October poetry, volume 1

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается Листовей: Том 1 «Октябрь на глобусе» в стихах современных поэтов. 2020.

– 268 с., 16+ В двухтомник «Листовей» вошли стихи 160 современных поэтов из 34 стран мира. «Листовей» — одно из названий октября, записанное нашими предками в древнерусском календаре «Кологоде». В этом слове явственно слышится трепет листьев на ветру, взросление родившихся весной лисят, блистательный Лист с поэмным складом «Шума леса» и мрачно фантастической «Дикой охотой»… И вновь звуки, краски, ароматы и чувства сплетаются воедино в разную по стилю, но всегда яркую, одухотворённую и утончённую лирику. Составитель: Людмила Чеботарёва (Люче) ISBN 978-1-63625-128-8 © Составитель: Людмила Чеботарёва, Израиль, 2020 © Авторы стихов и рассказов ©Авторы фотографий и картин

Семь погод октября В октябре на дворе семь ненастных погод: сеет, веет, крутит, мутит, ревёт, сверху льёт, снизу метёт. Народные приметы

Осень (отрывок) Октябрь уж наступил — уж роща отряхает Последние листы с нагих своих ветвей; Дохнул осенний хлад — дорога промерзает, Журча еще бежит за мельницу ручей, Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает В отъезжие поля с охотою своей, И страждут озими от бешеной забавы, И будит лай собак уснувшие дубравы. А.С. Пушкин

12

Юрий Вайсман Мельбурн *** Октябрь откровеннее Марта, Презрение к cмерти, Краплёные карты На мокрых мольбертах Монмартра.

*** Мгновение — и осень далека, Сопротивляться незачем и нечем. Пусть не зима, а лишь её предтеча, Не сам Господь, но всё ж его рука. Мгновение — и мы обречены Дышать на пальцы и писать на стёклах. И зябнут тополя. И мир застёгнут До подбородка, то есть до весны.

13

Настроение Когда кончается успех, Когда потеряна удача, И всё не так, и даже смех Не отличается от плача. Когда у дьявола каприз, Когда душа насквозь промокла, Когда стекают на карниз Дождём оплавленные стёкла. Когда от пустоты мутит, Когда в любовницах — расплата! Когда так хочется уйти, Без зонтика и без возврата.

*** Октябрь. Закрыты кавычки, Расставлены точки. Дурацкая эта привычка, Страдать в одиночку.

14

Инга Даугавиете Мельбурн Время – Осень Это не старость — просто желтеют листья, Ветер ломает ветки, звенит стекло. Время варить варенье, читать молитву, И понимать друг друга без лишних слов. Возраст. Сезон. Холодное время года. Хлопают двери, чайник уже поёт. Время не откликаться на каждый голос, И на чужое имя, забыв своё. А за окном менялись дома и страны, Плакал орган, вздыхали колокола. Поздно ли, рано — дорога выводит к храму, Вот и тебя, наверное, привела. В церкви тепло. Выходят певцы на клирос. Ангельский хор! И, крестик зажав в горсти, Думаешь — вот она, вера. Всегда на вырост, Может быть, И получится Дорасти.

15

по утрам А по утрам — прозрачно и легко, И почему-то хочется вернуться Чтоб «как спалось?» и кофе с молоком, На блюдце Фарфоровом. Пирожное. Миндаль. За окнами сопит знакомый город. Вернуться, чтоб хорошая — всегда — Погода. Колоколов торжественный версет, Прислушайся — начало литургии. Куда? Искать вчерашний день, где все — Живые. А больше — ничего. И не проси. Вино и сыр. Дожди стучат по крыше… Ещё хватает времени и сил, Пока не перевёл свои часы Всевышний

16

Залман Шмейлин Мельбурн *** Праздник затянулся, тошнит уже от куриных ножек Времени свободного — хоть ложкой ешь. Динозавры вымерли от безделья, похоже — От дефицита общения и надежд. Солнышко пригрело — богомолиха вылезла, На подоконник ветку сухую занесло — точь в точь. Мужа уже слопала, переваривает — пузо выперло. И точно так будет поступать её дочь. Приятного мало — сволочь редкая, шизанутая. Падким на слезу лучше даже не начинать, Но есть к этой даме, завораживающей до жути, Уважуха — все-таки супер-ответственная мать! Греческая трагедия — меньше не получается. Медея могла бы тоже что-то такое испечь… Когда поневоле приходится дурью маяться, Самое время на греков античных налечь.

17

*** Осенняя игра «Что, где, когда», «Осенний марафон», сезон осенний мод, Осенний блюз «С небес сошла вода», Октябрьский круиз «Одесский пароход». Октябрьский сюрприз — дебаты Байден –Трамп. Октябрь в Питере сто лет тому назад Октябрь в Мадриде — чуть ли не Рембрандт. Октябрь в джунглях — Чита и Тарзан. Сердечность осени — природная черта, Но нынешней — поставлено на вид. И в голосах присутствует металл, И в отношениях присутствует гранит, Кладбищенский живых стеблей надрыв. Сухая, омертвелая листва На ветках задержалась до поры, Что ветер до сих пор не посрывал. Октябрь — в День Ангела моей жены Треть века в этот день пекли блины И собирались за большим столом — Поесть, попить, поговорить о том о сём. И лихорадочно желали перемен Больших, огромных — без обмана и измен. С тревогой ждали их, как зуб больной — сверла. И дождались. Жена не дождалась.

20

Виктория Пошотян Ереван *** Октябрь осени палитру размешал, Дождём разбрызгал в солнечном сиянье, И пёстрых листьев закружился карнавал, Оставшись радужным лучом в воспоминанье…

24

Анатолий Аврутин Минск Октябрьские мотивы *** Октябрь… Во мгле ощетинились ели, Потупила женщина раненый взгляд. Намокли кусты… Журавли улетели. А я всё хочу воротиться назад. Туда, где туман над тропинкою ранней, На луг васильками стекли небеса, Где первые искорки робких желаний, Зрачок о зрачок! — высекают глаза. Где плющ закурчавился возле беседки, Где гроздья рябины кровавят закат, Где чахлое солнце повисло на ветке, А я все хочу воротиться назад. Туда, где поспела уже ежевика, Где осы роятся… Ужалят… Не трожь! И где позади журавлиного крика Несжатой полоскою стелется рожь. Где сад сторожит дед с берданкою злющей, Где все заголовки нахально кричат О светлом пути, о счастливом грядущем… А я всё хочу воротиться назад.

25 *** Как же тянет порой воротиться к истокам, Где синица на ветке взмахнула крылом, Где купая лучи в озерце светлооком, Говорливое время идет на излом. Где прогулян урок… И четвёртый… И пятый… Ну, так это же физика… Мне наплевать… Вот у мамы червонец всего до зарплаты И от грусти чернеет озёрная гладь. А дружки в тёткин сад ночью влезли… И набок В грязь свалили чуть собранный, хилый стожок. Не терплю с той поры ни ворованных яблок, Ни ворованных душ, ни ворованных строк… Только время года́, будто бусинки, нижет И всё явственней видятся издалека Семафоры, домишки, что сделались ниже, Белый пар паровозный — белей молока. Нынче холодно… Нынче и ночи беззвёздны. Ветер в трубах гудит третью ночь напролёт. Что за мальчик бредёт через гул паровозный, Что за мальчик взъерошенный мимо идёт?.. Он сюда не спешит, а туда мне не надо — Там оставлена лучшая в жизни пора. Я в стекло постучу… Наши встретятся взгляды… Прогудит паровоз… И умчит навсегда…

26

*** И снова странное в природе, И снова муторно… И грязь… И снова женщина уходит, Слезою горькою давясь. И снова лестница скрипуче Качается, шагам назло. И рушится с небесной кручи Дождя гремучее весло. А тени сделались короче… Печалью обжигая взгляд, Нам птицы дальнее пророчат, И оставаться не хотят. Они кричат, роняя властно Перо на мокрый бересклет, Что всё напрасное — напрасно, А не напрасного и нет… И в этот час душа смятенней. Промозгло… Дует из угла… И только тени, только тени, Да мысль, что женщина ушла.

27

*** Вослед за покоем приходит всегда непокой — Затем, чтоб покой нам недолго покоем казался. Ну как же теперь мне к тебе прикоснуться рукой, Когда я рукою к вселенскому злу прикасался?.. Уже заструилась с деревьев линялая медь, И тучи тяжёлые бродят всё ниже и ниже… Ну как же посмею теперь на тебя поглядеть, Когда я глядел на другую — светло и бесстыже?.. Глядел… И казалось, что это и есть благодать… И снова глядел… И разлукою мучился снова. Ну как я посмею теперь тебе что-то сказать, Когда повторял, что молчание — выше, чем слово?.. Крест-накрест зачёркнут вконец неудавшийся день, А пульс всё морзянит, что лучшего мы и не стоим. Луна оскудеет… И солнце взойдёт набекрень Над вечным покоем… Над призрачным вечным покоем.

28

*** Вячеславу Лютому

Ничто не бывает печальней, Чем Родина в сизом дыму, Чем свет над излучиной дальней, Колышущий зябкую тьму. Ничто не бывает созвучней Неспешному ходу времён, Чем крик журавлиный, разлучный, Буравящий даль испокон. И сам ты на сирой аллее, Такою ненастной порой, Вдруг станешь светлей и добрее Средь этой тоски золотой. Поймёшь — все концы и начала Смешались средь поздних разлук. И что-то в тебе зазвучало, Когда уже кончился звук…

29

Галина Андрейченко Минск Этюд Каштаны, выйдя на парад, Такой изысканный и краткий, Хрустят, как горький шоколад, Под каблучком аристократки. А спутник-ветер навязал Кольчуг из обречённой пади, И я ношу их, на ночь глядя Истокам осени в глаза.

30

Осенний диптих 1. И кашель за спиной… Неужто осень, Старьёвщица, помахивая тростью, Усталых рек разбавит лунный яд, А ЖЭС пожнёт завещанный наряд И станет жечь, вкушая дым агоний В мазках-зрачках оконных пеларгоний. Она уйдёт до самых зимних дней, Как кровь сквозь кожу, как душа из тела До возрожденья. Небо опустело, И хор листвы последует за ней До избранного дня. А что осталось — Обрыв пальто, в карманах жмётся жалость, Всё возится на стынущих руках, И выйти ей не можется никак. А ветер перегрелся в рукаве И выполз прочь — стричь волосы траве.

31

2. Осень вьюжит жёлтые нарциссы, Бережно взращённые весною. Фалды уплывающей актрисы Вылечат побоище асфальта И деревьев сросшиеся кости. Холодами скрюченные пальцы Шёпотом испросят подаянья. По углам заносчиво танцует Беспризорность денежных бумажек, Медяков глазёнки поросячьи Подмигнут и тут же прослезятся. С рук съезжают красные перчатки, Выгорая рабски и безвольно, И в неотвратимости печали Сбросят пламя красные ладони.

32

Михаил Баранчик Минск Бабье лето. Скоро финал Спокойствием природа дышит, Пестрят осенние цветы, И млеют голуби на крыше От запоздалой теплоты. Ласкает в куче листьев кошка Весной родившихся котят. Моя стареющая Тошка Примерит осени наряд. Горят пожаром листья клёна, Берёзы светятся рыжьём… Бреду по осени, влюблённый, Былые чувства взяв внаём. Взахлёб дышу я бабьим летом — И хочется дышать ещё. Пойду бродить по белу свету, Опять с ноля начав отсчёт. Лужайка, пёстрая как глобус, А синь небесная густа. И даже городской автобус Раскрашен в осени цвета.

33 Как на парад выводит город Зелёно-жёлтый автопарк. От ощущенья — вновь я молод, Уже трепещет миокард. Не в ожидании инфаркта — Но в ожидании зимы. Немного не хватает фарта Мне средь осенней кутерьмы. Поскольку знаю — где-то вьюга Уже вступить готова в бой. Ах, осень, давняя подруга — Надеюсь, свидимся с тобой.

Осеннее ненастье Это осени зимняя мзда — За окном нудный дождь без просвета. Как внезапно пришли холода, И окончилось вмиг бабье лето. Лист с деревьев ещё не опал, Не укрыл расписным одеялом Мой продрогше-промокший квартал. И висит в небесах полинялых Только серо-лиловая хмарь, Прикрывая от призрачных истин. С огородов доносится гарь От сжигаемых в сумерках листьев.

34

А потоки воды с высоты Вновь дождями прольют ли, слезами. Им осенние рады цветы, И мигают цветными глазами. Но на смену придёт нагота — Даже если придёт с опозданьем. И последних цветов красота Лишь сильней подчеркнёт увяданье. Хмуро тучи по небу плывут — Ветер с тучами в сговоре вечном. Им-то в вечность проложен маршрут. Скоро выход и мой на конечной. Облетают, как листья, года. Вечность ждёт, и кончается ссуда. Миг пройдёт — я уйду в никуда, Как когда-то пришёл ниоткуда… Нынче поступь зимы так легка — Можно грезить ещё о побеге… Вдаль по небу плывут облака И мечтают о завтрашнем снеге.

35

*** Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист, Лист, к раздаче счастья опоздавший. Я сегодня анархист и нигилист. Лист опавший — всё же не пропавший. Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист. И судьба его растянута на метры. Сам себе я режиссёр, и сам артист. Хоть на этой сцене мне не выйти в Мэтры. Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист. Он, как я, ещё противится погоде. То ли прикуп, то ли банк, а то ли вист, То ли снова перекос идёт в природе. Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист. Ветру этот лист послушно-равнодушен К чёрту этот авангард и модернизм — Если счастье снова прёт из всех отдушин. Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист. Я и сам несусь пока, гонимый ветром… В хоре я — а может, всё-таки солист? И на сколько меня хватит километров? Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист. Я за ним уже почти не успеваю. Жизнь моя, прости, я всё же оптимист. И свои ошибки ластиком стираю. Гонит ветер вдоль дороги жёлтый лист…

36

Маргарита Богданович Минск По грибы Он говорит: «Послушай, ляг на другой бочок. Слёзки утри, ну что ты. Выпей воды, дружок. Будем ловить кошмары, купим большой сачок. Вот я зашёл и просто лампу тебе зажёг». Он говорит: «Умойся, кислая слива ты! Если б себя видала! Нос покрасневший — жуть! Нам ли с тобой бояться утренней темноты? Куртку достань из шкафа и собирайся в путь!» Он говорит: «Корзинку взял на двоих одну. Ножик ребёнку рано, даже не вздумай ныть». Если меня в подушку — тут же опять усну, И в результате драма: падаю носом в сныть. Он говорит: «Подую. Боленька, не боли. Пусть унесут печали зайка, лисичка, ёж… Веришь, не так уж важен гриб, что растёт вдали. Знаешь лесной порядок: свой ты всегда найдёшь». Голос его всё глуше; мимо десятки лет. Не изменилась осень, тишь золотого дня. Вместе идём, как прежде, в лес по грибы чуть свет. Я со своей корзинкой, он впереди меня.

37

Осенние бабочки Щётки метут за стеклом лобовым Листья. Осень взяла из своих кладовых Кисти. Лешие в чащах упрятали в мех Лица. Некому в путах паучьих потех Биться. Утром туманы облизывать мхи Смеют. Скоро безмолвно замолят грехи Змеи. Пни завернулись в морщины коры Прелой. Тщательно вытканы клюквы ковры Спелой. Бабочек сонмы беззвучно снуют Пылью, Молча танцуют, и вьются, и мнут Крылья. Грустно проглянет былой красотой Глянец. Бабочек-листьев плывёт золотой Танец. Это — кому-то шоссе, а кому — Сцена!

Но не избегнуть, увы, ничему Тлена. Бьют их машины по крыльям, таких Гордых… Осень потом похоронит своих Мёртвых.

38

Осенний дождь Я трогаю тысячей пальцев остатки листвы, Осенним цветам поправляю намокшие банты. Невеста сменила свой лик на обличье вдовы, Сапожки достала и спрятала с грустью пуанты. Как вскинулась осень по-бабьи, все силы собрав, И Сарой Бернар «восемнадцать!!!» упрямо кричала! А вы обманулись; потом проклинали мой нрав, Который всего лишь примета её и начало. Мне нравится с пенкой молочный туманный десерт! Он славно горчит хризантемой и пахнет листвою. На завтрак его с наслаждением съем; и концерт Вам после сыграю — решайте, чего же я стою! Любил целовать летом радугу, еле дыша, И тёплые лужи поля выпивали до донца. Не думайте! И у дождя тоже плачет душа, Когда не играет с ним больше капризное солнце. Сырые леса без пичуг непривычно пусты, Я маятник тихо качнул своего метронома. Когда прихожу — раскрывайте цветные зонты, Вас в осень зову, и, пожалуйста, будьте как дома.

39

Инесса Ганкина Минск *** Желтопад по дворам, желтопад, И квадраты кварталов глядят — глушью стен на закат и назад, а окном — на восток и вперёд. Город смотрит, слегка кособок, а знакомый задумчивый кот за закрытой фрамугой забыт. Тот растерян, а этот сердит. Перекошенный зонт — у орбит гнутся спицы, но, глупо дыша, улыбается чья-то душа, И бульваром шуршим не спеша Ты да Я под зонтом бытия, Я да Ты на краю пустоты. Вырывается зонт и летит, мы свободу дадим чудаку, но он в луже застрял на боку и с надеждой за нами следит, отряхнём и внесём его в дом, что-то в жизни решится потом, хоть пока желтопад и дожди, что-то будет у нас впереди.

40

*** Посвящается Д.С. Осень — дары приносящая сочным весёлым яблоком, лёгким прозрачным воздухом, сладко-пьянящим запахом, грустным прощальным возгласом. Осень пугает заморозками, и одиноким островом профиль плывёт заспанный через листву пёструю. Осенью ночь длинная. Тронет печаль лапою, дышит в лицо холодом. То, чего ждал смолоду, станет последней каплею. Стой, седина в бороду, хочешь пройтись гоголем — грустной застыл цаплею. Осень полна праздником: от шалашей — к дереву будет душа странствовать, сладость мешать с горечью, милую ждать полночью, в небо смотреть чистое, над родником — искрою. Началось звездопадами, кончится снегопадами, Будет зимой снежною сердце полно нежностью.

41

Месяц надежды Листья летят. Октябрь — месяц тревоги нашей. Листья сгребают — горка, дни всё короче — горько осознавать конечность жизни, судьбы и года… В месяц надежды нашей вновь поднимает знамя новое поколенье поротого народа. Кто-то кашляет… Вирус… Жизнь, как пальто на вырост… Кошка на солнце греет спину и ждёт кормёжки. В парке пусты дорожки. Ранним воскресным утром город окрасят белым, красным и снова белым… Молча куришь на кухне, думаешь: всё прекрасно, страшно идти на площадь, кошка глядит с опаской: «Вновь угодит «на сутки», экий смешной недотёпа…» Что же, судьба жестока. Будут ручьи и реки плавно стекаться в море, море людского горя станет морем надежды. Листья справляют тризну. Скреплена Книга Жизни. Мир не в ладах с Законом, Жизнь открывает вежды страстно и непреклонно.

42

Татьяна Жилинская Минск *** Оглянись — листопада пора, да и просто пора — оглянись… Изгоняют синиц из весёлого летнего рая. Чуть топорщась на ветке, пока что безропотно ластится лист. И скрипит чья-то ось за сараем, возможно — земная. Подождёшь? Не смотри — не люблю приручать не своих журавлей. Пусть курлычут туда, на закат, где теплее, богаче. Это всё ерунда — «не проси», «не забудь», «не гневи», «не жалей»… Это всё для меня — ерунда, а кому-то иначе… А кому-то… да только кому эти песни бездомных синиц? Ты попробуй ещё их поймай, примани, оглянувшись. Помяни парой строк снимок горестно выцветших, высохших лиц. Отпечаток прожитых времён, моментально минувших.

13

43

Ничего не осталось — пора… Листопада пора — оглянись, Припадая листвой к притяжению грешной планеты. Синестрочие плачет дождями — сорвался трепещущий лист. Пожалей, если сможешь, о нём, забывая рассветы.

Клуша… Спеши, свободная, домой Счастливой клушей. Да будет осень над тобой И запах груши. И шёпот клёнов, и букет Из рыжих листьев. Спеши смывать свой марафет С ухмылкой лисьей! Спеши налить себе вино, Хоть губы в глине… Из листьев свей себе венок — Швырни в корзину. Долой! Тетрадки прочь, бюстье — И ноги в тапки. Сама с собой, сама в себе Прикинься тряпкой.

44

И отмокай, и привыкай За выходные, Что здесь твой дом, покой и рай, Твои родные. И только ради и для них Спина, как палка… Настанет день, настанет миг — Сломают — жалко… Спеши, усталая, домой Слепой монадой, Не веря в то, что твой покой Зовётся адом. Стирай, поглаживай углы, Носки, рубашки… Да погадай из полумглы На всех ромашках… Хоть персонажей много есть Поинтересней, Но я тебе пою хвалу, Хулу и песню!

13

45

Елена Крикливец Витебск *** Озябший вечер грелся у костра, дремал, как пёс, на пёстром покрывале. Сгорала пожелтевшая листва, и струйки дыма в небо уплывали. Ты пил вино. Дышал. Ты просто жил. Растил свой сад. И дом держал в порядке. Вдруг на рябину шумные стрижи слетелись, словно буковки в тетрадку. И слушая прощальный пересвист, осенним ветром в губы поцелован, ты подобрал забытый клёном лист и начертал: «В начале было слово…» — чтобы понять, по комнате кружа, ночами переписывая строфы, что рвётся окаянная душа в извечный путь за словом — на Голгофу. И ты идёшь. И строишь новый храм. Венчаешь строки рифмами. А после — смурной октябрь курит фимиам. Поэт всегда — тринадцатый апостол.

46

*** Посмотри, как дрожит этот лист на берёзовой ветке. Полпути до зимы нам отмерят вот-вот Покрова. Прорастает тоска, словно детство из песен советских, и сбиваются в стаи бескрылые прежде слова. Улетают к теплу облака, журавли, паутина — неизбежный исход накануне больших холодов. Пусть для всех моисеев найдётся своя палестина. Нам достанет юдоли и вне гефсиманских садов. Журавлиное эхо в озябшие заводи канет… Проплывут над рекой непрожитых столетий клубы, там, где Пушкинский мост обречённо бряцает замками и рискует прогнуться под тяжестью чьей-то судьбы. Посмотри: этот город из ветра и времени соткан. Нам подсыпала осень в карманы звенящих деньжат. Обнажённая ветка скребётся в закрытые окна. Я держу тебя за руку крепче, чем можно держать.

*** …А когда поутру на траве заблестит седина, замаячат дожди, ОРВИ, пустота и остуда, на колючем ветру повстречаются он и она и пойдут по аллее, не зная, что это не чудо. По загривку потреплют кудлатого тощего пса, поведут за собой и поделятся счастьем двуногим. Он уткнётся в ладонь, заскулит и зажмурит глаза. Он поверит обоим, не зная, что это не боги.

47

Пробирается осень в кладбищенский стылый острог, покрывало листвы за оградами ткёт домовито… Но проснётся в земле — не ко времени — глупый росток и доверчиво клюнет шершавую щёку гранита. Мимо вымокших клёнов ползёт к остановке трамвай — туча вылилась в ночь и отчалила баржей порожней. И пока на газоне желтеет и чахнет трава, он пробьётся сквозь плиты, не зная, что так — невозможно. *** …А когда поутру на траве заблестит седина, Часы не остановятся, когда среди июльской терпкости полынной осина у чернильного пруда засмотрится в студёные глубины. Так женщина, начало октября предсказывая, словно ворожея, однажды утром взглянет на себя, да только не узнает отраженья. И отойдёт от зеркала в сердцах, когда поймёт — и сделается строже, — что паутинку липкую с лица она смахнуть, как в юности, не может. И больше не поверит докторам. В шкафу отыщет кофту потеплее… И забелеет вата между рам от зазимков до мартовской капели.

48

…Дрожит на ветке сморщенный листок. Сплетает время свой широкий невод. И выцветает синий лоскуток остывшего октябрьского неба. *** Заболеет душа и внезапно сорвётся к истокам за такою строкой, чтобы истина в ней ужилась. Ты отыщешь её на скрипящем крылечке высоком, с постоялой лачугой почувствовав странную связь. Засыпает листва эту землю и эту обитель. Вечереет уже, и давно отправляться пора, но склонит виновато седую макушку смотритель: «Так ведь нет лошадей…» И приходится ждать до утра. А когда поутру упакуешь бельишка и снеди, и, как бедная Дуня, помедлишь у старых ворот, и потом напрямки по разбитой дороге поедешь, там, в осеннем тумане, шальная Тамань промелькнёт. Поистлеют слова, как привычные телу обноски, и не встретится тот, кому жить на Руси хорошо. Ты напьёшься беды и пойдёшь босиком по-толстовски… Он ведь тоже искал, да, признаться, навряд ли нашёл.

49

*** Тургеневский кружился листопад, глубокий пруд без меры осыпая. Сюда пришла я просто наугад, доверчиво, за солнцем, как слепая. И был каким-то вяжущим покой, и мысли без конца и без начала. Над этой неподвижною водой я очень долго, помнится, стояла, в руках кленовый листик теребя, как барышня из N-ского уезда… …Вдруг заглянула, может быть, в себя, а может быть, в чернеющую бездну и отшатнулась. Только горький крик застрял в груди, и небо потемнело. О том, что мне открылось в этот миг, я никому поведать не посмела. …Блестит на окнах тонкая слюда — мороза филигранная работа. Но вновь и вновь мне хочется туда, где чёрный пруд и листьев позолота.

50

*** На земле была одна столица, всё другое — просто города. Г. Адамович

Здесь не «бьётся Нева о холодный гранит», не поёт под ладонью ограда литая… Этот город свои кружева мастерит, настоящее с прошлым упрямо сплетая. Здесь над старою ратушей кружит листва и взлетает Шагал над шуршащей аллеей. Здесь поэт подбирает такие слова, от которых осеннее небо теплеет. Мелкий дождик дорожки к утру навощит, пробежит по мостам, не жалея сандалий. И согнётся под лампой седой часовщик, починяющий время в еврейском квартале… Чтобы призрачных лет удержать череду, чтобы терпкой истории вдоволь напиться, я по древнему городу тихо пройду, как по дремлющей в золоте лучшей столице.

51

Ольга Любашина Минск Рыжая красавица Рыжая осень, ах, рыжая! Словно девчонка бесстыжая, С ветром всю ночь обнимается, В росных туманах купается. Рыжая осень — кудесница, Бабьего лета предвестница, Выткала коврик меланжевый: Жёлто-зелёно-оранжевый. Модница в бусах рябиновых, В пёстрых сапожках резиновых, Ярким плащом прикрывается, Дымом костров наслаждается. Сыплет дождинки хрустальные В жёлтые лужи зеркальные, Солнышком в них отражается. Рыжая осень-красавица!

52

Александр Морозов д. Филипаны Гродненской обл. Осеннее На работу народ просыпается рано. Первый жёлтый листок устремился к земле. Городок поутру весь укутан туманом И холодные ночи стоят в октябре. Убирают в полях, что ещё не убрали. В палисадниках яркие астры цветут. Одарил этот год неплохим урожаем, Оценив по достоинству вложенный труд. Кто трудился весь год, тот не будет в накладе — И порядок в дому и полны закрома. Раскраснелись леса от рябиновых ягод — По повериям, будет суровой зима. Что ж, пусть будет, как будет, мы сильные люди: Печь растопим, услышим — поленья трещат. Был бы мир на земле, без раскатов орудий, Чтоб пожить по-людски и дождаться внучат.

53

Мария Розумко Минск Как светлы эти дни Как светлы эти дни, когда осень стоит у порога. И трепещет, шумит, осыпаясь с деревьев, листва. Когда хочется выйти в рассвет, на лесную дорогу, В тишине побродить и услышать безмолвья слова. Обнажают деревья ветвей шелестящих вершины, И бездонного неба всё больше видна синева. Всё по кругу идёт… И горящие гроздья рябины, Как прощальный аккорд увядания и естества. Удивительный миг! И с природой вокруг единенье! Каждый жёлтый листок тебе хочет о чём-то сказать. И невидимой тайной окутаны наши сомненья, А душа ощущает осеннего дня благодать. Необычная лёгкость, влекущая радость полёта. Как на крыльях летишь над согретой лучами землёй. Среди елей зелёных сияет берёз позолота, На тропе человек, словно точка на карте лесной.

54

Олег Сешко Витебск *** Бежит по вокзалу седеющий полдень — В десятом вагоне октябрь приезжает, Зонтами встречают его горожане, Рифмованной грустью в экселе и ворде. На бледные плечи стального фонтана Роняет стихи зачарованный тополь. Соборными иглами сумрак заштопан, Из латки на землю стекает сметана. Торгуют окрошкой бездомные кошки, Бомжи подставляют им чистые миски. Совет мегаполиса вывесил списки Любимых и нужных, хотя бы немножко. Над парком, в котором потеряна речка, Летит поцелуем счастливая пара, Господь им с любовью готовит опару Для доброго, нужного всем человечка. Гудят мостовые натянуто низко, Глядят из автобусов мамы и папы, С последнего катера сходит по трапу Чужая жена, не вошедшая в списки.

55

*** Утро пугливой вороною спит на плече фонаря. В парке под старыми клёнами серая тень октября. Вот он идёт через улицу, хмурится, в мокром плаще, курит и зябко сутулится, без настроенья вообще! Рифма легла загогулиной в узком проёме мозгов. В дыме — тумане накуренном — нет ни друзей, ни врагов. Однообразно, стушёвано… Старый бушлат нацеплю, заспанный выйду, пожёванный, руку подам октябрю. Будем общаться без отчества или молчать без имён, сонно цедить одиночество, как дорогой самогон, мысли раскусывать — семечки, — вкруг наплюём шелухи… Лапой царапая темечко, зашевелятся стихи.

56

Татьяна Шеина Радошковичи *** Великий кисти в ливень окунул — И листья распластались по окну Проекциями внутренних протестов. Служенье муз не терпит полумер, А потому — бессонница, Гомер — И всё по тексту. Читай, не сожалей и не робей, Небесный список личных кораблей Своих полусознательных решений — Пока ещё не стыдно не уметь, Пока тускнеет солнечная медь На лунной шее, Читай, пока не поздно поменять Покой на шторм, полцарства на коня, Чужое сердце в руки взять не страшно. Нанизывай октябрьский бисер строк На нить судьбы, что сбудется не в срок — А много раньше.

57

Велесова (последняя ночь октября) Под горний зов, под песни с танцами, По мелочам не беспокоясь, Сойти на нет на дальней станции, Где трын-бурьян по чёрный пояс Реки, что хочет юркой ленточкой В приморский узел завязаться; Где по полям в косую клеточку Петляют шахматные зайцы; Где вдоль дорог — в потёртых саванах Простоволосые берёзы; Где Чернобог не знает Самайна, Но, всё равно, своё берёт за Проход по призрачному, шаткому Мосту за Грань, к изнанке Яви… И пусть дубы качают шапками, Туман спускается слоями. У древа Рода в ожидании Застыть, к стволу прижавшись крепко, Пока — недавние и дальние — О чём-то шепчут духи предков. Чтоб, коло-кольцами в ушах мотнув, Впитав заветы и запреты, В реальность въехать зайцем шахматным Во чреве тыквенной кареты.

58

*** Пульсируя, вальсирует листва. В прогнозах сбои. У мира обострение родства С самим собою. Клото остановила колесо, С улыбкой мудрой Смягчает утомлённое лицо Рассветной пудрой — И, бросив мимолётный томный взгляд Из закулисья, Уходит в сад задумчиво гулять Сквозь вальс и листья, Где время перепутало пути, Где призван Питер В свидетели сплошных перипетий И перепитий Того, кому держать небесный свод — Вполне по росту; Где мир на обострённое родство Сменил сиротство. Пока восторгу, терпкому, как брют, На сердце литься — Не страшно пробираться к ноябрю Сквозь вальс и листья.

62

Александр Мельник Льеж Поздняя любовь Соседний парк опять постригся наголо, как призывник в поволжском городке, где жизнь одной рукой ласкает ангела, другой — чертёнка треплет по щеке, где полуправдой мягкой всё укутано, а глас народа — робкое нытьё, и всё вокруг настолько перепутано, что лучше впасть с природой в забытьё. Исчезли птичий щебет и жужжание неугомонных пчёл. В моём окне дожди с картины смыли содержание, лишь парк остался в мутной желтизне. Опять октябрь — привычная история... Ритмичный дождь навеял полусон, полудремоту — женщину, в которую я с неких пор отчаянно влюблён.

63

Мыс Аман-Кит На медвежьей тропе в безымянном распадке мне досталось тогда от зимы-психопатки! Пробирал до костей непривычный мороз... Как тебя занесло в этот край, малоросс? Я маршрутами к жизни писал предисловье. Верх мечтаний — дойти наконец до зимовья, чиркнуть спичкой под горкой полешек в печи и, развесив портянки, забыться в ночи — до того, как пристанище напрочь остынет, потому что метель над таёжной пустыней занесёт зимовьюшку до самой трубы. Что ни ночь, то страница бродяжьей судьбы, что ни день, то готовая главка романа. Мы ведь жили тогда, дураки, без обмана — изнывали от скуки вдали от тайги и не ведали рек, окромя Селенги. А когда загорелся на сопках багульник (чем не сакура!), я на него, богохульник, втихомолку молился — ведь пришлые, мы, если честно, устали от долгой зимы.

64

Снег сошёл, лёд растаял, и мало-помалу я привык, прикипел, привязался к Байкалу — юркий катер по галсам снуёт взад-вперёд, а в каюте стрекочет весь день эхолот. Здесь бы жить, но пора возвращаться на базу… Геодезия — это такая зараза, от которой на всё глубоко наплевать, только карте виват и тайге исполать. В круговерти, скорее хмельной, чем безумной, хмурый мыс Аман-Кит стал моей Джомолунгмой. Я с него разглядел не иркутскую твердь, а номадную жизнь и бельгийскую смерть, не Ольхон, а грядущий прилив ностальгии по медвежьим углам, где рычал от пурги я, по февральским ветрам и июльской жаре, по штормам, нагонявшим волну в октябре. Время нынче нелёгкое — волчье, шакалье, но назад обернёшься, а там — Забайкалье, и таёжная глушь, и крутая волна… Только юность в тумане почти не видна.

65 *** Подумаешь — нахмурился октябрь! Видали мы угрозы и покруче. Нальём вина, поставим канделябр, и под щемящий плач «Besame mucho» умрём, освобождаясь от одежд, как от цепей… Из замкнутого круга доставших нас несбыточных надежд перетечём томительно друг в друга. Пускай маячит осень впереди — мы будем жить взаимным продолженьем, и чем сильнее в стёкла бьют дожди, тем неуёмней сила притяженья…

68

Елена Асатурова Черноморец Поздняя любовь Дар осени — багряная листва — Заплатками на зелени лесов. Увядшего стесняясь естества, Румянится осеннее лицо. Здесь в бочках забродивший сок хмельной Хранит тепло от солнечного дня. А к вечеру остудит город мой Прохладное дыханье октября. Наденет шапку набежавших туч, Укутает туманной пеленой… И первый дым, уютен и тягуч, Покинет каземат трубы печной. А в отблесках неярких фонарей Гирляндой светят шарики хурмы. Особый аромат у этих дней — Не растерять его бы до зимы…

69 *** Октябрь охотно гасит свечи клёнов — Что толку листьям попусту гореть. Всё меньше на бульварах пар влюблённых, Ногами топчущих стареющую медь И примеряющих резную позолоту С кровавыми вкрапленьями рябин… Ах, Осень-антиквар, ты вся в заботах И в вечном поиске талантливых картин! А там Ноябрь, шурша листвы коврами, До дыр затёртыми спешащею толпой, Раскроет зонт и ускользнёт дворами… И мы останемся лицом к лицу с Зимой… *** Был месяц падающих листьев Был месяц падающих листьев, косых дождей и пустоты… Таинственный художник кистью разрисовал полей холсты… Был месяц хризантем, чей запах полынно-горький как вино… Хотелось в тёплый плед и плакать под чёрно-белое кино… Был месяц хрупких строк и чая в нелепой чашке вечерами… Мгновенья призрачной печали и шарф, размотанный ветрами на тонких шеях у прохожих, спешащих по пустым аллеям… Был день, на сотни дней похожих, в которых я тобой болею…

70

Заленинградило… Я, конечно, не променяю шёпот моря на шорох асфальта, белых чаек свободную стаю на шальных воробьёв с их сальто в вечно-сером московском небе, и не манит меня столица… Почему же, как яблоко Еве, мне отчаянно Питер снится? Не была я его фанаткой, не моталась ночной Стрелою. Но хочу посмотреть украдкой на мосты над седой Невою. И простыть от ветров с залива, Мандельштама читать по памяти… Эх, до дрожи заоктябрило и до боли заленинградило… На «Камчатке» промокнут спички, И, глотнув коньяка по-взрослому, загляну в «Кастыль» по привычке, но не встречу в «Сайгоне» Бродского… Не войти в эти воды дважды, карты сброшены — нечем крыть… Но вернусь я сюда однажды. Я приеду… чтоб в Питере пить!

71

На часах осень Мне б замыслить опять побег, В сотый раз сбежать в никуда… Где-то первый растаял снег, Но оставил нам холода. Осень бьёт на моих часах То ли полночь, то ли рассвет. Снег запутался в волосах И не тает уж много лет. Стрелок бег каждый день быстрей. Нет правдивей календаря: Хочешь — листьями сентябрей, Хочешь — выспись до ноября. И что любишь меня — не ври, Истончилась меж нами нить. Убивай свои октябри, Чтобы вновь научиться жить.

74

Борис Фабрикант Борнмут, графство Дорсет *** Я спал старательно из всех последних сил И сон из сна в другой переносил, Земля как-будто становилась жиже, Из Лондона за два часа — в Париже. Я добирался вечером вчера И на Монмартре под дождём с утра, Но о какой привязанности к месту, Когда я, тут и там бывая часто, Ногой ступаю больше на пол средства Перемещения, чем в новое пространство. А на Монмартре продают зонты, Зек Сакре-Кёр в полоску чёрно-белый. И дождик клеит жёлтые листы, Октябрьский дождик, тёплый и незрелый

75 *** Сугробом, надгробьем лежащая и муравейником, Сметённая ветром смятенная груда листвы Всё места себе не находит, кружась, как за веником, И прячется прочь от судьбы, и сумы, и молвы. Взлетает столбом, уползает коврами корявыми И ржавчину прячет, и сбоку крадётся, как тать. Как смотрим в глаза, когда смотрим в глаза, врём дырявыми, Как листья, словами, которыми надо молчать. Разбита колода, и листья упали рубашками. Волшба-ворожба, наступает глухая пора. И не угадать, что нагрянет. Жуками-букашками Все карты краплёны, поэтов зовут в шулера. А на зиму небо верхушками сосен расчалено, И лупит по сетке, по клетке, начав новый сет, Нам свет застилая, бьёт солнце, летает отчаянно И прячет под веки свой ярко-оранжевый след. И луч паутинкой сшивает закаты с травою На нитку живую и штопает небо дождём. И надобно верить, что с нашей душою живою, Мы здесь не напрасно, мы здесь не напрасно живём

76

*** Я живу в городке рядом с морем, — Осень, пляжи надолго пусты, Сосны, волны, полмира в просторе, — О котором писал бы и ты, Если б жил здесь у самого моря. Тут от солнца скрываются тени, Словно дамы в почтенном и шляпах. Я рифмую, не чувствуя лени, А на улицах сосны и запах. С расстояния ближе руки, Где сыпучая глина обрыва, След шагов стихотворной строки, И словарик камней под приливом, Плоский, круглый, блеснувший слюдой. Голоса, паруса над водой, Одинокий рыбацкий буёк, Рыба складно плывёт молодая, И блестит фонаря ручеёк, Как застёжка браслета чужая. Лисы спят в тёплых зарослях дрока, Ветер скинул красивую шишку. Я держу, приподняв невысоко, Край земли, как над супницей крышку.

77

Я держу, чтобы не было крена, Чтоб не схлынули море и рыбка. И мерцает на матрице пена — Отражение мира так зыбко. Пересекшие взгляд на мгновенье Улетевшие птицы в испуге И рекламные радуги дуги, Ветви, ветер в прозрачном паренье Ничего друг не знают о друге. Красота сослагает крупицы, Наводя объектив окоёма От скользящей по облаку птицы До блестящей воды водоёма. Сохранюсь на сетчатке земного Шара в сделанном чайкою снимке, Становясь элементом картинки, У прибоя у моря большого. Приезжай! Образ жизни здесь праздный Как изнанка красивого места. Мы недавно. Покамест не тесно. Ты приедешь, поместится праздник

80

Бэла Иордан Розенхайм Осенняя элегия Горят багряно клёнов башлыки, веселый хор пичуг разноголосит, и, скинув с ног цветные башмаки, на цыпочках крадётся в город осень. За ней ложатся жёлтые стежки — на жёлтый цвет объявят нынче моду, — рябит вода, и уток утюжки старательно разглаживают воду. И рвутся листья в свой последний час по наущенью ветра-доброхота покинуть ветви, чтобы только раз познать восторг свободы и полёта. И мне бы так — за листьями вослед, оставив на земле свои невзгоды, лететь туда, где розовый рассвет расцвечивает прожитые годы… Прозрачный день прозреньем озарит и мудростью прощенья, и, пожалуй, растает лёд печалей и обид от всполохов осеннего пожара.

81

Поздний праздник Ты — как праздник запоздалый на моём дворе. И звенит капелью шалой дождик в октябре. Но тепла, как чью-то милость, глупо ожидать. Что ж я так поторопилась в осень убежать? Где холодные рассветы не сведут с ума. Где уже не будет лета — впереди зима. И на склоне дней погожих — листопад потерь. Я случайною прохожей постучалась в дверь. Гость нежданный, мимоходом забрела в твой дом, но другое время года за твоим окном.

82

Музыка дождя Октябрьский день с утра в слезах, так неожиданно печален, а где-то в сумеречном зале рояль вздыхает при свечах. И звуки, память бередя, стекают с клавиш монотонно — промокший нотный лист заполнен шуршащей музыкой дождя. И пианист до темноты играть пассажи не устанет. Весь день осенними цветами плывут по городу зонты. А ночью дождевая мгла завесит фонари муаром, на чёрном глянце тротуаров разложит осень зеркала. Но в них не отразишься ты, и лишь в душе, как наважденье, случайных встреч предвосхищенье и ощущенье пустоты.

83

Печать прощания Уже не лето, вроде, и не осень, — природа обманула календарь, но пыл убавил солнечный фонарь, и с каждым днем в листве заметней проседь. Еще цветеньем радуют балконы, и стаи птиц пируют по полям, но знак прощанья, с грустью пополам, — багряный лист, к ногам упавший с клёна. Ещё никак не вырваться из плена ненужных встреч, обмана жарких слов, но пахнет дымом будущих костров, и всё острей осенний запах тлена. Цветные снимки память сохранят о том, что с нами было это лето. Минор дождей и ветра флажолеты настроят жизнь на новый звукоряд.

84

Необычный октябрь Косынки чаек — белым над водой — погожих дней крылатая примета, как будто вдруг вернулось бабье лето, царит октябрь, от солнца золотой. Роскошны дни в оранжевых тонах, вовсю цветут герани на балконах, и жухлою листвой в опавших кронах шуршит залётный ветер-вертопрах. А взгляд ласкают неба синева и стройных елей бархатные ризы, рябины кисти, блики на карнизах, и всё еще зелёная трава. Прощальный пир тепла перед зимой… В себя вобрать хочу я краски эти и долго-долго жить на белом свете, чтоб дивностью насытиться земной.

85

Осенние Альпы В горах вовсю хозяйничает осень. Ушли в низины тучные стада. Опавших листьев лодочки уносит ручьёв неугомонная вода. Сквозь ели — солнце рыжим апельсином, погожих дней особая печать, горят сусальным золотом на синем вершины гор в оранжевых лучах. А щедрый стол уже накрыт для пира — входи на праздник все, кому не лень, — и сытых птиц щебечущая лира звенит, не умолкая, целый день, и красками немыслимо богата палитра гор в начале октября, оттенками коралла и агата, небесной бирюзы и янтаря. Куда ни глянешь — дивные картины, написанные кистью неземной… Восторгов наберу себе корзину и унесу сокровища домой.

86

Октябрьская палитра Октябрь играет красками, как хочет, и кружит в разноцветном листопаде. Покрылся плющ, распятый на фасаде, листвой багровой, — словно кровоточит. Летят с берёзы жёлтые сердечки, веснушками ложась на тротуаре. Ячменный дух идет от пивоварен, Жужжит пила — «еду» готовят печкам. А голуби-хитрюги ждут подачки у булочной, где хлеб накрошит каждый. И вьётся в небе яркий змей бумажный — свою судьбу полётам учит мальчик. Ещё дожди всерьёз не зарядили, ещё зелёным радуют газоны, цветёт герань в ухоженных вазонах, и на базарах — праздник изобилья… Люблю роскошной осени пейзажи — насыщенные красками картины. Так что же ты, печаль, так беспричинно прядёшь в душе невидимую пряжу? Вхожу я в парк, покрытый позолотой, где ждёт меня скамейка в тихой сени, и где октябрь в симфонии осенней, как жизнь моя, звучит финальной нотой.

87

Осенняя ночь Сентябрь. И в ночь открытое окошко. Созвездия Плеяд мерцает гроздь. У ног чужая шёлком вьется кошка — нежданный, самозванный частый гость. Мурлычет и конечно же не знает, что в жизни существуют ложь и лесть, а значит, и меня воспринимает бесхитростно такой, какая есть. Она и звёзды — круг друзей надёжных, не ранят словом и не предадут, любые тайны им доверить можно и знать, что тайны с ними же умрут. Нам с кошкой по душе ночные бденья. Мурлыка из дворовых, я — сова. И дарят ночи радость вдохновенья, и в образы слагаются слова. Играет в прятки лунный свет с тенями, а звёзды — что ромашки на лугу, и ясень в небо тянется ветвями, сорвать пытаясь яблоко-луну. Как тихо. Спит уставшая дорога. Ни шороха, ни скрипа, ни звонков. До первых петухов уже немного, и жаль, что нет в округе петухов.

88

Гея Коган Бремен Осенний диптих Октябрь входит в роль новосёла, права свои зная и сроки, и завтра за старою школой начнутся другие уроки: прощания, долготерпенья, забывшихся азбучных истин, напомнив, что ливень осенний по датам пройдёт, как по листьям. Привычно, а всё-таки жалко, что мастер смывает картины и яркая ткань полушалка предстанет сквозной паутиной. Ах, Ваше величество Случай, мне чудится голос негромкий, что, может быть, мне, невезучей, ты под ноги кинешь соломки. Пусть листья истлеют, как письма — я снова их перечитаю. Октябрь, словно суд без амнистий, как путь неизменно по краю.

89

Осенний сад Октябрьский сад качает головой, как будто на приветствие кивает, или божится древнею божбой, или заклятьем тёмным заклинает. Под ветром сухо шелестит листва, танцующий развёртывая свиток, и рассыпает щедрые цвета в обмен на буйной зелени избыток. Осенний сад к упрёкам не привык. Уже блестит в мельканье ярких пятен и дёгтя цвет, но не дерзнёт язык о нём небрежно бросить: «Неопрятен». Он затевает свой прощальный бал и сам дождя перебирает струны. Он всем простил. Он все долги отдал. И нет мудрей его. И нет — безумней. Октябрьский сад всё высмотрел давно, и, расплескав студёное веселье, он допивает не спеша вино из тёмных и глубоких подземелий. А скоро, словно полая вода, (о, как спокойно он об этом знает) его зальют по горло холода, как немотою губы заливает. Не разглядеть далёких берегов и не построить нового ковчега. Осенний сад, как поздняя любовь, открыт и весь просвечен перед снегом.

90

Дождь Дождь в стёкла окон бил, как в барабан, хлестал деревья, гордый сам собою, и падал в лужи, сам собою пьян, и купол расправлял над головою. Сообщник-ветер сбить старался с ног, ломал зонтов бесцельных перепонки, а дождь кидался в ноги, как щенок, лизал в ладони, в щёки чмокал звонко. Мы с ним вдвоём бежали сквозь поток — дождь не желал своей ослабить хватки, — он выплеснулся даже за порог, но я в подъезде с ним сыграла в прятки.

91

Марина Ламбертц-Симонова Пфорцхайм *** Октябрь, гоняй меня без снисхожденья, Горячий ритм играй мне, а не блюз, Жги до упада, до изнеможенья, Чтоб, разогнавшись, я вошла во вкус. Чтоб с ветром я дралась, как на татами, И было мне уже невмоготу Ни спать, ни есть! Чтоб я пила… глазами Зажжённую тобою красоту! Софиты звёзд, как в театральном зале… Летят листки последних новостей… Твои дожди меня околдовали, Промыли страстно — до мозга костей! Не дай мне ни минуты отсидеться, Чтоб я могла — как с бала на корабль — Вздохнуть, открыть глаза, и с чистым сердцем Вступить в тебя сменяющий ноябрь. Пока же ты бросай в костёр поленья, Подогревай во мне пожарче пыл, Гоняй, чтоб наступило озаренье И вдохновенья пламень охватил. Чтоб мы с тобой продолжили интригу, И ты, Октябрь, когда придёт черёд, Вошёл в мою очередную книгу, Одетый в золочёный переплёт!

92

Эмилия Песочина Ольденбург Осеннее кино Не хочется менять цветное На чёрно-белое кино. Зима белёсой пеленою Прикроет пёстрое панно. Сотрёт узор витиеватый Двойного следа каблуков, Засыплет равнодушной ватой Пульсирующий жар висков. Сквозь тишину летит из лета Оживший в октябре роман. За огоньками бересклета Над логом горбится туман. Нам осень отвела немного: Срок жизни жёлтого листа Да непутёвую дорогу До облетевшего куста. Лес осыпает нас с тобою Апофеозом золотым И падает к ногам с мольбою Отсрочить мерзость мерзлоты. Но, нам не предоставив слова, Зима рядится в домино, И мы уходим из цветного В немое белое кино.

93

Сквозь линзу Моя астигматичная душа, Ты видишь мир весь по диагонали, И, сколько бы иные не пеняли Тебе за взгляд чудной, не им решать, Закат ли зелен и красны ли травы, Опасен ли для ночи неба крен. Сдвигая взор привычно набекрень, Пытаешься в осеннюю оправу Поставить стёкла заревых озёр, Но остаётся крошечный зазор И преломляет синий звон вечерний. Пластинку плавных золотых верчений Ты держишь к октябрю наискосок. Переливаешь звёзд прозрачный сок В лиловую посудину долины. Ваяешь из холодной, вязкой глины Кувшин для сбережения огня, Опавшего с пылающего клёна, И пробуешь у сути раскалённой Горение как свойство перенять. Душа моя со сдвигом по оси, Ты, главное, свой луч не погаси Внутри кривизн холодной атмосферы. Не помути хрусталик чистой веры. Сквозь линзу в миллионы диоптрий Расплавь до лавы медный лист зари И медианой алого угла Звони в колокола.

94

Жар-птицы Погасшие жар-птицы облаков В остывшем сумраке тихи и дымны. Они вбирают в горло молоко Тумана. Листья цвета корки дынной Или арбузной мякоти клюют, Спускаясь до макушек яблонь грузных В темнеющем октябрьском краю. Касаются крылами тёмно-русых, В пруду смотрящих сны ночные ив И прячут зорьки розовый налив За серостью почти совиных перьев. Они теряют золотое пенье И безголосой стаею стоят, Выстраиваясь в длинный скучный ряд Вдоль проволоки тонкой горизонта. Попеременно то впадают в сон, то Тревожно шевелятся, невпопад Поводят головами. Снова спят. Очищенное ядрышко луны Сияет на воде. Освещены, Подкрылки начинают серебриться, И оживают медленно жар-птицы, И склёвывают звёзды на лету, И платиновый строй по небу мчится, И пламя белое глотает темноту.

95

Даниил Чкония Кёльн *** Мелкий дождь, стекающий за ворот, Говорит, что жизнь нехороша. Значит, снова падает на город Осени ненастная душа. Листья шелестят благоговейно И шуршат у времени в горсти. И волна недремлющего Рейна Норовит их дальше отнести. Чайки то пикируют на сушу, То опять срываются к воде… Где тебе согреет осень душу, В сумерки упавшую? Нигде. Ничему не придавать значенья, А ещё вернее — помолчать. И реки стремительной теченья, Как теченья лет, не замечать.

96

Михаэль Шерб Дортмунд Октябрьское К домам подходит холод из полей. Вяжи кашне, закутывайся в свитер. Волочит память тени по земле, Как листья по земле волочит ветер. На жёлтое стекает бирюза, — Она сквозь кроны голые сочится, — Просветы в них похожи на глаза, А веточки — на гибкие ресницы. От инея оттаивает луг: Средь жухлых трав торчат рога оленьи, — Тут в октябре пророс зелёный лук, И встал, как обелиск сопротивленью. Пронзённый роем воробьиных стрел, Манит овраг рябиновым сигналом. Он до морозной засухи успел Укрыться влагой, словно одеялом.

97

Не стёрты с золотой доски пруда Ни строчки темноты, ни буквы солнца. Мы грустно улыбаемся, когда Вода над нами волнами смеётся. В наряде чёрном праздная земля, И роща, превратившись в многотомник Стволов, не смотрит больше на поля, А только в небо, ничего не помня. Древесный дух теперь такой густой, Как будто меж ветвей висят волокна, Которые бы стали мишурой, Когда б от слёз моё лицо намокло. Соседский клён, растрёпан и багров, Привстал, облокотившись о карниз, и Перебирает клубни облаков, Проросшие во тьме ростками книзу.

98

Октябрь Как пластик блестят тротуарные плитки. На стыках трамваи шатаются, хлипкие, Фонарь поливает их, словно из душа… В груди октября пробуждается стужа. Вот-вот — и очнётся, задышит бореем, Деревья стальными дождями обреет, Вонзится зубами в зелёное яблоко. Оставит из птиц нам — синицу да зяблика, Повесит гирляндой мороза бренчание, Свечечку снега затеплит венчальную. И поле покажется не обходимо, И небо окажется необходимо, А во поле — жижа, а в небе-то — хмари. И жмутся друг к дружке озябшие твари.

99

Татьяна Шмитц Райнберг Веди Мне шёлково, мне холодно, мне гладко. Хотелось в бархатистость тишины. Как обречённо и бессильно-кратко Качаются слова в мирах иных… И мотыльковость этих слов растает, И вздрогнет ветер в венах у дождя. Реки начало — истина простая, Веди меня до первого суда Сквозь абрис абрикосового сада И горечь хризантемы в октябре. Веди меня, да будет мне наградой Шиповник на забытом пустыре…

100

Октябрьское холодное Благословенье тихой ночи Напишет полотно листов, Таких мозаичных, неточных, Таких же, как назад лет сто. А жизнь течёт. На вдох и выдох, Неотделимых, как закон, И тёплый день на счастье выдан И по краям заговорён. А знаешь, всё, что происходит, Давно когда-то началось. И звук, доверенный природе, Вращает всю земную ось. Истлеют адреса и листья, И осень всё же выпьет нас, Но мы рифмованною мыслью Воскреснем снова здесь, сейчас. Холодный мир не испугает. В прозрачном воздухе сквозном Твой черновик за чёрной стаей Порхнёт в открытое окно.

101

Пауза Не удаётся виноградность лоз. Всё больше обнажённость тонких веток. Длинноты пауз принимать всерьёз, Как падающих слушать звук ранеток. На паутинке тонкой пляшет дым В обнимку с охлаждающим туманом. Бывает долго звук один храним, Забудется ли поздно или рано? Всё больше небо нежно льнёт к земле. Безветрен куст октябрьский в паутине. А осень растворяется в тепле И паузы невольно половинит.

102

Ирина Юрчук Ольденбург Октябрьская звень Октябрь искрит. Цветы ещё не вымерли, Дрозды не онемели до поры, И дворники не все надежды вымели, Сгребая в кучи го́рода дворы. Поправив козырёк, киоск раскланялся: Дефолт газет, сенсаций больше нет. Звенят в карманах медяки желаний всех: Маэстро нищий зачехлил кларнет. И кирха разразилась звоном скаредным: Колоколам пора бы на покой. Лишь души прежний свет с огнём искали днём, Хоть было до него подать рукой, А сборщик снега выпростал к зиме ковши. Тепло забыть — и вся бы недолга. Последний луч из-за угла, замешкавшись, Глядит, как мечут прошлое в стога… Пожухлый день влетел в судьбу на скорости И дразнит: так и надо дурачью. Грусть колесом, смахнула слёзы гордости, Что на любовь сыграла ночь вничью…

103

Дзен Продувное настроение, Колокольное строение, Звоны на семи ветрах. Послезавтра воскресение, Завтра служба во спасение, Нынче ложь, как из ведра… Срам прикрыт у факта голого, Целомудрие глаголово. Солнце выгорело в дым… Лист да небо — медь да олово. Посыпает пеплом головы Блажь двум отрокам седым. Жест усилия напрасного. Мимика стремленья зряшного. Сны и силы про запас. В латках жёлтого и красного Нищ октябрь в лохмотья ряженный. Лето выветрилось в нас. Не пропеть дуэтом соло нам, Нахлебавшимся не солоно Выдержки дежурных фраз. В звёздное соцветье собрано, Увядает небо, сорвано Как декор богемских ваз…

104

С незапамятного вечера, Вся печаль вочеловечена В еле слышное ПРОСТИ. Ночь на звёзды не надышится. Дзен транскрипции колышется. Нежность пишется, как слышится, Взгляд читается: ПРОЧТИ…

Тире Лишь дней немую пантомиму В словесный танец обрати, Стихи напишутся. Пути Господни неисповедимы. Стоит октябрь у дверей. Теплеют лишь слова и взгляды. Как хорошо, что есть тире Меж вечностью и стихопадом…

*** Венецианское стекло. Октябрь. Цветные витражи. И птиц летящий клин дрожит, И лист, пока не унесло…

105

Белый флаг Октябрь, пожалев тепла, Уйдёт, дожди разбередив, В небытиё, и белый флаг Зимы маячит впереди… А век, вооружён, плечист, Глядит из-под свинцовых век, Как выпал на последний лист Четырёхстопный первый снег… Парламентёрствуя в войне С собой, сжигающей до тла, Муть истин, найденных в вине, Снег отстирает до бела И, белизну распределив На чёрный день сухим пайком, Растает и впадёт в пролив Водоотстойника веков… День снимешь, встречному отдашь, Растя весну, как снежный куб, За не оттаявшую блажь Любви, последней на веку…

108

Гурам Петриашвили Тбилиси Миниатюры *** В вечернем городе блестит мокрый асфальт. Куда- то торопятся, улыбаясь, девушки… А в освещённой витрине, среди больших барабанов, один-одинёшенек сидит маленький плюшевый медвежонок, которого после долгих раздумий так и не купили…

*** Пожилая женщина торгует цветами. И столько грусти на её лице, будто выставила на прилавок все букеты, которые ей подарили когда-то.

*** Это именно старостью было. Стоял в кромешной ночи дуб и не чувствовал больше, сидят ли птицы на ветвях или уже прочь улетели.

109

*** Они, босоногие, стоят на пригорке и смотрят на стремительно летящие красивые вагоны… Я завидую этим маленьким девчонкам и мальчишкам. Им ещё не довелось увидеть стоящий в станционном тупике Пыльный, пустой, грустный поезд.

*** Поздним вечером В школу пробравшись для каких-то проделок, вдруг мы застыли у раскрытой двери в учительскую. «Что поделаешь, люблю…» — говорил кому-то и тихо плакал наш учитель математики…

Перевод с грузинского Даниила Чкония

112

Баху-Меседу Расулова Махачкала *** Богат октябрь щедрым урожаем. Осенний возраст мудрость нам принёс. От красоты осенней замираем, Но красит нас и серебро волос.

Солнца ленивого сонный взгляд Осеннего сада пышный наряд, Листьев пожелтевших золотая прядь, Солнца ленивого сонный взгляд, В блеске серебра паутинки глядят. Тёмных облаков караван застыл, Журавли шлют последний привет, Пролетая над лугом, где травы скосил Ушедший вчера рассвет. На янтарных сотах жужжанье осы… На лбу я замечаю осени след, На висках серебро — для вечерней красы. А в глазах озарения дивный свет.

113

*** Октябрь. Ночь, и на блюдце клубок — Облачка шерсти приятный дымок. Кружится, кружится веретено, В маминых пальцах танцует оно. Тает в руках бесконечная нить, Ангел незримый во мраке стоит. Чтобы молитвы слова не забыть, Дочка за мамой, как встарь, говорит. Дед над огнём — как седой великан, Для сигарет его пальцы — капкан. Он над огнём, как над морем скала, На голове лишь папаха бела. Как из клубка нить над мраком ползёт, Нить сигареты в квартире плывёт. И отступает, дрожа, темнота. Комната стала в ночи не пуста. Облако шерсти растаяло в дым, Дым сигаретный мне стал невидим. Дед о пророке Юсуфе рассказ Начал в ночи, его слышен бас.

114

*** Не успел октябрь навести порядок, Подметая листья ветреной метлой. Мокрый снег пошёл, словно бы в подарок. С вьюгой поломал веточку с листвой. Дерево мне жалко, что от ветра стонет, Что срывает листья, по миру несёт, Что дрожит ветвями и в метели тонет, И зимой корнями крепкими живёт. Старики сегодня — дерево зимою Пред кончиной тоже грустные дрожат, Перед вечной мглою, перед вечной тьмою Как печален их потускневший взгляд.

118

София Бронштейн Нетания 25/11/1949 – 17/11/2017

Октябринка Посвящается новому цвету волос подруги Лючии

Надену платье цвета листопада — Сезон осенний цветом знаменит. Октябрь периода полураспада Трамваем запоздалым зазвенит. Неброский, как смущённая невеста, Блеснёт рассветный иней под окном, Но радует воскресная сиеста Последним застоявшимся теплом. Ещё на клумбах хризантемы крепки, На лозах доспевает виноград, Но осени цветные этикетки Раздаст октябрь, как золото наград. И в будке с неисправным телефоном Дрожат крупинки солнца на стекле… Но слишком быстро стынет чай с лимоном По вечерам на кухонном столе.

119

Над ломким льдом подмёрзших ночью лужиц, Асфальтовых касаясь берегов, Лист цвета платья моего закружит, Беспечный от бессмертья своего. А рано утром, весь трясясь от стужи, Как пьяный, подгулявший на мосту, Трамвай промчится по хрустальным лужам И распугает палую листву. И листья закружатся, как бездомные, И в лужицы опустятся бездонные, И рябь их укачает вероломная, О прошлом не жалея, не скорбя. Они нас в дали увлекут туманные, Они нам песни напоют обманные, И как осколки радуги стеклянные Нам скрашивают полдень октября. Надену платье цвета листопада. В зените осень. Кактус на окне. …Зимы непобедимая армада Неотвратимо движется ко мне.

120

Как осенние яблоки пахли! Как осенние яблоки пахли! Как блестели, румянцем горя! Словно яркие солнышки падали Нам в ладони в конце октября. Не похожие на настоящие, Новогодним игрушкам под стать, На солому в фанерные ящики Отправлялись они зимовать. И ночами морозными, снежными, Отогревшись в домашнем тепле, Пахли остро, как ландыши свежие Из рисунка на мёрзлом стекле. Даже ёлка с игрушками яркими И макушкою под облака, Пахла яблоком, яблоком. Яблоками И оттаявшей хвоей слегка. И зима не снегами бессменными, Не подснежною мёртвой травой — Пахла яблоками осенними, Пахла близкой желанной весной. Пожелтевшие, мягкие, сладкие, Навевая счастливые сны, Пахли летом осенние яблоки, Долежавшие до весны.

121 Мой октябрь уже на излёте, Пахнет прелью и жухлой травой. У хрустящей у яблочной плоти Вкус уже совершенно иной. На Восток поменяла я Запад, Поменяла житьё на бытьё, Но мне помнится яблочный запах, Осеняющий детство моё.

Как нынче небеса бездонны Как нынче небеса бездонны Над непокрытой головой. Сегодня папа выходной, Прекрасна мама, как Мадонна, Они идут гулять со мной. У мамы туфли на танкетке, У мамы платье на кокетке И шляпка модная вполне. Горят платановые ветки В октябрьском медленном огне. Какое небо голубое! И папа так хорош собою — Герой провинциальных грёз: На кителе на офицерском И с шиком истинно одесским Сияют нестерпимым блеском Созвездья лейтенантских звёзд.

122

А на бульваре тьма народа: Грядёт воскресная свобода, Её и празднует народ. И газированную воду «Ситро», «Дюшес» или «Крем-Соду» Грек-газировщик продаёт. И искуситель-карусельщик, Мечты подельник и поддельщик, Табунщик сказочных коней Запустит карусель по кругу И разноцветных юбок вьюгу По кругу пустит вместе с ней. За три копейки, три копейки Он предлагает целый рай: Сидеть не надо на скамейке — Купи билетик и взлетай. Жирафы, кони и олени, И санок-розвальней разлёт… Дрожит душа, дрожат колени, А резвый конь летит вперёд. Щебечут школьницы, как птицы, И лист с повадками лисицы В аллее ластится к земле. У круглолицей продавщицы Нам папа купит «Крем-брюле».

123 Мы сядем отдохнуть в беседке, Где виден пляж и корабли В осенней дымчатой дали, А позади — фонтан с подсветкой. Сухие лозы винограда Там оцепили балюстраду. И до весны готовы спать. Весною мы придём опять, Лоза проснётся — будет рада. А солнце позднее гуляет В последней бархатной поре, И папа с мамой вспоминают, Как поженились в январе, И как мальчишки во дворе Кричали: «Тили-тили-тесто», Как в коммунальной конуре Им было весело и тесно… А у меня пока нет прошлого, Но будущее так светло И столько впереди хорошего, Мне просто очень повезло. Октябрь в ампирной позолоте, Безумство красок на излёте, Жаль, что пейзаж не удержать Без пошлой и помпезной рамы… В народе говорится прямо: «Зимою хорошо рожать», А я в животике у мамы, Меня уже недолго ждать.

124

Илана Городисская Беэр Шева *** Мир осенний, отнюдь не розовый. Пахнет ветреным октябрём. Ощущается: вскоре порознь В заключении мы умрём. Лето быстро промчалось краткое. Летом думалось: наконец, Вместе с чувственною разрядкою Пандемиям настал венец. Но страшна не болезнь коронная, А блокадных недель отсчёт. Осень, скучная, непреклонная, — Заверши же двадцатый год!

125

Борис Дадашев Ашкелон *** Листопад, паломник тротуаров, К святости асфальтовой припал. Осени линялой мемуары Вышуршит прохожая толпа. А затем, тоска нагрянет в город, Птичья речь в прощальном падеже. И под шум дождливых разговоров Осень доиграет свой сюжет.

126

Из цикла «Рассказы осеннего ветра»

*** Рвёт листву, что ребёнок капризный, И всё чаще угрюм, неприветлив — Так о смене характера жизни Начинает рассказывать ветер. Нет, не скажешь, что светлых эмоций Недостаточно — есть чем погреться. Но не так уже вспыльчиво солнце (Что, конечно же, радует сердце), И лучи золочёным курсивом Сказ выводят про новую пору, Где ещё разномастно красиво Жизнь течёт, с увяданием споря. Но уже в направлении южном Мерят даль журавлиные клинья. И рассказ обрывается в лужах Многоточьем осеннего ливня…

127

Осенний ветер Что ты в кудрях дерева искал? Что нарисовал ты на газоне Листьями, шкодливый беспризорник? — Может, то осенняя тоска? Может, бесприютный озорник С горя бедокурит, от обиды, Что конца скитаниям не видно… И казнит листву, казнит, Казнит…

*** И вышел срок осеннему застолью… Выл ветер, а быть может, отпевал. Недолго красовалась на престоле Царица Бабье Лето — кончен бал. Она была объявлена транжирой. И грозных туч бунтующая чернь К разбойному сверженью приложилась Оружьем молний, громами речей! Осуждена опальная царица — В природе совершён переворот — Но небо, расставаясь с рыжей львицей, Заплачет… и немало слёз прольёт…

128

Людмила Калягина Кирьят-Ям Замкнутое Ежегодное «прощай», неожиданное дело: Накипело через край, пожелтело, заржавело. Тёплый яблочный разлом, жарко пахнущие травы — Убежало, утекло — выключатель неисправен. Повернуть пытаюсь вспять — бестолково и нелепо, Замыкаю на себя электрические цепи, Ток течёт по проводам, голоса несёт в потоке, Наша ближняя звезда всходит где-то на востоке. Иней — корочка, глазурь. Золотая середина. Пахнет в сумрачном лесу повзрослевшим Буратино. Лес простуженный лежит — развели туман и сырость! Лето — маленькая жизнь, этот год из жизни вырос, Примеряет, что дают — отрицает, не приемлет, Призывает снег и грусть на обиженную землю, Топчет струями дождя опустевшие колосья — Замыкает на себя неприкаянную осень.

129

Амурное «Что привезти тебе?» — «Цветик аленький. Пап, ты же знаешь: чтоб краше не было!» Небо всё в кляксах: Амурчик маленький, Дерзкий бутуз с колчаном и стрелами, Злясь, опрокинул свою чернильницу. Скука — уроки чистописания! Пусть хоть весь мир вверх дном опрокинется — Что ему, душке, образование, Если младенцем со взглядом ангельским, С детской глумливой своей улыбочкой — Брендом заделался, богом каверзы, Символом сложенных половиночек? Что ж, не пустили его на улицу, Лук отобрали — лишили радости. В угол забился, сидит и дуется. А у людей — ничего не ладится. Город скучает, больной, засаленный, Ветер гоняет листву пожухлую. Ну неужели не сможем сами мы? Без пацана — самодура пухлого? «Девушка!..» — вот, уже получается, Дальше полегче, ведь осень длинная. Небо? Подумаешь, нам без разницы. Сам насвинячил — пусть сам и вымоет.

130

Марина Кантор Реховот Последний Последний глоток горьковатого октября. Последний полёт по ещё не остывшему небу. Всем тварям по паре, а мне бы в осеннюю небыль Хотелось навеки забросить свои якоря. Летучим голландцем из жёлтого янтаря В нездешние вёсны не тянет ничуть возвратиться. Мне осень нужна — эта тихая осень, где я Стираю из памяти даты, события, лица.

131

Людмила Кац Петах Тиква Листопад воспоминаний Блестит асфальт, пронзённый светом фонарей, И гонит ветер опалённых листьев ворох, Стаккато капель барабанит всё быстрей, Воспоминаний пробуждая тихий шорох. Во фраке чëрных туч, тревожно-грозовых, Октябрь является — всклокоченный маэстро, Он капельмейстер хора капель дождевых И дирижёр большого струйного оркестра. Воспоминаний беспощадный листопад, Неудержимые осенние рыданья Разбередили боль сомнений и утрат, А по щекам ползут дождинки расставанья…

132

Алла Кречмер Нетания И снова листья на воде И снова листья на воде, С кустов прибрежных флот скользящий Плывёт, как будто настоящий, И пропадает в темноте. Закрутит лист в водоворот, Его речной затянет омут, И слышатся раскаты грома, И днём темнеет небосвод. А корабельщик-листопад Уже другие листья гонит. Кто выплывет, а кто утонет, И новые с ветвей летят. Несут их волны и ветра Среди житейских бурь и штиля. Ах, осень, славная пора Плывущих вдаль цветных флотилий.

133

В Михайловское заглянула осень В Михайловское заглянула осень, Прошла среди деревьев вековых. И торопливо листья с веток сбросил Дрожащий ясень у аллей пустых. Сияет солнце — золото на синем, И серою полоскою лесок За сжатой нивой днём прохладным стынет, И паутины тянется клубок. Гуляют по дорожкам парка гости, Прибывшие сюда издалека. Они вступают на горбатый мостик, Где перед ними стелятся луга. Всё это было, и поэт когда-то Бродил один, и расстилалась ширь Неистовых рассветов и закатов, И неба бесконечного пустырь. Всё это было — боль противоречий, Любовь и ревность, снисхожденье, страсть, Он завещал нам точность русской речи И с нею не расстаться, не пропасть.

134

В саду осеннем В саду осеннем одичалом, Где пёстрых астр горит костёр, Средь старых яблонь, листьев палых Ведём в беседке разговор. В забытой чаше, как в купели, Вода от пролитых дождей, Где листья, словно в колыбели, При свете гаснущих лучей. Густеет воздух. Морось. Стужа. На зиму заколотим дом. Под утро первый лёд на лужах — Ступая, бьём его стекло. Сезон закончен. Электричка Нас в шумный город увезёт. И наши дачные привычки Забудутся на целый год.

135

Виктория Левина Ришон ле-Цион Дождь на Арбате Дождливый день. Арбат заветный. Среди московских сувениров — предмет знакомый и старинный: флакончик «Красная Москва». Я помню столик туалетный и мамины духи — кумиром! (Мазнуть поспешно и наивно за мочкою ушной едва…) А дальше — больше: янтарями Арбат высвечивает лихо! Кладёт варенье облепихи в витрины стареньких домов. За Средиземными морями матрёшку выставлю на полку, льна прикуплю, чтобы без толку валялся в глубине шкафов. Арбат мечтанный! Изменивший моих воспоминаний святость: где ресторан, где я, на радость, «шпикачки» лопала и кекс? Там я — девчонкою, бродившей в фойе редакций… Где хулили мои стихи — кафе открыли. Зато теперь легален секс.

136

Из моего отеля видно: стоит Булат, поднявши ворот, под арки зазывая город баллад гитарных и дворов. И щиплет горло, и обидно, что дождь то сжалится, то брызнет. И шлёпает октябрь по жизни, и вспять вернуться не готов.

«Принцесса Грёза» «Принцессой Грёза» называть Москву холодную с дождями, с пустым Арбатом, что пролёг в кольце простуженных дворов. И всё, что здесь произойдёт, — уже давно когда-то с нами случилось в версии другой прожитых в памяти миров. Была любовь сильней, чем смерть в печальной повести Ростана, бывали руки холодны и сердце — треснувший хрусталь, и проплывал шторма корабль, и вкруг изысканного стана был опоясан красный плат, как повелось по моде встарь. «Принцесса Грёза» и Москва, и дождь в Лаврушинском, и «Демон» — кружил неодолимый зов меня по станциям метро! И расплескались, как глаза, как врубелевских лиц поэмы, воспоминанья на холстах, где в главной роли — серебро. Влетать, как Грёза, на корабль и устремляться к Трубадуру, и жизнь вернуть, и, смерть поправ, — на арфе золотой играть! Москва. Лаврушинский. Октябрь. И светом полнятся фигуры владений Врубеля. Дышать. Любить и падать… И летать!

137

Михаил Матушевский Раанана *** Скулит затёртая пластинка, игла срывается, скользя, и жить бы можно по-старинке, но выжить памятью — нельзя. Ещё сквозь лета паутину сквозит прощальное тепло, снуёт челнок «вернусь — покину», вздымая ветви наголо. В порту слежавшиеся сети забыли трепетный улов, и тянет жизнь последней трети, как операционный шов. Что было чудом, что казалось — судьбы не изменить на пядь, но вот не прожитую малость и не объять, и не обнять. Хрип в оборотах снимет картридж, зависнув, как морской конёк. Ты смотришь так, как будто знаешь, где остановится челнок.

138

*** Пахнет осень стылой баней и берёзовым листом. Засыпает самый крайний у дороги ветхий дом. Опоздаю к переправе, задержусь ещё разок Запад — в солнечной оправе, в мутных сумерках — восток. Мы врастали в это место, как врастает в землю сад. И, врастая, пили вместе неразлуки мёд и яд. И вдыхали запах дыма, сладким воздухом пьяны, чтоб была неизлечима власть родимой стороны. Сторона моя родная, … бей, испытывай, трави. Я любил и точно знаю: нет осознанной любви. Правых нет, и нет неправых, но и жизни нет — потом. Осень. Пристань. Переправа. У дороги — ветхий дом.

139

*** Всё переменится. И вдруг сплетутся пальцы наших рук, как «икс» искомого ответа. Речная вспыхнет чешуя, на берегу — лишь ты да я в разгаре лета. Вот мост, и город за мостом, «сейчас» не знает, что потом мы станем квиты… Но что ни принимай в расчёт, вновь притяженье не сведёт разноимённые магниты. Рифмуя слово «одинок», царапнет капли коготок закрытое окно. Вверх по стеклу, неторопливо, дождь, ожидаемый давно, вползёт — осеннего розлива, потом по стенам и до крыш, а дальше путь не уследишь — там рвутся нити. Звук набирает водосток, представить раньше я не мог, что говорит он на иврите.

140

Николь Нешер Кирьят-Бялик Улыбка октября Ах, осень! Не тревожь ты мой покой И бабьим летом не дразни напрасно. Инга Рубцова

В осколках луж — улыбка октября. Мне бабье лето протянуло руки… Танцует осень — зрелости заря, Фокстрот дождя — прелюдию разлуки. У листопада времени в обрез. Целует ветер золотые косы. Автограф счастья на холсте небес Судьба напишет, осушая слёзы.

141

Осенние катрены Сквер. Каштан. Ладонь листа. В омут чувств — полёт с моста. Осень жёлтые чернила Расплескала в лужах — сыро… Простота святой молитвы. Рифмы — лесенкой, как титры. Вдохновенье — дар от Бога. Привыкаю понемногу. Музыка — аккорды слова. Блюза нежные оковы. В сквере поселилась осень. Два катрена — строчек восемь.

Поставлю точку в синеве строки… Поставлю точку в синеве строки. Закроет ставни тёмно-синий вечер. Грусть инеем посеребрит виски, Укроет шалью вздрогнувшие плечи. Над синим миром — синева небес. Любовь раскрасит страсть ультрамарином. Смешаю жёлтый и зелёный лес, Но осень на холсте заплачет… синим.

142

Татьяна Плетинская Петах Тиква Сиреневое солнце в куполах… Сиреневое солнце в куполах и звёзды заоконные гардений, и невесомо-призрачные тени в раскинутых над шпилями крылах, и розовое небо октября, по вечерам сходящее так низко, что кажется — святых и василисков начнётся битва, в сполохах горя, и на пруду зеркальный часовой, весь в золоте, слетающем на воду, — всё — о тебе. Как будто мне в угоду до той поры, пока ты не со мной…

143

И ангелам — больно… Всё, что восходит, снова упадёт. Во всех вещах воплощено паденье. Но есть Один, кто в благосклонном бденье рукою лёгкой держит наш полёт. Р.М. Рильке

Мёртвых бабочек снегом сухим лепестки осыпаются, падают на подоконник. Значит, просто октябрь, просто были близки с нами ангелы летом, и нужен покой им — даже им, безупречным и строгим подчас, им, тихонечко нас приучавших к полётам… Их, любивших таких надоедливых нас, отпустить… возвращаясь к нехитрым заботам: меж пришедших двух строк наносить в дом воды, и поверить всерьёз и наивно-просяще, что и в этом году без особой беды проживёт старый шифер в сезон моросящий. И всего-то и дел — уговаривать тишь да услышать суметь в ней предзимья терцеты, и в соавторы взять беспокойную мышь, чей смешной топоток не ложится в сонеты. Можно всё… но летят серебром лепестки, осыпают холодной пыльцой подоконник. Пусть разлука — а с ней и молчанье — легки, не поверишь, мой милый: и ангелам — больно…

144

Воспоминание о Париже Ну, баста, хватит! Хватит собирать Слова чужие в перекрёстках спален. Объятья истины — да, мир не идеален — Не могут ни согреть, ни утешать, А потому — припомни: был октябрь, Круживший птиц над сказочным Монмартром, И, удивляясь собственному фарту, Кружили мы, пьянея от свободы вхмарь. А перед этим — колокол Сите, Разбуженный рукою Квазимодо, Скрывающий тщету экскурсоводов Чертить разметку подступов к мечте… Так объясни теперь… а лучше — промолчи, Себя узнав до скрытой прежде сути, И не гадай — в котором перепутье Найдутся потаённые ключи…

145

Иосиф Рабинович Нагария Реквием бабьему лету Надвинулись злые циклоны, Весь лес пожелтел и зачах И лето скатилось со склона На солнечных тонких лучах, И капли, шальные как пули, С утра барабанят в стекло, И ветры с норд-оста задули, И дамское лето ушло. Но дружбой мужскою согрето И жаркою лаской подруг, В душе продолжается лето, Хотя уж октябрь вокруг!

146

Невечность Дрожат раздетые осины, Промозглый дождь стучит в окно, И гроздья огненной калины Дроздами склёваны давно. Земля, промокшая сверх меры, Открыта первому снежку — Зима, как белая пантера, Уже готовится к прыжку… Пропало солнце, смолкли птицы, Сырым-сыро, темным-темно — Повеситься или напиться? А впрочем, это всё равно! Теперь совсем не те, что прежде — Совсем иные вижу сны: И нет, как в юности, надежды На обязательность весны, Что за весной наступит лето, Пожар кленовый в сентябре… Но ты забыл: не то, а это Тысячелетье на дворе! Что колесо не безгранично, Сверкая спицами недель, Степенно, вечно и ритмично Годов закрутит карусель! Спросите физиков, поэты, И вы услышите в ответ, Что вечных двигателей нету И вечной жизни — тоже нет!

147

Юрий Рехтер Ашдод Октябрь В октябре не бывает деньков рядовых, Отметая бездушие летнего зноя, Эти дни желтизною осенней листвы Начинают сражение лета с зимою. Всё меняется — из теплоты вечеров Выползает промозглая стынь дождевая И на звёздное небо ложится покров, Всю его красоту на сезон зачехляя. Ты безбашен, как ветер, — неробкий октябрь. Всё в тебе неизбывно — порыв и истома! И несёшь на себе, словно водную рябь, Неизбежность движения и перелома. В кровеносных сосудах немыслим застой, Изменения необратимо устроив, Ты взрываешь рутину осенней порой, Потому что природа не терпит застоя.

148

Осень Я растерян и совершенно скис, Не желают ветры умерить пыл, Тучи злобно грохот швыряют вниз, Будто их нечистый подговорил. Нараспашку небо и льют дожди, Голова пуста, как воздушный шар, И пиджак мой — клетчатый габардин, Весь до нитки мокр и заметно стар. Но гудит в мозгу, как прокатный стан, Шелестящий рой налетевших слов, И стихов горячий цветной металл Выползает лентой из-под валков. Это осень — лирик и златоуст, Налетает вдруг и спасенья нет, Даже если ты абсолютно пуст, Всё равно в душе возникает свет.

149

Михаил Сальман Тель-Авив *** Приходит осень, душу обнажая — Для грусти, для печали, для тоски, Картину мира сумраком сужая — До лампы, до тетрадки, — до строки. В которой тоже листопад, и хмара, И серых луж кривые зеркала, И изо рта клубочек тёплый пара, Когда вздохнёшь о жизни, что прошла…

*** Переход от синего до алого — В этот час такой диапазон. Из денька простого, захудалого, Вечер нарождается, как сон. И стоят деревья заворожены, Неподвижны листья-медяки. И грустить не надо. Не положено. Мысли посветлевшие легки…

150

Ирина Сапир Холон Автограф Я родилась осенним утром! Октябрь, пасмурный, предснежный, обнял меня дождливой смутой, мне напророчив нрав мятежный — то ураган, то бабье лето. С тех пор мечусь я обречённо меж тёмным берегом и светлым, меж сладким вкусом и солёным. То зябко мне, то жарко очень — моя душа непостоянна… Но неизменно чту я осень, и для меня всегда желанны её пронзительная свежесть, размах ветров, янтарность чащи, тепло, что балует всё реже, дожди, что бьют в окно всё чаще, минорность строк, цветов, мелодий, и неизбежность листопада… Она, легко ступая, бродит всегда со мною где-то рядом.

151 И даже, если Май разносит охапки ландышей в корзинках, во мне тишком ютится осень, в косе моей найдя рыжинку.

Палитра осени Иду сквозь листопад. Меня пьянит и ранит палитра октября немыслимых тонов. Осенние цвета — разрыв на тонкой грани что разделяет дни тепла и холодов. На серый фон, дождём размытой акварели октябрь их нанёс, как яркую гуашь. И каждый цвет свои проводит паралелли. И каждый цвет несёт свой смысл, свой антураж. Лимонно-жёлтый — блик, оставшийся от лета, от нежности, что без условий и границ, которую ни звон церквей, звучащий где-то, и ни тревожный клич на юг летящих птиц не в силах заглушить. Янтарный – кант печали, вплетенный по краям в сердечный гобелен. Бордовый – сеть рубцов от заострённой стали непоправимых слов, неизгладимых сцен.

152

Оранжевый — отсвет иллюзий, что намедни умчались ввысь, из рук внезапно вырвав нить. Багряный — зов любви, наверное, последней, её — не удержать, её — не отпустить. Осенние цвета таят в себе так много… Как уберечь, спасти безумство их тонов от снежной белизны, бесчувственной и строгой, их пылкость и уют — от зимних холодов?

Осень (хокку) Аромат кофе пропитал мой октябрь. Ну и пусть дожди…

153

Владимир Сапиро Нетания *** Расскажи мне, Осень, расскажи — Мне не упрекнуть тебя во лжи — Тихий шелест ветреных ночей, Узкой змейкой вьющийся ручей… Хрупкий всплеск оранжевой зари Ты мне, осень, снова подари. Подари полей своих печаль, Из огня рябины сшей вуаль. Тёплый перламутровый закат, Золото аллей, багряный сад… Расскажи мне, осень, расскажи. Мне не упрекнуть тебя во лжи… Растворилась в ветре, не дыша, Невесомой сделалась душа. Листопад прочёл свои псалмы — И остались в мире только мы… Никому наш вечер не отнять. Мне тебя так хочется обнять… Я до нашей встречи — жил? не жил? Расскажи мне, Осень, расскажи…

154

На Карловом мосту Закат коснулся крыш. Распахнутое небо. Луч солнца утонул в объятьях сонных крон. Что это — явь? мечта? Я был здесь или не был? На Карловом мосту играет саксофон… И после вечных драм, как после тяжкой битвы, Поймёшь простую вещь: мелодия жива. Ты лишь услышь её, Мелодию Молитвы, И старые, как мир, волшебные слова. «Я так тебя люблю!» В ответ шепнуть: «Я — тоже!» И подарить себя кому-то одному… От грешной суеты храни меня, мой Боже. От мира без любви, который ни к чему. И если вдруг унять тоску и горечь нечем, И сердце грусть и боль сжимают в унисон, Ты вспомни этот миг: октябрьский пражский вечер. На Карловом мосту играет саксофон…

155

Таня Турбин Арад В Израиле осень Октябрь уж наступил… А.С.Пушкин

В узорной тени грусть легла под эвкалипты. Октябрь наступил, но лист не облетит, И солнцу ветерок на ушко шепчет тихо, Лишь им двоим давно приснившийся мотив. Октябрь уж наступил и опустели нивы, Растрескалась земля; суха, желта стерня, Но из-за гор спешит уже сезон дождливый И в небе клич звенит призывный журавля. Октябрь уж наступил. В узорной тени — грусть. Нам не видать зимы, и снега — ну и пусть. Узор от листьев — тень, под старым эвкалиптом.

Пустыня не чурается обмана Пустыня не чурается обмана: в ней в октябре туман, и в росах травы, и пальмы, в неге ждущие рассвета, и тамариски в ореолах света, и пенье птиц летит под неба своды, ждут солнечного яркого прихода, но росы испаряются мгновенно, увидев солнца ярого движенье!

156

Валентина Чайковская Ришон ле-Цион Осеннее Земля объята мглой ночною, Проснулся ветер — дух стихии, Коснулся туч над головою — (Летят, как ястребы лихие). Куда? Зачем? Зиме навстречу? К холодной зыби на озёрах? Ракита с ивой, не переча, Из жёлтых лоз плетут узоры. Октябрь уходит… Дни короче, Луна, блистая, показалась Серьгой цыганской в ухе ночи, И тут же спряталась. Ах, жалость! Но эта осень сердцу люба — И бабье лето в ней, и стужа. Дрожат порой в ознобе губы… И так внутри — как и снаружи. И осень внешне видит каждый. Слеза в душе — совсем другое… Молчишь и веришь, что однажды Взойдёт светило золотое. Раскроешь зонтик на пороге, Услышав капель хороводы, А твой ноябрь уже в дороге. Ты сам творец своей погоды!

157

Море в октябре Замер берег песчаный, как в сказке, Поменяв от волнения краски... Гладят берег безудержно волны — Что ни дням, ни годам непокорны! В них кипение, страстность и ласка. Шёпот древних сказаний и нежность... Пусть октябрь… в нём дождей неизбежность, Даже камень не спорит с волнами, Море к берегу рвётся кругами, И влюблённым содействует Вечность! Блики солнца, как осени сага. В ветре, названном бризом, есть влага. Кто-то видит октябрь только в тучах, Но волна в октябре так могуча — В ней есть строгость и нежность, и благо.

158

Людмила Чеботарёва (Люче) Ноф ха-Галиль Не Беатриче С последним солнечным лучом Умрёт скрипичное каприччо. А я тут вовсе ни при чём, А я — не Ваша Беатриче. Войдёт октябрь в мой тихий сад, И вознесутся горьким дымом — Пресветлый рай, кромешный ад — Воспоминанья о любимом. На лужах зреют пузыри, Как яблоки в саду осеннем. И ожидание зари, Как заклинанье о спасенье. И дождь на тоненьких ногах, Впервые встанет на пуанты. А в расходящихся кругах Мелькнёт чеканный профиль Данте.

159

Осеннее Рубины рябины сверкают на пальцах у веток. Задиристый ветер упорно их пробует сдуть. А щедрая осень швыряет листву, как монеты, в пустые ладони фонтана в замёрзшем саду. В фонтане от холода ёжится мраморный мальчик, и молча следит, как в осенней печальной дали, косынкой прозрачною в небе тяжёлом маяча, прощаются с нами до новой весны журавли.

Охота к перемене мест С листа играли листья Листа. А ветер — дирижёр-смутьян — Пронёсся с гиканьем и свистом (Как видно, был изрядно пьян). И поведеньем безобразным Он взбудоражил весь оркестр. А знаешь, видимо, заразна Охота к перемене мест. На небе крики птичьей стаи — Орнамент в стиле рококо. И я бегу — зачем, не знаю, Но навсегда. И далеко.

160

Месяц сожжения листьев Осень рыжим хвостом заметает Облетевшего лета следы, Стаи птиц в небе медленно тают, Оставляя немыми сады. Лишь кричат обнажённые вётлы Голосами охрипших ворон. Дефицитом становятся мётлы — Дел у дворников невпроворот: Снова месяц сожжения листьев (Приговор им обычно суров), И нацелены в мордочки лисьи Ядовитые жала костров. Пахнет в воздухе гарью и дымом, Потемнели наряды берёз. И, как при расставанье с любимым, Нету сил удержаться от слёз.

Музыка осени Осень играет свои менуэты diminuendo. Дождик роняет с крыши покатой брызги staccato. Лиственный ливень хлынул на город грустным аккордом. Кружатся листья. Падают листья.

Piano.

Pianissimo…

161

Вероника Шварцман Кирьят-Гат *** Октябрь в предгорьях Иерусалима — Он так далёк от холодов зимы, А мягкий средиземноморский климат Платок цветной накинул на холмы. Спокойно зеленеют кедры, сосны, Желты листы акаций, миндаля, И обнажает розовые дёсны Закат, вкусив небесные поля. Прольётся дождь, и солнца глаз слепящий На Иудею шлёт лучей поток. Пьёшь воздух свежий, сочный и бодрящий, А в небе месяц выпустил росток. Мгновенно забываются все страхи, Война, раздрай религий и основ, И только спать боишься, чтоб во мраке Не увидать проклятья вещих снов.

162

*** Ярких фар желтки распластаны в мелких лужах на асфальте, разгребают небо ластами тучи чёрные в азарте. Дождик брызгает за шиворот, реки мчат по склонам, мимо — нынче шиворот-навыворот осень в Иерусалиме. Дымовой завесой серою выдохнул октябрь туманный, и колеблются химерами сосны-ели непрестанно, Да глаза кошачьи тусклые фонарей по обе стороны, октября расплылись мускулы, всё туманом околдовано.

166

Панкхури Синха Нью-Дели Октябрь в Америке Сарай, где хранятся запасы Для близкой суровой зимы, Осыпан листьями. У милой старушки-яблони Завершён фотосинтез. Бурые ветки прощаются С сухими листьями, Набирающими скорость И дрожащими от озноба На леденящем ветру. В воздухе витает сладкий аромат Сорванных персиков. Скоро земля побелеет, На деревьях запляшут сосульки, и мороз будет рвать кожу, как полярный медведь или пума.

167

Погодите, ещё не время — Нас пока не покинула осень! Дуб-старик с золотою кроной — Разве может быть что-то прекрасней?! И сияющий на закате Красный клён, И берёза, и тополь, И другие деревья тоже — Все мечтают погреться в лучах Вековечной славы! Родина для приёмных детей — канцелярская бюрократия! Почему ты отвергла меня, Словно нежеланную падчерицу? Я всё ещё помню и праздную красоту твоих красок осенних! Нет на свете другого места, где была бы осень столь великолепна! Перевод с английского Людмилы Чеботарёвой (Люче)

170

Рини Валентина Самаринда Под октябрьским небом Твой голос соблазняет меня, словно ветер, ласкающий в сумерках влажные цветы. Он влечёт меня в путь, где я прикасаюсь к запаху тоски, учит пальцы ласкать любовь, затаившуюся в глазах, позволяет сердцу бежать за мечтой о нас. Бросая вызов будущему, он ставит вопросительный знак на каждой остановке: будем ли мы по-прежнему вместе, хотя время похоже на бег? Не хочу знать! Позволим ли мы любви по-прежнему царствовать во все времена?

171

Под голубым октябрьским небом, под дождём, который часто мешает встрече, я благословлю твой голос на убийство моей тоски. Я разрешу твоей тоске обречь на муки мои шаги. Когда же мы встретимся? Когда вместе попадём под тёмный октябрьский дождь? Когда? Или следы тайной любви — всего лишь мечта подростка? А между тем, раскручивая землю, меняя времена года, ничего не желает знать неприкосновенное время… Перевод с английского Людмилы Чеботарёвой (Люче)

174

Наталья Чиркова Дублин Осенний лес Уж если смерть, хотелось бы такой, Как смерть деревьев, уходящих в зиму, За вечность принимающих покой С достоинством ничем неуязвимым. Весь лес — опрятный кряжистый старик, Читающий в качалке-кресле небо — Одну из самых древних мудрых книг, Раскрытую над каждым, где б он не был. И погружаясь до корней и трав В мир чтения вселенских откровений, Лес, нищий духом, летний лоск поправ, Свои богатства раздаёт в смиренье. Причёсан ветром и умыт дождём, Он пахнет сладковато-пряным мылом, И столько красоты и силы в нём, Что даже смерть не кажется постылой.

175

Демисезонное Ты помнишь, мы подсматривали, как Весна поспешно фреску создавала? Кидала кистью изумрудный лак. Творила экспрессивно, без лекала. Ты помнишь… как вчера. А нынче вон: Ветшает слой за слоем эта фреска, И проступает золотистый фон Лихими завитками арабески. Блистает византийской вязью вяз, Отвергнув дней последних обречённость, Пока последний листик не погас, Пока горит последняя влюблённость. Не так ли мы повязаны судьбой Любить, пока полны охряным светом? Пока не стёрся самый нижний слой Не до конца изношенного лета. Как благороден трещинок узор Красиво разрушающейся фрески, Морщины прячет год в осенний флёр, Кокетничая с возрастом по-женски. Короткий день сменяет Рождество, А там, глядишь, на гормональном всплеске Весна объявит миру статус-кво, Претензии зимы отвергнув с треском..

176

*** Из любви в никуда… Обижаясь на спину актёра, испугавшись ответа, смолчав не по тексту, сбежав, задолжала финал недосказанности и раздору. засушила октябрь — листик в книге колюч и шершав. Уносила за пазухой, словно украв втихомолку, неуслышанной реплики самообманную суть. Театральный рабочий, сбиваясь с сюжета и толку, сыпал вёдрами снег, чтоб сильнее ещё обмануть. Спотыкается зрение, выхватив гребень закладки, и теперь уже пальцы, дрожа в снегопаде страниц, повторяют побег, и как в детстве спасительны прятки — с головою под пледом от правды себя отстранить. А заснув, осмелеть, развернуться и рвать исступлённо занавески метели, беснующейся невпопад, возвратиться, понять, что не более, чем удивлён он, и ответит прохладно: я тоже по-своему рад. Пробудившись, услышать: Ты ночью тревожно кричала. Видно, снились кошмары — так было с тобой горячо. Бормотала: вернусь в октябре и начнём всё сначала. А меня называла иначе, уткнувшись в плечо.

180

Нина Русанова Барселона *** Октябрьское настроенье Меня возвысит и спасёт: Мне мама вазочку с вареньем И чай горячий принесёт. Я буду малыми глотками Из чашки с веткой земляники, Пить, всё рассказывая маме Про музыку, стихи и книги. И мама будет мной гордиться, Всё подливая чаю мне, И земляника золотиться Всё будет на янтарном дне, А гроздь рябины — октябриться В высоком мамином окне.

181

Октябрьская сказка Октябрь — осень или детство? Возьми-ка, перечти его — Моё кленовое наследство, Октябрьское рождество! Его оранжевые звёзды Не раздаются всем подряд: Пред ним лежала судеб россыпь, А он — янтарно-рыжий взгляд — Во мне увидел человека, Из праха взял — и воплотил. Мы с ним вдвоём уже полвека, Ещё полвека — впереди… Октябрьская эта сказка Живёт во мне с тех самых пор, Как бабушка меня в коляске Впервые вывезла во двор И собирать букет кленовый, Меня учила в первый раз… Октябрь — с каждым годом новый — Свидетель всех моих проказ, Моих стремлений и мечтаний… И я вернусь в конце концов В кленовые златые длани Упасть обветренным лицом.

182

*** Люче Я боюсь, что тебя у меня отберут Безразлично-холодные белые лица: Я молюсь — сентябрю, я молюсь — октябрю, Золотому и красному буду молиться — Угасанию осени или костру — Обжигая, клоня и изранив колена! — Одному твоему золотому перу, Восстающему птицей из пепла и тлена.

*** Горит в камине тихий вечер… Трещит за полками сверчок… Я выбегу к тебе навстречу! С калитки скину я крючок! Вот ты — голодный и озябший, Мой добрый, званный, жданный друг! Веду тебя к веранде, взявши Твой скарб из покрасневших рук, Вот я распахиваю двери, Вот я веду тебя к столу — Я знала! Верила! Ты верил?! В меня! — во все из этих лун! Какое счастье! Радость! Встряска! Какое горе и беда — Мой сон — несбывшийся — октябрьский: Ты не приехал. Никогда.

186

Юлия Пикалова Комо Репетиция ухода Короткий день на впечатленья скуп. Торопит в дом, покуда не стемнело. Холодный воздух чуть теплей у губ И в сумерках мне мнится белым, Как пелена: короткий день незряч. В который раз ты настигаешь, осень!.. На крик гусиный, что похож на плач, Не отзовусь, обезголосев От холода в гортани. Но скорбя О том, что ты уносишь год от года, Я всё равно приветствую тебя: Ты — репетиция ухода.

187

Пробежка Сегодня я замедлил бег, Свою привычную «десятку». Неприглашённый падал снег На баскетбольную площадку. Кидали мяч ещё вчера В весёлой чехарде касаний Мальчишки нашего двора, Взрезая воздух голосами — Но перед замкнутой зимой Смолкает мир оцепенело, И парк, вчера ещё живой, Застыл гравюрой чёрно-белой, Лишь блик заметен кровяной Рябиновых горячих ягод... Нет, не придут уже весной Мальчишки, выросшие за год.

188

Ночь.

Lupus Constellation

«Мой милый друг! Такая ночь в Крыму, что я — не сторож сердцу своему» А. Кабанов Такая ночь поёт в моём дому, Что я не сторож сердцу моему. Поёт, и тем чудней и вдохновенней, Чем холодней грядущая заря. Разрежен горький воздух октября И обжигает остротой осенней. Такая ночь, так звёзды холодны, Заглядывая в глубь из глубины, На дне глазниц загадкою мигая: Три точки, три тире… но слаб сигнал, И взмах ресниц нечаянно изгнал Послание подраненного рая. Как эта ночь обманчиво честна! Стоит — не шелохнётся тишина: Кусками режь и строй воздушный замок. Прозрачно всё. Но в серебре луны Прозрачный мир подстерегают сны: Сомкнёшь глаза — волчок ухватит за бок.

189

Такая ночь!.. Не спи, не спи, мой друг — Созвездие Волчка сужает круг, И путь его наукой не исчислен. И я не сплю в полуночной ходьбе: От забытья меня спасают мысли, И эти мысли — в рифму — о…

Под ве́ками Мне всё равно, что дождь осенний Собой завесил пол-земли. Под вéками — моё спасенье: Миры, моря и корабли, И радуги, и журавли В высоком небе воскресенья. И необузданного мая Во мне зелёный ветер жив: И губ загадка озорная, И рук распахнутый призыв, И шаг ― последняя прямая! ― Я вижу всё, что пожелаю, Глаза ненужные смежив.

190

Эвелина Шац Милан *** мой клён остыл ковёр из листьев у ног потухшего окна и лишь поток воспоминаний дня обожжённого признанием промчался бешенством желаний и снова я — одна

Двойное хайку 1. воспламенялся клён, лишь только клён всё остальное шло обычной чередой 2. тихо падает лист — потеря лист покружился и упал — утрата так от утраты до утраты грядёт октябрь

191

*** Ты клёна не увидишь багрянца, и золота, и солнца по осени шафранной и он тебя забудет и грустно облетит молчаньем: и каждый лист — корабль он тихо устремится каждый к своей земле за ним полоска красная как змейка безопасная но болью отдаёт пронзительной как цвет хотя такой же тихой как парашют из листьев навстречу ветру спелому сквозь осень апельсинную

*** Клён рвался в окно наводнял его жёлтым светом у подножья — ковёр у дождя — челнока — приговор: «покажись ты в окне желток-колобок приобщись к красоте осенних дорог»

192

Тишина тёмный ворон как тень неспешно и плавно рассекал тишину над тихими осенними долами неожиданно глухой звук дальнего колокола проникал в тишину как свет далёкой звезды вступая в дуэт с таким же глухим и дальним криком сиротливого петуха. Крик осени

Il silenzio corvo scuro come un'ombra tagliava pianeggiando lentamente il silenzio sopra le quiete valli d'autunno all'improvviso rintocco di campana distante penetrò il silenzio come luce di una stella lontana iniziando un duetto con lo stesso sordo e lontano grido solitario di un gallo. Così grida l’autunno dal russo

196

Саша Казаков Торонто Октябрь уже на исходе… Октябрь уже на исходе, но трава еще зелена, в жёлтом, красном последний полёт-пируэт балерин. Можно сесть на лужайку и разглаживать жёлтые листья, а тёплое солнце разгладит ранюю вязь морщин. Дни стали очень прозрачны, и так коротки они, сняли тени бесстыжие ночи и глазеют в щели гардин. Мы с тобой в разведённое тесто с ветки кислых накрошим яблок, — таким ароматным вышел первый — не комом — блин. На коленях устроятся внуки и потребуют новую сказку, и свою волшебную лампу тут же потрёт Алладин. В светлой и тёплой комнате будем пить чай по-барски. А завтра северный ветер оденет прохожих в ратин.

197

Лада Миллер Монреаль Кленовое Глухо застёгнутый ворот, Ветер — наклонишься — пей. Смотрит, нахмурившись, город Из-под кленовых бровей. Губ леденящая кромка, Берега рваного край. Осень, привычная ломка, Вот и сиди сочиняй. Вот и рассказывай клёнам, За посеревшим окном Об изумрудно-зелеёном, О безвозвратно-родном. То, что горело — растает, То, что мечтала… Забудь. Листья сбиваются в стаи, Чтобы отправиться в путь. Там, где теплее и суше — Праздник, ночлежка, приют… Ах, как кленовые души Плачут, тоскуют, поют.

198

Вместе — в раю и за краем Вымысла… Есть ли родней? Снежное облако тает В топке глухих октябрей. Полно, не всё так кленово — Плачешь и сходишь с ума, Чтобы начаться по новой — Вера, надежда, зима…

199

Елена Оболенская Оттава Октябрь Багрянцем зарделся в окне зелёный куст, И золотом осень искусно cкрасит грусть. Лесное увяданье листвы пленяет глаз. Какое наслажденье — осенний ренессанс! Деревья приоделись вокруг. Прощальный бал… Никто не хочет первым взойти на пъедестал — Никто не хочет сбрoсить изысканный наряд, Но ветер обнажает их кроны все подряд. Любуются красотки пред зеркалом озёр — Зелёно-жёлто-красный и розовый убор — И шепчутся друг с другом, листьями шурша, Секреты выдавая, чтоб жили не спеша. Живительную влагу, тепло храня внутри стволов, не расточая энергию интриг. Возрадоваться солнцу и дню — удел простой. Согреет бабьим летом октябрь золотой.

200

Октябрьский фейерверк Какое волшебство творит Мадонна-Осень, меняя статус-кво на разноцветья россыпь листвы деревьев — фейерверк — магической рукою. Провал, застой или успех — Что ждёт тебя порою? Не знаешь наперёд. Пусть Осень доброй феей изменит жизни ход и, может, пожалеет…

201

Сергей Плышевский Оттава *** Лучше дождя только самый свирепый дождь, Шумом потока смывающий жизни скверну, Дождь, по которому плаваешь, не идёшь, Вровень с газоном, вплотную прижавшись к скверу, Дождь, из которого в лужах все пузыри Длительность славят, совсем не боятся лопнуть, Внешний поток, вызывающий дождь внутри Массой крейсирующего кашалота. В поисках криля, арктических льдов, волны, Где затонули японские китобои, Там, где ночами звёзды всегда видны, А по утрам прекрасное голубое — Мы-то не видим, нам дождь заслонил зенит, Лишь представляем, питаем надежду, верим, Словно тот колокол, что каждый раз звенит, Веря, что он — звонок от небесной двери…

202

*** На дворе октябрь — Переменный месяц, Он гусей косяк Надо мной подвесил; Я смотрю в окно, Как слепой художник: Всё вокруг давно Заполняет дождик. Не видать закат, Я сижу тоскливо — На столе стакан И бутылка пива. Лес сменил озноб На тепло оттенков, Золотой казной Залетает в сенки; Все кроты земли Утепляют норы, Улетел кулик И домой не скоро. На полях с утра Всё стерня лоснится И уже пора Прилетать синицам.

203 Ты придёшь под вечер Примостишься рядом, Наигрался ветер Твоим нарядом; И в твоём лице Цвет осенних листьев Доброты процент До краёв повысил. Мы слились с тобой, Как луна и море — В нас поёт прибой Как весна в дозоре…

Октябрь — в Рио весна Сегодня я рано проснулся, хоть поздно уснул, И в форточку бился свечой примагниченный бражник; Мы завтра покинем латинскую эту весну И снова умчимся туда, где солдатик бумажный. Где радиоволны шприцуют в рассудки бурду, И вместо «да здравствует» слышится «ныне и присно», Где бамбарбия неизменно влечёт кергуду, И облик морале сопутствует руссо туристо. Где в силе сермяжная суть и кондовая стать, Где кормят землица и лес за обводом столицы. Туда, где извозчики рвали червонцы с куста, Куда нашим душам с небес суждено возвратиться.

204

Лилия Скляр Торонто 1 не простишь, ни себя, ни другого, обретёшь, но не то, чего ждал, потому что и гвоздь, и подкова проржавели, зачем прибивал?6 как всегда, ни о чём не попросишь, не окликнешь, не скажешь: «вернись», лицемерно-капризная осень разговор подытожит и жизнь, в кровь сотрёт и ступни, и пружины сжатых намертво дней и минут, пропоёт: «аллилуя» мужчинам, что назад никогда не придут. будет дождь моросить, как сквозь сито, сквозь зрачок проливаться беда, и другим будет пьяно и сыто, будто не было нас никогда. не ворчи, это — осень, дружище, от неё ты амнистий не жди, вот и новый осколочек жизни в Ниагару смывают дожди. горек истинный вкус шоколада, сладко липнет к ладони драже, и сквозь брызги и шум водопада, слов твоих не расслышать уже.

205 2 вот, в сущности, какая разница: какое нынче время года? под горку жизнь-телега катится, изжогу исцеляя содой, скрипят, не смазанные вовремя, колёса и другие части, все выращены и накормлены, еще чуть-чуть — наступит счастье. октябрь за окошком дразнится, мутит листом опавшим воду, и вдруг осознаёшь всю разницу и ценишь это время года.

3 я уже не вернусь никогда, ни за что в осень ту, где по камешкам влажным скользила в синем капоре, в плюшевом синем пальто, в новых красных ботиночках девочка лиля. кто теперь проживает по адресу «зет», встав на цыпочки, в двери звонит понапрасну? ни звонка ни дверей, даже адреса нет, ходит осень вдоль речки в ботиночках красных. скользкий камень прикрылся опавшим листом, всхлипнул старый паром у пустынного пляжа, где девчонка в коротеньком синем пальто всё озябшей рукой на прощание машет.

206 4 как ты, милая, не охай, как ты там не молодись, осень ходит мимо окон, поторапливая жизнь, стелет мягко, смотрит строго: мол, курилка, оживись: впереди лежит дорога, позади — петляет жизнь, на осенние капризы без оглядки согласись, осень ходит по карнизу, перекраивает жизнь…

5 осенью нынешней жёлтое в моде, это — вполне жизнерадостный цвет, жизнь вот прошла, а кураж не проходит, задан вопрос, не получен ответ. и всё по полочкам сложено вроде, только в ребро упирается бес, жизнь вот прошла, а стихи не проходят, в них многоточья точнее словес. осень размашисто кисточкой водит краски сгущает, меняет тона, жизнь вот прошла, а любовь не проходит, плещется рыбкой в бокале вина. как хорошо при осенней погоде сверить дыхание с ритмом дождей, жизнь вот прошла, только боль не проходит, нет ничего этой боли важней.

207 6 листопаду — листопадово — тихо плачущие листья, ветер рвущийся в парадную то ли смерти, то ли жизни, птичий крик — разлуки песенка, год прошёл, а словно не был, по Иаковской, по лестнице убежит октябрь в небо, где разлуке — всё разлуково, где несбытово — надежде, на безногого, безрукого — ни обувки, ни одежды, лист кленовый — для прикрытия мест, постыдно оголённых. осень — важное событие для поэтов и влюблённых для зверья и рода птичьего, для охотников на лося, это — что-то очень личное: листопад, прощанье, осень…

7 первым было слово или тело, ты был первым или я была? мёртвою листвою облетела осень, догоревшая до тла. первым было сердце или губы, первыми стихи или навет, ты ли предал, сам ли был погублен? сто вопросов, но ответов нет. ты шепни мне, если станет худо, ты кричи мне, если пустота, не услышу, вычеркну, забуду… не забуду, слышишь, ни-ког-да!

208 8 Осенняя любовь у осенней любви дни кружат листопадом, тают мятной конфетою под языком, бродят вдоль по аллеям пустынного сада, и плывут облаками над Летой-рекой. Для осенней любви Бог избрал самых странных, не успевших за тысячу лет повзрослеть, тех, что пепел мешают с небесною манной, чтобы снадобьем этим отпугивать смерть. у осенней любви непростые законы: оправданья ей нет, нет прощения ей, поцелуи её так сладки и бездонны, а ростки не взойдут, сколько семя не сей. у осенней любви песни без окончаний, в них — весенняя страсть и осенняя боль, и сквозь рук решето просыпает случайно песнь осенней любви на столешницу соль. у осенней любви ни стыда, ни расчёта, у осенней любви — разрумянен пирог, вкус дождя и травы, ощущенье полёта, нет земли под ногами, а небо — у ног.

209 9 Болдино пылает костёр под названьем октябрь, грибочек солёный — под бражную кружку, как шумно гуляет у озера табор, и болдинский барин с цыганами — Пушкин. вот вечер устало смыкает ресницы, господствует время по имени осень, а барину ночью зачем-то не спится, гуляй — не хочу, ведь не жнёт и не косит! он добр, помиловал смерда намедни, ему отменил неминучие плети, к рассвету уснёт, а проснётся к обедне, и что-то пером на бумаге пометит, откушает всласть киселя или каши, не вспомнит о бренности в болдинской неге… шальные цыгане у озера пляшут, а по небу катит в карете Онегин.

210

Вита Штивельман Торонто *** Я — Осень. Я очень-очень молода, но золотая у меня проседь. Я разгорелась вдалеке. А в вашем каменном цветке дымном нагие прелести мои продам задорого, ну и мимо. В меня влюблён старик Весна, и парень Лето неспроста манит. И поглощающий тома науки, зрелый муж Зима глянет мне вслед, а я уже не здесь. А люди говорят про стресс, и моду, и про политику. А я, ну совершенно не таясь, горстью рассыплю бешеные дни. А как проплещутся они, после, как только промелькнут они, я вставлю в глаз монокль луны и гляну в воду.

211 Осень Были спелые яблоки, яблоки — полный ларь, их привезли с ярмарки. Был сентябрь. Будет ветер неистовый, стылой воды рябь, мокрые чёрные листья, — будет ноябрь. Есть рябина и тень её, клёны огнем горят. Дикая пиротехника октября.

31 октября Бессмысленной нежности нам не унять и слова не вставить в строку. Наш дом поджигает октябрь, как тать, как тать в ночи на бегу. Бездомные листья стучатся в окно и свечка так робко горит. Смотри как темно — да, конечно, темно, — и дети пищат: «трик-о-трит»… На струнах гитарных застыла рука. А чай на столе — как янтарь. Нельзя нам, нельзя расставаться пока — пока так бушует октябрь.

214

Вера Сытник Янтай Лунный кролик 1 октября в Китае праздник — День образования КНР. Нынче он совпал с праздником Середины осени, древнейшим китайским праздником, по значимости уступающим только празднику Весны. Считается, что в этот день — самая яркая, самая полная, самая красивая луна. Считается, что все разлучённые разными обстоятельствами люди, смотря в этот день на луну, становятся ближе…

Облокотившись на парапет, супруги наблюдали, как изза моря встаёт луна. Они были очень стары, их согбенные спины говорили о преклонном возрасте. Рядом с ними шумела набережная, полная народа. Китайцы двигались, переговаривались и тоже смотрели в небо, восторгаясь видом выплывающей из-за горизонта красавицы. Старикам было не до людей. Восходящая луна полностью завладела их вниманием. Устремив взоры вверх, они, как и раньше, много раз за свою долгую жизнь, пытались разглядеть на ней Вечного Кролика, словно желая убедиться, что он на месте и по-прежнему, как и десять, и тридцать лет назад, толчёт в ступе рис, изобретая рецепт бессмертия.

216 Я подумала, что старики, по крайней мере, раз восемьдесят встречали этот вечер, единственный в году, когда луна бывает особенно полна и красива, что совпадает с китайским праздником Середины осени. Они любят эту старинную традицию — любоваться луной, иначе не пришли бы сюда в столь поздний час и не стали бы дожидаться, когда она поднимется над тихим заливом Жёлтого моря и от неё побежит золотистая дорожка по воде. Держась за руки, супруги передвинулись точно в то место, где внизу, под парапетом, принялись плясать искрящиеся жёлтые блики. Попав в свет луны, эти двое обрадовались. Испещрённые морщинками сморщенные лица на миг осветились счастливыми улыбками и вновь стали печальными. Наверное, с годами старикам всё труднее разглядеть фигурку длинноухого волшебника: воздух перед лицами рябит и плывёт, будто кто-то специально напускает тумана, отчего приходится то и дело вытирать глаза. Но и сквозь туман супруги видят — Кролик на месте. Женщина что-то показывает мужу, протянув руку к луне, и он согласно кивает головой. Уверена, в детстве им не раз говорили, что испечённый накануне вечера пряник — круглый, жёлтый, со сладкой фруктовой начинкой внутри — сделан из той самой муки, что лежит на дне лунной ступы, а потому имеет волшебную силу — дарит каплю бессмертия каждому, кто его попробует. Наверняка в их бедных семьях детям доставалось по кусочку, размером не больше, чем монетка, но и этого было достаточно, чтобы поверить в чудодейственную силу небесного

217 пряника, таким неправдоподобно вкусным был тот кусочек. Его ждали весь год, чтобы вспомнить о вечном и напитаться уверенностью в собственных силах. Я искоса вглядываюсь в высохшие, тёмные лица стариков, в их простую одежду, состоящую из брюк и рубашек, во весь их скромный облик и стараюсь понять, о чём они думают? Они прожили долгую, трудную жизнь и помнят те времена, когда праздник был запрещён. Пряники не разрешались. Но Кроликто! Он оставался на месте! Толок свою муку и смотрел вниз, успокаивая людей, мол, всё в порядке — я занят обычным делом, готовлю волшебное снадобье, значит, всё идёт своим чередом. Старики теперь знают, что он так и не придумал рецепт бессмертия, да разве это важно? Дети выросли, и даже у внуков есть дети — это ли не бессмертие? Для них же самих важна только вот эта дорожка, берущая начало у ступы на луне и заканчивающаяся под их ногами. С каждым годом она становится всё короче и короче.

218

Темнота вокруг быстро густеет. А луна прибавляет света вокруг себя, превращаясь в полновластную хозяйку ночи. Императрица! Подданные — вот они, внизу, смотрят с восторгом, ожидая чуда! Какого? Никто не знает, но всё равно ждут, с надеждой взирая в небо. Судя по лицам супругов, их восторг давно прошёл. Трепетавшие когда-то чувства улеглись, оставив в душах покой, а вид сокращающейся лунной дорожки давно не страшит. Разве вспомнишь, сколько съедено пряников? А сколько испечено? Я вижу, к старикам подходит мужчина, китаец в шортах и белой футболке, видимо сын, с двумя пледами в руках. Укрыв плечи родителей, он возвращается в одну из машин, вереницей стоящих вдоль набережной. Окна машины открыты, в них мелькают лица, улыбки, руки. Мне в голову приходит мысль о даосах, считавших, что человек становится бессмертным, если его вспоминают добрым словом. Я почему-то уверена за стариков. Кролик не обманул их.

222

Сагын Беркиналиева Бишкек Октябрь Прикинувшись бурей, Октябрьский ветер бушует, Воет, взметая листву, шепчет мне ласково в ухо, Вдруг — мимо летит, свободный и гордый. То в ветках — тоскует, Листья скрывая небрежно, подчёркнуто-сухо… Меня беспокоит этот осенний шарманщик, Зря он поёт: «Я осушу твои слёзы!» Я не верю твоим обещаниями, ветер-обманщик, — Ты — улетишь. Листья — пожухнут. Ударят морозы. Пусть октябрь обещает любовь — я промолчу. Вот и смолкла шарманка. А я — одинока. Свет померк. Я в отчаянье листья топчу, Будто силюсь воздать тебе, осень, — око за око. перевод Анатолия Лобова (Тбилиси)

223

Бахтияр Койчуев Бишкек *** Я ухожу в осень… Политика, дрязги и разборки — всё мимо… Я просто ухожу в осень, в свой мир. Жить и творить в гармонии с собой! Вот и всё, что должно быть с тобой…

Танка *** Душа подобна сгоревшей траве. Корень хижины ушёл И лишь крик женщины раздаётся в ночи.

*** Как облако небес бабье лето пролетело, пролившись слезою на падший желтый лист на грязном тротуаре…

*** Осень неверная Блекнут очертания жизни… Дорога неба.

*** Осенняя печаль Вспоминаю прошлое как миг.

224

Хокку *** Плачут окна домов… Блики на стене напоминают… Души ушедших…

*** Осенний лист как я. Трепещет на ветру… Вспоминаю прошедшие дни…

*** Грязное небо сквозь стекло не жизни полёт… Выйди на свет — это поймёшь.

*** Небо манит и обманет. Человек уйдёт… Слезою на землю падёт…

*** Осень обняла Природу увядающую Багрянцем листвы.

225

Акростихи Амине А знаешь, всё это было Мгновенье, может жизнь назад. Исповедь соловьиная на излёте дня, Небесный лик в круговерти бытия Аллах вездесущий, творящий тебя. Шепелевой Галине Петровне Шелест листьев, падающих ниц, Едва ласкаемых ветром. Петляет аллея куда-то вниз… Есть в осенней поре золотой Лик необъяснимый, неземной Его отдалённый зов Вновь зовёт за мечтой Алеющей утренней зарёй… Гадать не приходится: Сколько? А как там сложится — знает лишь Бог. Лелеет Запад где-то Восток. Испить до конца придётся Новых дней, ожидаемых, круговорот. Ангел — хранитель стоит у ворот. Петра святого Голгофа Евангелие от сердца. Тернистый жизни путь. Разливы памяти, забвенья муть. Осенней дымкой стелется Велеречивый звон Надежда мерцает вдали… Аллилуйя! Аллилуйя! Любви!..

228

Елена Копытова Рига Оранжевый шум Дворы лихорадит. И в Город не хочется. И лучше смотреть, как играет заря за окнами, кутаться в плед одиночества и слушать оранжевый шум октября, в котором — ответы на всё, что ни спросишь ты… А вдуматься — кругом пойдёт голова. Узнаешь, кем стали цыплята по осени, и что с этим делать, и кто виноват. Домашнего хочется — пряного, чайного, когда неуютно и дымно в груди. …успеть извиниться за всё, что — нечаянно. (За то, что — уже, и за всё — впереди). По нотному стану (царапинам вечности) сбежать от себя и навязчивых дум, успев опалиться в огне человечности. В висках нарастает оранжевый шум. Успеть бы, как жёлудь, в тепло домотканое врасти, но… с катушек слетев, как листва, ты катишься поездом в «завтра туманное», и, к счастью, не видишь, где путь обрыва́…

229

Лететь и падать… Спят облака на крышах пятиэтажек. Листья и мысли чадят посреди двора. Осень — пацанка-дурочка в камуфляже, в сношенных берцах — топчет своё вчера. Город как город. Некто на постаменте. Школа, тюрьма, больница, базар, вокзал. Всё здесь нормально. В полном «ассортименте» — счастье, любовь, разлука, беда, гроза… Всё происходит, в общем, как и пристало, пусть — без особо радужных перспектив. Годы-вагоны длинным идут составом, в дальнюю даль их тянет локомотив. Город успел отчаянно поматросить. (Белая-чёрная-белая… полоса). Как бригантина, он заплывает в осень, ветру подставив алые паруса. Раннее утро пахнет пшеничным хлебом. В мыслях — ни тени горечи, ни обид. Хочешь — пиши, в умытое глядя небо. Хочешь — молчи и… просто дыши навзрыд. Мир в круговерти пёстрого листопада. Воздух беспечно-ярок и звонко-чист. впору лететь и падать лететь и падать как порыжевший бывший зелёный лист

230

О золотой рыбке Сверкнула осень рыжим плавником, нырнула в голубое молоко и сгинула в небесной «шайке-лейке». Чуть ниже — блиндажами — гаражи, на стенке накарябано: «Цой жив!», и у «хрущёвок» — бабки на скамейках. И голуби заводят чехарду, как будто по весне не наигрались... Но гонит ветер эту лабуду, плевать ему на наши пасторали! Он раздражённо каркает: «пор-ра!» и катится в своё позавчера. А мир прозрачен — весь, как «дважды два». И небо — хоть цеди его из блюдца. И, Боже мой, такая синева, что впору очуметь и не очнуться! Скорей домой! Туда, где шелест книг, коньяк и кофе — большего не надо. Эйнштейн с десктопа высунет язык. Я разделю с ним плитку шоколада. Пусть он не хочет главного сказать… А если бы сказал, то что ответить? И будем мы сидеть — глаза в глаза, играя в переглядки, точно дети. И не о чем как будто говорить… Пойти во двор, где вечность прорастает в земное? Просто молча покурить… Была ли осень — рыбка золотая?

234

Раиса Мельникова Вильнюс Осенняя хандра Бесчувственное эхо сентября доносит отголоски слов без смысла. Желтеющая осени хандра из оболочки тихим гадом вышла и напряженьем заселила двор, шуршанием заполонив пространство, нещадный совершая приговор, над зеленью глумясь по-хулигански. Природы удручающий декор, предсмертные отображая смыслы, вносил заметки, словно хроникёр, записывая дней ушедших числа. И поржавевшая от сырости трава вселяла мысль о жизни уходящей, в кружении осенняя листва всё падала в потоке нисходящем. Исчерчен стылой грустью черновик, на нём лишь лучик света обнаружен. Как хочется тот преходящий миг в руке зажать как талисман жемчужный!

235

Уходит время Сияя золотом, дни октября уходят канареечными листьями. Неизмеримость смыслов бытия укрыта непрозрачной марью мглистою. Индифферентно время. Знать, оно, всё расставляя по своим законам, с изломами времён сопряжено — по осени проходит восхищённо. Вишнёвым запахом, стремительным мазком раскрашивает дивное пространство, и, в октябре гуляя босиком, грешит сценическим комедиантством. И на цветном вещая языке, с пространством образуется эмблемою. Букет из листьев шелестит в руке, как таймер улетающего времени.

236

День в октябре Октябрь метафорой затянут В картину в раме золотой: Посыл от кисти Левитана, От Пушкина — в строке святой. Сегодня ж, в пенно-сизом свете Волхвует дымом марь с утра, На взгорке ярко-красным цветом Манят рябины октября. А день, в багрянец обрамлённый И уходящий в синь небес, Высвечивает обречённо Любимого прощальный жест. И феерично в светотени Ложится, октябрём согрет, Листом кленовым на ступени Пегаса быстрый силуэт.

237

Октябрь наступил Уж Осенины* состоялись. С овсяным хлебом, молоком встарь Осенинушку встречая, играли, пели с огоньком. Сентябрь прошёл. И новый месяц теперь вступил в свои права. Ему присуща цифра десять, приметы: рыжая трава, рябины в ярких ожерельях — плодов насыщенный пожар, на паутиновых качелях томится овод-эмиссар. Щемящий запах листьев прелых доносит ветер-листобой, он на опушке порыжелой искусной тешится гульбой. А может мягким резонансом шумы подбросить в небеса, и светлым духом ренессанса стихов наполнить паруса. *Осенины — народный праздник проводов лета и встречи осени на Руси.

240

Татьяна Захарова Кишинёв *** Осень всё не кончается, осень длится и длится — бесконечная матрица… Перелётная птица всё никак не решается в путь неблизкий пуститься. И тепло забывается, а зима не стучится. Авиатор опальный, лист последний кружится. В суматохе вокзальной город к сумеркам мчится. Не спеши о прощании, нарушитель границы, я совсем не печальна, просто ночью не спится…

241

*** На даче заброшенной сухо и гулко: здесь бродит сквозняк и пылятся лучи — как в недрах пустой музыкальной шкатулки. И муха последняя в стекла стучит. Здесь были когда-то… да что уж об этом? Смотри-ка, весь двор повиликой зарос. Но в самом конце ежевичного лета нас рок или случай на дачу занёс. Соседский барбос, одуревший от счастья, улёгся под ноги, зажмурив глаза. Ах, здесь так легко от земли оторваться, с дымком сигаретным взлетев в небеса. И вся-то добыча: ведро винограда, полдюжины яблочек и бузина — подарки давно задичавшего сада, прошедшего лета нелепый финал. Пора уезжать, но куда торопиться? Наверное, нам остановка нужна — чтоб воздуха осени вдоволь напиться, как будто глотнуть молодого вина.

242

*** Я с детства любила ненастье и ветер, потом, повзрослев, выбирала по силам. А нынче прошу: подари бабье лето, одно бабье лето, пожалуйста, милый! Я раньше просила мониста, браслеты, носила, звеня, и гордилась подарком. А нынче прошу: подари бабье лето! замёрзла, забыла, что может быть жарко. К чему мне всё это: вопросы, ответы… хорошее будет, плохое пропало. Я просто прошу: подари бабье лето, чтоб лето меня у земли удержало! И вздрогнула ось, и осыпалась светом. и мир повернулся в осмысленный градус. Ты понял, как нужно сейчас бабье лето — И всё получилось, и всё состоялось!

243

Виорика Пуриче Кишинёв Симфония осеннего леса На янтарь прикупила б тепла И прозрачности беглых небес, Я ушла бы в себя, в чём была, Мне б шкатулки орешник отверз: Собирай сердцевинки, смакуй! А на сердце — осенняя тишь. И дождинки остыл поцелуй, Зря, сердечко, по лету грустишь. По плечу разве пончо листвы Тонкоствольной мечте на ветру? Но листву тормошишь где-то ты — Чтобы стало прозрачней к утру. Ведь на каждой страничке — янтарь, Сберегающий солнца анфас, Отдалившихся, осень, нашарь, Янтарём заслони нас от сглаз. Есть у комнат янтарных свой вход Не парадный, не чёрный… Скорей, Нарисован очаг на нём, тот, Что не в силах сорвать суховей.

244

*** В октябре взбунтовались каштаны, Норовя зацвести наяву Над листвой, замостившей канавы, И над небом, нырнувшим в траву. Вот и я по соцветью метаю, Высь расстёгнута — пуговки врозь. Кантик чёрный встревоженной стае Разве смаху пришить удалось? Кто теперь соберёт мои строчки С облетевшими чувствами, там, Где на ярмарке можно сорочьей Прикупить пух и перья ветрам? Но, покуда бросает ввысь чепчик Расторможенной ветки подскок, Все минутные раны залечит Быстротечного неба глоток.

245

*** Опомнились пробелы: Они листвою были, Их заштрихует мелом Туман и дождь навылет. Но вылупится небо Из дум, что рай синичный Не выглядит нелепо, Что он пробелы вычтет. Найдёт меня пробел твой Когда в окно посмотришь? Синица спичкой-веткой, Зажгла парк, будто море. Накатит листопадом, И высью коронует, Когда ты встанешь рядом, Чтоб подхватить Перуном Меня, листок и эхо — Странички жизни прошлой. Синичный рай наехал, Сквозь бреши огороша.

248

Елена Данченко Зэйст *** Мне снится сон: накрапывает дождик. Октябрь подкрался. Леёгкой дрожью подёрнута листва и дует из окон. Мне снится чудный чёрно-белый сон. Я выбегаю без плаща тебе навстречу бездумной, и бездомной, и беспечной. Приставка «без» — единственный довесок ко мне, руководимой чутким бесом. Я вся — от ног и до распущенной причёски настолько часть твоя, что без меня исчез бы! Друг в друге, словно близнецы Сиама, участвуют две сущности, сливаясь. Над нами кружат листья просветлённо — живей живых! Не горечью спалённых — весной запахли явственно, сиренью! Какой там бес! — Мы — наше сотворенье! Не чья-то чуткость и не чья-то милость… Такое счастье мне во сне не снилось.

249

*** Только б дописать роман до последнего листочка Б. Окуджава

В воздухе сумеречном проведу заледеневшей ладонью черту, звёздочку, словно беду, отведу за горизонт, не спеша, перечту ту, что вдвоём мы с тобой написали рукопись в девять предельных страниц. В нашем начале нисколько печали не было и продолженье царит… В нашем соавторстве не было боли. Что там морочит оконный проем? Верю-не верю крамольны, довольно каркать, осеннее вороньё! Верую — сколь не пришлось продолженья ждать и глазами к окну припадать. Буду учиться науке для женщин невыносимой — ждать, ждать и ждать. Только б не пожелтели страницы, только бы не почернел виноград. Видно, ленивая я ученица раз не умею унять листопад! В воздухе сумеречном проведу чуть потеплевшей ладонью черту, И незаметно в октябрь перейду…

250

Кишинёв Когда мой город Кишинёв учил меня азам и буки и прятал в тень окрестных буков, чтоб я не опалила щёк под знойным солнцем, я ещё не ведала какие муки мне на десерт припасены — хоть с малолетства знала сны — но в этом городе, туманном от злых пород известняка, любая явь любым обманом покажется без сквозняка… (Стихи писать — судьбу латать, и скорописью, как иглою порой рассветной молодою строчила, чтоб не умирать.) …а осенью в монетный двор мой подоконник превращался и в золото переплавлялся серебряный и медный сор так рьяно, что листвы узор секунду каждую менялся.

251

Я выросла. И Кишинёв гонять меня под солнцем начал сквозь строй приятельских подначек до хрипоты, до впалых щёк… И, стройкой потеснённый, шёл на щепки лес, огнём охвачен, метался, всё вокруг темно от дыма было… Истекло столь щедрых тенью время буков и золотых его монет… Не стало друга, и подруги простыл одновременно след, а тот, кто мне судьбу сверстал из ям-колдобин, горя-лиха, зеркальный протянув овал, — — взгляни мол, — предлагает тихо — туда, где в солнечном плаще один из буков тихо метит меня прозрачной тенью веток, где нянчат, пестуют ещё, а я твержу: аз, буки, веди.

252

*** Как часто мы ждём из последних бессилий увидеть, услышать, хоть глазом, хоть краем… Но осень, как пьеса в классическом стиле, талантливым вымышлена негодяем. Он автор дождя, листопадовый мистик, он нам объясняет: нам осень по силам. Искусно заверчены трубочки листьев, и прелью лесною пропахли осины. Деревья и ветер толкуют о разном, с бессвязностью малых детей и влюблённых, а всё волшебство только в жёлтом и красном, в двухцветном дожде, размалёванном клёном. Рабочие руки сметают с подмостков остатки подмоченной дождиком пьесы. И катится гром в деревенской повозке над городом К., над посёлком, над лесом…

253

*** Вот и прожили жизнь, душа моя. Нету плоти — осталось вместилище. Руку греет изнанка шершавая — лист как пропуск из ада в чистилище. Это точно тот свет, мой единственный. Ну а мы — привиденья с тобою. Врозь мотаем срока в жёлто-лиственном расписном, золочёном покое.

*** Всё уже решено. Наши жизни текут параллельно, сообразно Эвклиду, Арахне и дуре-судьбе. Закрутила любовь? Но она не смертельна — всё равно что под ливень попасть в полутьме. Для уставшего сердца любовь это лишь полустанок, с одинокой берёзой, седеющей в струях дождя. Что останется нам? Только то, что досталось: три пропитанных сыростью осени дня.

254

Октябрьское Я глохну в этой тишине, но зренье, утраиваясь, ловит измененья. Я мёрзну, кутаюсь, я дёргаю плечами, чтоб олицетворение печали — стряхнуть — сухой кленовый лист. Он давит всей тяжестью весенних соков. Плавит июльским зноем раскалённой стороной, игрой воображенья — злой иглой — укалывает, впрочем, я стряхнула весь этот вздор, и я могу глазеть на лес, его цыганские пестроты, что подлежат — законами природы — замене на торжественный глазет. И я могу пройтись по табору осинок, глотая кислород и думая вполсилы о том, о сём, но Боже упаси! — не про цыплят, от века на Руси считаемых по осени, цепляя за строчку строчку. Так по небу стая, стараясь не отстать, летит за вожаком, растягиваясь чёрным кушаком.

255

Анна Креславская Харлем Октябрь октябрь убийца тайный сентября что каин подстерёг родного брата для года месяцы родные сыновья мать-осень во вражде не виновата она дала вам жизнь а ты когтишь ветрами лихо вспарывая воздух осеннюю янтарнейшую тишь в осколки разбиваешь астры-звёзды плывут соцветья гроздьями тоски леса шумят листвою поределой и просини на небе глубоки как прорези на покрывале белом когтябрь их расцарпать норовит хоть в первых числах паинька на вид замедленно сбиваются в стада туч-облаков усталые ковчеги вот-вот уже размокнут без стыда всех наших улиц бледные побеги но как ни тешься осени сынок ты всё же будешь скоро одинок никто на пляж не выйдет прогуляться и листья липко льнущие к ногам с дождём и грязью жидкой пополам истлеют и дождёшься как врага ты ноября и он зарежет братца

258

Григорий Оклендский Окленд Качается осень В нижайшем поклоне приветствуя осень, стоим на балконе вдвоём, папиросим. Д. Артис

В поддатии лёгком качается осень. Балкон закачался… молчим, папиросим. Папирус исписан неровной строкой, Одна на троих папироска «Прибой». Дымятся Д. Артиса мощные плечи, Устали суставы, и время не лечит. Перила упёрлись в небесную хмарь. На шее столба закачался фонарь… Как бренно бренчит невесёлая осень И в кудри вплетает украдкою проседь. Остывшая ночка колечками дыма Укутала зимнего спящего Диму.

*** Октябрь. С тобою я в ладу. Ласкаю Златой Праги волосы. Афинской осенью бреду. С Акрополем шепчусь вполголоса. Паркет немецких мостовых Начищен солнечными бликами. Как режиссёр в актрис своих, Влюблён в Европу многоликую.

259

Осенняя элегия Снова осень мне стучится в двери. В южном небе юная Луна. Звёзды расписали акварелью неба полусвод. Не зная сна, Стерегут покой подлунных пастбищ, сон людской у океанских шор. Вверх смотрю и беспричинно счастлив, и веду с Луною разговор. Ни о чём, а впрочем, и не важно. Дотянуться до неё рукой! И погладить, и напиться — жажду разом утолив за день-деньской. А она — тонка и непорочна, и наивна, и слегка дрожит. Дива, вознесённая над ночью, из окошка в облаке глядит… Я живу предчувствием — не чувством. Я хочу, чтоб осенью ко мне Возвратился кочаном капусты шар земной, замотанный в кашне. Мне другая осень часто снится. В северной далёкой стороне Над безлюдным полем кружат птицы, собирая крохи по земле. Жёлто-красный сарафан опушки. Ярких красок поздний хоровод. Песня запоздалая кукушки. Здесь никто подолгу не живёт. Лишь художник… Может быть, напрасно? Осень. Озимь. Заморозков медь… Резкие мазки наносит маслом, чтоб пейзаж навек запечатлеть.

262

Елена Емелина Арендал 1. Прерывистое дыхание Приятно вести наблюдение из окна за людьми, машинами Жаль, не видно деревьев. Октябрь лепит пёстрые листья к раме, порывы ветра — поцелуи прохладные, влажные. «Осень — важная дама в локонах золотистых посылает больным гостинцы»… Размышления прерывает незатейливый свист синицы. «Если не открывать форточку, где ночью мигает звёздочка, не понять, тепло или холодно» Он сидит в постели, и мысли прерываются жёстким кашлем «Что предсказал Нострадамус, звёзды пересчитавший, как будет жить Россия, когда кончится пандемия?» Лето было отмечено отсутствием чувства времени Трёхнедельная драма — «внебольничная пневмония», жар, ни вздохнуть, ни двинуться «Как-нибудь надо выздороветь!»

263

Пролетает клин журавлиный… Выйдет ли он отсюда, и когда это будет? Как же все эти люди не боятся ходить по улицам? Летают ли они в Италию, проводят ли отпуск в Турции? Возможно ли, что он единственный получил осложнение — инсульт? Каждый день он читает новости: «статистика короновируса стабильно не превышала суточных пяти тысяч Вчера объявили десять! Но как доверять цифрам…» От безысходности чёрной к неопределённости серой, эмоциональные волны разбавляют мысли о смерти. Он мало на что надеется, смотрит в октябрьское небо. Облака плывут в тонком свете. Есть ли за светом Кто-то? Очень хочется верить…

264

2. Принятие Холм, закутанный в небо, как в промокшее одеяло, дом лелеет в ладонях сада. Обретение равновесия в осеннем знаке Весов посреди несводимых миров Кроны древесные светятся левитановским золотом, взгляд обращен внутрь и вовне поровну. Единение с небом медленное, постепенное облегчает признание прав зимнего тяготения.

Мои благодарности Я бесконечно признательна всем, без кого эта книга никогда бы не состоялась: в первую очередь моему любимому мужу Мише Чеботарёву за поддержку всех моих безумных начинаний и идей; всем авторам замечательных октябрьских стихов, доверивших мне свои детища; Галине Вороненко (США) Ирине Евса (Украина) Александру Карпенко (Россия) Эллионоре Леончик (Россия) за знакомство с новыми авторами; Евгении Моргулян (Украина), Галине Илясовой (Израиль), Хуршидбеку Исмонову (Узбекистан) за картины, украшающие страницы этой антологии;

Спасибо всем, вы все чудесные! С искренним теплом, ваша Люче

Литературно-художественное издание 16+

Листовей Стихи современных поэтов ТОМ 1

Составитель: Людмила Чеботарёва (Люче) Все тексты печатаются в авторской редакции Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается