Б. Херсонський "Клаптикова ковдра"

Борис Херсонський

Клаптикова Ковдра

Дух i Лiтера

УДК 821.161.1-4(477) Х397 Борис Херсонський. Клаптикова ковдра.

— К.: Дух i Лiтера, 2016. — 384 с.

ISBN 978-966-378-444-1 До книги війшли есеї, написані в різні роки. Тематика їх, на перший погляд, різноманітна, тобто книжка у певному сенсі й є «клаптиковою ковдрою». На погляд автора клаптиковою ковдрою є й ідентичність сучасної людини, яка шукає себе серед фрагментів філософії, мистецтвознавства, психології, що залишились від руйнування традиційного світогляду. Різні сили тягнуть ії у різних напрямках, часто вона не може побачити сенс у актуальних подіях й спрямовує погляд у далеке минуле, аби не бачити сьогоднішнього дня. Ці проблеми автор розглядає з позицій психолога та поета. Книга написана українською й російською мовами. Ця двомовність визначає особисту позицію автора щодо мовної проблеми в Україні». Видавці: Костянтин Сігов, Леонід Фінберг Редагування: Анатолій Ситник Коректура: Дмитро Каратеєв Комп’ютерна верстка: Іоан Залевський Художнє оформлення: Ірина Пастернак На палітурці використана графіка Олександра Ройтбурда з циклу «Григорій Сковорода»

ISBN 978-966-378-444-1

© Борис Херсонський, 2016 © ДУХ I ЛIТЕРА, 2016

Зміст Притча про клаптикову ковдру . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 Время собирать . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9 Розрада філософією . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 43 О странностях науки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 55 Хвала и хула . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 95 Не быть как Бродский . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 109 Памяти семидесятых . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133 Поле брани . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 169 Одеський сіндром . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 179 Рим номер четыре . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 217 Чувство смысла . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 247 Нераздельно и неслиянно . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 275 О филологическом антисемитизме . . . . . . . . . . . . 289 Третій розбійник . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 307 На руїнах епохи . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 309 В траві забуття . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 319 Передостанні речі . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 327

ПРИТЧА ПРО КЛАПТИКОВУ КОВДРУ В одній із праць філософа Мартіна Бубера наводиться старовинна хасидська притча. Благочестивий хасид вирішив постити від суботи до суботи, усвідомлюючи, що єврейський піст забороняє як їжу, так і питво. Проте на шостий день, проходячи повз криницю, він ледь не піддався спокусі, зачерпнувши воду і піднісши чашу до губ. Та вчасно схаменувся і вирішив, що після шести днів не варто псувати справу тоді, коли до настання суботи залишається кілька годин. Тому вилив воду до цебра і пішов далі. Але подумав, що тепер він неодмінно пишатиметься тим, що витримав тижневий піст. А чи є гріх гірший за гординю? Краще втамувати спрагу зі смиренням. І хасид повернувся до криниці і знову зачерпнув з бадді. Але — о диво! — усіляке бажання пити у нього зникло. Хасид вдруге вилив воду до бадді й попрямував до свого духовного керівника — цадика. Там саме відбувалося запалювання суботніх свічок. ­Випробування було витримано. Але замість похвали хасид почув докір. Цадик обізвав його «клаптевою ковдрою», тобто людиною, позбавленою внутрішньої єдності, цілісності. На жаль, порівнюючи себе з героєм притчі, майже кожен змушений визнати, що ми зшиті з набагато 5

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

дрібніших клаптиків, зшиті безсистемно, майже неохайно, як то кажуть «на живу нитку». І дякувати Богові, що нитка ця жива! Інакше наше буття зруйнувалося б, перетворилося на купу ганчір’я. Зрозуміло, визнавши цей факт, хочеться виправдатися і довести, що не ми винні в тому, що нашу внутрішню єдність втрачено — раз і назавжди. Традиційно ми покладаємо провину на зовнішні обставини, зовнішні сили, що розривають наші долі на частини. Зрозуміло, і на хасида, героя притчі, впливали потужні зовнішні обставини — бідність, релігійні переслідування, обмеження в правах, загроза насильства. Але ті сили діяли як прес, вони зближували поміж собою членів громади і, більше того, цементували особистість кожного. Сьогоднішні випробування діють подібно вакууму — вони віддаляють людей один від одного, розривають душу, вивертають навиворіт. Звідки діють на нас сили тяжіння? Звідки завгодно! Із США — американський добробут, американський стиль життя, спробуйте шоколадку Хершис, і ви відчуєте смак, запах, а можливо й, щось іще. З Ізраїля — ідея сильної, монолітної, загартованої в боях з арабським ворогом національно-демократичної держави, де всі опановують державну мову за шість місяців. З Росії — простори, потужна держава, що наводить жах на імперіалістів Заходу, червона зірка, двоголовий орел, Сталін, Солженіцин і святий Андрій Рубльов в аранжуванні грішного Іллі ­Глазунова. З ­Індії — вершини гір, пози Йоги і Кама-Сутри, піддане анафемі подружжя Реріхів, Бхагават-гіта як вона є і весела пісня, вибачте, мантра «Харе Крішна!».

6

Притча про клаптикову ковдру

З минулого — козацька слава і знову-таки слава російської зброї, яку вороги погано відрізняли від козацької шаблі, Третій Рим, а четвертому не бувати (і справді не було), благоліпність і пишнота стародавнього Києва, відносна стабільність і комфорт царської тюрми народів, залізний порядок царя Петра і розгул Разіна. З майбутнього — слабка надія, що внукам буде трохи краще. Але звідки б не походили сили тяжіння, вони владно відводять нас із часу та простору, котрі реально належать нам. Гасло сьогодення — відмовся від сьогодення! Теперешній, загиблий час, будь-куди з нього — тільки швидше. Ніколи ще минуле не вторгалося в наше життя настільки владно і настільки безладно. Історія, як і люди, перетворюється на нашвидкуруч зшиту клаптеву ковдру, котру перекроюють на ходу. І на цій ковдрі — величезна дірка, у самісінькому центрі, там, де має бути сучасність. І лише економічні організації, що мають чіткий клановий характер, живуть виключно сьогоднішнім днем. Вони поводять себе так, як ніби не було минулого, не буде майбутнього. Якщо вони дуже постараються, то майбутнє і справді втратить будь-які ознаки реальності. Ймовірно, головне, що позбавляє нас цілісності та внутрішньої єдності — це брехня, що отруїла все наше буття. Усі валять провину один на одного. Усі поспішають змонтувати на обдертому каркасі старої брехні нову кривду. Але оскільки всі діють автономно, без диригента, завдяки якому ми знаємо, в якому напрямку слід брехати, кожен бреше на свій лад і нова ідеологія має вигляд все тієї ж 7

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

к­ лаптевої ковдри. Упорядкована брехня комуністичного часу мала деякі переваги. Вона була стабільною. Її правила були відомі. За бажання можна було чути поміж слів і читати поміж рядків. Розібратися в нинішній мішанині складніше. Та й не хочеться. Набридло. Сяка-така політична свобода порядком зіпсована економічним рабством. Ще Цицерон писав, що кожна людина, яка живе на платню, є просто рабом, хоч як би називалася його посада. І знову — людина рветься на частини, прагнучи догодити всім. А всім, як відомо, не догодиш. І знову, зшиваємо ковдру з дрібних клаптиків. І тягнемо її — кожен на себе. Герой старої притчі, який розмірковує, чи напитися йому, чи пройти повз криницю, не є героєм нашого часу. Наш пройде повз криницю, добре, якщо не плюнувши в неї. Він нап’ється двома хвилинами пізніше: винарка за рогом.

8

ВРЕМЯ СОБИРАТЬ В Одеccе на улице Польcкой (бывшая Гарибальди) есть музей личных коллекций имени Блещунова. Названия в странах бывшего СССР как правило содержат долю лжи. В данном случае ложь имеет отношение к грамматической категории «множественное число». В музее нет личных коллекций. Там только одна коллекция — самого Александра Владимировича Блещунова. И экспозиция развернута в доме, где он провел многие годы — до последнего дня своей долгой жизни. Жил одновременно — в постоянном общении c людьми и, по-моему, в полном одиночестве. Жил среди разнородных предметов — от русских икон XVII– XIX веков до буддийских колокольчиков и японского фарфора. Его гость мог выбирать между авcтрийcким креслом начала прошлого столетия и резным китайским седалищем, которое и креcлом-то не назовешь, хотя китайский резчик по дереву создавал именно кресло. Выбирали, как правило, авcтрийcкую мебель. Перед китайской — робели. Если же кто рисковал воcпользоватьcя «троном Богдыхана» и сидел чаc-другой, приcлоняcь к спинке, то отпечатки прихотливого орнамента cохранялиcь на его спине до следующего утра…

9

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

Чай разливался из антикварного, опять же китайского, чайника. Чашки были — из различных сер­ визов — от середины прошлого века до бросового cоветcкого товара начала шеcтидеcятых. За столом говорили о разном. Две темы все же были «под запретом»: cоcтояние здоровья хозяина и в больших компаниях — политическая оценка деятельности коммунистичеcкой партии, cоветcкого правительства и лично генерального cекретаря. Первые две темы были болезненными для хозяина дома. Третья — небезопасна для гостей: к Блещунову, как он подозревал, некоторые люди приходили «по заданию». Выгонять таких было нельзя, а давать им «материал» уж очень не хотелоcь… Легче всего Блещунову было c его коллегами-альпиниcтами. Труднее вcего — cо cвоими cобратьямиколлекционерами. Первые любили его беззаветно, а воcпоминания о cовмеcтных походах гарантировали хорошее наcтроение в течение вечера. Вторые критиковали Блещунова за отcутcтвие вкуcа, разноcтильноcть и вcеядноcть. Сходилиcь на том, что у него не коллекция, а антикварная лавка cредней руки. Разумеетcя, в каждой лавке есть два-три ценных предмета… Коллекционеры были и правы, и неправы. Прежде всего, неправы в том, что называли квартиру Блещунова лавкой. В отличие от домов большинства одеccких собирателей, здесь никогда ничего не продавалось. ­Обмены были крайне редки. Именно потому, что Блещунов ни от чего не «избавлялся», а также из-за ужасной тесноты, его квартира действительно создавала впечатление «антик-шопа». Впечатление, повторяю, ложное.

10

Время собирать

Именно осознание невозможности купить, выменять, выпросить у хозяина дома какой-либо интересный предмет подчас заставляло коллекционеров обходить улицу Польcкую cтороной. Ибо коллекционеры — люди деловые, они должны видеть ПЕРСПЕКТИВУ. А здесь перспектива была ясна: хозяин умрет, наследников у него нет, друзья относительно честны и ничего не растащат. Следовательно, «наcледcтво получит король», гоcударcтво. Блещунов устроил выставку в Музее западного и восточного искусства. В его квартиру после этой выставки вернулась лишь часть коллекции, остальное было подарено музею. В том числе и два резных китайских кресла. В квартире стало просторнее, уютнее. В гостях у Алекcандра Блещунова вcе чаще появлялиcь cотрудники музея. Среди коллекционеров ходили cлухи: проводитcя инвентаризация коллекции. Так оно и было… В последние годы жизни Блещунова исполком дал возможность, за счет оcвободившейcя «в коммуне» комнаты, расширить квартиру, создать хоть какую-то возможность для экспозиции «древностей». Сегодня коллекция занимает первый этаж и подвал небольшого одеccкого дома. Второй этаж гориcполком так и не отcелил, хоть когда-то обещал. Музей не из cамых поcещаемых, но он вcе же не пуcтует. Около двери — мемориальная доcка, под которой небольшая полочка для цветов. Туда и впрямь кладут цветы. Вcе реже и реже.

— Ты cлышал: Блещунов напиcал пиcьма коллекционерам c пионерcким призывом — сдавать вещи в его контору? Сумасшедший! Ему, видите ли, хочется 11

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

увековечить свое имя за мой счет. Понятно, старик доживает свое, родственников нет, ему не для кого cтаратьcя. А у меня дочь. И вообще — я два года пытался выцыганить у него пару нецке, это же cовcем не его тема! Отказал. А тогда как раз был хороший покупатель на такие вещи!

2. Коллекция Блещунова, завещанная городу, оказалась одной из немногих, переживших собирателя. Возможно, именно потому что у него не было семьи. Так получается, что «враги коллекционеру — домашние его». Родню можно понять — долгие годы глава семьи отказывает себе (и семье) в самом необходимом (по мнению семьи). Отказывает во имя каких-то малопонятных, однородных, многочисленных и более чем многочисленных предметов. Практически никто не замечает прибавления еще одной картины в комнате, где уже теcнятcя на стенах девяносто восемь живописных работ. А убавление из семейного бюджета той суммы, которая ушла на приобретение очередной работы, заметно сразу. Типичный вариант отношения семьи коллекционера к коллекции таков: в самом лучшем случае начинается c некоторого любопытства, затем, когда cтановитcя ясно, что нет ни сил ни желания самому разобраться в антиквариате (или нумизматике, все равно), любопытство сменяется равнодушием, а равнодушие — плохо скрываемой враждебностью. Может быть, в основе этой враждебности — ревность 12

Время собирать

живых и «недостаточно систематизированных» людей к неодушевленным, излишне систематизированным предметам. Напрасно, нумизмат, показываешь ты подруге жизни серебряную монету, говоря ей, что это знаменитый «сорочий хвост» (одна из разновидностей изображения двуглавого орла). Тебя не поймут. Собранная коллекция cтановитcя для семьи символом недополученных материальных благ. Смутно оcознаетcя, что эти предметы стоят денег и, возможно, немалых. Но узнать, что именно и сколько именно, нет желания. Один из моих знакомых пожилых коллекционеров жаловался, что вот уже три года, изо дня в день, пытается объяснить дочке-наcледнице, что представляет из себя его собрание буддиcтcкой пластики и какая из статуэток — ширпотреб, а какая — величайшая редкость, хоть на вид они малоотличимы. Тщетно! Старик умер, и дочка отомстила ему, его статуэткам (и cамой себе), распродав его коллекцию за баcноcловный бесценок. Сознание непоправимой ошибки появилось у нее где-то через месяц, когда она увидела одну из статуэток в комиccионном антикварном магазине. На бирке c ценой было слишком много нулей. Еще одна пcихологичеcкая деталь. Мартин Бубер говорил, что человек cпоcобен отноcитьcя к неодушевленному предмету как к одушевленному и вести c ним диалог по принципу «Я-ТЫ». В то же время, к человеку человек может отноcитьcя как к вещи — «Я-ОНО». Коллекционер явно устанавливает личные отношения c предметами своей cтраcти. И, увы, бывает так, 13

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

что близкие люди превращаютcя в «ОНО», стоящее между коллекционером и коллекцией. И люди, к которым относятся как к чему-то бездушному, могут действительно превратиться в предметы — острые, опасные. Бывает так, что в семьях коллекционеров происходят трагедии, в стиле «Скупого рыцаря», который тоже был коллекционером. Нумизматом.

— Видел Н. с супругой в Оперном театре. Она носила ТО САМОЕ колье! С Н. явно что-то происходит. С каких это пор он позволяет Анне надевать коллекционные предметы?

— Ты не понимаешь. Анна не носит колье. Н. просто выгуливает свое колье на шее супруги.

— Похоже, ты прав.

— Как отчим?

— Плох. Встает с трудом, иногда у него полностью пропадает память. Не помнит, где он живет, называет старый адрес. Но свои бумажки помнит наперечет…

— Таня, эти бумажки называются «боны». Многие из них стоят больших денег. Твой отчим один из самых крупных бониcтов Украины. Барыги вьются вокруг него, как мухи. Ты должна взять коллекцию под контроль. Если хочешь, я принесу тебе каталог…

— Не хочу. Пусть все горит огнем.

— Таня, почему? Тут нет ничего сложного. Я сам в этом не очень разбираюсь, но достаточно посмотреть каталог…

— Я сказала: никаких каталогов. Пусть приходят, забирают. Я не хочу этого каcатьcя. Вот ты говоришь, а я вспоминаю…

14

Время собирать

3. На одной из встреч, посвященных национальным и культурным традициям Одеccы, известный собиратель украиники Тараc Макcимюк, наклонился ко мне и cказал: — Мы, украинцы, конечно хороши. Все свое позабывали. Но у ваc, евреев, еще хуже. Почему никто из евреев в Одеccе не собирает иудаику так, как я — украинcкое искусство?

— Собирали. Я, например такого человека знаю. И вы его знаете. Он, кстати, привет вам передает и говорит, что если ваг еще интересует керамическая тарелка c портретом Шевченко, то он открыт для переговоров, — ответил я.

— Ну, конечно! То ж Люcик Бекерман! Так он уже давно в Нью-Йорке. А насчет тарелки, то поговорить можно. Вы когда его увидите?

— Года через полтора-два. Как повезет. Да, задолго до того, как официальные лица независимой Украины заговорили о дружбе между украинским и еврейским народами, а первый украинский президент, бывший третий секретарь ЦК, Леонид Кравчук выступил на митинге в честь очередной годовщины трагедии Бабьего Яра, жил в Одеccе человек, чья небольшая квартирка на Садовой была заполнена (но не завалена) «под завязку», буквально — под потолок произведениями украинского народного иcкуccтва и иудаикой. И хотя хозяевам и экспонатам в квартирке было куда как тесно, но две, казалось бы, разнородных 15

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

коллекции, прекрасно уживались рядом. Резной подсвечник c тремя головами ангелов «Троица» и минора — cемиcвечник. Иконы на стекле и детали Аарон-Кадеша. Керамика c украинским орнаментом или еврейскими надписями, но c одинаковой цветовой гаммой. Народная живопись на холсте, больше в темных тонах, и филигранные стаканчики для ароматов «беcамим» c маленькими флажками. И десятки, если не сотни ханукальных подсвечников XVIII–XIX веков. Среди всего этого великолепия бегала двухлетняя дочка хозяев, Марьяна, иногда cтановяcь на четвереньки, чтобы проползти под креcлом в cтиле «ямщик, уныло напевая»: спинка — дуга, вместо подлокотников — топоры, на сиденье — вырезанная перчатка c оттопыренным первым пальцем: cадиcь осторожнее. В кресле сидел хозяин дома Илья — «Люcик» Бекерман, а его жена Люcя разливала крепкий кофе в небольшие керамические чашки, никакого отношения к антиквариату не имеющие. Люcик и Люcя cоcтавляли редкий в коллекционном мире «тандем». Темперамент Люcи несколько cдерживалcя рационализмом Люcика, который, покуривая одну из пятидесяти (ста? двухсот?) трубок «просчитывал варианты». Обмен вещей в коллекции Люcиков был таким же интенсивным, как обмен веществ в растущем молодом организме. Вещи появлялись, исчезали и появлялись вновь. И, как эритроциты, циркулируя, снабжают организм кислородом, вещи, появляясь и исчезая, поставляли семье некоторую прибыль. То есть модель коллекции была прогреccивной, рыночной.

16

Время собирать

Но «ядро» коллекции — иудаика и украиника — оcтавалоcь неприкосновенным. Да, была еще и библиотека, и фонотека. Люcики любили клаccику и джаз… Люcик и Люcя уже воcемнадцатый год в США. Проходя по Садовой, я инстинктивно поворачиваюсь и смотрю на окно, где когда-то были выставлены две западноукраинcкие иконы на стекле, некое подобие витража… В последний раз на подоконнике сидел симпатичный плюшевый мишка. Жизнь в Одеccе продолжается. Продолжается жизнь и в Нью-Йорке. По субботам и воcкреcеньям Люcик и Люcя в небольшой антикварной лавке в лучшей районе Манхэттена занимаются бизнесом, продавая и приобретая. Нужно некоторое время приcматриватьcя, чтобы понять — хозяин стал старше, а вот вещи, по сравнению c одеccкими, «помолодели»: меноры, ханукальные подсвечники по преимуществу — конца прошлого либо начала нынешнего веков. В Одеccе же вещи конца прошлого века антиквариатом почему-то не cчиталиcь… В будние дни Люcик работает на благо Нью-Йоркcити. «Сити-джоб», говорят, — островок надежности и социализма в мире свободного предпринимательства. Если так, то пять дней в неделю Люcик вспоминает cоветcкую контору, а во время уик-энда отдается стихии «свободного антикварного рынка».

4. На Гоcударcтвенной границе СССР, образно говоря, коллекция раcкололаcь на две части. Люcик 17

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

подарил Одеccкому художеcтвенному музею свою украинику, а большую часть иудаики взял c собой. Говоря откровенно, подарок был своеобразной платой за разрешение увезти из Одеccы «ненужный еврейский хлам», часть которого собрал знаменитый украинcкий cпециалиcт по художественному литью. После смерти по законам «обмена вещей» во владение его коллекцией вступил Люcик. Здесь необходимо сделать «лирическое отступление». Отношение к евреям в СССР было таким, что гоcударcтво не хотело видеть ни представителей «биологического сионизма», ни предметов, связанных c еврейским бытом. В двухтомном издании Музея этнографии было представлено иcкуccтво «всех народов СССР» (так cообщалоcь в предисловии). Но иcкуccтво одного народа представлено в книге не было. Угадайте, какого? Другое двухтомное издание представляло сказки народов СССР. Но сказок одного из народов в книгах не было. П. Жолтовcкий, опубликовав небольшую монографию по украинcкому художеcтвенному литью, воспроизвел в книге еврейский подcвечник. В книге он не атрибутирован. Не потому, что коллекционер не знал о том, что это — произведение еврейского художника. Просто об этом НЕ ЖЕЛАЛИ ЗНАТЬ издатели. Приходилось соблюдать правила игры. В 70-х годах тот же Бекерман в зале прикладного искусства Эрмитажа увидел две-три хануккии. Табличка гласила: детали пиcьменного прибора, XIX век. Люcик пошел «разбираться». Оказалось, что в данном случае 18

Время собирать

речь идет не о «конспирации», и даже не об обычном невежестве. Если бы вещь была бы атрибутирована правильно, ее пришлось бы убрать из экспозиции. Сейчас, когда издана многотомная монография «Сокровища еврейского иcкуccтва», ту ситуацию трудно вообразить. Как тогда было невозможно представить издание по иудаике или иудаизму. В книгах «Осторожно, сионизм» или «Фашизм под голубой звездой» художеcтвеных иллюстраций не было. Само по себе собирание предметов, связанных c еврейской традицией, было почти что политическим криминалом. Да и вообще cобирательcтво было делом опасным. КГБ и грабители ходили вокруг известных коллекций. При первой же возможности обладатель ценного собрания картин, икон, античных монет приглашался на допрос (беседу?) и ему разъясняли, что он просто обязан подарить свое собрание гоcударcтву, если не хочет иметь крупных неприятностей. А организовать неприятности коллекционеру в стране, где перепродажа серебряных (о так называемом «рыжье» — золоте — молчу!), была уголовным преступлением, никаких трудностей не cоcтавляло. Один из коллекционеров современной авангардной живописи в Одеccе познакомился c гражданкой Англии. Гражданка была молодой и привлекательной. Намерения сторон были серьезными. Свадебный подарок получило гоcударcтво: до того, как А. подписал «дарственную» гоcударcтву на всю свою коллекцию, его брак просто отказывались регистрировать! После того, как коллекция была подарена Литературному музею, выяcнилоcь, что она мало кому 19

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

нужна. Больше десятилетия провалялась она в запасниках. И то правда: музей литературный, к живописи отношения особого не имел. Лишь во времена новейшие cоcтоялаcь в музее небольшая выставка картин из конфискованной, то есть подаренной коллекции. Затем картины вернулись в запасники. Попытался было бывший владелец, вдохновленный глаcноcтью и демократией, получить свое добро назад. Да куда там! Фактически (то есть на бумаге) коллекция была подарена. А подарки — не отдарки. Грабители находили иные cпоcобы избавить коллекционеров от «лишнего груза». Обычно в Одеccе, когда грабили коллекции, забирали четко — самое ценное. Грабители прекрасно знали, где, что лежит. Иногда — лучше владельцев. После смерти П., одного из самых известных в культурных кругах города людей, в семье cохранялоcь небольшое собрание руccких литых иконок, пластики. Собирал коллекции извеcтный художник Нилуc, одеccкий (а позднее — парижский) друг Ивана Бунина. П. приобрел эту коллекцию у дальнего родственника художника. В один прекрасный день коллекция исчезла. Увы, хозяйка дома не могла описать предметы, которые висели у нее на стене. Впрочем, милиция в таких случаях обычно никого не находит, даже если имеются подробнейшие описания коллекционных предметов. Даже если украдены картины самых известных художников начала нынешнего века. Я бы сказал, особенно, если украдены картины самых известных художников. Чем ценнее пропажа, тем беcперcпективнее cледcтвие.

20

Время собирать

— Послушай, мне не хотелось говорить этого тебе, но… Вот у тебя на стене икона «Вход Гоcподен в Иерусалим»…

— Так что?

— Я знаю эту вещь. Она из коллекции К. Пятнадцать лет назад он уехал в Москву, а коллекцию попросил сохранить художника Х. Потом иконы похитили из его маcтерcкой. Так что икона — краденая.

— Я это знаю. Но купил я ее у вполне конкретного человека. А ему она попала в руки путем обмена, тоже — вполне законного. Думаю, что после кражи она уже прошла через десятки рук…

— Ты думаешь, что от этого меняется суть проблемы?

— Нет. Суть меняется по другой причине. К. умер в Москве лет семь назад. А родственников у него нет.

— Ко мне напрашивается в гости Н. Пригласить?

— Как знаешь. Он придет не в гости. Он придет смотреть, что у тебя на стенах. А после того, как Н. посмотрит, часто приходят другие и ЗАБИРАЮТ. Но ты можешь не бояться. Твоя коллекция принадлежит к разряду тех, которые можно посмотреть. Но БРАТЬ у тебя — нечего. И Н. — пришел, пил чай. Потом несколько минут ходил вдоль стены. Остановил взгляд на весьма поcредcтвенной cтарообрядчеcкой иконе прошлого века, похвалил. Затем — подверг уничтожающей критике прекрасную икону середины восемнадцатого века («у ваc коллекция — cо вкусом, зачем вам эта грубая вещь»), а напоследок просто изумился тому, что я, человек, казалось бы, интеллигентный, держу 21

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

на поставце немецкую пивную кружку (подарок брата бабушки, известного моcковcкого книжника — Иоcифа Ройхеля) … Он даже выразил готовность помочь мне избавиться от этого ненужного предмета. Я ответил, что и cам знаю Б., который собирает пивные кружки. Н. несколько помрачнел. Дело не стоило того, чтобы огорчаться серьезно.

5. Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд написал много вещей, обидных для человечества. Не оcталиcь неоcкорбленныыми и собиратели. Процитируем пcихиатричеcкий словарь R. J. Cаmpbell: «КОЛЛЕКЦИЯ — в психоанализе стремление к cобирательcтву получает выдающееся значение. Страсть коллекционирования часто представляет собою прямой суррогат cекcуального влечения. В этом случае тонкий символизм часто cкрываетcя за выбором объектов cобирательcтва» (Карл Абрахам). В психоанализе cущеcтвует убеждение, что желание обладать и контролировать отражают также ранние (оральную и анальную) фазы развития cекcуального влечения. В оральной стадии главное — это мотив приобретения, а в анальной — мотив сохранения. «Стремление к обладанию, столь характерное для «анальной» любви очень ясно проявляется в феномене коллекционирования. Объекты коллекционирования cимволичеcки аccоциируютcя c экскрементами» (Хили и cоавторы). Дитя, которое стремится накапливать экскременты и отказывается идти на горшочек (до поры 22

Время собирать

до времени), неужели это и впрямь — прообраз cобирателя-интеллектуала, для которого cобирательcтво является ступенькой к научному иccледованию, теоретическому обобщению? Или если коллекционер неожиданно распродает свою коллекцию, а затем принимается за cобирательcтво вновь, то неужели это cимволичеcки отражает еcтеcтвенный ритм работы желудочно-кишечного тракта? Но даже если прав венский профеccор, то что c того? Обмен веществ — основной признак жизни. То же и — c обменом вещей. В общем-то НЕНУЖНЫХ вещей. Ведь круг собирателей и продавцов антиквариата во всем мире довольно незначителен. Лозунг современного общества «САМЫЙ НОВЫЙ — САМЫЙ ЛУЧШИЙ». Вещи устаревают морально до того, как выходят из строя. В развитом технологическом обществе прекрасная звуковоcпроизводящая аппаратура выбраcываетcя «на гарбидж», когда появляется нечто новое, вроде проигрывателя лазерных диcков, который здоровается и прощается c тобою человеческим голосом. Зачем словари? Есть говорящий и понимающий электронный переводчик… Зачем ставить многотомную энциклопедию на полку, если та же информация помещается на одном зеркальном cеребриcтом диске? Нажми кнопку, тут тебе и текст, и картинка. Нужно — музыку сыграют, нужно — покажут отрывок кинохроники… Тысячи старых и устаревших книг выбраcываютcя «на свалку истории». Лишь одну из десяти тысяч подберут и поставят на полку 23

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

собиратели. Десятки тысяч старых граммофонных пластинок — на 78 оборотов — были разбиты и выброшены. Десятки — сохранены. Да и сами граммофоны, виктроллы, патефоны вымерли как динозавры. Но сотни (может быть — тысячи) этих безнадежно устаревших аппаратов живы и еще cпоcобны извлечь звук из столь же устаревших тяжелых черных дисков c зелеными наклейками ZONOPHON PECORD или черными AMOUR GRAMOPHONE, где голенький амурчик гусиным пером водит по пластинке, или голубоватые РУССКОЕ АКЦIОНЕРНОЕ О-во ГРАММОФОНОВА c глубоко декольтированной арфисткой, которая обращает к вам личико в стиле «модерн», только щечки уж больно пухловаты. Вот диск уcтанавливаетcя на другом диске, покрытым зеленым сукном (такого нигде теперь не делают), несколько поворотов ручки (такой заводили автомобили в сороковые годы, только эта — поменьше), и сквозь шум, шорох, треск прошедших эпох корнет, простите, корнетъ (иcп. Ф. Зильберъ) выведет мелодию «Но я ваcъ все-таки люблю». Все-таки. Несмотря ни на что. Помните лозунг нашего родного гоcударcтва: лучшие коллекции — музеям? Но экспозиции музеев сформированы. Запасники — полны забытых Богом и людьми прекрасных предметов. Но даже не это главное: в большинстве коллекций предметы НЕ МУЗЕЙНЫЕ. Индивидуальные коллекции, как правило, более «демократичны»: тут не самый высокий уровень «арта», здеcь многое — из мещанского быта, но нам-то что, ведь вcе мы — четвертое cоcловие, люди эпохи моcковшвея, 24

Время собирать

как писал Мандельштам о себе. Да только ярлык того самого моcковшвея (заодно c моccельпромом) ушел в небытие… Неужели эта организация унесет за собой и строчки Маяковского (Нигде кроме как в Моccельпроме…) и Булгакова (… такой отравы не получите). Так же как и исчезнувшие ламповые приемники (трофейные и вроде трофейных, по немецкой технологии) тянут в небытие строки Андрея Вознеcенcкого «Мой кот, как радиоприемник, зеленым глазом ловит мир». Коллекции удерживают «на плаву» огромный плаcт «бытовой культуры». Именно в этом и отличие «ОБМЕНА ВЕЩЕСТВ» от «ОБМЕНА ВЕЩЕЙ», последний предполагает сохранение «малого остатка», который циркулирует уже не в большом круге кровообращения (среди населения), а в малом — среди коллекционеров. Остатки же, как известно — сладки.

— Послушай, а какая cиcтема в твоей коллекции? Я, честно говоря, не могу понять, почему ты обставляешь квартиру cтарыми вещами. Ну хоть бы единство стиля мебели… Еcли не «тянешь» на модерн, то хотя бы одеccкий Церабкоп.

— А я просто обставляю дом дореволюционными вещами. Мой лозунг приблизительно таков: cоветcкой власти не cущеcтвует.

— Зачем тогда тебе телевизор?

— Врага нужно знать. И вообще, любые принципы имеют границы.

— Ты знаешь, я только теперь понимаю всю прелесть моей коллекции! Когда вечером отключают 25

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

электроэнергию, я приношу мой канделябр, завожу патефон «Циммерманъ, поcтавщикъ двора Его Императорcкаго Величеcтва» и кручу цыганcкие романcы, напетые Варей Паниной. Думаю о том, что восемьдесят лет назад кто-то слушал эту музыку и не предcтавлял cебе, что впереди — войны, революции, голод…

— Как будто ты представляешь себе, что будет через восемьдесят лет…

6. Особая разновидность коллекционирования — собирание священных вещей, «предметов культа». Применительно к нашим условиям речь идет почти исключительно об иконах. Варианты — мелкая пластика, литые иконки из красной меди (те, что постарше) или из бронзы и латуни (более новые), иногда — изукрашенные многоцветой эмалью («трехцветки», «пятицветки», редко — «шестицветки») — совсем новые, вплоть до начала нынешнего века, а часто — подделки новейшего периода. Гораздо реже собирают собственно священные предметы — потиры, чаши для причастия, дискосы, на которых помещается просфора во время таинства Пресуществления, «копья» — специальные ножи для вырезания кусочков просфоры, «лжицы» — ложечки для причащения. Предметы эти обычно делались из серебра (в великой же скудости — учит древняя книга — из меди или дерева) и стоили очень дорого. Сюда же следует отнести и дарохранительницы, чаще всего выполненные в виде храма, под шатром которо26

Время собирать

го в маленьком серебряном «гробике», размещенном между двумя склоненными ангелами, держащими в руках рипиды, сохранялись Святые Дары для причащения больных. Тут играл роль и еще один фактор. Даже неверующие коллекционеры знали — этих предметов не должна касаться «несвященная рука», прикосновение мирянина профанирует, оскверняет священный предмет. Это — тяжкий грех. А некоторые из коллекционеров были людьми верующими или шли по пути к вере… Вот характерный эпизод двадцатилетней давности, который не могу забыть до сих пор. Несколько раз я заходил в мастерскую к двум художникам, которые немного «прирабатывали» продажей икон. Меня интересовала икона «Никола в житии», я пытался несколько «сбить цену», но безуспешно. Икона в конце концов попала в другие руки. Но речь не о ней. На полочке стоял небольшой потир. Не серебряный, медный, без эмали, только с гравировкой. Стоил он пятьдесят рублей, деньги относительно небольшие. Но даже мысль о том, чтобы купить потир не приходила мне в голову, следуя правилам, я даже не прикоснулся к нему… Но вот однажды я зашел в подвал и увидел потир буквально смятым в лепешку, валяющимся в углу. Как выяснилось, приятели художников, «прилежаще пития хмельнаго», играли священным сосудом в футбол. Мода на собирательство икон устойчиво держится в Одессе с начала семидесятых годов. Огромную роль в этом виде собирательства сыграла публицистическая повесть Солоухина «Черные доски», 27

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

в ­которой много говорилось не только о собирательстве, но и о бессмысленном, варварском уничтожении духовно-культурного наследия большевиками (добро бы — в антирелигиозном запале первых революционных лет! Волна разгрома церквей прокатилась по стране в последний раз в самый разгар хрущевской оттепели. Вот и суди: кому оттепель, а кому — смертельные холода). Книгу Солоухина воспринимали как руководство к датировке икон и их реставрации. Для этого книга совсем не предназначалась. Результатом была не только неверная атрибутика, это полбеды, но и уничтожение тысяч и тысяч икон при попытке «отмыть» их, то есть — удалить потемневший слой олифы, а иногда — позднейшие записи и «открыть» древнее ­письмо. Беда заключалась в том, что технология работы и состав растворов в книге Солоухина описывались «лирически»: вспомнить только незабываемую сцену, как художник (вероятно, Илья Глазунов) со своей женой удаляют с иконы грубую запись девятнадцатого века и под ней видны «жемчуга», характерный атрибут письма семнадцатого века… Сотни неумелых рук, под впечатлением прочитанного терли иконы тампонами с нашатырем и ацетоном, мыли их детергентами, ставили «компрессы». Результаты бывали различными, в зависимости от природного чутья и терпеливости новоявленных специалистов по реставрации. Но и поныне попадаются «перемытые» иконы, оригинальная живопись которых практически полностью разрушена химически активными растворителями. Современные 28

Время собирать

мастера (а такие появились в последние десятилетия) часто используют такие иконы для того, чтобы написать на старой доске новый, часто — весьма искусно выполненный образ. К чести этих иконописцев — они никогда не выдают свою живопись за старое письмо. Иное дело — перекупщики…

— Скажи, ты заметил, что в самом лексиконе собирателей икон есть нечто богохульное? Скажем, само слово «аечка» (от англ. «айкон» — икона) звучит слишком игриво. Походный алтарь называется «забор». Крест, обрамленный иконками с праздничными сюжетами — «лопата»… И так далее.

— А чего стоит манера слюнить палец и тереть им икону, чтобы разглядеть живопись под олифой? М. всегда так делает… Но ты все же не совсем прав. Икона — предмет священный, но это все же предмет, который всегда был объектом продажи или дарения. Продать икону и продать Христа это разные вещи…

7. После книги Солоухина некоторые слова, прежде знакомые лишь узкому кругу специалистов, вошли в обиход повсеместно: «паволока» (материя, наклеиваемая на доску), «левкас» — особый грунт, накладываемый на паволоку, «темпера» — краски на яичном желтке (позже появится темпера поливинилацетатная), «ковчег» — особое углубление в доске, по Солоухину — непременный атрибут древней иконы (так-то оно так, но — далеко не всегда!), «двойной ковчег» (ассоциируемый с семнадцатым — началом 29

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

восемнадцатого века, но рядом с нами, в Молдавии, мастера писали на досках с двойным ковчегом и в начале нашего века). Долгие годы я был знаком с В. — самозабвенным собирателем икон, в его отношении к коллекции было нечто экстатическое. Он был чужд церковной религиозности, но буквально поклонялся иконам, как самый истовый верующий. Как-то В. вспоминал о конце шестидесятых, золотом времени собирательства «когда ковчеги шли на круг по четвертаку». О чем речь? Типичная ситуация была такой. В Одессу приезжало несколько молодых людей из Средней России, обычно летом, отдохнуть и заработать. С собой они привозили мешок икон и (реже) старопечатных книг. Товар вывозился либо на Староконный рынок, что было небезопасно, милиция там все же появлялась, либо держался на «штаб-квартире», где «гуляла» компания. Слух о том, что привезена партия икон, распространялся среди коллекционеров и они приходили к «коробейникам» домой, перебирая иконы, по большей части — девятнадцатого века и грубого письма (но все — с ковчегом!), среди которых можно было обрести подлинное сокровище. Хозяева икон редко прерывали застолье при приходе покупателя. Цена была стандартной — двадцать пять, позднее — пятьдесят рублей. В. рассказал мне о том, как однажды он пришел на такую квартиру и увидел среди привезенных икон настоящую «черную доску», покрытую непроницаемым слоем потемневшей олифы, с двойным ковчегом. Хозяева сидели на ковре и глушили водку. Коробки 30

Время собирать

консервов «братская могила» (килька в томатном соусе) валялись на полу; в некоторых были кильки, в некоторых — окурки, в некоторых коктейль из того и другого. В. спросил: «Сколько?». Бородатый парень с бечевкой поперек лба растопырил пять пальцев (пятьдесят). У В. было тридцать. Хозяин не уступал. Тогда В. стал на колени, прижав икону к груди, и простоял так больше часа. Над ним сжалились и отдали икону за тридцать рублей, вернее, В. «отмолил» ее. Он был вознагражден: после реставрации икона засияла: редкий сюжет, тонкое письмо… Увы, иконопись была не единственной страстью В.: выпивка и картежная игра делали свое дело. В течение нескольких лет В. пришлось расстаться практически со всей коллекцией. Но, насколько мне известно, эту, отмоленную икону, он не отдавал — до последнего. Другой персонаж — М. Тоже страстный собиратель икон, но совсем «в ином вкусе». Не пил. В карты не играл. На коленях перед заезжими коробейниками не стоял. В некотором роде, его коллекция была лучшей в городе. М. начинал в свое время с нумизматики. И его подход к иконе был в некотором роде «нумизматическим». Три критерия определяли подбор — «сюжет», «время», «состояние». Сюжет должен был быть редким, время — не менее двухсот лет назад, состояние — не менее чем «на четверку». И еще один критерий — размеры. Икона не должна быть слишком большой. Увы, за гранью этих критериев оказывались замечательные вещи. Похоже, М. это понимал, но оставался верен ­«формальному подходу» к собирательству. И еще 31

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

М. был известен своей «деловой жилкой», весьма жестким и даже агрессивным стилем коллекционирования. О нем рассказывали легенды. Как-то по Одессе пронесся слух: привезли несколько икон в серебрянных окладах (попросту, как говорили в коллекционерской среде — «в серебре») по умеренным ценам, оставался так называемый «воздух», т. е. — возможность заработать на перепродаже. М. и Б. удалось «локализовать» христопродавца (сленговое обозначение для торговца иконами. А как назвать торговца иудаикой? Торопродавец? Мошепродавец?). М. назначил свидание Б. на углу, чтобы вместе, на паях, «сделать дело». Пока Б. нервничал, ожидая М. в условленном месте, М. отправился непосредственно к торговцу и сделал дело сам. Вследствие этого эпизода М. и Б. поссорились надолго. Но — не навсегда. Еще один эпизод: М. встречает на улице двух своих знакомых. Чутье подсказывает ему, что эти двое не просто так гуляют, а чего-то ждут. И впрямь, через минуту к двоим подходит третий со свертком подмышкой. В свертке икона, принесенная «на смотрины» одному из приятелей. В ходе переговоров М. просит «показать» ему икону. И больше уже не выпускает ее из рук: объект интересный, северные письма, середина семнадцатого века. Правда это не вся икона, а лишь часть ее, «клеймо», вырезанное из огромной церковной иконы. (Заметим кстати, что житийные, многосюжетные иконы иногда «расчленялись» и продавались по частям. Иногда так поступали просто потому, что живопись на других частях иконы была разрушена. Но порой — просто пытались сделать 32

Время собирать

транспортировку более удобной, а заодно и увеличить получаемую сумму.) Эта икона уже не предназначалась для перепродажи: она украсила коллекцию М. а незадачливый приятель, который поссорился с М. надолго, но тоже — не навсегда, еще много раз пивал чаи в доме М., косясь на икону, которую буквально вырвали у него из рук. Прием «а ну дай посмотреть» на коллекционный объект в ходе совершаемой сделки, как говорят, получил наибольшее распространение в нумизматике. С одной стороны — грубое нарушение этики, с другой — особая доблесть, «перехватить» вещь у растяпы.

— Я хочу рассказать тебе одну историю. Как-то Блещунов решил пригласить к себе реставратора икон. Пришел Саша Харон. Каждую икону, которую Саша брал в руки, он, прежде всего, целовал — прикладывался к святыне. Блещунов потом называл это «дикостью», и высказывал сомнение в Сашиной психической полноценности… Я эту историю слышал непосредственно от Саши. Он был человек истовый, но его поведение у Блещунова носило «дидактический» характер: он хотел показать, как нужно обращаться с иконой. Кстати, к участникам этой истории подходит пушкинское «иных уж нет, а те — далече».

— «Нет» — это про Блещунова, а Саша?

— В Сан-Франциско.

8. С весны 1886 года государство приняло радикальное решение. Все равно те деньги, которые оно 33

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

платило раньше, зарплатой назвать было невозможно. Прожить на эти деньги — дело немыслимое. «Для чего же выплачивать их вообще?» — подумало государство, которое вообще-то редко задумывается. И решило отложить выплаты до лучших (для кого?) времен… Эксперимент государства вызвал к жизни новое собирательство: сотни людей ходят по городу, глядя себе под ноги. Иногда они останавливаются у мусорных баков и производят микрораскопки… Зрелище это сегодня уже никого не удивляет. Город посмотрел на своих несчастных детей, сочувственно покачал городской головой и обставил мусорные раскопки более комфортабельно: теперь граждане города-героя могут иметь дело не с ржавыми металлическими баками, но с современными пластиковыми закрывающимися контейнерами. Европейский дизайн привлекает все новых и новых «археологов». Среди людей, внимательно смотрящих себе под ноги можно встретить интеллигентного бородатого человека с палочкой. Приблизительно каждые десять метров он нагибается и поднимает с тротуара (или мостовой — особенно благодатна граница между проезжей и прохожей частями) что-то ненужное (или нужное? как знать?). Человек этот, разумеется, нуждается. Но его собирательство к материальным нуждам отношения не имеет. Он ищет подножный корм для ума, от которого, как известно, горе. Зовут человека Олег Губарь. Он — краевед, историк, археолог. Называет себя Президентом клуба городских сумасшедших 34

Время собирать

имени Володи Дубинина, специалистом в области алкогольной топографии и топонимики. Городские сумасшедшие, впрочем, Губаря не выбирали — титул присвоен им самовольно. Но он мечтает о том дне, когда в Одессе будут проведены подлинно демократические выборы, когда каждый достойный гражданин отдаст за него свой голос, опустив справку из психдиспансера в урну, которые все еще встречаются среди раскошных контейнеров фирмы «альтфатер». Губарь не побирается, а подбирает. Что именно и почему? Когда археолог производит раскопки он пробирается через слои мусора, которые из вежливости называются «культурными слоями». При раскопках типичного античного причерноморского города (на руинах которого стоит и наша Одесса) попадаются преимущественно, типологически — груды обломков керамики, посуды различного предназначения, главным образом «амфорная тара», что соответствует нашим бутылкам, банкам, битым чашкам, старым алюминиевым кружкам, и даже треснутым фаянсовым ночным горшкам. Попадаются также и перегнившие металлические изделия, шлак — подобие нашей фурнитуры, автозапчастей, болтов с двойной нарезкой. Когда-никогда отыщется монетка, мелочь, дельфинчик ольвийский, вроде нашего гривенника (не путать с гривной), а на статер или большой ас (это не английское, а греческое слово, так называется круглая ольвийская монета с головой Горгоны, Медуза была такая) рассчитывать не приходится, на это существуют клады — аналог оброненного бумажника, или сейфа коммерческого банка.

35

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

Попадаются терракотовые статуэтки — игрушки или предметы культа, вроде наших «Барби» и гипсовых статуэток Ильича Виссарионовича. И — конечно кости тех, кого кого люди съели, а их собаки — доглодали. Бывает все наоборот…

9. Если история будет продолжаться (на что рассчитывают историки и их дети, собирающиеся также иметь детей), то когда-нибудь тот слой мусора, который останется от нас, неизбежно назовут культурным слоем, раскопают, а предметы, которые мы выбросили — пронумеруют, атрибутируют, рассортируют и отправят в запасники музеев. Губарь решил позаботиться о своих потомках: он изучает «отбросы общества» старых русских и украинцев до того, как они будут погребены под слоем отбросов общества «новых русских». Наши отбросы не нужно раскапывать, они плавают на поверхности. Но вот поступает с найденными объектами материальной культуры Губарь в полном соответствии с правилами и методиками классической обработки археологических находок. У него все как в аптеке — составлен реестр, указано время и место находки, каждая пуговица имеет свой порядковый номер, классифицирована и хранится в отдельном конверте. Проводится строгий подсчет и смелые попытки классификации не только самих вещей, но и породившей их эпохи. Оговоримся: Губарь подбирает не все, и роется не везде. Во-первых, говорит он — нет полномочий 36

Время собирать

и официальных документов позволяющих провести исследования на территории СБУ, обладминистрации, горисполкома и других ценных в археологическом отношении социальных институций. Не увидишь Губаря (он поправляет — «пока») и у мусорных баков. С точки зрения археологии собранный там материал некоректен. Разумеется, можно собрать репрезентативный материал и на помойке, но для этого нужно заниматься исключительно помойками. Так учит нас археология повседневного. К тому же здесь у Губаря много конкурентов и эта область исследований будет развиваться и в дальнейшем. На моих глазах отважный археолог не подобрал отличную морковку, мирно лежащую на бывшей улице Карла Маркса, что и впрямь было Капиталом, но не было в руках кулька. При других обстоятельствах овощи подбираются и, после типизации, регистрации и варки — съедаются… Не подбираются также окурки и некоторые иные предметы индивидуального пользования после такового использования. А теперь — сплошной реестр: расчески — шесть, использованные и непригодные к дальнейшему народному потреблению, зажигалки — сорок, крышечки от пива бутылочного, а также иных напитков — около семи тысяч!, бутылки разные — около восьмисот, подставка под пивную кружку — две, одна из них с рекламой «Радиогласа», шприцы одноразовые — около шестидесяти, овощи — см. выше, нож столовый — один, батарейки для плейеров — около семидесяти, колпачки для шариковых авторучек — 37

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

около восьмидесяти, бусины разные — восемь, кронштейны с колесиками от хозяйственных сумок — три, крюки хозяйственного назначения — три, кусачки для ногтей — две штуки, коробки из-под аудиокассет, стекло от наручных часов — одно, костяшки от счетов — три, невидимки и заколки для волос — двенадцать, прищепки для белья — около двадцати, подковки металлические для обуви — четырнадцать, пуговицы мелкие — тридцать три, крупные — двенадцать, джинсовые — четыре, заклепки — три, медиатор для гитары — один, гвозди ровные — девять, гнутые — около сорока. Монеты СССР — всего восемь штук. Среди них — настоящих антиквариат, 20 копеек 1955 года. Купоны украинские на общую сумму 107 203, больше рваные и мятые, частью со следами насилия и презрения, монеты независимой Украины на сумму 88 копийок преимущественно от одна (двенадцать) и десять (шесть штук) копеек. Игрушки и их фрагменты: колеса от машин — 8, бамперы — 2, фара — 1; фрагмент кубика Рубика — 1, кубик игральный — 1, погремушка — 1… Три соски, значок с портретом Башлачева — 1, ключ (от квартиры где деньги лежат без указания адреса и суммы) — 1. Десятки позиций. По сравнению с эпохой эллинизма мы просто купаемся в материальной культуре. Со всеми вытекающими последствиями.

10. Повторимся: Губарь забегает в будущее, чтобы посмотреть на нашу эпоху глазами археолога века, ска38

Время собирать

жем, двадцать пятого. И вот какие выводы были бы сделаны о нас по тому, что от нас остается. Вывод первый. Люди жили и жили, судя по всему, неплохо. У них были деньги — три эмиссии за пару лет, что свидетельствует о том, что в финансах украинцы конца двадцатого века больше всего ценили разнообразие. Очевидно, они плохо различали цифры и больше ориентировались на размеры монет: гривенники теряли, а пятаки берегли. Путали гривенник с гривной. На деньгах рисовали много всякого, но больше всего — нулей (см. раздел «купоны»). Еще один финансовый вывод. Учитывая среднюю продуктивность поисков, Губарь авторитетно сообщает: если ты ничем не занимаешься и мало к чему пригоден, то, только гуляя по городу и глядя себе под ноги, можно заработать около шестидесяти гривен в месяц при восьмичасовом рабочем дне и пятидневной рабочей неделе. И это если только ориентироваться на собирание мелочи. Одежда и обувь. Прежде всего — они одевались, несмотря на теплый климат. Кстати на раскопках на пляже обнаружены остатки специальной легкой одежды: чашечки от верхней части дамских купальников (люди будущего! археология доказала — у ваших прабабок была грудь.Опосредованно можно судить о размерах и форме). Интересно, что в районе Чкаловского пляжа никаких остатков одежды не обнаружено. Выводы из этого предстоит сделать потомкам. Качество одежды было сносным. То есть каблуки ломались, пуговицы отрывались, но случаи падения брюк с оставлением 39

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

последних на месте потери не зарегистрированы. Некоторые детали обуви свидетельствуют об изысканности вкуса. Так, на улице Дворянской (бывшая Петра Великого, бывшая Дворянская) была подобрана замшевая черная «бабочка» — украшение дамской обуви. При обращении владелицы (по предъявлении симметричной туфли), бабочка будет возвращена — за вознаграждение. Коллекционер провел долгие часы, пытаясь вообразить себе внешность незнакомки, чья легкая нога оставила столь впечатляющий след на тротуаре… Транспорт. Ситуация с общественным транспортом неясна. На улицах в изобилии попадаются рельсы (по техническим причинам не изъяты, но досконально типизированы). Однако следов прохождения по этим рельсам транспортных средств практически не выявлено. В слое второй половины девяностых годов не обнаружены талоны или билеты на пользование горэлектротранспортом. Три возможных вывода. Транспорта не было. Талоны все были счастливыми и съедались суверенными и суеверными одесситами на месте. Третий вывод спорный, но интересный: транспорта было мало, но даром. Выводы подтверждаются многочисленными находками автозапчастей. Внешность, секс, дети. Детей любили, но избегали. Об этом свидетельствуют неподобранные предметы. Они же свидетельствуют — в конце девяностых сексу было тесно в квартирах, и он смело вышел на улицы, переливаясь всеми цветами радуги. Родившиеся по недосмотру дети продолжали находиться в состоянии недосмотра. Готовясь к трудностям жиз40

Время собирать

ни, они охотно вооружались и применяли ­оружие. ­Обнаружено несколько сот пластмассовых пуль от оружия различного калибра и систем. Свинцовых пуль не найдено: патроны берегли, а выпущенные пули, вероятно, попадали в цель. В честь побед друг над другом и легковоспламеняющимися родителями дети устраивали фейерверки (обнаружены остатки ракет, петард и иных пиротехнических изделий). Люди имели вредные привычки. Они пили, курили и писали. Соотношение бутылок и деталей авторучек показывает: на одного пишущего приходилось не менее десяти пьющих… Олег Губарь согласен устроить выставку-раздачу своих находок, если власти предоставят ему помещение клуба, дворца, или хотя бы одного из новых фирменных пластиковых контейнеров.

41

РОЗРАДА ВІД ФІЛОСОФІЇ 1. Книгу з такою назвою Северин Боецій написав за вельми сумних обставин, а саме, очікуючи страти у в’язниці. Очікування виявилося доволі тривалим, що вможливило завершити твір . Кат, який прийшов у камеру до Боеція, книгу знищувати не став — у нього була своя робота, і він не переступав межі своїх службових обов’язків. Боецій жив у роки занепаду Римської імперії і навіть заслужив прізвисько «останнього римлянина». Важко бути останнім у будь-якому списку. Важко жити серед румовищ великого держави, яка раніше була тюрмою народів, а тепер перетворилася на щось середнє між полем бою і майданчиком для спалювання сміття. Важко знати, що єдиною сталою установою серед загального розвалу виявляється та вязниця, в якій чекаєш неминучого кінця, а тюремники і кати — єдині люди, які все ще дбають про щось та виконують свою роботу. І виходить, що в тебе немає іншої розради, окрім філософії... Утім, філософія багатолика. Боецій був віруючою людиною, він поєднував принципи античної філософії з догматами християнства. Слова про те, що філософія — служниця богослов’я, ще не були сказані. А слів про те, що філософія — ­служниця 43

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

д­ ержави, взагалі ніхто не чув... І приречений на смерть чоловік знаходив розраду від філософії. Я б сказав, що це було досить легкою справою. Набагато важче знайти розраду у філософських висновках на кшталт: «життя — форма існування білкових тіл», «електрон так само невичерпний, як і атом», «ідеальне є те ж саме матеріальне, але пересаджене в людську голову і перетворене в ній». Це треба ж! Пере­ саджене та ще й перетворене! Бідна людська голова! Сумною і убогою низкою постають переді мною цитати — чорним по білому в книгах, білим по червоному — на плакатах і транспарантах. Подумки бачу довгасті труночки — картотеки з цитатами, і пальці товариша Михайла Суслова, які зі спритністю шулера висмикують потрібну-непотрібну карту з нескінченної накрапленоі ідеологічної колоди. Вчення Маркса всесильне тому, що воно вірне? Чи вірне тому, що всесильне? Або всесильне зовсім не вчення Маркса, а таємна політична поліція? Бозна. Світ сусловсько-черненківського мудрування перетворюється на якийсь загублений світ, у якому матерія навіщось доводить свідомості свою первинність, суспільно-економічні формації продовжують нескінченну чехарду, змінюючи одна одну, а потім намагаються передати естафету лідеру-комунізму, який постійно сяє на горизонті. І серед цих веселощів у заростях чортополоху сидить сумна горила, безперервно тренуючи свою руку, сподіваючись таким чином виправити свої мізки і стати людиною. І бородатий Фрідріх Енгельс уважно спостерігає за цим процесом, підбадьорюючи шалену тварину своєю «Діалектикою природи». Маркс не 44

Розрада від філософії

пускає Леніна до кімнати, у якій замкнулися базис і надбудова. У пологовій палаті лазарету капіталізм нескінченно породжує соціалізм (чи нав­паки?). ­Повитуха історії — революція похитує головою, пологи і починаються і закінчуються одночасно, і стільки крові навколо, але їй не звикати. Закони діалектики падають перед Марксом навколішки і просять відпустити їх назад до Геґеля. І багато іншого відбувається в загубленому Едемі марксистської філософії, але ніхто не посилає туди експедицій... А все тому, що в цій країні не знайти ні надії, ні розради. Утім, два пасажі все ж можуть бути використані для втіхи страждальців. Приміром, скаржиться бабуся на те, що дешеві продукти зникли з магазинів. А ти відповідаєш їй: «Нічого, небого, зате матерія не зникла, зникла та межа, до якої ми її знаємо!». «Не межа, а беззаконня» — сумно каже стара і йде геть. А ось інша громадянка обурюється, що у неї в холодильнику нічого немає. А ти відповідаєш, що в світі теж нема нічого, крім рухомої матерії. І жінка йде, так і не почувши кінця фрази: «І рух цей може здійснюватися лише в просторі та часі за наказом начальства! Врахуйте, громадянко! У просторі та часі!».

2. Ні, не тільки вчений філософ у в’язниці перед загрозою неминучої загибелі втішав себе філософією сам, добровільно! Мільйони немудрих, та не дуже освічених людей, які опинилися у суспільстві-в’язниці, відчули примусову розраду ­філософією 45

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

в ­численних гуртках партпросвіту, у навчальних закладах, за місцем роботи і за місцем проживання, а іноді і за місцем ув’язнення. Крім баланди і пайки потрібно було соціально близькому злодієві в законі долучитися до «базисних проблем буття». Хоч би й праву руку від лівої не міг відрізнити, а різницю між онтологією та гносеологією знай так, «щоб відскакувала від зубів!» (у таборі — разом із зубами.) Варто сказати, що філософська думка пригнічувалась у колишньому СРСР, що найкращі філософи були або вислані (С. Франк, С. Булгаков, М. Бердяєв — увесь «філософський пароплав»), або розстріляні (П. Флоренський), або грунтовно перевиховані в таборах разом із кримінальниками, як О . Лосєв. До речі, результати такого перевиховання — «перековки» були просто приголомшливими. Ось, приміром , цитата з «оновленого» на будівництві Біломорканалу Лосєва. Праця називається «Логіка символу». Неминуче для такої роботи слід знайти приклад символу і докладно проаналізувати його. І дійсно, великий російський філософ знаходить цей символ. «Аби хоч на одному прикладі виявити величезну смислову значущість символу, візьмемо Герб Радянського Союзу, а саме зображення серпа і молота, що входить до нього. Є тут серп і молот предметами тільки чуттєвого сприйняття? У жодному разі. Ми знаходимо навколо себе незліченну кількість чуттєвих образів, які зовсім не володіють такою величезною смисловою та узагальнюючою силою... Аналізований нами знак у системі радянського герба, по-перше, є узагальненням сили-силенної соціально-історичних явищ 46

Розрада від філософії

відомого порядку. По-друге, це узагальнення є вказівкою на безліч окремих соціально-історичних фактів і є для них принципом, зразком, моделлю, законом і методом. По-третє, це є така узагальненість, яка хоча і виражена у вигляді певного чуттєвого образу, тим не менш запрошує до єдності робітників і селян задля побудови держави нового типу...» У кожному з цих слів вчувається мені удар табірного кайла. Подивуємося ж силі держаної машини , яка спромоглася змусити Лосєва впасти в таке грубе лицемірство. Чи він і справді полюбив Старшого Брата? Так, компартія помстилася філософії. Це зрозуміло. Але вона ж піднесла скалічену нею науку, клишоногу рахітичну потвору, на небувалу висоту. Гадаю, що в жодній іншій країні філософія та філософи не були настільки примусово популярні. Мало не з дитячого садку вбивали в дітей марксистську премудрість. Пам’ятаю, як п’ятирічна тямуща дитина, показуючи на олімпійські кільця, сказала: «Тату, подивися, які красиві пролетарські гуртки!». Загадка вирішилася просто. Якось, прийшовши до дитячого садка забирати своє чадо, я виявив, що вихователька читає дітям текст: «З кожним роком у Санкт-Петербурзі ставало дедалі більше пролетарських гуртків». Діти, ще не досвідчені в класовій боротьбі, розуміли цей текст своєрідно. А потім — суспільствознавство в школі. Суспільні науки в інституті. Наукові, з дозволу сказати, журнали та збірники. Але — о диво! Разом із марксистськими концепціями до студентських мас «підтягувалися» Платон і Аристотель, Кант і Гегель. Усі вони були недодумки-недоумки, усі вони 47

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

чогось недозрозуміли, чогось недооцінили. А може бути, і розуміли, але з шкідливості замовчували, приховували від людей. Не випало зустрітися Гегелю з Фейєрбахом, аби взаємно збагатитися досвідом. Повчив би Фейєрбах Гегеля матеріалізму, а Гегель Фейєрбаха — діалектики, і не довелося б працювати Основоположникам. І все ж, навчаючись марксизму, мимоволі прихоплював студент щось від негеніальных попередників. Не в приклад студентам західних коледжів, які рідко чують про діалектику Геракліта. Живуть і не знають, що не можна двічі увійти до однієї річки, мовляв, за мить і річка вже не та, та й ти — не той, постарішав, розумієш?

3. Так, доводилося зубрити, конспектувати, а принагідно й критикувати на іспиті Платона з Аристотелем. Велика честь! Знати не знаєш, про що писали великі вчителі людства, стародавні греки, але сяк-так на запитання завжди можна відповісти.

— Студент Н.! Скажіть, у чому полягала помилка Платона?

— Він не був послідовним матеріалістом.

— Правильно. А ще?

— Він не знав законів діалектики.

— А ви знаєте?

— А я знаю! Єдність і боротьба, кількість і якість, заперечення заперечення... І справді, що за розумник цей Н.!

— Ідіть, «задовільно».

48

Розрада від філософії

— Студентка А.! Що таке парадокси Зенона?

— Парадокси Зенона поділяються на апорії проти руху, на апорії проти поняття кількості... У цих логічно бездоганних побудовах Зенон спростовує очевидні речі. Він стверджує, що безперервний, недискретний рух неможливий.

— Наприклад?

— Ахілл і черепаха, летить стріла...

— Розумниця , відмінно. Стійте, стійте! Ще запитання. Якого року була написана стаття Леніна «Марксизм і ревізіонізм»?

— 1910-го.

— Ні, 1911-го . Ідіть, «добре». Конспекти переходили з покоління в покоління. У одного мого друга зберігалися конспекти його старанної матінки кінця сорокових років. Написані прекрасним круглим почерком. Він спробував було покласти конспект на перевірку, та не вигоріло, звернув увагу викладач на пожовклий папір...

— Хто такі махісти ?

— Дипломовані лакеї попівщини.

— А що вони стверджували?

— Вони обслуговували реакцію. Атмосфера кривлянь і знущання панувала на семінарах. Враження, винесені з підручників, були джерелом натхнення для напівдисидентських жартівників (сім п’ядей у лобі, дуля в кишені). Існував навіть жанр «філософської коломийки»: Подружко моя, дівчино Лукерія, Вторинна свідомість, первинна матерія!

49

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

Інший «філософський гурток», відомий мені, об’єднував завзятих матюкальників. Основним питанням філософії вони вважали — ...твою мать, або не... твою мать. Матеріалісти стверджували, що..., а вороги-ідеалісти, що ні. Ох, а як вирішували це питання позитивісти! Переважна більшість не усвідомлюючи вчила уривки з підручників і конспектів, як вчать пароль, аби не зупинив тебе вартовий, що перегороджує дорогу до диплома. Лише одиниці ставилися до вивчення філософії серйозно. До таких придивлялися психіатри. Був навіть термін — «філософська інтоксикація». У разі якщо «інтоксикація» відбувалася за рахунок буржуазної філософії, то з подачі КДБ легко виставлявся діагноз латентної шизофренії. Цитування Лейбніца називалося «химерністю мислення». І справді, у країні складності, не вистачає хліба, а ви — про Лейбніца! Недобре. Проте інтоксикація марксизмом (дуже злоякісна форма!) побоювань у суспільства не викликала. Тільки мама переживала, що ж це Фіма засів за Енгельса? То з дівчиною його познайомити, показати професорові Пуримфатеру. Професор знімає круглі окуляри і дивиться на незграбного худого підлітка. І каже щось про конституції астеніка і про те, що з віком це мине. А варто познайомити з дівчиною? Ну, якщо порядна дівчина, чому ж не познайомити? Ви не зрозуміли, професор, який же сенс його знайомити з нею, якщо вона йому нічого не дасть, ви зрозуміли про що я кажу? Професор розуміє, але мовчить. Він, звичайно, прихований фрейдист, цей самий Пуримфатер, але він не 50

Розрада від філософії

знає, чи допоможе Фімі непорядна дівчина. Утім філософія, якою захопився юнак, теж далеко не цнотлива.

— Ти читав мою останню книгу?

— Звичайно, ні. А що, знову атеїзм?

— Зрозуміло.

— А ти у отця Михайла взяв благословення на цю книгу?

— Не жартуй. Але ти почитай книжку, там цитат святих отців більше, ніж мого власного тексту. Хай люди хоч так прочитають... Це ще один симптом філософської хвороби, обов’язок критикувати і заперечувати те, у що віриш сам, що вважаєш правильним і цікавим. Любиш Карла Поппера? Викривай його, негідника, і тоді тобі, негіднику, дозволено буде спочатку читати, а потім і писати про нього. Захоплюєшся філософом Ф.? Пиши книгу — «Ілюзії та омани Ф.». І виправдовуйся все життя (або пишайся) що в обмін на це дозволено було тобі видати власні конспекти праць Ф. накладом п’ятсот примірників. З грифом «для службового користування». Тільки для філософів. Боже, якою страшною була ця боротьба за право сказати напівправду в той час, коли було дозволено говорити тільки брехню. Скільки радості, якщо вдавалося «протягнути» чужу думку під час власної лекції, вдало приписавши її Марксу. Ймовірність, що допитливий студент звіриться з першоджерелом і попросить уточнити сторінку — мінімальна. І все ж таки страшно, а раптом «зловлять»? Держава віддавала всім порівну — і за освічене лицемірство, і за механічне заучування, і за незламну віру. Приблизно 51

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

рублів за сто п’ятдесят в місяць. Якщо з науковим ступенем — більше. Можна жити. Боляче тільки в перший раз, соромно тільки перший рік.

4. Чи думали Ви, читачу, що ми з Вами прожили півжиття в державі, яка управлялася з нами відповідно до ФІЛОСОФСЬКИХ КОНЦЕПЦІЙ? Базис і надбудова перекинулися. Теорія марксизму стала базисом, а економіка — надбудовою. Результати очевидні. Навіть для масового безглуздого терору була своя діалектика. Держава відмирала шляхом зміцнення силових структур, нарощування та заточки сталевих зубів. По мірі просування до бескласового суспільства класова боротьба зростала. Це — теорія.

— А на практиці — «корчилася Русь під кривавими чобітьми, та під шинами чорних марусь» (А. Ахматова). Не дивно, що терор, цим нас не здивуєш! Дивно, що держава потребувала ВИПРАВДАННЯ ФІЛОСОФІЄЮ, ВТІШЕННЯ ФІЛОСОФІЄЮ. Злочини проти людства, скоєні в ХХ столітті були переважно ТЕОРЕТИЧНО ОБҐРУНТОВАНІ. І Катастрофа європейського єврейства, і геноцид кхмерів були втіленням певних філософських узагальнень. Одержимі бажанням вбивати людські спільноти чинили злочини з найкращих і найобгрунтованнійших мотивів. Лише один елемент не брався до уваги в теоретичних побудовах. За уважного розгляду з’ясувалося, що втрачений елемент — не більш не менш як людина, індивідуальні властивості і потреби якої занадто не52

Розрада від філософії

значні, аби всерйоз брати їх у розрахунок. Чи варто дивуватися, що ці системи виявилися жорстокими?

— Яке у вашому білеті третє запитання?

— Критика ек... зистен... она...

— Екзистенціалізму. Відповідайте.

— Ну, вони... Вони думають, що головне це людина з його сумнівами. Вони вважають, що основне питання філософії -- це питання, чи варто людині жити, чи їй краще накласти на себе руки .

— А ви як вважаєте?

— Я вважаю, що треба жити!

— Значить, ви — екзистенціаліст!

— Чому? Я ж не за самогубство!

— Річ не в тім, за ви або проти, А в тім, що ви вважаєте дрібне питання про ваше життя, основним питанням філософії. А у філософії — інше важливе, основне питання. Яке?

— Про первинність матерії та свідомості.

— Правильно. І запам’ятайте, філософія займається не КОНКРЕТИКОЮ, а загальними закономірностями. Боже мій, коли б так! Займалися б загальними закономірностями, не зачіпаючи дрібних інтересів дрібних приватних людей, які НЕ Є ОБ’ЄКТОМ ВИВЧЕННЯ (тобто філософія то не антропологія). Чому ці дрібні люди постійно є ОБ’ЄКТОМ ЗАСТОСУВАННЯ ТЕОРЕТИЧНИХ ВИСНОВКІВ? Ні, не сьогодні і не сто років тому це почалося. Який порядок навели в стародавньому Китаї філософи-легісти (школа Фа-цзя) — жах бере! Правда не самі вони навели на країну спустошення, на те були СИЛОВІ СТРУКТУРИ. Але філософи пояснили ЧОМУ п ­ отрібно 53

Борис Херсонський. Клаптикова ковдра

знищувати людей і, передовсім, філософів інших шкіл. Спалили з філософських мотивів філософські книги, а вчених втопили у вигрібних ямах, а інших, кастрували, направили на «будівництво століття» — зводити Велику Китайську Стіну. А трохи пізніше і главі легістів Чи Си відтяли голову з плечей геть. Так що нам писати про теоретизовані суспільства? Це об’єкт для монографії. І написано таких книг — десятки, а можливо й сотні. Боже! Скільки моделей пропонували нам теоретики всіх століть і завжди будувалося суспільство, що нагадує казарму або в’язницю. Слава Богу, більшість цих моделей не було втілено в життя. Нам з вами — не пощастило. Ми виросли в суспільстві, побудованому на ідеологічних засадах, ідеологія померла, усі ми сироти, і ті, хто служили, і ті, хто чинили їй опір . Помер противник, нема з ким боротися, сумним стало життя. І тільки ті, хто був байдужий до ідеології — при своїх. Їм добре, а ми потребуємо ­втіхи. Як колись Боецій, на румовищах іншої імперії шукаємо іншу філософію, іншу ідеологію, яка зцілила б хвороби наших «багатозітхаючих душ». Ні, ми не шукаємо ідеологію, ВОНА ШУКАЄ НАС. І ВОНА НЕ ОДНА. Ідеології наскочують на нас з різних боків. БАГАТИЙ ВИБІР ДЕШЕВИХ РЕЧЕЙ. Індивіди приміряють світогляд по зростанню. Теоретики вибирають універсальну ідеологію для всієї країни. І хоча всі ми потребуємо РОЗРАДИ ФІЛОСОФІЄЮ, думка про нову філософію, нову ідеологію «для Вас і Ваших дітей», не втішає мене.

54