January poetry, volume 1 by Luche1

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается Просинец: Том 1 «Январь на глобусе» в стихах современных поэтов. 2021. – 298 с., 16+ В двухтомник «Просинец» вошли стихи 190 авторов из 40 стран мира. «Просинец» — одно из названий января, записанное нашими предками в древнерусском календаре «Кологоде». Просинец… В этом слове явственно видятся синие небесные проталины среди свинцово-серых туч и самое сильное за всю зиму январское солнце… Слышится стук дятла и весёлое цинканье желтогрудых синиц, заливистые бубенцы под дугой русской разноаллюрной тройки и колокольный перезвон на золотых церковных маковках… Ощущается предвкушение рождественских гостинцев и святочных гаданий в надежде на не слишком суровые морозы, благодатное лето, добрый урожай и работящего красавца-суженого… И вновь звуки, краски, ароматы и чувства сплетаются воедино в разную по стилю, но всегда незабываемую, яркую, одухотворённую и утончённую лирику авторов со всего света. Составитель: Людмила Чеботарёва (Люче) ISBN 978-163752448-0 © Составитель: Людмила Чеботарёва, Израиль, 2021 © Авторы стихов, рассказов, песен и музыки © Авторы фотографий, картин и видеороликов

Просинец Январь — крыша, перелом зимы, самый холодный месяц года. Его название «про́синец» сохранилось в древнейшей русской рукописной книге — «Остромировом евангелии», которая была переписана на Руси в середине XI века, а также в Четвероевангелии 1144 года: «Мсць генъварь, рекомыи просинец». Само название просинец связано с глаголом «просиять», что относилось к светлому Яриле-Солнцу. Ему молились на капищах ведуны, жрецы и простые люди для возрождения на Земле всего живого после долгой зимы и затяжных морозов. Древние славяне просили Ярилу одарить их солнечным теплом и радостью, «вдохнуть» новую жизнь в родные края, даровать достаток и плодородие земель. После празднования Просинця 21 января холода начинают отступать, а Ярило-Солнце принимается греть землю с каждым днём всё больше и больше. В старину про «время прибавления солнечного света» после зимнего солнцеворота недаром говорили: «в декабре день совсем помер, а в январе воскрес». До наших дней дошла древняя легенда об этом празднике: предки верили, что в этот день в тяжёлое и страшное время Великого Оледенения Бог Крышень остановил смерти простых людей от холода, подарив им огонь и волшебную Сурью — напиток на меду и целебных травах, который согревается Солнцем на протяжении долгих недель, после чего передаёт своё тепло и помогает согреться людям даже в самые лютые морозы. Древние славяне считали, что именно Сурья в день празднования имеет мощную целебную силу и может излечить человека от любого недуга. Никакие лекарства, снадобья и отвары, приготовленные жрецами и целителями, не обладают такой силой, как этот напиток. В Просинец весь народ собирался на огромные пиры, где столы ломились от сыров, масла, творога и молока. Каждый в этот день приносил на пир различные яства, так как существовало поверье: если на столе в этот день богато, так будет и весь год. А если угощений будет мало, боги могут разгневаться на жадность людей и наказать их неурожаем или жуткими морозами, во время которых многие погибнут. Поэтому древние славяне всегда, хоть и немного побаивались гнева богов, чтили их в этот день.

Антонио Вивальди 1678 – 1741 Концерт № 4 фа минор «Зима» Largo. У камина. Как сладко в уюте, тепле и тиши От злой непогоды укрыться зимою. Камина огонь, полусна миражи. И души замёрзшие полны покоя. Перевод с итальянского В. Рабея

Юрий Вайсман Мельбурн *** Алексею Остудину — другу и поэту От твоей зимы до нашего лета Двадцать тысяч километров, не боле… Вдохновение — присутствие света, Онемение — отсутствие боли. Все поэты поневоле пророки Хоть в Рязани ты родись, хоть в Казани, Всё предсказано — и сроки, и строки, Мы заложники своих предсказаний. Слово липнет к воспалённому нёбу, Снова засуха на юго-востоке, Словно клювы, запрокинуты к небу В ожидании дождя водостоки. Раскалённый горизонт неподвижен, Мир положен на прокрустово ложе, Невозможно жить, но хочется выжить, Чтобы выжить — нужно сбрасывать кожу. Чтобы выжить. Но становится страшно Стать ещё одним седым эвкалиптом, Оттого ли вся поэзия наша Это наша отходная молитва?! Оттого ли по церквам, синагогам, Плачут ангелы, что нас привечали, Все мы люди, все мы бродим под Богом, Чтоб в конце пути уснуть на причале. Наблюдать как в дымке солоноватой, Обезличенное городом горе, Разбивается, как брызги заката, О ступени уходящие в море.

*** Задует свечи лунный свет Устало, буднично, неброско, И звёзды в зыбкой синеве Застынут капельками воска. И все забудутся во сне, Кто грешен был и кто безгрешен, И небеса осыпят снег, Как запоздалый цвет черешен.

Инга Даугавиете Мельбурн Зима Сначала рассыпа́лись номера Домов и телефонов. После — звуки Привычных слов. И замирали руки, Не находя… не чувствуя преград. Предметы исподволь теряли смысл, Играли в прятки. И не откликались. Рубашки становились облаками На бельевой верёвке той зимы. Последней. За окном опять метель, Ни внуков, ни детей… пустые стены… И вспоминала «расплывёшься пеной», Чему-то улыбаясь в темноте.

Не зима Taк посади — оливу и эвкалипт, Радость моя, на зависть и тем, и нам… На берегу загадочнейшей земли, Где не зима — январь, а сентябрь — весна, Где не бывает (вспомни!) в ходу монет С профилем Ильича. Или нет… банкнот! Только под осень (как тут не вспомнить снег!) Здесь алыча, представь себе, расцветёт. Воду таскай — заждалась, погляди, бахча! Солнечный луч последний ласкай, лови. На голубом глазу продолжай журчать — И растекаться о вечной своей любви К этой стране. К обозлённой, чужой земле.

Мандарины Будем гадать, что лучше — Лошадь или осёл? Кто говорит, что случай В жизни решает всё? И — никаких претензий К Господу и судьбе! В особняке на Темзе, Или в пыли (Бомбей). Нам повезло родиться (Или — не повезло). Где на парад традиций Просто не хватит слов, Дат и событий — красных — В календаре — смотри! А в новогодний праздник — (Вспомнишь ли?) мандарин… Невероятный запах Терпко щекочет нос, Солнце ползет на запад, И — в пять часов — темно, Ну, никуда не деться! Снежные декабри… В память о нашем детстве, В солнечном королевстве Я покупаю местный Праздничный мандарин.

Seasons *** Xодики на стене, подтянуть бы гири Древние мерили время совсем иначе Горстка песка — и сразу же все — другие Вновь за стеной соседский ребёнок плачет, Время скользит, убегает, идёт за нами, Перегоняет, смотрит в лицо с укором Двое деревьев туго сплелись корнями, Два силуэта застыли в кресте оконном, Город — стекло и сталь на старинном блюдце, Не повторяй «январь», холодней не станет, Двери открыть, натянуто улыбнуться — Мы опоздали. Просто — мы опоздали.

*** И кто о чём, и снова — нарасхват Слова. А ты прислушайся — в лесах — Аукаются звуки, тают листья, Дверь отворить — и осень где-то близко, И постепенно перестать молиться, И наконец-то можно забывать.

*** Выбирай, говорит, свой собственный лабиринт, А потом кружи по нему всю жизнь наугад, Принимая врага за друга и день за ночь, И когда-нибудь (веришь?) становится всё равно, Понимаешь, что каждому овощу — свой сезон, Свой дракон — герою, а парусу — горизонт, А в конце (или в центре) — свой собственный Минотавр, Под названием старость.

Из письма Дождь — и в Африке дождь, понимаешь ведь, как ни крути Этот старенький глобус — всё те же названья и пятна. Подставляю ладони, считаю до… до десяти, Закрываю глаза. Снова запах ромашки и мяты, И ещё — подожди — невозможный, неведомый звук — …Открываю глаза. У парковки автобусы — лентой, Я уже третий год — не поверишь — спокойно живу, Не читаю газет, сплю без снов и почти без таблеток, И на каждого хватит потерь. Время года — зима. Сделан выбор — держись, повторяй каждый день — «забываю!» Дождь и в Африке дождь, а у нас, на экваторе — май, И не думай, что было бы лучше и легче… Едва ли.

Залман Шмейлин Мельбурн *** Есть ещё безхозные места — Без компьютера, без электричества. Мне бы подгадать в такой гектар, Затаиться, как в коробке спичечной. Наколоть, сложить в поленницу дрова — Звонкие, душистые, сосновые, Завалиться с книгой на диван, Отрешившись от всего хренового. А потом заснуть мертвецким сном, Безмятежным, как бывало в детстве. Пусть бушует вьюга за окном И спешит с подарками Сильвестр. И тебе найдётся место здесь — С пяльцами, с семилинейной лампой. Сладко пахнет дрожжевой замес, И собака чешет ухо лапой. Двор обветренный на стыке двух эпох. Я не пьяный, я немного выпимши. Для своих, естественно, — не плох. Для чужих, возможно, что и лишний.

Фото Михаила Чеботарёва

Виктор Клыков Вена В крещенские морозы Ночь темна, только звёзд свет. Новый Иерусалим тих и нем. Только в нашей избе жизнь. Я лежу, но только к тебе ток дум моих. Я выхожу, к тебе подхожу. Ты не спишь, ждёшь. Тебя нахожу во тьме. Мы на крыльце. Ночь освещает луна. От неё светится снег бел. Хрустит чист, искрит звёздами. Мороз крепок, но жар твой Растопит мороз любой. И так шесть ночей и дней. Мне казалось, я всех сильней. Мне казалось, я всех красивей, Если ты со мной, забыв всех.

Виктория Пошотян Ереван Новогодний снег В танце белый снег кружит, Всё вокруг белым бело, Время в Новый год бежит, И надеждой одаряет, Чтоб со старым всё ушло, Что душа забыть желает, Добрым, светлым замело, Новый — пусть счастливым станет!

*** …Новогодних праздников финал, Сказка — раз в году, не бесконечна, Будней суетливый карнавал, Продолжает жизни ход беспечно, Ёлку бережно в коробку уложив, С каждою игрушкой — по желанью, Будто по секрету сохранив, В сердце исполненья ожиданье… Год промчится, Новый год придёт — Ёлку, словно душу, наряжая, Выпустим мечты опять в полёт, Сказку детства снова оживляя…

Елена Шуваева-Петросян Ереван Рождение Марии Дочери В январе до тебя лили злые дожди, По ночам гололёд и туманная вязкая муть. Осторожной походкой пыталась пройти Я туда, где рождается мать и меняется суть. Вдаль смотреть… «Не смотри, — мне шептали волхвы. — Крепче стой и сияй, ты хрустальный волшебный сосуд». Я стояла и пела, и трескались льды На реке Оруэлл. И крещенский забытый приют Распахнул свои двери: ты, дева, войди, Окунись в эти воды — Христова Креста Благодать! Окунись же и миру младенца яви И почувствуй: отныне навечно ты Женщина-Мать. ….. В январе до тебя лили злые дожди, По ночам гололёд и туманная вязкая муть. Я прижала ребёнка Марию к груди, Белоснежным ковром расстелился наш радостный путь.

На следующей странице: Елена Шуваева-Петросян «Армянский монастырь Дадиванк. XII – XIII вв. Зима», акрил, 50х70, январь 2021

Галина Андрейченко Минск *** В январском море длюсь и стыну И напрочь вывернуты ноги, Плетёт хрустальную картину Паук в холодной синагоге, Которой пасмурная рана Перегрызает город Глупов, И домотканые туманы Сползают с лестниц и уступов. И вечер, приложивший ухо К земле и к музыке ступеней, Мою упрятанную руку Зовёт в театр прикосновений. Или не вечер… Некто свыше, С неосязаемой планидой, Плывёт, почти никем невидим, Роняя шёпот. Только слышу: Хохочет ветер придорожный, Ушедший в люди страж острожный. Любовь — растасканные зёрна, Росток, прорвавший кручу праха… Ступая в ночь, мы оба в чёрном, Переодетые в монахов.

*** Посвящается Ф.Кафке Деревня стлалась с выжатых небес В нетающие происки сугробов. Поникла ночь и в окнах свет облез, И мерил голод зимнюю утробу. Дорога врёт то в гору, то с горы — И сверху, и внизу проклятый замок, А колея вконец убитых санок Летит туда, где сходятся миры. И вновь разрыв, и бездна навсегда, И улицы наотмашь позабыты. Сугроб глубок, в нем сгрудилась вода, Голодных глоток визг и немощь сытых. …А замок пал, вселенский и ничей, Расколами кровавых кирпичей.

Михаил Баранчик Минск *** Вот снова снег — зима берёт разбег. Снежинки, как шальные, вьются стаей. А я ловлю губами этот снег — Как-будто счастье второпях глотаю. Зима-растрёпа бешеный вальсок Вновь заказала Дедушке Морозу. Снег, отдохни немного — хоть часок. Хоть мне и не страшны зимы угрозы. Кружит зимы шальная карусель. Так намело, что не растает к маю. А я в сугробах рою свой туннель — Как будто путь к свободе пробиваю. Куда пойду, свободный от оков, Я сквозь сугробы, вьюги и ненастья? Спешу в страну Сбывающихся Снов. Спешу в страну Несбыточного Счастья. И пусть туда дорога нелегка, Путь замело, замёрзли все протоки. Но счастье — есть! Ну что же, а пока Меня зима целует нежно в щёку. Пусть счастье ждёт за тридевять земель — Упрямо я торю к нему дорогу. Кружит зимы шальная карусель… А счастье, может, рядом — за порогом.

Искусственная жизнь Наверное — зима. Хоть дождь стучит в окошко. На полочке сидит искусственная кошка. В искусственном меду искусственная пчёлка. А в комнате стоит искусственная ёлка. Искусственный снежок на ветках не растает. Искусственность давно Реальность подменяет. И каждый новый год — феерия безумства. Искусственная жизнь, искусственные чувства. В искусственных телах вскипают на контрасте Искусственный оргазм, искусственные страсти. В те игры не играл. Любить — так чтоб до гроба, До вылета в астрал, до крика, до озноба! И если выпал снег — по пояс непременно, И чтобы печь топить берёзовым поленом. А если счастье вдрызг — не подбирать осколки, И Новый год встречать у настоящей ёлки. Пусть шторм трепал корабль — остался целым остов, И где-то ждёт меня судьбы заветный остров. И ты меня там ждёшь — наверное, скучаешь. Ты приготовишь грог. А можно — просто чаю. …Горит на кухне газ — сиреневое чудо. А я живу сейчас — и больше жить не буду. И все мои мечты, как призраки, растают, Ведь остров мой, увы, давно необитаем. И на душе пестрит заплатка на заплатке, И нам с тобой не жить на острове в палатке. А мне считать любовь разменною монетой, Как вечному жиду бродить по белу свету. И я уже боюсь, что отдан на закланье Искусственности чувств придуманных желаний.

Январь нового года Я так истосковался по зиме, С метелями, морозами, снегами. Я знаю — ночью ты придёшь ко мне, И даже снег не скрипнет под ногами. Ведь ты придёшь во сне, не наяву. Напомнив мне о том, что было с нами. Придёшь, забыв про сплетни и молву, Метельными, завьюженными снами. Я так истосковался по тебе — Но от тоски я точно знаю средство. Я помню – ты была в моей судьбе. И снег горстями ем — как в давнем детстве. Стою один средь снежной кутерьмы, И верю в то, что ты меня любила. Вновь все кривые линии прямы — Такая геометрия дебила. И мне опять по городу бродить, Метелям чувств в ночи искать управу. А тот, кто думал «быть или не быть», Наверно, прав. Да мы с ним оба правы. Иду без шапки. И в душе весна. На снегопад я вовсе не в обиде. Ведь седина под снегом не видна, И снег на седине почти не виден.

Маргарита Богданович Минск Сон в зимнюю ночь Под пальцами бётся жилка Беспомощно, беспощадно. Приснилось, что жизнь — копилка, Хранящая, что не ладно, Не важно, не плодоносно; Обрывки, ошмётки, крошки… Стою, причитаю слёзно: — Вот рожки кому да ножки!.. Купите! Но если нет, так Я просто отдам задаром. А мне наломайте веток Вон там, в лесопарке старом, Где лавочка у дороги, Зимою лыжня и хохот; Отчаянно мёрзнут ноги, Когда вы обуты плохо, Когда вы в снегу по шапку, И белые, ватой, брови… Стоять без движенья зябко, И в пальцах не слышно крови. Вся кровь поместилась в щёки, Пылающие кострами. И смех, до небес высокий, Как будто вы в зимнем храме. И лишнего ничего ведь, Чтоб легче лететь под горку. Ещё белоснежна совесть, Ещё за себя не горько.

А сон потихоньку длится, И лесом подушка пахнет, На ветках растут синицы, И рифмы в моих стихах нет, И ритма, зачем он нужен В осенний, промозглый холод… Я жду, что замёрзнут лужи, И снег упадёт на город, Пока же по межсезонью Гуляю под звон трамвая… Сердито гоню спросонья Оживший микроб вай-фая.

Январь нового года В антресолях есть коробка, Где хранится реквизит: Шарик там, печально-робкий, Боком лопнувшим хрустит; Бесконечная гирлянда И кукушкин дом-часы, Зайцев дружная команда И Снегурка без косы. Дед Мороз, набитый ватой, Деревянный посошок… Бесконечно виновата, Позабыв тебя, дружок!

А давай пойдём под ёлку! Только я тебя сперва Обниму, стряхну иголки, И лица коснусь едва. Серебристый мятый дождик Мы распутаем сейчас… …Слышен топот быстрых ножек, В щёлку смотрит хитрый глаз! Это я к себе из детства В платье праздничном бегу! На подарки наглядеться, Как и прежде, не могу! Пахнут бабушкины плюшки, Дед в очках читает «Труд». В полку убраны игрушки, В доме праздничный уют. Мандаринка золотая И хрустальных рюмок строй. Мама очень молодая, Папа очень молодой… Мир стал юным в одночасье! Что мне надобно ещё? И таким беспечным счастьем Пахнет мамино плечо…

Немного о северном олене Я здесь живу, в краю лихих ветров. Всё вымерзло, однако я здоров, Пью снег и ем волшебный серый ягель. Тут шастают туристы налегке, И говорят на птичьем языке. Такие бестолковые, бедняги. Закончилась колючая пурга. Стою, закинув на спину рога, Монументальный, гордый и могучий. А сполохи небесного огня В восторг приводят древнего меня, И мне смотреть на небо не наскучит. Каюр, готовя загодя осто́л, Позвал меня, а я не подошёл. Вздохнул погонщик — всё ему понятно. Но человечья тёплая рука Погладит уважительно бока, И это удивительно приятно. Галдят туристы, изо ртов парок, Им скоро возвращаться в свой мирок И долго помнить о полярном круге… А мы про них забудем через час. Клянусь волшебным ягелем, у нас И мысли нет зазимовать на юге.

Зимнее В одночасье закончилось лето без глупых страданий и мук. Между стёкол сухая коллекция ос и замученных мух. Деловитая, к нам на зонты осень прыгнула сразу. Я тебе не обязана, ты мне вдвойне не обязан. Оба знаем: обязанный — связан, а мы за свободу рук! Но с пустыми руками — обидно до чёртиков. Замкнутый круг. Сна мне не было больше ни ночью, ни днём; канул в лето покой. Уток хлебом привычно кормила, но после махнула рукой На дожди, на тебя. И на уток. Нет смысла и толка. Поищи меня сам, если хочешь, ведь я не иголка В необъятном стогу. Я колючая. И не бегу, смотри! Просто так получилось: где остро снаружи — там остро внутри. Но однажды настал белый день, и погода упала на мир! По-щенячьи морозец погрыз покрывало тумана до дыр. Я услышала: синью звеня, небо яростно пело! Небо было пустым и безоблачным — в этом всё дело. Мудро выпала ядрами суть из орехов, плодов лесных. Год замкнулся. Заснула вода, и застыла земля до весны. Знаешь, в сердце моём так тепло; и зимой продолжается жизнь! У меня закрома тёплых слов и объятий — ты только держи! Соли, чтоб обязательно съесть, два положенных пуда, И посуды запас, чтобы бить! — бьётся к счастью посуда. И без счёта свечей для ночей, барбарисовый сладкий чай… Бедный мой, не замёрзни. Храни тебя бог. Прощай.

Инесса Ганкина Минск *** Свежеотмытое, хрустящее и накрахмаленное первое утро года. Довольный разум медленно потягивается на кушетке будущих планов. Кто-то наверху милосердно улыбается солнечным лучом. Год обещает временное бессмертие — длящийся сегодняшний день.

*** Промокшие ноги домов наследили в новогоднем городе. А всему виной загулявший дворник-мороз, из мятого кулька Рождества рассыпавший леденцы надежды. Ах, устало-поникшие санки, ждущие прошлогоднего снега. Он растает в третьем тысячелетии. А пока длинные уши страха торчат телевизионной антенной. Я, пожалуй, запущу в экран собранием сочинений. Весёлая кутерьма осколков плавно осыпается молчанием.

*** Барду Елене Фатневой, которая 6 января в Минске исполнила композицию, посвящённую жертвам Холокоста

Рождественским вечером, в мире, заполненном светом по случаю рождения еврейского мальчика. (Ах, как давно это было в городе хлеба…) Рыжая смешная хулиганка совсем невпопад по открытым сердцам, ожидающим чуда, семейной историей о старом сарае. Кто её помнит? Жестоковыйные предки и даже грудные дети, так похожие на младенца в яслях. Так похожие, что их можно отправить в печь по известным законам о расовой чистоте… А потом умилиться по случаю Рождества и даже зажечь свечу. В этом мире случаются вещи, несовместимые с жизнью.

Чёт-нечет 1 Вкус горячего шоколада — послесловие Рождества. Повседневность всегда права, и не жди от неё награды. Но как странно, забыв обо всём, в промежутке между делами вдруг зависнуть над облаками с «Джингл Беллз» в кофейне вдвоём. День и миг, наполняя дрожью, обнимая тебя в прихожей и делясь не ложью, а ложкой, где-то в мире большом и сложном… Сладость с горечью — голова не в ладу с календарной датой, вкус солёный, кислый и сладкий — послевкусие Рождества. 2 Не сезон, гостиница, пустота… Побережье выплеснулось дождём. Не резон надеяться и мечтать, Не любовь — не прожитое вдвоём. Не улов — порвалась пустая сеть. Невесомый смех — даже камни лгут. Не игра — родиться как умереть, безнадёжно сетовать на судьбу. Не сезон, гостиница, скрип дверей. Ни вчера, ни завтра… «Уйди!.. Не смей!..»

Татьяна Жилинская Минск Бездумье (январский триптих) Растерянность Это прекрасно — сделать в порыве шаг. Будем сегодня вместе с тобой дышать И в унисон, и в розницу, и в мороз… Холод, снежинки, улицы… капли слёз… Горьких и сладких. Искренность синих глаз. Это неважно. Если бы раз… хоть раз Взять угадать с метелями на двоих. Кто мне поможет… Случай тихонько сник, Ткнулся в ладони упрямою головой… Кто мне поможет, боже мой, боже мой…

50 «Я» Это дикое «Я» никогда, никогда не найдёт Ни дороги, ни времени. Нет перспективы пространства. Неосознанность вечна. Его постамент — постоянство, Крепко вбитое в мысли, поступки… навязчивый код. Ты должна, ты всё можешь. Пример, образец. Для кого? Для чего эти хрупкие линии рук нежной песней… С каждым мигом, увы, «Я» становится всё интересней, И не портит фасад даже временем впаянный горб Всяких странностей, фобий, укладов, уставов… Внутри Всё гораздо сложнее — расчёты сменились на чувства. Приручить это «я», ё-моё, посложней, чем искусство Стройных правил Цермело* и групп беспорядочных Ли*.

__________________________ * Эрнст Фри́дрих Фердина́нд Церме́ло (нем. Ernst Friedrich Ferdinand Zermelo; 27 июля 1871, Берлин — 21 мая 1953, Фрайбург) — немецкий математик, внёсший значительный вклад в теорию множеств и создание аксиоматических оснований математики. * Алгебры Ли — раздел высшей математики: тригонометрические функции. Авторы — группы Н. Бурбаки́.

Бездумье Бездумье моё волшебное… В его безмятежном шелесте Прозрачные ноты воздуха. Отчаянно, дерзко, сказочно Рябиновый свет качается С мелодией соучастия. Ласкается тонкой кисточкой Бездумье, светло и истово… Спешит поцелуев воинство… Пощада ему несвойственна. И время молчит завистливо.

За хлебом Небо со злости плюётся снегом, Думает, гарь фейерверков глушит. Я в магазин выхожу за хлебом, В шапку-ушанку запрятав уши. Бабкин платок, намотав на шею, Напоминаю себе бандитку. Пальцы в карманах окоченели Крепко сжимая экспресс-кредитку… Хватит на что ещё? Три банана! Буду их ночью успешно кушать, Да сочинять эпилог романа Про продавцов и конечно — души… Небо колдует. Ни быль, ни небыль… Злится, а хочется — взгляд невинный. Я тороплюсь в магазин за хлебом, Жутко рискуя упасть на спину. Бух! Получилось в сугробы с пухом. С неба летят хризантем охапки. Я потихоньку снимаю шапку, Слушая вечность замёрзшим ухом.

Ирина Карнаухова Минский р-н, г.п. Мачулищи Мороз Мороз решил покреативить Одним январским зимним днём: Украсил изморозью дивно Пролесок яра, водоём. Как будто в беленьких беретах Все сосны-модницы вокруг. А ёлки — в платьях для балета — Готовы вальса сделать круг. Идёт девчушка и ладошкой К щекам притронется опять. Текут слезинки: дед Морозко Их выжимает — не унять! Одна мечта сейчас — о лете: Ресничек чёрных быстрый взмах. Хозяин здесь — колючий ветер: Шумит в деревьях и кустах.

Стужа Ощетинился лес, как щётка, От январской крещенской стужи. Дятел азбукой Морзе чётко Сообщает прогноз. И дружно Разбежались зверьки по норкам. Ну какая в мороз охота? Снег вокруг — ледяная корка. …Только людям идти на работу.

Елена Михаленко Минск Сочельник Сочельник. В доме вымыла полы, Поставив точку суетным заботам. Смешались запахи корицы и смолы С щемящим ожиданием чего-то… Стол белоснежной скатертью накрыть, Как будто снегом — зябнущую почву. Боязнь вместить. И страх — не ощутить То чудо, что свершится нынче ночью…

Рождество Земля накрылась тёплым одеялом, Чтоб переждать ветра и холода, Но вдруг на тёмном небе засияла Таинственная дивная звезда. Проснулись горы и поля, внимая чуду, Ночь ожидала с трепетом зарю… C Востока шёл уж караван верблюдов — Волхвы несли дары свои Царю. Повсюду люди ни о чём ещё не знали, Вершили повседневные дела, Но ангелы к ним с Неба поспешали, Неся благую весть: «Заря пришла! Родился нынче на Земле Мессия, Простым Младенцем в мир явился Он». Их слышали лишь пастухи простые, И в трепете спешили на поклон. А в тесной маленькой пещерке Вифлеема, Среди овечек, осликов, волов, Свое Дитя качала нежно Дева, Благословляя этот жалкий кров.

Сочельник Святки. Скоморохи, хороводы, Суета нарядных площадей. Пёстрое гулянье для народа. Ель блестит гирляндами огней. Показалась неосуществимой Как-то вдруг наивная мечта: Посреди толпы, бегущей мимо, Разглядеть рождённого Христа. Сердце сжалось, будто от потери, И молитва, словно крик души: «Боже, помоги моему неверью! Приобщиться к Чуду разреши!» Кто-то прикоснулся вдруг тихонько. Оглянулась: прямо за спиной Прижимала мать к себе ребёнка, Поиграть решившего со мной. В белой шубке, в шапочке пушистой, Озорной румянец на щеках. Увидала свет небесночистый Я в его смеющихся глазах. Стало сразу всё легко и просто. Над мельканьем пестроты земной Разглядела в ясном небе звёзды. «Господи! Спасибо! Ты — со мной!»

Александр Морозов д. Филипаны, Гродненская обл. Не ангел В январе в квартире разбираем ёлку, Шарики — в коробку, мишуру — на стол. И печально с ёлки сыплются иголки Покрывая хвоей деревянный пол. Нет уже на ветках дождика и шишек, Круглых мандаринов и больших конфет. Что это под ёлкой? Я присел и вижу — Спрятался под ёлкой шоколадный дед! Я просил конкретно Дедушку Мороза, Подарить мне ве́лик, шарик голубой, Но нашел под ёлкой два молоковоза — Видимо, у деда что-то с головой… Может быть жестокой жизненная проза, Мы с тобою ангелы, не всегда, увы… Съел сегодня голову Дедушки Мороза — Пусть теперь живёт без головы.

15 января Её постновогодняя судьба, Увы, печальна — время скоротечно… Игрушки отправляют в короба, А ёлку в печку — ничего не вечно. Ещё вчера блистала мишурой И яркими мигала огоньками, А через час окажется золой, Сгорев дотла и нам оставив память. Нас ценят до тех пор, пока нужны… В совок сметаю колкие иголки. Увы, мы все не более ценны, Чем эти догорающие ёлки…

Январская зарисовка Иду по полю (не по минному), Вокруг снежинок хоровод. Здесь жизнь спокойная и мирная Вокруг размеренно идёт. С женой сегодня детство вспомнили — Осуществить смогли каприз. Как будто озорные школьники, С клеёнкой в лес и с горки вниз. Здесь тишина стоит такая — Ни шороха, ни ветерка. На лапах елей снег сверкает, Он не осыпался пока. Жена, как белая овечка, Мы оба с ней — снеговики… Теперь, как в детстве, возле печки Из шерсти сушатся носки.

Вернисаж Ирины Новиковой Минск

Зимний портрет

Крылья ангела

Елизавета Полеес Минск *** Январь. Мороз. Тоска и скука. Какая долго тянется разлука С теплом! Как тут набраться сил, Когда весь белый свет не мил? Застыли ивы, липы, клёны, Нет листиков на них зелёных, Чтобы порадовали глаз. И добрых чувств иссяк запас. А во дворе — одни лишь галки Ведут друг с другом перепалку, Такую древнюю, как мир, Как быт, затасканный до дыр. И до весны — ещё путь дальний. Сбежать на юг? Укрыться в спальне, Чтоб злую вьюгу переждать?.. Как надоело тосковать, Смотреть, как ширью заоконной Дни улетают птицей сонной! Я знаю множество примет: Тем дням назад возврата нет. Но раз уж жизнь дана нам свыше, То ничего тут не попишешь. Не повернётся время вспять, И — можно только побеждать, И можно только лишь бороться За небо, за закат, за солнце, За тишину, за Божий свет, За дни, каким возврата нет.

*** Ноченьки стали пусты и тихи, В городе ватном. Если в душе вдруг иссякли стихи, Кто виноват в том? Ветви деревьев окутал мороз Хваткою грозной. В том, что любовь нашу кто-то унёс, Плакаться поздно. Коркою жёсткой врезается наст В землю седую. Жаркий огонь, обжигающий нас, Ветер задует. Можно и так коротать свою жизнь — Стылой ледяшкой. И золотые слагаются из Жалких медяшек. Хватит надолго разменных монет В чётком дней строе… Только пронзит остывающий свет Сердце живое.

Январь И снова сказка — Новый год, и вновь — надежды, и радость водит хоровод тепло и нежно. И светлые мечты живут под ёлкой каждой, и белые снега метут почти отважно. Но скоро праздник убежит, как будто не был. И будем снова дальше жить под синим небом, и о несбывшемся грустить всё реже, реже. И ткать продолжат Парки нить, как ткали прежде. Ах, как хотелось, чтобы всё всегда сбывалось! Но краток новогодний сон. сильна усталость.

Мария Розумко Минск Зимние желания Пересмотрела все стихи вчера, Так много в них об осени, природе. Но почему-то зимняя пора Унынье, скуку на меня наводит. Ведь, кажется, такой красивый мир: То дождь идёт, то в белых блёстках вечер. И зажигает фонари факир, Считая дни до новогодней встречи. Решила я всё наверстать сполна, Раздать зиме подарки и награды. На белоснежных вытканных холстах Всё разложить, что нам для счастья надо. Вселить надежду, веру и любовь. Плеснуть глинтвейна в золотую чашу. Наколдовать волшебный ритм шагов. Раскрасить Новый год цветной гуашью. И написать шутливые стихи, Добавив сцены зимнего фольклора. А под Звездою пусть тепло звучит Мелодия Рождественского хора.

Очарованье зимнего вечера Сумрак таинственный, день убывающий, Ярко горят фонари. Свет из окошка призывно мерцающий Искрой вечерней зари. День новолуния, небо подлунное, Звёздная россыпь вдали… Зимнего вечера повесть ажурная Белой от снега земли. В инее ветви вокруг серебристые, Время жемчужной поры. Кружева белые, кружева чистые, Сказочной феи дары. Тени воздушные, с ветром скользящие, Лёгких качелей полёт. Белые хлопья над ними летящие, В небе ночном хоровод. И тишина, словно эхо хрустальное, Тихо над миром парит. Слышится, слышится музыка дальняя В ветре и шуме ракит. Тайной окутана ночка глубокая — Время целебного сна. Смотрит в просторы земли одинокая В небе бескрайнем луна.

Виктор Хмарук Брест *** Крещение. Таинство января. Снег на деревьях искрится. Раннее утро. Песнь снегиря. Воздух морозный клубится. Крещение. Колокольный звон. Завораживающее мерцание свечи. Накрытый стол. Убранство икон. Ванильный аромат из печи. Крещение. Волшебные сны. Поддержкой небес заручаюсь. Мы все пред Богом равны. В источник святой окунаюсь…

Марина Шадуя Брест Старый Новый год Смешались запахи ванили, Лимона, рома и корицы, Везде, как в старом водевиле, Из песен, смеха вереницы. Но скоро замелькают титры, Окончив праздник новогодний, И потускнеет слов палитра, Но не сегодня, не сегодня. И мы почти на автомате Толкаем речи, шутки, тосты О нашей скудненькой зарплате, О новом в интернете посте, О том, что любим и любимы, О том, что жизнь — большая сводня… Мы завтра станем уязвимы, Но не сегодня, не сегодня. Мы не готовимся к финалу, Он сам придёт без приглашенья, Но на столах мало-помалу Съедаются все угощенья… На две недели растянулся Весёлый праздник новогодний. Пора в работу окунуться, Но не сегодня, не сегодня…

Мне снился сон Мне снился сон. В нём не было меня, А было небо — сто оттенков сини, И свора белых маленьких щенят Крутилась вихрем снежным в середине. Они играли и толкались всласть С таким задором, что летели клочья! Белёсой шерстью покрывалась гладь Полей и рек. А лес казался строчкой Слегка вальяжной (писарь, знать, чудит). Здесь день и ночь похожи на близняшек: У них один, на зависть всем, прикид — Шубейка с окантовкой из стекляшек… Не утихала шумная возня — Щенята Зиму вдоволь баловали… Мне снился сон. В нём не было меня. Да и нужна я там была едва ли.

Татьяна Шульга Брест *** Снег так скрипел поу́тру под ногами! Курились крыши стройными дымами. Все в розовом, клубились облака. Дома в снегу завязли, как присели, Кляня позавчерашние метели. И радовались, что — ни ветерка!

*** На ветви голые дерев ложился снег. Ложился, словно плат иль оберег. Ложился, словно на душу слова. И плыли, как невесты, дерева…

*** Деревенька посыпалась к речке горошком. Да завязла в снегу и по-зимнему дремлет. Ведь течёт по особому время в деревне. Даже если курьерский мелькает в окошках…

*** Я ехала в гости к друзьям! А вышло — к глубоким снегам. А вышло — к заснеженным елям. К березкам в седой канители. К нарядным — с порошею — крышам, Что белыми ды́мами дышат…

*** Среди морозов — передышка вышла. И снег скрипит так весело, так слышно, Как будто бы — за стужи злую проседь — Зима, стыдясь, у нас прощенья просит…

Александр Мельник Льеж *** Черепичные крыши ласкают взгляд, только кто бы ответил, на кой мне ляд этот вписанный в дождь городской пейзаж, если я в нём от грусти впадаю в раж? Это раньше дремучий таёжный край вызывал в черепушке моей раздрай, а теперь, на густую смотря толпу, вспоминаю петляющую тропу да натуру дурную свою корю за июльские страсти по январю и за то, что зимой повернул свой руль в этот чистенький после дождя июль.

Елена Асатурова Черноморец

14 января Ёлка не убрана, сыплет иголками на пол. Тонкие ветки согнулись от ярких шаров... Вот и январь загрустил и тихонько заплакал, К этим капризам природы совсем не готов. Пахнет в подъезде опавшей еловою хвоей, Кто-то отпраздновал и распростился с мечтой. Я выпускаю голубку сегодняшним Ноем, Чтобы найти Арарат — но единственный, свой. Я не усну этой ночью, неправильной, долгой. Буду голубку свою в ожиданье стеречь. Старого нового года сметая иголки, Я растоплю ими нашу остывшую печь. Сгинет январь, полузимний, дрожащий, неверный. Снимут гирлянды, на солнце надежды тая. Вырвется жизнь, как звезда, из мучительных терний, Берег отыщет — я верю — голубка моя.

Музыка январских штормов Январских штормов песни, Будто органов фуги — Ступенями лунных лестниц Синкопы бегут в испуге. И с каждым ударом волны Выносят с глубин на сушу Мусор и пену, словно Свою очищая душу. Звёздный подкрался вечер, Гасит оркестр прибоя Симфонии Гайдна свечи. Тёмной завесой скроет Ночь и песок, и тину И унесёт с собою… Мёртвых дельфинов спины Выгнуты, как гобои… Январских штормов горечь Подобна глотку абсента. И я не прощаюсь с морем, Играющим мне крещендо...

Рождественская ночь Зажигаются в храмах свечи… Долог путь от яслей до креста. В этот тихий январский вечер Славим все мы младенца Христа. Если веришь и ждёшь подарка — Подставляй, не боясь, ладонь. Скоро вспыхнет на небе ярко Вифлеемской звезды огонь И согреет, и путь укажет. Снег искрится, как серебро… Невесомо мне в руку ляжет Из чьего-то крыла перо. Неслучайна Его подсказка. Эта ночь — само волшебство. Если веришь — приходит сказка, Как приходит к нам Рождество.

Мишура Мне не спится опять до утра. Строки путают ямб и хорей… И летит, и летит мишура С пожелтевших еловых ветвей… Затихает к рассвету Москва, Этот город бессонных ночей, С переулков гирлянды сорвав, Отключив звездопад фонарей. В гулком чреве пустого двора Вьются в кокон обрывки газет… И летит, и летит мишура Ускользающих в прошлое лет… Дворник машет усердно метлой, Разгоняя вчерашнюю блажь. И, как вирусом, болен Москвой, То ли гость он её, то ли страж… Нас дурманят чужие ветра — Отголоски не наших побед. И слетает с души мишура В новогодний похмельный рассвет…

Žana Coven Sarajevo – Milano

Januarska ruža Jutros Latice moje najdraže ruže Stegle se U grču glavicu spustila Ledenom laticom Kao mekom rukom Lice je sakrila I kao od srama Uz trn se pripila Zemlji se Povila

Жана Ковен Сараево – Милан Январская роза Ранним утром Любимой розы лепестки Съёжились, Как от тоски. К долу голову склонила С ледяным Лепестком, Роза милая с шипом, Чтобы мягкою Ладонью Защитить бутон лица От морозного венца. Перевод с сербско-хорватского Марианны Соломко

Лидия Григорьева Лондон *** Январь — не лучший месяц для любви. И заморозки чувств и заморозка… Темно, как в проруби! И хоть в трубу труби — Не будет слышно даже отголоска.

Тоска по снегу Как много красоты в заброшенной аллее: и снежные цветы, и вьюжные лилеи, молочные стога, вся в белых перьях липа — глубокие снега, любимые — до всхлипа… И негу, как нугу тянуть. Как конь телегу сквозь мир тащить тугу: свою тоску по снегу. Мочалить бечеву страданий — до момента, когда влетишь в Москву из захолустья Кента. Во все концы видна (и Гоголю из Рима) страна, как купина, стоит — неопалима. В заиндевевший дом войдёшь (следы погрома), любовию ведом (как Пушкин из Арзрума). Смирись и не базарь: живёшь, не в гроб положен, хоть и один, как царь, (и как в Крыму — Волошин). Количество пропаж спиши на Божью милость. Вокруг иной пейзаж — всё видоизменилось: от Спаса-на-крови и до владельцев новых на Спасско-Лутови-новых лугах медовых.

*** Без покрова́, без крова, бродят меж горных сёл розовая корова и голубой осёл. Буря ли рвёт и мечет, валом ли снег валит, птица ли прощебечет, голубь ли прогулит, выйдут ли из схорона, выслав вперёд гонца, белая ли ворона, чёрная ли овца — все не стоят на месте, всякий любому рад, все соберутся вместе у Вифлеемских врат. Эти незлые звери. в пагубе и гоньбе, братья мои по вере, разуму и судьбе.

Канарские острова Вот мы делим уже и январь на куски, словно бы каравай. Хватит солёной тоски! Сладкого нам подавай! Чтобы солнце не пряталось за горизонт заполдень перевалив, дайте нам южных красот и негу в тени олив! И чтобы долгий морской закат переходил в зарю. Именно этот рекламный плакат — дайте! Благодарю.

Борис Фабрикант Борнмут, графство Дорсет *** Этот пограничный переход посреди земли стоит в глуши, проходи, открылся Новый год, новый номер в паспорт запиши. Хочешь год прибавь, а можешь — три, оторвись от высохших забот, что-то надоевшее сотри, или оторви наоборот. Затолкай ненужное в мешок и оставь, плотней закутай грудь, подбери надёжный посошок и шагай вперёд куда-нибудь. Новый год случается зимой, свежестью такой с небес пахнёт, что шлагбаум, старый и хромой, тоже на прощание махнёт. Широко откроются глаза, не узнаешь ничего кругом и, счастливый, поглядишь назад. И домой воротишься бегом

*** Шёл, в зимних сумерках светлея, Прозрачный ватный снегопад, Лёг длинный след сквозь снег аллеи, Не возвратившийся назад. След можно приписать любому, Всё снегопадом заметёт. Он вёл домой? Увёл из дому? Прохожий сам не разберёт. Из тёплой комнаты глубокой Пропавший след и снегопад — Всё кажется таким далёким, Как много лет тому назад. Слетает снегом звёздный шёпот, Засыпан город, дом и область. Меридианы, взявши в щепоть, Качают глобус

Нина Баженова Штраубинг Снег идёт Всё приходит постепенно, Как должно оно идти. Дни уходят, несомненно, По особому пути. Славно ночи покрывало Нас укроет в тёмный час. Острым холода кинжалом Потревожит сердце нас. И умрём. А может, ветер только скажет нам, Прости. Будет тихо на планете Снег по-прежнему Идти.

Вернисаж Нины Баженовой Штраубинг

Юрий Виткин Гамбург Январский ангел Январь и пляж, Казалось, несовместны, Как гений и злодейство Меж собой… Тот мальчик в валенках И с санками, ровесник, остался в детстве… И с иной судьбой… Январь и пальмы, Есть ли в том причуда? Ветра и солнце, Привкус брызг волны… Розовощёкий мальчик Машет мне оттуда Лопатка, варежки С подтяжками штаны… Январь, январь Мечты, собранья, планы… Летим к экватору И жаждем тишины… Пустыни, горы, Пальмы и лианы… Вино, веселье!… И в тревоге сны… Снежинки, снег Над городом из детства… Джем-сейшн Саксофонов-фонарей… И ангел варежкой Мне машет по-соседски, В ушанке спрятав Нимб своих кудрей

Бэла Иордан Розенхайм Январское Январь без снега — вовсе не январь. Без лыж, снеговиков и детских горок. Нахохлился, как хворый ворон, город, грустит в недоуменье календарь. По всем прогнозам — радостей не жди, морочит выкрутасами погода. Зенит зимы. Но бредит время года — в окно стучат осенние дожди. Плащи… Пальто… Одежда невпопад… Эй, кто там наверху? Насыпьте снега! И, словно крик души услышав, с неба обрушился на город снегопад.

Зимнее утро В объятьях зимы просыпается утро… Деревья обсыпаны сахарной пудрой, расстелена пышного снега перина, на елях — из белых мехов пелерины. Усердно старается бледное солнце на небе замёрзшем протаять оконце, и тянутся по́ полю ровные строчки бегущей куда-то лыжни-одиночки. А в ельнике дом, будто сказочный терем, веночком еловым украшены двери, расчищены тропки, растоплена печка, и снежная баба как страж у крылечка.

*** Окно открою утром январю, дыханью свежевыпавшего снега, От лиха и несчастий оберегом в свой дом впущу морозную зарю. Осветит белым снега чистота, овеянная утренними снами, и день январский первыми следами начнётся, словно с чистого листа.

Ночной мираж Стоят крещенские морозы, январь от инея седой, зимы, насквозь промёрзшей, слёзы блестят прозрачною слюдой. А ночь как будто ирреальна в покрове снежной белизны, и свет струится инфернальный от перламутровой луны. Скользят таинственные тени, плывёт мистический мираж, и полон призрачных видений крещенской полночи пейзаж. Припомнишь Гоголя невольно, зловещих призраков… но тут пробьют часы на колокольне — и чары мистики спадут.

Ледяные колыбели В небо — голые скалы, будто содраны скальпы, череп с хищным оскалом — ухмыляются Альпы: «Кто там рвётся к вершинам, Как в объятия рая?» — и навстречу — лавиной, смельчаков погребая. Эхо тяжко застонет, тёмно-синие ели скорбно ветви уронят к ледяной колыбели. Снегом след заметает — не отыщут останков… Улыбается Память в чёрных траурных рамках.

100

Гея Коган Бремен Тот январь Январь то хрустел крахмально, то жирно чавкал, словно предупреждая, что движутся перемены, а я считала: она идёт на поправку, ещё день-два — и больничные рухнут стены. Вернётся апрель, где рукою подать до лета, каким ни пришло б оно: мягким, палящим, стылым… Ведь так не бывает, чтоб мама была — и нету, такого я даже представить себе не в силах. Мне горло сдавило, как будто схлестнулись вожжи, былые невзгоды — такая, по сути, малость… Я даже заплакать сумела намного позже — так горе выжгло до дна, что слёз не осталось. Был прочий мир отгорожен оконной рамой, и даже знать не хотелось, что там за нею. Январь чёрно-бел, как могильный гранёный мрамор, и я прихожу на кладбище — и каменею; но вновь научилась жить и бывать счастливой, усталость порой запивая вином иль чаем. Живое — живым, как твердили мне справедливо. Проходят годы, лишь тот январь нескончаем.

Январи В четвёртом январе так пахло в доме елью, и капал стеарин на тёплый ватный снег; день весело блестел сосулькой карамельной и таял за щекой, и новый брал разбег. В четырнадцатом — дни на цыпочки вставали, листки календаря тянула вниз рука, чтоб в огненной пурге кружить на карнавале и с лёгкостью парить над синим льдом катка. Грозя теченье дней разбить водоворотом, чтоб всё — на новый лад и ничего, как встарь, без стука и звонка входил двадцать четвёртый, в обрывках мишуры обманчивый январь. А дальше — глуше блеск, ровней сердцебиенье, стояли январи то в стуже, то в дожде, и праздничный наряд, очнувшись в мыльной пене, грустил по чудесам, которых нет нигде. Льняное полотно — не скатерть-самобранка, но тем щедрее ставь на стол всё, чем богат. Ещё один январь заступит спозаранку и терпкий хвойный дух вернёт тебя назад. В смолистой полумгле я спрячу хрусткий свёрток — привычки детских лет дороже нам вдвойне, когда придёт ещё какой-нибудь четвёртый, мой солнечный январь в морозной седине.

101

102

Зимние радости Зимнее утро теплом не обласкано. Сонная щурится лень. К низко повисшему солнцу январскому лепится синяя тень. Холодом стёкол дыханье оплавлено. Капли смахнув рукавом, видишь, как чадо твоё своенравное черпает снег сапожком. Да не тревожься ты, всё образуется, смелется — будет мука. Малые дети потом образумятся, пусть порезвятся пока. Нашей мольбою грехи их отмолятся. Время ускорит свой бег. Не позабыли б, как весело колется свежий, сверкающий снег, как выбегали они, бесшабашные, не опасаясь хвороб, и штурмовали отчаянно башенный, выше их роста сугроб. Может, затем и давались нам в младости, как неразменный запас, милые глупости, зимние радости, чтоб их припомнить сейчас.

103

Посленовогоднее (1 января) В мусор — огарки. И ёлку убрали, Не дознаваясь родства; Но, как обычно бывает вначале, Чем-то надежда жива. Мир заоконный привычкам послушен. Отликовал и притих, Только на миг оглушённо разбужен Блеском и треском шутих. Стылость ночная по стёклам стекает, И оплывает ледок, Как пузырьки в запотевшем бокале, Кожей бежит холодок. В комнате утром прохладно и пусто, Снедью горбатится стол, А календарь целомудрен до хруста И первозданно тяжёл. То, что друг другу, спеша, пожелали, Что загадали вчера, Весело тает, как льдинки в бокале: Света и звука игра. Всё, что прошу я серьёзно и строго — Мир очагу и жилью. Сами мы выбрали эту дорогу, Ношу и чашу свою. Вытянут жребий — и надо бы вроде Жизнь принимать без прикрас, Но — до поры, когда вновь новогодье Голову вскружит на час.

104

Музыка В курортном зале маленький оркестр. В окно глядится белая дорога. Открытый вход. Полно свободных мест. Сказать точнее — занятых немного. Подходит кто-то и, не сняв пальто, не углубляясь в ряд, садится с краю. Чуть слышный шёпот: «Хорошо играют!», но до конца не досидит никто. Войдут другие, словно невпопад, на звуки потянувшись мимоходом, а на дворе январская погода: то солнце, то обильный снегопад. Не гений, но отнюдь не дилетант, он на хлопки поклоном отвечает, а в перерыве губы греет чаем и дышит на ладони музыкант. Не так ли мы играем жизнь свою, как сверху посылаемую пьесу? Чуть с любопытством, меньше — с интересом внимает кто-то, севший на краю. Лишь маленькая группка близких душ подыгрывает слаженным оркестром. Пусть среди них немногие маэстро, по силам их и реквием, и туш. И кажется, что далеко финал, что мы ещё своё не доиграли, пока, невидим, не возникнет в зале кто музыку нам сверху диктовал.

Эмилия Песочина Ольденбург Рождественское утро Ночь стеклянных сосулек Отзвенела на ветках… Созерцаешь красу ли И какую отметку Выставляешь, наш Отче, Сотворённому миру? Ты, рождественской ночи Драгоценное миро На чело наносящий Тёплым прикосновеньем Солнца раннего, аще Дашь нам упокоенье Колокольных сопрано Золотым переливом Под небесной охраной Сил твоих терпеливых, Не наказывай строго Нас, смешливых и глупых, Хоть и узришь ты много Через божию лупу… Душу плотно укутав В беззаботную внешность, Мы тоскуем. Тоску ты Замени нам на нежность, Безнадёжность — на нимбы Расцветающих радуг, Чтобы верой храним был День беспечного чада… Но безмерную милость Удержать на весу ли? Солнцем переломилась Ночь стеклянных сосулек…

105

106

Тоссаta Токкатою токует в кирхе Бах. Год окончательно прошит и свёрстан, И меркнут католические звёзды На ливнем огорошенных столбах. Летит с небесных потолков извёстка, Но в тёмных лужах тонет светлый прах. Пространство между туч залито воском Луны, И тонкоструйная полоска Луча стоит недвижная впотьмах, Как незажжённая свеча. Берёзки Далёкий ствол белеет папироской Загашенной. В ночном стекле киоска На миг застыл и отразился плоско Объёмный и вибрирующий страх Перед подобной пляшущему монстру Рекламой пива, тушею громоздкой Висящей на электропроводах. Витрины в голубых вечерних блёстках Старательно подсвечивают слёзки Дождя и бриллиантов, а в глазах Труся́щей мимо дымчатой барбоски Горит тоска всех брошенных собак. И вечер, как подвыпивший слабак, Валяется с улыбкой на губах На грязном привокзальном перекрёстке. …А в кирхе всё тоскует бедный Бах. *toccata — прикосновение (итал.)

108

Безмолвное Во мне такая тишина, Что никакой январь не громок — Со льдистой поступью потёмок И криком ветра у окна. Ни парка ураганный крах, Ни скрип печали деревянный Не вхожи в кубик мой стеклянный, Затерянный в немых мирах. Но серебристая пора — Нужда ли ей до речи плеска, Когда в алмазных перелесках Луною начата игра?.. И ток блаженства переменный Переливается сквозь грань Прозрачной призмы, где гортань Атавистична и смиренна, И не шевéлится под нёбом Смущённый отдыхом язык. А небо цвета электрик Шлет волны снежного озноба, И в напряжении поля Ждут из мерцающей пустыни Молниеносной синей стыни, Чей острый и смертельный взгляд Так притягательно невинен И так готов испепелять…

109

Искрится ярче хрусталя Моя хрупчайшая твердыня… Созвучья лунные на гранях И тонких рёбрах бытия Соломкой ломкою стоят… Ах, если б только знать заране, В какую сторону земли, От неба вряд ли отличимой Ночами зимними глухими, Свет преломлённый постелить… Но все кристаллы тишины Давно позвёздно сочтены…

110

Михаэль Шерб Дортмунд Январь На хлипких санках маленький январь: Ушанка, шарф, потресканные губы. Земля теряет волосы и зубы, А в небе спорят киноварь и гарь. Медлительны и слишком горячи Глотки глинтвейна в веточке трахеи. Воняют краской рёбра батареи, И чашка гаснет, как огонь свечи. Январь играет с выводком котят, Он так далёк от совершеннолетья! На круглых щёчках — сакуры соцветья, В ладоши хлопнет — мотыльки летят. Клеёнка сложена и влажной тряпкой вытерт Широкий стол, похожий на кровать. Я в шею захотел поцеловать Тебя, но шею облегает свитер. Январь, я оказался не готов К твоим зрачкам, прицельным как мишени, И ангелы высоких напряжений Слетают в небо с голых проводов.

Татьяна Шмитц Райнберг Загадывать снега Мы не закончимся ни снегом, ни бесснежьем… Крылом вороньим новый силуэт Рисует одиночество прилежней Тех пресловутых вечных сотни лет. Не тронув белизну апофеоза Невылепленной начатой строки, Окажется всего — цена вопроса Не в спешном отдалении тоски, И не в метели, что не в колыбели Баюкает оплаченные дни, А просто мы с тобою так хотели, Чтоб снегом убелённые огни Пускай не нам, но всё таки светили, Вдоль улицы рассеивая грусть, Чтоб мы с тобою по следам ходили, И чтобы лёд дарил нам звонкий хруст. Но может быть, не там мы и не с теми, Чтобы себе загадывать снега́. В моей ладони тает и темнеет Прозрачная солёная вода.

111

112

Январь Как будто не с горы, а в гору Везёшь обветренный январь, И кажется — вершина скоро, А под ногами — сплошь янтарь Обледеневших листьев блеклых, Застывших в слюдяной кружок, И средь воспоминаний беглых Мелькнёт, что и себе мы лжём. И дальше свой январь толкаешь По незаснеженной земле, Как будто ты свой день вращаешь К тобой заслуженной зиме. Возьми, согрей меня в карманах, Хоть я никем не прихожусь. Вдруг снег посыплется, как манна, И я тогда тебе сгожусь. Везти на санках дни-недели Вдвоём и легче, и верней. И мы бы разделить сумели Несладкий привкус январей.

113

Темень Только опустится темень, глядишь — внутри, Как беспризорные дети, слова толпятся. То отмахнёшься от них, то в конце строки Выстроишь лесенкой, дав бубенцы паяца. У ледяного шёлка январских снов Такая упругая гладкость, что даже страшно. Кварцевый снег, изменённый на сто ладов, В розово-белый ложится эскиз карандашный. Длился минувший год, как туннель глухой. Не угадаешь, что та́м, выныривая в просветы. Каждый с собою наедине, имхо, Верил последним неновостям интернета. Каждый любил повторять, улучив момент, Неправоту остальных отодвинув важно, Бывало и хуже, и этот чудно́й фрагмент Исчезнет когда-то, будто бы воздух влажный… Считаешь до ста, отгоняя ночную тьму, Новых историй захочется, пышек пресных. Я расскажу тебе, если сама пойму, Как медленно грусть растворяется в наших песнях.

114

Ирина Юрчук Ольденбург Первое. Январь. Снег коснулся век. Снов обратный ход. Двадцать первый век. Двадцать первый год. Первое. Январь. Пение начал. Только б не сорвал Голос сгоряча. Только б не робел, Помня о былом, Только бы сумел Через бурелом. Только б заглянул К Богу на бегу И не утонул В пагубном снегу. Только бы запряг Праведных коней, Только б выбрал, как Проще и верней. Только б указал, Где гнездится свет, Где весны вокзал, И покоя нет До тех пор, пока Дрогнет соловей, И моя рука Не уснёт в твоей. Времени разбег, Снежный тихоход. Двадцать первый век. Двадцать первый год.

Снег по-немецки Снег по-немецки — шнее*… Что может быть слышнее, Чем шёпотное слово заиндевелых губ? Метели чёрно-белой Нет никакого дела, Чьи судьбы затерялись в сиреневом снегу… Снег по-немецки — шнее… Что может быть важнее, Чем дальнего рассвета манящее крыло, Чем в скаредные ночи Гадать, что день пророчит, Ждать, сколько бы сквозь пальцы воды ни утекло… Снег по-немецки шнее... Что может быть страшнее, Чем память без пробелов, прицел весны в висок? Закрыта сна заслонка. Лишь времени воронка Мутит водовороты, накручивает срок… Снег по немецки — шнее... Что может быть смешнее, Чем примерять снежинки на шляпы фонарей, Сдувать минут пылинки, Со старой грампластинки Да обрывать надежды цветных календарей? Снег по-немецки — шнее… Что может быть нужнее Не каменного сердца, каминного тепла?.. Карминна утра рана, Лет камерных сопрано Из окон вырываясь, летит под купола… Снег по-немецки — шнее... Что может быть яснее, Чем свет в конце тоннеля сквозь толщу бытия, Где счастья курам на смех Отмерено нам наспех И где река тобою питается моя?..

115

116 Снег по-немецки — шнее… Что может быть нежнее Касаний неумелых снежинок по щекам, Их таянья в ладонях Да в заводях бездонных Перепелиных взоров, глядящих сквозь века?.. Снег по-немецки — шнее... Что может быть вернее, Чем в горнем белополье тропинку протоптать И под небесной манной С одной звездой карманной По облачным сугробам бежать к тебе опять… Снег по-немецки — шнее… Поэты, не краснея, Заврались, что дождёшься, когда отважно ждёшь Богоугодной встречи. Темнит двуликий вечер, Молчит, но я-то знаю: снег по-немецки —дождь… __________________ *Schnee — снег (нем.)

Мимо Миг обтекаем, время мнимо... Снег падает куда-то мимо, Свет хлопьями идёт ко дну. И задувают тишину Зима длиною в ночь одну И эта ночь длиною в зиму...

121

Нани Сариду Александруполь В детстве Я в окно смотрю, на крыши в хрустале… Огромный ком приближается всё ближе, оседает за стеклом с гулом… Двор в зверье из плюша и подушках, спит газон, смят периною лебяжей и накидкой льда. На нём птичий бой ребячьей стайки, ненатужный смех. Стрелой к ним сбегаю спозаранку и тону в пыли мучной. Шубой северного мишки станет бурое пальто, раскраснеется мордашка, от галактики кружащих снежных тел. Со скрипом сказку сапоги допишут до зычных окриков мамаши: «Всё! Пора! Иди домой!»

На фото слева Ставрос Вакуфтсис, 8 лет (сын Нани Сариду)

124

Гурам Петриашвили Тбилиси

Рисунки В. Нагаева

125 На главной улице Маленького города росли высокие деревья. И летом и зимой на них чирикали воробьи, неугомонно перелетая с ветки на ветку. Один воробышек всегда опускался на самую нижнюю ветку и разглядывал прохожих. Мимо шли люди. Разговаривали, смеялись, иные даже читали на ходу и натыкались на встречных. Одни медленно прогуливались, другие озабоченно спешили куда-то. Кто-нибудь из прохожих замечал на ветке воробья и дружелюбно махал рукой. Для воробушка это было самой большой радостью. Он срывался с ветки и весь день весело прыгал и щебетал. ...Однажды в холодный зимний день воробей, как обычно, сидел на нижней ветке. Приподняв воротники, мимо торопливо шли редкие прохожие — не до воробья им было. Подмораживало, ветер кружил снежные хлопья. А воробей сидел, терпеливо дожидался чьей-нибудь улыбки. И не почувствовал, как коченеет. Но вот в глазах у него потемнело, и он упал с ветки. Долго лежал воробышек на снегу. Он едва дышал и замёрз бы, наверное, но на улице показался почтальон. Он кончил разносить письма и спешил домой. Почтальон подобрал воробья, отогрел дыханием и посадил в свою пустую сумку. Вернулся почтальон домой, осторожно опустил сумку на стол, открыл её и... И выпорхнула из сумки яркокрылая птица невиданной красоты! Человек изумлённо смотрел, как летала по комнате чудесная птица. Потом спохватился: где же воробей? «Может, выпал?» — подумал он и хотел пойти на поиски, но тут птица зачирикала, и почтальон догадался: это воробей стал таким прекрасным! «Но отчего? Что особенного в моей сумке, почему воробушек так изменился?» — недоумевал он. Заглянул в сумку — в сумке пусто. «Ладно, не всё ли равно, откуда она взялась»,— решил он, открыл форточку и выпустил птицу.

126

— Лети, пусть любуются люди, пусть радуются! И летала по Маленькому городу чудесная птица. Увидят её люди и забывают о своих заботах и бедах. Проводят взглядом и улыбнутся. Иной прохожий, чемнибудь расстроенный, шёл, понуро глядя себе под ноги, и не замечал дивной птицы. Но птица следовала за ним и запоминала дом, где он жил. А ночью залетала к нему через окно, опускалась у изголовья спящего и начинала петь. На другой день человек просыпался весёлым. Смотрел на себя в зеркало и изумлялся: — Неужели это я? На улицах Маленького города всё чаще раздавался смех. Почтальон уверял всех, что это в его сумке воробей превратился в чудесную птицу. Ему, конечно, не верили, но и не спорили с ним. Люди посмеивались и говорили друг другу: «Пусть хвастает. Главное, что в нашем городе есть такая диковинная птица, а как она появилась и откуда, не всё ли равно...» Но однажды утром птица исчезла. Напрасно простояли горожане весь день на улице, напрасно глядели в небо. Наконец кто-то вспомнил, что видел птицу вчера на вокзале: она следовала за очень печальным человеком и влетела за ним в вагон. Долго ждали люди птицу, но не возвратилась она. — Что ж, наверное, и в других местах есть люди, которых надо утешать,— говорили они друг другу. Но пусто и скучно стало в Маленьком городе без прекрасной птицы. Тосковали без неё горожане. И вспомнили тогда почтальона... Может, он правду говорил, может, воробей в самом деле в его сумке превратился в чудесную птицу? У дома, где жил почтальон, выстроилась длиннющая очередь. Кто голубя принёс, кто — скворца, ещё кто-то пришёл с дроздом, чтобы посадить в сумку. Но не менялись простые птицы, не становились они волшебно прекрасными.

128 — Хвастун ты, обманщик! — говорили рассерженные горожане. Однако почтальон не терял надежды и не слушал насмешек. Придёт с работы домой, бросит в сумку крошек и вынесет на веранду. В сумку залетали птицы! И почтальон терпеливо ждал: может, вылетит из неё чудесная пестрокрылая птица. Но чуда больше не случалось. Много, очень много ночей провёл почтальон без сна, думая о птице, и понял: утром сумка его наполняется письмами. В письмах — радости и горести, надежды и желания людей. И в сумке остаются следы человеческих настроений и обращаются в звуки. Музыкой полна сумка почтальона! И от этой музыки простая птица становится волшебно-прекрасной. Но услышать эту музыку дано лишь тому, у кого такое же любящее сердце, как у маленького воробышка.

132

Нина Гейдэ Мельбурн Прощание с новогодней ёлкой Нет картины грустней в январе: ёлку, словно подбитую птицу, снег заносит в пустынном дворе. К ней никто не приходит проститься — ни малыш, что с восторгом смотрел на зелёные крылья в разлёте, ни отец его, выбравший ель, чтобы пышность игольчатой плоти изменила пространство вокруг, разом вытеснив скуку и леность — и возникло мелькание рук, подносящих гирлянды и ленты, мишуру и цветные шары, ангелочков, забавных зверушек. Только правило есть у игры: мимолётное чудо — разрушить.

133

Помнит ель, как с неё серебро торопливо сдирали и злато, как сломали плечо и ребро, волоча по ступеням куда-то. Да о ёлке ли, право, рассказ, что купили зимой на базаре — фее детских забав и проказ в разнаряженной праздничной зале? В каждый вновь народившийся год будет сердце от жалости ёкать, если взгляд невзначай упадёт во дворе на забытую ёлку. Тяжело в темноте, пустоте, не спасённой игрушечным раем — умирать ей одной на кресте, как, угаснув, и мы умираем.

136

Ирина Авраменко Нетания А в январе А в январе — начало года, Зимы холодная метель. Озябнув, тихая природа Постелит белую постель. Замёрзнет или нет — не знаю — В реке прозрачная вода. И лишь надежда, умирая, Рождает новую всегда. И год промчится слишком быстро, Чтоб что-то в жизни изменить. И новый снег, кристально-чистый, Над нашим миром будет плыть. А в январе — начните снова Любить, смеяться, жить, мечтать, А о плохом, прошу — ни слова, Чтоб кто-то смог счастливым стать.

137

В Симферополе снег В Симферополе снег, замело мою улицу, Детский парк в белоснежную шубу одет. И снежинки, летя, с фонарями целуются, Навсегда исчезая в мелькании лет. Снег капустой хрустит аппетитно и весело, Смело топчет его молодой человек. И ведёт в никуда бесконечная лесенка Из вчерашнего дня в наш стремительный век.

Однажды… Однажды в наш город под вечер Случайно зима забрела. Холодные белые свечи Везде, где хотела, зажгла. На плечи уснувших каштанов Набросила снежную шаль. И сразу запахло обманом, И сразу возникла печаль…

138

Игорь Бяльский Текоа Хорошая погода Алле Широниной Раннее лето. Январь. Голые ветки в пыли. Только белеют, как встарь, горние горы вдали. А в межсезонном низу хмарь городская дрожит. Солнце слепит этажи, всё обещая грозу. Этих безумных щедрот, наоборотных примет здешний не видел народ, может быть, тысячу лет. И никакой старожил не прояснит ничего. Даже не хмурит чело, если и помнил — забыл. Что ему метеоблажь? Разве он сторож зиме? Весь его жизненный стаж во всепогодной чалме. В прорву сощуренных глаз кануло столько чудес… Что календарь, если здесь Азия в душах у нас?

139

Даже спустившись в метро, у электронных часов чуем остывшим нутром краденой вечности зов. Даже в подземном раю, где красота и уют, до электронных минут временность чуем свою. Словно примчались вдогон верхних миров колера, выцветив каждый вагон: хочешь не хочешь — пора. Мрамором блещет перрон, свищет состав голубой. Мне до прощанья с тобой только один перегон. И улыбнувшись легко, выдохнешь: «Брось городить. Не заходи далеко — скоро тебе выходить».

140

Людмила Ворожищева Хайфа Сонет Земля истосковалась по дождю. Иссохла в ожиданье и томленье По трепетным его прикосновеньям, По влажным поцелуям на ходу. Хотя характер у него — не мёд: То заворчит, то громом разразится, То прилетит на чёрной колеснице И молнией безжалостно хлестнёт…. Сын Неба, избалованный безбожно, Порывистый, колючий, ненадёжный, Обнимет — и умчится в пустоту… Но только с ним — восторг и вдохновенье, И каждое его прикосновенье В ней пробуждают жизнь и красоту.

141

*** По дороге, как на лодке, На такси плывёшь. Беспрерывную чечётку Выбивает дождь. Этой пляске в ритме степа Краю не видать. Прохудилось, видно, небо, Некому латать. Над разбуженной лагуной Струи пролегли, Как натянутые струны С неба до земли. Всё, что крылось за углами, Смоется, стечёт, И упругими зонтами Улица цветёт.

*** Автобус — мой временный дом. Поспешно его обживаю, Осколок уютного рая В густом неуюте ночном. (Но нет постоянства и в нём.) Автобус — мой временный дом. Сойду по ступеням пологим В январскую сырость дороги. Автобус исчез за углом, И нет постоянства ни в чём. Размерен мой временный путь Во временном зыбком пространстве И суетна поиска суть. Когда небеса призовут, Тогда обретём — постоянство.

142

Ефим Гаммер Иерусалим Сибирский вариант 1 Ртутный столб скончался от мороза. Задохнулась наледью река. Солнце на людей взирало косо, как взирало, может быть, века. Что века нам, если мы робели и от солнца прятались в очки. На заиндевелой параллели ветры зажимали нас в тиски. Но спасенье мы искали в книгах. С днём сегодняшним искали связь. Самиздат проглатывали лихо, копировку делали, таясь. Заходил у нас порою ум за разум. Что там книги, если глубь и суть человека мы читали без подсказок, стоило в глаза его взглянуть.

2 Это был на диво стылый день. В розовом кругу ютилось солнце. В снег вгрызалась человечья тень — будто бы в снегу она спасётся. Кедр стонал. Кряхтел седой олень. Дед Мороз простудно шмыгал носом. Это был на диво стылый день. День, когда готов довериться прогнозам. Но прогнозы врут, как врёт наш календарь. Всё — обман, и жизнь — сплошная лажа. Трубка. Пиво. А весна? Как жаль, о себе она не помнит даже.

Вернисаж Ефима Гаммера Иерусалим

143

146

Илана Городисская Беэр Шева *** На улице ветер несёт горы пыли, Дождя пересохшая жаждет земля. Так я ожидаю, чтоб мне позвонили Те, с кем мне отныне общаться нельзя. Мне кажется, что, голоса их услышав, Я непринуждённо отвечу, как встарь, Не припоминая о ссорах давнишних, Насыщенных бурей, как этот январь. Любимые люди меня не оставят, Когда я открою им душу свою. Наверное, сами с трудом понимают За что меня кинули в мёрзлом краю. Ведь были ж близки мы, как братья и сёстры, Делились и солью, и сахаром дней. Нельзя же былое отринуть так просто, И сделать друг другу гораздо больней! Надежды, надежды… Я знаю: всё даром! Друзей унесла обстоятельств волна. А я, со своим откровения жаром, Смутила их вольные жизни сполна.

Борис Дадашев Ашкелон Январь в ближневосточном варианте Зима, почти с приставкой «анти». В каком-то смысле он бунтарь — В ближневосточном варианте Непредсказуемый январь. Искристый солнечный фломастер, Природы лучший визажист, Чудит с утра — весенней страстью И светом наполняет жизнь. Но вскорости, на взмокшем ветре, Примчалась облачная взвесь, Мол, грусть осеннюю примерьте, Она естественнее здесь. Забарабанил дождь по крышам. Затих. Потом опять пошёл. К полудню снова солнце вышло — Глоток весны на посошок. И вновь осенние осадки — Январь, как будто в западне. И день теряется в догадках Какой сезон ему родней.

147

148

Кедровник (Зимний этюд) Рассыпав снежные белила вдаль удалились облака. Скупое солнце не сулило тепла, и день не намекал на что-нибудь вразрез сезону. Ну разве что, кедровый лес смущал, глаза зиме мозолил — своею зеленью он влез в пейзаж холодный, чёрно-белый… Нет, не нарочно искушал, да что он мог с собой поделать?! — Вечнозелёная душа.

Зима демисезонная С погодой в прогнозы играй или нет — Бал правит она — что резонно. Замечу вам: зимы в Израиле, Как правило, демисезонны. Такая невнятность не догма, нет — Бывает, зима и сморозит… Но, в общем-то, нечто подобное: Осенне-весенние грозы. Союз между вирусом лени и Хворобым ближним востоком — То ветры — при низком давлении, То дождь зарядит — при высоком. Симптомы наглядней, пожалуй, днём: То пасмурно, то светлеет, То в холод бросает, то — в жар её. Всё ясно — зима болеет. Зиме закругляться пора. И мне — И я не буду назойлив. Замечено: зимы в Израиле, Как правило, демисезонны.

Любовь Знаковская Тверия Тверия. Январь Что это? Не лето, не зима. Не весна, не осень — непонятно! Тверия. Январь. В его объятья Распахнулись окнами дома. В праздники и будни прежних лет Что-то небывалое приходит: В Тверии творится время года, Для которого названья нет. Вдох — как поцелуй «Алиготе», В выдохе — то жарко вам, то зябко… Эфиопы ходят в зимних шапках. Марокканки «носят» декольте. Солнечный проказник Покемон Даже в дождик с неба не уходит, Но вдали серебряный Хермон Хмурится — грозится непогодой. А в ромашках синий небосвод Не даёт забыть о знойном лете. Тверия. Январь. И новый год Третьего уже тысячелетья…

149

150

Тоска по снегу Я скована недвижностью зимы. Мне не сорваться, не уехать ныне, И белый пар на воздухе остынет. И мимо, мимо поезд прогремит. Взмахнёт рукой счастливый пассажир И молча прокричит слова привета, И уплывёт в далёкий дивный мир Из снега белого и голубого ветра. Тоска по снегу белому пришла, Застала в слякоть, в дождь, в столпотворенье… Не знаю я, где прежде я была, Но вот стою в дверях стихотворенья. О снеге я сейчас вам расскажу, Как если б он лежал у вашей двери… Но торопитесь видеть: ухожу К другим таким же, где ещё не верят. Тоска по снегу белому пришла, По белому в полосочку блокноту. Мгновение — и вот я у стола. И — прочь тоска! Ко мне — моя работа.

Марина Кантор

151

Реховот Январское Машет усталый январь полукрыльями пальм. То ли песчаную взвесь от лица своего отгоняет, То ли прядёт мягкий пух облаков-горностаев, Вяжет шарфы заболевшим, продрогшим домам. На тротуарах последнего ливня следы, Местные зимы снегами, увы, небогаты. Кто объяснит, в чём же я пред тобой виновата И отчего не вкусны больше старых смоковниц плоды? Сеется в серые сумерки странная смесь Капель дождя и белёсых невзрачных кристаллов. Кто-то спланировал мир по неверным лекалам. Хуже всего, что ещё не закончен процесс. Что нужно сделать, чтоб снова ты стал молодым? Может, как в детстве, прочесть на ночь добрую сказку? Или развесить гирлянды на тёмных развязках? Как? как из сердца изгнать прошлогоднюю стынь ?

…Полдень. Сочится целительный солнечный мёд В трепетно ждущие света оконные соты. Знаешь, январь, меня жутко знобит отчего-то… Нет, я здорова. До старости всё заживёт.

*** Как лёгок станет синий в январе. Как лёгок станет синий, и, наверно, Захочется воскреснуть. На дворе Привычная осенняя инертность. Оцепенение — тебе открою дверь, Мне по душе твой леденящий омут. Скольжение по синему — и вверх. И лужи в небе тонут, тонут, тонут.

152

Наталия Козловская Беэр Шева *** Я этим снегом сейчас очищусь, Им причащусь. Я этим воздухом возвышусь, Им надышусь. За дивным летом, прекрасным летом Моих коней, Я не услышу скрипа залётных Моих саней. Пушиста бела, нежна несмела Снега краса. Могу я въехать вот так с разбега И в небеса.

Алла Кречмер Нетания Снег идёт Снег идёт, небесный странник, Гость с летучих облаков: Светлых зимних дней посланник, Образ ускользнувших снов. Он в паденье тихо тает, Кружит в воздухе сыром, До земли не долетая, К нам спускается дождём. Этим перевоплощеньем В серо-белых нитей вязь Обозначено паденье, Но летят снежинки в грязь. Вместо белого простора Тот же мутно-серый тон. И глядит земля с укором На туманный небосклон. Ждёт она преображенье Царства снежной белизны. А снежинки лёгкой тенью Залетают в наши сны.

153

154

Искусственная ёлка На искусственную ёлку я взираю равнодушно. Полагаю, что без толку вешать на неё игрушки. Украшать дождём блестящим, и гирлянд повесить нити. Мне тоскливо в настоящем, и его хочу забыть я. Отмечать бы по старинке, так, как в детстве — сердце просит. Дед Мороз, шары, снежинки из бумаги папиросной. И подарок в целлофане, в нём зефир и мандарины. Я нашла бы утром ранним среди бус и серпантина. Годы жизни пробежали, путь потерь мной пройден долгий. Ах, как зябко в тёплой шали мне одной сейчас у ёлки. Грустно мне, но всё же ветки я украшу мишурою, Может быть, зайдёт соседка и отпразднует со мною?

Январь Тосклив январь — начальный месяц года, Хоть радоваться надо новизне. Мне ни к чему от прошлого свобода, И предсказанья недоступны мне. Покинул старый год мой дом без плача: Он был всего лишь временным жильцом. Как мог, он нашу жизнь переиначил, Наобещав всего перед концом. Он вывез скарб — и нужный, и ненужный; Остался мусор, и на дне души Поспешно тают снеговые лужи Всех недомолвок и привычной лжи. И вот январь к нам квартирантом новым Пришёл, боясь переступить порог. Весь хлам с души лопатою совковой Собрал, но сразу выбросить не смог. Не помогли ни вина, ни веселье, Ни выходные много дней подряд. Уже флажки цветные улетели, Но не закончен вечный маскарад. Так и живём, и рядом с обновленьем Остался мусор, что за много лет Внутри скопился вслед душевной лени, Установив поступков трафарет.

155

156

Виктория Левина Ришон ле-Цион Подкова В Дудутках белорусских в январе ковал кузнец подкову на удачу. Он здесь посланник гордый, не иначе, цивилизаций прошлых на земле! Он Прометея сын и брат огня. Меха огонь в горниле раздували и в крошечную кузницу едва ли вмещали наковальню и меня. Но гнуть подковы — дело силачей и кузнецов, и фокус экстрасенса. Я ж здесь, чтоб в атмосфере декаденса обресть подкову. В стане басмачей где дней моих проходит караван, в стране песка и моря, войн и неги, играют роль такие обереги немного большую, чем просто талисман.

В Дудутках «Дудутки» — Музейный комплекс старинных народных ремёсел и технологий, в 40 километрах от Минска

Мёд, солёный огурец, водка из пшеничной браги (от мороза, для отваги), снег и блеянье овец. Столяры, гончар, корчма, ткань льняная, наковальня, здесь живёт обычай дальний, что хранят в себе дома. Раздувай меха, кузнец, куй подкову на удачу из нутра печи горячей, дыма чёрного колец! На подковки полукруг нам январь нанижет иней серебра застывших линий снега белого вокруг. Разгоняй, возница, воз, хоть лошадка старовата! Разрыхляет снега вату крепкий утренний мороз. Чай из сбора летних трав, хлеб горячий, сыр домашний — обновляй мне ген вчерашний зимней свежестью забав! Положу в карман пальто счастье с пыльной наковальни и уйду дорогой дальней в припорошенном авто.

157

158

Приют Елене и Моджабу, моим неожиданным друзьям в снежную ночь в Ереване

Это был нереальный альпийский приют, меж землёю и небом приют альтруистов, где, глаза прикрывая, под домбру поют и лежат, как в кровати, в мешках альпинистов. Это был фантастический ужин в котле на шестом этаже в современной квартире, под густую метель, как в лихом январе, под тепло и добро в неиспорченном мире, где друг другу под стать, все друг другу равны, где границы условны и щедры подарки. И вливается голос «запретной» страны в жизнь мою задушевным общением ярким. Я запомню тебя, тёплый остров в метель, Ноев плот у подножья вершин Арарата! Был мне кров, был мне плов и дощата постель, и последнего яблока плоть сладковата.

Ариэла Марина Меламед Маале Адумим *** Сиренью посыпать слова И уходить в пески… За горизонтом — острова, А кажутся — близки. И вот, закатами укрыт, Идёт верблюд туда, Где синева, сирень, арык И ходят поезда… Где Новый год молчит о том, Что лето на дворе, Что сколько этот суп с котом Продлится в январе, Что мы не знаем, и увы, — Когда-нибудь, тогда Бывали мы с тобой «на вы» В какие-то года. За горизонтом — новый день И синяя звезда, Ты платье новое надень И к речке у моста, Туда, где светится судьба, И куст, смотри, горит, А там, ну да, трубит труба И что-то говорит…

159

160

*** Вроде снова Новый год за стеной. Синий иней, синий сумрак ночной, Синий конь бежит, и смотрит звезда, Как растают, ну вот-вот, — холода… Крыша ходит взад-вперёд ходуном, Наполняются бокалы вином, Удивлённо повернётся сюжет, Как случайно подвернётся манжет. Белым облаком январь сентябрю Что-то пишет, что-то я говорю… Синей птицей прилетают слова, Ах, как кружится опять голова…

*** Тихий ангел пролетел в вышине — Это кто-то вспоминал обо мне. У окошка до рассвета курил… Он когда-то мне взаправду был мил. Разговорчив, как дурак-воробей, Неуживчив, словно горный орёл, Недоверчиво к полуночи брёл, И всех прочих был мне ближе людей. Приходил январь июлю взамен, Мы взлетали, не вставая с колен, Что ли сон, а может быть, волшебство… Да не помню я почти ничего.

161

Лея Моин Ашдод Январь в Израиле Привет, январь! Ну, как тебе живётся, в стране, где солнце — летнему под стать, где всё цветёт, где каждому даётся почувствовать природы благодать? Ну что, январь, попался ты в ловушку? О Снежной королеве не мечтай! Ты даже не покроешь льдом речушку, Ведь ты совсем не знаешь наших тайн. У нас тепло. У нас тепло настолько, что круглый год ибискусы в цвету и выстилает солнце травы шёлком, и ластится к зелёному листу. Ну что, январь, тебя я убедила и назовёшься именем другим? С тобой природа наша пошутила, но мы тебе побыть здесь разрешим.

162

Николь Нешер Кирьят-Бялик Предчувствие любви В объятьях января заснеженное сердце. Судьба меняет шаг и делает кульбит. Приди, весна! Ворвись в распахнутую дверцу — За ней моя душа от холода дрожит. Предчувствие любви — восторженная нежность. Охапками сирень ты бросишь на порог. Измятая трава, истомы сладкой ленность. Весенний вальс-бостон — как верности залог. Я искренность твою на веру принимаю. Наивность — не порок. И истина проста: Заложницей любви в объятьях пылких таю, Распятая тобой на святости креста. Не страшно умирать и возрождаться снова, Когда вокруг тебя венки из алых роз. За счастья краткий миг я заплатить готова. Приди, весна, приди! Избавь меня от слёз…

163

Татьяна Плетинская Петах Тиква Старый сад Я, пожалуй, позволю сегодня себе — коньяка… Для контраста — сперва «Серенада долины» Лундстрема. А затем — в тишине — за строкою польётся строка: Одиночество. Девочка. Сад удивлённый. Поэма… Неизбывное и колдовское… как грустный факир из немотно-слепого, щемяще-бездонного плена достаёт чудеса… И не нужен волшебный цилиндр — то ли кровь отворит, то ль искусно введёт внутривенно миллиграммы тоски, да такой, что обнимет, легка, но качнётся земля, равновесьем бросаясь в колена… И хмельнее, и горше, и тоньше, чем вкус коньяка: Одиночество. Девочка. Сад удивлённый. Поэма…

164

…дед мой, выпускник театрального института имени Луначарского, фантазёр и вымудрёнщик, собиратель редких вещей, ехал в далёком 1948-м году в родные места, на Смоленщину, из города, звавшегося «отцом яблок», то есть читай — через полстраны — и вёз с собой пианино, беккеровское… Смоляне, восстанавливая почти стёртый с лица земли войной город, ютились в крепостной стене, а дед строил дом и мечтал о том, что летняя веранда будет подвижной, как сценическая вертушка… Мечты разбивались о суровые отповеди бабушки, которая встречала «в штыки» любую фантазию деда. И тому приходилось, войдя в дом, сначала прятать вновь приобретённую редкость в туалете, чтобы не получить очередную выволочку прямо на пороге, и только позже вещь или книга под тем или иным благовидным предлогом обретали «легальное положение»… Пожалуй, единственным местом, где мирно уживались супруги, был сад. Георгины, гладиолусы, тюльпаны, астры, пионы, нарциссы, флоксы, сирень, жасмин… И яблони. Нежнейшая бело-розовая метель, укутывавшая весь сад весной на несколько дней, а потом… Открывали сезон летники — улыбчивый Розовый налив, сахарный Белый… Потом наступал черёд исполненного достоинства Штрейфлинга — то ли подняться к стоящему на месте бывшей «времянки», наскоро собранной сразу по приезде для того, чтобы не ночевать под открытым небом во время строительства дома, то ли спуститься в тенистую нижнюю часть сада… И Антоновки… Лежащие в кустах пионов, малины и смородины, в ломкой осенней траве, в охряно-рыжих, слетевших с окружавших усадьбу вязов листьях круглявые крепыши, покрытые влагой, оставленной туманом, а то и прихваченные первым лёгким морозцем зеленоватые, жёлтые, янтарные, крапчатые, с бородавочками, в розовинку; золотые, оставшиеся на ветках среди серо-умбровой листвы и дразнящие ворон, летящих на ночлег в городской сквер…

165

А потом, в течение нескольких дней и ночей, мягкие удары о землю, чередующиеся с рокочущими, ворчливыми звуками, — это Апорт роняет полосатые, медвяно-красные, бокастые плоды, роняет на крышу веранды, и они катятся, стучат, будят уснувших птиц… …Старый сад пережил всех своих прежних владельцев. Деда нет уже 47 лет — мы так и не встретились на земле. Бабушка пережила мужа на 36 лет. Нет и мамы… Моему сыну недавно исполнилось 20, и, похоже, у него «всё в шоколаде». Дай-то бог… …За окнами — оснеженные ветви яблонь, стоящих у самого дома. Этой ночью кажется, что небо опустилось так низко, что оставило звёзды на яблоневых ветках, крупные, большие… Словно яблоки… …Мне не спится. Может быть, от того, что слишком хороши морозные узоры на стёклах, за которыми — звёздный сад. Может, этому виной воспоминания. Может быть, то, что завтра, 16 января, начнётся мой новый год, мой сорок седьмой год на земле. А может быть, мне не спится потому, что под моей щекой нет твоей ладони…

166

Пасодобль Подождите-ка… Дайте вспомнить, как же называется эта мелодия?.. Что творится с моей безотказной, услужливой памятью?.. Там — высоко вверху, с остановкой — тон-тон-тон-тон — вниз — полтона вверх… Восьмыми? Триолями? Да впрочем, какая разница, как она называется… Этот качающийся, мерцающий, неуловимый, скользящий такт пасодобля или чего-то ещё заставляет меня танцевать… …несмотря на сумку через плечо, пакет с четырьмя килограммами круп и кровяной колбасой для собак в одной руке и очередной диссер, подлежащий вычитке, прижатый к боку другой рукой… …несмотря на то, что под ногами коварно припорошенный снегом лёд… не зима, а сплошное недоразумение, утром же ещё текло… но снег — в том же ритме — там — высоко вверху, с остановкой — тон-тон-тон-тон — вниз — полтона вверх… там, высоко вверху — вечернее фиолетово-бирюзовое, почти со звенящей зеленцой, небо и палево-розовые пуховые облака… …Я осторожно оглядываюсь. На моё счастье, улица пустынна, и нет зрителей, что могли бы с интересом наблюдать мои танцевальные па… Но эта мелодия… Аккордеон, из-за угла бывшей немецкой кирхи, в недавнем прошлом — любимейшей булочной в центре города, а потом — ювелирного магазина… Аккордеон в проходном дворе… Судя по сильному и уверенному исполнению — так умелый партнёр должен вести в танце грациозную партнёршу, взметающую рой невесомых снежинок платья, таящихся под нестерпимо алыми струями шёлка, над ледяным блеском танцпола — инструмент в мужских руках… Неудивительно, здесь часто студенты-музыканты исполнительскими изысками пытаются наскрести прибавку к стипендии, да и Новый год скоро… Рядом с ювелиркой светится летняя площадка недавно открытого кафе: причудливые фонари, чёрная витиеватая вязь решёток, обрисовывающих её границы, нетронутый утренней оттепелью снег и аккордеон… Подождёт диссер! Завтра у меня день рождения! И для меня звучит снежный пасодобль в вечернем городе…

167 Я поднимаюсь по ступенькам перехода. На парапете, чуть в глубине двора — маленькая фигурка, почти спрятавшаяся за аккордеоном, длинные тёмные волосы, чёрная курточка… Подхожу ближе и встречаю зеленоглазую девичью улыбку… Там — высоко вверху, с остановкой — тон-тон-тон-тон — вниз — полтона вверх… и безудержно улыбаюсь в ответ… На снегу — раскрытый футляр, но этой взаимной улыбкой сказано всё. Движение руки к кошельку будет лишним. …И никого, кроме нас! Огромные мохнатые снежинки лежат на девичьих волосах, на мехах инструмента, пытаются замедлить движение тонких нервных пальцев… Я спешу, бегу во фруктовую лавочку, бросаю в пакет хурму, сгребаю в карман сдачу, ибо рациональная мысль всё же одерживает верх, и… Ну вот, понесло же идти назад другой дорогой и обходить квартал! Хорошо, что до перехода недалеко… Сделаю вид, что… Впрочем, чтобы увидеть ещё раз эту улыбку и улыбнуться самой, можно и два квартала обежать, и подойти безо всяких уловок, хотя, может быть, положив купюру в футляр, я нарушу очарование, но… …Тишина. Подождите-ка… Дайте вспомнить, как же называется эта мелодия?..

168

Иосиф Рабинович Нагария Чукотская оттепель Чёрный день, как за белые летние ночи расплата, Свет уходит немыслимо грустно и траурно рано, Серый полог тумана вползает, как грязная вата, Дует ветер гриппозный с простуженных вод океана. Вот уж нынче зима на Чукотке! Всё кажется странным: Где морозы под сорок, где сполохи дивных сияний, Где пурга, что над тундрою воет, как зверь? Улыбаются местные: всё ещё будет, поверь, Улетишь ты, а мы зимовать тогда станем, Когда снега в пургу наметает по самую дверь. А сиянья? Сияния, что ж, дорогой, Это, блин, не реклама тебе на Тверской, Тут рубильник у Бога, — до неба никак не достанем!

169

Рождество по месту Цветут и пахнут розы, и зелена листва, И пальмы машут пыльными плюмажами, Гуляют ветры над пустыми пляжами, Вот Рождество по месту Рождества. Единство места — это, конечно, не пустяк, Коль в вере вашей непоколебимы вы, По этим улицам Марья Акимовна Ходила, было дело, на сносях… Назойливым туристом сегодня полон храм И тает снег на Назаретских улицах, Старик паломник ликами любуется Известной самой из еврейских мам. Всех нынче тянет в Вифлеем, а там, А там – заминка с бедными туристами: Сын Божий ненавидим террористами, У коих на уме один Кассам! * И это не звездою украшен небосвод, А люди просто борются с проблемами — Не ангелы парят над Вифлеемами, А только беспилотный самолёт. _________________________ * Кассам — название ракеты, употребляемой боевиками Хамас.

170

Москвичка В лесу должна родиться ёлка, А я вот выросла в Москве, В какой же умной голове, Ну право, не найду я толка, Промеж хрущёвок посадить, Пришла дурацкая идея, Произрастала в духоте я, И вот живу среди домов На радость всех окрестных псов, И каждый, лапу задирая, Бог весть, чем ёлку поливает, А зайка серенький, увы, Не скачет во дворах Москвы… И есть всего одна отрада, Мне беспокоиться не надо, Что мерзкий грязный мужичок, Вдруг рубанёт под корешок, А трупы срубленных товарок Своим детёнышам в подарок, Мимо меня всегда несёт Весь человечий злобный сброд. А не пройдёт и двух недель, Как завершится карусель Гулянок, пьянок и петард И, как своё отживший скарб, Товарок выкинут во двор, И всё — окончен разговор: Их дворник в кучу соберёт И у помойки всех сожжёт, А я, хоть и кляну Москву, Ещё маленько поживу…

Вера Рехтер Ашдод Январское Мороз трещал, но где-то не у нас… У нас вовсю трещали птичьи стаи, которые подались на юга, выделывая в синем небе па. Я, в принципе, другой страны не знаю где задом наперёд бежит строка, где всё не так и всё наоборот, где солнце и зимой нахально греет, где русский, марокканец, эфиоп шабата с нетерпением ждут, чтоб передохнуть, как истые евреи, где кровь течёт… и молоко, и мёд!

Январская фантазия Было скучно январю, Захотелось карнавала. Из сосулек мишуру Он развесил как попало. Городские фонари, Что грустили ночью длинной, Закружил на раз-два-три, Забелил окошки гримом. Пригласил на танец снег. И напудренные кроны, Поднимая ветви вверх, С ним плясали увлечённо. Речку быструю сковав, Любовался отраженьем. Только проруби овал Не поддался наважденью…

171

172

Зимнее Холодает к ночи — зимний день короткий, Спят клубочки ниток в обувной коробке, Рукавами свитер обнимает кресло, Кошка деловито на колени влезла, Сбросив с них вязанье… Слушают мальчишки Затаив дыханье, шелест старой книжки, Как спасает Герда из неволи Кая, Страх и боль надеждой преодолевая. Как пасует злоба перед дружбой нежной, Как бессилен холод в королевстве Снежном. О любви, о лете. B сотый раз всё то же. Повзрослеют дети — сказка им поможет В будничных заботах не забыть про чудо… А моя работа — не пускать простуду. Невесомей снега, тёплый шарф вяжу я. Станет оберегом он от поцелуя Бессердечной стужи. Защитит, прикроет. За окошком вьюжит…Спят, уснули двое… Раздвигает стены сила сновидений, Колдовство видений заполняет темень. Сказку, что читала мама мне когда-то, Завтра вновь сначала я прочту внучатам.

173

Юрий Рехтер Ашдод Январь Январь — природный филантроп, Его холодные рассветы, Как ободряющий синкоп В канве студёного сюжета. Он твёрд и целеустремлён, Порой неумолим и грозен, На весь подлунный окоём Несёт крещенские морозы. А также — звёздный небосвод, Ветров протяжные напевы И наступивший Новый год, И сказку Снежной королевы. Всё замирает в тишине, Внимая хрусту под ногою, И прогоняет, наконец, Тревогу белой чистотою. Январь приветствует людей В покоях зимнего чертога, Непримиримый бег страстей Утихомирив хоть немного.

174

Еловая лапа Еловой лапой смазан год, Стёрт навсегда, как не бывало, И обнулён событий счёт Из временного интервала. Проблем отращивая хвост, Неисправимо високосный, Он был пугающе непрост — Горчат плоды его и росы. И всё же чем-то он хорош, Из бед соорудив посылку, Нам преподнёс он медный грош, Заполнив опыта копилку, Заставил выглянуть в окно Из скорлупы родного дома, В котором, хмур и одинок, Закрылся неразумный homo. И разглядеть среди Плеяд Приметы — радостны и ярки, Что весел бог и тороват, И каждому даёт подарки: Подарок-свет, подарок-смех, Усвоив истину простую, Что хватит этого на всех, Не нужно прятать в кладовую. И надо верить — всё пройдёт, Напасть исчезнет тихой сапой И будет високосный год Сметён судьбы еловой лапой.

175

Морозная ночь Так покой темнотою пленён, В тех краях, где морозен рассвет, Целый мир добела заметён, И меня там давно уже нет. Ночи зимней подлунная смоль, Белым хрустом шаги запоют, Настроение — тихая боль, Бесподобен холодный уют. Приглушённый безмолвия крик, На озоне настояна мгла, Ясный вечер зимы многолик, Неизбывна его кабала. Свежий воздух, влетающий в рот — Ароматов невыжатый сок, Зимних месяцев круговорот — Детской памяти слабый кивок. В ореоле ночных фонарей, На снежинках отсветы огня, По ладоням замёрзших полей Линий жизни проходит лыжня. Колют звёзды ежовой спиной, И глаза устремляются к ним. Эти ночи приходят за мной Много лет, много лет, много зим…

176

Ирина Сапир Холон Январский вечер (глагольный стих) Огонь свечи вовсю беснуется, и в сумрак искрами впивается, ему безудержно танцуется, а воску слёзно, горько тается, и он на стол стекает лужицей. Дымок прозрачный поднимается над синей чашкой. Снегу кружится там, за стеклом холодным. Лается собаке где-то в отдалении. Котёнок мокрым носом тычется в мои ладони с умилением. Ему, пушистому, мурлычется. Мне плечи греет шаль — старается. В углу — гитара — в руки просится. В окно снежинки ударяются и в темноту опять уносятся. Гляжу, как вечеру метелится. Луна за тучи ловко прячется. А мне в июльский день не верится. А мне беззвучно, горько плачется.

177

Метель Всё замело. Снега. Снега. Метель беснуясь мысли глушит. С ней в унисон скулит пурга, та, что мою терзает душу. И покрывает белый слой, густой и лёгкий, точно вата, руины женщины другой, которой я была когда-то. Как снежный ком, несутся вниз по ледяным крутым откосам стихи, что мне не удались. Метут снега. Они заносят мою расплывчатую тень, и нет ни слёз, ни укоризны… Метут в сегодняшний мой день из той, почти забытой, жизни.

178

Фаина Судкович Афула Так бывает Так бывает: твой мир вдруг свивается в кокон, очень маленький, тесный, шершавый внутри. Ни открытых дверей, ни распахнутых окон. Ни Лазурного моря. Ни садов Тюильри. Ты пытаешься втиснуться в новую кожу, и принять, что другого уже не дано, — только мир-понарошку, на кокон похожий, только мизерный домик, слепое окно… Там внутри, в темноте, все становится тише, даже шорохи сердца и дробь позвонков. И кричи — не кричи, всё равно не услышат. То ли стены — глухие, то ли голос — таков. Так бывает, что в теле, как в маленькой печке, прогорают дрова. И подкинуть — невмочь. И бессмыслен мирок, заключённый в аптечке. И бессмысленным утром кончается ночь. Ты твердишь: Не бывает, чтоб так беспросветно! Обживаешь свой кокон, меняешь прикид. Даже в зеркало смотришь и еле заметно улыбаешься сердцем, в котором болит. Да, болит. Но когда-нибудь надо решиться, Распрямиться, чтоб стало совсем невтерпёж. И расколется кокон на камни — крупицы… Ничего. Были б камни. Ты их соберёшь.

Январь. Между строк. Мы идём вдоль обочин. Мы глотаем слова, как дорожную пыль. Я живу — между тем, Ты живёшь — между прочим, Забывая слова, что так долго копил. Я пишу их в тетрадь. Буквы падают криво, Расплываясь в случайном чернильном пятне. Мне не жалко чернил. Но пятно — некрасиво. Жалко слов, что забыты и не сказаны мне. Всё случается вдруг, Даже буря в стакане. Слово за́ слово — следом бессонная ночь. Я слова, как шаги, Как монеты, чеканю, Ты — бросаешь на ветер. А ветру невмочь! …Это просто январь. Снег с дождём вперемешку. Мы идём, прикрываясь от ветра зонтом. Может, время пришло? Говори же, не мешкай! Сколько можно слова оставлять на потом? Это просто январь. Ночь темней, но короче. И, как пальцы, на холоде мёрзнут слова. Я пишу их в тетрадь, Снова несколько строчек Из несказанных слов, отогретых едва. …Я пишу их в тетрадь, Буквы падают криво. Расплываясь в случайном чернильном пятне. Мне не жалко чернил. Но пятно — некрасиво. Жалко слов, что забыты и не сказаны мне.

179

180

Елена Тамаркина Бат-Ям Зимнее цветение алоэ Воздух пронзают стрелы алоэ — ярость цветов, устремлённая ввысь… Пусть будоражит душу былое, будит затекшую мысль! Матовы, огненно-рыжего цвета конусовидные свечи-цветы. В зимнее утро радует это — ищут глаза Красоты! В листьях колючих, сочных, зелёных вечность и верность чудятся мне. — Неистребимая тяга влюблённых В рыжем мятежном огне.

Январский дневник Январь ближневосточный! — Золотой Лимон уже на ветке дозревает. Спешишь, прохожий? — Не спеши, постой! Смотри: шиповник розы раскрывает. То кремовы, то жёлты лепестки, А то — бордовы, как вино Субботы. Всю страсть кустарник выплеснул в цветки, То тут, то там кричащие нам что-то. Но — глухи мы! И нет прощенья нам, Когда мы Красоты себя лишаем И, белый лист сгибая пополам, Мы вензелем Любви не украшаем…

Люба Фельдшер Нетания Три возраста снега Я знаю три возраста снега, И мне они равно близки: На санках уткнуться с разбега В сугробы, что так высоки. А дома натоплена печка, И кошка мурчит в тишине. И я нарисую колечко На заиндевевшем окне. Как годы стремительно мчатся! Метель горяча и нежна. И мне уже скоро шестнадцать. И я, наконец, влюблена. Мой мальчик меня провожает Впервые — до самых ворот. И губы нам снег обжигает. Он, кажется, вечность идёт. Но главное ждёт в отдаленье, В серебряном дыме аллей: Запретной любви наважденье. Качание белых ветвей. А дальше — житейская проза, Такая же, как у других. Растаяли снежные звёзды. И бешеный ветер утих.

181

182

Напрасно я жду снегопада Дождливой и серой зимой. Всё неодолимей преграда Меж тою девчонкой и мной. Гляжу на унылое небо. Пора бы смириться уже… Но эти три возраста снега Живут и бунтуют в душе.

*** Снится город, где рады Мне всегда — просто так. Мне б увидеть ограду, А за нею — мой парк. На скамейку пустую Сесть и в небо смотреть. Вспомнить зиму другую. Ни о чём не жалеть. Ветер, серые тучи, И снежинок полёт. Как в стихах Пастернака: «Снег идёт, снег идёт».

183

Ирина Хенкина Ашдод *** Зима. Израиль. Ветер рвёт. Дождинки у окна хлопочут. И басовито гром хохочет, Услышав новый анекдот. Исчерчен огненным стилом, Полог небес сияет ярко, И молнии свои помарки Стирают облачным крылом.

*** У приоткрытого окна Дождя искрилась пелена, Как тюль прозрачна и нежна, Струилась книзу. Был воздух влажен и душист, И капли, падая на лист, Играли, словно пианист, «Зимы капризы». Какая музыка была! Но растворилась, уплыла, Стекла с оконного стекла, Затихла разом. И только мокрая листва, Роняя капли, как слова, Прошелестит едва-едва Финальной фразой.

184

*** Ветер январский небрежной рукою, Походя треплет тугую листву, И, увлекая весь сор за собою, Жухлые листья кидает в траву. Кануло в прошлое яркое лето, Смыла следы дождевая вода. Падает лист прошлогодним билетом, Смятым билетом уже в никуда. Но, покоряясь упрямой природе, Новые всходы проклюнутся в срок. Скрыто, незримо, но явственно бродит В недрах деревьев живительный сок. Прошлые годы от нас укрывает Памяти нашей янтарная мгла, Но неизменно сквозь них прорастают Наши поступки и наши дела. Всё перемешано, связано в мире, Промысел Божий нам вряд ли понять. Просто встряхнёмся на счет три-четыре, Чтобы от времени не отставать. И, невзирая на сводки погоды, Веря в судьбы путеводную нить, Нового времени нежные всходы Будем лелеять, растить и хранить.

Валентина Чайковская Ришон ле-Цион Туманный рассвет в январе Врасплох туманами застигнут город, Срослись дома и парки с сединой, Окутан, словно шарфом влаги, ворот. И шепчется о суетном со мной… Безудержный восторг влечёт в туманы, В ту неизведанность, что дорога до слёз, Но словно в ухо ктото шепчет: «Рано! Ещё потешься красотою роз»! И, раскрывая нараспашку душу, Вхожу в рассвет, забыв о всём земном. Не смею вздохом тишину нарушить — Сливаюсь с розой, с каждой лепестком. Фото Валентины Чайковской

186

Яд ва-Шем (отрывок) Светлой памяти Праведников народов Мира — Владимира, Теофилы и Павла Чайковских посвящается.

Пепел Катастрофы в грудь мою стучится, Как остаться прежней, видя эти лица? Позабыть об этом время не поможет Звёздочке Давида на девичьей коже, Голубой наколке на руке младенца, Колее железной на пути в Освенцим… Из безвестных яров и глухих погостов К ПАМЯТИ ВЗЫВАЮТ ЖЕРТВЫ ХОЛОКОСТА!!! То, что слышит сердце, не вмещает слово — Нет таких в запасе словаря земного. Залы Яд ваШем*… И боль, и горечь скрипок... Или нас, (кто выжил), по убитым всхлипы? Это дождь январский или слёзы наши? Кто забыть способен боль потерь вчерашних? Там, в саду снаружи — Сад в благоуханье, Как и в судьбах, рядом — радость и страданье. От поры Завета так в роду еврея — Мужество и горе совмещает Время. Выше мук телесных, смерти, чувства страха — Праведность, презревших и погром, и плаху. *«Государство Израиль создало мемориал «Яд ва-Шем» (что в переводе на русский язык означает «Память и Имя») в знак вечной скорби о жертвах Катастрофы, памяти о героях сопротивления нацистскому геноциду и благодарности праведникам других народов, спасавших евреев от уничтожения».

188

Людмила Чеботарёва (Люче) Ноф-ха-Галиль

Мой январский календарь Графиня «баба Лида» Памяти няни

Гаснут искры воспоминаний В опустевшем резном графине… Не роднёю — простою няней — Как живётся в семье графине? Шепоток шипит: «Вишь-подишь ты! — Никакая не «баба Лида»! Кто не понял? — она из «бывших», Маскируется — так, для вида… Обтрепалось перо на шляпке. Зубы стиснуты аж до хруста. Почему так темно и зябко?.. Отчего так на сердце пусто?.. А холодной судьбы осколки, Словно льдинки, остры… прозрачны… Лишь девчушка с неровной чёлкой Охраняет от мыслей мрачных. Отдала бы ей всё, что было! — Восемнадцать почти… невесте… Жаль, нельзя подарить для милой — Некрещёной — нательный крестик.

189 …Напевая, звенит посудой… Насыпает синичкам крошки… Знает, с мёртвой снимать не будут Бриллиантовые серёжки — Голубой воды диаманты: «Нате, внученьке вставьте в уши!» Незабвенны её таланты — Согревать, отдавая душу, И любить беззаветно близких, И прощать небесам обиды. На помин о себе — в записке: «Шереметева. Баба Лида».

190

Накануне Глядите — да она брюхата! Ату её! Забить камнями! В грехе Мария виновата — Так пусть гниёт блудница в яме! Ишь, всё про Ангела толкует, Что благовестником был Деве, И поминает Бога всуе — Мол, от него дитя во чреве. Она опутана пороком. Где дёготь? Вымажем ей двери! Пускай послужит впредь уроком Всем, кто противен нашей вере, — Чтоб им не показалось мало, Чтоб положить конец проблеме. …Но над землёй уже сияла Звезда в далеком Вифлееме.

Открытия сына 1. Открытие сына: — Мама, смотри: На ветках рябины растут снегири! 2. Мама, никак не могу я понять, За что любят ёлку белки и зайцы? Её ведь даже нельзя обнять — У ёлки слишком колючие пальцы. 3. Взгляд рестерянный и удивлённый: Камешек в воде сверкал зелёным. Сам достал его из волн прозрачных — Почему ж в руке он стал невзрачным?!.

Читаю сыну о войне Мой сын кричал во сне «Ура!» И мчался на лихом коне, А это я ему вчера Читала книгу о войне!.. Всю ночь, до самого утра Сражался с кем-то он во сне А это я ему вчера Читала книгу о войне!.. Сынишке в сад уже пора, И нужно торопиться мне, Но я сама ему вчера Читала книгу о войне!!! И, значит, в том, что так он спал, Есть доля и моей вины... Что ж, лишь бы только не узнал Мой сын взаправдашней войны!

192

Просинец Ярый варвар, январь, как же можно тебе доверять? Ты пришёл разорять, покорять необузданной силой. Звонкий воздух морозен… Несметная звёздная рать неизбывной зимы абсолютную власть огласила. Воет сиверко волком уныло, тоскливо и зло. Клир нагрянувшей бури торжественно многоголосен. Но скитальцу спасительный скит Отыскать повезло, Разглядев дар Ярилы — Небесную ясную просинь.

Согласно славянскому календарю праздников, 21 января отмечается Просинец. Именно так в старину называли современный месяц январь. Такое, довольно красноречивое название, было связано с тем, что именно в это время на хмуром низком небосводе можно было рассмотреть «проталины» или «про-сияния» — островки синего неба.

193

Свисток из абрикосовой косточки Памяти мамы и друзей детства И мачта гнется и скрыпит… М. Ю. Лермонтов

Абрикосовый рай моего голопузого детства, Где живот мне щекочет живительный солнечный сок… Пальцам, стёртым об камень, немало пришлось натерпеться, Чтоб из косточки вышел заливисто-звонкий свисток. Превращается в палубу шхуны резная веранда, Занавески из ситца — в развёрнутые паруса. Я «свистаю» наверх свою лучшую в мире команду, И на зов мой команда спешит — совершать чудеса: То отважно сражаться с нещадными злыми штормами, То, к обеду поближе, кричать облегчённо: «Земля-я-я!!!». Я заправскому коку — весёлой молоденькой маме — Чуть небрежно машу, возвращаясь на борт корабля. …Повреждённая мачта надсадно скрипит, но не гнётся. Отчего же горчит абрикосовый сладкий компот? Если в косточку свистнуть, команда моя соберётся… Вдруг и мама вернётся… Что ж медлю я? Полный вперёд!

194

Дед и внучка Посвящается памяти жертв Холокоста Мир везде и всюду одинаков. Александр Межиров

«Мир везде и всюду одинаков», — Поучает внучку мудрый Мойше. — Жаль, но больше нет родимой Польши, Мы должны покинуть милый Краков. — Не кручинься, будет всё в порядке, Ты и там найдёшь себе подружку. Не забудь любимую игрушку, Карандаш, учебник и тетрадки. Всё стучат усталые колёса… Внучка деда теребит упрямо: «Что за звёздочку пришила мама К распашонке маленького Йоса?» — Мы зовём её звездой Давида… — Дед заводит долгую беседу. — Сядь-ка смирно — эка непоседа! — Мойше даже сердится — для вида. — Боже мой, какие заусенцы! Грызла ногти? Плохо мыла руки? … А в глазах — полынь вселенской муки. Вот и всё. Приехали. Освенцим.

Международный день памяти жертв Холокоста

195

Песни сверчка Поселился сверчок в углу И сверчит с конца января. Прикорнула тень на полу От уснувшего фонаря. Он светил-светил да устал И решил чуть-чуть отдохнуть. Лишь Луны холодный кристалл Освещает теперь мой путь — Одинокий путь во «вчера», Где небесными были сны. Дотянуть бы мне до утра — Там рукой подать до весны.

196

Вероника Шварцман Кирьят Гат Люблю грозу в начале января Опять у нас, в святом Йерусалиме, Январь в свои законные права Вступил грозой, и вот дождей разливы Несутся с гор, сливаясь в рукава. Удары грома — хохота раскаты, И град сечёт по стёклам, торопясь, А ветер в тучах мрачных рвёт заплаты — Вот так январь показывает власть. И я бегу под ливнем ошалелым — Люблю грозу в начале января! И чувствую себя безумно смелой — Смеясь, ликуя, слёзы не тая!

*** Заснежило, завьюжило, снежок летит, летит, и оседает кружево на веточки ракит, на лес далёкий, дымчатый, на речку средь полей, и контуры расплывчаты зимы январских дней. Засыплет снег дороженьки, а выйдешь поутру — искрится замороженный снежочек на ветру, и холодно, и радостно морозный воздух пьёшь, и ничего не тягостно от счастья, что живёшь.

197

Письмо из Израиля Здравствуй, милая Танюша! Не прошло и двух недель, как и к нам явилась стужа — сорвалась метель с петель! Я бегу, гонима ветром, шарф несётся впереди, жить торопится, наверно, тоже чувствовать, поди! Шквал метёт по тротуарам, вихри белые крутя, над Йерусалимом старым снег летит ко всем чертям, покрывает землю белым, и машины, и дома — к нам, в Израиль, прилетела ваша зимушка-зима! Мчит метель на Неве-Яков*, Писгат-Зеев* в снежной мгле, ветви сосен вьются в драке, наклоняются к земле. На Хермоне снегопады, град, дожди по всей стране, в Иерусалиме рады — будет праздник ребятне. Бьёт меня ветрище лютый, и глаза мне застит снег. Что же город ждёт под утро? Здесь зима нашла ночлег. Я в квартире без камина всё гляжу, как за стеклом мотыльковую лавину гонит ветер напролом, и темно в домах напротив, лишь трудяги-фонари по ночам светить не против вплоть до утренней зари. Что ж, прощай, душа-Танюшка, поздно, поздно, спать пора, муж заждался и подушка. Доброй ночи! До утра! _________________________ *Неве-Яков, Писгат-Зеев — жилые районы в Иерусалиме

198

Фрида Шутман Ашдод Январь Пять дней назад Декабрь чинно передал Коллеге-Январю работу-эстафету; Зима в Израиле напоминает лето — Как будто кто-то календарь перелистал. Намного перегнав сотрудников своих, Январь с Июнем крепко подружился: Туманами молочными налился, Совсем забыв про должности свои. Дождь не идёт, град не стучит по крышам, Иерусалим совсем без снега, сух и чист. И распустился вдруг весенний лист, И море предрассветной негой дышит… Январь! Постой! Останься, не спеши! Пришли нам из доисторической — снежинок. И наши имена сложи из льдинок, И с тучкой под раскаты грома попляши…

Анна Юдович Ашдод Зимнее Живу среди тропических растений, но в январе мне Подмосковье снится. Мороз. Заиндевелые ресницы. Крыльца обледенелые ступени. Лохматый пёс купается в пороше, и комья снега на тяжёлых лапах… Сон кончился. Он был такой хороший, что хочешь вновь уснуть. Или заплакать.

Снежное Белая пелена. Снежная целина. Письмена на целине. Любопытно стало мне: что же значит знаков вязь? Я в следах разобралась, разгадала эти знаки: здесь гуляли три собаки, невзирая на мороз — Тузик, Бобик и Барбос!

199

200

Новый год — начало весны (песенка)

Вьюнок оплетает заборы и стены. В садах одуряюще пахнут лимоны. В январских букетах царят цикламены, в февральских букетах горят анемоны. У марта букет из мимоз и ромашек: на стройках, в помойках они расцветают. Природа Ашдода не знает промашек, и вьюгой для юга миндаль отцветает. В апрельском букете и мальвы, и маки, сурепка в полях своё золото стелет... На юге весна к нам приходит не в марте: на царстве она с января до апреля!

Новый год деревьев — Ту би-шват Не до жиру, быть бы живу! У деревьев — Новый год. Пью целебный чай с инжиром, шарф на горле — мне везёт! С зимней бурей не поспоришь: вмиг заткнёт бронхитом рот. Хриплым кашлем ветру вторю — Здравствуй, здравствуй, Новый год! Просто светопреставленье: сад помят, по пальмам — град. Да, с глобальным потепленьем климатологи мудрят! Буря ночью бушевала, крыла мглою и вообще… Утром — будто не бывало: небеса во всей красе, на миндальных ветках голых бело-розовый наряд, гвалт весёлый возле школы — отмечаем Ту би-шват!

201

202

Ирина Явчуновская Хайфа И вот опять январь И вот опять январь — Волшебник и печальник, Случайных солнц янтарь И сумерек начальник. От ёлочных огней Таинственного бала Река холодных дней Берёт своё начало. Гудящие такси — Дорожные стрекозы, Дождь утренний в горсти И авитаминозы. Вдруг солнышко блеснёт, А с ним придёт надежда, Что будет новый год Чутьчуть добрей, чем прежний, Что улетит февраль За облака и горы, Что зацветёт миндаль Уже довольно скоро. Тогда среди цветов Под птичье песнопенье Для мартовских котов Устрою «день варенья». Ну а пока январь Командует природой, Листая календарь, Вычёркивает годы.

Сесили Пайк Весёлый мороз Смотрите, смотрите! Весёлый мороз Поймает за пятки, за пальцы, за нос! Как ловко он скачет всю ночь напролёт. А сколько забот у него и хлопот! Он трудится целую ночь, озорник, А нам не покажется даже на миг. Как маленький эльф, по ветвям пробежит, Их пудрой серебряной припорошит. Пройдёт по траве вдоль куста и цветка И сделает зелень белей молока. На каждом окне нарисует узор. Сосульки нанижет на крыши, на бор. Домой поспешит: — Огого! Хахаха! Эх! Ночка сегодня была неплоха. Перевод с английского Ирины Явчуновской

203

Панкхури Синха 206

Нью-Дели Счастливого Нового года! В календаре сменился год, Принеся веселье и новые радости Надежда порождает бесчисленные возможности Для бесконечных дней, включая только что перечисленные 365. Накопилось по горло дел, но не бойся перенести некоторые из них в год новый. Не слишком ли быстро ускользнул старый год? Костёр растопил декабрьский мороз, на пороге — год новый! Новые цветы, новые поцелуи, Новый год сулит нам так много. Санта Клаус и впрямь посетил нас, праздновал с нами! Звенят бубенцы, воспоминания не исчезают! Такая нежная музыка, Тихая и умиротворённая — Любовь на самом деле беззвучна! Давайте отрепетируем мелодию И дадим обет: Во имя всей человеческой расы Жить в тандеме с Природой, И делиться любовью, ради каждого из нас, ради всех! Любовь может заболеть, Любовь может излечить, Любовь исцеляет и сплачивает! Так давайте останемся верными устоям Любви! Пусть мир будет жив и здоров, Чтобы хватило на всех! Пускай же нас ждёт впереди Новый год — Снова, и снова, и снова! Перевод с английского Людмилы Чеботарёвой (Люче)

210

Наталья Чиркова Дублин Зимняя игра. Январь Так мимолётны и беспомощны Попытки света лечь на землю, Призвав зимой на помощь мощь весны, Поняв, как сладко она дремлет, Подговорив легко малиновку, Буравить звонкой песней тину туч — Как только слушатель войдёт во вкус, Слать песенке навстречу жёлтый луч… И вдруг вдохнётся, вдруг задышится, Раскроется грудная клетка — На зиму запертая ризница Сокровищ трепетных и редких. Дым обернётся стаей сизых птиц, Слетевших с труб печных обыденно На вдох мой. Мановением ресниц Невидимое станет видимым. Сам луч рассыплется на сноп скворцов. У ног моих они исполнят ча-ча-ча, Присвистывая в такт небрежно и с ленцой, Подмигивая мне и внутрь луча… Монеткой, на ребре застывшей, выпадет Баланс земного и воздушного — Бесценный миг гармонии вне мест, вне лет — Коснёшься только, и уже нарушена. А что останется? Да просто чуять свет Вокруг, в себе, днём, ночью, поутру, Когда не только солнца, и луны-то нет, Не прерывать незримую игру.

214

Нина Русанова Барселона *** Откроем вместе книгу года, Хрустя мелованным листом: Глядит январская природа — Снега в обрезе золотом! Январь — морозный и лучистый! И занимается душа От свежести его смолистой, От этой белизны искристой, Что к дому подошла, шурша. Белейшей скатертью крахмальной Расстелем щедро на столе — Пусть будет добрым, беспечальным Грядущий год на всей земле! Пусть новоявленному миру Поёт-звенит морозный лес! Горит алмазом и сапфиром Новорождённый свод небес!

*** Белой-белой краскою Выкраси крыльцо; Стужею январскою Нарумянь лицо; Ветками точёными Брови подведи; На берёзе чёрные Знаки начерти. В инее наличники — Окна-образа! Синими синичками Загляни в глаза.

215

*** Вся комната янтарным блеском Озарена. Весёлым треском Трещит затопленная печь. А. С. Пушкин «Зимнее утро» Январский день Люблю… За домоседство. За то, Как, от стихии затаясь, Легко и сладко отдыхает сердце В пушинках белоснежных одеял. Люблю его — Холодный и безбрежный… И — чем изнеженней — тем холодней… За ту его ко мне сухую нежность, — Заснеженность! — что любит он во мне. За то, что оба — холодны и колки… За то — что нелюдимы и дики… За книжное молчание на полке… За красные в камине огоньки… За жар огня… За треск в огне поленьев… За брошенную в пламени тетрадь… За то, что можно — без зазренья! — лени! — Себя — в глуши — бессовестно! — Предать!

216

*** Январь — янтарь, испанский ambar, Английский amber — он теперь Волшебной вспыхивает лампой, В ночи распахивая дверь. Янтарь — шампанское в бокале, Янтарь — свечные огоньки, На новогоднем карнавале Судьбы спиральные витки. В переплетеньях серпантина С зеркальным ёлочным дождём Вдруг обозначится картина — Тот знак, которого мы ждём, Полны наивной детской веры, Что отражённые миры Январской «Хроники Амбера» — Судьбы янтарный лабиринт1. ____________________ «Хроники Амбера» (англ. The Chronicles of Amber) — серия романов Р. Желязны. В различных переводах Амбер (англ. amber — янтарь) называется также «Янтарь», «Янтарное королевство». Вселенная книги состоит из множества миров, производных от Амбера (мира порядка) и Дворов Хаоса. Эти вторичные миры называются Отражениями. Янтарное королевство является первым и самым стабильным из Отражений изначального Амбера, который представляет собой необитаемый мир — бескрайний океан с единственным островом, на скалистом плато которого начертан изначальный Огненный Путь (Лабиринт). 1

220

Юлия Пикалова Комо Пёс Вдох полон горьковатым январём. Здесь топят по-старинному, ольхою. Здесь дремлющий у пристани паром, Качнувшись, забормочет сам собою. Темнеет рано: гулко раздались Семь звонов с башни, в небе замерзая. Когда я огибаю этот мыс, Неспящий пёс следит за мной глазами. Мы в гулком мире с ним наедине: Уснуло всё. Зима заколдовала. Меня же летаргия миновала, Но он не даст на счастье лапу мне.

Зимний день в недлинном зимнем дне у окон стыну снова всё тонет в белизне а сумерки лиловы мне стужа не нова вплести её в строку бы замёрзшие слова не покидают губы упрёком прозвенел зов птицы беззаконной а лист остался бел как воздух заоконный

Снегири Этой странной зимой позабыли твой сад снегири, а все прошлые зимы сердечками яркими грели. И вернутся ль назад перелётные птицы в апреле?.. Всё, что было снаружи, храни теперь, друже, внутри. Это зренье ума. Это бережной памяти круг. Снегири даже ярче, а что до упрямой мигрени — эту боль ты умеешь лечить наложением рук на себя. Но не время пока что, не время. Если хочется птиц — нарисуй их себе на стекле, подбери на YouTube подходящее случаю пенье: чем не жизнь? Черновик, позабытый вселенной в столе. Напиши её сам: Снегири. И терпенье, терпенье.

221

Эвелина Шац

222

Милан Клён в январе

(Из «Песен клёну»)

1 заговорил мой клён сквозь ветер зимним языком и раскачался на качелях белым временем 2 в окне ― белёсый клён, застывший льдом он стоек: моей поэзией закалён когда ― ни воробья, ни ворона 3 зима на закате и медленно капли ползут по стеклу памяти скользкие слёзы 4 снег наконец-то душу отбелил и зàмковое состояние проснулось белым привидением 5 в пушистый снег мой клён одет охапку лап он протянул в окно за белыми шарами хризантем в объятьях этих ищет он тепло

226

Татьяна Бадакова Элиста Пустота Первое января. Проснулась от оглушающей тишины. И такое бывает… Куда подевались вчерашние суета, бег по магазинам, парикмахерским, петарды, салюты, волнение? Тишина какая-то многозначительная — похоже, даёт нам возможность успокоиться и готовиться к новому марафону продолжительностью уже в триста шестьдесят четыре дня… Интересно, тишина и пустота — это одно и то же? Первого января, похоже, да. Тишина в пространстве, пустота в голове. Ан, нет… Появилась мыслишка: «Надо чего-нибудь пожевать…». Вот товарищ Холодильник первого января полная противоположность моей голове. Открываю. Но от этого изобилия, наоборот, есть расхотелось. Сварю кофе. Пока булькает кофеварка, подхожу к окну. До чего же в этом году красива была новогодняя ночь! Выпал долгожданный снег, так вовремя. От этого всё вокруг стало чистым и сказочным. А сегодняшним утром во дворе, будто в храме, торжественно и величественно. Захотелось войти в этот храм. Но закипел кофе… После выпитого в тишайшей пустоте горячего ароматного напитка стали приходить одна за другой мысли, даже целые откровения и озарения. Удивительно! Как же нужна нам такая пустота, хотя бы один раз в году! И здорово, что такое случается в первый день года. Мудра Матушка-природа! И, как тибетские ламы, ощутив пустоту, наполнив себя ею, очистившись, мы можем уверенно двигаться вперёд…

230

Лада Миллер Монреаль Январь Будет вечер крепче чая Обжигаю вдохом рот. Фонарями в такт качая, Снег по улице идёт. Небо крутит киноплёнку, Пригорюнилась свеча, Солнце кажется ребёнком, Погрузившимся в печаль, День уходит вперевалку В заповедные края. Ну и ладно. Мне не жалко. Остаёмся ты да я. Тишина возьмёт за плечи, Обернёшься, не дыша. И вздохнёт январский вечер, Словно божия душа.

Елена Оболенская Оттава Январь Какая лёгкость бытия, когда танцует снег… В метельном вихре января мороз за солнцем вслед. Природы чувственный контраст, прозрачен звук тиши. Крещенья праздника пора — И чистота души. Какая тяжесть бытия, когда просвета нет… Сметает лист календаря тоску печальных лет. Порой не хочешь отпустить того, что не вернёшь. Стоишь на краю пропасти и пробирает дрожь… Какая сказка бытия — Узоры на окне! Зима-волшебница! И я — в хрустящей белизне. Спускаясь на сосновый лес, снежинок хоровод ведёт меня в страну чудес, где ясен неба свод.

231

232

Сергей Плышевский Оттава *** По первому снегу, по снегу второму, По третьему, вместо растаявших двух, Зимы упирающуюся корову По ломаным просекам в город веду. Веду, запинаясь за старый валежник, За длинные корни разросшихся пихт, Веду вам три месяца долгих и снежных, Как сны в бесконечных скитаньях моих. Корова противится, выменем хлещет По мёрзлым, колючим, безлистым кустам, И копятся мысли, как старые вещи, И что-то жуют безразлично уста. По сонным кварталам, по мокрым скамейкам, По скатам уставших от дождика крыш Позёмка струится, как пёстрая змейка, Как след от меня убегающих лыж…

*** Приезжайте, у нас — зима, что там в вашем Нью-Йорке — сопли? А у нас санный след впотьмах и лыжня укатала сопки. На работу у нас — коньки и лепёшками — «хвост бобровый», на себя — потеплей — накинь и тягаться с зимой не пробуй. В белой пены сугроб пивной упади, и зиме позируй… перебрав все сезоны вновь, ты опять выбираешь зиму.

233

*** Города перед рассветом добреют, и на улицах не видно народу. И котельные струят в батареи освящённую под звёздами воду. Тихо дремлют у обочин сугробы, отдыхают туши мусорных баков, и молчание висит над огромной территорией боязней и страхов. И накатывают волны рассвета, и будильники сжимают пружины… Люди, спящие в постелях нагретых, прикасаются сердцами чужими. Время, время, распевай свою песню, чередуй прилежно лунные фазы — мы зависим от фортуны небесной в каждом сердце небоскрёба и фанзы. Мы карабкаемся, тело вжимая в чуть заметные изъяны утёса, и проскальзывает боль ножевая в полнолуния сиянье белёсом. Лишь под утро наступает затишье. Засыпают на постах полицаи. Мы в убежище своём еле дышим, прикасаемся чужими сердцами.

234

*** Было дело. На той земле, Где берёзы исходят соком, Где за добрую сотню лет Позабыли, как кличет сокол, Где на травах гудят шмели, А снега не скисают в лужи, В голове алкоголь шалит, Но одежду всегда утюжат… До двухтысячного дожить Нам тогда представлялось важным; Годы плющились, как коржи, А остались листком бумажным; И намного годичных вех — Вот сегодня — уже на двадцать — Пережили мы прошлый век И не думаем расставаться С этим светлым январским днём, С этой тёмной январской ночью, За которой с Земли подъём Нам ещё на года отсрочен…

235

Лилия Скляр Торонто Секрет вот стою на горке в валенках, в чёрной шубе из цигеечки, непослушной Лилькой маленькой, пятилетней вредной девочкой. дома жарко, печка топится, мама кекс печёт ореховый, Витька, мой сосед, торопится, ну, садись, Лилёк, поехали. ещё живы дед и бабушка, нет машин почти на улице, братец мой играет в ладушки, почему-то папа хмурится. свой секрет из стёкол радужных зарываю под скамеечкой той далёкой жизни правдашней, где всегда я буду девочкой.

236

*** Не сказав ни слова на прощание, уезжала спешно, налегке, вдребезги разбившуюся тайну оставляя в зимнем городке, где поныне в радости и в боли дышишь ты, не важно как и с кем. мы не съели вместе пуда соли нынче соль и вовсе я не ем. тридцать лет всё тянутся вагоны мимо станций, улиц, окон, крыш, мимо сердцу близкого перрона, на котором ты ещё стоишь…

*** Пока январь скрипел под каблуками кружил ветрами, хмурился морозами, судьба уже разыгрывала с нами весенний фарс в оттенках бело-розовых, я поглупела лет на тридцать, видимо, сжималось сердце птицею озябшею, тебя я только слышала и видела, как дура, до сих пор любви не знавшая, и, как гласила сказка детства дальнего, январской стужей расцвели подснежники, а ты мои желания угадывал безумные, безудержные, грешные.

237

Вита Штивельман Торонто Секрет 1. Лес звенит. Снежной пылью земля заболочена. И луна истекает ручьями молочными. И луна размыкает сосны, тропы и смех. Снег. 2. Снежный сугроб пахнет как ломоть арбуза. И хрустит как арбуз, только не во рту, а в моих варежках. Синица и воробей что-то обсуждают, вплетаются в чёрное кружево веток. Потом улетают в небесно-матовую плюшевость. Всё это так, потому что меня вернули в детство.

238

Оттепель Необычная эта зима. Всю неделю подряд в середине холодного, злого как волк, января длилась дивная оттепель — шубы и шапки долой! Солнце, лужи, — детей не загонишь домой. И вчера, -— торопясь, на бегу, по дороге в метро, я застыла как вкопанная перед чьим-то двором: за заборчиком тонкая верба на голой земле распустила пушистые почки, купаясь в тепле, Растопырила ветки, как руки, — и в небо, и вширь — обнимает любимый, навеки оттаявший мир... или даже зовёт за собой — просыпайтесь, пора! Это здо́рово было. И всё это было вчера. А сегодня — мороз по сезону, на весь белый свет. Минус двадцать четыре, как мне сообщил интернет. Бестолковая верба — забыла, что нынче зима. Бестолковая верба, она виновата сама…

Костюмы (для детей) Я люблю костюмы, парики и маски, — чтоб никто на свете не мог меня узнать. Я возьму доспехи рыцаря из сказки: их придётся очень долго надевать. Нацеплю я нос, как у Буратино; волосы посыплю беленькой мукой. Я готов для Пурима и для Халлоуина. Мама, догадайся, кто же я такой!

242

Анна Ганина Юэян *** Переболело, отошло, отпало. Остался каждый день по-зимнему скупым. Всё те же улицы молчанием больным Безликим белоснежным покрывалом Сотрут следы, прошедшие по ним. Пред-праздник перед-новогодний Несёт шаги, плывёт пирог, темно. И стелет снег рубашкою исподней, Без провожатого, в свой мир потусторонний, Уже не ожидая никого. Неизлечимо время одиночеств. Чужих следов узор и собственных следов, Обещанных несбывшихся пророчеств Слова утонут в белене снегов. Зима обнимет, обезболит холод, Ночной метелью обожжёт январь. Нас календарной сменой приурочит голод, Плеснёт вином в неоновый янтарь. Забелит пеленой чужих привычек, Привяжет липкой лентой новостей Поношенных вещей и постоянных стычек, Уже непрошенных, чужих гостей, Уже ненужных никому вестей. Уже качнулось всё в обратный ход событий. Утоптан снег, заставлен новогодний стол, Пирог надломлен, перепачкан пол. Сквозь занавес небесных перекрытий Всё чудится на небе синий вол.

243

Рождественская колыбельная Мой дом ночной привычно ждёт, Стихает свет огней домашних. Собака сумрак ночи пьёт И охраняет день вчерашний. Дракон на полке, кот в мешке, Два крестика и лунный нолик, Петух заснул на чердаке, Мышонок влез на шаткий столик. За стенкой лошадь, рыжий вол, Сопят ягнята на соломе, Там — бородатый спит козёл, Пригревшись на сухой попоне. Из тени чавкает свинья, Мартышка свешивает хвостик, Заснул тигрёнок у плетня А белый кролик строит домик. Змея серебряным колечком Свернула дымку над трубой, Медведицы над млечной речкой Баюкают ночной покой. Путь охраняя безопасный, Медвежьи светятся глаза, Усни, младенец мой прекрасный, Взошлa Полярная звезда.

246

Галина Кадацкая Кант сахарный хруст новизны С хвои у дома смахнулась вниз пригоршня снега. Сахарно хрустнула корка на локте перил, Но на крыльце не осталось следов человека. Что, померещилось, или сейчас приходил Тот, в ожиданье которого сон так прерывист И преждевременно цитрусом пахнет в шкафу, Чайник ворчливый вдруг станет певуч и заливист, Кот, ни с того ни с сего, сунет нос под софу. Утро готовит тебя к встрече с невероятным. Очень морозно и тихо — до звона в ушах. Это всё выдумки! Нет его — жизнь многократно Уж доказала — плеснув аргументов ушат. Но, чернослив в шоколаде вдруг вспомнив в ладошке И наконечник на ёлке — смотри, не разбей! — Высыпешь ворох надежд, словно соль, на дорожку, С первой рассветной звездой в новизну январей.

247

под снегом (сонет) На землю сыпет, вскрыв со снегом торбу, Крупы доставщик, врачеватель снов, Квитанцию засунув под засов, Чтоб дед нашёл, натягивая робу Оранжевую, словно апельсин — Видать издалека среди сугробов. Грести наносы — не перегрести. Савелий-дворник лоб перекрестил Щепотью скрытно, вздрогнув от озноба, Шагнул к метле, один как перст, еси. Налюбоваться снегом помешает Едва ли муть слезящаяся глаз. Передохнёт потом, не в этот раз — Все будем там, — шепнёт — под снежной шалью… С первой рассветной звездой в новизну январей.

в розоватом сиянии утра С веток старой урючины в свете зари бледно-алом Льдинки инея сыпятся вниз, словно крылья стрекоз. Во дворе в тёплой будке, накрытой двойным одеялом, Дремлет мой курцхаар, не желая высовывать нос. По утрам очень холодно, влажные ночи с туманом Оставляют на ветках пучки белоснежных цветов. В розоватом сиянии утра, в лучах вполнакала, Волшебство красоты видя, в сказку поверить готов. Превосходным резцом сотворён снежный цвет на деревьях. Лепестки грациозные держатся только полдня. Потеплеет, стечёт красота, как вода акварели, Чтоб наутро опять в изумление ввергнуть тебя.

248

не шли мне гифок … Под январи подстраиваю пульс — не стоит трепыхаться сердцу птицей, ведь мебель дистрибьтютора «Прокруст», конечно же, ни к чёрту не годится. Открою настежь окна – сквозняком пусть вынесет на снег мольбы и вздохи, а то опять метель порожняком несёт состав грохочущий — оглохнуть от мыслей, дребезжащих в пустоте ледовой отрешённости, от встречных, но вечно мимо, встреч — ненужных, где не те всё попадают на глаза. Конечно, претензий предъявитель на счету, как видно по всему, неблаговидном, раз, могущих помочь по существу, ни за черту, ни за версту не видно. Едино всё — сочельник, Рождество, день ото дня не отличить по ритму. В окошке виден сжавшийся листок, поднялся ветер. Скоро будет сбрит он. Вальсируя, последний пируэт изобразит, улёгшись возле сливы, разросшейся за двадцать с лишним лет. Невкусный сорт. Весною будет спилен… — Закрой окно, мешает перелай. — Поговорить нам надо — ты позволишь? Я докучать не буду — ведь не май — на пару слов зашла в наш чат всего лишь. Остаться навсегда… полно ночей мечтой об этом наполнялось… полно… И я ничья, да ведь и ты ничей, с меня-то одиночества довольно, но только вот тебе ещё хлебать, страдать от несогласия с утратой. Не шли мне гифок, да и поздравлять, пожалуй, ни к чему. Не виноват ты…

252

Елена Копытова Рига Январское молчаливое Дни пустопорожние проносятся. Вырван лист с пометкой «было зря». Крепко держит горло безголосица — вечная ангина января. Знаешь, а мне нравится — без голоса. Молча. После всех перипетий. Я ведь не зерно — не буду колосом. Пусть поют способные расти. Видишь, город прячет ошарашенно от пурги шершавое лицо? Он молчит, случайно приукрашенный лёгким взмахом кисти Пикассо. Небо белым светом перевязано… Я молчу. Мне хочется молчать. Всё, что невзначай когда-то сказано, Зачеркнуть… И заново начать.

Гадание на святки Тает олово. Святки. Гудит разношёрстная публика. Смотришь — стенка на стенку. И хочется влиться в народ. И ныряешь в толпу, и становишься… дыркой от бублика. Кровь стекает с лица. Пустяки! До весны зарастёт. Отряхнёшься и сплюнешь. А в спину кричат: «Азиатчина!» — так нечаянно вспомнишь о генах своих кочевых… У «обидчика» — маска и, может быть, мама под Гатчиной, а ещё на душе — до конца незажившие швы. Есть у каждого «кривда» и «правда», но в этом ли главное? Снег хрустит, как антоновка с вечной её мерзлотой. Ветер бьётся в закрытые двери и хлопает ставнями. Тает олово… Месяц над крышей застыл запятой. Всё почудилось. Святки. Над городом — пар от дыхания. Старый дворник в ушанке поёт о судьбе ямщика. Робкий промельк рассвета. Успеешь шепнуть: «До свидания!». И уйдёшь (от себя?) неприметной тропой чужака.

253

254

Зимние зарисовки 1. За околицей вьётся кольцами вьюжный ветер — танцует весело. Полночь пологом чёрным свесилась. Тени кажутся богомольцами… Если сердце закровоточило, выйди в ночь, вопреки усталости, где мороз раздаёт пощёчины без сомнения и без жалости! 2. Голых ив седые косы, замолчавшая река… А на льду пролёг белёсый шрам от скальпеля конька… 3. Я прихожу к замёрзшему пруду по зыбкому плутающему следу, по тонкому подтаявшему льду… Я никуда отсюда не уеду! И валенки, и шапка — не по мне, и варежки к щекам я прижимаю… А голые деревья в тишине над смыслом жизни головы ломают.

258

Раиса Мельникова Вильнюс Зимнее пространство Как невеста в платье подвенечном Полусонно плещется река, А январь, по признакам нездешним, Равнодушно бьётся в берега. И деревья, погружаясь в спячку, Примеряют сказочный наряд. Настроению зима-чудачка Задаёт меланхоличный лад. Очертания безвестных знаков Шлёт с перины пышных облаков Ироничный мудрости оракул, Заплутавший средь небесных льдов. Не видна за шторой горизонта Даль земная. Там идёт ремонт. И тоскливо продаёт с дисконтом Кронос дни у вечности ворот.

Шутка Жизнь расписала все сюжеты: орехом раскололся день, туманные глаза рассвета с утра склонили на мигрень, задумчиво косилось небо, без кофе падаем без сил, а хочется любви и снега. Ах, вирус, как ты наследил! Испортил праздники, поездки — Какой ты, право, «джентльмен», Из шуток сотворил гротески. Мы ждём грядущих перемен!

Счастливого Нового года Зима. Священнодействует январь. На тонкой нити времени качаясь, Серебрено блестит аксессуар, В еловых запахах бесстрастно утопая. Год прошлый опасенья сдал в архив. А Новый пишет стилем первозданным: Рождающейся музыки мотив, Волнующие с милыми свидания. Вновь верится в святое торжество, Небесный светлый луч несёт надежду, И человечьих добрых душ родство Всех соберёт на праздник неизбежно. Синоптики пророчат звездопад, Нейтрино вглубь пронизывает землю, Нефела в тучах месит снегопад, И счастье снежное страну объемлет.

Вильнюс в белом Снежинки кружат вырезные — На Вильнюс спустилась зима: Анто́коль* в фате эксклюзивной, В нарядах волшебных дома. Коронами ели увенчаны, И снег старый сад опушил, Чарующе шишки-бубенчики Разносят январский мотив. Мир дышит красой. Зачарован. На фоне прозрачных дымов Холст серый зимой заштрихован При помощи снежных стежков. Цвет белый дарует блаженство, Куражится светом зрачок. Земная краса в совершенстве Восходит на новый виток. *Антоколь — один из городских районов Вильнюса.

259

262

Татьяна Захарова Кишинёв *** Какая чистая, прозрачная зима пришла, когда её уже не ждали. Когда внезапно отступил туман и отступили вместе с ним печали. А на Крещенье выпал первый снег, сокрыв домов ветшающих фасады. И город, как усталый человек, дождавшийся заслуженной награды, стоит и улыбается зиме, осыпанный чистейшим белым снегом, под облачным, но бирюзовым небом весь в воробьиной звонкой кутерьме. Ах, графика деревьев и оград! Причудливым узором проступает эклектика на бессарабский лад… Но, боже, тает! Неужели тает?

*** Ты стоишь, уперевшись лбом в стекло, — за окном забеленным — снегопад. Боже мой, сколько снега-то намело! Там, внизу, машины ползут наугад, там, внизу, сквозь морок и фонари незаметна уличная суета. Что c тобой не так? Звони, говори! Это лучше, легче, чем маята. Чем метанье в замкнутой темноте, где есть кофе и скомканная постель, в коммунально-питерской тесноте, за стеной которой снуёт метель. Позвони, этот старый чудак Алекс Белл, зря ли принцип выдумал волновой? Вот и неба край уже поседел. Вот и легче стало. И я с тобой.

*** Зима не случилась — такое бывает: дождём, а не снегом с небес выпадает. И воздух осенний ещё не остыл… Ты ждёшь её, ждёшь всем дрожанием жил — чтоб всё завалило по крышу, по маковку! А тут вдруг весна, зацветают фиалки. Мы ждали январь, но проснулись в апреле и метеосводкам привычно не верим. Да, в городе южном такая зима, но света полны дерева и дома. Ах, как акварельность её мне понятна: и графика линий, и солнечность пятен, и пятна на солнце, и линий абрис, и солнечный зайчик на ветке повис.

263

264

*** Понимаю, как скучаю, как скучаю по зиме: по малиновому чаю, по узорам на окне, по снегам, по бездорожью в непролазности берложьей, по графическим вороньим очертаньям на снегу. Взять билет не так уж сложно, и вполне ещё возможно припоздниться к нашей ёлке, запыхавшись на бегу. Вот бы карты все совпали, да при нашей ворожбе! Впрочем, это всё детали, я скучаю по тебе…

265

только не Сольвейг И день ждала, и год ждала, и век ждала… Сжималась, ёжилась в углу у образов. А он то плыл, то улетал, то вдаль шагал, всё дальше-дальше уходя от берегов. Как странно — их тянули в круг одни и те ж, но, как зеркальною стеной разделены, они прожили сотни лет своих надежд и оставались сотни лет разлучены. Но вдруг земли сместился ход в один из дней — и одиночеству начертан свой предел. Он из такого далека рванулся к ней, и разбивался о ветра. И вновь летел. Она опять ждала, отсчитывая дни, и руки грела над свечой в глухую ночь. Сто лет минуло, чтобы встретились они, но дни последние так трудно превозмочь.

266

Виорика Пуриче Кишинёв *** Когда нам отключили снег, Просыпались дождинки хвоей, Предновогодний всуе бег Во вне, искал не аналоя, Он просто белкой колесил, Катал в пакете апельсины — Бег выбивался прочь из сил. Я бег, как дождь в четверг, носила… Послушай пульс… Но дождь прошёл, Фольгой опутав ёлки-палки, Штрихуя высь карандашом, На карандаш беря помарки. Бег был в отключке, словно снег, Ты далеко был и отключен От пульса по его вине — Мой вакуум дождём окучил. Был новогодний первый день Вполне весенним -— не от мира Сего, где ёлочный плетень Тащил полёты ниц, как гиря. Но сквозь магический кристалл Из мишуры и наваждений Вновь, отдалённый, ты предстал, Сомкнув бокал и день весенний.

267

Рождественские Снег, позабыв, что был дождём, Пытался ночь перекричать, — А мне дороже был мой дом, Застенок гордая печать. Как лампочка в подъезде, свет Пылил от звёзд на переход — Мне долгожданней был ответ: Кого средь хаоса мы ждём? Ведь чьё-то облачко души, Присело на горючий вздох Шепнуть тихонько: притуши Всё, что в окрестности — не Бог, Пусть бесприютна жизнь, как хлев, Но где-то в яслях тишины Ещё не претворённый в хлеб, Малыш нас видит через сны. Его, пригублена вином, Течёт душа, как Песнь Песней, Ей открывает Отче дом, Фатой окутывает снег. И сквозь витражные огни И крестовину от окна, Душа, разбуженная Им, До умолчания видна.

268

*** Снег — вислоух до зонтиков, а толку? Опутана я дождиком, как ель, Пора цедить итоги сквозь соломку — Настоянный на горечи коктейль. Цепь порвана «Да будет снег»… — электрик Навряд ли счастье вымолит у тьмы. А я тяну счастливый мой билетик В потёмки душ из суетной зимы. Его закомпостировала рифмой, Авось на этот раз подключат снег? И млечный путь научит быть счастливой, Свет замесив на крошеве сусек — Или сердец, или немых вопросов Предновогодней хляби вопреки. Сегодня небо явно выше ростом. Оно — ровесник снега и строки. Да будет свет, которому не впору Оградки масок, шоры немоты. Чтобы мы с ним дышали высью хором, Как жизнь, такой, дай Бог, нам снег взаймы.

269

*** Город — пустоши декор, Ни хвоинки, ни снежинки, В центре ёлка, словно торт, Бдит на глянцевой картинке. Я в мобильник не впущу Голосов еле́й и мяту. Чур от гостя нынче. Чур! Город чтит себя собратом. Бомж и я в душе, но парк, Где кудрявей только Пушкин, Шепчет почками про март И протягивает лужи. Подмигнёт со дна арап Клёном, дубом или вязом, Декорации нахрап Мне под ноги рухнет сразу. И, накрапывая, дождь По-иному пазлы сложит: Пушкин, я… и неба клёш. Пульс вальсирует под кожей!

272

Елена Данченко Зэйст Зимний пейзаж Пейзаж, как на картинах нидерландских художников: справа и слева — чёрные силуэты деревьев. Мальчики и девочки катаются на коньках. Бледно-голубое небо. И так спокойно. Я не вписываюсь в пейзаж, потому что думаю о смерти. Хорошо бы умереть совсем старой, чтобы родные не плакали и не глотали нитроглицерин. Хорошо бы умереть летом, чтобы могильщикам было легко копать землю. Хорошо бы умереть в понедельник, подальше от всех праздников, чтобы никому не портить настроения. А лучше всего — ничего не знать о смерти, хотя бы до ее прихода. Стать такой же спокойной, как зимний пейзаж и такой же простой.

Гриммер Якоб (ок.1525-1590) Зимний пейзаж с конькобежцами и охотниками (фрагмент)

274

*** Когда на угольники крыш наметёт серебра, зимний город привидится белым молочным сервизом. В мягком блеске луны, как в домашней уютности бра, вдруг сосульки качнутся, как райские буквы на визах — во счастливые страны, подальше от наших ветров, и от наших неубранных комнат, дырявых паркетов, и от наших крутых сквозняков, нашим Блоком воспетых — на хрустящие жёлтые пляжи у южных портов. Мне несложно увидеть тебя, словно лёгкий мираж. Это снится, наверно, — безмолвие чистого счастья. Но уверенность в том, что твоя — и ничья больше часть я — завершает в мозгу моём явный и чёткий вираж. И когда на угольники крыш наметёт серебра, или белого золота с пылью алмазной и крошкой, я в глаза поцелую тебя, мой любимый, хороший, и прижмусь к тебе, словно меньшая сестра. Крепко спи, милый брат, в новогодних дымах белой вьюги, и покуда печётся рождественский сладкий пирог, и покуда покрыт ещё Днепр ледяною кольчугой — если я тебе снюсь — ты со мною, ты не одинок.

*** Кора деревьев крутобока и окает, как гласный звук, когда, пытаясь из-под рук удрать, пришёптывает: «С Богом». Она уже белым-бела, как белый цокот под ногами, как белый символ, что веками не помнит ни добра, ни зла.

278

Григорий Оклендский Окленд Старый новый год А Старый Новый год, как старый конь. Он борозды не портит, смотрит хмуро. Ему протянешь тёплую ладонь — Уткнётся молча, засопит, каурый. Он помнит Юлианский календарь, Веков ушедших грозные знаменья. Во лбу его горит седой фонарь Неровным светом веры и терпенья.

*** Январь. Опять я еду в горы! Снегов седая борода! Какое дивное раздолье Купаться в ледниковых спа, Вбирать энергию от солнца, Искриться, как искрится снег! Раздевшись догола, до донца — Орать, как Снежный Человек!

*** Вот и стали мы на год мудрей Вдалеке от родимых корней. И на новой земле прижились, И уверенно тянемся ввысь. Тянем шеи — до хруста в спине, Чтоб синицу поймать в вышине. Налегке возвратимся домой — Где искрится костёр молодой, И ночной немигающий взгляд Освещает дорогу назад — Чтоб умывшись скупою слезой, Обернуться другою судьбой… И опять эти годы прожить. Подскажи, как две жизни сложить?

*** Думы ночные январского лета. Дымчатый след облаков. Море качает бездонное небо. Время стихов… Память моя растревоженной стаей К дальним просторам летит. Что вспоминаешь, когда наступает Время уйти?

279

280

Белое облако Зеландия кудрявым белым облаком Привольно возлежала на волнах. И дух морской, семью ветрами сдобренный, Резвился на песчаных берегах. Здесь вечный спрос, но мало предложений. Здесь островной прибрежный антураж. И море оглушает на мгновенье, Пока себя ты морю не отдашь. И ты плывёшь, дорог не разбирая — По капельке выдавливая страх. И прошлое уже не догоняет, И будущее видится впотьмах. А ты плывёшь — наперекор стихии, Натягивая времени струну, И миражом, над горизонтом синим, Резвится берег, падая в волну…

Reina Cottier

284

Елена Емелина Арендал Сон перед Рождеством Она заснула на минуту и видела во сне свой дом, где мать, и дочь и двое внуков за праздничным столом В гирляндах ель и радость в сердце, и улицы в огнях вечерних Плывёт за городским окном хрустальный колокольный звон ближайшей православной церкви, зовёт Рождественский сочельник Устала выживать и ждать Проснулась в темноте, пора вставать, не жалуясь и проявляя чуткость, в вотсаппе поздравлять подруг Не долететь — не повидать Душа болит и ощущает чужесть всего вокруг

***

не понимаем, но должны вписать в историю страны свою и всех двадцатый год январь в короне у ворот мы смутно видим поворот к пустыне вечной мерзлоте искусственному интетене понимаем но должны идти за временем вперёд но многих нет и мы не те возможно всё пришло к черте и скоро кончится завод

Январский псалом Январь, месяц первый, нет ни в чём у тебя сходства с январями моего прошлого на зелёных лугах бесснежных душа моя ищет отдыха Приведёшь ли к холодным водам скользким гранитам прибрежным душу мою успокоишь ты поцелуями свежего ветра Даже если придётся идти тревожной тёмной тропой постараюсь не подвести помнить — долгий год впереди Утешает меня любовь Того, кто всегда со мной Стол предо мною накрыт в кругу месяцев-братьев твоих испытаний венец лежит на лбу, как у всех остальных Преисполнена чаша всклень дней благих и тревожных искушая тебя спросить — как продлить, сохранить, изменить? И что не возможно? Хватило бы только сил преодолеть невзгоды, чтобы дальше скромно прожить каждый месяц и каждый день двадцать первого года двадцать первого века с Богом и человеком

285

286

Генрик Ибсен 1828 – 1906 Песня Сольвейг Зима пройдёт, И весна промелькнёт, И весна промелькнёт, Увянут все цветы, Снегом их заметёт, Снегом их заметёт; И ты ко мне вернёшься — Мне сердце говорит, Мне сердце говорит; Тебе верна останусь, Тобой лишь буду жить, Тобой лишь буду жить. А!.. Ко мне ты вернёшься, Полюбишь ты меня. Полюбишь ты меня. От бед и от несчастий Тебя укрою я, Тебя укрою я. Не встретимся с тобой, Не встретимся с тобой, То всё ж любить я буду Тебя, о милый мой! Тебя, о милый мой! А!.. Перевод с норвежского М. Слонова «Песня Сольвейг» из сюиты Эдварда Грига «Пер Гюнт»

Sulamith Wulfing

290

Кшиштоф Шатравский Ольштын Январский салют в мутном мерцанье фонарного света — грозный, жаждущий смуты — в ореоле рассвета, позднего, но неизбежного, проспавшего почему-то, стынет в сугробах снежных в мраке каверны морозной эхо его салюта. где-то плывут облака, кромка небес высока, ибо бодает январь рыбу в бездонной воде. где бездна внизу прозрачна, призрачна и глубока. смелому — счастье везде, слабому — быть беде. в череде остальных собратьев, чтобы не был порядок прерван, январь одарён благодатью — стать первым.

291

блеск маскарадных костюмов и карнавальных масок… сыплются пожеланья, словно радостный выстрел. ах, до чего же быстрый бег ледяных салазок — мчатся подобно птице. январь наградит сейчас печёным яблоком нас. ах, как пьяняще прян аромат корицы! Перевод с польского Людмилы Чеботарёвой (Люче)

19 января В этот день славяне отмечали праздник Водосвет. Считалось, что собственно в этот день, вода делалась светлой и превращалась в целебную. По традиции в этот день купались в проруби. Если окунуться смелости не хватало, то можно было взять с собой этой воды и облиться ею в тёплом месте. После того, как все искупались, собирались гости и желали друг другу здоровья до следующего Водосвета. СЛАВА МАТУШКЕ-ЗЕМЛЕ! СЛАВА ЦАРИЦЕ-ВОДИЦЕ!

Мои благодарности Я бесконечно признательна всем, без кого эта книга никогда бы не состоялась: в первую очередь моему любимому мужу, Мише Чеботарёву, за поддержку всех моих безумных начинаний и сумасшедших идей; всем авторам замечательных январских стихов, песен, картин и фотографий, доверившим мне свои детища; всем, кто подарил мне радость знакомства с новыми авторами.

Спасибо всем, вы все чудесные! С искренним теплом, ваша Люче

Литературно-художественное издание 16+

Просинец Стихи современных поэтов ТОМ 1

Составитель и главный редактор: Людмила Чеботарёва (Люче) Все тексты печатаются в авторской редакции Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается