ЖИЗНЬ МОЯ, КИНЕМАТОГРАФ…
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 1
15.09.2011 12:43:36
Автопортрет в зеркале, 1999 год
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 2
15.09.2011 12:43:36
В а л ери й ГРОЗАК
ЖИЗНЬ МОЯ, КИНЕМАТОГРАФ…
ДУХ I ЛIТЕРА КИЕВ
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 3
15.09.2011 12:43:36
УДК: 821.161.1(477)-94 ББК 84(4Укр=Рос)6-44
Г8
Валерий Михайлович Грозак Жизнь моя, кинематограф… – К.:. ДУХ I ЛIТЕРА, 2011. – 384 с.: илл.
Эта книга о том, как юноша из простой рабочей семьи прошёл длинный, замысловатый и тяжкий путь прежде, чем стал кинооператоромпостановщиком художественных фильмов, о многих прекрасных уникальных и талантливых людях, которых он встретил на этом пути. Книга рассказывает о закадровой стороне советского кинематографа, о приключениях на съёмках, о горечи неудач, цене успеха, несправедливостях, минутах триумфа. Последняя часть книги посвящена эмиграции в Америку, причинам, заставившим покинуть свою страну, перипетиям переезда и тому, как складывалась жизнь на новом месте. Книга рассказывает также о мистических совпадениях и счастливых случайностях, которыми изобиловала жизнь, о любви, верности и дружбе. Издатели: Констянтин Сигов и Леонид Финберг Редактор Роман Ленчовский Корректор Зоя Барабанщикова Компьютерная верстка: Игорь Гильбо Юрий Кореняк Художественное оформление: Ирина Пастернак
© Валерий Грозак, 2011 ISBN 978-966-378-216-4
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 4
© ДУХ I ЛIТЕРА, 2011
15.09.2011 12:43:36
Оглавление Вещий сон Сергей Параджанов Дети войны Драмкружок, кружок по фото… В поиске Клуб романтиков Путешественник и юная Королевна Гранит науки «…В глине и пыли улыбку археологи нашли» Таланты и трагедии Диплом «императора» Ермолов Коля, друг и режиссёр Кинофакультет: сею разумное Старый дом в Полевом переулке Дядя Гриша на войне Семья Натальи Дмитриевны. Пожар в старом доме Леночка Последние годы на «Киевнаучфильме» Игровое кино Дайте, что ли, карты в руки Мы уезжаем. Письма с дороги Пишу вам из Америки P.S.
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 5
6 7 13 36 54 60 72 84 106 124 134 164 174 178 188 209 217 222 231 275 283 299 368
15.09.2011 12:43:36
Дети войны Я давно собирался написать воспоминания и всё раздумывал, с чего начать. Вмешался случай – я наткнулся на старую фотографию, подаренную мне Параджановым, и мне захотелось послать её моим друзьям, живущим в том самом доме, который на ней изображён. Потом я решил, что надо написать небольшое пояснение к ней, а потом уже не смог остановиться – одно звено в цепи воспоминаний влекло за собой другое… Людей моего поколения, чьё детство пришлось на годы Второй мировой войны, называют детьми войны. Под впечатлением событий военных и послевоенных лет сложились наши главные представления о жизни: о добре и зле, любви и ненависти, верности и предательстве, благородстве и подлости и вообще о том, что хорошо и что плохо. Как и для взрослых, для нас время разделилось натрое: война, до войны и после войны. В самом начале войны появилась песня: Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам объявили, Что началася война. Двадцать второго июня… А через пять дней в Киеве под бомбами родился я. Трудно даже представить, что переживали мои мама и папа в эти дни. Сестре Лиде тогда было пять лет. Когда прятались в бомбоубежище, она от страха почему-то всё время смеялась. Выли сирены, и от её странного смеха люди вокруг ещё больше нервничали и смотрели косо на маму. Папа работал на заводе, где делали самолёты. Весь завод, станки и людей, срочно готовили к эвакуации в Новосибирск. Для работников и их семей выделили два эшелона. Все старались попасть в первый, чтобы уехать как можно быстрее и вырваться из-под бомбёжек. Но нашей семье места достались только во втором. 13
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 13
15.09.2011 12:43:38
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
Когда первый поезд переезжал по мосту через Днепр, налетели немецкие самолёты и разбомбили мост вместе с поездом. Все, кто были в нём, погибли. А наш поезд ещё целый месяц добирался до Сибири, до Новосибирска. На остановках ходили набирать горячую воду из больших баков с надписью «кипяток». Тут же у вагона меня и мыли, поливая из чайника и держа на весу то за руки, то за ноги. В один из дней отец пошёл за водой и не вернулся. Мама думала, что он отстал от поезда и что она осталась теперь одна с двумя детьми. Маме было двадцать восемь лет. Отец пришёл только через два дня. Его поставили кидать уголь в топку паровоза, и он даже не мог сообщить об этом маме. В Новосибирске, когда мне было уже года четыре, не то из-за климата, не то из-за скудной еды у меня по всему телу, как нарывы, стали появляться опухоли. Мама рассказывала, что ходила со мной по госпиталям от одного «светила» к другому, что меня пытались чем-то облучать, но ничего не помогало. Госпиталя были забиты ранеными и покалеченными на войне людьми. Эти мужчины соскучились по детям и часто подходили к нам пошутить, погладить меня, угостить шоколадкой. Мама говорила, что им Мой отец. 1935 г.
14
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 14
15.09.2011 12:43:38
дети в о йны
особенно нравилось, когда я им пел «Катюшу». Я, конечно, этого не помню, но когда я стал взрослым, из всех песен о войне «Катюша» была одной из самых моих любимых. Врачи сказали маме, что у меня рак, саркома, и чтобы она была готова к тому, что она меня потеряет. Лекарств тогда не было, в доме была одна только марганцовка. В полном отчаянии и по собственному разумению мама стала обмывать эти болячки раствором марганцовки по многу раз в день, месяц за месяцем, целый год. И свершилось чудо – опухоли начали заживать, и я остался жить. Всё это я знаю по маминым рассказам. А моё сознание из-за болезни, видно, было не совсем ясным, и поэтому в моей памяти осталось только несколько отрывочных образов. Запомнилась наша швейная машинка «Зингер» и даже то, как она пахла машинным маслом. У соседского мальчика было плюшевое пальто необыкновенного изумрудного цвета. Свет чуть-чуть проникал внутрь плюша, и пальто как бы светилось этим цветом. Помню, как лежала на тарелке селёдка. Помню, как мне делали какой-то укол и как говорили о том, что наша соседка попала в больницу и что её будут там резать, а мне представлялось, что она будет лежать на кровати порезанная, как селёдка. Один мальчик с трудом просунул голову между прутьев балкона, а назад вынуть не мог – мешали уши. Взрослые долго с ним возились, вытаскивая его бедную голову. Ещё у меня был пупс – довольно большая целлулоидная кукла. Этого пупса, чёрного кучерявого негритёнка, родители выменяли за буханку хлеба. Больше ничего из пяти сибирских лет в памяти не осталось. Моя мать. 1935 г.
15
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 15
15.09.2011 12:43:39
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
Когда война закончилась и мы вернулись в Киев, то я сразу как бы очнулся и с самого первого дня в Киеве уже связно помню свою жизнь. Была осень. Серым холодным утром полуторка, крытая намокшим брезентом, въехала с нашим скарбом во двор тёти Фани, маминой подруги, у которой мы остановились на первое время. Она жила в двух маленьких комнатах. В одной комнате спала она сама с двумя своими детьми, девочкой и мальчиком, а в другой на полу покотом спали мы. Муж тёти Фани погиб на фронте, и она получала за него ленд-лизовские американские посылки с едой. Невероятно вкусной была тушёнка. Впоследствии все годы родители поддерживали дружеские отношения с тётей Фаней. Последний раз я встретил её случайно в Риме, в аэропорту «Леонардо да Винчи». Прошло без малого полвека с тех пор, как мы при ехали к ней после войны. Моих родителей уже не было в живых. Мы с Ниной и Леной улетали жить в Америку, и она тоже летела в Америку со своим сыном и его семьёй, но другим рейсом и в другой штат. Сын вёз тележку, полную их вещей, и они уже торопились на посадку. Мы успели только попрощаться. А тогда, после войны, мы оставались у тёти Фани не так долго. Отцу от завода «выделили» одну комнату, а позже вторую, в коммунальной квартире на шесть соседей. Электричества не было, печкубуржуйку топили углём. О том, что бывают ванны, я вообще не скоро узнал. Туалет сначала был во дворе, позже – внутри коммуналки, но один на все шесть семей. Чтобы получить это жильё, надо было дать большую взятку. В Новосибирске всё свободное время папа и мама шили на продажу фуфайки. На чёрную ткань выкладывали вату, сверху опять чёрную ткань и прострачивали, чтобы всё держалось вместе. Затем кроили и шили. Эти фуфайки были удобной, тёплой и недорогой одеждой. Продавать надо было из-под полы, так как это было запрещённое частное предпринимательство. Пару раз папу забирали в милицию, а фуфайки отбирали. Деньги, заработанные на фуфайках и отложенные про чёрный день, все ушли на взятку. 16
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 16
15.09.2011 12:43:39
дети в о йны
Два больших ящика, в которых прибыли из Сибири наши пожитки, стали нашей первой мебелью. Один ящик поставили «на попа», и он был шкафом, а другой служил много лет кроватью для Лиды. В нашей коммунальной квартире комнаты располагались по обе стороны длинного тёмного коридора. В солнечную погоду через замочные скважины свет проникал в коридор и создавал на противоположной стене изображение квартирных окон. Это было красиво и непонятно. Через несколько лет в фотокружке я узнал, что это был эффект камеры обскуры. Над кроватью родители повесили ковёр. Этот ковёр с геометрическим орнаментом был просто напечатан на четырёх листах бумаги, которые склеили вместе. В комнате сразу стало нарядней. А то, что это и не ковёр вовсе, я узнал гораздо позже, когда первый раз увидел настоящий. На настоящий ковёр ещё много лет не было денег, а потом надо было ещё записываться в очередь и ждать не один год. Но пришло время, и бумажный всё-таки заменили на настоящий. Стиральных машин ещё не было и в помине. Бельё вываривали в кипящей воде в выварках – больших баках вёдер на десять. Затем его вываливали в балию – громадный таз метра два в диаметре и тёрли на тёрках, деревянных рамах, в которые был вставлен лист гофрированного цинка. Потом полоскали и развешивали во дворе на верёвках. Верёвки подпирали палками, чтобы бельё не касалось земли. Если оно оставалось сохнуть до утра, то его могли украсть, и тогда говорили, что у кого-то сняли бельё. Зимой на морозе простыни становились твёрдыми, как фанера. Гладили тяжёлыми чугунными утюгами, в которые засыпали раскалённые древесные угли. В утюге по бокам были отверстия, и когда угли остывали, надо было утюгом широко размахивать, чтобы через эти отверстия раздуть угли опять. Общая кухня была большая, здесь на примусах готовили еду, стирали, по вечерам сюда приходили поговорить, обменяться новостями, иногда ссорились, ругались. На праздники устраивали общее застолье, пели все вместе, танцевали под патефон. Пластинки были старые, довоенные. Сразу после войны людей как-то больше тянуло 17
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 17
15.09.2011 12:43:39
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
друг к другу, было какое-то светлое настроение, как после тяжёлой болезни. За спиной было много горя, но жизнь постепенно брала своё. Какой трудой она ни была, но самое страшное было позади. В людях по-детски светилось ожидание радости и счастья. Если у кого-то был радиоприёмник, то в выходной день его выставляли в окно, чтобы во всём дворе было слышно музыку и песни. Музыкальных пластинок ещё было мало, и модные мелодии проигрывали с самодельных пластинок, записанных на рентгеновских снимках. Называлось это – «музыка на костях». 7 ноября 1947 года был большой праздник – тридцать лет Великой Октябрьской социалистической революции. Я ничего об этой великой революции не знал. Лида рассказывала, что она со школой ходила смотреть, как открывали памятник Ленину. В моём представлении его открывали так, как открывают ящик, и я не понимал, зачем это было нужно. Вечером седьмого ноября мы всей семьёй поехали в центр Киева гулять по праздничному Крещатику. Крещатик представлял собой ущелье, по обеим сторонам которого громоздились развалины зданий, но к празднику положили асфальт и пустили первые троллейбусы. Они сверкали новыми стёклами и свежей краской, сиденья были кожаные и мягкие в отличие от трамвайных – твёрдых и деревянных. Люди садились в троллейбус просто так, чтобы прокатиться. Пассажиров пускали ровно столько, сколько было свободных сидячих мест. У всех было приподнятое настроение, этот троллейбус означал начало новой послевоенной жизни, сам воздух был настоян радостью от того, что эта страшная война ушла в прошлое. На домах стояли не то три больших креста, не то три буквы Х. Мне объяснили, что это римская цифра тридцать – ХХХ. По всем её линиям горели электрические лампочки. Несколько лет после войны людей ещё не заставляли ходить на праздничные демонстрации, обычно все охотно шли сами, чтобы побыть вместе, повеселиться, покрасоваться в одежде «на выход». На праздники папа поливал себе голову одеколоном и растирал его 18
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 18
15.09.2011 12:43:39
дети в о йны
по лицу и шее. Сильный парфюмерный запах создавал приподнятое настроение. Когда шли мимо трибун, дикторы во всё горло кричали чтонибудь вроде: «Слава великому вождю и учителю всех времён и народов…», – и толпа кричала в ответ: «Ура-а-а-а…» По радио пели песню: Хочется всей необъятной страной Сталину крикнуть: «Спасибо, Родной!» Не дотянул слегка поэт Лебедев-Кумач, лучше бы ему хотелось крикнуть «всей планетой» – ведь «Родной»-то был «вождём всех народов». В один из праздников я застал неожиданную картину: мама днём прилегла отдохнуть, это было первый раз за много лет. С утра до вечера она всегда была на ногах: ходила на базар, стояла в очередях, готовила, убирала, подавала на стол, мыла посуду, стирала, шила, чинила одежду. До того, как в нашем доме появилось электричество, для освещения пользовались карбидными лампами. Карбид – это бело-голубое с противным запахом вещество, нужное для чего-то при автогенной сварке. Им заполняли пустую гильзу от снаряда, в середину вставляли трубочку. Карбид выделял горючий газ, который поднимался по трубочке, и когда его поджигали, получался язычок пламени. Эту лампу мама ставила в проход открытой двери, и её тусклого света хватало на наши две маленькие комнаты. В один из таких вечеров мама показала нам с Лидой фотографию, на которой до войны были сняты она в молодости, её папа и две её сестры. Мама плакала и говорила, что, наверное, все погибли в войну. Мама думала, что сестра Поля обязательно бы её разыскала, потому что она была образованна и работала перед войной в Ленинграде учительницей. В ленинградскую блокаду от голода умерла бóльшая часть жителей города, и мама была уверена, что если бы Поля была жива, она бы её нашла. Прошло лет двадцать, мы уже жили в новой квартире. Однажды вечером раздался звонок в дверь. Открыла 19
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 19
15.09.2011 12:43:39
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
мама – на пороге стояла пожилая незнакомая женщина. «Вы, наверное, ошиблись адресом», – сказала ей мама. А та в ответ: «Люба, это я, твоя сестра Поля!» Они бросились друг другу в объятья… Вот так они встретились. Проговорили, проплакали всю ночь напролёт, рассказывая друг другу, как они жили в эти прошедшие двадцать лет. Моя мама и тётя Поля выросли в детдоме. Они были совсем маленькими, когда их мать умерла от голода во время Первой мировой войны. Их отец остался с ними двумя и еще со старшей дочерью Женей. Раньше он зарабатывал тем, что делал детские игрушки и ещё писал людям письма красивым почерком. Когда началась война, игрушки уже были никому не нужны, и письма тоже писать перестали. Он оставил себе старшую дочь Женю, надеялся, что её одну он сможет вырастить, а маму и младшую дочь Полю отдал в детдом. Войны, революции, сталинский Молох – в те годы многие люди теряли друг друга навсегда. Мама видела своего отца ещё только один раз, перед самой Второй мировой войной. Он её разыскал, приехал с Женей, говорил, что собирается уехать куда-нибудь подальше, но куда – ещё не знал и сам. Поля тоже тогда приехала к маме, и они все вместе сфотографировались. Больше они никогда не виделись. В детдоме требовали, чтобы мама и Поля сторонились друг друга, вели себя так, как будто они не сёстры, – они ничем не должны были выделяться среди других детей. Мама вспоминала, что в детстве ей очень нравились кружева и большие банты, и её тогда удручало, что в детском доме они были запрещены. Тётя Поля перед войной вышла замуж. Муж с войны не вернулся, она переехала из Ленинграда в небольшой посёлок Неболчи под Новгородом. Одна воспитывала сына, работала часто без отпусков и выходных. Тётя Поля все годы искала маму, но безуспешно – ей, занятой с утра до вечера, живущей в маленьком посёлке, это было совсем нелегко. Кроме того, она не знала, что сестра вышла замуж и поменяла фамилию. Когда сын вырос, тётя Поля решила взять отпуск и поехать к морю через Киев. Она знала, что до войны её сестра Люба жила в Киеве. Фамилию она знала только девичью. И вот в каком-то 20
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 20
15.09.2011 12:43:39
дети в о йны
специальном отделе архива по маминой девичьей фамилии ей удалось, наконец, найти наш адрес. Пока мама была жива, тётя Поля часто к нам приезжала. Мы обменивались посылками. Она присылала нам клюкву, а мы ей грецкие орехи. В своём посёлке тётя Поля проработала учительницей, а потом директором школы, всю свою жизнь, лет шестьдесят. У неё был свой небольшой дом, при доме огород, за огородом озеро, в котором она купалась по утрам круглый год, и в старости тоже. Зимой окуналась в прорубь. За шестьдесят лет работы в школе большинство жителей посёлка были её бывшими учениками. Моего деда убили в еврейском погроме петлюровцы, когда моему отцу было пять лет, зарубили шашками у него на глазах. Он вспоминал, как они вытирали о снег свои кровавые шашки. Его маме было не на что больше жить. Она осталась с тремя детьми, кроме папы было ещё две дочери, Оля и Геня. Дочерей она оставила себе, а сына решила отдать в детдом, который находился в маленьком городке Проскурове. Случилось так, что мой папа оказался в том же детдоме, что и мама. Когда они повзрослели, они полюбили друг друга и после детдома уже не расставались… Я дважды приезжал в Проскуров снимать кино. Не раз уговаривал родителей поехать, навестить места своей юности, повидаться с родственниками, друзьями, но у них то не было приличных плащей летом, то неудобно было ехать в старых пальто зимой… ***
В первые годы после войны вообще не было никаких детских игрушек. Отец работал на авиационном заводе и приносил иногда вместо игрушек испорченные приборы из кабины пилота. Если в них дуть, то отклонялись разные стрелки, а в темноте под одеялом сам по себе светился циферблат загадочным зелёным светом. Мне было лет шесть, когда у меня в руках оказался мой первый фотоаппарат – «Фотокор». Когда я был болен, мне давали его в постель поиграть. Аппарат надо было раскрыть, и тогда из него, как паровоз, выезжал, расправляясь, сложенный гармошкой кожух, впе21
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 21
15.09.2011 12:43:39
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
реди которого по маленьким серебристым рельсам скользил затвор с объективом и стёклышками видоискателя. Эти мудрёные слова я узнал, конечно, гораздо позже. С тыльной стороны у него раскрывались створки. Если к ним прильнуть, то можно было видеть нашу комнату, но только всё было перевёрнуто кверху ногами. «Фотокор» отец получил в награду за какие-то большие успехи в работе. Что с ним делать, никто не знал. На работе отца очень ценили, он часто получал грамоты, а однажды ему была оказана особая честь – его сфотографировали на фоне знамени. Отец проработал на заводе сорок лет, последние лет десять руководил бригадой по сборке кабины самолёта АН-24. Каждый из этих самолётов проходил через его руки. Когда я стал кинооператором, я часто летал этими самолётами на свои киносъёмки. Сборкой кабины заканчивалось производство самолёта, оставалось только выкатить его из цеха на испытательный аэродром. Как только самолёт выезжал за ворота цеха, работа завода считалась выполненной. В конце каждого года или пятилетки от мое-
Мой отец (справа) в сборочном цеху авиазавода. 1970 г.
22
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 22
15.09.2011 12:43:39
дети в о йны
го отца и его бригады зависело, выполнит ли завод план, выкатят ли вовремя последний самолёт. В конце года отец работал дни и ночи напролёт. Сам директор завода хорошо его знал, напрямую звонил ему, узнавал, как идёт работа. Ведь ему надо было рапортовать «наверх», что Государственный план выполнен. За выполнение плана многотысячный коллектив получал премии, директор получал награды и признание у правительства, а правительство получало удовольствие. Попозже, в шестидесятые годы, директором завода был П.Е.Шелест, который впоследствии стал главой Украины, или, как тогда называли, Первым секретарём Коммунистической партии Украины. Однажды по каким-то делам он приехал на свой бывший завод. Его водили по цехам, зашёл он и в сборочный цех, увидел там отца, подозвал его, поздоровался за руку и пару минут расспрашивал про жизнь. Весть о том, что сам Шелест пожал Грозаку руку и о чём-то разговаривал, быстро докатилась до нашего двора, где жили в основном работники завода, и об этом тогда много судачили. Когда отец пришёл с работы, мама спросила его: «Так как он позвал тебя: Миша или Грозак?» «Ну, Люба, какой Миша, конечно, Грозак», на что мама сказала: «Миша или Грозак – денег от этого не прибавилось». ***
В 1948 году папа отвёл меня в первый класс. Всё вокруг ещё дышало не так давно окончившейся войной. Моя первая учительница ходила в офицерских сапогах, на директоре был военный френч. Целый квартал занимали развалины завода «Большевик», повсюду торчали оставшиеся после бомбёжек коробки зданий. Мы бегали в Политехнический институт добывать для игры в «классы» обломки жёлтых керамических плиток, которыми когда-то были выложены разбитые лестничные площадки. Обломки плиток заменяли нам биты, их надо было метать в нарисованные на земле квадраты-классы. Ужасная по самой своей природе картина разрушений не казалась нам чем-то противоестественным. Мы ведь не знали, каким всё это было раньше. В те годы детства мы жили только сегодняшним днём и принимали 23
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 23
15.09.2011 12:43:39
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
реальности этого дня такими, какими они были. О будущем ещё не задумывались. Мама говорила, что если я буду плохо учиться, то стану дворником, но это будущее казалось мне слишком далёким и поэтому нестрашным. Хотя я ощущал, что мести двор метлой, как наш дворник, мне бы не очень хотелось. В школу я ходил безо всякого интереса. Никакого смысла в том, что шестью восемь – сорок восемь, я не видел. Было так скучно то складывать, то делить неизвестно что. Писали и читали всё больше тоже какие-нибудь глупости: «Высоко на дубе сидели два сокола, один сокол Ленин, другой сокол Сталин». Зачем они залезли на дерево и стали птицами – было непонятно. Один из предметов назывался чистописание. Оно было просто невыносимым. Писали тогда деревянными ручками, в которые вставлялось стальное перо. В зависимости от нажима, сильного или слабого, одни линии букв должны были получаться толстыми, а другие тонкими. Это было сплошное истязание. Однажды в классе дали задание таким образом что-то написать. Я сидел перед белым, чистым листом тетради и вдруг, не ведая, что творю, с ожесточением стал макать ручку в чернильницу и ставить на странице жирные с подтёками кляксы. Когда учительница по чистописанию увидела это кляксопреступление, она пришла в ужас и поставила в конце страницы отметку кол, так называлась единица – самая низкая отметка. Так я заработал мой единственный кол за десять лет. Родителей вызвали в школу. Что будет дома, было страшно подумать. Это не было просто плохое поведение, это был поступок, не поддающийся объяснению. Когда я вытворял что-нибудь совсем уже непотребное, мама выговаривала папе: «Ну что ты, Миша, за отец, если не можешь ему как следует всыпать». Но папа никогда на меня руку не поднимал, да и мама, кстати, тоже. После рождения Вовы детей в семье стало трое, никого из нас родители никогда не били. Но и побаловаться с нами, погладить по голове, приласкать или поцеловать – это тоже не было принято. Хотя именно в нас, в детях, они видели смысл своей жизни. 24
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 24
15.09.2011 12:43:40
дети в о йны
Ещё в детдоме и папа, и мама научились шить – это их спасало в голодные годы. Да и в лучшие времена одежду для себя и для детей шили сами. Нередко кто-нибудь из заводских заказывал папе что-то пошить. Мама строго следила за качеством, ругалась с папой, заставляя его переделывать, и часто сердилась за то, что он взял мало денег за свою работу. Шили на старенькой машинке «Зингер». У папы были большие тяжёлые портновские ножницы, и однажды, когда я натворил что-то из ряда вон выходящее, он в меня ими запустил, но я видел, как он тщательно старался не попасть. Это были редкие ножницы, отверстие для большого пальца было выгнуто так, чтобы ножницы было удобно держать в руке. Они были выкрашены стойкой краской чёрного цвета, а в отверстиях для пальцев краска протёрлась до металла. Через много лет я увидел точно такие же ножницы в историческом музее города Владимира, они принадлежали отцу знаменитого диктора военных лет Левитана. Оказалось, что он родом из Владимира, и отец его тоже был портным. Я заканчивал первый класс, когда родился мой брат Вова. Пока мама лежала в больнице, готовить было некому. К большой моей радости, папа каждый день покупал колбасу, причём не варёную, а копчёную, которая вкуснее и дороже. Раньше такое случалось крайне редко. От получки до получки денег обычно не хватало, перед авансом или зарплатой ели что Бог послал. А вот в день получки папа приносил домой деньги, и меня посылали в магазин купить полкило колбасы, масла граммов триста, немного халвы или чего-нибудь ещё вкусного. Мы с папой носили в больницу для мамы передачи с едой, а она показывала нам из окна четвёртого этажа свёрток, в котором, как я понимал, находился новорождённый Вова. Один раз мне захотелось самому сходить к маме. На свои сбережения я купил «венскую булочку» и очень собой гордился, пока нёс её в больницу. Тогда в Киеве такси ещё не было, но для особых случаев можно было заказать машину ЗИС. Эти буквы означали «Завод имени Сталина», и на таких автомобилях ездило правительство. Вот на таком 25
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 25
15.09.2011 12:43:40
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
ЗИСе папа привёз из больницы маму и Вову. Это была шикарная, открытая, длинная машина, снаружи чёрная и блестящая, а внутри обитая красным панбархатом. Один ещё только раз такой автомобиль приезжал в наш двор, когда главный инженер авиазавода и его жена, жившие с нами через стенку, вернулись из отпуска на Чёрном море. У них был особого цвета золотистый морской загар, какого я раньше никогда не видел, а в руках они несли авоську с оранжевыми шарами. Это были апельсины, которые я тоже увидел впервые. Вове было лет восемь, когда мы с мамой возвращались откуда-то домой, и на подходе к дому нам сказали, что случилась беда: Вова выпрыгнул из нашего окна на втором этаже, и его забрали в больницу. К счастью, он легко отделался, не поломал ни рук, ни ног. А выпрыгнул он потому, что какой-то мальчишка обижал его подружку во дворе, и он поспешил ей на помощь. ***
В младших классах школы царил культ силы, верховодили те, кто выходил победителем из драк. Я драться не умел и боялся, поэтому никаким авторитетом не пользовался. Сильные иногда сбивались в стаи, и тогда они искали кого-то послабее, чтобы покуражиться, а то и побить. Однажды после уроков, когда я вышел из школы, группа таких ребят стояла в стороне. Они мне дали пройти мимо, а потом погнались за мной с криками, воплями и свистом. Я понёсся что было сил, обезумев от страха, бежал, не чуя под собой ног, и они меня не догнали. Когда я оказался наконец дома, то неожиданно разревелся, сильно озадачив этим маму. Этот ужас звериной погони, вой и свист за спиной остались в памяти навсегда. Среди моих преследователей оказался паренёк, который жил на соседней улице. Мы были с ним в приятельских отношениях, я часто давал ему кататься на моём велосипеде. И вот то, что он меня предал, вызывало во мне горькую обиду и недоумение. В знаменитом вопроснике Марселя Пруста есть такой: «Какой недостаток в другом человеке вы могли бы ему простить?» Я думаю, 26
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 26
15.09.2011 12:43:40
дети в о йны
что я мог бы простить всё, но только не предательство. А на вопрос «Какое качество в других людях вы считаете самым важным?» я бы ответил – верность. Если учёба в школе никак не увлекала, то жизнь в нашем дворе – наоборот, была захватывающей. Одно открытие следовало за другим: сыщики-разбойники, шашки, шахматы, «гуси-гуси, га-га-га», лапта, «вожатый-вожатый, подай пионера», домино, карты и, наконец, настоящий надувной кирзовый мяч, а с ним футбол и волейбол… Среди прочих открытий того времени я узнал от одной соседской девочки, что я «жид пархатый». Спросил у отца, что бы это значило? Папа с мамой объяснили мне, что она имела в виду. Мне тогда было лет семь. Нашей дочери Леночке было столько же, когда она однажды, придя из школы, задала мне такой же вопрос. И когда мы с Ниной принимали самое трудное решение в нашей жизни – уезжать или не уезжать в Америку, на чаше весов среди многого другого был и этот Леночкин вопрос. А в те далёкие годы моего детства эти оскорбления хотя и угнетали, но быстро заслонялись бесконечно интересными и удивительными событиями, наполнявшими тогдашнюю жизнь. Следили с замиранием сердца за приключениями Тарзана, собирали детекторные приёмники, строили модели планеров, учились плавать, кувыркались на турнике, катались на лыжах, на велосипеде, ходили в библиотеку за новыми книгами – чего мы только не делали и чего мы только не перепробовали. В наш дом провели электричество. В оба отверстия розетки я вставил по гвоздю, а на них положил третий. Как бабахнуло, всё засверкало, брызнули искры во все стороны, и из розетки пошёл дым. Хорошо, что никого дома не было, и я смог замести следы своих экспериментов. Вечером обнаружили перегоревшую пробку и заменили её. В один из дней через дорогу от нашего двора появилось новое деревянное сооружение под вывеской «Вторсырьё». Вместе с моим приятелем Сашей мы стаскивали туда всё, что могли раздобыть: тряпки, железяки, бумагу… Таким образом можно было заработать 27
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 27
15.09.2011 12:43:40
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
несколько копеек и купить на эти деньги подушечек, самых дешёвых конфет. Это были конфеты без обёрток, а те, что в обёртках, были дорогими и перепадали нам крайне редко. Однажды мы набрели на золотую жилу. В квартале от нас, вверх по улице, находилось ремесленное училище. Поступали туда те, кто после седьмого класса по разным причинам не мог продолжать учиться в школе. В ремесленном училище эти ребята получали какую-нибудь рабочую профессию. В здании шёл ремонт, и штук десять увесистых частей от токарных станков вынесли из здания. Это были шпиндели – стальные тяжёлые цилиндры. Когда никто не видел, мы скатили несколько штук вниз по улице и сдали в металлолом. Они были такие тяжёлые, что старик-старьёвщик не без труда взгромоздил их на свои весы. Мы заработали на этом большие деньги. Счастье, что нас не поймали… Послевоенная жизнь постепенно налаживалась. Там, где заканчивался наш двор, в старой избе под съехавшей крышей открылась пивная. О существовании пива я раньше не знал, а попробовал его только через много лет. Пиво качали из бочки, и мужчины выходили на улицу с большими пол-литровыми кружками, сдували высокую пену на землю и пили медленно, с наслаждением. Край кружки иногда посыпали солью. Много было инвалидов на костылях, и если случались драки, то они размахивали своими костылями, как саблями. Кроме пивной и «Вторсырья» возник продуктовый магазин, отгороженный забором от нашего двора. А в нём стали продавать новый хлеб – не кирпичик, а круглый, свежий, пахучий, часто ещё тёплый и необыкновенно вкусный. Дальше больше – стали продавать белые батоны, я узнал, что хлеб бывает белым. Мама делила такой батон на всех поровну, и мы его ели, как деликатес. Постепенно вошли в жизнь молоко, сливочное масло, яйца, рассыпной сахар, заменивший кусковой, который надо было колоть щипцами, и всякое другое. Но за всем надо было стоять в часовых очередях. Завидев очередь, обычно спрашивали, что дают, – именно дают, а не продают. Давали в одни руки строго определённое количество. Если давали дефицитные промтовары, то говорили: «там что-то выбросили», скажем, выбро28
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 28
15.09.2011 12:43:40
дети в о йны
сили кроличьи шапки или выбросили румынки – так назывались тёплые дамские полусапожки. Чем дефицитнее был товар, тем теснее жались друг к другу. То и дело возникали споры на тему «а вас здесь не стояло!», а иногда бывали и драки. В конце очереди часто возникал диспут о том, как надо правильно говорить – крайний или последний. «Последняя у попа жинка!» – утверждали крайние. Из небытия появились на свет пирожные. Назывались они бис квит. С цветочками из разноцветного крема, они выглядели заманчиво вкусными. Но я понимал – это настолько дорого, что даже совестно просить, чтобы купили. Тем не менее, когда мы с мамой бывали в магазине, я подолгу глазел через витринное стекло на эти пирожные в надежде, что мама сама догадается и купит, но она оттаскивала меня от витрины, так и не угадав моих желаний. Впервые после войны в магазине повесили объявление, что будут принимать пустые бутылки. У нас дома бутылки были редкостью – ведь всё продавалось на разлив: молоко, керосин, постное масло… Прохладительных напитков ещё не было, вино заменяла вишнёвая наливка, которую настаивали сами в больших сулеях, а водки у нас в доме не было никогда. Но в кладовке нашей коммунальной квартиры я обнаружил среди прочего хлама много старых пустых бутылок от ещё предвоенных застолий. Я вымыл дочиста несколько штук и понёс сдавать, но почти все мне вернули назад из-за щербинок на горлышках. Однако не всё было потеряно – кое-где на горлышках сохранился сургуч, которым они были когда-то залиты. Я откалывал кусочки сургуча, растапливал их и залеплял ими щербинки, вроде так и было. Таким образом я сдал бутылок двадцать, и этого хватило, чтобы самостоятельно купить целое пирожное! Забор, отделявший наш дом от магазина, был не сплошной, а сбитый из планок, между которыми можно было просунуть руку. Одним прекрасным утром мы с моим другом Сашей заприметили, что со стороны магазина под забором лежат несколько ящиков, которых раньше там не было. Мы расковыряли один ящик и вытащили из него две банки консервов. На этикетке был изображён невиданный замор29
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 29
15.09.2011 12:43:40
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
ский фрукт и надпись по-иностранному. Наверное, в магазине шла ревизия, и их убрали с глаз подальше. Неподалёку на нашей улице был старый мост через ручей. Мы спрятались под мостом, вскрыли банки, а в них оказались круглые ломтики ананасов, залитые компотом. У них был просто волшебный вкус, ничего вкуснее ни до, ни после я в своей жизни не пил и не ел. Каждый день мы наведывались к своему ящику, а потом шиковали под мостом. Но однажды ящики исчезли: ревизоры уехали, и кончилась наша райская жизнь. Где-то мы прочли с Сашей, как сделать самим детекторный приёмник. Сердцевину его составлял кристалл соли свинца размером с большую клубнику, а над ним вертикально крепился кусок проволоки. Ручки настройки не было, вместо неё надо было кончиком проволоки касаться разных точек на кристалле и настроиться таким образом на длину волны. Сколько я ни тыкал своей проволокой в кристалл, мой приёмник не издал ни единого звука. А вот Сашин, к нашему изумлению, произнёс вдруг несколько слов. Это был триумф, и хотя он тут же умолк навсегда, но этот краткий успех определил впоследствии всю Сашину жизнь. После школы он окончил радиотехническое училище и пошёл работать на авиазавод в бригаду, которая монтировала на самолёте радиооборудование. Вскоре после школы наша семья и Сашина, прожив в старом доме в коммунальных квартирах по пятнадцать лет, переехали в новый дом, в отдельные квартиры. Этот дом авиазавод построил для своих работников, а Сашин отец тоже работал на заводе. Мы опять оказались по соседству: я на втором этаже, а Саша на третьем. Но повзрослев, мы почти не общались – очень разными стали наши интересы. Саша работал на заводе до самой пенсии. Он был специалистом высокого класса, и его часто посылали в разные страны отлаживать радиоаппаратуру на самолётах, которые эти страны у нас покупали. Попасть на работу за границу – это было, как к Богу за пазуху: платили большие деньги и, главное, в валюте. Вернувшись домой, за валюту можно было купить товары, недоступные простым смертным: автомашины, брильянты, ковры, хрусталь, изысканные деликатесы, самый разный 30
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 30
15.09.2011 12:43:40
дети в о йны
импорт… Торговали этим в особых валютных магазинах «Берёзка». Было непонятно, причём тут наша скромная берёзка к валюте, импорту и драгоценностям, назвали бы «Пальма» или «Баобаб». Поработав за границей, Саша смог купить машину «Волга» цвета морской волны и загляденье, какую красивую. Когда я видел, как Саша садится в свою новенькую «Волгу» и выезжает со двора, я не мог не думать с некоторым сожалением, что со мной такого никогда не случится. К тому времени я уже защитил диплом кинооператора, работал на киностудии и преподавал в том же институте, который закончил. Но даже если бы неожиданно свалилось на голову какое-нибудь богатство, то всё равно, чтобы такую машину купить, надо было ещё ждать в очереди десять-пятнадцать лет. Во двор нашего нового дома однажды привезли на продажу целый грузовик картошки в мешках. Я купил мешок, взвалил на спину, чтобы нести в подвал дома, где у нас были кладовки, и увидел Сашину жену – она тоже пришла за картошкой. Я потом снёс и её мешок, спросил, как Саша, а она мне говорит: «Он уже три года как на Кубе работает». А я и не заметил, что три года Сашу не видел. Вышел как-то покурить на свою лестничную площадку как раз в тот момент, когда Саша поднимался к себе домой с чемоданом в руке. Поздоровались, и он мне говорит: «А я только что с Кубы прилетел». Я отрапортовал ему насчёт картошки, и мы договорились вскоре собраться отметить его возвращение. Мы с Ниной пришли к ним в гости. Рассказывали друг другу, что было интересного за прошедшие годы, вспоминали двор нашего детства, историю с ананасами в том числе. Эти консервы всё ещё нигде у нас не продавались. И тут Саша говорит: «А у меня есть пара банок». Оказалось, что в детстве эти ананасы так сильно запали в его душу, что всякий раз, возвращаясь из-за границы, он прихватывал с собой несколько банок. В этот вечер мы наслаждались ананасовым компотом уже на полном и законном основании. Вспомнили, как одно время мы загорелись желанием иметь карманные фонарики. Они были похожи на мыльницу, в одну половину которой была встроена линза и за ней отражатель с лампочкой, а в 31
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 31
15.09.2011 12:43:40
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
другую вставлялась батарейка. Стоил фонарик немалые деньги: тринадцать рублей. Мы целый месяц собирали копейку к копейке, что-то выпросили у родителей и, наконец, обзавелись фонариками. Но счастье было неполным, так как к ним не было батареек, и мы не знали, где их купить. Поехали в центр города на Крещатик и шли от магазина к магазину, но батареек нигде не могли найти. Стоял мороз, зимней одежды у нас не было ни тогда, ни ещё долгое время после. Стало темнеть, мы окоченели от холода, но желание включить фонарик было непреодолимым. И уже в самом конце Крещатика, зайдя в один из магазинов, мы увидели, наконец, эти плоские, величиной с ладонь, батарейки. Мы вставили их, и – о чудо, зажёгся свет. Уже к вечеру замёрзшие, но счастливые, мы вернулись домой. Дома было светло, горели лампочки, а я залез с головой под одеяло, чтобы при свете фонарика читать «Дети капитана Гранта». ***
Я учился в пятом классе, когда на нашей коммунальной кухне заговорили о еврейских «врачах-убийцах». Я видел, как неприятно было маме слышать от соседок, что они теперь боятся идти к врачу – вдруг еврей попадётся. Мама, как будто она в чём-то была виновата, оправдывалась, что ей тоже, мол, теперь страшно. Говорили, что по улицам ходят сердитые люди и кричат: «Бей жидов, спасай Россию». Мне было не по себе, когда я читал в газете список врачей-вредителей – все фамилии были, как на подбор. Напряжение висело в воздухе. И вдруг всё кончилось. К нам на кухню прибежала мамина приятельница Кира и, размахивая газетой «Правда», стала кричать вне себя от радости: «Проститутка, проститутка». Мама пыталась её унять, кивая в мою сторону, мол, ребёнок тут. Но та распалялась ещё больше. Она имела в виду ту самую Тимошук, врача и секретного сотрудника (сокращённо – сексота), доносы которой и были использованы для раскручивания дела о евреях, «убийцах в белых халатах». Кира показывала маме газету, где писали, что орден Ленина, выданный Тимошук за бдительность, теперь забирают назад, потому что «награждена она была по ошибке». Кира так была рада, что эта «проститутка» 32
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 32
15.09.2011 12:43:40
дети в о йны
уже не «Жанна д' Арк Советского Союза» и не «гордость русского народа», как писали о ней раньше. В этой же газете сообщалось, что врачи-евреи больше не «изверги рода человеческого», а что они ни в чём не повинные люди. Всё это не помешало властям через год наградить сексотку Тимошук орденом Трудового Красного Знамени. ***
Летом после пятого класса Сашин папа привёз ему из Москвы «Модель планера», набор, в котором были все детали, чтобы самому эту модель собрать. Саша возился часами, а мне завидно было на это смотреть, и я решил выстрогать все реечки и планочки сам. Нервюры – перепонки для крыльев – сделал из проволоки, достал где-то папиросную бумагу, чтобы крылья обтянуть. Но я не мог выстрогать реечки такими тонкими, какими были фабричные, и мой планер получился не таким лёгким, как у Саши. Саша запускал свой с руки, и тот летел через весь двор. А мой, больше похожий не на планер, а на тяжёлый бомбардировщик, оторвавшись от руки, сразу шёл на посадку. Тем не менее, я взял его с собой, когда родители повезли меня в пионерлагерь авиазавода. Ехать надо было на поезде с паровозом. У паровоза были громадные, в рост человека, красные колёса. Он пыхтел, как живое существо. В паровозных гудках, как и в пароходных, мне всегда слышится тревожная романтика и живое человеческое обращение к людям. В лагере я, как мог, свой планер подновил и участвовал с ним в лагерных авиамодельных соревнованиях. День соревнований выдался ветреным, и все модели летали плохо. Ветер трепал их, уносил неизвестно куда, они падали. А мой тяжёлый планер ветер подхватил, и он улетел дальше всех и занял первое место. На крыльях написали: «Призёр» и «Первое место». Я с гордостью привёз его потом домой, и он долго ещё стоял в углу комнаты как спортивный трофей. В лагерной столовой висела большая красивая картина. На отдыхе вокруг длинного стола сидели в белых чесучовых костюмах советские вожди, рядом стояли их дети в белых панамах с сачками и чем-то ещё 33
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 33
15.09.2011 12:43:40
в а ле ри й гроз ак
жизн ь м оя , к ине м ато граф…
в руках. Стол был уставлен цветами и вазами с разными фруктами: виноградом, абрикосами, грушами, яблоками и сливами. Столько всего сразу на своих столах мы никогда на видели. «Вот это жизнь», – думал я, глядя на этих девочек и мальчиков в панамах. Во главе стола сидели главные вожди: Сталин, Берия, Ворошилов. Однажды во время обеда вбежал в столовую старший пионервожатый с большим ножом в руке и полоснул эту картину ножом из края в край, затем её сорвали со стены и куда-то уволокли. Все дети замерли от такого светопреставления, перестали есть и ждали, что ещё будет. Потом нам объяснили: обнаружилось, что сам Берия был врагом советской власти. Его расстреляли, потому что он выпустил из тюрем бандитов и убийц, чтобы они, как сказал старший пионервожатый, «перебили все восемнадцать миллионов коммунистов». ***
После «Фотокора», которым мне давали играться в детстве во время болезни, моим следующим фотоаппаратом стал «Любитель», и отношение к нему уже было вполне осмысленным. Появился он у меня вот при каких обстоятельствах. Вместе с моим приятелем по двору Сашей мы обнаружили, что в нашем доме, в крайней квартире цокольного этажа, скрываются шпионы. Прошёл всего год после смерти Сталина, и всем кругом мерещились шпионы. Для нас, например, подозрительными были все, кто носил чёрные очки, это тогда было большой редкостью. У шпионов с нашего двора очков не было, но их выдавало странное поведение. Их было трое – мать и с ней двое детей, мальчик нашего возраста и девочка помладше. Мальчика звали Федя. Если он плохо себя вёл, мать хлестала его крапивой. Они выходили из дому не через дверь, а через окно, расположенное чуть выше уровня земли и всегда плотно занавешенное старым потёртым одеялом. Обычно они выходили ранним утром и возвращались уже к вечеру. Последние сомнения развеялись, когда мы нашли под их окном пустую консервную банку с этикеткой не на нашем языке. Консервы тогда тоже были в диковинку. Мы собрались идти, как тогда говорили, «куда следует», но потом решили, что надо сначала 34
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 34
15.09.2011 12:43:40
дети в о йны
их выследить, снять на фото, а потом уже идти с доказательствами на руках. Мы не исключали, что за бдительность нам даже могут дать по медали. Стали мы просить родителей купить нам фотоаппараты. Они стоили бешеных денег – 130 рублей! Эту сумму родители собирали не один месяц. И, наконец, мы обрели эти фотоаппараты и ранним летним утром засели в кустах и стали ждать. Наши шпионы шли через весь город, один раз повстречались с какой-то тёмной личностью в плюшевой кепке. Мы старательно всё снимали, но в конце нас ждал страшный удар: шпионы пришли на базар и сели просить милостыню, они оказались простыми нищими… Ну, а с фотоаппаратами теперь надо было что-то делать. Саша, мой приятель, выломал объектив и обнаружил, что с его помощью можно сфокусировать лучи солнца в одной точке на фанере и выжигать таким образом целые рисунки. И Саша увлёкся выжиганием. А я записался в фотокружок при Дворце культуры завода «Большевик», и с этого начался мой длинный, многолетний путь в кинематограф.
35
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 35
15.09.2011 12:43:41
На концерте Клары Новиковой. 1996 г.
Варим уху с Евстигнеевым. 1987 г.
В путешествии по Кенозеру. 1975 г.
199
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 199
15.09.2011 12:44:19
По вопросам заказа и приобретения просим обращаться: г. Киев – 04070 издательство «ÄÓÕ I ËIÒÅÐÀ» ул. Волошская, 8/5 корпус 5, ком. 210 тел./факс: (38-044) 425 60 20 Е-mail: duh-i-litera@ukr.net – отдел сбыта litera@ukma.kiev.ua – издательство http://www.duh-i-litera.kiev.ua
Grozak_for print+prav.01.08.11.indd 384
15.09.2011 12:45:04