С ПРИВЕТСТВИЕМ ЛИЧНОМУ СОСТАВУ КРАСНОЙ АРМИИ КО ДНЮ 22-Й ГОДОВЩИНЫ ВЕЛИКОЙ ОКТЯБРЬСКОЙ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ (извлечение) № 199

7 ноября 1939 г.

Яркой страницей истекшего года в жизни советского народа 239

является освобождение Красной Армией наших братьев украинцев и белорусов от тяжкого «ясновельможного» панского ига. Польское государство, правители которого всегда проявляли так много заносчивости и бахвальства, при первом же серьёзном военном столкновении разлетелось, как старая, сгнившая телега. За какиенибудь 15 дней войны с Германией панская Польша как государство перестала существовать, а его правительство и верховное командование польской армии позорно сбежали за границу. В силу распоряжения Советского правительства войска Украинского и Белорусского фронтов, выполняя приказ Главного Командования, 17 сентября перешли границу бывшего польского государства, чтобы взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии. Стремительным натиском части Красной Армии разгромили польские войска, выполнив в короткий срок свой долг перед Советской Родиной. С любовью, радостью и благодарностью встречали освобождённые народы Западной Украины и Западной Белоруссии Красную Армию. Любовь к Красной Армии, к Советскому Союзу, к вождю народов товарищу Сталину получила своё яркое выражение в демонстрации единства населения Западной Украины и Западной Белоруссии на выборах в Народные собрания, в единодушном их решении о включении Западной Украины и Западной Белоруссии в состав Союза Советских Социалистических Республик и о воссоединении Западной Украины с Украинской Советской Социалистической Республикой и Западной Белоруссии — с Белорусской Советской Социалистической Республикой. В боях с польскими войсками наши воинские части показали не только высокие темпы марша и манёвренность, но они проявили также высокую доблесть, героизм, инициативу, беззаветную преданность своей Родине и великому делу Ленина—Сталина. Освободительный поход Красной Армии войдёт в историю нашего народа как одна из замечательных страниц. За отличное выполнение и завершение исторической задачи освобождения народов Западной Украины и Западной Белоруссии от национального порабощения и эксплуатации все бойцы, командиры, начальники и политработники Украинского и Белорусского фронтов заслуженно получают большую благодарность не только народов Западной Украины и Западной Белоруссии, но и всего советского народа. Советский Союз, как и раньше, ведёт последовательную политику мира, опираясь на свою могучую Красную Армию и Военно-Морской Флот. «Мы стоим за мирные, близкие и добрососедские отношения со всеми соседними странами, имеющими с СССР общую границу, стоим и будем стоять на этой позиции, поскольку эти страны будут 240

держаться таких же отношений с Советским Союзом, поскольку они не попытаются нарушить, прямо или косвенно, интересы целости и неприкосновенности границ Советского государства» (И. Сталин). runivers.ru/doc/d2.php?CENTER_ELEMENT_ID=147371

Внешняя политика СССР. Из доклада В. М. Молотова на заседании Верховного Совета СССР 1 августа 1940 г. Наши отношения с Германией, поворот в которых произошёл почти год тому назад, продолжают полностью сохраняться, как это обусловлено советско-германским соглашением. Это соглашение, которого строго придерживается наше Правительство, устранило возможность трений в советско-германских отношениях при проведении советских мероприятий вдоль нашей западной границы и, вместе с тем, обеспечило Германии спокойную уверенность на Востоке. Ход событий в Европе не только не ослабил силы советскогерманского соглашения о ненападении, но, напротив, подчеркнул важность его существования и дальнейшего развития. За последнее время в иностранной и, особенно, в английской и англофильствующей прессе нередко спекулировали на возможности разногласий между Советским Союзом и Германией, с попыткой запугать нас перспективой усиления могущества Германии. Как с нашей, так и с германской стороны эти попытки не раз разоблачались и отбрасывались, как негодные. Мы можем лишь подтвердить, что, по нашему мнению, в основе сложившихся добрососедских и дружественных советско-германских отношений лежат не случайные соображения конъюнктурного характера, а коренные государственные интересы как СССР, так и Германии. <…> На наших отношениях с Соединёнными Штатами Америки я останавливаться не буду, хотя бы уже потому, что о них нельзя сказать ничего хорошего. (Смех). Нам стало известно, что кое-кому в Соединённых Штатах не нравятся успехи советской внешней политики в Прибалтике. Но, признаться, нас мало интересует это обстоятельство (смех, аплодисменты), поскольку со своими задачами мы справляемся и без помощи этих недовольных господ. (Смех, аплодисменты). Однако то обстоятельство, что в Соединённых Штатах власти незаконно задержали золото, недавно купленное нашим Государственным банком у банков Литвы, Латвии и Эстонии, вызывает с нашей стороны самый энергичный протест. В данном случае мы можем только напомнить, как правительству Соединённых 241

Штатов, так и правительству Англии, ставшему на тот же путь, об их ответственности за эти незаконные действия. zhistory.org.ua/vm840rm.htm

Шикарный текст в свежеиспечённом 46-м 1940-го года томе БСЭ:

242

243

Мудрая сталинская политика разрушила все замыслы империалистов. Заключение пакта о ненападении с Германией в корне изменило всю международную обстановку, положило конец подлой и лживой политике П.[ольши]. «,,Традиционная политика’’ беспринципного лавирования и игры между Германией и СССР оказалась несостоятельной и полностью обанкротилась» (Молотов В. О внешней политике Советского Союза, 1939, стр. 3—4). 244

Разоблачённые польские правители ввергли свою страну в войну с Германией. «Война между Германией и Польшей закончилась быстро, ввиду полного банкротства польских руководителей. Польше, как известно, не помогли ни английские, ни французские гарантии. До сих пор, собственно, так и неизвестно, что это были за ,,гарантии’’» (Молотов В., там же, стр. 4). Разгром польского государства, происшедший в неслыханно короткий—десятидневный—срок, явился не случайным. Польша кичилась своей «непобедимой»» армией, кичилась свей конницей и авиацией. При первых же столкновениях вся опереточная бутафория польского государства рухнула. <…> Разгром польского государства создал такое положение, к[ото]рое потребовало со стороны Советского правительства особой заботы в отношении безопасности своего государства. «Польша стала удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР» (Молотов В., там же, стр. 4). 17/IX 1939 Советское правительство отдало своё историческое распоряжение о переходе советскими войсками бывшей польской границы. Прежде всего необходимо было подать руку помощи нашим братьям—западным украинцам и белоруссам, брошенным незадачливым польским правительством на произвол судьбы, а затем навести порядок и мир на территории бывшего польского государства. Эта задача была блестяще решена героической Красной армией. Встреченная бурным ликованием украинского и белорусского народа, Красная армия ликвидировала польские банды, грабившие народ, установила мир и порядок, обеспечила возможность западным украинцам и белоруссам воссоединиться с Советской Украиной и Белоруссией. Германо-советским договором о дружбе и границе между СССР и Германией от 28/IX 1939 были точно определены границы между обоюдными государственными интересами на территории бывшего польского государства. Статья II договора говорит, что «обе Стороны признают установленную в статье I границу обоюдных государственных интересов окончательной и устранят всякое вмешательство третьих держав в это решение» (см. газ. «Правда», 1939, 29/IX, № 270, стр. 1). Тем самым эта статья выбивает почву изпод ног всяких любителей загребать жар чужими руками. Фарисейские вопли империалист. Англии и Франции и их сподручных, ренегатов и прихвостней из 2-го Интернационала об «исторической роли» Польши—только крокодиловы слёзы и проявление бешенства при виде краха своих вожделений. Империалистической, лоскутной, реакционной, основанной на социальном и национальном гнёте польских панов и буржуазии П. пришёл исторический конец.

245

246

P. S. от 2 сентября 2019 года.

Варшава ещё в марте отказалась пригласить Путина на восьмидесятую годовщину начала Второй мировой войны. Президент Польши Анджей Дуда сказал, что разошлёт приглашения прежде всего главам тех государств, которые участвовали во Второй мировой войне «на стороне свободного мира». Заместитель канцелярии президента Польши Павел Муха резонно заявил: «Сначала СССР участвовал в событиях 17 сентября, и таким образом началась Вторая мировая война. Ранее ещё был пакт Молотова—Риббентропа и другие события». МИД Польши объяснил своё решение не приглашать российского президента «проблематичной исторической логикой» России. В июле власти Польши снова сочли присутствие Путина неуместным. Об этом сказал вице-премьер Польши Яцек Сасин. Сасин назвал российского президента «лидером страны, которая применяет вооружённую агрессию в отношении своих соседей. И я думаю, что было бы неуместно отмечать годовщину вооружённой агрессии против Польши с участием лидера, который сегодня обращается с соседями такими же методами». Официальный представитель МИД России Захарова написала в Фейсбуке:

247

Это не Польша в глупом положении, это российский узурпатор своей неосталинистской политикой не просто опустил страну ниже плинтуса, а загнал её в зловонную выгребную яму истории. Председатель Госдумы Володин назвал действия польских властей ущербными. Он осудил Польшу за то, что её власти хотят понравиться «тем, кто взял их под своё крыло. И, чтобы выслужиться, они так усердствуют, что не замечают, что их поведение — надругательство над историей, человечеством и моралью». Володин поступил строго в соответствии с оруэлловским двоемыслием: WAR IS PEACE FREEDOM IS SLAVERY IGNORANCE IS STRENGTH ВОЙНА — ЭТО МИР СВОБОДА — ЭТО РАБСТВО НЕЗНАНИЕ — СИЛА

248

То есть перевернул всё с ног на голову, белое объявил чёрным, а чёрное — белым. Но дальше всех пошёл член комитета Совета Федерации по обороне и безопасности Франц Клинцевич. 1 сентября с. г. он заявил в интервью радиостанции «Говорит Москва»: Конечно, виновата и сама Польша, и геополитическая обстановка так складывалась. События 1939-го года и поведение Польши спровоцировали Германию на это нападение. И произошло то, что произошло. Их предательская политика накануне 39-го года привела к тому, что случилось то, что случилось. govoritmoskva.ru/news/208478/?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2F yandex.ru%2Fnews

Их бог и кумир Усатый Ублюдок вину за развязывание Третьей мировой возложил не на Германию, — тем более не на себя, — а на Францию и Англию, так что все эти клинцевичи, володины, пушковы, лавровы, мединские и прочие члены преступной шайки российского узурпатора являются достойными учениками и последователями Сталина и Молотова. Не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну. И. Сталин «Правда», 1 декабря 1939 г., № 84 (664).

*** 5 сентября, давая официальный письменный ответ на предложение нацистов напасть на Польшу с востока, Молотов сообщал, что это будет сделано «в подходящее время», но «это время ещё не наступило». Он считал, что «излишняя поспешность» может нанести ущерб, но настаивал на том, чтобы немцы, хотя они первыми вошли в Польшу, скрупулёзно соблюдали «демаркационную линию», согласованную и подтверждённую в секретных статьях германосоветского пакта».

Уильям Ширер. Взлёт и падение Третьего рейха 249

*** После вступления частей Красной Армии на территорию бывшего Польского государства возникли серьёзные вопросы разграничения государственных интересов СССР и Германии. Эти вопросы были быстро урегулированы по взаимному согласию. Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией, заключённый в конце сентября, закрепил наши отношения с Германским государством. В. М. Молотов. Доклад о внешней политике Правительства. 31 октября 1939 года

Насколько надо быть негодяем, чтобы виновной в развязывании войны объявить жертву! Точно так же можно сказать, что Афганистан, против которого Клинцевич воевал в составе советско-фашистских войск, спровоцировал СССР напасть на него. Как тут не вспомнить классика! У сильного всегда бессильный виноват… — «Ах, я чем виноват?» — «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Иван Крылов. Волк и ягнёнок

2 сентября премьер-министр Великобритании Борис Джонсон сравнил действия СССР в Польше с агрессией Третьего рейха. По его словам, страна оказалась между «фашистским молотом и коммунистической наковальней». Вскоре последовал официальный ответ российского посольства. Он, как и ожидалось, повторял зады сталинскофашистского вранья:

250

02.09.2019 Ответ пресс-секретаря Посольства на вопрос СМИ о высказывании премьер-министра Б. Джонсона об обстоятельствах начала Второй мировой войны Вопрос: Как бы вы прокомментировали слова премьер-министра Великобритании Б. Джонсона о том, что в сентябре 1939 года Польша оказалась «между фашистским молотом и коммунистической наковальней»? Ответ: Это заявление Б. Джонсона, прозвучавшее в день 80-летия начала Второй мировой войны, вызывает удивление. При всех исторических дискуссиях вокруг советской военной операции в восточных районах Польши (в Западной Украине и Западной Белоруссии) постановка вопроса, при которой действия СССР фактически приравниваются к гитлеровской агрессии, совершенно неприемлема. Если уж говорить о том, кто, помимо Гитлера, обрёк польское государство на трагедию 1939 года, придётся вспомнить роль британской дипломатии, которая не только попустительствовала захватнической политике нацистов (Австрия, Чехословакия, Мемель), но и последовательно саботировала предложения СССР о создании эффективного антигитлеровского альянса, в том числе конкретно для защиты Польши. Тему можно развивать, но оставим её историкам. Подавляющее большинство россиян и британцев, вспоминая о Второй мировой войне, отдают дань памяти павшим и чтут советскобританское союзничество. Сожалеем, что премьер-министр избрал другой ракурс, который, к счастью, не пользуется значительной популярностью в Великобритании. 2 сентября 2019, 22:00 251

P. S. от 22 сентября 2019 года.

Свершилось! Наконец-то Европарламент решился назвать вещи своими именами: …on 23 August 1939, the communist Soviet Union and Nazi Germany signed a Treaty of Non-Aggression, known as the Molotov-Ribbentrop Pact, and its secret protocols, dividing Europe and the territories of independent states between the two totalitarian regimes and grouping them into spheres of interest, which paved the way for the outbreak of the Second World War; … as a direct consequence of the Molotov-Ribbentrop Pact… the Polish Republic was invaded first by Hitler and two weeks later by Stalin... www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2019-0021_EN.html

Четверг, 19 сентября 2019 года — Страсбург Резолюция Европейского Парламента от 19 сентября 2019 года о важности помнить прошлое Европы Европейский Парламент, <…> A. учитывая, что в этом году исполняется 80 лет с начала Второй мировой войны, которая принесла человеческое горе небывалого масштаба и привела к десяткам лет оккупации европейских стран; B. учитывая, что 80 лет назад, 23 августа 1939 года, коммунистический Советский Союз и националсоциалистический Германский Рейх подписали договор о ненападении, известный как пакт Молотова—Риббентропа, с прилагавшимся к нему секретным дополнительным протоколом, которым оба тоталитарных государства поделили между собой Европу и территории суверенных государств и тем самым открыли путь Второй мировой войне; C. учитывая, что прямым следствием пакта Молотова— Риббентропа между национал-социалистической Германией и Советским Союзом, за которым последовал договор о дружбе и границе между Германским Рейхом и Советским 252

Союзом от 28 сентября 1939, было то, что сначала на Польскую Республику напал Гитлер, а две недели спустя Сталин, — из-за чего страна лишилась независимости и это стало для польского народа беспримерной трагедией, — что коммунистический Советский Союз 30 ноября 1939 года начал войну с Финляндией, в июне 1940-го оккупировал и аннексировал часть Румынии, территории, которые так и не были ей возвращены, и аннексировал независимые республики Литву, Латвию и Эстонию; D. учитывая, что после поражения национал-социалистического режима и окончания Второй мировой войны одни европейские страны смогли вновь обрести государственность и начать процесс примирения, в то время как другие полвека оставались под властью диктатуры — некоторые были оккупированы самим Советским Союзом или находились под прямым советским влиянием — и продолжали быть лишёнными свободы, суверенитета, достоинства, прав человека и социальноэкономического развития; E. учитывая, что хотя преступления национал-социалистического режима были раскрыты Нюрнбергским процессом и были вынесены соответствующие приговоры, всё ещё существует острая необходимость в осознании и предпринятии моральной и правовой оценки преступлений сталинизма и других диктатур; F. учитывая, что коммунистическая и национал-социалистическая идеологии запрещены в некоторых странах-членах законом; <…> I. учитывая, что память о жертвах тоталитарных режимов и признание и осознание общеевропейского наследия преступлений, совершённых коммунистической, национал-социалистической и другими диктатурами имеет решающее значение для единства Европы и её населения и для усиления европейского противостояния современным внешним угрозам; J. учитывая, что 30 лет назад, 23 августа 1989 года, была отмечена пятидесятая годовщина пакта Молотова—Риббентропа, и в память о жертвах тоталитарных режимов состоялась беспрецедентная демонстрация двух миллионов литовцев, латышей и эстонцев, взявшихся за руки, чтобы образовать живую цепь, которая протянулась от Вильнюса через Ригу до Таллинна; K. учитывая, что, несмотря на факт осуждения 24 декабря 1989 года Съездом народных депутатов СССР подписания пакта Молотова—Риббентропа и других договоров с нацистской Германией, российские власти в августе 2019 года отвергли ответственность за этот договор и его последствия и придерживаются в настоящее время концепции, что истинными зачинщиками Второй мировой 253

войны являются Польша, балтийские государства и Запад; <…> 2. Подчёркивает, что Вторая мировая война, наиболее разрушительная война в истории Европы, началась как прямое следствие пресловутого нацистско-советского договора о ненападении от 23 августа 1939 года, известного также как пакт Молотова—Риббентропа, и секретного дополнительного протокола, по которому два тоталитарных режима, целью коих было мировое господство, разделили Европу на две сферы влияния; 3. Напоминает, что национал-социалистический и коммунистический режимы осуществляли массовые убийства, геноцид и депортации и вызвали в ХХ веке потерю жизни и свободы в невиданных в человеческой истории размерах, напоминает о Холокосте, совершённом националсоциалистическим режимом, самым строгим образом осуждает акты агрессии, преступления против человечности и массовые нарушения прав человека, совершённые национал-социалистическим, коммунистическим и другими тоталитарными режимами; <…> 5. Призывает все государства-члены ЕС дать принципиальную оценку преступлениям и актам агрессии, совершённым тоталитарными коммунистическими режимами и националсоциалистическим режимом; 6. Осуждает все проявления и любое распространение в ЕС тоталитарных идеологий, таких, как национал-социализм и сталинизм; 7. Осуждает исторический ревизионизм и восхваление коллаборационизма с национал-социалистами в некоторых государствах-членах ЕС; <…> 8. Призывает все государства-члены, и в рамках ЕC, и на национальном уровне, отмечать 23 августа как европейскоий день памяти жертв тоталитарных режимов и обращать внимание молодых поколений на эти вопросы, включая историю и анализ тоталитарных режимов в учебные планы и учебники во всех школах ЕС; призывает все государства-члены распространять документы полного конфликтов европейского прошлого, например, путём перевода материалов Нюрнбергского процесса на все государственные языки ЕС; <…> 15. Придерживается мнения, что Россия всё ещё остаётся самой большой жертвой коммунистического тоталитаризма и до тех пор не станет демократическим государством, пока правительство, политическая элита и политическая пропаганда продолжают обелять коммунистические 254

преступления и восхвалять советский тоталитарный режим; поэтому призывает российское общество покончить с трагическим прошлым; 16. Глубоко обеспокоено усилиями нынешнего российского руководства исказить исторические факты и обелить преступления, совершённые советским тоталитарным режимом, и рассматривает эти усилия как опасный компонент информационной войны против демократической Европы, нацеленной на раскол Европы, и призывает [Европейскую] Комиссию решительно противостоять этим попыткам; 17. Озабочено продолжающимся использованием символики тоталитарных режимов в общественной сфере и с коммерческими целями и указывает на то, что ряд европейских стран запретил использование как национал-социалистической, так и коммунистической символики; 18. Указывает на то, что в общественных местах некоторых государств-членов (например, в парках, скверах, на улицах) продолжают находиться памятники и мемориалы, прославляющие тоталитарные режимы, что открывает путь искажению исторических фактов о причинах, ходе и последствиях Второй мировой войны; <…> 22. Поручает своему Президенту передать эту резолюцию Совету [Европы], [Европейской] Комиссии, правительствам и парламентам государств-членов, российской Думе и парламентам стран Восточного партнёрства. Перевод сделан с английского и немецкого текстов: https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2019-0021_EN.html https://www.europarl.europa.eu/doceo/document/TA-9-2019-0021_DE.html

Три дня спустя, 22 сентября, российский МИД навалял кучу красно-коричневого дерьма в духе сталинско-фашистской пропаганды, кое в чём переплюнув даже её.

255

МИД России Сегодня в 12:01 256

! СССР никогда не был союзником гитлеровской Германии. Подписание 23 августа 1939 г. договора о ненападении с Германией было вынужденным шагом, который позволил Советскому Союзу отсрочить начало войны почти на два года и укрепить обороноспособность страны для борьбы с агрессором. Благодаря советско-германскому договору о ненападении война началась на стратегически более выгодных для СССР рубежах, и население этих территорий подверглось нацистскому террору на два года позже. Тем самым были спасены сотни тысяч жизней.

Вопреки усилиям подельников всячески превозносить «миролюбие» нацистской Германии и подчёркивать дружбу с ней — Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии (Сталин); преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма»… <…> Наши отношения с Германией, как я уже сказал, улучшились коренным образом. Здесь дело развивалось по линии укрепления дружественных отношений, развития практического сотрудничества и политической поддержки Германии в её стремлениях к миру (Молотов) — путинский МИД имеет наглость утверждать, что «СССР никогда не был союзником гитлеровской Германии». Германо-советский договор о дружбе и границе между СССР и Германией 28.09.1939

Москва

Статья IV Правительство СССР и Германское Правительство рассматривают вышеприведённое переустройство как надёжный фундамент для дальнейшего развития дружественных отношений между своими народами. По поводу укрепления обороноспособности страны можно сказать, что Сталин предоставил Гитлеру гораздо больше, чем смог воспользоваться сам, возможностей вооружиться и укрепить свою экономику, усиленно снабжая его 257

продовольствием и стратегическими материалами. Поставки продолжались до самого последнего дня, дня нападения Германии на Советский Союз: через границу в сторону Германии шли товарные поезда с необходимой немцам продукцией. Фотокопии двух страниц торгово-кредитного соглашения между СССР и Германией, подписанного в Берлине 19 августа 1939 года.

258

259

feldgrau.info/dokumenty/21259-sovetsko-germanskoe-torgovo-kreditnoe-soglashenie-19-08-1939-g

260

Цитаты из книг советских историков Михаила Семиряги и Александра Некрича: К июню 1941 г. вермахт оккупировал или подчинил своему влиянию 11 стран, т. е. практически всю континентальную Европу за пределами СССР, на территории которой проживало 283 млн. человек. Это означало, что разрыв в таком важном стратегическом факторе, как численность населения между Германией и СССР, изменился в пользу Германии. Кроме того, благодаря этим территориальным захватам Германия значительно смягчила негативные последствия экономической блокады со стороны Франции (до июня 1940 г.) и Великобритании и, используя поставки стратегического сырья из Советского Союза, смогла в полную меру развернуть свой военнопромышленный потенциал. Как справедливо указывают германские историки, советские поставки зерна, нефти, цветных металлов и хлопка прибывали в Германию аккуратно и представляли собой ценный вклад в военный потенциал Германии. Да и сам Гитлер говорил своим генералам 22 августа 1939 г., что «Восток нам присылает всё, в чём мы нуждаемся». С сентября 1939 г. до середины 1941 г. Германия резко увеличила за счёт ограбления оккупированных стран свои запасы сырья и материалов: по углю — в 2 раза, железной руде — в 7,7, медной руде — 3,2, по зерновым культурам — в 4, по количеству крупного рогатого скота — в 3,7, а нефти — в 20 раз. Это означало, что к июню 1941 г. по экономической мощи Германия превосходила Советский Союз в несколько раз. <…> Германия сумела существенно увеличить свои вооружённые силы, коренным образом реорганизовать и оснастить их достаточным количеством боевой техники и вооружения. В ходе военных кампаний 1939—1941 гг. гитлеровский вермахт приобрёл немалый боевой опыт. Были проверены и уточнены военно-теоретические концепции, испытаны новые образцы оружия и боевой техники, принципы организации и боевого использования различных видов вооружённых сил и родов войск. В этот период вермахт вёл боевые действия в разнообразных географических и климатических условиях от Норвегии до Греции. Красная Армия подобным опытом не располагала, а специфические театры военных действий — на реке Халхин-Гол, в советско-финляндской войне и в гражданской войне в Испании — совершенно не походили на тот театр, на котором позже развернулись сражения Великой Отечественной войны. Кроме того, там действовали ограниченные контингенты войск или просто небольшие группы военных советников. Что касается самой Германия, то опасность её нападения на СССР в 261

1939 г. Сталиным сильно преувеличивалась. К такой войне она не была готова и, подчеркиваю, в то время не имела против СССР никаких разработанных агрессивных оперативных планов. Известны слова заместителя начальника оперативного управления ОКВ генерала Варлимонта о том, что германская армия никогда не была так плохо подготовлена к войне, как в 1939 г.: не хватало боеприпасов, тяжёлых танков, автомашин, средств связи и железнодорожных войск. Было плохо с подготовленными резервами, особенно среди офицерского состава. В 1938—1939 гг. Гитлеру удавалось добиваться успеха в своих внешнеполитических авантюрах преимущественно шантажом. Это, кстати, признавали и его генералы. Лишь позднее Германия обрела реальную военную силу. Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. 1939—1941. militera.lib.ru/research/semiryaga1/02.html

Немецкая печать писала, что благодаря экономическому соглашению с СССР, подкреплённому пактом о ненападении, английский план блокады («окружения Германии») потерпел полное фиаско. <…> Национал-социалисты не приглашали СССР в «свой социализм», но старались использовать его ресурсы для этой цели. Практически речь шла не только о снабжении Германии советским сырьём и продовольствием в крупных масштабах, но и об услугах советской стороны для закупок в третьих странах и транспортировки в Германию, в том числе и по собственной территории, стратегического сырья, особенно каучука, вольфрама, олова и др., в котором германская военная экономика отчаянно нуждалась. В концерне «Шкода» после захвата Чехословакии произошла немецкая реорганизация и руководитель концерна Громадко посетил в Москве (30 сентября — 8 октября 1939 г.) наркомов Ванникова и Тевосяна (последний был затем в Германии с ответным визитом в 1940 г.). Громадко предложил гаубицы, зенитные пушки, морские пушки, оборудование, станки и прессы для производства стрелкового и артиллерийского вооружения, а также бронеплиты, дизели и компрессоры для подводных лодок и многое другое в обмен на советские поставки железной и марганцевой руд, железа, стали, ферросплавов, никеля, вольфрама, меди, олова, свинца, шарикоподшипников, а также продовольственных товаров. «Шкода» просила также разрешить транзит через СССР в ряд стран Востока и Маньчжоу-Го. <…> 262

В течение 17 месяцев, прошедших между подписанием советскогерманского пакта и нападением на СССР, германская военная машина получила от Советского Союза 865 тыс. т нефти, 140 тыс. т марганцевой руды, 14 тыс. т меди, 3 тыс. т никеля, 101 тыс. т хлопкасырца, более 1 млн т лесоматериалов, 11 тыс. т льна, 26 тыс. т хромовой руды, 15 тыс. т асбеста, 184 тыс. т фосфата, 2736 кг платины и 1 млн 463 тыс. т зерна. Через советскую территорию осуществлялся транзит стратегического сырья и продовольствия из стран Тихоокеанского бассейна, Ближнего Востока и др. Расцвет советско-нацистской дружбы пришёлся на осень 1939 — весну 1940 года, до начала немецкого наступления на Западном фронте. Немцы поставляли оборудование и машины, Советский Союз — главным образом стратегическое сырьё. <…> Некрич А. М. 1941, 22 июня. militera.lib.ru/research/nekrich/01.html

И теперь журналист и историк Леонид Млечин: Немецкая военная экономика существовала за счёт импортных поставок. Сама Германия в избытке имела только уголь. Но в 1939 году Третий рейх фактически обанкротился. Дефицит платёжного баланса покрывался с помощью печатного станка. Объём бумажных денег перед войной увеличился вдвое. Руководство имперского банка сообщило Гитлеру, что золотовалютные запасы рейха больше не существуют. Нет валюты — нет закупок, которых требует вермахт. 15 апреля 1939 года главнокомандующий сухопутными войсками генерал Вальтер фон Браухич представил Гитлеру доклад: «Сегодняшняя нехватка высококачественной стали напоминает ситуацию Первой мировой войны… Армия лишена стали, которая необходима для оснащения вооружённых сил современным наступательным оружием». Через несколько месяц Браухич вновь обратился к Гитлеру за помощью — исчезла медь, а собственной меди в Германии не было, её закупали за границей. Из-за отсутствия меди прекратился выпуск мин и упал выпуск артиллерийских снарядов. Вполовину сократился выпуск 105-миллиметровых гаубиц, составлявших основу немецкой артиллерии. Остановилось производство армейских карабинов — главного оружия пехоты. 24 мая 1939 года генерал-майор Георг Томас, начальник экономического управления вермахта, представил командованию свои расчёты: Германия выделяет 23 процента национального дохода на нужды вооружённых сил, Франция — 17 процентов, Англия — 12, 263

США — всего два. Иначе говоря: западные державы обладают большими резервами для наращивания военных усилий, а Германия уже почти достигла пределов своих возможностей. Но экономический потенциал врагов нацистского государства уже превышает возможности Германии. Осенью 1939 года боевые возможности вермахта и состояние военной экономики Германии позволяли вести только короткую войну с более слабым противником — Польшей. Новые танки и автоматическое оружие поступали в вермахт с большим опозданием. Боеприпасов могло хватить всего на несколько недель. Генералы недоумевали: как действовать, если Франция сразу нанесёт удар на западе? Вступление в войну западных держав и СССР грозило Германии катастрофой. Вот почему Гитлер решился напасть на Польшу, только получив согласие Сталина поделить страну и поддержать Германию. Как бы Гитлер воевал без советских поставок стратегически важного сырья и продовольствия? Польская кампания выявила серьёзные недостатки вермахта и военной промышленности, о чём знали немногие. Авиация исчерпала запас бомб и не была готова к продолжению военных действий. Выявилась недостаточная выучка пехотных подразделений. Проблемы возникли и с танковыми частями. Меньше чем за месяц четверть боевых машин были либо повреждены в бою, либо вышли из строя. Лёгкие танки Т-1 и Т-11 вообще не годились для современной войны, требовали замены. Но именно в этот критический для Германии период, между октябрем 1939-го и октябрем 1940 года, выпуск танков наполовину сократился. Больше всего Гитлера, помнившего Первую мировую, беспокоила нехватка боеприпасов. В 1939 году массовая переброска войск сначала на восток (к польской границе), потом на запад оказалась непосильной для транспортной системы. Железные дороги не справлялись с потребностями вермахта. Имперские железные дороги не получили и половины потребного им количества стали, чтобы поддерживать пути в рабочем состоянии. Прекращение пассажирских перевозок не спасло от того, что десятки тысяч вагонов и платформ застряли в пробках. Немецкая экономика полностью зависела от угля. Но его залежи находились в западных и восточных приграничных районах — в Руре и Силезии. Транспортировка угля в промышленные районы съедала треть возможностей немецких железных дорог. С декабря 1939 года шахтеры не могли отправлять добытый уголь потребителям. Главком Вернер фон Браухич и начальник генштаба Франц Гальдер потребовали серьёзной передышки для подготовки войны на западе: нужно пополнить технический парк и арсеналы, подготовить ещё миллион призывников. Гитлер не хотел ждать, но вынужден был 264

согласиться. Операция против Франции была перенесена на май 1940 года. Так что воевать с Красной армией осенью тридцать девятого вермахту было не под силу. Спасение приходит из Москвы Германия оказалась в экономической изоляции. Вступление в войну Франции и Англии отрезало её от поставок из-за рубежа. Импорт важнейших видов сырья — нефти, железной руды, меди — упал до кризисно низкого уровня. Экономика, полностью зависящая от импортных поставок, была на грани полного развала. Немецкую военную машину спасало только экономическое соглашение с Москвой. В сентябре 1939 года британское правительство информировало СССР о введении морской блокады Германии и намерении досматривать и задерживать суда, которые будут перевозить грузы, усиливающие немецкий военный потенциал. Англичане не без оснований полагали, что морская блокада станет для нацистов чувствительным ударом. Но Гитлер успокоил своих генералов: — Нам нечего бояться британской блокады. Восток поставит нам зерно, скот, уголь, свинец, цинк. Фюрер оказался прав. В газете «Известия» появилась статья «Война на море», в которой содержалось обещание снабжать нацистскую Германию сырьём. Ответ советского правительства на британскую ноту был составлен в крайне жёстких выражениях. Немцы остались довольны. Министр пропаганды Йозеф Геббельс распорядился сообщить о советской позиции на первых полосах всех газет. В середине ноября 1939 года на переговорах в Берлине глава большой советской экономической делегации нарком судостроительной промышленности Иван Федорович Тевосян со значением заметил: — Советское правительство не любой стране согласилось бы отпускать в таких больших количествах и такие виды сырья, которые оно будет поставлять Германии. Сталин, в свою очередь, объяснил немецкой хозяйственной делегации, что не считает торговлю с Германией чисто коммерческим делом: — Это помощь Германии. В этом легко убедиться. Советская сторона, продавая хлеб Германии, безусловно оказывает помощь, так как тот хлеб можно было бы продать кому-то другому за золото… Нигде Германия не получит сейчас за марки нефти, зерна, хлопка, руды, цветных материалов. Оцените это и признайте экономической помощью. Советский Союз нажил себе из-за этого немало врагов. Но я 265

хочу, чтобы вы поняли — ни Англия, ни Франция не смогут столкнуть Советский Союз с пути дружбы с Германией. 7 января 1940 года Молотов сказал немецкому послу в Москве: — Мы даём Германии сырьё, которое не является для нас излишним, а делаем это за счёт урезывания нужд обороны и хозяйственного плана. В 1940 году больше половины советского экспорта уходило в Германию. В общей сложности Гитлер получил от Сталина восемьсот с лишним тысяч тонн нефти, полтора миллиона тонн зерна, а также медь, никель, олово, молибден, вольфрам и кобальт — стратегически важные материалы, без которых бы военная промышленность Германии остановилась. Ни в одной другой стране нацисты бы этого не купили. Некоторые виды сырья, нужного немецкой военной промышленности, Советский Союз специально покупал в других странах и поставлял Германии. Это в первую очередь редкие металлы и каучук, без которого бы моторизованные части вермахта через несколько недель остановились. 6 марта 1941 года посол Шуленбург передал Молотову просьбу Берлина ускорить поставки каучука и ряда цветных металлов. Молотов обещал помочь. А 10 марта сообщил послу, что обещание будет исполнено. До нападения на Советский Союз оставалось два с половиной месяца… Столь же жизненно важными были для Германии поставки советского продовольствия. Почти треть населения работала в сельском хозяйстве, но страна не могла себя прокормить. Германия начала Вторую мировую войну, имея меньше девяти миллионов тонн зерна. Через год войны остался миллион. Военные победы 1940 года не уменьшили зависимость Германии от поставок из Советского Союза. Немцы поставили вопрос об удвоении поставок зерна, которые уже достигли миллиона тонн в год. И получили согласие — Сталин и Молотов проводили политику умиротворения Гитлера и шли на серьёзные уступки в торгово-экономических делах. Они изъявили готовность распечатать стратегические запасы зерна, чтобы удовлетворить просьбу Германии. Весной 1941 года немцы жаловались, что цена на пшеницу и рожь для них непомерно высока. Москва скинула цену на четверть. 3 июня 1941 года особо секретным решением Политбюро разрешило «из особых запасов» дополнительно поставить в Германию тысячи тонн стратегического сырья, необходимого военной промышленности: медь, никель, 266

олово, молибден и вольфрам. <…> Французы в 40-м не выдержали. Советский Союз, куда более мощное государство, располагая несравнимо большим потенциалом и пространством для манёвра, выстоял. Если бы не череда ошибок и преступлений сталинского руководства, Гитлер или вовсе не решился бы напасть на нашу страну или вермахт был бы разгромлен далеко от Москвы. Леонид Млечин. Гитлер одерживал победы благодаря Сталину www.novayagazeta.ru/articles/2011/09/01/45709-gitler-oderzhival-pobedyblagodarya-stalinu

Отказ подписать договор с Германией в августе 1939 года нисколько не повредил бы безопасности Советского Союза. Мало того, не будь этого договора, Гитлер не решился бы напасть на Польшу, опасаясь вполне возможного военного противодействия. То есть Германия оставалась бы в крайне неблагоприятной ситуации, будучи практически со всех сторон окружённой враждебными государствами, без достаточного доступа к столь необходимой для ведения войны нефти (румынской нефти было явно маловато), без значительного количества стратегических материалов, необходимых для производства вооружений, с крайне ограниченными и совершенно недостаточными возможностями своего сельского хозяйства производить необходимое продовольствие. Нападение на Польшу было бы в таких условиях равносильно самоубийству. Так что Усатый Ублюдок очень помог другу Аде быстро поставить Польшу на колени, а затем завоевать Европу — со всеми вытекающими последствиями, заплатив за эту преступную помощь многими миллионами жизней советских людей и разорением значительных территорий европейской части страны. Теперь немного о бессовестной и наглой лжи просталинского, но антироссийского, путинского МИДа о том, что «благодаря советско-германскому договору о ненападении война началась на стратегически более выгодных для СССР рубежах…». О каких-таких «стратегически более выгодных для СССР рубежах» может идти речь, если новую границу 267

толком не обустроили, а укрепления на старой границе были частично разукомплектованы, частично законсервированы, аэродромы в приграничной полосе недостроены и самолёты стояли так, что представляли собой для немцев лёгкую мишень. А самое главное — между СССР и Германией не было обширной буферной зоны в виде Польши: враг, хорошо вооружённый, накопивший боевого опыта и готовый напасть всеми своими более чем ста пятьюдесятью дивизиями, о которых Сталин вплоть до 22 июня 1941 года и слышать ничего не хотел, так как верил, что Гитлер не нападёт, стоял прямо на границе. И «могучая и непобедимая» Красная Армия, миллионами погибая, сдаваясь в плен, вынуждена была по вине Сталина драпать на восток, — чего не случилось бы, если бы большевистский диктатор не заключил с нацистским диктатором дъявольского пакта. Что касается «население этих территорий подверглось нацистскому террору на два года позже». Насчёт «на два года позже» — правда, потому что репрессии: расстрелы, убийства, грабежи, лишение имущества, массовые депортации, сопровождавшиеся многочисленными смертями, — всё это началось сразу после «освобождения», так что «тем самым были спасены сотни тысяч жизней» — бесстыдное враньё.

НАСИЛЬСТВЕННОЕ ПРИСОЕДИНЕНИЕ ЛАТВИИ, ЛИТВЫ И ЭСТОНИИ Поделив с Гитлером Польшу, Сталин обратил свой взор на север. Усатый Ублюдок наглядно продемонстрировал Эстонии, Латвии и Литве, что с ними будет, если они откажутся подчиниться мерзавцу. 27 сентября [1939 г.] в Москве начались переговоры с прибывшей эстонской делегацией. Чтобы оказать давление на эстонцев, советские самолёты не раз нарушали воздушное пространство Эстонской республики. С той же целью во время переговоров на границе с Эстонией была сосредоточена группировка советских войск в 160 тыс. человек, 700 орудий, 600 танков и столько же самолётов. 268

Вооружённые силы Эстонии в то время имели гораздо меньшую численность. <…> На переговорах с латвийской делегацией 2 октября 1939 г. Сталин пообещал: «Ни вашу конституцию, ни органы, ни министерства, ни внешнюю и финансовую политику, ни экономическую систему мы затрагивать не станем. Наши требования возникли в связи с войной Германии с Англией и Францией». Далее он сказал, что ввод советских войск в Латвию необходим для обеспечения безопасности Советского Союза, и предупредил, что «с Германией у нас нет также расхождений и в отношении Прибалтийских государств». И когда министр иностранных дел Латвии В. Мунтерс напомнил о наличии советско-германского договора о ненападении, Молотов счёл необходимым уточнить, что речь идёт о «договоре о дружбе». Чтобы ещё сильнее запугать латвийскую делегацию и убедить в безнадёжности её попыток обратиться за поддержкой к Германии, Сталин откровенно заявил: «Я вам скажу прямо: раздел сфер влияния состоялся... если не мы, то немцы могут вас оккупировать». Семиряга М. И. Тайны сталинской дипломатии. 1939—1941. militera.lib.ru/research/semiryaga1/06.html

28 сентября 1939 г. Эстония вынуждена была подписать с СССР договор о «взаимопомощи». 5 октября то же самое было проделано с Латвией, а и 10 октября — с Литвой. Все три государства были вскоре наводнены войсками нового «друга». Летом 1940 года Сталин приступил к реализации плана по «добровольному» вхождению Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР. Были сляпаны «выборы» по советскому образцу, к которым допустили только просталинско-коминтерновских кандидатов. 14—15 июля в Литве были проведены подконтрольные СССР выборы в «народный сейм», к участию в которых допустили лишь кандидатов от «блока трудового народа». Блок получил 99,19% голосов. 21 июля «народный сейм» провозгласил в Литве советскую власть и постановил просить Верховный Совет СССР принять Литовскую ССР в состав СССР. 3 августа 1940 г. на VII сессии Верховного Совета СССР было принято решение о вхождении Литвы в состав СССР. То же самое произошло и в Латвии: «блок трудового народа», 97,5% голосов, провозглашена советская власть, 269

декларация о вступлении Латвии в состав СССР — и 5 августа 1940 года Латвия уже в лапах Сталина. Более драматично развивались события в Эстонии. Как СССР оккупировал Эстонию <…> На территории Эстонии создавались военные базы СССР, на которых были размещены 25 000 солдат. 10 июня на советских базах в Эстонии была объявлена боевая готовность. 14 июня была объявлена военная и морская блокада Прибалтики. 14 июня советские самолёты сбили над Финским заливом вылетевший из Таллина самолёт финской авиакомпании. 16 июня Молотов вручил эстонскому послу ультимативную ноту, в которой требовал немедленного ввода в Эстонию дополнительного контингента советских войск численностью 90 000 человек и смещения правительства, угрожая в противном случае оккупацией Эстонии. [Президент-Регент] Пятс принял ультиматум. 17 июня 1940 г. в Таллин вступили советские войска; одновременно на рейде встали корабли Балтийского флота и был высажен морской десант. Советскими военными властями были запрещены народные сборища, собрания, фотографирование под открытым небом; у населения в течение 24 часов было изъято оружие. Фактически сразу за входом боевых частей в Таллинн и другие города Эстонии стали входит части НКВД, которые занялись «чистками» и депортацией всех нелояльных к советскому строю граждан. Руководство страной осуществлялось посольством СССР. Из Ленинграда в Таллин прибыли отряды НКВД. Начались аресты и депортации граждан Эстонской Республики, в том числе активно настроенных против советского режима. Вслед за тем Жданов распорядился провести выборы в Рийгикогу [Государственное Cобрание].

270

<…> Все действия по вводу войск происходили несмотря на то, что эстонское правительство фактически согласилось на ультиматум СССР и готово было выполнить все условия. Но в той ситуации это было уже не важно, решение о вводе войск было принято заранее, а ультиматум был простой формальностью. Об этом говорит тот факт, что ещё до начала вторжения войска НКВД были заранее подготовлены к приёму от 45 до 70 тысяч пленных, а армия готовилась перейти границу. За кандидатов «Союза трудового народа» (кандидатов других партий не регистрировали) проголосовало 548 631 человек, или 92,8 % от числа голосовавших. 11 июля 1940 (ещё до формального включения Эстонии в состав СССР) был издан приказ наркома обороны маршала Тимошенко № 0141, согласно которому к 31 июля 1940 года территория Эстонии должна была быть включена в состав Ленинградского военного округа. 22 июля была принята декларация о вступлении Эстонии в состав СССР. 6 августа 1940 года VII сессия Верховного Совета СССР приняла постановление о принятии в состав СССР Эстонской ССР. <…> bessmertnybarak.ru/article/kak_sssr_okkupiroval_estoniyu/

271

По аналогичной схеме Путин оккупировал и аннексировал Крым. Задача была сильно облегчена тем, что российские военные базы там имелись с советских времён. Началось, как и полагается, с фиктивного органа «законодательной власти»: Новое правительство Крыма проголосовано в отсутствие кворума 28 февраля 2014 года На вчерашнем заседании в Верховной Раде Крыма, где было переизбрано правительство, не было кворума — в крымский парламент пришли менее 40 депутатов. Об этом в эфире телеканала АТR заявил депутат крымского парламента Николай Сумулиди. «Там было, по моим данным, мне звонили коллеги, около 35, может 37 депутатов», — сказал он. По словам депутата, вчера на его телефон стали поступать смссообщения и звонки с угрозами и оскорблениями. Политик отметил, что номер его телефона, наряду с номерами телефонов других крымских депутатов, вчера напечатали в одной из киевских газет с указанием, что он голосовал за референдум по статусу Крыма. Сумулиди заявил, что уже три месяца не появлялся в Верховной Раде. Это подтвердил председатель меджлиса крымскотатарского народа Рефат Чубаров, находящийся в студии. Сумулиди отметил: «Очень удивился, когда узнал, что оказался в числе проголосовавших». О том, что кворума не было, сообщали и источники в крымском парламенте. Однако проверить это не представлялось возможным, поскольку в здание не пускали журналистов. Напомним, накануне в Симферополе в захваченном террористами здании ВР Крыма прошло заседание президиума, который вынес на рассмотрение сессии вопрос о проведении всекрымского референдума, касающегося «усовершенствования статуса автономии и расширения её полномочий». В итоге депутаты проголосовали за проведение референдума о статусе Крыма и отставку правительства Анатолия Могилева. Новым премьером избрали лидера партии «Русское единство» Сергея Аксёнова. crimea-news.com/politics/2014/02/28/19992.html

Как всегда, обычно и привычно, Путин, отвечая на вопросы журналистов, сначала изворачивался и напропалую врал и отрицал вполне очевидные факты: 272

Владимир Путин ответил на вопросы журналистов о ситуации на Украине 4 марта 2014 года <…> — Владимир Владимирович, можно уточнить? Люди, которые осуществляли блокирование частей украинской армии в Крыму, — в форме, очень похожей на российскую военную форму. Это были российские солдаты, это были российские военные? — А Вы посмотрите на постсоветское пространство. Там полно формы, которая похожа на форму… Пойдите в магазин у нас, и вы купите там любую форму. — Но это были российские солдаты или нет? — Это были местные силы самообороны. — Настолько хорошо подготовленные? Просто если мы сравниваем с силами самообороны в Киеве… — Дорогой мой коллега, посмотрите, как хорошо были подготовлены люди, которые орудовали в Киеве. Их, как известно, готовили на соответствующих базах на сопредельных территориях: в Литве, Польше, и в самой Украине тоже. Готовили инструкторы, готовили в течение длительного времени. Они уже разбиты на десятки, на сотни, действуют организованно, с хорошими системами связи. Всё функционирует как часы. Вы видели, как они работают? Абсолютно профессионально, как спецназ. Почему вы думаете, что в Крыму должно быть хуже? — Можно тогда уточнить вопрос? Принимали ли мы участие в подготовке сил самообороны Крыма? — Нет, не принимали. kremlin.ru/events/president/news/20366

17 апреля 2014 года во время «прямой линии» он всё-таки признал участие в захвате Крыма своими вояками, но продолжил врать, что они всего лишь «за спиной сил самообороны Крыма встали». 273

Дальше — больше. Путин вскочил на любимого трёхногого конька и резво поскакал на лжи, демагогии и лицемерии. Из стенограммы «Прямой линии с Владимиром Путиным» 17 апреля 2014 года М. Ситтель: СМС на сайте нашей программы: «Скажите всётаки, кто были эти молодые люди? Уж очень они похожи на наших». В. Путин: Какие молодые люди? М. Ситтель: Вежливые молодые люди. К. Клеймёнов: «Зелёные человечки» имеются в виду. В. Путин: В принципе, я уже об этом сказал и говорил неоднократно, говорил несколько глухо, публично. Но в разговорах со своими иностранными коллегами я и не скрывал, что наша задача заключалась в том, чтобы обеспечить условия для свободного волеизъявления крымчан. И поэтому мы должны были предпринять необходимые меры, чтобы события не развивались так, как они сегодня развиваются в юго-восточной части Украины: чтобы не было танков, чтобы не было боевых подразделений националистов и людей с крайними взглядами, но хорошо вооружённых автоматическим оружием. Поэтому за спиной сил самообороны Крыма, конечно, встали наши военнослужащие. Они действовали очень корректно, но, как я уже сказал, решительно и профессионально. По-другому провести референдум открыто, честно, достойно и помочь людям выразить своё мнение было просто невозможно. Но всё-таки имейте в виду, что в Крыму находилось свыше 20 тысяч военнослужащих, хорошо вооружённых. Там только одних систем «С-300» — 38 пусковых установок, и склады с вооружением, и эшелоны боеприпасов. Нужно было оградить людей даже от возможности применения этого оружия в отношении гражданских лиц. rg.ru/2014/04/17/liniya-site.html

4 июня 2014 года в интервью радио «Европа-1» и телеканалу TF1 Путин сказал:

274

— Господин Президент, российские войска аннексировали Крым несколько недель назад. Вернёте ли вы его? — Это заблуждение, что российские войска аннексировали Крым, российские войска ничего не аннексировали. Не буду скрывать… — Но Крым сейчас рисуют на карте России, как рисовали раньше в школе, сейчас это часть России. Аннексия это или возвращение? Какое слово нужно использовать? — Если Вы позволите мне закончить фразу, то, мне кажется, будет понятно, что я имею в виду. Так вот, российские войска находились в Крыму в соответствии с международным договором о наличии там российской военной базы. И российские войска действительно помогли жителям Крыма провести референдум о своей независимости и желании присоединиться к Российской Федерации. И никто не имеет права отказать этим людям в том, чтобы они реализовали право, предусмотренное статьёй первой Устава Организации Объединённых Наций, — право наций на самоопределение. — То есть Крым вы не вернёте? Крым ваш, это Вы хотите сказать? — Крым в соответствии с волеизъявлением людей, которые живут на этой территории, является частью Российской Федерации, субъектом России. Я хочу, чтобы было совсем понятно и совсем откровенно. Мы вели диалог с нашими партнёрами — и с европейцами, и с американцами, повторяю ещё раз, исключительно дипломатическими, мирными средствами. Нам ответили на эти наши попытки вести диалог таким способом и договориться о приемлемых решениях поддержкой государственного антиконституционного переворота на Украине, и дальше у нас не было никаких гарантий в том, что Украина завтра не станет частью Североатлантического военного блока. В этих условиях позволить, чтобы историческая российская территория с преимущественным этническим русским населением ушла вот туда, в какой-то международный военный альянс, притом что сами жители Крыма хотят быть частью России, — извините меня, по-другому мы просто поступить не могли. kremlin.ru/events/president/news/45832#sel=41:1:EUi,45:1:0je

275

24 октября 2014 года на заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» он опроверг своё собственное первоначальное враньё про «это были местные силы самообороны», однако продолжил врать дальше: Видя, как разворачиваются события, люди в Крыму почти сразу взялись за оружие и обратились к нам с просьбой помочь им провести те мероприятия, которые они намерены были сделать. Не буду скрывать, мы использовали наши Вооружённые Силы для блокирования украинских воинских подразделений, расквартированных в Крыму, но не для того, чтобы кого-то заставить идти на выборы. Да это и невозможно, вы же все взрослые люди, понимаете. Как? Под автоматом, что ли, людей поведёшь на выборы? Люди шли на выборы там как на праздник, и все это знают, и проголосовали, даже крымскотатарское население. Явка была ниже среди крымских татар, но голосование было выше. Если в целом по Крыму, я уже не помню, сколько там, чуть ли не 96 процентов или 94 проголосовали, то крымские татары пришли в меньшем количестве, но в процентном отношении их там 97 процентов. Почему? Потому что те, кто не хотел голосовать, они просто не пошли, но те, кто пришёл, проголосовали «за». Заседание Международного дискуссионного клуба «Валдай» kremlin.ru/events/president/news/46860#sel=195:13:agB,196:7:hAB

Теперь о процентах и татарах. Из стенограммы «Прямой линии с Владимиром Путиным»: …явка составила 83 процента, что 96 с лишним процентов высказались за присоединение к Российской Федерации, стало очевидно, что это абсолютное, просто практически полное большинство, если не сказать, всё крымское население. 17 апреля 2014 года rg.ru/2014/04/17/liniya-site.html

12 декабря 2014 года Мустафа Джемилев в интервью эстонскому «Радио 4» опроверг это враньё: «явка на референдуме в Крыму была 34,2%». 276

Мустафа Джемилёв: На самом деле явка на референдуме в Крыму была 34,2% По словам участвовавшего в прошедшей в Таллине конференции по правам человека экс-главы меджлиса, а ныне депутата Верховной рады Украины Мустафы Джемилёва, существуют данные ФСБ, которые говорят о том, что на самом деле явка на референдуме в Крыму по вопросу присоединения к России составляла не 85%, как было объявлено официально, а всего 34,2%. Также он сказал, что в Крыму сейчас царит страх, как в 50-х годах при СССР. <…> Говоря о присоединении Крыма к России, Джемилёв подчеркнул, что проведение референдума о статусе государства в такой форме недопустимо. «В соответствии с украинским законодательством, если уж ставить вопрос на референдум, то он должен быть проведён во всём государстве. 12 марта, когда у меня был телефонный разговор с Путиным, он говорил — давайте посмотрим, каким будет мнение крымского народа. Я ему ответил, что, во-первых, нет такого крымского народа, а во-вторых, никто не будет признавать этот референдум, поскольку его проведение противоречит как нашему внутреннему законодательству, так и международным нормам. И потом — что это за референдум под дулами автоматов и без какихлибо международных наблюдателей». Тем не менее, референдум был проведён, и, по словам Джемилева, его итоги были сфальсифицированы. «Говорили, что 85% жителей приняли участие в голосовании. Но никогда за те четверть века, что я живу в Крыму, такого процента участия в голосовании не было. Максимум — 62—63%, а тут 85%. Это практически невозможно, ведь крымско-татарский народ, составляющий 14% населения Крыма, этот референдум полностью бойкотировал. Поэтому назывались те цифры, которые хотели получить. Но у нас есть точные цифры — докладная местного отделения ФСБ своему начальству в Москве. В ней говорится, что на территории Крыма и Севастополя в общей сложности приняли участие в референдуме 34,2% населения. И это ещё не факт, что все они проголосовали за присоединение Крыма к России». inosmi.ru/sngbaltia/20141212/224872529.html

277

И под конец откровения постпреда РФ при Евросоюзе Владимира Чижова, который заявил в интервью Deutsche Welle, что Россия перебросила в 2014 году на полуостров девять тысяч военнослужащих. Постпред России при ЕС раскрыл число переброшенных в Крым «вежливых людей» 19 мая 2016 года Россия перебросила в 2014 году во время Крымской весны на полуостров девять тысяч военнослужащих. Об этом заявил в интервью Deutsche Welle постпред РФ при Евросоюзе Владимир Чижов. Дипломат отметил, что переброска войск осуществлялась в соответствии с двусторонним соглашением между Россией и Украиной от 1997 года. «РФ получала [в соответствии с соглашением] право на военное присутствие в Севастополе, где располагалась главная база [Черноморского] флота РФ, а также по всему Крыму в количестве не более 25 тысяч человек личного состава», — напомнил Чижов. Постпред пояснил, что на момент начала Крымской весны на полуострове находились 16 тысяч российских солдат. «Пробел в девять тысяч человек был быстро восполнен через отправку дополнительного подкрепления по воздуху», — добавил он. В марте 2015 года бывший командующий ЧФ адмирал Игорь Касатонов рассказал, что Черноморский флот обеспечил в феврале 2014 года скрытную доставку в Крым российских спецподразделений, блокировавших там украинские войска. Он особо отметил, что операция была проведена с широким применением мероприятий по маскировке перемещений, в результате чего она прошла абсолютно неожиданно как для украинских военных, так и для западных разведок. В конце февраля 2014 года, после бегства из Киева президента Украины Януковича, целый ряд административных зданий в Крыму был захвачен неизвестными вооружёнными лицами (так называемыми вежливыми людьми), на тот момент представлявшимися «силами самообороны Крыма». Эти же силы блокировали пункты постоянной дислокации украинских вооружённых сил в Крыму. Впоследствии стало известно, что речь идёт о российских спецподразделениях, которые, по словам президента Владимира Путина, обеспечили проведение референдума о самоопределении территории, а также предотвратили в Крыму сценарий эскалации 278

конфликта с переходом в руки радикально настроенных экстремистов армейских складов с оружием.

lenta.ru/news/2016/05/19/crimea1/

НЕЗНАМЕНИТАЯ ВОЙНА 12 октября 1939 года Сталин предложил Финляндии заключить договор о «взаимопомощи» по образцу договоров, подписанных с Эстонией, Латвией и Литвой. Финские представители были приглашены в Москву для переговоров. На этих переговорах впервые зашла речь о близости границы к Ленинграду. Сталин заявил: «Мы ничего не можем поделать с географией, так же, как и вы… Поскольку Ленинград передвинуть нельзя, придётся отодвинуть от него подальше границу». Сталин хотел от финнов следущее: 1. Финляндия переносит границу на 90 км от Ленинграда. 2. Финляндия соглашается сдать в аренду СССР сроком на 30 лет полуостров Ханко для постройки военно-морской базы и размещения там четырёхтысячного воинского контингента для её обороны. 3. Советскому военному флоту предоставляются порты на полуострове Ханко в самом Ханко и в Лаппохья. 4. Финляндия передаёт СССР острова Гогланд, Лаавансаари, Тютярсаари и Сейскари. 5. Существующий советско-финляндский пакт о ненападении дополняется статьёй о взаимных обязательствах не вступать в группировки и коалиции государств, враждебные той или другой стороне. 6. Оба государства разоружают свои укрепления на Карельском перешейке. 7. СССР передаёт Финляндии территорию в Карелии общей площадью вдвое больше полученной от финской стороны (5 529 км²). 8. СССР обязуется не возражать против вооружения Аландских островов собственными силами Финляндии. Советско-финляндская война (1939—1940) ru.wikipedia.org

279

<…> Формально предложение было выгодно Финляндии — она получала вдвое большую территорию. Однако проблема заключалась в том, что финнам предлагалось уступить хорошо освоенные земли Карельского перешейка, на которые приходилась десятая часть экономического потенциала страны. Взамен же финны получали бесплодные болота приладожской Карелии. Главное же — на территории перешейка находились основные укрепления линии Маннергейма. Правда, эта линия значительно уступала линии Мажино, с которой её обыкновенно сравнивали. Но всё же обороняться с линией Маннергейма было гораздо легче, чем без неё, и финское правительство это прекрасно понимало. Полуостров же Ханко был ключом к Хельсинки, и размещение там советской военной базы являлось реальной угрозой независимости Финляндии. <…> Положение Финляндии выглядело безнадёжным. Германия, фактически заключившая временный союз с СССР, помогать не собиралась. Англия и Франция, на которых прежде в основном и ориентировалась Финляндия, были связаны войной с Германией и дали понять финнам, что смогут помочь лишь оружием и снаряжением. Примерно такой же была позиция Швеции. Но после дебатов в руководстве Финляндия отказалась принять советский ультиматум в полном объёме, согласившись лишь на уступку в аренду нескольких островов и на небольшой обмен территорий, но так, чтобы основные укрепления остались на территории Финляндии. Сталин решил, что предлог для войны уже создан. 3 ноября 1939 г. «Правда» писала: «Мы отбросим к чёрту всякую 280

игру политических картёжников и пойдём своей дорогой, несмотря ни на что, мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всяческие препятствия на пути к цели». В этот же день войска Ленинградского военного округа и Краснознамённого Балтийского флота получили директивы о подготовке боевых действий против Финляндии. Борис СОКОЛОВ. ФИННАМ НЕ ОСТАВИЛИ ВЫБОРГА www.novayagazeta.ru/articles/2005/05/05/25652-finnam-ne-ostavili-vyborga

На операцию отводилось три недели. Нужен был лишь повод. По приказу Сталина была организована провокация. 26 ноября 1939 года сотрудники НКВД осуществили провокационный обстрел советских позиций у пограничной деревни Майнила. Отставной генерал КГБ Окуневич в 1985 году рассказал писателю Игорю Буничу, как 26 ноября 1939 года у посёлка Майнила он, будучи ещё майором НКВД, вместе с пятнадцатью солдатами производил «испытательные стрельбы» из нового секретного оружия. Их сопровождали два «эксперта по баллистике» из Москвы, в которых угадывались высокие чины из ведомства Берии. Окуневич и его подчинённые проявили, можно сказать, гуманизм. Ведь на самом деле в результате инцидента жертв среди красноармейцев не было. Это установил уже в 1990–е годы российский военный историк П. А. Аптекарь. Он нашёл в архиве журнал боевых действий 68–го стрелкового полка, дислоцировавшегося в районе Майнилы. Там на первой странице записано: «26 ноября полк подвергся обстрелу белофиннов. Взорвалось семь снарядов. Погибло три человека и ранено шесть». Между тем в официальных советских заявлениях, как мы уже знаем, говорилось о четырёх убитых и восьми раненых. Подозрение историка вызвало удивительное обстоятельство: все записи в журнале, с ноября 1939–го по март 1940–го, сделаны одной и той же рукой, хотя за это время в полку сменилось четыре начальника штаба и четыре его помощника, а последние и должны были вести журнал, каждый в свой срок. И ещё: в оперативных сводках и донесениях 70–й стрелковой дивизии, в состав которой входил 68–й полк, в ноябре фиксируется целый ряд разнообразных происшествий, включая случайные выстрелы, но вот о семи артиллерийских выстрелах с финской стороны 26–го числа, равно как о наличии там их артиллерии, не говорится в них ни слова. Не отмечены в них и гибель и ранения бойцов и командиров. И сведения о численности 68–го 281

полка за 25, 26, 27 и 28 ноября не претерпели никаких изменений. Никаких потерь полк не понёс. Очевидно, журнал боевых действий 68–го полка был заполнен задним числом, чтобы документально подтвердить советскую версию майнильского инцидента. Борис Соколов. Тайны финской войны e-libra.ru/read/420646-tayny-finskoy-voyny.html

Согласно официальным советским утверждениям, «наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы Финляндии около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артиллерийским огнём. Всего было произведено семь орудийных выстрелов, в результате чего убито трое рядовых и один младший командир, ранено семь рядовых и двое из командного состава». Эти данные были приведены в советской ноте.

282

«Правда» № 328 (8013) от 27 ноября 1939 г. 283

26 ноября вечером Молотов принял посланника Финляндии Ирие-Коскинен и вручил ему ноту правительства СССР. НОТА СОВЕТСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА ПО ПОВОДУ ПРОВОКАЦИОННОГО ОБСТРЕЛА СОВЕТСКИХ ВОЙСК ФИНЛЯНДСКИМИ ВОИНСКИМИ ЧАСТЯМИ Господин посланник! По сообщению Генерального штаба Красной Армии сегодня, 25 ноября, в 15 часов 45 минут наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы Финляндии около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской территории артиллерийским огнём. Всего было произведено семь орудийных выстрелов, в результате чего убито трое рядовых и один младший командир, ранено семь рядовых и двое из командного состава. Советские войска, имея строгое приказание не поддаваться на провокации, воздержались от ответного обстрела. Советское правительство, ставя Вас об этом в известность, считает нужным подчеркнуть, что оно уже во время недавних переговоров с гг. Таннером и Паасикиви указывало на опасность, которую создаёт сосредоточение большого количества регулярных финляндских войск у самой границы под Ленинградом. Теперь, в связи с фактом провокационного артиллерийского обстрела советских войск с финляндской территории, Советское правительство вынуждено констатировать, что сосредоточение финляндских войск под Ленинградом не только создаёт угрозу для Ленинграда, но и представляет на деле враждебный акт против СССР, уже приведший к нападению на советские войска и к жертвам. Советское правительство не намерено раздувать этот возмутительный акт нападения со стороны частей финляндской армии, может быть, плохо управляемых финляндским командованием. Но оно хотело бы, чтобы такие возмутительные факты впредь не имели места. Ввиду этого Советское правительство, заявляя решительный протест по поводу случившегося, предлагает финляндскому правительству незамедлительно отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке — на 20—25 километров и тем предотвратить возможность повторных провокаций. Примите, господин посланник, уверения в совершенном к Вам почтении. Народный комиссар иностранных дел СССР В. Молотов 284

26 ноября 1939 г. «Известия», 1939, № 273 (7043), 27 ноября. www.1000dokumente.de/?c=dokument_ru&dokument=0009_fin&l=ru&object=translation

Финская сторона не замедлила ответить Молотову: НОТА ФИНЛЯНДСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА Господин Народный Комиссар! В ответ на Ваше письмо от 26 с. м. имею честь, по распоряжению моего правительства, довести до Вашего сведения нижеследующее: В связи с якобы имевшим место нарушением границы финляндское правительство в срочном порядке произвело надлежащее расследование. Этим расследованием было установлено, что пушечные выстрелы, о которых Вы упоминаете в письме, были произведены не с финляндской стороны. Напротив, из данных расследования вытекает, что упомянутые выстрелы были произведены 26 ноября между 15 часами 45 минутами и 16 часами 5 минутами по советскому времени с советской пограничной стороны, близ упомянутого Вами селения Майнила. С финляндской стороны можно было видеть даже место, где взрывались снаряды, так как селение Майнила расположено на расстоянии всего 800 метров от границы, за открытым полем. На основании расчёта скорости распространения звука от семи выстрелов можно было заключить, что орудия, из которых произведены были эти выстрелы, находились на расстоянии около полутора-двух километров на юго-восток от места разрыва снарядов. Наблюдения, относящиеся к упомянутым выстрелам, занесены были в журнал пограничной стражи в самый момент происшествия. При таких обстоятельствах представляется возможным, что дело идет о несчастном случае, происшедшем при учебных упражнениях, имевших место на советской стороне, и повлекшем за собой, согласно Вашему сообщению, человеческие жертвы. Вследствие этого я считаю своим долгом отклонить протест, изложенный в Вашем письме, и констатировать, что враждебный акт против СССР, о котором Вы говорите, был совершен не с финляндской стороны. В Вашем письме Вы сослались также на заявления, сделанные гг. Паасикиви и Таннеру во время их пребывания в Москве относительно опасности сосредоточения регулярных войск в непосредственной близости к границе близ Ленинграда. По этому поводу я хотел бы обратить Ваше внимание на то обстоятельство, что в непосредственной близости к границе с финляндской стороны 285

расположены главным образом пограничные войска; орудий такой дальнобойности, чтобы их снаряды ложились по ту сторону границы, в этой зоне не было вовсе. Хотя и не имеется конкретных мотивов для того, чтобы, согласно Вашему предложению, отвести войска с пограничной линии, моё правительство, тем не менее, готово приступить к переговорам по вопросу об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы. Я принял с удовлетворением Ваше сообщение, из которого явствует, что правительство СССР не намерено преувеличивать значение пограничного инцидента, якобы имевшего место по утверждению из Вашего письма. Я счастлив, что имел возможность рассеять это недоразумение уже на следующий день по получении Вашего предложения. Однако для того, чтобы на этот счёт не осталось никакой неясности, моё правительство предлагает, чтобы пограничным комиссарам обеих сторон на Карельском перешейке было поручено совместно произвести расследование по поводу данного инцидента в соответствии с Конвенцией о пограничных комиссарах, заключённой 24 сентября 1928 года. Примите, господин Народный Комиссар, заверения в моём глубочайшем уважении. Посланник Финляндии А. С. Ирие-Коскинен 27 ноября 1939 года

heninen.net/sopimus/19391127.htm

Несмотря на спокойный тон финской ноты и то, что предложенные соседней страной мере полностью соответствовали нормам международного права того времени, советское правительство отказалось от расследования обстоятельств обстрела Майнила, оценив инициативу Хельсинки как совершенно неприемлемую. Нарком Иностранных Дел СССР В. М. Молотов назвал Майнильский инцидент «Воплощением желания финской белогвардейщины держать Ленинград под угрозой удара своих войск», а финскую ноту «нахальным отрицанием фактов, издевательским отношением к понесённым нами жертвам»¹. В своём выступлении он заявил также, что Советский Союз отказывается от обязательств, взятых согласно пакту о ненападении с Финляндией, заключённом в 1932 года и отзывает своих представителей из Хельсинки.

¹ «Правда», 29 ноября 1939 г. Павел Аптекарь. CASUS BELLI www.winterwar.ru/pav.htm#b1

286

НОТА ПРАВИТЕЛЬСТВА СССР Господин посланник! Ответ правительства Финляндии на ноту Советского правительства от 26 ноября представляет документ, отражающий глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Союзу и призванный довести до крайности кризис в отношениях между обеими странами. 1. Отрицание со стороны правительства Финляндии факта возмутительного артиллерийского обстрела финскими войсками советских войск, повлекшего за собой жертвы, не может быть объяснено иначе, как желанием ввести в заблуждение общественное мнение и поиздеваться над жертвами обстрела. Только отсутствие чувства ответственности и презрительное отношение к общественному мнению могли продиктовать попытку объяснить возмутительный инцидент с обстрелом «учебными упражнениями» советских войск в артиллерийской стрельбе у самой линии границы на виду у финских войск. 287

2. Отказ правительства Финляндии отвести войска, совершившие злодейский обстрел советских войск, и требование об одновременном отводе финских и советских войск, исходящие формально из принципа равенства сторон, изобличают враждебное желание правительства Финляндии держать Ленинград под угрозой. На самом деле мы имеем здесь не равенство в положении финских и советских войск, а, наоборот, преимущественное положение финских войск. Советские войска не угрожают жизненным центрам Финляндии, ибо они отстоят от них на сотни километров, тогда как финские войска, расположенные в 32 километрах от жизненного центра СССР — Ленинграда, насчитывающего три с половиной миллиона населения, создают для него непосредственную угрозу. Не приходится уже говорить о том, что советские войска, собственно, некуда отводить, так как отвод советских войск на 25 километров означал бы расположение их в предместьях Ленинграда, что является явно абсурдным с точки зрения безопасности Ленинграда. Предложение Советского правительства об отводе финских войск на 20—25 километров является минимальным, ибо оно ставит своей целью не уничтожение этого неравенства в положении финских и советских войск, а лишь некоторое его смягчение. Если правительство Финляндии отклоняет даже это минимальное предложение, то это значит, что оно намерено держать Ленинград под непосредственной угрозой своих войск. 3. Сосредоточив под Ленинградом большое количество регулярных войск и поставив, таким образом, важнейший жизненный центр СССР под непосредственную угрозу, правительство Финляндии совершило враждебный акт в отношении СССР, несовместимый с пактом о ненападении, заключённым между обеими странами. Отказавшись же отвести войска хотя бы на 20—25 километров после происшедшего злодейского артиллерийского обстрела советских войск со стороны финских войск, правительство Финляндии показало, что оно продолжает оставаться на враждебных позициях в отношении СССР, не намерено считаться с требованиями пакта о ненападении и решило и впредь держать Ленинград под угрозой. Но правительство СССР не может мириться с тем, чтобы одна сторона нарушала пакт о ненападении, а другая обязывалась исполнять его. Ввиду этого Советское правительство считает себя вынужденным заявить, что с сего числа оно считает себя свободным от обязательств, взятых на себя в силу пакта о ненападении, заключённого между СССР и Финляндией и систематически нарушаемого правительством Финляндии. Примите, господин посланник, уверения в совершенном к Вам почтении. Народный Комиссар Иностранных Дел СССР В. МОЛОТОВ 288

28 ноября 1939 года «Известия», №275 (7045) от 29 ноября 1939 г. heninen.net/sopimus/19391128.htm

Образчик сталинской пропаганды

Маршал Маннергейм писал в своих мемуарах:

289

Карл Густав Маннергейм Нам не пришлось долго ждать претворения в жизнь слов Молотова, произнесённых на московских переговорах: «Вести разговоры теперь наступит очередь солдат». 26 ноября Советский Союз организовал провокацию, известную ныне под названием «Выстрелы в Майнила». Вечером того же дня 290

Молотов заявил послу Финляндии в Москве, что с финской стороны на Карельском перешейке в 15.45 был открыт артиллерийский огонь по расположению русских войск в деревне Майнила, при этом убито трое солдат и один унтер-офицер и девять человек ранены. Советское правительство, сказал далее Молотов, не хочет преувеличивать значение такого нападения, но считает себя обязанным выразить резкий протест. Он предложил во избежание провокаций в дальнейшем отвести финские войска от границы на 20—25 километров. В ответе, который мы дали на следующий день, говорилось, что выстрелы были произведены не с финской стороны. Финские пограничники установили место, где прогремели взрывы. Оно располагалось в 800 метрах от линии границы на открытой поляне близ деревни Майнила. Одновременно они с помощью линий, проведенных от трёх наблюдательных пунктов, определили, что выстрелы были произведены с юго-восточного направления с расстояния в 1,5—2 километра от места разрывов снарядов, то есть со стороны России. Данные наблюдения пограничники занесли в журнал. На основании этого правительство самым резким образом отклонило протест русских, но заявило о своей готовности к переговорам о взаимном отводе войск от границы на расстояние, которое будет оговорено. Далее было предложено, чтобы перед пограничными экспертами поставили задачу расследовать инцидент в соответствии с договором, заключённым между Финляндией и Советским Союзом 24 сентября 1928 года. И вот провокация, которую я ожидал с середины октября, свершилась. Когда я лично побывал 26 октября на Карельском перешейке, генерал Ненонен заверил меня, что артиллерия полностью отведена за линию укреплений, откуда ни одна батарея не в силах произвести выстрел за пределы границы. Во время войны 1941—1944 годов пленные русские детально описали, как была организована неуклюжая провокация. События следовали друг за другом с необыкновенной скоростью. 27 ноября Молотов информировал нашего посла, что советское правительство больше не считает себя связанным договором о ненападении. На финское предложение о совместном изучении инцидента с выстрелами в Майнила никакого внимания не обратили и, искажая факты, стали утверждать, что правительство Финляндии попросило отвести русские войска на 25 километров от границы. В ноте от 29 ноября Молотов бросил обвинение в том, что финские вооружённые силы, «как известно», продолжают вести военные действия не только на Карельском перешейке, но и на других участках. Советское правительство считает необходимым разорвать дипломатические отношения. Несмотря на это, правительство Финляндии ещё раз обратилось к 291

советскому правительству с предложением о разрешении противоречий на основе параграфа 5 договора о ненападении. Одновременно было повторено, что Финляндия готова отвести войска на Карельском перешейке на такое расстояние от Ленинграда, что их нельзя будет рассматривать угрозой безопасности города. На эту ноту Советский Союз ответил огнём. Финские пограничники в районе Петсамо уже 29 ноября стали объектом нападения, а утром 30 ноября 1939 года русские превосходящими силами приступили к операции на суше, на море и в воздухе. Теперь каждому стало ясно, что финскому народу предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. Маннергейм К. Г. Мемуары. militera.lib.ru/memo/other/mannerheim/09.html

30 ноября 1939 года Сталин отдал приказ наступать. 1 декабря Красная Армия захватила город Терийоки — и сразу же была провозглашена «финляндская демократическая республика», образовано её «правительство» во главе с одним из главарей Коминтерна Отто Куусиненом. Московское радио в тот же день сообщило о создании «финляндской демократической республики», хотя финские войска только покинули город, — поэтому некоторые исследователи высказывают сомнения в том, что Териоки является реальным местом основания ФДР. Декларация народного правительства Финляндии радиоперехват, перевод с финского По воле народа, возмущённого преступной политикой презренного правительства Каяндера—Эркко—Таннера, сегодня в Восточной Финляндии образовано новое правительство нашей страны, временное народное правительство, которое сим зовёт весь финляндский народ на решительную борьбу за свержение тирании палачей и провокаторов войны. Реакционная, алчная плутократия, в 1918 году с помощью войск иностранных империалистов потопившая в море крови демократическую свободу финляндского трудового народа, превратила нашу родину в белогвардейский ад для трудящихся. Продав интересы самостоятельности страны, плутократические заправилы Финляндии, совместно с всякими империалистическими врагами финляндского и советского народов, беспрестанно стряпали планы антисоветских военных провокаций и, наконец, ввергли нашу 292

страну в горнило войны против социалистического Советского Союза — великого друга финляндского народа. В этой критической обстановке широкие массы финляндского трудового народа, которые всегда хотели и хотят жить в мире с народами страны Советов, считают своим элементарным правом и своей священной обязанностью взять судьбу родины в свои надёжные руки. В разных частях страны народ уже восстал и провозгласил создание демократической республики. Часть солдат финляндской армии уже перешла на сторону нового правительства, поддерживаемого народом. Советский Союз, который никогда не угрожал и не тревожил Финляндию, который всегда уважал её независимость и в течение двух десятков лет терпел подлые военные провокации со стороны авантюристических заправил бело-Финляндии, теперь стал перед необходимостью силами Красной Армии положить конец этим угрозам своей безопасности. Эта цель полностью соответствует жизненным интересам и нашего народа. Поэтому народные массы Финляндии с огромным энтузиазмом встречают и приветствуют доблестную, непобедимую Красную Армию, зная, что она идёт в Финляндию не как завоеватель, а как друг и освободитель нашего народа. Народное правительство Финляндии, будучи глубоко убеждённым в том, что Советский Союз не имеет никаких целей, направленных против независимости нашей страны, полностью одобряет и поддерживает действия Красной Армии на территории Финляндии. Оно рассматривает это как неоценимую помощь финляндскому народу со стороны Советского Союза для того, чтобы совместными усилиями возможно скорее ликвидировать опаснейший очаг войны, созданный в Финляндии преступным правительством провокаторов войны. Для быстрейшего выполнения этой задачи народное правительство Финляндии приглашает правительство СССР оказывать Финляндской демократической республике всё необходимое содействие силами Красной Армии. Для участия в совместной борьбе рука об руку с героической Красной армией СССР Народное правительство Финляндии уже сформировало первый финский корпус, который в ходе предстоящих боёв будет пополняться добровольцами из революционных рабочих и крестьян и должен стать крепким ядром будущей Народной армии Финляндии. Первому финскому корпусу предоставляется честь принести в столицу знамя Финляндской Демократической Республики и водрузить его на крыше президентского дворца на радость трудящимся и страх врагам народа <…> Народное правительство Финляндии обращается к правительству 293

СССР с предложением заключить пакт взаимопомощи между Финляндией и Советским Союзом и удовлетворить вековую национальную надежду финского народа на воссоединение с ним карельского народа в едином и независимом финляндском государстве. Народное правительство Финляндии имеет все основания надеяться, что его твёрдый курс, взятый на установление дружественных отношений с Советским Союзом, даст правительству СССР возможность удовлетворить такое предложение. <…> Вставай, многострадальный трудовой народ Финляндии! Иди на смелую борьбу против тирании твоих угнетателей и палачей! <…> Председатель народного правительства и министр иностранных дел Финляндии Отто Куусинен <…> 1 декабря 1939 г. В городе Териоки

heninen.net/sopimus/terijoki1939.htm

2 декабря в Москве Молотов и Куусинен подписали пакт о взаимопомощи и дружбе между СССР и «ФДР».

294

Молотов подписывает договор между СССР и «Териокским правительством». Крайний справа — О. Куусинен. Москва. 2 декабря 1939 г. Изначально советское руководство планировало распространить юрисдикцию ФДР на территорию всей Финляндии и объявило правительство Териоки единственно легитимным для заключения мира. Однако наступление Красной Армии захлебнулось, и советская дипломатия была вынуждена начать переговоры с «буржуазным» правительством Финляндии. 2 декабря 1939 между СССР и ФДР был заключён Договор о взаимопомощи и дружбе. Основные положения этого договора соответствовали требованиям, которые ранее СССР предъявлял финским представителям (передача территорий на Карельском перешейке, продажа ряда островов в Финском заливе, сдача в аренду Ханко). В обмен предусматривалась передача Финляндии значительных территорий в Советской Карелии и денежная компенсация. Статья 8 договора обещала ратификацию «в возможно более короткий срок в столице Финляндии — городе Хельсинки». В последующие дни происходили встречи Молотова с официальными представителями Швеции и США, на которых объявлялось о признании Народного правительства Финляндии. Было 295

объявлено, что предыдущее правительство Финляндии бежало и, следовательно, страной более не руководит. СССР заявил в Лиге Наций, что отныне будет вести переговоры только с новым правительством. Финляндская Демократическая Республика ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A4%D0%B8%D0%BD%D0%BB%D1%8F%D0%BD%D0%B4%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_% D0%94%D0%B5%D0%BC%D0%BE%D0%BA%D1%80%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0% D1%8F_%D0%A0%D0%B5%D1%81%D0%BF%D1%83%D0%B1%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%B0

Скорее всего, всё было топорно сляпано в Москве, в том числе и радиообращение под названием «декларация народного правительства Финляндии». По аналогичной, хорошо отработанной схеме произошло вторжение в Афганистан 27 декабря 1979 года. Я тогда вёл дневник. Вот выдержки из него: 05.01.1980 (сб) Конец прошлого года — ЛИБре [Леонид Ильич Брежнев] за несколько дней до Нового года подарил советскому народу и всему миру новую Чехословакию. По сообщениям «вражьих голосов» — в Афганистан вторглись тысяч 25—30 со всей техникой. По отработанной чехословацкой модели. «Немецкая волна»: Хафизулла Амин якобы был схвачен советскими десантниками и сразу расстрелян. Было передано по радио записанное на плёнку обращение нового «вождя», Бабрака Кармаля, которого в это время в Афганистане ещё и не было. (Не помню, чтобы по ТВ его вообще показывали. Вчера передали сообщение о митинге, на котором он выступил, но, кроме его фото и диктора советского ТВ в студии, — больше ничего, хотя это и ТВ.) Газеты полны материалов об Афганистане. Заявления, обращения, отклики в печати, объяснения, — разумеется, совершенно противоположные «голосам». <…> 06.01.80 (вс) 21.20. Только что по ТВ впервые показали выступление Бабрака Кармаля. Диктор так и сказал, что телесъёмка проводится впервые. А переворот произошёл ведь 27 декабря. Бабрак Кармаль проговорился: «Спасибо Советскому Союзу за 296

помощь в свержении реакционного режима Хафизуллы Амина». [Хотя до сих пор утверждалось, что «режим Амина был свергнут здоровыми силами в НДПА и Революционном совете», что «оппозиционные Х. Амину силы в ночь с 27 на 28 декабря организовали вооружённое выступление, которое завершилось свержением режима Х. Амина»]. <…> 12.01.80 (сб) 18.30. Сейчас «Голос Америки» передал, что пишут американские журналы об Афганистане. <…> Кармаль Бабрак… в 1978-м после революции объединился с Тараки, стал его замом, но в июле 1978-го был направлен послом в ЧССР (явная опала), вскоре чистка его бывшей фракции, но он отказался вернуться, хотя ему велели (ясно было, чем это могло кончиться), жил в ЧССР и ГДР, участвовал в подготовке сентябрьского переворота, но сам не вернулся. Якобы вернулся в Афганистан лишь с советскими войсками, когда с Амином было покончено. 14.01.80 (пн) <…> Выдержки из выступлений Кармаля Бабрака: 29 декабря. «...Революционный совет ДРА... опираясь на волю... народа Афганистана, на победоносное восстание партии, на поддержку патриотических солдат и офицеров Афганистана, вновь взял государственную власть в свои руки...» 30 декабря. «...Национальный фронт под руководством НДПА с помощью армии взял власть в свои руки...» 4 января. «...изменения, осуществлённые в Афганистане, произведены здоровыми силами нашей партии, нашими национальными вооружёнными силами...» Министр иностранных дел [Афганистана] Ш.[ах] М.[ухаммед] Дост [заявил] в Нью-Йорке: «Утверждение о том, что Советский Cоюз якобы стоит за событиями в Афганистане, — это ложь… Изменения в руководстве были осуществлены самими афганцами». (Только что в передаче «Немецкой волны» [сказали]: Бабрак Кармаль последние несколько месяцев был в Ленинграде и прилетел в Афганистан лишь после казни Амина.) «Правда» (31 декабря): «…Одна из древнейших стран Центральной 297

Азии оставалась до последнего времени одной из самых отсталых... Феодалы вершили суд и расправу над людьми... насаждали мракобесие, опутывали массы кабальной зависимостью, подавляли любую попытку принести искру света во тьму бесправия и произвола... ...В условиях, когда вмешательство извне и террор, развёрнутый Амином внутри страны, создали реальную угрозу демократическому строю, в Афганистане нашлись патриотические силы, которые поднялись против узурпатора. Они, опираясь на поддержку народа, устранили Амина…» «Известия» (1 января): «...Афганский народ и его революционный авангард — НДПА — сумели обезвредить преступников и предателей...» С точки зрения советской стороны, никакой агрессии против соседней Финляндии не было — была лишь помощь «дружественному государству». Вот как выглядела эта «помощь».

298

Бомбардировка Хельсинки сталинскими ублюдками Неуклюжая попытка выдать советскую агрессию за гражданскую войну между «красными» и «белыми» финнами не удалась, и СССР был с позором исключен из Лиги Наций. LEAGUE OF NATIONS' EXPULSION OF THE U.S.S.R., DECEMBER 14, 1939 [League of Nations, Official Journal 1939, p. 506 (Council Resolution); p. 540 (Assembly Resolution.)] RESOLUTION Adopted by the Council of the League of Nations, December 14, 1939 The Council, Having taken cognisance of the resolution adopted by the Assembly on December 14th, 1939, regarding the appeal of the Finnish Government; 1. Associates itself with the condemnation by the Assembly of the action of the Union of Soviet Socialist Republics against the Finnish State; and 299

2. For the reasons set forth in the resolution of the Assembly, in virtue of Article 16, paragraph 4, of the Covenant, finds that, by its act, the Union of Soviet Socialist Republics has placed itself outside the League of Nations. It follows that the Union of Soviet Socialist Republics is no longer a Member of the League. www.ibiblio.org/pha/policy/1939/391214a.html

На это было отвечено трёхэтажным дипломатическим матом:

Последнее решение Лиги Наций Сообшение ТАСС ТАСС уполномочен передать следующую оценку авторитетных советских кругов резолюции Совета Лиги Наций от 14 декабря об «исключении» СССР из Лиги Наций. Совет Лиги Наций принял 14 декабря резолюцию об «исключении» СССР из Лиги Наций с осуждением «действий СССР, направленных против Финляндского государства». По мнению советских кругов, это нелепое решение Лиги Наций вызывает ироническую улыбку и оно способно лишь оскандалить его 300

незадачливых авторов. Следует, прежде всего, подчеркнуть, что правящие круги Англии и Франции, под диктовку которых принята резолюция Совета Лиги Наций, не имеют ни морального, ни формального права говорить об «агрессии» СССР и об осуждении этой «агрессии». Англия и Франция держат в своём подчинении давно уже захваченные ими громадные территории в Азии, в Африке. Они совсем недавно решительно отклонили мирные предложения Германии, клонившиеся к быстрейшему окончанию войны. Они строят свою политику на продолжении войны «до победного конца». Уже эти обстоятельства, изобличающие агрессорскую политику правящих кругов Англии и Франции, должны были бы заставить их быть поскромнее в деле определения агрессии и понять, наконец, что правящие круги Англии и Франции лишили себя и морального и формального лрава говорить о чьей-либо «агрессии» и, тем более, об «агрессии» со стороны СССР. Следует, далее, отметить, что отношения между Советским Союзом и Финляндией урегулированы Договором о взаимопомощи и дружбе, заключённым 2 декабря с. г. между Народным Правительсвом Финляндской Демократической Республики и правительством СССР. Этим договорам полностью обеспечены мирные отношения между СССР и Финляндией и дружественным образом разрешены к удовлетворению обеих сторон, как вопросы обеспечения независимости Финляндии и безопасности Ленинграда, так и вопросы расширения территoрии Финляндии за счет территории СССР путём воссоединения Карельских районов с Финляндией. Как известно, СССР передает по этому договору Финляндии 70 тысяч квадратных километров с населением более 100 тысяч человек в обмен на территорию Финляндии в размере менее 4 тысяч километров с населением около 25 тысяч человек. Если захват чужой территории и насильственное подчинение населения этой территории чужому государству является основным элементом понятия агрессии, то нельзя не признать, что договор СССР с Финляндской республикой свидетельствует не об агрессии, а наоборот — о мирной и дружественной политике СССР в отношении Финляндии, имеющей своею целью обеспечение независимости Финляндии и усиление её мощи путём расширения её территории. <…> Наконец, следует отметить, что Договор о взаимопомощи и дружбе между СССР и Финляндской республикой вполне обеспечивает мир между этими странами. И именно потому, что этот договор обеспечивает мир и дружбу между обеими странами, СССР не ведёт и не заинтересован вести войну с Финляндией. Только прежние, уже обанкротившиеся финляндские правители из 301

клики Маннергейма, не хотят осуществления этого договора и под диктовку третьих держав навязывают Финляндии войну против СССР вопреки действительной воле финляндского народа. Подлинный смысл решения Совета Лиги Наций заключается не в стремлении к миру и не в поддержке финского народа, а в том, чтобы поддержать обанкротившуюся клику Маннергейма против финского народа и, тем самым — разжечь войну, в которую вовлечён финляндский народ вопреки его воле и в силу провокации клики Маннергейма. Таким образом, вместо того, чтобы содействовать прекращению войны между Германией и англофранцузским блоком, в чём, собственно, и должна бы заключаться миссия Лиги Наций, если бы она продолжала оставаться «инструментом мира», нынешний состав Совета Лиги Наций, провозгласив политику поддержки провокаторов войны в Финляндии — клики Маннергейма и Таннера, стал на путь разжигания войны также и на северовостоке Европы. Тем самым, Лига Наций, по милости её нынешних режиссеров, превратилась из кое-какого «инструмента мира», каким она могла быть, в действительный инструмент англо-французского военного блока по поддержке и разжиганию войны в Европе. При такой бесславной эволюции Лиги Наций становится вполне понятным её решение об «исключении» СССР. Господа империалисты, вознамерившиеся превратить Лигу Наций в орудие своих военных интересов, решили придраться к первому попавшемуся поводу, чтобы избавиться от СССР, как единственной силы, способной противостоять их империалистическим махинациям и разоблачить их агрессивную политику. Что же, тем хуже для Лиги Наций и её подорванного авторитета. В конечном счёте СССР может здесь остаться в выигрыше. Во-первых, он избавлен теперь от обязанности нести моральную ответственность за бесславные дела Лиги Наций, при чём ответственность за «оставление СССР вне Лиги Наций» целиком ложится на Лигу Наций и на её англофранцузских режиссеров. Во-вторых, СССР теперь уже не связан с пактом Лиги Наций и будет иметь отныне свободные руки. <…> «Правда», 16 декабря 1939 г. 302

Историк Борис Соколов кратко подвёл итоги сталинского нападения на Финляндию: Борис СОКОЛОВ. ФИННАМ НЕ ОСТАВИЛИ ВЫБОРГА <…> ...потери Красной армии были пропорциональны масштабу боевых действий. В плен попали около 6 тысяч красноармейцев. Что же касается погибших, то в поимённых списках безвозвратных потерь, составленных в Минобороны уже после Великой Отечественной войны, было 131 476 фамилий. Однако… согласно запросам, присланным родственниками погибших в Российский государственный военный архив, примерно 20—25 процентов погибших в этих списках отсутствовали. С учётом этого общее число погибших можно оценить в 170 тыс. погибших. Финны же потеряли 22 830 убитых и умерших от ран и в плену военнослужащих. В плен попали 876 человек, из которых 13 умерли, а 20 остались в СССР. Кроме того, погибли 1029 гражданских лиц. Соотношение потерь, очевидно, было близким к 7,5:1, т. е. было примерно таким же, как соотношение потерь в Великой Отечественной войне. Интересно, как и почему окончилась «зимняя война». Когда Красная Армия наконец в середине февраля 1940 года ценой больших потерь прорвала линию Маннергейма и в начале марта вела ожесточённые бои на улицах Выборга, правительства Англии и Франции всерьёз рассматривали возможность посылки на помощь Финляндии экспедиционного корпуса. В перспективе он также должен был попытаться отрезать Германию от шведской железной руды. Обычно считается, что именно угроза англо-французского вмешательства заставила Сталина заключить компромиссный Московский мир 13 марта, отказавшись от аннексии и оккупации всей Финляндии. Однако оказалось, что причина была в другом. Ещё 27 февраля 1940 года советский ВМФ получил директиву рассматривать в качестве вероятных противников Германию и её союзников. Очевидно, такая же директива была дана и армии. Сталин готовился ударить в спину Гитлеру, когда тот обрушится на Францию, торопился перебросить войска на Запад, а разборку с Финляндией отложил на более поздний срок. По этой же причине срочно расстреляли польских офицеров в Катыни, ведь в случае войны с Германией их пришлось бы освобождать и передавать польскому правительству в Лондоне. Но быстрый крах Франции заставил отложить нападение на 41-й год. Финляндия же, лишившись значительной части территории, всё же сохранила независимость. Зато СССР приобрел ещё одного 303

потенциального врага, который присоединился к Гитлеру в 41-м. <…> www.novayagazeta.ru/articles/2005/05/05/25652-finnam-ne-ostavili-vyborga

После Зимней войны Сталин вынужден был согласиться сам с собой. Сталин. <…> Правильно ли поступило правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной Армии. Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить, безусловно, ибо безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30—35 оборонной промышленности нашей страны и, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны. Прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, — это значит дать довольно серьёзную базу для гражданской войны внутри страны против Советской власти. Вот вам оборонное и политическое значение Ленинграда, как центра промышленного и как второй столицы нашей страны. Вот почему безопасность Ленинграда — есть безопасность нашей страны. Ясно, что коль скоро переговоры мирные с Финляндией не привели к результатам, надо было объявить войну, чтобы при помощи военной силы организовать, утвердить и закрепить безопасность Ленинграда и, стало быть, безопасность нашей страны. СОВЕЩАНИЕ при ЦК ВКП(б) НАЧАЛЬСТВУЮЩЕГО СОСТАВА ПО СБОРУ ОПЫТА БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ ПРОТИВ ФИНЛЯНДИИ 14—17 апреля 1940 года www.rkka.ru/docs/zimn/z7.htm

304

ОПЫТ МНР БЫЛ ПЕРВЫМ Первым опытом создания и военной помощи «дружественному государству» было создание МНР. В начале марта 1921 года кучка монгольских рэволюцьонэров собралась на территории Совдепии и провела так называемый учредительный съезд Монгольской народной партии. Затем было создано «народно-р-революционное правительство», открыто провозгласившее союз с Совдепией. 5 ноября 1921 года между правительством Совдепии и монгольским «народно-р-революционным правительством» было подписано соглашение об установлении добрососедских отношений, для чего монголы смотались в Москву на встречу с «вождём мигового пголетпгиата». В день подписания соглашения, 5 ноября, состоялась встреча В. И. Ленина с монгольской делегацией в Кремле, у него в кабинете. <…> Делегация преподнесла Ленину, по монгольскому обычаю, приветственный хадак — ритуальный длинный шарф, один из буддийских символов. В начале декабря, заключив ещё соглашения о финансовой и военной помощи, делегация отбыла из Москвы в Монголию. Д. А. Овчинников. Монгольские ходоки у Ленина www.proza.ru/2016/11/11/2162

26 ноября 1924 года была провозглашена Монгольская Народная Республика, которая десять лет спустя заключила с Совдепией соглашение, предусматривающее «взаимную поддержку всеми мерами в деле предотвращения и предупреждения угрозы военного нападения, а также оказания друг другу помощи и поддержки в случае нападения какой-либо третьей страны на МНР и СССР». С 1937 года на территории Монголии были развёрнуты части Красной Армии. Следствием «дружественной помощи» стали бои за спорные территории у озера Хасан в 1938 году и на Халхин-Голе в 1939 году. Вот мнения сторон: 305

Монгольско-китайская граница в районе Халхин-Гола до 1939 г. ни разу не демаркировалась. Здесь была пустыня, не представлявшая никакого интереса ни для одной из сторон. Если же иметь в виду, что граница между Внешней Монголией и Маньчжоу-Го была по сути административной, так как МНР считалась формально хотя и автономной, но частью Китая, а образование Маньчжоу-Го считалось незаконным и не было признано государствами, входившими в Лигу Наций, то становится очевидным, что конфликт на Халхин-Голе только внешне выглядел как «пограничное недоразумение», а на самом деле имел глубокий политический смысл. <…> Главная причина этого военного конфликта, думается, состояла в том, что у сторон имелось расхождение в понимании того, где проходит граница. В частности, Япония и Маньчжоу-Го полагали, что река Халха (Халхин-Гол) является границей между МНР и МаньчжоуГо. В свою очередь, СССР и МНР считали, что пограничная линия углублялась на 20—30 км на восток, т. е. граница простиралась с юга на север по гряде холмов Номон-Хан-Бурд-Обо (на территории Маньчжоу-Го). Японская сторона исходила из того, что на российских картах, изданных во времена царской России, река Халха выступала в качестве государственной границы. <…> ХАЛХИН-ГОЛ: ВЗГЛЯД НА СОБЫТИЯ ИЗ XXI ВЕКА

japanstudies.ru/images/books/book-2013-khalkhyn_gol.pdf

В итоге маленькой войнушки Сталин одержал верх: 16 сентября боевые действия на границе были прекращены — и на следующий день «доблестная» Красная Армия сорвавшимся с цепи зверем вслед за Гитлером набросилась на Польшу.

306

«И НА ВРАЖЬЕЙ ЗЕМЛЕ МЫ ВРАГА РАЗГРОМИМ МАЛОЙ КРОВЬЮ, МОГУЧИМ УДАРОМ!» Сталин, затевая союз с Гитлером, конечно, и не думал отказываться от курса на мировое господство и не собирался довольствоваться лишь разделом сфер влияния: не для того большевики в октябре 1917-го власть в России захватывали. Сталину требовалось перенацелить Германию с Советского Союза на «гнилые и ненадёжные западные демократии» и руками Гитлера покончить с ними. После чего и с ослабленной войной Германией справиться несложно будет, малой кровью и на её территории. В июне 1994-го, получив свежий номер «Отечественной истории», прочитал интересную статью историка Мельтюхова, в которой приведены весьма откровенные слова Сталина: 7 сентября 1939 г. в беседе с руководством Коминтерна Сталин, оценивая начавшуюся войну в Европе, заявил, что «война идёт между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т. д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему. …Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались. Пакт о ненападении в некоторой степени помогает Германии. Следующий момент — подталкивать другую сторону». «Отечественная история», 1994, № 3, с. 9

Работая сейчас над темой, нашёл полный вариант сталинских откровений, среди которых меня больше всего заинтересовал пассаж о Польше: Польское государство раньше (в истории) было национальное государство. Поэтому революционеры защищали его против раздела и порабощения. Теперь фашистское государство угнетает украинцев, белорусов и т. д. Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши 307

мы распространили социалистическую систему на новые территории и население.

Запись из дневника Димитрова, генерального секретаря ИККИ, за 7 сент. 1939 г. zhistory.org.ua/nnh926ak.htm

Подготовка к малокровно-заграничной войне была к тому времени в основном завершена: крестьянство уничтожено, а то, что от него осталось, было закрепощено и превращено в бесправных и бессловесных рабов; хорошо отлаженная система ГУЛАГа позволяла всегда иметь под рукой необходимое количество почти дармовой рабочей силы; систематически проводилась «скрупулёзная» кадровая работа: Йоська порешил именно те кадры, которые решали всё, и оставил те, которые не решали ничего, зато не путались под сапогами. А некоторые очень уж под ними путались. Такие, например, как Александр Андреевич Свечин (о нём я впервые в 1991 году в журнале «Родина» прочитал). Свечин практически в одиночку отстаивал идею стратегической обороны, которую считал единственно возможной концепцией будущей войны — в противоположность идее сокрушительной стратегии (идея блитцкрига), господствовавшей в большевистском государстве. Идеологической подпиткой идеи сокрушительной стратегии служило «всепобеждающее» марксистское учение, а практическим обоснованием — недавний, удачный для большевиков, опыт гражданской войны («досадным» исключением явился лишь поход на Варшаву в 1920 году). Наступление, по Свечину, возможно лишь тогда, когда противник выдохнется. Но так как Сталин собирался воевать «малой кровью и на чужой территории», то в 1938 году Свечина не стало. Правда, идеи его были всё-таки использованы во второй половине войны при планировании и проведении крупных операций (сражение на Курской дуге, например). А раз обороняться от врага, тем более стратегически, больше не требовалось, то укрепрайоны на старой госгранице сразу прекратили строить и достраивать, а уже готовые разорили за ненадобностью, потому что укрепрайоны должны были быть уже на новой границе. И аэродромы удобно было тоже так расположить, чтобы взмыл в воздух — и уже над 308

территорией противника (противник настолько противным оказался, что сталинскую шутку достойно оценил и в первый же день войны уничтожил, только по официальным советским данным, около 1200 самолётов, в том числе около 800 было потеряно на земле). Тщательно подготовившись таким образом к давно ожидаемой и столь желанной войне за мировое господство, оставалось только дождаться, когда враг совершит оплошность:

Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде: Мы начеку, мы за врагом следим, — и вперёд, с песней! Мы войны не хотим, но себя защитим, — Оборону крепим мы недаром, — Чужой земли мы не хотим ни пяди, Но и своей вершка не отдадим! И на вражьей земле мы врага разгромим Малой кровью, могучим ударом! С нами Сталин родной, и железной рукой Нас к победе ведёт Ворошилов! Гремя огнём, сверкая блеском стали Пойдут машины в яростный поход, Когда нас в бой пошлёт товарищ Сталин И Ворошилов в бой нас поведёт!

Но Гитлер опередил Сталина и нанёс удар первым, в своём «Воззвании» пространно изложив немецкому народу причины своего решения. <…> …уже во время нашего похода в Польшу, советские власть имущие вдруг потребовали — противно договору — также и Литву. <…> Осенью 1939 г. и весной 1940 г. проявились уже первые последствия. Приступая к военному порабощению не только Финляндии, но также 309

и балтийских государств, Россия вдруг мотивировала эти действия в такой же мере ложным, как и смешным заявлением, что она принуждена защищать эти страны от чужой угрозы, которую она должна предупредить. Под этим могла подразумеваться только Германия. Ибо никакая другая держава не могла ни вторгнуться, ни вести войну в прибалтийских областях. И всё же я должен был молчать. Однако власть имущие в Кремле сейчас же пошли дальше. В то время, как Германия весной 1940 г. оттянула свои военные силы далеко от восточной границы и в большой мере даже вообще очистила эту область от германских войск — в силу так называемого дружеского договора — в это время началось стягивание русских сил в размере, который мог быть истолкован лишь как сознательная угроза Германии. Согласно личному заявлению, данному тогда Молотовым, уже весной 1940 г. в одних балтийских государствах находились 22 русские дивизии. Так как русское правительство всегда утверждало, что его пригласило само население, цель его присутствия там могла быть истолкована только как демонстрация против Германии. В то время, как наши солдаты, начиная с 10 мая 1940 г. сломили франко-британскую мощь на западе, концентрация русских войск на нашем восточном фронте продолжалась, постепенно принимая всё более угрожающие размеры. Начиная с августа 1940 г., в интересах Германии, я не считал более возможным оставлять незащищёнными наши и без того разорённые восточные провинции в виду этой могущественной концентрации большевистских дивизий. <…> Угрожающее выступление России против Румынии должно было также в конечном итоге послужить лишь тому, чтобы захватить в свои руки или же, по крайней мере, уничтожить важную опору не только германской экономической жизни, но и экономической жизни всей Европы. <…> Вопреки нашим принципам и обычаям, уступая настойчивой просьбе тогдашнего румынского правительства, которое было само виновато в таком развитии событий, я дал ему совет уступить настойчивым советским требованиям и отдать Бессарабию в целях сохранения мира. <…> Сегодня круглым числом 160 русских дивизий стоят у нашей границы. <…> psyfactor.org/lib/gogun6.htm

310

Когда-то нам по «истории партии» вскользь упоминали об этих документах, даже не пересказывая содержания. Лишь в июне прошлого года я впервые, по каким-то ссылкам выйдя на них, прочитал тексты. Если «Воззвание» Гитлера — яркий образчик демагогии, то, прочитав «Ноту Министерства иностранных дел Германии», приходится признать, что практически всё в ней изложенное соответствует тому, чем Советская Россия вместе с СССР начали заниматься задолго до прихода нацистов к власти. <…> Враждебная Германии политика советского правительства сопровождалась в военной области всё усиливавшимся сосредоточением всех имеющихся в распоряжении русских военных сил на фронте протяжением от Балтийского до Черного морей. Уже в то время, когда Германия была сильно занята на Западе французской кампанией, и когда на Востоке находились лишь весьма небольшие германские военные силы, советское командование начало систематическую переброску крупных советских частей к восточной границе Германии, при этом с особым сосредоточением около границ Восточной Пруссии и Генерал-губернаторства, а также в Буковине и Бессарабии, вдоль румынской границы. Советские гарнизоны у Финляндии также постоянно усиливались. Дальнейшей мерой в этом смысле была также переброска всё новых войск из восточной Азии и с Кавказа в Европейскую Россию. После заверений советского правительства, что, например, в Прибалтике будет находиться лишь весьма небольшое число войск, в одном лишь этом районе после проведения оккупации имело место всё большее сосредоточение советских сил, сегодня исчисляемое в 22 дивизии. Таким образом, получается картина, указывающая на то, что советские войска всё время продвигались ближе к германской границе, хотя с германской стороны не принималось никаких военных мер, которые могли бы дать какое-либо основание для подобных советских мероприятий. Только такой советский образ действий принудил германскую армию принять свои контрмеры. Затем отдельные отряды советской армии и воздушного флота были продвинуты вперёд и развернуты, а аэродромы вдоль германской границы были заняты сильными отрядами воздушного флота. С начала апреля участились также нарушения границы, и установлены случаи полётов советских самолётов над германской территорией. То же относится, по сообщению румынского, правительства, и к румынским пограничным областям — Буковине, Молдавии и Дунаю. Германское командование с начала этого года неоднократно 311

указывало руководителям внешней политики Германии на эту всё увеличивающуюся угрозу территории Германии со стороны советской армии, подчёркивая при этом, что в основе этих действий могут быть лишь агрессивные намерения. Эти указания командования германской армии будут преданы гласности со всеми относящимися к ним подробностями. Если бы даже могло быть малейшее сомнение в агрессивном характере советского образа действий, сведения, полученные в последние дни Верховным командованием германской армии, окончательно его устранили. После проведения всеобщей мобилизации в СССР в настоящее время против Германии стянуто не менее 160 дивизий. Наблюдения последних дней показывают, что группировка советских войск, особенно моторизованных и танковых частей, произведена таким образом, что советское командование во многих местах имеет возможность в любое время повести наступление на германскую границу. Сведения об усиливающейся разведывательной и патрульной деятельности так же, как и ежедневно поступающие сообщения о столкновениях на границе и стычках между авангардами обеих армий, дополняют картину до крайности напряжённого военного состояния, могущего в любое время дойти до столкновения. <…> Резюмируя вышесказанное, германское правительство имеет сделать следующее заявление: Вопреки всем взятым на себя обязательствам и в грубом противоречии своим торжественным заявлениям, советское правительство заняло позицию против Германии. <…> Оно… сосредоточило все свои военные силы у германской границы с готовностью быстрого нападения. Тем самым советское правительство изменило своим договорам и соглашениям с Германией и нарушило их. <…> Германия не согласна сложа руки смотреть на эти серьёзные угрозы её восточной границе. Поэтому Фюрер теперь дал приказ германской армии выступить против этой угрозы со всеми имеющимися в её распоряжении средствами. Германский народ сознаёт, что в предстоящей борьбе он выступает не только на защиту родины, но что он также призван спасти весь культурный мир от смертельной опасности большевизма и проложить путь к истинному социальному возрождению Европы. Берлин, 21 июня 1941 г. psyfactor.org/lib/gogun7.htm

312

Мысль о наступательной войне усиленно вбивалась в головы не только военных, но и всей страны любыми средствами пропаганды, наиболее действенным из которых было, конечно, кино. Если завтра война, если враг нападёт, Если тёмная сила нагрянет, — Как один человек, весь советский народ За свободную Родину встанет. На земле, в небесах и на море Наш напев и могуч и суров: Если завтра война, Если завтра в поход, — Будь сегодня к походу готов! Мы войны не хотим, но себя защитим, — Оборону крепим мы недаром, — И на вражьей земле мы врага разгромим Малой кровью, могучим ударом! В целом мире нигде нету силы такой, Чтобы нашу страну сокрушила, — С нами Сталин родной, и железной рукой Нас к победе ведёт Ворошилов! «Если завтра война»: песня из одноимённого кинофильма слова В. Лебедева Кумача, муз. Дан. и Дм. Покрасс. 1938 www.sovmusic.ru/text.php?fname=zavvoina www.youtube.com/watch?v=xyd09QaCtsQ

Эта песня, сляпанная в 1938 году братьями Покрасс вкупе с Лебедевым-Красным по заказу Ворошилова, дала название кинофильму, который сыграл со страной жестокую и злую шутку, словно ведомством Геббельса был сотворён. Клим Ворошилов пообещал «победить врага, если он осмелится на нас напасть, малой кровью, с затратой минимальных средств и возможно меньшего количества жизней наших славных братьев». из речи на I Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 г. 313

Ворошилов К. Е. Статьи и речи. — М., 1937, с. 641

Если враг нападёт на Советскую Украину, на Советскую Белоруссию или на другую часть Союза, мы не только не пустим врага в пределы нашей родины, но будем его бить на той территории, откуда он пришёл. …если противник появится, бить его обязательно на его территории. из речи на митинге в Киеве 16 сентября 1936 г. Ворошилов К. Е. Статьи и речи. — М., 1937, с. 656 e-libra.ru/read/190410-citaty-iz-russkoy-istorii-ot-prizvaniya-varyagov-do-nashih-dney-spravochnik.html

Эти утверждения Ворошилова вошли в проект нового — 1939 года — Полевого устава, который, однако из-за начавшейся войны так и не удалось утвердить — и бахвальство Ворошилова отпало само собой.

314

315

На всякое нападение врага Союз Советских Социалистических Республик ответит сокрушающим ударом всей мощи своих вооружённых сил. <…> Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий. Войну мы будем вести наступательно, с самой решительной целью полного разгрома противника на его же территории. <…> В любых условиях и во всех случаях мощные удары Красной Армии должны вести к полному уничтожению врага и быстрому достижению решительной победы малой кровью. rkka.ru/docs/real/pu39/1.htm

Российский историк Пётр Хмелинский в своём исследовании «Навстречу смерчу» пишет о том, как Сталин с Ворошиловым собирались громить врага на его территории малой кровью и сокрушительным ударом. В 1924 году общепризнанной считалась истина, что Красной Армии как боеспособной силы не существует. В 1927 году Ворошилов заявлял, что «вопросам подготовки государства к обороне мы стали придавать актуальное значение только с весны текущего года». У него уже появились оптимистичные нотки: «В случае войны мы сможем развернуть оборону на своей промышленной базе». Но ни Ворошилов, ни кто другой не заикается о нашем превосходстве, непременной победе и т. д. В 1931 году Сталин заявил, что нам нужно за 10 лет пробежать путь длиною в 100 лет, иначе нас сомнут. Значит, самооценка оставалась трезвой и не слишком высокой. Но затем, с ростом вооружённости происходит разительная перемена в настроении руководства. В 1936 году Ворошилов объявляет: «Теперь, когда наши силы удесятерились, мы вовсе и не ставим вопрос, победим ли мы врага или нет. Победим безусловно. Сейчас не в этом уже дело. Сейчас вопрос ставится так: какой ценой, какими усилиями, какими жертвами мы победим? Я лично думаю, — так думает т. Сталин, так думает т. Орджоникидзе, так думает весь наш ЦК и правительство, — что мы должны победить врага, если он осмелится на нас напасть, малой кровью, с затратой минимальных средств». <…> Одновременно с заявлением Ворошилова о нашей готовности к 316

отпору врагу в конце 1936 года на советского человека хлынул поток фильмов, романов, пьес о будущей войне. Историки обычно упоминают два таких произведения из большого их количества: фильм «Если завтра война», роман Шпанова «Первый удар». Но в 1939 году, например, «оборонные» фильмы составили четверть всех выпущенных на экраны: шесть из двадцати четырёх. Вот газета «Кино» пересказывает забытый ныне оборонный фильм «Война начинается»: «Мощное соединение вражеских танков пересекло советскую границу. Враги уже готовятся торжествовать победу... Но ещё мгновение, и танки взрываются на минных полях. В бой вступают самолёты. Двое советских отважных лётчиков попадают на вражескую территорию. Проявляя смелость и находчивость, умело маскируясь, они проникают в секретный укреплённый вражеский район и сообщают о его расположении красному командованию. Враги подвергаются беспощадному разгрому». Как известно, Сталин смотрел все кинокартины, выпускающиеся в Советском Союзе. Он очень любил кино... Один из деятелей распущенной в 1932 году Ассоциации пролетарских писателей — Киршон — успел, прежде чем погибнуть с клеймом врага, опубликовать фантастическую пьесу «Большой день» — о войне с фашистской Германией. В начале 1937 года это была пьеса номер один. Она шла в 68 городах страны, тогда как «Любовь Яровая» и «Отелло» — в 27 городах, а «Гроза» Островского — в 22 городах. <…> Руководитель Союза писателей В. Ставский на совещании оборонных писателей зимой 1937 года говорил о военнофантастическом романе Павленко: «Это прекрасная работа... Он берёт тему войны на границах нашего Союза и на территории врага, куда мы перенесём эту войну тотчас, как враг нападёт на нас, как об этом ярко, красочно записано в новом Полевом Уставе РККА». <…> …с вызывающей торжественностью было отмечено 20-летие изгнания немецких захватчиков с Украины в 1918 году. В передовой статье «Красная звезда» писала: «В тот же миг, когда фашисты посмеют нас тронуть, Красная Армия перейдёт границы вражеской страны... Наша оборона — это наступление. Красная Армия ни единого часа не останется на рубежах, она не станет топтаться на месте, а стальной лавиной ринется на территорию поджигателей войны... Империалистический зверь будет сокрушён в своём логове, и сокрушён так, что уже больше подняться не сможет». В том же номере майор-орденоносец А. Осадчий подтверждал: «Советскую границу врагу перейти не удастся, ибо при первой его агрессивной попытке наша Красная Армия опередит его. Мы перейдём границу врага и вот там, на его же территории, будем его беспощадно громить... Мы не будем ждать его удара, а сами со всей 317

силой нашего могущества первыми нанесём врагу сокрушительный удар на его же территории. Наши танки помчатся по вражеской земле... Наши самолёты зареют над его территорией». На следующей странице выступает В. Агуреев: «Если фашистские громилы, спровоцировав очередной «инцидент» на границе, начнут войну с СССР... с советских авиабаз поднимутся тысячи бомбардировщиков и беспощадно сотрут с лица земли тех, кто затеет войну». Хмелинский П. В. Навстречу смерчу. militera.lib.ru/research/hmelinsky/06.html

Очень интересно и подробно описывает ситуацию перехода от антинацистской пропаганды и политики шапкозакидательства к пропаганде «великой дружбы» историк Владимир Невежин в своей книге «Если завтра в поход...». Во второй половине 1930-х гг. в советской пропаганде стала преобладающей установка о грядущей войне как о войне на чужой территории, о возможности лёгкой победы в ней «малой кровью», о перспективах вооружённого столкновения с германской армией. Последняя выступала в качестве военного противника Советского Союза (правда, в гипотетических ситуациях) в известной повести Н. Н. Шпанова «Первый удар», а также в киноленте «Если завтра война». В полном соответствии с господствовавшими пропагандистскими установками по воле Шпанова «вторгшиеся» на советскую территорию немцы были «отброшены» и «разгромлены» всего за 11 часов боевых действий! Фильм «Если завтра война» особенно нравился Сталину, причем он старался при случае продемонстрировать его своим зарубежным гостям. Советскими поэтами внедрялась в общественное сознание мысль о том, что немцы являлись противниками в прошлом и, скорее всего, именно они станут таковыми в ближайшем будущем. Особенно характерно в этом отношении творчество В. И. Лебедева-Кумача. В 1938 г. он издал книгу стихов, в которую были включены и слова из ставшей весьма популярной песни «Нас не трогай» к кинофильму «Митько Лелюк» «Украинфильм». В песне, в частности, имелся следующий куплет: Угощаем мы гостей незваных Острой саблей и свинцом, — Били немца, били пана 318

И других, коль надо, разобьём! Нашей лавы, лавы молодецкой Не унять и не отбить, Не отнять земли Советской, Богатырской силы не сломить! Нету силы панской и немецкой, Чтобы нас остановить! В стихотворении В. И. Лебедева-Кумача «Не скосить нас саблей острой» встречались такие строки: И на ворогов грозною тучей Налетел украинский казак. Порассыпались немцы и паны, Гайдамацкий рассеялся сброд... Пусть приходят фашистские гости, Путь идут, коли жизнь не мила!.. То не стаи вороньи слетались Под ракитою пир пировать, — Гайдамаки и немцы пытались Нашу землю на части порвать. А в песне «Родные братья» («Железнодорожная оборонная»)» совершенно недвусмысленно декларировалось: С Красной Армией мы дружим, Вместе Родине мы служим, И, когда ударит гром, Вместе бой дадут фашистам Пулемётчик с машинистом В бронепоезде одном! Чехословацкий кризис сентября 1938 г. чуть было не привёл к открытому «бою с фашистами». Но когда опасность миновала, связанные с ним события послужили одним из поводов для активизации антинацистской политико-идеологической кампании. В войсковых частях РККА, расположенных в приграничных военных округах, развернулась антифашистская пропаганда. Результаты её не замедлили сказаться. Красноармейцы выражали готовность «стереть с лица земли фашистских гадов», «разгромить фашистскую сволочь». <…> Буквально с первого дня действия пакта [Молотова—Риббентропа] в Советском Союзе развернулась новая политико-идеологическая 319

кампания, содержание которой было совершенно иным, чем предшествующей, имевшей антифашистскую направленность. Теперь следовало внедрить в общественное сознание, что СССР и нацистская Германия не являются противниками, а посему следует немедленно избавляться от всякого рода «фобий» в отношении Третьего рейха, его фюрера и самих немцев. Уже 24 августа в передовой статье газеты «Правда» отмечалось, что различия в идеологии и политических системах государств, заключивших этот договор, не должны и не могут служить препятствием для установления добрососедских отношений между ними. «Дружба народов СССР и Германии, загнанная в тупик стараниями врагов... — подчёркивалось в статье, — отныне должна получить необходимые условия для своего развития и расцвета». Спустя неделю, выступая на внеочередной сессии Верховного Совета СССР (31 августа 1939 г.), В. М. Молотов почти слово в слово повторил этот же тезис. Он прозрачно намекнул на необходимость свертывания антифашистской и антигерманской пропаганды, подчеркнув, что в СССР некоторые «близорукие люди» увлекались «упрощённой антифашистской агитацией». В выступлениях Молотова были «озвучены» основные указания по перестройке советской пропаганды, начавшейся после пакта о ненападении от 23 августа 1939 г. Теперь следовало отказаться от прежних антифашистских установок и открытой пропагандистской кампании против нацистов. Между тем сообщение о заключении пакта Риббентропа — Молотова вызвало настоящий шок в общественном сознании. Прежде всего появилась масса противоречивых оценок в среде личного состава Красной Армии. Годы антифашистской пропаганды не прошли для большинства красноармейцев и командиров даром, и в их высказываниях, зафиксированных органами НКВД, преимущественно содержалось отрицательное отношение к тому, что СССР пошёл на сближение с нацистской Германией. «Дружественные» излияния, делавшиеся от имени всего советского народа, вызывали раздражение и недоумение. На политзанятиях высказывалось сомнение: «Не противоречит ли договор [о ненападении] с Германией учению Ленина?» Объявленная «дружба» с ней казалась необъяснимой и малопонятной. Нападение Германии на Польшу вызвало тревогу и критический настрой в отношении пакта от 23 августа 1939 г. Так, младший командир стрелковой роты Калининского военного округа Семёнов считал, что «Советский Союз дал возможность начать вторую империалистическую войну. Если бы не заключили с Германией договора, она бы побоялась начинать войну с Польшей, а теперь Гитлер осуществляет свои планы». 320

Среди представителей командного состава Красной Армии, причастных к пропагандистской деятельности, царило полное недоумение. Характерными были следующие признания: «...вообще не знаешь, что писать и как писать, нас раньше воспитывали в антифашистском духе, а сейчас наоборот», или: «Агитацию и пропаганду против фашизма нельзя проводить, т. к. наше правительство не видит никаких разногласий с фашизмом». На вопрос «что писать и как писать» дал тогда исчерпывающий ответ сам Сталин. Он резко пресёк попытки редколлегии газеты «Красная звезда» помещать информацию о Германии, отличавшуюся от новой официальной точки зрения, и в разговоре с Л. З. Мехлисом обязал немедленно прекратить публикацию материалов с критикой фашизма. Стало распространяться убеждение, что вообще «с Германией воевать не придётся». С теми, кто придерживался противоположной точки зрения, проводилась разъяснительная работа, как требовали того ЦК ВКП(б) и ПУРККА, после чего последние «осознавали свои заблуждения». <…> По сообщению корреспондента американской газеты «Нью-Йорк таймс», в Москве был прекращён показ антинацистских фильмов «Профессор Мамлок» и «Семья Оппенгейм», а также киноленты «Александр Невский», а в Театре им. Вахтангова — спектакля по пьесе А. Толстого «Путь к победе» (о германской интервенции в годы Гражданской войны). Особенно болезненно восприняли известие о пакте Молотова— Риббентропа представители интеллигенции, воспитанные (и воспитывавших других) в антифашистском духе. Ведь свежи были в памяти негативные характеристики нацистской партии, данные в «Кратком курсе истории ВКП(б)», а кроме того, определения Германии как крайне агрессивной страны, присущие советской пропаганде. 24 августа Л. В. Шапорина, жена композитора Ю. А. Шапорина, записала в дневнике, ссылаясь на упоминание советских газет о «стараниях врагов», загнавших «в тупик» дружбу «народов СССР и Германии»: «Кто эти враги? А ещё теплые тела убитых (немцами. — В. Н.) в Испании, Чехословакии?.. Я не могу — меня переполняет такая невероятная злоба, ненависть, презрение...». В те же дни в Ленинграде на курсах агитаторов докладчикам задавались вопросы, ответы на которые было найти весьма затруднительно: «Как могло получиться, что основной очаг войны, центр агрессии (имелась в виду Германия. — В. Н.) и вдруг заключает договор о ненападении. Как будет реагировать рабочий класс Германии, если мы заключим договор о ненападении с фашистским правительством?» На этот и другие подобного рода вопросы давались разъяснения, далеко не исчерпывавшие существа дела. 321

Между тем в разговорах и беседах проявлялось явное недоверие к официальной пропаганде, поскольку привычные антифашистские установки были без всяких объяснений отвергнуты. Так, коммерческий директор фабрики «Скороход» (Ленинград) говорил: «Мы люди пожилые и привыкли при советской власти к очень многому. Мы научились ничему не удивляться. Но молодёжь не только удивляется, но и возмущается. В демонстрации дружбы с погромщиками (нацистами. — В. Н.) она видит просто измену со стороны руководства партии. Молодежь учили ненавидеть фашизм, и вдруг Сталин встал рядом с погромщиками». Поддерживая собеседника, мастер той же фабрики заявил, что «советская власть часто убеждала народ вместе с нею бранить то, что вчера единодушно возносилось до небес, и наоборот, но то, что опубликовано 24 августа (1939 г. — В. Н.), — это уже выходит за пределы доступного понимания. Вы всмотритесь в фотографию — у немцев торжествующий вид, а у Сталина и Молотова заискивающий». <…> Не случайно один из агитаторов, избравший псевдоним «Земляк», под впечатлением от пакта о ненападении с Германией от 23 августа 1939 г. направил письмо А. А. Жданову. В письме, в частности, обращалось внимание на противоречие между прежними сталинскими установками, данными на XVIII съезде ВКП(б) (март 1939 г.) и в других выступлениях вождя, подхваченных большевистской пропагандой, и новыми, непонятными для «низов» веяниями в отношении Германии и её режима. «Земляк» напомнил слова Сталина на XVIII съезде о германских завоевательных устремлениях, а также о сталинской характеристике Германии как одной из самых агрессивных стран. Анонимный ждановский корреспондент язвительно подчеркивал: теперь, т. е. после подписания договора от 23 августа 1939 г., «видите ли, поджигатели войны в Европе — Англия и Франция», а германский народ якобы «традиционно с нами связан». В данном случае прямо декларировалось недоумение по поводу газетных публикаций, инспирированных выступлениями В. М. Молотова 31 августа. В письме «Земляка» содержался риторический вопрос: «...как нам, работникам мест, отвечать (вернее, лгать) рабочим и колхозникам? Ответа не находим». <…> Аналогия между Брестским миром и советско-германским соглашением от 23 августа 1939 г., вероятно, была инициирована «сверху» (скорее всего, самим Сталиным). Она встречается, например, и в сделанных «по горячим следам» событий дневниковых записях В. В. Вишневского за сентябрь 1939 г., и в воспоминаниях К. М. Симонова, датированных более поздним временем, мартом 1979 г. Однако в дневнике Л. В. Шапориной эта аналогия интерпретируется 322

совершенно иначе, чем у обоих названных писателей. 24 августа Шапорина записала: «Пакт о ненападении с Гитлером, с Германией. Какое ненападение? Что, немцы испугались, что мы на них нападём?» И далее: «Вероятно, пойдёт в Германию всё сырьё, нефть, уголь и прочее. Мы навоз, удобрили благородную германскую почву. Руки Гитлера развязаны. Польша последует за Чехословакией. Угроза Франции, нашей второй Родине... вторичный уже Московский Брестский мир с Германией... Да, дожили. Торжество коммунизма! Урок всем векам и народам, куда приводит «рабоче-крестьянское» правительство. По-моему, всякий честный коммунист и революционер должен бы сейчас пустить себе пулю в лоб». <…> Писатель В. Кондратьев вспоминал спустя десятилетия о событиях 1939 г.: «Мы вообще тогда ничегошеньки не знали. Хотя нутром чувствовали: что-то с этим пактом и с Германией не так и не то». Судя по воспоминаниям другого очевидца событий, реакция на подписание советско-германского договора среди молодёжи, комсомольцев «была бурной и отрицательной». Поскольку нельзя было «вслух на митинге или собрании» осудить этот шаг сталинского руководства, в «неофициальных разговорах» молодые люди, «с молоком матери впитавшие антифашизм и стремление к «мировой революции», неизменно затрагивали вопрос об ошибочности соглашения с нацистской Германией. «Недопонимание» обстоятельств, приведших к советскогерманскому сближению, неспособность агитаторов и пропагандистов доходчиво объяснить смысл происходившего заставляли официальные власти квалифицировать «толкования» некоторых людей на сей счёт как «антисоветские». По сведениям УНКВД Ленинградской области, некий инженер-химик не без иронии заявил в приватной беседе: «...как же теперь наши историки будут себя чувствовать, ведь они кричали о псах-рыцарях, о ледовом побоище, об Александре Невском и т. д., а теперь придется кричать о столетней и даже столетиях дружбы (с Германией. — В. Н.). Ведь если бы года два назад об этом заговорили, то в лучшем случае бы посадили, а то и вовсе расстреляли». В те же дни В. И. Вернадский записывал в дневнике свои впечатления от прочтения вышедшей в свет буквально накануне пакта о ненападении с Германией книги «Против фашистской фальсификации истории». Эта книга была подготовлена Институтом истории АН СССР при участии видных советских ученых Е. А. Косминского, С. Д. Сказкина и других. В книгу включили и статью Е. В. Тарле «Восточное пространство и фашистская геополитика». Вернадский заметил по этому поводу: «Тарле пересолил». Понятно, что цензура не могла пройти мимо рукописей Е. В. Тарле. В Ленинграде был изъят подготовленный для журнала 323

«Литературный современник» (1939. № 7—8) готовый оттиск статьи историка «Фашистская фальсификация исторической науки в Германии». Цензор остановил свой взор на следующем пассаже, содержавшемся в упомянутой статье: «Шкурный, животный националистический эгоизм, который сейчас возведён фашистами в перл создания, уже успел сделать совсем невозможным существование у них не только исторической науки, но и всех вообще гуманитарных, общественных наук». Кроме того, красный цензорский карандаш прошёлся по всем формулировкам, которые касались экспансионистской политики Германии, завоеваний в прошлом земель на Востоке, а также содержавшим негативные оценки нацистских бонз (Гитлера, Геббельса и других). Цензор направил в редакцию журнала «Литературный современник» записку, в которой распорядился запретить публикацию этой статьи. После подписания пакта Молотова—Риббентропа даже в центральном печатном органе ЦК ВКП(б) — журнале «Большевик» — цензоры заставили исправить часть тиража из-за «неверного» освещения отношений между Германией и СССР. За резкую критику фашизма были изъяты из обращения книги лидера германских коммунистов Э. Тельмана «Боевые речи и статьи» (1935 г.), С. Вишнёва «Как вооружались фашистские поджигатели войны» (1939 г.), и др., поскольку нацисты и фюрер характеризовались в них «как террористы и бандиты». Политическое чутьё цензоров Главлита было настолько совершенным, что буквально с первых дней после подписания пакта Молотова—Риббентропа и «объявления» В. М. Молотовым начавшейся «дружественной эры» в отношениях с Германией они принялись выискивать в рукописных и уже опубликованных литературных произведениях всё то, что противоречило новой «политической установке» большевистского руководства. Цензорам удалось даже в сборнике статей по теме... религиозной пропаганды на одной из страниц обнаружить «противоречивший отношениям с Германией» текст. Естественно, этот текст был немедленно исправлен, а вышеупомянутый сборник вышел в свет с купюрами. В других случаях представители Главлита действовали менее дотошно. Например, ими была уничтожена вся англо-французская литература, содержавшая критику пакта Риббентропа — Молотова. Как ни парадоксально, в опубликованном в 1939 г. сборнике «Труды Ленинградской конференции по типизации технологических процессов» опытному цензору удалось обнаружить выдержку «с резкими возражениями (sic! — В. Н.) против фашизма». А в качестве примера был приведён следующий пассаж, выявленный в одной из статей, включённых в этот сборник: «В то время, когда разъярённый фашизм уничтожает достижения науки и техники и ведёт свои страны к ужасам средневековья...». Естественно, эта выдержка была «снята» 324

цензором. 28 сентября имперский министр иностранных дел Германии И. фон Риббентроп вновь прибыл в Москву, где после его переговоров со Сталиным и В. М. Молотовым был подписан советско-германский договор о дружбе и границе. После подписания этого договора цензоры стали ещё бдительнее следить за тем, чтобы печатные материалы, выходившие в свет в СССР, «не омрачили» «дружбу» с Германией. 10 февраля 1940 г. начальник Главлита Н. Г. Садчиков направил заместителю начальника УПА ЦК ВКП(б) список книг, подлежавших изъятию из продажи и из библиотек. В нём, в частности, была упомянута книга Н. Корнева «Третья империя в лицах», выпущенная издательством «Художественная литература» в 1937 г. Цензура посчитала, что автор книги «очень остро» писал «об изуверстве германского фашизма» и непрочности той социальной базы, на которой он держался. Вывод руководства Главлита был однозначен: «В условиях настоящего времени описываемое содержание книги не соответствует нашей внешней политике». «Плохо говорится о Гитлере...» — так оценила цензура книгу Э. Отвальта «Путь Гитлера к власти», выпущенную издательством «Соцэкгиз» в 1933 г. В ней же был обнаружен ряд формулировок, которые после заключения СССР договора о дружбе и границе с Германией рассматривались как «нежелательные». И в качестве примера цензор привёл следующий абзац: «Теперь фашизм торжествует. Он справляет кровавые оргии по всей стране (Германии. — В. Н.), истребляя коммунизм». Просматривая справку о содержании учебных программ по экономической географии ЛГУ, а также по новой истории Ленинградского политико-просветительного института им. Н. К. Крупской, сотрудники Ленгорлита обнаружили, что Германия рассматривалась в них как главный виновник развязывания Первой мировой войны. Заведующему кафедрой экономической географии было указано цензором «на безответственное отношение (sic! — B. H.) к составлению программ» и предложено их немедленно «изъять». 11 июня 1940 г. заместитель председателя СНК СССР, первый заместитель наркома иностранных дел А. Я. Вышинский сообщил своему шефу В. М. Молотову, что присутствовал на «закрытом спектакле» — опере «Семен Катко» С. С. Прокофьева в Театре им. К. С. Станиславского. Вышинский посчитал целесообразным внести изменения в либретто оперы, «устранив эпизоды с австрогерманскими оккупантами». Естественно, композитору Прокофьеву не оставалось ничего иного, как согласиться «с этим предложением». В октябре 1940 г. начальник Главлита Н. Г. Садчиков сообщал в УПА ЦК ВКП(б), что среди прочих изъятых по цензурным соображения книг был списан «в макулатуру книжной сети» песенный сборник 325

поэта В. И. Лебедева-Кумача «Москва майская», изданный Музыкальным издательством в 1937 г. Причина была проста: наличие в тексте опубликованной в сборнике песни «Нас не трогай» «нескольких абзацев антигерманского характера» (они приводились нами выше). Вообще, В. И. Лебедеву-Кумачу основательно «досталось» от цензоров. Следы их вмешательства можно обнаружить, если сравнить содержание упомянутого поэтического сборника, опубликованного в 1938 г., т. е. до пакта Молотова—Риббентропа, с книгой стихов, вышедшей в свет уже после подписания этого пакта и договора о дружбе и границе с Германией. В новой книге вместо «немцев и панов», которых лихие красноармейцы разбили «в пух и прах», «остались»... одни паны (поляки); соответственно, «силы немецкой» уже нет и в помине в подцензурном сборнике 1940 г., а место «фашистских гостей» заняли просто «незваные гости». После подписания пакта Молотова—Риббентропа стали немедленно пресекаться любые попытки отражения в художественных произведениях тематики, связанной даже с гипотетическим вооружённым столкновением между СССР и Германией. <…> …политический выигрыш от договоренностей с Германией 1939 г. омрачался идеологическими издержками и противоречиями. Официальные установки, которые периодически «озвучивались» в речах В. М. Молотова, не оставляли надежды на их сглаживание. Нацеливание пропаганды на культивирование «дружбы» с нацистским Третьим рейхом после нескольких лет интенсивной антинацистской кампании, происходившей на фоне усиливающейся агрессивности Гитлера в Европе, вызывало недоумение и раздражение в обществе. Литературные произведения, периодическая печать, театральные постановки, кинопрокат были «освобождены» от тематики, связанной с возможным военным конфликтом между СССР и Германией. В советской пропаганде (и это отразилось в общественном сознании) стали появляться упоминания об успехах германского оружия. То, что из тактических соображений она была настроена на обеспечение лозунга о «расцвете дружбы» с Германией, вводило в заблуждение и воспринималось как своеобразное «отклонение» от прежней антифашистской направленности. Нелегкие времена наступили для тех, кто был задействован в пропагандистских структурах. Им приходилось проявлять особое политическое чутье во избежание недопустимых «отклонений» от официально провозглашенной линии на сближение с «заклятыми друзьями». Невежин В. А. «Если завтра в поход...». militera.lib.ru/research/nevezhin_va/03.html 326

К оборонительной войне не только не готовились — за одни разговоры об этом с ходу расстреливали (в лучшем случае большой срок давали). Тов. Сталин собирался начать войну чуть позже — но не позднее 1942-го: сначала надо было сначала перевооружится (новая техника: самолёты, танки, артиллерия — только начала поступать в войска), новые полевые аэродромы на территории оккупированной в 1939-м Польши построить (НКВД, который этим занимался, все самолёты в одну кучу бездарно составил — и немцы в первый же день сотни прямо на земле, не дав им — с помощью НКВД — взлететь, в щепки их разбомбили). Тов. Гитлер всего-навсего опередил своего товарища по дружбе и сотрудничеству. Вскоре после нападения «друга Ади» на страну Сталин пытался договориться с ним о новом Брестском мире. Из объяснительной записки П. А. Судоплатова в Совет Министров СССР 07.08.1953

Совершенно секретно

Докладываю о следующем известном мне факте. Через несколько дней после вероломного нападения фашистской Германии на СССР, примерно числа 25—27 июня 1941 года, я был вызван в служебный кабинет бывшего тогда народного комиссара внутренних дел СССР Берия. Берия сказал мне, что есть решение Советского правительства, согласно которому необходимо неофициальным путём выяснить, на каких условиях Германия согласится прекратить войну против СССР и приостановит наступление немецко-фашистских войск. Берия объяснил мне, что это решение Советского правительства имеет целью создать условия, позволяющие Советскому правительству сманеврировать и выиграть время для собирания сил. В этой связи Берия приказал мне встретиться с болгарским послом в СССР Стаменовым, который, по сведениям НКВД СССР, имел связи с немцами и был им хорошо известен. […]. Берия приказал мне поставить в беседе со Стаменовым четыре вопроса. Вопросы эти Берия перечислял, глядя в свою записную книжку, и они сводились к следующему: 1. Почему Германия, нарушив пакт о ненападении, начала войну против СССР; 327

2. Что Германию устроило бы, на каких условиях Германия согласна прекратить войну, что нужно для прекращения войны; 3. Устроит ли немцев передача Германии таких советских земель, как Прибалтика, Украина, Бессарабия, Буковина, Карельский перешеек; 4. Если нет, то на какие территории Германия дополнительно претендует. Берия приказал мне, чтобы разговор со Стаменовым я вёл не от имени Советского правительства, а поставил эти вопросы в процессе беседы на тему о создавшейся военной и политической обстановке и выяснил также мнение Стаменова по существу этих четырёх вопросов. Берия сказал, что смысл моего разговора со Стаменовым заключается в том, чтобы Стаменов хорошо запомнил эти четыре вопроса. Берия при этом выразил уверенность, что Стаменов сам довёдет эти вопросы до сведения Германии. Берия проинструктировал меня также и по поводу порядка организации встречи. Встреча должна была по указанию Берия состояться в ресторане «Арагви» в Москве за столиком, заранее подготовленном в общем зале ресторана. Все эти указания я получил от Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР. После этого я ушёл к себе готовиться к встрече. Вечером этого же дня, примерно часов в 19, дежурный секретарь наркома передал мне приказание отправиться на городскую квартиру Берия. Я подъехал к дому, в котором проживал Берия, однако в квартиру допущен не был. Берия, прогуливаясь вместе со мной по тротуару вдоль дома, в котором он жил, заглядывая в свою записную книжку, снова повторил мне четыре вопроса, которые я должен был по его приказанию задать Стаменову. Берия напомнил мне о своём приказании: задавать эти вопросы не прямо, а в беседе на тему о создавшейся военной и политической обстановке. Второй раз здесь же Берия выразил уверенность в том, что Стаменов как человек, связанный с немцами, сообщит о заданных ему вопросах в Германию. Берия и днём и на этот раз строжайше предупредил меня, что об этом поручении Советского правительства я нигде, никому и никогда не должен говорить, иначе я и моя семья будут уничтожены. Берия дал указание проследить по линии дешифровальной службы, в каком виде Стаменов пошлёт сообщение по этим вопросам за границу. Со Стаменовым у меня была договорённость, позволяющая вызвать его на встречу. На другой день, в соответствии с полученными от Берия указаниями, я позвонил в болгарское посольство, попросил к 328

аппарату Стаменова и условился с ним о встрече у зала Чайковского на площади Маяковского. Встретив Стаменова, я пригласил его в машину и увёз в ресторан «Арагви». В «Арагви», в общем зале, за отдельным столиком, как это было предусмотрено инструкциями Берия, состоялся мой разговор со Стаменовым. Разговор начался по существу создавшейся к тому времени военной и политической обстановки. Я расспрашивал Стаменова об отношении болгар к вторжению немцев в СССР, о возможной позиции в этой связи Франции, Англии и США и в процессе беседы, когда мы коснулись темы вероломного нарушения немцами пакта о ненападении, заключённого Германией с СССР, я поставил перед Стаменовым указанные выше четыре вопроса. Всё, что я говорил, Стаменов слушал внимательно, но своего мнения по поводу этих четырёх вопросов не высказывал. Стаменов старался держать себя как человек, убеждённый в поражении Германии в этой войне. Быстрому продвижению немцев в первые дни войны он большого значения не придавал. Основные его высказывания сводились к тому, что силы СССР, безусловно, превосходят силы Германии и, что если даже немцы займут первое время значительные территории СССР и, может быть, даже дойдут до Волги, Германия всё равно в дальнейшем потерпит поражение и будет разбита. После встречи со Стаменовым я немедленно, в тот же вечер, доложил о её результатах бывшему тогда наркому Берия в его служебном кабинете в здании НКВД СССР. Во время моего доклада Берия сделал какие-то записи в своей записной книжке, затем вызвал при мне машину и, сказав дежурному, что едет в ЦК, уехал. Больше я со Стаменовым на темы, затронутые в четырёх вопросах, не беседовал и вообще с ним больше не встречался. Некоторое время продолжалось наблюдение за шифрованной перепиской Стаменова. Результатов это не дало. Однако это не исключает, что Стаменов мог сообщить об этой беседе через дипломатическую почту или дипломатическую связь тех посольств и миссий, страны которых к тому времени ещё не участвовали в войне. Больше никаких указаний, связанных с этим делом или с использованием Стаменова, я не получал. Встречался ли лично Берия со Стаменовым, мне неизвестно. Мне организация подобной встречи не поручалась. [...] Выполняя в июне 1941 года приказание бывшего тогда наркома Берия в отношении разговора со Стаменовым, я был твёрдо убеждён и исходил из того, что выполняю тем самым указание партии и правительства. Сейчас, после беседы, проведённой со мной в Президиуме ЦК КПСС, 329

и полученных разъяснений, что никакого решения Советского правительства, о котором говорил Берия, нет и не было, для меня совершенно ясно, что Берия обманул меня, видимо, хорошо зная, что я без прямых указаний правительства подобных разговоров ни с кем вести не буду. Да и мыслей подобного рода у меня возникнуть не могло. Ныне в свете фактов изменнической и предательской деятельности, вскрытых ЦК КПСС, совершенно очевидно, что Берия, тщательно маскируясь, ещё тогда, в 1941 году, в самое тяжёлое время для страны, стал на путь измены и пытался за спиной Советского правительства вступить в сговор с немецко-фашистскими захватчиками, стал на путь помощи врагу в расчленении СССР и порабощении советского народа немецко-фашистской Германией¹. П. Судоплатов

¹ Сообщение П. А. Судоплатова является одним из немногих (если не единственным) документальных свидетельств о попытках советского руководства прощупать возможность быстрого и мирного завершения разразившегося 22.6.41 вооружённого конфликта. Как явствует из ряда документов периода, непосредственно предшествовавшего войне, И. В. Сталин и В. М. Молотов вели «большую игру», предполагая, что с немецкой стороны будут предъявлены Советскому Союзу некие претензии. Ф. Гальдер 20 июня 1941 г. записал в дневнике, что «Молотов хотел 18.6. говорить с фюрером». (См. КТВ Halder. Bd. — ll. S. 458). Имеется свидетельство Ф. Шуленбурга по поводу того, что ему перед отъездом из Москвы было вручено некое «предложение», которое он должен был передать А. Гитлеру. Это предложение о «компромиссном мире» он передал Гитлеру по прибытии в Берлин, однако получил от него отрицательный ответ. (См. Reischauer I. Dlplomatischer Widerstand gegen Unternehmen «Barbarossa». Berlin, 1991. S. 411). Советские свидетельства носят косвенный характер. На одно из них ссылается Д. А. Волкогонов, отмечая, что в первые дни войны И. В. Сталин предпринимал такие зондажи. В своих воспоминаниях Г. К. Жуков относит подобные зондажи, проводившиеся Л. Берией, к началу октября 1941 г. Существует и сообщение бывшего сотрудника советского посольства В. М. Бережкова, которому представитель немецкого МИДа фон Боттмер в конце июля 1941 г., во время следования советской колонии через Югославию, говорил о возможности немецко-советских компромиссных переговоров. По прибытии советских дипломатов в СССР это сообщение было доведено до сведения высшего советского руководства. Впоследствии Судоплатов в беседах и публикациях неоднократно повторял свои сведения, считая, что Л. П. Берия преследовал цели «дезинформации» немецкой стороны, однако датировал свои встречи со Стаменовым не июнем, а июлем 1941 г. Судоплатов Павел Анатольевич (07.07.1907—24.09.1996) — сотрудник органов государственной безопасности; генерал-лейтенант. Родился в Мелитополе в семье мельника. В ГПУ с 1925 г. С 1932 г. сотрудник центрального аппарата ОГПУ. С 1933 г. работал в Иностранном отделе. В 1939—1941 гг. заместитель начальника 5го отдела ГУГБ НКВД ССР. В 1941 г. заместитель начальника Первого управления НКГБ СССР. В 1941—1942 гг. начальник отдела и заместитель начальника управления НКВД СССР. В 1942—1946 гг. начальник Первого управления НКВД— 330

НКГБ—МГБ СССР. В 1951—1952 гг. начальник Бюро № 1 МГБ СССР. В 1952—1953 гг. находился под арестом. В марте—июне 1953 г. заместитель начальника Второго главного управления МВД СССР, затем начальник отдела МВД СССР. В августе 1953 г. арестован и в 1958 г. приговорён Военной коллегией Верховного Суда СССР к 15 годам тюремного заключения. Освобождён в 1968 г. В дальнейшем занимался литературной и переводческой работой. Реабилитирован в 1992 г. Стаменов Иван — посланник Болгарии в СССР в 1940—1944 гг. АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 465. Лл. 204–208. Машинопись. Автограф www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1012124

НЕУДАЧНАЯ ПОПЫТКА НОВОГО СГОВОРА, ПРИВЕДШАЯ К «БАРБАРОССЕ» В конце ноября 1940 года подельник Сталина посетил Берлин, где продолжился сговор двух творцов Второй мировой войны (между прочим, по-русски словосочетание «мировая война» звучит антагонистически двусмысленно). Сталин готов был присоединиться к Тройственному пакту (Берлинскому пакту 1940 года, известному также как Пакт трёх держав 1940 года или Тройственный пакт (нем. Dreimächtepakt, итал. Patto Tripartito — международному договору (пакту), заключённому 27 сентября 1940 года сроком на 10 лет между главными державами Оси — странами-участниками Антикоминтерновского пакта: Германией, Италией и Японией), но выдвинул ряд неприемлемых условий. Сталин хотел слишком многого, поэтому договориться не удалось. Беседа Председателя Совнаркома, наркома иностранных дел СССР Молотова с рейхсканцлером Германии Гитлером в Берлине Сов. секретно Особая папка

12 ноября 1940 г.

Гитлер заявляет <…> …во главе двух основных наций стоят люди, которые пользуются абсолютным авторитетом и могут решать на 331

долгие сроки вперёд. Это имеет место в настоящее время в России и в Германии. Речь идет о двух больших нациях, которые от природы не должны иметь противоречий, если одна нация поймёт, что другой требуется обеспечение определённых жизненных интересов, без которых невозможно её существование. Он уверен, что в обеих странах сегодня такой режим, который не хочет вести войну и которому необходим мир для внутреннего строительства. Поэтому возможно при учёте обоюдных интересов — в особенности экономических — найти такое решение, которое оставалось бы в силе на период жизни настоящих руководителей и обеспечило бы на будущее мирную совместную работу. Тов. Молотов приветствует это заявление рейхсканцлера. <…> Записали В. Павлов, В. Богданов Архив Президента РФ, ф. 03, on. 64, д. 675, л. 31—41. Новая и новейшая история. 1993. №5. С. 74—78. www.katyn-books.ru/archive/foreign/Doc.vnesh.polit_23_02.html#498doc www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1010991 militera.lib.ru/docs/0/txt/1941-1.html#_Toc4228879

Из записи беседы Молотова с Риббентропом в Берлине 13 ноября 1940 г. <…> Правительства государств — участников тройственного пакта, руководствуясь желанием установить новый порядок, содействующий благосостоянию народов, в интересующих их сферах с целью создания базиса для их сотрудничества пришли к соглашению о нижеследующем: 1. Согласно пакту трёх держав Германия, Япония и Италия пришли к соглашению, что нужно воспрепятствовать расширению войны в мировой конфликт и что необходимо совместно работать для установления мира. Они объявили о своём желании привлечь к сотрудничеству с ними другие народы в других частях мира, поскольку эти народы согласны дать своим стремлениям то же направление. СССР заявляет о своей солидарности с этими целеустремлениями и решил со своей стороны политически сотрудничать с участниками пакта трёх. 2. Германия, Италия, СССР, Япония обязуются уважать сферы взаимных интересов. Постольку, поскольку сферы этих интересов соприкасаются, они будут в дружественном 332

духе договариваться по всем возникающим из этого факта вопросам. 3. Договаривающиеся стороны не будут поддерживать группировок, направленных против одной из них. Они обязуются поддерживать друг друга экономически и будут стремиться расширить свои экономические соглашения. 4. Это соглашение можно было бы заключить на продолжительный срок, скажем, на 10 лет. К этому соглашению можно было бы добавить дополнительное секретное соглашение в какой-либо форме. В этом дополнительном соглашении можно было бы со ссылкой на открытое соглашение зафиксировать центры тяжести территориальных аспираций договаривающихся четырёх сторон. Что касается Германии, то, кроме ревизий, которые должны быть проведены в Европе при заключении мира, центр тяжести её аспираций лежит в Средней Африке. Что касается Италии, то, помимо европейских ревизий, её аспирации будут распространяться на Северо-Восточную и Северную Африку. Центр тяжести аспираций Японии надо выяснить дипломатическим путём в переговорах с ней. Риббентроп предполагает, что аспирации Японии можно было бы направить по линии южнее Маньчжоу-Го и Японских островов. Что касается СССР, то этот вопрос можно было бы выяснить. Он предполагает, что центр тяжести аспираций СССР лежит в направлении на юг, т. е. — к Индийскому океану. Можно было бы это соглашение дополнить пунктом, в силу которого эти державы будут уважать обоюдные притязания. Можно было бы подумать о втором дополнительном протоколе, в котором было бы зафиксировано следующее: Германия, Италия и СССР согласились во взглядах, что в их интересах привлечь Турцию к сотрудничеству с ними. Они обязуются вести в этом отношении одну и ту же политику. Германия, Италия и СССР будут действовать в том направлении, чтобы статут Монтре был бы заменён другим статутом. По этому новому статуту Советскому Союзу должны быть предоставлены права прохода её военного флота через Проливы, в то время как другие державы, за исключением черноморских, Италии и Германии, должны отказаться от своих прав на пропуск своих военных судов через Проливы. При этом само собой разумеется, что Проливы остаются открытыми для всех торговых судов. Если СССР склонен к сотрудничеству с Италией и Японией, Германия это приветствовала бы. <…>

АП РФ. Ф.З. Оп.64. Д.675. Лл.68—83, 92—93. Машинопись, заверенная копия. 333

www.katyn-books.ru/archive/foreign/Doc.vnesh.polit_23_02.html#512doc www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1011006 militera.lib.ru/docs/0/txt/1941-1.html#_Toc4228889

Берлин, Anhalter Bahnhof. 12 ноября 1940 года. Министр иностранных дел Германии Иоахим фон Риббентроп встречает наркоминдел СССР Молотова. В качестве переводчика — советник посольства Германии в СССР Густав Хильгер (стоит между ними)

334

Берлин, Anhalter Bahnhof. 12 ноября 1940 года. Молотов с Риббентропом и фельдмаршалом Кейтелем обходят почётный караул. На заднем плане — советник посольства Германии в СССР Густав Хильгер, советский посол Александр Шкварцев и генерал-лейтенант Эрнст Зейферт.

335

13 ноября 1940 года. Задушевная беседа в рейхсканцелярии. 336

Приём в отеле Kaiserhof в Берлине. Parteigenosse Molotoff среди друзей. Присутствуют, естественно, таварышчы Иоахим фон Риббентроп и Генрих Гиммлер

Беседа наркома иностранных дел СССР Молотова с послом Германии в СССР Шуленбургом 25.11.1940

Особая папка

После ухода Шнурре т. Молотов перешёл к вопросам, связанным с последней беседой с Риббентропом, происходившей в бомбоубежище. Тов. Молотов передал текст соглашения четырёх держав, продиктованный Риббентропом. Хильгер, прочтя этот текст, сказал, что по смыслу он полностью соответствует тому, что говорил министр, но по формулировке несколько отличается. Молотов отметил, что он передаст этот текст, поскольку в дальнейшем ходе беседы он будет на него ссылаться. Далее т. Молотов сказал, что то, что он сейчас будет говорить, ещё не окончательно сформулировано и он передаст это своими словами, которые он просит Хильгера записать и передать в Берлин. Тов. Молотов сообщает условия, на которых Советский Союз согласен принять в основном проект пакта четырёх держав, а также говорит о тех выводах, которые исходят из этого сообщения. В заключение т. Молотов говорит, что германской стороной был 337

предложен один открытый текст и два секретных протокола. Советская сторона готова принять за основу предложенный текст и предлагает составить пять секретных протоколов. Шуленбург говорит, что он немедленно передаст в Берлин предложения советской стороны. Он полагает, что в вопросе о Турции могут встретиться некоторые трудности. Молотов указывает, что советская сторона сформулировала свои предложения: т. Деканозов, который завтра направляется в Берлин, будет иметь с собой все необходимые указания, а также содержание предложений советской стороны. В случае необходимости он сможет дать нужные объяснения. Т. Молотов спрашивает, всё ли ясно г. Шуленбургу и не нужно ли каких разъяснений. Шуленбург отвечает, что всё ясно. На этом беседа закончилась. В общей сложности беседа продолжалась 3 часа¹. Беседу записал Богданов

¹ В мемуарах фельдмаршала Г. Гудериана отмечается, что в 1940 г. военные действия Италии в Греции и политика Германии в Румынии привели к усилению напряжённости между Германией и Советским Союзом. Для устранения этой напряжённости германская сторона и пригласила В. М. Молотова в Берлин. Как пишет Гудериан, в беседах с ним Адольф Гитлер выражал убеждение в неизбежности войны Германии против Советского Союза (см.: Guderian Heinz. Erinnerungen eines Soldaten. — Heidelberg. 1951. — S. 126—127). Шнурре Карл Юлиус (24.11.1898—29.09.1990) — германский дипломат. В 1939 г. тайный советник, заведующий восточноевропейской референтурой политикоэкономического отдела МИД Германии. Глава германской делегации на переговорах с СССР по экономическим и торговым вопросам (1939—1940). Риббентроп Иоахим Ульрих Фридрих Вилли фон (30.04.1893—16.10.1946) — партийный и государственный деятель нацистской Германии, дипломат; обергруппенфюрер СС (1938). Родился в Везеле. По профессии виноторговец. В 1934 г. начальник внешнеполитического отдела НСДАП. С 1936 г. германский посол в Великобритании. С февраля 1938 г. имперский министр иностранных дел. 23 августа 1939 г. подписал в Москве вместе с Молотовым германо-советский пакт о ненападении с секретным дополнительным протоколом о совместном с СССР разделе Восточной Европы, а 28 сентября того же года — договор о дружбе и границе с гитлеровской Германией. Приговорён Международным военным трибуналом в Нюрнберге к смертной казни; повешен. Хильгер Густав (1886—1965) — германский дипломат. Родился в Москве в семье немецкого фабриканта. С детства свободно владел русским языком. С 1923 г. был сотрудником, а с 1930 г. до июня 1941 г. советником посольства Германии в СССР. Сторонник добрососедских отношений Германии с Советским Союзом. Во время 2-й мировой войны служил в министерстве иностранных дел. В 1948—1951 гг. жил в США. В 1953—1956 гг. советник аденауэровского правительства ФРГ по «восточным вопросам». 338

Деканозов Владимир Георгиевич (1898—23.12.1953) — государственный деятель, дипломат, комиссар ГБ III ранга (1938). <…> В 1938—1939 гг. начальник V отдела ГУГБ НКВД СССР. В 1938—1939 гг. начальник III отдела ГУГБ НКВД СССР и заместитель начальника ГУГБ НКВД СССР. В 1939—1941 гг. кандидат в члены ЦК ВКП(б). В 1939—1947 гг. заместитель наркома иностранных дел СССР. В июне— августе 1940 г. уполномоченный ЦК ВКП(б) по Литве. В 1940—1941 гг. полномочный представитель СССР в Германии. В 1941—1952 гг. член ЦК ВКП(б). В апреле—ноябре 1945 г. политический советник Центральной группы войск (Вена). В 1947—1949 гг. заместитель начальника Главного управления советским имуществом за границей при СМ СССР. В 1949—1952 гг. член советской части Постоянной комиссии по внешнеэкономическим связям между СССР и Болгарией. В 1952—1953 гг. член Комитета по радиовещанию при СМ СССР. С апреля 1953 г. член Бюро ЦК КП Грузии и министр внутренних дел Грузинской ССР. Арестован 30 июня 1953 г. Расстрелян в Москве. Не реабилитирован. Бережков (Богданов) Валентин Михайлович (02.07.1916—20.11.1998) — дипломат, журналист, писатель. Родился в Петрограде в семье инженеракораблестроителя. Окончил Киевский Политехнический институт по специальности инженер-технолог (1938). Учился на курсах гидов-переводчиков, работал в Интуристе. Освоил немецкий, английский, испанский языки. По окончании института призван на Тихоокеанский флот, был переводчиком в штабе флота, затем направлен в Москву в Главный морской штаб. В дальнейшем работал референтом-переводчиком в Наркомвнешторге, оттуда был переведён в Наркомат иностранных дел. Был переводчиком Сталина и Молотова. В 1940 г. участвовал в переговорах советской делегации во главе с Молотовым в Берлине. С декабря 1940 г. 1-й секретарь посольства СССР в Германии. В июне 1941 г. вернулся в Москву, работал в центральном аппарате МИД в ранге советника. Участник Тегеранской конференции (1943) и конференции на вилле ДумбартонОкс (Вашингтон, 1944). В конце 1944 г. выведен из состава МИД и переведён на журналистскую работу в еженедельник «Новое время». В дальнейшем был главным редактором журнала «США: экономика, политика, идеология». С 1992 г. работал в Монтерейском институте международных исследований в Калифорнии. Умер в Калифорнии. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве. Автор книг «С дипломатической миссией в Берлин, 1940—1941 гг.», «Тегеран, 1943: На конференции Большой тройки и в кулуарах», «Годы дипломатической службы», «Рождение коалиции», «Путь к Потсдаму», «Страницы дипломатической истории», а также статей и очерков. АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 675. Л. 108. Машинопись. Заверенная копия. www.katyn-books.ru/archive/foreign/Doc.vnesh.polit_23_02.html#548doc militera.lib.ru/docs/0/txt/1941-1.html#_Toc4228900

Приложение

Особая папка

СССР согласен принять в основном проект пакта четырёх держав об их политическом сотрудничестве и 339

экономической взаимопомощи, изложенный г. Риббентропом в его беседе с В. М. Молотовым в Берлине 13 ноября 1940 года и состоящий из четырёх пунктов, при следующих условиях: 1. Если германские войска будут теперь же выведены из Финляндии, представляющей сферу влияния СССР, согласно советско-германского соглашения 1939 года, причём СССР обязывается обеспечить мирные отношения с Финляндией, а также экономические интересы Германии в Финляндии (вывоз леса, никеля); 2. Если в ближайшие месяцы будет обеспечена безопасность СССР в Проливах путём заключения пакта взаимопомощи между СССР и Болгарией, находящейся по своему географическому положению в сфере безопасности черноморских границ СССР, и организации военной и военно-морской базы СССР в районе Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды; 3. Если центром тяжести аспирации СССР будет признан район к югу от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу; 4. Если Япония откажется от своих концессионных прав по углю и нефти на Северном Сахалине на условиях справедливой компенсации. Сообразно с изложенным должен быть изменён проект протокола к Договору четырёх держав, представленный г. Риббентропом о разграничении сфер влияния, в духе определения центра тяжести аспирации СССР на юге от Батума и Баку в общем направлении к Персидскому заливу. Точно так же должен быть изменён изложенный г. Риббентропом проект протокола — Соглашения между Германией, Италией и СССР и Турцией в духе обеспечения военной и военно-морской базы СССР у Босфора и Дарданелл на началах долгосрочной аренды с гарантией трёх держав независимости и территории Турции в случае, если Турция согласится присоединиться к четырём державам. В этом протоколе должно быть предусмотрено, что в случае отказа Турции присоединиться к четырём державам Германия, Италия и СССР договариваются выработать и провести в жизнь необходимые военные и дипломатические меры, о чём должно быть заключено специальное соглашение. Равным образом должны быть приняты: третий секретный протокол между СССР и Германией о Финляндии; четвёртый секретный протокол между СССР и Японией об отказе 340

Японии от угольной и нефтяной концессий на Северном Сахалине; пятый секретный протокол между СССР, Германией и Италией признанием того, что Болгария, ввиду её географического положения, находится в сфере безопасности черноморских границ СССР, в связи с чем считается политически необходимым заключение пакта о взаимопомощи между СССР и Болгарией, что ни в какой мере не должно затрагивать ни внутреннего режима Болгарии, ни её суверенитета и независимости¹.

¹ Контрпредложения, сделанные Советским правительством в ответ на предложения Риббентропа от 13 ноября 1940 г., являются предметом серьёзных дискуссий в отечественной и зарубежной историографии. Советская сторона долгое время не публиковала эти документы; затем они были интерпретированы как «обманный манёвр», поскольку советские условия присоединения к пакту трёх практически были невыполнимы. Тем не менее следует отметить, что В. М. Молотов упорно добивался ответа на ноту от 25 ноября 1940 г. При первой же беседе с Гитлером новый посол СССР в Германии В. Г. Деканозов высказал пожелание продолжить обсуждение этой темы. Риббентроп сообщал, что советские предложения обсуждаются с Италией и Японией, однако ответ так и не был дан. О том, что ноте от 25 ноября придавалось особое значение, говорит и то обстоятельство, что одновременно с её вручением были предприняты дипломатические шаги в том же направлении, но касавшиеся конкретно Болгарии. Была организована и «случайная встреча» В. М. Молотова с болгарским послом И. Стаменовым. Одновременно со специальной миссией посетил Софию и генеральный секретарь НКИД СССР А. А. Соболев. О смысле этой миссии И. В. Сталин информировал Генерального секретаря ИККИ Георгия Димитрова следующим образом: «Мы сегодня делаем болгарам предложение о заключении пакта взаимопомощи. Не гарантии, как, видимо, болгарский посол Семенов (так в тексте, правильно — Стаменов. — Сост.) раньше неправильно понял Молотова, предлагаем мы, а пакт о взаимопомощи. Мы указываем Болгарскому правительству, что безопасности обеих сторон угрожают со стороны Черного моря и Проливов и требуются совместные усилия для обеспечения этой безопасности. Историческая опасность шла всегда отсюда: Крымская война — занятие Севастополя, интервенция Врангеля в 1919 г. и т. д. Мы поддерживаем территориальные претензии Болгарии — линия Мидия—Энос (другая область западной Тракии, Дедеагач, Драма и Кавала). Мы готовы оказать болгарам помощь хлебом, хлопком и т. д. в форме займа, а также флотом и другими способами. Если будет заключён пакт, конкретно договоримся о формах и размерах взаимной помощи. При заключении пакта о взаимопомощи мы не только не возражаем, чтобы Болгария присоединилась к тройственному пакту, но тогда и мы сами присоединимся к этому пакту. Если болгары не примут это наше предложение, они попадут целиком в лапы немцев и итальянцев и тогда погибнут. В отношении Турции мы требуем базы, чтобы Проливы не могли быть использованы против нас. Немцы, видимо, хотели бы, чтобы итальянцы стали хозяевами Проливов, но они сами не могут не признать наших преимущественных интересов в этой области. Мы турок выгоним в Азию. Какая это Турция? Там два миллиона грузин, полтора миллиона армян, один миллион курдов и т. д. Турок только 6—7 миллионов. Главное теперь Болгария. Если такой 341

пакт будет заключён, Турция не решится воевать против Болгарии, и всё положение на Балканах иначе будет выглядеть. Неправильно считать Англию разбитой. Она имеет большие силы в Средиземном море. Она непосредственно стоит у Проливов. После захвата греческих островов Англия усилила свои позиции в этой области. Наши отношения с немцами внешне вежливые, но между нами есть серьёзные трения. Предложение Болгарскому правительству сегодня передано. Наш посланник уже принят Филовым. Скоро будет принят и царём Борисом. Нужно, чтобы это предложение знали в широких болгарских кругах. (Решили вызвать Стаменова, чтобы и ему сообщить сделанное в Софии предложение)». Как и в предложениях, переданных через А. А. Соболева, болгарам не говорили прямо о праве прохода советских войск через Болгарию для создания баз на Проливах (это право прямо указывалось в директивах на переговоры в Берлине). Тем не менее, антитурецкий характер советских предложений был определён, хотя официальная советская дипломатия его категорически отрицала, и в беседе с турецким послом Актаем 10 декабря 1940 г. В. М. Молотов заверил, что СССР заботится лишь о безопасности в данном районе (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 2. П. 3. Д. 10. Лл. 10—14). Имеется помета: Передано г. Шуленбургу мною 25 ноября 1940 г. В. Молотов. Архив Президента РФ, ф. 3, on. 64, д. 675, л., 108—116. Машинопись. Подлинник. www.katyn-books.ru/archive/foreign/Doc.vnesh.polit_23_02.html#548doc www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1011048 militera.lib.ru/docs/0/txt/1941-1.html#_Toc4228900

Американский журналист, военный корреспондент, историк Уильям Ширер, который в 1934—1940-х годах жил и работал в нацистской Германии, в своей книге «Взлёт и падение Третьего рейха» подробно описывает состояние советскогерманских отношений во второй половине 1940 года и визит Молотова в столицу Третьего рейха 12—13 ноября 1940 года.

342

343

Книга четвёртая ВОЙНА: ПЕРВЫЕ ПОБЕДЫ И ВЕЛИКИЙ ПОВОРОТ 23. «Барбаросса»: на очереди Россия В то время как летом 1940 года Гитлер был занят завоеванием Запада, Сталин, воспользовавшись этим обстоятельством, вступил на территорию Прибалтийских государств, а также двинулся в сторону Балкан¹.

¹ Непосредственной причиной войны с Финляндией и вступления летом 1940 года советских войск на территорию Прибалтийских государств и Бессарабии явились поражение англо-французской коалиции и — как следствие — резко возросшая угроза нацистской агрессии против СССР, использования указанных стран и территорий в этих целях. — Прим. тит. ред.

На первый взгляд, отношения между двумя диктатурами складывались дружественные. Молотов не упускал случая польстить немцам в связи с каждым новым актом агрессии. Когда 9 апреля 1940 года Германия вторглась в Норвегию и Данию, советский комиссар по иностранным делам поспешил заверить посла Шуленбурга, что «Советское правительство с пониманием относится к тем мерам, которые были навязаны Германии». «Мы желаем Германии, — уверял Молотов, — полного успеха в её оборонительных мерах». Спустя месяц, когда немецкий посол нанёс визит Молотову, чтобы официально проинформировать его о наступлении вермахта на Западе, которое в соответствии с инструкцией Риббентропа «было вынужденной мерой, предпринятой Германией ввиду нависшей угрозы англо-французского наступления на Рур через Бельгию и Голландию», советский государственный деятель вновь выразил ему своё удовлетворение. «Молотов отнёсся к моему сообщению с пониманием», — телеграфировал Шуленбург в Берлин. 17 июня Молотов вызвал Шуленбурга, чтобы от имени Советского правительства принести поздравления «с блестящим успехом германского вермахта». У комиссара по иностранным делам было припасено ещё кое-что, но это «кое-что» для немецкого уха оказалось не особенно приятным. Молотов — можно при этом вообразить блеск его глаз — информировал немецкого посла, как в «срочном порядке» телеграфировал в Берлин последний, о «советских акциях против Прибалтийских государств», добавив, «что стало необходимым положить конец всем интригам, посредством которых Англия и Франция пытаются сеять разлад и недоверие между Германией и 344

Советским Союзом в Прибалтийских государствах». Чтобы покончить с таким «разладом», Советское правительство, добавил Молотов, направило «специальных эмиссаров» в эти три Прибалтийские страны: Деканозова — в Литву; Вышинского — в Латвию; Жданова — в Эстонию. Все трое слыли искуснейшими сталинскими интриганами. Свою миссию они выполнили с той добросовестностью, какой можно было ожидать от этого трио, особенно от двух последних. Уже 14 июня, когда германские войска вступали в Париж, Советское правительство направило Литве ультиматум с требованием отставки её правительства, ареста некоторых из его членов и права ввести такое количество войск Красной Армии, какое сочтёт необходимым. Хотя литовское правительство и приняло ультиматум, Москву это не удовлетворило, и на следующий день, 15 июня, советские войска оккупировали эту единственную из Прибалтийских стран, граничащую с Германией. Ещё через пару дней аналогичные советские ультиматумы были направлены Латвии и Эстонии, после чего они также были оккупированы советскими войсками. В данном случае Сталин мог быть столь же жестоким и беспощадным, как и Гитлер, и даже ещё более циничным. Подавив прессу, арестовав политических лидеров и объявив все партии, за исключением коммунистических, вне закона, русские устроили 14 июля инсценировку выборов во всех трёх государствах. После того как таким образом «избранные» парламенты проголосовали за присоединение своих стран к Советскому Союзу, Верховный Совет (парламент) России принял их в своё отечество: Литву — 3 августа, Латвию — 5 августа, Эстонию — 6 августа. Адольф Гитлер был унижен, но, занятый подготовкой к вторжению в Англию, не мог ничего поделать. Письма послов этих трёх Прибалтийских стран в Берлине с протестами против русской агрессии были возвращены им по указанию Риббентропа. Чтобы ещё сильнее унизить немцев, Молотов 11 августа предъявил им бесцеремонное требование ликвидировать дипломатические представительства в Каунасе, Риге и Таллине в течение двух недель и закрыть консульства к 1 сентября. Захват Прибалтийских государств не удовлетворил аппетита Сталина. В результате поразительно быстрого развала англо-французских армий создались благоприятные условия, побуждавшие Сталина захватить столько, сколько возможно. Очевидно, он полагал, что времени терять нельзя. 23 июня, на второй день после официальной капитуляции Франции и подписания перемирия в Компьене, Молотов опять пригласил нацистского посла в Москве, чтобы сообщить ему, что «решение бессарабского вопроса не 345

терпит более отлагательств. Советское правительство полно решимости использовать силу, если румынское правительство отклонит мирное соглашение». Советское правительство ожидает, добавил Молотов, что Германия не только не помешает, но и поддержит Советы в их действиях. Более того, «Советы претендуют также на Буковину». Бессарабия была отторгнута от России Румынией в конце Первой мировой войны, но Буковина никогда ей не принадлежала. Она входила в состав Австро-Венгрии, пока в 1919 году её не захватила Румыния. На переговорах в Москве по поводу заключения нацистско-советского пакта Риббентроп — теперь он напомнил об этом Гитлеру — был вынужден уступить русским Бессарабию, но он никогда не давал согласия включить в сферу их интересов Буковину. В Берлине возникла определённая тревога, которая распространилась и на штаб ОКВ на Западе. Вермахт зависел от румынской нефти, а Германия, кроме того, получала из этой балканской страны продовольствие и фураж. Всё это будет потеряно, если Красная Армия оккупирует Румынию. Незадолго до того, 23 мая, в самый разгар сражения за Францию, румынский генеральный штаб послал в ОКВ сигнал SOS, информируя немцев о том, что советские войска сосредоточиваются у румынской границы. На следующий день Йодль суммировал реакцию на это сообщение в штабе Гитлера: «Обстановка на Востоке становится угрожающей из-за сосредоточения русских сил у границ Бессарабии». В ночь на 26 июня Россия вручила Румынии ультиматум, требуя передать ей Бессарабию и Северную Буковину. Ответ необходимо было дать на следующий день. Охваченный паникой Риббентроп направил срочные указания своему послу в Бухаресте: посоветовать румынскому правительству пойти на уступки, что то и сделало 27 июня. А уже на следующий день советские войска заняли вновь обретённые территории, а в Берлине с облегчением вздохнули, что по крайней мере богатые источники нефти и продовольствия не были отобраны у Германии. Из этих действий и из секретных немецких документов очевидно, что, хотя Сталин и стремился захватить всё что можно в Восточной Европе, пока немцы были связаны по рукам и ногам на Западе, он не желал разрыва с Гитлером и даже не помышлял об этом. <…> …Гитлера захваты, предпринятые на Востоке Сталиным, глубоко уязвили… по мнению фюрера, советский диктатор «кокетничал с Англией» для того, чтобы воодушевлять англичан на 346

продолжение борьбы, но он не видел никаких признаков, указывавших на приготовление России к вступлению в войну против Германии. …перспектива вторжения на Британские острова стала ещё более неопределённой, и это подтолкнуло Гитлера впервые во всеуслышание заявить руководителям армии о своём решении напасть на Россию. Гальдер присутствовал на этом совещании и затем со стенографической точностью зафиксировал всё, что сказал диктатор. Эти записи свидетельствуют, что Гитлер не только принял окончательное решение вторгнуться в Россию будущей весной, но и выработал основные стратегические цели кампании. «Надежда Англии — Россия и Америка, — заявил он. — Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадёт от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии в Восточной Азии». Чем больше Гитлер думал об этом, тем больше убеждался, что упорная решимость Англии продолжать войну связана с надеждами на Россию. «В Лондоне что-то произошло! Англичане совсем было пали духом, теперь они вдруг снова воспрянули. Подслушанные разговоры. Россия недовольна быстрым развитием событий в Западной Европе. Достаточно России сказать Англии, что она не хочет видеть Германию слишком сильной, чтобы англичане уцепились за это заявление, как утопающий за соломинку, и начали надеяться, что через шесть—восемь месяцев дела обернутся совсем по-другому. Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия. В ы в о д: В соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года. Чем скорее мы разобьём Россию, тем лучше». Затем нацистский диктатор подробно остановился на своих стратегических планах, которые, как это было очевидно для генералов, давно зрели в его голове, несмотря на огромную занятость в связи с ведением войны на Западе. «Операция будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно… Цель — уничтожение жизненной силы России. Операция распадается на: 1-й удар: Киев, выход на Днепр; авиация разрушает переправы. Одесса. 2-й удар: через Прибалтийские государства на Москву: в дальнейшем двусторонний удар с севера и юга; позже — частная 347

операция по овладению районом Баку». Сама мысль о подобных завоеваниях приводила Гитлера в возбуждение; мысленно он уже решил, что будет делать со вновь завоёванными землями. Он сразу же аннексирует Украину, Белоруссию и Прибалтийские страны, а территорию Финляндии расширит до Белого моря. Для проведения кампании на Востоке он выделит 120 дивизий, оставив 60 дивизий для обороны на Западе и в Скандинавии. Наступление начнётся в мае 1941 года, для полного же осуществления кампании потребуется до пяти месяцев. К зиме она должна завершиться. Он предпочел бы провести кампанию в этом году, но это оказалось невозможно. На следующий день, 1 августа, Гальдер с офицерами генерального штаба приступил к разработке планов новой операции. Хотя позднее он утверждал, что противился идее нападения на Советский Союз, считая её безумной, его дневниковые записи показывают, что он с большим энтузиазмом взялся за новую, захватывающую задачу. <…> Чтобы командование вооружённых сил не почивало на лаврах после крупных летних побед, Гитлер издал 12 ноября 1940 года совершенно секретную директиву, изложив новые военные задачи по всей Европе и за её пределами. Мы ещё вернёмся к некоторым из них. Нас же здесь интересует часть, относящаяся к Советскому Союзу: «Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее время начаты. Независимо от того, какие результаты будут иметь переговоры, продолжать все приготовления в отношении Востока, приказ о которых уже был отдан ранее устно…» Кстати, буквально в тот самый день, 12 ноября, Молотов прибыл в Берлин, чтобы продолжить вышеупомянутые политические переговоры с самим Гитлером. МОЛОТОВ В БЕРЛИНЕ Отношения между Берлином и Москвой в последние несколько месяцев стали портиться. Одно дело, когда Сталин и Гитлер обманывали третью сторону, и совсем иное — когда они начали обманывать друг друга. В тот момент Гитлер не смог предотвратить захват русскими Прибалтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины, и досада по этому поводу лишь усиливала его неприязнь. Необходимо было остановить продвижение русских в западном направлении, прежде всего в сторону Румынии, нефтяные ресурсы которой имели исключительно важное значение для Германии, из-за английской блокады не имевшей 348

возможности импортировать нефть по морю. <…> «Молотов прибыл в Берлин в пасмурный, дождливый день; его встреча носила строго официальный характер. Когда он проезжал по Унтер-ден-Линден к советскому посольству, то показался мне старательным провинциальным школьным учителем. Но он, вероятно, обладал какими-то способностями, если сумел выжить в условиях той резни, которая была развязана кремлёвскими головорезами. Немцы бойко судачили о том, что-де пусть Москва осуществит свою давнишнюю мечту о Босфоре и Дарданеллах, тогда им достанется остальная часть Балкан — Румыния, Югославия, Болгария…» Так начинаются мои дневниковые записи, сделанные в Берлине 12 ноября 1940 года. Сообщения немцев об этих переговорах были довольно точными. Сегодня мы знаем значительно больше об этой странной и, как оказалось, роковой встрече благодаря захваченным документам германского министерства иностранных дел, в которых была обнаружена секретная запись о двухдневном пребывании Молотова, сделанная, за исключением одного случая обмена мнениями, вездесущим доктором Шмидтом¹.

¹ Их точность позднее была подтверждена самим Сталиным, хотя и непреднамеренно. Черчилль утверждает, что в августе 1942 года он получил от Сталина подробную информацию о переговорах Молотова в Берлине, которая в основном не отличалась от немецкого варианта, хотя была изложена более сжато. — Прим. авт.

На первом совещании двух министров иностранных дел, состоявшемся днём 12 ноября, Риббентроп принялся было с напыщенным видом разглагольствовать о пустяках, но Молотов быстро раскусил его и разгадал игру немцев. «Англия, — начал Риббентроп, — разбита, и только вопрос времени — когда она признает своё поражение... Пришло время начала конца Британской империи». Англичане действительно надеются на помощь Америки, но «вступление Соединённых Штатов в войну Германию не волнует. Германия и Италия не позволят больше ни одному англосаксу высадиться на Европейском континенте... Это вообще не военная проблема... Поэтому державы оси думают не о том, как выиграть войну, а скорее о том, как покончить с последствиями войны, которую они выиграли». Исходя из этого, Риббентроп пояснил, что подошло время определить четырём великим державам — России, Германии, Италии и Японии — сферы их интересов. Фюрер, по его словам, пришёл к заключению, что все четыре державы будут, естественно, расширяться «в южном направлении». Япония уже обратила свои взоры на юг, как 349

и Италия, в то время как Германия после установления в Западной Европе «нового порядка» найдёт для себя дополнительное жизненное пространство (из всех мест!) в Центральной Африке. Ему, Риббентропу, хотелось бы знать, собирается ли Россия «обратить свои взоры на юг в поисках естественного выхода к морю, что так важно для неё». «К какому морю?» — холодно уточнил Молотов. Это был неуклюже поставленный, но кардинальный вопрос, как осознают немцы в ходе последующих 36-часовых непрерывных переговоров с этим упрямым, прозаически настроенным, педантичным большевиком. Такой вопрос смутил до некоторой степени Риббентропа, и он не смог придумать ответа. Вместо этого он стал перескакивать с одной темы на другую, заговорил о «больших изменениях, которые произойдут во всём мире после войны», о том, как важно, чтобы «оба партнёра по германо-русскому пакту плодотворно сотрудничали» и «продолжали бы делать дела». Однако, когда Молотов стал настаивать на ответе на его простой вопрос, Риббентроп заявил, что «в конечном счёте наиболее удобный доступ к морю для России можно было бы поискать в направлении Персидского залива и Аравийского моря». Доктор Шмидт, который вёл стенографическую запись беседы, отмечает, что Молотов сидел «с непроницаемым лицом». Говорил он мало, лишь изредка делал замечания, в частности о том, что «точность и осмотрительность» необходимы при разграничении сфер интересов, «особенно между Германией и Россией». Хитрый советский партнёр приберегал своё главное оружие для переговоров с Гитлером, которые должны были состояться днём. Для всемогущего нацистского диктатора эта встреча совершенно неожиданно обернулась трёпкой нервов, неприятной и даже непривычной. Речь Гитлера была столь же туманной и расплывчатой, как и речь его министра иностранных дел, но более торжественной. Как только улучшится погода, заявил он, Германия нанесёт «завершающий удар по Англии». Конечно, «проблема Америки» существует. Однако «Соединённые Штаты не смогут угрожать свободе других народов вплоть до 1970 или 1980 года... Им нет никакого дела до Европы, Африки или Азии». Здесь Молотов вставил фразу, что вполне согласен с заявлением фюрера. Однако он не согласился со многим из того, о чём говорил Гитлер. После того как нацистский лидер закончил пространное изложение общепринятых положений, подчеркнув, что нет фундаментальных разногласий между двумя странами в осуществлении их желаний и в их устремлении к океану, Молотов заметил, что «заявления фюрера носили общий характер». Теперь, сказал он, он изложит идеи Сталина, который перед отъездом из Москвы дал ему чёткие указания. После этого он обрушил град 350

вопросов на немецкого диктатора, который, как явствует из стенографической записи, едва ли был к этому готов. «Вопросы Гитлеру так и сыпались, — вспоминал впоследствии Шмидт. — Ни один иностранный визитёр никогда не разговаривал с ним так в моём присутствии». Что замышляет Германия в Финляндии? Молотов хотел это знать. Что означает «новый порядок» в Европе и Азии и какая роль отводится Советскому Союзу? Каково значение тройственного пакта? «Более того, — продолжал Молотов, — существуют требующие ясности вопросы, затрагивающие интересы России на Балканах и на Чёрном море (имелись в виду Болгария, Румыния и Турция)». Он бы хотел услышать некоторые ответы и разъяснения. Гитлер, пожалуй, впервые в жизни захваченный врасплох, не смог ответить ничего убедительного. И тогда он предложил отложить беседу «ввиду возможной воздушной тревоги», пообещав на следующий день обсудить всё детально. Решающий разговор удалось отложить, но предотвратить его было невозможно, а на следующее утро, когда переговоры между Гитлером и Молотовым возобновились, выявилась непримиримость русского комиссара. Начать с того, что по поводу Финляндии возник ожесточённый и язвительный спор и обе стороны пришли в сильное возбуждение. Молотов требовал, чтобы Германия вывела свои войска из Финляндии. Гитлер же отрицал, что «Финляндия оккупирована немецкими войсками»: войска направляются в Норвегию транзитом через Финляндию. Но он хотел знать, «не собирается ли Россия начать войну против Финляндии». Согласно немецким записям, Молотов на этот вопрос ответил уклончиво, что не удовлетворило Гитлера. «На Балтике не должно быть никакой войны, — настаивал Гитлер. — Это вызвало бы серьёзную напряжённость в германо-русских отношениях». К этой угрозе он тут же добавил, что такая напряжённость могла бы привести к непредвиденным последствиям. Во всяком случае, что ещё хочет Советский Союз в Финляндии? Гитлер желал это выяснить, и его визитёр объяснил, что он хочет «урегулирования в таком же масштабе, как в Бессарабии», — это означало неприкрытую аннексию. Реакция Гитлера привела в смущение даже такого невозмутимого собеседника, как Молотов, который поспешил спросить мнение фюрера. В свою очередь, диктатор отвечал уклончиво: он может лишь повторить, что «не должно быть никакой войны с Финляндией, потому что такой конфликт способен привести к далеко идущим последствиям». «Этой позицией в наше обсуждение вносится новый фактор», — резко и остроумно отвечал Молотов. Спор становился настолько острым, что Риббентроп, должно быть, к 351

этому времени основательно испугавшийся, вмешался в разговор, сказав, как явствует из немецких протокольных записей, «что фактически нет никаких оснований создавать проблему из финского вопроса. Скорее, это просто недоразумение». Гитлер воспользовался этим своевременным вмешательством и быстро переменил тему. Его интересовало: смогут ли русские не поддаться соблазну поживиться добычей, учитывая, какие неограниченные возможности представятся в скором времени в связи с развалом Британской империи? И он предложил вернуться к более важным проблемам. «После завоевания Англии, — заговорил он, — Британская империя будет разделена как гигантское, разбросанное по всему миру, обанкротившееся имение площадью 40 миллионов квадратных километров. В этом обанкротившемся имении русские получат доступ к незамерзающему океану. — До сих пор меньшинство — 45 миллионов англичан — правило 600 миллионами жителей Британской империи. Пора разгромить это меньшинство... В этих условиях возникли бы перспективы мирового масштаба... Всем странам, которые, возможно, заинтересуются разделом обанкротившегося имения, придётся забыть наконец о разногласиях и заняться исключительно разделом Британской империи. Это относится к Германии, Франции, Италии, России и Японии...» Сухого, бесстрастного русского гостя, казалось, не воодушевили столь блестящие «перспективы мирового масштаба», не был он и так убеждён, как немцы, — момент, который он подчеркнёт позднее, — что Британская империя вскоре развалится. Он хотел бы, сказал русский дипломат, поговорить о проблемах, «более близких к Европе», — например, о Турции, Болгарии, Румынии. «Советское правительство, — сказал Молотов, — придерживается мнения, что немецкие гарантии Румынии нацелены, откровенно говоря, против интересов Советской России». Он целый день говорил откровенно, к досаде и раздражению хозяев. И теперь потребовал, чтобы Германия аннулировала свои гарантии. Гитлер это требование отклонил. «Хорошо, — продолжал упорствовать Молотов, — учитывая заинтересованность Москвы в проливах, что сказала бы Германия, если бы Россия дала Болгарии... гарантии на точно таких же условиях, как Германия и Италия Румынии?» Можно представить, как помрачнел и нахмурился Гитлер. Он поинтересовался, обращалась ли Болгария к русским за гарантиями, как это сделала Румыния. Фюрер, как цитируется в немецком меморандуме, добавил: «Нам неизвестно о каком-либо запросе со стороны Болгарии». Во всяком случае, желательно было бы посоветоваться с Муссолини, прежде чем давать русским более 352

определённый ответ. И он зловеще добавил, что если бы Германия «искала источников трений с Россией, то для этого ей не понадобились бы проливы». Однако, всегда столь разговорчивый, фюрер на сей раз не испытывал особого желания говорить с этим невозможным русским. «В этот момент, — говорится в немецких записях, — фюрер обратил внимание собеседника на поздний час и сказал, что в связи с вероятностью налёта английской авиации целесообразно прервать переговоры, поскольку основные вопросы в достаточной мере уже удалось обсудить». В тот вечер Молотов устроил торжественный банкет в честь своих гостей в русском посольстве на Унтер-ден-Линден. Гитлер, очевидно измученный и всё ещё раздражённый после выпавших ему в тот день испытаний, на банкете не присутствовал. А англичане пожаловали. Я удивлялся, почему их бомбардировщики не появлялись над Берлином, как делали это обычно почти каждый вечер, чтобы напомнить советскому комиссару в первый же вечер его пребывания в столице: что бы ни говорили немцы, Англия всё ещё не сложила оружия и довольно больно лягалась. Кое-кто из нас, должен признаться, с надеждой ждал английских самолётов, но они не появлялись. Официальные лица на Вильгельмштрассе, которые больше всех боялись английских бомбардировщиков, испытывали в эти дни явное облегчение. Однако это длилось недолго. Вечером 13 ноября англичане появились в небе раньше обычного¹. В это время года в Берлине темнеет примерно в 4 часа, а вскоре после 9 часов вечера завыли сирены противовоздушной обороны, затем загрохотали зенитные орудия и между залпами можно было услышать гул бомбардировщиков. Как утверждает доктор Шмидт, присутствовавший на банкете в советском посольстве, Молотов только что предложил дружеский тост и Риббентроп поднялся, чтобы ответить ему тем же, как прозвучала тревога, возвещая о начавшемся воздушном налёте, и гости поспешили в укрытие. Я помню, как стремительно бежали вниз по Унтер-ден-Линден, сворачивая за угол на Вильгельмштрассе, немцы и русские, торопясь в подземное укрытие министерства иностранных дел. Некоторые из чиновников, в их числе доктор Шмидт, нырнули в отель «Адлон», а мы, сидя напротив, не могли попасть на импровизированное совещание, которое открыли два министра иностранных дел в подвалах министерства иностранных дел. Протокол этого совещания из-за вынужденного отсутствия доктора Шмидта вёл Густав Хилгер, советник германского посольства в Москве, который выступал во время совещаний в роли одного из переводчиков. ¹ Черчилль уверяет, что налёт по времени был приурочен к этому событию. «Нас заранее известили о проходивших совещаниях, — писал он позднее, — и 353

хотя мы не были приглашены на переговоры, оставаться совсем в стороне от них не захотели» (Ч е р ч и л л ь У. Их звёздный час, с. 584). — Прим. авт.

В то время как английские бомбардировщики проносились в ночном небе над Берлином, а зенитные орудия били по ним без особого успеха, двуличный нацистский министр иностранных дел пытался последний раз втянуть русских в тройственный пакт. Он вытащил из своего кармана проект соглашения, которое, по сути дела, превращало тройственный пакт в пакт четырёх (в качестве четвёртого члена выступала Россия). Молотов терпеливо выслушал, пока Риббентроп дочитал до конца. Статья II составляла суть пакта. В соответствии с этой статьей Германия, Италия, Япония и Советский Союз обязались «уважать естественные сферы влияния друг друга». Любые споры, затрагивающие их интересы, должны быть урегулированы «мирным путем». Оба фашистских государства и Япония соглашались «признать нынешние границы владений Советского Союза и уважать их». Все четыре страны, согласно статье III, договаривались не вступать ни в какие союзы, «направленные против одной из четырёх держав», и не поддерживать их. Само соглашение будет опубликовано, убеждал Риббентроп, но, разумеется, без секретных протоколов, которые он тут же стал зачитывать. Наиболее важный из них определял «территориальные устремления» каждой из стран — участниц пакта. Чётко указывались и устремления России — «к югу от государственных границ Советского Союза в направлении к Индийскому океану». Молотов не клюнул на эту приманку. Предлагаемый договор он воспринял как откровенную попытку отвлечь Россию от её традиционных устремлений в западном направлении, в Прибалтику, на Балканы и через проливы к Средиземному морю, где Советская Россия неизбежно столкнулась бы с алчными замыслами Германии и Италии. СССР не был, по крайней мере в данный момент, заинтересован в Индийском океане, находившемся так далеко. «Что интересует Советский Союз в данный момент, — отвечал Молотов, — так это Европа и Турецкие проливы. Следовательно, соглашения на бумаге для Советского Союза недостаточно; он будет настаивать на эффективных гарантиях своей безопасности». «Вопросы, которые интересуют Советский Союз, — уточнил Молотов, — касаются не только Турции, но и Болгарии… Однако судьба Румынии и Венгрии Советскому Союзу также не может быть безразлична при любых обстоятельствах. Далее, Советский Союз интересует, каковы намерения держав оси в отношении Югославии и Греции, а также что намерена предпринять Германия в отношении Польши… Советское правительство интересует также вопрос о шведском нейтралитете… Кроме того, 354

существует вопрос выхода из Балтийского моря…» Неутомимый, с бесстрастным лицом, советский комиссар по иностранным делам не оставил камня на камне от доводов Риббентропа, который чувствовал себя погребённым под нескончаемым градом вопросов, ибо Молотов в этот момент сказал, что был бы признателен, если бы его собеседник ответил на них, и немец запротестовал: его «допрашивают слишком подробно». «Я могу только снова и снова повторять, — отвечал он слабым голосом, — что решающий вопрос заключается в том, готов ли Советский Союз сотрудничать с нами в великой ликвидации Британской империи». Молотов тут же с нескрываемой язвительностью ответил. Хилгер занёс это в свои записи: «В своём ответе Молотов напомнил, что Германия считает войну против Англии фактически уже выигранной. Поэтому если, как утверждает Гитлер, Германия ведёт против Англии борьбу не на жизнь, а на смерть, то, стало быть, это означает, что Германия сражается за жизнь, а Англия — за смерть». Этот сарказм Риббентроп, человек непроходимой тупости, вероятно, пропустил мимо ушей, но Молотов не упустил представившейся ему возможности. На постоянные уверения немца, что с Англией покончено, комиссар в конце концов ответил: «Если это так, то почему мы сидим в укрытии и чьи это бомбы падают на нас?»¹

¹ Описание эпизода приводит в своей книге «Их звёздный час» Черчилль, которому об этом рассказал позднее Сталин. — Прим. авт.

Проведя столь утомительные переговоры с неуступчивым партнёром из Москвы и ещё раз убедившись через пару недель в ненасытности аппетитов Сталина, Гитлер принял окончательное решение. Здесь следует отметить, что советский диктатор, вопреки последующим утверждениям в обратном, принял предложение Гитлера присоединиться к фашистскому лагерю, хотя и за более высокую цену, чем это было предложено Молотову в Берлине. 26 ноября, едва прошло две недели с момента возвращения Молотова из Германии, как он информировал немецкого посла в Москве, что Россия готова присоединиться к пакту четырёх держав, если будут соблюдены следующие условия: 1) немецкие войска будут немедленно выведены из Финляндии, которая… входит в сферу влияния Советского Союза…; 2) в течение ближайших нескольких месяцев безопасность Советского Союза и проливов будет гарантирована заключением договора о взаимопомощи 355

между СССР и Болгарией… и созданием базы для сухопутных и военно-морских сил Советского Союза в пределах досягаемости Босфора и Дарданелл на основе долгосрочной аренды; 3) район к югу от Батуми и Баку в общем направлении к Персидскому заливу признаётся как сфера устремлений Советского Союза; 4) Япония аннулирует свои права на концессии по добыче угля и нефти на Северном Сахалине. В целом Сталин просил вместо двух, предусмотренных немцами, пять секретных протоколов для оформления его новых предложений и на всякий случай оговорил, что если Россия встретит препятствия со стороны Турции при решении вопроса о базах для контроля над проливами, то четыре державы предпримут военные меры против неё. Цена предложений оказалась значительно выше, чем предполагал Гитлер. Он пытался держать Россию вне Европы, а тут Сталин требует Финляндию, Болгарию, добивается контроля над проливами, а по существу над нефтеносными районами в Аравии и Персидском заливе, откуда поступала основная часть потребляемой Европой нефти. Русские даже не упомянули про Индийский океан, который Гитлер пытался им подсунуть в качестве объекта устремлений. «Сталин умён и коварен, — говорил Гитлер своим высшим военачальникам. — Он требует всё больше и больше. Это хладнокровный шантажист. Победа Германии стала непереносимой для России, поэтому необходимо поставить её на колени как можно скорее». Великий, хладнокровный нацистский шантажист встретил равного себе, и осознание этого факта привело его в неистовство. В начале декабря он попросил Гальдера представить ему разработанный генеральным штабом сухопутных войск план нападения на Советский Союз. 15 декабря Гальдер и Браухич, исполненные сознания долга, принесли ему этот план, и в итоге четырёхчасового обсуждения он его одобрил. Как в захваченном военном дневнике ОКВ, так и в личном дневнике Гальдера содержится описание этого решающего совещания. Нацистский диктатор подчеркивал, что оборона Красной Армии должна быть прорвана к северу и к югу от Припятских болот, а сама Красная Армия окружена и уничтожена, «как в Польше». Захватить Москву, говорил он Гальдеру, не столь важно. Важно уничтожить живую силу России. К наступлению присоединятся Румыния и Финляндия, но не Венгрия. Горную дивизию генерала Дитля, дислоцированную в Нарвике, необходимо перебросить через Северную Швецию в Финляндию для наступления на советскую 356

Арктику¹. Всего для этой большой кампании выделялось от 120 до 130 дивизий.

¹ Швеция, отказавшая в транзите союзникам во время русско-финской войны, позволила провезти по своей территории эту полностью вооружённую дивизию. Венгрия присоединилась к войне против России немного позднее. — Прим. авт.

В своих заметках об этом совещании, как и в предыдущих ссылках на план нападения на Россию, генерал Гальдер пользовался кодовым наименованием «Отто». Менее чем через две недели, 18 декабря 1940 года, кодовое наименование, которое войдёт в историю, будет изменено. В этот день Гитлер перешел Рубикон — он издал Директиву № 21. Операция получила наименование «Барбаросса». <…> Ширер У. Взлёт и падение Третьего рейха. — М.: Изд-во Эксмо, 2003. С. 814—816, 819—822, 826—832

А вот что пишет о встрече Молотова с Гитлером Густав Хильгер, советник посольства Германии в СССР. Он родился в 1886 г. в Москве в семье немецкого фабриканта и с детства свободно владел русским языком. Став карьерным дипломатом, он с 1923 г. и до июня 1941 г. был сначала сотрудником посольства, а затем советником. Как и его шеф, посол граф Вернер фон дер Шуленбург, Хильгер не был активным и убеждённым нацистом и являлся сторонником мирных добрососедских отношений Германии с Советским Союзом.

Хильгер Г. Я присутствовал при этом. Дипломатический ежегодник 1989. — М.: Международные отношения, 1990 <…> Гитлер, приветствуя Молотова при первой встрече, был ошеломляюще любезен. Ему явно было важно расположить к себе Молотова как в деловом, так и в человеческом плане. Однако на второй день противоположность целей обоих партнёров по переговорам выявилась столь отчётливо, что о возможности договорённостей речь уже вряд ли могла идти. В то время как Гитлер начал переговоры с утверждения, что война Германией уже выиграна 357

и теперь дело лишь за дележом военной добычи, Молотов настаивал на своём желании выяснить определённые конкретные вопросы. Так, он подчеркнул, что Германия, вразрез с договорами, держит свои войска в Финляндии, и потребовал их вывода. Он охарактеризовал германские действия в Вене (имеется в виду т. н. Венский арбитраж. — Сост.) и гарантирование румынской границы как нарушение обязательства о консультациях. Он затронул вопрос о создании зон безопасности Советского Союза в Болгарии, на Босфоре и Дарданеллах. Но ни на один из этих вопросов удовлетворительного ответа от Гитлера он не получил. Вместо того Гитлер предавался общим рассуждениям о необходимости взаимопонимания между Германией и Советским Союзом относительно массы британского имущества после неминуемого поражения Англии. При этом чётко выявились две вещи: намерение Гитлера подтолкнуть Советский Союз в направлении Персидского залива и его отказ признать советские интересы в Европе. Молотов же настаивал на ясном ответе на свои вопросы с таким упорством, что это вызвало у Гитлера растущее раздражение. На заключительной беседе с Риббентропом вечером 13 ноября Молотов вновь подчеркнул не только наличие интересов Советского Союза на Балканах, но и его заинтересованность в свободном выходе из Балтийского моря. И во время этой беседы упоминались те предварительные условия, при которых могло бы произойти присоединение Советского Союза к пакту Трёх держав. По возвращении Молотова в Москву советское правительство в меморандуме от 25 ноября вновь поставило все эти вопросы, но ответа на них так никогда и не получило. Однако Гитлер истолковал меморандум таким образом, что советское правительство решило осуществить свои собственные желания и оказать сопротивление германским притязаниям. Сделанный им вывод нашёл выражение 18 декабря 1940 г. в директиве [№ 21] под названием «Операция Барбаросса», которая начиналась словами: «Германские вооружённые силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе скоротечной кампании ещё до того, как будет закончена война с Англией». <…> Хотя в то время слухи о предстоящем германском военном нападении на Советский Союз достигли своего апогея, мы в Москве не располагали никакими конкретными материалами относительно подлинных намерений Гитлера. Мы были склонны предполагать, что Гитлер концентрацией войск на советской границе хочет оказать на советское правительство нажим с целью вымогательства у него экономических и, возможно, территориальных уступок. В середине апреля посол отправился в Германию, чтобы получить ясность о планах Гитлера и попытаться в приемлемой форме 358

наглядно показать ему опасность похода против Советского Союза. С этой целью он взял с собой подготовленную посольством памятную записку и сразу же по приезде в Германию направил её для передачи Гитлеру. Личная встреча Гитлера с графом Шуленбургом состоялась 28 апреля. Посол увидел, что его памятная записка лежит у Гитлера на столе, но ни по одному слову Гитлера не смог судить, прочел тот её или нет. Однако, прощаясь, Гитлер вдруг без всякой связи с предыдущей беседой бросил: «И ещё одно, Шуленбург: вести войну против России я не собираюсь!» Когда 30 апреля посол вернулся в Москву, он отвёл меня на аэродроме в сторону и прошептал: «Жребий брошен, война — дело решённое!» Только по дороге в посольство он сообщил мне о последней реплике Гитлера. На мой удивлённый вопрос, как же это согласуется с его первыми словами, Шуленбург ответил: «Гитлер намеренно обманывал меня». А тем временем Сталин продолжал свою политику умиротворения. Но Гитлер на неё ни в малейшей степени не реагировал. Даже тот факт, что 6 мая 1941 г. Сталин самолично занял пост Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и, таким образом, встал во главе правительства и юридически, не привлёк к себе внимания Гитлера, хотя тем самым Сталин хотел явно продемонстрировать, что полон решимости использовать весь свой личный авторитет, чтобы избежать столкновения между Германией и Советским Союзом. Не придал Гитлер никакого значения и донесениям посольства, хотя (или, возможно, именно поэтому) мы неустанно указывали на добросовестное соблюдение Советским Союзом экономического соглашения и подчёркивали, что он прилагает все усилия для избежания любого конфликта с Германией. В мае в Москву после многонедельного отсутствия вернулся полковник Кребс. Когда он зашёл в мой кабинет, я задал ему вопрос насчет курсирующих слухов о войне. Если в этом есть хоть доля истины, его долг, сказал я, разъяснить Гитлеру, что война против Советского Союза может означать конец Германии. Я напомнил Кребсу, что за свою долгую историю Россия часто бывала бита, но никогда — разбита. Я упомянул о силе Красной Армии, о способности русского народа переносить страдания и лишения, о масштабах этой страны и её неисчерпаемых резервах. «Всё это мне известно, — сказал в ответ Кребс, — но, к сожалению, ничего этого я преподнести Гитлеру не могу. После того как мы, офицеры германского генерального штаба, предостерегали его от похода на Францию, а линию Мажино называли неприступной, мы ему ни единого слова сказать не можем, а должны помалкивать, если не хотим поплатиться головой». Для германского посольства последние дни перед германским вторжением в Советский Союз были временем трагическим. После 359

безуспешной попытки повлиять на Гитлера памятной запиской Шуленбурга мы не имели больше никакой возможности вмешаться в ход событий. А в результате совершенно изменившегося характера отношений у посла больше не было никакого случая увидеть Молотова и поговорить с ним, тем более что тот тоже хранил молчание. В связи с этим примечательно следующее. 5 мая 1941 г. в Кремле состоялся приём для молодых выпускников шестнадцати академий Красной Армии. По сообщениям, имевшимся у посольства, Сталин произнёс на этом банкете речь, в которой подчеркнул превосходство германского военного потенциала над советским, чем, по мнению наших информаторов, совершенно явно хотел подготовить слушателей к необходимости компромисса с Германией. Этому резко противоречили те сообщения, которые сделали мне уже во время войны три попавших в плен старших советских офицера, тоже присутствовавших на этом приёме. По их словам, начальник управления военных академий СССР генераллейтенант Хозин хотел произнести тост за мирную политику СССР, на что Сталин отреагировал резко отрицательно, сказав, что теперь с этим оборонительным лозунгом надо покончить, ибо он устарел, хотя под этим лозунгом Советскому Союзу и удалось далеко продвинуть вперёд свои границы на Севере и Западе и увеличить своё население на тринадцать миллионов человек. Однако теперь этим больше ни пяди земли не приобрести. Красная Армия, сказал он, должна привыкнуть к мысли, что мирная политика кончилась и наступила эра расширения фронта социализма силой. Тот, кто не признаёт этого, — обыватель и дурак. Надо покончить наконец и с восхвалениями германской армии. Мне так никогда и не удалось получить достоверное объяснение различия между этими двумя сообщениями. За правильность сведений офицеров говорит тот факт, что их рассказы совпадали друг с другом, хотя у них не было никакой возможности заранее согласовать друг с другом свои показания. Поэтому допустимо предположить, что Сталин намеренно устроил так, чтобы первое сообщение попало в руки посольства и тем самым Гитлеру было бы дано доказательство его миролюбивой политики. Тогда мне казалось, что мир ещё, пожалуй, можно спасти, если удастся побудить советское правительство взять в свои руки дипломатическую инициативу и втянуть Гитлера в переговоры, которые — хотя бы на время — лишат его предлога для военной акции против Советского Союза. Поэтому я счёл необходимым разъяснить советскому правительству всю серьёзность положения и убедить его предпринять что-либо для предотвращения опасности войны. Поскольку советский посол в Берлине [Деканозов] как раз находился в Москве, я уговорил графа Шуленбурга пригласить его на 360

завтрак в посольство вместе со ставшим к тому времени заведующим германским отделом Наркомата иностранных дел В. Н. Павловым (о котором мы знали, что он пользуется особым доверием Сталина), чтобы попытаться через Деканозова открыть глаза советскому правительству. Граф Шуленбург и я не жалели никаких усилий, чтобы сделать русским понятной всю серьёзность ситуации, и настаивали на том, чтобы советское правительство связалось с Берлином, пока ещё ничего не произошло. Но наши усилия оказались напрасными. Хотя мы с самого начала не оставили у Деканозова никаких сомнений в том, что действуем на собственный страх и риск, он с совершенно удручающей тупостью снова и снова спрашивал, говорим ли мы по поручению имперского правительства. В противном случае, твердил он, он не может передать нашу точку зрения своему правительству. Он явно не мог себе представить, что мы сознательно подвергали себя огромной опасности ради попытки сохранить мир. Казалось, он считал, что мы действуем по наущению Гитлера и пытаемся толкнуть Кремль на такой шаг, который противоречит советским интересам. Чем дольше говорили мы с Деканозовым, тем яснее становилось нам, что он не проявляет никакого понимания нашей доброй воли. Его поведение подтвердило мою точку зрения, что Сталин полагает, будто Гитлер только блефует. По этой причине Сталин оставил без внимания и другие предупреждения. Уже одно то, что в предсказаниях германского вторжения всё время называлась одна и та же дата, казалось, ещё больше укрепило его подозрение, что немцы хотят планомерно усиливать воздействие своего блефа. Сталин явно считал, что он не должен делать ничего, что могло бы побудить Гитлера ещё больше повысить те требования, на которые он, Сталин, был готов. Эта тенденция проявилась как в отношении к предупреждениям британского посла сэра Стаффорда Криппса, так и в заявлении ТАСС, датированном 13 июня 1941 г. В нём советское правительство опровергало как вымысел слухи насчёт якобы предъявленных Советскому Союзу германских требований и заявляло, что обе стороны добросовестно выполняют положения пакта о ненападении. Поскольку в это время посольство не могло выполнять никакой полезной работы и Берлин потерял всякий интерес к сообщениям из Москвы, нам не оставалось ничего иного, как заниматься чтением да обмениваться мнениями. <…> До самого начала военных действий посольству не было ясно, действительно и окончательно ли Гитлер решил осуществить нападение на Советский Союз и на какую дату он назначил эту акцию. Только 14 июня от одного вернувшегося в Москву сотрудника посольства, которого Шуленбург посылал разведать обстановку в Берлине, мы узнали, что нападение произойдёт 22 июня. Почти 361

одновременно посольство получило от министерства иностранных дел указание позаботиться о сохранности секретных документов и незаметно начать отправку из Москвы женщин и детей. Этой возможностью остававшиеся немецкие семьи пользовались в течение всей недели, и под конец моя жена оказалась единственной не работающей в посольстве женщиной, ещё находившейся в Москве. Характерным для той последовательности, с какой Сталин проводил свою политику умиротворения Гитлера, явился тот факт, что советские пограничные власти до последнего момента были не только весьма корректны с отъезжающими немцами, но и относились к ним с подчёркнутой вежливостью. Кстати, поезда с советской пшеницей и нефтью беспрепятственно шли в Германию через границу до самой после дней минуты перед нападением. В последние дни перед началом войны встреч посла с Молотовым (хотя прежде они встречались каждые несколько дней для обсуждения текущих вопросов) больше не было. Однако 21 июня, накануне германского нападения. Молотов снова пригласил графа Шуленбурга к себе на 21 час 30 минут, и я, как обычно, сопровождал посла в Кремль. Молотов начал беседу с сообщения, что он, к сожалению, вынужден заявить протест против принявших в последнее время систематический характер нарушений границ германскими лётчиками. Советское правительство поручило своему послу в Берлине сделать соответствующее представление имперскому правительству. Затем Молотов перевёл разговор на германо-советские отношения и заявил, что у советского правительства создаётся впечатление, будто германское правительство недовольно какими-то действиями советского правительства. Если это связано с югославскими делами, то он полагает, что в достаточной степени разъяснил данный вопрос во время предыдущих бесед. Тем больше советское правительство удивлено курсирующими слухами, согласно которым Германия готовит войну против Советского Союза. Новую пищу для этих слухов дает тот факт, что германское правительство никак не отреагировало на заявление ТАСС от 13 июня и в Германии оно не опубликовано. Советское правительство не может объяснить себе всё это и было бы благодарно, если бы посол высказался по данному вопросу. Вопросы Молотова поставили посла в крайне неловкое положение: ему не оставалось ничего иного, как заявить, что он не располагает никакой информацией. Молотова это не удовлетворило. Он сказал, что у него имеются сведения, по которым Москву уже покинули не только все германские хозяйственные представители, но также жёны и дети персонала посольства. Посол попытался объяснить отъезд членов семей предстоящим жарким летом в Москве, добавив в качестве последнего аргумента, что, мол, уехали не все, «например, фрау Хильгер ещё в Москве». 362

Молотов следил за его усилиями с выражением разочарования на лице. В этот момент никто из нас троих ещё не знал, что всего через шесть часов мы уже окажемся перед свершившимся фактом. В ночь на 22 июня из Берлина поступила телеграмма послу с указанием немедленно отправиться к Молотову и сообщить ему, что концентрация советских войск на германской границе приняла такой размер, что воспринимается имперским правительством как недопустимая. Поэтому оно решило принять соответствующие контрмеры. Телеграмма указывала послу, что он не должен вступать с Молотовым ни в какие дальнейшие обсуждения. Чуть позже четырёх часов утра мы в последний раз вошли в Кремль. Молотов принял нас не сразу. Он выглядел усталым и изнурённым работой. После того как посол сделал своё сообщение, на минуту воцарилась полная тишина. Молотов явно боролся с внутренним волнением. Затем он спросил: «Это — объявление войны?» Посол отреагировал молча, характерным для него жестом: с выражением беспомощности он воздел руки к небу. На это Молотов, слегка повысив голос, сказал: сообщение посла, естественно, не может означать ничего иного, как объявление войны, ибо германские войска перешли советскую границу и немецкие самолёты уже полтора часа бомбят такие города, как Одесса, Киев и Минск. Затем, уже не сдерживаясь, выразил свое возмущение. Он сказал, что Германия напала на страну, с которой заключила договоры о ненападении и дружбе. Такого прецедента в истории ещё не бывало. О концентрации советских войск на германской границе не может быть и речи. Пребывание советских войск в пограничных областях обусловлено только летними манёврами, которые проходят там. Если имперское правительство имело что-либо возразить против этого, ему было достаточно всего лишь сообщить об этом советскому правительству, и оно позаботилось бы о принятии соответствующих мер. Вместо этого Германия развязала войну со всеми её последствиями. Свою филиппику Молотов закончил словами: «Мы этого не заслужили!» Посол ответил: ему нечего добавить к тому, что он сообщил по указанию своего правительства, кроме просьбы, чтобы советское правительство в соответствии с международным правом обеспечило немедленный свободный выезд сотрудникам посольства. Молотов лаконично ответил, что это будет сделано на основе взаимности. Затем мы попрощались с Молотовым — молча, но с обычным рукопожатием. Когда произошло германское нападение, Красная Армия оказалась совершенно неподготовленной, ибо Сталин до самого последнего момента предавался вере, что Гитлер никогда не осмелится напасть на Советский Союз и что концентрация войск на советской границе — всего лишь блеф, рассчитанный на то, чтобы добиться от него, Сталина, 363

уступок в экономическом или территориальном отношении. Если бы Сталин действовал иначе и вовремя дал Гитлеру понять, что полон решимости в случае войны бросить против него всю мощь Красной Армии, кто знает, не приняла бы тогда история иной оборот. После того как 22 июня 1941 г. война, которую Гитлер навязал Советскому Союзу, началась, Сталину поначалу пришлось дорого поплатиться за совершённые им ошибки. Последствия его яростной расправы с руководящими деятелями Красной Армии, жертвой которой всего четыре года назад пали не меньше трёх четвертей всего высшего командного состава, были к 1941 г. ещё не преодолены. Виной Сталина было, далее, то, что первые удары агрессора были совершенно неожиданны для советских войск, которые бездеятельно стояли на границе, так как по его категорическому приказанию не приняли необходимых мер к обороне. И наконец, перед началом военных действий Сталин не предпринял ничего, что психологически подготовило бы население к возможности войны. Наоборот, Сталин всячески пренебрегал всеми предупреждениями с третьей стороны, сознательно создавал впечатление, будто после заключения договоров от 23 августа и 29 сентября 1939 г. отношения Советского Союза с Германией изменились. К этому добавилось воздействие сталинских заявлений, из которых советская общественность должна была услышать, что отношения между обеими странами не оставляют желать ничего лучшего и все появляющиеся слухи объясняются действиями политических возмутителей спокойствия. Следствием этого стало то, что в момент начала войны русское население было поражено как громом среди ясного неба. Так заключённая 23 августа 1939 г. германо-советская «дружба» завершилась трагическим концом. militera.lib.ru/memo/german/hilger_g01/text.html#t4

364

РАЗГРОМ СТАЛИНЫМ И ЕГО БАНДОЙ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНЫХ ОРГАНОВ СССР Страшный удар был нанесён Усатым Ублюдком с подельниками в конце 1930-х не только по военным и гражданским кадрам, но и по верхушке Разведупра Генштаба РККА, ИНО ГУГБ НКВД и по зарубежной агентуре, — что в итоге повлекло за собой непоправимые последствия. Захват власти в октябре 1917-го большевистской шайкой бандитов, убийц и палачей привёл к тому, что страна всего лишь за треть века потеряла (гражданская война, массовый голод, репрессии, потери во Второй мировой войне) несколько десятков миллионов человек. Если учесть, что погибшие и преждевременно умершие, а также заключённые сталинских лагерей, были в основном людьми детородного возраста, то к цифрам потерь надо приплюсовать примерно столько же неродившихся детей. То есть в современной России, если бы не ленинско-сталинский фашизм, должно было бы насчитываться миллионов триста населения. Уничтоженные Сталиным военные кадры и сотрудники репрессивных и разведывательных органов были частью той системы, которая принесла стране неисчислимые бедствия. Однако дело в том, что эта казалось бы справедливая мера привела к страшным потерям военных и мирного населения. Цифры называют разные — от 27 до 41 миллионов человек. Если бы не репрессии, если бы Сталин и его ставленники предприняли все необходимые превентивные меры, потери могли бы быть в несколько раз меньше. Поэтому я, желая рассказать о тех роковых репрессиях, даю большой кусок из книги ветерана войны, полковника, почётного сотрудника органов госбезопасности Дамаскина, служившего во внешней разведке КГБ СССР. Его уж никак не заподозришь в нелюбви к так называемой советской власти.

Игорь Анатольевич Дамаскин Сталин и разведка

365

Глава 6. Страшные дни репрессий Потери разведок <…> К 1936 году в Разведывательном управлении сложилась нездоровая, можно сказать, склочная обстановка. Многочисленные провалы, должностные перестановки создали атмосферу взаимного если не политического, то служебного недоверия. Уход Берзина, флегматичного, уравновешенного прибалта, и появление Урицкого, лихого кавалериста, грубого, вспыльчивого, к тому же еврея, чуждого латышской среде руководства Разведупра, ещё больше накалили страсти. К тому же он привёл своих «военных» людей, что вызвало антагонизм между ними и «берзинцами». А приход на должность заместителя начальника Управления Артузова с его тридцатью чекистами, в большинстве евреями, вообще сделал положение невыносимым. Ещё более напряжённым оно стало после присвоения персональных воинских званий. Артузов, Карин, Штейнбрюк, Захаров-Майер — «пришельцы» — получили звание корпусных комиссаров, а кадровые разведупровцы — Николаев и Стигга — только комдивов. Противостояние в руководстве Разведупра стало неизбежным. Урицкий в конфликте между «энкавэдэшниками» и «военными», естественно, стал на сторону последних. Он перестал общаться с Кариным и Штейнбрюком, приказы отдавал через их голову, писал оскорбительные резолюции. <…> Так или иначе, хотели ли этого Артузов или Урицкий или нет, но события развивались помимо их воли, и дни чекистов и самого Артузова в Разведупре были сочтены. И решал это не Урицкий, а нарком обороны Ворошилов, который не мог стерпеть «проникновения» чекистов в подведомственную ему службу. Конечно же, действовал он не без ведома Сталина, ибо даже нарком не был вправе отменить распоряжения вождя, лично направившего Артузова в военную разведку. …11 января 1937 года, по предложению Ворошилова, Политбюро принимает решение об освобождении Артузова и Штейнбрюка от работы в Разведупре и направляет их в распоряжение НКВД. Тем же постановлением на место разведчика Артузова назначается опытный контрразведчик Александровский. Вряд ли Урицкого могла порадовать такая замена — ведь это был грозный признак того, что приближается «великая» чистка. И действительно, уже через пять месяцев сам Урицкий оказался изгнанным из Разведупра, а в ноябре 1937 года — арестованным. В августе 1938 года его расстреляли… 366

Не возражая против смещения Артузова и Штейнбрюка, Сталин всё же решил оставить на посту начальника Второго (восточного) отдела Карина, видимо потому, что он в то время считался крупнейшим специалистом по Востоку. Карин Федор Яковлевич (Крутянский Тодрес Янкелевич)… <…> С 1934 года — в Разведупре.

Но Карин недолго оставался на своем посту. В мае 1937 года он был арестован. Приговорён как «иностранный агент» к расстрелу и в августе того же года расстрелян. <…> Сталин хорошо понимал, что ни Урицкий, ни тем более Александровский не в состоянии руководить военной разведкой. 21 мая 1937 года на совещании в Разведупре заявил: «Разведуправление со своим аппаратом попало в руки немцев» — и дал установку на роспуск агентурной сети. Это уже были дни массовых арестов. 13 мая был арестован Артузов, 16 мая — Карин, 21 мая — помощник начальника Разведупра АбрамовМиров, 29 мая — начальник 5 отдела Боговой, 9 июня — помощник начальника Разведупра Мейер-Захаров и т. д. 9 июня в своем выступлении на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны Сталин снова обрушился на разведку: «Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. Я беру это слово в широком смысле слова, в смысле бдительности и в узком смысле слова также, в смысле хорошей организации разведки. Наша разведка по военной линии слаба, она засорена шпионажем. Наша разведка по линии ПУ возглавлялась шпионом Гаем и внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа хозяев этого дела, работавшая на Германию, на Японию, на Польшу сколько угодно только не для нас. Разведка – это та область, где мы впервые за двадцать лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача состоит в том, чтобы разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши». Изгнав Урицкого, Сталин решил вернуть на прежнее место Берзина, который в Испании реабилитировал себя за большие провалы. 3 июня 1937 года Берзин снова занял свой пост начальника Разведупра. Находясь на нём, Берзин едва успевал подписывать санкции на арест, с горечью отправляя на плаху своих сотоварищей, очевидно, предчувствуя и своё будущее. На заседании партбюро 19 июля 1937 года Берзин докладывал, что двадцать человек руководящего состава 367

Разведупра арестованы как враги народа, а на другой день, на закрытом партсобрании были названы и другие фамилии. Начался повальный разгром военной разведки. Резиденты, рядовые работники, сотрудники аппарата исчезали один за другим. На партсобраниях 7 сентября, 15 октября, 15 ноября назывались всё новые и новые имена. Погром военной разведки принял ещё более организованный и зловещий характер после того, как 10 ноября НКВД СССР издал и направил начальникам особых отделов военных округов, флотов и флотилий и в периферийные органы НКВД директиву № 286498, предлагавшую немедленно реализовать агентурные, архивные и следственные материалы, которые имелись в отношении работников военной разведки, взять на учёт и в активную разработку всех бывших работников разведорганов. Наконец, 3 декабря 1937 года, казалось, был достигнут пик репрессий, обрушившихся на Разведупр, когда в числе арестованных прозвучали имена Я. К. Берзина, начальника 3-го отдела О. А. Стигга и ешё двадцати человек. Но нет, аресты продолжались. 15 февраля 1938 года оставшиеся в Управлении коммунисты имели возможность на своем собрании заслушать ещё один список из шестнадцати человек. <…> Точная цифра арестованных и уволенных (скорее всего, с последующим арестом) сотрудников Разведупра неизвестна. Но известно, что было уничтожено руководство военной разведки и все начальники отделов — один армейский комиссар 2-го ранга, два комкора, четыре корпусных комиссара, три комдива и два дивизионных комиссара, двенадцать комбригов и бригкомиссаров, пятнадцать полковников и полковых комиссаров — тридцать девять человек высшего командного состава с большим опытом и знанием разведывательной работы, с многолетним служебным стажем в Разведупре. <…> После ареста Я. Берзина обязанности начальника Разведупра исполнял Александр Матвеевич Никонов… Но и он 5 августа 1937 года был арестован, 26 октября судим как «враг народа» и в тот же день расстрелян. Разведупр остался без квалифицированного руководства. Правда, исполняющим обязанности был назначен Семен Григорьевич Гендин… но он не имел опыта работы в военной разведке. Поэтому после ареста Никонова обшее руководство Разведупром, по указанию Сталина, взял на себя нарком Ежов… Единственным военным разведчиком оставался комбриг Александр 368

Григорьевич Орлов, бывший военный атташе во Франции, Германии и Венгрии. Он и был назначен начальником после того, как Гендина арестовали в ноябре 1938 года (расстреляли 23 февраля 1939 года). Но и Орлова в апреле 1939 года уволили, в июне арестовали, а в январе 1940 года расстреляли. <…> После их арестов начали арестовывать сотрудников, работавших под их руководством. Казалось бы, сажать и расстреливать больше уже некого. В апреле 1939 года начальником Разведупра был назначен боевой лётчик, Герой Советского Союза, заслуживший это звание в испанском небе, Иван Иосифович Проскуров. Его последняя должность перед назначением в Разведупр — командир 2-й авиационной армии особого назначения. Какой криминал можно было найти в его тридцатитрехлетней жизни? Но и он в июле 1940 года был арестован, а в октябре 1941 года, когда стране так нужны были и лётчики и разведчики, расстрелян как враг народа. <…> Каковы же были итоги репрессий для советской военной разведки в целом? <…> В результате репрессий значительно изменился возрастной и должностной состав разведчиков. Если раньше руководящие посты занимали старые большевики с дореволюционным партийным стажем, участники Гражданской войны, имевшие звания комдивов, комбригов и уж не ниже полковников, то после «большой чистки» на их посты пришли совсем молодые майоры, выпускники военных академий, не имевшие никакого или почти никакого разведывательного опыта. На качестве работы, во всяком случае, на первом этапе, это не могло не сказаться. Изменился и национальный состав. Вместе с Берзиным и Урицким из Разведупра почти исчезли латыши, евреи, поляки. На их месте появились люди с русскими фамилиями. Об оперативных итогах репрессий в своём обращении к наркому обороны К. Е. Ворошилову писали исполняющий обязанности начальника 1-го отдела Разведуправления полковник А. И. Старунин и заместитель начальника отдела по агентуре майор Ф. А. Феденко: «В результате вражеского руководства в течение длительного периода времени РККА фактически осталась без разведки. Агентурная нелегальная сеть, что является основой разведки, почти вся ликвидирована... Реальных перспектив на её развертывание в ближайшее время нет. Итак, накануне крупнейших событий мы не имеем «ни глаз, ни ушей». В управлении есть немало людей, знающих работу, которые могли бы внести в дело развёртывания агентуры новую большевистскую струю, но система, 369

косность, трусость и ограниченность так называемых руководителей глушат здравые начинания и инициативу людей». И действительно, напуганные и опасавшиеся обвинений в «измене родине» и «шпионаже» сотрудники разведки стремились не принимать самостоятельных решений, отказывались от новых контактов, которые кому-то могли показаться подозрительными. Однако, как бы странным это ни казалось, именно в это время разворачивалась активная работа резидентуры Шандора Радо («Дора») в Швейцарии, Леопольда Треппера в Бельгии («Красная Капелла»), Рихарда Зорге («Рамзай») в Японии и других, что позволяет не считать деятельность военной разведки полностью развалившейся. Масштабы репрессий, обрушившихся на внешнюю разведку, могут показаться несколько меньшими, чем те, которые пришлось пережить военной. Но не потому, что Сталин, Ежов, Берия больше доверяли ей или лучше относились к её сотрудникам, а лишь потому, что штатный состав аппарата ИНО был по количеству меньше, нежели аппарат военной разведки. К тому же в 1935 году из аппарата ИНО в Разведуправление перешёл ряд сотрудников, которые и стали жертвами репрессий, уже будучи сотрудниками военной разведки. Тяжёлой потерей для внешней разведки стал уход из неё в РУ РККА вместе с тридцатью другими работниками (отобранными лично им, а плохих он бы не взял) замечательного руководителя Артура Христиановича Артузова. В 1920-е годы он руководил и принимал непосредственное участие в разработке и проведении многих ответственных чекистских мероприятий (в том числе «Синдикат-2» и «Трест» — аресте Б. Савинкова, английского разведчика С. Рейли), перестройке работы внешней разведки в 1930-е годы — сочетании «легальной» и нелегальной деятельности. С августа 1931 по 1935 год был начальником ИНО ОГПУ—НКВД. Был награждён двумя орденами Красного Знамени. В мае 1937 года по ложному обвинению он был арестован как «враг народа». Пытками его вынудили дать показания против самого себя и некоторых других разведчиков, но в записке, написанной кровью, он отказался от «признательных» показаний. Был расстрелян в августе 1937 года. Реабилитирован посмертно. Печальна участь других руководителей внешней разведки, постигшая их в годы «большого террора». Предшественник Артузова на посту начальника ИНО ЧК—ВЧК—ГПУ в 1921— 1929 годах Михаил (Меер) Абрамович Трилиссер… <…> В 1935—1938 годах член и секретарь Исполкома Коминтерна, курировал деятельность спецслужб ИККИ. В начале 1938 года арестован и в 1940 году расстрелян как «враг народа». Реабилитирован посмертно. Слуцкий Абрам Аронович… <…> С 1929 года помощник, затем заместитель 370

начальника ИНО. Руководил работой по линии НТР, неоднократно выезжал в Германию, Францию, Испанию. <…> 17 февраля 1938 года по приказу Ежова отравлен в кабинете руководителя ГУГБ Фриновского. Врачи констатировали «скоропостижную смерть от сердечного приступа» и Слуцкому были устроены торжественные похороны. Но уже через два месяца он был посмертно исключён из партии как «враг народа». Шпигельглас Сергей Михайлович… <…> С 1922 года— сотрудник ИНО. До 1926 года работал в Монголии по Китаю и Японии. Затем — на нелегальной работе во Франции. Выполнял особые задания во Франции и Испании. С 17 февраля по 9 июня 1938 года — и. о. руководителя внешней разведки. В 1938 году арестован и 29 января 1941 года расстрелян как «враг народа». Реабилитирован посмертно. Пассов Зельман Исаевич… в ЧК с 1922 года на контрразведывательной работе, с которой 9 июня 1938 года перешёл в ИНО в качестве начальника. <…> 2 ноября 1938 года арестован и 15 февраля 1940 года расстрелян.

С 6 ноября по 2 декабря 1938 года обязанности начальника разведки исполнял… П. А. Судоплатов. Он и последующие руководители Внешней разведки репрессий 1937—1938 года избежали. <…> Из общего числа сотрудников внешней разведки в Центре и резидентурах — 450 человек — было репрессировано 275. <…> Из резидентур поодиночке «вытаскивали» людей, и те покорно отправлялись на родину, где их ожидали репрессии. <…> Последствия репрессий для внешней разведки оказались ничуть не меньшими, если не большими, чем для военной. <…> Ветеран внешней разведки Рощин рассказывал мне, что когда после Отечественной войны он восстановил в Вене связь со своим бывшим агентом, тот воскликнул: «Где же вы были во время войны? Ведь я все эти годы был адъютантом самого генерала Кессельринга!» — одного из руководителей вермахта. <…> Трудности особого рода пережили «легальная» и нелегальная резидентуры в Германии. В силу сложившихся обстоятельств большинство сотрудников и агентов были евреями. Приход Гитлера к власти и начавшаяся кампания антисемитизма в стране привели к тому, что лица еврейской национальности вынуждены были покидать Германию. Таким образом, испытания на резидентуры свалились сразу с двух сторон. <…>

www.rodon.org/dia/sir.htm#a19

371

Глава 7. ПЕРЕД 22 ИЮНЯ В предчувствии <…> Об ответственности Сталина за внезапность для СССР начала войны и связанные с этим жертвы Константин Симонов писал: «...если говорить о внезапности и о масштабе связанных с нею первых поражений, то как раз здесь всё с самого низу — начиная с донесений разведчиков и докладов пограничников, через сводки и сообщения округов, через доклады Наркомата обороны и Генерального штаба, всё в конечном счёте сводится персонально к Сталину и упирается в него, в его твердую уверенность, что именно ему и именно такими мерами, какие он считает нужными, удастся предотвратить надвигающееся на страну бедствие. И в обратном порядке: именно от него — через Наркомат обороны, через Генеральный штаб, через штабы округов и до самого низу идёт весь тот нажим, всё то административное и моральное давление, которое в итоге сделало войну куда более внезапной, чем она могла быть при других обстоятельствах... Сталин несёт ответственность не просто за тот факт, что он с непостижимым упорством не желал считаться с важнейшими донесениями разведчиков. Главная его вина перед страной в том, что он создал гибельную атмосферу, когда десятки вполне компетентных людей, располагавших неопровержимыми документальными данными, не располагали возможностью доказать главе государства масштаб опасности и не располагали правами для того, чтобы принять достаточные меры к её предотвращению». <…> www.rodon.org/dia/sir.htm#a21

В дополнение небольшой отрывок из третьего тома «Истории российской внешней разведки» под редакцией профессионального разведчика Примакова: Успешную в целом работу советской внешней разведки в предвоенные годы серьёзно подорвали обрушившиеся на неё репрессии. К 1938 году были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, связи с ценнейшими источниками информации оказались утраченными. Впоследствии потребовались значительные усилия, чтобы их восстановить. Однако некоторые источники были потеряны навсегда. Порой в «легальных» резидентурах оставалось 372

всего 1—2 работника, как правило, молодых и неопытных. Аресты создали в коллективах обстановку растерянности, недоверия и подозрительности. В направленном руководству НКГБ отчёте о работе внешней разведки с 1939 по 1941 год начальник разведки П. М. Фитин писал: «К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства в то время Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке. Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием аппарата самого Отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном». Потери состава были столь велики, что в 1938 году в течение 127 дней подряд из внешней разведки руководству страны вообще не поступало никакой информации. Бывало, что даже сообщения на имя Сталина некому было подписать, и они отправлялись за подписью рядовых сотрудников аппарата разведки. Чтобы восстановить кадровый состав разведки, в неё по-прежнему направлялись люди с опытом партийной и организационной работы, хорошо зарекомендовавшие себя в армии командиры, окончившие вузы студенты. Однако без организации их специальной подготовки это не решало проблемы. В резидентуры нередко посылались лица, которые не знали иностранных языков, слабо разбирались в вопросах внешней политики, не имели навыков оперативной работы. В токийской резидентуре накануне войны был момент, когда ни один из сотрудников «легальной» резидентуры не знал ни японского, ни какоголибо другого иностранного языка. Аналогичное положение возникло и в ряде других резидентур. <…> В 1939 году всего несколько месяцев 5-м отделом ГУ ГБ руководил В. Г. Деканозов. Разведки он не знал. Это скоро стало ясно всем, в том числе и руководству страны. Деканозова срочно направили полпредом в Берлин. <…> История российской внешней разведки. Том III. 1933—1941 годы. Главный редактор Е. М. Примаков. Международные отношения.1995. itexts.net/avtor-evgeniy-maksimovich-primakov/166437-ocherki-istorii-rossiyskoyvneshney-razvedki-tom-3-evgeniy-primakov/read/page-2.html

373

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ПАЛАЧ В КАЧЕСТВЕ БЕЗДАРНОГО РЕЗИДЕНТА РАЗВЕДКИ После разгрома Сталиным внешней разведки берлинская резидентура долго оставалась без руководителя. Наконец Москва подобрала «подходящую кандидатуру». Ею оказался Амаяк Кобулов, отправивший на тот свет множество людей. Нелюдь, о котором его бывший зам в Гаграх дал впоследствии такие показания: «Сам избивал арестованных палкой, предварительно укладывал арестованных на пол». Старший брат этого ублюдка — Богдан Кобулов — был соратником Берия ещё в Грузии. В 1938—1939 годах весьма «плодотворно» занимал должность начальника следственной части НКВД СССР.

С первых дней воцарения Берии в здании НКВД осенью 1938-го он был наиболее активным подручным Лаврентия в следственных делах. С усердием избивал и пытал. Будучи по комплекции тучным, своих жертв Богдан Кобулов «избивал кулаками, прыгал на них и наваливался своим огромным весом. Его любимым орудием пыток была дубинка». www.novayagazeta.ru/articles/2010/12/20/146-bolshie-bratya

В 1940 году Кобулов-старший входил в состав «тройки», занимавшейся вынесением смертных приговоров пленным польским жандармам, тюремщикам, пограничникам, офицерам и другим (Катынский расстрел). За депортацию чеченцев, ингушей, «немецких ставленников» Кабардино-Балкарии, крымских татар, болгар, греков, армян, турок, курдов, хемшинов этот «величайший» сталинский «полководец» был награждён орденами Суворова I-й степени, Красного Знамени, Отечественной войны I-й степени. Младшего братика этой мрази Берия, — несомненно, с ведома Сталина, — и отправил на ключевой пост in der Hauptstadt des Dritten Reiches.

374

В третьем томе «Истории российской внешней разведки», охватывающем 1933—1941 годы, довольно много места уделено этому упырю. Текст местами откровенно беллетризирован, что удивительно для такого серьёзного издания, и читается как сценарий весьма интересного шпионского фильма. Я не нашёл в сети доказательств того, что Сталин был знаком с донесениями придурочного Захара (кличка Кобулова), попалась только записка наркома ГБ Меркулова от 25 мая 1941 года Сталину, Молотову и Берия с текстом беседы с Лицеистом (тем самым агентом Кобулова), но на этой записке не указано никаких помет. Вполне возможно, что этот мерзавец действительно отправлял свои писюльки непосредственно Сталину и Берия. <…> Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… <…> Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если её к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет в связи с этим более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное, даст больше товаров, особенно нефти. <…> В случае войны с Германией столица СССР была бы переведена в Свердловск. Это — план Сталина. <…> Германский план войны с Советским Союзом разработан самым детальным образом. Максимальный срок войны 6 недель. За это время Германия овладела бы почти всей европейской частью СССР, но правительства в Свердловске не трогала бы. Если Сталину после этого удалось бы спасти социалистический строй в остальной части СССР, то Гитлер этому не мешал бы. <…> alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/1011843

Независимо от того, читал ли Сталин дезу, которую скармливали Захару немцы, Усатый Ублюдок действовал так, как этого хотела гитлеровская верхушка: до самого начала войны, несмотря на громадное число информации, поступавшей от зарубежной агентуры и от военной разведки, категорически отказывался верить, что его друг Ади нападёт 375

на СССР. Несколько месяцев было пущено коту под хвост — и Сталин, по его собственному выражению, просрал начало войны, что обернулось для страны и народа неисчислимыми бедствиями и страшными потерями, которых можно было бы избежать, если бы были предприняты необходимые меры. История российской внешней разведки. Том III. 1933—1941 годы. Главный редактор Е. М. Примаков. Международные отношения. 1995. До сентября 1939 года берлинская резидентура не имела резидента. В Центре не хватало кадров, опытные разведчики были уничтожены в ходе репрессий. В сентябре 1939 года в Берлин был наконец назначен новый резидент. Но выбор оказался неудачным. А. З. Кобулов, протеже наркома внутренних дел Берии, недостаточно образованный (пятилетнее образование плюс курсы счетоводов), амбициозный, длительное время работал на скромных финансово-хозяйственных должностях мелких учреждений и предприятий Закавказья. По совету старшего брата Богдана, заместителя Берии, перешёл на службу в органы безопасности и при поддержке брата сделал стремительную карьеру. В 1939 году без всякого опыта разведывательной работы он оказался во главе одной из важнейших точек НКВД за рубежом — в Берлине. Перед отъездом из Москвы Кобулов был принят начальником внешнеполитической разведки комиссаром III ранга П. М. Фитиным. Разговор был формальный, протокольный. Состоялась беседа с начальником немецкого направления П. М. Журавлёвым, одним из опытнейших оперативных работников разведки. Оба расстались без чувства симпатии: у Павла Матвеевича от разговора с самонадеянным Кобуловым остался на душе мутный осадок. Едва оглядевшись на месте, Кобулов энергично принялся за «дела». Неразборчивость в установлении контактов и болтливость обратили на себя внимание начальника отделения гестапо «4-Д» штандартенфюрера Ликуса, который дал указание начать его разработку. По учётам гестапо Кобулов значился резидентом советской разведки. П. М. Журавлёв, почувствовав недоброе, пытался вмешаться в ход событий, призвать Кобулова к дисциплине и конспирации. Подготовленный на этот счёт проект указания в Берлин Журавлёв принялся согласовывать с вышестоящим руководством, которое нашло указание берлинскому резиденту излишне резким (знали, кто стоит за его спиной) и смягчило текст. Когда Кобулов убедился, что его, хотя и в деликатной форме, 376

предупредили, он вышел из себя и обратился с личным письмом к начальнику разведки Фитину. Резидент жаловался, что до него дошли слухи о том, что заместитель начальника разведки П. А. Судоплатов и П. М. Журавлёв необоснованно критикуют его работу за спиной. Следовало бы положить конец подобной болтовне, подсказал он Фитину. В том же письме Кобулов просил о предоставлении ему денежной дотации, ссылаясь на выслугу лет и местную дороговизну. Руководство внешней разведки перевело Кобулову причитающиеся рейхсмарки, но пришло к выводу, что работу резидентуры можно на деле улучшить, лишь направив в Берлин опытного и знающего обстановку оперработника. Наиболее подходящей сочли кандидатуру А. М. Короткова. В апреле 1940 года Коротков прибыл в Берлин. Спустя некоторое время он возобновил встречи с «Корсиканцем», а позднее и со «Старшиной». От них была получена ценная информация о приготовлениях Германии к войне против СССР. Кобулов пожелал встречаться с «Корсиканцем», используя Короткова как переводчика. Сообщив в Москву о планируемой встрече, Амаяк Захарович услышал в ответ не очень вежливое: «На встречу с «Корсиканцем» не ходить». <…> Знала ли берлинская резидентура внешней разведки НКВД о грозящей опасности? Бил ли в колокола тревоги тогдашний резидент А. Кобулов, который, по имевшейся у него инструкции политбюро ЦК ВКП(б), должен был «информировать Центр об обстановке в Германии, её военных планах и экономическом положении»? Использовал ли он вполне надёжную агентуру среди высокопоставленных функционеров Третьего рейха для получения информации о подготовке Германии к прыжку на Восток? Документы и информационные материалы той поры не дают однозначного ответа на поставленные вопросы. С одной стороны, секретные телеграммы из Берлина указывали на то, что войны между Германией и СССР не избежать (предупреждения антифашистов группы Харнака и Шульце—Бойзена), с другой — назывались разноречивые даты начала вторжения: 14 мая, 11 июня, 17 июня, 22 июня, «середина лета». Изощрённость гитлеровской дезинформации состояла не только в том, чтобы максимально надолго скрыть факт подготовки военной машины Германии к активным действиям весной или летом 1941 года (это практически невозможно было сделать), а и в том, чтобы сбить с толку советское руководство путём сообщения ему, с одной стороны, дезинформационных сообщений о целях и задачах такой подготовки и, с другой – нескольких «абсолютно надёжных» дат начала вторжения в СССР, по мере прохождения которых советское руководство должно было всё больше убеждаться в 377

недостоверности получаемых разведданных. Коварный трюк явно удавался и Геббельс с удовлетворением записал в своём дневнике, что «наши специалисты по распространению слухов в те дни поработали просто отлично». Были и явно субъективные причины недостатков информационной работы берлинской резидентуры, которую возглавлял А. Кобулов (Захар). Его квалификация как «профессионального разведчика» явно не соответствовала занимаемой им должности. Информация А. Кобулова в Центр, имевшая главной задачей не вызвать недовольства Л. Берии, отвечала настроениям, царившим в Кремле, и содержала сведения, которые представляли лишь относительный интерес в плане предупреждения о возможной агрессии. Сначала протеже Берии порекомендовали «глубже вникать» в суть происходящих в Германии событий, затем предложили «активизировать усилия» по приобретению новых источников информации и даже деликатно советовали «учиться искусству» политического анализа и прогнозирования событий. В июне 1940-го его вызывали в Москву для беседы с руководством, но всё было тщетно. Кобулов был непробиваем, а его вера в «покровительство Лаврентия Павловича» — безгранична. «Я слышал, что руководство разведки недовольно работой Захара и на него просто махнули рукой, — писал он в сохранившемся до наших дней личном письме, адресованном П. М. Фитину. — Быть может, этой болтовне и не надо придавать значение, но, когда речь идет об ответственных товарищах, с которыми я лично поддерживаю деловой контакт, подобные коридорные разговоры не должны иметь место. Прошу принять меры, чтобы положить конец впредь подобным сплетням». Начальник разведки, судя по всему, не стал больше нигде распространяться о деловых качествах Захара. Документ отправил в архив, от греха подальше. Амаяк Кобулов внял увещеваниям Центра «активизировать усилия» по приобретению новых источников информации — и на трагической сцене берлинского политического театра за десять месяцев до рокового дня 22 июня появилась фигура молодого латвийского журналиста из газеты «Бриве Земе» Ореста Берлинкса. Первое упоминание об элегантном, высоком, спортивного вида молодом человеке с гладко зачёсанными назад редкими светлыми волосами легло на стол руководителя советской разведки в Москве в самом начале августа 1940 года. В срочном сообщении Захара из Берлина говорилось, что он познакомился через корреспондента ТАСС, сотрудника резидентуры Философова с хорошо разбирающимся в политике эмигрантом-латышом. Берлинке остался «без гроша в кармане» после того, как представляемая им при МИД 378

Германии газета перестала издаваться, а он сам оказался в «вынужденной эмиграции». Захар сообщал в Центр, что его новый знакомый — двадцатисемилетний Орест Берлинке — «трезво оценивает установление советской власти в Прибалтике», производит «весьма благоприятное впечатление» своими манерами и хорошим знанием немецкого языка и готов делиться с Москвой полученной в кругах немецкого МИД информацией. Захар обещал в ближайшие дни «более обстоятельно» поговорить с Берлинксом о «перспективах его дальнейшей журналистской деятельности в Германии» и «при удобном случае — завербовать», присвоив конспиративную кличку «Лицеист». Как выяснилось впоследствии, «Лицеист» с самого начала сообщил в пресс-бюро МИД Германии о знакомстве с Философовым и его просьбе информировать о текущих делах. Немцы рекомендовали латышу продолжить контакт с русскими и постоянно держать их в курсе дела. Они обещали снабжать его сведениями, которые «Лицеист» будет передавать «советским друзьям». Поскольку сам Захар почти не знал немецкого языка, всю работу с «Лицеистом» он проводил через Философова, которого использовал в качестве переводчика. Уже 15 августа 1940 г. (т. е. через десять дней после первого знакомства) из Берлина в Москву ушла очередная телеграмма Захара. Два слова определяли её ёмкое содержание: «,,Лицеист” завербован». <…> Телеграмма из Берлина заканчивалась предложением Захара использовать «Лицеиста» для получения секретной политической информации о положении дел в нацистской Германии с выплатой «агенту» значительной суммы в немецких марках ежемесячно. В Центре схватились за голову. Такая скоропалительная вербовка без малейшей попытки разобраться в личности «агента» не сулила ничего хорошего. Шеф разведки дал указание обстоятельно изучить биографию агента, проверить его связи, контакты, выяснить по возможности скрытые Берлинксом факты его жизни. В Берлин было направлено строгое указание: «Поскольку с «Лицеистом» только устанавливаются отношения и он ещё не проверен в деле выполнения наших заданий, предлагаем проявлять разумную осторожность в работе с ним и ни в коем случае не передавать его на связь какомулибо другому оперработнику резидентуры». В Центре не было ясновидцев, но были умные, осторожные и опытные профессионалы, не раз сталкивавшиеся с опасными ситуациями. Но тут был особый случай. Информация из Берлина шла «наверх» напрямую, как правило, минуя опытных специалистов и аналитиков. Кобулов не раз похвалялся этим, в частности и в беседах с «Лицеистом». Похоже, что Сталин, находясь под влиянием 379

дезинформации о неизбежности предстоящей высадки немецкого десанта на Британские острова, весьма благосклонно воспринимал сведения «Лицеиста» о такой широкомасштабной операции нацистов. Очевидно, ему хотелось принимать желаемое за действительное. Только через шесть долгих лет, в мае 1947 года, стало известно о некоторых деталях дела «Лицеиста». Их раскрыл в ходе допроса Зигфрид Мюллер, с 1937 года служивший в берлинском отделении гестапо. По приказу одного из руководителей PCXА (Главного управления имперской безопасности) он был определён на работу в подразделение 4-Д, проводившее специальные мероприятия в отношении иностранцев, аккредитованных в Берлине. Вот что рассказал Мюллер советскому следователю на допросе 21 мая 1947 г.: «Вопрос. А что, гестапо так и не смогло в то время найти подходов к советскому посольству в Берлине? Ответ: Не совсем так. Нам удалось установить, что советник советского посольства Кобулов вёл в Германии разведывательную работу. Кобулову в августе 1940 года был подставлен агент германской разведки — латыш Берлинке, который по нашему заданию длительное время снабжал его дезинформационными материалами. Берлинке говорил мне, что ему удалось войти в доверие к Кобулову, что последний рассказывал Берлинксу даже о том, что все доклады он направлял лично Сталину и Молотову. Очевидно, всё это позволило Гитлеру рассматривать Кобулова как удобную возможность для посылки дезинформации в Москву, в связи с чем он лично занимался этим вопросом и материалами, предназначавшимися для передачи Кобулову. Практика была такой: Риббентроп готовил эти материалы, затем докладывал их Гитлеру и только с его санкции материалы передавались агенту Берлинксу, который и доставлял их Кобулову». Но вернёмся к работе с «Лицеистом». Обеспокоенный Центр пытался по крохам сведений о Берлинксе составить хотя бы приблизительный мозаичный портрет «ценного» агента Кобулова. Латышские друзья Москвы взялись проверить каждый факт биографии «Лицеиста» и дать о нём свое заключение. Буквально в течение нескольких дней удалось установить, что «Лицеист» отнюдь не русофил и уж тем более не «просоветски настроенная личность». Его часто встречали в кругу немецких поселенцев в Латвии, а все его самые близкие друзья были без ума от успехов «великого фюрера». В берлинскую резидентуру ушла телеграмма с грифом «вне очереди»: «Мы получили сведения, что «Лицеист» якобы настроен антисоветски. Будучи в Латвии, старался распространять там идеи национал-социализма. Сведения получены нами от заслуживающего 380

доверия источника. Вам следует иметь их в виду при взаимоотношениях с ,,Лицеистом”». Но куда там! Кобулов верил в свою «звезду» и отмахивался от неоднократных предупреждений Центра. А тем временем в Москву продолжали поступать такие, например, сообщения: «Как заявил в личной беседе со мной [«Лицеистом»] ответственный сотрудник бюро Риббентропа Клайст, немцы рассчитывают уничтожить Англию в течение трёх недель. Клайст сказал, что вовсю идёт подготовка также к или ергскому съезду НСДАП, который явится съездом мира, так как «низвержение английского владычества несомненно». Представитель бюро Риббентропа отметил также, что беседы Молотова с Гитлером произвели на последнего «наилучшее впечатление». Гитлер на основе переговоров с советским наркомом иностранных дел пришёл к убеждению, что Советский Союз имеет абсолютно серьёзные намерения относительно дружественных отношений с Германией». Развернутая Берлином беспрецедентная кампания дезинформации, в которой «Лицеист» играл далеко не последнюю скрипку, сбивала с толку многих. Гитлер лично приказал широко распространять по всем каналам сведения о том, что «концентрация войск против России является самой великой военной акцией по дезинформации противника в истории и имеет лишь целью отвлечь внимание от последних приготовлений к вторжению в Англию». Такое распоряжение Гитлера якобы содержалось в его указании от 6 февраля 1941 г. В нём говорилось также, что до окончания перегруппировки войск следует усилить активность авиации и флота в районе Ла-Манша, чтобы «создать видимость предстоящего якобы ещё в этом году нападения на Британские острова». Случалась время от времени и информация, которая, по мнению Захара, должна была просто заинтриговать руководство тогдашней Лубянки: «Поездка В. М. Молотова в Берлин, — спешил сообщить в Центр Кобулов, — является событием необозримой важности и последствий. Это – начало «новой эры» (слова посланника Шмидта, произнесенные 9 ноября 1940 г. в узком кругу в иностранном клубе печати в Берлине, как сообщил резидент. — Ред.). Все опасные моменты германо-русских отношений пройдены, и с настоящего времени можно надеяться, что Россия наконец полностью поняла своё положение в новом мировом порядке и что этим практически решены все большие политические проблемы. Англия не изменит ситуацию. Она будет разгромлена в течение двух-трёх недель». В один из майских вечеров 1941 года тишину подъезда дома, где жил А. Кобулов, нарушил стук каблуков. Оглядываясь по сторонам, молодой человек торопливо подошёл к двери и нажал на кнопку звонка. Пару мгновений за дверью было тихо, а затем послышались 381

неторопливые шаги. — Кто здесь? — послышался обычный в такой ситуации вопрос. — Это я, господин Кобулов. Ради Бога, извините! Я только на одну минуточку. Звякнула дверная цепочка. Вечерний гость быстро проскользнул в ярко освещённую щель и, будто забыв, зачем пришёл, почему-то вдруг замер по стойке «смирно». От него изрядно попахивало спиртным. — Простите, что беспокою вас, господин Кобулов, но дело, с которым я пришёл, не терпит отлагательств. Завтра утром будет сформирована команда журналистов, которая по заданию Министерства пропаганды едет во Францию. Мне обещали место в этой команде. — Ну а я-то здесь при чём? — недовольно поморщился Захар. — У Министерства пропаганды доктора Геббельса свои задачи, а у меня — свои. — Но неужели, господин Кобулов, вам не интересно, что ваш друг побывает на оккупированной германской армией французской пограничной территории? — Почему не интересно? Даже очень интересно попутешествовать за счёт имперского орла. — Нет, деньги я буду платить свои, вернее, ваши, господин Кобулов. Да и прибавку вы мне обещали с трёхсот рейхсмарок до пятисот, — чуть слышно промямлил «Лицеист». Буквально через пару дней шифровальщик принес Кобулову расшифрованный текст срочной телеграммы. Уже первая строка текста привела его в бешенство. «Информация «Лицеиста» содержит много воды и совсем мало фактов, — прочитал он. «Кроме того, информация содержит много неточностей, противоречивых и сомнительных данных, а также изобилует общими местами, — говорилось далее в телеграмме Центра. — «Лицеист» черпает свою информацию у лиц, предназначенных германским государственным аппаратом для «питания» прессы. Что касается поездки «Лицеиста» во Францию, которую германские власти специально организуют для иностранных журналистов, то возникает вопрос: не окажется ли поездка «Лицеиста» во Францию более полезной для Германии, нежели чем для нас?» На следующее утро Захара разбудил звонок в дверь. Наскоро накинув халат, он подбежал к двери. Перед ним (в его квартире!) снова стоял «Лицеист». Помятое лицо его выражало полное отчаяние. «Лицеист» искал в глазах Захара хотя бы искорку сочувствия и снисхождения. И… нашёл. Тактика слезливого покаяния, выработанная ночью с гестаповцами, полностью сработала — и уже через несколько минут «друзья» сидели в гостиной за чашкой утреннего кофе. «Ценный» агент Захара сообщал своему шефу 382

специально подготовленную информацию, которую мы приводим полностью, как она в свое время была изложена в телеграмме в Центр самим Кобуловым. «Вождём латышских фашистов в Германии «Лицеист» назвал Густава Целминша. Агент якобы заходил к нему, но не застал. Обещал повторить свой визит к латышскому «фюреру» с целью разузнать подробнее о его связях и окружении… В следующий раз, — подытожил телеграмму Кобулов, — я буду давать ему по 500 марок. Он этого заслуживает». По-видимому, это была одна из последних, если не последняя, встреча Захара с «Лицеистом». Во всяком случае, в личном деле Берлинкса его расписок «Получил сполна. или Кранц» обнаружено не было… Своеобразно сложилась послевоенная судьба «Лицеиста». В материалах его «дела» сохранились некоторые любопытные документы. Вот один из них. Из протоколов допроса Зигфрида Мюллера, род. в 1916 году в г. Штутгарте и арестованного советской контрразведкой в 1945 году. «После начала наступления немецких войск на Восточном фронте я пришёл к полковнику СС, бывшему работнику германской разведки Ликусу. Я хотел выяснить возможности дальнейшего использования Берлинкса и познакомиться с его последним отчётом. В докладе Берлинкса излагалось содержание его беседы с Кобуловым, который, по сообщению Берлинкса, утверждал, что советское правительство не хочет войны с Германией». Гитлер на донесении Берлинкса красным карандашом написал одно слово «лгун», а устно приказал арестовать Берлинкса. Видимо, он, по мнению Гитлера, стал опасным свидетелем закулисной игры, к которой он, Гитлер, приложил свою руку. «Вопрос. А был ли Берлинке арестован? Ответ: Нет, не был. Вопрос об аресте Берлинкса был каким-то образом замят, а потом, как мне известно, его тайно переправили в Швецию, где он продолжал вести разведывательную работу в пользу Германии». Требующая проверки информация о судьбе одного из гестаповских пособников не залежалась на столе руководителя контрразведывательного подразделения Центра. Она была доложена руководству разведки, и из Москвы в резидентуру ушло указание: «Просим установить, где проживает в настоящее время бывший агент гестапо Орест Берлинке, корреспондент латышской эмигрантской газеты «Бриве Земе» и ряда других латышских эмигрантских изданий. Работал в Германии в 1939—1941 годах и был аккредитован 383

при пресс-бюро германского Министерства иностранных дел. Его возраст — 35 лет. Приметы: рост 170—175 сантиметров, блондин, глаза светлые, фигура спортивная. Хорошо одевается, увлекается автоделом, играет в шахматы, в карты, курит дорогие сигареты. По получении запрашиваемой информации незамедлительно телеграфируйте. Его последний домашний адрес в Берлине…» Ответы из большинства «точек» не заставили себя ждать. Чаще всего они были предельно краткими: «Нет»; «Не был»; «Не проживал». И даже берлинская резидентура была предельно лаконичной: «Берлин, 2 августа 1945 г. Берлинкс Орест по указанному вами адресу проживал до 1941 года. В настоящее время местопребывание его не установлено». Судьба другого «героя» очерка — патрона и наставника «Лицеиста» — оказалась более определённой. В 1953 году Амаяк Кобулов вместе с бывшим послом в Берлине В. Г. Деканозовым и самим Берией был арестован. Близость к Берии сыграла свою роль. На сей раз — роковую. После быстрого разбирательства дело о «шпионаже» Деканозова, Кобулова и некоторых других лиц было передано в специальную группу Особого совещания, которое и приговорило их к расстрелу. <…> itexts.net/avtor-evgeniy-maksimovich-primakov/166437-ocherki-istorii-rossiyskoy-vneshney-razvedki-tom-3-evgeniyprimakov/read/page-36.html itexts.net/avtor-evgeniy-maksimovich-primakov/166437-ocherki-istorii-rossiyskoy-vneshney-razvedki-tom-3-evgeniyprimakov/read/page-37.html itexts.net/avtor-evgeniy-maksimovich-primakov/166437-ocherki-istorii-rossiyskoy-vneshney-razvedki-tom-3-evgeniyprimakov/read/page-38.html itexts.net/avtor-evgeniy-maksimovich-primakov/166437-ocherki-istorii-rossiyskoy-vneshney-razvedki-tom-3-evgeniyprimakov/read/page-39.html

384

НЕМНОГО О РАЗВЕДДАННЫХ, ГЕНЕРАЛЕ ГОЛИКОВЕ И МАРШАЛЕ ЖУКОВЕ В известном докладе начальника Разведупра ГШ РККА Голикова от 20 марта 1941 года разведданные излагаются за упокой, а вывод делается за здравие: «…считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР… будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почётного для Германии мира. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весною этого года войны против СССР необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки». Этот вывод вполне устраивал Усатого Ублюдка и был одним из элементов, из которых сложилось противоположное фактам мнение Сталина, что Гитлер в текущем году не начнёт войну против СCСР. Доклад начальника Разведуправления Генштаба Красной Армии в НКО СССР, СНК СССР и ЦК ВКП(б) СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО 20 марта 1941 г.

б/н

Большинство агентурных данных, касающихся возможностей войны с СССР весной 1941 года, исходит от англо-американских источников, задачей которых на сегодняшний день, несомненно, является стремление ухудшить отношения между СССР и Германией. Вместе с тем, исходя из природы возникновения и развития фашизма, а также его задач — осуществление заветных планов Гитлера, так полно и «красочно» изложенных в его книге «Моя борьба», краткое изложение всех имеющихся агентурных данных за период июль 1940—март 1941 года заслуживают в некоторой своей части серьёзного внимания. За последнее время английские, американские и другие источники говорят о готовящемся якобы нападении Германии на Советский Союз. Из всех высказываний, полученных нами в разное время, заслуживают внимания следующие: 385

1. Геринг якобы согласен заключить мир с Англией и выступить против СССР. 2. Японский ВАТ передаёт, что якобы Гитлер заявил, что после быстрой победы на западе он начинает наступление против СССР. 3. В Берлине говорят о каком-то крупном разногласии между Германией и СССР. В связи с этим в германском посольстве говорят, что после Англии и Франции наступит очередь за СССР. 4. Турецкая газета «Сон Поста» сообщает, что германский командующий войсками в Австрии, обращаясь к войсковым частям, заявил, что главным врагом Германии являются русские, и что на германских солдат может быть возложена задача ещё большего расширения границ Германии. 5. Американский посол в Румынии в своей телеграмме в Вашингтон сообщает, что Джигуржу имел беседу с Герингом, в которой последний сказал, что если Германия не будет иметь успеха в войне с Англией, то она вынуждена будет перейти к осуществлению своих старых планов по захвату Украины и Кавказа. 6. Германский ВАТ высказал, что после окончания войны с Англией немцы помогут Финляндии получить обратно потерянную территорию. 7. Гитлер намерен весною 1941 года разрешить вопрос на Востоке. 8. В беседе с югославским ВАТ в Москве, последний говорил, что Финляндия — это зона интересов СССР. Недавно советник германского посольства в Москве Пильгер прямо сказал, что финны храбро дрались зимой и они их русским не отдадут. За последнее время немцы подстрекают немцев против русских. Финны уже поговаривают о том, что «граница с СССР ещё не окончательная, посмотрим, что будет после заключения мира в Европе». 9. Югославский ВАТ считает, что среди немцев имеются два течения: первое — СССР в настоящее время слаб в военном и внутреннем отношениях и настаивают на том, чтобы использовать удобный момент и вместе с Японией покончить с СССР и освободиться от пропаганды и от «дамоклова меча», висящего всё время над Германией; второе — СССР не слаб, русские солдаты сильны в обороне, что доказано историей. Рисковать нельзя. Лучше поддерживать с СССР хорошие отношения. 10. Английские и французские журналисты утверждают, что в Германии происходит какая-то расстановка сил. В Стокгольме велись переговоры между Германией и Англией, представителем от Англии был Ллойд Джордж, но что эти переговоры ни к чему не привели. Греческий журналист сообщил, что в Мадриде в июле 1940 года 386

имели место переговоры между Германией и Англией и что Германия недовольна СССР, так как последний предъявляет какие-то новые требования. 11. Данные Германией и Италией гарантии о границе Румынии направлены исключительно против СССР. Эти гарантии дополнены военным соглашением между Германией и Румынией. Этими гарантиями проникновению СССР на Балканы будет положен конец. 12. Министр иностранных дел Румынии Струдза старался убедить Гантера внести предложение Рузвельту о мире между Германией и СССР. Гитлер хочет мира, так как его терпение к СССР почти истощилось и что СССР полностью будет подготовлен к войне только в 1942 году. Он же сказал, что неофициально мирные переговоры ведутся в Стокгольме, Мадриде и Ирландии. 13. Среди немецких офицеров ходят слухи о том, что в феврале 1941 года в своём выступлении в «Спортпаласе» на выпуске офицеров, Гитлер сказал, что у Германии имеются три возможности использования своей армии в 228 дивизий: для штурма на Англию; наступление в Африку через Италию, и против СССР. 14. Столкновение между Германией и СССР следует ожидать в мае 1941 года. Источником подчёркивается, что это мнение высказывается как в военных кругах, так и в кругах министерства иностранных дел. Никто не реагирует одобрительно на эти планы. Считают, что распространение войны на СССР только приблизит конец националсоциалистического режима. Это мнение высказывает и племянник Браухича, который занимает видный пост в министерстве иностранных дел. 15. Шведский ВАТ в подтверждение сведений о подготовке наступления против СССР весной 1941 года подчеркнул, что сведения получены от военного лица и основаны на сугубо секретном приказе Гитлера, который известен ограниченному кругу ответственных лиц. Руководитель восточного отдела министерства иностранных дел Шлиппе сказал, что посещение Молотовым Берлина можно сравнить с посещением Бека. Единомыслия достигнуто не было ни в вопросе о Финляндии, ни о Болгарии. Подготовка наступления против СССР началась значительно ранее визита Молотова, но одно время оно было приостановлено, так как немцы просчитались в своих сроках победы над Англией. Весной немцы рассчитывают поставить Англию на колени, развязав тем самым себе руки на Востоке. 16. Для борьбы с Англией достаточно тех сил, которые сосредоточены на канале, а остальные силы свободны для 387

борьбы против СССР. Выступление необходимо для того, чтобы создать ясность на Востоке и ликвидировать постоянную опасность того, что СССР может выступить на стороне Англии, а также захватом Украины обеспечить Европу продуктами питания. Из наиболее вероятных вариантов действий, намечаемых против СССР, заслуживают внимания следующие: 1. Вариант № 1 по данным анонимного письма, полученного нашим полпредом в Берлине от 15 декабря 1940 года (приложение № 1): «...основное направление удара: а) от Люблина по Припяти до Киева; б) из Румынии между Яссы и Буковиной в направлении Тетерев, и в) из Восточной Пруссии на Мемель, Виллинг, р. Березина и далее вдоль Днепра на Киев»; 2. Вариант № 2 по данным КОВО от декабря 1940 года (приложение № 2): «...Три главных направления удара: а) из Восточной Пруссии в направлении Литвы, Латвии и Эстонии. Этот удар имеет те преимущества, что Литва, Латвия и Эстония сразу же становятся союзниками Германии. Кроме того, Финляндия сразу же присоединяется к Германии, чтобы отнять забранную территорию; б) через Галицию и Волынь. Эта группа войск будет иметь поддержку украинцев и в[ойск] из Румынии, которая будет стремиться захватить отобранную у неё территорию. Группа войск 2-го и 3-го направлений окружает войска противника в Мало-Полше. На остальном участке наносятся вспомогательные удары на фронтальном направлении с целью очищения всей остальной территории. На Востоке СССР будет связан с Японией, что является для Германии плюсом, так как противник должен создать сразу два фронта, а поэтому концентрация его сил против Германии невозможна». 3. Вариант № 3 по данным нашего агентурного донесения на февраль 1941 года (приложение № 3): «... Для наступления на СССР создаются три армейские группы: 1-я группа под командованием генералфельдмаршала Бок наносит удар в направлении Петрограда, 2-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Рунштудт — в направлении Москвы, и 3-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееб — в направлении Киева. Начало наступления на СССР ориентировочно 20 мая».

388

Кроме этих документов, по данным других источников, известно, что план наступления против СССР будет заключаться в следующем: а) после победы над Англией Германия, наступая против СССР, предполагает наносить удар с двух флангов: охватом со стороны севера (имеется в виду Финляндия) и со стороны Балканского полуострова; б) коммерческий директор германской фирмы «Тренча майне Лимитед» [заявил, что] нападение на СССР произойдёт через Румынию. Для этого Германия строит шоссе из Протектората через Словакию в Венгрию с целью переброски войск к советской границе. Венгрия и Румыния разрешили Германии пользоваться всеми путями сообщения для переброски войск, а также разрешили ей строить новые аэродромы, базы для мотомехчастей и склады для амуниции. Венгрия разрешила Германии пользоваться частью своих аэродромов. Все румынские войска и военно-технические сооружения находятся в распоряжении германского командования; в) югославский в[оенный] ат[таше] Смидович (?) заявляет, что разрешая балканский вопрос, трудно представить, куда немцы направят свое остриё, но он лично убеждён, что всё это предшествует нападению на СССР. Сам факт выхода немцев в Дарданеллы является прямым актом против СССР. Вообще Гитлер никогда не изменял своей программе, изложенной в книге «Моя борьба», и эта программа является основной целью войны. Дружбой Гитлер пользуется как средством, дающим ему возможность решить задачу переустройства Европы; г) по сообщению нашего ВАТ от 14 марта, в Румынии упорно распространяются слухи о том, что Германия изменила свой стратегический план войны. В разговоре с нашим источником немецкий майор завил: «Мы полностью изменяем наш план. Мы направляемся на Восток, на СССР. Мы заберём у СССР хлеб, уголь, нефть. Тогда мы будем непобедимыми и можем продолжать войну с Англией и Америкой». Полковник Риошану, бывший товарищ министра в Румынии, в личной беседе с нашим источником сказал, что главный штаб румынской армии вместе с немцами занят сейчас разработкой плана войны с СССР, начала которого следует ожидать через три месяца. Немцы опасаются выступления СССР в тот момент, когда они пойдут в Турцию. Желая предупредить опасность со стороны СССР, немцы хотят проявить инициативу и первыми нанести удар, захватить наиболее важные экономические районы СССР, и прежде всего Украину. д) по сообщению нашего ВАТ из Берлина, по данным вполне авторитетного источника, начало военных действий против СССР следует ожидать между 15 мая и 15 июня 1941 года. 389

Вывод: 1. На основании всех приведённых выше высказываний и возможных вариантов действий весною этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почётного для Германии мира. 2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весною этого года войны против СССР необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки. Начальник Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии генерал-лейтенант (Голиков) ЦА МО РФ. Оп. 14750. Д. 1. Лл. 12—21 Рукопись, заверенная копия. Имеются пометы и исправления. Приложена карта-схема возможных вариантов нападения Германии на СССР. alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/55793

Справка 27 апреля 1964 года 4 февраля 1964 года маршал Голиков обратился с письмом к начальнику] ГРУ ГШ, в котором просил разрешения ознакомиться с «...письменным докладом РУ за моей подписью в адрес Инстанции и военного руководства о силах, которые фашистская Германия на то время может бросить против СССР в предстоящей войне и об основных операционно-стратегических направлениях наступления гитлеровской армии против Красной Армии». По рассмотрению начальника ГРУ т. Голиков был в апреле 1963 [1964?] года ознакомлен с этим документом. Он его признал. Внимательно прочитал, заметил, что всё правильно изложено. В отношении выводов сказал, что они значения не имеют. Начальник ЦА МО РФ (подпись)

ЦА МО РФ. Оп. 14750. Д. 1. Л.21 (с об.) Рукопись, оригинал, автограф.

militera.lib.ru/docs/0/txt/1941-1.html#_Toc4229046 390

А теперь о реакции спустя четверть века маршала Жукова на этот опус начальника Разведупра ГШ РККА генерала Голикова. РАЗГОВОР ЗАКОНЧИЛСЯ УГРОЗОЙ СТАЛИНА

Доктор исторических наук профессор В. А. Анфилов известен как автор целого ряда монографий, посвящённых предыстории и начальному периоду войны. <…> В начале 1965 года полковник Анфилов — старший преподаватель кафедры истории войн и военного искусства Военной академии Генерального штаба — завершал подготовку к публикации одной из первых своих книг, посвящённых предыстории и началу гитлеровской агрессии. Заветной мечтой учёного было встретиться с «маршалом Победы». <…> Полковник Анфилов… обратился к Г. К. Жукову с просьбой о встрече. Маршал согласился. И 26 мая 1965 года состоялась их первая беседа. <…> Предлагаем этот материал вниманию читателей в том виде, в каком В. А. Анфилову удалось восстановить его по блокнотным записям. Много времени в ходе первой и последующих встреч было уделено 391

обсуждению вопроса о причинах просчёта Сталина в оценке сроков возможной агрессии и обусловленной этим тактической внезапности нападения немцев. В частности, я задал такой вопрос: — Как вы оценили докладную записку начальника Разведывательного управления Генерального штаба генераллейтенанта Ф. И. Голикова от 20 марта 1941 года? — Какую записку? — насторожился Жуков. Я показал ему странички рукописи, на которых излагалось её содержание. В записке указывались три варианта возможного нападения немцев на СССР, один из которых был, по сути, замыслом плана «Барбаросса». Назывался и ориентировочный срок вторжения. Голиков же, как ни странно, вопреки приводимым фактам утверждал, что нападение Германии возможно только после победы над Англией, а оперативные документы немцев, о которых шла речь, следует расценивать как дезинформацию английской или германской разведки... — Я впервые вижу её, — возмущённо сказал маршал, прочитав документ. — Разве Голиков вам не докладывал? — Он не подчинялся мне, а потому и не делал этого. Он докладывал непосредственно Сталину, а иногда и Тимошенко. Но об этом документе он, по-видимому, наркома не информировал, потому что тот делился со мной основными сведениями разведки, получаемыми от Голикова. Я вас прошу добиться опубликования этого документа, чтобы показать, чего стоил Голиков. С Филиппом Ивановичем перед включением его докладной записки в рукопись будущей книги я встречался и беседовал. Голиков рассказал о том, как докладывал этот документ Сталину и как тот отнёсся к поступившей от разведки информации. По словам Голикова, он лично был не очень уверен в правильности своих выводов относительно того, что Гитлер не рискнёт начать войну против СССР, не покончив с Англией. Но, так как они соответствовали точке зрения Сталина, доложить сомнения побоялся... <…> — Сведения об отсутствии угрозы нападения Германии на СССР, — продолжал Жуков, — направлял наш полпред в Берлине Деканозов. Его Берия внедрил в дипломаты. Он был доверенным лицом Сталина... Вот такие голиковы и деканозовы и подкрепляли уверенность в возможности предотвращения войны в ближайшее время. Поэтому он решительно отвергал наши с Тимошенко просьбы о приведении войск западных приграничных округов в полную боевую готовность. Сталин до того уверовал в свой вывод о намерениях Гитлера, что в проект директивы НКО 392

от 21 июня вставил было указание: в случае вторжения немцев командирам наших передовых частей договариваться с германскими офицерами об урегулировании конфликта. Нам с трудом удалось уговорить его это указание опустить. Даже когда началась война, прибыв в Кремль в шестом часу утра. Сталин спросил у нас с Тимошенко: «Не провокация ли это немецких генералов?» Надеясь на свою мудрость (в голосе Жукова слышались нотки сожаления), он перемудрил самого себя. Отсюда его установка не поддаваться на провокации и жёсткое требование не дать повода для них. Почему нам с Тимошенко не удалось убедить Сталина в необходимости своевременного приведения войск западных округов в полную боевую готовность? Мы настойчиво, особенно в последние десять дней до начала войны, пытались получить разрешение на это. Но «хозяин», как тогда называли в близком окружении Сталина, так и не позволил... К тому же вы, вероятно, помните, какая перед войной была вера у народа — и мы не исключение — в мудрость и прозорливость вождя. Нам представлялось, что он, возможно, найдёт способ отодвинуть войну, что было так желательно. И вот поймите наше с Тимошенко состояние. С одной стороны, тревога грызла души, так как видели по докладам из округов, что противник занимает исходное положение для вторжения, а наши войска из-за упорства Сталина не приведены в готовность, с другой же — сохранялась все ещё, пусть и небольшая, вера в способность Сталина избежать воины в 1941 году. В таком состоянии мы находились до вечера 21 июня, пока сообщения немецких перебежчиков окончательно не развеяли эту иллюзию. <…> К вопросу о причинах просчёта Сталина в определении сроков нападения Германии мы неоднократно возвращались и в последующих беседах. В одной из них я сказал Георгию Константиновичу, что заблуждение Сталина, по-видимому, подкреплялось дошедшей до него по разведывательным каналам информацией о выступлении Гитлера 23 ноября 1939 года перед руководителями вермахта. «Сегодня, — сказал тогда фюрер, — мы ведём борьбу за нефтяные источники... Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе...» Выслушав эту цитату, Жуков сказал: «Вполне возможно. Ведь, решительно отвергая нашу с Тимошенко просьбу, высказанную 12 июня 1941 года, о приведении войск западных военных округов в полную боевую готовность, Сталин говорил, что для ведения большой войны с нами немцам, во-первых, нужна нефть и они должны сначала завоевать её, а во-вторых, им необходимо ликвидировать Западный фронт, высадиться в Англии или заключить с ней мир. Когда я через 393

несколько дней попытался вновь получить это разрешение, — продолжал маршал. — он подвёл меня к карте и, показав на ближний Восток, заявил: ,,Вот куда они (немцы) пойдут’’». Зная содержание проекта директивы о стратегическом развертывании от 15 мая 1941 года, согласно которой предполагалось нанесение упреждающего удара по изготавливавшимся у наших границ войскам вермахта, я спросил: «Как возникла её идея и почему она не нашла дальнейшего развития?» — Идея предупредить нападение Германии, — ответил Г. К. Жуков, — появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий, в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Это выступление в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривавшую предупредительный удар. Конкретная задача была поставлена А. М. Василевскому. 15 мая он доложил проект директивы наркому и мне. Однако мы этот документ не подписали, решили предварительно доложить его Сталину. Но он прямо-таки закипел, услышав о предупредительном ударе по немецким войскам. «Вы что, с ума сошли, немцев хотите спровоцировать?» — раздражённо бросил Сталин. Мы сослались на складывающуюся у границ СССР обстановку, на идеи, содержавшиеся в его выступлении 5 мая... «Так я сказал это, чтобы подбодрить присутствующих, чтобы они думали о победе, а не о непобедимости немецкой армии, о чем трубят газеты всего мира», — прорычал Сталин. Так вот была похоронена наша идея о предупредительном ударе... Сейчас же я считаю: хорошо, что он не согласился тогда с нами. Иначе, при том состоянии наших войск, могла бы произойти катастрофа гораздо более крупная, чем та, которая постигла наши войска в мае 1942 года под Харьковом. <…> — Георгий Константинович, расскажите подробнее, как 21 июня вечером решался вопрос об отдаче военным округам директивы о приведении войск в боевую готовность. — С наступлением сумерек через Буг переплыл перебежчик и сообщил пограничникам, что утром немцы начнут наступление. Об этом доложили начальнику штаба Киевского особого военного округа генерал-лейтенанту Пуркаеву. Тот немедленно сообщил нам, в Генеральный штаб. Я позвонил Тимошенко, и мы с ним в девятом часу вечера направились в Кремль, где заседало Политбюро. Сталин, увидев мое побагровевшее лицо и красную папку под мышкой, в которой я носил к нему проекты директив, нахмурившись, спросил: «Ну что, за разрешением на подпись пришли, что ли?» Я сказал: «Да, товарищ Сталин, пора!» Прочитав, наконец, впервые этот документ, он забраковал его и дал указания, как надлежит составить эту 394

директиву. Я вызвал срочно Н. Ф. Ватутина, и мы с ним в приёмной составили её и доложили Сталину. После правки и обсуждения тот сказал, чтобы, кроме нас с Тимошенко, документ подписал член Главного военного совета Г. М. Маленков. После зашифровки он и пошёл ночью в штабы военных округов. <…> — Чем можно объяснить ваши директивы, которыми вы запрещали командующим округами накануне войны выводить отдельные части прикрытия в укрепленные районы? — Это требование диктовалось мне Сталиным. Но вы, историки, должны писать правду, и я не обижусь, когда будете указывать мою фамилию в этих случаях. Сам сейчас пишу об этом в своих мемуарах. Зловещую роль здесь сыграл Берия. Он сообщал Сталину обо всём, что, по его мнению, могло бы спровоцировать немцев. Начальник пограничных войск Украины донёс Берии о выводе Кирпоносом уровских частей в предполье (полоса местности перед укрепрайоном или главной полосой обороны, оборудованная в инженерном отношении. — В. А.). Тот представил действия Кирпоноса как провокационный акт. Сталин вызвал нас с Тимошенко, устроил разнос и строго потребовал, чтобы разобрались с этим самочинством. Нарком поручил мне 10 июня послать телеграмму Кирпоносу и командующим другими западными военными округами соответствующего содержания. <…> — Как организовывалось управление войсками в первые дни войны? — Сильный первоначальный удар противника привёл к уничтожению средств связи, потере управления и некоторому оцепенению командного состава. Ощущалась сильная растерянность снизу доверху. Правдивой информации не поступало, потому что точно никто ничего не знал. Приказы и директивы были, как правило, нереальными и не соответствовали обстановке. В этих условиях организованно вести оборонительные сражения оказалось невозможно. <…> — Что предшествовало вашему назначению командующим Западным фронтом? — 3 октября 1941 года я получил телеграмму о необходимости прибыть в Москву 10 октября. <…> Меня прямо с аэродрома повезли к Сталину на квартиру, по дороге сообщили, что Верховный болен. Не оправившись, по-видимому, ещё от киевской катастрофы, после которой не прошло и месяца, Сталин находился в трансе. Я застал его беседующим с Берией. Кстати, редко случалось, когда бы его не было у Сталина во время моих посещений. Не обращая внимания на меня, а может быть, ещё и не 395

заметив моего появления, Сталин сказал Берии, чтобы он на всякий случай через свою агентуру провёл зондаж о возможных условиях заключения мира с Германией. Вот как далеко зашло в те дни смятение главы нашего государства! <…> — Возвращаясь к событиям осени 1941 года, я спросил Георгия Константиновича, какие дни Московской битвы он считает самыми трудными и опасными. — Трудным и опасным был весь оборонительный период битвы. Самой же тяжёлой, я считаю, оказалась вторая декада октября. В те дни и ночи я «мотался» вдоль фронта, чтобы организовать оборону, как-то прикрыть наиболее опасные направления, предотвратить глубокий прорыв противника. На самочувствии и работе отрицательно сказывались панические настроения в столице в те дни, бесконечные запросы и часто не соответствовавшие обстановке указания Сталина. О том, в каком шоковом состоянии он находился, можно судить хотя бы по постановлению ГКО об эвакуации столицы, о существовании которого я узнал в 1954 году в связи с делом Берии. Согласно этому документу, в случае появления войск противника у ворот Москвы Берия должен был произвести взрыв свыше тысячи объектов в столице. Можно представить, чем всё это могло обернуться, если бы мы дрогнули. <…>

zhistory.org.ua/viz953zk.htm

В двух номерах газеты «Коммерсантъ» за 1998 год было тоже опубликовано это интервью Жукова. Две цитаты как бы дополняют материал, помещённый в «Военно-историческом журнале» № 3 за 1995 год. Георгий Жуков: войска были неустойчивыми, бежали, впадали в панику — А если бы директива [от 15 мая 1941 года о стратегическом развертывании] была отдана своевременно — хотя бы за неделю до начала войны? На каком рубеже Красная Армия остановила бы немцев? — Абсолютно точно обозначить рубеж трудно. Но я убеждён: не далее Днепра. www.kommersant.ru/doc/200457

396

Георгий Жуков: в октябре 1941 года Сталин хотел мира с Германией <…> Во что бы вылилась война? Насколько бы она затянулась? Каких сил это потребовало бы? Какие понесли бы дополнительные жертвы? Кто может ответить на эти вопросы и собирается ли? Вот из чего надо исходить, оценивая обоснованность или ошибочность моих решений в оборонительном сражении под Москвой. Я принимал их с болью в сердце, вынужденно и не принимал бы, если бы война протекала по другому руслу. А она могла быть иной, если бы Сталин не допустил грубейшего просчёта. Я не сомневаюсь в том, что, если бы наши войска в западной приграничной зоне своевременно были приведены в полную боевую готовность, имели бы правильное построение и чёткие задачи по отражению удара противника немедленно с началом его нападения, характер борьбы в первые часы и дни войны был бы иным, и это сказалось бы на всем её последующем ходе. <…>

www.kommersant.ru/doc/204286

Если верить Жукову, то получается, что его заместитель генерал Голиков ему, начальникe Генштаба РККА, не подчинялся: «Он не подчинялся мне… Он докладывал непосредственно Сталину, а иногда и Тимошенко». Это просто поразительно! — как же Генштаб без полной развединформации о вероятном противнике мог разрабатывать какие-то планы?.. Однако не всё так просто. Как следует из материала в журнале «Родина» № 6—7 за 1991 год, Жуков соврал, «что он и в глаза не видел донесения разведки». Он их по крайней мере подписывал. «На следующий раз я приехал к Жукову и привёз те самые сообщения разведки о плане войны с СССР, на которых чёрным по белому стояли их: Жукова, Тимошенко, Берии и Абакумова подписи». Это непростительно для начальника Генштаба РККА, не глядя подмахивать важнейшие разведдонесения.

397

398

399

ОБРЕЧЁННЫЕ ТРИУМФАТОРЫ ИДЕЯ ЗАВОЕВАТЬ РОССИЮ БЫЛА ИЗНАЧАЛЬНО НЕОСУЩЕСТВИМА Наш специальный корреспондент Сергей Кудряшов беседует с Николаем Григорьевичем Павленко — участником Великой Отечественной войны, генерал-лейтенантом в отставке. <…> Я приведу вам поразительный пример. Жуков уверял меня, что он ничего не знал о плане «Барбаросса» накануне войны, что он и в глаза не видел донесения разведки. На следующий раз я приехал к Жукову и привёз те самые сообщения разведки о плане войны с СССР, на которых чёрным по белому стояли их: Жукова, Тимошенко, Берии и Абакумова подписи. Трудно передать его изумление. Он был просто шокирован. — То есть Жуков, будучи начальником Генштаба, не оценил важности информации? — Совершенно верно. Однако в этом нет его вины. Виновата сама система, не способная адекватно воспринимать информацию. Начальнику Генштаба ежедневно приходится подписывать десятки, если не сотни различных бумаг. Вот Жуков в ряду других и подмахнул уникальное разведдонесение, на важность которого никто даже не обратил внимания. Всё это шло как обычная информация. Титанические усилия талантливейших разведчиков система свела на нет. <…>

«Родина». 1991. № 6—7. C. 90

file.magzdb.org/ul/129/%D0%A0%D0%BE%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B0%201991-06-07.pdf

ЧАСТЬ II по адресу: issuu.com/yandex5337

400