журнал СВОЙ, № 08, 2020 г. by СВОЙ

август 2020 журнал Никиты Михалкова

ПРИРОДНЫЙ ТАЛАНТ

И. ЛЕВИТАН. «ВЪЕЗД В ДЕРЕВНЮ». 1884

Исаак Левитан и беспорывный русский пейзаж

Не мочно царю без грозы быти

Дух против газа

Огни Большого Города

Ivan the Terrible на страже государственных интересов

«Атака мертвецов»: быль, затмившая легенды

Мастер, которому скажем: «Ку!»

АНО или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты? Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня.

Александр Грин (1880–1932)

ежемесячное приложение к газете «Культура»

август 2020

ЖУРНАЛ ДЛЯ ПРОСВЕЩЕННОГО КОНСЕРВАТОРА ОТ НИКИТЫ МИХАЛКОВА

2 3–7 8–11

Слово издателя Своим путем Третий Рим Не мочно царю без грозы быти Русская Евразия Амурский форпост Капитан Невельской и его «самоуправство» на благо Отечества

12–15

Русский характер Дух против газа 16–18 Достояние Царский дар Питеру и всей России Как создавался знаменитый музей национального искусства

19–25 Великие реалисты Природный талант

26–29 Родное слово Под солнцем Гринландии 140 лет назад родился Александр Грин

30–32 Литфонд «И война меня не убила...» Поэт, ифлиец, фронтовик Давид Самойлов

33–37 Ретроспектива Дворняги, вперед! Космические приключения Белки и Стрелки

38–41 На семи холмах Письмена над прахом Особенности эпитафий на Новодевичьем

42–47 Стоп-кадр Огни Большого Города 48 Трапезная Всякому понравится это угощенье

Главный редактор: Петр Власов Шеф-редактор: Наталья Семина. Ответственный секретарь: Сергей Громов Отдел распространения: +7 (495) 602-5512 Редакция: +7 (495) 662-7222 «СВОЙ» журнал Никиты Михалкова. Приложение к газете «Культура». Зарегистрирован Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) Свидетельство ПИ № ФС77-76896 от 24 сентября 2019 г. Адрес редакции: 123290, Москва, Шелепихинская наб., д. 8А, эт. 2, пом. 3 Отпечатано в соответствии с представленными материалами в ООО «Парето-Принт», Тверская область, Калининский район, Бурашевское сельское поселение. Торгово-промышленная зона Боровлево-1, 3А. Тверь 170546, www.pareto-print.ru

Номер заказа: 3591/20 Тираж 20 025 Подписано в печать 20 июля 2020 г.

Cлово издателя Своим путем Вот уже несколько веков замечательные русские философы, писатели, государственные и общественные деятели втолковывают всем: у России — особый путь, пытаться копировать здесь социальные модели и стандарты иных государств — малопродуктивно, даже глупо. Но, кажется, только сейчас многие из нас в полной мере осознали безусловную правоту этих умных людей (просвещенных консерваторов). Если Россия будет и впредь, по меткому выражению Христофора Миниха, «управляться непосредственно Господом Богом», а мы в свою очередь не оплошаем, не наделаем чудовищных, непоправимых глупостей, то спустя много лет историки с аналитиками будут поражаться тому, что происходило в нашей стране и мире в 2020 году. Разве неудивительно то, с какой синхронностью здесь и на Западе вершатся абсолютно противоположные по своей сути процессы, как стремительно мы отдаляемся, бежим друг от друга?! Наши соотечественники еще только собирались идти голосовать за конституционные поправки, в которых говорится о тысячелетней истории, сохранении памяти предков, «передавших нам идеалы и веру в Бога», а в «самой демократичной в мире стране» в эти дни крушили памятники ее отцам-основателям, топтали и жгли звездно-полосатые флаги, возводили алтари «святому» Джорджу Флойду и в буквальном смысле молились этому бандиту-рецидивисту, убитому по неосторожности полицейским. Мы провозглашали в своей Конституции защиту «семьи, материнства, отцовства и детства», «института брака как союза мужчины и женщины; создание условий для достойного воспитания детей в семье», а просвещенные американцы и европейцы продолжили добивать собственные традиции, ценности, когда-то составлявшие основу их могучей цивилизации. У них, потомков белых землепроходцев-первооткрывателей, уже стало почти обязательным правилом прилюдно вставать на колени, каяться, просить прощения — за то, в чем сами они не виноваты. (Особенно нелепо смотрятся в таких позах бравые, осанистые, перенявшие свои манеры у героев Голливуда американские копы.) Когда-то известнейший философ и публицист, рьяный оппонент наших консерваторов Петр Чаадаев поделился с избранным кругом читателей весьма любопытным наблюдением: «Русский либерал — бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это — солнце запада». В том, что насчет либеральной интеллигенции Петр Яковлевич оказался совершенно прав, мы и раньше не сомневались, просто сегодня его метафора воспринимается совсем не так, как двести, сто или даже десять лет тому назад. Надо признать, что и «мошки» с тех пор у нас сильно мутировали, набрали отнюдь не малый вес, хотя и продолжили свою бессмысленную толчею «в солнечном луче». Я давно предлагаю им лететь поближе к «солнцу запада» не метафорически, а в прямом смысле — самолетами престижных авиакомпаний. Не хотят. Что-то в России их слишком крепко удерживает...

август 2020

С. РОСТВОРОВСКИЙ. «ПОСЛЫ ЕРМАКА У КРАСНОГО КРЫЛЬЦА ПЕРЕД ЦАРЕМ ИОАННОМ ГРОЗНЫМ». 1884

Не мочно царю без грозы быти В ту ночь в Москве и окрестностях бушевала страшная, переполошившая всех гроза. И только в Коломенском, в загородном великокняжеском дворце, было не до природной стихии, там ждали иного дара небес. Жена Василия III должна была вот-вот подарить ему сына-наследника, будущего царя Ивана Грозного. В Воскресенской летописи на сей счет сказано: «В лето 7038 (1530 от Р.Х.), августа 25, на память святых апостолов Варфоломея и Тита, в 7 часов пополуночи родился великому князю Василию Ивановичу... сын от его великой княгини Елены Глинской и наречен был Иван».

ТРЕТИЙ РИМ

М. Антокольский. «Иван Грозный». 1875

Валерий Шамбаров

году умер отец, через пять лет заговорщики отравили мать. Власть захватила боярская верхушка: хищничала, грабила казну и народ, а маленького государя держала в роли марионетки, распоряжаясь от его имени. Но у мальчика нашелся достойный наставник, митрополит Макарий. Благодаря ему Иван Васильевич прослывет одним из самых образованных людей своей эпохи, станет великолепно разбираться в богословии, наизусть целыми абзацами цитировать Священное Писание, свободно ориентироваться в отечественной и зарубежной истории, античной философии и мифологии, будет знать военное дело, математику, архитектуру, медицину, сочинять духовные музыкальные произведения, а его эпистолярные послания положат начало жанру русской публицистики... В общении с Макарием и его окружением юноша приобрел не только редкие для того времени знания — святитель готовил из него настоящего самодержца. Используя борьбу между боярскими группировками, 13-летний Иван сверг узурпаторов и вернул себе законную власть. А когда ему исполнилось шестнадцать, митрополит организовал пышные торжества венчания на царство. Юный Иван Васильевич стал первым в России царем, помазанником Божиим. Грозным он поначалу был только для внешних врагов. Бояре-временщики в период своего правления совсем развалили армию. Казанские и крымские татары терзали Русь постоянными набегами, даже требовали уплаты дани, как при Золотой Орде. Обнаглели перечеркнувшие прежние договоры ливонцы. Иван IV реорганизовал войска, упорядочил и усилил поместную конницу, принялся наращивать артиллерию, создал первые в нашей стране регулярные пехотные части — стрелецкие, привлек на службу вольных казаков. В победоносных войнах одолел и присоединил к России Казанское и Астраханское ханства. И против крымцев у него нашлось эффективное средство — казачьи морские набеги. Ливонцев русские разгромили наголову, открыв себе выход к Балтике. Тут уж всполошилась вся Европа, вмешались в конфликт Литва, Польша, Швеция, Дания. Западные дипломаты втянули в войну Османскую империю. Но царские войска исправно били неприятелей, а Иван Грозный показал себя мастером дипломатии — раскалывал коалиции врагов, ссорил их между собой.

август 2020

ФОТО: ВИКТОР ЧЕРНОВ/РИА НОВОСТИ

ЕТСТВО ему выпало очень тяжелое. В 1533

Однако и в самой России было неладно. В тот период, в XVI веке, она оказалась как бы на развилке, встал вопрос: по какому пути ей идти: централизации, самодержавия, до сих пор обеспечивавших ее успехи, или аристократических «свобод», как в Польше и Литве? Бояр устраивал второй вариант. Представленная ими оппозиция активно действовала и при Иване III, и при Василии III. Как раз в ходе той борьбы была убита мать Ивана Васильевича. Безобразия боярского правления уже показали, к чему ведет такой путь (поляков с литовцами позднее он доведет до полного развала государственности). Русский царь по нему не пошел, создал уникальную систему земской монархии, где жесткая вертикаль власти сочеталась с широким выборным самоуправлением «по горизонтали» — в городах и уездах. Таким образом, самодержавие опиралось не на аристократию, а на достаточно весомую часть народа. Государь начал формировать постоянные структуры управления, аналоги министерств и ведомств — избы (они же приказы) и четверти, поручил дела профессиональным чиновникам, дьякам. Оппозицию его курс возмущал. Заговоры плелись один за другим. Но с внутренними противниками царь долгое время обходился очень мягко, старался буквально следовать евангельским заповедям о прощении, милосердии, любви к врагам своим.

ТРЕТИЙ РИМ Требовалось выбирать: капитулировать перед боярами, отречься от престола или... Иван Васильевич нашел выход, позвал верных ему слуг, вельмож и покинул Москву, остановившись в Александровой слободе, принялся собирать войска, напрямую обратился к простому народу, который горячо поддержал своего государя. В январе 1565-го, опираясь на эту поддержку, самодержец ввел чрезвычайный режим — опричнину. Стал Грозным и для внутренних врагов. Масштабы его репрессий принято сильно преувеличивать. Отечественные историки XIX века, начиная с Карамзина, увлекались западничеством, заимствовали чужеземные мнения и оценки. Для описаний царствования Ивана IV предвзято использовалась только одна группа источников: опусы Курбского, других перебежчиков — Таубе и Крузе, померанца Шлихтинга, а также никогда в Москве не бывавших итальянца на польской службе Гваньини и пастора Одерборна... Все это представляло собой типичную пропаганду военного времени, рисующую образ врага, — формировалась картина царства мрака, ужасов, тирании. Многие авторы последующих эпох показали недостоверность, а то и явную ложь подобной информации. Добросовестные исследователи сплошь и рядом натыкаются на абсурдные казусы: «казненные жертвы» оказывались впоследствии живыми, а сами факты «зверств» расползались по швам.

А. ЛИТОВЧЕНКО. «ИВАН ГРОЗНЫЙ ПОКАЗЫВАЕТ СОКРОВИЩА АНГЛИЙСКОМУ ПОСЛУ ГОРСЕЮ». 1875

В 1553 году, сразу после взятия Казани, произошел боярский бунт, а государя свалила странная болезнь — скорее всего, отравили. Но кризис миновал, и он простил всех мятежников, многих даже обласкал, повысил в чинах, действовал истинно по-христиански: «И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим». В 1554-м обнаружилась измена князя Семена Ростовского с родней, была выявлена их связь с польским королем. Царь помиловал отступников, главные виновники отделались недолгими и легкими ссылками. В 1563 году раскрылся заговор двоюродного брата государя — Владимира Старицкого. И опять Иван Васильевич простил злоумышленников, лишь главную смутьянку Ефросинью отправил в монастырь, обеспечив ей там привилегированное положение. Ни к чему хорошему такое всепрощенчество не привело. От безнаказанности знать наглела. На месте одних вскрытых заговоров возникали новые. Началось открытое предательство, к неприятелям перебежали Андрей Курбский и еще целый ряд воевод, из-за чего русская армия стала терпеть поражения. Война приняла затяжной характер. Неоднократно предпринимались попытки убить царя. Отравили его горячо любимую жену Анастасию. Боярская дума, которая по закону должна была судить представителей знати, откровенно встала в оппозицию, покрывала разоблаченных изменников.

август 2020

ТРЕТИЙ РИМ

ФОТО: РЫБАКОВ/РИА НОВОСТИ

«Копенгагенский» портрет Грозного Или возьмем историю со святителем Филиппом Московским. Никаких доказательств причастности царя к его смерти нет — напротив, факты говорят, что митрополит мешал оппозиции, и с большой вероятностью его устранили заговорщики (см. «Битвы престола», журнал «Свой», январь 2018-го). Сфабрикованной выглядит и версия об убийстве царевича. В то время, когда наследнику стало плохо, он и его отец находились в разных городах: Иван Грозный — в Старице, а Иван Молодой — в Александровой слободе. В XX веке химический анализ установил причины смерти обоих: они были отравлены, причем одинаковыми ядами, по одной и той же методике.

август 2020

Стеклянный кубок Ивана Грозного

Фрагмент шатрового завершения трона Ивана IV Существуют ли источники, рисующие Ivan the Terrible в позитивном свете? Сколько угодно, даже если не принимать в расчет отечественные летописи. К примеру, Михалон Литвин, будучи врагом России, очень высоко оценил особенности правления Ивана Васильевича, ставил его в пример литовским властям. Неоднократно гостившие в нашей стране англичане Ричард Ченслор, Климент Адамс, Энтони Дженкинсон отзывались об Иване Грозном восторженно, отмечали любовь подданных к нему. Венецианский посол Марко Фоскарино писал о нем как о несравненном государе, восхищался правосудием русского монарха, «приветливостью, гуманностью, разнообразно-

ФОТО: ВЛАДИМИР ВЯТКИН/РИА НОВОСТИ

Самый наглядный пример — случай с известным военачальником Михаилом Воротынским. Согласно измышлениям Курбского, царь его замучил пытками в 1565 году. А Михаил Иванович после этого налаживал охрану южных границ, в 1572-м разгромил крымцев и турок в битве при Молодях. Умер в 1573-м в Кашине, где и был похоронен. Его сына Ивана Михайловича самодержец в том же году назначил воеводой Мурома, затем поставил командовать армией. Неужто Иван Грозный доверил свое войско сыну преступника, замученного собственноручно?

ФОТО: РЫБАКОВ/РИА НОВОСТИ

«Шапка Казанская»

стью его познаний» и отводил ему «одно из первых мест среди властителей» своего времени. Сюда можно добавить отзывы итальянцев Тьяполо, Тедальди, Липпомало, австрийского посла фон Бухау. Те высоко ставили справедливость царя, «праведный суд», хвалили хорошее устройство и управление в России. Дважды, в 1572-м и 1574-м (после опричнины!), литовские паны и шляхта выдвигали кандидатуру Ивана IV на выборах короля. Жили рядом, хорошо знали, что происходило на Руси, и уж, наверное, не пожелали бы себе на голову сумасшедшего, кровавого тирана. А вот еще одно важное свидетельство: во время очередного перемирия православный литовский посол Михаил Гарабурда попросил у царя полный текст Библии. В России таковой (составленный стараниями святителя Макария) имелся, а в Литве — нет. Иван Грозный удовлетворил эту просьбу, и в 1580–1581 годах князь Константин Острожский издал первую печатную Библию на славянском языке. В предисловии отмечалось, что рукопись получена «от благочестива и в Православии изрядно сиятельна государя и великого князя Ивана Васильевича Московского». Острожский не был подданным нашего царя, воевал с русскими, льстить ему было незачем. При всем при этом князь хотел

П. СОКОЛОВ-СКАЛЯ. «ВЗЯТИЕ ИВАНОМ ГРОЗНЫМ ЛИВОНСКОЙ КРЕПОСТИ КОКЕНГАУЗЕН». 1937–1943

ТРЕТИЙ РИМ

повысить авторитет книги — значит, в Литве об Иване Грозном ходила добрая слава. Если же принимать во внимание не голословную клевету, а факты, то следует отметить: непосредственно при введении опричнины были казнены пять человек. Самая крупная кампания террора прокатилась в 1569–1570 годах. Но именно тогда выявили масштабный, опутавший страну заговор. Положение России было тяжелейшим, в ее пределы вторглись турки, крымцы, а изменники готовили удар в спину, пообещали польскому королю за помощь отдать Псков и Новгород. Произошло покушение на царя, от яда умерла его вторая жена Мария. За эти злодеяния расплата была чрезвычайно суровой. В Новгороде, главном гнезде заговорщиков, казнили от 1490 до 1505 человек. После расследования на смерть осудили еще 300, 184 из них Иван Грозный помиловал. Всего же за время его царствования было казнено 4–5 тысяч человек, включая политических и уголовных преступников. Много это или мало? Эпоха XVI столетия была весьма жестокой, нормы морали сильно отличались от нынешних. Во Франции, тоже в ходе борьбы с оппозицией, только в акции Варфоломеевской ночи истребили, по разным данным, до 30 тысяч. Испанцы опустошали целые города, усмиряя восстание в Нидерландах. В Англии в правление королевы Елизаветы количество казненных оценивается в 89 тысяч человек. Покаравший предателей Иван Грозный спас государство от расчленения и гибели. Россия худо-бедно

выдержала чудовищные удары и Османской империи, и западной коалиции во главе со Стефаном Баторием. Итоги царствования Ивана Васильевича в целом впечатляют. Территория нашей страны выросла почти вдвое, численность населения — на 30–50 процентов. Присоединение Казанского, Астраханского, а потом и Сибирского ханств открыло путь для дальнейшего расширения России на восток, до Тихого океана. По указам и распоряжениям Ивана IV было основано 155 новых городов и крепостей, построено 40 храмов и 60 монастырей. Грозный царь, разработав и издав Судебник, осуществил полную кодификацию русского права, провел Стоглавый собор, упорядочивший правила церковной жизни. При личном участии государя были прославлены десятки русских святых, в том числе Александр Невский, Пафнутий Боровский, Макарий Калязинский, Александр Свирский, Иона Московский, Стефан Пермский и др. Иван Васильевич положил начало книгопечатанию в России, учредил две типографии, создал государственную почту, систему образования — сеть школ. Сыну Федору Иоанновичу оставил богатую, могучую державу. В народе об Иване Грозном сохранилась память как о суровом, но справедливом царе-батюшке, защитнике и от внешних врагов, и от произвола местных лихоимцев. Да, он был порой весьма жесток. Но ведь не случайно русский мыслитель того времени Иван Пересветов написал: «А не мочно царю без грозы быти: как конь под царем без узды, тако и царство без грозы».

август 2020

ФОТО: ВИТАЛИЙ АНЬКОВ/РИА НОВОСТИ

Русская Евразия

Закат над Амурским заливом. Город Владивосток

Амурский форпост Елена Мачульская В череде больших юбилеев, отмечаемых в этом году, несколько «затерялась» в медийном пространстве очень важная, во многом ключевая для истории нашего государства дата: 170 лет тому назад, 1 (13) августа 1850-го, капитан 1 ранга Геннадий Невельской, подняв на мысе Куегда Андреевский флаг, объявил обширнейший, богатейший дальневосточный край российской территорией. К середине XIX века правительство пришло к окончательному, как тогда казалось, решению: «Положить границу нашу с Китаем по южному склону Хинганского Станового хребта и отдать, таким образом, навсегда Китаю весь Амурский бассейн, как бесполезный для России по недоступности для мореходных судов». Отправленная в 1845 году к устью Амура на бриге «Константин» экспедиция в силу неудачного стечения обстоятельств так и не смогла найти вход в широкий, полноводный лиман. Окончательно утвердившись во мнении о том, что пройти там могут только небольшие лодки, Николай I постановил: «Вопрос об Амуре, как о реке бесполезной, оставить».

август 2020

РУССКАЯ ЕВРАЗИЯ

Николай Николаевич участвовал в Русско-турецкой войне, воевал в Польше и на Кавказе. В 32 года он уже имел чин генерал-майора, однако из-за множества полученных в боях ранений вынужден был выйти в отставку. А через шесть лет император назначил его руководить одной из самых обширных областей России. Энергия Муравьева расценивалась современниками как необычайная. «Небольшого роста, нервный, подвижный, — писал о нем Иван Гончаров, — ни усталого взгляда, ни вялого движения... Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений, неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями!» Недаром впоследствии его станут величать Петром Великим Восточной Сибири. Когда Невельской поделился с ним мыслью об исследовании устья реки, которая могла дать России выход к Тихому океану, Николай Николаевич тут же поддержал это смелое начинание. Разумеется, действовать пришлось «не благодаря, а вопреки» — пришло время деятельности, выходящей далеко за рамки чисто служебной. Геннадий Иванович страстно желал «представить добросовестную картину мест, доселе закрытых от нас мраком», однако за самовольное производство подобной описи виновнику грозило строжайшее наказание. Он отправил Муравьеву письмо, в котором изложил свои соображения: «Конечно, мне было бы гораздо легче отвезти груз в Петропавловск и Охотск, как

В. ШИЛЯЕВ. «СТАКАН АМУРСКОЙ ВОДЫ». 2011

РИ ТОГДАШНЕМ положении дел переубедить высшее правительство можно было лишь волею случая и при условии, что в спор вмешаются люди, способные действовать на свой страх и риск, исполненные гражданского мужества и отваги, готовые на любые жертвы для блага Отечества. И такие личности нашлись, а точнее, встретились. Два русских патриота, которых особенно волновала судьба восточной окраины России, оказались в Петербурге в одно и то же время, и эта встреча имела значение историческое. Выпускник Морского кадетского корпуса (начальником коего был знаменитый Крузенштерн) Геннадий Невельской служил на кораблях, ходивших под вымпелом цесаревича Константина Николаевича. Испытывая огромный интерес к Дальнему Востоку, он перечитал о нем всю доступную литературу и пришел в недоумение: «Неужели такая огромная река, как Амур, не могла проложить для себя выхода в море и теряется в песках, как выходит из упомянутых описей». В конце декабря 1847-го Невельской был назначен командиром строившегося в Гельсингфорсе военного транспорта «Байкал», который должен был доставить в дальневосточные порты «различные комиссариатские, кораблестроительные и артиллерийские запасы и материалы». Тогда же в столицу прибыл только что назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири Николай Муравьев.

август 2020

РУССКАЯ ЕВРАЗИЯ это доселе предполагалось, чем брать на себя подобную трудную работу, да еще на маленьком судне и с ничтожными средствами, но, постигая всю важность подобных исследований для Отечества и сомневаясь в безошибочности заключения знаменитых мореплавателей об этой стране, осмеливаюсь просить Вашего участия в этом деле». Еще до выхода в море ему довелось пережить настоящую бурю — бюрократическую. И все же удалось добиться, чтобы транспорт был готов раньше намеченного срока: только так можно было использовать короткое камчатское лето для предстоявших исследований. 21 августа 1848-го «Байкал» вышел из Кронштадта и, пробыв в пути 8 месяцев и 23 дня, в начале мая следующего года благополучно прибыл в порт назначения. Начальник Камчатки капитан Ростислав Машин писал в столицу, что на полуостров «никогда еще не доставлялось такого хорошего качества и прочности материалов и запасов». К задаче, служившей формальным поводом для экспедиции, Невельской отнесся со всей ответственностью. Перед отплытием он послал императору Николаю I прошение о том, чтобы тот разрешил экспедицию к устью Амура, однако на Камчатке (спустя почти год) получил лишь копию инструкции, которая была составлена для него Муравьевым и до сих пор ожидала монаршего утверждения. Период навигации в Охотском море недолог, и капитан не стал ждать высочайшего разрешения: 30 мая 1849 года «Байкал» снялся с якоря в Петропавловской бухте и направился в сторону острова Сахалин. А перед этим, собрав в каюте офицеров, Геннадий Иванович объяснил им суть амурского вопроса, его сугубую важность для России: «Господа, на нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед Отечеством». Двигаясь по составленной Крузенштерном карте, Невельской сумел войти в Амурский лиман. «Байкал» встал на якорь в удобной бухте, а капитан и часть команды отправились на лодках исследовать залив, бросая лот для измерения глубин. Потом он напишет: «К вечеру 1 августа 1849 года мы возвратились на транспорт после 22-дневного плавания, сопряженного с постоянными трудностями и опасностями, ибо южные ветры, мгновенно свежея, разводили в водах лимана толчею и сулой, которыми заливало наши шлюпки настолько сильно, что часто приходилось выбрасываться на ближайший берег, а чтобы не прерывать нити глубин, по которым мы вышли из реки, мы принуждены были выжидать благоприятных обстоятельств, возвращаться иногда назад, чтобы напасть на них». Труды оказались не напрасными. Отважным исследователям удалось выяснить, что Сахалин — остров,

август 2020

отделенный от материка удобным для морских судов водным пространством, и что Амурский лиман имеет два доступных входа — из Татарского пролива и Японского моря. Однако исследовать сложное устье Амура оказалось куда проще, чем преодолеть чиновничьи заслоны. В Петербурге граф Нессельроде и другие члены Особого комитета обвинили Невельского в самоуправстве и усомнились в истинности открытий, не укладывавшихся в их картину мира. Геннадий Иванович ответил достойно: «Отправляясь из Петропавловска для описи лимана, я исполнил долг мой. Миловать и наказывать за это меня может только один государь». Затем, объяснив все неблагоприятные обстоятельства, из-за которых его знаменитые предшественники могли прийти к неверным заключениям, сказал: «Мне и моим сотрудникам Бог помог рассеять эти заблуждения и раскрыть истину. Все, что я сообщаю, так же верно, как верно то, что я стою здесь». Невельской подчеркнул, что «весь этот край может сделаться добычей всякого смелого пришельца, если мы, согласно представлению генерал-губернатора, не примем ныне же решительных мер». Единомышленник Муравьев предлагал «занять устье Амура 70 человеками воинских чинов». Но Особый комитет проявил осторожность: последовал указ, предписывавший основать в заливе Счастья зимовье (чтобы российскоамериканская компания торговала с гиляками), «но ни под каким видом и предлогом не касаться лимана

РУССКАЯ ЕВРАЗИЯ и Амура». Выполнить это распоряжение должен был капитан Невельской, а он снова поступил так, как ему подсказывала совесть. Сначала в точности исполнил приказ, заложил зимовье, названное Петровским, но, поскольку это никак не мешало приходившим с юга на судах иностранцам утвердиться в Приамурье, Геннадий Иванович «решился итти в реку Амур и действовать ныне же решительно, для достижения главной цели». Капитан отправился в путь на шлюпке, вооруженной однофунтовым фальконетом, с двумя переводчиками из местных и шестью вооруженными матросами. Далее события развивались, как в кино: «Подойдя к мысу Тыр, я увидел на берегу нескольких маньчжуров и толпу гиляков и мангунов. Выйдя здесь на берег в сопровождении переводчиков Позвейна и Афанасия, я подошел к старшему из маньчжуров, которого гиляки называли джангин, этот маньчжур сидел с важностью на обрубке дерева и тем оказывал свое начальническое влияние на окружавшую его толпу маньчжуров и гиляков. Он важно и дерзко спросил меня, зачем и по какому праву я пришел сюда. В свою очередь и я спросил маньчжура, зачем и по какому праву он здесь находился. На это маньчжур с еще большей дерзостью отвечал, что никто из посторонних, кроме них, маньчжуров, не имеет права являться в эти места. Я возразил ему, что так как русские имеют полное и единственное право быть здесь, то я требую, чтобы он, со своими товарищами маньчжурами, немедленно оставил эти места». Джангин прибегнул к угрозам, дал знак окружавшим его маньчжурам. Невельской не растерялся, выхватил пистолет и объявил, «что если кто-либо осмелится пошевелиться, чтобы исполнить его дерзкое требование, то в одно мгновение его не будет на свете». Вооруженные матросы тут же встали рядом с командиром, после чего джангин повел совсем иные речи, стал уверять русского офицера в том, что желает с ним поладить, пригласил в свою палатку. Геннадий Иванович узнал от него, что маньчжуры бывают здесь самовольно, что во всем Приамурье нет ни одного установленного ими либо китайцами поста, а народы, в этих местах обитающие, не подвластны никакому правительству. Гиляки рассказали русским, что каждый год ранней весной в Татарский пролив приходят большие суда, «берут насильно у них рыбу и делают различные бесчинства, за которые их никто не наказывает».

Капитан Невельской объявил местным жителям, что отныне те находятся под защитой русского самодержца (Пила-пали джавгин): «О чем я, как посланный сюда от царя для этой цели, им и объявляю». Ведь он задолго до этого дня, изучив Нерчинский трактат (первый дипломатический акт, касавшийся Приамурья), раз и навсегда для себя вывел: исторические права на Амурский край принадлежат России. На мысе Куегда в присутствии собравшихся из окрестных деревень гиляков, под звуки залпа из фальконета и ружей, Геннадий Невельской поднял русский военно-морской флаг. Тут же оставил военный пост, названный Николаевским. Охранять его было поручено шести матросам. Действия храброго офицера вызвали в столичных властных кругах шквал негодования. Утихомирить его сумел Муравьев, добившийся встречи с императором. Царь в итоге назвал поступок капитана «молодецким, благородным и патриотическим», а на докладе Особого комитета начертал свою знаменитую резолюцию: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Для охраны Приамурья от посягательств иноземцев в Николаевском и Петровском постах решено было учредить постоянную Амурскую экспедицию, начальство над которой опять же поручили Невельскому. За четыре года она провела «колоссальную работу государственного значения», собрала ценнейший материал для будущих переговоров с Китаем. Помимо изучения края, Геннадий Иванович и его подчиненные разрешали споры между местными жителями и обеспечивали их защиту от иностранных мореплавателей. Деятельный губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев начал заселять приамурские земли раньше, чем начался диалог с Пекином. В 1854 году состоялся первый сплав по Амуру. Ведь на побережье Тихого океана имели виды англичане и французы, их суда все чаще появлялись в дальневосточных водах. Но теперь здесь одно за другим возникали русские поселения. В мае 1858-го в небольшом городке Айгуни генерал-губернатором Муравьевым без единого выстрела была одержана блестящая победа: Китай признал полное право русских на территории по рекам Амур и Уссури — земли, которые русские первопроходцы начали осваивать еще в XVII веке. Так Приамурский край, почти полтора века бывший «ничейной землей», официально стал российским.

август 2020

ПОНОМАРЕВ ЕВГЕНИЙ. «ЗАЩИТНИКАМ КРЕПОСТИ ОСОВЕЦ ПОСВЯЩАЕТСЯ. АТАКА МЕРТВЕЦОВ 1915 ГОД». 2015 ГОД.

Русский характер

Дух против газа Андрей Самохин Легендарных событий в нашей истории не счесть. Многие из них становились таковыми благодаря летописцам и интерпретаторам, которые несколько приукрашивали отдельные факты и эпизоды. Другие не нуждались в этом вовсе, поражая достоверными подробностями не только тех, кто жил в незапамятные времена, но и все последующие поколения. Именно такой былью-легендой, известной под названием «Атака мертвецов», стала беспримерная штыковая контратака русских воинов, пострадавших от вражеского хлора при обороне крепости Осовец, 6 августа (н. ст.) 1915 года.

август 2020

РУССКИЙ ХАРАКТЕР От былинных времен до XX века Ситуации, в которых русским ничего не оставалось, кроме как умереть или сдаться на милость неприятеля, но они поднимались и шли «в последний смертный бой», бывали в истории много раз и до сражения при Осовце, и после него. В этом смысле поучительна древняя легенда о Евпатии Коловрате. С малым отрядом он нагнал уходившую из сожженной Рязани орду Бату-хана и отомстил за родной город, изрубив множество татар, прежде чем погибнуть. Страх на какое-то время сковал врагов, решивших, что им мстят мертвые рязанцы. Такой же ужас обуял уйгуров Батыя (хотели одним туменом взять Смоленск), когда в их лагерь ночью ворвался дивный всадник на белом коне. С горсткой смолян-храбрецов тот крошил пришельцев направо и налево. На рассвете в буквальном смысле лишился головы, но поднял ее и, держа в руках, пошел к городским воротам, где наконец упал замертво. Степняки сняли осаду и ушли от страшного места прочь, а легендарный воин с тех пор изображается на иконах как святой Меркурий Смоленский. Защитников Осовца на святых образах не писали, однако враги бежали от этих героев, испытывая схожие чувства.

Осовец — крепкий орешек «Там, где миру конец, стоит крепость Осовец, там страшнейшие болота, немцам лезть в них неохота», — распевали ратники русского ополчения, находившиеся там вместе с гарнизоном 226-го пехотного Землянского полка под командованием генерал-лейтенанта Николая Бржозовского. Всех вместе — чуть больше 700 человек. Немцам лезть туда, может, и не хотелось, однако нужно было позарез, ведь эта старая крепостишка в излучине реки Бобр прикры-

август 2020

РУССКИЙ ХАРАКТЕР вала железную дорогу и шоссе на Белосток, а вместе с тем — стратегическое направление на Петербург. Обойти ее болотами было практически невозможно. Вот и подступили к ней германские части уже в сентябре 1914-го. Передовые траншеи попытались атаковать наскоком, подкрепив свой натиск шестьюдесятью штурмовыми орудиями (калибром до 203 мм). Однако старенькие крепостные пушки 1877 года дали германцам укорот, а две наши фланговые атаки отбросили их с большими потерями на исходные позиции. Лишь в феврале 1915-го немцы решились на второй штурм. После шести дней боев их войскам удалось занять первый рубеж обороны, что позволило эффективно задействовать тяжелую артиллерию. Мортиры «Шкода» (305 мм) и знаменитые монстры «Большие Берты» (420 мм) выпустили по Осовцу более 200 тысяч (!) крупнокалиберных снарядов. Свидетели описывали форменный ад: вся крепость была в плотном дыму, из него рвались к небу чудовищные языки пламени, земля дрожала как при землетрясении, столбы песка, глины, воды и целые деревья летели ввысь. Несмотря на это, подавить артиллерию крепости не удалось. Она продолжила отвечать, да так удачно, что вывела из строя немало дорогостоящих «Берт». Немцы вновь откатились и начали готовиться к следующему штурму еще серьезнее.

Штурм третий Год одна тысяча девятьсот пятнадцатый оказался для Антанты и для России очень тяжелым. Победы над австрийцами в Галиции сменились локальными, но ощутимыми поражениями от германцев. После Горлицкого прорыва Августа фон Макензена противник начал вытеснять наши войска из Польши. К середине лета все достижения 1914-го сошли на нет. При многократном преимуществе австро-германских частей в артиллерии, особенно тяжелой, русскую армию ослабил снарядный голод: на десять выстрелов неприятеля отвечали одним. В этой ситуации 11-я ландверная дивизия готовила новый штурм — с жестоким сюрпризом, газовой атакой. Впервые снаряды Таппена со слезоточивым газом враг применил как раз против русских — еще в январе 1915-го, в сражении у Болимова, правда, без особого

август 2020

эффекта. В апреле последовала знаменитая атака на Ипре, на позиции французов. Немцы выпустили уже хлор, который при попутном ветре убил множество солдат. Стало ли это уроком для российского командования? Однозначно на этот вопрос не ответишь. В конце весны на фронт начали поступать пошитые в артелях «на коленке», по заказу Земгора, марлевые маски, которые неплотно прилегали к лицу. Более того, пропитка раствором гипосульфита давала вторичные отравления, вследствие чего «средства защиты» нужно было постоянно смачивать. Да и было их слишком мало. Русские офицеры и солдаты не осознавали смертельной опасности «немецкой вонючки», посмеивались над ней. Массового производства достаточно эффективных респираторов, как у французов, Россия не наладила, а великий химик Николай Зелинский разработал свой противогаз (на основе активированного угля) лишь в июне 1915-го. Поэтому то, что произошло 24 июля (6 августа), оказалось неожиданным и смертельным для многих защитников крепости Осовец.

Газы! Подробности третьего штурма стали известны лишь в 1939 году из книги «Борьба за Осовец» («Воениздат»), написанной непосредственным участником боев, получившим в них газовое отравление и ставшим позже начальником кафедры Военно-инженерной академии РККА Сергеем Хмельковым. Именно в этой книге впервые появилось крылатое выражение «Атака мертвецов». Как неприятель использовал данный вид химоружия? Хлор сжатым воздухом выбрасывался из баллонов и формировал плотное зеленоватое облако, которое в сторону позиций противника гнал ветер. Его под Осовцом немцам пришлось ждать в полной боеготовности более десяти дней. В четырех местах было сосредоточено 30 газовых батарей — примерно по 10–12 баллонов в каждой. В «Дневнике боевых действий 226-го пехотного Землянского полка» на сей счет записано: «Около 4 часов утра немцы выпустили целое облако удушливых газов и под прикрытием их густыми цепями повели энергичное наступление».

РУССКИЙ ХАРАКТЕР За сухими строчками военного отчета — ужасная реальность. На Сосненских позициях в это время находилось девять русских рот, из них пять регулярных и четыре — ополчения. Против этих подразделений противник сосредоточил двенадцать батальонов 11-й ландверной дивизии, позади находились еще шесть. Атаку сопровождали 24–30 осадных орудий, стрелявших как обычными, так и химическими снарядами. Но наибольший смертоносный эффект произвело зеленое удушливое облако шириной в 2 км и высотой до 15 метров, достигшее русских позиций всего за четверть часа. Мокрые тряпки, марлевые повязки — все было бесполезно. Державшие оборону в низине 9-я, 10-я и 11-я роты практически полностью погибли, на местах повыше также умирали в страшных мучениях. Хлор сохранял поражающее действие на расстоянии до 12 км и на 12-метровой высоте. «Все живое на открытом воздухе на плацдарме крепости было отравлено насмерть, — вспоминал участник обороны. — Вся зелень в крепости и в ближайшем районе по пути движения газов была уничтожена, листья на деревьях пожелтели, свернулись и опали, трава почернела и легла на землю, лепестки цветов облетели». В ближайших к Осовцу деревнях тяжело отравились 18 человек, пострадал домашний скот. Люди внутри крепостных помещений выжили благодаря тому, что завесили окна и двери мокрыми полотнищами. Уцелели и те, кто находился в резерве, на возвышенности: ядовитое облако задело их лишь краем. Русская артиллерия молчала, и воодушевленные этим боши пошли брать крепость, уверившись в том, что все ее защитники мертвы или уж, вне всякого сомнения, полностью деморализованы. Так происходило при химических атаках в иных странах, с другими армиями, но не зря считается, что именно в этой битве родилось знаменитое выражение «Русские не сдаются!».

«Не помирать же нам, как пруссакам-тараканам» Легко заняв две первые линии обороны, где оставались лишь мертвые в причудливых позах, немцы так увлеклись, что до сотни человек попали под остатки своего же облака и выбыли из строя. А дальше уже для них начались неожиданности. Пострадавший от газа, но стойкий духом пулеметчик умудрился оттащить свое орудие назад и закрепиться во фланговой траншее. Герой, прежде чем умер, выпустил во врагов две ленты патронов, покрыв все пространство перед собой трупами. Озверевшие фрицы изрубили его на куски. Так или иначе, германские части продвигались вперед и подошли к Рудскому мосту. Захвати они эту переправу, все русские оборонительные порядки были бы рассечены пополам, что означало бы падение Осовца. Комендант крепости генерал-лейтенант Бржозовский отдал приказ контратаковать «всем, чем можно».

Бросок 13-й роты на врага как раз и вошел в историю как «Атака мертвецов». Строго говоря, немца в тот день били в основном бойцы резерва, а те если и надышались хлором, то не так, как их товарищи в низине. Но не следует «развенчивать» героизм участников жестокой схватки, чем занимаются порой досужие любители фактологии. Да, в большинстве своем солдаты не были смертельно отравлены, и они не кричали «ура», «выплевывая на ходу остатки легких» (как писалось в некоторых статьях). И насчитывалось их не шесть десятков, а значительно больше. Но все они — люди великого русского духа. Контратаку возглавил командир роты подпоручик Владимир Котлинский. Вместе с остатками своего подразделения он повел полуживых бойцов с химическими ожогами на лицах из других рот. «При дыхании вырывался хрип и кровавая пена из легких. Кожа на руках и лицах пузырилась... Тут начальник 2-го отдела обороны Осовца Свечников, сотрясаясь от жуткого кашля, прохрипел: «Други мои, не помирать же нам, как пруссакам-тараканам от потравы, покажем им, чтобы помнили вовек!» — вспоминал командир полуроты Алексей Лепешкин. «Я не могу описать гнев и ярость, которые охватили наших солдат, когда они направились к своим отравителям. Тяжелые винтовки, пулеметы, тяжелая шрапнель не могли остановить натиск обезумевших солдат», — рассказал в газете «Псковская жизнь» в 1915 году другой выживший. При поддержке артиллерии крепости ее защитники ворвались в первую линию траншей, забросав выходы гранатами. Ошалевшие, перепуганные яростью и самим видом «оживших русских» немцы пытались спастись, бросались на проволочные заграждения, где их кололи штыками страшные Иваны. В бою за линии укреплений был смертельно ранен Котлинский (представлен к ордену Святого Георгия посмертно). К 11 часам стало ясно, что штурм врага отбит, удалось вернуть даже потерянные утром орудия и пулеметы. Военные историки бесстрастно сообщают: повтори германцы натиск, и крепость бы непременно пала — так мало сил и средств оставалось у защитников. Но немцы ни в тот день, ни в последующие недели не оправились — слишком уж страшным и значительным было то, с чем они столкнулись в Осовце. Можно, конечно, счесть, что та локальная победа оказалась бесполезной, поскольку во время августовского наступления германцев эту крепость, как и многие другие, пришлось оставить, предварительно эвакуировав гарнизон и взорвав укрепления. Только бывает ли героизм напрасным? На скрижалях истории его высочайшие образцы остаются навсегда, и никакая газовая атака — ниспровергателей, хулителей да и просто неблагодарных потомков — им не страшна.

август 2020

Достояние

Царский дар Питеру и всей России Юлия Кудрина, доктор исторических наук В 1883 году император Александр III в беседе со своим другом, художником Алексеем Боголюбовым произнес: «Ваши товарищи-передвижники все перекочевывают из одного городского зала в другой... А потому я часто и серьезно думаю о необходимости создания в Петербурге музея русского искусства. Москва имеет, положим, частную, но прекрасную галерею Третьякова, которую, я слышал, он завещает городу. А у нас ничего нет». Русский музей, о необходимости которого говорил тогда царь-миротворец, отмечает в этом году свое 125-летие.

август 2020

МОМЕНТУ вступления на престол великий князь Александр Александрович курировал — на правах попечителя, председателя, почетного члена и т. д. — деятельность множества авторитетных организаций и объединений: Финляндского общества поощрения художеств (1864), Московского археологического общества любителей русских древностей (1865), Карамзинской библиотеки (1867), Общества взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже (1877–1881), Русского исторического общества (1867), Русского географического общества (1866), Археологического общества (1871), Академии художеств (1865), Общества поощрения художеств (1879), а также Московского (1865), Казанского (1866), Санкт-Петербургского (1866), Новороссийского (1870) университетов и Российской академии наук (1866). Наследник престола принимал самое деятельное участие в создании Исторического музея в Первопрестольной. Став императором, он продолжил покровительствовать этим и многим другим научным, образовательным, культурно-просветительским, художественным учреждениям. Кабинет его величества ежегодно выделял 20 000 рублей для пополнения музейных собраний, в том числе провинциальных. Во второй половине XIX столетия в России произошел невиданный расцвет музейного дела, и этим страна обязана в первую очередь Александру III. К идее основать в Петербур- С. Зарянко. ге общедоступный музей ми- «Портрет рового уровня государя подцесаревича толкнула выставка «25 лет Александра русского искусства», органиАлександровича». зованная в 1882-м в Москве. 1867 В качестве организаторов и участников тогда выступили Эрмитаж, Академия художеств, коллекционеры Павел Третьяков, Козьма Солдатенков, Дмитрий и Михаил Боткины, Никола Терещенко и Савва Мамонтов, сам император и его брат великий князь Владимир Александрович. С разрешения монарха из его собрания для экспозиции были выделены тридцать картин выдающихся мастеров русской школы: Ивана Айвазовского, Алексея Боголюбова, Василия Верещагина, Виктора Васнецова, Василия Поленова, Константина Савицкого, Генриха Семирадского, Федора Васильева, Богдана Виллевальде и других. Посетивший выставку Александр III был впечатлен грандиозностью увиденного — тем, чего русское живописное искусство достигло за истекшие четверть века.

К. БРОЖ. «ТОРЖЕСТВЕННОЕ ОТКРЫТИЕ РУССКОГО МУЗЕЯ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III». 1895

ДОСТОЯНИЕ

Знаменитому искусствоведу, писателю Дмитрию Григоровичу было высочайше поручено произвести описи предметов, имеющих «художественное значение во дворцах — Гатчинском, Александровском, Елагинском, Зимнем, Лазенковском, Петровском, всех Петергофских». Дмитрий Васильевич занимался этим в течение четырех лет — с 1884-го по 1888-й. Мысль о создании в Санкт-Петербурге общественного, всенародного музея не покидала царя и в последующие годы. Об этом он не раз заявлял в 1889-м — при посещении экспозиции полотен Семирадского (пяти его произведений), а также во время осмотра картин на XVII выставке передвижников, в доме Боткиной на Сергеевской улице. Князь Владимир Мещерский рассказывал об этом так: «Государь был очень воодушевлен мыслью о Музее и на этой выставке купил восемь картин, повторяя: «Это для будущего Музея». Застоявшись на одной из передвижных выставок перед картиной Репина «Святитель Николай, останавливающий непра-

август 2020

вую казнь», государь сказал: «Вот прекрасная вещь для Музея», и картина была приобретена». С той же целью император покупал репинских «Запорожцев», полотна Владимира Маковского «Проповедь в сельской церкви», «Мальчик-рыболов», «Сборщик на церковь», «Рыбачки», картины «На Волге» Абрама Архипова, «Забота» Михаила Клодта, «Церковь» и «Сельцо» Ефима Волкова, «Христос и грешница» Василия Поленова, «Косцы» Григория Мясоедова и другие. Во время показа работ Семирадского государь сказал Михаилу Боткину: «Уже идут переговоры о месте Музея — доме Министерства государственных имуществ», — после чего в подробностях изложил план замены глухой крыши здания стеклянной. Царь уверил собравшихся: «Русская коллекция Эрмитажа... и Академии художеств, конечно, войдут в Музей». Учитывая то, что в галерее Третьякова были собраны картины, относящиеся к одному, причем сравнительно непродолжительному периоду (в основном к 70-м, частью к 60-м и 80-м годам XIX столетия), Александр Александрович ставил задачу представить русское искусство в будущем музее на более широком историческом отрезке. Известно, что в собрании императорской семьи находились работы мастеров XVIII — первой половины XIX века: Владимира Боровиковского, Карла Брюллова, Алексея Венецианова, Дмитрия Левицкого, Василия Тропинина, Павла Федотова, Сильвестра Щедрина и многих других. Тогдашняя пресса неоднократно отмечала: в собрании Александра III шедевров не счесть; в Аничковом дворце собрана «замечательная

август 2020

ФОТО: В. БАБАЙЛОВ/РИА НОВОСТИ

ДОСТОЯНИЕ

коллекция художественных произведений»; Ливадийский дворец полон «картинами русских и иностранных художников, а равно и статуями»; в помещениях императорского охотничьего дворца в Спале «множество развешанных по стенам превосходных картин всех родов живописи»; каждый из этих дворцов представляет собой «вид художественного хранилища, а Гатчинский замок превратился буквально в склад бесценных сокровищ». Действительно, к 1894 году в коллекции государя и его супруги Марии Федоровны насчитывалось порядка 900 полотен. 580 — произведения русских художников, около 320 — западноевропейских. Вопрос о создании музея национальной живописи в Санкт-Петербурге был в то время, по сути, решен, хотя подходящее здание под хранилище и экспозиционные залы подобрать так и не удалось...

12 (24) апреля 1895 года Николай II издал указ «Об учреждении особого установления под названием Русского Музея Императора Александра III и о предоставлении для сей цели приобретенного в казну Михайловского дворца со всеми принадлежащими к нему флигелями, службами и садом». На следующий день была учреждена памятная медаль «Музей Императора Александра III». Русский музей открылся через три года, 7 (19) марта 1898-го, в присутствии государя, вдовствующей императрицы Марии Федоровны и других членов дома Романовых. Он занимал 37 залов, разделенных на 10 отделов. Основой коллекции стали 80 картин из Эрмитажа, 120 — из Академии художеств, 200 — из дворцов Зимнего, Гатчинского, Александровского в Царском Селе. Так император Александр III и его сын-наследник сохранили для потомков наиболее значительные произведения русской живописи XIX века.

Природный талант

У памятника Исааку Левитану на Левитановской горке в Плёсе

ФОТО: ДМИТРИЙ ФЕОКТИСТОВ/ТАСС

Исаак Левитан вошел в историю искусства как художник, открывший миру русский пейзаж. Природа, которой живописцы отводили прежде декоративную роль, в его работах вышла на первый план. Обладавший особым даром мастер не принадлежал, в сущности, ни к передвижникам, ни к «мирискусникам», являясь, по словам Михаила Нестерова, «полноценным человеком» и «верным товарищем-другом».

ВЕЛИКИЕ РЕАЛИСТЫ

Анна Александрова

«ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН». 1892

УДУЩИЙ мэтр родился в обедневшей еврейской семье. Отец с матерью умерли рано — когда Исаак обучался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Знавший его с юных лет Михаил Нестеров в своих мемуарах об этом поведал так: «Талант в самом деликатном возрасте своем встретился с жестокой нуждой. Бедность — спутница больших истинных дарований... Левитан сильно нуждался, про него ходило в школе много полуфантастических рассказов. Говорили о его большом даровании и о великой его нужде. Сказывали, что он не имел иногда и ночлега. Бывали случаи, когда Исаак Левитан после вечерних классов незаметно исчезал, прятался в верхнем этаже огромного старого дома Юшкова, где когда-то, при Александре I, собирались масоны, а позднее этот дом смущал московских обывателей «страшными привидениями». Вот здесь-то юный Левитан, выждав последний обход опустелого училища солдатом Землянкиным, прозванным «Нечистая сила», оставался один коротать ночь в тепле, оставался долгий зимний вечер и долгую ночь с тем, чтобы утром, натощак, начать день мечтами о нежно любимой природе». Поначалу этот голодный мечтатель занимался в натурном классе у Василия Перова. Затем попал в пейзажный, к Алексею Саврасову, у которого Исаак научился главному — ценить неброскую красоту русской природы. Наставник полагал, что следует как можно чаще бывать на пленэре — чтобы получались реалистичные, невыдуманные пейзажи. Художник Василий Бакшеев впоследствии рассказывал: «Талант Левитана уже в эти годы встречал со стороны товарищей всестороннее признание. Студенты училища стремились любой ценой приобрести даже эскизные работы начинающего художника... Помню, например, даровитый студент Часовников носил приобретенные им карандашные наброски Левитана в виде ладанки на шее, показывая их товарищам, как величайшую драгоценность».

август 2020

ВЕЛИКИЕ РЕАЛИСТЫ

«Левитану давалось все легко, — отмечал Нестеров, — тем не менее, работал он упорно, с большой выдержкой». Об особой требовательности живописца к себе упоминал и Бакшеев: «Помню, однажды показывает он мне пейзаж, изображающий поле, усеянное цветами, написанное при ярком солнечном освещении. «Вот, — сказал он при этом, — не могу справиться: яркое солнце, но нет предметов, дающих тень, а солнце без тени передать трудно». Долго он бился над этим пейзажем и, в конце концов, не добившись желаемого эффекта, уничтожил его. Таков был, между прочим, конец многих работ Левитана, не удовлетворявших его самого». По свидетельствам современников, он отличался совершенно особой чувствительностью. Да и сам в этом признавался: «Я бы хотел выразить грусть, она разлита в природе. Это какой-то укор нам». А вот какие воспоминания оставил учившийся в МУЖВЗ Константин Коровин: «Левитан часто впадал в меланхолию и часто плакал. Иногда он искал прочесть что-нибудь такое, что вызывало бы страдание и грусть. Уговаривал меня читать вместе. «Мы найдем настроение, это так хорошо, так грустно — душе так нужны слезы». Юные живописцы в ту пору близко подружились, несмотря на разницу темпераментов. Коровин в отличие от товарища «любил солнце, радость жизни, цветы, раздолье лугов», о Левитане позже вспоминал с легкой, добродушной иронией: «Я разделял его созерцание, но не любил, когда он плакал.

ЛИТОГРАФИЯ И. ЛЕВИТАНА В ЖУРНАЛЕ «МОСКВА». 1882

В. ПОЛЕНОВ. «ПОРТРЕТ И.И. ЛЕВИТАНА». 1891

— Довольно реветь, — говорил я ему. — Константин, я не реву, я рыдаю, — отвечал он, сердясь на меня. Но делался веселей». Сполна оценить красоту «невзрачной» средней полосы ему, надо полагать, помогли как раз эти, отмеченные друзьями душевные качества. Строгий и беспощадный ко многим критик Александр Бенуа считал, что живописцу удалось вывести тему русской природы на новый уровень: «Да и вся поэзия Левитана, в чем, в сущности, она заключается? Повседневные, почти убогие жалкие темы; большая дорога, лесок, весна, талый снег — разве не писалось все это и до него, не будет ли писаться до бесконечности, до полного пресыщения? Мало ли у нас было правдивых художников за последние 20 лет, мало ли непосредственных этюдов? Однако расстояние между Левитаном и другими огромное — целая незаполнимая пропасть. Левитан — истина, то, что именно нужно, то, что именно любишь, то, что дороже всего на свете... Картины Левитана не виды местностей, не справочные документы, но сама русская природа с ее неизъяснимо тонким очарованием, тихая, скромная, милая русская природа». «Говорят — нужно ехать в Италию, только в Италии можно стать художником, — не то сетовал, не то возмущался Исаак Ильич. — Но почему? Чем пальма лучше елки? Почему — не знаю. На вокзалах, в ресторане, на столах всегда жалкие пальмы. Как странно это... Мне

август 2020

говорят близкие — напиши дачи, платформу, едет поезд или цветы, Москву, а ты все пишешь серый день, осень, мелколесье, кому это надо? Это скучно, это — Россия, не Швейцария, какие тут пейзажи? Ой, я не могу говорить с ними». Важную роль в его творчестве сыграли, как ни странно, поездка в Европу и знакомство с тамошними художниками, в том числе с барбизонцами, апологетами реалистического пейзажа. Бенуа об этом писал: «Стало очевидно, что не каульбахи и дела-роши — главные фигуры искусства XIX века, а скромные, долгое время едва замеченные художники: Милле, Коро, Руссо, Дюпре, Добиньи и Труайон. В то же путешествие Левитан познакомился и с произведениями Моне, Бёклина и новейших голландцев. Внимательно, со всей страстью человека, вырвавшегося из спертого воздуха темницы на вольный свет, всматривался Левитан в живое, незнакомое ему до тех пор искусство Запада, и, поняв его, он мало-помалу стал разбираться и в самом себе. Все это нисколько не умаляет его значения. Ведь и барбизонцы не стоят особняком в истории, ведь и у них есть длинный ряд предков, начиная с Мишеля, Констебля и Бонингтона, кончая бесподобными миниатюристами XIV века, которые иллюстрировали «livre d’heures» герцога Бepрийского. Левитан — равноправный член этой древней международной семьи, художник сам по

август 2020

«ВАСИЛЬКИ». 1894

«У ОМУТА». 1892

ВЕЛИКИЕ РЕАЛИСТЫ

«СВЕЖИЙ ВЕТЕР. ВОЛГА». 1895

ВЕЛИКИЕ РЕАЛИСТЫ

себе, чудный и гениальный, принесший свой камень к общему зданию, такой же крепкий и прекрасный, как камни всех прочих». Рассуждая о том, как знакомство с западной живописью помогло нашему гению найти свой язык, искусствовед пояснил: «Левитан не барбизонец, и не голландец, и не импрессионист, и не все это, вместе взятое. Левитан — художник русский, но не в том Левитан русский, что он из каких-либо патриотических принципов писал русские мотивы, а в том, что он понимал тайную прелесть русской природы, тайный ее смысл, понимал только это, зато так, как никто. Левитан после 1889 года не раз путешествовал по Европе. Был он и в Швейцарии, и на юге Франции, и отовсюду, из всех

«ДУБ». 1880

«ПОРТРЕТ МАЛЬЧИКА ИОСИФА ЛЕВИНА». 1880-е

этих чудных местностей, он привозил превосходные, необычайно верные и колоритные этюды. Однако какими холодными, пустыми кажутся эти пейзажи Левитана рядом с излюбленными его темами: с выгорелыми оврагами, серебристыми ручейками, серыми березами, светлым, чахлым русским небом!

Быть выразителем своей страны не так-то легко, не так-то просто. Во всей русской живописи лишь 3–4 художника обладали этим даром. Левитан, Валентин Серов, Конст. Коровин и отчасти Нестеров — вот мастера, сумевшие передать истинную красоту русской природы; до них — одинокая картина Саврасова да некоторые «фоны» в картинах Венецианова. Все остальные художники или только искали и не находили этой красоты, или же относились к родной природе с пренебрежением, одевали русский пейзаж в дюссельдорфский наряд, или, наконец, по-ремесленному тупо списывали виды». Еще одним источником вдохновения стала Волга. Особенно полюбился Плёс, который Исаак Ильич открыл для себя в 1888 году, во время путешествия с художницей Софьей Кувшинниковой. Поездки в Поволжье способствовали переходу на иной, еще более высокий

август 2020

ВЕЛИКИЕ РЕАЛИСТЫ

«ОЗЕРО. РУСЬ». 1899–1900

«ПОРТРЕТ А.А. ГРОШЕВОЙ». 1890-е

уровень. Михаил Нестеров отмечал: «Совершенно новыми приемами и большим мастерством поражали нас этюды и картины, что привозил в Москву Левитан с Волги. Там, после упорных трудов, был окончен «Ветреный день» с нарядными баржами на первом плане. Тот этюд-картина нелегко дался художнику. В конце концов «Ветреный день» был окончен, и, быть может, ни одна картина, кроме репинских «Бурлаков», не дает такой яркой, точной характеристики Волги». Бенуа указывал на то, что широкую известность художнику принесла картина «Тихая обитель» (1890), также написанная после поездки по укромным приволжским местам: «В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы. Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог». Многие полагают, что он не любил изображать людей. К примеру, на картине «Осенний день. Сокольники» (1879) женскую фигуру рисовал Николай Чехов, брат Антона Павловича. Хранитель отдела графики

август 2020

«ЕВРЕЙКА В ВОСТОЧНОМ ПОКРЫВАЛЕ». 1884

XVIII — начала XX века Государственной Третьяковской галереи, исследователь Нина Маркова отмечает: известно чуть более десятка написанных им портретов. А Софья Кувшинникова по этому поводу говорила: «У него нередко являлось стремление к портретам, и они иногда выходили у него интересными». Можно вспомнить, в частности, изображение маленькой Нади Яковлевой (1880). Вставать в дружные, сплоченные ряды и отстаивать «нерушимые» принципы какой-либо творческой группировки — будь то Товарищество передвижных художественных выставок или общество «Мир искусства» — ему не хотелось вовсе. Михаил Нестеров, также ощущавший свою инаковость, вспоминал: «Нам было ясно, что ни там, ни тут мы были «не ко двору». На Передвижной многое нам было не по душе, не лучше было дело и у Дягилева: мы оба были «москвичами», дягилевцы были «петербуржцы»; быть может, это, а быть может, и еще кое-что другое, трудно уловимое, отделяло нас от «Мира искусства» с его «тактическими» приемами и соображениями... Мы очень ценили и понимали, что появление «великолепного» Сергея Павловича и его «Мира искусства» было необходимо. В первый его период мы были на его стороне, позднее же из нас, москвичей, вошедших в ряды «Мира искусства», до конца остался там лишь Серов. Не раз приходило нам в голову уйти из обоих обществ, создать нечто самостоятельное, привлечь к делу наиболее даровитых молодых наших собратьев, а если бы таковые с нами не пошли — устраивать самостоятельные периодические выставки картин Левитана и Нестерова». Однако тем планам осуществиться было не суждено. Гениальный, успешный, очень привлекательный внешне художник (как писал Нестеров, «появление Левитана в Большом театре, красивого своей серьезной восточной красотой,

«СУМЕРКИ. СТОГА». 1899

ВЕЛИКИЕ РЕАЛИСТЫ

останавливало на себе внимание многих, и не одно сердечко, полагаю, билось тогда трепетно, учащенно») оказался серьезно болен. У него, еще даже не достигшего 40-летнего возраста, диагностировали опасное, неизлечимое заболевание. «Перед нами Левитан, признанный, любимый. С него пишет прекрасный, очень похожий портрет Серов, лепит тогда молодой скульптор Трубецкой статуэтку, и все же Левитана надо назвать «удачливым неудачником». Что тому причиной? Его ли темперамент, романтическая

натура или что еще, но художник достиг вершины славы именно в тот час, когда незаметно подкралась к нему тяжелая болезнь (аневризм сердца)... Красивый, талантливый юноша, потом нарядный, интересный внешне и внутренне человек, знавший цену красоте, понимавший в ней толк, плененный сам и пленявший ею нас в своих произведениях. Появление его вносило аромат прекрасного, он носил его в себе. И женщины, более чуткие к красоте, не были равнодушны к этому «удачливому неудачнику». Ибо что могло быть более печальным — иметь чудный дар передавать своею кистью самые неуловимые красоты природы и в самый расцвет своего таланта очутиться на грани жизни и смерти. Левитан это чувствовал и всем существом своим судорожно цеплялся за жизнь, а она быстро уходила от него», — сокрушался друг и товарищ Михаил Нестеров. Великий русский пейзажист умер в 1900 году, на пике успеха, в расцвете творческих сил. Этот факт печален вдвойне оттого, что, по словам критика Сергея Маковского, «именно теперь ему открылось, как надо писать».

август 2020

Родное слово

Под солнцем Гринландии Валерий Бурт Он жил мечтами, упивался грезами, выдумал для себя и для нас чудесную, залитую солнечным светом страну у моря и пребывал там до конца дней вместе с ее — Гринландии — обитателями. Многих поражала странная и в то же время необычайно страстная натура Александра Грина — черты то ли юродивого, то ли инопланетянина, то ли большого ребенка.

ЧИТАЛ бессистемно, безудержно, запоем... После убитого на Кавказе денщиками подполковника Гриневского — моего дяди по отцу — в числе прочих вещей отец мой привез три огромных ящика книг, главным образом на французском и польском языках; но было порядочно книг и на русском. Я рылся в них по целым дням. Мне никто не мешал. Поиски интересного чтения были для меня своего рода путешествием», — автора этих мемуаров называли в детстве «колдуном». Саша Гриневский регулярно и увлеченно путешествовал — мысленно. В молодости тоже стремился познать мир во всем его многообразии: был моряком, рыбаком, землекопом, лесорубом, золотоискателем, рабочим в железнодорожных мастерских... Нигде особо не везло, ни к одному делу толком приноровиться не удавалось. Порой ощущал себя, как птица в клетке, страдал, бился о прутья. И вот однажды сумел их раздвинуть, полетел. Сначала устремился навстречу опасной революционной романтике с ее обязательными атрибутами — арестами и облавами, паролями и явками. Как это ни парадоксально, именно тогда он понял, что его истинное призвание — писательство. Товарищи по партии, эсеры, попросили сочинить прокламацию, и у молодого человека вышел образцовый текст — яркий,

август 2020

ФОТО: СЕРГЕЙ МАЛЬГАВКО/ТАСС

РОДНОЕ СЛОВО

Панно «Бригантина» на стене дома-музея Александра Грина прочувственный, такой, какой позарез был нужен. Наум Быховский лаконично похвалил: «Знаешь, Гриневский, из тебя мог бы выйти писатель», — и таким образом стал его крестным отцом в литературе. «Это было как откровение, как первая, шквалом налетевшая любовь, — рассказывал Грин впоследствии. — Я затрепетал, поняв, что писательство — то единственное, к чему, должно быть, с детства стремилось мое существо. И сразу же испугался: что я представляю, чтобы сметь думать об этом? Что я знаю? Недоучка! Босяк! Но зерно пало в мою душу и стало расти». Эсер Гриневский влюбился в Катю Бибергаль с партийной кличкой Киска. Когда Александра арестовали, она попыталась организовать побег, но дело не сладилось. Потом ее саму схватили — за подготовку покушения на великого князя Владимира Александровича. Состоялся суд, определивший Киске ссылку в Архангельскую губернию.

Оттуда она вскоре бежала, а его освободили из-под ареста по амнистии. Влюбленные встретились, и взаимная страсть вспыхнула с новой силой. В порыве ревности Гриневский в Екатерину выстрелил... К счастью, пуля прошла навылет,

молодая женщина выздоровела и ревнивца властям не выдала. Через некоторое время его отправили в ссылку. В Тобольской губернии он пробыл три дня, после чего сбежал в Вятку, где с помощью отца раздобыл паспорт на имя Мальгинова. Из революционной борьбы будущий писатель вышел несколько надломленным, душевно опустошенным. Ему требовалась основательная передышка-перезагрузка. Константин Паустовский в своей статье о нем много позже напишет: «Если бы социалистический строй расцвел, как в сказке, за одну ночь, то Грин пришел бы в восторг. Но ждать он не умел и не хотел». В 1900-е Александр Степанович стал сочинять рассказы, подписываясь разными псевдонимами, в том числе — «А. С. Грин». Его печатали, но нечасто, в связи с чем литератор жаловался Виктору Миролюбову, редактору «Нового журнала для всех»: «Мне трудно. Нехотя, против воли, признают меня

август 2020

РОДНОЕ СЛОВО российские журналы и критики; чужд я им, странен и непривычен». «Непривычными» оказались не только его сочинения, но и он сам: высокий, угрюмый, молчаливый, с сумрачным взглядом и редко набегающей на лицо улыбкой. Писатель-романтик чурался людей — не всех, но многих. Да и те обходили его стороной. О нем распускали самые разные слухи. Кто-то полагал, что Грин — иностранец, таинственный господин, которого никто в глаза не видел. Другие поговаривали, будто он — полуграмотный матрос, а напечатанные от его имени рассказы позаимствованы у некоего погибшего во время кораблекрушения капитана дальнего плавания. На простодушный вопрос одного начинающего беллетриста: «Как научиться хорошо писать?» — угрюмый мечтатель ответил: «Тренируйте воображение, лелейте мечты». Убеждал, что надо ставить своих героев в трудные положения, помещать в замысловатые ситуацииобстоятельства, а потом заставлять выкарабкиваться. Только тогда, мол, они начнут жить по-настоящему, действовать нешаблонно, говорить интересно, поучительно, с открытой душой... Он придумал города Гель-Гью и Лисс, острова Триголотид, где обитали странные люди с не менее причудливыми именами: Ассоль, Астарот, Валу, Гнор, Гинч... Краски нарисованных его воображением полотен то радостно переливались на солнце, то грустно мерцали при луне, менялись цвета, оттенки, настроения, писатель мог запечатлеть то, чего не замечали другие. Виктор Шкловский вспоминал, как они вместе с Александром Степановичем смотрели на весенний ледоход: «Пощупайте глазами, — сказал мне Грин, — вы видите, лед желтый... небо сейчас синее. Надо видеть, какое когда небо и какого цвета на самом деле лед... Он, как льдины, прошел через великие реки и плыл по морю, оторвавшись от берега пустого и обыденного, но им не забытого. Ледяные горы, и дальний путь льдин, и небо, которое над ними меняется, — реальность. Писатель, который понимает, как может жить человек в разных обстоятельствах, знает путь человека в будущее, — большой писатель. Грин видел белые города на берегах Черного моря так, как их никто не видел. Он видел желтоватые берега крымских обрывов так, как их не видели другие». Его произведения — оптимистические, исполненные веры в счастье сказки. Удача, как правило, не сваливается на головы персонажей нечаянно, она плод того, что человек выстроил руками, умом, сердцем. Михаил Слонимский рассказывал, как ему первому читал «Алые паруса» их автор: «Он явился ко мне тщательно выбритый, выпил стакан крепкого чая, положил на колени рукопись (все те же огромные листы, вырванные из бухгалтерских книг), и тут я увидел ро-

август 2020

бость на его лице. Он оробел, и странно было слышать мне от этого человека, который был старше меня на двадцать лет, неожиданное, сказанное сорвавшимся голосом слово: «Боюсь». Ему страшно было услышать написанное им, проверить на слух то, над чем он работал так долго, и вдруг убедиться, что вещь плоха. А произведение это — «Алые паруса» — было поворотным для него, для его творчества. Это был тот страх художника, который так замечательно изображен Львом Толстым в художнике Михайлове, показывающем свою картину Анне Карениной и Вронскому». Александр Грин не только писал о чудесах, но и таил в себе самом нечто сверхъестественное, колдовское, к примеру, совершенно не боялся собак, и, как видно, для этого имелись веские основания. «Там, где он жил, была дача, — свидетельствовал Юрий Олеша. — Зимой дачу сторожила собака. Собака была страшная, ее боялись сами хозяева. А Грин однажды открыл калитку, вошел — и собака спокойно улеглась у его ног. Я сам это видел!» Порой он пугался собственных способностей и фантазий, хотя об этих переживаниях никому не говорил, прятался в пещерах своей души. В одном из рассказов справедливо заметил, что «внутренний мир наш интересен немногим». И в то же время «сам пристально интересовался всякой другой душой, почему мало высказывался, а более слушал». Грин не состоял в литературных сообществах, никого не ругал и не поддерживал, не признавал группового соперничества, не терпел зависть и склоки. Однажды он рассказал Слонимскому, как два известных литератора едва не подрались, споря о том, кто из них лучше пишет. Резюме Александра Степановича было таково: «А по-моему, мир широк. Всякому место найдется». «Было похоже, что для себя он давно отказался от всякого писательского тщеславия, писательского честолюбия. Было похоже, что это для него навсегда решенный вопрос». Вдохновение приходило к нему в часы работы, когда вокруг тихо, на душе спокойно и все идет по плану, своим чередом. Прочитав написанное, он редко испытывал удовлетворение, чаще — чего-то как будто недоставало, что-то досаждало, коробило. Грин постоянно пребывал в поиске нужных слов, часами мучился над фразой, добиваясь наивысшей полноты выражения. К мнениям со стороны, как и все писатели — и большие, и не шибко значительные, — был отнюдь не равнодушен, признавался: «Похвала — слов нет — приятна, но всегда, или почти всегда чувствую себя при этом так, словно я — голый и все меня рассматривают». Очень тонко чувствовал оттенки этой самой похвалы — умная, деликатная, исходящая от тех, кто знал толк в литературе, доставляла ему истинное удовольствие. Комплименты свысока раздражали, вызывали

РОДНОЕ СЛОВО которое, как он полагает, должно показать его истинный талант. Работе отдается со всей страстью, бросив на алтарь грядущего успеха весь неизрасходованный запас творческих сил. Книга опубликована, и... о, ужас, читатели неприятно поражены, а критики, прежде славившие писателя, яростно плюются ядом. Это — крах всех надежд. Он скупает весь тираж, сваливает в собственном кабинете и тут же принимает решение никогда больше не заниматься литературным трудом. Проходит много лет, за которые писатель ни разу не раскрыл дверь того кабинета. Но однажды он не выдерживает, переступает запретный порог, берет из запыленной связки книгу и начинает читать — не как свою, как чью-то чужую... Повествование захватывает, он взволнован, потрясен, перечитывает полузабытые страницы вновь и вновь. Хладнокровный, многоопытный старик превращается в пылкого, увлеченного познанием тайн жизни юношу... Он читает роман друзьям, не сообщая, кто автор, и те впечатлены не менее сильно. Писатель отправляет вновь подготовленную рукопись молодому издателю, истинному ценителю хорошей литературы, и получает в ответ восторженный отзыв. Книга напечатана. Десять ее тиражей расходятся за три месяца. Имя писателя не сходит со страниц газет и журналов, где многие вспоминают его прошлые удачи. Однако сам-то он понимает: настоящее признание пришло к нему только сейчас. Но это нисколько не радует, мучает боль осознания бесплодно прожитых лет, когда он каждый день убивал в себе желание творить... Все-таки Александр Грин был чересчур самокритичен.

ФОТО: МАРК РЕДЬКИН/РИА НОВОСТИ

насмешку или ядовитый отпор. Однажды Борис Пильняк, еще молодой и в силу возраста самонадеянно-бестактный, бросил ему снисходительно: «Что, Александр Степанович, пописываете свои сказочки?» Побледнев от гнева, «сказочник» ответил: «Да, пописываю, а дураки находятся — почитывают». Больше в тот вечер он не сказал Пильняку ни слова. Александр Грин оставил после себя лишь одно реалистическое произведение — «Автобиографическую повесть», где лаконично, стилистически скуповато, местами иронично поведал о собственной судьбе. Мы привыкли считать его чистым прозаиком, хотя стихотворцем он был не из последних, а если бы чаще трудился над рифмой, то, верно, прославился бы и в поэзии. Дух захватывает от его стихотворения «Военный летчик», где поэт воспарил не только над грешной землей, но и над своими грезами: ...На ясном зареве небес Поет шрапнель, взрываясь бурно... Как невелик отсюда лес! Как цитадель миниатюрна! Недвижны кажутся отсель Полков щетинистые ромбы, И в них — войны живую цель — Я, метясь, сбрасываю бомбы. Германских пуль унылый свист Меня нащупывает жадно. Но смерклось; резкий воздух мглист, Я жив и ухожу обратно. Другой его стих — громовой, батальный, родственно близкий к лучшим образцам русской поэзии: «Волнуя синие штыки, / Выходят стройные полки. / Повозки движутся за ними, / Гремят ободьями стальными. / В чехлах орудий длинный ряд, / Лафеты, конницы отряд, / Значки автомобильной роты, / И трубачи, и пулеметы, / Фургоны Красного Креста — Походной жизни пестрота». Стихотворные сочинения отца-основателя Гринландии появлялись на страницах знаменитого «Нового Сатирикона», где печатались Аркадий Аверченко и Тэффи, Саша Черный и Сергей Городецкий, даже Владимир Маяковский оставил свой след. «Большой человек! — как-то отозвался о Грине коллега Алексей Новиков-Прибой. — Заколдованный. Уступил бы мне хоть несколько слов, как бы я радовался! Я-то пишу, честное слово, как полотер. А у него вдохнешь одну строчку и задохнешься. Так хорошо». В 1932 году у Александра Степановича, уже тяжелобольного, родился замысел нового произведения, по сути своей автобиографического... Молодой писатель выпустил один роман, второй, третий. Они быстро раскупаются, и вот уже их автор богат и знаменит, однако гложет его червь лютого недовольства собой. Наконец принимается за сочинение,

Литературно-мемориальный музей Александра Грина в Феодосии

август 2020

Литфонд

Д. Самойлов. 1980-е

«И война меня не убила...»

Леонид Гомберг Среди поэтов-фронтовиков немало тех, чьи имена ассоциируются перво-наперво с войной: Юлия Друнина, Эдуард Асадов, Константин Симонов, Николай Старшинов, Александр Твардовский, Алексей Фатьянов... Участник Великой Отечественной Давид Самойлов из этого ряда как будто несколько выбивается. Наверное, потому, что его творчество редко перекликалось с трагической темой войны. Даже знаменитое стихотворение «Сороковые» написано с неким озорством-щегольством: «А это я на полустанке / В своей замурзанной ушанке, / Где звездочка не уставная, / А вырезанная из банки. / Да, это я на белом свете, / Худой, веселый и задорный. / И у меня табак в кисете, / И у меня мундштук наборный».

август 2020

ЛИТФОНД Д. Самойлов. 1940-е

ФОТО: DAVIDSAMOILOV.RU

Свой долг Родине тем не менее поэт отдал сполна, и главные солдатские медали «За отвагу», «За боевые заслуги», а также орден Красной Звезды — лучшее тому подтверждение. В начале этого лета со дня рождения Давида Самуиловича исполнилось 100 лет. В предвоенные годы он окончил Первую опытно-показательную школу им. Горького в Вадковском переулке, в 1938-м поступил в Институт философии, литературы и истории — элитное учебное заведение той поры. В «новой компании» Давид поначалу чувствовал себя, по его словам, «последним человеком». Однако продолжалось это недолго, вскоре ситуация в корне изменилась, ведь он был признан «ифлийским поэтом»! (В ИФЛИ бытовал ритуал посвящения в этот «орден», церемония проходила раз в году, осенью, после начала учебных занятий.) Среди известных ныне поэтов звания ифлийца удостоились лишь Павел Коган и Сергей Наровчатов, а, к примеру, уже печатавшийся в те годы Лев Озеров подобным статусом не обладал. С Самойловым, тогда еще Кауфманом, дело обстояло так. В одной из аудиторий собралось довольно много народу. Сначала под общий одобрительный рокот читали «звезды», потом очередь дошла до новичков, кандидатов в ифлийцы. Дезик сперва оробел, когда же его вытолкнули вперед, к кафедре, ему ничего не оставалось, кроме как прочесть уже сочиненных «Плотников»: Плотники о плаху притупили топоры. Им не вешать, им не плакать — сколотили наскоро. Сшибли кружки с горьким пивом горожане, школяры. Толки шли в трактире «Перстень короля Гренадского». Краснорожие солдаты обнимались с девками, Хохотали над ужимками бродяги-горбуна,

Городские стражи строже потрясали древками, Чаще чокались, желая мяса и вина... Затем продекламировал еще несколько стихотворений, снискавших заметный успех у собравшихся. По окончании «заседания» к нему подошел бесспорный лидер ифлийских поэтов Коган, пожал руку и предложил вместе идти к метро через парк «Сокольники». Это было признание... Войну ждали все, но пришла она неожиданно. Через десять дней после ее начала Давид Кауфман оказался под Вязьмой, на станции Издешково, куда по распоряжению райкома комсомола был направлен на строительство укрепрубежей. Однако уже в начале сентября комсомольцев вернули в столицу. Город пустел, Давид поехал к эвакуированной семье в Самарканд. Когда из военкомата пришло предложение поступить в офицерское училище, молодой человек сразу же написал заявление. Вскоре команда новобранцев высадилась из поезда в Катта-Кургане Самаркандской области. В тамошнем учебном заведении (оно именовалось Гомельским военно-пехотным училищем) готовили младших офицеров. Через какое-то время недоучившихся лейтенантов срочно отправили рядовыми на фронт. На пятнадцатый день пути эшелон остановился в Тихвине, а передовая находилась в нескольких сотнях метров от станции. Боец Кауфман был определен в пулеметный расчет второго батальона горнострелковой бригады. В начале 1943-го войска Волховского фронта начали операцию по прорыву блокады Ленинграда. Во время атаки на укрепленные рубежи немцев Давид получил тяжелое ранение. Поскитавшись по санлетучкам, уже в августе он выписался из госпиталя в Красноуральске и получил направление в лагеря запасного полка под Горький — заготавливать дрова. 1944-й встречал

август 2020

ЛИТФОНД Д. Самойлов (справа) и Ю. Левитанский на вечере поэзии

в Красных казармах на Волге, куда был назначен ротным писарем, но не оставлял желания вернуться на передовую. Получив командировку в Москву, встретился с замечательным поэтом и храбрым солдатом, тоже бывшим студентом ИФЛИ Семеном Гудзенко. Тот помог Давиду встретиться с Ильей Эренбургом, с ходу позвонившим начальнику Главразведупра Генштаба генералу Федору Кузнецову, после чего Кауфмана определили в третью отдельную роту разведотдела штаба 1-го Белорусского фронта. В июне 1944-го подразделение выехало на задание в район Новгорода-Волынского — для борьбы с бандами украинских националистов. В январе 1945-го, в период генерального наступления, разведчики получили приказ следовать на запад. Вместе с наступающими войсками они проехали Варшаву, вступили на территорию Германии. Действуя вместе с передовыми частями пехоты, добывали по ночам языков, а днем посменно вели наблюдение за противником. Через много лет он издаст около трех десятков сборников оригинальных стихов и переводов, литературоведческий труд «Книга о русской рифме», а в последние годы жизни — двухтомник своих про-

август 2020

изведений (1989). Песни на слова Давида Самойлова примутся сочинять барды и даже «официальные» композиторы. Он станет одним из самых известных поэтов своего, военного, поколения. К боевым наградам ефрейтора прибавится орден Дружбы народов (1980; «за заслуги в развитии советской литературы»), а потом и Госпремия СССР (1988). Он будет жить с семьей в Безбожном (ныне Протопоповский) переулке — в одном доме и даже одном подъезде с давним другом, ифлийцем и фронтовиком Юрием Левитанским. И между ними разгорится продолжительный, нешуточный спор о минувшей войне — чем она стала для их поколения, для страны. Автору этого материала, не раз бывавшему в гостях у Юрия Давидовича, случалось быть свидетелем такой полемики. В одном из многочисленных интервью 1990-х Левитанский скажет прямо: «Отношение к военной теме было, кажется, единственным, в чем мы не сходились с Давидом Самойловым». В поэтическом воплощении это несходство выразилось в хрестоматийных строках. Самойлов: Я судил по людям, по душам, И по правде, и по замаху. Мы хотели, чтоб было лучше,

Потому и не знали страху. Потому пробитое знамя С каждым годом для нас дороже... (1961) Левитанский: Ну что с того, что я там был. В том грозном быть или не быть. Я это все почти забыл, я это все хочу забыть. Я не участвую в войне, война участвует во мне. (1981) Давид Самуилович размышлял об ответственности за участие в историческом деянии, являвшейся, по его словам, фундаментальной проблемой человечества во все времена. «Солдат 41-го года, и 42-го, и 43-го воевал против злой воли и неправедной силы нашествия. Он воевал на своей земле, оборонял свою землю... Патриотизм 41–43-го годов был самым высоким и идеальным. В нем было нравственное достоинство обороняющегося патриотизма». Однако в дальнейшем, как считал поэт, ситуация изменилась: «Армия сопротивления и защиты неприметно стала армией лютой мести... Нас же убеждали, что мы имеем право убивать: убей немца!». Левитанский ставил во главу угла личный выбор, верховенство нравственных законов не столько «для всех», сколько для каждого. Самойлов же говорил об «ответственной нации или поколении», победивших фашизм, о том, что «неприятие ответственности» влечет «самооправдание себя во зле». Не выглядят ли эти суждения двумя сторонами одной медали? «Об этом надо писать... Грех, что я до сих пор этого не сделал... О тех, кого уже нет в живых — о Самойлове, о Гудзенко... Об этом надо писать вдумчиво, серьезно, тщательно вспоминая подробности», — говорил Юрий Левитанский в 1992 году. Не получилось, зато многие мысли на данную тему сохранились в ряде его интервью и устных, записанных другими воспоминаниях.

Белка и Стрелка после возвращения на Землю. 23 августа 1960 года

ФОТО: НИКОЛАЯ СИТНИКОВА И СЕРГЕЯ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО/ТАСС

Дворняги, вперед! В августе 1960-го состоялся легендарный 25-часовой полет на корабле «Спутник-5» четвероногих космонавтов Белки и Стрелки. Без этого выдающегося эксперимента вряд ли уже в следующем году стала бы реальностью советская пилотируемая космонавтика. Мир и сегодня, спустя шесть десятилетий, помнит двух славных путешественниц, знает их по именам, а для нашей страны этот юбилей — символ одного из самых впечатляющих прорывов в будущее.

РЕТРОСПЕКТИВА

Евгений Тростин

Цыган и Дезик У каждой истории есть предыстория. Первые, забытые, герои покорения космического пространства — тоже наши благородные дворняги, которые в ракетах Сергея Королева «преодолевали пространство и простор». Сергей Павлович небезосновательно полагал, что собаки приносят удачу. Все началось еще летом 1951-го с засекреченного полета Цыгана и Дезика. Геофизическая ракета В-1В с ними на борту поднялась на высоту 101 км, преодолев линию Кармана — условную границу, отделяющую атмосферу Земли от безвоздушного пространства. Потом контейнер с первыми псами-космонавтами приземлился в нескольких километрах от стартовой площадки, в Капустином Яре. Они вернулись живыми, здоровыми и радостно лаяли. Правда, Цыган слегка порезался во время приземления. Королев обнимал и целовал питомцев. Ни по радио, ни в газетах об этом эксперименте не сообщали: в 1951 году военную тайну в СССР соблюдали строго. Всего лишь шесть лет прошло после войны, страна восстанавливалась из руин, тяжелым грузом повис на бюджете жизненно необходимый атомный проект. Но Королеву и его соратникам все-таки удалось прорваться в космос. Пока что — скромненько, без выхода на орбиту, и тем не менее мы уже тогда были в этом первыми. Схожий суборбитальный полет попытались осуществить и за океаном — с помощью ракеты, сконструированной основоположником американской космонавтики Вернером фон Брауном. В аппарат там поместили обезьянку. Ракета поднялась только на 60 километров, в космические дали даже не заглянула. Подвиг Цыгана и Дезика и блестящее достижение наших конструкторов начала 1950-х рассекретили совсем недавно, в 1991-м. И стало очевидно: уже в первые послевоенные годы королевцы заметно опережали западных конкурентов.

ФОТО: РИА НОВОСТИ

Врачи извлекают собак из кабины ракеты на месте приземления. 20 августа 1960

август авгу уст 2020 202 020 0

РЕТРОСПЕКТИВА

ФОТО: РИА НОВОСТИ

Лучший друг человека

С. Королев с собакой перед запуском ее в космос

ФОТО: АЛЕКСАНДР МОКЛЕЦОВ/РИА НОВОСТИ

Макет катапультируемого контейнера космического корабля в павильоне «Космос» на ВДНХ

А через девять лет пришел черед многочасового орбитального полета. Длительная космическая экспедиция в 1960 году — это прежде всего широкий шаг в неизвестность, в зону неизученных рисков. После запуска первых искусственных спутников Земли космос оставался великой загадкой для исследователей. Многие были уверены, что человек не сможет жить и работать на орбите: остановится сердце, ударит инсульт, убьет организм радиация. Опыт запуска в космос живого существа был крайне необходим, иначе не видать бы человечеству пилотируемой космонавтики. Наши ученые неспроста предпочли собак обезьянам. Последние на тренировках вели себя крайне нервно, не поддавались дрессировке. Пока американцы мучились с мартышками, наши друзья человека показали себя как отменные космонавты. (Французы в 1963 году запустили в космос кошку по имени Фелисетт — в первый и последний раз. Все-таки представители этого семейства должны гулять сами по себе, а не работать на орбите. Они не выносят невесомости, сходят с ума, теряя почву под ногами.) Отбирали собак строго, даже тренировали почти как будущих космонавтов. Кандидатов набрали из собачьих приютов. Домашние питомцы не подходили хотя бы потому, что в отрыве от хозяев они непременно впали бы в хандру. Это потом наш знаменитый врач и путешественник Юрий Сенкевич возьмется разрабатывать проект полета человека с собакой, но у Юрия Александровича все будет строиться на том, что четвероногий друг должен относиться к космонавту как к хозяину. Дворняги выносливы. Они с детства приспособлены к борьбе за существование, где ни одна породистая собака с ними не сравнится. Тогда, в 1960-м, всех «претендентов»» испытывали даже на крутящейся центрифуге, а это тяжелейшая нагрузка на вестибулярный аппарат, да и психологический стресс колоссальный! Обязательным считался светлый окрас (так за ними было легче следить при киносъемке на орбите), допускался вес не более 6 кг, рост в холке — до 35 см. Кобелей из-за особенностей физиологии исключили сразу, для них невозможно было подготовить подходящее ассенизационное устройство. Путешествие должно было стать максимально комфортным, с соблюдением правил гигиены. Отобранных собак (их было 12) приучали к приему пищи через специальные автоматы кормления, к различным датчикам. Белка на тренировках показывала лучшие результаты. По заключению психологов, у нее оказались лидерские наклонности. Такой вожак в опасной экспедиции незаменим. Стрелка отличалась более замкнутым характером, но тоже быстро привыкла к механизмам и устройствам. Обе были выносливы и дружелюбны. Обеим — около двух с половиной лет: время расцвета физических сил.

август а вгу гусст 2020 2020

РЕТРОСПЕКТИВА 17 витков вокруг Земли Пока Белку и Стрелку готовили к старту, случилась трагедия. Полет космического аппарата «Спутник-5-1» завершился аварией: отказала техника, Лисичка и Чайка погибли. Их, без преувеличений, оплакивали все посвященные. Первая из этой пары была любимицей Королева. Перед полетом академик, обняв ее, говорил: «Я очень хочу, чтобы ты вернулась». Космическими собаками страна не разбрасывалась, относилась к ним бережно. Для Белки ки и Стрелки разработали катапульпультируемую капсулу, которая в экстренном случае при старте могла спасти их и вернуть на Землю. млю. Кстати, подобная система до сих пор устанавливается на всех ракетах «Союз». А в 1983 году, во время несчастно-го случая при пуске ракеты, она на спасла жизнь двум нашим кососмонавтам — Владимиру Титову ову и Геннадию Стрекалову. Помог омог собачий опыт! Белка и Стрелка шли на подвиг, двиг, не ожидая наград, не осознавая я ни значения, ни рисков своего путеушах шествия. Но в их собачьих душах было предощущение чего-то важного и трудного, предчувствиее ис испытания. Если бы они не доверяли теплым человеческим рукам конструкторов и врачей, то ничего бы не получилось. Те первые полеты были в техническом смысле сложнейшими. Корабль нашпиговали самой передовой аппаратурой: специальные датчики постоянно выдавали кардиограммы собачьих сердец, измеряли пульс, контролировали климат в кабине. Кроме «экипажа», в кабине находились 12 мышей, насекомые, растения, грибковые культуры, семена кукурузы, пшеницы, гороха, лука, некоторые виды микробов и другие биообъекты, вплоть до бактерий. Наблюдения за ними после полета помогли больше узнать о космосе. Имелись

август авгу уст 2020 202 020 0

там и клетки человеческой кожи: ученым нужно было выяснить, выяснить как радиа радиация влияет на кожные покровы. Советский Союз основательно готовился к межпланетным путешествиям, хотя даже такого понятия, как летчик-космонавт, тогда еще не существовало. Запасы кислорода и еды рассчитывались на восемь суток — на тот случай, если кораблю не удастся вовремя сойти с орбиты. Взлет заставил собак понервничать, но не слишком, адский шум ракеты их почти не смущал. На тренировках они привыкли к авиаполетам, тряске, скоростям. В космосе понадобилась смелость дворняг, привыкших глядеть в глаза опасности. Когда корабль вышел на орбиту, Белка и Стрелка успокоились и даже вели себя несколько вяло, как в полусне. Автоматы кормле-

ни ния срабатывали безукоризненно: ка как и предполагалось, собаки два ра раза получили привычную для них пи пищу. Конечно, это улучшало их наст строение. Не обошлось без нештатных ситу туаций. На четвертом витке, в середи дине полета, Белка занервничала, ст стала лаять, попыталась освободи диться от поясов крепления, да и во вообще чувствовала себя скверно. Ее подруга вела себя гораздо хладно нокровнее. Впоследствии врачи буду дут скрупулезно анализировать все эт эти симптомы, учтут при подготовке к полетам первых советских летчиков-ко летчиков-космонавтов. А их п предшественницы, совершив 17 полных витков вокруг р родной планеты, свою миссию ми выполнили сполна и вернулись живыми и невредимыми. В ээтой экспедиции отраб отрабатывалась и систем стема возвращения на Землю — в виде кат катапультируемого кон контейнера с огромным па парашютом. (Позже появилось кресло крес с катапультой для космонавтов.) космонавтов. Собаки приземлились в казахско казахской степи, при контакте с земной поверхностью по сильных травм, травм к счастью, счас не получили. После экспедиции, которая продолжалась более 25 (!) часов, Белка и Стрелка держались вполне бодро. На Земле их встречали как героев. Королев ликовал: стало ясно, что человеческий организм выдержит космические перегрузки. Ни один земной тренажер не позволил бы получить столь точные данные о влиянии невесомости. Таинственный, почти не изученный космос оказался не таким уж и страшным.

Триумф Белки и Стрелки Их имена легко и звонко рифмуются, и в этом 60 лет назад тоже видели особый смысл: покорение космоса объединяло физиков и

РЕТРОСПЕКТИВА Ныне чучела Белки и Стрелки находятся в московском Музее космонавтики, и нет экспонатов популярнее, особенно во время детских экскурсий. В подмосковном Томилине установлена посвященная знаменитым собакам скульптура, про них по сей день снимают мультфильмы.

На дальнюю орбиту

лириков, высокую поэзию со счастливым ощущением научного открытия. Между прочим, в стране возросла в то время популярность не только космонавтики, но и собаководства. Белка и Стрелка доказали: скептики сильно преувеличивали смертоносную опасность космоса. Далеко продвинулись исследования по биологии и медицине, прошли проверку конструктивные решения, эксперименты с радиосвязью и киносъемками... Нобелевскую премию советские ученые не получили тогда из-за секретности некоторых выполненных программ. Уже после запуска Спутника наши политики поняли, что огласка в таком деле куда полезнее тайны. Покорение космоса стало визитной карточкой страны, символом ее быстрого послевоенного возрождения. Ну а секретность сохранялась в отношении главных конструкторов — имена Сергея Королева, Валентина Глушко оставались «за семью печатями». И в то же время об их достижениях сообщали широко и патетически. О том же полете Белки и Стрелки писали сотни СМИ в десятках стран мира. Со всех радиоволн звучал их добродушный лай. К симпатичным дворнягам пришла всенародная известность.

Изображения «космических сестер» появлялись на плакатах и открытках, на коробках со всевозможными детскими лакомствами. В ТАСС была организована прессконференция, на которой солидные ученые из числа незасекреченных рассказывали о научных результатах полета и демонстрировали звездных собачек. Те вовсе не выглядели измученными, держались с достоинством и задором. На улице Горького восторженная толпа встречала автомобиль, в котором героинь возили по Москве. Это был настоящий триумф! Жили они при НИИ авиационной и космической медицины, пользовались всеобщей любовью. Бывало, что к ним наведывался сам Королев, неравнодушный к песьему племени. Всех своих подопечных из животного мира он знал по именам, различал по характерам, повадкам. Покорительницы космоса прожили до глубокой собачьей старости. После стрессов полета они быстро пришли в себя, всего лишь через несколько месяцев Стрелка родила шестерых здоровых щенков. Одного из них, Пушинку, Никита Хрущев подарил семейству Кеннеди. Американский президент и его дочь Каролина пребывали в восторге от такого дара.

Соперничество двух сверхдержав после 1960 года, само собой, усилилось. Американцы пытались проводить схожие эксперименты, но до уровня «Белки-Стрелки» им было далеко. Перед полетом Юрия Гагарина в космосе побывали 48 наших дворняжек, на Землю вернулись 28. Если учесть, что это были первые шаги в космонавтике, — результат вполне достойный. Наши конструкторы приняли решение: человек отправится в космос после двух подряд успешных полетов собак. Так и случилось. Незадолго до старта «Востока-1», после серии неудач, Королеву удались два запуска. Сначала вместе с манекеном, прозванным Иваном Ивановичем, слетала и благополучно вернулась Чернушка. А 25 марта 1961 года с аналогичным попутчиком делила место на корабле веселая, симпатичная Удача, которой Юрий Гагарин дал новое имя — Звездочка. Она находилась в космосе два часа, после чего контейнер с ней приземлился в Чайковском районе Пермской области. Рекорд Белки и Стрелки по времени нахождения на орбите никто не побил, зато будущий полет с человеком на борту был отрепетирован успешно. Собаки всегда были надежными помощниками людей. Это проявилось и при покорении космоса. Благородные дворняги помогли нам прорваться на дальнюю орбиту, и значение этого подвига первопроходцев впредь будет только возрастать.

август а вгу гусст 2020 2020

На семи холмах

Из древней тьмы, на мировом погосте, Звучат лишь Письмена. ФОТО: WWW.DOSTOYANIE-POKOLENIY.RU

Иван Бунин

Письмена над прахом Владимир Радзишевский Самое известное московское кладбище, выгороженное в 1904 году в трех верстах от Кремля, за южной крепостной стеной Новодевичьего монастыря и по нему названное, в столице далеко не самое старое. И Ваганьковское, и Введенское, и Даниловское, и Рогожское, и все другие, распечатанные при Екатерине II во время эпидемии чумы, старше его по крайней мере лет на сто тридцать. А уж по соседству, в самом монастыре, первые могилы появились еще до Ивана Грозного.

БОЙТИ кладбище можно за полдня — не то что новое Николо-Архангельское (с крупнейшим в Европе крематорием): по площади оно чуть ли не в 20 раз больше. И до ста тысяч захоронений, уцелевших в том же Ваганькове, Новодевичьему никогда не дотянуться. В его анналах только 26 тысяч имен (могил еще меньше). Но в именах-то и суть — в их весомости и притяжении, да еще в разнообразии, своеобычности и выразительности надгробий. Было время, здесь чаще всего спрашивали, почему-то полушепотом:

август 2020

НА СЕМИ ХОЛМАХ

ФОТО: РАМИЛЬ СИТДИКОВ/РИА НОВОСТИ

Памятник на могиле М.А. Пешкова. Скульптор В. Мухина. 1935

Памятник на могиле Н.С. Хрущева. Скульптор Э. Неизвестный. 1975

ФОТО: ЧЕРНОВ/РИА НОВОСТИ

— А где жена Сталина? Потом переключались на Хрущева: — Никиту как найти? Черно-белый памятник на могиле последнего, сооруженный Эрнстом Неизвестным, отразил не только противостояние добра и зла в натуре неуемного покойника, но и перепалку с ним самого скульптора, начатую на выставке в Манеже и продолженную во время застольной проработки уклонистов в Доме приемов на Ленинских горах. А чтобы Никита Сергеевич не заскучал, к нему подселили почти всю так называемую антипартийную, сплотившуюся против него группу: Молотова, Кагановича, Булганина и даже примкнувшего к ним Шепилова. Правда, для Маленкова нашлось место только на Кунцевском кладбище. Ворошилов потянул на персональную (седьмую по счету) могилу за Мавзолеем, а позади теперь уже двенадцати таких захоронений в Кремлевской стене замурован прах маршала Жукова, который как раз помог Хрущеву одолеть взбунтовавшихся соратников. Политики, как и военные, в отличие от некрополя на Красной площади, на Новодевичьем все-таки не преобладают. Здесь гораздо больше людей искусства: артистов, режиссеров, художников, композиторов, архитекторов и, конечно, литераторов. С Николаем Гоголем и Антоном Чеховым, Сергеем Аксаковым и Николаем Языковым, перенесенными с других кладбищ, ушли в эту землю Валерий Брюсов и Андрей Белый, Михаил Булгаков и Алексей Толстой, Владимир Маяковский и Николай Заболоцкий, Самуил Маршак и Илья Эренбург, Александр Твардовский и Василий Шукшин, Валентин Катаев и Леонид Леонов, Андрей Вознесенский и Фазиль Искандер... Из крупных писателей, которые умерли в Москве в XX веке, на этом кладбище не хватает, пожалуй, только Максима Горького. И он сам, наверное, хотел бы лечь здесь рядом с сыном, умершим двумя годами раньше. На могилу этого неприкаянного мажора — лихача, охотника, теннисиста, неразборчивого в друзьях, любителя шумных застолий — души в нем не чаявший

отец заказал камень с барельефом и надписью: «Душа его была хаос». Вернувшись в холодный и ветреный майский день из Крыма, по дороге в свою загородную резиденцию он заехал на кладбище и стоял перед белым мраморным изваянием сына, как бы высвободившегося из камня, но скорбно и сосредоточенно погруженного в себя. (Наверное, это лучшее произведение Веры Мухиной и, может быть, самое притягательное, трогательное и умиротворяющее надгробие на всем кладбище, недаром мать покойного Екатерина Пешкова однажды сказала скульптору: «Вы продлили для меня жизнь сына».) Горький чувствовал себя скверно. Накануне проведал внучек, которые болели гриппом, а тут еще и сам простудился. Через три недели «буревестник революции» умер. Где и как его хоронить, решали в Кремле. И распорядились кремировать, а урну с прахом замуровать в Кремлевскую стену — оказали почет, какого ни до, ни после ни один русский писатель не удостаивался. Свободное место нашлось рядом с урной Валериана Куйбышева, на момент смерти члена Политбюро и Оргбюро ЦК, председателя Комиссии советского контроля при Совете народных комиссаров СССР. Но все эти регалии особого значения для Горького не

август 2020

НА СЕМИ ХОЛМАХ имели — ни на этом свете, ни, тем более, на том: напоминать Максима большой партийный и советский начальник мог разве только тем, что крепко выпивал. Екатерина Павловна позвонила Сталину и попросила хотя бы горсть пепла для могилы сына. Вместо ответа генсек положил трубку. Александр Солженицын отказался от Новодевичьего сам. По благословению патриарха Алексия II он обрел покой в Донском монастыре, рядом с могилой историка, профессора Московского университета Василия Ключевского. За тридцать лет до Александра Исаевича, лишь после смерти выйдя из повиновения, сумел избежать элитного кладбища Константин Симонов, а оно ему по всем статьям полагалось, как по разнарядке. После панихиды в Большом зале Дома литераторов гроб отвезли не на Новодевичье, а в крематорий: раз так хотел покойный, не было оснований его ослушаться. Однако тайный замысел Константина (Кирилла) Михайловича знала только семья. Он хотел, чтобы его прах был развеян на поле под Могилевом, где в июле 1941 года поэт, писатель, военкор впервые видел, как красноармейцы в течение одного дня подбили и сожгли 39 немецких танков. Его вдова, дочь генерала армии Алексея Жадова, Лариса Алексеевна вместе с сыном и дочерьми в точности выполнила завещание мужа. Больше года цензура, оберегающая государственные и военные тайны, не пропускала в печать ни слова об этой самочинной операции. Но делать было нечего: мертвую хватку властям пришлось ослабить. И все же след Симонова остался на Новодевичьем кладбище — эпитафия на могиле тестя, вышеупомянутого генерала Жадова (1901–1977). А вообще, одно из лучших надгробных посвящений сочинил Гаврила Державин — для великого Суворова, генералиссимуса, князя Италийского, графа Рымникского, кавалера всех мужских российских орденов и т. д. Трудно даже представить, какой величины камень

Надгробие генерала армии А.С. Жадова. Эпитафия К. Симонова. 1978

август 2020

Надгробие Ю.М. Нагибина. Идея вдовы писателя Аллы Нагибиной. 1995 понадобился бы для списка особых отличий этого полководца. Поэт для усыпальницы в АлександроНевской лавре предложил надпись, которая уложилась в три слова: «Здесь лежит Суворов». Вот и для Жадова Симонов составил пусть и не столь краткую, зато убедительную и четкую, как рапорт, эпитафию — столбец с перечнем городов, через которые прошел боевой генерал во главе своей 5-й гвардейской армии: Сталинград — Прохоровка — Полтава — Кировоград — Сандомир — Ченстохов — Торгау — Дрезден — Прага. Вопросы есть? Вопросов нет. В Сталинграде, под Прохоровкой (на Курской дуге) и за Кировоград сражались и танковые части генерала Павла Ротмистрова (1901–1982). Его близкие взяли симоновское начертание за образец. К сожалению, получилось сбивчиво и невнятно: Калинин — Сталинград — Прохоровка — Харьков — Кировоград — Корсунь-Шевченковский — Умань — Борисов — Минск. Города-то не менее знаковые, но от боев на Калининском направлении (то есть после того, как город был оставлен) и до сражений на дальних подступах к Сталинграду у Ротмистрова прошло десять месяцев. Откуда такая пауза? Да и в Минске война еще не закончилась... В годы В Великой Отечественной Совинформбюро заказывало известным писателям статьи на заграницу. автор их материалы исчезали без следа: печаДля авторов тались ли, читались ли по радио, когда и где, были ли отклики, — заказчики об этом не сообщали. Лишь чедес рез три десятилетия тексты извлекли из архивов и стали визиро визировать у тех, чьими именами они подписаны. а Иногда с авторством возникали затруднения. Леонид Леонов, на например, читал свою статью как чужую, пока не увидел слов: «танки с тевтонской осанкой». — Да, — сказал выдающийся прозаик, — я любил выраж так выражаться. Он был мастером витиеватых фраз. Как-то зам заметил, что чистый лист бумаги — это потенциа циально гениальное произведение. Высказыван вание могло бы послужить ему эпитафией, но,

НА СЕМИ ХОЛМАХ Памятник на могиле Н.С. Аллилуевой. Скульптор И. Шадр. 1933

— После меня, Григорий Васильевич, женитесь на ком угодно, только не на ней. Разумеется, Александров не внял. И на кладбище предсказуемо предстал бобылем. Не оказался рядом с женой после смерти и Сталин. При жизни он заказал мраморный памятник Ивану Шадру, автору скульптуры «Булыжник — оружие пролетариата». По вечерам приезжал на могилу и

подолгу около нее засиживался. В это время кладбище освещали специально привезенные прожектора, и стояло над ним яркое электрическое зарево. У подножия памятника выбита надпись: «От И.В. Сталина». А чтобы та не вызывала вопросов, к фамилии супруги «отец народов» посмертно добавил свою, которую Надежда Аллилуева принимать не хотела. Оставалось определить статус погребенной. Советские и партийные деятели стеснялись слова «жена», предпочитали: «друг», «товарищ», «помощник», «соратник»... Долго ли, коротко ли думал безутешный вдовец, но всетаки придумал, чем умершая была ему особенно дорога. Со словом работать он умел. Когда было нужно, называл Бухарина Бухарчиком, для наименования контрразведки изобрел грозно-жутковатое словцо «Смерш», наркомов превратил в министров. Но в этом случае удивил крепко. Кто же она, Надежда Сергеевна Аллилуева-Сталина? Ответ: член ВКП(б). У него, видимо, и мысль не могла возникнуть о том, что далеким потомкам над столь лаконичной эпитафией придется изрядно поломать голову, особенно – над загадочной аббревиатурой с маленькой буквой «б» в скобках...

ФОТО: ГАВРИИЛ ГРИГОРОВ/ТАСС

кажется, его перехватил еще при жизни Леонова автор памятника Юрию Нагибину: две мраморные стопки чистой писчей бумаги положил скульптор на его надгробие. Сама фраза даже не понадобилась, она, как говорится, витает в воздухе. В одной могиле с Леонидом Максимовичем похоронена его жена Татьяна Михайловна — дочка знаменитого книгоиздателя Михаила Сабашникова. Редкий случай: супругу Леонов пережил на 15 лет, обычно мужья уходят первыми. Так случилось и в семье Веры Мухиной. Ее мужем был профессор медицины, хирург и терапевт Алексей Замков (1883–1942). «Для людей я сделал все, что мог», — выбила она на его могильной плите. «И я тоже», — уже на плите самой Веры Игнатьевны добавила через одиннадцать лет ее ученица и соавтор Нина Зеленская. На кладбищах семейная гармония встречается гораздо чаще, чем в жизни. Супруги, как бы ни изводили друг друга, волей-неволей уживаются мирно в одной могиле. И крайне редко продолжают сводить счеты за гробом. Однако Марина Тарковская со слов матери запомнила склочную эпитафию на каком-то купеческом надгробии: Говорила тебе я: «Ты не ешь грибов, Илья!» Не послушал и покушал. Ну, и Бог тебе судья. Подобной откровенности на Новодевичьем не потерпели бы. Самое большее — могли разнести останки на участке, похоронить порознь. Так произошло с народными артистами СССР Григорием Александровым и Любовью Орловой. Они воспринимались как идеальная пара, обращались друг к другу на «вы», по имени-отчеству, и прожили вместе свыше сорока лет. Но стоило ей умереть, как он тут же нашел супруге замену, прислонился к той, о которой Любовь Петровна ему говорила:

август 2020

ФОТО: ВАЛЕРИЙ МАТЫЦИН/ТАСС

Г. Данелия

Огни Большого Города Николай Ирин Он срежиссировал полтора десятка игровых картин и один полнометражный мультфильм, поработал худруком в нескольких чужих постановках, включая легендарных «Джентльменов удачи», написал множество сценариев для себя и коллег, издал серию книг — то ли мемуаров, то ли первоклассной прозы. Иногда выступал на телевидении, и его артистическая манера — вспоминая, размышлять, остря-подшучивая над собой и другими, чуточку хитрить, утаивать нечто особенно важное — зрителя завораживала, гипнотизировала. Рассказчик Данелия начисто лишен пафоса, заносчивости, он не актерствует, просто демонстрирует человеческое достоинство, несуетность и при этом грамотно маскируется, не подпуская собеседников к самому сокровенному. Но за этой завесой мы все равно угадываем тайники, в которых спрятаны огромные богатства души и духа. Странно, что творческий метод Георгия Николаевича до сих пор толком не осмыслен.

август 2020

СТОПКАДР

«Сережа»

ФОТО: РИА НОВОСТИ

ЕОРГИЙ Данелия научил наше кино рассказывать о Большом Городе. Точнее, пытался научить, указал направление движения творческой мысли, продемонстрировал несколько совершенных образцов, хотя прямых последователей, прилежных учеников после себя не оставил. Впрочем, несколько выдающихся постановщиков создали как минимум по одному киношедевру, где Большой Город — фактически главный герой, образующая сюжет и стиль первооснова. Таковы, например, «Бриллиантовая рука», «Мама вышла замуж», «Родня», «Астенический синдром». У Леонида Гайдая, Виталия Мельникова, Никиты Михалкова и Киры Муратовой это разовые эксперименты, Данелия же методично, на протяжении десятилетий, осваивал любимую территорию, сознательно нивелируя изощренный социологический анализ необязательными с виду анекдотами. «Я шагаю по Москве», «Афоня», «Мимино», «Осенний марафон», придуманные на пару с Викторией Токаревой «Джентльмены удачи» и даже работы 1990-х — примеры абсолютного прорыва, беспримесного новаторства. Супруга режиссера Галина Ивановна еще при его жизни оставила на пленке важное свидетельство: «Георгий Николаевич говорит про себя, что он «гриб на асфальте». И никакая природа его не интересует, никакие экзотические места». Решающую роль тут сыграло, видимо, то, что Данелия — этнический грузин, причем из семьи с внушительным культурным бэкграундом, а повествовательная культура этого народа сильно отличается от русской.

Тбилисское издательство «Мерани» в 1970 году выпустило эпохальный сборник «Грузинская народная новелла», где волшебный элемент сведен к минимуму, зато в центре мироздания — феномен человеческого общения, где нет непреодолимых сословных границ, неразрешимых проблем, безнадежных ситуаций и обо всем можно договориться — с царем, князем, священником, торговцем, пахарем. Многонациональный, эмоциональный, социально пестрый Тифлис (в нем будущий мэтр родился) формировал уникальную среду человеческого общежития и специфические взгляды на мир: власть — пустышка, успех — не цель, предмет поиска — таинственная эссенция, продуцируемая людьми, чьи психические

«Я шагаю по Москве»

август 2020

СТОПКАДР

«Афоня»

ФОТО: РИА НОВОСТИ

«Не горюй!»

август 2020

Г. Данелия и Ю. Рост в перерыве работы ХI Открытого Российского кинофестиваля «Кинотавр». 2000

ФОТО: ВИКТОР КЛЮШКИН/ТАСС

миры соприкоснулись, причем неважно, где — на рынке, на улице, в духане или в тесном городском дворике. Видишь, навстречу тебе движется незнакомец — будь готов к самым удивительным сюрпризам, к чудесам! Василий Шукшин, которого Георгий Николаевич очень высоко ценил, показал, насколько трудно адаптироваться в ситуации замешанного на тотальной анонимности мегаполиса битому-перебитому на исторических перепутьях русскому селянину: первый встречный для него смертельно опасен, и ведь наверняка, антихрист, держит увесистый камень за пазухой... Человеку с сугубо крестьянским менталитетом постоянно жить в таком психологическом режиме и невыносимо, и разрушительно для души. И в то же время Большой Город — территория неограниченных контактов и потому более-менее равных возможностей. Излюбленный прием Данелии — игра с идентичностью. Первый встречный, как, впрочем, и второй, и третий, всегда оказывается не тем человеком, каким тебе поначалу представлялся. Внешне такой

сюжетный ход выглядит анекдотичным, однако, по сути, именно он является универсальной отмычкой к поэтике Большого Города. Идейно подкованный полотер из фильма «Я шагаю по Москве», успешно притворившийся маститым писателем, простодушный автоводитель Хачикян, приня-

тый научной общественностью за профессора-эндокринолога, растерявшийся в городской суете переводчик Бузыкин, в котором привыкший к иным поведенческим стандартам персонаж Николая Крючкова не опознал поначалу человека женатого, — вот лишь малая часть подходящих примеров.

СТОПКАДР

ФОТО: АЛЕКСАНДР КУРОВ/ТАСС

«Мимино»

«Осенний марафон»

О. Басилашвили, Г. Данелия и Н. Кухинке на вручении Национальной кинематографической премии «Ника». 2008 В финале картины «Афоня» милиционер норовит задержать главного героя лишь потому, что тот не похож на самого себя в юности: это Большой Город наложил свой отпечаток, а в сущности — покалечил. Но, с другой стороны, в «Мимино» тот же Хачикян принимает за «хорошего человека» только

что получившего срок уголовника. Выходит, все зависит от твоей собственной внутренней оптики, а значит, и вся ответственность за принятие важных решений лежит на тебе самом. Подобный урок по основам этики Данелия проводит раз за разом — ненавязчиво, тонко, но последовательно. И становится,

таким образом, первооткрывателем нового уклада, а вместе с тем — инструктором по выживанию. Вышедшая на экраны страны в самом начале перестройки двухсерийная лента «Кин-дза-дза!» гротескно показывает ту общественную деформацию, которую нашей стране еще только предстояло пережить. Планета Плюк притворяется пустынной, притягивает взоры вновь прибывших лишь весьма редкими ржавыми артефактами, а в действительности это «колыбель» доведенной до предела социальной атомизации в комплекте с сословным варварством. Удивительно, как русский человек, многому научившийся технократ в лице прораба дяди Вовы противостоит внезапной деструкции, бесстрашно и с выгодой для себя вступает в диалог на странном наречии с обитателями чуждого, враждебного мира. Станислав Любшин превосходно играет нашего нового (на момент выхода картины) горожанина, того, кто стремительно сформировался в позднесоветские времена, вышел из той среды, в которой обретались испуганные шукшинские чудики и шальной забулдыга Афоня.

август 2020

СТОПКАДР Будучи человеком мудрым и сдержанным в политических оценках, Данелия, вспоминая выход фильма на экраны страны, проговаривался во вполне определенном духе: «Когда мы сняли «Кин-дзадза!», картина никакого впечатления не произвела ни на начальство, ни на моих коллег. Потому что пошла такая оттепель, и можно было рассказывать чуть-чуть о том, какие репрессии были во времена Сталина, — и вот это больше всего моих коллег интересовало». Человек, который в детские годы слышал рассказы об «отце народов» из уст своих родственниковкинематографистов (только что посетивших сталинский прием в Кремле), понимал, что не велика честь — кого-то в очередной раз низвергнуть с пьедестала, а кому-то заново присягнуть. И нет ни малейшей доблести в том, чтобы задним числом вывести кого-либо на чистую воду перед читателями или зрителями. Когда пресловутые «коллеги» взяли под козырек перед «прорабами перестройки» и принялись ворошить прошлое, подвергая ревизии все подряд без разбору, Данелия в своей антиутопии проницательно отчитался о ближайшем будущем. В его «Насте», отразившей как ужасы первых постсоветских лет,

«Кин-дза-дза!» так и оптимистические надежды всякого психически нормального человека, хор военных слаженно поет: «Вот возьму и повешусь», но центральные персонажи, люди в духе Данелии, продолжают верить в сказку, видеть красоту, спасаться любовью. Надо отметить, что Георгий Николаевич не дрожал, точно скупой рыцарь, над своим символическим капиталом. Ведь подавляющее большинство его собратьев по ремеслу, едва наступили послабления в цензуре, перестали снимать, хотя до этого божились: вот наступит свобода — уж тогда развернемся. Данелия, пока были силы, не

ФОТО: ВАЛЕРИЙ МАТЫЦИН/ТАСС

Г. Данелия на торжественной церемонии открытия XIV Открытого Российского кинофестиваля «Кинотавр». 2003

август 2020

переставал работать в своем ритме. Пересмотрев сегодня «Паспорт», «Настю», «Орел и решку», «Фортуну», убеждаешься, что хватка не потеряна, уровень не снижен, почерк узнаваем — хорошие фильмы о приключениях нашего городского человека в новой социальной реальности. Действительность сильно упростилась, и режиссура стилистически соответствует. Цветущая сложность, присущая психическому настрою прежней эпохи, исчезла — Данелия это фиксирует. В поздних, внешне менее выразительных и чуть более схематичных картинах, как это ни странно, лучше видны особенности Метода. Например, в «Фортуне» постановщик образцово схватывает ментальную катастрофу 90-х, изысканно перераспределив характеристики между приемным сыном капитана Арчилыча (Вахтанг Кикабидзе) Толиком и криминальным авторитетом по кличке Солист. Сыгравший последнего Владимир Ильин смягчает нрав периодически впадающего в детство бандита за счет личного профессионализма, а вот Толику предписаны весьма неожиданные речевые жесты, которые, наоборот, позволяют предположить, что в оболочке мальчика прячется видавший виды монстр. Капи-

СТОПКАДР

ФОТО: АЛЕКСАНДР ИМЕДАШВИЛИ/РИА НОВОСТИ

тан, озабоченный покупкой свадебного наряда для Марии, невесты своего матроса, кричит с большого расстояния первой попавшейся девчонке: «У тебя какой размер платья?» И тут подросток внезапно реагирует: «Да не нужна она нам, Арчилыч, у Машки хоть какие-никакие сиськи, а у этой кнопки!» Этот грубый выброс энергии моментально нейтрализуется еще более неожиданным образом. Девочка, от которой меньше всего ожидаешь активного участия в эпизоде, с вызовом огрызается: «А ты видал?!» Данелия снова рисует исчерпывающий образ трудной социальной реальности, косвенно, тонко, без нажима указывает на раннее взросление тех, кто, на первый взгляд, еще должен играть в другие, детские игры. Режиссер демонстративно не ввязывается в «борьбу мнений», сначала остроумно закругляет диалог, а затем резко обрывает сцену посредством подзатыльника от Арчилыча и обоюдной боевой стойки мальчишки и бывалого моряка. У нас до сих пор никто не пишет диалоги на таком уровне, не разыгрывает бытовое общение в режиме столь же виртуозного и, главное, осмысленного перебора разномасштабных планов. Будучи по первому образованию архитектором, Георгий Николаевич идеально разбирался в законах композиции, во имя художественного целого транжиря порой гениальные частности: «Для меня стало правилом, что

из каждого фильма, во второй его половине, ближе к финалу, я при окончательном монтаже вынимаю большой эпизод. И чаще всего он мне очень нравится… Пожертвовать хорошим ради общего». В детстве его, очевидно, очень любили и берегли родители — главный инженер Метростроя Москвы Николай Данелия и второй режиссер «Мосфильма» Мери Анджапаридзе. В своей первой полнометражной картине «Сережа», снятой (совместно с однокурсником Игорем Таланкиным) сразу после окончания Высших режиссерских курсов, будущий мэтр задает тон и ритм для всей последующей деятельности. Экранизируя повесть Веры Пановой, постановщики потрясающе аранжировали внутреннюю жизнь пятилетнего мальчика, который героически борется за то, чтобы взрослые уважали его чувства. Универсальность сюжета и мастерство его реализации обеспечивают фильм энергией на все времена. В финале отчим Коростелев внезапно, со слезами на глазах, исполняет желание Сережи, едет вместе с ним и матерью ребенка в Холмогоры, и мы, люди из другого времени, догадываемся о секрете Георгия Данелии. Уважать чувства другого человека, будь то выдуманный персонаж или зритель из плоти и крови, — вот лучший способ обеспечить всеобщий интерес к своим творениям и благодарную память о прожитой художником жизни.

Памятник героям фильма Г. Данелии «Мимино» работы З. Церетели в Тбилиси

август 2020

В. МАКОВСКИЙ. «ВАРЯТ ВАРЕНЬЕ». 1876

Трапезная

Максим Сырников В старину в начале августа наш народ праздновал с интервалом в два дня Медовый Спас и Малинник. В это время пчеловоды собирали мед, а в садах и лесах было особенно много спелой, сладкой, душистой, очень полезной для здоровья и незаменимой в деле заготовки припасов на зиму ягоды. Предки в подобных вещах знали толк: что может быть лучше малинового варенья!

август 2020

ТРАПЕЗНАЯ

ФОТО: PHOTOXPRESS

ГО на Руси варили на меду — это не только самый простой, но и самый древний способ приготовления, существовавший задолго до того, как у нас появились патока и сахар. (В «Капитанской дочке» у Пушкина главный герой ностальгически вспоминает: «... Матушка варила в гостиной медовое варенье, а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки».) Сегодня соотношение цен на эти продукты, конечно, далеко уже не то, что было раньше (хотя бы век с небольшим назад). И тем не менее, сварить баночкудругую медового варенья и угостить этим лакомством своих близких или гостей — прекрасная идея для любой радушной хозяйки. Мед при этом желательно выбрать светлый, нейтральный на вкус — цветочный или луговой, иначе слишком активный аромат забьет нежный вкус малины.

Мед выложим в посуду для варки и на очень маленьком огне доведем до кипения, постепенно помешивая и убирая пену. Снимем емкость с огня. Перебрав малину, всыплем ее в горячий мед, аккуратно притапливая ягоды деревянной ложкой. Оставим все вместе до полного остывания на 1–2 ч. Дважды доведем остывшее варенье на очень небольшом огне до кипения, снимая при этом всю пену. Каждый раз после закипания остудим до комнатной температуры (1–2 ч). Готовое варенье переложим в стерилизованные банки.

АВГУСТ 2020

И. ЛЕВИТАН. «СТВОЛ ДЕРЕВА». 1883