ИНВОЖО 2012 №09 by invozho magazine

№ 09 КОНЬЫВУОН 2012

СОВРЕМЕННЫЙ. КУЛЬТУРНЫЙ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ.

СОВРЕМЕННЫЙ. КУЛЬТУРНЫЙ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ. Индексы: 63197, 73973

№ 09 / ОКТЯБРЬ / 2012

Валерий Игнатик. «Литература», имитирующая литературу с. 6 Искусство. Жан Жиро с. 12 Современная поэзия Украины с. 16 Поэзия молодых талантов Ижевска, Москвы, Санкт-Петербурга с. 22

Иллюстрации: Михаил Николаев.

ПУШТРОСЭЗ / СОДЕРЖАНИЕ Поэзия

НоВЫЕ ДРузья « иНВоЖо»

22 ольга Ведрова 24 Андрей Гоголев 28 Татьяна Репина 30 Руслан Муратов 31 Юрий Бражник 32 Марина Кацуба 33 Анастасия Ганиева 34 Антон Куракин 34 Владимир Степанов 35 Александр Митряков 36 Никита Сунгатов 38 Мария Абих 39 Дарья Серенко 46 Марина Дозорова

16 Сергей Дзюба 18 Татьяна Дзюба КРиТиКА

20 47 58

Н. В. Сурнина. Магия чисел и литература Т. Р. Душенкова. Поэтические мистерии Сергея Матвеева В. К. Кельмаков. «При переводе я ни в коем случае не пыталась приукрасить рассказы, добавить в них что-то свое...»

ПРозА

Елена Вахрушева. Нюлэс кузё

БЛоКБАСТЕР

4 Денис осокин. овсянки 12 искусство. Жан Жиро 14 Комиксы. ЕГо зоВуТ ГРЮМБ 40 Мнение. Анна Павлова. ЧТо ЧиТАЕТ МоЛоДЕЖь? эССЕ

Валерий игнатик. « ЛиТЕРАТуРА, иМиТиРуЮщАя ЛиТЕРАТуРу»

Анна Павлова. Мой писатель

« И н в ожо » № 9 2012

Фото: Graver.

БЛ о КБАСТ Е Р

Овсянки ехал домой в электричке. я не собирался покупать птиц. и в разукрашенной своей областной столице был совсем по другому поводу. было время — и некуда было пойти. а я люблю птичьи рынки. овсянки поманили меня. при том что я твердо знаю: ноябрь — месяц покупок. конец года — ярмарка чудес. когда нужно быть импульсивнее, решительнее. береты художников и колпаки магов падают на наши головы с первым снегом. лично я всегда с радостью подставляю свою. жду ноябрь с волнением.

***

одил77) р из9 1 . р и про кин ( с Осо азани. Сво объема, Дени К в от ивет орые имо ся и ж , независ и. Некот ми», м о ия веден ет книга народа к » — и ы ва к р н у ы г з я с и а н «Ф «Ов — , нное » х и б и к ин Осо е гда из н т . о ы б н а в все ые «Нов кранизиро Осокина инаэ х д были ие в книга ская коор крае н ч й е и е ч зна граф только , т гео ятка имею рисущими луксне, В УрА п и, та с (Ветлуга, н, Молоча ора, о т и л в с м а ска ий У рояВерхн чность ге няются. , я е Н е и р ..) и л тоянно м й приме с жум. и о к п х д р е е е р ры св кото кой, нига т к м е ё ж а о о м к Эт сколь тичной о, на ная к а поэ ч ы того з и я д о к й ю с о с н ус плот егодня р ошедшие ий н с е В д е ь оза. оизв быт р р п п ы см с ая ь ротк ть сем бой тот с у к с а о и двадц авляют с исталл и т орм кр ую ф кой предс зующий т с а ч о а с а лообр оторый з сфере вы в ,к а о в н т н с е ся им рует туры. а р лите

я живу в нее. этот город из тех — о которых никто не думает. река нея — костромской лес. между вологодским и вятским лесами. нея впадает в унжу. правда, есть железная ветка. сто лет назад здесь возник полустанок — названный городом в 1958-м. в полпути от неи до костромы — более примечательный галич мерьский на берегу галичского озера. севернее галича — чухломское озеро и город чухлома. прекрасные имена оставшиеся от мери — финского племени — лет четыреста назад, как известно, окончательно растворившегося среди славян. это — некогда их северная окраина. северные окраины всегда памятливее. тут многие мерей себя продолжают считать. мерянского, конечно, не знают. но иногда закрывают русскими кальками незабытые мерянские смыслы. от этого речь звучит характерно. ну например: разговаривают два старшеклассника из шушкодома или из шарьи — наушники от плееров висят у них на воротниках: — у тебя есть веретеница?.. — нет… — а настя?.. — настя не веретеница — просто веселая… по всей видимости, словом веретеница здесь называли возлюбленную. как оно звучало по-меря — сейчас никто не вспомнит. народ странноват тут — да. лица невыразительные как сырые оладьи. волосы и глаза непонятного цвета. глубокие тихие души. половая распущенность. страсти не кипят. частые разводы, убийства и самоубийства не имеют видимых оснований. ласка всегда внезапна, исступленно-отчуждена… все как в старинных книжках по финской этнографии! в этом углу много детских домов и коррекционных школинтернатов — а памятников архитектуры почти нет. реки — узкие светлые — как бедра взрослеющих девочек — из звона насекомых и пиков крошечных птиц: вохтома — вига — унжа — векса — шача — мера — покша — нея — межа — меза — лух — кусь — вая — шуя — согожа — лежа..

« И н в ожо » № 9 2012

лесопилки и целлюлоза. запах древесных внутренностей на тепловозный дым — вот формула хоть бы города неи. к приезжим здесь несколько недоверчивы — хоть и покажут, что рады гостям. наши женщины стараются не уезжать отсюда замуж. мужчины тем более живут, где родились. я и сам когдато потерял веретеницу — оттого что она хотела жить в петербурге. мы учились там вместе в фотошколе. она была местной — с обводного канала. мы так плакали, когда прощались… мы — меряне — очень любим свои безвестные поселки и города.

***

туда я и вез овсянок — в пустом вагоне. когда сошел — была уже ночь. накрапывало. темными тротуарами я дошел до подъезда. разулся — включил в комнате свет. овсянки дулись. не дуйтесь. — сказал я птицам. овсянки от меня отвернулись. я налил им воды в поилку. насыпал зерен. разделся и лег.

***

всю ночь я смотрел длинный фильм — с названием 'узюк'. ударение на втором слоге. он меня радовал — потом тревожил. но проснуться не было сил. в фильме будто бы я в составе большой и веселой группы 'лучших художников костромского края' поехал в португалию на фестиваль. ехали мы туда в приятном автобусе — кажется, в 'неоплане'. ехали с остановками в разных городах — разворачивали арт-площадки и показывали каждый свое искусство. нас кормили, поили, встречали музыкой — все были очень нам рады. жарко дышало лето — и девушки приходившие смотреть на нас не носили лифчики под майками. много чудесных девчонок было и среди участников. мы дружили, касались друг друга, смеялись, покачивали головами, жестикулировали. нам было свободно и легко. мы двигались на запад — еще по россии. пестрая заграница лежала вся впереди. на выезд из россии мы пошли не через привычную смоленскую — а почему-то через брянскую область. узковатыми неровными пустыми — далеко не федеральными трассами. белоруссия украина и россия неясно соприкасались здесь. мы не понимали в какого именно соседа вот-вот

заедем. на границе нас пригласили с вещами в ангар — проходить таможенный досмотр. мы шли туда уже в сумерках. мне как всегда понадобилось в туалет — он оказался тут же в ангаре — там я и расположился, заполняя декларацию заодно. неожиданно в ангар набежали какие-то люди — дети, взрослые, старики — похватали всех моих друзей и подруг вместе с пограничниками — и поволокли наружу. их человек двести — нас человек сорок. эти люди были какие-то нетеперешние. цветасто-домотканные одежды. сероватые лица — из которых мне не запомнилось ни одно. бородатые мужчины, женщины в платках-надбровках. запах хлебного мякиша, пота и одежды сделанной из травы. я подумал: как какие-то скрытникистароверы ломоносовских времен — сжегшие себя в лесном скиту перед карательным отрядом из архангельска. неопасные — живые не вполне… они тащили моих испуганных коллег — приговаривая ласково: на узюк… на узюк… голоса их были очень сухими. они в момент утащили всех. от фестивальной публики остались лишь приготовленные к досмотру сумки. декларации, паспорта… я осторожно выбрался из туалета — вышел из ангара — и пошел по вечерней земле. две женщины несли в ближний поселок воду. я спросил их: что такое узюк? они ответили: многокилометровое болото — местами пригодное для жизни — на здешнем диалекте. я рассказал о товарищах — уволоченных только что на узюк. ну им не сделают ничего плохого. — сказали женщины. — узюковские просто любят гостей… я не поверил лисам-водоносицам — и понял что мне предстоит выручать с узюка наших 'лучших костромских художников'. .

***

утром ходила милиция по квартирам — у соседнего дома убили мужчину — тыкала всем фотографию жертвы. я еще не чистил зубов — а мне уже показывают мертвеца на полароидном жутком снимке. ну вот — началась неделя… огорченный я заправлял кровать. овсянки как будто мне говорили: и куда ты притащил нас, безмозглый аист?..

эСС Е

Валерий игнатик

«Литература», имитирующая литерАтУрУ

Литературы нет. Этот не очень большой секрет сегодня никто и не скрывает. Ни власть, потому что для нее литература перестала быть «священной коровой», как это было во времена «всепобеждающего социализма», ни сами писатели, чье положение в сегодняшней России более чем двусмысленно (книжки вроде

премии

бы издаются, «делятся», тусовочные «коктейли» и «пати» время от времени происходят, а читательского ответа снизу нет, никакого, даже в виде слуховой галлюцинации,

ный вакуум

пол-

), ни тем более читатели, которых, вопреки удобному во всех отношениях (для той же власти, для тех же пи-

мнению

Читателей

, в стране не стало меньше. сателей) сегодня в России столько же, сколько и было всегда. А было всегда не больше одного процента от списочного состава грамотного народона-

Миф о «самой читающей стране в мире», как и все мифы, умер своей естественной смертью, когда был отключен от искусственного питания селения.

через бюджетные капельницы государственных СМИ. И как стояло на книжной полке среднестатистического россиянина 5–6 книжек «ШБ»

Пушкина, Тургенева, Чехова, Толстого и Достоевского (этот классический набор может разнообразиться именами Некрасова, Горького, сочинений господ

« И н в ожо » № 9 2012

Фото: анна Николаева.

Есенина и Маяковского), плюс случайно затесавшиеся иностранцы в лице Майн Рида, Жюль Верна, Конан Дойла или Дюма, так и продолжают стоять сегодня. С той лишь разницей, что юные школяры нового времени добавили туда Солженицына (в изложении), Платонова (тоже, разумеется, в изложении) и в довесок из той же серии «залетных» книжки Марининой, Корецкого и Бушкова. Вот и всё. Как было во все времена чтение уделом очень малого круга людей, так и осталось. И ничего в этом ни зазорного, ни тенденциозно опасного для культуры (любой – национальной, мировой) никогда не было и нет. Литература, как и симфоническая музыка (жанры можно расширить), живопись, всё искусство по большому счету всегда было занятием элитарным, как для производителей его (художников), так и для потребителей. Все остальное – «мыло», независимо как его называют – «народным» ли, «популярным», или «массовым искусством»… Это просто надо понимать и честно об этом говорить. А честно… если честно, то окажется, что за последние 30 лет в литературе отечественной появилось 2–3 прозаика, столько же поэтов, и дальше – три композитора, 4 художника и 5 режиссеров, остальное – коллективная серость в реквизитных костюмах все того же карнавального «мыла». «Мыло», «сериалы», как литературные, так и прочих жанров – тоже вещь нормальная и законнорожденная. Проблема лишь в том, что «народное» искусство не хочет отделяться от своего подлинного прототипа, и как всякой рыночной «палёнке» ей комфортнее живется под элитными брэндами. Ну очень хочется «мыльной» шушере быть не просто лавочниками, булочниками и колбасниками от искусства, а именно – писателями и поэтами, композиторами и художниками. «Без понтов вообще жить тяжело» – как-то признался то ли художник, то ли

поэт Пригов

«искусство писать - это искусство сокращать...» антон Чехов.

(сам, кстати, так до конца и не определившийся с самоназванием). Это как купленные в московском переходе корочки «помощника депутата Госдумы» или «полковника ФСБ» для рядовой бандитской «пехоты» – козырнуть в пивбаре официанту или перед похмельным гаишником на дороге – и почувствовать себя на 6 секунд большим человеком… Нет смысла продолжать дальше разговор об отечественном литературном «мыле», которое ничем не лучше и не хуже импортного, если не определить, почему так получилось, что, собственно, кроме этого литературного ширпотреба, сегодня ничего и нет больше на интеллектуальном рынке страны. Причина проста: хотя и на большой входной двери сегодня замазали табличку «СССР», наклеив поверх византийского двухголового орла с голландским флагом наоборот (сувенир, привезенный Петром I из Европы), квартира за ней как была советской, так до сих пор и осталась ею. Ну обои поменяли, ну натяжные китайские потолки приклеили, там подправили, здесь подмалевали, все равно – советский дух: смесь казармы, базарной толкучки, имитации «под Запад» по фасаду с административной дурью внутри. Словом, селедка в компоте. Или блюдо, которое в меню напечатать можно, но есть это нормальный человек не будет. «Суверенная демократия», которая зеркально отражает то, что формально давно похоронено. Это все тот же «социалистический реализм», а поскольку для всего мира мы «уже другие 20 лет» и «с советским прошлым покончено навсегда», то это получается не «соцреализм» а-ля натурель, а «соцсюрреализм», то есть реализм, грубо говоря, потусторонний. А раз мы не здесь и не там, то и литература у нас соответствующая.

« И н в ожо » № 9 2012

«Литература», имитирующая литературу. Ремесло, с помощью которого описывается не жизнь, а деко-

рации к спектаклю, снятому с репертуара еще в начале 90-х годов прошлого века. Знаю, что со мной агрессивно не согласятся сотни, тысячи продавцов литературных чебуреков, раскинувших свои палатки на российском книжном рынке и широкого расположившись на бескрайнем майдане Интернета. Пипл хватает и думает вовсе не о чебуреках, а о высоком, он же, Пипл, купил нечто в красивой обертке, пусть и без целлофана с бантиком, но с этикеткой, указывающей на 100-процентную духовность товара. А если и чебуреки, то, что ж, если народу хочется чебуреков, тех, из 40-литровых бидонов торговок на перекрестках и на автостанциях советских городов?! Да ради бога! Но не надо путать воду с вином, а божий дар с яичницей. Практически реальный литературный процесс в стране сегодня сводится лишь к тем или иным формам продолжения жизни авторов и написанных ими произведений, принадлежащих к другой литера-

«Ничтожество литературы есть симптом состояния цивилизации...» Стендаль.

Бродский

, например, туре, не советской. Для точности, никакого отношения к советской поэзии не имел, хотя и посиживал на берегу мертвой реки соцреализма. Не хочу намеренно продолжать ряд писателей и поэтов, живших и работавших в советское время, но писавших вопреки этому времени, а не благодаря ему. Список этот не очень большой, но и не малый. Собственно, он у каждого на внутреннем слуху до сих пор. Для меня важнее другое. Обратить внимание читателя на то, что литературу «создать», используя административный, финансовый, информационный и прочие ресурсы невозможно никакими программами и «национальными проектами». Имитировать литературу можно, создать нельзя. Это процесс божественный, и, слава богу, не индустриальный. Но это не устраивает, прежде всего, рынок.

рынок требует конвейера и этикеточное разнообразие литературной продукции. А раз рынок требует, то и предло-

жение тут как тут – новые имена и соответствующая литературная продукция, якобы «отражающая современную жизнь новой России». Мало того что никакой такой «новой России» нет, так и «современная жизнь» ни что иное как продолжение все той же «старой». Мы видим всё ту же страну с псевдореальностью, с нравственностью, никаким образом не соприкасающейся с бытом, с византийского толка христианством и идеологией немецких философов-изгоев. И как следствие – особым положением человека, который описывает эту нереальную реальность. Литератор. Man of letters. Человек, который возится с буковками. Что из них в итоге выстраивается – «Конармия», перевод Фауста, или «Голубое сало», или «Generation П» – по большому счету не важно. Дело в том, что производители текстов в нашей стране давно превратились в цех, в отрасль, где никаких особых талантов не требуется, главное – усидчивость и смирение. Прилежный мастеровой должен был выдавать около трех стилистически добротных страниц в день, откровенных графоманов, надо отдать должное, даже в советском СП не держали, как монахчернец около трех десятков истовых поклонов. Конечно, не все вписывались в этот цех, то есть были свои эльфы и свои хоббиты. Как правило, хоббиты (Булгаков, Платонов, Довлатов, Рубцов, Бродский) и были настоящими писателями и делали подлинную литературу, но в ней абсолютно исчезала соцреальность, получалась какая-то неизвестная, другая Россия, а это против канона. Без канона, собственно, и нет так называемой «российской литературы» (как раньше советской). Таким каноном сегодня является «сильная Россия, вставшая с колен» (?), раньше это был «новый человек, строитель ново-

го общества». То есть то, что никогда невозможно увидеть в реальности, воплотить на практике, встретить на улице или даже на кладбище… Сегодня, в 2012-м году всё то же самое, с той лишь разницей, что появилась еще одна категория мастеровых писательского цеха, – это комментаторы реальности. Наиболее известных наберется с десяток,

Дмитрий Быков или Захар Прилепин. Жизнь «офисного планктона» не просто описывается, она комментируется. Комментируется, конечно, гуманно, например,

щадяще или садистски жестоко, в зависимости от самочувствия автора, который все больше напоминает не «властителя дум», а блогера-разночинца. Или же – сочиняется в 31-й раз очередная «9-я рота» и невольно начинаешь считать: сколько уже дивизий можно сформировать из героев, которых родина-мать безжалостно бросила умирать на переломе 90-х и нулевых… Есть еще одна разновидность, условно которую можно назвать «авторами модных книг». Ни талантливых или просто хороших, а именно – модных… Среди них мелькнуло уже много имен, какие-то тут же забылись, какие-то задержались, зацепившись, что называется, мизинцем за коллективную память читающей публики. Например,

Владимир Сорокин, который сам не считает себя профессиональным писателем и зарабатывает на жизнь преподаванием русского языка в Японии. Он так и говорит о себе и своих соратниках: «Мы не встанем ни под каким памятником». А кто вообще-то заставляет Сорокина стоять под каким-нибудь памятником?

Виктор Пелевин

«трудно себе представить, что сталось бы с человеком, живи он в государстве, населенном литературными героями...» аддисон Джозеф.

конструирует (иначе и не назовешь) свои литературные модели из всего, что попадается под руку – философских эссе австрийских постмодернистов, филологических исследований польских словесников, исторических апокрифов непризнанных (чаще всего исторической наукой) авторов советской и постсоветской эпохи. А про себя говорит так: «Я писатель только в тот момент, когда я пишу». Или Акунин, ученый-японовед, заместитель редактора журнала «Иностранная литература», который как будто устав от своей профессии, балуется на досуге православно-государственным историзмом. Вкупе все они вместе (можно сюда добавить еще пяток имен) и соблазняют нынешнего интеллектуального читателя России то расчленением священных коров (по-сорокински), то пелевинской буддистско-равнодушной иронией, то псевдоисторическим православием (Акунин), помноженным на любовь к «дымам отечества», то сказочными мифами (Баженов с Лесковым икают на том свете), плодовито тиражируемыми пермяком Алексеем Ивановым. Это в сущности те же самые игры, в которые играла интеллигенция 60-х–70-х годов прошлого века. Из серии «звездных билетов» и «антимиров». Теперь вот – сорокинская «норма» и глиняный пулемет Пелевина… Но ведь остается еще и та часть пишущих, которая не прочь поизображать себя «властителями дум». Например, жив еще Андрей Битов и по-прежнему в том же доме на площади трех вокзалов все пишет свою самую главную книгу и никак не может ее написать. Хотя как говорят сегодня в Москве о нем? «Не пишет, конечно, если по большому счету, но всё равно Битов – это Битов». За что? Но вопрос этот не к читателям, не к его коллегам, и уж, конечно, не к самому Битову. Человек ничего не написал, но остается писателем, как такое может быть, этот вопрос адресовать можно только или в бездну прошлого или в еще более глубокую бездну будущего. Еще один «властитель дум», отмечающий, кстати, в этом году свое 75-летие. Владимир Маканин. И все время пишет и пишет, в том же темпе, без перерыва, и в том же духе, все та же улыбка, густая борода и трость. Но что написал Маканин? Да ничего. Так, зарисовки быта, контуры человеческих фигур, диалоги, туманные даты в календарях, повядшие цветы в клумбах…

« И н в ожо » № 9 2012

Или питерский писатель Валерий Попов. Моложе Битова и Маканина. Ну и что? Да ничего. Ни-че-го! Даже название книжек не пишу, не перечисляю выигранных конкурсов (или точнее, полученных в порядке очереди), нет смысла. Пройдет еще 10 лет, и никто даже фамилии не вспомнит, тем более, что фамилия у него такая редкая… Сам про свой успех говорит: «Пруха, пруха пошла!» Попов счастлив – печатают, деньги платят, всё окей… Он счастлив, а я нет. Не могу вспомнить ничего, ничего не осталось ни от Попова, ни от всех вышеперечисленных литературных «цеховиков». Это как газета. Прочитал и забыл. Вот в чем дело! Все они, называемые и называющиеся писателями, это, по сути, работники конвейера индустрии СМИ. А литература – это не СМИ. Это реальный способ жизни после смерти. Это всякий раз новая попытка вывести себя и читателя к этой жизни после смерти. Кому-то это удается, кому-то нет. Все остальное – «мыло», которое нам выдают за литературу. Это как подменить настоящие восковые свечи парафиновыми. Первые горят, вторые – чадят… Но как же понять, как отличить, что это точно литература, а это вот – «мыло», хоть и пахнет ладаном? Здесь нет никаких лакмусовых бумажек и чудесных тестов. Как правило (историческая практика свидетельствует), в России настоящая литература приходит к читателям через 30–50 лет после своего появления на свет.

«Проза занимает место в литературе только благодаря содержащейся в ней поэзии...» акутагава рюноскэ.

Время

– великое изобретение Бога, благодаря которому

Пушкин и Бродский

рождаются в разные годы, а живут в сознании читателя одновременно. Как ни странно, в этом испытании временем участвует каждый из нас, несмотря на всю нашу отдельную малость, но никакие рецепты властителей душ и указания вождей, ни скороспелые метафоры насчет «зеркал революций», а также ножей, колесиков и винтиков, ни сталинское «сволочь» на полях «Усомнившегося Макара» не могут быть инструментами отбора. Но как сказано в Новом Завете: «Этот час, когда я приду, узнает каждый и сразу». Что-то вроде «слепого дождя». Знойный день, яркое солнце, и вдруг неожиданный сумасшедший ливень. Такой «слепой дождь» пока не пролился на Россию. Такой дождь заказать нельзя, разве что вымолить. А пока, пока мы видим, как из одной группы «много тусующихся, но мало пишущих» переходят в группу «много пишущих и изрядно тусующихся». И всё! Больше ничего не происходит. Когда же мы минуем эту «мертвую воду» литературы, имитирующей литературу? Когда перестанем имитировать «великую державу», «третий Рим», «особый путь» и начнем жить по факту. А по факту

картина

из виртуального окна Интернета.

получается очень даже неказистая. Даже если смотреть на нее

и С КуССТ Во

Жан Жиро

« И н в ожо » № 9 2012

Современное искусство / Туала искусство

солэн нимыз

« И н в ожо » № 9 2012

Иллюстрации: Михаил Николаев

НоВЫ Е Д Ру з ья « иН В оЖо»

– Сергей Дзюба исатель, украинский п лист, критик, журна общепереводчик и тель (в ственный дея зюба интернете – Д рович, и Сергей Викто – Sergiy на Фейсбуке в том, что Dzuba). Дело ствлясейчас осуще родный ется междуна пролитературный ргея и ект «Стихи Се ы на 50 Татьяны Дзюб . этих языках мира» оэтов украинских п на 30 перевели уже ечатали в языков и нап 0 пере23 странах. 2 ены на водов размещ спексайтах. В пер ига со тиве будет кн дами, всеми перево афиями фото и биогр в. Журпереводчико » тоже нал «инвожо анный поддержал д ый промеждународн ем ваект. Предлага ию стихи шему вниман оэтов на украинских п зыке. удмуртском я

Иллюстрация: Лиана Трофимова. « И н в ожо » № 9 2012

Сергей Дзюба ***

***

Там её взгляд и морщинки незнакомой Женщины.

отын солэн учкись синмыз но кисыриосыз адӟылымтэ Кышномуртлэн.

***

нашла приют музыка – чтобы создать Мужчину и Женщину.

аслыз инты шедьтӥз крезьгур – лэсьтон понна Воргоронэз но Кышноез.

***

На русский язык перевел игорь Павлюк.

удмурт кылэ берыктӥз Пётр Захаров.

На серебристой ладони вечности маленькая девочка расчесывает волосы лунным гребешком и в привередливом зеркальце не видит своего лица:

На острове, далеком, как слезы Евы, сжатом в объятьях ослепительно-белых скал так, что можно поймать горизонт, если он не убегает в море,

Живите долго, пишите мало и не обвиняйте Небо в грехах.

заплаканная красавица: ресницы бусинками слез приворожили радугу.

Люди, прошу вас, тише – не слышно моря.

В углу гитаре старенькой, как ребенку, стоять тяжело.

Пумтэмлыклэн азвесь кикур вылаз пичи нылаш йырсиоссэ сына толэзь сынэн но долэкъясь синучконысь уг адӟы со ас ымнырзэ:

Со шормуӵын, кыдёкысяз, синвуосыз кадь Евалэн, пачкатэмаз ӟыгыразы тӧдьы мальдӥсь скалаослэн, озьы, куке луэ кырмын инвис дурез, ӧз кошкы ке со бызьыса зарезь вылэ,

улэ кема, гожъяське ӧжыт но эн каре инбамез сьӧлыко.

Бӧрдэм чебер нылаш: синлысъёсыз синву инӟыосын абызазы вуюисез.

Адямиос, туж курисько мон, чалме – уг кылӥськы зарезь.

Сэрегын гитаралы пересезлы, нунылы кадь ик, сылыны секыт.

татьяна Дзюба

***

День отступил вокзальным гомоном – и тени стали длинными, как рельсы, Ведущие в тупик ночи. их пересекают женщины, измельчавшие анны каренины, Которым избавление от проблем Гарантировано лишь до рассвета.

***

и будет тишина цвета надежды, и будет покой цвета счастья, и упадет яблоко, разлетевшись надвое, Его половинки съедят счастливые влюбленные, и не заметят за ветвями заплаканной Евы, Проклявшей свой давний авитаминоз.

Нунал ортчиз вокзал ӵашетонэн – Нош вужеръёс кузёмизы, рельсъёс кадь ик, Кошкылыса уйлэн гырказ. Соос вамен пото кышномуртъёс, Векчиёмем каренин аннокъёс, Кудъёсызлы кайгузылэсь мозмон Сётылэмын ӵук ӟардытозь гинэ.

***

Нош луоз шыпытлык осконмы тусбуё, Нош луоз буйганлык шудбурмы кадь вӧё, Нош усёз выль яблок, кык пала лӧптыса, Кык люкет сииськоз яратон вайыса, Но уз адӟе куакысь бӧрдэм тус Еваез, Кудӥз ялан карга витамин быронэз.

***

Жжет, выжигает, саднит. А потом отдаляется – растворяясь и превращаясь в море, В котором хорошо качаться На волнах воспоминаний.

Сутскытэ, ӝуатэ, кокыртэ. Но бӧрысь палэнске – бусаса Но кузьыт зарезьлы пӧрмыса, Кин вылын туж умой лэйканы, Мае ке но тодэ вайыса.

Жаль только – недолго, Ведь люди живут на суше, Где море – соль…

Жаль соиз – кемалы со ӧвӧл, Адями музъемын ведь улэ, зарезез но солэн – сылал…

***

На русский язык перевел игорь Павлюк.

удмурт кылэ берыктӥз Пётр Захаров.

Время сочится солью, Как песок из самых древних часов,

Царевны всегда доставались дурачкам, – убеждает народная мудрость.

звоню по телефонам, Номера которых знаю наизусть, Во время, когда никто не снимет трубку. Только тогда можно расслышать в них то, Что хочешь услышать давным-давно.

***

Дыр вия сылалэн, Ӵуж луо кадь валлян часъёсысь,

Царевнаос котьку визьтэмъёслы сюрылӥзы, – шуэ калык визь-нод.

Жингыртӥсько телефонъёслы, Номеръёссэ кудъёсызлэсь учкылытэк ик тодӥсько, Со вакытэ, ку нокин но уз басьты трубкаез. Соку гинэ отысь луэ кылын созэ, Мае потэ ни кылэме туж кемалась.

« И н в ожо » № 9 2012

Иллюстрация: Лиана Трофимова.

Н. В. Сурнина

« И н в ожо » № 9 2012

КР иТи КА

П оэ зи я

Ольга Ведрова

***

Шыпыт. Ваньмыз изе. Возъям чилеп вамен уйлы кырмышъясько. Толло вадесэлэсь вужеръёссэ Тыллэн пиштэмысьтыз учкылӥсько. Ӵукна кошкид тон дорысьтым бурдъяськыса, Ачид нош чупаны но вунэтӥд. Лобад, дыр, кытын ке гожеръяса, Усись лымы пырыослы кырмышъяса. Эркын но тон, шудо но тон али, Астэ монэн ӵошатыса. Но валамед маке ӧз пот, Огез бурдэд мынам вал шуыса.

***

Шунды нюлэс сьӧры ватӥськыку, Мӧзмон юнгес ни ӟыгыртэ монэ. Сяськаоссэ ватэ шудбур Писпу, Гуртэд шобыртӥське акшан ынэн. Ӝытлы быдэ, шунды пуксьылыку, Гуртэд пала учкылӥсько ӵемысь. Горд вукарнан выллем, сюлмы туннэ Отчы лобӟын турттэ ӟырдам гадьысь. Васькиз ке тӧл корка липет вылад, Лушкем йыгаз ке со укноосад, Тон пырты вал сое уйвӧтъёсад, Сайкыт мон карысал ческыт умдэ. Нош вазь ӵукна ӝутскоз мусо шунды – Бадӟым синмо горд вукарнан тусо. Кема, вылды, сылод соку лудын – Шӧдод-а тон, кызьы куаръёс учко? Шӧдӥд ке но, соку ик валалод, Сюлмыд ик шымырскоз вӧсь луыса. Сайкам берад ик тон тодад ваёд, Куке ӵошен шудо вал шуыса.

***

Суредась ӧй вал со. Ӧз тыршылы нуналъёссэ Турлы буёлъёсын шудбураны. Дӥсьтӥсь но со ӧй вал. Сюлмысь малпанъёссэ Ӧз дыртылы шараяны. Ӝикыт но со ӧй вал. Лобись дуно минутъёссэ Ӧз вала дунъяны. Нош мон азяз поталляй: Мольберт вылысь буёл кариськыса, Йырез поромытӥсь кыллы пӧрмытскыса, Шудо минутъёслы берытскыса. ...Нош ог нунал пушказ Сайказ ке суредась, – Шудбураны минутъёссэ Буёл быръёз монэ.

***

Ньыль бездытэсь борддоръёсы азьын Тузон пушкы выем ӝажыосы... Мылы уг пот, киы юскиськемын, Сьӧдэз но тӧдьыэз выль мӧзмонэн пӧлэскемын. Кизилилэн югытэныз пиштэ уйшор. Мыным дунне, вуиз ке но ни уй. Нокин понна уг ӝуаты сюсьтыл, Шудо уг кары нокинэ та уй. Огназ со мон пушкын мынам адӟонэным, Сыӵе шумпоттӥсьтэм секыт зӥбет. Муртлы уг вазиськы, номыр уз воштӥськы – Азям ярдуръёстэк кылем тымет.

« И н в ожо » № 9 2012

***

Уйин гинэ мон улӥсько. Соку вордско вылесь малпанъёсы: Укноетӥ мон тэтчисько но лобисько Уйвӧтъёсы пӧлы... Пужмер выллем, мон мугордэ шобыртӥсько, Бам вылысьтыд йырсиостэ палэнтӥсько, Мӧзмон гурме сипыртыса, изён вискад Пумен тылси бугорлы пӧрмисько. Сактэ ни куазь.

Вылез кутске улон. Ӧд шӧды вуэмме но, кошкемме но тон. Мон лобӟисько дорам... Пальккиськисько ворсам укноосам.

***

Мон али сӥзьыл писпу кадь, Оген-кыкен усё бездэм куаръёс. Со куаръёсы мынам янгышъёсы кадь, Ӝоген ни мугоры гольык кылёз. Со куаръёсын ӵош тӧлӟозы сьӧлыкъёсы – Оло нош, чылкыталоз лулы. Выль тулысозь, вож куар шобыртытозь, Огвакытлы капчи луоз мыным. Но со уг лу ни мон (со куаръёсын Мугоры гинэ кылёз на, дыр, аслам). Кыӵе потэ вал ваньзэ ас дыраз Та тугаськем дырез валам. Ортчиськоды вӧзтӥм но Тӥ уд адӟиське, Кызьы вайме мон някыртӥ вал азяды. Тӥ мынэсьтым усем куарме уд лыдъяське, Мурт сьӧлыкен шудо уд лу, Тӥ валады. ...Яратӥсько ӝожмыт сӥзьыл куазен Усем куаръёс пӧлтӥ ӵаштыртыны. Я кин мыным сыӵе адӟон ыстэм – Ачим пушкын аслым утчаськыны?

***

Генрих Гейнеез лыдӟыса

Син пӧртмась ке луысал мон, Тонэ кисыям нуллымон карысал. Мӧзмыкум поттыса учкысал но Выльысь интыяз понысал. Эриктэ тынэсьтыд исатэк но, Улондэ тынэсьтыд воштытэк, Кыӵе вань сыӵеен тон дуно ке, Мар каром та мӧзмись сюлэмен.

Мар каром? Мар каром? Я тон вера! Син азям весь потэ ке возем. Одӥг пол ни кисыям тон пыра – Адӟыны, ма каре ныл сюлэм.

* * * мон яратско тонэ вань сюлмысьтым. тынад сюлмыд синхронно-а ужа?

Ф. Васильев

Учки бӧрсям. Нош тон укно дурад Пияла син пыр шонаськод кидэ. Мар ке вазё вырись ымдуръёсыд, Синмыд веша кошкись мышме. Со учкемын соку курон, жалян вал, Нош мон йырме ӝутӥ но вамыштӥ. Ӝужыт беро катаелэн пыд куараез Уйлэсь шыпытлыксэ вамышъёсын сӧриз. Сокем шыпыт кылиз дорад но, урамын но, Нош макем буш но валантэм вал сюлэмын. Кӧня вормонтэмез, мылы потонтэмез вал Ас дорысьтыд нуись вамышъёсын. Нош мон кошки вал шудыса гинэ, Нош тон келяд, кылъёсылы оскытскыса. Одӥг вамыш бӧрсям тон лэсьтысал ке, Ваньмыз мукет сямен берытскысал. ...Учки бӧрсям... Тон укнояд ӧвӧл ни. Пеймыт – кырын но коркаяд. Кӧня осконтэмез, шумпотонэз вал Монэ уйись вамышъёсад!

***

Адямилэн, пе, ветлэмез Сямзэ но мылкыдзэ вера. Отын, пе, адӟиське ваньмыз – Пушке ватӥськемзэ усьтэ шара. Монэ, шуо, ӟечыраса вамышъяськод, Пельпумъёстэ улэ шымыртыса. Озьы капчи, уг жадьы мугоры, Вирсэръёсам кузё аслам виры. ӟечырасько ке ветлыкум, иське, Оло нош, улонэ но ӟечыран. Инмез кутон вылысь – вылэ ӝутӥськисько вань кужмыя. Ачид кужмысь донгиськыса гинэ Вылэ капчи тубе ӟечыранэ. Нош огнунал ӧз лу ке ӟигары, Ас интыяз сылоз ӟечыранэ.

и всё воскреснет как и прежде; и дом и дым и Бог Един.

андрей Гоголев

седин озера серебрятся отображая старшинство. нам остается лишь подкрасться и лечь самим под белый ствол.

Сюрреалистические стихи об удмуртском ковбое

но всё ж полны пороховницы и птицы трогают крыла. и снова явь. и снова снится. и человек из под стола пешком идет вершить судьбою пяти миров. повелевать.

Вступление

а мы безногому ковбою несем двуспальную кровать.

ижевск

и приспосабливали сабли и цапли пели то да сё. как сосны под луной озябли, как цвел под липами Басё. и всё как медом полыхало гремело. высилось и жгло. сбегало, брызгало порхало. плескало волнами, плыло. как нло дивило взгляды давило сок из всех щелей глотало лотосы прохлады, по сточным трубам тёк елей. и лил на волны Яхве слезы и танцевал престранный твист и кучерявая береза шипела ветром каждый лист Другое вступление: и это лес, и дол, и хутор. и вдалеке бежит река ПОД ОБЛАКА чертями ВНУТРЬ червями внутрь облака. локально выпятив мозоли не трудовые, а свои тонули витязи в рассоле. не со свинью а с пол свиньи размером боль моей отчизны по отношению ко мне. над горизонтом петли висли, звук собираемых камней шкварчит в немытых пальцах римлян и сталин с черною метлой стоит надушен и намылен, уставший и совсем не злой.

1. Описание безногого ковбоя и его быта угрюмым вензелем наколка на исцарапанной спине. айпод. айфон. айкай. двустволка. приемник на чудной волне. вполне дикарь. полуразутый. тем более нога одна. ковбой не спит уже минуту. он бредит рифму с бодуна: Брожение: крапивья лопости налимы удил бананом камыши и плел бесцветное гонимый кричал и говорил дыши и вши топтали в ноль подковы и распаковывали дух в кипящей дымом пирожковой, где грели бороду и слух дворяне женщины и пиво, и водка брызгала со стен и рвался с треском горделивым прозрачный поли эти лен.

Появление: когда-нибудь в лихой надежде мы вырвем шторы из гардин,

« И н в ожо » № 9 2012

2. на крыльях бронзового века стоял грачом премудрый князь он был как ноги человека, его обвязывала вязь. крутые герцоги стонали что нет былого порошка. что на своем телеканале они не могут и стишка произнести. ну что за нравы? куда несется этот мир? а мир смеется из дубравы опередив собой эфир. листва неправильных глаголов и голых стен календари боятся песен и уколов, а за окном уже горит метель и сумрачная вьюга, и воет ветер комаром который выпил тело друга и веселится вчетвером. 3. а в этой битве, между прочим, ведут пророчество блины. они пришли из пелены отважной сине-белой ночи. рассигаретились в углах железноглазые девицы. они не спят. и им не снится ни сон, ни дьявол, ни Аллах. но тут ковбой фигурой дерзкой влетает в шумный ресторан. в руке его лежит стамеска, в другой руке лежит стакан. он наливаньями богатый он светел как тугой пинок, но он подобье медных статуй. как он безлик! как он безног! кричит он мысу доброй воли – сынок, ты спутал провода. теперь вода на канифоли, теперь в Исландии вода. теперь вода везде и всюду. кричал ковбой, треща кнутом. в ушах его рога верблюда. он, верно, думал не о том.

так закипают на дорогах его прирельсовые дни. и машет крыльями ледник уже у самого порога. приостановишься и выйдешь. а выйдешь, видно, так и съешь. глаза поют: вот видишь, видишь. и россельмаш и Гильгамеш и странным ропотом копыта, и мелким оптом покупал глава турецкого гамбита шестиголовый самосвал. Летание: переосмысливали мысли и мы сливали суть одно, а после в ясли, кисли. висли и красоту на полотно и приспосабливали сабли и цапли цапали цепной степной реакцией на грабли и мы одни в стране одной. не мысля гордый свет забавить не позабавиться нельзя. ковбой решил теперь добавить себя к себе в друзья. Князья, князья хотели трясогузку, перезагрузку русских слов, чтоб по Василевскому спуску невкусно скатывался плов. колышет листьями дубрава, колышет ветром злая степь, а у Есенина забава сквози пальцы радостно свистеть, ведь это он кричит ковбою мол, прифки, чмафки. кагдила? когда поедем мы с тобою цеплять за вёсла удила? но вдруг как будто бы завеса промежду пламени и льда. всевышней волею Зевеса электрик спутал провода и айсикью у Айседоры, да да. которая Дункан сбежало с сети на просторы и стало требовать стакан. в Карлутку прыгнул Достоевский. на леске вытянул его

рыбак Ефим, алкаш ижевский с лицом пропитым как лимон недельной давности, лежащий в углу под газовой плитой. он Достоевского потащит за той удмуртской красотой, что брызжет набережным камнем и монументом вверх торчит. но мы тревожить их не станем на то без видимых причин. Включение: и клокотала непогода. негодовала детвора, и протянули власть народа повдоль гостиного двора. режимной булкой прыгнул витязь во льды пристрастия к себе. кричит народу – приглядитесь. ведь это как бы кгб нам намекает не мигая, куда чего и как макать. стоит красивая, нагая, ей тоже хочется мигать, она безрукая венера, и для примера ей несут из гипса чудо-пионера. они так видят страшный суд. и страшный зуд в паху похуже чем страшный суд считал ковбой. и перепрыгивая лужи за ним, как свита, шел конвой. он вспоминал как пели сабли. как цапли, вопли. в поле крик, как мокли в пекле лепки, мякли как говорила Лиля Брик, как Достоевский в чудном блеске вниманье дружбы возлюбя, шатался червяком на леске, забыв про самого себя, как царь Есенин кушал лаптем непоэтические сны, как сам ковбой был чуть не зятем отца красавицы луны. как все тетради полыхали, как он кричал слова басё. как в сердце радости порхали

сон о безногом 1. для проявки берут негатив, обращают цвета. по щебеночным улицам носится перекати поле. за основу взята 2. тишина, обнаженная треском цикад. луна поливает крыши. серебряный свет ложится на скат. небо на юге значительно выше 3. чем, скажем, в москве. местные, видимо, заслужили. козыри сгорают в моем рукаве, но холод колотится в каждой жиле. 4. во сне я видел безногого. он пытался идти без ног. он падал с бордюра, рискуя себя разбить. а еще, я пытался заставить себя любить, но так и не смог. 5. людей обижают те, кто никого не хочет обидеть. за всех не скажу. половина… может быть, треть. я среди них. хочу научиться видеть. наверное, научусь, когда перестану смотреть.

и всё. и всё. и всё. и всё.

« И н в ожо » № 9 2012

дракон | сегодня весной ёкнуло солнце, по правилу первой строчки. испаряется море. море без берегов. выходит старуха весна. весна в голубой сорочке. восходят ростки драконов, дорог, дураков. ах, не пугайте меня голубым драконом, а то я пожалуюсь прямо Богу-отцу. у меня есть его номер, е-майл и икона.

река Амазонка впадает в реку Чепцу.

теория взрыва ложное эго – так это называется в ведах. это как выгнать душу мерзнуть на полюсе. с не самыми чистыми мыслями. в грязных кедах. сижу, ожидая теракта, в торговом комплексе. представляю, какими мы будем, когда это всё взорвется. после смерти не выбрать в какой магазин отправиться. хорошо, что никто не спросил, как живется, а то я ответил бы на вопрос "как умирается?" заглохнет вокал вездесущей рекламной дуры. тогда должники припомнят, кому должны. ветер будет кидать обугленные купюры, которые, уже никому не будут нужны. планета играет. бог попадает в такт себе самому. играет господь с отрывом. прикрываю штанинами кеды и жду теракт, проверяю на практике эту теорию взрыва.

я не боюсь твоего голубого змея. Волга река, послушай, я не боюсь. топор по реке. за ним на печке емеля. сегодня весной поменялся минус на плюс. сегодня весной разбита подводная лодка. сегодня весной невеста сраслась с фатой. сегодня весной наводнение мертвой водкой. сегодня весной наводнение черной водой. сегодня весной открываются двери в лето. сквозь двери виднеются стебли смешной травы. у меня есть икона, пальто, коробок и тя-же-ло-ат-ле-ты. дракону, как видно, не сносить головы.

– что ты несешь – говорит, – что ты мелешь? – я пришел – отвечает, – из далекой страны. там сидит нереида и пишет «Энуму Элиш», и все реки вокруг голубою кровью полны. там убитый ацтек о любви голосит на латыни, безбородый рыбак беспорядочно ищет брод, исполин в серой маске и старый угрюмый филин собираются в царство живых, в крестовый поход... – что за чушь, – говорит, – что за юродивый хохот? – я пришел, – отвечает, – оттуда, как серна с гор, я по флагам топтался, в которых – и серп, и молот, с пантеона чужого подмигивал гордый Тор. и цари меня били по левой щеке, иногда – по правой, и вплетали в бороды косы убитых княгинь. у меня душа как у втоптанных в снег скандинавов, только телом я… – всё, – говорит, – остынь. он допил амброзию. доел с алтаря ягненка. на железного сел коня, пристегнул ремень. на соседнее кресло уселась в серьгах девчонка, пропищала: «Закирова, 20. желательно, побыстрей».

татьяна репина ижевск

« И н в ожо » № 9 2012

алмазное мы жили грудными нотами, мы сеяли акварель, ходили алмазными гротами, сжимая в зубах свирель. мы плакали старой азбукой по новому календарю – смеялись, каждый по-разному: «смотри, мол» – «смотрю, смотрю!» смотрели в окно соседкино, как мыла соседка пол, а тополь кудлатыми ветками нам лица со злобой колол. и падало небо коршуном в открытый ветрам балкон. казалось, не нужно больше нам заплаканных глаз с икон. вином рисовали по скатерти диковинных рыб и птиц, и плакали наши матери с испорченных половиц. крылато, патлато, ветрено под толстой стеною лба казалось – все песни спеты нам и сказаны все слова. и сидя в отцовском ватнике в обнимку, как близнецы, мы слушали в палисаднике как сладко поют скворцы.

бытийственное мы не видим дверной проём, если он пуст. мы не верим в смерть до тех пор, пока снайпер – куст. мы не знаем людей, если их нет у нас в контакте. города существуют, когда они есть на карте. кто назвал эту осень осенью? не могу перестать удивляться. зеленое дерево уподобилось киноляпу. я отчетливо помню март две тыщи двенадцатого – ты приехал, и снег, не смущаясь, падал тебе на шляпу. дул пронзительный ветер, почище, чем в январе. небо снизило планку до косяка дверного. и казалось, что в мире нет ничего дурного и другого, от этого счастья отличного – тоже нет. кто назвал это чувство любовью? кто вышел за стеклянную дверь любого познания и самосуда? и отрекшись от всех, заявил, что сильней, чем Иисуса Иуда никто никого не любил. заявил прямо Богу в глаза. ты об этом молчал даже больше, чем говорил и пел. и отряхивал март от зимы, как шляпу от снега. и казалось – скоро возникнет такой предел, где мир существует независимо от человека. кто назвал нас людьми, кто велел нам быть выше всех? и поставил в начало Слово, кто сделал милость? я всё больше склоняюсь к тому, что в слова ударяются те, у кого в свое время с музыкой не сложилось. согласился ли с этим ты? – только дернул бровью. есть согласие выше нас. и мы все перед ним на старте. это мы называем. себя – собой, а любовь – любовью. города существуют, пока они есть на карте.

руслан Муратов можга

Петля

Плоскостопие

праведность стала язвой, но богобоязненно гордыню свою душил полумесяцем чтобы на бикфордовом шнуре не повеситься. и вырос словно невыплаченный кредит и стыдился любить и молился позорно: просил я свежего хлеба и в темноту бросал зёрна. в тугих объятьях ширпотреба пожинал и ужинал слюной на голодном оружии.

я не нюхал синих фуражек но оставался бдительным я родился в рубашке и наверно в смирительной перелистывал страницы перед прочтением будто сдирал заусенцы но с каждым стихотворением рот врастал в сердце. всё что меня возвысило когда требовали изысканного брызгало бисером с петель моих виселиц и душа, как кашель оставалась сухой в ночь с двадцать третьего на двадцать пятое когда красили память о Распятом луковой шелухой

я помню слова для глухих. прижавшись левой щекой я видел тебя такой какой ты не хотела смотреть на других это на двоих это двадцать шестая сура это двести шестой маршрут это твоя архитектура в изгибах губ спряталась это тише, чем святость это больше внешнего. этот лист смятый потому что неверен падеж его. это упругая нежность рисованная пастелью с погрешностью похмелья это праведное молоко неумело скисшее это возможность сказать афишей прилипшая к бетону иллюзорней, чем сны Бретона. это правило веры архивной на шее болталось серпами. это исповедь застиранная рифмой. это память как из привязей я вязал петлю и толкал в петлю всё минувшее.

можно под топот берц и под герцы сирен сорвать аплодисменты и голос, напевая псалмы но если ты просишь взамен то ты просишь взаймы это не вылечить ни таблетками, ни уколами, ни массажами и не разменять ни на одну из валют когда чешется сердце сказать каждому «я тебя очень люблю» мимо окопов и копоти мимо примеров и премьер-министров я к Тебе прибегаю, Господи не к подобиям и не к копиям только бегаю я небыстро со своим плоскостопием.

я в грехах своих захлебнувшийся не боюсь тебя, Господи, а люблю.

« И н в ожо » № 9 2012

Юрий Бражник ижевск

щее солнце

энергосберегаю Подозритель Нет у нас глаз Это пуговицы простые В них отражаются другие пуговицы Но для кого?

загадка Ел минтай, тай, Смотрел хен етунмай», ош «Б Напевал падка Умер от при адка. аг -з ек Челов

юд Вербл

и люд

на треть посмо

юда

вербл

Люди ят д Прихо дут, ж ё юнет, И вс он пл е ж а д Ког одят т и ух Плюю й. вижу, Домо ень я д й ы Кажд люди, л, е люют Как п азу не вид юд. р и р ве бл Но н люнул п ы б Что

ающими ют энергосберег ва бы не ды ёз Зв щими энергосберегаю Дети не бывают а тк та без ос Они отдают себя я ле жа не ни о чем я. ва аи ут ничего не ее сердце, ергосберегающ Но если у тебя эн но долго ль ержаться дово ты можешь прод ергии эн и м потреблени при минимально о. -т го лепить ко согреть и даже ос м, ярким белым, магнитны Свет может быть о , это сразу видн Но если не весь м ни с че Боится остаться льшее бо на й Способны . и ставит фильтр бережет, – Береженого Бог дневного света говорила лампа слушали Но звёзды ее не али ыш И дети ее не сл Вопреки Законам физики ловы. Скакали выше го сгодится Такая мудрость щения подсобного поме для подвала или ь ш ее лучом не согр Планету скупым а ск ри з проходят бе Большие дела не солнце» ее щ ю га нергосбере «э е ти ня по мо Са смысла лишено всякого ют солнца не быва т ю ва ветры не бы т ю ва реки не бы такими.

Марина Кацуба Санкт-Петербург

Письмо Андрею Гоголеву из Петербурга

Ложью торгует газетный киоск. Купят: Любят слухи и поиск. Раньше мы верили, что мир – плоск, Выяснилось, что мир – поезд. Три проститутки торгуют собой: Надя, Любаша и Вера. Раньше мы пели, что шар – голубой (Так ведь и было, наверно). Нынче мы тратимся лишь на пиджак, Не по душе – по фигуре. Раньше мы просто умели дышать. Нынче – пьем кофе и курим. Нынче мы носом ведем от чудес, Нынче волшебное – в евро. В рубликах брать не хотят наотрез Надя, Любаша и Вера. P. S.: Мимо пронесся газетный киоск, Кошка, кусты и крапива. С рельсов сошел и летит под откос, Падает поезд с обрыва.

Дорогой мой Кай, Привыкай, Будет холодно, пусть истекает май. В этом городе все королевы носят прохладные руки и синяки. Дорогой мой Кай, Не икай. Если страшно со мной – беги. Дорогой мой Кай, Не вникай, Куда льет свои воды моя река. В этом городе реки текут на Север и носят лед. Дорогой мой Кай, Отпускай Меня к рифме, иначе она умрет.

У соседки уже двое. А сверху – что-то жидкое непрерывно. И в тот и в этот год. Почему они пишут, что небо голубое? Я вот пишу тебе. Анонимно – А то вдруг кто-нибудь засмеет. У сестры в легких палочка Коха – Это связано с судьбой и сыростью. Ей пришлось взять паузу на год. Я боюсь, как бы она не сдохла. Я люблю ее, я из нее выросла – Обещай, что она не умрет? У правительства – выборы, у мамы – морщины, У знакомого толстяка Сломаны три ребра. Я лежала в кровати, но меня потащило В твою сторону стекать Стихами, как всегда бывает к пяти утра. У ровесников – планы, автомобили. В выходные – за город или в клуб. И не слова в рифму и о мечте. И не то, чтоб меня сломили, Просто я как сорняк среди клумб – Цвету везде и нигде. У птиц – юг, у Бога – выходной. У книги, по счастью, еще сто страниц. СМИ продолжает сбраживать. Я курю по одной. Это правильно: То, что я хочу быть одной из птиц? Мне не страшно, я просто спрашиваю. У меня, Слава Богу, муж и прошлое. Есть за что ухватиться Среди бушующих непогод... Напиши мне в ответ что-нибудь хорошее. Мне это пригодится. Даже строчка одна сойдет.

Дорогой мой Кай, Развлекай Меня правдой и взглядами в облака. В этом городе может в любую погоду начаться снег. Дорогой мой Кай, Нарекай Меня Снежной. Снежнее, нежнее всех.

« И н в ожо » № 9 2012

анастасия Ганиева Санкт-Петербург

Lilith лилит, не смот ри в окно, не гоняй чертей живи в скром , ном диптихе с бесноватым семнадцатый супр год ты провод кто платит за ишь свой вече угом. утренний коф р с тем, е и мыслит ту го. лилит, не брос ай меня, гово ри со мной, за каждый м ой промах те бе будет очен врачи уверяю ь ст т, оно, понимае что скоро поправлюсь, но ыдно. шь, бьется – еще не остыло , . лилит, объясн и, почему я те бя не боюсь? казалось бы – до коллапс. пора м высокий и мы на кры ше. ж кто выслушал ение. апофеоз. аншлюс. , тот, вероятно , не всё услы шал.

план

а маршал

т емя лечи льно, вр о утра. е т и в т с й чит. де ней и д время ле х весенних буд рвых месячных. т. ы в п а от утра ов и е от карт ных тест ных, выцветших н о р т к е дым от эл таний. карточек , ни очер х, и н до фото е м и нишь ни ых стару не вспом смотря на грузн у не станет. ы т д го з е угом р, н чере я во дво енно так. по-др же двух. д й ы в , и им ил тех шь – всё палка о понимае тебе известно, ак остынет. жизнь, к и вскоре ка. м а к ш а оч язы льется п усского тыми. чай разо , чем правила р й истинно холос че и к. это жест узер, стреляющ излечишь ника а е м н , к е а ж к а о д эт ь захочеш это если

sad man кому из нас грустно? тому, кто сидит за стеной и варит лапшу кипятком из железной кастрюли. чей глаз перебит нестерпимой уму белизной, соседи молчат, и не умерли даже – уснули. кому из нас тошно? ворчливым и злым старикам, которые стали седыми еще в сорок первом. торгашкам, чья гордость с товаром прошлась по рукам. мосты и каналы, экскурсии, пиво, шаверма. всё это случайно, и маленькой тихой зимой всем станет понятно, зачем мы стонали и бились. не ради упрямства, но чтобы на самое дно и с радостным криком. расслабься. поспи. получилось. гудки телефона. стучит незакрученный кран. проснулась – и даже не страшно сгореть от удушья. кидай в мои окна прочитанный трижды коран. я слышу не то, что мне важно, а то, что нужно. хотелось сказать – не нашлось ни стыда, ни тоски. хотелось смолчать – не нашла от чего прикуриться. я вовсе не добрая, просто зажали в тиски. когда-то я очень хотела читать по лицам.

антон Куракин

Владимир Степанов

москва

Я плевал на вашу ненависть к людям, Модную, как Керуак и кашне. Я за людей – грудью! Так что давайте-ка понежней. Я мокротой плевал в мизантропые лица – Я, консерватор и варвар. Да будет жив хоть один рыцарь, Готовый пасть за пирата! Вокруг – всё масса серая, не так ли? И только мы такие разноцветные – Экономисты, бизнесмены, маклеры, Живущие лишь «лейблами» и «трендами». Мы все таланты, гении, маэстры, Герои, победители, призеры… Вместо того чтоб всем играть одним оркестром, Мы боремся за место дирижера. «Печально я гляжу на наше поколенье» – Девиз эпохи шлюх и каннибалов; Эпохи без добра, тепла и уваженья; Эпохи, где считают баррели и баллы. Здесь взлетают цены и падают самолеты, Здесь вместо метро строятся клубы и дачи… Давайте играть оркестром, играть по нотам! Давайте начнем работать и бросим батрачить! Давайте не переводить в Чечню миллиарды! Давайте будем вместе, когда туго! Давайте слушать добрые песни бардов! Давайте ценить и уважать друг друга!

ижевск

Музей Кушай атмосферу, дорогой Гагарин, Мы твою улыбку не забудем никогда. Семьдесят портретов в маленьком ангаре, Бюстик Королева и кремлевская звезда!!

Прими таблетку отупина – Пусть отрастает борода, Пускай в мозгу бормочет глина, Пускай вокруг течет вода. Прими таблеточку ленкома – И фармацевтика права! (Я в потолке уютной комнаты Восьмую дырку проплевал..) Прими два кубика добрена, В болото разум обрати, Пускай шуршит морская пена В краю, где мчит локомотив!! Прими наружно соннозола, Позволив туловищу течь. И в духе даосистской школы Философическая речь.

Научи меня вновь обуваться. Я забыл, что такое шнурки. Не сымал я галоши лет двадцать, Проживая у Вятки-реки. Я ступал по грязи, улыбаясь, Из ушей моих сыпался свет, Когда я навернулся в кювет, По лицу просветленье каталось. Я смеялся в кювете, как хиппи, Я карманом Нирвану впитал, И осеннее небушко выпил Тощий филин с ветрами у рта.

« И н в ожо » № 9 2012

александр Митряков ижевск

May Сбитые ступни, ободранные колени, Рваные кеды, голени в синяках. Двухколесный педалью цепляется о ступени. Полкаравая, тетраэдр молока. Можно валяться в смятой с ночи постели. Времени девять. В школу уже не ну, До выпускного – три с небольшим недели. Муха ползет по распахнутому окну. В мае свежо и сухо. Если упасть в траву – Солнце просвечивает сквозь крону. Из двухкассетника в сияющую синеву Гудит Гражданская Оборона.

Zambia.exposition

Конина «Старый Кёнигсберг», На ветхих крышах черепица, Ржавеющий в болоте танк И полный, так сказать, цугцванг. (...) Теперь же здесь простые нравы. Разумно-добро сей – не сей, На территории анклава, Как посреди планеты всей, Играет скрыпку потребитель: В деревне, где скучал сказитель, Был армянский магазин, Для наполнения корзин Планктона, рвущегося к морю На джипах жарить шашлыки. Смотреть на эти мудаки Мне опротивело. И с горя Я в нем добыл такую хрень, Что не трезвею третий день. (...)

Здесь вам ответит «Гутэн абенд» Любой вчерашний эмигрант. Что для России – дикий Запад, Для немца – самый фатерлянд: Сначала выковали орден, Который всем давал по морде, Затем построили сарай, Чтоб защищать родимый край От чуди, жмуди и корелы, И двести лет вели блицкриг. Затем безвестный херр воздвиг. Собор (впоследствии горелый), Где Мануил Иваныч Кант Нашел свой вечный унтерстанд. (...) Куда, куда вы удалились, Курфюрсты, фридрихи, муштра, Шпицрутены? – скажи на милость! Была прелестная пора, От коей области остались: Распространенность птицы аист, Задачах о семи мостах, Янтарь, янтарь, янтарный прах По пятьдесят рублей крупица, ОргАн, играющий в четверг,

Никита Сунгатов москва

улечу скоро, улечу на большой ракете, угоню ее, сяду на борт без скафандра и шлема, погоню ее на луну, у меня там родятся дети – большеглазые коротышки, не знавшие хлеба, а только из тюбика борщ, оливье и котлеты. заберусь в лунный кратер, разыщу своим детям маму – на мою она будет похожа, но молодая, еще с незаконченным первым высшим образованием, не состоящая в партии. так мы сядем в своем числе на реголитную горку, поглядим на землю, я расскажу, что там было – что запомнил из курса истории, жалко, что плохо учился, мог бы больше сказать, а скажу только мол да как бы. «мы – естественный спутник земли, на земле живут люди, или жили – забыл часы, и не знаю время. президент моего государства – владимир путин, или дмитрий медведев, или кто-то еще третий. на земле очень много цветов и больших деревьев, всяких там людей и животных и прочих гадов, на земле есть жиды и негры, пиндосы и гансы, а еще – погляди вон туда – это мать городов русских, это речка издалека. и долго течет, ее имя – волга.» это к слову о том, что нам всем, всем советским и русским детям, надо слушать маму, мыть руки и получать пятерки, а не водку бухать на вписках с деятелями искусства. так и скажет мне лунная мама, глазами смеясь, конечно, не ругаясь – чего уж теперь, на кого здесь ругаться, мы обнимемся крепко, как блудный сын и отец обнищавший, а потом я отдам ей детей своих на воспитание, и вприпрыжку пойду по горячей поверхности в школу с цветами. но закончится лунный месяц – и мы исчезнем, и проснемся в своих постелях, в своих вконтактах, я люблю свою маму, своих детей допустимых, и свою виртуальную землю, свою землю.

« И н в ожо » № 9 2012

Зимняя тишина ложится на сковородку Кусками сырого мяса, бывшими раньше зайцем – Он бежал через травы, вспыхивая ушами. Вскоре его охотники, выпившие слегка, В сети свои колючие старым ружьем поймали. Если ты выйдешь из дома – оставь на двери записку, Дескать, я вышла из дома и написала записку О том, что я вышла из дома и написала записку О том, что... Ну и так далее. Почерк твой необходим. Кони на поле дрыхнут, сны их по-русски тревожны. Поэты в сырых хрущевках душу кладут в тетрадку, И, обернув тетрадку, прячут ее на полку, Якобы не найдется при переборе книжек Эта тетрадка смешная, с вырезанной обложкой. Смята кровать, и в мясе с луком большая ложка. Медведи не возражают. Спят. На часах – зима. Если ты выйдешь из дома – вернись, пожалуйста, как-нибудь, Или хотя б постарайся, или не возвращайся – Мне все равно не уснуть. На полке душе не до сна. Зимняя тишина лежит и не шелохнется. Часы повернули обратно – осень, лето, весна, Снова зима: ты вышла из теплого светлого дома, Вышла – и не вернулась, вышла – и не пришла.

Мария абих ижевск

я – огромный синий кит. я не люблю свой океан. внутри меня сокол сидит, который в небо взлететь был бы рад.

хочется залезть в чужой город и застегнуть ширинку. от потолка до пола от пола до потолка. дома ты примеришь в маленькой кабинке. подумаешь «продавщица была права» жмет.

за городом есть луга, где ходят брошенные мечты поют отнюдь не грустные песни на груди у них все еще висят кресты их все еще обходят реальности болезни они приходят ко мне пить крепкий чай хоть и чужие, знают, найдут уют я же своим никогда не говорю «прощай» погуляют и все равно ко мне придут а вообще, не стоит им веревки на шею они сами затянут, когда люди перейдут все черты этого никогда не случится, я верю а ты?

« И н в ожо » № 9 2012

Дарья Серенко москва

Сонет ШБ МНК ЫМБШ БЫНКМ ИНШМК …............. ............... .............. ............... ............... ............... ............... Нет, не ШБ, затверженный шаблон, Сквозь оптику слезы оно похоже На подпись: буквы те же, почерк – тоже, Лишь человек другой. Но это – он. Двенадцать строк – о нем? его? – не вижу Конца и края, зрение горит, Ни умереть, ни встать, ни сесть поближе, А там – строка, там будущее спит. Не знаю, не хочу смотреть на это: Чужая жизнь! Он волен, он – рука. Но офтальмолог светит горним светом. Глазное дно и нижняя строка.

Китеж-град А. Г. Распущены цветы – до будущей весны. Их солнце созовет на вече человечье. Деревья как деревни теперь разорены: Осенняя пора, сеченье золотое и золотая сеча. Язык твой – друг твой, он освоит эту горечь, Язык твой доведет до Китежа тебя. В ушах – вода и звон, октябрьская полночь Страшнее самого, наверно, октября. Бог в помощь, осень в помощь – до будущей весны! Спроси там обо всем, наш ангел колокольный. Мы все разорены – и этим спасены. Мы листья на воде, Мы над тобой летим, Нам за тебя не страшно и не больно.

МН ЕНи Е

МОЛОДеЖЬ

чтО читает

Сколько себя помню, мне всегда нравилось читать, уходить с головой в книгу, сопереживать судьбам вымышленных

героев и даже ощущать некую пустоту после прочтения книги… и не важно, как часто и что читает человек сейчас, со-

гласитесь, многие из нас помнят свою первую книгу, первый букварь… В моeм случае это был букварь на удмуртском языке. А если перейти от книжных воспоминаний и обратиться к чему-нибудь более современному, молодeжному, так сказать… Признаюсь, мне всегда было интересно узнать, что же читают мои сверстники, их литературные вкусы и предпочтения...

У каждого из нас есть свои предпочтения в литературе, любимые жанры. Мне нравится, когда книга заставляет думать, когда она меняет мировоззрение и жизнь. Поэтому предпочитаю классику, исторические романы, качественное фентези, акунинский детектив, философские книги. Но иногда следует и просто для расслабления почитывать юмористические романчики о жизни, ирония и карикатурность которых тоже привлекает. Сейчас читаю для себя – Юнга (очень интересно), по учeбе – Льва Толстого – последние рассказы. Так же для себя и для учeбы параллельно Евгения Богата – философские эссе. В принципе интересно всe, что даже по программе задают... К любимым авторам могу отнести Марию Семeнову, Бориса Акунина, Веронику Иванову, позднего Достоевского, Михаила Булгакова, Ошо, Пауло Коэльо. Что касается книг, то это «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Мастер и Маргарита», «Отражение», «Волкодав», «Валькирия», «Лебединая дорога», «Бусый волк», «Алхимик», «Брида».

Алина Солуянова:

Ксения Кичигина: Люблю читать книги, но никак не в электронном формате. Ничто не заменит шелест страниц, запах бумаги и ощущение живости настоящей книги. В основном читаю по учeбе. Но если выдаeтся свободная минута, то обязательно читаю что-то для души. Люблю романы, даже обожаю! Если книга заинтересует, могу ничего не делать, а только сидеть и читать, пока не дочитаю еe до конца. Летом перечитывала Достоевского «Преступление и наказание». Всем советую читать неизменную классику, только она учит всему доброму, светлому, непорочному, что есть в людях. Классика учит любить и уважать, а это в наше время играет не последнюю роль.

Андрей Огурцов: В последнее время мало читаю, но раньше, когда было время, любил читать. Год назад увлекся английской литературой, прочитал «Чарли и шоколадную фабрику» Роальда Даля на языке оригинала. Недавно в электронном формате начал читать «Трансерфинг реальности» Вадима Зеланда, но нашел аудиокнигу и начал слушать. В аудио же формате слушал раза три «Мастера и Маргариту». Кроме того, слушал «Алхимика» и «11 минут» Пауло Коэльо. Начал слушать Хемингуэя «Старик и море», «Прощай, оружие!», но, к сожалению, не осилил.

« И н в ожо » № 9 2012

Сейчас читаю «Джерри островитянин» Джека Лондона. Это из его цикла «Южных рассказов». Многим известны его произведения про север, а оказывается есть не менее интересный Цикл. Книга, конечно же, нравится мне. У меня нет каких-либо предпочтений относительно жанров, мне нравится как фантастика, в особенности фэнтези, так и классика, и античная литература. У меня много любимых книг, их перечисление заняло бы слишком много времени, но если называть несколько первых приходящих на ум это: «Герой нашего времени» Лермонтова, «Сто лет одиночества» Маркеса, Апулей «Метаморфозы, или Золотой осел», к сожалению, я не могу часто возвращаться к любимым произведениям, так как еще много чего не прочитано... Но перечитывать произведения надо, это открывает новые грани.

Фидель Никитин:

Инна Широбокова: В данный момент читаю психолога Анатолия Некрасова (просто для себя интересно). Моя любимая книга – это «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха. Почему-то люблю книги не электронные, так приятней что ли… А вообще, читать очень полезно, особенно познавательные книги, просто для своего развития!

Владимир Вахрушев: Из литературы больше всего предпочитаю классику, можно найти много интересных, а самое главное умных цитат. Большой отпечаток в моем сознании оставило произведение Евгения Евтушенко «Бабий яр». До сих пор отхожу от тех картин, которые там описаны. Так же – в шоке от мирового бестселлера Гeqwте «Фауст». Это вечное произведение: «Ведь мы играем не из денег, а только б вечность проводить!»… Что касается удмуртской литературы, то это книга «Тöл гурезь» Романа Валишина, советую всем прочитать!

Вероника Широбокова: Сейчас читаю Людмилу Улицкую «Искренне ваш Шурик». Но есть авторы, так называемые любимчики – Фредерик Бегбедер, Бернард Вербер, Анна Гавальда, Ричард Бах, Евгений Гришковец, Борис Акунин. Люблю читать научную фантастику. Очень нравится Рэй Бредбери, «451 градус по Фаренгейту».

Ангелина Снигирёва: Предпочитаю классику – произведения Хемингуэя, Гюго, Золя, сестер Бронте. Недавно начала читать Франсуазу Саган, слышала много положительных отзывов о ее психологической повести «Немного солнца в холодной воде». Прекрасное произведение! Очень удобными кажутся электронные книги, их можно читать в любом месте. Но, несмотря на такое удобство, люблю читать и в книжном варианте, а в дальнейшем, хотела бы завести домашнюю библиотеку. Поэтому очень радуюсь, когда друзья мне дарят книги – для меня это лучший подарок!

Светлана Бочкарёва: В основном читаю фантастику, но истории, происходящие не в прошлом. Последний раз читала трилогию Сьюзен Коллинз «Голодные игры» – очень интересная история, поучительная относительно мира (его надо ценить!). Также интересна сама героиня – сильная личность. Не так давно прочла Стефанни Майер «Гостья» – советовала бы прочитать всем (возможно, люди станут добрее). Стиг Лартссон «Девушка с татуировкой дракона» и остальные книги серии – Лисбет Саландер гениально необычна!!!

Думаю, теперь я (но надеюсь, что не только я) могу пополнить свой список литературы книгами, которые нужно прочесть в ближайшее время. Каждый вправе выбирать сам, читать ему или не читать. А я выбираю чтение! Текст: Анна Павлова.

э ССЕ

– Ты знаешь, после книги «Одиночество в сети», моя жизнь круто изменилась, – поделилась со мной как-то одна знакомая. Мне не хотелось кардинально менять свою судьбу, но книгу я прочитала, и во мне действительно что-то изменилось. Думаю, подобные изменения произошли у многих читателей и поклонников творчества Януша Леона Вишневского. После первой же книги он стал моим писателем. Я восхищаюсь не столько его произведениями, сколько им самим, как человеком, как личностью. Вы только представьте, в четырнадцать лет Януш Вишневский поступил в морское училище, получил диплом моряка дальнего плавания. После получал образование в университете Торуни, изучал физику, защитил докторскую диссертацию. Одновременно получал образование на экономическом факультете. Защитил докторскую диссертацию по химии. Получил степень доктора информатики, сейчас занимается биоинформатикой. Согласитесь, все это как минимум достойно уважения. Вишневский открыл для меня Польшу. Не просто провел экскурсию по стране, он показал ее изнутри, провел по отдаленным деревням, пробежался по крупным городам и университетам, остановился на заброшенных душах. Душа. Почему мы так часто ощущаем себя брошенными, и даже заброшенными, никому не нужными… Всему этому он дает объяснение, научное, с помощью законов химии, физики, биоинформатики. Все это несколько сложно, но Вишневский аргументирует и высказывает факты максимально доступным языком. Так, что даже читатель,

будучи далеким от химических формул, начнет легко разбираться и в химических процессах, и реакциях. Для меня стало настоящим откровением высказывания автора о любви. Возвышенные чувства он разбавил теорией об афродизиаках, получилось не только интригующе, но и научно обоснованно. В своих книгах Януш Вишневский открывает взгляд современного мужчины на современную женщину и вообще на все современное – важные события, персоны, фильмы, произведения. Его книги, как ссылки на то, что нужно прочесть, послушать и увидеть. Я читала его с карандашом в руке, выписывая то, что меня особенно заинтересовало. Спасибо за строки прекрасной песни «Ich kenne nichts», навряд ли я обнаружила бы эту песню без его помощи. Отдельно хочется остановиться на романе «Бикини». Честно, заинтересовало название, поэтому не удержалась и приобрела эту книгу. Не пожалела – книга повествует о любви немки и американца во время Второй мировой войны. Но интересно даже не это, впервые я прочитала роман с другого «фронта», где война показана глазами не русского народа, а немки. Меняется отношение к истории, стараешься судить о вещах менее субъективно, все больше стремишься к объективности. Меняется отношение ко многим вещам, начинаешь ценить жизнь такой, какой она есть, находить радости в любых мелочах. Начинаешь больше любить, уделять внимание чувствам, отношениям, мыслям… Можно долго расписывать свои переживания, эмоции, но лучше взять и уделить внимание произведениям Вишневского, прочитать «Повторение судьбы», «Мартину», «Любовницу», «Постель»… И если они вас «зацепят», то знайте, Януш Вишневский ваш писатель. Но стоит отметить, что я немного в обиде на Вишневского за то, что он создал образ идеального мужчины. Все мы знаем, что идеальность и реальность – вещи не совместимые. Но так хочется встретить Якуба в повседневной действительности. А если вам все-таки удалось встретить его, обязательно сообщите мне, буду ждать… annupa84@mail.ru Текст: Анна Павлова.

« И н в ожо » № 9 2012

ПРозА

Верос

ужем ӝыт пудо уллёез гурт пумын возьмантӥын Петыр бубаез пиналъёс котыртӥллям. Юр-яр каро, ог-огзэс уг ик кыло кадь. Тэшкылиос пересез ярато, нерад каро выжыкыл я кыӵе ке мадёс мадьыны курыса. Тани туннэ но, выль мадёс кылом шуыса, шудонзэс вунэтыса ик, вазь вуиллям пудо возьманы… – Эн кышкалэ, дыдыкъёсы, нюлэскы ветлыны, – веранзэ мытӥз пересь Петыр буба, кисыриосын шобырскем киосыныз курень бодыез вылэ пыкъяськыса. – Нюлэс кушысь адӟиды ке кышномуртлэсь вужерзэ, сьӧд пуныез – эн кышкалэ, эн палэнске. Со кышномурт, аслэсьтыз семьязэ ыштыса, мукетъёсызлы юрттэ, нюлэскы йыромем муртъёслы сюрес возьматэ…

***

– Кемалась ни со вал, Быдӟым ож азьын… Мон пичи ай вал, ачим уг ни тодӥськы, пересь песянае мадьылӥз. Одӥг ӝытэ Марьяпай ыштӥз одӥг пизэ но картсэ. Олокытысь гуртамы горд атас потӥз со уе – нокин тодӥсь ӧвӧл. Нош кӧлӥсь гуртэз сайкатӥз пунылэн вузэм куараез, берло омырез пилиз корт борды шуккем куара.

Со ӝытэ Марья апай мынӥз вал бускельёсызлы скалзылы кунян вайыны юрттыны. Соин, пуны вузэмез кылыса шуэрскиз, ачиз валатэк кирос понӥз. Пунылэсь куаразэ тодмаз: ма, соослэн ук со сьӧд пунызы доразы кылиз вал, жильыен думыса. «Уродлы та», – малпаса

гинэ вуиз кышномурт, нош ачиз дыртӥз ни дор палаз. Ӝуась юртъер доры со вуиз бызьыса, йырысьтыз кышетэз усем, йырсиез тугаськем. Гомӟем коркаез шоры учкыса, кӧшкемыт черекъяны кутскиз, тыл шоры тэтчыны мерскиз. Кызьы но озьы пиосмуртъёс возизы.

Ӝуась юртъерез кысыны выризы ке но, ӧз быгатэ. Корка кӧс пу кадь ӝуаз-быриз. Бен, Марьяпайлэн пуныез, жильызэ чигтыса, ӝуась корка тэтчиз – оло, кузёзэ быгатоз на поттыны. Бен, поттӥз ик Марьяпайлэсь пизэ, но бер вал ни. Пиёк ӵынэн шоканы вуэм. Ма, ачиз но пуны ӵуштаськем, огез пельыз воксё но сутскем, вирӟектэм. Со уе бӧрдӥзы кык лулъёс-сюлэмъёс, соос ыштӥзы дуно адямиоссэс. Кык нунал ортчыса, шайвылысь бертукызы, Марьяпай колхоз председатель доры кожиз.

– Адямиослэсь палэнскыса, кайгуэдлы уд юртты. Тон егит на, шедьтод на ай аслэсьтыд шуддэ, – мур-мур малпаськыса вазиз Тит Семёнович. Но кӧня ке шып пукыса йылтӥз на: – Я, мон сюрес вылэ пото, мар ке со кулэ луиз ке – юрттом. Озьы Марьяпай нюлэс пушкы тыпак огназ кылиз. Вӧзаз тылын ӵуштаськем пуныез гинэ воштӥз матысь адямиосты. Нуназе нюлэстӥ калгиз, вӧзаз пуныез, пельпум сьӧраз картэзлэн

– Тит Семёнович, уг быгатӥськы ни мон адямиос пӧлын улыны, – синкылиосын тырмем куараен вазиз кышномурт. – Мон кылӥ: нюлэс возьмась утчаськоды шуыса. Лэзь монэ отчы… – Эн но куриськы! Кызьы тон отын огнад? Пичи коркан, нюлэс шорын гондыръёсын но кионъёсын? – чутрак пумит луиз воргорон. Озьы ке но Марьяпайлэн тэльмыремысьтыз, председатель лэзиз ик кышномуртэз нюлэскын толйыны. Тулыс, пе, выль юрт пуктом, корка пырон лэсьтом. Ачиз ик кышномуртэз нюлэс куше нуиз, сиён кельтӥз.

кылем пыӵалэз. Нюлэскын угось, сьӧсьёс сяна, кык пыдоосыз но тырмо. Нош пуныез котьку вӧзаз, бадӟым пӧйшуръёслэсь матэктэмзэ шӧдыса, кузёезлы вералоз, сьӧсьёсты утыса кышкатоз. Нош пичиоссэ – коньыез, ӵушъялэз ӧз ик учкылы – таослэсь кышканэз ик ӧвӧл шуыса. Сӥзьыл каллен толэн воштӥськиз. Кынмем музъем вылэ дыртытэк тӧдьы мамык усиз, шобыртӥз котыр дуннеез. Марьяпай но буйгатскиз кадь, адямиостэк улыны дышиз. Картсэ но пизэ яратэм интые, яратонзэ берыктӥз пуныез вылэ. Ма, пӧйшур но ва-

лаз кадь сое, сюлмысь кыстӥськиз бордаз. Кузесь тол ӝытъёсы соос пукылӥзы огназы, кышномурт пунылы азьло улэмез сярысь мадьылӥз, нош пуны сое сак кылзылӥз. Колхоз председатель нюлэс коркае ӵем вуылӥз, улэмез сярысь юаськыса, кӧня ке пукыса, мукет колхоз ужъёсы дыртылӥз. Паймод, ява: Марьяпай нюлэс возьманы кутскем дырысен, нюлэс капчи кадь шокчиз. Пӧйшуръёсты токма шорысь, чебер куоссы понна гинэ ӧз быдтэ. Ма, писпуосты изъянтӥсьёс ӧз луэ. Нюлэс пӧйшуръёс но кышномуртлэсь шунытсэ шӧдӥзы кадь. Сюрес вылаз ӧз султылэ, палэнтӥ ортчылӥзы. Нош одӥг ӝыт пуны ӧз вуы. Марьяпай быдэс уй синзэ кыньытэк ортчытӥз. Одӥгезлэсь мукетыз урод малпанъёс йыраз лыкто: кионэн пуриськыса, шӧйыз кытын ке кыстаське яке урод адямиослэн пуктэм кыӵесазы сюриз… Ӵукна ӧсэ ӵабъяськись луиз, нурылыса пукись кышномурт шуак луиз. Ӝӧк вылын кемдэ на керасинкаын тыл, нош коркан лымылэсь юг-юг. Пунылэсь нискетэмзэ кылыса, Марьяпай дыртӥз ӧсэз усьтыны. Нош ма та? Пуныез кизэ, ымнырзэ нюлыштыса, корка пушкы уг дырты пырыны, кытчы ке палэнэ ӧте. Соку гинэ кышномурт синйылтӥз нюлэс дурын сылӥсь пичигес мугоро пурысь мумы кионэз. Марьяпай кион доры вамыштӥз, нош соиз азьпиньёссэ поттыса ыргетӥз но векчи кызъёс пушкы ватӥськиз. Озьы Марьяпайлэн выль «кенэз» кылдӥз. Бен, кион адямиез ас дораз ӧз ке но лэзьылы, мумы кион нюлэскы ӧз пегӟы. Пуныен кион каръяськизы лапас улэ. ӟырт кезьытъёс дыръя, пеймыт уе Марьяпай ӧс сьӧрысь пуны нискытэмез кылӥз. Усьтыса аслэсьтыз пунызэ адӟиз. Пӧйшур кышномуртэз кытчы ке палэнэ ӧте: лапас пала бызе, берытскыса кышномуртлэсь дэремзэ куртчыса, сьӧраз ӧте. Марьяпай лапас улэ чуртнаськыса валаз: мумы кион висьыны усем, кышномуртлэсь маялтэмзэ шӧдыса но ӧз палэнскы, пеймыт синъёсысьтыз гинэ синкыли быльыраз. Ма-

« И н в ожо » № 9 2012

рьяпай кионлэсь пыдъёссэ, мугорзэ эскериз – чигем лыосыз ӧвӧл кадь, нырыз нош тылын кадь ӵушкамын – сыӵе пӧсь. Марьяпай тодаз вайиз: кылемаз ветлыкуз, Тит Семёнович пуныезлы эмъюм вайиз вал, соин со дыртӥз дораз. Укол пуктыса, Марьяпай мумы кионэз быдэсак шуныт дӥсен шобыртӥз. Ачиз но, тулуп дӥсяса, бордаз интыяськиз, ӧз но вала умме усемзэ. Ӵукнапал кышномурт сайказ киоссэ кин ке нюлэмлэсь. Синъёссэ усьтыса тодмаз пурысь кион мумыез. Сое кулонлэсь утемезлэсь, эмъямезлэсь пӧйшур тау каре. Со дырысен кык кышномуртъёс вискын кутскиз зэмос эшъяськон. Нош вазь тулыс, куке писпу улъёсын кылле на вал лымы, кион вайиз кык кионпи. Пичильтокъёс быдэсак атай тус: сьӧд-сьӧдэсь, мӧльыосазы гинэ тӧдьы вишты адӟиське. Марьяпай кучапиос вордӥськем бере улӟиз, чеберскиз. Шумпотон бордын ветлэ кайгу, шуо пересьёс. Озьы ик луиз. Сютэм гондыр тулыс сайкаса, улон интыязы ӝимем, Марьяпай вылэ омырскем. Сьӧд пуны гондыр пумитэ султэм. Горд атас корказэ ньылыкуз, Марьяпай пуныез эмъяз, нош али пуны кузёзэ нюлэс бубалэсь утиз. Нош ачиз бырыны шедиз… Ватӥзы пуныез тӧдьы кызьпу улэ, шайвылзэ шобыртӥзы кӧльыосын. Кема пукизы огназы кылем кышномуртъёс, курыт синву кисьтӥзы. Огез ыштӥз дуно пизэ, мукетыз – яратоно картсэ. Пуны бырем бере Марьяпай воксё но арлыдлы сётӥськиз: губырскиз кадь, йыр вылаз тӧдьы гӧртэм, ма, ымнырзэ но кисыри бӧрсьы кисыри гырем. Бер сӥзьыл. Урамын писпуослэн гольык вайёссы пӧлтӥ юмша тӧл, одӥг-ог кылем пурысялэс-ӵуж куаръёсты лакыр ишкалтэ. Инбам но пурысь адӟиське, дырын-дырын векчи, кезьыт зор пужнэ. Таӵе куазен юнме дэри колам уг поты. Озьы ке но колхоз председатель валзэ кыткиз, мар но со сиён октыса, Марьяпай доры куное мыныны потӥз. Угось кемалась Тит Семёнович отчы

ӧз вуылы ни вал. Сӥзьыл ю-нянез октон сое быдэсак ньылӥз. Нюлэскы пырыны вуиз-а, ӧза, валэзлэн пыд улаз пурысь кион тэтчиз. Тит Семёнович пыӵалзэ басьтӥз ни вал, мертаськыны кутскиз но тодмаз: ма, та Марьяпайлэн «кенэз» ук. Нош ма соин? Кион, кытчы пырыны валатэк, пась аслыз утча. Быжыз пыдъёсыз висказ донгемын, синъёсыз кайгуэн пачылмемын… Воргорон валзэ шлачкетӥз, та умойлы ӧвӧл шуыса. Коркае пырыкуз, пиосмурт шӧдӥз умойтэмзэ: нокин вазись ӧвӧл, коркан чал-чал но лыозь вуись кезьыт. Берло вуэм фельдшер шуиз: сюлэмыз, пе, жугиськемысь дугдэм. Улоназ трос сюлмаськон-куректон шедем. Кышномуртэз ватӥзы пиез но картэз борды. Сопал дуннеын коть, пе, мед пумиськозы, шудо луозы. Шайвылын сылытозязы, председатель, ма, мукет адямиос писпуос вискытӥ адӟылӥзы куинь кионъёслэсь вужеръёссэс. Мугорынызы шӧдӥзы соослэсь шокамзэс. Озьы кионъёс берпум сюрес вылэ келязы нюлэс кузёзэс. Нош уйзэ гуртоос умой-умой изьыны ӧз быгатэ. Куинь кионъёс «бӧрдӥзы» ыштэм кузёзы понна.

***

– Нош мар луиз мумы кионэн, солэн пиосыныз? – кӧня ке шыпыт пукыса юаны дӥсьтӥз одӥгез пиёк. – Мумы кион огназ кылиз, бордаз ӧвӧл лэзем одӥг но кионэз. Куинь ар ортчыса, вылез лестникмы сое шедьтэм сьӧд пунылэн шайвылысьтыз. Нокинлэсь кылзӥськытэк, пуны борды ик ватэм… Нош пунылэн пиосыз будӥзы, зэмос кионъёс луизы. Одӥгез но пӧйшурасьлэн соосты ыбыны киез ӧз ӝутӥськы. «Кузы сьӧд ке но, лулзы тӧдьы!» – соос сярысь веразы. Угось кион уллёос, кытын сьӧд гоно гадязы тӧдьы виштыё азьветлӥсьсы ветлэ вал, соос ноку ӧз кесялэ адямиослэсь пудо-животсэс. Мадемез бере мур малпаськонэ усиз Петыр буба, кисыысьтыз тамак пуйызэ поттыса, тамак пумзэ бинялтӥз. Нылпиос шыпытак пуко: оло, песятай мар ке со вералоз на? – Я, бертэлэ дорады, тани скалъёс но адӟисько ни, – чалмытак вераз пересь…

П оэзи я

Марина Дозорова Пичи Пурга ёрос, иваново-Самарское гурт

ТуЛЫС Сюлэм кырӟа. Та кырӟанлэсь Чебер кылзэ кылын ӧйлась. Куар шипыртэ, шудэ зарезь – Ваньмыз тодмо ни кемалась. Тулыс поръя ни кӧня ар, Нош мон понна кадь – нырысьсэ Шунды пиштэ быдэс нунал, Нош мон али адӟи солэсь туссэ. ГуЖЕМ Гужем вакыт уез уг тод: Пеймыт уг луылы милям. Тон вазь ӵукна педло потод, Копак уд пыралля гуртад. Выль лэсьтонъёс тонэ ӧте, Огез мукетызлэсь пӧртэм. Та нуналэ коть вуттоно, Толон мае вунэтӥськем. Небыт омыр поромытэ Капчи, пинал, шудо йырмес. Ми ваньзэ быгатом туннэ – Номыр уз сӧры мылкыдмес. СӥзьЫЛ Ӝожмыт гурен пельтэ ни тӧл, Инбам быдэс нунал бӧрдэ. Вузэ валче абдрам сюлэм – Со шуныттэк мӧзме. Музъем ватскиз дэри пӧлы? Пож ву зарни куарез месӥз Чик жалятэк, буёлъёсты Лекомыса быдтӥз. Гольык нюлэс шыпыт улэ – Дыр кузёлэсь со кӧшкема. Дырын-дырын куака гинэ Секыт куара потта. Малы меда инбам коттэ Ас синвуэн кырсь музъемез? Тодо-а мон, кин вӧсь каре Сыӵе зол куанерез? ТоЛАЛТэ Нунал вакчи копак луиз. Шунды уг вутты ватскыса, Потэ толэзь назьыльскыса, Сое тол эш аслыз кариз.

Кизилиос копак матын Дырекъяло, ворекъяло, Ас понназы маке шудо Лыз-сьӧд шобрет вылын. Маза уг сёты шокчыны – Пересь ваньзэс гуртэ улля, Укно ултӥ шула, поръя – Огназ кузё татын. уДМуРТ АДяМи Пинал озьы ик ымнырыд, Ӧз губырскы тыбыр. Тон ваньзылы кужмо кылид, Кужмо но сэзь батыр. Востэм калык. Кырсь, уродзэ Уг вералля кылыд. Каллен лёгкод ас сюрестэ Котьку небыт, лякыт. у. ШЕКСПиРЛэН « РоМЕо и ДЖуЛьЕТТА » ТРАГЕДиЫСьТЫз ЛЮКЕТэз Ортчиз нунал, туж кузь, ӝожмыт. Уй вуэ. Джульетта, номыр кышкатэк, укно дорын пуке. Йыраз шудо малпаськонъёс – кызьы бен сотэк. Тани-тани со картъяськоз, уз кыльы ни эштэк. Кыӵе умой! Быдэс дунне, Джульетталы озьы потэ. Вожъяське солы. Чылкыт, шудо мылкыд. Эх, уг тоды вал, куанер нылаш, Map возьма ни азьланяз. ВуМуРТ К. Гердлэн кылбурезъя Тон чебер, туж чебер – веранэз ик ӧвӧл. Нош сюлмыд даурлы кынмемын. Учкисько ке шорад, мылкыды ик шулдыр, Йӧтскисько ке, кынме кадь вылтыр. Кышкасько тынэсьтыд. Тон вӧзын луэме Уг, уг поты одӥг но мынам. Нош малы-о соку котькуд уй но нунал Та пурысь синъёсад учкысал. Мон выйко тон сьӧры. Кузь, баблес йырсиед Бинялтӥз йырвизьме, кекасько. Мон мыно тон доры, мон уг улы тонтэк, Мон татын ӝокасько.

« И н в ожо » № 9 2012

КР иТиКА

т. р. Душенкова

Поэтические мистерии

Сергея Матвеева

1. О НаЗВаНии

В прошлом году читателей порадовала очередная книга С. Матвеева «инсьӧр пӧртмаськонъёс» («Космические мистерии», 2011 г.), вышедшая в издательстве «Удмуртия». В нее вошли стихотворения, написанные в 1999–2006 гг. При первом прочтении сборник не отличается оригинальностью тем. Но ощущается очень сильный качественный рывок: стихи подобны созревшим плодам1 (кстати, одно из них упало на голову Ньютона). Его стихи меняются по форме, размеру, жанру; лексика становится богаче, семантика глубже. Он – экспериментатор. В данном сборнике поэт подводит первые итоги: анализирует свой творческий и жизненный путь, пытается устранить/исправить сделанные ошибки, строит новые планы. Этот «перерасчет» ценностей совпадает у него с «кризисом среднего возраста»2:

Вождэ эн вайы, – палзэ Сюресме гинэ ортчи – Валаме уг пот на чик Сюреслэсь лек азьпалзэ. (с. 191). (Не правда ли, данный отрывок сопоставим со строчками А. Данте: «Земную жизнь, пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу…»). Удмуртское название сборника «Инсьӧр пӧртмаськонъёс» переводится на русский язык как «Космические мистерии». Перед читателем действительно разыгрывается мистерия между небом/космосом и землей, Богом (Инмаром, Кылчином) и Дьяволом/ Люцифером (Шайтаном) (с. 50, 249), между небожителем (?) (Инмуртом) и человеком (музъеммуртом). И эта тема, по нашим наблюдениям, «кочует» из сборника в сборник. С. Матвеев, как в лирике, так и в прозе очень последователен. Он талантливо показывает

все противоречия, которые скрываются и борются внутри человека, разные чувства и эмоции, которые обуревают его. Название книги отсылает читателя к началу ХХ века, а именно, в «башню» Вяч. Иванова, участники которой любили разыгрывать всевозможные мистерии. Возможно, это так и есть. Многие критики и литературоведы корни современной литературы видят в символизме, в Серебряном веке (И. С. Скоропанова, В. Руднев и др.). Итак, первое слово названия сборника можно истолковать следующим образом: «Мистерия (от лат. мisterium – тайна; церковная служба = 666) – жанр религиозно-назидательной драмы, сюжет которой обычно заимствовался из Библии или житий святых и легенд об их чудесах; отсюда еще одно более раннее название – миракль (от лат. мiracula – чудо). Обычно пьесы игрались под открытым небом на городской площади и были приурочены к тому или иному религиозному празднику Тела Христова и Духову дню. Максимальной популярности достиг в 15–нач. 16 в., причем в них стали все большую роль играть комические интермедии, а сами пьесы порой были написаны языком, близким к простонародному, что само по себе уже граничило с богохульством. <…> последние попытки возродить мистерии были предприняты студийными театрами символистов в кон. 19 – нач. 20 в.» $Энциклопедия читателя. Т. 3. 2009: 631&. Это толкование русскоязычного названия. На удмуртском языке, как и в русском, космические мистерии так или иначе связаны с Инмаром (Богом). Таким образом, перед читателем разыгрывается нешуточная история со сложными взаимоотношениями героя с Богом, противоречиями и противоборством. Она действительно похожа на ту бессмертную историю, которую описал А. Данте в своей божественной комедии (поэма была написана в ХIV веке в очень популярном тогда жанре «видения», в которой автор описывает свои странствия/путешествия по загробному миру: по аду и чистилищу его сопровождает Вергилий (символ земного разума); по земному раю – Матильда, а затем сама Беатриче (символ божественного разума)). В некоторых местах – на гениальную трагедию И. В. Гёте «Фауст». Но более всего, на наш взгляд, С. Матвеев развивает драматический эпизод библейской истории – низвержение с небес Сатаны и верных ему ангелов3. Отсюда и амбивалентность/ двузначность образов, их взаимозаменяемость (см. цикл «Сизьым ӝыт – Борхесэн» (с. 96–98): Инмар но, зэм, ӧвӧл вылӥ кужмо, – Ведь Албасты но Инбаме сюре – Сутӥськыса; изъёс но ожомо; Инмар но Албасты – одӥг суред. (с. 97) Такое экзистенциальное восприятие архетипической истории человеческой души запечатлено и в названии сборника, а содержание его полностью раскрывает. В удмуртском языке существительное пӧртмаськон4 образовано от глагола пӧртмаськыны, и означает ‘рядиться; скоморошничать’, в другом – ‘явиться (о привидениях)’. С. Матвеев своим словосочетанием инсьӧр пӧртмаськонъёс расширил семантику данной

лексемы. Возможно, автор увидел их подобно северному сиянию, зарницам или космическим/заоблачным видениям, «ряжениям» (?). Следует отметить, что и герой сборника сам постоянно меняет свои личины и ипостаси: то он становится инмаром, то Кылчином (Ангелом), то албасты/Шайтаном, то мужем кышномурт инмара (женщины-Бога (?)): …малпаськод, нош Инмарен артэ – Буш Инты? Мон дуннеез ошо Со Буше! – Мон – Инмарлэн картэз. Ха-ха-ха! Инмар – со кышномурт, Мон сое ялан сэрегасько! Янгыша со мон кадь ик. Но урт Потонэ – солы! Серекъяськод?.. (с. 130) (Вспомните, подобные видения/сны уже были в удмуртской литературе у Л. Нянькиной («Ау-Ау, яке Инбамын гожъёс»). Довольно часто у С. Матвеева встречаются строчки, где богохульство граничит с раболепством: Яратӥсько тонэ: Кылчин – Албастыез кадь. Яра – яратонэ, Ӧвӧл тонлэсь мон йӧскадь. <…> Яратӥсько котьку Албастыез – Инмурт кадь… («Кадь», с. 201–202) Возможно, верующие люди, христиане, священники могли бы предать его анафеме, отвергнуть из лона Церкви, как Л. Н. Толстого: <…> Инсьӧрез капыртысал; Ки пыртӥм вия нош – со… <…> Инсьӧрез потэ юэм; Нош улон – гольык кӧс лым. Уясько отын огнам; Кинлы ке мон – сӥль юдэс. Асэным сюдэм понна Аслэсьтым аслым юрдэс. Я бен ӵок, кӧт пушкады Гылӟисько ни – замлагач! Мон кузял но кӧш боды, – Тьфу! Тьфу! тьфу! Но ач! ач! ач! (с. 208) Действительно, он видит и становится зрителем мистерии, небесных видений, а может, и галлюцинаций – ин пӧртма(сько)нов: Та пьесаез пуктэ… Инмар Со кемалась ни палэнскиз, – Нош кыӵе Со дасяз кема, Адямилы оскиз, оскиз!.. (с. 24) Учкисько но – ляльчиез Инмарлэн, дыр – лушкемен Ишкылэ кизилиез, Пазьгылэ Музъем кеме. (с. 212) Или в стихотворении, написанному по Эдгару По: Ӵын тубиз вылысь инме но, Кызыны ӧдъяз Кылчин… (с. 215)

« И н в ожо » № 9 2012

А это стихотворение чем-то напоминает «Облако в штанах» В. Маяковского и другие его строки: Вамышъясько дунне вылтӥ, Вадьсам – инбам гинэ. Монэ инсьӧр мӧзмон гылтӥз. (с. 214–215). Таким образом, многие стихотворения сборника раскрывают, показывают, как разыгрывается мистерия – пӧртмаськон.

2. НеКОтОрые ОБраЗы, СиМВОЛы и теМы

В своем интервью, опубликованном в Интернете, А. Арзамазов пишет: «Современность и раскрепощенность мышления, интеллектуальность и эгоцентризм, избирательность в общении и демонстрация поэтической избранности многих уводят от Матвеева в сторону, вызывают аллергию. Сергей Матвеев для удмуртского читателя во всех отношениях нетрадиционный писатель. Кажется, с каждой новой книгой он все менее удмуртский. Матвеев прячется от этнического в сложных мыслительных конструкциях, любит показывать знание иностранных слов, заполнять страницы романов точками, тире, цифрами, квадратами, фаллическими узорами. Выкладывает на поверхность своих текстов имена великих. Сергей Матвеев – разрушитель условностей, автор правил нарушения правил, у него весьма своеобразная «культура безобразий…» (http: www.izvestiaur.ru/ culture, 3.10.2007). Да, все это верно, но, тем не менее, Матвеев пишет на удмуртском языке. Иногда удивляешься, как он складно и просто говорит о сложных вещах на своем языке, как находит выражения и термины необходимые для этого. Разве можно так красиво и точно писать/излагать свои мысли по-удмуртски? Тогда, как обычный обыватель/читатель постоянно жалуется на то, что удмуртский язык не приспособлен к описанию таких категорий, что научный терминологический аппарат не разработан5 и т. д. Не связана ли эта беспомощность лишь с нашим уровнем владения родным языком? Еще на один важный момент следует обратить внимание. На какого бы автора не ссылался – по духу, по мировоззрению он близок самому С. Матвееву. Их волнуют одни темы. Более того, даже названия некоторых произведений совпадают/перекликаются (Рембо – стиль, манера письма, стих, В. Брюсов, В. Маяковский, С. Есенин и др.). Сознательно или бессознательно происходит такой выбор, сложно сказать. Возможно, всем этим руководит/дирижирует/ манипулирует «великий кукловод» из космических мистерий. А с другой стороны, возможно, в этом и сказывается/раскрывается тайная/мистическая природа творчества. Видимо, отсюда появляются интертекстуальные связи, аллюзии, ссылки, а в некоторых случаях и диалог с оригиналом/метатекстом. Как и в сборнике «Лул» (1994), продолжается тема Библейских аллюзий, сравнений, ссылок на разных

уровнях: сюжета, темы, героев, образов6. Данный аспект остается ведущим во всех работах автора. Возможно, без этого не получилось бы мистерий, которые так удачно разыгрывает сама жизнь. В некоторых действах он Адам/адями – человек (с. 67), или является собеседником Кылчина (можно перевести как Создатель и в более поздней трактовке – ангел – (юг) Кылчин) (с. 68), в-третьих, сам инмар (Бог) дает ему советы, раскрывает тайны бытия: Та дуннеын улон-вылон мугез Мон усьтыны кури вал Инмарлэсь… Нош алигес, куке укно синмез Чуринъяса зор ву гылтӥз, мыным – Чуринъяса но исамес – Инмар ӧдъяз пусъёс пуктылыны. Гожъёс сяна, мудрон кизилиос Ымныр вылам – зор ву пыр суредаз. Мон валало я уг – ӧз кылзы, ӧз, – Вань пусъёссэ ӵушиз Со бератаз. (с. 176) (Здесь можно сравнить с библейским Моисеем, и строчками Н. Гумилёва из «Дамары»). У С. Матвеева не раз встречаются стихи с сюжетом о сотворении мира из христианской мифологии: Куке шунды ӝужаз музъем вадьсы Вапумъёслэн чылкыт кутсконазы, Югыт буё кужымъёслэн катьсы Инсьӧръёсын гомаз ас понназы, Инмар Атай сётӥз ачиз туслык Адам но Евалы – ӵошен-шори, Дунне шорын сылӥз вӧсь Быдэслык, Вӧсь быдэслык сылӥз дунне шорын, Ӧз вуза на Иуда Иисусэз – Пуӵъёс кечат-вамат киросамтэ, Дунне берган верась йӧно пусэз Мыдлань пуштрос ӧз кары на сантэм, Кылчин радын сылӥз на Мефистофель, Со дуннелы удӥз вочак – эмзэ, Лулэз вузан дунлэсь гочатэмзэ… (с. 138) Очень много реминисценций, интертекстуальных связей из своих современников, не говоря уже о классиках (А. Пушкина, М. Лермонтова, С. Есенина,

Н. Гумилева, И. Бродского и мн. др. – можно было посвятить не одно исследование данной теме). Скажем, понравился ему какой-то образ или тема заинтересовала, – начинает ее развивать, иногда даже вступать в полемику с автором. В данном сборнике по частоте использования на первое место выходят ӧс ‘дверь’ и усьтон ‘ключ’. Сравните: в конце 1990-х стала популярной песня «Мон кошкисько ӧсме ворсатэк» (автор текста П. Захаров) в исполнении Н. Уткиной; затем в 2003 г. вышел сборник стихов «Ӧс» В. Шибанова. Если у П. Захарова это незакрытая, не захлопнутая дверь (возможно, в надежде на возвращение), то у В. Шибанова – закрытая дверь, куда ему вход заказан. У С. Матвеева дверь имеет совершенно иное семантическое наполнение: усьтӥськиз вӧл ӧс (с. 119), югытэн усьтэм ӧс (с. 267), ворсам ӧс (с. 110), инсьӧр ӧсъёс и т. д. Это «небесные врата», которые открываются раз в год. «Очевидец этого явления должен успеть попросить ниспослания небесной благодати. Удмуртский вариант просьбы связан с представлениями о многочисленных небесных пчелиных роях (ин муш), поэтому при соответствующих обстоятельствах рекомендуется попросить благословления на разведение земных пчел (муш шуд – букв.: пчелиное счастье). <…> Подобие небесных ворот устраивали во время молений: жертвенное кострище обрамлялось тремя тонкими березовыми стволами, ветви поперечного ствола оставляли не срубленными. На «небесных воротах» на перекладине из трех ивовых палок с восточной стороны от отгороженного пространства для жрецов развешивали полотенца» [Владыкина, Глухова 2011: 69–70]. Но в данном случае, учитывая специфику времени, мы бы могли говорить о портале. Многократно встречается символ ключа – усьтон (усьтон, ӧслэсь усьтон (с. 267). В данном случае возможны разные интерпретации: в одних стихотворениях автор дает христианское/библейское толкование, сопоставимое с ключами Апостола Петра, в других – от обычных, вполне реальных дверей (с. 267), но самый яркий образ – от космоса – инсьӧр (с. 177–178), здесь же можно вспомнить и удмуртский миф о Вуюись и ключах счастья. При этом не стоит забывать, что каждый ключ имеет свою дверь и замок – тунгон. ин пагӟа/тубат – лестница в небо, еще один из мифологических образов, воплотившихся, и как образ небесной цепи (ин жильы)7, которая выражает идею возможной связи небесного и земного мира7. Натяжение творческой мысли между земным существованием и вышним/небесным (инсьӧр) у С. Матвеева чаще встречаются в стихотворениях, посвященных возлюбленным, когда их слияние не возможно (с. 8, 270). В сборнике много обращений к Богу (вазиськон): к инмару (с. 199, 195, 194), шунды-мумы (с. 193). Особенно часто они встречаются в начале книги, а затем они переходят в диалог с небожителями (ср.: И. Бродский «Разговор с небожителем»): Здесь, на земле, где я впадал то в истовость, то в ересь, где жил, в чужих воспоминаньях греясь, как мышь в золе,

где хуже мыши глодал петит родного словаря, тебе чужого, где, благодаря тебе, я на себя взираю свыше, уже ни в ком не видя места, коего глаголом коснуться мог бы, не владея горлом, давясь кивком звонкоголосой падали, слюной кропя уста взамен кастальской влаги, кренясь Пизанской башнею к бумаге во тьме ночной, тебе твой дар я возвращаю – не зарыл, не пропил; и, если бы душа имела профиль, ты б увидал, что и она всего лишь слепок с горестного дара. Другой библейский образ – куштэм/кизем кидыс/ тысь – брошенного/посеянного семени (с. 8, 111– 112). У С. Матвеева он очень сложный, многослойный. Библейский образ сеятеля смешивается с земным, граничит с телесностью, сексом. Сны похожи на страшные видения и галлюцинации (с. 106). Несколько раз в сборнике встречается Куктэм кунян ‘безногий теленок’ (с. 98, 142). Им пожилые/старики запугивали детей, чтобы те не выходили вечером/ночью на улицу.

« И н в ожо » № 9 2012

И еще один интересный образ шуд-из ‘каменьсчастье’. В поисках философского камня, или камня счастья, находится герой С. Матвеева: Шуд-бур ӧвӧл, дыр, – вань шуд-из; Уг буя шуд – зӥбе. (с. 118) Впервые он появился в стихотворении В. Шибанова10, напечатанном в сборнике «Бертӥсько уйшоре» (1991). Е. Миннигараева, продолжая данную тему, расширила свои размышления до рассказа-фэнтези «Из» (2012), который еще ждет своего исследователя.

3. ПОэтичеСКие эКСПериМеНты С. МатВееВа Особняком в конце книги стоит целый цикл, написанный в жанре хокку. И здесь С. Матвеев прибегает к своему излюбленному приему – игре слов. Эти короткие стихотворения, состоящие из трех строк, становятся квинтэссенцией всего сборника. «Хокку, хайку – жанр японской поэзии, трехстрочные стихотворения, как правило, созерцательнопейзажного и/или медитативно-философского характера, отличающиеся демонстративной простотой образного рисунка и «при крайней сжатости обладающие исключительной смысловой емкостью, требующей порой комментариев». Ибо от автора <…> ждут, что одной фактурной деталью он сумеет выразить состояние природы и/или собственное настроение. В формальном отношении признаком хайку является отсутствие рифмы и фиксированное количество слогов (5-7-5)» $Чупринин 2007: 622&. В японской традиции этот жанр построен на многозначности иероглифов, аналогом которой могла быть игра омонимов. Но в русской версии это не прижилось. Стал популярен в 1954 году с выходом тома «Японская поэзия». Часто используется как технический прием, постижимый алгоритм, а этническое наполнение хайку – как желанная и недосягаемая экзотика. Хокку Матвеева глубоко философские и созерцательные одновременно: Кыдёке кылиз Ярдуре. Но азьпалам – Мукетыз. Азьлань. (с. 276) Ки-пыдъёс пыртӥ – Лул-сюлэм куронъёсты – Быдэсъя йырвизь. (с. 278) Заставляет задуматься цикл, посвященный цветовой палитре : Ваменэс тылын Быльырась шупуд азьын Востэма лымы. (с. 277) Но самым излюбленным жанром поэта, на наш взгляд, является сонет. Подобно жемчужинам они разбросаны по всему сборнику: «Калыклы луисьтэм сонет» – с. 11, «Вазиськон сонет» – с. 137–138, «Кизер сонет» – с. 175, «Ӧскыт сонет» – с. 203, «Чырсалэс со-

нет» – с. 209, «Виртурыно сонет» – с. 211, «Рафитлы сонет» – с. 218–219, «Ваменэс сонет» – с. 220, «Сьӧрлань сонет» – 228 с., «Сылӥсь но бергась сонет» – с. 231– 232, «Напчись сонет» – с. 243, «Кӧто сонет» – 244 с., «Синкылиё сонет» – с. 258, «Шундыё сонет» – с. 263– 264 и др. Сами названия стихотворений вырисовывают определенный контур, и читаются как отдельный текст. Если вспомнить, что сонет – это «особая форма стихосложения, отличающаяся строгими правилами относительно количества строк, слогов и метрических единиц» $Энциклопедия читателя. Т. 5. 2009: 749&, то не перестешь удивляться, как автор любит ставить себя в жесткие рамки. Будь то хокку, сонет или что-то другое, он постоянно экспериментирует, пробует, оттачивает свое мастерство и перо поэта. Даже в этом чувствуется, раскрывается его твердый характер, о котором так экстравагантно поделился с читателями в своем сборнике «Чурыт пус»11 («Ъ знак» (1999). Можно сказать, что ему свойственна гипертрофированная маскулинность в противовес современной феминизации мужчин. Он действительно твердый, жесткий. И эта жесткость достигает кульминации в настоящей книге. С одной стороны, он отталкивает читателя, а с другой – притягивает. И как тут не вспомнить слова Арво Валтона, что С. Матвеев – оригинальный поэт, которого ни с кем не спутаешь.

Не стоит упускать из виду и то, что сборник буквально «испещрен» посвящениями друзьям и знакомым поэта: Р. Миннекузину (с. 173, 218–219), супругам Тимерзяновым (с. 143), Ф. Пукрокову (с. 7), В. Шибанову (с. 258–259) и др. Это особый литературный жанр, который в ХIХ веке в русской поэзии являлся высшей формой литературного дара. Приведем его определение: «Посвящение – (поэтическое), стихотворное обращение к лицу, достоинства или память которого поэт желает почтить своим произведением; обычно содержит мотивы обращения, характеристику адресата или (реже) самого произведения; как правило, предваряет большое произведение, но может быть и самостоятельным стихотворением.

Вместе с тем посвящение – факт биографии поэта, признание влияния на его судьбу адресата стихотворения. Будучи предано гласности (через публикацию) посвящение необратимо и однократно – тогда как рукописные и печатные экземпляры своего произведения автор вправе дарить многократно, сопровождая их дарственными надписями» [Лермонтовская энциклопедия 1981]. Читать стихи этого жанра невероятно интересно. Перед нами предстают известные и неизвестные прежде люди с их миром, мыслями и чувствами и с отношением к ним автора.

4. МетафиЗиКа ЛириКи С. МатВееВа Не будь за окном ХХI век, можно было бы писать о масонском влиянии, а о поэте С. Матвееве как неофите. Часто сквозь строки высвечивают эзотерические символы, каббалистические знаки, чего не было в предыдущих сборниках. О чем это говорит? Почему произошел такой поворот/сдвиг в сознании поэта? На наш взгляд, завершился этап ученичества. У многих древних народов именно в 40 лет проводят обряд инициации, становятся настоящими членами обществ (особенно носители тайных знаний, кем, безусловно, является поэт).

Что же дают эзотерические знания, в чем их смысл? «Каббала – наука о постижении высшего, духовного мира, из которого нисходит все в наш мир. Изучая Каббалу, человек познает причины всего происходящего в нашем мире, обретая силы и знания управлять судьбой, достигает абсолютного и всеобщего познания. Как не может существовать человек в нашем мире без знания законов его природы, так душа человека не сможет существовать в будущем мире, не овладев знаниями о нем» [Бубличенко 2007: 73]. Любопытно в этом отношении стихотворение «π (Пи)» (2001 г.). <…> Валаны: мудрон маке – «Пи» лыдпус, со пӧртэмлык: Я тэтчо мон – я усё?.. Валамон, одно ик, дыр, Музъемен ваче пуксё – Кузялэс чурыт вишты… <…> Палэзьёс но лыдпусъёс Огазе кадь бусазы; Котькудзэ синмы пусъёз Палэзез лыдпусъёсын: Куинь быдэс бере. (с. 126) Трансцендентное число. Математики называют это число выходящим за пределы. Оно действительно не имеет пределов, число бесконечности. Используя метод дешифровки, Ф. Эльдемуров склоняется в своих подсчетах к тому, что π – это потерянная песня Бога [Эльдемуров 2005: 220–232]. Необычный миф о похищении (или потере) песни «Пи» – олицетворение тайны построения мира (ср. в удмуртском фольклоре инву утчан гур). Математики считают «Пи» как бы эталоном случайности: до сих пор не было найдено ни одной закономерности в распределении цифр [там же: 221]. Словом «Пи» в древнем Китае обозначали некое всеобъемлющее, вселенское, небесное, носящее более женский, материнский облик, начало. Символом его был небольшой нефритовый диск с круглым отверстием посередине. Отверстие означало выход в запредельность. Этот кружок можно было, продев в него веревочку, носить на шее; его также вкладывали в рот умершему, дабы его душа могла беспрепятственно выйти из тела прямо в царство небесное [там же: 221]. С точки зрения эзотерики символ числа «Пи» <…> может означать: круг, окружность – традиционно женский символ. Диаметр, прямая линия – традиционно символ мужской. Все остальные символы прямо или косвенно вытекают из взаимодействия двух исходных вселенских начал. Следовательно, число, выражающее отношение одного к другому, должно заключать в себе значение о самых заветных тайнах Вселенной, с ее начала и до бесконечности. Образ рябины, который используется в стихотворении, традиционно связан с женской ипостасью: «Для символики и мифологии рябины существенны ее связь с женским началом, апотропеическая функция, мотивируемая красным цветом ягод и горьким вкусом, а также активное использование в магии, особенно лечебной» $Славянские древности. Т. 4. 2009: 514 с.&

« И н в ожо » № 9 2012

Таким образом, стихотворение «π (Пи)» является своеобразным творческим порталом поэта. Удивительно то, что мужчины, как правило, скептически относятся к гороскопам, оставляя эту привилегию женской половине, но С. Матвеев12 достаточно серьезно подходит к этому вопросу в своем творчестве («Куака но Арыслан», «Драконлэн араз мон вордӥськи»): <…> Сыӵе мон – куака. Арыслан ке – сыӵе Лусьтро, изнэсо но, пӧйшур но, эксэй. Шергес бӧрдӥсько но уг гориськы ӵем, Сюлэм тэльмыре но, лека но, бӧксэ… (с. 221) Или: Малы тон гудыръяськод, Дракон? – Малпаськод, ӧвӧл мон – тон кадь ик Инбамысь гуэ мон пырасько, Золскыса шуэр выллем катьын? Тон кужмо. Кужмо но – синпӧет: Динозавр, оло нош, Кый карысь. Тон бордам огшор гинэ эн йӧт – Тон монэ – тон паньгаты нырысь! Ыльнянез выллем, тон лай монэ, Колӟоез кадь погылля нӧдын, Кесяса тон кушты тылгоме!.. Но, Дракон, кытын тон? Я, кытын?..

И нет ничего удивительного, что после этой книги появились «Космические мистерии».

5. иГра СЛОВ Поэзия всегда тайнопись, зашифрованность. Если поэт не просто стихоплет, а действительно поэт, отмеченный свыше, то он еще и пророк. К тому же С. Матвееву всегда импонировала математическая выверенность стихов. Он виртуозно владеет искусством/техникой слова, жанра, подтверждением чему являются его эксперименты (см. п. 3 статьи). Часто говорит, что написание стихотворения (стихотворчество, стихосложение) для него всего лишь игра13:

Улӥсько вылӥ но маскара, Шокасько секыт но тырмостэм; Лэзь монэ – пыдесъясько! – карад, Дунъяськод ке пичильтык астэ! Мед луом кужмо но – синпӧет! Мед луом ӧвӧл но – быдэсо! Тон бордам огшор гинэ эн йӧт – Каръяськы отчы – лул пыдэсам! Бӧрдӥсько? Ӧвӧл – серекъясько: <…> Мон тыныд – мугор эгесаськон! Тон мыным – асме, дыр, жалятон… (с. 48) Метафизическая составляющая характерна также и для прозы С. Матвеева, его предыдущей книги – «Чорыглэсь лушкам кылбуранъёс» (2005). Сам жанр романа, обозначенный как уйбыртон ‘бред, разговор во сне’, состоит из 129 фрагментов гипертекста, что само по себе символично. В сумме дает число 3 – божественную триаду (по Пифагору) и т. д. В Библии 129 псалом – это «Песнь восхождения»: «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! Услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, – Господи! Кто устоит? Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою. Надеюсь на Господа, надеется душа моя; на слово Его уповаю. Душа моя ожидает Господа более, нежели стражи – утра, более, нежели стражи утра. Да уповает Израиль на Господа, ибо у Господа милость и многое другое у Него избавление, и Он избавит Израиля от всех беззаконий его».

Кылбуранэз каро шудон, Шудон мыным со – кылбуран; Шӧдон пушкы валан шуто – Ӝужъёз шузи я визь малпан. Малпан вырӟоз – сьӧраз пытьы Паськыт яке сюбег бурмоз; Татын гинэ – одӥг пыдыз, Нош мукетсэ инсьӧр кырмоз. Вайяськыса пуксёз кыре – Инбам но му вискысь пагӟа, Яке, шуом, гожлы кырет, Гожлы, кытчы эрик кугӟа. Кырет – кыре – кырез – кыре, Кылбур – йырзэ – месэ – инме; Киське инбам но му кырезь Валче гурен – чебер-шимес. Размер но рифма но татын – Со огшоры дӥськут гинэ; Кыӵе ӝужыт, кыӵе матын Кыл-шуд(м)онэ, кыл-бур(м)анэ! (с. 118–119) (Явная реминисценция из Д. Яшина – «Вамыштоно ке – мед кылёз пытьы»). С. Матвеев очень любит играть словами, их значениями, омонимами, что очень характерно для данного этапа его творчества (с. 68, 69). Другое слово, которое обыгрывает поэт – куд. В удмуртско-русском словаре есть несколько омонимов: куд I который, какой; куд II 1. болото || болотистый, болотный; куд III хмель, похмелье: Ӧвӧл тонлэсь мон йӧскадь Ӧвӧл тонлэсь мон куд Кышномуртлэсь пимурт кадь, – Яратӥсько котьку Албастыез – Инмурт кадь… («Кадь», с. 202) Или: Та дуннелы – вань йыркуре, Дунне – ачим, кинлэсь мон куд (с. 203). Следующая лексема, которую «препарирует» поэт, кадь:

Яратӥсько зорез, Куке бӧрдэ со мон кадь, Куке зоре, зоре – Кисьтэ со урмымон кадь. Мон котмисько но, зэм, Мон бӧрдӥсько – вуиз кадь Шузи кадь кылзонэ, Кинлэсь пельы пумиз кадь. (с. 201–202) Корень мар- также попадает в поле его зрения и служит для оформления рифмы: Сыӵе улон со – мар Та пумитэ пуктом кадь, Но оломар, омар Азям пуксе со – тон кадь… (с. 202) Следующий корень вож – часто используется поэтами (М. Федотовым, В. Шибановым, П. Захаровым, А. Арзамазовым и др.), благодаря своей многозначности, неясной этимологии: <…> куке тэль но бусы Валантэм йыркурен Вожмасько-вожекто, Ӵушыса чильпырез, – Пушказы вожектон Шӧдонтэм кадь пыре… (с. 202) Внимательный читатель обнаружит/найдет в сборнике немало подобных «игр» (с. 68, 69, 214 и др.). На что еще хотелось бы обратить внимание – это названия стихотворений. Многие из них совпадают с названиями картин сюрреалистов (напр., С. Дали): «Ышись малпан но Пруст» (с. 119), «Оскон кузьмась йыркур» (с. 229), «Сылӥсь но бергась сонет» (с. 231), «Ньыльпыдъяськон» (с. 221–222), «Ваменэс сонет» (с. 220), «Ӧскыт сонет» (с. 203) и др.

6. ВыВОДы Таким образом, сборник С. Матвеева «Инсьӧр пӧртмаськонъёс» («Космические мистерии») стал еще одной победой, очередным экспериментом автора. Ранее опубликованные книги во многом подготовили почву для мистерий. Вот их названия: «Мылкыд» (1991), «Лул» (1994), «Шузи» (1995), «Чурыт пус» (1999), «Фиолет»14 (2002). «Чорыглэсь лушкам кылбуранъёс» (2005). Настроение, приближение к Богу, безумие, поиски самого себя, нахождение/обретение себя, молчание/безмолвие и, наконец, мистерии, которые поднимают его совершенно на новую ступень. По ранее написанным работам вырисовывается образ «удмуртского Казановы» – в них много телесной/плотской/физической любви. Она присутствует и в данном сборнике, но акцент делается на других темах. Поменялся общий настрой. Теперь перед нами лицедей и паяц. Читая «Космические мистерии» С. Матвеева, перед глазами мелькают картины Иеронима Босха, Микалоюса Константинаса Чюрлёниса, Сальвадор Дали или работы современных художников-мистиков. Они

« И н в ожо » № 9 2012

очень подходят к его стихам, помогают раскрыть сложные, многоуровневые психологические образы, которые выходят один из другого, выворачиваются наизнанку. Можно сравнить их с перформансами. Каждый читатель находит, чувствует, видит, понимает то, что ему открывается. Говорят, сейчас он пишет «Евангелие от Матвеева». Но чтобы ни вышло из-под его пера, всё достойно внимания самого изощренного критика и избалованного читателя. С каждым своим творением С. Матве-

ев все выше и выше взбирается на творческий Олимп. Ни с чем не сравнимая манера его письма – будь то проза, или лирика – все более оттачивается. Вместе с тем растет его духовность, религиозность. Он становится все более интеллектуальнее. Он никогда не стоит на месте, он всегда в творческом поиске. Его книги многолики, как и он сам. Иллюстрации: Сальвадор Дали.

Иллюстрация: Сальвадор Дали.

___________________ Русское выражение не передает тех нюансов, которые раскрывает удмуртская лексема жалем ‘сочный’ от глагола жалектыны ‘набрать (набирать) сок; стать (становиться) сочным, поспеть, спеть, поспевать’. 2 «Кризис среднего возраста» (психологи называют его «экзистенциальным кризисом») – долговременное эмоциональное состояние, депрессия, связанное с переоценкой своего опыта в среднем возрасте (35–45 лет), когда многие из возможностей, о которых индивидуум мечтал в детстве и юности, уже безвозвратно упущены (или кажутся упущенными), а наступление собственной старости оценивается как событие с вполне реальным сроком (а не «когда-нибудь в будущем»). Здесь следует отметить, что подготовка сборника совпала для автора с сорокалетним рубежом, когда наступает так называемый упадок жизненных сил. В народе с ним связано множество предрассудков и поверий, например: «Что успел, что не успел и уже никогда не успею», или «20 лет силы нет – и не будет; в 30 лет ума нет – и не будет, в 40 лет достатка нет – и не будет. Сорок лет – это такая возрастная граница, которая настраивает человека на другое отношение к себе, она находится совсем рядом с полувековым рубежом, когда человек начинает анализировать накопленный жизненный опыт, подводит первые итоги. Негативное/отрицательное, а скорее настороженное отношение к сорокалетию связано с символикой числа «сорок» с библейской точки зрения. Сорок дней странствования души по земле, сорок лет блуждания израильского народа в пустыне, сорок дней Великого поста. Астрологические и языческие понятия здесь также сыграли немаловажную роль. А в восточной (китайской) традиции, а также в магии карт Таро – 40 является числом смерти. 1

Врач и психотерапевт Д. Добсон называет четырех «врагов» в жизни мужчины средних лет: собственное тело, работу, семью и Судьбу. Именно на этих темах делает акцент С. Матвеев. Особое внимание он уделяет первому пункту – телу/телесности – мугор (не доволен своим «длинным худым телом»). Но это тема для отдельной статьи. 3 См. в 1-й Книге Еноха, апокрифической книге «Жизнь Адама и Евы», Авиты Алкима «О первородном грехе», Пётр Ломбардский «Сентенции», Фома Аквинский «Сумма теологии» и др. 4 Исследователь удмуртского ряженья Г. А. Глухова отмечает, что «основой духовной культуры удмуртского общества вплоть до конца ХХ в. являлся ритуал; один из важнейших составных компонентов обрядового действа – ряженье (пӧртмаськон, вожояськон, пенӟаськон, чокморскон), которое до наших дней сохраняло древнейшие архаические черты народного мировосприятия. Основным признаком игры и ряженья, как и любого обряда, является перевоплощение с распределением ролей. В ряженье она реализуется с помощью внешнего преображения, основными элементами которого являются маска, личина и костюм персонажа. В игре перевоплощение происходит с помощью «присвоения» участникам другого имени (в зависимости от содержания и условий игры изменение имени происходит в персональном или групповом порядке) или «вербального ряженья». Такой прием перевоплощения позволяет человеку принять ситуативные правила игры. Играющий, войдя в роль, как бы существует одновременно в двух мирах – настоящем (действительном) и вымышленном (сакральном)… Что касается категории времени, то в любом игровом действии события разворачиваются в настоящем времени. Создавая таким образом

« И н в ожо » № 9 2012

линейную последовательность и логическую завершенность. В ритуале же настоящее время всегда соотносится со временем циклическим, поскольку сама обрядовая ситуация предполагает воспроизводство некогда совершенного акта первотворения» [Глухова 2007: 109–110]. 5 Позвольте привести здесь слова, написанные М. И. Ильиным, одним из зачинателей удмуртской поэзии, просветителем и видным деятелем культуры, еще в 1927 г.: «Язык человека приспособлен ко всем оттенкам мысли и чувства. Им человек закрепляет всякий культурный опыт и знание; им он делает знание доступным для других, – своих современников и последующих поколений. <…> И действительно, все мы, именующие себя вотяками, только через свой родной вотский язык, а не какой-либо иной, получили и получаем с младенческих лет возможность усвоить бесконечное множество понятий, воззрений, мыслей, чувствований, так как наши родители, все это выражают не на русском, французском или ином языке, а на нашем родном. К сожалению, мы иногда склонны думать о нем, как слишком о чем-то мизерном, ничтожном, способном отнимать только наше дорогое время от более важных и серьезных дел. Подобный взгляд, несомненно, ошибочен. Родной язык, отражая природу и духовный облик и быт народа, является самым сильным средством к перевоспитанию и образованию, и только им одним, а не каким-либо иным успешно и основательно, а не поверхностно, можно двинуть народ, как массу, по пути общей мировой культуры, чего никогда не в состоянии сделать чужой язык. <…> Если на вотский язык смотреть с изложенной точки зрения, <…> то он и без того богатый, гибкий и благозвучный не только еще более обогатится, но на нем будут выражены глубокие научные истины по всем отраслям знания и высокохудожественные произведения, отражающие жизнь, как в зеркале. <…> (вотский язык) имеет все те данные, которые свойственны и культурным языкам мира» [Ильин 1995: 81–83]. Не правда ли, его слова стали пророческими. 6 Об этом мы уже писали в статье: Реминисценции литературных мифов в творчестве С. Матвеева // Инвожо. – 2004. № 9. – С. 61–63. 7 Образ, связующий небесный и земной мир. БогТворец (Кылдысин), чтобы люди не тосковали об его уходе, спустил на землю на этой цепи струнный музыкальный инструмент крезь [Владыкина, Глухова 2011: 69]. 8 Мало кому известна работа П. Лебедева «Инвукылшыкыс», являющаяся переводом на удмуртский язык индийских ведических трактатов, но, безусловно, представляющая большой интерес в плане философии и словотворчества. Более того, ее содержание удивительно перекликается с данным сборником С. Матвеева. 9 См.: «Потрясённое» сознание лирического героя В. Шибанова // Инвожо. 2004. № 5–6. – С. 33–36. 10 См. работу: Рябина Е. Основные цветообозначения в пермских языках. – Тарту, 2011. – 262 с. (диссертация на соис. уч. степени доктора философии по специальности «Уральские языки») – где автор довольно подробно рассматривает удмуртскую лексику данной группы и приходит к любопытным выводам. 11 В удмуртском языке слово чурыт обозначает ‘скупой, жадный’. Но в сборнике оно используется в значении ‘жесткий, твердый’. Из русской литературы Мат-

веева можно сравнить В. Маяковским, В. Брюсовым, из французской – с А. Рембо. 12 По гороскопу С. Матвеев родился в год Дракона под созвездием Льва. 13 Здесь следует вспомнить трубадуров (нач. ХI– XIVвв.), которые придавали большое значение технике стихосложения. Ими было выработано до 900 стихотворных размеров и форм стиха. Позднее в XIV веке была создана литературная академия и учреждены так называемые цветочные игры (состязания трубадуров, где в качестве премии присуждали цветы из золота и серебра). Лирика трубадуров оказала влияние на творчество труверов, миннезингеров, а также на Данте и Петрарку. Кроме того, нельзя не вспомнить бардов, народных певцов кельтских племен, которые учились у друидов. Ими был организован орден, делившийся на разряды согласно сословиям и степени искусства его членов. Проводились ежегодные фестивали валлийских певцов, музыкантов и поэтов. 14 Психологи фиолетовый цвет соотносят, с одной стороны, с внутренним миром человека, с духовностью, а с другой – инфантильностью.

использованная литература:

Библия. Бубличенко М. М. Эзотерический словарь. – Ростов на Дону: Феникс, 2007. – 252 с. Владыкина Т. Г., Глухова Г. А. Ар-год-берган: обряды и праздники удмуртского календаря. Ижевск, 2011. – 320 с. Глухова Г. А. Ряженье как игра и игра в ряженье // Вестник Удмуртского университета. – 2007. № 5(1). – С. 109–114. Глухова Г. А. Терминология удмуртского ряженья как элемент языковой картины этноса // Вордскем кыл, № 5–6, 2003. – 24–32 б. Ильин И. М. Значение вотского языка и его красочность // Вордскем кыл. № 5, 1995. – С. 81–87. Лермонтовская энциклопедия / Под ред. В. А. Мануйлова. – М.: Советская энциклопедия, 1981. – 746 с. Руднев В. Метафизика футбола: исследования по философии текста и патографии. – М.: «Аграф», 2001. – 384 с. Руднев В. Энциклопедический словарь культуры ХХ века. – М.: «Аграф», 2001. – 608 с. Славянские древности: Этнолингвистический словарь. – Т. 4. – М.: Международные отношения, 2009. – 656 с. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие. – М.: Флинта: Наука, 2002. – 608 с. Чупринин С. Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям. М.: Время, 2007. – 768 с. Удмуртско-русский словарь: Ок. 50 000 слов/ РАН УрО. Удм. ин-т ИЯЛ; Отв. Редактор Л. Е. Кириллова. – Ижевск, 2008. – 925 с. Эльдемуров Ф. П., Рубцов П. П. Тайнопись букв и иероглифов. М.: Вече, 2005. – 496 с. Энциклопедия читателя/ Под ред. Ф. А. Еремеева. – Т. 3. – Екатеринбург: ИД «Сократ», Изд-во «Фабрика комиксов». 2009. – 776 с. Энциклопедия читателя / Под ред. Ф. А. Еремеева. – Т. 5. – Екатеринбург: ИД «Сократ», Изд-во «Фабрика комиксов». 2009. – 936 с.

КР и Т иКА В. К. Кельмаков (ижевск, удГу) «За плохой перевод ответственные за это лица в издательствах и переводчики привлекаются к суду, как за любую другую порчу работы работы». («известия Петроградского совета рабочих и красноармейских депутатов» от 20 февраля 1920 г.). (Цитируется по: [рейсер 1978: 70]).

При переводе я ни в коем случае не пыталась приукрасить рассказы, добавить в них что-то свое… (О новом издании произведений ашальчи Оки.)

В последние три десятилетия с полным собранием поэтических произведений и прозой Ашальчи Оки были изданы пять книг: 1) Ашальчи Оки. Тон юад мынэсьтым (Ижевск: Удмуртия, 1978.— 140 б.) — 37 стихотворений, 17 рассказов и письма на удмуртском языке; 2) Ашальчи Оки. Пинал нылмурт туж яратэ = Узнала девушка любовь (Ижевск: Тодон, 1994.— 77 с.) — 37 стихотворений на удмуртском языке и большинство из них с различными вариантами переводов на русский язык; 3) Ашальчи Оки. Чыртывесь = Ожерелье (Ижевск: Удмуртия, 1998.— 152 б.) — 37 стихотворений на удмуртском языке и большинство из них с различными вариантами переводов на русский язык; 4) Ашальчи Оки. Туж бадӟым кузьымме… = Бесценный подарок (Ижевск: Анигма, 2010.— 196 с.) — 38 стихотворений на удмуртском и большинство из них в переводе на русский язык); 5) Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд = Эти шелковые строчки: Стихи, рассказы, воспоминания (Ижевск: Удмуртия, 2011.— 256 с.). Едва ли какой другой удмуртский автор, помимо К. Герда, смог бы похвалиться таким вниманием к своему творчеству со стороны издателей. Последнее собрание, о котором речь пойдет в данной работе, содержит 38 стихотворений на удмуртском языке, каждое с одним параллельным переводом на русский; 21 рассказ и их переводы; 5 эпиграмм на деятелей удмуртской культуры (правда, часть из них, возможно, принадлежит другим авторам). Эта книга «Та буртчин чуръёсыд»/«Эти шелковые строчки», содержащая не только предельно полное собрание поэтических и прозаических творений первой удмуртской поэтессы, но и весьма важные сведения о ее жизни и творчестве (очерки и воспоминания о ней,

фотографии и др.) и изданная тиражом в 2000 экземпляров, является очень ценным подарком для всех любителей Ашальчи Оки и удмуртского поэтического слова. Наличие в одной и той же книге не только оригинальных произведений удмуртской поэтессы и писателя, но и параллельных переводов их на русский язык во много крат увеличивает как популярность издания, так и количество людей, имеющих желание приобщиться к творчеству автора. В данной книге, в отличие от предшествующего сборника «Чыртывесь» и др., к большинству стихотворений представлены, как было уже сказано выше, лишь по одному переводу; при этом выбор пал преимущественно на переводы К. Герда и А. Смольникова: «Та бичетэ Кузебай Гердлэн но Алексей Смольниковлэн берыктэм кылбуръёссыгес пыризы. Ми малпамъя, та авторъёс Ашальчи Окилэсь чуръёссэ мургес шöдӥллям, соос авторлэн текстэзлы но матынгес луо…» [Нянькина 2011: 8] (’В этот сборник бóльшей частью включены переводы Кузебая Герда и Алексея Смольникова. По нашему мнению, эти авторы лучше прочувствовали строки Ашальчи Оки, они ближе к текстам автора…’). Так думают издатели данного однотомника, однако читатель мог бы быть и иного мнения, если б имел возможность познакомиться и с другими вариантами переводов — их в книге, к сожалению, нет; искать же по другим изданиям для него (читателя) накладновато. Данный сборник, изданный в сериале «Адями. Писатель. Вакыт / Человек. Писатель. Время», относительно небольшой, к примеру, в сравнении с томами Г. Медведева, Г. Красильникова и др., поэтому включение всех вариантов переводов поэтических произведений Ашальчи Оки не намного увеличило бы объем книги. Переводов «прозы Ашальчи Оки на русский до сих пор не было» [Нянькина 2011: 13], и они впервые осуществлены Л. Нянькиной в анализируемой мною книге.

« И н в ожо » № 9 2012

С огромным удовлетворением можно констатировать, что литературный перевод бóльшей частью произведен достаточно адекватно; прозаические произведения Ашальчи Оки и в переводе в основном сохраняют свою художественную специфику. В большинстве случаев вполне можно согласиться с составителем-переводчиком, утверждающим: «При переводе я ни в коем случае не пыталась приукрасить рассказы, добавить в них что-то свое. Я всегда помнила одно: она не только первая удмуртская поэтесса, но и первый среди женщин прозаик» [Нянькина 2011: 14]. Однако все же приходится с глубоким прискорбием заметить, что Л. Нянькина не всегда следовала декларируемому ею самой весьма справедливому credo любого переводчика классиков литературы на другой язык. 1. В переводах прозы нередко встречаются досадные, на мой взгляд, неточности, не укладывающиеся в стиль и образную систему рассказов Ашальчи Оки. Вот для начала несколько примеров на менее заметные на первый взгляд отклонения от оригинала, но тем не менее не совсем точно представляющие русскоязычному читателю текст Ашальчи Оки. 1.1. Так, в рассказе «Кык лудкечез ӵош уд куты»/«За двумя зайцами погонишься…» имеется отрывок: «Пиез ӟудэменыз бöрдэ ини: атаез ужаны косэ, дышетüсез эшъёсыдлэсь кылиськод шуэ».— ’Сын от безысходности плачет: отец заставляет его работать, а учитель упрекает его, что он отстает от учебной программы’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 60). В данном рассказе события передаются в пассивном восприятии ученика первого класса, в сознание которого вполне естественно укладывается «отставание от товарищей-одноклассников», как сообщается в удмуртском оригинале, но не «отставание от учебной программы» — как в переводе. Об учебной-то программе ученик начального класса едва ли имел какоето представление, да и его незадачливый родитель — тоже. В этом же рассказе очередная неточность: «Олексей агай сукъяськем понназ калыкъёслэсь но кема дышетоз ини пизэ».— ’из-за своей глупости и скупости теперь дяде Олексею придется учить своего сына дольше, чем другим’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 60). В оригинале лишь: ’из-за своей скупости’. Явное приписывание отцу еще и глупости — это на совести переводчицы; удмуртский же оригинал оставляет за самим читателем право на догадку о возможном наличии у родителя последнего качества. В рассказе «Аран дыръя» / «Во время жатвы»: «Ӵукна соос ваньзы шундыен ӵош султо» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 62).— ’Утром они просыпаются рано’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 63). Перевод выделенного отрывка слишком бесцветный и далеко не точный, если учесть, чтó пишется в оригинале (в буквальном переводе): ’Утром все они встают вместе с солнцем’. «Выль кубо» / «Новая прялка»: «Бугоред олокытü но костаськыса ветлэ, тани куака караз нуоз али» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 65).— ’И клубок покатился, гляди, ворона унесёт в свое гнездо, и не заметишь’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 66). Буквальный перевод: ’Клубок-то твой валяется где попало, вот и унесет ворона в свое гнез-

до’. Ворона-то скорее унесет в свое гнездо такой клубок, который валяется где попало (оригинал текста), а не тот, который разик покатился (перевод). «— Кубоме басьтüзы! — Жага чагиськиз но нош ик кулэм кадь умме усиз» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 66). ’— Прялку отобрали! — пробормотала девочка и снова уснула’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 67). Более точный перевод: ’— Прялку мою отобрали, — съябедничала Жага и снова уснула мертвым сном’. В оригинале маленькая девочка Жага не просто уснула, а уснула мертвым сном, на что способны только дети, даже если они и охвачены детскими горестями и треволнениями. Образ именно такой девчушки и вывела Ашальчи Оки в своем рассказе, перевод же Л. Нянькиной размазал этот образ. В рассказе-воспоминании о 1921—1922 годах «Сылал»/«Соль» ржаная мука автора по воле переводчицы превратилась во пшеничную: «— Дас гиремка — кукуруза, одüг гиремка — кенэм вöй, куинь — спичка коробка, дас гиремка — ӟег пызь» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 128). ’— Десять фунтов кукурузы, десять фунтов пшеничной муки, три коробка спичек и один фунт конопляного масла!’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 140) — и порядок перечисления покупок в переводе также изменен — зачем? В те голодные годы между десятью фунтами ржаной муки, с одной стороны, и десятью фунтами пшеничной, с другой,— была, разумеется, существенная разница не только в их питательной ценности и вкусовом качестве, но и в стоимости, что было исключительно важно для студенток (они о пшеничной муке и мечтатьто не смели!); для современной же переводчицы это, естественно, все равно. К тому же у переводчицы, кажется, своеобразный распознавательный дальтонизм в отношении к разновидностям зерновых культур и к продуктам питания из них, ср.: 1) замещение ржаной муки (оригинала) пшеничной (в переводе) повторяется чуть пониже еще раз: «…вань коньдонмы быдэн дас вить гиремка ӟег пызь басьтыны гинэ тырмоно» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 134). ’… на вырученные деньги можно будет купить лишь по пятнадцать фунтов пшеничной муки’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 146); 2) по воле Л. Нянькиной, тари ӝук ’пшенная каша’ (ср.: пшено ’крупа из проса’ || прил. пшённый: пшенная каша [Ожегов 1983: 564]) оригинала превращается в переводе ’пшеничной кашей’: «…вöё гинэ тари ӝук» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 79) > «…сваренную на масле пшеничную кашу» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 80). Предложения из рассказа «Ракета»: «Ракета инмын лоба. Табере гожто ни газетэ: со, пе, Шунды котыр лобалоз, солэн нырысь искусственной спутникез луоз» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 114),— переведены абсолютно превратно: ’Ракета летает в небе. Теперь пишут в газете: она, говорят, будет летать даже вокруг Солнца, и у нее сначала будет искусственный спутник’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 115). Напротив, ракета сама станет первым искусственным спутником Cолнца, как сообщает Ашальчи Оки в своем рассказе, а не у ракеты сначала какой-то спутник появится, как можно понять из перевода. В этом же рассказе, вместо

очень конкретного и недвусмысленного быдэс дуннеез ’весь мир’, переводчица дает неопределенное всех (кого: соседей по этажу или подъезду, людей района, жителей Европы или Африки?): «Асьме Советской Союз нош ик быдэс дуннеез паймытüз»(Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 114). ’Наш Советский Союз снова всех [в оригинале: весь мир] удивил’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 115). 1.2. Далее, Л. Нянькина в своих переводах порою необоснованно расширяет оригинал рассказа Ашальчи Оки, иногда же, напротив, отдельные места переводит лишь конспективно, скороговоркой. Так, в рассказе «Скал»/«Корова» весьма простые удмуртские выражения переведены на русский язык залихватски хлестко и многословно: «— Сюлмаськон сюриз али, господин старшина, — шуэ Ганька. — мынам скалэ тынэсьтыд скалдэ лекаса вием. мар каром ини?» (ашальчи Оки. та буртчин чуръёсыд, 61).

’— Не было печали — черти н а к а ч а л и ,— произнес Ганька. — Знаешь ли, господин старшина, моя корова забодала твою корову, а теперь твоя корова сдохла. Что ж мне делать-то?’

А между тем оригинал, судя по буквальному переводу, весьма прост: ’— Забота у меня появилась, господин старшина, — говорит Ганька. — Моя корова досмерти забодала твою корову. Что ж мне делать?’ Яркий пример на противоположный случай представлен в рассказе «Онисьлэн шудэз» / «Аниськино горе», где описание праздничного стола гостеприимной деревенской хозяйки в переводе дано лишь тезисно, с пропусками множества деталей и образных выражений, ср.: «мукет шыд-нянь но трос пуктüз на Шудӟа кенак. Кудзэ учкыны, кудзэ веръяны ӟудод, паймод! Шудӟа кенаклэсь ӟечсэ вераны кылыд уз тырмы. Берпумаз Шудӟа кенак ӝöк вылэ горд тэркыен курегпуз пуштэм пуктыса шулдыртüз. Соин но таин пуктэм тусьты-тэркы вань ӝöкез басьтüз, огез вылэ огзэ пуктоно луиз. Сыӵе бадӟым шыднянь ӝутüз Шудӟа кенак» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 79).

’Еще много вкусностей поставила на стол хлебосольная хозяйка. Напоследок приготовила омлет’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 80).

В примитивном построчном переводе этот отрывок звучал бы приблизительно так: «И иными яствами наставила [свой стол] Шудӟа кенак. Вконец растеряешься, на чтó поглядеть, чтó отведать! Не хватит слов описать хлебосольство Шудӟа кенак. Напоследок она украсила свой стол омлетом в красной тарелке. Тарелки и миски с различными кушаньями заняли весь стол, некоторые из них пришлось поставить друг на друга. Такое богатое угощение приготовила Шудӟа кенак». Как можно

заметить, яркокрасочное описание богатого удмуртского крестьянского стола (в оригинале) переводчица передала предельно бесцветными фразами. Сбивчивый, с ненужными (в канцелярском стиле!) повторами рассказ словоохотливого балагура дяди Карпа о себе в произведении «Мар тодӥз тракома сярысь Карпа агай»/«Что узнал дядя Карп о трахоме» из-за небрежно свернутого перевода низведен почти что до протокольно-анкетной записи его биографии — так «художественно обработала» его Л. Нянькина для русского читателя: «мон Карпа агай шуонзы луисько, родняос. Озьы мынам нимы. Озьы ик монэ шуо. арлыдэз верано ке, ньыльдон вить арес луисько. улэм-вылэмме тодэмды потэ ке, верало улэм-вылэмме но: улэм-вылэме мынам куанер но öвöл, узыр но öвöл, огшоры шоро-куспо улüсько» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 147).

’Меня зовут дядя Карп, родные. Мне сорок пять лет. Если вас интересует мое житье-бытье, то скажу: я живу не богато, да и не бедно. Одним словом, средне’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 159).

1.3. Однако ряд неточностей, ошибок и необоснованных пропусков, имеющих место в переводах рассказов Ашальчи Оки, не так уж и «безобидны», как может показаться на первый взгляд — нередко они приводят (1) к логическим неувязкам и противоречиям в тексте; (2) к искажению реалий деревенского быта 20-х гг. прошлого века, (3) к неверному изображению психологии детей или попросту (4) к отсутствующему в оригинале комическому эффекту. (1) В в ышеу п о мя н у то м ра сс к а з е «Аран дыръя»/ «Во время жатвы» читаем: «Ческыт гинэ вöям табань тодам лыктэ. Мемейлэн табанез ӝуй-ӝуй луэ. Вöйзэ но со уг жаля» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 62).— ’Тут же перед моими глазами предстают вкусные табани. Они у моей мамочки пышные получаются. и это не удивительно: масла-то она не жалеет’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 64). В данном случае неточный перевод устанавливает причинно-следственные отношения там, где их и в помине нет: судя по удмуртскому оригиналу (равно как и в реальной жизни), у матери блины пышные получаются отнюдь не потому, что она обильно мажет их маслом: ’Вспоминаются вкусненькие мазаные маслом блины. Табани у матери пышные получаются. И масла она не жалеет’. Кстати, традиционные удмуртские табани (блины) никогда не пекут из пресного теста, как ошибочно сообщается об этом в примечании на странице 64 («Та б а н ь — лепешка из пресного теста»). Не случайно героиня данного рассказа, она же и рассказчица, сетует не только на отсутствие испеченных блинов, но и на то, что даже опара для них еще не растворена, а она должна еще подняться. Только от подошедшего теста блины становятся пышными (а не от обилия масла, использованного для их мазания). В рассказе «Тылпу бере»/«После пожара» имеются строчки: «Картэз кулэм бере Мадüг вал кадь ужаз.

« И н в ожо » № 9 2012

Пересь Кимоклэн ужаны кужмыз öз сузь ини. Гуртысь воргоронъёс Мадüглэн ужамезлы паймо вал» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 69), которые переведены так: ’А после похорон мужа Мадӥг работала как лошадка, и деревенские мужики искренне удивлялись ее трудоспособности’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 71). В оригинале четко и ясно объяснено, почему Мадӥг пришлось трудиться не покладая рук, аж деревенские мужики были ею поражены — после смерти мужа она оказалась единственным трудоспособным человеком и кормилицей в семье, поскольку: «Пересь Кимоклэн ужаны кужмыз öз сузь ини». ’У старого Кимока уже не было сил трудиться’. Это предложение в переводе попросту отсутствует. В этом же рассказе неточный перевод отрывка приводит к логическим противоречиям между авторской ремаркой о намерениях молодой женщины, с одной стороны, и ее поведением, с другой: ’Мадӥг не нашла в себе силы уехать вместе со всеми. Она в последний раз захотела ночевать в деревне. Недалеко от деревни расположен лес, возле него бежит речка. Взяв с собой маленького сына Васю и старого Кимока, отца своего мужа, она направилась туда’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 70). Судя по данному переводу, Мадӥг намеревалась ночевать в деревне, от которой после пожара «остались страшные обугленные бревна да печки» (уже не понятно, к чему такое самобичевание!), а сама между тем направилась к речке, протекающей в близлежащем лесу. В оригинале же изначально сообщается, что женщина вместе со своей семьей захотела провести последнюю ночь рядом с деревней, около (возле) деревни, а не в ней самой: «Мадüглэн гуртэз куштыны кужымез öз сузьы. Берпум уйзэ солэн гурт дорын кöлэмез потüз. Гуртлы матын тэль. Тэль дурын, гопын, шур бызе. Со шур дуре кöлыны мынüз Мадüг, семьязэ басьтыса: пичи пизэ Васиез но пересь Кимокез, кузпалызлэсь атайзэ» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 68). (2) Далее, в рассказе «Онисьлэн шудэз» /«Аниськино горе» старая Шудӟа кенак празднично убрала свой стол для гостей и между прочим: «Ӝöк вылаз ныл дыръяз куэм тямыс вырто ӝöккышетсэ вöлдüз. Со вылэ шораз ик бадӟым тöдьы бадьянэн ӵуж-ӵуж ӵыжтэм вöйзэ пуктüз. Сиыны öвöл — ӝöк вылэз шулдыртыны» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 79). Перевод этого отрывка составителем книги звучит так: ’Стол покрыла еще в девичестве восемью нитченками вытканной скатертью. Поставила на нее желтое топленое масло в белой чашке’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 80). В этом переводе вместе с пропуском выражения: «Сиыны öвöл — ӝöк вылэз шулдыртыны» — ’ [Масло] не для угощения, а ради украшения стола’ — из рассказа выпала весьма важная деталь: в представлении деревенского ребенка того времени (еще по себе помню, хотя я намного моложе героини Ашальчи Оки!), не всё, что выставлено на праздничный стол, непременно нужно есть — иногда достаточно лишь любоваться богатством и красочностью стола. В следующем случае перевод не передает этикетно-самоуничижительного присловия, характерного для гостеприимной хозяйки-удмуртки:

«— О г пуньы ке но, огымтыр ке но сиелэ, мусо куноос! Эн кунояське, пичизэ но бадӟым каре, аламазэ но умой адӟе! Сюлмысь сюдэ кунооссэ Шудӟа кенак» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 79).

’— Отведайте, гости дорогие, хоть ложечку, хоть кусочек! Будьте как дома, угощайтесь, чем Бог послал, — потчует Шудӟа кенак своих гостей’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 81).

Разумеется, отрывок из оригинала: «пичизэ но бадӟым каре, аламазэ но умой адӟе!» (’и малое принимайте за бóльшее, и худое пусть покажется вам добрым’) — это отнюдь не то же самое, что получаем в переводе: ’угощайтесь, чем Бог послал’. Да и пропуск слова сюлмысь ’от души’ в переводе (’от души потчует Шудӟа кенак своих гостей’) отнюдь не украшает русский текст. (3) Отрывок в рассказе «Аран дыръя» / «Во время жатвы» сообщает следующее: «атай шорам учке но: «мын! — шуэ. — азьло бамдэ миськы, соку ӝöк сьöры пуксёд». мон, йырме курег кадь ошыса, ӝöк сьöрысь потüсько, жоб дэремам ӵушкисько но берен ӝöк сьöры пуксисько» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 62)

’Отец смотрит на меня и ворчит: «Иди-ка, сначала умойся, а потом за стол лезь». Я, понурив голову, словно курица, выхожу из-за стола, вытираю свое лицо о старое платье и снова сажусь за стол’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 64).

Здесь по переводу не совсем понятно, чтó представляет из себя «старое платье»: то ли оно повешено где-то около рукомойника в качестве общего полотенца для рук, как обычно делалось раньше в деревне; то ли оно валяется где-то в углу, как ненужное тряпье… А между тем удмуртский оригинал недвусмысленно указывает на то, что девчушка вытерлась (а вообще успела ли она помыться?) не «старым платьем», а измызганным платьем, что на ней самой — вот более точный перевод этой части отрывка: ’Я, понурив голову, словно курица, выхожу из-за стола, утираюсь своим грязным платьем и снова сажусь за стол’. Это ж так похоже на малышню! Кто же, будучи родом из деревни, не помнит, как в детстве грязные руки попросту вытирали о свою рубаху, предварительно не помыв их; морковь, только что выдернутую из грядки, очищали от земли о свое платье или штаны; яблоки-паданцы ели просто так: где уж там поискать воды и помыть их! Подобное поведение деревенских детей мастерски и любовно передано Ашальчи Оки одним лишь выражением: «жоб дэремам ӵушкисько», оно же в переводе необоснованно переделано. (4) В этом же рассказе читаем:

«Отын кузяз бад– ӟым ӟус. Со ӟус вылэ а рт э в ы д ы са , д э мен изиськом: атай, анай, агай, апай, мон» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 62).

В переводе же: ’В кеносе вдоль стены расположена широкая скамейка. На этой скамейке дружно разлеглись спать мать, отец, агай, апай и я’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 63).

Но скамейка есть скамейка, как бы широка она ни была — все же не намного шире полуметра (и то едва ли), ибо она всего-навсего «приспособление для сиденья нескольких человек в виде доски на стойках» [Ожегов 1983: 641] или «приспособление для сиденья, сделанное обычно из доски или тонких досок на стойках» [СРЯ IV 1984: 103]. И мне очень хотелось бы полюбоваться, как переводчица в реальной жизни уложила бы рядышком спать пять человек на таком приспособлении: хоть вдоль, хоть поперек — они ж не куколки! А между тем речь идет о широком деревянном топчане — «койке из досок на козлах» [Ожегов 1983: 713] или «роде деревянной кровати, койки на козлах» [СРЯ IV 1984: 384], который имелся в прошлом в каждой избе и на котором, как правило, спала вся семья. Позднее появился и железный остов, на который стелились доски, и это приспособление также получило название ӟус. Если семья была большая, то все ее члены укладывались поперек топчана (нар), для расширения — чтобы ноги не свешивались — приставив к нему (к ним) скамейку той же самой высоты. А утром постель и скамейка, естественно, убирались по своим обычным местам. В кеносах же, где летом ночевали, имелся обычно широкий топчан, а в скамейке там скорее не было надобности. Поскольку удмуртское слово ӟус употребляется в двух значениях: ’скамейка’ и ’топчан (нары)’, то конкретное значение его определяется двумя способами (что не было учтено переводчицей): 1) с помощью контекста: Анаез ӟус вылын кылле, Гриша пиез гур доры пуксем но пуртэн чаг вöлэ, мар ке но лэсьтэ (Ф. Кедров. Быръем произведениос, 200). ’Мать лежит на топчане, сын ее Гриша пристроился около печки и ножиком строгает лучинку, что-то мастерит’. Коркан выж (пол) вылын, ӟус вылын связнойёс (М. Петров. Веросъёс но очеркъёс, 86). ’На полу, на топчане — связные’.— Но: Газетчилэн кабинет шораз ик паськыт лüял, котыртüз пукон пуклёкъёс, борддор кузяна — пужыятэм дуро ӟус (О. Четкарёв. Йö вылэ тэтчон, 160). ’В самой середине кабинета журналиста широкий пень, вокруг нее чурбаны для сиденья, вдоль стены — скамейка с резными краями’; 2) посредством определений паськыт ’широкий’, бадӟым ’большой’, кöлан ’спальный’ (ӟус ’топчан’) и урдэс ’боковой’ (ӟус ’скамья’), напр.: Бектэмыр султüз. Бадӟым ӟус дорын сылüсь гын колошаоссэ кутчаз, гур азьысь лампаез ӝöк пуме пуктüз но öс дорысь адямилы кинзэмарзэ тодытэк вазиз <…> (М. Петров. Вуж Мултан, 63). ’Бектэмыр встал. Надел галоши, стоявшие возле топчана, лампу с шестка поставил на конец стола и обратился к человеку у двери, не определив, кто тот’. Анайзы но покчи Чоркко висъет сьöрысь бадӟым ӟус вылэ аналско (П. Чернов. Кион кар, 228). ’Мать их и млад-

ший Чоркко устраиваются на нарах за перегородкой’. Валес вылэ вуыны кыкназы ик ӟигартэмесь кылиллям, кузёлэн куалаяз паськыт ӟус вылын соргетüллям (Никвлад Самсонов. Адӟон, 66). ’Оба были бессильны, чтобы дойти до постели, захрапели [прямо] на хозяйском топчане, что находился в куале’. Ӝöк сьöрын паськыт кöлан ӟус вылын пуко партизанъёс (Н. Васильев. Азвесь портсигар, 17). ’За столом на спальных нарах сидят партизаны’. Орина кенаклэн пыдессинъёсыз либрак луизы, ӟигартэк урдэс ӟус вылэ пуксиз (Н. Васильев. Азвесь портсигар, 92).’ У тетки Орины подкосились ноги, она обессиленно села на боковую скамью’. И др. 1.4. И еще одна художественная особенность детских рассказов Ашальчи Оки осталась за пределами внимания русских читателей вследствие не совсем точного их перевода Л. Нянькиной: взрослые дяди и тети, озабоченные своими недетскими делами, не всегда считают нужным снизойти до детских желаний, и даже отвечая на их просьбы, разговаривают скорее не с ними, а ворчат на них про себя, говоря о ребенке в третьем лице, хотя он и находится перед ними, время от времени все же обращаясь и к нему. Вот как выглядит подобный разговор отца с дочуркой, который выведен мастером детского рассказа Ашальчи Оки в произведении «Выль кубо» / «Новая прялка» и передан переводчицей в весьма примитивной форме: «— атай, — шуэ Жага, — ку мыным чебер кубо лэсьтод ини? уг черсы мон та сисьмем кубоен!.. — (Отец про себя, мимо дочери) Лэсьтытоно ке лэсьтытоно-а, мар-а ӵужмуртсэ… Кылэм уг поты ини дугдылытэк кубо пумысь зулемзэ. Выль кубо ас понназ черсоз кожа, лэся. (Обращаясь к дочери) изь ини, валес вылад выдыса! Нырулыса пукиськод. Ӵуказе ӵужмуртэд кубо лэсьтоз, — шуэ атаез» (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 65–66).

’— А т а й , — просит Жага, — сделай мне новую прялку. Не хочу я больше прясть на этой развалюхе! — (Отец, обращаясь к дочери) Ладно, скажу твоему ӵужмурту, чтобы сделал, а то надоела уже со своей прялкой. Что, думаешь, новая прялка сама будет прясть? Иди, ложись, уже поздно’ (Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд, 67).

Этот же отрывок в буквальном переводе звучал бы так: ’— Отец,— говорит Жага,— когда же сделаешь для меня красивую прялку? Не буду я больше прясть на этой гнилой прялке!.. — Попросить что ли ее дядю (ӵужмурта) смастерить… Не хочу больше слушать ее бесконечные разговоры о прялке. По-видимому, думает, что новая прялка сама по себе будет прясть. Спи уже, уложившись в свою постель. Сидишь клюешь носом. Завтра твой ӵужмурт сделает прялку,— говорит отец’. И т. д., и т. п. 2.1. При внимательном сопоставительном чтении всех удмуртских рассказов Ашальчи Оки с их переводами на русский язык, представленных в рецензируемой книге, можно было бы, думается, обнаружить еще не один десяток неточностей, несоответствий переводов оригиналам и несуразностей в переводах. По большому счету, это все же не мое, читателя и инициативного рецензента, дело, а автора (переводчика)

« И н в ожо » № 9 2012

и ответственного редактора забота — совместными усилиями еще до тиражирования — на подготовительном этапе — устранить все недочеты в будущей книге. Однако и данный рекогносцировочный анализ переводов прозы Ашальчи Оки, а также мои предшествующие наблюдения над современными изданиями и переизданиями произведений других классиков удмуртской литературы (Г. Е. Верещагина, Кузебая Герда, Н. С. Байтерякова) вполне достаточны для того, чтобы всерьез задуматься нам над качеством их подготовки к изданию и о необходимости ее улучшения. 2.2. В данном же случае переводчица весьма восторженно отзывается о прозе Ашальчи Оки: «…Ашальчи Окилэн вань гожъямъёсыз дуноесь но тунсыкоесь луо. Нялтас вераса, прозаезлы мон туж синмаськи. Со тунсыко сюжетъёс кылдытъя, веросъёссэ туж чебер кылын гожтэ, геройёссэ яркыт возьматэ, шöдӥське пичиослэсь психологизэс ӟеч валамез но ачиз шоры серем пыр учкемез. Ашальчи Окилэн произведениосыз пальпотто но мур малпаськыто, малы ке шуоно отын удмурт калыклэн улэмвылэмез адӟиське» (цитируется по: [Семенова 2011]). ’… все произведения Ашальчи Оки ценны и интересны. Говоря попутно, я всерьез влюбилась в ее прозу. Она (Ашальчи Оки) создает интересные сюжеты, свои рассказы пишет очень красивым языком, ярко изображает своих героев, заметны знание ею психологии малышей и легкий юмор во взгляде на саму себя. Творения Ашальчи Оки вызывают улыбку и глубокие раздумья, ибо в них представлены жизнь и быт удмуртского народа’. Однако те характерные особенности прозаического творчества Ашальчи Оки, которыми любуется и восторгается Л. Нянькина — образный язык, яркая характеристика героя, знание детской психологии, умелое изображение жизни и быта удмуртского народа и пр.,— переводчице, к сожалению, не всегда удалось (или она не всегда сочла нужным?) сохранить в своих переводах. Тут волей-неволей приходит на ум известная народная сентенция: «Ложка дёгтя портит бочку меда» И в свете высказанных замечаний трудно безоговорочно согласиться с демагогической декларацией переводчицы о предельно бережном отношении ее к тексту Ашальчи Оки ([Нянькина 2011: 14]; см. также: [Семенова 2011]). 2.3. Подобного рода не совсем качественные (пере)издания произведений классиков удмуртской литературы — в особенности тех, которые в силу объективных причин уже не способны сами постоять за себя — должны быть предметом самого серьезного обсуждения не только в издательстве и Союзе писателей Удмуртской Республики, но и в республиканской периодической печати — в журналах и газетах. Весьма желательно, чтобы «всеудмуртская» (как она в настоящее время титулована!) газета «Удмурт дунне», наряду с восторженными славословиями, типа: «Пусйыны кулэ Лидия Нянькинаез, со вань быгатонлыксэ огазеяса берыктэм Ашальчи Окилэсь произведениоссэ, ӟуч текстъёс туж усто пöрмиллям. Мон та книгаез чебер суредэз кадь учки, чебер кырӟанэз кадь кылзü». (’Следует отметить Лидию Нянькину, она перевела произведения Ашальчи Оки, мобилизуя всё свое мастерство, русские тексты получились преотличные. Я восхищалась этой

книгой, как любуются красивой картиной, как слушают красивую песню’) (В. Г. Пантелеева, цитируется по: [Семенова 2011]),— печатала также и деловые, квалифицированные рецензии читателей, журналистов и литературоведов на новые удмуртские книги. Газета не только должна рекламировать новые издания, но и прививать своим читателям здоровый вкус. 2.4. Разумеется, я бесконечно далек от мысли о возможном возбуждении судебного иска против виновных за не совсем качественное выполнение перевода на русский язык прозаических произведений Ашальчи Оки, как это вообще предлагается в постановлении Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов «Ответственность издательства и переводчиков за плохой перевод» (см. эпиграф к данной статье). Я лишь ратую за то, чтобы у каждого интеллектуального (и не только!) работника были свой собственный, несравненно более строгий, суд чести и совести; ответственность за качество выполненного / выполняемого им труда; элементарное уважение к своим читателям; у переводчиков же и издателей чужих произведений — действительный, а не формально декларируемый, пиетет перед ныне покойными авторами. 2.5. Что же касается В. С. Уразаевой, то мне не остается ничего, кроме как задать издателям недоуменный — и, возможно, риторический — вопрос: В чем же собственно заключалось ее участие как редактора в подготовке произведений классика удмуртской литературы Ашальчи Оки к изданию на двух языках в книге «Та буртчин чуръёсыд = Эти шелковые строчки», если в ней в конечном итоге оказались такие разъедающие глаза ляпсусы в переводах? Да и в текстологической подготовке к изданию удмуртских оригиналов тоже, о чем речь пойдет в другое время и ином месте… Литература

Нянькина Л. Буртчин чуръёсыд уз вунэ// Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд=Эти шелковые строчки: Стихи, рассказы, воспоминания/Составители М. Петрова, Л. Нянькина; Переводчики стихов К. Герд, А. Смольников, Г. Пагирев, Т. Таранов, С. Ойлендер, В. Горшков; рассказов — Л. Нянькина.— Ижевск: Удмуртия, 2011.— 5—11-тӥ б. Нянькина Л. Твои шелковые строчки не забудутся//Ашальчи Оки. Та буртчин чуръёсыд=Эти шелковые строчки: Стихи, рассказы, воспоминания/Составители М. Петрова, Л. Нянькина; Переводчики стихов К. Герд, А. Смольников, Г. Пагирев, Т. Таранов, С. Ойлендер, В. Горшков; рассказов — Л. Нянькина.— Ижевск: Удмуртия, 2009.— С. 12—16. Ожегов С. И. Словарь русского языка: Ок. 57000 слов/Под ред. докт. филол. наук, проф. Н. Ю. Шведовой.— 14-е изд., стереотип.— М.: Рус. яз., 1983.— 816 с. Рейсер С. А. Основы текстологии: Учеб. пособие для студентов педагогических институтов.— Изд. 2-е.— Л.: Просвещение, 1978.— 176 с. Семенова Г. Та буртчин чуръёсыд//Удмурт дунне.— 2011.— 11-тӥ шуркынмон. СРЯ IV 1984 — Словарь русского языка: в 4-х т./АН СССР. Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой.— Т. 4: С — Я.— М.: Русский язык, 1984.— 794 с.

иНВоЖо (Солнцеворот) егитъёслы журнал / молодёжный журнал Кылдытэмын 1990 арын / Издается 1990 года Главный редактор П. М. захаров Заместитель главного редактора Л. Н. орехова Заместитель главного редактора по промо А.А. Арзамазов Редколлегия В. Е. Владыкин — доктор исторических наук, профессор, Т. Г. Владыкина — доктор филологических наук, профессор, А. А. Шепталин — ректор Академии Госслужбы, В. М. Соловьев — министр по делам молодежи УР, В. Н. завалин — министр национальной политики УР, В. Н. Морозов — Заслуженный художник УР, П. В. Ёлкин — Заслуженный художник УР, Лев Гордон, Антон янцен, Павел Поздеев, яна Городилова, Надежда Николаева Внештатные фотографы Константин Семёнов, Анна Николаева, Graver (Сергей Радке), Максим Перваков, Павел Шрамковский, Елена Касимова Дизайнеры Лариса орехова, Дмитрий Антонов Логотип Виталий Жуйков На обложке иллюстрация Лианы Трофимовой Журналлэн учредителез: Удмурт Элькунысь «Инвожо» журналлэн редакциез аскивалтон ужъюрт. Редакцилэн Учредителез: Удмурт Элькунысь Лулчеберетъя, печатья но ивортодэтъёсъя министерство. Учредитель журнала: Автономное учреждение Удмуртской Республики «Редакция журнала «Инвожо». Учредитель редакции: Министерство культуры, печати и информации Удмуртской Республики. Свидетельство о регистрации средства массовой информации ПИ № ТУ 18-0269 от 10 октября 2011 г. выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Мнение редакции не всегда совпадает с мнением авторов опубликованных материалов. Рукописи не рецензируются и не возвращаются. Редакция не несет ответственности за содержание рекламных материалов. Адрес редакции: 426051, г. Ижевск, ул. Максима Горького, 73, редакция журнала «Инвожо». Телефоны: (3412) 78–54–13, 51–18–22. www.invozho.ru, e-mail: invozho@bk.ru Адрес типографии: 426057, г. Ижевск, ул. Пастухова, 13, Ижевская республиканская типография. Выход в свет 08.11.2012 г. Подписано в печать 17.10.2012 г.; Формат 60х90 1/8. Бумага мелованная. Печать офсет. Усл. печ. л. 8,0. Уч-изд. л. 14,0. Тираж 1050. Заказ 5364. Цена свободная.

« И н в ожо » № 9 2012

Иллюстрации: Михаил Николаев.

№ 09 КОНЬЫВУОН 2012

СОВРЕМЕННЫЙ. КУЛЬТУРНЫЙ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ.

СОВРЕМЕННЫЙ. КУЛЬТУРНЫЙ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ. Индексы: 63197, 73973

№ 09 / ОКТЯБРЬ / 2012