Expertjug import

коллекционный номер

www.expertsouth.ru

2016

индекс 72550

Виноделие, мебель, внутренний туризм — новые перспективы «Ростсельмаш», «Атоммаш», «Кавказкабель» — успешные кейсы от промышленности Крым и Северный Кавказ — особенные сценарии для экономики

герои

импортозамещения Итоги первого года жизни при санкциях

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

6

резкой девальвации рубля. Однако, по мнению одного из ведущих виноделов Краснодарского края, основные дивиденды от этого достались крупным игрокам, успешно вытесняющим с полок импортные вина в массовом сегменте. Небольшим же хозяйствам выживать становится всё сложнее

Экспортная зона донских атомщиков 10 Благодаря крупному контракту для Белорусской АЭС волгодонский завод «Атоммаш» может добиться роста выручки почти в два с половиной раза за последние три года — с 2,6 до 6,3 млрд рублей. И это далеко не предел: на ближайшие годы в портфеле корпорации «Атомэнергомаш» законтрактованы уже 12 энергоблоков новой серии, что позволит волгодонскому заводу удвоить свои производственные мощности

Пока только план 38 Импортозамещение, на глазах превращающееся в стержень экономической политики российского правительства, сегодня рассматривается как очередная возможность для модернизации экономики Северного Кавказа. Однако успех может быть достигнут только при создании более соответствующих местным бизнес-реалиям механизмов господдержки и целенаправленной работе государства с уже сложившимися лидерами

Тракторы — России, комбайны — миру 14 «Ростсельмаш» готовится к переводу сборки канадских тракторов в Россию и выходит на нетрадиционные для себя внешние рынки сбыта

Как накормить Крым 40 Убыточное ПАО «Крыммолоко» в 2014 году выкупил кубанский инвестор, который рассчитался с долгами предприятия и теперь собирается построить продуктовый кластер, создать розничную сеть и за два-три года вывести среднее предприятие на миллиардные обороты

Содержание Региональный деловой журнал Генеральный директор, главный редактор Владимир Козлов kozlov@expert-yug.ru Заместитель главного редактора Людмила Шаповалова Редакция Людмила Шаповалова (банки, Hi-Tech), Олеся Меркулова (новости), Сергей Кисин (промышленность) Редактор сайта expertsouth.ru Олеся Меркулова Художник-дизайнер Дмитрий Горунов Ответственный секретарь Игорь Данюшин Корректор Игорь Ратке Заместитель генерального директора Наталья Янченко yanchenko@expert-yug.ru, (863) 322-02-12 Коммерческий директор Вадим Васильев Руководители рекламных проектов Людмила Данюшина, Наталья Орехова Руководитель отдела мероприятий Татьяна Красота Менеджеры отдела мероприятий Анелия Алейник, Анастасия Игнатова Менеджер по маркетингу Ирина Цегельник Главный бухгалтер Людмила Тиханова Помощник генерального директора Ирина Бобякова Руководитель проектов по дистрибуции и продвижению Андрей Теслюков Менеджер по подписке Юлия Корчагина Директор краснодарского представительства Анна Каширина (861) 253-56-41 Руководитель рекламных проектов Мария Хохлова (861) 253-56-15 Медиахолдинг «Эксперт» Генеральный директор Валерий Фадеев Шеф-редактор Татьяна Гурова Коммерческий директор Андрей Мащенко Заместитель генерального директора Вадим Дубовский Заместитель генерального директора по дистрибуции и продажам Валерий Бутенко Директор по региональному развитию Павел Маркарян Директор по маркетингу Олег Хинкис Директор по производству Борис Каган Адрес редакции: 125866, Москва, ул. Правды, д. 24, стр. 4 Региональная редакция: 344006, г. Ростов-на-Дону, Ворошиловский, 12/85 http://www.expertsouth.ru E-mail: ufo@expert-yug.ru Телефон/факс: (863) 322-02-12 Издатель: ООО «Эксперт Юг Регион» Адрес издателя: 344006, г. Ростов-на-Дону, Ворошиловский, 12/85 Рек­ла­ми­ру­е­мые товары под­ле­жат обязательной сертификации. Редакция не несёт ответственности за достоверность информации, опубликованной в рекламе и сообщениях информагентств, и не предоставляет справочной информации. Перепечатка материалов из «Эксперта ЮГ» только по согласованию с редакцией. Учредитель: ЗАО «Медиахолдинг “Эксперт”» Издание зарегистрировано в Россвязькомнадзоре РФ. Регистрационный номер ПИ №ФС 77-31443 от 07 марта 2008 г. Отпечатано в типографии «ПРИНТ-СЕРВИС», г. Ростов-на-Дону, пр. Шолохова, д. 11Б Цена свободная. Подписано в печать 26.02.16 г. Отпечатано 29.02.16 г.

тираж 7 000 экз. Каталог «Роспечать» (красный) подписной индекс — 72550 на журналы «Эксперт» + «Эксперт ЮГ» на территории Ростовской, Волгоградской, Астраханской областей, Краснодарского и Ставропольского краёв, республик Адыгея, Дагестан, Ингушетия, Калмыкия, Северная ОсетияАлания, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Чечня.

Угар импортозамещения прошёл — наступили будни

«Это не кампания, это надолго» 18 Развитие на Северном Кавказе импортозамещающих высокотехнологичных производств — это лучший способ укрепления безопасности в регионе, убеждён Сослан Кулов, руководитель крупнейшего инновационного предприятия Северной Осетии, владикавказского технологического центра «Баспик» Парк пропиленового периода 26 На Северном Кавказе на базе крупного химического предприятия «Ставролен» появится первый в России углеводородный технопарк. Возможно, здесь также будет налажено производство отечественного оборудования для нефтегазодобывающей отрасли в обход западных санкций «У мебельной отрасли сейчас уникальная возможность» 28 Волгодонская мебельная фабрика «Алмаз» прошла полную модернизацию между кризисами 2008 и 2014 годов — с целью конкурировать с иностранцами на внутреннем рынке. Но падение рубля выводит её продукцию на рынок Европы, о котором до 16 декабря 2014 года не приходилось и мечтать Буровая с нашего двора 32 Южнороссийские производители нефтегазового оборудования и поставщики нефтесервисных услуг заметно активизировались в условиях сворачивания деятельности в России иностранных операторов. Техника машиностроителей ЮФО и СКФО уже работает в Печорском и Каспийском морях, на месторождениях Сибири и Ямало-Ненецкого автономного округа «Большевики» и энтузиасты южного вина 35 Виноделие можно назвать одной из немногих отраслей российской экономики, выигравших от

«Ждём кредитов и стандартов качества» 42 Завод «Кавказкабель» из города Прохладного в Кабардино-Балкарии, один из крупнейших российских производителей кабельной продукции, готов реализовать крупные инвестпроекты, но пока не находит взаимопонимания с банками. От государства же завод просит субсидий — но не себе, а своим покупателям Очень наглядный бизнес 44 Крымский винодел Павел Швец, выпускающий вина премиум-сегмента, убеждён, что эта отрасль в ближайшие десятилетия способна стать для Севастополя столь же значимой, как Черноморский флот. Развитие малых форматов виноделия может привлечь в Севастополь немало инвесторов из российских городовмиллионников и стимулировать появление целого агрокластера, но для этого необходимо решить комплекс проблем, связанных с землёй Незаметное импортозамещение 50 Популярный сегодня термин уже можно уверенно применять и к сфере ИТ. Многие компании юга России, разрабатывающие и обслуживающие специализированное и отраслевое программное обеспечение, благодаря усилению протекционистской политики получат дополнительный стимул для развития — прежде всего за счёт госсектора и крупных компаний Донской турбизнес пойдёт по России 52 Крупнейшая на юге России сеть турагентств «Розовый слон» планирует воспользоваться кризисом на туристическом рынке, чтобы расширить своё присутствие в регионах. В этой экспансии особая роль будет отведена внутренним направлениям

ВТБ поддерживает эффективные проекты на Юге Банк ВТБ декларирует амбициозные планы по кредитованию бизнеса в 2016 году о итогам 2015 года кредитнодокументарный портфель банка ВТБ в Ростове-на-Дону составил 64 млрд рублей; это на 20% больше, чем годом ранее (весь кредитнодокументарный портфель банка ВТБ по ЮФО на 1 января — 135 млрд рублей). Рост обеспечен во многом благодаря курсу банка на кредитование крупных и средних предприятийв различных сферах деятельности: от промышленности до сельского хозяйства, от торговли до гособоронзаказа. Банк ВТБ первым среди российских банков начал поддерживать предприятия среднего бизнеса по программе «Корпорации МСП». По словам управляющего филиалом банка в Ростове-на-Дону Юрия Авдеева, получение кредита зависит от того, насколько само предприятие заинтересовано в развитии. Особо пристальное внимание банк уделяет тем, кто ставит перед собой задачу создания импортозамещающих производств.

П

—В 2015 году многие игроки банковского рынка объявили о снижении инвестиционной активности, а некоторым и вовсе пришлось выйти из игры из-за отзыва лицензии. Как вы оцениваете экономическую обстановку 2015 года, с какими планами вы вступили в 2016 год?

—Действительно, обстановка в начале 2015 года была сложная из-за роста ключевой ставки ЦБ РФ, к середине года ситуация стабилизировалась. Мы не прекращали процесс кредитования, поэтому для нас открылись новые возможности. Конечно, многим игрокам банковского сектора пришлось уйти, а для тех, кто остался, наступила новая экономическая реальность. Собственно, мы живём в ней с декабря 2014 года. Мы планируем и дальше активно наращивать кредитный портфель и развивать сопутствующие банковские продукты, переводя бизнес, с которым мы сотрудничаем, на комплексное обслуживание. В сложившейся ситуации на нас как на государственный банк ложится основная обязанность по обслуживанию бизнеса. Он, кстати, в свою очередь, всецело доверяет нам. Доказательство этому — почти трёхкратный рост по привлеченным средствам. На 1 января 2016 года их объём в

ростовском подразделении ВТБ составил 18,6 миллиарда рублей.

— Как вы сегодня оцениваете доступность кредитных ресурсов для производственных компаний? Какие инструменты господдержки они могут привлекать?

—Чтобы инвестиционный кредит стал доступным, собственникам бизнеса зачастую достаточно иметь желание и чёткий план действий на основе различных подходов и методик. Эффективные проекты мы всегда поддержим. Что касается инструментов господдержки, то банк ВТБ первым приступил к выдаче льготных кредитов, предлагаемых в рамках государственной программы стимулирования кредитования федеральной корпорацией по развитию малого и среднего предпринимательства («Корпорация МСП») совместно с Банком России. Смысл в том, что государство субсидирует процентную ставку по кредитам. Субъекты малого бизнеса, например, могут получить заёмные средства по ставке не более 11 процентов годовых, а среднего бизнеса — не более 10 процентов. В рамках этой программы в феврале, например, ВТБ предоставил ЗАО «АрСиАй Синтез», входящему в группу компаний «Фармасинтез», один миллиард рублей на пять лет под 10 процентов годовых. ВТБ в Ростове-на-Дону в ближайшей перспективе тоже намерен реализовать ряд сделок. Кредит до одного миллиарда рублей по этой программе ВТБ

предоставляет на модернизацию производства или инвестиционные цели. Максимальный срок — семь лет.

—Какие отрасли экономики сегодня способны показать рост? За счёт каких ресурсов они могут развиваться?

— Я бы выделил отрасли, работающие на ниве импортозамещения, и те, где предприятия имеют валютную выручку. Наиболее ценно сейчас выявлять и поддерживать компании, занимающиеся несырьевым экспортом. Размер выгоды от экспорта сырья сократился, пришло время создавать продукт с более высокой долей добавленной стоимости в более технологичных отраслях. ВТБ равнозначно финансирует компании всех отраслей экономики — производство, обрабатывающую отрасль, гособоронзаказ, торговлю, сельское хозяйство, машиностроение, продолжает участвовать в развитии инфраструктуры городов и областей, в том числе посредством финансирования бюджетов органов власти.

— Каковы ваши прогнозы на развитие кредитования корпоративного сектора в 2016 году? Удастся сохранить темпы кредитования, если Центробанк не снизит ключевую ставку?

—На сегодня предприятиям Ростовской области мы установили кредитных лимитов на 142 миллиарда рублей. То есть это потенциальный кредитный портфель на сегодня. На 2016 год наша стратегия работы включает и помощь клиентам, в том числе в преодолении сложностей, которые возникли в нынешних экономических условиях. Готовы выработать антикризисные меры совместно с ними. Как говорится, любые «хорошие времена» — всегда результат упорного труда и постоянной самоотдачи. Мы также рассчитываем на сохранение положительной динамики роста и наращивание кредитного портфеля за счёт новых перспективных проектов.

Банк ВТБ (ПАО) реклама Генеральная лицензия Банка России №1000 Тел. в Ростове-на-Дону (863) 297-27-28

л

ечебно-оздоровительное направление «Шато Спас» делает этот санаторий одним из уникальных центров в России, где сочетание современного медицинского оборудования, квалифицированного персонала и передовых методов лечения позволяет посетителям выбирать из нескольких разносторонних программ. Санаторий расположен в экологически чистом районе Ростовский области, благодаря чему без длительных перелётов, изменения в естественном биологическом ритме и акклиматизации гости санатория получают возможность восстановить свою работоспособность и снизить риск современных заболеваний, базирующихся на неврозах, стрессах и загрязнении окружающей среды. Санаторий «Шато Спас» ориентирован в первую очередь на активных деловых людей, которые понимают необходимость поддержания правильного тонуса организма для успешного и гармоничного развития. Восстановление организма и регулярная профилактика заболеваний является основой долголетия, и профилактические меры позволяют значительно увеличить продолжительность жизни и повысить её качество. Движение в этом направлении предполагает комплексность реабилитационных процедур. Диагностическая программа «Шато Спас» включает в себя стандартные исследования (ОАК, ОАМ, биохимическое исследование крови, ЭКГ) и углубленные диагностические процедуры, включая ультразвуковой скрининг органов брюшной полости, почек, органов малого таза, щитовидной железы, УЗИ артериальных и венозных сосудов, молочных желез. Комплекс обследования дополнен методиками вегеторезонансного тестирования, медискрина, гемои ангиосканирования, что позволяет получить полное представление о состоянии организма и провести многоступенчатую и углублённую реабилитацию. Эффективность разносторонних исследований с выработкой дальнейших индивидуальных рекомендаций может быть обеспечена только за счёт анализа получаемой информации врачебным персоналом, который по результатам исследований даёт комплексные рекомендации. Подключение к программе реабилитации кардиолога, невролога, эндокринолога, стоматолога и других узких спе-

Забота о собственном здоровье в современном мире предполагает в первую очередь глубокую, всестороннюю и своевременную профилактику болезней. Санаторий «Шато Спас» предлагает программы реабилитации, которые позволяют снять накапливающийся стресс и негативное влияние городской среды в комфортных условиях загородного санатория и предотвратить возникновение и развитие болезней на самых ранних стадиях благодаря диагностическим и терапевтическим программам.

реклама

Санаторий «Шато Спас» на берегу Дона

избавление от вредных привычек, также выделяется программа кинезитерапии, связанная с разрешением одной из актуальных проблем городского жителя. Малоподвижный образ жизни и постоянное утомление, неправильная тренировка мышц и отсутствие в режиме дня гимнастических упражнений приводят к тому, что мышечная ткань и внутренние органы не получают достаточно кислорода и питательных веществ, а токсические продукты обмена остаются в организме и постепенно разрушают его. Следствием такого образа жизни становятся возникновение болей в спине, суставах, нарушение осанки и другие негативные последствия, связанные в том числе и с репродуктивными способностями человека. Всё это сигнализирует о нарушении тех или иных функций дыхания, питания и выделения токсических веществ. Кинезитерапия останавливает процесс разрушения поврежденных органов и создаёт условия для их восстановления и совершенствования деятельности организма. Система лечения и восстановления движениями приводит к ликвидации болей в суставах и позвоночнике, увеличению подвижности, а в дальнейшем к улучшению всех функций организма. Комфорт пребывания является, без сомнения, одним из важнейших условий быстрого восстановления, так что в течение циалистов позволяет воссоздать полный цикл восстановления для гостей санатория. Специалисты «Шато Спас» после получения всех данных диагностического обследования формируют заключение и проводят грамотную коррекцию имеющихся заболеваний и профилактику патологий. Одна из основных программ санатория разработана с целью эндоэкологической реабилитации организма. Система комплексной реализации по Левину обеспечивает удаление токсичных веществ на уровне клеток и органов, позволяя в срок от семи до четырнадцати дней провести детоксикацию организма. Улучшение метаболизма клеток, усиление функционирования лимфатической системы, коррегировка свертываемости лимфы и крови приводят к нормализации иммунитета и значительно снижают риск возникновения сезонных и хронических заболеваний. Эта программа также рекомендована для уменьшения токсического действия лекарств в случае восстановления после перенесённых заболеваний и для снижения лекарственной непереносимости. Энодэкологическая реабилитация, предлагаемая в санатории, направлена на ускорение выздоровления, предотвращение осложнений и быстрое возвращение человека к естественной жизненной активности. Сопутствующим эффектом является снижение веса до 5 кг за неделю. Среди программ санатория, имеющих своей целью улучшение памяти, омоложение,

программы клиентам санатория обеспечиваются максимально приятные и расслабляющие условия. Уютная атмосфера и стилизованная обстановка «Шато Спас» позволяют забыть о времени и стать частью идиллического пространства на берегу реки. Комфортабельные номера различных категорий выполнены в стиле французского замка, а спутниковое телевидение и интернет позволяют при желании оставаться в курсе событий внешнего мира. Подбор питания, осуществляемый по рекомендациям диетолога, включает возможности диетического, разгрузочного и раздельного меню. Лечебные и оздоровительные процедуры дополнены программами SPA-отдыха и возможностью психологической разгрузки со специалистом. Цветотерапия, освоение дыхательных навыков предназначены для максимальной релаксации и возвращения естественного тонуса организму, для поддержания психологического и интеллектуального здоровья гостей санатория. Всё это дополняют возможности велосипедных, пеших и конных прогулок, а также катания на лодках и другие развлечений. После недели, декады или двух недель отдыха гости санатория вернутся к активной и динамичной жизни, точно зная, что совсем недалеко есть место, где они всегда смогут получить заряд здоровья.

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

6

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

к о л о н к а р е д а к т о ра

Владимир Козлов

Угар импортозамещения прошёл — наступили будни мпортозамещение» претендует на звание самого частотного слова 2015 года в сфере экономической политики. Но чиновничья кампания уже схлынула, упёршись в ряд системных проблем, которые невозможно решить в рамках существующего подхода к управлению экономикой. Если судить по прошлому году, в промышленности росли экспортёры (зерно, химия, оборонка, сельхозмашиностроение) и переработчики (производство мяса птицы, сыра, растительного масла). При этом росли прежде всего предприятия, имевшие недозагруженные мощности. Их, кстати, имели те, кто задолго до введения санкций делал ставки на внутренний рынок. Но достаточно посмотреть на традиционный перечень дефицитных отечественных продуктов питания — говядина, молоко, рыба — чтобы увидеть, что за полтора года жизни под санкциями заметно изменить ситуацию в этих сферах не удалось. И чтобы это сделать, нужно активнее заниматься промышленной политикой. Впрочем, поддержка экспорта и поддержка производителей товаров для внутреннего рынка часто предполагают противоположную логику. Этот выбор сегодня нечасто осознаётся как дилемма, и тем не менее, это так. По сути, речь идёт о разных экономических моделях. Постсоветская промышленная политика очень молода и нерешительна, хотя, надо признать, сама необходимость её существования за последние полтора года стала неоспоримой. Промышленная политика, по сути, есть система поддержки производителей, среди которых «высшей кастой» являются производители экспортируемых промышленных товаров. Такие производители часто определяют лицо территории. А вот экспортёры сырья — не очень-то. Экспорт сырья не создаёт лица — его создаёт экспорт продукции высоких переделов. Руслан Гринберг, директор Института экономики РАН, заявил на Петербургском международном экономическом форуме 2015 года: «Нам говорили, что надо производить и продавать то, что продаётся на мировом рынке. Примерно так мы и действуем. И имеем в результате очень примитивную структуру экономики. Мне кажется, нужно заниматься экспортозамещением. Мы по-прежнему скандально зависим от цены на нефть, потому что 85 процентов нашего экспорта — это нефтепродукты. Нам нужно менять структуру экспорта». Действительно, либеральная модель экономической специализации стран, которую сформулировал ещё двести лет назад Давид Рикардо, гласит: если у вас получается экспортировать зерно — вкладывайтесь в своё глобальное конкурентное преимущество, производите ещё больше зерна, и пусть все земли вашей страны будут отданы под зерновые. Если вы переигрываете всех в одном, вы сможете себе позволить купить всё остальное. У любой, даже самой незрелой, промышленной политики идеология другая. В ней есть понятия продовольственной и прочей безопасности. В ней изначально заложена идея импортозамещения по широкому фронту. Соответственно, функция экспорта в этой модели кардинально другая. Экспортный продукт есть венец творенья — то, что мы имеем сообщить миру, а не только себе. Первая модель не нуждается даже в том, чтобы рядом с экспортёром зерна работали мукомолы и хлебопёки — все они заводятся как неизбежные паразиты экспортных поставок. Вторая модель сообщает нам, что как раз эти мукомолы и хлебопёки — и есть главные герои. Экспорт будет их наивысшим достижением, которое сообщает добавленную стоимость территории происхождения. Когда мы сегодня говорим об экспорте и его развитии, необходимо понимать, в какой картине мира мы действуем. В той, в которой правят бал специализация на экспорте сырья и таргетирование инфляции, или в той, где есть импортозамещение и закон «О промышленной политике»? Те свежие примеры успешной работы южнороссийских компаний на внешних рынках, которые мы приводим в этом номере, показывают перспективы второго — безусловно, гораздо более зрелого пути, на который страна, в отличие от целого ряда компаний, пока только вступает. 

«И

Образование для деловых людей

— В прошлом году МИРБИС вышел на юг России с программами MBA образования. В чём отличие образовательных программ МИРБИС от того, что предлагают экономические факультеты классических университетов? Елена Переверзева: — МИРБИС — одна из старейших школ бизнеса в России, мы работаем уже 27 лет. И за это время мы превратились из центра международных исследований — а именно с этого мы начинали — в бизнес-университет с полноценной линейкой образовательных программ бакалавров, магистров, аспирантов, а также программ для действующих предпринимателей — МВА и ЕМВА. Естественно, работая в тесной связи с бизнесом, МИРБИС и сам развивался как бизнес-проект. Мы постоянно внедряем современные формы и форматы обучения, выстраиваем такие образовательные траектории и формируем такие компетенции современных руководителей, которые наиболее востребованы рынком. В этом и заключается сила МИРБИС — мы даём знания, полностью соответствующие потребностям бизнеса. В отличие от больших федеральных университетов и академических программ мы делаем акцент на практике — студенты и слушатели могут сразу закрепить на практике полученные знания. Надо сказать, это непростая задача, но нам удается с ней справляться благодаря преподавателям, которые блестяще сочетают анализ бизнес-практик с должным уровнем академических знаний. В итоге сегодня в России по программам МИРБИС занимается более тысячи слушателей по шестнадцати специализациям. По окончании обучения в нашей высшей школе они получат британский диплом MBA. — В чём смысл международных дипломов и аккредитаций? Какие преимущества это может дать студентам МИРБИС? Елена Переверзева: — Международная аккредитация — это своего рода гарантия качества. Думаю, нет смысла объяснять,

реклама

Московская международная высшая школа бизнеса МИРБИС в 2015 году начала работу в Ростове-на-Дону и сегодня предлагает слушателям всего юга России программы, получившие международную аккредитацию. По мнению декана бизнес-школы МИРБИС Елены Переверзевой и директора Южного центра бизнес-образования Екатерины Шевчук, получение диплома MBA в институте МИРБИС является важным шагом в развитии карьеры для предпринимателей и менеджеров в условиях усиливающейся конкуренции на рынке труда.

Елена Переверзева — декан бизнес-школы МИРБИС, к.х.н.

Екатерина Шевчук — директор Южного центра бизнес-образования, к.э.н.

что даёт вам гарантия качества, когда вы, например, совершаете покупку в магазине. Особенно если вы покупаете что-то понастоящему важное. МИРБИС имеет международную аккредитацию Association of MBA (AMBA) и общественную аккредитацию Национального аккредитационного совета делового образования (НАСДОБР). Для наших слушателей это означает признание статуса диплома в большинстве развитых стран мира. Отмечу, что признание основано на тщательной экспертизе всех составных частей программы и её соответствия стандарту. Благодаря аккредитации выпускники МИРБИС получают преимущество при найме на работу и возможность получить должность в международной компании или за рубежом без какого-либо дополнительного подтверждения уровня своего образования.

— Чем обусловлен приход МИРБИС на юг России и какие программы школа предлагает своим слушателям в южных регионах? Екатерина Шевчук: — Для МИРБИС продвижение своих учебных программ в регионах не в новинку — мы уже несколько лет успешно реализуем МВА в Екатеринбурге. Как показывает практика, получать престижное московское бизнес-образование, не выезжая из родного города, очень удобно. И, что немаловажно, экономно! Причём слушатель программ МИРБИС в регионе экономит как деньги на перелёты в Москву и гостиницы, так и свое время. Для предпринимателей и сотрудников больших компаний это действительно важно, ведь им необходимо находиться рядом со своей работой и иметь возможность оперативно влиять на процессы в фирме. Елена Переверзева: — На юге России помимо долгосрочной программы МВА

МИРБИС предлагает различные программы повышения квалификации. Это и одно-, двухдневные мастер-классы, и семинары с привлечением именитых спикеров, и программы — например, по бережливому производству. Стратегическим партнёром МИРБИС в регионе является Южный центр бизнес-образования, который накопил свой немаловажный для нас опыт работы в этом регионе.

— Каков предполагаемый вами портрет слушателей курсов MBA в южных регионах? Елена Переверзева: — Если обратиться к накопленной нами за годы работы статистике, то к нам чаще всего приходят те, кто уже является или в ближайшем будущем станет работником среднего звена в компании или на предприятии. Таких среди наших слушателей около 56,5 процентов. Ещё 17,5 процентов — это ведущие специалисты организаций, а около 26 процентов — работники высшего звена, руководители или заместители руководителей предприятий. Средний возраст тех, кто учится в МИРБИС, — 31 год. Причём, приходят не только люди с экономическим образованием, но и с дипломами технических и гуманитарных специальностей. Екатерина Шевчук: — Ядро нашей аудитории — менеджеры среднего и высшего звена компаний ЮФО. Это люди, которые не остановились в своем развитии и которые понимают, что в условиях новой экономической реальности лучшими инвестициями являются инвестиции в своё образование. Мы ориентируемся на жителей всех южных регионов — рады будем слушателям из городов Краснодарского и Ставропольского краёв, Волгоградской области, республик Северного Кавказа.

Концентраты с приставкой «супер» ГК «Европолимер» планирует развивать импортозамещающую программу уководство группы компаний «Европолимер» намерено создать в Ростовской области кластер конструкционных инженерных пластиков, востребованных в машиностроении, автопроме, химии и медицине. ГК «Европолимер» было принято решение о реализации двух наиболее перспективных инвестиционных проектов: производства минеральнонаполненных суперконцентратов в России и инновационных для российского рынка многослойных полиэтиленовых пленок «стрейч-худ». Такая импортозамещающая программа позволит компании занять не менее 10–15% доли российского рынка в обоих сегментах. Об этих планах рассказывает генеральный директор группы Павел Кузьмин.

— Оцените импортозамещающий потенциал производимой вашей компанией продукции — как нынешнего производства, так и будущего. За какие доли на рынке вы планируете бороться?

— В настоящее время руководство ГК «Европолимер» инвестирует в производство собственных минеральных суперконцентратов, так как последние пять лет эта продукция в основном импортируется в Россию из Турции, Индии, Вьетнама. Это позволит нам занять не менее 10 процентов отечественного рынка в данном сегменте. Такие наполнители используются при производстве широкого спектра изделий из пластмассы, товаров народного потребления, полиэтиленовых пакетов, плёнки, мешков, труб и прочего. В прошлом году мы закупили оборудование для выпуска этих наполнителей, смонтировали его, обучили персонал за рубежом. Предполагается, что во втором квартале нынешнего года «Европолимер» запустит в Ростове первую линию инновационного производства минеральных наполнителей общим объёмом 10 тысяч тонн в год. Часть продукции будет выпускаться по франшизе одного из ведущих мировых производителей, часть — по собственным уникальным рецептурам и под своей торговой маркой. До 90 процентов ингредиентов этого материала будут российскими. Проект реализуется за счёт собственных средств и кредитов МСБ-банка. В перспективе на базе этого предприятия мы планируем создать кластер конструкционных инженерных пластиков, востребованных в машиностроении, автопроме, химии и медицине.

— Каковы конкурентные преимущества нового производства, за счёт чего оно должно помочь «Европолимеру» закрепиться на рынке в этом сегменте?

— Мы высоко оцениваем экспортный потенциал будущей продукции. Здесь как раз помог-

реклама

Р

ла девальвация рубля, благодаря которой цена электроэнергии в долларовом выражении составила восемь центов за киловатт, а заработная плата — 325 долларов, стоимость ингредиентов ниже мировых цен. К тому же мы располагаем высококвалифицированными инженерами и технологами с высшим профильным химическим образованием. Мы работаем во всё более и более набирающем популярность во всём мире направлении использования полимерных смесей и сплавов. Нашими специалистами активно ведутся работы по использованию различных полимерных смесей в различных слоях многослойной плёнки, что ещё более расширяет возможности использования полимерных смесей.

— Ваша компания ввела в эксплуатацию новую линию по производству пятислойной термоусадочной плёнки. Оборудование поставлено ведущим мировым производителем полимерного оборудования MACCHI S.p.A.— Italy. В условиях расширения западных санкций не ожидаете ли вы трудностей, связанных с его обслуживанием, получением комплектующих?

— Пока никаких санкций в этой сфере не предвидится. Более того, мы подписали ещё один контракт на строительство линии по производству пленки «стрейч-худ». Наше предприятие уже много лет выпускает трехслойные пленки, в июле 2015 мы запустили линию для выпуска пятислойных небарьерных пленок. Специальная технология позволяет за счёт увеличения количества слоев снижать толщину пленки, в результате чего улучшаются её прочностные характеристики, уменьшается вес. В одном килограмме пятислойной пленки получается больше погонных метров, что позволяет нашим клиентам экономить до 15 процентов расходов на упаковку. Эта продукция

широко востребована для упаковки пищевой, технической, полиграфической и других видов продукции. И уже в IV квартале 2016 года мы планируем запуск линии и начало поставок многослойной плёнки «стрейч-худ», которую сейчас в основном поставляют в Россию европейские производители. Задачей «Европолимера» является завоевание 10–15-процентной доли российского рынка в сегменте пленки «стрейч-худ».

— В своей работе «Европолимер» использует импортное сырьё известных мировых производителей Exxon Mobil, Dow Chemical и других. В то же время полиэтилен могут поставлять и российские производители (СИБУР, «Ставролен», «Казаньоргсинтез, «Салаватнефтеоргсинтез» и др.). Пытаетесь ли вы найти отечественные аналоги?

— Наша лабораторная база позволяет постепенно переходить на отечественные марки сырья, но на 100 процентов импортозаместить его не получится. Есть такие продукты, которые требуют именно определённой категории сырья, а в России оно просто не производится. Отечественное станкостроение пока находится на низком уровне, и все инновационные идеи по выдувной плёнке в настоящее время реализуются в Европе (главным образом, в Германии и Италии). В России есть три-четыре предприятия, работающие в этой сфере, но качество их продукции не позволяет производить конкурентоспособную плёнку. На их оборудовании можно делать простую плёнку, но никак не сложнорецептурную.

— Где сегодня вы видите основную конкуренцию на региональном рынке плёнки? За счёт чего будут выживать игроки на нём?

— В ЮФО и СКФО сторонним игрокам вообще сложно работать при наличии здесь уже укоренившегося производителя, входящего в десятку отечественных лидеров. На юге России своя ментальность и свои традиции. «Европолимер» старается больше работать с транснациональными компаниями, у которых высокие требования к качеству плёнки. Есть региональные игроки, которые имеют небольшой штат сотрудников и поэтому могут за счёт низкой себестоимости конкурировать с ведущими производителями. Но это можно делать только в сегменте толстых плёнок. Тогда как мы делаем ставку на производство инновационной многослойной плёнки. Только собственное развитие и поддержание клиентской базы позволяет нам сохранить свои позиции на фоне общей стагнации рынка. Если в 2015 году даже у крупных корпораций отмечалось падение до 25 процентов, то «Европолимер» как раз продемонстрировал 5-процентный рост. В нынешнем году мы также планируем расти за счёт модернизации существующего производства.

реклама

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

10

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

ат о м м а ш

Сергей Кисин

«Эксперт ЮГ» № 01–02 декабрь 2015 г. — январь 2016 г.

Экспортная зона донских атомщиков Благодаря крупному контракту для Белорусской АЭС волгодонский завод «Атоммаш» может добиться роста выручки почти в два с половиной раза за последние три года — с 2,6 до 6,3 млрд рублей. И это далеко не предел: на ближайшие годы в портфеле корпорации «Атомэнергомаш» законтрактованы уже 12 энергоблоков новой серии, что позволит волгодонскому заводу удвоить свои производственные мощности

тгрузка в адрес строящейся в Островце (Гродненская область) первой в Белоруссии атомной станции ядерного реактора ВВЭР-1200М без преувеличения стала для «Атоммаша» главным событием за всю непростую постсоветскую историю завода. Предприятие не просто вновь стало выполнять экспортные заказы — оно сразу взялось за очень крупный подряд, ведь реактор для Белорусской АЭС должен стать самым мощным в СНГ, его установленная мощность равна 1,2 ГВт. Причём важно подчеркнуть, что это — не разовая удача: вслед за Белорусской АЭС планируются поставки двух энергоблоков для индийской АЭС «Куданкулам», четырёх — для АЭС «Аккую» в Турции и

О

ещё по два энергоблока — для Балтийской АЭС и Нововоронежской АЭС-2. Кроме того, «Росатом» планирует заключить контракты с Египтом, Финляндией (АЭС «Ханхикиви») и Тайванем на вид реакторов, выпускаемых «Атоммашем». Общий объём контрактации «Атоммаша» и его напарника, завода «Петрозаводскмаш», в атомном сегменте мирового рынка энергомашиностроения уже составляет порядка 67 млрд рублей. Сложно переоценить и роль «Атоммаша» для развития Волгодонска. Фактически завод сегодня возвращает себе статус градообразующего предприятия, поскольку значительный приток атомных заказов потребовал срочных мер по поиску квалифицированной рабочей силы. С 2012 года среднесписоч-

ная численность персонала завода увеличилась с 1,5 до 2,5 тысячи человек, а средняя заработная плата выросла почти в полтора раза и сегодня составляет около 36,5 тысячи рублей. Общие налоговые выплаты в бюджет региона в 2012 году составляли всего 3,8 млн рублей, а в 2015 году должны достигнуть 104 млн. О перспективах развития возвращающегося в число лидеров мировой атомной отрасли волгодонского предприятия «Эксперт ЮГ» побеседовал с генеральным директором АО «АЭМтехнологии» Игорем Котовым.

— Как вы оцениваете перспективы «Атоммаша» в сегменте корпусов для ядерных реакторов после успешной отрузки в Белоруссию?

— Компания «АЭМ-технологии», филиалом которой является «Атоммаш», входит в «Атомэнергомаш» — машиностроительный дивизион государственной корпорации «Росатом» — и в настоящее время является основным производителем всего оборудования так называемого «ядерного острова», или реакторного зала АЭС, включая корпус реактора с внутрикорпусными устройствами, парогенераторы, главный циркуляционный трубопровод, сосуды аварийной защиты и транспортно-технологическое оборудование. Мощности двух филиалов «АЭМ-технологии» — «Атоммаша» и «Петрозаводскмаша» — позволяют изготавливать до четырёх комплектов такого оборудования ежегодно. Если говорить именно о Белорусской АЭС, то договорные сроки поставки оборудования были определены на 2016 год, но поскольку стройка станции проходит с опережением, мы идём навстречу заказчику и также корректируем сроки отгрузки. Контрактные сроки поставки оборудования для второго энергоблока — 2017 год, но наш заказчик в лице АО «НИАЭП», который ведёт строительство белорусской станции, просит нас отгрузить оборудование осенью 2016 года. Мы ставим себе такую задачу и видим, что в состоянии соблюсти этот график. Кроме того,

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Мы намереваемся продолжать наращивать долю неатомного оборудования в портфеле заказов в ближайшее время на производство поступят первые заготовки для второй очереди индийской атомной станции «Куданкулам».

— Каков объём рынка заказов для реакторов типа ВВЭР-1200? Каких новых разработок можно ждать от конструкторов оборудования «ядерного острова»?

— Реакторы увеличенной мощности ВВЭР-1200 — это новое поколение российских водо-водяных энергетических реакторов, разработанных в рамках проекта «АЭС-2006». В настоящее время строится несколько энергоблоков АЭС по данному проекту: Нововоро-

нежская АЭС-2, Ленинградская АЭС-2, Белорусская АЭС. Однако это не самый последний проект ГК «Росатом». На базе материалов, разработанных для проекта «АЭС-2006» с максимальным учётом опыта отраслевых организаций, специализирующихся на атомной тематике по технологии ВВЭР, в настоящее время разрабатывается проект реакторной установки нового поколения с реактором ВВЭР-ТОИ (типовой оптимизированный и информатизированный) мощностью 1300 МВт. Главным отличием этого реактора станет применение увеличенной обечайки активной зоны, что позволит уменьшить количество

Представители Ростехнадзора посетили ООО «Ильский НПЗ» 3 февраля представители центрального аппарата управления Ростехнадзора во главе с заместителем руководителя Светланой Радионовой посетили ООО «Ильский НПЗ»с рабочим визитом. Целью поездки стал осмотр объектов завода и ознакомление с перспективами развития предприятия.

реклама

Особое внимание было уделено обеспечению безопасности работы технологических установок и объектов общезаводского хозяйства: железнодорожной эстакады слива и налива нефтепродуктов, операторных, диспетчерских пунктов, выполнению экологических требований применения современных очистных сооружений, термоокислителей на аварийных сбросах.

Представители Ростехнадзора отметили положительную динамику развития НПЗ и обеспечение предприятием высокого уровня промышленной безопасности и экологической дисциплины. Это также было подтверждено в ходе недавнего совещания в центральном управлении ведомства, где «Ильский НПЗ» был отмечен как одно из предприятий с наилучшим соотношением выявленных и устранённых нарушений в 2011–2015 гг. В настоящий момент Ильский НПЗ перерабатывает 3 млн т нефти в год. В рамках программы расширения первичных мощностей запланировано строительство установки АТ-6 мощностью 3 млн т в год, ведутся пусконаладочные работы пункта приёма нефти в объёме 1,5 млн т в год из системы магистральных нефтепроводом ОАО «АК «Транснефть». В соответствии с четырёхсторонним соглашением, заключённым с ФАС, Росстандартом и Ростехнадзором в 2011 году, «Ильский НПЗ» в период до 2022 года реализует масштабную программу модернизации завода, в рамках которой планируется строительство установок производства автобензина и ароматических углеводородов, а также установок облагораживания дизельных фракций и глубокой переработки мазута.

11 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

ат о м м а ш

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

12

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

ат о м м а ш

сварных соединений при изготовлении корпуса реактора, а значит, значительно повысить безопасность и сроки эксплуатации реакторной установки. По предварительным расчётам, срок эксплуатации реакторной установки может вырасти до 100 лет (сегодня срок эксплуатации реактора — 60 лет). Наша компания уже провела необходимые научно-исследовательские и опытноконструкторские работы и готова к реализации проекта. В России этот проект будет впервые реализован при строительстве третьей очереди Курской АЭС.

— К 2018 году предусматривался вывод «Атоммаша» на уровень изготовления трёх комплектов оборудования для АЭС ежегодно. Не претерпели ли эти планы изменений в связи с ухудшившейся экономической ситуацией?

— Компания «АЭМ-технологии» уже сегодня готова к выпуску четырёх комплектов оборудования в объёме реакторного зала в год. Большое количество проектов, которые уже сейчас реализует госкорпорация «Росатом» как в России, так и за рубежом, те проекты, реализация которых планируется в ближайшее время, позволяют нам рассчитывать на хорошую загрузку наших производственных мощностей не только на ближайшие два-три года, но и в среднесрочной перспективе.

— Руководство компании говорило также о предстоящем росте производства в сегменте неатомного назначения. Какова пропорция выпуска продукции в этих отраслях в ближайшей перспективе?

— Два производственных филиала «АЭМ-технологии» обладают достаточными производственными мощностями, чтобы изготавливать не только оборудование АЭС, но и другое, «непрофильное» оборудование. На сегодняшний день доля такого оборудования в общем портфеле заказов компании составляет около 30 процентов. Для волгодонского филиала это различные сосуды для хранения и переработки углеводородов, крупные металлоконструкции. К примеру, не так давно «Атоммаш» изготовил и отгрузил заказчику детали портального крана, длина одной стрелы которого составляет 58 метров, а вес — 80 тонн. Такие крупные детали позволяют изготовлять размеры производственных корпусов «Атоммаша», высота его пролётов. В Петрозаводске мы планируем развивать проект по производству запорной арматуры для трубопроводов различного назначения. Словом, намереваемся продолжать наращивать долю неатомного оборудования в портфеле заказов.

— У «Атоммаша» был значительный портфель заказов для отечественной нефтегазовой отрасли, но руководство ряда вертикально интегрированных холдингов уже заявило о сворачивании некоторых инвестпроектов в сфере нефтегазодобычи. Насколько это скажется на выпуске продукции «Атоммаша»?

— Наша компания специализируется на изготовлении оборудования для транспортировки, хранения и переработки углеводородов, мы не производим оборудование для нефтегазодобычи. В настоящее время мы продолжаем выпускать оборудование для ряда ВИНКов с длительным циклом изготовления. Ни один проект, для которого поставляет оборудование наша компания по ранее заключённым договорам, не свёрнут. Более того, успешные поставки оборудования и партнёрские взаимоотношения с нашими заказчиками позволяют нам прогнозировать рост портфеля заказов в этой области в 2016 году на 25 процентов по отношению к 2015 году.

— Модернизация мощностей «Атоммаша» предусматривает оснащение предприятия станками отечественного производства? Какова роль импортозамещения в политике руководства «АЭМ-технологии»?

— В модернизацию «Атоммаша» после вхождения его в машиностроительный дивизион «Росатома» инвестировано чуть меньше трёх миллиардов рублей. Нужно сказать, что не все инвестиции шли на закупку нового оборудования — немалая часть средств была направлена на улучшение условий труда и безопасность рабочих мест. Что касается станочного парка, нужно подчеркнуть, что на «Атоммаше» сохранилась большая часть уникальных обрабатывающих центров. Не нужно

было приобретать новое оборудование, нужно было лишь модернизировать имеющееся. Модернизация касалась в основном электронных систем управления. К сожалению, нужно признать, что отечественное станкостроение пока не может конкурировать с импортной техникой. Но наша компания принимает самое активное участие в возрождении этой отрасли. В составе наших активов есть Петрозаводский литейный завод, который готов изготавливать качественные станочные отливки из чугуна. Мы активно сотрудничаем, к примеру, с нашими коллегами по госкорпорации ФГУП «Приборостроительный завод». По моему мнению, сейчас у отечественных станкостроителей появилось хорошее «окно возможностей». Российским промышленникам выгодно приобретать станки за рубли, не привязываясь к валютному курсу, не испытывая зависимости от внешнеполитической ситуации. Закрыть потребность отечественных станкостроителей в качественном станочном литье — задача наших литейщиков.

— В связи с последними политическими событиями каковы перспективы сотрудничества по поставке продукции для турецкой АЭС «Аккую»?

— Работы над этим проектом на сегодняшний день ведутся в соответствии с договорными обязательствами. Причём, как вы знаете, у «Росатома» имеется значительный объём зарубежных заказов. Перечислю только страны, с которыми решение о строительстве АЭС по российским проектам достигнуто уже на межправительственном уровне: Египет, Иран, Венгрия, Финляндия. Есть ещё и новые блоки внутри России. Поэтому, независимо от дальнейшего развития ситуации, мы уверены в востребованности оборудования, которое мы выпускаем. 

15 апреля 2016

Организаторы:

Ростов-на-Дону, Б. Садовая, 115 конгресс-отель «Дон-Плаза» «Золотой зал» При поддержке

МИНИСТЕРСТВО ПРОМЫШЛЕННОСТИ И ЭНЕРГЕТИКИ РОСТОВСКОЙ ОБЛАСТИ

Донской топливный форум Предпосылки Для юга России в целом и Ростовской области в частности нефтегазовая индустрия в последние годы выступает одним из ключевых локомотивов экономического роста — как в сфере развития переработки, так и в сферах транспорта и автозаправочных сервисов. Развитие этой сферы создает возможности для широкого круга партнёров из самых разных отраслей, в особенности в ситуации политики импортозамещения.

Цель Cоздание дискуссионной и коммуникационной площадки, содействующей развитию продуктивного партнёрства участников топливного рынка Ростовской области, а также их партнёров.

Участники Руководители профильных министерств, топ-менеджеры ключевых предприятий, работающих на топливном рынке Ростовской области, представители логистических компаний, представители компаний-поставщиков, банков, СМИ. Всего — 150–170 человек.

Программа пленарное заседание «Донской топливный рынок: вызовы и перспективы» Сессия 1 «Региональные стратегии крупнейших операторов топливного рынка» Сессия 2 «Технологии для современных АЗС» По вопросам рекламы и партнёрства: Наталья Янченко (863) 322-02-12, yanchenko@expert-yug.ru

Приглашены к участию: Гребенщиков Александр Александрович, первый заместитель губернатора Ростовской области Грязнов Михаил Борисович, директор департамента переработки нефти и газа Министерства энергетики РФ Аркуша Евгений Александрович, президент Российского топливного союза Пикалов Алексей Николаевич, начальник Департамента федеральной службы по надзору в сфере природопользования по Южному федеральному округу Кожемяко Наталья Александровна, заместитель руководителя Ростовского УФАС России – начальник отдела изучения и контроля товарных рынков Узденов Али Муссаевич, генеральный директор ООО «Газпром межрегионгаз Ростов-на-Дону» Двуреченский Александр Викторович, генеральный директор АО «РН-Ростовнефтепродукт» Ващенко Анатолий Николаевич, генеральный директор ООО «ГЭС Розница» Саитов Радик Ирекович, коммерческий директор ООО «Консалтинговая Компания “ОМТ-Консалт”» Коротин Евгений Романович, генеральный директор ООО «Центр технологий конкуренции» Топчишвили Мамука Джемалович, генеральный директор ООО «Алькорр» Тен Сергей Николаевич, генеральный директор ООО «Коммерческий альянс» Бальсин Сергей Александрович, генеральный директор ООО «Комплекс-ойл»

По вопросам участия в форуме: Милена Саитова (915) 224-55-55, milena@omt-consult.ru реклама

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

14

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Ростсельмаш

Сергей Кисин

Тракторы — России, комбайны — миру «Ростсельмаш» готовится к переводу сборки канадских тракторов в Россию и выходит на нетрадиционные для себя внешние рынки сбыта

уководство ООО «Комбайновый завод “Ростсельмаш”», входящего в группу компаний «Новое Содружество», намерено до 2017 года перенести часть мощностей по сборке тракторов семейства Buhler Versatile из Канады в Ростов-на-Дону. Причиной этого решения собственник называет изменившуюся конъюнктуру российского рынка сельхозтехники и выросший курс доллара, который ранее делал производство тракторов за океаном более рентабельным. При этом техника «Ростсельмаша» даже в период действия западных санкций начала пробивать себе дорогу на новые для себя внешние рынки — в Германию, Аргентину, Иран, Монголию.

Р

Тракторный манёвр

Намерение о расширении локализации в Ростове производства канадских тракторов Buhler Versatile до 67% в течение ближайших полутора лет высказал в июле прошлого года в ходе заседания Совета директоров предприятий Ростова-на-Дону генеральный директор КЗ «Ростсельмаш» Валерий Мальцев. В Ростове трактора под брендом «Версатайл» выпускаются с 2009 года, но пока уровень их локализации в России крайне низкий — 10%. Напомним, в 2007 году 80% акций Buhler

Industries Inc были приобретены «Новым Содружеством», а объём производства в 2014 году составил 1,7 тысячи машин четырёх моделей. В Россию планируется перенести производство трактора Versatile 2375 мощностью 375 лошадиных сил. В менеджменте компании уверяют, что этот ход никак не связан с постоянно расширяющимися санкциями канадского правительства в адрес российских чиновников и бизнесменов. Президент компании Buhler Industries Inc Дмитрий Любимов заявил, что стратегия по переносу части производства в Россию была принята задолго до начала «санкционной вой­ ны» и связана больше с тем, что двигатель трактора TIER-3 больше не соответствует требованиям североамериканского экологического законодательства. «Эти тракторы с 1 января 2015 года мы больше не можем продавать в Канаде и США, и основные рынки их сбыта приходятся теперь на Россию и Казахстан, где законодательство ещё позволяет продавать тракторы с двигателями типа TIER-3 и даже TIER-2. Всегда лучше иметь производство максимально близко к рынку сбыта», — пояснил г-н Любимов. За океаном же будет продаваться модель с более экологичным двигателем TIER-4 (мощность до 600 л.с.). Интересно, что ещё несколько лет назад совладелец «Нового Содружества» Константин Бабкин в ходе раскручи-

вающегося экономического кризиса и недостаточной, по его мнению, господдержки сельхозмашиностроения, наглядно показывал, почему вести бизнес в Канаде выгоднее, чем в Ростове. «Данный вывод подтверждается динамикой оборота предприятий за четыре года: в Канаде рост в 1,7 раза (с 219 миллионов долларов США в 2008 году до 361 миллиона долларов США в 2012 году), в России рост на 5 процентов (с 512 миллионов долларов США в 2008 году до 539 миллионов долларов США в 2012 году)», — отмечал тогда г-н Бабкин. Сегодня ситуация серьёзно изменилась. Введение западных санкций и рывок валютных курсов сделали производство в Ростове гораздо привлекательнее. Теперь уже собирать технику здесь стало не только политически важно, учитывая программу импортозамещения, но и экономически обоснованно. В руководстве холдинга уже начали переговоры о поставках комплектующих с КамАЗом и Ярославским моторным заводом. Не последнюю роль в расширении локализации играет и ожидаемое подключение будущих ростовских тракторов к федеральной программе льготного лизинга сельхозтехники. Как раз локализация производства Versatile в Ростове до 67% автоматически включает его в число уже российских производителей, на которые будут распространяться все федеральные льготы. По мнению директора «Росагромаша» Евгения Корчевого, тракторы конкурентов (John Deer или Минского тракторного завода) не могут претендовать на госсубсидии из-за недостаточного уровня локализации. При этом он считает, что себестоимость производства может снизиться примерно на 15–20% в зависимости от того, насколько успешно получится заменить западных поставщиков отечественными. Рыночные аналитики подчёркивают, что при необозримых российских просторах нагрузка на один трактор в стра-

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Экспортный потенциал российских производителей сельхозтехники огромен и составляет 15 млрд долларов в год не составляет 247 га, тогда как в США — 38 га, во Франции — 14 га. Один зерноуборочный комбайн у нас обслуживает 354 га, в США — 63 га, во Франции — 53 га. Отсюда и возросшие проблемы с аварийностью недешёвой и уже устаревшей техники при слабом её сервисном обслуживании, и потери урожая. Поэтому потребность в тракторах и комбайнах на отечественных полях будет только возрастать. Стратегией развития сельскохозяйственного машиностроения до 2020 года предусмотрено увеличение парка тракторов с нынешних 435 до 610 тысяч, комбайнов — с 134 до 147 тысяч за счёт внедрения в АПК машин новейших образцов. Сегодня парк комбайнов и тракторов «возрастом» свыше 10 лет составляет 45–62%.

15 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Ростсельмаш

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Ростсельмаш

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

16

По словам Константина Бабкина, собирать сельхозтехнику в России стало не только политически важно, учитывая программу импортозамещения, но и экономически обоснованно

Комбайновый прорыв

В последние месяцы завод на всех площадках представляет свою новую машину — двухбарабанный комбайн 7-й серии RSM-161, который разрабатывался при содействии Минпромторга РФ. Запуск в серию RSM-161 ознаменовал собой новый шаг в деятельности «Ростсельмаша». Комбайн выпущен на новой глобальной платформе, на которой предполагается создать не менее десятка других моделей: традиционных одно- и двухбарабанных, роторных, гибридных комбайнов различной производительности. «Перед инженерами компании стояла задача вывести на рынок продукт, который не только дополнит модельный ряд серийной техники, но будет лучше своих конкурентов, — заявил директор департамента маркетинга “Ростсельмаша” Прохор Дармов. — Для этого была проделана большая работа по сопоставлению разных машин в мельчайших деталях. Усилия конструкторов увенчались успехом. Мы получили машину, которую можно смело отнести к категории высокопроизводительных комбайнов». RSM-161 был создан на базе семейства «Дон» при заимствовании некоторых технических решений, применяемых при производстве комбайнов New Holland. Ожидается, что на втором этапе проекта будет разработана модель 7 класса RSM-171 с применением нового молотильно-сепарирующего устройства. Особенностью новых моделей является гибкость, благодаря чему конфигурацию RSM-161 можно будет изменять под конкретные задачи, поставленные клиентом. Новая глобальная платформа, как ожидается, будет находиться в разработке конструкторов «Ростсельмаша» ближайшие 10 лет. До 2020 года на ней должны выйти не менее пяти моделей ростовских комбайнов. Между тем, с 4 июня 2015 года постановлением правительства №550 был повышен размер субсидии производите-

лю сельхозтехники с 15% до 25% цены техники. А в Крыму, Сибири и на Дальнем Востоке — до 30%. Это повышение не только позволило преодолеть спад продаж, который имел место в начале прошлого года, но даже породило некоторый дефицит комбайнов. Только в последние годы государство начало субсидировать закупку локализованной техники. Губернатор Ростовской области Василий Голубев сообщил, что из более чем 1,022 млрд рублей, выделенных на субсидии селянам, порядка 800 млн руб­лей пошли на закупки техники «Ростсельмаша». Нужно заметить, что отечественные сельхозмашиностроители уже много лет пытаются обратить внимание федерального правительства на проблемы отрасли. Константин Бабкин как президент некоммерческого партнёрства «Росагромаш» неоднократно обращался к российским властям с призывом заняться реальной поддержкой отечественного сельхозмашиностроения, которое со вступлением России в ВТО оказалось под угрозой экспансии со стороны пользующихся широкой субсидиарной программой ЕС европейских производителей. «Оказываемая государством поддержка сельского хозяйства носит точечный и бессистемный характер — как в отношении регионов, так и в отношении сельхозпроизводителей, — писал он. — Доля субсидий в структуре всех доходов агрохолдингов составляет 15%, сельхозорганизаций — 7%, фермерских хозяйств — 1%, а личных подсобных хозяйств и индивидуальных предпринимателей – всего 0,3%. Кроме того, с каждым годом усиливается давление более дешёвой (и зачастую менее качественной) импортной продукции». Глава «Росагромаша» утверждал, что экспортный потенциал российских производителей огромен и составляет 15 млрд долларов в год. Требуется лишь необходимая поддержка со стороны федеральных властей по примеру стимуляции продаж для отечественного автопрома. Среди других идей значилось субсидирование железнодорожного тарифа для поставок ростовских комбайнов на Дальний Восток. В качестве примера г-н Бабкин приводил Беларусь, где для конкурентов «Ростсельмаша» по СНГ, комбайнов «Гомсельмаша», предусмотрена отсрочка платежа сроком на 7 лет под 4% годовых с первоначальной оплатой всего 15% стоимости техники. При этом, переводя сборочные мощности тракторов в Россию, в «Ростсельмаше» только наращивают экспортную активность. В ближайшей перспективе его менеджмент намерен, компенсируя очевидную предстоящую потерю украинского рынка, где ежегодно продавалось порядка 650 машин, выходить на непривычные для себя рынки Дальнего Зарубежья. В 2015 году предполагалось наращивание экспортных поставок на 20% (планируемый объём производства — 4,2 тысячи комбайнов). Девальвация рубля стала своеобразным локомотивом экспорта, поскольку ценовое предложение российских машиностроителей выгодно отличается от предложений западных конкурентов. По данным Прохора Дармова, компания получила несколько приглашений провести тест-драйв своей техники на полях Франции, Германии и других стран. В 2015 году было заключено соглашение о поставках 15 зерноуборочных комбайнов семейства ACROS в Монголию. Эту же модель в количестве 150 машин планируется поставить в Иран, с Минсельхозом которого в настоящее время обсуждаются детали контракта и схема его оплаты. Учитывая потребности рынка Исламской республики в 700 машин ежегодно, успешная реализация этого плана будет означать настоящий «прорыв» донских комбайнов на Средний Восток, где пока преобладают производители из Германии и США. Также идут переговоры о налаживании совместного сбороч ного производства в Азербайджане.

реклама

18

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Николай Проценко

Баспик «Эксперт ЮГ» № 15–16 16–19 апреля 2015 г.

«Это не кампания, это надолго» Развитие на Северном Кавказе импортозамещающих высокотехнологичных производств — это лучший способ укрепления безопасности в регионе, убеждён Сослан Кулов, руководитель крупнейшего инновационного предприятия Северной Осетии, владикавказского технологического центра «Баспик»

мя профессора Сослана Кулова в российской электронной промышленности не нуждается в представлении. На протяжении многих лет возглавляемое им предприятие является ведущим оте­ чественным производителем микроканальных пластин, ключевого компонента приборов ночного видения. Ещё пять лет назад компания инициировала создание в Северной Осетии кластера высокотехнологичных предприятий, одновременно началась реализация пятилетней программы развития фотонаномикроэлектроники «Старт». И хотя по ряду причин «Баспику» не удалось выполнить её целевые показатели, последние годы для предприятия, по словам Сослана Кулова, оказались исключительно продуктивными. Дело в том, что в борьбе за место на российском рынке «Баспику» пришлось

И

изначально идти по пути импортозамещения, вытесняя дешёвые иностранные аналоги, прежде всего китайские. Эта задача была успешно решена, но на ней владикавказское предприятие не остановилось: сегодня «Баспик» сам развивает экспортное направление, хотя его объёмы пока сравнительно невелики. Кроме того, разработан «якорный» проект на ближайшие годы в сфере развития волоконной оптики. Однако реализация всех этих начинаний будет напрямую зависеть от того, какую позицию в отношении высокотехнологичных импортозамещающих производств займёт государство.

Вопросы на понимание

— Сослан Кубадиевич, вам не кажется, что с темой импортозамещения на государственном уровне произошло, так сказать, позднее зажигание? Предпринимателям в реальном

секторе, в том числе в вашей отрасли промышленности, давно не надо объяснять, что такое импортозамещение. А есть ли, по вашему мнению, такое понимание у государства?

— Вы правильно ставите вопрос. Я бы начал ответ с того, что после ликвидации СССР у нас в течение 25 лет шла целенаправленная политика деиндустриализации — ликвидации отечественной промышленности, и прежде всего её высокотехнологичных отраслей. Считалось, что раз мы стали частью мирового сообщества, то, пока у нас есть газ и нефть, мы всё остальное купим. Сейчас эта политика привела к тому, что во всех стратегических отраслях промышленности от 70 до 90 процентов продукции мы закупаем по импорту. В электронике, в частности, доля импорта составляет 90 процентов — наша оборонная промышленность работает на азиатском электрон-

ном ширпотребе, который приходится отбирать, сортировать, и всё равно он отказывает. Если говорить о Северном Кавказе, то здесь было порядка 60 предприятий электронной, радиоэлектронной, радиотехнической и приборостроительной промышленности, в том числе такие гиганты, как Нальчикский завод полупроводниковых приборов имени Шогенова. Только в Северной Осетии насчитывалось 16 заводов — это 33 тысячи рабочих, инженеров и служащих. Всё это было разрушено — сейчас в республике осталось 1200 работников электронной промышленности, в основном пенсионного возраста. Эта политика привела к тому, что руководители государства вдруг осознали, что мы очень уязвимы и с нами совершенно спокойно могут расправиться. Ведь, помимо средств на осуществление каких-то проектов, всегда возникает вопрос: это нужно правящей прослойке или не нужно? Именно поэтому заговорили об импортозамещении — прежде всего как о замещении импорта в базовых отраслях, которые принципиально необходимы для государственной или, как теперь говорят, национальной безопасности нашей страны и обеспечения жизнедеятельности населения. Мы же не можем до бесконечности покупать высокотехнологичную продукцию. Поэтому, на мой взгляд, понимание, что такое импортозамещение, наверху сложилось прекрасное — дураков там у нас нет.

— А в какой мере нынешний всплеск темы импортозамещения связан с конфронтацией с Западом, которая началась после присоединения Крыма? Нет ли здесь всё же некоего сиюминутного увлечения?

— На самом деле об импортозамещении стали говорить на всех уровнях довольно давно, просто в 2014 году эту тему обсуждали слишком много. Так что моё мнение: это не кампания, это надолго — может быть, лет на тридцать. Речь идёт о новой индустриализации, с которой по масштабам не сравнится даже то, что было в Советском Союзе. Но реиндустриализация в качестве задачи обеспечения национальной безопасности — это не всё, это только самая верхушка. Чтобы копнуть глубже, надо понять, что деиндустриализация привела, помимо прочего, к дебилизации населения. Для Северного Кавказа эта проблема имеет особое значение — народ у нас пассионарный. А после того, как наша электронная промышленность развалилась, самые передовые кадры были выброшены на улицу, оказались маргиналами. И чем

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Сейчас ситуация складывается так: чтобы помочь высокотехнологичному бизнесу, недостаточно даже решения президента России же будут заниматься их дети, видя, что родители всю жизнь работали на заводах, которые превратились в сараи? Если это горячие кавказские парни, то они, естественно, вспомнят о набеговой системе и начнут что-то отбирать. Поэтому, когда мы говорим о криминале на Северном Кавказе, то забываем, что есть очень простые законы, которые открыл марксизм: человек становится человеком, когда он решает свои проблемы в процессе труда. Дайте людям достойную работу и возможность создавать семью — и сразу в значительной степени проблема криминала будет решена. В противном случае просто будет найдена новая идеология, причём на Кавказе это обычно выражается в том, что люди уходят в лес и отращивают бороду. То есть деиндустриализация уже привела к серьёзнейшим социальным изменениям, которые на Северном Кавказе видны наиболее рельефно. Поэтому проект реиндустриализации — это задача сохранения страны, а не просто стремление сделать какую-то промышленность, которая что-то будет выпускать с надписью «Сделано в России».

— Власть, на ваш взгляд, это понимает?

— Как раз этого понимания у властей, по-моему, нет. Задачи реиндустриализации пытаются решать обычными методами: давайте напишем ещё один план мероприятий, создадим ещё одну «дорожную карту», проведём под флагом реиндустриализации какието темы, которые ничего не решают. В июле 2014 года, когда во Владикавказе проходило заседание правительственной комиссии по развитию СКФО и у нас на предприятии побывал премьерминистр Медведев, я эту тему поднял. Я сказал тогда, что новая индустриализация — это не разовое мероприятие. Давний лозунг Путина про 25 тысяч высокотехнологичных рабочих мест —

правильный. Но как это сделать? Методом «давай-давай»? Или обманным путём — простое рабочее место каким-то образом выдать за высокотехнологичное? Для примера, на Северном Кавказе за последние 25 лет не было создано ни одного современного предприятия в тех отраслях, в которых развитые страны демонстрируют прогресс — а нам нужно обеспечивать массовую занятость.

— С чего надо начинать? Что бы вы предложили властям?

— Чтобы серьёзно начать реиндустриализацию, в том числе на Северном Кавказе, необходим совершенно другой подход к прогнозированию и планированию, и другие люди должны этим заниматься. Например, все регионы СКФО имеют стратегии до 2025 года, которые сделаны умными ребятами, но по совершенно негодным схемам…

— Ну да, а потом приходит новый руководитель региона — и о стратегии, принятой при старом, сразу забывают.

— Мгновенно забывают — у нас тоже такое было. В Осетии в своё время тоже была стратегия: к 2025 году прогрессировать на водке. Чем это кончилось, хорошо известно. Потом мы разработали стратегию инновационного развития республики до 2025 года, она была одобрена, но поменялось правительство — и о ней забыли. Но нельзя же написать нечто сразу до 2025 года, а завтра забыть. Поэтому все эти стратегии — это маниловщина, игра какими-то дурными картами. Логика такая: мы сделаем вид, что нечто будем делать. Но при этом забывают о том, что уже было создано и что можно возродить.

«Старт» на свои

— Вы пять лет назад в интервью нашему журналу говорили, что реализация программы «Старт» может как раз за пять лет дать рост объёмов

19 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Баспик

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Баспик

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

20

производства в десять раз — в какой мере эти планы оправдались?

— Вышло скромнее, но интереснее. В 2009–2010 годах на нас сильно повлиял мировой экономический кризис, затем была попытка свернуть все оборонные заказы, которая кончилась отставкой Сердюкова — это ещё два года. От этого пострадала вся оборонная отрасль, и мы пережили непростой период. Тем не менее, наш проект был поддержан Путиным и вошёл в стратегию развития СКФО до 2025 года — без финансирования, конечно. Всего за пять лет в рамках программы «Старт» было потрачено примерно 800 миллионов рублей, из них 700 миллионов — это собственные средства «Баспика», 100 миллионов — различные федеральные программы и полтора миллиона республика наскребла. Хотя мы по этому поводу не в обиде: регион дотационный, неудобно просить много. В общем, нам пришлось развивать программу собственными силами, и мы не смогли нарастить производство так, как нужно. Когда мы начинали программу, у нас была выручка 220 миллионов рублей, сейчас вышли на 300, но уже вскоре совершенно реально приблизиться к 400–500 миллионам. В прошлом году рост производства составил 40 процентов, а в этом году у нас будет темп роста от 75 до 100 процентов.

— Вы за эти годы пытались привлечь заёмные средства?

— По личному указанию Путина нам должны были выделить под гос-

ВТЦ «Баспик» — одна из немногих компаний Северного Кавказа, создающих высокотехнологичные рабочие места

гарантию средства банка ВТБ на развитие. Президент сказал: если рынок есть, дайте. Но нас мурыжили полтора года — и ничего не дали, хотя банк докладывал, что вопрос решён. Мы сделали бизнес-план по их параметрам, целый год встречались с ними, я даже с Костиным (президент — председатель правления ОАО «Банк ВТБ». — «Эксперт ЮГ») поспорил, мол, не дадите кредит. Он мне говорит: да как не дадим, если есть поручение президента? Так что всё это время кредиты мы привлекали чисто тактические, по 10–20 миллионов рублей, поэтому можно говорить, что проектных кредитных средств у нас нет. Наши банки не работают в интересах реальной экономики, и если нам предлагают кредит под 15 процентов, мы должны иметь рентабельность 20. А в Америке рентабельность в 5 процентов считается прекрасной.

— А у вас какая рентабельность?

— У нас 12 процентов — была бы и 25, но мы держим полный цикл, включая науку, а это «нахлебники». Но это позволяет нам быть единственным предприятием в Северной Осетии, которое имеет научные и технологические кадры и осуществляет полный цикл: от науки до завода и прилавка. Правда, кредит под 15 процентов мы не возьмём — это значит уйти в минус.

— Один из крупных госбанков до повышения ключевой ставки ЦБ уверял, что даёт и под 11 процентов…

— Никто ничего не даёт. Мне первый заместитель одного серьёзного банка сказал так: были бы вы в Москве, мы бы дали точно, в Подмосковье — подумали бы и дали, в Осетии не дадим, и если никаких гарантий не будет, мы туда не пойдём. Поэтому с теми формами финансирования проектов, которые есть сейчас, ничего не получается, подругому как-то надо.

— Может быть, банкиры просто плохо понимают, чем вы занимаетесь? Не отличают, так сказать, яму от котлована.

— Да нет, банкиры очень хорошо о нас отзываются — мол, уникальные мы люди, но в результате неизменно отказ. Там своя система. Например, иногда банки пытаются войти в бизнес. Вам нужны гарантии? Вот есть фирма, которая их даст, ни рубля не вложит, но отдайте ей 20 процентов бизнеса. Такой вот вариант рейдерства. А куда пожалуешься? Никуда.

— Вы, помнится, пытались получить средства от «институтов развития» типа «Роснано» и «Сколково». Чем это кончилось?

— С «Роснано» мы действительно подробно работали, в том числе на уровне заместителей Чубайса, и пришли к выводу, что там очень квалифицированные чиновники, которые совершенно не заинтересованы в конечных результатах. Формализм страшнейший, ничего не получилось. А в «Сколково» войти даже

и не пытаемся, там точно ничего не вый­ дет — по крайней мере, то, что хотят. Может, и получится что-то прогрессивное, но оно денег очень много требует. А других институтов развития я не знаю.

Лучше меньше — да лучше

— Учитывая всё вами сказанное, нет ли риска, что тема импортозамещения будет так же «заболтана», как это оказалось в своё время с госгарантиями для приоритетных инвестпроектов СКФО?

— Безусловно, такой риск есть, и мы сами это проходили. Вспомните, сколько раз Путин давал жёсткие указания: к такому-то сроку гарантии предоставить. Потом ему не раз докладывали, что, в частности, по «Баспику» вопрос решён, а на самом деле он не был решён. Поэтому сегодня надо честно говорить, что существующий государственный механизм не способен на реиндустриализацию. Это значит, что механизм надо менять, а как это сделать — руководству, наверное, виднее.

— Но у вас же явно есть своя точка зрения на сей счёт?

— На мой взгляд, чтобы идеи про импортозамещение были реализованы, нужны две вещи. Во-первых, это установление прямых связей между предприятиями, которые занимаются инновационной модернизацией производства. Этих связей сейчас нет. Пример: мы сделали во Владикавказе технопарк и говорим другим предприятиям — пожалуйста, включайтесь. Но каждый директор привык решать свои задачи, исходя из собственных ресурсов, он как-то прижился, и ему эти горизонтальные связи не нужны. А во-вторых, и это главное, необходимо создание правительственного штаба или комиссии по реиндустриализации, импортозамещению, что позволило бы разрулить любую ситуацию. Причём это должна быть структура с такими полномочиями, что Политбюро мало не покажется — чтобы вопросы можно было решать напрямую, а не как сейчас: Агентство стратегических инициатив, другое, третье. А потом какой-то очередной замминистра будет сидеть и составлять списки. Хотя государство должно слышать бизнес, оценивать его на перспективу и без проволочек ему помогать. Сейчас же ситуация складывается так: чтобы помочь высокотехнологичному бизнесу, недостаточно даже решения президента России. Поэтому приходится работать в ручном режиме, хотя долго этого делать нельзя — результат будет один и тот же, что в импортозамещении, что в расписании электричек.

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Чтобы начать реиндустриализацию, в том числе на Северном Кавказе, необходим совершенно другой подход к прогнозированию и планированию — Кто ваши союзники в федеральном правительстве, которые разделяют эту точку зрения?

— В последние годы нам хорошо помог Минпромторг РФ, они представили нам задания по разработке ряда типов изделий и 100 миллионов рублей, которые мы сейчас заканчиваем осваивать. Но чтобы убедить начальника департамента радиоэлектроники Минпромторг и курирующего замминистра, нам пришлось обращаться вплоть до Рогозина и даже замминистра обороны по вооружению, Юрия Борисова, он сам электронщик, доктор наук. В результате мы стали единственным предприятием Северной Осетии, которое имеет гособоронзаказ на три года, причём мы аттестованы не просто по стандартам качества ISO, а ещё и по военным аналогам этих стандартов. Но работа с бюджетными деньгами имеет свои сложности — их рвут на части: там же крупные фирмы, лоббисты, кому там дело до импортозамещения? А всё, в конечном итоге, упирается в каких-то чиновников, которые сидят у тебя на пути — и даже те, кто нас понимает, вынуждены двигаться в этой колее.

— В Министерстве по делам Северного Кавказа есть понимающие вас люди? Тот список импортозамещающих производств, который там сейчас сформирован, повлечёт за собой какие-то реальные последствия?

— Сначала мы пытались установить контакты с полпредством в СКФО. Приезжает, допустим, сюда представитель Хлопонина, мы обмениваемся контактами, потом я ему пишу, а он отвечает: а кто вы такие? То есть он уже забыл, что здесь был — и на этом всё кончается. Что касается Минкавказа, то они обращаются в наше региональное министерство промышленности, а те уже спрашивают у предприятий: ау, кто

даст какой-нибудь проект? Мы даём проект, мы готовы выехать куда угодно и поучаствовать в обсуждении, защите своего проекта, но пока этого нет. Потому что толком никто не знает, будут вообще деньги или нет. Экскурсантов на предприятиях много, а реальной поддержки мало.

— А Минкавказа вообще нужная структура? Может быть, предприятиям Северного Кавказа нужно более активно работать с Минсельхозом или тем же Минпромторгом?

— Я думаю, это министерство нужно обязательно. Но оно должно работать с огоньком. Посмотрим, жизнь покажет. Десять лет назад я говорил так: дайте Северному Кавказу два миллиарда долларов — миллиард украдут, на миллиард дело стоящее сделают, только контролируйте объекты. Нет, решили не давать деньги, а укреплять войска. Но в результате получается борьба со следствиями, а не с причинами. Хотя у нас никогда никакого экстремизма не было — не принимался тут такой ислам, у нас были свои горские адаты, отшлифованные сотнями лет. Сейчас же люди рассуждают так: всё равно у нас ничего нет — может, там что-то найдётся. А там умная идеология: сначала хорошо обрабатывают, а потом бросают в бой, и это трагические случаи. Я знаю немало родителей — и ингушей, и чеченцев, которые с этим сталкивались…

— А что надо сделать, чтобы список Минкавказа не оказался очередным бумажным «хит-парадом»?

— Для начала из 80 проектов надо выделить 8–10 и сказать: мы их кровь из носу сделаем. В экономике вообще надо действовать по принципу «лучше меньше — да лучше», хотя этого не происходит — сегодня мы делаем курорт на Мамисоне, завтра ещё что-то. Посмотрите на список Минкавказа: там не-

21 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Баспик

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Баспик

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

22

мало предприятий, которые не смогут реализовать заявленные проекты. Поэтому на месте министерства я бы поставил более жёсткие условия — хотя бы на первый год, чтобы удержать, как минимум, несколько наиболее интересных проектов. Вызовите Кулова и ещё нескольких людей из этого списка и скажите: защитите свои проекты. Но нас же никто никуда не вызывает, нам звонят и говорят: завтра дай бизнес-план, который надо делать полгода. У нас-то этот бизнес-план есть, а у других?

— Вы можете назвать какие-то проекты, которые стоило бы включить в этот «шорт-лист»?

— В той области, которой я владею, к сожалению, я не знаю ни одного проекта с большим будущим в части производства, за исключением направления по развитию алмазного инструмента — это очень интересное предприятие «Терекалмаз» в Кабардино-Балкарии. Кроме того, в этой же республике есть новое предприятие «Севкаврентген-Д» в городе Майском, мы предложили им наши технологии для использования в рентгеновских аппаратах нового поколения — если заинтересуются, это может быть очень заманчивый проект. Могут при этом возникнуть кластерные отношения, но нужно ещё взаимодействие на уровне руководства республик, а этого нет. Горизонтальные связи должны быть на всех уровнях. А если говорить в целом, то обрабатывающей промышленностью или машиностроением никто специально не занимается, только говорят. Вы же сами видели этот список: индюки, «Баспик» и так далее. По Северной Осетии, к сожалению, нет проектов, связанных с машиностроением, и нет для этого оснований, потому что нет ресурсов.

Тень Госдепа

— Если вернуться к программе «Старт», то каковы её результаты с точки зрения развития производственного потенциала «Баспика»?

— Самое главное, что мы разработали многие образцы продукции, которые стали массовыми для спецтехники, и здесь, как я уже сказал, нам помог Минпромторг РФ. Кроме того, мы успешно полностью решили для страны задачу импортозамещения по микроканальным пластинам (МКП), а сейчас перешли к волоконно-оптическим преобразователям. Мы создали порядка двух десятков типов МКП выше мирового уровня, которые на ура используют в Америке, в Кремниевой долине, в Великобритании, Германии, Франции и других странах — это всё зародыши будущих больших рынков. В общем, всё, что мы сделали за этот период, в программе предусматривалось, хотя пришлось реализовать эти планы в более скромных масштабах. Главное, что они не осталась на бумаге, мы развиваемся дальше, и есть прекрасный задел на будущее, для программы «Старт-2».

— Каковы её основные направ­ ления?

— Прежде всего это проект по развитию волоконной оптики: производство световодов и кабелей, в том числе для правительственной связи, телевидения. Ни одного завода, который выпускает световоды, в России нет, хотя некоторые пытались. Однако пока всю продукцию в Россию везут из Германии, а это риск попасть под санкции. На Северном Кавказе все ингредиенты для оптических материалов есть — и доломит, и песок, и всё остальное, а производятся только бутылка и банка. Почему бы нам не делать сверхчистое стекло,

предназначенное для спеццелей? Американцы аналогичные приборы поставляют на Украину — я знаю, через кого и как. Нам тоже надо развивать их производство, к тому же в «Баспике» направление волоконной оптики уже развито, есть кадры — вложи деньги и делай. Как говорил дон Корлеоне: «Я вам сделаю предложение, от которого невозможно отказаться» — речь идёт о создании отрасли, которая будет окупать сама себя. Это для начала рынок объёмом 500–1000 миллионов рублей, плюс появится 400–500 новых высокотехнологичных рабочих мест — причём это сравнительно малолюдное производство. Кроме того, есть возможность производства линз для очков, которые сейчас также практически полностью импортируются из Германии, это знаменитые фирмы KarlZeiss и Schott. Этот рынок — уже 4 миллиарда рублей в год. То есть проект с оптическим волокном имеет двойное назначение, и площадка под него сейчас готовится.

— Какие инвестиции для этого требуются?

— Первая стадия стоит 350 миллионов рублей, мы уже включены в тот самый список предприятий СКФО по импортозамещению, где содержится порядка 80 позиций по разным отраслям. Но даже если он будет утверждён, я представляю те мытарства, которые нас ждут, чтобы что-то получить, возможно, в следующем году. Поэтому параллельно мы ищем инвесторов и уже установили партнёрские отношения с всемирно известной фирмой Schott, которая делает самое лучшее оптическое стекло в мире. Договорились о том, что мы нанимаем для нашего проекта самых лучших профессоров, которые знают стекольное дело, и они разработали нам хороший проект.

— Антироссийские санкции здесь не являются препятствием?

— Не знаю, пока всё проходит. Хотя если затронуть тему экспорта, то я неоднократно встречался с представителями крупных западных фирм — они говорили мне, что наши условия очень хорошие, но Госдеп не даст нам возможность, а так бы с удовольствием.

— Насколько экспортное направление для вас сейчас значимо?

— Экспорт — это вообще смысл работы в отечественной электронике. Рынок России при всей своей привлекательности невелик, а экспортные цены очень хорошие — мне отдел маркетинга каждую неделю представляет отчеты. Но у нас продукция двойного применения, которая имеет свои особенности для экспорта. Поэтому мы сейчас экспортируем уникальные изделия, инте-

ресным партнёрам, но в сравнительно небольших объёмах — до 15 миллионов рублей в год. Вы скажете — это чепуха, мелочь. Но посмотрите, есть ли сопоставимые объёмы у других российских предприятий электронной промышленности — причём не материалы или полуфабрикаты, а готовые изделия? И называйте при этом не Украину или Белоруссию, а дальнее зарубежье. А для нас и 15 миллионов в год означают, что мы заняли серьёзные позиции в ряде ниш, а в дальнейшем может быть прорыв в десятикратном размере — мы его ждём.

— На какие рынки?

— Мы уже работаем с Кремниевой долиной, всемирно известным университетом Беркли — они у нас заказывают уникальные МКП после того, как мы выиграли международный конкурс. Ещё одно уникальное наноизделие, МКП с каналами размером три микрона, у нас приобретают в Великобритании. Кроме того, основные наши потребители — это Германия, Франция, Швейцария. Также мы успешно поставляем микроканальные пластины во Вьетнам, есть договор с Китаем.

— Насколько можно увеличить объём экспорта в ближайшие годы?

— Сейчас обсуждается очень большой контракт с Индией — надеюсь, что он не сорвётся. Речь идёт примерно о таких же объёмах микроканальной продукции, как мы делаем для России, а цены там в два раза выше, то есть это примерно 500 миллионов рублей. Есть и дальнейшие планы — пока рано раскрывать все детали, но наша продукция востребована на рынке, мы в струе и не собираемся куда-то уходить. Сейчас западные фирмы, выпускающие продукцию двойного назначения, переходят к новому поколению техники, а для этого требуются новые микроканальные пластины — и там игра начнётся с нулевого уровня. Мы сейчас как раз заканчиваем их разработку.

Проза жизни

— Можно ли рассчитывать, что к вашей работе действительно подключатся другие оборонные предприятия Северной Осетии? Как изменилась ситуация в этой отрасли после того, как эти завод стала подбирать под свой «зонтик» госкорпорация «Ростех»?

— Только хуже стало. Что дал им «Ростех»? Перспективный рынок? Перспективные технологии? Переобучение кадров? Встраивание в цепочки? Нет всего этого, а есть отставной генерал Госнаркоконтроля, которого назначили директором четырёх заводов здесь и

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Мы уже работаем с Кремниевой долиной, всемирно известным университетом Беркли двух в Нальчике. Он и там, и тут имеет кабинеты, зарплату, но что он может? Он же не имеет даже должного экономического образования. Да, он пытается активно действовать, но пока сюда ни один из руководителей «Ростеха» не приезжал сюда за все эти годы. В результате мы имеем брошенные предприятия. Я сам слышал на уровне заместителей Чемезова (генеральный директор госкорпорации «Ростех». — «Эксперт ЮГ»): нам бы Москву поднять, какая там Осетия. Поэтому «Ростех» ни к чему не привёл, и я всегда считал, что не приведёт, потому что я видел те объекты, которые у них в Москве и Петербурге. Может быть, смысл заключался в том, чтобы уберечь какие-то объекты от разбазаривания, но что там можно уберечь, когда там и так ничего нет? У них нет никакой инфраструктуры, необходимой для электронной промышленности, а персонал — половина охранники и уборщики, а другая половина — люди пенсионного возраста. Если начать загружать такие предприятия заказами, деньги просто будут выброшены, потому что сами предприятия, которые ушли под «Ростех», ничего не сделают.

— «Ростех» вам делал предложения, от которых невозможно отказаться?

— Да, сначала были такие предложения, потом они прекратились, а после этого имели место настойчивые попытки так называемого государственного рэкета, то есть рейдерства. Наш глава Мамсуров несколько лет назад писал Путину относительно площадки завода «Гран»: отдайте либо в республиканскую собственность, либо в многолетнюю аренду. Очень долго по всем инстанциям это рассматривалось — наконец решили передать предприятие в аренду, мы его взяли на 35 лет, вложили деньги, сделали на его базе технопарк, а теперь мы должны эту площадку отдать. Но мы же ничего не взяли — мы сохранили. Поэтому мы выиграли уже шесть судов, такая у нас проза жизни. Хотя я прямо вам скажу: мы не в пре-

тензии, «Ростех» просто не знает, что нам предложить.

— В каком направлении вы собираетесь развивать технопарк?

— Сейчас прорабатываем такой проект с Северо-Кавказским федеральным университетом. Туда приходят хорошие деньги на науку, а внедрения никакого нет, и мы предлагаем им именно эту составляющую в формате технопарка. Если из стартапов что-то получится, то поделим прибыль, как это делается во всём мире. Ядро технопарка — это «Баспик» как управляющая компания, а сам технопарк, выпускающий опытные образцы, — это ядро индустриального парка, где они уже запускаются в промышленное производство. Мы объехали несколько технопарков — в Болонье, Берлине, Кремниевой долине — и знаем, как его построить. Поэтому я уверен, что это будет единственный технопарк на Северном Кавказе, который станет давать продукцию, а не то, чем занимается «Роснано»: взяли деньги под производство инновационной продукции, ничего не выпустили, но написали отчёт об освоении средств.

Высшая школа с низким КПД

— Как вы охарактеризуете уровень выпускников вузов, которые приходят к вам на работу? Он такой же низкий, как и в других отраслях?

— Сейчас мы вынуждены брать из вузов «полуфабрикат» и доводить его до «продукта» — просто чтобы и он не ушёл. У нас любой университет решает только свои вопросы, как советский магазин, который вытащил на прилавок гнилую селёдку — мы сами это не будем, а вы берите, другого нет. Конечно, с вузами мы хорошо понимаем друг друга на личностном уровне, но есть система, с которой сложно что-то сделать. Нет в этой сфере государственного управления — опять же, потому, что у нас началась либерализация. Конечно, это определённое, очень солидное направление в философии и экономике, которое я уважаю, но оно абсолютно не

23 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Баспик

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Баспик

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

24

подходит для России. У нас же решили его прижить: якобы рынок всё устроит, все договорятся сами, а государство не должно никого финансировать, только задать условия игры. Не подходит это для России! Либерализация через деиндустриализацию и дебилизацию привела нас к дикому капитализму США середины 19 века, и мы этот период проходим сейчас. Нам это надо, если мы должны решать сегодняшние вопросы?

— Ваше предприятие находится на территории Северо-Кавказского государственного технологического университета. Это облегчает хотя бы первичный подбор кадров?

— Безусловно. Четыре года назад, когда я рассказывал Путину, что у нас студенты получают 10 тысяч рублей в месяц, он посмеялся и сказал, что был бы он студентом, устроился бы к нам работать. Но сейчас положение ухудшилось, деградация идёт дальше. Электронный факультет, который когда-то был здесь создан для кадрового обеспечения 16 заводов (я там заведовал кафедрой), не выпускает магистров — осталась одна группа, 12 человек, из которых минимум 6 не хотят работать, просто так устроились. Молодёжь, конечно, сейчас умная, хорошая, но меньше дерзает, а смычка между технологическим бизнесом и университетом не работает. Поэтому мы сделали упор на развитии корпоративного университета — допустим, берём электротехника и из него делаем электронщика, научного работника. Мы сами обучаем методологии решения научных проблем и другим вещам, которые в вузах не преподают. Хотя и за границей такая же ситуация: высшая школа в принципе не может подгото-

вить человека, который сразу бы давал результат. Высшее образование фактически стало всеобщим, а мозги у людей всё-таки разные. Хотя планы у нас хорошие: мы решили, например, создать на своей базе корпоративную кафедру в СКФУ, чтобы получать готовый продукт. Это очень сложный процесс, и мы здесь отстали сильно — например, в Бауманке таких кафедр уже 30. Тем более что самые сильные молодые люди уезжают, общий настрой такой: в России нечего делать.

— Из других регионов не пробовали людей приглашать? Условия для жизни ведь практически идеальные для тех же сибиряков.

— Мы даже купили две квартиры и держим их под серьёзных специалистов. Есть университеты в Нальчике, Ставрополе, Ростове, пусть люди приезжают — может быть, даже с Украины. Если пойдёт наш проект по импортозамещению, могут и оттуда несколько специалистов приехать, переговоры ведутся.

— Последние несколько лет Минобразования не раз провозглашало своим приоритетом подготовку инженерных кадров. Это дало какой-то практический результат?

— Тренд, безусловно, есть. Но вот, допустим, появляется новая программа: образовательный стандарт третьего поколения. Мы с вами этому стандарту соответствовать не будем, потому что там надо знать буквально все предметы — напихали что угодно, и люди смеются. Хотя там есть и то, что нужно. Но для того, чтобы выпускать специалистов по этому стандарту, понадобится, может быть, лет 20, а то и 30. В общем, всё делается правильно, но академично. А

проблемы надо решать сегодня. Зачем, например, закрыли ПТУ? Теперь токарей, слесарей, механиков нет. А кто же будет гайки крутить?

— А престиж этих профессий кто должен поддерживать?

— Я же уже говорил про дебилизацию. Если закрыто производство, начинает разваливаться и вся инфраструктура. Мы упустили, как минимум, пять лет, когда у нас всё хорошо было с нефтью, и сейчас нам будет очень тяжело. Придётся восстанавливать ПТУ, но принудительного распределения быть не может, у нас есть конституция: человек может сказать: куда хочу — туда и пойду. К тому же у нас народ рассуждает так: пусть платят меньше, но мне будет спокойнее, потому что и думать, развиваться надо меньше.

— Как вы мотивируете людей, чтобы они развивались?

— Система мотивации такая: если ты сделал что-то полезное, это просто так не останется. Поэтому у нас есть премии за рацпредложения, которые дали эффект. Вот свежий пример: один рабочий из старой гвардии — а у нас есть просто уникальные по работоспособности люди — хорошо почистил установки, и они стали лучше работать. Я выписал ему премию в размере месячного оклада, а сэкономили примерно 12 миллионов. Средняя же зарплата у нас примерно 21 тысяча рублей. Мастера получают 40 тысяч, рабочие — 20–24 тысячи, охранники и уборщицы — примерно 15 тысяч, руководство — 50–60 тысяч. Это немного, но у нас как-то так сложилось, да ещё и в сравнении с другими предприятиями по Владикавказу, где людям платят по 5–6 тысяч. Как они живут — не знаю. Причём платят нерегулярно, а у нас — день в день. Поэтому люди знают, что зарплата будет.

— Кризис каким-то образом отразился на регулярностях выплат?

— Кризис мы сразу почувствовали по производственной деятельности — то, что мы получаем по импорту, сразу стало стоить дороже. Валютная составляющая у нас порядка 20 процентов — это стекло с завода в городе Изюм Харьковской области, стеклозаготовка из Белоруссии и прочее. Это немного, но без этого пока нельзя. Конечно, многие повесили нос, потому что жизнь стала дороже. Но всё, что могли, мы сделали. Я сказал: моя первая задача — неукоснительно выплачивать то, что полагается. Если видишь результат своей работы — деньги получишь автоматом. В общем, если коротко, то мы оптимисты. Никакие трудности  нас не пугают и не испугают.

25

Календарь ключевых мероприятий Ростов-на-Дону, январь Ростов-на-Дону, февраль

2016

Финальный день региональной премии в области печатных СМИ «ИСКРА ЮГА» Конференция «Новый подход к стратегическому планированию в регионах» Выездная конференция Школы экономического анализа

Краснодар, март

Круглый стол «Южные перспективы на рынке мяса: как развиваться в условиях кризиса?»

Краснодар, март

Конференция «Технологии роста. Опыт динамичных компаний Ростовской области»

Ростов-на-Дону, апрель

ДОНСКОЙ ТОПЛИВНЫЙ ФОРУМ

Ростов-на-Дону, апрель

Межрегиональная конференция «Региональные стратегии банков»

Краснодар, апрель Краснодар, май

Конференция «Сделано на Юге: инструменты для малого и среднего бизнеса» Форум малого и среднего предпринимательства «Краснодар — город для бизнеса»

Ростов-на-Дону, июнь

Межрегиональный урбанистический форум «Развитие городов юга России»

Ростов-на-Дону, июнь

Межрегиональная конференция «Квалифицированные кадры для реальной экономики юга России»

Ростов-на-Дону, июль

Конференция «Как работать с брендом: опыт юга России»

Ростов-на-Дону, сентябрь Кисловодск, октябрь Краснодар, ноябрь

Конференция «Сделано на Дону: инструментарий для производителя» Межрегиональный форум крупнейших компаний СКФО Межрегиональный форум крупнейших компаний ЮФО

Ростов-на-Дону, декабрь

Межрегиональная конференция «Социальные инвестиции юга России»

Ростов-на-Дону, декабрь

Деловой приём журнала «Эксперт ЮГ» «Люди года на юге России»

Многоканальный телефон

+7 (863) 322-02-12

Ростов-на-дону: +7 (863) 240-56-17, 201-18-31 Краснодар: +7 (861) 253-56-15, 253-56-41

www.expertsouth.ru

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

26

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

С та в р о л е н «Эксперт ЮГ» № 7–8 9–22 февраля 2015 г.

Сергей Кисин

Парк пропиленового периода На Северном Кавказе на базе крупного химического предприятия «Ставролен» появится первый в России углеводородный технопарк. Возможно, здесь также будет налажено производство отечественного оборудования для нефтегазодобывающей отрасли в обход западных санкций

конце 2014 года председатель российского правительства Дмитрий Медведев дал поручение Министерству промышленности и торговли, Министерству по делам Северного Кавказа и Министерству энергетики России подготовить до 17 февраля документы для создания технопарка по реализации проектов в области глубокой переработки углеводородов на базе газоперерабатывающего комплекса завода «Ставролен» в городе Будённовске. Одним из инициаторов этого начинания выступил «ЛУКойл», в структуру которого входит химический гигант. Нефтяной концерн давно уже пытается привлечь к своим проектам ведущих зарубежных операторов, и площадка на Ставрополье может стать для них удобной точкой входа. Кроме того, резиденты технопарка могут заняться импортозамещающими проектами в нефтегазовой сфере.

В

Санкционный катализатор

По словам министра энергетики, промышленности и связи Ставропольского края Виталия Хоценко, углеводородный технопарк-кластер площадью

Власти Ставропольского края планировали создать промпарк на базе «Ставролена» ещё с прошлого десятилетия. При новом губернаторе Владимире Владимирове (третий слева), в своё время работавшем в структурах «ЛУКойла», эти замыслы могут воплотиться в жизнь

первой очереди 50 гектаров будет специализироваться на всём, что можно сделать из полиэтилена и полипропилена. «Здесь завод-производитель сырья рядом, дороги сделали, газ, электричество подвели, налоговые преференции есть. На таких условиях мы за год заполним технопарк резидентами, ещё год на строительство — и через два он уже заработает, — заверяет г-н Хоценко. — У нас уже есть один резидент — завод по производству полипропиленовых труб, есть предварительное подтверждение от другого предприятия, которое будет производить мешки». Но всё же «якорем» площадки выступит «ЛУКойл», реализующий на «Ставролене» масштабный проект по переработке газа с месторождений Северного Каспия. Ключевым резидентом станет строящаяся «ЛУКойлом» электростанция ТЭС ПГУ-135, которая будет обеспечивать не только мощности «Ставролена», но и предприятия технопарка. По оценке губернатора Ставропольского края Владимира Владимирова, его строительство позволит к 2020 году создать около 5,5 тысячи новых рабочих мест и получить свыше

10 млрд рублей налоговых поступлений в бюджеты разных уровней, что «даст мощный импульс для экономического и социального развития восточных территорий Ставрополья». Основные принципы работы технопарка предполагают обеспечение научно-исследовательских и производственных предприятий, расположенных на его площадке, различными видами энергоресурсов, а также возможность одновременного предоставления им различных услуг сопровождения бизнеса (ИТ-сопровождение, охранные услуги, организация питания, уборки и так далее). Вообще-то идею создания индустриального парка в Будённовске краевые власти начали продвигать ещё в прошлом десятилетии: эта инициатива была выдвинута командой тогдашнего губернатора Валерия Гаевского. Ускорить её реализацию, похоже, помогли западные санкции. Отраслевые эксперты и представители добывающих компаний давно говорят о проблемах в отечественном нефтегазовом машиностроении, подчёркивая, что сегодня уже требуются серьёзные усилия и время, чтобы заместить импортное обо-

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

рудование, и даже в условиях санкций в течение короткого срока сделать это невозможно. Тем не менее, в российском правительстве сейчас пытаются уяснить, какое оборудование наиболее востребовано предприятиями нефтяной, газовой и нефтегазохимической промышленности, чтобы локализовать его производство в стране в течение ближайших трёх-четырёх лет.

В отечественном нефтегазовом

Полигон для импортозамещения

заместить импортное оборудование

«Создание технопарка на юге России — это реакция отечественных производителей на западные санкции с целью развития собственных технологий и налаживания поставок российского оборудования для нефтегазового сектора, — уверен аналитик ИК “ВелесКапитал” Василий Танурков. — На территории будённовского технопарка должны запуститься несколько стартапов, что с учётом налоговых льгот и снятия административных барьеров позволит создать синергетический эффект для многих компаний нефтегазового сегмента. С таким мощным и влиятельным лидером, как “ЛУКойл”, эта задача сильно упростится». Для самого «ЛУКойла» вопрос надёжных технологических партнёров крайне важен. Например, в компании отмечают, что отечественные производители не предлагают даже опытных образцов технологий и оборудования, которые используются при бурении скважин с горизонтальным окончанием; импортное оборудование и программное обеспечение используют в основном при гидроразрыве пласта. При этом, по оценке президента «ЛУКойла» Вагита Алекперова, в настоящее время 20% нефти добывают именно за счёт так называемых третичных методов — гидроразрыва, построения сложных скважин, что требует специального навигационного оборудования. Генеральный директор краснодарского «НИИгазпереработка» Роман Смолка считает, что в первую очередь будённовский технопарк может быть интересен малым компаниям, занимающимся разработкой и внедрением новых технологий добычи и переработки углеводородов, а также более крупным сервисным компаниям, разрабатывающим и продающим вспомогательное специализированное оборудование для нефтегазового сектора экономики. «В сложившейся в стране ситуации с ограничением трансфера зарубежных технологий создание и развитие подобных инновационных комплексов особенно актуально. Накопленный опыт успешных инновационных проектов,

машиностроении требуются серьёзные усилия и время, чтобы а также синергетический эффект от взаимодействия на одной площадке исследовательских и производственных компаний позволят более эффективно решить проблему импортозамещения в отрасли», — говорит г-н Смолка. По его мнению, технопарк позволит развивать нефтегазовый сектор путём создания технических условий для развития новых исследовательских организаций и производств в сфере нефте‑ и газопереработки, а также нефтехимии. При этом место для размещения технопарка выбрано весьма удачно: у «Ставролена» есть развитая энергетическая, транспортная и инженерная инфраструктура, квалифицированные кадры и более чем 40-летняя история успешной инновационной деятельности в области нефте‑ и газопереработки. Кроме того, неподалёку расположены крупные нефтеперерабатывающие заводы — Афипский, Краснодарский и Ильский.

Обходные манёвры

Впрочем, среди резидентов технопарка могут появиться и зарубежные компании. «”ЛУКойл” следует за духом времени и расширяет свои возможности по привлечению к сотрудничеству различных структур, не присоединившихся к санкциям. Показательно, что проектные документы для технопарка готовят зарубежные проектировщики, офис которых расположен в Новороссийске», — отмечает Станислав Бабин, генеральный директор компании «Союзресурс-Кубань», ведущей строительство комплекса по перевалке нефти в порту Тамань. Да и сами зарубежные нефтесервисные компании, понимая, что тренд на импортозамещение в условиях санкций рано или поздно может привести к утрате ими своих рыночных позиций в России, со своей стороны начали искать пути обхода. К примеру, франко-американская компания Schlumberger, основной игрок на мировом нефтесервисном рынке, с одной стороны, объявила об отзыве из России своего американского и европейского персонала и сокращении 9 тысяч

сотрудников в своих представительствах по всему миру, а с другой, признала, что в России это коснулось лишь «пары десятков работников», причём отнюдь не из топ-менеджмента. Теоретически компания обязана соблюдать режим санкций и не вести переговоры с лицами, включёнными в персональные проскрипционные списки Госдепа США (например, с братьями Ротенбергами, владевшими нефтесервисной компанией «Газпром-бурение»). Однако совсем недавно стало известно, что Schlumberger намерена приобрести 45,65% акций российской Eurasia Drilling Company (EDC) — главного бурового игрока нефтесервисных услуг на российском шельфе (7,9% рынка). Эта компания уже много лет успешно работает на Каспии, проводя буровые работы на шельфе России, Казахстана, Туркменистана. «В последнее время в условиях западных санкций представители российских нефтяных компаний обратили внимание на партнёров из Юго-Восточной Азии и других “несанкционных” государств, — комментирует заместитель генерального директора по инвестициям компании “Универ Капитал” Дмитрий Александров. — На этом фоне западные нефтесервисные операторы любыми способами стремятся сохранить свои позиции на столь привлекательном для них российском рынке. Они пытаются заниматься не научно-техническим сотрудничеством, а вопросами образования или экологии, которые не подпали под санкции. Таким образом, в случае с негосударственным “ЛУКойлом” руководство Schlumberger может попытаться обойти ограничения». Остаётся только добавить, что именно дочерняя компания Schlumberger была ещё в 2013 году выбрана «ЛУКойлом» в качестве подрядчика для проектного задания по нефтяному месторождению имени Владимира Филановского в северной части Каспийского моря. Не исключено, что сотрудничество с нефтесервисным гигантом продолжится и на площадке бу дённовского технопарка.

27 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

С та в р о л е н

28

гРеУрБоРиИ Ким А портозамещения

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Владимир Козлов

А л м аУзБРИКА ПОДР «Эксперт ЮГ» № 11–12 19–22 марта 2015 г.

«У мебельной отрасли сейчас уникальная возможность» Волгодонская мебельная фабрика «Алмаз» прошла полную модернизацию между кризисами 2008 и 2014 годов — с целью конкурировать с иностранцами на внутреннем рынке. Но падение рубля выводит её продукцию на рынок Европы, о котором до 16 декабря 2014 года не приходилось и мечтать

абрика «Алмаз» несколько раз фигурировала в нашем рейтинге южных компаний-«газелей». Компания в целом уже прошла этап бурного роста, за десять лет проскочив путь от малого предприятия, на котором пять человек собирали кухонные «уголки» из доставшейся в результате бартерных расчётов древесно-стружечной плиты, до современного производства в почти тысячу человек, сконструированного по итальянскому лекалу. Сергей Змиевский, собственник группы компаний, объединяющей как производство, так и собственную сеть распространения, — человек, в классическом смысле слова сделавший себя сам. Не имея высшего образования, сразу после армии в конце девяностых он начал вместе с

Ф

отцом заниматься бизнесом — поначалу строительным. Затем оказался в ситуации, типичной в девяностые для Волгодонска — советского центра деревообработки. Волгодонский комбинат древесных плит в период денежного кризиса со многими рассчитывался своей продукцией — и мысль заняться сборкой мебели пришла в голову не только Змиевскому. По разным оценкам, количество предприятий в Волгодонске, занятых в мебельном производстве, составляет не менее 70. Среди них ряд федеральных брендов. Сегодня к ним относится и «Любимый дом» — под этой маркой работает фабрика «Алмаз». Её особенная история — в терпеливом инвестировании в собственные конкурентные преимущества. Сергей Змиевский увидел главное: налицо дешёвые качественные материалы из Китая, от-

лаженная европейская технология и большой российский рынок. Воспользоваться естественными преимуществами на нём можно было только подняв производительность труда до среднеевропейских отраслевых показателей. «Алмазу» это удалось — система управления производством на предприятии сейчас позволяет отследить по штрихкоду на каждом изделии этап его производства на конвейере. Фабрика работает круглосуточно, выдавая в месяц продукции на 240 млн рублей. Сергей Змиевский считает, что сегодня, несмотря на потребительский посленовогодний спад, у российских мебельщиков уникальная возможность — ослабление рубля сделало их продукцию интересной в Европе. И никакие санкции тут роли не играют — европейцы просто считают деньги.

Открытие Европы

— Мне региональный руководитель банка ВТБ, с которым вы работаете, рассказал, что у вас сейчас активизировались переговоры с Европой. Это правда?

— Я каждый год участвую в Международной мебельной выставке в Кёльне и вижу, что наша продукция по качеству близка к европейскому уровню. Но по старому курсу евро стоимость нашего продукта плюс стоимость логистики в сумме давали цену примерно такую же, как на европейскую мебель. Поэтому там не особо обращали на нас внимания — мы, в конце концов, новая российская компания. Но в 2014 году рубль обвалился, а цены на рынке остались прежними — и ситуация для нас поменялась. В материальных расходах, которые составляют 51 процент себестоимости нашей продукции, 30 процентов — это импортное сырьё. После пересчёта курса удорожание продукции составило 17–18 процентов. Мы произвели плавное повышение цен, но при этом наша цена сегодня на 30–35 процентов ниже, чем у европейских производителей. Если спальный гарнитур классического стиля у европейцев стоит порядка тысячи евро, без учёта логистики и НДС, то наш аналогичный гарнитур будет стоить 600–650 евро без НДС. При этом на европейский продукт в России будут накручены таможенные пошлины — ещё около 15 процентов. А наш продукт, который идёт в Европу, пошлиной не облагается. Это хорошее преимущество, и это, я считаю, чистой воды импортозамещение. Более того: наш продукт стал интересен с точки зрения цены и на Западе, и никакие санкции на это не влияют. Коммерсант смотрит на доходность: сможет он заработать на этом товаре или нет, и политические факторы здесь роли не играют. В 2014 году Минэкономразвития предложило мебельщикам объединиться и сделать «Русский двор» на кёльнской выставке: раньше ведь наши стенды располагались разрозненно. Необходимо было принимать решение об участии в мае, и мы согласились, с условием, что министерство оплатит нам участие. Но когда в августе мы обратились к ним с вопросом об организации, нам сказали: не получается, ребята. И вышло так, что и министерство отказалось поддержать, и когда мы обратились сами, места уже были заняты. Мы поехали туда как посетители. И раньше я, как участник, бегал за ритейлерами, уговаривал их. А тут наступил декабрь, когда произошли известные события на валютном рынке, и на этой выставке руководители крупных

За последние пять лет импортная мебель укрепила позиции на российском рынке Доли продаж мебели в России 100 80 60 40 20 0

2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014

Россия

Импорт

Источник: Ассоциация мебельщиков России

сетей останавливали меня и говорили: «Сергей, заходи на наш стенд, давай вести переговоры». Мне, в частности, назначили встречи некоторые известные европейские компании, которые пока не хочу называть. Но прислали контракт на английском языке, мы начали его изучать. После выставки мы полетели в Белград, где один отель заинтересовался нашей продукцией, сейчас идут переговоры.

— До этого экспорт вообще присутствовал в общем объёме продаж?

— Да, 10–15 процентов в общем объёме продаж — это были, в основном, Казахстан, Беларусь, Украина. Сейчас нам не столько нужны объёмы поставок на дальнее зарубежье, сколько возможность заявить о себе. Чтобы нас попробовали, пощупали. Когда я заходил в Казахстан, объём продаж у меня был миллион рублей: сейчас в этой стране у меня до 35–40 миллионов рублей в месяц.

— А в России сейчас появились новые возможности? Та же ИКЕА сотрудничает с местными производителями, и цены там ощутимо поднялись.

— Это потому что ИКЕА сотрудничает в основном с производствами из Литвы, Латвии, то есть с той же Европой. Нам с этой сетью сотрудничать невыгодно: ты держишь объём, но прибыль минимальная. Мы работаем с сетью Hoff, у меня хороший контакт с руководством. Мы сделали для них линейку мебели в стиле «прованс», и это был успешный опыт. Цена получилась на 40 процентов ниже, чем у французов.

— Какова у вас динамика выручки в 2014 году?

— Плюс два процента по выручке и минус процент по отгрузкам, а с учётом подорожания продукта и инфляции — минус шесть процентов. В 2015 году пока, в первом квартале, идём с плюсом, но что будет во втором — не знаю. У нас 150 форматных магазинов под названием «Любимый дом», из них 40 в собственном управлении, 110 — в дилерском. Там мы можем контролировать продажи, и в последнее время там явно

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

выражена динамика падения продаж. Непонятно, как рынок поведёт себя после декабрьского всплеска, когда мы продали два месячных объёма.

— То 100 есть сейчас импортозамещение может 80 стать реальным способом сохранения доли на рынке?

— Мне60 кажется, импортёры в нашей отрасли будут завозить товар с Запада до 40 последнего. Станут сидеть в своём мага20 зине, пытаясь продать то же, что продавали в прошлом году. Я0 даже думаю, что кто-то попытается завезти ещё партию, по новым ценам. А вот посидит пару месяцев по нулям, и начнёт задумываться. И посмотрит вокруг себя, поняв, что придётся либо закрыться, либо поменять профиль магазина, либо искать поставщика, который заместит импорт.

— Что вам надо сделать, куда зайти, чтобы поддержать объём продаж? Как вообще развиваться в нынешних условиях?

— Смотрите — наши инвестиции в фабрику закончены. Мы очень много вложили в производство в последние пять лет, в декабре завершили строительство собственного логистического центра, который распределяет товар по всей России. У нас очень хороший парк современного оборудования, высокий показатель выработки на человека, в сравнении со средним по отрасли. Всего у нас в стране 14 собственных оптовых баз и 24 — вместе с дилерскими. Так что оптовое направление у нас закрыто, и по России, и в ближнем зарубежье. Мы стараемся не кредитоваться. Я думаю, что именно вследствие этого какая-то прибыль будет. С окончанием строительства логистического центра инвестиции в фабрику больше не нужны, и я думаю, что всю прибыль надо направить на развитие розничных каналов. Мы можем себе позволить в два раза увеличить сеть, и это очень мощный рывок, потому что я предполагаю, что рынок одновременно с этим сожмётся в два раза. А я, таким образом, как минимум останусь в прежних объёмах. По данным Ассоциации мебельщиков России, доля импорта на нашем рынке в 2014 году составляла 57 процентов. Это и столы, и стулья, и металл, и матрасы, и прочие товары, при этом доля корпусной мебели в этом объёме — порядка 30 процентов. В этих 30 процентах доля нашего присутствия на рынке — не более 2 процентов. Представляете, на какие цифры может выйти импортозамещение здесь, даже если увеличить своё присутствие на 1 процент? Это могут быть показатели, на которых даже не хватит мощностей фабрики.

— А каковы сейчас ваши мощ­ ности?

29 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

А лмаз

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

А лмаз

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

30

— На сегодняшний день мы производим продукции примерно на 220–250 миллионов рублей в месяц, продаём столько же. Мы не пострадали от подорожания сырья, потому что закупили его на три месяца вперёд. Это может стать либо нашим конкурентным преимуществом, либо дополнительной прибылью.

Два месячных объёма за декабрь

— В чём конкурентные преимущества вашего произ­водства?

— Предприятие проектировала итальянская компания BESSE, инжиниринг мы делали по системе управления фабрики Scavolini, ставили такое же оборудование и систему управления предприятием. Дизайн отчасти берём оттуда — на предприятии работает несколько итальянских дизайнеров. Я посмотрел около 40 немецких и итальянских фабрик и понял, что стоимость нашей электроэнергии, рабочей силы и наше налоговое законодательство позволяют делать такой же точно продукт, только дешевле. Не хватало только производительности труда. Поэтому было принято решение выводить объёмы выработки на человека максимально близко к европейскому уровню. Честно говоря, я был настроен на противостояние импортным товарам ещё лет пять назад, когда принимал решение строить фабрику. Я старался конкурировать даже при старом курсе. Ни о каком экс-

Целый ряд ключевых операций на «Алмазе» полностью автоматизирован

порте тогда и речи не могло быть, потому что логистика у нас была выстроена неверно, а сейчас, я считаю, у отрасли есть уникальная возможность. Единственный риск сегодня — это покупательская способность, которая снижается, и предметы длительного пользования будут покупать реже. Но при этом сокращается рынок импорта, уходят с рынка закредитованные компании. Кто бы что ни говорил, а когда я звонил, имея в балансе два миллиарда, управляющему банком, мне предложили кредит под 19 процентов. Все говорят, это подарок — в основном ставки для бизнеса составляют около 25–30 процентов. Представляете, какой будет цена товара, если наложить такую ставку на себестоимость?

— Когда в декабре 2014 года рухнул рубль, многие покупатели обратились к отечественным производителям, и стало понятно, что те не справляются: сроки поставки мебели могли составлять до двух месяцев — и то гарантии не было. Вы готовы были к такому всплеску?

— В какой-то момент в декабре мы просто остановили продажи. Запретили продавать без предоплаты и перекрыли интернет-канал продаж. Мы понимали, что фабрика не справится, и мы себе же сделаем хуже. В декабре фабрика продала два месячных объёма. Но мощности предприятия всё же не бесконечны, больше мы не смогли бы сделать, люди

не получили бы заказ вовремя. Мы сегодня осуществили все поставки: может быть, не закрыли заказы во Владивостоке из-за транспортного плеча. Всплеск был такой мощный, что если бы мы не остановили торговлю, то продали бы на миллиард. А у нас годовой объём продаж — 2,2 миллиарда рублей. Пришлось бы ещё полгода работать на отработку этих заказов — мы просто получили бы массу недовольных клиентов.

— Как ставить задачи в области дизайна? Как понять, что разрабатывать?

— Существуют определённые тренды, которые прослеживаются на отраслевых выставках в Милане, Кёльне, Москве, Гуанчжоу. Я как-то летел на выставку в Милан, сел в самолёт, а там 80 процентов пассажиров — китайцы. Я ещё подумал, что перепутал с шанхайским рейсом. Все сидят с хорошими фотоаппаратами. Успешные бренды выставляют на мебельных салонах то, что будет в тренде: цветовые решения, форму, прочее, и их задача — запечатлеть это. Ни для кого не секрет, что успех китайской экономики в том, что они очень быстро умеют копировать.

Во время кризиса надо расширять присутствие

— Вы с чего начинали до того, как заложить мебельную фабрику?

— Мы с отцом основали компанию в 1995 году как строительную. Работали подрядчиком Ростовэнерго, и в то время денег нам не платили, была система взаимозачётов, расплачивались энергорублями. И одно из энергоёмких предприятий — Волгодонской комбинат древесных плит (ВКДП) — расплатилось с нами своей продукцией. Был выбор: либо продавать плиту с дисконтом, либо перерабатывать. И мы в 1997 году начали перерабатывать, организовав производство на самодельных станках. В компании на тот момент работало пять человек, которые произвели 200 кухонных уголков. Развезли их по торговым точкам всей Ростовской области и стали ждать. Продаж не было. До тех пор, пока 20 августа 1998 года не случился такой же точно кризис, какой произошёл сейчас. И в один день все уголки были распроданы, и мне позвонили, сказали: «Приезжай за деньгами и привези ещё мебели». Вот с этого момента и можно начинать отсчёт истории компании. В то время «челноки» привозили много польской мебели, и когда доллар взлетел, произошло то самое импортозамещение. В 2000 году я приобрёл первый импортный станок, заплатив 12 тысяч долларов, и мне казалось, что я

В декабре 2014 года фабрика продала два месячных объёма, В какой-то момент мы просто остановили продажи: понимали, что фабрика не справится потратил безумные деньги. В 2001 году я взял мини-линию за 120 тысяч долларов — и это были вообще нереальные деньги для меня. А в 2011 году мы начали модернизацию, и в компанию было инвестировано около 25 миллионов долларов. Когда мы начали покупать первые итальянские станки, мы ездили, смотрели не только станки, но и то, как на них работать. Мы считаем, что соединили европейские технологии, дешёвые китайские материалы хорошего качества и русскую смекалку в управлении. В результате получили недорогой продукт вполне европейского уровня.

— А как вы прошли кризис 2008 года?

— В 2008 году компания была уже на объёмах 100–120 миллионов рублей товарной продукции в месяц, но мы ещё не провели модернизацию, и работало несколько полуавтоматических линий с ручной переноской. И кризис 2008 года провалил нас так, что мы в январе 2009-го полностью остановили фабрику. Это вынудило меня сесть в самолёт, открыть новосибирское представительство, отделения в Алма-Ате и Астане, укрепить присутствие во Владивостоке. Я тогда заключил контракт с местным ритейлером, «Империя мебели», у которого 50 магазинов в Приморье. Открыл представительство в Беларуси. Я тогда делал то же, что делаю во время каждого кризиса: во время сужения рынка расширяю присутствие. В марте того года я уже вернул объёмы на прежний уровень, и фабрика начала работать. Кризис был коротким, и в 2010 году стрельнуло так, что мне стало не хватать мощностей. Тогда и было принято решение вкладываться в автоматизацию производства. После этапа модернизации пришло время налаживать логистику, и 31 декабря 2014 года мы закончили строительство логистического центра. А после 16 декабря мы получили деньги разом и отовсюду — сразу же рассчитались со строителями. Так что меня кризисом не напугать. Кризис — это всегда возмож-

ности. Всегда есть слабые компании, у них дела будут идти не очень хорошо. А мы, даже если будет перепроизводство на рынке, расширим присутствие и распродадим продукцию. Как бы не пришлось увеличивать мощности через два-три года.

Движение в средний сегмент

— Какие задачи позволит решать логистический комплекс?

— Это логистический комплекс класса А на 17,5 тысячи квадратных метров. Только для собственных нужд. У нас была другая площадка — несколько складов и куча кладовщиков. Здесь установлена автоматическая система управления, которая обеспечивает адресное хранение. У грузчика гаджет, который ведёт его как навигатор, — показывает, где найти такой-то продукт. Склад позволяет хранить товаров на 500 миллионов рублей — это почти двухмесячный объём. Мы в этом году планируем добиться доставки продукции до покупателя за 36 часов. Поэтому на складе в любой момент должна быть вся линейка продукции, которую мы производим. Система следит за высотой стопки хранения. Как только стопка тает, программа реагирует, посылая заказ на производство — производство делает выпуск. Получается, логистический центр регулирует загрузку производства. У нас четыре выгрузки в день, после каждой поступает информация. Региональные склады устроены по тому же принципу — они меньше по размеру, но технологически оборудованы так же.

— Мне называли от 70 до 120 мебельных компаний, которые работают в Волгодонске. Почему здесь сложился такой мебельный кластер?

— Потому что был ВКДП — в начале рыночных отношений все брали его плиту. У одного предпринимателя получилась успешная история, другие посмотрели и тоже пошли по его пути. Только у меня было пять или шесть компаний-последователей. Но сегодня

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

время «уголков» и дешёвой мебели прошло: люди смотрят в первую очередь на дизайн. И будет продаваться то, что делалось в Европе, но — за разумные деньги. Теперь все будут думать о том, как сделать жильё красивым. Наша фабрика работает в сегменте между средним и нижнеценовым — и в нём безумная конкуренция. Комбинат древесных плит сам делает мебель, и как с ним может конкурировать маленькое производство, не имеющее собственного сырья? Я начинал с дешёвого сегмента, сам был дилером и очень много продавал продукции ВКДП, поднимая параллельно производство своих «уголков». Потом принял решение развивать марку «Любимый дом», поначалу было очень тяжело. Теперь я понимаю, что мне повезло. Любой кризис заставляет руководителя принимать нестандартные решения, идти и чего-то добиваться.

— Что у вас происходит с ассортиментом, насколько он широк и в какую сторону эволюционирует?

— Мы развиваемся в сторону среднего ценового сегмента. В этом году запускаем производство пенополиуретана. Эта технология позволяет делать ножки, спинки, зеркала из искусственного резного дерева в классическом стиле. Я двигаюсь прямиком в средний ценовой сегмент, потому что в дешёвом конкурировать с сырьевиком невозможно. Сейчас политика государства направлена на поддержку среднего и малого бизнеса, будет появляться средний класс, а средний класс достаточно избалован — он был за границей, видел, как люди живут, он не станет покупать мебель низкого качества. Он купит на 3–5 тысяч дороже, но красивую вещь. Итальянская спальня при нынешнем курсе евро будет стоить порядка 210 тысяч рублей. А моя — в рознице 120 тысяч. При одинаковом качестве исполнения и внешнего вида.

— Вы занимаетесь продвижением? Или товар сам себя продаёт?

— Я очень много езжу по стране — посещаю магазины, дома практически не живу. Я вижу, какой продукт нужен. Возвращаясь с рынка или выставки, я сажусь и пишу техническое задание на изготовление. Если что-то сделать не получается, вызываю специалистов из Италии и дооснащаю линию оборудованием, чтобы можно было изготовить требуемый продукт. Ездить надо обязательно: будешь знать рынок — будешь в тренде. Если я покупаю оборудование за пять миллионов евро, то просто обязан знать такие вещи. Потому что если куплю не то, что надо — обанкрочусь.

 В подготовке материала принимала участие Людмила Шаповалова

31 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

А лмаз

32

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

н е фт ь и га з

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Сергей Кисин

«Эксперт ЮГ» № 17–19 20 апреля — 10 мая 2015 г.

Буровая с нашего двора Южнороссийские производители нефтегазового оборудования и поставщики нефтесервисных услуг заметно активизировались в условиях сворачивания деятельности в России иностранных операторов. Техника машиностроителей ЮФО и СКФО уже работает в Печорском и Каспийском морях, на месторождениях Сибири

burovoeremeslo.ru

и Ямало-Ненецкого автономного округа

о замыслу федерального правительства, в ближайшие два-три года более половины оборудования для нефтегазовой отрасли, ранее закупавшегося за рубежом, должно быть заменено отечественными аналогами в рамках программы развития импортозамещения. До начала в 2014 году «санкционной войны» порядка 70–80% бурового оборудования и нефтесервисных услуг в

П

российской нефтянке были импортного производства, несмотря на наличие в этой сфере собственных производств, в том числе на Юге. Несмотря на то, что в реализации проектов импортозамещения не исключается участие иностранных компаний, отечественные машиностроители могут рассчитывать на серьёзное увеличение заказов на новые образцы техники как для материка, так и для континентального шельфа. Федеральные власти намерены стимули-

ровать производителей оборудования для нефтянки за счёт использования механизма ускоренной амортизации для основных фондов отечественного производства.

Состав исполнителей

Поле деятельности для отечественных игроков огромное: российская нефтянка ежегодно закупает оборудования на 5 млрд долларов и ещё 2,5 трлн рублей инвестирует в отрасль. Именно за эти

н е фт ь и га з

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Машиностроители юга России могут внести заметный вклад в процесс нефтесервисного импортозамещения деньги должна развернуться борьба на рынке. В первую очередь в Минпромторге рассчитывают на создание приоритетных видов оборудования для комплексов гидроразрыва пластов, часть из которых, по словам министра Дениса Мантурова, уже реализуются в стране. К примеру, речь идёт о системах привода для установок бурения вторых и горизонтально направленных стволов, а также о компрессорном и газоразделительном оборудовании. «В мире сейчас добывается порядка 110–130 миллионов тонн нефти в год за счёт этих сложных, но высокоэффективных методов, — комментирует заместитель генерального директора столичного ОАО “ВНИИнефть имени Крылова” Станислав Жданов. — В России эта добыча составляет всего 1–1,5 миллиона тонн в год, в то время как в США за счёт “третичных” методов дополнительно добывается 34 миллиона тонн в год — это почти 12 процентов от общей добычи нефти в стране. Достаточно высокая цифра, над которой стоит задуматься». Машиностроители юга России могут внести заметный вклад в процесс нефтесервисного импортозамещения, хотя до введения западных секторальных санкций им почти не удавалось пробиться на рынок — более того, сами нефтяники, похоже, были просто плохо осведомлены о возможностях отечественного нефтегазового машиностроения. «Единственная сейчас работающая платформа в Арктике, “Приразломная”, хотя и размещена на российской базе и обслуживается российскими компаниями, но на 90 процентов состоит из импортного оборудования, — приводит пример президент Союза нефтегазопромышленников России Александр Романихин. — Когда иностранный производитель NOV перестал поставлять запчасти, “Газпром флот” завертелся как уж на сковородке и стал срочно искать замену в Китае, а потом уже в России».

Между тем ещё в ноябре 2013 года на «Приразломную» было поставлено азотное компрессорное оборудование с кубанского завода «ТЕГАС». Оно обеспечивает буровую установку платформы и другие технологические узлы инертным газом высокой чистоты (9099%). С помощью закачки азота добывающая компания имеет возможность значительно повысить коэффициент нефтеотдачи. Волгоградский завод ОАО «Волгограднефтемаш» также предложил газовикам крупнотоннажное оборудования для компрессорной станции в рамках реализации обновлённого проекта «Южный коридор». Как пояснили в пресс-службе компании, уникальные для российских производителей адсорберы весом более 200 тонн каждый изготовлены из специальной высокопрочной стали с огнеупорным покрытием, все работы осуществлялись в соответствии с жёсткими требованиями международного стандарта ASME. На волгоградском заводе был также размещён заказ «Газпром нефти» на теплообменники высокого давления с затвором типа Вreech-lock, которые раньше в России не изготавливались. Волгоградцы освоили и выпуск импортозамещающей продукции для применения на магистральных газопроводах: камер приёма-запуска с байонетным затвором, клапанов обратных осесимметричных, электрогидроприводов для шаровых кранов, метанолостойких шаровых кранов и т. д. Ещё один заметный южный игрок на рынке нефтесервисного оборудования — краснодарская компания «Промавтоматика», которая в своё время была лидером по автоматизации практически всех газоконденсатных промыслов Кубани. Сегодня компания занимается разработкой, изготовлением, монтажом, наладкой и вводом в эксплуатацию комплексных информационно-

33

Генеральный директор краснодарского предприятия «Промавтоматика» Александр Липко готов работать и с мелкими заказчиками в нефтегазовой отрасли

управляющих систем автоматизации для нефтегазодобывающих предприятий, компрессорных станций, магистральных нефтегазопроводов, функционирующих, главным образом, в Ямало-Ненецком автономном округе. Специалисты предприятия работают на Ямбургском месторождении Харвутинской площади, Южно-Русском, Ванкорском и Юрубчено-Тохомском месторождениях. «Сейчас в структуре наших заказов контракты с крупными корпорациями занимают основную долю, но мы стремимся и к наращиванию доли менее крупных заказчиков, — говорит генеральный директор “Промавтоматики” Александр Липко. — Пока она невелика, но мы планируем её довести до пятидесяти процентов. Мы стараемся набирать как можно больше мелких заказов, потому что работать с одним заказчиком очень сложно и опасно для развития бизнеса».

Цена предрассудков

По мнению Александра Романихина, российские нефтегазовые компании в какой-то момент просто оказались заложниками стереотипа, что всё самое лучшее — из США и Европы: «Они надолго увлеклись этим “самым лучшим”, перестав видеть ещё более хорошее, но чуть недоработанное, у себя под носом. В итоге сейчас, когда петух клюнул, бросились к китайцам, но сразу поняли, что это удавка на шее: цены вроде ниже, но обслуживание дорогое, и от него потом уже не уйти». Заблуждение знакомое, отличавшее всю отечественную экономику ещё в 90-е годы и, казалось бы, разбитое в прошлое десятилетие, ибо за эти годы инвестиции в отрасль позволили машиностроителям предложить рынку вполне конкурентоспособное оборудование. На самом деле отечественные компании давно работают над импортозамещени-

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

34

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

н е фт ь и га з

На сегодняшний день 70–80% нефтесервисного оборудования уже производится в России ем, и на сегодняшний день, по оценке экспертов рынка, 70–80% нефтесервисного оборудования уже производится в России, хотя заместить можно далеко не всё (к примеру, очень сложно — насосы) и не всегда удаётся добиться нужного качества. Но, несмотря на господство в нефтесервисном сегменте иностранных поставщиков, среди российских ВИНКов есть и такие, которые уже давно ориентируются на отечественного производителя. Например, ОАО «Сургутнефтегаз» всегда отдавало предпочтение российскому оборудованию, в связи с чем компания меньше других российских нефтегазовых холдингов пострадала от санкций. По словам её главы Владимира Богданова, сейчас предприятие имеет 40 соглашений с машиностроителями о разработках продукции, в том числе для трудноизвлекаемых запасов (ТрИЗ). Для испытания новинок компания предоставляет свои буровые установки, что важно для производителей: не все заказчики готовы рисковать действующими установками стоимостью 80–100 млн рублей. Подобные же планы по работе с ТрИЗ есть у «ЛУКойла» и «Газпром нефти», находящихся в активном поиске отечественных технологий гидроразрыва пласта. Выпуск оборудования для этой технологии уже давно освоен в Ростове-наДону, и оно успешно применяется в ТЭК. «Наша компания освоила выпуск установок нагрева технологических жидкостей (УНТЖ) мощностью от 1000 до 3500 кВт, используемых в процессе приготовления гелей при гидроразрыве пласта, — рассказал “Эксперту ЮГ” коммерческий директор ростовского ООО “ТРАСТИнжиниринг” Валерий Немыкин. — Их никто, кроме нас, не делает. Одна такая УНТЖ заменяет пять используемых ранее нефтяниками промысловых паровых передвижных установок (ППУ). За 50 минут она способна нагревать ёмкость

в 50 кубометров до 45 градусов. Сегодня мы вышли на тот уровень, который нам фактически позволяет не зависеть от зарубежных компаний, что, собственно, и является реальным импортозамещением в этой сфере».

Повестка для государства

Со своей стороны, федеральные власти готовы предоставить ряд мер по стимулированию машиностроителей, занятых в программе импортозамещения в нефтегазовой сфере. «В качестве меры стимулирования мы предлагаем использовать механизм ускоренной амортизации для основных фондов отечественного производства. Причём это касается не только нефтегазового машиностроения, а вообще основных фондов технологического оборудования для деятельности наших компаний», — сообщил на недавнем совещании в правительстве Денис Мантуров. По его словам, Минпромторг РФ уже получил 200 проектов от 250 предприятий, а всего в программе импортозамещения будут участвовать 300 российских компаний. «Будем софинансировать по приоритетным проектам из Фонда развития промышленности, будем снижать НДС, финансировать НИОКР. Но с условием вывода товара на рынок», — пояснил министр. В то же время Денис Мантуров сделал важную оговорку: «В целом абсолютно все машиностроители говорят о том, что успешность реализации проектов импортозамещения во многом зависит от получения долгосрочных заказов российских нефтегазовых компаний». Но как раз именно это и является проблемой для машиностроителей, которым ВИНКи не то что не предлагали долгосрочные заказы, а до недавнего времени часто и в упор их не видели. Как рассказал «Эксперту» генеральный директор самарского ЗАО «Нефтегазмаш» Сергей Шарапов, его компа-

Глава ОАО «Сургутнефтегаз» Владимир Богданов давно делал ставку на отечественных поставщиков, и компания меньше других ВИНКов пострадала от санкций

ния разработала поршень для буровой установки, который надёжнее лучшего в мире американского и при этом дешевле китайского аналога. Но спрос на него пока есть только в США. «Нефтегазмаш» обратился в крупнейшую российскую нефтесервисную компанию EDC, но та, по утверждению г-на Шарапова, развела волокиту: «Мы столкнулись с явным саботажем со стороны менеджеров среднего звена и вынуждены были сами искать выходы на вице-президента компании. Это напоминало шпионский блокбастер: условные знаки, тайные встречи, специально купленный нами телефон без прослушки и прочее». Кроме того, машиностроители жалуются на засилье на рынке контрафактной продукции (30–40% на юге России), которая ранее ввозилась с Украины, а сегодня производится на нелегальных предприятиях. В «ТЕГАСе» «Эксперту ЮГ» посетовали, что 90% заказчиков сегодня в первую очередь интересует цена, а не качество. Поэтому, к примеру, цилиндры, которые должны весить 1,1 тонны, на «чёрном рынке» предлагают вдвое дешевле, но весом уже по 400 кг. «”Левые” детали грунтуют, подкрашивают и выдают за подлинные, но когда продавцов просишь провести в цеха, чтобы показать, как они изготавливаются, то выясняется, что цеха находятся совсем в другом месте», — рассказал представитель краснодарского предприятия. По мнению участников рынка, главное препятствие для импортозамещения в нефтегазовом машиностроении — это коррумпированность или предубеждённость менеджеров нефтегазовых компаний по отношению к российским производителям. Возможно, ситуация улучшится, если перед менеджерами будет более жёстко поставлена задача увеличить закупки продукции отечественного производства, и без государственного воздействия  здесь явно не обойтись.

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

«Эксперт ЮГ» № 43–46 19 октября — 15 ноября 2015 г.

Николай Проценко

«Большевики» и энтузиасты южного вина Виноделие можно назвать одной из немногих отраслей российской экономики, выигравших от резкой девальвации рубля. Однако, по мнению одного из ведущих виноделов Краснодарского края, основные дивиденды от этого достались крупным игрокам, успешно вытесняющим с полок импортные вина в массовом сегменте. Небольшим же хозяйствам выживать становится всё сложнее

се предыдущие кризисы в российской экономике становились для отечественного виноделия историческими моментами. После девальвации рубля в 1998 году ведущие предприятия смогли заработать средства на модернизацию своих активов, в 2008 году наши виноделы начали масштабную экспансию в сетевую розницу, а сейчас, после новой девальвации, претендуют на то, чтобы занять ключевую позицию в наиболее продаваемом сегменте — до 300 рублей за бутылку. При этом меняется имидж российского вина: если ещё несколько лет назад многие ценители воспринимали отечественную продукцию как некий нонсенс или в лучшем случае экзотику, то сейчас такого мнения придерживаются лишь закоренелые снобы. Одним словом, можно сказать, что у нас на глазах происходит возрождение целой отрасли, которая после распада СССР лежала в руинах. Но главными героями в ней, как и в советские времена, по-прежнему являются крупные хозяйства, имеющие достаточно ресурсов для развития производства и выхода на массовый рынок, — виноделы называют этих игроков «большевиками». По словам главного винодела кубанской агрофирмы «Саук-Дере» и бывшего главного винодела компании «Мысхако» Романа Неборского, порог безубыточности в отрасли сегодня начинается от 100 гектаров виноградников — по европейским меркам это настоящая латифундия. Что же касается малых винодельческих хозяйств, ориентированных на создание «бутиковых» продуктов, то здесь всё зачастую держится на энтузиазме их владельцев, а положительный эффект от девальвации рубля в этом сегменте ощущается гораздо меньше.

Революция на массовой полке

— Виноделие можно назвать одной из немногих отраслей российской экономики, где успехи в пресловутом импортозамещении заметны невооружённым глазом. Насколько ускорился этот процесс после двух волн девальвации рубля?

— Во многом импортозамещение ускорилось, потому что из-за падения рубля крупнейшие виноторговые компании России были вынуждены пересмотреть свою политику. Им прежде всего нужно было чем-то заместить огромный массив импортных вин, стоявших на полке по цене в районе 300 рублей за бутылку, это Новый Свет и базовые вещи из Старого Света. По сути, раньше виноторговые компании зарабатывали именно на этом продукте, потому что премиальный сегмент по объёмам продаж примерно одинаков, а массовый быстро рос. Поэтому его пришлось отчасти замещать именно отечественной продукцией, хотя сразу надо подчеркнуть, что это была вынужденная мера — многие торговые компании не так уже этого хотели, даже несмотря на десятки презентаций, которые проводили российские виноделы. Но выиграли от этого не все, а в первую очередь наши большие производители, «большевики», которые делают вино в промышленных объёмах, десятками миллионов бутылок, стои-

фото из архива Романа Неборского

В

мостью до 250–300 рублей на полке и 100–120 рублей с завода. У них заказы в самом деле выросли значительно.

— Потребитель почувствовал разницу в наполнении массового сегмента, или ему всё равно?

— Есть мнение специалистов, которое я разделяю, что в сегменте до 300 рублей потребитель делает основной выбор, глядя на ценник. И для тех, кто выбирает вино по цене, может быть, сейчас рынок стал понятнее и «роднее», потому что появилось много этикеток с надписями на русском языке. Но пока это скорее бессознательный выбор массового потребителя, который не вдаётся в детальный анализ, почему он покупает то или иное вино. Большие производители это быстро увидели и увеличили своё присутствие на полках — хотя оно и раньше было довольно значительным.

— Можно ли предположить, что в таких условиях наши крупные производители будут меньше работать над качеством?

— Нет, сейчас ситуация уже сложилась так, что многие лидеры научились производить вино добротного качества в больших количествах. Модернизация крупных предприятий была проведена ещё несколько лет назад, и с этой точки зрения девальвация произошла своевременно. Если бы рубль обвалился так сильно пять лет назад, то на рынке была бы очень сложная ситуация — те виноторговые компании, которые хотели бы заместить выпавший импорт, российских аналогов в достаточном количестве просто бы не нашли. Хотя и сейчас выигрыш неоднозначный: объёмов, сопоставимых с теми, которые «вымылись» с полки, российские производители не обеспечивают.

35 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

виноделие

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

36

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

виноделие

— А как сейчас поживают небольшие хозяйства? Им удалось запрыгнуть на «подножку» поезда импортозамещения?

— Если брать средние винодельни с площадью виноградников 30–100 гектаров, которые занимают место между «большевиками» и небольшими полугаражными предприятиями, то здесь очень сложная ситуация с экономикой. У таких производителей, как правило, высокая себестоимость, поэтому они получили гораздо меньше плюсов. Если такой производитель продаёт своё вино за 350–500 рублей и выше, то для него и после девальвации ничего не поменялось. Поэтому российским премиальным брендам сейчас непросто, что и продемонстрировала недавняя история с продажей «Винодельни Ведерниковъ» «Абрау-Дюрсо». В то же время есть, так сказать, имиджевые бренды — например, я не верю, что такое суперсовременное предприятие, как «Усадьба Дивноморское», в которое вложены десятки, если не сотни миллионов рублей, может окупиться в каком-то обозримом будущем. Это качественный, добротный имиджевый продукт, но сказать, что это бизнес, я не могу.

Капризные рестораторы

— Может ли стать выходом для сравнительно небольших виноделен акцент на работе с сегментом HoReCa? — Если мы говорим о полках супермаркетов, то здесь российским виноделам легче, потому что понятна ценовая ниша, в которой происходит замещение импорта. Но с продукцией уровня «премиум» ситуация совсем другая — учитывая то, что в сегменте HoReCa наценка может достигать 300 процентов, рестораторы рассчитывают на очень низкую отпускную цену на отечественные вина, предъявляя при этом высокие требования к качеству. Поэтому российское вино в ресторанах — это сейчас скорее нишевый продукт. Определённый объём импортных вин в сегменте HoReCa, конечно, выпал, но ещё не в той степени, чтобы рестораторы стали в полный рост поворачиваться к российскому производителю. С одной стороны, у ресторанов ещё достаточно запасов вин по старым ценам, а с другой, если брать топовые рестораны, то здесь ситуация как в области продаж премиум-автомобилей — люди, которые это покупают, не слишком зависят от колебаний курса валют. Другое дело, если бы появился некий массовый запрос на российские вина — тогда бы рестораторы на него были вынуждены отреагировать. Сейчас такой тренд понемногу формируется — многие рестораны хотя бы одну бутылку российского вина у себя уже держат.

— В Краснодарском крае местные вина есть практически во всех ресторанах — хотя это и произошло добровольно-принудительным образом.

— Да, это так. Но если брать Москву или Петербург, то там российские вина в ресторанах — очень редкий гость, и зачастую это не позиция для зарабатывания, хотя сейчас ситуация понемногу меняется. Особенно это проявляется в Петербурге, где много туристов — там российские вина спрашивают в ресторанах очень часто. Правда, рестораторы этим не слишком довольны.

— Почему?

— Рестораторы часто говорят такую, в сущности, правильную вещь: то, что продаётся для HoReCa, не должно продаваться в супермаркетах, даже в премиальных. Рестораторы хотели бы получать от российских производителей эксклюзив, вина, которые нельзя найти в рознице, поскольку получается не слишком красиво: вы взяли в ресторане бутылку вина за три тысячи рублей, а в супермаркете та же бутылка будет стоить полторы тысячи или тысячу — это подрывает доверие к ресторатору и портит настроение клиенту. К сожалению, наши крупные компании не делают отдельные линейки для

ресторанов — им проще сделать ставку на объём. А у маленьких производителей, которые хотят войти в HoReCa, есть проблемы с ценообразованием — они не могут предложить ресторанам ту цену, по которой те готовы брать их вино. Получается замкнутый круг, и мне кажется, что в ближайшие годы эта ситуация вряд ли разрешится. Тем более что работа с HoReCa — это очень адресная вещь: зачастую нужно познакомиться с владельцем ресторана, провести дорогостоящую презентацию, а на это мало у кого из небольших производителей есть ресурсы. А крупный производитель рассуждает так: зачем мне производить впечатление на пятерых сомелье? Сколько я им продам своего вина?

Бизнес для увлечённых

— В 2014 году небольшие винодельческие предприятия возлагали значительные надежды на поправки в законодательство, которые передали производство вина из российского винограда под юрисдикцию Минсельхоза РФ. Эти поправки реально заработали или остаются нормами на бумаге?

— Пока все эти изменения носят декларативный характер. Простой пример: лицензия на производство вина для крестьянско-фермерского хозяйства по-прежнему стоит 800 тысяч рублей, и это сразу отметает половину желающих. Кроме того, нет реестра виноградных насаждений, что сильно тормозит работу. Определённое движение, конечно, есть, но в дополнение к изменениям в законодательство должно ещё появиться много нормативных актов, ГОСТов и прочих документов. Например, у нас есть в ГОСТах понятие «вино защищённого наименования по происхождению», но нет базы, позволяющей определить такое вино — нужен этот самый реестр и много чего ещё. А это работа, как минимум, последующих лет пяти.

— Кто этим должен заниматься?

— В этом как раз и заключается весь вопрос. В законе сказано, что эти функции должны брать на себя саморегулируемые организации виноградарей и виноделов, но есть ссылки и на уполномоченный орган — Росалкогольрегулирование, которое пока занимает выжидательную позицию. Пока есть некие общие движения, но всё идёт очень медленно. Государство слышит виноделов, но сказать, что ситуация кардинально поменялась, нельзя: по-прежнему нужно проходить лицензирование, работать с ЕГАИС и так далее.

— Назначение министром сельского хозяйства Александра Ткачёва было радостной новостью для виноделов?

— Да, мы видим в этом большую перспективу — по крайней мере, здесь, в Краснодарском крае. Александр Николаевич очень много говорил о кубанском вине, будучи губернатором, и я уверен, что он не забудет эту тему в должности главы Минсельхоза. От предыдущего министра мы про вино ничего не слышали.

— Покупка донского предприятия «Винодельня Ведерниковъ» кубанской компанией «Абрау-Дюрсо», о которой вы упомянули, — это ведь явно не последнее подтверждение того, что на рынке будет продолжаться концентрация активов?

— Да, мы уже некоторое время видим, что крупные игроки стали активно покупать даже не столько предприятия, сколько винодельческие хозяйства. Последний пример — приобретение холдингом «Ариант» давно обанкротившегося СПК имени Ленина, крупного виноградарского актива. Уверен, что это далеко не последний подобный случай, особенно в сегменте средних производителей, которые заявляли о себе как о премиальных, но столкнулись с проблемами с экономикой.

— Можете продемонстрировать это на конкретных цифрах?

— Если брать среднего размера хозяйство с площадью виноградников 35–40 гектаров, лицензией, штатом, собственной винодельней, то в среднем на жизнь такого предприятия нужно зарабатывать в месяц полтора-два миллиона рублей — это не говоря о развитии, расширении производства и прочем. Производитель продаёт вино со средней маржей 100 рублей за бутылку, то есть для того, чтобы выйти на минимальную окупаемость, вам надо продать 15–20 тысяч бутылок в месяц, или 700 бутылок в день, а это немало. Теперь представьте себе большую торговую сеть, которая каждый день продаёт тысячи бутылок вина — станет ли она связываться с не очень известным небольшим производителем? То есть нужно либо производить дешевле и больше, либо меньше и дороже. Второй путь для владельцев небольших хозяйств, конечно, более привлекателен. Но у нас же нет виноделен категории «гран крю», которые продают свои винтажи на два-три года вперёд, поэтому вести бизнес очень сложно. Сто гектаров, то есть примерно миллион бутылок вина в год — это минимум, который даёт хоть какую-то экономику. Если виноградников меньше, то у вас либо имиджевое начинание, которое не нуждается в экономике, либо вы столкнётесь с серьёзными проблемами.

— Почему в таком случае в последние годы появилось так много новых винодельческих проектов?

— Обычно люди приходят в виноделие, уже имея опыт какого-то другого бизнеса, с нуля такого рода проекты не начинают. В первые годы владелец винодельни выживает на волне энтузиазма либо за счёт параллельного бизнеса, но ровно до тех пор, пока это приносит какие-то положительные эмоции. Но в какой-то момент, когда продажи не выходят на уровень обычного существования предприятия, терпение может лопнуть, и наступает кризис.

Ещё не время для искусства

— Насколько в виноделии работают привычные для других отраслей механизмы кредитования под новые проекты?

— Как правило, кредиты берутся длинные, частично они субсидируются. Но выстроить стратегию продаж на много лет винодельческому предприятию довольно сложно, поэтому в какой-то момент можно оказаться в ситуации, когда вы просто не будете успевать гасить кредит из текущих средств. Если посмотреть на те предприятия, которые сейчас находятся в состоянии банкротства, например, «Мысхако», то практически все они имели растущую задолженность перед банками — либо не рассчитали свои силы, либо сумма заёмных средств не соответствовала реальным масштабам отдачи. Теоретически банки готовы кредитовать виноделов, главное условие — нужно предоставить достойный залог; у того же «Мысхако» была шикарная земля возле моря. Но с учётом

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

нынешних ставок я вообще не вижу подходящих условий для того, чтобы брать кредиты.

— Много ли случаев, когда привлекается стратегический инвестор? Сразу вспоминается недавняя новость о том, что виноградники в Гай-Кодзоре собирается покупать Роман Абрамович.

— Об этом предприятии в кулуарах давно говорили, что оно испытывает проблемы финансового характера, — очевидно, это и заставило пойти на сделку с олигархом.

— А как вы оцениваете перспективы проекта Villa Victoria, который в своё время отпочковался от «Мысхако»?

— Этот проект находится на старте. Нужно иметь большой запас прочности предприятия, чтобы вино под этой маркой стало узнаваемым и продаваемым. Пока всё держится на энтузиазме и эмоциях, есть хороший задел в плане туризма. Сейчас всё оптимистично, но что будет через три-четыре года, предсказать сложно.

— Какой вы видите магистральную линию развития отечественного виноделия? Нужно ли делать ставку на проверенные вещи или, как обычно, мучительно искать свой особый путь?

— Основная проблема в нашей отрасли — отсутствие стабильности. Если вы покупаете бутылку с этикеткой конкретного производителя, то вы должны быть уверены, что она будет так же хороша, как и та бутылка этого же производителя, что вы пробовали раньше. А с этим как раз есть сложности, даже у самых крепких производителей. Речь даже не идёт о том, что вино стало хуже — оно может оказаться просто другим. У покупателей есть склонность привыкать к определённой стилистике, и нашим виноделам ещё только предстоит научиться выравнивать постоянство качества. Вина для супермаркетов мы научились делать в больших объёмах, так называемые топовые вина тоже есть, хотя ценообразование здесь бывает странным, но стабильности пока не хватает. Какая-то партия может получиться отличной, но на следующий год окажется, что её нет вообще, либо она уже успела испортиться.

— Сколько времени займёт этот процесс?

— Я думаю, нужно пять-семь лет стабильной хорошей работы. Это достаточное время, чтобы сформировать у потребителей привычку к тому, что у конкретного вина есть стабильное качество. Пока такие примеры можно пересчитать по пальцам.

— Продуктивен ли, на ваш взгляд, опыт привлечения иностранных консультантов с целью сделать российские вина «под Рону» или «под Бургундию»?

— Нужна прежде всего узнаваемость. Мы можем уйти в поле каких-то автохтонных сортов, как самурай, который следует своему пути, но это не даст разумного коммерческого эффекта. Основная масса покупателей реагирует на слова «каберне» и «шардоне», и в этой ситуации уходить в какоето искусство, слишком эксклюзивные вещи, было бы не совсем верно. Нужно прежде всего сформировать узнаваемость брендов с хорошей историей, вот тогда уже можно пускаться в эксперименты. Кое-какие шаги в этом направлении уже сделаны — первая пятёрка стабильных отечественных производителей сейчас оформляется, последние три-четыре года были для её участников очень удачными в плане работы над качеством. Одновременно растёт группа новых, молодых потребителей, потому что старшее поколение более консервативно — они как пили массандровский мускат, так и будут его пить. Ностальгия по Советскому Союзу — это неплохо, но она мешает развитию, и люди старшего возраста — это, к сожалению, не наша целевая аудитория. Должна появиться группа потребителей от 25 до 45 лет, которые уже либо не помнят, каким было российское вино пару десятилетий назад, либо их тогда вообще не было на свете. 

37 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

виноделие

38

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Николай Проценко

северный к авк аз «Эксперт ЮГ» № 15–16 16–19 апреля 2015 г.

Пока только план Импортозамещение, на глазах превращающееся в стержень экономической политики российского правительства, сегодня рассматривается как очередная возможность для модернизации экономики Северного Кавказа. Однако успех может быть достигнут только при создании более соответствующих местным бизнесреалиям механизмов господдержки и целенаправленной работе государства с уже сложившимися лидерами

лавным итогом 2014 года для Северного Кавказа, безусловно, стало значительное сокращение количества терактов, а также ослабление градуса кавказофобии в российском обществе. Однако эти положительные тенденции не были подкреплены экономическими успехами. У нас ещё нет данных по финансовым результатам крупнейших компаний СКФО за 2014 год, однако, судя по начавшейся тогда волне банкротств ряда региональных предприятий, дела в экономике Северного Кавказа обстоят не лучшим образом. Впрочем, это было ясно ещё по результатам 2013 года, когда убедительный рост в округе показала только оборонная промышленность. В предыдущем экономическом цикле государство на Северном Кавказе делало ставку на мегапроекты типа туристического кластера или новые крупные предприятия в промышленности и АПК. Теперь же основной акцент предполагается сделать на импортозамещении, что можно рассматривать и как отказ федерального центра от прописывания СКФО каких-то специфических рецептов модернизации экономики. По словам министра по делам Северного Кавказа Льва Кузнецова, импортозамещение — это и ключевая задача правительственного антикризисного плана, и главный вызов для СКФО. Однако региональный бизнес, с которым мы пообщались, настаивает на том, что в политике импортозамещения должны быть более чётко сформулированы приоритеты, а поддержку следует оказывать тем предприятиям Северного Кавказа, которые уже подтвердили свою эффективность.

Г

Список без гарантий

Первоначальный список компаний СКФО, которые могут стать в авангарде импортозамещения, получив господдержку, уже сформирован. Министер-

ство по делам Северного Кавказа совместно с субъектами СКФО отобрало 22 региональных предприятия из девяти отраслей и передало этот список Минпромторгу РФ, предложившему отраслевой формат планов по импортозамещению. Наиболее значительную долю в этом списке занимают энергетическое машиностроение (4 компании) и химпром (5 предприятий), а в региональном разрезе лидируют Ставропольский край и Кабардино-Балкария ( 8 и 6 компаний соответственно). Но конкретное наполнение списка вызывает немало вопросов. Например, в числе 22 компаний Северного Кавказа, попавших в отраслевые планы по импортозамещению, только две — химический комбинат «Ставролен» и завод «Кавказкабель» — представлены в нашем рейтинге крупнейших компаний СКФО. Ряд лидеров экономики округа, таких как черкесский автозавод «Дервейс», ставропольский концерн «Энергомера», крупнейший российский производитель аэрозолей ГК «Арнест» и некоторые другие, в списке вообще не значатся — в отличие от ряда предприятий, которые пока никак не зарекомендовали себя на рынке. Причём это не только компании, находящиеся на стадии запуска (например, несколько промышленных предприятий в Чечне), но даже инвестпроекты в разных стадиях реализации (например, строящийся в КабардиноБалкарии химзавод «Этана» или завод по производству стеклопластиковых труб в Ставропольском крае на нулевом цикле строительства). В то же время в списке оказалось и несколько предприятий среднего бизнеса СКФО с высокой репутацией, например, владикавказский технологический центр «Баспик» или нальчикское ОАО «Телемеханика». Столь пёстрый состав невольно вызывает аналогии с формированием списка инвестпроектов СКФО, претендовавших на госгарантии правительства

РФ по заёмным средствам. В числе проектов, которым распоряжением правительства в октябре 2011 года были предоставлены гарантии, тоже фигурировали и реально существующие предприятия, планировавшие расширение производства, и гринфилды, в том числе откровенно «бумажные». В результате из 20 проектов, представленных в том списке, до реализации дошла где-то половина, а до стадии выпуска продукции на данный момент добрались примерно пять предприятий. «Никакой индульгенции, автоматизма предоставления поддержки нет», — заявил, например, в начале февраля 2015 года глава Минэкономразвития РФ Алексей Улюкаев, комментируя сформированный его ведомством список системообразующих предприятий страны. Кстати, Северный Кавказ в этом списке представлен всего одной компанией — ЗАО «Ставропольский бройлер» (входит в группу агропредприятий «Ресурс»), и это лишний раз наводит на мысль, что округ на уровне экономического блока правительства РФ просто не видят. Единственным лоббистом СКФО в федеральном центре оказывается образованное в 2014 году Министерство по делам Северного Кавказа, но ему ещё нужно набрать аппаратный вес и накопить лоббистский потенциал.

Дилеммы приоритетов

По мнению представителей ряда известных компаний СКФО, которые давно и успешно развивают импортозамещающие производства, самое главное для государства сейчас — это разобраться с приоритетами. Поэтому вице-президент ОАО «Арнест» Владимир Гурьянов не зря напоминает о дискуссии об импортозамещении, которая состоялась в начале 2015 года между Минпромторгом и Минэкономразвития. Если первое ведомство исходило из необходимости максимально возможного обеспечения баланса потребностей в товарах отече-

ственного производства, то второе, напротив, настаивало на том, что импортозамещение имеет смысл только в том случае, если речь идёт о замене импорта равным по качеству и цене продукту. «Таким образом, целостной концепции импортозамещения на федеральном уровне мы не видим, — констатирует г-н Гурьянов. — Возможно, Минпромторг попробует реализовать своё представление об импортозамещении явочным порядком в тех отраслях, где велика роль внеэкономических факторов, например, в оборонной промышленности, но в гражданских отраслях некоего единого концептуального представления об импортозамещении пока нет». Список предприятий, сформированный Минкавказа по лекалам Минпромторга, действительно в большей степени ориентирован на продукцию спецназначения, чем на производство товаров народного потребления. Это позволяет рассчитывать на то, что сохранившиеся ещё с советских времён высокотехнологичные предприятия СКФО будут обеспечены гарантированными заказами и им не придётся постоянно вести борьбу за выживание. В качестве характерной иллюстрации этой борьбы можно упомянуть вошедший в список Минкавказа завод «Терекалмаз» из Кабардино-Балкарии: во время предыдущего кризиса предприятию пришлось организовать на своей территории производство консервированных овощей. Но обратной стороной господдержки высокотехнологичных импортозамещающих предприятий может стать утрата ими независимости. Например, ещё в 2014 году госкорпорация «Ростех» начала консолидацию радиоэлектронных заводов Северной Осетии (один из них — ОАО НПО «Бином» — вошёл в список Минкавказа), однако эффективность этого начинания оценивается неоднозначно. «Что дал “Ростех”? Перспективный рынок? Перспективные технологии? Переобучение кадров? Встраивание в цепочки? Нет всего этого, — говорит генеральный директор владикавказского технологического центра “Баспик” Сослан Кулов. — В результате мы имеем брошенные предприятия. Я сам слышал на уровне заместителей Чемезова (Сергей Чемезов, глава госкорпорации “Ростех”. — “Эксперт ЮГ”): нам бы Москву поднять, какая там Осетия». Даже при чётко определённых отраслевых приоритетах импортозамещения необходимо ещё и правильно отобрать те проекты, которые эффективно воспользуются господдержкой.

Обратной стороной господдержки высокотехнологичных импортозамещающих предприятий может стать утрата ими независимости АПК в ручном режиме

Несмотря на то, что основной акцент в импортозамещении планируется сделать на несырьевых, в том числе высокотехнологичных товарах, не следует забывать и о сельском хозяйстве, которое в СКФО также далеко не в полной мере реализует свой потенциал. «Сегодня в общероссийском объёме производства этих продуктов (питания. — “Эксперт ЮГ”) доля Северного Кавказа колеблется от 6 до 14 процентов. Этого мало», — напомнил в ноябре 2014 года премьер-министр Дмитрий Медведев на заседании правительственной комиссии по социально-экономическому развитию СКФО. Уже через несколько дней после этого совещания произошла резкая девальвация рубля, которая дала аграриям серьёзный стимул для роста. «Из-за девальвации рубля, отсутствия импорта и высокой инфляции сейчас грех жаловаться, — говорит Ахмед Канаматов, генеральный директор холдинга “МеркурийАгро” из Карачаево-Черкесии. — До резкого падения курса рубля импортное замороженное мясо в полутушах стоило два евро за килограмм, включая доставку до Москвы, то есть по старому курсу это 90 рублей, а по сегодняшнему — порядка 140. 140 рублей — это цена отечественного мяса, но свежего, а не замороженного. Поэтому появляется возможность увеличивать производство за счёт выпадающего импорта». Но эффект от девальвации в значительной мере сводится на нет снижением покупательной способности населения, а также высокой долей валютной составляющей в себестоимости продукции АПК. Вместе с падением курса рубля сразу резко подорожали удобрения, комплектующие и запчасти, корма, семена, и далеко не всему этому можно найти отечественные аналоги. Хотя там, где они есть, выгода действительно получается очень внушительная. Например, по словам Ахмеда Канаматова, при ис-

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

пользовании отечественных семян вместо импортных разница в цене более чем пятикратная, а по урожайности наши семена уступают не более чем на 10%. Однако пока таких примеров немного. Уже традиционными стали и проблемы с выплатой аграриям субсидий и дотаций. «О рентабельности мы забыли, нам бы выжить, — говорит руководитель животноводческой компании “Мастер-Прайм. Берёзка” из Северной Осетии Лариса Бекузарова. — Нам не предоставили дотации на молоко за четвёртый квартал 2014 года, а в третьем квартале были гроши. Мы по-прежнему не видим осмысленной политики поддержки отрасли, только слышим речи с высоких трибун». Характерно, что проблемы с субсидиями для АПК признают сами власти. В конце прошлого марта на совещании в правительстве Ставропольского прозвучала такая цифра: только 18% сельхозпроизводителей получили реальные деньги, несмотря на то, что средства так называемой несвязанной поддержки были переданы муниципалитетам в полном объёме. Но, пожалуй, главной проблемой аграриев Северного Кавказа является то, что все сравнительно значимые проекты в отрасли реализуются исключительно в режиме «ручного управления», причём самые большие риски связаны с главным фактором производства — землёй. «Мы на протяжении нескольких лет не можем получить от республики каких-то полторы тысячи гектаров земли для расширения нашего проекта, — сетует Лариса Бекузарова. — Нам пришлось выходить напрямую на министерство по делам Северного Кавказа, и сам Лев Кузнецов при журналистах сказал: я буду добиваться, чтобы помощь вам была оказана». Это лишь одна история, демонстрирующая, насколько сложно аграриям Северного Кавказа «достучаться» до властей, и здесь опять возникает вопрос приоритетов. «Нынешний кризис залить деньгами не получится, — констатирует один из наших собеседников в отрасли. — У нас критически не хватает собственных технологий, и чтобы двигаться дальше, нужно по всем отраслям определиться с направлениями точечной поддержки, а не так, как сейчас это происходит в АПК — через субсидирование процентной ставки. Значительная часть субсидий достаётся неэффективным хозяйствам: кто-то не доводит проекты до конца, кто-то получает не тот результат, который планировался, а в результате деньги уходят в дыру. Господдержку нельзя размазывать тонким слоем по всем направлениям». 

39 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

северный к авк аз

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

40

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Крыммолоко

Анна Филатова

«Эксперт ЮГ» № 20–21 11–24 мая 2015 г.

Как накормить Крым Убыточное ПАО «Крыммолоко» в 2014 году выкупил кубанский инвестор, который рассчитался с долгами предприятия и теперь собирается построить продуктовый кластер, создать розничную сеть и за два-три года вывести среднее предприятие на миллиардные обороты

мя покупателя не называется, известно лишь, что он входит в число владельцев кубанской холдинговой структуры, включающей около 40 разных компаний. «Бенефициар — личность не публичная», — подчеркнул заместитель председателя совета директоров ПАО «Крыммолоко» Алексей Бирюков, который фигурирует также в руководстве ООО «Строительные технологии» и ИТ-компании «Андата». Как рассказал г-н Бирюков, сегодня в состав «Крыммолоко» входят семь площадок и два действующих завода в Симферополе и Раздольном — то немногое, что осталось от некогда мощного советского госпредприятия, объединявшего около 30 производств. Впрочем, и сейчас симферопольский молочный завод — крупнейший на полуострове. До появления российского инвестора компания переживала тяжёлые времена. Накопились семизначные долги перед поставщиками сырья, банками и сотрудниками заводов. По данным зампреда Совета министров Крыма Николая Янаки, на предприятии произошёл рейдерский захват. Алексей Бирюков говорит, что старые владельцы уничтожили практически всю документацию компании. Но «Крыммолоко» уже рассчиталось с долгами — на это ушло почти 40 млн рублей. Новые менеджеры нацелены на быстрый рост в период «перезагрузки» экономики Крыма. Правда, инвестор оказался в двойственной ситуации, когда, с одной стороны, есть практически пустой рынок с огромным потенциалом развития, с другой — получить деньги на это самое развитие очень сложно. Мелких займов для реализации всех замыслов недостаточно, а чтобы шагнуть дальше, нужно не менее полумиллиарда рублей. Пока получить кредит на проект не удалось, «Крыммолоко» финансирует головная компания. Сейчас ведутся переговоры с банками, которые, впрочем, как отмечают в компании, ещё ни к чему не привели. Между тем Алексей Бирюков не сомневается в успехе: по его расчётам,

И

даже если не учитывать другие предприятия ПАО, через два-три года только молокозавод в Симферополе будет приносить 2,5 млрд рублей выручки в год. Он подчёркивает, что сейчас рентабельность производителей на полуострове может быть в три раза выше, чем на континенте.

— Что сегодня представляет собой «Крыммолоко»?

— Симферопольский завод, занимающий участок площадью 5,5 гектара, выпускает молоко, кефир, ряженку, сметану и другие молочные продукты. Он сейчас принимает примерно 300 тонн сырого молока в неделю, даёт 40 миллионов выручки в месяц. Наш завод пока на втором месте по объёму производства после Джанкойского (всего на полуострове четыре крупных профильных предприятия). Уже летом мы нарастим приём до 600– 800 тонн молока в неделю, а через год — до 1200 тонн.

Кстати, у нас там есть ещё не запущенный сырный цех. Его нужно немного реконструировать, понадобится примерно 5–10 миллионов рублей. Сможем выпускать 5 тонн сыра в сутки — а это сейчас немало. Цех добавит нам ещё 30–40 миллионов выручки в месяц. Производство стартует уже осенью 2015 года. Второй завод в Раздольном — небольшой, он производит только сухое молоко и сливочное масло. Наши главные цели сфокусированы на Симферополе.

— Что именно вы планируете делать на этой площадке?

— Понятно, что территория в 5,5 гектара сейчас не вся эксплуатируется — так что в довесок к молочному заводу хотим построить здесь (постепенно или одновременно) пять-шесть других производств, создать продуктовый кластер. Стоимость каждого проекта — около 100–130 миллионов рублей. Участок большой, энергоресурсы есть. Почему именно продуктовый? Потому что сейчас главная задача — кор-

мить население. Мы наладили связи со всеми магазинами, с санаториями, недавно купили новый автотранспорт для дистрибуции. Мы понимаем, знаем этот рынок. А «базовый пакет» — это молоко, мясо и хлеб. Правда, хлебом заниматься не планируем, а вот мясом — почему нет? Мы вполне можем построить современный мясокомбинат, тем более что почти все сырьё импортируется в Россию из разных стран мира, и в Крым ввозить — не проблема. Также планируем запустить производство минеральной воды и лимонадов в недорогой пластиковой бутылке — ведь сейчас вся вода завозится с континента и стоит дорого. Логистика очень сложная. Если фура из Москвы в Краснодар стоит 50 тысяч рублей, то из Краснодара в Крым — 100 тысяч, им на переправе приходится стоять неделями, разумеется, перевозчики берут за это дополнительные деньги. В итоге напитки дорожают процентов на 30, так что производить на месте — выгоднее. Плюс у нас очень удобное логистическое плечо, в радиусе 100 километров от Симферополя проживает основная часть населения Крыма, мы ближе всех. И конкурентов в этой нише нет. Ещё хотим построить складхолодильник площадью 3–5 тысяч квадратных метров для хранения сливочного масла, мяса под госрезерв и так далее. А уже в августе откроем производство мороженого, на этот проект мы потратили около 110 миллионов рублей. Будем выпускать 8 тонн готовой упакованной продукции в сутки. Производительность цеха, где мороженое варится, составляет 20 тонн в сутки. Если всё пойдёт удачно, в 2016 году мы удвоим мощности, доинвестировав всего 15 миллионов рублей. Почему не делаем этого сразу? Потому что пока не знаем этот рынок, не понимаем, насколько качественно будет работать производство, какой ассортимент станет потреблять население.

— А вывозить продукцию пока нецелесообразно?

— Весь объём рассчитан на внутреннее потребление, потому что рынок пустой, нет ни одной фабрики мороженого. И, по самым скромным оценкам, минимум 4–4,5 миллиона отдыхающих всё равно поедут в Крым в этот сезон, плюс 2,5 миллиона человек — коренное население. То есть 7 миллионов надо как-то прокормить, лето ведь — пик продаж.

— Вы планируете создавать собственную сырьевую базу?

— Основная проблема в этой части — в Крыму вообще ничего нет. Ни кормов, ни, соответственно, животноводства.

Потребление молока на полуострове в 10 раз выше, чем выработка. Весь Крым потребляет 1450 тонн в сутки. Одна корова в среднем стоит 300 тысяч рублей, её надой — где-то 8–10 литров молока в сутки. То есть в животноводческую отрасль полуострова надо вложить минимум 40–50 миллиардов рублей. Чтобы покрыть только нашу потребность в сырье — а мы хотим выйти на 350 тонн молока в сутки — нужно 35 тысяч голов. То есть нам потребуется более 10 миллиардов рублей инвестиций только на коров, плюс корма и прочее. Какой бизнес в состоянии столько вложить без субсидий? Такие затраты нам пока точно не интересны, тем более что риски большие. К тому же, поголовье можно вырастить только за дватри года, это длинные проекты.

— А где вы сейчас берете сырьё?

— Пока около 90 процентов сырого молока поступает в Крым с Украины. Но уже понятно, что этот канал могут перекрыть в один момент. Знаете, мы бы и рады закупать весь объём у крымчан — но для фермеров нет стандартов и норм. А по закону мы должны обеспечить качество входного сырья, поэтому надеемся, что правительство начнёт помогать в этом направлении, плюс что-то делать, чтобы у людей появлялся скот.

— Несколько удивляет расчёт на то, что, возможно, будут введены какие-то нормы, когда-то у населения появится КРС, в то время как бизнес предполагает чёткие сроки, конкретные объёмы закупок, выпуска продукции. Если поставки с Украины перекроют, где брать молоко?

— Тогда будем закупать у населения — сколько получится, остальной объём придётся импортировать в виде сухого молока из Беларуси, Китая и других стран. Но это экстренный выход, чтобы обеспечить людей продуктами.

— Если вы не станете создавать собственную сырьевую базу, будете сами торговать?

— Да, если и будем двигаться дальше, то в сторону розницы. Отстроим продуктовый кластер, а вторая задача — открыть магазины у дома площадью 50–75 квадратных метров в формате «Магнита». Можно продавать базовую товарную группу — крупы, молоко, мясо, хлеб, что-то ещё.

— Как вообще обстоит дело с поставками молочной продукции на полуострове?

— До трети всего выпускают крымские производители, примерно 50 процентов, по моим ощущениям, компенсируется за счёт контрафактной украинской продукции. Но надо пони-

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

мать, что скоро границу Крыма могут перекрыть, местное правительство уже вводит заградительные пошлины на молочную продукцию — не на сырое молоко, а именно на продукцию. Это нужно, чтобы производители Крыма могли нарастить свою рыночную долю, чтобы перестать кормить производителей Украины, а покупать там только сырьё. Следующий логичный шаг — замещение сырьевой базы, но, как я уже говорил, это быстро не делается, нужно два-три года. За это время, даже если украинское сырьё не перестанет поступать, мы в состоянии увеличить выпуск только своей молочной продукции — сметаны, творога, ряженки и так далее — в два-три раза. Как минимум, есть трёхкратный потенциал роста для производителей Крыма, особенно с учётом того, что могут перекрыть украинские поставки. И вообще, рентабельность бизнеса на полуострове сейчас, когда ещё не построен Керченский мост, в три раза выше, чем на континенте.

— Когда построят Керченский мост и придут новые игроки, ваша рентабельность сильно упадёт?

— Частично упадёт. Но наша задача — за пять лет занять территориальную нишу, потому что региональный игрок с качественным продуктом всегда будет держать свою долю. Она сократится, когда придут гиганты, те же «Вимм — Билль — Данн» и «Данон», но пока из-за санкций они не могут работать в Крыму. Для нас ситуация складывается благоприятным образом. Вообще мы не очень-то боимся прихода других игроков: любой региональный бренд на своей территории имеет преимущество, его знают, любят, он занимает определённую нишу. Просто не нужно планировать стать монополистами — стабильная доля в 15 процентов рынка нас устроит.

— С какими административными барьерами, специфическими рисками вы столкнулись в Крыму?

— Бенефициары помогают решать все вопросы, у нас сложностей нет — да и правительство Крыма понимает, что бизнесу надо помогать. Но, в то же время, на полуострове фактически не действует свободная экономическая зона. Указ о её создании в 2014 году подписал президент Владимир Путин. Формально она существует с 1 января 2015 года, но чтобы зона заработала, законодатели Крыма должны принять местные подзаконные акты. Только недавно нам прислали заявку на вступление в СЭЗ — будем заполнять документы, пробовать туда попасть. 

41 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Крыммолоко

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

42

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

К авк азк абель

Людмила Шаповалова

«Эксперт ЮГ» № 43–46 19 октября — 15 ноября 2015 г.

«Ждём кредитов и стандартов качества» Завод «Кавказкабель» из города Прохладного в Кабардино-Балкарии, один из крупнейших российских производителей кабельной продукции, готов реализовать крупные инвестпроекты, но пока не находит взаимопонимания с банками. От государства же завод просит субсидий — но не себе, а своим покупателям

з-за девальвации рубля «Кавказкабель» закончил 2014 год с убытком в 140 млн рублей: основные контракты с компаниями-монополистами были заключены по курсу 30 рублей за доллар. На фоне глубокого кризиса в отрасли предприятие проходит смену собственников. В конце прошлого десятилетия «Кавказкабель» вошёл в орбиту холдинга «Синдика», основанного тогдашним главой Кабардино-Балкарии Арсеном Каноковым (ныне представляет республику в Совете Федерации), но с апреля на заводе работает новая управляющая компания, параллельно реализующая программу оптимизации расходов и ряд инвестпроектов в области импортозамещения. Форма собственности будет изменена с ЗАО на акционерное общество, а в капитал входит Сбербанк. Специфика продукции «Кавказкабеля» такова, что пересмотреть круг основных контрагентов предприятия весьма сложно: 50% продукции поставляется в нефтегазовую промышленность, порядка 30% — это силовой кабель, используемый при строительстве для подключения объектов, ещё около 20% — монтажный кабель. Часть отраслей, где используется кабельная продукция, например, строительство, резко снизили платёжеспособность, а государственные монополии увеличили непредсказуемость оплат. Однако генеральный директор управляющей компании «Кавказкабель» Илья Пылаев считает, что предприятию вполне по силам пройти кризис и даже резко ускорить развитие. Сегодня у новой управляющей компании есть план по наладке двух видов импортозамещающей продукции, но завод не может добиться рассмотрения кредитных заявок — по словам г-на Пылаева, банки не высказывают никакой заинтересованности в инвестпроектах, несмотря на наличие качественного залога и финансовую открытость.

И

«Большой завод не может остановиться»

— Как отразилась на вашем предприятии и в целом на отрасли девальвация рубля? Дало ли падение курса какието преимущества отечественным производителям?

— Все кабельные заводы в конце 2014 года понесли серьёзные убытки из-за этого скачка доллара. У нас были крупные контракты с «Роснефтью», в которых оговаривался курс 30 рублей за доллар, и когда он стал стоить 80, мы получали огромные убытки — в итоге вышли на минус 140 миллионов по итогам года. Но если госмонополия заключила контракт, она не пересматривает его условия, невзирая на подобные форс-мажоры. Они предлагают отказаться от контракта, после чего нас бы внесли в «чёрный список», и пять лет мы бы не имели доступа к контрактам с этой компанией.

— Нередко кризис способствует ослаблению конкуренции, поскольку с рынка уходят слабейшие игроки. Для вашей отрасли это характерно?

— Хотя «Кавказкабель» — одно из крупнейших российских предприятий кабельной промышленности, входящее в Топ-10 своей отрасли, конкуренция достаточно высока. Обычно в жёсткой конкурентной борьбе в выигрышном по-

ложении оказывается тот, кто меньше и гибче, кто может на несколько месяцев отключить станки, взять передышку, набрать портфель заказов, а потом снова вернуться на рынок. У большого завода такой возможности нет, поскольку у нас порядка тысячи сотрудников и большая социальная нагрузка — мы обеспечиваем теплоснабжение города Прохладного. Поэтому мы не можем себе позволить остановиться.

— Того портфеля заказчиков, который у вас уже есть, хватает для поддержания текущей деятельности?

— Платёжеспособность наших заказчиков ощутимо снизилась: даже отсрочки платежа в 90 дней хватает не всем. Причём есть контрагенты, которые предсказуемо не соблюдают сроки оплаты, а есть такие заказчики, как «Роснефть», в случае с которой ты никогда не можешь знать, вовремя они заплатят или нет. У нас был момент, когда просрочка свыше 20 дней только от одной «Роснефти» составляла свыше 192 миллионов рублей!

— Как решать такую проблему — вы же вряд ли откажетесь от работы с «Роснефтью»?

— Мне кажется, это вопрос государственного регулирования. Если нет технической возможности платить своим поставщикам быстрее, значит, необходимо привлекать банки, которые будут обеспечивать эти платежи. Они должны развивать институты факторинга, услуги аккредитивов. Тем более что это короткая ликвидность: нам не нужны деньги на семь лет, это просто закрытие отсрочки платежа в 90 дней. Неужели Сбербанк не уверен, что «Роснефть» заплатит? Дайте нам эти деньги, а потом берите их у «Роснефти». Во-вторых, надо бы, конечно, на государственном уровне тщательнее регулировать сроки платежей от таких компаний. Даже ког-

да Счётная палата направляла им предписания с просьбой сократить сроки оплат, госмонополии отвечали ей, что они убыточны и не имеют возможности заплатить поставщикам. Но если там, вверху, денег нет, то здесь, внизу, их точно не будет: наша экономика устроена таким образом, что деньги спускаются сверху вниз.

Маркетинг и оптимизация — спасение от убытков

— Что делать, чтобы продолжать работу на падающем рынке с невысокой платёжной дисциплиной заказчиков?

— Есть очень простые рецепты. Во-первых, более агрессивная маркетинговая политика. Наши маркетологи сегодня активно участвуют в отраслевых выставках, отдел продаж поддерживает непрерывный контакт с конечными потребителями. Во-вторых, это снижение цены. Сегодня «Кавказкабель» — один из двух заводов в России, имеющих медеплавильный комплекс, поэтому мы имеем ценовое преимущество перед другими игроками. В-третьих — это оптимизация расходов: с апреля мы сократили постоянные расходы примерно на 10 процентов.

— За счёт чего это можно сделать на вашем заводе?

— Частично за счёт сокращения численности персонала, частично — за счёт энергосбережения. Экономим на простых вещах: если по выходным выключать котельную, поставить светодиодные светильники и датчики на лампы, чтобы свет не горел, когда в помещении никого нет, это уже даст результат.

— Как правило, такие методы оптимизации требуют инвестиций. Сколько вы уже вложили в предприятие после того, как стали управлять им?

— Вкладывать в это большие средства сегодня возможности нет, но точечные инвестиции есть, и они работают. Сокращение численности персонала влечёт за собой покупку нового программного обеспечения, компьютеров, проведение линии связи по всей территории завода — для того, чтобы перестроить бизнес-процессы. С апреля 2015 года мы вложили в завод порядка 10 миллионов рублей, сократив при этом издержки на семь миллионов рублей в месяц.

— Что вам говорят банки, когда вы обращаетесь к ним за финансовыми услугами, тем же факторингом?

— Вразумительной позиции мы ни разу не услышали. Они говорят, что есть некие риски. На самом деле я считаю, что банки никогда не скажут нам правду: у них своя кухня. Они явно накапливают ликвидность, потому что мы заметили: последние два-три месяца они никого не кредитуют. Некоторые банкиры мне прямо говорили: «А зачем нам вам что-то давать? Сегодня доллар в день прыгает на два процента: мы на вас в месяц заработаем полтора процента, а на валюте — два за день».

Импортозамещение под 20%

— Насколько актуален для вас сейчас вопрос креди­ тования?

— Более чем актуален, поскольку у нас есть инвестиционная программа по импортозамещению. Существуют, к примеру, такие продукты, как радиочастотный и нагревающий кабели. Первый используется мобильными операторами, это очень специфичная продукция, которую в России сегодня не производят, а закупают в Японии, Китае, на Тайване. Мы готовы запустить производство такого кабеля совместно с Министерством промышленности и торговли РФ. Второй проект — нагревающий кабель, используемый в нефтяной и газовой промышленности: его мы хотим реализовать совместно с «Газпромом» и министерством по делам Северного Кавказа. Завод «Кавказкабель» является приоритетной

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

площадкой для этих проектов, поскольку мы единственные в России обладаем практически полным комплексом оборудования для производства таких кабелей. Чтобы запустить эти проекты, нам осталось докупить всего порядка 10 процентов оборудования. Естественно, оно импортное. Мы не будем пересматривать план этого проекта, мы будем его выполнять, и кредитование для нас актуально как под эти два проекта, так и под текущую деятельность. Сегодня, к примеру, чтобы закупать материалы, мы вынуждены прибегать к услугам перекупщиков, инвестиционных фондов, которые продают нам материалы с большой накруткой. Просто потому, что завод, где мы тоже могли бы их купить, берёт деньги в предоплату, а они предоставляют отсрочку от 30 до 60 дней, но при этом накручивают 5–10 процентов в месяц. То есть, по сути, мы платим 60 процентов годовых за поставку материалов. Хотя мы были бы согласны на кредит под 20 процентов!

— Вам не дают кредиты даже под такие проценты?

— У нас есть предварительная договорённость со Сбербанком о предоставлении кредита с 2016 года. В процессе реструктуризации долга Сбербанк вошёл в капитал компании: для нас это выгодный партнёр и хороший метод реструктуризации. Поэтому сегодня, пока идёт эта сделка, Сбербанк не может нас кредитовать, а другие банки боятся это делать. Их аргументация — «случись что, Сбербанк ничего не отдаст». И даже если готовы кредитовать, то просят показать залог. У нас есть залог, это сам завод — «нет, вы на территории России покажите залог». Мы повторяем, что у нас завод, он на территории России. — «Нет, вы нам на территории России покажите залог». Но завод находится в Кабардино-Балкарии, это территория России. — «Нет, вы покажите нам залог гденибудь поближе к Москве!»

— Чем объясняют такое отношение к вашему залогу в Кабардино-Балкарии?

— Говорят, что там КТО проходят, непонятная структура управления в республике, к тому же это республика, а не область. Лично я не понимаю, чем на самом деле мотивированы такие отказы. Мы готовы показать всю финансовую отчётность, весь финансовый цикл, оборудование, договоры на него. Мы готовы быть открытыми и прозрачными.

— Каких шагов вы ждёте от государства для поддержки вашей отрасли или, как минимум, вашего завода?

— Одна из самых больших проблем нашей отрасли — это контрафакт. Мы соревнуемся с «гаражными» заводами, продающими кабель намного дешевле. Мы ждём регулирования стандартов качества, потому что только в этом случае крупные заводы смогут выживать. Нередко слышим о том, что случаются короткие замыкания, горят новые постройки: в большинстве случаев это происходит из-за плохого кабеля. Во-вторых, это субсидирование. Причём мы не ждём субсидий конкретно нам, мы хотим, чтобы субсидировались покупатели — строительство жилья, нефтегазовая отрасль. В-третьих, это поддержка в получении кредитных средств. У банков есть деньги, но они идут на биржу, а надо вовлекать банки в реальный сектор экономики.

— Какие перспективы вы видите в существующих экономических обстоятельствах?

— У нас есть финансовая модель до конца 2019 года, мы работаем по ней совместно со Сбербанком. Наша стратегия сейчас состоит в модернизации производства, освоении новых видов продукции и оптимизации затрат. Самым же главным пунктом я считаю развитие на рынке схемы переработки отработанной продукции из меди в новую. Сегодня это два разных рынка: кто-то продаёт отработанное, кто-то закупает. Но эти два направления должны быть совмещены — во-первых, для контроля качества, а во-вторых, для оптимизации цены. Когда один продаёт, а другой закупает, кормятся два кармана. 

43 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

К авк азк абель

44

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Николай Проценко

виноделие «Эксперт ЮГ» № 7–8 9–22 февраля 2015 г.

Очень наглядный бизнес Крымский винодел Павел Швец, выпускающий вина премиум-сегмента, убеждён, что эта отрасль в ближайшие десятилетия способна стать для Севастополя столь же значимой, как Черноморский флот. Развитие малых форматов виноделия может привлечь в Севастополь немало инвесторов из российских городов-миллионников и стимулировать появление целого агрокластера, но для этого необходимо решить комплекс проблем, связанных с землёй

ример нашего хозяйства вообще очень наглядный: вот виноградники, вот вино, вот винодел», — отвечает Павел Швец на стандартную серию вопросов, которые мы обычно задаём предпринимателям: про финансовые показатели деятельности, планы по развитию производства, стоимость заёмных средств, специфику отношений с государством и т.д. Мы встречаемся рано утром в ресторане в центре Севастополя, который сделал своей «фишкой» местные продукты и вина, и эта тема, судя по первым же минутам разговора, интересна моему собеседнику гораздо больше, чем ставки по кредитам или параметры окупаемости инвестиций. Впрочем, ничего удивительного в этом нет: виноделие — это скорее не бизнес, а образ жизни, а Швец посвятил вину уже почти два десятилетия — как сомелье, ресторатор, торговец и, наконец, как создатель собственной марки UppaWinery. Его хозяйство, расположенное к востоку от Сева-

«П

стополя, было создано в 2007 году на площади всего в 16 гектаров — для российского виноделия с его преимущественно индустриальными мощностями это совершенно экзотический формат. Однако в Севастополе, убеждён Павел Швец, он окажется наиболее уместным в силу особенностей местного рельефа, почв и не в последнюю очередь ограниченности земельных ресурсов. Земля — это и есть сквозная тема нашей беседы. Швец абсолютно убеждён, что при грамотном подходе Севастополь может составить достойную конкуренцию ведущим винодельческим регионам мира, но это возможно лишь в том случае, если виноделие здесь будет развиваться именно в небольших форматах. Тогда как сегодня большинство подходящих для виноградников земель принадлежит крупным госпредприятиям. Поэтому для того, чтобы донести свои идеи до новых властей, Швец сразу же после присоединения Крыма к России занялся общественной деятельностью, став сопредседателем севастопольского отделения «Деловой Рос-

сии». Не так давно он представлял проект стратегии развития виноделия в Севастополе премьеру Дмитрию Медведеву на площадке Агентства стратегических инициатив.

Зелёный свет для честных виноделов

— Крымским виноделам удалось добиться продления периода по переходу в российское правовое поле до конца 2015 года. Вам достаточно этого времени, чтобы привести документы и производство в соответствие с российским законодательством?

— Конечно, этот срок для нас вполне комфортен, потому что мы вообще опасались, что с 1 января окажемся вне за-

кона и любая проверка нас сможет закрыть. Но нельзя сказать, что эти условия идеальны. Большинство моментов, связанных с переходным периодом, коснулись только аспектов взаимодействия с Росалкогольрегулированием: счётчиков, уставного капитала и прочих моментов. Купить счётчики, оформить лицензии, получить марки и многое другое мы уже успели. Но остаётся одна большая проблема, для решения которой, боюсь, даже продлённого переходного периода будет недостаточно. Это требование, согласно которому все производственные помещения и склады должны находиться в собственности у предприятия с установленными в РФ требованиями. Причём в Крыму переходный период по этой части продлили на год, а в Севастополе — только на полгода. Но пока российская система кадастра ни в Крыму, ни в Севастополе практически не работает, и чтобы зарегистрировать право собственности на объект недвижимости, нужно очень постараться. Оформляется всего примерно 10 объектов в день, весь город в это окошко стремится, но пока при-

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

сваивается только кадастровый номер, а этого недостаточно, чтобы иметь весь требуемый пакет документов. Например, у меня есть здание, которое ещё не введено в эксплуатацию, и чтобы это сделать, мне надо потратить как минимум полгода, а значит, я никак не успею уложиться в срок.

— Как, на ваш взгляд, можно решить эту проблему?

— Должно быть встречное движение со стороны государственных органов. Приведу такой пример. Я попросил знакомых виноделов из Краснодарского края показать образцы некоторых российских документов типа заключений экологической экспертизы и пожарного надзора. Когда мне прислали сканы этих документов, я их продемонстрировал экологам и пожарникам в Севастополе и услышал в ответ: мы такого в глаза не видели.

— От российских виноделов приходилось слышать, что наше алкогольное законодательство в целом вообще более жёсткое, чем украинское, потому что Украина, стремясь в Евросоюз, либерализовала многие нормы. Вы с этим согласны?

— Самое главное, что на Украине существовал отдельный закон о вине, хотя на самом деле тоже всё было непросто. Во многом условия диктовали крупные винодельческие предприятия, которые появились ещё в советские времена, и если небольшая компания нарушала какие-то нормы, могли обложить штрафами так, чтобы тебе пришлось серьёзно раскошелиться. Система контроля со стороны украинских властей тоже была жёсткой, но к ней привыкли за много лет, все понимали, как можно решить тот или иной вопрос. Правда, при этом на Украине была такая очень странная норма, которая тормозила развитие мелкого и среднего виноградарства и виноделия, — стоимость оптовой лицензии на торговлю, составлявшая примерно 50 тысяч евро в год. В России же для небольших виноделов долгое время препонами были Росалкогольрегулирование и положения ФЗ-171, которые подводили под одну гребёнку всех производителей алкоголя. Но усилиями кубанских виноделов в прошлом году были приняты так называемые поправки Звягельского, которые можно по праву считать моментом рождения качественного российского виноделия.

— Разве до этого в России не было «честного» вина?

— Когда вы делаете вино из собственного винограда, нужно принимать во внимание множество факторов, особенно в условиях наших повышенных природных рисков. Например, в начале января ночью у нас в хозяйстве было минус 19 градусов, а это очень опасно, у нас фактически зона рискованного земледелия. Вырастить лозу и получить урожай, чтобы сделать из него высококачественное вино, — это огромная работа, 365 дней в году, и знания, которые накапливаются в течение многих поколений. И на всё это накладывалась ещё и административная составляющая, которая была не менее сложной, чем собственно виноградарство и виноделие. И когда всем этим заниматься небольшим виноделам, у которых и так всё время уходит на само производство? Скажем, у нас небольшое хозяйство, всего 10 гектаров винограда, поэтому всё делали сами вместе с бухгалтером.

— Удалось ли вам уже построить конструктивные отношения с Росалкогольрегулированием? Российские виноделы не раз жаловались, что эта структура постоянно закручивает гайки.

— Мне кажется, это всё-таки легенда, что они какие-то монстры. Есть федеральный закон, в котором нет каких-то военных норм, им в принципе не так уж сложно соответствовать. Да, есть система ЕГАИС, специальное программное обеспечение, непростой документооборот, но любое движение, которое делает РАР, прописано в законе и подзаконных актах. Я не вижу там ничего такого, что выполнить невозможно, и мы практически всё это сделали.

45 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

виноделие

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

46

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

виноделие

Импортозамещение для знатоков

— Насколько удачным оказался для вас 2014 год с точки зрения продаж?

— Ещё когда Крым был украинским, мы сделали достаточно большую поставку в Петербург для компании, которая специализируется на поставках хорошего вина в рестораны. После этого несколько месяцев продаж не было — мы получили региональную акцизную марку в сентябре. Но за это время из-за санкций и девальвации рубля значительно выросло внимание к российскому вину со стороны рестораторов, хотя некоторые импортёры ещё в октябре просто прекратили отгрузки. Поэтому я не удивляюсь, когда мне звонят рестораторы и говорят, что у меня теперь самое недорогое вино в премиум-сегменте, хотя цены нам повышать всё же придётся. Так что отсутствие продаж сыграло для нас, наверное, положительную роль: на складе только виноматериала накопилось тысяч на 30 бутылок. Сейчас курс рубля успокоится, мы сделаем новые цены и начнём продавать. Момент для этого подходящий: после девальвации рубля российское вино в определённой ценовой категории стало намного более качественным. Если человек привык заказывать в ресторане вино за четыре тысячи рублей бутылка, то импортное вино теперь он получит гораздо худшего качества, например, не Chianti Classico Reservo, а обычное кьянти в оплёточке. А российское вино за ту же цену будет гораздо лучше.

— Как сейчас организована ваша дистрибуция? В Севастополе, например, ваши вина в обычной рознице купить практически невозможно.

— Зачем нам обычная розница? Нам и так вина не хватает. В сети мы точно не пойдём, по крайней мере, на данном этапе. Очень важно, чтобы человек не схватил бутылку на полке без объяснения, что это за вино, и куда-то ушёл. Нужно уметь грамотно продать вино. Поэтому нас интересует в первую очередь сегмент HoReCa, включая специализированную розницу. Но напрямую с ресторанами и бутиками мы намеренно не работаем, потому что хотим переложить этот вопрос на плечи дистрибьютора, компании «Крымский берег», которая занимается ещё и продажей кубанских вин. У меня есть доля в этой компании, но я не занимаюсь в ней управлением.

— Как вы планируете расширять своё присутствие на российском рынке после того, как Крым присоединился к России?

— Мы не идём туда, где нужно платить за вход, и не работаем с теми дистрибьюторами, которые обладают маркетинговыми бюджетами. Сейчас возникла определённая проблема: те дистрибьюторы, которые работали с интересными нам клиентами, допустим, дорогими ресторанами, это, как правило, импортёры. Но из-за девальвации рубля они просто перестали отгружать продукцию, у них сложная ситуация с финансами — невозможно перекредитоваться. Я сам пытался заниматься импортом вина в Россию, работая на своих деньгах, и закрыл проект через пять лет, потому что без колоссальных кредитов этот бизнес невозможен. Кроме того, постепенно меняется аудитория. Человек, который разбирается в вине, хорошее вино в Москве уже не пьёт: в чём смысл, если бутылка, которая в Европе стоит 50 евро, в России превращается в бутылку за 500? Нужно быть идиотом, чтобы купить какой-нибудь лафит или мутон за три тысячи евро, понимая, что во Франции это стоит тысячу. Дешевле просто слетать в Париж, выпить его там и ещё с собой привезти. И если я сейчас попаду в портфель какого-либо импортёра, у которого есть проблемы с курсом, поставками и возвратностью денег от ресторанов — а они очень плохо платят, — то проблемы будут и у меня. Поэтому сейчас мы ищем для себя технического дистрибьютора в Москве, в Пе-

тербурге уже нашли — это компания «Тре Бикьери», которая изначально не платила никому ни за вход, ни ретробонусы, работая только с поставщиками и покупателями. Таких компаний в России очень мало, но они работают правильно, и качеством своего вина и своей наценкой приобрели большое количество покупателей. В Москве же в портфель обычных импортёров попасть не хочется.

Третий «кит» правильного вина

— Вы прилагаете какие-то усилия для того, чтобы обучать людей продажам ваших вин? Приведу пример: в одном севастопольском ресторане есть ваше вино стоимостью 720 рублей за бокал — это почти втрое дороже, чем шабли или эльзасский гевюрцтраминер. Но мне в этом заведении почему-то никто не объяснил, почему я должен попробовать именно ваше вино.

— Продвигать вино вообще должны специалисты. Продажи и маркетинг в винном бизнесе — это третий «кит» после виноградарства и виноделия, на котором основан этот бизнес, и маркетингу нужно учиться столько же, сколько собственно виноделию. К сожалению, в Крыму какой-то серьёзной волны интереса к профессии сомелье не наблюдается. Мы пытаемся обучать людей, но пока хороших сомелье в Крыму, наверное, не больше десяти человек. Ресторанный бизнес здесь вообще довольно странный: хорошие рестораны можно пересчитать по пальцам одной руки, а 80 процентов точек открываются в сезон, чтобы кормить туристов. Поэтому не только должны быть специалисты — их ещё надо где-то трудоустроить: они же не могут работать три месяца в году, чтобы потом как-то пережить зиму. С другой стороны, это ещё и вопрос сознания самих рестораторов: они должны понять, что продавать гостям хорошее вино гораздо выгоднее, чем барабульку. Продавать вино за 100 рублей, зарабатывая на нём 70, как это происходит сейчас, и

продавать за 1000, зарабатывая 700 — это ведь совершенно разные истории. То есть сами рестораторы должны увидеть в вине выгоду. Но в целом могу сказать, что знаний по маркетингу не хватает даже тем, кто работает в отрасли давно. Сейчас мы обсуждаем создание кафедры виноградарства и виноделия в Севастопольском университете, и в первую очередь там должен быть упор именно на маркетинг.

— Тем не менее, остаётся главный вопрос: почему российское вино, даже высокого качества, стоит столько? Ценой 12 тысяч рублей за бутылку бароло в том ресторане, где мы сейчас сидим, наверное, сложно удивить, но 6 тысяч за бутылку местного вина — это всё-таки непривычно.

— Я работал сомелье с 1996 года, и когда в 99-м ко мне пришёл молодой человек и предложил купить итальянское вино, я посмотрел на него с усмешкой: разве в Италии делают нормальное вино, которое можно продавать в ресторанах? Настолько тогда российский рынок лежал под французскими винами, а остальное считалось неинтересным. Теперь посмотрите, что происходит сейчас: половина винной карты любого хорошего ресторана — это Тоскана. То есть мода на вино приходит быстро, и если сегодня отношение к нашему вину не самое лучшее, то, поверьте, через несколько лет всё будет по-другому. Когда мы выходили на рынок, самое дорогое местное вино в Крыму стоило 60 гривен, мы стали продавать за 200 — все, наверное, сильно удивлялись, а теперь наши вина есть во многих ресторанах. Интерес к российским винам у рестораторов существует, сейчас это популярная тема — национальные и местные продукты. В условиях санкций вся страна пытается думать, как наладить производство товаров широкого потребления, причём не только вина или продуктов питания.

— Санкции, хочется надеяться, это временная ситуация, а какие должны быть долговременные условия для того, чтобы российские вина заняли подобающее им место?

— Главное — необходимо создавать сильные региональные бренды, что, кстати, и предусматривают недавние поправки в ФЗ-171. Они предполагают, что производители для продвижения своих вин на рынок будут объединять свои усилия под «шапкой» общего бренда, используя механизм СРО. Если взять то же бароло, то в каждой проданной бутылке под этим брендом заложена стоимость маркетинга. Консорциум производителей этого вина собирает со своих участников немалые деньги и очень умело тратит их на продвижение бренда «бароло» по всему миру. Мы планируем пойти тем же самым путём — создать союз виноградарей и виноделов Севастополя и развивать одноимённый винный бренд. Я один могу потратить на маркетинг немного, но когда нас будет двести, мы сможем вложить в продвижение гораздо больше и доказать всему миру, что наше вино достойно и должно стоить дорого. Севастопольский регион — это уникальное место с точки зрения терруара. Здесь известняковые почвы, очень бедные, с сильным влиянием моря, много холмов разных экспозиций, что также способствует созданию широкой палитры вин. Я объездил почти все винодельческие регионы СНГ, и могу сказать, что именно севастопольская зона — самая интересная для создания качественных вин, которые будут долго жить в бочке и бутылке.

— Но есть ведь ещё и такая проблема, как обыкновенный снобизм. В Москве и Петербурге многие потенциальные покупатели дорогих отечественных вин просто убеждены в том, что никакого хорошего российского вина не существует. Как быть с этим?

— Когда человек пытается разобраться в вине, он не только пробует вина сам, но и часто ориентируется на автори-

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

теты, к чьим мнениям он прислушивается — это сомелье, друзья или так называемые лидеры мнений типа известных блогеров. Но эти эксперты точно так же зависят от мнения других «асов», и на верху этой пирамиды находятся те, кто по-настоящему влюблён в профессию, кто ценит в вине индивидуальность, неповторимый вкус и что-то уникальное, по-настоящему редкое. Именно эта аудитория является для нас главной, мы хотим донести до неё то, что мы делаем. Поэтому мы регулярно встречаемся с настоящими фанатами вина в Москве и Петербурге, а они уже распространяют знание о нашем вине по этой пирамиде. Кроме того, я сам начинал работать сомелье ещё тогда, когда это слово знали единицы, а в рестораны ходили люди в бобровых шапках и выбирали вино по принципу «чем дороже, тем лучше». С тех пор прошло почти 20 лет, и ситуация сильно изменилась. Скажем, в Российской ассоциации сомелье уже почти полторы тысячи человек, профессия очень интенсивно развивается. А что будет ещё через десять лет, я вам расскажу. В любой винопроизводящей стране ассоциации сомелье спонсируются местными производителями, поэтому в приоритете — именно местные вина: во Франции — французские, в Италии — итальянские и так далее. То есть производители сами воспитывают сеть, которая их обслуживает. Поэтому задача российских виноделов — создавать такое сообщество сомелье и рестораторов, которым интересна российская продукция. А будет спрос — будут и новые производители появляться.

— Для вас важно работать с такой аудиторией, как топовые блогеры, которые очень активно продвигают некоторые вина?

— Я не считаю, что мы должны работать с лидерами мнений специально, но их ценность в том, что они честны — в большей или меньшей степени. Недавно, например, наше вино упомянул в своём блоге Артемий Лебедев — поверьте, я ничего для этого не сделал. Но я ему очень благодарен, что он по достоинству оценил наш продукт. Это показывает, что рано или поздно можно получить такую мощную бесплатную рекламу, просто делая качественное вино. Пример нашего хозяйства вообще очень наглядный: вот виноградники, вот вино, вот винодел.

Поляна для инвесторов

— Как вы планируете строить отношения с крупными предприятиями, такими как «Инкерман»? Их деятельность явно преследует несколько иные цели, нежели развитие премиального виноделия.

— Вы знаете, Валерий Николаевич Шамотий (ключевой акционер группы «Инкерман». — «Эксперт ЮГ») — очень мудрый человек с большим опытом ведения бизнеса, правильно относящийся к производству вина. Понятно, что до какогото момента мы были по разные стороны баррикад, но диалог между нами есть. «Инкерман» — это большое предприятие, имеющее несколько заводов и виноградников на территории и Севастополя, и Крыма. Предварительно мы договорились, что через какое-то время они тоже войдут в проект выпуска вин из севастопольского винограда под брендом «Севастополь», а остальное будет производиться под другими марками. С другой стороны, проблема развития мелкого и среднего виноделия в Севастополе действительно упирается в то, что большинство виноградников здесь оказались в государственной собственности. Из примерно 16 тысяч гектаров земли под виноградниками в Севастополе 10 тысяч гектаров — это участки для производства вин уровня grandcru. Часть из них засажена виноградниками, часть пустует, но находится в составе крупных предприятий, а почти все виноградники, которыми они обладают, имеют 40 и более процентов износа,

47 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

виноделие

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

виноделие

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

48

Винодельческое хозяйство Павла Швеца по площади — всего 16 гектаров — вполне сравнимо с частными винодельнями в Европе

их надо пересаживать. Какой дурак будет сажать виноградники за свой счёт в зоне рискованного земледелия?

— Вся надежда, надо полагать, на государство?

— Мы предлагаем взять пустующие земли, а также виноградники, которые находятся в ужасном состоянии, но имеют громадный потенциал — это примерно 5 тысяч гектаров, раскорчевать их и разделить на 200 небольших участков под будущие инвестиции. Это действительно должно сделать именно государство через специальную структуру типа корпорации развития виноделия Севастополя. Затем мы хотим пригласить сюда инвесторов, которые будут создавать предприятия от винограда до бутылки. СРО станет контролировать агротехнику, технологии и управлять брендом, чтобы человеку, который на протяжении пяти лет вкладывал деньги, не пришлось в итоге самому выпить всё своё вино.

— Каким образом вы будете убеждать государство, что именно этот путь развития виноделия нужно реализовать в Севастополе?

— Мы уже посчитали, сколько городу принесёт гектар виноградников, если он будет находиться в составе не крупных хозяйств, как сейчас, а небольших, как предлагаем мы. Выгоды очевидны: продажная цена вина отличается в пять раз. Плюс у мелких предприятий значительно больше сотрудников, появляются смежные отрасли: обучение персонала, консалтинг, туристический бизнес — это будет полноценный винодельческий регион, организованный по кластерному принципу. По нашей оценке, к 2030 году 200 хозяйств по обороту могут приносить Севастополю больше, чем Черноморский флот. Дело за малым: чтобы власти наше предложение услышали и зарезервировали земли под этот проект. Кроме того, мы рассчитываем на помощь со стороны Агентства стратегических инициатив. Если мы получим их поддержку, властям просто будет некуда деваться. Ну и главное, нашу программу уже поддержал Алексей Михайлович Чалый, реальный лидер Севастополя.

— Какой будет стоимость входного билета для потенциального инвестора и на каких условиях он сможет получить землю?

— Мы считаем, что средний участок — 20 гектаров, а схема должна быть такой: чем раньше ты пришёл, тем больше

участков на выбор. Далее подписывается инвестиционный контракт с государством, согласно которому ты должен в течение пяти-семи лет посадить виноградник, поставить производство и создать туристический объект на территории хозяйства — гостиницу, ресторан или винный бар. Если ты выполнил инвестиционные обязательства, то можешь выкупить землю в собственность с условием отсутствия возможности смены её целевого назначения. Никакого входного билета платить не надо, а минимальный объём инвестиций — порядка миллиона евро, хотя мы считали это, когда курс был 45 рублей. На тот момент посадить 20 гектаров виноградников стоило примерно 20 миллионов рублей, построить объект под тысячу квадратных метров — ещё 20 миллионов, закупить оборудование — порядка 10 миллионов.

— Как быстро могут окупиться такие инвестиции?

— Если вы делаете вино в небольшом объёме, примерно 50 тысяч бутылок в год, то вам прямая дорога в сегмент HoReCa, а это совершенно другие деньги, чем массовый рынок. Мы посчитали, что продажная цена у нашего резидента будет порядка 10 евро за бутылку, как это происходит во всём мире, когда речь идёт о качественном вине, сделанном вручную. В таком случае окупаемость наступает через дватри года. Самое главное, что этот миллион евро не нужно достать сразу, можно вкладывать поэтапно. Я, например, когда начинал свой проект, вообще слабо представлял себе финансовую сторону дела. Были деньги — вкладывал, не было — не вкладывал. Поэтому посчитать, наступила ли у меня окупаемость, наверное, будет сложно. Мы сейчас собрали урожай где-то на 25 тысяч бутылок, а предел — 50 тысяч бутылок, наше оборудование изначально покупалось на такой объём.

Бизнес в наследство

— Есть ли в вашем бизнесе серьёзные инфраструктурные ограничения?

— Практически нет. У меня на винограднике нет электричества, мы работаем с генератором 15 киловатт на аккумуляторной батарее и только в момент сбора и переработки винограда включаем трёхфазный генератор, но это всего две недели. Вода не нужна: виноград не поливают, если вы хоти-

те получить вино высокого качества. Самая большая сложность — это логистика: до Москвы груз идёт три недели. Ну и, конечно, земля — это главный вопрос для развития таких проектов.

— Насколько велики валютные риски вложений в малое виноделие? Как их можно минимизировать?

— Я думаю, что мы недооцениваем российский рынок с точки зрения поставок оборудования. Саженцы винограда действительно частично придётся покупать за границей, но шпалеру можно купить в России, строительство здания — полностью из местных материалов, трактора и технику тоже не обязательно покупать европейские. Чтобы сделать ёмкости из нержавейки, вообще большого ума не надо — просто должен быть спрос. Поэтому для развития того проекта, о котором мы говорим, нужно стимулировать развитие стартапов в форме винодельческого кластера, причём многое можно отдать на аутсорсинг, например, агрономическую часть. Скажем, оловянную капсулу для бутылки мы закупаем в Австрии, но кто мешает здесь создать предприятие, которое будет эти капсулы штамповать на всю Россию? И таких бизнесов, которые буквально лежат под ногами, здесь много. Главное, чтобы нашлись люди, готовые этим заниматься.

— А как быть с финансированием всех этих проектов в ситуации, когда стоимость кредита резко выросла?

— Можете взять для примера наш проект: у нас нет ни кредитов, ни сторонних партнёров. Хотя ко мне часто приходят люди и задают такие вопросы. Но в целом те, кого интересуют инвестиции в виноделие, мало переживают насчёт кредитов, деньги у них и так есть, а собственный виноградник — это не бизнес-проект, а то, что можно передать детям. Это может, конечно, приносить деньги, требует большого труда, но не это главное.

реклама

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

— Вы могли бы обрисовать портрет потенциального инвестора?

— В основном это человек, живущий в Москве, Петербурге или других городах-миллионниках, ему лет 40-45. Как правило, он занимается каким-то бизнесом, который требует его постоянного присутствия, но при этом ничего особенного не производит — например, работает в банке или консалтинговой фирме. После сорока эти люди начинают думать о том, как провести старость, о том, что в Москве некомфортно всю жизнь стоять в пробках и было бы здорово переехать куда-то на юг. Покатавшись по Европе и увидев, как там развита винная культура, многие влюбляются в вино, начинают в нём разбираться. Именно тогда появляется мысль: а что, если завести собственную винодельню?

— Вы много знаете таких людей?

— Человек 25 потенциальных инвесторов уже наберётся. Другое дело, что много желающих взять сразу несколько тысяч гектаров, такие появляются постоянно. Земля в Севастополе всегда была самым востребованным и нужным товаром — половина дорогих иномарок, которые здесь ездят, куплены именно благодаря земельным операциям. Вокруг этого всегда было много проходимцев и посредников, которые пилили и продавали участки, а крупные хозяйства при этом использовали земли неэффективно.

— Как убедить их в необходимости передать эти земли под новый формат виноделия?

— Некоторые участки они готовы отдать сами, потому что они им не нужны: их нужно охранять, вкладывать в них деньги. Так что серьёзного противостояния быть не должно. Конечно, руководители госпредприятий любят вспоминать, как у них всё замечательно было в советское время, но сейчас то они в основном продают виноматериал, а не вино.

49 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

виноделие

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

50

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

Информационные Те хнологии «Эксперт ЮГ» № 17–19 20 апреля — 10 мая 2015 г.

Людмила Шаповалова

Незаметное импортозамещение Популярный сегодня термин уже можно уверенно применять и к сфере ИТ. Многие компании юга России, разрабатывающие и обслуживающие специализированное и отраслевое программное обеспечение, благодаря усилению протекционистской политики получат дополнительный стимул для развития — прежде всего за счёт госсектора и крупных компаний

силение позиций отечественных разработчиков и интеграторов в ряде сегментов идёт уже несколько лет, и теперь этот процесс вполне можно рассматривать в контексте импортозамещения, о котором, правда, куда чаще говорится в отношении АПК, пищепрома или ряда отраслей обрабатывающей промышленности. Речь в данном случае идёт не об утопических планах создания отечественной операционной системы (хотя разговоров об этом, увы, не избежать) — от актуализации темы импортозамещения выиграют в первую очередь поставщики специализированных ИТ-продуктов и услуг, главным образом для государственного и корпоративного секторов. Уже сейчас на общественном обсуждении находится проект постановления федерального правительства, которое предполагает, что госзакупки софта будут ограничены продуктами, входящими в реестр отечественного программного обеспечения (ПО). Минкомсвязи РФ объявило, что политика протекционизма по отношению к российским разработчикам будет последовательно продолжена, и эта тема больше вписывается в региональный контекст, чем кажется на первый взгляд. Рынок ИТ-интеграторов не отличается высокой степенью консолидации: на нём работает ряд сильных региональных игроков, как поставляющих самостоятельные продукты и услуги, так и работающих по субподряду от федеральных или международных компаний. На юге России таких игроков, готовых перейти в режим импортозамещения, уже немало.

У

Переходить уже не страшно

Для развития импортозамещения в сфере ИТ принципиально важно то, что региональные интеграторы работают не только в области посреднических услуг — можно привести достаточно

случаев самостоятельной разработки сложных продуктов. К примеру, администрация Ростовской области совместно с Северо-Кавказской академией госслужбы (СКАГС) разработала общую концепцию для всей сети, начиная от архитектуры программной платформы, на которой эта сеть будет работать, и заканчивая брендингом и требованиями к планировке помещений. В целом тема протекционизма оте­ чественным производителям ПО не представляется несбыточной мечтой. Дмитрий Ведев, директор по маркетингу крупного поставщика ИТ-услуг ГК «АйТи», отмечает, что сложившееся мнение о российских продуктах как о чём-то ущербном — это просто сила привычки: «Переход на использование отечественного ПО воспринимается как вынужденный, как что-то вроде наказания “за плохое поведение”, но это несправедливый подход. В каких-то областях на сегодня нет адекватного задачам отечественного продукта-заменителя, а в каких-то он есть. При этом важно понимать, что импортозамещение в ИТ является не просто “лозунгом момента”, а реальной стратегией, нацеленной не только на рост несырьевого бизнеса и создание новых рабочих мест, но и на обеспечение безопасности страны в эпоху киберугроз и тотальной зависимости от технологий». По данным ещё одного интегратора, группы «Астерос», доля иностранного ПО, используемого в нашей стране, составляет не менее 2/3 рынка, что приводит к оттоку финансовых средств из России. В то же время у отечественного ПО есть конкретные преимущества, отмечает Вадим Сосенко, эксперт по разработке систем «Астерос инжиниринг и ИТ-инфраструктура»: «Они заключаются в более низкой стоимости по сравнению с зарубежными аналогами, в лучшей приспособленности к российским реалиям и бизнес-процессам наших компаний. Например, наши программные продукты уже зарекомендовали

себя с лучшей стороны в сфере систем управления предприятием, информационной безопасности, электронного документооборота и торговли». В то же время, отмечает г-н Сосенко, несмотря на то, что качество большинства отечественных решений не уступает импортным, следует признать, что в категории инфраструктурного ПО (операционные системы, системы управления базами данных и прочее) российским разработчикам предложить пока нечего. В приложении к отдельным территориям отечественный софт вообще становится единственно возможным путём развития. Константин Варов, управляющий директор компании «Диасофт Платформа», напоминает, что после присоединения к России Крыма и Севастополя американские компании не просто свернули там свою деятельность, но и предприняли направленные действия по блокировке работы населения этих территорий со своими сервисами. «На самом деле ситуация парадоксальна, — рассуждает г-н Варов. — Для большинства программных продуктов (кроме очень узкоспециализированных) замена в виде российских аналогов уже есть, стратегическая необходимость в переходе на их использование также есть, есть нормативные акты, обязывающие заказчиков предпринимать усилия в плане перехода на отечественное ПО, но при этом скольконибудь заметного движения в эту сторону не происходит. Мало кто хочет становиться первопроходцем».

Первопроходцы поневоле

Большинство сегментов российского бизнеса — и по отраслям, и по размеру компаний — в той или иной мере давно использует отечественный софт. «Это касается продуктов 1С, отечественных антивирусных систем, сметных программ и многих других программных продуктов», — перечисляет Евгений Рыбасов, директор ростовского ИТцентра Рыбасова. По словам г-на Рыба-

сова, несмотря на новый кризис, спрос на программные продукты не снижается, и у его компании I квартал 2015 года был существенно более удачным, чем аналогичный прошлогодний период. Такой ёмкий сегмент ПО, как автоматизированные банковские системы (АБС), вообще занят преимущественно отечественными производителями, отмечает Алексей Соколов, директор СКБ «ГРАФ», поставщика этого продукта в регионе. «Это связано с тем, что только отечественные разработчики могут угнаться за непрерывно изменяющейся нормативно-справочной информацией (НСИ) в банковской сфере, — поясняет г-н Соколов. — Плюс отечественные АБС не уступают по функциональным возможностям импортным, а их стоимость во много раз ниже. И ещё один очень важный момент: ни одна зарубежная фирма не предоставит нашим пользователям сопровождение в режиме реального времени, а это критично». Возможность оперативно обновлять информацию в ПО, работа которого привязана к актуальному законодательству, в своё время дала мощный толчок развитию, пожалуй, самого популярного программного продукта класса ERP — бухгалтерской программы 1С. Сегодня она занимает порядка трети рынка ERP-систем России, причём предпочтение ей отдают предприятия малого и среднего бизнеса — прежде всего из-за относительно невысокой стоимости внедрения и владения. Юрий Приходько, руководитель департамента проектов внедрения и консалтинга ростовской ГК «Гэндальф», которая является официальным поставщиком 1С на юге России, отмечает, что для небольших компаний важен такой параметр, как комфортность коммуникационного сопровождения. «Когда с пользователем говорит иностранец, диалог выстраивается не сразу, нелегко подобрать слова для конкретного описания проблемы — на это уходит время, — поясняет г-н Приходько. — К тому же при эксплуатации программ для управления предприятием мы неизбежно сталкиваемся с российскими законами и порядком ведения бизнеса, которые не в полной мере понятны для иностранцев, воспитанных на другой культуре. К примеру, иностранец будет чётко следовать инструкции, а наши пользователи более гибко подходят к процессам, поэтому отечественный софт содержит в себе больше контрольных функций, контрольных процедур запретов или, наоборот, разрешений». В настоящий момент основную часть спроса на отечественные программные продукты начал генерировать средний

и особенно крупный бизнес. Роман Мацегоров, руководитель управления информационных систем и технологий ГК DATUM Group, отмечает, что со стороны крупных компаний повысился спрос на ПО, решающее такие задачи, как управление, автоматизация, контроль и оптимизация бизнеса. «Спрос по отдельным отраслям значительно выше прошлогодних показателей, — говорит г-н Мацегоров. — Например, отечественные продукты в сфере защиты информации в 2015 году должны показать значительный рост. Также стоит отметить, что многие крупные компании, в 2014 году выбравшие иностранные программные продукты, теперь будут вынуждены технически перевооружаться». По словам Вадима Сосенко, спрос на отечественное ПО в настоящее время обеспечивают крупные телекоммуникационные компании (системы безопасности, бизнес-аналитики), энергетический сектор (решения бизнес-аналитики), рынок розничной и онлайн-торговли (мобильные и облачные технологии, аналитические решения, логистическое ПО), банковский сектор (ПО для автоматизации бизнеспроцессов и защиты данных). В качестве примера можно привести недавнее заявление «Ростелекома» о планируемом ужесточении критериев закупок для отечественного ПО: ИТ-продукты для компании должны производиться только российскими юрлицами, а их обслуживание должны осуществлять исключительно отечественные программисты. Всё это — вполне реальный шанс для местных интеграторов и дистрибьюторов отечественных программных продуктов выйти на новый виток развития.

Успеть на раздачу импортозамещения

Последовательно перевооружать свои ИТ-мощности будет и госсектор — Минкомсвязи настроено в этом отношении достаточно решительно. «Идём по пути мягкого вхождения в этот протекционизм», — сказал глава министерства Николай Никифоров в конце марта 2015 года во время публичного обсуждения мер поддержки российского ПО. «В ряде крупных госкорпораций ещё в 2014 году были созданы специальные подразделения, цель которых — разработка стратегии импортозамещения и выбор на рынке российских решений или решений на свободном программном обеспечении (СПО)», — говорит Дмитрий Ведев. В то же время он предупреждает об опасностях импортозамещения как самоцели: «Безусловно,

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

взять и разом заменить импортируемое ПО не получится. Да и нужно ли создавать для всей экономики натуральное хозяйство? Мы, конечно, должны иметь альтернативные продукты в тех областях, где безопасность критична, но всё-таки главная задача импортозамещения — создавать условия для отечественного производителя, которые помогли бы ему сделать продукт, способный оказаться конкурентоспособным не только внутри страны, благодаря каким-то ограничениям, но и на мировом рынке — благодаря своему функционалу, цене, надёжности, качеству поддержки». Эту точку зрения разделяют и другие специалисты ИТ-рынка, призывая использовать наметившийся тренд не для того, чтобы оказаться в замкнутом пространстве, где будут функционировать только отечественные продукты, а для того, чтобы выработать продукт и компетенции, которые станут конкурентоспособны на глобальном рынке. «Современная индустрия разработки программного обеспечения понастоящему трансгранична, — говорит Андрей Серёгин, руководитель отдела исследования ИТ-рынка аналитического агентства GfK. — Часто программный продукт разрабатывается компанией, головной офис которой находится в одной стране, серверы с исходными кодами — во второй, а отдел разработки распределён по офисам в нескольких странах». Поэтому при разговорах про импортзамещение в ИТ нужно начать с точного определения того, что такое отечественное ПО, полагает г-н Серёгин. Например, такие компании, как Acronis, Kaspersky или Veeam, основаны русскими, офисы разработки находятся в России. Но структурированы эти компании таким образом, чтобы было удобно вести бизнес по всему миру. «В целом мы не считаем, что на рынке есть сформированный спрос на программное обеспечение, разработанное в том или ином регионе или стране. При выборе программного обеспечения пользователя в большинстве случаев интересуют три вещи: качество/функциональность ПО, его цена и уровень сервиса, предоставляемый компанией-разработчиком», — поясняет Андрей Серёгин. Однако со временем меры, реализуемые отраслевым ведомством в отношении госструктур и госкомпаний, будут только ужесточаться, и если разработчики и интеграторы не введут в свой ассортимент требуемые продукты «правильного» происхождения, они упустят огромный рынок, поскольку конкуренция на нём сейчас начнёт сильно расти. 

51 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

Информационные Те хнологии

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

52

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

т уризм

Николай Проценко

«Эксперт ЮГ» № 01–02 декабрь 2015 г. — январь 2016 г.

Донской турбизнес пойдёт по России Крупнейшая на юге России сеть турагентств «Розовый слон» планирует воспользоваться кризисом на туристическом рынке, чтобы расширить своё присутствие в регионах. В этой экспансии особая роль будет отведена внутренним направлениям

иректор сети турагентств «Розовый слон» Алексан Мкртчян — один из немногих представителей отечественного турбизнеса, строящих планы роста в разгар жесточайшего кризиса, который потряс эту отрасль сначала в результате девальвации рубля, а затем после катастрофы российского А321 в небе над Египтом и конфликта с Турцией. Оптимистичная оценка перспектив экспансии основана на том, что жертвами этого кризиса станет новая порция турфирм, а небольшие агентства, которым удастся выжить, потянутся к таким крупным «зонтичным» брендам, как «Розовый слон». В 2015 году сеть обслужила примерно 65 тысяч туристов и на данный момент насчитывает порядка 90 офисов. В основном они расположены в ЮФО и СКФО (а го-

Д

ловной офис по-прежнему находится в Ростове-на-Дону), но Алексан Мкртчян не скрывает, что на Юге «Розовому слону» уже тесновато.

Бизнес без рентабельности

— Какие убытки, по вашей оценке, уже понёс российский турбизнес в связи с запретом для российских туристов посещать Египет и конфликтом с Турцией?

— Если говорить о туроператорах, то сумма их первоначальных одномоментных убытков — около двух миллиардов рублей. Государство сейчас каким-то образом собирается их компенсировать, но не напрямую. А когда мы слышим слово «опосредованно», это значит, что компенсация будет происходить не совсем прозрачно, не совсем честно, и, в конечном итоге, многие её попросту не

получат. Но речь ведь идёт о прямых убытках: скажем, было 50 рейсов в Египет, их отменили, мы потеряли столькото денег — пожалуйста, возместите их, тем более что нашей вины в трагедии с Airbus нет. Для сравнения, премьерминистр Турции уже пообещал работающим в России турецким операторам напрямую компенсировать убытки от того, что российские туристы не приедут в Анталью, и я думаю, эта компенсация будет очень достойной.

— А что насчёт убытков турагентств? Теоретически они должны быть меньше, чем у операторов, которые несут прямые расходы по формированию турпродукта.

— Убытки турагентств оказались косвенными и заключались в резком падении спроса: на 30 процентов после катастрофы Airbus и ещё на столько

же — после инцидента с Су-24, то есть в общей сложности поток упал где-то на 60 процентов. Хотя если в ближайшие два-три месяца всё будет спокойно и к весне Египет откроют — а я в этом уверен, вспоминая ситуацию с революцией в этой стране в 2011 году, то в этом случае мы быстро восстановим 30 процентов. Но ещё 30 процентов по Турции — это невосполнимые потери, по крайней мере, на ближайший год.

— Удастся ли крупным операторам быстро отреагировать на эту ситуацию, увеличив своё присутствие на российских направлениях?

— Конечно, в условиях запрета на Египет и Турцию они будут расширять своё присутствие на внутрироссийских направлениях. Но в любом случае, скажем, российские операторы турецкого происхождения, в первую очередь их «большая тройка», «Корал», «Пегас» и «Анекс», или такие российские операторы, как «Бриско», почувствовали очень сильный удар, поскольку они ещё как следует не успели освоить внутрироссийские направления. Но для нас как крупной розничной сети турагентств приход таких массовых игроков на внутрироссийские направления очень важен. Мы много слышали с высоких трибун о том, что нужно развивать внутренний туризм, но конкретных шагов никто не предпринимал. А крупные туроператоры — причём неважно, с турецкими корнями или нет, например, такая стопроцентно российская компания, как «БиблиоГлобус», — подошли к российскому туризму с точки зрения пакетированных туров. Они выкупили большие блоки номеров в отелях, целиком или частично выкупили кресла в самолётах из разных городов России, даже поставили автобусы в Сочи из таких городов, как Екатеринбург или

реклама

г е р о и им п о р т о з а м е щ е н и я

В условиях запрета на Египет и Турцию туроператоры будут расширять своё присутствие на внутрироссийских направлениях Пермь — это 56 часов в одну сторону. Ещё год назад такое ни одному человеку в здравом уме даже не привиделось бы, но оказалось, что этот продукт пользуется спросом.

— Здесь сразу возникает вопрос рентабельности бизнеса: при такой стоимости путёвок явно не приходится говорить о высоких доходах турфирм.

— Рентабельность — это самый загадочный вопрос в российском турбизнесе. Потребителю рентабельность абсолютно безразлична, а туркомпании гонятся не за прибылью, а за туристом, причём любой ценой.

— Но если работать без рентабельности, неизбежно банкротство, что и подтвердили недавние скандальные истории на туристическом рынке. Получается, массовый уход таких крупных туроператоров, как «Нева», рынок ничему не научил?

— Да, мы это всё проходили. Но я не хотел бы ограничивать вопрос о рентабельности только туроператорами, потому что гораздо более актуален другой вопрос — прибыльны ли рос-

сийские авиакомпании? Это очень важно, потому что ведущие туроператоры выступают в тандеме именно с ними. Так вот, могу с высокой степенью ответственности сказать: почти все наши авиаперевозчики работают в убыток. Это, наверное, прозвучит несколько революционно, но этот бизнес — плановоубыточный, прибыль авиакомпании не получают. Причины этого разнообразны. Во-первых, это девальвация рубля: практически все самолёты сейчас импортные, покупались или брались в лизинг они за доллары по курсу 30 рублей, а поскольку срок лизинговых выплат составляет 10–15 лет, понятно, что после девальвации их стоимость резко выросла. Пропорционально возложить эти затраты на потребителя невозможно: потребитель к этому не готов. Когда доллар стоил 30 рублей, авиабилеты Сочи — Москва в среднем продавались по 6 тысяч рублей, а теперь, когда доллар приближается к 70 рублям, нельзя поднять цену на билет в два раза — летать никто не будет, максимум, на что готов потребитель, это рост на 10 процентов. Точно такая же ситуация с рос-

53 ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

т уризм

ЭКСПЕРТ ЮГ коллекционный номер 2016

54

кадры для реальной экономики

т уризм

сийскими отелями: ни один из них после девальвации не поднял цены в два раза в сравнении с 2014 годом, средняя стоимость ночи по России выросла всего лишь с 3500 до 3800 рублей.

— Как выйти из этой ситуации с наименьшими потерями?

— Главная проблема здесь вот в чём. Когда рынок растёт, вы можете быть убыточными, потому что вы покрываете текущие убытки из будущих продаж. А на падающем рынке, как сейчас, удержаться в таком режиме очень тяжело. Могу сказать, что с рынка будут и дальше уходить в первую очередь слабые игроки — те, у кого помещения в аренде, у кого кредиты, ненормально завышенные расходы. Я думаю, что в Ростовской области уйдёт примерно 25 процентов игроков, а в Краснодарском крае — 20 процентов, там запас прочности у турбизнеса выше из-за более богатого населения.

онной для той же Турции схеме, когда для туриста выгоднее покупать тур у оператора, чем бронировать номер в отеле напрямую.

— Потребитель это уже понял?

— Поменять менталитет россиян крайне тяжело. Большинство уверено, что если вы едете отдыхать за границу, в Турцию или Египет, то надо покупать путёвку в турагентстве, потому что напрямую бронировать отели и покупать авиабилет гораздо дороже, а вот если отдыхать в России, то надо исключительно напрямую звонить в отель и добираться самостоятельно. Но 2014 и особенно 2015 годы показали, что сознание россиян всё же меняется — теперь многие понимают, что надо сделать как минимум два звонка: в турагентство и напрямую в отель, чтобы сравнить цены и понять, где дешевле. Приведу простой пример: в Адлере есть довольно известный отель «Богатырь», который в минувшем сезоне

С рынка будут и дальше уходить в первую очередь слабые игроки Работать в России по турецким лекалам

— Лет десять назад, когда «Розовый слон» работал только на выезд, вы говорили мне, что на российском черноморском побережье существует всего одна приличная гостиница — «Гранд Отель Поляна». Правда, с тех пор ситуация сильно изменилась — в процессе подготовки к Олимпиаде в Сочи появилось много новых хороших отелей, да и в целом уровень внутреннего туризма заметно вырос. Вам сейчас комфортно работать с внутрироссийскими направлениями?

— Мы начали заниматься российским туризмом примерно пять лет назад, на тот момент на него приходилось пять процентов нашего бизнеса. На 2015 год это уже 18 процентов, а в 2016 году ожидаем 25, а то и 30 процентов — общий вектор мне понятен. Но это происходит не потому, что в России так сильно улучшился сервис: хотя ряд отелей, построенных в Сочи к Олимпиаде, имеют достаточно высокий уровень, но у них и цены высоки — тот же Swissotel Camelia в Сочи просил нынешним летом 15 тысяч рублей за двухместный номер с завтраком. На самом деле мы приняли решение увеличивать российский сегмент потому, что многие отели стали готовы работать с туроператором по традици-

давал для турагентств цены примерно на 25 процентов ниже, чем напрямую, а отель «Бархатные сезоны» — на 40 процентов ниже. И даже наш любимый сочинский Swissotel Camelia давал операторам цены на 10 процентов ниже. Это абсолютная новинка этого лета, и этот тренд будет развиваться; думаю, понадобится ещё два-три года, чтобы закрепить результаты.

— Возвращаясь к кризисной ситуации на рынке: какую модель развития сейчас избирает ваша сеть? Будете ли вы расширять количество офисов, или имеющиеся 90 точек — это пока достаточно?

— Логика нашего развития — только в расширении, и сейчас для этого самое благоприятное время. Тем более что расширяемся мы не за свой счёт — мы даём франшизу другим агентствам и не теряем ни копейки. А сейчас количество агентств, желающих стать под наш бренд, увеличивается.

— Почему?

— Когда рынок рос, они не нуждались в нашей поддержке, они работали напрямую с туроператорами и чувствовали себя прекрасно. Но когда объёмы упали на 60 процентов, а в небогатых регионах типа Волгоградской области — на все 70-75, ситуация принципиально изменилась. При этом учтите, что турагентств в России достаточно много в любом регионе. Например, в городе

Камышине Волгоградской области с населением 100 тысяч человек — около 20 турагентств. Как раз агентства из таких небольших городков идут к нам, потому что мы, например, даём бесплатную юридическую помощь, поддержку по любым техническим вопросам — по возврату денег, аннуляции без штрафов и так далее, поскольку сейчас маленькое агентство не в состоянии решать эти вопросы самостоятельно. Просто нанять юриста, если дело доходит до суда, это 30-40 тысяч рублей, но даже такая сумма для некоторых агентств может быть критической. А наш юрист может выехать в любой город — у нас были такие случаи с Владимиром, Орлом, Пензой, то есть не только по югу России, а везде, где у нас есть контрагенты. И каждая такая поездка спасает кому 100, кому 200 тысяч, а в городе Каменске был случай, когда нам удалось сохранить для турагентства 350 тысяч — для средней турфирмы в небольшом городе это был бы смертельный удар. Поэтому мы ощущаем, насколько мы нужны небольшим агентствам, и в условиях кризиса наш зонтичный бренд востребован как никогда.

— Какие регионы сейчас интересуют вас в первую очередь?

— Понятно, что мы будем выходить за пределы юга России — в ЮФО и СКФО нам расширяться, по сути, некуда. Для примера, только в Таганроге под нашим брендом работает уже пять офисов, в Краснодаре сейчас три офиса, будет семь, но мы не станем делать 20, потому что есть потолок насыщения рынка. 20–25 процентов людей, улетающих из трёх крупнейших аэропортов Юга, Ростова, Краснодара и Минеральных Вод, — это наши туристы. Сопоставимых с нами объёмов нет ни у кого, потолок конкурентов — 6–8 процентов. Поэтому сейчас нас очень интересуют Москва и регионы центральной России: Тула, Калуга, Орел, Белгород, Рязань. Причём другого пути расширения, кроме как пойти в регионы, у нас нет. Технологии онлайн-бронирования, конечно, популярны, но если ты находишься только в одном регионе, они будут малоэффективны.

— Есть ли примеры аналогичных сетей в других регионах?

— Есть две крупные сети на Урале — «РоссТур» и «Клео», в Москве две федеральные сети агентств — «Магазин горящих путёвок» и «Горячие туры», а также федеральные бренды «1000 и 1 тур» и «Мастер отдыха». Но если говорить о регионах, это только Ростов и Екатеринбург. Фактически мы создаём в Ростове федеральную компанию, и этот пример для юга России уникален. 

АУДИТ — НАЛОГИ — КОНСАЛТИНГ

Южный региональный филиал Росэкспертизы в рамках развития российского производства и программы импортозамещения предлагает комплексные услуги по повышению эффективности бизнеса: Бизнес-планирование и привлечение финансирования Оценка бизнеса, активов и имущественных комплексов Аудиторские услуги Бухгалтерские услуги Налоговое и правовое консультирование

НАШИ ПРЕИМУЩЕСТВА:

23 года на рынке аудиторских и консалтинговых услуг

2-е место в рэнкинге аудиторских организаций России по версии агентства «Эксперт-РА»

Членство в международной аудиторской сети Crowe Horwath International, занимающей 9-е место во всемирном рейтинге аудиторских организаций

Система менеджмента качества услуг сертифицирована по международному стандарту ISO 9001:2011

Наличие лицензии ФСБ России на осуществление работ с использованием сведений, составляющих государственную тайну

Москва | Санкт-Петербург | Ярославль | Ростов-на-Дону | Красноярск | Хабаровск

ЮЖНЫЙ РЕГИОНАЛЬНЫЙ ФИЛИАЛ РОСЭКСПЕРТИЗЫ

Ростов-на-Дону, ул. Береговая, 8, оф. 1305 +7 (863) 210-50-68 office.rstv@rosexpertiza.ru www.rosexpertiza.ru

РЕКЛАМА