February poetry, volume 2 by Luche1

том 2

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается Вьюжень: Том 2 «Февраль на глобусе» в стихах современных поэтов. 2021. – 280 с., 16+ В двухтомник «Вьюжень» вошли стихи 170 авторов из 32 стран мира. «Вьюжень» — одно из названий февраля, записанное нашими предками в древнерусском календаре «Кологоде». Вьюжень… В этом слове явственно слыжится тоскливое завывание последних зимних вьюг… Сильные февральские метели словно хотят разгуляться напоследок в предчувствии грядущей весны. Но присутствует в нём и звонкое «жжен-н-нь»… Может, это потому, что февраль зиму с весной женит? Ведь недаром, по народным традициям именно этот месяц считается самым лучшим для проведения свадеб и венчаний. Зима подходит к концу, морозы крепчают, а это, говорят, является ярким признаком крепких семейных уз. Так пусть в этом феврале всех нас сопровождает и поддерживает светлая, счастливая и долгая любовь! А в очередном сборнике из серии «Кологод» вновь звуки, краски, ароматы и чувства сплетаются воедино в разную по стилю, но всегда незабываемую, яркую, одухотворённую и утончённую лирику авторов со всего света. Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) ISBN 978-163752442-8 © Составитель: Людмила Чеботарёва, Израиль, 2021 © Авторы стихов, рассказов, песен и музыки © Авторы фотографий, картин и видеороликов

Скоро масленицы бойкой Закипит широкий пир, И блинами и настойкой Закутит крещёный мир… П. А. Вяземский

Елена Александренко Владивосток, Россия На севере судьбы Стихи Елены Александренко Музыка, аранжировка и исполнение Владимира Бега

Живу на самом севере судьбы, Где каждый год считается за два. Где остывают чувства и слова, А ледяной простор сковал мольбы. И сердце больно колется в груди, Не согреваясь покрывалом снов… Я в прошлом «наломала столько дров» — А сколько снега будет впереди? И «глупый сор» из выстывшей избы, Он клеветой метётся вдоль дорог Из уст в уста неумолчных сорок, На самый край заснеженной судьбы. Как ветер встречный мне преодолеть? Как сохранить живым рассвет строки, Почувствовать тепло твоей руки, Простить, принять и просто пожалеть. Стою в начале белого пути, Где нет следов — покой и глубина, И спит в глазах подснежников весна. Но всё равно, она должна прийти. А дым печной теплом огня живёт, Вплетаясь в космы леденящих вьюг… Стучат часы, и снова сердца стук Дробит и рушит неприступный лёд.

Людмила Безусова Армавир, Краснодарского края, Россия Защитникам Отечества Стихи Людмилы Безусовой Музыка, аранжировка и исполнение Александра Волченко

Доверие солдатом стать — и долг, и дань, и честь! Ты научился воевать и видеть чью-то смерть, Не просто сутки отстоять на боевом посту: И не поесть, и не поспать под снегом на ветру! Припев: Держись,солдат! Крепись, солдат! Все силы отдавай, Чтоб дети, люди мирно спать Могли! Не забывай! Чтоб колосилась рожью степь, Рожала в мире мать, Доверено тебе смотреть, Границы охранять! Иди, солдат, иди вперёд, и мы всегда с тобой! Пусть в День Защитника замрёт, затихнет жаркий бой! За то, чтоб мама дождалась, и дождалась… она! Под пули-дуры не подлазь — ведь за спиной страна! Припев Мы не забудем ни о ком, кто жизнь отдал, солдат. Им славу вечную поём и помним всех ребят! Бессмертный полк живёт в стране, все павшие в строю! «Нет!» — правнуки кричат войне, и слышит дед в бою! Припев

Наталья Иванова Санкт-Петербург, Россия Февраль – апрель Стихи Игоря Северянина Музыка и исполнение Натальи Ивановой

Ночами снежно-голубыми Мечтает палевый Февраль, Твердя Весны святое имя, О соловье, влекущем вдаль. Припев: Февраль к Апрелю льнёт фривольно, Как фаворитка к королю. Апрель, смеясь самодовольно, Щекочет нервы Февралю. Снег оседает. Оседая, Он бриллиантово блестит. И на него сосна седая Самоуверенно глядит. Припев Осядет снег — седые кудри Смахнёт бессмертная сосна. Я слышу дрожь в февральском утре: О, это вздрогнула весна! Припев

Три снега Стихи Виктора Максимова Музыка и исполнение Натальи Ивановой

Как давно всё это было: Падал первый снег в ладоши, Налипал он на подошвы Неуклюжих башмаков. Белым вихрем закружило, Старый двор зачаровало. Как давно всё это было, Как далёко-далеко, Как далёко-далеко. Как давно всё это было: Снег второй за первым выпал, Снег и днём и ночью сыпал, Завалил он город весь. Как давно всё это было: Он любил, и я любила. Неужели это было — И не где-нибудь, а здесь? И не где-нибудь, а здесь? Как давно всё это было, Как недолго продолжалось, И однажды не осталось От любви той ни следа. И теперь меж ним и мною Третий снег лежит стеною, На стене той не напишешь Слов наивных никогда. Слов наивных никогда. Как давно всё это было, Как давно всё это было, Неужели это было — И не где-нибудь, а здесь?

Добрый дом Стихи Александра Ремизова Музыка и исполнение Натальи Ивановой

Как много на Земле домов, Как мало тех, куда мы ходим, А сколько среди них таких, Где мы участие находим. Припев: А в тех домах живёт любовь, Струится радостью и светом, И мы с тобой туда идём За добрым словом, за советом. Согреют душу там теплом, Одарят мудростью великой, Да, мало их, но есть они, Без них бы жизнь была безликой. Припев Как много на Земле домов, Как мало тех, куда мы ходим…

19 4

Татьяна Корсунская Ганновер, Германия Госпожа метелица Стихи и музыка Татьяны Корсунской Исполнение Татьяны Земцовской Видеоряд Татьяны Берковской

Утонула ночь в белом инее, И метёт февраль до зари… Не спешат в рассвет ночи зимние, А в душе поют соловьи. Припев: Белой сказкою хлопья стелятся И под снежностью крыши спят. Ворожит госпожа-метелица. Укрывает мир, украшает мир, Обнимает мир снегопад. Обручёнными с одиночеством На постах стоят фонари. Робко ты меня не по отчеству, А по имени назови. Припев Назови меня нежным именем, На губах снежинку согрей… Тихим ангелом мы хранимые, Вот и выпала нам метель Припев .

Сиреневые сны Стихи и музыка Татьяны Корсунской Исполнение Татьяны Земцовской Видеоряд Татьяны Берковской И к тебе, как на свет, недотёпа-ночной мотылёк, Полетела… …по-ле-те-ла… Татьяна Корсунская

Треть февраля. Душа заледенела. Как будто в мире не было весны. А высь Вселенной в полушалке белом Пронзают сны, сиреневые сны… И снег свою рассказывает сагу, Четвёртый день, а кажется, года… Слова любви не рвутся на бумагу созвездьем чувств. Как талая вода…

Так хохотала в солнечном сиянье, а нынче льдом окована седым О, как же хрупко противостояние — глотка тепла с прохладой сизых зим! А я живу… Жду солнца, моря, лета, и кажется, что знаю наизусть Ту недотёпу, что тобой согрета. И от тебя никак не оторвусь…

Ночная прогулка Анны Ахматовой Стихи и музыка Татьяны Корсунской Исполнение Татьяны Земцовской Видеоряд Татьяны Берковской

Бессонной тропой спускаются вниз слова. Мотив не простой, из прошлых «на бис» строфа. На том берегу метёт седину февраль. Фонтанка в снегу Мостами сомкну печаль. И в круге, и вне прорвётся в игру молва, И кажется мне, что я подберу слова.

Рулады льстецов и тысячи глаз у стен. Не скроешь лицо, а слово — алмаз и плен… Бессонной тропой спускаются вниз слова. И кажется мне, что я была не права. На том берегу метёт седину февраль. Фонтанка в снегу а я всё бегу, туда добежать никак не могу, а жаль.

Лина Лаврова Таллинн, Эстония Февраль Стихи Бориса Пастернака Музыка и исполнение Лины Лавровой

Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд, Пока грохочущая слякоть Весною чёрною горит. Достать пролётку. За шесть гривен, Чрез благовест, чрез клик колёс, Перенестись туда, где ливень Ещё шумней чернил и слёз. Где, как обугленные груши, С деревьев тысячи грачей Сорвутся в лужи и обрушат Сухую грусть на дно очей. Под ней проталины чернеют, И ветер криками изрыт, И чем случайней, тем вернее Слагаются стихи навзрыд.

Зимнее утро Стихи А. С. Пушкина Музыка и исполнение Лины Лавровой

Мороз и солнце; день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись! Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, Под голубыми небесами И ты печальная сидела — Великолепными коврами, А нынче… погляди в окно: Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит. Вся комната янтарным блеском Озарена. Весёлым треском Трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки. Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь? Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня. Мороз и солнце; день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись!

Елена Оболенская Оттава, Канада Февральский вечер Стихи Лады Миллер Музыка и исполнение Елены Оболенской

Будет вечер крепче чая Обжигаю вдохом рот. Фонарями в такт качая Снег по улице идет. Небо крутит кинопленку, Пригорюнилась свеча, Солнце кажется ребенком Погрузившимся в печаль. День уходит вперевалку В заповедные края. Ну и ладно. Мне не жалко. Остаемся ты да я. Тишина возьмет за плечи, Обернешься не дыша. И вздохнет февральский вечер Словно божия душа.

Февраль Стихи, музыка и исполнение Елены Оболенской

Февраль, как пряничный пирог, Покрыт глазурью снежной. Искрится солнцем вдоль дорог, Поляны безмятежны. То вьюгой в танце закружит, Прольет дождём хрустальным И снега тонны-миражи Божественно сакральны. Кристаллы трепетной души Собрать бы воедино, Тоску любовью заглушив С мечтой наполовину. Февраль – почти конец зиме, Прощальный стон метели, Где я с собой наедине В гармонии пастели.

Виктор Сапиро Кармиэль, Израиль Февраль Стихи, музыка и исполнение Виктора Сапиро

Как по реке плывущий лапоть, мой путь нелеп с команды «старт»… Февраль — достать чернил и плакать о том, что скоро будет март, О том, что в лом висеть на рее, творя воздушные дворцы, О том что жизнь летит быстрее, чем про неё скворчат скворцы! Весна идёт, весне дорогу, картинка — просто пастораль, А за окном и за порогом ещё по-прежнему февраль… Прекрасен вечер, что на рейде — то наяву, а то во сне… Февраль — достать чернил и бредить о наступающей весне! Всё та же быль — и та же небыль — несутся, стены проломив… Мой табор не уходит в небо, поскольку небо — это миф, Поскольку время — побрякушка, в начале — роль, в конце — мораль, Фортуна — блеф, судьба — кукушка, и жизнь, и слёзы, и февраль! Я — по реке плывущий лапоть, почти над пропастью во ржи… Февраль — достать чернил и ляпать воздушных замков миражи, Благих намерений уроки, смешных иллюзий волшебство, Неперечёркнутые строки из ничего — и из всего, Всего, что грезилось и снилось, как бесконечная спираль — И тут кончаются чернила, и тут кончается февраль!..

Моя девочка Стихи, музыка и исполнение Виктора Сапиро

Капля за каплей струится серебряный свет. Метка за меткой внизу растворяется тьма. Стая за стаей проносятся станции лет… Это зима, моя девочка, это зима. Старая сказка про город на сером песке, Вечная повесть о жизни, где смерти назло Сердце заходится криком в беззвучной тоске… Нам повезло, моя девочка, нам повезло. Звёздочка ясной удачи нам светит в ночи, В гнёздышке — белая ласточка. Мир невесом… В ласковом небе растаял огарок свечи. Это не сон, моя девочка, это не сон. Всё будет так, как захочешь — ты только поверь, Счастье возможно, и каждый, кто ищет, найдёт! Бьётся и мечется сердце, как раненый зверь… Это пройдёт, моя девочка, это пройдёт. Всё, что нам нужно — всего лишь немножко тепла, Звёздное небо и радуга в ярких цветах… Чувствуешь — птица удачи раскрыла крыла — Пусть будет так, моя девочка, пусть будет так! Пусть золотая пурга нас по свету несёт, С места срывая, лишая покоя и сна! Ангел-хранитель в пути и, конечно, спасёт — Скоро весна, моя девочка, скоро весна…

Полоска света под дверью Стихи, музыка и исполнение Виктора Сапиро

На пороге февраль, на дороге дожди, И отсюда мораль — оптимизма не жди! Позабыты грехи, что за давностью лет — Остаются стихи и надежда на свет… Вот близится миг, понятный всякому зверю — Под властью монет любой каприз разрешён… Что значит наш мир? — Полоска света под дверью, Надейся на свет — и будет всё хорошо! Крылья брось небесам — да смотри, не порань… Ты почувствуешь сам, как стирается грань! Как рождается миф про счастливый билет Из безумных молитв и надежды на свет… Пусть каждый твой шаг несёт пустую потерю, Пусть выбора нет и ни черта за душой… А что есть душа? — Полоска света под дверью, Надейся на свет — и будет всё хорошо! Кувырком голова у любого творца — Где найти те слова, что затронут сердца? Неудобен вопрос, но банален ответ — Это рифмы вразброс плюс надежда на свет! Долой миражи — я сам не слишком в них верю, Оставленный след всегда сотрут в порошок… Что, в сущности, жизнь? — Полоска света под дверью, Надейся на свет — и будет всё хорошо!..

Геннадий Сергиенко Чикаго, США Северный рок Стихи, музыка и исполнение Геннадия Сергиенко Аранжировка и аккомпанемент Ольги Гроган

Серо-белые сопки, горды ледники, Незаметные тропки, чисты родники, И встреча с медведем отнюдь не покажется странной. Здесь вода изумрудна, а лёд голубой, Жить зимой очень трудно, и многим слабо́ — Летят на полгода в далёкие тёплые страны. Припев: На Аляске от холода пляски И природы суровые ласки, Но красиво, волшебно, как в сказке, На далёкой и дикой Аляске. Вверх кипящим потоком уходит лосось, Игнорируя волка, в тайге бродит лось, А снег, как подушка, лежит на притихшем вулкане. С диким грохотом в море бросается лёд И в горячем задоре на гибель плывёт, Пусть айсберг поменьше, чем тот, что таранил «Титаник». Шёл чудак без опаски на Севера зов. Проведя в этой сказке немало часов, Всё ж выкрал минуты увидеть свою Дульсинею. Вмиг забыл человечек о вечных снегах, А мечтает о встрече и нежных руках… Пусть манит природа, но силы природы сильнее. Пусть манит природа, любовь безусловно сильнее!

Марина Старчевская Ришон ле-Цион, Израиль Остатки февраля Стихи, музыка и исполнение Марины Старчевской Аккомпанемент Владимира Узланера

Остатки февраля. Отсчёт совсем не сложный Осталось до весны, как в песне, пять шагов. И мы не спим и ждём, что сбудутся, возможно, Надежды на тепло и таяние снегов. Надежды на возврат из дальних путешествий, Каких-то редких птиц, и алых парусов, Что мы ещё споём «шальных и глупых песен», Отмеряем сполна простых и нужных слов. Надежды на весну, надежды на удачу. Ещё хранит печаль застывшая земля, Но будет всё путём, всё лучше, всё иначе, Когда сойдут снега и жизнь пойдёт с нуля.

Людмила Чеботарёва (Люче) Ноф-ха-Галиль, Израиль Натали Стихи, музыка и исполнение Людмилы Чеботарёвой (Люче)

Февральский Петербург был сер и сыр. Тяжелый мокрый снег кружил над Чёрной речкой. И Ангел вдруг решил остановить часы, И жёлтый воск слезой застыл на тонкой свечке. Не надо, Натали, Не плачьте, Натали. Ну полно плакать, мой прелестный друг! В туманной утренней дали Вновь закурлычут журавли И полетят — на юг, на юг, на юг… Вам не к лицу Ваш траурный наряд… Так почему судьба к Вам так неблагосклонна? Ведь Ваш летящий, чуть косящий взгляд Воистину — глаза самой Мадонны. Не надо, Натали, Не плачьте, Натали. Ну полно плакать, мой печальный друг! В туманной утренней дали Вновь закурлычут журавли И позовут — на юг, на юг, на юг… Не надо больше плакать, Натали… Пусть мокрый след исчезнет с шёлковой подушки! Ведь в глубине уже разбуженной земли Рождается фиалка на лесной опушке. Не надо, Натали, Не плачьте, Натали. Пускай печаль забудется во сне! В туманной утренней дали Уже курлычут журавли, А это значит: Скоро быть весне.

Ксения Август Калининград *** Застилает февральским гулом, правит ветреным помелом. Сердце, ты меня обмануло? Сердце, ты меня подвело? Ранит строчкою, как щадило: Беззастенчиво, но не зло. Сердце, я тебя ощутила? Сердце, ты во мне возросло? Слово кажется отощалым, стих колышется вкривь и вкось. Сердце, ты же пообещало! Сердце, ты же мне поклялось биться ровно, без перебоев, не бесчинствуя, не дерзя, Сердце, мне тяжело с тобою, Сердце, мне без тебя нельзя. Замирает пустая зала, там, где ночь не находит слов. Сердце, ты ему не сказало? Сердце, ты его не спасло?

*** Встречай меня на Сретенье Господне, на срезе утра снег и тишина, и помни: рань, взошедшая сегодня над нами, дара речи лишена, летит — розовокрыла, синеока, над храмом, где становится легко младенцем на руках у Симеона и взятым на закланье голубком. Под всхлипы побеждённого бурана, держащего мгновенье на весу, несёт благую весть святая Анна, как я своё бессмертие несу: и бережно, и нежно, и достойно, тревожась и смущаясь от того, а снег спешит в заоблачное стойло и тает на дороге грунтовой, и будущего голос мне неведом, и путь Господний неисповедим. От ветхого до нового завета меня по тропке топкой проведи и убаюкай в радуге-фермате, пока любовью, солнца горячей, сердца людей смягчает Божья Матерь, хранящая под сердцем семь мечей.

*** Под кожей бьётся что-то маленькое и живое, как ветреный пульс, как блюдечко дождевое, путеводную нить протягивает: «Держи-ка», а на улице пахнет солодом и аджикой. Я дышу, но надышаться зимой не силах, нет, не плод запретный без спросу я — жизнь вкусила и теперь не знаю, что делать мне с этим знаньем, слышишь, бьётся сердце моё, и весна в нём. Суровым нордом, хранящим тепло пассатом, смахну я слезу, как ночь за Эдемским садом, И весь пройду от края его, до края, в ладони яблоки спелые набирая. Мелок кометы полоску на небе чертит, за пазуху звёзды прячут не тучи — черти, а мне светло, и дитя моё спит под боком грядущей весны и того, кто зовётся Богом.

Елена Александренко Владивосток Февраль Февраль печален, как Пьеро, Задул он солнышка свечу И разбудил моё перо, Ведь, я подолгу так молчу. Живу, как будто бы на дне, В колючем инее тоски. А в белом сумрачном окне Не пойманные мной стихи Летят внезапные, как снег — От мыслей кругом голова… Смешалось пенье, плач и смех, И сны, и белая трава, И чувства, что обречены, Проклюнувшись на свет едва, Сгореть в холодном серебре, Быть заметёнными навек… Пустые дни в календаре, Мой долгий путь засыпал снег.

Снега белые кузнечики Снега белые кузнечики Разметались по земле — Ледяные человечки, Что не могут жить в тепле. Ни цветов, ни трав не ведают, Что им летний малахит?.. Лишь с листвой знакомы медною — Та листва все спит и спит… Оттого грустны кузнечики, Успокоилась их прыть. Видно, просто делать нечего, Если всё в округе спит. Только ветер гонит, гонит их, Осыпает на поля, Молчаливых и непонятых — Вся белым-бела земля!

Никуда не уйти Лягут белою шубкой на плечи снега, И уронит в ладони зима жемчуга. Засвистит надо мной ветра снежная плеть — Никуда не уйти, ничего не узреть. Лишь ослепнуть в просторах живой белизны И укутаться в снег, и уснуть до весны.

В Покровском парке …А мороз сердитый не на шутку И бывает до смерти глубок. А хозяйские собаки в шубках, Мёрзнет лишь ничейный голубок. Сиротливо под февральским небом В леденящем воздухе парить… — Гули, гули, принесла вам хлеба. Прилетайте, гули, надо жить. Словно тяжелея от мороза, Все туда, где хлебом пахнет снег, Камнем птицы ударялись оземь, И так близок был к ним человек. Я смотрела, и сжималось сердце. Коченела, хлеб кроша, ладонь. Пред морозом все мы, как пред смертью — Ищем свой спасительный огонь. И меня они не замечали, Суетясь почти у самых ног. Не толкались и не ворковали, Мирно крохи тёплые клевали, И, казалось, согревал нас Бог.

Ирина Алексеева Запрудня, Московской обл. Про слово, не сказанное

29 февраля

Крайний день февраля — и последний, и лишний… Приоткрылась земля и заплакали крыши. Заболело, запело, заплакало снова в предвесенних стихах отогретое слово. Тихо я прошепчу, чтобы ты не услышал, это слово — обрывок весенних двустиший, это слово — одышка от долгого бега, это слово — остаток от талого снега… Я его промолчу. Я его сберегу в безнадёжном последнем февральском снегу…

Февраль и Женщина. Беседа — Февраль! Прошу — доверься мне! Причину краткости скрываешь? Что прячешь в крайнем зимнем дне? Наверняка разгадку знаешь… Всего лишь двадцать восемь дней! (Ну, двадцать девять в високосный…) Зимы задумка? В сговор с ней, Февраль, вступил? Мои вопросы к тебе летят через метель… Декабрь, Январь… А ты — короче… Случайность это? Или цель? Ищу разгадку дни и ночи… — Ну, что ты, женщина, уймись! Да, я — Февраль — канун Весны! И не проси меня: «Продлись!», Зима ведь тоже видит сны… Вот, насмотрелась в январе снов о капели… (Эх, в метель!) И размечталась о тепле… Влюбилась в Март… Или в Апрель?.. Разгадка тайны — в зимнем сне: Зима тоскует о Весне!

Сергей Алиханов Москва О любви в день святого Валентина Зимний сонет Где ж тайный взор души, чтоб прозревать не слово, Не чувственность свою, а нежный образ твой. Меня не ослепил блеск снежного покрова, В снегах я поражен не снежной слепотой. Стеснённый космос мой зима сужает снова: Чуть вздрагивает ель над скованной рекой — Когда же застит лес ночной морозной мглой, Становится ясней, как родина сурова. За светлой далью дней, и за пределом зренья, За пеленою лет, в пространной дымке снов, Я робостью своей был скован без оков. И вот теперь всю жизнь всё длятся те мгновенья — Ты убегаешь вдаль, как лыжница скользя. Ты здесь, ты всё же есть, но высмотреть нельзя.

*** Обрывается нить Невесомого счастья — Так легко уходить, Если не возвращаться…

*** Что возраст? — Дней мелькает ластик, Стирает разницу. Люблю тебя, как шестиклассник Пятиклассницу. И снова замысел неведом Любовной азбуки — За косу дёрнуть, чтобы следом За мной гналась бы ты…

*** От бабочек, шмелей и мошкары Колодезную воду очищая, Форель жила в колодце. Лишь лучи Высокого полуденного солнца Касались просветлённой водной глади, Среди замшелых отражений сруба, Всмотревшись сверху, вдруг я замечал И круговой, и быстрый ход форели… И где бы я c тех пор ни находился — На севере у семужной реки, Мчась через остров Медный в вездеходе, Среди секвой в горах Съерра Невады, Возле картин Вермеера, Эль-Греко, Нисколько, никогда, не сомневался: Усердный виноградарь поливает Колодезной водой тугие лозы… Вот я приехал — белая сирень, И завязь за калиткой приоткрытой, И груши распускающийся цвет, Вовнутрь себя обрушился колодец. И молодость моя, как та форель, Описывает вечные круги Во времени, исчезнувшем…

*** Брызги света влетают в овраг, Лопухи прожигая насквозь. Это страсть нас пометила так — Мы уже не окажемся врозь. А когда зачастят январи, И метели слова заметут, Снова солнечные пузыри Из забвения в сердце всплывут…

*** Вам было всё равно, когда вы выбирали — Родиться в поздний век или в какой другой, Жить теснотой октав на чуть глухом рояле, Листать всё тот же том прилежною рукой. Дигест потом сонат непостижимый строй Так оказался прост, что был озвучен в зале. А образ ваш сиял над дымной суетой, Как в ладанке финифть, как профиль на эмали. Самодостаточность — вот каверзный итог, И знает меньше вас ворчливый педагог, И подошли к концу года упорных штудий. И вот, накинув плащ, всё не уйти никак — Там подворотен ждёт губительный сквозняк, Где зависть, лёд и злость бьют изо всех орудий.

*** Всё те же фрески в отблесках свечей, И тот же путь от церкви и до дома — Ступает добродетельно мадонна, Растит и кормит пятерых детей. И светел лик, чело в заботах хмуро, А для Петрарки всё она Лаура.

Стихи на замену старого электросчётчика Старый счётчик крутился, гудя по утрам, На пороге больших перемен, — Кипятильник шипел, покидая стакан, И сушил твои волосы фен. Он считал киловатты тех бдений ночных В коммунальной моей тесноте. На любви экономили мы на двоих, И нам было светло в темноте. Самой лучшей из харьковских электробритв Я наощупь водил по щекам. И осталось за свет, что в годах тех горит, Доплатить по последним счетам.

*** Чуть прикоснулся — тут же я Стал виноват со дня творенья. Уходит лёгкость бытия От первого прикосновенья. Ах, почему нельзя любить, И даже на ходу пленяться, Чтобы потом не задаваться Вопросом — быть или не быть?.. .

Форнарина С подмастерьем по Фарнезе Шёл однажды Рафаэль, И, участвуя в ликбезе, Он имел благую цель: Он искал лицо Психеи, Чтоб на все бы времена — Встретил ты её в музее: Сразу видишь — вот она. Тут навстречу — Форнарина! Папа — местный хлебопёк. И пошла писать картина, И пустилась наутёк! Было — ваше, стало — наше, — Кто же в Риме без греха! — Дал он золота папаше За невесту пастуха. Форнарина же не дура — Подцепила дурака, Подвернулась ей халтура На грядущие века: Если удовлетворённый Плотский пыл маэстро сник — Значит одухотворённый У Мадонны выйдет лик, Изумительные плечи, Крылья ангела оплечь. Вовсе нет противоречья В трепетанье губ и свеч! Заглушен любовный лепет Бормотанием молитв, Пусть не страсть, а только трепет, Как свеча во тьме, горит.

Ольга Андреева Ростов-на-Дону *** Это февральский Ростов. Это Кафка. Серое мутное жидкое небо. Город бессилен, контакт оборвался оста и веста, и севера с югом. Мерзко, но цельно зияет подсказка в грязных бинтах ноздреватого снега: всё завершится сведённым балансом — жадность и страх уничтожат друг друга. Не соскользнуть бы в иллюзию. Скользко. Под сапогом мостовая в движенье кобры шипучей. Портовые краны кромку заката изрезали в раны. Тот, кто взошёл на Голгофу — нисколько не нарушает закон притяженья. Можно об этом поспорить с Ньютоном запанибродским этаким тоном. Почерк врача неразборчив — подделай всё, от анамнеза до эпикриза: может, дозиметры и не зашкалят, только повсюду — приметы распада. Выпить цикуту? Уйти в декаденты? В партию «Яблоко?» В творческий кризис? Я ухожу — я нашла, что искала — в сказочный город под коркой граната.

День сурка Сурок сказал — зиме конца не видно. Из норки выползаю каждый день, брожу, слежу — не сплю, вот что обидно! — разыскиваю собственную тень. Сурок свою нашёл — и спит спокойно. Он — вещь в себе, он честно ждёт весны. Я — у сырых метелей подконвойный, у вечнобурых елей кривизны. Туман съел лёд. Остался серый морок, февральских тротуаров кисели. Навстречу выходящие из норок не радуют ничуть. Развесели, жень-шеневый весёлый человечек, две чайных ложки в день — и разгляжу Того, кто снова снежный бисер мечет в раскисшую асфальтовую жуть. Согреюсь горьким солнышком грейпфрута, утешусь обещанием сурка, прощу непробивные облака и постараюсь не считать минуты.

*** Слова такие не живут в тепле и в городе. Зачем качаться стеблю засохшему в унылом феврале, когда не мочит дождь и юг не треплет холодным ветром здешние поля, ломая ветки в жидких перелесках, и редкий поезд ржавою железкой не тянет тонны мелкого угля.

Ирина Асеева Санкт-Петербург *** Вечер растворился в безмятежности. Окна, словно дальние миры. Прикоснусь тихонько нежной снежностью: Это я пришла — поговорить. Ты стоишь один среди молчания, Зябко греешь пальцы в рукавах. Знаю, сколько боли и отчаянья В нежных — нерассказанных — словах. Пусть февраль глядит в глаза доверчиво Сквозь небесный белый фейерверк… На моих ладонях этим вечером Так же тихо умирает снег.

*** …Вот мы и добрались до февраля. Снежинки, как осколки звёзд. Позёмка Через асфальт крадётся змейкой тонкой, Свиваясь в кольца, заклинанья скомкав… Под снегом — словно мёртвая — земля. На черноте ветвей воронья стая Раскачивает времени качели, Врезая гравий перьев в мех метели И отмеряя время до апреля, Потери января перечисляет.

Людмила Безусова Армавир, Краснодарский край *** Ангела вуаль падает с небес! Накрывает шаль прикорнувший лес. Кутает заботливо веточки деревьев, Где стволы холодные заметают ветры. Там мороз колдует, по ночам шаманит, Кружева рисует, вяжет и бросает, Вьюга-заводила до утра поёт И ночным светилам закрывает ход. Падают снежинки на глаза, ресницы, Локоны и губы, и на рукавицы. В серебристой шубке Снегурочка стоит. И обнять голубку Вьюга не велит. Не согреть её мне любовью и теплом. И в сугробах тонет занесённый дом. И скрипит, качаясь, на ветру фонарь. Зимушка примчалась, и бузит февраль. В белое, пушистое всё вокруг одел. А глаза лучистые спрятать не сумел!

Нина Богдашкина Вадинский р-н, Пензенской обл. Вьюга Вместе с разыгравшимся бураном По всему раздолью на земле, Раненой волчицей утром рано Вдруг завыла вьюга в феврале .

Злится стужа, что весна всё ближе, Маясь жаждой, снег холодный лижет. Днём сугробы под лучами тают, Капли с языка её спадают.

Зима Зима с полуночи играла На старенькой шарманке. Метель разгульная плясала, Как девка на гулянке. То в окна колкий снег бросала, То завывала гордо, То в подворотни заползала Лисою рыжемордой. Под утро, выбившись из сил, Уселась на крылечко. Отец дрова домой носил, А мы бросали в печку.

*** Бескрайнее раздолье за окном — Под зимним солнцем белый снег искрится. Мы снова вместе, мы с тобой вдвоём, На проводах притихшие синицы. И шепчет сердце, что ещё не вечер, Что в нём не место серым облакам… Привычно обнимает мои плечи Твоя родная тёплая рука.

Лилия Болеславская Саратов Без птиц Мне грустно без птиц Средь февральского ига — До белых страниц Перелистана книга.

Сковала окно Хладнокровная вечность, И думать грешно Об июле беспечном.

Кормушек пустых Обречённые тени Пронзают пласты Ледяных настроений.

Там ветры его Обжигали мне губы… Но стали объятья По-зимнему скупы,

И птиц голоса Из далёкого лета Не мне в небесах Разливаются где-то…

Зимняя драма Холод посланий Инеем сердце мне жжёт. В ветрах февральских Долго брести до весны По леденящим словам…

Поединок Жалобно стонет в холодном дурмане Небом оставленный город. Страх леденящий, сбивая дыханье, Змеем вползает за ворот. Вьюгой захваченный поздний прохожий, Странник с тяжёлой котомкой, Брошен судьбою на снежное ложе В вихре февральской позёмки. — Небо! За что же конец этот глупый? — Бредит он сонный, безвольно… Взгляд застывает, и бледные губы Шепчут последнее: «Больно…» Небо безмолвно, лишь колкие блёстки Холм засыпают на склоне… Ветви хрустальные тонкой берёзки Бьются в прощальном поклоне. Город, затихнув под панцирем белым, Спит, проиграв поединок. Светятся окна заиндевелые Траурным бисером льдинок.

Ольга Борисова Самара Ещё февраль Ещё февраль. Ещё зима. Плывут снега по миру. И бригантинами — дома. Метель заводит лиру. Ещё деревьев частокол темнеет обнажённый, И ветви шепчут всякий вздор, ветрами искажённый. Ещё стоят снеговики на снежном покрывале, Трещит мороз, в цене — коньки, и лыжи не в подвале. И снег хрустит, как пирожок, из печки вынут мамой, На окнах бархатный снежок прикрыл стекло панамой. Но с каждым днём всё ярче свод и веселее дали. Под коркой льдистой токи вод блестят отливом стали. И галки чистят чёрный клюв. Их грай стоит в округе. Весны движения ловлю… И злой зимы потуги.

Ещё февраль Уснувший лес печально строг в безлиственном величье. Вхожу в таинственный чертог под разногласье птичье. На лапах елей снег лежит, деревья в шапках белых. И зоркий филин сторожит застывшие пределы. Лыжня скользит куда-то вдаль (проложена недавно). В овражке — вод застывших сталь, сбегавших в русло плавно. И смотрит небо с высоты на слюдяное царство, Роняет снежные цветы на мёртвое пространство. Я вторглась гостьею сюда, под инистые своды, Ступала по чужим следам в безбрежный мир свободы. Скрипят снега, тревожа лес и всех его собратьев. И, словно мне наперерез, деревья встали ратью.

Февраль Февраль. Достать чернил и плакать!.. Б. Пастернак

Чернильные проталины и слякоть. О феврале — никак или навзрыд. Холодный день спешит к весне поплакать, В лиловый лес, грачами что изрыт. Найму такси. Просёлочной дорогой За бледным днём помчусь в окрестный лес. Где птиц возня, где лешего берлога, Где ярче и прозрачней синь небес. Вспугну грачей, приросших к мутным лужам, Устрою на земле переполох. Назло зиме, былым февральским стужам, Чтоб слышать пробужденья первый вздох. Его ветра подхватят и обрушат На город, что буграми весь изрыт. И растревожат чувственную душу Стихами, что написаны навзрыд.

Музыка вьюги За окнами пела тоскливая вьюга. Раскачивал ветер под крышей фонарь. Шумели деревья, гудела округа, И музыку неба заладил звонарь. А город застыл в ожидании чуда. Ему, вековому, несносна печаль. Он зимние видел такие этюды, Какие создать может только февраль! А вьюга утихнуть никак не хотела, На стёкла швыряла охапками снег. Но Бах зазвучал из-под пальцев умелых, «Адажио» где-то играл человек. Как птица, попавшая в ловчие сети, Свирепая вьюга притихла на миг. А музыка нежно текла сквозь столетья, И образ маэстро под сводом возник.

Никита Брагин Москва Солотча Солотча милая, уснувшая в снегу как шишка с золотыми семенами! Поделишься со мной своими снами, пока я твой покой постерегу? Краса сосны и крепость кирпича плывут косыми строчками на белом — их тихий строй мне только что напела заката литургийная парча. И я спешу, родная, за тобой, вослед изгибам луковиц и гроздьев, по колеям в подковах и полозьях в твой дух — и смоляной, и зерновой!

Комарово зимой Как сумрачен твой сон, твой предрассветный снег, в холодной пелене за тонкой плёнкой век, — он полон тишиной… В мерцающем снегу на просеке пустой крупинки белых звёзд… космический покой лежит передо мной. Как льдинка на листе, как шёпот в пустоте, как бледная ладонь на белой бересте — любви моей следы по ровному пути, где небо так легко спадает и плывёт к тебе, как молоко, над панцирем воды. А где-то рыболов, усевшись, как баклан, соседу прокричит, и слово сквозь туман заклятьем зазвенит, скользя по тишине, такой привычной нам, раскатываясь вдаль по дюнам, валунам, на хвою и гранит.

Анатолий Вершинский Раменское, Московской обл. В белых тонах Небо занавешивает сетка тонкого плетения — метель… С кем зимой беседует беседка? Прячутся проезжие в мотель. Прячутся прохожие в квартиры. В снег зарылся парк и ждёт весну, каменные вазы, как мортиры, целя в ледяную вышину. Спит беседка. Мягкою пастелью мир окрашен в белые тона… Полноте: незрима за метелью, буйствует над городом луна!

Снег То льнёт к ладоням сахарною ватой, то хлещет по щекам, набрав разбег… И вот лежит — раскатанный, примятый, но всё ещё не выдворенный снег. Со стёжками, пробитыми в сугробах, и впрямь деревней кажется Москва, ведь там не углядеть красот особых, где в мареве тропа видна едва. Ругнув погоду словом неприличным, спешим с мороза в тёплые дома. Свистит вдогонку неженкам столичным седая беспредельщица-зима…

Чары Кто-то хочет повидать их? Иль готов принять на веру сказ о том, как в белых платьях шли красавицы по скверу? То ли три служанки Весты из времён совсем давнишних, то ли три сестры-невесты, учинившие девишник. Встретил их февраль метелью. И явился из метели злой колдун, имевший целью обратить красоток в ели… Ой вы, девки молодые, ой вы, ёлки-недотроги! Что маячите, родные, у заснеженной дороги? Ждёте добрых чародеев, чтобы вас расколдовали? Поважней дела затеяв, мчат они в иные дали. А Русланы да Иваны в настроенье незлобивом завалились на диваны с ноутбуками и пивом. Только северная вьюга раскрывает вам объятья. Да сминает ветер с юга накрахмаленные платья. Так смиритесь, ёлки-палки, с горькой участью житейской, заплутавшие весталки стороны гиперборейской…

Юлия Ворона Москва да трепыханье родника… …да трепыханье родника, да солнца мутный шум. делюсь с тобой и длюсь, пока ты не заснул от дум в постели гладкой и чужой, под зимний древа хруст, уж солнца мутного кружок пал из оконных уст. и что-то плотное внутри стучит и ждёт свистка о первопутке. спи, нештрих, небуква, нестрока…

облака-слоники …облака — слоники на комоде. шахматами вечерними в пальцы твоя, счастье моё, зима-антоновка, вроде, и снегиря до одури, снегиря… не облекая дыханием обозренья в крыльях стрекозьих окна́, и ещё — окна́… снег у тебя, а когда его бог отменит, будет комоду явленье седьмого слона. …лунники-слоники-облака на комоде. шахматами вечерними в пальцы твоя, счастье моё, зима-антоновка, вроде, и снегиря, до одури — снегиря… карри дыханье поверх голубых карамелек в крылья стрекозьи окна́, и ещё — окна́. снег у тебя, и, когда его бог отменит, явится на комод седьмая луна…

возможна вся буду, и вся — оправдана …возможна вся буду, и вся — оправдана; ельные лапы ты будешь придавливать пятернёю к снегу, смеясь и падая, — о, правда будущего снегопада! …за нами, имена чужие выкрикивая, из берлог повыметутся разные, мы обернёмся на их разности, и осыпемся снегом под их курлыканья. …десяточными, хлебая воду будущего, двинем от побережий трехсутошных, перебирая на небе судорожном, морщинки, лбы, звёзды и губы… ещё…

Ощерится зима настолько... Ощерится зима настолько, насколько ты мне — «кто-нибудь». Зимою божьих тел осколки мешают разве что уснуть. Когда приметы и предметы уста меняют и места, Отеческая нежность ветра теряет воздух у креста, где сын замечен за куплетом очередной «любви» — в кустах. Я: «Суламифь, нам счёта нету!», Он: «Суламифь, считай до ста…»

хочу на улицу …хочу на улицу, где мёд снегов — в компост, где смело лёд протягивает руку, где, знаю, не узнает царский мост и не застанет, как твою подругу. где с силой выметенные дворы столетьями не прибраны и смелы, где ряженые — дети Анкары, где суженые сжиты светом белым. хочу в Москву, быть вечером в Москве прозрачной петербурженкой до гроба, любовью отрекаясь от замены всея страны на эти два сугроба…

смирённою рукою ты ласточек брала... Его Марине

…смирённою рукой ты ласточек брала, снегами назвала всё то, что не имела, и странное тепло — тепло, где нет тепла, — ладонью поведя, как синим-синим мелом, чертила над вихром, над чистою водой, над чёрною водой и над землёй, где — «Чья я?» наверное, ничья. Одно скажу: «Постой, мы все уже ничьи, давай-ка выпьем чаю». поднимется асфальт, и ласточек батман ударится в стекло, что заслонишь ладонью, и стукнется тепло в голу́бый шарабан Земли, что тянет твой — из сновидений — пони.

Тамара Воронцова пгт. Новобурейский, Амурский край *** За окнами стыло. Картина Невзрачна, сонливо село, И мягким глотком капучино Домашнее ловишь тепло… Февральские тезисы. Смят и Подмочен зимы гобелен — Чернеют неровные пятна Проталиной в снежной золе. Промозгло и зябко. Простуда. Сугроб восковой под столбом Застыл и сидит, словно Будда В раздумьях у дерева бо… Весь опыт его — дух метельный И снега стихийный транзит… До робкой весенней капели Не раз ещё ветер съязвит, Гоняя по улицам стужу Под флагом шальных непогод, Но первую корочку лужи Уже раздавил пешеход.

*** Привереда-зима напоследок разгульна, Между тем, педантичное время не терпит — Наливается розовой кровью багульник И к пасхальным обрядам готовится верба. Прошлогодней тропинки чернеет полоска, О случайном прохожем трезвонит сорока, И толпятся дубки в грязно-рыжих обносках В ожидании животворящего сока. Ослабевший февраль вязнет в рыхлых сугробах, Плавит солнце пласты отболевшего снега… Ни беды, ни хандры, ни сердечных ознобов — Лишь целебная просинь ожившего неба.

*** Зима. Февраль. Ещё не тает снег И продолжает обживать карнизы. Почти по всей раскидистой стране Зимы скаженной вздорные капризы. Застой в чередовании полос — Блокированы грани перехода. Душа молчит, её анабиоз Вполне понятен в это время года. Блаженна тишь и томный ток в крови — Есть что-то сокровенное в покое, Но время обновиться норовит, И тишину сбиваешь поневоле — Сойдёшь с подножки — ветер по лицу, И, кажется, весна подходит к старту, И, разметая снежную пыльцу, Поток машин летит навстречу марту.

Нина Гаврикова Сокол, Вологодской обл. Память Утренней сумрачной дымкой прохлада. Тихий безветренный сонный февраль. Воздух бодрящий заманчиво сладок, Где-то за лесом шумит магистраль. Дом. И громадная рядом берёза, В иней мохнатый, как в тёплую шаль, Косы и плечи укрыв от мороза, Смотрит в жемчужно-молочную даль. Льётся божественный свет поднебесья, Счастья мгновенье дано нам взаймы. Серая хмарь, не весны ли предвестье?.. Птицей вспорхнув, прерывается мысль. Край деревенский… безмолвно забвенье… Были другие и здесь времена… Стало стремительным сердцебиенье — Память о детстве прошедшем сильна!..

Распутица Стихотворение написано к картине А. К. Саврасова «Распутица» 1894 г. В стылых февральских растаявших лужицах Полупрозрачные тени берёз. Зимняя Оттепель — Солнцу прислужница Точит снега, несмотря на мороз. Рано Весна вдоль околицы крутится, В сумерках чистых чуть слышно шаги. Ох! Вся дорога разбита… Распутица! В чёрных проплешинах две колеи. Там за опушкою леса, за избами Русский простор руки вширь распростёр! Храм православный виднеется издали. Сверху потёрто-белёсый шатёр. Образ Руси деревенской не старится, Снова весенней распутицы след. В чём же сейчас заключается разница?! В избах пустующих жителей нет…

Февральский снег Стихотворение написано к картине А. К. Саврасова «Зима» 1873 г. Чистейший белый мягкий снег. В плену серебряном деревья. Склонили низко ели ветви. И тишь такая, что звенит. Несётся время без помех. Полузабытая деревня. Тропа в уютный домик ветхий. Дым из трубы столбом в зенит.

Сидит ворона на коньке Дежурным сторожем на вахте, Ждёт от хозяев хлебных крошек, Подруги рядом за плетнём. В забытом Богом уголке, «Февральский снег весною пахнет». Зиме седой вновь вызов брошен. Короче ночи с каждым днём!

Каринэ Гаспарян Миасс, Челябинской обл. До лета… *** До лета Осталось Три месяца, Двенадцать дней, И четыре рассвета. И можно, Сжав зубы, Три месяца Перетерпеть. Двенадцать дней Перелистать. Но четыре рассвета Унесут в такую Звенящую даль, Что оторвёшь Потом, Как коросту, Этот февраль.

*** Снега без конца и без края. Собаки, вороны и вышки. Не видно дороги до рая. Но, может быть, Кто-нибудь свыше… Любовь без конца и начала. Бараки, железные миски. И волчьи на воле оскалы. Позёмка закрутится низко. Февраль, доживём ли до лета, Спасёт ли нас печка и крыша, Когда мы так плохо одеты? Но, может быть, Кто-нибудь свыше…

Виктор Гвоздев Пенза Середина февраля

Далеко ещё до лета. Не докинешь — хоть умри. На соседских парапетах Нет и признаков зари. Загудели сипло краны. Стала ночь светлей на тон. На прогреве, утром рано, Тарахтит моё авто. Ели, в снежных эполетах, Охраняют двор и дом. Смежив веки, ждут рассвета — Словно стража, под окном. …В завтрак кофе, с маслом булка: Без овсянок и рагу. В куртку с шапкой ловко юркнув, Я стремглав бегу, бегу… Слава богу, всё прогрето: Будто жук, гудит мотор. Чёрный кот… Моя примета — С ней везло мне до сих пор. Ни досады, ни испуга. Плавный газ и разворот. Чуть жеманно, но, как другу, Улыбнулся чёрный кот. Пусть не близок путь до лета. И, как рельсы, колея. Засчитаю за примету — Середину февраля!

Февральское танго За окошко глянешь… ярко! Луч от солнца золотой. В дне февральском есть подарки: До весны подать рукой. Дым столбом упёрся в небо. Печь старается, гудит, Сумасшедше пахнет хлебом, К счастью путь с утра открыт. Распахнитесь настежь, двери. Шире шаг и в добрый час! Надо знать, а лучше — верить, Счастью скучно жить без нас. Солнца свет — уже немало. И зиме почти конец. Эй, весна, давай начало, «Танго страсти», двух сердец. Одари призывным взглядом, Очаруй своей красой! Эй, февраль, грустить не надо. Пользы в грусти — никакой!

Февральская примета За окошко посмотри. Видишь?! Это снегири. Их малиновые грудки Ярче утренней зари. Широко раскрыв глаза, Ничего не говоря, Я смотрю на снегиря И мне кажется красивей Ничего не видел я. Потому что за окошком Завсегдатаи мои, Не такие чудо-птицы, А простые воробьи. Посмотрите, посмотрите! Ну смотрите же скорей! За окошком на рябине Стайка алых снегирей. Красногрудые красавцы Так притягивают взгляд, Что единожды взглянувши, Бесконечно будешь рад! …А когда восторг мой стих, Стайка дружно улетела, Чтоб порадовать других.

Андрей Данкеев Ростов-на-Дону Февральское настроение На улицах, сырых насквозь, гуляка ветер увлечённо малюет белым, серым, чёрным, кладёт мазки и вкривь и вкось, и вдоль, и поперёк, и справа налево, и налево спра… Три тонны худа, грамм добра. Зимы с весной бои без правил. Февраль устроил раскардаш, соединяя снег и слякоть. Нет видимой причины плакать, но плачь, точёный карандаш, рыдай, выплёскивай тоску о том, что белое растает, что букв и строк воронья стая не в масть бумажному листку; что правильные фонари — лишь кляксы в чёрно-белой гамме; что тают вместе со снегами и декабри, и январи; о том, что годы коротки, о серых снах, о серых буднях… О чёрном плакать мы не будем. И пусть горят черновики.

Любовь Дубкова Челябинск Монолог февраля Меня от злости лихорадит: Позвольте, ну уж это слишком, Отдать бразды, чего-то ради, Совсем сопливому мальчишке! Он раздевать начнёт, охальник, Всё, что укутано надёжно. Как будто в королевской спальне Сменился фаворит вельможный. Сосулькам волю даст бесстыжим — Растренькаются, как скворчихи. На антресоли лягут лыжи, Обрежут юбки щеголихи. И потекут мои богатства, По лабиринтам водостока. Я не прощу им ренегатства, И в монастырь уйду… до срока…

Февралю Катавасия февраля За окном моим держит речь! Я подкину дров и угля — С новой силой запышет печь, Заурчит, как довольный зверь, И зардеется вмиг плита. Нипочём нам с тобой теперь Вся февральская суета! Тени прячутся по углам, Высветляя глаза сверчков, Прикрывая ненужный хлам, Превращая избушку в кров. Через крышу плывёт тепло, Из сосулек пробив бандаж, Расплавляясь, течёт стекло — Плачет сказочный антураж! На последний фуршет зимы, Завывая, спешит метель. Но её не боимся мы, Придвигаем к печи постель. Вездесущий летает снег, Пробиваясь сквозь щели рам. Наступая на наш ночлег, Ветер бесится до утра. С каждым часом всё ближе март, Ишемия грозит зиме, И обширный грядёт инфаркт — Неизбежная дань весне! От лучины зажгу свечу, В настоящем тебя люблю! Как молитвы, в ночи шепчу, Панегирики февралю!

Виктор Есипов Москва *** Ночью ломился в оконницу ветер, будто бы кто-то играл на гобое или, скорее, играл на кларнете, стёкла секло ледяною крупою. То холодильник включал обороты, то я и сам ощущал, что не спится — снилось под утро абстрактное что-то, не возникали знакомые лица… Утром ослеп после взгляда в окошко: снег на траве, на ветвях, на ограде, и умывалась проказница-кошка, ночь промурлыкав в хозяйской кровати. Кофе не стоило б пить спозаранку, но выпиваю, не сладив с собою — и выхожу, нахлобучив ушанку, в утро туманное, в утро седое…

*** Ветер за окнами, вьюга, минус четырнадцать — жесть! — но позвонила подруга, встреча назначена в шесть. Сходу срываешься с места, чтоб не растратить задор — лестницею из подъезда в снегом заваленный двор. Куртку напялил такую, что не охватит озноб — рядом машина газует, трактор таранит сугроб. В воздухе запах бензина, фары пылают впотьмах… Как в фуэте балерина, снежный вращается прах.

*** Ты всё та же: причёска, очки, ты над чем-то беззвучно смеёшься, я целую твои кулачки, шею, щёки, куда удаётся, я дурацки беспечен опять, счастлив вновь, всё вернулось как будто… А проснулся — подушка, кровать, да февральское серое утро.

Александр Жданов Советск, Калининградской обл.

*** Февральский вечер. Стужа. Неуют. В проулке узком ветер завывает. В который раз читаю: «Зо́рю бьют… Из рук моих…» – в который раз читаю. И знаю: будет день и будет час, И Мойка, и на двери бюллетени… И вновь неугасимая свеча Нас озаряет, не рождая тени. Бьют зо́рю. Понемногу за окном День мельтешит, как робкий гость в прихожей. Над ещё тёплым письменным столом Витают чьи-то тени осторожно. Но выпорхнет на волю черновик, Забьётся, упадёт и затаится, Готовый встрепенуться каждый миг — Упрямая подстреленная птица.

Письмо в Петербург Когда я приеду, На Мойку пойду, По санному снегу Один побреду. (На Чёрную речку Протянутый след, Второе столетье Впечатанный в снег). И зимнее солнце Проглянет сквозь мглу, Вдали оглянётся, А кто — не пойму. И только быстрее Бреду, как в бреду. Собьюсь, не успею И в снег упаду. Поднялся упрямо И снова упал, Чтоб снег этот санный След не засыпал, И чтоб ежегодно В февральскую мглу, Сбиваясь, шёл кто-то По следу тому. Вот вскрикнет — и только Аукнется даль… Россия, и Мойка, И лютый февраль.

*** Заливался скворец в феврале. Знать, почувствовал малый свободу От метелей и вьюг. На земле Не хватает такого народа, Чтобы так средь зимы, позабыв О расплате за раннее пенье, Превратить щебетанье в призыв И чирикать до самозабвенья. Сколько силы в тщедушной груди! Сколько мыслей в крошечном темени! И все песни его впереди, И глаголы все в будущем времени!

Анна Журавлёва Тверь В феврале Небеса нахмуренно-туманны. Наши сны не сбудутся — обед. Суета сует вокруг дивана. затянулась на пятнадцать лет. Трубы, шубы, битые тарелки — не бывает омут быта тих. Жидковаты щи да жемчуг мелкий, но вполне довольно для двоих. Кто ты? Я тебя совсем не знаю. Кто я? Словно видишь в первый раз. Тормозит дорога водяная. Мы идём, не поднимая глаз. Лёгкая зима в тяжёлой форме — хрипы влажноватые в груди. Спит февраль в дождливом хлороформе — спящую собаку не буди. Бедные, а мы не замечали, что куда богаче королей. …Водолейно. Нам ли жить в печали в феврале?

Квартира Квартира-сон, квартира-блеф мумифицирована прошлым. Она могла быть нехорошей, но не успела, опустев. Пустые даты февраля крест-накрест время зачеркнуло. И затихающего гула не слышно на вторых ролях. Аплодисментами дверей она встречала приходящих. И были сумерки серей, и крепче чай, и сахар слаще. Здесь звон разбившихся сердец остался на бумаге нотной. Звонка входного бубенец затянут паутиной плотно. Квартира-тень, квартира-плен фотоальбомов, писем томных. …Неторопливый город Эн об этом адресе не помнит.

Чижик-пыжик Снега много. Навострить бы лыжи, но родная печка горяча. Где ты был так долго, чижик-пыжик? На Фонтанке? Прилетай на чай. Водки не налью. Лимон достану, тоненько порежу — тоже труд. Времечко проходит не фонтанно, а фантомно. Принимать на грудь — слабое лекарство для пернатых. Чик-чирикни: «Чижика встречай!» Выпили дуэтом водки знатно, здоровее — налегать на чай. Город февралём не приголублен — вьюжно поседел за прядью прядь. Закатился неразменный рублик нежности за плинтус — не достать. Кто бы научил меня сквалыжить, про запас откладывать деньгу. Трудная наука, чижик-пыжик. Я её осилить не смогу.

Наталья Иванова Санкт-Петербург Зимы мы ждали Зимы мы ждали долго-долго, Но не спешит та, не летит. Ей осени идти вдогонку, Наверное, не очень льстит Земле, конечно, надоело Лежать без травки на ветру. О белоснежных покрывалах Она мечтает поутру. Как эта графика прекрасна: На чёрном — белое лежит, А среди белого пространства Графит деревья зачернит.

Наталья Иванова. Зимняя дорога в лесу. (бумага, уголь, мел)

Наталья Иванова. Дальняя деревенька. (масло, холст)

Деревенька В три окошечка дома, Вьюга, как повеса. Деревенька побрела, Не дошла до леса. Не дошла, так и стоит Век уже который. Только изредка промчит Мимо поезд скорый. Будто зубы у старух, Редкие заборы. Надевает дед кожух, Водит разговоры. Говорит о том о сём, Знамо дело — знает. Телевизор смотрит он, Книжечки читает. Разбирается во всём, — Спорить с ним нелепо. Со старухою вдвоём Ожидают лета. Летом будет веселей: Зелень да капуста. Ну а нынче на столе И на макушке — пусто.

Наталья Иванова Розовое утро (масло, холст)

Татьяна Ивашина Пенза Зимнее Какая странная печаль В холодном дне и чистом снеге! Сосулек-слёз блестит хрусталь, И стынь звенит в прозрачном небе. Метель летит по мостовой, Февральский вечер. Минус двадцать! Но я — с тобой, а ты — со мной, И стужи нечего бояться.

Белый мир Когда мой город слеп от снега, И мёрзнут сонные дома, Когда морозом дышит небо И в мире царствует зима, Я в это белое безмолвье Вхожу, как в дивный райский сад, Смотрю с восторгом и любовью На нежный мягкий снегопад. Снежинок хоровод воздушный Кружится в танце день и ночь. Он успокаивает душу, Дурные мысли гонит прочь. Весь мир раскрашен белым цветом И полон строгой чистоты, Наполнив душу новым светом, Исполнит он мои мечты!

Зимняя фантазия Идёт Зима по городу, Подняв метельный шлейф, Снега бросает с норовом. Прохожие, не дрейфь! Пажи её проверены, Скорее прячьте нос: Ударит Ветер Северный И обожжёт Мороз! Работают министрами Холодный Лёд и Град, Буран ей служит искренне И предан, словно брат. Придворные Метелицы Спешат за нею вслед, Позёмки в ноги стелются И ткут из снега плед… Порой Зима-кудесница Печальна и грустна: Ей царствовать три месяца, Покуда спит весна!

Игорь Исаев Москва Песня о хорошей погоде В дальнем городе ветры разметают прохожих. В дальнем городе, верно, на меня нет похожих. Но гуляет по крышам, и смеётся — до боли — эта песня, ты слышишь, о хорошей погоде… В ней поётся, что норды побелели от свиста, что рассыпаны ноты февраля-тромбониста. Снег колючий завьюжил, сделав клумбу седою, и промёрзшие лужи заплывают слюдою… Море призрачным зверем жмётся к тучам тяжёлым и не верит, не верит облакам-дирижёрам. Скулы стынут от стужи, не спасают одежды… Снег над городом вьюжит, леденеют надежды… Понимаешь, ведь если шторм накатит на город, это, в сущности, песня о хорошей погоде. Ты слезы не уронишь… Все снега, все пороши — это песни всего лишь о погоде хорошей.

Алексей Казарновский Москва Песня о хорошей погоде Февральский день искрится светом, Ещё чуть-чуть — уж близок срок — Весною, а потом и летом Задышит южный ветерок. И, в ожиданье замирая, Февральский дух, как воду пьёшь, И словно, изгнанный из рая, Как чуда, возрожденья ждёшь. Но, будто бой часов на башне, Тревожный и звенящий лад Смешает боль потерь вчерашних Со скорбью будущих утрат. В нём всё слышнее отзвук бездны, Как отдалённый слабый стон, И в оптимизме легковесном Так странно чужероден он. Услышишь в нём, копя усталость, От буйства жизни отстранён, Родителей седую старость, Что столь сродни концу времён. Потом под тихий шёпот звёздный, Сойдёт, как божья благодать, Что и тебе теперь уж поздно Влюбляться, верить и мечтать. В какую тьму беззвучно канет Надежды розовой полёт? Весна уже не одурманит, И лето не тебя зовёт. Мир — вечный пленник старых басен, Но, солнца пламенем объят, Он чуть печален и… прекрасен, Когда тебе под шестьдесят.

Виктор Колесниченко Воронеж Февральская заря Февральская заря так осторожна, Так ненадёжна. Не определить, Пойдёт ли день протоптанной дорожкой, На белую нанизывая нить Сугробов жемчуга, И цвеньканье синички, И поездов продрогших перекличку Или зиме настало уступить Свои права, И трон, И скипетр И адмиральский белый китель Ей больше не носить И не форсить, А из снегов забытый дивный Китеж Переводилкой мокрой воскресить.

*** Смородиной пахнет сугроб. И бок ноздреватый сугроба Напомнит: февраль не суров. И звонко стрекочет сорока. А в полдень капель прозвенит, Замечутся блики по крыше. Мороз ещё ночью трещит, Но часто и коротко дышит. А в небе, как прорубь, лазурь. Ожил, заворочался кратер. И скоро любовная дурь Ветрами шальными накатит.

Последний день зимы У зимы ещё есть понедельник. Но другое давно на уме. Сочинил же какой-то бездельник, Что бывает зима на земле. А зимы уже месяц как нету. Позабыта снегов кутерьма. Потянулась, проснувшись, планета, Продирает глаза ото сна. И откинув зимы одеяло, Розовея от ясного дня, Босиком отправляется в ванну Молодая в желаньях весна.

Ирина Коляка Щёлкино, Республика Крым Забавный вальс В заснеженном вальсе забавно кружатся снежинки, И, тая в ладонях, мерцают как звёзды пуржинки. Февраль из снежинок усердно плетёт мне косынки, Скользящей позёмкой мои овевая тропинки. Мне машут деревья, кусты в кружевных пелеринках — И я не могу удержать умиленья слезинки. Мороз их готов обращать в невесомые льдинки, Чтоб в них заиграли несмелых лучей паутинки. Спасибо зиме и душе за живые картинки, За все так нежданно во мне зазвучавшие «инки», За вьюжный февраль, где поётся легко, без запинки, Где можно негромкую радость вкушать по крупинке.

Дорожно-снежное Белоснежные просторы — Незапятнанная ширь! Восторгаясь, гимны вторит В душу встроенный псалтырь. Славословя, осеняет Ослепительную даль, Что стремительно сменяет Скоростная магистраль. Очарованное сердце Раскрывается смелей. В такт ему стуча по рельсам, Поезд мчится вдоль полей. Обращённая к Мессии, Мысль молитвенно парит: Сохрани, Господь, Россию! Всю планету сохрани!

Не тайна Словно не было зимы… Дождь, и солнце в градусе… Сочной зелени земли Кланяйся и радуйся… Краткосрочные снега Высохли, истаяли. На Азовских берегах Стойкий плюс. А тайна ли — Непредвиденный каприз Ветреной природы? Неожиданный сюрприз При любой погоде Для крымчан и их гостей Держится в запасе! Сонмом солнечных горстей Крым перепоясан… Он весьма похож на рай — Лучшего не чаю И с любовью, через край, Дни его встречаю.

Ольга Коршунова Заречный, Пензенской обл. Метель Метель швыряла клочья снега, Терзала неба покрывало, Ломилась в окна и рыдала, Не находя нигде ночлега. Ворота всех земных пристанищ Пред ней захлопнулись жестоко. Осталось — мстить: за око — око! (Отринута — мятежной станешь). Метель во мгле металась яро. Всё ей казалось чуждым, злобным. Своим безумием сугробным Она на землю слала кару. От буйства ветра жесть карнизов На окнах билась истерично, Но, к тем стенаньям безразлична, Бунтарка верх мешала с низом, И небо падало к изножью, И снова вздыбливалось к тучам… Как боль отчаяния жгуча! Куда, к кому прибиться, Боже?!

Проходит всё Проходит всё. Зиме пора уйти, Но что же так цепляется за крохи? Забыв про сроки, на последнем вздохе Бунтует и беснуется в пути. А то, опустошая закрома, Устраивает праздник снегопада И, сняв венец, сама по-детски рада Лепить на кронах сосен терема. Не надо ей — о возрасте. Прошу Простить зиме морозы, колкость вьюги. Искристой белизне дань возношу. Пеняю только времени-ворюге: У всех крадёт ключи в обратный путь. Ни умолить нельзя, ни обмануть.

Синичкина весна Рассвет расцвёл и побелел, Размыт ветрами на юру. Ах, как сегодня, в феврале, Синичка пела поутру: «Диль-линь, диль-линь…» — Рвалось в полёт (Куда пичужку понесло?), Но таял под ногами лёд, И из-под снега шло тепло. Кого звала? Кому несла Сердечка жаркую волну?.. Я, будто сбросив с плеч дела, Смешно-счастливой дальше шла — Я шла в синичкину весну.

Джон Пейн 1842 – 1916 Февраль Как долго, Господи, терпеть зимы терзанья? Чтоб видеть мир без копоти, грехов? Как в саване, в снегах стоит он вновь В метаньях меж тоской и покаяньем? Мне мнится, что-то помню я о розе. Слыхал в преданьях неких дальних стран, Где нить мечты вплеталась в грёз туман. Лишь Богу ведомо, к чему такие грёзы! А кроме зим здесь что-нибудь бывало? Сдавался ли весне зимы оплот, Весне, что сень земли благословляла? Кукушки зов и диких пчёл полёт Забыли мы. Но нет, сквозь панцирь снежный Подснежник рвётся подарить надежду. Перевод с английского Ольги Коршуновой

100

Николай Куковеров Санкт-Петербург Зимний конь Когда укроется снегами мир безбрежный И по-над крышами кудрявые дымы, Сойдёт февраль и к нам — надменный и мятежный, Один из трёх коней проказницы-зимы. Февраль — строптивый конь, хоть без году неделя, Устроил снежный бал, имея грозный нрав, Где будет тешится до первого апреля, Как дикий барс, среди заснеженных дубрав. Колюч, как снег, и на дуге его бубенчик, Неприхотлив, когда пронзает Небосвод, Он на превратности горазд, он переменчив, Сегодня — дождь, а завтра — снежный хоровод. В упряжке конь, друзья, на братьев зрит сурово, Навеки холодом безжалостным согрет, Но мы его весной помянем добрым словом, Когда снега сойдут постылые на нет!

Стихи из снега Персона Нового Завета, Перемахнув через Неву, Из поднебесья Ангел Света В меня вселился наяву. Кого-то радует кувшинка Иль серебристая ветла, Меня ж — холодная снежинка Как воплощение тепла. Спешу — герой семи морей, дам Смущать Эоловой струной, Когда по воле Фаренгейта Растает терем ледяной. Слова серебряной порошей Рассыпал Пушкину Парни, Не потому ли Промысл Божий На холод щедрый искони?

Зимние стихи За Музами следуя следом, Взмываю Орлом в Небеса, Под снежным, укрытые, пледом, Уснули поля и леса. Отрадно с морозом трескучим Снежинкам водить хоровод, Когда белогривые тучи Рассыпят снега от щедрот. Мечтатель, подобный комете, От зим убегая стремглав, Однажды Снегурочку встретил, Янтарным огнём воспылав. Займётся кифара Орфея, Как дождь ледяной в феврале, Когда по зиме Орхидея Узрит Эдельвейс на скале!

101

102

Вера Линькова Петрозаводск Фантасмагория сна Тихо прошла, светлячков в темноту рассыпав… Тихо прижалась к стене, собирая в ладони ночь… Высверк в окне — из гнезда воронёнок выпал. Маленький. Нечем помочь… Тихо легла на тахту с ягуаровым пледом. Шорох из вазы — оторванно пал лепесток… Снег в фонаре. И за ним побежала бы следом… не сразу… Небо вскричало. Упала звезда в ледосток… Так остранённо с планет перепутанных падают чувства. И в ягуарову пасть ты уткнёшь локоток. Снежный король разрывает межзвёздное русло. Тихо целуешь бессмысленно, безыскусно, Снежно целуешь свисающий с вазы цветок.

103

За пологом далёкого пространства …Неслышно облака листая, вход в сердце закрываешь листьями и мхами и в золотом сеченье дня себя за горкой медуницы не находишь… Снег выпадает белыми стихами, ложится к сердцу… ждёт на входе… — Очнись! — Взрывая тучу, молния несётся, сияньем птицы рвёт холодное пространство… Неслышно стебель с лепестками расстаётся… Перо волшебное души твоей коснётся… Оно коснётся! Душу вызволит из странствий! — Очнись! — За пологом далёкого рассвета немая ящерка растерянно вздыхает… Сова сказала: — Завтра будет лето! — Душа моя, всё мертвенно без ветра… Как ветра твоего мне не хватает! Как не хватает слов твоих и света… Февраль неслышно облака перелистает… В блаженном сне смиренно засыпает окутанная ветром снов планета.

104

Заплакал в голос человек Как статуя, холодный Снег… Обрывки жизни — Снег. Заплакал в голос человек На улице при всех. Заплакал в голос, не стыдясь, Ни окон, ни машин. Молчат балконы, растворясь: — Что с ним? Что с ним? Что с ним? Никто не бил, не обижал, Дорога шла и шла. Лишь снег в пространстве рук стоял, Смотрел из-за угла. Искал тот бесконечный снег В людских сердцах провал… Заплакал в голос человек. О чём? — Лишь снег узнал!

Не открытый нами дом Мы ходили, мы ходили Возле дома, возле дома, Возле крохотного дома С можжевеловым кустом. Мы грустили, мы грустили: В доме не было знакомых. Хоть каких-нибудь знакомых, Как же мы в него войдём?! А войти, войти хотелось: В доме этом всё вертелось, И труба, качая крышу, По карнизу шла к окну.

Там серебряные мыши Пили пар, к стеклу приникши, И легонечко кусали Сыроватую луну. На окне сидел фонарик, В лёгкой шапочке фонарик, Разноцветными кругами Снег качался под окном. Пели клавиши рояля, И сосульки в снег роняли Капли-капли, капли-капли, Будто плакали о чём. Мы ходили, мы ходили Возле дома, возле дома, Возле крохотного дома, Но войти боялись в дом. А когда войти решились, Оказалось — мы большие! В доме крохотные окна, Не пройти в дверной проём. Кружева с трубы пушились, С дымных нитей звёзды шились, Так же плакали сосульки, Нам не ведомо, о чём. Всё на свете было прежним: Детским, тёплым, нежным-нежным, Но исчез в сугробе снежном Не открытый нами дом.

105

Вера Линькова 106

Петразаводск Взгляд через объектив Скульптуры карельского леса

Это я, превращённая в ель за окном, Восхожу из снегов, на столетия прошлые глядя... Мир волшебных картин из настенных своих берегов дышат творчеством детства в своём фантазийном наряде...

107

…А там — февральская шептунья Хелли метели мотыльковые несёт своим таинственным заснеженным шептаньем, из хрупкой ткани грациозной ели тебе на память зимнее смятенье снежинкой завороженной соткёт…

108

Импрессио заснеженных фигур дарует взгляду галерея леса: Из тайнописи снежных снов нечаянно возникнут такие дивные лесные изваянья зверей неведомых… Они внезапно на пути твоём воспрянут и встанут тихо, там, за гранью пониманья,

109

Как будто бы боярыня в мехах ко мне из леса сказочного вышла…

110

Я тоже стану чьим-то воплощеньем, укутаюсь в метельный пуховик и стану ждать, когда рассыплется небесной фреской лёд, и с восхищеньем хрустальные подвески на растеньях вдруг заиграют в солнечном сеченье и в первом выдохе воздушного цветенья меня ты снова станешь узнавать.

111

Что-то хочется людям сказать… Снежный холм расписать думой белою, но слова какие-то беглые, их с еловых вершин не достать…

112

Графически размеренная стройность

…Съедена ночь, будто выпито мумиё, И в замутнённой пыльцово-пуховой дали, Словно по мягкой и тёплой горе воробьёв, Как леопарды, неслышные думы прошли…

113

Разворот строки — холодок! Не пускай его! Не пускай! Вот ещё один пролетевший годок сел на край… Говорит: — Подержи мои крылья! Свяжи! Мне один неосознанный взмах — и посыплются стёклышками небес витражи… Васильковым оттенком укроется жизнь в заполошенных временах.

София Максимычева 114

Ярославль Пафнутий Зима, приголубив домишки, снегами укроет окрест. Хватило бы всем передышки, до поздней весны будет лес дремать. Деревянные избы пыхтеть день и ночь напролёт. Вертлявой реки механизмы тисками сожмёт крепкий лёд. По краю студёного неба — обрывки льняных облаков; когда ещё нежные вербы услышат молитвы сверчков? Деревья статичны, застыли, страшась полной грудью вздохнуть; февраль на исходе, да жилист, а имя Пафнутий ему. Старинное имя, по святкам в мороз преподобного славь! По ровной поверхности гладкой луна добирается вплавь.

*** Февральский паводок небес, стремится влажный снег — утешить, плывёт с водой наперевес. Стоит зима, где всякий грешник спешит отречься от неё, от серой слякотной эпохи, и только злое вороньё хрипит безрадостно на вдохе. Но есть ли в этом смысл и цель — просить у Бога новой жертвы? Всего-то несколько недель, весенний врач подлечит нервы и снимет порчу с нас и сглаз, детей нелепых, но серьёзных. И руку-веточку подаст, и смоет всю религиозность.

Пушкин С неба сыплет снежной стружкой, начинается зима. Мне сегодня снился Пушкин, Петербург, Нева, дома. Шёл вприпрыжку с непокрытой гениальной головой, вслед гурьбой неслись мальчишки и кричали: — Пушкин, стой! Он не слышал, торопился в дымку, призрачную даль, и ещё кому-то снился, а за ним спешил февраль. Чтобы там, на Чёрной речке, всё расставить по местам: дуэлянты, Пушкин, вечность. Трам-парам, парам, парам.

*** Финальный выпад февраля, зима цепляется за ветки, и снегом силится стрелять. Но попадания столь редки, что лишь в заплатках тротуар блестит сонливым утром ранним. Кричит восторженное «карр» вороний праведник. Охранник спускает с длинных поводков небесный свет (едва ли жаркий), меж стен ослабленных домов туда-сюда гулять под аркой. Играет музыка весны, хрустит ледок под слабой ножкой; уже проплешины видны: земля дымит не понарошку… Но ты, развязывая шарф, вдыхаешь глубже воздух свежий, и понимаешь это — март, и исключительная нежность.

115

Виктор Мостовой 116

Москва *** Метель успокоилась. Вот она, Зимы белоснежная скатерть — Не смята и не истоптана, А сосны в снегу и в закате. И сумраком снег подсинённый. Стою среди сосен, как в сказке я, А месяц, пацан-пострелёнок, Огни зажигает бенгальские.

*** Лес метелями выглажен: Ни тропы, ни следа. О, февральские игрища — Звучны ветки из льда! Завалил снегопадами И пустился в загул, И ветрами губатыми, Свирепея, задул. Запуржило-то, видишь как! И стоял у крыльца Столб фонарный навытяжку, Тускло лампой мерцал.

*** Ох и вьюга, ох, волчица, Не скули, не сатаней! Вновь у сумрака сочится Кровь из содранных ступней. Если в дни душевных тягот Бьют невзгоды по судьбе, Из душистых трав и ягод Заварю я чай себе. Сыпко снег метёт. Люблю я У окна сидеть порой И вдыхать настой июля, Когда вечер злит пургой.

Игорь Отчик Москва Не надо плакать (пародия) Февраль. Достать чернил. Расхохотаться! Зачем писать о феврале навзрыд? Не лучше ли с подругою обняться, Пока свеча весною чёрною горит. Перенестись туда, где за шесть гривен Ещё шумней очей, чернил и груш, Проталины чернеют, зимний ливень, На свечку дует из угла сухая грусть. И пусть вздымает то, что нужно, жар соблазна, И падают два башмачка с воздетых ног, Чтобы скрещенья их крестообразно Легли на озарённый потолок. Такую позу не найдёшь и в «Камасутре» — Как описать её врачу, ткачу, грачу? Кошмары эти позабудутся под утро, Но ясно, что поэт в ногах держал свечу. И воск слезами с ночника на платье капал. Огнеопасно это? И не говори! Вот роем мошкара летит на пламя, И ветер криками пожарников изрыт. А что останется от стихотворной чуши, Когда грохочущая слякоть догорит? Доесть обугленные яблоки и груши, Достать чернил и хохотать навзрыд.

117

Игорь Отчик 118

Москва Взгляд через объектив

Снежная дорожка

Снежные фигуры

119

Снежные фонтаны

Снежный закат

120

Татьяна Парсанова Наро-Фоминск Февраль рисует Пастернак Февраль. Достать чернил и плакать! Писать о феврале навзрыд Борис Пастернак, 1912

«Февраль. Достать чернил и плакать!» Увидеть вдруг — как сотни лет Луны серебряную мякоть Кровавой лапой рвёт рассвет. И осознать предельно ёмко — Как норов у мороза крут; Как тонким языком позёмка Слизнёт намеченный маршрут; Как путь до точки невозврата Благими помыслами взрыт… С раздраем Понтия Пилата — «Писать о феврале навзрыд». Но (захлебнувшись знаньем этим) Душой почувствовать вдруг, как — На расстоянии столетий Февраль рисует Пастернак.

121

*** Мела метель, пугая город воем… Творила всласть февральский произвол. Но стихла вдруг. Пленённый вновь покоем, Тихонько день за горизонт ушёл. Завидев в небе розовость заката, Сыпнули звёзды дружною гурьбой. На ветку клёна, спрыгнув угловато, Луна в сугроб скатилась голубой. Мороз, колдуя над стеклом витринным, В серебренность укутывал цветы. И падал жёлтым спелым мандарином Фонарный свет на скатерть темноты…

За окном февраль За окошком февраль сыплет снег вперемешку с дождём… Всё по плану, наверное, в графике строгом земли. Мы так близко. И всё же сейчас мы с тобой не вдвоём. Километры обид между нами межой пролегли… Я кричу себе — стой! Взгляд завесив полотнами тьмы, Это слишком беспечно свой гнев оставлять у руля… Ты же знаешь, что наше красивое, тёплое — «мы» Так легко превратить в бесконечно-холодное — «я»…

122

Екатерина Полянская Санкт-Петербург *** Снег февральский запёкся в лёд, А тебе лишь одно — вперёд, А тебе лишь одно — держись!.. Бесконечность — и вширь, и ввысь. Лишь бы только выдержал наст, Лишь бы только — в последний раз, Лишь бы только — ещё прыжок… Это всё — ничего, дружок. Это — поле и дальний лес, Чьи-то тени наперерез, Даль, сужающая зрачки, Хриплый лай, сухие щелчки, Льдинка, схваченная на бегу, Боль, взорвавшаяся в боку, Привкус ржавчины на губах, Голой ветки прощальный взмах. Это на краю пустоты В чьё-то горло вцепился ты, Захлебнувшись собственной кро… Это звёздное серебро Потихоньку течёт с небес, Заливая уснувший лес, Пробирается сквозь кусты, По сугробам скользит, где ты Словно вытянулся на бегу И застыл на сизом снегу, Гасит боль, прощает вину, И летит назад, в вышину, И в мерцающих облаках Оставляет последний страх.

Валерий Савостьянов Тула Детство Распустилась ольховая ветка В феврале у окна на свету. Ты смеёшься, и плещет конфетка Шоколадною рыбкой во рту. Ты хохочешь — и грань шоколада На губах оставляет пятно. Тихой свежести, сладкого лада Твоё раннее утро полно. Ты на стульчик с ногами залазишь, Рядом с банкой пускаешься в пляс, И листок распустившийся гладишь, Ноготком его ранить боясь. И кричишь ты настойчиво, — Бабку, Что спешит вкусный завтрак сварить, Просишь — эту заветную банку Поскорее водою долить! Тебя бабушка любит, балует — Воду в банку, послушная, льёт, И в капризный затылок целует, И другую конфетку даёт. И уходит, журя тебя: «Горе, Упадёшь ведь — храни тебя Бог!», За ковёр задевая ногою, Не влезающей с лета в сапог. На неё, неуклюжую, глядя, Ты хохочешь. Ты гладишь листок. Мир — конфетка: ни боли, ни яда! Мир — не горек ещё, не жесток…

123

124

Маменька Ветер холоден и вьюжен — Оглашённый снеговей… Никому-то ты не нужен, Кроме маменьки своей. Огонёк далёкий светит Из-под ставенки одной. И никто тебя не встретит, Кроме маменьки родной. Ты оборван и не выбрит, Колесованный бедой — И никто слезу не вытрет, Кроме маменьки седой… Ты уснёшь, Но в сон твой дышит Огнедышащий дракон — И никто твой стон не слышит, Кроме мамы у икон. За окошком вьюга воет, Бесы лезут на порог, Но стоит Великий Воин, Воин Духа, поперёк… А проснёшься — варит, жарит. С торбой снеди и обнов Так никто не провожает — Только маменьки сынов! На развилке у пригорка, Где позёмка иву гнёт, Так никто не крестит горько, Что-то зная наперёд… И не зря тебе казаться Стало вдруг на склоне лет: Богородицей Казанской Смотрит маменька вослед.

О комнатных цветах В квартире, где тепло, Где ароматный чай, Где смотрят за стекло Блестящий молочай, Эхмея, ананас, Лимон и цикламен, — Есть шансы и у нас Дождаться перемен. Хоть стужа за окном — Не вечно время вьюг! Мой милый агроном, Влюблённый в стройность юкк, В размашистость ховей, В кроссандру и кокос, — Вернётся соловей, Придёт пора стрекоз! Земли мы принесём И, в новые горшки Засыпав чернозём, Посадим черенки. Мы будем их беречь И вместе поливать, Чтоб нежность наших встреч Суметь черенковать. Сын, словно кипарис, Притягивал бы взгляд! И дочь росла бы — мисс Девичий виноград! Стал Садом бы наш дом! Давай устроим так: «Напишем» новый том О комнатных цветах!..

125

126

Замело деревню Замело деревню: избы, риги, Света нет — лишь светлячок свечи. Вынимала бабушка ковриги, Круглые, большие, из печи. Протирала тряпочкою влажной, Ставила на стол их остывать. И сидел я, внук любимый, Важный, Ждущий: ну когда же пировать. Обрядили бабушку в обновы Смертные, отпел её собор — И такого вкусного, ржаного Не едал я хлебушка с тех пор… Замело посёлок — лишь церквушки Светятся высокие кресты. Пироги румяные и плюшки Вынимала мама из плиты. Смазывала маслица кусочком, Ставила на стол их остывать. И сидел я дорогим сыночком, Ждущим: ну когда же пировать. Обрядили мать. Душа — как пустынь, Где спьяна куражился вандал. Пирожков тех с рисом и капустой Я уже, конечно, не едал… Замело Заречье и Зарядье: Город весь — как в праздничной парче! Вынимает милая оладьи Из печи волшебной СВЧ. И хоть я с утра ещё не евши, Подожду, пока им остывать, Посижу я мужем постаревшим, Вспоминая бабушку и мать. И жене скажу: «Небесной манны — Вкус твоих оладий и блинов!» Учит жизнь без бабушки, без мамы — И боюсь я траурных обнов…

Восемнадцатый день рождения У меня был дар убеждения, И она согласилась: «Да! Вот отпраздную день рождения Восемнадцатый — и тогда…» Ожидание наслаждения Дни и годы жгло, как напалм! Восемнадцатый день рождения Долго-долго не наступал. Наконец снизошло видение: «Узнаёшь ли? Очки надень! Восемнадцатый мой день рождения Был недавно — в Касьянов день. * Ты достоин вознаграждения, Ты достоин всего-всего!.. Я пришлю тебе подтверждение Обещания моего!..» Подтверждение СМС-ное Было сладкое, как елей, Было краткое и чудесное: «Ждём на бабушкин Юбилей!» * Касьянов день — 29 февраля. Поэтому день рождения у родившихся в Касьянов день бывает лишь раз в 4 года, а 18-й день рождения — в 68 лет.

127

128

Нина Савушкина Санкт-Петербург Прощание с февралём Скоро — апрель, но ты не спешишь уйти. Скомканный снег в низине зажат, в горсти жёлтой травы — платком в кулаке больного. Что ж ты среди весны упрямо застрял — тянешь к себе изодранный материал жизни, как будто надеясь вернуться снова. Сложно постичь, зачем тебе эта ложь. Вышел из пустоты и уйдёшь в неё ж. Но не сгниёшь, а лишь переменишь имя. Облик обрушится — вычурный, как каскад. Волосы упадут с каменного виска талыми струями — некогда ледяными. Так уплывай же, речь свою воплотив в пенье воды, поскольку время — мотив. Ты отыграл его, совершил обряд, но солнечный луч, как ретушёр, придаст яркость былым чертам, и сквозь бледный наст, словно сквозь кожу, вылезут неопрятно пятна песка, щетина осенних трав. Поздний февраль, ты хочешь, судьбу поправ, вспять побежать и смерть обмануть. Едва ли! Время сломалось, ты из него изъят. Ржавые листья в юной траве звенят, словно часов разрозненные детали.

Смерть зимы Ты засыпал зимою заворожённым, с той, чьи уста искрились вьюжным крюшоном, сочно сверкали, как виньетки в Версале, чьи лобызанья в кожу твою вмерзали. Ты был обкормлен липким снежным попкорном, Намертво упоён вином иллюзорным. Поторопись — до разрыва, до разлива ручья сбрось снежинки брезгливо, словно перхоть с плеча. Ты поклонялся холмикам белым, млечным, одолеваем вечным желанием — лечь на мягкое нечто, вроде перины или трясины, не замечал сосулек оскал крысиный, не понимал пока, что финал фатален, скоро повеет падалью из проталин. Это в спазмах больного ума, миазмах гнилых зубов умирает зима, надоевшая, словно любовь. Храм твой нерукотворный лежит в руинах, словно сугроб в крестах следов воробьиных. Где поутру в любом проёме оконном образ зимы сиял подобно иконам, тает лицо, что было неповторимо, стёкла марает потёками слёз и грима. Скоро снаружи сад загремит листвой. Окна открой, обживай новый рай — он твой!

129

130

Северный цветок Кабы знать заранее мог ты судьбу свою, не пророс, как бледный цветок в ледяном краю, не впитал подземных вод неизбывный яд, обращая в мёд. За это не извинят. Не простят и дерзость — дескать, зацвёл не там, где положено произрастать цветам, не плясал на клумбе, кланяясь в унисон, на вершину незаслуженно вознесён. И вообще посмел расти в стороне не той, отделён от всех невидимою чертой… Не дрожи, как стрелка, время пронзив не то. Над тобой грохочут тучи в стальных авто. Ненавидим всеми — как ты доселе жив? Атмосфера сжата, в ней назревает взрыв. Скоро хлынет град, тебя расстреляв до дыр, но сомкнутся листья, жёсткие, как мундир. Ты, в скалу вцепившись, встанешь, обледенев — так из недр земли порой прорастает гнев. Ты ещё взовьёшься — тонок и одинок, оцарапав небо, словно стальной клинок.

Елена Севрюгина Мытищи Февральское бессонница бесснежье стивенфрай зима стеклобетонные пейзажи но есть ещё надежда на февраль тобой и мной придуманный февраль который ляжет надорванным конвертом на трюмо чуть-чуть горчит глоток бумажной речи скорее встань посуду перемой потом гулять о чём ещё зимой о чём под вечер а впрочем всё такая чепуха сминаю слов податливое тесто потом опять ну кто не без греха дроблю стальную музыку стиха на интертексты пока в сети стенают фрост и пруст цепляю жизнь на удочку де вега в начале грусть и до начала грусть порывы ветки ветра лёгкий хруст и шёпот снега

131

132

Мальчик, ищущий феврали На краю усталой больной земли, посреди задёрнутой светом тьмы бродит мальчик, ищущий феврали, и ссыпает сказки в суму зимы. У него чуть слышный, прозрачный смех, он безмерно молод, речист, скуласт, и струится ласковый тёплый снег из глубин распахнутых детских глаз. Серебрятся тысячи снежных солнц на пороге чутких февральских бурь, но скользит сквозь пальцы речной песок, шелестя по нотам твою судьбу. Выбегай в прозрение — так велят загрустившей лавочки цветосны. Своего заветного февраля августовской лаской своей коснись. Как ребёнка, чмокни в озябший лоб, напои микстурой из слов и вер — забери из сердца людскую ложь, и тепло зимы полюби навек. На запястья нити ему вяжи, ограждай от смутных тревожных дум, но в саду заснеженном не держи, потому что тесно ему в саду. Ты не кутай небо в земной уют, заповедной сказке его внемли и пусти на милый морозный юг — в мир, где бродят тёплые феврали.

Настроение не осень Просыпаюсь. Время — восемь. В мыслях — сон, да в окнах — тьма. Настроение — не осень, Настроение — зима. Небо. Звёзд неясный абрис. К солнцу, к свету не пора ль? Настроение — не август. Настроение — февраль. Отзвук лета канул в Лету, Нынче нет к нему пути. Не подбрасывай монету — вдруг по ветру улетит? Оставайся лучше дома — кутать плечи в пледа плен. Здесь, дыша стихов истомой, к сердцу ластится Верлен. Здесь то в соль, то в сахар губы опускаю невзначай, погрузившись в Сологуба и с Чайковским выпив чай. Здесь сплетаются в бурлеске телевизор, тапки, тэн. Мозг мурыжит Достоевский, душит душу Лафонтен. А когда волшебным Шелли переполнится душа — убежит опустошенье, юбкой замшевой шурша. И за гранью новой ночи, у рассвета на краю сменит скуку одиночеств настроение «уют».

133

Любовь Сердечная 134

Смоленск *** Февраль, седой суровый дед С лохматой белой бородою, Пришёл? Пришёл... А снега нет — Есть лужи с талою водою. Ну как же так? Ведь ты февраль! Где твой мороз, твои метели, В которых пропадает даль И пробивает еле-еле Седую муть герой-фонарь; Когда ладошки снежных рук Наотмашь хлещут лоб и щёки; Такая круговерть вокруг, Что позабудешь место, сроки, Останешься совсем один И, заблудившись в каше пенной, Вселенной будешь господин! Сам станешь новою вселенной! Февраль, ну где твой грозный нрав, Неукротимый, буйный, вольный? Меня жалеешь? Ты не прав! Я жажду бурь! Мне луж довольно!

*** Февральские сиреневые сумерки Спустились на безжизненный причал, Закованный во льды седой Невы-реки… Нет, он не умер — страшно заскучал По кораблям из моря и из Ладоги, По загорелым спинам и плечам, По коромыслу многоцветной радуги, По белым майкам, шляпкам и ночам… Ну потерпи, всё будет, как нам нравится: И солнце, и безоблачная даль… Ты сильный, ты большой, ты сможешь справиться: Смотри — уже сиреневый февраль!

135

Любовь Снеговика Однажды в Бабу снежную Влюбился Снеговик. От чувства снежно-нежного Он головой поник. Он слал ей взгляды жаркие, Тараща угольки, И осыпал подарками: Бросал к ногам снежки. Не находя взаимности, Наш Снеговик устал: От страсти, по наивности, Он грязной лужей стал… А Баба неприступная, Горда и холодна, Стоит, глазами лупая, Стоит совсем одна… А захотела б мужа И тоже стала б лужей…

136

Роман Смирнов Электросталь *** Зима недаром злится, в карман кладя Бизе. Фейсбук моя страница, страна моя хз… в которой спутать просто пощение с постом, где ударенье в «по́ сто» не хуже, чем в «по сто́» Пойду в народ, обряды прощая февралю, и водку с бутербратом, сломавшись, разделю.

Александр Соболев Ростов-на-Дону *** Понедельник. Раннее утро. Леденящий напор с востока. Ломит лоб от встречного ветра, от сплошного его потока. Через тысячи километров над седой летаргией пашен протянулись щупальца ветра, и напор его дик и страшен. Отрывая дряхлые ставни, наполняя дворов колодцы, он с упорством наждачного камня о бетонные грани трётся. Он шалит свирепо и рьяно в чернобурках, песцах, овчинах, в завитках выхлопных туманов, в распростёртых крыльях грачиных. Не щадя случайных прохожих, он с рассветом резче и злее. Большинству обжигает кожу, но кому-то и сердце греет. Пеленает его тревогой буйный ветер надежды, жажды. И, пожалуй, не так уж много тех, кто пил его хоть однажды. В проводах завывая жадно, раздирая зарю в полоски, он летит судьбой беспощадной над белёсым проспектом плоским, через пустошь аэродрома, над платформами, над путями. …Как жестоко и как знакомо февраля ледяное пламя.

137

138

*** Тот вечер, скучный и подслеповатый, с полудня ладил серенький альков. Тускнело… Бесприютных облаков тащились неопрятные заплаты. Стоял канун Великого поста. Желтели окна. Звякали тарелки. За воробьиной стаей мыслей мелких лениво наблюдала темнота, таилась в клунях и за кирпичами, копилась под навесами дворов… И тут внезапно, тучу расточая, короткий ливень весело впорол. Он хлынул!.. В назревающей ночи он шёл, зиме не оставляя шанса, и вряд ли кто серьёзно возмущался, что он такую штуку отмочил. Он убедил жуков и землероек, что жизнь опять свежа и хороша, он был азартен, по-апрельски боек, и без разбору — лавки орошал, какого-то котяру-маргинала, засушенный морозом палый лист… Он ждать не стал особого сигнала, а поступил, как истинный солист! Немного позже будет минус восемь и вялая весенняя хандра — неважно. Всё кричало: — Просим! просим! — и он своё с избытком отыграл. Кропя поля и ветхие лачуги, не отменяя истин прописных, он был необходим, как та пичуга, которая не делает весны.

Ирина Соловьёва Санкт-Петербург День святого Валентина Сквозь февральскую рутину К нам приходит не всерьёз, День Святого Валентина В аромате нежных роз. Это праздник буржуазный, Как его ни назови. Но вопрос отнюдь не праздный: Что же скверного в любви? Пусть сердечки и цветочки… У любви свои права. Пусть в лирические строчки Превращаются слова. Вам скажу определённо: Замедляет время бег, Если рядом — в вас влюблённый И любимый человек!

139

140

Предчувствие весны Всё! Дождались — защебетали птицы… И пусть ещё сугробы во дворе — Мы скоро оторвём в календаре Последнюю февральскую страницу. Шарфы развяжем, снимем капюшоны, Подставим солнцу сумрачные лица… Кому-то вдруг захочется влюбиться, А кто-то лишь посмотрит отрешённо На серый снег. На то, как в вышине Раскачивает ветер кроны сосен — В глазах застыла тягостная осень — Душа тянулась к ласковой весне.

141

Гавана Опять сугробы намело. Февраль — в атаку. Бредёт, хромая тяжело, Ничья собака. За нею тянется давно Следов кривая. Я на неё смотрю в окно, Переживая. Но тут пришла благая весть, Что, как ни странно, Хозяин у собаки есть, Зовёт Гаваной. Хромой и сгорбившийся дед. Они похожи. И сожаленья, вроде, нет, Но что-то гложет. Собака… дед… — Тут нет вины, Вздохну невольно. Переживать со стороны… Бывает больно.

142

Марианна Соломко Санкт-Петербург *** Плыли русалками в синих сугробах И снегирями краснели дотла, Елями ёжились в долгих ознобах — Гневно ярилась метели метла. Хватит зимы и рассерженных градин, Хватит холодных и чёрствых сердец! Пусть озорная капель солнца ради В темечко клюнет как первый скворец! Пусть зажигаются синие звёзды — Аквамариновых сказок гонцы, Каждому сердцу откроются вёсны, Как на окошке моём гиацинт!

*** Ах, тулупчик, грей, грей, Чтобы вьюги не хлестали, В царство красных снегирей, — Едем, едем в лес хрустальный! Там в еловых теремах Шьёт тонюсенько синица Мелодичную зарницу: Скоро март! Скоро март! Ах, тулупчик, грей же, грей, К волшебству веди, дорога! — В сад кустов оленерогих В изумрудной мишуре. Может, сонную сосну Будит радостный приятель — Красношляпный бодрый дятел, — На весну! На весну!

143

*** Будь со мною в несчастие рядом ты, Ясный взгляд в заметелье не прячь. Мы с тобою — две снежные ягоды, Мы — неслышимый ангельский плач. Не искали блаженства и лагоды И не чаяли сказки-мечты. Обнялись и оттаяли — я да ты, Отогрелись, нашлись — я и ты. Жизнь прошла не напрасно, не якобы, В непогоду и небо черно Мы держались — две снежные ягоды — За один на двоих черенок. Снегири, как румяные ябеды, Щебетали про нас до зари, Мол, не зябнут волшебные яхонты, Сколько иней их ни серебри! И шептал на весь мир снежноягодник, Словно оттепель звал и весну, Что в любови сердечной, не якорной, Судьбы наши не видимы злу. Люди, будьте любимы и мяготны, Распахните души закрома, Пусть, как белые снежные ягоды, Пощадит вас голубка-зима.

144

Вера Суханова Смоленск Зимнее утро Уже светает. Время Свой убыстряет бег, И рассекает темень К земле спешащий снег. Продрогшие трамваи — К вокзалу сделав крюк — Движенье ускоряют, Верша за кругом круг. Зевают громко двери И с ночи до утра Глотают всё быстрее Позёмку со двора. И в крошеве — прохожих Не разглядеть в упор, А дикий темп, похоже, Опять взвинтил тапёр. И пережив смещенье Реальности и сна, Жужжит коловращенье Немого синема́.

Старая башня

145

Река забвенья сносит сети, Лишает воли и ума. Там, где тепло, всё тонет в Лете, Ну а у нас стоит Зима. Она засыплет створ у башни, В которую когда-то мы Искать ходили день вчерашний, Пугаясь призраков и тьмы. Под сводами металось эхо, Там пятый век шёл смертный бой, И сверху сыпались в прореху Потоки крупки ледяной, Колючие, как струйки крови, Давно замёрзшей в облаках. Скрипели доски ветхой кровли И сковывал животный страх, Гнетущий, застарелый, вязкий, Застрявший здесь с тех самых пор, Когда в кровавой свистопляске Сёк ляхов боевой топор. Пространство начало сужаться. И чтоб не сгинуть, не пропасть, Нам оставалось — целоваться, Впервые в жизни пылко, всласть. С испугу — не по зову плоти — В тот вечер испытали мы Мощнейшее оружье против И страха смерти, и зимы.

146

*** Февраль растушевал зимы узор графичный, растёкшийся пейзаж, в озябнувшей руке, безвольной, анемичной, графитный карандаш. Снег вымарал давно рисунок изначальный, ещё до Покрова, и то, что о любви нет повести печальней, — избитые слова. Ах, если бы всё то, что кажется банальным по сути и на вид, не саднило, не жгло и не было фатальным. Но саднит и болит. Февраль — погонщик туч. Нелётная погода, увязший коготок. Я знаю, у любви срок годности три года, и он давно истёк. Все письма удалю, все вирусные фото, чтоб больше не болеть. Февраль стирает всё, как ластик, как зевота, как маленькая смерть.

Валерий Сухов Пенза Февральский ветер Всё сбывается на свете, Если очень захотеть. Мне помог февральский ветер Мимо счастья пролететь. На прощание рукою С поезда махнул ему. И с дорожною тоскою Породнясь, умчал во тьму. Потянул огнями город, Погружая в миражи… В слякоти его я скоро Стану сам себе чужим. И приснится сон о снеге. Будет лютень люто дуть. И в метель стихи, как вехи, Мне домой укажут путь. Сердце разорвёт на части Боль — живое существо! Может, мы находим счастье, Только потеряв его?

147

148

Когда февраль сбивает с ног Метели путь мой заметали, Но вывел к дому огонёк. Меня встречая, в чёрной шали Старуха вышла на порог. Пустила молча на ночлег И постелила, словно сыну, И понял я её кручину, Как самый близкий человек… Нисходит озаренье свыше. Когда февраль сбивает с ног, Я голос матери услышу: «Вернись на родину, сынок». Пусть тучи нависают низко, Увижу в темноте огни. Пойду с молитвой материнской — «Сынок, Господь тебя храни!» Когда дороги жизни пройдены, Тогда дойдёшь до глубины. И возвращение на родину, Как искупление вины. Святому поклонюсь распятию И на родной порог взойду. И на колени перед матерью Я блудным сыном упаду.

Февральский снег Подкатил мне под горло ком. Вновь я вспомнил родимый дом. Покосилось его крыльцо. Почернело для зыбки кольцо. По-старушечьи сгорбилась матица. И моя жизнь под гору катится. Вспомнил я на закате дня, Как гуляла моя родня! Дом для праздников был не тесен. Сколько спели в нём русских песен! Годы шли… И в последний раз Дом собрал на поминки нас. Месяц лютень был всех лютей! Разметал он родных людей… Смертным холодом печка дышит. Оседает могилой крыша. Умер дом, как родной человек. И на окнах — февральский снег!

149

150

Февральский триптих Всё — для победы! Всё — для фронта! Всё — для победы! Четыре года Терзали беды. Четыре года Огонь и стужа. Одна работа. Ремень — потуже! И за баранку. Пусть месяц светит. Забыли мамку Родные дети. Кто их накормит Голодных — дома? Припасов — горы, Но всё — для фронта! Дымя махоркой Своей прогорклой, Над похоронкой Склонилась горько! Сама от горя, Как камень стала. Терпенье вдовье В войну спасало. Далёко люди. Метёт метель… А месяц лютень — Он всех лютей!

151

Февральская позёмка Кто «покорённые державы» И все потери посчитал? Освобождение Варшавы. Наград посмертных ритуал. Солдаты стынут на снегу. Кому — «Звезду»? Кому — «Отвагу»? Они и мёртвые бегут В свою последнюю атаку. Метёт февральская позёмка И омывает валуны. А им — ни зябко и ни колко. Они — устали от войны. Ни крышки нет у них, ни гроба. Одна лишь яма на троих… А толерантная Европа Запишет в оккупанты их.

152

Русская душа Февраль. Год сорок пятый. Русь. Война идёт к закату. И трудно верить в “Gott mit uns”1 Немецкому солдату. Несладко и ему в плену. Мороз, метель и голод. Он понимал свою вину, Ведь был уже немолод. Белели из берёз кресты В безмолвии суровом. И до деревни полверсты Добрёл он по сугробам. Ввалился в избу, как скелет, Худой и несуразный. По похоронкам на столе Всё немец понял сразу. У горя милостыню ждать — В боль сыпать соль солонкой… Но поднялась седая мать, Как тень, над похоронкой. Сказала: «Погоди, сынок…» Рукой в набухших жилах В солдатский мятый котелок Краюшку положила. _____________________ 1

Gott mit uns — С нами Бог (нем).

Ольга Троицкая 153

Санкт-Петербург Февраль Февраль. Достать чернил и плакать… Б. Пастернак

Февраль последний ставленник зимы. На этот раз вернул свой статус прежний. И снега ни к чему просить взаймы. И на весну пока слаба надежда. Февраль жесток и полон скорбных дат. И светлых дней немало, я не спорю. * Число любое выбрав наугад, Встречаешься иль с радостью, иль с горем. И остаётся, раздобыв чернил, Отчаянно марать листы бумаги. Февраль морозной гранью очертил Границы, где снегов белеют флаги. В эпоху перемен и пандемий Нелёгкое на мир свалилось бремя. Февраль — суровый ставленник зимы. Но быть весне! Её наступит время! *10.02. — день Памяти мамы и день рождения любимой подруги.

*** Конец зиме. Листаем календарь. Его листочки белоснежно-сини. Вот-вот совсем закончится февраль. И, как всегда… обманет он красиво! Студёных льдов не разомкнёт кольцо. Вдоль по земле ветра несут позёмку, Колючий снег бросая мне в лицо. И не слыхать вокруг капелей звонких. Тепла! Тепла так хочется душе, Чтобы вдохнуть весенней свежей нови! Чтобы природа ожила уже, Представ в зелёной кружевной обнове!

Ольга Троицкая 154

Санкт-Петербург Взгляд через объектив Гатчина. Дворцовый парк

155

156

157

Городские яблони в снегу

Синий февральский рассвет

158

Светлана Тюряева Петушки, Владимирской обл. Ностальгическое Быстро проводит меня до дверей Братец Февраль. Ну-ка, веник-обмётка, Живо по валенкам! Чисти быстрей — Ноги давно отбивают чечётку. Облаком смелым ворвётся мороз В избу, за мной. И у входа растает. Крапом украсит мне щёки и нос, Капли оставив, искристая стая. Мокрые варежки — бабушкин труд — Лягут рядком на горячей лежанке. Вешалка-гвоздь. Здесь находят приют Шарф, и пальто. Сверху шапка-ушанка. Руки к печи прислоняю — тепло. Бабушка чай предлагает с вареньем. Дедушка ропщет: «Снегов намело…» Свет и фонарь! Кадр исчез за мгновенье… Кинопроектором — талый глазок В мёрзлом узоре. Тепло и участье — Там! Я хочу к старикам на часок — Грусть обезвредить инъекцией счастья!

Зима перину растрясла… В морозном кружеве окна — Мир в белом, что в пуху лебяжьем. Резвится пёс. Душе бродяжьей Хватает радостей сполна. Его пленяет белизна, И сердце распирает блажью С сугробом биться. Не стена — Сдаётся быстро сила вражья, И грязь от битвы не видна. Зима перину растрясла! Три дня подряд кутила вьюга, Вальсировала круг за кругом. Пушинкам не было числа. Метель мела, мела, мела… Укутала в снега округу — Не видно голого ствола. В укрытье пёс сидел — напуган — Грусть в заточении росла. Тоска съедала. Страх томил. Казалось — вьюга кружит вечно. Вам не понять тех ран сердечных. Пёс лихо грусти отомстил: Он мордой тыкался в настил, Сугробам наносил увечья, Крушил со всех собачьих сил И с радостью облаяв встречных, — Им о победе возвестил!

159

160

Ольга Фомичёва Снежинск, Челябинской обл. Метелица А на улице метелица Под ноги прохожим стелется. И снежком в лицо бросается, И чему-то улыбается. Она только что у бабушки Ела снежные оладушки. Её бабушка волшебница — Чародейка-белоснежница. Попросила внучку старая Взбить перины с одеялами. Так старается метелица, Пух над всей землёю веется.

*** Постою на краешке зимы, На последней букве февраля. Солнца луч, пробившийся из тьмы, Заиграет в льдинах хрусталя. Скоро к нам пожалуют скворцы, Им любовь указывает путь. Долгожданно заскворчат птенцы, И звезда в ночи не даст уснуть. И тебе, мой друг, пора спешить, Догоняя раннюю весну. Солнца луч, как Ариадны нить, Я тебе навстречу протяну.

161

Февральский дождь «Февраль. Достать чернил и плакать!» — нам Поэт правдиво написал. А от дождя — грязно́ и слякотно, Зиме — финал. По недосмотру канцелярии Небесной, вылился не в срок. Капель поёт такие арии, Что снег промок. Зима, зима, что ты наделала? Зачем, монашкою смирясь, Сменила чёрным платье белое? Зачем сдалась? Пускай ещё мела б метелица, Пускай мороз ярился б всласть. Но нить судьбы, пусть и не верится, Оборвалась. И люди смотрят с осторожностью, Что и не купишь, не возьмёшь: На это чудо невозможное — Хрустальный дождь.

162

Эвелина Цегельник Красногорск, Московской обл. Февральская метель Всю ночь метель гуляла И лезла в окна к нам. Свистела и стонала, Вороча створки рам. Крутя косматой тучей, Вываливала снег На ветви ив плакучих, На баню и на хлев. Колючие кристаллы Вертел сердитый вихрь, Как капельки металла Вонзая в стёкла их. Скрипел наш дом, качался, Вертелся заводной, За ним и тополь в танцы Пускался сам не свой. Он кланялся в такт ветру, Кадриль с плетнём плясал, Тянул к метели ветви, Как будто обнимал. И в ветреном порыве, Весь белый, словно мел, Ей песни удалые Без устали он пел… Крутился то к калитке, То к снежному гумну, Сгибался, как улитка, Ствол надвое согнув… Как ветрено, как зябко (И боязно чуть-чуть)! Глядим в окно украдкой, Не в силах глаз сомкнуть.

Февраль-пересмешник Пятую ночь куролесил Крепкий ядрёный мороз. Пьян был мороз и весел, За уши драл и нос. К ночи, совсем усталый, Пал — истончилась злость. И на валежник талый Утром закапал дождь. Льёт озорник-насмешник На провода, столбы, Ветви кустов, валежник, В льды обращая, в льды… Как частокол, живые, Брызжа цветным огнём, Столбики ледяные Высятся, высятся днём. Сказкою лес отмечен, Дивным застыл шатром. Он в жемчуга расцвечен, Светится хрусталём. Ветры, что малые дети: Мчит, озорует орда, Руша уставшие ветви Наземь под тяжестью льда. Звон мелодичный, тонкий Под небеса летел, Где снегирём залётным Месяц грудастый рдел. Ох, суждено недолго Сверхкрасоту иметь, Падают хрупкие ёлки, Сыплется вниз ожеледь.

163

164

Очищение Сила просится развернуться, На подворье мороз бодрит. От сугробов сараи гнутся. И дымок над селом парит. Отряхну я ночную негу, На крыльцо босиком шагну, Почерпну я в пригоршню снега, Охоложу себя, оботру. Разольётся под кожей свежесть, Проморозит февраль насквозь. И душа, воспаря и тешась, Вновь вернётся, как званый гость.

Февральская стужа Сгорбились ивы в снегу, как старушки, Словно с поклажей бредут. На серебристой пушистой опушке Кружево вербы ткут. Ёлка застыла и снежные лапы Выставила вперёд, Белой медведицей косолапой Выйдя на скользкий лёд. Пухнут сугробы в лесу от метелей, Всё тяжелей покров. Стужа лютует, и кутают ели Ветви в парчу снегов. Бликами снежные шапки играют На голубых кустах, Фосфорным светом равнины мерцают В белых снегах-облаках. Бродит художник застывшего леса — Колкий морозный треск. Кистью жемчужной сугробам-повесам, Он добавляет блеск.

Татьяна Ческидова Троицк, Челябинской обл. Февральское соло Эту грусть февраля — рассмотри В бледно-снежной улыбке рассвета, Где на ветках зимы снегири Словно вспышки далёкого лета, Где на тоненькой нити луча Загустевшие ноты однажды Отогреются и зажурчат, Утолив послезимнюю жажду.

*** Снега́-то эх, как припустило! Пойду глазеть, накинув шаль. Шепну: — Ну, где тебя носило, Мой бессеребреник-февраль? То вьюжишь россыпью жемчужной, То зарыдаешь в белый фрак. И ничего тебе не нужно — Отдашь любой пятак, за так — К чему скупиться, жизнь не вечна. Рассыпав уйму серебра, Опять молчишь со мной сердечно, С отрадой глядя, как беспечно В снежки играет детвора.

165

166

*** Запахну плотнее шаль, Будто крылья накрест, И к тебе — в седой февраль… Жаль, не знаю адрес. Жаль, не знаю даже то, Есть ли ты на свете? Снега белого манто Поналепит ветер, Понакрутит конфетти, Словно ворох судеб, Словно этому пути Просверка не будет, И не будет бытия, Вытканного счастьем, И доверчивость моя — Глупая отчасти. Но идя на перехлёст Тленности убогой, Я тебя до жгучих слёз Вымолю у Бога.

Мария Чистопольская Москва Зимние дожди Вот опять дожди зимою растопили белый снег, Всё как будто потемнело, грязь и слякоть — солнца нет! Даже ёлки в мокрых платьях все поникшие стоят, Вспоминая белоснежный, новогодний свой наряд… Что за горе для России европейская зима! Нам бы снега, да сугробов, да морозца без конца. Чтоб красивые узоры из мороза на стекле — Травы, розы, хризантемы — всё, что хочется душе! Чтоб на тройке по морозцу прокатиться мы смогли, Иней сказочно украсит придорожные кусты… И пройдёмся с хрустом снежным по проложенной лыжне, Лихо скатимся мы с горки на ледянках к той сосне… И с надеждой я достану шубу, валенки свои, Знаю, Зимушка, вернёшься, верим в чары мы твои. Снова иней засверкает, снег метели наметут! Запоёт душа от счастья, и печали все пройдут!

167

168

Наталья Шабло Химки, Московской обл. Февральские сны …в каком заснеженном аду к тебе который сон иду перекрестясь на феврали по краю хрупкому земли где вымерз райских яблонь сад оставив бесконечный ад протянутой к тебе руки в неё кидают медяки роняет свет ночной фонарь и повторяется февраль как белый бинт на боль и тьму где давят жёлтую хурму луны чужие башмаки по швам трещат материки чтобы прервать неровный сон и затолкав меня в вагон везти с этапа на этап где трещины растёт масштаб через страну через сердца до твоего в руках лица…

Февраль с улыбкой Улыбкою хрусталь снегов раскрашен — То солнышко играется по-детски. И заглянувший мне в окно февраль не страшен: Он вырезает снежные фигурки-нецке, Развешивает их вокруг на ветках С белковым кремом трубочек-пирожных. А швы на тротуарной плитке-клетке — Расчерченные классики прохожим!

Первая страница Скрип половиц. Замедленная речь. Горит теплом разморенная печь, И рыжий кот растянут на диване. Щеколда стукнет, загудит в трубе. Поправлю плед заснувшему тебе — День уплывает лодкой в океане. И, растворяясь в сумерках небес, Чернеет хлебной корочкою лес. А после, по законам океана, Его глотает тёмно-синий мрак, Где лодку не догнать уже никак, — Не вытащив удой Левиафана… Пусть семь потов сойдут во сне веков, И выйдет Нил из древних берегов, Плыви себе в видениях Танаха. Архангел Гавриил наточит меч… Ветхозаветным гулом дышит печь — В ней догорает половица страха. Увидишь сам, как утром в феврале, Две первые звезды, взойдя в золе, По дымоходу вырвутся наружу. От них пойдут вселенские ростки… Ну а пока на лепесток руки Клади во снах истерзанную душу. Здесь хорошо. Здесь прост и ясен быт. И чайник на живом огне кипит. Вкуснее чай от чабреца с душицей. Ты будешь чист, проснувшись поутру. И жизнь начнёшь со снега на ветру От Иоанна первою страницей…

169

170

Галина Шапошникова Астрахань Вкус губ Февральский ветер завывает в трубах, Он, как и мы, от холода продрог. Под снега скрип меня целуешь в губы, Давно не чувствуя в ботинках ног. На небе полумесяц смотрит зорко, Хотя по дням всего лишь карапуз… Года летят, но нынче с первой зорькой Забытых губ я ощутила вкус.

Капель и снег — февральская погода Оседлав ручьёв тонкие струи, И капелью шутейно звеня, Нам февраль раздавал поцелуи, Март с корзиной стоял у плетня. В той корзине трава зеленела, И проснулись тимьян с чередой, Рядом птицы трещали и пели, Всюду пахло шалуньей-весной. Только вдруг изменилась погода, Возвратив нам забытый прогноз, И теперь метель вновь хороводит, А морозец хватает за нос. Но Весна одолеет, прорвётся, В одночасье растопит шургу, И души луч небесный коснётся, Подарив о тюльпанах строку.

Владимир Шемшученко Санкт-Петербург *** Машет крыльями вьюга, и перья ломая, кружится, И отчаянно бьётся в колодце двора, как в силках. Я тебе помогу, моя сильная белая птица, Подожди… Я сейчас…Я тебя понесу на руках. Я узнал тебя, птица… Зачем ты сюда прилетела? Кто оленей пасёт и гоняет по тундре песцов? И какое тебе до меня неотложное дело, И до города этого, где даже воздух свинцов? Я тебя пожалею — добром за добро рассчитаюсь... Помнишь, как ты меня превратила в большущий сугроб?.. Я по воле твоей три недели уже прохлаждаюсь... Здесь тепло и светло, а меня колошматит озноб. Я сейчас поднимусь… Крутану на оси этот шарик... И качнётся палата... И сдвинется с места кровать... И вернётся хирург… он был явно тогда не в ударе, И кричал на меня… А вот руки не стал пришивать.

171

172

*** Я скользящей походкой сам-друг возвращаюсь домой... Муза канула в ночь и свела (вот зараза!) Пегаса. Рядом кашляет город — он пахнет тоской и тюрьмой, И ещё недержаньем горячей воды в теплотрассах. Это надо же — вляпаться в эту чухонскую рань, В этот выжатый воздух с душком топляка и сивухи, И в уме сочинять не стихи, а тотальную дрянь, И заснеженным львам, осердясь, раздавать оплеухи. Просыпается город — ему на меня наплевать — Мною он пренебрёг и бесстрастно зачислил в потери. Дома ждут меня стол, абажур и складная кровать, И некормленный кот, и ворчливые старые двери. Я домой возвращаюсь, и тёплое слово — домой — Языком непослушным по нёбу сухому катаю… Я чертовски богат надоедливым задним умом, Потому даже псы мне, рыча, отказали от стаи. Я домой возвращаюсь… Я болен. Я ранен тобой, Мой, продутый ветрами, чахоточный каменный город. Знаю — ты не зачтёшь этот наглый словесный разбой И снежинку прощенья уронишь за поднятый ворот.

173

Петербург Лужи на мостовой, Словно и нет зимы. Варежкой дождевой Зачехлены дымы. Переполох огней. Бронзовый всадник хмур. Не карнавал теней — Месиво контркультур. Изморось, гиль и хмарь — Слипшийся видеоряд: Вписан красный фонарь, В неба чёрный квадрат. Мокнет в Неве вода. Ветер сердит и крут. Люди туда-сюда Словно улитки, текут. Лижет волна гранит. Двор проходной — дыра. Если луна спит, Значит, и мне пора…

174

Борис Шигин Пенза *** Декабрь, январь, февраль на убыль — уж скоро кончится зима. Леса свои откроют клубы, свои игорные дома! Монеты, фишки — всё пустое! Что зелень стёртого сукна? Не терпит фальши и простоя крупье по имени Весна! О, мне её известны ставки, я был её учеником. Она сначала стелет травки, а после колет тростником! Но разве ты поверишь в это, когда ещё лежит снежок, когда губами не согретый, пока что спит её рожок. Всё там оставлю, всё до нитки, умру на зелени полян. Придёт сентябрь, — сочту убытки, А выиграю, — стану пьян! Ах, что за чёртова забава: идти по жизни наугад, не знаю, что Успех и Слава — лишь межсезонный маскарад!

175

*** Когда февральское краснеющее солнце под вечер лижет лапы старых елей, мне кажется — землёй пленённый стронций становится опасней и смелее! Вот-вот взорвутся и планета, и светило, но «синий» усмиряет вдруг «багровый»… В который раз мгновенья не хватило, но этот финиш — старт попытки новой! Кого же, право, удивишь такой картиной: нет человека, кто бы не заметил, что солнце звёздная затянет паутина… Я о другом: вдруг ясно, что нет смерти!

176

*** Дверь — не дверь, стекло разбито, суета и мишура… За стеною два бандита водку пьют, кричат «Ура!» За окном троллейбус едет, будто парусник плывёт, провода из красной меди превращает в жёлтый йод. Снег февральской ночью тает, тают чувства без тепла. Или зреют? Я не знаю, где граница, где черта? Пахнет йодом, пахнет драмой, одиночеством, стихами… Проза — за оконной рамой люди с сумками, грехами… Снегом талым, что ложится на безмолвную ложбинку. Но неведомый возница не спешит загнать пластинку. Умер Пако де Лусия, за стеною стихла пьянка… Ты жива ль, моя Россия, бедолага, хулиганка?

178

Ирина Шукшина Челябинск

Венеция карнавальная Окутанная кисеёй тумана И сыростью солёной февраля, Она всегда таинственна, желанна, Секреты обаяния храня. Влюбляешься в барочные фасады. И в вязь мостов, в причалы у дверей, И в главный праздник года — маскарады, И в шик старинных платьев их гостей. Костюмов золотые позументы, Лазурь накидок и кармин плащей И серебро кружав, где змейкой ленты, И радуга в нарядах циркачей. Хранят секрет своих хозяев маски: Общение без званий, без преград, Разгул азарта, флирта, песни, пляски. Дожди из конфетти и треск петард. И, как напоминание о вечном, Средь масок Арлекинов, Коломбин В круговороте праздника беспечном Всплывает маска Смерти из-за спин. И это повод буйно веселиться Сегодня, здесь, где множество людей, Шутить, плясать и, наконец, влюбиться, Быть артистичным, смелым средь гостей. Я вам желаю насладиться сказкой! И быть собой — осуществить мечту. Укрыв себя под карнавальной маской, Почувствовать свободы остроту!

Лиана Алавердова 182

Нью-Йорк *** Да Бог с этой памятью. Я не об этом. И всё же… Как жаль: в дочерях не найдёшь замеса того, из которых поэтов творит Апполон. Может, рано ещё. Когда же меня поглотит горизонт, то что же останется? Ворох бумажный, и пыль на портьерах, что вечно не важно, и в лицах знакомых раздавленный стон. А что будет с ними, когда я умру, никак не постичь. Мойры шепчут невнятно угрозу иль милость? Темно, непонятно… И нам неохота вставать поутру. Тем паче ярится февраль беспощадный и с неба холодную мечет икру.

Из цикла «Снег» Белые искорки, крошки-цветы, дети воздушных громадин, неотделимые от пустоты — как ваш полёт безогляден! Белые искорки в тёплую длань… Как далеко от апреля! Вольно играет холодный февраль — ах! — обречённым доверьем. Белые искорки, я вас люблю — жизни святая мгновенность. Даже на самом осклизлом краю вы — моя высшая ценность. Лучшее в мире нам даром дано, нет очерёдности места. Белые искорки, слейтесь в одно белое месиво, тесто! Из голубой или белой руки, множащей мир многотрудный, всё возникает, и даже стихи — денно, и нощно, и чудно…

Русское кафе В русском кафе, что бывают и краше, где кормят прилично гречневой кашей (впрочем, не думаю, чтобы спаржу там подавали даже владельцу) — официант вымогает по́дать, в дыму курильщиков вянет похоть, и в полумраке сгущённом локоть может просыпать на скатерть перца — пела актриса голосом низким, и кто-то упорно жевал редиску, и парень ловил слова гитаристки, одновременно любуясь соседкой. Но пела дева не в хоре церковном своим знакомым и незнакомым, и было это далеко от дома — Большой Садовой иль Павелецкой. И позабылся чужой Манхэттен, что холодно в мире февральском этом, что марихуану курят где-то не далее, чем за квартал от пенья. Но пела приехавшая с Востока о грустной любви, и пенилась кока, и было то сладко или жестоко? — кто слёзы лил, кто терял терпенье. А после очередного куплета дружно схватились за сигареты, и зеркало запестрело клозета отображеньем спешащего люда. Её поздравляли и жали ручку. Порхала бабочкой авторучка, автографы выдавая поштучно поклонникам, этим смешным занудам. Потом выступал восторженный критик, и некто открыл под парами митинг, и мы, памятуя о Гераклите, прощались с угрюмым официантом. И долго, в холодном трясясь сабвее, мне слышался голос, и ныла шея, желая склониться и всё ж не смея, перед Морфеем или талантом.

183

184

Галина Вороненко Денвер Одна По февральскому небу топчутся облака, расправляет спину окоченевший асфальт. Проплывает неспешно крыш леденящий скат, и скользит по крышам сумрачный аристократ чёрный ворон. А ветер снежную носит пыль, то подбросит горстью, то заметёт огни, то умчится бесстрашно за горизонт толпы, за моря и горы, где квартируют сны. И, доверившись ветру, хочется от земли оторваться, чтобы всхлипнул от боли асфальт! Улететь и коснуться солнечных жарких линз, или выгнуть небо радугой! Расцеловать прошмыгнувший мимо голубоглазый бриз. …Так, возможно, башня Эйфеля смотрит вниз. …А когда протяжный сумрак вольётся в кувшин окна, мир уснёт. И башня мрачно надышится допьяна. Одна.

Карантин За окном расстилается пастбище звёзд, cеребрится на склонах небесной горы. В контражуре луны то ли волк, то ли пёс заползает в приёмный покой конуры. Лунный свет гримирует пустые дворы. Временами — дожди, эпизодами — гром, иногда в одиночестве катится с крыш перебежчик-туман. И на арфе ветров хриплым тремоло рвётся больная струна… В заплутавшей зиме, в опоздавшей весне то ли сонная явь, то ли явный дурман. В заоконье моём тихо падает снег, засыпает озябший, свернувшийся плющ; фонари — многоточием тусклых огней догорают бесшумно. …Фарфоровый шлюп уплывает сквозь палевый дым простыней. Серебрится «Фраже» на причале стола, парусами гардин занавешена мгла. Я включаю окно в набежавший рассвет, запускаю Pink Floyd в этот странный сюжет. В одиночестве пью «Каберне Совиньон». …Ной-не-ной, на ковчег можно только вдвоём, да и то, если ты — то ли волк, то ли пёс. На земле — карантин под присмотром медзвёзд.

185

186

Арчил Гулисашвили Атенс Пустые площади Пустая площадь в городе огромном неясную тревогу пробуждает. Здесь тихо, а недавно было шумно, и люди расходились и встречались. Когда отсутствуют глаза и руки, то некому ценить архитектуру. Причины пустоты разнообразны, ночная площадь может быть безлюдной. В Венеции страшится наводнений крылатый лев евангелиста Марка, а в Питере февральские метели Дворцовую опустошают площадь. Бывает, люди остаются дома, и площадь замерзает одиноко. А если эпидемия случилась, они тогда друг друга избегают и двери закрывают на засовы, законы встреч переписать стараясь. Я думаю о площадях старинных, увенчанных дворцом или собором, о торжестве деталей незаметных… За окнами зима установилась. Засыпан снегом городок обычный, где площадей и днём с огнём не сыщешь.

Февраль Программные стихи напоминают картины на известные сюжеты. Когда «Февраль» — предложенная тема, так хочется перечитать поэтов, которые о феврале писали, и сразу о прочитанном забыть. Искать слова, их склеивать в отрывки, добавить красок чувственных немного. Учесть в стихах законы перспективы, потом ещё другие выжать краски из тюбиков подсказок философских, легко стихи и живопись связав. Но я решил отвлечься от теорий, последовать советам пейзажистов и, выйдя утром на пленэр февральский, увидел ястреба, сидящего на ветке, большой олень пытался корм похитить, отнять у пары ярко-красных птиц. Они зовутся странно — кардиналы, их мантии на белоснежном фоне горят, как драгоценные рубины… В отличие от тёзок ватиканских, у наших кардиналов нет обета безбрачия. Они всегда вдвоём. Разрозненные зимние этюды собрать пытаюсь в ясную картину, и лёгкий снег мне в этом не мешает, иллюзию покоя создавая. Осталось мысли передать словами. А результат? Не мне о нём судить.

187

188

Вера Зубарева Филадельфия *** …А в глубине — зима, Дремучая, как ёлка, Где на ветвях шары Качает завируха, И если не мигать, Их сделается столько, Что всех пересчитать Уже не хватит духа. А на ветвях шары — Крутящиеся земли, Облитые стеклом Лиловых океанов. И кто на них живёт, И хорошо, И всем ли — Уже вопрос иных, Второстепенных, планов. Дающее толчок возникновенью вьюги Качание шаров — Вот это основное, Как образ бытия — полифония фуги С подвижных голосов Магической кривою.

189

*** Людмиле Шарга

Как я хочу в твою метель! Там то ли вьётся, то ли снится Разорванная в снег страница — Раздумья облачных недель… Здесь — только лампа и луна Во всём большом квадрате ночи. Я думаю, что я одна, Ты думаешь, что ты одна, И сумма наших одиночеств Кому-то третьему видна. А улица стремится вверх… А может быть, мы просто смотрим Туда. И скрытых звёзд акроним Приходит к нам сквозь ночь и снег. И сумма одиночеств — в нём, И жизнь, что скачет по синкопам. И думаем мы об одном, И смотрит в вечность астроном Несовершенным телескопом.

*** 190

Звонят или показалось? Снимаю трубку. Молчание. Снег посыпал из тучи. Это ты звонил? Подставляю руку. Тают обрывки. Письмо получено. Эх, нет бумаги, нет бумаги, Старая Финка!.. Туча явно ошиблась адресом. Эта сказка зачитана уже до конфликта Между мной и Андерсеном. Намело. Ничего не видать от ветра. Я и снег в кромешном безлюдье. Мчится, мчится безумная Герда. В доме — как в юрте. Всё банально в этой нехитрой сказке. Кай от Герды с другой умчался. Эх, нет бумаги, нет бумаги для новой развязки! Ту, что сказочник подарил на счастье, Унесло метелью. И листает ветер Пустые страницы. И стекленеет Рыба с надписью: «Помоги Герде». Кто ей поможет! Кругом — метели. Книга покоится под вечною мерзлотою. Небо мечется в северных всполохах. Сны о вечности… Он ушёл за тою… Два осколка застряли в нём… Два осколка… Завывает, как нескончаемые поминки. Мчится Герда. Лучше ей не перечить. Пусть уводит его, Старая Финка! Всё равно он украдкою сложит «вечность».

192

Елена Литинская Нью-Йорк Памяти Д. И. Февраль. Достать чернил и плакать… Борис Пастернак

Февраль. Достать чернил. Не плакать о злой судьбе. И голову не класть на плаху — сама себе. Видать, февраль свое отвьюжил. Такая тишь. Я — память в узелок потуже. Меня простишь? Прости, что больше я не в силах в слезах стареть. Пришлю цветы тебе с посыльным. Так проще ведь. Там над земным последним кровом тебя хранит Невозмутимый и суровый, как страж, гранит. А я храню твою улыбку, и смех, и грех. Как ты умел играть на скрипке моих утех… Умел сбежать, запутав тропы, Так… не со зла. А я — примерной Пенелопой — ждала, ждала… Ждать больше нечего. Ты сгинул. Как кожуру, Пытаюсь траур вдовий скинуть. Не отдеру. Служа судьбы своей капризам, твержу одно: «Люблю тебя… или твой призрак. Не всё ль равно?»

193

*** Февраль в фаворе. Краток, вроде. Но нескончаема печаль. Средь вод холодных лодка бродит, упрямо веруя в причал. Ожогом ветер лица метит, деревья клонит, как траву. Тебя давно уж нет на свете, а я по-прежнему живу. Бросаю вызов Высшей власти, колоколами слов звеня. А ей мои земные страсти — что муравьиная возня. Но все же солнце сквозь ресницы густых февральских облаков косит. И скоро март проспится, покинув временный альков.

194

Галина Пичура Бока-Ратон Мы и без масок закрывали лица Мне кажется, нет в феврале азарта: одной ногой — в зиме, другой — в весне. Рогатый муж-февраль ревнует к марту, иссяк, почти повергнут: тает снег, зима сдаёт позиции былые, скудеет арсенал её заслуг. А мир любовной болен пандемией, Хоть вирусная вызвала испуг. Две пандемии держат, словно клещи. А люди плотно спрятаны в мечте. В преддверии весны душа трепещет потребностью в любви (в плену у стен). Мы и без масок закрывали лица то псевдорадостью, то глупостью иной. Под масками в нас всё трудней влюбиться И не понять, кто враг, а кто родной. Февраль, ты уступи дорогу марту! Кто знает силу мартовской весны! А вдруг она откроет судеб карты И наколдуют счастья вещуны!

То был февраль Я помню варежки, промокшие в снегу... То был февраль. Мы лыжный кросс сдавали. Я помню вкус твоих солёных губ И спуск с горы с отвесной вертикали. Подобно лыжам, чувства мчались вниз, И я догнать тебя была не в силах. Мы оба в жизнь, как в пропасть, ворвались. Я не смогла забыть тебя, мой милый! Хоть взрослость настигает нас врасплох (мы до поры знакомы понаслышке), Вкушаем драматизм её основ! Одни — слегка, другие — даже слишком. То был февраль. Сейчас опять февраль. Прошло лет двадцать пять. Не в этом дело! Мне чувств своих ни чуточки не жаль. Обидно: жизнь так быстро пролетела!

195

196

А во Флориде и февраль не плох А во Флори́де и февраль не плох. Здесь это время в чём-то — праздник даже: прохлады редкой долгожданный вздох, Игривый ветер, солнце, море, пляжи… Мы, выросшие на Неве, грустим по слякоти, морозцу, тёплым шубам, и, навсегда пропитанные им, февральским ветром, своенравным, грубым, безжалостным, порывистым и злым, его не забываем в тёплом царстве. Промчалась жизнь, пронизанная им, в родном непостижимом государстве. Хоть ценит тело южные дары, Душа забыть не может ветра стоны И прячет неосознанный порыв К мучителю быть тайно благосклонной. Нам снится пар от уличных речей, Нам не хватает рая тех парадных, где ласки были жарче всех печей, — Всё это юность поглотила жадно. В тех февралях навек остались мы с романами, обидами, мечтами… Возможно, там витает жизни смысл: Он горд и не всегда идёт за нами.

Юлия Резина Нью-Йорк Франт февраль Франт февраль в белом фраке — фантомы фонтанов, Филигранная роспись на окнах ослепших, До костей пробирает и трезвых, и пьяных, И сбивает с дороги и конных, и пеших, Да февральской фривольности флёром — за ворот Снежной горстью — ожогом гортани картавой… Звёздный купол рассветною бритвой распорот, И метель по углам заметает кварталы. Перламутровый дым над искрой аметиста По сапфировой россыпи снежной пороши. Темой стужи — крещендо, небесным альтистом Заворожен, встревожен до дрожи прохожий. На губах только — Боже! О, Боже Всесильный! Как прожить эту зиму земной круговерти? — Повернуть сердце к сердцy, oставить светильник? Ненадолго, до ýтра… до марта… до смерти…

197

198

Снежная метель Шутил: Канатная плясунья! Как ты до мая доживёшь? Анна Ахматова

Эта снежная метель-карусель — Вкруг фонарного столба вензеля, Замять, заверть — князь Февраль-волостель…* Под санями скрип да хруст хрусталя. То-то радость изумруды толочь, Гнать в метели вороного коня! В эту стужею звенящую ночь Мне пора… Но ты забудь про меня: Променяй да обмани, оброни По дороге в облака ли, снега… В эти стужею звенящие дни Мне б сидеть — перебирать жемчуга: Белый, розовый да свет-голубой… Чёрный, аспидный — забыть-позабыть Геликоны, тубы, горький гобой… Мне бы скрипочку — до мая дожить — До жонкилевых бутонов и роз, До початков гиацинтовых… Ах, Аметист сирени в россыпи рос, Облака — в полнеба крылья вразмах… Я ещё не дописала сюжет — Двадцать две страницы, может быть, три. Знак сомнения для каждого «нет!» Я придумала бы… Ах, мне бы скри... * в русских княжествах (с XI в.) и в Русском государстве (до середины XVI в.) лицо, возглавлявшее волость и осуществлявшее административные, финансовые и судебные функции.

199

Danse Macabre Вскинет голову скрипач на расстреле гордецом — Позвоночника струна в облако стрелою. Как ты слушаешь его с опрокинутым лицом! Запредельным бубенцом над твоей судьбою Невидимкою смычок – Danse Macabre* Камиль Сен-Санс… Вьются синие огни по снегам погоста. Ах, очнись, душа, вернись, но уводят в долгий транс, Но гудят, манят, звенят паруса Норд-Оста… Это зимние крыла распахнулись над землёй. Бледным бликом пролегла лунная дорожка… Чёрный мрамор, чёрный мрамор под заоблачной золой. Знаки тайные февраль чертит на окошках. Ах, душа моя, мой свет, не ступай на тонкий лёд, Не скользи по янтарю лунного настила! Бесконечный флажолет наваждения замрёт — Пусть уходит чародей, Господи, помилуй! Пусть притушит антрацит — звёздный блеск своих очей! И, незванному, вина не давайте гостю! Одноногий смерти смерч, жар несбывшихся ночей... Danse Macabre* Камиль Сен-Санс… Вьюга по погосту… * Danse Macabre (французский) — Пляска смерти Art of Saby Menyhei

200

Геннадий Сергиенко Чикаго Неспокойный экспромт Ах, февраль — мой месяц безумный, Ты — короткий с большим приветом, За собою влечёшь так шумно Сквозь весну в объятия лета. Был ты тёплым от снегопада, Волновал сердца духом знойным, А июнь прохладный — расплата За несчастия в жизни и войны. Ждать тебя ещё месяцев восемь, Ураганы, торнадо незримо Пронесутся сквозь лето и осень В дорогую безумную зиму.

Вик Стрелец Нью-Йорк Воображение Ты не верь мне, я тебя выдумал, силуэт из бумаги я вырезал, и раскрасил глаза твои дивно я, вплёл цветок в твои волосы длинные. Я одел тебя в синее платьице, в нём горошина белая катится, тронул губы и тонкую талию, тронул кистью былое, талое. Посмотрел — ах, какая красивая, Красножёлтооранжевосиняя… Взял резинку и вытер — и сорвано было платье, что мной нарисовано. Вот стоишь ты, ничем не прикрытая, даже с ног твоих туфельки вытру я. Ты стоишь удивления полная, но такою тебя и запомню я. Неудобно тебе быть нагою? Я собою тебя прикрою, изласкаю, изнежу, согрею и обидеть тебя не посмею. Но не верь мне, ведь я тебя выдумал, Силуэт из бумаги я вырезал…

201

202

Всклень (валентинка) Пока не дремлет пламенная муза, чтоб избежать на льду весеннем юза и доказать себя любой жене, поэт способен даже флажолет изобразить на гулком барабане… Таков поэт… Не знает он покоя, чуть что не так — сейчас кричит: по коням! — и мечет шар в словесном кегельбане… Он сложит стих, хотя б и для путан… Люблю поэта всей своей душою! Пожалуй, за поэтом по пятам отправлюсь я на праздничное шоу, где бьют часы, как в прежние года, где рюмки бьют на счастье. И пожалуй — где фейсы бьют… Но это — иногда, и для того лишь, чтоб не возражали, когда глаголет пьяный человек, выписывая милой щедрый чек, как знак повинный за грехи пред нею, пред суженой единственной своею…

203

Сияет ночь. Роскошная луна творит свой путь в лучах того повесы, чьим светом всклень полна. Воспалена, как всякая прекрасная принцесса, спешит туда, где люди так наги, так беззащитны в вервиях соблазна… Там звёздные, взрываясь, огоньки сердца полнят живой небесной плазмой, живою кровью жаркою, тугою и тоже — всклень, и тоже — до конца, до вящего священного венца, который повязал и нас с тобою. Примите же, как сладкую ли боль, дар неба, отдарить который нечем, святую самоцветную любовь — светильником единственным и вечным. Бокал я наполняю тоже всклень и пью любовь, не смея встать с колен…

206

Людмила Дидык Одесса Одесская зима Одесская зима мешает дождь со снегом, То ветром налетит, то станет тишиной, То затаится вдруг, а то грозит набегом, То солнышком блеснёт, то станет ледяной. То явит снег, одетый белым франтом, То дождь развесит серой пеленой, В день солнечный рассыплет бриллианты И удивит роскошной белизной. Рассердится, завоет вьюгой стылой, А то капелью звонкой запоёт, Весёлой может быть, шальной, игривой, То остановится и вдруг замрёт. И вот уже февраль, но ждут сюрпризы, И вновь порой сменяет снег дождём, Но в тишине рисует нам эскизы Весна, которую так долго ждём!

Фотографии Людмилы Дидык

209

*** Бури ветви раскачали, Чёрным ветром пронеслись. Утоли мои печали, Словом тихим прикоснись. Тихим словом, тихим взглядом Принеси душе покой, Ты побудь со мною рядом, Словом добрым успокой. Добрым словом, добрым светом Тьму глухую освети, Древней Библии Заветом, Словом мудрым просвети. Мудрым словом, ясным сердцем Укажи в ночи мне путь, Перед новою дорогой Дай от бурь передохнуть.

210

*** В зиме живёт весна. В тех семенах, что под землёю до тепла таятся. В орехах, косточках — в защите спит она, И сны о солнце и траве ей снятся. В зелёных чашечках и в белых лепестках, что цветом так со снегом схожи, в морозом скованных заснеженных цветках весна затворницей живёт здесь тоже. И вот когда в снегу Иль на чернеющей земле весну увидим в них впервые, — Прощай, — воскликнем мы зиме. — Весна пришла! Подснежники! Живые!..

212

Владислав Китик Одесса Угадай Кто с топтучими ногами И с бодучими рогами Переходит шаткий мостик? Словно хлыстик, белый хвостик, Круглый нос, как пятачок. Он не бык. А лишь… (бычок)

*** Где Алёнка? Неужели В лес ушла? Не знаю я! Где ребенок, в самом деле! С ног сбивается семья. Может быть, лиса-плутовка Увела её тайком, Может, спряталась в кладовке Или с мишкой под столом? Может, в спальне под подушкой Притаилась и сидит? Ходит няня с погремушкой, Брат пожарникам звонит, Мама с папой сбиты с толку — Ищут бублики на ёлке, Смотрит дедушка за дверь. Но смеется внучка звонко: — Я сегодня не Алёнка, Я Снегурочка теперь!

213

Какого цвета снег — Снег идёт густой и чистый, Белый, мягкий и пушистый, Как большой сибирский кот. Вот! — Нет, он красный. Вне сомненья. Как клубничное варенье, Красный, как арбуз внутри. Посмотри! — Нет, он жёлтый. Как медяшка, Как сердечко у ромашки, Словно вынутый из сот Мёд! — Что вы! Он — как огуречик, Он зелёный, как кузнечик, Даже ёлкой пахнет снег. Разве нет? Вот какого цвета споры Слышал я у светофора.

214

Галина Майорова г. Середина-Буда, Сумской обл. Мелодии февраля Февральская мелодия зимы Воспета снегопадом и метелью, Позёмкою, что по дорогам стелет Все ноты белоснежной кутерьмы. Февральская мелодия любви Звучит вовсю, а не наполовину — Воспета Днём святого Валентина, Напутствие ей давшего: «Живи!..» Февральская мелодия добра… Она мороз с капелью примиряет, И в этом споре снова побеждает Не кто-нибудь — весенняя пора, Мелодия земного возрожденья…

Это всё о нём Он — февраль или лютый, иль свадьбы, иль межень, Бокогрей называли в иные года. Но каким бы он ни был (суровым ли, нежным), Мы прихода его ожидали всегда. Ведь при нём у зимы даже с летом свиданье, Три часа прибавляет и день световой, А ещё он, по мудрым народным преданьям, Славен свадьбами был, всем влюблённым, как свой. Хоть забот у него, словно листьев в капусте, — Эстафету весне справно передаёт. Ведь не зря говорят: февраль воду подпустит, Ну а март непременно её подберёт…

215

По полесской февральской дороге Ах, февральская дорога, Санный путь из края в край. Обуздать тебя недолго, Только песню выбирай. Только песня да попутчик, Да трёхрядочка одна… Нет нигде дороги круче, Чтоб познать её сполна. Пролетает мимо роща, Проплывает ширь полей… Нет нигде дороги проще, Нет нигде её родней. Никаких запретных знаков Здесь не встретишь на пути. Повороты, буераки… Только троечка летит. Ах, дорога! Нет чудесней: Сани, кони и полёт. Только сердце, словно в песне, То зальётся, то замрёт. Февралём бежит дорога, Покоряя ширь и даль… Как же надо нам немного, Чтоб унять свою печаль.

216

Елена Недбайлюк Донецк Не торопись! Не торопись, мой друг! Пока зима с весной договорится, намнут одна другой бока, друг дружке разукрасят лица. Февральским вихрем погрозив, зима тряхнёт подолом злобно, уйдёт в приют для прошлых зим, а солнце пустит лучик пробный, и зажурчат ручьи к реке. Тогда услышим не случайно желанный голос вдалеке: — Спешу! Бегу! Лечу! Встречайте!

Другой февраль Февраль сменил листок в календаре Бушуют ветры, вьюги завывают, Скрывая всё от края и до края, на склонах гор, на пляжах у морей. Раздобрилась на снег зима седая, в краях чужих мороз до слёз окреп. Так хочется на это посмотреть, на саночках с пригорочка съезжая! А наш февраль похож скорей — на март. Дожди, а не снега вошли в азарт. К потопу, что ли, небо нас готовит? И неглиже лежат поля окрест, хоть не настал ещё сезон сиест… У неба нынче дефицит хитонов.

217

Шалости зимы… Зима — хозяйка в феврале, и, силясь наверстать пробелы, где — лишь бы как, а где — умело, снежок расстелет по земле, пейзаж окрасив ярко-белым. А мы, закутавшись в мохер, прикрыв лицо ладонью стылой, с неведомой доселе силой, спешим в дома. Не до манер в сраженьях с вьюгою бодливой. В морозный день не до любви, но, поцелуями играясь, зима переборщила малость и… поцелуи зацвели. Алеют розы на щеках. Зима шалит — увы и ах!

218

Людмила Некрасовская Днепр Постаревший февраль Постаревший февраль, в полушубке, подшитом метелью, Подпоясанный ветром, сегодня особо суров Потому, что командует месяцев зимних артелью, Набивающей снегом большие мешки облаков. Работёнка на редкость ответственна, тяжеловата. А февраль, как начальник, придирчив, серьёзен и строг. То проверит, легка ли снежинок лежалая вата, То лучи золотые заправит в небесный челнок. Он смертельно боится того, что изменится мода, Устареет продукция, станет артель не нужна. И напомнят ему про одышку, про силы и годы, И отправят на отдых, поскольку наступит весна. Февралю невдомёк то, что мода опять возвратится. Кто-то вспомнит былое и снова ему позвонит, Рассказав, что давно перебои со снегом в столице. Пусть тряхнёт стариной, устраняя в стране дефицит. И забыв про обиды, но помня о важности дела, Полушубок достав и проверив, цела ли метель, Он вприпрыжку помчит, молодея душою и телом, Насыпать облака, по пути собирая артель.

219

*** Это выглядит нелепо, Но взгляните-ка: вон там Обмороженное небо Расползается по швам. И легко летит в прореху Снег — осколки битых звёзд. Воробей-февраль под стреху, Чтоб не мёрзнуть, прячет хвост. Вот и я мечту лелею (Хоть иные к ней глухи): Сесть поближе к батарее, Отогреть в душе стихи.

*** Сегодня робкая весна в морозном воздухе проснулась, Презрев графичность февраля, улыбкой солнца расцвела, Погладив ласковым лучом сугробов серую сутулость, Давнишний выпачканный снег стремясь очистить добела. Но не пришла ещё пора. И пенья птичьего не слышно. И можно только представлять, как, разомлев от вешних нег, В обжитом скворушкой саду роняет старенькая вишня На первозданную траву душистый и чистейший снег.

220

Татьяна Партина Одесса *** Стадион «Динамо». Зима. Жив ещё кураж Только в тех, кто дерзает выше, дальше, сильнее. Но вздыхает море да Богом забытый пляж И грустят балкера, что порта стоят правее. Не летит скворец, не везёт на своём крыле Босоножки, плавки, тепло, эскимо и вишню. Торжествует серость и грусть на моей земле… Ах, зачем февраль потрудился создать Всевышний?

*** Вот уже месяц дождь непрерывно льёт. В наших краях такая теперь зима. — В луже у дома щука, поди, живёт, — Так нам вчера сказала, смеясь, кума. А не смешно. Намедни идёт домой Не на бровях, но всё ж и не в полный рост, Хлипкий мужик дорожкою не прямой. Смотрит — из лужи выглянул рыбий хвост. Он так подумал: «Рыба всегда нужна. Может быть, рыбы в доме как раз и нет. С рыбой добрее будет ко мне жена». И потянул он хвост из глубин на свет. Тянет-потянет… Кончилась чешуя. — Это не щука. Может, зеркальный карп? Эту махину, всё-таки, взвешу я. Скажет жена по-польски: «Ta ryba — skarb».

221

Только ладонь нащупала вдруг не то… Господи Боже! Это ведь чей-то бюст!.. Крепкая дева хвать его за пальто: «Как я ждала тебя, мой дорогой курфюрст!» Дождь бесконечен, много в округе ям — Город давно не чинит нигде дорог. Бедный мужик вбегает к своим друзьям — Бледен, напуган, грязен и босоног .

Так, мол, и так, такая, друзья, мораль: Весело, братцы, мы проведём февраль! Иллюстрация автора

*** 222

Сегодня День Сурка. «Весна наступит», — Сказал честнейший из земных существ. А ты идёшь, как рыжая, в тулупе, Когда весне объявлен благовест. Но где ж она? Ни слова, ни полстрочки Не прочитать в бесцветных небесах… А вот уж на кустах набухли почки, Но злой мороз за них внушает страх. Ещё не раз февраль из плюса вычтет Свои очки, морозных полон сил. Но рыжий кот по-мартовски почти что Уже за холку кошку теребил. Она ему по наглой рыжей мине Конечно, тут же настучала всласть… Но тает снег (как деньги в магазине) При ясном свете, превращаясь в грязь. Не жаль его, не жаль сосулек стаю Исплакавшихся, сдавшихся в борьбе… И я сама, наверное, растаю, От первых тёплых мыслей о тебе.

Алина Рейнгард Киев Агнии Барто ко дню рождения «Будьте как дети — и войдёте в Царствие Небесное» Евангелие

Чтобы писать стихи для детей, надо прожить детство: помнить гулкий шорох ветвей сказочного леса; помнить, качается как бычок, у мишки как рвётся лапа — как это больно! словно крючок спускают враги. На пол падают дни и падают сны. годы войны, боли… Кто был ребёнком, кто был любим, но потерял волю, может лишь только писать о том, что это есть — детство; как это вдруг — переехал дом? он же был по соседству! Снова Фернандо созвал ребят, плачет о маме Мария… Значит, войны опять не хотят путь уступать миру. Маленький мальчик снова кричит, как разожжёт трубку мира; девочка просто шепчет стихи там, где Зои могила…

223

224

Как бы прошло оно без тебя, как оно было бы — детство? Взрослые дни, конечно, манят, но не о том — в сердце. Сколько же надо было пройти тебе нелюдской боли, чтобы на этом долгом пути писать сохранять волю? Снова Звенигород зазвенит, но — оторвалась лапа… Мы помним тебя. Мы помним те дни, как вынимали из шкафа строки. И снова молчали, и… даже, наверное, плакали... Ты исчезаешь в светлой дали. Иди же вперёд, славная.

*** Ты смеёшься, ты смотришь в февральское небо. Я рисую на площади умерших душ. Я художник у смерти. Ты знаешь, что мне бы Хотелось петь тебе, играть туш. Я раскрашиваю тебе гильотину. Методично лакирую для тебя пистолет. Моя плата — терзанья убитых. Картины. Моё время — любовь, уничтоженный свет. Ты смеёшься, ты смотришь в февральское небо, Не зная, что я смотрю на тебя. И твоя жизнь — моя победа. И твой смех — это жизнь для меня. Я швыряю осколки твоих отражений, Вынимаю из сердца твои зеркала. Так и будем мы жить в феврале без движений, Так и будем, пока не погаснет луна. Я смотрю на тебя, я рисую по кругу, Я не буду сегодня рисовать твой портрет. И когда смерть пожмёт твою нежную руку — Я возьму тебя в память наших умерших лет.

Татьяна Тан Дружковка Лютый Мятущейся душе покоя, сна, Но вьётся в неглиже, морозно-жгучей Змеёю юркою, метельной тучей… Февраль лютует… не весна. В упряжке годовой дорогою кривою С вытьём, слезой, ухабами и рвами, Бороздами, хрустящими снегами — Февраль, он санный, он с лыжнёю. В гудки, рожки, волынки, грудь расправив, Ветрами бокогрей, залётный снежень, Как будто чист, как будто бы безгрешен, Осанной зиму славит. Свиреп он, ненасытен — волк голодный. Холодный, жадный, жалобный, но злой, Пургою, талою сосулькой голубой Февраль прощается с зимой. Лютует цепкостью и крепкой хваткой, Бьёт снежными когтями по душе… Хмель, аромат весеннего саше, Хоть оттепели кратки. Одаривая, отберёт подарки. Слепые Парки молча тянут нить, И мечется душа — творить и жить! Спугнувши, вещуном вдруг ворон каркнул. Оборванная нить…

225

226

Надежда Фурзенко Сумы Февральская мозаика Был декабрь без снега, стужи. И пургой не сёк январь. Может быть, февраль завьюжит — ляжет белая канва. Наберу я горсти смальты — выложу зимы узор: кубики домов — базальтом, уличный меж них зазор. А по свеженькой пороше, наряжу я в малахит сосны, ели зелень-крошкой, яшмой — деревце ольхи. Камешки вкраплю цветные, чтоб сверкали на снегу. На озёра ледяные постелю блистать фольгу… Встарь прозвали «снежень», «студень», «бокогрей» и «ветрогон», украинцы — «лютый-лютень». Где всё это, дорогой?.. Но остался ты, как прежде, меж зимою и весной — потому названье «межень» я впишу в пушистый слой.

227

Уход февраля По-английски уходит февраль: ни мороза, ни вьюги, ни ветра. Обещал горы снежные враль — сам надел уже шляпу из фетра. Налегке переступит порог, обернётся вдруг вполоборота, взглядом спросит: пришёлся ли впрок? может, стал я судьбы поворотом?.. Улыбнётся влюблённым в ответ, а счастливчикам руку поднимет, на ходу бросит марту: «Привет!» а весну, как сестрёнку, обнимет — и уйдёт, расставаясь… на год!

230

Ольга Белова-Далина Литомержице *** К тому придёт весна, кто к ней готов, Минуя тех, кто «не зовёт, не плачет». Oттенком схож с топлёным молоком Kороткий тренч — к весне готовлю плащик. Найду в прихожей крючковатый зонт — давно он бредит каплей дождевою в весеннем небе — а февральский сон зонт примирил и с жаждой, и с зимою. Вот лодочки — две пары — каково им просыпаться после зимней спячки? Я извлекаю их из кладовой — готовьтесь, обленившиеся пятки! Прочь — сапоги! Долой диктат пальто! Будь неизбежной, с холодом разлука! К тому придёт весна, кто к ней готов, а тренч и зонт, и лодочки — порукой.

17 февраля Сквозь облако — солнце глазуньей. В семнадцатый день февраля себя бесшабашно везу я, вцепившись в окружность руля — опять против ветра, со свистом — с вулкана — да в пепел долин. Наверно, на поиски истин, истоков и первопричин…

*** Ловлю светилом брошенные сети косых лучей в оконной полынье. О как хорош, как беззащитно светел незимний день, рождённый в феврале! Растаял снег, и сгорбленные спины к теплу вздымают бурые холмы. Здесь всё горит желанием единым ухода опостылевшей зимы…

231

232

Бронислава Волкова Прага Пришла зима И, рассмеявшись, загородила горы. Я выплюнула монетку в лужицу, оставшуюся от неё. И жар разлился печью. Перед грохотом поездов и тел части тела ожили и присоединились к мертвецам. Я мелю чепуху и чувствую ужас искалеченных тел. Я вожу свои расчёты в предместья полные всякой всячины и жду свой трамвай. Может, его уже отменили. Тогда я сосчитаю нитки на своей ночной рубашке… Когда снег идёт — тишина, и я слышу тиканье часов души; все решения приняты — вовремя: раз и навсегда. Снег идёт, и завтра земля будет белая, как бумага, сыпучая, как песок… Белый как свежевыпавший снег Белый как простыня без пятен Белый как солнца луч в полдень Белый как борода святости Белый как шаг в неизвестность Белый как только что вымытая рама мой сон.

Коллажи Брониславы Волковой

Мир

234

Зимняя мелодия

Зимние сны

235

В твою ладонь — мой свет

236

Людмила Свирская Прага *** Как тяжесть чужого проступка, Нам зиму забыть не пора ль? Опять укороченной юбкой Выходит из моды февраль — Излюбленный мой неудачник, Весне бесполезный укор… В его ли каморке чердачной Ютилась душа до сих пор? Зима — непростое соседство, И всё же роптать — не по мне: Ведь снова себе — наконец-то! — Кажусь я счастливой вполне: Счастливой — без всякой причины, Как можно быть только весной… Вновь липы от верб отличимы, Привычной дразня новизной. Как много в судьбе опечаток! Мой Бог — близорук и ленив, На кружево тонких перчаток Тепло шерстяное сменив.

Вернисаж Ирины Силецкой Прага

237

238

Как белы снега в России… (акрил, 2021)

239

Зарница (акрил, 2021)

240

Ирина Силецкая Прага Прощальный снег Снег февраля — прощальный снег, Тяжёлый, серый, вездесущий. Теплом изъеден зимний мех, Снег февраля зимой отпущен На гибель! Пусть летят ветра, Сметая иней с веток тонких. Февральских дней тонка тетрадь, Последний лист, как похоронка Зимы, придёт, и мы взгрустнём, Прощанье — тонкая утрата. Тому, кто долго был вдвоём, Легко простить и правду спрятать… Прощальным сном пронизан весь Бездонный мир земли и неба. Откуда снег? Зачем он здесь? То ль это быль, то ль это небыль… Прощай, подтаявший февраль! Шагреневой сжимаясь кожей, Снега растают… Будем ждать — Вернёшься через год, моложе…

Цеплялась Корнями сосны за камни, Цепким плющом по склону Цеплялась… В костёле: «Амен!» И в церкви «Аминь!»… Поклоны Была богам всем сразу, Храмах во всех молилась, Чтоб не предал ни разу, А если да, чтоб простилось… Верхушкой сосны за тучи, На лапах сосны снежным комом Держалась, себя чтоб не слушать, Тебя не искать в незнакомом, Чужом и порочном взгляде, В словах, на твои так похожих. Себя поднесла, как награду С румянцем на влажной коже. Камень скатился внезапно, Покрылся он сеткой трещин, И мне не хватило такта, Допеть лебединую песню. Над пропастью корни свисают, Они потеряли опору. По склону плющ вниз сползает, Ему не подняться в гору.

241

242

Часы Староместской башни Снега на пражских склонах. Над трубами дымки, Рассыпавшись в поклонах, Гоняют ветерки, И хороводом тучи Алеют на закат. Снега зимы могучей Над Прагой. Снегопад… На крышах черепица В узоре из снегов, На шпиле замка — птица. Куранты из веков Сквозь снег роняют звуки. Фигурки всех святых Пройдут, протянут руки, Благословив живых. Скелет помашет кистью, Бубенчиком звеня, И я расстанусь с мыслью, Что день мой прожит зря. Отсчитывая время (Трагедия ли, фарс?), Века часы не дремлют, Состаривая нас. На площади застынут В молчанье сотни глаз. Ещё один час — минус. Захлопнутся сейчас Оконца и святые Опять уйдут во тьму. Минуты золотые Я в сердце сберегу.

246

Галина Крётэньи Лозанна «Евгений Онегин» Дантес — «Онегин», Пушкин — «Ленский»?.. Татьянин день, сюжет дуэли, Над белым полем профиль женский Почудится, уронят ели Убор из снега, станет тихо, Негласный след развеет ветер, Оставит каверзное Лихо Лишь серый цвет на белом свете. Все краски небо горстью синей Льёт в полынью на Чёрной речке, И горизонта гильотина, Перечеркнув, погасит свечку. От выстрела лиса, в капкане Оставив лапу, убегает, Позёмка стелет пух гагачий. Смертельной болью недруг ранит, А друг без боли убивает, Без умысла и плачет, плачет…

247

Зимняя любовь Снегопад — такой отчаянный враль, все прорехи припорошил к утру, а под вечер салютует февраль замороженным бельём на ветру. От луны в потёмках зимних светло, непогоды прошлогодней следы — неувядшая трава сквозь стекло до поры заледеневшей воды. Ждёт весеннего тепла сухостой — ведь бывало, что коряга цвела?.. не прощали розни самой простой, а любовь не отпылала дотла? Разольётся половодьем пурга, тронет краской луговые холсты, — то ли ранняя трава сквозь снега, то ли поздний снегопад на цветы…

248

Снегурочка и Учёный 29 февраля Качается маятник, стрелки не переводя, февраль високосный, гул ветра на сломе зимы. Снегурочка, пленница инея, день без тебя — из пятого времени года, покров полутьмы. Открыто число, замер март, продлевается ноль, весна потерялась, не смеет войти в этот день: безвременье, груз високосный, зима набекрень, всё слишком, всё лишнее — гостем непрошенным, но… В нём лишнее слово — предательства сладкая власть, рождение чьё-то — три года без цифр и свечей, и лишним узлом завязалась, пристыла напасть, — но лишь в этот день ты не сгинешь в весеннем луче. А гений в квадрате найдёт пятый угол, вот-вот — он просто не знает порядок обычных вещей, подвесит квадрат за углы — пятый вниз упадёт, я спрячу тебя, унесу в приоткрытую щель, согрею в ладонях, навею обычные сны, — и ты не растаешь, тебя ещё держит зима, но мартовским стражником в стане её замер Марс, и ты оживёшь в этот миг запоздавшей весны.

249

Переходный возраст Продлевая февральские дни, возвращается солнце, март горячий и нетерпеливый целует метель — до весны облака из диковинных звёзд, из бессонниц, из дождей, поседевших в промозглой ночной маете, мастерят неустанно снежинок невиданных ворох, чтобы морок увядшей природы под снегом исчез… И к весне из натруженных туч, как из кузницы всполох, брызнет солнце цыплячьего цвета — подснежник небес. А зима всё цепляется вмёрзшими лапами в стебли, словно в снах примерещилось вечность прожить в мерзлоте, но на Масленицу ей Ярило соломки подстелит — искры с дымом из чучела зимнего будут лететь…

252

Вероника Габард (Тарновская) Лунд Ожидание Ты спишь. Твоя подушка горяча И тяжесть растекается под пледом; Округлость обнажённого плеча Соперничает с полнолунным светом. За окнами колышется с утра Луч солнца в такт отчаянной капели, И веет свежим ветром со двора, И шхунами вплывают в дом недели. Мы ждём… ждут пробуждения цветы, Ждут первые дрозды набухших почек, И ждёт земля пока зимы пласты не зазвенят ручьём февральской ночью. И каждую минуту в тишине, В глубокой тьме и бесконечной тайне Вершится жизнь, невидимая мне, Возникшая в тебе, как мироздание.

*** Февраль…Достать чернил и плакать? Нет, солнце страстно призывать! Уже река свернула вспять. Хоть за окном то снег, то слякоть, Но солнца властная печать Легла на сердце, оголила Заснувшей нежности ростки И на прогалинах цветки В порыве смелости открыла.

Не-сезон души Снова мне непогода простудой грозит со двора, И не дождь, и не снег, а какое-то странное действо; Не январь, не февраль — межсезонье включилось с утра, Декорации убраны, и ни к чему лицедейство. В этой серой мороке к чему притворяться больной? Пусть ползучая сырость свершит своё темное дело. Будет чахлое утро за толстой кирпичной стеной, Но не станет ни чёрное — чёрным, ни белое — белым. Не сезон, не сезон! На дворе и в душе не-се-зон. Все закрыты кафе, и последние убраны стулья, И душа нараспашку, поверьте, давно моветон. Она коконом спит в этом Богом оставленном улье.

Февраль-то уходит… Февраль-то уходит, уходит! Осталось нам мелочь одна: Пять дней, и зима на исходе, Синоптики знают — весна. И значит, поднимет подснежник, Как руки, свои лепестки Все к небу и к солнцу — так нежно, Как дети в объятиях — легки. Но кто-то невидимый, дерзкий В порыве холодной молвы Сорвёт дуновением резким Беретик с её головы. И та, с февралём не враждуя, Покорно подставит лицо; Подумает — для поцелуя, Но нет — для тяжёлых оков. Уходит, упрёком последним Своих неудавшихся зим, Ненужной простудой весенней Напомнив, что всё ещё чтим.

253

254

Цветы в снегу Цветы в снегу. Волнуется февраль! Летят на полотно белил остатки. Но выше небеса — прозрела даль, И солнце с февралём играет в прятки. То выглянет, все страхи растопив, Пригрев надежды радостное семя, То заморозит из последних сил, И снова на душе сомнений бремя. Но нежные воспрянут лепестки, Как только луч появится всесильный, Так наши дни весёлые близки! Художник-март эскиз наметил синим.

Дорога в Хедикос Четыреста зимних, сквозных километров На север, где скалы испытаны ветром, Туда, где мосты вырастают в тумане. Нет нас — только фары в дорожном дурмане. Нет нас, только магия вечной дороги, Нам нами витают дорожные боги; И только глаза в изумлении детском Сияют да быстро колотится сердце. Мы все — ожиданье и все — нетерпенье, Здесь нет окончанья, есть только движенье, И тень, что так резво бежит перед нами, Вот-вот обернётся лосями, волками. Здесь чудо под каждой еловою веткой, И радость открытья, как птица из клетки, Летит, и бездумное счастье возможно Без всяких причин, без конца — непреложно.

258

Марина Викторова Таллинн *** Ползут автобусы унылым караваном, косым узором чертит воздух мокрый снег, ложась в ключицы корневищ овчиной рваной. Не размыкая облаков заплывших век, кемарит город, в сны пакуются мгновенья, мелькают тени по обочинам дорог, и, провисая, ноют спавшиеся вены не приручающихся в заспанности строк. Зима. Февраль. Души чернильница скудеет, тощают чувства, испещряются слова, писать стихи сейчас — напрасная затея, Бобо стихов моих, по Бродскому, мертва. Ей не помочь. И оттого врастаю в лень я и только изредка, под натиском тревог, чуть слышным шёпотом шагну из средостенья… …Так люди мусор выставляют за порог.

*** У любви два полюса, два мира, и в одном из них, сутул и снул, слушая пастушескую лиру, пестует свою тоску Саул. Долетают звуки издалече. Если бы ему достало сил… Но в окне густел февральский вечер, и Саул лучину загасил. Лишь луна сиделкой желтоокой, проникая сквозь проём окна, освещала профиль одинокий да тоску Саула стерегла. А в другом миру играло сусло, зрели чувства, взращивался лавр, струны лиры дерзко и искусно юный пастырь всё перебирал, и любовь утраивала силу — на миру и смерть была красна — как растущим месяцем дразнила, как манила счастьем новизна! Ликовать бы впору, но взгрустнулось, от себя к себе — кругла Земля: не хватало профиля Саула да сгущённой ночи февраля.

259

260

Елена Ларина Таллинн Зима стелила дни… Зима стелила дни размеренно и среди снега и зимы скользили рядом неуверенно такие маленькие мы. И были неправдоподобны в том измеренье за окном, где, примостившись неудобно, спал божий мир некрепким сном. Тянуло снегом и духами и остывающей мечтой и где-то там, за облаками, за невозвратной пустотой писались книги наших судеб, и время сыпалось песком. Ах, если б маленькие люди могли бы хоть одним глазком…

Свитер сыну Там, где вечер прильнёт к окну, там, где зимы длинны и глухи́, в мягком кресле своём утону и вяжу свитера и стихи. Ярок свет в ночнике моём, но свеча всё равно горит и, покуда мы с ней вдвоём, шепотком со мной говорит. Телефон и лаптоп на запор — прочь из наших священных границ! И пускаются в долгий спор шёпот пламени с цоканьем спиц. Этот спор так уютен и тих, ряд за рядом, к строке строка подрастают мой свитер и стих. Шелковистая шерсть легка, лаконичен узорный ряд, нить свободно в строку легла — это, милый мой, не наряд, это, мальчик мой, для тепла. Можно сделать узор из страз или яркой обшить тесьмой незатейливый свитер мой. После, может быть, а сейчас я закрою последний рядок, после точки нажму пробел… Лишь бы впору ему да впрок, лишь бы в стужу его согрел.

261

262

Белое на белом Поверх молочного стекла, как будто вычерчена мелом, тропинка по́ снегу легла, такая белая на белом. Но почему она видна? Ведь, по оптическим законам, она, сливаясь с общим фоном, быть различима не должна? А лес под-солнечный звенел не по-земному легкострунно. Тот, кто назвал наш мир подлунным, в нём что-то недоразумел. Слепя до боли, снег блистал, соединяя землю с небом, и этот белый пьедестал нигде запятнан чёрным не был. Несла небесная ладья большой оранжевый физалис, и все законы бытия в нём растворились, и казалось, что вечер мудреней утра, что города берёт не смелость, и от добра искать добра неописуемо хотелось! И пусто место освятить, и подогнать по Сеньке шапку, и зайцев, сразу двух, в охапку схватить!.. и с миром отпустить. Всё было тихо и светло в лесу, в душе и в поднебесье, и тишина казалась песней, чьё время просто не пришло для мира звуков, и она сочинена, чтоб сердце пело и мир стоял, пока видна тропинка — белая на белом…

Сказка из книжки Людмилы Чеботарёвой «Фантазии феи Флоры»

Иллюстрации Алисы Дьяченко

267

268

269

270

Иллюстрации Юрия Сперанского

271

272

Иллюстрации Юрия Сперанского

273

Как новый вальс хорош! в каком-то упоеньи Кружилася быстрей — и чудное стремленье Меня и мысль мою невольно мчало вдаль, И сердце сжалося: не то, чтобы печаль, Не то, чтоб радость… (М. Ю. Лермонтов)

Мои благодарности Я бесконечно признательна всем, без кого эта книга никогда бы не состоялась: в первую очередь моему любимому мужу, Мише Чеботарёву, за поддержку всех моих безумных начинаний и сумасшедших идей; всем авторам замечательных февральских стихов, песен, картин и фотографий, доверившим мне свои детища; всем, кто подарил мне радость знакомства с новыми авторами.

Спасибо всем, вы все чудесные! С искренним теплом, ваша Люче

Литературно-художественное издание 16+

Вьюжень Февраль на глобусе в современном искусстве ТОМ 2

Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) Все тексты печатаются в авторской редакции Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается