журнал об архитектуре и дизайне финляндии, эстонии, литвы, латвии и северо-запада россии architecture and design review of finland, estonia, latvia, lithuania and northwest russia
deutsche welle Иван Чечот о немецком как о причудливом, скучном и устрашающем одновременно / Ivan Chechot on the German as something fanciful, boring and frightful at the same time / 18 Сергей Чобан, Майнхард фон Геркан и другие немецкие архитекторы в Балтии / Sergey Tchoban, Meinhard von Gerkan and other German architects in the Baltic / 70
deutsche welle
В разделе «Дискуссия»: наследие авангарда в России и Германии / In the ‘Discussion’ section: the avant-garde legacy in Russia and Germany / 79
03 08
3 0 08
«своеобразие». Но если глядеть с Севера и с Востока, особенно из России, Германия – суровая учительница универсального языка рациональных схем. Не будем говорить об архитектуре Немецкого ордена с его абсолютно одинаковыми кубическими замками и кирхами, расставленными на стратегическом столе балтийской равнины. Рациональные схемы были разработаны в прусской архитектуре в первой половине XIX века. Главное имя-лозунг здесь – Шинкель. После него в казармах, почтах, больницах, гимназиях Прибалтики – всюду присутствует «немец». Но непростая суть дела состоит в том, что рационализация форм у Шинкеля и в его традиции (а это традиция всего немецкого Baukunst Новейшего времени) имела двойственную природу. С одной стороны, она готовила и сама уже была без пяти минут «функционализмом», «прагматизмом», «рентабельностью» и т. д. С другой, обращение к простейшим решениям поворачивало мысль и чувство к архетипам – не только формы и пространства, но и к архаическим вечным ценностям и представлени-
dictable, cultural and architectural models. Russia introduced its classicism into Finland (and likewise the Baltic states), which is an Enlightenment-style interpretation of a symbolic antiquity, statehood, and militarised imperial beauty. Personified by the German-Finnish architect Carl Ludwig Engel, the builder of Helsinki, Germany played an active part in this process. In the 19th century Germany literally taught many Baltic artists and architects their professions. This was a period of historicism, various neo-styles, and relatively sedate academism. Buildings similar to those erected in Germany in the middle and second half of the century appeared in all Baltic cities. Examples include Konigsberg, with its neo-Renaissance Stock Exchange, Stockholm, where Friedrich August Stuler (Schinkel’s pupil and an outstanding architect) built an imposing museum, and Riga, whose centre boasts a white neoclassical German opera theatre, extraordinarily reminiscent of the Gendarmenmarkt in Berlin. Such buildings may not have been very German, but rather bourgeois, characterised by respectability and character-
бюргерского типа и впервые предавшийся мечтам о том, чтобы завести всё как в Прибалтике. Потом было определяющее влияние «Баухауза» и не менее сильное влияние монументальных тенденций традиционалистского типа. Сама Германия в этот период между двумя войнами тянулась к скандинавскому. Геринг в своем поместье Каринхалл завел тяжелый и причудливый германо-скандинавский стиль. Путь ему проложил еще кайзер Вильгельм с его охотничьим дворцом в чаще Роминтенской пущи. После засилья итальянского и французского языков в архитектуре XVII–XVIII веков Германия постоянно ощущала в себе недостаток германского, что и приводило к разным эксцессам. Великодержавие тянуло в сторону Древнего Рима, рационализма, романтизм – в сторону Севера и его орнаментов, к материальной эстетике, асимметрии, метафоричности. Суровость и аскетизм были той точкой, в которой оба устремления нередко совмещались друг с другом. Самое яркое проявление двойственности немецкого архитектурного искусства XX века – Мис ван дер Роэ: с одной
plicity reaches out to eternity, and time dissolves in space, without its principal orientations. Particularly interesting is that this is not only characteristic of artificial architecture, of a reductive, rational character, but also of organic architecture, rooted in folk and medieval traditions, especially as it exists in the traditions of different peoples. In other words, the fruit of the German scientific approach is ‘an austere prism’ under a gabled roof: here the ‘izba’, ‘shed’, and ‘fence’ meet, sometimes entering into an ‘unnatural’ relationship with each other in a way that creates an exciting synthesis of modernity and history. In the 19th and first half of the 20th centuries, Germany was culturally the most developed Baltic state. This effect spread from Berlin, its industrial, scientific, and architectural centre. Germany was, above all, a school and theoretical force: the Academy at Charlottenburg and other architectural institutes. It was a source and supplier of technologies and ideas. Germany’s fundamental influence dates back even further, of course, to the spread of Protestantism in the 16th to 17th centuries.
ям. В общем смысле это можно сформулировать так: на Балтике упрощение и рационализация порождают культ фундаментальных ценностей, через простое устремляются к вечному, время растворяется в пространстве с его главными ориентациями. Самое интересное, что это свойственно не только искусственной архитектуре редуцированного, рационального характера, но и органической архитектуре народной и средневековой традиции, да еще и у разных народов. Иначе говоря, плод немецкой учености – «строгая призма» под двускатной крышей – и «изба», «сарай», «забор» встречаются и могут вступить в «противоестественную» связь, порождающую тревожный синтез современности и архаики. В XIX и первой половине XX века Германия в Балтийском регионе – наиболее развитая в культурном отношении страна. Влияние идет из индустриального, научного и архитектурного центра – Берлина. Германия была тогда прежде всего школой (Академия в Шарлоттенбурге и другие архитектурные институты). Она выступала поставщиком технологий и идей. Конечно, воздействие Германии начинается раньше, вместе с распространением протестантизма в XVI–XVII веках. Из Германии приходит идея национального романтизма, который расцвел во всех балтийских странах, породил то, что называют у нас «северный модерн». К этому явлению приобщился даже Петербург, испытывавший к началу XX века недостаток региональной традиции
less decency, with a Prussian twist. Complemented, of course, by magnificent quality of brickwork, facing, and detailing. If we look from the West, Germany seems a patchwork quilt of archaic and modern tendencies. It is a special world that is incapable of ever quite overcoming its own ‘uniqueness’. But if we look from the North and East, especially from Russia, Germany is a strict teacher of the universal language of rational formulae. Let us not linger on the architecture of the Teutonic order, with its absolutely identical cubic castles and kirchs, positioned on a strategic grid on the Baltic plain. Rational formulae were developed in Prussian architecture in the first half of the 19th century. The principal name and maxim here is Schinkel, whose influence gave army barracks, post offices, hospitals, and gymnasia their German character throughout the Baltic area. But the not-so-obvious truth of the matter is that rationalisation of form, in the work of Schinkel, and in the tradition he established (which shaped modernity through the German Bauhaus), was of a dual nature. On the one hand, it paved the way for, and was very nearly ‘functionalism’ itself, breeding ‘pragmatism’, ‘profitability’, and so on. On the other, the use of the simplest design solutions turns thoughts and feelings to archetypes, and not just archetypes of form and space, but calls upon ancient and eternal values and ideas. It can be said that simplification and rationalism essentially give rise to a cult of fundamental values in the Baltic area. Sim-
стороны, создатель интернационального стиля, символизирующего Америку, с другой – хранитель метафизики ордера и пропорций, классической традиции. Изначально германское начало – яркое и пестрое, тяжелое и причудливое, устрашающее. Однако искони противостоящая средиземноморскому миру Германия вообще странным образом несколько раз оказывалась в роли стража классики. Впервые это случилось у Дюрера, затем во второй половине XVIII века, в эпоху Гёте, пунктирно прошло через XIX век, снова ярко проявилось у Беренса и Тессенова, породило Шпеера. Прусская унификация и немецкая индивидуалистическая причудливость образовали ту амальгаму, которая и называется Германией. Немецкая архитектура постоянно продуцировала раздвоение и выявление противоположных пределов. Наименее способна она к соблюдению меры и к элегантности. На Балтике Германия в XX веке оставила немногое. В самой Германии балтийские города были провинциальными городами-памятниками, там мало строили. Немного значительного вышло из рук немецких архитекторов в Балтийских странах. Наиболее отрадное – это перенос принципов «Баухауза», хотя бы в Кёнигсберг (творчество Ганса Хоппа). Символично, что почти все исчезло или забыто – зато высятся громады Проры на Рюгене (курорт 1930– 1940-х годов), привольно раскинулся гигантский заброшен-
Germany was home to the idea of national romanticism, which flourished in all Baltic countries, and gave rise to what in Russia is called Northern Style Moderne. This phenomenon was experienced even in St. Petersburg, which, by the beginning of the 20th century, was feeling a deficit of burgher-type regional tradition and for the first time in its history dreamt of a Baltic lifestyle. This was followed by the pivotal influence exerted by Bauhaus and the no less powerful influence exerted by traditionalist monumental tendencies. During this period between the two world wars Germany itself felt the attraction of the Scandinavian approach. Goering introduced a heavy and fantastical GermanicScandinavian style in his estate at Carinhall. The road to this had been paved by Kaiser Wilhelm, with his hunting palace at Rominten. After the dominating Italian and French influences on the architectural language of the 17th and 18th centuries, Germany was continually aware of its lack of Germanic qualities, which led to all kinds of excesses. Its consciousness of itself as a great power pulled it in the direction of Ancient Rome and rationalism, while Romanticism expressed a drive towards the North and its ornamentation, in the material aesthetic, asymmetry, and metaphor. Severity and asceticism were where these two aspirations converged. The most striking example of the duality of German architecture in the 20th century is Mies van der Rohe. He was, on the one hand, the founder of the International Style that
20
deutsche welle
21
deutsche welle
Жилой комплекс «Дом у моря», Санкт-Петербург / House by the Sea residential complex, St. Petersburg nps tchoban voss, «Евгений Герасимов и партнеры» Архитекторы: Сергей Чобан (рук.), Евгений Герасимов (рук.), Олег Каверин, Игорь Марков, Пауль Олуфс, Кристиан Штраус
текст: Владимир Фролов фото: Алексей Народицкий
Белая змея «Дома у моря» свернулась на западном краю Крестовского острова. S-образный план дома кроме эстетической самоценности имеет и функциональный смысл. Благодаря ему образуются два разнонаправленных курдонера, открывающих здание и в сторону моря, и в сторону города. Абстрактность плана, его геометрическая знаковость сочетается с рациональным градостроительным решением – тем же, что было свойственно петербургским зодчим начала XX века. Тема парадного, но доступного публике двора возникла именно тогда. Несмотря на некоторую торжественность, дом решен довольно сдержанно, что вполне соответствует северной балтийской традиции. Эти свойства, предопределенные планом, поддержаны и разработаны в трактовке и деталях фасада. Фактически здесь можно говорить о едином длинном фасаде, обтягивающем постройку. Невзирая на разновысокие объемы, включенные в композицию, все они объединены общим цветовым, композицион-
nps tchoban voss Evgeny Gerasimov and partners Architects: Sergey Tchoban (head), Evgeny Gerasimov (head), Oleg Kaverin, Igor Markov, Paul Olufs, Kristian Straus
Инженеры: ООО «МГП» Заказчик: ОАО «Строительная корпорация “Возрождение Санкт-Петербурга”» 2008
ным и фактурным решением, многие углы скруглены, как бы загнуты. Такой подход к поверхности – идея оборачивания каркаса в стену – в высшей степени современен и связан с пониманием фасада как кожи. Именно потому поверхность достаточно однородна: это один материал, один колорит, сходные ритм и рисунок оконных проемов. Использовав идею гомогенной стены, архитекторы, однако, выполнили ее в довольно традиционных формах. Облицовка из доломатизированного известняка придает зданию основательность привычного каменного жилого дома, а пропорции окон напоминают о рядовой модернистской застройке Берлина. В петербургском же контексте этот дом рядовым назвать, конечно, невозможно. Его выделяет не столько уникальное местоположение, сколько умение архитекторов подобным участком воспользоваться; не столько яркость архитектуры, сколько ее четкость и спокойствие; не подчеркнутая современность (когда много стекла и металла), а традиционность, настроенная на сегодняшний лад. Нельзя сказать, что Чо-
by Vladimir Frolov photos: Alexey Naroditsky
u Архитектура жилого комплекса сочетает в себе рациональность и живописность, что со времен романтизма стало характерной чертой немецкой школы The architecture of the housing complex combines rationality and the picturesque, which since the times of Romanticism has become a characteristic feature of the German school
The white snake of the House by the Sea has coiled itself around the west bank of Krestovsky Island. The S-shaped design of the building, besides aesthetic value, also has a functional purpose. It forms two courtyards facing in different directions, one looking out on to the sea, and the other towards the city. The abstraction of the plan, together with its geometric significance, is combined with a rational town-planning, so characteristic of early 20th century St. Petersburg. It was at this time that the idea of a front courtyard, open to the public, appeared in the city. Despite a certain pompousness, the building is quite restrained in its design, which is in keeping with the northern Baltic tradition. These qualities, generated by the plan, are supported and developed in the rendering and details of the facade. We can essentially speak of a single long facade, which stretches along the building. Despite the height variations of the different volumes included in the composition, they are united by a holistic decision on colour, composition and texture. The cor-
42
russia
Engineers: OOO ‘MGP’ Client: OAO Construction company ‘Vozrozhdenie Sankt-Peterburga’ 2008
ners appear curved, almost rounded off. This approach to surface, the idea of wrapping the structure in a wall, is highly contemporary and links in with the idea of facade as a skin. This is why the surface is quite homogenous: one material, one colourscheme, a rhythm in the layout of window openings. Using this idea of a homogenous wall, the architects nevertheless executed it in rather traditional forms. The surface of dolomite limestone gives the building the solidity of a traditional stone residential building, and the proportions of the windows are reminiscent of standard modernist buildings of Berlin. In the St. Petersburg context, this building cannot of course be called standard. It does not stand out so much by its unique location, as by the ability of the architects to make use of this site; not so much by the striking architecture as by its precision and calm; not by its emphasised modernity (with a great deal of glass and metal is used) but by its traditional character, adapted to the modern style. It cannot be said that Tchoban and Gerasimov have built
deutsche welle
43
russia
deutsche welle