8red

Царские дары михаила Романова угличу

4

Унесенная ветром в ссср 62

предатель погубил углич 15

Дорогие читатели! Смею надеяться, что вы заждались журнала «Углече Поле» – он не выходил уже год. Причина проста – раздражающий всех кризис коснулся и нашей редакции. Если газету мы выпускаем стабильно, поскольку обязаны это делать два раза в неделю, то журнал теперь не удается печатать с периодичностью раз в квартал – не хватает средств. Его выпуск стоит очень дорого и с каждым разом становится все дороже. А спонсоры, которым и самим теперь трудно вести бизнес, помогать отказываются. Хотя все же в этом номере есть доля участия настоящего мецената – нам оказала финансовую поддержку директор туристической фирмы «Венец» Людмила Андреева. Но благодаря тому, что журнал долго не выходил, у нас было время поработать над его созданием – недаром его объем заметно увеличился. Не буду останавливаться подробно на содержании этого, восьмого по счету, номера. Вы держите его в руках и прочитаете все, что вас заинтересует. Отмечу только, что в нем вы найдете две статьи заведующего художественным отделом историко-архитектурного и художественного музея Анатолия Горстки, в которых автор поднимает интереснейшую тему – связь царской династии Романовых с Угличем. На мой взгляд, вас они обязательно заинтересуют. В конце журнала мы, как обычно, публикуем отзывы читателей. Их количество увеличивается с каждым номером. И мы этому очень рады, потому что вы не только высказываете свое мнение о журнале, но и делитесь с нами собственными открытиями. Надеюсь, этот номер «Углече Поле» вызовет у вас желание откликнуться на ту или иную статью, а может быть, даже вступить в дискуссию. В журнале всегда найдется место для всех действительно увлеченных историей родного края людей. А пока – приятного чтения! Главный редактор «Углече Поле» Алексей Суслов.

Историко-краеведческий и литературный журнал Приложение к «Угличской газете» 2009 год Учредители: Администрация Угличского муниципального района, Дума Угличского муниципального района, редакция газеты «Угличская газета» Главный редактор Алексей Суслов Адрес редакции: 152610, Углич, ул. Ярославская, 50 тел. (48532) 2-06-39 тел./факс (48532) 2-12-39 e-mail: uglgazeta@rambler.ru www.gazetauglich.ru www.uglich.ru Перепечатка – обязательно со ссылкой на «Углече Поле» Редакция не всегда согласна с точкой зрения авторов публикуемых материалов Отпечатано в ОАО «Полиграфия» Ярославль, ул. Республиканская, 61. Заказ 1354 Тираж 1000

Для всех, кто может помочь будущему изданию «Углече Поле», сообщаем банковские реквизиты: МУ «Редакция «Угличская газета» г. Углич, ул. Ярославская, д.50 ИНН 7612000063 КПП 761201001 Получатель МУ «Редакция «Угличская газета» Сч. № 40703810977160100081 Северный банк Сбербанка России г. Ярославль БИК 047888670 к/с № 30101810500000000670 ОКПО 02461219 Обязательно с пометкой «Спонсорская помощь». Заранее спасибо. Журнал издается при финансовой поддержке Администрации Угличского муниципального района.

НАД НОМЕРОМ РАБОТАЛИ:

Выпускающий редактор Анатолий Марченко

Верстка и дизайн – Ирина Ирхина

Корректор – Надежда Ложкомоева

Оператор – Елена Серова

Оператор – Ольга Кожаева

В НОМЕРЕ: Татьяна Ерохина: Не только ромбы командарма Шорина… (Как показать современную историю Углича) 2-3 Анатолий Горстка Углич, век 17-й. (Забота царя Михаила Романова о нашем городе) 4-9 Царские дары Ксении Шестовой, или Кто основал Богоявленский монастырь в Угличе 10-14 Алексей Кулагин Штурмовали Углич ляхи. (К 400-летию осады нашего города поляками) 15-25 Мария Ларина Из крепостных в «короли». (Повествование о знаменитом производителе водки Петре Смирнове) 26-28 Леонард Ленгвенс Церковь Василия Великого разрушили первой 29 Павел Голосов Битва с татарами на Кадке (Историческая версия учителя из села Ордина) 30-34 Леонард Ленгвенс Правдоподобность мемуаров эмира под большим сомнением. (Автор не согласен с краеведами-земляками) 34 Олег Карсаков «На реце на Сити…» (Исторические реконструкции надо

делать очень осторожно) 35-37 Анатолий Марченко Завершая ситскую дискуссию 37 Владимир Крыленко Царевич и цесаревич. Отрывок из повести.

38-41 Анна Толкачева Мальчик Сентябрь. Рассказ 42-43 Виктор Федорчук Речка Устья. (Языком стиха про природу и польское нашествие) 44-47 Ольга Городецкая Юность, зачарованная революцией. (Окончание пристрастного повествования про угличское детство Ольги Берггольц) 48-51 Анатолий Горстка Иконы из Углича на земле Венеции. (Выставка пришлась по душе итальянцам) 52-55 У истоков европейского портрета 56-58 Юлия Куницына «На Углече, на посаде Воскресенский монастырь…»

59-61 «Унесенные ветром» в СССР. (Жизненные перипетии Евгении Рудниковой) 62-68 Слово читателю 69-71 Для туриста 72-73

Не только ромбы командарма Шорина…

ГОСТИНАЯ

Татьяна ЕРОХИНА:

2

Наша собеседница, Татьяна Васильевна Ерохина, – старший научный сотрудник Угличского государственного историко-архитектурного и художественного музея. Она занимается современной историей, и потому ей лучше всего видно, какова должна быть политика музея в отношении не так давно ушедшего в прошлое более чем 70-летнего отрезка времени. Итак, наши к ней вопросы.

– Угличский край в советское время… Разве отнимешь этот большой и противоречивый период из местной истории? Тема эта интересна и близка, наверное, каждому здравомыслящему жителю города Углича и Угличского района, очень привлекательной она может быть и для наших гостей, прежде всего туристов. Не правда ли, Татьяна Васильевна?

– Перед тем, как высказать свое конкретное мнение по поднятой теме, я хочу обратиться к впечатлениям прошлого лета, связанным с деловым визитом в наш город президента России Дмитрия Медведева. Так вот, в программе ознакомления столь высоких гостей с Угличем намечалось посещение двух музеев – историко-архитектурного и истории гидроэнергетики, и этот момент, помню, мне очень понравился. Чем? Да

Василий Иванович Шорин. В первую мировую войну командовал батальоном и полком, в гражданскую прошел путь от командующего 2-й армией Восточного фронта до командующего войсками ряда фронтов. В 1938 г. был репрессирован.

тем, что это очень наглядно, очень символично для Углича: главнейшее, связанное с ним событие из прошлых столетий, – убийство царевича Димитрия в конце XVI в., повлекшее за собой многие перемены в жизни Углича (и всего государства Российского), и это переломное для судьбы маленького провинциального городка на Верхней Волге событие, главное для него в истории XX века, – развернувшееся возле его стен гидротехническое строительство. И если бы президент тоже посетил второй из запланированных музеев (он успел побывать только на кремлевских объектах), вот этот контраст – древности Углича, представленные историческими памятниками, иконами, ссыльным колоколом, – и рядом расположенная ГЭС, недавно дополненная сверкающим внутри сверхсовременным музеем гидроэнергетики, – Дмитрий Анатольевич прочувствовал бы. Такой контраст в жизни нашего города мы ощущаем постоянно. Это примета угличского времени, и пусть последнее событие по эпохальности несопоставимо с первым – оно совершенно изменило облик города, оставшись навсегда крупнейшим атрибутом истории Углича советского периода.

– В общем, я так понимаю: XX век в истории Углича не откинешь, и музей обязательно обратится к повторному, теперь уже новому показу того времени. В таком случае – музейный опыт прошлых лет в отражении этой темы может пригодиться? Возможна здесь какая-то преемственность?

– Несомненно, сейчас както иначе надо подходить к этому. Вы ведь, наверное, помните,

как в 1967 году, к 50-летнему юбилею Советской власти, была открыта экспозиция, посвященная советскому Угличу, в Спасо-Преображенском соборе кремля?

– Это когда были выставлены на обозрение красноэмалевые ромбы из петлиц знаменитого командарма Шорина, который родился в соседнем с нами Калязине? Как такое забудешь! Я ведь на подступах к тому событию, в октябре 1966-го, в числе первых своих материалов для угличской газеты «Авангард» подготовил и ту свою заметку, в которой отмечал, что у научных сотрудников музея Екатерины Алексеевны Лапиной и Виктора Божикова впереди еще много забот, связанных с оформлением стендов периода индустриализации и коллективизации страны.

– Да, тогда сделано было все в общем-то основательно, неплохо. Это с нынешних позиций можно говорить, что, мол, ничего особенного, простая экспозиция краеведческого характера. Но тем не менее, представлено все было достаточно полно, в том числе последние достижения в промышленности города. А показать здесь было что – один часовой завод чего стоил.

– Другими словами, Татьяна Васильевна, и сейчас тоже мимо этих всех вех негоже проходить, делая вид, что не замечаешь их?

– Конечно. Экспозиция, о которой мы говорим, строилась в соответствии с идеологическими взглядами, нормами того времени, но зато она отражала весь рассматривавшийся период. И эта основа, собственно, переходит к нам и сейчас. Ведь те же факты можно подавать

ГОСТИНАЯ 3 как-то иначе, с учетом того, что многое в нашем сознании сейчас поменялось.

– Что вы имеете в виду конкретно?

– Да возьмите хотя бы недавнее краеведческое заседание в городской библиотеке по поводу пожара 1921 года в Угличе. В течение 70-ти лет говорили угличанам, что сожгли центр города враги революции. А тут вдруг появляется новая точка зрения: сделали это сами большевики. Мол, проворовались и решили замести следы. Однако с такими бросаниями в крайность надо быть поосторожней. Я лично, например, считаю, что не могли они, большевики двадцатых годов, поступить подобным образом с городом, в котором живут. То есть в похожих вопросах нашей жизни нужно разбираться нам более глубоко, а музейщикам – особенно.

– Хорошо: угличскую историю, касающуюся прошлого века, музей преподносить зрителю и слушателю будет. А если поточнее – где и как?

– Планы на этот счет у нас хорошие – сделать на втором этаже музея (в здании бывшей городской думы) современную экспозицию, на серьезном художественном уровне. Что бы

я здесь сказала про наш раздел истории XX века? У меня есть предложение оттолкнуться в этом деле от благодатной темы «Литературный Углич». Возьмите, к примеру, сделанные к прошлому Дню города и использованные в оформлении улиц таблички-указатели, отражающие высказывания писателей и поэтов об Угличе, – разве плохо они выглядят? Нечто подобное вполне можно применить и в музейном показе.

ми угличан. Или вот в стихах Николая Клюева: «Тихий Углич… заболели железной грыжей» – про гидростроительство в 30-х годах на Волге. То есть к каждому разделу новейшей угличской истории есть подобная, точная и емкая, фраза. В итоге же у нас получается как бы слияние музейно-вещественного восприятия истории города с литературно-образным, а при такой художественной преподнесенности будет и соответствующее оформление.

– Опять же, можно это на каких-то примерах представить?

– Допустим, оформляем мы в экспозиции 20-е годы, самое начало их. Встает вопрос о точном, образном определении, которое раскрывает суть событий. Вот тут мы и обращаемся к нашей удивительной землячке, талантливой поэтессе Ольге Берггольц. В ее повести «Углич», навеянной воспоминаниями о детских годах, прошедших в нашем городе, есть приметная фраза: «Углич, врасплох застигнутый революцией». Насколько точные слова! Действительно ведь, до прихода к власти в Угличе большевиков никакой социал-демократической организации в нем не было. А тут – раз! – и вот оно, свершилось – представители ленинской партии начали управлять ума-

– Татьяна Васильевна, а намечается как-то показ на фоне грандиозной энергетической стройки, о которой мы уже говорили, этой, по сути дела, жуткой истории с Волголагом?

– Будет обязательно, есть соответствующие факты, свидетельства. Да и способ показа уже выбран. Дело в том, что у нас, музейщиков, была лет пятнадцать тому назад попытка воссоздания советского отдела. Когда в начале 90-х годов в стране все прежнее рухнуло и мы убрали из Спасо-Преображенского собора экспозицию, решено было открыть подобную же в Алексеевском монастыре – в одноименной церкви. Мы все подготовительные работы выполнили, у нас задействован был очень профессиональный художник

Трактор марки «ХТЗ», выставленный как экспонат музея на территории кремля. Работали на нем механизаторы села Ильинского до самых 60-х годов. а интересуются им не только туристы, но и угличане. Так, весной 2008 года его увидела пенсионерка Августа Павловна Кириллова (ей 80 лет), и с тех пор периодически кладет к нему цветы, считая, что именно на этой машине трудился в годы войны ее муж, ильинский тракторист-орденоносец М.Н. Кириллов.

из Ярославля. Осталось только окончательно смонтировать экспонаты, но тут подоспели новые перемены: монастырь передали епархии. Пришлось отложить реализацию задуманного, хоть и было сделано, что планировалось, причем с новых позиций, то есть давались только факты, без политической подоплеки. Тогда мы подготовили и экспозицию с Волголагом. Показ делается на двух оформительских уровнях: верхний, который как бы над водой, – созидательный, включает наземные строения, какие-то другие положительные моменты, и нижний, «подводный», на фоне которого – наши утраты, связанные с затоплением территории.

– И вот это готовое уже оформление можно сейчас использовать?

– Да оно уже включено в наши планы и будет задействовано!

– Ну что ж, тогда с этим вопросом дело обстоит неплохо. Остается надеяться, что в скором будущем с экспозицией истории Углича, приходящейся на прошлое столетие, жители и гости нашего города смогут познакомиться. Беседовал Анатолий МАРЧЕНКО

ПОД АВГУСТЕЙШЕЙ РУКОЙ

«Первые державные венценосцы из дома Романовых неоднократно выражали свои заботы и старания к восстановлению разрушенного в Смутную эпоху Углича» К.Н. Евреинов.

Анатолий Горстка

Углич, век 17-й

4

Углич давно и прочно занял место в списке городов, находившихся в прошлом под покровительством династии Романовых. Однако нередко и сейчас среди некоторых историков можно услышать серьезные возражения на этот счет, подкрепленные, правда, не столько изученным фактическим материалом, сколько непререкаемостью собственного авторитета. Вот почему хотелось бы еще раз вернуться к разговору на эту тему, пользуясь сведениями, которые позволили бы в полной мере ее высветить, и тем самым окончательно определиться в этом вопросе.

Царь Михаил Федорович Романов.

21

февраля 1613 года, в первое воскресенье Великого поста, в Москве был созван Великий Земский собор, на котором решено было возвести на царский престол семнадцатилетнего Михаила Романова. Как писал автор «Угличского летописца 1767-1792 гг.», «восхоте Господь Бог…и дарова нам богопомазанника своего, царя велия и благочестива весма Михаила Фёдоровича, от роду же царску суща».

14 марта того же года к новому царю, находившемуся тогда вместе с матерью инокиней Марфой Ивановной (до пострижения боярыней Ксенией Шестовой) в костромском Ипатьевском монастыре, было направ-

лено посольство во главе с архиепископом рязанским и муромским Феодоритом. После долгих уговоров Марфа Ивановна дала свое согласие видеть сына государем Руси. И 2 мая царь Михаил Федорович торжественно въехал в Москву. Так было положено начало правления новой династии – династии Романовых. С первых шагов своего правления Михаил Федорович, опираясь во многом еще на поддержку матери (отец его – ростовский митрополит Филарет пребывал в ту пору в Польше), предпринимает ряд мер по возрождению разоренных интервентами городов. И одним из первых, на который царь обратил свое внимание, был Углич.

С этим городом молодого царя связывало многое. Здесь жили его родственники по материнской линии – Грязновы и Шестовы, здесь была родовая вотчина его матери – село Климентино «на Суходоле» (ныне Климатино), и здесь же ею около 1606 года была основана женская обитель Богоявления Господня (об этом – в следующей моей, ниже идущей статье). Через три недели по восшествии на престол, т.е. 21 мая, Михаил Федорович направляет угличскому воеводе Федору Погожеву указ, в котором говорится: «Собери ты наискорейше все суда по Волге со всех сёл, монастырей и деревень и храни их в Угличе под крепкою стражею стрельцов и уведоми нас

ПОД АВГУСТЕЙШЕЙ РУКОЙ 5 немедля сколько их числом». Такую почетную, а вместе с тем и ответственную задачу поставил царь перед воеводою Углича. Прошло всего лишь полторы недели, и в Углич направляется очередной царский указ – правда, по характеру своему более похожий на просьбу, чем на грозное повеление. Если в первой его части еще звучат присущие государю волевые нотки – «взять прошлогодний и нынешний 1613 г. сбор с посаду, таможенное, кабацкое, лавочные, банные, оброчные и домные всякие денежные доходы, взять сполна и привезти в Москву», то вторая часть поражает своей неожиданной по тональности мягкостью обращения: «вы знаете, что Москва разорена, люди побиты, хлеба истреблены, денег нет, то будьте сострадательны к бедственным братьям, спасите их от голода и смерти, дайте взаймы и привезите, а то войско разойдется и беззащитная Москва и вся Россия да и попадёте опять в руки врагов наших». Это обращение к Угличу, который не меньше чем Москва пострадал от интервентов, звучит как-то странно. Возможно, характер его был подсказан матерью, принимавшей тогда активное участие в делах сына и испытывавшей «родственное» отношение к Угличу. Да и сам царь Михаил не забывал о городе Угличе. «Сей великий государь, – писал о нем автор Угличского летописца 1767-1792 гг., – незабвенныя ради памяти сродника своего, царевича Димитрия Угличского, сущаго государя, и наш город Углич, разоренный и потреблённый от полского меча и огня повеле благоустроенно паки обновити и обселити из различных околних градов, и сёл, и весей в лето 7123 (1615) году». В другом месте по поводу заселения разоренного поляками города летописец сообщал, что царь Михаил «повеле из разных градов, и слобод, и сёл собрати отбежавшие во время напастное граждан угличан (из своего отечества) и послати паки жительствовати на Углич. К ним же и от иных градов жители присовокупи, и опустевший град Углич обсели и обнови при его царствии». Летописец называет число

переселенцев – 5 тысяч человек. И хотя историки сомневаются в численности переселенцев, сам факт подобного мероприятия отрицать нельзя, помня об отношении Романовых к Угличу в ту пору. положение Углича, несмотря на царскую заботу, оставалось тяжелым. В окрестностях города по-прежнему действовали разрозненные отряды поляков и казаков, грабя деревни и угрожая монастырям. Еще в ноябре 1615 года царь Михаил строго указывал угличскому воеводе князю Волконскому «быть настороже» ввиду того, что польские отряды во главе с паном Лисовским могут напасть на Углич. И в этих тревожных условиях началось возрождение города. Прежде всего необходимо было восстановить главный храм города – кремлевский Спасо-Преображенский собор. Это событие угличский летописец отметил особо – «Так же и соборную церковь Преображения Господня каменную весма поляками пограбленную и огнем изнутри и снаружи всю обожженную, по указу государеву обновиша, и кровли на ней покрыша, и потолоки подклетами деревянные накатиша, и олтари по прежнему и престоли во олтарех и жертвенники устроивше…» В восстановленный Преображенский собор и находящийся у его северного фасада Похвальский придел царем Михаилом были пожертвованы богослужебные книги. Как говорилось в «Писцовых книгах города Углича 1674-1676 гг.», «А те все книги жалованные блаженныя памяти благоверного государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руси». Из всех этих книг сохранилось два евангелия. Одно, более раннее, 1633 года, московской печати было вложено царем в 1638 году в Похвальский придел Преображенского собора. О вкладчике свидетельствует надпись на скрепах: «Сию книгу пожаловал Государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руссии на Углеч в церковь Похвалы Пресвятые Богородицы, что в соборе, при попе Иване Локалове в 7147(1638) году октября в 1 день. А подписал сию книгу приказу Большого дворца подьячий Георгий, а прозвищем Любимка Смаков». К сожалению, оклад евангелия не сохранился, и можно лишь догадываться о качестве его работы, зная о том, что в ту пору многие царские заказы выполнялись в мастерской выдающегося серебряника Гав-

А

6

под августейшей рукой Икона «Богоматерь Одигитрия», 1630 г. Ковчег-мощевик, 1630 г. Оклад 1717 года к Евангелию 1703 года, вклад А.И. Нарышкина в церковь Рождества Иоанна Предтечи «на Волге». Оплечье фелони, вклад княгини А.В. Черкасской в церковь царевича Димитрия «на крови», 1692 г.

рилы Овдокимова. Евангелие поступило в музей в 1923 году из Казанской церкви, которая, как известно, была бесприходной и приписанной к Спасо-Преображенскому собору. Возможно, после строительства этой церкви в 1778 году евангелие было передано ей в качестве дара из соборной ризницы. Другое евангелие московской печати 1637 года представляет гораздо больший интерес. Во-первых, оно было вложено царем Михаилом в 1640 году в Преображенский собор, а во-вторых, на нем сохранился серебряный гравированный оклад. Как и в первом евангелии, имя вкладчика закреплено писцом в надписи на скрепах: «Сию книгу Государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руссии пожаловал на Углеч в со-

борную церковь Преображения Спасова, дана с приказу Большого дворца лета 7148 (1640) году июня в 28 день, при протопопе Анисиме с братьею». Евангелие покрыто рытым бархатом малинового цвета. Как уже упоминалось, оклад на нем серебряный гравированный и состоит из средника с изображением «Распятия с предстоящими» и наугольников с евангелистами. Кстати, в главном сюжете, помимо канонического изображения самого «Распятия с предстоящими» и «Места лобного – черепа Адама» у подножия креста, помещены также, по западной иконографии, и «рыдающие ангелы». Фигуры святых, детали архитектурного и пейзажного стаффажа выполнены в технике «перекрестной штриховки». Застежки латунные, гравиро-

ванные, орнаментированные. На нижней крышке сохранились две маленькие латунные «жуковины». Сейчас это евангелие находится в экспозиции Угличского музея. После завершения восстановительных работ Преображенский собор украсился новым иконостасом, иконы для которого писали царские мастера. Об этих иконах сохранилось упоминание в «Писцовых книгах города Углича 1674-1676 гг.»: «А те все иконы и царские двери строение угличанина посадского человека Грязнова Селиванова». Следует заметить, что Селиван Грязной, равно как и его современник Илья Грязной, бывший в 1649 году в Угличе воеводою, являлись родственниками царя по материнской линии, поэтому участие царских

мастеров в создании убранства соборной церкви не только допустимо, но и закономерно. (В начале XVIII в. иконы были заменены новыми, выполненными мастерами иконописной артели патриаршего изографа Федора Рожнова). осле восстановления и украшения собора угличане приступили к строительству деревянных гражданских построек как в кремле, так и на посаде. «Да в городе же, – писал летописец той поры, – по литовском разорении, в крепости, в царство же государя Михаила Федоровича повелением его, построен был воеводский двор, и стольников домов с десять. И поповские дворы в городе же тогда построены были». Особенно широкий размах приняли строительные работы в Угличе в 30-е годы. В числе

П

ПОД АВГУСТЕЙШЕЙ РУКОЙ 7

первых деревянных церквей, сооруженных тогда по указу царя Михаила Федоровича, был шатровый, «о шести углах» храм царевича Димитрия «на крови» 1630 года. Кстати, Н.Ф. Лавров в своем «Путеводителе по церквам города Углича» (Ярославль, 1869 г.) сообщает, что спустя восемь лет после сооружения этой деревянной церкви рядом с ней было начато строительство каменной. Правда, до 1645 года, т.е. до конца правления Михаила Федоровича, был построен только нижний этаж, т.е. теплая церковь во имя Архистратига Михаила. Это подтверждает и протоиерей Флегонт Морев. В своем великолепном по изложенному там материалу «Обозрении епархии Преосвященнейшим Ионафаном» (Ярославские епархиальные ведомости). Ярославль, 1881 г., № 43) он также упоминает о строительстве каменного

храма царевича Димитрия «на крови» еще в правление царя Михаила Федоровича, правда, без ссылки на источник. Возможно, для него таким «источником» послужило сочинение Н.Ф. Лаврова, вышедшее в свет двенадцатью годами раньше. По другой версии, строительство каменной «царевской»

церкви было начато уже в правление Алексея Михайловича. И первый этаж ее был освящен 3 июня 1661 года. (Как известно, второй этаж этой церкви был построен на средства княгини А.В. Черкасской в 1683-1692 гг., о чем будет сказано ниже.) Вновь построенная деревянная церковь царевича Ди-

митрия «на крови» сразу же обрела внутреннее убранство. Об этом говорится в грамоте царя Михаила Федоровича угличскому воеводе Василию Кропоткину 1630 года «Об устроении убранства церковного»: из Москвы в Углич было отправлено «в новую церковь святого благоверного царевича кн. Димитрия Московского чудотворца церковного строения тое же церкви с попом Юдою деисус одиннадцать икон да двадцать четыре иконы праздников и пророков, да местных образов Живоначальные Троицы образ Никона чудотворца с деянием, образ Пречистые Богородицы Одигитрия, двери царские с сенью и столбы…» Далее следует перечень крестов, евангелий и богослужебных сосудов.

8

ПОД АВГУСТЕЙШЕЙ РУКОЙ

К сожалению, от всего этого былого великолепия «царевской» церкви до наших дней дошла лишь одна икона «Богоматерь Одигитрия», поныне находящаяся в пристенном иконостасе у левого клироса. Высокий образ и цветовой строй ее указывают на принадлежность иконы к работам крупного московского художника первой трети XVII века. Зная о том, что в ту пору ответственные «государевы» заказы выполнял Назарий Истомин, можно с большой долей вероятности приписать угличскую икону этому выдающемуся царскому изографу. Кроме икон, царь Михаил велел снабдить церковь всем необходимым для богослужения, в том числе и священническими ризами. Это подтверждается сообщением в «Писцовых книгах города Углича 1674-1676 гг.»: «А по сказке попа Степана те ризы и стихари Государева жалованья блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руссии». К числу царских даров относилось также и не дошедшие до нас медное паникадило «о двенадцати шанденех» и медная лампада, висевшая над гробницей, «имитирующей» погребение царевича Димитрия. А все то, как говорилось в описании этой церкви, приведенном в тексте «Писцовых книг города Углича 1674-1676 гг.», «строение блаженныя памяти великого государя царя и великого князя Михаила Федоровича всея Руссии». Тогда же по «челобитью угличан» царь велел передать в Углич раку с носилами, в которых нетленные мощи царевича были перенесены из Углича в Москву для захоронения в царской усыпальнице, и ковчег-мощевик, о котором говорилось: «И написав среди его благоверного царевича Димитрия, где устроил и ковчег во образе том, с мощами его, и около его ковчега четыре перекрестья серебряные и в них вложи четыре ореха, которые в день убиения его обагрилися священною кровию его». Как говорилось в одной из местных летописей, совершена была эта передача «на просвещение и утверждение граду Угличу». (Сейчас рака с носилами находится в церкви царевича Димитрия «на крови», а ковчег хранится в фондах музея.) В том же 1630 году по решению царя Михаила в церковь был передан покров на раку царевича, находившийся до того в Архангельском соборе Московского Кремля. Покров

был выполнен в технике лицевого шитья в 1594 году матерью царевича Димитрия Марией Нагой, по пострижении инокиней Марфой Федоровной. Венец и ризы на нем были вышиты золотом и серебром, а тропарь и кондак – по красной камке. (Судьба покрова неизвестна). Параллельно со строительством и украшением церкви в те же годы, как позднее писала газета «Новое время» (19 сентября 1888 года), был предпринят первый ремонт княжеских палат. Правда, вскоре из-за скудности средств он был приостановлен, и вплоть до 1802 года никаких серьезных работ, если верить сообщениям местных летописей, в палатах не велось. пустя семь лет после сооружения церкви царевича Димитрия «на крови» по решению царя Михаила был построен еще один деревянный «царевский» храм. Построен он был на Ростовской дороге, на выезде из города, где в старину был дворец «государев красной», и назывался храм «во имя перенесения честных мощей благоверного царевича Димитрия». (Сейчас на этом месте стоит каменная церковь царевича Димитрия «на поле», с приделом святых мучеников Кирики и Улиты, сооруженная в 1798-1814 гг.). Третий и тоже деревянный храм, отличавшийся большими размерами, был сооружен по указу царя Михаила при въезде в кремль с западной стороны на так называемой Хлебной площади, на месте церкви Георгия Победоносца (конец XIV – начало XV вв.), сожженной в апреле 1611 года поляками. О его строительстве говорилось в царской грамоте 1638 года. Там же упоминалось и имя строителя – старца Варлаама из дворцовой Александровской слободы Симеоновского монастыря в Переславле-Залесском. Привожу текст этой грамоты, который представляет немалый интерес для определения характера самой церкви: «И государь царь и великий князь Михаил Федорович всея Руссии того старца (Варлаама) пожаловал, велел де ему дать свою государеву цареву и великого князя Михаила Федоровича всея Руссии грамоту, чтоб ему строить на Углече храм, те пять престолов во имя Пречистые Богородицы Казанские и великомученика Христова Георгия и преподобного отца нашего Михаила Малеина и преподобные матери нашей Евдокии и преподобного Алексея Человека Божия. И нам бы его

С

старца Варлаама благословити и велети на тот храм с приделами воздвигнути на Углече на площади». Строительство церкви началось в том же 1638 году, освящена она была лишь в 1641 году. Здесь необходимо остановиться и пояснить, кому были посвящены приделы. Так, главный престол был назван во имя иконы Казанской Божьей Матери, с образом которой, благодаря его заступничеству, связывалось освобождение Москвы от интервентов 22 октября 1612 года. Престол во имя Великомученика Георгия назвали в память церкви, некогда стоявшей на этом месте, престол во имя преподобного Михаила Малеина – в память тезоименитого святого царя Михаила. Престол во имя преподобной Евдокии посвящен был тезоименитой святой жены царя Евдокии Лукьяновны Стрешневой, престол во имя Алексея Человека Божия – небесному патрону сына царя Алексея, родившегося девятью годами раньше. Таким образом, в названиях церкви и ее приделов как бы была заключена государственная и семейная символика династии. Помимо икон, инокиня Марфа одарила Богоявленскую обитель двумя евангелиями – одно 1614 года (не дошедшее до нас), другое 1625 года (оно хранится в фондах Угличского музея, рассказ о нем см. в следующей моей статье). Царь Михаил был озабочен не только восстановлением городских построек, но и окрестных монастырей. Так, в 1628 году по его указу ростовским владыкой Варлаамом началось восстановление древнего Николо-Улейминского монастыря, и был он, по свидетельству летописца, «преславно обновлен есть, якоже и первее, и ограда камена же построена округ его». Последнее сообщение маловероятно, так как, по некоторым источникам, этот монастырь в те времена еще не имел каменных стен. о смерти инокини Марфы Ивановны в 1631 году, а затем и ее сына в 1645 году отношение Романовых к Угличу заметно меняется. Новый царь Алексей Михайлович более занят был судьбой государства, чем одного города. А времена при нем были тяжелые. Бунты, следовавшие друг за другом, – «соляной» 1648 года, «медный» 1662 года, – реформы патриарха Никона (1654-1666 годы), приведшие к расколу церкви, всколыхнувшее всю страну восстание Степана Разина (1667-1671 годы), чем-то

П

напоминавшее русским людям о страшных годах Смутного времени, – все это требовало больших денежных затрат и отвлекало царя от прочих дел, которыми занимался его отец. Однако, бывая в Угличе, Алексей Михайлович не оставлял город без своего царского внимания. Одно из таких посещений состоялось в 1650 году, когда он возвращался из Кашина, где присутствовал при перенесении мощей Св. Анны Кашинской. Оказавшись в Угличе, он прежде всего посетил церковь царевича Димитрия «на крови», где молился перед его «образом» и повесил на икону серебряный крест. Судя по описанию, крест был с чернью и надписью на обороте, а по концам его располагались четыре крупные «бурмицкие» жемчужины. Кстати, «бурмицкий» жемчуг в древние времена привозился с Персидского залива и ценился на Руси наравне с самоцветами. (Местонахождение креста неизвестно). Не забывал Алексей Михайлович и об укреплении Углича, крепостные стены которого обветшали от времени и многолетних приступов интервентов в начале XVII века. В 1661 году кремль был обнесен деревянной стеной с угловыми башнями и въездными воротами. При строительстве ее обнаружилось, что располагавшаяся на территории кремля Богоявленская обитель не «вписалась» в план новой крепости. К тому же изза близости крепостных стен к обители неминуемо возникала угроза пожаров, что никак не могло устроить монастырское руководство. В связи с этим настоятельница монастыря игуменья Пелагея обратилась к царю с «челобитной», в которой просила перенести обитель на новое место, в так называемый Земляной город. Место это, по ее словам, находилось недалеко от кремля по Ростовской дороге и «лежало впусте», хотя и принадлежало ростовскому митрополиту Ионе Сысоевичу. Царь велел угличскому воеводе Ивану Пятову немедля отбыть в Ростов Великий и уладить дело. Вопрос с владыкой был решен, и обитель перенесли на новое место. Храмы были полностью отстроены, а церковное убранство – книги, иконы, ризы, утварь – было в основном перенесено из прежней обители, о чем говорилось в одной из грамот. В 1676 году царь Алексей Михайлович скончался, и ему наследовал сын Федор. Человек болезненный и впечатлительный, он практически никуда не

под августейшей рукой 9 выезжал из Москвы, разве что на богомолье в Александрову слободу или в Сергиев монастырь. (Один из таких выездов изображен в клейме уникальной угличской иконы «Св. царевич Димитрий, с житием» первой трети XVIII века, находящейся ныне в экспозиции музея на первом этаже княжеских палат). Однако кое-какие вклады от царя в угличские храмы все-таки поступали. Среди них угличские краеведы XIX века называют напрестольный серебряный вызолоченный крест с надписью на обороте: «Построен крест со св. мощами на Углич к церкви благоверного царевича Димитрия, что над св. кровию его. Жертвован царем Феодором Алексеевичем». (Местонахождение креста неизвестно). ольшие вклады в угличские храмы делали родственники московских царей. Среди них особенно хотелось отметить вклады княгини Анны Васильевны Черкасской. (Сестра Федора Никитича Романова, т.е. патриарха Филарета, Марфа Никитична, была замужем за князем Борисом Камбулатовичем Черкасским). В 1683 году на средства княгини началось строительство второго этажа каменной церкви царевича Димитрия «на крови». Имя вкладчицы было увековечено в надписи на среднем брусе старого иконостаса, где говорится, что храм возводился «тщанием и радением Московской вкладчицы – княгини Анны Васильевны вдовы Черкасской…». Церковь была освящена 17 апреля 1692 года. Княгиня Черкасская пожертвовала церкви также и ризы, одна из которых дошла до нас. Речь идет о парчовой фелони с жемчужным оплечьем, тремя серебряными золочеными дробницами и изображением на пергаменте «Богоматери Боголюбской». (Фелонь находится в экспозиции музея на втором этаже княжеских палат). Кстати, образ «Богоматери Боголюбской» был особенно почитаем в Петровское время. По преданию, во время стрелецкого бунта 1682 года перед иконой «Богоматерь Боголюбская» «молился о спасении своей души» дядя Петра I Лев Кириллович Нарышкин. Молитва его была «услышана», и ему было «даровано» спасение. С той поры икона «Богоматерь Боголюбская» стала одним из фамильных образов царской семьи. В 1691 году царский изограф Петр Федоров сын Билиндин написал икону «Богоматерь Боголюбская» и для церкви

Б

царевича Димитрия «на крови». (Икона находится в иконостасе церкви). Во вновь построенный каменный храм царевича Димитрия «на крови» поступали вклады и от правивших тогда братьев-царей Иоанна и Петра. Особое место среди этих вкладов занимает напрестольное евангелие московской печати 1694 года с вкладной надписью – «Лета 7203(1695) году … в 20 день по указу великих князей Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцев дана сия книга Евангелие святое в церковь святого Великомученика благоверного царевича Димитрия, что на Углече, на месте убиения его». (Евангелие, лишенное оклада, находится в экспозиции музея на 2-ом этаже княжеских палат). Царские вклады поступали также и в угличские монастыри. Прежде всего это касается Богоявленской обители, которую никогда не оставляли без внимания представители дома Романовых. Так, в 1697 году вдовствующая царица Прасковья Федоровна, жена царя Иоанна V – брата Петра I, умершего в 1696 году, пожертвовала в монастырь напрестольный серебряный крест с гравированной надписью на обороте рукояти: «Лета 7205 (1697) месяца августа в 6 день построен сей крест по обещанию Великой Государыни царицы и великой княгини Параскевы Федоровны на Углеч в Богоявленский монастырь по челобитью того же монастыря игуменьи Екатерины Ивановны». (Крест находится в экспозиции музея на втором этаже княжеских палат, в 2006 г. об этом экспонате писала в журнале «Углече Поле» сотрудница Угличского музня Н.В. Чванова). концу XVII – началу XVIII века покровительственное отношение к Угличу со стороны Романовых заметно ослабевает. Каменное строительство здесь временно прекращается, и во многом это было связано с тем, что в правление Петра I большинство каменщиков отзывается на крупные строительные работы – сначала в Москву, а затем в Санкт-Петербург. И все же жителям Углича удается убедить Петра I разрешить им строительство нового СпасоПреображенского собора.

12 марта 1698 года последовал «Указ от Великого Государя царя и великого князя Петра Алексеича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца» ростовскому владыке

К

Иосафу (Лазаревичу). В «Указе» говорилось о том, что незадолго до его принятия из Углича в Москву на имя царя поступила «челобитная» от протопопа угличского Спасо-Преображенского собора Афанасия с просьбой разрешить разобрать старый, обветшавший от времени собор «времени великого угличского князя Андрея Большого» и на его месте соорудить новый. Петр I, несмотря на трудности, которые испытывала страна в мастерах каменного дела, удовлетворил просьбу угличан, но при этом уточнил, что разобрать и построить новый собор надлежит им «своими церковными из доходов деньгами и посадскими вкладными деньгами». По одной из версий проект храма был поручен выдающемуся архитектору Петровского времени, угличанину по рождению» Григорию Ивановичу Устинову, впоследствии прославившемуся строительством корпуса «мазанковых коллегий» в Санкт-Петербурге. Его родословная как «мастера резных каменных дел» с надписью начала XVIII века на поле «архитехтора» была внесена в синодик угличского Воскресенского монастыря, а собор, им спроектированный, был построен и освящен в 1706 году. Этим последним сообщением об отношении династии Романовых к Угличу можно было бы и закончить статью. Но, думается, нелишним будет упомянуть еще об одной личности, имеющей отношение к царскому дому. Речь идет о двоюродном брате Петра I Алексее Ивановиче Нарышкине, сыне Ивана Кирилловича Нарышкина, зверски убитого

стрельцами во время бунта 18 мая 1682 года. Алексей Иванович в течение ряда лет – с 1712 по 1719 годы – занимал должность угличского ландрата и также одаривал угличские церкви своими вкладами. Особый интерес представляет евангелие московской печати 1703 года, пожалованное им в 1717 году в церковь Рождества Иоанна Предтечи «на Волге». К сожалению, от оклада сохранилась лишь нижняя латунная крышка с чеканным изображением «Преполовения», т.е. сцены беседы Христа в 12-летнем возрасте с иудейскими книжниками в Иерусалимском храме. Здесь же под стилизованным растительным орнаментом в серебряном картуше помещена гравированная надпись: «Сие Святое Евангелие состроено в граде Углич в церковь Рождества Святого Иоанна Предтечи подаянием Алексея Ивановича Нарышкина и мирских приходских людей. Тщанием тоя церкви священника Григория Стефанова. Лета Господня 1717 месяца февраля в 30 день». (Евангелие находится в экспозиции музея на втором этаже княжеских палат). С XVIII века Углич, по словам К.Н. Евреинова, «исчезает со страниц истории и, потеряв прежнее значение, довольствуется ролью скромного провинциального города, на жизнь которого не только внешние, но и внутренние события государства почти не имеют влияния». Но остались в собрании его городского музея «царские дары» – великолепные по качеству исполнения памятники иконописи и прикладного искусства XVII века, свидетельствующие о былой славе этого древнего города на Верхней Волге.

Анатолий ГОРСТКА

Царские дары Ксении Шестовой

10 под августейшей рукой В фондах Угличского музея хранится евангелие московской печати 1625 года с пространной надписью на скрепах: «Лета 7136 (1628) году марта 31 дня сие святое Евангелие напрестольное пожаловала Государыня великая старица инока Марфа Ивановна на Углеч в свое Государынино Богомолье в Богоявленский девичь монастырь, что в кремле городе. И того монастыря игуменье с сестрами и священниками, кто в том монастыре учнуть жити и им за Государыню великую старицу иноку Марфу Ивановну Бога молить, и сей книги из Богоявленского монастыря в иной монастырь к церквам по душам не отдати и не продати, ни заложити и не которыми мерами от Богоявления Господня ни похитити, а аще кто сие святое Евангелие похитит, и он да воспримит в том суд на втором пришествии перед праведным судьею». На верхней крышке евангелия медная позолоченная пластина, на которой укреплены тоже медные, но посеребренные дробницы. В центральной изображение «Воскресение Христово» в западной редакции, т.е. как «Восстание из гроба», в боковых – евангелисты. Порядок размещения их по часовой стрелке, слева направо – «Св. Матфей», «Св. Иоанн», «Св. Лука» и «Св. Марк». На нижней крышке, в центре дробница с изображением Голгофского креста, по углам – «жуковины». Крышки скреплены медными застежками. Формы дробниц и техника исполнения, несомненно, указывают на вторую половину XVIII века. Возможно, даже оклад выполнялся в ярославской мастерской, в изделиях которой ощущалось влияние выдающегося серебряника той поры Афанасия Корытова (1761-1789 гг.). Правда, оклад уступает лучшим образцам мастерской, а потому и не представляет большой художественной ценности. Иное дело – сама книга, а точнее, надпись на ее скрепах. Ее прочтение и натолкнуло на мысль вернуться к разговору об основании Угличского Богоявленского монастыря и личности его основателя. Но для этого придется еще раз пройтись по страницам местной краеведческой литературы, посвященной Угличскому Богоявленскому монастырю, останавливаясь, по-возможности, в тех местах, где затронуты эти вопросы…

Ксения Ивановна Шестова – мать царя Михаила Романова. Гравюра XVIII в.

Об основании Угличского Богоявленского монастыря

ПОД АВГУСТЕЙШЕЙ РУКОЙ 11

В

1886 году в октябрьском номере «Ярославских епархиальных ведомостей» появилась статья под названием «Об основании и месте первоначального существования Угличского Богоявленского монастыря». Ее автор, один из самых серьезных исследователей угличских древностей протоиерей Константин (Ярославский), собрав имевшиеся на ту пору сведения на эту тему, изложил все версии касательно основания монастыря, практически рассмотрев каждую, не отдав предпочтения ни одной. Он писал: «Одни (летописцы-историки – А.Г.) предполагают, что монастырь основан был царицею Мариею (в иночестве Марфою) Нагой, матерью Св. царевича Димитрия; другие утверждают это предположение; третьи отвергают оба мнения; четвертые говорят, что монастырь построен великою Государынею инокинею Марфою (Ксениею) Иоанновною Романовою, матерью царя Михаила Федоровича, и пятые, наконец, отзываются неизвестностью того, когда и кто основал монастырь». Со времени сказанного прошло более ста двадцати лет, но похоже, что с тех пор ситуация не изменилась, разве только что к перечисленным версиям добавилась еще одна – некоторые краеведы без всяких на то оснований относят начало монастыря к XIV веку и связывают это с именем жены Дмитрия Донского – Евдокии. Так какая же из этих версий может быть принята в качестве наиболее вероятной, соответствующей реальности? Для анализа возьмем две самые распространенные и аргументированные версии, т.е. основание монастыря матерью царевича Димитрия Марией Нагой и основание монастыря матерью царя Михаила Ксенией Шестовой. В старых работах точного указания на то, когда и кем был основан монастырь, нет. В «Угличском летописце 1767-1792

гг.» в главе «О населившихся жителях во граде Угличе по литовским разорении» есть такая фраза: «Сей монастырь (Богоявленский – А.Г.) вново построенный в городу, стоял точию до царя Алексия сына Михайлова, и до патриаршества Никонова, лет 42». Значит, монастырь стоял еще в период между 1603 и 1610 годами. В другом месте по поводу монастыря, разоренного интервентами, сказано: «и много жалования в нем государева: иконы, и книги, и сосуды, и ризы, и иные утвари церковные были». О каком «жаловании государевом» шла речь – неизвестно. В основном же авторы опирались на предание, которое якобы сохранили тексты местных летописей. Вот что, например, писала по этому поводу игуменья Богоявленского монастыря Измарагда (Воскресенская) в своей книге «Угличский Богоявленский женский монастырь», вышедшей в 1873 году в Ярославле: «В местных летописях сохранилось предание, что монастырь основан царицею Мариею Федоровною, матерью последнего Угличского князя». Однако Ф.Х. Киссель, живший раньше игуменьи Измарагды и к тому же пользовавшийся не дошедшими до нас угличски-

ми летописями, которые, по его же словам, «должны быть списаны из одной древней», нигде ни словом не обмолвился об основании монастыря Марией Нагой. Автор «Истории города Углича», изданной в 1844 году в Ярославле, включавший в книгу малейшие подробности из угличской истории, подчас даже легендарного характера, не преминул бы упомянуть об этом факте. Так откуда же взялось это предание, на которое ссылалась игуменья Измарагда? И в какой мере оно соответствует реальности? ачнем с того, что, в 1836 году, как раз в ту пору, когда Ф.Х. Киссель трудился над своей монографией, в городе появился рукописный сборник под названием «Летопись г. Углича». В нем рассказывается о том, что после гибели царевича Димитрия его мать Мария Нагая, по пострижении в монахини инокиня Марфа, попросила царя Михаила Романова отпустить ее на поселение в Углич, а получив разрешение, приехала сюда и «нача пещися об устроении девичьего монастыря и избра место в кремле на старом месте и повеле создати и соградити вскоре во имя Богоявления Господня». Эта неверно понятая некоторы-

Н

ми краеведами фраза «Летописи» и положила начало неразберихе и путанице в этом вопросе. Еще Константин (Ярославский) обратил внимание на имеющееся в ней противоречие. «Одно то, – писал он, – что по словам «Летописи» царица просила у Михаила Федоровича денег на возобновление монастыря, тогда как Михаил Федорович еще и не царствовал при ее жизни, делает повествование «Летописи» ложным». (Как известно, Мария Нагая умерла 20 июля 1608 года, тогда как Михаил Федорович был поставлен на царство 14 марта 1613 года). К тому же краеведы, которые приводят это предание в качестве доказательства для утверждения об основании монастыря Марией Нагой, не обращают внимания на слова из фразы «избра место в кремле на старом месте». Если даже поверить в это предание, то все равно речь в нем идет не об основании, а возобновлении монастыря, и, конечно же, не Марией Нагой. Но тогда кем? Долгое время этот вопрос не поднимался в краеведческой литературе. Большинство угличан по-прежнему считали Марию Нагую основательницей монастыря. И началось это с предположения, которое впервые высказал В.И. Серебреников в статье «Богоявленский девичий монастырь в Угличе»,

12 ПОД АВГУСТЕЙШЕЙ РУКОЙ опубликованной в 1844 году в № 44 «Ярославских губернских ведомостей». Приведу несколько цитат из нее. «Когда, кем и по какому случаю основан Богоявленский монастырь – об этом не сохранилось ни письменных сведений, ни устного предания», – отмечал В.И. Серебреников. В другом месте, вновь обращаясь к истории монастыря, он пишет: «Зато в местных летописях находим довольно замечательное известие, именно, что в 1591 году ноября 20-го здесь совершилось пострижение в инокини несчастной царицы Марии Федоровны, матери последнего угличского князя Св. царевича Димитрия». И, наконец, он завершает повествование таким вопросом: «Не Мария ли Федоровна основала эту обитель во время семилетнего пребывания своего в Угличе?» Прошло десять лет, и протоирей И. Троицкий в статье «Древняя языческая религия в Ярославской епархии», напечатанной в № 10 «Ярославских епархиальных ведомостей», этот вопрос В.И. Серебреникова, по справедливому замечанию Константина (Ярославского), облек в «положительную форму»: «Угличский Богоявленский женский монастырь основан матерью убиенного царевича Димитрия». Вслед за И. Троицким о причастности Марии Нагой к основанию этой обители писала упомянутая игуменья Измарагда, на книгу которой, как на некий источник, ссылались все последующие краеведы. Так, протоирей Флегонт (Морев) в статье «Обозрение епархии Преосвященнейшим Ионафаном» вышедшей в 1881 году в № 43 «Ярославских епархиальных ведомостей», в разделе, посвященном Богоявленскому монастырю, называя его основательницей Марию Нагую, ссылается при этом на работу игуменьи Измарагды. Вот почему таким неожиданным оказалось сообщение археографа И.Ф. Токмакова, сделанное им в 1885 году в работе «Историческое описание Богоявленского женского монастыря в г. Угличе Ярославской губернии»: «Произведя археографические и библиографические разыскания в этой обители, мы положительно пришли к убеждению, что Богоявленский монастырь в городе Угличе не был основан царицею Мариею (в мон. Марфа) Федоровною Нагой». И далее он пишет: «Ни из каких рассмотренных нами до сей поры документов не видно, чтобы монастырь в Угличе был

ею основан, хотя встречаются (где же?) сведения, что обитель эта существовала еще во второй четверти XVI века (т.е. ранее 1580 г.), в котором Иоанн IV венчался с М.Ф. Нагой». С того времени и по сию пору это сообщение М. Токмакова никем серьезно не оспаривалось, и потому мы можем его принять как единственно верное – Мария Нагая не является основательницей Угличского Богоявленского монастыря! ассмотрим в связи с этим другую версию, которой придерживается меньшинство краеведов и которая предполагает, что основателем монастыря является мать царя Михаила Романова Ксения Шестова, по пострижении инокиня Марфа Иоанновна. К сожалению, прямых указаний на этот счет нет, и потому придется пользоваться косвенными. Наиболее ранние сведения о Богоявленском монастыре относятся к 1674-1676 гг., т.е. ко времени составления «Писцовых книг города Углича», опубликованных в трудах Ярославской губернской ученой комиссии (Москва, 1892 г.). В них, в частности, говорится: «А строение прежний монастырь и церковь, и книги, и ризы великия Государыни инокини Марфы Иоанновны». Поскольку ко времени, когда составлялись книги, монастырь уже пятнадцать лет находился на новом месте, т.е. на Ростовской дороге, то слово «прежний» указывает на тот монастырь, который ранее располагался в кремле. Далее говорится о том, что в монастыре в «ризнице ж старого даяния Государыни инокини Марфы Иоанновны», и в «казне жалование – две грамоты великия Государыни инокини Марфы Иоанновны». Одним словом, нигде «Писцовые книги» не упоминают другой инокини Марфы, не Иоанновны, а Федоровны, т.е. матери царевича Димитрия. Тогда кто и когда приписал ей возобновление Богоявленского монастыря? Возможно, виновником этой ошибки следует считать Ф.Торопова, составителя «Угличского летописца 1767-1792 гг.», который, говоря о возобновлении монастыря на новом месте в 1661 году, писал: «А иконы тогда были, и царские двери, и сосуды, и книги все перенесены старые из древнего монастыря, и Евангелие, жалованное царицею инокиею Марфой, матерью царевича» (курсив мой – А.Г.). Вот эта досадная ошибка, т.е. два последних слова фразы и ввели в заблуждение последующих кра-

Р

еведов, в том числе и авторов комментариев к Угличскому летописцу, опубликованному в 1996 г. в Ярославле. Дело в том, что упоминавшееся в тексте «Летописца» евангелие, которое, по их мнению, приведено в книге Н.Ф. Лаврова «Путеводитель по церквам г. Углича», изданной в Ярославле в 1869 году, и якобы пожалованное царицей инокиней Марфою 11 марта 1614 года, не имеет к ней никакого отношения, поскольку, как известно, Мария Нагая к этому времени уже шесть лет как покинула этот мир. К тому же в надписи на скрепах евангелия, которое приведено в книге Н.Ф. Лаврова, не упомянуто отчество Марии, и потому, видимо, Ф.Торопов намеренно или по неведению назвал ее «матерью царевичею». Сейчас уже известно, что речь идет о другой Марфе, тоже инокине, но носившей, правда, другое отчество – не Федоровны, а Иоанновны, т.е. матери царя Михаила Федоровича. Именно она на протяжении всей своей жизни оказывала особое покровительство Угличскому Богоявленскому монастырю. Об этом писали, как уже

говорилось, «Писцовые книги 1674-1676 гг.», об этом знали и в XVIII веке. Так, например, в 1763 году в «Описи Угличского Богоявленского монастыря», произведенной поручиком Е. Петиным, говорилось: «Построен (монастырь – А.Г.) в 7138 (1630) году при государыне инокине Марфе Ивановне». Константин (Ярославский) признав, что возобновительницей монастыря действительно была мать царя Михаила Федоровича, не согласился с датировкой, предложенной Е.Петиным. В своей упомянутой ранее статье «Об основании и месте первоначального существования Угличского Богоявленского монастыря» он заметил: «Что касается года возобновления, то трудно решить, чтобы этим годом был именно 1629 или 1630-й, потому что надпись на Евангелии (речь идет об евангелии, с упоминания о котором и началась эта статья – А.Г.) доказывает существования монастыря еще в 1628 году». О возобновлении Богоявленского монастыря инокиней Марфой Ивановной позднее писал А.Н. Ушаков. В своей кни-

под августейшей рукой 13 ге «Угличский Богоявленский женский монастырь», вышедшей в Ярославле в 1891 году, он отметил: «Богу угодно было восстановить обитель из пепла и развалин и Он внушил благую мысль об этом родительнице царя Михаила Федоровича, великой старице и инокине Марфе Иоанновне». Развивая эту мысль, он продолжал: «Желая упрочить существование обители на будущее время, царица Марфа Иоанновна наделила ее повременно вкладами и сделала наказы живущим монастыря, о чем говорится в двух грамо-

Оклад 1628 года к Евангелию 1625 года. Вклад царицы-инокини Марфы в Богоявленский монастырь. Кадило медное (1620 г.), вклад царицы-инокини Марфы в Богоявленский монастырь. Икона «Богоматерь Фёдоровская», 1620 г. Богоявленский монастырь. Акварель. В.И. Серебреников, гравюра XIX в.

тах этой царицы 1629 и 1630 годов». (Здесь А.Н. Ушаков допускает ошибку, на самом деле грамоты датируются одним годом – 1629). Далее А.Н.Ушаков приводит тексты обеих грамот. В первой, февральской, говорится о том, что к «первой своей даче» (стало быть, до этого царица уже совершала вклады, сведений о которых просто не сохранилось) инокиня Марфа Иоанновна пожаловала купленную ею в Рожаловском стане Угличского уезда свою «вотчину» – село Парфеньево «с деревнями и со всеми угодьями», а в ноябрьской грамоте речь шла о переданных ею монастырю двух пустошей в Городском стану – Селиванцева и Луговского. И, как говорилось в февральской грамоте, «обедни служити и панихиды пети и сестры кормити, покамест монастырь чудного Богоявления Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа стоит». В грамоте царя Михаила Романова 1630 года, пожалованной Богоявленскому монастырю и приведенной А.Н. Ушаковым, упомянута даже церковь, которая находилась тогда в селе Парфеньеве – «в

14 под августейшей рукой селе церковь Рождество Господа нашего Иисуса Христа древянная клецки, а в церкве образы и книги, и ризы, и клепала, и всякое церковное строение великие Государыни инокини Марфы Иоанновны…» Кроме жалования сел с «угодьями» и «пустошами», инокиня Марфа Иоанновна щедро одаривала Богоявленскую обитель различными дарами – богослужебными книгами (до нас дошло уже известное евангелие 1628 года), иконами, которые еще предстоит выяснить в будущем, церковной утварью (медное кадило искусной чеканки, которое представлено в экспозиции музея), шитыми ризами. «Почему было такое внимание царственной супруги патриарха Филарета к не значительному монастырю?»

– спрашивает автор статьи об Угличском Богоявленском монастыре в «Истории Российской иерархии». Этот вопрос волновал многих угличских краеведов, и некоторые из них пытались дать ответ на него. Игуменья Измарагда, например, писала: «Факт восстановления монастыря этой царственной инокиней очень подтверждает предание относительно личности основательницы его, потому что внимательное участие супруги Федора Никитича Романова, впоследствии патриарха Филарета, к незначительному монастырю всего вероятнее может быть объяснено участием ее к несчастной своей царственной родственнице, судьба которой имела такое сходство с ее собственной судьбой». Вряд ли такое объяснение может удовлетворить исследователя, здесь должны быть более глубокие причины. И, скорее всего, они связаны с особым отношением инокини Марфы Иоанновны не только к Богоявленской обители, но и вообще к Угличу. братимся к документам. В «Грамоте царя Михаила Федоровича 1624 года», опубликованной в 1893 году в № 38 «Ярославских епархиальных ведомостей», упоминается некое «родительское кладбище», располагавшееся тогда у стен древнейшего Воскресенского монастыря на берегу Волги. Речь, надо полагать, идет о кладбище, на котором покоились родственники царя по материнской линии, т.е. Грязновы и Шестовы. Известно, что еще в XVI веке опричник царя Ивана Грозного Василий Грязной получил за верную службу «от государя»

О

часть земель в Угличском уезде. Его сын Тимофей Васильевич уже владел в Городском стане «родовой вотчиной» – «селом Климентино (ныне Климатино) на Суходоле с окрестными деревнями». Всего тогда за Тимофеем Васильевичем числилось в Угличском уезде 17 деревень и 9 пустошей. В конце XVI века дочь Тимофея Васильевича Марья вышла замуж за боярина Ивана Шестова, и таким образом угличская вотчина была закреплена за семейством Грязновых-Шестовых. Вскоре эта вотчина в качестве приданого была передана дочери Марии Тимофеевны – Ксении, ставшей затем женой костромского боярина Федора Никитича Романова. После того, как сын Ксении – Михаил – воцарился на престоле, угличская вотчина по Государевой жалованной грамоте 1615 года была передана московскому Ново-Спасскому монастырю, ставшему своеобразным некрополем династии Романовых. Здесь же погребались и их родственники – князья Черкасские. (Сестра Федора Никитича Романова, Марфа, была замужем за князем Борисом Камбулатовичем Черкасским). Таким образом, заключает граф С.Д. Шереметев в своей книге «Царевна Феодосия Феодоровна» (С.-Пб., 1902 г.), «близость Ксении к Угличу тем самым несомненна». Все это подтверждает ранее высказываемую мысль об основании Богоявленского монастыря матерью царя Михаила Романова Ксенией Шестовой, т.е. инокиней Марфой Иоанновной. Но когда мог быть основан монастырь? Хорошо известно, что в Смутное время он оказался в числе обителей, разоренных интервентами. Известна также и трагическая судьба игуменьи монастыря Анастасии. Летопись сообщает: «У Богоявления, что в крепости Городской, игуменья Анастасия с тридесятью пятью сестрами и с двумястами честных дев и жен множеством посечены бяху, а монастырь весь сожжен и разорен бе». По устному преданию, игуменья с сестрами была погребена недалеко от церкви Флора и Лавра. (Сейчас это место застроено). В 1614 году (а этим годом датировано не дошедшее до нас первое евангелие, пожалованное Марфой Иоанновной) при возобновлении Богоявленского монастыря, по всей видимости, по ее инициативе началось местное почитание игуменьи Анастасии. Не

странно ли, что из всех настоятелей и настоятельниц угличских монастырей, замученных интервентами, лишь одна Анастасия удостоилась такой высокой чести? Не говорит ли это о том, что Анастасия была родственницей инокини Марфы, поставленной ею в период основания монастыря на игуменство, примеров чему в русской истории было немало? Отсюда и заинтересованность царственной инокини в прославлении имени своей родственницы. Но когда все же основан монастырь? Скорее всего, это произошло в 1606 году, когда в Угличе находилась комиссия по освидетельствованию мощей царевича Димитрия во главе с ростовским митрополитом Филаретом, т.е. мужем инокини Марфы. Тогда в кремле на месте гибели царевича Димитрия была поставлена деревянная часовня, и тогда же у пруда Марфа Иоанновна заложила монастырь Богоявления Господня. Вскоре на ее средства в обители были сооружены две деревянные церкви – соборная и трапезная во имя иконы Смоленской Божьей Матери. Настоятельницей монастыря была поставлена старица Анастасия, вероятно, из рода Грязновых или Шестовых. апреле 1611 года обитель была сожжена Яном Сапегой, а ее насельницы перебиты. Через три года, после того, как Михаил Федорович взошел на престол, инокиня Марфа принялась за восстановление в Угличе Богоявленского девичьего монастыря. И первым вкладом ее в восстанавливаемую обитель было вышеупомянутое Евангелие 1614 года. И тогда же на ее средства была построена деревянная церковь во имя иконы Федоровской Богоматери, пред образом которой был поставлен на царство ее сын Михаил. Сама же икона стала фамильным образом царской семьи. (В 1620 году с этой иконы по заказу Марфы Иоанновны неизвестным царским изографом был сделан список, который и ныне хранится в действующей церкви царевича Димитрия «на поле»). Таким образом, мы имеем полное право считать Марфу Ивановну основательницей и восстановительницей Угличского Богоявленского монастыря. «Богоматерь Федоровская» была не единственной иконой, пожертвованной инокиней Марфой в Богоявленскую обитель. По описанию протоиерея Флегонта Морева, в иконостасе

В

соборного храма за правым клиросом находился образ «Св. Параскевы Пятницы» «очень высокого и древнего письма». Икона эта, по его словам, была «пожалована в монастырь государыней и великой старицей и инокиней Марфой Иоанновной, матерью царя Михаила Феодоровича, из церкви села Парфеньева». Село это позднее будет передано Богоявленскому монастырю. (Судьба иконы неизвестна). В заключение, возвращаясь к другому евангелию 1628 года, хотелось бы несколько слов сказать об окладе. Как уже отмечалось, нынешний оклад XVIII века особой ценности не представляет. Какова же судьба оклада, который некогда украшал книгу при пожаловании ее царственной супругой в Богоявленский монастырь? В собрании Угличского музея есть Евангелие 1663 года с любопытной надписью на скрепах, из которой мы узнаем, что оно было вложено в ноябре 1674 года царским родственником Романом Федоровичем Боборыкиным в его подмосковную вотчину – село Троицкое. Неизвестно какими путями оно попало затем в Углич в Воскресенский монастырь, откуда уже в советское время поступило в музей. Евангелие украшено великолепным окладом первой трети XVII века. Мастерски решенные композиции дробниц, тонкость обрисовки человеческих фигур и деталей одежд, разнообразие и изящество орнаментальных мотивов – все указывает на почерк выдающегося серебряника, работавшего в ту пору в Москве и выполнявшего ответственные царские заказы. Ряд черт сближает этот оклад с крышкой на раку царевича Димитрия, выполненной в 1630 году артелью московских мастеров-серебряников во главе с «жалованным мастером первой статьи» Гаврилой Овдокимовым. Не исключено, что и наш оклад вышел из той же мастерской, о чем я писал еще в 1992 году в статье «Оклад Ионы Сысоевича и Евангелие Романа Боборыкина», вышедшей в 1993 году в Москве в академическом ежегоднике «Памятники культуры. Новые открытия». И вполне возможно, что этот замечательный оклад и украшал когда-то Евангелие, пожалованное в 1628 году в Углич Ксенией Шестовой, царицей-инокиней Марфой Иоанновной – основательницей и устроительницей Угличского Богоявленского женского монастыря.

Алексей КУЛАГИН

Штурмовали Углич ляхи

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО 15

Предлагаемый ниже историко-краеведческий материал сделан для журнала на базе моей книги «Осада Углича», которая подготовлена к опубликованию, а пока издана в электронном варианте (в 2008 г.). Она рассказывает об одном из самых тяжелых периодов в истории России и древнего города Углича – о Смутном времени, польско-литовской интервенции и гражданской войне начала XVII столетия. В основе этой работы лежат мои многолетние исследования, поисковая деятельность возглавляемого мной коллектива Музея ис-

тории Углича, а также труд замечательного угличского краеведа, историка и литератора XIX века Федора Харитоновича Кисселя. Конечно же, я выражаю благодарность за содействие сотрудникам Угличского государственного историко-архитектурного и художественного музея и Угличского филиала государственного архива Ярославской области. Данная работа не имеет целью критиковать труды предыдущих исследователей, а, напротив, направлена на их уточнение в рамках современных познаний.

Турецкая сабля, найденная при земляных работах в 1994 г. на территории Серебрениковой дачи под Угличем. Вероятно, ею был вооружен один из казаков, задействованных в польско-литовской интервенции в Смутное время. Раритет из музейной коллекции автора.

К 400-летию осады нашего города поляками Начало большой беды Как известно, после смерти в 1584 году Ивана Грозного и убиения в 1591 году царевича Димитрия в политической жизни России сложилась сложнейшая ситуация, положившая начало событиям, которые дали повод историкам весь период с конца XVI по начало XVII века назвать Смутным временем.

7 января 1598 года умирает

царь Федор, наследовавший «корону» на правах старшего сына Грозного. Жена его Ирина отказывается от престола в пользу своего брата Бориса Годунова. И вот через шесть лет правления Б. Годунова, в 1604 г., в Польше вдруг появляется человек, объявивший себя царевичем Димитрием, которому якобы удалось спастись из Углича благодаря счастливому стечению обстоятельств. Нача-

Откуда мы это знаем

16 СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО Экспонаты Угличского музея. Пушки-пищали из арсенала Угличской крепости, XVII в., экспонаты историкоархитектурного музея.

Макет Угличского кремля, выполненный автором.

Автор в костюме русского ополченца времен польской интервенции.

лась самозванщина. Поддерживаемый польской шляхтой Лжедимитрий двинул войска на Москву. 13 апреля 1605 года царь Борис умер. Армия перешла на сторону самозванца, и Лжедимитрий послал великого мечника (такое звание он ввел при дворе) Михайла Васильевича Скопина-Шуйского за инокиней Марфой, то есть Марией Нагой, чтобы она опознала в нем своего сына. И бывшая царица по непонятной причине признала его. Правление Лжедимитрия I длилось недолго – всего одиннадцать месяцев. В Москве поднялось восстание, во время которого самозванец был убит. Севший на царский престол Василий Шуйский с целью предотвращения дальнейшей самозванщины предпринял интересный шаг. Он отказался от сделанного им в 1591 году по результатам следствия заявления, будто Димитрий зарезался сам. Шуйский всенародно покаялся во лжи, говоря, что делал это он под нажимом Бориса Годунова. Для чего ему нужно было это? А прежде всего вот зачем: признание факта убийства царевича само по себе показывает уже несостоятельность всех самозванцев.

Однако это признание и проведенная следом акция по канонизации царевича Димитрия не остановили войну, которая все более и более охватывала русские земли. Объявлялись новые самозванцы.

Были ли силы у Угличской крепости Война подошла к воротам Углича. Был ли город к ней

готов? Насколько серьезным препятствием он мог оказаться для врага? Ф.Х. Киссель, приводя подробную характеристику города и его населения, взятую им из Угличского летописца (имел 150 цepквeй, 12 мoнacтыpeй, 40000 житeлeй), сомневается в правдивости таких данных: «Тpyднo пoвеpить.., чтoбы Углич был тaк oбшиpeн и мнoгoлюдeн пpeд paззopeниeм eгo пoля-

По истории Смутного времени написано множество работ, научных и с художественным уклоном, но все же нет единого мнения по многим вопросам. Ситуация усугубляется еще и тем, что недостаточным является археологический материал, а те находки, которые в настоящее время обнаруживаются частным образом, просто теряют свое значение, так как, не подвергшись детальному изучению, быстро перепродаются. Что же касается осады Углича польско-литовскими интервентами – это одна из важных составляющих истории России начала XVII столетия. Конечно, сейчас трудно представить все те события в деталях. Многие ученые спорят, сколько времени продолжалась осада города. Тут же появляются сомнения: а была ли она вообще? Возникает недоверие и к героизму горожан, ведь практически неизвестны имена защитников города. В зависимости от исторических мировоззрений менялся и подход к повествованию о событиях Смутного времени в Угличе, но одно всегда принималось единогласно: для нашего города эти годы стали трагичными – он был стерт с лица земли. Сначала рассказ о гибели Углича носил былинно-эпический характер. В частности, очень ярко и эмоционально изобразил ужасы той войны неизвестный поэт-очевидец: под впечатлением увиденных разрушений города после польской интервенции автором XVII века создается прекрасное поэтическое произведение «Плач о разорении города Углича», к сожалению, ныне малоизвестное. А в XVIII веке появляются уже и исторические работы, создававшиеся в характерном для Руси летописном стиле. В частности, известны три списка так называемого Угличского летописца: Троицкий, Серебренниковский (Тороповский), хранящийся в музее-заповеднике «Ростовский кремль», и Барсовский (или Супоневский), неопубликованный и находящийся в научной библиотеке Новосибирского отделения Российской академии наук. В летописце подробно, будто со слов очевидца, излагается история Углича начала XVII века. Это и неудивительно, ведь тогда, скорее всего, были еще живы народные предания. Хотя и чувствуется некая историческая канва, лежащая в основе всего повествования, рассказ летописца полон эмоций. Видимо, поэтому многие историки XIX-XXI вв. относятся

к нему с некоторым недоверием и осторожностью. Тем не менее, именно Угличский летописец создал своеобразную базу данных по истории Угличского края в начале XVII столетия. Кстати, включает летописец в виде отдельной главы и упомянутый выше «Плач о разорении города Углича», правда, называется глава несколько иначе: «Плач и рыдания жителей вновь населившихся»1. Очень важным этапом для развития исторической мысли в Угличе стала публикация в 1844 году книги Ф.Х. Кисселя «Иcтopия гopoдa Угличa». Понятно, что время, когда писалась книга, предъявляло свои требования, поэтому Киссель часто, когда не хватало достаточного исторического материала, выстраивал логическую цепь (очень убедительную!), используя понятия и взгляды, господствовавшие в XIX в. Наблюдаются и отклонения от хронологии. Из-за того, что Киссель не учел особенности летоисчисления в XVII веке, получается, будто битва за Углич длилась несколько лет. Он утверждает, что «летoписeц cмешaл вcе битвы в oднy ocaдy и вcе тpи бypны гoды oзнaчил oдним 1610 гoдoм».2 Значение «Иcтopии гopoдa Угличa» велико – книга дала толчок к дальнейшим активным исследованиям. И так как краеугольным вопросом того времени для угличских краеведов было изучение загадки смерти царевича Димитрия, то, разумеется, большое внимание они уделили и периоду польско-литовской интервенции, ставшей следствием трагедии конца XVI в. Ну и, конечно же, очень значимы такие серьезные работы, как «Краткая история города Углича» Л.Ф. Соловьева (1895 г.) и «Наш край. Ярославская губерния – опыт родиноведения» П.А. Критского (1907 г.). Величину вклада этих людей трудно переоценить. Они не только расширили познания, заложенные Ф.Х. Кисселем, но и многое уточнили. На объективность подхода к истории исследователей более позднего периода оказали влияние два фактора. Во-первых, это появление ряда статей В.И. Лествицина3 – крупнейшего ярославского историка-краеведа середины XIX века – и прежде всего его «Истории разорения города Углича в 1611 г.», написанной им в соответствии с Угличским летописцем и «Историей города Углича» Ф.Х. Кисселя. Во-вторых, публикации важных исторических документов: М.А. Липинским – угличских

актов XVII в. и Ярославской губернской ученой архивной комиссией – Угличского летописца и Писцовых книг 16741676 гг. (напечатаны в Трудах Ярославской ГУАК, соответственно в выпусках первом (М., 1890) и втором (М., 1892). Как в свое время на исследования Ф.Х. Кисселя воздействовала «История государства Российского» Н.М. Карамзина, так и в XIX в. подобную же роль сыграли фундаментальные труды В.О.Ключевского, С.М. Соловьева и Н.И. Костомарова, уделивших временам Смуты значительное внимание. И, тем не менее, истории Углича периода 1608-1611 гг. они коснулись лишь в общих чертах. Среди более современных исследователей можно выделить Р.Г. Скрынникова4 и впоследствии А.Е. Морозову5, но и они ограничиваются констатацией известных фактов. Отличающейся же от всех является основательная работа И.О. Тюменцева и др. «Русский архив гетмана Яна Сапеги 1608-1611 годов: опыт реконструкции и источниковедческого анализа». В ней авторы тщательно анализируют документы Смутного времени, по-современному подходят к вопросам восприятия взглядов не только русских участников событий, но и противника. Хотя можно заметить, к последним они относятся даже с большим предпочтением. Но это ведь не совсем правильно. Например, впечатляющую калязинскую победу СкопинаШуйского они рисуют со слов поляков как не удавшуюся для «тушинцев» разведку боем. Только и всего! А ведь местные легенды (и археологические находки подтверждают этот факт) говорят, что русские гнали воинов Сапеги более пятнадцати верст.6 Не стоит забывать, что описываются военные события (кстати, до сих пор ни один из историков не проводил настоящего военного анализа), а ведь любые военные люди склонны к преувеличению собственных достижений и преуменьшению заслуг врага, что, естественно, отражается в их документах (примером такого же подхода к изложению фактов могут служить мемуары М. Мархоцкого «История Московской войны»7). И, наконец, в указанной работе полностью игнорирован местный летописный и краеведческий материл. Хотелось бы, подойдя объективно ко всем источникам, воссоздать истинную модель тех действительно важных и сыгравших поворотную роль в истории Углича событий.7

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО 17

кaми; ибo дeвятнaдцaть лет eщe тoлькo пpoшлo oт paззopeния eгo Гoдyнoвым, a caмoзвaнцу и Шуйcкoму некoгдa былo нaceлять Углич». Скорее всего, и до Годунова Углич был не настолько велик, как хотелось бы его представить (и это подтвердили археологические изыскания). Но в целом Киссель, конечно, прав – в начале XVII столетия война и Смута охватили всю страну, и все города находились в одинаково тяжелом положении. Парадоксально, но Угличский летописец не дает фактически никакой информации ни о строении кремля, ни о городской крепости. Создается впечатление, что Углич был лишь торговым городом с многочисленными церквами Проезжая башня Угличского кремля. С картины И.Н. Потехина, 1942 г. Бердыш, копье и сулица из угличского музея.

и монастырями. Для Западной Европы это неудивительно, но на Руси именно город нес бремя защитника всех хозяйственных инфраструктур, и поэтому крепость всегда была неотъемлемой частью городских строений. Но, к сожалению, материальные археологические находки мало что говорят о состоянии угличской крепости до XVII в. Однако экспедиции Государственного Эрмитажа (автору этих строк посчастливилось некоторое время работать в ее составе) все же удалось обнаружить остатки двух башнеобразных, на мощной платформе из валунов сооружений, погибших в пожаре.8 Одна из найденных башен (севернее Спасо-Преображенского собора) – глухая, другая (на восточной стене, неподалеку от

Маршруты продвижения к Угличу отрядов польских интервентов (синие стрелки) и русских ополченцев (красные стрелки) в 1609 г. (а также в 1610-1618 гг.), нанесенные автором на топографическую карту 1857 года.

20 СТРАНИЦЫ ПРОШОГО чина кажется правдоподобной, потому что 500 воинов соответствуют батальону в русской армии всех последующих времен, и, как показывает история, Углич всегда был в состоянии содержать войска только в пределах одного-двух батальонов и не более. А батальон – это самостоятельная, вполне боеспособная единица. Что же касается ополченцев, то здесь, пожалуй, вполне реальной является версия В.И. Лествицина – две-две с половиной тысячи человек воевода мог собрать из угличан, крестьян и добровольцев из других городов. Таким образом, взяв в расчет общее количество вооруженных людей, можно говорить о наличии в Угличе такой воинской части как полк. В него вошли и государевы казаки.9 Насколько обученным и вооруженным оказался этот полк, теперь стоит только догадываться. Можно лишь предположить, что в то время, когда Углич находился во власти поляков, они постарались разоружить город. То есть тяжелого вооружения в городе Угличе было не так много, причем появилось оно благодаря освободившему его в апреле 1609 г. воеводе Никите Вышеславцову (об этом речь пойдет ниже). С личным оружием ополченцев, надо думать, дело обстояло немного легче – ведь в Угличе всегда было много кузнецов. В фондах Угличского музея имеется ряд экспонатов, относящихся ко времени польско-литовской интервенции и осады города Углича. Это

оружие начала XVII столетия: бердыши, копья, рогатины, сулицы, пушки-пищали, которые дают некоторое представление о вооружении стрельцов и ополченцев. Среди них выделяется совня – колющее оружие рядового ополченца начала XVII столетия. Состоит оно из древка, увенчанного металлической втулкой с завершением в виде лезвия (с односторонней заточкой), загнутого внутрь. Проведенный автором в 1986 году металлографический анализ показал, что сделана совня из низкоуглеродистой стали, имеющей крупнозернистую структуру, с довольно низкими прочностными характеристиками. Это наводит на мысль, что изготовление совни происходило в спешке, в тревожное время польской интервенции.10 Итак, угличане окончательно утвердились в своем политическом выборе. Становятся известными имена первых героев-угличан: Елизар Карсаков, Богдан Неведреев, Богдан Нагин и Иван Лаптев. Видимо, вокруг них и складывается ядро ополченцев. Эти люди, по всей вероятности, имели боевой опыт. Так, историк Н.И. Костомаров упоминает, что еще в 1608 году в боях под Смоленском отличился Богдан Неведреев с товарищами, детьми боярскими.11 Однако таких воинов было все-таки немного, большую же часть гарнизона составляли ополченцы. Казалось, все сложилось не в пользу угличан, но город поднялся против интервентов и решил стоять насмерть. «Лучше

Гетман Ян Петр Сапега и Лжедимитрий II.

церкви Св. царевича Димитрия «на крови») – воротная, состоявшая из двух срубов со стенами длиной около 6 м. Найденные во время раскопок остатки крепостных башен, скорее всего, и относятся к фортификационной системе кремля, разрушенной во время осады Углича. Более того, следы пожара и незахороненные человеческие останки, обнаруженные на кремлевской территории, еще раз доказывают страшную силу разыгравшейся в начале XVII столетия трагедии. Если внешний вид Угличского кремля представить всетаки можно, то о силе его вооружения накануне штурма

трудно что-либо говорить. Тем более можно сомневаться в наличии достаточного количества оружия вообще и в том числе оборонительного, если вспомнить, что накануне военных действий Углич в прямом смысле находился в руках поляков, посадивших здесь своего воеводу и буквально грабивших город. Точных данных о количестве стрельцов в Угличе нет, и поэтому можно лишь что-то предполагать, основываясь на косвенных данных. В частности, цифра 500 человек встречается неоднократно и в повествовании Угличского летописца, и у Ф.Х. Киселя. Я думаю, эта вели-

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО 21 падем на гробы отцов своих, чем сдадимся живыми!» – таков был ответ горожан на вражеский ультиматум.12

Захватчики и их пособники Кто же осаждал город Углич? Такой вопрос не стоял ни перед Ф.Х. Кисселем, который называл захватчиков «пoлякaми», ни перед В.И. Лествициным, применившим термины «поляки, толпа грабителей», ни перед Л.Ф. Соловьевым, охарактеризовавшим противника как «польские и литовские войска». Акцент на польскую национальность завоевателей у этих авторов объясняется тем, что свои работы они писали, находясь под впечатлением от очередных всплесков обострения отношений между Польшей и Россией. Наиболее точным, а главное – самым объективным в этом смысле, оказалось определение, данное Угличским летописцем: «Быcть в летo 7117 (1609 – А.К.) гoдy… гpеx paди нaшиx, пoлcкaгo и литoвcкaгo бeзбoжнaгo вoинcтвa, и c pycкими вopoвcкими людми, и изменники…» И действительно, как теперь стало известно, в рядах войск Лжедимитрия II воевали не только поляки и литовцы, но и множество русских людей, либо не разобравшихся в политической путанице, либо сознательно не признававших существовавшие порядки. Это была одна самых страшных гражданских войн за всю историю России. Однако костяк этой разношерстной армии все-таки составляли профессиональные польские и литовские воины, руководимые опытными полководцами. И называть их подразделения просто «толпами» или «бандами» – это значит слишком недооценивать того врага, который тогда посягнул на независимость нашей Родины. Во главе польского войска стоял именитый гетман Ян Петр Сапега. Литовский самозванец Лжедимитрий II – шляхтич, получил образование в Виленской академии и Падуанском университете, избрал военную карьеру. Участвовал в боях с крымскими татарами, затем в польскошведской войне (1600-1611 гг.), был командиром хоругви (роты польских гусар). В знаменитой битве при Кирхгольме (1605 г.) руководил правым флангом польских войск (тогда 3 тысячи поляков разбили 14 тысяч шведов). В августе 1608 года Ян Сапега с одобрения короля Сигиз-

мунда III и своего брата канцлера Льва Сапеги прибыл с семитысячным войском в Тушино к Лжедимитрию II. В сентябре 1608 года он во главе польского войска осадил Троице-Сергиев монастырь и руководил действиями отрядов, нападавших на северные русские города (лишь 12 января 1610 года Сапега был вынужден снять осаду). Сподвижником Сапеги был полковник Александр Иосиф Лисовский-Янович, по происхождению – из западнорусского шляхетского рода. За участие в 1607 г. в мятеже против реформ Сигизмунда III гусарский ротмистр А. Лисовский был объявлен вне закона (его ждала смертная казнь в случае возвращения на родину). Тогда с двумя сотнями казаков он прибывает в Россию, под Орлом набирает в отряд еще около 1500 донских казаков. После победы над рязанцами Иваном Хованским и Захарием Ляпуновым к Лисовскому примыкают остатки войск Ивана Болотникова, и образовавшаяся тридцатитысячная армия удачно штурмует крепость Коломну. Первое поражение от князя Ивана Куракина заставило Лисовского переформировать свои подразделения: с этого времени «лисовчики» (так называли у нас вояк польского полковника) представляли собой мобильные (от двух-трех до пяти-шести тысяч всадников) конные отряды, вооруженные саблями, луками, пиками и легким огнестрельным оружием. У «лисовчиков» не было обозов – все необходимое добывалось в бою. На три четверти войско Лисовского состояло из черкасов – потомков черных булгар (ясов). Это был самый лютый, беспощадный враг всех русских. Но особенно от «лисовчиков» страдали беззащитные посадские люди, крестьяне и монахи. Солдаты Лисовского не щадили ни женщин, ни детей – насиловали, грабили и зверски убивали. Однако нашелся среди русских воевод человек, сумевший отомстить за обиды своего народа: Давыд Васильевич Жеребцов с сибирскими и архангельскими стрельцами нанес Лисовскому ряд поражений, в том числе и в Калязинской битве. Но, забегая вперед, с сожалением надо сказать: когда весной 1610 г. Александр Лисовский с Андреем Просовецким совершил глубокий рейд по русским тылам, разорив Ростов Великий и захватив Калязинский Макариев монастырь, воевода Давыд Жеребцов и настоятель монастыря Левкий погибли мученической смертью. После этого «лисовчики» долго еще

разбойничали на тверской и псковской землях, пока осенью 1615 г. не потерпели поражение от отряда Дмитрия Пожарского, численность которого была в три раза меньше, чем у Лисовского. Умер этот вояка, упав с загнанного им коня (случилось такое зимой 1616 г. под Вязьмой). Среди польских военачальников можно назвать еще панов С. Тышкевича, Я. Микульского, Я. Островского, Э. Стравинского и Каменского, чьи имена тоже оказались связанными с Угличем, это их крылатые гусары участвовали в главном штурме города. Наконец, надо сказать про пособников интервентов, то есть тех, кто переметнулся на сторону самозванцев («русские воры» – так тогда их называли). Некоторые из них открыто воевали на стороне интервентов. Так, в 1608 году поляки, пишет М.И. Костомаров, ставят в Угличе своего воеводу – некоего Матвея Ловчикова, зимой здесь собирается ополчение из черкас, поляков и «русских воров», которое 5 января 1609 года у деревни Батеевки (на территории нынешнего Калязинского района) разбило ополчение устюжан – противников Лжедимитрия. Несколько позднее к городу подходит отряд «Фeдьки Ункoвcкoгo, дa Ивaнкa Бaклaнoвcкoгo c кaшинcкими детьми бoяpcкими и c вopoвcкими c тaбopcкими литoвcкими людми» (см. статью Н.Е. Тюменцева и И.О. Тюменцевой в сборнике «Сообщения научных конференций Угличского музея», 2005 г.). Были, к сожалению, предатели и среди Надвратная церковь Макариева монастыря (г. Калязин).

горожан. Вот такой сильный, жестокий и беспощадный враг стоял у ворот Углича и противостоял гарнизону крепости, который, как сказал Ф.Х. Киссель, был объединен лишь «твepдoю нaдеждoю нa Бoгa и нa ycпеx…». Снова прокричал петух на Петуховом камне, предупреждая город о надвигающейся беде, гласит древняя легенда.13

Сначала Углич освободили Итак, с осени 1608 г. в Угличе была установлена власть самозванца. Есть версии (Н.И. Костомаров), что город сдался полякам после штурма. Возможно и совсем другое: угличане сами открыли ворота, поддавшись уговорам поляков. Винить горожан не в чем, ведь такое произошло не только с Угличем. Кстати, ни в летописце, ни у Ф.Х. Кисселя сведений о разорении города в 1608 г. нет. В то же время известно, что угличане принесли присягу Лжедимитрию II только после разгрома дворянских ополчений в Ростове. Угличское посольство в составе нескольких детей боярских прибыло в таборы у Троице-Сергиевой лавры вслед за посольством из Ярославля.14 Эта власть продержалась недолго: сами польские воеводы и военачальники не сумели найти общего языка не только с местным населением, но и между собой. Практически все историки в качестве примера приводят бесчинства Яна Очковского – сборщика налогов от Яна Сапеги. Так, в послании Лжедимитрия II Яну Сапеге

22 СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО Место захоронения защитников Михаило-Архангельского монастыря, погибших от рук польских вояк (кладбище находится у МихаилоАрхангельского храма). Современный вид на церковь Михаила Архангела «в бору». Фото Анатолия Марченко. Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, освободитель поволжских городов и Москвы от поляков.

(письмо датировано ноябрем 1608 г.) говорится: «Hынешнeгo 117 гoду пиcaли к нaм, c Углeчa, cтoлники князь Boлoдимep Boлкoнcкoй дa Ивaн Гoлoвлeнкoв, чтo, пo нaшeмy укaзy, пpиеxaли oни нa Углeч для нaшиx cбopoв, и пo нaшeмy yкaзy пoчeли oни cбиpaти coшныe, и пpecтoлныe, и мoнacтыpcкиe дeнги, нa poты пoлcким людeм; и им дe cбиpaть нe вeлит пaн Ян Oчкoвcкий, кoтopый пpиcлaн нa Углeч oт тeбя, и cтoлникa нaшeгo князя Boлoдимepa бил и xoтел eгo yбить дo cмepти; дa oн жe дe пaн Ян Oчкoвcкий нa Углeчи пpaвит, бeз нaшeгo yкaзy, пoвытныe дeньги, c выти пo pyблю» (см. сборник «Сообщения научных конференций Угличского музея», 2005 г.). Кстати, чисто по-человечески можно было бы посочувствовать Владимиру Волконскому и Ивану Головленкову, если бы не знать, что они тоже ведь

неправедным трудом нажили то, что «экспроприировал» польский пан. Короче, к концу 1608 г. Россия начинает протрезвляться. Город Углич восстал. Видимо, тогда и погиб В. Волконский. Гетманы Роман Рожинский и Ян Сапега посылают против угличан крупные карательные отряды: в декабре 1608 г. полковник С. Тышкевич силой восстановил в Угличе власть тушинцев. Это был первый сильный удар по городу. Следует отметить, что время года (сентябрь-декабрь) описываемых событий сходится у всех авторов, только Угличский летописец датирует это 1610-м, а Ф.Х. Киссель – 1609-м годом. Воеводой поляки поставили Матвея Ловчикова. История умалчивает, что это был за человек, но ясно одно: доверием среди угличан он не пользовался. И когда 9 (19) апреля в Ярославле

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО 23

началось народное восстание, которое было поддержано во многих северных городах, Матвей Ловчиков пишет 30 марта (9 апреля) Яну Сапеге, что над городом нависает опасность захвата его восставшими против самозванца. А вскоре, 15 (25) апреля, подошли войска воеводы Никиты Вышеславцева. Во главе отряда, освободившего Углич, стоял князь Черкасский. Как отмечает историк Н.И. Костомаров, угличане встретили ополчение с хлебом-солью, Ловчиков и двести его людей бежали из города. Но не следует думать вслед за Л.Ф. Соловьевым, что «жители, охраняемые ими (ополченцами – А.К.), провели дни Св. Пасхи в радости и покое». Войска вскоре покинули Углич, выйдя навстречу князю М.В. СкопинуШуйскому. Как раз в это время и занялись угличане оборудованием

крепости (в Угличском летописце говорится: на Лесной площади «ocтpoг пocтaвлен в ocaднoe вpемя») и формированием ее гарнизона. Были выставлены большие сторожевые отряды на главных путях к Угличу. Тогда же, видимо, угличане узнали, что калязинцы «отложились» к самозванцу, поэтому тут же было решено направить в Калязин часть своих сил. С этого момента и началось сражение за угличскую землю, хронологию которого можно теперь проследить с большой точностью.

Затем угличане одержали победу В лагере противника забил тревогу настоятель Макариева монастыря игумен Феодосий, отправив с нарочным письмо пану Сапеге: «Пpихoдили, гocyдapь, гocyдapeвы изменники c Углeчя, к Кoля-

зинy мoнacтыpю меcяцa апpеля в 22 день; и хoдили пpoтив их из мoнacтыpя Гocyдapeвы вoeвoды, Фeдop Mихaйлoвич Ункoвcкoй дa Ивaн Ивaнoвич Бaклaнoвcкoй, двopянe и дети бoяpcкиe, aтaмaны и кaзaки; и Гocyдapeвыx изменникoв пoбили, мнoгиx людей, и зa дocтaлными изменники пoшли пoд Углeч». Первый бой 22 апреля (2 мая) 1609 г. закончился неудачей. А через некоторое время, то есть с 4 (14) мая по 21(31) мая 1609 года, разгорелась битва под стенами самого Углича. Осаждали город с заволжской стороны отряды Федора Унковского и Ивана Баклановского. Тогда угличане одержали серьезную победу: «Maия в 21 день, в дeвятoм чacy дня… Гocyдapeвыx изменникoв пoбили, a иныx мнoгиx живыx пoимaли; a Фeдькa Ункoвcкий дa Ивaнкo Бaклaнoвcкий нe co

Алексей КУЛАГИН – родился в 1961 году. Окончил Московский авиационный технологический университет им. К.С. Циолковского и Современный гуманитарный университет. В течение 15 лет работал на Угличском часовом заводе. Руководитель Музея истории Углича.

мнoгими людми oт нac пoутeкли...» А что же было дальше? «…К ним.., Гocyдapь, вopoвcким людeм, к Фeдьке Ункoвcкoмy дa к Ивaнкy Бaклaнoвcкoмy c тoвapыщи пpишли из бoлшиx тaбap чepкacы и кaзaки, a идyт дe зa ними мнoгиe литoвcкиe и pyccкиe люди; твoи Гocyдapeвы изменники, вopoвcкиe люди к Углeчю; a в гpaмoтe дe, Гocyдapь, к ним пишeт из тaбap, чтo иx идeт тpи тыcячи пo тoй cтopoне Boлги, нa кoтopoй cтopoне cтoит гopoд Углeч и (o)cтpoг». Приведенное письмо угличан Богдана Нагина и Ивана Лаптева и жителя Мологи Третьяка Сухово, датированное 2 (12) июня 1609 г., было направлено царю Василию Шуйскому и перехвачено противником (оно хранилось в архиве Яна Сапеги). Теперь смотрите, что отмечает Ф.Х. Кисель: «Oт 13 июня пиcaли… (в Ярославль – А.К.) угличaне Eлизap Кapcaкoв, Бoгдaн Нeведреeв (у Ф. Кисселя эта фамилия с одним «е» – А.К.), Бoгдaн Нaгин, Ивaн Лaптeв, чтo пoд Углич пpишли мнoгие литoвcкие люди c панoм Ocтpoвcким и cтoят пoд Угличем вo мнoгиx меcтax нa 6 и 7 веpcт oт гopoдa и coбиpaют cилy, и xoтят пpиcтyпить к Угличy co вcеx cтopoн. Угличaне пpocят… пoмoщи». Это был, скорее всего, ответ на другую

24 СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО записку угличан ярославцам и пермякам, которая дошла до адресата. Правда, остается неясным, которое из посланий угличан более раннее, так как неизвестно, какому календарю (юлианскому или григорианскому) соответствует дата 13 июня. Над городом нависла прямая угроза. Царь Василий Шуйский отсылает угличанам две грамоты – видимо, со словами поддержки и обещанием помощи. Но 26 мая (5 июня) и 6 (16) июня гонцы с грамотами были перехвачены «сапеженцами», и угличане их так и не получили. Понятно, что Ф. Унковский и И. Баклановский, сумевшие избежать плена, запросили поддержки. Но в это время и сами поляки изменили свою тактику. Безуспешная осада Ярославля, продолжавшаяся с середины апреля по начало июня и притянувшая к себе полки Я. Микульского, А. Лисовского, А. Рожинского, Й. Будзилы и И. Наумова, принесла осаждавшим значительные потери. Поэтому решено было снять осаду и разослать эти полки по разным городам. К Угличу подходили полки Я. Микульского от Ярославля и А. Лисовского из-под Владимира общей численностью до восьми тысяч человек.

И вот пошли поляки приступом Вскоре начался первый штурм: «Дa мaия ж, Гocyдapь, в 22 день, в тpeтьeм чacy нoчи, пpишли пo яpocлaвcкoй дopoгe пoд Углeч твoи Гocyдapeвы изменники, вopoвcкиe литoвcкиe и pycкиe люди, и пpиcтyпaли к ocтpoгy нoчью тpoжды в мнoгиx меcтex; и Бoжиeю милocтью и твoим Гocyдapя нaшeгo цapя и вeликoгo князя Bacилья Ивaнoвичa вcea Pycии cчacтьeм, oт cтpoгy вopoвcкиx людeй oтбили» (см. сборник «Сообщения научных конференций Угличского музея», 2005 г.). Этот рассказ участников тех событий полностью расходится с повествованиями и Угличского летописца, и Ф.Х. Кисселя, да и последующих авторов не только по временному фактору, но и по географическому (они почему-то не упоминают движение противника по Ярославской дороге). Угличане смогли отразить этот приступ не только благодаря своей храбрости, но и с помощью хорошо произведенной разведки: они сумели поймать «языка» – сына боярского Микиту Ракова, который и рассказал, что накануне, то есть 21 (31) мая, некто Михалко Кобылин пришел в село Никольское Ро-

жаловского стана Угличского уезда и начал вербовать людей под начало Ф. Унковского и И. Баклановского, которые собираются идти на город Углич. Удалось также узнать, что большие силы противника копятся в Кашине и Городце (Бежецке). Только, скорее всего, это формирование началось не 21 числа, а гораздо раньше. Тем более известно, что еще 30 апреля (10 мая) в район Кесьмы был послан ротмистр М. Козаковский со своей хоругвью, а за ним следом Э. Бородич с несколькими сотнями людей. Штурм 22 мая (1 июня), вероятно, производился полком Яна Микульского, подошедшего по Ярославской дороге. Александр Лисовский двигался с юго-востока, то есть по Ростовской и Московской дорогам. А Унковский с Баклановским заняли левобережную часть. После первой неудачи, по словам Угличского летописца и Ф.Х. Кисселя, поляки начали разорять окрестности: «Ян беcнoвaлcя oт злoбы… ибo oн пoтepял мнoжecтвo лyчшиx cвoиx вoинoв, yжe oтчaялcя взять кoгдa-нибyдь гopoд, и пoтoмy мcтил oблacти, жeг, гpaбил и oпycтoшaл cлoбoды, ceлa и дepeвни…». «Лисовчики» уничтожили Никольский Грехозаруцкий Паисиев монастырь. Погибли все, кто находился за его стенами. В это время войска Унковского и Баклановского осадили Покровский Паисиев монастырь. Настоятель его Антоний с крестом вышел навстречу и пытался уговорить осаждавших не проливать кровь мирных людей, спрятавшихся в обители. В ответ один из солдат зарубил Антония саблей (рассеченный крест игумена Антония стал в дальнейшем символом страданий за веру и Отечество). О жертвах же той осады ярославский историк-краевед П.А. Критский в 1907 г. писал, что в стенах обители «сохраняется до сих пор братская могила, в которой гражданами Углича погребены сорок убитых иноков; на могиле лежит мельничный жернов с надписью: «въ лето 7117 (1609) убiенныя тела отъ Литвы». В настоящее время монастырский комплекс находится под водами Угличского водохранилища.

31 мая (10 июня) 1609 г. казаки, служившие в Угличе, во главе с Г. Жогало сделали вылазку за Волгу и сумели поймать нескольких изменников, которых после допроса отправили в Устюжну Железнопольскую. Интересно, что еще 2 (12) июня в город сумел пробраться боярский сын Иван Батюшков из Устюжны. При нем была грамота с обнадеживавшими

вестями о приближавшейся помощи. Это шли войска М.В. Скопина-Шуйского и шведского полководца Делагарди. Однако не дождались угличане упомянутой помощи.

Погубил Углич предатель После длительной безуспешной осады Ян Микульский решил применить прием, уже испытанный в Ярославле, послав одного из предателей открыть городские ворота. Это был некто Иван Пашин. Этому персонажу отводится особенное место во многих повествованиях о гибели Углича, будь то Угличский летописец или книги Ф.Х. Кисселя, В.И. Лествицина и Л.Ф. Соловьева. Он представлен в них виновником всех бед города. «Дpeвний летoпиceц coxpaнил для пpoклятия пoтoмcтвy пoлнoe имя этoгo извepгa», – пишет Ф.Х. Киссель. Кто такой был Иван Пашин, сейчас сказать трудно – сведения о нем очень противоречивые. Киссель, например, говорит: «Xитpыe лaзyтчики пoдкупили кaкoгo-тo стpелeцкогo ничтoжногo нaчaльникa – coтникa или пятидecятcкогo Ивaнa Пaшинa». Кстати, это очень высокое звание в стрелецком войске, что вызывает некоторое сомнение в правоте Кисселя, которому вторит Л.Ф. Соловьев. А вот В.И. Лествицин еще более понижает Пашина в воинской должности: «какой-то ничтожный стрелецкий десяцкий». В общем-то, командирское звание легко вписывалось в интерпретацию истории осады Углича разными авторами. А был ли этот изменник стрельцом? Единственно точно известно: он был угличанин, «coвocпитaнный в нeм (в Угличе – А.К.)». Может быть, Иван Пашин был из числа тех, кто сознательно пошел на предательство еще зимой 1609 г. и участвовал в походе сторонников самозванца. Так это или нет, но он знал слабые места Угличской крепости и оказал услугу интервентам. А обратной дороги у него уже не было. Угличский летописец подробно описал путь, которым предатель провел в город захватчиков: «a oт Caлынcкaгo пoгocтy шли нa Mиpoнocицкoй пoгocт. И oт тoгo Mиpoнocицкaгo пoгocтa и пoшли пo pечке Шaлкoвке, и пo Кaменнoмy pyчью низью, и тaкo ж безтpyднo в кapayлы cтpелeцкия и в пocaды, и улицы гpaждaнския внидoшa тoя жe нoщи». Потом началась страшная резня: «Пoляки нaxлынyли кaк тyчa, и вдpyг зaгopелacь cечa в зeмлянoм гopoде нa вcеx

yлицax, пpoyлкax, и пepeкpecткax…» Оборона приобрела стихийный характер, управление гарнизоном было утеряно полностью. Несмотря на храбрость оставшихся защитников, поляки захватили всю территорию. «…Cия жe вce вo вcю 8-цy нaд пocaды пленeние и paзopeниe былo, дaжe дo пocтa cвятыx aпocтoл Петpa и Пaвлa, июния c 15 нa 16 чиcлo, тo ecть нa день cвятитeля Xpиcтoвa Tиxoнa чудoтвopцa. И caмyю кpепocть гopoдa взяли, и быcть тoгдa плaч и pыдaниe вeлиe вo гpaде Угличe…». И действительно, 20 (30) июня 1609 г. Ян Сапега получил от Яна Микульского рапорт о взятии города Углича (к сожалению, текст этого письма неизвестен). Указанные летописцем даты сходятся с документальными, разница только в годах.

«Ha дpyгoй дeнь пocле кpoвaвoй сечи пoляки тopжecтвoвaли cвoю пoбедy нa тpyпax пaдшиx зaщитникoв cвoeй poдины… cocтaвили oгpoмныe кocтpы, пoлoжили нa ниx телa yбитыx, тaкжe нaполнили ими уцелeвшиe дoмы и coжгли иx». «Кocтpы пылaли и жepтвa oбильнaя пpинoсилacь для oчищeния гpеxoв нaшиx», – говорится в Угличском летописце. Приводятся в нем и слова из письма Никиты Панина о падении острога перед кремлем: «И вo взятьe пocaдoв и зeмлянaгo гopoдa тoт ocтpoг и c людми тaкжe взят был. И людей мнoгo ляxи мечeм пpиpyбили… И мнoгo дoбрыx тoвapoв и пpипacoв paзгpaбишa… И caмый ocтpoг огнем и c pyxлядью, и co вcеми пoceченными и живыми… людми мнoгими coжгли ж». Что же касается предателя Ивана Пашина, то «деятельность» его не прекратилась даже тогда, когда сами поляки признали бесперспективность интервенции. Известно, что он продолжает рыскать со своей бандой по окрестностям Углича до 1624 года и всячески «притесняет, обижает их (угличан – А.К.) и делает всякаго рода насильства». Поэтому угличане написали челобитную царю: «…a oн, Ивaн, y литoвcкиx людей cлyжил, и c литoвcкими пpeмил, и пoд Углич c литoвcкими людми пoдъeзжaл…» Но преступник, скорее всего, так и остался без наказания.

Сколько длился штурм? Так когда все-таки состоялся главный штурм города Углича? Был ли здесь Ян Сапега лично или все это легенды? Угличский летописец и Ф.Х. Киссель утверждают, что именно Ян

СТРАНИЦЫ ПРОШЛОГО 25 Сапега штурмовал Углич, только по летописцу это датируется 1610-м, а у Кисселя 1611-м годом. Будто бы именно тогда Иван Пашин, опоив стражу, провел вражеские войска тайными тропами (а по сути, слабо защищенными местами Угличской крепости). Никита Панин утверждает: «И eгo (то есть Углич – А.К.) пaнcкия и литoвcкия люди, c ними жe нeкия и pyccкия изменники и вopы в 7118 (1610) гoдy oпленили, веcь paзгpaбили жe. И paззopив eгo дo ocнoвaния, coжгли ж». Совсем другая дата стоит в Супоневском летописце: «пocле углицкaгo литoвскaгo, бывшаго в летo 7117 (1609) гoдy, paзopeния…». Чтобы окончательно ответить на поставленные выше вопросы, давайте всмотримся внимательно в некоторые события, которые произошли несколько позднее. Следует вспомнить о действиях одного из основных организаторов осады Углича полковника Яна Микульского после взятия города 20 (30) июня 1609 г. По данным дневника Яна Сапеги, 27 июня (7 июля) этого же года Микульский нанес поражение отрядам ополчения у Городца (Бежецка). Однако, узнав о поражении А. Зборовского в Торжке, отошел к Калязину монастырю, но в конце июля 1609 г., разбитый князем М.В. Скопиным-Шуйским, полковник был вынужден отступить в Ростов Великий. Оттуда он пишет ряд писем Я. Сапеге о наступлении войск Скопина-Шуйского (при этом об Угличе уже нигде не упоминалось). После разгрома под Калязином и Александровой слободой польский гетман потерял связь со многими полковниками и ротмистрами. Некоторые из них действовали самостоятельно. Так, А. Лисовский в мае 1610 г. прошелся по поволжским городам, захватил и разграбил Ростов и Калязин, но неизвестно, был ли он в это

время в Угличе. Город Углич погиб, но его защитники не сдались. Часть из тех немногих, кто остался в живых, ушли воевать в ополчения (например, некоторые угличане под предводительством Федора Погожего в составе ополчения Ляпунова приняли участие в осаде Москвы, захваченной поляками), другие, собравшись с силами, наскоро восстановили крепость и продолжали отбивать вражеские атаки. Им помогали государевы казаки и ратные люди, прибывшие из других мест. Однако силы у поляков были уже не те. С уходом с арены войны Яна Сапеги (а с конца 1609 г. он был полностью нейтрализован М.В. Скопиным-Шуйским) налетами занимались лишь отряды фуражиров. Так, в феврале (около 11 (21) числа 1610 г.) пан Сапега послал большую часть своего войска за Волгу за припасами, а сам с горсткой людей остался в Дмитрове. Но, вероятно, почти никто из посланных уже не вернулся обратно. В 1611 г. Я. Сапега находился под Москвой во главе пятитысячного войска. Осажденный в Москве польский гарнизон оказался в тяжелом положении. Поэтому Сапега решил возглавить поход фуражиров за припасами в поволжские города. Осажденные ротмистры выделили гетману из своих хоругвей по нескольку товарищей (солдат) и их пахоликов (оруженосцев) – всего три с половиной тысячи человек под руководством Николая Коссаковского. Как отмечает Н. Мархоцкий в «Истории Московской войны», восьмитысячное войско двинулось после Иоанна Крестителя – 28 мая (7 июня) – и вернулось где-то накануне Успения – 18 (28) августа. Возможно, вот тогда Ян Сапега и участвовал в очередном разорении города Углича, и именно эта дата совпадает с описанием Ф.Х. Кисселя. Однако город, практически

уже стертый с лица земли, вряд ли смог оказать серьезное сопротивление. Это был последний поход польского гетмана – вскоре он умер. В апреле 1612 года в Углич прибыли отряды казаков. Дмитрий Пожарский решил склонить их на свою сторону, и четыре атамана действительно перешли к ополченцам. Остальные же казаки оказали сопротивление, после чего под Угличем были наголову разбиты. Это произошло у деревни Смертино (ныне Приречье). «В ноябре того же года пан Каменский сжег остатки Углича…», – писал в «Краткой истории города Углича» Л.Ф. Соловьев. В 1613 году пан Лисовский проходил с войсками по северным русским городам. Но силы интервентов иссякали, угличане продолжали оказывать сопротивление. 23 апреля 1614 года угличский воевода И. Головин разбил отряд украинских казаков на Мологе.15 В 1615 году отряд пана Лисовского под начальством Якушки Шиша подошел к Угличу, но вскоре «лисовчики» были изгнаны оттуда князем Борисом Михайловичем Лыковым. Вновь Лисовский приходил в Углич в 1616 г., разорил Федотову улицу, но на посаде, видимо, был остановлен.16 В октябре-ноябре 1618 г. Якушка Шишов (Шиш), один из последних казацких сторонников польского королевича Владислава, вместе с «лисовчиками» снова осаждал Углич. Город защищал атаман Тит Евсевьев с «охочими людьми». Итак, Углич подвергался осаде несколько раз. Сначала это было в 1608, а потом в 1609 году. Главный штурм города длился отнюдь не три года, как утверждал Ф.Х. Киссель, а всего два месяца (с мая по июнь 1609 года). Но главное не в этом. Даже сожженный дотла Углич сопротивлялся еще в течение нескольких лет (с 1610 по 1618 годы), неоднократно подвергаясь разорению.

ВОЙНА угличан с поляками имела страшные результаты: погибло около 40 тысяч жителей города и окрестностей, сожжено и разорено 150 церквей и 12 монастырей из 14-ти. Воскресенский и Алексеевский, Вознесенский и Троицкий на песках, Иоанно-Богословский и Николозаруцкий, Богоявленский мужской и Богоявленский женский, Макария Египетского и Введенский, Покровский и Николо-Улейминский, Михаило-Архангельский и Учемский – многие из этих монастырей больше не восстанавливались. Польско-литовская интервенция, длившаяся около двух десятков лет, превратила Углич (а в нашем крае война с ляхами растянулась на десятилетие) из некогда цветущего города в заросшие бурьяном развалины, где жило всего 695 человек. Угличский воевода Петр Дашков неоднократно писал о бедствиях города царю Михаилу Романову. В ответ Михаил Федорович якобы переселил в Углич пять тысяч человек на постоянное жительство, укрепив таким образом один из северных форпостов Москвы. Но, скорее всего, приведенная из Угличского летописца цифра является легендарной, а вот что на самом деле мог сделать царь, так это прислать стрельцов и казаков. Значение подвига угличан велико и заслуживает того, чтобы сохранить его в памяти многих поколений. Они не отсиживались за городскими укреплениями. Обороняющийся город отвлек на себя значительные силы войск Яна Сапеги и тем самым помог выиграть время Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому для сбора армии и подготовки к решающему наступлению. В нынешнем, 2009 году исполняется 400 лет с тех пор, как угличская земля обагрилась кровью наших сограждан. И пусть времена те уходят от нас все дальше и дальше, мы не имеем права забывать их подвига.

ЛИТЕРАТУРА 1. Угличский летописец (Серебренниковский или Тороповский список). Ярославль, 1996.

184 с.

2. Киссель Ф.Х. История города Углича. Издание второе, репринтное и дополненное. Уг-лич: Угличский историко-художественный музей, 1994. 425 с., комментарии 16 с.

3. Лествицин В.И. О волжском городе Руси. Статьи, заметки и публикации о г. Угличе. Углич: 2006. 84 с.

4. Скрынников Р.Г. Минин и Пожарский: хроника Смутного времени. М.: «Молодая гвардия», 1981. 350 с. (Жизнь замечательных людей. Сер. биогр., вып. 9(615)).

5. Морозова А.Е. Смута: ее герои, участники, жертвы. М.: Издательство «Астрель», 2004.

544 с.

6. Леонтьев В. Роль калязинской битвы в спасении Москвы и Троице-Сергиевой лавры.

Copyright © &laquoПод княжеским стягом Леонтьев Я.В. Воевода Жеребцов. Copyright © &laquoПод княжеским стягом 7. Мархоцкий Н. История Московской войны. http://www.hrono.info/libris/lib_m/marhocky_prich. html 8. Томсинский С.В. Углече Поле в IX-XIII веках. С.-Пб.: изд-во Гос. Эрмитажа, 2004. 319 с.

9. Тюменцева Н.Е., Тюменцев И.О. Тушинцы и жители Угличского уезда в 1608-1610 гг./Сообщения научных конференций Угличского музея. Углич, 2005.

10. Кулагин А.В. Металлографический метод датировки изделий. Углич: историко-музыкальный музей «Угличские звоны», 2005. 78 с.

11. Костомаров Н.И. Смутное время Московского государства в начале XVII столетия. Исторические монографии и исследования. М.: «Чарли», 1994. 800 с.

12. Соловьев Л.Ф. Краткая история города Углича. С.-Пб., 1895. 117 с.

13. Лавров Н.Ф. Путеводитель по церквам города Углича. Ярославль, 1868. 138 с.

14. Тюменцев И.О. и др. Русский архив гетмана Яна Сапеги 1608-1611 годов: опыт реконструкции и источниковедческого анализа. Волгоград: изд-во ВолГУ, 2005. 340 с.

15. Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.: казачество на переломе истории. М.: «Мысль», 1990. 270 с.

16. Липинский М.А. Угличские акты XVII в. Ярославль, 1889-1890.

Мария ЛАРИНА

Из крепостных в «короли»

26 русская предприимчивость

«А пойдем-ка сходим в библиотеку…»

– это, наверное, самая популярная шутка, связанная с музеем «Библиотека русской водки». Казалось, еще вчера в Угличе и не слышали о таком, а ведь в 2008-ом музею исполнилось уже десять лет. Естественно, музей этот открыт именно в Угличе «не на пустом месте»: под Угличем, в малоизвестном селе Каюрове, начался род знаменитой семьи Смирновых. Тех, что дали свое имя известнейшей на весь мир водке.

П

етр Смирнов родился 9 января 1831 года по старому стилю в семье крепостных крестьян Арсения Алексеевича и Матрены Григорьевны. В детстве отец Петра Смирнова прислуживал половым в трактире. Он и помыслить не мог, что сын его выйдет в крупные заводчики и фамилия их станет известной всему миру. Петр Арсеньевич Смирнов сумел не просто выбиться в люди, но сделаться богатейшим в России человеком, подняться на купеческий Олимп, став обладателем титулов потомственного почетного гражданина и коммерции советника. В 1857 году Арсений Смирнов и сыновья Яков и Петр получили вольную и весной 1858 года навсегда ушли из родной деревни в Москву, намереваясь вступить в купечество и открыть сложившуюся издавна как семейное дело торговлю вином. И уже в 1860 году было зарегистрировано новое торговое заведение Арсения и Петра Смирновых по торговле вином – ренсковый погреб (от искаженного «рейнские», имеются в виду вина). Петр Арсеньевич сначала служит у отца приказчиком, а уже через несколько месяцев, купив еще один ренсковый погреб, становится московским третьей гильдии купцом и хозяином уже двух винных заведений. Но у молодого купца были далеко идущие планы. Крепко запали ему в душу сказанные когда-то отцом слова о водке худого качества: «Пора делать свою, смирновскую!» Трудно поверить, но всего через три года Петр Арсеньевич открывает свой водочный завод, на котором пока еще работали 9 наемных рабочих, и вся продукция умещалась в нескольких бочках. Постепенно производство усложнялось и расширялось. Благодаря неутомимому

труду основателя фирмы, его добросовестному отношению к делу и вниманию к интересам потребителя дело в короткий срок продвинулось настолько, что появилась возможность устроить свой собственный завод по производству разного рода водок, наливок, ликеров. К наемным помещениям завода Смирнов приобрел свой дом, о котором так давно мечтал, – стоял он у Чугунного моста, углом выходя с Пятницкой на Овчинниковскую набережную. Впоследствии он появился на этикетках и стал фирменным знаком, именно по этому дому любой неграмотный мужик мог узнать «смирновскую» среди прочих бутылок. С 1871 года Петр Смирнов уже в первой гильдии. Он богат, входит в элиту московского купечества, имеет прекрасный дом, перспективный завод, огромные склады и деловые связи со многими городами страны. Чтобы подтвердить несомненное право на первенство у специалистов, П. Смирнов решается послать свои напитки на международную промышленную выставку в Вену. Полученная на ней оценка гласила: качество отменное, напитки достойны европейского внимания, то есть Почетного диплома и медали участника выставки. В 1876 году «смирновская» получает Большую филадельфийскую медаль. Это уже поавторитетнее Вены! Изображение названной медали с той поры будет украшать этикетки всех смирновских бутылок. А Министерство финансов России по итогам выставки в 1877 году удостоило фирму Петра Смирнова высокого отличия: отныне она имела право помещать на этикетках своей продукции российский герб как знак достижений в национальной промышленности. Это был знак гаранти-

русская предприимчивость 27 рованного качества, который открывал новые возможности в расширении дела. Он разом поставил завод Смирнова на первое место среди соперничавших с ним предприятий водочной промышленности и виноторговли. А потом пошли другие победы и признания. В частности, удостоен был смирновский завод двух золотых медалей на международной выставке в Париже – за водки и за вина. И это во Франции, стране виноделия! В 1882 году Министерство финансов удостаивает завод П.А. Смирнова второго государственного герба. Выше такой награды в российской промышленности было только звание поставщика Императорского Двора. Второй орел открыл путь к этому Олимпу, и весной 1885 года царь самолично пожелал, чтобы Смирнов принял на себя такую ответственную обязанность. Наконец, вот оно – свершилось: «Московскому купцу Петру Смирнову Всемилостивейше пожаловано звание Поставщика Высочайшего Двора. Гатчина, 22 ноября 1886 года». Это был момент наивысшего счастья, к этой заветной цели Петр Арсеньевич шел многие годы, о ней мечтал чуть ли не с юности. Вскоре появился на бутылках «смирновской» и

третий двуглавый орел – уже как подтверждение высокого звания поставщика царя. Еще при жизни его называли «водочным королем», ему были пожалованы ордена Анны, Станислава, Владимира. Он владел престижным домом на Пятницкой, имел богатый экипаж. Был главой большой семьи, включавшей пятерых сыновей и семь дочерей. А когда по итогам Нижегородской выставки завод П.А. Смирнова получил четвертый государственный герб, это уже был триумф, такой коллекции гербов не было ни у кого. И, наконец, еще одной золотой медали предприятия Петра Арсеньевича удостоены были на выставке 1897 года в Стокгольме за высокое качество очищенного столового вина, водок, ягодных наливок и ликеров. Завод П.А. Смирнова выставил чуть ли не весь свой прейскурант, оформленный в виде просторного винного погреба, который посетил шведский король Оскар II с наследным принцем Густавом и принцем Карлом. Трое представителей династии остались вполне довольны смирновскими напитками, которые дегустировали сами, не доверив такого важного дела свите. Итог этого августейшего визита предсказать нетрудно: король

Швеции и Норвегии решил, пойдя по стопам императора российского, тоже сделать П.А. Смирнова поставщиком своего двора. К сожалению, сыновья П.А. Смирнова не были заинтересованы в продолжении блестяще налаженного их отцом дела. И хоть на какое-то время предприятия были защищены от разбазаривания грамотно составленным завещанием, итог можно было ожидать один – спад производства на заводе (из-за постоянных тяжб между братьями). Прибыль упала. Конкуренты всегда преследовали Петра Арсеньевича Смирнова, и это досталось в наследство его сыну Петру. Соперники Смирновых почуяли, что могущественного водочного короля уже никто не заменит, и принялись с удвоенной силой нападать на Торговый дом под вывеской «П.А. Смирнов». Рост конкуренции стал одной из причин приближавшегося заката смирновской водочной империи. К тому же Россия вступила в эпоху потрясений, что не могло не отражаться на работе завода. Да и Петр Петрович Смирнов не мог в полной мере заменить масштабную фигуру Петра Арсеньевича. Ни коммерческого таланта, ни авторитета, ни

28 русская предприимчивость

смелости, ни твердости отцовского характера у него не было. Петр Арсеньевич знал дело во всех тонкостях, опирался на народные традиции и вкусы, не боялся изобретать новое, тратиться на экГде еще есть музеи водки? сперименты. Чуть ли не каждая медаль в его В Москве – в Измайлове: коллекции – за какуюИзмайловское шоссе, 73 «Ж». то новинку. Наверное, Тел.: 8 (499) 166-50-97 (музей). По поэтому конкуренты так телефону можно заказать экскурсии. и не могли догнать его, он всегда был немножДля туристов интересно будет знать, ко впереди. Он по духу что на Волго-Балте, на теплоходной своему был лидером, и стоянке Верхние Мандроги, его размах, его незаурядкоторая расположилась на реке ная личность обеспечиСвирь, недалеко от впадения ее в ли долгую славу заводу, Ладолжское озеро, появился еще расположившемуся у Чураньше, чем в Угличе, музей водки. гунного моста. И самое главное – за тридцать И совсем недавно, в 2008 пять лет, в течение когоду, в Санкт-Петербурге тоже торых Петр Арсеньевич открылся музей водки. Адрес: руководил заводом, он Конногвардейский бульвар, д. 4. ни разу не выпустил в продажу бракованных напитков, он год от года улучшал их качество и никогда не уклонялся от налогов в казну. Сын его не обладал такими моральными качествами. Для ликеро-водочной промышленности 1914 год стал катастрофой. С начала войны завод Смирновых перестал выАдрес музея пускать крепкие напитки и стал «Библиотека русской производить уксус из запасов водки»: прокисшего вина, разные морг. Углич, сы. Какое-то время сохранялось ул. Ольги Берггольц, д. 9, производство виноградного телефон (48532) 2-35-58. вина и коньяка.

Николай II запретил казенную продажу водки и дал право местным властям решать вопрос о введении в городах и губерниях сухого закона. Долголетнюю и безуспешную борьбу с пьянством решили, как казалось, завершить одним ударом. Так что фирма «П.А. Смирнов» реально свое существование прекратила не при большевиках, а гораздо раньше, с первым указом Николая II о запрете крепких напитков. К середине войны на складах и заводе от полутора тысяч рабочих оставалось не более ста человек. А вскоре в России грянула революция. Поначалу рабочие завода и складов продолжали работать и участия в забастовках не принимали. Потом на заводе образовался фабрично-заводской комитет. Новая власть боялась неуправляемой пьяной толпы, поэтому отношение к водке не изменилось. Водочному заводу оставалось прозябать и дожидаться лучших времен. И только в начале 80-х годов в России наконец вспомнили, что Петр Арсеньевич Смирнов был знаменитым русским винозаводчиком. Возродить славу смирновской фамилии и наладить производство водок, наливок, ликеров по дедовским рецептам решил праправнук Петра Арсеньевича Смирнова Борис Алексеевич. Большой

удачей для него стал день, когда вдова его прадеда Алексея Петровича Татьяна Андриановна Муханова-Смирнова передала ему старинную коробочку с рецептами изготовления знаменитых водок и наливок на заводе Петра Арсеньевича, которые она хранила всю жизнь. Всего 287 рецептов! Вот, например, «Спотыкач»: настойка чернослива, спирт, вишневая и миндальная эссенции, настой ванили, сироп. Цвет получается вишневый с коричневым оттенком. Вот «Малиновка», «Лимонная», «Хинная», «Померанцевая», «Аллаш русский». Наконец, всемирно известное хлебное вино № 21 – секрет его производства кроется в очистке хорошо прожженным углем. Первая партия, приготовленная по старому способу, была произведена в 1992 году на ликеро-водочном заводе в Крымске Краснодарского края и составила лишь несколько ящиков. Это были уже фирменные напитки, и на них стояло имя: Смирнов. Возвращение состоялось… Кстати, Борис Алексеевич Смирнов побывал в нашем Угличе. И в музей водки захаживал. Сегодня в этом музее представлены все виды водки, выпускаемые ликеро-водочными заводами России, предметы старины, корчаги, самогонные аппараты, первая механизированная машина по розливу винно-водочной продукции, оригинальная выставка старинных бутылок, водки из разных стран мира, городов СНГ. Посетители музея могут не только узнать об истории виноводческой продукции, но и продегустировать ее. К стопке подают соленые огурчики музейной засолки и черный хлеб. Самая, как говорят, грамотная закуска, при которой вкус водки наиболее полно раскрывается и ощущается. Дегустация проходит в комнате, стилизованной под русскую избу, перед входом в которую висит молитва «Об избавлении от греха пьянства».

уТРАТИЛИ, но не все 29 Леонард ЛЕНГВЕНС

Разрушили первой В Леонард ЛЕНГВЕНС – родился в 1929 году. Р а б о т а л н а Угл и ч с ко м шлюзе, затем – мастером, главным энергетиком и начальником цеха на ремонтно-механическом заводе (закончив при этом заочное отделение Московского станко-инструментального техникума), на часовом заводе – заместителем начальника ряда отделов. Член Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК). В 2001 году выпустил в Угличе книгу «Старт промышленного Углича», в 2007 году принял активное участие в написании к 70-летию ОАО «Угличмаш» книги «Родился завод в юбилей городской». Написал статью «Воспоминания угличского старожила» для 9-го выпуска сборника, издаваемого Угличским историко-архитектурным и художественным музеем.

Церковь Василия Великого «на глинках», 1730. Фото ПрокудинаГорского, 1910 г. (Из коллекции открыток угличанина Вячеслава Кудрявцева).

Угличе на месте, где в настоящее время находится телевышка, стояла когда-то деревянная церковь Василия Великого. В истории города Углича сообщается: «в 1726 году был пожар, который начался недалеко от того места, где нынешняя Вознесенская церковь (улица Ольги Берггольц вблизи гостиницы), и простер свое истребительное пламя за Алексеевский монастырь. Церковь в этом пожаре сгорела». На месте сгоревшей деревянной церкви в 1729 году построили каменную (в 1730 году ее освятили). А спустя почти двести лет, в 1920 году, она одной из первых была закрыта. И разрушили эту церковь в 1927 году по неизвестной причине тоже первой. Потом до самого конца 30-х годов были видны ее сохранившиеся кирпичные «останки» по периметру здания. Вот такой оказалась судьба храма, построенного в свое время в честь святого Василия Великого, день почитания которого по православному календарю приходится на 14 января. А теперь о самом Василии Великом, архиепископе Кесарии Каппадокийской1). Родился он в 329 году в семье благородных и благочестивых родителей-христиан. Первоначальное образование получил в детстве от своей бабушки Макрины, а первые правила

красноречия – от своего отца в Неокесарии. Когда Василий достиг юношеского возраста, то отправился путешествовать по знаменитым городам, чтобы завершить свое образование. В Афинах он встретил Григория Богослова и стал его другом. Пробыв около пяти лет в Афинах и добившись в учебе блестящих успехов, Василий вернулся на родину и уединился в пустыне, посвятив себя подвигам поста и молитвы и изучению Святого писания. Когда грозила опасность вере, Василий оставлял пустыню и становился ревностным защитником православия. В 364 году он был посвящен в пресвитеры кесарийской церкви. Он всего себя посвятил служению Богу, постоянно поучал свою паству, не зная усталости. Во время голода жители Кесарии нашли в нем щедрого благотворителя. В 370 году Василий был поставлен епископом Кесарийским. В этом сане он более всего заботился о чистоте православия всей восточной церкви. Только благодаря его заботам церковь кесарийская спасена была от арианства2). Василий Великий преставился в возрасте 50-ти лет. По преставлении Василия церковь тотчас стала праздновать память его, отцы церкви в своих повествованиях начали прославлять его как святого.

) Каппадокия – область в центре Малой Азии. Во 2-ом тысячелетии до н.э. на территории Каппадокии находилось ядро Хеттского царства. В середине 3-1 веков до н.э.

– самостоятельное царство. Завоевано Римом (с 17 г. н.э.

– римская провинция). С 15 в. Каппадокия оказалась в составе Османской империи.

1

) Арианство – течение в христианстве в 4-6 веках, Ариане считали, что Христос как творение бога-отца – существо, ниже его стоящее. То есть они отвергали один из основных догматов официальной христианской церкви о единосущности бога-отца и бога-сына (Христоса).

2

30 ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА Поход татар на Северо-Восточную Русь в 1237-38 годах, как мы знаем, принес русским княжествам огромные бедствия. Феодальная раздробленность не позволила русским князьям собраться воедино для отпора, хотя великий князь владимирский Юрий Всеволодович и прилагал большие силы для организации обороны. На его призыв откликнулись только князья-братья Константиновичи: Василий Ростовский, Всеволод Ярославский и Владимир Угличский. Имея малые силы и понимая, что Владимир не удержать, Юрий Всеволодович решил собрать силы для отпора татарам в глухих местах на севере княжества – на реке Сити. Но Сить – это же совсем недалеко от нашей речки Кадки и нашего села Ордина. Более того, обе эти реки в равной степени разделили горечь поражения и татарского разорения.

Павел ГОЛОСОВ

Ситская битва начиналась на Кадке

К

концу XII – в начале XIII веков территории по Кадке, притоку Корожечны, были достаточно плотно заселены. Увеличивалась численность коренного населения, приходили новые люди. Православие стало единственной религией. Собирались мужики, рубили церковь, собирали деньги на ее украшение, и становилась деревня селом. Когда с течением времени церковь разрушалась, строили новую – в лесных краях материала достаточно. И только со второй половины XVIII века начали строиться по Кадке каменные храмы, которые и простояли до наших дней – не наяву, так в памяти народа. Возводились каменные церкви обычно на месте бывших деревянных – вот и сейчас остаются они единственными вехами на далеких торных дорогах прошлого. И по ним легко проследить путь, который связывал Ростов Великий, Москву, ПереяславльЗалесский, Углич с Белоозером, имевший для Северо-Восточной Руси важное значение. Начинаясь от Углича, путь

на Белоозеро шел вверх по реке Корожечне, и первой на нем стоит колокольня, оставшаяся от церкви в селе Спасском. Дальше по левому берегу Корожечны – церковь в селе Масальском. От современной деревни Селеменево дорога уходила к реке Кадке, и первым здесь было село Знаменское. Вернее, в Знаменском церковь была построена только в XVIII веке, но на противоположном крутом берегу Кадки жители деревни Мелехово и сейчас могут показать пустошь Троицу, где, по преданиям, стояла церковьпредшественница. Далее по Кадке церкви стояли чаще. Следующая – в селе Ордине, а где-то между Ордином и Знаменским располагался погост страстотерпца Христова Дмитрия, который уже в конце XVI века значится как пустошь. Выше Ордина – села Медлево, Хороброво, Юрьевское, Рождествено и далее Покровское, а потом путь продолжался по реке Сить, где также отмечен многими сельскими храмами. Почему по Сити? Если посмотреть на карту Ярославской

области, видно, что Кадка и Сить составляют прямую линию, пересекающую всю западную часть области с юга на север. Протяженность Кадки 57 километров. Между истоком Кадки и средним течением Сити всего 6-7 километров; там же находятся целые группы близко стоящих деревень, и хотя они сейчас малолюдны, когда-то были густо населены. От устья Сити путь продолжался к реке Шексне и дальше по ней до Белоозера. Но это еще не все. От Углича по правому берегу Корожечны, хотя и на небольшом удалении от нее, была проложена дорога, соединявшая Углич с Кашином и городами Тверского княжества, а значит, и с Новгородом. Эта дорога существует и сейчас, называется она Кашинской, и на ней находится село Климатино, в котором тоже сохранилась церковь. А от Климатина дорога раздваивалась: одна уходила на Кашин, а другая… сворачивала к Селеменеву и снова приходила к Знаменскому. Вот эти дороги (через Селеменево и далее по левому берегу Корожечны – одна и через переезд на правый берег Корожечны у Селеменева к Климатину – другая) и были до начала 1980-х годов единственными путями, связующими Ордино с Угличем. В Хороброве эту дорогу и сейчас называют Городной. И еще. Через Знаменское же и далее на деревню Подольцы шел единственный путь со всей Кадки на Кашин! Так география Кацкой земли, входившей в состав Угличского княжества, говорит о важности этого пути для Углича. И не только для него,

продолжение разговора 31

32 ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА но даже и для Москвы. А вдоль больших дорог формировались наиболее экономически развитые районы.

И

вот это постепенное, но Павел ГОЛОСОВ уверенное эконо– родился в 1950 г. в мическое развитие д. Трухино Угличского Кацкого края в перрайона (близ села вой половине XIII Ордина). Закончил века было нарушеРыбинский авиационно татаро-монгольный техникум. После ским нашествием. армейской службы В результате битвы стал работать учителем физики (преподавал также физна реке Сити, прокультуру) в Ординской школе. Потом, с изошедшей 4 мар1980 по 1991 гг., был освобожденным та 1238 года, было секретарем парторганизации местного сломлено сопротивколхоза «Победа». В 1991 г. снова верление князей Севенулся в школу – преподавателем исторо-Восточной Руси рии и географии, с 2004 года – директор и положено начало Ординской основной школы. Павел многолетнему игу. Николаевич давно уже пишет стихи, Сам ход Ситсв 2006 году в г. Мышкине вышел его кой битвы в историпоэтический сборник. ческой литературе описан достаточно подробно, хотя за малым количеством письменных источников многие выводы основаны на предположениях. Правда, опираясь на народную память, выраженную в преданиях, на археологические исследования, изучение топонимики, географии местности, эти Поклонный крест у села предположения можно считать Ордина, установленный в достаточно верными. Однако сентябре 2007 года в честь все равно сейчас интерес к русских воинов, павших в этой теме несколько угас, так сражении с монголо-татарами как трудно рассчитывать на в 1238 г. находки новых письменных источников. И все же – помочь На празднике по случаю в изучении событий 1238 года 770-летия Ситской битвы, в районе реки Сити помогут проходившем в 2008 году исследования местных краеу села Ордина. В центре ведов.

– Павел Голосов, справа – основатель и руководитель дним из важнейших неизуМартыновского музея ченных моментов битвы, кацкарей Сергей Темняткин. сыгравших одну из главных ролей в поражении русского В оформлении статьи войска, является путь татар на использованы фото Сить. Точнее, несколько путей, угличского журналиста потому что только в этом слуНиколая Морозникова. чае у татар была возможность Инсценировки сражений на применить свой любимый юбилейном празднике у села тактический прием – охват, Ордина выполняли члены не позволявший противнику военно-патриотического собрать войска в единый кулак клуба «Тверд» из Твери. для организованного отпора. Но, как известно, наибольший эффект охват давал при одновременном ударе с трех сторон (наиболее сильные удары – с флангов, с последующим выходом в тыл противника). Поэтому путей движения татар к месту битвы должно было быть три. Первый из путей не вызывает сомнения. После взятия Ростова Великого часть войска Батый отправил на Ярославль и дальше вверх по Волге, через Галич и Молого-Шекснинскую

О

низменность, с выходом к устью Сити. (Кстати, до сих пор на берегу Рыбинского водохранилища как раз напротив устья Сити стоит деревня Орда). Этот путь обеспечивал удар по левому флангу русского войска. Вторым считают путь от Углича по левому берегу Волги, через Мышкин и Некоуз, с ударом в центр. Однако вот это-то направление вызывает некоторые сомнения. Скорее всего, здесь двигался отряд, имеющий вспомогательное значение, так как от Углича и Мышкина и далее к Сити и сейчас раскинулись значительные лесные массивы, а в XIII веке здесь были сплошные еловые леса, которые очень затруднили бы движение больших конных войск, да еще в самом конце зимы. По третьему пути двигались главные силы татар. Как известно, Батый с основным войском из Ростова направился к Угличу. Углич был взят без боя, так как оборонять его было некому: княжеская дружина ушла на Сить в войско великого князя Юрия Всеволодовича. В Угличе из сил Батыя был выделен основной отряд под общим командованием темника Бурундая для сражения с князем Юрием (главной целью самого Батыя был Новгород Великий, а

до него предстояло взять укрепленные города Кашин, Тверь, Торжок). Так вот, используя местные материалы, можно проследить движение основных сил Бурундая на Сить. Из Углича описанным выше путем вдоль Корожечны и вышло все татарское войско во главе с Батыем. Двигалось оно до места, где сейчас расположены село Климатино и деревня Селеменево, а дальше произошло разделение. Основная его часть с Батыем пошла на города Тверского княжества, а выделенный отряд численностью около 20 000 человек под общим командованием темника Бурундая свернул на Кадку и вышел в район деревни Мелехово. От Углича до Станилова – основного места Ситской битвы – этим путем около 90 километров. Учитывая сложность движения в конце зимы по глубоким снегам, это два дневных конных перехода, и Ордино находится примерно посередине этого пути. И вот здесь, около этого села… Впрочем, давайте по порядку.

М

имо исследователей прошел тот факт, что в среднем течении реки Кадки есть целая группа географических объектов, названия которых

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА 33 можно объяснить только их связью с событиями весны 1238 года. Село Ордино… Название его возникло, без сомнения, от слова «орда». Всегда, из поколения в поколение, название села объяснялось именно так. В некоторых краеведческих материалах возникновение названия села связывают с периодом баскачества на Руси, но баскаки – татарские сборщики дани – не могли длительное время находиться здесь. Чтобы охватить баскаческими отрядами сравнительно небольшие районы огромной Руси, ханам нужно было держать там огромное количество небольших отрядов. Это было невыгодно, да и небезопасно для татар: против баскаков не раз вспыхивали восстания. Поэтому центры баскачества тяготели к центрам княжеств, откуда они контролировали малыми отрядами большие территории, опираясь в том числе и на воинскую силу удельного князя. Кроме того, апеллируя лишь к баскачеству, нельзя объяснить ряд других названий. В радиусе около двух километров от села Ордина сосредоточены географические объекты, связь названий которых с татаро-монгольским нашествием не вызывает сомнения. Взять ту же деревню Ташлыки – в татарском языке слово «ташлык» означает «брошенный камень», «что-то брошенное». Или же такие названия, как речка Татарка и Кровавый ручей – притоки Кадки. А в XVII веке в районе деревни Мякишево существовали пустоши Татариново и Татаркино. Народные предания говорят, что на берегах Кровавого ручья произошло сражение русских с татарами, которое было столь долгим и кровопролитным, что кровь текла по ручью – оттого он и получил свое название. Рассказывают, что и на берегу Татарки была битва, после чего там захоронили погибших татар. То, что захоронение существовало, еще недавно подтверждали старожилы деревни Мякишево – ближайшей к Татарке. Был даже небольшой курган, но сейчас место его расположения уже никто показать не может. По рассказам старожилов деревни Дуново, ближайшей к Кровавому ручью, в конце XIX века в русле ручья был найден старинный русский меч, вымытый водой. И Кровавый ручей, и Татарка находятся к югу от Ордина по Кадке на расстоянии не более 4-х километров. В общем, их названия тоже надо

связывать именно с событиями 1238 года, так как больше никаких военных событий на этой территории не происходило. Короче, изучение карты и непосредственно местности описанного выше района Кадки подтверждают возможность сражения близ Ордина! Уходящие на Сить угличская и ростовская дружины только здесь могли оставить значительные силы для организации обороны на некоторое время, давая возможность князю Юрию подготовиться. На всем протяжении пути от Углича до Станилова – центра основной битвы – нет более удобного

рубежа обороны. Изгиб Кадки в этом месте и как бы продолжающие с этим участком реки прямую линию правый приток Кровавый ручей и левый – Татарка, берущие начало в густых лесах, создали естественный и удобный рубеж обороны. Крутой правый берег Кадки и крутые склоны ручьев, занятые русскими воинами, заставляли татар замедлять движение, а то и спешиваться. При этом следует не забывать, что сейчас берега речной долины значительно сглажены, а тогда они были круче, реки были полноводнее, а в конце февраля речная долина была

еще и заметена толстым слоем снега. И хоть протяженность рубежа обороны по фронту составляла около четырех километров, но его центральная часть, прикрытая крутыми берегами и подступающим к реке лесом Пальцевом, не требовала значительных сил. Поэтому основные сражения развернулись на флангах – Кровавом ручье и Татарке. С.А. Мусин-Пушкин в книге «Очерки Мологского уезда» указывает на то, что главные силы татар пришли к Станилову от Бежецка через Красный Холм, куда их после взятия Твери направил Батый (на этом направлении, у селений Могилицы и Божонки, погиб полк воеводы Дорожа). Однако и этот путь татар к месту главной битвы на Сити вызывает серьезные сомнения. Во-первых, Батый не мог перед этим штурмовать Тверь, оставляя у себя практически в близком тылу русское войско – сначала надо было разбить его. Во-вторых, здесь мог пройти сравнительно небольшой отряд татар, поскольку вся территория к западу от Сити покрыта обширными Мокеихо-Зыбинскими болотами и болотами Солодихинским и Морским, труднопроходимыми и сейчас, а в XIII веке – тем более. Поэтому остается один вариант продвижения татар к Станилову – тот, который я привел выше: от Углича через Ордино. И после сражения на Сити к Кашину и Твери, вслед Батыю, Бурундай опять должен был идти по Кадке! «Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов» об этих событиях говорит так: «…инии же погнашася по Юрьи князе на Ярослаль.

34 ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА Князь же Юрьи посла Дорожа в просоки в 3000-х, и пребежа Дорож, и рече: «А уже, княже, обошли нас около». И нача князь полкы ставити около себе, и се внезапу татари приспеша; князь же не успеве ничтоже, побежа, и бысть на реце Сетни постигоша и, и живот свои сконча ту. Бог же весть, како скончася: много бо глаголют о нем инии…» Следует обратить внимание на очень значимое слово из летописи – «просоки», или «просокы» в другом варианте. Иногда его читают как «просеки», а в словаре В.И. Даля оно объясняется как «разведка». Но 3-тысячный отряд для разведки слишком велик, да еще при таком недостатке сил для сражения. Объяснение этого слова как «просека в лесу» тоже не подходит, так как просеки прорубались для обозначения границ лесных владений, и поскольку эта работа требовала

больших усилий, то в XIII веке в глухих лесных местах была просто не нужна. Поэтому слово «просоки», скорее всего, имеет то же значение, что и «засеки», то есть лесные завалы на путях движения противника, предназначенные для обороны определенного рубежа. А раз так, то и в этом случае – для устройства засек на пути движения татар – на всем пути от Углича до Сити нет более удобного места, чем указанный выше рубеж рек Кадки, Татарки и Кровавого ручья. В связи с этим хочу отметить, что долгое время не находили объяснения воспоминания старожилов деревни Мякишево о том, что при вспашке поля у Татарки находили куски обгоревшего дерева: на этом месте никогда не было строений, которые могли бы сгореть. Теперь же этот факт можно объяснить тем, что лесные завалы впоследствии

сгорели и обгоревшие остатки сохранились в земле. Вот здесь, при обороне данного рубежа, вероятнее всего, и погиб отряд воеводы Дорожа… Выяснение подробностей тех далеких событий требует дальнейших исследований. А для этого нужно объединение усилий историков, краеведов – всех, кто

неравнодушен к прошлому и настоящему своего края. Необходимо более тщательное изучение местного материала – топонимики, преданий, легенд, в основе которых лежат, как правило, реальные события. Многое могли бы дать и археологические исследования, проведенные специалистами.

литература

1. Ершов С. Завеса над Ситской битвой. («Русь», литературноисторический журнал, г. Ростов Великий, № 6, 1996).

2. История Ярославского края с древнейших времен до конца 20-х годов XX века. Ярославль, 2000 г.

3. Карамзин Н.М. История государства Российского, том 4. М., 1989.

4. Козлов С.А., Анкундинова А.М. Очерки истории Ярославского края с древнейших времен до конца XV века. Ярославль, 1997.

5. Лаврентьевская летопись. (http: www.krotov.info).

6. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. (http: www.krotov.info).

7. Пашков Б.Г. Русь – Россия – Российская империя. Хроника правлений и событий 862-1917 гг. М., 1997.

8. Чижиков Н. Трагедия земли Русской (Газета «Брейтовские новости», №№ 79-80, 2007).

Леонард ЛЕНГВЕНС

Правдоподобность мемуаров

эмира булгарского под большим сомнением

И

спользуя летописи, легенды и р е з у л ьт а т ы археологических раскопок историки С.М. Соловьев, Н.М. Карамазин, В.Н. Татищев в своих трудах описали период пребывания монголо-татар на территории России. И на основании этих трудов можно с уверенностью считать, что в Угличе и его районе, в частности у села Ордина, никаких сражений не было. Татары спокойно прошли по Угличскому уезду, часть войск направилась через Кой на Сить, часть – по Волге на Сить, и не было никаких дружин русских князей, которые могли бы участвовать в сражении у села Ордина (на реальности его настаивает, в частности, учитель-краевед П.Н. Голосов). Но легенда об этом сражении существует. Учитывая мемуары Гази Бараджа – правителя, эмира Волжской Болгарии, предводителя булгарского войска, действовавшего совместно с татарами (что и делает другой краевед, В. Курочкин), – что была такая битва дружины Юрия Всеволодовича, но не с монголо-татарами, а с булгарами. В этих мемуарах не сообщается место сражения, можно только догадываться, что оно произошло между Угличем и Коем. Также говорится, что Юрий Всеволодович погиб в этом бою и что булгары разгромили русские дружины на Сити.

Как хотите, но это уже явно предвзятые воспоминания, присвоение чужих побед себе. Не могли же угличские летописцы пропустить такое событие как проход дружины Юрия Всеволодовича через Углич на Кой с 50-ю возами золота! Кроме того, убедительно доказано историками руководство войсками и гибель Юрия Всеволодовича у реки Сити. Правдоподобность же мемуаров булгарина историки не подтверждают. И вообще подобного категоричного изменения взглядов на ход событий Россия еще не знала. Так что поживем, увидим. Пока же только археологические раскопки могут подтвердить или опровергнуть гипотезу Ординского сражения. Кстати, известен исторический факт: после окончания сражения монголо-татары сжигали трупы своих воинов, а россияне хоронили погибших в курганах. Так может, исходя из этого, следует признать, что курганы, которые раньше находили люди на земле русской, – это не татарские захоронения, как принято считать? А потом: после больших сражений в земле должно было остаться огромное количество стрел, какое-то оружие. Это все необходимо найти. Со времен монголо-татарского нашествия на Руси появилось множество населенных пунктов, в названиях которых видны татарские языковые корни. Угличский район не является исключением, и мы это тоже должны учитывать.

Валерий Курочкин стал поклонником «булгарской версии» Ситской битвы после того, как познакомился с публикациями историка З. Мифтахова из Казани, в которых рассматривает мемуары эмира Волжской Булгарии. Вывод, сделанный угличским краеведом, врачом по профессии, вслед за казанским историком таков: «Гази Барадж узнает, что… великий князь Юрий Всеволодович с частью войска отходит на север и собирается на реке Сити. Строительным маршем этот отряд булгар (12 тыс. воинов – Ред.) идет по Волге, окружает с севера (от Мологи) русские войска на Сити, расположенные в нескольких деревнях, и в ночное время разбивает их по частям, не дав собраться вместе». А цитата эта взята из статьи В. Курочкина в предыдущем номере «Углече Поле».

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА 35

«На реце на Сити…» Олег КАРСАКОВ

Олег КАРСАКОВ – родился в 1963 г. в городе Мышкине Ярославской области. Закончил в 2005 г. Ярославский педагогический университет (исторический факультет). Работает, начиная с 1972 г., машинистом турбокомпрессорного линейно-производственного управления магистральных газопроводов в Мышкине. И одновременно с этим Олег Борисович занимается любимой своей историей: вот уже девять лет он является общественным директором Мышкинского народного музея и местной организации краеведов «Мышкин». О. Карсаков – автор путеводителя «Мышкин – город классической провинции» (вышло уже четыре издания), ряда статей в мышкинских, угличских, ярославских и тверских сборниках музейно-краеведческого характера, составитель сборника документов «Знаменский край» и сборника статей «Всемирная мышелогия».

На территории Ярославского края Ситская битва – единственное крупное сражение в истории, по своей значимости соизмеримое с наиболее важными событиями общенационального масштаба. Интерес к ней историков и краеведов возник сравнительно поздно, только в середине XIX столетия, и породил обширную литературу, как научную или научно-популярную, так и художественную. В 1980 году, в 600-летнюю годовщину победы на Куликовом поле, сражению на Сити было придано мемориальное значение, рядом с селом Красным Некоузского района был установлен памятник работы скульптора В.И. Бухты. Несколько ранее был воздвигнут памятник битве рядом с селом Божонкой в Тверской области. Как и битва на Калке, первое столкновение с монголо-татарами, так и Ситская битва были проиграны русскими и стали поучительно-трагическими примерами для потомков в различные исторические периоды.

О

сновным русским источником наших представлений о Ситской битве стали различные варианты «повести о нашествии Батыя». Мы здесь не берем во внимание сведения из иностранных источников и так называемых булгарских летописей, поскольку последние вызывают резонные возражения в научном мире как памятники, не подвергшиеся серьезному источниковедческому изучению. Самые ранние из сообщений о битве по времени создания вошли в Ипатьевскую, Лаврентьевскую и Новгородскую

первую летописи. Так, в Ипатьевской летописи, имеющей южнорусское происхождение, река Сить как место сражения и гибели владимирского князя Юрия Всеволодовича не упоминается – говорится лишь про «безаконного Бурундая», который «самого князя Юрия оубиша». Наиболее пространный текст дает Лаврентьевская летопись, из которой узнаем, что князь Юрий «урядив сынов своих в себя место (…) еха на Волгу с сыновцы (племянниками Васильком Ростовским, Всеволодом Ярославским и Владимиром

36 ПРОДОЛЖЕНИЕ РАЗГОВОРА Угличским – О.К.) своими и ста на Сити станом (выделено мной – О.К.) ждучи к себе брата своего князя Ярослава с полкы и Святослава с дружиною своею. И нача князь Юрьи полки совокупляти, а Жирославу Михаиловичу приказа воеводство в дружине своей». Известие о падении столицы княжения Владимира и смерти великокняжеской семьи ускорили трагическую развязку, хотя уцелевшие ратные силы продолжали собираться к князю Юрию – «а люди избывшее и к тебе идут». Сама битва начинается с момента посылки отряда Дорожа «в просоки», неожиданного столкновения с татарами и сообщения об обходе – «княже обошли суть нас около татары». «И се внезапу приспеша татарове на Сить противу князя Юрия, князь же отложил всю печаль, и поиде к ним, и ступишася обои полци…» Согласно Новгородской первой летописи, «князь же Юрьи бежа на Ярославль», а татары после взятия Владимира «погнашася по Юрьи князи на Ярославль». Сюжеты с Дорожем и установкой полков к битве, кажется, происходят в каком-то другом месте. Далее «князь же не успев ничтоже, побеже; и бы на реце Сити, и постигоша, и живот свои сконча ту. Бог весть как скончаша; много бо глаголют о нем иные».

С

толь разнящийся взгляд летописцев и более поздних составителей новых летописных сводов на Ситское сражение обусловлен временем и местом их написания, политическими приоритетами, духовными переживаниями. Авторы летописей, каждый по-своему, выбирали и придерживались того исторического образа прошлого события, который бы,

с их точки зрения, объяснял причину поражения русских княжеств, помогал преодолеть их последствия или же отвечал современным летописцу политическим пристрастиям. По наблюдениям историка И.Н. Данилевского, автор Ипатьевской летописи (единственный) пытается оправдать борьбу с монголо-татарами как праведную, а гибель при сопротивлении считает христианским подвигом. Завоевание Руси – не просто военное поражение, это «погибель русской земли». Для автора Новгородской первой летописи в сопротивлении нашествию нет героики. Это Божья казнь за грехи, и именно поэтому невозможно противостоять «поганым». Нашествие – это наказание. Еще более трагично восприятие автора Лаврентьевской летописи. Для него «Батыево нашествие» – не только «наказание Божье», но и свершение Страшного Суда в реальной жизни. Противостояние монголо-татарам г р е х о в н о (разрядка моя – О.К.) и закономерно обречено на поражение. Для христианина в данной ситуации лучше принять мученическую смерть с молитвой, как это сделали защитники стольного Владимира. Смирение и покаяние – вот пример поведения для христианина. Летописец фиксирует отказ от активного сопротивления в первую очередь князей. Описание обстоятельств, приведших великого князя Юрия Всеволодовича Владимирского на Сить, его гибели с князем Всеволодом Ярославским и князем Василием Ростовским, замученным в Шеренском лесу, – это цепь событий и поступков, призрачно затягивающих развязку, наполненных эсхатологическими1) настроениями. Эта точка

зрения в летописной традиции оказалась очень стойкой и благополучно просуществовала в текстах сводов XIV-XVI вв., порой причудливо переплетая сообщения из них между собой. Исследователи отмечают, что для периода монголо-татарского владычества даже такой образ князя, совершившего мученический подвиг и погибшего в бою с иноплеменниками, не стал примером для подражания. Агиографическая литература2) воспевала другой образ князя, отстаивающего позицию непротивления и терпения. Примером такого поведения могут служить святой князь Михаил Черниговский или Владимир Угличский.

О

дна из историографических традиций придерживалась тех текстов летописных сообщений, в которых последним пунктом (городом) перед приходом на Сить русских дружин назван Ярославль. Особенно ярко это направление отразилось в различных родословных записях, активно составлявшихся как раз в середине XVI века. Так, например, в перечне владимирских и ярославских князей появились приписки о Всеволоде Ярославском – «и княжил в Ярославле до Батыева прихожения, и убиша его на Сити с великим князем Юрием Всеволодовичем» – и о Юрии Владимирском – «в лето 6745, в 12 лето княжения князя Юрия Всеволодовича прииде на русскую землю пленити безбожный Царь Батый, и плениша татарове всю русскую землю и Великого князя Юрия Всеволодовича убиша в Ярославской земле на Сити реце (выделено мной – О.К.), а княжил во Владимире 16 лет». Под Ярославской землей на Сити в этот период могли подразумеваться только

продолжение разговора 37 владения князей ситских, что, вероятно, заключало и политическую подоплеку данного уточнения. Вторая историографическая традиция закрепилась в старообрядческой житийной литературе и связана с мероприятиями по церковному почитанию великого князя Юрия Всеволодовича и его канонизации в 1645 году. В житии владимирского князя, составленном соловецким книжником Сергеем Шелониным, читаем: «Великий же князь Георгий Всеволодович стояше с полки на реце на Сити за Мологою рекою в Углицком уезде (выделено мной – О.К.)». Хотя, как отмечают исследователи жития, этого уточнения места сражения в первоисточнике, то есть в Степенной книге, нет. Автор жития во время его написания мог иметь в виду только ту часть течения Сити в Угличском уезде, которая приходится на территорию Рожаловского стана. Таким образом, сложилось два центра, указывающих место битвы на Сити, – Ярославский и Угличский, а не Ярославский и Тверской, как этого придерживаются современные исторические и краеведческие исследования. Самое раннее документальное известие о Рожалове с Божонкой – центрах, которые традиционно связываются с битвой на Сити, – относится к началу XV века, – упоминаются они в завещании князя Владимира Андреевича Боровского (героя Куликовской битвы) и позднее значатся в Угличском уезде. Район сел Красного и Станилова с деревней Юрьевской, на средней Сити, входил в Мологский удел Ярославского княжения. С первой половины XV века, после раздела мологских земель между детьми князя Федора Михайловича Мологского, на Сити образуется Ситское удельное княжество. Граница между угличскими и ярославскими землями на Сити в XVII в. проходила рядом с деревнями Раково и Бабья Гора. Таким образом, помимо самого истока Сити, на всем последующем протяжении река оставалась в ведении ярославскомологского и угличского княжеских домов, а в церковной юрисдикции – Ростовской митрополии.

Л

етописная повесть о Батыевом нашествии не дает более подробной и полной картины о конкретном месте и ходе Ситского сражения. Для летописца было важно донести другое: при каких обстоятельствах, исходя из христианских представлений о случившемся, и в какой местности пострадали за веру великий владимирский князь – «новый

Литература

1. Данилевский И.Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII – XIV вв.). Курс лекций. М., «Аспект Пресс», 2001.

2. Дегтярев А., Дубов И.. От Калки до Угры. Л., 1980.

3. Древняя Русь: пересечение традиций. М., научно-издательский центр «Скрипторий», 1997.

4. Комаров К.И. Нашествие Батыя

Иов» и другие князья. Современные краеведы, к сожалению, не учитывают этого фактора. На Сити свершилось уникальное по духовному содержанию событие – «суд Божий за грехи ради наших» над русской землей и русскими князьями. По мнению исследователей, их личное подвижничество выходило за рамки традиционного агиографического описания и символизировало «своеобразное коллективное мученичество всего народа». Неслучайно Ситскую битву называют «последней страницей в истории ВладимироСуздальской земли» (Ю.А. Лимонов). Вот в этом-то, как нам представляется, и заключен главный смысл Ситской битвы, его духовное и историческое значение. В этой связи, думаем, не совсем продуктивно развивать исследования в направлении псевдоисторической реконструкции, столь популярной сегодня, опирающейся на источники сомнительного происхождения или просто придуманные. Краеведение также остается на устаревших позициях, преодоление которых идет, к сожалению, в сторону намеренной мифологизации уже самой краеведческой традиции. В таких случаях происходит уход от постановки и решения действительно важных малоисследованных проблем, связанных с битвой на Сити, тем более что в научный оборот все-таки вводятся постепенно новые источники. Примером может служить очень интересный академический свод памятников, житий и легенд о князе Георгии Владимирском «Путь к граду Китежу» (СПб, 2003 г.). Остаются до сих пор за пределами исследовательского интереса источниковедческая характеристика описания событий Ситской битвы, закрепленная во всех известных памятниках раннего и позднего летописания, записи синодиков, писцовых и родословных книг, их привязка к конкретно-историческим реалиям. Ситские деревни и села, еще пока сохраняющие неповторимый облик местной народной культуры, – это то зовущее живое иконное пространство, сохранение которого – дело национальной важности.

1) Эсхатология – система взглядов и представлений о конце света и искуплении.

2) Агиография – жития святых, то есть литературные произведения, посвященные описанию людей, близких к церкви, совершивших духовные подвиги или пострадавших за свою веру.

на Северо-Восточную Русь (1237-1238 гг.). Археология Верхнего Поволжья. М., 2006.

5. Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследования по истории СевероВосточной Руси XII- XIV вв. (2 изд., испр. и доп.). СПб., изд-во С.-Петербургского университета, 2003.

6. Лимонов А.Ю. ВладимироСуздальская Русь. Очерки социальнополитической истории. Л., «Наука», 1987.

Анатолий МАРЧЕНКО

Завершая ситскую дискуссию

И

так, начиная с предыдущего номера журнала, мы ведем тему Ситской битвы. Выступил на страницах «Углече Поле» с капитальной статьей «Размышления по поводу 770-летия битвы на реке Сить» Виктор Бородулин – вдохновенный краевед-исследователь, живущий в нашем городе, сторонник критической, самоанализной оценки давних событий. Не удержался от соблазна пойти вслед за исторической сенсацией другой угличанин – Валерий Курочкин, польстившийся на булгарскую версию сражения. В предлагаемом вниманию читателей 8-ом номере «УП» свою трактовку начальной стадии битвы с монголо-татарами на Сити дает ординский (какое созвучие с исторической сутью!) краевед Павел Голосов, а также делает попытку сдержать наших взращенных на месте историков в их стремлении выдвигать свои «личные» версии музейный работник из соседнего Мышкина Олег Карсаков. Думаю, стоит повторить еще раз в связи со сказанным слова последнего из названных авторов: «не совсем продуктивно развивать исследования в направлении псевдоисторической реконструкции, столь популярной сегодня, опирающейся на источники сомнительного происхождения или просто придуманные». Или вот эта фраза Олега Борисовича: «мы не берем во внимание сведения из… так называемых булгарских летописей, поскольку последние вызывают резонные возражения в научном мире как памятники, не подвергшиеся серьезному источниковедческому исследованию». Вот эти слова О. Карсакова особенно важны сейчас, так как краевед В. Курочкин «взошел» уже на нашу «трибуну» и огласил свои радикальные раздумья на всю просвещенную аудиторию. Кстати, он ведь еще сделал свой доклад на «булгарскую» тему и на научно-практической конференции, состоявшейся в июле 2008 года в Некоузе, и я помню, как выступили в заключение конференции некоторые исследователи против трактовки Валерия Германовича, какое почувствовалось у людей возмущение фактически полным переворотом с ног на голову того привычного, что донесли до нас летописи, каким кощунством посчитали они такое посягательство на патриотические чувства россиян, особенно ярославцев, по отношению к русским людям, сложившим головы на берегах Сити в схватках с татарами. Собственно, точно такая же реакция и у неравнодушного к местной истории угличанина Леонарда Ленгвенса, с небольшой статьей которого в сегодняшней рубрике вы только что познакомились. Да, забыл сказать еще про одного несогласного с искажением ситских событий под булгарскую дудку. Человек этот очень близок к злосчастной летописи эмира Волжской Болгарии Гази Бараджа, поскольку он не только молодой историк, но и работает вдобавок в Казани. Я имею в виду Андрея Рощектаева. Он прошлой зимой приезжал в Углич, мне с ним довелось побеседовать, и оценка, данная им упомянутой летописи, тоже негативная. Так что прислушаемся к мышкинцу Олегу Карсакову и будем посдержаннее в своих оценках и версиях. Хотя, с другой стороны, умственный поиск не возбраняется, и версии должны быть и будут.

38 КРУГ ЧТЕНИЯ. ПРОЗА

Переехав жить в Углич, я живо заинтересовался историей этого замечательного города и особенно – наиболее знаменательным событием, повлиявшим на всю жизнь нашего государства, – таинственным убийством царевича Димитрия, последнего прямого Рюриковича, которое повлекло за собой династический кризис и все Смутное время начала XVI столетия (такое время обычно подобному кризису сопутствует): крушение привычных устоев, самозванство, гражданские братоубийственные войны, паралич власти, голод, разбои и интервенция. Изучая этот вопрос, я удивился совпадению событий начала XVI и XIX столетий: снова пресечение династии (Романовых) – на сей раз в результате убийства не только малолетнего цесаревича Алексея, но и всей царской семьи, гражданская война, разруха, интервенция… Я решил написать историческую повесть «Царевич и цесаревич», которую начал с момента династического кризиса и отречения Романовых, их ареста, высылки в Сибирь и кончая их трагическим расстрелом в Екатеринбурге в июле 1918 года. Поскольку судьбы последнего Рюриковича и Романова очень схожи, воспитатель цесаревича Алексея, последовавший в ссылку вместе с царской семьей, преподавая наследнику русскую историю, основной упор делает на судьбе царевича Димитрия, а также на событиях, связанных со Смутным временем, очень схожих с теми, что наступили в России после отречения Романовых. Попутно ими изучается история города Углича, в которой история всей страны как раз очень ярко и отразилась. И вот тому с десяток примеров. Великая княгиня Ольга, проводя перепись населения, посылает Яна Плесковича в верховья Волги, где он, по преданию, в 947 году основал Углич. Внук Чингисхана Батый, опустошая Русь, воюет с русскими дружинниками, и в марте 1238 года угличане принимают участие в исторической битве с врагом на реке Сити. В 1380 году состоялась знаменитая Куликовская битва – в ней участвует и дружина из Углича. При герое Куликовской битвы Дмитрии Донском Русь поднимает голову, а при правителе Углича Константине Углич буквально расцветает и даже чеканит свою монету. В середине XV века идут удельные феодальные войны – Углич становится одним из центров схватки галицкого князя Дмитрия Шемяки, внука Дмитрия Донского, с другим его внуком – московским князем Василием Темным. Старший сын Василия Темного, московский князь Иван III, прозванный Святым и Великим, возвеличивает Русь, строит Московский Кремль, а его младший брат Андрей Большой по прозвищу Горяй отстраивает Углич, в том числе кремль и княжеские палаты. Иван Грозный борется против Казанского царства, и умелец Выродков строит недалеко от Углича деревянную крепость Свияжск. Спущенная на плотах по Волге, она сыграла решающую роль во взятии Казани. Когда в смутную пору Россия становится ареной битвы с литвинами-поляками, подвергается жестокому разорению и Углич. В петровскую пору, когда вся Россия училась новым наукам, в Угличе открывается цифирная школа. Во второй половине XVIII века экономика России переживает рассвет, и в Угличе строятся десятки кожевенных заводов. Повесть «Царевич и цесаревич» заканчивается трагическим расстрелом императорской семьи в Екатеринбурге, и завершается она эпилогом, написанным в мистико-фантастической манере: я попытался описать переход цесаревича Алексея в состояние святости и его встречу на небесах со святым царевичем Димитрием. Эта заключительная часть моего историко-литературного повествования и предлагается вниманию читателей журнала.

Владимир КРЫЛЕНКО

Царевич и цесаревич

КРУГ ЧТЕНИЯ. ПРОЗА 39

С

ТОЯЛА погожая летняя пора. В сиянии яркого солнца зеленели сады, блестели зеркала озер, серебряной оправой окаймлявших старинный уральский город Екатеринбург. Двенадцатого июля тысяча девятьсот восемнадцатого года в здании Волжско-Камского банка заседал Уральский Совет. Заседал с утра. Выступления были исполнены страсти, реплики резки, подчас неистовы: решается участь бывшего императора всероссийского и его семьи. Далеко за полдень выносится решение, приговор скрепляется подписями Белобородова, Голощёкина, Дидковского и других членов президиума Уральского Совета. Санкции Центра получены. Возникает вопрос: кому поручить исполнение? Общее мнение – Янкелю Михайловичу Юровскому, коменданту дома особого назначения, где содержатся венценосные узники. Еще несколько дней – и наступит развязка. ШЕСТНАДЦАТОГО июля в половине одиннадцатого вечера, как всегда помолившись, царская семья отошла ко сну. У цесаревича Алексея было тяжело на душе, томили неясные предчувствия, грезился старец Григорий Распутин, который подавал неясные знаки, манил рукой. Цесаревич ворочался в какой-то тошной муке, не мог заснуть, стали мешать шум и голоса. Это явился в особняк особоуполномоченный Уралсовета. Вручив коменданту подписанный членами президиума документ, он стал поторапливать с исполнением приговора. По настоятельной просьбе Юровского доктор Боткин, находившийся неотступно при царской семье, будит спящих, предлагает им встать и одеться. Вышедшему в коридор Николаю II комендант объясняет, что на Екатеринбург наступает Белая Армия, в любой момент город может оказаться под артобстрелом, и в целях безопасности следует перейти с верхнего этажа на нижний. Все спускаются за комендантом и его людьми и переступают порог угловой полуподвальной комнаты. Цесаревича тягостно насторожила мрачная ржавая решетка на единствен-

40 круг чтения. проза

Владимир Крыленко –

родился в 1944 г. в городе Куйбышеве (Самара). Окончил Московский пединститут иностранных языков, после чего работал преподавателем и переводчиком английского и итальянского языков в различных учреждениях – в Госплане СССР, Министерстве культуры, зарубежном отделе Союза художников. Сейчас на пенсии, в Угличе проживает с 1998 г. Владимир Васильевич публиковал свои стихи в «Угличской газете» и в 1-ом номере нашего журнала. ном, обращенном в сторону переулка темном окне. Воздух был сырой и затхлый, как в склепе, от безысходности стало тоскливо, сердце мальчика затрепетало, как пойманная и сжатая в руке птичка. Ему вспомнилось читанное недавно описание историком Карамзиным гибели царевича Димитрия в Угличе: «Девятилетний святой мученик лежал в объятиях той, которая воспитала и хотела защитить его своею грудью; он трепетал, как голубь, испуская дух, и скончался, уже не слыхав вопля отчаянной матери». Алексею стало страшно, и он притиснулся к государыне-матушке, которая вместе с отцом и сестрами застыла в напряженном ожидании. Комендант Юровский, выступая вперед, вынимает из нагрудного кармана листок и деловито объявляет: «Внимание! Оглашается решение Уральского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов…» И сразу после того, как были произнесены последние слова приговора, загремели выстрелы… ДЛЯ БОЛЬШИНСТВА заключенных смерть наступила сразу. Цесаревич был тяжело ранен, не мог двигаться и лишь обреченно глядел, как солдаты добивали полуживых сестер, вонзая штыки в животы. «Совсем как Годуновых», – подумалось мальчику сквозь нестерпимую боль. На излете истончавшегося дыхания он остановил взгляд на зарешеченном окне, выявил на решетке крест и сотворил святую молитву: «Всещедри Господи! Сопричти всех убиенных к лику славных страстотерпцев и мучеников твоих, и нам, дух не испустившим по молитвам нашим, подаждь душевное спасение. Аминь!» Боль притупилась, и цесаревича объял светлый покой отрешения. Угловатые тени убийц метались в тяжелом смрадном воздухе, а он, искалеченный, истекавший кровью лежал отрешенный. Ему стало восхитительно бестелесно, повсюду воссиял дивный свет, легко вознес его головокружительно высоко. Сквозь просветленные стекла хлынули волны упоительно сладостного блаженства. Потянуло ладаном, повеяло елеем, священно воскурился фимиам, и под ангельские голоса выступили в золотистом облаке легкокрылые серафимы, и среди них пресветлый ликом Святой мученик, невинно убиенный царевич Димитрий, чью судьбу, читая Карамзина, Алексей изучил и знал как свою. Последний из рода Рюриковичей бестелесно и прозрачно коснулся ладони

КРУГ ЧТЕНИЯ. ПРОЗА 41

последнего из Романовых, и два невинно убиенных отрока плавно вошли в золотую дымку тумана. Цесаревичу Алексею было удивительно невесомо ступать по клубящемуся золоту, и царевич Димитрий заботливо и величаво ободрял его. «Невозможно, цесаревич, чтобы твоя семья напрасно претерпела свое мученичество. Я не знаю, ни когда это будет, ни как это произойдет, но настанет день, когда лютое озверение толпы захлебнется в ею самой вызванном потоке крови, и добрые люди извлекут из воспоминаний о ваших страданиях непобедимую силу правды для нравственного исправления. Твои родители – Государь Николай Александрович и Государыня Александра Федоровна – полагали, что умирают за свое Отечество, – умерли же они за все человечество. Их истинное величие не проистекает от их царственного сана, но от удивительной нравственной высоты, до которой они возвысились в горниле страданий. И в самом уничижении они были изумительным проявлением той светлой ясности духа и величия благородной души, против которых бессильны насилие и злобная ярость. Это те самые спасительные ясность и величие, которые торжествуют в самой смерти и побеждают ее смертию смерть поправ». ОТ СЛОВ царевича Димитрия цесаревичу Алексею стало совсем легко и покойно. В просветленной душе пленительно звучали недавно читанные с матушкой пророческие слова великого русского поэта, истребленного когда-то безжалостной рукой: Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит. Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, И звезда с звездою говорит… Боль оставила цесаревича; он спокойно выступал навстречу вечности по искрящейся жемчугом звездной дороге, а рядом, благостно улыбаясь, светлый и бестелесный, величаво ступал в лад ангельскому пению его вожатый и хранитель, последний Рюрикович, невинно убиенный царевич Димитрий, и на детском горле его свято алел рубец. Беспредельно заполняя небо, благовестили ангелы: «Да воздастся каждому по вере и делам его. Медленно мелят жернова господни, и мелят они верно. Род приходит, и род уходит, и возвращается ветер на круги своя, и по вашей вере и делам воздастся вам». Божественно лилось песнопение ангельское. Дивно было слышать хрустальный перезвон небесных голосов. И святые отроки, медленно растворяясь в дымке тумана, исчезали лучезарные в бархатной синеве жемчужного сияния. В небесах было торжественно и чудно… *** Гибель цесаревича Алексея – последняя жертва жестокому прошлому во имя светлого будущего. Вольный ветер волнует безразличный ковыль на полях исторических кровавых битв, а светлое будущее – где оно?

Анна ТОЛКАЧЕВА

Мальчик Сентябрь

42 КРУГ ЧТЕНИЯ. ПРОЗА

Д

октор Золотов посмотрел Шуркино горло и строго велел: – А посидите-ка вы, барышня, недельки две дома. Выписал антибиотики, полосканье и талон на сдачу крови из пальца. Шурку аж передернуло.

– Ну, Ви-иктор Ива-аныч!.. – заныла она.

– Может, не надо кровь? Зачем из пальца, у меня же горло болит, а не палец?

– А ты хотела, чтобы кровь брали из горла? – мрачно пошутил доктор Золотов.

– Мы врачи, а не вампиры! Вот направление к лору, он возьмет мазок из твоей громкой глотки. Но это потом, когда температура спадет. А пока из квартиры – ни на шаг! И босиком чтобы не бегала. Постельный режим! Постельного все равно не получалось. Валяться на диване, листая потрепанные журналы «Вокруг света», быстро надоело. Мама прибегала, когда были перерывы между экскурсиями, наскоро готовила картофельное пюре и теплое полосканье для Шуркиного горла. Целовала Шурку в лоб и говорила: «Завидую! У меня в детстве мечта была: заболеть, чтобы в школу не ходить». Шурка не понимала, чему тут завидовать. В школе хотя бы что-то происходит. Шумно, весело. Оксана Владимировна показывает смешное учебное кино о правилах дорожного движения. Мама, торопливо поправив пышную прическу, убегала к своим туристам, а Шурка сползала с дивана, вставляла ноги в тапки и приклеивалась к окну. За окном был тихий солнечный сентябрь. Почти лето, если бы не раскрашенные волшебной кисточкой художницыосени листья. Шурка, конечно же, знала о зеленых частицах в листьях и траве, которые ловят солнечный свет. Когда становится холодно, частицы исчезают, листья меняют цвет, и растение засыпает на всю долгую зиму. Об этом Шурке рассказывал папа. Но ей все же нравилось придумывать историю про художницу-осень. У той были три подмастерья-мальчишки: Сентябрь, Октябрь, Ноябрь. Как в сказке «Двенадцать месяцев». Под кленами гулял паренек в оранжевой куртке с капюшоном. Он собирал в букет кленовые листья: желтые, бордовые и пестрые – желто-красные. Шурка решила, что это и есть мальчик Сентябрь. Она каждое утро, как только папа уходил на свою работу, а мама – на свою, к туристам, становилась коленками на подоконник и высматривала незнакомца в капюшоне. И когда он появлялся, тихо радовалась. Температура упала, и мама, с утра вручив Шурке оставленные доктором Золото-

КРУГ ЧТЕНИЯ. ПРОЗА 43

вым бумажки, велела сходить на анализы. Шурка оделась, замотала горло кусачим шарфом и неохотно отправилась в поликлинику. Там, зажмурив глаза, вытерпела медицинские издевательства над пальцем и горлом. А на обратном пути столкнулась с мальчишкой в оранжевом капюшоне.

– Привет! – улыбнулся он.

– Привет! – сказала и Шурка. – А разве ты меня знаешь?

– Ха, а чей курносый нос на пятом этаже целыми днями к стеклу прилипает? У меня глаза-бинокли, я все вижу! Шурка не обиделась. Тоже заулыбалась. Мальчишка был выше ее и, наверное, постарше. Класса из пятого. Потому и разговаривал с девчонкой-третьеклассницей так, как старшие разговаривают с малышами: немного шутливо и покровительственно.

– Я болею, – объяснила Шурка. – У меня горло.

– А, понятно, – сказал мальчик Сентябрь (Шурка так и называла его – конечно, не вслух, а про себя). – То-то у тебя голос такой скрипучий, как у бабушкиного чайника со свистком. Шурка и вправду говорила сипло, но по привычке громко, почти кричала. Когда она стеснялась, то начинала говорить еще громче, словно боялась, что собеседник ее не услышит.

– А ты почему в школу не ходишь? – поинтересовалась Шурка.

– Я здесь и не живу, мы приехали в гости к бабушке. А скоро уедем опять.

– В другой город? – спросила Шурка. Просто затем, чтобы не молчать. И получила ответ, который ее озадачил: – В другую страну. Насовсем жить. Ничего себе! Только познакомились, почти даже, можно сказать, подружились… Шурка начала уже фантазировать, как она будет дружить с этим большим мальчиком, как они вместе будут собирать охапки ярких листьев, а зимой кататься с горы на ледянках «паровозиком» – он, она и Янка. Или нет, лучше без Янки – сестрица всегда только насмехается и вредничает! Она напридумывала, как будет здорово, а оказалось, что вместо всего этого придется прощаться. Мальчик рассказал, что его отец получил работу в Германии, и они всей семьей уезжают за границу. Его заставляют учить немецкий язык.

– Знаешь, как по-немецки «доброе утро»?

– Знаю. Гутен морген. У меня мама – экскурсовод на немецком. А я учу английский, мама говорит, что английский сейчас более востребован. А листья ты для чего собираешь?

– Просто так. Маме. Она любит такие букеты. И бабушка тоже. А давай и твоей маме наберем!

– Давай, – согласилась Шурка. И они набрали огромный солнечно-желтый букетище!

– Гуляем, барышня? – услышала Шурка за спиной строгий голос. Доктор Золотов! Вот у кого точно глаза-бинокли! – Я же велел соблюдать постельный режим! Шурка забормотала что-то об анализах, которые ходила сдавать, но Виктор Иванович постучал ногтем по крупному циферблату своих наручных часов. И

верно, в поликлинике ее видели в девять, а сейчас стрелка пододвигалась к двум часам после полудня.

– Она не виновата, – шагнул к врачу мальчик Сентябрь. – Это из-за меня. Я с родителями уезжаю в Германию, мы прощались. Заговорились и не заметили, сколько времени. Так что если нужно кого-то ругать, то ругайте меня. Вот.

– Хитрый какой! – загудел-захохотал доктор Золотов. – Он уедет на родину Гёте, а барышня будет киснуть в стационаре с осложнением после ангины! Нет уж, молодой человек, если вы такой галантный кавалер, будьте добры, проводите даму до подъезда. А вы, Александра, – завтра же ко мне на прием. С двух до пяти. Анализы ваши я уже посмотрел, там все в порядке, так маме и передайте – вместе с большим приветом. Мальчик, послушавшись доктора, довел Шурку за руку до подъезда. Неловко затоптался у порога и пробормотал: – Ну, ты выздоравливай. Дома никого не было. Шурка сама разогрела в микроволновке миску куриного бульона. Проглотила две ложки – больше не хотелось. Почувствовала, что невыносимо устала. Прилегла на диван – и провалилась в сон. Проснулась она уже в сумерках. Кто-то громко кричал под окном: – А-лек-сан-дра! А-лек-сан-дра! Шурка выглянула в окно. Во дворе радостно подпрыгивал мальчик Сентябрь в своей куртке с капюшоном. Шурка обмотала шею и голову шарфом и сбежала вниз по лестнице.

– Держи, Александра! – мальчишка протянул ей клочок бумаги со строчкой нерусских букв-закорючек.

– Что это? – не поняла Шурка.

– Емэйл. Ну, адрес электронный.

– А-а-а… – протянула Шурка, так и не сообразив, зачем этот адрес.

– Интернет у тебя есть? В компьютере есть интернет? – допытывался мальчишка.

– У папы на работе есть, – сказала она.

– Ну, вот. Будем переписываться. Ты мне письмо напиши на этот вот ящик, а я тебе отвечу из Германии.

– Сына, скорей, такси сейчас уедет!

– закричала женщина у соседнего подъезда. Шурка вздрогнула. Присмотрелась. Там и в самом деле стояло такси – легковушка в шашечку. Двое мужчин – шофер и папа мальчика – укладывали в багажник объемистые сумки и чемоданы.

– Мне пора, – сказал мальчик Сентябрь.

– Не потеряй адрес! Машина умчалась, а Шурка все стояла у подъезда, вертела в пальцах бумажку, пытаясь прочесть непонятный адрес. Подбежала Яна. Покрутилась перед ней.

– Смотри, какие у меня джинсы! Новые купили. Из прошлогодних я уже выросла, как на дрожжах. Тебя выписали? Нет еще? А ты не заразная, к тебе можно зайти? Ой, а что это у тебя? Сестрица выхватила у Шурки из рук листок с адресом.

– Что это? Скажи! Скажи, а то не отдам!

– Секрет, – сказала Шурка.– Верни,

Анна ТОЛКАЧЕВА –

родилась в 1972 г. в Угличе. В 1999 г. окончила Литературный институт им. Горького. Ответственный секретарь «Угличской газеты». Постоянный автор детских журналов федерального уровня «Кукумбер» и «Чудеса и тайны планеты Земля». Публикуется в интернет-изданиях «Топос» и «Голос эпохи». Изучает русский фольклор. В 2008 году выпустила сборник стихов «Страна Славяния» и стала призером двух серьезных литературных конкурсов: российского – «Книги, зовущие в детство» (в рамках Национальной литературной премии «Заветная мечта») и фактически международного – «Золотое перо Руси». В последнем диплом 1-й степени был присужден за рассказ «Мальчик Сентябрь».

пожалуйста.

– Скажи, скажи! – верещала Янка. – Ах, не скажешь? Тогда я вот так… так и так! Янка порвала записку в клочья, дунула на ладонь – бумажный снег разлетелся по двору. Она захохотала и убежала. А Шурка расплакалась. Последняя ниточка, связывавшая ее с мальчиком, оборвалась. Что за вредина эта Янка! Все назло делает… Тут, у подъезда, зареванную, ее и застал папа. Он схватил дочь в охапку, притащил домой, вскипятил чайник и приказал: – Рассказывай! Шурка, глотая сладкий чай пополам с горькими слезами, поведала отцу всю сегодняшнюю историю – начиная с похода на анализы и знакомства с мальчиком и заканчивая вероломством Янки. Папа сначала крепко задумался, налил себе еще одну чашку чаю, отпил глоток – и вдруг оживился: – Так в какой, говоришь, квартире живет его бабушка? Пойдем-ка, навестим ее. О чем ее отец говорил со старушкой, Шурка не понимала. Слезы продолжали литься из глаз. Ее усадили за стол, где стояла ваза с кленовым букетом, снова стали поить чаем, которого ей совсем уже не хотелось, угощать земляничным вареньем… Бабушка мальчика в это время листала растрепанную и засаленную записную книжку. Папа вынул из кармана пиджака свой блокнот – тоже растрепанный, но не такой засаленный – и что-то переписал в него. Потом вбил какой-то номер в свой мобильный. Позвонил. Поговорил с кем-то. И передал Шурке трубку. А из трубки раздался знакомый мальчишечий голос: – Александра, привет!

– Привет! – сипло заорала Шурка. – Я тебе письмо напишу. Слышишь? Напишу письмо.

– Ага. Пиши. Слышу. Пиши!

Стихотворный рассказ об одной ярославской местности, что недалече от Углича, и ее истории

Речка Устья

Виктор Федорчук

44 КРУГ ЧТЕНИЯ.ПОЭЗИЯ

У РЕКИ

Осенью – лисий Цвет у волос.

Вот речка Устья1 – малая вода, Над ней стоит деревня Слобода2. А рядом, выше по теченью, – Сосновый лес и пойменный покос. Вниз по реке – поля, селенья, Там – Троицкое3: церковь и погост.

Древние краски, Смешанный стиль: Дерево – сказка, Ягода – быль.

Наш дом, как полдеревни, смотрит на закат. Построен он давно, но кажется – был вечно. Отсюда видно близкое заречье, Где дом помещичий стоял. Его фасад Глядел на нас и Барский омут. Теперь помещика никто не помнит, Да и купца, купившего тот дом… Однако мой рассказ о времени ином.

СЛУХ О ВШИВОЙ ГОРКЕ4

Из Слободы видна дорога на Москву, А также на недальний Углич. Но если ты не только город любишь, Побудь со мной: я здесь порой живу.

В ЛЕСУ Шум сосновый здесь тише Сонных устьиных вод. Только б это и слышать, Да душа не дает. Вечной хвойною нитью Здесь скреплялись века. Только лес и ценить бы, Да земля велика. Здешний лес – для молитвы, А не только для дров. Только Богом и жить бы, Да никто не готов.

РЯБИНА Сколько рябины в этом году! Это на радость или беду? Вкус этих ягод – Прошлого след: Терпкая мякоть, Сложный букет. Южные листья, Северный рост,

За Дубняками5 бывшими Среди лесов осиновых, По слухам, есть гора. Как говорят бродившие С огромными корзинами, Та горка, впрочем, малая И как бы захудалая, Вся ростом – в три ведра. Зато грибов – невиданно, И ягод – как раскидано, Орехов – как в саду. Размеры всех проверены: Грибные шляпы, веришь ли, – Что хлебы на поду. Не только днем, и ночью-то Там с веток льется сочиво На прошлогодний лист. А на земле, как мячики, Тетерева да рябчики, Но нет коварных лис. Вся жизнь на этой горке-то Не кислая, не горькая – Совсем наоборот: Кругом все чисто, ладно так, Безлюдье, пища сладкая Попасть мечтает в рот. Не пахано, не полото, Не сеяно, не молото, Все – даровой припас. Прийти лишь надо вовремя, Чтоб не было кем собрано Готовое для нас. Дают приметы верные Соседи деревенские, Как горку отыскать: «Идите на Держилово6,

КРУГ ЧТЕНИЯ. ПОЭЗИЯ 45

Потом у дуба хилого Придется влево взять. А дальше – на Монарево7 По краю сечи старенькой, Там будет восемь пней. Болотце рядом плевое И мишкина столовая, Где кости двух лосей. А там – березы малые И ямы длиннопалые, – Вот, значит, и пришли. Спасибо богу случая, Коль доведет, не мучая, До сказочной земли». И я ту горку Вшивую Пытался у Держилова Искать из года в год. Приметы знаю накрепко, Но выхожу все на реку, Туда, где Леший брод.

что власть кой-где поскидали. Решили завтра пораньше встать И пойти скидать советскую власть. Так и было. Утром собрались, И в Ильинское – с песнями, с матом густым, как творог. Я с собой не взял ничего, а иные взяли, Кто топор, кто семечки, кто что мог. Добежали, открыли контору, Дверь высадив (не помню, кажется, плечом). Никого не застали там. Тот, который Агитировал нас, убеждал горячо Ничего не трогать. Какое! Со столов мужики потащили скарб: Ну, ножницы там и всякое такое… И вдруг – выстрелы грянут как! Это из Углича – комитета дружина, Лошадь, телега и при ней пулемет. Мы – врассыпную. Вот и вся причина, Почему не удался этот поход.

Быть может, у Держилова, Быть может, у Монарева И правда есть гора. Но где счастливцы? Жили бы Они богато… Или же Все скрыли? Люди знали бы! Нет: сказочка стара!

Оказывается, ночевал в деревне нашей Солдат из Питера по фамилии Львов. О сходке прослышал он днем вчерашним, А ночью в Углич ушел. И вот – Подъехали в Ильинское угличане И быстро нас разогнали… Да. А Старухин спрятался, помнится – в бане. Его все-таки расстреляли тогда.

Мятежный поход

Старухин – не наш, но и Львов – уж не сельский. Что нам было тогда до этих двоих? Жить своим умом, видишь ли, не захотели, Решили поучиться у других. Кто из них был – как лист последний, А кто – как первый жестокий мороз? Так и не поняли ни я, ни соседи, Зачем к нам черт тех двоих принес?

(впечатление участника по нескольким пересказам) Старухин8 пришел из Нагорья9 И стал нас убеждать: «Мы, мужики, еще хлебнем горя, Если не сменим рабочую власть. Уже и хлеб, и скот отбирают, Потом насильно в коммуну возьмут. Там общим будет не только труд… А церкви, слышали, как разоряют?» Мужики сочувствовали, но молчали. Слушая дальше, поняли потом: Хоть и боязно идти на волисполком, Но говорит же человек,

Да, было в Ильинском той осенью жарко. Решил я больше не участвовать в мятежах: Вот, глядите, – без оглядки от выстрелов убежав, Потерял я по дороге шапку. …А что мы потом потеряли все вместе, Это знают и куры мои на насесте.

Разорение Храм Святой Троицы… Основан в 1492 году… В 1548 году воздвигнут храм-башня (ныне летняя церковь)… (Из надписи на памятной доске церкви в селе Троицком на реке Устье) Ответ горожан полякам, подступившим под Углич «Что вы грабите наши грады и веси? Почто домогаетесь наших жен? Зачем принуждаете к вашей вере, Чтобы мы чтили не свой закон? Или вера ваша не прочней паутины И не может без крови прожить? Или жены ваши не слаще рябины? Так их надобно научить! Или пашни ваши не богаче болота? Так в них надо навоз положить. Или пахари ваши не пашут до пота? Так их надобно проучить! Вы сидите в седле, небось, без подпруги? Вы шатаетесь по Руси, как дым. Мы вашему королю Жигимонту10 не слуги, И веры вашей панежской не хотим». По весеннему снегу – черный монах. Невозможно на это смотреть: То в обитель летят горе и страх, То движется черная весть. Сам игумен встречает монаха-гонца, А на том – нет лица, нет лица. «Отец мой, я послан тебя остеречь, Я из бедной Улеймы иду. Там кругом уже польская речь… Подожди: голова как в чаду. Дай попить, отдышаться… Сейчас, сейчас… Боюсь начинать рассказ. Разорили поляки многолюдный Углич, Куда ни посмотришь – огни и дымы, Не осталось в городе прежних улиц – От бежавших оттуда это узнали мы.

Фото Полины КАСЬЯНОВОЙ

46 КРУГ ЧТЕНИЯ. ПОЭЗИЯ

Виктор Федорчук

родился в 1936 г. в Ленинграде, в семье коренных петербуржцев. После окончания лесотехнической академии работал таксатором в лесоустроительных экспедициях, сейчас – ведущий научный сотрудник НИИ лесного хозяйства (С.-Петербург), кандидат биологических наук, заслуженный лесовод Российской Федерации. В летнее время Виктор Николаевич проживает на даче в деревне Слободе Ильинского сельского поселения Угличского района, давно пишет стихи – он автор четырех поэтических сборников: первый из них вышел в Санкт-Петербурге в 1997 г., последний – «После зимы» – в 2007 г. А в данном номере нашего журнала мы даем подборку стихов В. Федорчука из его книги «Речка Устья», увидевшей свет в 2003 году (Издательство С.-Петербургского политехнического университета).

Единодушно и храбро защищали жители город, Отбивали наскоки разбойных людей. Угличане две битвы сражались упорно, А в третьей – сребролюбцы были сильней. Оказалось, на смерть не каждый готов: Подкупили поляки наших стрельцов.

Нам теперь успеть бы проститься, Исповедоваться да причаститься, Да силы собрать в ожидании Жизни лучшей. А страда – ее оправдание. Ныне участь желанная, братья, пришла, Звоните скорее в колокола: Пусть миряне, кто хочет быть с нами, Собираются здесь, в этом храме.

И не грянул на башне сполошный набат, И Волга не прянула в страхе назад, И солнце не скрылось в холодном дыму, И ужас видений был лишь одному11, И звезды остались на прежних местах… Воистину: предательства – давно уж не чудеса.

А все деньги, что пахари дали на храм, Чтоб они не достались жадным врагам, Закопайте на месте условном. Тот, кто выживет чудом и деньги найдет, Пусть на холм их тому принесет, Кто захочет построить всё снова».

Да, мы каялись в храме Успения В крамоле своей, ослеплении, Великом своем душегубстве, Сердечном своем кривопутстве, В хотении блага тленного И спасения душ непременного, Но, видать, зла в себе не увидели Ни простой народ, ни правители.

(Лишь когда-то потом этот денежный след Будет мальчиком найден на вспаханном поле. Но пройдут сотни лет до того, Сотни лет… Где ж иные следы? В древнем камне и слове… Ну а мелкие деньги – жертвенный сбор – Все исчезнут в трущобах советских контор).

Вот не стало града, и люди исчезли с ним, А кто спасся, бредет по трущобам лесным. Из церквей теперь виден лишь небосвод. Кто в разрушенный храм молиться придет?.. Псы да хладные гады живут в алтарях, Иногда лишь заходят отряды бродяг, Чтобы в кости играть на досках икон, А хоругви срывать и срезать для попон, Пить мирское питье из потиров… Не настал ли уже конец мира?

А назавтра был солнечный день, и восток Осветился весенним приветом. Но от запада шел – будто новый потоп: Стая туч ползла против света. Это – толпы врагов, черней, чем грачи. Как зарницы, сверкали в ней латы, мечи, А над ними – хоругви убогие, На хоругвях – кресты тонконогие. И обрушилась стая на Троицкий холм, Прошла все затворы, все входы местные, Пролилась она не весенним дождем, А кровью, страдою крестною.

А вчера до Улеймы дошла злая рать. Приготовьтесь и вы, как и мы, умирать: Все они на конях, скачут быстро, И ведет их, должно быть, Антихрист». «Что ж, – игумен сказал, – надо с честью суметь Смертью страдной за веру свою умереть: Нет ни каменных стен здесь, ни доброго рва, И оружия нет, лишь мечи, но их два; А несломанный меч всего лишь один, Чтобы вербу срезать для плетенья корзин.

Стали рыскать латинцы и русские воры, Жаждя злата церковного да жемчугов. То, что мало всего, – это поняли скоро, И свирепство напало на чужаков. Разорили они кресты покоища Троицкого, Подожгли кельи иноков и самый храм; Всё, что многолетно и многотрудно строилось, Захотели обратить в пустоту и хлам. Добрались они и до Вассиановой12

КРУГ ЧТЕНИЯ. ПОЭЗИЯ

гробницы, Рассекли ее, ругаясь и смеясь, А потом – такое не могло и присниться – Мощи преподобного вывалили в грязь… И никто не препятствовал этому злодейству. Напал на окаянных лишь деревенский пес, Лишь он оказал им противодейство, Но смертельный укус ему меч нанес. И пес, заплакав, как чадо, как заяц, Пополз, часть себя на земле оставляя, И крик его жалкий туда полетел, Где не было крови и резаных тел… А люди, которых рубили мечами, На лютых врагов взирая, молчали, И те, которых живыми – в землю, Тоже были как будто немы, И тех, которых бросали в пламя, Вьющееся вокруг того, Что оставалось еще каменным храмом, Те тоже не крикнули ничего. И даже мальчишка какой-то упрямый, Которого проткнули длинным копьем, Не крикнул от боли хотя бы «Мама!», А молча упал со вспоротым животом. И деревья молчали, и даже Звениха13, Как будто от прочной запруды, затихла. И лишь через день лес соседний заплакал, А дым утончился и стал тонкостебельным злаком. Потом даль закрылась взъерошенной птицей небесной, И серые крылья нависли над этим холмом бессловесным. Вдруг шорох раздался, и снег повалил тяжело… И вместе со снегом всё бывшее в древнюю Устью ушло. Снег долго стекал, он пенился, словно мыло, И душу реки эта пена холма исказила. В речных омутах непрозрачною стала вода, А травы вдоль берега не колосились тогда.

О Угличская земля!14 Сколько бед ты претерпела, Сколько разорений ты перенесла, Сколько неповинной крови впитала, Скольких скитальцев породила! Где твои лучшие сыны? Где твои прекрасные дочери? Где твои святые церкви? Где красота земли и града Углича? Всё единым часом в пустыню обратилось. Сколько лет прошло – и нет тебе воскрешения. Но и блаженна Угличская земля, Ибо обагрилась кровью жителей своих. Но и блаженны твои граждане, Ибо за веру и землю свою погибли. Дай, Боже, погибшим вечный покой, А живущим – мирное житье и благоденствие, Но также светлое покаяние и утешение сердечное. На выбитом поле – зверобой да бастыльник15. По русскому полю бродят стада. Как стало здесь бедно, сухо и пыльно. Седые кобылки шуршат иногда. От засухи листья травы побелели: Дожди уже месяц не шли. Как мало осталось людей поземельных! Одни лишь беспашенные бобыли16. Стада из поляков, бездомников русских, Воров, казаков – не во сне, наяву! – Кочуют по полю, ржут и блеют стоустно И выедают траву. На выбитом поле – тусклые лица. Песок завивается между стеблей. Дайте дождя равнине великой, И что-то свершится в ней! … Те беды из Руси пошли назад, когда Вдруг встала над Москвой хвостатая звезда17.

47

ПРИМЕЧАНИЯ 1) Устья – река в Ярославской области, так ее называют в обиходе; настоящее название – Устье (в старину означало «рыбное угодье»).

2) Слобода (в прошлом – Плохова Слобода) – деревня, 3) Троицкое – село; расположены на реке Устье в 30 км к югу от Углича (Ильинская волость).

4) Вшивая горка – слухи о ней связаны с грибными местами в окрестностях д. Слободы.

5) Дубняки – покинутая деревня.

6) Держилово, 7) Монарево – деревни к югу от Слободы.

8) Старухин, Львов – участники реальных событий (так называемых «кулацких мятежей» 1918-1919 гг.), о которых в пересказах стариков многие помнят до сих пор.

9) Нагорье – крупное село по дороге из Углича и села Ильинского в Сергиев Посад и ПереславльЗалесский.

10) Жигимонт – польский король Сигизмунд.

11) «Ужас видений был лишь одному» – видение о судьбе Углича было ниспослано, согласно летописи, иноку Никольского монастыря.

12) Вассиан (1439-1509) – основатель Рябовской пустыни, которая, как показал В.А. Буряков, находилась на месте нынешнего села Троицкого. Учителем Вассиана был Паисий – основатель и игумен Покровского монастыря на Волге под Угличем.

13) Звениха – речка, приток реки Устье, впадает в нее в Троицком.

14) «О Угличская земля!..» – использованы фрагменты Угличской летописи.

15) Бастыльник – растение, вид василька с розовыми цветками; почти не поедается скотом.

16) Бобыли – бедные крестьяне, не владеющие землей.

17) Хвостатая звезда – комета, появившаяся в 1619 г. (упоминается, например, в «Летописи о многих мятежах…», 1771).

48 человек-легенда

Н

Ольга ГОРОДЕЦКАЯ

Юность, зачарованная революцией

Окончание. Начало в № 7

По угличским страницам Ольги Берггольц

а монастырском дворе Богоявленского происходили также события исторического значения, и Ольга Берггольц – наверное, единственный писатель, кто рассказал о бунте, связанном с изъятием церковных ценностей в Угличе. В газете «Угличская правда» с 1918 по 1921 годы нет никакой информации об этом или чем-то подобном. Там публикуются ежедневные сводки с фронтов, призывы вступать в Красную Армию, сообщения о дезертирах, сведения о заболеваниях в городе тифом, дифтерией, оспой, сапом, скарлатиной, сообщения о предстоящих субботниках (в 1920 году субботник был объявлен даже 1 мая с отменой всех демонстраций и праздничных митингов). В газетах постоянно клеймят саботажников, священнослужителей как врагов советской власти, даже стихи есть на эти темы. В повести О. Берггольц «Углич» вся эта обстановка отражена. Положение с эпидемиями описано так: «Три болезни – сыпняк, скарлатина и сап, больше всего царь болезней – голодный тиф – ходили по городу. Около деревянной трибуны городской здравотдел выставил колоссальный голубой плакат. Толстая зеленая и серая вошь сидела на плакате… Вошь сидела в центре города, посреди румяных крестьянок, торгующих молоком. Мужики сумрачно глядели на плакат и говорили непонятные нам слова круглым ярославским говорком». Много раз упоминается в произведении непосредственно о гражданской войне: «…красные воевали с белыми, в лесах вокруг Углича ходили зеленые. Красные гнали белых где-то за Волгой». В школе большевик-учитель Виктор Тверитинов просвещает детей о положении в стране, о том, как Красная Армия успешно одолевает врагов революции. Дети разных сословий спорят в классе, какая власть справедливее, при ком жить лучше, одни ругают большевиков, другие хотят стать комсомольцами и большевиками. Эти сцены – то смешные, то кончаются ссорами, враждой. Взрослые – соседи Оли Берггольц – ведут свои разговоры.

«– Даст бог, Колчаку удастся справиться с ними (большевиками – О.Г.), и тогда вы возвратите себе все, что у вас отобрали… Тетя Шура заявила: – Мне кажется, что, когда Колчак будет вступать в наш Углич, я буду петь: «Вот идет

герой-победитель». Группа девочек во главе с бывшими гимназистками по-своему решает этот вопрос. «На другой день девочки собрались рано. Мы принесли в класс маленький образок. Сначала все приложились к нему, затем устроили его незаметно под самым потолком бывшей кельи.

– От большевиков, – набожно сказала Маня». Дети были в постоянном смятении. Можно представить, что творилось в голове у маленькой Лёли. В повести отмечается, что большевиков было тогда в городе немного. Но город часто объявлялся на осадном положении, так как те, кого называли «зелеными», были на самом деле отрядами крестьянских повстанцев, прятавшимися в лесах, боровшимися с большевиками за свое имущество, землю. В городе им сочувствовали и помогали. «Вообще горожане жили слухами. Все, кроме большевиков. Город Углич был окружен богатыми ярославскими селами, существовал торгом, богомольем, огородами…» По-видимому, Богоявленский монастырь являлся самым центром противостояния большевикам. Он был и в центре города, и самый населенный, и все еще богатый и авторитетный среди поголовно верующего коренного населения Углича. «…слухи и шепоты исходили отсюда, из монастыря. Монашки стегали угличанам одеяла, вязали особые толстые чулки и носки. Связь их с населением, помимо религиозной, была крепкая – хозяйственная.

– Отбирают ценности! Надругательствуют над святыми мощами!

– Хотят запретить святой благовест! – вот что шипели они. А в клубе вскрывали мощи и вместо чуда видели там то куклу, набитую ватой, то какие-то тряпки, то остатки дерева. Церковь, как корабль в бурю, трещала и кренилась, и каждый монастырь казался особым враждебным государством. А Углич был табором церквей». На сторону большевиков переходили пока вынужденно, скорее по разным жизненным обстоятельствам, чем по убеждению. Очень интересно описывает О. Берггольц дни перед Пасхой: говение в Алексеевском монастыре, тревога в городе как перед светопреставлением, хождение со свечками в страстной четверг, во время которого Лёля спорит с подругами, обзывает их буржуй-

ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА 49 ками и решает в очередной раз стать большевичкой. Из этой повести видно, как меняются взгляды на мир девочки, которая хочет все изменить к лучшему, ищет себе героический идеал, откуда появляются ее убеждения.

И

вот наша героиня становится не только свидетельницей, но и случайной участницей маленькой революции, которая произошла в монастыре накануне первомайского праздника «Необычайное волнение царило во дворе. Монашки высыпали на двор, расторопно и бестолково шмыгая. Живописная группа ярославцев – дальних богомольцев, обнажив головы, стояла у дверей архимандритских покоев. Их пристроили здесь на святую неделю монашки». «Девочка услышала слова: «Изымать едут… Вишь, большевики изымать сейчас приедут… Огромные древние двери храма холодно стукнули. Настоятельница сходила со ступеней…

– Осеним себя крестом, – сказала она, – враг идет. Монахини накладывали древние запоры на ворота и калитку монастыря. Я влетела в учительскую. Я крикнула, ничего не ждя: – Катушка! Виктор! Они запираются!

– Кто?

– Монашки! Большевики едут изымать ценности…» Дальше начинаются события, которые становятся кульминацией повести. «К воротам монастыря подъехал грузовик с вооруженными людьми». Описывается, как монашенки запели молитвы, а «…калитка монастыря глухо бухала под ударами с той стороны.

– Откройте! – кричали там. Монастырский двор не отвечал. Зато со звонницы, тяжело кувыркаясь вниз, как обвал, грянул набат». И сейчас из окон школьного класса, которые смотрят на двор перед Богоявленским собором, слева видны паперть и крыльцо собора, где стояла настоятельница в те далекие времена. Видно тот проход во двор, где были ворота в стене. Справа виден настоятельский корпус, где стояла толпа прихожан, защитников монастыря с монашками. Видна, еще правее, Федоровская церковь, у которой была высокая колокольня, одна на все церкви монастыря. (Ее разрушили в 1930-е годы – годы Волгостроя). Можно представить себе все, что могли видеть девочка Лёля и ее одноклассники.

Видели они из окон, как сбегались на набат угличане, вооружась кто как мог, как один яростный мужик с криком «Разверстку брать, церкви грабить!» залез на ворота и выпустил весь заряд нагана в автомобиль. Большевику, и девочкам вместе с ним, на улицу было опасно выходить. Высокое крыльцо школы видно и сейчас со всей этой территории. Дальше рассказывается, что угличане окружили грузовик, и с него тоже раздались выстрелы. Одним из выстрелов по колокольне была убита монахиня, звонившая в колокол. Звон прекратился. Те трое, кто был в школе, не знали, как выйти осторожно и незаметно. «…И вдруг в этот хаос вошла мысль спокойная и белая, как стена. Стена! – закричала я. – Мы можем пройти через стену… на тот двор…» Они выходили поодиночке, перебегая между деревьями, вошли в калитку стены, затем прошли по галерее стены и вышли во двор к кельям, где жила семья Берггольц. Большевик пошел в город за подкреплением, а девочки остались.

«– Молодец, догадалась, – удивилась Катушка… Я пожала плечами, как большая… Я знала теперь, что мне надо делать… я буду комсомолкой». «Скоро раздался стук в калитку, и Виктор (учитель Тверинов. – О.Г.), уже вооруженный винтовкой, с отрядом большевиков вошел во двор… Отряд вошел в стену». Бунт был подавлен. На третий день хоронили в городе одновременно убитого большевика и монахиню. Дети в классе разделились на два лагеря, большинство собиралось провожать матушку, а Катя (Катушка), которая дружила с большевиком-учителем, считалась комсомолкой и была образцом для Лёли, агитировала провожать в последний путь большевика Раскина. Мы с вами тоже можем отправиться проследить путь двух похоронных процессий вслед за автором повести. «От купеческого дома с медальонами (в наше время – Дом детского творчества – О.Г.), где бытовал сейчас (в 1920 г. – О.Г.) исполком, оркестр и процессия пошли к кладбищу Алексеевского монастыря. Я, Манька Морозова и много мальчишек бежали у самого оркестра… Мы первый раз хоронили большевика… Небольшая горстка людей в латаной одежде – людей, которые держали в страхе и ненависти кулаков уезда, людей, из которых многие уходили в ряды красноармей-

цев, – строго шагала за гробом товарища. Обыватели… безразличным шипением провожали шествие». «Когда процессия подходила к Алексеевскому монастырю,.. навстречу из Косой улицы показалась погребальная процессия девичьего монастыря. Протяжные голоса монашек вступили в борьбу с голосом оркестра. Огромный крестный ход шел за гробом «убиенной Агриппины». Старухи Углича причитали в голос. В первых рядах шествия шел цвет угличской интеллигенции. Там были все мои родные и знакомые». Дальше повествуется о том, как возмущались мать и соседи Лёли тем, что она шла за большевиками, о речи на могиле большевика, где обличали всех, кто хоронил монашку, как врагов революции, которых надо победить, и о мучительных мыслях девочки Лёли. «Неужели я за большевиков в самом деле? А мама? А бог? А бабушка и дедушка в Петрограде? Ведь от всего этого придется отказаться, если только я за большевиков. Я сама еще не понимала, зачем отказаться, но знала, что это так». Здесь почти и заканчивается повесть «Углич». Подруга, комсомолка Катушка, уходит из школы, чтобы убежать к красноармейцам на фронт, детские игры уже не идут на ум. «Мы сидели в центре событий на краю детства, страшно и радостно взрослея. На полой Волге играли пароходные гудки. Пароход, глядя тусклыми иллюминаторами, блистая проходил мимо города, он ре- Ольга ГОРОДЕЦКАЯ – родилась в 1947 году. Окончила вел голосами красн о а р м е й ц е в . Э т о 1-й Московский медицинский институт была весть о победе (фармацевтический факультет). ОкоКрасной Армии, и ло 35 лет отработала фармацевтом, сурово откликались совмещая работу по специальности с ей все три полка леса деятельностью в сфере культуры. Более 20 лет занимается краеведением. Оргас того берега». низовала музей-клуб «Россия-Волга». сравнении с по- До недавнего времени возглавляла секвестью «Углич» в тор краеведения ОМЦ Дворца культуры «Дневных звездах» Оль- г. Углича. Участница многих краеведчесга Берггольц уже по- ких межрегиональных конференций и другому передает свое чтений. Работы по краеведению, эколоотношение к Угличу. гии, стихи опубликованы в сборниках, выЭто видение человека ходивших в Угличе, Мышкине, Калязине, зрелого, много пере- в периодических изданиях, в т.ч. в газете жившего и переоце- г. Идштайна (Германия). В течение 8 лет нившего. Названная вела работу со школьниками – участнижителями блокадного ками конкурсов «Отечество» и «Мемогорода «Ленинградс- риал», не порывает связи с учащимися кой мадонной», она по и сейчас. праву называет себя «колоколом-поэтом» и поэтизирует исторический город своего детства, вводя в повествование образы убиенного царевича Димитрия и ссыльного колокола. В «Дневных звездах» нет

В

50 ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА

Актриса Алла Демидова в роли Ольги Берггольц в художественном фильме И. Таланкина «Дневные звезды» (1968 г.).

Угличане в качестве зрителей на съемках фильма «Дневные звезды», 1966 г.

Двое знаменитых ленинградцев – Ольга Берггольц и композитор Дмитрий Шостакович, автор 7-ой симфонии, посвященной героическому городу.

ничего об учителе-большевике, так же как нет ничего в повести «Углич» об учителе рисования И.Н. Потехине – угличском художнике, краеведе, запечатлевшем в своих рисунках в то время уходящий на глазах Углич. Этому учителю О. Берггольц посвятила в «Дневных звездах» целую главу. С годами у автора повестей изменились приоритеты привлекательных образов из угличского детства. Татьяна Ивановна Потехина, дочь художника, рассказала нам о встрече ее отца с О. Берггольц в 1953 году. Она видела Ольгу Федоровну и то, как отец ей показывал рисунки, картины. Но при разговоре не присутствовала, так как в то время шестнадцатилетней девушке не полагалось слушать разговор старших. Позже, после прочтения книги «Дневные звезды», она поняла, что разговор с отцом у Ольги Берггольц был серьезным и откровенным. Это были не только воспоминания, но и обсуждение многих жизненных тем, о которых в то время можно было говорить только с людьми, которым доверяют. Иван Николаевич подарил Ольге Берггольц все рисунки, которые ей понравились. Долго беседовал с ней, ходил по городу. Татьяна Ивановна Потехина хранит автограф О. Берггольц на книге «Первороссийск», подаренной отцу. Такую же книгу с автографом мы обнаружили в библиотеке им. И.З. Сурикова, которую поэтесса посетила в 1953 году. Фильм «Дневные звезды» снимался в Угличе в 1966 году и очень редко демонстрировался. Нам не удалось пока найти кого-либо, кто видел съемки этого фильма, хотя многие слышали и знают об этом.

И

зучая творчество и судьбу Ольги Берггольц, интересно раскрыть, как обрела она революционные идеалы, как реализовывала их и почему это обернулось драматическими разочарованиями в конце жизни искренней, талантливой женщины, известной на всю страну. Приход в большевистскую революцию молодых творческих людей в 1920-е годы обеспечил будущие победы ее идеологии, которая направляла весь дальнейший ход истории России до конца ХХ века. Как привлекалась, втягивалась, зачаровывалась революционными идеями молодежь? Это актуально изучать и сейчас. Бесспорно, на идеологический выбор Ольги Берггольц и ее сверстников повлияли многие факторы юношеского

сознания. Мы узнаем о них из повести «Углич». Автор ее подмечает самые главные события, которые разворачивались в эти годы не только в Угличе, но и по всей России. Многие молодые люди мечтают о новой светлой, свободной жизни. Привлекательность коллективного труда и общественной деятельности для молодежи (походы на сбор шишек и трав вместе с детдомовцами, уже приобщенными к новой коммунальной жизни), пение революционных песен – «Мы наш, мы новый мир построим!», жаркие диспуты на политические темы, стремление вырваться из обыденности голодного, холодного, неуютного быта и любопытство, фантазийность героини – все это узнаваемо и понятно. Но вряд ли тут можно говорить о сознательной убежденности, идейности, построенной на глубоких знаниях и практике. Не было еще практики строительства социализма даже у взрослых, да и знаний не было. У детей был только свой небольшой опыт отличать хорошую жизнь от плохой, но «хорошее» было разное у всех в зависимости от сословной принадлежности. И еще мы знаем, что на эмоциональном уровне в юном возрасте решающим фактором в выборе идеала может стать любовь – сильное, раннее детское чувство. Если в 1930-е годы двадцатилетняя, уже сделавшая свой жизненный выбор писательница решилась так откровенно поделиться своими воспоминаниями о детской любви, значит, тогда это имело для нее значение. Десятилетняя будущая поэтесса влюбилась именно в большевика, и, став через 10 лет молодой писательницей, она оставит нам свои откровения в повести «Углич». В повести, написанной девушкой, искренне верящей, что выбрала правильный жизненный путь, еще не знающей какие испытания ждут ее впереди. Для изучения угличской истории и истории всего Поволжья ее свидетельства о первых годах после революции бесценны, ведь так мало осталось документов о той поре и почти не осталось тех, кто помнит то время. Обратимся снова к страницам «Углича».

П

о сюжету повести с учителем Тверитиновым подружилась старшая подруга Лёли – Катя по прозвищу Катушка, которую считали комсомолкой. Серьезные отношения подруги с учителем вызывают у девочки первые чувства рев-

ности. И с этого момента все повествование сосредоточено на самоанализе чувств автора к большевикам уже не как к неизведанной силе, а как к своему идеалу.

«– Большевик пришел к нам в класс запросто. Ему было двадцать три или двадцать четыре года... Шевелящиеся глаза тридцати детей от десяти до четырнадцати лет смотрели на него боязливо...

– Меня зовут Виктор Николаевич, или товарищ Тверитинов, как нравится. Класс молчал». Образ большевика Виктора присутствует во всех кульминационных сценах повести. В сцене спора учеников в классе, детей разных угличских сословий, о советской власти и большевиках, дошедшего до драки, Виктор сумел овладеть ситуацией и отвлечь внимание детей к карте и к эффектному рассказу о политическом положении, о борьбе с врагами, которые вокруг, «…которые хотят нас задушить, которые отрезали хлеб, топливо…». «Большевик куском мела очертил неправильный многоугольник центра России.

– Вот это враги, враги, – он заштриховал империю толстыми меловыми полосами…» «Едва успевая воспринять, не усваивая целиком, мы слушали большевика, чувствуя, что чтото происходит. Мне вдруг прибавилось лет. Тяжесть свалилась на плечи…

– Ну… что же теперь делать? – вырвалось у меня.

– Ведь нас победит Колчак!

– На фронтах Красная Армия успешно одолевает врагов революции – вот тут, вот тут уже снова советская власть, а мы… мы завтра пойдем с вами грузить картошку!.. Он бросил чуб назад и, забирая журнал, улыбался устало и дружелюбно… Класс устало расходился, выросший и озадаченный.

– Какой… какой Виктор молодец! – сказала я потрясенно… – А мы-то ничего этого не знаем. Правду он говорит, что нас учить некому…» Бывшая гимназистка Маня охлаждает пыл восторженной девочки.

«– А ты, дура, и веришь! Они власть забрали, так и говорят, что хотят! А вот спроси-ка у больших, что они говорят, так узнаешь…

– Маня презрительно покачала головой». Внутренняя борьба девоч-

ЧЕЛОВЕК-ЛЕГЕНДА 51 ки за удержание идеала – это начало зачарованности. Мечется ее душа между Богом, родителями, интеллигентными соседями, «хорошими девочками» – бывшими гимназистками, смелой до грубости комсомолкой Катей, подругой обожаемого Виктора. «…Все они что-то знали, «имели убеждения», а я металась между ними, ничего не понимая. И спокойная жизнь моего детства колебалась». В каждом значительном эпизоде повести звучит душевная раздвоенность героини. Она ищет подтверждения и оправдания своим сомнениям в праведности верующих, монахинь, в правоте своих родных, она кощунствует над иконкой, чтобы испытать, будет ли Божья кара за это, неподобающе ведет себя на кладбище, несерьезно на исповеди, ссорится с бывшими гимназистками, не одобрившими ее большевистские симпатии. И, наконец, признается своей однокласснице: «– Маня, я люблю Виктора Николаевича…

– Ты?! – ужас и любопытство округлили глаза Мани. – Как большая? По-настоящему?

– Да…

– Но… ведь Виктор большевик…

– Я тоже буду большевичкой…

– А твоя мама выгонит тебя из дому. Я заплакала.

– Ну что же я поделаю?.. Я уйду к большевикам… Я очень люблю Виктора… Он все верно говорит». Стремление быть там, где Виктор, толкает нашу героиню на выслеживание и подслушивание его разговора с Катушкой в пустой школе. Тут и случается первая душевная драма детской ревности, с рыданиями и горестными выводами. «Виктор не любит меня!.. Виктор, смелый, красивый Виктор, дружит с Катушкой… Господи! Я никому не нужна…» Эта личная драма девочки Лёли стала началом большого события того же дня, которое, как мы узнаем из повести «Углич», окончательно определит выбор будущей писательницы.

Ф

инальная сцена описанного Ольгой Берггольц «бабьего бунта» в Богоявленском монастыре – это, по сути, рассказ о предательстве девочки по отношению к своей семье, к вере, о безнравственном поступке, которым она еще и гордится как обретением права заявить о желании стать большевичкой и даже подняться выше своих чувств к Катушке и Виктору. В то время как ее семья и соседи прятались от обстрела монастыря большевиками, приехавшими изымать монастырские ценности, она, девочка Лёля, показала путь через стену внутрь монастыря отряду, который привел тайком Виктор на подавление бунта православных защит-

ников монастыря. После похвалы в свой адрес девочка вообразила себя взрослой, имеющей полное право любить или не любить. «Я знала теперь, что мне надо делать». В день похорон монахини и большевика, убитых во время бунта, девочка Лёля оказалась в процессии, хоронившей большевика, отдельно от своих родных и знакомых, шедших за гробом убиенной монахини Агриппины. В финале повести подруга Катушка собирается уехать на станцию Волга, чтобы примкнуть к какому-нибудь эшелону, идущему на фронт, и передает Лёле письмо для Виктора, где пишет о своем желании быть «в первых рядах». Здесь уже четко прописывается жизненная установка автора повести. Отныне она будет вместе с другими молодыми, зачарованными революцией. Вот так, восхитившись однажды, молодая душа уже не захочет другого состояния. Ни испытания, ни чьи-то переубеждения ее не разуверят. Только собственные сомнения, разочарования, осознание многих заблуждений приведут к прозрению и отрешенному одиночеству в конце жизни. Любовь, главная движущая сила ее жизни и творчества, будет переноситься на другие объекты. И все у талантливой натуры будет во имя этого чувства, для него, из-за него. Оно сделает личность несгибаемой в самых ужасных обстоятельствах, найдет ей средства доказывать свою правоту, увлекать за собой других, поддерживать патриотический дух целого города в блокадные дни войны. Тут можно приводить цитаты из произведений Ольги Берггольц, ее стихи. Но предоставим вам, читатели, обратиться самим к этой литературе, забытой на полках библиотек. Ведь начало XX века – смутное время, революционные перемены, неприкаянность масс людей расколовшегося, но еще не полностью разделившегося общества, как это узнаваемо сейчас! Тут есть о чем поразмыслить, поспорить. Повесть «Углич» не только для нашего города и Ярославского края, а и для всего Поволжья – ценный и художественный, и документальный литературный материал. Жаль, что он пока еще не стал хрестоматийным для наших школьных программ. А ведь эту повесть, разбирая по строчкам, по цитатам, соотнося содержание с документами, с рассказами жителей, можно изучать бесконечно, как и блокадный цикл Ольги Берггольц, и все ее творчество, отразившее мировоззрение творца, служившего эпохе, которая уложилась в период меньший века и никогда уже не повторится. Думается, что Углич в жизни Ольги Берггольц благодаря малоизвестной повести обозначился еще и как город ее первой детской судьбоносной любви, зачаровавшей идеями революции будущего «поэта-колокола».

Литература 1. О.Ф. Берггольц. Собрание сочинений в трех томах. Л., изд-во «Художественная литература», 1988. (В 1-ом томе – повесть «Углич»).

2. О.Ф. Берггольц. Дневные звезды. М., изд-во «Современник», 1974.

Автор благодарит за предоставленные консультации, материалы и копии документов, за участие в собеседованиях бывшего директора библиотеки им. И.З. Сурикова В.Ф. Белоусову, сотрудников Угличского историко-архитектурного и художественного музея В.И. Ерохина и Т.В. Ерохину, директора Угличского филиала госархива Т.А. Третьякову.

*** Знаю, что никто не защитит Ни от управхоза, ни от рока. Я сама себе и меч, и щит, Страж себе без смены и без срока.

Бойцам ленинградского фронта Я с вами хочу по душам говорить, Товарищи-красноармейцы, Чтоб грохот орудий на миг перебить, Чтоб слышало каждое сердце. От имени жен, матерей и подруг, От имени вдов Ленинграда Прими благодарность, защитник и друг, Пробивший застенок блокады. Товарищ, мы знаем: оплачен прорыв Твоей благородною кровью. Товарищ, тебя мы благодарим Всей женской любовью, Всем нашим неженским, военным трудом… Любая твердит: «Не устану! О, если б горели на теле моем Твои почерневшие раны!» *** Товарищ испытанный, верный, родной, Опора, надежда и радость, Мы знаем: ты вновь устремляешься в бой За счастье и жизнь Ленинграда. Палач ненавистный еще не добит, Он близко – на улице Стачек; Еще по ночам налетает, бомбит, И дети боятся и плачут. Но чует расправу убийца и вор, И знает: не будет прощенья. Товарищ, незыблемый приговор Скорей приведи в исполненье: В железную землю железом вгони Презренные вражьи остатки, И знай: озаряет тебя и хранит, И славит любовь ленинградки.

1943 г., январь (Эти два стихотворения были напечатаны во фронтовой газете «На страже Родины») *** На собранье целый день сидела – то голосовала, то лгала… Как я от тоски не поседела? Как я от стыда не померла?.. Долго с улицы не уходила – только там сама с собой была. В подворотне – с дворником курила, водку в забегаловке пила… В той шарашке двое инвалидов (в сорок третьем брали Красный Бор) рассказали о своих обидах, – вот был интересный разговор! Мы припомнили между собою, старый пепел в сердце шевеля: штрафники идут в разведку боем – прямо через минные поля!.. Кто-нибудь вернется награжденный, остальные лягут здесь тихи, искупая кровью забубенной все свои небывшие грехи! И соображая еле-еле, я сказала в гневе, во хмелю: – Как мне наши праведники надоели, как я наших грешников люблю!

1948-1949 гг.

Данные стихи Ольги Берггольц взяты из журнала «Знамя» (1987 г., № 3), публикацию их подготовила сестра поэтессы М.Ф. Берггольц.

«А там, где в Силе впал Каньян, есть кто-то, Владычащий с подъятой головой, Кому уже готовятся тенета…»

Так Данте отметил в своей «Божественной комедии» (Рай. Песнь IX) город Тревизо, в котором он после изгнания из Флоренции и скитаний по Италии нашел приют при дворе генерального капитана Герардо да Камино. Стела с орлиным профилем великого флорентийца украшает один из живописнейших уголков города. Здесь же, в церкви СанФранческо, построенной в 1200 году, покоится прах его сына Пьетро… Летом 2008 года в Тревизо, в городе, расположенном в Северной Италии на реке Силе, в 30 км от Венеции и являющемся центром одноименной провинции, состоялась выставка икон XV-XVII веков из собрания Угличского музея. Это была первая демонстрация средневековой темперной живописи из фондов российского провинциального музея на венецианской земле, богатой, как известно, художественными традициями. Достаточно назвать имена таких блестящих мастеров Возрождения как Джованни Беллини, Джорджоне, Тициан, Тинторетто, Паоло Веронезе, чтобы понять всю ответственность, возлагавшуюся на нас, устроителей выставки.

П

рошла выставка с большим успехом, даже несколько неожиданным для нас. Казалось, иначе и не могло быть, ведь на выставке были представлены едва ли не лучшие иконы из музея, и в первую очередь – работы царских и патриарших изографов XVII века, которые оказали бы честь экспозиционным присутствием любому областному и даже столичному музею нашей страны. Но одно дело здесь, другое – там. Нельзя забывать, что художественные вкусы жителей Тревизо, равно как и всей области Венеции, формировались под влиянием произведений художников Ренессанса, прославившихся своим гуманистическим

Вид Тревизо.

Герб города Тревизо.

на земле Венеции

Анатолий ГОРСТКА

Иконы из Углича

52 УГЛИЧ – ЕВРОПА

подходом к жизни и реалистическим отображением ее в искусстве. И потому казалось, что в данном случае интерес итальянцев к угличским иконам продиктован одним лишь любопытством, проявленным к такому редкому культурному событию на их земле. К тому же – неизвестные персонажи (Св. князь Роман Угличский), непонятные сюжеты («Троица Новозаветная»). Однако, судя по посещаемости (только за первые три дня работы на выставке побывало около 4000 человек, причем это были не только жители городов области Венето – Венеции, Падуи, Виченцы, Беллуно, расположенного в 82 км от Тревизо, – но и жители соседних областей Италии – Ломбардии, Эмилии-Романьи и даже Умбрии) и по записям в книге отзывов (приведу лишь одну из них на русском языке: «Спасибо за замечательную выставку, которую мы здесь не ожидали»), это было не праздное любопытство. Здесь было нечто большее, по всей видимости – желание людей познакомиться с искусством, выросшим из того же «христианского корня», что и их итальянское искусство. Было здесь стремление вникнуть в искусство, пусть еще не во всем понятное и приемлемое, но все же во многом духовно близкое. Вот это «чувство родства» двух христианских культур, как мне кажется, и определило интерес итальянцев к угличским иконам. Лаконично и выразительно сказал об этом выступавший на конференции руководитель Центра культуры и изобразительного искусства «Ле Венецие» Арнальдо Компиано: «Я чрезвычайно взволнован оттого, что нахожусь среди этих изумительных произведений искусства, истоки которых идут от далекой во времени и расстоянии культуры. Культуры, которая родилась и

УГЛИЧ – ЕВРОПА 53

Письмо генерального консула Российской Федерации в Милане, адресованное организаторам и участникам выставки «Иконы Углича» в городе Тревизо.

Конференция в Тревизо. Выступает венецианский искусствовед Луиджина Бартолатто.

существует благодаря общей вере». Кстати, значительную роль в усилении этого интереса сыграла рекламная кампания, широко развернутая издательским домом «Еврохром-4» во главе с Джованни Занотто, продукция которого известна угличанам по альбому «Иконы Углича». Д. Занотто стал не только одним из инициаторов выставки, наряду с руководителем Российского издательского центра компании «Грандхолдинг» (г. Москва) С.И. Верховым, но и ее талантливым организатором. Для устройства выставки он привлек к работе проектировщика Алессандру Женовези, архитектора Джанни Плаццония и ведущего искусствоведа центра «Ле Венецие» Луиджину Бартолатто (кстати, это она, выступая на конференции, назвала иконы «шедеврами пронзительной поэтической силы»). Активную помощь в организации выставки оказала искусствовед и реставратор Русского музея Дарья Мальцева, ныне живущая в Пизе. Кроме того,

Джованни Занотто сумел подключить к работе над выставкой всю свою семью – жену Миреллу, дочь Беатриче и сына Энрико. Все это способствовало строительству прекрасной экспозиции, отвечающей современным музейным требованиям. Иконы размещались на деревянных модулях черного цвета, как бы оттеняющих и выявляющих все красочное богатство выставляемых шедевров. На каждую из икон направлялся свет из закрепленного под потолком «колпачкового» светильника. Аннотации были помещены на гранях выступающих ребер, разделяющих модули, и таким образом не мешали восприятию рассматриваемой иконы. Посетитель входил в экспозицию, погруженную в полумрак, затем попадал в полосу света, бросаемого сверху на отдельную икону, и как бы оставался наедине с ней. Конечно, читатель может возразить, что такой подход к экспонированию материала не нов и более «приличествует» светской живописи, что икона не картина, т.е. она не «окно в мир», а «сам мир». Все это так. Но поскольку иконы уже выведены из церковных иконостасов, то их и надо, очевидно, представлять как произведения искусства, хотя и выполнявшиеся на религиозные темы. И экспонировать их нужно так, чтобы выявить их истинную красоту, явленную всем без исключения, независимо от религиозных убеждений и эстетических пристрастий. В этом, как мне кажется, и состояла основная задача создателей этой экспозиции, и они с ней блестяще справились. Такая культура подачи материала весьма поучительна, может быть, и в нашем музее когда-нибудь экспозиция древнерусской темперной живописи будет построена подобным образом. ревизо, по итальянским масштабам, город крупный – в нем проживают более 100 тысяч жителей. Основан он был еще в IV веке до н.э., возможно кельтами. Позднее, находясь в составе Римской империи, город пережил нашествие варваров – вестготов, гуннов, остготов. Некоторое время – с 553 по 568 год – Тревизо находился под властью Византии, затем оказался во владениях короля Карла Великого, по смерти которого в 814 году и с распадом Священной Римской империи вошел в состав маркизата Фриули. Лишь к концу X века город обрел некоторую самостоятельность, став центром тревизанской марки1),

Т

54 УГЛИЧ – ЕВРОПА а в 1263 году здесь был основан университет. Расцвет культурной жизни Тревизо падает на конец XIII – начало XIV века, когда городом, как уже отмечалось, правил генеральный капитан Герардо да Камино, которого Данте в «Божественной комедии» назвал добрым. Это был один из просвещеннейших правителей той поры. Его двор наполняли литераторы, художники, музыканты, изобретатели, здесь велись философские диспуты. В этой духовной атмосфере и провел некоторое время поэт, испытавший всю горечь многолетних скитаний по стране. С 1388 года, после десятилетнего пребывания Тревизо под властью феррарских2) Скалигеров3), город становится яблоком раздора между миланскими герцогами и венецианскими дожами и в конце концов, наряду с Вероной и Виченцей, «склоняет голову» перед могущественной морской державой – Венецианской республикой. Все эти события наложили особый отпечаток на архитектурно-художественный облик Тревизо, но особенно сильным оказалось влияние «Серениссимы», т.е. «Светлейшей», как нередко называли знаменитый город на лагуне Адриатического моря.

2 мая 1797 года в Тревизо вошли войска молодого французского генерала Бонапарта, которые удерживали город до ноября 1813 года. Затем он оказался в составе Австро-Венгерской империи и лишь в 1866 году обрел свободу и стал частью Итальянской республики. Во время второй мировой войны Тревизо, рядом с которым находился крупный военный аэродром, стал жертвой американской авиации. Особенно мощные бомбовые удары были нанесены союзниками по городу в ноябре 1944 года, когда пострадали не только военные объекты, но и культовые здания. До сих пор следы той войны можно видеть на городских храмах. Центр Тревизо опоясан высокими каменными стенами XV-XVI веков с несколькими воротами в виде классических триумфальных арок с барельефным изображением крылатого льва над входом – герба Венеции. В городе 17 храмов. Крупнейший из них – доминиканский, построенный в XIII веке и освященный в честь Св. Николая Мирликийского, личность которого здесь особенно почитаема. (Вот почему столько внимания на выставке было оказано чудесному образу Св.

Николы XV века из собрания нашего музея). Размеры Никольского храма потрясают, кажется, что в нем разместились бы три таких собора, как наш Преображенский. Неслучайно он считается одним из самых больших доминиканских соборов в Италии. Его стены хранят росписи выдающегося художника XIV века Томмазо да Модены*), одного из «отцов европейского портретного искусства». Кроме работ Томмазо да Модены, здесь можно видеть фрески, выполненные не столь известными, но по-своему интересными художниками. Особенно впечатляет грандиозное изображение Св. Христофора, созданное в 1410 году местным художником Антонио да Тревизо. Какой могучей стихийной силой веет от этого образа с его по-крестьянски нескладной широкой фигурой, с его преувеличенно крупными ступнями, прочно стоящими на дне реки, по которой снуют рыбы! И какой эфемерно-крохотной кажется фигурка младенца Христа на левом плече великана-переправщика! Сколько смысла вложил мастер в раскрытие этого апокрифического сюжета, желая убедить нас в одном: какую непомерную тяжесть ощущает богатырь при переносе Божественного младенца через реку! Отсюда и имя его Христофор, т.е. носивший Христа. Кстати, в Италии, в особен-

ности в Пьемонте, в средние века культ Христофора не столько мученика, сколько избавителя от разных эпидемий был чрезвычайно популярен. Появление его монументального изображения в церкви Сан-Никола в Тревизо в 1410 году, после страшного нашествия чумы 1348 года, поразившей не только Италию, но в целом всю Европу и унесшей жизни почти третьей части ее населения, вполне объяснимо. Церковь Сан-Никола – соборный храм доминиканского монастыря, который одновременно является и резиденцией местного епископа. В стенах монастыря находятся также семинария и библиотека, один из залов которой, на втором этаже, был отведен под выставку икон. На первом этаже этого здания – зал капитула4), на стенах которого представлена знаменитая «живописная энциклопедия доминиканского ордена» кисти упомянутого Томмазо да Модены. По некоторым сведениям, требующим уточнения, в Тревизо работал еще один выдающийся художник северо-итальянской школы – Антонио Пизанелло (1395-1455 гг.), известный любителям европейской живописи по его знаменитому медальерному искусству. Принято считать, что цикл росписей под названием «История Св. Элиджо», выполненный этим художником и ныне находящийся в церкви Санта-Катарина,

является одним из редчайших изображений на эту тему… стинное наслаждение бродить по кривым, выложенным брусчаткой улочкам старого Тревизо. Хорошо задержаться у какого-нибудь средневекового палаццо с его стрельчатыми окнами и ажурными балконами и отдаться любованию живописным орнаментом, который прихотливо вьется по его фасаду. Неожиданно взгляд натыкается на обветшавшее от времени фресковое изображение «Мадонны с младенцем», невесть когда и кем написанное. От образа исходит ощущение покоя и почти совсем истертых в памяти идеалов красоты, как бы вступающих в противоречие с современными представлениями. Или лучше, не торопясь, пройтись по засыпанной мелкой галькой набережной Силе и, присев на скамью, бросить взгляд на противоположный берег с плакучими ивами, стройными кипарисами и цветущими магнолиями. Кстати, наше пребывание в Тревизо совпало с периодом их буйного цветения. Эти обворожительные, экзотические невысокие деревья, одетые нежным сиреневым цветом, встречали нас в городе на каждом шагу. Кое-где среди высокой травы белеют каллы, а по воде, будто соперничая с ними совершенством цветовой окраски, проплывают, красуясь, грациозные лебеди. И не верится,

И

*) Рассказ об этом художнике пойдет в следующей статье.

В окрестностях Тревизо.

УГЛИЧ – ЕВРОПА 55

Фрагменты книги отзывов по выставке икон. Фото Поляковой.

Интерьер Никольского собора. Справа – фреска «Св. Христофор» работы Антонио да Тревизо, 1410 г.

что еще несколько десятилетий назад кварталы этого города лежали в руинах: так прекрасен он сегодня – древний и молодой, насыщенный многочисленными памятниками прошлого, всеми мыслями и делами своими устремленный в будущее… На встрече с вице-мэром Тревизо Джан Карло Джентилини, где присутствовала руко-

водитель угличской делегации, глава муниципального района Э.М. Шереметьева, а затем на конференции, в разговоре с руководителем центра культуры и изобразительного искусства «Ле Венецие» Арнальдо Компиано и, наконец, на прощальном вечере в замке потомственного венецианского винодела барона Винченцо неоднократно поднимался вопрос о продолжении нашего сотрудничества. Выступавшие говорили о том, что нынешняя выставка угличских икон – лишь начало, что за ней должна последовать другая, которая бы упрочила отношения между Угличем и Тревизо в области культуры. С нашей стороны было высказано предложение – устро-

ить в Тревизо выставку итальянской гравюры конца XVIII – начала XIX века из собрания Угличского музея. Это, несомненно, заинтересует жителей города, поскольку среди графических работ малоизвестных итальянских художников находятся три офорта их великого земляка Джованни Батиста Пиранези, родившегося в 1720 году на венецианской земле – в городе Мольяно, в 12 км от Тревизо! Устройство такой выставки не потребует большого времени и значительных затрат. Итальянская сторона наше предложение приняла. И, возможно, в будущем работы итальянских художников из собрания нашего музея увидят свою родину.

1) Марка – во Франкском государстве, а после его раздела (середина IX в.) – в центральнои западноевропейских государственных формированиях, входивших до этого в его состав, – пограничный укрепленный административный округ (по-немецки mark – в данном случае означает «граница»). Отсюда – маркизат, маркграф.

2) Феррара – город севернее Болоньи, сейчас административный центр провинции Феррара в области ЭмилияРоманья.

3) Скалигеры – итальянский феодальный род (della Scala), к которому принадлежали синьоры города Вероны (XIII-XIV вв.).

4) Капитул – совет при епископе.

Анатолий ГОРСТКА

У истоков европейского портрета

56 УГЛИЧ – ЕВРОПА Вам невдомек, что только черви мы, В которых зреет мотылек нетленный, На Божий суд взлетающий из тьмы. Данте. «Божественная комедия. Песнь X («Чистилище»).

Всякий мало-мальски знакомый с западно-европейской портретной живописью без особого труда назовет имена наиболее ярких ее представителей – Рембрандта, Веласкеса, Гейнсборо и других. Но если такого человека спросить: «А кого бы вы поставили у истоков этой живописи?», то ответа, скорее всего, не последует. Эти художники как-то не очень известны широкой публике, а между тем именно они и заложили основы того жанра, который мы сейчас называем портретным. И к числу таких художников как раз и относится Томмазо де Баризини, более известный под именем Томмазо да Модена. Жил он в XIV веке и оказал существенное влияние на формирование портретной живописи.

К

сожалению, в отечественной литературе имя Томмазо да Модена не пользуется известностью. В популярных изданиях о нем вообще ни слова, в научных – изредка, да и то как-то невыразительно и поверхностно. Личность Томмазо – одного из новаторов в итальянском искусстве – все еще остается в

тени, отбрасываемой на него пришедшими вслед за ним более великими итальянскими художниками. К тому же есть еще одна причина, по которой имя этого мастера так малоизвестно, – ему «не повезло» с работами. Станковых произведений им было создано немного, а большая часть монументальных

руинирована. Поэтому даже сейчас составить устойчивое представление о творчестве Томмазо да Модена непросто. Известно только, что родился Томмазо в 1326 году в Модене – в городе, не богатом художественными традициями, подобно другим городам области Эмилии-Романьи, таким как Болонья, Парма, не говоря уже о Ферраре. В 1348 году, когда нашему герою исполнилось 22 года, из-за чумы, поразившей Модену, он переехал в Тревизо. Здесь Томмазо и сформировался как художник. Большое влияние на его творчество оказала болонская школа, и в первую очередь Витале да Болонья (упоминается с 1330 г. – умер примерно в 1361 г.) с его умением подойти к изображаемому рассказу, как бы взятому из жизни во всей ее реальной подлинности без прикрас. Кроме того, от Витале у Томмазо склонность к выразительности мимики персонажей – со временем это качество проявится в его уже упомянутой знаменитой «живописной энциклопедии» доминиканского ордена в зале капитула монастыря Сан-Никола в Тревизо. Возможно также, что Томмазо был знаком с работами Амброджо Лоренцети, умершего от чумы в 1348 году (родился около 1319 г.). Умение подчеркивать связь между увиденными образами в действительной жизни и образами, навеянными фантазией художника, у Томмазо – от этого выдающегося сиенского 1) художника, его старшего современника. Можно допустить также, что между 1349 и 1351 годами Томмазо на время выезжал в Падую, где его не могли не пленить фрески капеллы Скровеньи, созданные родоначальником ренессансной живописи Джотто (1267-1337 гг.). Однако самый большой вклад в итальянском искусстве Томмазо, конечно же, оставил

Томмазо да Модена. «Святая Урсула». Фреска церкви Санта-Маргарита, 50-е гг. XIV в.

УГЛИЧ – ЕВРОПА 57

Томмазо да Модена. «Уго ди Провенца».

1352 г. в Тревизо. А одними из самых интересных работ «тревизанского» периода считаются фрески, выполненные Томмазо в 50-60-х годах в церкви Санта-Маргарита и посвященные жизни Св. Урсулы – одной из первых христианских мучениц, убитой гуннами во время ее паломничества в Рим. Сейчас фрески находятся в городском музее Тревизо – в церкви Св. Екатерины. Несмотря на значительные утраты красочного слоя, они производят сильное впечатление. Особенно прекрасно монументальное изображение Св. Урсулы. Святая представлена в виде молодой стройной девушки, стоящей в окружении служанок или подруг. У нее нежное, тронутое румянцем лицо, раскосые глаза, устремленные на зрителя. Пальцы правой руки сведены в молитвенное перстосложение, пальцы левой держат флаг – символ ее победы над смертью. Как и подобает, у ног ее – ктиторы. Столь же выразительны и окружающие Святую Урсулу девушки. «Психологически» они трактованы по-разному.

Взгляды одних задумчиво потуплены, других – направлены на нас, и в этом стремлении художника установить некий контакт между персонажами, изображенными на фреске, и зрителями, смотрящими на нее, – одно из заметных достижений искусства Треченто 2), представленного здесь произведением Томмазо да Модена. Богата цветовая оркестровка фрески, составленная из золотисто-желтых, пурпурно-коричневых, кораллово-розовых и белых цветов, оттененных исчерна-синим цветом фона. Это разнообразие цветовых и тональных отношений позднее будет воспринято крупнейшим представителем падуанской школы, веронцем по происхождению, Альтикьеро (1330 – между 1369 и 1384 гг.). Во второй фреске под названием «Встреча Св. Урсулы с папой» действие разворачивается на фоне сказочно-прекрасного города, окруженного крепостной стеной с башнями: образ его, вероятно, был навеян Томмазо впечатлением от Тревизо. Цветовая гамма необычайно изысканна – золо-

тисто-желтые, нежно-розовые, серо-голубые, светло-зеленые и белые краски передают атмосферу средневекового празднества, с наивным простодушием запечатленного художником. И кажется, что именно эта работа Томмазо послужила Альтикьеро образцом для создания им в 1380 году знаменитых росписей оратория в падуанской церкви Сан-Джорджо, в особенности композиции «Усечение главы Иоанна Предтечи». И все же самые известные и хорошо сохранившиеся росписи Томмазо хранят стены соборного храма и зала капитула в вышеупомянутом доминиканском монастыре Сан-Никола. В храме на одной из колонн центрального нефа находится фреска «Св. Иероним в студии». За 120 лет до создания хрестоматийного произведения Антонелло да Мессина (14301479 гг.) Томмазо пишет своего Иеронима, и тоже не отшельника, ушедшего от мира и затворившегося в пещере, а ученого, занятого изучением старинных манускриптов. Кажется, на минуту он оторвался от занятий (перед ним на столе раскрытая книга) и, подняв голову, устремил взгляд в пространство центрального нефа, где собрались горожане на Божественную литургию. Однако он им чужой, он словно пришелец из другого мира, который наступит, спустя столетие, с восходом Ренессанса, – так «одиноко и неуютно» ему в этом огромном готическом храме. У святого реалистически написанное лицо, высокий морщинистый лоб, длинная вьющаяся борода, но особенно выразительны глаза – под седыми бровями, с припухшими веками они с каким-то напряженным вниманием всматриваются вдаль, словно бы прозревая им одним открывающуюся на горизонте истину. Эта склонность к «физиономической характеристике», которую отмечал один из ведущих итальянских художественных критиков XX века Д.К. Арган, делает работу поистине новаторской, далеко опережающей свое время. Еще большую известность принесли Томмазо росписи 1352 года в зале капитула, посвященные знаменитым доминиканским братьям. Зал этот был декорирован еще в 1243 году – в позднем романоготическом стиле: росписи представляют собой полосы геометрического и растительного орнамента, охватыва-

ющие в основном нижнюю часть стен капитула, а в центре восточной стены изображено «Распятие», выполненное неизвестным мастером (по местному преданию, документально не подтвержденному, ее автором считается выдающийся флорентийский художник Джованни Чимабуе, ок.1240ок.1302 гг.). Так вот, над упомянутыми полосами орнамента и расположен живописный цикл работы Томмазо, изображающий 40 доминиканцев. Цикл, который известный русский искусствовед И.А. Смирнова назвала «портретной галереей». И действительно, здесь можно встретить портреты реальных действующих лиц, кардиналов, таких как Николай Руанский, Уго ди Провенца, Роберт Английский, а также кардиналов, ставших впоследствии папами (в частности, портрет французского кардинала Пьеро ди Тарантазия, известного под именем папы Иннокентия V). При ритмической повторяемости сцен художнику удалось избежать однообразия в изображении поз самих доминиканцев. Братья сидят за высокими пюпитрами, одни что-то пишут, другие читают, используя при этом увеличительные стекла и очки, как на портрете Уго ди Провенца (первый известный пример их изображения в европейском искусстве!), третьи, на минуту оторвавшись от чтения и подперев голову, смотрят куда-то мимо зрителя, а иные властно глядят на него, словно бы о чемто его вопрошая. Набор окружающих их предметов прост, в основном это манускрипты; они повсюду: лежат на полках, свалены под пюпитрами (вполне типичная рабочая среда обитания ученых!). Кое-где манускрипты дополнены чернильницами и ручками. Простота обстановки как бы «работает на образы», реалистическая выразительность которых, по словам Д.К. Аргана, «оказывает на зрителя неизгладимое впечатление». Цветовая гамма также скромна, даже «аскетична», под стать творческой атмосфере студии, где ничто не должно отвлекать внимания от «работы мысли», – светло-охристые, темно-коричневые, серые и белые краски одежд на фоне красных и зеленых драпировок как нельзя лучше подходят к воплощению этой «монашеской» темы. Кроме доминиканских церквей, работы Томмазо да Модена находятся во францис-

58 УГЛИЧ – ЕВРОПА

Зал капитула при семинарии.

канских, в частности – в одной из капелл церкви Сан-Франческо, уже известной читателю (см. предыдущую статью) по захоронению там сына Данте – веронского судьи Пьетро Аллигьери. Здесь, кстати, покоится и прах Франчески – дочери великого итальянского поэта Франческо Петрарки. Нелишним будет упомянуть еще две работы Томмазо да Модена – в церкви Санта-Лючия («Мадонна с младенцем») и в церкви Санта-Мария Маджоре, сооруженной во второй половине XV века в стиле поздней венецианской готики. Украшением храма является прекрасно выполненный образ «Мадонны с младенцем», для создания которого художник использовал в качестве образца знаменитую греческую икону «Богоматерь Никопея» IX века – одну из главных святынь собора Сан-Марко в Венеции. Таковы некоторые черты творчества Томмазо да Модена, художника, которого крупнейший современный американский ученый Эрвин Панофский назвал одним из отцов портретного искусства. И очень справедливыми покажутся тогда, в свете всего вышесказанного, слова великого Данте, приведенные в качестве эпиграфа к данной статье: произведения именно таких художников явились тем «строительным материалом», из которого было построено величественное здание сначала европейского, а затем и русского портретного искусства. Оттого так гордятся работами Томмазо жители Тревизо – этого удивительного города на Силе, несущей свои горные воды в Венецианскую лагуну.

Томмазо да Модена. «Св. Иероним». Фреска Никольского собора, 1452 г.

1) Сиена – город в Центральной Италии.

2) Треченто – итальянское название XIV века – периода интенсивного развития гуманизма в итальянском искусстве (по-итальянски «trecento» – триста, имеются в виду 300-е годы второго тысячелетия).

Фото Ирины ИРХИНОЙ

Юлия КУНИЦЫНА

«На Углече, на посаде Воскресенский монастырь…»

ПУТЬ В ОБИТЕЛЬ 59

Кажется, что он был всегда, один из древнейших монастырей города. Он стоит на западной стороне Углича, на волжском берегу. Необычность архитектурных сооружений, суровая красота мощных стен, история, наполненная трагическими или, наоборот, спокойными моментами – достоинства древней обители, которые влекут к себе человека, возможно, даже неосознающего этот магнит: красиво, величественно, тянет войти.

так, «на Углече, на посаде Воскресенский монастырь» 1) ... Время основания обители затерялось в истории, но предполагается, что монастырь был возведен во времена князя Романа, т.е. в XIII веке, когда Угличское княжество стало удельным. Первое письменное упоминание о Воскресенском монастыре относят к 1482 г. При освящении Покровского храма Покровского монастыря присутствовали: «Ростовский архиепископ Иоасаф со свитой и князем Константином Морейским*… преподобный Макарий Колязинский, игумены Архангельский Георгий, Богоявленско-заволжский Никита, Никольский, что на песку, Сергий; архимандриты Алексеевский Нифонт, Воскресенский Иона…», – писал архимандрит Антоний.2) В 1509 г. в духовной грамоте князя Димитрия Ивановича, внука Ивана III, упоминается «дом

Юлия КУНИЦЫНА

Воскресения Господа нашего Иисуса Христа».

XVII век, Смутное время… Участь Углича была страшной, и эту участь разделил монастырь. «В 1610 г. приходил на Углеч <пан Микульский во главе отряда поляков> и тот Воскресенский монастырь выжгли, храм и церковные строения разорили и архимандрита Феодосья с братиею побили и те у них жалованные грамоты… сгорели** и по окончании набега не осталось в Воскресенском монастыре ни одного человека», – писал воевода Петр Дашков царю Михаилу Феодоровичу. Ростовский митрополит Иона Сысоевич много сделал для восстановления обители. В 1654 г. он писал грамоту царю и великому князю Алексею Михайловичу о том, что Воскресенский монастырь «вотчинами скуден», крестьяне взяты в посад. По челобитью Ионы

– родилась в 1966 году в Мышкине. Окончила Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского (исторический факультет). Научный сотрудник Угличского историко-архитектурного и художественного музея. Были публикации в сборниках материалов научных конференций, проводившихся в Угличе и Ростове.

Сысоевича*** Архангелоборский монастырь был приписан к Воскресенскому. Далее начинается восстановление стен, храмов, жилых и хозяйственных построек. Монастырь отстраивается в камне и приобретает новое обличие. Борис фон Эдинг 3) писал: «Принадлежит ли замысел группы самому Ионе, повсюду рассеявшему архитектурные памятники, или в этом выразились творческие искания целых артелей, мы пока не знаем, верно лишь, что в звоннице, предшествовавшей ростовским, сказались искания, нашедшие свое полное выражение позже в Ростове». Строительство проходило в 70-е годы XVII в. Ансамбль монастыря имеет своеобразную композицию: собор, звонница, трапезная с церковью поставлены вплотную друг к другу и соединены переходами и открытой галереей (гульбищем), имеют общий фасад. В то же время сзади постройки поражают разнообразием форм: мощная волна апсид собора, церкви Смоленской Божьей Матери и приделов «разбавлена» устремленной ввысь звонницей. По мнению Б.М. Кирикова,4) Воскресенский монастырь напоминает ансамбль в Коровниках, где почти так же спланированы собор и трапез-

60 ПУТЬ В ОБИТЕЛЬ

ная с церковью. Суровость стен смягчается орнаментом и украшается поливными изразцами. Значительным центром производства изразцов в XVII в. был Ярославль, поэтому украшение зданий получило широкое распространение. Изразцами украшают стены не только угличской Воскресенской обители, но и Борисоглебского монастыря, Ростова, Ярославля. Учитывая устойчивое мнение, что Ростовский митрополит вникал в строительство, можно предположить, что и в украшение храмов он вникал тоже. Б.М. Кириков пишет, что впервые в Угличе муравленые**** изразцы применили для украшения, и только позже они появились в Борисоглебе и Ростове. В изразцах мифические животные соседствуют со сценами взятия крепостей и с вооруженными всадниками. В XVII-XVIII вв. братия и настоятели участвуют в жизни страны достаточно активно. С них берут налоги в пользу казны, братия обеспечивает подводы, необходимые под Смоленском (идет война за присоединение Украины к России): «1656 г., июля 1. Указ патриарха Никона воеводе Ф.Д. Юшкову о взятии с угличских монастырей Покровского, Никольского… Воскресенского подвод с проводниками для государевой службы под Смоленском». Позднее, в XVIII в., монастырские слуги отправляются «на смотр» в Москву, в Преображенское5). И лишь при правлении Екатерины, после введения указа о монастырских штатах, монастырь превратился в приходскую церковь. Еще со времен принятия христианства монастыри были очагами культуры, не был, оче-

видно, исключением здесь и Воскресенский монастырь. Такое предположение основывается на тенденции культурного развития государства. А тенденция такова, что именно в этот период (появления Воскресенского монастыря) в стране развиваются и литература, и искусство. Почти в каждом монастыре велось летописание, существовало собрание книг, расписывались храмы. Живопись, литература, летописание, пение – вот доминанта монастырской культуры. Воскресенский монастырь обладал большим собранием: «книги мирские и вкладчиков да государева жалованья». Среди обязательных напрестольных евангелий были евангелия толковые, нравоучительные прологи, минеи, октоихи на 8 гласов, две псалтири (и обе с восследованием), богословские труды Ефрема Сирина и многие другие. Кроме того, в ризнице монастыря был синодик. Наличие его – еще одно подтверждение тому, что в стенах обители следовали культурной традиции Древней Руси. Синодик – книга, где поминаются как живые, так и мертвые. Это иллюстрированная рукописная книга. Тексты ее содержат нравоучительную и полезную для души информацию. Под названием синодика на Руси имели хождение три разных по содержанию и, соответственно, по назначению типа письменных сборников, объединенные темой поминовения усопших, – Вселенский синодик, помянник и помянник – литературный сборник. Время появления синодика – XV век. Предисловие к синодику первой редакции составил Иосиф Волоцкий, блестящий полемист, выдающийся церковный

ПУТЬ В ОБИТЕЛЬ 61

Наш синодик имеет древнюю редакцию Иосифа Волоцкого, предисловие которого состоит из трех строк: 1. «Сия книги спасительны идше полезны суть…» (о пользе синодиков); 2. «Яко же Иоанн Златоустый глаголет» (идея родового поминовения); 3. «Сия книгу вам пастырем стада» (обращение к духовным пастырям). А дальше – статья о великих князьях русских, по жанру напоминающая «Похвалу»: «Православные великие князи и скифетродержатели киевского, и владимирского, и московского и всея русския земли и государства». По типу угличский синодик принадлежит к «Помяннику». Помимо обязательного поминовения царей и цариц, вселенских и русских патриархов, в синодике сохранились многопоминальные записи крестьян, «посацких» людей, стольников, князей, архитекторов, игуменов, монахов. География оставивших поминальные записи широка. В Воскресенский монастырь обращались не только жители Углича и Угличского уезда, но и окрестных земель. Особо отмечали в тексте младенцев, еще живущих людей и убиенных. Начинается поминание с рода «болярина господина ландрата Нарыжкина».

деятель. Кроме предисловия, редакция включала молитву об усопших, авторство которой приписывается Кириллу Иерусалимскому, а перевод Нилу Сорскому. В связи с подготовкой венчания на царство Ивана Грозного в синодики включается рассказ о получении «шапки Мономаха», т.е. знаков царского достоинства: «В то время правил в Царьграде благочестивый царь Константин Мономах… и принял он мудрое царское решение – отправил послов к великому князю Владимиру Всеволодовичу… С шеи своей снял он животворящий крест, сделанный из дерева, на котором был распят сам владыка Христос. С головы же своей снял венец царский и положил на блюдо золотое. Повелел он принести сердоликовую чашу, из которой Август, царь римский, пил вино, и ожерелье, которое он на плечах своих носил, и цепь, скованную из аравийского золота, и много других даров царских. И передал он их …посланникам, и послал их к великому князю…»6) Надо ли объяснять, что эта часть сказания появилась в синодиках неслучайно? Озвучивался вопрос о притязании на родство с

В синодик монастыря записаны многие фамилии, но о некоторых хочется сказать особо. Например, о Михаиле Акаевиче Кугушеве. Михаил Кугушев – сын татарского мурзы Акая, который в начале XVII в. перешел на службу к царю Михаилу и стал владельцем поместья в Пензенской губернии. Его младший сын попал на «государеву службу», воеводой, в Углич. Воевода стоял во главе административной единицы, уезда, и отвечал за вверенную территорию полностью. Кугушев, как воевода, обладал военной, административной, судебной, финансовой властью. Под его руководством шла реконструкция Угличского кремля, и, наверно, он немало сделал для Воскресенского монастыря, ибо его род записан в синодик. Среди выдающихся людей, которые отмечены в синодике, – иконописцы Петр Билиндин и Оксен Ионин, архитектор Григорий Устинов, «подмастерье каменных дел» Иван Сакулин. Имя Ивана Сакулина очень важно для истории монастыря. А.Н. Горстка считает, что именно Сакулин да «каменщик Стефан Иванов» построили величественный монастырский комплекс. А Оксен Ионин «со товарищи» украсил фресками и иконами стены обители7).

кесарем, на преемственность, освященную традицией, что при повсеместном чтении все слои населения гарантированно слышали великую новость. («Слушайте, и не говорите, что вы не слышали!») Синодик из Воскресенского монастыря представляет собой кодекс размером 307/305х203, писан он полууставом, переходящим в скоропись. Время написания – XVII-XVIII вв., почерки, манера ведения записей, состав поминающих с течением времени изменяются. Бумага плотная, голландского производства XVII в., с филигранью, предположительно – «герб семи провинций», поля рыхлые, правые нижние углы выкрошены. Обширные следы от затеков сырости. Почерк уверенный, крупный, с применением лигатур (изображение одним знаком двух и более букв), выносных букв и фонетических знаков. В начальной, «древней» части фонетические знаки применялись очень активно. В более поздних записях богатство надстрочных фонетических знаков скудеет. Чернила, использованные в этой части, насыщенного цвета, не потерявшие сочности и яркости. Для заголовка, выполненного вязью, применили

Многие трудились, создавая уникальный монастырский комплекс, благодаря Синодику их имена не остались неизвестными, и стоит в веках монастырь как доказательство неповторимости творческого потенциала, стремления человека к красоте и гармонии.

киноварь. Расшифрованная вязь гласит: «Синодик святой обители Воскресения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». Письмо в две краски, основных почерков три. Видимо, позднее сборник был прошит произвольно, листы при этом перепутаны, так как хронология записей явно нарушена. Заставки и инициалы выполнены с применением трех основных цветов – красного, зеленого, черного, прописные буквы – киноварью. Заставки выполнены растительным орнаментом. Заставка на листе 1 – в рамке, остальные – на линии-основании. Инициалы располагаются на тех же листах, что и заставки, кроме того, два инициала на л. 44 об. С и н о д и к л и ц е в о й , т. е . украшен миниатюрами. Миниатюры «Григорий Богослов и царь Траян» (л. 8), «Преподобный Макарий находит сухую главу» (л. 10 об.), «Лазарь и Авраам (вверху) и грешник, попадающий в пасть к Зверю (внизу)» (л. 12 об.), «Иерею Святые Службы» (л. 18) и «Господь Саваоф и святый Иев многострадающий» (л. 20) располагаются на отдельных листах. С художественной точки зрения миниатюры не представляют особой ценности: персонажи

Писцовые книги Угличский Покровский монастырь. Издание второе, Углич, 2004.

3) Борис Эдинг. Ростов Великий, Углич. Памятники художественной старины. М., 1913.

4) Б.М. Кириков. Углич. Л., «Художник РСФСР», 1984.

5) А.Е. Виденеева Документы Угличского Воскресенского монастыря в собрании Ростовского музея. Документальные собрания Углича. Исследования и материалы по истории Угличского Верхневолжья. Выпуск 5. Углич, 1998.

6) Памятники литературы Древней Руси. Сказание о князьях владимирских. М., 1984 г.

7) А.Н. Горстка. К истории строительства Угличского Воскресенского монастыря. ПКНО, 1989.

1) 2)

сухи, лишены изящества и выразительности. Цветовая гамма однообразная, выдержанная в красно-коричневатых, желтоватых и светло-зеленых тонах. Миниатюры выполнены рукой скорее прилежной, чем талантливой. С большой долей осторожности можно предположить, что они были сделаны в более позднее время, чем текст или заставки с инициалами. Вновь переплетен синодик был в XIX в. На нижней крышке помещена дарственная табличка: «в дар Угличскому музею от камер-юнкера Ф.А. Бычкова», а на обклейке верхней крышки запись скорописью: «Куплена на ярмарке в Рыбинске/ 1888 г.».

* Константин Мангупский, будущий Кассиан Учемский. ** Речь идет о жалованных грамотах на земельные угодья. *** По преданию, Ростовский митрополит Иона Сысоевич был иноком Воскресенского монастыря. **** Муравленый – покрытый прозрачной зеленой глазурью («муравой»).

«Унесенные ветром» в СССР

Предлагаемый ниже очередной журнальный материал нашей рубрики – несколько необычный. Это не традиционная очерковая зарисовка, к которой мы обычно прибегаем, обращаясь к теме «Семейный альбом», а беседа у самовара – с чаем, воспоминаниями, рассматриванием фотографий. Героиня нашего задушевного интервью Евгения Николаевна Рудникова – угличанка, пожившая в свое время по рабочим и семейным обстоятельствам в противоположных концах России, прошедшая через различные бытовые неурядицы.

Женя Кустова.

1955 г.

– Начнем, Евгения Николаевна, с ваших родителей и их ближайших родственников. Кто они?

– Отец, Кустов Николай Дмитриевич, и мать, Антонина Алексеевна (в девичестве – Харитонова), родом были из села Селищи Гаврилов-Ямского района. Своих бабушек и дедушек я не видела никогда. Знаю только, что мать моего отца рано умерла и его воспитывала мачеха – очень добрая женщина, вырастившая пятерых внуков. Мне этого воспитания, как читатель уже понял, «не досталось». У моей мамы в семье было 12 братьев и сестер, но из них я знала только двух своих теток – одна из них проживала в Гаврилов-Яме, другая – в Днепропетровске. Слышала также про брата отца Павла, который погиб на фронте Великой Отечественной.

– А если поточнее, то как все-таки выглядит социальное происхождение отца с матерью?

– Мой дед по линии отца до революции был очень зажиточным крестьянином и имел крепкое хозяйство, т.е. был таким, кого отнесли бы к кулацкому сословию. Но его сын, Николай Кустов, ставший при советской власти активным комсомольцем, распорядился по-своему. При коллективизации он все отдал в колхоз – лошадей, коров, весь сельхозинвентарь, – а сам ушел работать на ткацкую фабрику в Гаврилов-Ям. Там он и повстречал мою маму. Мама была из бедной многодетной семьи. И когда папа предложил ей выйти за него замуж, она сначала отказалась, так как невесте четыре раза надо было переодеваться в разные наряды во время свадьбы, а это требовало больших расходов. Тогда мой отец нанял двух портних, и они за неделю сшили маме все приданое. В семье домашнее хозяйство вела бабушка, а дед делал сани (в том числе дровни) и другие изделия из дерева. Раньше в деревнях каждый двор (хозяин двора и его сыновья) изготовлял что-то, чего не делали другие, и таким путем

деревня обеспечивалась всем необходимым. Деньги таким мастерам не платили, а рассчитывались с ними натурой, кто чем мог. Поэтому как только в нашем селе узнали про свадьбу моей мамы, то люди тут же понесли в ее дом все необходимое к свадебному столу. И через час свадебный стол был накрыт!

– Евгения Николаевна, а ваша мать смогла получить в детстве хоть какоето образование?

– В Селищах жила помещица с сыном, которому до революции и принадлежало это село. За ее доброту крестьяне были ей очень благодарны. А сын открыл в деревне в 1911 году школу для деревенских детей, где обучение было бесплатным и дети даже обеспечивались горячими завтраками. В этой школе как раз и учились моя мама и ее сестры. Крестьяне и после революции хорошо отнеслись к бывшей помещице – ее семейство никто не грабил, не обижал. Помещица сама отдала свой большой дом для нужд советской власти и переселилась со своим семейством во флигель, а крестьяне помогали ей, чем могли.

– Когда ваша семья переехала в Углич?

СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ 63 – После того, как мои родители поженились, они жили в Гаврилов-Яме, и там у них появились мои старшие сестра и брат – Капитолина и Николай. Отец по окончании высшей партшколы в Москве работал на партийных должностях в Гаврилов-Яме, Брейтове, Мологе. Перед самой войной, в 1940 году, он должен был отправиться на работу в Прибалтику, но внезапно заболел очень тяжелым воспалением легких. Ему не удалось поехать по назначению, что, впрочем, и спасло всю нашу семью, так как во время войны, вероятнее всего, мы все были бы уничтожены в Прибалтике, как семья коммуниста и партработника. После выздоровления, уже в первые годы войны отец, будучи в чине полковника, работал в Ярославле комиссаром военного госпиталя. А в 1944 году его переводят в Углич, где ему предстояла работа по обеспечению Красной Армии всем необходимым.

– А что это была за история с вашим выселением из дома? Евгения Николаевна, расскажите об этом подробнее…

– Когда я появилась на свет, в том же 1944-ом, отца уже не было в Угличе. Он внезапно исчез – никто не знал, что с ним! В это время мы уже жили в доме № 5 на площади Коммуны – в том самом, где сейчас Музей городского быта. Это жилье нам предоставили по распоряжению из Министерства обороны. Но вот парадокс – после непонятного исчезновения отца местная, исполкомовская власть решила выселить нас из дома. В один из весенних дней, когда еще на улицах снег лежал, в дом ворвалась бригада милиционеров и начала выкидывать наши вещи на улицу. Вынесли все, даже горячие чугунки из печи! Мама, сидя на полу ком-

наты со мной на руках, сказала им: «Меня тоже выносите, сама я не выйду!» Остальные же дети, пришедшие из школы, стояли на улице. Но, к нашему счастью, кто-то позвонил о происшедшем в горком партии, и там, разобравшись, в чем дело, приказали оставить нас в покое. Как оказалось, отец в это время находился по спецзаданию в Западной Украине, ведя борьбу с бандами бандеровцев, однако факт этот был засекречен.

– Насколько я знаю, потом жизнь для вашей семьи стала совсем трудной. Что конкретно произошло?

– Когда отец вернулся в Углич, то работал в организации «Заготзерно». Из-за этой работы он и пострадал в декабре 1947 года. Точно не знаю, но якобы был пожар, и сгорели стога сена или что-то подобное. Отца арестовали и увезли в Рыбинск. Лишь через много лет я получила сведения о нем из областного управления КГБ: в декабре 1947 г. его осудили на 15 лет и в июне 1948-го – снова суд – снижают срок до 10-ти лет и в декабре 1949 г. – до 5-ти лет (и все – без права переписки) с одновременным направлением на канал Волго-Балт. И что ведь здесь ценно было: оформление документов на все три пересуда «пробивали» верные товарищи отца, не бросившие его в беде. Вернулся он домой 3 апреля 1953 года, почти сразу после смерти Сталина.

также приемщицей хлеба. Хлеб привозили глубокой ночью. Мы жили близко, это устраивало маму, да и заработок был совсем не лишним. Поэтому она уже в 3 часа ночи принимала хлеб. А лотки под хлеб были тогда сплошными, поэтому хлебные крошки скапливались на них, и потом их ссыпали в таз. За приемку хлеба маме давали 1 кг этих крошек (хлеб тогда

выдавался по талонам-карточкам), остальные работники получали крошки по очереди. Утром нам на завтрак стояло блюдце таких крошек, и мы их ели столовыми ложками, припивая стаканом полусладкого чая. Вообще же мама хваталась за любую работу, чтобы хоть как-то нас прокормить. Мы ложились спать – мамы еще не было, вставали – ее уже нет.

Компания юных подруг (из дома № 5 с площади Коммуны) в кремлевском парке Углича. Женя Кустова сидит на тумбе вместе с маленькой племянницей.

– И, наверное, такой поворот в судьбе отца сказался на дальнейшей жизни вашей матери? Насколько трудно было ей растить вас, детей?

– Когда отца посадили, а мы стали детьми «врага народа», то маме досталось в полную меру. Она работала в «Большом» магазине (там сейчас находится загс) уборщицей. Была она

Люся Федорова, Женя и Вова Кустовы, 1950 год, г. Углич.

Антонина Алексеевна Кустова, 1954 г.

Николай Дмитриевич Кустов, 1960 г.

64 семейный альбом

16-летняя Женечка Кустова – студентка 2-го курса педучилища, 1960 г. Преподавательский коллектив Угличского педучилища в 1962 году.

– Какова судьба ваших братьев и сестер?

– Сестра Нина училась в педучилище, обучение было платное, и мама хлопотала, чтобы сестре сделали его бесплатным. Сначала ей отказали, но она все-таки добилась своего, и Нина закончила педучилище. В 1953 году она уехала по направлению в Хабаровский край, где и живет до настоящего времени. Старшую сестру Капитолину приняли на работу секретарем в Угличский нарсуд, а обучение она заканчивала в школе рабочей молодежи. Брат Николай, пользуясь постоянным отсутствием матери, стал все из дома тащить. И однажды мама, увидев свою пропавшую «плюшку» (были такие плюшевые жакеты) на Пионервожатая Евгения Кустова со своим 2-ым отрядом. Пионерлагерь «Юность», август 1962 г.

какой-то чужой женщине, написала заявление на нерадивого сына в милицию, чтобы хоть как-то приструнить его. Но ему за это дали 5 лет колонии. Отсидев, он отправился в армию, вернувшись, закончил курсы шоферов, женился и стал нормальным человеком, растил сына. Зла на маму не имел, говорил, что заслужил наказание.

– Трудными были у вас детские годы, слов нет. А потом вы отважились стать учительницей. Так вот сразу и надумали?

– Да нет. Когда босоногое, голодное детство (даже не детство, а настоящая вольница: иди куда хочешь, ешь что попадется) осталось в конце концов

позади, и я окончила сначала семь классов моей любимой школы № 3, получив обязательное в то время семилетнее образование.

– А как вы, поступив в Угличское педучилище, «выкручивались» материально? Ведь нелегко учиться на небольшую стипендию…

– Стипендия была 12 рублей в месяц, из них по 5 рублей у нас, учащихся, сразу собирали на будущие обеды – мы не умели по молодости тратить экономно деньги, поэтому нам вручали взамен сданных нами денег талоны в училищную столовую. И надо сказать, обеды в столовой были дешевые, так что пяти рублей на месяц хватало. А когда весной-летом

СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ 65 1961 года умерли сначала мать, а затем и отец, мне, как сироте, стали выплачивать пенсию – 17 рублей за маму и потом 30 рублей за отца. И когда наступило 1 сентября, я пришла в училище – у меня и мысли не было, чтобы не прийти. Меня тут же приглашает в учительскую наша классная, Нина Васильевна, и сообщает: «Есть решение дирекции училища о том, чтобы ты не бросала учебу. Если что надо – говори, поможем!» И мне начали выделять бесплатные обеды, учебники, иногда давали вместо одной стипендии (16 рублей) две. Я уже потом узнала, что директор училища Т.Ф. Шарцев, очень хорошо зная моего отца, сказал Н.В. Медведевой, что его посадили ни за что и я обязательно должна закончить педучилище.

– Учительская практика… Думаю, это самый ответственный момент в период вашего профессионального обучения, Евгения Николаевна. Чем запомнилось это время?

– Вообще-то мне с самого начала нравилось заниматься с детворой – и когда я прикреплена была, обучаясь на третьем курсе училища, к родной своей средней школе № 3 – к первой моей школьной учительнице Елизавете Николаевне Батовой, и когда все лето работала вожатой в пионерском лагере на Греховом ручье. Но что случилось в самом начале четвертого курса – настоящая педагогическая эпопея. Как раз 1 сентября заявляется в училище 1-й секретарь райкома комсомола и бросает клич: по Угличскому

району не хватает 60 учителей начальных классов, и поэтому к будущим учителям просьба – срочно приступить к занятиям в сельских школах. И училищное руководство решает: сначала едет на село и занимается с детьми до Нового года одна группа старшекурсников, затем – другая. Я попала в первую и уже на следующий день была в деревне. Электрического света нет, радио тоже. У бабули, у которой я квартировала, сын, полковник, проживал в Москве, поэтому он еще раньше привез ей батареи к простейшему радиоприемнику и наушники. С помощью этих наушников я каждое утро слушала новости, а потом всякий раз, когда выходила на улицу, направляясь в школу, меня поджидали человек двадцать, и первым вопросом от них было: «Нет ли войны?» Я, конечно, успокаивала людей и направлялась к ребятишкам на урок. В школе занимались 20 учеников, всего четыре класса, 1-й и 3-й – мои. Разумеется, снимали нас с уроков на уборку картошки, лен поднимали. Проработала я там в качестве учителя до ноября – до приезда туда на постоянное проживание семейной учительницы. А после ноябрьских каникул я замещала в Ильинском ушедшую в декретный отпуск учительницу третьего класса.

– Ну, а после Нового года до окончания училища осталось уже совсем немного, так ведь?

– Всего полгода, которые пришлось «гнать» по ускоренной программе из-за того, что не учились в предыдущем полугодии. И, несмотря на это,

в учебе мы не отставали. А во время подготовки к выпускным госэкзаменам нам, учащимся, сказали: кто хочет поступить в Ярославский пединститут – пишите заявления, ваши госэкзамены зачтутся как вступительные в институт. Конечно, я написала такое заявление, так как очень хотела учиться. Поступать решила на физикоматематический факультет.

– Получили вы диплом педучилища, поступили заочно в Ярославский пединститут и сразу же поехали на Дальний Восток?

– По совету старшей сестры Капитолины я написала письмо в Министерство просвещения РСФСР с просьбой направить меня в Хабаровский край, где уже жила и работала в школе другая моя сестра – Нина. Желание мое осуществилось, и 15 августа я приехала в Хабаровский край. На станции (город Вяземский) меня встретила сестра. Город почти как Углич. Ну, думаю, вроде ничего. Однако нет – на место еще не прибыли. Пробираемся на окраину города, на так называемый переезд: стоит паровозик с двумя пассажирскими вагонами, ходит в леспромхозовский поселок, куда мы направляемся, один раз в сутки. Садимся в вагон, едем. Кругом лес, сопки, от города до поселка 18 км. Наконец приезжаем на 3-ю Седьмую – так странно назывался по-нанайски поселок. Стоят временные бараки и несколько рубленых домиков, везде болото, настелены доски между домами. У сестры семья – муж Андрей и четверо детей. Мне вы-

делили диван. Выясняется, что в школе-восьмилетке учители начальных классов не требуются. Но нет учителя математики. Вот меня им и назначили (для чего пришлось съездить в Хабаровск).

– Как у вас, Евгения Николаевна, появилась семья?

– Через месяц после моего прибытия в поселок приехал с курсов трактористов парень, с которым зять обещал познакомить меня. А еще через месяц мы с Анатолием расписались. Как это произошло, стоит рассказать. Сельсовет находился в соседнем поселке Шумный, и добраться туда можно было поездом, который ходил по другой ветке один раз в сутки. Чтобы попасть на него, надо было по тайге пройти три километра, потом по сопке подняться и спуститься. Мы, конечно, поехали. Пришел поезд в поселок за десять минут до полуночи. Мы вызвали из дома секретаря сельсовета и только успели зайти в здание сельсовета, как сразу же погас свет (прекратила свою работу дизельная электростанция). Секретарь зажгла керосиновую лампу, записала все данные в книгу, выписала свидетельство о браке, заполнила паспорта,

Евгения и Анатолий Рудниковы в день свадьбы, 1963 г. Евгения Рудникова со своими школярами (1-3 классы) в последний свой учебный год на Дальнем Востоке. Поселок Медвежий, 1968 г.

66 СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ поздравила нас и ушла спать. Нам же с Анатолием пришлось ждать обратного поезда, который ожидался только в четыре утра. Мы оставшуюся часть ночи просидели на станции. А пришли домой только в 7 часов утра, вернувшись опять через ту же сопку. Так и началась наша совместная жизнь. У Анатолия была мама, Александра Максимовна, своеобразная в отношении решительности действий женщина. В это время как раз освободилась квартира в рубленом доме, она ее и заняла, то есть мы там поселились. А вскоре поступает жалоба в прокуратуру – мол, мы незаконно вселились. Сначала вызвали в прокуратуру свекровь, где заявляют ей, что наши действия неправомерны, поэтому нужно освободить квартиру. Мужа вызвали – тоже предупреждение. Наконец, пригласили меня, расспросили – кто я, откуда. И вдруг выясняется: я – молодой специалист, и мне положено жилье, а мне его до сих пор не предоставили. В общем, остались мы жить в самовольно занятой квартире до переезда в другой поселок леспромхоза. Но это уже другая история.

– Что-то очень быстро замуж вышли вы, Евгения

Николаевна. Ведь почти за незнакомого человека!

– Видимо, так было судьбе угодно. Анатолий был парнем очень красивым, скромным, родом из города Новозыбкова Брянской области. Его отец, Матвей Рудников, как и вся семья, был в оккупации с августа 1941 года по сентябрь 1943-го. А когда пришли наши войска,

его забрали на фронт, и где-то в сентябре-октябре он погиб под Гомелем. После освобождения Новозыбкова работы в городе не было, а у матери Анатолия на руках трое детей (Анатолий – младший, ему тогда было три года ). И мать решила завербоваться на Дальний Восток. Так вся семья очутилась в Хабаровском крае. Дом в Ново-

ре в Угличе. Анатолию после курсов дали такой трактор, что день работает – неделю на ремонте, и в итоге я зарабатывала больше его. Начинается жизненная проза. У нас будет ребенок, и я собираюсь в декрет. А мне вместо вызова на сессию приходит бумага из Хабаровска: если желаете учиться, приезжайте

Евгения Кустова – преподаватель математики 8-летней школы (Вяземский район Хабаровского края), классный руководитель 8-го класса со своими учениками. 1963 г.

зыбкове продать было нельзя, так как он был оформлен на отца, и поэтому мать сдала его в долгосрочную аренду. Анатолий закончил всего семь классов, но он очень много читал и после армии поступил в Вяземский лесной техникум. Мы и сошлись: я – студентка физмата, он – студент техникума. Так как он не умел танцевать, то в клуб не ходили, по вечерам мы любили гулять по рельсам, по тайге. Во время таких прогулок и решили, что нам надо быть вместе.

– Вы упоминали про переезд в другой поселок. Когда и как это произошло?

– В общем, сошлись мы с Анатолием жить, а у обоих ничего нет. У него один костюм да рабочая одежда, у меня два ситцевых платья и одно шерстяное – заработала за время практики в пионерском лаге-

Евгения Рудникова с мужем в год окончания ею финансовоэкономического института, г. Брянск, 1983 г.

сдавать вступительные экзамены на общих основаниях, ибо для того, чтобы перевестись из Ярославского пединститута в Хабаровский, надо в Ярославль отправить все выданные мне там учебники. Конечно, я экзамены сдавать не стала. Родила в 1964 году сына, но на работу в качестве преподавателя математики мне уже выходить было нельзя, потому что зачетку и студенческий билет у меня забрали. А ведь можно было сделать по-другому, если бы кто-то подсказал мне: надо было оформить академический отпуск! Ну да ладно, все равно без работы не осталась. Поехала в Вяземский, в районо. Вот тогда-то и дали мне там направление в поселок Медвежий. Сообщение с ним выглядело так: поезд не доходил до поселка 9 км, и их приходилось преодолевать по тропинке пешком – это летом, зимой же – на автобусе. В общем, дали нам комнату с печкой. Приехала я одна, на первые дни без мужа – надо было срочно готовиться к началу учебного года (школа восьмилетняя, учителей начальных классов по штату двое, мне дают 1-й и 3-й классы, в

семейный альбом 67

Мама героини рассказа, Кустова Антонина (справа), с соседкой Елизаветой Чистяковой.

Семья Кустовых во время посещения родины отца – деревни Селищи ГавриловЯмского района, 1982 г.

Со своим фабричным коллективом после первомайской демонстрации (Е. Рудникова – в центральной части фото, в белой кофте). Город Новозыбков, 1986 г.

обоих 15 человек).

– И наверняка, Евгения Николаевна, эти первые дни в другом вашем поселке тоже выделялись особенными трудностями?

– Сразу же началось с комичной, можно сказать, ситуации. Еще до переезда мне сказали, что когда-то в тех местах медведь утащил прямо из дома, через окошко, женщину, так ее

и не нашли. Мол, не зря же у поселка такое название. И вот настает ночь, я в комнате одна, на улицу – два окна. Я лежу и гляжу, в какое окно медведь полезет и в какое мне убегать. Так две ночи и не спала толком. Тут навещает меня Анатолий и говорит, что через день будут готовы ему документы на перевод в Медвежий, и он сразу же переберется ко мне. Я ему и пожаловалась, что опять не буду спать ночь. Узнав про мои страхи, муж долго хохотал надо мной от души. А потом объяснил, что под окнами домов насыпана галька (мелкие камни), и по этой гальке бегают собаки. Так что пока медведь из тайги до нашего дома доберется, его собаки на части разорвут.

почему вы не заносите? Давайте помогу». Оказывается, накануне вечером весь поселок нам все перечисленное собрал, чтоб хоть чем-то помочь. Спрашиваю: «А кому потом отдавать все выставленное здесь? Ведь купим со временем все свое». И в ответ слышу: «Приедут вот такие же, как вы, у кого ничего не будет, им и отдадите. Да еще что-либо добавите». В общем, не позволили нам спать на полу и ждать первых получек, чтобы купить постельное. А потом пришлось мне еще дополнительно вести историю и географию в 5-6 классах, потому что учителей катастрофически не хватало. Затем Анатолию, как мужу учительницы, дали новый трактор. И начали мы жить на новом месте.

– И что – только это хотите отметить? Очевидно, не только страх перед косолапым врезался в память?

– Мне свекровь не дала взять из прежнего дома ничего, кроме нашей одежды. Ну, а я не настаивала – заработаем. Помнится, легли вечером (после окончательного приезда мужа) спать на газетах, сыну соорудили из пальто кровать. Просыпаюсь утром, выхожу во двор, а там стоят кровать и детская кроватка с матрасами и стопкой чистого постельного белья, стол со стульями, на столе – посуда. То есть приготовлено кем-то все самое необходимое для обживания дома. Трогать все это я как-то не решаюсь, продолжаю чтото делать, муж на работу ушел… И тут подходит женщина: «А

– Евгения Николаевна, а как жизнь в поселках протекала? Какими были условия быта?

– Быт элементарный. Отапливались, конечно, печкой, но дрова на зиму там не заготавливали. По морозу на тракторе к дому подтащат сухое дерево (хлыст), по обхвату почти в мой рост, затем пилой бензомоторной «Дружба» помельче распилят. Вот на зиму и обеспечены мы топливом. Наколют потом недели на две – и хватит. Истопят – опять пойдут колоть. Вода – из колодцев и речки. Речка на 3-ей Седьмой была мелкая, на «Медвежке» – река Подхоренок, та пошире и поглубже. Но зимой перемерзает все: и колодцы, и речки. Прибежишь домой в обед (между школьными сменами), бегом за санками, ломом, мешком

68 СЕМЕЙНЫЙ АЛЬБОМ – и на речку. Сколько сил есть – наколешь льда в мешок – и домой. Там на печке стоит двухведерный бак эмалированный. Вот туда лед кидаешь, он и растапливается в воду. И вода эта – и на еду, и на стирку, и для скотины. Из питания в магазинах – сахар, соль, крупы, мука. Хочешь молока – держи корову, не можешь пропитаться без яиц – заводи кур, желаешь мяса – расти поросенка. А купить того же молока практически было не у кого – коровы давали молока всего по 9 литров в день, и излишков его у людей не имелось.

– А какое население было в поселке, и как оно к вам относилось?

– Народ был своеобразный, всех национальностей. Особенно много проживало украинцев, часть из них без паспортов – те, кого выселили из Западной Украины. А кроме этого, белорусы, эстонцы, татары и т.д. Многие – инвалиды войны. А отношение к нам со стороны местных жителей было очень хорошее. Про получки надо сказать особо. Мужчины были на лесоповале с семи утра до восьми вечера: как на рабочем поезде уедут в тайгу, так домой только к ужину. И столовых там не было в лесу – жены готовили мужьям еду заранее, чтобы они брали ее с собой на день. Поэтому женам приходилось и зарплату своих супругов получать самим, пока те были весь день на лесозаготовках. Дальний Восток научил меня не терпеть ссору в доме. Как бы вечером ни поссорились с мужем, до утра у него не должно оставаться горечи. В тайге ведь каждый день были несчастные случаи: то комуто руку поранит, то лесиной по голове случайно хорошо стукнет. Глядишь – кого-то везут в больницу в район. В общем, иногда страшно было. Как только отправят кого-то в больницу – тут же по поселку вопрошают: «А кого?» Каждая женщина в такие моменты в панике: только бы не моего мужа, брата, отца… Характерная особенность: женщин было очень мало в поселках, где проживала. В мужских общежитиях поселялись ребята после армии (приехали подзаработать) и те, кто после тюрьмы год отрабатывает. Но что самое главное – за все шесть лет, там прожитых, я не слышала на улицах ни одного бранного слова, не видела никаких драк, о воровстве

и речи не было – на домах замки висели для видимости: мол, дома никого нет. Наверное, суровые условия жизни и работы как-то сплачивают людей, облагораживают.

– Как видно из вашего рассказа, Евгения Николаевна, на Дальнем Востоке жизнь у вас сложилась в общем-то неплохо. Но почему же вы вдруг решаетесь на возвращение в европейскую часть страны?

– Действительно, на Дальнем Востоке с работой, жильем, детскими садиками в поселке все было хорошо. Но я почему-то страшно исхудала, и причины этого никто из местных медиков не мог найти. В то время в Хабаровске уже принимали в платной поликлинике. Посещение профессора стоило 1 руб. 20 коп. Вот меня Анатолий везде и возил. Внешне как протекало все? Зимой, когда мороз 60 градусов, со мной все нормально. А летом, когда жара 40-45 градусов, а влажность 100% и нехватка кислорода в воздухе 20%, я падала в обморок. По всем врачам прошли – всё в норме. И только один старенький профессор медицины из Хабаровска (к нему в платную поликлинику свозил меня муж) меня послушал и спрашивает: «Где же ты, девочка, выросла?» А узнав, что в Ярославской области, тут же говорит: «Если ты хочешь дорастить детей, то уезжай немедленно. Здесь тебе не хватает воздуха – у тебя слабые легкие». Вот теперь надо было решать большую проблему: куда ехать? Квартиру в Угличе моя старшая сестра обменяла к тому времени на Хабаровск, то есть в Угличе у меня ничего, кроме родительских могил, не осталось. Одна надежда была – на отцовский дом мужа в городе Новозыбкове Брянской области. В это время мне было 25 лет, Анатолию 29, одному нашему сыну – четыре с половиной, другому – два с половиной года.

– Итак, ваша уже сложившаяся семья перебирается на Брянщину. Но там же нужно было начинать все сначала?

– По приезде в июне 1969 года в город Новозыбков (с нами приехали также свекровь и ее внучка) узнаю, что у моего мужа пять тетушек, но ни одна из них не хочет нас принять. Все считали, что я такая худая оттого, что у меня туберкулез. А в небольшом до-

мике мужа живут чужие люди (помните, я говорила, что жилье это мать Анатолия перед отъездом на Дальний Восток сдала в аренду?). С работой тоже все никак не ладилось. Лишь где-то к осени переселились в дом, но на работу я смогла устроиться только в августе – в магазин, за кассовый аппарат, ибо в городе был свой пединститут, и учителей хватало своих. Через шесть месяцев освободилось место директора начальной школы в двух километрах от города, и, конечно, я без колебаний вернулась к любимой работе. Но через полгода, в середине 70-х годов, школу закрывают. Оказывается, таких, как я, учителей начальных классов по стране было 40 тысяч. И малокомплектные школы ликвидируются. С жильем кое-как устроилось, дали нам комнату в бараке на окраине города, так как Анатолий стал работать в совхозе «Волна революции» трактористом. Я же поначалу устроилась в сберкассу, а затем меня пригласили на швейную фабрику бухгалтером (все-таки преподавала для ребят таежного поселка математику!).

– Вот и прекрасно! С этого момента ваша жизнь, наверное, стала входить в нормальную колею?

– Меня тут же отправили в Минск на курсы повышения квалификации. А потом, в 1978 году я поступила во Всесоюзный заочный финансовоэкономический институт и в 1982 году его закончила. В это время меня рекомендовали в ряды членов КПСС, и агитколлектив, который я создала на фабрике, был признан лучшим по области. За время работы и учебы в институте я освоила специальность старшего инженера по труду и зарплате, в подчинении у меня было 11 нормировщиков. По окончании института меня переводят заместителем главного бухгалтера. Но тут с нашей фабрики на другую швейную фабрику (тоже в Новозыбкове) переводят заместителя директора на должность директора предприятия, и он предлагает мне перейти к нему начальником планового отдела. Конечно, я согласилась. К тому времени совхоз выделил нам трехкомнатную квартиру, старший сын окончил десятилетку, младший заканчивал техникум. Вроде бы жизнь устоялась. Но не тут-то было.

– Что, снова нужно

было уезжать?

– Опять подул ветер судьбы. Ветер горячий, очень опасный, с радиацией: в апреле 1986 года происходит авария на Чернобыльской АЭС. Для себя мы с мужем вопрос решили однозначно: уезжать! Но вопрос – куда? В это время в Угличе как раз строился льнозавод. В Углич уже вернулись к тому моменту мой старший брат Володя с семьей, племянница Татьяна с семьей и старшая сестра Капитолина. Все они жили в поселке Отрадном, а там на льнозавод требовался старший инженер по труду и зарплате. Поэтому мы приехали в этот поселок. Из Новозыбкова я привезла в горком партии письмо о всемерном содействии, и директор льнозавода Омячкин ходатайствовал о выделении мне комнаты в двухкомнатной квартире. Потом был построен еще один 90-квартирный дом в Отрадном, где мы и получили двухкомнатную квартиру, в которой и обитаем до сих пор. Жизнь снова пошла своим чередом.

– Ну, и чем мы закончим нашу беседу, Евгения Николаевна? Осталась какая-то горечь от нелегко сложившейся жизни?

– Сейчас я уже 12 лет как на пенсии, но сидеть дома некогда – все свободное время я помогаю, чем могу, восстанавливать храмы. Большое спасибо надо сказать преподавателям и руководителям Угличского педучилища. Ни в одном учебном заведении так грамотно не готовят специалистов. Везде после окончания учебного заведения работника еще года 2-3 учат, как правильно работать. После педучилища зашел в класс – перед тобой детские глаза, а за спиной – никого! Как и чему сможешь их научить – за это отвечаешь только ты сама. Я рада тому, что на Дальнем Востоке пошли по моим стопам и после меня работают учителями математики три бывших моих ученика, в начальной школе – пять. Закончили различные институты пять молодых девчат из Новозыбкова – все они из созданного мной когда-то фабричного агитколлектива. А что касается моей сложной судьбы, то она получилась такой не у одной меня. И очень хочется надеяться, что, как и меня, таких людей жизнь не сломала. Интервью подготовили Анатолий МАРЧЕНКО и Майя СУСЛОВА.

СЛОВО ЧИТАТЕЛЮ 69

И стало далекое близким Прочитала журнал «Углече Поле» № 7 от первой страницы до последней, и на меня нахлынули такие волнующие воспоминания, что далекое стало очень близким, и я решила об этом написать в газету. Начну с сeредины журнала. В народе говорят: «У кого что болит, тот про то и говорит». Война, ленинградская блокада – моя боль. Я пережила страшную блокадную зиму и весну 1941-42 годов. В журнале есть большой рассказ об Ольге Федоровне Берггольц (1-я половина историко-краеведческой статьи О. Городецкой – Ред.), помещено несколько ее фотографий. Эта талантливая ленинградская поэтесса, мужественная и сильная духом женщина всю блокаду проработала на Ленинградском радио. Я слышала ее выступления перед ленинградцами и перед моряками-балтийцами, отправлявшимися на фронт. Она призывала к борьбе, вселяла дух и уверенность в победу. Ее стихи дышат патриотизмом, любовью к Родине. Были случаи, когда Ольга Берггольц прямо в студии падала в голодный обморок. Но она продолжала работать, поддерживала духом своих товарищей. Листаю журнал дальше. Передо мной на фотографии

Мое пожелание – не снижать планку Случайно попал в руки седьмой номер журнала «Углече Поле». И что же? Приятно знать, что в райцентре Ярославской области, Угличе, есть издание, вполне способное составить конкуренцию печатной продукции многих областных столиц. Понятно, что издание подобного журнала – дело недешевое, и за это – отдельное спасибо учредителям. При этом вдвойне хорошо то, что на страницах журнала почти нет рекламы, заполонившей большинство изданий. Это дополнительное свидетельство «серьезности» журнала «Углече Поле». Нельзя не отметить работу дизайнера и верстальщика. Все материалы легко читаются, а иллюстрации помогают лучше воспринять прочитанное, не «забивая» в то же время текст. Однако следует сказать, что далеко не всегда под иллюстрациями имеются подписи (не знаю, чья это вина – авторов или редакции), а это несколько снижает их ценность, превращая их из элемента познавательного в сугубо декоративный. Переходя непосредственно к со-

две женщины (см. материал «Гениальные земляки, служители муз» – Ред.). Они немолодые, но такие же милые, красивые, какими я их знала раньше. Это Софья Оттовна Мотренко и Жанна Георгиевна Кофман. Судьбы у них разные, но объединяет их одно: любовь к людям, к музыке, к жизни. Обе они отработали в Угличском педучилище по нескольку десятков лет. А вот статья Майи Павловны Сусловой «Наш добрый доктор» – про Т.В. Панарину, бывшего детского врача, которую знают весь Углич и район. Я смотрю на фотографию ее родителей. Отец – Тихонов Василий Александрович. Это он, директор педучилища, вручал мне аттестат об окончании Угличского педучилища и направлял на работу. Было это в победном 1945 году. Почти весь выпуск тогда распределили в Тюменскую область, а меня и еще нескольких выпускниц оставили в Угличском районе. Сколько волнений, сколько радости было тогда у нас! Ведь годы учебы были трудными, и вот все позади – и учеба, и война. Вернувшись к началу журнала, читаю про битву русских дружин с татарами на реке Сити. И тут же вспоминаю, как привозили меня каждый год летом из Ленинграда к бабушке в деревню Станы – это в 25-ти километрах от Углича, а по

держанию опубликованных в журнале материалов, замечу, что значительная их часть написана не профессиональными историками и краеведами, а любителями, и это нельзя не похвалить. Интересно интервью с А. Кулагиным, посвященное истории Угличского полка. Видно, что А. Кулагин – энтузиаст своего дела, причем привлекают его далеко не только внешние атрибуты. Следующие две статьи, в которых авторы (В. Бородулин и В. Курочкин) предлагают оригинальные версии из истории татаро-монгольского нашествия, имели бы значительно большую научную ценность, если бы были снабжены соответствующими ссылками, тем более что в них предлагается интерпретация событий, отличная от общепринятой. С интересом прочитал и материалы, посвященные недавнему прошлому. Их герои – не только знаменитости (например, Ольга Берггольц), но и простые люди, а именно рассказы об этих людях помогают лучше представить жизнь Углича в последние 50-100 лет. К сожалению, имеется некоторая тенденциозность как в подборе материалов, так и в разворачивающемся в них повествовании. Конечно, можно понять

прямой – километров восемнадцать, не больше. Тогда я спрашивала у взрослых: «Почему наша деревня называется так чудно?» Старожилы мне отвечали: здесь татары раскинули свои шатры, расположились станом, чтобы подкрепиться и идти войной дальше. А что? Это вполне вероятно, ведь были же татары в Ростове. А это уж не так и далеко от Станов. И еще одно подтверждение. При въезде в Станы дорога спускается с возвышения к реке, и вот это высокое место называют Пантинской горой, а по другому: Хантинская гора. Так не от слова ли «хан» произошел второй вариант названия?1) Люблю поэзию, поэтому с интересом прочла в журнале стихи В. Лотоцкого. Интересно и увлекательно раскрыта в журнале тема вечной любви – понравился рассказ-быль Е. Лебедева «Веточка дуба». Спасибо авторам и издателям журнала за их труд, спасибо «Угличской газете»! Желаю еще больших успехов, удач в поисках. Нина Ивановна Скворцова, пенсионерка, бывшая учительница, с. Улейма 1) Такое толкование топонима «Хантинская гора», выдвигаемое автором, все-таки чересчур натянуто, неправдоподобно.

людей, недовольных идеологическим засильем советского времени, но и впадение в другую крайность едва ли можно приветствовать. Я имею в виду, что зачастую восприятие дореволюционного прошлого слишком восторженно, а советская эпоха представляется исключительно в черных красках. В целом хотелось бы пожелать редакции «Углече Поле» не снижать планку, находить оригинальных авторов и актуальные темы. Т. Токарев, преподаватель, г. Кострома

70 СЛОВО ЧИТАТЕЛЮ «Углече Поле» впечатляет Уважаемый Алексей Суслов! Летом 2008 года я была в командировке в Угличе, в институте маслоделия и сыроделия и, имея небольшое свободное время, посетила кремль, где и купила ваш журнал «Углече Поле» № 7. Какое дивное название! Меня поразили практически все публикации в нем. Хотя я и не историк, но статьи А. Кулагина про Угличский полк, В. Бородулина и В. Курочкина о Ситской битве, на мой взгляд, очень

интересны. С большим вниманием прочла публикацию О. Городецкой об Ольге Берггольц. До сей поры я ничего не читала о ее жизни в Угличе. Поэтому спасибо огромное! Интересны представленные в журнале повести и рассказы. А какие великолепные стихи В. Лотоцкого! Большое ему спасибо! Понравились рубрики «Время и люди» и «Семейный альбом»: А. Марченко – о Шульгиных (!!!) и Е. Лебедев – о Васильевых. Хороший язык,

приятно читать. Все публикации очень хорошо иллюстрированы. Все впечатляет! Передайте благодарность вашим коллегам, которые создавали этот номер. В общем, получила огромное удовольствие от материалов вашего «Углече Поле». С признательностью, Виктория Павловна Шидловская, кандидат технических наук, ведущий научный сотрудник ВНИИ молочной промышленности, г. Москва

Журнал «Углече Поле» делается с большой любовью к угличанам и Угличу. Лия Дмитриевна Аверина, ветеран труда, преподаватель математики и завуч школы рабочей молодежи № 4 города Ярославля (Фото сделано в Угличе летом 2008г.).

Спасибо создателям «Углече Поле»

Виктор Федорчук, автор стихов, помещенных в данном номере журнала.

Мы, две семьи из Петербурга, в течение многих десятилетий почти ежегодно приезжаем летом на родину наших предков – в деревни к югу от Углича (рядом с селом Троицким). Нам нравятся природа и люди угличского края, уютный и ухоженный Углич, старинные архитектурные и исторические памятники города и его окрестностей. А в последние два года появилось еще одно удовольствие от приезда сюда: журнал «Углече Поле». Наведываясь в Углич, мы стараемся приобрести все номера журнала, вышедшие за прошедшее время. Нам интересны, по существу, все статьи по истории и культуре угличского края, которые редакция отбирает и печатает в «Углече Поле». Из материалов по истории особенно запомнились публикации, характеризующие с малоизвестной стороны деятельность князя Андрея Угличского (№ 3, 2006

г.), оригинальные факты и соображения о битве на р. Сити в 1238 г. (№ 7, 2008 г.). Не только познавательное, но и большое воспитательное значение имеет история о частом разорении, сожжении, разграблении, а главное, о восстановлении Углича (об этом, может быть, стоит публиковать более подробные материалы). Очень важны представленные в журнале сведения о той роли, которую играл Углич в истории русской культуры. Мы имеем в виду не только значение Углича как источника художественных и иных впечатлений русских живописцев, писателей, композиторов, ученых, но и саморазвитие культурной жизни города (см. например, историю угличской библиотеки – № 2, 2007-2008 гг.). Все это, а также история старинных семейств, замечательных людей, памятных зданий, отдельных производств, других достопримечательностей города и района позволяет гордиться нашим прошлым и надеяться на лучшее

будущее. Из пожеланий журналу мы хотели бы предложить чаще освещать проблемы истории и культуры не только города Углича, но и всего угличского края. В заключение надо отметить прекрасное оформление журнала, хорошие фотографии и другие иллюстрации, качественную полиграфию. Нам представляется, что «Углече Поле» является одним из самых интересных журналов, какие приходилось читать в последнее время. Во всяком случае можем сказать, что журнал любят не только угличане и приезжающие в Углич гости, но и петербуржцы, которые с удовольствием берут у нас и читают номера «Углече Поле». Спасибо редакции журнала, авторам и всем, кто причастен к этому прекрасному изданию! Виктор Федорчук, Людмила Кузнецова, Ирина Федорчук (деревня Слобода), Александра Лавренова, Юрий Лавренов (деревня Курышино).

СЛОВО ЧИТАТЕЛЮ 71

Свадебное путешествие из Воронежа в Углич В августе прошлого года художник (она же и архитектор) Елена Кокорина из Воронежа, награжденная в этом году орденом «Молодое дарование России», решила после регистрации брака провести свадебное путешествие вместе с супругом Владимиром Старцевым в Углич, на родину прадеда Александра Знаменского (известного когда-то в местной среде врача) и деда, воронежского профессораветеринара Алексея Знаменского. И вот поздно ночью автобус из Москвы привез их в наш старинный город, где проживали предки Елены. Высадившись у Богоявленского монастыря на Ростовской улице, Лена первым делом низко поклонилась земле угличской и монастырю, где в небольшом домике прошли детство и юность ее прадеда и его братьев и сестер. И только потом она и Володя пошли в гостиницу на Успенской площади и поселились там. Они были очарованы центральной частью города, и это чувство не покидало их всю неделю, пока они пребывали в Угличе. Посетили они почти все его лучшие уголки: ГЭС и Волгу, церкви и монастыри, музеи на улице Ольги Берггольц, на площади и в кремле. Пообщались в редакции «Угличской газеты» с журналистом Анатолием Марченко, выразив ему благодарность за подготовку статей в журнале «Углече Поле» и в газете по родословной разветвленного семейства

Знаменских. Познакомились в историко-архитектурном и художественном музее с заведующим худотделом, почетным гражданином Угличского муниципального района Анатолием Горсткой, подарив музею две картины с видами города Воронежа, а до этого Лена прислала музею альбом со своими живописными работами. За проведенную у нас неделю Е. Кокорина сумела сделать восемь зарисовок церквей и старинных домов в Угличе, посетив все микрорайоны города. В общем, наши гости остались очень довольны приемом в упомянутых местах, они восхищены были стариной Углича и доброжелательностью горожан. А еще они успели съездить на один день в Ярославль и еще на день – в Ростов. Уехав обратно в Воронеж, Елена Кокорина позвонила оттуда (она, кстати, моя племянница) и сказала, что свадебное путешествие останется у нее в памяти на всю жизнь, и получилось оно даже лучше, чем если бы они съездили за границу. В следующий раз Елена собирается в наши края на автомашине, посмотрев по пути города Золотого кольца, особенно Владимир и Суздаль. И, похоже, сделает она это нынешним летом. И еще: она намерена устроить выставку своих картин в Угличе. А их у нее целая сотня. Договоренность о выставке уже достигнута. Между прочим, работы Елены Кокориной есть в частных коллекциях России, Франции, Голландии, Англии, Италии, Канады. Елена КОЛОБОВА, пенсионерка, почетный гражданин Угличского района

Спасибо вам за журнал «Углече Поле». Нравится в нем все, что связано с историей. Все познавательно, все интересно. Немного о себе. По адресу улица Ленина (бывшая Московская), 43 в Угличе стоит родовой дом моей семьи – дом Аполлинария Жаренова. Отец В.Н. Комаров, бондарь, был посажен в 1937 г. Наталья Васильевна Филиппова

Читают журнал также туристы Уважаемые коллеги! Так получилось, что и позапрошлой осенью, и прошлой весной я оказывался в вашем замечательном городе. И оба раза в газетном киоске приобретал журнал «Углече Поле». Первый раз – из любопытства, а второй – уже нарочно, поскольку журнал мне понравился, и появилось желание ознакомиться с его новым номером. Хочется искренне поблагодарить авторский и редакционный коллектив за выпуск этого издания, заметного не только прекрасным оформлением, но и качественным, вызывающим интерес содержанием. Скажем, мне показалось достойным внимания все: и исторические записки, и литературные публикации. Нельзя не приветствовать желание жителей небольшого города сохранить историческое и культурное наследие своей малой родины. К тому же благодаря тому, что через Углич проходят все волжские туристические пути, читателями журнала становятся и жители многих других городов. Вот и я стал вашим поклонником, однако, судя по всему, в ближайшее время мне в Углич не попасть. Поэтому вопрос: нельзя ли както приобрести последний, 7-й номер «Углече Поле», например, по почте? Сергей Сонин, заместитель главного редактора одного из московских журналов

А

Б

Воскресенский собор.

Казанская церковь.

Г

В

Церковь Рождества Иоанна Предтечи.

Д

Успенская, или Дивная, церковь.

Федоровская церковь.

Е

Корсунская церковь.

Ж

Церковь Флора и Лавра.

1 – кафе «Русская кухня» 2 – ресторан «Старый город» 3 – кафе «Успенская» 4 – столовая «Волга» 5 – ресторан «Углич» 6 – кафе «Русская усадьба» 7 – кафе «Энергия» 8 – Угличский историко-архитектурный и художественный музей 9 – Музей городского быта 10 – музей «Под благодатным покровом» 11 – музей «Запретная зона» 12 – Музей кукол 13 – музей «Библиотека русской водки» 14 – Музей гидроэнергетики 15 – гостиница «Успенская» 16 – гостиница «Москва» 17 – гостиница «Углич» 18 – гостиница «Чайка»

ДЛЯ ТУРИСТА 73

расположена в историческом центре Углича, на берегу Волги, из номеров гостиницы открывается великолепный вид на реку. Отель предлагает 2 номера люкс, 37 стандартных номеров и 8 мансардных номеров. Во всех номерах предусмотрено размещение ребенка на дополнительном месте – в детской кроватке. Все номера обустроены ванными комнатами с туалетными принадлежностями, системой кондиционирования, имеются в них телефон, телевизор, мини-холодильник. Также к вашим услугам: ресторан на 88 мест, ночной бар на 28 мест, летнее двухуровневое кафе, конференц-зал, фитнес-центр, бассейн, 2 сауны, 2 бани, парикмахерская, Wi-Fi, бильярд, автостоянка.

Спортивно-развлекательный комплекс

- Бизнес-ланч – 150-200 руб.

- Боулинг – 400-600 руб. в час - Бильярд – 200-250 руб. в час - Тренажерный зал – 150 руб. в час, месячный абонемент – 1200 руб.

- Сауна – 400 руб. в час - Солярий – 175 руб. в час РЕЖИМ работы: пн-чт с 12.00 до 2.00 пт-сб с 12 до 4.00 вс с 12 до 2.00

Адрес: Ярославское шоссе, д. 50, тел.: (48532) 5-03-67, 4-14-60.

«Энергия» Центр отдыха

предлагает следующие услуги: комплексное обслуживание туристов (завтрак-обед-ужин) до 100 человек, обслуживание корпоративных праздников на территории клиента. В центре имеются бассейн, инфракрасная кабина, солярий. К вашим услугам банкетный зал с бильярдом, возможно проведение презентаций, деловых встреч и отдыха. «Энергия» также предлагает услуги маникюра, педикюра, наращивания ногтей, теперь есть и услуги депиляции как холодным, так и горячим воском. При центре отдыха есть бесплатная автостоянка.

Информация по телефонам: 2-24-95, 5-65-91

Режим работы: с 9:00 до 0.00 без праздников и выходных дней.

Мы ждем вас! Адрес: ул. Нариманова, д. 27.