11_

2012

2012

1

50

заслуги перед угличем предводителя дворянства Николая Тучкова были сведены на нет

Вот оно, лицо неведающего прекрасного государя на картинах угличского музея

92

НАД журналом РАБОТАЛИ: Выпускающий редактор Анатолий Марченко Верстка, дизайн, подготовка фотографий – Ирина Ирхина Корректор Наталья Куницына и Ольга Кожаева Съемка фотоматериалов – Виктор Бородулин, Павел Карпов, Юрий Галыбин, Павел Дубоносов Главный редактор Алексей Суслов

2012

Историко-краеведческий и литературный журнал/ приложение к «Угличской газете» 2012 год

2

Адрес редакции: 152610, Углич, ул. Ярославская, 50 тел. (48532) 2-06-39, тел./ факс (48532) 2-12-39 e-mail: uglgazeta@rambler.ru www.gazetauglich.ru, www.uglich.ru Перепечатка любых материалов только с разрешения редакции «Угличской газеты» Отпечатано в ОАО «Полиграфия» Ярославль, ул. Республиканская, 61. Заказ 5703 Тираж 1000

Учредитель (соучредители): Муниципальное учреждение «Дума Угличского муниципального района» (152615, Ярославская обл., Угличский р-н, г. Углич, пл. Успенская, д. 2); Закрытое акционерное общество «УгличТелеКом» (152615, Ярославская обл., Угличский р-н, г. Углич, пл. Успенская, д. 3, оф. 226). Газета зарегистрирована в Управлении Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Ярославской области Регистрационный номер ПИ № ТУ 76-00161

Уважаемые читатели! Журнал «Углече Поле» так давно не выходил, что даже наш редакционный коллектив уже начал терять надежду на то, что мы когданибудь его выпустим. Но все же, в конце прошлого года мы напряглись и смогли, наконец, выпустить новый номер, который вы держите в руках. Не обошлось, конечно, без помощи добрых меценатов, которым мы очень благодарны. Журнал получился невиданной раннее толщины. В этом заслуга наших уважаемых авторов, которые тоже испытывали авторский голод и, как только узнали, что мы планируем выпустить очередной журнал, побежали к нам с флешками, на которых были и их произведения, и иллюстрации к ним. Среди тех, кто среагировал мобильнее всех, были известные вам авторы – сотрудники исторического музея Светлана Кистенева, Наталья Чванова, Софья Ерохина. Их очень профессиональные публикации откроют вам неизвестные страницы истории Углича, спрятанные от глаз дилетантов в историко-краеведческом музее. Архивист и директор музея городского быта Элина Колотилова раскрывает нам секреты модниц XIX века. От представителей краеведов отличился Виктор Бородулин. Он не только прекрасно иллюстрировал свою собственную статью про старопитерскую дорогу, но и постоянно помогал нам с фотоматериалами. Не обошлось и без материалов наших постоянных авторовкраеведов Алексея Кулагина и Валерия Курочкина. Их обоих привлекает личность предводителя угличского дворянства Николая Тучкова. Надеемся, что и вас заинтересует этот неординарный и выдающийся человек. Отец Рафаил (Сергей Симаков), постоянно сотрудничающий с «Угличской газетой», предложил для публикации в журнале давно задуманную статью о старце Василиске, проживавшем при храме Архангела Михаила «во бору» во второй половине XIX века. Мы иллюстрируем ее живописно-графическими работами отца Рафаила. Впервые у нас печатается

библиотекарь Татьяна Березина. Ее статья об удивительном человеке-эпохе Евгении Михайловиче Ушакове, недавно ушедшем из жизни в возрасте девяносто пяти лет, обязательно вас затронет. Мы не могли пройти мимо тысячелетия Ярославля, и в этом номере публикуем очень интересную статью об этом древнем городе ярославского профессора филологии Евгения Ермолина. Но он не единственный автор из регионального центра. Наряду с его статьей мы еще публикуем исторические изыскания по поводу древних курганов под Угличем историка Юрия Галыбина. Третий ярославец – журналист Олег Гонозов – предоставил нам для публикации копии своей замечательной коллекции рождественских открыток. Однако список авторов «со стороны» не ограничивается только жителями Ярославля. Внимание историка Андрея Рощектаева из Казани привлекла личность князя Андрея Большого в пору его взросления, а нижегородец Николай Беллюстин, профессор-физик, поведал нам о Новинской учительской семинарии и ее первом директоре – своем деде. Другой ученый, физик-ядерщик Вадим Матвеевич Максименко из Москвы неожиданно написал очень любопытную статью об очень интересной угличанке – монахине Алексии. В литературной части журнала дебютирует с рассказом в стиле фэнтези наш корреспондент Владимир Эрвольдер, а другой журналист Алексей Будников на этот раз выступает на его страницах как поэт. Краевед Ольга Городецкая предложила нам для публикации пьесу о детских годах поэта Тютчева. В гостиную поговорить о недавнем прошлом и настоящем Углича, об историческом наследии, о предназначении провинции, о сохранении архитектуры малых городов мы пригласили Элеонору Михайловну Шереметьеву. Новый номер «Углече Поле» все же появился. Надеемся, что читателей ждут открытия, которые их наверняка удивят. Алексей Суслов, главный редактор «Углече Поле»

СОДЕРЖАНИЕ Элеонора ШЕРЕМЕТЬЕВА: Углич – малый город с большим будущим 2-7 Евгений ЕРМОЛИН Ярославль 8-17 Светлана КИСТЕНЕВА Городской пейзаж с падением колоколов 18-27 Валерий КУРОЧКИН Из дворянского роду Тучковых 28-32 Александр НОВСКИЙ Николай Николаевич Тучков 33-35 Алексей КУЛАГИН Послереволюционная судьба Н.Н. Тучкова 36-41 Николай БЕЛЛЮСТИН Наставник семинарии 42-45 Татьяна БЕРЕЗИНА Был волонтером по призванию 46-53 Вадим МАКСИМЕНКО Монахиня Алексия 54-57 Иеромонах Рафаил (Сергей Симаков) Старец Василиск Макарыч 58-65 Юрий ГАЛЫБИН Идея человеческого единства 66-73 Софья ЕРОХИНА Угличские раскопки краеведа Тихомирова 74-77 Виктор БОРОДУЛИН Старая Питерская дорога 78-91

Наталья ЧВАНОВА Лицевое шитье. Прошлое и настоящее 98-103

2012

Светлана КИСТЕНЕВА Похождения «неизвестного императора» и история с розами 92-97

Элина КОЛОТИЛОВА Совершенная belle femme 104-109 Алексей БУДНИКОВ и его стихи 110-111 Андрей РОЩЕКТАЕВ Держава земная 112-119 Ольга ГОРОДЕЦКАЯ Мы – народ единый 120-125 Владимир ЭРВОЛЬДЕР Библиотека Грозного. Искать в Угличе? 126-131 Олег ГОНОЗОВ Съ Рождествомъ Христовымъ! 132-135

3

Элеонора Шереметьева:

2012

Углич – малый город с большим будущим

4

Став мэром в 1994 году, Элеонора Шереметьева энергично принялась за спасение храмов и исторических памятников Углича.

2012

В истории Углича всегда кто-то появлялся в нужное время: то князь Роман, то князь Андрей Большой, то царевич Димитрий… Каждое время требует ярких личностей. И они приходят в то самое время, когда они нужны: то ли время выбирает их, то ли они выбирают время… Может быть, это Божий промысел, может быть – логический ход развития общества… Если анализировать современную историю последних десятилетий, то мы поймем, что и сейчас лидеры появляются в историческом пространстве в переломное время, когда необходимы преобразования. Так было и с Угличем, когда в 1994 году его мэром стала Элеонора Михайловна Шереметьева. Сегодня мы беседуем с главой Угличского муниципального района, создателем Ассоциации малых и средних городов России Элеонорой Шереметьевой о том, что ей удалось сделать для родного города и угличан, чего она добилась для сохранения исторического наследия уникального малого города России – Углича.

– Элеонора Михайловна, заслуги ваши перед Угличем огромны. Понятно, что это от любви к родной земле, где вы родились. А вот когда эта любовь трансформировалась в ответственность за свой город?

– Очень рано. Хорошо помню, когда я начала осознанно воспринимать свой город, стала сравнивать его с Москвой, с Ярославлем, с Ленинградом. Помню ощущение несогласия с несправедливым отношением к моему малому городу. Я даже написала в «Пионерскую правду» заметку о трудной судьбе малых городов в стра-

не. Тогда мне было 13 лет. Сейчас меня поражает столь раннее социальное восприятие родного города. Здесь явно сработала бесконечная любовь к своему городу, во мне заговорили патриотические струны: почему большие города такие красивые, а мой малый город, в котором я живу, такой неухоженный? Он достоин большего! Я начала изучать историю. Мы с подругой Верой Томилиной (в будущем она стала доктором филологических наук) ходили в библиотеку, изучали Грабаря, Новикова, и я «заболела» исторически-

ми памятниками. В спорах я отстаивала ценность церквей. А началось все с Дивной церкви, красотой которой я была поражена однажды. Я была на дне рождении у приятеля в домике рядом с Алексеевским монастырем. Был вечер. Я вышла из дома подышать воздухом и вдруг увидела Дивную церковь, освещенную луной, и застыла от восторга: «Боже мой, какая красота!» Для меня это было откровение. Я не спала всю ночь, Дивная церковь под луной стояла перед моими глазами.

– Какие еще ценности вам были заложены в детстве?

5

Элеонора Шереметьева: школьница, выпускница института, молодой врач.

2012

{гОСТИНАЯ}

Любимое место для прогулок с сыном Михаилом – набережная Волги. Фото 80-ых годов.

6

– Ценности, заложенные человеку в детстве, работают на протяжении всей его жизни. Главное, как считал мой отец Михаил Иванович Куликов, научить человека размышлять, мыслить. Многие люди, достаточно образованные, путают образованность и ум. Я благодарна своей семье, особенно

отцу, который с самых ранних лет учил меня думать. И когда я задавала ему вопросы, он спрашивал: «А что тебе непонятно?» Если я не могла сформулировать, то он просил меня подумать самостоятельно, приучая меня к размышлению. Умение осмыслить любой разговор пришло с ранних

лет. Так же я воспитывала моего сына Михаила, так же воспитывается мой внук Георгий. Я считаю, что главная задача любой школы научить ребенка думать. Ведь осмысление дает импульс к действию, позволяет понять, что ты не просто созерцатель, а ты – участник жизни. К счастью, у меня было

иметь самые дешевые серии: дома, магазины, больницы!» Овчинников промолчал, ничего не сказал мне в ответ, но я поняла, что в душе он со мной согласился. Ведь это значило: Углич – малый город, но он с великой историей и нельзя его заполнять серостью. Все, что строится в нем, должно проходить через сито, чтобы стройки были достойны его исторической архитектуры и не нарушали его гармоничный образ.

– И вот в трудные девяностые годы вы становитесь мэром Углича. Вы с самого начала энергично и целеустремленно взялись за наведение порядка в родном городе, за реставрацию памятников архитектуры, за их спасение по большому счету… Как вам это удавалось? Как вы вообще рискнули производить преобразования в то время, когда проблем было миллион: зарплаты не выплачивались, работы не было, в магазинах – пустые прилавки? В малых городах, подобных Угличу, никто об этом и не помышлял, а вы умудрялись спасать архитектуру Углича от разрухи…

– Когда я стала мэром, весь груз ответственности за преобразование своего города лег на меня и именно моя ответственность перед Угличем, перед его жителями помогла мне и моей команде решить самые насущные проблемы тех лет. Губернатор области Анатолий Иванович Лисицын, предложив мне должность мэра, знал меня и как прогрессивного главного врача районной больницы, и как председателя комитета областной Думы по регламенту, и как депутата, защищающего интересы людей малых городов. На первое место он поставил мои новаторские качества, чувство нового и умение администрирования. Я взялась за работу, сразу поставив перед Анатолием Ивановичем главные вопросы: окончание строительства водоочистных сооружений, дорога на Москву и окончание строительства Дома ветеранов. Губернатор обещал помочь и сдержал свое слово: буквально за два года все упомянутые задачи были решены. И первой нашей стройкой были водоочистные сооружения, потому что

я, как врач, не могла допустить того, чтобы горожане пили воду непосредственно из Волги. В городе было много заболеваний болезнью Боткина (желтухой), дизентерией, и поэтому все мои усилия были направлены на постройку водоочистных сооружений и водопроводов. Это первое, что удалось сделать в короткий срок. Затем – дорога на Москву, которую выполнили в ускоренном варианте, потому что нужна была эта транспортная составляющая, которая соединит Москву и Углич, а в результате – даст развитие нашему городу. Я начала работу в 94-ом году, а уже в 96-м был ввод этой дороги. И Дом ветеранов был введен в эксплуатацию в этом же году. После этого начались все остальные преобразования. Чтобы сделать Углич презентабельным, в нем необходимо было навести элементарный порядок, тогда он будет красив. Следовало привести в порядок инфраструктуру: разбитые дороги и тротуары, облупившиеся фасады, покосившиеся заборы. Создавать благополучие города нужно было своими руками – для меня это была аксиома, которая не подлежала обсуждению. Необходимо было найти деньги, и мы их смогли найти. Это были 96-98-й годы. Пятьдесят миллионов рублей из местного бюджета было направлено на реставрацию храмов и памятников архитектуры и в кремле, и в Алексеевском монастыре, и в Воскресенском. Люди не могли понять, как это можно направить такие деньги на подобные цели, но мне было ясно, что без восстановления своего исторического облика Углич не будет интересен инвесторам. А без инвестиций – нет развития территории. Совещания я проводила прямо на улицах, «двигаясь» по мере необходимости по ходу проведения ремонтных работ. Я не считаю, что все доведено до должного состояния, но в целом, Углич приобрел более достойный вид. Улицы за улицей, уголок за уголком надо делать постоянно, преображая Углич и дальше. Сейчас я, будучи президентом Ассоциации малых туристических городов,

работаю над программой «Развитие туризма в малых туристических городах, как путь возрождения российской провинции», и надеюсь, что она будет целевой федеральной программой. Самые продвинутые города: Углич, Муром, Великий Устюг, Кунгур, Азов, Тобольск, Суздаль, – как локомотивы в своих регионах получат федеральные деньги и смогут привести в порядок инфраструктуру и исторические памятники. А потом и другие города смогут сделать это. И так постепенно изменится облик малых городов.

– В ваших рассуждениях о малых городах присутствует философский аспект восприятия российской провинции…

– Вы правы! Если говорить с философским подтекстом на тему малого и большого, то я всегда интересовалась судьбой маленьких людей, которая прослеживается и в творчестве Достоевского, и Диккенса, и Драйзера. Я всегда говорю, что нет маленьких людей, каждый человек огромен! Это моя внутренняя философия. Это уважительное отношение к людям, заложенное в моей природе, сказалось и на отношении к малым городам, к их судьбе. Раздумывая над судьбой малых городов, я всегда экстраполировала ситуацию от Углича шире, понимая, что в малых городах есть своя прелесть, которая дана им, и ее ни в коем случае нельзя преуменьшать, а надо лишь преумножать. Всегда в разговоре с инвесторами на эту тему, у меня звучало, как эпитеты: «благоговейная тишина», «волжские просторы»... И эта риторика была абсолютно искренняя! Любому человеку, а тем более творческому, обязательно нужна тишина, нужен ландшафтный простор, единение с природой позволяет человеку войти в глубину своей души, заглянуть в нее. Именно тишина располагает людей к внутреннему диалогу, а значит – к росту и развитию личности. Общаясь с людьми из столицы, я подчеркивала: вы – состоявшаяся личность, но ведь вашим детям тоже необходимо расти, и их необходимо вывозить из мегаполиса, чтобы они бегали на поляне

2012

много впечатлений от визитов знаменитостей в Углич. Я хорошо помню Юрия Левитана, который был постоянным гостем нашего города, Михаила Жарова с его семьей, Фаину Раневскую, Вольфа Мессинга, Журина, который строил нашу ГЭС, и многих других людей, которых сейчас можно увидеть лишь на экране в хронике тех лет. У меня была счастливая возможность не просто их видеть, но и общаться. Во мне это сохранилось и, став взрослой, я принимала и продолжаю принимать многочисленных гостей. Если перечислять звезд, людей с мировым именем, которые бывали в Угличе и продолжают приезжать сейчас, то можно просто сбиться со счета. Это не только звезды эстрады, это люди с мировой известностью. Углич им симпатичен, приехав единожды, они возвращаются, чтобы снова набраться приятных впечатлений.

– Вернемся к вашей ответственности за сохранение исторического облика Углича. Какое она получила развитие?

– Вспоминается такой эпизод. Будучи главным врачом больницы, я была и депутатом областной думы. Однажды была у зампреда облисполкома Сергея Николаевича Овчинникова в кабинете и засмотрелась из окна на только что отреставрированную церковь Ильи Пророка (это были 70-е годы). На моем лице, видимо, отразились смешанные эмоции. Сергей Николаевич спросил у меня: «Элеонора Михайловна, я не пойму вашего взгляда на Ильинскую церковь, что он выражает»? «Восхищение и грусть одновременно, – ответила я, – потому что мне больно за свой город, ведь у нас не проводятся восстановительные работы. А ведь наши угличские храмы очень красивые и могли бы украсить всю область». Он говорит: «Да что вы, в Угличе столько сделали, столько зданий красивых». «Да что красивого? Вы называете великой стройкой только что построенный универмаг, или типовые жилые дома, самых дешевых серий? – возмутилась я. – Да это просто стыдно, такому городу, как Углич,

7

{гОСТИНАЯ} 2012

8

с васильками и ромашками, ловя бабочек, и впитывали эту красоту и гармонию. Мы потеряли малые деревни и можем потерять таким же образом малые города. Некоторые видные люди России искренне говорят о концентрации материальных, интеллектуальных ресурсов в больших городах, а малые города в данной урбанизации, по их мнению, второстепенны. Это, с моей точки зрения, опустошение провинциальной России, в моем понимании это – дестабилизация страны. Как противостоять этому? Как сохранить российскую провинцию, причем малую российскую провинцию? Один из путей, – то, чем я занимаюсь уже пятнадцать лет, – возрождение культурного наследия и развитием туризма, потому что это бизнес, основной составляющей которого является общая культура: архитектура, искусство, событийный, спортивный и молодежный туризм. Сейчас насчитывается 700 городов, относимых к категории малых, но только единицы из них смогли презентовать себя как города, которые можно показать заезжим туристам. Это вызывает большое беспокойство.

– У вас всегда были и есть глобальные мечты. И вы умеете их воплощать. Вам мало сохранить кремль, отреставрировать его храмы. Вам нужно, чтобы во всем мире признали его красоту и уникальность, чтобы он стал всемирным достоянием, вошел в наследие ЮНЕСКО: недавно мы узнали, что Углич от этого в одном шаге. Так ли это?

– Да! Мало обладать красотой, надо уметь ее хорошо показать. Вхождение Угличского кремля в шедевры мирового искусства станет охранной грамотой не только для самого кремля, но и для всего города. И на пути к этому громадная роль принадлежит председателю российского комитета всемирного наследия Игорю Ивановичу Маковецкому. Именно он отработал номинацию для ЮНЕСКО «Российские кремли», куда вошли кремли Пскова, Новгорода, Астрахани, Казани и маленького Углича. Надеюсь, что федеральные власти будет уделять названным

кремлям значительно больше внимания. За десять последних лет в исторические памятники Углича из федерального бюджета поступило всего 17 миллионов рублей, а из местного бюджета совместно с инвесторами – 300 миллионов. «Вывеска» ЮНЕСКО на нашем кремле станет мощным брэндом для города, своего рода «короной» красоты и признания его. А мы, угличане, будем гордиться, что обладаем памятником архитектуры, внесенным в списки ЮНЕСКО. Я не сомневаюсь, что очень скоро это произойдет. Мы выдержали комиссию, приезжавшую в Углич осенью. Йозеф Штольц, независимый эксперт от ЮНЕСКО, в течение трех дней был в Угличе и очень придирчиво осматривал кремль, буферную зону вокруг кремля. На декабрьской сессии ИКОМОСа в Париже мы великолепно презентовали Угличский кремль и были тепло приняты общественностью Парижа. Это вселяет уверенность, что в июле будущего года в СанктПетербурге на очередной сессии номинация «Русские кремли» будет принята.

– Элеонора Михайловна, в одном из первых номеров журнала «Углече Поле» мы говорили с вами о том, как вы возвращали из забвения очень важный с точки зрения исторической преемственности праздник царевича Димитрия. Утерянный праздник вы возродили в 1997 году, он с каждым годом набирает обороты, в Угличе проходит духовно-просветительская декада «Благостина»… Все направлено на то, чтобы наши дети – маленькие угличане– чувствовали себя счастливыми. Но вы мыслите глобально: нужно вывести День царевича на российский уровень, сделать Углич – настоящим городом православного детства. В прошлом году, когда к нам приехал Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл, и ваша идея и мечта получила его благословение и начала воплощаться в жизнь. Раскройте, пожалуйста, суть этого проекта.

– Проект двуединый: в нем заложены светское и религиозное начала. Светское начало состоит в том, чтобы сделать Углич городом детства и семьи,

а религиозное заключается в том, что Углич станет городом православного детства. Это необходимо для Углича. В советское время мы потеряли праздник царевича Димитрия. До 1917 года в город съезжались семьи крестить детей, лечить, учить, развлекать их. Проект был утрачен. Жаль. Чтобы государство российское развивалось и модернизировалось естественным путем, надо начинать работу с детьми с раннего детства. С детских садов учить детей мыслить, научить их быть раскованными, но сдержанными, научить их хорошим манерам. Культ семьи необходим. Любое государство держится на традициях. У нас произошла девальвация института семьи. Это крайне отрицательный фактор. Ребенок, не получивший нормального воспитания в полноценной семье, никогда не будет полноценным в нервно-психическом плане, ему трудно будет создать в будущем полноценную семью. Целью программы станет воспитание детей с другим складом ума и складом характера, с другим взглядом на жизнь. В первую очередь, детей нужно научить чувствовать, во вторую – мыслить, и, наконец, научить быть членом общества, гражданином. Это очень большая задача, потому что население и народ – это совершенно разные категории, так же, как человек и гражданин. Нужны серьезные научные разработки, должны проводиться обучающие семинары, тренинги, лектории. Все хорошие инновации, что есть в стране и в мире, мы должны привнести в Углич. Проект уникальный. Это проект с более чем вековой традицией – мы ничего не изобретаем, мы возрождаем. Он очень хорошо ложится на наше прошлое, на традиции. В Угличе есть база для реализации такого проекта. Город православного детства – это нравственность, это духовность, это нравственно-духовное воспитание семьи. Патриарх сказал, что у нас есть Муром – Город любви и верности. Так почему бы нам не сделать Углич Городом православного детства? Может быть, нам нужно поработать в плане

объединения усилий в этом направлении?

– Как вы считаете – удалось ли вам за эти многие года привлечь внимание к малым городам? Сдвинулось ли сознание государственных мужей в этом плане?

– Привлечь внимание в полной мере не удалось, но то, что хотя бы единичные голоса сливаются в единый хор, – это уже хорошо. Меня шутя называют «певцом российской провинции», поскольку я всегда говорю о провинции на всех совещаниях и заседаниях в Москве. Действительно, я не устаю повторять, что русской провинции необходимо вернуть чувство собственного достоинства. Нельзя смотреть на провинциальных людей как на людей второго сорта, и на территории как малозначимые. Я категорически не согласна с дальнейшей урбанизацией страны. У провинции своя ниша, свое лицо, своя нравственно-духовная основа. Это как чистый родник, как бодрящий душу фольклор. Провинцию необходимо беречь, сохранять ее самобытность и облагораживать, постоянно стремиться делать цивилизованной в смысле комфортности жизни. И тогда наша провинция засверкает всеми цветами радуги. Муниципальной власти нужно над этим работать. Муниципальная власть – это постоянное общение с людьми. Необходимо из людей создавать граждан, из населения – народ. Это серьезная и кропотливая работа. Патерналистские настроения еще долго будут существовать.

– Вы всегда, сохраняя для города прошлое, не забывали о будущем. Каким вы видите Углич будущего?

–Я бы хотела его видеть отмытым, отреставрированным, сохранившим свою самобытность, провинциальную чистоту, с прекрасной Волгой, живописными лесами и лугами. Чтобы центр Углича, вместе с кремлем, был как красивая кустодиевская картина, а окраины – современными, благоустроенными, комфортными. Я вижу Углич ухоженным. И он будет таким. Беседовали Елена Короткова и Алексей Суслов

Элеонора Шереметьева всегда считала и считает, что провинцию необходимо беречь и сохранять ее самобытность.

В скором времени церковь царевича Димитрия возьмет под свое крыло ЮНЕСКО.

2012

Презентация Угличского кремля в Париже прошла успешно.

9

10 2012

{городу ярослава мудрого 1000 лет}

ЯРОСЛАВЛЬ Есть места на земле, есть города, роль которых в истории определяется всего лишь одним судьбоносным моментом, изменяющим ход событий и влияющим решающим образом на будущее страны, народа, мира. Точки бифуркации, переломные минуты истории здесь приземляются, обретают то вещественное содержание, какое связано всегда с определенным пространственным локусом. Есть и места, где снова и снова завязываются роковые узлы, где с непостижимой логикой решающие моменты вызревают снова и снова. Город Ярославль как раз и принадлежит к таким средоточиям исторических кульминаций, к местам, где куется будущее. Можно даже сказать, пожалуй, и так: чем спокойнее и рутиннее жизнь в стране, тем меньше заметен Ярославль. Однако он обретает новый и яркий общероссийский смысл, стоит только миру вздрогнуть. Стоит лишь событиям пойти наперекосяк, – и в нем пробуждается нечто особое, высокое, драматическое, а то и трагическое.

2012

Евгений ЕРМОЛИН

11

2012

{городу ярослава мудрого 1000 лет}

Успенский кафедральный собор.

12

Евгений Ермолин – родился в 1959 году в Архангельской области. Закончил факультет журналистики МГУ, с 1981 года работает в ярославских СМИ, с 1989 года преподает в Ярославском госпедуниверситете. Заведующий кафедрой журналистики, профессор. Заместитель главного редактора журнала «Континент» (Москва – Париж). Член Литературной академии национальной премии «Большая книга». Критик, историк культуры. Живет в Ярославле и Москве.

Град на горе В русских песнях, посвященных Ярославлю, бесконечно перепеваются несколько тем. Одна из них дает отсыл к избранному, праведному граду, священному граду на горе, райскому поселению. И это действительно тот главный, самый большой смысл, который хранила народная память места. Пели вот так, например: «Ах ты, батюшко, Ярославль-город! Ты хорош, пригож, на горе стоишь, на горе стоишь во всей красе, промеж двух рек, промеж быстрых, промеж Волги-реки, промеж Котраски. С луговой, было, со сторонушки протекала тут Волга-матушка. С нагорной да со сторонушки пробегала тут речка Котрас-

ка». Или так: «Ярославль да город да на горе стоит, на горе стоит да во всей красоте, да на прикрасоте, лучше Питера, да краше Киева, лучше матушки да каменной Москвы...». И похоже: «Не туман с моря подыма... подымается да Ярославль-от город расстила... расстилается… Между речками между бы...ой да быстрыми, да на круто... ой горе, на высо...ой, высокою на крутой горе на высо...ой, высокою да э, хорош-от город постро...ой построился. Э, хорош город постро...ой построился да лучше Пи...итера, краше Ки...краше Киева. Лучше матушки каменно… ой и да Москвы да каменн... ой, Москвы, славной Во... ой да Вологды».

Русская народная песня фокусирует сакрально-космический архетип града на горе, с акцентом на первенство в масштабе всей России. Причем выделенная точка пространства стягивает его здесь не силой деспотического принуждения, не логикой административного контроля, а эффектом эстетической неотразимости, силой художественного впечатления. Ярославская гора – это нынешняя Стрелка: холм, ограниченный двумя реками: Волгой и впадающей в нее Которослью, а с третьей стороны – Медведицким рвом-оврагом. (Ярославль – город нагорный, но не все его горы в счет, а только, кажется, три: Стрелка, Тугова и Крестовая-Поклонная).

2012

Велес, гудбай! На Стрелке развернулись ключевые события начальной истории города, граничащей с мифом. В архаической мифологической проекции Ярославский холм суть мировая гора, сокровенная могила баснословно-долетописных времен, главное Велесово капище и извечная Велесова родина. Однако Ярославль вовсе не город Велеса. Велес в этом месте побежден, сокрушен раз и навсегда. Космические циклы разомкнулись в линейную логику истории. Извечный и ежегодно возобновлявшийся языческий ритуал был пресечен князем Ярославом Владимировичем, убившим священного медведя-Велеса. По крайней мере, такова записанная в XVIII веке легенда об основании города. Сакральная мистерия разыгралась, согласно ветхому преданию, при основании Ярославля у подножия святого холма, в Медведицком овраге. В космическом поединке, воспроизводившем перипетии основного мифа о противоборстве небесного и земного богов, сошлись медведь-Велес и князь Ярослав Владимирович (возможно, смысл ритуала был иным – жертвоприношение Велесу, но в любом случае этот старый хозяин приказал долго жить). Реально в этой легенде заключена великая мысль о победе гармонии над хаосом, смысла над своеволием, умной власти над насилием и произволом. Мысль чисто ярославская и, разумеется, имеющая огромное мировое эхо. Мне уже приходилось говорить о том, что подлинный миф, лежащий в смысловом основании истории Ярославля, это миф георгический, змееборческий. Его инвариантом и является, в сущности, легенда о поединке князя Ярослава с медведем. В этом мифогенном контексте дело Ярослава в чем-то очень важном выступает как несколько более заземленное выражение священного дела Георгия Победоносца, а медведь вполне очевидно предстательствует вместо змия. (Наверное, стоит вспомнить, что христианское имя Ярослава – Георгий.) Характерна и смутно брезжащая в восприятии легенды мысль об усмирении

13

на мизинчике, распаялся мой золот перстень, выкатился дорогой камень, расплеталася моя руса коса, выплеталась лента алая, лента алая – ярославская! Атаману быть пойману, есаулу быть повешену, добрым молодцам – головы рубить, а мне, красной девице, в темнице быть!» Странно устроена русская жизнь. В ней нет сплошного плавного течения событий. Ход истории здесь то и дело прерывается грандиозными разрывами, расколами, потрясающими недра цивилизации и резко меняющими смысловое содержание общенародного бытия. Происходит взрыв времени, зримо распадается связь времен, и новое время отменяет старину как бессмыслицу, задвигая ее в прошлое. Не живется спокойно и благополучно русскому человеку. Как если бы не утоляло его жажды мирное житье-бытье. Как если бы рвалась его душа к чему-то запредельному и, высоко взлетая, падала подчас ниже бездны. То, что происходит с человеком и с об­щ еством, нуждается в определении, которое может выразить суть событий. В России одним из таких определительных лейтмотивов для жестоких потрясений является понятие (а точнее, мифологема) смуты. Русская смута существует и опознается как явление периодическое, даже как константа исторического процесса, как мощнейший фактор развития исторических процессов. Только в ХХ веке

2012

{городу ярослава мудрого 1000 лет}

Ярославом местных разбойников-пиратов, бесчинствующих на речной дороге. В Ярославле спотыкается судьба злодеев, кончается блудное разинское гулянье, и народная песня пространно, вдохновенно и красноречиво повествует о магии этого места, явившейся в девичьем сне: «Что с верху-то было Волги-матушки, что плывет, гребет легка лодочка, хорошо-то была лодка изукрашена: у нее нос, корма раззолочены, что расшита легкая лодочка на двенадцать весел; на корме сидит атаман с ружьем, на носу сидит есаул с багром, по краям лодки – добры молодцы, посреди лодки – красна девица, есаулова родна сестрица, атаманова полюбовница; она плачет, что река льется, в возрыданьи слово молвила: «Не хорошто мне сон привиделся! Уж как бы у меня, красной девицы, на правой руке,

14 Демидовская колонна. Церковь Ильи Пророка.

Входная арка в Спасо-Преображенский монастырь со стороны Которосли.

слишком трудно разделить и обособить. Это, так сказать, и дело Бога, и дело Змия. Когда-то об этом писал Н. Бердяев, ставший свидетелем и очевидцем самого, пожалуй, рокового надлома в истории России. Но приходит черед бунта, приходит и черед восстановления мира и порядка. Тают запасы ярости, иссякает жестокая и страшная лава народной души, река истории входит в свои берега. И что же такое Ярославль в этой круговерти, где его место в этом ритме перемен? Назовем Ярославль, скорей, городом возвращения к норме, к порядку, к осмысленному и даже освященному бытию. В стране, где разрушение и привычных норм, и базисных основ существования почти не вызывает сколько-нибудь заметного протеста, а, напротив, увлекает многих и многих в эпицентр разворачивающейся катавасии, где сопротивление нередко выражается в уходе от активного участия в насыщенной драматизмом жизни, в поисках тихого угла, где можно затаиться, в ожидании перемен, Ярославль предъявляет иной подход к разрешению общественной и личной проблемы существования. Подход, основанный на социальной активности и на попытке (всегда, кажется, заведомо безуспешной) встать поперек явному злу, явной несправедливости, явной общественной фальши и тщете. И если за частными причинами пассивного поведения стоит, как нередко говорят, некая фундаментальная причина: слабость ценностной

и смысловой структуры российской цивилизации, ее неорганичность, наличие многих гетерогенных начал – культурных, конфессиональных, этнических, исторических, территориальных, отсутствие сложившегося срединного начала, огромная дистанция между полюсами духовного поля и т.п., – то в ярославском выборе можно в противовес всему этому и многому другому усмотреть иррациональный ответ на вызов судьбы, голос свободы, волю к деятельно-творческому преобразованию бытия, к духовно обеспеченному смыслу. Вернемся на Ярославский холм. Пал Велес, и закатилось его черное солнце, осиротел великий холм. Над велесовым чревом был отстроен ярославский Кремль. Но плохо держалась тут власть и легко падала из рук. Давно рухнули стены Кремля. Давно, в XV веке, кончилась эпоха ярославской независимости. Древние боги не умирают навсегда. Погашены огни велесова капища, но мстительный велесов огонь иногда прорывается из мистических недр. В нем некогда сгорела Константинова библиотека. Сгорело даже обретенное в Ярославле Игорево Слово, хотя и в московском пожаре, не уберегли. Как-то раз вместе с Успенским собором на Стрелке огнь пожрал мощи святых покровителей города, князей первой династии Василия и Константина… Памятуя об этом, можно лучше понять и страшное опустошение Ярославской горы, которую взяли 2012

смута минимум дважды влияла роковым образом на ход истории. Это всегда специфическое место памяти, ментальный архетип культурного самоосознания-самоопознания русского человека. Понятию смуты в русском культурном сознании соответствует ряд характерных мифообразов. Один из них - Хаос. Изначальное значение мифологемы «хаос» амбивалентно. Хаос – антипод порядка, но и место рождения новой жизни, нового бытия. Но в социальной, политической и обыденной жизни хаос осознается как негативный фактор. Он противопоставлен мифологемам «культура» и «цивилизация» и раскрывается как катастрофа, крушение, деградация, разруха, разгул преступности, как варваризация и архаизация. На заре цивилизации Хаос воспринимался как постоянная угроза. Хорошо известны свидетельства общественного разлада, описываемые в Ветхом Завете. Немало такого рода текстов породили и смутные эпохи в истории России, где социальный хаос обычно раскрывается феноменами мятежа и бунта. Бунт, мятеж есть дело народной стихии, взрыв сознания, обращенный против социальных форм, которые начинают казаться ложными, изжитыми. А в ХХ веке бунт (под новой маркировкой – революция) направлен определенно уже и против вообще всех главных оснований человеческого бытия, против Бога. В бунте есть и высшая правда, и страшная ложь, и часто их

СпасоПреображенский монастырь

15

2012

{городу ярослава мудрого 1000 лет}

приступом в 1918 году красные архаровцы, сожгли «белогвардейский город» и его Лицей, а потом уничтожили и Успенский собор. Так запустел в ХХ веке сакрум, обратившийся к исходу столетия в цивилизованный парковый лесок. Уже в нынешнем веке местные власти, озабоченные воссозданием теменоса, вознамерились заново отстроить собор на холме.

16

Биармская столица Брызги вечности рассыпаны по окрестностям Ярославля; курганные некрополи таят свидетельства неудостоверенной значимости. Баснословная древность напоминает о себе этими великими немыми могилами, забытыми и заброшенными. Здесь лежат предки, у которых нет потомков. Быть может, прав, вопреки здравому смыслу, финский профессор Карл Мейнандер, который ссылается на старинные исландские саги, повествующие о сильных и богатых биармах и об их могучей стране, раскинувшейся от Балтики до Оби, – и прописывает центр Биармии как раз в ярославской округе. Но это факт гадательный. А нет сомнений, что Волга и Которосль – главные улицы города. Здесь находилось поселение Медвежий Угол – фактория, место торговли и ремесел на Великом Волжском пути из варяг в арабы, который связывал Балтику и Беломорье с Хазарией, Персией и Багдадом. Волжские караваны, идущие с Балтики, сворачивали здесь, чтобы идти дальше по Которосли, на Нерль и Клязьму, на Оку, – то ли спрямляя маршрут, то ли ради обеспечения безопасности плавания от злых поволжских пиратов. От Балтики по Мологе шли сюда косматые викинги, с Хвалынского моря и Хазарского царства – торговцыарабы и книжники-евреи. С тех далеких времен ярославское Верхневолжье включено в орбиту мировой жизни. На века город стал пристанью. Замечательно это переживание выражено в словах ярославца родом Льва Ошанина, на которые написана известная песня: «Здесь мой причал, и здесь мои друзья, – все, без чего на свете жить нельзя…» (Замечу, что

слова другой песни Ошанина о «Ярославии» слушать невозможно, такой примитив.) И пафос столичности также сохранился в городе на века. И в эпоху независимости, и позже, когда политический союз привел к мирному вхождению Ярославского княжества в состав Московского. По сию пору в Ярославле вспоминают поговорку «Ярославльгородок – Москвы уголок». А с Петербургом у Ярославля складывались комплиментарные отношения, в основе которых, очевидно, – их общее новгородское наследство. После новгородского погрома 1570 года, учиненного Иваном Грозным, в Ярославль были сосланы деятельные граждане Господина Великого Новгорода. Блистательный XVII век в культуре Ярославля обязан и тому, что город стал культурным восприемником Новгорода. Современная столичность по-ярославски – это вкус к вселенскости. Это неместный, непровинциальный масштаб амбиций. Это диалог с миром. Когда, к примеру, говорят о Ярославле как о русском Давосе, имея в виду место обсуждения мировых проблем, то это и имеют в виду. Твердыня православия «Город Ярославль богомольем взял». Это еще одна пословица, характеризующая своеобразие города в народной памяти. Изначально два монастыря, Петровский и Спасский, стерегли смерть Велеса, расположившись выше по течению соответственно Волги и Которосли. (Потом Петровский монастырь без ущерба сменился Толгским.) Здесь обитают главные святыни, прежде всего – икона Толгской Божьей Матери. Здесь то ли из неведомых космических бездн, то ли со дна души смотрит на людей Господь Саваоф с мистической фрески собора Спаса Преображения. Здесь кончается все, что начинается. Здесь, у Спаса, долгие века хранились (и сохранились!) мощи главного небесного покровителя Ярославля, основателя второй династии князя Федора Ростиславича и его сыновей Давида и Константина. Они находятся теперь в соборе

Богоматери Федоровской. Федор намеревался, судя по всему, крестить Золотую Орду, соединясь брачными узами с монгольской царевной из рода Чингизидов, которая приняла крещение. Великий религиозный проект не осуществился, и истории Федор памятен глубиной предсмертного покаяния, коей он и снискал святость. Чудесные события начала XVII века, связанные с обретением в самый критический момент истории города чудотворных икон Казанской Богоматери и Спаса Нерукотворного, определили особый статус Ярославля. Он совершенно несомненно оказался тогда под особым покровительством Иисуса и Марии. Обретение сакральных реликвий стало для горожан свидетельством и залогом его богозащищенности и богоизбранности. Тогда сложился триединый палладиум богохранимого града Ярославля – Толгская и Казанская иконы Богоматери, икона Спаса Неруко­ творного. В XVII веке Ярославский посад со слободами разбежался по берегам рек. Это и время пространственного рассеяния сакрума, время полицентризма. Каждый купеческий род, каждый ремесленный цех претендовал на непосредственное общение с Богом, создавая храмы, диковинным созвездием легшие на карту города. Век оставил потомкам сакральную карту храмовых ансамблей: церквей Николы Надеина, Рождества Христова, Ильи Пророка, Николы Мокрого, Иоанна Златоуста в Коровниках, Иоанна Предтечи в Толчкове. Ландшафтный полицентризм в Ярославле выражается в формировании новых центров, сосуществующих городов в городе. Стоические примеры христианского исповедничества и мученичества являет собой история ярославских непоминающих 1920-1930-х годов – поколения патриарха Тихона, митрополитов Агафангела и Иосифа. При вратах тайн Издавна город осознан как средоточие сакрального знания. В начале XIII века князь Константин Всеволодович Мудрый, воин

и книжник, собрал здесь библиотеку (одну из крупнейших в русской древности) и основал первую на Северо-Востоке духовную школу (ее преемником станет устроенный на вершине Ярославского холма Лицей с его знаменитым некогда книгохранилищем). Ярославль изначально осознавался замком которосльного входа и заветной калиткой в сокровенный мистический сад Царского (Сарского – по поселению на реке Саре) града, Ростова Великого, с его Велесовыми тайнами, с крестителями Леонтием и Авраамием, с являвшимся здесь Николаем Угодником, с Ордынским царевичем Петром – мистическим сновидцем, со святителями и юродивыми. (Но давно иссякли источники ростовских тайн и гниет святое Ростовское озеро.) С тех пор Ярославль ментально – не итог, а канун. Не последний центр, а предпоследний, дальше которого исторически были Москва и Петербург, а метафизически дальше, согласно логике русской народной историософии, может быть только чудесный Небесный Иерусалим. Ярославль – преддверие русской вечности, расписные ворота в град Китеж. Отсюда начинается плавание-паломничество по тайной, незримой Волге, впадающей в мистический Светлояр. Именно здесь из уст местных староообрядцев когдато впервые была записана Китежская легенда. А после в стенах городского Спасского монастыря найдено было (родилось?) и Слово о полку Игореве – эта загадочная тайнопись странствия горюющей русской души, ее исторического поражения и метафизического роста. Столица провинциального масонства. На Толге покоится прах наместника края Алексея Мельгунова, величайшего в Ярославле цивилизатора Нового времени, который стал значимой фигурой местного пантеона. Во второй половине XVIII века он внес в город все формы столичной культуры. Мельгунов – духовный искатель, вдохновлявшийся мечтой

Спаситель России, родина русской демократии и русский рай В последнее время оживились исторические воспоминания о том, что в начале XVII века город становится столицей страны, пребывавшей в агонии. Ярославль – город-ополченец 1612 года. Здесь формируется ополчение Минина и Пожарского, отсюда и спаслась тогда Россия. За стенами Спасской обители собирался Совет всея земли – первый русский земский парламент. По итогу Смуты в городе возникла демократия церковно-общинная (приходская, цеховая). Культура Ярославского регионального Возрождения – это культура пробуждения религиозно ориентированной и социально ангажированной творческой личности, ее мирского самоутверждения, получившего сакральную санкцию. Это люди невероятного размаха, вроде Василия Лыткина или Епифания Светешникова. Возникают особые отношения между человеком и Богом, основанные на взаимном доверии и своеобразной близости. И, как следствие, реабилитируются земная жизнь, человеческая активность на мирских поприщах, общественная солидарность. Тварный мир осознается как пространство личностного и общественного человеческого действия, реализующего план повсеместной эдемизации реальности. Тогдашний расцвет – едва ль не главное историческое основание для ярославских амбиций. Хотя тогда, быть может, только зримо претворились, запечатлелись мифические смыслы ярославского урочища как образа «русского рая» (так, кстати, определил культурное своеобразие Ярославля его уроженец, поэт Михаил Кузмин; похожая оценка есть у Беллы Ахмадулиной). Память о Ярославском региональном Возрождении делает город золотой скрижалью русской культуры и заново, экзотерически, мифологизирует его – в формах архитектуры, в иконописи Гурия Никитина, Федора Зубова, Семена Спиридонова. С тех пор в городе заявляют

о себе веяния низовой русской демократии. Стремление к первенству, независимость, достоинство, желание и умение широко и свободно развернуться в мире, наводить мосты к Западу и Востоку, – все это входит в характер ярославца. Народные движения и инициативы здесь возникают не по заказу. Дух вольности витает над Волгой, умеряемый, кажется, лишь здравым смыслом. Отсюда ясно, почему именно Ярославль стал родиной русской провинциальной журналистики: в 1786 году здесь выходил масонский журнал «Уединенный пошехонец». Родина театра Складывается ментальная топография, возникают ментальные города. Ярославль, согласно широко распространенному убеждению, – «родина русского театра». Здесь начали свое восхождение основатели первого русского профессионального общедоступного театра Федор Волков и Иван Дмитревский. XVIII век в Ярославле – век искусства мнимого и фантастического, век театра. Театральность ярославской культуры – это компенсация социального неуспеха Возрождения XVII века. Это сложнодраматическая реакция на кризис ренессанса с его бравурно-оптимистическими жизненными задачами и планами. Когда имперская власть отобрала у города широкие жизненные перспективы, пришлось возместить их отсутствие роскошной театральной иллюзией. Федор Волков для Ярославля – личность архетипическая. Провинциальный купец становится первым лицедеем страны. Он был, кажется, не на шутку увлечен розенкрейцерскими проектами обновления мира и человека – и одновременно погружен в стихию творчества, лицедейства. Свободный, самозабвенно погруженный в творчество художник – ярославская фигура, до гениальности доведенная именно в личности Волкова. В его судьбе открылось ярославское тяготение к театральной самореализации. Барокко стирает грань искусства и жизни, обращая жизнь в искусство, а искусство в

жизнь. И Волков находил себя на грани. Он – человек своей эпохи, ее первый трагический артист, сумевший реализовать себя и в жизни как мастер тонкой интриги, гениальный сочинитель политических переворотов, режиссер и актер жизни. Традиция Волкова сегодня предоставляет представителям артистической элиты и авангардно-провокативной богемы максимум свободы в творческих исканиях, художественных проектах. А Волковский театр – это ярославский Парнас, художественная замена иссякавшего традиционного сакрума и компенсатор вынужденной общественной пассивности. Фасад его здания стал визитной карточкой Ярославля, а зал, опоясанный поверху фреской, на которой изображено античное ритуальное шествие, – ярославским элизиумом искусств. Здесь правит Аполлон Кифаред, Аполлон Мусагет и музы водят хоровод. Здесь никогда не заходит за край горизонта аполлоническое Солнце – и тягостная ночь бытия не имеет над ним власти. Какие бы ни случались времена, божественные молнии искусства блистали в этом зале. Шелестел, подымаясь, занавес, угасал свет – и зрители покидали пределы безвременья, чтобы отдаться мистериальной всевременности. Но театральное сказалось в городе и иначе. Воодушевляясь «неописанной» красотой Ярославля, Аполлон Григорьев провозглашал, схватывая черты местного народного характера: «Да, вот настоящая столица Поволжья, с даровитым, умным, хоть и ерническим народом, с торговой жизнью!» Но что такое эти даровитость, ум и «ерничество», отличающие ярославцев, если не признаки театрального наклона души, театрального призвания? Город театрален до мозга костей, до кончиков ногтей. Артистизм являлся естественным способом самореализации ярославцев. Театральность стала здесь нормой хорошего вкуса, способом общественного поведения. В ярославской манере – подчеркнутое изящество жеста, афористическая точность фразы, легкость движения,

2012

о превращении Ярославля в образ рая, по масонской мерке. В те времена в Ярославле, в Доме призрения ближнего, собиралась масонская ложа. С тех пор прошли века. Но занятно, что именно в Ярославле в 1949 году, в бывшем Спасском монастыре, родился один из руководителей российских масонов 1990-х годов Георгий Дергачев. Масоны оставили о себе память в Ярославле. Центр города при губернаторах А. Мельгунове и М. Голицыне приобрел образ, в котором проступают черты масонского плана. Ильинская площадь в 1880-х годах оформилась как триединство: Книга Закона, создаваемая двумя развернутыми корпусами Присутственных мест, имела в своем средоточии дворец наместника, в личности которого исполнение закона сочеталось с правом миловать и благотворить; сакральным средоточием площади и всего города стал Ильинский храм – ковчег, в котором хранилась частица Ризы Господней (утраченная в 1920-х и заново обретенная в 2003 году), воплощенное слово пророка – Слово Божье. А при Михаиле Голицыне в основу планировки центра было положено дерево сокровенного познания Сефирот, так что, прогуливаясь по городу, ты тем самым восходишь по степеням духовного роста и постижения мира. Мистический полюс пространства в центре города сопоставлен логическому, рационалистическому полюсу, сосредоточенному в районе Меленки-Зеленцовский ручей. Там в начале XVIII века структурируется пространство возле Большой Ярославской мануфактуры. Его средоточие – грандиозный Петропавловский храм и парк с фонтанами и скульптурами над системой сообщающихся прудов. Это опыт реализации регулярной утопии, логическая химера, ныне живописно руинированная. В советское время район был назван Красным Перекопом в память о том, как красные из-за рек брали «белый Ярославль» (этакий северный «остров Крым»), чем оказался, однако, обречен на перманентную ломку и перекопку.

17

{городу ярослава мудрого 1000 лет} 2012

18

непринужденность публичного поведения, эстетически оправданный выбор платья... Жизнь понималась ярославцем как произведение искусства, существование воспринималось как сцена. Европейский стиль переживался и изображался как заданная роль, которую интересно и приятно играть. Театральное призвание ярославцев не утратило си­лы, хотя и трудно кор респондировало с историческими перипетиями. Ярославец Герасим Лебедев в 1795 году основал в Калькутте первый в Индии театр европейского типа, вдохновляясь, по его признанию, волковским опытом. Эстетическая жилка ярославской натуры бросается в глаза в наше время. В масштабе России и мира такое мироощущение оказалось реализовано в жизненном и творческом опыте ярославца по происхождению Юрия Любимова, руководителя московского Театра на Таганке. Ярославец стремится к столичности и хотел бы превзойти москвичей и петербуржцев, блистать и покорять. А политических и экономических предпосылок для самоутверждения город в новые времена не имел. И столичность стала своего рода ролью ярославца на сцене жизни. Она проявлялась не как естественное выражение новых достижений, а как реализуемое с дополнительным усилием внутреннее задание, как сознательная установка – вопреки той провинциальной норме, к которой город был приведен Петром I и его венценосными преемниками. Заезжему экскурсанту маркизу де Кюстину Ярославль показался чуть ли не единственным светлым пятном в беспросветном мраке российской жизни. И ему ли одному? Великий педагог К о н с т а н т и н Уш и н с к и й в очерке «Путешествие по Волге» 1860 года, вошедшем в школьные хрестоматии, писал: «Ярославцы известны по всей России своей ловкостью, сметливостью, необыкновенными способностями к промышленности и торговле». Артистизм питался интенсивно переживаемым чувс-

твом внутренней свободы. Ярославец не скован догмой и предрассудком. Он живет легко и просто: как Бог на душу положит. Нравы ярославского общества в русских песнях изображаются самыми свободными, они лишены претензий на чопорность или строгость. Вспомним хоть атаманскую полюбовницу, видящую мистические сны. В другой песне девушка поет, что любит офицера: «За его за красоту В Еруслав-город пойду, В Еруслав-город схожу – Плису-бархату куплю, Плису-бархату куплю – Тесову кровать оббью: Сяду-лягу на кровать По миленьком тосковать»; а придет милый – и она встречает его, «За белы руки брала, К себе в спаленку вела». Ярославский плис-бархат – материя соблазна; и не зря ж называли город Парижем на Волге. В еще одной песне «Еруслав-город загорается», а некий добрый молодец расхаживает по каменному мосту и кричит-зычит громким голосом: «Вы, друзья ли мои, товарищи, Еруславские побывальщики, Пособите вы мне при бедности, При великой моей скудости: Отомкните

вы эти лавицы!» Там есть три дорогих ленточки: в пятьсот, шестьсот рублей, а третьей и цены нет. «Перва ленточка – молодой жене, Втора ленточка – любимой сестре, Третья ленточка – полюбовнице»… Песня эта – многозначительная вариация той, с которой начата статья. Сакральная топография града на горе здесь

проходит через метаморфозу. Сжигаемый хтоническим огнем Ярославль искупается его гражданами-побывальщиками посредством претворения огненной стихии в три ярославских ленты алых, вытканных на Большой мануфактуре и ставших еще одним символом волжского города.

Знаменские ворота.

Спасо-Преображенский собор.

Памятник Н.А. Некрасову на Волжской набережной.

Церковь Николы Рубленный город на набережной Которосли

2012

Государственный академический театр им. Ф. Волкова.

19

Городской пейзаж с падением колоколов

2012

{углич в литературе}

Светлана Кистенева

20 О городе вообще много писали, искали ему определение и объясняли историю. Притягивало уже само слово “Углич”, окатанный временем звук забытой речи, – похоже, не христианское имя города, а его языческое отчество.

Углич. Центр города после пожара 1921 г.

...Город же всякий раз начинал с пишущим собственную игру: прикидывался обыденным, потом все путал, смешивал свои «изумительные вещи» и подменял имена. Или мелькал в глаза немыслимыми сходствами, так ему положено собственным именем, где сплавлены угол – обличье – личина. Чего стоит, скажем, наваждение плывущему по Волге Теофилю Готье: «Широкая в этом месте река походила на Босфор, и не нужно было большого усилия воображения, чтобы превратить Углич в турецкий город, а его луковичные шпили – в минареты». Это своеволие места (где и впрямь нужен проводник), чаще безобидное, временами становилось опасным. В 1928 году здесь отдыхал вместе с другом-поэтом молодой преуспевающий писатель. Был, надо думать, по-столичному снисходителен, прогуливался в городском саду, знакомился с девушками, начал повесть: «Город – русский Брюгге и российская Камакура…» Борис Пильняк опубликовал «Красное дерево» в 1929 году (сборник, включавший его, вышел в берлинском издательстве «Петрополис», где тогда же печатался «Тихий Дон»). От писателя ждали новой удачи, может быть, вроде романа «Голый год», который сравнивали тогда по значению с поэмой «Двенадцать», а автора ставили в один ряд с Чеховым и Блоком, Луначарский считал его наиболее одаренным беллетристом из «выдвинутых самой революцией». Пильняку удавалось обращать приметы времени в емкие образы: революция – метель, новое и старое – машины и волки. Теперь и «красное дерево» должно было читаться в более чем предметно-цветовом значении слов, как «красная новь» или «красный октябрь» (Ильф и Петров внесли в этот ряд «красный эндшпиль» как имя ньювасюковскому клубу). А тут, у Пильняка, прямо-таки обещана десятилетию революции метафора завидной красоты – новая реальность, пронизанная живыми и мощными токами

2012

“Углич казался мне всегда сверху донизу переполненным изумительными вещами; картины, в каждом доме обязательно портреты предков, мебель, зеркала, посуда, цветные нарядные платья – весь город как сказочный ларец – не наглядишься, не высмотришь всего добра…” Алексей Золотарев. “По престолам” (Рыбинск, 1890-е годы)

21

{углич в литературе} 2012

22

«прорастания», «становления». И все было не так. «Красное дерево» родилось из своеволия Углича, раскинувшего перед писателем свои игральные кости. Мебель из драгоценного дерева и изразцы остывших печей, бисер и семейные портреты (именно теперь они становились «портретами неизвестных») отдавали тепло разоренных домов, и тогда Пильняк досказал – неизвестные ему – слова Золотарева: «Люди умирают, но вещи живут, – и от вещей старины идут «флюиды» старинности, отошедших эпох (…) В 1928-ом году было много людей, которые собирали «флюиды». Люди, покупавшие вещи старины после громов революции, у себя в домах, облюбовывая старину, вдыхали – живую жизнь мертвых вещей». В свете недавнего юбилея революции этот ключевой образ повести вышел какимто особенно сомнительным. Впрочем, было нечто и совсем уж предосудительное, остро-злободневное именно в 1928-1929 годах. Писатель некстати разглядел в многоукладности хозяйства спешную и скрытую подготовку коллективизации – процесс, экономически противоестественный («мужики в те годы недоумевали по поводу (…) непонятной им проблематической дилеммы»). Крестьяне вдруг оказались поделенными на две части: крепких хозяев теснили как «врагов революции», «друзьями» же числили явных иждивенцев: «Пятьдесят процентов мужиков вставали в три часа утра (…), и работали у них все, от мала до велика, не покладая рук (…) Избы у них были исправны как телеги, скотина сыта и в холе, как сами сыты и в труде по уши; продналог и прочие повинности они платили государству аккуратно, власти боялись; и считались они: врагами революции, ни более, ни менее того». Им противопоставлены «друзья революции», живущие на иждивении государства, – они проедали и пропивали выделенную им семссуду, а продналог с них снимали

Г.Санников, Б.Пильняк, Верюржский, учитель физики (стоят), Р.Завидонова, Е.Коровина, В.Емельянова (сидят). Углич, октябрь 1928 г.

из-за невозможности собрать: «Мужики из «врагов» по поводу «друзей» утверждали, что процентов тридцать пять «друзей» – пьяницы (и тут, конечно, трудно установить, – нищета ли от пьянства, пьянство ли от нищеты), процентов пять – не везет (авось не только выручает!), а шестьдесят процентов – бездельники, говоруны, философы, лентяи, недотепы». Пильняк, будто не чувствуя опасности, продолжает: « …«Врагов» по деревням всемерно жали, чтобы превратить их в «друзей», а тем самым лишить их возможности платить продналог, избы их превращая в состояние, подбитое ветром». «Друзья», напротив, пользовались непонятной снисходительностью власти (и в городском архиве тому множество подтверждений – «всего по трем видам скидок… освобождено…», «всего сложено сельхозналога … », «по госстрахованию всего польгочено…»). Все эти польгоченные вот-вот станут

оплотом колхозного строя и его заложниками. Писатель сказал вслух то, что не подлежало огласке, было своего рода стратегической тайной. Приговор критики прозвучал скоро и вполне единодушно – «талантлив, но вреден», а 1929 год – год «великого перелома» – пришел к советским писателям осуждением «Красного дерева». В Литературной Энциклопедии 1934 года его назовут «пасквилем на советскую действительность». Писатель пытался все исправить, повесть почти полностью вошла в роман «Волга впадает в Каспийское море», где акценты круто изменились в сторону «советской действительности». Оказалось, кстати, что дело совсем не в «проблематической дилемме», – этот кусок, безразличный для идеи повести, просто вынут из обновленного текста. Но писатель пересказал с другой интонацией всю повесть – чтобы разубедить. Самого автора это не спасло, счастливая звезда его закатилась. В 1938 году «за совершение

государственных преступлений» Борис Андреевич Пильняк был приговорен к расстрелу, издание 1929 года подлежало уничтожению. Теперь текст книги, как старый пейзаж, вынесенный на свет: сквозь толщу времени и пыли что-то видно – вот тут… и это… Что там еще живо и кто есть кто? Итак, повесть – чуть больше сорока страниц, пять глав, по-пильняковски не очень-то связанных между собой. Сюжет: два брата-реставратора едут в провинцию за антиквариатом и живут у Якова Карповича Скудрина. Его семья наделена некоторыми чертами семьи Бучкина, у которых останавливались Пильняк и Григорий Санников. Сыновья реального хозяина – художник, врач, артист балета – жили в то время в Москве (повидимому, друзей и привело в город знакомство с художникомП.Д.Бучкиным), младшая дочь Зинаида, тогда лет семнадцати, оставалась в доме родителей. Особня-

Г.Санников, Б.Пильняк, Верюржский, учитель физики (стоят), Р.Завидонова, Е.Коровина, В.Емельянова (сидят). Углич, октябрь 1928 г. Интерьеры усадьбы Шишкино Опочининых (с акварелей 1840-х годов) и экспонаты Угличского музея.

зами и голосами сумасшедших утверждали девятьсот девятнадцатый год, когда все было общее, и хлеб, и труд, когда ничего не было позади и впереди были идеи». Но «советский уклад» здесь только тонкий лед «сегодня», – в городе что-то не так со временем. Есть, конечно, все положенное, профкнижки, промкомбинат, жилстроительство, но прошлое здесь не проходит: оно, как слоистая толща воды – стоячей, но и подвижной. Отсюда ощущения приезжих (реставраторов ли, литераторов), которые оказываются в этом кружении с момента приезда:

2012

чок Скудриных в повести чуть «состарен»: «Дом стоял в неприкосновенности от Екатерининских времен, за полтора столетия своего существования потемнел, как его красное дерево, позеленев стеклами». «Советский уклад» в городе представлен «начальством» и «охломонами». Коммунисты времен гражданской войны были отстранены от дел в 1921 году и создали свою коммуну полуспившихся мечтателей о мировой революции. Их глава – бывший председатель исполкома Иван Карпович Скудрин, отказавшийся от семейных связей, именует себя «Ожогов» (этот романтический псевдоним воспринимается как вариант распространенных в Угличе фамилий «Ожеговы» или «Ожгихины»), его товарищи – Огнев и Пожаров. «Мировой пожар» революции сузился для них до печей кирпичного завода, где они обитали и вели свои бесконечные споры – «гла-

Интерьеры усадьбы Шишкино Опочининых (с акварелей 1840-х годов) и экспонаты Угличского музея.

23

{углич в литературе} 2012

24

«…Палубные пассажиры пели от холода разбойничьи песни. В серой мрази утра предстали пейзажи – не четырнадцатого, а любого доисторического века… К полдням пароход пришел в семнадцато-осьмнадцатый век русского Брюгге, – город спускался к Волге церквями, кремлем и развалинами пожарища 1920 года (…) В тот час, когда антиквары сошли с парохода, над городом летали обалделые стаи галок и ныл город необыкновенным стоном стаскиваемых с колоколен колоколов…» Или: «За окнами осьмнадцатого века шла уездная советская ночь…» Реставраторы скупают у горожан старые вещи, устраивают вечеринку с местными девушками. В архиве сына Григория Санникова хранится снимок, сделанный в провинциальном фотоателье: у бутафорских берез стоят – сам Санников, Пильняк и Верюржский (учитель физики местного педучилища), сидят три девушки. На обороте рукой поэта написано: «На память об Угличе, о встречах с подружками» и дата – октябрь 1928 года. Старая учительница-угличанка Т.Л. Лаврентьева узнала на снимке Римму Завидонову, Екатерину Коровину (обе учительницы) и Веру Емельянову. Вероятно, именно они дали какието свои черты «девушкам» из третьей главы повести. Есть одна конкретная деталь – пометка в блокноте, потерянном учительницей Клавдией на месте позднего застолья: «На месткоме предложить записаться на заем индустриализации в размере месячного оклада». Это свежая городская новость. Еще в июле здесь было получено предписание губисполкома («секретно, срочно»): «Выпуск займа приурочить к 1 сентября… Необходимо добиться, чтобы сразу же по объявлении декрета о займе без задержки была развернута разъяснительная кампания, подписка и продажа займа». Итак, друзья-литераторы как бы уступают вымышленным путешественникам собственные дорожные и городские впечатления. Впрочем, они и сами получают взамен – азарт анти-

кваров. Их интерес к мебели – «екатеринам, павлам, александрам» – не совсем умозрительный, что-то, кажется, «облюбовывали» и покупали. Позднее Санников станет автором поэмы «Каучук», и Марина Цветаева напишет: «Тут я спорила внутри рта… В поэзии нуждаются только вещи, в которых никто не нуждается. Это – самое бедное место на всей земле». Но ведь после поездки он так и писал – о ненужной керосиновой лампе: Пожилую, неприветную, Закоптелую, в пыли, Мне вчера подругу медную Из чулана принесли. (Поэма «Город Углич», посвященная Пильняку) Для Санникова старая лампа – «медный друг», для писателя – душа дома: «За окнами стемнело. За стеной загорелась лампа и зашила машинка. В темноту пришел мир». Похоже, в Угличе оба были безоглядно заняты одушевлением вещей. О своем методе работы Пильняк сказал при­­мени­­­тель­но к роману «Волга впадает в Каспийское море»: «Чтобы написать этот роман, я прочитал десятка три гидротехнических книг, разыскивал и знакомился с инженерами-гидротехниками, ездил на Днепрострой, но этот же роман я видел во сне, а возник он – из десятка ощущений, которые в романе стали дыханием романа». И все-таки роман – скорее попытка проснуться от повести, рассеять флюиды Брюгге-Камакуры, которые слишком сгустились вокруг Пильняка, будто рядом с литературным баловнем что-то затевалось, кружением времени выносило на поверхность то одно, то другое… Город, кажется, только и ждал приезда писателя, чтобы напомнить ему эпизод недавнего романа «Машины и волки» и оспорить его. Там, заявив «история не наука мне, но поэма», Пильняк возвел факт местного прошлого в символ: «Когда убили в Угличе царевича Димитрия, ударили в Угличе в колокол. Ударивших в колокол Борис Годунов сослал в Пелым. Колокол же – казнил: отрубил ухо и, корноухого,

сослал его в Сибирь… В Революцию колокол возвращен в Углич на прежнее место». Колокол вернули в 1892-ом, но писатель относит освобождение ссыльного на счет революции – ей это так к лицу. И не для того ли, чтоб опровергнуть ту маленькую красивую неправду, теперь в присутствии писателя, разом гибнут все колокола всех городских церквей? Но тогда президиум местного исполкома надо признать только орудием этого безличного протеста (протокол № 73/30 от 13 августа, секретно): «Ввиду того, что некоторые религиозные общины претендуют на открытие закрытых храмов (…) в 2-недельный срок произвести ликвидацию храмов, передав всю утварь и колокола в ведение финотдела и последние немедленно реализовать госучреждениям (Рудметаллторгу, - С.К.)» Писатель и сам вполне мог постоять в толпе зевак вблизи мест новой колокольной казни. Неужели, писал – не видя: «Блоками, бревнами и пеньковыми веревками в вышине на колокольнях колокола вытаскивались со звонниц, повисали над землей, тогда их бросали вниз. И пока ползли колокола на канатах, они пели дремучим плачем (…) Падали колокола с ревом и ухом и уходили в землю при падении аршина на два» Рядом, должно быть, крутился, тогда еще смышленым пареньком, старожил Жолудев. Видят они будто вместе: «Ведь как вот, металл был нужен, значит, – колокола чтоб разбить. Специально сначала камней, булыжников вот таких, навезут под это место, а потом там вытаскивают: опускают – на ушах он висит, потом опускают на шпалы, значит. Если окно уже ширины колокола, то пробьют, значит, и ломиками подсовывают. Со шпалами летит он вниз на эти камни. Ну, который разобьется, а который не разобьется, тот кувалдами бьют. Вот – металл». (Аудиозапись 1997 года из собрания О.А.Городецкой, Музей Волги) Эти приготовленные колоколам булыжники объясняют невероятный рев и гул,

ставшие фоном сюжета, иначе они кажутся преувеличенными – «над крышами домов, шарахнув вороньи стаи, проревел падающий колокол… бабахнуло колоколом громче, чем из пушки, зазвенели стекла в окнах». Небо повести так густо исчерчено этими параболами тяжелого падения и зигзагами испуганного взлета, что за ними даже погоды как следует не разберешь, она начинается только ночью или за городом – у печей кирпичного завода для «охломонов», для Акима по дороге на станцию, для Ольги Павловны, идущей в деревню. В конце угличской части (после злосчастной «дилеммы» и перед совсем уж отвлеченным пассажем о русском фарфоре) снова возникает колокол, наказанный Годуновым, он опять – знак Смуты, но многократно умноженный казнимыми ныне собратьями. * * * «…Прежде, в лета моей юности, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту: …Я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука… и на шедшего в стороне пехотного офицера…, и на купца… и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.»

Н.В.Гоголь. «Мертвые души»

С первых же строчек повести в городском пейзаже обнаруживаются две парно-противоположные фигуры. Среди «переулков в целебной ромашке», рядом с «каменными памятниками убийств» они почти стаффаж, поскольку для сюжета, для его жанровых сцен музеевед и председатель исполкома совершенно бесполезны. Через головы «Вольтера»-Скудрина, «охломонов», сестер-белошвеек и бывших дворян эти двое адресованы городом столичному писателю с некоторым умыслом. Куварзин В описании «обстоятельств места» насмешливая характеристика: «Начальство в городе жило скученно, остерегаясь, в при-

своими контурами и чертами – крепкие скулы, пристальный взгляд, губы, сжатые в жесткую прямую линию. И «расстрелять» он тоже писал (во всяком случае, вспоминая решение о контрибуции на местных буржуев): «При взыскании средств не останавливаться ни перед какими мерами репрессии вплоть до расстрела и конфискации всего имущества». Это из его юбилейной статьи «Октябрьский переворот в Угличе». Звучит вполне в духе указаний одного из главных идеологов и организаторов красного террора М.И.Лациса (ноябрь 1918 года): «Мы не ведем войны против отдельных лиц… Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого». Только почему Пильняк теперь упорно не узнает своего героя? Может, за прошедшее время образ утратил свое обаяние? На просторах новой советской литературы уже возникла одна невероятно колоритная фигура: «Благоговейную тишину Обухова переулка прорезал лай грузовика, и окна в доме дрогнули. Затем прозвучал уверенный звонок, и Полиграф Полиграфович вошел с необычайным достоинством, в полном молчании снял кепку, пальто повесил на рога и оказался в новом виде. На нем была кожаная куртка с чужого плеча, кожаные же потертые штаны и английские высокие сапожки со шнуровкой до колен…

- Позвольте вас спросить – почему от вас так отвратительно пахнет? Шариков (заведующий подотделом очистки, – напоминаю, С.К.) понюхал куртку озабоченно.

– Ну что ж, пахнет… известно: по специальности. Вчера котов душили, душили…» (М.А.Булгаков. Собачье сердце. 1925 г.). Поразительно: зловещий

грузовик, резкий звонок в дверь, дрогнувший дом и «кожаный» гость, – это прямо картинка из 1930-х, да еще и «очистка» – чистка по признаку происхождения (неважно, что здесь – котов). Такая вот случилась эволюция неуязвимой кожаной оболочки – потерлась, пропахла «по специальности», да и «бесстрашного слова» тоже. Воинственно-кожаный Куварзин теперь занят явно другими делами. Это он подписывал решения о колоколах, «польгоченных» и займе. Только при всей этой коже и одинаково жестком лице на множестве снимков герой уже подмочен, его имя окружено не легендами, а пересудами. Их писатель опрометчиво собирает в повесть – об электричестве и махинациях с лесом, о выдворении из уезда уполномоченного внуторга «не то Саца, не то Каца», который нечаянно толкнул в кино его, председателеву, супругу («будучи не осведомлен в силе сей фамилии»). И, наконец, подношение портфеля («из подотчетных сумм… Затем бегали с подписным листом по туземцам, чтобы вернуть деньги в кассу»). Знать бы еще писателю о письме Куварзина, которого, видно, допекли городские разговоры, в губисполком. Он просит подкрепления – перевести из Ростова в Углич 156-й полк (февраль 1928, срочно, секретно), «что внесло бы колоссальные изменения в мещанско-обывательскую обстановку Углича, живущего за счет слухов, сплетен и других мещанскообывательских шептаний, трудно разбиваемых незначительным кадром местных общественных и партийных работников». Передислокация не состоялась, но недешевый, верно, портфель стал Куварзину третьей вещью, обещанием. В январе 1929 года его возьмут на повышение, в Казахстане он будет заместителем наркома здравоохранения и потом надолго осядет в Совете Министров. Пассаж Пильняка о районном руководстве окажется предметом отдельной критики на XVI съезде партии. Так автор с героем и разошлись: Кувар-

зин – бесполезная тень на обочине сюжета, Пильняк – мимолетная тень на партийном стаже. А воплощение в укор, оказывается, случалось еще задолго до «Соляриса» ЛемаТарковского. Музеевед В городе явлен был писателю и «невиданный дотоле сюртук»: «Заведующий музеем старины здесь ходит в цилиндре, размахайке, в клетчатых брюках, как Пушкин, – в карманах его размахайки хранятся ключи от музея и монастырей». Александр Константинович Гусев, потомственный художник (отец его, из крепостных, участвовал в росписях храма Христа Спасителя), поэт и краевед, останется для Пильняка одиноким чудаком. В повести поздний прохожий, идя базарной площадью, заглядывает в одинокое освещенное окно: «Комната была завалена стихарями, орарями, ризами, рясами. Посреди комнаты сидели двое: музеевед налил из четверти водки и поднес рюмку к губам голого человека, тот не двинул ни одним мускулом. На голове голого человека был венец. И Аким тогда разглядел, что музеевед пьет водку в одиночестве, с деревянной статуей сидящего Христа, Христос был вырублен из дерева в рост человека (…) Аким вспомнил, – мальчиком он видел этого Христа в Дивном монастыре, этот Христос был работы семнадцатого века. Музеевед расстегнул свой пушкинский сюртук, баки его были всклокочены. Голый Христос показался Акиму живым человеком». На реального Гусева это очень похоже, – у него насчитывали много странностей. Но, если последовать за ним в бедную жизнь его… В сентябре 1917 года Гусев был принят в музей сторожем и «после громов революции» остался здесь один. Следует, впрочем, добавить, что в юности на военной службе в Вильно он посещал рисовальную школу, в Угличе был связан с музеем задолго до поступления в штат, а сама должность предполагала

2012

родной подозрительности, прочего населения… переизбирало каждый год самого себя с одного руководящего уездного поста на другой… Хозяйничали медленным разорением дореволюционных богатств, головотяпством и любовно… Никакого интереса для повести начальство не представляет». Из этого клана попали в повесть председатель исполкома Куварзин и уполномоченный рабкрина Преснухин. В архивных папках листочки удостоверений, выписанные первым второму: «т. Преснухин В.А. командируется в … для обследования…» В телефонном справочнике и сейчас Преснухины составляют столбик из шести номеров, словом, городская фамилия – и все. Куварзин – готовый образ. Более того, это воплощенный и подаренный Пильняку герой его же недавнего нашумевшего романа «Голый год», который, напомним, в ряду с поэмой «Двенадцать». В прошлом «ратник 2-го разряда» Петроградской автомобильной роты – одновременно с Маяковским, участник обеих революций, о себе пишет: «брал телеграф, банк и Зимний дворец», Николай Михайлович Куварзин годился бы и в блоковскую «дюжину» («оплечь – ружейные ремни»). Теперь у него, судя по многочисленным снимкам из фондов угличского музея, другая знаковая вещь, он прямо из того «группового портрета», который Пильняк создавал, любуясь и повторяя: «Люди в кожаных куртках, большевики. Эти вот, в кожаных куртках, каждый в стать, каждый красавец, каждый крепок, и кудри кольцами из-под фуражки на затылок». Ну, тут маленькое расхождение – Куварзин голову брил, да и ревмода с тех пор сменилась. Зато дальше точно – «у каждого крепко обтянуты скулы, складки у губ… Из русской рыхлой корявой народности – лучший отбор. В кожаных куртках – «не подмочишь». Они твердо пишут на бумаге «бесстрашное слово «расстрелять» ». Куварзин совпадает с этими «кожаными людьми» всеми

25

{углич в литературе} 2012

26

Выставка льна в Доме крестьянина (за столом в центре Н.М.Куварзин).

1927 г.

П.Д.Бучкин. Организация бедняцкобатрацкого ядра. Акварель 1920-х годов. УГИАХМ.

Стихи же его оказываются своего рода антологией: «Смерть крестьянина». «…пахаря», «…бедняка», «Две смерти», «На могиле матери». Некрасовско-суриковская тема доведена Гусевым до каких-то мрачно-статистических пределов. Наконец, обобщение – «Горе народное»: Эх ты, доля, увы, бесприветная! Жаль мне бедных, но нечем помочь. Я такой же бедняга измученный, Моя жизнь точно темная ночь. После революции он – хранитель музея, окончивший шестинедельные курсы музееведения в Москве. В 1918 году Гусев оказался одиноким воином перед лицом обрушенной на музей истории: подводы привозили из окрестных имений «навалом» перепутанные и запачканные вещи, семейные архивы, неизвестно чьи портреты. Он непомерно много работает, с простодушной гордостью пишет отчеты, отмечая, что на него возложено «дело переориентации Музея по правилам науки XX века». Гусев формировал уездный архив, ночами разбирал и копировал старые рукописи, понемногу реставрировал живопись для нового «картинного отделения». Он сделал большее из того, что мог. Получая по описи безликие «портреты в рамах», возвращал им имена вместе с семейной общностью, как умел, хранил их и любил, без страха и без меры вдыхая «флюиды старинности». Но в 1923 году его постигла катастрофа – взлом замков в верхнем этаже палат «посредством тележного курка» и кража коллекции монет, украшений, серебряной утвари. К личному горю хранителя добавляется обида – ему не доверяют: «В этой работе, работая одиночкой, я был перегружон, получил болезнь легких, ослабил зрение, от пыли потерял обоняние, – и в довершение бед во время работы с массивными экспонатами сломал правую руку. Просмотрев картину моей работы в музее, трудно обвинить меня в бездеятельности и халатности».

Читая эту объяснительную записку (интересно, есть такой жанр – «сетование»?), начинаешь слышать и другой, еще более отдаленный голос, голос Микельанджело: Калекой, горбуном, хромцом, уродом Я стал, трудясь, и, видно, обрету Лишь в смерти дом и пищу по доходам… Гусев все больше замыкается в своем бедном величии. Когда среди обломков старого мира кто-то вроде Куварзина, «кто был ничем», примеряет на себя новое «все» – вплоть до портфеля и министерских постов, Гусев, художник, поэт, музеевед, окончательно отождествил себя с Пушкиным и жил в этом образе вне своих 1920-х годов подобно местному призраку. Он отпускает пушкинские бакенбарды, хранит дома привезенный из усадьбы потомков Кутузова портрет Долли Фикельмон. Стихов, правда, кажется, почти не пишет и, может быть, его творчеством становится нечто иное – возвращение вчера, застолья с Христом, словом – «живая жизнь мертвых вещей». Он, правда, по-прежнему много работает. Это о нем говорит Алексей Греч («Венок усадьбам»; ему, кстати, Углич со своими арками торговых рядов явился «русской Болоньей»), вспоминая «почти бессильные и смертельно усталые руки тех, кто самоотверженно пытается еще напролом стихии бесчисленных разрушений беречь и охранять былое искусство». В тридцатые годы Музей древностей становится краеведческим, заведующий обязан был заместить любимые экспонаты разного рода наглядными пособиями – схемами, гербариями, диаграммами и лозунгами. Эта работа давалась Гусеву тяжело и была закончена уже без него. Осенью 1945 года (Пильняка и Греча давно нет, «Красное дерево» запрещено) Алексей Золотарев получит в Рыбинске весть о смерти Гусева и напишет очередной прощальный очерк в антологию «Campo Santo моей памяти»

вслед угличскому ключарю: «…Вечно озабоченный, в шапке густых, сначала черных, затем седеющих кудрей, из конца в конец, изо дня в день… ходил он по городу Угличу…, озаряясь улыбкою только когда ему попадалась в руки настоящая редкостная находка…

– Прелесть! Дивная вещь! Диковинка! – то и дело прерывал он свои рассказы и показы». Гусев был дан Пильняку как проводник по спутанному угличскому времени и его «изумительным вещам». Если бы он (если сблизить музееведа с образом новой классики) доставал из кармана гайки с привязанными белыми лоскутками и бросал их перед собой, ведя писателя по своевольному городу, угличане нисколько не удивились бы. Ну, посмеялись бы, как всегда. Поэтому в повести за словами «Он реставратор – он глядит назад, во время вещей» всегда будет стоять одинокая тень музееведа Гусева. * * * Уже в августе 1929 года Борис Пильняк закон чил роман «Волга впадает в Каспийское море». Повесть была полностью поглощена новым текстом, но в сюжете теперь присутствует мощная «позитивная тема» – канал («строительство – место боя за социализм»). Угличский срез вживляется в коломенский контекст со всеми своими реалиями, однако в этом пейзаже что-то непоправимо сдвинуто, будто все угличское искажено неприятной, даже нарочитой гримасой. По-другому смотрит екатерининский особнячок (помните, – темный, позеленевшие стекла, за ними теплое красное дерево): «Дом Скудрина упирался во время старым хрычом, подставив солнцу моржовые клыки своих колонн». Такая вот мера деформации. Персонажи повести отходят на вторые роли, угличские силы оставляют их на чужой коломенской земле (затем и перенесены?), – они теперь только бумажные человечки и, похоже, нисколько не дороги автору. Впрочем, повезло Куварзину. То, что в повести было

2012

скорее обязанности смотрителя и экскурсовода, чем просто сторожа. О себе он сообщал: «Имея небольшое образование, но самоучкою развил в себе любовь к искусству, владел техникой рисования (…), а также владел литературным талантом, состоял сотрудником провинц. периодических изданий». Действительно, ГусевМуравьевский (так он представлялся сам) был хорошо известен в городе как поэт, писавший в духе угличанина же И.З.Сурикова («Вот моя деревня… »). Муза молодого последователя отличалась большей программной мрачностью: он описывал бедность, пьянство, семейный разлад и особенно часто смерть, застающую крестьянина в грозу в поле, на зимней дороге или на лавке под образами. К 1916 году местная типография отпечатала уже четыре его сборника. Поразительно несходство образов «заунывно-горестной песни» Гусева (это из предисловия к последнему сборнику) и его собственного образа в контексте уездного общества. Приближаясь тогда к своему сорокалетию, он был – или, по крайней мере, счастливо ощущал себя – городской знаменитостью, к тому же – красавцем и щеголем. Угличские обыватели согласно полагали, что он заимствует свой гардероб из музейных шкафов. Мария Николаевна Черемовская (ровесница века, тогда «барышня Маруся» – младшая дочь городского почтмейстера) еще совсем недавно качала головой и улыбалась, вспоминая его галстуки-банты или жабо, трости, сюртуки «вот с такими рукавами», немыслимые складные цилиндры и разговоры о нем в доме отца: «Исправник над ним смеялся – «Он все в музее износит». Но впечатление всегда было в его пользу». Весь этот уездный шарм позволяет предполагать в Гусеве поклонника синематографа «Волшебные грезы» в доме купцов Евреиновых на главной площади и автора альбомной лирики или романсов для городских гостиных.

27

Прощание с керосиновой лампой Борису Пильняку Горяча заката киноварь, Но сейчас я не о ней – Я о лампе керосиновой, Об уездной старине. Пожилую, неприветную, Закоптелую, в пыли, Мне вчера подругу медную Из чулана принесли. За окном соборов зодчество, Город в сумрак отступал. Я над лампой в одиночестве До рассвета горевал. И в бреду вставала молодость: Ночи, зори, петухи, Фитиля крутое золото На мои лилось стихи. В керосиновом сиянии, Молод, прыток и упрям, Я навек бросался в плаванья По развернутым морям. Я по странам неисхоженным, я по тропикам гулял. Над стихами невозможными И смеялся и рыдал. Помнишь, лампа, время зимнее, Ночь. Беспамятство снегов. Девушке с глазами синими Я нашептывал любовь.

2012

{углич в литературе}

При огне, огне прикрученном, От избытка чувст и сил, Я ее в потемках, мучая, Упоительно любил. Ты всему была свидетелем, Но однажды, медный друг, Догорела, не заметила, Я уехал поутру... Годы шли крутые, быстрые, В грозах, битвах, в маете. Вся страна легла под выстрелы, Мылась кровью, а затем... Но об этом долго сказывать. Жизнь – эпический роман. И в собраньях хлама разного Отнесли тебя в чулан. Под портретом государевым, Возле сваленных икон Отсияло твое зарево, Схоронился медный звон. И с тобою, незаметная, Отцвела моя весна... Керосиновая, медная, Никому ты не нужна.

28

Нынче всюду электричество. О, бессонный друг ночей, Я на память в исторический Передам тебя музей. Под таким-то черным номером, Керосиновая медь, Обо всем былом, что померло, Обо мне ты будешь петь. Может кто, задетый заживо, Вспомнит дым далеких лет, Как себя в ночах выхаживал При твоем огне поэт. Горяча заката киноварь, Бредит город стариной И во славе керосиновой Потухает предо мной.

луком, водкой и потом». Запахи назойливо сопровождают любое явление этой суетливой и нелепой фигуры. Есть у него и пренебрежительная реплика (о бунте работниц): «Эти плоскодонки и убить могут». Деревянный Христос ему, такому, уже не ночной слушатель и собеседник – там единственный, кажущийся живым человеком, а всего-то собутыльник («мастер … спутал елейность лица Христова с идиотизмом»). Отвратителен здешний Скудрин, не «уездный Вольтер», а «убивающий юрод», и его упрощенно-«злодейские» монологи: «хочу я только зла, от зла я радуюсь», «человеческая жизнь – дешевая вещь, прожиток дороже», «я живу, юродствую, гажу…» И – главное: именно в его устах колокольная история кардинально «меняет знак»: «Слышите?… Все равно как

при императоре Петре Алексеевиче колокола воруют» («воруют» – хула новой власти от юрода той же цены, что и брюзжание «интеллигента», оценка наоборот). Тут уж, согласитесь, другой подтекст – не Смута, а, напротив, «рукой железной» и ради великих побед. Поэтому и время на строительстве идет строго прямолинейно – от темного прошлого к светлому будущему. Кажется, это то самое реальное время, которое – «ничего не поделаешь, клонит авторов, очень не каждый устаивает против этого нагнутия» (Солженицын о Пильняке). Что ж, тот сюжет кончен, к нему нечего добавить кроме слабых теперь голосов его «героев поневоле». А Углич по-прежнему прикидывается обыденным, озябший и темный после лета, и держит под рукой свои «изумительные вещи», путает время, ждет…

2012

достоянием всегородской молвы, обернулось брюзжанием некоего сомнительного «интеллигента», ненадолго возникшего перед братьями, теперь пособниками вредителей, из привокзальной тьмы (с него и спрос). Прочие, перенесенные в пространство романа чуть ли не с точностью до запятой, «наращиваются» до нового сюжета и политической определенности – почти всегда негативной. Реставраторы-вредители используют «красное дерево» как прикрытие, средство наживы и фон пошлых оргий. Образ музееведа (с сохранением основных черт здесь он Грибоедов, а размахайка чаще зовется крылаткой) снижен прямолинейно, местами грубо: «Вы знаете музееведа Грибоедова, – он каждую ночь пьет водку с деревянным Христом…» Или: «Пахло от Грибоедова

29

Н.М.Куварзин. Снимок 1920-х годов. П.Д.Бучкин. Портрет А.К.Гусева.

1924 г. УГИАХМ. Христос в темнице («Спас Полунощный»).

XIX в. УГИАХМ.

Из дворянского роду Тучковых

2012

{в русле истории}

Валерий КУРОЧКИН

30

Алексей Алексеевич Тучков (1766-1853) закончил пажеский корпус с золотой медалью, рано начал служить в гвардейской артиллерийской команде, участвовал в русско-шведской войне, десять лет командовал Петербургским гренадерским полком, который был привилегированным, служил для показательных парадов и вахтенной службы. В 1797 году в чине генерал-майора Алексей Алексеевич вынужден был уйти в отставку, не желая терпеть самодурство графа Аракчеева. В течение тринадцати лет занимался обустройством своих многочисленных владений в Москве, подмосковных имений (Ляхово, Артюхино, Ладыгино). В этот период занимается самообразованием. Он член совета попечителей Московского университета, коллекционер живописи. Дело в том, что А.А. Тучков в свое время купил в Москве дом князя Г.А. Потемкина, а в нем было большое собрание живописи – как отечественной, так и зарубежной. Да он сам еще приобрел значительное количество картин. Алексей Алексеевич был также знатоком практической садовой и парковой культуры. Его внучка Наталья Алексеевна Тучкова (о ней я еще поведаю особо) в своих мемуарах отмечала, что «ее дед был красив собой, среднего роста, широкоплечий, с крупными чертами лица и удивительно длинным носом, но его голубые глаза выражали такую приветливость и доброту, что нельзя было не полюбить его, и действительно он был любим всеми знавшими его». Кстати,

На фотографии 1912 г. слева в кепи – Николай Дмитриевич Томановский, предводитель Мышкинского уездного дворянства, рядом его супруга – Вера Николаевна Томановская (в девичестве Тучкова). Между ними стоит их сын Дмитрий, он положил руку на плечо отца. В центре фотографии – Софья Николаевна Тучкова (фон Эттер), жена Н.Н. Тучкова. Справа от нее сидит сын Тучковых Николай. На белом стуле сидит Николай Николаевич Тучков, рядом с ним стоит сын Павел. Из фондов УГИАХМ.

хочу сразу отметить, что сама Наталья Алексеевна была очень похожа на своего деда. Ну, а главное, что ей досталось от деда, так это то, что она была очень умна. Умела, как и дед, ладить со всеми людьми. Перед Отечественной войной 1812 года и после нее А.А. Тучков был предводителем дворянства Московского уезда, будучи приятелем князя Ростопчина, он являлся одним из самых активных создателей московского ополчения для боевых действий в составе регулярных войск против Наполеона. Московские уездные дворяне с А.А. Тучковым во главе оказали громадное содействие правительству в восстановлении сожженной Москвы – деньгами, материалами, лошадьми с обозами и мастеровыми людьми. На свои личные средства А.А. Тучков собрал и вооружил два полка ополчения, которые принимали участие в Бородинском сражении в тыловых подразделениях, госпиталях. Он первый узнал о смертельном ранении своего старшего брата Николая и гибели в бою младшего Александра. С большим трудом он обнаружил Николая в лазарете и спросил у Кутузова для лечения раненого в грудь генерала лучших докторов, которые вместе с Алексеем Алексеевичем сопроводили Николая Алексеевича в госпитальную базу в Можайске, а потом в Ярославскую губернию к матери в село Шишкино. В имении матери он собрал консилиум из нескольких врачей, на котором решено было транспортировать Николая в губернский город Ярославль. И всегда при раненом брате как распорядитель и как сиделка был младший. Конечно, заслуги Алексея Алексеевича в Отечественной войне были высочайше отмечены: в 1817 году император Александр I вручил ему именную грамоту за вклад в победу над Бонапартом под номером 3 (из 43 грамот, пожалованных предводителям дворянства). А за организацию ополчения он был награжден орденом св. Владимира 3-й степени. Теперь – о делах чисто семейных. В 1792 году А.А. Тучков со своим полком стоял в Вильно, и как описывает в своих мемуарах внучка Наталья Алексеевна, он прельстился

2012

В 2010 году общественность Углича отмечала 140-летний юбилей почетного жителя города Углича – Николая Николаевича Тучкова. Была составлена родословная дворян Тучковых, которая представляет большое древо. Нас же в первую очередь интересовала ветвь, которая отходит от Алексея Алексеевича Тучкова, второго сына Алексея Васильевича Тучкова (1729-1799) – инженер-генерал-поручика, сенатора (Петербургский мост Тучкова назван в честь него). А об Алексее Алексеевиче Тучкове следует рассказать подробно, так как он основатель самой большой ветви родословной Тучковых, и она близка к угличским дворянам Тучковым.

31

2012

{в русле истории}

Алексей Алексеевич Тучков (1766-1853).

32

Валерий Германович КУРОЧКИН – родился в 1953 г. работает после окончания Ярославского медицинского института участковым врачом-терапевтом в поликлинике № 2 Угличской ЦРБ. Увлекается вопросами истории, в частности – краеведением, на эту тему подготовлен им для публикации ряд материалов.

Шишкино, родовое имение Тучковых возле Углича.

необыкновенной красотою и умом Каролины Ивановны Ивановской и женился на ней. Через два года родилась у них старшая дочь Мария Алексеевна Тучкова. Появление ее было встречено с необыкновенной радостью, в то время семейство деда жило роскошно: новорожденную купали в серебряной ванне, а Николай Карамзин даже приветствовал ее рождение стихотворными строчками. Забегая вперед, скажем, что она все время жила в семье родителей, была хорошей художницей и учительницей для младших Тучковых. В 1796 году родилась вторая дочь Анна (она будет потом замечательной пианисткой), а вскоре и дочь Елизавета. А в декабре 1800 года в Москве появился на свет мальчик, которого в честь отца и деда назвали Алексеем. Он прожил большую, трагическую, но все же счастливую жизнь. Умер в 1878 году в селе Долгоруково. Итак, второй Алексей Алексеевич Тучков (младший) – годы жизни 1800-1878 – дослужившись до поручика генерального штаба, с 1876 года ушел в отставку. До этого учился в школе колонновожатых и в Московском университете. Был членом Союза Благоденствия в 1818 году и Московской управы Севастопольского общества в 1825 году. 14 декабря 1825 года, во время восстания декабристов, поручик А.А. Тучков

находился в Москве (служил там), арестован был в январе 1826 года, содержался сперва на гауптвахте (не давал себя везти в Петербург, так как жена Наталья Аполлоновна должна была родить). В Петербурге пробыл в заключении четыре месяца, после чего был освобожден из-за недостатка улик. А с Натальей Аполлоновной А.А. Тучков познакомился в Оренбурге, куда прибыл для продолжения военной службы. Она была дочерью командира 26-й дивизии генерал-лейтенанта Аполлона Степановича Жемчужникова (1764 –1840), героя Отечественной войны 1812 года. Дед Натальи Аполлоновны – Степан Васильевич Жемчужников-адмирал, участвовавший во многих морских сражениях и походах. Первый свой орден св. Георгия 4-й степени он получил после Чесменской битвы из рук самой Екатерины II за умелые действия на госпитальном судне «Северный орел». Этот адмирал мало известен современным историкам, хотя события из его жизни и боевой деятельности поучительны. И еще интересный момент: родственными узами адмирал был связан с М.Н. Жемчужниковым – сенатором, отцом художника Льва Жемчужникова и поэтов Алексея, Александра и Владимира Жемчужниковых, которые совместно с А. К. Толстым создали литературный образ Козьмы Пруткова.

В семье генерала Жемчужникова было девять детей, и половина из них девушки на выданье, но Алексей Тучков влюбился в Наталью Аполлоновну. Правда, судьба не сразу связала их своими узами. Родители Тучковы хотели для своего сына лучшей партии в Петербурге и чтобы помешать соединиться молодым отправили сына за границу. Но через год Алексей вернулся в Оренбург и женился на своей возлюбленной. Подав в 1826 году в отставку, Алексей Тучков уехал в село Долгоруково (имение Яхонтово) Пензенской губернии, и, проживая там долгие годы, избирался предводителем дворянства Инсарского уезда, а в 1847 году заслужил орден св. Александра 4-й степени – за усердное и беспорочное служение по выборам дворянства. В Яхонтове родились дочери Елена (которая потом вышла замуж за литератора Н.М. Сатина) и Наталья, о которой я уже говорил выше. Наталья Алексеевна Тучкова длительное время дружила с будущим поэтом-революционером Н.П. Огаревым. Жена Н.П. Огарева М. Л. Рославлева жила в Париже, а сам он на родине, в России, где был одним из богатых людей. Но со временем он разорился, чему способствовали душеприказчица от жены Авдотья Панаева и Н.А. Некрасов. После смерти М.Л. Рославлевой, Наталья Алексеевна Тучкова и Н.П. Огарев обвенчались

Александр Алксеевич Тучков (1778-1812). Павел Алексеевич Тучков (1776-1858).

2012

Николай Алексеевич Тучков (1765-1812).

33

{в русле истории} 2012

34

и выехали за границу, где Огарев стал сотрудничать с А.И. Герценым, издавать альманах «Полярная звезда» и газету «Колокол». Жена А.И. Герцена Наталья Александровна подружилась с Натальей Алексеевной Тучковой-Огаревой и перед своей смертью завещала ей быть матерью для своих детей и быть второй женой для Герцена. Так оно и случилось, с 1857 года Наталья Алексеевна была в гражданском браке с А.И. Герценом, и у них родилось трое детей. После смерти Герцена в 1870 году Наталья Алексеевна собрала архив великого революционера и приготовила к изданию его труды. Н.П. Огарев к тому времени женился на вдове-англичанке и когда он умер в Гринвиче в 1877 году Наталью Алексеевну уже ничто не удерживало за границей и она решила переехать в Россию, где прожила еще более 20 лет. Она написала и издала мемуары о своей жизни и своих родственниках Тучковых, о жизни и деятельности революционеров Н.П. Огарева и А.И. Герцена. Младший сын Алексея Алексеевича Тучкова-старшего –Павел Алексеевич Тучков (1802-1864) – генерал-адъютант Николая I, генерал от инфантерии. Он отличился в русско-турецкой войне 182829 годов, а затем в Польской кампании 1831 года. После был начальником штаба гренадерского корпуса, с 1859 года – московским военным губернатором и с 1861 года одновременно – членом Государственного Совета. Он был женат на Елизавете Ивановне Веригиной и у них было пятеро сыновей и одна дочь. Для нас прежде всего интересен третий по старшинству сын Николай Павлович Тучков (1834-1893): – генерал-лейтенант, был женат на Екатерине Константиновне Опочининой (1843-1902), правнучке фельд­ маршала Кутузова, и у них было не двое, как считалось раньше, а пять детей: Николай, Дарья, Павел, Надежда и Елена (Вера?). Павел Алексеевич Тучков оставил записки-мемуары, которые опубликовала директор филиала госархива в Угличе Т.А. Третьякова. И, наконец, о детях Николая Павловича Тучкова и Е.К. Опочининой.

Николай Николаевич Тучков (1870 – 1928) – тот самый наш, угличский! – родился в Санкт-Петербурге, окончил кадетский корпус и Александровское военное училище в Москве (1891), затем служил корнетом лейб-гвардии конно-гренадерского полка. Действительный статский советник, камер-юнкер. В 18931896 годах состоял земским начальником Мышкинского уезда, потом председателем Угличской уездной управы (1896-1899 годы). Был гласным Ярославского губернского земства с 1896 года, угличским уездным предводителем дворянства, с 1899 года – почетным мировым судьей по Угличскому и Мышкинскому уездам. Почетный гражданин города Углича, член конституционно-демократической партии, депутат II и IV Государственных Дум от Ярославской губернии, в апреле 1907 года исключен из придворного звания за то, что на первом заседании Государственной Думы не встал, когда пели государственный гимн («Боже, царя храни»). Женой Николая Николаевича была Софья Николаевна фон Эттер (1870-1930) - фрейлина, дочь генерал-лейтенанта Николая Павловича фон Эттера, командующего гвардейским корпусом и Софьи Андреевны Зассецкой. Николай Николаевич строил в Угличе и уезде больницы и школы, устраивал библиотеки, участвовал в создании музея в Угличе. При советской власти заслуги Николая Николаевича Тучкова перед Угличем были сведены на нет, после упорной «гражданской войны с советской властью» (как выразился угличский краевед А.В. Кулагин), он вынужден был в начале 20-х годов переехать в Петроград, где жил в стесненных условиях в своем бывшем доме (теперь дом № 30 на набережной Кутузова), бывшая фрейлина Софья Николаевна работала санитаркой в больнице. Николай Николаевич Тучков умер в 1928 году в Ленинграде, но по завещанию был похоронен на кладбище Алексеевского монастыря в Угличе. В 2010 году общественность Углича отмечала 140летие со дня рождения Н.Н. Тучкова, нашлись его современные предки, открыт был

музей в центре города, так что крылатое выражение Бориса Пильняка «тучковский род жив в городе по сиё время» подтверждается. (Б. Пильняк. «Красное дерево») Тучкова Дарья Николаевна (1871 –1955) – фрейлина, мужем у нее был Набоков Сергей Дмитриевич (1866 1940) – сын министра юстиции Дмитрия Николаевича Набокова, камер-юнкер, церемониймейстер, камердинер, егермейстер и последний губернатор Курляндии. Эмигрировали из России во время гражданской войны. Тучкова Елена (Вера) Ни-колаевна (родилась в 1879 г., умерла в СССР). Камер-фрейлина двора Вера Николаевна Тучкова была красивой внешности. Имела имение в деревне Желтино Мышкинского уезда (по воспоминаниям Г.В. Веселовой, хранившимся в Опочининской библиотеке города Мышкина). Муж Томановский Николай Дмитриевич (1878 -1938) офицер лейб-гвардии гусарского полка, предводитель дворянства Мышкинского уезда, передав новой власти свое «недвижимое» имение, он уехал в Петроград и там занимался в области экономики (П.М. Широгин. «Должен занимать место после губернатора. О последнем предводителе Мышкинских дворян Н.Д. Томановском» . «Газета «Волжские зори» за 1 октября 1994 года). По другим данным, они переехали в Кострому, где Николай Дмитриевич занимался подготовкой коней для Красной Армии. У Николая Николаевича и Софьи Николаевны Тучковых было два сына: Николай (с 1904 года рождения) и Павел (с 1907 года). Известно, что они закончили высшие учебные заведения, жили в Петрограде. Старший сын Николай Николаевич Тучков – был осужден по ленинградскому делу после убийства Кирова в 1935 году и сослан. Умер в лагерях после 1945 года. Также была осуждена и сослана в лагеря его жена (имя ее неизвестно). Об их судьбе сегодняшние Тучковы ничего не знают. Павел Николаевич Тучков (1907 - 1948) был инженером-геодезистом, специалистом по шахтам, работал в Гипрошахте. Был осужден и сослан в 1938 году, умер

в Ленинграде. Первая его жена Завалишина Татьяна Александровна (1909 – 1989) была преподавателем французского языка в Ленинградском университете. От брака П.Н. Тучкова с Т.А. Завалишиной была дочь Тучкова Наталья Павловна. Она окончила ленинградский политехнический институт, став затем кандидатом технических наук и доцентом Пушкинского высшего военного училища радио-электротехники. Наталья Павловна была истинным хранителем семейного архива Тучковых. Живя в Санкт-Петербурге, неоднократно приезжала в Углич, даже посетила с сотрудниками Угличского музея бывшее имение Тучковых Шишкино (где находится сейчас психоинтернат), подарила Угличскому музею фотографии из семейных альбомов Тучковых (она сама была отличным фотографом). Умерла Н.П. Тучкова в 80-летнем возрасте, в 2010 году. Сын Н.П. Тучковой – Александр Александрович Тучков, 1955 года рождения, окончил институт точной механики и оптики в Ленинграде, кандидат технических наук, инженер по математическому обеспечению ЭВМ. Живет в Санкт-Петербурге. У него жена Миклашевская Александра Владиславовна (родилась в 1963 году), окончила электротехнический институт, инженер по математическому обеспечению ЭВМ. В свою очередь у Александра и Александры Тучковых – двое детей: Ирина и Павел. Тучков Павел Александрович (родился в 1986 году) живет в СанктПетербурге. Судьба второй жены Павла Николаевича Тучкова неизвестна в связи с войной и блокадой Ленинграда. На этом мы заканчиваем повествование о главной части второй ветви родословного древа дворян Тучковых (выпустив некоторые, довольно подробные ответвления) Думается, читатель увидел, что Тучковы были связаны тесными кровными узами с прославленными в русской истории дворянами Опочиниными, Набоковыми, Жемчужниковыми и даже с революционерами-демократами Н.П. Огаревым и А.И. Герценым. Через них история Угличского края как бы вливается в историю Российской державы.

Николай Николаевич Тучков (Биографический очерк)

Н.Н. Тучков (в центре) с коллегами по Угличскому земству. Начало 1890-х годов. Из фондов УГИАХМ.

1) Статья угличского «демократа» начала прошлого века А. Новского напечатана была в местной газете «Угличанин» в 1907 году. Для лучшего прочтения мы ввели в нее подзаголовки, максимально приближенные к тексту оригинала, разбили текст на дополнительные абзацы, некоторые чересчур громоздкие предложения разделили на самостоятельные части. И вполне понятно, что инициалами «Н.Н.» в оригинале кратко обозначается «Николай Николаевич».

Николай Николаевич Тучков по отцу своему происходит из древнего дворянского рода Тучковых, предки которых, видные бояре Вольного Великого Новгорода, после покорения последнего Иваном III московским были высланы во внутренние области России. Занимая все время видное положение, Тучковы особенно выдвинулись в Отечественную войну, когда под Бородином два брата, Николай Алексеевич и Александр Алексеевич, пали геройской смертью, а третий брат, Павел Алексеевич (дед Н.Н.), тяжело раненным был взят в плен [под Смоленском. – Ред. «Углече Поле»]. Крупную известность стяжала себе на том же Бородинском поле жена одного из Тучковых (Александра Алексеевича. – Ред.), знаменитая Маргарита Михайловна, основательница Спасо-Бородинского монастыря. Не меньшей родовитостью отличается и материнская линия Н.Н., мать которого происходила из древнего дворянского рода Опочининых, давшего родине немало общественных и государственных деятелей, из числа которых имя последнего в роде, Федора Константиновича, известного общественного деятеля, либерала, живо и поныне в доброй памяти крестьянского населения Угличского и Мышкинского уездов.

Копия газетной статьи любезно предоставлена дирекцией Угличского филиала госархива Ярославской области.

2012

Александр Новский 1)

35

{в русле истории} 2012

36

Военная служба была ему не по душе Н..Н.Тучков родился в 1869 г. в Петербурге в старинном доме своей матери, перешедшем к ней по наследству от знаменитого фельдмаршала русской армии Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова. Из этого дома старый фельдмаршал в 1812 году выехал на войну с Наполеоном и уже более в него не возвращался. Родясь в аристократически-родовитой семье, Н.Н. с первых дней своей жизни был поручен строгому надзору и окружен подобающим комфортом, казалось, готовым на всю жизнь оторвать его от обычной прозы жизни, заключив в заколдованный круг бюрократически-придворной жизни. Но судьба распорядилась с молодым барином иначе. Отец его, Николай Павлович, старый добрый светский генерал, весь ушел в интересы жизни двора, готовя тем придворную карьеру и своему единственному сыну. Но мать, а в особенности дядя Н.Н., были далеко не так близки к интересам двора, и их больше тянуло в родовое имение Шишкино (под Угличем. – Ред.), где, занимаясь большим сельским хозяйством и отдавая часть досуга и средств на нужды местного крестьянского развития, ­ предпочли посев «доброго ­ вечного» блеску двора. Дядя Федор Константинович помимо личных дел неся должность предводителя дворянства, успешно занимался собиранием автографов знаменитостей, большая часть которых издана им при участии М.И. Семевского отдельным альбомом, а наиболее крупные письма-автографы помещены на страницах исторических изданий. Любя книгу, Ф.К. собрал громадную библиотеку и слыл в Петербурге за известного библиофила. Завещав по смерти своей всю библиотеку Мышкинскому земству, тем положил основание настоящей богатой Мышкинской библотеке, получившей наименование «Опочининской». Мать Н.Н., Екатерина Константиновна, унаследовав по смерти брата Ф.К. родовое Шишкино, почти бросила Петербург, поселясь в Шишкине и отдавшись по примеру брата любимому делу сельского

Князь Д.И. Шаховской. Торжественное начало работы Государственной Думы 2-го созыва, 1907г.

хозяйства и просвещенному содействию делу народного образования и здоровья. В этой области своей деятельности она надолго стяжала среди населения добрую по себе память. Н.Н. после домашнего гувернерского воспитания, по достижении школьного возраста, был первоначально помещен в кадетском корпусе, а затем перешел в Петербургское военное училище, по окончании которого два года был офицером в одном из гвардейских полков. Военная служба была не по душе Н.Н.: его, как и мать, тянуло в родную деревню, «простор и даль родных полей его манили»… С любовью к земскому делу Но что было делать молодому барину в деревне? Чтобы не застыть от бездействия, он принимает недавно созданный пост земского начальника. Обладая мягким сердцем, добротой и прирожденным тактом, он быстро, даже на этом далеко не завидном посту, завоевывает симпатии не только местных крестьян, но и земцев. Не прошло и двух лет, как угличское земство в октябре 1895 года избирает его председателем земской управы. Должность председателя земства была не только по душе, но и по сердцу Н.Н. Здесь он сумел приложить и свои способности, и свою любовь к земскому делу, благодаря чему за трехлетний период его служения угличское земство обогатилось четырьмя больницами. Идя навстречу нуждам сельского хозяйства, Н.Н. организовал сельскохозяйственный склад, ныне с каждым годом заметно прогрессирующий. Дело медицинской помощи было особенно близко принято Н.Н. Он почти ежедневно посещал земскую больницу, зная нужды ее

– ставил (заведение) на должную высоту. Не менее близки были ему и нужды народного образования. Не имея возможности слишком останавливаться на подробностях его служения угличскому земству, привожу выдержку из адреса, поднесенного ему земством, которая служит яркой характеристикой его деятельности. «Искренность, правдивость и простота Ваших отношений глубоко действовали на всех, почему Вы и приобрели общее уважение». Такое отношение к общественным делам и то уважение, которое мог приобрести себе Н.Н. за сравнительно короткий период времени, остановили на нем внимание ярославского дворянства, избравшего его в январе 1899 г. Н.Н. Тучков в родовом имении Шишкино.

на должность предводителя угличского дворянства. Исключительно видное положение по должности предводителя дворянства дало еще больший простор Н.Н. развернуть свои способности и приложить прирожденную любовь к общественному делу. В каких только местных обществах, комиссиях, комитетах он не состоял, – то по выборам, то в качестве почетного члена, – принимая всюду живое участие и нередко жертвуя интересами своего обширного хозяйства. Но что было особенно дорого в Н.Н. для местного населения, так это все те же «правдивость и простота». Каждый приходящий к нему за советом или с просьбой крестьянин и городской обыватель всегда встречали радушный прием,

Член партии «Народная свобода» Наступила осень 1905 года. В воздухе даже такого захолустного города, как Углич, чувствовалась сгущенность атмосферы. Все, как перед появлением грозной тучи, чутко присматриваясь вдаль, задавали вопрос: «А что-то будет?» Ответ политического горизонта был довольно определен: «Живем накануне великих событий». И события не заставили себя долго ждать. Первым вестником грядущих событий был приезд в Углич известного общественного деятеля князя-гражданина Д.И. Шаховского, прибывшего в качестве гласного на очередное земское собрание. Это собрание, несмотря на однородность вопросов, вносимых на обсуждение и в предыдущие года, носило какойто особый, новый отпечаток. Гласные воспрянули духом и обыкновенно молчаливо согласные начали говорить. Публика проявила свой интерес к заседаниям и вообще, казалось, наступал момент перерождения обывателя в гражданина. Во время перерывов случайно организованные банкеты носили особенно оживленный характер, давая возможность всем без различия классов и состояний свободно высказать свои нужды и свои надежды на светлую, казалось тогда, будущность. Центром и душой этих собраний были два родовитые представителя дворянской знати: Д.Н. Шаховской и Н.Н. Тучков, сумевшие сплотить около себя крайне разношерс-

тные по положению элементы старорусского города и трудового крестьянского уезда. В один из вечерних банкетов князь Шаховской, в пространной речи изложив современное положение русского общества, перешел к популярному изложению программы конституционно-демократической партии. Эта речь была первой и несомненно самой популярной проповедью партии «Народная свобода». Популярность имени князя Шаховского среди угличан давно стояла на должной высоте, и потому успех партии «Народная свобода» был несомненно обеспечен. Но что особенно возвышало партию в глазах населения, так это участие в ней Н.Н.Тучкова. И вот когда в ноябре 1905 г. в Угличе возникла мысль об организации местного отдела (партии), число желающих записаться в члены превысило всякие ожидания. Последующие видоизменения на политическом горизонте остановили рост угличской группы, да и самый комитет был вынужден принять выжидательное положение. В первые же заседания комитета Н.Н., как представителю группы, пришлось вступить в непрерывную борьбу с левыми, которые, хотя и записались в партию «кадетов», но все время отмежовывались от них, и деятельность их в группе сводилась к нападкам на партию. Правда, в их нападках было много вешней воды, но ведь и от воды нужно было принимать меры предосторожности. Н.Н., не нанося оскорбления взглядам чересчур зарывавшихся левых, своим тактом сумел сохранить правильное течение группы, не дав ей возможности слишком зарваться. От лиц, близко знающих Н.Н., я слышал, что это стоило ему большого труда, и вообще за время так называемых «дней свободы» ему пришлось пережить немало нравственной борьбы, состарившей его на несколько лет. Особенная же тяжесть положения его, как предводителя, как крупного землевладельца и общественного деятеля, выпала на его долю в конце октября, ноябре и начале декабря того же 1905 г. В те дни, когда слово «закон» стало пустым звуком и русский вчерашний еще просто обыватель, превратившийся в свободного гражда-

нина, забывал чьей страны он подданный, хорошо помня в то же время, что теперь нет начальства, – нужна была сильная популярность, нужно было полное доверие, нужен был такт. И все это нашлось у первого представителя уезда – предводителя дворянства, который мог остановить энергические порывы и левых, и правых. Он, чутко прислушиваясь к зажигательным речам левых ораторов и людей резко противоположного направления, мечтавших неводом патриотизма половить рыбки в мутной воде, сумел, благодаря своей популярности в крестьянской среде, отвести могущие быть крайне грустными по последствиям события. Наступившая вскоре после дней свободы предвыборная кампания в Государственную Думу нашла в лице Н.Н. Тучкова одного из энергичных работников. Избран в Думу подавляющим большинством Как честный гражданин, истинно веря в возвещенные манифестом 7 октября свободы и грядущие за ними реформы, на которых должно восстанавливаться новое могучее здание русской народности как правового государства, Н.Н.Тучков всей душой отдался делу выборов и, даже сильно заболев во время учащенных разъездов по уезду и вопреки совету врачей, приехал в Ярославль для исполнения гражданского долга выборщика. Последовал разгон первого русского парламента. Появилось Выборгское воззвание – этот вынужденный акт гражданской самообороны. Эти два события тяжелым камнем легли на душе каждого русского гражданина, еще несколько месяцев назад верившего в наступившую весну новой русской жизни. На Николае Николаевиче эти события особенно отразились: глубоко сожалея о роспуске Думы как об утерянной надежде на скорое успокоение расшатавшихся устоев русской жизни и не одобряя акта Выборгского воззвания, он вышел из местного комитета партии «Народная свобода», а последовавшие вскоре за тем репрессии и вконец раздавили ядро угличской группы партии.

Не переставая быть вполне корректным ко всем колебаниям политического термометра, Н.Н. сохранял за собой уважение и заслуженную популярность среди местного населения. И вот, когда наступили выборы в Государственную Думу второго призыва, он был избран подавляющим большинством от избирательного съезда уездных землевладельцев выборщиком, а Ярославское губернское избирательное собрание на первом же предвыборном заседании избрало его своим представителем. Такое доверие выборщиков Ярославской губернии не замедлило сказаться и на самих результатах выборной кампании. И вот, когда партия «Народная свобода» внесла в свои списки фамилию Тучкова, то он первым же, большинством 38 против 16, был избран в члены Государственной Думы. Не только как лицо, сочувствующее или примыкающее к партии, а даже как беспартийный: за него голосовали даже некоторые правые, веря в его честность и правдивость. Был не там, где обязывало придворное положение Многие угличане, хорошо знающие Тучкова, были в некоторой степени удивлены его согласием принять звание члена Думы, рассуждая так: предвидя оппозиционный характер второй Думы, «ему нет расчета идти в Думу», вредя тем будущности своей карьеры. Рассуждая так, нам кажется, угличане забывали одно важное обстоятельство. Видя в Н.Н. человека не только вполне обеспеченного материально, но и человека, имеющего полные основания на особливость привилегированного положения, они забывали в нем его врожденные качества: «искренность, правдивость и простоту». Нам кажется, что вот эти качества и заставили Н.Н. принять почетный и в то же время крайне неблагодарный пост депутата второго русского парламента. Неблагодарность поста сказалась чуть ли не в первое заседание Думы, когда в один из случайных моментов он был не там, где обязывало его быть придворное положение: он был 17 марта исключен из придворного звания.

2012

полный все той же «простоты и правдивости». Прежние отношения его родителей к двору дали ему возможность получить придворный чин камер-юнкера Высочайшего двора, в каковой должности он и состоял с 24 марта 1896 года по 17 марта 1907 года. Таким нормальным течением шла жизнь Н.Н., обещая ему в будущем более видное положение в административном мире. Но это нормальное течение было резко остановлено мощной волной, идущей как раз против старого, казалось, нормального течения русской жизни. Эта могучая волна народным самосознанием окрещена именем освободительного движения.

37

38 2012

{в русле истории}

Сразу после Октябрьской революции Советское правительство принимает ряд Декретов. И среди них «Декрет об уничтожении сословий и гражданских чинов», «Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах», «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа» и многие другие. Действовавшие под лозунгом «Свобода. Равенство. Братство», взятым по наследству от Великой Французской революции, и направленные на создание общества социальной справедливости, тогда они пришлись не по душе многим россиянам. Общество раскололось. И при этом расколе были задеты, порой очень ранимо, судьбы многих хороших людей, высокообразованных, имеющих заслуги перед местным обществом. Так получилось и с замечательным нашим земляком-угличанином Н.Н. Тучковым.

Послереволюционная судьба Н.Н. Тучкова (по материалам Угличского филиала ГУ «Ярославский Государственный архив»)

Бурная общественная деятельность Николая Николаевича Тучкова, разумеется, наложила свой отпечаток на его послереволюционную судьбу. Вряд ли в те годы резких политических перемен кто-то мог позабыть, что когда-то это был член высокого сословия, предводитель дворянства, член партии «Народная свобода», депутат Государственной Думы второго и четвертого созывов. Кроме статьи А. Новского в газете «Угличанин» (1907 г.), о Николае Николаевиче Тучкове в предреволюционный период его жизни сохранилось не так уж много сведений. О его благотворной общественной деятельности говорит,

например, такой факт, что Н.Н. Тучкову в 1910 году было присвоено звание почётного гражданина города Углича.1) Конечно, у жителей Углича ещё хранилась память о благотворительности, которой постоянно занимался Николай Николаевич, но отчуждение народа росло с каждым днём. Ведь, объективности ради, не стоит забывать, что нам сейчас неизвестны ни политические взгляды Тучкова, ни его отношение к новой власти вообще. Обстановка же вокруг всё более нагнеталась, да к тому же многое еще зависело от внешних обстоятельств (ниже мы еще будем говорить об этом). В конце концов, 21 апреля 1921

2012

Алексей КУЛАГИН

39

{в русле истории} 2012

40

года его арестовали в числе 40 человек, подозреваемых в умышленном поджоге города, из которых 26 человек (среди них и Н.Н. Тучков) были отправлены в Дом лишения свободы (то есть в тюрьму) в Ярославль. 2) Впрочем, давайте посмотрим, как складывалась такая обстановка недоверия к хорошим людям, подробнее. А сначала – о том директивном письме В.И. Ленина от 23 сентября 1919 года, которым руководствовалась местная власть по отношению к таким гражданам, как Н.Н. Тучков. В нем говорилось: «…рабоче-крестьянское правительство, в интересах самозащиты трудящихся масс, находит необходимым, по примеру того, что им было сделано по отношению к военным специалистам, работающим в Красной Армии, открыто установить определенный и тоже регулируемый законом контроль над бывшими помещиками и капиталистами, выяснить их наличность, местопребывание и нынешнее занятие… Совет Народных Комиссаров постановляет: 1) Поручить Народному Комиссариату внутренних дел немедленно произвести регистрацию указанных выше элементов, за исключением тех из них, которые занимают командные должности в Красной Армии, как уже зарегистрированных.

2) Подвергнуть конфис-

кации имущества и каре, полагающейся уличенным в государственной измене, тех из них, которые уклоняются от регистрации».3) Так вот, согласно этому письму, регистрацию в Угличе проходили, например, бывший городской голова Жаренов Николай Иванович (1873 года рождения), работавший кассиром в Угличском обществе потребителей4), Алексей Ильич Пятунин (72-х лет) – бывший почётный мировой судья5), Выжилова Анна Ивановна (75-ти лет), имевшая писчебумажную фабрику в Улейме, на которой работали 60 человек 6). Всего зарегистрировано было 24 человека, и все это известные в угличской истории фамилии. Скорее всего, данная регистрация напоминала нынешнюю декларацию о доходах, но, как тогда было принято, более подробного характера. И именно благодаря ей удалось получить представление о составе семьи и его хозяйстве: Николай Николаевич Тучков, 50-ти лет, проживал на Селивановом поле, дом 57, бывший владелец более 100 десятин земли. Раньше работал инструктором-контролёром светских хозяйств; жена София Николаевна Тучкова, 43-х лет, домохозяйка; сыновья: Николай, 15-ти лет, учащийся; Павел, 11-ти лет, учащийся.7) О ходе регистрации городское руководство отчитывалось на Лубянку.8)

Г. Углич, Московская улица. Начало прошлого века.

Дом Тучковых в усадьбе «Екатериновка» близ Углича по Ярославской дороге. Г. Углич, Малая сторона. Начало прошлого века.

Конечно, подобное отношение к людям выглядит жестко, нечеловечно. А чтобы понять, чем же были вызваны такие кардинальные меры властей, необходимо вспомнить не только об общей ситуации в ту пору в стра­не и Ярославской губернии, но и конкретно в Угличском уезде. В частности, так как Углич традиционно был купеческим городом и городом священнослужителей (из дворянских родов можно назвать лишь Тучковых и ещё несколько фамилий),

а Уг­­личский уезд – крестьянским с твёрдо установившимся жизненным укладом, то, вероятно, поэтому население этого края слабо поддерживало большевиков. Кроме того, в таких ближайших к Угличу крупных городах, как Москва, Кострома и прежде всего Ярославль и Рыбинск, уже в августе 1917 года начинают действовать офицерские организации. Советская власть в Угличе была установлена 12 декабря 1917 года, и она сразу же столкнулась с большими трудностями и, в первую

очередь, с голодом. Те, кто думает, что революционные события в Угличе происходили в спокойной обстановке, глубоко ошибаются. То, что произошло в Угличе 17 июня 1918 года, тогда никак не афишировалось и сейчас мало изучено историками. Видимо поэтому в наше время возникает множество версий, большинство из которых представляется в каком-то определённом, политически выгодном окрасе. В народе эти события получили название «бабий бунт». Что делали Тучковы в то время, можно только

2012

Н.Н. Тучков в усадьбе «Екатериновка», 1902 г.

Алексей КУЛАГИН – родился в 1961 году. Окончил Московский авиационный технологический университет им. К.Э. Циолковского и Современный гуманитарный университет. В течение 15 лет работал на Угличском часовом заводе. Руководитель Музея истории Углича.

41

Телеграмма, пришедшая в Ярославский губисполком 17 июня 1918 года (оригинал написания того времени сохранен, на месте буквы «ять» – «е» обычное):

предполагать, исходя из личности Николая Николаевича – человека, как мы знаем, прогрессивного. До наших дней дошла ведь совсем малая часть архивных документов. Вот вкратце хроника тех событий. В упомянутый день под звуки набата из Богоявленского монастыря в центре города собралась толпа, в основном из женщин, требовавших хлеба. Во главе собравшихся находились священники и ещё какие-то люди. Под этот шум кто-то начал громить магазины, разоружать милицию. Толпа ворвалась в исполком, где были избиты некоторые работники, в том числе и председатель исполкома Н. Киселёв. А как раз в это время на барже проплывал по Волге отряд латышских стрелков, направлявшийся из Твери в Казань. Услышав выстрелы, командир отряда Сончевский приказал сол-

датам высадиться на берег. Отряд открыл стрельбу поверх толпы, которая в испуге стала разбегаться. В Угличе было введено военное положение, сохранявшееся до 28 июня. 10) И сразу же, 17 июня, состоялось заседание Угличского уездного исполнительного комитета Совета крестьянских и рабочих депутатов. Было определено, что штаб восстания находился в келье настоятельницы Богоявленского монастыря. (Кстати, по современной версии, исходящей из среды церковнослужителей и ничем не подтверждённой, красноармейцы застрелили бившую в набат монахиню. Однако сейчас стало известно, что каких бы то ни было жертв удалось избежать, а к служителям монастыря после бунта мер карательного порядка не применялось). На заседании был организован военный штаб с передачей

2012

{в русле истории}

Угличский ИСПОЛКОМЪ просить срочно безотлагательно прислать команду с пулеметами. Угличскому совдепу угрожаетъ опасность. Под видомъ голоднаго бунта семнадцатаго iюня раскрыто Контр Револцiонное действiе. Произведены аресты в количестве шестнадцати человек. Аресты продолжаются. Спасенiе Угличского СОВДЕПА, связи происшедшаго семнадцатаго iюня произошло только благодаря случайной проезжающей команды чрезвычайной охраны путей сообщенiя изъ города Твери, которой былъ водворенъ порядокъ. Означенная же команда можетъ быть въ гор. УГЛИЧЕ только по восемнадцатаго числа iюня включительно. Предисполкома Н. Киселев Секретарь К. Лебедев9)

Из постановления Угличского уездного исполкома от 17 июня 1918 г. (оригинал написания того времени сохранен, на месте буквы «ять» – «е» жирное):

42

Обложить гор. Угличъ контрибуцiей въ двести тысячъ (200000) рублей и предписать Городскому Совету представить собранную контрибуцiю въ распоряженiе Чрезвычайнаго Военнаго Штаба на покрытiе расходовъ, вызванныхъ контръ-революцiоннымъ выступленiемъ въ гор. Угличе 17-го Iюня с./г. Контрибуцiя должна быть представлена въ Чрезвычайный Военный Штабъ 19-го Iюня къ 12-ти часамъ дня… Для производства следствiя о контръ-революцiонномъ выступленiи въ гор. Угличе 17-го Iюня с./г. образовать Чрезвычайную Следственную Комиссiю въ составе пяти человекъ изъ членовъ Исполнительнаго Комитета т.т. Иванова, Павлова, Соловьева, Тихомирова и Шустова… Конфисковать типографiю Мехова и объявить ее собственностью народа…»11)

ему всей полноты власти в составе начальника чрезвычайной охраны путей сообщения Сончевского (того самого командира отряда из Твери), военного комиссара города Углича Малыгаева и военного руководителя Владычинского. Что касается действий церковнослужителей, то их, действительно, можно назвать организованным саботажем против новой власти, провоцировавшим на жестокие карательные меры по отношению и к другим слоям населения. Дело в том, что ещё в январе 1918 года ныне канонизированный церковью Патриарх Тихон вместо призыва к единению нации объявил: «Россия в проказе… », 12) – имея в виду большевизм. Это был призыв к борьбе. И по всей стране пошла акция неповиновения. В Угличе, например, газета «Угличская Правда» 8 июня в № 15 поместила статью с выпадами против Городского Совета. 13) В то время как власти тогда всё-таки старались ещё вести себя более-менее лояльно по отношению к церкви, хотя это и шло вразрез с их атеистической идеологией. Вот, например, распоряжение председателя Улейминского Совета С. Урядова, отданное тогда же, в начале 1918 года: «Исполнительный комитет полагал бы оставить иконы в помещениях волостного Совета, а также и в народных училищах, ввиду того, что крестьянская масса настроена глубоко религиозно и с удалением из этих учреждений икон, этим самым будет оскорблено религиозное чувство…».14) Однако накануне «бабьего бунта», то есть 4 июня 1918 года, со стороны городских властей были вынесены неосторожные решения: «На пленарном заседании Угличского уездного исполнительного комитета Совета крестьянских и рабочих депутатов постановили: предложить Богоявленскому женскому монастырю представить в трехдневный срок подробную опись монастырского движимого и недвижимого имущества… причем в случае неисполнения этого предложения монастырь будет лишен права обра-

ботки земельных участков, как в городе, так и в уезде, и исполнительный Комитет оставляет за собой свободу действий». 15) И конечно, в ответ на это пошли явно недружелюбные действия (например, отказы некоторым прихожанам от крещения младенцев). 16) Характер приведенных примеров таков, что напрашивается вывод: люди обозлились друг на друга, совсем не чувствуя греха, но стоило бы хоть кому-то пойти навстречу – удалось бы избежать самого страшного. Но этого не произошло. Масштабы конфликта тогда никто не мог предугадать. Снятие военного положения, казалось бы, вводило жизнь в нормальное русло. Городское руководство делало попытки удовлетворить нужды разных слоёв населения.17) Но город, как и вся страна, был в состоянии ожидания большого потрясения. Такое подробное описание угличских событий приведено не случайно, так как история «бабьего бунта» имела продолжение, причём в тесной связи с именем Николая Николаевича Тучкова (о личном отношении которого к этому бунту и всему вышеупомянутому, как я уже заметил, можно только строить предположения). Как мы знаем, 5 июля 1918 года начался белогвардейский мятеж в Ярославле. Не был ли угличский «бабий бунт» звеном этой цепи, ввязавшей Россию в гражданскую войну? Современные исследователи ярославского мятежа показывают лишь трагедию белого офицерства наряду с жестокостью красных. А всё ли это было именно так? Теперь – поближе к Тучкову. В 1919 году всплывает документ, датируемый 27 марта. Он приводится здесь практически без сокращений: «[опрос] т. Колотилова [председателя ячейки сочувствующих большевикам.

– А.К.] показывает, что тов. Н.Н. Тучков до белогвардейского восстания находился в Ярославле, но чем тов. Тучков занимался – то он не знает. Тов. Тучков имел в Петрограде свой дом, тов. Тучкову зачем-то потребовалось выехать из Ярос-

постановлено уволить тов. Петрова, но с переходом имения Екатериновки в распоряжение Угличского Совета тов. Петров был оставлен».18) Казалось бы, можно провести некую параллель с делом А.К. Поснова. Ещё в 1918 году Советская власть относилась лояльно к владельцу колбасного завода. Поснов обращается в исполком с просьбой о приобретении нефти для своего предприятия или о разрешении вывоза из Астрахани рыбных и персидских товаров, и уездный комитет идёт навстречу.19) А вот 20 января 1919 года Алексей Карпович был оштрафован на 5000 рублей.20) Это было связано с долгами Первой Угличской трудовой артели, возникшей в октябре 1918 года на основе единоличного предприятия Поснова. Штраф он объявил незаконным. Но дело на этом не прекратилось. Как оказалось, сын Алексея Карповича Борис, служивший в 7-м Ярославском полку 10-й стрелковой дивизии на командной должности вместе с десятью другими командирами перешёл на сторону белых.21) Военный Трибунал вынес решение: семьи перебежчиков взять в заложники, а имущество конфисковать. 22) И потом, когда была упомянутая мной выше перепись бывших помещиков, кулаков и купцов, среди них уже не встречается имени А.К. Поснова. А в июне 1919 года на левом берегу Волги развора-

1) Угличский филиал Государственного архива Ярославской области, фонд 2, опись 1, ед. хр. 774 «Дело о присвоении звания почётного гражданина г. Углича Угличскому уездному Предводителю дворянства Тучкову», л. 10 2) Угличский филиал Государственного архива Ярославской области, фонд Р-4, опись 1, ед. хр. 29 ОЦ «Дело о поджоге г. Углича тайными врагами революции, о ликвидации пожара и его последствий», лл. 6, 55 [Здесь и далее орфография, как в подлинниках].

3) Угличский филиал Государственного архива Ярославской области, фонд Р-3, опись 1, ед. хр. 107 «Дело по учёту бывших помещиков, кулаков, купцов и других лиц, проживающих в уезде», л. 1.

4) Там же, л. 13.

5) Там же, лл. 14, 15.

6) Там же, лл. 23-24.

7) Там же, лл. 17-19: подписано лично Н.Н. Тучковым 20 октября 1919 г.

8) Там же, лл. 27, 29.

9) УФ ГАЯО, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 3, л. 35.

10) УФ ГАЯО, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 15, л. 260.

11) УФ ГАЯО, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 7, л. 113.

12) Россия в проказе. Поучение, сказанное Патриархом Тихоном в Москве 14 января 1918 г. Ярославские Епархиальные ведомости, № 9, 1991 г.

13) УФ ГАЯО, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 15, л. 133.

чиваются настоящие боевые действия. Восстали прятавшиеся по лесам в районе Головина, Плосок и Прилук дезертиры, бежавшие с фронтов, и город Углич вновь оказался на военном положении.23) Тогда, во время бесчинств на Левобережье, было разорено поместье Тучковых в Шишкине. Взбунтовавшиеся растащили реликвии дома. Говорят, изрубили топорами генеральский мундир Николая Алексеевича Тучкова, в котором он был смертельно ранен на Бородинском сражении. Однако некоторые вещи удалось вывезти в Углич, они попали в фонды краеведческого музея. Сейчас принято эти варварские действия сваливать на чекистов и солдат. Кто теперь знает, как всё это было, но не стоит забывать, что там же находились и другие – люди, кому никакие ценности не были дороги. На Правом берегу тоже были крестьянские волнения, хотя, может быть, более слабые, чем по другую сторону Волги. С ними справлялся карательный отряд Васильева.24) И наконец – еще одно разорительное событие для нашего города: пожар.

21 апреля 1921 года Углич оказался объятым пламенем: «…город горит большая часть уже погибла ждем помощи город об”явлен на осадном положении, взято около 40 человек заложников…», – сообщалось в телеграмме (военная, литер А) рыбинскому губвоенкому от

угличского предвоенкома.25) Когда стихия ещё бушевала, были уже назначены уполномоченные для расследования причин пожара и ареста заложников (в Угличском архиве хранится Мандат, выданный Военно-революционным комитетом города Углича Калашникову Андрею Федоровичу «в том, что он действительно назначен по из”ятию лиц буржуазного класса в качестве заложников ввиду чрезвычайного положения города Углича»). Среди взятых в заложники оказались люди, принадлежавшие к известным угличским фамилиям: Н.Н. Тучков, А.С. Евреинова, К.А. Виноградов, П.В. Пивоваров, И.Н. Бычков, семья Хорхориных, Посновы, Кашиновы и многие другие. Часть заложников была отпущена, но 26 человек, в том числе и Николая Николаевича Тучкова, отправили в Ярославскую тюрьму. 26) Роковую роль в его судьбе, видимо, сыграла та «случайность», когда он снова оказался не там, где надо, – как и тогда, когда во время белогвардейского мятежа попал в город Ярославль. Старожилка Углича Мария Николаевна Черемовская когда-то вспоминала, что, выйдя из тюрьмы, Николай Николаевич Тучков уехал в Питер и там перебивался кое-как, зарабатывая на жизнь от продажи расписных игрушек, и умер в сильной бедности.27) Дата смерти Н.Н. Тучкова неизвестна.

14) УФ ГАЯО, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 16 ОЦ, л. 413 15) Там же, л. 127.

16) УФ ГАЯО, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 15, л. 170.

17) Там же, л. 260: Разрешение, написанное 28 июня: «…за снятием в городе военного положения Управа не встречает препятствий к постановке ларька на прежнем месте [ларёк, стоявший на Спасской улице, у трактира Карамышева, видимо, был разгромлен 17 июня]; л. 124: Постановление Исполкома от 3 (21) июня 1918 г.: «…имеют право на получение пособия 1) семьи солдат находящихся в плену, впредь до возвращения на родину, 2) семьям солдат без вести пропавшим и 3) семьям убитых и семьям солдат утерявших трудоспособность на войне, коим определены пенсии…»

18) УФ ГАЯО, фонд Р-3, опись 1, ед. хр. 26 ОЦ, лл. 50 – 50 об.

19)Там же, фонд Р-2, опись 1, ед. хр. 22, лл. 61, 65.

20) Там же, фонд Р-3, опись 1, ед. хр. 109 ОЦ, лл. 11, 11 об., 12.

21) Там же, фонд Р-3, опись 1, ед. хр. 109 ОЦ, лл. 13 – 15.

22) Там же, фонд Р-3, опись 1, ед. хр. 109 ОЦ, лл. 15 об., 16, 17, 23, 25 27-32 (опись имущества).

23) УФ ГАЯО, фонд Р-4, опись 1, ед. хр. 14, л. 67: Дата – 3 июня.

24) УФ ГАЯО, фонд Р-4, опись 1, ед. хр. 10 ОЦ, л. 1.

25) УФ ГАЯО, фонд Р-4, опись 1, ед. хр. 29 ОЦ, л. 6 26) УФ ГАЯО, фонд Р-4, опись 1, ед. хр. 29 ОЦ, лл. 55 – 56 об.

27) Воспоминания М.Н. Черемовской пересказаны сотрудниками Угличского музея А.Н. Горсткой, Т.В. Ерохиной и В.А. Колгановой.

2012

лавля, и он дал телеграмму в свое имение управляющему тов. Петрову, который и обратился в Ермоловский волостной Совет, чтобы тов. Тучкову выслали на станцию лошадь. Членами Исполкома была отказана просьба тов. Петрова. По приезду тов. Тучкова из Ярославля, была вызвана травля против Ермоловского Совета, что и послужило разгоном [поводом к разгону? – А.К.] первого волостного Совета. Побывав короткое время в имении, тов. Тучков уехал в Ярославль и возвратился оттуда после белогвардейского восстания. По приезду в имение Тучков говорил, что находился в тюрьме в гор. Ярославле. Тов. Колотилов спрашивал тов. Лебедева, на каком основании живет тов. Тучков в имении и пользуется старыми правами? На это тов. Лебедев ответил, что Тучков находился в тюрьме в гор. Ярославле и что у него находятся документы, которые он представил. Тов. Колотилов показывает, что тов. Тучков в настоящее время имеет наемную прислугу в количестве пяти человек, от граждан Ермоловской волости поступали заявления [об этом же.

– А.К.]… Тов Смирнов… заявляет, что находившийся в имении управляющий Федор Алексеевич Петров был пойман за кражу [из] их имения Екатериновки 9-ти пудов ржи и при обыске… [она] была найдена спрятанной в двух сундуках. Со стороны Исполкома было…

43

Наставник семинарии Жизнь и судьба Всеволода Константиновича Беллюстина (1865-1925)

2012

{яркая личность}

Николай БЕЛЛЮСТИН

44

28 ноября 2011 года одно из старейших средних профессиональных учебных заведений России – Угличский индустриально-педагогический колледж – отметило свой 140-летний юбилей. А за три месяца до этого события колледж посетил доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник НИРФИ, профессор Нижегородского государственного технического университета имени Р.Е. Алексеева Николай Сергеевич Беллюстин. Ученый приходится внуком известному в России методисту в области математики Всеволоду Константиновичу Беллюстину, наставнику Новинской учительской семинарии, от которой берет начало Угличский индустриально-педагогический колледж. Вот о чём он пишет в своей статье, любезно предложенной нашему журналу.

Всеволод Константинович Беллюстин родился 22 января (3 февраля по григорианскому календарю) 1865 года в городе Зубцове Тверской губернии в семье священника Константина Степановича Беллюстина (1832-1876). В коммунистический период 1917-1991 годов на священнослужительском происхождении В.К. Беллюстина внимание не акцентировалось, но уже в 2007 году, по данным сохранившихся российских архивов, мужская линия его предков была восстановлена на шесть предшествующих поколений. Оказалось, все они были священнослужителями или церковнослужителями. В частности, дед В.К. Беллюстина Степан (1793-1864) служил священником в Старице (1818-1832), Твери (18321842), Ржеве (1842-1844) и Бежецке (1844-1864). Родился же Степан в небольшом селе Талдоме с единственной церковью, где были дьячками его отец Иван (17561825) и дед Иван (1731-1771), а прадед Василий (1700-1747) служил там с 1720-го дьяком, а в 1725-1747 годах – священником. Выяснилось также, что отец Василия Федор родился в 1665 году в семье Самойлы, а в 1710-1715 годах состоял священником погоста Никольского в сельцах Козмодемьянского стана вблизи Дмитрова1). В соответствии со священническими традициями основатель талдомской династии Беллюстиных Василий был многодетным. В Талдоме у него родились трое сыновей: Иван, Алексей и Федор – и семеро внуков; на сегодня нам известно более 170 только тех потомков Василия, кто носил фамилию Беллюстиных. Жили они преимущественно в Тверской и смежных с ней губерниях центральной России – Московской, Ярославской, Владимирской, Новгородской. Из сыновей Степана самой знаменитой фигурой оказался старший – Иван Степанович Беллюстин (1819-1890), который служил священником в волжском городе Калязине с 1843 по 1887 годы. По современной оценке, И.С. Беллюстин – «наиболее яркий представитель либерального течения в православном духовенстве 18501870 годов», – так пишет

в данном издании5). Судя по сохранившимся письмам6), основоположник российской педагогической науки считал калязинского священника одним из немногих людей, близким себе по духу (см. также упоминавшийся биографический альманах3), cтр.

211-212). Для калязинцев Иван Степанович является наиболее известным земляком и основоположником местного краеведения, в калязинском краеведческом музее имени И.Ф. Никольского с 2009 года работает постоянно действующая экспозиция «Уголок Беллюстиных». На берегу разлившейся в 1941 году Волги стоит теперь дом И.С. Беллюстина, а посреди реки сохраняется колокольня Никольского собора, в котором он служил 43 года, – аналогичных исторических памятников в мире нет. Кризис русской православной церкви, о котором правдиво писал И.С. Беллюстин, усиливал процесс выхода священнических потомков в светские сферы, некоторые из них продвигались по государственной службе. Из внуков Степана Беллюстина по этому пути двое дошли до генеральских званий (по Табели о рангах): это

Николай БЕЛЛЮСТИН родился в 1950 году в городе Горьком. В 1972 году с отличием окончил радиофизический факультет Горьковского университета и с тех пор работает в Научно-исследовательском радиофизическом институте ведущим научным сотрудником. В 2002 году защитил докторскую диссертацию по радиофизике. Основные научные достижения связаны с исследованием волн в магнитоактивной плазме применительно к околоземным условиям, к солнечной атмосфере и солнечному ветру; а также с изучением колебательных и волновых процессов в сложных системах. Н.С. Беллюстин – автор 140 научных трудов, среди которых 40 статей. Начиная с 2003 года, Николай Сергеевич работает по совместительству профессором кафедры общей и ядерной физики Нижегородского государственного технического университета.

2012

о нем Большая российская энциклопедия2). Наибольшую известность принесла Ивану Степановичу изданная анонимно в Париже в 1858 году книга «Описание сельского духовенства», где он правдиво изложил негативные стороны церковной жизни и церковного образования. Книга к ввозу в Россию была запрещена, но тем не менее проникла в страну в большом числе экземпляров и вызвала общественный резонанс. Возмущение высших иерархов русской православной церкви было столь активным, что лишь письмо императора Александра II Синоду спасло правдолюбивого священника от пожизненного заключения в Соловецкий монастырь3). Иван Степанович имел десятки публикаций по церковной, исторической, краеведческой тематике, а также по вопросам народного образования. Его мнение по вопросу грамотности крестьян обсуждал Н.А. Некрасов в стихотворении в 1860 году 4), а выпускник юридического факультета Московского университета К.Д. Ушинский, редактировавший в 1859-1862 годах Журнал Министерства народного просвещения, привлекал И.С. Беллюстина к работе

старший сын калязинского священника Николай Иванович Беллюстин (1845-1908) и сын зубцовского священника Всеволод Константинович Беллюстин (1865-1925), герой нашего очерка, – оба выпускники Московского университета. Первый из них окончил юридический факультет и был потом заметной фигурой российского государственного управления: он руководил российской таможней в 1894-1908 годах в чине тайного советника. Всеволод Константинович Беллюстин был сыном четвертого сына Степана Беллюстина – Константина, который в 1855-1876 годах служил священником Успенского собора в Зубцове. Отец умер, когда Всеволоду было 11 лет, он оставил вдове Александре Ефимовне (1838-1916) семерых детей, младшей девочке из которых было всего 3 года. Трудные обстоятельства детства и отрочества не сломили, а больше закалили Всеволода и других детей, а дружная обстановка в семье помогала им на протяжении всей жизни. Братья Всеволода стали военными: Николай Константинович (1859-1916) служил военным врачом в чине подполковника, Валерьян Константинович (1866-1905) был штабс-капитаном Алахцихского полка и погиб в бою с японскими захватчиками 1 февраля 1905 года. Всеволод же, проявив особые способности и усердие, в 1881 году оканчивает Тверскую гимназию, а в 1886 году – физико-математический факультет Московского университета со степенью кандидата. С 1860-х годов в России в рамках программы реформ Александра II разворачивается масштабная система подготовки школьных учителей, имеющая три ступени, – учительские училища, учительские семинарии и учительские институты. В 1871 году по инициативе и при содействии К.Д. Ушинского в стране открываются пять учительских семинарий, в их числе Новинская учительская семинария в селе Новое Мологского уезда Ярославской губернии и Поливановская учительская семинария в селе Поливаново Московской губернии. Сеть учебных центров дополнялась системой повышения

45

Колокольня затопленного Никольского собора в Калязине.

Жена Раиса и дети.

2012

{яркая личность}

Эти руины когда-то были Новинской семинарией в селе Новом. декабрь 2011 г.

46

квалификации работающих учителей: земские управы проводили в летний период курсы, на которые приглашались ведущие методисты России. Преподавательская деятельность Всеволода Константиновича Беллюстина начинается в 1886/1887 учебном году с работы учителем математики в Алексинском уездном училище. Летом 1887 года путь по госслужбе он начинает с чина коллежского секретаря и назначается

наставником математики в Поливановскую учительскую семинарию. В 1888 году В.К. Беллюстин переводится наставником математики в Новинскую учительскую семинарию, располагавшуюся в бывшем имении известного русского драматурга А.В. Сухово-Кобылина. (В 1915 году здание семинарии будет уничтожено пожаром, а саму семинарию переведут в Углич – в настоящее время это Угличский индустриально-педагогичес-

кий колледж). В.К. Беллюстин проработает в Новинской учительской семинарии 13 лет, за этот период талантливый молодой человек сформируется как известный в стране педагог и методист. Здесь, на ярославской земле, он сформулирует и отточит те способы преподавания арифметики и геометрии, которые сделают его лекции и занятия интересными и востребованными. Свои методы преподавания он излагает в методических

пособиях и книгах. В 1899 году выходят в свет сразу несколько книг В.К. Беллюстина: «Арифметические задачники для 1-го – 4-го годов обучения» и «Методика арифметики» в 4-х частях. В предисловии к «Методике арифметики» автор отмечает: «Способы, изложенные в этой методике, проверены мной на непосредственных, личных занятиях с учениками в течение нескольких лет и предложены были вниманию многочисленных

15 октября 1900 года В.К. Беллюстин получает назначение инспектором народных училищ Владимирской губернии и в 1901 году переезжает в город Владимир. Дальнейшая судьба его будет связана с Владимирской, Московской, Нижегородской и Пензенской губерниями России. После двух лет работы инспектором во Владимире В.К. Беллюстин вернется в Поливаново, где 9 лет проработает директором Поливановской учительской семинарии вплоть до октября 1912 года. В этот период он продолжает совершенствовать методы преподавания, активно участвует в работе учительских съездов, ежегодно во время летних отпусков руководит учительскими курсами повышения квалификации. Письма в его адрес с предложениями провести такие курсы сохранились в архиве Беллюстиных, они охватывают период 18971917 годов и являются сегодня уникальным свидетельством той эпохи. С 1907 года и до последних дней жизни Всеволод Константинович вел дневник, который также сохранился в его архиве, поливановская часть дневника опубликована в 2008 году11). В этот же период в 1903 году изменилось семейное положение Всеволода: он женится на учительнице Раисе Львовне Орловой (1880-1948), которая была родом из села Большой Вьясс Пензенской губернии и, как и Всеволод, происходила из семьи служителей православной церкви. В соответствии со священническими традициями, семья быстро стала многодетной, у супругов родились шестеро детей: Константин (1904, Поливаново – 1931, Ростовна-Дону), Раиса (1905, Поливаново – 1979, Волгоград), Валерьян (1907, Полива-

ново – 1910, Поливаново), Сергей (1908, Поливаново – 1988, Горький), Дмитрий (1910, Поливаново – 1946, Березники), Алексей (1913, Владимир – 1991, Нижний Новгород).

13 октября 1912 года В.К. Беллюстин назначается директором народных училищ Владимирской губернии. На генеральской должности он получает указом императора от 1 января 1913 года высший в своей карьере чин IV класса государственной службы – действительного статского советника. За 4 года работы на этой должности он проявил себя ярким организатором народного образования региона. 15 февраля 1916 года Всеволод Константинович получает свое последнее дореволюционное и первое с понижением в должности назначение – становится директором Учительского института в Нижнем Новгороде (мотивы того понижения до сих пор не выяснены) и остается руководителем этого учреждения до октября 1919 года. В 1918 году институт получает статус вуза, теперь это Нижегородский педагогический университет, и Всеволода Константиновича здесь помнят как своего первого ректора. После революции 1917 года многодетная семья Всеволода Константиновича оказалась в Нижнем Новгороде без средств к пропитанию. Чтобы спасти от голода младших детей, Раиса Львовна с пятилетним Лёней и восьмилетним Митей уезжает в свой родной Большой Вьясс. Всеволод оказывается перед выбором: что важнее – институт или семья. После тяжелых размышлений В.К. Беллюстин решает, что в условиях возникшей смуты и гражданской войны главное – это единство семьи. Он до-

бивается назначения директором в школу II ступени села Большой Вьясс и в октябре 1919 г. переезжает в Пензенскую губернию. Двухгодичное сотрудничество с советской властью завершается арестом 57-летнего математика-методиста: 1 июля 1921 года он арестовывается на учительском съезде в Саранске и 4 месяца проводит в Пензенской тюрьме. 20 октября 1921 года в результате борьбы учительской общественности за его судьбу В.К. Беллюстин будет освобожден, но чекисты отыграются на его «подельнике» – известном нижегородском историке А.К. Кабанове. Более молодой историк в конце 1921 года будет осужден, а в 1922 году погибнет в советском концлагере в Тамбовской губернии (в 1998 году он будет реабилитирован Пензенской прокуратурой)12). Осенью 1922 года В.К. Беллюстин возвращается в Нижний Новгород и до своих последних дней (умер он в марте 1925 года) преподает математику и методику математики в Нижегородском пединституте, в государственном университете и в пехотной школе. Последние годы жизни В.К. Беллюстина были наполнены большими разочарованиями, но его заботы по сохранению своей семьи не пропали даром. Общий список потомков Всеволода Константиновича на 2011 год составляет 50 человек: 6 детей, 6 внуков, 16 правнуков, 21 праправнук и 1 прапраправнук. Половина из них живет в Нижнем Новгороде, другие – в Волгограде, в Киеве, в Петербурге, во Франции и в Соединенных Штатах Америки. В третьем и четвертом поколениях потомков В.К. Беллюстина примерно поровну мужчин и женщин, а вот во втором – 5 внучек и только один внук, автор этих строк.

2012

учителей, которых я имел честь видеть своими слушателями и собеседниками на 17 учительских курсах и учительском съезде»7). Об известности В.К. Беллюстина в педагогических кругах свидетельствует то, что многие авторы публикаций в своих обзорах методических идей начала XX века его упоминают, хваля или критикуя8). Педагог активно сотрудничает с такими изданиями своего времени, как «Педагогический вестник Московского учебного округа» и журнал «Педагогический листок», где в 1907 году выходит наиболее известное его сочинение – «Как постепенно дошли люди до настоящей арифметики». Книга стала столь популярной, что переиздавалась еще трижды, несмотря на серьезные перемены в исторической обстановке: в 19221923 годах, в 1939-1940 годах и в 2007 году. Направление, которое развивал Всеволод Константинович в методике преподавания арифметики, профессиональные методисты относят к «эмпиричес­ кому»9, 10). Деятельность В.К. Беллюстина встречала одобрение со стороны руководства, он успешно продвигался по служебной лестнице и за годы работы в Новинской учительской семинарии получил несколько повышений в чине: 12 апреля 1890 года – титулярный советник (соответствует поручику), 19 февраля 1894 года – коллежский асессор, 12 июля 1897 года – надворный советник, 12 марта 1901 года – коллежский советник (соответствует подполковнику). За годы службы он был награжден четырьмя орденами: Владимира IV степени, Владимира III степени, Анны II степени и Станислава II степени.

47

А.В. Матисон. Духовенство Тверской епархии XVIII – начала XX вв.: Родословные росписи. – СПб., 2007. – Вып. 5. – 206 с. Большая российская энциклопедия. – М., 2005. – Т. 3. – С. 225.

3) Е.Ю. Буртина. Мелочи архиерейской жизни. Документальный очерк. Лица // Биографический альманах. – М.-СПб., 1995. – Вып. 6. – С. 187-237.

4) Н.А. Некрасов. Что поделывает наша внутренняя гласность (1860).

5) И.С. Беллюстин. Приходские учителя // Журнал Министерства народного просвещения. – 1861. – № 4. – С. 2-4.

6) Архив К.Д. Ушинского. – М., 1959. – С. 65-66.

7) В.К. Беллюстин. Методика арифметики. Курс младшего отделения начальной школы. – М., 1899. – Ч. 1-4.

8) Н.М. Епифанова. В.К. Беллюстин – педагог и методист // Вестник ЯГПУ им. К.Д. Ушинского. – Ярославль, 2008. – С. 116-119.

9) В.П. Мрочек. Арифметика в ее настоящем и прошлом. Обновление школы. – 1911. – № 1-3.

10 ) В.К. Беллюстин. Как постепенно дошли люди до настоящей арифметики. – М., 1907; 1922; 1940; 2007.

11 ) Н.С. Беллюстин, С.Б. Нестеров, Е.В. Беляева. Поливановский дневник Всеволода Константиновича Беллюстина (1907-1912 гг.). – М., 2008. – 215 с.

12) Н.С. Беллюстин, Н.С. Карасев, А.А. Ульянов. О судьбах Нижегородских педагогов начала XX века В.К. Беллюстина и А.К. Кабанова // Нижегородские музеи. – 2011. – № 21. – с. 118-128. !)

2)

Был волонтером по призванию Рассказ о необыкновенном человеке Евгении Михайловиче Ушакове

2012

{яркая личность}

Татьяна БЕРЕЗИНА

48

Татьяна БЕРЕЗИНА родилась в 1957 году в Угличе. Закончила Московский государственный институт культуры и с 1978 года работает в Угличской централизованной библиотечной системе – сначала в Центральной библиотеке имени И.З, Сурикова, а с 1983 года – в профсоюзной библиотеке часового завода (ныне это библиотека имени Н.Н. Старостина) в должности библиотекаря читального зала.

Евгений Михайлович Ушаков – большой авиаспециалист, кавалер ордена Красного Знамени и двух орденов Красной Звезды.

В конце лета 1994 года к нам, в библиотеку им. Н.Н. Старостина, пришёл новый, пожилого возраста, посетитель. Помнится, как сильно удивил он тогда меня и моих коллег по работе своим уникальным запросом, сделанным им в читальном зале. Он спросил книгу Р.М. Кирсановой «Розовая ксандрейка и драдедамовый платок». Эта книга имелась в фонде читального зала и на тот момент была ещё мало знакома даже сотрудникам библиотеки, хотя и оказалась подлинным шедевром полиграфического искусства и замечательным изданием о роли одежды в жизни людей.1) Это сразу указало на широту интересов нового посетителя, и с этого момента начались наша дружба и сотрудничество с замечательным человеком – не только широко образованным и эрудированным читателем, но и, как оказалось, подлинным волонтёром библиотечного дела – Евгением Михайловичем Ушаковым. Сотрудничество, конечно, – слишком громко сказано, поскольку оно было преимущественно односторонним. Евгений Михайлович (ему тогда было 79 лет) спустя месяц после того, как записался в библиотеку, любезно предложил свои услуги по переплетению ветхих книг. Наша задача заключалась только в организации рабочего места и обеспечении необходимыми материалами.

Таким образом, на протяжении почти 16 лет книжному фонду библиотеки им. Н.Н. Старостина были обеспечены сохранность и надлежащий уход, совершенно безвозмездный и профессиональный. Это было особенно ценно и актуально, так как централизованный ремонт в городе Ярославле, которым пользовалась наша библиотека во времена, когда она числилась профсоюзной, резко приостановил свою деятельность. О том, откуда появился опыт переплётного дела у героя нашего рассказа, вы узнаете ниже. А как классный переплётчик, Евгений Михайлович известен сотрудникам многих других «гуманитарных учреждений», его услугами впоследствии пользовались также Центральная

библиотека им. И.З. Сурикова, Угличский музей, да и просто книголюбы. Однако и это еще не все – Евгений Михайлович оказался настоящим человекомлегендой. И хоть его уже нет с нами, – совсем недавно, 13 октября 2011 года, он в возрасте 96 лет скончался, – читателям журнала будет интересно узнать о нем побольше. Жизнь замечательных людей всегда привлекательна для нас. До последних дней у Евгения Михайловича были очень ясная память, светлый ум и добрейшее сердце, хотя жизнь его не только баловала. Всё, что вы узнаете из очерка, записано с его слов. Об Ушакове мало кто знал в Угличе: насколько широко он образован и эрудирован

Приемная семья В 1918 году заведующего детским приютом (врача по специальности) познакомили с молодой парой, у которой умер ребёнок, рождённый в 1915 году, и эта семья очень хотела усыновить кого-нибудь. Несмотря на то, что закон запрещал разлучать братьев и сестёр в детских домах и приютах, заведующий все же нарушил его, и маленького Женю отдали новым родителям. Время было смутное (Киев семь раз переходил из рук в руки – сменялись поочередно немцы, петлюровцы, Красная Армия, деникинцы), поэтому даже документы оформлять не стали. Так маленький Женя ока-

Р.М. Кирсанова. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок. Костюм-вещь и образ в русской литературе XIX в. М., «Книга», 1989.

1)

2012

был, настолько оказался и воспитанным, скромным во всем. Родители Евгений Михайлович Ушаков родился в 1915 году под Киевом. Отец с матерью перед первой мировой войной работали в артели на строительстве рокадных, параллельных границам дорог, он – плотником (строил мосты), она – поварихой. Кстати, глава семьи был родом из Ярославской области из села Бурнаково (в прошлом это – имение деда адмирала Ф.Ф. Ушакова). В 1914 году отца на фронт не взяли из-за детей – в семье ожидалось рождение маленького Жени и уже подрастала 8-летняя сестра. Но после огромных потерь на фронте правительством было принято решение направить туда дополнительные части, и поэтому Михаила Ушакова тоже забрали на войну. Таким образом, Евгений Михайлович родился, когда отец уже был на фронте. А в 1916 году отец погиб в Галиции. Где-то в 1917 году мать, будучи кубанской казачкой, поехала к себе на родину, однако в дороге заболела сыпным тифом, в Киеве её с детьми сняли с поезда, и вскоре она скончалась. Маленького Женю с сестрой определили в небольшой сиротский приют в Киеве.

49

Фото из журнала «Родина».

2012

{яркая личность}

Торговый день на Сенной площади в Москве. Сентябрь 1912 г. Фото Г.Д. Дорохова.

50

зался в еврейской семье. Новый отец – геофизик по разведке полезных ископаемых. Жене шел третий год, сестра осталась в приюте. В 1918 году в Киев вошла Красная Армия. Заведующий приютом (где осталась сестра Жени) встречает в санитарном поезде своего однокашника-врача, который уговаривает его забрать воспитателей вместе с детьми в Москву (по причине страшного голода в Киеве). Таким образом, всех перевезли в Москву и организовали свой сиротский приют, в нём попрежнему находится стар-

шая сестра Жени. В скором времени там окажется и он. А получилось так. Друг приёмного отца Жени Ушакова уехал из Киева в Россию. Началась разведка Кузнецкого угольного бассейна, и поэтому этот друг приглашает новую семью Жени в Москву, поскольку отец владеет редкой по тому времени специальностью (в России было всего несколько человек подобной профессии). Зимой 1918 года вся семья перебралась в Москву, где им дали квартиру, «положили» паёк, а отца включили в изыскательную

группу академика Бардина, известнейшего металлурга. Начала эта группа работать в Москве, затем ее отправили в Кемерово, а детей сотрудников группы (около 60 человек) «рассовали» по детским домам Москвы. В том числе – и Женю Ушакова. Снова детский дом Пробыл Женя Ушаков в новом детдоме (располагался он в старой барской усадьбе в Замоскворечье – в Большой Полянке) до 15-летнего возраста, с 1921 по 1931 годы, то есть до той поры, пока не

помогал ремонтировать и изготавливать сбрую – для уздечек, седел, хомутов, наваривал (натирал варом) дратву, потом вырезал шаблоны – заготовки. Однажды пришёл в детский дом руководитель из Ленинской библиотеки – пожилой человек, скромно одетый. Собрали желающих заниматься переплетным делом, шесть человек – среди них Женя. Сначала переплетали приютские книги, потом учитель сказал, что команда приобрела необходимые навыки и что пора принимать заказы. А учитель переплетного дела, как выяснилось, оказался заведующим отделением старинных рукописей и редких книг библиотеки недалеко расположенного Румянцевского музея (Дом Пашкова). Звали его в детдоме Николаем Петровичем, или попросту дядей Колей, ему тогда было лет 50, и преподавал он бесплатно. Стали получать за-

Зарисовка со слов Е.М. Ушакова: «Пять воспитателей (две супружеские пары – математик, физик, химик, учитель русского языка и преподаватель музыки, эстетики и ритмики) и двое детей – Женя (ему шёл тогда восьмой год) и девочка Катюша (ей было 15 лет) выжили благодаря выступлениям детей на Сенном рынке: они пели в обед перед людьми, которые там торговали. Учительница музыки предложила сама за продукты такие концерты, и торговцы согласились. Это было время продразвёрстки, после политики военного коммунизма, когда на рынке были только кирпичи и печная фурнитура (дрова, фураж и продукты появились уже позже.) Поэтому учителя-воспитатели ухватились за возможность заработать на пропитание, так как дети в приюте сильно голодали, падали в обмороки. После первых концертов Женю и Катю встречала местная шпана, желая отобрать сумку с харчами. Прознав об этом, учительница приставила к ним охрану – учителя физики, который встречал и провожал их. Обед готовился на семерых: пятерых взрослых и двоих детей. Голоса были правильные: у Кати хорошо поставленное меццо-сопрано, у Жени – дискант. Пели «Мой костёр», «Коробейники», «Москва пожаром…» и др. Выжили благодаря пению».

Евгений Ушаков. 1940 г.

казы, которые оплачивались. Выручка от них шла в казну детского дома. Он же и заказы собирал – в основном из близлежащих библиотек, потом стал приносить заявки на реставрацию редких книг от коллекционеров, книголюбы обращались с просьбами отремонтировать книги. В это время детдомовская артель знакомится с переплётным делом Ленинской библиотеки, в которой работали три старика, – они состояли в штате библиотеки и занимались книгами только отдела старинных рукописей и редких книг. Переплёты делали сами: парчовые, сафьяновые (особенно на старых Библиях), ювелиры же на эти переплёты устанавливали металлические украшения, драгоценные камни или стразы. Артель детского дома все эти премудрости постепенно осваивала, стал порядочным заработок. Евгению в ту пору было лет 13-14. Будучи учащимся средней школы, Евгений Михайлович Ушаков испытал на себе экспериментальную систему организации учебно-воспитательной работы в школе «Долтон-план» (Dalton-plan), получившую своё название

от города Долтона (США, штат Массачусетс), где она была применена в широком объёме. Создательница этого дальтон-плана (как его именовали упрощенно в Советской России) американская деятельница народного образования Е. Паркхерст проводила опытную работу по этой системе в 1904-1920 годах в различных школах. При организации работы по дальтон-плану учащийся не связывался общей классной работой, ему представлялась свобода как в выборе занятий, так и в использовании своего учебного времени. В 20-е годы данная система образования частично проникла в советскую школу в форме так называемого бригадно-лабораторного метода. По воспоминаниям Евгения Михайловича, этот метод заключался в создании бригад во главе с бригадиром из ученической среды. Учащиеся работали по заданиям, рассчитанным на срок от двух недель до месяца. В бригаде Жени было пять человек. Каждый из учащихся отвечал за определённый предмет на выбор: две девочки – за русский язык и литературу, мальчики – за физику, мате-

2012

вернулись родные из Сибири. Как жилось в приюте брату с сестрой? Поначалу очень трудно. Когда же начался НЭП (лето 1921 года), у детского дома появилась возможность уже посерьезнее зарабатывать на улучшение условий содержания заведения. В 1922 году арестовали жуликов-начальников детского дома. На их место пришёл фронтовик-инвалид, бывший сельский учитель истории. Он стал заведующим, привёл с собой на место завхоза своего товарища, тоже фронтовика. На пару они добились организации учебных мастерских – сапожной, шорной и переплётной. Совместно с проведением обучения они принимали реальные заказы (через Смоленский, Рождественский и Тишинский рынки Москвы), за которые детскому дому платили продуктами – мукой, картошкой и пр. Маленький Женя тоже

51

2012

{яркая личность}

матику и физкультуру. Женя отвечал за физкультуру. Но вот в 1927-28 годах нарком просвещения Н.К. Крупская объявила о сдаче экзаменов за «семилетку». Ученики и учителя были в панике и срочно перешли на традиционную систему обучения, так как ни один ученик не был готов к таким экзаменам. Учителя и учащиеся школ, в которых использовался дальтон-план, вышли на демонстрацию с чучелом «Дальтона» и публично сожгли его на Красной площади. Вскоре протест был принят, и за год ученики успели подготовиться к экзаменам. Семилетка была успешно закончена.

52

На слесарном поприще В 1930 году Евгений, после выпуска из семилетки, поступил в школу ФЗУ (фабрично-заводского ученичества), находившуюся на Таганке, на Большой Коммунистической улице, – на слесарное отделение. Поскольку он был слесарем, то впоследствии в переплётной артели восстанавливал петли и замки на книги и помогал детскому дому (начало волонтёрской деятельности уже тогда наметилось!). Когда, после профосмотра, состоялось распределение по специальностям, Евгений попал в один фабзауч и на одну специальность – слесаря-инструментальщика – с Борисом Абрамовым – человеком с праворасположенным сердцем, будущим конструктором крылатых ракет и хорошим его другом. А когда началась учеба, то в ходе занятий постепенно образовалась сильная группа, в которую как раз и входили Б. Абрамов с Евгением, а также Борис Юров – парень двухметрового роста (потом стал профессором Московского энергетического института), и еще две девушки (одна из них – Роза Гафт, с годами она станет бабушкой известного артиста Валентина Гафта!) В 1932 году Евгений Михайлович с друзьями заканчивает фабзауч, ему 17 лет. Весь слесарный выпуск был определен на авиационный завод № 32 (в районе Центрального аэродрома). Во время работы на заводе сда-

Е. М. Ушаков оценивает состояние ветхой книги перед ее переплетением.

вали на квалификационные разряды, и из всей группы высший 4-й разряд получили лишь двое: Евгений и Борис Абрамов. Кстати, во время учёбы в школе ФЗУ Евгений Михайлович увлекался мотоспортом и даже собрал себе мотоцикл. В 1932 году из Кузбасса вернулись родители. Общались, но Евгений продолжал жить в заводском общежитии. А спустя год родители получили новую квартиру, и Евгений переезжает к ним. Ему 18 лет, он не только квалифицированный рабочий, но и спортсмен – играет в хоккей (начал выступать в юношеской команде «Крылья Советов», а в 1934 году перешёл во взрослую сборную «Крыльев»). На заводе Евгению приходилось выполнять сложные работы по изготовлению такой оснастки, как штампы: после отливки их слесарь шабером подправлял углы, подгоняя штамп под заданные размеры, при

Генерал А.А. Самойло и книга его мемуаров.

этом приходилось работать и правой, и левой руками. Это оказалось для хоккеиста замечательной тренировкой, и в хоккее Евгений стал работать обеими руками одинаково. Аэроклуб, военно-воздушная академия Параллельно с основной работой Евгений Ушаков занимается и в аэроклубе – посещает отделение механиков.

Аэроклуб находился рядом с авиазаводом (Авиахим № 1), который в это время стал производить много самолётов, и на лётно-испытательной станции его образовался некомплект механиков. Поэтому руководство завода обратилось в аэроклуб, чтобы занимавшихся при нем ребят направили на лётно-испытательную станцию. Евгений тоже пошёл механиком на испытания. А заключалась его работа

занимались по 8 часов: 4 часа до обеда, 4 часа после обеда. То есть закончить академию должен был 18-й выпуск не в 1940 году, а в 1939-ом, и получалось, что в 1940 году некого бы было выпускать. В связи с этим руководство академии и стало срочно набирать в 1936 году из вузов Москвы, Ленинграда, Харькова лучших первокурсников. Из станко-инструментального взяли двоих, в том числе Евгения. Требования к качеству подготовки военно-авиационных инженеров в академии были очень высокие, но учебные дела у Евгения шли отлично. Кстати, к пятому курсу академии он свободно говорил на немецком и английском языках. Особенности преподавания языков, в техническом смысле, в академии заключались в том, что один преподаватель учил двух слушателей, оценка шла в диплом, который нужно было защищать на трех языках: вступление – на русском, конструкцию – на английском, эксплуатацию – на немецком. А что до учебы вообще, то еще в станко-инструментальном институте за успехи в познании преподносившихся дисциплин Евгений получил карточку в столовую дома отдыха «Ударник» в Московской области. В спорте у Евгения тоже было все нормально. В частности, в 1938 году он принял участие в спартакиаде северных армий Швеции, Фин-

ляндии и Норвегии в составе хоккейной команды Вооруженных Сил СССР. «Играли хорошо. Самое яркое впечатление от Финляндии – баня (общая) и сухой закон», – это слова из рассказа Евгения Михайловича. В 1940 году Евгений с отличием закончил Военновоздушную академию имени Н.Е. Жуковского и начал работать в Монине, в ВАКШЕС – в академии, готовившей командный и штурманский состав для Военно-Воздушных Сил. Далее эту академию разделили, возникло новое высшее военное заведение, ныне – Московская авиационная академия имени Ю.А. Гагарина. С начала ее основания Евгений стал работать в ней младшим преподавателем по теории и конструкции авиадвигателей, имея при этом звание капитана. А всего ему тогда было 25 лет. Угнали немецкий самолет В первый год войны всех молодых преподавателей с кафедры Евгения Михайловича отправляют к местам боевых действий, сам он попадает на Западный фронт. Прослужив инженером эскадрильи до лета 1942 года, возвращается по приказу в академию, так как некому было преподавать. В 1943-ем – снова фронт, Южный, он – инженер авиационного полка (штабы в Краснодаре, Ставрополе, в Старотиторов-

2012

в следующем: механик сидел в самолёте сзади лётчика и записывал показатели приборов и все замечания пилотов по переговорному аппарату. Когда приземлялись, эти замечания передавались инженеру, и все неполадки устранялись (сам Евгений это и делал). Тогда же, в 1935 году, Евгений поступил учиться в Московский станко-инструментальный институт. А летом 1936 года, после сдачи экзаменов за первый курс, его вызывают в комитет ВЛКСМ: «Сидит там батальонный комиссар, говорит, что нужны отличники и спортсмены, и предлагает по спецнабору идти в военновоздушную академию», – тем более, что у Евгения имеется опыт механика. «В общем, либо иди, куда предлагают, либо клади комсомольский билет на стол». И Евгений поступает на второй курс Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского. Академия была вынуждена организовать спецнабор, и вот почему. В предыдущий 18-й приём пришли летчики-челюскинцы, и среди них был А.В. Ляпидевский (обладатель Золотой Звезды Героя Советского Союза за номером 1), который учился на инженерном факультете. Он как раз и выдвинул инициативу: закончить академию за 4 года (а не за 5 лет). Начальство этим заинтересовалось (это было впервые), и слушатели академии поддержали данное предложение. Вместо 6 часов

53

{яркая личность} 2012

54

ской и Крымской станицах). А в 1944 году – снова приказ Сталина вернуть всех преподавателей, которые остались живы, в академию. Ведь по-прежнему нужно было готовить офицеров-авиаспециалистов. Следует сказать, что ещё за год до войны в Монине собирали командный состав, и с ними Евгений Михайлович проводил занятия по техническим и лётным возможностям самолётов, которые были на вооружении у немцев. А когда в 1942-ом вернули с фронта преподавателей в академию, его вызвали в соответствующие органы и сказали, что нужны специалисты по немецким самолётам. Для того, чтобы узнать все новшества по ним, необходимо было практически прямо на поле боя изучать те самолеты противника, которые были сбиты на нейтральной полосе. С этой целью Евгения Михайловича прикомандировали к главному управлению военно-авиационного ведомства, и он попал в группу технической разведки. В общем, во время работы в академии приходилось ездить в командировки, то есть на фронт. Он вспоминал такой случай. Партизаны сообщили, что в Полесье есть интересный секретный аэродром, – там только два самолета, и они охраняются. Что, если прислать из Москвы лётчика и техника? Партизаны обеспечат перехват, и можно будет перегнать один из самолётов. Так и сделали. Евгений Михайлович и пилот совершили прыжок с парашютом, партизаны уничтожили охрану. Самолёт оказался заправленным, его перегнали на Большую землю, и он оказался интересен в техническом плане для наших специалистов. Дела семейные В начале 1940 года состоялась встреча с сестрой, следы которой потерялись после детдома. Она долго искала брата по своим запросам, пока, наконец, не получила в архивах Министерства обороны сведения о нескольких слушателях академий с фамилией его приёмных родителей. Потом ей дали адрес военно-воздушной

академии. Евгения вызвали в политотдел учебного заведения, куда прибыла сестра. Всё совпало: сроки, особые приметы. Евгений тогда же, перед войной, будучи на моторном заводе в Рыбинске (где, как известно, выпускали двигатели для самолетов), случайно познакомился с работавшей там девушкой – будущей женой, Марией. Когда узнал, что она Ушакова, огорчился – а вдруг родственница? Но оказалось, что нет. Маша трудилась на заводе и одновременно училась в авиационном институте (который вскоре из Рыбинска будет эвакуирован в Уфу). Когда авиационная академия в 44-м вернулась в Монино, то есть фактически в Москву (на время войны она была эвакуирована в город Чкалов Оренбургской области), Евгений Михайлович предложил Марии перевестись на 5 курс в МАИ и уже в этом московском вузе защищать диплом. Институт выслал пропуск, и Мария приехала. Поговорили с родителями Евгения Михайловича, он объявил им о решении сменить фамилию, после чего зарегистрировался с Марией Николаевной: Евгению Михайловичу, теперь уже снова Ушакову, – 29 лет. После войны До 1952 года Е.М. Ушаков преподавал в Московской авиационной академии, после чего его посылают начальником цикла авиатехники во вновь организуемое лётное училище в Павлодаре (Казахстан), одновременно ему присвоили звание полковника (не забываем, что Евгению Михайловичу еще только 37 лет!). Проработав там четыре года, он за это время защитил (в академии имени Жуковского) кандидатскую диссертацию, посвященную авиадвигателям. А еще в Московской авиационной академии Ушаковым был написан учебник по теории двигателей (1949 г.). На гонорар за книгу Евгений Михайлович приобрел автомобиль «Победа». Учебник ведь перевели на китайский, испанский и немецкий языки – для военных академий соответствующих стран. Как заметил Евгений

Михайлович – «они заплатили, поэтому автору тоже досталось». Публиковались также научные статьи Е.М. Ушакова в Трудах Московского высшего технического училища имени Н.Э. Баумана и военных учебных заведений. После защиты диссертации Ушакова перевели в Киев в высшее инженерное училище старшим преподавателем, там он получил учёное звание доцента. В Киеве Евгений Михайлович проработал до отставки по возрасту (55 лет). Но и это еще было не все: для Киевского высшего танкового училища потребовался специалист по проектированию, и Ушаков перешёл работать туда доцентом, где и проработал до 1974 года – доцентом, потом профессором. Дал вторую жизнь книгам Удивительный это был читатель – Евгений Михайлович Ушаков, в 1990 году приехавший в Углич на постоянное место жительства. Удивительный – в самом высоком смысле этого слова. Обладая широчайшим кругозором и блестяще владея даром рассказчика (кажется, что им перечитано было всё на свете), он неподдельно радовался новой понравившейся книге, имел вполне современный литературный вкус и часто бывал отличным советником в выборе литературы. Великое множество восстановленных им книг прошло через его заботливые руки за 15 лет, начиная с осени 1994 года, когда Евгений Михайлович начал добровольную деятельность переплётчика в нашей библиотеке имени Н.Н. Старостина. Сейчас трудно назвать точную цифру их, но то, что продлена жизнь самым ценным и редким изданиям нашего фонда, – это бесспорный факт, особенно актуальный на фоне финансового дефицита и изобилия низкопробной литературы. В первую очередь, благодаря Ушакову, обрело вторую жизнь 2-ое издание Большой Советской Энциклопедии из фонда читального зала, которое пользуется большой популярностью у студентов за полноту и глубину статей.

В конце 90-х и начале 2000-х годов очень быстро приходили в ветхое состояние учебники для вузов (особенно по общественным наукам) – клееных переплётов хватало буквально на полгода, а то и меньше. Обладая профессиональным мастерством переплётчика, Евгений Михайлович устранял дефекты, собирая те книги буквально по страницам, и они до сих пор служат читателям. Платный фонд абонемента сохранил презентабельный вид также благодаря заботе Евгения Михайловича. Книги детского фонда быстро ветшают, так как пользуются повышенным спросом. Реставрируя их, Евгений Михайлович не только помог библиотеке удовлетворять запросы читателей, но и, по сути дела, избавил ее от необходимости зарабатывать деньги на новые книги взамен обветшавших. Сколько этих денег «вложил» он – никто не учитывал и даже не задумывался над этим. Настолько искренне и по-доброму была предложена помощь библиотеке по ремонту книг Евгением Михайловичем Ушаковым тогда, в 1994 году! А скольким детским книгам было суждено возродиться из «праха»! Детский фонд – самое болезненное звено нашей библиотеки, что особенно ощутилось в конце все тех же 90-х и начале 2000-х. Ведь платного абонемента в детском отделении не было: какие деньги можно получить с детей? Поэтому и новые поступления туда были реже и меньше по количеству экземпляров, чем во взрослый отдел обслуживания. Так вот, Евгений Михайлович буквально вдохнул жизнь в книги, на которых воспитывалось не одно поколение юных читателей, – были переплетены произведения Н. Носова, А. Волкова, К. Чуковского и других детских писателей, 3-е издание БСЭ. Наконец, – ещё один интересный момент из волонтерской библиотечной практики Евгения Михайловича. Для проводившейся им реставрации он зачастую использовал обложки от книг, которые были списаны как морально устаревшие. Однако некоторые такие книги возвращались назад на полки после

О себе и о знаменитых людях И, конечно, работа Евгения Михайловича Ушакова в нашей библиотеке не ограничивалась только переплётным делом. По нашей просьбе он выступал на мероприятиях, посвящённых Великой Отечественной войне и армии перед молодёжной аудиторией. А в 2010 году состоялась незабываемая встреча с ним участников Литературной гостиной при библиотеке. Почему незабываемая? Да потому, что на протяжении нескольких лет мы агитировали Евгения Михайловича рассказать о себе, о жизни страны, но природная скромность и воспитание не позволяли ему «выносить личное» на публику. Но постепенно мы убедили Евгения Михайловича в том, что, будучи живым свидетелем многих исторических событий, он может поведать для наших слушателей многое про малоизвестные страницы истории. И вот в августе 2009 года была организована первая такая беседа – посвящена она была событиям 1939 года на Халхин-Голе (во время военных действий в районе этой монгольской реки Ушаков побывал и там в качестве консультанта). Слушатели были приятно удивлены тогда блестящим владением темы: цифры,

даты, фамилии, военные термины так и сыпались. А ведь выступающему шёл девяносто пятый год! Вот после этой встречи, когда прошёл слух о нашем замечательном лекторе среди читателей библиотеки, через год, осенью и проведена была встреча Евгения Михайловича уже с более широкой аудиторией угличан в Литературной гостиной: рассказывая про свою жизнь и про страну, он поведал многое об интересных людях, с которыми ему довелось встречаться. А среди таковых был, например, известнейший летчик Валерий Чкалов. Евгению Михайловичу довелось полетать с ним в качестве механика, когда работал, пройдя занятия в аэроклубе, на самолетостроительном заводе «Авиахим № 1». Конечно же, в рассказе Евгения Михайловича были не только общеизвестные факты про знаменитые авиаперелеты Чкалова, его легендарный пролёт под Троицким мостом и 250 «мёртвых петель», накрученных им подряд. Герой встречи в Литературной гостиной сообщил слушателям (а кому-то, может, напомнил – тоже полезно!), что Чкалов разработал способ запуска мотора, останавливавшегося при выполнении отдельных фигур пилотажа, доказал необходимость пилотирования на критически малых высотах, сам разработал и выполнил 15 фигур высшего пилотажа (восходящий штопор, полёт вверх колёсами и другие). Поделился рассказчик своими воспоминаниями из юности про то, как преподаватель литературы организовал встречу в школе с поэтами Владимиром Луговским и Иосифом Уткиным, «водил» весь класс на вечер с Владимиром Маяковским. Особенно запомнилось ему, как В. Луговской читал «Поэму о ветре». Сам поэт произвёл сильное впечатление на Евгения Михайловича своей внешностью. «Образец мужской красоты! – сказал Евгений Михайлович. Больше таких красивых людей не встречал». А еще знал Евгений Михайлович чисто военного человека, тоже с примечательной биографией, – генерал-лейтенанта А.А. Самой-

ло, – начальника кафедры военной администрации в Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского, высокообразованного человека, свободно владевшего тринадцатью языками. «Среднего роста, грузный, в бекеше из светло-зелёного сукна, с седыми усами, – описывал его портрет Е.М. Ушаков. – До революции был начальником разведывательного управления Генерального штаба царской армии. В гражданскую войну командовал войсками Северного фронта, выгнал англичан из Архангельска. Как-то на офицерском собрании начальник академии сделал Самойло замечание, на что тот резко и довольно оригинально ответил: « Я не позволю себя ругать, меня сам Ленин ругал!» Драдедамовые платки и Катюша Как было сказано в начале нашего повествования, Евгений Михайлович обратился ко мне с запросом о наличии в читальном зале книги Р.М. Кирсановой «Розовая ксандрейка и драдедамовый платок. Костюм-вещь и образ в русской литературе XIX века» (вышла в Москве в издательстве «Книга» в 1989 году). После его знакомства с книгой, я сама начала её изучать. Издание стало для меня настоящим открытием: оно вызвало восхищение своим содержанием и оформлением. И вот я, спустя почти 15 лет, спросила у Евгения Михайловича, в связи с чем эта книга вызвала его интерес. Оказалось, что та девочка, с которой он, проживая в детском доме, выступал на Сенном рынке, – Катюша, – в дальнейшем, окончив училище (потом училась и дальше), стала работать на текстильной фабрике «Красная роза». А на этом предприятии изготавливали отличное, высокого качества шерстяное и шёлковое полотно, в основном на экспорт. Со временем фабрика была упразднена, но остался музей изделий, которые она выпускала. Там было очень много женских платков, и драдедамовые тоже, причем образцы сохранились в идеальном порядке. Евгению Михайловичу удалось встретиться с Катюшей после

войны, и она пригласила его в этот музей. Впечатления от встречи и посещения музея были незабываемые. Как пишет Р.М. Кирсанова в упомянутой книге, драдедамовые платки широко использовались в России с XIX века, представляли они собой «шерстяную ткань полотняного переплетения с ворсом и использовались в среде городской бедноты». Эта ткань «была сходна с сукном, но не такая прочная», и платки из неё, будучи даже изорванные от носки, отличались тем, что были очень мягкими и тёплыми. Самые яркие воспоминания в жизни человека всплывают, как правило, из детства и отрочества. Для Евгения Михайловича эти платки тоже были приметой времени, трудных лет России. Почти всё женское население страны, по его воспоминаниям, носило такие платки. В книге же Р.М. Кирсановой драдедамовому платку как раз и уделено должное внимание. То есть, это то, чего и добивался, в чем хотел удостовериться Евгений Михайлович Ушаков для себя. Вместо эпилога Наш коллектив счастлив, что в истории библиотеки случилась такая дружба: женского коллектива сотрудников (8 человек) и просвещённого, умудренного большой жизнью мужчины. Евгений Михайлович дал нам новое понимание того, какие интересные люди могут жить среди нас. Он оказался живым воплощением всего лучшего, что может быть в настоящем мужчине: с женой Марией Николаевной они прожили 60 лет, у них сын и дочь, и на вопрос «Как вы сумели сохранить такие сердечные отношения?» Евгений Михайлович ответил: «Нужно уступать друг другу». А его уровень воспитанности, эрудиции, широта интересов – пожелание обладания этим всем ныне живущим молодым поколениям. Сам же Евгений Михайлович почти с самого начала работы в нашей библиотеке называл себя волонтёром. Теперь мы знаем, какими они, добровольцы-подвижники, должны быть.

2012

того, как попадали в руки Евгения Михайловича. Так произошло, например, с книгой В.В. Колотова «Николай Алексеевич Вознесенский» (М, Политиздат, 1974). Увидев ее списанной, Евгений Михайлович заметил нам, что Вознесенский был выдающийся человек своего времени, много сделавший для страны, находясь на посту председателя Госплана СССР, и он заслужил, чтобы о нём знали будущие поколения. А данное издание как раз и представляло наиболее полную версию биографической повести о нем. Ну, и еще надо сказать, что Е.М. Ушаковым были переплетены также очень редкие исторические издания для Центральной библиотеки имени И.З. Сурикова и для Угличского историко-архитектурного и художественного музея.

55

…Век двадцатый, век необычайный, Чем он интересней для историка, Тем для современника печальней... Николай Глазков

МОНАХИНЯ АЛЕКСИЯ Вадим МАКСИМЕНКО

2012

{ПРАВОСЛАВНЫЕ ПОДВИЖНИКИ}

Монахиня Алексия (в миру Клавдия Владимировна Быкова) была очень заметной фигурой в 50 - 80-е годы прошлого века среди прихожан единственной тогда действующей православной церкви в Угличе – церкви царевича Дмитрия «на поле». Она не была уроженкой Углича, в этот город ее занесли социальные вихри, которые веяли над нашей страной после 1917 года.

56

трудами и смиреньем, С надеждой тайною и тайным утешеньем Я буду ждать, когда Вы, добрая душою, Дадите мне своей прощающей рукою Благословение на труд богоугодный – В стенах обители взять промысл огородный: За соль, за добрый хлеб и монастырский кров На кухню поставлять капусту и морков… Тут я расчувствовался, и, потеряв очень кстати у моркови «ь», прослезился». Клаша с юмором оценила это послание и даже хотела опубликовать его в какомнибудь литературном журнале. Но тогда у молодой и весёлой девушки мысли о монастыре быстро исчезли. В декабре 1917 года К.В. Быкова окончила Высшие женские курсы с дипломом первой степени, получив право преподавать в средней школе русский язык и литературу. Она вернулась в родную Коломну и стала работать по полученной специальности в школе. При этом она продолжала по-прежнему регулярно бывать в церкви. А при советской власти, когда в стране царил воинствующий атеизм, считалось совершено недопустимым школьному учителю быть верующим и посещать церковь. Но она, несмотря на соответствующие увещевания начальства, продолжала вести такой образ жизни. В конце концов её привлекли к суду, и в 1930 году она была осуждена на три года лагерей по пресловутой 58 (п.1 и п.2) статье УПК. Этот срок она отбывала в лагере на строительстве Беломорканала. Здесь она встретила своего будущего мужа Ивана Никифоровича Пивоварова, который, тоже будучи заключенным, работал в лагере бухгалтером и очень нуждался в грамотном помощнике. Таким помощником и стала К.В. Быкова, сначала в роли счетовода, а затем бухгалтера. К.В. Быкова освободилась в июле 1932 года с ограничением в правах: лишением права работать по специальности и запретом проживать в целом ряде городов. Она не могла ни вернуться в родную Коломну, ни поехать в Мос-

кву, где жила после смерти своего мужа её старшая сестра Л.В. Зайцева. Эти ограничения были сняты лишь через 12 лет, а пока Клавдия была вынуждена через две недели после освобождения поступить на работу бухгалтером в тот же лагерь уже в качестве вольнонаёмной. Кстати, такова тогда была участь многих освобождающихся зеков, выполнявших во время заключения в лагере какую-то ценную работу. К.В. Быкова и И.Н. Пивоваров после этого недолго оставались на Беломорканале – начиналась новая грандиозная стройка сталинской эпохи – Волгострой, и уже в 1933 году они были переведены туда. Вся их дальнейшая трудовая жизнь в качестве вольнонаёмных бухгалтеров была связана с Волгостроем, они кочевали по многим объектам и лагерям этой системы, начиная с большого лагеря в Дмитрове. За свою работу неоднократно получали поощрения, почетные грамоты. Последнее место их работы было в Угличе, где они сначала снимали квартиру, а в 1950 году Иван Никифорович получил здесь участок земли, на котором они построили свой собственный дом, и прожили в нём до конца своих дней. В нём они приютили также побывавшего в Гулаге брата Клавдии Николая Владимировича Быкова с женой. В Угличе все они стали прихожанами церкви царевича Дмитрия «на поле», где настоятелем (и благочинным Угличского округа) был иеромонах Никодим (в миру – Борис Георгиевич Ротов), который в дальнейшем стал выдающимся деятелем русской православной церкви. В конце жизни он был митрополитом Ленинградским и Новгородским, постоянным членом Священного Синода Русской Православной Церкви, Патриаршим Экзархом Западной Европы, председателем Комиссии Священного Синода по вопросам христианского единства и межцерковных сношений, президентом Всемирного Совета Церквей, почётным президентом Христианской Мирной Конференции. В 1956-1959 гг. митрополит Никодим был членом, а затем и начальником русской духовной миссии в Иерусалиме,

Вадим МАКСИМЕНКО родился 31 мая 1930 г. на Украине. В 1954 году окончил Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (физический факультет), а в 1958 году аспирантуру Физического института им. П.Н. Лебедева Российской Академии наук. В настоящее время ведущий научный сотрудник отделения ядерной физики и астрофизики того же института, кандидат физикоматематических наук. Неоднократно публиковался в российских (советских) и зарубежных научных журналах, автор монографии «Кинематика ядерных реакций». («Атомиздат», 1968 г.).

2012

К.В. Быкова родилась в старинном русском городе Коломне 21 января (по ст.ст.)

1896 года в семье многолетнего сотрудника известного страхового общества «Россия» Владимира Ивановича Быкова. Семья, в которой было пятеро детей, жила в собственном небольшом двухэтажном доме. Сейчас в Коломне давно никого из Быковых и их потомков нет, в доме коммунальные квартиры, но местные старожилы помнят, что это дом В.И.Быкова, а на самом доме сохранилась эмблема общества «Россия». Окончив в Коломне гимназию, Клавдия, вслед за старшей сестрой Лидией, уехала в Москву, где тоже поступила на историко-филологический факультет Высших женских («Бестужевских») курсов. В Москве сестёр опекал их брат Иван, который в то время учился в Московской земледельческой школе. С ними часто общался и закадычный друг Ивана по «земледелке» Ганя Зайцев (Гавриил Семёнович Зайцев – в будущем муж старшей сестры Лидии, выдающийся растениевод, селекционер хлопчатника, единомышленник и соратник Н.И. Вавилова). Обе сестры были очень религиозны. В Москве Клавдия стала прихожанкой Чудова монастыря в Кремле. Её духовником там был знаменитый архимандрит Арсений. Ещё тогда, в молодости, Клавдия хотела уйти в монастырь, о чём однажды по секрету сказала Г. Зайцеву. Не приняв такое заявление всерьёз, будущий агроном написал ей шутливое послание: «Лирическая ода на желание Клавдии Владимировны стать игуменьей, или Заблаговременное приискание агрономической должности: Когда Господь в своём предвиденьи высоком, Решив свершить речённое Его (каким-нибудь) пророком, Для Вас щедрот своих обычный дар умножит – Игуменьи на Вас Он чин святой наложит. Про Ваши подвиги из жизни монастырской Отрадно будет мне услышать на Бутырской, И вспомню я тогда в миру Быкову Клашу И из далёких стран приду в обитель Вашу. С постом, молитвою,

57

{ПРАВОСЛАВНЫЕ ПОДВИЖНИКИ} 2012 в русле истории

58

в 1960-1972 гг. он возглавлял Отдел внешних церковных сношений Московского Патриархата, участвовал во многих церковных встречах на высшем уровне. Митрополит Никодим перенёс несколько инфарктов и скончался на 50-м году жизни. Его кончина была связана с драматическими событиями. В 1978 году он возглавлял делегацию Русской Православной церкви на торжествах в Риме, по­ священных избранию нового предстоятеля Римско-Католической церкви. В ходе этих торжеств 5 сентября 1978 года митрополит Никодим имел аудиенцию у вновь избранного Папы Иоанна Павла I, во время которой митрополит Никодим скоропостижно скончался. В тот год выборы Папы шли долго и трудно, и сам Иоанн Павел I скончался через 33 дня после избрания, что породило слухи о том, что его хотели отравить с помощью чашки кофе с ядом, которая по ошибке попала к Никодиму. Такая версия промелькнула в некоторых западных СМИ и была перепечатана в советском еженедельнике «За рубежом». Но близкие друзья митрополита Никодима считали такую версию маловероятной, так как он перед той поездкой чувствовал себя очень плохо,

Патриарх Московкий и Всея Руси Кирилл, будучи в Угличе в сентябре 2010 года, специально почтил память архиепископа Николая, побывав на кладбище церкви Димитрия «на поле».

а в Риме, где из-за затянувшихся выборов пришлось провести много времени, было очень жарко, что Никодим переносил с трудом. На протяжении всей своей церковной карьеры митрополит Никодим поддерживал тёплые отношения с К.В. Быковой. Сохранилось много его писем к ней, она регулярно навещала митрополита Никодима в его резиденциях в Москве (в Серебряном бору и на улице Рылеева) и в Ленинграде (в Александро-Невской Лавре). В один из таких визитов митрополит Никодим совершил обряд пострижения К.В. Быковой в монашество под именем Алексии в честь её небесного покровителя Святого митрополита московского Алексия. После кончины митрополита Никодима монахиня Алексия бывала в Питере по приглашению ученика митрополита Никодима, ректора Ленинградской духовной Академии, архиепископа Выборгского Кирилла (ныне Патриарха Московского и Всея Руси) и останавливалась в общежитии Академии. По благословению Кирилла она написала свои воспоминания, которые были сданы

Архиепископ Николай (Муравьев-Уральский) после освобождения из лагеря уже не служил, а работал в Угличе врачом.

на хранение в библиотеку Академии. А тогда в Угличе иеромонах Никодим не мог не обратить внимания на такую яркую личность, как К.В. Быкова. Она была очень интересной собеседницей, знавшей литературу и историю, она очень много читала и прекрасно помнила прочитанное, свободно владела церковно-славянским языком, что позволяло ей участвовать в церковной службе. Никодим стал частым гостем в доме К.В. Быковой и И.Н. Пивоварова, но там его

подвергался репрессиям со стороны советских властей. Впервые он был арестован в Петрограде в 1924 году по делу о «православных братствах» и осуждён Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ СССР на три года лагерей, которые он провёл в печально знаменитом Соловецком лагере особого назначения (СЛОН), освободился с поражением в правах на три года. В дальнейшем, кроме нескольких кратковременных арестов, он дважды (в 1934 и в 1948 годах) приговаривался к 10-летним срокам заключения, которые отбывал в тюрьмах и лагерях. Во время заключения работал в больницах по своей медицинской специальности – врачом-отоларингологом, старался облегчить положение других заключенных, сам выбирал себе помощников («медбратьев») из числа молодых заключенных, которых старался направить на путь истины и следил за их дальнейшей судьбой. В 1954 году МуравьёвУральский был переведён в лагерь в Угличе и вскоре освобождён. Ещё до освобождения он познакомился во время приёма в больнице с К.В. Быковой (будущей монахиней Алексией) и после освобождения попросил разрешения пожить в их доме один месяц, чтобы определиться с планами дальнейшей жизни, найти родственников и т.д. Но в итоге он прожил в этом угличском доме до своей кончины 30 марта 1961 года, став, подобно монахине Алексии, угличанином не по своей воле. После освобож-

дения, как и многие жертвы сталинских репрессий, Муравьёв-Уральский был реабилитирован. В Угличе он был на покое и официально в церкви уже не служил, но в доме регулярно проводил церковные службы. Поэтому в письмах митрополита Никодима к монахине Алексии в то время обычно была фраза «Привет вашей домашней церкви». Во время пребывания в Угличе для молодого священника иеромонаха Никодима было очень ценным знакомство с огромным жизненным и церковным опытом его старшего коллеги. Архиепископ Николай в своё время был знаком не только со многими иерархами Русской Православной Церкви, но в Питере был вхож в семью Д.И. Менделеева, встречался с выдающимися русскими физиологами И.П. Павловым, А.А. Ухтомским и др., он был членом комиссии по обследованию гробницы Александра Первого в Петропавловском соборе в Петербурге (по его словам, она оказалась пустой). Когда в 1960 году Никодим в возрасте 31 года был назначен епископом Ярославским и Ростовским, архиепископ Николай, поздравив его с этим событием, послал ему в дар при посредничестве монахини Алексии панагию. Благодаря их за этот дар, Никодим отметил в своём письме к Алексии, что он ценит эту панагию не только как великолепный образец церковного искусства, но и за то, что её раньше носил патриарх Сергий (Страгородский), с которым был близок

В Угличе иеромонах Никодим был настоятелем церкви Димитрия «на поле», а впоследствии стал митрополитом Ленинградским и Новгородским. Рядом с ним В. Гундяев..

архиепископ Николай. Похоронен архиепископ Николай в ограде церкви Дмитрия «на поле». Обряд отпевания при большом стечении народа и съехавшихся священников провёл приехавший из Ярославля епископ Никодим. После архиепископа Николая остались рукописные автобиографические записки, которые наследники монахини Алексии передали в Православный Свято-Тихоновский Гуманитарный Университет в Москве. Ректор Университета протоиерей Владимир Воробьёв написал: «…Сердечно благодарю Вас за Ваш драгоценный дар Православному Свято-Тихоновскому Гуманитарному Университету – безвозмездно переданные нам рукописи воспоминаний архиепископа Муромского Николая (Муравьёва-Уральского) и его фотографии. Эти документы свидетельствуют о тех испытаниях, которые перенесли верные служители Русской Православной Церкви в годы гонений и репрессий со стороны безбожного государства. Ваш благородный поступок является весомым вкладом в дело прославления новомучеников и исповедников российских…». Монахиня Алексия поддерживала контакты со многими священниками и иерархами Русской Православной Церкви, но особенно близкие отношения сложились у неё в последние годы её жизни с другим учеником митрополита Никодима – ныне здравствующим митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием. Они вели активную переписку, ежегодно монахиня Алексия проводила Рождество и Пасху (а иногда и чаще) в резиденции Ювеналия в НовоДевичьем монастыре в Москве, получала великолепные подарки и на эти праздники, и к своим юбилеям. Однажды митрополит Ювеналий также навестил её в Угличе, что вызвало некоторый переполох в церковных кругах города. До последних дней своей жизни монахиня Алексия сохраняла здравую память, она скончалась 4 мая 1988 года на 92-ом году жизни и по­хоронена на старом кладбище по Ростовской дороге в Угличе.

2012

привлекало не только общение с хозяевами. В их доме последние 7 лет своей жизни прожил находившийся на покое архиепископ Муромский Николай (Муравьёв-Уральский), общение с которым очень ценил Никодим. Владимир Михайлович Муравьёв-Уральский родился в Екатеринбурге в 1882 году. Уже 11-летним мальчиком он начал прислуживать в церкви. В 1910 году он окончил в Петербурге Императорскую военно-медицинскую академию, а в 1912 году Петербургскую духовную академию и в этом же году был пострижен в монашество под именем Николая и рукоположен в иеромонаха. Во время Первой мировой войны на Юго-Западном фронте он был полковым священником и одновременно врачом. До 1924 года работал врачом в частях Красной Армии и был начальником госпиталя в Петрограде. Дальнейшая его биография связана с церковным служением. В сане архимандрита он служил в АлександроНевской лавре в Петербурге и был настоятелем церкви подворья Киево-Печерской лавры на Васильевском острове в Ленинграде. В 1931 году рукоположен в сан епископа и в дальнейшем занимал должности епископа Кимрского (Тверская епархия), епископа Рыбинского (Ярославская епархия), епископа Можайского (Владимирская епархия). В 1961 году возведён в сан архиепископа. Как многие священники и архиереи Русской Православной церкви он неоднократно

59

Старец Василиск Макарыч

2012

{православные подвижники}

Иеромонах РАФАИЛ (Сергей СИМАКОВ)

60

«Возлюблю Тя Господи крепосте моя! Господь утверждение мое, и прибежище мое, и избавитель мой, Бог мой, помощник мой, и рог спасения моего, и заступник мой». Псалом 17

храма Архангела Михаила «в бору», попросила меня разобрать в доме покойной в деревне Федотово комнату с книгами и вещами, почти ненужными на летней, холодной половине, на которой останавливался, приезжая на летний отдых к своей духовной дочери, архиепископ Костромской и Галичский Кассиан (Ярославский). И вот тут я опять встретился со сказкой, подтвердившей провидческие слова покойного моего друга и духовного отца Геннадия. Среди многих книг, которые я там в сумерках, в комнате в одно окно, без электричества, собрал и уложил в рюкзак, оказалась одна, совершенно неожиданная. Обнаружил я ее уже у себя дома, когда с набитым книгами рюкзаком вброд в болотных сапогах перешел начавшую по-осеннему разливаться речку Улейму и одолел два километра дороги. Выложив на стол принесенное богатство, я увидел, что книги были самые разные: рукописный томик XVII века, принадлежавший, судя по надписи на обратной стороне матерчатой обложки, СпасоПреображенскому собору Угличского кремля, – «Житие Кассиана Угличского и служба ему»; прижизненное издание труда «Луч духовный» Симеона Полоцкого; труд святителя Димитрия Ростовского «О вере и учении раскольническом» и другие сокровища. Однако одна, совсем скромненькая книжица, меня поразила больше. На ее голубоватой обложке было напечатано: «Подвижник старец Василиск». А вдобавок к этой книге из бумажного пакета мной были извлечены два маслом писанных портрета на картоне, на одном из которых надпись извещала: «Старец Василиск Макарыч», на другом – «Пётр Иерусалимской слободы». Кинулся я в другую комнату, где супруга моя Елена Александровна уже было собиралась отходить ко сну, и поделился с ней, торопясь, выпавшей нам нечаянной радостью. Мы, конечно, знали, что за драгоценная могила находится под большим зеленым крестом за алтарем храма Михаила Архангела «в бору», – там покоится инок Василиск. И вот теперь у нас появилась возможность

многое узнать о его жизни и лицезреть его святой облик. А вскоре в церковной кладовке обнаружилась жестяная дощечка, крашенная белой краской, со словами: «Блаженный старец, инок Василиск, подвизавшийся при храме св. Архистратига Михаила 22 года, скончался 8/21 марта 1863 года на 73 году жизни. Упокой, Господи, душу раба Твоего, великого труженика, молитвенника, утешителя страждущих, понесшего подвиги странничества, юродства, молчания, пустынножительства, постника, прозорливца и чудотворца. И всех молитвенно чтущих память его, Всеблажий Господи, помилуй и спаси. Родился старец 2/14 мая 1790 года. День его Ангела 3/16 марта. Имена его родителей Макарий и Евфимия». Сейчас эта надпись на кресте над могилой святого. Местные жители и паломники по сю пору берут землю с могилки старца, почитая ее целебной и помогающей в бедах и напастях. Книжка же о старце была издана в 1892 году известным православным писателем, автором «Троицких листков», архиепископом Никоном (Рождественским). Такой интерес столичного духовенства и простых верующих к личности скромнейшего, тишайшего инока, подвизавшегося в угличских лесах и болотах и окончившего в них свое земное странствие, свидетельствует о несомненной его святости. Подвижническая, полная скорбей и чудотворений жизнь инока Василиска подробно описана живым русским языком, в чем, перелистав странички, числом в 12, с убористой печатью, на плохонькой бумаге, мы можем убедиться… «Родители старца Василиска, Макарий и Евфимия, были простые люди, Тверской губернии, Калязинского уезда, села Рылова, деревни Конишкиной. У них были две дочери и два сына, из коих младший родился 2 мая 1790 года и наречен Василиском в честь святаго мученика Василиска (марта 3). Только два первые года жизни своей он пользовался здоровьем,

«Прижизненный портрет инока Василиска Макарыча», XIX век, картон, масло, 20х15.

Иеромонах Рафаил (Сергей Симаков) родился в 1949 году в Москве. В 1972 г. окончил архитектурный институт, после чего преподавал в нем черчение и рисунок, одновременно занимался живописью, а в 1981 году был принят в Союз художников СССР. Постепенно, после долгих раздумий и исканий, пришел к вере. Приехав в 1982 г. впервые на землю Углича, вместе с супругой остался при храме Михаила Архангела «в бору» в качестве пономаря, а в 1992 году был рукоположен в священники. Как художник и настоятель храма отец Рафаил занимается иконописью.

2012

– Хочешь, я расскажу тебе сказку?.. – произносит завораживающим голосом настоящего волшебника Николай Литвинов – актёр, ведущий радиопостановку для детей.

– Да, очень хочу, – тихо, совсем уж неземным голосом, за слушающего мальчика отвечает актриса Мария Бабанова. И начинается таинственное действо: в полутёмной сумеречной комнате коммунальной квартиры в Яковлевском переулке Москвы (у Курского вокзала) всё происходящее за черным бумажным раструбом репродуктора, тонким черным проводом соединенного с розеткой, как бы изливается по розоватой стене волнами, подобно музыке. Я, застыв на диванчике под источником звука, пытаюсь не проронить ни слова из сказочного радиодиалога. Мне пять лет… И почему-то я тут же вспоминаю рассказ матушки Елены Огрызковой о засыпающем ее сыночке Паше, который просит: «Мамочка, почитай мне житие Серафима Саровского», – и, только мама начинает читать, с блаженной улыбкой засыпает… (У этого Паши сейчас трое детей, и он теперь диакон с трубным гласом.) И еще встает в памяти как покойный отец Павла, а мой друг, протоиерей Геннадий (Огрызков), говорит мне как-то, глядя на мои картины, только что законченные и только что начатые: – Помнишь, Серёня, как у Лескова кто-то говорит про то, что каждому человеку обязательно надо рассказать сказку. Вот ты и творишь эту сказку. Разговор происходит в конце восьмидесятых годов, и одна из стоящих на полу у мольберта картин изображает согбенного инока на костылях и мальчика в полушубке перед ним. Их в картине осыпает снег. И тут я вижу, как за окном моей квартиры на четырнадцатом этаже красный храм Знамения Божией Матери начинает закрывать метельный хоровод. Картины мои тускнеют в сумерках…

1990-й год. Поздняя осень. София Михайловна Ромашова после смерти ее родственницы Александры Михайловны Андреевой, бессменного казначея

61

{православные подвижники} 2012

62

а затем всю жизнь свою более или менее болен ногами до глубокой старости. На третьем году жизни своей он впал в разслабление и 12 лет лежал без движения. На 15 году он почувствовал облегчение, укрепился немного и начал учиться грамоте, в чем скоро успел, имея хорошия способности. У него была необыкновенная память, и ему не нужно было повторять один и

тот же урок. Выучившись грамоте, он постоянно занимался чтением Священного Писания и Четий-Миней. Так прожил он в доме родителей своих до 22 лет и был полезен для семейства своего и соседей, которые, в свободное от работы время, слушали его назидательное чтение из житий святых. Но так как ноги его были несколько скорчены и разслабление в них не

уменьшалось, то он ходил очень медленно, с помощью костылей, и не способен был к работам, чем много огорчались его семейные. Слыша частый ропот домашних, он удалился из роднаго своего дома в село Заозерье и провел там три года, занимаясь обучением крестьянских детей грамоте и приобретая таким трудом кусок хлеба. Так жил он без нужды, окру-

«Инок Василиск у стен храма Архангела Михаила «что в бору», 1991, Сергей Симаков (игумен Рафаил). «Инок Василиск», 1990, Сергей Симаков 9игумен Рафаил).

женный учениками, занимаясь с ними и чтением Библии и Четий-Миней, а также и молитвою; но все такия занятия не удовлетворяли его души, которая жаждала высших подвигов. И вот он решается на самый трудный подвиг – на подвиг юродства во Христе. В 1815 году он удаляется из села Заозерья и, притворившись немым, ведет

скитальческую жизнь, переполненную всевозможных лишений и разнообразных страданий. Проходя в день не более пяти верст и не будучи в силах дойти иногда до какого-нибудь селения, должен был ночевать или в лесу, или в поле, терпя часто голод в течение нескольких дней и перенося ненастье летом, а холод и вьюги – зимою. В таких неимоверных подвигах ук-

реплялся он усердно, пламенною молитвою, беседуя с Господом – один с единым. Он твердо верил, что, живя и подвижничая для Бога, не будет покинут Им. И действительно, Господь явно оказывал ему Свои милости. Добрые крестьяне находили жалкаго немаго, с костылями, путника, делились с ним яствами в летнее рабочее время, а зимою, увидя его в снегу, привозили

2012

страдальца Божия в дом свой, отогревали и питали его, доколе жалкий скиталец не уходил от них. Вспоминая сию странническую жизнь, странник Василиск сказывал, что его никто так не обижал, как крестьянския дети, когда он проходил на костылях каким-нибудь селением. Дети, видя беззащитного и смиренного путника, шутили и смеялись над ним, а затем бросали в него чем попало и, наконец, били его палками, провожая за селение. Случалось, что какой-нибудь старик или старушка останавливали детей, принимали беднягу-странника в дом свой и успокаивали его; но часто некому было защитить подвижника Божия от детских оскорблений, и он, под градом их побоев, должен был проходить далее и далее от селения, так что наконец дети переставали преследовать его и возвращались домой. Все сии насмешки и побои детей принимал он с истиннохристианским благодушием, как наказание за свои грехи, и радовался даже за свои страдания, молясь за юных и неразумных обидчиков своих, которые сами не знали и не понимали, что творят. В таком скорбном и многотрудном странствии Василиск провел семь лет и, наконец, достиг города Костромы, где сложил с себя обет юродства – казаться немым, и начал искать пристанища для уединенной жизни. Он узнал, что недалеко от города, на берегу Волги есть уединенная пещера, в которой подвизаются два благочестивых пустынника, уважаемые окрестными жителями, доставлявшими им пропитание; священник же ближайшего села ежемесячно исповедовал и причащал сих отшельников святых Христовых Таин. Будучи в сообществе с пустынниками, странник Василиск прилагал труды к трудам и подвиги к подвигам. Он возложил на себя тяжелые вериги, власяницу и пояс с острыми шпильками. В таком строго-подвижническом одеянии проводил он с пустынниками дни и ночи

63

{православные подвижники} 2012

64

Крест на могиле инока Василиска.

Храм Архангела Михаила «что в бору».

псалмы, вдруг является бес в образе большаго, свирепаго коня, с разинутою пастию, готовою поглотить его. С твердою верою в Господа, он оградил себя знамением креста, и видение исчезло. В другую ночь спустилась от потолка корзина и из нея вылетело с шумом множество мух, летавших около него; подвижник не смутился, но усилил молитву ко Господу, и видение исчезло. В третий раз, также ночью, явился искуситель в образе нарядной женщины, и, когда отшельник, не обращая внимания на нее, продолжал молиться, она бросилась на молитвенника, дернула за цепь, на которой висел крест, и так сдавила горло, что дыхание прекратилось, и только мысленно он мог прочесть: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его!» Видение исчезло, но Василиск после такого сильнаго нападения врага долго чувствовал дрожь и холод

в теле и, ободрившись, повергся перед иконою Спасителя, слезно умоляя не предавать его в руки вражии». Семь лет он прожил в Санкт-Петербурге возле Николаевской часовни. Но многолюдная и шумная столица начала его тяготить, и он стал просить Господа указать ему уединенное место, где бы он мог безмятежно окончить свои дни. «Молитва его была услышана, и он имел видение, вследствие котораго переселился из столицы в город Углич, Ярославской губернии, и несколько времени прожил в доме одного боголюбивого купца. Здесь он узнал, что близ Углича находится уединенная местность на бору, около храма Архистратига Михаила, куда он вскоре и отправился, живя там у старицы Матрены Васильевой, занимавшейся печением просфор. После двухлетней уединенной жизни в доме просфорницы, он, с позволения мест-

Пасхальная служба в Архангельском храме, 2011 год.

наго священника погоста Архангельскаго, устроил собственную келию, в которой служила Василиску благочестивая старица Ксения Иванова, до самой кончины его. Местность, на которой поселился старец-подвижник Василиск, была прекрасна и пустынна. Двупрестольный храм красовался среди рощи, окруженный тремя только домами; более не было никаких строений вблизи и среди бора». Он не мог передвигаться без костылей, в церковь ходил только тогда, когда позволяло сильно расшатанное здоровье. Но он постоянно вычитывал всю церковную службу, кроме литургии, несколько канонов и акафистов, а вечером – помянник об усопших и вечерние молитвы. Василиск, странствуя,

2012

в молитве, оставляя немного времени для сна после полуночи. Они пели каноны и псалмы, читали акафисты и считали себя счастливейшими в уединенной пещере. Неизвестно, сколько времени протекло в таких уединенных их подвигах, нарушенных Костромскою полициею, которая взяла сих подвижников Божиих; подвижник же Василиск принят был за юродиваго, и когда увидели его вериги, власяницу и пояс, изранивший его тело, то немедленно дали ему свободу». В это время старца поселил у себя в бане один боголюбивый господин. Уединение его тогда было полным. Только хозяин усадьбы приносил ему, согласуясь с желанием подвижника, самую простую пищу: овсяную кашу, хлеб и воду. Три года он там прожил и после рассказывал, что никогда дьявол так не нападал на него, как в этом затворе. «В одну ночь, когда он молился и читал с умилением

65

{православные подвижники} 2012

66

прочитывал весь псалтырь на память и предавался умной молитве, постоянно беседуя с Господом, к которому всегда стремилась его душа. «Устроивши себе келию близ храма Архистратига Михаила, он заботился не только о сем храме, но и о храмах соседних сел, особенно тех, которые требовали лучшаго устроения или нуждались в необходимой церковной утвари. Он занимался обучением крестьянских детей грамоте в известные часы, и так успешно, что в один месяц не знавший грамоте мальчик начинал читать часослов и псалтирь, приучаясь вместе с этим к молитвам домашней и церковной. Когда приходили к нему странники и богомольцы, он беседовал с ними, как отец с детьми, давал им советы, читал и молился с ними, посылая их в церковь Архистратига Михаила, в час совершения божественной литургии. Питая их духовною пищею, сей чудный старец питал их телесною. Весною богомольцы и богомолки стекались к нему во множестве, и довольно просторная келия его наполнялась до тесноты сим стадом Божиим. Невзирая на множество странников, любвеобильный старец всех угощал своею полуденною и вечернею трапезами. Он был чрезвычайно ласков со всеми, и если обличал когонибудь, то, весьма осторожно обнаруживая чьи-либо слабости и недостатки, говорил как будто о себе или о постороннем лице известном ему; если же являлась необходимость – говорить прямо, то выражалось все сие с особенною приветливостью. У него была постоянная поговорка в разговорах: «ангел мой» или «друг ты мой». Употребляя такие слова, и самыя обличения казались отеческою ласкою и дружеским советом. Подвижник Божий доказывал явно, что все слабости и недостатки человеческие изучены им до глубины; и всем требующим его совета и благословения в каком-либо деле давал он прямой, верный совет и истинно-отеческое наставление. При жалобах, например, невесток на своих свекровей, он, выслушав жалобу на горячность и нелю-

бовь свекровей, тихонько говорил жалующейся невестке: «Вот что, ангел мой, видно, видно, что свекровь-то твоя горяча, а ты-то, друг мой, холодна ли и послушна ли ей? Она ведь тебе мать, так ты и должна почитать ее, а не бранить ее и не отвечать слово за слово; так добрыя дочери не делают. Огонь огнем не заливают, а водой; свекровь горяча, а ты будь холодна и послушна во всем: вот у вас и переменится житье-то, и будете жить, как в раю, и сердиться-то не на что будет». Такими и подобными наставлениями старец-подвижник примирял враждующих в семье и изменял жизнь к лучшему. Особенное попечение имел он о больных и приводимых к нему бесноватых. Их оставлял он у себя на неделю и на две, читая с ними и молясь, пока прекращались или значительно облегчались болезни их. В бытность свою в Кашинском Сретенском девичьем монастыре, многие монахини и послушницы обращались к нему за советами и получали его духовно-отеческие наставления. Однажды обратились к нему за советами две клироносныя послушницы, не утвердившиеся в желании – посвятить себя иноческой жизни. К удивлению всех, одной из них старец вдруг говорил: «А что, ангел мой тебе, чай, скучно в монастыре? Ведь можно жить и в мире по-Божьему». Многое и другое высказал он, из чего можно было заключить, что послушнице сей не жить в обители; все это и исполнилось впоследствии. Другой послушнице старец сказал: «Ах, ангел мой, ведь я видел тебя во сне: вот стоишь ты на самом верху высокой лестницы, потом начала спускаться и вдруг упала и больно ушиблась. Молись, друг мой, почаще и поусерднее, чтобы Господь устроил все ко спасению твоему». И эта послушница, в одно время с первою тоже вышла из обители. Однажды, когда старец Василиск жил в своей келии, ему предложили пообедать; но он сказал: «Нет, лучше самоварчик поскорее поставить, ведь три гостьи ко мне идут, горькия монашенки, им чай-то дороже, да вот оне заблудились у Черной

Лужи» (так называется болото, в котором, по преданию, погребены польские паны). Действительно, через несколько минут пришли три кашинския монашенки и сказали, что оне заблудились у болота, недалеко от церкви, но вскоре вышли на дорогу. Когда старец Василиск делал сбор для устроения церкви села Кутузова, к нему подошел торговый крестьянин и рассказал ему свое горе, прося совета: «Батюшка, что мне делать? У меня увели лошадь с санями и кожаным товаром».

– «Не печалься, голубчик, – отвечал ему прозорливый старец. – Ступай в такой-то лес и там найдешь свою лошадь: она привязана к дереву, а товар свален в ближайший овраг». Торговец побежал к указанному месту и все нашел, согласно словам старца. Прозорливость его была видна и в исцелении болезней. Увидя больных, пришедших к нему, он с любовью и радушием говорил им, что нужно побыть у него день, два, неделю и более. По окончании назначенного срока, больные уходили от него или выздоровевшими, или же с большим облегчением, если угодно было Господу продолжать очищение их болезненными страданиями. Вспоминая многократные сборы подаяний на устроение храмов Божиих, старец говаривал, что несколько раз попадал он в руки разбойников, но Господь всегда избавлял подвижника Своего от смерти. Раз они ограбили его и, связавши руки и ноги, бросили его в лесу – в снеге, близ дороги, где он и пролежал всю ночь на морозе. К утру, слыша шорох и стук проезжающих, старец начал кричать и просить помощи, два крестьянина, увидя его, развязали его и взяли с собою. В другой раз летом, когда он, переезжая реку на пароме, сидел на краю телеги, вдруг лошадь так сильно попятилась, что он упал в воду и был на дне реки до тех пор, пока не подали ему веревки, ухватившись за которую и был он вытащен из воды. Находясь на дне реки в полном сознании, приносил он Господу Богу покаяние во всем, умоляя Царицу Небесную и всех святых и делая над

собой чрезмерныя усилия, дабы не захлебнуться; последствием сего было повреждение глаза, коим перестал видеть. За несколько лет до кончины своей он перестал пить чай и вкушал постную пищу по два раза в день; в среды же, пятки и во время постов – один раз. Молочную пищу принимал только в светлые дни Пасхи и в Рождество Христово. Богомудрый старец стяжал мирный дух, не возмущавшийся ни множеством приходящих к нему, ни летним ненастьем, ни зимними вьюгами, ни болезнями своими. Он всегда был спокоен, сообщая душевное спокойствие и всем окружавшим его. Он считал грехом убить насекомое или сказать, что погода нехороша: для него все созданное Богом для пользы человека было прекрасно и достойно восхваления. Наконец старец Василиск почувствовал, что силы его оставляют, и начал готовиться к смерти. В воскресенье, 3-го марта 1863 года, он с благоговением приобщился св. Христовых Таин и после сего не принимал никакой пищи и никакого питания, кроме святой воды. Спал он в это время очень мало и никого к себе не принимал. Ночью на среду 3-й седьмицы Великаго поста, за три дня до кончины своей, он увидел Деву неизреченнаго величия и красоты в сопровождении с другой девою, держащею сосуд с елеем. Оне помазали тело его оным, и видение исчезло. Проснувшись, старец Василиск позвал к себе старицу Ксению Иванову, постоянно ходившую за ним, и сообщил о видении, прибавив, что помазание сие есть приготовление к смерти и погребению. Сделав последние распоряжения, он поручил старице Ксении известить знакомых о смерти его, с просьбою – помолиться за него и положить в его гроб крестики и образки для всех приходящих проститься с ним. Четверток, как и прочие дни с воскресенья, провел он в умной молитве, прося помилования от Господа и мирной христианской кончины. Ночью на пятницу он вторично увидел во сне стоящий в головах крест, исцеливший его от слепо-

2012

ты. Пробудясь, он призвал старицу Ксению и, объявив ей о видении, сказал, что завтра, в пятницу утром, в шесть часов, он отойдет ко Господу. Простившись с нею и преподав ей последние наставления, просил, не дожидаясь кончины его, отправиться в Углич для закупок на похороны и на дни поминовения его в 3, 9, 20 и проч. дни, числа коих он сообщил старице Ксении. Она, с полной верою к словам прозорливаго старца, отправилась в город, не дожидаясь кончины его. С ним же осталась сестра Ксении и, говевшая в это время, крестьянка ближайшей деревни; они обе наблюдали над старцем в последние часы его подвижнической жизни. Он переводил дыхание и вдруг спросил: «Который час?» Ему отвечали: «Пять часов». – «Скажите мне, когда пробьет шесть часов», – произнес старец и тотчас начал усердно молиться. Когда пробило шесть часов, и сказали ему, подвижник Божий Василиск выпрямился, перекрестился, и земная великая жизнь его прекратилась для жизни небесной и вечной! Он скончался 8 марта 1863 года на 73 году от рождения». Вот такая «сказка» эта – не измышленная писательским воображением, а доподлинно ощутимая, настолько реалистическая, что оказалось возможным осязать ее руками, лицезреть воочию. Уже одно только слово «старец» в сочетании со словом «подвижник» вызывает в сознании множество воспоминаний, ассоциаций. Ведь «старец» – это кто-то для всякого русского всеведущий, прозорливый, свет носящий во тьме жизни, доносящий до людей Благую Весть от Бога и даже материализующий Ее. И сколько добра, кротости, ласкового участия и любви в этом слове – «старец»! Более 20 лет уже я, недостойный, служу в алтаре храма Архангельского «в бору» рядом с могилкой инока Василиска, старца. Не могу заставить себя поминать его как умершего на проскомидии – он для меня самый реальный, не сказочный святой. Бог даст, в восстающей из небытия нашей обители и во всей нашей Церкви придет время, когда мы сможем, прорвав паутину бюрократии, воззвать к нему: – Преподобне отче Василисче, моли Бога о нас.

67

2012

{археология}

В семи километрах от Углича, справа по трассе на Рыбинск, недалеко от деревни Челганово, находится один из многочисленных объектов культурного наследия края – древнерусский курганный могильник XI-XIII веков. Удивительно, но из-за отсутствия информации или общей невостребованности именно памятников археологии это место не часто привлекает внимание людей, интересующихся историей, туристов. Однако возможность, проделав путь всего лишь в несколько десятков метров от дороги, углубиться в прошлое практически на тысячелетие является очень заманчивой.

68

ЮРИЙ ГАЛЫБИН родился в 1967 году в Ярославле. Окончил ЯГПИ им. К.Д. Ушинского по специальности «учитель истории и школьный психолог». С 2006 года член Союза фотохудожников России, черпающий вдохновение и основы мироощущения в окружающей нас преображенной природе, отдавая предпочтение памятникам истории и археологии. Участник международных, всероссийских выставок фотографии. Большой почитатель города Углича и его обитателей.

Идея человеческого единcтва Древнерусский курганный могильник у деревни Челганово Юрий ГАЛЫБИН

Подобные ощущения появлялись и у историков, археологов XIX века, впервые решивших, произведя раскопки, смоделировать похоронные обряды языческого средневековья. Описывая свои впечатления от древнего некрополя под Ярославлем, краевед, историк И.А. Тихомиров позволил себе следующее определение: «В общем-то нужно заметить, что кладбище это очень типично и производит глубокое впечатление на зрителя. С чувством возвышенного почтения и даже какого-то особенного благоговения вступил я в тихий сумрак грустно шумящей рощи».1) «Типичность» самого явления

– курганных захоронений, – но одновременно и духовную насыщенность каждого из них и хочется, используя в большей степени попытки исторических интерпретаций ученых уже позапрошлого века, показать на примере древнерусского могильника под Угличем. Из-за своей относительной удаленности от Волги этот могильник редко становился объектом археологических раскопок или описаний. Первое исследование, предпринятое московским антропологом А. И. Кельсиевым в 1878 году, показало малоинвентарность могил, что не способствовало проявлению интереса к этому памятнику в дальнейшем. Всего было вскрыто шесть курганов с минимальным количеством находок: железные гривна и нож, гончарный сосуд. Собирая материал для Московской Антропологической выставки, А.И. Кельсиев был разочарован отсутствием в захоронениях человеческих костяков. В своих отчетах он замечал: «Группа имеет многообещающую наружность, оказавшуюся обманчивой: почва и насыпи состоят из чистого песку, поэтому органических останков не уцелело».2) В связи с этим, археологи XIX века переключились на ближайшие, более богатые могильники под деревнями Нестерово, Кирьяново, Вороново. Кстати, и современные «черные копатели», знакомые с результатами раскопок прошлых лет, не утруждая себя напрасной работой, оставили описываемый древнерусский памятник без внимания, отметившись незаконным вторжением в мир умерших, например, Кирьяновского некрополя. Исследования XX века, особенно в тридцатых годах, были направлены на инвентаризацию памятников археологии по берегам Волги, подпадающих под затопление при строительстве водохранилища или уже разрушаемых после его создания, и также не коснулись могильника около Челганова. Поэтому обследование кладбища в 1976 году К.И. Комаровым было вторым после 1878 года и показало следующую картину: всего зафиксировано 42 сферические насыпи высотой от 40 сантиметров до

Селище Васильки. Находка из культурного слоя (по М.В. Фехнер).

Археологические памятники Верхнего Поволжья (по О.Н. Бадеру и П.Н. Третьякову).

157 – селище Васильки 150 – селище у дд. Баскачи и Нестерово 161 – 1-й курганный могильник у д. Баскачи.

2012

Звуки проезжающих мимо машин кажутся чужеродными между невысокими холмами-могилами и заставляют напрягать слух в то время, когда хочется воспринимать происходящее подчас до конца не осознанными переживаниями, эмоциями, которые принадлежат не настоящему, а проникают из прошлого. При этом не появляется никакого желания попытаться законсервировать те состояния, которые приходят к тебе в виде эффектных снимков или захватывающих историй. Такие места, словно специально, созданы в исключение в целом справедливого предположения Блеза Паскаля о том, что многие поступки совершаются людьми с целью потом о них рассказать. Отсюда нельзя ничего унести: все будет моментально потеряно с первым сказанным словом, с первой обыденной мыслью. И придется возвращаться сюда снова и снова, как это делали до нас создатели этих средневековых кладбищ, для ощущения преемственности поколений, бесконечности жизни, пока люди привязаны к родной земле своим трудом и умершими предками. Ярким воплощением этой идеи служат первые кадры фильма Александра Довженко «Земля» 1930 года, где дед Семен, покушав яблочко, ложится умирать на рогоже под деревьями. А фигуры и лица его родных из нескольких поколений выражают не скорбь или отчаяние, но величие момента, приобщение к чему-то действительно возвышенному.

69

{археология} 2012

70

метра, диаметром 4-9 метров, занимающие площадь 70 на 70 метров. Территория поросла хвойным лесом. Четырнадцать насыпей нарушены частью раскопами колодцев, частью старыми кладоискательскими ямами. Описанная в 1878 году каменная обкладка ряда курганов утрачена.3) Трупоположения головой на запад, бедный инвентарь, размеры и формы курганов позволили определить памятник как древнерусский курганный могильник XI-XIII веков. В труде С.В. Томсинского «Углече Поле в IX-XIII веках» данные захоронения относятся ко второй группе археологических объектов, локализуемой в ближайших окрестностях Углича и собственно называемой «угличской».4) Для нее характерны погребения по обряду ингумации (трупоположения) – на уровне материка или в подкурганных ямах, а по месту расположения – привязке ко многим мелким притокам Волги (ручьям). Интересующие нас курганы также с севера граничат с Богоявленским ручьем, который в месте впадения в Волгу соседствовал еще с одним языческим кладби-

щем, сейчас утраченным. Схожесть описаний этих двух могильников на берегах волжского притока позволяет предположить, что они могли принадлежать жителям одного населенного пункта. А взяв за основу мнение историка А. Е. Леонтьева о том, что «не течение рек и не наличие свободных земель определяли направление древнерусской колонизации... новые поселения возникали прежде всего в наиболее обжитых мерянских районах»5), искать его придется рядом с более ранними финно-угорскими поселениями – Баскачами, Шевердином, и скорее всего с ближайшим – Васильками. Именно у этой современной деревни, у Васильков, открыты не только археологический объект, относящийся к VI-X векам, но и древнерусское селище более позднего времени, занимавшее территорию размером 300 на 30 метров на берегу Волги. Здесь в ходе раскопок были выявлены остатки наземных жилищ с глинобитными печами и сделаны многочисленные находки, это – гончарная керамика, железные ножи, пружинные ножницы, наконечник стрелы, бронзо-

символизировать границу, пересекая которую человек оказывался не только на конкретном могильнике, но и в далеком мире умерших. Там, где его встречала и «неприступной высоты гора» в виде непосредственно самих курганов с обкладками, упоминаемых А.И. Кельсиевым при раскопках под Угличем, или камней на территории некрополей, составляющих с захоронениями единый комплекс. Три таких валуна средней величины, расположенные к западу от описываемого некрополя и как бы указывающие путь к нему, также возможно были задействованы в обрядах похорон или поминовений усопших. Еще один монолит большего размера находится на берегу ручья неподалеку. Сейчас ближайшим населенным пунктом к древнерусскому языческому кладбищу является деревня Челганово (название которой, вероятно, связано с тюркским именем Чолхан (Шевкал) – персонажем, к примеру, восстания 15 августа 1327 года в Твери против монголо-татар). Так вот, жители этой деревни никак не ассоциируют холмы в лесу с захоронениями предков. А по рассказам старожилов, те в детстве бегали за острыми ощущениями в поисках привидений в район смытых теперь Волгой курганов около Васильков, на «могилки». Этим же названием пользовались в XIX веке и крестьяне селений

Кирьяново, Нестерово для обозначения мест погребения своих очень далеких родственников. А вообще-то, если мы обратимся к «Словарю народных географических терминов» Э. М. Мурзаева, то увидим, что под словом «могила» (старославянское: могыла, гомила) понимались холм, отдельная гора, сопка конической формы, насыпь, курган.7) И хотя приведенное название было в ходу на обширной территории расселения славянских племен, применительно к нашему случаю следует привлечь по возможности полную местную терминологию. Вполне естественно, что все народные определения местностей с искусственными холмами постарался собрать во время своих исследований в Ярославской губернии небезызвестный граф А.С. Уваров. В его книге «Меряне и их быт по курганным раскопкам» 1872 года приводится следующий список: паны, панки, пановы могилы, кочи, бугры, ямы, пупки, горы, могилицы, могилки, тоболки. 8) На три первых термина из данного перечня обратил свое внимание А.И. Кельсиев (кстати, этот ученый при описании археологических работ возле деревни Челганово в 1878 году употреблял еще один термин – «горбыши», который в данном регионе, как и собственно «курганы», не встречался). По мнению Александра Ивановича, слово «пан»

2012

вые браслеты, пластинчатые перстни, серебряное височное кольцо с зерненными бусинами. В целом культурный слой достигал одного метра. Состав жителей был смешанным, с присутствием финно-угорского элемента наряду со славянским. В основной массе в то время селились отдельными дворами, исходя из семейной и родовой принадлежности, поэтому и обнаруженные у Васильков вещи говорят не только о совместном проживании на одной территории представителей разных этносов, а об их тесной, уже родственной связи. И что еще важно – курганы в верховьях Богоявленского ручья и предполагаемое место обитания их создателей находятся по разным сторонам водной преграды, а это можно считать характерным для представителей различных народностей края. В их мировоззрении потусторонний мир «располагался или под землей, или под небосводом, а также за горизонтом, за необъятными водными просторами и неприступной высоты горами. Путь туда идет сквозь воздушное пространство, непроходимый (зачарованный) лес, через пещеры, пропасти, овраги, глубокие расселины в земле, через непроходимые болота, через моря, озера, реки, как бурные, быстротекущие, так и стоящие и даже огненные».6) Поэтому даже самая небольшая речка, по принципу подобия, могла

71

{археология} 2012

72

и словосочетание «панские могилы» имеют мерянское происхождение, так как в родственных финно-угорских языках есть следующие обозначения: по-весьски или по-чудски «панен» – класть, полагать, «пангед» – могила; по-корельски «панан» – хоронить; по-мордовски: у мокши «панда» – холм, курган, могила, у эрзи «пандо» – гора, могила. Исходя из этих фактов, исследователь могильника около Челганова сделал вывод: выражения «панки», «пановы могилы», наряду со многими другими названиями «живых урочищ», объясняемых корнями финских языков, являются «доказательством, что мерянское наречие было родственно с современными инородческими и что мирное сожительство с пионерами славянами было продолжительно. Они затвердили и сохранили через много веков туземные названия как слабое эхо мерянского языка»9) (выделено мной. – Ю. Г.). Однако народная память связывала места с подобными названиями уже не со своими давними соседямиродственниками, а с временами историческими: монголо-татарским нашествием, польско-литовской интервенцией или с мифологическими персонажами. Так, в «Кратком ярославском областном словаре» под редакцией Г.Г. Мельниченко приведено следующее определение: «Паны – мифические богатыри или великаны, обитавшие на городцах (городках, городищах) и относившиеся к населению враждебно». 10) В любом случае речь уже не шла о прямой преемственности поколений, и нередко курганные могильники рассматривались как объекты чужеродные или представляющие скорее материальную, чем духовную ценность. Поэтому А.И. Кельсиев, описывая свои встречи в Угличском уезде, заметил: «Никогда не занимавшиеся вопросом о языческих кладбищах и даже не подозревая, что такие вопросы существуют на свете, туземцы... как истинно земледельческое сословие, уважающее в земле только гладкость, удобную к вспахиванию, относились к курганам как к препятствию,

даже с чувством некоторого презрительного недоброжелательства».11) Хотя стоило применить к крестьянам иной термин, так как ситуация рисовалась совсем по-другому: «Народ почитает, уважает ее (седую старину в виде могильников), благоговеет перед ней, он не тревожит ее последнего убежища». 12) (выделено, как и выше у А.И. Кельсиева, мной. – Ю.Г.). Эти слова принадлежат И. А. Тихомирову и определяют как бы противоположный полюс мнений о мировоззрении сельского населения страны. Безусловно: именно «земледельческое сословие» нуждалось в сакральной помощи из «мира мертвых», само существование которого вызывало сомнение у московского ученого. Только обрядовая сторона «культа предков» в XIX веке уже не имела формы общественных собраний, переместилась в дом каждого крестьянина и не связывалась с курганными захоронениями. Но в XI-XIII веках погребенные на Челгановском могильнике еще были окружены вниманием потомков. Причем, окружены не только в переносном смысле, но и в прямом, так как курганы в плане представляют собой именно круг – имитацию земли, небосвода, препятствий, разделяющих два мира, ландшафта далекой родины. Вернее, колесо, а кругом, по этнографическим изысканиям, в русских деревнях назывался ромб – один из древнейших знаков земли и плодородия. Колесо же всегда ассоциировалось с дневным светилом, что при любом символическом прочтении дает в комплексе главные элементы мироустройства в одном зрительном образе. Само же место, отведенное под кладбище, – сухое, возвышенное, имеет естественный уклон на запад. Эту ориентировку древнерусских могильников XI-XIII веков не раз отмечали исследователи, а А.А. Титов в своем описании Ростовского уезда, исходя из этого факта, упоминает мнение о том, что «…похоронные обряды, вероятно, приводились в связь с закатом солнца и, может быть, даже совершались на закате».13) С дневным светилом связано

и расположение умершего головой на запад, при котором лицо покойника всегда было обращено к востоку. Случающиеся отклонения от этого правила чаще всего связаны с тем, что захоронения производились в разное время года, когда восход и закат солнца происходили в различных точках горизонта. Такой элемент похоронного обряда может указывать на участие умерших в движении солнца, которое в ночную пору и называлось «солнцем мертвых». Не будь дороги Углич – Рыбинск, с курганов около Челганова открывался бы красивый вид в сторону Волги. Хотя, до визуальных фантазий, необходимо рассмотреть один немаловажный вопрос: происходили захоронения на расчищенном месте или в лесу? Первое мнение кажется более предпочтительным, так как возведение насыпей требовало больших свободных пространств. «Лес для создания таких сооружений, – совершенно не подходящие среда и условие»14), – отмечал И.А.Тихомиров в отчете о своих раскопках в Ярославском уезде в 1898 году. Но есть и общее суждение чешского археолога, славяноведа Л. Нидерле о захоронениях славян в XI-XII веках, которые «обычно находились поодаль от поселений, поблизости от вод, на отлогой лесистой стороне, а также и у вершин холмов».15) (выделено мной. – Ю.Г.). Что в принципе, исходя из задачи всемерной помощи усопшему во время путешествия того в мир предков, могло быть связано с символом «мирового дерева» как связующего звена между живыми и мертвыми. «Мотив дерева на могиле – один из распространённейших в устнопоэтической и художественно-изобразительной традиции славян»16), – указывала в своей книге, посвященной языческой символике славянских ритуалов, Н.Н. Велецкая, приводя в качестве дополнения по теме очень интересные сведения из жизни русского старообрядчества, для которого была характерна реставрация элементов язычества, что позволяет получить некоторую информацию и о мировоззрении дохристианского населения

страны. Нам важна следующая мысль: «Похороны в ле-су, под деревьями, у источников, у русских старообрядцев, сохранявшиеся до недавнего времени, по всей видимости, генетически связаны с ритуалом отправления в мир предков в лесу, под деревом, бросанием в водоемы и т.п.».17) Многочисленные же примеры этого предположения можно найти в описании раскола, предпринятого в конце XIX века преподавателем Ярославской духовной семинарии В. Дмитриевским. Так, относительно Ярославля он приводит упоминание старообрядческих захоронений «в версте от ПятницкоТуговской церкви в Ямском лесу, около ручья, известного под именем Даниловского».18) (выделено мной. – Ю.Г.). Кладбище староверов Углича тоже находилось в роще, неподалеку от города, причем обряд погребения над бедными раскольниками и детьми совершался большей частью женщинами, что может быть отдаленным отголоском именно дохристианских традиций. Согласно верованиям хлыстов, по формуле «родился на смерть, а умирает на жизнь» после кончины добрые души преобразуются в ангелов, нечестивые – в скотов и гадов, а потом – в новорожденных младенцев. Эта идея перерождений и пребывания душ умерших в растениях и животных имеет, безусловно, языческие корни, – как и уверенность старообрядцев в слитности, единстве мира земного и небесного. В этом случае, покойники не потеряны для живых, с ними можно контактировать, получать от них известия, – например, с перелетными птицами. Этнографический материал финно-угорских народов (марийцев, мордвы, удмуртов), сохранивших свой комплекс верований с древних времен, также показывает привязанность культовых обрядов, в том числе похорон, к «священным рощам». А значит, не исключено наличие таких сакральных мест в X-XI веках и у союза племен мери, активное участие которого в формировании культуры местного населения в районе Углича уже отмечалось. Обращение же к культурологическим и этногра-

материала или самих останков, применялся метод не послойного полного сноса насыпи, а раскопок колодцем, крестообразно. Наконец, скорость, с которой происходили работы, является неприемлемой для современной науки. Так, например, А.И. Кельсиев в 1878 году вместе с челгановскими шестью вскрыл еще 151 курган. А вот более разноплановые полевые работы археологов XX века дают уже и дополнительную информацию о составе насыпей, выявляют их неоднородность. В частности, упоминавшиеся раскопки Н.М. Коробкова показали, что в ряде случаев погребения состояли из песка расположенной рядом реки Себлы и почвы соседнего холма. Такое чередование слоев позволяло могилам быть более стойкими к внешним природным воздействиям, а также может говорить о неодномоментном появлении курганов. Археолог Л. Нидерле, касаясь внутреннего строения могильной насыпи, замечал, что она «состояла иногда из нескольких хорошо различимых слоев, насыпанных, очевидно, не сразу, а в несколько приемов во время праздников задушниц»20) (поясняя, кстати, эти и другие свои размышления в книге «Славянские древности» рисунками, в том числе и угличских захоронений). Чешский ученый высказывался и за то, что ровики могли появляться вокруг уже возведенного кургана. Хотя размеры этих углублений (у тех же Челгановских курганов) со временем, конечно, уменьшились, ровики подзаплыли, но все равно чувствуется, что выбранная из них земля составляет только часть того объема, который необходим для полной отсыпки кургана. К тому же существует большое количество захоронений вообще без канавок, что уж точно заставляет поискать место, откуда грунт мог приноситься. И такое место как будто есть: на юг от Челгановского могильника, за пересохшим руслом безымянного ручья существуют какие-то ямы, предназначение которых непонятно. Ну, а с вопросом сакрального использования самих ям и ровиков гораз-

до яснее. По полученным археологическим данным: следы кострищ, грубая посуда, изготовленная на месте, кальцинированные останки животных предназначались для ритуальных костров и жертвоприношений в обрядах погребений и поминовений умерших. В научной литературе ставился вопрос и о связи углублений вокруг могил с формой самих захоронений. Так, И.А. Тихомиров писал: «Вид насыпей в общем – отрезок шара, но у некоторых, особенно, из числа больших – северовосточные или северные склоны заметно, иногда, даже много круче, а противоположные, т.е. югозападные или южные, – отложе остальных, что дает повод думать, что такие курганы насыпались или набрасывались преимущественно с юго-западной стороны, т.е. с правого бока трупа, наподобие того, как у нас заваливают могилы – обыкновенно с ног».21)(выделено мной. – Ю.Г.). Погребения на юго-восточной стороне древнерусского кладбища под Челгановом могут служить подтверждением этой идеи: не совсем круглые, скорее овальные в плане они имеют более крутые северные и северо-западные склоны и пологие южные и юго-восточные. Вот только углубления у захоронений отмечаются необязательно со стороны набрасывания земли, они расположены более разнообразно, чем предполагал Илларион Александрович: один из курганов имеет крутой северный бок, обрамленный дугообразным ровиком, у его соседа уже пологая южная сторона имеет канавку у основания, третий отмечен только ямой с запада. Вышеприведенное замечание о приоритете правого бока умершего, казалось бы, можно подтвердить исследованиями А.С. Уварова. Описывая украшения, элементы одежды в мерянских захоронениях, он отмечал количественное и качественное (серебро против меди) превосходство височных колец, серег, браслетов, привесок именно с этой, правой стороны.22) Однако это предпочтение наблюдалось и в повседневной жизни населения региона и поэтому

необязательно должно было относиться к атрибутике погребальных обрядов. Другая догадка, принадлежащая В.И. Сизову и приведенная в «Отчете о раскопках…» И.А. Тихомировым, предполагала, что «пологий склон обращен в ту сторону, в которую уходили хоронившие покойника, т.е. к жилью».23) От Челгановского могильника в сторону покатых склонов насыпей, действительно, расположена давшая название археологическому памятнику деревня, но это не соотносится в одном случае с выемкой земли с противоположной стороны. Итак, приведенный материал говорит скорее о разнообразии языческих ритуалов похорон, о различных этнических группах, к которым принадлежал Челгановский некрополь, о социальном статусе умерших либо о длительном сроке существования кладбища, чем о единой закономерности обрядов захоронения. Время, когда, по формулировке историка В.О. Ключевского, «внук умирал не там, где дед», прошло. С переходом к оседлой жизни, возможно, главная функция земляных насыпей при миграциях – защита захороненных от иноплеменников, которые в случае жизненных трудностей могли осквернить или уничтожить чужие для них могилы, – потеряла свою актуальность. На первый план вышел вопрос владения освоенной землей. И поколения умерших и похороненных в ней предков служили веским доводом для таких притязаний. При этом минимальный набор вещей в захоронениях может говорить не об имущественном положении населения, а об изменении самого понятия собственности. Нажитые вещи должны были поступать в пользование родственников, а не уничтожаться в обрядах похорон. Появилось понятие «общей доли», на часть которой мог претендовать каждый соплеменник. Философ С.Л. Франк так охарактеризовал этот процесс, присущий населению России на длительном промежутке времени: «принципиально наследственная имущественная связь между поколениями – наряду

2012

фическим исследованиям здесь вынужденно, так как археологического материала по проблеме местоположения языческих кладбищ для уверенных выводов не хватает. Можно привести в этом плане, например, мнение Н.М. Коробкова, который, исследуя Прозоровские курганы в районе реки Себлы (приток Мологи) в 1928 году, замечал: «…встречающиеся здесь следы испепеленных шишек... позволяют полагать, что могильник к моменту насыпания курганов был покрыт лесом».19) Что здесь можно отметить: ель, наряду с рябиной, дубом, считалась «огневым» деревом, а ее шишки служили символами плодородия, за которое и отвечали умершие, поэтому это дерево могло каким-то образом выделяться при похоронах. Однако приведенное предположение может быть связано и с широким применением огня в погребальных и поминальных обрядах, когда шишки употреблялись в качестве топлива – даже если покойник не сжигался, а закапывался в гробу. С использованием огня в языческих церемониях связано и наличие у захоронений XI-XIII веков ровиков или ям вокруг курганов. Челгановский некрополь иллюстрирует несколько возможных в этом случае вариантов оформления могил: наличие ровика, опоясывающего всю насыпь, несомкнутого в небольшом фрагменте, в виде дуги; присутствие отдельных углублений по кругу; наконец, одиночная яма. Причем ямы ориентированы следующим образом: один курган имеет выемку у западной подошвы, еще один – с западной и восточной сторон, минимум три – с северной стороны. Ученые, археологи XIX века, такие, как А.С. Увар о в , И . А . Ти х о м и р о в , А.И. Кельсиев, Я.А. Ушаков, связывали появление подобных углублений с процессом сооружения самих могильных холмов, так как грунт захоронений и окружающей местности был однородным, и естественных причин для образования выемок не отмечалось. Однако хочется заметить, что археологические исследования того времени велись зачастую только для получения вещественного

73

2012

{археология}

с самоочевидным правом и возможностью для каждой личности свободно созидать свое имущественное положение – выражала именно необходимую в общественной жизни непрерывность труда, творческой деятельности и использования ее плодов».24) (выделено мной.

– Ю.Г.) Существование каждого человека связывалось со всеми – с живыми и усопшими членами коллектива. А именно курганы служили и должны служить сейчас напоминанием и подтверждением мысли о том, что без «культа предков» связь времен может прерваться с плачевными последствиями для людей, которые игнорируют свои обязанности «воспринимать, благоговейно оберегать и производительно использовать наследие п р о ш л о г о » . 25)( в ы д е л е н о мной. – Ю.Г.) Удивительно, что эта общая формулировка С.Л. Франка почти дословно совпадает с приведенными в начале статьи ощущениями И.А. Тихомирова, в описании конкретного археологического памятника под Ярославлем. Малый вещественный материал Челгановского могильника, который заставил его первого исследователя А.И. Кельсиева признать раскопки здесь бесплодными, позволяет нам сосредото-

74

читься именно на духовной ценности подобных древнерусских курганов, восстановить их статус природно-исторических святынь. И если историческая ценность подобных археологических памятников никем не оспаривается и закреплена законами, то уникальность языческих могильников для восприятия мировоззрения наших предков осознана немногими. Могильники, по сути, не вторгаются в окружающее пространство, а вписываются в него, подчеркивают неразрывность людей и мира природы, и задачей первых является не подчинение, а эмоциональный контакт, одухотворение земли, воды, огня. У большинства народов слова дух, душа, дыхание восходят к одному корню. Поэтому русская поговорка «мертвые своим дыханием согревают землю» раскрывает добровольно взятое на себя обязательство почивших предков представлять интересы соплеменников перед стихиями, которые в состоянии как уничтожить живущих, так и наградить их. Благодарные потомки должны соблюдать преемственность поколений, т.е. чтить усопших и продолжать их труд по возделыванию земли. Зрительно это мировоззрение представляется

1) И.А. Тихомиров. Отчет о раскопках в Ярославской губернии и уезде под сельцом Михайловское. Ярославль, 1898, с. 4.

2) А.И. Кельсиев. Раскопки, произведенные в Ярославской и Тверской губерниях в 1878 году. М., 1878, с. 9.

3) Археологическая карта России. Ярославская область. Под редакцией А.В. Кашкина. М., 2005, c.

271.

4) С.В. Томсинский. Углече Поле в IX-XIII веках. СанктПетербург, 2004, с. 14.

5) А.Е. Леонтьев. Археология мери. М., 1996, с. 285.

6) Н.Н. Велецкая. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978, с. 20.

7) Э.М. Мурзаев. Словарь народных географических терминов. М., 1984, с. 371.

8) А.С. Уваров. Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1872, с. 54.

9) А.А. Титов. Ростовский уезд Ярославской губернии. М., 1885, с. 51.

10) Г.Г. Мельниченко. Краткий Ярославский областной словарь. Ярославль, 1961, с. 141.

11) А.И. Кельсиев. Раскопки, произведенные в Ярославской и Тверской губерниях в 1878 году. М., 1878, с. 8.

12) И.А. Тихомиров. Отчет о раскопках в Ярославской губернии и уезде под сельцом Михайловское. Ярославль, 1898, с. 4.

13) А.А. Титов. Ростовский уезд Ярославской губернии.

двумя образами: открытого пространства вспаханного поля (или обильного урожая на нем, как в упоминавшемся фильме Александра Довженко) и старого кладбища под кронами деревьев. И если за первую визуальную составляющую теперь чаще всего отвечают дачные частные наделы, то курганные могильники, в том числе под деревней Челганово, еще находятся в общественной собственности и могут послужить восстановлению родового, человеческого единства даже без веры в существование загробного мира. Для этого вполне достаточно взять за основу прагматичный подход Конфуция, который на вопрос одного из своих учеников, сознают ли умершие, что им приносят жертвы и поклоняются, ответил: «Если я скажу, что сознают, то можно бояться, что те, которые исполнены сыновнего благочестия, пренебрегут всеми земными интересами, чтобы служить усопшим родителям так же, как служили живым; если я скажу, что не сознают, то можно опасаться, что дети будут оставлять умерших родителей без погребения. Для тебя не представляется необходимости в непременном решении вопроса, а придет время – сам все узнаешь».

М., 1885, с. 27. И.А. Тихомиров. Отчет о раскопках в Ярославской губернии и уезде под сельцом Михайловское. Ярославль, 1898, с. 3.

15) Л. Нидерле. Славянские древности. М., 2001, с.

242.

16) Н.Н. Велецкая. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978, с. 149-150.

17) Н.Н. Велецкая. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М., 1978, с. 141.

18) В. Дмитриевский. Современный раскол в Ярославской епархии и борьба с ним. Ярославль, 1892, с. 98.

19) Н.М. Коробков. Прозоровские могильники. Молога, 1928, с. 59.

20) Л. Нидерле .Славянские древности. М., 2001, с.

238.

21) И.А. Тихомиров Отчет о раскопках в Ярославской губернии и уезде под сельцом Михайловское. Ярославль, 1898, с. 2.

22) А.С. Уваров. Меряне и их быт по курганным раскопкам. М., 1872, с. 103.

23) И.А. Тихомиров. Отчет о раскопках в Ярославской губернии и уезде под сельцом Михайловское. Ярославль, 1898, с. 2.

24) C.Л. Франк. Духовные основы общества. М., 1992, с. 135.

25) С.Л. Франк. Духовные основы общества. М., 1992, с. 136.

14)

75

2012

Угличские раскопки краеведа Тихомирова

2012

{археология}

Софья ЕРОХИНА

76 Во второй половине XIX – начале XX веков в российском обществе заметно повышается интерес к археологии. Создаются общественные организации, курирующие археологические разведки и раскопки, проводятся специальные съезды, посвящённые этой тематике. Что же касается изучения в археологическом отношении Ярославской губернии, то здесь многое сделал известный ярославский краевед Илларион Александрович Тихомиров (1861-1933) – историк искусств, реставратор, археолог, археограф. Его деятельность в области исследования ярославских древностей в целом и в том числе – в сфере археологии распространялась далеко за пределы губернского центра. Не остался в стороне от круга его интересов и Углич.

значение археологии для характеристики отдалённого прошлого родного города, были готовы сделать всё, что в их силах. И вот одним из важных шагов на пути к изучению угличских археологических материалов как раз и было приглашение для раскопок в кремле и на Греховом ручье И.А. Тихомирова. Раскопки на Греховом ручье близ Углича производились 7-8 июля.2) За два дня было обследовано и раскопано 25 насыпей, представлявших собой одну из разновременных курганных групп обширного могильника, найденного К.Н. Евреиновым. Погода в целом была благоприятной для земляных работ. Несколько раз шли кратковременные дожди, и с Волги дул сильный ветер. Тихомиров увидел место раскопок таким: «Кур[ганное] кладбище расположено по

К.Н. Евреинов.

средн[ему] крутому склону (около 45°), обращённому частью к Волге, частью к Грехову ручью, и пересечённому несколькими овражками, сходящимися в русле Грехова ручья. Почва является уплотнён[ной] песками ледниковых наносов, заключающих в себя как гальку, так и большие валуны. У подошвы склонов она переходит в супесь и даже в суглину. Растениями попроще являются мхи, лишаи и травы песчаной почвы, а раст[ения] сложные – сосна и [ели], [ольха], имеется берёза и осина. Место высокое, глухое, с обширным видом на окрестности и само по себе достаточно живописное. С одной стороны ограничено Гр[еховым] руч[ьём], а с другой – дорогой из города в Деревеньки».3) Весьма показательно, что Тихомиров, во-первых, считал материалы раскопок не

Вид Грехова ручья при впадении в Волгу. Раскопки 11-17 июля 1900 г.

София Ерохина родилась в 1985 году. Закончила исторический факультет Ярославского госуниверситета им. П.Г. Демидова. Работает научным сотрудником Угличского историкоархитектурного и художественного музея. Имеет свои публикации в сборниках научных конференций музеев Ярославля, Рыбинска, Углича. Сотрудничает с «Угличской

газетой».

2012

Илларион Тихомиров прибыл в Углич летом 1900 года для проведения раскопок по приглашению Константина Николаевича Евреинова, основателя и первого хранителя Угличского музея отечественных древностей (оба состояли в Ярославской губернской ученой архивной комиссии (ЯГУАК)). Основанный в 1892 году музей, к сожалению, не мог стать тем учреждением, которое взялось бы за широкомасштабные раскопки, поскольку он содержался, в основном, на пожертвования местных любителей старины, и долгое время единственной штатной единицей в нём, состоявшей на жаловании 300 рублей в год, был сторож.1) Для проведения необходимых археологических изысканий не хватало средств также и у угличских краеведов. Тем не менее, последние, понимая

77

{археология} 2012

78

представляющими большого научного интереса по сравнению с другими курганными могильниками Ярославской губернии, и, во-вторых, не утверждал, что на Греховом ручье открыты остатки кремаций: «… из 25 случаев трупосожжение не встретилось ни разу».4) Костяки сохранились плохо, располагались они в основном головой на югозапад – запад. Среди находок фигурируют глиняные сосуды ([курган №] 17 – близ костяка найдены 3 черепка от горшка с остатками [параллельно]-полосатого орнамента»), украшения («[курган] № 6 – у правого уха серьга – серебряная монета вост[очная] с приколотым ушком; у ворота бронзовая пуговка, а на ней – 2 бусинки; [курган №] 12 – на левой руке около кисти бронзовый браслет с заходящ[ими] друг на друга концами ромбического типа»), железные гвозди и ножи («[курган №] 18 – на Ѕ ар[шина] (36 см – С.Е.) от вершины ножик и 2 гвоздя с обломками»), относящиеся к XII веку «или немного позднее». Находки в основном были обнаружены в мелких курганах, а в крупных – почти отсутствовали («чем менее курган, тем надежнее он в смысле находок»). Это говорит о том, что богатое сельское население полностью перешло в христианство, а низшие слои («потому более консервативные») еще придерживались языческих обрядов. В некоторых курганах И.А. Тихомиров нашел золу, пережжённые угли, что означало, по мнению археолога, «сожжение поминальных приношений по языческому обычаю». Поводом к раскопкам в кремле послужило следующее обстоятельство: на набережной Волги на поверхности почвы в нескольких местах обозначились следы кирпичной кладки, частью выступившей и на береговом откосе (в то время он не был укреплен бетонными плитами). Эти следы на дорожке из щебня были настолько неясны, что не обращали на себя внимание со стороны местных любителей старины. Однако еще в 1861 году в газете «Ярославские епархиальные ведомости» угличский краевед В.В. Серебренников писал, что в 1822 году во время весеннего наводнения, когда вода залила кремль, в земле «около Дворца

Керамическая плитка древнего собора.

Кремль с Волги. Терракотовая плита и балясина.

открылись два больших отверстия, в которые вода лилась с необыкновенной силой».5) Когда вода спала, обнаружились провалы, в которых ясно была видна кирпичная кладка в виде овальных сводов. Археологические исследования тогда не проводились, и отверстия были засыпаны землей. В 80-е годы XIX века, в связи с приближающимся 300летием со дня гибели царевича Дмитрия и намерением создать музей древностей, губернскими властями было принято решение о реставрации Палаты удельных князей. Осмотр памятника был произведен известным искусствоведом, профессором Н.В. Султановым, состоявшим в должности гражданского инженера, и другими приглашёнными специалистами. Из акта осмотра Дворца в 1889 году6) перед реставрацией можно узнать следующее: раскопки, произведённые около стен здания, показали, что земля наросла около него более чем на метр, скрыв подвальные окна. Траншея, вырытая вокруг дворцовой ограды, открыла, что к памятнику не примыкали никакие каменные здания, потому что никаких фундаментов найдено при этом не было. Следовательно, примыкавшие постройки могли быть только деревянными. Удалось установить, что вся местность, прилегающая к Дворцу, представляет собой насыпной слой, ибо уровень материка в траншее резко менялся. Однако вернемся к 1900 году. Устранив с помощью Евреинова главные затруднения, Тихомиров и его несколько

Фрагмент декора Дворца.

землекопов приступили к работам. Раскопки проводились в течение 11-17 июля.7) По словам археолога, «с первых же штыков ясно обнаружилось», что заключение Евреинова «о нахождении в указанном месте остатков древних зданий» было совершенно верно, а дня через три «перед изумленными угличанами выступил остов зданий, погребенных под землёй несколько столетий». Раскопки постоянно привлекали множество зрителей, остававшихся на месте даже при неблагоприятной погоде. «Все они с одинаковым вниманием следили за работами», – вспоминал впоследствии Тихомиров, – «одни, молча прислушиваясь к нашим толкам, другие – уверяя, что мы в книгах вычитали о скрытых богатствах и явились отыскать их, наконец, третьи делились вслух своими знаниями или слухами по древней топографии Углича и делали различные соображения и заключения».8) К сожалению, ничего или почти ничего достоверного известный краевед со своей стороны об этом предмете сказать не мог даже и много позже

подвергалась значительным поправкам. Кирпичные полы нижнего этажа, «стланые елкой и плетёнкой», уцелели до времени раскопок; сделанные из «лещадного» кирпича XV века, если не XIII века, как и стены, полы были сильно затоптаны и лицованы, то есть перевёрнуты. Лицовка свидетельствует о продолжительном обитании в зданиях. Был обнаружен материал от других штучных или шахматных полов. По предположению Тихомирова, если судить по толщине стены, некоторые здания были двухэтажными, причём верхний этаж мог быть деревянным, хотя ромбический кирпич, желобчатая черепица и блестки слюды XV века указывали скорее на каменный верх. В одном из корпусов зданий были найдены фрагменты гончарных балясин, «тождественных с дворцовыми». Интересными показались Тихомирову обломки красной полукруглой черепицы, насколько ему было известно: такая черепица, будучи восточного происхождения, очень редко применялась в русском зодчестве (если только применялась). Он нашел также маленькие квадратные и правильно-трехгранные изразцы, довольно толстые, с объёмными изображениямиклеймами мастеров. Изразцы были изготовлены из особой, бело-желтоватой пористой глины, без поливы, обгоревшей во время пожаров. Встречались и политые бледной темно-зеленой с пятнами поливой («муравленные», с которыми эти изразцы были схожими по глине). Еще одна находка – обломки печных изразцов, но более позднего времени с разноцветной поливой и иных форм и размеров. Под одной из стен были найдены кости какого-то животного, а около – череп 12-летнего подростка, к сожалению, раз-

битый рабочими, совсем не ждавшими встретить что-либо подобное.9) Это доказывало, что при кладке стенки в землю не углублялись, иначе кости непременно отодвинули бы. И.А. Тихомиров подтвердил предположение, что сохранившийся в Кремле памятник архитектуры XV века является лишь малой частью дворцового комплекса. Утверждение о каменных стенах и башнях оказалось неверным, так как фундамент их был найден не везде – стены с башнями были деревянными. Все откопанные здания были не разрушены, а разобраны, «стало быть, все, бывшее в них, вынесли заблаговременно». Многое уничтожалось и исправлялось жильцами (будь иначе, находок было бы больше). И находки эти были различны – от латунного украшения готического стиля, найденного у самой ограды стены почти на материке, до небольшого чугунного ядра, выброшенного со щебнем близ древнего Спасского собора. Ярославский археолог отмечал, что «для обстоятельного исследования кремля Углича нужно не 100 руб., а по крайней мере 1000 руб., 30 землекопов и не менее месяца времени, да хотя бы двух помощников». В целом для характеристики культурного слоя кремля и определения хронологии антропогенных отложений эти исследования практически ничего не дали, так как не были доведены до уровня материка. Таковы главные результаты проведённых 110 лет назад раскопок Иллариона Александровича Тихомирова на Греховом ручье и в кремле: «Они не богаты, не блестящи, не обильны находками вещей, но тем не менее, думаю, оправдывают сделанные на них затраты и привлекут внимание местных исследователей…»10).

В.А. Колганова. Угличский музей (исторический очерк). Исследования и материалы по истории Угличского Верхневолжья. Вып. 3. Углич, 1993. С. 11-12.

2) К. В-ский. Раскопки грехозаручного кургана 7-8 июля 1900 г. Газета «Северный край», 1900, № 196, 25 июля.

3) Цит. по: Угличский государственный историко-архивный и художественный музей. Ед. хр. 10844. Описания грехозаруцких курганов (рукописная копия полевого дневника И.А. Тихомирова 7-8 июля 1900 г.).

4) С.В. Томсинский. Углече Поле в IX – XIII веках. СПб., Изд-во Государственного Эрмитажа, 2004. С. 17.

5) И.Н. Потехин. Две угличские легенды. Исследования и материалы по истории Угличского Верхневолжья. Вып. 2. 1958. С. 37.

6) А.А. Потапов. Очерк древней гражданской русской архитектуры. Труды Императорского Московского Археологического Общества. Т. 19. М., Товарищество тип. А.И. Мамонтова, 1901. Вып. 1. С. 28-29.

7) К. В-ский. Раскопки в Угличском уезде. Газета «Северный край», 1900, № 188, 17 июля 8) И.А. Тихомиров. Раскопки в Угличском кремле. Труды Второго областного Тверского Археологического съезда 1903 г. 10-20 августа. Издание Тверской учёной архивной комиссии. Тверь, Типография губернского правления, 1906. С. 402.

9) В той же работе И.А. Тихомирова «Раскопки в Угличском кремле», с. 409.

10) Там же, с. 422.

1)

2012

«при спокойном обсуждении добытого ими [материала] и вычертив план уцелевших остатков». Тихомиров являлся гостем семьи Евреиновых и проживал в Угличе на Успенской (Торговой) площади, то есть рядом с кремлём, пройти в который можно было по Никольскому мосту, переброшенному через ров. Сам кремль, как известно, расположен между впадающими в Волгу Каменным ручьем и речкой Шелковкой (ныне на ее месте проходит ров) и имеет довольно большую площадь в 3,5 гектара. Исследовательской же группе приходилось работать на небольшом участке, свободном от построек и зелёных насаждений, которые в большинстве своем не подлежали сносу. Раскопки здесь могли проводиться только ограниченными площадями. Естественно, при такой методике результаты работ неизбежно оказывались обобщёнными. К тому же, Тихомиров изучал, приходится признать, сильно разрушенный памятник. Некоторые части бывших в Кремле зданий были уничтожены до основания, вследствие этого назначение некоторых фрагментов осталось неопределённым. Кроме указанного

обстоятельства, определению уцелевших остатков в большей степени препятствовала еще и их незначительная высота, так как не сохранилось следов не только оконных, но и многих из дверных проемов. Полученные данные всетаки позволили сделать Тихомирову следующие выводы. Открытия были сделаны, несомненно, гражданские; объекты раскопок помещались за наружной одной общей стеной, расположенной по краю волжского откоса. Еевысота и протяжение по длине неизвестны. Почти все находившиеся за стеной здания находились с ней в перевязи кирпичной кладкой, то есть она представляла собой ограду и служила одновременно и стеной к постройкам. Древний Спасский собор был меньше современного, располагался ближе к Волге. По отвесному цоколю он был облицован «белым» камнем (известняком) в два ряда. Основание древнего собора не могло подвергнуться исследованию, так как на месте его алтаря и главной части собственно храма расположен Похвальский придел. Вести раскопки изнутри Тихомиров и Евреинов посчитали сомнительным предприятием. Для этого необходимо было преодолеть затруднения с официальной стороны, не говоря уже о затратах. Местонахождение княжеских гробниц оставалось неизвестным, многое было уничтожено при перестройке, в том числе и склепы. Одни из обнаруженных зданий были построены одновременно с Палатой удельных князей, другие – несколько позже, третьи – значительно позднее, причём из материалов ранее бывших зданий. Ярославский специалист открыл несколько фундаментов различных (в основном жилых) построек. Часть из них

79

2012

{путешествие в былое}

Когда благому просвещенью Отдвинем более границ, Со временем (по расчисленью Философических таблиц, Лет чрез пятьсот) дороги, верно, У нас изменятся безмерно. А.С. Пушкин

Виктор Бородулин родился в 1960 году в Угличе. Работает инженеромконструктором на одном из угличских предприятий. Среди многих его увлечений особое место занимает фотография, которой он занимается с детства. Участник и дипломант нескольких фотовыставок персональных и коллективных. В 2008-2010 годах осуществил масштабный фотопроект «Сельские храмы Верхневолжья», с успехом представленный во многих городах России. Другое его немаловажное увлечение – изучение истории и природы родного края. Эта публикация для него уже вторая в «Углече Поле».

как это было

80

Дорога возле Углича. Фото В.Д. Колыхалова, 1959 год.

Старая Питерская дорога Виктор Бородулин

81

2012

Давным-давно, когда я еще был мальчишкой, впервые услышал я это название от одного из друзей моего отца: тогда мы вместе у костра коротали августовскую ночь перед открытием сезона охоты. Название, от которого веяло какой-то стариной, необычностью, загадочностью. С тех пор прошло много-много лет. Однако название это, которое звало, манило, завораживало, запало мне в память навсегда. Я никогда не забывал про эту Дорогу; иногда, когда приходилось ездить по ней, хотелось снова, как тогда, в детстве, узнать, а что там, дальше? Что за поворотом? Или вот за тем лесом? Куда идет и где она проходит? И была у меня мечта – когда-нибудь пройти или проехать по этой дороге, чтобы своими ногами и своими глазами прочувствовать ее. Вообще, среди объектов культурно-исторического наследия, дороги как пути сообщения крайне редко попадают в поле зрения исследователей – как профессионалов-историков, так и энтузиастов-краеведов. Между тем это весьма интересная тема: без дорог, как известно, вообще нет цивилизации как таковой, и по их состоянию судят о степени развития общества.

И Старая Питерская – это отражение и истории, и развития нашего государства за последние, как это ни странно, примерно восемьсот лет. И вот я решил исполнить своё давнее желание. За два полевых сезона – 2010 и 2011 годов – я совершил несколько миниэкспедиций по этой дороге. Отдельные, разрозненные кусочки ее сложились в одно целое, правда, уже почти не существующее. Я много узнал о ней. Я проехал и прошел почти всю эту Дорогу. Но здесь речь пойдет только о той ее части, что идет от Углича до пересечения с дорогой Рыбинск – Бежецк. В некоторых поездках компанию мне составил Александр Старостин, мой давнишний друг-приятель. При путешествиях по Дороге везде, где предоставлялась возможность, я расспрашивал местное население о ней и, конечно же, фотографировал и ее саму, и местность, по которой она проходит. В результате этих поездок накопилось много материала, который я и хотел бы представить вам. Это немного необычный очерк: здесь и описание дороги, и литературные впечатления о ней, и архивные материалы. И, конечно же, в нем много фотографий.

История дороги. Времена древние

2012

{путешествие в былое}

Римляне строили большие дороги, коих прочности и ныне по справедливости удивляются. Дороги, каковые у Римлян бывали, наши не будут никогда; препятствует тому наша долгая зима и сильные морозы. А. Н. Радищев

82

Углич, один из самых древних городов нашей страны, своим возникновением, ростом и относительным благополучием обязан тому, что был основан на пересечении двух важных путей сообщения. Конечно, главный путь – это Волга, самая большая водная артерия европейской части нашей страны. Второй – путь из Владимиро-Суздальских и Ростовских земель в земли Новгородские. С развитием Русской государственности, с появлением населенных мест на северо-восточной окраине Руси, куда входил и Углич, совпало появление сети, если можно так выразиться, дорог, связывающих небольшие тогда еще города между собой. Смею утверждать, что одной из самых первых в нашей местности была дорога из Ростова в Углич. А далее, как ее продолжение, – из Углича в земли Великого Новгорода, которые, как известно, в те времена простирались далеко на восток и были гораздо обширнее, чем нынешняя Новгородская область. Время возникновения этого сухопутного пути доподлинно неизвестно, но можно предположить, что это было на рубеже XI-XII веков. Во всяком случае, обращаясь

к теме нашествия орд татаро-монголов на Русь в начале XIII века, по летописям (в частности, по Ипатьевской) можно проследить пути передвижения их войск, в том числе, и на Сить, где произошла знаменитая битва. Как известно, отряды темника Бурундая через Углич шли по кратчайшему пути в сторону села Кой. Название этого древнего села еще не раз будет здесь упоминаться. Левобережье Волги в месте, где проходит эта дорога, весьма бедно лесами и более подходит под определение «ополье». Такой природный ландшафт наиболее удобен для передвижения больших масс людей. К тому же, некоторое подобие проезжего пути из Углича в сторону современного Бежецка, вероятно, уже существовало. Не буду касаться самой Ситской битвы, упомяну только, что ростовский архиепископ Кирилл, возвращаясь из Белозерска в Ростов (конечно же, через Углич) и нашедший останки погибшего в битве князя Юрия (Георгия) Всеволодовича, проезжал именно по этому пути. Итак, дорога эта вела из Углича в город Устюжна Железопольская по кратчайше-

му пути. Если посмотреть на плане, то можно заметить, что сначала из Углича дорога идет на северо-запад, и весьма полого, придерживаясь более западного направления, нежели северного, а потом резко поворачивает на север и почти по прямой, без изгибов и поворотов, приходит в пункт назначения. Почему так? А по-другому и нельзя. По прямой – два непроходимых болота – Солодихинское и Зыбинское. Дорога огибает их с запада, проходя совсем рядом с ними, практически по их кромке. И если французы со свойственным им юмором говорят, что их города построены на «ослиной тропе» (то есть по пути не самому короткому, но там, где легче всего передвигаться, – осел, он ведь не дурак, не пойдет там, где трудно, а там, где проще), то про эту дорогу можно сказать, что она построена расчетливо, с умом, по кратчайшему расстоянию, но в то же время и так, чтобы избежать водных препятствий. Забегая вперед, можно отметить, что на большом отрезке своего пути от Углича до пересечения с трактом Рыбинск – Бежецк Старая Питерская только три раза пресекает реки – Корожечну (в Угличе, в самом начале),

Кадку и Ёлду. Во времена расцвета Угличского княжества и княжения Андрея Большого дорога эта была, пожалуй, главной в наших землях, ибо связывала важные центры – Углич, Красный Холм, Устюжну. Было ли у нее какое наименование – неизвестно, в те времена в летописании не упоминали о таких мелочах, но то, что дорога существовала, активно функционировала и что вдоль нее кипела жизнь, – нет никакого сомнения. Надобно сказать, что всякий населенный пункт успешностью своей обязан прежде всего близостью к дороге. Чем крупнее дорога, чем оживленнее движение по ней, чем активней, как сейчас говорят, «трафик», тем лучше условие для развития поселения. Ныне при строительстве новых дорог или при реконструкции старых стараются обходить населенные пункты: современные темпы движения представляют некоторую проблему для безопасности населения, но все же сравнительный анализ показывает, что «лучше себя чувствуют» те населенные пункты, через которые проходит дорога, чем те, у которых она проходит мимо, хоть

и близко. И можно сказать, что дорога – это жизнь. Есть дорога – есть жизнь, исчезает дорога – уходят люди, жизнь затухает. И наоборот, хиреют селенья – и пропадает дорога к ним, умирает. Процесс этот очень сложный, неоднозначный, многофакторный, он не укладывается в рамки какихто определенных законов или формул и требует отдельного исследования. В 1786 году была учреждена Комиссия о дорогах в государстве. В указе Екатерины II от 14 марта 1786 года об ее открытии говорилось: «Первым опытом трудов ее будет распоряжение о построении дороги, между двумя столицами лежащей...»

28 апреля 1786 года императрица утвердила доклад Комиссии «Об устроении дорог между столицами». В Указе Её Императорского Величества Екатерины II от 16 февраля 1789 года было предписано «привести дороги в надлежащий вид, так как во многих местах даже пехом с трудом перейдешь, а оныя переделать надобно труда много,

а некоторые дороги из лесин необрезанных, а в лесные края многи непрочищены». На основании этого Указа было сделано распоряжение: 1. Обрезать «большие» дороги в нужную ширину (около 30 сажен); 2. Выпрямить «большие» дороги, которые начертаны на почтовой карте; 3. Починить мосты и гати; 4. Для постоянного осуществления контроля за состоянием дорог разделить их на участки и закрепить за населенными пунктами, исходя из количества душ в этих поселениях; 5. Организовать подстанции с той же целью; 6. При строительстве дорог обеспечить сток воды, для чего вырыть рвы по обе стороны дорог при необходимости; 7. Проселочные дороги очистить от кустарника и леса, чтобы освободить проезд по ним. Ответственность за составление планов дорог возлагалась на губернских и уездных землемеров. В их обязанность входило изготовление трех копий планов дорог с прило-

жением к ним полного списка всех селений в алфавитном порядке и указанием числа душ, проживающих в указанных селениях. Обязательно указывались версты на планах дорог. При необходимости каждое селение для строительства и ремонта дорог выделяло по 20 человек. Работы производились дважды в год, после окончания сельскохозяйственных работ. Примерные сроки определяли условно так: с 10 сентября по 20 октября осенью и с апреля до начала посевных работ. Для контроля за выполнением указа по содержанию дорог в части составления планов и списков закрепленных селений создавались дорожные комиссии. Организационные задачи по содержанию дорог были возложены на нижние земские суды, на местах – на земских исправников и городничих, и на губернских землемеров Удивительно, но после того Указа до сей поры многие такие дороги в народе называют «Екатерининскими» – столь

Вот однажды в мае и отправились мы с Александром от самого начала пути, и специально поехали сразу не на левый берег Корожечны, но туда, где начиналась Дорога. А начиналась она в левобережной части Углича, на границе бывшего города, на берегу реки Корожечны, там, где сейчас расположены завод минеральной воды и бюветы над источниками. Переправа на левый берег реки ранее осуществлялась или по плотине одной из каскада водяных мельниц, или по мосту, стоящему метрах в двухстах ниже по течению реки от начальной точки дороги. Необходимо отметить, что при прежнем административно-территориальном делении Ярославской губернии с 177577 годов до 1920-х Угличский уезд заканчивался здесь же, примерно на том месте, где и начиналась дорога. На левом

Теперь у нас дороги плохи, Мосты забытые гниют… А.С. Пушкин

2012

Из Углича по Старой Питерской дороге

велико было влияние этой личности. Правда, если вдруг вы начнете расспрашивать, а почему эта дорога так называется, то непременно найдется кто-то, кто расскажет, что вот-де когда-то сама Екатерина проезжала по этой дороге, что вот эти старые деревья были посажены или ею самой, или по ее личному указанию или в честь её проезда… Както мне пришлось разговаривать с одной дамой, которая уверяла, что у ее отца была тетрадь, и она в детстве эту тетрадь видела, а тетрадь эта досталась ему от его прадеда, в которой, в свою очередь, его дед собственноручно написал о пребывании Екатерины в их деревне. На все мои документальные аргументы о том, что Екатерина никогда здесь не была и быть не могла, что по этой дороге она никогда не проезжала и проезжать не могла, был приведен один, но «железный» аргумент – как так, дорога-то ведь Екатерининская! По-моему, расстались мы не друзьями…

83

Фрагмент Атласа Ярославской губернии, «изданного под наблюдением Генерального Штаба Генерал-Маиора Менде» с планом города Углича и началом старой питерской дороги. Красной линией отмечена граница уездов, стрелочкой показана Старая Питерская дорога.

берегу Корожечны уже был Мышкинский уезд, и по нему она и шла, пока не покидала пределы нашей губернии. Самый первый участок пути проходит по пойменной низменности левого берега Корожечны, затем дорога резко поднимается вверх по склонам древней долины реки. Этот участок смещен к югозападу примерно на полкилометра относительно основной оси этой трассы, в ту сторону, где склон более отлогий. Здесь, на промежутке между пересечением с современным асфальтовым шоссе и до поворота на основную ось, там, где дорога огибает бывшее имение Подберезье, на расстоянии примерно полутора километров, она сохранилась в первозданном виде. Нигде более на всем ее протяжении нельзя увидеть ее такой, какой она была и сто, и двести лет назад. Этот участок заслуживает особого внимания – дорога, можно сказать, как готовый музейный экспонат. Пройдя рядом с деревнями Юрчаково, Житово и через

Старая Питерская на пересечении с дорогой Углич-Бурмасово.

Лаптево (это совсем недалеко от Углича), дорога выходит в широкие поля. Она асфальтирована, но пользуются ею в основном для внутрихозяйственных нужд, а потому покрытие весьма далеко от совершенства. Пройдя примерно пять километров среди полей и небольших перелесков, широкая дорога входит в густой лес. Шоссе идет по старой трассе. То плавные, то крутые и резкие повороты, заболоченные низины вдоль насыпи, высокий лиственный лес. В стародавние времена, вероятно, здесь были наведены

гати, столь частые на топких русских дорогах и про которые Дюма-отец написал в одном из своих рассказов про путешествия по России. «…я познакомился с любопытной вещью, до сих пор мне совершенно неизвестной: дорога была проложена по трясине и состояла из сосновых стволов, уложенных в ряд и скрепленных друг с другом. Она имела футов тридцать в ширину. Двигаясь по этому зыбкому настилу длиной с версту, сотрясавшемуся под копытами лошадей и колесами экипажа, я искренне пожалел о Муани; мне хотелось, чтобы он нарисовал эту свое-

образную дорогу. По приезде в Елпатьево оказалось, что мое желание исполнено: первое, что показал мне Муани, был вид болота и моста, которые – готов поклясться – были наши. На самом деле, это было просто такое же болото и такой же мост. Нарышкин уверял, что в России множество таких болот и мостов, и мы напоминаем ему детей, которые, впервые попав на берег моря, набивают себе карманы галькой…» (А. Дюма. Дорога в Елпатьево) Впрочем, по свидетельству директора Ординской сельской школы, учителяисторика, краеведа Павла Николаевича Голосова, при строительстве дороги в 7080-е годы XX века и съеме верхней части грунта старой земляной насыпи он видел, что кое-где в низинных, заболоченных местах эта дорога была мощена деревянными чурбаками на «торец».

Дорога в лесах. Где-то здесь, справа, стояла Харчевня.

…Вспомните слухи, которые ходят о людях, бесследно пропавших в этом лесу. Многие из них говорили перед тем, что ночевать будут в этой харчевне, а когда, по прошествии двух или трех недель не получая о них никаких вестей, отправлялись на розыски и справлялись в этой харчевне, здесь всегда отвечали, что никого из них не видали. Это как-никак подозрительно… В. Гауф

2012

{путешествие в былое}

Харчевни

84

Неплохой асфальт, почти ровное полотно – дорога идет в сторону села Платуново. Здесь, примерно на средине лесного участка от перекрестка на Хлудово и Масальское и до выхода дороги в поля, стояла Харчевня. Один дом у самой дороги. Глухое это место среди густого леса и топких болот пользовалось весьма дурной славой: шалили придорожные мышкинские разбойнички, лихие люди. Конечно, в те времена всякое путешествие по дороге, особенно в одиночку, представлялось занятием трудным и опасным.

Недаром в словаре Даля находим такие поговорки: «Нож в пути товарищ», «Топор дорогой дорогой товарищ». Когда стали реконструировать Старую Питерскую, то при дорожно-строительных работах в этих местах около насыпи иногда находили кости, весьма напоминающие человеческие, а однажды даже откопали в придорожном кювете два неплохо сохранившихся скелета… При выходе из леса на просторы левобережного волжского Ополья, рядом с селом Платуново, располага-

лась большая придорожная деревня Харчевни. Вот тут из-за схожести названий и возникает иногда путаница. Там – один постоялый двор, Харчевня, а здесь домов было много. И если от Харчевни не осталось ничего, то от Харчевен сохранились лишь два тополя у дороги (один стоит, другой упал) да три или четыре ивы. Правда, несколько лет назад, по рассказам местных жителей, вездесущие московские черные копатели с металлоискателями нашли здесь клад монет. Что это были за монеты, много ли их,

представляют ли они ценность, выяснить не удалось: копатели с кладом стремительно исчезли. Вероятно, хозяин какого-нибудь постоялого двора припрятал часть своей казны на черный день, не исключаю, что припрятаны они были уже после семнадцатого года. Здесь, у Харчевен, перекресток, одна дорога, Питерская, идет прямо, другая – в сторону села Рождествено. На этой ответвленной дороге стоит небезызвестная «Кацкая столица» – деревня Мартыново.

Медлево На мосту задними колесами провалился барский экипаж. Возница охаживает кнутом усталых лошадей, но коляска – ни с места. Рядом с мостом через брод реку переезжает крестьянин на телеге и ругает кучера: – Эк куда тебя занесло, дурень лупоглазый! Аль не видел, что мост? Старый анекдот

Едем дальше по Питерской – несколько километров асфальтированное шоссе идет в сторону деревень Воронцово и Богданка, села Ордино. В этом месте, на развилке дорог, идущих к этим населенным пунктам, асфальт кончается, а Старая Питерская идет дальше неезженой грунтовкой по прекрасно сохранившейся насыпи, с широкими канавами, с «валами», прямая и ровная. Измеренная мною ширина проезжей части

составляла от 9 до 9,5 метра, то есть примерно четыре сажени, или те же тридцать футов из рассказа Дюма. Рядом с дорогой веселые березовые рощицы, одна из них, «Заманиха», кажется сошедшей с полотен знаменитого художника Куинджи. Несмотря на то, что постепенно рельеф начинает понижаться в сторону реки Кадки, верхняя часть земляного полотна за счет увеличения высоты насыпи остается

Старый мост через Кадку в Юрьевском.

Роща Заманиха

почти горизонтальной, но разве только чуть-чуть уклоняется к реке. У самой реки высота насыпей по обе стороны достигает примерно десяти метров. Здесь, рядом с деревней Медлево, был мост через Кадку – второе водное препятствие на Старой Дороге. Подходим к реке, спускаемся с крутой насыпи к кромке воды. Только здесь, у самого уреза, стало видно, сколь она высока, эта насыпь! Пучки сухой травы на ветвях кустарника и деревьев, что стоят у воды, наглядно показывают, до какого уровня вода поднимается в весеннее половодье, от поверхности воды до них никак не меньше пяти – шести метров. Кадка течет преимущественно среди полей и весной принимает в себя воды от растаявшего в короткий промежуток времени снега, поэтому славится она сильными половодьями, во время которых уровень воды в реке поднимается очень высоко. Для того, чтобы в любое время года можно было обеспечить гарантированный проезд по дороге,

пришлось поднять и насыпи, и мост, который не сохранился, на такую большую высоту. От моста остались только пеньки свай, торчащие из прозрачной воды. Раньше время от времени, раз в несколько лет, мост чинили, восстанавливали, поддерживали. С 1950-х годов мост прекратил свое существование, и дорога на этом участке стала непригодной для сквозного движения. Остатки такого же примерно моста, но раза в три короче и гораздо ниже, доныне сохранились выше по течению Кадки, у села Юрьевское (позже я специально съездил туда, чтобы сфото­ графировать его). На той стороне реки дорога проходит деревней Медлево, и за ее околицей, там, где она выходит в поля, теряется совершенно, так как была полностью перепахана. Остатки небольших насыпей и почти заросшую старую просеку с трудом удалось отыскать только в лесу, ориентируясь по старым планам и с помощью компаса, высчитав точный азимут направления дороги.

2012

Старая Питерская перед деревней Медлево.

85

Между прочим, Медлево, где тоже в свое время был постоялый двор и трактир, как один из пунктов на Старой Питерской, упоминается в весьма интересном документе. В переписке Угличского городнического правления сохранилось сообщение ярославского губернатора Александра Михайловича Безобразова от 22 июня 1820 года о том, что через угличский уезд будут проходить воспитанники Нижегородского военного сиротского отделения в количестве 48 человек для службы в Санкт-Петербурге в карабинерском и инженерном полках, и в Гвардии. Воспитанники идут под командой поручика Нижегородского внутреннего батальона Борисова. Для беспрепятственного и быстрого следования по территории угличского уезда необходимо обеспечить 10 лошадей с подводами «под своз экипажа и продовольствия». Маршрут следования: Плоское – Богородское – Ростов – Титово – Ильинское – Углич – Медлево. Как явствует из документа, наша дорога служила как транзитная связь с СанктПетербургом даже для Нижнего Новгорода (в обход Москвы), и, вероятно, частично для некоторых уездов прилегающих губерний (Костромской и Владимирской). За несуществующей ныне деревней Трэфаново старая насыпь вливается в новую асфальтированную дорогу, идущую, однако, по трассе Старой Питерской. Здесь она проходит через деревню Игнатово.

Половодье. Угличский район, 1930-е годы. Из архива автора.

Насыпи на Старой Питерской перед деревней Медлево.

2012

{путешествие в былое}

Игнатово

86

Подъезжаем к деревне Игнатово. Большая, ухоженная, протянулась вдоль Дороги, дома почти все справные. Но около них никого не видно. Наконец, где-то в середине, во дворе у иномарки с питерскими номерами, замечаем молодых людей, судя по всему – семейная пара.

– Здравствуйте, можно вас спросить, вы давно здесь живете?

– Мы? Нет. А что?

– Да вот хотелось бы со старожилами поговорить…

– А… Сейчас. Бабушка! Тут тебя спрашивают! Ясно, внуки на отдых из столиц приехали на родину предков. Выходит невысокая и немолодая, но крепкая женщина. В клетчатой ковбойке, волосы тщательно убраны под косынку.

– Вам что, мальчики? (Конечно, для нее мы, два здоровенных дяденьки за пятьдесят, – мальчики…) Объясняю цель нашего путешествия, рассказываю, что интересует нас Старая Питерская дорога. Лицо женщины сразу светлеет, озабоченная настороженность тут же меняется на открытую доброту.

– Милые, родненькие, да неужели сейчас эта дорога кому-то нужна? Неужто еще не все ее забыли? Знакомимся. Зовут ее Надя. Надежда Николаевна. Можно просто – тетя Надя. Так лучше. Живет тетя Надя здесь с

самого детства, с рождения, и сейчас никуда уезжать не собирается. Дорога – да, это она, та самая. Что было на ней до Войны (увы, как немного сейчас осталось людей, чья жизнь делится на «до Войны» и «после Войны»), как жили – она помнит уже плохо. Но ту страшную осень сорок первого и сейчас помнит до мелочей. И днем, и ночью шли отступающие войска. Бесконечные вереницы людей – беженцы, эвакуированные, колонны машин, танков, пушки, еще какая-то техника. Но что самое-самое запомнилось – солдаты. Уставшие, молчаливые, побитые под Калинином. Останавливались на ночлег, а утром снова уходили по Старой Питерской на восток. Отступали. Тогда никто еще не знал, что это называется «перегруппировка сил». Спрашиваю, а фронт слышали? Знаю, ведь пушки гремели так, что слышно было

Широкая дороженька, Березками обставлена, Далеко протянулася, Песчана и глуха. Н. А. Некрасов

очень далеко. Нет, не слышали, а вот самолеты немецкие прилетали, и не раз.

– Осень была, мы с мамой картошку копали. И вдруг он, с крестами, летит, воет. Мама как закричит: «Девочки, ложитесь!» Мы с сестрой еще были, так в борозды между картофельными рядами и попадали, спрятались лицом вниз. А он летает над нами, низко-низко. Не бомбил, нет. Но страшно было… Ох, как страшно! До сих пор страшно! Тетя Надя смотрит куда-то, не то вдаль, не то в глубь себя, и понимаю я, что смотрит она сквозь годы, назад, в прошлое, и видит то, что никак нельзя забыть. Пытаюсь отвлечь ее от грустных воспоминаний, спрашиваю, а что потом? А что потом… Просто жили. Кто-то ходил по своей надобности пешком по Дороге в Ленинград. Как долго? Да быстро, месяца полтора всего, а кто

ла никому не нужна. Недавно вот только до Богородского заасфальтировали, а то совсем уж дороги не было.

–А дальше дорога хорошая?

– Да, конечно, она там даже в лесу в валах идет! Сколько раз, путешествуя по нашим дорогам, я слышал эти выражения – «Дорога там деланная! И дорога там в валах! А ведь валы те рука-

ми насыпаны!» «Деланная» – это значит, не тракторист по полю проехал пару раз и «протоптал» новый путь, а сделана специально – Дорога! «В валах» – уважительно и с гордостью, и говорится так, как будто только вчера те валы насыпаны, и насыпаны тем, кто со мной разговаривает… Спрашиваю тетю Надю, можно ли ее сфотографиро-

В 1941-1942 годах эта дорога считалась прифронтовой, а жители придорожных сел и деревень в порядке мобилизации на трудовой фронт зимой были обязаны расчищать ее от снега, и вообще постоянно поддерживать в проезжем состоянии. Деревянные мосты были полностью разбиты, а сама дорога, как и две другие, ведущие к Угличу из Калининской области – Кашинское шоссе через Плоски и дорога через Шепели – Ульянкино – Климатино, в 1941 году была практически уничтожена тяжелой отступающей военной техникой, идущей на перегруппировку через Углич в Рыбинск. Дороги эти пребывали в таком состоянии до рубежа 1970-80-х годов, когда кое-где их отремонтировали и заасфальтировали, то есть более тридцати лет. Некоторые участки восстановили только к началу 1990-х, некоторые не восстановлены до сих пор.

Калининский фронт. Прифронтовая дорога. Из архива автора.

Большое Богородское Выезжаем из Игнатова, дорога ведет нас к Большому Богородскому. Не покидает ощущение, что мы только что здесь уже были и все это уже видели: настолько это похоже на «наш» участок дороги в лесу перед Платуновым, что просто удивительно. Тот же асфальт, те же плавные повороты, те же деревья, те же краски. Всё то же. «Дежа вю» какое-то, честное слово. Ан нет, вот и отличие – придорожные кюветы заботливо перегорожены плотинами, кое-где виднеются бобровые хатки – добрались мохнатые трудяги и сюда. Несколько минут – лес расступается, и перед нами на невысоком и пологом холме показалось Большое Богородское. Первый более-менее крупный населенный пункт на пути. Перед самым селом асфальт меняется на железобетонные

вать (до этого снимал украдкой ). Конечно можно, сейчас вот только прихорошусь… Да, женщина всегда остается женщиной. Прощаемся, надо ехать дальше. «Спасибо Вам!» Тетя Надя низко кланяется в ответ: «Спасибо и вам, мальчики, что не забываете дорогу эту и нас, старых. Вы уж отпишите про нее, где надо…» Отписываю.

Дорога у села Большое Богородское.

Александровска береза У дороженьки стояла. Она листьями шумела, Золотым венком веяла. Народная песня

плиты – был такой метод строительства дорог в семидесятые-восьмидесятые годы теперь уже прошлого века. Закупали наши колхозы на московских домостроительных комбинатах некондиционные и бракованные плиты, из которых строили столичные дома, и выкладывали ими здесь непролазную грязь. Тем и спасались от бездорожья. Часто по субботам и воскресеньям караваны плитовозов по двадцать-тридцать машин на большой скорости возили к нам этот груз, шабашили шофера. Бывало, за пару выходных три-четыре раза успевали обернуться. А изза страшной пыли, которую подымали они, мчась по грунтовке от Нагорья в сторону Заозерья, по единственной тогда прямой дороге из Москвы, звали их не плитовозами, а «пылевозами». И не было ничего хуже при поездке

2012

побыстрей, пошибче – тот и за месяц успевал. Ходили по этой дороге и в Ордино в магазин за хлебом – всегото километров семь, да и хлеб туда привозили чаще, и был он там лучше и вкуснее, чем в Большом Богородском, до которого гораздо ближе. И было так примерно до середины пятидесятых, а потом дорога «пропала». Просто ста-

87

2012

{путешествие в былое}

в Москву, чем попасться под такой караван! Хорошо, если он движется навстречу, можно было съехать на обочину и переждать, пока промчатся все и уляжется пыль. Хорошо, если навстречу, съедешь на обочину, переждешь, пока промчатся все и уляжется пыль, а вот если попутно и надо всю колонну обогнать? Но вернемся к нашей Дороге. Стоит Большое Богородское на перекрестке двух дорог – Старой Питерской и дороги из Мышкина через Рождествено на Кесову Гору. (Раньше рядом было еще одно Богородское – Малое, родина Паисия Угличского. Но сейчас от него нет почти ничего – полуразваленная церковь да остатки погоста. И стали иногда называть оставшееся село просто – «Богородское», без приставки «Большое»). Какая дорога была важней, определить очень просто, – вдоль какой больше домов, куда вытянулось село, та и главнее. С удовольствием

88

замечаю, «наша» главнее! Перекресток в центре села. Куда ехать, ведь дорога на нем вроде бы кончается? Но вот прямо – не то сельская улочка, не то прогон, но спускается вниз, к речке. Знаю, там должен быть мост. По невероятным мега-колеям (что за «чудо» эта наша сельхозтехника! спасибо ей!), благо, что сухо, спускаюсь к речке. Да, конечно, здесь! Валы, насыпь, старые деревья по краям. Она! Вот и речка Ёлда, на той стороне видны насыпь, канавы, дорога делает плавный поворот направо. Моста давно нет, как и у Медлева, лишь сгнившие остатки старых свай торчат из воды. Но – моста нет, и он есть! Невероятное сооружение из досок, жердей, гвоздиков и проволочек, предназначенное для пешей переправы через «водную преграду». Идти не решаюсь, не за себя боюсь – фотоаппаратуру жалко. Тем более что чуть ниже «моста» река в этом месте такая, что

Внук Екатерины II, Александр I Благословенный, весьма образованный человек, в том числе и имевший неплохое инженерное образование и признавшийся както, что всю жизнь хотел строить мосты, а стал императором, решил продолжить «дорожное» дело своей бабки. В 1817 году специальным указом царя Александра I были утверждены новые правила об устройстве почтовых трактов. Под дорогу отводилась полоса шириной в 30 саженей (около 60 м). Из них непосредственно под проезжую часть оставляли 8-10 саженей. По 5 саженей по обе стороны проезжей части предназначалось для канав (кюветов) и придорожных березовых аллей. Остаток полосы, также с обеих сторон, предполагалось использовать для прогона скота. Березовые аллеи, состоящие из двух рядов посадки, ставились для защиты дорог от снежных заносов в зимнее время. При посадке между каждой березой в ряду соблюдалось расстояние в 4 аршина (чуть меньше трех метров). И если дороги были екатерининские, то березы, посаженные по распоряжению Александра I, конечно же, стали александровскими. Интересно, что на «нашей» Старой Питерской дороге сохранилось всего несколько деревьев, подходящих под определение «александровские», – это древние, примерно двухсотлетние, умирающие березы вдоль валов в селе Большом Богородском. Как факт: Александр I писал и говорил о необходимости улучшения дорог для развития отечественной промышленности едва ли не больше других русских государей, издавал для решения этой проблемы множество законодательных актов. Когда же после его кончины подсчитали реальное увеличение дорожной сети в России, оказалось, что она росла в его правление лишь на 13-17 верст в год…

я ее легко перешагиваю, не перепрыгиваю даже. В речке стоит вентерь, снасть рыболовецкая, незаконная, но часто используемая там, где о рыбнадзорах и слыхом не слыхивали. Правда, Ёлда здесь такая мелкая, что вентерь больше, чем наполовину, высовывается из воды. Неужели здесь еще может водиться какая-то рыба? Смешно! Перебрался на ту сторону, а там еще одно русло – старица, и через нее перекинут такой же мостик. Пока любуюсь красотами и щелкаю затвором фотоаппарата, осматриваю округу и насыпь дороги, по которой здесь уже не ездят, Александр Старостин чтото внимательно исследует на берегу около той снасти, и издает удивленный возглас. А потом демонстрирует свою находку. Оказывается, он обнаружил, что кто-то недавно здесь, у воды, чистил свежепойманную рыбу. И в доказательство демонстрирует чешую от той рыбы. Но что это за чешуя, какой размер у нее! Я не знаю, какая это была рыба, не могу определить, не ихтиолог, но чешуя та размером с пятикопеечную монету, даже чуть больше! Нет, пять копеек не наши, не российские, что-то до сих пор не воспринимаются они мною как деньги, а с тот, конкретный, Заслуженный Пятак Советского Союза с гордо колосящимся гербом на реверсе! Вот тебе и «нет рыбы!» Что ж, и здесь проезда нет.

Остатки старого моста через Ёлду. На заднем плане видны канавы и валы.

А Старая Питерская – вот она, совсем рядом, идет дальше, манит вперед, и хочется узнать, а что там, за поворотом? Знаю, заранее расспрашивал у местных жителей, что можно свернуть на эту дорогу, объехав Большое Богородское стороной, затем выехать на технологическую дорогу газовщиков, что идет вдоль ниток газопровода, а вот там где-то недалеко, «совсем рядом, ну, метров триста, может, восемьсот», и будет Старая Питерская. Правда, проезд по «газовой» дороге совсем не приветствуется, он даже запрещен, однако ездят по ней, и ездят часто, вот только на легковых машинах можно, на это вроде как газпромовские власти закрывают глаза: не грузовики, не разобьют. Подъезжаем. Грозные надписи, запрещающие знаки, солидный шлагбаум. Но он приветливо распахнут, замка в щеколде нет, рядом свежие следы, да и дорога хорошая. Что нам, проедем вот за той деревней чуть-чуть, «ну, метров триста, может, восемьсот», свернем на Старую Питерскую, а там будь, что будет. Да, дорога, действительно, замечательная. Будь такие проселки у нас везде – и не знали бы мы горя. Не асфальт, конечно, сухая серо-черная

Мостки через старицу Ёлды. На том берегу продолжение дороги.

«Александровские» березы на валах в Большом Богородском – пожалуй самые старые из сохранившихся вдоль по Старой Питерской. Но они уже доживают последние дни.

Мост через Корожечну на трассе газопровода.

щебенка нещадно пылит, да и камешки мелкие из-под колес выстрелами разлетаются, но ничего, не баре, потерпим, тем более что скорость под восемьдесят держать можно. Но вот и «триста» метров миновали, и «восемьсот», а свертки ни вправо, ни влево все нет и нет, нет даже и намека! Как ни всматривались мы в придорожную зелень, не увидели ничего, похожего на дорогу. Догадываюсь, что понятие теории относительности весьма знакомо тем «местным жителям», и то, что для нас «близко», для них – «эва, это вон оно где!», и наоборот, их «триста, ну, восемьсот метров» могут обернуться для нас крюком в пару-тройку лишних километров, а посему решаюсь продолжить путь, надеясь на удачу. На атлас уже не надеюсь, понимаю, что его тоже люди рисовали, и люди те здесь отродясь не бывали. Едем. Дороги вправо все нет. Наконец – небольшой перекрёсточек, указание на какую-то деревню. Еще немного, и вдруг – прекрасный бетонный мост, синий указатель со столь знакомым, даже

родным, названием – «река Корожечна». Глядим на реку с моста. Не та, ой, не та здесь Корёга! Крутые-прекрутые берега, поросшие лесом, стремительное течение, изгиб русла за изгибом. Смотрю на карту атласа и понимаю, что мы давно уже в Тверской области. Решаю ехать только вперед – уж не до Питерской, хочется посмотреть, а что там, дальше? А дальше – через несколько минут и несколько плавных поворотов – выезд на асфальтовую дорогу, несколько деревень, мост через реку Кашинку, еще какие-то деревни – и мы в Кесовой Горе. Вспоминаю, как пару лет назад, бывав здесь недалеко, около Василькова, не сумел проехать на Большое Богородское, сократить путь. Не знал как, и пришлось делать мне крюк до Углича почти в двести километров. А ведь все так рядом! Обидно. Что ж, возвращаемся домой. Но время еще есть, май, темнеет поздно. Рассчитываю, что можно успеть в Перетерье и Кой, там проходит наша дорога. Решаю ехать через Бежецк, успеем.

От Большого Богородского насыпь «в валах» идет в сторону деревни Софьино, здесь дорога сохранилась неплохо, но для проезда давно не служит. Теряется Питерская около пересекающего ее газопровода, и на той его стороне не возобновляется. В 1980-е она использовалась для подвоза труб большого диаметра при строительстве нескольких ниток газо-провода, и тяжелая вездеходная техника разбила эту дорогу до такого состояния, что восстанавливать ее сочли нецелесообразным, тем более, что хозяйственного значения она здесь не имела.

2012

Фрагмент карты Генерального межевания 1770-х годов Мышкинского уезда с селом Большим Богородским. Здесь эта дорога подписана как «болшая столбовая дорога Устюга Железнопольнаго въ городъ Угличь».

89

Перетерье Дороги наши – сад для глаз: Деревья, с дерном вал, канавы; Работы много, много славы, Да жаль, проезда нет подчас. Князь Вяземский

2012

{путешествие в былое}

Здесь, в селе Перетерье, ,дорога уходит на север.

90

Минуем по окружной дороге Кесову Гору. От нее минут двадцать – и Бежецк, еще немного, проезжаем Сонково, от него дорога на Кой. Солнце скоро сядет, оно золотит все вокруг своим закатным светом, но еще светло, снимать пока можно. Чуть не доезжая Коя, снова переезжаем Корожечну по новому мосту, опять попадаем на Старую Питерскую. Здесь, у села Перетерье, она поворачивала на север. Это старинное село известно еще с пятнадцатого века, тогда оно было владением Троице-Сергиева монастыря. Когда-то богатое, с замечательной каменной Троицкой церковью на пригорке, со старыми амбарами и добротными домами, протянулось оно вдоль Питерской и вдоль излучины реки. Был в селе постоялый двор и, конечно же, трактир. Село это незаметно переходит в деревню Василево. Я догадывался, что где-то здесь проезжая часть дороги скоро должна закончиться. Но такого не ожидал даже я. Сразу за последним домом – нехитрое прясло и тут же утопающие в воде колеи. Дальше проезда нет. Оказывается, газовщики здесь возили по этой дороге кратчайшим путем со станции Пищалкино трубы на трассу газопровода и разбили ее окончательно. Въезжаем в Кой. Солнце стремительно приближается к кромке, отделяющей небо от

Там, где кончается асфальт.

земли. Понимаю, что ничего сегодня уже не узнаю – не у кого расспрашивать, и ничего не сфотографирую – слишком темно. Делаю «рекогносцировку» на местности, смотрю, что, где и как лучше будет снять. Но уже не сегодня. Отправились в обратный путь уже в темноте. Снова Сонково, поселок Октябрь, Воскресенское, поворот на Олисавино, тут и Рождествено, Мартыново, за лесом – Платуново. Вновь выезжаем на Старую Питерскую, замыкая круг. Но решаем ехать через Бурмасово, надеемся: вдруг на том знаменитом Волховом камне средь Корожечны русалки сидят, золотыми гребнями волосы расчесывают – вот бы посмотреть! Ведь нынче волшебная Майская ночь…

Вот и камень. Что ж, зрелище действительно завораживающее. Сквозь поднимающийся от реки призрачный туман прямо на нас светит полная луна, в ее зыбком свете все делается каким-то нереальным. Сказка! Тишина, только ночные птицы кричат где-то, да бекас-барашек блеет в высоте, да еще майский жук деловито пролетает у самой головы. Пытаюсь сфотографировать ночной пейзаж с лунной рекой, но ничего не получается. На всех режимах. Правда, как заколдовано все – камера наводится то на Луну, то на туман. Не в первый раз снимаю ночью, знаю как, а все равно не выходит. Понимаю, что все равно такое нельзя перенести на фотобумагу, это нужно только видеть. И смотрю. Невесть откуда-то взявшийся легкий ветерок прогоняет туман, а с ним и непередаваемое очарование волшебной ночи. Все, сказка ушла. А русалки? Увы, их нет.

Вспомнился Некрасов – «Раз в кураже я их звал-поджидал целую ночь, никого не видал!» Правда, что-то такое огромное все же плеснуло у камня, но мы решили, что это сом! Поздняя ночь. Вот и дома. Не утерпел, стал разбираться, где же я с «газовой» дороги не смог свернуть на Питерскую. Включаю компьютер, захожу в интернет. Ага, вон оно что! На фотографии из космоса видно, что перед мостом через Корожечну на том неприметном перекрестке нужно было свернуть по указателю, проехать через лесок, там через небольшое польцо, а тут еще кусочек леса, а вот и она, через каких-то три-четыре километра, Старая Питерская! Даже из космоса, и при плохом разрешении, и то видна! Вот ведь как все «просто», оказывается! Что ж, в следующий раз там уже не поеду, поеду от Коя навстречу в Большое Богородское.

Кой - Скажи-ка, любезнейший, далеко ли от вашего села до города?

- Да, барин, в окружки-то верст пятнадцать будет.

- А напрямик?

- А напрямик так все двадцать пять! Старинная русская шутка

Река Корожечна и Старая Питерская дорога в селе Кой.

где около деревни Лемехово она приходит на территорию Тверской области с ярославских, конечно же, земель. Спрашиваю как лучше туда проехать у одного из жителей Коя. Александр (так его зовут) сначала даже не совсем понял, что же мне нужно, а когда разобрался в чем дело, только махнул рукой – «брось, земляк, не суйся туда, даже и не думай, да там ни на чем не проедешь, дорога давно заброшена. До Лемехова доедешь, может быть, а дальше?» Вот он и поведал мне грустную историю про то, как газовщики в начале восьмидесятых напрочь «убили» здесь дорогу. Идти пешком, искать путь – не решаюсь, очень далеко, да и зачем – что я, «убитых» лесных дорог не видел, что ли? Видел, и не одну… Сразу за Коем, который тут же переходит в деревню Бабаево – сейчас это практически одно целое, деревенская улица обрывается разбитыми колеями, что уходят в поле. Но видно, что это была дорога: некоторое подобие небольшой насыпи, почти заплывшие канавы, слева – еловая посадка. Деревья стоят в один ряд, как по струнке, но почему-то место это здесь называют «аллея». Посажены они в самом начале 1950-х годов. Оказывается, и в пятидесятые, и шестидесятые годы во время субботников местное население благоустраивало дорогу: спиливали

«...В непродолжительном времени последовал и отъезд мой с зятем в гор. Тихвин. Ехал я при обозе с десятью человеками работников; для нас была устроена повозка с кибиткой. Город Углич я нашёл истреблённым пожаром*) и именно ту самую часть близ рынка, где были постоялые дворы. Из Углича приехали в село Кой, в котором у волостного правления стояли две каменные бабы, находившиеся в селе с незапамятных лет, как говорят, сделанные в древности язычниками. Рабочие наши по обычаю, ради насмешки, повели бывших с нами двух первогодков, т. е. едущих из села на заработки в первый раз, целовать этих каменных баб. Смеху и крику в сопротивлении было много, тут я вспомнил и свой первоначальный проезд этого селения. Тогда подорожники, изготовленные матерью мне на дорогу, избавили меня от этого целованья; произошло это тогда следующим образом: по приезде моём в первый раз в гор. Углич, по желанию моему, возница водил меня смотреть дворец царевича Димитрия. Он был небольшой, квадратный и покрыт на четыре лба; у высокого крыльца ходил часовой солдат с ружьём; за небольшую плату он позволил нам войти на высокое крыльцо и сквозь окошко посмотреть внутрь дворца и, как мне помнится, тогда был только один покой во всю внутренность четырёх стен дворца под карнизом; в этом покое были написаны русские князья; ниже этого покоя видны были в стенах разной величины окна; одно ниже, другое выше; более я ничего не припомню. Пришедши на квартиру, хозяйка постоялого двора, Анна, с улыбкой спросила у моего возницы обо мне: что, видно-де первогодок? Тот подтвердил это. Жаль, сказала хозяйка, такой хороший мальчик будет целовать каменных баб. Этот их разговор весьма озаботил меня. Дорогой я стал просить своего возницу, нельзя ли как избавиться мне от сказанного целования; тот к этому не нашёл другого средства кроме того, что мне должно сделать участником его сына Николая (ехавшего тут же со мной) моих подорожников, которые мать дала только для меня, а у того были свои; я на это охотно согласился, я закутался в повозке крепко; он въехал со мной на постоялый двор; всю днёвку я был в каком-то тревожном состоянии: кто входил в комнату из посторонних лиц, мне думалось, что идут за мной вести целовать страшных старух, но благодаря моим подорожникам этого не случилось; таким же образом крепко закутанный в повозке, благополучно выехал без целования из села Коя; я был весьма рад, что таким образом избавился от гнусных старух...» *) В повествовании речь идет о 1827 годе, а в 1822-м огромная часть Углича, в том числе 9 церквей, сгорела в ужасном пожаре.

2012

Следующий раз наступил довольно скоро – буквально через пару дней. Еду один, и сразу в Кой. Это древнее село известно с незапамятных времен, и название его еще дославянское, языческое. Процветанию своему это село было обязано, не в последнюю очередь, очень выгодному положению – оно стоит на берегу реки Корожечны и вдоль Старой Питерской дороги. В селе было несколько постоялых дворов, трактиров, водяная мельница, маслобойни, на центральной площади, сохранившейся доныне, проводились богатые базары. Особенно славился Кой ярмарками лошадей. О развитии села может говорить тот факт, что в конце девятнадцатого века в нем уже был телеграф. Жители Мышкина, получившие разрешение завести и у себя это благо цивилизации, тянули провода именно от Коя. В этом селе, между прочим, родился Александр Петрович Куницын, учитель Пушкина и Глинки. Увы, сейчас от былого расцвета села остались только воспоминания. Как только дорога перестала «работать», Кой, стоявший на бойком месте, сразу очутился на задворках, на самой тверской периферии, и медленно зачах. Хочу добраться от Коя до газопровода по Старой Питерской, или хотя бы туда,

Отрывок из книги «Воспоминания крестьянина села Угодичь Ярославской губернии Ростовского уезда Александра Артынова»:

91

Пастухи из Коя на Старой Питерской дороге.

2012

{путешествие в былое}

Дорога за селом Кой. Слева - еловая «аллея».

92

Если восстановить два непроезжих участка от деревни Медлево до деревни Игнатово (пять километров) и от Большого Богородского до Коя (шестнадцать километров), то путь из Углича до Бежецка сократится более, чем на восемьдесят километров. И снова Пушкин – «Авось дороги нам исправят…»

старые деревья, подсаживали новые, словом, заботились. Спрашиваю у оказавшихся здесь пастухов о дороге – где идет, что, как. Выясняю, что уходит в заболоченный лес, и там до сих пор остались воронки от бомб, сброшенных

немецкими самолетами на наши отступающие колонны войск. Бомбили, и бомбили сильно, были ли жертвы – они не знают, а стариков, что были свидетелями тех страшных событий, давно уже нет в живых.

Дорога на этом участке верой и правдой служила до середины 1980-х, до тех пор, пока не было сделано новое асфальтовое шоссе, проходящее чуть севернее и спрямившее трассу. За лесом (там, где воронки от

бомб), буквально в километре, она вновь выходит на поля. Здесь остались с одной стороны канава, вал и старые деревья на нем. Можно сказать, что Дороги здесь больше нет. Недалеко, в деревне Кобылино, к Старой Питерской дороге примыкала другая такая же, тоже почтовая, идущая из Калязина через Кашин на север и проходящая через села Дьяково, Павловское, Брылино, Лбово. Кстати, часть этой старой дороги на участке от Брылина до Лбова сейчас асфальтирована и является ответвлением от шоссе Кесова Гора – Васильково (по ней мы и проезжали до Кесовой Горы с газопровода в наше прошлое путешествие). Подъезжаю к селу Перетерье, и уже зная, что здесь сквозного проезда на север, к поселку Добрыни, нет, еду опять в объезд, с севера, от станции Пищалкино. Фрагменты Атласа Менде Тверской губернии.

Добрыни Теперь мы вышли на дорогу, Дорога – просто благодать! Уж не сказать ли: слава Богу; Труд совершен. Чего желать? И.С. Никитин

Татьяна и Александр. Дорога к поселку Добрыни со стороны Перетерья.

нением смотрю на нее, вряд ли сможет, знает ли она то, что я ищу. Оказывается, знает! Да, была здесь раньше дорога, только вот там сейчас дома новые понастроили, и она пропала во дворах. Ну, не в первый раз, найду. Действительно, на

задворках, среди помоек и свалок разбитой сельхозтехники, можно заметить, как в лес уходит небольшая, еле угадываемая насыпь с канавами – это старый Бежецкий тракт. Новая асфальтовая дорога на Бежецк теперь идет по

другому месту, а старая здесь совсем пропала. Внимательно смотрю – да, вот здесь, именно здесь и кончался тот старый почтовый тракт, который только угличане и называли «Старая Питерская дорога». Оглядываюсь на Добрыни – маленькая женская фигурка на прощанье долго машет мне рукой… Жизнь продолжается. В голове сам собой всплывает мотив песни Элтона Джона – «Прощай, Желтая Кирпичная Дорога»… Прощай, Старая Питерская Дорога!

2012

Довольно большой ныне поселок Добрыни, растянувшийся вдоль дороги почти на километр, а в середине девятнадцатого века в этой деревне было всего три дома, примечателен тем, что около него был перекресток двух важных дорог – Старой Питерской из Углича и тракта Рыбинск – Бежецк. Вероятно, именно это и послужило его расцвету. Собственно, здесь, у деревень Добрыни и Федосеиха, и заканчивалась именно «наша» Старая Питерская, потому что в столицу удобнее было ехать через Бежецк, свернув налево, на запад. Далее эта дорога с середины девятнадцатого века уже утратила свое значение, особенно со строительством Рыбинско-Бологовско-Виндавской железной дороги. Путь на север, через Пищалкино, Задорье, Литвиново, Лаврово, Красный Холм, Хабоцкое, Молоково, Сандово, Пестово на Утстюжну, а там с выходом на северную ветку Екатерининского Великого Сибирского Тракта был менее удобен для проезда в Петербург. Приехал в Добрыни, выхожу из машины, озираюсь вокруг – ищу пересечение с Бежецким трактом. Где-то здесь он и должен быть. Подходит молодая симпатичная женщина с мальчиком на руках, интересуется, не может ли чем помочь. С сом-

Вместо заключения Про эту дорогу когда-то мне рассказывала моя хорошая знакомая, замечательный человек – Ольга Федоровна Никольская, дожившая до весьма преклонных лет и обладавшая при этом замечательной памятью. По ее воспоминаниям, в начале двадцатого века два раза в неделю, по вторникам и пятницам, с железнодорожной станции Пищалкино до Углича через Кой

специальные ямщики возили почту, которая доставлялась из СанктПетербурга поездами. Почту ожидали в трактире на левобережной части города. Несколько мальчишек стояли вдоль дороги, всматриваясь вдаль, не спускается ли кто с пригорка. И вот, вдруг – «Едут, едут!» Ольга Федоровна помнила имена ямщиков, половых в трактире, помнила

хозяина трактира, помнила владельцев усадеб около дороги, помнила всё так, как будто это было вчера. Каюсь, слушая её, я не удосужился делать записи, не думал, что это может мне когда-нибудь пригодиться. С тех пор прошло уже почти тридцать лет, память моя не сохранила всех мелочей и подробностей этих рассказов, а теперь и переспросить уже не у кого…

Автор благодарит директора Угличского филиала Госархива Ярославской области Татьяну Третьякову, директора Калязинского краеведческого музея им. И.Ф. Никольского Светлану Мокрову, заместителя директора Угличского историко-архитектурного и художественного музея Виктора Ерохина, угличского фотографа Виктора Колыхалова, своего друга Александра Старостина и всех тех, кто помогал ему в путешествиях по этой дороге и сборе материалов о ней.

93

Похождения «неизвестного императора» и история с розами Светлана Кистенева

2012

{музейные фонды}

Холст на старом подрамнике сняли с темной полки хранилища, – такие портреты царей с орденами раньше украшали присутственные места, потом стали неактуальными, этот сохранился чудом. Когдато его и в инвентарную книгу не внесли, ведь первая же проверка списала бы «государя императора» по идеологической вредности и художественной несостоятельности. Тогда уж пропадать ему безвозвратно. Вот и стал он до поры музейным невидимкой. Так, кто тут у нас? Ни на холсте, ни на раме ни буковки…

94

Светлана КИСТЕНЁВА родилась в городе Балаково Саратовской области. Закончила исторический факультет Саратовского университета, а также отделение истории и теории искусства Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. С 1980 года работает научным сотрудником Угличского историко-архитектурного и художественного музея. Публикуется периодически в журнале «Мир музея» и в газетах, до недавнего времени регулярно помещала свои историко-культурные статьи в еженедельнике «Русская мысль» (Париж). Член Союза журналистов России. Неизвестный художник (с оригинала Георга Ботмана). Портрет великого князя Александра Николаевича. УГИАХМ, источник поступления неизвестен, портрет реставрирован в 2010 году, реставраторы Е.В.Прошлецова и Д.А.Виноградов.

У всех парадных портретов есть жанровая общность, у мужчин-Романовых общность родовая – светлые глаза и волосы, осанка (скорее выправка), некоторая героичность с намеком на меланхолию. К тому же сюда могла попасть только правнучатая копия с какого-либо утвержденного оригинала (у нас уже есть такой «Петр I», самому Петру его лучше не видеть). Как раз шла раскладка новой экспозиции, – повесим-ка этого Александра I сюда, тогда дальше все ляжет логично, красиво и вообще, хорошо, что мы его нашли. Повесили. Через полгода Ярославский художественный музей начал готовить проект «Провинциальный идеализм», оттуда прибыла коллега отбирать наши идеальности – «…И вон того Николая I с оригинала Крюгера, пожалуйста». Переглянулись, потолкались, заслонили этикетку, смотрим с уважением (надо же, коллега с лету оригинал назвала!).

Император, теперь уже Николай I, получивший, кстати, номер госучета и место в инвентарной книге, благополучно отбыл в вояж. Тем временем в руки попадает толстенный том «Романовы», в нем портреты представителей семьи во всех возрастах и проекциях. Вот он Николай в оригинале Франца Крюгера – светлые глаза-усы-борода – надо же, не он! Сходство изображенного с «угличским императором» несомненное, но не индивидуальное, а родовое. Опять конфуз какой-то… Через несколько страниц, по счастью, еще портрет работы почтеннейшего академика живописи Готфрида Виллевальде – «Государь Николай Павлович с цесаревичем». Между двумя мужчинами то же фамильное сходство в общем облике, в манере держаться, в типе лица: светлые глаза, светлые волосы уложены сходным образом, однотипные усы и бакенбарды. Но в двойном портрете от-

четливее индивидуальные особенности каждого. Это что же, получается, у нас Александр II? А вот и оригинал, которому «наш» приходится прямым родственником – работа Егора (Георга) Ботмана. Александр Николаевич возвышается над озером и парком, которые прямо-таки лежат у его ног. Фигура четко выделяется на фоне темных туч с тревожными красноватыми бликами (хочется искать художественных прозрений и мрачных пророчеств). Но в образе оттенок щегольства и салонной красивости: голубые глаза – к ним так идет орденская муаровая лента! – немного навыкате и смотрят вдаль отстраненно, волосы и усы чуть слишком ухожены и уложены. В угличской копии взят только фрагмент, фигура по пояс и небо – оно светлее и как-то «безопаснее», лицо Александра мягче и розовее, глаза под старательно очерченными бровями

95

2012

Франц Крюгер. Портрет императора Николая I. Георг Ботман. Портрет великого князя Александра Николаевича. Готфрид Виллевальде. Государь Николай Павлович с цесаревичем Александром Николаевичем в мастерской художника.

2012

{музейные фонды}

Джордж Доу. Портрет великой княгини Александры Федоровны с детьми.

96

будто больше, губы пухлее. Вот он «провинциальный идеализм» – отсюда монарх видится таким, им явно любуются. …Много лет назад мы с хранителем живописи искали портрет Анны Дорофеевой: небольшой холст, темноглазая малышка в синем платье с расцветающей розой в руке. Он тогда не выставлялся, «в лицо» «Девочку с розочкой» никто толком не знал, в тесном неудобном хранилище он – как провалился, хранитель теряла терпение, сердилась, зато на глаза и в руки все время попадалась дама в розовом венке и жемчугах, еще один призрак музейных фондов. Кажется, великая княгиня, ну одна из них, их ведь тоже было много… Под домашним именем «Девочка с розочкой» (Дорофееву давно нашли, она вместе с родителями в зале Богоявленского собора) княгиня перемещалась с полки на полку, из хранилища в хранилище. Прорванный холст, осыпающаяся местами краска, когда-то очередь дойдет до реставрации копии в таком-то поколении. Впрочем, следует, по крайней мере, определить, кто это. Заманчиво думать, что перед нами супруга Алексан-

дра Мария Александровна. В том же томе «Романовы» находится и подходящий оригинал – работа неизвестного художника. Тот же ракурс, очень близки черты лица, явно тот же жемчуг, немного по-другому уложены волосы (и нет розового венка), другое по цвету, но близкое по покрою платье. Наши портреты не слишком «согласованы», чтобы быть парными, – по масштабу, по размеру, да и по всему строю, но в уездном городе эта приблизительность понятна и простительна. И портретам простительно, – они же фрагменты, «выкадровка»… Возможно, кто-то их просто подбирал друг к другу. В Угличе явно было пристрастное отношение именно к Александру II, великим князем он посещал город, его жизнью здесь живо интересовались. Ага, пишем – «Мария Александровна…» …Новая экспозиция музея Царицыно на все лады склоняет монаршие образы – портреты маслом и акварелью, гравюры, мелкая пластика, скульптуры. Чего нет «у себя», тоже есть – в репродукциях. Чуть не во всю стену работа (снимок сомнительной печати чуть ли не на пластике для банне-

умереть на троне. Потом Николай оставил супругу и возглавил подавление мятежа, а, вернувшись, увидел, что у нее стала трястись голова, эти конвульсии не проходили до конца жизни и в момент волнения становились сильнее. На недавнем портрете с розами, можно сказать, еще краски сохли… Александр II вступил на престол тридцатишестилетним в феврале 1855 года. Его отец умер не менее загадочно, чем Александр I. Много говорили о яде, который царь сам просил у врача, о его долгом разговоре с наследником (Александр вышел в слезах), о последних словах ему в минуту просветления – «Держи всё, держи всё», и руку сжал, чтобы сын видел – как. А.Ф.Тютчева, проницательная дочь поэта и фрейлина при дворе, написала вскоре после воцарения Александра Николаевича:

«Император – лучший из людей. Он был бы прекрасным государем в хорошо организованной стране и в мирное время, там, где приходилось бы только охранять, но ему недостает темперамента преобразователя. У императрицы тоже нет инициативы… им недостает струнки увлечения. Сам того не ведая, он вовлечен в борьбу с могучими силами и страшными стихиями, которых он не понимает». Вот они, вот они - темные тучи с красным свечением на холсте Ботмана! И ухоженное лицо неведающего прекрасного государя. Впрочем, у художника (и на нашем портрете тоже) изображен еще великий князь. На эполетах вензель НI – правление отца еще длится, на мундире знак XX – «двадцать лет беспорочной службы». Этот знак позволяет предпо­л ожить дату создания портрета, ну

хотя бы приблизи­­­­тельно. В апреле 1834 г. шестнад­ цатилетний цесаревич дос­­­ тиг совершеннолетия, начинается его военная служба, двадцатилетие которой приходится на весну 1854 года, а в фев­рале 1855 года он становится царем, вензель на эполетах меняется. Как ни условен фон парадного портрета, но время года там «с зеленью». Естественно думать, что это 1854 год. Итак, его время подходит. К вступлению на престол Александр основательно готовился, его образование сочетало опыт университета и военной академии. «Фактически Александр получил блестящее образование, которое в полном смысле слова было равноценно подготовке к докторской степени в лучших западных университетах», – писал В.Николаев, болгарский академик и лучший знаток биографии Александра II.

2012

ров) знаменитого Джорджа Доу – «Портрет великой княгини Александры Федоровны с детьми». Ну что ж такое-то – ты посмотри!

– «Девочка с розочкой»! В волосах те же бледные пышные цветки и бутоны, над ухом четыре локона, по краю синего платья орнамент «в античном вкусе». Жемчуг тот же. Отсутствует красная шаль, зато в наличии крошечная девчушка и мальчик постарше. Складываю два и два: наш Александр Николаевич в детстве – с сестрой Марией и матерью. Николай был третьим сыном Павла I, в 1817 году его женой стала дочь прусского короля ФридрихаВильгельма II ФредерикаЛуиза-Шарлотта, принявшая православие и имя Александра Федоровна. Жили своей маленькой семьей, играли в шарады, Николай Павлович увлекался карикатурами и перестройкой дома. В.А.Жуковский преподавал «королевне» русский язык, но от грамматики отвлекался в поэзию, уроки проходили в беседах. Она потом писала: «Человек он был слишком поэтичный, чтобы оказаться хорошим учителем. Русский язык я постигала плохо, и, несмотря на мое страстное желание изучить его, я в продолжение многих лет не имела духу произносить на нем цельных фраз». Жизнь текла тихо и счастливо, их сыну-первенцу ничто не предвещало короны. К этому-то времени относится вполне идиллический портрет с розами, мальчику лет пять-шесть, и все вот-вот кончится. В 1825 году, после внезапной смерти Александра I в Таганроге и отречения Константина, пришла очередь Николая – ему не было и тридцати. Манифест о восшествии на престол от 12 декабря обнародовали 13-го. Документ читали семилетнему Александру – он становился цесаревичем, мальчик плакал. Потом было восстание на Сенатской площади. Оценить масштаб и возможный исход событий поначалу не мог никто, Николай Павлович и Александра Федоровна укрылись в церкви Зимнего дворца и поклялись перед алтарем

97

{музейные фонды} 2012

98

С мая по декабрь 1837 года цесаревич совершил большое путешествие по стране. Под звон колоколов и залпы пушек перед его глазами проходят города – Новгород, Вышний Волочок, Тверь, Углич, Рыбинск, Ярославль, Ростов Великий. Дальше до Урала и за Урал, Тобольск, Ялуторовск и встреча с декабристами, потом места сражений войны 1812 года, Москва и возвращение домой. Сопровождавший его В.А.Жуковский напишет, что поездка напоминала чтение книги, в которой августейший путешественник читает только оглавление: «После он начнет читать каждую главу особенно. Эта книга – Россия». Угличская главка совсем короткая и оставила след в домашних записках горожан. Купец С.Г. Шапошников в своем «Журнале» сообщает: «Маия 8. На сие число во втором часу заполночь изволил сюда в Углич прибыть Его Императорское высочество наследник Александр Николаевич. Изволил ночевать в доме 1-й гильдии купцов и почетных граждан братьев Зиминых, а поутру вставши изволил быть в соборе в палате и в церкви царевича Димитрия. Изволил отбыть в девять часов из Углича. Подарил Зиминых перстнем бралиантовым составкою сот в восемь рублей на сие время». Сведения о распорядке и подарке вполне достоверны, ведь женой Семена Григорьеви-

Император Александр II и императрица Мария Александровна. (Романовы. 300 лет служения России. М., 2006, с. 596).

ча была сестра означенных Зиминых. В апреле 1848 года городской голова купец П.М.Сурин, взяв с собой жену и бургомистра купца Михаила Хорхорина, отправился в Москву на встречу с царской семьей, которая ехала туда на пасху «для освящения нового дворца». Мужчины, надев мундиры, отправляются после молебна на прием и подносят царю от Углича хлеб и соль на блюде, «христосуются» с императором, наследником и семьей, потом присутствуют на обеде. Сурин с удовольствием описывает событие, ознаменовавшее первый год его бытности городским головой, а в заключение очень по-купечески прибавляет: «Куплено было для поднесения Государю блюдо фаянсковое … , солонка серебряна…, хлеб…, а всего расходу в Москву и из Москвы стоило мне более ста рублей серебром». Кто-то из них, а, может, и другой верноподданный

угличанин будет потом собирать все о государе, почтившем город своим коротким визитом. Александр где-то там, в своей столичной жизни, задумывает освобождение крестьян, в сорок семь лет встречает юную княжну Катеньку Долгорукую, переживает покушение Каракозова, руку которого толкнул обыватель из крестьян Осип Комиссаров, потом второе покушение, третье, взрыв на железной дороге, взрыв в Зимнем дворце, потом хоронит жену, женится на своей княжне (обреченно повторяет: «Я боюсь своего счастья») и погибает от взрыва на Екатерининском канале. А в Угличе бережно хранят портреты спасителя Комиссарова, которого, забегая вперед, скажем, жестоко погубило внезапное громкое возвышение, гравюры с горой цветов на месте взрыва и с изображением императора в гробу. И эти портреты.

Неизвестный художник (с оригинала Джорджа Доу). Портрет великой княгини Александры Федоровны. УГИАХМ, источник поступления неизвестен, портрет реставрирован в 2008 году, реставраторы Е.В.Прошлецова и Д.А.Виноградов.

99

2012

Лицевое шитье Прошлое и настоящее

Наталья ЧВАНОВА

2012

{угличские искусники}

Трепетное отношение русского человека к произведениям лицевого и орнаментального шитья обусловлено многовековыми культурными традициями, уходящими корнями в легендарное языческое прошлое. Являясь частью христианского культа и декоративного убранства храма, эти произведения заняли одно из важнейших мест в общественной и художественной жизни Древней Руси.

100

Наталья ЧВАНОВА родилась в 1979 году. Окончила Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского. Научный сотрудник Угличского историкоархитектурного и художественного музея.

Традиция создания и почитания «святых образов», будь то иконописных или выполненных в технике лицевого шитья, пришедшая на Русь с принятием христианства, нашла отклик во всех слоях русского общества и обогатилась разнообразными техническими и художественными приемами, новыми колористическими решениями. Почвой, несомненно, послужил богатый опыт ткацкого и вышивального мастерства, всегда процветавшего у оседлых народов, к которым принадлежали и славянские племена. Образцы древнего шитья и крестьянские вышивки XVIII – XIX веков с сюжетами славянской языческой мифологии убеждают в широком распространении этого искусства в дохристианский период. Об этом наследии свидетельствуют многочисленные орнаментальные мотивы, несущие в себе элементы миропонимания людей тех далеких времен. Эти мотивы нередко

украшают и произведения лицевого шитья, в которых воспроизводились разные иконографические сюжеты. Другими словами, когда в конце X века Русь познакомилась с новым видом шитья, а именно шитья лицевого, русские мастера успешно освоили его приемы и технику. Лицевое шитье часто называют «живописью иглой». Разноцветными шелками мастерицы буквально «застилали» плоскости изображений, как красками в живописи. Иногда использовались шелка одного цвета, но разных тонов, служивших одним из средств моделировки ликов и фигур. При этом мастерицы применяли особую технику шитья, так называемый «атласный шов», или «гладь» (стежки плотно прилегали друг к другу) и шов «в раскол», когда иглой раскалывали нить предыдущего стежка, чем достигалась особенная плотность и прочность шитья.

Фелонь «Троица Ветхозаветная». Мастерская Богоявленского женского монастыря. (?) Бархат, атлас, шелковые, серебряные нити.

XVIII век.

101

2012

2012

{угличские искусники}

Владимир Кузнецов передает Угличскому музею работы Ивана Туркина (слева) и свою.

102

В первой четверти XVI века, сохраняя традиции предыдущего столетия, в лицевое шитье внедряется новая техника шитья золотом и серебром, которые настилались с применением разнообразных приемов шитья «в прикреп» разноцветными шелками, образовывавшими мелкие орнаментальные мотивы, среди которых наиболее употребительны «клопец», «косой ряд», «городок» («копытечко»). В сложном и многотрудном деле создания произведений изобразительного шитья свое дарование в полной мере проявили русские мастерицы, славившиеся как искусные вышивальщицы. Они являлись носителями многовековых традиций народного искусства, проявившегося наиболее ярко в орнаментальном шитье, которым украшали каймы и фон шитых покровов и пелен, светские и церковные одежды, предметы домашнего и церковного обихода: ширинки, скатерти, полотенца, покровцы на церковные сосуды, всякого рода «вошвы» для украшения богатых одежд. История возникновения и развития изобразительного шитья на Руси нагляднее всего прослеживается на примере деятельности отдельных мастерских, или «светлиц» (особых светлых комнат отведенных для женского рукоделия), имевшихся почти в каждом княжеском и боярском доме,

в богатых домах служилых и торговых людей, в женских монастырях. В этих светлицах под руководством хозяйки дома или настоятельницы монастыря работало иногда до полусотни мастериц. На Угличской земле традиция создания произведений лицевого и орнаментального шитья прочно связана с деятельностью мастерской Богоявленского женского монастыря, с XVII века ставшего средоточием различных художественных ремесел. А мастерская эта прежде всего прославилась созданием золотошвейных предметов изобразительного церковного искусства. Как уже говорилось выше, с первых веков распространения на Руси христианства искусство изобразительного шитья стало развиваться в женских монастырях. Во второй половине XIII века при угличском удельном князе Романе Владимировиче было основано по меньшей мере три монастыря. Можно предположить, что в одном из них и возникла первая мастерская, в которой вышивали церковные пелены и литургические покровы. Во второй половине XVI века на развитие этого вида искусства в Угличе непосредственное влияние оказала деятельность великокняжеской мастерской, принадлежавшей седьмой жене Ивана Грозного, матери святого царевича

Димитрия, Марии Нагой, которая сама была искусной вышивальщицей. По одной из версий, именно она является основательницей мастерской женского рукоделия в Угличе в XVI веке. Ее работы пользовались в Московской Руси широкой известностью. Достаточно назвать выполненный ею в 1587 году покров на раку Кирилла Белозерского, ныне хранящийся в собрании государственного Русского музея. Вынужденная покинуть Москву и переехать на жительство в Углич, она, как тогда было принято, перевезла с собой из Москвы мастерскую женского рукоделия. Здесь, на новом месте, в течение семи лет – с 1584 по 1591 годы – они продолжали трудиться над украшением кремлевских и приходских храмов шитыми пеленами. Яркий пример этому – подвесная пелена к иконе «Св. Иоанн Милостивый», выполненная для одноименной деревянной церкви, находившейся до 1661 года на Ростовской дороге. Эта пелена, отмеченная высочайшими художественными достоинствами, вызывает в памяти лучшие образцы царских и великокняжеских мастерских того периода. Несколькими годами позже, а именно в 1606 году, в Богоявленском женском монастыре, основанном в Угличе матерью царя Михаила Федоровича Романова

инокиней Марфой (в миру боярыней Ксенией Шестовой), организуется мастерская, из стен которой впоследствии вышло немало произведений лицевого шитья, украшавших тогда монастырские соборы и приходские церкви, а ныне находящиеся в собрании Угличского музея. Лучшим из них считается покров на раку Паисия Угличского, датируемый второй половиной XVII века и происходящий из соборной церкви Покровского монастыря. Характер травного орнамента фона, столь излюбленный в произведениях шитья, вышедших из мастерских Верхнего Поволжья, несомненно, указывает на местное происхождение этого покрова. В период с XVII по начало XX века на территории города и за его пределами активно работали мастерские в домах богатых угличских бояр, служилых и торговых людей. Одну из таких мастерских в начале XVII века возглавляла угличанка боярыня Марфа Полчанинова. В ее мастерской был выполнен покров «Св. князь Роман Угличский». В1619 году она вкладывает этот покров « … в соборную церковь Благолепнаго Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа … по своих родителей и по своей душе», откуда он впоследствии и попал в музейную коллекцию. Шитый

2012

Угличская коллекция Владимира Кузнецова 2006-2010 гг. Подвесная пелена «Чудо Св. Георгия о змие» «Архангел Михаил» «Богоматерь Казанская» «Св. Николай Чудотворец». Атлас, шелк, шелковые нити.

60х54 см.

2007 г.

103

{угличские искусники} 2012

104

золотными и серебряными нитями «в прикреп», покров воспринимается как дорогой оклад на икону святого. Высокая техника исполнения орнаментально-графического шитья, многообразие геометрических узоров, сложное обрамление литургической и вкладной надписями вязью – все это вызывает неподдельный интерес к произведению, вышедшему из боярской мастерской. Деятельности мастерской Богоявленского женского монастыря, которую принято считать преемницей богатых традиций царской «светлицы» Марии Нагой, приписывается большая часть «шитых» произведений, украшавших некогда угличские храмы. В 1892 году игумения Измарагда (Воскресенская) преподносит только что открывшемуся угличскому Музею отечественных древностей сударь «Се агнец», выполненный еще в до-петровскую эпоху. Это изображение, крайне редко встречающееся в иконах, становится традиционным для покровцов на церковные сосуды. Хорошо продуманная композиция, подчиненная единому ритму, графическая четкость и тщательность проработки разнообразных узоров шитья «в прикреп», свидетельствуют о достаточно высоком качестве работы, созданной в монастырской мастерской. Декоративное начало, робко заявившее о себе в произведениях лицевого шитья на рубеже XVI – XVII веков, широкое звучание приобрело в веке восемнадцатом. В это время,

в стенах Богоявленского женского монастыря, была создана фелонь, на оплечье которой воспроизведена композиция «Троицы Ветхозаветной», шитая по темно-вишневому бархату золотой и серебряной канителью, некогда применявшейся исключительно в качестве обводки контура того или иного изображения. Схематично трактованные лики ангелов, выполненные по светло-серому атласу шелком телесного цвета «в один стежок», окончательно утрачивают какую-либо выразительность и получают строго графическую разработку. Живописные традиции древнерусского изобразительного искусства в этом произведении уступают место внешнему блеску и красочному узорочью. В 20-30-е годы XX века, в связи с закрытием женских обителей, в которых процветали лицевое и орнаментальное художественное шитье, а также шитье бисером, была прервана деятельность монастырских светлиц, в стенах которых веками оттачивалось мастерство и создавались лучшие произведения этого вида искусства. Печальная участь постигла и угличский Богоявленский монастырь. На смену профессиональной вышивке приходит скромное и малопритязательное «домашнее рукоделие». К счастью, в 90-х годах XX столетия в Угличе появляются мастера, творчески подошедшие к идее возрождения многовековых традиций. В шитых иконах и пеленах Владимира Кузнецова с новой силой за-

Наталья Сотникова. Шитая пелена «Священномученик Андроник архиепископ Пермский».

явила о себе «близость художественного и образного строя лицевого шитья к иконе», возвращая тем самым шитью былую славу. В праздничной, преисполненной торжественных аккордов, пелене «Чудо Св. Георгия о змие» «близость» эта просматривается уже на сюжетном уровне. Сложная, многофигурная композиция, подробно повествующая о том, как Св. Георгий спасает от чудовища целый город и царскую дочь, на протяжении многих веков являлась излюбленным сюжетом древнерусской живописи. По этой причине в качестве образца автор использовал икону «Чудо Св. Георгия о змие», выполненную в угличской старообрядчес-

кой иконописной мастерской в самом начале XIX века. Вслед за иконописцем Владимир Кузнецов представляет композицию в ее расширенном варианте. Помимо Св. Георгия, величественно восседающего на белоснежном коне, символе духовной чистоты святого, в пелене детально проработаны «образы царевны Елисавы, на тонком пояске ведущей усмиренное чудовище в город, и башни с царем, царицей и приближенными, наблюдающими с высоты за происходящими событиями, и народ, дивящийся чуду». Насыщенная событиями и персонажами композиция производит впечатление хорошо отрепетированной сцены. Красноречивые жесты

церкви. Однако количество мастеров, посвятивших себя этому кропотливому, трудоемкому и порой весьма затратному искусству, в России все еще исчисляется единицами. В 2011 году Владимир Кузнецов получил Президентский грант на реализацию проекта «Угличское шитье». Проект этот объединил группу талантливых угличских мастеров, работающих в технике лицевого шитья. К их числу относится Иван Туркин, который является автором таких пелен, как «Распятие», «Спас Нерукотворный», «Св. Никола Чудотворец». Образ Св. Николы Чудотворца изображен у него прямолично. Правая рука в благословляющем жесте, в левой – закрытое Евангелие на покровенной руке. Образ святого создан с той мерой свободного творчества, которую оставляют художнику строгий канон и традиция, закрепленная в иконописных подлинниках. В лучших традициях шитья второй половины XVI

века пластический эффект личного достигается в пелене направлением стежков цветных нитей «по форме». Художественное решение произведения отличается цельностью, продуманностью пропорций, верно найденным соотношением величины средника и ширины кайм, общей выразительностью композиции. В рамках реализации проекта «Угличское шитье» впервые стало возможным обучение этому сложному виду искусства всех желающих. Во время проведения ознакомительных и обучающих мастер-классов Владимир Кузнецов отобрал талантливых учеников, которым на первых порах в создании шитых пелен отводилась роль подмастерий. Сейчас Наталья Сотникова и Анастасия Каштанова выполняют полный цикл работ – начиная с нанесения рисунка будущей пелены и заканчивая шитьем литургических надписей. В шитых иконах «Св. кн. Ольга» и «Ангел-Хранитель» явно

Анастасия Каштанова и шитая пелена «Ангел-Хранитель».

выражены декоративные искания Натальи и Анастасии, свойственные лицевому шитью первой половины XVI века с его ярко проявившимся господством чистого локального цвета, с ясными и четкими композиционными изводами. Художественный строй обеих пелен отличают обаятельная простота, предельный лаконизм и человеческая искренность чувств. Отрадно осознавать, что судьба одного из самых интересных видов древнерусского искусства – в руках увлеченных и талантливых продолжателей традиций лицевого шитья.

Фрагмент распятия. Работа Ивана Туркина.

2012

и характерные позы точно передают эмоциональное состояние героев, каждый из которых является носителем определенной христианской идеи. Тонкий художественный вкус мастера наглядно проявился в удачном подборе разноцветных нитей и умении выгодно сочетать их, создавая полноценные психологические образы. Звонкая цветовая гамма и выразительные линии рисунка – четкие, «категоричные» в образе Св. Георгия и гибкие, струящиеся в образе спасенной царевны – обнаруживают аналогии с произведениями, выполненными в т.н. «живописном» стиле и ставят работу угличского «швеца» в один ряд с наиболее удачными образцами современного изобразительного искусства. В настоящее время к произведениям современного лицевого шитья все активнее проявляется интерес со стороны музейного сообщества, коллекционеров и представителей Русской Православной

105

совершенная belle femme

2012

{МУЗЕЙНЫЕ НАРЯДЫ}

Элина КОЛОТИЛОВА

106

Элина КОЛОТИЛОВА родилась в 1965 году. Окончила Историко-архивный институт (Москва). Работала в филиале Государственного архива Ярославской области в Угличе. С 2004 года – руководитель Музея городского быта. Автор материалов, публиковавшихся в «Угличской газете» и научных сборников музеев Углича, Рыбинска, Ярославля.

Моде свойственна цикличность. Она способна в один миг отвергнуть еще недавно почитаемые за совершенство цветовые сочетания или силуэты, чтобы 150, 50, 25 лет спустя вернуться к ним. И поэтому нет ничего удивительного в том, что возникшее на Востоке искусство драпировки тканей прошло долгий путь совершенствования в костюме крито-микенской культуры, одеждах эпохи Древней Греции и Рима и оказалось одним из «вечных» направлений в одежде. Драпировки стали отличительной чертой моды и эпохи Ренессанса, наполеоновской Франции, творений парижских дизайнеров ХХ века Эльзы Скьяпарелли, Кристиана Диора и русской Надежды Ламановой. К сожалению, в наших музеях предметов одежды представлено совсем немного. Да это и понятно. С платьями, юбками, блузками мы не церемонимся и избавляемся от них почти сразу, как только перестаем носить. К тому же ткань – вещь неблагодарная. Она дряхлеет, пачкается, истлевает. Вот и видим мы в витринах музея пару-тройку женских и мужских костюмов из не очень давнего прошлого. Музей городского быта в городе Угличе, в принципе, не является исключением из общего правила. С той только разницей, что практически вся коллекция одежды здесь выставлена в экспозиции. Это 18 предметов женского гардероба, относящихся к периоду последней трети XIX-началаXX века. Вот на примере нескольких вещей мы и попытаемся рассказать о некоторых эпизодах истории русской моды. А начнем мы с событий, которые потрясли и перевернули мир моды, по сути создали современный модельный бизнес. В 1856 году англичанин Уильям Перкин создал первые анилиновые красители и наладил их промышленное производство. И в моду тут же вошли яркие цвета в самых невероятных сочетаниях. В то же время американец Исаак Зингер начал продавать переносную швейную машинку, что облегчило ручной труд десяткам тысяч портных во всем мире. В 1857 году моло-

дой англичанин Чарлз Фредерик Уорт открыл в Париже первый дом высокой моды от-кутюр, модели которого через специальные куклыманекены демонстрировались по всему миру. Эти три фактора привели к тому, что мода перестала быть уделом избранных, а модные новинки распространялись с удивительной быстротой. А уже в 1865 году в Петербурге открывается и первый русский дом моды «Бризак», и теперь Россия ничем не уступает другим европейским столицам. Это время совпало с коренной ломкой, произошедшей в женской одежде. В 1867 году волей Уорта был положен конец царствованию кринолина, и в дамском гардеробе восторжествовали более узкие драпированные юбки и турнюры. Новинки «драпированной» моды, казавшиеся такими скандальными первые сезоны, вскоре были приняты во всем цивилизованном мире. В коллекции музея городского быта города Углича

В 1868 году русский журнал «Модный свет» писал: «В Париже появилась модная новинка «tournear». Мы пока не знаем, что это, но считаем своим долгом известить дам об этом». Это и был знаменитый турнюр – небольшая подкладка-каркас, или волосяная подушечка, закрепленная под платьем ниже талии. И уже в 1870 году турнюр в России был распространен повсеместно. Даже в глухой провинции дамам и барышням было ясно, что носить кринолин – признак дурного тона.

два турнюрных платья этого периода. Самый старый экземпляр коллекции – бальное платье – относится к первой половине 70-х годов XIX века. Турнюр еще только появился и был модной новинкой. А общая мода в это время возвращается к силуэту Людовика XIV, копируя платья, но преобразовывая фижмы и «криарды» в турнюры. А многочисленные оборки, фестоны и рюшки на юбках 1870-х годов были имитацией оборок «фалбала» на юбках конца XVII века. Именно таким образом сшито бальное платье из экспозиции музея. Оно выполнено из шелкового поплина серого цвета в мелкий черный горошек. Лиф платья корсетный, с вшитыми в бока пластинами. Он очень плотный, на толстой двойной подкладке с опускающимся спереди мысом-шнипом. Этот корсаж в сочетании с туго затянутым корсетом делал талию женщины необычайно тонкой, подчеркивая ее хрупкость. А пышная юбка выглядела совершенно воздушной. У нашего платья существует еще и нижняя юбка для придания ему еще большего объема. Верхняя юбка сшита из основной ткани, богато отделана совершенно по моде. Ее подол украшают газовые оборки, к которым вручную пришито черное фестонное кружево шантильи. Точно такие же оборки и кружева присутствуют на вырезе горловины и рукавах. Подол верхней юбки несколько приподнят и задрапирован спереди. Драпировки украшены двумя черным бархатными бантами. Турнюрные драпировки сзади имеют такие же украшения. Юбка имеет небольшой трен – шлейф, что тоже соответствует европейской моде того периода. Поскольку платье бальное, рукава у него короткие и пышные, несколько напоминающие «фонарики». Это прообраз рукавов «жиго», вошедших в моду через десять лет. Платье действительно соответствовало модным тенденциям того периода. Именно к таким моделям относились слова двух гоголевских дам из «Мертвых душ» о том, что «талия опускается еще ниже и сходится мыском… А сзади принято подкладывать вату, чтобы было совершенное belfame».

2012

Король странызаконодательницы мод Франции Людовик XIV, знаменитый «корольсолнце», остроумно назвал моду «зеркалом истории». И это определение, данное более трехсот лет назад такому уникальному социальному и художественному явлению, каким является мода, не устарело и сегодня. На протяжении веков историки моды пытаются найти ответы на извечные вопросы: что же толкает всех людей – и женщин, и мужчин – постоянно обновлять фасоны одежды и обуви, изменять внешность, рост, вес, цвет волос и глаз?

107

2012

{МУЗЕЙНЫЕ НАРЯДЫ}

Женский силуэт с турнюром подвергался критике со стороны интеллектуалов, была создана альтернативная мода – «эстетическое движение». Его сторонники предлагали платья простых линий. К тому времени турнюрная мода была в основном популярна в консервативных кругах, среди женщин салонов, социально активных женщин. А их становилось все больше, они предпочитают носить «короткие платья» с небольшим турнюром и без трена. К 80-м годам XIX века турнюры начинают уменьшаться в размерах. Именно таким новым и прогрессивным для своего времени стало еще одно платье из коллекции музея. Визиттуалет из зеленого шелкового крепа точно соответствовал своему назначению. По сути это был деловой костюм тогдашней дамы. Платье достаточно скромное. Вся его отделка – полосы из зеленого шелка более темного цвета и узкие черные кружева по краю верхней юбки. Лиф платья по-прежнему корсетный и плотный. Все с тем же шнипом спереди, а вот юбка не столь пышная. Фактически ее турнюр – всего

108

лишь небольшая драпировка сзади. Платье имеет как бы две юбки из одной ткани: нижняя – глухая и верхняя – распашная, что было особенно модным в это время. Передняя часть верхней юбки представляет собой передник с драпировкой и подборами по центру. Подборы держатся на черных круглых пряжках, что является еще одним украшением платья. Шелковый воротник-стойка и узкий прямой рукав с шелковыми манжетами подчеркивают деловой характер платья: ведь оно предназначалось для визитов и встреч и, возможно, могло использоваться как дорожный туалет. Модель соответствует стилю «короткого платья» без трена и заканчивается у щиколоток. Уже в конце 1870-х годов заговорили о вреде корсетов. Страдания, которые испытывали женщины при утягивании корсета, волновали врачей. А в 1880-е годы началось движение за реформу женского платья, вплоть до отмены корсета. Внедрение таких технических новшеств, как электрические приборы, трамваи, велосипеды и авто-

мобили, заставляло модельеров все чаще задумываться о практичности одежды. В Москве безусловным лидером русской моды стала Надежда Петровна Ламанова – великий модельер начала ХХ века, поставщица императорского двора. У нее шил весь московский высший свет. Великая актриса Мария Ермолова позировала в платье от Ламановой для портрета Серова. В целом в последнее десятилетие XIX века наблюдается значительное упрощение кроя и формы женского костюма. В конце 1890-х годов появляется новый стиль – модерн, или, как его называли в России,– «декадентская линия». Идеалистические представления о природе женщины побудили творцов моды в Париже и, в первую очередь, Поля Пуаре создать силуэт с пышной, выдвинутой вперед грудью. Модерн вообще благоволил к пышногрудым женщинам, и для развития груди существовало множество средств – от массажа до тонизирующих ванн. В это время выходят из моды пышные рукава «жиго», их заменяют небольшие буфы у плеча, переходящие в уз-

кий рукав «рекамье». Узкий женственный силуэт теперь полностью подчинен художественным задачам нового стиля. Его формируют мягкая юбка, узкая в бедрах и плавно расклешенная книзу, утянутая талия и воротник-стойка. Именно такое визитное платье, отвечающее всем требованиям моды, присутствует в экспозиции музея. Оно сшито из саржи серого цвета. Кстати, серый цвет в конце XIX-начале ХХ веков был одним из самых популярных. Легкие шелковые ткани были также на пике популярности в это время. Серая саржа платья отделана на груди черным плетеным коклюшечным кружевом ручной работы. Кружева вообще были любимым украшением одежды, переходили от платья к платью, так как были очень прочные и не рвались. Кружев изготавливалось огромное количество. Помимо машинных и импортных кружев, славились вологодские, елецкие и калязинские кружева. Даже в высшем свете стало модным использовать отечественное кружево в нарядном и повседневном костюме. Ну, а наша дама, хозяйка платья,

В Музее городского быта собраны различные модные платья последней трети XIX – начала XX века. В шляпках даже наши современницы становятся блоковскими «Незнакомками».

видимо, четко отслеживала все модные тенденции того времени и сшила себе платье, пользуясь модными журналами и описаниями моделей, которых в то время было очень много. В нашем платье отделочное ручное кружево хорошо сочетается с тонким, но плотным фабричным гипюром на узкой части рукавов и купонным широким отделочным кружевом по подолу, а также машинным шерстяным кружевом в виде двух узких вертикальных полос на юбке. Край воротника-стойки и рукава отделаны узкой оборкой из белой глади. К воротникустойке прикреплена съемная кружевная манишка-жабо белого цвета, и это позволяет платью выглядеть не только по-деловому, но и нарядно. Небольшие буфы у плеча, переходящие в узкий рукав, делали это платье особенно модным в то время. Лиф платья скроен с небольшим припуском у талии, что формировало характерный для модерна силуэт «голубиная грудка», который продержался в моде около десяти лет. Однако же, осиные талии и «бельфамистый» бюст, модные в эпоху модерна, вызывали беспокойство врачей, требовавших изменений в одежде. Начало ХХ века было связано с усиливающей борьбой женщин за эмансипацию. Учеба на курсах, преподавательская, научная и даже

2012

Парижский модельер высшего класса , один из самых влиятельных создателей моды Поль Пуаре (1879-1944) пропагандировал в период 1890-1910 годов возвращение к античной моде, предлагая Парижу платье в виде туники и пеплос, а также введя в Европе моду на кимоно. Кутюрье также является изобретателем так называемой «хромой юбки» (с шириной ниже колена около 30 см), которая позволяла передвигаться исключительно семенящей походкой.

109

2012

{МУЗЕЙНЫЕ НАРЯДЫ}

революционная деятельность становятся смыслом жизни многих женщин. Протесты против жестких корсетов в это время были почти массовыми. Для облегчения участи женщин стали делать более гуманные корсеты, которые не так сильно шнуровались. В это время появляются и первые длинные корсеты с прикрепленными к ним резинками для чулок, и первые пояса для чулок с подвязками, и даже первые бюстгальтеры, которые тогда звались «бюстодержателями». В 1905 году в российском журнале «Новейшая мода» была впервые предложена модель «тюлевого нижнего лифчика».

110

В конце первого десятилетия нового ХХ века признание в России получает новый силуэт длинного платья «реформ» с чуть завышенной талией. Предложил этот силуэт французский модельер Поль Пуаре. Выдающийся реформатор моды заставил женщин отказаться от корсета. Впервые женщина получила возможность одеваться самостоятельно. Платья стали более свободными с прямой юбкой. Изменения коснулись кроя юбок. Они стали уже. Внизу оканчивались подкройным воланом. И непременная деталь такого платья – машинная вышивка с самым модным рисунком: лилии и кувшинки с длинными мягкими стеблями – излюбленный орнамент стиля модерн. По-прежнему большое место в гардеробе занимали визитные платья. Их делали очень нарядными и шили из шерстяных или шелковых тканей нежных цветов, украшенных вышивкой или аппликациями. Но в это же время наряду с практичными платьями появляются платья вечерние. Если бальные платья существовали в гардеробе состоятельной модницы всегда, то вечерние появляются лишь с конца XIX века. Они предназначены для посещения театров и, в первую очередь, модных ресторанов и первых дансингов. Они не всегда пышные и декольтированные, но всегда изысканные. Образцы визитного и вечернего платья начала ХХ века опять же есть в экспозиции музея. Оба эти платья относятся к стилю модерн,

но сшиты уже на его излете, когда появился «реформ». Белое визитное платье является классическим образцом модели этого покроя. Оно свободное, с чуть завышенной талией и прямой юбкой, имеет простой круглый вырез по горловине. Узкий рукав, модный еще в 1900 году, начинает постепенно расширяться от локтя к запястью, и эта деталь делает платье особенно изысканным и актуальным для того времени. Рукава и подол платья отделаны оборкой из плиссированного крепдешина, что также было особенно модным. Это платье имеет и неотъемлемую деталь – ту самую вышивку белой гладью с узором из изломанных стилизованных «модерновых» лилий и кувшинок. Оно было и визитным, и летним прогулочным, могло принадлежать даме, следившей за всеми модными тенденциями. Что касается вечернего платья, то оно тоже имеет силуэт «реформ». Но особый его шик – использование двух видов тканей различных цветов. Фактически здесь два платья. Нижнее платье сшито из шелка зеленого «болотного» цвета, ультрамодного в то время. Оно совершенно простое и выполняет функцию чехла. Зато верхнее необыкновенно изысканно. Причем покрой его очень простой – отрезное в талии, с узкой длинной юбкой, узкими рукавами и непременным воротником-стойкой. Роскошь этому платью придает ткань – тонкий черный фабричный гипюр с отделкой из вышивки и украшенный стразами и искусственным жемчугом. Еще одна очень модная деталь присутствует в этом платье – сочетание двух видов кружева различной толщины: тонкого гипюра верхнего платья и широкой полосы толстого плетеного кружева на подоле нижнего. Такие необычные сочетания также были характерны для вечерних туалетов 1900-х годов. Кстати, обе эти модели не были сшиты по заказу, а являлись образцами прета-парте – промышленной моды – и были приобретены в магазинах готового платья, которых в это время в России было уже достаточно, причем не только в столицах, но и в провинции.

Таким образом, рассмотрев всего лишь несколько платьев конца XIX-начала ХХ веков, можно смело сказать, что все новинки моды и модные тенденции характерны были в то время не только для столиц, но и для маленьких провинциальных городков России. Их жительницы с пристальным вниманием следили за всеми новшествами в одежде, получали и покупали модные журналы и каталоги магазинов готового платья и ни в чем не хотели уступать петербурженкам и москвичкам, подчиняясь не только резким сменам моды, но и ее мимолетным капризам. Для моды особенно верна поговорка: новое – хорошо забытое старое. И кто знает, на какие новые стили вдохновят будущих модельеров старые платья из музейных коллекций. Ведь и сейчас «винтаж» – основное модное направление.

Музей городского быта (г. Углич, Успенская площадь, д. № 5) работает ежедневно, в праздничные дни – по специальному расписанию. Телефон: 2-44-14.

2012

Еще одно платье из коллекции музея, относящееся к началу ХХ века, – летнее вышитое. Его можно назвать прогулочным или дачным. Оно наглядно характеризует изменения, произошедшие в моде за неполные десять лет. Платье прямого покроя с несколько завышенной талией. Но … от всех предыдущих оно отличается длиной. Подол закрывает только лишь икру ноги. Широкая талия, чуть расклешенная юбка, длина до икры и разноцветная вышивка тамбурным швом позволяет датировать это платье 1913-1914 годами. Именно в это время становятся популярными яркие, чувственные краски взамен «неврастеничных» пастельных тонов. А начавшаяся в 1914 году первая мировая война, унесшая с собой блеск монархических империй и старые моды довоенного времени, начала наступление на длину юбок и волос, все больше и больше укорачивая и те и другие.

111

2012

{лИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ. пОЭЗИЯ}

Я уезжал, а ты стояла, Перекрестив мне спину вслед, А я, рукой махнувши: «Мама», – Уже не слышал твой ответ. Теперь же, глядя в спину сыну, Понятна матери тоска – Не упасёшь! В жизнь, как в лавину... И крест сама творит рука.

Многое осталось позади, Многое непознанным осталось, Но годам не скажешь: «Погоди!», – Их любому мало показалось. Будешь знать края – не упадёшь, Будешь знать огонь – не обожжёшься, А любовь, как жизнь, всё пьёшь и пьёшь: Сколько бы ни выпил – не напьёшься. И идёшь по своему пути, Познавая судеб неизбежность, От себя никто не смог уйти, Как бы ни сплетались боль и нежность. Будешь знать края – не упадёшь, Будешь знать огонь – не обожжёшься, А любовь, как жизнь, всё пьёшь и пьёшь: Допьяна напившись – не напьёшься. Сколько лет уж бросил позади, Сколько незаметно миновало, Эх, ты, жизнь, послушай, погоди, Как же мне тебя осталось мало. Будешь знать края – не упадёшь, Будешь знать огонь – не обожжёшься, А любовь и жизнь всё пьёшь да пьёшь: До смерти упившись – не напьешься.

Для лучших из сынов ты мачеха – не мать: Ну что за злобный рок довлеет над тобою? Россия, милая, тебя нельзя понять, Тобой лишь можно жить, чтоб стать самим собою. Награды здесь не те, что ценны у скопца, И память сохранит, что ей самой подходит: Лишь чистому душой доступен рай творца, Лишь русского душой Россия в жизнь выводит. И лихорадит мир вдруг пробуждённый Росс, Воюя сам с собой, когда взыграют силы, И снова тишина, покой туманных рос, И песни дивные загадочно унылы. Они заворожат непонятой тоской Безудержных сердец, не признающих меры, Россия! Мы живём, пока живём тобой, И без тебя для нас ни места нет, ни веры.

И занавес падёт, но для актёра В самом спектакле перерывов нет. Кто выдержит, а кто уходит скоро, Не пережив полученный ответ. Меняя декорации и краски, Сезоны, времена, года, века, Приносим горе мы – а ищем ласки, И думаем, что это всё пока. А время в безразличьи иль в насмешке Чарует вновь безбрежностью надежд, И в королеве – преклоненье пешке, А в рубище – мерцанию одежд. Глазам незримы эти переходы, Как гребни пробегающей волны, Но жадно ловят жизни пешеходы, Все те же, ох, несбыточные, сны. Опалена душа тобой, Жизнь до тебя – лишь ожиданье. И нежность, и неравный бой – Все наши встречи и прощанья. Так предназначено судьбой – На счастье или на страданье? Но, может быть, и нет тебя, И все игра воображенья? – Что мы не сможем, полюбя, Забыв про все, до исступленья, Не зная ночи или дня, До слепоты! Иль до прозренья? Из круга вечности для нас Есть только малая частица: Но чтобы пламень не угас, Сгорает новая страница, И зажигает жизнью вас, Коснувшись лишь, любовь – жар-птица. Опалена душа тобой...

112 Стоишь ты снова на краю: Березкой гнешься в ураганах, Боль неизбывную свою Закутав в призрачность туманов, В безбрежность песен с их тоской И в удаль мелочных разборок – Ну, что же, милая, с тобой, Какой тебя морочит морок? Ни поколенью без беды – Безмерью сил дала судьбина: И вновь раздолье лебеды, Из сгнивших изб растет крапива... Ушли, кто жил, любил и ждал, Тропой с рожденья всем нам вечной. И кто ж тебя такой создал: К самой себе бесчеловечной?

Могучей нежностью родного языка Пленён навек, как русский, от рожденья. Здесь фраза так убийственно легка И так чисты истоки вдохновенья, Что хочешь, им сумеешь передать: Хоть сумасшедшую игру воображенья. Но ложь оттенков сразу даст понять Отсутствие души произведенья, Впитав в себя и запад и восток, Собой осталась мудрая певучесть, И возрожденья разгадала срок Печальная сегодняшняя участь. Судьба – качели: взлёт-паденье-взлёт, История открыта всем зовущим, Но есть язык, а значит, жив народ, Хоть жаль попавших под ноги грядущим.

Кто он – Алексей Будников? Корреспондент «Угличской газеты», с успехом пишущий на различные темы: о судьбах ветеранов Великой Отечественной войны, о выставке местного художника, о визите губернатора, о проблемах жилищнокоммунального хозяйства? Увлеченный энтузиаст-общественник, вместе с которым мы с февраля 2009 года возглавляем литературное объединение им. И.З. Сурикова, а с апреля 2011-го – вновь созданный клуб любителей современной поэзии и авторской песни «Созвучие-Углич»? Исследователь теории и психологии творчества, чей доклад на Васильевских чтениях (научно-практической конференции в Ярославском государственном педагогическом университете) в августе 2010 года до сих пор вспоминают и цитируют ярославские литераторы? И то, и другое, и третье... Но главное, конечно: Алексей – автор замечательных стихов, вдумчивый философ и мечтательный лирик. Этот человек имеет диплом о среднем специальном образовании, техническую специальность, но обладает таким энциклопедическим запасом знаний по российской истории, русской и зарубежной литературе, что и не снилось иным выпускникам гуманитарных вузов. Он коренной угличанин, родился в 1957 году. Работал на Угличском часовом заводе, а в тяжелые для всей нашей страны 90-е годы занимался фермерством. Затем, вернувшись в Углич, стал работать инженером в станкостроении. Издал два поэтических сборника (первый в Угличе, второй – «Боль и нежность»– в Ярославле), а исследовательская работа «Моя литературная учеба» выпущена мышкинской типографией. В последние годы стал известен в литературных кругах Ярославля, является членом актива Ярославского клуба любителей российской словесности «Тысячелетие». Статьи Алексея Валентиновича стали печататься в «Угличской газете» с 2006 года, появлялись на ее страницах все чаще и чаще... И вот не так давно, осенью 2011 года, А.В. Будников стал членом Союза журналистов России. Глубину и яркую образность его материалов оценили не только читатели «Угличской газеты» и «Углече Поле» – за цикл статей, посвященных столетию О.Ф. Берггольц, он был отмечен благодарностью губернатора Ярославской области. ...Помню одну из наших с ним первых

встреч, в 2003 году, когда Алексей принес в редакцию «Угличской газеты» подборку своих стихотворений. Пришел серьезный, романтично-бородатый мужчина, читает вслух что-то нежно-лиричное про «вечер васильковый».

– Да, – говорю ему, – хорошие стихи. И затем он читает другое: Могучей нежностью родного языка Пленен навек, как русский от рожденья... Потрясенная силой этих строк, произношу: – А вот это уже... СТИХИ. Потом оказалось, что Алексей на мне, как и на многих других слушателях, испробовал так называемую «лесенку» – выяснял, что ближе собеседнику: его ранние, юношеские строки или зрелая поэзия последних лет, оценивал таким образом уровень восприятия. Неожиданный «экзамен» я выдержала, так началось (и продолжается до сих пор) наше с ним литературное общение, в котором каждый друг другу и собрат, и соперник, и жесткий, придирчивый, ироничный критик. Однако всегда, прежде чем указать на недостатки обсуждаемого произведения, отмечаем его достоинства. Эту же тактику оба сохранили и в работе с начинающими – прежде чем указать автору на его недочеты, обязательно найдем, за что похвалить, даже в самом слабом рассказе или стихотворении это может быть искренность, юмор, настроение... Сейчас Алексей много времени и сил уделяет работе над теорией литературного творчества, считая именно ее главным делом своей жизни. Анна Толкачёва

2012

Вдумчивый философ, мечтательный лирик...

113

114 2012

{лИТЕРАТУРНЫЕ СТРАНИЦЫ. пОЭЗИЯ}

Держава

земная Андрей РОЩЕКТАЕВ Историческая повесть

Андрей РОЩЕКТАЕВ родился в Казани в 1976 году в семье известного казанского поэта Владимира Рощектаева. Окончил исторический факультет и аспирантуру Казанского университета. Кандидат исторических наук, член Союза российских писателей. Работает историком и экскурсоводом при Казанской епархии. Автор ряда монографий и статей по истории православных монастырей и храмов, а также нескольких художественных произведений, лучшим из которых сам Андрей считает повесть “Рай и ад”.

Св. благоверный князь Роман Угличский, князь Андрей Большой (Горяй), княжичи Иван и Дмитрий (сыновья Андрея Большого). В центре – преподобный Паисий Угличский. Фрагмент росписи «О Тебе радуется». Южная часть свода четверика Покровской церкви села Сера, Мышкинского района Ярославской области. Конец XIX – начало XX вв.

1. Державное строительство – А вот здесь я устроил засаду и всех их разбил... Они думали – меня можно победить!.. Полководец снисходительно покачал головой: мол, надо же, наивные! – Победить меня никак невозможно, и я им это показал! И еще много раз покажу!

– А это... это я захватил пленных и много всякой рухляди, – сказал он небрежно. – Но взятые с бою вражьи доспехи велел побросать в воду, потому как наши лучше во сто крат, а бусурманские железяки нам не нужны... Пускай знают, во что мы их «ценим». Мы бьем их при всякой встрече, и один мой воин лучше их сотни.

–...Остальную добычу я ни с кем делить не буду, – продолжал рассуждать он. – Потому как я самовластный, вседержавный государь. Воинов моих я щедро награжу за бранный труд, выдам по гривне с полтиной – чего мелочиться!... а вся добыча – моя добыча. Все мое! И наложниц себе возьму. Ваня, слушая брата, засмеялся.

– Они-то тебе к чему?..

– Так... по обычаю войны... – неопределенно сказал Митя, и правда не зная, к чему. – Так все великие полководцы с незапамятных лет поступали. Я тоже – как они... Но не добыча – главное. Главное – укрепить державу так, чтоб все боялись.

– Да, у тебя теперь уже о-очень большая держава получается...

– Не то что большая, а... такой еще от века не бывало! Но я расширю ее еще – чтоб был один государь на всю Землю... и скоро уже так будет. Он склонился над картой, которую сам составил. Из центра карты – большого кружка с надписью «Углеч» – разбегались во все стороны стрелки походов: жирные и тонкие, кривые и прямые, сплошные и пунктирные... и становилось их все больше и доходили они там и сям до краев карты... и пошли бы дальше – да «Земля», судя по карте, уже заканчивалась. Рядом с картой на полу выстроились ровные ряды игрушечных воинов, которые и разыгрывали все бесчисленные битвы – в том числе и ту, что отгремела минуту назад... После нее на карте появился еще один значок из двух скрещенных мечей, а стрелка победоносно поползла дальше, до нового такого же крестика. Рядом с картой лежал свиток, изображающий летопись. «И сошлись у реки Кострюмицы рати великого государя Димитрия Ондреевича Углицкого и свейского королевича Бомбанюка Сто Тринадесятого, и бысть сеча зла, и одоле Димитрий Ондреевич всех супостатов и гна их сто осьмнадцать верст до моря Индийского и положи осьмсот двенадесять тыщ вои вражескии мертвы, а королевича их и сто тридесят пять князей и пятнадесят тыщ лыцарей во полон взя, простых же вои взя во полон безчетно множество...». Ваня засмеялся: – Что-то не совсем складно выходит: убитых-то вы как-то там на бегу, в погоне, посчитать успели, а вот пленных – «безчетно множество»... хотя обычно наоборот бывает: пленных считают, чтоб хотя бы выкуп за них взять... да и кормить ведь их надо!

–А-а, зачем их кормить! Обойдутся! – беспечно махнул Митя, еще не пришедший в себя от столь оглушительной победы.

– И считать их даже было лень... тем более, впереди новые великие побоища с другими врагами. «...И одоле Димитрий Ондреевич Углицкий тмутараканского царя Габдрахмана Абдурахмановича с войством его безчисленным поганым и приведе его связана в стольный град Углич со всеми вельблюдами, во славу державы своей...»

– «И его тоже не кормить – обойдется со своими вельблюдами!» – подзадорил Ваня брата.

– Вот!.. «Кормить – не кормить» – вот у тебя все думы. Мне бы такие! – не захотел приземляться с небес на грешную землю великий Димитрий Ондреевич. – Все ты о мелком думаешь! Тут такая пища духовная – победы над супостатами, слава державы, а ты о пище земной печешься!

– Так для тебя вот это все и есть – «пища духовная»?

– Ну... это уж просто так все говорят: «пища духовная, пища

2012

И возвед Его на высокую гору, диавол показал Ему все царства вселенной во мгновение времени. И сказал Ему диавол: Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её; итак, если Ты поклонишься мне, то всё будет Твоё. Лк. 4, 5-7

115

{литературные страницы. проза} 2012

116

духовная...» вот и я говорю: «пища духовная»! Раз мне это дело по душе, значит, оно – «пища духовная». Для тебя, может, – другое «пища духовная», а для меня – вот это!

– Смотри, только не объешься ей!

– Я тебе за твой смех!.. ну, ладно-ладно, не буду!... не буду!.. дай сначала битву закончу, а потом подеремся. И он продолжил игру-эпопею.

– А это сейчас говорит один такой басурманский царевич, перешедший ко мне на службу... и я его сделал надсмотрщиком... и он говорит там одному: – О, правинился, харашо!.. ощен харашо!.. кнут-плетка... сто удар... патом – в темницу тэбэ темный-темный, ванющий-ванющий... сепь тажолый-тажолый, штоб жизн мед не казался! штоб плох было... патаму што плох – это харашо. Эт всегда запомни: плох – эт харашо!

– Как это?

– Для щелавек плох, для держав – харашо!

– Му-у... му-у... Это пленники стонут, – прозаично объяснил Митя. – М-м... такие... м-м... – изобразил он. – Стонут и мычат. Солоно им в темнице, в железа запечатанным... а сами виноваты! Кто супротив державы моей воюет, тот потом сапоги мне целует. А я, если и не казню, а помилую, то все одно в темнице ему место, милому...

– И ты хочешь, чтоб им было плохо?

– Ну, не то, чтобы хочу... но так же положено!

– Кем положено?

– Господом Богом и Церковью Христовой, – отчеканил Митя по-заученному. – Ты чего? Будто не знаешь? А сам все молишься-молишься! Государева власть – Божье установление. И бить-казнить непокорных – от Бога установлено.

– Не говори так! Ты этим Бога обижаешь! – встрепенулся Ваня.

– Да ты чего, белены объелся!? Как это обижаю, ежели Он Сам установил...

– Он другое установил. Его Царство – не от мира сего.

– Сам ты «не от мира сего»... и давно уже, от самого рождения, наверно! А царство земное есть отражение Царства Небесного. Разве не так?

– Неужто в Царстве Небесном, ты думаешь, тоже всех бьют батогами, в темницы всаживают, железом каленым жгут, головы рубят?.. «казни разные-всякие», как ты говоришь, устраивают?

– Так там же -– праведники! Ты чего? Там же – святые! Там же некого казнить. Все грешники – в аду. Там они... казнятся. Там им вечная казнь. А у нас, на Земле, для них покамест – темница заместо ада.

– Сам, Митя, подумай... ежели темница заместо ада, то мы-то тогда – заместо кого?.. ежели вот ты в темницу хочешь сажать и мучить и наказывать... а в аду КТО мучает и наказывает? Княжич Дмитрий опешил. Ему это в голову как-то никогда не приходило!

– Заместо... д... дьявола, что ли?.. – заробев, едва выговорил он. И перекрестился – со страху перед собственными словами. Ваня пожал плечами... мол, сам наконец-то догадался!

– Но это... это уж все очень сложно... мудрено!.. – попытался через некоторое время оправ­даться младший.

– Как раз и ничего мудреного нет. Уж куда проще! Митя и тут ничего не нашелся ответить. И правда – просто. Он, как почти все окружающие, панически боялся дьявола, даже всякого упоминания о нем, но почему-то до сей самой минуты не боялся быть на него похожим.

– Но так... вообще-то... не мы же все это делаем, а палачи, – рассуждал дальше сам с собой Митя. – Мы ж не сами головы рубим, не сами батогом бьем... Они же...

– Да уж если так говорить, то даже и не палачи «делают», а топор да батог. Они, Митя, и виноваты! Топор рубит, батог бьет... а палач ведь только стоит и рукой махает. Топор да батог – на дьявола похожи, а мы все... на Бога тогда похожи, наверное?

– Как ты так кощунничаешь и не боишься? – опомнился Митя. – На Бога мы не похожи! На Господа Бога никто не похож – так Он велик!

– А когда-то были похожи... – печально и серьезно заметил Ваня. – «Образ бо и подобие есть...»

– Ой, это все сложно! – вздохнул Митя, у которого уже ум за разум зашел.

– Нет, Митя, все очень просто! – опять также возразил Ваня.

– «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы с ними поступайте». *** Ивану исполнилось двенадцать, Дмитрию – одиннадцать. Они были сыновьями угличского князя Андрея Васильевича, что приходился родным братом государю и великому князю Ивану Васильевичу 1). Шел 6999 год от Сотворения мира. Скоро уж 30 лет, как управлял Андрей Васильевич своим крошечным, но вполне процветающим уделом. Углич при нем украсился каменным Спасо-Преображенским собором, вмещавшим около тысячи человек, и недавно заложенным Успенским, еще большим... множеством простых церквей, тремя монастырями в самом граде и несколькими в окрестностях, средь которых особо славился у богомольцев Покровский Паисиев (в народе его уже так прозвали по имени, слава Богу, пока здравствующего игумена Паисия, великого подвижника – духовника князя Андрея). Кассиан Грек, дальний родственник последних византийских кесарей, повидав­ший мир, приехавший на Русь вместе с Софьей Палеолог и принявший постриг уже на Руси, основал обитель на речке Учме, что верстах в двадцати от Углича. Странствующий монах Варлаам, тоже повидавший мир, принесший из Бари святой образ Николы Чудотворца, остановился на Улейме, что верстах в двенадцати... и там, тоже на щедрые пожертвования Андрея Васильевича, воздвиглась святая обитель во славу Угодника. «Вот вам – и новый Рим, и новый Бар-град!», – шутил, бывало, владетельный князь (особенно нравились эти слова младшему сыну Дмитрию). Обрелись нетленные мощи и своего угличского святого: при перестройке собора вскрылся гроб знаменитого князя Романа, правившего Угличем два века назад, когда о Москве еще мало кто вспоминал, что такая вообще есть на белом свете. Несколько лет назад, когда Иван и Дмитрий были еще совсем маленькими, отец их выстроил в кремле, на самом берегу Волги, каменные хоромы, достойные не то что удельного, а великого князя. Встали «костром» палаты, башни и терема, соединенные друг с другом в целый лабиринт – бесконечный, как казалось тогда маленьким Ване и Мите... теперь-то они уж освоились, привыкли, что все это – их, а тогда!.. Так и праздновало все эти годы масленицу перед постом одно из последних удельных княжеств «страны Московской», уже объединенной железом и кровью под державой старшего брата Андрея – грозного Ивана. *** Из княжича Димитрия, судя по его играм, получился бы великий государь и великий полководец. Вдохновлял его вид любых крепостных стен и валов: чудились штурмы, волны накатывающихся вражеских шлемов за парапетом, знамена, вопящий звук рогов, приставные лестницы с гроздьями карабкающихся, бревно тарана, качающееся, как игрушечное, как заводное – и дымное бабаханье пушек-тюфяков, плюющихся навстречу друг другу... И рад он был, что окошко его комнаты выходит на приволжские укрепления детин­ца, рас­кинув­шиеся внизу – и во всякое время суток можно, выглянув, созерцать собственные ратные подвиги. А Волга по ту сторону укреплений напоминала ему о далеких морях-океанах, которыми огра­ни­чена Земля – и до которых должна бы простираться его держава. И взглянет тогда Бог с небес (как он, Дмитрий, глядит сейчас с окна на Волгу) и скажет: «Как велика держава благоверного государя Димитрия Углицкого! Прославил он своими завоеваниями имя Мое по всей Земле – и Я его прославлю во Царствии Своем. Исполнил он Мой завет, что едино Царство на Небе, едино же должно быть и на Земле – и Я его Бог, а он Мой Помазанник, пред которым да падут на колена все народы». Он очень любил Углич, но... тесно ему было в Угличском уделе – фантазия, как птица, рвалась на просторы мировой импе-

*** Дмитрий часто силился понять старшего брата. Иван был какой-то «во всем удивительный». Он шутил и дурачился – но это не мешало ему молиться. Он уступал – но его это не унижало! Он был самым миролюбивым существом из всех, кого знал Дмитрий – и, как ни странно, именно потому был больше всего похож на настоящего князя... Все великие цари и полководцы из книг были похожи друг на друга, как капли воды: иногда даже Дмитрий вдруг задумывался, что их было слишком уж много... а слишком много великих – уже не то... не велико... Иногда на какие-то минуты в голове княжича мелькало, что, может, лучше было бы, если б было по-другому... но «другим»то был именно его брат. Все «великие» друг на друга похожи, а он на них – непохож. Он был совсем другого склада. Ему нравилось все, что связано с Царством Небесным. Он, когда был меньше, помнится, даже удивлялся, спрашивая у взрослых, почему «Царство Небесное» говорят про мертвых, но живым не принято желать Царства Небесного... А почему не принято? Кажется, он с тех пор так этого и не понял, хотя спрашивать перестал. Больше всего из чтения он любил жития святых. Они были для него тем же самым, что полководцы и цари для младшего брата. Из всего окружения отца самое большое влияние на княжича

Ивана оказал старец Паисий.

– Мне сейчас одиннадцать, – говорил как-то мальчик. – А он в одиннадцать – уже иноческий постриг принял в Калязинском монастыре у своего дяди старца Макария. У него ведь тоже рано мать умерла... как у нас с тобой.

– Он не был княжичем, как ты. Так что не говори глупостей! Нам с тобой от Бога предуставлено быть князьями...

–... Мира сего, – продолжил вполголоса Иван, когда Дмитрий очередной раз говорил об этом.

– Мы с тобой – князи будем! – продолжал говорить ничего не понявший Дмитрий. – А монахи пусть за нас молятся! Такая у них работа.

– А у нас – какая работа?

– Править, судить, воевать!.. много всякой работы!

– А отец Паисий говорит, что главная работа и главная война – та, которая внутри. И что никто ничем не может править, если не умеет править собой.

– А я сам собой умею править – мне никто не указ!..

– «Править собой» – это другое. Это значит... значит, тебя для тебя нет, а есть Христос.

– И Христос есть, и я есть, – по привычке перекрестившись при Имени, сказал Дмитрий. – Как это! С чего это – меня нет?.. Я же Ему не противоречу. Я же христианин православный. Я же... ну... не больше других грешу.

–Нет-нет, я совсем не то хотел сказать, не хотел тебя обвинять. Прости меня, пожалуйста... Только править мне не хочется!

– добавлял он, подумав.

– Ну, как хочешь! – пожал плечами Дмитрий, как будто Иван отказался от вкусного. И продолжил игру. *** – Эти будут врата Слоновии, а те – Вельблюжии...

– А те Коркодиловы, а те – Бегемотовы?

– Смейся-смейся... а только город мой будет – центр мира! И все, что в мире есть, в нем будет. Вся тварь – как в Ноевом ковчеге... В это время к мальчикам подошел, мурлыкнув, большущий кот Васька.

– Жалко, что он до этого не доживет и не увидит! – вздохнув, мечтательно сказал Дмитрий, лаская кота. *** – Подожди, а ты правда отречешься от княжения и пойдешь в монахи?

– Угу...

– Жалко, конечно, тебя... – вздохнул Дмитрий. – Но раз уж ты сам отказываешься!.. да и мне так лучше будет. Потом спросил: – Постой, а ты за меня там молиться будешь?

– Ну, конечно!

– Это здорово!.. потому что всякой державе и всякому Государю нужен молитвенник... ты при мне будешь – как пророк Еремия при Александре Великом! Не забывай: за меня и за мою державу, за всю.

–За тебя – и за всю! – сказал Ваня и стиснул великого полководца в объятиях.

– Тогда, твоими молитвами, моя держава будет все больше процветать от войны к войне. Все лучше и лучше!

– Митя, для процветания... нужен мир и вообще, наверное, больше ничего не нужно. Смотри, всего-то сорок четыре года Углич никто не трогал, а как он расцвел 2). Нужно только дать расти и не мешать. Если только не мешать, люди сами всю жизнь обустроят, потому что все же хотят, чтоб было хорошо, а не плохо. И если людям не делать помех, то все и будет хорошо. А самая страшная помеха – война. А после нее самая страшная – слишком суровая власть. Задача мудрого правителя – только не мешать! Запрещать людям только то, что другим жить мешает. Нет ничего проще и ничего сложнее!

Примечания: 1) Ивану III (1462 – 1505 годы княжения).

2) В 1447 году Углич был взят штурмом объединенной московско-тверской ратью во время феодальной войны между Василием II и Дмитрием Шемякой.

2012

рии. Разумеется, Угличской империи, где Углич – Четвертый Рим. Он наслышался разговоров и начитался книжек о старом Риме – «еще до папежской ереси» и его великих кесарях. О Риме Втором, славном Цареграде – и о стольном граде Москве, «иже эту славу от Рима Второго переяла». Очень любил он читать и слушать и представлять вживую, «будто сам видел», Мамаево побоище, что учинил поганым татаровям тезоименитый ему прапрадед его великий князь Димитрий Иванович. Нравились ему рассказы старых слуг и бывалых воинов о повоевании Великого Новгорода двадцать лет тому назад, когда его, княжича Димитрия, еще не было... а жаль, что не было!.. Влекли его вообще любые битвы в любые времена, млел он от красочных описаний. Например: «... и побиваша поганых ослопами, аки баранов». Но пуще всего нравилось ему читать, как в незапамятную давность царь Александр Великий, полководец небывалый и непобедимый, который «всех бивал, а его – никто», повоевал весь мир до Гога и Магога... и вот тогда-то, верно, и жилось на Земле лучше некуда! век золотой!.. ибо что еще и лучше-то может быть, когда вся Земля завоевана, и на всей Земле – одна держава и один царь! «Александрия» стала любимым его чтением с тех пор, как выучили его грамоте: «Тако ж Александр сосуд стеклян повеле сотворити. И во онь сяде, хотя глубину моря испытати. Спусти ж его по многим ужницам, и мало не дошед земли морски, иже рак приплый и начат сосуд зубы грысти. Аще бы не извлечен был Александр из моря, то бы скончался». Дмитрий вдруг отвлекся и посмотрел на брата: – Чего ты смеешься!

– Да смешно, вот и смеюсь!

– Ты чего думаешь, это все – не взаправду?

– Я не знаю... но мне смешно. Я как представил!.. Дмитрию прежде никогда не приходило в голову, что это смешно, но тут и он заразился смехом, увидав всю картину как-то по-новому.

– Но ведь это же умные люди писали – про великого человека.

– Но я же не спорю, что он великий и что они умные!.. А рак, видимо, был еще более великий! И появилась с тех пор у мальчиков своя крылатая фраза. Когда один из них отчего-нибудь унывал или говорил «слишком умные» слова, другой ему ни с того, ни с сего отвечал: «И тут рак приплый и начат сосуд зубы грысти...». И они оба смеялись, и все неприятное как ветром смахивало.

117

2012

{литературные страницы. проза}

Самая-самая лучшая власть – та, которой почти не замечают. Которая только-только оберегает от врагов и разбойников и помогает Церкви, а больше ни во что не вмешивается – и люди живут, как у Христа за пазухой.

– Ну... если власть незаметна, то она – неинтересна. Где же слава? Где величие? Где победы? Иван, стоявший у окна, показал в окно на собор: – Разве он появился от войны? Или от какой-нибудь земной победы?.. Но разве в нем – не величие... Если уж в нем – не величие, то что же тогда величие? Сколько у нас в Углече церквей? То-то! А разве мы смогли бы их построить, если б народ был разорен войнами или жестокой властью... Да и Господь разве бы принял такой дар? И вообще: если власть – сама для себя? для славы и величия?.. не для служения? Тогда она – не от Христа. *** Они возвращались с верховой прогулки берегом Волги поздним вечером. Волга рождалась из заката – и напротив него впадала в восточные сумерки. На западе огненное небо превращалось в огненную реку. На востоке река, дымясь и возносясь, превращалась в туман. Там она словно раздвоилась: одна, белая, текла по воздуху, другая сиреневой ленточкой просунулась под нее... но та белая, которая вверху, становилась все полноводней и главнее. Красными искрами рассыпались впереди, далеко-далеко, церквушки Углича. С другой стороны светящийся бархатный балдахин повис над солнцем – бесконечно больше всех земных храмов, вместе взятых.

– А небо все-таки красивее, чем... – сказал Ваня и не договорил. Закат, как трон, воздвигся над равниной.

– Смотри!.. как будто, правда, – престол! – заметил наконец и Митя. – Вон – ножки, вон – сень... И все – из огня!.. Небесный свет отражался в восхищенных глазах. Казалось, мальчик наконец-то надолго изъят из своей земной державы.

– Да, Бог – Царь! – сказал он. И зачем-то добавил: – Он сильнее всех нас. Ваня чуть вздрогнул, как музыкант от фальшивой ноты.

– «Сильнее»?.. Не в том дело!

– А в чем? – искренне удивился Митя и даже округлил глаза. Вроде, сказал все правильно.

– В том, что у Него – не то что «сила», а...

– А что тогда у Него?

– Любовь.

– Ну, да... Он заботится о нас, – как будто бы «понял» Митя.

– Не то!.. – опять мучительно воскликнул Ваня: ему было больно от непонимания брата.

– А что?.. Заботится, согревает, иногда наказывает... но за дело. Он – заботливый Отец. И Государь... Ваня в эти секунды ничего не мог сказать. Он был в слезах – от Любви, которой не чувствовал и, видимо, не мог почувствовать Митя.

– ... Я бы умер, если бы Его не было, – прошептал он только через минуту, даже не ведая, слышит или не слышит брат. «И умру оттого, что Он есть», – радостно откликнулась его душа. Вани не было – был только Бог.

118

2. Отец Паисий ВочереднойразотправилисьюныекняжичинабогомольевПокровский монастырь – к чудотворной иконе Покрова Пресвятой Богородицы, Благой Хранительнице града и всего княжения. Там, в трех верстах от Углича, выше по Волге, светила Звезда над всем князь-андреевым уделом, над Семиградьем. И, как всегда, ждал их во святой обители человек Божий, игумен старец Паисий. Вся жизнь старца и основанной им обители была преисполнена чудес. Казалось, древние жития святых Антония и Феодосия, вся история устроения ими Киево-Печерского монастыря, воздвижения Великой Успенской церкви, зодчих для которой

прислала со всех концов света Сама Божия Матерь, – все это перенеслось как-то разом на землю Угличскую... причем, и не в сказаниях, а явь-явью. И не было никаких веков и расстояний, никакой разницы меж Днепром и Волгой, а было и есть Одно Вечное Чудо, имя которому Бог. Бог решил напомнить о Себе в окрестностях града князя Андрея, освятив всю его землю. И вот племянник блаженного старца Макария Калязинского, отец Паисий, был избран для этого – Ангел Господень возвестил ему однажды в келье, еще во обители Макариевой: «Радуйся, Паисие, угодниче Христов, яко многим наставник будеши... Имееши изыти отсюду и вселишися, где тебе повелено будет. И тебя ради, имя Божие там имеет прославиться». «Не много же минувшу» после видения – приехал во обитель к преподобному Макарию благоверный князь Андрей с Углича и молил преподобного Макария, да отпустит любезного своего племянника к нему на Углич... Сим образом, почти как в древнем патерике, началась без малого 25 лет назад та история, продолжение которой созерцали княжичи Иван и Дмитрий уже своими глазами. И даже Дмитрий, путешествуя в эту обитель, где все было так непохоже на обыденный мир, чувствовал себя «как-то не взаправдашне, а как в житии»... хотя на самом деле, это-то одно, наверное, и было взаправдашне. Все в обители было – не похоже на «вездешнее». Все – нездешнее. И стояла она, вопреки здравому смыслу, в топкой низине на бережку речки Нямошни, хотя другой берег, в нескольких шагах, был высокий... и алтарь великого соборного храма – равного которому, как говорили, и на Москве еще поди найди, – смотрел не на восток, как положено, а на юг. Словно Бог самим обликом собора говорил: не думайте, «якоже книжницы и фарисеи», будто вы знаете Мои законы... Ваши правила – это ваши правила, а Я – творю как творю, и вот показываю, что нет для Меня правил, а есть Любовь. И непонятно было бы, если не знать всю чудесную историю, отчего так получилось! Но кто же из княжеской семьи и двора мог эту историю не знать или не помнить! Скорей, уж самого себя можно забыть... запамятовать, кто ты есть на грешной земле. Первая избяная келья отца Паисия была на том берегу Нямошни. Там и начали было, по княжьему наказу, строить монастырь. Но ночью чудесно перенеслось основание только что заложенной церкви – «преобратися на сию страну речки», «ниже щепы, или леса и бревна и доски» – ничего на той стороне не осталось. И второй раз, когда перевезли все обратно и снова заложили, «где положено», повторилось то же самое. А отцу Паисию, стоявшему всю ночь на молитве, было откровение: «Не угодно Богу, что светильник высоко поставляем, но пусть светит нижним, а от нижних – на высоту возносится, вместе просвещая и вышних, и нижних».

– Я ни за что бы такие странные слова не понял! – сознался однажды княжичу Ивану княжич Дмитрий. – Вот человек – отец Паисий – надо же, не только от Ангела словеса слышать, но еще и их понять! А Иван тогда подумал: «Нижние – это все мы. Без нас вышним никак, потому что они же нас любят. Слава Богу, что к нам от них светильник спустился... Он спустился – чтоб нас возвести. А берега, высокий да низкий, – это уж... чтоб даже самым непонятливым, как только глянут, сразу понятно стало». Но непонятливым не стало понятно... на то они и непонятливые. Так и совершилось на сем месте Богоявление посреди лета. Потому и перенесенный монастырь решили назвать Богоявленским. Но чудеса на этом не кончились, ибо не умеют они кончаться – и нет концов и начал в том мире, где они есть. Решил князь Андрей по прошествии лет строить в обители каменный храм взамен деревянного. Собрались тогда на молитву – «да просветит Господь» – отец Паисий и друг его, блаженный отец Кассиан из Учмы, и отец Адриан, любимый ученик Паисия, – и молились всю ночь. «И был свет по всей обители, и был глас, как гром, к ним глаголющий:

*** Они въехали на монастырский двор, и вырос пред ними знакомый с младенчества силуэт: могучий белокаменный собор о пяти главах. Он был так велик и так хитроумно построен, что в «шее» его центрального купола поместилась отдельная церковь Герасима Иорданского. Мальчики знали, что этот собор построен, помимо прочего, еще и как вклад отца в благодарение Богу за их рождение. «Это – наш с тобой храм!» – с гордостью говорил, бывало,

Дмитрий. «Это – Божий храм!» – поправлял Иван. Княжич Дмитрий, пытливый до цифр, желавший всему на свете знать размеры, хорошо помнил, что длина и широта собора – 35 аршин 2). Почитай, здешний храм вчетверо больше площадью, чем соборная церковь Спасова Преображения при их княжьем дворе, в угличском детинце. Отец их, князь Андрей, во всем любивший величие, не мог не понимать, что здесь – его духовная столица. Здесь... где изволила явить Свою милость и Покров Сама Пречистая, где молится за него и его детей угодник Божий – подобно как молился за его прадеда богомудрый Сергий Чудотворец. И собор был – под стать. И под стать были фрески «премудрого, пречудного» мастера Дионисия, уже известного по всей Руси... его, князь-андреева, придворного мастера-изографа. Святые бесчисленными цветами украсили своды. Каждый арочный изгиб распустился по всей длине «множайшими медалионами» с неземными ликами. «Акафист Пресвятой Богородице» был весь написан в красках в верхнем ярусе фресок: каждому икосу и кондаку – и даже отдельным «Радуйся...», – соответствовал свой сюжет. Мальчики помнили (Дмитрий смутно, Ваня очень хорошо), как однажды отец их расспрашивал здесь мастера Дионисия и тот сам все объяснял и показывал владетельному князю и его юным сыновьям. Но... пугала Дмитрия с раннего детства «страшенная» фреска на западной стене... пугала – и таинственно притягивала. Насмотрится, бывало, маленький – и ведь не оттянешь его! – а потом ночью спать боится, плачет. Ад зиял огромным красным отверстием, как рана на теле мироздания. И как черви, копошились в нем... известно, кто. Багрово-рыжее пламя окружало их – как кровь с гноем.

– Не смотрите вы туда, а смотрите – вот сюда, – проговорил вдруг отец Паисий, уловив опять взгляд младшего княжича. И перекрестившись, показал туда, где в вышине стояла Пречистая, раскинув над головами молящихся Свой Омофор.

–Знаете, что такое Омофор Божьей Матери?

– Защита... Заступление.

– Любовь, – поправил отец Паисий. – В любви Ее мы все пребываем... а изобразить любовь невозможно. Только плат, которым Она все покрывает – его и рисуем-пишем. Потому что любовь все покрывает и нет ничего сильнее любви. «Пребудьте в любви Моей», – говорит Христос. А Он – Ее Сын. Сын и Бог одновременно. Поэтому никто на земле не может возлюбить Его так, как Она возлюбила. А у кого любовь сильна, тот все может. И в том все пребывают. Поэтому Покров – великая тайна. И слово все слыхали, и икону все видали, а разумеют сию притчу – немногие. Открылась она впервые святому Андрею, Христа ради юродивому, в Царьграде в Византии, потом у нас, на Руси – великому князю Андрею Боголюбскому... «Царьград – Боголюбово – Углич... и князь у нас – тоже Андрей» 3). Митя однажды услышал от кого-то это высказывание и, разумеется, запомнил. Еще бы он такое забыл – сравнение отца с великим Андреем Боголюбским... а тем паче – знак преемственности Углича от Царьграда! Значит, не зря в центре его мировой державной карты был «Углеч». Но вот с отцом Паисием, жаль, о таких «мирских» делах не поговоришь: неинтересны ему почему-то земные столицы, словно нет на свете никаких городов, кроме Небесного Иерусалима. Он даже и в чуде с иконой... почитает не столько само чудо, сколько «любовь Божьей Матери». Любовь – это, конечно, хорошо, слов нет... но «Покров» – это что-то такое очень величественное, а «любовь» – это все-таки что-то такое очень простое. Хотя, конечно, славно, что Сама Богоматерь нас любит – значит, защищает... вот даже икону явила в покровительство монастырю и граду. А монастырь-то отстроен и украшен в честь них с Ваней, и град Углич – их град... Славно все идет! Лишь бы... Но, чуть вспомнив о близком конце света, опять не удержался Дмитрий и опять посмотрел туда... Вот четыре злобных зверя – там же, где ад, – ходят по кругу. И круг – черный, как бездна, и не вырваться им из этого круга – так и ходить-бродить друг за другом на расстоянии укуса.

– Царства это! Великие царства земные в облике адских зверей

2012

«Изыдите и видите славу Божию, рабы Мои». Слышавше преподобнии и зело пристрашнии быша, изыдоша из келлии своея и видеша пресвятую Владычицу Деву Богородицу в славе велицей сияющу с полудни и светом своим обитель просвещающу и благоухающу... пред нею же преподобного отца Герасима Иорданского и небесных сил служителя... Владычица же наша, яко един локоть от земли была и седя яко на престоле славы Сына Божия, держаше на пречистую свою руку Сына своего предвечнаго младенца Христа Бога нашего, а святии пред нею на земли стояху. Сия видевше, святии отцы падоша на землю ниц от славы пречистыя Владычицы и Царя всех и трепении быша, яко вне себе от страха. Светоносный же той служитель Божий ангел прикоснуся преподобным и возстави их на нозе и зрети повелевая, на пресвятую Богородицу указуя перстом своим. Тогда преподобнии отцы возсташа от земли и с трепетом велиим предсташа Небесней Царице. Тогда седящая на престоле божественныя славы пресвятая Дева Богородица рече ко преподобному Паисию, пречистыми своими усты глаголя: «Радуйся, угодниче Мой и Сына Моего Христа Бога! Ныне обрел благодать у Мене, буди тебе тако... И сие есть знамение месту церкви, идеже Мене видиши седящу с Сыном Моим и Богом; имя же храму да будет Богородицын». И сия вещавши Пречистая, и скончася видение». Тогда поняли, что Богородицына та обитель. Дивные слова сказал пред самой закладкой храма отец Паисий князю Андрею: «Где Бог покажет, там да и будет церковь». И Господь послал новое знамение: «И сотворше литию и обшедше всю обитель вокруг и видеша вси знамение таковое: пять крестов на воздусе сияющих пресветло к полудни, четыре косвенно, пятый же впрямь. И сия видевше, преподобнии отцы и благоверный князь и вси людие воздаша благодарение Господеви и пречистой Богоматери и придоша на крестное место и певше молебен Богородице и воду освятиша и знаменаша места святоносных лучей сияющих и скончася видение». Видение было истолковано так, что четыре креста («светящих косвенно») означают размеры будущей каменной церкви, пятый указует место будущаго алтаря. Таким образом устроили алтарь не на восточной стороне храма, как он устрояется обычно, а на южной, полуденной. «И егда начаша церковь украшати иконами и книгами и стенным писанием, и местныя еще тогда иконы не были написаны, и тогда по случаю некий хлебопекарь изыде из обители на реку Волгу почерпати воды рано на заре утренней и прииде на берег и видит икону под горою, неведомо откуду по воде приплывшу и у брега стоящую. И сия видев, и остави свой водонос и тече скоро в монастырь и преподобному отцу поведа. Преподобный же слышав сия, и собра братию всю и со кресты изыде из монастыря. И пришед, и виде небесныя Царицы икону стоящую на воде у брега, и молебная совершив Богородице, и взя на своя руки образ и виде яко солнце сияющее от иконы явление, Покров именуемыя, и чудишася вси бывшему и внесоша во обитель новоявленную икону и поставиша на месте в соборной церкви у царских врат и нарекоша оную соборную церковь во имя Покрова Пресвятыя Богородицы». И строили сей Покровский храм с лета 6987 по лето 69911) – начали 12 лет назад и покончили 8 лет назад. И освятил его архиепископ Ростовский Тихон в присутствии великого множества архимандритов, игуменов, протопопов и иереев, съехавшихся от Ростова, Углича, Калязина и многих обителей. И был князь Андрей Васильевич с малыми своими сыновьями, простых же угличан было столько, «словно весь Углич сошелся во обитель преподобного». И стала с тех пор именоваться Покровской та обитель.

119

{литературные страницы. проза} 2012

120

– как узрел их в древности пророк Даниил. Как открылась ему их суть – а через него потом и всей Церкви, – сказал отец Паисий. Мальчики смотрели и невольно ежились, словно чувствовали, что звери хотят и их заманить в этот круг, закружив голову, и сожрать. Зубы едва помещаются в пастях, безжалостны и безжизненны глаза. Величава поступь... только ведет она в никуда. И будут ходить друг за другом звери, пока Зверь зверей – царство антихриста – не пожрет их всех, вобрав в себя и соединив в своем чреве всю их мощь и всю злобу воедино.

– Бесчисленное множество раз за жизнь видят люди в каждом Божьем храме этот образ-круг – и ничему не научаются...

– с горечью сказал отец Паисий. – Царство земное их доныне манит.. и всегда им земного царя надо, только земного, а не Небесного Царя...

– А почему?

– Возлюбили они зверей тех, ибо в зверях много величия. А «величие» – от гордыни берется и ее же, гордыню, мать свою, тешит. А чего еще нужно нам, детям падшего Адама, как не величием-гордыней упиться! Вот и едят нас звери те... а мы их собою кормим. А думаем, это они нас кормят. Нравится нам это очень!

– А я боюсь этих зверей – и совсем они мне не нравятся! – сказал Дмитрий. – И боюсь этого их... который...

– Да, самое страшное в этом мире – видеть сатану, – подтвердил отец Паисий.

– А вы его видели!? – округлил глаза Дмитрий.

– Его все видели, только не все понимают, что это он... Он виден – в людях.

– Да!.. Это же был сатана! Он! – вдруг вспомнил Ваня и уже никак не мог успокоиться. – Люди же не могут сами такое делать...

– Что это ты? Что? Про что? – стал допытываться Дмитрий.

– Пленным новгородцам резали уши, носы и губы. Зачем!!!

– у Вани у самого губы дрожали. – Почему! Почему люди с людьми такое!.. Я одного калеку на паперти недавно встретил – на него смотреть страшно... Я спросил, кто он?.. Потому что его до этого у нас не было, пришлый он... а он из Новагорода... был когда-то!.. Уж много лет скитается из града в град, при церквях Божьих питается. Я спросил, кто его так искалечил? Татары?, – а он: «Да какие татары! Были б татары!..»

– Ну, давно это было! Нас с тобой еще не было, – попытался утешить Митя. – Больше уж так не будет.

– Почем ты знаешь, что не будет?

– Теперь все по-другому стало. Теперь все хорошо... Старое уж не вернется никогда.

– Все всегда так говорят! – сказал Ваня. – Тыщу лет так говорят – и сами верят... Каждая война – последняя. И каждая лютость – больше не повторится. А сами такими же остаются. Такими же лютыми – дай только эту лютость разбудить.

– Ну, нет же у нас теперь... ни усобиц! Ни татар! С чего людям быть лютыми? Не-ет, теперь все хорошо... – беспечно возразил Митя. – Новая жизнь началась... лишь бы конца света не было. «Лишь бы конца света не было!» Очень светлое сочетание... От века так живем. Смотрел на них отец Паисий... Как страшно жить Божьему человеку среди жестокости – не столько страдая за себя, сколько за всех. Жестокость – тайна ада. Тайна его царства. Жестокий – уже в аду, потому что – ад в нем. Человек, пришедший к Богу так рано и никогда не уходивший от Него, и не может рассуждать иначе. И вспомнилось отцу Паисию, как были княжичи меньше, и как спросил однажды маленький Иван про человека, изображенного в аду: – А почему он вниз головой нарисован? Так же очень тяжело висеть!

– Ну, это же понятно... его сбросили – вот он и падает... вниз головой! Чего тут тебе непонятного! – деловито ответил княжич Дмитрий.

– А я, грешный, так полагаю, что это у него у самого в душе

все так перевернулось – все с ног на голову встало, – ответил отец Паисий. *** И еще вспомнилось... Пришел однажды к отцу Паисию грек – из тех, кто приехали на Русь вместе с другом его и сомолитвенником отцом Кассианом. У них после падения Царьграда одно на уме...

– Когда же возродится царство наше ромейское? Божий человек, спроси о том у Бога...

– Все мы – Божии, брат... потому лучше о Царстве Божием думать, чем о смутных судьбах царств земных.

– Но невозможно же христианам иметь Церковь и не иметь Царя. Ибо Царство и Церковь пребывают в тесном союзе, и невозможно никак отделить их друг от друга 4). Как же нам теперь жить без Царя!? Подумал с горечью отец Паисий: «Когда люди требуют себе царя земного, получается, что в вечности они вместе с теми иудеями восклицают: «Нет у нас другого царя, кроме кесаря» (Ин., гл. 19) – и эти страшные слова означают, что у них действительно нет Царя, есть лишь царь. Царь Небесный не вмещается в их душе, и душа требует царя под стать, под мерку себе».

– А нужен ли земной царь тому, кто всем сердцем любит Царя Небесного? Если царь земной есть, то и будем ему покоряться, смирения ради. Если его нет, то и не будем просить, чтобы был. Как Бог устроит, так да будет, а смирение – путь в Царство Небесное из царства земного. Возразить на это было нечего, и подивился грек, услышав небывалые для себя слова. «Не возмогут вам противиться мудрые и разумные». *** А княжич Дмитрий, насмотревшись вдоволь на Зверей, спросил вдруг отца Паисия: – А каким же тогда должен быть настоящий государь?.. Чтоб не таким вот было его царство, а другим! И ответил старец: – Государь, если он – образ Христа, должен всем служить, а не чтоб ему служили...

– Как же служить? – удивился Дмитрий. – Всем ноги мыть, что ли, как Христос мыл Апостолам? И положил тут Бог на душу старцу Паисию рассказать им о великом тверском князе Михаиле 5), что давно уже почитался святым в тех пределах, где родился и вырос отец Паисий.

– Было это давно, когда еще Тверь, а не Москва была центром великого княжения. Враждовали тогда страшно Москва и Тверь, и московский князь Юрий Данилович, домогаясь ярлыка для себя, посылал наветы в Орду на великого князя Михаила, своего дядю. Все средства употреблял князь Юрий, три года был в Орде, расточал казну свою на «подарки», женился на сестре царя Узбека Кончаке – и наконец, склонил царя на свою сторону: получил ярлык на великое княжение, хоть и не был старшим в роду. Но не удовлетворился он одним ярлыком, а вместе с татарами, с вельможей их Кавгадыем, пошел разорять и опустошать тверскую землю. Половину тверского княжества, до Волги, выжгли и разорили татары, страшно мучая и убивая всех попавших к ним в руки людей... наконец, переправились за Волгу и двинулись уже на саму Тверь, стереть ее с лица земли. Но в сорока верстах от града, у села Бортенева, встретил их князь Михаил с войском – и была сеча страшная... И как тверичи защищали свои дома, своих детей и жен, и отступать им было некуда, то и бились они храбрее и отчаянней грабителей – и к вечеру разбили их наголову... При этих словах глаза княжича Дмитрия восторженно засветились. Так разбил врагов князь Михаил, что и Кавгадыя, и жену князя Юрия Кончаку взял в плен, а сам Юрий едва-едва спасся бегством. Но сила оружия – всегда страшная и обоюдоострая сила. Бывают победы, гибельные для победителей... – отец Паисий почему-то коротко, но пристально взглянул на Дмитрия, и тот смущенно потупился. – Вроде бы, спасла Тверь победа кня-

мясь, как Спаситель наш в Гефсиманском саду, просил бывших при нем иереев: «Дайте мне Псалтирь – на сердце у меня смятение!» Но когда дали ему Псалтирь, книга сразу же раскрылась на словах: «Сердце мое смятеся во мне, и боязнь смерти нападе на мя». И тогда Михаил совсем уж в трепете спросил: «Что значат эти слова?» И иереи ответили ему: «Государь, не смущайся – в том же псалме дальше сказано: «Возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает». И оставил князя Михаила мимолетный земной страх. Тут вбежал в шатер княжеский отрок и закричал: «Государь, идут Кавгадый и Юрий с множеством людей – и прямо к твоему шатру». И праведный князь спокойно ответил: «Знаю, зачем они идут...».

– Они убили его!? – так взволновался Дмитрий, что даже прервал отца Паисия.

– Да... они били его всей толпой, а потом вырезали сердце – это сделал русский человек... Раздетое тело святого князя бросили, и оно лежало рядом с разграбленным шатром... и даже Кавгадый, посмотрев-посмотрев, сказал князю Юрию: «Разве он не старший сродник тебе, все равно что отец? Что же он лежит без покрова, на поругание всем? Возьми его и вези в свою землю, погреби по вашему обычаю». И «усовестился» Юрий – прикрыл нагое тело какой-то тряпицей, велел, привязав к доске, положить на телегу. Так на повозке, от хлева к хлеву, от сарая к сараю, везли тело святого мученика с дальней реки Терека в Москву. Всю дорогу люди видели то столпы и облака света, играющие в небе, то дивные радуги над всяким местом, где тело князя ночевало, то воспевающих и кадящих ангелов и светлых всадников... Тело сначала погребли в Москве, но через год благоверная княгиня Анна, вдова святого князя, выпросила у жестокосердного Юрия тело его и перевезла в Тверь... и все тогда воочию видели, что тление не коснулось останков мученика: «хранит бо Господь кости праведных».

– А много лет было святому князю, когда его убили? Стар он был? – решился спросить для чего-то Дмитрий... Может, чтоб за «пустым» вопросом не заметили, что он разволновался и расчувствовался от рассказа?

– Стар?.. Нет, не стар! Лет сорока и пяти – сорока и шести... запамятовал уж, сколько в точности. Сыну его младшему двенадцать лет было... И запало это в душу Дмитрию – и самому ему мало не двенадцать исполнилось... и отцу было – ровно столько, сколько назвал отец Паисий.

– Не всякому дано стать святым мучеником, – заключил рассказ старец Паисий, – но всякий должен помнить, что он в ответе за всех, и вся земная жизнь дана ему – чтоб было что отдать. Кто воистину царствует, уподобившись Царю Христу, тот себя отдает. А кто себя помнит, тот... Пилат, умывший руки! А уж тот, кому надо, чтоб люди себя ему отдавали... тот не буду и говорить, на кого похож – а только жалко и его, бедного, и людей... Меж его царством и Царством Небесным – стена великая, и горько Господу нашему от этой стены... (Окончание следует)

2012

зя Михаила – а в действительности, лишь отсрочила гибель... а для того, чтоб спасти народ свой воистину, пришлось святому Михаилу вскоре одержать совсем другую победу – ту, что осталась в веках... даже и не в веках, а в вечности, потому как что такое для Бога века! Умерла в Твери жена князя Юрия – сестра ордынского царя! Никак не нужна была ее смерть князю Михаилу, страшно и подумать о гневе татарском... а вот вышло как-то, промышлением Божиим, худшее для Твери, что только могло быть. И Кавгадый, хоть сразу же после битвы отпущен был с честью, вернувшись в Орду, оклеветал князя Михаила как мятежника. И Юрий поспешил жаловаться в Орду. Новый меч завис над Тверью, куда страшнейший!.. Ну, а дальше вы, княжичи, наверное, знаете. Поехал князь Михаил в Орду на суд. С плачем отговаривали его и дети, и все бояре – все знали, что его ждет, и он знал... Многие князья бежали и укрылись бы, на его месте! Но не так служит отчизне настоящий князь! «Не лучше ли одному положить душу свою за многих». И поехал он к царю Узбеку. «Пусть не людей убьют, а меня убьют! Вот, мол, он я, перед тобой. Я виноват, а люди мои ни в чем не виноваты. Если даже и не виноват, то пусть буду виноват». Написал завещание, простился со всеми – и сразу после Новолетия, по осенней дороге, до первого снега, выехал в цареву ставку, в далекие степи... Почему-то запало княжичам слово Новолетие, словно бы нарочито сказанное... Давно это было, без малого два столетия назад... а «после Новолетия» – в сентябре, то есть, – стало какой-то вешкой, приблизившей все будто бы давнее, а не давнее вовсе... и ни при чем здесь время! Месяц держали святого князя закованным в колоду – на поругание и посмеяние всем. Да, пришлось ему пройти через все глумления, потому что он был истинный государь. Хоть и не носил на земле титул царя, как иные, зато был образом Царя Христа – вот и царствовал во Христе... в своей колоде. «Не скорбите, други мои, что тот, кого вы видели в княжьем одеянии, теперь сидит в колоде. Вспомните, сколько благ я уже получил в жизни, неужели же я не хочу потерпеть за них? Что значит эта временная мука в сравнении с бесчисленными грехами моими? Еще бы больше должен я страдать... Вспомните праведного Иова – как он страдал без всякого греха!.. Вас печалит всего-то эта колода? Не скорбите, друзья, – скоро ее не будет...». Когда верные люди уговаривали его бежать, обещали помочь, он отвечал: «Я и прежде не бегал от врагов, не убегу и теперь. Если я один спасусь, а бояре мои и слуги останутся здесь в беде, то кто же я буду после этого? Не могу этого сделать! Да будет воля Господня!» Не то, чтоб ему совсем уж не страшно было умирать. Тяжко дыхание близкой смерти, и душа напоследок еще цепляется за жизнь земную... хотя только по привычке, а не по неверию в Господа. Много молился все дни князь Михаил, а в последний день, то-

121 Примечания: 1) То есть, в 1479 – 1483 годах.

2) То есть, около 25 метров, значительно крупнее подавляющего большинства русских храмов того времени.

3) В Х веке во Влахернском храме Константинополя (Царьграда) святому Андрею Юродивому явилась Божия Матерь, держащая над всеми молящимися Свой Омофор. Однако сам праздник Покрова был установлен лишь два века спустя – и не в Византии, а на Руси. В 1155 году святому князю Андрею Боголюбскому также явилась Божия Матерь. Вскоре после этого видения он добился церковного празднования Покрова Богородицы и построил первую на Земле Покровскую церковь (на Нерли).

4) Дословное воспроизведение отрывка из послания Константинопольского патриарха Антония (1393 год) московскому князю Василию I, в ответ на его слова: «Мы имеем Церковь, а царя не имеем и знать не хотим». Греки в то время категорически утверждали, что «один только Царь во вселенной» (константинопольский император), если кто из правителей других стран и носит такой титул, то это «нечто противуестественное, противузаконное, более дело тирании и насилия». Великий патриарх Фотий писал: «От нас, греков, мы веруем, не отнимется царство до второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа...» Как известно, «царство отнялось» в 1453 году.

5) Тверской князь – мученик святой Михаил был убиен в Орде в 1319 году. Местное его почитание установилось, вероятно, сразу после переноса тела на родину в 1320 году. Общероссийское прославление совершилось лишь на Соборе 1549 года. Преподобный Паисий Угличский родился в селе Богородском под Кашином – на «меже» тверских и угличских пределов. В самом же Кашине почивают мощи святой благоверной княгини Анны – супруги святого Михаила Тверского. После гибели мужа она основала Успенский Кашинский монастырь и сама приняла в нем постриг, а позже – схиму.

{литературные страницы. СЦЕНАРИЙ} 2012

122

Пьеса-экскурсия «Мы – народ единый» у меня как-то сама собой выросла из сценария празднования в Угличе Дня народного единства, который впервые отмечали в 2005 году, и теперь он отмечается ежегодно 4 ноября, в день православного праздника в честь иконы Казанской Божьей матери. Во Дворце культуры мне поручили написать театрализованный пролог с использованием исторического материала. К тому времени у меня уже было достаточно много литературы о событиях 1612 года, когда произошла решающая битва за Москву объединенного российского ополчения под предводительством Пожарского и Минина, с победы в которой и началось, собственно, создание Русского государства. Оставалось построить цепочку исторических аналогий, где просматривалась бы идея неизбежности единения народа перед лицом посягательства врага на независимость Отечества. Так мне увиделись время событий 1812 года и все последующие войны, ставившие страну на грань национальной катастрофы. Начался творческий процесс поиска персоналий, связанных с историей нашей – Угличской – и соседних территорий Ярославского края. Постепенно возникла идея обратиться к факту проживания в наших краях семейства Тютчевых. Большое празднование в 2003 году 200-летия Ф.И. Тютчева оставило много опубликованных сведений о нем, много впечатлений от нескольких посещений села Знаменского – прародины поэта и государственного деятеля. Творчество Ф.И. Тютчева у нас, при всей известности его имени, мало популярно в полном объеме. Это проявилось в дни юбилейных тютчевских мероприятий и при последующих встречах моих с аудиторией в школах. И уж совсем мало оказалось современников-угличан и вообще россиян, кто знал, что все предки по мужской линии Ф.И. Тютчева – наши земляки. Родословная Тютчевых была впервые обнародована Т.А. Третьяковой, директором Угличского филиала госархива. Она же и подала мне идею использования документа из угличского архива – Воззвания императора Александра I к единению народных сил на борьбу с захватчиком

– Наполеоном, где приведена историческая аналогия с 1612 годом. Далее оставалось только литературно, затем драматургически выстроить сценические «картинки» с персонажами как реальными, так и вымышленными, идентичными действительным для того времени людям, вложить в их речь, в диалоги и монологи событийную информацию, тоже из подлинных событий того времени. Так родилось сценическое действо, придуманы были вход в основную тему из современности и выход из нее снова в современность, но уже с осмысленным представлением о том, что заложено в главной идее пьесы. Мне кажется, что предлагаемая читателям драматургическая проба может побудить еще кого-то поработать над исторической темой с нашими местными сюжетами. Если возникает необходимость инсценировать мою пьесу в той или иной школе как вводный материал или экскурсию по теме творчества Ф. Тютчева, то сам строй пьесы дает возможность найти свои, более краткие или более полные, решения сценических «картинок». Тут даже возможно изменить «вход» и «выход», т.е. сцены с современниками, на усмотрение постановщиков. Сценарии уже сами по себе являются для истории документами событийности – в этом убеждаешься, перечитывая старые сценарии ушедшего века. И по-моему, они даже достойны публикации в краеведческих изданиях. А уж пьесы тем более заслуживают своего обнародования, ведь они вызывают непременно много полемики, побуждают читателя к собственному поиску и пробам пера. Жанр этот не только драматургический, он прежде – литературный. Что же касается актуальной тематики для такого рода произведений, то она обширна. Ведь с каждым годом у нас прибавляются новые праздники и выявляются юбилейные даты. Так, с 2009 по 2011 годы мы отмечаем 400-летие обороны Углича в Смутное время, в 2012 г. – 200-летие войны с Наполеоном и 400-летие освобождения Москвы от польских интервентов – начало объединения России. Будет отмечаться и еще много, много памятных дат, которые непосредственно связаны с историей нашего края.

Ольга Городецкая

Пьеса

2012

Фото Виктора БОРОДУЛИНА

Мы – народ единый

Ольга ГОРОДЕЦКАЯ родилась в 1947 году. Окончила 1-й Московский медицинский институт (фармацевтический факультет). Около 35 лет отработала фармацевтом, совмещая работу по специальности с деятельностью в сфере культуры. Более 20 лет занимается краеведением. Организовала музей-клуб «Россия-Волга». До недавнего времени возглавляла сектор краеведения ОМЦ Дворца культуры г. Углича. Участница многих краеведческих межрегиональных конференций и чтений. Работы по краеведению, экологии, стихи опубликованы в сборниках, выходивших в Угличе, Мышкине, Калязине, периодических изданиях, в т.ч. в газете г. Идштайна (Германия). В течение 8 лет вела работу со школьниками – участниками конкурсов «Отечество» и «Мемориал», не порывает связи с учащимися и сейчас.

123

На заднике авансцены – панорама усадьбы в селе Знаменском, в 27-ми километрах к западу от Углича: фрагмент дома, сосновая аллея к церкви, лужайка, церковь. Пейзаж в красках осени.

Сцена первая

2012

{литературные страницы. СЦЕНАРИЙ}

Наше время. Группа молодых людей (семейных туристов) на экскурсии в усадьбе Знаменское. Среди них мальчик лет девяти. Он все время порывается побегать, полазить, все ему любопытно. Мать его одергивает.

124

Экскурсовод ведет группу: – Как видите, усадьба Тютчевых в селе Знаменском расположена на высоком взгорье, омываемом речкой Кадкой и ручьем. Здесь особенная природа, даже погодные явления необычные из-за уникального ландшафта. Все располагает к поэтическому настрою. Одна угличанка, побывав здесь впервые, написала такие стихи: Как много легенд и преданий у Кацкого стана, Где Углич и Мышкин сроднились в веках на всю жизнь. Таинственный лес, луг, холмы и болота так манят, Что каждый захочет свою здесь легенду сложить. Усадебный Знаменский парк одинок и запущен, Но жив старый дом. Храм, погост и лужайки в цвету. Здесь в возрасте юном когда-то бывал Федор Тютчев, А предки его и родня много лет жили тут. Он слышал гам птичий окрестных лесов, шум нагорный, Высокого грома раскатам внимал, как дитя. И видел, как с этих холмов к речке Кадке проворно Сбегали потоки воды грозового дождя. Быть может, всю жизнь он хранил впечатления эти, Как строчки стихов его с детства мы в сердце храним. Здесь корни корней, колыбель колыбели поэта, И мы прикоснемся душой с благодарностью к ним. Экскурсант, отец мальчика: – А в каком году приезжал сюда поэт Тютчев? Экскурсовод: – Была осень 1812 года. В России шла война с Наполеоном. После августовской Бородинской битвы и тактического отступления кутузовской армии пылала пожарами Москва. Семья московских дворян Тютчевых, дом которых тоже сгорел, с девятилетним сыном Федором (будущим поэтом) выехала, как и многие другие беженцы, из Москвы в российскую глубинку в свое родовое имение – село Знаменское Мышкинского уезда Ярославской губернии – и прожила здесь до весны. Знаменское – один из живописнейших уголков большой территории, с древности носящей название Кацкий стан. Теперь это село относится к Угличскому району Ярославской области. Мальчик-экскурсант спрашивает отца: – Пап, здесь одни развалины. А чё здесь было? Экскурсант-отец: – В самом деле, что же тогда могло происходить в этом глухом месте? И что мог запомнить мальчик Федя Тютчев? Экскурсовод: – Давайте попробуем представить это дальнее поместье дворян Тютчевых осенью 1812 года. Вспомним, что нам рассказывают книги и документы о событиях того времени, происходивших в Ярославской губернии. Немного пофантазируем – чем, какими заботами могли жить люди в Знаменском. Кто обитал здесь тогда? Итак, живут здесь: хозяин усадьбы Николай Николаевич Тютчев – помещик с женой Екатериной Алексеевной, Иван Николаевич Тютчев, брат Николая – московский дворянин, Екатерина Львовна Тютчева – его жена и сын их Федор, мальчик 9-ти лет (будущий поэт) – приехавшие из Москвы беженцы. Здесь же проживает и бабушка Феденьки – Пе-

лагея Денисьевна Тютчева, дни которой уже сочтены. (Она умерла 3 декабря 1812 г. и была похоронена у Знаменской церкви – тут фамильный некрополь представителей нескольких поколений Тютчевых). В усадьбе живут другие члены семьи Николая и, конечно, хлопотливые дворовые люди, крепостные господ Тютчевых. И все в тревоге: что будет с Россией, с ними самими? К чему приведет война? Именно здесь будущий поэт пережил те детские потрясения души, которые во многом определили склад его творческой личности и мировоззрение. В зрелом возрасте он выскажет со всей болью и негодованием свое отношение к революциям, войнам и супостатам в стихах о Наполеоне: Сын революции, ты с матерью ужасной Отважно в бой вступил – и изнемог в борьбе… Не одолел ее твой гений самовластный! Бой невозможный, труд напрасный!.. Ты всю ее носил в самом себе… Экскурсовод: – Давайте осмотрим дом, вернее – то, что от него осталось. Уводит группу за кулисы.

Сцена вторая Октябрь 1812 года, усадьба Тютчевых в Знаменском Действующие лица: Семен – кучер господ Тютчевых: Анна – дворовая Тютчевых Лизавета, сестра Анны – крестьянка из деревни Мелехово Тютчевского имения. Обе женщины крепкие, моложавые. (Примечание. Возможно, роли исполнят те же, кто играет туристов-экскурсантов). Музыка. Вверху на экране высвечивается портрет Ф.И. Тютчева. За сценой ведущий читает стихи Ф. Тютчева: Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить: У ней особенная стать, В Россию можно только верить. Действие происходит на фоне фрагмента панорамы усадьбы. К дому спешно подходит Анна. На ней ботинки, юбка длинная, кофта, жилетка меховая, платок легкий – все цветное, в темных тонах. В руках у нее лукошко с яблоками. Ее догоняет кучер Семен – в легком перепоясанном тулупчике, с кнутиком за поясом, в сапогах, картузе. Семен Все хлопочешь, Анна? Анна (приостанавливается) Вот, несу господам яблочков. Уж больше месяца, как с Москвы приехали-то, а мальчик-то, Феденька, все никак не оклемается. И кушает, и спит плохо, все спрашивает маменьку: «Наполеон к нам не придет?..» Семен Да, мальчонка тогда настращался в дороге. Когда дом-то в Москве у них сгорел, ведь и большим-то тяжко пришлось, а тут – дитя. А вон, гляди, сестрица твоя, Лизавета, из Мелехова сюда идет пошто-то. К дому идет крестьянка – в крепких лаптях, длинной темной юбке, зипуне, в вязаном платке. Лизавета (кланяется всем) Доброго здоровьичка вам! Семен Здорово, Лизавета, чего пожаловала? Лизавета Да вот, послали меня наши мелеховски – иди, говорят, в

дороги-то? Где уж им по лесам да болотам, через речки наши… Чай у них лаптей-то таких крепких, как у тебя, нет – по кочкам-то прыгать, да и валенок-то нет, да тулупов. Грянет стужа, отморозят зады-то, окочурятся. (Женщины хихикают.) Семен Ты вот лучше ступай-ко, скажи своим мелеховским-то, пусть собирают кто что может: провиант какой, свечи, масло льняное, холстины на перевязку раненым. Повезем в Ярославль в гошпиталя. Со всех уездов собирают. А француз к нам не дойдет… Лизавета Ладно, прощевайте, побегу, все нашим-то передам. Все расходятся. Занавес. На экране высвечивается портрет Ф. И. Тютчева Музыка. Голос ведущего за сценой читает стихи Ф. Тютчева: Из переполненной Господним гневом чаши Кровь льется через край, и Запад тонет в ней. Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши! – Славянский мир, сомкнись тесней…

Сцена третья Место действия: Комната в доме Тютчевых. Круглый стол (темная скатерть). На столе подсвечник, ваза с яблоками, карта, книги… У стола стулья. В стороне диванчик или кресло. На стене картины, иконы в углу. В комнате, возможно, камин или печь. В прорези окна в закатном свете виднеется церковь за ветками сосен. Действующие лица: Николай Тютчев – помещик, хозяин усадьбы (в теплом халате) Иван Тютчев – брат Николая, московский дворянин (в сюртуке) Екатерина Львовна Тютчева – жена Ивана, мать Федора Тютчева (в теплом сером платье со скромной отделкой) Федя Тютчев – мальчик 9 лет в бархатном темном костюмчике Анна – дворовая Тютчевых, в темном платье с передником. В комнату входят братья Иван и Николай Тютчевы. Они располагаются за столом, раскладывают бумаги, рассматривают карту. Николай (водит по карте) Так, значит, Кутузов от Москвы отвел войско по Рязанской дороге… Иван (показывая на карте) Он повернет теперь на Калужскую и там отрежет французов… Сейчас все зависит, какое Россия соберет народное ополчение, чтобы противостоять остальным частям Наполеона. Николай (берет в руки бумаги, присланные из Ярославля) Оказывается, из немцев, принудительно призванных Наполеоном, много дезертиров на нашу сторону. Уже набрался русско-немецкий отряд в 9 тысяч. Некоторые офицеры-пленные упрашивают за честь носить русский мундир. Иван Да, брат, Россия вторая в Европе держава… Даже жаль, что мы с тобою – люди невоенные. Николай Задача поместных дворян сейчас – содержание ополченцев. Людей мы отправили, теперь провиант, обеспечение амуницией, оружием. Все, что от нас потребуется. Как вот здесь, в воззвании, сказано…

2012

Знаменско, расспроси сестру свою – дворовую Анну, что господа-то Тютчевы про Москву-то сказывут, каки вести Семен привозит из городу-то, дойдет ли до нас хранцуз? Семен Не полошись, Лизавета. Вести я вчерась привез. Из губернии пакет. Господа говорят, отошел супостат от Москвы, сбежал. Да чего теперь тама ему делать-то, сгорело все, по­ грабили, побили беззащитный народ, да и дёру… Анна Дак ведь и народ-то, кто мог, ушел из Москвы. Наши-то вон господа успели, слава Богу, спаслися. Семен Батюшка Кутузов велел всем Москву покинуть после Бородина, сказал: «Оставим Москву, сохраним армию, а, стало быть, и Россию». А то бы нипочем не сдали, ведь как сражались-то! Врага положили много и пленных-то взяли немало, да ихняя-то армия покаместь сильнее. А вот соберем народно ополчение, обойдет Кутузов супостата, да в морду ему и даст. Лизавета А как по дорогам-то сейчас, небось, страшно? Хранцузыто сюда не дойдут? Семен Дороги-то нелегки, осень ведь, распутица. Как мы ехали, дак много беженцев, и пленных ведут с Бородина. С Москвыто на Ярославль дорога охраняется. Лизавета Дак ты и хранцузов-то видел? Каки они? Анна Дак, говорят, через Углич их вели на Золоторучье, вроде в Романов Борисоглебский. В Угличе-то что ведь было: отец Петр службу вел во Входоирусалимской церкви, народу много было. Кто-то и закричал: «Наполеон пришел в Углич!» Люди-то из церкви бросились бежать. А с батюшкой-то Петром грозноиступленье сделалося, аж его вязали, в расстройстве чувства он был. Во как народ Наполеона-то страшится. Говорят – антихрист он. Семен (с презрительной усмешкой) Видал я их – пленных… Там всяки: французы, тальянцы, немцы – сброд наемнай. Одежонка на их пообтрепана, да обувки-то у кого нет, дак в обмотках, а то соломой ноги завернуты. Голодны, понуры. В Ярославле пленным-то народ подает кто поесть, кто одежку каку… Анна Народ-то у нас жа-алисный… Семен То-то и оно, что «жа-алисный», а небось, когда в старинуто тут поляки ходили, так те не брали пленных, не кормили, всех сничтожали поголовно, реки крови-то пролили. Анна Дак ведь русский народ-то не зверь какой. Уж коли в плен взяли кого, дак он беззащитнай, с им по-божески надо. Семен По-божески!.. Мы их сюды не звали. У их тама в Европе революция, дак они с ей к нам приперлися народ-то мутить, да грабить, да убивать. Вот ужо народно ополчение отправится на них… и побьем! В Ярославль-то много собралось, со всех уездов. Анна От нас тоже барыня Пелагея Денисьевна отрядила девятнадцать человек в ополченье-то. Дак ведь и больше бы отправили, да молодых-то до осьмнадцати лет, да с пятидесяти стариков-то не берут, а только таких, каки оружием разным могут драться. Лизавета (до этого она все слушала, кивая и поддакивая то Анне, то Семену) Вот наши старики-то и говорят, мол, возьмем топоры, да вилы, да рогатины, ежели к нам попрет хранцуз-то, засады сделаем, не дадим детей наших в обиду, да и господ защитим. Семен Не бойся, Лизавета, не дойдет сюды француз. Здесь каки

125

{литературные страницы. СЦЕНАРИЙ} 2012

126

Иван Мы видели много таких афишек, по дороге сюда. Их по всем уездам раздают. Николай А в Ярославле их каждый день распространяют. И к нам пришло несколько, и сейчас вот опять… В этот момент беседы в комнату входит тихо Екатерина Львовна с сыном Федей. У Екатерины Львовны коробка с красным крестом, в ней – куски холстины. Николай Ну что, Екатерина Львовна, как там маменька? Иван Что доктор говорит? Екатерина Львовна Маменьке полегчало, она уснула. При ней осталась Екатерина Алексеевна. Доктор сказал – прогноз неутешительный. Екатерина Львовна садится на диванчик (в сторонке) и свертывает из полосок ткани рулончики-бинты. Федя осторожно подходит к столу, где взрослые, ему интересно. Мать его окликает: «Феденька, поди сюда». Федя не отходит от стола, слушает мужчин. Николай Пусть и Федя послушает, он ведь мужчина… Это – воззвание императора: «Божьей милостию Мы, Александр первый император и самодержец Всероссийский… Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие Великой сей державы… Мы, призвав на помощь Бога, поставляем в преграду ему войска наши… Мы полагаем на силу и крепость их твердую надежду, но не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им разнородные силы велики, что отважность его требует от нас неусыпного против нее бодрствования. Сего ради полагаем мы за необходимость собрать внутри государства новые силы, которые составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех. Взываем ко всем нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям духовным и мирским содействовать противу вражеских замыслов и покушений. Да встретит враг наш в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном лице Палицина, в каждом гражданине Минина. Благородное дворянское сословие! Ты во все времена было спасителем Отечества. Святейший Синод и духовенство! Вы всегда теплыми молитвами призывали благодать на главу России. Народ русский! Соединитесь все, с крестом в сердце и с оружием в руках, никакие силы человеческия вас не одолеют…» Федя Папенька, а кем были Минин, Пожарский? Что они сделали? Иван Было, Феденька, в России такое время тяжелое. После гибели царевича Димитрия в Угличе (мы тебе про то рассказывали) недолго правил Борис Годунов, а как умер он – смута пошла. Стали являться самозванцы Лжедимитрии, один, потом другие. Снаряжали их в походы на Московское царство поляки. Хотели захватчики Россию себе подчинить. Князья-то русские – кто верил и присягал самозванцам, кого подкупом брали, многих убивали, иных запугивали. Воцарился Лжедимитрий первый в Москве да за жестокость и бесчинства был разоблачен народом и казнен. Но объявивший себя царем Василий Шуйский так и не справился со смутой и тоже низвергнут был. А нашествие захватчиков все усиливалось. Ходили полчища иноземцев по всем городам русским, разоряли, грабили. Населения много

истребили. Здесь вот, в Угличе, монастыри все разорили, народу тысячи поубивали, пожгли город. Николай Потому что не было согласия между правителями городов, а от этого раздоры большие, предательство, жестокость да алчность в людях пробудились. Не было законного правления. Вот тогда-то, видя это, лучшие люди и призвали верного человека, преданного России, руководить сопротивлением народным. Это был Дмитрий Пожарский, дворянин из Нижнего Новгорода. Он стал ополчение собирать единомышленников. На помощь ему пришел гражданин Козьма Минин. Он сделал воззвание к людям российским. Стал собирать средства на ополчение. Иван От Нижнего Новгорода до Ярославля по всем городам прошли посыльные. Пожарский прибыл в Ярославль и оттуда, собрав силы, повел на Москву, где засели захватчики. И вот как раз в такое же время… Николай Да, как сейчас – осенью, в октябре, ровно двести лет тому назад это было, в 1612 году 22-го числа начали осаду. Войска Пожарского пробились в Москву, окружили Китай-город, осада долгой была, взяли измором да боями поляков. Те от голода да холода сами сдались. Уже 25 числа все ворота Кремля открыли. Иван А на приступ Китай-города, Феденька, брали икону Казанской Божьей матери, ее внесли в Кремль и в честь победы над врагом дали обет построить церковь Казанскую. Построили ее потом против Кремля, она там и стоит, вот вернемся в Москву и обязательно с тобой туда пойдем. Россию еще долго освобождали от иноземцев, но уже народ объединился и избрал в 1613 году законного царя Михаила Романова. С тех пор государство наше едино и народ сплочен. Победим и Наполеона. Мужчины снова берутся за разбор бумаг. Мальчик же подходит к матери. Федя Маменька, а то правда, что икона Казанской Божьей матери помогает врага победить? Екатерина Львовна Правда, Феденька. Святыни народ объединяют, дух укрепляют, против зла и несправедливости. А что для людей свято, то и есть правда. Помни об этом, куда бы судьба ни увела тебя, люби свое Отечество. Вот скоро, как раз в день иконы Казанской Божьей матери, будет молебен в нашей церкви Знаменской. Ее твой дед построил, чтоб народ молился, духом очищался и укреплялся, и собором решал свои дела. А мы за победу наших помолимся. Федя И войн больше не будет, как Наполеона победим? Екатерина Львовна Не знаю, Феденька, в мире еще нет согласия, много грехов и зла, и зависти, и корысти. Россия – великая держава, многие страны на нее зарятся. Только если останемся всем народом едины, тогда нас никто не завоюет. В комнату осторожно входит Анна, вполголоса зовет: «Екатерина Львовна, ужинать пора, уж все готово, пожалуйте…» Екатерина Львовна подходит к Анне, та скороговоркой бормочет: «Господам-то отдохнуть надо и Феденьке-то спать пора... А это давайте-ко сюда (берет коробку с холстинами из рук Екатерины Львовны), я сама доделаю все и уложу как надо, не беспокойтеся». Екатерина Львовна (сыну) Феденька, зови всех к ужину! Мужчины Мы слышим. Идем. Все уходят. Анна (задерживаясь в комнате, причитает) Вот ведь время-то какое, сколько бед да испытаний, никому-то покоя нет. Слыхала я, что доктор-то сказал про

Сцена четвертая Финал Авансцена. Тот же занавес с видом усадьбы. Снова та же группа с экскурсоводом. Экскурсанты идут вразброд, тихо переговариваясь. Экскурсовод (завершая экскурсию, концентрирует внимание группы): – Федор Иванович Тютчев и все, что с ним связано, – это достояние не только России, нашего Ярославского края, но и всей мировой культуры. Причастность к его имени – гордость и нашей малой родины – села Знаменского, Кацкого стана, городов Углича и Мышкина. Изучая творчество Тютчева, мы яснее понимаем, что из истории нельзя ничего вычеркнуть, но можно извлечь уроки мудрости, добрых устремлений, разумно принять как непреложность, незыблемость все истинные духовные ценности и святыни Отечества. И, конечно, то, что память предков нужно беречь, передавать потомкам во имя жизни, любви и счастья. Давайте вспомним стихи Тютчева… Одна из экскурсанток: – Но мы как-то больше знаем его лирические стихи: Я встретил вас – и все былое В отжившем сердце ожило; Я вспомнил время золотое – И сердцу стало так тепло… Вторая экскурсантка: – Да, и о природе: Есть в осени первоначальной Короткая, но дивная пора – Весь день стоит как бы хрустальный, И лучезарны вечера… Мужчина-экскурсант: – А я предпочитаю философские: Природа – сфинкс. И тем она верней Своим искусом губит человека, Что может статься, никакой от века Загадки нет и не было у ней. Второй мужчина, отец мальчика: – Многие стихи как афоризмы: Нам не дано предугадать, Как слово наше отзовется, – Но нам сочувствие дается, Как нам дается благодать… Третий мужчина-экскурсант: – Да, как поговорки: Живя, умей все пережить: Печаль, и радость, и тревогу.

Чего желать? О чем тужить? День пережит – и слава Богу! Третья женщина-экскурсантка: – А мне нравится как жизненное кредо: Чему бы жизнь нас ни учила, Но сердце верит в чудеса: Есть нескудеющая сила, Есть и нетленная краса. Отец мальчика что-то шепнул ему на ухо, как подсказку. Мальчик: – А-а, я знаю… – мы в школе проходили: Люблю грозу в начале мая, Когда весенний первый гром, Как бы резвяся и играя, Грохочет в небе голубом. Экскурсовод: – Да, Тютчев был и лирик, и философ, и в чем-то мистик, но его стихи, даже самые грустные, светлы, как откровения. Он был пацифистом, с детства и на всю жизнь усвоившим представление о бессмысленности войн, вражды, жестокости, поэтому многие стихи его взывают к единству сил добра, справедливости: «Единство, – возвестил оракул наших дней, – Быть может спаяно железом лишь и кровью»… Но мы попробуем спаять его любовью, – А там увидим, что прочней… Тютчев верил в русский народ, хотя провел 22 года своей жизни за границей на службе в качестве политического представителя России. И там он написал большинство своих стихов и трудов, некоторые из которых, в том числе и письма, до сих пор не переведены на русский язык. Как патриот России он еще был правозащитником своего времени, защищал от жесткой цензуры творчество многих русских поэтов, давая им дорогу в мировую литературу. Ведь когда-то первым стихи Тютчева признал и оценил заочно сам Пушкин. Экскурсант-отец, обращаясь к мальчику: – Теперь ты представляешь, что здесь было. Конечно, пережитое здесь не могло забыться талантливым мальчиком Федей, ставшим известным на весь мир поэтом. Экскурсовод: – Село Знаменское и в самом деле – «корни корней, колыбель колыбели поэта» Тютчева. Ведь здесь остались не только развалины построек и захоронения предков его – русских дворян. Осталась память об их полезных делах во благо этого края и России. А добрая память объединяет людей разных поколений и даже разных вкусов и взглядов и передается в веках. Памятное место тем и привлекает к себе. Экскурсовод в подтверждение этих слов читает стихи Ф. Тютчева: Хотя враждебною судьбиной И были мы разлучены, Но все же мы народ единый, Единой матери сыны. И грянет клич к объединенью И рухнет то, что делит нас?.. Мы ждем и верим Провиденью – Ему известны день и час. Конец. В пьесе использованы исторические материалы 1812 г. по Ярославской губернии, Мышкинскому и Угличскому уездам из краеведческой литературы ярославских, мышкинских и угличских изданий; документ из Угличского архива (УФГАЯО) – «Воззвание императора Александра I – 1812 г.»; стихи Ф. Тютчева; стихи автора (Ольги Городецкой) «В тютчевском Знаменском».

2012

барыню-матушку… Доживет ли она до Рождества-то, сердешная? Анна крестится на иконы, бормоча: «Господь милосердный, спаси, сохрани, помилуй всех нас, рабов твоих грешных… Пресвятая Богородица, заступница, убереги малых детушек от напастей…» Затем уходит, продолжая креститься и молитвенно причитать: «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас…» Занавес. Музыка. На экране высвечивается портрет Ф. Тютчева. Голос за сценой декламируются стихи Ф. Тютчева: Счастлив, кто посетил сей мир В его минуты роковые. Его призвали всеблагие Как собеседника на пир. Он их высоких зрелищ зритель, Он в их совет допущен был, И заживо, как небожитель, Из чаши их бессмертья пил.

127

128 2012

{литературные страницы. ИСТОРИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ}

2012

Библиотека Грозного. искать в Угличе?

129

Диалог в стиле фэнтези

Владимир Эрвольдер

Именно такое оглавление обнаружил после Нового года декан исторического факультета, Александр Иванович, на одной из папок при просмотре курсовых студенческих работ.

– Интересно, интересно… – пробормотал он себе под нос, – таких предположений о поиске знаменитой библиотеки у моих студентов еще не было… Что ж, приступим… И, не ожидая никакого подвоха, декан открыл папку… Сначала он немного поморщился, увидев почему-то рукописный и плохо разборчивый текст. Но затем, прочитав заголовок первой части, одобрительно хмыкнул…

А была ли та Либрерия?

2012

{литературные страницы. ИСТОРИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ}

I

130

– Так, так, все правильно, – мысленно подчеркнул он, – все логично: прежде чем продолжать искать библиотеку Ивана Грозного, сначала надо выяснить первопричину того, почему она до сих пор так интересует не только отдельных энтузиастов-любителей, типа известного предпринимателя Германа Стерлигова, и именитых ученых-историков, но и некоторых современных политиков? Итак, попробуем прочитать, а потом уже делать определенные… Но не успел декан до конца додумать свою мысль, как вдруг: – Не надо читать, Александр Иванович, – где-то в подсознании услышал он молодой, задорный голос, – у меня очень плохой почерк, намучаешься, читаючи. Ты просто закрой глаза и слушай, а я сама тебе все расскажу, только будь очень внимателен, так как история с этой, как ты выразился, первопричиной, оказалась настолько запутана в средние века, что сам черт ногу сломит. И, по моей версии, выходит, что…

– Что?! – вскинулся декан. – Кто это со мной мыслями перекидывается?!

– Да рукопись это о тебе забоится, я – рукопись, – откликнулся голос, – так ты будешь слушать меня или как?

– Конечно, буду, – с каким-то даже облегчением (не надо будет мучиться с почерком), мысленно ответил декан, давно привыкший уже ничему не удивляться, особенно перед Рождеством, – ты только никуда не пропадай… И он послушно закрыл глаза, подперев подбородок рукой.

– Не бойся, не пропаду… – ответил голос. – Итак, поехали… Я уверена, той самой первопричиной, из-за чего вот уже пятьсот лет после смерти Ивана IV идут поиски его библиотеки, послужили слухи о том, будто бы в ее состав входила знаменитая на весь мир византийская Либрерия (библиотека) константинопольских императоров, основанная в 307 году до н. э. полководцем Александра Македонского Птолемеем I Сотером. И, по преданию, привезла Либрерию из Рима в Москву, в качестве приданого, бабка Ивана Грозного византийская принцесса София Палеолог, когда выходила замуж за великого Московского князя Ивана III Великого в 1472 году. А доставила она ее будто бы на семидесяти подводах, полных кованых сундуков. Но вот беда, есть в этой легенде одна незадача…

– Интересно, какая?

– Да все дело в том, что привезти ту Либрерию София ну никак не могла.

– Это почему же? – уже немного заинтригованный, спросил декан.

– Для того, чтобы во всем разобраться, нам надо обратиться к легендам, историческим фактам и документам...

– Ну, и обращайся быстрее, ведь тебя ученый-историк слушает, а не студент-первокурсник, – повысил голос декан. *** – Все, все, ты только не нервничай, – успокоила его ру-

копись. – Начну с того, что, согласно древнему каталогу, насчитывала та Либрерия одних только больших фолиантов из разных стран, украшенных золотом и драгоценными каменьями, более 800 штук (запомни это число, Александр Иванович). И это, не считая сотен глиняных клинописных плиток, среди которых были даже копии законов царя Хаммурапи, а также десятков тысяч рукописных папирусов, кожаных и бумажных свитков, хранившихся в кедровых пеналах.

– Подумаешь, удивила, – стал подзуживать рукопись декан, – у нас в государственном Историческом музее такого добра тоже навалом.

– Э, не скажи, уважаемый декан, наш главный исторический музей с византийской Либрерией даже рядом не стоял, – отбила атаку рукопись. – Почему? Да потому что, как писала газета «Труд» 22 ноября 1944 (!) года, «В шкафах Государственной библиотеки имени В.И. Ленина … находятся Пять (так выделено в тексте. – В.Э.) книг большого формата в старинных кожаных переплетах из личного собрания Ивана Грозного». И только… А в состав Либрерии, которая тоже, якобы, была в библиотеке царя, входили аж четыре стариннейшие (!) и крупнейшие библиотеки стран Азии, Африки, Индии и собственно Римской империи. А их общий каталог насчитывал более 300 громадных фолиантов.

– Это как же прикажете понимать, если я об этом даже не слышал? – ехидно спросил декан, специально «заводя» дальше рукопись.

– И не только ты один… А если серьезно, то Либрерия состояла из собственно Византийской библиотеки, плюс полное собрание книг и рукописей древнего Рима, перевезенное императором Константином в 330 году н. э. в Византию при переносе туда столицы Римской империи. По преданию, тогда же он забрал с собой Александрийскую библиотеку египетской царицы Клеопатры VII, которую она в 28 году до н. э., с помощью своего любовника римского полководца Марка Антония, подарила Риму, спасая ее от набегов великого воина ислама Хаммада ибн Омара. А в библиотеку царицы, в свою очередь, входила Пергамская библиотека Агаларов со своей собственной тысячелетней (до н. э.) африканской историей. Уф… Ну, что, убедила?

– Убедила, убедила, давай дальше.

– И вот, согласно легенде, все это богатство отец Софии, Фома Палеолог, брат последнего константинопольского императора Константина XI, погибшего при защите столицы своей Византии, опять же якобы успел вывезти на корабле из Константинополя перед самым взятием его турками в 1453 году. Вместе с ним спаслась тогда и София, которой в то время было всего 12 лет, и звали ее тогда Зоей.

–Так значит, Либрерию все-таки привозили в Москву, если о ней столько стало известно? – поднял брови декан.

– Да как сказать, – сразу же мысленно откликнулась рукопись на его вопрос, – ибо с этой византийской библиотекой, после ее спасения Фомой, происходили все время большие непонятки, в результате чего у меня сложилось впечатление,

легенде, там была небольшая приписочка, где он обещает русскому царю, на полном серьезе, в случае заключения брака сделать его, ни много ни мало, а Византийским императором. Конечно, это был чисто политический жест, так как, если ты не забыл, Константинополь был в то время захвачен турками. Но тем не менее Иван III, учитывая, что у него был только титул великого Московского князя, который не очень-то котировался в Европе, вынужден был поверить Папе и согласиться на брак. И это даже несмотря на чрезмерную полноту принцессы, обнаруженную им на ее портрете, привезенном осенью 1469 года из Рима его послом Иваном Фрязиным. И вы знаете, Папа его не обманул!

– Опять какие-то документы появились? – уже не удивился декан.

– Именно… В 1473 году Иван III получил (через сенат Венеции) от Сикста IV официальное обращение, где дословно было сказано следующее: «Восточная империя, захваченная оттоманом, должна, за прекращением императорского рода в мужском колене, принадлежать вашей сиятельной власти в силу вашего благополучного брака».

– Ну и что? Какая-то политическая абракадабра, – попытался было отмахнуться от такой информации декан, да не тут то было…

– Абракадабра?! – возмутилась рукопись. – Да этот документ в политическом плане ставил Ивана III вровень со всеми государями средневековой Европы! То есть он, русский князь, пускай великий и Московский, превратился еще и в «его сиятельство» (монарха), а по сути, по желанию Папы Римского, стал еще и императором Византии! До сих пор не пойму, как наши ученые-историки на такой факт не обратили внимания, в том числе и ты, Александр Иванович?

– воскликнула рукопись.

– Да вот так как-то, – засмущался декан. – Ладно, заканчивай свой исторический политический экскурс и возвращайся к той Либрерии.

– Да, конечно, что касается Либрерии, то будь у Софии та знаменитая византийская библиотека, то стал бы тогда Папа Сикст IV играть в такие сложные политические игры, выдавая ее замуж? Да она давно бы была королевой, к примеру, Франции! – возбужденно воскликнула рукопись.

– Понятно это тебе?

– Понятно, понятно, – откликнулся декан. – Да, кстати, разве не могла она прихватить ту библиотеку где-нибудь по дороге, например, в Греции, где ее папа, Фома, за те долгие годы «скитаний» по дороге в Рим вполне мог припрятать до лучших времен?! Ведь он, если не ошибаюсь, тогда на полуострове Пелопоннес удельным княжеством Морея командовал?

– Именно вот это как раз полностью исключено, ибо, вопервых, маршрут следования Софии подробно отображен в исторических документах средневековья: начинался он в Риме, шел через Нюрнберг до Любека и затем через Псков до самой Москвы. А, во-вторых, та Морея, бывшая вотчина Фомы, где он, якобы, мог спрятать Либрерию, в то время уже была захвачена турками. *** – Так была Либрерия или нет?! – начал уже сердиться декан.

– Если и была, то только в историческом плане, так как никаких сведений о ее поступлении в постельную казну* Ивана III не существует. А ведь там записывалось все без исключения, вплоть до шапки Мономаха.** Молчит о драгоценных свитках и афонский монах Максим Грек***, приглашенный князем Василием (отцом Ивана Грозного) в 1516 году для перевода Толкового Псалтыря из его личной библиотеки с греческого языка на русский. Летопись «Сказание о Максиме» так и сообщает, мол, видел Грек «только книги греческие большого числа». И никогда он, даже находясь потом в заточении до самой смерти, «Либрерию» (будем теперь писать это слово в кавычках, договорились?) не упоминал.

– Упомянешь тут, сидя за решеткой… – поддакнул декан рукописи.

– Конечно, я сочувствую Максиму Греку, – тут же отозва-

2012

что Либрерию, перед отправкой Софии в Москву, в Ватикане просто придумали, опираясь на ее каталог, который только и успел вывезти Фома.

– А вот с этого места, пожалуйста, поподробнее, – шутливо попросил декан, которого уже стал забавлять этот мистический, но довольно интересный и, с исторической точки зрения, убедительный диалог.

– Есть, начальник, – хихикнула рукопись. – Слушай дальше… Начались же те непонятки с того, что разгрузил Фома свой корабль в Риме только через несколько лет (около 1460 года) после отплытия из Константинополя! Представляешь?!

– Пока нет.

– Сейчас представишь, ибо тому непонятному факту есть документальное подтверждение в виде письменного распоряжения римского Папы Пия II о выдаче тогда Фоме, за спасение им христианских сокровищ, головы святого апостола Андрея Первозванного и одного пальца Иоанна Крестителя, 700 дукатов. А через пять лет в Риме объявилась и дочь Фомы, та самая Зоя, ставшая уже совсем взрослой девушкой на выданье. Кстати, Пий II, в благодарность Фоме за сокровища, взял его с дочерью под свою опеку, перекрестив при этом Зою – в Софию.

–Повезло им, – хмыкнул декан.

–Это точно, – подтвердила рукопись, – ибо 6500 дукатов, выделенных на содержание Фомы и его семьи коллегией кардиналов во главе с Виссарионом Никейским, это совсем не та сумма, которую бы они могли выручить за Либрерию, привези ее Фома в Рим.

–Ты все-таки думаешь…

–Да чего тут думать, Александр Иванович, посуди сам… Во-первых, та Либрерия грабилась крестоносцами, дважды захватывавшими Константинополь, и особенно серьезно – в 1204 году. Во-вторых, Фоме просто некогда было грузить корабль, ибо над ним уже вовсю летали каменные ядра и свистели стрелы, поэтому он успел схватить только самое, по его мнению, ценное. И, в-третьих, даже несмотря на разграбление крестоносцами двести пятьдесят лет тому назад, Либрерия была так велика, что, по свидетельству очевидца грека Михаила Дуки, громадное количество книг и рукописей было развезено турками на телегах по провинциям Оттоманской империи после взятия ими города. Это уже не говоря о том, сколько бесценных культурно-исторических сокровищ было разорвано, втоптано в землю и сожжено на кострах, где захватчики готовили себе еду. Поэтому-то нигде, ни в каких документах исторического архива Ватикана, кроме того, что Фома привез религиозные сокровища и немного золота, не говорится о факте поступления в Ватикан бесценной Либрерии, только как-то вскользь упоминается лишь ее каталог.

– Ну, это еще не аргумент, так как часть документов могла и затеряться в веках, не так ли? – начал сопротивляться декан.

– Может быть, зато сохранились другие, из которых видно, что следующий за Пием II римский Папа, уже Павел II, безуспешно пытался дважды выдать Софию замуж, но никто не брал, ввиду ее бедности. К примеру, король Франции Жак II де Лузиньян отказал ему в 1466 году только потому, что «блеск ее имени и слава предков были плохим оплотом против оттоманских (турецких) кораблей, крейсировавших в водах Средиземного моря». Видимо, по тем же причинам не состоялась свадьба Софии и с итальянским богачом князем Параччиоло. И только один русский великий Московский князь Иван III «клюнул» на это дело, да и то из чисто государственных интересов.

– Это какие же еще государственные интересы могли быть в то время у него с Римом? *** – А вот какие… 11 февраля 1469 года к Ивану III вдруг прибывает посол от уже знакомого нам римского кардинала Виссариона Никейского с грамотой, где следующий за Павлом II – римский Папа Сикст IV – предлагает великому Московскому князю в жены «православную христианку», свою подопечную византийскую принцессу Софию. И, по

131

того пастора? Сами же записи на двух листах обнаружил сначала в 1822 году в магистрате города Pernau (ныне Пярну, Эстония) профессор Дерптского (ныне Тартуского, Эстония) университета Христиан Дабелов, а затем уже в 1914 году там же – российский историк Игнатий Стеллецкий.

– Да, действительно, тогда Веттерман с восторгом написал: «…Сколько у царя рукописей… Таковых было всего до 800… (вспомнил эту цифру, Александр Иванович?) Ливиевы истории, Цицеронова книга Де республика и восемь книг Историарум. Светониевы истории о царях…». А если быть более точным, то в том списке говорится о 142 томах «Римской истории» Тита Ливия, 20-ти томах «Истории» Публия Корнелия Тацита, одном экземпляре «Де република» Цицерона» и т. д. Но нет там ни слова об арабских, африканских и индийских книгах, а тем более о драгоценных свитках. Да и была та опись на двух небольших листочках, что служит лишь доказательством следующего факта: у Ивана Грозного действительно была своя, доставшаяся ему в наследство от деда и отца, довольно обширная библиотека, но не более того. А вся история со знаменитой «Либрерией» – это плод фантазии римского Папы Сикста IV, с веками превратившийся не только в красивую, но и убедительную легенду. И приложила руку к этому в немалой степени сама София Палеолог.

лась она, – но и без него видно, что ни в каких документах не упоминается о том, чтобы Иван III передавал византийскую «Либрерию» по наследству своему сыну Василию, а тот – Ивану Грозному. Ничего не говорится о ней и в завещании самого царя от 1579 года, которое по его просьбе было публично зачитано в царской опочивальне 17 марта 1584 года, за день до неожиданной смерти. Такие вот дела, уважаемый Александр Иванович.

– А что ты скажешь насчет семидесяти подвод с сундуками, на которых, по преданию, София привезла ту самую «Либрерию» с собой в Москву?

– Что касается стольких сундуков… – рукопись выразительно помолчала. – Неужели ты думаешь, что римский Папа Сикст IV отправил бы свою протеже замуж за русского царя «без штанов»? Поэтому, чтобы придать этому акту международный политический вес, он оповестил всю Европу, что отправляет с Софией Москву знаменитую византийскую «Либрерию», хотя на самом деле там были просто книги церковные, да еще исторические, судя по Максиму Греку, греческих авторов.

– Спот, стоп, уважаемая! – не сдается рукописи декан. – А как же быть с описью библиотеки Ивана Грозного, составленной в 1556 году Дерптским пастором Иоанном Веттерманом****. Ведь об этом ясно сказано в «Ливонской хронике» рижского бургомистра Франца Ниенштедта, лично знавшего

2012

{литературные страницы. ИСТОРИЧЕСКАЯ ВЕРСИЯ}

Искали – и не нашли

132

II – Постой, постой, это как же прикажешь понимать? – воскликнул в недоумении декан. – Сама София?

– А почему бы и нет, если она по приезде в Москву приказала ту «Либрерию» немедленно в землю закопать, чтобы ни один взгляд чужой на нее не упал. Для чего? Уверяю тебя, именно для того, чтобы скрыть тот великий ватиканский обман. Софию в этом начинании поддержал и ее муж, которому было не с руки терять свое реноме с этой фальшивой «Либрерией» в глазах правителей средневековой Европы. Он даже в 1480 году якобы отправил ту «Либрерию» с Софией и постельной казной «на Бело-озеро в Кириллов монастырь» перед наступлением на Москву хана Золотой орды Ахмата. По возвращении София опять стала прятать и перепрятывать «Либрерию», но потом поняла, что Москва, в плане хранения и секретности, – место ненадежное: то враги нападают, то заговоры разные, то пожары. И в результате решила она схоронить «Либрерию» в одном только ей известном месте и хранила ту тайну до самой смерти.

– Это где же, если не секрет?

– Об этом чуть позже, а сейчас скажу тебе, что спрятала она свою библиотеку так надежно, что не нашел «Либрерию» даже ее сын Василий. Но он настолько «нашумел» этими поисками (а Москва была полна иностранных дипломатов, иезуитских и торговых агентов), что слух о наличии на Руси таинственной и знаменитой византийской библиотеки получил в действиях Василия свое историческое (раз ищет, значит, есть!) подтверждение.

– И что же, ты хочешь сказать, что Иван Грозный ничего не знал обо всей этой истории с фальшивой «Либрерией», показывая свою библиотеку пастору Веттерману?

– Сначала, конечно, не знал, ибо ему было три годика, когда умер его отец, и семь, когда умерла мать. Потом, когда он стал взрослым, до него, естественно, доходили смутные слухи столетней давности о «Либрерии», но ничем не подтвержденные.

– И, тем не менее, он же не просто так взял и показал свою библиотеку тому пастору? – продолжал настаивать декан.

– А что ему оставалось делать, если со всех сторон на него давили европейские монархи, заинтригованные поисками его отца: покажи да покажи хоть кому-нибудь ту «Либрерию», только не ври, что ее у тебя нету, ведь о том, что она едет в Москву,

сам римский Папа сто лет назад оповестил. Вот Иван Грозный и показал, чтобы от него отстали. Но этим он только подлил масла в эти слухи, ибо количество книг, указанное Ваттерманом в его описи «числом до 800», случайно совпало с количеством фолиантов, числящихся, якобы, в каталоге «Либрерии». И пошло-поехало… Первым стал разыскивать таинственную «Либрерию» сразу после смерти царя Борис Годунов, затем, уже в 1600 году, этим делом занялся даже ватиканский эмиссар (посол) Петр Аркудий. И ничего не найдя, прямо так и отписал в Рим, мол, ее никогда в Москве и не существовало (что было совсем недалеко от истины). Но сила слуха была такова, что ему никто не поверил, и продолжали искать: Лжедмитрий I и II, Петр I***** и Наполеон, и все последующие российские цари. Ведутся раскопки и со времён Сталина – по наше время.

– И что в результате?

– А в результате за несколько веков искатели перерыли не только весь Московский Кремль и подмосковные монастыри в Михайловской, Архангельской слободах и на Белом озере, но и Новгород, который царь посещал, и даже Вологду, куда он планировал, якобы, перенести столицу. И ничего не нашли… Такие вот дела с этой самой византийской «Либрерией», и, тем не менее, сама по себе личная библиотека Ивана Грозного несомненно представляет собой огромную историческую ценность, и остается один только вопрос: а там ли ее искали?

– Это как же понимать? – вскинулся декан. – Ты опять что-то знаешь еще и по этому поводу?

– Не знаю, а предполагаю, и если рассуждать логически в историческом плане, то ее, по моему мнению, надо искать не гденибудь, а в Угличе… – и рукопись удовлетворенно вздохнула… Искать «Либрерию» в Угличе? *** – Это почему же именно в Угличе?

– Да потому, что в этих краях с 1491 года обретался двоюродный дядя Софии, крымский князь Константин Мангупский, приехавший вместе с ней в Москву и на свадьбе подружившийся с братом Ивана III, Угличским князем Андреем Большим, и ростовским архиепископом Иосаафом. А надо отметить, что Иван III щедро одаривал родственников жены землями и деревнями. Но Константин от всего отказался и предпочел сидеть на шее

когда он брал из окрестностей Углича в жены Марию Нагую, дошел древний слух, что его бабка София какие-то сундуки прятала в том монастыре. Он и смекнул, что к чему, но в связи с постоянными заговорами и войнами, а потом и болезнью, ему было не до того, чтобы выкапывать ту «Либрерию». А наоборот, когда Грозному надоело таскать свою личную библиотеку постоянно с собой, он в одну из поездок в Вологду по пути заехал в устье Учмы, но сгоревшего ранее монастыря не нашел, поэтому закопал ее под храмом в честь Успения Пресвятой Богородицы.

– Опять стоп, рукопись! – в последний раз воскликнул декан.

– А как быть с летописью, где записано, что Мария Нагая, повинуясь ссылке Бориса Годунова, прибыла в Углич с большим обозом и под охраной стрельцов, где, якобы, была библиотека Ивана Грозного, которую она забрала с собой для своего сына, будущего русского царя?

– Экий ты наивный, Александр Иванович, – вздохнула рукопись. – Ведь я только что тебе сказала, что ее в Углич отправил в ссылку Борис Годунов, который сам уже в это время активно искал «Либрерию». И неужели ты думаешь, что он позволил бы Марии взять с собой такую международную историческую ценность? А что касается большого обоза под охраной, так она все-таки была царица, пускай и вдовая… *** – Значит, подводя конец нашим рассуждениям, – подытожил декан, ставя точку в диалоге, – на Руси не было Византийской Либрерии. Представляю, как расстроится Герман Стерлигов, занимающийся поисками библиотеки Ивана Грозного вот уже, наверное, лет двадцать, узнав об этом. Ну, а вам ставлю за работу «отлично», что бывает, согласитесь, весьма редко. И декан, закрыв папку, задумался.

– Конечно, многое в этой рукописи, как мне кажется, притянуто за уши, но если исходить из стиля нашего диалога типа фэнтези, то звучит довольно убедительно, – начал рассуждать он. – И хотя место на реке Учме, где не одну сотню лет назад стояли храм и церковь, из-за Рыбинского водохранилища стало островом с небольшой часовней и крестом, надо будет все-таки туда летом съездить. Посмотреть, что к чему, а, может, и покопать: чем черт не шутит… Да не забыть при этом прихватить с собой металлоискатель, ведь сундуки, спрятанные Софией, были обиты железом…

*под постельной казной Александро-Невская летопись понимает «бумаги, грамоты, книги». ** Шапка Мономаха представляет собой среднеазиатский головной убор. Не исключено, что эта наследственная регалия московских государей – дар хана Султана Гийас ад-Дина Муххамеда (Узбека) московскому князю Ивану Калите I, которому он покровительствовал. ***Максим Грек – монах Ватопедского монастыря на горе Афон, что в Пелопонессе (Греция) **** Пастора Веттермана, сопровождавшего пленных ливонцев после побед Ивана Грозного в Ливонской войне 1565-1566 г.г., царь повстречал в Александровской слободе, где он останавливался на отдых. *****Про «Либрерию» Петру I стало известно из доношения пономаря московской церкви Иоанна Предтечи Конона Осипова в Канцелярию Фискальных дел в Петербурге. В нем он заявлял, что в подземелье Кремля имеются «две палаты», заставленные до потолка сундуками с неизвестным содержимым. На них «замки вислые превеликие, печати на проволоке свинцовые; и у тех палат по одному окошку, а в них решетки без затворок». (Так в тексте.

– В.Э.) А узнал он это от дьяка Василия Макарьева, бывшего при смерти. Тот же наткнулся на хранилище во времена царевны Софьи. Тайники были возле Тайницких ворот. Сенат распорядился провести раскопки: «искали подземелья у Тайницких ворот на Житном дворе, на площади против Иностранной коллегии (там нашлись погреба), напротив колокольни Ивана Великого, у Цейхгаузской стены в Круглой башне, в Тайницких воротах...». И ничего не нашли...

Владимир Эрвольдер родился в 1947, коренной угличанин, профессиональный военный, член Союза журналистов СССР. В 1987 году, выйдя на пенсию, не смог пройти мимо «перестройки и гласности». После публикации нескольких заметок публицистической направленности в журнале Союза журналистов СССР «Журналист», а позднее, по совету редакции журнала, решил связать свою жизнь с журналистикой. Поэтому в 1988 году, работая в ТГУ им. В. Куйбышева, стал активно сотрудничать с университетской газетой «За Советскую науку». И первая же публикация, пришедшаяся на момент студенческих волнений, «С дубиной на демократию» вызвала в университете неоднозначную реакцию. А ее автора пригласили работать в редакцию областной газеты «Красное знамя» в отдел партийной жизни, где он и проработал корреспондентом до указа президента РФ Бориса Ельцина о запрещении компартии. В середине 90-х вернулся в Углич и стал отцом-создателем приложения к «Угличской газете» «Деловой Углич» городской Гильдии предпринимателей, которую редактировал ровно год. В 2000 году был приглашен работать в «Угличскую газету» и проработал в ней комментатором десять лет. Первый рассказ в стиле фэнтези «Странная планета», который в 2011 году оказался победителем в районном творческом конкурсе, посвященном году Юрия Гагарина, был написан в возрасте 63 лет.

2012

Софии в Москве. Да так «крепко насидел», что даже попал в 1488 году под подозрение в боярском заговоре против царя. И тогда София, от греха подальше, спровадила его на должность владычного боярина при Ростовском архиепископе для производства гражданских, подчиненных церковному суду, дел, а попросту говоря – судьей.

– Хм, странно, он же был княжеского рода, и тут такая должность? – всерьез удивился декан.

– А куда было Константину деваться, если ему в спину дышали ищейки Ивана III? И почти настигли, но он вместе с архиепископом бежал на «Бело-озеро в Ферапонтову обитель». Но и там родственника Софии все-таки достали и насильно, по приказу ее мужа, постригли в монахи (о чем есть запись в летописи) под именем Кассиан (Касьян). Из обители он решил поехать к своему другу Угличскому князю Андрею Большому. По пути, плывя на лодке по Волге, в 25 километрах от Углича, в месте впадения в нее речки Учмы, увидел прекрасное место с полуразрушенной Успенской обителью, основанной угличскими монахами в 1484 году. Приехав к князю, монах Касьян (Константин) попросил у него денег на обустройство обители. И тот не только не отказал ему в просьбе, но дал столько, что Кассиану хватило еще на организацию на месте обители Успенского монастыря и постройки храма в честь Успения Пресвятой Богородицы.

– И ты хочешь сказать, что София именно в том монастыре и спрятала «Либрерию»?

– Именно там.

– Но почему? – не унимаясь, пытал рукопись декан.

– Да потому, что она своему дяде всецело доверяла, так как после смерти Фомы Палеолога в 1465 году Константин полностью заменил ей отца и принимал активнейшее участие в обустройстве ее дальнейшей жизни. Поэтому она и схоронила «Либрерию» в его монастыре. Сам же Константин прожил до 102 лет и умер, так и не открыв никому той тайны, и, кстати, был причислен церковью к лику святых.

–Что ж, вынужден признать твои рассуждения как логически и исторически выверенные, поэтому с той «Либрерией» мне все ясно, но где же все-таки библиотека Ивана Грозного?

– А ты не догадываешься, Александр Иванович?

– Пока нет.

– Да, для этого нужно иметь более буйное воображение, чем у тебя… Поэтому смею предположить, что до Ивана Грозного,

133

Съ Рождествомъ Христовымъ! Олег ГОНОЗОВ

2012

{коллекция}

В первом выпуске нашего журнала (зима 2006 г.) была помещена небольшая статья Анатолия Марченко, в которой шла речь о коллекции рождественских поздравительных открыток былых российских времен, собранных угличанином Вячеславом Кудрявцевым. И вот, как бы в развитие затронутой нами темы, в нынешнем номере «Углече Поле» мы помещаем подобный же материал еще одного коллекционера, на сей раз ярославца. Олег Гонозов, познакомившись с упомянутой публикацией, любезно предложил нам свою статью. А поскольку этот номер журнала выходит накануне приближающегося Рождества, она будет как нельзя кстати.

134

Перебирая старые почтовые карточки, которым по сто и более лет, словно попадаешь в другое время, в другую – умилительно красивую и непритязательную – жизнь. Рождественские поздравительные открытки, или как их раньше называли, – открытые письма без конвертов, можно рассматривать часами. И ведь удивительно: от прикосновения к старине начинаешь испытывать странное, непередаваемое словами наслаждение. П е р в ы е в Ро с с и и и ллюстрированные поздравительные открытки были выпущены к Рождеству 1898 года. Петербургский попечительный комитет

о сестрах Красного Креста (Община святой Евгении) издал серию из десяти открыток с благотворительной целью для привлечения дополнительных средств на содержание больницы, амбулатории и курсов сестер милосердия. В соответствии с требованиями Всемирного почтового союза они были размером 9 на 14 сантиметров. До издания этой серии и долгие годы спустя почтовые иллюстрированные карточки доставлялись в Россию из-за границы, преимущественно из Германии. Причем самые первые рождественские открытки не имели никаких поздравительных надписей – на специально

2012

Открытки из коллекции автора.

135

136 2012

{коллекция}

ра Маша, поздравляю тебя и Геннадия с праздником Рождества Христова и наступающим Новым годом! – написано на ней мелким, почти каллиграфическим почерком. – Желаю как встретить, так и проводить его в радости и полном благополучии. Дети вам кланяются и поздравляют вас с праздником, желают всего хорошего. Будьте здоровы! Любящие вас А. и П. Крыловы. Приезжайте к нам на праздник погостить». Сокрушительный удар по рождественским поздравительным открыткам нанес октябрь 1917 года. После принятия декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», в ходе начавшейся кампании по борьбе с религиозными предрассудками и пережитками прошлого празднование Рождества попало под запрет. Выпуску поздравительных открыток, которые стали считаться отголоском буржуазного общества, был положен конец, и вместо рождественских сюжетов рабоче-крестьянское государство стало тиражировать открытки с портретами Ленина и героями первых пятилеток. Однако в общении между близкими родственниками оставались в ходу сохранившиеся в родительских шкатулках открытки, на лицевой стороне которых подрисовывались соответствующие годы. Иной раз в оборот шли даже неоднократно использованные почтовые карточки, для чего былые надписи зачищались лезвием бритвы. В моей коллекции сохранилась дореволюционная открытка, где поверх изображения двух милых детишек вписана цифра «1944», а на обратной стороне по грубо содранной поверхности написано: «Милые мои Алик и Эрночка! Поздравляю вас с Новым 1944 годом, годом окончательного разгрома фашизма. Живите дружно, вот как они. От брата Вадима». Опала на Деда Мороза и новогодние открытки стала слабеть только в конце 30-х годов, когда руководство страны решило вернуть новогодний праздник советской детворе. С возвращением рождественских сюжетов вышло гораздо сложнее – они появились на советских открытках только в 1990-х годах.

Олег ГОНОЗОВ родился в 1956 г. в Ярославле. Окончил Московский государственный институт культуры. Член Союза российских писателей и Союза журналистов России, филокартист, постоянный автор журнала «Филателия». Заслуженный работник культуры РФ.

2012

оставленном месте их писали от руки сами отправители. Потом появились знакомые всем слова «Съ Рождествомъ Христовымъ!». В основном это были чернобелые фотооткрытки, исполненные методом фототипии и вручную раскрашенные акварелью, или цветные почтовые карточки, отпечатанные литографским способом. Нередко в их производстве использовались технологии тиснения, высечки, украшения блестками. Как ни странно, но, помимо характерных для православного Рождества сюжетов с изображением Христа в яслях, Вифлеемской звезды, украшенной свечами елки, большинство пришедших из-за границы поздравительных открыток наполнены символами желаемого изобилия и идиллии европейской жизни. Здесь и ангельской красоты детишки с плюшевыми мишками, и очаровательные прелестницы с бокалами шампанского, и обнимающиеся влюбленные парочки. Пиком же тогдашнего гламура стали почтовые карточки с изображением счастливого семейства возле рождественской елки, где на переднем фоне – милые детишки с куклами, а сзади – их целующиеся родители. Царская и церковная цензура не видели в этом ничего предосудительного. Открытки пользовались невиданным спросом, несмотря на их довольно высокую цену. Черно-белая стоила пять копеек, цветная – десять. В гостях рождественские поздравительные открытки дарили вместо цветов. Девочки-гимназистки их обожали, вклеивали в альбомы и хранили среди самых дорогих вещей. Престижно было посылать поздравительные открытки близким и дальним родственникам. При этом нетрудно представить, какие чувства пробуждали подобные рождественские сюжеты у жителей глухих русских сел и деревень, где зимой крестьяне носили овчинные зипуны, сермяжные кафтаны и лапти. Трудно удержаться, чтобы не процитировать оборотную сторону одной из поздравительных открыток тех далеких лет. «Дорогая сест-

137