February poetry, volume 1 by Luche1

том 1

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается Вьюжень: Том 1 «Февраль на глобусе» в стихах современных поэтов. 2021. – 308 с., 16+ В двухтомник «Вьюжень» вошли стихи 170 авторов из 32 стран мира. «Вьюжень» — одно из названий февраля, записанное нашими предками в древнерусском календаре «Кологоде». Вьюжень… В этом слове явственно слыжится тоскливое завывание последних зимних вьюг… Сильные февральские метели словно хотят разгуляться напоследок в предчувствии грядущей весны. Но присутствует в нём и звонкое «жжен-н-нь»… Может, это потому, что февраль зиму с весной женит? Ведь недаром, по народным традициям именно этот месяц считается самым лучшим для проведения свадеб и венчаний. Зима подходит к концу, морозы крепчают, а это, говорят, является ярким признаком крепких семейных уз. Так пусть в этом феврале всех нас сопровождает и поддерживает светлая, счастливая и долгая любовь! А в очередном сборнике из серии «Кологод» вновь звуки, краски, ароматы и чувства сплетаются воедино в разную по стилю, но всегда незабываемую, яркую, одухотворённую и утончённую лирику авторов со всего света. Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) ISBN 978-163752442-8 © Составитель: Людмила Чеботарёва, Израиль, 2021 © Авторы стихов, рассказов, песен и музыки © Авторы фотографий, картин и видеороликов

Февраль 10

Сѣчьнъ — древнерусское наименование заключительного месяца зимы, что морозом сечёт. Самыми известными февральскими морозами считаются тимофеевские, сретенские и власьевские. «Февраль – месяц лютый, спрашивает: как обутый?». Из-за суровых морозов сеченъ нередко именовали лютый, лютень, лютой, а за обилие вьюг и метелей он получил прозвища вьюговей, вьюжень, вьюжник, метельник, крутень. «Вьюги, метели под февраль полетели», «у февраля два друга — метель да вьюга» — так характеризуется последний зимний месяц в народной поговорке. Февральские метели заносят все санные пути и рядом со старыми проезжими дорогами обычно возникают новые, которые в это время бывают очень разбитыми, поэтому существовало ещё одно народное название февраля — широкие дороги. На плохие дороги в феврале обращают внимание и западноукраинские названия казибрiд, казидорога, в которых первая часть связана с глаголом «казити» (портить). Были у февраля и такие названия, как снежень (снежен, снежа, снеговей) за самое большое количество снега зимой и межень, поскольку в феврале «зима с весной встречается впервой». Как завершение зимы февраль иногда называли сшиби рог с зимы, особенно это наименование относится ко дню святого Власия 11 февраля. Совершенно неожиданно у лютого февраля обнаруживается тёплое народное имя — бокогрей. К концу февраля появляется яркое солнце, отсюда и незимнее название. Ведь согласно народным приметам, 2 февраля «на Сретенье зима с летом встретилась: солнце — на лето, зима — на мороз». Отсюда и сретенские морозы и сретенские оттепели. «Февраль — враль: один бок греет, другой студит», «февраль — двуликий месяц: и лютый, и бокогрей», «февральская ростепель ничего не стоит», «бокогреюшко-февраль, он теплом обычно враль». В старинном русском крестьянском быту февраль обычно выделялся как месяц свадебный. Поэтому иногда в народном календаре его называли свадебником, так же называли и октябрь, когда тоже справлялись свадьбы. «Февраль три часа ко дню прибавляет», пробуждает сонное звериное царство. Наступает время звериных свадеб. У спящих в берлогах медведиц рождаются медвежата, открывают сезон брачных игр волки, лисы и зайцы, лоси сбрасывают рога. Оживляются и птицы: прилетают с зимовки свиристели, собираются на ток глухари, начинает устраивать гнездовье чёрный ворон. Кажется, всё в мире замирает в нетерпеливом ожидании весны — светлого утра русской природы.

Игорь Грабарь Февральская лазурь

1 Имболк –

Imbolc

Вот и повернулось вновь Колесо года. Молодая мать качает дитя на руках, дитя растёт не по дням, а по часам, питает их обоих сок земли. Вот он, огненный, только оттаявший, стучится в вены планеты. Тихо ещё пока, слабыми толчками расталкивая застывшее пространство. Дитя-Солнце растёт быстро, рыжие волосы матери-Бригитты, развеваясь по ветру, источают аромат весны, молоко в её груди становится магическим — насыщает и души людей приближающейся весной. О чём или о ком тоскует душа ваша, какую радость она забыла, каким молоком насытить её, чтобы раскрылась она навстречу тёплым ветрам, обновляя будущее? В праздник деторождения и противопоставления смерти время подумать об этом. Расскажи нам об этом, Бард, спой и о грядущем: Бригитта — молодая ипостась Вечной Матери, покровительствует певцам и поэтам. Это также время сказок, баллад, легенд. И множества огней — свечей, костров, факелов, светильников и фонарей — ведь встречаем мы праздник света и плодородия. Пусть горят они день и ночь, и ещё день и ночь, напоминая о том, что время Солнца и тепла грядёт. Пусть в праздник обновления жизни дома будет тепло и чисто, пусть горят свечи — на этот раз они не отпугивают нечисть, а приветствуют рост нового Солнца. Пусть на столе будут молоко и молочные продукты, семена, глинтвейн и пряные блюда, ну а мисочку молока и кусок хлеба с маслом можно выставить и на подоконник — для бездомных духов. И нужно не забыть угостить своего доброго домового молоком. Кружка имбирного чая и печенье с корицей на столе порадует и саму Бригитту. А ещё можно понаблюдать, как из нор высовывают любопытные носы лесные жители — барсуки, сурки. Выползают и змеи. Считается, что и медведи в берлогах просыпаются в это время. Все хотят порадоваться Солнцу, свету и наступающему теплу! Рогатый Бог — Солнце — набирает силу.

2 Громница Наши предки считали, что во время Громницы Лето впервые встречается с Зимой, хотя эта встреча и мимолётна. В южных районах России в это время иногда слышали первый гром. В северных районах это просто считалось серединой зимы, но в любом случае это время считалось Переходным, когда Лето с Зимой встречаются и борются за власть над летом. Если поборет Зима, то лето будет холодным, если лето — то жарким. По этой причине, чтобы помочь Лету взять верх над Зимой начинались первые заклички Весны, но делалось это очень тихо и из дома. Этот день также связан с огнём. Зажигали огонь и свечи в больших количествах, особенно по дому. В этот день делалась особая магическая свеча — Громничная. Зажигал её хозяин дома и затем подпаливал волосы всем домочадцам крестообразно, чтобы защитить их на весь будущий год и дать им здоровье. Лишь в этот день женщинам разрешалось распустить волосы для этой процедуры. Этой свечой ставились кресты на окнах и дверях, для защиты жилища, ведь окна и двери были местом проникновения чужих «сил» и духов. Капли с громничной свечи тоже собирались, ими окуривали больных, животных и скот. Сами свечи потом хранились весь год и зажигались в тяжёлые и опасные периоды, например, во время грозы, чтобы не попала молния. При кончине, засухе или пожаре также пользовались Громничной, защитной свечой, ведь её боятся кикиморы, банники, болотницы, бесы, черти и прочая нечисть. На Громницу совершались обряды и приносились дары, посвящённые Перуну-Громнику.

Малый Велесов день и Волчьи Святки Особое место среди языческих праздников и обрядов восточных славян занимают праздники, посвящённые Велесу, одному из главнейших и древнейших восточнославянских богов, богу скота, богатства, плодородия, покровителю торговцев, охотников и землепашцев. У славян 3 февраля отмечался Малый Велесов День или Велес-Волчий Сват — святодень, предваряющий Малые Велесовы (Волчьи) Святки (4-10 февраля) и Великий Велесов День (11 февраля). «Волчьими» Велесовы Святки называются оттого, что в эти дни у волков играются так называемые «волчьи свадьбы», где решается судьба, кто и с кем заведёт волчат. Раньше крестьяне с этого дня опасались даже в лес за хворостом ходить, а ямщики по санному следу по одному в дорогу не отправлялись. Считалось, что волки становились особо злыми. Каждый день святок имел свое название: 4 февраля — Велес Студёный, 5 февраля — Велес Корович (или Велес Коровятник), 6 февраля — Велес Телятник, 7 февраля — Велес Лукавый, 8 февраля — Велес Серповидец, 9 февпаля — Велес Житный Дед и, наконец, 10 февраля — Велес Зимобор. Малый Велесов День был богат на разнообразные интересные обряды: – Хождение «змейкой» (не разрывая рук) к берлоге медвежьей. Гадание — повернулся ли медведь на другой бок? Коли повернулся, так уж и весна скоро. – Гадание по посоху волховскому, брошенному поперёк тропы: занесёт ли его пурга-метель, али нет? Коли занесёт — зима будет протяжная, а травы по лету мало, а если не занесёт — весна будет ранней, а год урожайным. Волхвы препятствуют метели (Морене и Её слугам), разметая снег веником из еловых ветвей.

11 Велесов день 11 февраля — великий славянский праздник Велесов День. Этот день по праву считается серединой Матушки-зимы, когда вся природа ещё совсем не готова просыпаться от зимнего сна и находится в тихой полудрёме. Вот в это время и ходит могучий славянский бог Велес по горам, по лесам, не давая людям засыпать вместе с природой, пробуждая обещанием нового славянского праздника. Он играет на своей волшебной дудочке, согревая чарующим звуком застывшую Землю-матушку. В народе примечали: если вместе с Велесовым днём наступает оттепель, то весна ожидается тёплая; если же нет, то Морена-Зима ещё долго будет крепка во праве своём… Готовиться к Велесовому празднику предки начинали с вечера предшествующего дня: разливали по освящённым кувшинам молоко, расстилали по дому шкуры, на которые клали очищенные и высушенные коровьи рога. Сны, дарованные Велесом в эту ночь, считаются провидческими, вещими и, по поверьям, всегда сбываются… На Велесов День в каждом доме готовилась обрядная еда — каша, обильно приправленная маслом: Лишь говядину и телятину строго запрещено употреблять в пищу в день Велеса — Коровьего Сына (по поверьям, рождённого на Заре Мира Небесной Коровой Земун). Рядом с Капищем, в нарочно приготовленной для этого избе, устраивается совместная трапеза общинников. Этот день у славян считался весьма благоприятным для лечения всевозможных болезней: как недугов людей, так и хворей скотины. Хорош он также и для изготовления оберегов из коровьих рогов, воплощающих собой жизненную силу Природы, и из пучков бычьей шерсти, наделяющих, по поверьям, их обладателей крепким здоровьем и богатством. Полагают, что все обереги и обережные обряды, сотворённые в Велесов день, обладают особой силой.

12 Китайский новый год Китайский Новый год — Чунь цзе, что значит Праздник Весны, является для китайцев самым важным праздником, его отмечают уже более двух тысяч лет. Он приходится на второе новолуние после зимнего солнцестояния, на период между 12 января и 19 февраля. С введением григорианского календаря этот праздник стали называть «праздником весны», чтобы отделить его от Нового года по западному стилю. В обиходе Чунь цзе называется «Нянь» (нянь — значит «год»). По преданию, Нянь — это страшное лютое чудовище с рогами на голове, жившее в древнем Китае. Круглый год он находился в пучине моря и только в канун нового года вылезал из воды, врывался в селения, пожирал там скотину и губил людей. Поэтому местные крестьяне очень боялись его и ежегодно перед наступлением нового года целыми семьями покидали сёла и убегали в глубину гор, чтобы спрятаться от хищного зверя Няня. Однажды, в канун нового года, когда сельчане деревни Тао хуа («Цветы персика»), поддерживая старых, с младенцами на руках, в ужасе покидали деревню, туда пришел старик-нищий с серебряного цвета усами. В одной руке он держал трость, а в другой — мешок. В это время одни закрывали окна или запирали дом, другие собирали вещи в дорогу, а третьи вели быков или овец, одним словом, в это время в деревне все были заняты, и все были в панике, поэтому никто не обратил особого внимания на этого нищего старика. Только одна старушка, проживавшая в восточной части села, дала ему немного еды и стала уговаривать его поскорее уходить отсюда, чтобы избежать встречи со зверем Нянем. Однако этот старик, поглаживая усы, усмехнулся: «Если вы разрешите мне остановиться в вашем доме на одну ночь, то я выгоню Няня из деревни».

21 Старушка с удивлением посмотрела на старика и заметила, что этот седой старик с моложавым лицом выглядит крепким и бодрым, но она всё же стала уговаривать его подняться на гору, чтобы укрыться от хищного Няня. Однако нищий старик настаивал на своём, и старушке пришлось уйти одной. К полуночи Нянь ворвался в деревню. На этот раз он обнаружил, что в деревне что-то не так, как было все прошлые годы. С ужасом увидел Нянь, что в доме старушки горит огонь, а двери выкрашены в красный цвет. А когда он добрался до входа в дом, во дворе раздался треск бамбуковых хлопушек. Он не посмел войти во двор. Оказывается, Нянь боится красного цвета, яркого пламени и громкого шума. В это время ворота открылись, вышел из них тот старик-нищий, одетый в красный халат, и громко захохотал. Увидев эту картину, Нянь сильно испугался и в панике убежал. На следующий день, то есть в первый день Нового года, сельчане возвратились в деревню. Увидев, что в их домах всё цело, они очень удивились. Тут-то старушка поняла, в чём дело, и рассказала сельчанам об обещании старика-нищего. Услышав её рассказ, все жители деревни обрадовались, нарядились в новые одежды, поздравляя друг друга с наступлением спокойствия, счастья и благополучия. Эта история быстро распространилась в соседние деревни, и все скоро узнали, как изгонять зверя Няня. С тех пор ежегодно в канун Нового года люди наклеивают на дверях красные парные надписи, запускают хлопушки, в домах горят огни, люди не ложатся спать и бодрствуют всю ночь, что покитайски называется «шоу суй» — «оберегать год».

14 День святого Валентина Согласно Мартирологу, святой Валентин — имя раннехристианского святого мученика. В позднем средневековье во Франции и Англии житие св. Валентина постепенно начало обрастать легендами, связанными с тайным венчанием влюблённых пар. Согласно Золотой легенде, властный и жестокий римский император Клавдий II пришёл к мысли, что одинокий мужчина, не обременённый женой и семьёй, лучше будет сражаться на поле битвы во славу Цезаря, и запретил мужчинам жениться, а женщинам и девушкам — выходить замуж за любимых мужчин. А святой Валентин был обычным полевым врачом и священником, который сочувствовал несчастным влюблённым и тайком от всех, под покровом ночи освящал брак любящих мужчин и женщин. Вскоре деятельность святого Валентина стала известна властям, и его посадили в темницу, приговорив к смертной казни. В заключении святой Валентин познакомился с прекрасной слепой дочерью надзирателя — Юлией. Влюблённый священник перед смертью написал любимой девушке признание в любви — валентинку, где рассказал о своей любви, и подписал его «Твой Валентин». Прочитано оно было уже после того, как его казнили, а сама казнь произошла 14 февраля 269 года. Но самое главное, что письмо это исцелило Юлию — она прозрела.

Сретение

15 Сретение Согласно Евангелию от Луки, на сороковой день после Рождества Христова и по исполнении дней законного очищения Мария вместе с Иосифом пришла из Вифлеема в Иерусалим ко храму Божию, принеся сорокадневного младенца Иисуса. При этом полагалось в благодарность Богу принести жертву. Во исполнение этого закона Мария с Иосифом и принесли младенца Иисуса в Иерусалимский Храм, а для жертвы принесли двух птенцов голубиных. Славянское слово «сретение» переводится на современный русский язык как «встреча». Сретение — это встреча человечества в лице старца Симеона с Богом.

Стихотворение «Сретенье» было написано Иосифом Бродским в год отъезда поэта из страны (1972) и посвящалось А. А. Ахматовой, которая одной из первых увидела в начинающем поэте-бунтаре будущего Нобелевского лауреата, наследника великих традиций И. Бунина и В. Набокова. Читает автор

16 Починки Суть славянского праздника Починки была в том, что нужно было не праздновать, а, наоборот, работать — проверять всё то, с чем на полях и в огородах весной и летом трудиться придётся. И чем раньше крестьяне просыпались да за хозяйство принимались, тем больше весне угождали. Всей семьёй дружно работали. Каждому занятие по силам находили — даже детям малым и старикам. Упряжь ремонтировали и на видном месте вывешивали, чтобы все видели, что к пахоте и севу готовы. Да и бабы без дела не сидели: стирали, готовили, сундуки перебирали. По поверью, если в этот день ничего не заштопать или не зашить, вся одежда очень быстро изнашиваться. В день Починок славяне варили «саламату» — мучную кашу (кисель) из ржаной, ячменной или пшеничной прожаренной муки, заваренной кипятком и распаренной в печи. Иногда в кушанье добавляли сало, масло или жир. В ночь на 16 февраля, после Сретения, было принято «усмирять домового». Люди боялись, что если в эту ночь он разгневается, то может «заездить коня». Поэтому к лошади привязывали кнут, рукавицы и онучи (портянки на ногу под сапоги или лапти). Считалось, что домовой примет их за человека и не тронет коня. На Починки было принято молиться о здоровье новорожденных святым Симеону Богоприимцу и Анне Пророчице. Из-за этой традиции и появилось одно из названий дня — «Хранитель младенцев».

16 Именины Кикиморы 16 февраля отмечали Именины Кикиморы — день, когда люди творят обереги дому. У православных христиан на эту дату приходился день Маремьяны Праведной, прозванной в народе Меремьяной-Кикиморой. Иногда она помогает хозяевам, предупреждает их о беде, но чаще сама вредит, правда, больше по мелочам. В этот день особыми подношениями старались задобрить Кикимору (потворницу Морены и Макоши, супругу Домового), чтобы она не путала пряжу и не проказила по ночам. В народе говорили: «На Маремьяну Ярило — с вилами». Ибо, по поверьям, о сию пору Ярило Велесич «воздевает Зиму на вилы». Приберём в этот день дома, уважим Кикимору. Рукоделие своё где попало бросать не стоит. Очень уж любит Кикимора шить да прясть, вышивать да вязать. Но — не умеет. Всё только испортит, нитки перепутает, кудель в пучок превратит. Лучше подарите Кикиморе клубочек или моточек, или вышивки лоскут — пусть на нём забавляется. И ей в удовольствие, и вам спокойнее. А вечером можно и за столом с пирогом да наливкой посидеть, женским кругом. Кикиморе угощение поставить, поблагодарить за то, что за домом приглядывает. Заодно и задобрить её, чтоб не проказила по ночам, да пряжу и нити не путала. На именины Кикиморы кроме уборки да подготовки жилого пространства к весне, делали различные обереги, для хозяйства и дома — на мир и лад. Избегали в этот день конфликтов и ссор, берегли покой. Размах в праздновании Кикиморе не нужен, а уважение приятно. Чем приятнее вы проведёте этот день, тем дольше в доме сохранится комфортная для жильцов атмосфера, тем защищённее и уютнее будет в нём домочадцам.

18 Овсяники В славянском календаре 18 февраля было посвящено прославлению красивой птицы овсянки, обладающей ярким оперением лимонно-жёлтого цвета. Говорили, что появление этой птицы предвещает скорое потепление. В народе верили, что сам бог солнца Ярило Вешний дал овсянке право возвещать своей песней о приходе весны, ведь недаром она обычно поёт: «По-ки-нь са-ни! По-ки-нь са-ни». Люди выпекали овсяное печенье — овсяники — и раскладывали его во дворе, чтобы привлечь птиц и долгожданное потепление. Если перелётные птицы к 18 февраля уже прилетели, старались их задобрить, угостить печеньем или крошками, которые остались от выпечки. Это чтобы весна пришла быстрее. В это же время крестьяне уже начинали готовиться к посевной. Чинили инструменты в кузницах, во дворе также кипела работа – мужчины ремонтировали сохи, телеги, проверяли состояние домашнего инвентаря.

21 Весновей (Стрибог зимний) 21 февраля отмечался Весновей (Стрибог Зимний) — день, когда зимние ветры, Стрибожьи внуки, приносят первые вести о грядущем весеннем тепле. В пору двоеверия на эту дату приходился день Тимофея Весновея. В народе говорили: «Весновей теплом привечает», «Тимофей Весновей — уж тепло у дверей», «Февральские Тимофеи — Весновеи, как ни злись метелица, всё весной повеивает», «Дожить до Весновея, а там и зима не страшна», «Весновей вешнюю ярь приносит», «Тимофей Весновей — вестник тёплых дней», «Теплом привечает — тепло веет, стариков греет», «Вешнее тепло веет — старого греет», «Дует с юга вешний ветер перемен» и призывали: «Весновей, весновей, на село тепло навей», «Март у зимы шубу купил, да через три дня её продал». По одной из версий, Стрибог является верховным царём ветров. Его почитали и как истребителя всяческих злодеяний, разрушителя злоумышлений. По другой версии, Стрибог или Стриба — древнее верховное божество Пространства, а затем и просто властитель воздушной стихии, времени. Согласно восточно-славянской традиции, СТРИба является в образе гусляра, перебирающего струны, с луком за спиной, а на поясе — сагайдак со СТРЕлами. Ветер играет СТРУями — СТРУнами дождя и лучами — СТРЕлами света, тот же ветер колышет СТРуны высоких трав в поле на равнине, где властвует Стрибог — посредник между Вышним и Нижним мирами. С громом и молниею тесно связываются ветры, внуки Стрибога, они придают стремительность стрелам (лучам) солнца, которыми оно оплодотворяет всё способное к развитию и преследует тёмную силу смерти. Стрибог может вызвать и укротить бурю и может оборачиваться своим помощником, мифической птицей Стратим. Ветер обычно представляли в образе седовласого старика, обитающего на краю света, в глухом лесу или на острове посередине моря-океяна.

26 Пурим По преданию, в Древней Персии царедворец Аман решил уничтожить весь еврейский народ из-за того, что еврей Мордехай, советник царя, не оказывал ему должного почтения. Обманом Аман убедил царя Ахашвероша подписать указ, позволяющий осуществить его план, и стал метать жребий, чтобы выбрать день исполнения замысла. Жребий выпал на 13-е число месяца адар. Спасла еврейский народ царица Эстер, жена Ахашвероша и племянница Мордехая. Узнав о надвигающейся беде, она вместе с дядей собрала всех евреев, чтобы вместе поститься и молиться о спасении. Выдержав пост, Эстер рассказала супругу о своём происхождении, которое ранее скрывала, и кознях Амана, попросив пощадить свой народ. Однако отменить царский указ в то время было нельзя, и Ахашверош издал другой, позволявший евреям защищать себя любыми средствами. В 13-й день месяца адар по всей Персии были убиты тысячи человек, замешанных в заговоре против евреев, в том числе десять сыновей Амана. 14 адара иудеи отмечали избавление от врагов. Накануне Пурима иудеи держат «пост Эстер», в синагогах в праздничные дни читают Свиток Эстер — часть Танаха (еврейской Библии), рассказывающую историю о спасении евреев. При упоминании Амана в синагоге свистят, топают ногами и трещат специальными трещотками, выражая таким обазом ненависть к злодею. Читают свиток дважды: вечером 13 и утром 14 адара. После утреннего чтения заповеди предписывают евреям посылать друг другу угощения, а также делать подарки бедным. Считается, что каждый еврей должен помочь как минимум двум нуждающимся. Около полудня 14 адара начинается торжественный пир. Пурим — единственный день в году, когда евреям разрешается крепко выпить. Еврейские мудрецы говорили: «Должен человек напиться в Пурим до того, чтобы не отличать слова "проклят Аман" от слов "благословен Мордехай"». В эти дни пекут сладкие треугольные пирожки, их называют «ушами Амана». В Пурим устраивают карнавальные шествия, которые должны напоминать о том, что под маской случайных стечений обстоятельств скрывается божественный замысел.

29 29 февраля — «лишний» день, появляющийся в календаре только в високосные годы, — в народе прозвали Касьяновым (Кощеевым). Восточные славяне считали его очень опасным и неудачным. У него в народном календаре было много прозвищ, и одно другого «краше» — Касьян Немилостивый, Касьян Завистник, Кривой Касьян, Касьян завистливый, злопамятный (и другие не очень приятные эпитеты). Касьянов день считался одним из самых опасных в году. Кто же такой Касьян? В народе Касьяном прозвали святого Иоанна Кассиана Римлянина. Православная церковь почитает его память 29 февраля (в високосные годы) и 28 февраля (в обычные годы). Он был христианским богословом, видным теоретиком монашества и не имеет отношения к образу, который сложился вокруг него в народе. Славяне демонизировали Касьяна: слагали легенды о его плохом характере, якобы из-за которого его почитают не каждый год. В народных поверьях образ святого Касьяна был наделен исключительно отрицательными характеристиками. У восточных славян ему приписывают демоническую природу. По одной из легенд, в младенчестве Касьян был похищен дьяволом, по другой, он — стражник ада, способный одним взглядом испепелить всё вокруг. По поверью, Касьяну подчинены все ветра, которые он держит на 12 цепях за 12 замками. Он может спустить ветер на землю и наслать мор на людей и скотину. Часто злых и недоброжелательных людей называли «Касьянами». Касьян всё косой косит. На что ни взглянет Касьян — всё вянет: на скот посмотрит — скот валится, на дерево — дерево сохнет. Накануне и в этот день зачастую прекращались всякие работы. Крестьяне считали «глаз Касьяна» настолько опасным, что 29 февраля предпочитали не выходить из дома, особенно до восхода солнца. Многие крестьяне вообще старались проспать до обеда.

Антонио Вивальди 1678 – 1741 Концерт № 4 фа минор «Зима» Allegro, camminar sopra il ghiaccio. Прогулка по льду. На зимнем просторе ликует народ. Упал, поскользнувшись, и катится снова. И радостно слышать, как режется лёд Под острым коньком, что железом окован. А в небе Сирокко с Бореем сошлись, Идёт не на шутку меж ними сраженье. Хоть стужа и вьюга пока не сдались, Дарит зима нам свои наслажденья. Перевод с итальянского В. Рабея

Юрий Вайсман Мельбурн *** Закружит, запорошит, задушит Среднерусская грусть с бубенцами, И взорвётся, и вывернет душу, И проступит по телу рубцами. А потом по накалу куплета, По количеству содранной кожи Нас просеют на пыль и поэтов, Инородцев и просто прохожих. Кто расценит — какая наука, Сколь причудливо и вдохновенно Это хитросплетение звуков, И слогов, и кровей в наших венах. Эй, потомки, — готовьте награды. Презирайте. Молитесь. Забудьте! Выбирая меж Раем и Адом, Мы слоняемся на перепутье. Обречённые вещими снами На безбожие — милостью Божьей! И витает над грешными нами Скоморошеский дух бездорожья…

*** Их позывные — пароходные И паровозные гудки, Они — баста́рды безысходности, Степные пасынки тоски. Портрет Шульженко и Утёсова, Каюте придаёт уют. Работают каменотёсами, Сезонно, а зимою — пьют. Переселяются в котельные, Адепты копоти и тьмы, По вечерам стирают тельники, Протёртые до бахромы. Видать, им суждено — предтечею, От века — супротив рожна! Так исчезает соль Отечества, Страною посланная на…

Наталья Крофтс Сидней Февраль Антиподное лето. Февраль от жары разомлел, развалился, разнежился на эвкалиптовом воздухе — словно ящерка, что под окном распласталась на ворохе заскорузлой листвы. На прожаренной этой земле, прокалённой, калеченой засухой, чёрной — но заново выпускающей жизнь на смолистую, жжёную паль — на земле этой южной удушливо-пряный февраль — ни пролётки, ни слякоти — будит несытое зарево смертоносных пожаров. И дарит искристую синь беззаботного пляжа, где шумно, и девочка пляшет у останков рождественской ёлки. Раздет апельсин — ароматное солнце. У берега — брызги и радуга. Австралийский февраль — это жизнь. Он калечит и радует. Что же, радуй, резвись. Буду ящеркой юркой лежать на ладони у света, вдали от угара и сора, даже зная — однажды сюда доберётся пожар — и обнимет меня. Убаюкает. Может быть — скоро.

*** Остатки снега с черепичных крыш прозрачным языком февраль слизал. Флоренция. Туман. Из тёмных ниш на нас глядят белёсые глаза. Насмешливо: для них давно не нов наш юный мир из разноцветных снов, из первых путешествий — Рим – Париж, из твёрдой веры в истинность афиш — прекрасный вид, открыточный закат… из первой безболезненной любви — наверное, последней. А пока в своей беспечной, эфемерной вере над Арно мы с тобою кофе пьём, в постылой нише бледный Алигьери вздохнёт. И с грустью вспомнит — о своём.

Виктория Пошотян Ереван Февраль… Уже на акварель свою февраль Штрихи последние наносит. То ниспошлёт метельную вуаль, То в небеса забросит просинь. То разукрасит инеем окно, То заметёт позёмкой снежной… Февраль почти закончил полотно, Чтоб скоро стать весною нежной.

Камиль Зиганшин Уфа Лохматый Молодцеватый, несмотря на свои пятьдесят семь лет, Федор Дементьевич, или, как его звали в деревне, Лапа, стоял, упёршись сильными ногами в широкие свежеструганные доски крыльца, и в который раз оглядывал резные наличники на новеньком доме зятя. Распахнулась дверь, и из неё с шумом вывалились, похохатывая, плотная, во всём похожая на отца, дочь Наталья, следом высокий жилистый зять. — Пап, кончай смолить. Пошли в дом, замёрзнешь, — выпалила она. — Да, пора мне, Натаха, — сказал Лапа, кивая на расплющенный между туч багровый глаз солнца. И, потоптавшись, неторопливо спустился по ступенькам в пока ещё неухоженный, необжитый двор. — Лохматый! — властно позвал он собаку и направился к переминавшемуся с ноги на ногу от мороза и нетерпения Гнедко. Ласково похлопал его литой круп. Расправил упряжь. Взбил в санях сено. Укрылся тулупом и удобно устроился в розвальнях, облокотившись на тугой, прикрытый брезентом, мешок муки. — Бывайте здоровы! Ждём в гости, — крикнул он, чуть обернувшись. Крупный, с мощным загривком, лохматый кобель, крутившийся вокруг, рванул вслед заскрипевшим саням и в мгновение ока обогнал затрусившего ровной рысцой мерина. Миновав посёлок и густую сосновую посадку, въехали в берёзовый с осиной пополам лес. Солнце скрылось за ощетинившимся верхушками деревьев холмом. Темнело.

— А всё-таки правильно, что в августе на новоселье не поехал, — 53 подумал Лапа. — Дотянул до срока и сразу двух зайцев убил: у молодых побывал и мясо продал. Однако, башка у меня с толком, — самодовольно улыбнулся он, поглаживая бороду. Дорога нырнула под гору и завиляла по стиснутой увалами долине ручья. Сани на покатых ухабах мерно покачивали, точно баюкали. Лапа, не выпуская вожжей, вытянулся и с удовольствием прикидывал, как распорядится выручкой. Он не любил людей, не умеющих зарабатывать. «Лентяй или простодыра» — говорил о таких. Вот и зять тоже хорош! Буровой мастер называется! Цемента не может подкинуть… Тоже мне — порядочный! Тьфу! — сплюнул он. Его размышления прервало испуганное фырканье Гнедко. Конь тревожно прядал ушами и, раздув ноздри, опять фыркнул. Бежавший впереди Лохматый, прижался поближе к саням. Лапа обернулся и, шаря глазами по сторонам, заметил какое-то движение вдоль увала. Смутные тени скользили по гребню не таясь, открыто! Волки!!! Противно заныли пальцы, засосало под ложечкой. — Но! Но! Пошёл! — сдавленно просипел Лапа, наотмашь стегнув мерина, хотя тот и без того уже перешёл на галоп и, вскидывая в такт прыжкам хвост и гриву, нёсся по накатанной дороге так, что ветер свистел в ушах. Деревья, стремительно вылетая из темноты, тут же исчезали за спиной. За упряжкой потянулась вихрастым шлейфом снежная пыль. Волки растворились во тьме. Лента дороги вместе с ручьём петлёй огибала высокий, длинный увал. Хорошо знавший окрестности матёрый вожак неспешно перевалил его и вывел стаю на санный путь к тому месту, куда во весь дух нёсся Гнедко. Лапа, нахлёстывая коня, лихорадочно соображал, что делать: стая не могла так легко оставить их в покое. Он чуял, что, петля таит смертельную опасность, но повернуть обратно не решался — посёлок уже слишком далеко. — Авось упрежу, — успокоил себя Лапа. И, придерживая вожжи одной рукой, другой нашарил в сене топор. Внезапно мерин дико всхрапнул и, взметая снег, шарахнулся в сторону — наперерез упряжке вылетела стая. Здоровенный главарь сходу прыгнул на шею Гнедко. Ещё миг — и тот бы пал с разорванным горлом, но оглобля саданула зверя в грудь, и он рухнул на снег. Человек опомнился, схватил и с силой метнул в стаю мешок муки.

Увесистый куль ещё не успел упасть, как волки живой волной накрыли его и растерзали в белое облако. За это время Лапа успел выправить сани на дорогу. — Давай! Давай! — осатанело заревел он, нещадно лупцуя мерина кнутом. Обезумев от страха и боли, Гнедко нёсся, стреляя ошмётками снега из-под копыт. Он обошёл умчавшегося было вперёд Лохматого. «Неужто оторвёмся?» — вспыхнула надежда. Сани неслись по ухабам то возносясь, то падая. На поворотах наездника бросало из стороны в сторону. А сзади неумолимо накатывалась голодная стая. Фёдор Дементьевич ощущал это каждой клеткой тела. Вот вожак, клацая зубами, попытался достать не поспевавшего за упряжкой Лохматого, но пёс, в смертельном ужасе прибавил ходу и, изнемогая, запрыгнул в розвальни. Вытянувшись вдоль узкой колеи, стая бежала свободно, легко, как бы скользя по снегу, молча и неотвратимо настигая выдыхавшегося коня. Лапа уже слышал их прерывистое дыхание. Ещё немного, и волки, пьянея от горячей крови, разорвут, растерзают долгожданную добычу на куски. Он сдёрнул с себя овчинный тулуп и швырнул на дорогу. Звери набросились на него, но, обнаружив обман, возобновили погоню с ещё большей яростью. Человек снимал и кидал в сторону стаи то шапку-ушанку, то рукавицы, но однажды одураченные серые не обращали на них внимания. Разгорячённая преследованием стая, жаждала крови и мчалась, неумолимо сокращая расстояние. Бешеная, изматывающая гонка близилась к финалу. Охваченный страхом Федор Дементьевич, не умолкая, иступлённо вопил, брызгая слюной, то на коня: «Быстрей, Гнедко, быстрей!», то, обернувшись назад, устрашающе тряся топором на стаю: «Порублю! Всех порублю!». Казалось, ещё несколько секунд — и матёрый повиснет на руке, а остальные трое станут рвать его, ещё живого на куски… Мужик лихорадочно огляделся. В ногах жался Лохматый. Глаза Лапы вспыхнули сатанинским огнем — собака? Живая тварь, кровь — вот, что нужно стае! Он ногой пихнул пса навстречу смерти, но бедняга, широко раскинув лапы, удержался. Всё его существо выражало недоумение и обиду. — Пошёл, паскуда, — срываясь на петушиный фальцет, завизжал обезумевший Лапа и нанёс сапогом увесистый удар.

Лохматый скособочился, и, сомкнув челюсти, мёртвой хваткой, 55 вцепился в борт саней. Волки были совсем близко. Человек упёрся спиной в передок, поджал ноги и с такой силой ударил по лобастой голове, что пёс, оставив на гладко отполированном дереве светлые борозды от клыков, косо слетел с саней и, перевернувшись в воздухе, рухнул на дорогу. Слух полоснули истошный визг, глухой рык. «Всё, конец», — подумал Лапа поёживаясь. В беспощадной памяти остался немигающий, укорительный взгляд собаки. Упряжка промчалась сквозь ольшаник и вывернула из ложбины на заснеженный холм, откуда уже видны редкие огоньки деревни. Загнанный Гнедко замедлил бег. Только тут полураздетый Лапа почувствовал, как сотрясается от пережитого ужаса и холода всё его тело. Закопавшись в сено, он натянул поверх кусок брезента и насторожённо вглядывался в удаляющийся непроницаемо-чёрный лес. Страх постепенно отпускал, уходил как бы внутрь. Но, раз за разом, прокручивая в памяти происшедшее, Лапа то и дело невольно съёживался. Въехав на окраину деревни, он попридержал запалённого коня: «Добрый, однако ж, у меня мерин. Другой не сдюжил бы такой гонки». Подъезжая по унылой, пустынной улице, к своей красавице-избе за сплошным крашеным забором, расчувствовался: «мог ведь и не увидеть боле». Ставни были плотно закрыты. Свет не горел. — Спит чертовка. Ей-то что, — злился Фёдор Дементьевич, вылезая из саней. Открыл ворота, загремел сапогом по двери. В доме глухо завозились. Торопливо засеменили. Лязгнул засов. Дверь приоткрылась. Лапа, не взглянув, прошёл мимо исхудалой фигуры в сени. Щёлкнул выключателем — темно. — Лампочка перегорела, Федя, — тихо пояснила жена. Лапа чертыхнулся и скрылся за ситцевым занавесом в жарко натопленной горнице. — Не думала, что так скоро. Назавтра ждала, — оправдывалась хозяйка. — Мечи на стол, замёрз, — скомандовал муж, опускаясь на табуретку. — Эх, чёрт, Гнедко-то на улице, — и, нахлобучив старую ушанку, поспешно выскочил. Распряг и завёл мерина в тёплое стойло. Накрыл подрагивающие, взмыленные бока попоной. Подложил в кормушку охапку сухого душистого сена.

— Ешь. Это тебе за справную службу, — Лапа протянул руку погладить ухоженную гриву, но мерин почему-то отвернул морду. — Ты чего?.. Чего ты?.. Эт ты зря! Да если б не Лохматый — нам бы конец! Понимаешь — всем конец! Я спас тебя… Спас! — горячо зашептал, оправдываясь, хозяин. Гнедко, тяжело дыша, упорно смотрел в сторону. «А может и не погибли б?» — неожиданно уличил Лапу кто-то изнутри. Топором саданул одного, глядишь, другим острастка, а то и на порубленного собрата позарились бы». От этой простой мысли Федор Дементьевич сник. «Совсем я расклеился. Чего голову морочу… Что сделано, то сделано… сделано правильно». Проходя мимо конуры, зацепил цепь. Она сиротливо звякнула и обожгла сердце тупой болью. Пересиливая внезапно навалившуюся слабость, — он воротился в избу. Жена ждала у накрытого стола. Умывшись в прихожей, муж сел, прижался спиной к тёплой, белённой печке и замер. — Как съездил Федя? Видал молодых-то? — Видал… Живы-здоровы. Хоромы здоровущие, со всеми удобствами. Топят газом. Обещают на недельку приехать… Помочь по хозяйству. — Да у них, поди, у себя в дому работы хватает, — робко возразила супруга. — Ничего, у себя всегда успеется. — Мясо-то продал? — А то! Мясо — не редька, только свистни, — Лапа нащупал завораживающе толстую пачку купюр и, вспомнив про подарок, вынул из другого кармана свёрток. — Держи, — развернул он цветастый платок. — Ой, спасибо, Федя! Ой, спасибо!.. Глянь, как он мне? — Будя трепаться, — грубовато оборвал муж, шумно хлебая щи. Примерив обнову у зеркала, жена ещё более оживилась. На губах заиграла несмелая улыбка. Прибирая со стола, обронила: — Пойду Лохматому костей снесу. Лапа чуть не поперхнулся. — Ложись-ка лучше, сам покормлю. Посмолю заодно перед сном, — торопливо возразил он, — да и Гнедко пора поить. Взяв миску, он вышел на свежий воздух. Покурил. Напоил коня. Опять покурил. Сколько ни старался Фёдор Дементьевич заставить себя думать о происшедшем как неизбежном и оправданном, гибель Лохматого занозой сидела в мозгу, палила огнём.

В постели Лапа без конца ворочался с боку на бок. Перед 57 воспалённым взором вновь и вновь возникала одна и та же картина: сквозь вихри снежной пыли взлетает тёмный силуэт, плавно переворачивается в воздухе и скрывается в гуще голодной, разъярённой стаи. Взлетает, переворачивается и… За окном время от времени раздавались странные, непонятные вздохи. Напряжённо вслушиваясь в них, он незаметно забылся. И опять стая догоняла, окружала его, неумолимо затягивая живую петлю всё туже и туже. В голове возник нарастающий гул. А… а… а…! — заметался Лапа от нестерпимой боли. — Федя, ты чего? Что с тобой? Заболел? — трясла за плечо жена. Лапа затравленно уставился на неё — не мог взять в толк, где находится — всё ещё жил привидевшимся. Оглядевшись, наконец, узнал дом, жену. — Фу ты, — облегчённо выдохнул он. — Чего кричал так, Федя? — допытывалась встревоженная супруга. — Мяса, видать, переел. Мутит. Не доварила верно… Спи… Жена принялась участливо гладить сивые, непокорные кудри мужа. Так и заснула, оставив маленькую жёсткую ладонь на его голове. Лапа осторожно убрал её на подушку. Сон не шёл. Чем старательнее пытался он отвлечься, думать о чём-нибудь приятном, тем назойли¬вей лезли в голову мысли о Лохматом. С щемящей тоской вспомнилось, как принёс его, ещё безымянного щенка, домой. Как радовался тому, что растёт сильный, не признающий чужих, страж усадьбы. Как преданно сияли его глаза, как ликовал, суматошно прыгал, захлёбывался счастливым лаем, встречая с работы; с какой готовностью исполнял все его желания. Промаявшись почти до утра, Лапа осторожно встал, оделся и вышел в сени. Отпер дверь. У крыльца из предрассветной мглы проступило косматое чудище: морда в рваных лоскутах кожи, ухо, болтающееся на полоске хряща, слипшаяся в клочья шерсть. — Лохматый?! Ты?! Не может быть… Растерявшийся Лапа, невольно попятился, запнулся за порог и упал… В голове вновь возник и стал нарастать беспощадный гул… смерти? д. Салихово. Башкирия

Галина Андрейченко Минск *** Дремлет парк, а корни тоски Растут, обвивая земное дно. Луна, уставшая брить виски, Явила себя под ноль. Какую жалкую тёмную роль Я обретаю в твоих ветвях! Всласть унавожен зимней порой, Календарь взлетел и одрях. Высь поёт, и ноты просятся в рай, Ныряет строка в незнакомый падеж. Срастись, это звучит февраль Из разбитых окон надежд.

Прошлогодний снег 1 Вальс Память, дрейфующая в океане Перешифрованных воспоминаний, Ты перелётный снежок прошлогодний Ловишь из рая и из преисподней. Он чёрно-белый, как давние фильмы, Он набивает карман простофили, Сыплет вопросами: годен? — не годен? Как пожелаете: я прошлогоден. Чуть поднимается серый и голый По закоулкам разогнанный город, Сеет прохожим зерно подноготной Гость облетающий — снег прошлогодний. Спрыгнули капли со складок подола… Так уж и быть — не проводишь до дома. И светлоокая радость побега — Память глотка прошлогоднего снега. 2 Жил-был на свете прошлогодний снег И комом стал, где первый блин потерян. Весна катастрофически потеет, А он растёт в заботе обо всех, Швыряя в кровь изысканные стрелы, В серебряный обёрнутые яд, И облака внахлёст и неумело Залатывают небо наугад. Коровий поезд с прошлогодним снегом Копытами распахивает двор, И, ночь вбирая дырочками пор, Я медленно бреду с четвёртой смены. Трусливый ветер пятится в трубу, Вагон не успевает разгрузиться — Мутнеет прошлогодняя водица И звонче стрел впивается в судьбу.

Михаил Баранчик Минск *** Всю неделю мели метели, Нынче солнце берёт разбег. И ложатся синие тени На искрящийся белый снег. В этом небе прозрачно-синем Прочертил черту самолёт, Как намёк — мы всего достигнем, И постскриптум: — но всё пройдёт. Есть пределы всему и сроки. И плевать, что ты не со мной… Просто снова родятся строки, Просто воздух пахнет весной. Просто солнце ведёт разведку На Весну повернув компа́с. И от снега согнулись ветки, Как от яблок в яблочный Спас. И, забыв все жизни уроки, В путь отправлюсь я налегке. И кричат «в добрый путь!» сороки На сорочьем своём языке. Я уйду без лишних вопросов По Мечте бродить наяву… А Весна — это верный способ, Чтоб поверить — ещё живу!

*** Ах, как же нынче удалась зима! И тонет город в выпавшем снегу. И дворники уже сошли с ума — Сугробы чистят через «не могу». В сугробах где-то прячется весна. Но надо всё же верить в чудеса: Мой город встрепенётся ото сна И поплывёт, расправив паруса. Весну несут по небу облака. Весна идёт. Ещё совсем чуть-чуть. И дворники, усталые слегка, нам прямо к лету пробивают путь.

Фото Михаила Баранчика

В ночь с февраля на март Два часа до весны — Коль календарь не врёт. Если цветные сны — Значит, весна придёт. Час всего до весны. Время пошло в разлёт. Нету моей вины В том, что душа поёт. Пять минут до весны. Три. Два. Один. Полёт. Если цветные сны — То календарь не врёт. Сам себе господин. Время вернулось вспять. Три. Два. Ну что ж — один. Счастье иду искать.

Маргарита Богданович Минск Прощание с февралём Слизав узор с морозного стекла, Седой февраль, предчувствуя кончину, Швырнёт белёсым инеем в мужчину И в женщину, что ночью с ним была. Мутнеют, истекают зеркала. Все следствия — лишь пасынки причины. Горячий, ароматный капучино Сожжёт останки зимние дотла. Минуту ночь удерживай плечом, Чтоб солнце в небо прыгнуло мячом И засияло рыжим перламутром!.. Восторгом и любовью мы полны И, старостью ещё не казнены, В окно впускаем мартовское утро.

Инесса Ганкина Минск *** Где в белом пространстве души безнадёжно-прекрасный автограф, В нём графика ночи распишется веткою древа по белому снегу. А кто-то сквозь чащу созвездий несёт чашку тёмного кофе. И руки твои колыбельку качают лунёнка, И что-то в затылок нам дышит — возможно, чертёнок. А мир возвратился к началам хрустящих пелёнок, Носящийся над белизною пленительный дух, как случалось иною порою, всё набело пишет, и новое солнце уже проступает над миром как гуща на донце.

Снежное Брести, не поднимая глаз, дорога скользкая, кривая. И вдруг увидеть: вот те раз, зима какая! Небес белеющий шатёр нам свет нездешний обещает, и сто дорог на тыщу лет… Снег превращается в песок, и караваны на Восток бредут, протаптывая след истории и кутерьмы. Скрипит пустыня на зубах, и тонет прошлое в снегах тысячелетий и обид, всё возвращается на круги… И плачет девушка в окне, и всё привычно под луной… Но белоснежною страной лежит страница предо мной, и благодарные слова на ней проступят, как следы на свежевыпавшей пороше. Их первый утренний прохожий Прочтёт и унесёт с собою и улыбнётся невзначай.

Татьяна Жилинская 68

Минск Прощание с февралём Знаешь, и, правда, десяток конфет шоколадных Скушать спеша, да забыть, что февраль — бесконечен… В разных накидках: досадных, парадных, нескладных Я торопилась, стремилась, спешила беспечно, Вот и успела — сломать не построенный мир. Будет весна… кто-то верит, а я — за обломки. Сжечь их, а может быть, просто оставить на память. Знаешь, пою, а мой голос отчаянно-ломкий Тает в краях не просушенного снегопада. Знаешь, прости за один непродуманный миг. Знаешь, весна… это всё же, наверное, — чудо. Там есть надежда, а здесь — неизбежность болезней. Здесь на причуду с дождями иная причуда: Мокнущий снег, в феврале — он ещё бесполезней. В общем, зима оказалась не больше чем миф. В общем, конфеты, коньяк… подешевле, со скидкой. Ритм поменяю, и этот …навязчивый имидж. Знаешь, весной, вот куда бы поехать в накидках… Дни отсчитаю и просто убью их. Увидишь, Есть ещё место и мне в категории «мим». Знаешь… ты знаешь… ты всё обо мне слишком знаешь… Ловко обломки возьмёшь и отправишь на склейку. Жуткий февраль, бесконечен, научен, журнален, Где-то стащил у весны поливальную лейку, А до неё еще столько не пройденных миль.

*** Совсем не выдалась зима Ни статью, ни пайком. Моя простывшая струна Затянется тайком. Её непонятая блажь — Непуганый мотив — Внезапно выдохнет пассаж, К себе приговорив. И по нему, запрятав страх, Сквозь строй, от ми до ми, Я проберусь, держа в руках Свой автоматный гриф. Сипато, истово, грешно, И даже — напоказ, Спою о том, как не смешно Отмаяться для вас. Капель февральского дождя Стекает по стеклу. Во лжи себя не превзойдя, Я искренней уйду.

Размытый жест Размытый жест, застывший к февралю В тоске небрежной, Тебе сказал: «За всё благодарю, За грех и нежность». За силу слов, что с ног сбивали вмиг В часах песочных. За то, что был опасным для любви Порыв порочный… За жизнь, как будто сданную внаём Без прав на выкуп. За шёпот «Ты — сокровище моё» Дурнушке дикой. Спасибо за февральский приворот Рябины красной. Ты думал: он судьбу перевернёт, А он — напрасный. Весна пришла не по календарю, Грустила, пела… Следила, с кем ещё я натворю В строке несмелой. И осыпались снегом лепестки — Резвился ветер. Он постигал, возможно, смысл тоски В размытом жесте.

Ирина Карнаухова г.п. Мачулищи, Минский район Февральский блюз Как было хорошо В осенний листопад Смотреть вдвоём в окно На зрелый виноград! Исчезло, как мираж, Тепло руки твоей… Остался образ наш Лишь в памяти дождей. Тот первый поцелуй Забыть всё не могу. Зима! Ты не танцуй, Останови пургу. Рисую на стекле Размытый силуэт… И в снежном феврале Таю от всех секрет.

Вирус любви Солнечных бликов повсюду полно: Наледь стекает со многих домов. И с февраля — парадокс! — настроенье Вверх подлетает, как будто давленье. Только лечению не подлежит Странный диагноз иль, может, вердикт. Вирус любви носит всё населенье И не желает выздоровленья!

Майя Липец Минск Гололедица Снегопад истратил силы и устала вьюга. Заглянула на денёк к зимушке подруга: На февральской мостовой белою медведицей Улеглась (чин-чинарём!) гостья — гололедица. Притаилась, выжидает и ведёт охоту. Лапы белые творят чёрную работу: Тут и там хватают когти каблуки и ноги. Стали труднопроходимыми, скользкими дороги. Люди падают плашмя где и как придётся. Гололедица довольна… холодно смеётся. Приподнимет холку вдруг — и упал прохожий. Так вести себя в гостях, в общем-то, негоже! Куролесит не по-детски хищник косолапый. Но с оружием своим — длинною лопатой — Выйдет дворник на рассвете и прогонит злюку… Соль, песочек на дорожки — вот и вся наука!

Илона Миронович (ИЛОМИ)

Минск *** Поселилась зима за дверью. Ну, с новоселием! По традиции кошку первой, а там до кучности Воробьёв, что жируют сонно подснежным зелием. Изогнулась луна от холода до окружности. Ты спешишь проскрипеть ботинками. Первый шаг да сыт Завывальной тоской щенячьей. Ну, хватит жмуриться! Подоконники старых дев устилают кактусы, Грязной наледью и ветрами — пустые улицы. Городские полощут руки в карманах. Полосы Как и прежде гудят от взлёта. Погода лютая. Разорался февраль под сердцем да на три голоса. Голубей не отправит с вестью. Маршруты путают. Захолустье небесных сфер продырявят шпилями Да крестами. Родись я вовремя. /нет же, курица/ И теперь без тебя шататься сугробно милями. Заживает рубцами память. А впрочем, чудится.

*** Да, собственно, что тут, просто опять зима. У Вас, вроде, тоже — в город выходят шубы. Вы знаете, барин, я от того нема, Что холодно как-то, если вы врёте в губы. Была бы умнее — утром ушла бы в порт, Так нет же, дышу в ладони, пытаюсь выжить. Зима никогда наотмашь, всегда — в упор. Хотите, мы поменяем стихи на лыжи? Зачем нам спасаться? Ищут совсем не нас. И вовсе не минус, просто остыл наш кофе. Вы, барин, не поняли, я не прошусь анфас, Снимите хотя бы в память озябший профиль. Дышите мне в ухо, вам не хватает той, Чьё имя скрипят по снегу чужие шины. Когда вы там спите мало, но не со мной, Тут кот мой рычит и пялится на снежины.

Ирина Морих Брест Музыка февраля В серебре, в серебре Рой встревоженных нот. По утрам на заре Вольно скрипка поёт. И под музыку сфер Сходит луч наугад — Чтоб зажечь фейерверк И пронзить снегопад. Дня тускнеет коралл… Молча город плывёт — Как уставший корабль В бухту сумрачных вод. Прячет в призрачном сне Свою робкую суть: При зеркальной луне Он мечтает уснуть. Под вечерним плащом Виснет серая мгла; За узорным окном Тьма на землю сошла. Слушай песню зимы! Пусть уносит печаль Колыбельная тьмы, Что колышет февраль.

*** Гостиная, где длинный стол, Где окна в зимний лес выходят, И скука медленно выводит Изящных линий произвол. О, как хрустальны и легки, Колючи белые покровы! Здесь ласки севера суровы И сна объятья глубоки. Лишь в тёплом доме жизнь и свет, И можно, подпершись ладонью, Забыв себя, в чертог холодный Стрелой ликующей лететь. И с наслаждением скользить Среди мелькающих кристаллов, И задевать в фигурах малых Зимы серебряную нить. В прозрачном воздухе парить, Свергаться вдруг в завалы снега: Коснуться глади льда с разбега И чьё-то имя начертить.

Вернисаж Ирины Новиковой Минск

Улететь бы!

акварель, бумага, 60 х 40, 2018

Сон. Потерянные крылья

акварель, бумага, 60 х 40, 2018

Волк

акварель, бумага, 21 х 15 2005

Елизавета Полеес Минск Февраль Опять февраль. И этот рой воспоминаний… О, сколько за моей спиной любви-страданий! Так это было в феврале?.. Как будто было… Тому минуло сколько лет и снов уплыло? Ах, эта тёплая зима (на окнах — иней)! В тот вечер мы сошли с ума — чуть-чуть, несильно, и ненадолго. В окнах снег к утру растаял. Остался ли на сердце след — доселе тайна…

*** Веет вьюга за окном, Веет, заметает… Время мчится — день за днём, В снеговерти тает. Стынут белые дома — Город в ватной шубе. Знать, не знаю я сама, Что меня погубит, Что сведёт меня с ума — Грусть? Обман ли друга?.. А за окнами зима — Вьюга, вьюга, вьюга…

Виктор Хмарук Брест Взгляд через объектив

Светлана Шашко-Шаблинская д. Обчак, Минский р-н Февраль-проказник Февраль-проказник строит козни: То норовит щипнуть за нос, То вьюгой отмеряет кросс, Пока не спрячется в лесхозе. А вот притих на ярком солнце. В алмазах шёлковый сюртук. К тебе ласкается как друг, Превознося своё суконце. Шалит, шумит Зимы поклонник, Продлить желает службы срок, Чтоб преподать нам всем урок. Но март стучит о подоконник. Сойдёт на нет наряд искристый, Но всё ж побалует снежком, Укрыв просторы кожушком, Февраль-проказник норовистый.

Дмитрий Юртаев Минск Зимнее волшебство* Выжившему в немецкой карательной операции "Winterzauber" в деревне Баканиха в феврале 1943 года Даниле Егоровичу Пашкову.

В феврале на рассвете тихо, У безмолвия ― торжество. Снег пушистый над Баканихой, Это ― зимнее волшебство. Мне приснилась деревня эта, Над домами дымок кружит. Защемило под сердцем где-то, Будто здесь я когда-то жил. А во сне проступал невольно Сорок третий зловещий год: Дед мой, местный учитель школьный, Среди прочих с семьёй идёт Под прицелами автоматов. Всех сельчан на гумно ведут, Взвод СС их пинает с матом: ― Там, мать вашу, давно вас ждут! Затолкали в амбар холодный, Сено рядом у стен сложив. Говорил офицер холёный: ― Партизанам спасибо скажи! На засовы закрыты двери. В окна сунешься ― выстрел в лоб. Сразу всех убивали звери, Не гоняться за каждым чтоб. Жутким стонам недолго длиться. Заглушили гранаты вой. Рвут осколки родные лица. Кто растерзанный, кто живой. Вот жена вдруг упала на пол, Плачет дочка сильней других: ― Папа, папа, спаси нас, папа! Взрыв… и голос её затих. Подожгли изуверы стены.

Подожгли изуверы стены. Самый младшенький на глазах Задохнулся мальчонка бедный, Почернел у отца на руках. Добивали ножом и пулей: Кто вставал ― получил свинец. Шелохнулся ― штыком заткнули. Мал ли, стар ли ― один конец… В феврале до рассвета тихо Смолкнет вьюжная круговерть. Белый саван над Баканихой Расстелила Старуха-смерть. Скроет саночек след позёмка. Дотащить его до двора, Вон виднеется уж избёнка. ― Как ты, брат? ― Ничего, сестра. Тянут санки женские руки, Мысли путаются в бреду: «Как не умер он в этих муках, Как он выжил в таком аду? Защитить, заслонить собою Ни жену, ни детей не смог. Сам, с простреленною ногою, Как заполз он в промёрзлый стог? Как же сердце снесло такое, Как с ума не сошёл вконец?» Растерзало навек войною Миллионы родных сердец… Мне морозной февральской ночью Снится снег, что опять кружит Над деревней, в которой, точно, В сорок третьем я был убит. То, что было, не зачеркнёте. Хоть сошёл мир с ума сейчас ― Снова звери СС в почёте! ― Дед, прости, если сможешь, нас. В феврале на рассвете тихо, У безмолвия ― торжество. Белый пепел над Баканихой. Это ― «Зимнее волшебство»*.

*ЗИМНЕЕ ВОЛШЕБСТВО ― Шествие ветеранов СС в Риге, которое состоялось 16 марта 2018 года было приурочено к юбилею страшной карательной операции «Зимнее волшебство» (Operation Winterzauber), которая проводилась с 15 февраля по 25 марта 1943 года в Дриссенском (ныне Верхнедвинском), Освейском, Полоцком и Россонском районах Беларуси, а также в Себежском районе Псковской области. Ударную силу карателей ― помимо украинских, литовских и эстонских полицейских ― составляли восемь батальонов латышских эсэсовцев. В Беларуси эта операция известна под названием «Освейская трагедия». В ходе неё было уничтожено около 13 тысяч человек.

Ссылки на изображениях: (Ctrl + Click)

Яна Явич

Минск *** Люты1, февраль! Что-то пошло не так: Как-то уж слишком слякотно на душе… Если грустишь, то, пожалуйста, без передряг И без своих уныло-сырых клише. Люты, февраль! Ты же меня спасал, Нежил, окутывал бликами фонарей… Я ненавижу этот пустой вокзал! Только согрей меня, только, прошу, согрей! Люты, февраль! Я помню ещё тепло Ласковых рук и светлого очага. Верю и даже знаю: оно не ушло. Значит, ещё не скоро вернутся снега. Люты, февраль! Ты плачешь, а в Минске — дожди, В Минске — раскисшая каша размытых дорог… Ты в самом деле уходишь? Тогда уходи. Ведь натворил уже глупостей, сколько смог. Люты, февраль! И ты это всё забыл?! Пальцы изрезаны кромкой последнего льда. Отнял такие силы и столько сил, Что не стереть из памяти никогда. Люты, февраль! Если б ты только знал, Что получают люди за все грехи!.. Вновь эта слякоть. И снова пустой вокзал. Вновь тишина. Я снова пишу стихи. Люты, февраль! Я не сбавляю шаг: За монотонностью будней — тепло и свет. Верю. И даже знаю. И будет так. Это весна. А прошлое — просто сюжет. ______________ 1

Люты — белорусское название февраля.

Жана Ковен Сараево – Милан Февральский танец В танце воздушном Кружатся снежинки, Словно в балете Хрустальные льдинки. В ритме качаясь, Свои пируэты Крутят снежинки Небесного цвета. Тысяча белых Сверкает искринок — Тысяча белых Кружит балеринок. В зеркальцах неба Волшебное чудо — Бабочки только Стеклянные всюду. Если же зиму Красивой не знают, То и душа в ней Совсем исчезает. Перевод Дмитрия Юртаева

Cynthia Sorensen

Лидия Григорьева 96

Лондон Снег выпал только в феврале… Мистический снежный февраль в цветущем Лондоне 2021

*** В феврале даже розы цветут! Зимний Лондон природу иначит. Только ёжик свернулся и спит. Только сердце проснулось — и плачет…

Снег в Лондоне Я жизнь на эпизоды не делю, Не уроню, не брошу, не разрушу. Когда я вижу снег, я родину люблю — Прекрасную её, измученную душу…

Камелия Стоит, заламывая руки, в потоках света и огня, камелия в слезах разлуки, камелия в сиянье дня. Изнеженная, как элита, она, в эпоху перемен — Корделия и Кармелита, Офелия или Кармен. Превозносили, величали, злословили во весь размах камелию — в слезах печали, в алмазах слез и в жемчугах… Но отмолилась силой крестной, и расплескала на свету ажур невинности прелестной — немеркнущую красоту.

Портреты роз и камелий в нежных снежных кружевах в саду поэта Лидии Григорьевой Фотовыставка Лидии Григорьевой

100

101

102

Маргарита Маркова Лондон Февраль Люблю февраль таким, как есть: Скупым на ласки, свет и лесть, На краски небогатым, — Ни багреца, ни злата. И кажется, что надоесть Уже должны когда-то Сырых рассветов сквозняки. Но вдруг! — весны благая весть, — Подснежники, невысоки, Все долу — очи, лепестки, — Сквозь прошлогодних листьев жесть И старый мох в заплатах Проклюнулись то там, то здесь, Как будто виновато.

103

Старый парк Помню старый парк, до весны уснувший, Где берёзы спят средь еловых теней. Ты стоишь один так смешно и послушно В бесприютной любви своей. В этом парке старом мне всё знакомо: Каждый куст и пень, и изгиб тропы, Да твои следы, как привет из дома, Где меня дожидаешься ты. Те следы давно по сугробам белым Размела метель, и на месте их Только снег и пень, жалко-опустелый Вспоминают нас горько двоих. И тоска твоя станет сном однажды Средь прозрачных теней на исходе дня. Не вступают в реку, как водится, дважды… И, любя, ты отпустишь меня.

104

Борис Фабрикант Борнмут, графство Дорсет *** Над землёю снег летит слоистый шубою из облаков пушистой, наскоро раскроенною небом, зимнею крупой, холодным хлебом. Скульптор всех дерев, архитектуры украшатель, линий и объёма, засыпает лавки, Дом культуры, чистит площадей листы альбома, мёрзлые озёра и листочки лужиц календарных однодневных и сосулек ломкие заточки, только это не для слабонервных. На траву ложится промокашкой, как факир на гвозди цирковой. Вот и всё. Под снегом спит букашка, шубы больше нет как таковой

105

*** Ходит-ходит по деревне жёлтый зимний свет, из того окошка глянет, из другого нет. А за ним летают птицы в лес и на восток, сало расклюют синицы в кружевной платок. Над водою под сосною у окна, где скат, никого нет за стеною, не согрет огнём. И плеснётся в сердце память, и начнёт закат прибавлять ко дню минуты вечером и днём. Снег кружится, как собака, огибает пень, дом засыпет, ляжет сбоку, и наступит день завтра утром первым шагом на пустой карниз, снег бумажным парашютом оторвётся вниз. Еле слышен нежный шорох, шёпот за углом, где подснежных листьев ворох украшает льды. Засыпает дом последним. За пустым стеклом тени прячутся от света в старые следы

108

Нина Баженова Штраубинг Капель Февраль подарил волшебство Немыслимых синих открытий. Как будто лазури цветов фиалковый воздух наитий Был полон. Любовь источала Земля. При беге спокойном событий, сочился февральский мороз На белый подснежник, укрытый, Травой и остатками роз. И сухость листа не шуршала, Под снегом Она прозвучала Капелью.

Вернисаж Нины Баженовой Штраубинг

109

110

111

112

113

114

Анастасия Винокурова Нюрнберг *** Тёплых и отзывчивых — дефицит. Ветер перешёл на дурной фальцет. А вокруг — ходячие мертвецы с первобытным ужасом на лице. Я иду — свой собственный лжепророк — по утрам шептать себе: «Да забей!» и себя выталкивать за порог, тонко мимикрируя под зомбей. Лишь печать молчания на устах на последнем отданном рубеже. Ледяной горгоны изящный стан. Не смотри, оставь меня: я — уже в чистом и бесстрастном твоём раю, лишь в груди — негаснущий уголёк. Все дороги тянутся к февралю — как нечеловечески он далёк! Ощупью сквозь месяцы темноты — где-то есть счастливые времена, где слова бесхитростны и просты… Господи, пожалуйста, верь в меня!

*** Февраль. Зима догнала меня на последнем круге, дохнула в лицо, окутала белым своим весельем. И вот я стою — посиневший, обдолбанный холодом Фредди Крюгер, прячу окоченевшие пальцы в мохнатых варежках. Ты приходишь ко мне домой и смеёшься: «Что ты всё время варишь? Снова какое-нибудь страшное ведьмино зелье?..» Я киваю и наливаю нам куриного супа. Мы оба знаем, что нужно, чтобы быстрее согреться, но сегодня я не сделаю первого шага — можешь звать меня сукой. Я должна быть уверена, что с твоей стороны тоже бьётся тёплое сердце.

115

Февраль. Мои песни замёрзли, едва успев ускользнуть из горла, ударились оземь, рассыпались сотней мелких искристых свечек. Самое время примерить корону гордой, прекрасной царицы Севера, каждое слово которой — вечность, касанья которой обжигают сильнее пламени. Я, пожалуй, смогла бы остаться такой — только знаешь, у этого города есть для нас замечательный план. И поэтому я вернусь, снова сварю тебе супа, стану прежней во всём, кроме этой дурацкой привычки — всегда раздеваться первой. Дело не в том, чтобы набить себе цену или казаться стервой. Я просто должна быть уверена, что ты тоже из плоти и крови.

116

День сурка Зациклило, закольцевало В невыносимый день сурка. Ночь затяжного карнавала На вкус отвратна и горька. Надрывно крутится шарманка, Пою («Ого, да ты талант!») Как заводная обезьянка: "Ich komme schon durch manche Land…"* Из миллионного повтора Уже рождается почти Один простой пароль, который Я не смогу произнести. * «По разным странам я бродил» — строка из песни Людвига ван Бетховена на стихи Иоганна Вольфганга Гёте «Сурок».

Юрий Виткин Гамбург Февральская акварель Капли воды на стекле Зачем-то заледенели… Спрос на тоску в феврале, На зимние акварели… Есть ли в тоске красота?! — О том акварель подскажет… Снег на лубках, как всегда, Выставлен на распродажу!.. Мечты о солнечных днях С надеждой о лыжных трассах Смешанные второпях В февральской палитре красок… Там в полном расцвете сил, Любому врагу угроза, Февральский Мороз сменил Январского Дед-Мороза… И только под утро сон С подспудным стрессом побудки… Бессонницей утомлён, Потом коротаешь сутки!.. Пишет Мороз на стекле Замёрзшие акварели… ……………….. Ждём мы весну в феврале, И мартовские капели!…

117

Бэла Иордан 118

Розенхайм Февральские сюрпризы В предгорьях Альп февраль… и дождь. Совсем с ума сошла погода, ей наплевать на время года — зима… весна… не разберёшь. С утра вопрос: что надевать? И даже галки на карнизах фантасмагорию капризов натужно силятся понять. А время, не сбавляя бег, бесстрастно дни и ночи крыжит… Грустят в углу сиротски лыжи, мечтая выбежать на снег.

Предвестие весны Февраль хандрил — его пугал прогноз. Не выдержал — расплакался капелью. Разбуженный капели канителью, проснулся чуткий сок в стволах берёз. Лениво тучи сыпали снежком… Но вдруг, сломав препоны оболочки, на вербах дружно выстрелили почки покрытые серебряным пушком. Природа зимний сбросила покров. Всё чаще нарумяненное солнце выглядывало в синие оконца с наличниками белых облаков. Теплело постепенно с каждым днём, и щебет птиц наполнил всю округу, скворцы-певцы домой вернулись с юга, и гуси обживали водоём. А нынче утром новость на хвосте сороки разносили по секрету, мол, юный март полянкой первоцветов в любви признался девочке Весне.

Гея Коган Бремен Воробьи Снежных облаков и туч ваятель, завершил февраль свои труды. Воробьи, как нищие на паперть, высыпали в поисках еды. Мелкие, невзрачные пичуги, небогат расцветкой их наряд, о себе поведать всей округе силятся. Поэтому галдят. Ссоры их как будто понарошке, нет причин браниться от души. Крошек накрошу для вас я, крошки, чтобы всем хватило, малыши. Пусть вороны каркают недобро, с важностью гуляя у куста, где пустых ветвей чернеют рёбра. Ваша жизнь понятна и проста. В луже искупались — и отрадно. Хлеба поклевали — и обед. Вам ранневесенняя прохлада никаких не предвещает бед. Вдруг вспорхнули. (Напугало что-то или кто-то. Что теперь гадать?), подарив нам красоту полёта и весенней нови благодать.

119

120

Февральский март …и апреля, вероятно, не случится. Н. Болтянская

Февральский март… нет, мартовский февраль… Он губы холодит остывшим чаем, к нему уже готова рифма «враль», и это не упрёк, и не случайно. Холодный ветер обещает снег, но обещаньям кто сегодня верит? И очень скоро крокусов набег заполонит газоны в нашем сквере. Лежит на ветках розоватый дым. Ростки из тьмы слепая сила гонит. Да, север… Но земле парной Гольфстрим, отогревая, дышит на ладони. Он в спешке раскрывает створки дней с полупрозрачным слоем перламутра и, как в бинокле сыпь цветных огней, одним движеньем приближает утро. Весна затеет свой переполох позднее, и апрель ещё случится, и будет день, как облегчённый вздох, плыть в свете цвета мёда и горчицы.

121

*** Февраль! Достать чернил и плакать… Б. Пастернак

Уже давно чернил не достаём, чтобы нарушить белизну тетради, и редко плачем вместе с февралём, вослед зиме в задумчивости глядя. Он так спешил собой сменить январь, Наш месяц-коротышка, наш подросток! Быстрее снега тает календарь И к сердцу примерзает, как короста. В кофейной гуще и в раскладе карт Загадываем и разгадку ищем. Пока не заступил на вахту март, О феврале хорошее напишем. Он лишь для рифмы грубо назван «враль»: Правдив и верен он, как вещий опыт. Я воспою его, пока февраль Ещё зимой до донышка не до́пит.

122

Февраль Над городом снежно, над городом вьюжно, В домах зажигают огни. Февраль, мой попутчик, мне к дому не нужно, Подальше меня замани. Задёрни свой лёгкий, танцующий полог, Тропинки запутай у ног. Ты так же обманчив, как век твой недолог, И так же, как я, одинок. Дружок, не грусти, нам с тобой по дороге До самого Судного дня. Зачем же глаза твои, светлы и строги, С укором глядят на меня? Я всё ещё помню тот берег пологий, Просоленный крепко волной, Куда невзначай занесли меня ноги Заплаканной ранней весной; Качалась вода с тёмной примесью неба, И густо позвякивал лед, Но воздух колючий не снежным, а вербным Казался весь день напролёт. Раздуй же шальное метельное пламя, Вчера ещё робок и тих, Даруй мне такую же цепкую память О сумерках улиц твоих; Засыпь мне глаза порошением быстрым, Чтоб я потеряла свой дом. Я скоро сама разгляжу твою хитрость И вспомню, что он за углом.

Татьяна Корсунская Ганновер Ночная прогулка Анны Ахматовой Бессонной тропой спускаются вниз слова. Мотив не простой, из прошлых «на бис» строфа. На том берегу метёт седину февраль. Фонтанка в снегу. Мостами сомкну печаль. И в круге, и вне прорвётся в игру молва, И кажется мне, что я подберу слова. Рулады льстецов и тысячи глаз у стен. Не скроешь лицо, а слово — алмаз и плен…

123

124

Эмилия Песочина Ольденбург Сны Видишь, снега затевают игру за окном. В белых пелёнах зимы засыпает наш дом. Тень на стене колыхать утомилась свеча. Замерли руки твои у меня на плечах. Двери на стук отворю, только нет никого… Это, наверное, просто пурги баловство. Ветер с метелью, обнявшись, стоят за углом. В стылой ночи им не так одиноко вдвоём. Спрятан за шкафом десяток несбыточных снов. Полки заполнены сонмом несказанных слов. Вещи хранят свои тайны, и тени молчат. Губы едва прикасаются к ямке плеча. Сгорбился сад наш под тяжестью тёмных веков. В небе проснулись и встали стада облаков. Сны защищают наш дом от снегов и зимы. Здесь нам тепло и надёжно, здесь счастливы мы. Запах оплывших огарков и яблок сухих… Ветер с метелью гуляют, читают стихи. В каждом зрачке у тебя, у меня по свече. Мне бы дремать до утра у тебя на плече. Ветер с метелью над садом уснувшим поют. Я засыпаю и чувствую щёку твою. Я засыпаю, ты чувствуешь — я уже сплю… Спи, я люблю тебя… Спи… Я люблю… Я люблю…

125

Две души Пусть неслышно сомкнулись снега В темноте у тебя за спиной, Пусть взметнулась меж нами пурга — Всё равно оставайся со мной. И неважно, в которых мирах Ты звездой одинокой мигнёшь — Промелькни в златоверхих кострах, Освети беспросветную ночь. Пусть не станет уж сил горевать, Что разлука в две жизни длиной Опоясала в горле слова — Всё равно оставайся со мной. Протяни мне ладонь через лес, Где в сугробе замёрзла судьба. Свет померк на холодной земле — Непроглядно на ней без тебя. Ты свой путь в небесах прочерти — Я взлечу и пойду за тобой. Ты мне только в дороге свети — Протяни мне свой луч золотой. Небо вьюгами ты раскружи — Пусть сольются все звёзды в одну… С карусели земли две души, Взявшись за руки, в небо шагнут…

126

Перед сном Стелили пышную кровать. Слепые лампочки гасили. Был сумрак сер и сыроват, Но набирался тёмной сини. В печи уже не стало дров… И угли гасли постепенно… Щекотно, споро и пестро По потолку, полам и стенам Летали бабочки огня. Ночник сердито пучил глазки. Мукою пахло от окна. И сыром остреньким голландским Кусок отрезанной луны Лежал недвижно на клеёнке. Дверной сустав скрипел и ныл, И тишина была неёмкой… Скорее, плоской… Как лицо, Не освещённое свечою… Часов неукротимый цок Готовился к ночному бою. Метались тени по стене, Как дикие ночные птицы. А за окном ажурный снег Шёл от небесной кружевницы. В крахмальной, хрусткой тесноте Постели, как в ночном затоне, Светились контуры двух тел, И ладилась ладонь к ладони.

Владимир Спектор Бад-Зоден Лучшие слова — одни на всех (диптих) 1 Из-под снега выглянет асфальт — как лицо из-под белил. Главного ещё я не сказал. Хоть и много, вроде, говорил. Всё старо, как прошлогодний снег. Да и нынешний уже не нов. Хоть и близким кажется успех — дотянуться не хватает слов. Поищу их в письмах фронтовых. Там про снег и про войну. В лица дядей вечно молодых сквозь их строки загляну. Снег в тех письмах — вечно молодой, лучшие слова — одни на всех. Время между мною и войной — утрамбовано, как снег. 2 Снегу не хватает белизны, миру не хватает тишины, Злости не хватает добрякам, доброты — решительным рукам, Теплоты — во взглядах на бегу, паруса — на тихом берегу, Мира — в небесах и на земле… Только снега много в феврале. Но и снегу не хватает белизны. В феврале цветные снятся сны. Не хватает пенья майских птиц, просто счастья для знакомых лиц.

127

128

Михаэль Шерб Дортмунд Февраль Мороза газировку залпом Глотну — и в глотке зазудят Еловой хвои кислый запах, И мандарина аромат. Работа — дом, маршрут недолог, — Пройду по снегу, вдоль тропы: Ломая тысячи иголок Одним нажатием стопы. И пульс частит, как будто сердце Спешит за солнцем, а оно Бежит быстрее, чтоб согреться, И светит в каждое окно. Хоть холод вынесешь за скобки, Но всё-таки пробьёт озноб, Когда мелькнёт на остановке Автобуса стеклянный лоб. Ключ провернёшь, вонзивши в рану Замочной скважины, как нож, — И пошатнёшься, словно пьяный, Когда порог перешагнёшь.

Татьяна Шмитц Райнберг Февраль дарил надежду на тепло Февраль дарил надежду на тепло, Не верилось, но первыми лучами На подоконник солнечно текло Предчувствие весны. Хотелось чая Со вкусом липовым, цветущим, молодым. И в улье оживающие пчёлы Готовы были в прежние сады Лететь опять с жужжанием весёлым. Был сладок привкус мартовских дождей, Безудержно даривших обещанья, Что бесшабашный ветер-прохиндей Весну вернёт. И лета очертанья Маячили так близко, что в цветах, Пробившихся навстречу всем обманам, Как дикий мёд на высохших устах Свет растекался в мир благоуханно. В закрытых почках наливался сок. Апрель томил своим ненаступленьем. Но где-то отдалённо-высоко, Зыбывчива, как дряхлое растенье, В игру вступала холодом речей Отсроченная призрачность победы. Не счесть прорех в небесном решете, А память так жива февральским летом…

129

130

Февраль Наидеаль себе февраль Без ветра, холода, простуды. Где укрывают, словно шаль, Снега печали и причуды. Наколыбель прозрачных снов, В которых спится как в уюте. Где новый мир уже не нов, В ковчеге старого по сути. Не говори себе «как жаль», Ещё капели будут капать. Пока... наидеаль февраль, В котором можно не заплакать.

Будь Если бы снова сказать: Будь! Рядом ли, на расстоянии. Больше в нашем городе уже нечего вспоминать. Складываю своё дыхание самолётиком оригами, К тебе запускаю утром. Успевает ли долетать? В полукруглых зрачках-арочках, у самого края изгиба, Растворилось желанье, упорхнуло крылом стрекозьим. С неба свесится облако равнодушно, неторопливо, И одна за другой из памяти начнут выпадать занозы. Потому притворись прохожим, который меня не узна́ет В суматохе февральского снега, до синевы колкого. Полынья затрепещет, как открытая рана сквозная, А земля прошьётся снежною нитью шёлковой.

Ирина Юрчук Ольденбург Зимняя охота Ещё надежды белыми стадами Паслись на скудных пастбищах своих. Сперва декабрь понуро брёл садами, Как лось усталый, тёмно-сер и тих. Ночь стыла в безмятежном безметелье. Чуть рассвело — январь пошёл вразнос. Нагой земли истерзанное тело Вспорол, как бык копытами, мороз. Студён и лют, то дискантом, то басом Охотник-ветер дует из рожка… У самого порога снежным барсом Залёг февраль. Откуда ждать прыжка?

131

132

На ивовой веточке Не пробиться никак обессиленным нежным побегам, Тем росткам, из которых проклюнуться счастье могло бы. О весне кто-то врал — весь февраль наметало сугробы — Полегли ковыли под тяжёлым, как сон, белым снегом. Кружат в пасмурной выси надежды — голодные птицы, Поклевать норовят из протянутой к небу ладошки. Всё равно суждено в вышине им напрасно кружиться. На замёрзшей ладошке для них не осталось ни крошки… Покачнётся синица на ивовой веточке шаткой, Улетая в несбыточный синий сапфировый вечер. И слезинки дождя будет смахивать с окон украдкой Этот насквозь продрогший сырой неприкаянный ветер. И обрывки тумана рассядутся спать по карнизам, Заплетая огни фонарей в свой опаловый кокон. Завтра день мне предложит, наверно, свои компромиссы, А пока я послушаю всхлипы заплаканных окон. По щеке ли слеза, по стеклу ли дождинка стекает — День уйдёт навсегда, утешенья в слезах не нашедший. Дождь проходит, снег тает и ветер однажды стихает. Март когда-то придёт и надежду тихонько нашепчет...

Снегири Всё помню — это утро, сад в снегу, И снегири клюют промёрзшую рябину, А я от близости разлуки стыну, Но до тебя ещё рукой достать могу. То утро было щедрым на слова, Сполохи, блики, спешный жар в пылу камина… Любовь ещё нам прикрывала спины, Закон разлук уже вступал в свои права. В камине затухал пожар страстей, Сходил на нет, слабел от тщетности усилий, А мы в себе терпение растили, Впрок, про запас, для предстоящей жизни всей. Виток любви на высшем вираже, Над обречённостью, где вечно, шаг за шагом, Брести, терзаясь неизбывным страхом, Что в этой жизни мы не свидимся уже. Отныне без вины осуждены Быть черепками древней амфоры разбитой — Затеряны в веках и позабыты Среди холодной бесконечной белизны. Камин давно остыл — рук не согреть. Февраль продрог насквозь, снегам не стаять, Мосты разведены, не сопоставить, Мороз всерьёз, мы врозь на десять жизней впредь… Каракули — попробуй разбери, Что рок небрежно в книге судеб нацарапал... В саду, как прежде, брызги алых капель На белый снег с рябин роняют снегири. Авторское чтение стихотворения «Снегири»

133

136

Нани Сариду Александруполь Зима Свалился с сердца груз И выбелил ресницы — На лапнике снега́, Лицо в дорожках слёз, Над арматурой льда И стали пар клубится, Штыри пронзают нос, Рукою он растёрт. Сосуд мой опустел, Возможно, он разбился… Да был ли он вообще? Тут тени не живут — Лишь абсолютный свет Бесчувственной гробницы, Под мраморной плитой Зимуют Цвет и Звук. Тут начат пересчёт Тысячелетней боли, Желания, Греха На Рая забытьё. И маятник умолк, Пока опять Земное Из Вечной мерзлоты Подснежником взойдёт!

140

Гурам Петриашвили Тбилиси

Рисунки В. Нагаева

141 В далёкие времена в Маленьком городе дома отапливались каминами. На улицах можно было увидеть людей, с ног до головы покрытых сажей. Они прочищали дымоходы, и все называли их трубочистами. Набьётся в трубе сажа, и хозяин дома бежит звать трубочиста. Придёт он, залезет в камин и начнёт чистить каминную трубу длинным шестом. И пыхтит, кряхтит, чтобы видели, какая у него трудная работа. Комната наполняется сажей, а трубочисту хоть бы что. Вылезет из камина, получит плату за работу и уйдёт довольный, волоча за собой шест. А хозяева потом всю неделю моют и убирают дом. Не нравилось это людям, да что было делать? Трубочисты уверяли, будто нельзя чистить иначе. Эти ленивые трубочисты и умываться ленились — зачем умываться, всё равно мы целый день в саже! Но вот однажды пронёсся слух, что в Маленьком городе появился новый трубочист — очень, очень странный. Трубочисты высыпали на улицу узнать, кто он, откуда и чем не такой, как они! На улице толпились люди. Все смотрели вверх, на крышу одного дома. По крыше шёл никому не известный юноша; сам в саже, но на голове белый-пребелый цилиндр. Вокруг юноши вилась стайка белых птиц. Трубочисты со смеху давились, глядя на него, потешались: его же близко не подпустят к камину! И тут же придумали ему прозвище — Тетрсулёла, что значит «Белый чудак». — Тетрсулела, Тетрсулела! — насмехались трубочисты. — Не прочистишь трубу сверху, не вычистишь! Но странный трубочист не обращал на них внимания. Опускал в трубу миску на верёвке, выгребал сажу и ссыпал всё в мешок. И так осторожно прочищал каминную трубу, что ни одна сажинка не падала в комнату. А над ним кружились и щебетали белые птицы и по очереди опускались на его белый цилиндр… И с этих пор жители Маленького города одного только Тетрсулелу звали чистить камины. Злились ленивые трубочисты на горожан и Тетрсулелу, ворчали: «Откуда он взялся такой на нашу голову!»

142 Боялись они лезть на крышу, бранились, но пришлось им научиться чистить трубы сверху. А Тетрсулела был таким же, как все, просто очень любил мечтать. И с детства дружил с белыми птицами. Слушать щебет птиц да мечтать — ничего другого не нужно Тетрсулеле! Белый цилиндр подарили ему белые птицы. Подарили за то, что он любил мечтать. Теперь, когда все трубочисты прочищали трубы сверху, у Тетрсулелы стало больше свободного времени. Он часто сидел на крыше и мечтал. Но белые птицы заметили — грустит Тетрсулела. И однажды ночью птицы подсмотрели, что ему снится. Птицы умеют видеть чужие сны. Проснулся утром Тетрсулела, а птиц нет! Исчезли его белые птицы. Сильно опечалился Тетрсулела. Люди звали его почистить камин, а он не шёл. Сидел и плакал. И вдруг вернулись к нему белые птицы. Но куда они улетали и зачем, не сказали ему. Каждая птица выдернула из хвоста маленькое белое пёрышко и отдала Тетрсулеле. — Возьми, покрой подмётки башмаков нашими белыми пёрышками, и исполнится твоя мечта… И вот полил весёлый вешний дождь, а когда дождь кончился, над Маленьким городом перекинулась радуга. Глянули на неё горожане и замерли, удивлённые и испуганные: по радуге шагал Тетрсулела. Он поднимался всё выше и выше и на самой середине заплясал. Это был танец Ликования. Люди кричали от восторга, подбрасывали вверх шапки. А белые птицы носились над рекой, рассматривали своё отражение в воде и уверяли друг друга, что хвосты без одного пёрышка стали куда красивей. Плясал на радуге Тетрсулела. Смеялись и восхищались люди. И только ленивые трубочисты злились на Тетрсулелу. Отошли в сторонку и думают, как быть. — Он же ненормальный! Полоумный всех нас погубит! — говорили они друг другу.— Люди, чего доброго, и нас заставят полезть на радугу! А кто знает, что ему ещё взбредёт в голову!

143

144 И они решили избавиться от Тетрсулелы! И чем скорее, тем лучше! А Тетрсулела плясал на радуге, и люди восторженно подбрасывали шапки. И никто не заметил, как подкрались трубочисты к радуге и подожгли её. Запылала семицветная дуга-радуга, окуталась дымом. Скрылся Тетрсулела в дыму и пламени. Оцепенели люди от страха. С криком взмыли вверх белые птицы. Но не успели долететь они до радуги, как хлынул дождь. Когда пламя угасло, над городом изгибалась чёрная дуга, и никого на ней не было. Исчез Тетрсулела. Белые птицы укрылись под крышами и горько оплакивали Тетрсулелу. Чернела над городом обгорелая радуга. Никто не знал, кто поджёг её. Кликнули горожане трубочистов почистить радугу. Трубочисты были очень довольны. Они согласились, но потребовали очень много денег. Да разве подняться было им на радугу? Поколотили их горожане — пусть не обманывают впредь и не берутся за то, на что не способны. Взлетели на закопчённую радугу белые птицы и долго чистили её своими пёрышками. И снова весело заиграла над Маленьким городом семицветная радуга. Но белые птицы сделались от сажи чёрными. Лишь грудки остались у них белыми — слёзы смыли с них сажу. Плачут птицы, оплакивают Тетрсулелу. Хвосты у них без одного пёрышка и оттого похожи на ножницы. Эти птицы и сейчас живут в Маленьком городе. Вы, конечно, догадались, что я рассказываю о ласточках. Горюют ласточки о Тетрсулеле, но верят — найдут его гденибудь. Ищут, день-деньской ищут они Тетрсулелу. Иногда им кажется, что он уплыл на облаке в другие края. Вот почему улетают ласточки в далёкие страны. Потом возвращаются и вьют гнёзда под крышами домов. Может, они и рядом с вами свили гнездо?

145

146 Может, они и рядом с вами свили гнездо? И вы удивляетесь, о чём они всё время щебечут? Ну-ка, прислушайтесь — они повторяют одно и то же! Ласточки говорят, что однажды весной прольётся весёлый вешний дождь, а когда он кончится, они увидят на радуге пляшущего Тетрсулелу. Может, они и рядом с вами свили гнездо? И вы удивляетесь, о чём они всё время щебечут? Ну-ка, прислушайтесь — они повторяют одно и то же! Ласточки говорят, что однажды весной прольётся весёлый вешний дождь, а когда он кончится, они увидят на радуге пляшущего Тетрсулелу.

Людмила Чеботарёва (Люче) Ноф-ха-Галиль, Израиль Сказка о Чудаке, Мечте и Птице По мотивам сказки Гурама Петриашвили «Тетрсулела-трубочист»

Давным-давно — не помню точной даты — Я уходил один в туман густой. Мне вслед кричали: «Эй, Чудак, куда ты?», А я в ответ: «За песней и мечтой!» Народ смеялся: «Что за прок от песни? Ты этого небось не знаешь сам!» Им невдомёк, что с песней жизнь чудесней, А я, признаться, верю чудесам. «И что же это за мечта такая, Что ты готов покинуть отчий дом?» — Мечтаю я, чтоб радуга цветная Дарила людям радость день за днём. Хочу созданью радуг научиться Надеюсь, что решенье отыщу. Быть может, мне помочь сумеет Птица — Та, что сейчас на волю отпущу. У клетки распахну пошире дверцу — Лети же, Птица, выше облаков! Пускай растает лёд в холодном сердце, Чтоб поселилась в нём навек любовь! «Чудак! Нет в мире радуги без ливней, А это значит — холод… лужи… грязь… Да разве что-то может быть противней? Мы не видали хуже отродясь! Что там за птица над землёю вьётся? Бегом под крышу, скоро грянет гром!» Но наш Чудак заливисто смеётся: «Злу никогда не справиться с добром!

147

148

Давайте танцевать и веселиться! Я счастлив, люди! Я вас всех люблю! Смотрите, как я приручаю птицу И звёздами её с руки кормлю». Вдруг из толпы раздался голос грубый: «Не слишком ли он весел и речист? Пусть лучше чистит от нагара трубы, Ведь городу потребен трубочист. Пускай камины, печи, дымоходы — От пепла, сажи, копоти, золы — Он чистит от заката до восхода, Тогда признает он, что люди — злы». — Вы видите, как Радуга сияет На небе безраздельно голубом? И счастье наши души наполняет И тёплый свет нам озаряет дом. «С ним нужно быть взыскательней и строже. Слыхали, как язык его остёр? Сейчас мечту возьмём и уничтожим: Несите спички — разведём костёр. В тюрьму его — пусть посидит под стражей! Чужак! Злодей! Бродяга! Гнусный тать! Давайте сажей радугу замажем, Чтоб неповадно было впредь мечтать!» Закрыли на большой замок темницу, Установили самый сложный код. Но к Чудаку вдруг прилетела Птица И стала чистить чёрный небосвод. Обугленные съёживались перья… И крылья обгорали на лету… Но разве можно обмануть доверье, Украсть надежду и убить мечту?!

…Промчались годы, позабылись беды, И высохли следы горючих слёз. Воздвигнут в небе символом победы Великолепный семицветный мост. И если кто-то радугу захочет Поджечь и закоптить её навек, Чтоб белый день казался чёрной ночью И радости не видел человек, То Птица возвратится и подарит Серебряное пёрышко с крыла, И радугу отчистим мы от гари, Чтоб снова разноцветною была. И озарятся счастьем наши лица, Когда мы будем танцевать на ней, А в небе защебечет песни Птица В сиянье ярких радужных огней!

Иллюстрация Вероники Русиной

149

150

Иллюстрация Марии-Иванны Середы

151

Иллюстрация Алины Бошкиной

152

Иллюстрация Анастасии Мошковой

Людмила Чеботарёва (Люче)

153

Ноф-ха-Галиль, Израиль Тетрсулела-трубочист По мотивам сказки Гурама Петриашвили «Тетрсулела-трубочист»

Давным-давно — не помню точной даты — Я уходил один в туман густой. Меня спросили: «Эй, чудак, куда ты?» А я сказал: «За песней и мечтой!» Я из цилиндра выпускаю птицу И звёздами её с руки кормлю. И если дело мастера боится, То потому, что я его люблю! Умело и смело возьмёмся за дело! Нехитрое дело — и вмиг станет белым Ваш чёрный чердак. Ведь к вашим услугам — Тетрсулела, Тетрсулела, Тетрсулела — Белый чудак. А если кто-то радугу захочет Поджечь и закоптить её навек, Чтоб белый день казался чёрной ночью, И радости не видел человек. Давайте же по пёрышку подарим — Всего перо от ласточки весной. И радугу отчистим мы от гари И снова её сделаем цветной. Умело и смело возьмёмся за дело! Великое дело, чтоб в небе горела Дуга в семь огней! И Тетрсулела, и Тетрсулела. И Тетрсулела, и Тетрсулела Вам спляшет на ней!

156

Нина Гейдэ Копенгаген Эскиз Как всё продумано и мудро: какое ласковое утро. Февраль — как раковина: свет из розового перламутра, но снег не серебрист, а сед. В пространстве замкнутом, дворовом, где день по бликам доворован гуашью тьмы, как страж, одна степенно шествует ворона, и зреет белая луна.

*** Как тень, любовь за нами ходит следом, но не спешит открыто обласкать — живу с тобой между зимой и летом, между землёй и небом — в облаках. Исхожены уже до горизонта словами виртуальные поля, но всё еще в реальность не разомкнут круг ожиданья — времени пила неудержима: дни летят, как щепки. Ждать устаю — глупа, слепа, слаба — когда ты наяву «люблю» прошепчешь и уберёшь мне волосы со лба.

157

*** У февраля-враля — своя забота: грядущей не поддаться новизне, метелью из-за льдистого забора грозить самонадеянно весне. Сосулек копья выставлять упрямо, войска морозов собирать на бой. Так ищешь на любовь и ты управу: февраль и март — ведь это мы с тобой. Не лги себе, что зимние пейзажи — твоей судьбы художественный стиль. Разлук играя снежные пассажи, ты сам сугроб на сердце нарастил. Но вечной мерзлоте конец настанет — потворствовать довольно февралю. Придёт весна — и будет неустанна капель: люблю-люблю-люблю-люблю…

160

Ирина Авраменко Нетания Февраль Завтра быстрый февраль, как ни странно, Будет выпущен белой стрелой. Все мои задушевные раны Он заштопает тонкой иглой. Все мои неучтённые мысли Он запишет в большую тетрадь. И луны голубой коромысло Мою звёздочку будет качать. К солнцу тянутся дни и тюльпаны, Зацветает так нежно миндаль. Все мои задушевные раны Остудил своим ветром февраль…

Зима меняет серые наряды… Зима меняет серые наряды, Чай разбавляет розовым вином. И мутными горошинами града Засыпаны дорожки под окном. Холодным ветром город мой простужен, Пронизан воздух грустью в феврале. И больше никому уже не нужен Весёлый зонт, забытый на скамье. Кивают робко первые тюльпаны Как будто чью-то тайну разузнав. Болеет мир одним на всех обманом, Что всё изменит вечная весна…

161

В середине февраля… В середине-сердцевине голубого февраля Пахнет солнцем и весною — и никто не одинок. Ты поймаешь вдруг улыбку, я поймаю чей-то взгляд, И сердца забьются громче, чем в колонках бодрый рок. Это просто День влюблённых, что бывает раз в году, Не держи слова в секрете, ты поведай о любви. Может быть, ты счастье встретишь, может, я мечту найду, До сих пор никто не знает, каковы они на вид. Поделись теплом с другими, незнакомым улыбнись, За окном сердечек стая пролетит по февралю. Холод ты согрей губами, просто нежно прикоснись, Пусть кто дорог и кто важен скажет в этот день «люблю!»

162

София Бронштейн Нетания 1949 – 2017 Февраль Февраль. Ни сказок, ни иллюзий, Ни оттепелей, ни пурги — По прейскуранту “all inclusive” Удобно встать не с той ноги. Чуть-чуть ветров, немного солнца, Чуть-чуть намоленных дождей. Горит звезда на дне колодца, Как оперение вождей. Февраль — зимы последний лузер, Кум королю и сват, и брат. Февраль — и никаких иллюзий — Иллюзии рождает март.

*** Февраль. Достать чернил и плакать. Открыть заветную тетрадь, Слезами всё вокруг закапать: Буфет, столешницу, кровать (Теперь в ней будет мокро спать), Пером страницу исцарапать, Дождаться марта. Зарыдать… Какое низкое коварство — Весенний приступ графоманства, И с ним никак не совладать. Такая пакость, хуже пьянства. Но, впрочем, есть одно лекарство: Разлить чернила. Не писать

163

Февраль очередной Задождил, заныл, завыл ветрами волчьими, Лисий хвост песчаных бурь замёл асфальт, Предъявляя непогоду нам воочию. Этот месяц называется февраль. Обещает потепленье и подснежники Календарь — известный путаник и враль, Может быть, нам просто не хватает нежности. Этот месяц называется февраль. Он короче остальных братишек-месяцев, Только мартовская ближе пастораль, И последние метели к окнам лепятся. Этот месяц называется февраль. Не зима и не весна, а осень мутная, То ли сыро, то ли мокро, то ли хмарь, Суета и маета ежеминутная — Этот месяц называется февраль. И вползает, как змеюка подколодная, В сердце грусть-тоска, прилипчивая тварь. И любовь у нас какая-то холодная… Этот месяц называется февраль. Но однажды в ночь, поёживая плечики, Он уйдет, надвинув старенький кепарь, И растает навсегда в недолгой вечности… Этот месяц называется февраль.

Людмила Ворожищева 164

Хайфа *** Зима? Да полно! Пышное цветенье Счастливыми прикинувшихся роз И странное, бесстыдное сплетенье Сановных пальм — и стелющихся лоз. Зима? Да полно! Третий месяц кряду Бессменно нависает над тобой Измученная, вспухшая громада, Терзаемая ливнем и грозой. Идёшь в толпе, людей не замечая, Мелькая в мутном зеркале витрин, Потерянный, как капля дождевая В потоке под колёсами машин.

*** Когда ледяными губами Ко лбу прикоснётся февраль, Закутаюсь в старую память, Как в мягкую теплую шаль. Но медленно кровь холодеет И холоден замкнутый мир. А старая память — не греет. Изношена, видно, до дыр.

*** Истекает месяц февраль. Скоро к нам вернётся тепло. Ничего на свете не жаль Из того, что было — прошло. По дороге мутным ручьём Мчится дождевая вода. Напишу стихи — ни о чём. Адресую их — никуда. Пусть себе по свету бредут. Может, адресата найдут?

Ефим Гаммер Иерусалим Постижение любви 1 Всё призрачно, Что вижу я в былом. Колеблемый Февральскими ветрами, Иду к тебе. А жизнь, меняя рамы, Идёт во мне — Притворна! — напролом. И лицедействует, Как в драме, Житейским Политой дождём. 2 Немыслимо, но я живу былым, Как телеграмма — давними словами. Иду к тебе. Но как развеять дым? Пробиться как? В неясной панораме Я различаю губы и глаза. Они твои, зато морщинки «наши». О, не старей! Тебе стареть нельзя. И без того себя уже ты старше. Из круга жизни — общих зим и лет — Ты в круг иной вошла — в моё былое. Любовь! Я постигаю твой рассвет Не на рассвете… Позднею порою. Мой поздний час, вновь чувства прояви, Чтоб — опалённый невозможной ранью — С любимою я снова был на «Вы», Как в первый день, за век до расставанья.

165

166

3 Мою печаль, как пуховую шаль, Накинула твоя печаль на плечи. Мне жаль, мне жаль, тебя мне снова жаль. Но чем помочь тебе? Помочь мне нечем. Нам не сойтись, как небу и земле. Нам даже не надеяться на встречу. Мне жаль, мне жаль, но оба мы во мгле. Так чем помочь тебе? Помочь мне нечем. Пройдут века и на земле людей Не станет больше зла противоречий. Мне жаль, мне жаль, но мир во тьме идей. Так чем помочь тебе? Помочь мне нечем. Дарю печаль, как пуховую шаль. Но вряд ли эта шаль тебя излечит. Мне жаль, мне жаль, тебя мне снова жаль. Но чем помочь тебе? Помочь мне нечем.

Вернисаж Ефима Гаммера Иерусалим

167

168

169

Илана Городисская 170

Беэр Шева Красный юг Покрывается алым наш юг в феврале, Будто плещется кровь по кремнистой земле. Маки, лютики и анемоны Низко ей отмеряют поклоны. Ну а я не склоняюсь к ней в этом году, И, видать, по багровым полям не пройду. Может, только взгляну издалёка На цветение почвы жестокой. Всё случается в этом сезоне впритык. Первый миг — как последний, единственный миг. Словно кровь на земле — не растений, А насущных людских треволнений. Я в грядущий февраль анемоном взойду, И толику свободы опять обрету, Как положено чаду природы — Пробиваться чрез камни и годы.

Фото Иланы Городисской

172

Ирина Грановская Хайфа Несвободна Несвободна, словно тень от кошки, Шла река в наручниках мостов, У причала строем тётки-ёжки Продавали трупики цветов, Предвкушая яблочную мякоть, Корни яблонь тискала земля… Что ж теперь, достать чернил и плакать? Или подождать до февраля? Подождать, когда замёрзнут воды, Станут сном последние цветы, И, наевшись досыта свободы, Может быть, ко мне вернёшься ты.

Любовь Знаковская Тверия Зимний Крым Это не придумаешь нарочно: Город был в плену у февраля, И земля, освистанная в прошлом, Нарядилась к ночи в соболя. Нет, не в соболя — наряд песцовый Украшает крыши и сады. Зимний Крым — с иголочки, как новый, — У тревожно дышащей воды… Стынет кипарис — солдатик стойкий На одной ноге на берегу… Рядом воробьиные подковки Грамотой китайской на снегу.

*** Как было просто — повернуть назад. Простого проще — сесть в другой вагон, Чтоб ты не знал, что есть мои глаза, Чтоб я привыкла думать о другом. Но волею каких-то добрых сил Или коварных — я им не судья! — Когда огни наш город погасил, Мы встретились в вагоне — ты и я. И с грохотом проносятся мосты, А за окном совсем седой февраль. И в целом мире только я и ты, Но я не знаю, друг ты или враг…

173

174

Людмила Кац Петах Тиква Февраль в Израиле Израильская тёплая зима — Карикатура северного лета, А мы, дрожа в нетопленных домах, Про вьюгу и метель поём куплеты. В календаре как будто бы февраль, Но где же холод, вьюги и метели? На склонах распускается миндаль, А птицы песнь весеннюю запели. Но предвещает ветреный прогноз, Что скоро скажет нам февраль: зима я! Вернётся холод (к счастью, не мороз), С погоды календарный долг взимая…

Ностальгическое С крыши сосулька слезала — Солнце сосульку слизало. Клюнул сосульку птенец — В клюве исчез леденец.

176

Алла Кречмер Нетания *** Вьюгами февральскими остужена До лучей весенних спит земля. Жизнь моя покажется ненужной В снежной середине февраля. Снег летит, как стайка белых бабочек, Что толкутся в свете фонарей, А в душе остывшей гаснет лампочка Той любви, что обитала в ней. Дни пока стоят ещё морозные — Жду, когда разбудит мир весна. За любовь, за нашу встречу позднюю Мы за всё расплатимся сполна. Загуляют ветры ошалелые, Принесут последний всхлип зимы. Попросить прощенья не успела я, И в плену непониманья мы.

Зимнее ненастье Дождя лавина рухнула с небес И разлетелась тысячью осколков, А горизонт за серой мглой исчез, Насквозь промокли молодые ёлки. Там бесновался ветер, словно он Калиф на час, и город сдан на милость. Слепой стихией призван легион Летящих вихрей, что с дождём кружились. Но иногда в той сумеречной мгле Один лишь луч пробьётся, как виденье — Посланник солнца прилетел к земле И воскресил нам первый день творенья.

177

Нетания. Февраль Как будто лондонский туман На город вечером спустился. В молочный белый океан До основанья погрузился. Там расплывался тусклый свет Фар, фонарей и мутных окон. Я заплутала у дверей Подъезда, у столбов высоких. Ну а сегодня гладь и тишь, И мглы вчерашней не осталось. Похож мой город на Париж — Пусть не совсем, всего лишь малость. Февральский, тёплый, светлый день, Французской речи гул летящий; Кафе, полуденная лень И лёгкий тёплый дождь скользящий. И мы в предчувствии весны, Как будто бы плывём в нирване. И снятся нам цветные сны, Что мы немножко парижане. Пройдя сквозь множество разлук, Ищу знакомое в знакомом, Но не похож на Петербург Мой город — тот, что стал мне домом.

Виктория Левина 178

Ришон ле-Цион Февраль Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною черною горит. Борис Пастернак

Пока на клочьях серой ваты посттравматических оков зимы постылой стынут латы в клубах ослабших облаков, пока над насморком капели уже не властвует борей, писать, что птицы полетели по азимуту вешних дней. Но — рано. Мироточат строки, февральской стужею полны. И в бледных лицах скрыты сроки чуть проступающей весны.

Об этой буре Об этой буре я могу сказать — сносила крыши и столбы валила! Как будто бы не в силах удержать была всё то, что за жару скопила… Приговорён свинцовый этот шторм февральскою грозою к побережью — он так вздымался белым гребнем волн, что отнимал последнюю надежду на заводь тихую и палевый песок тягучей неги средиземноморской… Устала. Зябко. Молотком в висок — порывы ветра. Бесовское войско кликушей воет, хлопает крылом, рычит, как зверь, и завывает снова! И, разразившись бешеным дождём, крадёт из-под ступни земли основу…

был голос тал… Кантата

179

«…был голос, явившийся нам воплощением чистоты, силы и смертельной торжественной горечи. Мы услышали его во всей неискаженной ясности его: был подобен парению раненой птицы, был снежного сверкающего цвета, пел голос бел, бел голос был, плыл голос, голос плыл и таял, был голос тал. Он пробивался сквозь все, все презирая, он возрастал и падал, дабы возрасти. Был голос гол, упрям и наполнен пульсирующей громкой кровью поющей девушки.» Саша Соколов. «Школа для дураков»

Пел голос — белый, чистый, неистраченный, когда счета февральские оплачены, вставал на цыпочки, робея взрослой тайною, аккумулируя влюблённости случайные… Пел, модулируя непрожитыми датами, когда Голгофою встают мечты распятые, и непрерывный пот стекает в ночь усталую. Пел голос, пел, журча в ручьях водою талою! И силой мышц, как силой мысли пламенной, катал по нёбу звуки плазмою расплавленной! В верхах витал и опускался в стынь глубокую, пел голос тал в свою весну далёкую. На акведуки Леты чистые, без устали, мой голос шёл однажды, жизнь предчувствуя!

180

Николь Нешер Кирьят-Бялик Ко дню влюблённых От февраля до февраля Кружится грешная Земля. Все от шута до короля Под звонкий хохот хрусталя Любовь-блудницу славят. От февраля до февраля, Поймать мечтая журавля, Идут влюблённые в поля, Где, миром сказочным руля, Любовь-шалунья правит. От февраля до февраля Мы нашу жизнь начнём с нуля, И алый парус корабля Надеждой обожжёт заря, Любовь сердца ошпарит!

Накрыла спячкою зима Накрыла спячкою зима, Запорошив судьбы дороги. Страдаем горем от ума, О Вечность вытирая ноги. Жуём заплесневелый сыр, Мечтою запивая будни. В душе, чернеющей от дыр, Играют ангелы на лютне. Жизнь мчится мимо… В никуда… Не удержаться на подножке. И одинокая звезда Бесследно тонет в чайной ложке…

Обвенчает нас весна Жизнь упала, как зарница… О. Мандельштам

«Жизнь упала, как зарница», Омрачая тенью лица. Дни несутся вереницей, За окошком снег кружится — Зима. Заметёт февраль страницы, И в завьюженной столице Ты мне ночью будешь сниться — От любви бы не лишиться Ума. Утром — горький чай с корицей. Скрипнет тихо половица — Встрепенёшься грустной птицей. Дом давно уж не светлица — Тюрьма. Окна — в бренный мир глазницы. Расстоянья и границы Чувства крошат на крупицы — И любви опустошится Сума. Время — хитрая лисица — Без оглядки в вечность мчится, Утекает, как водица. Стоит только оступиться — И тьма. Но зима не век продлится. Март в окно впорхнёт синицей, Счастье в двери постучится И любовь освободится от сна. Обвенчает нас шутница — Весна!

181

182

Татьяна Плетинская Петах Тиква Сретенье Зеленее штофного стекла катится луна по беловодью снегопадом выстланного дна… Холодно. И не уснуть сегодня. Как знаменье каждый миг ловлю… Господи, простишь ли мне измену?.. Жаркое, упрямое «люблю» всё сильней молитвенного плена… И твержу, о Боже, не Твоё, а его, его всё чаще имя… Милый мой, любовью озарён, грезится за далями седыми, За́ морем, лазурным и большим… Долгожданный! Путь к тебе тревожен… …Лишь кивнёт Господь: «Беседуй с ним…» Да луну покатит над порошей.

Чернильница суха… Чернильница суха. Перо стянула кошка, Маршрут ведя в своих немыслимых бегах: Причина есть теперь словесную окрошку, Попытки жалкие — смести и в печь, во прах, Бесславно притворясь, что Музы уж не стало Ещё в том самом приснопамятном году, Причина есть вздыхать изысканно-устало В ответ на амальгамную улыбчивую мзду… Но глубже за полночь нисходит тайный морок, Всё вздорное скрывается во мгле, И мнится: пастернакова пролётка плывёт, легка, в бесснежном феврале.

Иосиф Рабинович Нагария Февральская проблема Гонит ветер снег заиндевелый Не даёт ответа на вопрос: Отчего же в этот месяц белый Так процент родившихся подрос? Два плюс три и будет пять в ответе, Почему сей месяц плодовит, В феврале родившиеся дети — Это дети мая и любви. Май — проказник юный и шкодливый, Всё ещё доступно и легко: Хочешь счастья — так и будь счастливым Не вникай, не думай глубоко! А потом до смерти будут сниться Над рекой черёмухи пурга, Золотых волос её пшеница, Жаркий шёпот, стройная нога… Всё прошедший, одного желаю: Да пребудет вечно на земле Жаркая любовь зелёным маем И детишки в белом феврале!

Доживём На дворе хорошая погода — Шпарит солнце, лёгонький мороз. Пред весною замерла природа, Позабыв про половой вопрос… Будет всё ещё — и март с апрелем, Если пыл наш прежний не ослаб, Доживём до соловьиных трелей, Пусть не все, но кое-кто хотя б. Главное, что жить и петь охота, Рваться в голубую вышину, Если знаешь ты, что где-то, кто-то Ждёт с тобой грядущую весну!

183

184

Юрий Рехтер Ашдод Февраль Феврали ни в чём не виноваты, Вьюгой окольцовывая дни, Вносят завершающую плату В счёт за окончание зимы. Всё готово: весело играет За окном нечастая капель, Тихо улыбаясь и качая Тёплых дней резную колыбель. Двадцать восемь дней — и вся недолга, Чередою вьюг и тишины Тарахтит февральская двуколка По просторам матушки-зимы. Сокрушает мёрзлые редуты Теплоты сверкающая сталь И не зря на Украине «Лютым» Называют каверзный февраль. В нём весны покоятся пенаты, Воздух ослепителен и свеж, Феврали ни в чём не виноваты, Ведь они — пристанище надежд.

185

Зима Зима воздушной белой ланью Является, дожди уняв, А торжествующий крестьянин Уж о весенних грезит днях. И всё живое замирает, В морозной дымке тает взгляд — Зимой и птицы, и трамваи Не так заливисто звенят. Поток неугомонной жизни, Как будто холодом сражён — Ритмичен и безукоризнен, Но, кажется — заворожён. В уюте снеговой утробы Земли согретая душа Лелеет чернозёмы, чтобы Заколосился урожай. Не умирает мир холодный, Он спит, живые видя сны. Зима — не смерть земной природы, А лишь преддверие весны!

186

Приходят зимние недели Приходят зимние недели И умолкает птичья трель, Но в завывании метели Слышна весны виолончель. И ветродуи-коногоны Везут тележек поезда Из шахт, где вечно-многотонно Хранится белая руда. И засыпают все проходы, Не оставляя в холода Кристально-белую работу Ни на кого и никогда. Готовят день весенний жаркий, В который тёплые лучи, Затеют радостную плавку И лета выплавят ключи.

Ирина Сапир Холон Календарь Цветенье белой яблони зимой смущает тех, кто входит в этот сад. Ещё лежит снегов пушистый слой, ещё весна не скрыла след утрат, что учинил безжалостно февраль. Но, вопреки прозрачности ветвей, не замечая изморозь и хмарь, поправ законы всех календарей, она легко открыла лепестки, и аромат цветков пробился сквозь покровы зимней стужи и тоски. Хотя ещё земля и солнце врозь, она цветёт. Секрет — в луче одном, что уронило солнце впопыхах. И он, упав не в срок, неверным днём, застрял в её растрёпанных ветвях. Она цветеньем вспыхнула, и луч остался с ней, вплетясь в неё весной. О полотне тяжёлых снежных туч забыли оба. В бездне временной, от февраля промозглого вдали, они, как будто солнечный фонарь, себе светило новое зажгли и сотворили новый календарь.

187

188

Снежный сон Снега не будет, увы! Не выглядывай в окна — их не коснётся ажурных снежинок полёт. Этот февраль для тебя из дождей будет соткан. Ты не шагнёшь осторожно на глянцевый лёд, не зачерпнёшь обжигающий иней ладонью и не вдохнёшь предрассветный мороз. Это Юг… Здесь по зиме только ветры сдувают с балконов летнюю пыль и стучатся о стёкла фрамуг, грозы шумят, и в дома пробирается сырость, тучи плывут по зеркальной бездонности луж. Ну а тебе этой ночью дождливой приснилось, в тысячный раз, королевство метелей и стуж, где серебрятся просторы и вьются позёмки, лёгкие хлопья ложатся на горную твердь, льдины блестят, отражая лучи, а по кромке мёрзлой воды бродит белый полярный медведь.

Южная зима Опять по мембранам крыш стучит монотонно дождь, и гнутся к земле стволы, вздымая корнями грунт. Мой город сошёл с ума и стал на Содом похож. Вибрируют провода, как медные корды струн, бежит вдоль дорог вода, тарелки антенн дрожат, и носится ураган по улицам напролом. Упал на асфальт вазон с последнего этажа, свалился фонарный столб. Безумство! А что потом? Снежинок беззвучный вальс, увы, не сулит прогноз. Дома не укроет снег, как белый пушистый плед. Всю ярость и мощь вложив в крещендо февральских гроз, зима, исчерпав себя, тихонько сойдёт на нет.

Владимир Сапиро Нетания *** В Израиле оли́мам* снится снег. Он падает, когда едва светает. И листья под ногами остывают, И ветер набирает свой разбег. В Израиле оли́мам снится снег… Сопя, детишки лепят, ком — на ком. И лёгкий перезвон сосулек слышен. И поражают мир снеговиком: Гляди, какой большущий — аж до крыши! И прыгают, чертята, босиком… Оли́мы не читают на ночь книг; Их сны сильней. Не дай же им, о Боже, Понять сквозь сон, что снега нет здесь тоже И нет в иврите слова «снеговик». Оли́мы не читают на ночь книг. А лучше — ждать. Наперекор всему. Наперекор жаре глумливых буден, Что будет ночь, и снег в ней тоже будет. И верить долгожданному письму. И жить, и ждать — наперекор всему. В Израиле оли́мам снятся сны, Неясные, как синие туманы. В парк Леуми́ ночного Рáмат-Гáна Прокрался свет, как первый луч весны. В Израиле оли́мам снятся сны… ____________ *

оли́м (иврит) — репатрианты

189

190

Блюз Февраль-Август Твой рассказ не похож на сагу, И глаза ещё жжёт печаль. Но на том берегу уже август, Хоть на этом пока февраль. И пускай ещё ночь ненастна, Давит дум непрошеных груз, — В твоих мыслях светло и ясно, В твоём сердце играет блюз… Тут бы только не дать сомненьям Вечно следовать по пятам, И не плыть бы лишь по теченью, Прибиваясь к чужим берегам… И не раз тебя растревожит Призрак прошлого… да и пусть! Ты не знаешь, как много можешь! В твоём сердце играет блюз… Твой сюжет не тянет на сагу, Ты не викинг? была б печаль… Но взят курс на солнечный август, Позади оставлен февраль. И пусть жизнь не кажется гладкой, Но есть повод развеять грусть — На душе так легко и сладко… В твоём сердце играет блюз… Ошибался, и крыть тут нечем, Но неплотно закрыта дверь. Он наступит ещё, твой вечер — Подойди. Постучись. Поверь. Будет всё, впервые как будто, Но загадывать не берусь… В твоих струнах сияет утро, В твоём сердце играет блюз…

191

*** Талый снег вокзальный. Помолчим. Тоскуя, Головой зароюсь в шёлк твоих волос. Увези с собою трепет поцелуя, Тайну поцелуя, влагу чайных роз. То, что не расскажет телефонный провод. В омуте бездонно-бирюзовых глаз Увези с собою ласковое слово, Робкое, как солнце в предрассветный час. У тебя — дорога. Снежные сугробы. Синий дым вползает в тонкое стекло. Я оставлю в сердце милый образ, чтобы От твоей улыбки было мне светло. Покачнутся звёзды. И перрон неслышно Вместе с фонарями уплывёт назад. Вот и всё, что было. Ты прости, так вышло. Только разве в этом кто-то виноват?.. Только, знаешь, если б чудо вдруг случилось И звонок у двéри разорвал бы тишь… Господи, о чём я? Ты давно простилась И в ночном экспрессе по заснежью мчишь… Я коплю разлуку. Тонким следом лисьим Замело тропинки дальнего вчера. И кружáт снежинки, словно стаи писем, В тёмных закоулках нашего двора…

192

Елена Тамаркина Бат-Ям Власть Красоты Февральской розы, страстные, легки Карминные, как губы, лепестки. И, как мечта желанная, хрупка́, Гармония на пике стебелька. Какая власть в тебе, о Красота! Как только раскрываешь ты уста, Причудлив твой магический узор, Которым останавливаешь взор. Куст от куста — меняешь ты наряд: То ал, то бел, то — нежно желтоват… Ловлю всегда твой тайный шепоток. Твои читаю письма между строк. Пока есть жизнь, ты будешь волновать И лепестками сердце согревать. Мы смертны все. И только Красота Живым ласкает взоры и уста…

Люба Фельдшер Нетания *** Какие зимы в детстве выпадали! Сугробы голубели, как цветы. Под снегопад мы поздно засыпали. А утром в окнах — белые кусты! И наш сосед орудовал лопатой, Дорожку расчищая до ворот. И снова снег валил белейшей ватой. И я просила: пусть всегда идёт! От сказки зимней все-таки осталось То, что у сердца не отнять вовек –— Хрустальный сад и к тем снежинкам жалость: Он жил недолго, мой лучистый снег.

193

194

Ирина Хенкина Ашдод *** Вдруг запахло весной, И озоновый слой Опустился на землю Душистой волной. Изумрудная даль, Розовеет миндаль, В небе солнца блестит Золотая медаль. Это юный февраль, Хвастунишка и враль, Мимоходом надраил Небесный хрусталь.

*** Облака укрыли землю Старым ватным одеялом, И сквозь редкие прорехи Неба синь едва видна. Прикорнув, деревья дремлют, Сдвинув ветки как забрала, В хвойных замшевых доспехах Ждут, когда придёт весна — И, смешав февраль с апрелем, Сбрызнет охрой их вершины, Раскидает по пригоркам Нежный выводок лесной, И, раскрасив акварелью Веток зыбкие картины, Генеральную уборку Завершит за выходной.

*** Вновь запел колыбельную дождь, дождь И на стёклах закапанных дрожь, дрожь Чтобы выйти на улицу — зонт, плащ, Под зимы убегающей стон, плач. А на лужах сминается рябь, рябь, И зима упирается зря, зря. Солнце высушит лужицы в пар, в пар. Видишь, бабочка кружится — «парпа́р»* _______________ * парпар — бабочка (иврит)

195

Валентина Чайковская 196

Ришон ле-Цион Февраль Тишиной окутан лес, поля, Задержи мгновенье, не дыши… Видишь: в дымке нежится земля, Будто тайна в закромах души? Полусонный, смотришь в эту даль, Сам себе не веря. Может, сон? Неужели это тот февраль, Что звенел с морозом в унисон? Тот февраль, что пестует снега Где-то на других материках? Здесь — хранит он душу от греха, Розмарином здесь февраль пропах. Он теплом в Израиле согрет, Ты доверься этому теплу! Отражают в нём росинки свет, Красоте земли несут хвалу…

197

В феврале Шум волны разрывает рассветную тишь, А вокруг ни души — только море и мы… Ты, обняв меня, молча куда-то глядишь, И мне кажется: в мире нет краше зимы. Наш восточный февраль на красоты не скуп — Не найти на земле нам родней синевы! И слова, задержавшись на кончиках губ, Не срываются, нет… И, наверно, правы, Как и эта безмолвная синь с бирюзой В необычной прозрачности неба и вод. Только облачко, схожее с белой юлой, В невесомость мгновение это несёт.

Фото Валентины Чайковской

198

Сила музыки (отрывок из поэмы) Дорога петляла меж гор серпантином, Белели вершины, маня красотой. Скрипач за рулём в состоянии дивном Спешил на концерт. Был февраль ледяной. Пурга началась… Цель уже недалече, Но снегом зашторено плотно стекло. И дворники дрогнули, скрипнув предтечей Проигранной битвы. Мело и мело! А холод пронзал безразличием колким, И сосны качались над яром вдали. Но нет! Он не сдастся пурге-незнакомке. Сыграет на скрипке. Так сердце велит. Мороз всё крепчает, скрипач не сдаётся. И час, и второй лечит раны смычком, То птицею в клетке мелодия бьётся, То небо ласкает пушистым крылом.

199

А пальцы сводило, и ноги немели. О, руки… как больно! Как холоден гриф! Но кто это? Моцарт, журчанье капели… Играй, моя скрипочка! Смерть — это миф! Несись же, мелодия, птицею синей! Внимайте, снежинки, трагедии нот! Не так ли играл свой концерт Паганини? Живое аллегро у райских ворот: И таяли льдинки на грани видений, И трепетно снег замирал на стекле. Застыла в объятьях нежданных сомнений Холодная Смерть, притаившись во мгле… Внезапно в туманную дымку сознанья Врывается звонкая мощная трель. И шум вертолёта, и скрипки дыханье. Качнулась, чуть скрипнув, в Спасение дверь.

200

Людмила Чеботарёва (Люче) Ноф-ха-Галиль Инфернальный февраль Почему зима никак не удосужится Прекратиться? — Длится, длится, длится… Заметелиться, заснежиться, завьюжиться… Мне февра́лится… Мне феврали́тся… Мне не спится — Птицы Лица, Блицы — Как они фатально нереальны, Беспредельный, инфернальный февраль…

Полярная акула

201

Плоть от плоти твоей — за какие грехи, Океан, Суждено мне тебя бороздить в непрерывном движенье? И когда мне глаза ледяной застилает туман, А плавник на спине серебрится в свободном скольженье… И когда я преследую стаю дельфинов в ночи Иль гоняю детёныша единорога-нарвала… Пусть во мне, Океан, твоя вечная песня звучит, Чтоб холодная чёрная бездна меня не сковала. Но однажды забьётся мне в жабры тяжёлый песок, И устанет прокачивать кровь постаревшее сердце. От напрасной добычи с трудом оторву я кусок И замру в безнадёжной, последней попытке согреться. И настанет безлунная, долгая зимняя ночь. Ядовитый коралл моё брюхо распорет случайно. Я на дно опущусь — утомлённая блудная дочь, Что постичь не сумела твою первобытную тайну.

202

Почти по Джеку Лондону

(диптих)

Часть 1: Самородок На небе затеяли духи безумную пляску. Пирует медведица юконским жирным лососем. Лосиха ласкает лосёнка у скрученных сосен, И мудрости снежной тропы обучает Аляска. У маленькой женщины чёрные жёсткие косы, Скользят по пороше неслышно её мокасины. А я пахну потом, усталостью, виски и псиной, А вовсе не ветром и солью, как до́лжно матросу. Давно я сменил океан на промёрзшую сушу, Но так и остался пропойцей и вечным скитальцем. Отчаянье хуже цинги и раздробленных пальцев, Оно разъедает и губит заблудшие души. Тяжёлое солнце упало в объятия ночи. Мои золотые надежды рассыпались пылью. От страсти хмельной куропач, гордо выпрямив крылья, То лает собакой, то ведьмой трескуче хохочет.

203

А я становлюсь нелюдимей, и злей, и угрюмей, Мне осточертело без толку процеживать воду И дятлом долбить ледяную пустую породу — Уж лучше бы я оставался в заплёванном трюме! Она предпочла мне удачу и младшего брата — Сиянья полярного дочь, лгунья с кожею лунной. Я ей отомстил с разбитною девицей салунной И в путь захватил только нож, да кайло и лопату. Ждёт в белом безмолвье меня мой братишка-погодок. Я сам опустил его в мёрзлую землю без гроба. Могилу прикрыла пурга безымянным сугробом. А мне прожигает ладонь золотой самородок.

Часть 2: Перевал 204

С тобой мы были верные друзья. Прости, Вожак, — мой синеглазый хаски. На перевал на ездовых нельзя — Жесток закон на золотой Аляске. Продал упряжку с нартами. Пора! Возьму на память только твой ошейник. С дорожкой чёрной белая гора Похожа на огромный муравейник. Средь облаков скрывается Чилкут. Молюсь, чтоб не обрушилась лавина. Мороз и вьюга кожу мне секут, Но пройден путь уже наполовину. Тяжёл запас провизии на год — Иначе не пропустят на таможне. Лицо изранил в кровь колючий лёд, Зато мечта всё ближе, всё возможней. Креплю петлю, чтоб ветер не сорвал Поклажу в пасть голодного ущелья. Уж недалёк спаситель-перевал. Застигнут разгулявшейся метелью, Посплю часок. Я здесь и впрямь чужак. Меня найдут в сугробе атабаски. Их приведёт мой верный друг Вожак, Мой серебристый синеглазый хаски.

Иллюстрация Андрея Осадчих

205

206

Так уж случилось, что с праздником Пурим у меня связаны не только веселье и радость, но и слёзы и боль. Год 1996. Мы, ещё совсем свеженькие репатрианты — 3 года в новой стране это ещё так мало! — наконец-то, поднатужились и наскребли на покупку карнавального костюма для дочки. Это были длинное жёлтое атласное платье и сияющая солнечная корона. Как тщательно Алиска наряжалась, как гордилась пышным красивым платьем с золотым поясом! Шёл дождь, и она осторожненько обходила лужи, чтобы не запачкать свои новые блестящие туфельки. Но… праздник не состоялся. Карнавал отменили, а детей распустили по домам, так как в тот Пурим, 4 марта 1996 года, в Тель-Авиве террорист-смертник подорвался в торговом центре Дизенгоф. Погибли 13 человек.

Песочная анимация студии “Sand of Israel”

207

208

Адажио для последнего снега Ночь. Зима. И о далёком лете Люди и мечтать не смеют даже. Как в старинном сказочном балете, Снег танцует вечное адажио. Мой последний снег стремился к небу, Вопреки законам притяженья, — Хрупкая фарфоровая небыль, Вихревое Броуна движенье. До свиданья, снег, я улетаю В те края, где не бывает вьюги, Где приют находят птичьи стаи На своём пути нелёгком к югу. Истекает молоком и мёдом Та земля, завещанная Богом Своему печальному народу: Мне, тебе и всем нам понемногу. Написано на борту самолёта Минск – Тель-Авив 28 февраля – 1 марта 1993

209

210

Вероника Шварцман Кирьят Гат Февраль в Израиле Не бывает, нет, на Святой земле, Чтоб февраль был тут по-сибирски лют, На Голанах снег по колено, люд Отрывается, спуск гористый крут. Белый шлейф летит в серебристой мгле На Кинерет, Цфат, в галилейский рай, Превращается в дождь и зелень трав. Где стоят войска молодых дубрав, Тянет шею ввысь кипарис-жираф, Здесь анклав цветов и лилейных край. В феврале уже зацветёт миндаль Перламутровым пенным облаком, Зажужжит пчела тихим шорохом, Расцветёт заря красным яблоком. Я хочу запеть, чтоб звенел хрусталь Звонким голосом-колокольчиком — В голубую даль! Град Йерусалим На крутых холмах, песнь мою прими, Вечен путь к тебе, он неистребим, Манишь ты людей, как источником Жизнетворных вод, город божьих дел, Как тебя хранить? Твой народ в беде, И трагизм всегда у него в судьбе. Поднимусь и я, восходя к тебе, Неизвестная на Святой земле…

Разговор с израильской аналостанкой

211

Сегодня на пригорке, возле сосен, Разговорилась с кошкой дворовой, Она сказала: «Знаешь, лучше осень, Чем лютый холод и снега зимой. Вот в прошлом годе, помнишь, как циклоном В Йерушалаим зиму занесло? Мело всю ночь, а мы по скользким склонам Катились вниз искать себе тепло, И лапкам было холодно и мокро, Мы в мусорке сидели пару дней, И небо было цвета кофе мокко, А может, даже и ещё темней.

Котята стыли в голоде и страхе — Никто нам не подбрасывал еду… Нет, всё же хорошо, что без размаха Зима бывает только раз в году». Свободная, как все аналостанки, (Мяуканье со мной — сплошной каприз), Она была простой израильтянкой, Но понимала русское «кис-кис». И я ушла, в раздумьях и сомненьях, Мол, хочется снегов и холодов, Такой стереотип у нас с рожденья — Коль ты Зима, так будь без дураков!

Иллюстрация Екатерины Бородачёвой

А как зимуют пташки и зверушки, Не думаем по лености души. Но без Зимы так горестно и скучно, А зимние деньки так хороши, Когда мороз и солнце в самом деле, Каток, лыжня в завесе снежных струй, Сосульки, снегири, рябины, ели И на морозе жаркий поцелуй! Тут ветер дунул резко, по-февральски, И щёки облизал, как подхалим, А дождик изогнулся залихватски, Залив собою весь Йерусалим, И кошки все попрятались привычно По мусоркам, подъездам и кустам, Зиму не вспоминая романтично… Не бойтесь, киски, я вам «Вискас» дам!

212

Фрида Шутман Ашдод Февраль Как быстро пролетел опять январь… Пришёл на смену месяц-коротышка. По вечерам пьём чай, читаем книжки, Постичь стараясь жизненный букварь. А пень в лесу всё грезит пышной кроной. Мечты проталины — о ярком разнотравье. И, ритм техногенный поубавив, Природу наградим любви короной. Красавица-планета замирает: С надеждой ждёт спасителя Мессию. Затихнут, сгинув навсегда, стихии И зло добру надолго проиграет. Как быстро пролетел опять январь… Упал листком ненужным календарным… А солнце светит глазом киноварным И облака плывут челнами, будто встарь… Пришёл февраль…

Фрида Шутман. Снегирь

214

Анна Юдович Ашдод *** Я помню невысокий сруб, твой взгляд, коричневый и нежный, и ложь, скользящую небрежно в излуке влажных губ. Я сознавала, но пила хмельную, сладкую отраву, и мне казалось, сердце — справа, ведь слева тень твоя легла. Ах, тёплая твоя рука, и взгляд, и тень — всё выйдет боком!.. Февраль заглядывал к нам в окна, дурашливый слегка. И мне казалось, я мудра — ведь я разлуку прозревала, но мнила: век до перевала. А время пеплом покрывало золу погасшего костра.

Мы на Пурим балагурим, каламбурим, ближних дурим, брови хмурим всякий раз, как на Пурим дурят нас! Анна Юдович

Ирина Явчуновская 216

Хайфа Угрюмый февраль Угрюмый февраль — небесная сталь. Туман за окном белёс. И грусть пролегла, как серая мгла, накрыв фейерверки звёзд. Простуженным днём тихонько вздохнём в плену дождевых сетей. Спасает нас плед от множества бед и глупых смешных затей. Продрогший февраль, зря сеешь печаль! Морочишь нас до поры! Твой век не велик, ты скатишься вмиг Снежком с ледяной горы. Угрюмый февраль — мудрец или враль, Не выкрадешь неба синь. Развей же обман! Белёсый туман, Как створки окна раздвинь.

Заснеженный Израиль Сюрприз приготовила зимняя фея, и ловкая вышла у феи затея: Ну где ещё кружит февральская вьюга и пальмы в снегу от Метулы до юга? На листьях зелёных, на жёлтых лимонах снежинки мерцают, как лампы неона. И людям, и клумбам, и кактусам ярким зима на прощание дарит подарки. Ловите, держите, сгребайте в охапки пушистые мягкие белые шапки! Февраль разыгрался: — Я лютый, я лютый! Плачу вам по-щедрому снежной валютой.

217

Цикламен Был день и вечер в лохмотьях туч, дожди зарядили к ночи. Вонзались молнии-бритвы в ночь, её разрывая в клочья. Никто из нас не ждал перемен. По стёклам гроза хлестала. Продрог от холода цикламен, прижался к земле устало. Как вдруг откуда-то из под земли под утро явилось чудо. Окрепли стебли, цветы взошли, неведомо как, откуда. Как знали крохотные ростки, что солнце неодолимо? Раскрыли крылышки-лепестки и победили зиму.

Панкхури Синха 220

Нью-Дели Праздник Весны Если переводить дословно, то Васант-панчами это пятый день весны.

И сегодня, двое суток спустя после Праздника всех влюблённых, словно яркая вспышка молнии или гром среди ясного неба, меня осенило вдруг, что в индийской мифологии не существует божества весны, такой как Бригита, верховная богиня в ирландском фольклоре, или Персефона, ответственная у эллинов за наступленье весны, Бригитта

221

королева подземного царства, откуда тянутся к солнцу побеги. Супруга Аида, дочь Зевса и Деметры, вдохновительницы земледелия. Благословенная проводница в потусторонний мир. С ней земля вновь расцветает. Юная, мечтательная, благоуханная, подобна она Бригите и другим небожительницам. Персефона

222

Здесь, на берегах Инда, рождались священные Веды, олицетворявшие и почитавшие природу. Заряница-Ушас, кудесница, чьи рассветы не повторялись — каждый нов и неподражаем, вдохновляя поэтов на гимны. Это её вековечный дар возвещает начало нового дня, и лишь после рождается солнце. Как поведано в древних легендах, целительных и всесильных, как живописцы, творящие чудо восхода, провестники новой эры, ведущие отсчёт времени, просветлённые велели нам поклоняться Солнцу: накануне зимы поститься четыре дня, стоя в проточной речной воде, струящейся в океан, чтобы умилостивить Сурью — от избытка и недостатка, ведь в гневе он страшен!

Ушас

223

Мариамман

Не забыть бы про бога дождя, даже двух, ибо в стране муссонов, до разделения на сезоны засухи и наводнений, существовала живописная пора живительной влаги — Королевы, помолвленной с Королём весны! Праздник весны слышит их шаги и осваивает первые танцевальные па в верхушках деревьев, чуть касаясь набухших бутонов в цветущем саду, в поцелуе сливаясь с эфиром, и румянятся щёки. На остывшей за зиму земле пока ни травы, ни листьев, но приятное тепло над суглинком уже парует. Так благословим Весну!

224

Сарасвати, богиню познанья, почитаем мы в этот день. Празднуем с показной пышностью и небывалым размахом, преклоняясь пред мудростью и порядком. Чтобы весна не буянила, воздух не опьянял и под грузом пыльцы лепестки аромат источали,

древние сочинители придумали бога, властвующего над ветрами, ведь у нас страна циклонов! Как романтично заметил Киплинг: Пусть в ярости бушует шторм! Сарасвати сулила покой, обещала пристанище, умную книгу и звонкие струны ситара. Всех богов обучили искусству, каждый — свой имел инструмент. Безупречные понукали волов, запряжённых в повозку, Сарасвати летала на лебеде белом!

Вайю

225

Но рассказ о её любви печален, омрачён он тёмной отцовской страстью. Призывает она к строгости нравов, обучает спокойствию, необходимому творцу. Приручая стихии, с природой ведёт беседу, и все силы соблазна сдаются на милость богини! Правители, чеканившие в камне поэмы любви, высекшие миллионы поз в пещерных храмах на этой первозданной земле, вероятно, стали узниками обольстительного аромата весны. Тут родилась камасутра! Но ни слово, ни абрис не способны поймать иллюзорную, гипнотическую улыбку весны! Вот она, совсем рядом, но так часто она — нигде! Перевод с английского Вилены Лебедевой Сарасвати

228

Наталья Чиркова Дублин *** Любимая свела меня с ума: Ей солнца луч не дарит наслажденья, Её стихия — снежная зима. Она в метели ищет вдохновенья. На пламенный резвящийся кармин Взирает с равнодушием наружным — Напрасно страстно пыжится камин Оттенками отличными от вьюжных… Во мне купанье красного коня Доведено до белого каленья — Река вскипает, Водкина кляня, За физики законов небреженье. Вода вскипает, как тореадор Столбом встаёт пред бычьими рогами. А ты, пожав плечами, словно сор Отодвигаешь мой восторг ногами И пальчиком рисуешь на окне, Противясь молча моему укору, Снегурочкиной ворожбой извне Привитые морозные узоры.

229

*** Февраль достал. Чернил и пачкал Всё, что не дочернил ковид. Но если в доме есть собачка, Февраль в душе не наследит

232

Нина Русанова Барселона Февраль Февраль. Достать чернил и плакать! Б. Л. Пастернак Светлане Данилиной ко дню рождения

Февраль. Достать чернил и плакать? Увольте! Слёзы проливать?! Он — музыкален, бел и лаков! Зовёт не плакать, а… Играть!!! Хотя… Ну да, он ч ё р н о-белый. Не зря по звуку — на рояль (!) — Похож. Похож! И пальцы-стрелы Летят по клавишам: «Ф е в р а л ь!!!» О, сила! Слабость!.. Forte! Рiano… — Чередование цветов: Колоратурное сопрано И — строгий ледяной остóв. И… тьма. Но свет!!! Но переливы!!! И в них — лазоревая даль!!! Когда — скупой… Когда — игривый… Такой уж выдался — Февраль.

233

Параллельные аллеи Хотите зимы?.. Позавчерашняя ночь — внезапно выпал снег. Правда, утром всё растаяло. Из переписки с писателем Светланой Данилиной

А нам, и правда, хочется зимы. И что февраль «рифмуется» с апрелем, Феерией — Конечно, знаем мы. И проведём аллеи-параллели: Ведь где-то — Параллельные миры! — Возможно, прямо в Нарнию из комнат Маня́т, маня́т из шкафа фонари… Мы — выросли. Но вот они нас — помнят. Хроническая Нарния в душе — Она сродни детсадовской простуде… Мы — выросли, Мы — выросли уже! И кто-то: «Это — х р о н и к и!» — пошутит… …Следит копытцем Тумнуса нога… …Он алым шарфом шею замотает… …И выпадут нарнийские снега… И ничего, что поутру растают.

234

*** Далеко за горами на свете Есть большая страна, Где давно уже кончилось лето И легла седина На людей, на дома и деревья, И опять на людей… Я в своём бесконечном кочевье Не тоскую о ней. Я в своём бесконечном загоне, Выживание — труд, В воскресенье сижу на балконе — Мне неплохо и тут. Мы явились сюда, печенеги, Золотая Орда — Здесь зимою не выпросишь снега! Разве толику льда Для бокала, где плещется Бейлис, — Лёд не виден на дне… Я под солнцем февральским разделась, И не холодно мне. Зацветает душистая кашка, Солнце в небе — закон, И сосед — в белоснежной рубашке — Пылесосит балкон.

Хосе Лара Руис Барселона Три горянки В конце февраля завершается сбор оливок

*** Три горянки оливки сбивали. Попадались одной золотые и серебряные другой; третьей — ветви одни пустые. Так они до сих пор там остались и сбивают, сбивают оливки — золотые одна и серебряные другая; но плоды, недоступные глазу, вкуса и красоты несравненной достаются по-прежнему третьей.

*** Только солнце взошло над горой и долиной — как пришли две дивчины, собирают маслины. Tолько в чёрном одна, а другая-то в белом. Собирают умело. Солнце зимнее греет едва; вот оно уже село. Две ли их иль одна — не видать, не понять… Ночь приходит опять. Никого. Только светит луна.

235

236

*** У меня придуманного нету. Чем живу — поведаю сполна. Как воспринимаю я планету — таковой в стихах отражена. Солнце в феврале светило робко. Тишина, спокойствие вокруг… Кто бы ожидал, что камышовка звонким пеньем разразится вдруг? Вечереет. И пока что льётся солнца мягкий свет. И грустно мне, что его свечение прервётся и совсем исчезнет в тишине. Перевод с испанского Светланы Шаталовой

Винсент Ван Гог. Сбор оливок. 1889

238

Светлана Шаталова Жирона Предвесеннее У нас уже цветёт миндаль, и вид с горы стал чист и ясен. Прекрасна близь, прекрасна даль, души восторг, души печаль — и даже мир земной прекрасен.

*** В оковах ледяных и в мороке тумана сквозь зиму мы плелись, не ведая себя. Но вот раскрылся — и, быть может, слишком рано цветочек нежный, первый, гимн весне трубя. Миндаль зацвёл отважно — он весны предвестник, с зимой и холодом вступил в неравный бой. Он самый первый. Его участь неизвестна. Но морок уж ушёл. И тот цветок — со мной.

239

*** На склонах Гиват-а-Морэ зацвели цикламены. Зима ли, иль камни — цветку это всё не указ. Природа и камень дробит, и проходит сквозь стены, и может такое, что невероятно для нас. А чья-то душа затерялась в дождях и метелях, не веря уже в приближенье благих перемен. Но листик раскрылся — он где-то в пустыне затерян. B душе, средь камней, пробуждается твой цикламен.

*** …А холода-то улетели — туда, где вьюги и метели, а дни опять помолодели и стали солнечно-ясны. И распустились асфодели — снежинки будущей весны.

242

Юлия Пикалова Комо Казалось, что метели нет конца Казалось, что метели нет конца. Наш домик замело до самых окон. Ещё чуть-чуть — и превратится в кокон… Утихло в ночь. И мы сошли с крыльца. Светился снег, твоё лицо светилось, Светились небеса в ночном лесу, И время, что тогда остановилось, Я тихо-тихо в сердце унесу.

Московское хокку Можно ли, можно ли стать в одночасье — счастливым? Можно ли видеть глазами открытыми — сны? Падает снег. И кругом распускаются сливы, Хоть далеко до весны. Буду бродить, вспоминая, любя, заклиная, Буду выпрастывать руки из зимних оков. Это моя колдовская проекция мая, И рассыпается снег лепестками цветков.

Колымское Глаза до зрачков промерзают. Земля не сдаётся железу. А кто упадёт — исчезает, Земле этой злой бесполезен. Здесь солнце бездушней и строже, Оно ослепляет, не грея. Ах, Господи! знаешь, ты тоже Ч т о д е л а е ш ь, д е л а й с к о р е е...* _______ Из Евангелия: слова Христа, обращённые к задумавшему его предать Иуде.

Море зимой В городке всё закрыто до марта. Море в зимнюю спячку ушло. На краю туристической карты Этот берег похож на крыло. Нынче воздух туманен и гулок, Хорошо предаваться мечтам! А про крест одиноких прогулок Всё уже написал Мандельштам.

243

244

Эвелина Шац Милан Последний снег Как кофе белый цвет — последний снег нарядный клён снежинками зацвёл и тихо-тихо снежинки пели и слёзы песни стекали по стеклу чернели ветви и созидали таинства ботанику свою и не было ворон — они давно пропали и снег гнездо пустое поил их снами а в памяти цвели деревья цветами почти чёрными живыми вороны спали и утешали красотой мои утерянные рифмы но где ж они теперь? и помнят ли их снеги в наш мыта торопливый век

*** Тонкий снег заметал лепестки белой розы Клён тихонько стонал сдержав ласково зимние слёзы голос снега дрожал проложив путь к подножию неожиданной белой грозы

248

Татьяна Бадакова Элиста В феврале Ишь, завьюжила, Как закру́жила На последней неделе зима. Встрепенулась душа, Поднатужилась — Показала всем, что жива. Жива!

Снежень Февраль… Ни любви, ни огня, Сонный город хмур и простужен. Февраль… Пережить бы тебя, Быть весенней грозой разбужен. Когда в зимнем тумане пейзаж От усталости перегружен, Плачет небо, и безумно жаль Дней — рассыпавшихся жемчужин. Словно варвар, ветер, знобя, По-хозяйски, вторгается стужей… Помнишь, СНЕЖЕНЬ звали тебя? Распахни свою нежную душу.

252

Лада Миллер Монреаль *** Февраль торопится к нулю Я беззастенчиво люблю И от застенчивости таю. В окно заглядывает снег В снегу счастливый человек И чувств растрёпанная стая. Так просто — выдумал, пришёл. А у меня неприбран стол… Рука обхватывает сердце И двое молча говорят И дом пускается вприсяд И ноль стремится к «наконец-то»

Елена Оболенская Оттава Февраль

2021 года

Скованный цепью локдауна месяц. Год двадцать первый. Лживая пресса. Да и вакцины на всех не хватает — Может, доставят её ближе к маю. Нам остаётся терпеть, но немного, Длинной зимы завершится дорога, Солнцем февральским лучистым согрета. Март будет скоро, апрель, потом — лето. Не завывайте, свирепые вьюги! Как надоели метели потуги, Плач и стенанья! Пошлите терпенья, Душ прекратите опустошенье. Только надежда одна на Природу — Цифры понизит коварного года, Свергнет корону пришельца чумного, Мир насладится свободою снова.

253

254

Сергей Плышевский Оттава *** Измучены снегом и льдами, Мы тянемся к южным широтам: Мы тоже такое видали, Что снится одним кашалотам. Как волки, рычим от восторга, И колем простуженный панцирь, Пурга нас из дому исторгла И вслед причитает, как пастырь. Мы грузимся в тёмное чрево Нелепой летучей жестянки — Четыре часа до согрева На отмели океанской. До моря, с ракушками пляжей, И вздохов ночного прибоя, До быта, который налажен Насытить блаженство любое. Распущены нервы, как крабы, Гулять по наветренным скалам, И скалы недвижимо рады Стоять, чтобы море плескало. Вино не вино — ости плевел Вцепляются в душу навечно. А мы все на север, на север, Невольность раба человечья.

*** Всё было, как в стихах любимого поэта. Луна и капли звёзд на бархате зари. Не мог сорваться стон: «Пожалуйста, замри!» С немых дрожащих губ родного силуэта. Заре — не замереть, и звёздам — не погаснуть, И серп златой луны не вычернить впотьмах; Мы провели всю ночь в окошке звёздной кассы. И сузили до губ космический размах. Кометы чёрных дыр, протуберанцы вспышек До нас дойдут едва колючей связкой искр. И наш наземный век, о как бы ни был быстр, Приподнимает нас над низменною крышей. Лети, прощальный взгляд, на топкие низины, На мизерную твердь и пламенную ложь, Туда, где каждый год весною гибнут зимы, Где к сердцу мокрый лист приклеивает дождь.

*** Бочком, по-цыплячьи, воронья посадка, Едва перетянешь полоску прибоя, И реверс придержишь чуть-чуть для порядка, Притрёшь на бетон размалёванный Боинг. Откроешь заветную форточку-шторку, Немного хлебнёшь керосиновой гари, И трап постарается борт не пошоркать, И солнце морское в кабину ударит. Прицепит кишку черномазый заправщик, Багаж пассажиров скользнёт на погрузчик, Из форточки снова потянет горячим И ветер качнёт бугенвилею в кущах. Меняешься местом, подпишешь загрузку, Напарник усядется в левое кресло, Девчонки в салоне тихонько скребутся И море солёное выглядит пресным. Рванёшься обратно, в туманную морось, Где редко увидишь зимой голубое. И, слушая в рации собственный голос, Заложишь прощальный вираж над прибоем.

255

256

Лилия Скляр Торонто Февраль. Чернил не доставать февраль, чернил не доставать, век двадцать первый — безчернильный, поэто-стихо-изобильный, где каждый норовит сказать повыспреннее, побогаче, все рифмы собраны в словарь, но над бумагою, как встарь, поэт слезой чернильной плачет. иных времён расхожий фан, где каждый, грамотой владея, ямб отличает от хорея и каждый третий — графоман. февраль, опустошённый сад залеплен серо-снежной кашей, повышен спрос в аптеке нашей на всякий антидепрессант, в преддверии весны опять диагноз: «головокруженье» и дата моего рожденья… февраль, чернил не доставать.

257

Письмо из февраля я из февраля тебе пишу, из его снегов, ветров и стужи, слышишь, голос строк моих простужен, видишь, рукавичкою машу? в этом королевстве зимних дней, где снежинка каждая — разлука, некому согреть дыханьем руки, не с кем у камина пить глинтвейн, приезжай, чтоб снова быть вдвоём, до утра опять читать стихи, совершать безумные грехи в этом стылом феврале моём. до глубин продрогшая земля, а лыжня — длиною до весны… снова перелистывая сны, я пишу тебе из февраля.

*** я снова на твоей руке усну, и ты усни, мой ангел и заступник, так из зимы мы перейдём в весну, сплетая наши голени и ступни, один и тот же сон приснится нам, ресницы увлажнив и вскинув брови. я думаю, что стоит верить снам, приснившимся в сплетении любовей, где мы плывём куда-то, налегке, где мы уже почти неразделимы. так сладко спится на твоей руке, мой ангел, мой заступник, мой любимый.

258

Вита Штивельман Торонто Технионовский кампус Плотные зелёные листья, мокрый после дождя асфальт, красный цветок в траве — коланит, вот ещё и ещё, целая стайка. Хайфа, февраль. Не хочется после влажной зелени в сухой кабинет — заполнять бумаги для разнообразного устройства: стипендии, жилья, преподавания. Но выхода нет, так что иду, и обхожу большую улитку, довольную, важную. Огромный маслёнок за обочиной, высотой с мой локоть, бронзовая после дождя шляпка. Нет, даже целая шляпа, и палая хвоя вокруг него — тоже бронзовая. А вот ещё маслята вокруг поменьше, и ещё — целая стайка, как будто он — их папа.

259

«Маслёнком любуетесь?» — приятный мужской голос. Смеёмся: я, застигнутая на месте преступления, и он, застигший. «Это только у нас в Технионе такие огромные вырастают. Потому что умные. А вы ведь совсем новенькая?» Парень симпатичен и бородат. Радостно болтаем. Впрочем, к моей радости примешивается досада: за пять шагов ясно, что я «русская», ещё до того как рот открыла. А я ведь уже полгода здесь, и одета во всё местное, то есть как надо. Узнаю́ массу полезного. «…заходите ко мне в офис, научу как управляться с бюрократией…» Прощаемся. Асфальт уже почти сухой, а листья ещё влажные, такой здесь февраль. В кабинет ужасно не хочется, иду медленно. За обочиной белые камни, на камнях розовый цветок — ракефет. Вот ещё и ещё, целая стайка. Земля попадает в расщелины, вот они и растут, прорастают. И я прорасту.

262

Анна Ганина Юэян *** Спасибо за подстрочник поцелуев, За не-тревожность залов ожиданий, Грядущих мудрых дней покой. За зимних снов темнеющий, простой Наш тихий шаг, когда ещё волнуем, Идёт по самой близости желаний Февральский снег, как будто в мир иной. Как в снеге, след — печать кладёт на сердце На пред-входящих старые следы. Но катится колечко в руку — На постоянную грядущую разлуку. Подстрочник замер, никуда не деться — Из прежней немоты и слепоты Благодарю за счастье и за муку.

263

Из цикла «Китайские стихи» *** Холодные дни. И тянет февральским морозом Сквозь двери и щели. Звенит по утрам на траве Серебряный иней. Но видишь, — Ростки на полях — Сквозь зябкую водную гладь Проклюнулся рис! И пробуют голос дрозды По-весеннему нежно, И распускает цветы свои Белый ЮнЛан…

*** Домишки тонут в зелени бамбуков — Кантон зимует под прохладным солнцем. Звенит и растекается из звуков Под крышей колокольчик. Веретёнцем Кружится ветер с северных уездов, А вечером крадётся под одежды, Холодными руками рвёт невежды Плохое платье — так обманчив юг. И ночью, отморозив пальцы, вдруг Бродяга просыпается в испуге — В седой от инея, покрытой льдом округе, И прочь бежит через замёрзший луг.

266

Талант Джолдошбеков Кант Февраль А что февраль? Всё тот же враль. К утру снежок. С обеда сырость. И на душе такая сирость, Что впору в омут или в даль. Или напиться от тоски, Чтоб в сумерках подслеповатых О нас, безвинно виноватых, Чужие бормотать стихи. Иль в пику самому себе Удариться в былую звонкость, Растрёпанные чувства скомкать И бросить под ноги судьбе. А что февраль? Всё тот же враль. С утра снежок и снова слякоть. И впору что-нибудь оплакать, Да не достать чернил. А жаль.

Галина Кадацкая Кант Солнечный оттенок Неяркие краски февральских рассветов Окрасили солнечным кромку холста, Единственный выбрав, из прочих оттенков, Чтоб тёплой на ощупь была береста На белом, до рези, заснеженном поле, Готовом проснуться от первых лучей, Несущих тепло задремавшим раздольям, Заждавшимся звонких весенних ключей…

Солнечный оттенок Щебет весенний так странен с утра в середине зимы. Деревьями сны смотрятся безостановочно. Полнятся полночью и февралём, но ясным днём, под лазуритовой синью пятнистой так безрассудочен щебет призывный синицы, что снова веришь, зима пролетит, лишь сморгни. Слушай, пригни ветку сирени поближе к глазам — уверишься сам — почки набухли, готовы вот-вот распахнуться, сщёлкнув чешуйки. Звонкие струйки о том же вещают, потоком стекая со скатов. Ветер крылатый очистить пространство стремится, обняв облачков вереницу, и гонит их, словно отару, в предгорья — в кошару...

267

268

Мороз души на звукоряде Вовсю в печах дымил февраль, Повсюду пасмурные лица. Окоченелый твой корабль Закинул якорь на страницу. Покрылись инеем меха Насквозь простуженной гармони. Уныло двигалась толпа, Уткнув носы в шарфы, ладони. Не нужен был ни ты — вот здесь, В снегу стоящий на асфальте, Ни то, что хочешь преподнесть: Им песню — «так», не за «подайте». Меха раздвинулись легко, На удивленье, иней ссыпав. Но вот отбойным молотком Стучали зубы. Снег налипнуть Успел на кнопки под рукой. Пытались пальцы дрожь умерить. Ты, не замеченный толпой Отчаянно хотел поверить, Что вот ещё совсем чуть-чуть, Лишь подождать немного надо — Пересечётся чей-то путь С твоей тропой под снегопадом. А люди мимо так же шли, Спеша домой под резким ветром... Стемнело… больше ни души Как будто бы на белом свете. Ты так отчаянно хотел, Чтоб кто-то оказался рядом, Своим дыханьем отогрел Мороз души на звукоряде… Вовсю в печах дымит февраль, Ледок на крышах серебрится, Окоченелый твой корабль На рейде силится обжиться…

272

Милена Макарова Рига *** Не хватает ни сил, ни дыханья, ни слов. Только взглядом в зеркальном брожу коридоре, Да ищу среди груды напрасных даров То, чем можно зажечь своё тёмное море. Зажигалки серебряной короток век, И нигде не найти запасного огнива. Только вижу — по пляжу несущийся снег, Отражает огонь, что разлит над заливом. Кто молчанье моё мне сумеет простить? Созерцание не посчитает за кражу? Я не знаю… Но взгляда мне не отвести От пылающих струй, что несутся по пляжу. Этот ветер, и этот февральский закат, И пылающий холод приморского снега — Может, это и есть мой ненайденный клад, Моя Александрийская библиотека.

*** И рёбра декабря, и января каверны, И ампулами отливают льдинки. И облака средь темноты вечерней, Как на рентгеновском проступят снимке. По Фаренгейту, Цельсию, на глаз, Средь серебра и ртути вместо злата, Измерена не раз, увы, не раз Температура зимнего заката. Неровное дыханье февраля, Сменяется затишье рецидивом, То мокрый снег, что застилает взгляд, То ветерка весеннего порывы. Не летаргия, но и не полёт Сквозь облака горячечного зноя. А только солнце и прозрачный лёд. Ведь исцеление придёт весною.

Зимнее зрение Как мало осталось. Усталость кристаллов, Кристалликов, выгнутых в сторону тьмы. Сидеть у огня, вспоминая весталок, И все алтари этой долгой зимы. Февраль. Februarius. Я — очищаю… Каминная карма и нищий кармин. И бездна смиренья, когда укрощают Строптивую душу спокойным «Аминь».

273

276

Раиса Мельникова Вильнюс Февральская рефлексия Зима ликует снегом во дворе. Синицы самолётиками в небе Кружат с печальным свистом в феврале, Ища кормушки с подзамёрзшим хлебом. Ворона под крыло зарыла нос, Перо у чёрной птицы в цвете сером, А воздух ожиданием пророс, Он солнца ждёт в весеннем интерьере. Мячом луна запрыгивает в круг, А это значит — снег растает скоро; Снегирь меняет в песнопенье звук Со снегирихой в нежном разговоре. И есть в природном мире реалист — Февральский амулет с лиловым блеском: Любовным знаком скромный аметист Качается в фиалковой подвеске.

Двуликий февраль Двуликий месяц, как двуликий Ян, ссыпая снег с ладошки снеговеем, меняет продырявленный кафтан, от первозданной свежести хмелея. Идут вторые за зиму снега́ вороны ёжатся на ветке, не обуты, готова жизнь для нового витка, день удлиняется с размахом на минуты. Морозы чередуются с теплом, развесисто глядят сосульки с крыши; с фиалковым приветливым письмом пешком пространство движет коротышка. В Египте тёплом, не считая лет, пасёт стада Макарий преподобный, и в мире оставляет тонкий след февральский ферт — начало слова Фёдор.

277

280

Татьяна Захарова Кишинёв Февральско-Валентиновое *** А бывают мгновенья такие — когда странная лёгкость нахлынет, объяснимая только во сне: то ли ветер над полем проснулся, то ли ангел к плечу прикоснулся, то ли это привиделось мне. И трепещешь и теплишься светом, и так странно об этом, об этом… А без этого тоже — никак. И в душе не смятенье — смиренье — вдоль летящие лёгкие тени, нет, не сумрак, а так — полумрак. Ах, душа воспарит безыскусно: то ли радостно ей, то ли грустно, то ли тяжесть на сердце легла… И не зная — как быть с этим дальше между «будет отныне» и «раньше», — засыпает, уткнувшись в крыла.

*** Ах, как хочется долгой и снежной зимы! Чтобы ставни срывало под тяжестью снега, Чтобы зимою наш дом стал подобен ковчегу, переполненный весь и детьми, и зверьми. Чтобы лёд на реке от мороза хрустел. И позёмка стелилась над самой землёю, чтоб светились снега под луной в темноте оглушительно тихой порою ночною. Чтоб дорогу сюда занесло, замело вплоть до самой весны, до распутицы вязкой… Ты считаешь, что это похоже на сказку? Нарисуй, чтобы это случиться могло.

281

*** В той кофейне, где обычно мало места, в уголке, где в одиночку даже тесно, эти двое приобнялись и сидят. Кто-то скажет — старики, а всё, как дети — говорят наперебой про всё на свете, и глазами сумасшедшими глядят. Как их лица удивительны и ясны, как их руки переплетены прекрасно, сколько нежности в склонении голов! И не скажешь, что они не молодые, хоть макушки ослепительно седые. Так красиво — и не нужно лишних слов. Я потом тебя просить, конечно, буду — раз в году напоминай про это чудо, когда время станет датою опять. Мы придём с тобою в тесную кофейню, выпьем кофе или, может быть, глинтвейна. И тихонько поворотим время вспять.

282

*** Вон двое обнимаются на улице, да что там, обнимаются — целуются! — для них не существует никого. Посреди улицы стоят, как наваждение, презрев все правила дорожного движения, со снисходительной небрежностью богов. Года идут, дожди секут их головы, они не стары, но не слишком молоды: им, может, — тридцать, может, — сотни лет. Знакомы каждому и каждым узнаваемы — так это дети наши? или сами мы? — по общей совокупности примет. Стоят, не разомкнуть им рук своих. И Климт, и Шиле, и Шагал встречали их — сюжет извечен и всегда в чести. …и обнимаемся по-прежнему отчаянно, да так, что ничего не замечаем мы. И руки невозможно развести…

Густав Климт. Поцелуй

284

Виорика Пуриче Кишинёв *** Заплачу, чернила размажу, Февральских мотивов полна. К чему моей грусти поклажа В твоём мониторе окна? У смайлика солнца — утеха Черешневым светом поить Тропу, по которой не ехать В невскрытый письма неолит. Воронками в небе — вороны, Работой горды подрывной. Но держит зима оборону Меж мной и, далёким, тобой. Как будто на флешку скачала Пушистая верба февраль. Снежками кидала сначала Трепещущей веточкой в даль. Чтоб после под зеленью кепи Задиристый выпустить пар, Как будто признанья, на ветер — В письме, что не тронет почтарь.

*** Эпитафия зимы — В иероглифах деревьев. Словно взял февраль взаймы У распутиц вдохновенья. Я — чернильный всплеск, я — крап, Я, февраль, — двойник, чернавка, Негатив, что на-гора Выдал, что февраль оплакал. Дождь тасует капли — след Уходящего в былое. Извлекла себя на свет. Свет обуглился: «Пустое», А на кончике строки Капелька, души потёмки, Не сорвалась, вопреки Размотавшей краски плёнке.

*** Сугроб, щенком забившийся под ель, Напоминал о зимнем беспределе, А окна небо вешнее надели, Грачей штрих-код, мечту размером L. Вояжем трубочиста нынче путь Мне коротать средь тупиковых буден, Пока февраль, как сажа чёрен, будет, Март и моих исканий праздных суть. Мне не к чему метели самосуд, От чувств остался крохотный подснежник, Он держит небом брызжущий валежник: Привязанность и горечь — на весу! А город меня с моросью взболтал И слил в потоки брезжущие улиц, Февраль в карманах окон держит дули Лукавых солнц под мороси кимвал.

285

288

Елена Данченко Зэйст *** Но в мире нет людей бесслёзней, надменнее и проще нас. А. Ахматова

Из неба вышел белый снег, перебелив чернила в лужах. Земли окаменевшей тушью не описать собачий бег. А иероглифы ворон снег испещрили острым мелом. Не подсчитать, какой урон мне нанесён зимою белой, коль в иночестве окоём — застывшего краюхой хлеба, непреломленного вдвоём, поскольку просто не с кем — неба. Мне холодно дрожать в лесу, мне холодно к реке спускаться, мне незачем растить косу, коль в одиночестве скитаться, надменно пить, писать, говеть простой бесслёзной пустомелей. В беззнаковой зиме болеть — от ноября и до апреля.

Йохан Хендрик ван Мастенбрук (1875-1945)

Вид канала зимой

290

Ольга Зверева Хаарлем *** Одряхлевший февраль так стыдливо прикрылся туманом, ловко пряча морщины вконец посеревших снегов. Как Летучий Голландец, трамвай промелькнул меж домами, чтоб потом раствориться, как сны полудетские, вновь. Не запомнить бы зиму такой — захлебнувшейся в лужах, а остаться с командой теней, вместе сгинуть в туман… Так шагнём в этот день, как в трамвай не уехавший, ну же! Видишь: в прошлом остались места, неужели не нам?

294

Григорий Оклендский Окленд *** Переписать строку? Нахмурить бледный лоб? А черновик — огню?! И наблюдать, как столб Из дыма чёрного невысохших чернил Съедает рукопись? Как будто и не жил ты этой долгою и слякотной зимой. Как будто не любил, кружа отчаянно позёмкою ночной. Как будто не оброс — щетиной, слухами, неверием, молвой. Как будто в землю врос от немоты — глухой, прокуренной, седой. А времени река стремительно с горы несётся прочь... И живы мы, пока течение способны превозмочь.

*** Февраль. И пальмы зеленеют! Сегодня я играю в гольф. Толпой весёлых ротозеев Я утверждён на эту роль. Статистом быть — не много чести, И с философией в ладах, Я шар земной, обняв как в детстве, К твоим ногам несу в руках.

298

Алёна Емелина Арендал

14 февраля открыла оттепель объятья февралю и мелким дождиком крошит его броню сугробы гладит тёплыми руками я в мартовское зеркало смотрю голубизна играет голубями! И звонкие ручьи бегут по снегу весна беспечно празднует победу любовь беспечно празднует победу спиною повернувшись к февралю

Воспоминание о феврале Подвижный бисер электрической воды слетает с веток. Мокрые деревья дрожат и гнутся. Дует ветер в отверстие невидимой трубы Труба вздыхает звуками прилива Пахнуло свежей влагой и мимозой Внезапно отступившие морозы комками снега тают сиротливо В разбитых отраженьях фонарей бездомные, мы влюблены случайно По рекам улиц лодками петляя, смеемся, промокая до костей Мне этот южный город не знаком февраль вокруг февраль всё перепутал И неизвестность циферблат погнутый воздушным сокрушает молотком Фото на заставке «Февраль в Норвегии» и на соседней странице Алёны Емелиной

299

Эолова арфа, февраль Обледенелые склоны влагой заплавлены складки, сыплют серебряным звоном стеклянные водопады Арфа в ветряных пальцах висит, камней не касаясь, кличет охотничьим горном, пронзительно-больно плачет Глубоки её струнные вздохи Снежно-хрустальные феи танцуют, ведут хороводы К ним из леса выходят олени склонить рога золотые над ледяной купелью (гулких песен февральских нет холодней на свете) По высшему благоволенью виском приложиться к снегу, от наслажденья немея, замереть — ни боли, ни времени

300

Вернисаж Алёны Емелиной Арендал

Путники в ночи акварель

301

Метель в городе акварель

302

Снежная ночь акварель

303

Дриада зимой акварель

Мои благодарности Я бесконечно признательна всем, без кого эта книга никогда бы не состоялась: в первую очередь моему любимому мужу, Мише Чеботарёву, за поддержку всех моих безумных начинаний и сумасшедших идей; всем авторам замечательных февральских стихов, песен, картин и фотографий, доверившим мне свои детища; всем, кто подарил мне радость знакомства с новыми авторами.

Спасибо всем, вы все чудесные! С искренним теплом, ваша Люче

Литературно-художественное издание 16+

Вьюжень Февраль на глобусе в современном искусстве ТОМ 1

Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) Все тексты печатаются в авторской редакции Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается