Культурный слой № 12 by 45PARALLEL

КУЛЬТУРНЫЙ СЛОЙ Журнал для избранных

Публикация или иное использование текстов возможно исключительно с разрешения авторов

Издание безгонорарное, доступ свободный. Отзывы, предложения, а также рукописи: e-mail: vkustov@yandex.ru с пометкой «Культурный слой»

СОДЕРЖАНИЕ /Исторический разрез Виктор Кустов Игра 4 /Философская закладка Чингиз Гусейнов По следам коранических айатов, или глас вопиющего в пустыне 60 /Иной взгляд Борис Зорькин И как их слово отзовётся? 88 /Современники Вера Сытник Сила мечты 92 /Молот графоманов Александр Балтин Навоз за золото 105 Али Сафаров Зажгя и погася невольный вздрог 112

Исторический разрез /

Исторический разрез

Игра

Эссе не для всех Автор: Виктор Кустов Метод получения удовольствия отличается от собственно удовольствия. Удовольствие - это удовлетворение телесных или духовных притязаний (реализация желаний). Гармония духа и тела - идеал удовольствия. Игра - способ достижения этого идеала. Отменное было пиво. Трех сортов. В удовольствие. Несмотря на февральскую мглистую слякоть за окнами. И было полнолуние. И терпкое кисловатое тепло от газовой печи - имитации камина. Мой неприкаянный кузен, в свои двадцать с лишком не нашедший себя (училище, радиотехническая лаборатория, стройка, театр, Север; сторож, менеджер, свободный торговец, безработный) и нынче сбежавший из украинского Харькова от бабушки («настоящий полицейский режим в стране и дома»), без денег, но просветленно-неозабоченный этим, расклеивший по городу: «Убираем квартиры. Качественно и быстро, в удобное время», но пока на этом поприще не заработавший ни рубля, - медленно, со сладострастием, ел привезенную мной курицу, мелкими глотками, наслаждаясь, отпивал золотистое пиво и рассуждал о неординарных методах зарабатывания денег. Одним из них было ограбление по заказу для проверки надежности охраны. От этого полукриминального посыла мы неожиданно вошли в тему удовольствий. - Первый глоток, затяжка, полный кайф... Присосочки реагируют... Потом хочется такой же остроты ощущений, но надо пить больше, есть больше. А все равно ощущения уже слабее. Нет кайфа. - А следом - болезненное похмелье, - согласился я, последнее время достаточно остро чувствующий расплату за

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

удовольствие. И предложил: - Придумай что-нибудь, (у кузена - нестандартно мыслящая голова), чтобы меньше платить, больше удовольствия получать и не страдать потом. По формуле: дешево-кайфово-безболезненно и безвредно. Дальше разговор приобрел гастрономический оттенок, но вдруг на его фоне возникло позабытое, казалось, ощущение лохматого темного шара, таящего в себе нечто волнующе-неожиданное и манящее. На обратной стороне объявлений кузена я стал набрасывать, что диктовал мне шар. Позже, лежа в постели, все вспоминал, что я слышал об удовольствиях, а в последующие дни озадачивал этим вопросом знакомых. Но, похоже, рядом со мной никто всерьез об удовольствиях не размышлял, переведя оное понятие в сугубо бытовую сферу. Попав в категорию порока, греха, слабости, непристойности, удовольствие тем не менее присутствовало в любой эпохе, при любых нравах, оставаясь теневым господином. Основополагающий элемент жизни человеческой не стал предметом должного изучения и анализа, тем самым усложнив понимание многих явлений бытия. И да поможет мне Бог реабилитировать это понятие. 25 февраля 1994 года. г. Ставрополь

На скрещении пространства и времени

Человек не живет без желаний. Как только желания исчезают, он уходит в мир иной. Это - одна из причин смерти, не менее существенная, чем неизлечимые болезни. С одной стороны - тоже болезнь, о которой медики говорят слишком мало, с другой - закон существования. Мне на всю жизнь запомнилась одна встреча. Было раннее лето семьдесят четвертого. С двумя друзьями, студентами, мы отправились в маленькое путешествие по старой байкальской железной дороге, той, что в начале века строили каторжане, изобилующей тоннелями и проходящей вдоль самой кромки Байкала. Нынче по ней ходили редкие дрезины, доставлявшие в умирающие поселки продукты и почту. Цвела черемуха, а оттого погода была неустойчивой: дождь чередовался с ознобным ветерком и явлениями яркого, но не греющего солнца. Было мокро, стыло, но и воз-

буждающе сладко от ощущения собственной оригинальности и от внимания, которое мы встречали в малолюдных поселках. Располагающе-бесхитростные местные жители охотно отвечали на наши конструктивно-журналистские вопросы. Собственно, не отвечали - делились жизнью, щедро приглашали сопережить. (Сопереживать мы тогда не умели, лишь подглядеть...) В одном из таких поселков, спрятанных в распадке, мы встретили Старика. (Не припомню его имени-отчества, поэтому назову так.) Искали ночлег, сырая палатка уже не радовала, вот и подсказали люди добрые: живет, дескать, один, место есть. Места действительно было много: домпятистенок. И один хозяин. Вечерком, при лампаде и под самогон, этот сухой, костистый немногословный старик, наш хозяин, с лицом, еще сопротивляющимся морщинам, но с поразительно тусклым взглядом, вдруг бесслезно всплакнул, сказав, что недавно похоронил бабку, детей нет, один остался, а вот ради чего Господь его не приберет, не поймет. Дом был не ухожен. Бездушно не ухожен. По дому всегда можно определить, живет ли в нем желание. В запущенном приюте алкоголика, в грязи и вони, желание живет. В чопорной чистоплотности истинной домохозяйки желание спрятано в наглаженном, прибранном, начищенном... потаенно бунтующем порядке... В доме интеллигента желаний много. И каждое - в своем углу, с ярко выраженной индивидуальностью. В этом пятистенке было тоскливо-неуютно. По дряблой коже хотели течь и не сбегали старческие слезы. «Зачем живу?» - вопрошал хозяин в пустоту, ибо мы не могли ответить на этот вопрос, не мог ответить и он. И жить он не хотел. В доме витал дух конечности. Полного отсутствия желаний. После я несколько раз встречал похожих на Старика и убедился: отсутствие желаний - переходная зона в мир иной... Много позже у Блаватской прочел: «Причины существования означают не только физические причины, известные науке, но и метафизические причины, из которых главной

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

является ЖЕЛАНИЕ существовать... ЖЕЛАНИЕ сознательной жизни выявляется во всем, от атома до солнца, и есть отражение Божественной Мысли, устремленной к объективному существованию, к Закону, чтобы Вселенная существовала» (выделено мною. - Авт.). Живым же - живое. Формула, которую в течение жизни мы стараемся реализовать, звучит так: «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ - УДОВЛЕТВОРЕНИЕ». По этой формуле, не задумываясь и не отдавая себе отчета, мы и строим свою жизнь. Через нее стремимся к счастью, определяя его каждый по-своему. В конечном же итоге ощущение счастья возникает тогда, когда сумма таких реализованных формул преобладает. Пиковое понятие в этой формуле - «УДОВОЛЬСТВИЕ». В пору младенчества, когда мы еще не умеем анализировать, тем не менее, уже живем памятью этой формулы (ЖЕЛАНИЕ материнского молочка - сосание - насыщение, сон). Первые острые ощущения более высокого порядка, чем голод и его утоление, - чувства. Думаю, каждый вспомнит в своей жизни первое страстное желание любить и нравиться. Мою страсть звали Валентина. И она была, как водится, самая красивая и желанная. И ей, как зачастую тоже бывает, нравился другой. Я страдал несколько лет, потом уехал, повзрослел, приехал на каникулы, встретил - длиннокосую, улыбчивую - и даже выговорил свидание, но перехватила другая. А еще через год, когда я вновь приехал, она уже вышла замуж и тоже уехала из нашего городка. Много лет одну ночь в году я проводил с ней. Я ее любил в повторяющемся сне с нереальным накалом чувств. И обладал ею. И, будучи уже женат, ничего не мог поделать с этим сном. Наконец написал рассказ. О том, как у нее, на мой взгляд, сложилась жизнь. В этом рассказе мой герой (я) шел к героине (к ней) на встречу, уже зная, что муж у нее (которого я, кстати, и в глаза никогда не видел) спился и она одна воспитывает двоих детей. В рассказе я остановился у порога ее дома. Чуть позже написал повесть, почти опять о ней, утверждая еще раз, что муж у нее - пьяница, и наконец она (ее образ) умирает. Мой герой в этой повести едет за детьми. Неудовлетворенное желание преследовало меня годы и тре-

бовало разрешиться удовольствием любого окраса. Даже в форме принижения и забвения, мести и сострадания. ...Мы встретились спустя почти двадцать лет. С женщиной со следами былой красоты на лице, но не моей любимой. Мне было просто и легко признаться, что я ее любил. А ей было столь же легко попенять мне за давнюю робость, ибо «девчонки глупы», прельстилась на форму: муж - военный, но вот спился (!), практически не живут, подала на развод, сама стара уже, о себе поздно думать, но у нее сын, Костик, ее опора, надежда, в военном училище... А как ее когда-то любил Володя!.. Нет, я не знаю, это было позже, когда я уехал, он даже стоял перед ней на коленях, а недавно встретила в троллейбусе, полковник (ее муж уволился майором), такой мужчина, и сделал вид, что не узнал ее... У нее желание оказалось нереализованным. И в ее жизни сумма формулы: «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ - УДОВЛЕТВОРЕНИЕ» составляла слишком маленький отрезок времени, и она считала себя несчастной. Замкнул ли я цепочку этой встречей? Похоже, да, ибо удовлетворение, в виде равнодушия к ней и даже нежелания больше встречаться, вытеснило во мне еще недавнее, почти юношеское волнение, когда я подходил к сидящей на скамеечке женщине, некогда называвшейся Валей К. Мы - люди. Мы поразительно похожи и столь же разительно различны. Нет в мире двух одинаковых Homo sapiens, и наше отличие определяют не гены, не условия рождения; наше отличие, оригинальность и неповторимость определяют два вселенских фактора: ПРОСТРАНСТВО и ВРЕМЯ. Непостижимое Пространство и всесильное Время - наши исток и исход. Именно скрещение двух этих координат созидает песчинку нашего Бытия, основу Материи, Индивидуальность... Это и есть наши истинные родители. Может совпасть один из факторов, но два - никогда. Даже близнецы, зачатые в одной клетке - Пространстве, имеют разное Время, свое скрещение. Это - основа индивидуальности. Божественного промысла, ведомого только Всевышнему. Но, при всей нашей разности в этой пространственновременной системе, мы одинаково пронизаны полями

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

формулы жизни: «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ - УДОВЛЕТВОРЕНИЕ» (созидание - познание - покой; бытие рай - вечность). И этот двигатель нашего существования столь же неопределенен, как выбор пути у бредущего по пустыне путника: во все стороны горизонт одинаково далек и похож. Не угадать, где же ближе и лучше. От неведения, что за горизонтом, от этой неопределенности - вечный вопрос: какова же цель существования Человека? Вечный вопрос. Сколько ему? От Рождества Христова? От мамонтов? От инфузории, птеродактилей? А может, еще дальше. От звездного сияния? Я тоже не отвечу на него. Я смертный. И по-смертному могу судить о прошлом. И по этому суждению получается, что общество в процессе эволюции одержимо устройством рая на Земле. То есть человек стремится к максимуму удовольствий. К накоплению и суммированию этих частиц мироздания. Стремится, потому что в этом его предназначение, его космическая функция. Правда, как учат мудрейшие книги, путь к нему - раю, удовлетворению, блаженству - чреват страданием. Где-то в истории произошла подмена: цена страданий поднялась столь высоко, что «низменные» удовольствия стало трудно разглядеть. Удовольствие приобрело ореол несбыточно-мечтатель ного, далекого и неясного абстрагированного понятия, - с одной стороны. И приниженно-конкретного, постыдного порой, - с другой. Желание, гипертрофированное в силу труднодоступности УДОВОЛЬСТВИЯ или его порочности, выпятилось и стало неохватно-объемным, мучительным спутником нашего существования. Порой - его властелином. Изначально обладая способностью и желать, и получать удовольствия, и удовлетворяться (в космическом понимании), человеческое общество запамятовало это и вот уж которое тысячелетие танцует от «печки». И по всей человеческой истории формула «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ - УДОВЛЕТВОРЕНИЕ» шествует хозяином. Поведение же ЖЕЛАНИЯ очень напоминает «очарование» Крошки Цахеса Гофмана. И как обидно было Бальтазару слышать похвалы своим стихам, расточаемые маленькому уродцу, так УДОВОЛЬСТВИЮ должно быть неприятно созерцать раздутое ЖЕЛАНИЕ.

Но это объективность нашего века, нашего общества. И не только нашего. Стоит всмотреться в историю - и, о Боже, как много неоправданных пробелов в поступательном движении во времени господина УДОВОЛЬСТВИЕ, не описанных человеческой мыслью, не окаймленных рамками логики. От нее, от истории, нам и плясать...

ЯВЬ ТАЙНОГО

Но начнем все-таки с дня сегодняшнего. Последних лет двадцатого века. С нас, живущих. И для начала - простенькая задачка. Попробуйте сформулировать понятия: «желание», «удовольствие», «удовлетворение». Вряд ли вы прибегнете к научной или энциклопедической формулировке. Скорее, каждое из этих трех понятий обязательно привлечет дополнение типа: «желаю денег», «удовольствие - в сексе», «удовлетворен успешной сделкой». Или что-нибудь подобное. Выстроив сей стереотип, вы потом, конечно, полюбопытствуете, раскрыв какой-нибудь словарь, что же они значат? Заглянем вместе. Словарь русского языка утверждает, что ЖЕЛАНИЕ: «1. Внутреннее стремление, влечение к осуществлению чеголибо, к обладанию чем-либо. 2. Любовное влечение, вожделение». УДОВОЛЬСТВИЕ: «1. Чувство радости, довольства от приятных ощущений, переживаний. 2. То, что вызывает, создает такое чувство; развлечение. УДОВЛЕТВОРЕНИЕ: «Чувство удовольствия, испытываемое тем, чьи стремления, желания, потребности удовлетворены». (Здесь есть некая туманность, расплывчатость, поставьте в понятие УДОВЛЕТВОРЕНИЕ: чувство удовольствия = чувство радости?) Но уж так искони повелось у энциклопедистов: объяснять все как можно туманнее. Развитой социализм тоже был грешен: ясности не любил. Но дальше, здесь же: «Жить в свое удовольствие - жить беспечно, весело, без забот». Пожалуй, эта фраза в какой-то степени объясняет нелюбовь общественных фундаментальных наук к данным понятиям. В шестидесятые-восьмидесятые годы жить по этой формуле равно было - жить преступно. Пишу эти строки в конце XX века, а сам частью своего ума разделяю: «Плохо - в удовольствие». Идеологический капкан поразительно крепок. Понимаю истинность Вечности и угождаю сиюминутному.

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Во Вселенской Гармонии Индивидуальность - атом. Но - атом к атому... У русского писателя Трифонова есть прекрасный роман «Другая жизнь». Он - о том, как мы раздваивались... Но вернемся к нашей теме. И отбросим «желание» и «удовлетворение» - они производные от УДОВОЛЬСТВИЯ. По разные стороны, но все же сателлиты, а господин - УДОВОЛЬСТВИЕ. Посмотрим, что нам оставила история. Пока ничего не классифицируя, не дробя, а лишь помня, что мы ищем УДОВОЛЬСТВИЕ. И попробуем ответить на вопрос, что древние имели в виду под этим понятием. И как к нему относились. В истории человечества есть два белых пятна, которые и по сей день не проявлены. Это переход от обезьяны к человеку и от пещерного человека к Homo sapiens. Сторонники механистической картины мира, с ее обязательными атрибутами начала и конца развития органической жизни, в свое время наложили на эти пятна приличествующие их логике заплатки. В начале двадцатого века академик Вернадский создал теорию, отвергающую прагматически стройную теорию Дарвина. По Вернадскому, жизнь никогда не возникала и не имеет конца. Это всего лишь неотъемлемое свойство материи. Жизнь вечна и неуничтожима, как материя. Жизнь - это космическое явление. Обезьяны - обезьянами, они и сейчас есть. Пещерные люди теоретически могли создать свою общность, но древними я бы их не назвал. По Вернадскому же, сознание есть функция биосферы. Формированию биосферы уровня Древнего Египта должен был предшествовать ярко выраженный цикл еще одной культуры, но ни в коем случае не пещерной. Увы, ее неопровержимых следов в истории нет. Не считать же сотни, тысячи наскальных рисунков, каменных скребков, бронзовых ножей исходным информационным материалом, создавшим древнюю цивилизацию? Существовала еще одна, мало известная нам культура. Может, легендарная Атлантида. Или нечто внеземное. Вот в силу каких размышлений наблюдение за предметом данного сочинения я начну за три тысячелетия до нашей эры.

Захоронения той эпохи имеют нечто общее. Например то, что косвенно «удовольствие» заключалось в предметах, сопровождающих в жизни. Общепринятое объяснение этому - культовая обрядность. Вполне возможно. Но что же лежит в основе этого культа? Почему в могилу складывали предметы тягостной, полной лишений и страданий земной жизни? Может быть, именно потому, что остающимся жить жизнь была в удовольствие? Думаю, что данное предположение столь же априорно, сколь и любое другое. Итак, покойникам на дорожку складывали то, что приносит удовольствие: бусы, горшки, дубинки... Если это не так, тогда мы должны отринуть возведенные в истину постулаты и сделать революционное открытие: в последний путь всучивали всякую дрянь, нисколько не заботясь о том, чтобы покойники были довольны, а значит, наша восторженно-возвышенная трактовка этого обряда неверна. И в древнем, нецивилизованном мире уже были палеолитические «Венеры», в которых безликость фигурок контрастирует с любовной отделкой торса, живота, ягодиц и бедер... Соблюдая хронологию первого цикла цивилизации, перенесемся в Древний Египет. Гедонизм, утверждающий удовольствие высшим благом, был достаточно могущественным учением в этой стране: Пока ты существуешь, Надуши свою голову миррой, Облачись в лучшие ткани, Умасти себя чудеснейшими благовониями Из жертв богов. Умножай свое богатство. Не давай обессилеть сердцу. Следуй желаньям сердца. Это наставление древнего поэта. Не претендуя на литературоведческий анализ, отмечу философскую краткость первой строки, инструктивность трех последующих, зависимость от Всевышнего в пятой и рекомендации, вновь подчеркивающие Божий про мысел...

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Удовольствие тогда распространялось прежде всего на физическое, чувственное восприятие окружающего мира. Как более понятное большинству. Египтяне любовались красотой человеческого тела, лица. Физическая красота тесно связывалась с наслаждением. И с самого раннего времени существования шумерской цивилизации в ней также нашлось место удовольствию. И прежде всего двум видам: испытываемому от еды и духовному, связанному с тотемно-ритуальным миром. В государственные атрибуты тоже вошло удовольствие: на оттисках шумерских печатей изображены сцены из половой жизни людей. (Это был единственный пример такой государственной смелости.) Пласт времени слишком плотен, чтобы проникнуть в древнее далеко. Трудно вообразить, как жили в стране с такими печатями. Вполне возможно, что счастливее всех нас, приходящих позже. Счастливее, потому что меньше было надуманных условностей. Потому что существовала понятная связь с Космосом... В древних Вавилоне и Иране триада «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ - УДОВЛЕТВОРЕНИЕ» начинает терять былую силу, постепенно уходя от реализации желаний, понятных каждому смертному, к обязанности, подчинению неким более значительным силам. Пожалуй, именно в этот период и происходит революция по отношению к естественному развитию жизни. Именно тогда шумерское понятие Мирочеловека (человекокосмоса) утратило свою связь с личностью и приобрело посредника. Гармония нарушилась противостоянием Добра и Зла. Именно Противостояние разрубило Гармонию, породив посредника. Легенда о Вавилонской башне - свидетельство перелома и своеобразная точка отсчета нового цикла. В Древнем Иране посредником стал зороастризм. Тема борьбы Добра и Зла начала превалировать и практически вытеснила чистое восприятие шумеров и в Палестине, на родине Библии. Точки над «i» были расставлены. Мечта о потерянном приобрела новую, идеализированную форму. Появилась ощутимая преграда в достижении известного. Истоки противопоставления Добра и Зла остаются тайной. Рождению религий предшествовало нечто неожиданное,

с точки зрения Бога, происшедшее на Земле. Нечто, требующее внимания. И коррекции. Вполне вероятно, что понятия Добра и Зла и были спрятаны в райском яблоке, за пробу которого Бог изгнал Еву и Адама из рая. Возможно, Земля должна была стать Вселенским Раем. Должна была, но... В то время как в центре Азии сменялась череда цивилизаций, Индия жила особняком. Не много о ней мы знаем и сегодня. Хотя «общеизвестно» утверждается, что накануне нашей эры в Индии были развиты многие виды искусств, доставляющих чувственное наслаждение. Об этом говорят «Упанишады». Но уже и здесь удовольствия носят «обманчивый» характер. Они преходящи... И они отвлекают от высшего... Система оценок Добра и Зла универсальна, как универсальны основы всех религий. Разделенный мир поразительно единодушно откликнулся на постулаты религиозные. Пожалуй, это единодушие можно отнести к восьмому чуду света. И именно в этот период, именно в Иране и Индии, в двух религиозно-философских воззрениях кристаллизовалась одна аксиома. Повторюсь: словно данная свыше. В назидание не оправдавшему надежды человечеству, когда-то уже имевшему доступ к удовольствию и потерявшему его... И это было начало нового биоцикла... Но преходящие удовольствия продолжают манить запретным плодом и заставляют лицемерить и ловчить. В «Упанишадах» очевиден алогизм человеческой мысли. Или лукавство. Герои «Упанишад» отказываются от доступных желаний и удовольствий. Во имя истины... Вчитайтесь, как... «Какие ни бывают труднодостижимые желания в мире Смертных - проси себе вволю все, что желаешь... ...Не спрашивай только о смерти...» В одном месте. И в другом... «Неразумные следуют внешним желаниям, они попадают в распростертые сети смерти. Мудрые же, узрев бессмертье, не ищут здесь постоянного среди непостоянных (вещей)...» Задолго до Рождества Христова дается новая жесткая установка смысла жизни. И начинает укрепляться.

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

...Жаль, от той могущественной цивилизации практически мало что дошло до наших дней. Длительный и отличный от дальнейшего цикл развития человечества так и остался неразгаданным. ...В Китае даосизм и конфуцианство, уже напрочь забыв прошлое (или так и не познав его), об удовольствии изначальном не упоминают. Человек в обществе, как кирпичик Космоса (даосизм) или порядка (конфуцианство), - вот их устремления. Смысл жизни еще более абстрагируется, отстраняется от реальности. «Не полагайся на знанья свои и на опыт, а подчинись Владыкою данным заветам». Впрочем, в этом тоже есть удовольствие, но совершенно другого, пока труднодоступного порядка... Отсюда и отношение к прекрасному (источнику удовольствия) как к некоему предмету не для всеобщего употребления. «Кто постиг высшую гармонию, подобен пребывающему в чистом опьянении, сладко засыпает, чтобы странствовать в ее сердцевине». Наслаждение гармонией есть, таким образом, высшая форма наслаждения. От шумеров до древних философских течений, в несколько столетий, произошел стремительный отход от прямого соприкосновения человека с раем, с удовольствием. На вопрос: было ли это предопределено Божьим промыслом (игрушки не по разуму) или же сказалась порочность человеческой натуры (на всех не хватит), - ответа не дано. Осевшая на остове ушедших культур, античная история вобрала в себя и страсть к наслаждению, и отрешение во имя идеала. Телесное и духовное (культура) удовольствие создали ореол почти Гармонии, почти рая, но уже с большими издержками. Гомер опять возвращается к Космосу, включая в цепочку и человека без посредников, и природу, и тайное, потустороннее. Здесь нет антитезы сознания и бытия. Пифагорейцы пытались найти числовой ключ к утерянному раю. Им противостоят поклонники Диониса, рецидив древнего восторга жизни. И общее уже начинает дробиться, большой тракт вновь разбивается на тропинки, ибо узка поступь ума человеческого, чувствующего за спиной дыхание внимающего... Правда, Эмпедокл настаивает на изначаль-

ной гармонии состояния, на чувственном мире, но он уже не в силах остановить и повернуть движение. Атомисты будоражат воображение своей новизной, необычностью, мистической телескопичностью. Еще более революционными оказались софисты, отрицающие любые законы природы, а значит и естественность гармонии. Сократ попробовал их примирить, пытаясь вернуть философскую мысль ко всеобщему, и заложил основу для глубоких обобщений Платона. Его ИДЕЯ-ВЕЩЬ еще долго будет кочевать по трудам философов, все дальше уводя человечество от райской радости и постижимости бытия. Она не замкнется и на Канте, с его ВЕЩЬЮ В СЕБЕ. Ей кочевать и далее, во времени, в котором пишутся эти строки, ибо играть в незнаемое столь же приятно, сколь получать любое иное удовольствие. Почитайте Платона, чтобы понять, «что такое хорошо, что такое плохо». Рай становится утопичным. Но удовольствие все же можно получать. «В блаженном самодовлении ума», по Аристотелю. Но Аристотелю на пятки наступает эллинизм, стоики, заявившие: «Мир создан ради богов и людей, но разум главенствует», и им в противовес - эпикурейцы: «Мы утверждаем, что удовольствие есть начало и конец блаженной жизни... Мы знаем, что оно есть первое и природное благо...» Великий парадокс человеческой мысли: вертеться вокруг одного предмета и по-разному описывать его. Но уж как-то нагловато лезет этот предмет в глаза, коль не могут его обойти поклонники ни одной из истин. Великоват все же господин УДОВОЛЬСТВИЕ, чтобы его не заметить. И всегда рядом с двумя спорящими возникает третий, умник. Как между стоиками и эпикурейцами встали скептики, не отрицающие ни чувственного бытия, ни мыслимого. Самые хитрые? Или самые мудрые... Представитель эллинизма Филон Александрийский тоже был умником. В его системе взглядов чувство способствует правильному восприятию внешнего мира, удовольствие не является отрицательным фактором... В средние века многие размышления древних были забыты. В философских спорах все более звучала теологическая нотка. Библия прочитывалась канонически жестко. Об удовольствии, наслаждении становилось говорить не-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

прилично. Или - с оговорками. Да и философские споры приобретали все более наукообразный, труднопонятный язык. Словно завершался давно начатый процесс отстранения простолюдинов от интеллектуального удовольствия. Предметом размышления стали цифры, тексты, искусство. Щедро рассыпанные древними, зерна мудрости поднялись столь необъятным полем, что узреть его целиком человеку стало не по силам, и каждый начал описывать свой клин. Средневековые мыслители жили в монастырях. Их удовольствия весьма существенно отличались от некогда бывших и не могли привлекать большинство. Так завершилось отстранение. Так появилось удовольствие для посвященных. И запретный плод для остальных. ...МЫСЛЬ ТВОРИТ МИР, ОКРУЖАЮЩИЙ ЧЕЛОВЕКА. Производная скрещенных Пространства и Времени. Я пишу эти строки на станции техобслуживания, в машине, ожидая, когда соблаговолит мастер заняться поломкой; сижу давно, многое из изложенного выше я написал здесь, на обложках политической брошюры (которую так и не прочитал); я не раздражаюсь, не нервничаю, я вдруг возжелал написать, теперь получаю удовольствие, и ничто меня не отвлекает... И чувствую, наверное, то, что чувствовали «братья-монахи». Но вернемся к мысли, как инструменту созидающему. В мыслях рождается все. Это не я. Это Господь: «Сначала было слово». Мысль - слово неизреченное. Мысли были и есть удовольствие для творца; утопия, бред, чушь, ересь (если они опережали время) - для общества. Мысль творила древние цивилизации и творит настоящие. Мысль формирует биосферу. То, что мы имеем, - мы создали сами. Своей сложенной мыслью. Как непредсказуемо это сложение, свидетельствует история. Она же показывает, как мы уходили от того, что имели, отказывались от гармонии во имя гармонии. Человеческий ум решил сам открыть открытое... Фома Аквинский разделил биологическое и эстетическое удовольствие. Бескорыстное эстетическое - человеческое. Биологическое присуще и животным. Так единое понятие раздробилось и отныне расходилось все далее одно от другого. Так было наложено окончательное табу на «животное»

наслаждение... Остались вынужденно терпимые (еда) и извращения (но об этом позже). Это разделение все укреплялось и укреплялось, превращаясь в монолит. На Востоке дела обстояли несколько иначе. «Познание следует назвать особым именем - внушением, смакованием, наслаждением...» (Абхинавагупта, Индия). Здесь переход произошел мягче в силу традиций. «Удовольствие имеет плотью успокоение, свободное от препятствий...» Удовольствие интеллектуальное, более объемное, в русле воззрений Востока (которое обретается успокоением в Боге) - выше обычного удовольствия. Несколько странен, но по сути похож на «удовольствие» термин «очарование вещей». В Древней Японии этим очарованием напоено искусство. Оно столь сильно, что действует и сегодня, даря нам утонченное, трепещущее наслаждение. Так и хочется воспроизвести сейчас хайку Басе. Но тогда потребуется вспомнить еще многих и многих, лучше наслаждаться ими отдельно... Я неравнодушен к искусству той таинственной Японии. И нахожу в прошлом и настоящем массу подтверждений «за» удовольствие и столько же «против». Но когда я впитываю хайку, я ловлю кайф!.. Бросьте читать сей опус. Или прервитесь. Достаньте томик Басе. Или любого из древних японцев. Или прозу. Или альбом иллюстраций. Впитайте «очарование вещей». Очаруйтесь... Белое пятно, оставшееся выше, - заповедник удовольствия. Иногда возвращайтесь в него... Вам надоело отслеживать древних? Если да, то напрасно, ведь это путешествие во времени. Или фантастическая погоня. А скорее - триллер со всеми атрибутами. Увлекательное чтиво. Но потехе - час, а делу - время... Вообще мне порой кажется, что Удовольствие - герой некоей единственной в своем роде книжки. Этакий бессмертно-мимикрирующий, скрывающийся под различными масками, неуловимый и побеждающий. Я обожаю Омара Хайяма. И не потому, что его хаяли (проповедник разврата и низменных страстей!), - наслаждаюсь за просто так. А вот богослова аль-Газали в пору юности не читал. В частности, его «Оживление религиозных наук».

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

А они были современниками. И аль-Газали писал, что самое ценное это: «1. Любовь человека к своему существованию, его совершенству и сохранению. 2. Его любовь к тому, кто вершит для него благо в отношении продолжения его существования, способствует его сохранению и отводит от него то, что пагубно. 3. Его любовь к тому, кто просто сам по себе вершит благо для людей, даже если тот не доставляет блага ему самому. 4. Его любовь к тому, что прекрасно само по себе, будь то внешняя форма или внутренний облик. 5. Его любовь к тому, с кем у него есть скрытая внутренняя гармония». А гармония приносит удовлетворение. Пожалуй, в этих пяти постулатах - многомерность чувств, весь мир. Восток мудр. Вот почему и сейчас он не дает покоя европейцам, маня и уязвляя одновременно. Очаровывая или отвращая. Получать удовольствие, наслаждаться и ценить это сегодня только на Востоке еще и умеют спокойно и вели чаво... Отделение понятия удовольствия от высокого предназначения человеческой сути я ощутил, когда туманноплаксивым днем мужчины поздравляли женщин с мартовским безумием страсти. Высказав тезисы: «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ», я, неожиданно для себя, не получил подтверждения у моих двадцатилетних слушательниц. И первое возражение было: а как же интеллект? А где же искусство? И я подумал: может быть, пора говорить о таланте получать удовольствие? Точнее, о его отсутствии у части (большей или меньшей, не берусь судить) общества. Неуж то атрофировался сей талант за века? За ненадобностью или недоступностью? ...К веселой эпохе приближаемся мы в нашем путешествии во времени. К Возрождению. Вот уж выпал праздник (навряд ли большинству, правда). В студенческие годы я подарил знакомому юбилейный, изданный к 600-летию смерти, сборник Петрарки. Ровно двадцать лет минуло, приобрести нового не удалось, до сих пор жалко. А вот Боккаччо

почитывал и в юности (тайно), и ныне сборничек имею. Читать не читаю, но существую рядом с удовольствием. Полюса вроде бы: поэт-идеалист с его неземной любовью - и бытописатель похоти человеческой. Или страстей и приятностей, все-таки... Немудрено запутаться, опять же ведь рядом жили... В эту эпоху (Возрождения) вспомнили и об Эпикуре. Итальянец Козимо Раймонди считал, что высшим благом и целью жизни человека является наслаждение, заложенное в самой природе человеческой. А то, что Эпикур неразумно сдал лишний козырь своим противникам, приравнивая в этом людей к животным, Раймонди премило возвращает в свою колоду, постигнув, что в этом-то и сила наслаждения, что даже лишенные разума животные предаются оному. «...Природа, создав человека, так усовершенствовала его во всех отношениях, применив высокое мастерство, что он кажется созданным исключительно для того, чтобы предаваться любому наслаждению и радости». Красоту телесную реабилитирует Лоренцо Балла. Для него рай - царство наслаждений. А критерием прекрасного является то, что приносит наивысшее удовольствие. В рассказе одного начинающего писателя запомнилась реплика: молодой герой лежит в ванне, заходит героиня, отнюдь еще не любовница, и на протест стыдливо зардевшегося героя по поводу его наготы целомудренно вопрошает: «А ты что, урод?». Фраза, правда, не совсем соответствует раннему Ренессансу, вот если бы: «Ох, божественно, ты не урод!». Но тогда это было бы не в духе нашего века. Иные взгляды существовали и в ту эпоху, но обойдем их, ибо носители их в чем-то поднимали старую пашню, споря и соглашаясь с Платоном и Аристотелем, укрупняя мелочи и мельча крупное. Каждый мыслитель стремился привнести свое видение и, я бы сказал, пережить свое интеллектуальное удовольствие. Ренессанс не обошел и иные страны Европы. Во Франции Мишель Монтень в XVI веке тоже искал гармонию человеческих страстей: «Философия нисколько не ополчается против страстей неестественных, лишь бы они знали меру, и она проповедует умеренность в них, а не бегство от них...»

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Шикарная цитата, между прочим. Просторная для мысли. Что стоит за «неестественными страстями», «мерой», «умеренностью»?.. Впрочем, «Опыты» Монтеня в годы моей юности входили в библиотеку интеллигентного человека. На смену Возрождению пришли барокко и классицизм. Красивое, приятное, доставляющее удовольствие, в трудах Декарта и Паскаля теряют универсальность и приобретают субъективизм. Но обратите внимание: «неестественные страсти» у Монтеня и «никто не знает, в чем заключается приятность...» Паскаля не иначе как находятся в какой-то связи (чистой? порочной?). Но в целом это была идея сугубо умственных наслаждений. Родоначальник английского материализма Бэкон непреклонен в своем утверждении, что пора идти «ко дворцу ума». Теперь самые высокие и истинные наслаждения - только от ума. Мир улавливает звуки маршевого порядка. Пока еще слабенькие. Но «ко дворцу» расхристанными прийти было никак нельзя. И естественно, нельзя было втащить всяческие удовольствия, от пороков надо было избавиться. Напомню, это XVII век... Нет, конечно, не все выстроились в колонну. Но многие. А кто и не пошел «ко дворцу», все одно исходил теперь лишь из ума. Человек, как объект исследования, отступил на задний план, умы интересовала совокупность людей, общество, масса... В XVIII веке общество мыслью стало дробиться. Шарль Луи Монтескье констатировал, что вкус как «способность чутко и быстро определить меру удовольствия» заложен в природных данных. Богу - божье, кесарю - кесарево. Иначе, рай не для всех. И никогда его для всех не существовало. Оставалось выяснить, для кого он был, для кого - нет. И, может, от Монтескье мои мартовские слушательницы впитали эту недопустимость равенства и универсальность удовольствий?.. Или от Вольтера, разделившего вкус на здоровый и извращенный. И гласом вопиющего был призыв Руссо вернуться к естественности и простоте. И признанием поражения - его слова: «Человеческая природа не идет

вспять, и людям не вернуться к временам невинности и равенства, раз от них удалившись». В это время об удовольствии, кажется, забыли напрочь во Франции. В Германии - тоже. И в Италии, и в Испании. Не без попыток, правда, но приглушенных, почти не слышных. Что касается России, то об удовольствии она слыхом не слыхивала. Было - расширение границ, каторжный труд, реформы, войны и победа добродетелей над страстями. Но Россия прилежно впитывала импортируемые мысли. И робко намекала на необходимость «вольности». Заметим: развитие человечества начиналось от экватора, первые цивилизации возникли там и оттуда веками интеллектуальная мощь стекала все более к северу. Чем не предмет для размышления? Еще одна загадочка-заморочечка для получения интеллектуального удовольствия какого-нибудь гения? Нам еще предстоит пробежать (иного слова не подберу) приличный отрезок, правда, уже в близком прошлом, погоняться за господином Удовольствием, но уже здесь, в Северном полушарии. Прощайте, зной, пески, верблюды, легкие одеяния, экзотические фрукты, темперамент, сандалии, - в снега, в уют стен, в тесноту бытия, к привычному, к более знакомому, а значит, менее понятному. Ах, сколько удовольствий было в детстве: круглый год! А желаний - гораздо меньше. Удовлетворения - побольше. Может, зной и пески - это и есть детство человечества... Но пора в Германию, век XVIII, к моему знакомому с юности Канту, которого наряду с прочими классиками философии я пытался не только штудировать, но и понять. А посему прошу прощения за отступление от темы (должен же и я когда-то получать свое удовольствие, ведь не ради чего иного я пишу все это) - и немножко о моем Канте. Мне он нравится потому, что в жизни это были два Канта (а я - Близнец), один - в молодости, некритический, и в зрелости - критический Кант. По молодости мне нравился зрелый (тот, который между познанием и желанием). Но мое неравнодушие к Канту объясняется далеко не умозрительными слабостями. Так уж получилось, что моя встреча с ним произошла весной тысяча девятьсот семьдесят шестого года, в самом прекрасном из городов, где довелось жить, в

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Иркутске. Тогда это был интеллигентный и диссидентский город (не знаю, как сейчас, но думаю, традиции крепки), я застрял в нем после института, трудился в многотиражке, жил в рабочем общежитии, был свободен, за мной ухлестывала мать-одиночка, довольно настойчиво соблазняя распахнутым халатиком или не сдерживаемой ничем грудью. Мне она не нравилась, я читал Канта, с неохотой откладывал его, когда она присаживалась на край кровати и дразнила нависающими над отворотами халатика сосками. Так и переплелось: щекотание сексуальное и умственное. Мне очень нравилось кантовское понятие «ВЕЩИ-ВСЕБЕ», которое я относил и к себе, и к ней, и к весне за окном, и ко всему вокруг. Мне нравилось и его суждение об искусстве, прекрасном, которое определялось не удовольствием, а «общезначимостью этого удовольствия». Я писал, хотел быть писателем и мучительно пытался понять гениальность Льва Толстого, Достоевского и Чехова, веря, что вполне смогу писать, как они. Тогда же я набрел на формулу успеха: «Местовремя-среда». К сожалению, в моей жизни эти три фактора не совпали, отчего и в свои сорок с лишним занимаюсь всякими разными делами. В частности, пишу вот это эссе. Одним словом, Кант утверждал, что наши чувства и рассудок вместе и конструируют вещь, и вне нас мы ее (вещи) существование не познаем. Поэтому даже табурет для каждого из нас - свой табурет, но есть еще и собственно табурет... Это был шикарный инструмент получения эстетического наслаждения... И, отбросив все иные виды удовольствий, вслед за Кантом, наслаждались, размышляя, Гете, Шиллер... и одно время я. Гегель тоже оставил в моей памяти отпечаток. Я брался за него на втором курсе и после пятого. И по сей день стоят его томики в книжном шкафу. Очеловечивание мира, по Гегелю, состоит в том, чтобы «лишить внешний мир неподатливой чуждости и в форме внешних предметов наслаждаться лишь некоей внешней реальностью самого себя»... Чувствуете, как непросто, оказывается, наслаждаться. Вот так прямо не получится, надо этак... А как этак, по Гегелю, я и до сих пор не понял, признаюсь. У древних понимаю, а у Гегеля - нет. Не стану далее приводить цитаты этого мэтра от философии, ибо не могу избавиться от мысли, что гениальными

мы называем не только мысли-прозрения, но зачастую то, что не можем понять. Но, избави Бог, я не принижаю его (Гегеля), тем паче что об удовольствии, наслаждении он думал очень много. ...Скучновато, конечно, заниматься перечислением имен, тем более что предмет ясен в принципе. Правда, мне еще хочется понаслаждаться чужими мыслями, повстречаться со знакомыми именами, но ведь вы удовольствия не получите от простого перечисления имен. Поэтому поштудируйте мудрецов сами, если захотите, а я закрываю эту тему, пожалуй, опять возвратом в прошлое, к Платону, к его попыткам объединить беспредельность удовольствия и предел ума. «Беспредельное» - удовольствие, «предел» - ум, «смешанное» - число и душа, «причина смешения и становления» - так понял Платона в «Филебе» философ Лосев, уже из XX века. ...А боязно все-таки отплывать от берега. Пока он виден, есть надежда либо на канатик, либо на камешек, а каково на просторах? Скучная часть была, - может быть, скучная для вас, читающих, для меня же - наполненная удовольствием встречи с умами. Я ведь ближе к XIX веку, нежели к XX, от ума... Но попробуйте не обделить себя, добудьте книги древних, из коих я надергал цитат, пригодных в моем умоделии, попутешествуйте сами. Если и тогда будет скучно, что я могу поделать - я ведь не Бог. А если не скучно, или просто хотите идти со мной, - идите! Теперь у меня (у нас) обалденные дни: чего-нибудь надумаем. Ну вот хотя бы начнем с того, что сформулируем свое понятие этой триады. Например, так: ЖЕЛАНИЕ: фокусирование духовной или психической энергии на реализации осознанного или неосознанного достижения приятного. УДОВОЛЬСТВИЕ: энергетическая разрядка в процессе реализации желания. УДОВЛЕТВОРЕНИЕ: энергетическое и психологическое состояние гармонии с внешним миром (космосом). И вот с этим войдем... ТЕРРИТОРИЯ УДОВОЛЬСТВИЯ В заповедник удовольствия мы с вами заглянули мимоходом. В один. А сколько их у каждого? Если верить Платону -

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Лосеву, беспредельность. Вот эту беспредельность попробуем ужать до территории, в рамках сегодняшних понятий. Исходя из истории человечества довольно четко определяются два основных отличительных признака: удовольствие тела (плоти), и ума (духа?). И намекается на присутствие третьего, на стыке этих двух, непознанного пока, связанного с подсознательным. Первое доступно всем (даже кое в чем и животным), второе - только человеку, третье - не каждому человеку. Первое, плотское, окрестим МУД (МАТЕРИАЛЬНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ) и начнем вспоминать, что в него входит. Прежде всего ФИЗИЧЕСКОЕ, порожденное непосредственным воздействием на тело (холод, тепло, щекотка, боль, напряжение, расслабление); ФИЗИОЛОГИЧЕСКОЕ (естественные отправления, пища, сон, секс); ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ (любовь, ненависть, радость, горе); ПСИХИЧЕСКОЕ (алкоголь, наркотики, слава, власть). От физического до психического путь, как, если верить Дарвину (я не верю), от обезьяны до человека. Если первое можно вполне объять, последнее никак не вместится ни в наши объятия физические, ни в умственные. Кроме того, в этом перечислении присутствует принцип «от простого к сложному», от плоскостного к объемному. Мы еще вернемся к каждому из них... Второе, интеллектуальное, окрестим ИУД (ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ, естественно) и отнесем к нему: БИЗНЕС (дело, любое, с моментами творчества), ИСКУССТВО (все творческое в сфере светской), РЕЛИГИЮ (философию, теологию). И опять же, по аналогии с МУД, идем от простого к сложному. И, наконец, третье, НЕПОЗНАННОЕ, так и назовем НУД и дробить не будем, просто отнесем сюда умение предвидеть будущее, парапсихологию, телепатию, левитацию и тому подобные виды удовольствий (ведь не без удовольствия занимаются индивидуумы этим делом). НУД, естественно, вбирает в себя и ИУД, и МУД, как ИУД, в свою очередь, вбирает МУД. Вот такая этажерка. И вроде как стоит, не падает... Кстати, об этажерках. В моем детстве этажерки были в моде: этакие полочки на высоких ножках. Под шкатулки,

вещи всякие, книги... Многоэтажный домик без стен... Давненько уже не видел, не прижились, потому что ничего не спрячешь, все на виду... Существуя в этом комплексе удовольствий, человек, в растерянности от его объемности, выбирает одно и становится его рабом. Не диалектический поиск удовольствий, а скорее суматошный, диктует само общество потребления. Оно поголовно пронизано жаждой удовольствия. И на этой территории мы хватаем яркие игрушки, хотя они зачастую не самые желанные. К тому же человек ленив и слаб (не изначально - в силу развития общества) и, естественно, начинает познавать прежде всего МУД. Многих, если не большинство, это вполне устраивает. Общество, в котором мы живем (среда!), изначально сориентировано на достижение МУД. Впрочем, так было и прежде, это не порок, а совершенно естественный подход. Мы видим сразу тело новорожденного (какие глазки! какое личико!), и еще много времени пройдет до постижения следующих видов удовольствий. С колыбели же формируется требование обряжать тело. Моя знакомая, когда родилась дочь, в течение долгого времени жила заботами о том, как несмышленыша нарядить. Ребенку это было совершенно не нужно и порой неудобно, но для маминого престижа в своей среде - весьма существенно. Установка на МУД - тот самый змей-искуситель, который не дает ни Еве, ни Адаму постичь нечто более важное. Обратите внимание: умный красавец менее распространен, чем умный уродец. Обладатель хорошего тела или личика с первых лет жизни (ах, какая прелесть ваш ребенок!) подвергается постоянной атаке, требующей думать и заботиться лишь о теле. Общество само тормозит его умственное развитие. Уродцу же проще совершенствовать ум, заботы о лелеянии тела его не отвлекают... Итак, удовольствие, как подзорная труба, состоит из трех цилиндров; самый маленький по диаметру - НУД, больше ИУД, самый большой - МУД. (Это для образности усвоения, но к классификации отношения не имеет.) Начнем с самого большого.

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Да, отметим, что более всего котируется среди большинства человечества получение удовольствия без труда. В этом отношении холод и тепло - частично даровые удовольствия. Даровое, если с солнцепека перейти в тень, искупаться, частично - войти в обогретый дом. Думаю, нет смысла развивать далее отношения наших рецепторов с температурой, но вот один пример сложного физического удовольствия приведу. Школу я заканчивал на Крайнем Севере, около Норильска, где родители работали на строительстве Хантайской ГЭС. В разгар зимы выпал счастливый для нас денек, актировка - минус 52 по Цельсию. Звенящий морозный туман окутал поселок. По этому туману я решил сходить на почту. Метров двести составила дорога, но когда я попытался открыть дверь, пальцы уже не слушались. Я оттирал их снегом, потом грел на батарее и, когда плоть стала отходить, завыл от боли. Иголочными уколами возвращалась чувствительность, и было и больно, и сладко. До слез! Я это запомнил. Я не мазохист, но, похоже, тогда узнал, что это такое. Массаж - еще один вид получения физического удовольствия. И занятия спортом, хотя это уже не чисто физическое удовольствие. Как и мазохизм, спорт пограничен по ощущениям между физическим и эмоциональным. Борцу приятно сначала ощущать упругость и силу своих мышц (физическое удовольствие), но под конец поединка усталость и боль могут разрядиться только удовольствием победы. Спорт в его разных видах можно отнести к физическому, эмоциональному и физиологическому удовольствию. Полной чистоты здесь нет. Сугубо физическое - ходьба - в спорте добавляет эмоциональную окраску, а шахматы скорее можно отнести к ИУД. Такая широта воздействия близка еще одному желанию, но об этом несколько позже... Я в жизни пробовал заниматься многим. Помнится, мотивом было желание не просто получить удовольствие, а обязательно добиться неких результатов. Так меня ориентировали тренеры, и думаю, именно поэтому я ничего в спорте не добился. Хотя не совсем, кое-что было, когда, пройдя занятия борьбой, волейболом, гимнастикой (кстати, там нравилось), вдруг попал к горным туристам. Вот здесь я

получал удовольствие. Мне нравились новые места, природа, менее - лезть в гору, но зато опьяняюще радостно было стоять на вершине и кайфово вечером петь песни у костра. К пятому курсу я побывал во многих отрогах, но во время преддипломных каникул группа, которой руководил, попала в лавину в Восточных Саянах. Мы выжили. Все десять. Поблуждав, вышли к людям, потом десять вечеров ходили друг к другу в гости, называя себя лавинными братьями и сестрами. Мы тогда изменились за считанные дни. И как ни странно, никто не испугался гор. Один из десяти спустя пять лет стал мастером спорта. Я же защитил диплом, женился, переехал и в горы теперь выскакивал разве что на пару дней. Но сладкое и волнующее ощущение от вида горных вершин и тяга к ним еще и сегодня живут в душе. Это было удовольствие, и очень сильное... Физическое удовольствие, пожалуй, самое широкое по диапазону, и присуще каждому живому существу. В этом его универсальность, понятность и приятность. Не стану рассуждать о естественных отправлениях, проанализируйте на досуге сами, не буду о сне (ах, какое удовольствие прикоснуться к подушке, когда слипаются глаза), лишь замечу о связи между удовольствием сна и наркотиками. Не стану о пище, хотя обжорство известно миру, и дедушка Крылов, славный русский баснописец, от этого и помер. В наше время мы практически утратили это удовольствие из-за отсутствия личных поваров, да и не модно нынче. А вот на сексе остановлюсь. Секс как физиологическое, физическое и эмоциональное удовольствие - единственный вид двух низших разрядов МУД, доступный всем и объединяющий три уровня воздействия на человека. Секс, сдобренный любовью, доживает и до психического МУД. Таким образом, половой инстинкт при гармонизации физического, физиологического, эмоционального и психического воздействий является стержнем МУД. Вот почему даже страх наказания не пугает насильника в момент страсти. И, несомненно, прав Фрейд, отмечая значение сексуальной энергии в деятельности человека. Я избегал до сей поры делить человечество на мужскую и женскую половины, рассуждая же о сексе, такое разделение сделать придется. И вот почему: доли физио-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

логического, эмоционального, психического удовольствий от полового акта у мужчин и женщин ощутимо разнятся. Физиологическое и психическое преобладает у мужчин. Эмоциональное - у женщин. В самом сладком удовольствии женщина - законодательница, требующая от мужчины не столько напряжения фаллоса, сколько всех его качеств единовременно. Не всем мужчинам это удается. Не все женщины проявляют настойчивость до конца. Правда, это уже не секс, в том понятии, что ныне бытует, это ближе к понятию любви, гармонии отношений полов, как гармонии микрокосмоса, источника жизни. Гармония в точке зачатия, начала Новой жизни, - несомненно процесс космического масштаба, не всегда осознаваемый нами. Любовь - естественный пик МУД, данный человеку изначально. Но вернемся к сексу физиологическому, элементарному половому акту по хотению, когда эмоции и психика дремлют. Именно такое, достаточно безвкусное удовольствие спаривания преобладает в отношениях мужчины и женщины XX века. И подсознательно ощущая этот изъян, мучаясь этим ощущением, обе особи человечества ищут заменители, и чаще всего - в психическом МУД. Я ни слова не сказал о так называемых извращениях. Потому что не считаю извращением то, что дарит удовольствие и мужчине, и женщине. Извращение, по-моему, - в заменителях отношений мужчины и женщины любыми иными. Все же, что происходит по обоюдному согласию и что приносит удовольствие обоим, хорошо. Эмоциональное удовольствие вмещает в себя четыре чувства: любовь, ненависть, радость и горе - и множество оттенков. Ну хорошо, скажете вы, любовь и радость - да, но ненависть и горе? К сожалению, эти два последних чувства достаточно большому количеству людей действительно приносят удовольствие и удовлетворение. И не только по отношению к другим людям, но и к самости. Кстати, самобичевание, как ироничная самовлюбленность, присуще огромной массе русского народа. Мы привыкли, не замечаем и даже порой бравируем самоуничижением. Горе тоже притерпевается, а притерпевшись, становится желанным. Вот в чем секрет живучести обездоленных, одиноких, нищих. Один из «идеологических стержней» бомжей

или бичей - это и есть получение удовольствия в горе. В истинном чувстве возникает надуманность, со временем это знание подмены утрачивается, остается лишь удовольствие от преодоления горя и опять удовольствие от горя... Впрочем, это уже не только эмоции, но и психика. Ибо психическое МУД впрямую сливается с эмоциональным, являясь одновременно и следствием, и причиной. В психическом МУД я выделяю три типа: отстраненность (наркотики), слава и власть. От следующего этажа, ИУД, психическое удовольствие отличается лишь одним: отсутствием идеи. Отстраненность в той или иной мере присуща нам всем. Устойчивым удовольствием этот вид становится тогда, когда переходит в привычку (наркомания). (Кстати, от удовольствия отстраненности (после пива) и родились первые строки этого эссе.) Только дети, и то в раннем возрасте, не знают отстраненности; взрослея, мы ищем в отстраненности (алкоголе, как наиболее распространенном наркотике) - раскованности и легкости, облегчения и забытья. Итак, отстраненность - достаточно универсальный способ получать удовольствие. Слава и власть, воздействующие не менее сильно, прельщают гораздо меньшую группу людей. Для достижения их требуется больше усилий. Но если говорить о женщинах, я бы отметил, что для них эти два вида вполне заменяются одним, сочетающим оба, - вниманием. Женщины, в своем большинстве, желают именно эмоционального удовольствия (внимания, обожания, преклонения, восторга), достаточно легко предоставляя мужчинам право бороться за власть или добиваться славы. Вообще, роль женщины в получении удовольствия мужчинами очень велика, в то время как сама женщина менее зависима, более автономна в этом мире. Вот почему стимулом в достижении и славы и власти для мужчины зачастую является предмет его обожания. Не без исключений, конечно. Если в судьбах Цезаря или Бонапарта этот фактор явно присутствовал, то говоря о Гитлере или Сталине, утверждать это достаточно сложно. Но тем не менее я склонен думать, что и они были зависимы от женщин. Жажда славы и власти имеет несомненно космические истоки. Достижение и того, и другого связано с большим напряжением сил, с колоссальным психическим воздей-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

ствием, ограниченностью свободы, с замкнутостью жизненного пространства. И то, и другое привлекательны для большинства, но одновременно и труднодоступны, и человечество предпочло миф избранности какому-либо иному объяснению этих страстей. Достижение и власти, и славы, как правило, сопровождается нечистоплотностью, безнравственностью в общественном понимании. Уважение и обожание к властелину или знаменитости может в один миг превратиться в ненависть... Когда-то я написал: «Томим то жаждою любви, то жаждой славы». Это было жарким июлем, более двадцати лет назад, на берегу Каспийского моря. Я жил тогда на песчаных дачах пригорода Баку, с утра завтракал виноградом, уходил на пляж, купался, в чайхане обедал бараньей похлебкой «пти», помидорами, возвращался в свой прокаленный приют в песках, кутался в смоченные простыни, пытаясь остыть, и ждал девочку Нелли - прекрасную теннисистку, обожавшую внимание. Она приезжала с другомтелохранителем Ромой на выходные, мы пили вино, и они уезжали, а я оставался наедине с собой, звездным небом, песком... И писал стихи. Жаждой власти я не был томим, если говорить о власти над многими, хотя каждый мужчина и каждая женщина периодически получают и этот вид удовольствия, проявляя свою власть друг над другом... Под этими двумя видами удовольствий я подразумеваю масштабное влияние на людей. Кстати, не всегда для известного и влиятельного человека слава и власть - в удовольствие. И то, и другое иногда приходит в силу иных факторов - предназначения свыше, откровений. Такие люди даже стесняются обрушившегося подарка судьбы. Как Сахаров. Или просто не замечают, одержимые своей идеей. Как Солженицын. Как правило, таким людям более присущи ИУД или НУД. Вот почему на этажах власти и славы мы зачастую видим личности заурядные, но одержимые страстью властвовать или сиять в лучах славы. С течением времени слава, известность той или иной личности корректируется, незаслуженно добившиеся ее забываются (но свое удовольствие получают в жизни земной), власть же, получив оценку истории, все равно остается властью и в памяти. Поэтому я

выделяю удовольствие власти как наиболее трудоемкое для личности и наименее доступное для большинства. ...Думаю, в застойные годы я попал бы в список неугодных, да и сейчас поборники «справедливости» не согласятся со мной. Но все же откажусь от утверждения: мы изначально равны в этом мире. «Богу - божье, кесарю - кесарево». Там, в низших видах удовольствий, мы действительно равны. И в сексе. Начиная с эмоциональных удовольствий, мы расходимся. И не стоит строить иллюзий на этот счет. Мне было больно, когда я понял, что не достигну в моих сочинениях мастерства Льва Толстого, Достоевского, Чехова и никогда не сравняюсь с ними. Но, значит, не в этом мое предназначение. И если вы не властвуете и не известны, то ваша роль - в чем-то ином... Будьте внимательны к тому, что вам действительно приятно. Не насилуйте себя иллюзиями и условностями. Живите в удовольствие... А я заканчиваю с МУД и перехожу к ИУД, к которому, как я считаю, склонны большинство моих читателей, ибо по сути своей это эссе - инструмент получения именно интеллектуального удовольствия. Еще отмечу: МУД весьма ощутимо поддается моделированию, передаче от одной особи к другой, копированию, тиражированию. Общество потребления построено именно на этом. Унификация МУД - одна из основных задач первой грани ИУД - бизнеса. Настоящего бизнеса, имеющего в основе творчество. Я уже отмечал, в ИУД обязательно присутствует идея. Вторым слагаемым ИУД является творчество, изменяемость, что, в свою очередь, гарантирует новизну и свежесть ощущений. В отличие от присосочек (из того февраля - начала), интеллектуальное удовольствие действительно безгранично в вариантах. Но вот «присосочки» должны быть утонченными, восприимчивыми... Интеллектуальное удовольствие - запрос ума, сугубо человеческой собственности. Но ума, имеющего связь и с подсознанием, и с Космосом, и еще невесть с чем. Достаточно условно я делю ИУД на бизнес, искусство, религию. Причем к религии отношу теологию, философию и как общественные, так и естественные науки. Но прежде чем перейти собственно к ИУД, - немного о зоне перехода между МУД и ИУД, ибо это не условная ли-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

ния или круг, это достаточно объемная зона пограничных желаний и удовольствий, но заведомо без удовлетворения. Это зона наибольшей неустойчивости, непонятности, растерянности. Здесь нельзя ощутить себя счастливым. Здесь все «полу-»: Полумилорд, полукупец, Полумудрец, полуневежда, Полуподлец, - но есть надежда, Что будет полным наконец. Именно в зоне перехода человек понимает изъяны МУД и догадывается о прелести ИУД. Застрять в этой зоне - не только болезненно, но и опасно. Для интеллигенции бывшего Союза, а ныне России, характерно чувство полукровки. Я уже упоминал страсть к самоуничижению. Корни же этой страсти - в воспитании. Школа не давала и не дает на этот момент путеводителя к ИУД. В программах высших учебных заведений такая цель тоже не ставится, но злую шутку над ортодоксальными идеологами сыграла сумма знаний, за которые система коммунистического воспитания поощряла. Количество требовало выхода в качество, томило, раздваивало советского интеллигента, делая его неулыбчиво-замкнутым, двуличным, сексотом, брюзгой или бирюком и еще черт знает кем. В большинстве своем мы все в этой зоне и сейчас. Мы - россияне, и мы - так называемая интеллигенция. Отчасти наше олицетворение - Джек Потрошитель или ростовский Чикатило: и обаяние есть, и душевная чернота. И света хочется, и тьма соблазняет. Из этой зоны ушли и уходят немногие. Как правило, одержимые. Их мало в нашем человеческом сообществе, но они и направляют историю, используя руки и ноги большинства. И головы тоже... И микроб равенства периодически поднимает массы против «очкариков», «высоколобых», «умников». Но это отступление от темы: нас сейчас интересуют не социальные проблемы, а удовольствие как таковое. Поэтому вернемся к бизнесу, к тому, который - дело, но ни в коем случае не деньги, ибо деньги (если они не собственно дело) идеей быть не способны.

Двигатель бизнеса - получение интеллектуального удовольствия от созидания, организации, преодоления преград... Пять лет назад я бы не отнес бизнес к ИУД. Впрочем, пять лет назад я не написал бы того, что пишу. Для россиян, тогда жителей СССР, слово «бизнес» было чуждым и закрытым. Бизнес как дело, настоящее дело, с созиданием, становится понятен сейчас. Как понятно и то, что делать бизнес, или дело, дано не каждому. На второй год начала перестройки, в 1987-м, я, застрявший в зоне перехода, уволился из редакции и пришел в теперь уже нечто архаичное, центр творческой молодежи. Спустя еще год был в числе энтузиастов (как мы тогда себя называли), открывших собственную газету. (Пишу эти строки накануне ее шестилетнего юбилея.) Так получилось, что энтузиазм помог избежать плена денег: жутко хотелось сделать газету, видеть, как ее покупают, читают... Мы простаивали у киосков, наблюдая, как реагируют на наше «дело». Это незабываемо... В бизнесе удовольствие достигается прежде всего процессом созидания. Для любого общества эти люди - тягловая лошадь, причем абсолютно довольная своей жизнью. Найти ноу-хау, создать дело, объединить на этом деле людей - все это приятно и приносит удовольствие. В отличие от постоянной работы, когда звонок конца дня - избавление, бизнес привлекает, несмотря на все его трудности. Бизнес предполагает падения и взлеты, напряжение и расслабление, ум и интуицию, знания и опыт, и все эти оттенки притягивают. В трудные периоды и мне пришлось говорить: «Лучше лес валить, чем в соцпрошлое...» Впрочем, я не отношу себя к истинным бизнесменам, просто сегодня мне интересно познать это... ИУД бизнеса знакомо немногочисленной прослойке человечества. Влияние же его несравненно, ибо создание удовольствий тоже является бизнесом, и обязательно рядом с производителями удовольствий стоят реализаторы - бизнесмены. Иными словами, бизнес - посредник между потребителями удовольствий и производителями ИУД. Материаль-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

ное удовольствие производить не нужно, его нужно только соответственно упаковывать. Удовольствие бизнеса имеет и свою специфику: идею реализации, итога и одновременно развития. ИУД бизнеса связано с МУД непосредственным контактом созидания. И именно интеллектуальные удовольствия бизнеса корректируют МУД в нашем обществе. Но об этом позже... Следующая область удовольствий - искусство. Возникшее как собственность избранных, в конце XX века оно является не менее доступным, чем МУД, с точки зрения потребления, но его воздействие на потребителя определяется прежде всего эмоциональным и психическим МУД. Интеллектуальное удовольствие творца - музыканта, актера, писателя, художника - отличается от восприятия потребителя. Как отличается и сила воздействия различных видов искусства. Некоторые (как классическая музыка и поэзия) имеют достаточно небольшой круг потребителей, другие (кино, видео, поп-музыка, проза) - колоссальный. ИУД искусства несет в себе и нечто помимо МУД, не всегда осознаваемое, понятное и объяснимое. Ощущения здесь тоньше, многограннее. Возможности, не сдерживаемые плотью, шире. Реализация желаний не зависима от среды. Свобода практически безгранична. Интеллектуальное удовольствие потребителя, ведомое удовольствием творца, как правило, не ощущает зависимости, но не достигает также и уровня творца. Но достаточно и того, что есть. Тем более что общество практически выпестовало творцов для всех слоев потребителей ИУД. Нет смысла перечислять сейчас их множество, уместнее это будет сделать в «Индустриальной резервации»... Немного - об ИУД творца, ибо, не получай он удовольствия от того, что делает, невозможно было бы получить его и потребителям. Именно удовольствие, материализованное в звуках, красках, словах, движении, и воздействует на нас, передавая заряд. (Напомню: удовольствие - энергетическая разрядка в процессе реализации желания.) Но заведомо сильнее то, что получил творец. Классическое: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!» - мог бы воскликнуть единожды каждый из творящих.

Порой удовольствие начинает отягощать творца. Он не выдерживает. Либо физически, либо психически (Джон Леннон). ...Когда я сочиняю, моя жизнь бывает удивительно многогранной... Самая существенная разница ИУД творца и ИУД потребителя в том, что творец получает удовольствие от фантазий, которые материализует. Потребитель - от соответствия материализации чужих фантазий неосознанным собственным. Осознание фантазий, или, точнее, придание им осознанной формы, - тоже идея творца, но иного склада, не богемноинтуитивного. Это удел мыслителей. Они создают удовольствие религии. Этот вид ИУД выпестовывается узким кругом для узкого. Это то, что непостижимо сладко, но и невероятно трудно. Поставить ближе к ИУД искусство, религию ли, философию или науку было бы неверно. Все они равноприлипчивы к интуиции и невзначай подпитываются в искусстве, кристаллизуются и приобретают форму, лаконично-завуалированную. Все три: теология, философия, наука - такие же старцы, как и материальное удовольствие или искусство. Обновляются периодически наряды, но суть та же. В этих трех видах удовольствие для мыслителей прежде всего в попытке постижения истины. Приближении к Богу. Стремлении к нему приблизиться. В подавляющем большинстве человечество верит, что Бог и есть само «ЖЕЛАНИЕ - УДОВОЛЬСТВИЕ УДОВЛЕТВОРЕНИЕ». Но так как это невероятно трудно приблизиться к Богу, редко кто отваживается пускаться в путь. Вот потому их имена остаются на скрижалях. Я отсылаю за подтверждением назад, в «Явь тайного», а что касается науки - хотя бы в школьный курс. Есть, правда, и отличие от искусства: на него (из-за диапазона) аллергия меньше, чем на науку. Наука привлекает прежде всего ожиданием открытия. Заманчив и сам процесс суммирования данных, несуетного продвижения, четкой направленности жизненных усилий. Устойчивость занятия одним делом приносит удовольствие, имеющее оттенки одержимости или даже фанатизма. И то, и другое - своеобразные психические наркотики,

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

и чем дольше человек занимается одним делом, тем сильнее их воздействие. Философия - еще более изысканный, чем наука, вид удовольствия, ибо здесь осмысливается не узкий участок, а многомерность всего сущего. Удовольствие от философии менее подвержено атакам действительности, а философ более неуязвим в своей страсти, нежели ученый-естественник. Последний может получить отрицательный результат, понять, что заблуждается, и в этом случае впасть в глубочайшее разочарование, депрессию, ощущение бесплодно прожитой, а значит несчастливой жизни. Философ, как правило, при жизни повергнут сразу по всем позициям быть не может (попробуй вычерпай океан) и представляет свои умозаключения на суд потомкам, уходя вполне счастливым даже в заблуждении. Теология изначально требует фанатизма, безграничной веры, что само по себе уже иммунитет против разочарования. Кроме того, в теологии четко определено, что есть удовлетворение (в науках, философии это понятие достаточно заземлено, условно: открыл нечто, оценили, потешил самолюбие, а дальше...). В теологии - это святость. Теологу ясно, что в жизни он удовлетворения не получит, значит, все его существование, каким бы оно ни было, удовольствие, непременно ведущее к удовлетворению - в вечной жизни. Это изначальное цеховое знание делает теологов мудрыми. Из всех видов удовольствий этот самый сложный - по пониманию, самый изысканный - по ощущениям и самый истинный - по цели. Немудрено, ибо именно ему практически и был посвящен весь цикл биосферы в двадцать с лишним веков. Это вершина пирамиды удовольствий человекокосмоса - из всех, что сегодня даны человечеству, к чему способны единицы, но что не закрыто от большинства. На мой взгляд, этот вид удовольствий чрезвычайно интимен, более, нежели любовь. К тому же он относится к очень малому количеству людей (я имею в виду теологовмыслителей, но не исполнителей ритуала), которые не нуждаются в объяснении, что ими движет. (...Я хорошо ощущаю мощь этих трех ИУД, чтобы не понять нецелесообразность их популяризации.)

По сути, последнее высказывание еще в большей мере относится к НУД, непознанным удовольствиям. Экстрасенсорика, телепатия, левитация, телекинез - это не атрибуты фантазий. Эпоха одиночек-изгоев НУД незаметно перешла в эпоху слоя сверхлюдей. Их все больше и больше, они становятся все привычнее и все приемлемее. Хотел написать понятнее, но усомнился: нет, для подавляющего большинства они непонятны. Слава Богу, их не сжигают на кострах, не забивают кольями до смерти, не изгоняют в пустыни, но это идет не от понятия, а лишь от любопытства. Или страха перед таинственной силой... В эти дни я читаю документальную рукопись о таких людях, об НЛО - пришельцах, - это новый пласт знаний, это непривычно и заманчиво. Некоторых из этих людей я знаю. Когда-то тестировался и сам, и мне говорили, есть что развивать. Но мне чего-то не хватило, чтобы оторваться от привычных МУД и ИУД, постигнуть непознанное удовольствие, а без этого раскрыть спящие способности невозможно. И это утверждение я отношу ко всем видам удовольствий... Осталось графически проиллюстрировать изложенное выше.

Пирамида - классическое изображение человечества. В прямоугольник МУД попадают не все, за его границами (секторы А и В) остаются люди, которые изначально считают себя несчастными. Зона перехода 1 достаточно обширна, в ней много индивидуумов существует, к тому же не меньше периодически заскакивают в нее. И выскакивают. В ИУД также остаются секторы (С и D), но уровень ощущений здесь иной, нежели в А и В. Это секторы с трагедий-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

ным оттенком. Секторы крушения сильных личностей. Но в них пребывают и счастливые потребители ИУД (поклонники кумиров тех или иных видов искусств, философий, наук...). Зона перехода 2 значительно меньше. НУД также имеет свои секторы (Е и F), но вынесенные за пределы пирамиды. Кто попадает в них или остается, признаться, я не задумывался. Оставим это будущему... Эта достаточно примитивная схема вполне может быть предметом детального математического анализа, но такую задачу решать математикам. У меня же к математике двойственное отношение. В школе я был асом в этом предмете. Щелкал задачки, участвовал в олимпиадах, ходил в способных. С этой уверенностью в математической склонности я и поступил в институт. Высшую математику нам читала маленькая, полная, несимпатичная, с постоянно озабоченным выражением лица, женщина. На мой взгляд, читала неинтересно. За полтора семестра я так и не понял причин ее озабоченности и сейчас не припомню имени-отчества, хотя много дней мои мысли были заполнены ею и ее предметом... Словом, я завалил «вышку» в первый семестр. Не пересдал раз, не пересдал два. Полетел на остаток каникул на Север, к родителям, ничего не понимая, растерянно злясь, больше недели просидел над учебниками, конспектами, похерив охоту на белых куропаток, встречи с одноклассниками, визиты, вернулся, сдал комиссии, ответив на все вопросы, получил трояк (и за что она меня не любила?) и перестал понимать эту науку. Нет, я учил, сдавал еще два семестра, но, Боже, как же это стало тягостно... Любовь уже не вернулась. Любовь к математике была растоптана. Удовольствие от школьных прозрений над задачками преобразовалось в ненависть к интегралам, дифференциалам, производным и в целом к этому большому миру интеллектуального удовольствия. Когда же и как мы выбираем свою полочку в этой пирамиде?

НА СКРЕЩЕНИИ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ

Наша жизнь четко разделена на этапы: детство, юность, молодость, зрелость, старость. И на каждом мы попадаем под воздействие тех или иных видов удовольствий. В их множестве вдруг начинает привлекать один. Единство во множестве и множество в единстве. Именно так я когда-то написал, еще не зная, что вернусь к этой формуле спустя годы... Никогда не был уверен, что детей необходимо воспитывать. Обучать, передавать знания, опыт, - да. Но не обтесывать. Увы, любое общество, лицемерно заботясь о младой поросли, старается выпестовать своих детей по образу и подобию. От этой опеки дети спасаются в своем мире, огромном мире детства. Он - словно суперостров в океане жизни. На нем отличный климат, собственный ток времени. Детство еще не вышло полностью из измерений вечности, здесь все радостно и долго. Здесь все - еще больше в раю, чем в аду. А из множества удовольствий преобладает удовольствие игры. В детстве мы живем игрой. Великой мудрой Игрой, данной нам свыше. Я имею в виду единство того множества игр, в которые мы с вами переиграли в детстве. Они могли быть разными, но это все равно одна Игра. В этой Игре наш шанс предугадать свое будущее, свое Предназначение. Но мы совсем не думаем об этом. Мы упоённо играем. И уже тогда вкушаем первые плоды удовольствий... Мое детство прошло в маленьком городке Смоленской губернии, знавшем поляков, французов, финнов, евреев, немцев, большевиков, безутешно пьющем и матерящемся. Здесь, спустя шесть лет после второй мировой, я появился на свет, рос возле Западной Двины - Даугавы и, конечно, не мог не играть в игры тех лет. В индейцев. В партизан. В мушкетеров. Но самое сильное запомнившееся удовольствие я получал от чтения. Мы жили на берегу Двины, библиотека находилось напротив, за рекой. Это была «запойная» зима. Возвратившись из школы, я по льду переходил реку и дотемна, до закрытия, сидел в читальном зале, потому что ни Дюма, ни Рыбакова, ни Мартынова (и много книг других авторов) просто не давали на дом. Я ходил так до самого ледохода, и в те месяцы мне ничто больше не было интересно.

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Конечно, и иные виды удовольствий в моем детстве были. Правда, менее протяженные, менее запомнившиеся. Но расскажу о них, ибо в них мы уже тогда определялись в своем будущем. ...Я был мал, совсем мал, когда пережил два момента конечности бытия: в девять лет на санках заехал в колючую проволоку (память по сей день - в шрамах на правой брови), а в одиннадцать упал с моста, тогда высокого, а в последний приезд низкого, метров семь, упал рядом с кучей камней, до сих пор помню жгучую жажду и как везли на лодке через реку в больницу, и опухший живот, и хирурга в белом, слава Богу, решившего помедлить с операцией, и все обошлось. Вспоминаю об этом, потому что и первое, и второе происшествие были следствием игры в победителя, в первого, в удовольствие власти-победы. Кто быстрее на санках, кто впереди в догонялки... Это было не мое удовольствие... В двенадцать нашелся «добрый дядя» для нас, подростков, дарующий силу. Был он кузнецом. Он выковал нам стилеты, и мы бродили по вечерним улицам, готовые на убийство. Нам не довелось их применить. Но наш наставник преследовал иную цель и хотел иного удовольствия. Он был гомосексуалистом и в нашей компании нашел себе мальчика, Колю Т. Последнее, что я о Коле знаю: наш самый красивый в классе мальчик стал одиноким алкоголиком... Улица на улицу мы ходили, как правило, весной. Оружием нашим были рогатки, камни и в рукопашной - ремни с бляхами, с напаянным свинцом. Это была игра-психоз. Действие разворачивалось, как правило, к вечеру. Две «армии» группировались и заводили себя. Это было очень важно: обосновать будущее удовольствие. Схватка начиналась всегда неуловимо-неожиданно; только стояли наши лидеры друг против друга, и вдруг один отклоняется или падает, нечленораздельный крик, рев толпы. Мы махали, тыкали кулаками, падали, поднимались, все с ором, наконец преследовали или откатывались, воодушевленные или обес кураженные, переживая психоз победы или поражения и нравясь себе. Но, оставшись в ночи, наедине с синяками и шишками, хотелось плакать, и больше ничего... С попыткой онанизма, как коллективного получения удовольствия, у меня тесно переплетаются воспоминания

о коллективном труде. Был закат хрущевского демократизма, огромные очереди за хлебом (400 граммов на едока), сгущенное молоко и какао с Кубы (или с наклейками для Кубы), сахар из тростника, сигареты «Спорт» (восемь копеек пачка) и осенняя картофельная страда. Мы отъезжали от школы под благословение нашей директрисы, МарьИванны, в окрестные деревни, до обеда выбирали клубни, потом, предоставленные самим себе, расползались по перелескам. И вот, когда мы пожевали печеной картошки, выпили фруктово-ягодного вина, выкурили «Спорт», кто-то из моих одноклассников предложил дополнить полученные удовольствия онанизмом. Мы расположились по кустам и, прижавшись к их стволам, с нервным хохотом стали подергивать наши члены. Было больно, и никакого удовольствия. И я с удивлением взирал на своих сверстников, низвергающих струйки спермы на желтую опавшую листву... Я рассказал о том, что меня не привлекло в детской Игре, что не оказалось моим. Так в течение лет из большой и кажущейся однородной массы Детства мы пластично уходим в свой круг, в свою среду удовольствий. Я не называю это классами, по Марксу. Это скорее уровни общества, общественной значимости и осознания. Игра - стержень Детства. Игра - это опыт, учеба, примерка, познание себя. Это единственный шанс, данный нам, чтобы понять себя. Следом приходит Юность, в которой мы лишь корректируем наши детские установки, более целенаправленно выискивая удовольствия, привлекательные только для нас. Период юности находится под самым пристальным вниманием Господа и общества. Именно в юности мы выбираем главное удовольствие, программирующее нашу жизнь. И не всегда Господь и общество здесь действуют воедино... Постигнув прелесть Игры Детства и иллюзорно прочувствовав свое предназначение, в юности мы вторгаемся в новую сферу интеллектуального удовольствия. То, что было знакомо прежде, больше затрагивало наше воображение (и в этом Детство сродни НУД), но созревающее тело все более напоминает о себе. МУД во всей своей красе и безобразии овладевает нами. Юношеской поллюцией и идеализмом, девичьим томлением и жертвенностью оно бросает нас в жар

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

и холод. Мы хохочем или плачем без причины. Мы тоскуем о Детстве и хотим Взрослости. Мы медлим и торопимся. Юность - это нераспознанное Всемогущество. Юность - это когда мы ближе всего к Господу или дьяволу. Это период, когда все удовольствия нас привлекают и все по плечу. В это время мы ближе всего к раю, к его неведомым кущам с вечным блаженством. В это время мы лучше всего понимаем бессмертье, плачем о конечности жизни и не ценим ее. И любое общество предельно эксплуатирует Юность, будучи заведомо эгоистично к своему прошлому, нереализованному потенциалу. Именно на Юность ретроградное общество направляет главный удар (с моего сегодняшнего уровня - вполне разумный), основываясь на собственном опыте (ошибках), во благо. Это чудное заблуждение взрослых (молодые и старые более нейтральны) я могу объяснить лишь предохранительной функцией для большинства и своеобразным отбором. Но об этом - в «Бунтарь запрограммирован»... Из своей юности я запомнил понимание быстротечности времени. И приятную тягучесть желания. Мои юношеские желания были связаны прежде всего с психическим МУД, сочетающимся довольно ощутимо с физиологическим, - сексом. Я женился в двадцать пять, счастлив, уверен, что нашел свою половину, но в юности жил именно желанием любви. Дни без сердечного влечения както даже не запомнились. А из тех, что на всю земную жизнь, осталось: Байкал, июль, практика, белокурая Света Белова (теоретически не моя, красавица, и неожиданные наши беседы допоздна, интерес), и летняя гроза, и мы босиком по ручьям бежим в клуб, мокрые, ничего не замечающие вокруг, в своей счастливой замкнутости не допускающие вмешательства извне, нам так воздушно-хорошо... Или, спустя пару лет, - сибирский маленький поселок под Братском, я работаю помощником буровика, корректор Люба, танцы, проводы, ее жених - большой и растерянный, я - на буровой, она - в поселке, и вдруг мы вместе, на одной буровой, в одной смене, и она смеется: «Я так хотела», - и мы едем в поезде, у нее длинные волосы, я задыхаюсь в них, шучу: «Люблю короткую стрижку», - и усталый поцелуй на прощанье, а назавтра - день рождения у знакомой, Любы нет, но вот наконец и она, и вместо кос - стрижка, и наш

щемящий танец, и наша последняя ночь: «Мы все равно не будем вместе, но я люблю тебя»... И ее ослепительное тело в утреннем зареве... Это - горькое удовольствие... Или - осень, сборище интеллектуалов, недоступная девушка, потом, спустя почти год, повинуясь некоему тайному тяготению, приглашаю поехать на Байкал, два дня вдвоем, стрекозы, жара, цветы, старая железная дорога, гладь озера, электричка обратно, моя усталая путешественница напротив, она дремлет, а я хочу плакать и смеяться, я боюсь и вожделею, я не ощущаю себя и понимаю, что не могу ее не видеть... Это моя любовь. Юность напоминает мне железнодорожный разъезд: доселе ехавшие в одном составе, пусть и в разных вагонах, мы здесь начинаем сортироваться «на горке» по станциям назначения, грузоподъемности, спецификации... По нашим пристрастиям к тем или иным видам удовольствий. Дальше рядом с нами будут, как правило, похожие на нас. И встречи с непохожими, с которыми мы будем либо сосуществовать, либо бороться... Многомерность восприятия удовольствия в Юности вызывает закономерное противостояние более консервативной Молодости (выбор непоколебим) и Зрелости (прагматичной до отчаяния) и находит частичную поддержку у более созерцательной Старости. Я пока не касаюсь одного из главных факторов насилия над установками Юности, Молодости, да и Зрелости. Это мода - порождение и инструмент бизнеса. Пока речь идет о естественном токе постижения удовольствия. Теперь - о Молодости. О том периоде, когда становятся подвластны два уровня удовольствий - МУД и ИУД. Когда мы начинаем их и понимать, и различать. Думаю, я как раз сейчас перехожу из молодости в зрелость. Мне еще близка память страстей юности, и уже наступает усталая размеренность зрелости. Смещаются и понятия удовольствий. Обществу становится все сложнее воздействовать на меня. Я понимаю игру общества, его развитие, что позволяет мне становиться более свободным от него в своих удовольствиях. Для многих в Зрелости удовольствие (естественные МУД и даже ИУД) начинает уходить из энергетического

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

поля индивидуума. Привлекает все более отстранение, наркотическое забытье. Иссякает потенциал. Время напоминает о себе. Напоминает о бренности и усталости плоти. Надо бы успеть сказать, сделать, но хватит ли сил?.. Сомнения начинают старить. Сомнения и отсеивают из плеяды достигших зрелости, скоропостижно ведут в Старость тех, кто не находит в себе сил на дальнейшее космическое функционирование или отработал свою жизненную программу. Порой это космическое функционирование может казаться глупым с точки зрения большинства. Как правление Брежнева в России. Или вредным. Как власть Гитлера. Но и такое, оно органично и необходимо в космических масштабах. В Зрелости нас все более привлекает ИУД, и именно в высших сферах: философии, религии. В молодости, ищущий и мечущийся, я услышал и запомнил слова одного священника. На вопрос, почему в церковь не ходят молодые, он ответил: «В храм приходят, как правило, после сорока, в зрелости, когда начинают осмысливать жизнь». Похоже, что в этот период мы, словно готовясь к бесконечности, пытаемся постичь Бога, бессмертие, духовные ценности. Зрелость хороша тем, что подбирает недочувствованное в Молодости и интуитивно принимает отстраненность Старости. В Зрелости Игра Детства, страсть Юности, жажда жизни Молодости переходят в ответственность перед Вечностью. Удовольствием становится сохранение и защита ценностей предыдущих периодов. Именно Зрелость открывает осознанный вход в ИУД, именно она создает базу для нового Детства, новой Юности, новой Молодости... Старость - пора подведения итогов. Уходят в прошлое жизнеутверждающие материальные удовольствия, пропадает интерес к интеллектуальным удовольствиям, остаются лишь привычки, безвкусные, механические. Такова старость для большинства человечества. Иначе в старости выглядит творец или производитель ИУД. В этом случае последняя пора жизни иная: здесь желания еще живут, еще требуют реализации в словах, красках, звуках, идеях... Как правило, творцы не приходят к отстраненности в преклонные годы, не теряют вкуса к жизни, довольно успешно справляясь с увяданием тела.

ИНДУСТРИАЛЬНАЯ РЕЗЕРВАЦИЯ

Все эти этапы: Детство, Юность, Молодость, Зрелость, Старость - человек проживает в обществе, среди подобных себе, воздействуя на окружающих и находясь под их воздействием. Значительная часть этих связей выстраивается именно на основании совпадения желаний. Общество напоминает слоеный пирог: внизу, в основании, - слой знающих всего три вида МУД: физическое, физиологическое и эмоциональное. Над ним - слой постигших дополнительно отстраненность. Выше - те, кто стал известен. Еще выше - кто способен властвовать. Далее - слой тех, кто делает дело (бизнес), в котором есть элементы и славы, и власти. Затем слой творцов искусств и наконец - философов и теологов. Поклонников НУД пока слишком мало, и я их не учитываю в нашей пирамиде.

Общество потребления определено преобладающим большинством СП+АП+ПИ над ПП и ТР+ТИ+ТБ. (А, Б, В, Г - меньшинство в слоях, не вписывающееся в общие законы слоя.) При преобладании ПП над СП+АП+ПИ общества нет, есть сообщество. При преобладании ТР+ТИ+ТБ над суммой основных слоев должен был получиться коммунизм. По большевикам. Или же новый уровень развития человечества - по Вселенскому закону. Уравновешенно-устойчивой такая пирамида может быть только при определенных пропорциях между этими тремя уровнями: ПП, СП+АП+ПИ и ТБ+ТИ+ТР. Преобладание творцов ведет к перепроизводству того, что потребляется.

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Преобладание потребителей - к дефициту. Преобладание ПП можно увидеть в обойденных цивилизацией уголках. Сохранение пропорций жизнедеятельности - основная задача общества потребления. Равенство между предложением и спросом (потенциалом творцов и потребностью потребителей) достигается в нашем веке двояко. Первый вариант, хорошо знакомый россиянам, заключается в урезании желаний (потребления) тоталитарным режимом. Второй - в направлении желаний в индустриальную резервацию, суть которой состоит также в урезании желаний, но в добровольно-принудительной форме. Потенциал творцов принижается и тиражируется, потенциал потребителей пропагандистски уравнивается. (Кстати, эта же формула является и краеугольным камнем тоталитарного режима.) Первое проще и легче в управлении в силу ограниченного числа признанных и санкционированных желаний. Второе - требует более широкого спектра рычагов воздействия и гибкости. Но индустриальная резервация более жизнеспособна, устойчива, так как создает ниши и для диссидентов, устоявших перед оболваниванием. Она сегодня держится на мифе равных возможностей и денежном эквиваленте. Хотя, повторюсь, это не более чем миф... Но и в тоталитарном обществе, и в индустриальной резервации уровни потребителей сохраняются. В основе этого деления лежит прежде всего сила желаний, которая стимулирует уровень материальных притязаний. В слое пассивного потребления желания невысоки, они не стимулируют формирование капитала. Так, общество в СССР было представлено в большинстве этим слоем, счастливо довольствующимся удовлетворением физических, физиологических и частично эмоциональных же ланий. СОБСТВЕННО ПОТРЕБИТЕЛИ - это основа общества потребления. На этот слой, желания которого условно можно охарактеризовать так - хлеба и зрелищ, прежде всего и рассчитано все производство. Их притязания практически совпадают с уровнем обеспеченности. АКТИВНЫЕ ПОТРЕБИТЕЛИ - стимуляторы бизнеса. Именно с этим слоем у бизнеса наиболее прочна связь.

Именно по нему сверяются изобретения, апробируются новшества. Из этого слоя в бизнес приходят кадры, способные удовлетворить собственно потребителя. Слой ПОТРЕБИТЕЛЕЙ-ИНТЕЛЛЕКТУАЛОВ - это придирчиво-элитный слой, консервативный и модернистский одновременно. Здесь прослойка бизнесменовисполнителей велика. Здесь - высокая мода, богема, культура, наука. Здесь - высокие критерии желаний. Что же касается творцов, то к их числу я отношу людей одержимых, не озабоченных удовлетворением желаний более низких слоев и удовлетворяющихся интеллектуальным удовольствием. В России, в годы так называемого перехода от социализма к индустриальной резервации, идеология оболванивания груба и примитивна. Она строится прямолинейно. Фетиш России в середине девяностых: МММ, иномарка... Быстро разбогатеть, красиво покататься... Телевидение, как основной рупор оболванивания, тиражирует всяческие игры, шоу, викторины, победитель которых получает наиглавнейший и наиценнейший приз - ав-то-мо-биль... С каким чувством декламируют это слово все затейники-ведущие... Словно воочию узрели рай... Но пора ученичества пройдет быстро, и заимствованные приемчики скоро уравняют Запад и Восток в единой индустриальной резервации. Стержневой регулятор между творцом и потребителем престиж. Или мода. Или реклама. В разных слоях их эффективность различна. В слое СОБСТВЕННО ПОТРЕБИТЕЛЕЙ приоритет воздействия - за рекламой. Затем следует мода. Престиж имеет минимальное значение. В слое АКТИВНОГО ПОТРЕБИТЕЛЯ большее значение имеет мода, затем реклама и, наконец, престиж. В слое ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ПОТРЕБИТЕЛЯ престиж выходит на первое место, меньшую роль играет мода и очень малую - реклама. Что же касается творцов, в их среде есть правила для каждого цеха. Свои. По схожести желаний. Такие сообщества долговременны и устойчивы. По этому принципу великолепно существуют и в других слоях люди, увлеченные

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

одной страстью (рыбаки, игроки, спортсмены, любители пива, собак, филателисты и т.п.). Связь между творцом и потребителем - двусторонняя. Менее всего потребительская масса давит на религию, философию, естественные науки. Давление на искусство носит неявный характер (я имею в виду свободное общество и демократическое государство), воспринимаясь творцом интуитивно. Непосредственный контакт, откровенное угодничество потребителю присущи бизнесу. Бизнес - буфер и проводник. Именно бизнес в первую очередь и нажимает на «рычаги». Именно он формирует ограждения индустриальной резервации. Слово «резервация» говорит само за себя. Понятие «индустриальная» подчеркивает зависимость каждого из нас от ассортимента производителей, того, что мы желаем. Ни один из производителей по доброй воле не прекратит уже отлаженное производство и не займется новым, не выпустит новый товар, если есть спрос на старый. Консерватизм - черта, присущая любому роду бизнеса. Лишь снижение спроса стимулирует создание нового товара. А теперь отвлечемся несколько от этой темы. Приведу монолог одного знакомого россиянина. В девяносто четвертом выглядел он примерно так: «Мы все стали архиделовые. По-новому учимся древнему: выживать, когда до тебя нет никому дела. По-русски, за стаканом, жалеем американцев: они-то уж давно так живут, порознь. И зачем тщимся их догнать? И подражаем, подражаем, в то же время заискивающе делясь: а ведь дерьмо-то их автомобили, магнитофоны, пепси, сникерсы, ну сплошное надувательство и откровенная агрессия на наш рынок, на нашего кондового и добросовестного производителя, растерявшегося под рекламной атакой и копящего ту самую русскую злость, когда: «А пропади все пропадом...» - и вприсядку, с душой, с азартом, страстью, о которых им, с их порночленами, мечтать да мечтать, потому что и баб мы берем по-своему, по-русски, пусть под стопочку, но искренне, с лаской и со слезами, а не с мыслями о презервативе... И хуже нет, когда русская моя баба начинает ценить их надутый более, чем мой, - теплый, страстный, когда за же-

ной моей замечаю порноманию; а что, я хуже этого цветного интернационала, ни на что не способного, рожу кривящего при совокуплении и чего-то все придумывающего: то в соску играющего, то онанизмом довольствующегося, одним словом импотента, ну не обидно ли мне за всех нас, мужиков русских, которые еще и без сосания, и без драчки этой способны... Ох, как обидно...» И это «обидно» несет в себе мощный импульс энергии, который российского производителя выкует отличным от примера подражания. Но, тем не менее, и самобытный российский бизнесмен возьмет на вооружение уже известное. И будет столь же консервативен. Потому что желания слоев в обществе - тоталитарном ли, демократическом, резервации, - одни. Психология пассивного потребителя заманчива своей самодостаточностью для значительной части человечества, независимостью от общества и отчужденностью. В СССР именно эта психология поощрялась и стимулировалась как гласной, так и негласной идеологией. Отличаться от окружающих - было чревато неприятностями, и малое количество индивидуумов находили силы противопоставить себя общепринятому. «Пижоны», «волосатики», наконец, «диссиденты» - так называли строптивых на разных этапах моей жизни. Но как ни были карательны меры, социопаты люди, находящиеся в разладе с обществом, - всегда были и всегда будут. Советское общество имело свои четко выраженные слои. Не признаваемые официально, замалчиваемые, покрытые «классами» рабочих и крестьян (что за мелочь все остальные - прослоечка), они тем не менее жили по своим законам. Перестройка и все, что последовало (прежде всего агрессия западной китч-культуры), смешали все в доме российском. И окунули практически все общество в слой пассивных потребителей, подкрепив это повторное уравнительное падение обнищанием, и материальным, и духовным. Князи в грязи, и из грязи - в князи. Это движение в первые годы перестройки практически парализовало интеллигенцию и мещан, которые являются активной основой общества потребления. В дни, когда пишутся эти строки, все возвращается на круги, но не совсем своя. Партиерархия канула в прошлое, и

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

общество начинает формировать новые слои. Нащупывать новые престижные ориентиры. Нейтрально-настороженный журналистский термин «новые русские» - это туманное видение того, что приближается. Российское общество несомненно выстроится по потребительским слоям, о чем я уже говорил. Вопрос в том, какие желания в этих слоях станут превалирующими и какими способами они будут удовлетворяться. По моему мнению, пассивный слой будет похож на такие же во всем мире. Отличаясь разве что повышенной страстью к отстраненности. Собственно потребитель несомненно и традиционно будет сопротивляться иноземному, что вполне объяснимо, после того как он вкусил множество заграничных красивых, но некачественных товаров и вспомнил пусть менее шикарные, но более добротные советские. Этот слой окажет свое влияние и на зарубежных производителей, и на отечественных. Активный потребитель будет стараться примирить пат риотические мотивы и интернациональную всеядность и со временем выпестует свои критерии. Более сложной представляется ситуация в слое интеллектуальных потребителей. Традиционно, по-русски, здесь долго будут искать согласия славянофилы и западники. Но при всей разности устремлений, желаний все слои примут самое активное участие в создании своих рычагов воздействия. Самое массовое воздействие оказывает реклама. Она потребляется в трех слоях. Но действует по-разному. В слое собственно потребителей реклама наиболее понятна, приемлема и эффективна. Главное - угадать желание большинства. Но угадать довольно сложно, гораздо проще навязать желание под уже существующий товар. Реклама в нашем обществе строится именно по принципу навязывания. Помогает этому мода, образец для подражания. Модный кумир, образчик для поклонения, великолепно влияет на собственно потребителя. Иное дело - активный потребитель. Он не удовлетворяется слепым подражанием, его желание - быть рядом с кумиром, походить, но не подражать. Мода в этом слое более важна. К рекламе этот потребитель относится снисходительно, хотя не отбрасывает полностью. И здесь начинает

воздействовать ПРЕСТИЖ - набор удовольствий, ценимых в определенном круге. Престиж может вступать в противоречие и с модой, и с рекламой. Талантливые создатели моды обязательно работают и на престиж, улавливая тенденции, зарождающиеся в слое потребителей. В основе престижа не столько разум, сколько интуиция и в определенной мере кураж. Престиж - попытка прорыва из индустриальной резервации. Порой престиж перерастает в моду, переходит в явление социальное. Так, движение хиппи в шестидесятых начиналось именно как престижное ничегонеделание. В слое интеллектуального потребления за престижем первенство. Пограничные прослойки есть во всех слоях, они нивелируют вкусовое различие. Именно представители этих прослоек в основном заняты в бизнесе. Им понятны и доступны желания слоя, который они обслуживают. И в этих же прослойках, как правило, зарождается бунтарь, желающий чего-то нового, иного, не принятого в том или ином слое. Личность этого запрограммированного бунтаря весьма любопытна, и на ней мы остановимся.

БУНТАРЬ ЗАПРОГРАММИРОВАН

Индустриальная резервация диктует специализацию. Специализация, в свою очередь, достаточно быстро приводит желание к безвкусной механистичности. Исчерпав свою привлекательность и притягательность, желание должно либо замениться другим, либо выйти за рамки уже привычного пути удовлетворения. Свежесть ощущения необходимый элемент получения удовольствия. Приемов подобной эволюции вокруг нас множество. Удовлетворение от управления автомашиной на асфальте скоро проходит, и удовлетворять желание приходится уже на трассе ралли... Большинство видов спорта переживает именно такую эволюцию. Секс как один из самых долговечных видов наслаждений имеет и один из самых широких спектров пути к удовлетворению. Похожесть методов удовлетворения в сексе привлекает равенством. На Беверли-Хилл и в Манхэттене, в Москве и Люберцах, Перми и некой Ивановке можно использовать одни и те же приемы. Одни и те же, будь ты министром или бичом. И это пошловатое «хоть ты

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

и умник, но я твою жену...» или «спать, так с королевой» глубоко сидит в сознании, менталитете современного нам мужского общества. Но речь идет о бунтаре, а это несколько иное. Слой пассивных потребителей имеет свою идеологию: относительную свободу и независимость от материального. В этом слое преобладают мужчины, не желающие соревноваться, доказывать свое превосходство, ибо веками их превосходство было априорно. Это глубинное, болезненное ощущение изначального превосходства над женщиной достаточно большую часть мужчин останавливает в слое примитивных желаний. Из него можно подняться, но можно и упасть, невзирая на ум, красоту, талант... С Юрой Б. мы впервые встретились почти двадцать лет назад, в Сибири, в Саяногорске, куда он приехал из Москвы, где работал в газете «64» (шахматист-разрядник, прекрасный журналист), - уехал из столицы, расставшись с женой. Он сразу был принят в областную газету собкором, получил четырехкомнатную квартиру, писал быстро, остро, много и красиво. Были деньги, была известность, был талант... И вот спустя годы я вновь увидел Юру: мешки под глазами, сморщенное лицо, шмыгающий нос, трясущиеся руки, старенькое пальто и стертые ботинки. И благодарность за малое участие - слезы. Тогда, годы назад, он был в интеллектуальном слое. Нынче - в том, где желания просты: выпить, закусить... Пример обратный тоже связан с Сибирью, Красноярском. Олега П. я встретил в среде интеллектуальных потребителей. Он не был им еще вполне, но тщился, и эти потуги были видны и презираемы, женщинами в первую очередь. Чуть позже я узнал его историю: путь с улицы, через алкоголизм, лечение - к семье, работе, институту. А когда уже наши дороги разошлись, Олег продолжал набирать очки: он издал несколько книг, стал известен. Что им двигало? Талант? Тщеславие? Я думаю, в большей степени - бунт против того, что он знал и что не принял: низменные желания, примитивные удовольствия. Он хотел большего. Он хотел иного. СОБСТВЕННО ПОТРЕБИТЕЛИ - костяк общества. В этом самом широком и вязком слое застревают и рву-

щиеся наверх, и падающие вниз. Слой жизнеутверждающе беспечный. Слой с самым широким спектром понятных удовольствий. Здесь обретает счастье большинство, находя круг своих удовольствий. Здесь прозябает меньшинство, желающее большего, но не способное осуществить свои желания, сдерживаемое от падения лишь окружением. В этом слое живет средний, самый здравомыслящий член общества. В этом слое диктует женщина. А женщине диктуют умные мужчины. Здесь умиляются мыльным операм и сентиментальным драмам. Повинуются моде. Создают кумиров. Этот слой возносит и низвергает. По этому среднему слою определяется благополучие: устойчивый доход, дом, машина, отстраненность (расслабление), уик-энд, телевизор, хобби, крутость в поведении и «променад» в церковь, жизнестойкость и консерватизм, наконец, снобизм - как верх самодовольного и самодостаточного существования. Этот слой - пища для китч-культуры, как китч-культура пища для этого слоя. Но бунтующее меньшинство имеет здесь проторенные дорожки, и этот неспешный поток жаждущих иного течет по ним от молодости к зрелости, истончаясь, но не исчезая. Образование или специализация - вот тропы бунтарей из этого слоя вверх. АКТИВНЫЙ ПОТРЕБИТЕЛЬ либо законопослушен, либо богемен. В первом случае он с удовольствием носит униформу и благоговеет перед чинами и наградами, во втором - издевается над всем этим. Чиновник и актер, научный сотрудник и поэт, комментатор и шоумен - все они, представители этого слоя, хотят диктовать среднему слою. Диктовать свои взгляды, навязывать вкусы, манеры... Собственно власть, прямая, жесткая, им еще не нужна. Они желают и получают удовольствие от косвенной власти, от тайного, закулисного влияния... Иногда совершенно бездеятельного... Мы с гордостью вспоминаем шестидесятые, семидесятые годы в СССР, бравируя нашими кухонными диссидентскими разговорами. Эта гордость, эта бравада карманным бунтарством, игрушечными подвигами - лучшая характеристика этого слоя. Слава, пожалуй, наивысшая награда здесь, наисладчайшее удовольствие. Поэтому здесь немало тех, кто вполне согласен на славу кухонную, локальную, или же на славу по-

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

сле смерти. И это лукавство - тоже удовольствие. Правда, без удовлетворения. И именно в этом слое зарождается, живет и совращает соблазн власти. Упасть отсюда несложно, подняться уже гораздо труднее. Потому что, кроме хотения, у бунтаря этого слоя должны быть определенные качества. Хороши или плохи эти качества, вопрос отдельного эссе, скажем так: качества, требуемые временем, обществом, ситуацией. Но стоит отметить, что жажда власти, а именно это - главное искушение в интеллектуальном слое, привлекает по-разному. В одном случае - это желание властвовать, унижая себе подобных, в другом - быть независимым от обстоятельств. Собственно, именно здесь происходит разделение на тех, кто живет, воплощая вселенскую идею, и кто насыщается земными благами. ...Когда пишутся эти строки, я пытаюсь постичь Блаватскую, ее «Тайную доктрину». Впрочем, постичь - не то слово, я просто плыву по ее мыслям, порой не понимая, как пловец плывет, не измеряя и не думая о глубине, но осознавая, что там, под тобой, - бездна. Пытаюсь постичь и радуюсь, как школьник, своему пониманию. Плыву и ощущаю себя бунтарем, скованным рамками моего сегодняшнего бытия, необходимостью моей сегодняшней роли: выживать, приспосабливаться - с точки зрения Космоса, Вселенских законов, - это ничто, моя суета. И с той же точки зрения - это необходимый кирпичик мироздания. Кирпичик, укладывающийся, помимо моих желаний, туда, где ему велено поддерживать нечто. Бунтарь - необходим в обществе, в различных его слоях. Это тот самый атом, который придает движение всему слоеному пирогу человечества, заставляя его жить. Но это - одна сторона...

НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЕ ПОИСКИ

Ну, какое может быть желание чего-то искать, метаться, отказываться от привычных удовольствий? Человечество раздираемо противоречием: желанием спячки, застоя и желанием потрясения, перемен - одновременно. Оно капризно и сентиментально. Жестоко и равнодушно. Оно двуполо по характеру, да и состоит из двух полов. Эти два начала желают разного. Любовно воюя. Вечно стремясь к компромиссу,

согласию и изначально не желая его. Каждое поколение разделенных двуполых отстаивает свои желания. Как и все, индустрия удовольствий не стоит на месте. Двадцатый век характеризуется стремительным увеличением методов получения удовольствий. Впрочем, подобная экспансия в сфере удовлетворения желаний характерна для каждого века. Вполне возможно, что дуэли времен Людовика XIV или войны эпохи Ричарда Львиное Сердце тоже были в свое время новшествами именно в среде удовольствий. А еще раньше такая же погоня за удовольствиями гнала римские легионы или войска Александра Македонского и, конечно, романтика древности - Чингисхана. Появись в те времена телевизор, и как знать, отправился бы Чингисхан в нудные длительные походы? А может, предпочел бы просиживать вечера у «ящика», уютно обустроив свою степь... Но история неумолима и предначертана. Она выдает каждому живущему поколению свой сегмент удовольствий, не больше, но и не меньше, словно заботясь: «Не заскучай, но и не захлебнись». Удовольствия двадцатого века не нарушают основных принципов воздействия: на смену неукротимому скакуну пришел автомобиль, завоевательным набегам - телевизор, дуэлям - бизнес. Суть та же, обличье иное. Даже сегодняшние войны вполне можно рассматривать как реализацию желаний той или иной группы людей. Я не буду углубляться в проблемы морали, ибо в удовлетворении желания это не играет никакой роли (аморальное желание просто загоняется вглубь, оставаясь болезненно нереализованным). К тому же общественная мораль - рычаг политиков, уловка для удержания власти, и не более. Она подвластна времени и меняется исходя из желаний. Желания же вечны, незыблемы, пути удовлетворения различны. Такова диалектика. Удовольствия двадцатого века - суть новое удовлетворение старых вечных желаний. Автомобиль, телевизор, бизнес я уже упоминал, телефон, компьютер - добавлю. Найти эквивалент им в прошлом не сложно. Но есть еще и новые старые, это современные вариации любовных игр. Именно вариации, потому что суть все та же: ни в чем человек не изобретает новое, а лишь вспоминает. В муках откровений и примитивной радости. Человечество напоминает личность,

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

настойчиво ищущую потерянную вещь и в этих поисках ходящую по кругу. Оно тратит чертовски много усилий на постижение уже давно постигнутого, пройденного, и оттого у каждого человека рано или поздно наступает период интуитивного понимания: лучшее - в прошлом. Причем «в прошлом», не ограниченном временными рамками жизни. И подсознание, с его памятью, с его знанием, вступает в стадию, называемую нами консерватизмом. Консерватизм - это революционность наоборот. Консерватизм - это интуитивное понимание, что Будущее - в Прошлом. Это неосознанное признание Вечности Нирваны, покоя вселенского... Пишу эти строки накануне (ночь осталась) своего сорокачетырехлетия. Пишу, считая себя более революционером, нежели консерватором. Читаю Блаватскую. Суечусь в этой жизни. Делаю бизнес (деньги). Сочиняю роман. Пытаюсь угадать собственное предначертание. Чего-то ищу. И вот пишу о нежелательности поисков. Хотя понимаю, что и это предначертано человечеству: искать путь к Истине, которая никогда не будет им постигнута в этом обличье, в этой расе, как пишет Блаватская, и нечто тормозит нас, расставляет в нашей жизни на Земле, определяя в меру и приобретения, и потери, и удовольствия, и нереализованные желания. Поэтому, когда я пишу о нежелательности поисков, я имею в виду интуитивное понимание человечеством, что спектр удовольствий вечен, что его яркость, его сила зависит не от поз или класса наркотика, а от умения понять истинную (или же близкую к истинной) суть удовольствия, не требующую столь много затрат, сколь сегодня приходится платить. Собственно, изначально все истинные удовольствия бесплатны (вернитесь и проанализируйте классификацию), все они требуют одного-единственного: вашей фантазии, вашего умения использовать данное вам. Затюканная, укупоренная социальными, примитивными играми, личность умудряется терять этот дар получения удовольствия, который каждый из нас имеет в детстве, и потом тратит свою жизнь, здоровье во имя дарового, памятного, почему-то вдруг ставшего недоступным! Но это было в Детстве. Это было всегда. Это была Игра.

ИГРА

Это вечный и изначально нам данный метод получения комплексного удовольствия. Это дано нам Богом, Первопричиной, как инструмент расширения нашего познания, как машина времени, как проводник к истине. Наконец, как подготовка к более важным и сложным этапам наших превращений. Игра связывает все живое. Морские волны и безжизненный, на наш взгляд, гранит тоже наделены этим даром игры. Игру можно видеть в жизни растительности. Более наглядна она в животном мире. Мы умиляемся нежности дельфинов, забавам на детской площадке зоопарков и съемкам в саванне. Удивляемся, но не задумываемся о поразительном сходстве в игре, при столь большой разнице в облике всего сущего. Играет солнечный зайчик на стене и играет лунная дорожка. Скажите-ка лучше, что не играет? Детство человека - это существование в Игре, Большой Игре, вот почему Детство столь длинно. Потом Большая Многомерная Игра становится маленькой примитивной игрой взрослых, в которой превалирует какое-то одно качество, какое-то одно гротескное взрослое желание. Или, может быть, два, три, но всегда считанные. Мы становимся профессионалами, то есть ограниченными в Игре. И начинаем завидовать своему детству, интуитивно понимая, что там у нас было неизмеримо больше как желаний, так и удовлетворения. Все, о чем я писал выше, классифицируя удовольствия, относится именно ко взрослому периоду жизни, фактически к нашему угасанию, ибо мир основывается, мир строится, Вселенная питается именно детскими фантазиями. Детство в военизированных играх - уже прогноз будущих войн. Романтические игры неизменно должны породить инфантильность социальную. Деловитость, необходимость выжить приведет к экономической активности. Разрастание экологической озабоченности молодежи начала XXI века даст свои плоды после ее взросления. Детские Игры прогнозируют будущее человечества. Человек в Детстве и Юности отдает в биополе Земли информации и эмоций неизмеримо больше, чем в иные периоды жизни. Именно эта информация и строит наше будущее.

и с т о р и ч е с к и й р а з р е з / Виктор Кустов

Вполне возможно, что со временем, Бог даст, я смогу взвесить, хотя бы приблизительно, что выплеснули в Будущее мои внуки. Какие удовольствия они наметили там получать, а следовательно, в какие игры они будут играть в своем взрослом существовании. Мое же поколение получило те Игры и те удовольствия, о коих фантазировало в 50 - 60 годах. Кто - войну, кто - перестройку, кто - сытость, кто - разгул, кто - беспредел. Мы были весьма разными в своих фантазиях. В своем воздействии на будущее... Я заканчиваю это эссе накануне своего дня рождения. Во взрослых заботах, которые сам когда-то нафантазировал. В счастливых мгновениях, о которых грезил в далеком во времени маленьком городке на берегу Западной Двины. В грузе моих детских не всегда чистых (не с социальной точки зрения) мыслей. Это продолжение моей ИГРЫ, это реализация моих ЖЕЛАНИЙ, мое УДОВОЛЬСТВИЕ и, наконец, УДОВЛЕТВОРЕНИЕ.

Философская закладка

ПО СЛЕДАМ КОРАНИЧЕСКИХ АЙАТОВ, или ГЛАС ВОПИЮЩЕГО В ПУСТЫНЕ

Автор: Чингиз Гусейнов Есть очевидности, с которыми нельзя не считаться На земле существуют в многообразии ответвлений монотеистические религии: иудейская, христианство и ислам, и все вместе, восходящие к единому источнику - Праотцу Аврааму, получили определение - авраамические. Начало единобожия коренится в недрах великой многовековой иудейской культуры, многокнижной иудейской веры. Более чем через три тысячи лет в ней вызрело христианство, образовав поначалу иудео-христианство, явление скорее культурно-историческое, нежели религиозное, точнее, как важная составляющая иудейской веры - явление Мессии, чему призвана была служить Библия, составленная христианами из двух частей: отдельных книг иудейства под общим названием Ветхий Завет, не принятым, однако, как и вся Библия, иудеями, и Нового Завета. Впоследствии христианство откололось от своей первоосновы, стало ей противостоять. Было принято новое летосчисление от Р.Х., Рождества Христова, или нашей эры, которым значительная часть человечества ныне пользуется. Через пять тысячелетий после возникновения веры иудеев и семь столетий после возникновения христианства возникла в мире третья авраамическая ветвь - ислам. К Корану вполне может быть применима трактовка христианами книг Библии, которые явлены через движимых Духом Святым «богодухновенных людей», чьи голоса были голосом Самого Всемогущего, что любая фраза Библии всегда значит больше, чем составляющие её слова»*. Ислам формировался в противостоянии, но уже к двум другим ветвям единобожия, повторив в какой-то степени * Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Брюссель. 1989. С. 7-22.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

опыт христианства в отношении к иудаизму. Мысль о том, что Коран, как сказано в нём, явлен для подтверждения истинности ранее ниспосланного Богом, в сущности, была потеряна. Важно при этом отметить, что Иисус был явлен исполнить, а не разрушать установления Писания, как и озвученная Мухаммедом Божья воля сводилась к подтверждению, а не отмене предыдущих книг единобожия. Впоследствии муслимы, как называются на арабском предавшиеся единобожию, стали интерпретировать ислам не как последнюю по времени веру единобожия, а как единственную, отменяющую все прежние религии и их книги. Это обосновывалось тем, что Коран - непосредственное обращение Бога к человеку, и муслим обрёл статус единственного монотеиста. По интерпретации исламских богословов, тот, кто не принимает Коран, тот, кто не желает называться муслимом, автоматически зачисляется в неверные. Хотя авраамические ветви, развиваясь и трансформируясь, фактически отгородились в конечном итоге друг от друга, само содержание религий не даёт оснований для их противостояния, тем более вражды, ибо общность представляет собой более мощный пласт, чем расхождения: в её основе их этическое ядро - заповеди. В одном из рассказов о Мухаммеде иудеи, дабы испытать Пророка, спросили его о десяти заповедях на скрижалях. - Дело не в счёте, ответил, важно их соблюдать: (1) не признавайте иные божества, кроме Бога; (2) не проливайте невинную кровь; (3) не прелюбодействуйте; (4) не воруйте; (5) не занимайтесь ростовщичеством, (6) колдовством; (7) не доносите; (8) не убегайте с поля боя; (9) не оговаривайте честных женщин. - Умолк. - А десятая? - спросили. - Десятая, что вы постоянно нарушаете - запреты шабата! В Коране изложены заповеди Авраама: ни одна душа не понесёт чужую ношу; каждому воздастся за ycepдие; вознаградятся добродеяния, к Богу Единому возврат кoнeчный, Он властен назначить смерть и одарить жизнью (53/37-48; ссылки по каноническому Корану: номер суры/айат). Очевидно, противостояние религий, помимо всего прочего, является результатом как нежелания считаться с потребностями и реалиями современности, так и, в значительной степени, с жёстким диктатом исторического прошлого

с его крестовыми походами, инквизицией, экспансией ислама. В этом контексте исключительно важна уникальная деятельность двух Пап - Папы Римского Иоанна-Павла II, который впервые в истории христианства принёс извинения иудеям, назвав их старшими братьями по вере, молился в знак примирения с мусульманами в мечети, Папы Франциска IV заявившего, что «внутри каждого христианина сидит еврей», что ежедневно он молится словами псалмов Давида как еврей, потом совершает обряд евхаристии как христианин. Что в основе любого религиозного фундаментализма лежит насилие, а насилие во имя Бога - абсурд. Метафора о братьях в той же мере и значении могла бы быть применима к мусульманам - младшим братьям иудеев и христиан. Честно признаюсь, мне не кажется, что эти идеи надо доказывать, для меня они очевидны, но, как всегда происходит в жизни, мои личные переживания заставили к ним обратиться.

Из собственного опыта

Так сложилось, что уже три десятка лет, начиная с 80-х годов, я иду по стопам строк-айатов Корана, впервые прочитанного как исторический памятник в начале оттепели, в середине 50-х*, когда в безбожные советские годы он был издан, но приобрести можно было по списку-ходатайству с места работы, и восторг вызвали яркие поэтические айаты, стилистика потока сознания. Тогда же - и потрясение от прочитанной на подмосковной даче, которую летом снимали, Библии, изданной, естественно, до революции, - хозяева прятали. Возвращение к Корану, уже осмысленное, возникло в перестройку и связано было с всплеском этнических противостояний и войн. Тогда родилась потребность написать роман-протест о преемственности авраамических религий, против понимания ислама как веры варваров, но ещё боль-

* В детстве набожная бабушка заставляла меня зубрить молитвы, не зная их смысла. Они звучали как волшебное заклинание. Нужно было знать имена 12-ти шиитских имамов, восходящих к роду Али, чьей женой была дочь Мухаммеда Фатима, что 12-й имам Mahdi-мессия явится утвердить на земле справедливость-адалет и искоренить ложь-yalan. А когда приходили ко мне русско-еврейские одноклассники, угощала их чаем, а потом тщательно, отдельно от другой посуды, мыла стаканы неверных.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

ше - для резкой отповеди террору, который стал твориться именем Аллаха. В начале нынешнего века собрались в Москве культурологи и религиоведы, чтобы поговорить об интерпретации сакральных текстов, профетических, пророческих, понимая под этим, что они не только тексты в обычном смысле слова, а хранилища социально-исторических, духовных традиций. В духе времени были отмечены различные типы экзегеза: склонность к герменевтике, когда истолкование или интерпретация сакрального текста впрямую соотносится с опытом сегодняшним, и тем самым происходит инверсия акта интерпретации. Герменевтика при этом сопровождается деконструкцией как способом анализа структуры, когда текст подвергается демонтажу, что ничего общего не имеет с разрушением, а, напротив, преследует цель вернуться к истокам, или, как это было в моём случае, когда для понимания логики явленного возникла потребность восстановить первоначальный порядок айатов Корана. Впрочем, подобное, но без комментариев, было проведено в середине 19-го века с английским переводом Корана, в середине 20-го - с французским, в начале 21-го - с турецким. Возникла при встрече идея-догадка, поддержанная культурологами и начисто отвергнутая религиоведами, что Коран, как сказано в нём, ниспосылался, прежде всего, для примирения книг монотеизма, - иначе, зачем было Богу вослед ранее ниспосланным книгам являть Коран?

Вмешательство в замысел Бога

Коран был собран при халифе Османе спустя двадцать с лишним лет после смерти пророка и тем было покончено с многими другими списками и разночтениями. Однако принцип отбора и расстановки сур оказался непродуманным, хаотичным и потому не мог не повлиять на интерпретацию Корана. Прежде всего, произошло смешение божественного и человеческого, то есть явленного Богом и произнесённого пророком: к тексту Божественной книги, в сущности, были приравнены сунны-хадисы - рассказы современников о поступках и высказываниях Мухаммеда, что заметно усилило тотальное воздействие земных обстоятельств на трактовку небесного и естественно, не могло не породить всяческого

рода домысливания того, чего в Коране нет. Замечу попутно, что избрание халифом именно Османа было обусловлено, определено его ответом на вопрос выборщиков, что при руководстве уммой-общиной, приобретшей характер некоего государственного образования, он будет следовать Корану и Сунне. Али, второй претендент на звание халифа, назвал лишь Коран, и с тех пор пошло разделение на суннитов, то есть тех, кто приравнивает сунны к Корану, и шиитов, или партию сторонников Али; кстати, его не привлекли к составлению Корана: в его своде, который не сохранился, суры якобы располагались в хронологическом порядке, а в каноническом, утверждённом при Османе, 1-я сура стала 96-й, 2-я 74-й, 3, 4, 5, 6-я - соответственно 68, 73, 111, 81-й и так далее. Бог не раз предупреждает пророка в Коране, что он всего лишь увещеватель, должен повторять явленное, не обременять себя измышлениями (38/65, 86); что он нe пpopицaтeль (52/29), а передатчик идей Бога, и, ecли что либо от Нашего имени присочинит, Мы его накажем крепко, схватим за правую pyкy, pacceчём вену, питающую сердце, и нe нaйдётся никого, кто б удар Наш сумел отвратить!.. (69/44-47). Для установления истинности воспоминаний о Мухаммеде, а это десятки томов, во много раз превосходящие по объёму собственно Коран, которые собирались в течение не одного поколения, была разработана теория достоверных, а также сомнительных, или недостоверных сунн-хадисов. Однако высказывания Пророка, в том числе и по разъяснению коранических аятов, переданные через кого-то или кем-то из современников, а то и их потомками, но с непременной ссылкой на первоисточник, носили зачастую характер вмешательства в явленное, договаривания и домысливания за Бога, и это не раз наблюдается в интерпретациях айатов Корана именно с опорой на хадисы. Показательна в этом плане интерпретация предписанной муслимам молитвы в заглавной суре Фатиха*, которая явлена 50-й в мекканскую пору: Beди нac пo дopoгe пpямoй, дopoгe тex, кoтopыx Ты облагoдeтeльcтвoвaл Своей мило* Фатиха, или Сура молитвы, по хронологии 50-я, с нею родилась молитвенная формула, частая в устах верующего, какое б дело не предпринимал: Бисмиллахи рахмани рахим, или Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, впоследствии предпосланная всем, за исключением одной, сурам Корана.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

стью, нe тex, кoтopыe пoд гнeвoм Твоим, и нe зaблyдшиx... гнев Бога расшифровывается как неприятие иудеев, которые поклонялись золотому тельцу, а под заблудшими имеются, де, в виду опять-таки иудеи, но и христиане тоже, не принимающие Мухаммеда как пророка и ниспосланный Коран, и это стало определяющей линией в трактовке явленных сур. Однако в мекканскую пору Мухаммед не соприкасался ни с иудеями, ни с христианами, и потому принять или не принять Коран они никак не могли, а потому объектом гнева Бога, заблудшими, неверными были скорее всего язычникисородичи пророка, которые его преследовали, принудив бежать из Мекки. Тенденциозная размытость важнейших понятий Корана понадобилась для разрыва с людьми Писания, иудеями и христианами, объявленными неверными. Широко известная в Писании у иудеев и христиан заповедь, которая есть и в Коране: возлюби ближнего (42/23), трактуется как призыв видеть в ближнем Бога, Мухаммеда, людей общины, даже… близких родственников пророка*. Смешение божественного и человеческого отразилось на исламском законодательстве, шариате, многие положения в котором не от Корана, божественного текста, а от суннхадисов. И если учесть, что с ними вошли в правовое поле шариата и некоторые доисламские обычаи**, то становится размытой не только сама структура, но и идеи Корана***. Нельзя не учитывать, что Мухаммед, завоевав мекканскомединскую «землю обетованную», создал государство (в Коране ничего о том, как править государством, нет), издавал законы, вёл войны и заключал мир, вершил правосудие, * В переводах Корана на другие языки, в том числе, на иврит, эта заповедь даётся не столько по оригиналу, сколько в русле трактовок самих мусульман: не «ближний», а «близкий». То есть сказывается попытка отдалить Коран от идей Писаний, что культивируется, прежде всего, как самими мусульманами, желающими противопоставить свою книгу книгам иудаизма и христианства, так и иудеями и христианами, которые стремятся в переводах усилить разрыв Корана с Писаниями. ** Об этом: Мухаммад Икбал. Реконструкция религиозной мысли в исламе. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002, с. 161. ***Немало арабов, которые, осуждая шахидов-смертников, действующих от имени ислама, винят при этом саму религию, принимая, очевидно, ошибочные интерпретации Корана за сам Коран. Важно искоренить террор, Коран тут ни при чём - как говорится, вылив грязную воду из корыта, не выкинуть бы с нею и ребёнка.

действовал и как политик, реагирующий, с опорой, впрочем, на посланническую миссию, на конкретные обстоятельства времени, сполна реализовал собственную действенную волю*. Произошло тем самым смешение Мухаммеда-пророка, получающего Божественные повеления, отражённые в Коране, и Мухаммеда как политического и государственного деятеля с его взглядами-суждениями вне текста Корана. Было два этапа ниспослания айатов: мекканский (610622), призыв к единобожию, отрицание язычества, сюжеты жизни ранних, прежних пророков, когда возглашаемые Мухаммедом божественные идеи воспринимались язычниками как сказки первых, то есть иудеев и христиан; мединский (622-632), когда Мухаммед, спасаясь от расправы родичейязычников, грозивших его убить, бежал в Йатриб-Медину и началось летосчисление хиджры, это айаты, главным образом, законоведческие. Составители нарушили хронологию сур, качественно изменив структуру, а с нею и логику идей-предписаний Корана, дабы, очевидно, окончательно размежеваться с верованиями единобожия, преемственность с которыми составляла основу айатов мекканского периода: поздние громоздкие суры «мединского» периода, составленные путём искусственного соединения разных по времени айатов, оказались в начале, а ранние, так называемые «поэтические», короткие, ушли в конец. Вопреки широкому толкованию в мекканских айатах ислама как органической части авраамического единобожия, а муслима как монотеиста, и что Мухаммед повторяет иудеев и христианин, «О том наслышаны - то сказки первых!» (68/15), при новой композиции утвердилось представление ислама как самостоятельной веры, противостоящей не только языческому многобожию, но и иудаизму и христианству, и Аллах уже предстал как Бог ислама, а муслим-араб как единственный истинный монотеист. Вот почему актуализируется важность хронологического порядка размещения сур и айатов, помогающая объективной интерпретации Корана. * Бернард Льюис. Что не так? Путь Запада и Ближнего Востока: прогресс и традиционализм. М.: Олимп-Бизнес, 2003, с. 110.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

Последующее отменяет предыдущее?

Стала господствовать концепция, действующая в ортодоксальном исламе, что последующее, или «мединское», отменяет предыдущее, «мекканское». В поздние времена утвердилось противоположное: предыдущее, продиктованное небом, отменяет последующее, привязанное к земным потребностям времени. В Коране сказано: Не отменяем Мы и не велим забыть ни один ниспосланный айат, если взамен ему не являем лучший или равнозначный (2/106). Но лучший и равнозначный следует, думается, понимать не как отменяющий, ибо Бог априорно не может противоречить Самому Себе, а более чётко выраженный, уточняющий. Впрочем, обе концепции подвергают текст Бога недопустимой оценочной характеристике. Возникшая путаница привела к тому, что утвердилось суждение, будто Коран - не книга с единым содержанием, а сумма отрывочных айатов, читаемых по случаю, в коранистике возникла ситуативная концепция, когда к каждому айату ищется причина ниспослания, привязка к обстоятельствам жизни пророка, что упростило, тотально утилизировало Божественное Слово, всеобщему был придан частный, конкретный смысл. Айаты, зачастую совершенно ясные, интерпретируются в духе навязанной Корану конфронтации, противопоставления его всему миру, что наблюдается при трактовке нижеследующего: Ведомо лишь Богу, когда какой айат Мы заменяем другим! (16/101). Бог стирает, что желает, и утверждает. У Него - мать явленного прежде (13/39). Речь о книгах, ниспосланных людям Писания, əhləl-Kitab, иудеям и христианам (в Коране немало ссылок на ТавратТору, Инджиль-Евангелие, Забур-Псалтирь). Айат вписан в контекст обращений к пророку, на кого возложена миссия повторения услышанного, с запрещением что-то стирать, умалчивать, дописывать. Кстати, Kitab, Книга, по-арабски, Писание, употребляется в Коране в единственном числе, и все книги - части единой Матери-Книги, которая у престола Бога, людям явлена лишь её часть. Айаты истолкованы так, будто Бог… стёр явленное прежде, что подлинники книг иудеев и христиан хранятся у престола Бога, а бытующее на земле - ложно, это всего лишь фальшивки, сочинённые

людьми, в отличие от Корана, где Бог непосредственно говорит от Своего имени. Так родилась пагубная идея, что Коран отменяет книги иудеев и христиан, а тем самым основанные на их книгах иудаизм и христианство*.

Джихад как теракт

Прямолинейность трактовок Божественного текста привела к сформулированной программе джихада, которая подменила апофеоз жизни апофеозом смерти, стала оправдывать и поощрять теракты, совершаемые якобы по имя Бога-Аллаха. Общеизвестно, но вынужден повторить, что в исламе - три вида джихада: малый, война оборонительная, если на тебя напали, посягают на жизнь твою и твоих близких. Тут война нужна, каждый вправе сражаться с захватчиком, жертвовать жизнью. Но - на поле битвы, с войском, а не с мирными, ни в чём не повинными людьми: «Вам повеление сражаться на пути Аллаха, но с теми, кто напал, чтобы сражаться с вами, но никогда не преступайте, воистину Бог не любит тех, кто преступает! И убивайте, где встретите, изгоняйте их оттуда, откуда они вас изгнали, но соблазн - хуже убиения!» (2/190,191). Это - своего рода кодекс войны на все времена. Средний джихад, джихад Пера, это мужество говорить правду верховному правителю, никого и ничего не страшась. Но наиважнейший - джихад большой, заявленный во всех верованиях мира: постоянная, ни на миг не прекращающаяся великая война в самом человеке между Божественным в нём и дьявольским в нём. Это то, что в мировой традиции принято обозначать как самосовершенствование. С понятием джихад связано шахидство, самопожертвование во имя Божественной идеи. Шахид - мученик, но лишь тогда, когда он гибнет за справедливость, воюя против захватчика. Коран, выделю это особо, как и другие веры, не приемлет, осуждает самоубийство: Самих себя не убивайте! (4/29); «самих себя», частое в Коране, порой интерпретируется ложно, * Один из лидеров мусульман современной России так и заявил, что «истинной религией» считает ислам, «а все остальные - отменёнными».

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

как «друг друга», и тем самым оставляется как бы лазейка для лжешахидов-самоубийц. Есть немало айатов в Коране и про убийство: Не убивайте душу вы живую (17/8). В Коране Бог многократно предостерегает, о чём умалчивается с умыслом вовлечь массы в джихад, понимаемый как теракт, что большинство истины не знает (16/101), мерзки деяния большинства (5/66), оно неблагодарно (2/243). «Ты думаешь, что большинство способно слышать, разуметь? Они ничем не лучше стада, даже больше, чем оно, сбито с толку!» (25/44). «Если последуешь совету большинства, то будешь сбит с пути Аллаха, ведь большинство следует предположениям всяким, догадки измышляет разные!» (6/116). Такое впечатление, что Богу предвиделись популистские заигрывания с массами, их тотальное зомбирование. Исламу приписан и фатализм, питающий неотвратимость и неизбежность джихада, предопределённого Богом: «Мы ведь предопределили: о, как прекрасно предопределённое!» (77/23). «Не утаится от Него ничто, хоть будь оно на вес пылинки малой», (34/3), и неоднократно подчёркивается, что «ничто не случится, если Бог не пожелает, если на то не будет воли Бога» (11/33, 34). Но в Коране есть и айаты, уточняющие, развивающие вышесказанное: «Если б Бог стал наказывать людей за дела их неправедные, на земле не осталось бы ни единого живого существа. Но до предела, Им определённого, Он всем даёт отсрочку» (16/61). «За всё дурное сам человек ответственен, более никто» (4/79). То есть, в Коране заложена идея выбора и личной ответственности, что затушёвывается арабским языком, непонятным для мусульман-неарабов. Но об этом - чуть ниже.

Восстановление утраченных имён

Хронология потребовала деконструкцию больших «стоайатных», как их называли, сур. Отсюда возникла проблема их количества, более того, стала ясна необходимость определить названия для отпочковавшихся сур.

Замечу, что все три издания сур Корана в порядке их явления, о чём было выше, исходили из канонического количества, оставили в целостности нетронутыми большие семь сур, хотя Мухаммед не мог просто физически услышать и повторить без перерыва или передышки враз, «за один ракат», как изначально определялось восприятие ниспосылаемого Богом. Во 2-й, к примеру, суре Корова искусственно собраны 285 айатов из 9-ти сур, ниспосланных в разное время. Подобное наблюдается и с сурой 3-й - Семейство Имрана, 4-й - Женщины, 5-й - Трапеза. Выстраивается, таким образом, не канонические 114, а 133 суры, и это цифровое различие бросает свет на существенное наблюдение: 114 делится на число 19, священное в единобожии, что отражено и в Библии (Нав. 19/38; 4 Цар. 25/8; Иер. 52/12; см. также 1 Пар. 24/16, 25/26), получается 6, тогда как при количестве сур 133 - 7, что более всего соответствует цифровому полю Корана, в котором многократно присутствует именно цифра 7 и ни разу - 6: семь путей небесных, семь повторяющихся (айаты суры Фатиха), семь притч о ранее явленных пророках, семь наказаний отвратившимся народам; семь ипостасей Бога: Живущий, Знающий, Желающий, Способный к действию, Видящий, Слышащий, Говорящий; людям дарованы семь благ: стать, речь, способность мыслить, мимика, жесты, письмо, владение ремёслами, главные из которых - колесо, мост и лестница; в первой по хронологии суре 19 айатов, во второй 57, что делится на 19; подобное, очевидно, просматривалось, выскажу догадку, по всему тексту Корана и на каком-то этапе было утрачено. Замечу, что в цифровом обозначении посланий Бога налицо следование Торе и древнему ивриту, в котором, как и в арабском, буква ещё и число. Более того, исторические события, запечатлённые Торой и её языком, так или иначе цифровым обозначением несут предопределённость и доказывают неизбежность случившегося события. Этой трактовке числа как судьбы составители Корана старались следовать, но там, где это не удавалось, видна рука человека, пренебрегающего волей Бога. Для оправдания вмешательства людей в композицию Корана существует, по крайней мере, три объяснения: яко-

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

бы такая структура установлена Богом через ДжебраилаГавриила (это называется tawqifiyy). Но если такая установка действительно была, то почему это не отражено в тексте Корана? Вряд ли можно представить, чтобы посланец утаил ниспосланное ему Богом; второе оправдание, что, дескать, сам пророк желал подобного расположения сур, но и этого никак нельзя принять, ибо Мухаммед - не автор Корана и не вправе был предлагать подобное; третье оправдание близко к истине, что это результат дерзания (ijtiad) сподвижников, иначе говоря, признаётся, что это произвол составителей. Хронологическое расположение сур выявило существенные различия между восстановленным, так сказать, изначальным Кораном и каноническим, который ныне бытует, высветив, впрочем, лишь частично логику ниспосланного, хотя, вне сомнения, тайна целостного текста осталась не разгаданной даже в приближении: для этого требуется работа не одиночек, а деятельность большого научноисследовательского коллектива, состоящего из лингвистоварабистов, текстологов, историков и философов, коранистов, специалистов по иудаике, библеистов, что сегодня практически неосуществимо - и не только по причине запрета вторгаться в структуру божественных текстов. Мой опыт оказался в той же мере продуктивным, как и, признаюсь, половинчатым, следовательно - малоубедительным. Названия сурам давал, как правило, Мухаммед для облегчения, очевидно, запоминания. При этом, отражая с большей или меньшей точностью содержание сур, заглавия, как и предпосланная им формула Бисмилла', не вошли, естественно, в общее число айатов - текста Бога. При изучении системы заглавий сур вызвало недоумение отсутствие в Коране, вопреки логике ниспосланного, трёх, по крайней мере, названий сур, которые диктовались, напрашивались содержанием айатов: сюжеты есть, а соответствующих им названий нет! Особое, сакральное место в Коране занимает сюжет, в котором повествуется о сражении в местечке Бадр отряда Мухаммеда, после его побега из Мекки в Йатриб-Медину, с численно превосходящим его атакующим воинством сородичей-язычников. Победа Мухаммеда в этом сражении

с последующим захватом Мекки символизировала окончательное утверждение единобожия в ареале Мекка-Медина. В Коране по логике заглавий непременно должна была быть сура Бадр (по хронологии она 107-я мединского, естественно, этапа, но сюжет дан в 3-й мекканской суре, когда ни о какой битве речи быть не могло: очевидно, в условиях позднейшего обращения в ислам сородичей-мекканцев, бывших врагов Мухаммеда, составителям не выгодно было напоминать об их позоре, и заголовок был изъят, исчез. В Коране, в связи с пророческими сюжетами, есть специальная сура «Пророки», а также суры, носящие имена пророков: Нуха-Ноя, Ибрагима-Авраама, Йусифа-Иосифа, Йуниса-Ионы, арабского пророка Худа, даже Мухаммеда, но вызывает недоумение отсутствие в названиях сур имён двух наиважнейших, основополагающих посланцев Бога: Мусы-Моисея и Исы-Иисуса, и это при том, что в тексте наличествуют подробные рассказы о них. Решаюсь высказать догадку, что Коран собирался в пору конфронтации с иудеями и христианами, а потому эти названия, которые прежде наличествовали, были просто изъяты составителями: айаты Иса-Иисус спрятаны, и это отчётливо проступает в канонической суре 36-й Йа Син, в которой излагается в назидание мекканцам история в Антиохии, куда к язычникам прибыли ученики Иисуса апостолы Варнава, Павел, Пётр, и говорили слово Божие, дабы отверзнуть дверь веры [единобожия] язычникам. А вот сура Муса-Моисей, она 20-я, опять таки названная, как и 36-я, буквами арабского алфавита Та Ха. Каково же было моё изумление, когда в книге богослова 15 века Джалаладдина ас-Суюти я нашёл подтверждение догадке, что сура Та-Ха имела название Муса, или Моисей. Здесь же утверждается, со ссылкой на современника Мухаммеда, знатока Корана ал-Хазраджи, что первоначально 38-я сура Сад (тоже буква арабского алфавита) называлась именем иудейского пророка Давида-Дауда, а 27-я - Муравей называлась СоломонСулейман. Ушло название 98-й суры - Люди Писания, то есть иудеи и христиане*. * См.: ас-Суюти Джалал ад-Дин. Совершенство в коранических науках. Учение о своде Корана. М.: Муравей, с. 48, 42, 44.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

Чей язык, арабский язык Корана: Бога или пророка Мухаммеда?

Бог, известно, ниспосылал айаты пророку тремя путями: Мухаммед, как правило, их слышал*, осваивал нутром, ибо, в отличие от рядовых людей, «обладал единственным в своём роде сердцем, способным вместить подобное откровение и высказать его на человеческом языке»**, а то и видел текст, то есть в пророческой миссии участвовали его уши, душа и глаза. Примечателен и поучителен хадис о том, как явлены были первые айаты: Джабраил-Гавриил развернул перед Мухаммедом ослепительно яркий шелковый свиток и повелел: Читай! Воззови вo имя Создателя! (96/1). В растерянности Мухаммед воскликнул: Не могу это прочесть! Это породило устойчивое суждение, что он был неграмотным, то есть не умел ни читать, ни писать, был как бы чистым, не обременённым никакими побочными или отвлекающими знаниями, почему и был избран Богом посланцем, рупором Его идей. Но замечу, что вряд ли неграмотный в таком толковании смог бы не только понять, но даже повторить и запомнить услышанное, а уж тем более сочинить, в чём его обвиняли, сложные айаты Корана с многообразием речевых фигур, интонаций, декламационных приёмов с инверсией, риторическими вопросами, стилистическими отступлениями и возвращениями, дистантными и контактными повторами (есть в каноническом Коране «повторяемые суры» следующие за «стоайатными сурами»), ассоциативным сцеплением образов. И «не могу прочесть» имеет не столько земной, сколько небесный смысл, то есть неграмотный в истинной вере Единобожия в сей миг под воздействием Духа святого прозревший как пророк, дабы суметь воспроизвести увиденное в шёлковом свитке повеление. * Так, о явлении одной из первых сур Мухаммед рассказывает: «... Меня окликнули. Вперёд посмотрел, назад, направо, налево - никого! Ещё раз окликнули, оглянулся - никого! В третий раз, и вдруг вижу: ангел в воздухе! Меня охватила дрожь, поспешил к жене Хадидже: «Закутай меня!». Было услышано обращение: «О, завернувшийся!» ** Д.В. Щедровицкий. Сияющий Коран. Взгляд библеиста. М.: Оклик, 2005, с. 31.

Немаловажно и принципиально заметить тут же, что арабское слово Аллах, как Всевышний, или, в данном случае, Единый Бог, появляется в коранических айатах не сразу, а много позже. В первых сурах Он Создатель, Творец, и это проистекало из-за того, можно предположить, что в Каабе в языческие времена джахилии, или невежества, почитался мекканский идол по имени Аллах, и три его дочери-богини были жёнами Хубала, главного идола Каабы. Много позже, очевидно, лишь в мединский период, явился в Коране связанный с именем Аллаха молитвенный айат верующих в ислам - Бисмиллахи рахмани рахим, или Во имя Аллаха, Всемилостивого, Всемилосердного, так и шахада-«свидетельство», или формула-пароль единства Бога и его нового посланника - Ла-Илла-Ильалла Мухаммед расуль алла, то есть фиксация того нового, что стало реальностью: Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его. Эти основополагающие зачины являются утверждениемконстатацией бесспорного факта единобожия и отрицания языческого многобожия, и что Мухаммед поистине избран Богом в качестве нового пророка в ряду других пророков, и ничего иного не содержат, а тем более не означают, что упорно утверждается интерпретаторами, что Мухаммед единственный истинный пророк, и что единственное имя Бога - Аллах*. На вопрос об арабском языке Корана в божественном тексте сказано: И да услышится ниспосланное на родном арабском (12/2); Нашею волею содеяно, что ниспосланное Нами слышите на родном вам языке [на арабском], который разумеете [в уразумение вам]! (43/3), то есть Бог, избрав пророка из среды арабов, облегчил ему повторение ниспосланного на арабском языке. * Аллах - арабское обозначение Единого Бога, поэтому следует, на мой взгляд, дабы не возникало для политиканов от религии представления, что в исламе свой особый Бог, отличный от Единого Всевышнего, переводить Аллах как Бог, распространив это правило и на Его посланцев, называть их так, как принято в языке, на который Коран переводится, к примеру, русский: не Нух, а Ной, не Ибрагим, а Авраам, не Муса, а Моисей, не Иса, а Иисус и так далее. Иначе - поощрение конфронтационных концепций.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

Но есть и другой ответ, с опорой на Писание (что подтверждается рассказом Мухаммеда о явлении первых айатов): язык Бога - это знаки и символы, и способностью расшифровывать их наделены лишь те, кто причислен Им к пророкам, и они, отличаясь именно этим своим особым даром от обычных смертных, как бы переводят язык шифровсимволов Бога на свои родные языки, так что Коран озвучен Мухаммедом на арабском. Для Бога, очевидно, все языки, на которых говорят люди, созданные по Его образу и подобию, священны. Так что арабский - родной язык не Бога, а пророка Мухаммеда, и это не противоречит суждению, что каждый человек слышит Бога на своём родном языке, и Бог слышит каждого человека на его родном языке: «Как же мы… слышим нашими языками говорящих о великих делах Божиих?.. Это есть излиянное от Духа Его!»*. Из вышеизложенного проистекает предположение, что в Коране все понятия-термины-имена даны с учётом закономерностей арабского языка. Отсюда - и арабское обозначение имени Всевышнего - Аллах, и арабское же обозначение единоверца как муслим, то есть предавшийся единому Богу. Тем самым тезис: арабский язык Корана - язык Бога был реализован при интерпретации Корана, породив тем самым ряд лингвистических ловушек, из чего родилось неукоснительное повеление всем называть Бога Аллахом, и что истинный муслим лишь тот, кто знает, читает и вершит молитву на арабском языке Бога. Тем самым из мусульманства как бы выводятся те, кто не пользуется арабским языком, и это при том, что подавляющее большинство верующих его не знает, не понимает смысла, механически вызубривает произносимое. То есть поощряется бездумное начётничество, а не проникновение в суть и смысл текста. Отсюда лёгкость внушения, безоговорочного принятия интерпретаций тех, кто знает язык. Не случайно возник и действовал многие века строжайший запрет переводить Коран на языки даже народов, принявших ислам, - тюркские и фарси. Запрет, объяснимый, может, на каком-то этапе, пагубно отразился на распро* Деян., 2/8-11.

странении и истинном познании Корана, переводы способствовали бы углублению в дух и смысл Книги, тем самым ускорив процесс его постижения. Однако термины, имена и понятия арабского языка Корана, объявленного языком Бога, механически заменили в переводах бытующие в этих языках обозначения: Бог - это Аллах, а муслим - и единобожец, под которым подразумевались иудеи и христиане, мусульманин, что привело к размежеванию на словесном уровне авраамических вер и верующих в единого Бога - это отныне не единый Бог, а Бог лишь мусульман. Со временем сформировалось неукоснительное повеление исламских богословов, что все верующие в единого Бога иудеи и христиане должны называть Бога так, как Он назвал Себя в Коране, - Аллахом, а верующие в единого Бога, как предписано в Коране, должны называться мусульманами, и если иудеи и христиане этому противятся, то они неверные. Муслим, как сказано, монотеист по-арабски, и пророк Мухаммед в системе родного языка назвал единобожца муслимом, который, однако, на других языках называется иначе, как христианин, хачперест, иудей, мусави, исави и так далее. Были вызваны и другие односторонние интерпретации явленного, приведу из множества доказательств лишь два: «Воистину единый вы народ, и Я - ваш Бог Единый, поклоняйтесь Мне! Но разделились, раскололись!» (21/92, 93). Это комментируется как озабоченность Бога расколом лишь среди приверженцев ислама, в то время как, если следовать логике ниспосланного, Бог тревожится даже не о том, что раскололись авраамические веры единобожия, а что разделились верования всего человечества. А вот мекканские айаты, также интерпретируемые тенденциозно: «Быть может, от Нас защитят их боги, коим поклоняются? (язычники-мекканцы). Но эти боги даже не смогут самим себе помочь!.. Дали Мы им и праотцам их пользоваться благами земными, оттянули жизненный предел им. Но разве не узреют: Мы их земли суживаем, сокращая по краям, - нет, не достанется победа им!» (21/43, 44). То есть, очевидно, что речь идёт о язычниках, и суживание их земель в контексте победы над ними - всего лишь

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

метафора, что пространство язычества на земле будет уменьшаться. Но договаривается за Бога, что Он предсказывает конечную победу на земле не вообще единобожию, а именно исламу, сужено трактуемому, и, если это угодно Богу, то процесс расширения мирового пространства ислама, противостоящего всем неверным, можно действенно ускорить, приблизить, отсюда - оправдание экспансии, агрессии и насилия, начисто отбрасывающее многократно заявляемое в Коране, что Нет принуждения в вере! (2/256); что невозможно принуждением заставить людей уверовать (10/99). Редко или лишь в привязке к узко понимаемому исламу вспоминается и основополагающий призыв, обращённый к монотеистам, - опережать друг друга в совершении благих дел: «Всякому из вас Мы устроили дорогу веры, праведный дав путь. Если б захотел Бог, сделал бы вас народом Он единым, чтоб испытать на верность вас всему тому, что даровал Он вам. Старайтесь же опередить друг друга в праведных делах. К Богу - конечный ваш возврат, и сообщит Он вам, в чём разногласили!» (5/48). Существенно при этом отметить, что мысли эти даются в контексте сотворения мира, когда ещё и речи не было о верованиях: Во испытание вас создал, дабы состязаться вы могли в деяниях добрых (11/7). Порождённый композицией разрыв в понимании ислама и муслима явился в позднейшие времена основанием для отрицания целостного характера всего Корана, при котором истинно Божественными признаются лишь мекканские айаты, а мединские объявляются спорными, ибо в них якобы заметны следы вмешательства людей*. Однако и при сочетании широкого и узкого смыслов в понятиях Аллах и муслим целостность Корана, как и связь между книгами единобожия, не нарушается, сохраняется: «Не препирайтесь, - читаем в мединских айатах, - с людьми Писания не иначе, как им доводы разумные являя, не оспаривайте тех из них, которые неправедны [упрямы]. Скажите им: Уверовали мы в то, что нам ниспослано, но и в * См. Самир Алескеров. «Великий парадокс, или два почерка в Коране». М.: Квазар, 2005, 496 с.

то, что было прежде вам ниспослано! И наш Бог, и ваш Бог Бог один и тот же, предаёмся мы Ему!» (29/46,47). Коран сюжетно, по темам, заповедям, ипостасям Бога непосредственно связан с книгами иудаизма и христианства, без них Коран не понять, он не противоречит им и, за малыми несущественными исключениями, отличия между ними, главным образом, стилистические. Повествовательная инаковость Корана связана с тем, что Мухаммед постигал Бога, точнее, Бог облегчал ему постижение ниспосылаемого в способах выражений, основанных на традициях высокоразвитого арабского языка, богатого образностью, метафорическими фигурами. Особенность Корана, что он текстуально не повторяет сказанное ранее в Книгах, а как бы возвращает к нему единственной фразой-символом или системой взаимосвязанных айатов. При этом внешне кажущиеся повторы варьируют прежде явленное, призваны оттенить грани заповедей, запретов и разрешений. Специфичность повествовательного дискурса Корана позволяет усилить эмоциональное его воздействие, чему также служит многообразие интонаций, речевых фигур, инверсий, приёмов декламации с риторическими вопросами, наличие форм описательной, эмоционально-восторженной, восклицающей, вопрошающей, недоумевающей, утверждающей. Известное прежде дополняется, внедряясь в человека порой дидактически, обращение звучит как угроза, чтоб уразумели кару, ждущую неверующих в знамения, осознали всемогущество Бога, укрепились в вере. Важно отметить, что сотворённое вызывает у Бога, как о том свидетельствуют книги иудаизма, эмоциональное удовлетворение: И увидел Бог, что это хорошо! Радостное состояние Бога сродни в Коране Его восхищению сотворённым, выражено экспрессивно: «Да восхитимся луной! Ночью уходящей! (74/33-35); движущимися, текущими и скрывающимися, и ночью, когда темнеет, восхитимся, и зарёй, когда лишь задышала! (81/15-18). Узри, как славит Бога всяк на земле и небе, даже птицы, стаями летающие! И каждому своя молитва ведома, знает свой язык, которым славит Бога!» (24/41) и так далее. Замечу, что одной из важнейших экспрессивных форм обещания, призыва, обращения выступает в языках мира

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

клятва, и она присутствует в устах и Бога, и простых смертных в книгах иудеев, христиан и мусульман, хотя при этом в Торе отмечается: «Не употребляй имя Бога всуе», а в Евангелии читаем: «Я говорю вам: не клянитесь вовсе ни небом, потому что оно Престол Божий; ни землёй, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого Царя; ни головою твоею не клянись, потому что не можешь ни одного волоса сделать белым или чёрным» (Мф., 5/33-36). В Коране: «Не клянитесь именем Бога!» или иначе: «Не превращайте имя Бога в предмет ваших клятв!» (2/224). Есть в Коране ёмкое и многогранное слово - уксиму, которое в устах Бога выражает чувство восторга от сотворённого Им. Уксиму передаётся во всех переводах Корана словом клянусь, что вызывает чувство недоумения, ибо клятва в устах Бога чем-то и кем-то - удел языческих богов, а единый Бог может клясться, как это присутствует в оригинале Корана, лишь Самим Собой - в первом или третьем лице: Богом клянусь Я! (4/65), или «Клянусь я Богом восходов и заходов» (70/40), а не Луной, смоковницей или оливою, горой и морем, как это дано в переводах Корана. Возможно, это свидетельствует о стремлении обособить ислам от других авраамических вер, представив его, в силу приверженности Мухаммеда к традициям бедуинской поэзии, что ощущаются в языке Корана, верой язычников. Содержательное единство и стилевое различие текстов Писания, можно, в частности, проследить на сюжетах создания Им человека, кому «осветил Он познание прежде неведомого» (96/5), породил «в прекраснейшем cлoжeнии» (95/4). «Не Мы ли пред ним воздвигли две высоты [добра и зла]? (90/10). И даровали сон в отдохновение, Ночь покровом содеяли!» (78/9-10), а также семи дней творения, но без чёткого и системного их перечисления, как в иудейском Пятикнижии: Коран не повторяет, а напоминает явленное прежде, указав, однако, что Бог сотворил за шесть дней, а потом на Троне утвердился (32/4); и пропитание равно для всех нуждающихся и просящих, принялся потом за небо, установил на небе семь рядов… И разукрасил Он ближайшие из них светильниками - чтоб небо охраняли (41/9-12), звёзды сотворил, чтоб во тьме ночи на путях морских, зем-

ных дорогах не заплутали (6/42); сотворение ваших языков, различие, разнообразие цветов, дал сон в пору ночную, а днём - поиск милостей Божиих, молнию являет вам в устрашение, но и надежду, ниспосылает с неба воду, оживляя ею землю после её смерти, и держатся по повелению Его и небо и земля. Он Тот, Кто, сотворив первичное, его воссоздаёт» (30/22-27). Познавательно заметить, что в Коране дни недели конкретно не названы, с первого по день шестой, и особенно седьмой, или шабат у иудеев; у христиан шабат - суббота предшествует воскресенью, утратив характер завершающего дня творения, ибо идёт иной отсчет недели, от воскресенья. У мусульман, при том, что тоже есть обозначение шабата-шанба, сохранились лишь рудименты отсчёта дней недели от шабата, к примеру, среда-чаршанба у персов, или день четвёртый после шабата, а у турок - паршамба, день пятый после шабата. Но главный день - пятница-джума, четверг при этом называется Вечер перед джума, а суббота - День после джума. Впрочем, различия в обозначении главного дня, хоть и принципиальные, но - ритуальные, и не могут быть причиной конфронтации.

Почему был явлен Коран, или каков его концептуальный объём?

Первая идея: Скажи: Он, Бог, един! (112/1), и это многократно повторяется, - призван включить в единобожие новый обширный ареал язычников-арабов, многоплеменную, частью кочевую, частью оседлую, семитскую ветвь, восходящую к Измаилу-Исмаилу, сыну Авраама-Ибрагима от Агарь-Хаджар, и одно из первоначальных названий тех, кто объединён в единобожии, - агаряне, покончить, внедрив единобожие, с их раздробленностью, внутренними распрями: «Дивятся, чтo явился к ним (мекканцам) увещеватель из них самих. Молвили неверные: Ну да, колдует он, обманывает нас! Множество богов возжаждал обратить в единственного Бога, - вот удивительное чародейство! И удалились, говоря своим: Храните верность к божествам! Услышанное чуждо нашей вере!» (38/4-7). «Ты, кажется, готов себя убить от горя, что никак не удаётся убедить их [мекканцев]… Не веди с ними пустые спо-

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

ры, а молви то, что в откровениях тебе ниспослано» (18/6). Вторая идея: Коран встроен в ряд прежде ниспосланных Богом книг иудаизма и христианства. «Писание Моисею Мы дали, о Нашей встрече с ним ни на миг не будь в сомнении! И Книгу, данную Моисею, мы руководством сделали для всех сынов Исраила» (32/23). Cкaжи: O вы, нeвepные (в вышеназванных контекстах это, естественно, не иудеи и христиане)! Не cтaнy пoклoнятьcя я тoмy, чeмy вы пoклoняетесь! У вac - вepa своя (многобожие), а y мeня - вера мoя (единобожие)! (35/1-6). «Моисею был Нами путь прямой указан, сынам Исраила в наследство дали Мы Писание, чтоб руководствовались им» (40/53). «Сынов Исраила спасли Мы от рабства Фаpaонa… Избраны Нами, возвышенные знаниями над народами другими… явили Наши им знамения…(44/30-33). «Сынам Исраила Мы дали Книгу, мудрость, дар пророчества, их наделили благами, и над мирами их превознесли» (45/16). «Воистину, ниспосланное [Коран] - Писание!» (26/192, 196). «О том начертано в свитках первых - Ибрагима и Мусы» (87/18, 19). То есть утверждается концептуальное единство Книг иудаизма, христианства и ислама. Коран обретает всеобщий смысл, а не закрепляется за одной лишь ветвью единобожия, противостоя другим. Третья идея: Бог разъясняет пророку, и первостепенное значение при этом обретают айаты, очевидно, по логике одни из первых, которые, однако, хаотично разбросаны по всему тексту: «То, что Мы тебе явили, - истинно и подтверждает истинность того, что прежде являли» (35/31). «Ниспослал Бог тебе Истину, чтоб истинность того, что прежде до тебя было ниспослано Им, подтвердить. Ведомо тебе, что ранее Им были явлены Таврат (Тора) и Инджиль (Евангелие)» (3/3). «И эта Книга, что тебе Мы ниспослали, на пророчество благословив, подтверждает истинность ниспосланного ранее» (6/92). Четвертую идею, очевидно, могла бы составить вытекающая естественно из третьей, о чём было выше, что «Мы ниспослали Писание, чтобы истинность прежде явленного подтвердить», и тут же добавляется нечто существенное и полное тайн, никогда ни до, ни после уже ни разу это

не повторяется как причина ниспослания Корана: «и для охраны» (5/48). Два важнейших взаимосвязанных утверждения: Коран явлен для подтверждения истинности прежде явленного; Коран явлен для охраны. Но что это - охрана? Охранять, подтвердив истинность, книги иудаизма и христианства? Такова великая миссия по хранению, охране, сохранению Писания? Торы, Евангелия, Псалтиря? Вот как звучит примечательный айат в популярных переводах Корана (внедрено при этом, что текст Бога непереводим, и предложенное - переводы лишь смыслов, то есть подстрочники): Игнатий Крачковский: «Мы низвели тебе писание с истиной для подтверждения истинности того, что ниспослано до него из Писания, и для охранения его» (или, как в одном из ранних переводов Корана, выполненных Гордием Саблуковым: и охраняющее оное). Валерия Порохова: «Мы Книгу в истине тебе послали для подтверждения того, что прежде из Писания пришло, для охранения его». Тут же добавлено в скобах как бы уточняющее с опорой на ранние, очевидно, интерпретации, т.е. для охранения от всяких искажений - уровень охраны, понижен. Эльмир Кулиев: «Мы ниспослали тебе Писание с истиной в подтверждение прежних Писаний» - во множественном числе, что противоречит тексту Корана, исчезает понятие целостности всего Писания, он всегда в единственном числе - «и для того, чтобы оно предохраняло их» - опять-таки Писание дробится, но дело не в этом: в скобках даются пояснения, что под охраной имеется в виду, чтобы Коран как новое Писание свидетельствовало о них или возвысилось над ними, то есть устанавливается иерархия Писаний, Бог как бы ставит Коран выше явленных прежде писаний, что противоречит духу и букве ниспосланного, является, хоть и распространённым, но - домыслом. А вот признанный учёными перевод Магомед-Нури Османова: «Ниспослали Мы тебе Писание это как Истину для подтверждения того, что прежде было (сказано) в Писаниях чтобы предохранить их (добавлено: от искажений, и в примечании уточнено, что имеются в виду искажения того,

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

что было сказано в Библии, при этом излагается общепринятая в коранической традиции интерпретация, согласно которой иудеи и христиане исказили Тору и Евангелие, и Коран был ниспослан для восстановления и увековечения первоначального смысла Священного Писания. Интерполяция по Байдави (т.е. отсыл к знаменитому средневековому иранскому богослову XIII века, чьи интерпретации канонизированы по сию пору). Так что же всё-таки имеется в виду под неразгаданным словом охрана? В Коране, утверждают богословы, есть два рода айатов: очевидные, то есть понимаемые каждым, каким бы невежественным он ни был*, могут быть истолкованы арабом на родном языке, а также учёным-богословом, и неочевидные айаты или отдельные слова, смысл которых ведом лишь Богу. Айат с охраной, таким образом, если отталкиваться от противоречий в вышеприведенных интерполяциях, по всей вероятности, относится к неочевидным, и можно строить догадки, к примеру, что новообращенным в единобожие поручена охрана явленного Корана; или Коран, как завершающее Послание, призван оберегать, защищать, хранить книги иудеев и христиан, явленные Им прежде. Первое само собой разумеется, иначе и быть не может, но ближе к истине, думается, второе, хотя оно никак не согласуется с навязанной Корану интерпретацией, что он отменяет все прежние книги, а потому резонен вопрос: как можно охранять то, что как бы отменено самим Кораном? Лишний раз доказывается важность видеть в тексте Корана то, что в нём есть, следуя при этом приоритету намерений: вписать ли Коран, в духе его идей, в состав Писания или противопоставить Писанию, придерживаясь интерпретаций, идущих от прошлого и конфрантационных в своей основе.

«Ветхий завет + Новый завет + Третий завет»?

Отрадно, что духовные иерархи трех ветвей авраамических религий стали говорить о едином источнике Божественных Текстов - книгах иудаизма. Глава Совета муфтиев России шейх Равиль Гайнутдин озвучил идею Корана как * См. об этом: Суюти… Выпуск 4, с. 35.

Третьего Завета, а представитель Федерации еврейских общин России Борух Горин заметил важность понимания мусульманами истоков ислама, «которые находятся в вере Авраама», что «для иудея Ветхий Завет - совсем не ветхий, а единственный и вечно действующий завет», что «для христианина в понятии Нового Завета заложена мысль о том, что он был дан, чтобы дополнить прежний», и что люди, не принимающие Нового, в представлении христиан, Завета, не до конца понимают и Ветхий*, - всего лишь обмен любезностями, или, как заметил с публицистической запальчивостью глава Совета муфтиев России, «к сожалению, пока со стороны христиан и представителей иудаизма размышлений по этому поводу нет. Христиане, возможно, пока недопонимают смысл моих слов**». Сопротивление идее «Коран - Третий завет» не беспочвенно: прежде всего, следовало бы во имя установления первичного согласия осмыслить результаты искажения буквы и духа Корана, на базе которых творится именем ислама террор. Есть, помимо всего прочего, и иные причины, мешающие тому, чтобы представить под одной обложкой, пусть и виртуальной, три книги единобожия. Иудеи, и их можно понять, довольствуются духовным богатством, им явленным, исключают из числа божественных Книг Евангелие (отрицая применительно к Завету названия Ветхий и Новый), не признают Коран книгой Того Единственного, Кого и полным именем называть не смеют, - лишь усеченное Б-г. Бог для христиан, как сказано в предисловии к Библии, “вдохновитель и автор Книг обоих Заветов, так премудро устроил, что Новый Завет сокрыт в Ветхом, а Ветхий Завет раскрывается в Новом; Книги Ветхого Завета являют в Новом Завете свое полное значение и, в свою очередь, освещают и объясняют его”. Библия, соединившая так называемые Ветхий и Новый Заветы, став книгой лишь христиан, не принята иудеями***, хотя немало случаев крещения евреев, есть движение «Ев* См. Авраамический треугольник: во исполнение внутреннего наказа. http://www.lechaim.ru/ARHIV/187/guseynov.htm ** См. http://www.blagovest-info.ru/?ss=2&s=3&id=15835 *** В этом контексте употребление словосочетания «библейские сюжеты», внедренного, в сущности, христианами, по крайней мере некорректно, антиисторично: сюжеты, в основном, иудейские.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

реи за Христа». Наблюдаются переходы православных и католиков в ислам, а т.н. восточных людей в бывшем СССР, причисляемых к представителям ислама, в христианство и иудейскую веру. Не могу при этом не заметить, что методология, применённая христианами при соединении книг иудаизма и христианства в Библии, вполне могла быть пригодна и в случае Библия + Коран. В поисках следов Христа в книгах иудаизма христиане, как и исламские богословы, озабоченные поиском следов Мухаммеда, ссылаются на одно и то же - пророчество Моисея, что Бог воздвигнет «пророка из среды братьев их, такого, как ты, и вложу слова Мои в уста его, и он будет говорить им, всё, что Я повелю ему; А кто не послушает слов Моих, которые пророк тот будет говорить Моим именем, с того Я взыщу» (Втор. 18, 18-19)*.

Камень преткновения, или Примиряющая фигура?

Трактовка образа Иисуса в Коране, в целом, соответствует христианской, хотя при этом наличествует парадокс: Иисус, высочайший образ, но верующие в него считаются, по надуманной интерпретации Корана, неверными. То же с Моисеем, наиглавнейшим в Коране образом, - верующие в него иудеи причислены по той же причине к неверным. В Коране часто встречается слово, применяемое только к Иисусу: Спаситель, то есть Месих, арабский вариант иудейского Машиах, в русском варианте - Мессия. Иудеи утверждают, что Спаситель в мир ещё не явился, а мусульмане приход Иисуса признают, коль скоро назван в Коране Месихом. Но что вкладывается в понятие Машиах-Месих-Мессия в Коране? Увы, ясного и чёткого ответа он не дает, как не объясняет, почему лишь к Иисусу применяется понятие Месих. Иудеи - в ожидании Мессии (это отдельная тема и требует особого рассмотрения), для христиан Мессия явлен в лице * См.: Д.Б. Кельдин. «Мухаммед в Библии» (не указаны город и изд-во, перевод с англ., 1999). Автор - бывший католический священник, который принял ислам, а также новое имя - Абдул-Ахад Даууд; Д.В. Щедровицкий. «Сияющий Коран». М.: Оклик. 2005, с. 48 и далее.

Иисуса, а мусульмане, называя Иисуса Месихом, исходят из представления о Христе, совпадающего с трактовкой христиан. И не случайно мусульмане приравнивают Дадджала к Антихристу, которого трактуют в его духе, то есть «тот, кто против Мессии». В одном из хадисов Мухаммед даже утверждает, что победить Дадджала не смогут ни Авраам, ни Моисей, ни даже он, Мухаммед, - это под силу лишь Иисусу. Единственное в Коране женское имя - Марйам-Мария, о ней прямо или косвенно говорится 33 раза (не сокрыт ли в цифре возраст Иисуса?), признаётся факт непорочного зачатия (4/156) и необычность рождения Иисуса. Более того, здесь не раз встречается упоминание Его имени в единстве с именем Марйам, его родившей: Иса ибн Марйам, или Иисус сын Марии. То есть женское имя употреблено как отчество, вместо мужского, что тотально по всякой традиции не принято, это уникально и не встречается нигде. В исламе, правда, существует трактовка, почему женское имя в таком качестве употреблено, и она столь наивна, что не заслуживает сколь-нибудь серьёзного обсуждения: мол, в исламе так велико уважительное отношение к женщине, что её имя употреблено как отчество. «Воистину Иисус* для Бога сродни Адаму, из праха созданному... Бог молвил: «Будь!» - и стал он» (3/59). Это трактуется как опровержение христианского догмата о Божественной природе Иисуса: мол, подобно Адаму, возникшему без отца и матери, лишь по повелению: «Будь!», так же, на сей раз без отца, сотворён был Иисус. Представляется, однако, что уподобление в Коране Адаму именно Иисуса, и никого другого, предполагает, очевидно, что лишь они оба имеют отличное от всех иных людей рождение - в «первого Адама» вдунут Его дух, а «второй Адам» рождён посредством Духа Его, и это - в плюс к тому, * Не могу не сказать о том, что в переводах Корана на языки немусульманских народов порой проявляется негативно-тенденциозное отношение к «нелепой книге сарацинской секты, сочиненной аравитянином Магометом» (это предпослано переводу Корана на латынь, 1143 г.). Так, в переводе на иврит Корана имя Иисуса пишется не как Йешуа, как принято в научных исследованиях, а как Йешу, то есть усеченно, что звучит с оттенком уничижительности. А великий Пушкин заметил, выразив недоумение, что в русском переводе Корана (1790) М. Веревкиным с французского перевода дю Рие, Бог клянется копытами кобылиц, - этого в оригинале Корана нет.

ф и л о с о ф с к а я з а к л а д к а / Чингиз Гусейнов

что в Коране неоднократно говорится: «Мессия Иисус сын Марии, посланник Бога, Слово Его, Дух Его, чем одарил Он Марию» (4/171). Не отсылает ли это к ранее явленному Завету, где Иисус назван «вторым Адамом» (1 Кор. 15: 47, 49)? В Коране говорится, что впрямую соотносится с христианским учением о Троице: «Веруйте в Бога и Его посланников, но не говорите: «Три» (4/171); кстати, в некоторых переводах Корана на русский «Три» передаётся как «Троица». То есть не говорите «Три Бога». Богословы ислама, оспаривая понятие христианской Троицы, с уважением причисляют Иисуса к посланцам Бога, сводят, однако, понятие Троицы на бытовой уровень семьи (отец, мать, дитя), разрушая сам тринитарный принцип, сложный и многозначный. Подобное спрямление даёт обыденно мыслящим вполне оправданный повод обвинить христиан в многобожии. Три лика Единого Бога фактически подменяются тремя богами, отсюда - прямая дорога к многобожию и «языческой» Троице. Хотелось бы попутно заметить, что на иврите «лик» (panim) - множественного числа, и уже одно это позволяет на языковом уровне разглядеть будущее учение о Троице. Да, в Коране отрицается понятие Троицы, если следовать обыденной, общепринятой трактовке «святого семейства» Бог-отец + Иисус-сын + Мария как жена, но не отрицается, если понимать Троицу не в языческом контексте, а метафорически: Единство Бога в трёх ипостасях, при котором Иисус - не «сын» в языческом понимании, а Слово, Которым Бог говорит о Себе, избравшем впоследствии Мухаммеда тем, кто несёт людям новое Его Слово. Опять-таки: если рассматривать суры хронологически, то ясно, что айаты эти явлены на этапе борьбы с идолами, с их жёнами, детьми-дочерьми; не случайно в Коране не раз говорится, что Бог не может иметь детей, и упоминаются дочери одного из идолов. Впрочем, вопрос о Троице непрост, является по сей день предметом споров и между христианами, требует глубокого научно-богословского осмысления, и прямолинейное объяснение здесь неприемлемо. Я лишь призываю к отказу от категоричности в суждениях, когда толкователи, интерпретируя Божественный текст, в том числе Коран, зачастую упрощают его, договаривая за Бога, и тем самым лишают Его идеи великой Тайны.

Иной взгляд /

Иной взгляд

И КАК ИХ СЛОВО ОТЗОВЁТСЯ? (о лирике одного из номеров журнала «Урал») Автор: Борис Зорькин Наши дети не читают современную поэзию. И это факт, и никуда от него не деться. Споры о причинах этого не смолкают уже много лет. Не будем ввязываться в спор, а просто попробуем понять, насколько интересна современная поэзия той части молодёжи, которая ещё склонна к чтению. Помню, в их возрасте я не только увлекался классиками, но и с превеликим удовольствием читал стихи Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Р. Рождественского, Б. Ахмадулиной и других менее известных, но не менее талантливых поэтов. Сегодня открыл в интернете «окно» литературного журнала «Урал». В рубрике «о журнале» читаю: «Это единственный толстый литературный журнал всероссийского уровня, выходящий на Урале». Вот, думаю, где, скорее всего, можно почитать добротную современную лирику. Уровень-то всероссийский! Открываю № 7 за 2016 год. Нахожу стихотворные подборки. Светлана Кекова. О ней журнал сообщает: автор 13 поэтических книг, лауреат ряда литературных премий, доктор филологических наук, профессор. Читаю её первое стихотворение: Среди нашей сиротской зимы попрошу-ка я снега взаймы у седой прошлогодней метели, у вселенской её кутерьмы, чтобы снежные хлопья летели, и в метели звучали псалмы, чтобы снега большие холмы скрыли Лесбос, Стамбул и Сахару, чтоб учились на опыте мы в очертаньях турецкой чалмы ясно папскую видеть тиару. Продолжать? Я тоже думаю, что не стоит. Подборка не маленькая. Ну уж последнее стихотворение, думаю, наверняка самое лучшее. Читаю:

и н о й в з г л я д / Борис Зорькин

Если ещё на свете Сабля и булава, Лодки, рыбачьи сети, Огненные слова? Спящий в своей кровати Спрашивает сквозь сон: Где голубой гиматий? Красный, как кровь, хитон?.. И ещё в этом стихотворении двенадцать строк «всероссийского уровня поэзии». Мелко? Ещё как мелко. А кто мелко плавает, тому не опасна глубина мысли. Что, спрашиваю себя, получил удовольствие от поэтического слова? «Гиматий», «хитон» - духовная нищета обожает макияж. Что делать, бывает. Зато теперь знаю, какие стихи пишут профессора филологии. А впрочем, чего только нет в этой жизни? Может, подбор стихов для публикации производился не по принципу «степень таланта», а по известному «ну как не порадеть родному человечку»? Давлю в себе иронию чёткой фразой: нельзя же по одному автору делать вывод о поэтическом уровне журнала «Урал». Конечно, нельзя! Перехожу к другому стихотворцу. Михаил Окунь. О нём говорится следующее: автор семи сборников стихов, публиковался в России, США, Германии, Финляндии. Лауреат премии журнала «Урал». Ну, тут-то, думаю, не промахнусь. Читаю первое стихотворение, которое так и называется «Первое ноября»: Зарядит мокрый снег, Пригнёт кусты к ограде. Проснётся человек В том давнем Ленинграде. Побудка - в пять часов. Пустырь - черней бумаги С пунктиром огоньков Деревни Коломяги. Похмелье не даёт Ему почистить зубы. Страдает, воду пьёт, Прокачивая трубы.

Сколько же, думаю, он, бедный, выпивает, что умудряется трубы прокачать. Но не буду прерывать стихотворения. Может, читатели (а вместе с ними и я) оценят и запомнят последнюю строфу: Как вдруг припомнит прю, Что в год семидесятый «План гоним к ноябрю!» А по календарю Он тут как тут, лохматый. Да-а-а, думаю эту строфу никто из читателей не вспомнит и через час после прочтения. А я вот лет тридцать назад прочитал строфу Н. Коржавина о русской женщине Ей жить бы хотелось иначе, Носить драгоценный наряд… Но кони - всё скачут и скачут. А избы - горят и горят. И до сих пор помню. Помню потому, что эти строчки настоящая Поэзия. Нет уж, решил я, взялся за гуж… Надо почитать и других авторов номера, чтобы иметь действительно полное представление о поэтической шкале этого «литературного журнала всероссийского уровня». Следующий автор Герман Власов - ну и как водится: лауреат и дипломант, автор нескольких книг стихотворений, публиковался в журналах «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь» и др. Дай, думаю, начну знакомство с этим лауреатом и дипломантом не с первого, а со второго стихотворения его подборки. Мама мыла раму, гладила бельё. Не было рекламы было всё своё. Кирпичи и ружья, общий туалет. Земляника, грузди, спутник и балет. Валенки, сугробы, страха позвонки. Радости ознобы быту вопреки. Охи, кривотолки,

и н о й в з г л я д / Борис Зорькин

гирьки на весах. Ласточек иголки с марлей в небесах. Обернись для вздоха: Не совок - сачок. Целая эпоха Со звездой значок. Да-с. И из этого стихотворения не вспомню ни одного четверостишия даже через сорок минут. А сорок лет назад я прочитал у И. Северянина: Но дни идут - уже стихают грозы. Вернуться в дом Россия ищет троп… Как хороши, как свежи будут розы, Моей страной мне брошенные в гроб! Помню эти стихи по сей день. Уверен, что и вы, дорогой читатель, помните: прочитав один раз, эти строки забыть уже нельзя. Так же, как и строки выдающегося, но пока по достоинству не оценённого поэта Михаила Анищенко: Полыхнуло огнём по детству - полетел с головы картуз. Я убит при попытке к бегству: из России в Советский Союз. Теперь вы понимаете, почему наши дети не читают современную поэзию? Есть ли сегодня в России талантливые поэты? Безусловно, есть. Однако «литературные журналы всероссийского уровня» делают вид, что их не существует. Главные редакторы этих журналов не понимают, что всё, о чём они молчат, может быть использовано против них. Пройдут годы, и многих современных лауреатов и дипломантов будут вспоминать примерно так: он внёс свой вклад в большую литературу и тут же оказался в числе обманутых вкладчиков. Когда литература больна, осложнение получают читатели. Многие читатели и литературные критики считают, что сегодня литературные журналы зашли в тупик. Впрочем, тупик - это всего лишь один из пунктов следования. Хотел ещё написать о литераторах, которые руководят литературными журналами. Не буду этого делать (по крайней мере, в этих заметках) ибо правда в больших дозах вызывает побочный эффект.

Современники

СИЛА МЕЧТЫ Автор: Вера Сытник Какими странными путями - неожиданными, а порой и жестокими - приходит человек к своей мечте, к тому, о чём он страстно думал когда-то, и что не смог воплотить в жизнь по различным обстоятельствам, от него не зависящим! Бывает, проходят годы с того момента, как появляется мечта, но за текучестью бытия человек забывает о ней. А мечта возвращается, правда, в такой момент, когда, казалось бы, уже и не до неё. Когда всё вдруг сдвигается с привычных мест и обрушивается на человека подобно океанской волне, которая крутит и ломает казавшуюся ещё недавно такой прочной лодку. Растерянному от непредвиденного поворота судьбы человеку стоит неимоверных усилий сопротивляться, чтобы его не затянуло в пучину, не швырнуло на дно пропасти, не придавило тяжестью обстоятельств. В такие минуты кажется, что всё безвозвратно пропало, погибло и движется к краху. Однако будто по мановению чьей-то доброй, по-отечески твёрдой руки неожиданно подбрасывается спасительная соломинка, уцепившись за которую, человек благополучно выбирается из опасного круга воронки, успевает выбежать из-под падающих на него обломков, умудряется удержаться на краю пропасти. Соломинка эта - мечта, о которой человек и думать забыл. Происходит удивительное: вернувшись при тяжёлых житейских обстоятельствах, мечта становится огоньком, способным пробить беспросветную темень будущего, становится каплей влаги, которая оживляет человека и возвращает ему силы, становится единственным средством, дарующим возможность продолжать жить. Почему так бывает: когда не ждёшь - приходит помощь; когда забываешь - тебе напоминают? Почему, позабыв о своей мечте, мы обретаем её в час сомнений и тревог, в час невзгод и лишений, в час сильнейшего упадка духа, в час истощения нравственных сил?

с о в р е м е н н и к и / Вера Сытник

Наверное, ответ на этот вопрос нужно искать в характере самого человека, сумевшего, несмотря на горечь момента, открыть мечте своё сердце, и в помощи высших сил. Все мы часто попадаем в жернова планиды, думая, что из тисков невозможно выбраться. Но не каждому ли из нас посылается подмога, да мы не видим её? Все ли из нас способны понять, ощутить исстрадавшейся душой, что это именно помощь? К сожалению, в пестроте внешнего мира мы зачастую оказываемся неспособными постичь значимость спасительных для нас явлений, а потому позволяем судьбе придавить нас. Она не такая. Она сумела не замкнуться в своей беде и почти в буквальном смысле поймала брошенную ей для спасения соломинку - нить в виде льняной тесьмы для плетения вологодских кружев, процесс изготовления которых так пленил Нину в далёком детстве. Судьба Нины Гавриковой - проста, типична для своего времени и вместе с тем всё в ней ярко и самобытно. Всё в жизни Нины показательно - от судьбы родителей, в лихие годы войны подростками севших на один трактор и работавших на торфяных разработках, и до плетения кружев занятия, перешедшего к ней от старшего поколения. Преемственность народных традиций прослеживается здесь очень сильно - в том, как естественно и органично они вплетаются в быт современных людей, населяющих Вологодскую область. Нина родилась в спокойное, стабильное для страны время - годы расцвета Советского Союза - в небольшом посёлке Михалево, что под городом Соколом Вологодской области. Россия в её самом живописном виде! Вокруг расстилались многочисленные торфяные болота и сочные прекрасные леса, богатые ягодами, грибами и всякой лесной живностью. На заготовке торфа работало почти всё население посёлка. Повсюду царила благодать: картины времён года сменяли друг друга, являя глазам подрастающей девочки переменчивую красоту мира, напитывая её душу чувством любви к Родине. Нина не раз видела ежей, зайцев, лисиц, когда вместе с родителями бывала на сенокосе, что уж говорить про домашних животных, за которыми она наблюдала с малых лет.

Детство прошло на фоне природы, вблизи неё, что наложило отпечаток на характер, сделав его чувствительным к текучей, изменчивой красоте мира. Нина сердцем понимает природу и, будучи сейчас городской жительницей, воссоздаёт её у себя дома на подоконниках, где буйно зеленеют в многочисленных горшках и горшочках различные растения и пестрят цветы. Кроме подоконника существует дача, куда Нину вывозят каждое лето! Семья была дружной: мать, отец, пятеро детей, из которых она - младшая. Атмосфера любви, посильной работы и взаимопонимания - вот основа моральной закваски Нины. Обязанности в семье были чётко распределены - пятилетняя Нина подметала полы, вытирала пыль, ходила в магазин. Самое яркое детское впечатление, сохранившее свою притягательность до сих пор, рисуется для неё в такой сценке: отец берёт её, маленькую, в руки и подбрасывает, подбрасывает к потолку, тянется к дочери губами, они оба хохочут, и оба счастливы неимоверно. Следом за этим Нина помнит охватившее её чувство ужаса: во время игры со старшими сёстрами и братьями она услышала звуки внезапно разбившегося зеркала в соседней пустой комнате. До этого зеркало крепко стояло у стены на комоде, оно словно само съехало и упало на пол. Тот ужас Нина помнит и сейчас. Вскоре отца нашли мёртвым в лесу. Отчим появился в их жизни, когда Нина пошла в первый класс. Все сразу ощутили разницу между отцом и чужим дядей, но капризничать никто не стал, интуитивно доверившись матери, понимая, что одной ей будет трудно поднять пятерых детей. Мама Нины очень любила читать. Она много читала сама и читала детям, особенно часто - народные сказки, после чего устраивала с ребятишками обсуждение прочитанного. Во время таких задушевных бесед речь шла о героях, об их хороших или плохих поступках, о зле и добре, и это служило прекрасным уроком нравственно-эмоционального воспитания детей, уроком ненавязчивым, исходящим от самого близкого человека. Сколько Нина помнит, в доме всегда были книги. Именно мама, проработавшая всю молодость на тракторе, затем - в пожарной части, а перед самой пенсией - в спиртодрожжевом цехе, именно она, всю жизнь

с о в р е м е н н и к и / Вера Сытник

державшая домашнюю скотину, сумела привить детям трудолюбие и умение организовать своё время. Ребятишкам надо было успеть приготовить уроки, помочь родителям по хозяйству, поиграть на улице со своими сверстниками. В семье ценился и уважался не только любой труд, уважалось старшее поколение и царила забота о младших. Примером последнего может служить такой случай, собственно, имеющий самое непосредственное отношение к нашему разговору. Нине было тогда лет десять. Она пришла к двоюродной бабушке, сын которой, женившись во второй раз, взял женщину с ребёнком. Девочка Оля, почти ровесница Нины. Надо было поиграть с ней, чтобы Оля привыкла к новой обстановке. Вот как этот эпизод описывает сама Нина: «Мы рисовали с Ольгой под передом (так у нас называют большую комнату в доме). А тетя Клава с дядей Колей сидели на кухне. Вдруг до моего уха донесся хрустальный звон непонятного происхождения. Я отбросила карандаши и побежала на кухню. Ольга за мной. Тетя Клава, отодвинув обеденный стол в сторону, сидела на лавке, зажав ногами подставку, на которой лежала продолговатая белая подушечка, и перебирала маленькими кругленькими палочками. Я в замешательстве остановилась, было интересно узнать, что это такое? Ольга ушла обратно, а я, завороженная, стояла и смотрела, как проворно и ловко двигает руками тетя Клава, как плавно изгибается под её руками кружевной волшебный узор». Всё! Чудо свершилось, в душе Нины поселилась мечта научиться плести кружева, как это делает тётя Клава! Ах, как это красиво - кружева! Девочка стала приставать к матери с просьбой купить ей коклюшки, служащие для наматывания ниток, и кутуз, необходимый для накалывания узора. Однако мама, неожиданно для Нины, воспротивилась желанию дочери, сказав, что незачем тратить время на пустую забаву. Нина опешила и затаила в душе обиду, с которой смогла разобраться, лишь повзрослев, когда у самой появились дети. Она поняла, что матерью двигало чувство любви: женщине, работавшей в то время на тракторе, занятие кружевом показалось чем-то ненужным, привязанным к незамысловатому рабоче-крестьянскому быту. А так хотелось, чтобы дочка получила образование, чтобы жизнь её была

более счастливой, чем у неё, вечно усталой от физического труда, вечно озабоченной, как прокормить детей. Нина согласилась с решением матери и больше к разговору о кутузе не возвращалась. Она закончила восемь классов, поступила в Сокольский целлюлозно-бумажный техникум, где получила профессию технолога. На последнем курсе вышла замуж, супруг оказался заботливым человеком, красавцем-мужчиной, прекрасным семьянином и весельчаком по характеру. Нина пошла работать на бумажный комбинат, вскоре родились дети, два крепеньких замечательных мальчика, появилась своя квартира, завели - построили сами - небольшую дачу в сорока километрах от Сокола. Одним словом, жизнь принимала такой оборот, когда всё стабильно, устойчиво, когда всё ладится и удаётся. Нину окружали любящая семья, хорошие друзья и коллеги по работе. Однако начавшаяся в девяностые годы перестройка внесла свои коррективы. Нина попала под сокращение и была вынуждена перейти в кладовщики цеха. Знаний технолога не хватало, поэтому она поступила на заочное отделение родного техникума, чтобы получить профессию экономиста. Как показала дальнейшая практика, это помогло ей не потерять работу, помогло выжить семье. Начиналось время, когда люди в мгновение ока оказывались у разбитого корыта. Казалось бы, всё утряслось: в трудные годы перестройки Нина смогла не растеряться, не впасть в уныние, как это делали многие, но вдруг всё рушится в её жизни. Рушится в один момент, перекраивая по новым лекалам судьбу. В результате неправильно поставленного диагноза Нина потеряла способность ходить. В одну секунду матушка-земля в буквальном смысле уплыла из-под ног. Нине было 37 лет, когда она перестала чувствовать под собой твердь, по которой - вот только что! - бегала, напевая песни. Для неё, такой активной, энергичной и неутомимой в работе, утрата подвижности выглядела даже не катастрофой. Нине показалось, что из неё что-то вынули, такое важное, без которого невозможно жить. После первого шока возник вопрос - почему я? За что?! Что я сделала плохого, чтобы меня так наказывать? За что на меня свалилось несчастье? Эти вопросы

с о в р е м е н н и к и / Вера Сытник

вырывались вместе с редкими слезами и зависали в воздухе без ответа. Нина старалась не плакать, чтобы не пугать и без того взволнованных детей и не вызывать чувство жалости у мужа. Отныне надо было казаться сильной. Да почему «казаться»? Нужно было быть сильной. Прошло некоторое время, и Нина поняла, что всё это не понарошку, что всё - навсегда, что надо приучаться к инвалидной коляске. Приучаться к тому, чтобы заново овладевать элементарными навыками и привыкать к мысли, что уже никогда, никогда её ноги не почувствуют прохладу чисто вымытого пола, не коснутся росы на траве, не пробегут по лесной тропинке. Осознавать это было невыносимо. Очень помог муж, который согревал своей любовью, дети, которые наперегонки выполняли любую мамину просьбу, близкие родственники и верные друзья, не оставившие Нину в трудную минуту. Но самое главное здесь - в самой Нине, в её необычайной внутренней стойкости и жизнелюбии, в том, что хватило природного чутья и сил, чтобы, поняв благодать всего земного, начать всё сначала. Закваска её характера, замешанного на любви к природе, к родному краю, к семье, к труду, оказалась столь крепкой, что её хватило, чтобы доказать, прежде всего самой себе, что она достойная дочь своей матери, женщины сильной, житейски мудрой и решительной. Материнский пример жизни часто вставал перед глазами. Думалось: а каково ей было в пятнадцать лет управлять трактором? В 43 года остаться без любимого мужа с пятью детьми на руках? Мать никогда не сдавалась, и Нина не будет. Сев в инвалидную коляску, она ни на кого не обиделась, сердце её не наполнилось злостью, напротив, в нём укрепилась любовь ко всему, что Нину окружало: к семье, к друзьям, к небу в окне, к цветам на подоконнике, к даче, на которую продолжали ездить всей семьёй. Сыновья, ещё подростки в то время, вместе с отцом сносили Нину на руках с пятого этажа на улицу. Так продолжалось до тех пор, пока Нина своим упрямством не добилась того, чтобы поменять квартиру с пятого этажа на первый. Она сама нашла, подобрала нужный вариант обмена, всё остальное сделали её мужчины - муж и сыновья. Благодаря настойчивости Нины в подъезде (через два года после первого обращения в соот-

ветствующие инстанции) соорудили пандус, при помощи которого Нина может беспрепятственно выезжать на улицу. С переменой образа жизни появилось много времени для разных дум. Прошлое перемешивалось с настоящим, рождались мечты, бродили неясные образы, рисовались яркие картины пережитого, всё будто сговорилось для того, чтобы наполнить душу Нины тем поэтическим волнующим настроением, которое она испытала впервые давно, очень давно, когда была на практике в стройотряде. Она тогда написала первое в своей жизни стихотворение, поразившись способностям слов складываться в рифму, складываться по её желанию. Это было захватывающе и очень волнительно. Позже, когда Нина работала художником-оформителем цеха ТДВП Сокольского ЦБК, приходилось часто не только оформлять стенгазеты, но и писать поздравления на юбилеи, что послужило хорошим опытом в написании стихов. И вот теперь, будучи прикованной к инвалидной коляске, Нина вернулась к прошлому занятию, приносившему в своё время немало удовольствия, - она начала писать стихи, чтобы, по её словам, «не замкнуться в себе, не пасть духом, чтобы отвлечь мужа и сыновей от гнетущего ожидания непоправимого». Вскоре друзья посоветовали отправить некоторые из стихов в районную газету «Сокольская правда», сопроводив их коллективным письмом. Письмо и стихи прочитала Татьяна Александровна Пушникова, руководитель литературного объединения «Сокол». Она обратила внимание на искренность поэзии Нины, на историю автора. Стихи были напечатаны. Это был 2005 год. Так началась её творческая биография. Нина много работала - читала, писала стихи, но чувствовала, что в них чего-то не хватает. Привыкшая во всём докапываться до сути, она обратилась в 2006 году за помощью к Людмиле Николаевне Афанасьевой, преподавателю литературы в техникуме, в котором когда-то училась. Возможно, толчком к этому послужило то, что в декабре 2006 года Галина Александровна Старыгина, председатель общества инвалидов, отправила рукопись со стихами Нины известной вологодской поэтессе Ольге Александровне Фокиной, на что был получен отрицательный, «жёсткий, - как считает сама Нина, - но справедливый ответ».

с о в р е м е н н и к и / Вера Сытник

Людмила Николаевна тотчас откликнулась - в течение года она занималась со своей бывшей студенткой, постепенно раскрывая основы стихосложения, работая вместе с ней над её стихами. Эта женщина сыграла огромную роль в жизни Нины, она словно раздвинула горизонт перед ней, всё теперь виделось шире, просторнее, яснее. Нина признаётся, что без её помощи она вряд ли состоялась бы как поэт, в душе Нины живёт чувство благодарности к своей учительнице. Сама Людмила Николаевна говорит, вспоминая то время: «Упорства, энергии, желания быть нужной и полезной людям Нине не занимать. Я с детства живу борьбою, Забыв про словцо «везёт». Мне всё достаётся с бою, Но мне достаётся всё. Эти слова уважаемой и любимой ею вологодской поэтессы Ольги Фокиной точно и ярко отражают мироощущение моей ученицы. Постепенно появились навыки, умения, чувство слова, свободное владение выразительными средствами, художественное мышление образами». С момента, как Нина закончила заниматься с учительницей, прошло восемь лет. За это время выпущен сборник стихов «Поворот судьбы». Деньги от его продажи Нина перечислила на восстановление Николо-Троицкой церкви, находящейся недалеко от их с мужем дачи. Несколько стихотворений вошли в коллективные сборники. Наступило время, и о её стихах очень тепло отозвалась Ольга Александровна Фокина. Знаменитая поэтесса написала: «Душа Ваших произведений - родная сестра душе моих. Спасибо. Удачи Вам». Нужно заметить, что произошло это спустя полтора года после того, как известная поэтесса раскритиковала стихи Нины, впервые познакомившись с ними. Нина дважды являлась номинантом Международной премии «Филантроп», первый раз в номинации «стихи», второй - в номинации «вышивка крестом». Многогранности её натуры приходится только удивляться. Семь лет она занималась вышивкой, подарив своим друзьям более пятидесяти картин. Нина попробовала себя и в прозе. С гордостью за свою ученицу Людмила Николаевна Афанасьева гово-

рит: «В 2013 году при финансовой поддержке редакции литературно-художественного журнала «Три желания» в качестве поощрения за призовое место в конкурсе рассказов вышла её книга «Шаг над пропастью». В ней не только итог работы над освоением формы эпической литературы, но и великолепный, скрупулёзный исследовательский материал о своей родословной - о четырёх поколениях простых людей, из будничного и героического труда которых и складывается это ёмкое понятие «русский народ». Занимаясь стихами, Нина неизменно испытывала потрясающее её чувство внутреннего подъёма, чувство духовного восторга перед ложащимися на бумагу строчками. В такие минуты душа улетала ввысь, в поэтические дали, трепетало сердце и будто что-то хрустальное звенело внутри неё. Это спасало от грустных дум, от тяжёлого настроения, иногда накатывавшегося такой волной, что не хватало воздуха. Чтобы сделать вдох, Нина писала стихи. И рождались такие строчки: …Улыбаюсь невольно, скрывая тоску и усталость. Видно, в двери стучит непреклонная бабушка-старость. Тихо падает снег, растекаясь на черных ресницах. Снова год пролетел, перевернута в жизни страница. А тебя рядом нет - одиночество душу терзает. Жизнь, как этот снежок, потихонечку тает и тает... Но бывали моменты, когда не спасали и стихи, когда было невыносимо больно за своё положение, за свою жизнь. И сколько Нина ни пыталась вернуть настроение, сопровождающееся хрустальным перезвоном, оно не возвращалось. Нина чутко прислушивалась к себе, стараясь уловить чудесные звуки, но всё было тщетно. Она часто задумывалась, что же напоминают ей эти необыкновенные, нежные, мелодичные, очень желанные звуки, рождающиеся в душе всякий раз, когда Нину охватывало поэтическое вдохновение, и не могла понять. В один из моментов, когда душа вновь устремилась к поэтическим далям, когда от восторга затрепетало сердце, Нина вдруг вспомнила. Да, конечно! Хрустальный перезвон! Как она могла не догадаться! Как она могла забыть! Ведь так звенели коклюшки тёти Клавы, когда та плела волшебной красоты кружева! Нина вспомнила о детской меч-

с о в р е м е н н и к и / Вера Сытник

101

те - о своём давнем-давнем желании научиться плести кружево, и трепет азарта охватил её. А что если попробовать? Что ей мешает заняться кружевоплетением? Это произошло в 2010 году. Не откладывая дело в долгий ящик, Нина поделилась своей мечтой с подругой Верой Дюжевой. Подруга разговорилась с сыном одной кружевницы, Екатерины Угловой, которая, узнав проблему, с великой радостью отдала Нине всё своё оборудование. Вера в несколько заходов перенесла его Нине, напоследок сказав: «Хорошо, кутуз, сколки, иголки, коклюшки у тебя теперь есть, но кто научит плести кружева?». Но Нина не отчаивалась, она чувствовала, как поёт её сердце, и верила, что выход найдётся. Действительно, вскоре муж познакомился с Ангелиной Ивановной Проничевой, которая когда-то в молодости плела кружева. Она приехала к Нине домой, поговорила с ней, прониклась большой симпатией, искренним сочувствием, а потом специально прошла в Доме народного творчества курсы, после чего стала ходить к Нине и показывать, что и как делать. Верно говорят, мир не без добрых людей. Они встречаются постоянно на жизненном пути Нины. Не потому ли, что она не отгораживается от мира за ширмой болезни, не сосредотачивается на личных проблемах, а смело, открыто глядит в каждый наступающий день? Не передать ту радость, которую испытала Нина, когда из-под её рук вышла первая кружевная салфетка. Вот она, сбывшаяся мечта детства! Вот он, хрустальный перезвон! Он пел теперь не только в душе Нины, он шёл от постукивающих друг о друга деревянных лёгких коклюшек. Два перезвона, внутренний и внешний, соединялись в единое целое, и получался праздник. Трудно сказать, откуда у нее столь тонкое чувствование красоты и острое ощущение прекрасного. Может быть, от прадеда, который был кузнецом и который, по воспоминаниям родных, вытворял своими молотом и наковальней чудеса? Возможно. Занявшись кружевами, Нина почувствовала некую благость в душе и такое спокойствие, будто она причалила к месту, к которому давно стремилась! «Неисповедимы пути твои, Господи!» - подумалось мне, когда я узнала эту историю. Почему так надо было, чтобы

встреча с мечтой состоялась у Нины не в детстве, когда ей так хотелось научиться управляться с коклюшками, а в зрелом возрасте, в непростое для неё время? Кто знает… Всё свершается так, как свершается, и именно тогда, когда приходит тому время. Вот и для кружева в исполнении моей героини пришло время. Её салфетки, косынки, шляпки, галстуки отличаются поразительной чистотой, грамотностью исполнения. От них будто веет глубинной народностью, я вижу в них Россию, её широту, раздолье, её достоинство и простоту, сочетающуюся с величавостью. 24 июня 2011 года в Вологде прошёл I Международный фестиваль «Живое кружево», на котором был установлен рекорд массового плетения кружев. Этот факт занесен в книгу «Рекордов России» и зафиксирован в присутствии Светланы Владимировны Медведевой, супруги бывшего в то время Президента России Медведева Дмитрия Анатольевича. Нина подарила ей кружевную косынку, которую она выплетала долгими зимними вечерами, вкладывая в неё свою душу. «Не помню, откуда я узнала о Первом фестивале кружева, - рассказывала мне Нина, - но вы бы знали, как мне туда хотелось, я всех подняла для этого! В результате мне выделили работников МЧС для того, чтобы снять меня с пятого (тогда ещё с пятого!) этажа. Выделили специализированную машину с подъемником, чтобы отвезти в Вологду и привезти обратно. Видимо, какое-то шестое чувство подталкивало меня. Я же тогда не знала, что мы переедем на первый этаж, что мне пообещают сделать пандус. Что бывший губернатор, став депутатом Государственной думы, поможет мне в установке пандуса. И что он через год приедет ко мне в гости. Пути судьбы запутаны». Нина была счастлива. Она продолжила занятия кружевом, и в августе 2013 года стала Лауреатом конкурса рисунков по мотивам стихов А. А. Ганина - в рамках мероприятий, посвященных 120-летию со дня рождения поэта. А в декабре 2013 года в Доме народного творчества была организована ее персональная мини-выставка «Веков нетающий узор». В 2014 году редакция областной газеты «Красный север» наградила Нину дипломом за победу в конкурсе «Мой кружевной наряд» в рамках II Международного фестиваля «Живое кружево» в номинации «Кружевная лирика».

с о в р е м е н н и к и / Вера Сытник

103

Стихи, проза, вышивание крестом, кружевоплетение это ещё не всё! У Нины неожиданно для неё самой открылся педагогический дар. Её потянуло к детям, к школьникам, захотелось поделиться с ними своим опытом в стихосложении. Наверное, тут нечему удивляться, если вспомнить пример её матери, воспитавшей пятерых детей, устраивающей с ними литературные чтения. В 2008 году Нина сумела собрать небольшой кружок, занятия проходили у неё дома. А в апреле 2014 года она вместе с учителем математики Мариной Георгиевной Окуличевой организовала в городе Сокол детский литературный клуб «Озарёнок» как филиал клуба «Озарёнок», существующего на сайте «Союз писателей» (г. Новокузнецк). Упорная, настойчивая, энергичная, целеустремлённая, до удивления открытая в общении с людьми, иногда строгая, прямолинейная, но необыкновенно добрая, всегда отзывчивая, искренняя и улыбчивая Нина вызывает у родных и знакомых чувство глубокого уважения, смешанного с восхищением. Да, тут есть чему восхищаться. Женщина, сумевшая сохранить в своей душе, несмотря на постигшее её несчастье, хрустальный перезвон своего детства, который выплёскивается наружу в виде стихов и кружев! При этом Нина научилась, сидя в инвалидной коляске, мыть посуду, готовить обед, печь блины и пироги, работать на компьютере, подметать и мыть пол. Недавно Нина встречала у себя дома долгожданного гостя - бывшего губернатора Вологодской области, а теперь депутата Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации Вячеслава Позгалёва. Именно этот человек подвёл Светлану Владимировну Медведеву к Нине на фестивале кружева, именно его она вспоминает добрым словом. Спокойно приняв судьбу, смирившись с инвалидной коляской, но не смирившись с инвалидностью, Нина теперь имеет ответ на свой давний вопрос «почему?» Вот эти слова неизвестного ей человека она как-то нашла в Интернете и полностью согласилась с ними, приняв их всем сердцем: «Бог дает человеку не то, что он хочет, а то, что ему надо. Поэтому не спрашивайте «за что?», а подумайте «для чего?». Нина подумала и написала мне: «Для того, чтобы сделать

переоценку всего. Всего! Чтобы научиться ценить время, научиться жить по-новому. Чтобы понять - жизнь настолько скоротечна, что необходимо дорожить каждой прожитой минутой на земле. Чтобы показать обществу, что инвалиды имеют право на достойную жизнь. Чтобы понять, что добрые человеческие отношения ни купить, ни продать невозможно, поэтому нужно стараться выстраивать их так, чтобы никого не обижать, не тратить время на пустые выяснения. Чтобы успеть объяснить подрастающему поколению одну простую истину: в каждом человеке должен быть внутренний стержень. Объяснить, что в этом мире нет ничего невозможного, стоит только очень захотеть. А главное - понять, что жизнь прекрасна, и она продолжается». О русская женщина! Сколько о тебе было написано и сколько ещё будет написано! Ты озаряешь светом своей любви всё вокруг тебя! Ты зажигаешь в сердцах людей надежду на лучшее! Ты неистощима в своих силах, ты сильна и в слабости! Ты - душа России!

м о л о т г р а ф о м а н о в / Александр Балтин 105 Молот графоманов /

Молот графоманов

НАВОЗ ЗА ЗОЛОТО Автор: Александр Балтин

К ВОПРОСУ О РУССКОЙ ГРАФОМАНИИ…

Писать - российская болезнь. Или, может быть, в этом спасение России? Пишут все - политики, домохозяйки, шоу-звёзды, торговцы вином… Количество книг растёт Вавилонской башней, а белизна страниц превращается в своеобразный океан, норовящий затянуть всех. Почему так? Мы больше других ощущаем, что ли, что единственное, что можно оставить по себе, помимо детей, это книги? Возможно и так. Возможно и худшее… нежелание заниматься основной работой толкает вновь и вновь сочинять нечто, описывающее свою жизнь, или выдумывая другие… Хорошо это? Плохо? Нет ответа - просто факт. Из самой читающей - в самую пишущую: такая вот деформация. Или - такое страстное желание переложить свое «я» в знаки? Остаться на неких иллюзорных скрижалях? Но книжная Вавилонская башня растёт. Читать некому, только самим писакам, и в этажах её так просто заплутать. Особенно это касается псевдопоэзии. Миллионы графоманов, манкируя правилами стихосложения, бесслухие к рифме, наплевав на то, что мысли, которые кажутся им своими, сто раз высказаны кем-то ещё гораздо лучше, создают и множат поэтических уродцев, а сами сбиваются в группки, организуют союзы. Больше, больше. Бессмысленней, бессмысленней. Оправданием может служить то, что миллионостишье это создаёт почву для грядущей великой поэзии, но оправдание сие иллюзорное, ибо кто разберётся в этом словесном месиве? Россия пишет - как некогда у Гоголя, по меткому определению И. Анненского, ела.

ЖАЛКИЙ ПРИГОВ

Если раньше графомания - неумение писать - и называлась графоманией, то в мутной пене современности, принятой за чистую воду, она оказалась способна давать неплохой барыш. И Пригов - тому пример. Если в некогда известных стихах о Милицанере (спросите сегодня сотню людей на улице - слыхал ли кто о таких?) ещё можно было найти, когда не пародию на реальность, то хоть затхлый дух советского, в худших проявлениях бытия, символом которого стоило бы посчитать либо пьяную, кое-как бытово организованную коммуналку, либо заплёванную шелухой от семечек улицу, то уже в бесконечных: «Женщина в метро меня лягнула…», «Только вымоешь посуду…» - не было ничего ни забавного, ни пародийного, ни символичного. Только убожество. Было предложено, а скорее, навязано считать это игрой в графоманию, каковая уже сама по себе не может быть интересной, но… почему же игрой? Где тут игра: «И Данте со своей Петраркой, и Рильке с Лоркою своей…»? - Тут словесная нелепость, не более, неумение организовать текст, смысловое и звуковое уродство. А дальше… пошёл слом эпохи, тотальное осмеяние всего, торжество стёба, признанного новой философией, триумф шута, кричавшего кикиморой. Всё это было бы смешно, когда бы не было столь трагично: за распадом формы следует распад сути, растление души. Западные связи тут, естественно, пригодились: тамошним специалистам подавай горяченькое, да с душком, подпорченное: на такое и ловятся угри выгоды. Поначалу соотечественники ужасались: как можно поделки Пригова выдавать за поэзию? Потом привыкли, отошли в сторонку, пожимая плечами; затем, благодаря пиар-технологиям, персонаж этот стал непременным участником богемно-тусовочной жизни: с шиком западным фестивалей и житьём в Лондоне. А было всё просто: достаточно промыть глаза и перечитать русскую классику, чтобы понять, насколько восхваляемый пиит - пустышка, мыльный пузырь, чьи тысячи стишков не стоят одного тютчевского кристалла. Да почему-то никто не промывал…

м о л о т г р а ф о м а н о в / Александр Балтин

107

Есть в литературе фигуры грандиозные, от их творчества захватывает дух; есть значительные, с которыми нельзя не считаться, и есть настолько жалкие, что неудобно даже не столько за их бездарность, сколько за всех нас, готовых принять навоз за золото.

КИБИРОВЩИНА КАК ПОНИЖЕНИЕ ПЛАНКИ

Не то плохо, что Кибиров известен (какая сейчас слава у поэта? Даже у сверх-мастера тусовки и та условна), ужасно то, что снижена планка поэтического восприятия, и человек, сочиняющий всякие «…в ожидании конца опцадрипца-лап-ца-ца…» выдвинут в - немало, не много - выразители своего времени. А ведь в советское время в каждой стенгазете сидел такой Кибиров, и поискуснее сочиняли, и идеалы некоторые имели - лучше иметь хоть какие, чем ржать над самим понятием. Тащущий всевозможные мелочи в свои вирши, набивающий их второстепенным хламом, мелкими, кое-как зарифмованными историйками из собственной жизни, он превращает поэзию в болтовню в курилке - какой она быть не должна и не может. Впрочем, сегодня у нас может быть всё. Может, шустрый парнишка, облазивший в своё время все подпольные кружки, ловко делает имя на выкриках: «Меня не печатали в Союзе! Дайте мне сейчас высказаться». А ведь правильно, что не печатали. Человеку, несущему словесную муру, и не стоит давать высказываться. И плодятся, множатся кибировские вирши - то о сортирах (аж терцинами писаные), то о стирке пелёнок… В поэзии нет, конечно, запретных тем, почти нет. Вопрос: как это сделано. А сделано чрезвычайно неряшливо, с комическим самолюбованьем. Так человек, стоя перед зеркалом и расчёсывая усы, не видит, что рубашка у него выбилась и брючный ремень расстёгнут. Поэзия занимает ничтожно малое место в сознании соотечественников. Отчасти и сама виновата, отчасти - те ярые пропагандисты всевозможной кибировщины, что получают

неплохие западные дивиденды. Но делегировав персонажа, подобного Кибирову, в чуть ли не классика современной поэзии, мы получим количество читателей оной, не далеко удалившееся от нуля.

ВЕТХИЙ АМЕЛИН

Зачем нужна поэзия запутанная, как лабиринт, изощ рённая, как церковный диспут о количестве чертей в ушке иголочки? Поэзия, требующая шифровальщика-филолога, считающего терминологию важнее чувств и эмоций? Сложные мысли? Но их можно излагать ясно. Как Тютчев, к примеру. Ведь над поэзией должны плакать и думать, сопереживать и учиться сострадать, а когда вместо этого приходится разгадывать словесные шарады и прикидывать, что к чему вообще относится - это уже какой-то другой жанр, пусть и построенный по канонам размеров и даже иногда оперённый рифмой. Вероятно, всё же нужна, но исключительно этим изощ рённым шифровальщикам-филологам, которым, по правде сказать, стоило бы заниматься литературой вековой, отстоявшейся, а не современной, ибо слово, сказанное в простоте, воспринимается ими кощунством. Филологическая поэзия вообще бесплодна, ибо связана с собиранием древних крох, со своеобразным коллекционированием, со сбитыми полюсами восприятия - вроде приравнивания Пушкина Хвостову, а Баха - Зеленке. Но тогда производитель подобных опусов и должен занимать ничтожную нишу, а не, бряцая связями и козыряя директорством в издательстве, без конца кочевать по страницам журналов, получая премию за премией. Кто, впрочем, их знает, премии эти просто оголтелый ажиотаж и сумма договорённостей. Обращаясь к любимому М. Амелиным XVIII веку, вспомним Державина: «Река времён…» Что ж, она действительно смывает всё. Если посмотреть глобально, то и Гомера когда-нибудь забудут. Тем не менее, именно эта река корректирует репутации. И поэтические тоже. Иные сохраняя долгое, по меркам человека, время. Но едва ли сие светит сочинителю, который, вероятнее всего, путается в структурах собственных же текстов.

м о л о т г р а ф о м а н о в / Александр Балтин

ПЛОХО БЫТЬ ЛЬВОМ. КОТЮКОВЫМ

109

О, как здорово учреждать премии, находя богатых графоманов, в обмен на публикации своих опусов, готовых давать не малые деньги. И вручать эти премии самому себе. Как здорово считать их, перебирая, развешивать на стену, любоваться - не то ими, не то самим собой, мнить себя значительной персоной, даже не вспоминая при этом, что у Блока, или у Есенина вовсе не было никаких бирюлек. Как замечательно, дорвавшись - путём весьма сомнительным - до власти, говорить, важно помахивая дланью: «Мой союз!» Так барин мог речь: «Моя деревня». Неважно, что сочиняет человек, мнящий себя классиком, пускай, к примеру, такое: «Май бело-розовый в чаще берёзовой…» И наплевать, что это банально, как десятикопеечная монета, тысячу раз сказано, а по глубине напоминает смесь гречневой каши с молоком. Главное, связи: крепкие, что канаты, главное, литературное торгашество более смрадное, чем тривиальная спекуляция, главное связи, которыми обрастает человек, что пупырчатой коростой. Вот оно счастье! Вот она слава! За пределами Садового кольца никому неизвестный бодрый графоман, под видом богоискательства производящий рифмованную жвачку, а вместо лирики дающий всевозможные «бело-розовые маи», упивается крохотной властью, ворочая отнюдь не крохотными деньгами, ибо коммерческие способности развиты чрезмерно. В отличие от литературных. Всякому, входящему в его кабинет, он сообщает: «Вот сколько у меня изданий!» - и снова мановенье дланью… Действительно, стол завален кривыми сборничками и тощими газетёнками, выходящими тиражами в диапазоне от 300 до 1000 штук, но даже эту толику некому, кроме авторов, всучить. Хорошо быть Львом. Плохо быть Львом Котюковым. Ибо язык - раньше, или позже - отомстит: за торгашество, ячество, бездарность, наглость. За беззаконие.

ЛИТЕРАТУРА И ИНТЕРНЕТ

Для литературы гибельно отсутствие фильтров, исключение редактуры, убеждённость, что всё равно всему, и поделка мало чем отличается от шедевра. Для литературы смертельно опасна возможность, предоставляемая любому графоману, несколькими нажатиями кнопок размещать новые и новые тексты-уродцы, уместные в кунсткамере, но недопустимые в литературном про странстве. Для литературы вряд ли полезно огромное количество изданий, объединяющих людей, чей талант слишком сомнителен, чтобы тратить время на попытки отделить зёрна от плевел. Поэтому, интернет, столь ценный, как глобальная биб лиотека, столь удобный, как самый быстрый способ связи и инструмент получения самой разной информации, для современной, буйно растущей литературы крайне опасен избыточной кривизной. Издания множатся, новые рати пишущих людей, возомнивших себя писателями и поэтами, наступают, и, кажется, мир треснет от кособоких стихов и коряво-пустой прозы, и треснул бы, когда б литература играла значительную роль в умах сограждан… Но тут круг замыкается: коли литература не особенно нужна ныне живущим людям, то и не всё ли равно, как существует она в интернете? Однако хотелось бы надеяться на гамбургский счёт - отдалённый, как всякая справедливость.

МУТНЫЕ ВОДЫ МЕЙНСТРИМА

Мейнстрим в поэзии (в словесных искусствах вообще) означает не мощное, основное течение, увы, а чудовищное сужение существующего богатого, пёстрого, как павлиний хвост, поэтического спектра. Мейнстрим - это решение тусовки, определяющей литературную жизнь, как мафия долгое время определяла жизнь Сицилии. Это решение не пропускать тех, кто не соответствует тусовочному - весьма зауженному - взгляду на поэзию: тех, кто пишет по-своему, кто пишет, как (извините за баналь-

м о л о т г р а ф о м а н о в / Александр Балтин

111

ность) дышит, не стремясь угодить, и этим стяжать сумму эгоистических выгод. Таким образом, из сильного и мощного течения мейнстрим превращается в затхлую, мутную протоку, поставляющую всё новые и новые филологические выверты, стёбные, вовсе не смешные (стёб - третьеразрядный вариант юмора) вирши, или серые, стандартные, толстожурнальные опусы, кем-то определённые как поэзия. Ничего яркого. Никаких провинциальных авторов (хотя именно в провинции, где ставки ниже, а искренность выше) пишется лучшая поэзия. Мейнстрим, искусственно измысленный, становится, таким образом, погибелью всего живого, противореча своему названию. Но ведь мы привыкли к противоречиям.

ЗАЖГЯ И ПОГАСЯ НЕВОЛЬНЫЙ ВЗДРОГ Автор: Али Сафаров

Загадка Пастернака давно интересует меня. Как человек, «плоховато», по мнению Набокова, знавший русский язык, мог прослыть великим поэтом? Будучи поэтом, а не биндюжником и не налётчиком, он говорил на том же варианте русского языка, что персонажи из «Одесских рассказов» Бабеля. «Я у ней прописан»; «Они мне угрожали жизнью»; «Я покрываюсь стыдом»; «…тоской по нём, по себе самом». Это фразы из его писем. И такими доказательствами недостаточного владения русским языком пестрит вся переписка этого человека. Правильно «У неё прописан», а у «ней» - это не пра вильно . Можно угрожать жизни, или угрожать смертью, «угрожать жизнью» - нельзя Покрываются позором или, наоборот, славой. А стыд испытывают, и то, если бог дал такую способность. Тоскуют по нему, или по кому-то, а не «по нём». Сослаться на некий особый, оригинальный поэтический язык здесь нельзя, это письма, а не стихи. Но тема о Пастернаке слишком значима, чтобы, очертя голову, браться за неё. Широко известна фраза «Я Пастернака не читал, но осуждаю». И все смеются над ней, хотя повода для смеха нет ни малейшего. На самом деле сказано было: «Я Пастернака не читал, но позицию его осуждаю». Выбросили три слова и смысл изменился. Недавно смотрел видео, известный биограф и апологет Пастернака Д. Быков читал его стихи, вот эти: И ты снимаешь своё платье Как роща скидывает лист. Быков прочёл их так: И ты снимаешь своё платье Как осень скидывает лист

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

113

Заменил всего одно слово, и неуклюжая, совершенно графоманская строка про платье, рощу и листья приобрела вполне литературное, даже поэтическое звучание. Пастернак так сочинять не мог. А Быков может, он сообразительный, находчивый человек. С этой публикой держи ухо востро. Передёргивают, где могут. Поэтому, до поры до времени, оставим тему о Пастернаке. Ресурс авторитета и финансов у его поклонников неисчерпаемый, и никаких ограничений морали они не признают. Сотрут в порошок. Отмечу лишь, что интерес к Пастернаку заставил меня прочесть несколько книг о нём, разного литературного достоинства. От работы уже упомянутого Быкова и до интересной, яркой книги итальянца Серджио д'Анджело. Автор, безусловно, враг и ненавистник России. Но читать интересно, это враг талантливый. Другая, весьма содержательная книга, «Дело Живаго». Её авторы Питер Финн и Петра Куве, использовавшие рассекреченные материалы ЦРУ, сообщают много интересного. Их отношение к России такое же, как у вышеупомянутых авторов, но так же, как и д'Анджело, они не морочат голову читателям своими оценками фактов - «очаровательно неправильно» там не встретишь. Но главная награда за долготерпение и потраченное время худшая из всех книг, попавшая ко мне в руки за шестьдесят лет беспрерывного чтения. Эрнест Хемингуэй советовал читать только самые хорошие и самые плохие книги. Думаю, первую часть этой рекомендации я отчасти выполнил. Понятно, что не полностью, но отчасти. И делать это было интересно. Теперь вот, как по велению судьбы, в моих руках самая плохая книга. Почему я так её оцениваю? Сейчас расскажу. Но вначале о положительных моментах. Издана книга хорошо. На лицевой обложке два изображения профиля Пастернака, они смотрят в разные стороны, как орлы на российском гербе. При этом один как бы позитив, другой как бы негатив - чёрное лицо на светло-сером фоне. А посередине обложки белая полоса с вертикальной надписью - «Другой Пастернак». Полоса делит изображение на две части. Оборотная сторона книги ещё интересней. На задней странице обложки даётся портрет автора книги, выполненный таким образом, что на первом плане - её

ноги. О, если бы красота женских ног хоть как-то влияла на содержание текста! Какое наслаждение можно было бы получить при чтении! Хитрая писательница, фотографируясь для обложки, специально надела остроносые, открытые «лодочки», удачно подчёркивающие красоту её прекрасных ступней. И коленочки, точёные коленочки, тоже, конечно, открыты для всеобщего обозрения. Так бы и смотрел. Конечно, на шее у Катаевой висят крупные бусы, сейчас все литературные эксперты женского пола носят такие. Рук не видно, но почти уверен, что носит она огромные кольца, как все современные умные женщины. Это им нужно, чтобы отличаться от неумных. Неумные носят нормальные бусы, нормальные кольца или вообще не носят. Всё, на этом достоинства книги заканчиваются, дальше всё очень плохо. Поразительная вещь, даже в тех случаях, когда не ясно, о чём, собственно, речь, текст вызывает вполне определённое чувство. Какое? Пусть каждый решает для себя. Вот, например: «О ТЕХ ЛЮБОВЯХ, О КОТОРЫХ МЫ ЗНАЕМ, НАМ ИЗВЕСТНО БЛАГОДАРЯ ОПИСАНИЯМ ИХ СЛАДОСТНОГО ТЕЧЕНИЯ: О НЕДОСТОВЕРНЫХ ЛЮБОВЯХ Пушкина, описанных в таких стихотворениях, что когда нам надо описать какое-то неподвластное негениальному языку чувство, мы можем не ломать себе голову в поисках слов; о длящейся всю жизнь несомненной любви Блока к Прекрасной даме - замирает слух от явственного ощущения незримого и реального электрического поля между хмурой, закисающей Любовью Дмитриевной и вечной его женой; о восхитительной любви Маяковского (самое восхитительное, что кто-то пролюбил эту любовь за нас, мы можем знать её, как уже открытую Америку, репетировать, как провинциальный трагик привычный ему репертуар, сопереживать сильно и безопасно, в общем - потреблять), неизменной в пронзительности, вне зависимости от бурной и мелкой суеты, созданной для него - пусть Бриками, пусть хоть кем угодно, нам всё равно - повседневности.» «Замирает слух.» Замирать может звук, или дух, или сознание, уловившее нечто прекрасное или, наоборот, ужасающее. Ну, а здесь замирает слух. Наверняка вместе с мыслями.

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

115

И чем репетиция провинциального артиста отличается от репетиции столичного? Или столичные не репетируют? Непонятно и плохо. Ещё один перл: «Звезду Пастернаковской любви застили пятна. Она очень рано, очень неуклонно стала покрываться пятнами. Мало кто мог (пройдёт совсем немного времени) чуть ли не без содрогания видеть саму Зинаиду Николаевну, мало кто мог не поражаться взаимоотношениям супругов. Были, однако же, протуберанцы». «Протуберанцы», это что, фамилия? Или протуберанцы, это не фамилия, а развитие метафоры о звезде и пятнах? Но тогда, почему «однако»? Явления эти взаимосвязанные, никакое противопоставление здесь не уместно. Где пятна, там и протуберанцы. Известный поэт Ляпис из «Двенадцати стульев» утверждал, что шакалы, хоть и имеют форму змеи, на Кавказе не ядовитые. Отчасти логично, что в книге, посвящённой описанию жизни прообраза этого персонажа, пятна и протуберанцы - явления разной природы. На Кавказе есть шакалы, однако они не ядовитые. На звезде любви есть пятна, однако есть и протубе ранцы. Прослеживается традиция. Как, вероятно, читатель уже догадался, Пастернака и его стихи я не люблю. Но даже всей моей нелюбви к этому человеку мало, чтобы согласится с тем, как он описан у Катаевой. При этом, вроде быть старающейся вознести Бориса Леонидовича до небес. Дело, кажется, в том, что она просто не может видеть ничего незапачканного. На самом же деле, жил-был человек как человек, хитрый, осторожный, если не сказать больше, всегда и во всём сознающий свой интерес: «Зовите это как хотите, Но всё вокруг одевший лес Бежал, как повести развитие, И сознавал свой интерес». Автор этого и ещё многих подобных шедевров, точно также сознавал свой. Он верно оценил момент и сумел им воспользоваться.

Был он отчаянный подхалим, вот отрывок из его письма к Горькому: «Взволноваться вами как писателем особой заслуги не составляет. Проглотив в два долгих вечера «Артамоновых», не отрываясь, это только естественно для всякого, кто не кривит натурой и не создал себе искусственной чувствительности взамен прирождённой и наличной. Однако эта естественная читательская благодарность тонет у меня в более широкой признательности Вам как единственному, по исключительности, историческому олицетворению, я не знаю, что бы у меня осталось от революции, и где была бы её правда, если бы в русской истории не было вас». Что такое «искусственная чувствительность»? И как её можно создать? Но ещё хуже «естественная и наличная» и «единственный по исключительности». А какие ещё «единственные» бывают - по распространённости? Сразу вспоминается Беня Крик с его фразой «Что вы скажите на это несчастье? Это же кошмар» Но Беня издевался над полицейским, Пастернак же заходится в подхалимском раже и продолжает: «Вне вас, во всей плоти и отдельности и вне вас как огромной родовой персонификации, прямо открываются её выдумки и пустоты, частью приобщённые ей пострадавшими всех толков, т.е. лицемерничающим поколением, частью же перешедшие по революционной преемственности, тоже достаточно фиктивной». Честно говоря, я ничего не понял в заключительной части письма. На память пришло лишь «Взамен зимы приходит лето, спасибо партии за это». Та же риторика. Утешает только то, что и Горький вскоре прервал переписку с Пастернаком, сославшись на непонимание его писем. Ну а подхалимский талант Пастернака подтверждают также слова Ахматовой. Но, при всём этом, надо не забывать, каким было время, и прежде чем осуждать Бориса Леонидовича, примерим обстоятельства к себе. Просто жить хотел, и жить хорошо. И это у него получалось. Шикарный дом, довольно многочисленная, даже по буржуазным меркам, прислуга, автомобили, деньги, шубы для женщин. Не

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

117

станем завидовать, все люди сиры на земле. И Пастернак, при всём материальном благополучии и изворотливости, тоже не был счастлив. Многое мучило его. Катаева же рисует образ примитивного себялюбца, одержимого азартом предательства. Подсмотрев, как жена близкого друга моет полы, бросил свою, с ребёнком, и женился на поломойке. Его первая жена была худая, а эта, ничего, корпусная. Позавидовал и отбил. А я то, наивный, раньше думал, что между Борисом Леонидовичем и Зинаидой Николаевной неожиданно вспыхнула неземная любовь, и вихрь страсти бросил их в объятия друг друга. Такое бывает, довольно часто, особенно в книжках. Ан нет, полы мыла. Если шутки в сторону, какая всё это мерзость, какие низкие сплетни. О чём бы эта женщина не писала, при прочтении тут же возникает нехорошее ощущение и даже запах мерещится. Такой ей свыше дан талант. Она видит вещи, только повёрнутые самыми отталкивающими сторонами. Особенно нестерпимым становится такой оборот, когда Катаева описывает отношения между родителями и детьми. Отец и мать Бориса Пастернака были правоверными иудеями. Катаева же пишет: «Антисемитизм Пастернака был незаразителен с годами не малигнизировался, было состояние пожизненной ремиссии». Женщине с такими ногами, как у Тамары Катаевой, легко можно простить «незаразителен» вместо незаразен, бестолковое и неуместное использование медицинского термина «малигнизация» тоже простительно. Не стоит мелочиться. Но вот антисемитизм, пусть даже «незаразительный», в его случае это был бы акт предательства. Худшего из предательств, предательство отца и матери. Ну, не был Борис Леонидович антисемитом. Среди его окружения евреи составляли большинство. Замечательный и забытый мыслитель Пётр Успенский писал, что самое сложноорганизованное из известных нам существ человек, в то же время является всего лишь клеточкой примитивного многоклеточного образования - нации.

Этим обстоятельством обременён каждый человек, вне зависимости от национальной принадлежности и расы. Да, Пастернак не умел думать, как умел это делать Успенский, он лишь ловко маскировал банальность своих мыслей путанностью их изложения, но это не основание для обвинения в гнусном предательстве. Не всякое лыко в строку. Увидал соплеменника отталкивающей внешности, высказался по этому поводу, и что, антисемит? Вот какое решение по Пастернаку выносит Катаева: «Прожил всю жизнь с неприятием еврейства в себе и полным игнорированием (что похвально) этого НЕДОСТАТКА в других, так что можно заключить, что ему просто не нравились некоторые неэстетичные рожи на вокзалах, и он нашёл для них быстрое слово, каким их можно заклеймить» (выделено мной - А.С.). Поражают наглость и бесстыдство, с которым автор раздаёт оценки «похвально». Кто хвалит? Как человек, пов торяющий в повествовательном предложении «что» с интервалом в два слова, вообще может иметь суждения о литературе? Как может быть недостатком или преимуществом национальная принадлежность? И почему автор, будучи не в силах выразить смысл слова, пытается компенсировать это графикой - «НЕДОСТАТОК» заглавными буквами. Впрочем, это теперь родовой признак всех пишущих и не умеющих это делать. Будучи не в силах построением слов выразить своё отношение к описываемому предмету, они пытаются сделать это при помощи размера шрифта. Возврат в каменный век, к узелковому письму, там толщина и материал нити несли информационную нагрузку. Чтобы понять, насколько это далеко от методов литературы, представьте себе роман «Война и Мир», где русские люди описаны заглавными буквами, а французы малюсенькими, как в банковском договоре о займе. «Рожа», по определению, не может быть эстетичной, «некоторые неэстетичные рожи» - это масло масленое и «кошмарное несчастье». У меня нет серьёзных претензий к Катаевой, но вот тем «специалистам», которые не объяснили этой женщине, что с её данными куда лучше было бы колготки рекламировать, а не книги писать, хочется многое сказать.

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

119

Как это «… нашёл для них быстрое слово, каким их можно заклеймить»? «Них», «их» - прежде, чем говорить о других, посмотрите на себя самих, уважаемые господа. Вся эта книга - сплошное непотребство, бесстыдное копание в чужом грязном белье с целью извлечения материальной выгоды. Шестьсот пять страниц, добрая половина этой массы - цитаты. Просто, не надо прилагать усилия, перепечатываешь уже готовое, и всё. Учитывая, что излагать свои соображения письменно для автора труд непосильный, изобретение почти гениальное. Полностью же гениальность автора заключается в ловком использовании скобок. При цитировании это остроугольные скобки, а в авторском тексте используются круглые. То есть, часть цитаты, ненужная писательнице, заключается в остроугольные скобки и там исчезает. Таким образом, можно подгонять что угодно под какую угодно надобность. Попробуйте метод скобок на всем известном тексте о прекрасной маркизе «Всё хорошо, прекрасная маркиза... и дальше смело заключаёте в скобки ненужные фразы. Ну, а круглые скобки нужны для ещё большего коверканья фраз. Писать нормально Катаева не в состоянии, поэтому нужно неумению придать вид нарочитости. «Женя навязывалась Пастернаку - утюг на живот не ставила, но брату не препятствовала настаивать. Решение (о капитуляции) - Пастернака. Фамилия - её законный трофей. Взмахнув ногайкой и захохотав, Женя мчится перед строем не так удачно повоевавших писательских жён и «матерей детей». Из приведённого отрывка не ясно, ставил или просто наставлял утюг на живот Бориса Пастернака брат Евгении Лурье. Да ну его, этот русский язык, «ставил», «наставлял», «поставлял», «сопоставлял», чёрт ногу сломит. Проще всё запутать окончательно, так, чтобы кто не понял, постеснялся в этом признаться. Сам Пастернак всегда так делал, и ничего, Нобелевскую премию отхватил. Общий способ составления книги таков - обрывочное повествование, то ли главы, то ли абзацы, разделённые подчёркиванием, объём каждой элементарной частицы текста от одной до нескольких десятков строк .

Называется этот уголовно ненаказуемый способ отъёма денег у читателя «Роман-монтаж». С точки зрения морали, банальное мошенничество, но статьи в УК нет. Налицо неумение выразить мысль, происходящее не только от отсутствия таковой, но, в большей мере, от какого-то дефекта сознания, который приводит к неудаче в ста случаях из ста. Вихрь неуправляемых слов подхватывает автора, кружит, лишает ориентации в пространстве, она бессильно подчиняется хаотичному движению частей речи. Странные видения возникают внутри этого торнадо. Например, внутри завихрения, направленного против первой жены Пастернака, Евгении Лурье, мелькает «яичница человека». Это происходит вот таким образом: «Запрограммировав себя на бесцельный, протокольный и опасливый интерес к её творчеству, он взял себе за правило вести себя так и с другими, Чтобы казалось, что эта «вежливость» - свойство его характера, а не Женина требовательность. Он принял на себя готовность яичницу любого человека сравнивать со своим Божьим даром». Хорошо, если это аллюзия на поговорку «Сравнил Божий дар с яичницей». А если нет? Катаева сумела открыть новый жанр, «роман-монтаж», и теперь не надо строить сюжет, даже последовательность событий соблюдается не очень строго. Просто берётся цитата, связанная с какой-то грязной, чаще бытовой стороной жизни и составляется к ней комментарий. Характерной особенностью её текста является использование заключительных фраз абзацев , звучащих как тяжёлый выдох, отчасти даже как удар колокола, после неуловимой, но полной скрытого смысла паузы: «Сам Пастернак считал, что Нейгауз был рождён, чтобы стать мировой звездой (как Владимир Горовиц - его друг и партнёр по музицированию для Зины), а раз не случилось (уже в тридцатые годы было ясно, что не случилось и не случится), то нечего и биться. Нейгауз попивал. В общем, не видно особой разницы в том, в кого влюбился Пастернак - в Зину или в Гаррика…» И, удар колокола: «Чего-то стоящего, настоящего ему точно тем летом хотелось».

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

121

Вихрь слов владеет женщиной. А вот ещё, сравнивая «масштабы личностей» обожествлённого Пастернака с презираемой Евгенией Лурье, исследовательница пишет: «Сама она думала именно так и попробовала потягаться с ним, написала письмо. Он ответил «Будь в моих границах; знай столько языков, сколько я, столько людей, как я, не буди моего самолюбия, моей ревности. Ужасное письмо… Я тебя не удерживаю» . И, после цитаты и паузы, выдох с ударом, но уже от Катаевой: «Тогда она придумала печального банкира, Фейхтван гера. Проиграла». Увы, в своём новаторстве Катаева не оригинальна. Поэтесса Васильева, больше известная благодаря криминальным сводкам, использует тот же метод: «Ты мой наркотик, я твой наркотик. Обречены» Женщины, женщины, какая всё-таки безысходность. «Проиграла», «Обречены». Но не эта печаль самое заметное пятно на звезде творчества Катаевой. Есть и протуберанцы. Резонёрство, нестерпимое, навязчивое, как шутки из репертуара Камеди клаб. Будучи неспособной к связанному выражению простых мыслей, она пытается говорить максимами и парадоксами, вот такими: «Женщина по состоянию вещей не может созидать, «инь» - символ разрушения, ревновать - это разрушать чужую рождающуюся или рождённую любовь, разрушать свою, разрушать себя, разрушать своего партнёра». В даоском символе внутри тёмной искривлённой капли «инь» притаилась ослепительная точка «ян», зародыш становления тьмы вещей. И если рождение - детей - не созидательный акт, то какой? Ещё Катаева учит: «О любви писать особенно нечего - она крепка, как смерть, и только; и обычно описание любви - счастливой и тем знаменитой - оканчивается описанием смерти Ромео и Джульетты (история запутанных житейских обстоятельств, которые мешали осуществлению любви - сюжет романов,

называющих себя любовными, а на самом деле являющихся бытописательскими, описывающие те самые житейские перипетии, про которые мужчинам читать зазорно и скучно; дамские романы не о романах - не для них)». Честно говоря, из всей этой кучи слов я понял только, что романы сами называют себя и о любви нечего писать. Спасибо. Но и это далеко не самые яркие протуберанцы, есть такие, что… Впрочем, судите сами: «Ничто так не укрепляет семью, как сделанный женщиной аборт». Живо представляется мне молодая пара, жених и невеста, и он шепчет ей на ушко - мы поженимся, и ты будешь делать много, много абортов. «Да милый, отвечает она, это так укрепит нашу любовь и нашу семью!». Мудрость про аборты высказана не случайно, не в азарте полемики, она действительно так думает: «…как бездушная милитаристски ориентированная социальнодемографическая политика Советской страны не дала им с Зиной сделать аборт». Проклятая, бездушная советская власть мешала убивать детей в утробе матери, потому что кровавому диктатору нужны были солдаты и медсёстры. А об укреплении семей путём абортов красные палачи и не думали. Обращение к великой простоте и ясности даоского символа «Инь - Ян» пагубно для Катаевой. Ей не надо было бы этого делать никогда. Вот она рассуждает о правах литературного наследства: «Это белая сторона, физиологическая, женская, инь. А есть и другая. Чёрная, мужская. Отвлечённая, умственная и духовная - ян - сторона читателей». Уверен, что Катаева наверняка знает, что Ян - символизируется белым цветом, а Инь - чёрным. Здесь просто сказывается привычка чёрное называть белым, а белое - чёрным. Удивляться тут нечему, человек, искренне считающий Пастернака великим поэтом, поступать иначе и не может. Мне кажется, что в отличие от зарубежных авторов, да и того же Быкова, ценящих в Пастернаке лишь агента влияния и инструмент для уничтожения духовного и интеллек-

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

123

туального наследия России, Катаева правда верит в его поэтический талант. Писательница думает, раз так все говорят, значит, так оно и есть. Нобелевскую премию дали. Если бы Катаева понимала всю несостоятельность Пастернака как литератора, она бы никогда не затронула две темы: первая - об издании академического собрания сочинений Пастернака. И вторая тема - убийственное сравнение Пастернака с Набоковым. Этого делать явно было не надо. Если верить Зое Маслениковой, сам Пастернак очень опасался внимательного и не зомбированного читателя. В книге «Портрет Бориса Пастернака» она приводит свой диалог с Борисом Леонидовичем: - Как раз сейчас читаю. И там нашла «Близнеца в тучах», ещё не читала. - Не читайте! Это очень плохие стихи. Не могу же я всю Ленинскую библиотеку сжечь! - А вам хотелось бы? - улыбнулась я. - Во всяком случае, если бы была возможность, я бы уничтожил почти всё, что написано до сорокового года*. Поэт, желающий уничтожить всё, созданное им до пятидесятилетнего возраста. А как же «Года шалунью рифму гонят» ? Не стану напоминать, сколько лет провели на земле великие поэты. Это и так все знают. Пойманный на случайном откровении «сжечь библиотеку», Пастернак, как всегда, начинает изворачиваться, не отвечает по существу. Конечно, будь у него возможность, он не только Ленинскую библиотеку бы сжёг, но и все, какие только существуют. Но речь не о нём, а о Катаевой, не понимающей, что публикация писем Пастернака возможна только при изменении всей ситуации в России, когда будут разоблачены нынешние «классики» и паразитирующие «литературоведы», когда всех этих людей погонят на лесовосстановительные работы. Иными словами, никогда. Нынешние будут максимально скрывать всё, написанное Пастернаком, все следы его деятельности. Вторая роковая ошибка Катаевой - проведение параллелей между Пастернаком и Набоковым. Не надо было этого * «Портрет Бориса Пастернака» Сов. Россия. 1990 г. Стр. 50.

делать. Сравнивает бытовые моменты и предлагает читателю убедиться, что Владимир Владимирович - человек ловкий и корыстный, а уж его жена это воплощёние алчности и притворства: «Мы абсолютные тупицы!» - убеждали Набоковы своих адвокатов (представьте чуть приоткрытые в детской наив ности рты В. и В., прямо смотрящие глаза и хлопанье ресниц). Вера клялась, что абсолютно беспомощна по части контактов. Всё это было до такой степени наоборот…» Я не могу представить Набокова в том виде, в каком предлагает это сделать Катаева. Немногочисленные фото порождают ассоциацию со снайпером - зоркий взгляд, задумчивый или весёлый, но всегда целящийся, и вспоминается строка из его стихотворения: «вот-вот сейчас пальнёт в меня». Это Пастернак любил позировать, выкатив свои большие, женственные глаза, смотрящие расфокусировано, «в бесконечность» и приоткрыв мягкий, неопрятный рот. Но сейчас не об этом. Катаева часто, к месту и не к месту, использует оборот «масштаб личности». Так вот, человек, не расставшийся с женой-еврейкой в Германии тридцатых, не может быть сравнен с тем, кто свою бросил из-за её худобы. Просто, по тому самому «масштабу». Но почему надо возражать этой женщине в рамках её тематики: «Кто хуже». Ведь речь идёт о великом писателе и о его прямой противоположности. Поэтому сравним тексты: Пастернак, поэма «Спекторский»: «Обычно ей бывало не до ляс С библиотекаршей наркоминдела. Набегавшись, она во всякий час Неслась в снежинках за угол по делу. Их колыхало, и сквозь флер невзгод, Косясь на комья светло-серой грусти, Знакомился я с новостями мод И узнавал о конраде и прусте.

м о л о т г р а ф о м а н о в / Али Сафаров

125

Вот в этих-то журналах, стороной И стал встречаться я как бы в тумане Со славою марии ильиной, Снискавшей нам всемирное вниманье. Она была в чести и на виду, Но указанья шли из страшной дали И отсылали к старому труду, Которого уже не обсуждали. Скорей всего то был большой убор - Тем более дремучей, чем скупее, Показанной читателю в упор Таинственной какой-то эпопеи». Я знаю, что у многих эти строки вызывают восхищение, но, если в качестве эксперимента, спросить этих специалистов, о чём идёт речь, их мнения разойдутся. Потому что никто не скажет честно - ни о чём. И вот ещё фрагмент того же шедевра: «В румяный дух реберчатого теса Врывался визг отверток и клещей, И люди были тверды, как утесы, И лица были мертвы, как клише. И лысы голоса. И близко-близко Над ухом, а казалось - вдалеке, Все спорили, как быть со штукой плиса, И серебро ли ковш иль аплике. Конечно, это послабее будет, здесь, если брать шире, есть намёк на тему. Но очень уж мне нравится «визг отвёрток и клещей». Хотя, признаюсь, слышать не доводилось. А вот что обо всёх этих, и подобных им «стихах», сказал Набоков: «Болота вязкие бессмыслицы певучей покинь, поэт, покинь и в новый день проснись! Напев начни иной - прозрачный и могучий; словами четкими передавать учись оттенки смутные минутных впечатлений,

и пусть останутся намеки, полутени в самих созвучиях, и помни - только в них, чтоб созданный тобой по смыслу ясный стих был по гармонии таинственно-тревожный, туманно-трепетный; но рифмою трехсложной, размером ломаным не злоупотребляй. Отчетливость нужна и чистота и сила. Несносен звон пустой, неясность утомила: я слышу новый звук, я вижу новый край». Согласен, это не самое поэтичное произведение Владимира Владимировича. Но очень уж к месту. Только я бы на его месте слово поэт всё таки брал бы в кавычки. Покинь, «поэт», покинь. Так лучше. Я должен все же сделать признание - книгу «Другой Пастернак» я не дочитал. Уже в конце отвращение стало непреодолимым, читать стало невозможно. Бросил. О боже, такое облегчение, будто из затхлого подземелья выбрался на простор. Я думаю, читатель поймёт и простит меня. В конце концов, сколько разного непотребства пришлось мне прочесть, чтобы писать для «Молота графоманов». Сколько всего пришлось рассмотреть внимательно, при этом «невольный вздрог улыбкой погася» (это цитата из той же поэмы Пастернака «Спекторский»). Лягушки, раздувающиеся, чтобы соревноваться с быком, и Моськи, важно вышагивающие среди толпы, собравшейся посмотреть на слона - самые милые существа в этой кунсткамере, ведь есть ещё и писательница из рекламы колготок, а может - кто знает, кто знает - и она ещё не самое ужасное. «Труд, неукротимость, оружие изобретены для тех, кого этот мир зовёт странствующими рыцарями. И среди них я ничтожнейший». Эта строка из «Дон Кихота» в оригинале настолько совершенна, что даже мой перевод, любительский и несовершенный, не может исказить её смысл и звучание. Росинант прядает ушами и роет копытом горячую красную землю. А на горизонте - ветряные мельницы с бешено крутящимися лопастями, и в мрачном замке, охраняемом упырями, злой волшебник творит свои страшные обряды. Я никогда не оскорбляю Росинанта ни шпорами, ни плетью. Он сам знает дорогу и готов нестись вперёд. До новых встреч.