Единство в многообразии by Katechein K

радуга га 6 6

4 4

ЕДИНСТВО В МНОГООБРАЗИИ Есть ли спасение вне Церкви? Экуменическое измерение христианства О Православной Литургии

в номере: Хосе М. Вегас CMF От редакции

ОТПЛЫВИ НА ГЛУБИНУ

МАСТЕРСКАЯ

Светлана Черняева Христианин в нехристианском окружении: проблемы диалога

Хосе М. Вегас CMF Есть ли спасение вне Церкви?

Фьоренцо Реати OFM Диалог католиков и православных

Маргарита Иванишина Экуменизм в катехизации

Юлия Трофимова Новые пути обретения единой видимой Церкви: конспект занятия

Александр Доброер Экуменизм – жажда примиренного христианства 16 Вацлав Гриневич OMI Быть христианином сегодня

У ИСТОКА

«Семена слова» - молитвы других 67 конфессий и религий СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ

Константин Иванов Многообразие христианских конфессий

Игумен Вениамин (Новик) Экуменическое измерение христианства

ВСЕГО ПОНЕМНОГУ

архим. Ианнуарий Ивлиев Проблемы библейского перевода

Свидетельство: Встреча в Москве

«Царство Небесное»: Размышления о фильме

Об авторах

ЛИТУРГИЯ

Свящ. Константин Пархоменко Кратко о Православной Литургии

Издание осуществлено при содействии RENOVABIS.

Весь наш мир – это великий диалог: в нем существует богатое многообразие вещей и измерений, находящихся в сложном динамическом равновесии и образующих все же лицо одной Вселенной, одного Универсума. Тем более это справедливо для области человеческих отношений. Чудо межличностной любви указывает на возможность выхода из этого сложного парадокса. Любовь – это принятие и утверждение другого именно как такового, т.е. как Другого. Любящая связь возможна лишь тогда, когда открывается, принимается и является желанным такое личностное отличие, которое не только не запрещает, но именно позволяет общение. Супружеская любовь – это самый совершенный образ единства в многообразии. В нем отражается тайна тринитарного Бога – тайна любви в межличностном многообразии. Итак, в области человеческих отношений (между индивидами, народами, культурами и религиями) подлинный ответ на искушения единообразия и экстремального релятивизма находится в любви, которую можно понять в соответствии с удачным выражением французского иудейского философа литовского происхождения Э. Левинаса: отличие как небезразличие перед лицом другого человека. Именно такое небезразличие является первым условием настоящего экуменического диалога: знать, оценивать, любить и радоваться богатству и специфике других конфессий. Хосе М. Вегас CMF

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ОТПЛЫВИ НА ГЛУБИНУ

Хосе М. Вегас CMF

ЕСТЬ ЛИ

СПАСЕНИЕ

ВНЕ ЦЕРКВИ? 1. Притча: Всемирная ярмарка религий

ы с другом посетили Всемирную ярмарку религий. Это была не торговая ярмарка. Но конкуренция была жесткой, а пропаганда – яростной. В листовках, которые раздавали у еврейского стенда, говорилось, что Бог сострадателен ко всем, но евреи – Его избранный народ. Только евреи. Другой народ не мог быть избранным. У мусульманского стенда мы узнали, что Аллах милосерден ко всем, а Мохаммед был его единственным пророком. Спасение придет к тому, кто будет слушать пророка Господнего.

Христиане объяснили нам, что Бог есть Любовь, и что не может быть спасения без церкви. Становись прихожанином, иначе попадешь в ад. По пути домой я спросил друга, что он думает о Боге. Он ответил: – Бог жесток и фанатичен1. Эта притча открывает нам трудную и неудобную сторону религии. С одной стороны, спасение – это основное понятие как собственно религиозного, так и всякого человеческого опыта. Человек, даже осознавая идеальную полноту, необходимость и совершенство, неизбежно видит и недостатки, случайность и несовершенство (в том числе, смерть).

1 Э. де Мелло. Зачем поет птица? – М.: Издательский дом «София», 2004. – С. 162-163.

О Т П Л Ы В И

Это заставляет его искать ответ на вопрос о возможности спасения, понимаемого как достижение той полноты и совершенства (включая и жизнь после смерти), которых он не может достичь одним лишь своим усилием. То есть человек не может спасти себя самостоятельно, не может приобрести спасение своими силами: «Дорогá цена искупления души их, и не будет того вовек, чтобы остался кто жить навсегда и не увидел могилы» (Пс 48, 9-10); «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф 19, 26). В этом экзистенциальном опыте открывается религиозное измерение человеческой жизни, специфическое направление человеческого духа, не сводимое ни к чему другому. Так происходит вне зависимости от того, какую позицию по отношению к религии занимает человек – положительную или отрицательную. Если на вопрос о Боге дается положительный ответ (Бог есть, и с Ним можно общаться тем или иным образом), то тем самым мы признаем, что спасение зависит от Него. Когда же ответ отрицателен (отрицается само существование Бога), то и спасение (полнота, совершенство, жизнь после смерти) рассматривается лишь как «идеал» (ложная мечта, проекция и т.п.). Но тем самым косвенно признается,

Н А

Г Л У Б И Н У

что спасение зависит от Бога, и раз нет Бога, то нет и спасения. Мы, будучи верующими, хотим задуматься здесь над проблемой спасения в ее религиозной перспективе. Итак, вопрос звучит так: какая религия истинна и, при соблюдении определенных условий, гарантирует спасение? Сразу следует отметить, что спасти может не «религия», а только Бог. Но где найти Его? Когда мы исповедуем нашу веру в истинность христианства, разве мы имеем в виду прежде всего какую-то юридическую принадлежность к Церкви, при этом как бы исключив из спасения «остальных» людей, не принадлежащих к ней? Не является ли такое представление о нашей вере карикатурой, а наше понимание Бога узким? Но с другой стороны, если мы не настаиваем на необходимости христианской веры для спасения, зачем тогда вообще нужны Иисус Христос и Его Церковь?

2. Подлинная религия Мы знаем, что весь мир отражает славу Бога, и везде можно найти Его след: «Небеса проповедуют славу Божью, и о делах рук Его вещает твердь. День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание. Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их. По всей земле про-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ходит звук их, и до пределов вселенной слова их» (Пс 18. 1-5). Хотя грех исказил зрение человека, уменьшил его способность разглядеть след Божий в Его делах, но все же не ослепил его до такой степени, чтобы полностью лишить возможности находить Бога в творении: «Ибо что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим 1, 19-20). Как существует неустранимое религиозное измерение человеческой жизни, так существует оно и в мире, отражаясь во всем сущем. Это позволяет нам сказать, что все религии каким-то образом истинны, поскольку отражают и реализуют это религиозное измерение человека, его поиск Бога в Его творениях. Каждая религия ищет таинственное посредничество Бога в какой-либо области творения, отражающей некие Его «свойства», «признаки»: величие горы, плодородие земли, и т.д. Практически все, что существует в этом мире (даже пустота или отсутствие бытия), так или иначе свидетельствует о Боге. Однако вследствие греха человек часто путает Бога

с теми вещами, которые должны были бы быть только Его знаком. Иудео-христианская традиция отличается от других религий не тем, что отрицает присутствие Бога в различных областях бытия, где находят Его другие религии, но своим утверждением того, что особенно интенсивно это присутствие Бога на земле проявляется в человеческих реальностях: в истории – как истории спасения, в человеческой общине – как народе Божьем, и наконец – в конкретном человеке, Иисусе из Назарета. Нигде след Бога не виден так четко, как в том, кого Он сотворил по Своему образу и подобию (см. Быт 2, 26). Но последствия греха проявляются и в том, что человек не умеет увидеть и принять это присутствие Бога в своем брате. Поэтому для того, чтобы исцелить наше зрение и восстановить наши отношения с Ним и между нами, Бог Сам пришел к нам. И где же мог Он явиться, как не в человеке, в конкретном человеке, Человеке из Назарета, в Иисусе Христе? В Нем мы понимаем, что наша вера не отвергает другие религии, но, скорее, осуществляет их все2, указывая на то место, где Бог присутствует во всей полноте.

Мы не отрицаем при этом трудностей межрелигиозного диалога, и даже некоторых принципиальных противоречий, которые возникают между разными религиями и христианством.

О Т П Л Ы В И

Первое и подлинное таинство Бога на земле – это человек, образ Божий, в котором мы с максимальной уверенностью можем найти Его. Чтобы встретиться с Богом, нам не нужно ехать в далекие страны, уходить из города в пустыню, испытывать странные переживания, расшифровывать загадочные коды. Нет, Бог проявляется в близком и повседневном, в человеческом городе, посреди наших площадей: «Ибо заповедь сия, которую я заповедую тебе сегодня, не недоступна для тебя и не далека; она не на небе, чтобы можно было говорить: “кто взошел бы для нас на небо и принес бы ее нам, и дал бы нам услышать ее, и мы исполнили бы ее?”; и не за морем она, чтобы можно было говорить: “кто сходил бы для нас за море и принес бы ее нам, и дал бы нам услышать ее, и мы исполнили бы ее?”; но весьма близко к тебе слово сие: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его» (Втор 30, 11-14). В замечательном эпизоде о подати кесарю (см. Мф 22, 15-22) Иисус говорит нам не только о необходимости разделять политическую и религиозную области и быть хорошими гражданами. Он дает нам и более важный урок. Из Его слов «отдавайте кесарево кесарю, а Божье Богу» ясно, что кесарево: монета с изображени-

Н А

Г Л У Б И Н У

ем и подписью кесаря. Но что такое «Божье»? Где найти изображение и подпись Бога? Это ни что иное, как лицо каждого человека, образа Божия. Истинность христианства заключается не в отвержении или дискредитации других религий. Она в том, чтобы указать, что Бог и Его спасительная воля полностью проявляются в человеке – в Иисусе Христе, Сыне Человеческом и Сыне Божьем, совершенном образе Бога невидимого и «месте» полной встречи между Богом и человеком. Поэтому для христианства главный путь к Богу – это любовь к человеку, которой также проверяется и истинность любви к Богу. Этот путь открыт для всех людей: «ибо любящий другого исполнил целый закон» (Рим 13, 8). Но если это так, если достаточно искренне стараться любить ближнего, то зачем нужен Иисус Христос, и зачем нужны Церковь, таинства и т.д.? И еще: в каком смысле можно говорить, что «вне Церкви нет спасения»?

3. Христос – единственный Спаситель; Церковь – таинство Христа Нам уже ясно, что нет спасения вне Бога и, следовательно, нет спасения без Христа, Которого Бог послал нам именно

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ради нашего спасения. В Иисусе Христе Бог говорит нам не только о том, что Он для нас – любящий Отец, но и о том, кто мы для Него: Иисус Христос – это откровение всему человечеству подлинной идентичности каждого конкретного человека: «Ты Сын Мой возлюбленный» (Мк 1,11). В Нем, обращенном к нам окончательном Слове Божьем, отражается всеобъемлющая воля Бога: мы все станем Его сынами (и дочерьми) в Сыне (см. Ин 1,12; Рим 8,1417; Еф 1,5; Гал 4,6; 1 Ин 3,1-2). И в этом как раз и заключено спасение: «Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим 2,4). Говоря об универсальности спасения во Христе, нужно подчеркнуть центральное значение Его смерти в деле спасения: «надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых в третий день» (Лк 24, 46). Это не только некий аскетический пример, без которого можно было бы обойтись. Спасение – это освобождение от греха и его следствия – смерти. Вот почему, когда Христос принял нашу человечность,

Он сделал это до конца, приняв все ее следствия. Он должен был (поэтому и написано «надлежало») принять и нашу смерть. Обратим внимание на то, что при всех различиях между людьми, смерть – это единственное, что соединяет нас всех без исключения, и где все люди абсолютно одинаковы. И в это «антропологически универсальное место» вошел Иисус Христос, чтобы именно там явить нам любовь, которой Бог любит и спасает нас. Разделив с нами нашу человеческую смерть, Иисус Христос поистине стал одним из нас и доступным всем людям без исключения. Благодаря смерти и воскресению Иисуса Христа все люди так или иначе участвуют в Его смерти и, следовательно, встречаются с Ним. Верующие в Иисуса Христа в вере и крещении обретают эту благодать и несут эту ответственность уже в этой жизни. Но если крещение – это участие в смерти Иисуса, то можно полагать, что каким-то таинственным для нас образом все люди, умирая, имеют возможность участвовать в экзистенциальном крещении в смерть Христову3 .

3 Мы не защищаем при этом какой-либо версии учения об «апокатастасисе», т.е., о ко-

нечном спасении всех людей без исключения, ведь, даже если принимать, что все люди могут как-то встретиться со Христом в момент смерти, это не отменяет необходимости свободного положительного ответа каждого из них на универсальное предложение спасения, так что возможность отказа человека от Бога остается открытой. Все это – Тайна, о которой мы знаем лишь самое существенное: явленную во Христе спасительную волю Бога и необходимость положительного ответа человека на Его призыв.

О Т П Л Ы В И

Мы должны сделать еще один важный шаг в наших размышлениях. Мы уже поняли необходимость Христа для спасения. Можно утверждать, что «вне Христа нет спасения». Но насколько возможно распространить этот принцип и на Церковь? Можно ответить, что Церковь нужна именно потому, что нужен Христос. Если Христос – это таинство встречи с Богом, то Церковь – это таинство встречи со Христом. Без Церкви Христос уже давно оставался бы лишь интересным историческим персонажем, с Которым было бы невозможно общаться. Но Он присутствует везде и всегда и продолжает быть с нами до скончания мира (см. Мф 28, 20) благодаря Церкви, общине Своих

Н А

Г Л У Б И Н У

учеников. Ее невозможно свести к религиозному учреждению юридического типа. Она – Тело Христово и новый народ Божий, место живой встречи с Иисусом Христом. Итак, нет спасения без Христа, и нет Христа без Церкви. Поэтому можно интерпретировать высказывание «extra Ecclesia nulla salus» (вне Церкви нет спасения) в смысле «sine Ecclesia nulla salus» (без Церкви нет спасения). Без Церкви нет конкретного присутствия Иисуса Христа и его Духа в пространстве и времени, в реальной истории человечества. Того присутствия, благодаря которому наша история становится историей спасения. Итак, сейчас мы понимаем, что Церковь необходима как носи-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

тельница присутствия Христа и его Духа, то есть как носительница спасения для всего человечества. Теперь мы можем понять, что когда богословы называют Церковь «универсальным таинством спасения», это означает, что она является также «таинством универсального спасения», которое идет через Церковь, но выходит за ее юридические границы. Таким образом, Церковь, Тело Христа и новый народ Божий это не замкнутая в себе секта избранных, но открытая ко всем община учеников Иисуса, которая считает себя не частной владелицей спасения, но, подобно Марии, его служительницей на благо всех. В этом как раз суть ее «кафоличности», вселенскости. То, что спасительная сила Христа, присутствующего в Церкви, действует также вне видимых пределов Церкви, объясняется рядом причин. Вопервых, речь идет об уже упомянутом универсальном значении смерти Христа. Во-вторых, как следует из уже сказанного, это связано с тем, что действие Духа Христова охватывает весь мир: Он действует «даже вне видимого тела Церкви» (DEV, 53)4. Кроме того, Христа можно встретить и принять не только благодаря

непосредственно осознанной и исповеданной вере. Наш идеал – чтобы все люди знали о Нем и, принимая Его, принимали крещение «во имя Отца и Сына и Духа Святого» (Мф 28, 19). Однако встретить и принять Христа можно и косвенно, без полного осознания этой встречи, когда человек принимает Его и служит Ему «в Его братьях меньших» (Мф 25, 40). И именно в этом мы в полноте постигаем, что главное таинство Бога (и Христа) на земле – это конкретный человек, а особым образом – человек нуждающийся. Мы веруем, что спасение открыто для всех, ибо Бог «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим 2, 4), но одновременно понимаем и нашу ответственность как верующих, получивших благодать освящения для служения нашим братьям в деле спасения. Итак, истину утверждения «вне Церкви нет спасения» можно понять в этом открытом и экзистенциальном смысле. Зная же, что смысл Церкви – в спасении всего человечества, всех людей, можно переформулировать традиционное утверждение, сказав: «вне спасения нет Церкви».

4 Энциклика Иоанна Павла II Dominum et Viviﬁcante.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Фьоренцо Реати OFM

ДИАЛОГ

католикови католиков иправославных православны

оздней осенью 1979 г. Папа Иоанн Павел II и вселенский патриарх Димитрий I публично объявили о своем стремлении начать диалог между Римско-католической и Православными Церквами. В июне 1980 г. на островах Пафос и Родос состоялась первая пленарная сессия смешанной православно-католической международной комиссии. После исполненного радостных надежд начала наступило время кризиса, продолжающегося и по настоящее время. Напряженность в отношениях между двумя Церквами – явление не новое. Во всяком случае, следовало предвидеть, что диалог будет труден и потребует больших усилий. Можем ли мы сегодня сказать, что благодаря диалогу обе Церкви стали действительно ближе друг к другу? Живы ли еще надежды, питавшие этот диалог?

Или же мы должны просто признать, что он увяз в церковных структурах, не способных к каким-либо переменам? Одного богословского диалога недостаточно. Важно, чтобы он был дополнен и обогащен живым опытом обеих вовлеченных в диалог сторон. Этот диалог призван впитать в себя весь опыт двух законно существующих и дополняющих друг друга общностей веры, молитвы и жизни. В этой статье мы хотели бы привести некоторые итоги православно-католического диалога. Он развивается в совершенно определенном направлении. Цель диалога — преодоление существующих ныне богословских расхождений и обретение полноты общения в таинствах между двумя Церквами. Это означает, что будущее единство мыслится не как некое единообразие, но как единство, существующее на-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ряду с законными богословскими различиями и множественностью форм выражения в сфере литургии и таинств.

1. Научиться мыслить в категориях диалога Православно-католический диалог начинается с общего размышления над тайной Святой Троицы и проистекающей из Нее тайны Церкви. Было необходимо выделить ту реальность спасения, которая уже ныне соединяет обе Церкви. Сосредоточение на том, что объединяет, не предполагает отказа от сопоставления доктринальных разногласий, еще продолжающих разделять две Церкви, однако оно позволяет вести такое сопоставление с позиций, по которым участники диалога уже достигли согласия. Это стремление к конструктивности вдохновлялось экуменическим духом, которым уже были отмечены отношения между Церквами-сестрами. Основополагающую роль в диалоге католиков и православных играет учение о Пресвятой Троице. Именно им определяются представления о Церкви и таинствах, особенно – таинствах христианского посвящения и, в первую очередь, Евхаристии и священническом служении. Тайна Церкви укоренена в Святой Троице, в том образцовом способе Ее бытия, где единство сосуществует с многообразием.

В контексте созерцания тайны Троицы большое внимание уделялось отношениям между Иисусом Христом и действием Духа Святого: Иисус дарует Дух Церкви, а Дух открывает Церкви Христа. Существенную роль в православно-католическом диалоге играет мышление в категориях образа. Церковь в своих таинствах и служениях должна быть не только вестницей и служительницей эсхатологической реальности, но и ее «образом». Церковь есть действенный знак в силу Духа Святого, и этим она предвосхищает эсхатологическую реальность Царства в мире. Действенным знаком этого Царства среди людей стал Иисус Христос - сначала лично, а затем в Своих первых учениках, апостолах. Действенным знаком спасения являются церковные служения: епископ (и следовало бы добавить, священник) призван стать образом Христа среди верующих. Когда мы читаем документы богословской комиссии, мы можем ясно увидеть, как в ходе диалога постепенно создается новый язык – общий язык участников диалога. Этот язык несет на себе библейский, литургический, святоотеческий отпечаток. Богословская комиссия последовательно избегает диалектической стилистики, несущей с собой груз схоластических споров эпохи поздней схоластики. Диалог, ведущийся на этом «новом языке», позволяет вдохнуть новый дух в обсуждаемые проблемы.

О Т П Л Ы В И

Этот библейско-патристический язык, открывший путь к общему согласию, использован и в документе мюнхенской встречи (1982) по вопросу о ﬁlioque и евхаристическом эпиклесисе. Например, о Духе Святом сказано, что «Он исходит от Отца как единственного источника в Троице»1 (Ин 15, 26). О Евхаристии говорится, что она осуществляется молитвой освящения, в которой наряду с установительными словами присутствует эпиклесис, то есть призывание Духа Святого на Святые Дары2. В этих документах ощущается веяние нового духа: дыхание Духа Святого, ведущего обе Церкви к новой встрече, ознаменованной новым языком. Церкви отказались от полемики по второстепенным вопросам, и пришли к удивительному согласию в изложении самой сердцевины тайны. Этот же новый дух ощущается там, где беседующие отвлекаются от обсуждения вопросов исторически обусловленного частного благочестия ради того, чтобы сосредоточить внимание на самой сути и глубине тайны. Например, обе Церкви в совершенном согласии выражают свою веру в реальное присутствие Христа в Евхаристии, хотя Православная Церковь не признает культа Святых Даров вне Божественной литургии. Богословская терминология этих

Н А

Г Л У Б И Н У

документов часто отражает лексику восточно-христианских традиций. Необходимо признать, что мы учимся друг у друга. Диалог – это процесс взаимного обогащения и взаимной помощи на пути все более глубокого проникновения в истины веры. Он позволяет нам обрести новый, еще более богатый опыт тайны Божией.

2. С квозь призму тайны Троицы и Евхаристии.

Центральной богословской категорией, использованной в документах смешанной православнокатолической комиссии и имеющей библейско-патристическое происхождение, является понятие koinonia, причастность, в смысле участия в одной и той же тайне. С другой стороны, экклезиология этих документов тесно связана с тайной Святой Троицы: Церковь – это всегда общение верных, имеющих удел в Святой Троице, а Она есть общение Божественных Лиц. Развиваемая документами экклезиология показывает Евхаристию как сердце Церкви: «всякое евхаристическое собрание есть поистине святая Церковь Божия»3 . Кафолическая (то есть, вселенская) Церковь осуществляет и являет себя в Евхаристии, совершаемой поместной Церковью и одновременно во всех Церквах, с которыми она состоит в общении.

1 Мюнхенский документ, I, 6; p. 1,3. 2 loc.cit. I, 6. 3 loc.cit. III.1.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Экклезиология общения (koinonia), предложенная в ходе диалога католиков и православных, есть также экклезиология диаконическая, то есть, экклезиология служения (diakonia). Диакония Церкви и в Церкви есть участие в диаконии Христа, неотъемлемой от действия Духа Святого. Она имеет и духовное измерение. Священническое служение документ называет харизматическим церковным служением на благо всего человечества и для удовлетворения всех человеческих нужд. Восприятие Церкви сквозь призму Тайны Троицы и Евхаристии способствует не только более 4 loc.cit, II, 2.

глубокому пониманию служений в обеих Церквах-сестрах, но и признанию этих служений в других Церквах: диалог католиков и православных позволяет им лучше понять и протестантские Церкви. Признание обеими Церквами значения их служений создает почву для более широкого признания служения в других христианских общинах. Документы, подписанные обеими Церквами, описывают некий идеал Церкви и ее служений, но присутствует в них и осознание того, что исторические Церкви никогда не смогут полностью осуществить идею Церкви, выдвинутую в Евангелии. Грехи истории, связанные с серьезными конфликтами, разделившими два сообщества, затемняют лик той Церкви4, которую хотел видеть Христос. Необходимо иметь мужество вернуться к этим событиям, чтобы обратить сердца к взаимному прощению и будущему, в котором будут царить взаимопонимание и мир. Упомянем только две проблемы, ждущие своего разрешения: прозелитизм и униатство. Кроме того, попрежнему не достигнуто единомыслие по вопросу о первенстве Папы.

3. Единство веры и многообразие практики

Задача диалога католиков и православных – выделить и выразить то, что совпадает в вере обеих Церквей. Эта идентичность

О Т П Л Ы В И

является необходимым условием возвращения к полноте церковного и сакраментального общения. Однако известное многообразие форм выражения и формулирования веры не разрывает общение Церквей, ибо каждая из них в разнообразии формулировок может признать «переданную апостолами единую и истинную веру»5. Это совместное утверждение указывает на возможность возвращения к полноте общения между двумя Церквами, несмотря на то, что они развили свои собственные литургические, доктринальные и канонические традиции. Конечно, христианские Запад и Восток развивались независимыми друг от друга путями и были лишены возможности принимать совместные решения, которые признавались бы обеими сторонами. Подписанный в Бари документ (1986) перечисляет критерии, позволяющие отличить законное развитие от незаконного. «Необходимо прояснить, какое конкретное развитие, принятое одной из Церквей, может быть признано законным и другой стороной»6. Но это – задача будущего диалога между двумя Церквами. Утверждение о возможности сосуществования в Церкви различных литургических и доктринальных традиций было сделано на примере таинств христианского 5 Барийский документ, Вера, таинство и единство Церкви, 25. 6 loc.cit., 33.

Н А

Г Л У Б И Н У

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

посвящения и их связи с единством Церкви. Возражения Православной Церкви против западной (латинской) традиции касаются обряда крещения омовением, а не погружением, возможности крещения диаконом (тогда как в Православной Церкви крестит епископ или священник), разделения во времени таинств посвящения и практики изменения традиционного обряда допущением к Евхаристии крещеных, не принявших еще таинство миропомазания. Диалог показал, что богословие и духовность, связанные с таинством Крещения, в обеих Церквах тождественны, несмотря на различия в литургической практике. Обе Церкви настаивают на необходимости крещения водой и на его спасительных действиях. Обе они связывают крещение с тайной Пресвятой Троицы, смертью и воскресением Христа и действием Духа Святого. Обрядовые различия показывают, скорее, богатство и глубину таинства, которые несводимы ни к какому отдельному обряду. Пасхальное богословие самих таинств – это общее наследие двух Церквей. Однако единство таинств Крещения, Миропомазания и Евхаристии не упраздняет специфику каждого из них. Раннехристианская модель совершения трех таинств вместе «есть идеаль7 loc.cit., 46. 8 loc.cit., 51.

ная модель для обеих Церквей»7. Документ, подписанный в Бари, гласит: «Практика допущения к первой Евхаристии крещеных, над которыми еще не совершалось миропомазание… вызывает возражения как с православной, так и с римско-католической стороны. Она требует углубленного богословского и пастырского размышления, так как практика никогда не должна забывать значения изначальной традиции и ее доктринальной важности»8. В последние годы диалог католиков и православных сблизил две Церкви как никогда прежде: было формально признано право существования двух различных традиций в двух Церквах. Заключительная часть подписанного в Бари документа напоминает, что общий синод в Константинополе (879-880) признал за двумя христианскими столицами право иметь собственные традиции и осуществлять собственную обычную практику в духе здорового плюрализма.

4. Общение двух Церквей–сестер Довольно короткий промежуток времени был ознаменован значительной активизацией диалога: встреча Папы Павла VI с патриархом Афинагором в Иерусалиме (1964), отмена взаимного

О Т П Л Ы В И

анафематствования Константинопольской и Римской Церквей (1965), публикация Tomos Agapito (1971) и начало работы православно-католической комиссии (1980). Документ, принятый в Баламане (1993), гласит: «Каково бы ни было прошлое, следует оставить его на милость Божию, и все силы Церквей должны быть направлены на то, чтобы настоящее и будущее в большей степени соответствовали воле Христа о Своем стаде»9. Мы не можем изменить прошлое, но в прошлом мы можем находить свет, помогающий нам понять настоящее и будущее.

5. Не терять надежды В течение веков надежда преодолеть схизму между двумя Церквами, никогда полностью не угасая, продолжала жить в сердцах их верных. Свидетельство тому – многочисленные попытки, предпринятые для достижения единства между Церквами-сестрами. Мы видели, что в последние годы создалось большое международное православно-католическое сообщество, заинтересованное в диалоге. Кажется, что настал момент истины. Диалог требует обмена благами: даре-

Н А

Г Л У Б И Н У

ния и принятия – дарения своих духовных сокровищ и получения этих сокровищ от других. Как сказал известный французский богослов И. Конгар, католик, прекрасно знакомый с восточной традицией, христианский Восток – это «забытая всеми нами, католиками, половина, которая должна вновь войти в западное христианство, чтобы обогатить его». Но необходимо также учитывать различия, которые останутся навсегда. Тот же Конгар утверждает, что «все, что различается, если смотреть в глубину, совпадает, и различается даже тогда, когда кажется, что совпадает». Обе Церкви для позитивной эволюции их отношений должны открыться новому и изобильному «эпиклесису» Духа Святого. Если мы позволим Духу действовать в нас, то сможем исповедовать одну и ту же веру. Диалог – это благодать: обе Церкви в диалоге друг с другом учатся созиданию нового климата доверия и братства. Диалог призван не только умножать число совместно подписанных документов. Они – лишь свидетельства этапов пройденного пути, который уже необратим. Фрагменты доклада, прочитанного на встрече православных и католических богословов в Римини, Италия, 18-20 января 2006.

9 Баламанский документ, 23.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Александр Доброер

ЭКУМЕНИЗМ – ЖАЖДА ПРИМИРЕННОГО ХРИСТИАНСТВА Экуменизм – это движение внутри христианского мира, направленное на восстановление общения (греч. – koinonia, лат. – communio, communicatio in sacris) в таинствах между разъединенными христианскими Церквами. Экуменизм – как в теории, так и в практике – это «положительное мировосприятие, положительное мышление и положительное поведение с высокой степенью доверия к ответственности церковных иерархов, священнослужителей и каждого отдельного христианина».

ерковное единство, как его понимает современное экуменическое движение, является несовершенным отражением единства Святой Троицы, нераздельной и неслиянной. Именно в Трех Ипостасях единого Бога тайна единства Церкви видит свой «наивысший образец и начало» (UR 2). Эта же мысль доминирует в документе «Тайна Церкви и Евхаристии в свете Тайны Святой Троицы», принятом Смешанной международной комиссией по диалогу между Католической Церковью и Православной Церковью. Таким образом, единство Церкви возможно только как единство в многообразии.

1 Кочан Н. Екуменізм: До характеристики явища і поняття // Знаки часу. До проблеми

порозуміння між церквами / Упоряд.: З. Антонюк, М. Маринович. – Киев, 1999. – С. 13.

О Т П Л Ы В И

Современные причины церковных расколов (не говоря уже о тяжелой «исторической наследственности») очевидны. Это, с одной стороны, националистические и политические страсти, порождающие злобу и ненависть. С другой – низкий уровень или извращенность церковного сознания. Изменить такое положение вещей и стремится экуменический диалог. Какова цель этого диалога? Прежде всего – создание новой атмосферы доверия, открытости и братства. В диалоге мы стремимся преодолевать ту отчужденность, недоверие, подчас враждебность и презрение, которые так глубоко делят христиан разных исповеданий и национальностей. Сколько приходится слышать глупого хвастовства польским или каким-либо еще национальным католичеством, русским или греческим православием. Будто православие или католичество (да и вообще – христианство!) создано не Богом и Христом, пророками, апостолами, отцами и святыми всех народностей, но русскими, поляками или греками! В конце концов, нужно отдавать себе отчет в том, что Церковь существует не для самой себя, но для мира. В христианском самосознании Церковь – это видимый и действенный знак единства между Богом и людьми, тем самым – знак единства всех людей2.

Н А

Г Л У Б И Н У

Не примиренные христиане не могут быть посланцами примирения и покоя в мире, преисполненном ненависти. Современный мир уже не понимает и не принимает разделенного христианства. Если мир и надеется еще получить от него исцеление, то он связывает эту надежду с христианством внутренне примиренным. Мы не можем продолжать руководствоваться в жизни психологией «своей колокольни». Призывая христиан к согласованности и сотрудничеству в решении общехристианских задач, Сергей Верховский, православный профессор Свято-Владимирской Академии в Нью-Йорке, еще в 1953 году писал: «Добро должно быть положительно явлено миру – и словом, и жизнью. Это долг христиан. Весь христианский мир должен объединиться во всем, в чем вероисповедные различия несущественны»3.

2 Ср. GS 1. 3 Православие в жизни: Сб. ст. // Под ред. С. Верховского. Нью-Йорк, 1953. – С. 20.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Диалог всегда должен быть обменом дарами, существующими в различных Церквах. Диалог не может развиваться только вокруг догматического учения. Он вовлекает всю человеческую личность и является, прежде всего, диалогом любви. Но диалог с другими исповеданиями есть не только диалог любви, но и диалог истины. Однако никто из участников такого диалога не является монополистом истины. Никто не может дерзнуть сказать: «Я обладаю полнотой истины, а все остальные пребывают во лжи». Христиане пребывают в истине до тех пор, пока взыскуют ее. В библейском понимании истина не статична, но динамична. Это, в свою очередь, предполагает необходимость поиска новых богословских решений, которые бы позволили углубить и расширить представление Церкви о самой себе. Ведь именно экклезиологические проблемы (понимание сущности Церкви, ее задач и внутреннего устройства) составляют сегодня принципиальный пункт разногласий между различными Церквами, поскольку во всех иных вопросах Церквам проще прийти к согласию. Более того, именно это различие в понимании природы и

устройства Церкви (кроме вопроса о ﬁlioque) является, пожалуй, единственным препятствием на пути к восстановлению полного общения между Католической и Православной Церквами. В то же время диалог должен играть роль испытания совести. «Весьма решительное побуждение к осознанию нашего состояния греховности должно стать одной из характеристик духа, в котором разворачивается экуменический диалог», – пишет Папа Иоанн Павел II в окружном послании Да будут все едино (34). И римские первосвященники следуют этому экуменическому императиву. Последние годы принесли нам множество примеров такого рода (достаточно вспомнить последние энциклики Папы Иоанна Павла II). Но наиболее красноречивым свидетельством могут быть слова Папы, сказанные им в Оломоуце 21 мая 1995 года: «Сегодня я, Папа Римской Церкви, от имени всех католиков прошу о прощении всех зол, причиненных некатоликам на протяжении бурной истории (...). В то же время я заверяю вас о прощении со стороны Католической Церкви всякого зла, которое претерпели ее чада». Остается надеяться, что иерархи других христианских Церквей сумеют не «таким

Подробнее см. S.C. Napiórkowski. Modeli jedności // Ku chrześcijaństwu jutra: Wprowadzenie do ekumenizmu. // Pod red. W. Hryniewicza, J. S. Gajka, St. J. Kozy. Lublin 1996.. S. 479-503; Ст. Ц. Напюрковский, А. Доброер. Модели единства // В духе и истине: К проблематике межрелигиозного и межконфессионального диалога. // Под ред. А. Доброера, Ст. Ц. Напюрковского. Винница, 2003.– С. 262-264. 4

О Т П Л Ы В И

же образом», а «тоже» отважиться на подобный шаг, требующий подлинно христианского смирения и готовности к обращению. Итак, христианское единство видит свой образ и начало в образе Святой Троицы. Но совершенно ясно, что такое единство недостижимо на земле, оно станет реальностью только на рубеже истории. И все же это не освобождает нас от обязанности стремиться к нему, ибо такова воля Господа. «Разделение прямо противоречит воле Христа, служит соблазном для мира и наносит ущерб святейшему делу – проповеди Евангелия всему творению» (UR 1). Поэтому христиане задаются вопросом о реальной исторической форме единства, как бы «по пути» к единству эсхатологическому. На этом пути возникают частичные модели единства, являющиеся предвкушением единства, окончательного и полного. Эти модели – не умозрительные формы, придуманные высоколобыми интеллектуалами в своих рабочих кабинетах, но порождения самой церковной жизни. Они – результат сотрудничества и диалога представителей различных Церквей. Ниже мы представим основные модели христианского единства, выработанные на протяжении нескольких последних десятилетий.

Модель органичного единства

Часто эту модель воспринимают как модель католическую, хотя

Н А

Г Л У Б И Н У

Католическая Церковь никогда не высказывалась однозначно в ее пользу и не исключала иных моделей в поиске желанного единства. В размышлениях о христианстве сторонники этой модели исходят из библейского образа Церкви как Мистического Тела Христова. Требование единства не ограничивается внутренней сферой (единство во Христе и Духе Святом), но распространяется также на внешние (структура, организация) и смешанные элементы (таинства, служение Слова). При этом подчеркивается универсальное и глубинное стремление к единству по образу единства жизни в организме, но не исключается также богатство выражения единой веры – единство не отождествляется с единообразием. Модель органичного единства более подчеркивает то, что объединяет, чем то, что разделяет представителей различных Церквей, – притом как в доктринальной сфере, так и в общецерковной жизни.

Соборное единство

Термин «соборность», хотя и существовал ранее, но как богословская категория вошел в обиход благодаря Алексею Степановичу Хомякову. Согласно православным мыслителям, термин «соборность» выражает идею того, что все верующие могут иметь доступ к полноте истины только в общине вселенской Церкви. К подлинному познанию веры можно прий-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

ти только через любовь, которая составляет полноту жизни. Стражем истины и непогрешимости является Церковь как целостный организм. Безусловно, в православном понимании соборности заключена идея более высокого авторитета Собора над епископом Рима (Александрии, Иерусалима, Антиохии, Константинополя или Москвы), но она составляет только один из элементов содержательно более богатой богословской категории. Православие, исповедуя соборность Церкви, понимает ее как многогранное общение: соборный характер присущ евхаристической общине, собранной вокруг престола; приходской общине; поместной Церкви и Церкви вселенской. Структуры Церкви соборны по самой своей природе. Собор Церкви обладает высшим авторитетом в вопросах веры и христианской жизни. Согласно этой концепции, непогрешим именно соборный разум Церкви, а не какой-то отдельный человек. О доктринальном ранге решений епископа, митрополита, патриарха и даже Собора

выносит суд вся Церковь. Происходит это путем принятия (здесь важна степень такого принятия) или непринятия этих решений всей Церковью. Хотя православные и не навязывают другим своей модели соборного единства, но все же склонны видеть только в ней форму единства Церкви, отвечающую воле Христа и согласную со Священным Преданием.

Единство примиренного многообразия В данном случае речь идет о таком единстве, при котором общее исповедание веры допускает многообразие ее формулировок. Эта модель сформировалась в ходе католическо-лютеранского богословского диалога и была принята его участниками как одна из наиболее адекватных моделей будущего католическо-лютеранского единства. Сторонники этой модели признают, что каждая конфессия страдает определенного рода односторонностью и узостью. Поэтому христиане должны быть толерантны по отношению друг к другу. Единооб-

О Т П Л Ы В И

разие не может быть идеалом: ни в формулировках веры, ни в этике, ни в духовной жизни или литургии. Одна Церковь не должна осуждать или анафематствовать другую Церковь за различия в способах выражения веры или жизни, если только эти различия умещаются в рамки христианства. При этом само неосуждение не означает автоматического усвоения этих отличий как своих собственных.

Модель общиныобщения (греч. койнония)

Если протестантство в поиске единства с другими христианскими общинами старается обеспечить возможность многообразия, то православие и католичество подчеркивают необходимость универсального и глубокого общения. Их чуткость к проблеме единства наиболее полно выражает модель общения. Первый этап католическо-православного диалога завершился принятием документа «Тайна Церкви и Евхаристии в свете Тайны Святой Троицы» (Мюнхен, 1982 г.). Фундаментальной богословской категорией, приближающей таинство единства Церкви, авторы этого документа признали понятие общины-общения (лат. communion, соответствующее греческому koinonia), понимаемом, в зависимости от контекста, как единство, соединение или общение. Церковное общение находит свой источник и образ в общении Лиц Святой Троицы. Общение в Церкви является даром. Дар этот

Н А

Г Л У Б И Н У

приходит свыше как бесценный дар Духа Святого, собирающего воедино Тело Христово, то есть Церковь. Это общение, единство, «причастие Святого Духа» охватывает и пронизывает всю жизнь Церкви: в пространстве (как общение локальных общин с Поместными Церквами и Поместных Церквей – с Церковью Вселенской) и во времени (как преемственность в вере с предыдущими поколениями христиан). Оно должно охватывать также единство в вере, надежде, любви, общении в вере и таинствах, благовестии, служении и свидетельстве. Православное и католическое видение единства отличаются различным пониманием служения епископа Рима в Церкви. Остается надеяться, что и по этому вопросу удастся выработать согласованную позицию, тем более, что в энциклике Да будут все едино Папа Иоанн Павел II призвал христиан различных вероисповеданий совместно искать «те формы, в которых это служение смогло бы осуществлять дело любви, признанное одними и другими» (UU 95).

Открытая модель постепенного сближения

У основания этой модели лежит тезис о том, что мы не знаем конечной цели экуменического движения, поскольку идеальное единство, к которому мы стремимся, сокрыто под покровом тайны и явится только в день Пришествия Господня. Но мы знаем, что обязаны стремиться

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

к какой-то подлинной, внутренне и внешне совершенной общности. Мы также отдаем себе отчет в том, что путь наш труден и долог. Поэтому сегодня мы должны терпеливо использовать различные доступные нам способы восстановления единства, не заглядывая в будущее, которое может принести совершенно неожиданные шансы на примирение и плоды такого примирения. Мы должны делать малые, но последовательные шаги, необходимость которых не вызывает сегодня сомнений. К ним можно отнести христианское свидетельство, молитву, внутреннее преображение, совместное служение ближнему. Это может быть также обоюдный обмен духовными богатствами, хранящимися в различных христианских традициях, созидание общих структур, совместное размышление над проблемами церковной и светской жизни. Это может быть также диалог (именно диалог, а не полемика) между представителями различных Церквей и церковных общин и принятие результатов таких диалогов, сотрудничество между приходами различных Церквей.

Корпоративное единство

Лютеранские и реформатские сборы, как правило, составляют национальные Церкви. Такая самостоятельность осложняет диалог с ними и экуменическое сотрудничество, поэтому такие Церкви часто объединяются в различные альянсы,

союзы, советы, федерации и конференции – как национальные, так и континентальные либо всемирные. Такая модель единства называется единством корпоративным. Созидание корпоративного единства возвращает христианам доверие в глазах мира. На нынешнем этапе разделения и процесса единения христианство как целое не в состоянии выделить своего единого представителя на международный форум. Например, на конференцию великих мировых религий. Мир все еще видит разделенное христианство, неспособное совместно выступать во имя Иисуса Христа и Евангелия на всемирном форуме.

Церкви-сестры

В первоначальном значении термин «Церкви-сестры» выражает общность локальных Церквей. В этом смысле мы вправе называть Церквами-сестрами епархии. Приблизительно в том же значении употребляют этот термин по отношению друг к другу Автокефальные Церкви. Однако в последнее время все чаще мы слышим это понятие в диалоге между различными Церквами (например, в диалоге Католической и Православной Церквей). Эта модель предполагает глубокую общность двух (или более) церковных общин, выражающуюся в апостольской преемственности, взаимном признании таинств, наличии иерархического священства и епископского служения.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Вацлав Гриневич ОМI

БЫТЬ ХРИСТИАНИНОМ

СЕГОДНЯ

егодня в раздираемом расколами мире особенно необходимо глубокое и жизненное умение быть христианином. Факт раскола в самом христианстве делает эту необходимость еще более острой и актуальной. Умение быть христианином – это нечто большее, чем знание и набор абстрактных принципов поведения. Оно является плодом глубокой духовности, придающим ясный облик всей жизни христианина. Задачей экуменической христианологии является представление нового стиля христианского бытия сегодня. Глубокий смысл духовного экуменизма требует внутреннего преображения, обращения христиан друг к другу. «Современный мир ожидает от христиан того, что они останутся христианами», – писал много лет тому назад А. Камю1.

1. Обедненные расколом

Раскол – это порок «недохристианства». Христианство с трудом приживается в человеке. Чтобы человек действительно начал существовать, для формирования человеческой личности необходимы порой долгие годы труда. Становление христианина неотделимо от процесса становления человека. От качества этого процесса зависит судьба духовной красоты человека и христианина. Вселенский патриарх Афинагор (ум. 1972) с волнением говорил о необходимости «восстановления древней красоты единой и нераздельной Церкви» 2. Раскол и разделение являются следствием того, что христианство плохо укоренилось в человеческой среде и не преобразило ее изнутри.

1 А. Camus. Actuelles. Paris 1950, 213. 2 Речь от 3 апреля 1965 г. в: Томос Агапис. Ватикан-Фанар (1958-1970). Брюссель 1996, 102.

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

Мы взаимно нуждаемся друг в друге. Воскресший Христос одаривает дарами Духа всех: как отдельного человека, так и общины верующих. Всякое разделение делает нас беднее. Без взаимного проникновения харизм жизнь Церкви лишается полноты кафоличности. И прав современный православный богослов Н. Ниссиотис, говоря, что каждая схизма в Церкви создает схизматиков по обеим сторонам, хотя и не в той же самой степени3. Необходимо много времени и усилий, чтобы очистить память, преодолеть недоверие и страх, освободиться от духа апологии и полемики. Полнота самотождественности достигается не в конфессиональной замкнутости, но в процессе живого обмена духовными благами, побуждающего нас к более полному участию в таинстве спасения. Сегодня христианин должен быть человеком, отличающимся добродетелью деятельного уважения к другим людям. Великая экуменическая добродетель – нечто большее, чем толерантность. Добродетель деятельного уважения является выражением глубокой христианской мудрости. Тайна Бога в равной степени непостижима для всех христиан. Она не вмещается в узкие рамки человеческих формулировок. Перед ликом Божией тайны все мы лишь непонятливые ученики. Категория ученичества требует экуменической переоцен-

ки христианского сознания (см. Мф 13, 52). Тому, кто глубоко осознает ограниченность возможности познавать и несовершенство человеческих усилий, легче будет с уважением отнестись к способу реализации христианства, отличному от его, и выражению этого христианства за пределами собственного исповедания. Мы обречены на взаимную помощь в исправлении собственных односторонностей. Поэтому не удивительно, что некоторые стороны откровенной тайны были более соответственно восприняты и изложены в лучшем свете одними, чем другими, так что различные богословские формулы следует нередко назвать скорее дополняющими друг друга, чем противоположными.

2. За новый стиль христианского бытия

Начало экуменического примирения было положено не теплохладными и равнодушными людьми. Экуменизм – для самых стойких. Он требует сегодня нового стиля христианского бытия. Дело примирения больше всего продвигают вперед не столько люди интеллигентные и наиболее информированные, – хотя информация чрезвычайно важна – но прежде всего люди молитвы, жертвенные, искренне и доброжелательно посвятившие себя этому деланию, вдохновленные Святым Духом.

3 N. Nissiotis. La contribution de l’Orthodoxie a l’unite de l’Eglise. “Pensee Orthodoxe” 13:1968, 86.

О Т П Л Ы В И

Экуменизм расширяет горизонты и освобождает от узких рамок конфессионализма, открывает доступ к иным духовным мирам и представленным в них ценностям. Быть христианином сегодня – это значит учиться трудному умению такой оценки, которая способствовала бы принятию других вместе с их отличиями. Это относится не только к сфере богословского мышления, но, прежде всего, к христианскому способу видения и восприятия жизни. Духовные ценности других людей могут и должны переживаться и в моей Церкви. В экуменизме заключена возможность более полного универсализма. Он соединяет два исконно христианских устремления: поиск полноты и заботу о чистоте веры. Удобная и жесткая ортодоксия легко приводит к чрезмерной уверенности в себе, к триумфализму и чувству собственной исключительности. В свою очередь, один только поиск полноты может привести к синкретизму и затушевыванию собственной специфики. Быть христианином – значит объединять в себе обе эти позиции и возрастать в полноте и чистоте веры. Эти позиции никоим образом не исключают друг друга, хотя на практике их реализация часто может быть трудным заданием. Путь экуменизма не может быть легким. Отданный экуменическому деланию христианин должен быть готов встретиться с упреком в конфессиональной шаткости. Порой он будет заподозрен в недостатке

Н А

Г Л У Б И Н У

любви и лояльности к своей Церкви только потому, что с симпатией и доброжелательностью относится к другим христианам или с большим чувством говорит и пишет о богатстве их богословия и духовности. Экуменическая открытость подвергает человека опасности быть непонятым и страдать. Никто иной, как один из первых родоначальников экуменической открытости в лоне Католической Церкви о. Поль Кутюрье повторял такие горькие слова: «Желающий служить Церкви должен переносить страдания, причиняемые ею». Быть человеком диалога – значит стоять как бы на страже у дверей общего дома, открытого навстречу различиям и разнородности. Открытость навстречу христианской oikumene – это открытость навстречу универсальным ценностям христианства. Отсутствие представления об ином делает наш мир и наше мышление более убогим и плоским. После столетий разрушения чувства единства христианского опыта пришло время мыслить и действовать, принимая во внимание благо всего христианства: единство живого предания веры, живущего в единой Христовой Церкви. Сегодня христианин должен быть человеком экуменического покаяния и обращения, в самом себе глубоко ощущающим трагедию расколов. Там, где трагедия, есть место и надежде. Это покаяние спасительно и очистительно. Оно не

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

пожирает человека изнутри, но принуждает к изменению способа мышления и поведения. Экуменическое покаяние, которое ограничивалось бы исключительно самообвинением, с легкостью выродилось бы в бесплодное бередение ран. Нельзя останавливаться на одном только исповедании собственных вин. Должна наступить перемена жизни, всегда являющаяся плодом действия Святого Духа. Каждый христианин должен уметь вслед за св. Игнатием Антиохийским с полной убежденностью повторить, что он есть «человек, предназначенный к единению»4. И он же добавляет: «Где разделение и гнев, там Бог не обитает»5. Мышление Игнатия проникнуто идеей единства и единения. Это мышление целостное, насквозь «кафолическое» в наиболее первоначальном смысле этого слова. Именно у него впервые появляется определение «кафолическая Церковь», то есть вселенская, соборная6. Быть христианином – значит заботиться о единстве и пребывать в единстве. Этого требует сама природа Церкви как братской общины.

3. Быть самим собой благодаря другим

Бытие, единство и множественность – это взаимозависимые реалии. Личность и община обретают

большую внутреннюю жизнеспособность в меру своей открытости, усвоения ценностей, исходящих от другого, и способности к единению. Духовность целостности вырастает из убеждения, что единая, кафолическая Церковь в своем духовном богатстве больше, чем каждая из отдельных конфессиональных Церквей. Это экклезиологическое убеждение имеет свои христологические и пневматологические основания. Духовность целого помогает понять, что каждая из Церквей обречена на помощь со стороны других. Она нуждается в восполнении и исправлении некоторых проявлений жизни и мышления. Экуменическая духовность формирует конкретных людей и благодаря этим людям существует. Духовность раскрывается в человеке, действительно открытом навстречу другим. Истинная духовность помогает отыскать сокрытые основы христианского единства. Одухотворенные люди близки друг другу. Они умеют увидеть то, что более всего объединяет (1 Кор 3, 22-23). Экуменизм – это призыв к неустанному углублению веры и христианской жизни. Диалог никого не склоняет к отречению от самотождественности. Он учит пониманию, смирению и уважению к отличиям в убеждениях противоположной сто-

Целиком эта фраза звучит следующим образом: «Я делал свое дело, как человек, предназначенный к единению» (Послание к Филадельфийцам 8, 1. // Ранние Отцы Церкви. Брюссель 1988, 131). 5 Там же. 6 Послание к Смирнянам 8, 2. Там же, 137. 4

О Т П Л Ы В И

роны. Существующие различия неустанно напоминают, что тайна Бога для всех людей всегда останется равно непостижимой. Следует стараться понять другого человека с его наилучшей стороны. Такой позиции чужда склонность к априорному осуждению и дисквалификации других. Истинный лик Церкви открывается в живом наследии святости и духовной красоты, а также в свидетельстве веры простых людей, свободных от идеологического бремени и тактических соображений. Необходимо пробуждать способность замечать то, что, несмотря на разнородность формулировок, восприятия, позиций и убеждений нас все же объединяет. Все христианские Церкви выражают спасительную действительность, которая требует единства и указует на него: один Бог, один Христос, один Дух, одно крещение, одна Евхаристия (ср. Еф 4, 5-6). Сущностные знаки Церкви (единая, святая, вселенская и апостольская) суть постоянный императив к обращению. По природе своей они противоречат разделе-

Н А

Г Л У Б И Н У

нию, схизме и замкнутости в себе. Нельзя требовать обращения только от других. Не может быть истинного экуменизма без уважения к существующему в Церквах многообразию и разнородности. Вместе с другими мы все вращаемся вокруг Христа. От Него, благодаря действию Его Духа, все получают свет и силу, чтобы в вере и крещении стать чадами Божиими (Ин 1, 12). Мы все в определенной мере поддаемся искушению сравнивать других с собою и искать у них только подтверждения собственных взглядов. Тем временем нам вместе с другими следует стать перед лицом апостольского свидетельства об Иисусе и Его Евангелии и в их свете распознать устойчивые ценности нашей собственной традиции. Взгляд со стороны этого свидетельства предоставляет лучшую перспективу для собственной оценки и оценки других, для верификации учения своей Церкви и воззрений других Церквей. Такое умение смотреть позволяет взглянуть на собственную конфессиональную традицию с соблюдением определенной дис-

О Т П Л Ы В И

Н А

Г Л У Б И Н У

танции по отношению к ней, как бы со стороны, и вместе с тем увидеть общую точку соотнесения и оценки, которой является апостольское свидетельство. Единство требует от Церквей обращения не только ко Христу, но и друг ко другу. Это обращение дает надежду на то, что на этом пути можно будет когда-нибудь преодолеть, по крайней мере, великие разделения христианства.

4. Взгляд в будущее

Один из пионеров экуменической открытости о. Ив Конгар писал: «Возможно ли органичное единство? “Едино стадо и един пастырь” – относятся ли эти слова к одному видимому организму, находящемуся под религиозным водительством одного человека? Будет ли органичное единство достигнуто когда-либо в истории? Не является ли оно скорее эсхатологическим? Я все более склонен думать именно так»7. Это воззрение не является предложением оставаться пассивным и парализовать экуменические усилия. Обязанность стремиться к единству лежит на всех христианах. Ни одно усилие не напрасно. Каждая благая инициатива имеет свой смысл. Любые шаги, предпринимаемые с мыслью о примирении христиан, приобретают конечную ценность в свете эсхатологического единства Народа Божия. Даже если на протяжении всей земной истории христианству никогда не удастся достигнуть

полного примирения и органичного единства, то и тогда стремление к нему должно неустанно воодушевлять христиан. Единство не является самоцелью. Церковь существует для людей и их спасения. Отказ от стремлений к единству был бы греховной изменой Христовой воле. В церковном расколе продолжается таинство распятия. Раскол не чествуется. Праздновать можно только единство. Диалоги, которые ведутся между Церквами, уже сейчас являются далеким и несовершенным предвосхищением дня празднования единства и примирения. Диалог является делом людей, сотрудничающих с единящей силою Святого Духа. Светлый взор, лицо человека могут отражать дружеское расположение. Христианство – это религия лица, это поиск Лика невидимого Бога. Дружба и доброжелательность христиан отражают нечто от тайны самого Христова Лика. Где же воскресший Господь, там и состояние праздника. Экуменизм дает предчувствие торжества единства. В молитве о единстве он призывает устремляться вперед с упованием на то, что Сам Бог является непреходящим торжеством единства и многообразия. Данная статья впервые была опубликована на русском языке в сборнике А. Носсоль и др. Единъ Господь: на путях к единству христиан / ред. иером. Сергий Гаек. – Люблин: Научное Общество Люблинского Католического Университета, 1996. – С. 275-285, и воспроизводится нами в сокращении с любезного разрешения автора.

7 У. Сongar. Essais oecumeniques. Le mouvement, les hommes, les problemes. Paris 1984, 97. Другое мнение выражают Г. Фрис и К. Ранер: Einigung der Kirchen – reale Moglichkeit. Freiburg i.Br. 1983, 9-19.

И С Т О К А

Игумен Вениамин (Новик)

Экуменическое измерение ХРИСТИАНСТВА Да будут все едино. Ин 17, 21 В главном единство, в спорном – свобода, во всем – любовь. св. Августин

звестный христианский апологет К. С. Льюис (1898-1963), рассуждая о роли догматики в религиозной жизни, сравнивает вероучительные построения с географической или морской картой, с помощью которой, преодолевая стихии и штормы бытия, можно достичь желанного и спасительного берега. Попробуем развить этот образ. Все религии и конфессии имеют собственные «картосхемы» – в разной степени разработанные системы вероучения. Но приверженцы некоторых из них вместо того, чтобы помнить, что одному Богу точно известно, кто из отправившихся в рискованное путешествие достиг другого берега; вместо того, чтобы сочувственно

относиться к другу, памятуя, что даже очень хорошая карта сама по себе к спасительному берегу еще не приводит, принялись похваляться: «дескать, лучше нашей карты нет и быть не может». Самые ретивые на этом не остановились и принялись украшать свои карты, чтобы еще больше подчеркнуть их неоспоримое перед другими преимущество. Они настолько в этом преуспели, что им совсем расхотелось отправляться в путь, тем более в опасное плавание; они стали проводить время в созерцании самой карты, в благочестивом хождении вокруг нее – и были уверены, будто не только прозревают спасительный берег, но даже пребывают на нем. При этом нынешнее

И С Т О К А

«пристанище» показалось им настолько ничтожным, что они предпочли вовсе не заботиться о его благоустройстве, а время ожидания скоротать в храмах, собственных домах и квартирах, периодически выглядывая оттуда и посматривая, что вокруг делается. Те же, кому благоустроенных квартир не хватило, принялись скрупулезно подсчитывать дату неизбежного конца света. Другие сочли, что лучший способ достичь желанной цели - не пытаться истолковать обозначения на карте «своим умом» (дело-то сложное!), а положиться во всем на авторитетные источники, на предание, где все определено раз и навсегда. А если что и не определено, то стало быть этого знать и не надобно. Им показалось «спасительней» не замечать, что море, которое предстоит пересечь, уже совсем не то, каким было прежде. В нем выросли новые рифы, и стали выглядеть иначе старые, возникли новые течения и новые острова, переменилась «роза ветров», да и сам противоположный берег (или угол зрения на него?) так изменился, что теперь совсем стало непонятно, как он выглядит и где, собственно говоря, начинается. Со временем усовершенствовались навигационные приборы, появились новые, более точные обозначения. Иначе говоря, пришла пора обновить и карту, и технику. Но сама карта оказалась настоль-

ко освящена древностью, что одна лишь мысль об уточнении ее воспринимается как кощунство – «мало ли что нового еще может появиться!». Адепты этого образа мыслей утверждают, что если каждый верующий станет «настоящим верующим», то все само собой устроится, поэтому заботиться о «внешнем» не стоит, наше дело – «о душе радеть». Таким людям привычней говорить не о «пути», а об «истинном стоянии», которое, по их мнению, и дает их конфессия, так что карте, все-таки предполагающей движение, они явно предпочитают точные догматические описания и ритуальные инструкции. Однако сколь бы подробными ни были правила религиозной жизни, внутреннего покоя и радости они не прибавляют, и потому любителей «уставного благочестия», как правило, отличают особая замкнутость, угрюмость, а также брезгливотрусливое отношение ко всему, что происходит за границами их «духовного мирка». Народ попроще решил, что достаточно скрупулезно исполнять обряды, и «тогда Бог наверняка поможет». Эта довольно многочисленная часть церковного сообщества терзает духовенство бесконечными «чего нельзя, что можно» и с трудом воспринимает саму идею потустороннего спасения – ей достаточно здесь и сейчас заручиться покровительством свыше. Особое мистическое чувство

таким людям, как правило, неведомо, что, впрочем, не мешает им считать себя «верующими». Есть еще одна странная, но, в отличие от предыдущей, очень малочисленная группа, которая думает не столько о собственном спасении, и даже не о спасении других, сколько о создании «условий для спасения», причем не столько в трансцендентном, а проще говоря, индивидуальнозагробном, понятном для всех смысле, сколько в экзистенциально-социальной перспективе. На первое место сторонники такой позиции ставят общение и взаимодействие, ибо убеждены: «идти» надо не только внутренним путем, но и внешним, так как они тесно связаны друг с другом, и порой правильно выбранный внешний путь помогает «выпрямить» путь внутренний. Эти люди иногда договариваются до таких странных вещей, как «христианская общественность», «христианская политика», и даже... «христианская экономика», так что вместо карты у них, скорее, «перечень приоритетов и мероприятий» по реформе внешнего строя жизни. Заметим, что своей активностью они раздражают не только собратьев по вере, но даже неверующих: первые обвиняют их в том, что они профанируют духовность и переводят столь драгоценную «вертикаль» в «горизонталь», а вторых злит, почему они вмешиваются не в свое

И С Т О К А

дело, например, в политику. Но и это не самые странные люди. Находятся и те, кто вовсе не верят ни в какое спасение, но почему-то очень хотят, чтобы в него верили другие. Они неустанно ищут врагов, клеймят еретиков и особенно тех, кто, как им кажется, подрывает религию изнутри, предлагая карты с небольшими погрешностями, могущими привести к катастрофическим последствиям, ибо «в деле спасения мелочей не бывает». Они обличают тех, кто размывает четкие, как им кажется, вероучительные границы рассуждениями о неких туманных «общечеловеческих ценностях», «абстрактном гуманизме» или вовсе подозрительном универсализме. Сторонники этого направления всегда выступают за конкретность и ясность, и вместо карты у них – лозунги. Кроме того, во все времена (наше – не исключение) не так уж редко можно встретить людей, вполне искренне убежденных в том, что любая привнесенная извне религия плоха уже тем, что не здесь возникла, следовательно, для «нас» она противоестественна, а держаться надо за свои корни и свою почву. Некоторые из них в поисках «первоистоков» дошли до самого натурального язычества, которое и принялись с увлечением изучать, находя в нем глубокий и даже эзотерический смысл. Примечательно, что именно «ревнители отеческих

И С Т О К А

традиций» с особой яростью отрицают саму возможность общечеловеческих ценностей и рьяно доказывают, что подобные ценности специально были придуманы мошенниками для обмана «простых людей». За дискуссиями и противостояниями все эти группы стали мало-помалу забывать об общей цели пути, равно как и о том, что сколько ни пытайся уточнять свои догматические формулировки (карты), невозможно полностью устранить область неопределенности (о которой упоминает и апостол Павел, см. 1 Кор 8, 2; 1 Кор 13, 12), а значит и связанный с нею довольно неприятный риск, которого в деле спасения быть вроде бы не должно. Со временем сторонники различных «стояний» (или «путей») настолько привыкли существовать отдельно друг от друга, что, казалось, и незачем объединяться. Но нашлись и те, кто всерьез воспринял слова Христа о том, что Царство Божие («другой берег») начинается в человеческой душе, и чтобы его достичь, не нужно долго изучать сложную систему навигации, выработанную предшественниками, ибо у нас уже есть схема – простые и ясные заповеди Христа о любви к Богу и ко всем людям. Достаточно их исполнять, и таким образом – экзистенциальным снятием противоположности «внутреннего» и «внешнего» – можно достичь же-

лаемого берега, к которому, может быть, и не приложимы пространственно-временные категории. Эта группа простотой своей идеи вызывает раздражение почти у всех предыдущих – и ревнители традиций, и обрядоверы обвиняют ее в антиисторизме, а также в пренебрежении Священным Преданием. Наконец, всегда были и те, кто не переставали помнить о важности первоначальной общей цели, думали не только о догматике, но и об этике и культуре, призывали к единству в главном при естественном многообразии культурных и философских традиций. Эта очень немногочисленная группа людей (в основном, работавшие в Азии и Африке протестантские миссионеры разных конфессий) в начале 10-х годов XX века положила начало экуменическому движению, в лоне которого родилась идея общехристианской организации – Всемирного Совета Церквей (World Council of Churches), ныне пребывающего в Женеве. А в начале 60-х годов на II Ватиканском соборе Католическая Церковь принимает Декрет об экуменизме и Декларацию об отношении Церкви к нехристианским религиям. Само слово «экуменизм», в котором греческий корень соединился с трескучим латинским суффиксом, означает «вселенскость». В Новом Завете oikoumene – это Римская империя (Лк 2, 1) или даже весь мир (Мф 24, 14). Постепенно этим

словом стали обозначать единую Церковь, тем самым противопоставляя ее раздробленному миру, или целостную веру Церкви как противоположность иным, эклектичным учениям. Слово «экуменизм» современного читателя может насторожить или даже смутить. Это неудивительно: за многочисленными идеологическими и политическими подтекстами, которыми так часто нагружали это понятие, почти затерялся его исходный смысл. Поэтому в наши дни, возможно, предпочтительней говорить о «движении к христианскому единству». Сама возможность такого движения оправдывается существованием универсальных ценностей и, прежде всего, единством человеческого рода, произошедшего от одного корня, в библейской традиции – сотворенного Единым Богом и берущего начало от общих прародителей Адама и Евы. Естественно предположить, что единый человеческий род должен жить в состоянии мира, а не бесконечной «внутренней войны». Это не означает радикального примирения добра со злом, истины с заблуждением, но побуждает постоянно искать меру допустимого компромисса. Возможно ли терпеть малое зло и некоторые заблуждения, чтобы избежать больших? Или же наше дело – безжалостно бороться со всяким разномыслием и малейшими про-

И С Т О К А

явлениями зла? Сложность задачи в том, что при существующем религиозном и культурном разнообразии невозможно полное единодушие, и радикальная бескомпромиссность неизбежно приведет к войне всех со всеми. Так что выход один – признать собственную ограниченность, смирить свои притязания, отказаться от абсолютистских проектов. Только Бог, всеведущий и всесильный, мог бы установить на земле единый образ жизни и мыслей. Однако по лишь Ему известным причинам Он этого не делает, а дает людям свободу обустраиваться самим и при этом призывает: «да будут все едино» (Ин 17, 21). Богословски обосновать необходимость экуменизма непросто, но все же возможно. В богословии сосуществуют два тесно связанных друг с другом подхода – катафатический (положительно утверждающий ортодоксию) и апофатический (отрицательный), умеряющий резвость желающих вещать от имени Бога. Не все еще известно, не все еще открылось. Апофатика напоминает об ограниченности человеческого ума, о необходимости смиряться друг перед другом в богопознании. Никто не вправе объявлять себя монополистом истины в последней инстанции (ср.: «Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать» 1 Кор 8, 2; «Теперь мы видим как бы сквозь

И С Т О К А

тусклое стекло, гадательно…» – (1 Кор 13, 12). Существует закономерность: чем больше в религии область апофатики, тем меньше в ней абсолютистских притязаний, и тем толерантней она к другим проявлениям жизни духа. Кроме этого, экуменизм можно оправдать этически. При всей значимости вероучения, всегда остается этическая сторона жизни, напрямую с конфессиональной или исповедальной принадлежностью не связанная. Подтверждением тому – известный феномен «просто хорошего человека», который «без всяких религий и догматик» делает добро. Показательно, что в Евангелии этическое измерение оказывается, в конечном счете, важнее всех прочих. Так, в притче о милосердном самарянине «ближним» для пострадавшего оказываются не единоверные и правоверные священник и левит, а инородец и иноверец – самарянин (Лк 10, 29-37). Критерием страшного суда в христианской традиции оказывается не догматическое качество веры, а добрые дела (Мф 25, 31-46). Апостол Павел на первое место ставит любовь (1 Кор 13), а она проявляется не столько в «ортодоксии» (правоверии), сколько в «ортопраксисе», т.е. верных поступках. Заметим также, что древнее «золотое правило нравственности», которое повторяет Иисус (Мф 7, 12), можно

понимать и в смысле веротерпимости. Подобное правило признают все мировые религии, и это открывает возможность не только межхристианского, но и общерелигиозного единства. Итак, подлинный экуменизм начинается с ответственности христиан за единство христианского мира, а также с доброжелательного отношения ко всем без исключения людям, с готовности помогать непохожим на тебя по вере, мировоззрению, по социальному положению, по цвету кожи. Это трудно, но именно способностью принимать «других» человек отличается от животного. Можно возразить: «заповедь любви» – это важно, однако сведение религии к одной лишь любви грозит обернуться психологизацей или субъективизацией веры, подменой ее отвлеченным «гуманизмом». Именно таким смешением понятий то и дело пугают общественность противники социального экуменизма, приводя в качестве антипримера Иуду, который лукаво предлагал продать предназначенное для Христа драгоценное миро и вырученные деньги раздать нищим (Ин 12, 1-8)... Говорят и о том, что нам заповедано идти «узким путем». Но узость пути сама по себе еще не гарантирует его истинности. Узкий путь фарисейско-законнической исключительности и самодостаточности ведет в тупик.

И С Т О К А

архим. Ианнуарий Ивлиев

ПРОБЛЕМЫ библейского перевода

Как начинался перевод Писания

отребность в переводе Библии появилась в эллинистическом мире, в III веке до РХ, когда еврейское Священное Писание было впервые переведено на иностранный, а именно, на греческий язык. Происхождение греческой Библии окружено тайной. Согласно древней легенде, египетским иудеям удалось убедить царя Птолемея II Филадельфа (285 – 247 до РХ) быть инициатором и «спонсором» проекта перевода еврейских священных текстов. Царь Египта послал в Иерусалим за 70 переводчиками и затем запер их в 70 комнатах. Каждый из них сделал свой перевод. По окончании их труда оказалось, ко всеобщему удивлению, что все 70 переводов были идентичными по смыслу и букве. Птолемей был чрезвычайно впечатлен и уверо-

вал в божественное происхождение как оригинального текста, так и его перевода. С того времени этот греческий перевод Библии Ветхого Завета получил название перевода Семидесяти (по-латыни – Септуагинта, LXX). Разумеется, история этого перевода была не столь фантастичной. Но, как бы он ни возник в реальности, он оказал огромное воздействие и на историю иудейства в эллинизированном мире, и на распространение христианства в Римской империи. Перевод Семидесяти во все времена существования христианской Церкви считался боговдохновенным. Понятно, что таковым он был и остается не в каждой своей букве, не в каждом слове, но боговдохновенный он по своему замыслу, по своей святой цели и, главное, по успеху в достижении этой цели. Начало перевода Библии, положенное Септуагинтой, имело величественное продол-

И С Т О К А

жение в дальнейшем появлении множества национальных переводов Священного Писания, без которых просто не было бы современного христианства. Именно греческий перевод стал Библией первых христианских церквей. Последующие первые национальные переводы Писания делались преимущественно с греческой Библии. Принятие Церковью подтвердило боговдохновенность и греческой Септуагинты, и латинской Вульгаты, и других влиятельных переводов. Не в последнюю очередь боговдохновенным был труд святых Солунских братьев, великих просветителей славян Кирилла и Мефодия, без которых не было бы не только церковнославянской Библии, но и того русского языка, которым мы имеем счастье обладать. Путь, проложенный прежними переводчиками Слова Божия, ведет по постоянно изменяющемуся лингвистическому и культурно-историческому пейзажу, горизонт которого теряется в эсхатоне. Соответственно, никогда не иссякнет и переводческая харизма, хотя временами переводческое творчество и отступало перед более насущными церковными задачами. XX век вызвал к жизни огромное количество библейских переводов, в том числе на русский язык. Однако уже сейчас очевидно, что большинству из последних не суждено не только выдержать испытание временем, но даже быть прочитанными.

Буква и смысл

Одно время в ходу был наивный взгляд на Библию как на собрание текстов, которые были понятны «простым» древним читателям и слушателям, а потому должны быть понятны современному «простому» человеку. Такой взгляд находил себе идеологическую опору в благом миссионерском стремлении. Если бы все было так просто! Реальность бесконечно сложнее. Да, «вера от слышания» (Рим 10, 17). Но вряд ли апостол Павел заставлял оглашаемую им аудиторию читать или слушать книги Священного Писания. Да и не существовало еще в те времена Священного Писания последующих христианских миссионеров. И когда апостол говорит о себе, что он «насадил» (1 Кор 3, 6), то, надо полагать, сделал он это не декламацией Библии, но каким-то иным способом. И произведенное им «насаждение» потребовало от него предварительного взрыхления и посильного удобрения почвы для посева в нее Слова Вести. А вот «поливал» и иным способом культивировал насажденное, как известно, ученый «Аполлос, родом из Александрии, муж красноречивый и сведущий в Писаниях» (Деян 18, 24). Упомянутое «орошение» включало в себя и научение Священным текстам, и их герменевтику, то есть перевод в самом широком смысле. И работа эта требует мудрого такта.

Перевод – всегда очень трудная задача. Основная его цель – передача смысла, или того, что теперь принято называть английским словом message (послания, вести). Но при этом перед совестливым переводчиком стоит также задача максимально точно передать букву, а иногда и стилистическую форму переводимого текста. Переводческая техника изменялась, развивалась на протяжении столетий. В одних переводах преобладал буквализм (так называемые «кальки»), в других – отступление от буквы ради более понятной передачи смысла. Переводы одного и того же текста при разных задачах переводчика могут разительно отличаться друг от друга. Возьмем для примера простейшее английское предложение: «How do you do?» Сделаем перевод этого предложения на русский язык, тщательно сохраняя его букву («калька»). Получим очень странное высказывание: «Как делаете вы делать?» Здесь буква сохранилась, но смысл полностью утрачен. Теперь переведем то же предложение «по смыслу»: «Здравствуйте!» Здесь точно передан смысл приветствия, но утрачена его буква. Разумеется, этот пример подобран специально, чтобы продемонстрировать проблему. Но в той или иной степени любой из наличных переводов с этой проблемой сталкивается и вынужден жертвовать либо смыслом, либо буквой. Найти ба-

И С Т О К А

ланс бывает чрезвычайно трудно, особенно тогда, когда в национальной языковой культуре глубоко укоренились термины и целые тексты в их древнем переводе. Так, например, Синодальный перевод Писания на русский язык, при всех своих достоинствах, ради сохранения традиции часто использует слова из церковнославянского перевода Библии. Однако в наши дни это иногда вводит читателя в заблуждение, ибо, сохраняя форму, знакомые всем и каждому слова с течением времени изменили свой смысл. За знакомой старой маской может скрываться совсем иное понятие, и такие «понятные» слова становятся словами-«предателями». Возьмем наугад простейший пример. В Послании к Римлянам апостол Павел упрекает иудеев в том, что некоторые из них нарушают заповеди Закона Моисея: «Как же ты, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? Говоря: «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь? Гнушаясь идолов, святотатствуешь?» (Рим 2, 21-22) С кражей и прелюбодеянием – все понятно. Но что касается «святотатства», то для современного человека, знающего русский язык, абсолютно непонятен смысл последнего упрека апостола: «гнушаясь идолов, святотатствуешь». Какое отношение имеет «святотатство», то есть (в современном русском языке) богохульство, оскорбление Бога или

И С Т О К А

святыни, к неприятию «идолов», то есть кумиров, изображений языческих богов? Абсолютно непонятно! Но все встает на свои места, когда мы узнаем, что «святотатствовать» буквально означает вовсе не «богохульствовать». Это точная калька с греческого слова, означающего «грабить в храме» или «красть священные предметы» (речь, конечно, идет о языческих храмах и языческих святынях). По Закону иудеи не имели права даже прикасаться к предметам языческого культа («идолам»), но некоторые из них не стеснялись торговать украденными в языческих храмах предметами, а может быть, даже сами участвовали в ограблении языческих капищ. Апостол упрекает таковых в лицемерии и неправедности. В этом интересном случае поучительным является то, что в церковно-славянском переводе, несмотря на его архаичность, текст более понятен по смыслу: «гнушаяся идолъ, святая крадеши» («святая» – священные предметы). Но синодальные переводчики принципиально использовали такое слово, которое, как им казалось, понятно и в то же время подчеркнуто архаично, или, с их точки зрения, «традиционно» (тать – вор, грабитель; татьба – кража, воровство). Похожих примеров можно привести великое множество.

Культурные традиции

Однако эта переводческая трудность – не самая большая и довольно легко преодолимая.

Серьезнее более принципиальные переводческие проблемы не столько лингвистического, сколько культурологического характера. На самой поверхности лежит трудность перевода слов, обозначающих непонятные жизненные реалии, особенно тогда, когда эти реалии имеют принципиальное значение. В самом деле, каково было христианским миссионерам прежних веков, трудившихся где-нибудь на Аляске или в Гренландии, переводить для живущих во льдах и тундре туземцев прошение молитвы «Отче наш» о «насущном хлебе»?! Ни эскимосы, ни алеуты, ни чукчи никакого хлеба тогда не знали и не видели. То, что для нас наполнено глубоким смыслом, что является символом жизни – хлеб – для них было пустым звуком, чем-то, лишенным всякого смысла. И какой находчивостью и дерзанием надо было обладать переводчику, чтобы понятие «хлеб» заменить каким-то иным понятием, адекватным ему по жизненному смыслу?! Скажем, понятием «рыба». Ведь рыбой, а не хлебом жили эти северные народы. Но и такие трудности перевода, при известной свободе и смелости переводчика, тоже довольно легко преодолимы. Значительно труднее обстоит дело при толковании не житейских реалий, но сложившейся терминологии в религиозном, богословском, литургическом, философском, научном языках. Едва ли не в каждой строчке библейского текста

мы находим «простые» слова, семантика которых в соответствующем религиозном контексте была не столь уж проста. Привнесенный долгой традицией новый смысл превратил эти слова в специфические термины. И при переводе это необходимо по возможности учитывать. Писать историю с чистого листа опасно. Так, например, не только непривычно, но и ложно переводить baptisma не как «крещение», а как «омовение» или даже «погружение». Погружать можно что угодно и куда угодно. Но в религиозном языке это слово означало вполне определенное священнодействие, которое порусски передается только словом «крещение». Столь же странно читать перевод слова makarioi как «счастливы», а не «блаженны» и т.д. и т.д. Оправданием нетрадиционного, нетерминологического перевода не может быть ссылка на непонятность традиции для человека со стороны. Мало ведь кто понимает, скажем, атомную физику, но сложившаяся традиция не позволяет нам переводить atomos как «неделимый», а ēlektron как «янтарь». Впрочем, непонятность многих церковных и библейских терминов явно преувеличена. И все же: культурные традиции подчас бывают столь различны! В самом деле, что общего, условно говоря, было у Афин и Иерусалима в III веке до РХ, в то время, когда создавался греческий перевод Библии? Непреодолимая

И С Т О К А

понятийная и терминологическая пропасть, казалось, разделяла две столь непохожие друг на друга культуры. Каким вдохновением должны были обладать легендарные «70 толковников», чтобы пересадить десятки понятий, обретших свою словесную форму в еврейской Библии, на почву греческой языковой культуры, чрезвычайно развитой, но и чрезвычайно чуждой! Разумеется, успех перевода был обусловлен вдохновением Святого Духа, не иначе. Но, как Слово Божие, второе Лицо Пресвятой Троицы, в Своем воплощении и вочеловечении приняло на Себя все человеческие немощи, так – по аналогии – можно утверждать, что и Слово Божие, воплощенное в человеческом Писании, в букве, не избежало немощей переводческого искусства. Далеко ли ходить за примерами? Возьмем одно (только одно) из важнейших понятий ветхозаветной религии «цедака» (евр. sĕdāqâ), которое в греческой Библии передается словом dikaiosynē (справедливость) и, соответственно, в русском Синодальном переводе – привычным словом «правда» (или «праведность»). Сколько богословских проблем было связано с этим понятием! И вызваны были эти проблемы условностью, неадекватностью греческого перевода с еврейского языка. «Справедливость» (соответственно, латинское «justitia», славянское «правда» или немецкое «Gerechtigkeit») – юриди-

И С Т О К А

ческое понятие. «Праведный Бог» – высший праведный Судия, поступающий «по справедливости». То же можно сказать и о «праведном человеке». Но ведь за этими переводами в еврейской Библии стоит совсем иное понятие. Соответствующее еврейское слово sĕdāqâ, тысячекратно повторяющееся в Писании, отнюдь не является юридическим термином, обозначающим «справедливость». Скорее оно означает верность: верность взятым на себя обязательствам, верность своему слову, верность и надежность в союзе, в договоре, в Завете1. Но это ведь совсем не то же самое, что законническая справедливость! Однако таков привычный перевод – «правда», то есть справедливость. А в современном русском языке к этой проблеме добавляется еще одна, связанная с тем, что слово «правда» стало синонимом слова «истина», и это еще больше запутывает дело. И вот из-за этого греческого перевода dikaiosynē (justitia, правда) возникло целое направление в богословии, так называемая «юридическая теория спасения», которая господствовала на Западе и на Востоке на протяжении нескольких столетий. Принципиальный перелом в уразумении понятия «правды», «праведности» наступил лишь благодаря научно-критическим исследованиям в экзегетике в последние 100-150 лет. Но привычное слово осталось практически во

всех переводах, требуя разъясняющего комментария, который, как правило, отсутствует. И таких слов, которые «предательски» кажутся знакомыми, родными, не требующими пояснений, но которые, тем не менее, не отражают смысл оригинала или отражают его искаженно, – таких слов в Библии очень много. Среди них самые «понятные»: надежда, терпение, мир, тело, душа, скорбь, спасение и т.д. и т.д.

«Научите все народы» Перевод Священного Писания, которое можно и следует понимать как ценнейшее свидетельство о Боге, о Спасителе, об искуплении и спасении, – дело безусловно необходимое хотя бы в силу последней заповеди Господа Иисуса Христа: Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века (Мф 28,19-20). Научение тому, что повелел Спаситель, требует переводов на все языки мира. Поскольку же языки постоянно находятся в движении, в изменении, постольку и процессу перевода нет и не может быть конца вплоть до конца века сего. Об этой оправданной и благословенной переводческой деятельности свидетельствует уже тот факт, что до нас не дошло практически никаких «повелений» нашего Господа на Его родном языке. Евангелия

Кстати, «завет» – еще одно слово, которое либо непонятно современному читателю, либо (Testament) вызывает неадекватную ассоциацию с «завещанием».

содержат только переводы слов Спасителя на греческий язык. Соответственно, «все народы» могут получать эти слова не из первоисточника и даже не из вторых рук, а в лучшем случае из третьих рук, то есть переводы перевода. Это возлагает на переводчиков Писания предельную ответственность. Да, рассуждая отвлеченно, мы должны признать необходимость все новых и новых переводов. Канонизация того или иного перевода, как показывает история и как диктует здравый смысл, – дело невозможное. Но, когда мы соприкасаемся с реальной жизнью Церкви, мы вынуждены также признать, что растущее число переводов Священного Писания, особенно в пределах одного и того же национального языка, способно привести к смущению и растерянности. Действительно, для простого человека, далекого от научной экзегетики с ее открытиями, гипотезами и дискуссиями, представляется невозможным решить, какой перевод Писания

И С Т О К А

более адекватно отражает смысл оригинального текста. Да и сами переводчики часто – увы! – далеки от понимания того, что они переводят. И нет никакой возможности поставить пределы переводческому произволу. В свете вышесказанного невольно появляется пессимистическая оценка роли буквы, роли Священного Писания в дальнейшем живом Предании Церкви. Хочется верить, что этот пессимизм преувеличен. Но вот на что в связи с этими размышлениями следует обратить внимание: когда Господь Иисус Христос вышел на публичную проповедь, Он возвестил не Евангелие от Матфея или Иоанна, а совсем просто звучавшее Евангелие Царствия Божия: Исполнилось время и приблизилось Царствие Божие: покайтесь и веруйте в (это) Евангелие (Мк 1, 15). И несколько позже апостол Павел убеждал коринфян, что он благовествует «не в премудрости слова, чтобы не упразднить креста Христова» (1 Кор 1, 17). Я приходил к вам, братия,

И С Т О К А

возвещать вам свидетельство Божие не в превосходстве слова или мудрости, ибо я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого, … чтобы вера ваша утверждалась не на мудрости человеческой, но на силе Божией (1 Кор 2, 1-5). Церковь Христова зиждется на прочном основании: Никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор 3, 11). Царствие Божие, близкое нам в Иисусе Христе – распятом и воскресшем – вот, собственно, суть Евангелия, возвещенного Спасителем и Его апостолами. Весть об этом (керигма) проста в своем словесном выражении, не требует чрезмерных переводческих усилий. Она несет в себе силу действия Святого Духа, пробуждающего и укрепляющего веру. Не буква Писания, но Божественная Благая Весть, расслышанная за буквой Писания, – вот то основное, что должно распространяться и действовать среди всех народов до скончания века. И, надо полагать, смущающее многообразие переводов не станет препятствием для той спасительной Вести, которая силою Святого Духа пробьет себе дорогу сквозь все наличествующие и будущие переводы Писания. Нам не дано знать, каким будет отношение к написанному и напечатанному слову в отдаленном будущем. Но если мы способны различать «знамения времени», то мы не можем не заметить, что

в настоящее время подрастает, и уже подросло поколение людей, для которых чтение книг не является преобладающим источником информации. Трудно представить себе сегодняшних молодых людей (включая верующих), увлеченно и самозабвенно читающих тысячестраничный том Библии в том или ином переводе. И уже этот очевидный факт способен ослабить пессимизм и тревогу относительно растущего разнообразия переводов Писания. Хотим мы этого или не хотим, но значение Писания как проводника веры ослабляется. Признать этот факт для традиционно мыслящих людей очень неуютно и даже страшно. Но тот же факт повышает внимание к иным формам благовествования – визуальным и керигматическим, кстати, более характерным для апостольского времени, чем чтение и цитирование Библии. Апостол Павел напоминал фессалоникийским христианам о том, почему они стали верующими: Потому что наше благовествование у вас было не в слове только, но и в силе и во Святом Духе, и со многим удостоверением, как вы сами знаете, каковы были мы для вас между вами (1 Фес 1, 5). И эти слова апостола – вызов сегодняшним проповедникам. Слышимое явление Духа в кратких словах Вести, подтверждаемое зримым явлением Духа в делах Любви, сегодня намного актуальнее неизбежного умножения числа переводов Писания.

Л И Т У Р Г И Я

ЛИТУРГИЯ

свящ. Константин Пархоменко

КРАТКО

о Православной Литургии

итургией в православии называется самая священная из служб – Таинство Тела и Крови – Божественная Евхаристия. Литургия условно состоит из трех частей: - Проскомидии, которая может быть названа также приготовлением к Литургии; - Литургии Оглашенных; - Литургии Верных. Расскажем о каждой из этих частей подробнее. Храм еще пуст и почти темен, служительницы зажигают лампады перед образами, в свечном ларьке готовятся принимать записки О здравии, О упокоении, выкладывают на продажу свечи… В это время в Алтаре священнослужители готовятся к богослужению. Они облачились в священные одежды и совершают Проскомидию. Проскомидия – это предваряющее Литургию священное действие, во время которого из специальных хлебцов – просфор – вырезается прямоугольная часть – Агнец, которая станет Телом Христовым; - вынимаются частицы в честь Божией Матери и святых угодников Божиих; - вынимаются частицы о здравии или упокоении православных христиан. Откуда название этой части богослужения – Проскомидия? В древнос-

Л И Т У Р Г И Я

ти хлеб и вино для Литургии приносили верующие, и подготовительная к службе часть так и называлась: Приношение (по греч. Проскомидия). В древности Проскомидия не сопровождалась тем сложным продуманным ритуалом, многочисленными молитвами и символическими действиями священнослужителей, какие она имеет сегодня. Это было просто приготовление хлеба и вина для Таинства и молитвенное поминание христиан. Но постепенно Проскомидия превращается в сложный и глубокий по своему символическому значению чин. Сегодня в Русской Православной Церкви Проскомидия совершается на пяти просфорах, специальных небольших хлебцах. Просфора состоит из двух круглых половинок: верхней и нижней, напоминающих нам о том, что в Иисусе Христе соединились два естества – Божественное и человеческое. Сверху просфоры стоит печать: крест и буквы ИС–ХР и НИ–КА, что в переводе с греческого значит «Иисус Христос – Победитель». Из первой просфоры священник вырезает прямоугольную частицу хлеба, которая позже, во время Литургии, и вместит в себя огонь Божества, станет истинным Телом Христовым. Приготавливая частицу, священник произносит страшные слова: Как овца, веден был Он на заклание. И как непорочный агнец перед стригущими его безгласен, так и Он не отверзает уст Своих. По смирению Своему был осужден без суда. Происхождение Его кто изъяснит? Берется от земли жизнь Его! Приносится в жертву Агнец Божий, берущий на Себя грех мира, ради жизни и спасения мира. Затем Агнец надрезается копием со словами: «Один из воинов копьем пронзил Ему [Иисусу Христу] ребра, и тотчас истекли кровь и вода…» Вырезанный из просфоры Агнец полагается на Дискос – специальное блюдо, на котором изображена сцена Рождества Христова. Проскомидия и изображает собою Рождение Христово, Его пришествие в наш мир. Мы знаем, что Христос для того и пришел, чтобы спасти людей и привести к общению с Богом. И Господь знал, что Его миссия натолкнется на непонимание, жестокость, ненависть. Можно сказать, что Крестная смерть Иисуса предполагалась уже в момент Его рождения. Именно поэтому в обрядах проскомидии тесно связаны эти темы: Его рождение и

Л И Т У Р Г И Я

тут же – предсказание, данное пророками еще за долгие столетия до Его пришествия, – предсказание о Его смерти. Агнец приготовлен. В чашу вливается вино и немного воды. Священник начинает вынимать частицы из других просфор, приготовленных к Литургии. Из второй просфоры священник вынимает частицу в честь Божией Матери. Полагая ее рядом с Агнцем, священник произносит: «Предстала Царица одесную Тебя – в одежде, расшитой золотом, украшенная». Мы не поминаем Богоматерь, не молимся о Ней. Она и так имеет славу в Царствии Божием, она рядом с Сыном. Словами проскомидии мы констатируем, возвещаем славу Богоматери! Из третьей просфоры вынимаются девять частиц «в честь и память» разных святых. И они, подвижники Божии разных эпох, принадлежащие разным культурам и народам, люди различные по земному, но единые в устремлении к небу, призываются стать участниками службы. Как и о Божией Матери, мы не молимся о них, но молимся им. Воспоминание о них за Литургией не есть поминание, как мы поминаем непрославленных живых или усопших христиан. Мы вспоминаем о них с просьбой, чтобы они вместе с нами участвовали в Божественной службе. Из четвертой просфоры священник вынимает частицы за Святейшего Патриарха, за правящего Архиерея (митрополита, архиепископа или епископа), за весь священнический и монашеский чин, за всю страну нашу и за всех право-верующих. И далее священник поминает о здравии поименно своих родственников, знакомых и всех, за кого подано прошение помолиться. Наконец, из пятой просфоры вынимаются частицы с поминовением усопших православных христиан. Весь мир таким образом оказывается вовлеченным в священнодействие. Весь мир приводится церковной молитвой ко Христу. Мы кладем частицы, вынутые за конкретных людей, святых и не святых, живых, и уже отошедших в иной мир, на Дискос, специальное блюдо, в центре которого лежит частица, которой предстоит стать Агнцем, Телом Христовым. И позже, когда хлеб станет Хлебом, частица станет Телом Господа и Спасителя нашего, распятого и воскресшего, все частицы, все, кого поминали, окажутся возле Христа. А в конце Литургии все эти частицы опустят в Чашу с Кровью Христовой со словами: «Отмой, Господи, грехи поминавшихся здесь Пречистой Твоею Кровью, молитвами всех святых». Вот это «вынимание» частиц из просфор, с поминанием живых и усопших христиан: просто ли оно благочестивое символическое действие, или имеет реальный мистический смысл? Чувствуют ли что-то усопшие, о которых мы молимся за Литургией, за которых вынимаем частицы?

Л И Т У Р Г И Я

Церковное Предание подтверждает, что это несомненно так. У св. Августина читаем: «Когда жертвы на Алтаре… об усопших приносятся, то за весьма добрых бывают благодарением Богу, о не весьма злых служат очищением их грехов, за весьма же злых хотя никакой не приносят пользы мертвым, но составляют утешение для живых. Польза же жертв (то есть поминания на Проскомидии – свящ. К. П.) состоит или в совершенном очищении грехов, или в облегчении осуждения». У св. Николая Кавасилы (XIVвек), мы читаем, что совершение Евхаристии весьма радостно для тех усопших, о ком вспоминают во время святой службы. Что ж из того, спрашивает св. Николай, что усопшие не имеют ног или рта и не могут причащаться осязаемо, как живые? «От чего же зависит освящение наше, от того ли, что мы имеем тело, что приходим ногами к Евхаристии, что берем руками Святые Дары, что принимаем их устами, что едим и пьем? Нет, ибо многие, у которых все это было, и которые таким образом приступали к таинствам, не получили от того никакой пользы и отошли, подвергшись большему злу, (то есть, осуждению – свящ. К. П.)». И далее святой отец спрашивает: «Так что же бывает причиною освящения для освящаемых? И чего требует от нас Христос? Это чистота души, любовь к Богу, вера, желание Таинства, ревность к причащению, горячее усердие и то, чтобы мы приходили с жаждою». Но, как мы знаем, это все принадлежит не телу, но душе. И значит, душа, разлучившаяся с телом, также может воспринимать Святое Таинство. «Посему, – пишет св. Николай, – если души имеют готовность и расположенность к Таинству, а Господь, который освятил и совершил его, всегда желает освящать и хочет всякий раз преподавать самого Себя; то что может воспрепятствовать приобщению? Очевидно, ничто... Посему нет ничего необыкновенного в том, что Христос отрешившимся от тела душам, которых не мог обвинить ни в одном из

Л И Т У Р Г И Я

подобных недостатков, преподает эту трапезу. Необыкновенно и чудно то, что человек тленный ест Тело нетленное. А что душа – существо бессмертное – приобщается соответственнейшим ей образом того, что бессмертно, – что в этом удивительного?» Проскомидия закончилась, и вот наступает Божественная служба: в храме устанавливается совершенная тишина. В алтаре перед Престолом (этот прямоугольный стол в западной Церкви как раз называют Алтарем) поклоняются все служители Божественного Таинства. Призывая прийти сейчас благодать Духа Святого, предстоящий священник, воздев руки, молится: «Царь Небесный, Утешитель, Дух Истины, везде существующий и все Собою наполняющий, Сокровище благодати и Податель Жизни. Приди и вселись в нас! И очисти нас от всякой скверны и спаси, Благой, наши души» (рус. пер.). Диакон приклоняет голову и держа орарь в руке, испрашивает благословение священника: «Время сотворити Господеви, Владыко благослови». Священник благословляет диакона: «Да исправит Господь стопы твоя…» Литургия начинается возгласом священника: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков». Этим первым возгласом Литургии мы говорим о том, что основой нашего упования, целью всей нашей жизни и ее трудов является Царство Божие. Царствие Божие – это правление Божие. Оно началось, но пока неприметным, сокрытым образом, оно присутствует в Церкви, его в себе носят подвижники веры... Мы ежедневно просим Бога осуществить Его Царство словами молитвы «Отче наш»: да приидет Царствие Твое, – мы храним завет Христов: наипаче ищите Царствия Божия (Лк 12, 31)… Царство Небесное – это жизнь в единстве с Богом, возвращение к Отцу, от которого человек некогда убежал. Предвкушать это Царство мы можем уже во время земной жизни, в полноте же оно откроется в жизни грядущей. Почему именно с этого возгласа начинается Литургия? Да потому что Литургия и дает нам возможность преодолеть отчужденность от Бога и вступить в отношения с Ним через Сына Его Единородного. «Благословенно Царство…» – возглашает священник от лица всех верующих, и вся Церковь отвечает ему: «Аминь», что значит истинно так. Бог начинает действовать и среди верующих Своих творит Царство. Мы входим в богослужение, и вместе с нами в него входят и святые, пребывающие с Богом, и Ангелы, и все живые и усопшие. Взоры всех обращены на Христа. Но если для нас совершение Литургии – лишь краткое двухчасовое действие, после которого мы часто забываем о Боге, отворачиваемся от Христа, то в небесной Церкви Литургия как благодарение Богу, как восхваление Бога, как причастность Богу совершается всегда – вечно. Вот что открылось златоустому подвижнику: «В вышине ангельское воинство воздает хвалу. Внизу, в храме, людской хор подхватывает следом за ними то

Л И Т У Р Г И Я

же славословие. В вышине огненные ангелы непрестанно возносят в сиянии трижды святой гимн, внизу люди отзываются им. Празднество обитателей небес соединяется с празднеством обитателей земли: единое действие благодати, единый порыв блаженства, единый хор ликования» (св. Иоанн Златоуст). Святые отцы и прежнего времени, и современные молитвенники часто видели во время совершения Литургии служащих вместе с ними Ангелов и святых. Приведем слова замечательного греческого старца нынешнего времени, иеромонаха Иакова: «Люди слепы и не видят, что бывает в храме на божественной Литургии. Однажды, литургисая (т.е. совершая службу – свящ. К. П.), я не мог совершить великий вход от того, что видел… Псаломщик пел: «Яко да Царя всех подымем…» (Херувимская песнь – песнопение, во время которого хлеб и вино переносятся для освящения с Жертвенника на Престол – свящ. К. П.), как вдруг чувствую, что меня подталкивает некто за плечо. Я подумал, что это был псаломщик, и сказал: – Благословенный! Такое нечестие – вошел в Святые Врата и меня толкает! Оборачиваюсь и вижу огромное крыло, которое распростер Архангел до моего плеча и меня направлял совершить Великий вход. Что бывает в Алтаре в продолжение Божественной Литургии! Некоторый раз не могу выдержать и сажусь на стул, в то время как другие сослужители думают, что у меня плохо со здоровьем, но не знают они, что бывает в продолжение Божественной Литургии! Какой размах крыла, чадо мое, имеют Ангелы…» Мы входим в пространство Божественной Литургии. Много света, пения, воздух напоен ароматом кадильного дыма, наполнен звоном кадильных бубенцов… Литургия, особенно попавшего в храм в первый раз, ошеломляет, покоряет своей красотой, гармонией. Но и давно живущий церковной жизнью христианин не может остаться равнодушным к этому празднику благодати, пиру Духа. «Перед нами Христос открывает изумительное зрелище: некое Небесное видение предстает нашему взору. Перед нами Христос отверзает Свое Царствие. Так, когда ты идешь в магазин, и продавец показывает тебе ткань, ты ее трогаешь, берешь в руки, проверяешь на прочность, разглядываешь, любуешься ее красотой и затем говоришь: «Да, я ее покупаю». То же самое делает и Христос на Литургии. Перед нашим взором Он распахивает врата Своего Царствия, чтобы мы могли его рассмотреть, ощутить, им насытиться и сказать: «Для своей жизни я выбираю это»… Вы видели, как наряжают невесту для свадебной фотографии, когда ее огромная фата заполняет всю комнату, и подол платья покрывает пол. Это делают для того, чтобы всем продемонстрировать славу и красоту девушки. Так и Церковь Христова в час литургии заполняет все пространство пред нашими очами» (архимандрит Эмилиан Афонский). Помню как я, комсомолец, первый раз зашел в храм в 1987 году. Золотое свечение, исходившее от подсвечников, икон, отовсюду (этого цвета не бы-

Л И Т У Р Г И Я

ло в моем школьном советском мире), аромат ладана, удивительное пение, наполнявшее храм, струившееся сверху, где были хоры (не помню, чтобы в моей прежней жизни пели сверху)... Я был покорен храмом и сразу понял, что есть что-то безмерно высшее и прекрасное, нежели наш серый безбожный мир. Этот опыт определил в дальнейшем всю мою жизнь… Начинается Литургия Великой Ектенией, то есть протяжным молением о нуждах Церкви и людей всего мира. Диакон выходит из алтаря и становится на возвышенной площадке перед Царскими вратами – Амвоне. Он воздевает руку с орарем, специальной лентой, которую носит на левом плече и призывает: «Миром (то есть в мире и спокойствии, во всецелой преданности воле Божией) Господу помолимся». Хор от лица верующих отвечает: «Господи помилуй». Помилуй - это не просто защити, сохрани или что-то подобное. Греческое елейсон имеет основой слова елей, то есть масло. Елейсон значит дословно: возлей елей на раны, исцели, уврачуй… «О Свышнем мире и спасении душ наших, Господу помолимся». Мы молимся о мире свышнем, то есть сходящем с неба, от Бога. (Потом много раз за Литургией священник будет желать прихожанам мира – Мир всем; диакон многократно будет призывать молиться в мире: Паки и паки, миром Господу помолимся… Чтобы мы помнили, откуда мир, Кто его дает, диакон и напоминает в первой же ектении: О свышнем мире.) «О мире всего мира, благостоянии Святых Божиих Церквей и соединении всех, Господу помолимся». «О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божиим входящих в онь, Господу помолимся». «О великом Господине и Отце нашем Святейшем Патриархе Алексии и о Господине нашем, Преосвященнейшем (имя и титул епархиального Архиерея), честнем пресвитерстве, во Христе диаконстве, о всем причте и людех, Господу помолимся». «О Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея, Господу помолимся». «О граде сем, всяком граде, стране и верою живущих в них, Господу помолимся». «О благорастворении воздухов [то есть, о хорошей погоде], о изобилии плодов земных и временех мирных, Господу помолимся». Не только глобальные нужды Церкви, страны в фокусе молитвенной заботы составителей Литургии. Это и каждый человек, с его конкретными нуждами. От хорошей погоды зависит урожай, а это, особенно в древности, средство к существованию. Поэтому, уже начиная Литургию, мы просим Бога, чтобы Он послал миру хорошую погоду, изобилие земных плодов, мир на земле.

Л И Т У Р Г И Я

«О плавающих, путешествующих, недугующих, страждущих, плененных и о спасении их, Господу помолимся». И тут же поминаются нужды разных членов Церкви. Кто-то отправляется в путешествие, кто-то не может прийти на службу, потому что болеет, а кто-то пленен или находится в заключении. Конечно, здесь имеются в виду прежде всего невинно осужденные люди. Это прошение ектении было составлено во времена существования Византийской империи. Христиан тогда похищали и продавали в рабство мусульмане или язычники. «О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды, Господу помолимся». «Заступи, спаси, помилуй и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию». «Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, Славную Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, со всеми святыми помянувше, сами себе и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим». Нетрудно увидеть, что эта первая ектения Божественной Литургии объемлет весь мир. Мы молимся миром, т.е. в тишине и спокойствии духа; мы молимся о свышнем мире, т.е. благодати Божией, сходящей в наш мир, и о спасении наших душ. Далее мы молимся о благополучном пребывании Христовой Церкви, существующей в виде равнозначных и равноблагодатных православных Церквей по всему миру, и о единстве всех в истинной Христовой

Л И Т У Р Г И Я

вере. Далее мы молимся о храме (или о обители, если служба совершается в монастыре), о нашем непосредственном священноначалии, о всех служителях Алтаря и людях всего мира. После молитв о стране, властях, воинстве начинаются более узкие и конкретные моления. Мы просим Бога о хорошей погоде, всяческом земном изобилии, времени мирном и спокойном… «О избавитися нам от всякия скорби, гнева и нужды, Господу помолимся», - возглашает диакон в то утреннее время, когда человек пробуждается и начинает заниматься повседневными делами. Как замечательно помнить, что каждый день, в каждом храме, в котором совершается Божественная служба, о нас с вами молятся. Нам, людям, не очистившим души, неведом промысел Божий. Но святые подвижники говорят, что молитва о мире сокращает число погибших при катастрофах, число несчастных случаев и происшествий. Молитва удерживает руку иного преступника, мирит ссорящихся, вдохновляет отчаявшихся. Затем поются три Антифона, составленные из ветхозаветных псалмов и Евангельских блаженств. После каждого Антифона диакон произносит Малую ектению, состоящую всего из трех прошений. Во время пения третьего Антифона Царские врата отверзаются, и совершается Малый вход. Как замечает современный православный богослов свящ. Кирилл Аржанти (Франция): «Православный человек всегда удивляется неподвижности священнослужителей, совершающих католическую мессу, поскольку для него вся христианская жизнь есть переход – через пустыню к земле Обетованной, через мир к Царству Небесному». Все богослужение Литургии (и других служб восточного обряда) насыщено движением: входами, выходами, шествиями. Исторически Малый вход был актом внесения Св. Евангелия в церковное собрание. Но это шествие с Евангелием больше, чем простое внесение Евангелия в алтарь. Святая Евхаристия – шествие на Небо, в Царствие Божие, шествие, участниками которого являются не только священнослужители и молящиеся прихожане, но и ангелы. Вход – это приближение к Богу, восхождение на Небо. Во время входа священник читает молитву, в которой просит, чтобы участниками этой службы были и Ангельские силы. После входа в Алтарь поются тропари и кондаки (молитвенные песнопения конкретного праздника или памяти святого) настоящего дня. И далее совершается чтение. Чтец обычно читает фрагмент из апостольских посланий, диакон – Евангелие. После чтений и особых ектений оглашенных просят удалиться из храма. Начинается Литургия верных. В древности оглашенными называли людей, готовящихся принять крещение. Такие люди могли молиться на первой части

Л И Т У Р Г И Я

Литургии, но перед началом сакраментальной, священной, части должны были выйти из храма. Хлеб и вино торжественно переносят с Жертвенника на Престол. Происходит это так: отверзаются Царские врата. Диакон кадильным дымом наполняет храм. Священник в это время читает молитву, составленную св. Василием Великим: Никто из связанных плотскими похотями и удовольствиями1, не достоин приступать, приближаться к Тебе, или служить Тебе, Царю Славы, ибо служение Тебе страшно и для небесных ангельских Сил. Однако Ты, по несказанной и безмерной Своей любви к человеку став Человеком и Первосвященником нашим, богослужение это [Божественную Литургию] и принесение бескровной Жертвы заповедал нам как Владыка всех. Ты Один – Господь Бог наш, владычествуешь надо всем, что на небе и на земле, Ты – носимый [по небу] Херувимами на троне, Господин Серафимов и Царь Израиля, единственный Святой и обитающий во Святых. Тебя, одного Благого и внимающего мольбам, прошу, обрати Свой взор на меня, грешного и непотребного раба Твоего. Очисти мою душу и сердце от нечистой совести и удостой меня, силою Святого Духа, облеченного благодатью священства, предстать Святому Твоему Престолу и совершить священнодействие пречистого Твоего Тела и драгоценной Твоей Крови. К Тебе припадаю, преклонив свою голову и молю Тебя: не отвернись от меня, не извергни из числа детей Твоих, но позволь, чтобы через меня, ленивого и грешного, были принесены Тебе дары сии. Ибо Ты – приносящий и приносимый, принимающий и раздаваемый Христе Боже наш и Тебе славу воссылаем, со Безначальным Твоим Отцом и Всесвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и всегда и во веки веков, аминь. Хор в это же время поет Херувимскую песнь. Приведем ее в русском переводе: «Мы, таинственно изображающие Херувимов, воспевая творящей жизнь Троице Трисвятую песнь2 , оставим теперь все житейские заботы. И поднимем Царя мира, невидимо сопровождаемого Ангельскими воинствами. Аллилуйя». Верующие предстоят в священном трепете: Всякое ныне житейское отложим попечение. Никакие посторонние мысли, даже самые добрые, не должны нас отвлекать от молитвы. И далее совершается Евхаристический канон, самая глубокая и таинственная часть Литургии. Говорить о Евхаристическом каноне мы не бу1 Здесь в греческом стоит слово гедоне, от которого происходит гедонизм. Оно

означает не просто удовольствие, а пустое, греховное наслаждение. В славянском употреблено слово сласть. 2 Имеется в виду песнь, которую воспевают Ангелы Богу. Эту песнь слышал пророк Исайя - (Ис 6, 3); Иоанн Богослов - (Откр 4, 8). Ангельскую песнь Свят, Свят, Свят Господь чуть позже будет петь хор.

Л И Т У Р Г И Я

дем, во-первых, потому что эта часть Литургии практически одинакова у католиков и православных, во-вторых, потому, что эта тема слишком обширна и серьезна, и ей следовало бы посвятить отдельную статью. Священнослужители причащаются в Алтаре. Для мирян Чашу с Телом и Кровью Христовыми выносят через Царские врата: Со страхом Божиим и верою приступите. Верующие делают земной поклон и подходят к Причастию. В Православной Церкви причащаются: стоя; в знак того, что сейчас соединятся с пострадавшим и распятым за нас Господом, складывая руки на груди крестообразно; называя свое полное имя. Каждый взрослый человек принимает Частицу Св. Тела, напоенную Св. Кровью. Чтобы не упала на пол или на одежду даже капля Драгоценной влаги, диакон, или помощник священника держит у губ причащающегося специальный плат красного цвета. После причастия диакон промакивает губы причастившегося платом, причастник целует подножие Чаши и отходит в сторону. Для преподания Причастия верующим используется специальная ложечка (по слав. лжица). Она была введена в VIII веке, причем интересно, что в греческом языке она называется лабис, то есть клещи. Таким образом, по мысли древних христиан, она символизирует таинственные клещи из видения пророка Исайи: «Прилетел ко мне один из Серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника, и коснулся уст моих и сказал: …беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен» (Ис 6, 6-7). Причастившись, мы отходим в сторону благоговейно и тихо. Ничто не должно нарушить священной радостной минуты переживания единства со Христом.

Л И Т У Р Г И Я

О дивный пир благодати! Как сладостно христианину соединиться с Господом через Причастие! Что после этого ты переживаешь!.. «Плод причащения чаще всего отзывается в сердце сладким миром; иногда приносит оно просвещение в мыслях и воодушевление в преданности Господу; иногда почти ничего не видно, но после в делах обнаруживается большая крепость и стойкость в обещанной исправности (т.е. решимости жить нравственной жизнью – свящ. К. П.)» (св. Феофан Затворник). Старец Амфилохий (Макрис), живший на острове Патмос в XX веке, писал: «Человек, когда причащается, получает силу, просвещается, видит новые горизонты и чувствует радость. Каждый поразному - в соответствии с расположением и горячностью своей души. Один чувствует радость и покой, другой – мир, третий – дух верности и четвертый – неизреченное сострадание ко всему. Лично я часто бывал усталым, но после Божественного Причастия я чувствовал, что у меня нет никакой усталости». Я сам могу засвидетельствовать следующее происшествие. Один молодой некрещеный человек, зашел в храм, все осмотрел, встал в очередь и с насмешливой улыбкой подошел к Чаше. Им двигало, скорее всего, желание посмеяться над Таинством. И вдруг, причастившись, юноша что-то почувствовал – какое-то необычное торжественное волнение в душе. Он сам позже не мог описать, что это было. Это был какой-то ответ на все его, даже незаданные, вопросы, ощущение законченности, полноты, покоя, смысла. Этот человек отошел в сторону, постоял, придя в себя, и ушел из храма. Спустя несколько дней он крестился. Затем устроился сторожем в храм, потом поступил в Духовную Семинарию. Сегодня этот человек – священник, учился в Семинарии он вместе со мною и сам мне об этом рассказывал. Литургия заканчивается. Чаша с Телом и Кровью Христовыми заносится в Алтарь и ставится на Престол. Священник берет в руки Дискос, на котором лежат частицы, вынутые в память Богородицы, святых и в поминание живых и усопших, и погружает их в Чашу. При этом он произносит: «Отмой, Господи, грехи, поминавшихся здесь Пречистой Твоею Кровью, молитвами всех святых». «Просфорные частицы, – пишет замечательный русский богослов XIX века еп. Виссарион (Нечаев), – наполняясь Таинственною Кровию, чрез это сами исполняются великим благодатным освящением, которое, с одной стороны сообщается душам, за грехи которых они принесены, с другой – запечатлевает ходатайство за нас святых, в честь которых принесены». Затем следуют заключительные благословения и проповедь… Верующий человек выходит из храма, словно спускается с небес на землю. Но он не обессилен, напротив, он вдохновлен, наполнен силою Божией. Он выходит как воин Христов вести борьбу с сатаною и его слугами, противостоять злу. Он един со Христом! Фотографии к статье сделаны на Божественной Литургии под открытым небом 26-27 Августа 2006 г. пос54 ле пожара в Свято-Троицком Измайловском Соборе.

М А С Т Е Р С К А Я

МАСТЕРСКАЯ

Светлана Черняева

ХРИСТИАНИН В НЕХРИСТИАНСКОМ ОКРУЖЕНИИ:

проблемы диалога

начну с ситуации, в которой, наверняка, оказывался любой российский католик, раскрывающий свое вероисповедание. Приведу типичные реплики: – Католик? А почему? Ты что, не русский? (Здесь подразумевается негласная аксиома: «Русский – значит православный».) – А мы – христиане. Справедливости ради, подчеркну, что это реакции преимущественно нецерковных людей. У воцерковленных эта реакция колеблется от сдержанного экуменизма до плохо скрываемой неприязни, сочетающейся с желанием обратить в православие.

Католики в России, сосредоточенные на своих обидах и проблемах, не всегда осознают, что эти реакции – элементарное проявление отношения к любому меньшинству, необязательно религиозному. Католики в России всегда являлись и будут являться меньшинством. Неизбежна ли такая реакция окружения? Здесь есть несколько ответов. Ответ первый – это типичная реакция людей, склонных считать свой опыт универсальным. Там, где католическое население представляет абсолютное большинство, можно встретить такие же реакции на другие исповедания.

М А С Т Е Р С К А Я

Например, в Польше меня спрашивали, почему я не постаралась обратить в католичество своего православного мужа. Ответ второй мы получим, если задумаемся о том, что такое религиозное меньшинство. Мы увидим, что среди российских католиков, естественно, есть люди, чьи корни действительно определяют их семейные католические традиции, но есть и те, для кого принадлежность к Католической Церкви – результат собственного поиска и обретения, самоопределения и непрестанной радости. В таком нетрадиционном самоопределении есть и плюсы и минусы. К плюсам можно отнести то, что такие люди, как правило, – практикующие, активные прихожане. Минусы могут вылиться в переживание избранности, монополии на истину и даже в агрессивное миссионерство. Развитие христианской активности может привести к тому, что конфессиональное меньшинство может явиться «пробным камнем» и даже «закваской» для большинства, мотивом, актуализирующим самоопределение. Один испанский священник как-то при мне сказал, что ему очень нравятся испанские протестанты, и то, что они побуждают людей в своем окружении стать хорошими католиками. Как было бы замечательно, если бы нам удавалось своим свидетельством и своей христианской практикой способствовать тому, чтобы наше окружение ста-

ло более православным! На мой взгляд, наиболее правильный способ быть католиком в некатолическом окружении – быть хорошим христианином и помнить о католическом стремлении к единству всех христиан. Необходимо отмечать в первую очередь достижения и добродетели других Церквей, обязательно замечая и пытаясь, на своем уровне, исправить проблемы и недостатки в своей Церкви и, главное, в личной христианской практике. Еще более сложная проблема – как быть христианином в нехристианском, точнее, постхристианском окружении. Простой пример: ребенок из школы приносит «оберег» или делится с родителями сведениями о «карме» или «эре Водолея», которые он почерпнул у одноклассников или даже у учителя. Как на это реагировать? А как реагировать на обиду коллег, с которыми мы отказываемся разделить какиелибо развлечения, если они приходятся, например, на Страстную неделю? Как быть с недоумением сотрудников, если мы признаемся, что участвуем в литургии по воскресеньям? Вспомним о диалоге. Наша цель не подавить своих оппонентов, не запугать непонимающих, а вступить в диалог. Если это диалог, то это «разговор двоих»: значит, необходимо не только говорить, но и слушать, даже если собеседник, как нам кажется, в корне

М А С Т Е Р С К А Я

неправ. Вспомним текст: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Петр 3, 15). Всегда ли мы можем так изъяснить свои взгляды – без нажима, просто и без ссылок на авторитеты, которые, возможно, не являются авторитетами для других? Объяснить мы можем, только зная мнение собеседника. Для этого мы должны искренне желать узнать это мнение и не обязательно стараться немедленно добиться победы в споре. Еще сложнее проблемы христианина в нехристианском окружении становятся тогда, когда взгляды вообще не обсуждаются, а развивающиеся в обществе тенденции могут просто ужасать, если мы смотрим на них с христианских позиций. Например, в нашем обществе очень быстро развиваются пренебрежение к семейным ценностям и упоение потребительством. Лично меня из всех тревожащих изменений более всего пугает стремление оправдать любое зло, если оно совершается как месть, воздаяние за ранее совершенное зло. Сошлюсь не только на фильмы, где положительный герой «добивается правды», убивая или избивая своих недругов, но и на эпизод из своего исследования:

на вопрос теста «Мне представляется случай расквитаться со своим старым недругом. Что ты мне посоветуешь?», – большая часть неверующих, отвечавших на этот вопрос, сказали: «Конечно, поквитайся! Не спускай обидчику! Хорошо бы без последствий для тебя!» Слава Богу, христиане в этом эксперименте отвечали по-другому. Мне кажется, в этих ситуациях, когда мы сталкиваемся с распространением антихристианских ценностей, взглядов и обычаев, очень важно сохранить свою христианскую идентичность, корректировать себя, чтобы не встать на «общую точку зрения», если она мешает нам с чистой совестью называть себя христианами. «Не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак 4, 4). Быть христианами – это не только звание, но и ответственность. А ответственность катехизатора, на мой взгляд, еще и в том, чтобы работать на занятиях не только с библейскими текстами и примерами жизни святых, но и обсуждать современные жизненные проблемы с христианских позиций, чтобы выработать и сохранить от влияния общества христианский взгляд на мир.

1 Эмпирическое исследование нравственных ценностей // Психологические проблемы

самореализации личности – Вып. 8 / под ред. д.псих.н. Л. А. Коростылевой. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. – готовится к печати.

М А С Т Е Р С К А Я

Маргарита Иванишина

ЭКУМЕНИЗМ в в катехизации

абота катехизатора в многонациональной и многоконфессиональной стране, где наряду с доминирующим вероисповеданием существуют другие, а само доминирующее вероисповедание представлено различными конфессиями, имеет свою специфику и негласно предъявляет к катехизатору целый ряд различных требований, от исполнения или неисполнения которых во многом зависит конечный результат его работы. Что требуется от катехизатора, выполняющего свое служение в столь сложных условиях? Прежде всего, готовность признать право других оставаться самими собой, готовность отказаться от навязывания инаковерующим или инакомыслящим собственного понимания Истины как единственно правильного и допустимого. Во-вторых, внимательное и уважительное отношение к тем духовным ценностям, к тому духовному многообразию, которым располагают другие. Катехизатор призван способствовать тому, чтобы различие культур и традиций воспринималось его воспитанниками как гармоничное взаимодополнение в общем богатстве.

В-третьих, нам необходимы умение видеть в каждом человеке, живущем в этой стране, «образ и подобие Божие» и готовность неустанно трудиться над его оживлением и оздоровлением. В своей повседневной работе на уровне прихода катехизатор чаще всего сталкивается не с представителями иного вероисповедания, а со своими единоверцами, часть из которых принадлежала или даже продолжает относить себя к иной конфессии, а также с людьми, только что ставшими на путь к Богу и стремящимися разобраться во всем многообразии христианских исповеданий и церковных общин. Что является главным в работе катехизатора в конфессионально смешанной группе? На решение каких задач необходимо направлять свои усилия? Прежде всего, необходимо правильно выбрать способ освещения того или иного вопроса или проблемы экуменического характера. Наиболее эффективным является метод поэтапности, который подразумевает распределение материала экуменической направленности с учетом уже имеющегося у катехизируемых уровня вероучительного образования и экуменического опыта. Исходя из этого, экуменическая тематика в катехизации может рассматриваться в следующем порядке: В самом начале необходимо объяснить, что всякое разделение христиан противоречит воле Христа, а также свидетельствует об от-

М А С Т Е Р С К А Я

сутствии братской любви между ними и, в конечном итоге, приводит к духовному обеднению всех сторон. Далее важно постоянно обращать внимание катехизируемых на то, что объединяет христиан разных конфессий: это, в свою очередь, поможет им преодолеть предрассудки и глубоко укорененные идеи-клише в отношении представителей других конфессий. При освещении литургических аспектов жизни Церкви мы призваны неустанно подчеркивать, что богатство и многообразие литургических форм, духовного наследия, а также способов выражения богословской мысли не являются препятствием в общении, а свидетельствуют лишь о внутреннем богатстве Церкви. Большое значение имеет также объективное, корректное и лояльное освещение истории христианских разделений, основ вероучения других конфессий и церковных общин. Это позволит избежать использования истории полемическим образом; понять, что ошибки разделения тяготеют над обеими сторонами, оставляя и тут, и там глубокие раны. Мы призваны беспристрастно анализировать существующие проблемы в общении и отличать допустимые различия от несовместимых расхождений. Также очень важно, чтобы при подготовке встреч катехизатор использовал, по возможности, первоисточники, а не литературу полемического характера. Как серьезную опасность для подлинного экуменизма необходимо указать

на расплывчатое истолкование богословских терминов, догматов веры, важных событий и явлений из истории и жизни Церкви. Таким образом, катехизатор призван всячески избегать субъективных толкований в изложении вероучения и событий внутрицерковной жизни как собственной конфессии, так и других христианских конфессий и церковных общин. Говоря о межконфессиональных различиях, важно обращать внимание катехизируемых на то, что они зачастую сводятся к различиям в терминологии, в национальном способе мышления и культуре. Нельзя забывать также о том, что экуменические элементы катехезы наиболее полно проявляются в литургии; что именно литургия объединяет всех верующих в общении и братстве, поэтому забота о полноценном участии каждого катехизируемого в литургии является долгом катехизатора. Экуменическая насыщенность катехизации во многом зависит от личности самого катехизатора: его эрудированности в области истории, вероучения и литургии тех вероисповеданий и христианских конфессий, которые существуют в данной стране, а также его личной открытости и готовности к диалогу с представителями других конфессий и вероисповеданий. Чем конкретно можно наполнить каждую катехитическую встречу, чтобы она приобрела экуменический характер? Всех способов не счесть,

М А С Т Е Р С К А Я

но можно попытаться представить хотя бы некоторые из них: Совместная молитва – молитва к входящим в сонм святых и праведников Церкви Христовой; представление наиболее распространенных и значимых молитв другой конфессии; обучение общехристианским молитвам на языке братской христианской конфессии; Участие в совместных паралитургических богослужениях, например, поминовении усопших, почитании того или иного праведника Церкви, являющегося покровителем данной страны или города; Рассказ о святых местах братской конфессии, почитаемых иконах, статуях и паломничествах к ним, а также к общехристианским святыням; Конкурсы, викторины на знание всего, что связано с другими конфессиями или вероисповеданиями, представители которых находятся в данной стране или городе; Взаимные приглашения на свои праздники; проявление сочувствия и оказание посильной помощи при различных общенациональных бедствиях; и т.д. и т.п. Заканчивая это размышление о специфике катехизации в многоконфессиональной стране, можно сказать, что главная задача приходской катехизации в области экуменического воспитания катехизируемых состоит в том, чтобы научить каждого из них диалогу, в котором один не против другого, но вместе с ним – диалогу, в котором оба становятся полностью собой, принимая другого и даря себя ему.

Юлия Трофимова

НОВЫЕ ПУТИ

обретения единой видимой Церкви: КЗ АОННЯС ПТ ИЕ КЯ Т

Дидактическая цель:

Объяснить, что: - история Церкви свидетельствует, что разделение или раскол Церквей всегда был следствием непонимания (культурные отличия, разные условия жизни, особенности менталитета и т.д.), неприятия, эгоизма; - в наше время, исполненное страданий и ненависти, мы особенно остро ощущаем разделение христиан, осознавая нашу общность, обогащаемую разнообразием наших традиций; - единство – это цель, на пути к которой не должно быть остановок.

Воспитательная цель: Каждый из нас ответственен за достижение единства Церкви, оно – личное дело каждого. Молитва Иисуса о единстве должна стать и нашей молитвой.

М А С Т Е Р С К А Я

Литература: 1. Мень А. Таинство, слово, образ. Брюссель, 1980. 2. Иоанн Павел II. Окружное послание Да будут все едино об экуменическом диалоге, 29 мая 1995 г. 3. Клеман О. Беседы с патриархом Афинагором. Брюссель, 1993. 4. Второй Ватиканский Собор. Москва, 1998. Методы: Игра, обсуждение, изложение информационного материала, работа с текстами. Содержание занятия I. Вступительная часть Встречу можно начать с игры: Группа представляет, что она – одна семья, и вот начинаются ссоры и недоразумения. (Можно разыграть несколько сценок «из жизни».) После этого всем необходимо задуматься, что стало причиной этих ссор и разделений. Далее следует подумать о том, как можно решить проблему или выйти из ссоры, произошедшей в семье. Какие пути примирения существуют? И, наконец,: что можно сделать, чтобы избежать этих конфликтов? Желательно во время игры и обсуждения записывать все ответы и предложения. Подводя итоги игры, следует обратить внимание на то, что все, о чем говорилось во время этой игры, касается и истории разделения Церквей, и ее сегодняшнего стремления к единству. II. Основная часть

1. История экуменизма

«Ойкумена» по-гречески значит «вселенная», «обитаемый мир». Это слово стало синонимом Церкви единой и ищущей единства. Отсюда термин «экуменизм», означающий движение Церквей к взаимному единению. В определенном смысле экуменизм столь же стар, как и разделения в церкви. Уже апостолы побуждали к единству молодые новообразованные общины, в которых возникали разногласия (1 Ин 2, 18-19; 1 Кор 1, 11-13; 11, 18-19; Гал 1, 6-9). К единству призывали и Отцы Церкви, выступая против ересей и сект. В первом тысячелетии Церковь всячески стремилась ослаблять напряжение, угрожающее единству Рима и Константинополя. К сожалению, избежать раскола не удалось, и в 1054 г. Церковь разделилась на Восточную и Западную. Положение не удалось

В С Е Г О

П О Н Е М Н О Г У

исправить ни на объединительном соборе в Лионе в 1274 г., ни во Флоренции и Риме в 1439-1445 годах. Также и на Тридентском соборе не удалось восстановить разрушенное Реформацией единство Церкви. Со времен Реформации и до начала XX века не было предложено ни одной формулы общехристианского примирения и единения. Появлялись только различного рода небольшие местные инициативы объединения, которые можно причислить к экуменическим. Например, польское «Сандомирское соглашение» (Ugoda Sandomerska), приведшее в 1570 году к объединению лютеран, кальвинистов и чешских братьев (оно было обновлено в 1970 году) и Брестская Уния 1596 года, которая показала возможность объединения с Римом без отказа от собственной литургии и традиций Восточной Церкви. Современное экуменическое движение зародилось в среде реформированных церквей и общин и имело несколько «отцов», двоих из которых можно назвать главными – это угроза войны и горестный опыт миссий. Протестанты и англикане в Гааге в 1907 г. объединили свои силы для спасения мира. Они создали комитет, подготовивший специальную конференцию в Лозанне в 1914 г. Католики под предводительством кардинала Мерцера организовали конференцию в Льеже, на которой перед самой войной была подписана декларация о мире и создан международный комитет, организовавший съезд в Лондоне и в Берлине в 1915 году. Основная идея этого движения – совместные усилия Церквей ради взаимного сближения народов. До сегодняшнего дня вопросы мира являются центральными в экуменической деятельности Церкви. Практически в то же время протестантские и англиканские миссионеры стремились прекратить соперничество на миссионерских территориях, так как оно парализовало дело евангелизации. Конференция по делам миссий, созванная в Эдинбурге в 1910 г. для решения этого вопроса, положила начало экуменическому движению. Наряду с миссионерским движением появилось также движение, стремящееся к диалогу по вопросам доктрины, и многочисленные движения, объединенные различными видами практической деятельности. В 1948 г. в Амстердаме был создан Всемирный Совет Церквей (ВСЦ). В данный момент в него входят более 300 Церквей и общин. Основной документ этой организации гласит: «ВСЦ является сообществом Церквей, которые согласно Св. Писанию исповедуют, что Господь Иисус Христос есть Бог и Спаситель, и поэтому совместно стремятся к исполнению своего призвания – прославлению Бога Отца, Сына и Святого Духа». Рим первоначально предостерегал католиков от участия в экуменическом движении, боясь «панхристианизации». Официальный перелом в этом вопросе произошел в понтификат Иоанна XXIII и на II-ом Ватиканском Соборе.

В С Е Г О

2. Второй Ватиканский Собор

П О Н Е М Н О Г У

В принятом на II-ом Ватиканском Соборе Догматическом постановлении о Церкви Lumen Gentium Отцы Собора начинают свои размышления о Церкви с понятия тайны. Таким образом, речь идет прежде всего о Церкви как мистическом Теле Христовом, о Церкви, которая родилась от любви Отчей из жертвы Христовой силою Святого Духа еще до всякого разделения. Такая Церковь есть дар Триединого Бога. Основа единства никогда не утрачивалась полностью. Человеческий грех не имеет силы уничтожить эту реальность, исходящую от Самого Бога и неустанно поддерживаемую Им. Единство, данное Богом Церкви, – это онтологическая реальность, укорененная в тайне Триединого Бога (ср. Ин 17, 20-21). Существующие в христианстве разделения только заслоняют и искажают видимый образ этого единства, но они не в состоянии уничтожить единства уже существующего. И все же оно требует более полной актуализации в своих видимых проявлениях. Вот почему во вступлении к Декрету об экуменизме трижды говорится о возвращении «единства христиан», а не единства Церкви, а затем это напоминание вновь повторяется в заключительной части Декрета: «Этот Священный Собор настоятельно и горячо желает (…) примирения всех христиан в единстве одной и единственной Церкви Христовой» (UR 24). Но остается вопрос: где уже ныне присутствует Церковь Христова? Догматическое постановление Lumen Gentium говорит, что Церковь Христова, «основанная и организованная в этом мире как общество, осуществлена в Церкви католической, управляемой преемником Петра и епископами, находящимися в общении с ним» (LG 8). Со времени Собора к некатолическим христианским общинам вместе с понятием церковности следует применять понятие истинности, то есть такого атрибута Церкви, который Католическая Церковь до сих пор решительно оставляла только за собой. Этому способствовала апологетически ориентированная католическая экклезиология, воспринимавшая этот атрибут как один из столпов своей аргументации. Сейчас эта ситуация принципиально изменилась. Католическая Церковь отказывается от притязаний на свою исключительную истинность. Другие христианские конфессии также являются истинными Церквами. Это значит, что они действительно

М А С Т Е Р С К А Я

пребывают в истинной Церкви Христовой, хотя эта принадлежность и неполна. Для богослова это означает необходимость серьезной модификации экклезиологических рассуждений. До сегодняшнего дня Католическая Церковь официально не входит в состав Всемирного Совета Церквей (за исключением Комиссии «Вера и устройство»), но активно участвует в работе многих комиссий ВСЦ. На последней Генеральной ассамблее ВСЦ в г. Порто Аллегри (Бразилия) православные Церкви также добились особого статуса, во многом подобного позиции, занимаемой Католической Церковью. 3. Новые пути обретения единой видимой Церкви

Проведите небольшую беседу о том, что делают члены одной семьи, чтобы вновь обрести единство, или предложите написать на доске те слова, понятия, которые способствуют единству. Информационный материал

Поговорим о том, что необходимо сделать для достижения единства (по материалам Второго Ватиканского Собора и окружного послания Иоанна Павла II Ut unum sint – «Да будут все едино»). Разделите группу на 6 подгрупп и раздайте каждой из них приведенные ниже тезисы.Предложите воспитанникам подумать над следующими вопросами: - Важны ли эти тезисы? Почему? Как ты лично сможешь их реализовать? - Необходимость внутреннего обращения. Призыв Христа (Мессии): «исполнилось время и приблизилось Царствие Божие» и следующий за ним призыв: «покайтесь и веруйте в Евангелие» (Мк 1, 15), которыми Иисус начинает Свое служение, указывают на сущностный элемент, который должен присутствовать во всяком новом начинании, на базовое требование евангелизации на любом этапе спасительного пути Церкви: подлинный экуменизм немыслим без внутреннего обращения. - Фундаментальное значение догматического учения. Догматическое учение должно быть представлено так, чтобы быть понятым теми, кому оно предназначено Самим Богом. Совершенное общение в любви, которое предохраняет Церковь от любой формы партикуляризма, этнической исключительности или расовых предрассудков, равно как и от любого националистического высокомерия. - Первенство молитвы. Душой всего экуменического движения Второй Ватиканский Собор называет молитву, на которую объединяются еще не

М А С Т Е Р С К А Я

состоящие в полноте общения братья. Эта молитва – вернейшее средство испросить благодать единения, а также подлинное выражение тех уз, которыми католики доныне связаны с разъединенными с ними братьями. На экуменическом пути к единству первенство, несомненно, принадлежит совместной молитве, во время которой верующие сплачиваются между собой вокруг Самого Христа. - Экуменический диалог. Нужно перейти от состояния антагонизма и конфликтов к уровню, на котором обе стороны признают друг в друге партнера. Когда начинается диалог, каждая сторона должна заранее признать в своем собеседнике существование желания примириться и достигнуть единства в истине. Для осуществления всего этого должны исчезнуть проявления взаимного противостояния. Только так диалог поможет преодолеть разделение и сумеет приблизить нас к единству.

- Экуменическое образование. Оно необходимо каждому христианину. Важно не только изучать этот вопрос, но и изменить собственное к нему отношение, чтобы уничтожить недоверие, уважать друг друга, вместе молиться и размышлять над Словом Божиим, а также осознать современные причины разделений, участвовать в пастырской жизни Церквей, препятствовать разделяющим нас прозелитизму и мелочным конфликтам. - Практическое сотрудничество. Общение между христианами не ограничивается одним лишь взаимным знакомством, совместной молитвой и диалогом. Оно предполагает и требует всевозможного практического сотрудничества на разных уровнях - пастырском, культурном, социальном и даже в возвещении Евангелия.

III. Заключительная часть Практика экуменизма Забота о восстановлении единства возлагается на всю Церковь – как на верующих, так и на пастырей – и касается каждого в зависимости от его способностей: будь то в повседневной христианской жизни или в богословских и исторических исследованиях. Эта забота известным образом уже являет братскую связь, существующую между всеми христианами, и по благоволению Божию ведет к полному и совершенному единству. Поскольку всякое обновление Церкви состоит, по существу, в возрастании ее верности своему призванию, то в этом, вне всякого сомнения, и заключается причина того, почему она в своем движении устремлена к единству. Христос призывает странствующую Церковь к

М А С Т Е Р С К А Я

тому непрестанному преобразованию, в котором она постоянно нуждается, будучи человеческим и земным установлением. Вот почему, если в силу тех или иных причин что-либо сохранилось не вполне точно – будь то в области нравов, в церковной дисциплине или даже в способе изложения учения, который следует тщательно отличать от самого залога веры, – это следует своевременно, верно и надлежащим образом восстановить. Таким образом, обновление это имеет особое экуменическое значение. Различные же проявления жизни Церкви, благодаря которым это обновление уже происходит (таковыми являются библейское и литургическое движение, проповедь Слова Божия и катехизация, апостольство мирян, новые формы монашеской жизни, супружеская духовность, учение и деятельность Церкви в социальной области), следует считать своего рода залогами и благоприятными предзнаменованиями, предвещающими успешное развитие экуменизма в будущем. Сегодня существует большое количество различных движений и общин, идущих по пути к единству христиан.

IV. Молитва Не о них же только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, - да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня. Отче! Которых Ты дал Мне, хочу, чтобы там, где Я, и они были со Мною, да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира. Отче праведный! И мир Тебя не познал; а Я познал Тебя, и сии познали, что Ты послал Меня. И Я открыл им имя Твое и открою, да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них. Ин 17, 20-26

М А С Т Е Р С К А Я

СЕМЕНА СЛОВА Предлагаем вашему вниманию небольшую подборку текстов, возникших в нехристианских культурах, однако способных, как нам кажется, послужить отправной точкой и для наших размышлений. Редакция

Благородство означает тяжесть бедствий страдальца на себя брать и его от мук освобождать. Это значит – подставлять свое тело под шипы его мучений и расцветать от их уколов, словно роза. Об этом никому не говорить, рта не открывать, человеку, которому ты оказал благодеяние, об этом не напоминать, даже в лицо ему не смотреть.

Воистину, скажет Бог в Судный день: «О сын Адама, Я болел, ты Меня не посетил!» Тот ответит: «О Господь, как же я посещу Тебя, когда ты Господь миров?» Бог скажет: «Ты не знал, что Мой такой-то раб болел, а ты его не посетил, не знал ли ты, что если бы ты посетил его, то нашел бы Меня возле него?»

Низам Ад-Дин Мир Али Шир Навои Фани (Алишер Навои), XV в.

Аль-Манави (Низами Гянджеви), XII в.

Воспоем мы святость Твою и превознесем Тебя подобно тому, как восхваляет Тебя хор святых серафимов в своих благозвучных молитвах, троекратно провозглашая Твою святость, как написано пророком: «Они обращались друг к другу и возглашали: «Свят, свят, свят Господь воинств! Вся земля полна славы Его!» Из молитв, читаемых в праздник Рош ха-Шана (Новый Год согласно иудейскому календарю)

М А С Т Е Р С К А Я

В том изначальном не существовали Ни что-нибудь, ни темное ничто. Лазури светлой не было, ни кровли Широко распростершихся небес. Что покрывало все? И где приют был? Была ли там бездонность? Глубь воды? Там не было ни смерти, ни бессмертья. Меж днем и ночью не было черты. Единое само собою Дышало без дыхания везде. Все было Тьмой, все покрывал сначала Глубокий мрак, был Океан без света, Единая пустынность без границ. Зародыш, сокровенностью объятый, Из внутреннего пламени возник. Любовь тогда первее всех восстала В сознании из силы семянной. В свои сердца глубоко заглянувши, Открылось мудрым, что в Небытии Есть бытия родство. И протянули Они косую длинную межу. Там был ли низ? Там был ли верх? Там были Даятели семян, там были Силы. Внизу самодержавность Бытия, Вверху протяжность мощная пространства. Кто знает тайну? Кто ее поведал? Откуда мир, откуда он явился? Тех далей и богам не досягнуть, они пришли позднее. Кто же знает? Откуда возник весь этот мир? Откуда, как вселенная явилась, Мир создан был, или он был не создан? Об этом знает только Он, всезрящий, Все видящий с небесной высоты, Иль, может быть, и Он того не знает?

Ригведа

(древнейший текст индийской литературы, сложившийся приблизительно к X в. до н.э.)

С Л О Ж Н Ы Е

В О П Р О С Ы

СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ

Константин Иванов

МНОГООБРАЗИЕ МНОГООБРАЗИЕ МНОГООБРАЗИЕ христианских конфессий

Неужели разделился Христос?

лобализации подвергся и мир христианских церквей. Нравится нам это или нет, но все мы живем сегодня в общем христианском мире, как бы он ни был разделен на конфессии. Средства связи и информации, всеобщее образование, туризм, бизнес и другие социально-культурные особенности современной жизни связывают христиан куда более тесно, чем раньше. И не стоит соблазняться их «внешним» характером, якобы далеким от духовной жизни. Чем была бы христианская проповедь в римской империи без ее дорог и порядка? Реформация без Ренессанса, и не заработай к тому времени печатный станок Гуттенберга? Сама христианская догматика без греко-римской философии и культуры? Отчуждение друг от друга христиан разных конфес-

1 Кор 1, 13

сий, которое было в прошлом и ушло в прошлое, во многом обеспечивалось несравнимо с сегодняшним днем большей изоляцией друг от друга обитателей церквей. И когда сегодня христиане разных конфессий встречаются и общаются друг с другом, богословам приходится уступить этой церковной «народной дипломатии». Если, будучи православным, я вижу перед собой в лице католика или протестанта благочестивого и искренне верующего человека, мне не так уж важно справляться у богословов или у священников, как к нему относиться. Это не печально для богословия и веры (даже если печально для богословов или священников), поскольку напоминает нам, что личное общение в духовной жизни может значить больше отвлеченных соображений, доктрин, местных обычаев

С Л О Ж Н Ы Е

В О П Р О С Ы

и настроений отдельных кругов верующих. Ходом истории и жизни мы, христиане разных конфессий поставлены перед лицом друг друга, а все вместе – перед лицом наблюдающего за нами мира. Это и заставило нас (на Западе уже столетие назад) начать выяснять наши сложные взаимоотношения как-то так, чтобы можно было жить друг с другом не только без ссор, но, возможно, помогая друг другу, обращая, наконец, и к самим себе требования, которые мы, «между прочим», обязаны как христиане вносить всегда и везде в мир – миролюбие, доброжелательность, терпимость, уважение друг к другу. Важную роль играет то, что современная культура (по крайней мере, в областях, где преимущественно и обитают христиане) выдвигает обращенные ко всем требования мирного сосуществования, свободы веры, взаимоуважения. Важно помнить и то, что христианская вера имеет главным своим выражением любовь, вера есть «вера, любовью действующая» (Гал 5, 6), и сама вера выражает любовь: «мы познали любовь, которую Бог имеет к нам, и уверовали в нее. Бог есть любовь» (1 Ин 4, 16). Апостол Павел вдохновенно и несравненно возносит любовь на вершину духовной жизни (1 Кор 13). Враждебность между христианами разных конфессий, катастрофически компрометиру-

ющая их в глазах «внешних» (Тим 3, 7), должна бы, если подумать и одуматься, более всего компрометировать христиан в их собственных глазах. Наконец, дарованное нам Богом откровение есть откровение Его великой тайны, которая никак не может быть умалена и забыта. Если даже нам не все понятно в наших конфессиональных отношениях, если не все противоречия мы можем разрешить, то и это не приговаривает нас к вражде. Как говорил знаменитый учитель греко-российской православной Церкви м. Филарет Дроздов, когда мы думаем, что наша конфессия полнее, чем другие, выражает истину, но знаем, что и в другой конфессии думают то же самое, то оставим Богу судить, кто из нас прав. Христиане, как и все верующие в единого, живого Бога, должны склониться перед Его тайной, которая может обращаться к нам и своей непроницаемой стороной. Это – на крайний случай. А так мы должны стараться идти по пути экуменизма, прощая и терпя и тех наших братьев христиан, которые не хотят этого делать («друг друга тяготы носите» – Гал 6,2). Без этого в нашем современном мире, где требования веротерпимости и взаимоуважения столь же настоятельны и очевидны, сколь опасно сознательное отречение от них, остается только разрушительный

С Л О Ж Н Ы Е

для всех конфессий, в целом для Благовестия, путь вражды и взаимной дискредитации. Мы обязаны идти по пути экуменизма, и важен каждый шаг на этом пути. Эти соображения побуждают обдумать и обсудить следующее. Не пора ли нам, христианам, перейти к сознательному, активному экуменизму, основанному не только на том, что есть общего в христианских конфессиях, но и на том, как ни странно это звучит, что их различает? Такую позицию можно назвать «радикальным экуменизмом». Недостаточно чувствовать свое единство в главном, несмотря на различия в остальном. Надо открывать свое единство и в наших различиях, не отводя от них глаз, смотря на них, видя за ними такие религиозно-культурные проблемы, которые по существу требуют (по крайней мере, сегодня) различного решения и разного конфессионального выражения. Есть духовные развилки на пути исторического развития христианской веры, где только разделение ее на конфессиональные «рукава» позволяет «обойти» и охватить в целом важную духовную истину. Такое объемное восприятие истин веры не вмещается в плоскостное, наукообразное богословие, занявшее в наших умах слишком большое место. Тем хуже для этого богословия: ему пора выходить из тупика

В О П Р О С Ы

сциентизма, слепого увлечения наукой, из тупика, который обличается экуменическим развитием веры. Тем лучше для христианской веры: она может увидеть за трагедией конфессиональных противоречий (как это всегда надо видеть в трагедиях жизни) дарованное нам богатство многообразного конфессионального выражения веры в общественно-культурной жизни. «Но, – скажет здравомыслящий читатель, – не утопия ли это? Возможно ли столь фантастическое преображение нашей духовной ситуации, когда то, что нас сегодня мучает, окажется нашим богатством?» «Возможно», – надо ответить, - но только при двух условиях, с которыми предстоит очень внимательно разобраться». Условие 1- е. Если мы увидим, как губительно своеволие богословского и всяческого сциентизма, скрывающего от нас чудесную выразительную глубину нашего познания. Если мы хотя бы на примере искусства сообразим, что не везде господствует требование «истина одна» в смысле унифицированного отражения ее в нашем уме. Тем более, если мы вообще освободимся от сциентизма, до конца признаем значение таинственной, чудесной, не подлежащей никакому методическому контролю и «гносеологическому» присвоению выразительной функции мысли, увидев ее корень в мистической глубине нашего сознания.

С Л О Ж Н Ы Е

В О П Р О С Ы

Только в этой глубине встречаемся мы с единой Истиной Света Божьего, Логоса, узнаваемого верой в таинстве Его воплощения в Личности Иисуса. В Свете Божьем и в Духе Божьем, Духе истины (Ин 16,13) – глубина самосознания нашей веры. «Не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Который на небесах» (Мф 16, 17). «В Свете Твоем мы видим свет» - (Ис 35, 10). Условие 2- е. Если действительно есть религиозно-культурные проблемы, так тесно связывающие веру с культурой, что сама вера определяется культурой, и если, таким образом, при своем воплощении в культуру вера и должна выражать себя посредством своеобразной конфессиональной специализации, разделения на конфессии. Христиан не должно смущать то, на чем спекулировал атеизм, считавший очевидным, что обратная связь от культуры к вере не совместима с независимым, собственным значением веры. Христиане знают Божью славу в уничижении, «кенозисе», в нисхождении и самоотдаче. Оба эти условия ждут от нас того, что мы увидим самую тесную связь между христианской верой и культурой, в свете чего конфессиональные различия предстают как преломление единого Благовестия в общественно-культурной различной среде. Конфессиональная форма веры предстает выра-

жением ее сущности, а «выражение» мы начинаем понимать как чудесную глубину нашей мысли, которая не сводится к механически-однозначному «отражению». Подчеркнем, что конфессия (и это может быть ее определением) есть такая форма веры, которая многообразно и свободно выражает и воплощает в общественнокультурной жизни саму сущность, единую сущность веры. Это надо еще пояснять, но сейчас поговорим о судьбах экуменизма в России, где преобладающей конфессией является православие. В кругах православных слово «экуменизм» стало бранным. Не говоря о грубых мотивах этого явления, отметим, что указание на недостаточную культурную просвещенность православия, хотя, в общем, и верно, но по существу как раз недостаточно. Главным возражением нашего православия в адрес экуменизма является риторический вопрос: а почему,

С Л О Ж Н Ы Е

собственно, мои религиозные убеждения должны считаться с требованиями (веротерпимости, плюрализма, взаимоуважения и т.п.) секуляризированной современной культуры? Со стороны православия выдвигается тот же уже отмеченный нами вопрос о культуре в связи с верой, но в характерно грубой и решительной форме. Надо откликнуться даже и на грубую решительность, когда ясно ставится вопрос, позволяющий ясно на него ответить. Противники экуменизма сразу и просто заявляют: «Истина одна, и кто ее решительно не выбирает, тот и есть экуменист, – не имеющий твердости веры болтун, интеллигент или хитрый прозелит, переманивающий в свою конфессию». На это надо ответить так же просто. Мы «выбираем» свою конфессию, поскольку каждый из нас ищет свою комнату в общем хрис-

В О П Р О С Ы

тианском доме, не желая оставаться, как говорит К. С. Льюис («Просто христианство») в прихожей неопределенного, псевдоэкуменического состояния (при каком-то «общем знаменателе», извлеченном из всех конфессий). Не надо клеветать на экуменизм, представляя его призывом размывать конфессиональную определенность своей веры. Только ложный экуменизм посягает на преданность каждого верующего его конфессии. Свобода и решительность в «выборе» конфессий – путь духовного самовыражения нашей души, способной, как говорилось, выражать себя. Мы ищем свое место под Богом, без конкуренции с другими, кто также ищет свое место, строит свой дом. «Пусть каждый смотрит, как строит» (1 Кор 3, 10). Преимущество и выбор для меня моей конфессии – узнавание своего духовного дома, такое же, как узнавание дома на земле, как знание родины, нации, семьи, себя самого. Более того, если не всегда люди находят свой дом на земле, то по милости Божьей, у каждого из нас есть свой дом на небе. «В доме Отца Моего обителей много» (Ин 14, 2). Можно обойтись без семьи, покинуть родину или чувствовать ее чуждой себе, но обязательно надо найти себя и свою конфессию. Каждому назначено искать свой духовный дом, и каждый имеет на него такое же право, как и я. О чем здесь спорить? Где здесь «истина одна»?

С Л О Ж Н Ы Е

В О П Р О С Ы

Только там, где я хочу, чтобы на свете был только мой дом, и строю свой дом, разрушая чужие дома. И, разумеется, мы «выбираем» конфессию условно еще и в том смысле, что это Бог скорее «выбирает» нас на нашем духовном пути, – будет ли это в форме традиции, к которой мы принадлежим, наследственной веры, Церкви, где мы крестились и т.д. Наконец, и в том случае, когда вопрос «выбора» конфессии ставится богословски строго теоретически, аргументация антиэкуменистов совершенно несостоятельна. Да, это по-своему очевидно, что если конфессии противоречат в чем-то друг другу, и если одна истинна, то другая ложна и остается только решительно выбирать. «Или-или» – этого формально требует принцип противоречия. Вот именно! Анти-экуменизм утверждает себя на основе отвлеченной логики, опирается на чисто формальную очевидность, и когда одно только это ведет его в области ответственных духовных решений, он являет себя столь же звонкой, сколь и пустой демагогией. Гордость формальным совершенством своей аргументации ослепляет и не дает видеть, что такая аргументация имеет чисто светский, нерелигиозный смысл, а потому опирающийся на эту аргументацию анти-экуменизм, выступающий защитником религии от светских в нее

привнесений, опирается на то, что опровергает. Формальный аргумент анти-экуменизма формально же и можно опровергнуть, указав на его узко, сугубо формальный смысл, не имеющий значения в области содержательной религиозной мысли. Другое дело – как разъяснить суть дела. Этого не сделать, если потеряны мистические основы религиозной сознательности, а учение о Логосе стало безжизненной декларацией даже и в богословии. Конечно, истина одна, но это Истина с большой буквы, это – Логос, таинственный, мистический источник всякой истинности, не сводимый ни к отдельным нашим истинам, ни к их совокупности. Единственное свое совершенное воплощение Логос имеет в Личности Христа, не сводимой ни к какой догматической богословской картине. Этого соображения достаточно, чтобы не злоупотреблять выражением «истина одна» и быть открытым к ощущению фундаментального единства всех верующих во Христа. Безупречен лозунг экуменизма: «то, что нас объединяет, несравнимо больше того, что разъединяет». Сам Христос – главное для христиан, и не в качестве высшего тезиса богословия, а как живая Личность, дарующая нам Свое общение и любовь (1 Ин 1, 3).

С Л О Ж Н Ы Е

Свидетельство

В О П Р О С Ы

ВСЕГО ПОНЕМНОГУ…

ВСТРЕЧА В МОСКВЕ Когда я собиралась поехать в Москву, чтобы встретиться с о. ДаниэлемАнжем, знаменитым французским проповедником, основателем школы Jeunesse-Lumière (Молодежь-Свет), я знала только то, что два вечера о. Даниэль посвятит встрече с молодежью во время Пасхального фестиваля «Воскресение Христово видевше», организованного христианским клубом «Осанна». Последние несколько лет я с недоверием относилась к неделе экуменизма, точнее, неделе молитв за единство христиан, традиционно проходящей в конце января. Искренний непринужденный дух этих встреч начала 90-х, в которых действительно участвовали все христианские конфессии, давно прошел, официоз и частый отказ православных братьев участвовать в этих мероприятиях отталкивал от участия в них… Придя в «Паломнический центр московской патриархии» и увидев программу фестиваля, я с опаской подумала: «неужели будут брататься и много говорить об экуменизме, я-то приехала, чтобы слушать одного отца Даниэля…» Мои опасения не оправдались! Слова «экуменизм» и «экуменический» на вечере не были произнесены, кажется, ни разу. Оказалось так много других актуальных общих тем, когда говорили о Евангелии, о живой жизни Церкви, о проблемах современного мира, пропагандирующего насилие, о книге «Код да Винчи»… Тема конфессии почти не возникала, а если о ней говорили, то только в контексте какого-то вопроса. Находящимся в зале (около 800 человек) было абсолютно все равно, кто ты – православный, католик, баптист, адвентист… По-моему, в первый день я была единственной католичкой, но скоро я перестала себя чувствовать чужой в этом зале. Вечер открыл молодежный открытый христианский хор (во время фестиваля исполнялись песни на латинском, русском, английском, армянском, грузинском и татарском языках), затем вступительное слово сказал прот. Александр Борисов, настоятель московского храма свв. Косьмы и Дамиана, президент Российского Библейского Общества. Я много хорошего слышала об отце Александре, но никогда не видела до этого так близко православного священника, который к тому же так просто и открыто обращается к молодежи. Большое впечатление произвело и выступление другого православного священника, миссионера и психолога о. Евмения Перистого. Было приятно слышать из его уст свидетельство о прошлогодней поездке в Рим, где в соборе Св. Петра среди величественных фигур Пап он вдруг увидел родное знакомое лицо

В С Е Г О

П О Н Е М Н О Г У

отца Даниэля, находившегося в соборе с группой молодежи и протянувшего тут же ему для целования распятие… После проповеди отца Даниэля-Анжа отец Александр объявил всем, что только что выступил поистине святой человек… Все три дня о. Даниэля сопровождали длинные очереди жаждущих получить его благословение. Моя знакомая православная девушка подходила к отцу Даниэлю за благословением каждый день, поскольку чувствовала особую благодать, исходящую от святого старца, и рассказала о том, как для нее важно было, находясь неделю в Тэзе, подходить ежедневно за благословением к брату Роже… Отец Даниэль перекрещивал руки и затем давал целовать распятие, с которым никогда не расставался. Только потом я узнала, что так принято получать благословение в восточной Церкви. Я имела возможность участвовать в св. Мессе, которую служил отец Даниэль-Анж одновременно на русском, английском и французском языках. С каким благоговением он всегда произносил имена великих русских святых, которых вспоминал во время богослужения: свв. Владимира и Ольги, св. преп. Сергия Радонежского, св. преп. Серафима Саровского, св. Иоанна Кронштадтского, блаж. Ксении Петербургской, отца Александра Меня… Это не была показная искусственная любовь католического священника к русским святым. Находясь в свое время в отшельничестве в горах, отец Даниэль много читал жития русских святых и их творения, он всегда много свидетельствует о том, как они повлияли на его духовное формирование… Отец Даниэль попросил меня показать Москву выпускнице своей школы Селин Рьебель, с которой он приехал. Мы посетили с Селин несколько православных храмов. Я с трепетом наблюдала, как эта французская девушка молится почти у каждой иконы и целует ее. В письме Селин рассказала, что они с отцом Даниэлем были на месте мученической кончины о. Александра Меня, которого она считает своим святым покровителем в этом году, и молились на его могиле… Я не люблю высокопарных фраз, но все же не могу не сказать, что за эти три дня в Москве я впервые увидела ту православную Церковь, которой не знала раньше, и межконфессиональное простое общение без официоза и громких слов… Я стала свидетелем того диалога, о котором так много говорят… А на деле так сложно складываются отношения между Церквами-сестрами. Но ведь различий так мало, а единства так много. Отец Даниэль уже неоднократно бывал в России, и именно по приглашению православных братьев и сестер, и я чувствую огромную радость от того, что слово западного пастыря оставляет свой след в сердцах молодых людей из России, независимо от их конфессиональной принадлежности. Ирина Галынина

ВС С ЕЕ ГГ О О В

ПО ОН Н ЕЕ М МН НО О ГГ УУ П

«Царство Небесное»: размышления о фильме

Напряжение отношений между Западом и исламским миром становится для нас все более привычной темой. Порой создается впечатление, что непонимание и враждебность, которые мы видим и которым удивляемся, пришли откуда-то из глубины веков. Например, из далекой эпохи крестовых походов, о которой снял свой последний фильм Ридли Скотт. Однако если мы внимательно посмотрим «Царство небесное», то у нас легко может возникнуть ощущение, что мы снова ведем себя не совсем правильно. Кажется, что история повторяется. Только теперь «крестовый поход» объявлен Европе и Новому свету. Однако вернемся к фильму. Действие «Царства небесного» происходит во времена третьего крестового похода, времена неспокойные и неоднозначные. Главный герой – деревенский кузнец Балиан (Ибелин). Жизнь его полна тягот и лишений. Неожиданно в деревню приезжает рыцарь – барон Годфри. Он оказывается отцом Балиана. Сэр Годфри зовет своего незаконнорожденного сына с собой, в занятый крестоносцами Иерусалим. По пути они вынуждены вступить в схватку с рыцаря-

ми местного епископа, в которой Годфри получает смертельную рану. Перед смертью отец посвящает сына в рыцари и завещает верой и правдой служить королю Иерусалима Болдуину. Молодой барон Годфри устремляется к Святой Земле, чудом («совсем как в кино!») спасаясь во время кораблекрушения. Прибыв в Иерусалим, Балиан оказывается в водовороте интриг. Король Болдуин, ослабленный болезнью, с большим трудом удерживает хрупкий мир между мусульманами и крестоносцами. Этот непрочный мир изо всех сил стараются нарушить рыцари-тамплиеры: невежественный Рене де Шатильон и надменный Ги де Лузиньян. В конце концов, им это удается. Начинается осада Иерусалима исламской армией. Таков исторический фон «Царства небесного». Заметим, что общие контуры историчности главных действующих лиц и основных событий были сохранены авторами. Однако зададим вопрос: какова главная идея фильма? Ответ очевиден – Царствия Божьего в этом мире не построить. Причина же заключается именно в невежестве и стремлении рода человеческого ко злу. В картине Р. Скотта почти

В С Е Г О

П О Н Е М Н О Г У

все представители духовенства (христиане и мусульмане) показаны как лицемерные, фанатичные и порочные люди. И именно они – воплощение порока и разрушители Царства Небесного. Несомненно, это искажение истины. Однако, несмотря на предвзятость, создателям фильма удалось указать и на объективное зло – идеологию. Именно принцип «может ли быть что-либо стоящее из Галилеи» все время ослепляет человека. И постоянно возникает искушение бросить в еретика камень, объявить ему крестовый поход или джихад. Главный герой картины Балиан, первый раз увидев молитву мусульман, с удивлением замечает: «А они похожи на нас». Но далеко не всегда мы готовы увидеть то, что нас объединяет. Причем для некоторых, как, например, для Рене де Шатильона, такая намеренная слепота становится образом жизни. Создатели фильма стремятся показать нам, что Царство Небесное не удается построить именно изза подобной слепоты. И вывод напрашивается сам собой: Царство в этом мире можно создать только тогда, когда оно будет внутри нас. Начинать необходимо с себя. Как же часто мы читаем слова Писания: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: ”Дай, я выну сучок из глаза твоего”, а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер!

Вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф 7, 3-5)… И как редко делаем из них подобающие выводы. Фильм еще раз напоминает нам то, что история показывает очень красноречиво – без смирения, без любви и открытости создание Царства Небесного невозможно. Конечно, во многом фильм наивен, а сценаристы решили значительно упростить свою задачу. Безусловно, и тогда, и сейчас далеко не все можно раскрасить только двумя красками – черной и белой. Однако в таком виде идея фильма стала доступной современному неискушенному в философии истории зрителю – просто и понятно. Однако под этой простотой скрываются поистине философские вопросы: почему мы постоянно повторяем одни и те же ошибки и когда же мы поймем, что стремление «быть как боги» всегда приводит к изгнанию из рая? Как, наконец, если не достичь, то хотя бы приблизиться к Царству? Если же мы поразмышляем над ними, то можем с удивлением понять, что знаем ответ. Как же он прост и как же сложен одновременно! Вот он: «Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а любви не имею, – то я ничто» (1 Кор 13, 2). Александр Корнеев

И С Т О К А

ОБ АВТОРАХ Отец Хосе Вегас Мольа – принадлежит к Конгрегации Миссионеров Кларетинов. Лиценциат философии (1986), кандидат философских наук (СПбГУ, 2005). Преподает целый ряд философских дисциплин в Высшей Духовной Семинарии «Мария – Царица Апостолов». Председатель Катехитической Комиссии Архиепархии Божией Матери в Москве. Главный редактор журнала «Радуга». Ирина Галынина – закончила филологический факультет СПбГУ (1999) по специальности «классическая филология». Кандидат филологических наук (2005). Прихожанка католического храма св. Екатерины Александрийской (Санкт-Петербург). Отец Вацлав Гриневич – принадлежит к Конгрегации Missionari Oblati Mariae Immaculatae (OMI). Габилитированный доктор богословия (1974), ординарный профессор Люблинского Католического Университета, специалист в области православного богословия. Многолетний член Международной смешанной богословской комиссии диалога между Православной Церковью и Католической Церковью (1980-1992 гг. и вновь с 1996 г.). Автор целого ряда научных монографий и более четырехсот статей. Александр Доброер – филолог, лиценциат богословия (1998). Преподает католическое и экуменическое богословие, христианское учение о браке и семье и биоэтику в нескольких католических учебных заведениях Украины. Переводчик, а также автор ряда книг и статей, посвященных межконфессиональному и межрелигиозному диалогу, прошлому и настоящему Католической Церкви в Украине, богословию творчества. Маргарита Иванишина – доктор богословия (Папская Теологическая Академия в Кракове, 2001). Вела катехизацию в католическом приходе Лурдской Божией Матери (Санкт-Петербург) с 1991 года, с 1994 по 2006 гг. – директор воскресной школы (старший и выпускной классы) там же. Константин Иванов – окончил философский факультет ЛГУ, в аспирантуре которого изучал философские проблемы математической логики. В 1971 году претерпел неожиданное обращение в христианскую веру и крестился в Православной Церкви. С началом Перестройки организовал экуменическое общество «Открытое христианство» и был его руководителем. Препода-

И С Т О К А

ет философию и богословие в ряде христианских школ и семинарий, уделяя главное внимание вопросам экуменизма и сравнительного богословия. Архимандрит Ианнуарий Ивлиев – кандидат богословия (1981), профессор, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии и целого ряда других учебных заведений (основная специальность – Новый Завет и Библейское Богословие). Александр Корнеев – доктор богословия (Люблинский Католический Университет и Опольский Университет). Преподает в ряде московских вузов (сфера научных интересов – религиоведение, богословие, психология). Игумен Вениамин (Новик) – кандидат богословия (1987), стажировался в Италии и США. Преподавал в СПбДА. Ныне преподаватель Библейско-богословского института св. ап. Андрея (сфера основных интересов: апологетика, философия религии, социальная этика). Священник Константин Пархоменко – закончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию (1999). С 2001 г. – штатный священник Собора Святой Живоначальной Троицы лейб-гвардии Измайловского полка. Автор и ведущий передач на епархиальной радиостанции «Град Петров» и радиостанции «Благодатная Мария», автор ряда книг. Возглавляет приходскую Воскресную школу для взрослых и школу для детей. Отец Фьоренцо Реати – принадлежит к Ордену Братьев Меньших (францисканцев). Доктор философии (1970 и 1975). Профессор Высшей Духовной Семинарии «Мария – Царица Апостолов» и Российской Христианской Гуманитарной Академии (История философии). Президент международного Фонда «Диалог культур» (отделение ESSAT – общества сравнительного изучения науки и теологии). Юлия Трофимова – закончила Высшую Философско-Педагогическую школу Ignatianum (г. Краков, Польша, 2001 г.). Магистр педагогики в области педагогики религии и социальной педагогики. С 2001 по 2004 г. преподавала в воскресной школе прихода св. Екатерины. В настоящее время – руководитель центра для девушек из социально-неблагополучных семей. Светлана Черняева – кандидат психологических наук. Преподает психологию и педагогику в Высшей Духовной Семинарии «Мария – Царица Апостолов», доцент кафедры психологии Санкт-Петербургской Академии постдипломного педагогического образования. Активно сотрудничает с «Радио Мария» и Школой социального образования «Каритас».

Журнал издается Катехитической Комиссией Конференции Епископов РФ

Адрес редакции: 191186, Санкт-Петербург, Невский пр., 32/34, на имя Марии Терезы Рамуш. тел./факс (812) 571 58 96 Е-mail: katechein@peterlink.ru

Главный редактор Х. М. Вегас CMF Редакционный совет: с. Д. Антонув, Л. Господникова, д. В. Дегтярев, с. Т. Канакри, с. И. Станьска, свящ. П. Юрковский Дизайнер Е. Мануилова Технический редактор В. Кабак SDB Корректор С. Минин Отпечатано в типографии Салезианского Центра “Дон Боско”, Гатчина.

Тираж: 500 экз. Подписка на год: по России – 150 руб. (за 4 номера); 400 руб. (за 3 комплекта из четырех номеров каждый); за границу – 200 руб. (за 4 номера); 500 руб. (за 3 комплекта).

В подготовке данного номера принимали участие: Х. М. Вегас CMF, А. Дремлюг, Т. Канакри FMM, М. Касьяненко, М. Король, Р. Крауклис, С. Панич, М. Т. Рамуш FMM, свящ. С. Тимашов.

Так во всех учениках Христовых Дух пробуждает желание и действие, чтобы все мирно объединились в единое стадо под одним Пастырем, как установил Христос. Чтобы достичь этого, Матерь Церковь не перестает молиться, надеяться и действовать и призывает своих детей к очищению и обновлению, дабы знамение Христа ярче воссияло на лике Церкви.

радуга 6

Догматическая Конституция II Ватиканского Собора о Церкви (Lumen Gentium)

Нужно ли объяснять детям Мира, что Мир есть благо? Итак: это великое и восхитительное благо, достойное того, чтобы все любящие Господа с нетерпением стремились к нему. Но в наши дни есть опасность, что благо это будет сведено к одному лишь названию, ибо вражда умножается из-за того, что в наши дни во многих охладевает любовь (Мф 24,12). Поэтому я полагаю, что важнейшей задачей тех, кто служит Господу в истине и чистоте, должно быть всеми силами вернуть единство в Церковь, разделенную ныне на множество враждующих групп… Действительно, ни одно служение так не подобает христианину, как служение для мира. И за это служение Господь дает щедрую награду. Василий Кесарийский