508
М О С К В А Развитие за пределами центра
508
509
За полвека территория Москвы увеличилась примерно в 10 раз. Это не естественно сложившиеся городские районы, а результат воплощения проекта — политического, социального, экономического и архитектурного. Это мир по плану, и для понимания московской периферии, нам прежде всего необходимо реконструировать этот план. В социально-политическом смысле перед нами реализованный проект создания нового советского человека. Принципиально важными здесь являются две темы. Во-первых, идея материального равенства, в рамках которой дифференциация в жизненном уровне людей воспринимается как недостаток, подлежащий исправлению. Во-вторых, логика обновления человеческого сознания, предполагающая, что человек не должен быть включен в социальные объединения, кроме тех, которые предлагает ему государство и производство. В идеале житель периферийных районов — это человек, не отягощенный традициями, который реализует свою социальную активность в рамках профессиональных или партийных объединений на производстве. Соответственно институтов формирования местных сообществ в самих периферийных районах не предполагалось. Это территории спроектированы и выстроены так, что сами по себе не порождают повестки собственного развития — оно должно приходить извне для решения внешней задачи. В экономическом смысле перед нами реализованный проект индустриальной модернизации. Спальные районы Москвы не имели смысла вне концепции индустриального города. Индустриализация фордистского типа требовала большого количества стандартной рабочей силы
510
(в Москве численность рабочих доходила до 5 млн. человек). Жилые районы — это место для локализации и воспроизводства рабочей силы, которую необходимо довезти до места работы и обратно, расселить, накормить, обучить, вылечить и т. д. При таких масштабах задач каждая из них решается путем создания соответствующей индустрии — расселения, питания, образования — которая также требует рабочей силы. Рабочая сила нуждается в той же стандартизации, что и выпускаемой продукт, отсюда необходимость создания одинаковых условий проживания, снабжения, питания, социального и культурного обеспечения в масштабах мегаполиса. Естественные города развиваются по пути дифференциации, они производят разнообразие и различия, индустриальный город — тождество. Идеалом здесь является таблица с одинаковыми ячейками, не имеющая ни центра, ни периферии вообще. В урбанистическом смысле перед нами реализованный проект авангардной модернизации. Дома понимаются как машины для жилья, машины выпускаются индустриально, индустриализация требует максимальной стандартизации для сокращения издержек. Качество проектного решения определяется или его функциональностью, или экономичностью, правильное решение — самое функциональное и дешевое в своем классе. Это общее свойство проекта, породившего периферию Москвы, при этом реальное наполнение периферийных районов — это наложение четырех модернизационных волн (конец 1950-х — 1960-е, хрущевская волна, ранний соцмодернизм; 1970-е — брежневская волна, развитый соцмодернизм; 1980-е — начало
511
1990-х, позднесоветская волна, 2000-е — снос пятиэтажек и реконструкция периферийных районов). Каждая из этих волн определяется своим уровнем развития технологий и экономики. Три проекта модернизации — политический, экономический, урбанистический — были тесно увязаны между собой, и создали феномен устойчивого искусственного поселения. Московская периферия отличается достаточно высокими жизненными стандартами, в соответствии с проведенными нами социологическими опросами жители большинства периферийных районов позитивно оценивают свое положение, район и жилье, и, за исключением отдельных изолированных районов (Капотня и Гольяново), не ощущают своей периферийности и не стремятся в центр. При этом существенные аспекты проекта соцмодернизации оказались не нужными в современной жизни и существуют практически в археологическом состоянии. Прежде всего, то, для обслуживания чего они были созданы — промышленные зоны. Промзоны сегодня продолжают занимать 16% территории Москвы, при этом говорить об их производственной функции сложно, для владельцев они интересны как территориальный актив (91% промзон в частной собственности), там работает 5% населения столицы, при этом треть промышленности работает эффективно, треть безубыточно и треть убыточно, то есть эта функция будет сокращаться и дальше. Во-вторых, это система периферийных центров. Соцмодернисткие проекты исходили из необходимости создания общественнополитических центров территорий в спальных районах, и наше исследование позволяет выделить множество таких
512
центров на уровне районных планировок, однако это, по нашей терминологии, «спящие» центры — им не удается найти функций, и они не собирают вокруг себя район. В-третьих, это система «культурного обслуживания» микрорайонов. Если сети здравоохранения, соцобеспечения и образования закреплены законодательно и продолжают существовать, а система торговли и услуг оказалась полностью изменена в рыночных условиях, то система культурного обслуживания (библиотеки, клубы, выставочные залы, театры и кинотеатры) на периферии практически не востребована, а меры московского правительства по ее поддержанию практически выглядят как искусственное поддержание на плаву коммерческих структур, выросших на месте этих учреждений, и вероятно не имеют больших перспектив. В-четверых, это дифференциация в рамках различных проектов соцмодернистской периферии. Каждая из четырех волн модернизации была фиксацией нового уровня технического и социального прогресса, которого добилась страна. Однако мы не фиксируем каких либо различий между разными типами урбанистических решений ни в рыночной оценке (корреляция между картами цен на недвижимость и картами «возраста» застройки оказывается очень слабой), ни в культурной рефлексии (после первых «Черемушек», которые стали общим именем для всех спальных районов, ни один модернистский район и проект не получил в Москве зафиксированного культурной традицией имени. Общество просто не заметило всех усилий по улучшению жизни в этих районах.
513
Те базовые ценности, которые были заложены в соцмодернистский проект, оказались высоко востребованными (из ценностей городской структуры это прежде всего зеленые насаждения, парки — большинство опрошенных называют парк рядом главным достоинством своего жилья, при том, что эти парки есть везде). Те исключительные ценности, которые пытались внести в каждый из районов или которые там присутствовали изначально — особенности архитектурных и планировочных решений, наличие памятников архитектуры, культурных учреждений, наличие специфических производств — или нивелировались или остались не замеченными. В результате мы имеем гигантское гомогенное пространство, где районы не различаются между собой, не имеют ни собственного архитектурного, культурного и социального лица, ни даже имени. Исследование московской топонимики по соцсетям, проведенное нами в рамках настоящего исследования, выявило потрясающий факт — вся гигантская территория Москвы, на которой сидят пользователи сетей, практически не упоминается в них, не вызывает ни негативных, ни позитивных коннотаций, то есть практически отсутствует в их сознании. При попытке нарисовать ментальную карту периферии Москвы по соцсетям мы получаем белый лист — люди ничего не думают о том, где они находятся. Как показывают социологические данные, это достаточно устойчивый социум хотя и с очень слабым социальным клеем. Наше исследование показало неожиданно малую мобильность жителей Москвы — 2/3 жителей Москвы фактически не выезжают из своих районов, не пользуются ни городов в целом, ни его центром, причем
514
это достаточно надежные данные, подкрепленные независимыми исследованиями Big Data и социологии. Женщины, дети, пенсионеры и значительная часть молодежи живет не в Москве, а в конкретном районе, по городу в основном перемещаются мужчины трудоспособного возраста (и мигранты). При том, что Москва считается европейским городом, образ жизни здесь какойто патриархальный, азиатский, удивительным образом Москва, крупнейший мегаполис XXI века исхитрился воспроизвести свойства большой деревни. Главным раздражающим фактором по данным социологическим опросам оказывается появление на территории «чужих», при этом поскольку большинство населения не является коренными жителями периферийных районов, система распознавания «свой-чужой» приобретает откровенно ксенофобские черты. Чужие — люди не русского происхождения. По предположению Алексея Левинсона, разделяемому всеми кураторами исследования, мы имеем дело с по сути советским типом жизни без советской мобилизационной экономики, которое смогло себя в определенной степени воспроизвести. Положительным свойством этого города является его большая устойчивость — люди в целом довольны своим положением, не ощущают необходимости резких перемен. Отрицательным являются слабые возможности развития. Обеспечение существования этого социума возможно только в условиях той нефте-газовой ренты, которую Москва получает в виде налогов и перераспределяет в форме социальных выплат. Основным продуктом, который Москва производит сама,
515
является квадратный метр, который продается на внешнем рынке (это позволяет определить экономику Москвы как экономику плантационного типа), причем средства на покупку этого продукта также в основном берутся на нефтегазовом рынке. Москва — 30-я экономика мира, и при этом эта экономика больна «голландской болезнью» в сильной форме. Создавшаяся структура трудно поддается изменениям. Главной ценностью для жителей остается квадратный метр московской жилплощади, эти же метры мы продаем на внешний рынок, при этом наше исследование показывает, что здесь действует механизм циклической деградации качества продукта, однако выйти из этого цикла мы не можем. Городу необходима иная экономическая модель развития, однако средства на иную политику взять некуда. Горожане мало участвуют в городской экономике, лишь 0,09% доходов бюджета Москвы составляет налог на землю, 0,004% — налог на имущество физических лиц и 5,7% — налог на имущество организаций. Однако попытки изменения этой ситуации, например, введение межевания, как показывает исследование, чреваты тяжелыми социальными последствиями. Проблема видится еще в том, что созданная периферия чрезвычайно слабо готова взаимодействовать с внешними источниками воздействия. Исследование по политике города показывает, что горожане практически никак не реагируют на действия муниципальных властей, очень слабо представляют себе их структуру и компетенции и фактически опознают лишь первое лицо города без сколько-нибудь отчетливого понимания его программы. При этом инициативы гражданского общества,
516
как выясняется, достаточно многочисленные в Москве, по сути тоже не встречают никакого широкого отклика во всех вопросах городского управления кроме самых общих (типа борьбы с коррупцией и с приезжими). Любые экономические инициативы, в особенности в области девелопмента, также вызывают резко отрицательное отношение горожан. В целом они живут хорошей с их точки зрения жизнью и хотели бы, чтобы их не трогали. Однако этого не может быть. Модернистская периферия — это городская ткань с ограниченным сроком годности. В этом ее решительное отличие от урбанистических образований предшествующего времени, где, разумеется, строения также изнашивались от времени, но их тотальный снос не предполагался — считалось, что их можно и нужно чинить неограниченное число раз. Здесь ситуация иная — вслед за сносом пятиэтажек в 2000-е гг. встанет вопрос о тотальной замене типовых домов следующих поколений, и вся рассматриваемая территория станет ареной существенных урбанистических трансформаций на протяжении ближайших тридцати лет. Мировая практика дает нам три возможных сценария развития модернистской периферии, которые различаются в зависимости от того, кто является их наиболее активным субъектом — власть и крупный девелоперский бизнес, граждане и банковский капитал или граждане и муниципальные бюджеты. Первый вариант дают нам азиатские страны — это возникновение жилых небоскребов, когда один дом вбирает в себя предшествующий микрорайон. Такой девелопмент характерен для Китая, Гонконга, Сингапура, он развивается
517
в условиях «сильной», аторитарной власти и крупного бизнеса, действующего в непосредственной связи с ним. По этому пути московская архитектура начинала двигаться в 2000-е годы (Сити, жилые комплексы «Донстроя»). Издержками такого развития является то, что возникновение такого типа города требует тотальной реконструкции всех предшествующих городских сетей — существующие транспортная, инженерная, социальная инфраструктура не справляется с увеличением нагрузки на порядок, которые возникают при строительстве таких комплексов. Попытки посадить их на существующие сети, как это практиковалось во времени Юрия Михайловича Лужкова, приводят к существенному ухудшению уровня жизни жителей соседних домов и росту социальной напряженности, а также к необходимости крупных капиталовложений в инженерные инфраструктуры за счет муниципального бюджета, осуществляемые в пользу частных девелоперов. Таким образом, этот путь может успешно реализовываться при наличии двух условий — способности сильной власти подавлять возмущение жителей и экономического подъема, дающего большие средства в бюджет. Второй вариант демонстрируют нам англосаксонские страны. Это периферийные районы, развивающиеся по типологии «города-сада», состоящие из коттеджной застройки и застройки таунхаузами. Это классическая американская или английская субурбия, основанная на культурном институте свободного гражданина, обладающего значительными правами и высоким уровнем благосостояния и четко ограниченными законодательством правами власти. Такое развитие требует
518
фактической децентрализации сетей водоснабжения, канализации и электричества, поскольку централизованное управление сетями огромной протяженности, возникающими при такой субурбии, оказывается экономически абсурдно. Условиями такого развития является наличие экономически сильного среднего класса, попытки его искусственно создать для решения проблемы массового жилья приводят к экономическим катастрофам уровня ипотечного кризиса 2008 года в США, ставшего спусковым механизмом тотального экономического кризиса. Третий вариант — реконструкция модернистского индустриального жилья с заменой инженерных систем и утеплением фасадов — демонстрируют нам европейские страны, прежде всего опыт Берлина 1990–2000-хт гг., где фактически решена задача реконструкции периферии, аналогичной той, которую мы имеем в Москве (социалистическое домостроение в Восточном Берлине). Этот вариант наиболее «щадящий» в отношении жителей города — он не требует от них крупных капиталовложений в свое жилье и не ухудшает их жизненных условий. Издержками такого развития является то, что практически все расходы по реконструкции принимает на себя городской бюджет, что возможно только при условии гигантских вложений государства в городское развитие (налогов горожан здесь совершенно недостаточно). Так произошло в Германии в связи с объединением страны, но повторить этот опыт пока ни одной из европейских стран не удалось по экономическим причинам. Все стратегии имеют свои крайне существенные издержки, поэтому пока мы не выбрали ни одной. Однако этот
519
выбор не может быть не сделан — проблема реальна и требует решения. Нам необходима целостная концепция развития периферии города. В нашем исследовании мы предлагаем один из возможных путей, основанный на «берлинском» сценарии — на том, что в целом структура периферии сохранится и будет предметом «мягких» трансформаций. В этом случае имеет смысл обратить особое внимание на стихийно складывающиеся периферийные центры, места повышенной концентрации жизненной активности, не предусмотренные в урбанистической структуре (в исследовании они называются «метагородами») — Сокол, Чермушки, Черкизово и Марьино. Это места, где любое вмешательство — урбанистическое, экономическое или политическое — вызовет наибольший резонанс. С другой стороны, основная часть периферийных районов может развиваться по пути улучшения тех свойств модернистского проекта, которые «заснули» — так, многочисленные парки и проницаемые зеленые пространства микрорайонов позволяют нам поставить вопрос о создании одной системы суперпарка на периферии, промышленные зоны должны стать новыми местами приложения труда, также, как и заснувшие модернистские центры. Новая градостроительная политика требует акцентирования сильных сторон советских городских ландшафтов, таких как доступность и связанность, что препятствует их фрагментации и геттоизации, и преодоления слабых — дефицит разнообразия и центральности, уравновешенный сегодня спонтанными процессами самоорганизации. Эти идеи позволят на наш взгляд существенно
520
улучшить качество среды периферии. Основные вызовы периферии лежат не только в области улучшения качества среды, но и в выборе базовой экономической и социальной модели развития. Преодоление пороков экономики, опирающейся на жилищную ренту, требует увеличения социальной и культурной продуктивности городской среды, поддерживающей рост человеческого капитала. Ни одна из задач развития Москвы не может быть решена в рамках узкоотраслевых подходов, а требует комплекса взаимоувязанных программ, учитывающих социальные, политические и прочие потенциалы и издержки экономических или технологических решений. Использование современных технологий управления и мониторинга, систем обработки больших данных и анализа поможет сделать процесс управления более точным и нацеленным на исправление существующих диспропорций. Окно для обновленной политики еще открыто, и есть еще время и ресурсы для проведения необходимых преобразований. Перенесение внимания на потенциал территорий вне центра должно привести в будущем к сбалансированому и устойчивому развитию Москвы и агломерации.
Группа SPACED