СТИЛЬ И ФОРМА Ольга Ключарева
Х
очу начать с истории, которую рассказал мне современный китайский поэт и прозаик по имени Сяо Дун Вэй, живущий в южном Китае отшельником. Рассказ этот в разных вариациях передается из уст в уста на протяжении многих столетий. Сяо Дун Вэй дает ему свою интерпретацию:
«Нужно сделать так, чтобы сердце было забыто в кисти, руки были забыты в письме». Ван Сэнцзянь, мастер каллиграфии (V в.)
ЗНАК, УХОДЯЩИЙ В БЕСКОНЕЧНОСТЬ КИТАЙСКАЯ КАЛЛИГРАФИЯ 66
«Жил когда-то в одном маленьком провинциальном городке старик. Не старик даже – старичок. Маленький, сгорбленный и незаметный. Слыл он в городке глупцом. Нигде сроду не работал, семьей не обзавелся. Только знай себе сидит в кабачке да вино потягивает. А самым любимым его занятием было написание иероглифов. Добро бы на бумаге, как все, так нет же, писал он их особенным способом. И не приносило это никому никакой пользы. Так считали те, кто видел это. Вот, бывало, в жаркий солнечный день, нальет старичок в кувшин воды, выйдет на площадь, обмакнет кисть в воду да и выводит на каменных плитах стихи и изречения мудрых. На солнце вода быстро высыхает, и иероглифы исчезают. Смеются над ним люди: – Чего это ты, старый дурак, делаешь? Кому ты пользу приносишь? Только народ смешишь! Ничего не отвечал старичок на это. Улыбался да продолжал писать. Ехал как-то мимо губернатор города. Шесть человек несли его богато украшенный паланкин. Увидел губернатор – народ собрался на площади. Стало ему любопытно, что же там происходит. Велел он прислуге поднести паланкин поближе. Люди почтительно расступились перед ним. Видит губернатор – маленький старичок на каменной плите пишет поэму. Только начало ее уже исчезло – вода высохла. Вышел губернатор из паланкина и стал наблюдать за старичком. Наконец, не выдержал и обратился к нему: – Скажи мне, почтенный старец, зачем ты это делаешь? Что пользы в твоем занятии?
– Великая польза, – ответил ему старичок, почтительно поклонившись. – Но ведь мудрость должна сохраняться в книгах, - возразил губернатор, – то, что создано, непременно должно быть записано и записано так, чтобы этим могли пользоваться другие. А значит, нужно сохранять написанное. Почему же ты не делаешь этого? – Истина в том, что ничто не сохраняется навечно, – отвечал старичок, – все умирает, остается лишь великое ничто, великая пустота. Об этом должны помнить люди. – Ты мудрейший из мудрых! – воскликнул губернатор. Он поклонился старику, взял у него из рук кисть и заступил на его место. Старик же взял свой дорожный мешок и исчез из города. Больше его никто никогда не видел. И лишь спустя долгое время стало известно, что это был даосский святой». Жизнь быстротечна. Предметы и вещи изменяемы и не вечны. Сейчас твое искусство и твои поступки привлекают чье-то внимание, вызывают восхищение или насмешку, но уйдет в небытие абсолютно все. Это и хотел донести до людей святой даос, это он оставил в наследство правителю. Поняли ли это люди? Как обычно: кто-то – да, кто-то – нет… Осмыслил ли эту истину губернатор того города? На момент встречи со святым – да, на всю оставшуюся жизнь – вряд ли. Это печальный факт. Однако вновь и вновь именно он, в конечном счете, берет верх. Такова наша жизнь.
ПЕРВЫЕ МАСТЕРА. ФИЛОСОФИЯ ЗНАКА.
С
пециалисты расходятся во мнениях, кого считать первым каллиграфом, то есть человеком, не просто знающим иероглифическую письменность и умеющим применять ее в деле, но и возведшим начертание иероглифов в стан искусства. Версий очень много. И все же, согласно большинству мнений и исследований, одним из первых, собственно, каллиграфов был мастер по имени Ши Чжоу, живший в 800-х годах до н.э.. Он и еще один уважаемый и признанный в своем деле художник – Мо Ван – заложили основы техники каллиграфии, а также первых духовных принципов, которые легли в основу этого искусства. Но в их эпоху каллиграфия была еще чисто изобразительным видом творчества. Далее же постепенно она выделяется в автономный тип, совершенно самобытный. Происходит это приблизительно ко II-му веку н.э. Выдающийся представитель направления – Ли Сы (255 (?) -206 (208-?)),
67
являясь первым советником императора Цинь Ши-Хуанди, сделал очень многое для того, чтобы закрепить основы и законы иероглифики. Однако ему не давала покоя и чисто художественная, а вслед за ней – и духовная сторона этого дела. Редкие часы отдыха от государственных дел он посвящал тщательнейшему изучению наследия предшественников – Мо Вана и Ши Чжоу. В своих дневниках он сетует на то, что еще очень многие их секреты он разгадать не в состоянии и все еще не может достичь подлинного совершенства. Он пробует различные стилистики и постепенно приходит к выводу, что через начертание иероглифов мастер может проявить свое собственное растворенное в окружающей действительности и всей вселенской мощи сознание. Однако первым последовательным приверженцем Пути каллиграфии стал все-таки не Ли Сы, а живший в самом начале эпохи поздней Хань (II в. н.э.) литератор и каллиграф Цай Юн. Он считается одним из основоположников каллиграфической традиции, которая, к сожалению, была во многом утрачена. Но некоторые ее принципы в неизменном виде дошли до нашего времени. Все новые поколения мастеров-каллиграфов внимательно изучают его наследие. Цай Юн – автор первых трудов об искусстве начертания иероглифов в определенном стиле. Он придавал огромное значение духовной составляющей каллиграфии. Его произведения и отдельные высказывания исполнены глубочайшего смысла о неземной сути вещей, в частности, каллиграфического искусства. Не случайно об этом мастере существует история, повествующая о его связи с каким-то «божественным человеком» или, быть может, первопредком людей и совершенномудрым, который и передал ему суть искусства. Цай Юн же, в свою очередь, передал его своему сыну и одному из своих лучших учеников. Так зародилась одна из ветвей классической традиции каллиграфии. 23 последователя передавали ее из рук в руки, от человека к человеку, но на мастерах эпохи Тан Янь Чжэньцине и Вэй Ване (не путать с известным поэтом) она обрывается. Послушаем голос самого Цай Юна. Его слова об одном из самых совершенных искусств на земле – сколь
68
просты, столь и глубоки, сколь понятны и доступны, столь и непостижимы. Вот он, тот самый Путь – Путь без начала и конца, ибо начало и конец – понятия сугубо предметные, Путь же – явление, не поддающееся трактовке и всякой понятийности. Но для начала – простая рекомендация мастера Цай Юна: «Тот, кто желает писать, прежде пусть посидит прямо, упокоит мысли и отдастся влечению воли, не изрекает слов, не сбивает дыхания и запечатает свой дух глубоко внутри, тогда письмо его непременно выйдет превосходным». Итак, необходимо освободить сознание и волю, пустить их в свободное путешествие, не сдерживать, не обращать в зависимость от вещей и предметов. Мастеру ничто не должно мешать, ничто не должно связывать его. Одно из основополагающих понятий произведений Цай Юна – понятие «силы». Не той силы, которая противостоит чему-то, а той, которая высвобождается в результате полной растворенности сознания, тела, духа в мировой вселенской сути. Эта сила особого свойства. Почувствовав ее в себе, художник-каллиграф способен на все. «Поэтому говорится: «Когда сила приходит, ее невозможно остановить. Когда сила уходит, ее невозможно удержать. Пусть только кисть будет мягка и подвижна – и все чудеса родятся сами!», – говорит Цай Юн.
Знак, иероглиф – не просто причудливая картинка. Это олицетворение вселенского процесса. «Когда подносишь кисть к бумаге и начинаешь выписывать письмена, их верхняя часть предопределяет их низ, а низ следует верху так, что формы силы перетекают одна в другую и не получается так, что духовная сила исчезла». Вечное сосуществование инь и ян, закон их взаимодействия, перетекания одной в другую – вот что иллюстрирует наглядным образом искусство каллиграфа. Еще более наглядно предстает принцип непрерывного, перетекающего взаимодействия сил инь и ян в следующем тезисе:
«Вращая кисть, нужно поворачивать ее влево или вправо исходя из движения в обратную сторону. … Желая повернуть кисть налево, прежде нужно повернуть ее направо. Сделав движение влево до конца, иди назад в таком же порядке». О чем хочет сказать нам Цай Юн? Только ли техническая сторона дела волнует его? Только ли это практическое руководство и упражнение? Далеко не так. Устремляясь вправо, думай о движении влево. Сделай это движение, и тогда твой путь вправо будет иметь успех больший, нежели если ты, подумав о направлении, сразу туда устремишься. Этот философский принцип, выраженный в руководстве для каллиграфа, лежит и в основе всей философско-религиозной системы древнего Китая. Системы многих боевых дисциплин также основаны на этом принципе. Взаимоотношения человека с окружающей действительностью и с самим собой, его путь также в идеале должны иметь своим началом этот простой и вместе с тем труднодостижимый принцип. В чем его трудность? Да в том, что необходимо преодолеть соблазн кратчайшего пути, соблазн суетности, желание сразу устремляться туда, куда тебя зовут. Успех будет во сто крат сильнее, если человек, преодолев соблазн, отойдет вначале в противоположную сторону. Тогда он не нарушит закона вечного движения по спирали, вечного совершенствования, а кроме того, у него останется время подумать, так ли уж
необходимо устремляться туда, куда зовет суетный мир. Быть может, лучше будет избрать иное направление, иные цели? Так и в каллиграфии: устремление в одну сторону предполагает начальное движение в противоположную, дабы определиться как следует с целью. Направление в противоположную сторону определяет силу и действенность движения в нужную. От мысли великого мастера каллиграфии Цай Юна протекает путь к размышлениям о сути письмен китайского живописца Гу Нинъюаня, который жил много позже, в XVI веке, однако поразительно точно выразил прочувствованное на собственном опыте, и выраженное им есть прямая перекличка с тем, что стремился донести в свое время Цай Юн. Вот что говорил Гу Нинъюань: «Чтобы направить силу влево, нужно прежде мыслью устремиться вправо, а чтобы направить силу вправо, нужно прежде мыслью устремиться влево… В любом случае нельзя двигаться напрямую. Ибо если у движения не будет корня, откуда взяться живописи? Так происходит со всеми вещами. Надлежит хорошенько вдуматься в это, и тогда можно понять сей принцип». Идеальный мастер полностью растворяется в том, что делает, когда берет в руки кисть. Кисть, являясь продолжением его руки, как бы срастается с ним, становится частью его самого. Еще один основополагающий принцип мастерства каллиграфии – стремление к предельной лаконичности того, что выражается. Искусно выведенный на бумаге иероглиф – не только знак, отражающий понятие или образ, но хранящий этот образ, заключающий его в простую, проникающую сразу в подсознание форму. Это уникальное свойство китайской иероглифической письменности почувствовали и взяли на вооружение каллиграфы. В Китае не зря до сегодняшнего дня сохранилась поговорка: «То, что скрывают уста – не могут скрыть поступки и простые движения кистью». Далеко не случайно поступок здесь отождествляется с сотворенным кистью и тушью на бумаге. Через эти простые действия как нельзя лучше раскрывается характер человека, совершающего поступок или мазок кистью, его жизненные устремления и наклонности, его отношение к миру, людям...
В статье использованы материалы и цитаты из книги «Китайское искусство». Серия «Новые переводы В. В. Малявина». М., Изд. «Астрель», 2004 г.
69