12_

2012

2012

#12

1

НАД журналом РАБОТАЛИ: Выпускающий редактор Анатолий Марченко Верстка, дизайн, подготовка фотографий – Ирина Ирхина Корректор Ольга Кожаева Съемка фотоматериалов – Сергей Метелица, Виктор Бородулин, Павел Карпов Главный редактор Алексей Суслов Редакция благодарит за ценные историко-краеведческие консультации заслуженного работника культуры РФ Виктора Ерохина и рыбинского краеведа и поэта Евгения Розова.

2012

Историко-краеведческий и литературный журнал/ приложение к «Угличской газете» #12 2012 год

2

Адрес редакции: 152610, Углич, ул. Ярославская, 50 тел. (48532) 2-06-39, тел./ факс (48532) 2-12-39 e-mail: uglgazeta@rambler.ru www.gazetauglich.ru, www.uglich.ru Перепечатка любых материалов только с разрешения редакции «Угличской газеты» Отпечатано в ОАО «Полиграфия» Ярославль, ул. Республиканская, 61 Заказ 3601 Тираж 4000

Учредитель (соучредители): Муниципальное учреждение «Дума Угличского муниципального района» (152615, Ярославская обл., Угличский р-н, г. Углич, пл. Успенская, д. 2); Закрытое акционерное общество «УгличТелеКом» (152615, Ярославская обл., Угличский р-н, г. Углич, пл. Успенская, д. 3, оф. 226). Газета зарегистрирована в Управлении Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Ярославской области Регистрационный номер ПИ № ТУ 76-00161

В оформлении обложки журнала использованы изображения змеевика – медальона, на одной стороне которого языческий символ («змей»), а на другой – христианский. С подобными артефактами столкнулись рыбинские археологи на раскопках Усть-Шексны, вскрывая слои XIII-XIV веков.

Уважаемые читатели! Вы держите в руках очередной номер «Углече Поле» и, наверное, полистав его, сразу догадываетесь, что он посвящен историческим и культурным связям двух волжских городов – Углича и Рыбинска. Может быть, угличан, привыкших читать только угличские истории, это обстоятельство немного удивит, а рыбинцы зададутся вопросом, почему журнал с угличским названием пишет об исторических событиях Рыбинска. Поэтому стоит объяснить, как родилась эта креативная идея создать симбиозный журнал. Как это часто бывает в жизни, определенное стечение обстоятельств приводит к нежданнонегаданному результату. В январе этого года мы с другом Александром Егоровым, получившим президентский грант на реализацию проекта передвижной выставки авангарда, договорились с Рыбинским музеем-заповедником об открытии у них экспозиции картин авангардистов. И второго февраля на открытии этой выставки мы познакомились с главой Рыбинска Юрием Ласточкиным. А поскольку я прихватил для своих рыбинских коллег несколько номеров только что вышедшего очередного номера журнала «Углече Поле», то один экземпляр я подарил Юрию Васильевичу. Он полистал издание, удивился, что в Угличе выходит такой толстый, хорошего полиграфического качества журнал, и в тот день на выставке на этом все и закончилось. Однако, эта минутная встреча имела важные последствия. На следующий день глава Рыбинска предложил приехать к нему побеседовать. При встрече Юрий Васильевич сначала щедро одарил меня свежими прекрасно изданными книгами рыбинских авторов, а потом со свойственной ему решительностью предложил консолидировать интеллектуальные силы двух городов и сделать новый номер «Углече Поле», в котором значительная часть материалов была бы посвящена

истории и культуре Рыбинска, его историческим и культурным связям с соседним Угличем. Глава Рыбинска в свою очередь взял бы на себя материальную часть его выпуска, причем с трехкратным увеличением тиража, чтобы хватило на читателей обоих городов. Я с радостью согласился, поскольку в этом случае не только решался острый вопрос финансового плана, но и предоставлялась возможность выйти за исторические пределы Углича, расширить, так сказать, границы Углече Поле вдоль Усть-Шексны аж до Белоозерья. Почти два месяца угличские и рыбинские научные сотрудники музеев, краеведы, журналисты, дизайнеры, редакторы с большим энтузиазмом трудились над созданием объединившего нас всех журнала. Как всегда, нас поддержал и ярославский профессор-филилог Евгений Ермолин. Мне, как руководителю проекта, было очень интересно узнавать сначала из беседы с Виктором Ивановичем Ерохиным и Евгением Станиславовичем Розовым (с которой собственно и началась работа над симбиозным проектом) много нового о со­седнем и, казалось бы, знакомом Рыбинске, о замечательных людях, родившихся в Угличе, а исторический след оставивших в Рыбинске, и наоборот. А потом, с поступлением каждой новой статьи, удивление от исторических открытий только росло. Росло вместе с уверенностью, что мы сделаем очень хороший журнал невиданного доселе объема, который будет интересен жителям наших волжских городов. Но это – мое собственное ощущение от нового номера, созданного сплотившимся вокруг одной цели коллективом историков Углича и Рыбинска. И я ни в коем случае не хочу его навязывать вам, дорогие читатели. Как потрудилась сборная команда, воодушевленная подлинным интересом к истории, и каким получился новый номер «Углече Поле», судить вам. Главное, чтобы вы его прочитали. Главный редактор Алексей Суслов

СОДЕРЖАНИЕ Виктор ЕРОХИН и Евгений РОЗОВ: ПРИВЕТ ВАМ, БЫЛЫЕ ВЕКА! 2-5 Евгений ЕРМОЛИН РЫБИНСК 6-17

Александр Рыкунов, Ирина РЫКУНОВа ДРЕВНИЙ ГОРОД 18-27 Анатолий МАРЧЕНКО ПУТЬ К ЛАБИРИНТОДОНТУ

28-30

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ РЫБИНСКА В УГЛИЧ И ОБРАТНО 32-37 Адель ПЕТРОВА ГЛАВНЫЙ МЕХАНИК ВОЛЖСКОГО ФЛОТА

38-39

Евгений ЛИУКОНЕН ДОМ КАЛАШНИКОВЫХ 40-43 Владимир РЯБОЙ РОМАН МЭРИЛИН МОНРО

44-47

Виктор БОРОДУЛИН ТУЕРНОЕ ПАРОХОДСТВО НА ВОЛГЕ

48-51

Татьяна СТЕПКИНА ЛИСТАЯ КНИЖИЦУ ПРО ВОЛГОСТРОЙ

52-55

Ольга ГРЖИБОВСКАЯ МУЗЫ ВОЛГОЛАГА 56-61 Епископ ВЕНИАМИН: РЫБИНСК И УГЛИЧ СВЯЗАНЫ СУДЬБОЙ

62-63

ВЫ, НЫНЕШНИЕ, НУ-ТКА! (Автобиография протоиерея Рыбинского Преображенского собора А.А. Золотарева) 64-73 Игумен РАФАИЛ (Сергей Симаков) ОТЕЦ ПЕТР ИЕРУСАЛИМСКОЙ СЛОБОДЫ 74-81 Анатолий ГОРСТКА ВЫХОДЕЦ ИЗ ВИЗАНТИИ НА УГЛИЧСКОЙ ЗЕМЛЕ Анна РОМАНОВА «СЪЕЗДИ, РЫБНА НЕДАЛЁКО…»

82-89

90-93

Виктор БОРОДУЛИН ВЕНОК УСАДЬБЕ 94-97 Светлана КИСТЕНЁВА МОЛОГА: ВОЛНЫ НАД ГОРОДОМ

98-103

Елена НАУМОВА, Василий СМИРНОВ МАЛЕНЬКИЕ ЛЮДИ И БОЛЬШАЯ ВОЛГА 104-113 Надежда ШИШКУНОВА (НИКОНОВА) МОЯ МАЛАЯ РОДИНА 114-119

Светлана КИСТЕНЕВА ОБ УЕЗДНЫХ ВЫБОРАХ, БОЛЬШОМ ПОЖАРЕ И СТАРЫХ ПОРТРЕТАХ 128-135 Сергей ОВСЯННИКОВ ОТ НАПОЛЕОНА ДО АВАНГАРДА

136-145

Алексей БУДНИКОВ РОМАНОВСКИЕ иконы 146-149 Татьяна ЕРОХИНА САД И ТЕАТР «ЭРМИТАЖ» УГЛИЧАНИНА ЯКОВА ЩУКИНА 150-155 Юрий КУБЛАНОВСКИЙ «И КРАСНЫЙ УГЛИЧ ЗА ОКНОМ» Сергей ХОМУТОВ Я ПОКАЖУ ТЕБЕ МОЙ УГЛИЧ

2012

София ЕРОХИНА ВОЛЬНЫЕ ОГНЕБОРЦЫ 120-127

156-157 158-159

Евгений РОЗОВ МАТУШКА РОССИЯ, ТЫ ЕЩЕ ЖИВА?

160-161

Ксения ТРЕТЬЯКОВА ВЛЮБЛЕННАЯ В СЕБЯ СОПЕРНИЦ НЕ ИМЕЕТ 162-163 Кирилл ТИХОМИРОВ ИЗ ПОКОЛЕНИЯ СЕНТЯБРЯТ 164-165

3

{гОСТИНАЯ} 2012

Кто из угличан и рыбинцев, имеющих прямое отношение к истории и современной жизни своих городов, способен дать квалифицированную историко-культурную оценку тем взаимосвязям, которые сложились между этими старинными городами Верхей Волги? Но если начинать с Углича, то неоспоримым специалистом в этом плане является Виктор Иванович Ерохин, долгие годы возглавлявший Угличский музей (теперь он именуется историко-архитектурным и художественным), а в настоящее время являющийся заместителем директора этого учреждения по научной части. Поэтому он – первый наш собеседник в разговоре на тему «Углич и Рыбинск – города-соседи». Второй участник встречи в редакционной гостиной – рыбинский краевед и поэт, председатель президиума совета Рыбинского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Евгений Станиславович Розов, прежде проживавший в Угличе.

4

*) Л.И. Ошанин

Привет вам, былые века!*) Рыбинск и Углич в историческом и культурном соседстве

– Виктор Иванович, вы являетесь автором книг, в которых так или иначе перекрещиваются судьбы Рыбинска и Углича. Что вы можете сказать по поводу готовящегося к печати очередного выпуска журнала «Углече Поле» со столь необычной тематикой «Углич – Рыбинск»? В. Ерохин: – Выход «угличско-рыбинского» журнала «Углече Поле» не случаен и даже закономерен. Ни с одним другим городом нашей области у Углича не было столь плотных связей и взаимодействий, несмотря на то, что последние два века наши города существенно отличались друг от друга как по внешнему облику, культурным доминантам, так и по характеру экономической жизни. Тем не менее, притяжение существовало на протяжении многих сотен лет. Еще в эпоху средневековья (ХI – ХV века) Углич и древняя Усть-Шексна, исторический предшественник Рыбинска, не просто были близкими соседями, но и оказались на одном пути, на одних дорогах – водной и сухопутной. Сухопутная дорога шла из Суздаля

и Владимира через Юрьев-Польской, Переславль Залесский, современное Нагорье, Углич и далее вдоль волжских берегов на Усть-Шексну в Белоозеро. Водный путь начинался от Переславля, шел по Нерли волжской до Скнятина, затем по Волге через Углич на УстьШексну. Главным продуктом перевозки был хлеб суздальского ополья. Этот хлеб порой становился политическим аргументом в руках князей владимирских, а затем московских в спорах с Великим Новгородом. В случаях конфликта в устьях Тверцы, Мологи и Шексны подвоз перекрывали, и новгородцы вынуждены были становиться более уступчивыми в делах торговых и политических. Как уже было сказано, в XVIII-XX веках Углич и Рыбинск отличались по многим признакам. Но, как ни парадоксально, подъему жизни и развитию Рыбной слободы в XVI-XVII веках и одновременно затуханию Усть-Шексны способствовал конфликт между угличским князем Андреем Большим и его братом, великим князем московским Иваном III.

В 1468 г. шехонские земли стали владением угличского князя – одного из деятелей антимосковской оппозиции. В целях погашения очередного конфликта мать князей Мария Ярославна отдала бывший Шехонский удел по левобережью Волги и низовьям Шексны, входивший ранее в состав Ярославского княжества, Андрею Большому. В противовес, о чем справедливо говорят рыбинские историки, великий князь Иван III стал способствовать развитию Волжского Правобережья, создавая, говоря современным языком, оффшорные зоны с различными налоговыми послаблениями переселявшимся людям. С этого времени начинается развитие Борисоглебской слободы напротив левобережного Романова и Рыбной слободы, предшественника

современного Рыбинска. Укреплению «земельных» связей способствовало и то, что близкое к Рыбной слободе Мологское княжество с городом Мологой по завещанию Ивана III в 1505 году вошло в состав Угличского княжества и до 1775 года – губернской реформы Екатерины II, эти территории входили в состав Угличского уезда.

– Именно тогда Рыбная слобода и стала Рыбинском? В.Е.: – В 1777 году Рыбная слобода становится городом. Его быстрому развитию способствовало создание двух водных систем, Тихвинской и Мариинской, – связавших Волгу с северо-западом, с Балтикой. Рыбинск превращается в крупнейший речной порт и центр хлебной торговли. Тогда Алексей Суслов берет интервью у Евгения Розова и Виктора Ерохина.

многие угличские купцы переводят свои дела в Рыбинск, строят и приобретают в нем дома. Не случайно в Рыбинском музее есть портреты угличских горожан Буториных кисти Ивана Тарханова. Но шел и противоположный процесс. Так, в 1801 году рыбинский купец Лаврентий Попов приобретает у Переславцевых писчебумажную мануфактуру, построенную на реке Корожечне под Угличем в 1735 году, в то время это была вторая писчебумажная фабрика в России. Он ее расширил и владел практически до 1856 года, когда она перешла во владение компании Говарда и Варгунина. Многие купцы, известные деятели рыбинского делового мира, имели угличские корни. В Угличе были купцы Журавлевы, потомки крупнейшего рыбинского предпринимателя и фабриканта. Всем известно имя В.И. Калашникова, знаменитого механика-самоучки и изобретателя машин для судов, внесшего большой вклад в создание волжского нефтеналивного флота и впоследствии ставшего главным механиком Сормовских заводов. Он родился в Угличе, подростком попал на рыбинский завод Журавлевых. В двадцатые годы Углич входил в состав Рыбинской губернии, как и вся западная часть Ярославской области, то есть, современные Угличский, Мышкинский и Некоузский районы, бывший Мологский уезд, часть тверских земель. Рыбинск и Углич связывает еще одна героическая и трагическая страница нашей истории – Волгострой-Волголаг. Поспешное надрывное, но спасительное созидание накануне страшной войны и огромные утраты культурного наследия

2012

Углич. Западная часть города в половодье. Фото начала xx века.

5

2012

{гОСТИНАЯ}

в зонах затопления и строительства гидроузлов. И еще один штрих: в Рыбинске есть улица академика А.А. Расплетина – конструктора систем наведения первых советских ракет, уроженца Рыбинска, в Угличе жила его сестра и живут племянницы.

6

– А что можно сказать о культурных связях? В.Е.: – Известный рыбинский просветитель, писатель, философ, краевед, основатель рыбинского музея Алексей Алексеевич Золотарев имел угличские корни. Его отец, священник Рыбинского Спасо-Преображенского собора, ранее служил диаконом церкви Входо-Иерусалимской слободы Углича, а предки со стороны матери похоронены у Казанского храма пригородного угличского села Чурьякова. Этот выдающийся деятель рыбинской культуры, бывавший в гостях у Горького на острове Капри, очень любил Углич, часто бывал в нем и оставил немало ярких и трогательных строк о нашем городе. Его связывали и годы дружбы с Иваном Николаевичем Потехиным, угличским художником и краеведом. После войны в 1946-48 годах Золотарев очень бедствовал. Как рассказывала Татьяна Ивановна Потехина, дочь Ивана Николаевича, они его поддерживали, помогали ему, кормили картошкой и овощами со своего огорода. Потехин оставил несколько карандашных портретов Алексея Золотарева. Золотареву же принадлежала идея составления Потехиным альбома рисунков с изображениями старого Углича, к которому Золотарев написал пространный текст. Предстоит издание этого альбома. Рыбинск – город поэтов, достаточно вспомнить Ошанина, Кублановского, Хомутова, многих других, в творчестве каждого из них присутствует угличская тема. И наш собеседник сегодня, Евгений Станиславович Розов, родом из Углича. Им тоже написаны стихи, посвященные родному городу.

– Евгений Станиславович, я слышал, в Рыбинске есть «золотаревские» портреты работы Потехина… Е. Розов: – Есть два карандашных портрета, изображающие Золотарева. Один из них был впервые мною опубликован лет пятнадцать назад в книге рано ушедшего от нас рыбинского краеведа Романова, которую я тогда готовил к изданию. Тогда же от его вдовы, С.В. Вейде, одна из работ поступила в Рыбинский музей.

– А что вас более всего сейчас связывает с Угличем? Е.Р.: – Это два моих родных города. В Угличе я родился, закончил среднюю школу. Здесь живут мои друзья, как говорится в одной из песен, живет моя мама, бывшая учительница, родившаяся на мологской земле и помнящая Потехина по урокам рисования в Угличском педучилище. Рыбинск – город моей судьбы, с ним прочно связаны последние тридцать лет жизни.

– Как вы оцениваете взаимосвязи наших городов? Е.Р.: – Три года назад на конференции в Угличском музее мне уже довелось выступить с докладом на эту тему. Углич и Рыбинск, как уже говорилось, горо-

Угличская ГЭС. Вид с нижнего бьефа. Мост через Волгу в Рыбинске.

да-спутники в единой истории российской, с едиными судьбами, общими печалями и радостями. Каждому по-своему пришлось пить свою чашу до дна, одна и та же здесь трагедия Волголага. Два водохранилища, в Лету которых кануло множество памятников культуры нашей, да и не только памятников. И, одновременно, – две гидроэлектростанции – два воина в годы тяжелых испытаний.

– А с точки зрения духовности, литературы? Е.Р.: – Автор первой монографии об Угличе, живший в пушкинские времена, Федор Киссель уже писал о Рыбной слободе как о принадлежавшей местным угличским князьям. Анахронизм? Конечно, ведь Рыбная слобода впервые упоминается в документах начала шестнадцатого века. Но не будем строго судить первопроходца угличской истории… «Бывают странные сближенья»,

– И все-таки, какие можно примеры привести из литературы прошлого и наступившего веков? Е.Р.: – Виктор Иванович уже сказал об Алексее Алексеевиче Золотареве. Прекрасный и сегодня незаслуженно забытый очерк «Углич» в своей книге «Каменные сказы» оставил нам в свое время выдающийся писатель-рыбинец Михаил Александрович Рапов, автор романа «Зори над Русью» (кстати, он первый председатель Рыбинского отделения ВООПИиК и глава рыбинских краеведов конца шестидесятых). О «по глаза» утопленном в водах Волги древнем граде Угличе есть строки в творчестве Льва Ивановича Ошанина, также уроженца Рыбинска, знаменитого поэта советской эпохи. Он был автором стихов песенной классики «Течет Волга», «Пусть всегда будет солнце», «Дороги», «Песня о тревожной молодости». В некоторых литературных произведениях выдающегося российского поэта Юрия Михайловича Кублановского, коренного рыбинца (например, в стихотворении «Памяти Годуновой»), есть реминисценции на тему старой угличской драмы. Но все появляется чаще Младенчик в покоях Бориса. И осени ржавая чаща

С висюльками барбариса Заглядывает в оконце. Помните? Юрий Михайлович не так давно представлял имя Пушкина в телевизионном цикле «Имя России». И, конечно же, надо отметить «угличские» стихи нашего общего с Виктором Ивановичем товарища, выдающегося рыбинского поэта Сергея Хомутова – прежде всего его великолепный цикл «Углич». Отрывками из этого цикла я всегда заканчиваю любую экскурсию по городу моего детства для своих многочисленных друзей. Ну и, в качестве отступления, – на тему взаимосвязей. На границе Рыбинского и Большесельского районов, в заброшенной болотистой местности еще можно увидеть руинированный Троицкий храм семнадцатого века бывшей Александровой пустыни. Еще недавно над ним возвышались три небольших каменных шатра – последние в истории русской архитектуры. В России оставалось всего пять каменных трехшатровых храмов, у которых шатры были построены непосредственно над главной храмовой частью. Поэтесса Ольга Берггольц в свое время как напророчила: «Пусть рухнут на меня все три ее шатра всей неподкупной красотой своею …» Метафора относилась к угличской Дивной, а стала почти реальностью, и случилось это в Александровой пустыни под Рыбинском.

– Виктор Иванович, совместная тема Рыбинска и Углича еще будет как-то отражена в ваших издательских планах? В.Е.: – У нас давние культурные связи с Рыбинским музеем. Мне пришлось совместно с зведующим музеем Мологи Николаем Алексеевым и другими рыбинскими историками, а также с мышкинским писателем-краеведом Владимиром Гречухиным по приглашению ОАО «НПО «Сатурн» участвовать в соз­да­нии большой книги «Молога. Земля и море». Тема Мологи мне интересна, а ее трагическая судьба неотдели­ма от исторических судеб Углича и Ры­бин­ ска. Мы сотрудничали и сотрудничаем с рыбинскими издательствами «Формат», «Рыбинское подворье», издательским центром Рыбинского музеязаповедника. В Рыбинске были изданы несколько популярных фотоальбомов «Углич», «Царевич Димитрий», альбом, посвященный творчеству отца Рафаила (Симакова), альбом «Русская Атлантида», две книги воспоминаний угличан-фронтовиков «Чтобы помнили», монографии музейных сотрудников. Угличское родословное краеведческое общество издает в Рыбинске памятники старообрядческой письменности XVIII века. Предстоят и другие издательские проекты.

– И в заключение, Виктор Иванович, вернемся к вопросу: почему между нашими городами возникло столь силь-

ное притяжение в сфере культуры? В.Е.: – Да потому что мы разные по своей культурной ориентированности и образу, а противоположности притягиваются, дополняя друг друга. Углич – старый средневековый город, который имеет центрическую систему планировки, в центре кремль, площадь, от которой лучами расходятся улицы. Рыбинск, поскольку возник на основе слободы по единовременному решению, имеет линейную систему планировки, где нет ярко выраженного центра, улицы идут вдоль Волги, пересекаясь с другими. Углич в своем градостроительном, архитектурном, культурном развитии ориентировался на Москву, а Рыбинск – на Петербург. Его планировка и архитектурный облик созданы с оглядкой на северную столицу. Рыбинский СпасоПреображенский собор, – добротный классицизм, шпилевое завершение его колокольни напоминает нам завершение Петропавловского собора, а храмовая часть – Исакиевский собор. Как мы уже отмечали, в XIX веке Рыбинск – крупный торгово-промышленный и деловой центр, Углич – исторический и духовный центр. Недаром братья Чернецовы увидели в Рыбинске «лес мачт», а Александр Дюма в Угличе – «лес колоколен». Между Рыбинском и Угличем всегда существовала духовная связь. Рыбинские и мологские святыни почитались и посещались угличанами, были местами их паломничества. Угличане посещали Югскую Дорофееву пустынь, Мологский Афанасьевский монастырь, Рыбинский Софийский монастырь. В нем был похоронен угличский прозорливец Петр Иерусалимский. В чем еще заметны отличия культурного облика наших городов? В эпоху активного культурного учредительства конца XIX – начала XX столетий в тех городах, которые ориентировались на Москву (а в них доминантой культурного развития было художественное творчество), первоначально открывались музеи, а затем библиотеки. Так было в Угличе. Углич – город художников. В городах с ориентацией на Петербург доминантой культурного развития было литературное творчество. Рыбинск, как отмечалось, город поэтов. В нем первоначально открыли библиотеку, а позднее – музей. Эти противоположности и обусловили наше взаимопритяжение.

– Каким в двух словах вам представляется исторический и культурный «портрет» Рыбинска среди городов Поволжья и России? В.Е.: – Для меня Рыбинск – это город, имеющий другой, отличный от Углича облик и образ: исторический и культурный город нового времени. Главное то, что в великолепной панораме исторических городов Верхнего Поволжья он интересен, он имеет свое лицо. Беседовал Алексей СУСЛОВ

2012

– это у Пушкина. Вот что примечательно. Великий эстет Александр Дюма-старший, путешествовавший по Волге, однажды обронил в вечность: «Мы …услышали возгласы наших спутников: Углич! Углич! Я поднял голову и увидел на горизонте целый лес колоколен». И здесь же его современники, художники братья Чернецовы, авторы знаменитой некогда картины «Пушкин у Бахчисарайского фонтана». Путешествуя по Волге в 1838 году, Чернецовы создали колоссальную живописную панораму старых волжских берегов и были буквально потрясены необозримым караваном рыбинского торгового флота. Приведем здесь их удивительную запись: «…Мачты беспрестанно приходимых судов постепенно закрывали собою Рыбинск; разноцветные флаги и флюгера пестрили этот беспрерывно возрастающий лес...» Вот она, одна из ярчайших взаимосвязей: лес колоколен и – лес мачт… Углич – древнейший духовный центр, Рыбинск – быстро растущий торговый и промышленный центр Русского Севера. Лес всегда был одним из олицетворений природной мощи. Но здесь – разные леса. В Угличе – «лес», дебри непотревоженной старины, в Рыбинске – «лес» растущего торгового богатства России. В одном из городов главная реликвия – священный «сполошный «колокол» – этакая зыбкая, «звенящая» категория, в другом – уцелевшее прочное, большое «осударынино» кресло Екатерины Великой, символ незыблемости нашего Отечества.…

7

Рыбинск

{образ города}

Евгений ЕРМОЛИН

2012

В Рыбинске две градообразующих параллели: Волга и улица Крестовая с ее продолжениями. Это главные акценты в символике городского пространства. Начнем с них.

8

Рыбинск – волжский причал Прав был, конечно, писатель-классик Иван Гончаров: отсюда начинается «могучее дыхание Волги. Здесь чувствуется вся красота и сила речной природы: пение птиц и сильные грозы, восходы солнца и вечерняя тишина, свежесть и зелень прибрежных лесов и рощ». Город связан с рекой, Волга – его главная улица. Само имя Рыбинска выдает прямую и откровенную связь города с водной стихией. Комическое затруднение, возникающие у приезжих при попытке определить, как бы можно назвать рыбинских горожанок, тоже характерно.

Хотя едва ли верно буквально уподоблять рыбинцев речным (да хоть и морским) рыбам. О шекснинской стерляди я только слышал, но, боюсь, не пробовал. Однако помню, как рыбинский журналист С. в незапамятные скудные годы водил меня в местную ресторацию «на сома». Сом оказался тяжелым и невкусным. Но в жителях Рыбинска никакой тяжести нет вовсе, к тому же среди них немало людей интересных какой-то самобытно-индивидуальной человеческой интересностью. И они не молчат, скорее они скажут тебе сразу и все, что думают, ничуть не обинуясь. Нет, они уж точно не рыбьей породы. И не рабьей. Но об этом чуть погодя.

Рыбинск = Ихтис, мистическая Альфа, то есть почти уже Царство Божье «Рыбье начало» раскрывается в городе и в характере горожан не буквально, а символически. Рыба – старинный символ Иисуса Христа. Ихтис (от древнегреческого ichthys, рыба) — древний акроним (монограмма) имени Иисуса Христа, состоящий из начальных букв слов: Иисус Христос Божий Сын Спаситель. В раннехристианской культуре буквальные изображения Христа были неразрешенной задачей, поэтому возникают различные символические коды, среди них и такой. Еще во II веке в римских катакомбах появились изображения

…Не зря, наверное, в безбожное советское время город так упорно пытались переименовать то в Щербаков, то в Андропов, а улицу Крестовую в проспект

Евгений Ермолин родился в 1959 году в Архангельской области. Закончил факультет журналистики МГУ, с 1981 года работает в ярославских СМИ, с 1989 года преподает в Ярославском госпедуниверситете, заведующий кафедрой журналистики, профессор. Он также заместитель главного редактора журнала «Континент» (Москва – Париж), член Литературной академии национальной премии «Большая книга». Критик, историк культуры. Живет в Ярославле и Москве.

2012

этого акронима или символизирующий его рыбы. Знак рыбы также ассоциировался с Альфой, из слов Иисуса Христа: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний». Но и много-много позднее, на нашей русской почве, именно таинственная рыба-щука дарит счастье сказочному лентяю Емеле (с которым праздные наблюдатели полюбили в XIX-ХХ веках сравнивать русский народ). Да и пушкинская “Сказка о рыбаке и рыбке” дает нам, как замечено пушкинистами, пример аналогии между Христом и золотой рыбкой (причем проклятая цензура вырезала самый яркий эпизод – желание неуемной старухи стать римскою папою). Итак, в особом, эзотерическом, небесном и мистическом смысле город посвящен Христу и носит его Имя. Прямая линия Крестовой, пересеченная Стоялой, издавна давала то перекрестье, которое ландшафтно раскрывает ту же тему: карта города читается как икона, сюжет которой – Распятие. Христос в Евангелии от Матфея уподобляет Царствие Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода. А рыбинцы – рыбы Божьи, в том сакральном смысле, какой имеет в виду великий апологет христианства Тертуллиан, когда в начале III века пишет: мы маленькие рыбки, ведомые нашим ikhthus, мы рождаемся в воде и в ней спасаемся. Новый Завет связывает символику рыбы и с проповедью учеников Христа, из которых некоторые были рыбаками. Иисус Христос называет своих учеников ловцами человеков. Случались среди рыбинцев и люди этакой породы, хотя не всегда они в этой своей ловле знали ее последнюю цель. Но нельзя не упомянуть, что пространственно Рыбинск вписан в ландшафт Северной Фиваиды, заветного места православного пустынничества. Русская Фиваида возникает в XIV-XVI веках среди лесов и болот, от Углича до Обноры, как парафраз Фиваидской Египетской пустыни – места, где скрывались от мира раннехристианские отшельники-аскеты. Это край уединен-

ной аскезы, молитвенного молчания, смирения и богомыслия, край иноческих скитов и отшельнических пустыней. Инициатором духовного движения был Сергий Радонежский. Следом за Сергием начинателем отшельничества в крае стали его ученики, Павел и Сильвестр Обнорские, собеседники, Сергий Нуромский и Димитрий Прилуцкий. С краем так или иначе связана уединенная аскеза Дионисия Глушицкого, Федора и Павла Борисоглебских, Макария Глушицкого, Григория Пельшенского (Лопатова), Кассиана Грека, Паисия Угличского, Адриана Угличского, Вассиана Угличского (Рябовского), Севастиана Пошехонского, Адриана и Леонида Пошехонских, Игнатия СпасЛомского... Внешняя аскеза подчинена у отшельников внутреннему деланию. Это духовное делание описывается как очищение ума и молитвенное соединение с Богом. Иногда это духовное делание изображается в понятиях, характерных для умной молитвы мистиков-исихастов. Иным из подвижников являются видения высших сил. Подвижники Северной Фиваиды просты и чисты, полны здоровья и крепости, кротки без слащавости, молчаливы, сильны и мужественны. Они прославляют любовь как царицу добродетелей и являют ее в общении с людьми, зверями и птицами. Они постоянно пребывают с Богом, и в отсутствие священника, согласно легенде, Павла Обнорского причащает ангел. Этот опыт давали духовное самоуглубление, беспрерывная молитва, ведущие на вершинах аскетической практики к преображению личности через ее общение с Богом, к сокровенному единению с Ним. Христианский мистический опыт включает в себя прямое общение с Богоматерью, ангелами и святыми (у Сергия Радонежского), тот таинственный и неизреченный контакт, исторические свидетельства о котором сегодня далеко не всегда доступны… В довершение всего изображение рыбы имеет в христианской традиции также евхаристическое значение, связанное с трапезами, описанными в евангелиях: насыщением народа в пустыне хлебами и рыбами и трапезой Христа и апостолов на Тивериадском озере по Его воскресении. Это, если хотите, рифма с рыбинской благотворительностью. Но эти сюжеты о трапезах Христа смыкаются с Тайной Вечерей, сокровенным предвечерьем, напоминающим о себе в лучшие рыбинские часы, когда в нежном мареве угасает здесь день и тает в тихих северных водах негорячее солнце. Как если бы открывалось тут тогда окно в неминуемую вечность и становилось возможным всё.

9

Ихтис (рыба) – древний акроним имени Иисуса Христа.

{образ города} 2012

10 Хлебная биржа. Выгрузка хлеба с баржи. Улица Крестовая.

Ленина. И так безуспешно! Безотносительно к личности государственных деятелей той эпохи, которые нам здесь не нужны, можно провести ряд многозначительных наблюдений. Имя Щербаков в названии города – это как броская отметина, клеймо: ведь щербак у русских значит “ущербный”, с лицом, изрытым следами оспы, или без зуба-двух. В словаре Владимира Даля приведены еще такие значения слова щербак: стяжатель, хапуга, одноконный извозчик… Этот извозчик далеко не увез. Что касается имени Андропов, то тут важно, что антропос по-гречески

– человек (все согласны, что глухое «т» озвончало между сонорными звуками «н» и «р»). Вероятно, можно было иметь в виду советского простого человека, для которого ничего уже не значат, с официальной точки зрения, имя и дело Христа. У которого вместо сердца пламенный мотор. Пусть так, но сколько в этом тщеты! А поскольку дельфин тоже символизирует Христа, как проводника через хаос и гибельные пучины, не кажется совсем случайным, что в прошлом, 2011-м, году в Рыбинск привозили и дельфинов. Их звали Лента и Дейл, что

И другое нам важно: Рыбинск – обернутый образ Санкт-Петербурга. Это не просто Петербурга уголок. Рыбинском Петербург раскрылся на восток. Если Питер – русское окно в Европу, то Рыбинск, напротив, – русское окно в Азию. Нева течет на запад, а Волга на восток. Рыбинск – торговая столица внутренней России. Здесь заканчивалось глубоководье Волги. Коммуникация с Западом – дело Петербурга. Контакты и обмены с Востоком – работа Рыбинска. Так это, по крайней мере, виделось, когда с низовьев Волги подтягивались в Рыбинск караваны судов, когда Рыбинск стал хлеботорговой базой столицы, ее внутренним портом и бурлацким исподом, соединившись с нею волго-балтийской водной артерией. Началось это издавна, когда даже Питера не было. Здесь нужно говорить о региональных рифмах, и нельзя сразу не обозначить одну, апеллирующую к самой глубокой древности. На современной карте Верхневолжья Рыбинску созвучно Поречье Рыбное на озере Неро, селение, которое напоминает о

старинном Сарском (Царском) городе (у арабов оно было известно как Арс или Арса) – средоточии торговли на Великом Волжском пути из варяг в арабы в первом тысячелетии нашей эры. Рыбинск – новая Сара. Считывая с карты эти рифмы, остро чувствуешь, как прочны были культурные и социальные векторы в крае. (Хотя последний век здесь многое изменил.) Благодаря Великому Волжскому пути, который связывал Балтику и Беломорье с Хазарией, Персией и Багдадом, Верхневолжье оказалось включено в орбиту мировой, и западной, и восточной жизни. Особенно оживленным этот путь стал с VII века, после появления в низовьях Волги и Дона Хазарского каганата. По Волге шла оживленная торговля. В IX веке арабский географ Ибн-Хордадбех записал сообщение о купцах из Верхневолжья, которые то ли сами вышли из этой земли, то ли торговали пушниной, добытой здесь. Они сплавлялись на юг по рекам, впадающим в Черное и Каспийское моря, а далее отправлялись «на верблюдах из Джурждана в Багдад». С Хвалынского моря и Хазарского царства шли на северо-запад торговцы-арабы и книжники-евреи. Восточные товары (шелк, атлас, пряности, перец, драгоценные камни, жемчуг, золото и серебро, стеклянная посуда и бусы, ювелирные изделия) встречались с западными и местными (меха, янтарь, моржовая кость, цветные металлы, оружие, лен, мед, рыба, рыбий клей, сафьян). С юга рекой текло арабское серебро.

Снова вспоминаешь финского профессора Карла Мейнандера, который, ссылаясь на старинные исландские саги, повествующие о биармах и об их могучей стране, раскинувшейся от Балтики до Оби, прописывает центр Биармии в Верхневолжье. От Балтики по Мологе приходили косматые викинги, к тому времени у них были давние контакты с Новгородом. Варяги держали торговый путь под своим контролем, брали пошлину с купцов, обеспечивая их защиту от речных разбойников, заключали договоры с местным населением и брали с него дань. С запада в эти места приходили и славяне: из племени словен от Ильмень-озера и из племени кривичей, с верхнего Днепра. Путь от Балтии до Каспия длился несколько месяцев. Здешние поселения были на нем пристанями. В округе возникают несколько факторий, мест торговли на Волжском пути. Здесь останавливались на отдых караваны с товарами, шла торговля, расцветало ремесло. Помимо экономического, торгового значения Волжская хорда имела огромную культурную важность. По сути, это одна из главных силовых осей духовного пространства европейской культуры. Наш край оказался тем культурным перекрестком, где происходила встреча Востока и Запада. Уже в древности при контактах неизбежно происходил и обмен сведениями о далеких и близких странах, о верованиях и обычаях разных народов. В 960-е годы Хазарский каганат был

2012

в сумме означает почему-то Полотняная долина. (Есть случаи, когда дальнейшее вникание в кажущуюся суть уже не добавляет смысла, а убавляет его.) Якоря на Волжской набережной могут вам напомнить, что дельфин с якорем или кораблём олицетворяет Церковь, а дельфин, пронзенный трезубцем или прикованный к якорю, – это Христос распятый на кресте…

11

Фото Дины Смирновой

12 2012

{образ города}

Фото Сергея МЕТЕЛИЦЫ

13

2012

{образ города}

Он оказался на перекрёстке торговых путей от Петербурга к Каспийскому морю и из Сибири через Каму – к Балтийскому. Вспомним слова современника той эпохи рыбинского торгового расцвета в XVIII-XIX веках, автора шеститомного «Отечествоведения» Дмитрия Семенова: “Удивительное впечатление производит Рыбинск на каждого, кто первый раз посещает его! Вся торговля по Волге и ее притокам сосредоточивается здесь, в Рыбинске, и отсюда идут ветви, разносящие все богатства России по самым отдаленным концам ее. Рыбинск образовал особую торговую границу в волжском судоходстве – это последняя, но главная приволжская станция на пути в северную столицу”. Выразительно писал о Рыбинске и популярный писатель начала ХХ века Сергей Гусев-Оренбургский в очерке «Хлебный город». «Далеко протягивая свои энергичные щупальца, он захватывает, ссыпает, грузит, передвигает, направляет: вся хлебная торговля в его руках, он живёт золотою взяткой с хлеба. Это город хлебной яр­марки, всероссийский хлебный амбар, город скупщиков, оптовиков, маклаков, комиссионеров. Квадратно-правильный, лишенный раститель­ности, хотя и вырос в лесах, сплошь – коричнево-деревянный, кроме торговых улиц, – он не имеет памятников старины, зато амбары в нем загромождают дворы, выпячиваются на улицы...» Сложился особый, в чем-то уникальный, в чем-то, наоборот, вполне столич-

2012

разгромлен каганом-варягом Святославом в ходе борьбы за контроль над торговыми путями. В результате в конце Х века торговля с арабами угасает, а с нею и Волжский путь надолго теряет свое экономическое значение. Путешественники в середине второго тысячелетия говорят о Холопьем городке, выше Рыбинска по Волге, – грандиозной евразийской ярмарке с круглогодичным торгом. Происхождение и название этого поселения загадочны. Вероятно, как-то оно связано со старинным торговым Холопьим городком под Новгородом – это Drelleborch ганзейцев, а исходно roba, roub – что-то связанное с грабежом, добычей, отчего есть версия, что первоначально тут было гнездо волжских пиратов. Самые отважные истолкователи не вполне ясных древностей склонны видеть в свидетельствах, полученных из вторых рук, указание на некий Солнечный город, столицу Гипербореи… «Сия ярмонка слыла первою в России до XVI века столетия», – пишет Николай Карамзин. А у иноземного очеркиста читаем: «…на нем встречались турки, персы, армяне, бухарцы, шемаханцы, кизильбаши, сибирцы, нагаи, черкасы, немецкие и польские торговые люди. Из 70 городов русские торговые люди были приписаны к этой ярмарке и должны были приходить к ней ежегодно. Здесь великий князь собирал из года в год большие таможенные доходы; теперь этот посад совсем запустел». Ярмарка угасла по различным политическим причинам. В XVII веке на торговых путях выпало процветать Ярославлю. Но далее Рыбинск снова набирает темп и качество.

14 Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге, стр 10. Спасо-Преображенский собор в Рыбинске, стр 11. Парижский Мыслитель и Рыбинский Бурлак.

2012

ный и даже космополитический (почти англо-голландский), человеческий тип рыбинца, замечательно раскрытый анонимным автором изданного Давидом Золотаревым «Описания города Рыбинска». Кто не знает этого периода? А все ж хочется процитировать: «Рыбинцы, разумея о купцах и мещанах, все генерально вежливы, искательны и гостеприимны, но богатые и не без кичливости, однако ж и те слабость свою стараются прикрывать гибкостью. Беспрерывное почти занятие с иногородними по торговле много действует на образование их в обращении, и многие мастерски умеют разведывать о нуждах своих по коммер-

ции побочным и для жителей других мест малоизвестным образом. Иногда даже употребляют лесть и униженность: впрочем, по кредиту пекутся быть всегда верными, разве молодые и маломощные запутываются, и то изредка при вольном обращении денег в роскоши, но не в распутство. Словом, рыбинцы ласковы, но не всегда простодушны, а паче где замешается интерес; гостеприимны, но редко без намерения; доброжелательны, но без потери своих выгод; не скупы, но и не щедры; предприимчивы, но мало предусмотрительны; да к тому и не твердохарактерны. А во всех делах их чаятельность и надежда – вождь;

прибыток — мета”. Симптом столичных ментальности и амбиций – реализация в Рыбинске петербургского проекта городского собора, в которую вложены были огромные средства. Притом, что многое другое было в первой половине XIX века здесь на живую нитку, тот же Семенов не даст соврать: «Годовой оборот местной торговли доходит до 5-6 миллионов рублей, но, несмотря на богатые средства, Рыбинск не имеет хороших мостовых, гостиниц и больницы. Большая часть рыбинского купечества, придерживаясь старины, ведет свои коммерческие обороты втайне и все сделки произво-

15

{образ города} 2012

16

дит или на площади, или дома за чаем и закуской». Потом, уже вскоре, собор начал собирать вокруг себя пространство и приводить его в порядок. Спасо-Преображенский собор Рыбинска – свободная цитата храма Исаакия Далматского в Петербурге. Заметим, что он еще и средоточие словесно выраженного боговедения, богословия, сосредоточенного в личности и кульминацией своей имеющего замысловатые проповеди небезызвестного протоиерея Родиона Путятина. С появлением в середине ХХ века в окрестностях города рукотворного моря-озера рифма Рыбинска с Петербургом стала еще ощутимей. Наглядней. Но и разница стала чувствоваться острее. Дело не только в том, что это море замкнуто на западе Весьегонском и Брейтовом, не обещая нам ни разу ни Лондона, ни Амстердама. После оборудования новой водной коммуникации от Астрахани к Москве Рыбинск окончательно потерял роль питерского ключа к Востоку. Да и упадок Петербурга, потерявшего столичный статус и имя, ударил и по Рыбинску. Кроме того, Рыбинск все же не единственный город, который был транзитной станцией на пути с Востока. У него не было на эти дела монополии. Здесь и Казань, и даже Москва перехватывали инициативу. Но доходит и сегодня до смешного: например, до загадочного и невразумительного неоевразийства Никиты Михалкова, как-то же все-таки связанного с городом, где временами блистали его почтенные предки. Однако в основе этой истории смешного мало. Другое дело, что брать у Востока Россия не любила и почти ничего лишнего не взяла. Ни идеи, ни художественные вкусы, ни вера Востока Россию не соблазнили. Давние, ордынские, изъятия не в счет. Не правда ли, на региональном уровне пара Рыбинск - Ярославль отчасти воспроизводит давнее культурное и цивилизационное противостояние Петербурга и Москвы? Бодрый, энергичный, деятельный, организованный Рыбинск, город деловой суеты, – и нередко флегматичный, часто небрежный и рассеянный Ярославль с его медитативным городским центром… Характерно же, что два последних ярославских губернатора – выходцы из Рыбинска? И вообще рыбинское лобби в областной столице нереально рулит. А где рулят, к примеру, ярославцы? Нигде. Однако в Ярославле тоже немало питерского, и наша антитеза в полном объеме работает далее на восток. В сторону Костромы и Кинешмы. А в вершинных художественных выраженьях иногда даже происходит рокировка. Водораздел проходит все же там, где в старых ярославских городах дает о себе знать древняя память о государственной независимости или полузависимости, где говорит мощный культурно-религиозный пласт. Рыбинск же – город

преимущественно новый, открытый скорей будущему, чем прошлому. Не город-музей, а (потенциально) – скорее креативный центр, проективное ядро региона, полигон для творческих экспериментов. Потому и притяжение исторической почвы здесь слабее, и рыбинцы еще смелее, чем непоседы-ярославцы, покидают пределы родной земли в поисках лучшей участи. В мире рыбинцы заявили о себе с огромной силой. И продолжают заявлять. Я только что зафрендил в Фейсбуке Николая Беляева, известного московского общественного деятеля новой генерации. И Рыбинск, и Ярославль – это северная, демократическая Россия. Настоящая. Новгородская и псковская в своих истоках, олонецкая и поморская, сибирская и дальневосточная в крайних выражениях. Страна свободных людей. Реальная антитеза азиатчине, рабству и деспотическим привычкам московскоордынской власти. Нас больше объединяет, чем разделяет. Демократические традиции Рыбинска двояки. Рыбинск – столица бурлаков. Как известно, летом население города вырастало раз в десять. Сезонными горожанами становились бурлаки, крючники и прочий речной народ. Здесь им выпадала свободная минута в их подневольных трудах – и потому в полной мере являла себя полудикая бурлацкая вольность – стихийная, хаотическая, разгульная разинщина, наследница русского поволжского пиратства. Вот как пишет Иван Аксаков: «Судорабочие, бурлаки, водоливы со всех губерний приходят сюда летом и гуляют, в ожидании новой трудной работы. Правда, что когда они стоят тысячами на берегу, то воздух сгущается невыносимо, но когда они отдельными партиями ходят немного пьяные (это каждый день) по улицам и поют песни, не обращая внимания ни на кого, – так на них смотреть весело». Скульптор Писаревский, воспевший рыбинского бурлака, изобразил его в момент задумчивости, чуть ли не роденовским мыслителем, с оглядкой на Моисея Микеланджело, в чем есть какой-то уж слишком явный художественный домысел. Но тяжесть этой думы, ее невнятное брожение, общая шершавость фактуры говорят и нечто верное. Впрочем, бурлацкая вольница к концу XIX века приказала долго жить. Пароход победил ее без войны. А портовым грузчикам в трудовой сезон скорее всего было не до разгула. О рыбинских крючниках К. Головщиков сообщает, что живут они в грязи, но стол имеют сытный и питают склонность к обильному употреблению водки; выпивши же, нередко дерутся. В другом повороте дикую свободу нашел в Рыбинске наблюдательный француз Теофиль Готье. Кульминация его замечательного рассказа о посеще-

Рыбинск. Дебаркадер вокзала. Чикаго.

нии Рыбинска – визит к цыганам. «Вы не представляете себе, с какой страстью русские слушают цыган. <…> ничего условного, ничего навязчивого, ничего искусственного, словно интимное и дикое чувство первобытного человека встрепенулось под действием этих странных звуков. <…> Цыганские песни имеют странную силу вызывать образы в головах слушателей, они будят первобытные инстинкты, стертые общественной жизнью, воспоминания предыдущего существования, которое считается исчезнувшим, тайно хранимую в глубине сердца любовь к независимости и бродячей жизни, они вдыхают в вас странную тоску по неведомым странам, которые кажутся настоящей родиной». Но это тоже момент досуга, это художественный эскейп, бегство в иное от повседневной жизни. Другой демократический вектор – городское самоуправление. В Рыбинске не было многочисленной администрации, не было самовластной и самовольной аристократии. И, как пишут многие наблюдатели, сильны были традиции местного самоуправления. Лучшие люди города собирались – и решали. Рыбинская гражданская община складывалась на основе приблизительного сословного равенства. По Аксакову, здесь нет слоев и кругов в обществе. Это был разительный контраст по отношению ко многим другим городам России. Нечто подобное мы наблюдаем (чтоб уж совсем далеко не ходить) разве что в Ярославле XVII века. Впрочем, ярославская община, во второй, по крайней мере, половине того века, – купеческоремесленная. В рыбинском же обществе купечество безраздельно доминировало. «Здесь – одно общество купеческое, преобладающее, господствующее, самодовольное и самостоятельное» (Аксаков). Здешняя демократия – в основе торгово-олигархическая, демократия капиталов. Не нужно думать, что это всегда плохо. Русское купечество бывало разгульно-самодурящим, и история Рыбинска знает несколько показательных тому примеров, но бывало и вполне, как теперь бы сказали, социально ответственным. Еще раз беру Аксакова: «Объясните теперь, почему это; почему в Рыбинске с его 25-ю трактирами, с его беспрерывными сношениями с Петербургом, с его некоторою развращенностью в особом смысле, столько единодушия, здравого ума и, так сказать, вежливости. Они сами говорят про себя: мы народ вежливый; кроме того, в Рыбинске, несмотря на заботы о нем правительства, меньше всего соблюдаются законные формы гарантии и недоверчивости. – Тут могут быть раз-

17

2012

2012

{образ города}

Михаил Николаевич Журавлев. Рыбинский купец I гильдии, владелец крупнейшей в Европе канатной фабрики. Действительный статский советник. Фотография начала XX века.

18

ные причины: 1) единство направления в торговле, довольство с чувством силы и независимости, денежная самостоятельность, заставившая правительство уважать себя и откупившая себе свободный голос. Главное: довольство. Рыбинск счастлив и имеет счастливую будущность, а счастье всегда делает человека лучше и склончивее; 2) долгое управление умных голов, снискавших себе уважение общества и всякие отличия от правительства, голов, которые и по сдаче должности призы­ваются на совет, имеют сильное влияние». Губернский чиновник Аксаков наиболее подробно описал почти уникальную во внутренней России XIX века суть рыбинского общинного самосознания в момент его подъема: «Меня поразил вид здешнего купечества. Оно полно сознания собственного достоинства, т. е. чувства туго набитого кошелька. Это буквально так. Весь город понимает важность своего значения для России, и самый последний гражданин скажет вам: мы житница для России; мы город богатый, который поневоле всякий уважает , и т. п. На всем разлит какой-то особенный характер денежной самостоятельности, денежной независимости, денежной эмансипации». И далее: «Я здесь нашел то, чего не встречал в других городах и даже в столицах. Здесь не надо побуждать общество, как в других городах, чтобы оно принимало участие в своих общественных домах и пользовалось правами, им данными. Нет, здесь единство интересов связывает их в одну общину. Всякий и не служащий в Думе знает, что земли у города мало, от того квартиры дороги и негде строиться; общество собирается, делает добровольную складку, например, тысяч в 10 серебром и по установ­ленной форме дает приговор о покупке земли и проч. Разумеется, главные деятели – богатые купцы…» Показательно противоречив в своем рассуждении о результатах общинной самодеятельности Гусев-Оренбургский: «Город пространный, и крепко в нём бьется пульс торговой жизни, а нет в нём ни конки, ни трам­вая, ни аудиторий, ни народного дома, только грязные трак-

тиры на всех углах. Всё лучшее здесь сделано частными людьми и учреждениями: училища, школы, библиотеки». То есть что-то все-таки сделано, но пока далеко-далеко не все – и плоды самоуправления покуда все ж скромны… Потом Гусев эмигрировал в Америку, а другой очеркист, уже во советские времена, в духе эпохи, но с каким-то ностальгическим душком писал: «В «добрые старые времена» рыбинские патриоты, преимущественно купцы-хлеботорговцы, все городское благоустройство проводили на свой счет, вскладчину. От правительства они требовали лишь одного: «Сделай милость – не мешай! Не препятствуй!» Они, эксплуатируя рабочих, волжскую служилую братию и обдирая крестьян, продавших им свой хлеб, могли позволить себе роскошь – украшать тот город, в котором они живут». Рыбинск = Чикаго Иной раз казалось, что чуть ли не вся уже восточная, речная торговля проходила через Рыбинск. Все помнят, что ярославский помещик и путешественник по Америке, писатель и художник Павел Свиньин однажды в XIX веке сказал: “Рыбинск для России – то же, что Чикаго для Америки”. Свиньин часто хватал за край, сильной веры ему нет, но дадим себе отчет в том, что он имел в виду. Поселок Чикаго в 1833 году имел 350 жителей; через несколько лет это уже город. Его преимущество – выгодное географическое положение. Он находится у Великих озер – огромной системы торгового судоходства, соединяющей внутренние области США и Канады. Система каналов связывает Великие озера и реку Миссисипи. Кроме того, здесь соединяются сухопутные и водные пути, ведущие с Востока на Запад. В 1848 году с постройкой канала Иллинойс-Мичиган город стал центром речной торговли. В 1856 году строительство железной дороги до Атлантического океана превратило Чикаго во второй по величине город Штатов. С середины века Чикаго – гигантский зерновой супершоп и главная скотобойня Америки.

Как видим, сходства между Рыбинском и Чикаго, пожалуй, были, и Рыбинск даже имел историческое преимущество. Вот и наблюдательный визитер Иван Аксаков писал тогда, в середине позапрошлого века: «Это решительно один из важнейших городов России»… Рыбинск – «главное средоточие экономической жизни России не только европейской, но и азиатской», писал в том же веке экономист и географ, академик Владимир Безобразов. А земец-краевед Флегонт Арсеньев вопрошал: «Когда Нижний Новгород свяжется общей сетью железных дорог с Москвою и Петербургом, и главные транспорты товаров пойдут тем путем, оставив Рыбинск в стороне, что будет с ним впоследствии? Не сбавится ли с него шумливой деятельности, не утратит ли он своего значения?» И сам же отвечал, намекая на необходимость полезных капиталистических перемен: «Конечно, нет, если придет в исполнение многое, задуманное в умах светлых, с нетерпением желающих улучшений в пользу свободной торговли»… Но, как всем понятно, Россия пошла другим путем и был он, пожалуй, труднее, чем путь США. Население Рыбинска после отмены крепостного права выросло вдвое за 36 лет, а население Чикаго за то же время выросло в миллион раз… Развитие железных дорог и портовой торговли в Риге, Либаве и Ревеле изменило торговые маршруты, торговая роль Рыбинска скорее падает, чем растет, а местный индустриальный ресурс оказался не весьма велик и поднялся уже в середине ХХ века, в совсем другой ситуации. Сравнивали Рыбинск и с другим крупнейшим зерновым портом – Одессой. Созвучие, конечно, есть, и общего даже в оттенках немало, хотя географический и климатический бонус у Одессы оказался больше. Да и биндюжники ее почему-то больше прославлены, чем рыбинские бурлаки. Рыбинск + Молога +... Рыбинск к середине ХХ века, казалось, потерял все, ничего хорошего не приобретя. Он стал одним из островов Архипелага ГУЛАГ. С декабря 1935 года

Город заводов Предпосылки индустриализации заложены в Рыбинске еще в XIX веке. Мощно развернулись здесь в начале ХХ века братья Нобели. Но от тех дальних времен больше всего жаль утраченного секрета изготовления изразцов на заводе Василия Аксенова. Расцвет индустриальной цивилизации здесь начинается, однако, с середины ХХ века. У нее в Рыбинске свои легенды и свои герои – иногда огромного человеческого масштаба, как Павел Дерунов. Но мне кажется, что эта бурная и успешная индустриализация незаметно привела к тому, что городская идентичность начала стираться, отходить на задний план, а важнее для многих оказалась связь со своим заводом. Вся жизнь заводчан, с ее праздниками и буднями, была сосредоточена в определенном индустриальном локусе, связана с заводом и его социальной и культурной инфраструктурой. Вокруг заводов вырастали рабочие поселки, давшие названия новым городским микрорайонам. А бесхозный, «ничейный» центр города приходил в упадок… Теперь эти времена в прошлом. Ин-

дустриальный импульс не исчерпан, но на дворе постиндустриальное, информационное общество. Новые вызовы диктуют новые решения. Освобождая человека от зависимости, от жесткой связи с средой обитания, наше время дает ему зато возможность свободно выбирать и любить свою родину. Рыбинск – это город, который можно выбирать и любить. Город людей Человеческий рельеф Рыбинска удивителен. Город необычных, неожиданных, иногда странных людей, талантов, чудаков, эксцентриков, искателей. (В таком количестве непредсказуемую странность производил на свет разве что еще Петербург.) Причем издавна. Так, еще Аксаков удивлялся рыбинскому купцу Александру Попову, который оказался его единомышленником, но главное – говорил с одним из самых рафинированных русских интеллектуалов той эпохи Аксаковым на одном языке. В письме родным он пишет: «Можете себе представить, что это человек, разделяющий наши убеждения сознательно во всей полноте. <…> Попов – почетный гражданин и купец 1-й гильдии, человек лет 30 с лишком, худой, как скелет, чахоточный, высокий, так что страшно смотреть, бледный, с черною бородою, не совсем русской, и в европейском платье. <…> Человек он очень не глупый, религиозный и добрый, как редко встречается. Мне известны тайные его благотворения, о которых никто не знает, делая которые, он требовал одного – тайны...

Cильно проникнутый тем же убеждением, которое носим и мы, он постоянно мучится и страдает, видя, что все спешит наперекор туда, где нам видится пропасть...» Город, который дал разгон в жизни многим и многим, кто здесь родился или провел ранние годы. Трудно перечислить и нет обязательности перечислять здесь всех замечательных рыбинцев. Вообще всех не перечислишь, но как не поразиться тому всплеску человеческой одаренности, который пришелся на поколение родившихся в конце XIX – начале ХХ века! Востоковед Николай Невский, основатели кинокомпаний “Metro Golden Mayer “ и “ХХ Century - Fox” братья Джозеф и Николас Шенки, воздухо­плаватель Александр Вегенер, мистик Владимир Линденберг (Челищев), братья Золотаревы, военачальники Василий Блюхер и Павел Батов, конструктор Александр Расплетин, потомок Мартина Лютера офицерартиллерист и автор замечательного дневника Александр Лютер, и пусть даже талантливый злодей Генрих Ягода… Но важнее сформулировать мысль: есть в атмосфере города та свобода, та креативность, которые создают питательный бульон для всего невероятного и невозможного в жизни и судьбе.•

Вот, к примеру, Лев Ошанин. Советский поэт-песенник, лауреат Сталинской премии, хорошо адаптировавшийся к обстоятельствам и старательно забывавший о своем дворянском происхождении. Но откуда вдруг у него могли родиться гениальные слова песни «Солнечный круг. Небо вокруг…»? В ней есть детская наивность, есть даже инфантильность, которую невозможно было предположить в таком опытном, битом жизнью совписе. А вот поди ж ты – он нашел такую простоту, какой почти не бывает. Да, конечно, и «Течет река Волга» – тоже гениальная песня, даже больше – просто удивительная! Как мы знаем, из Америки, где прошли его поздние годы, Ошанину удалось вернуться лишь в Москву, чтоб там умереть. Но вот теперь он все-таки стоит на набережной в родном городе. «…Когда домой придешь в конце пути, свои ладони в Волгу опусти…» Здесь Волга сродни уже мифологической Лете.

2012

лагерники строят рядом с Рыбинском шлюзы и плотину электростанции на Волге и Шексне. СССР варварски, азиатскими средствами входил в индустриальное общество, пытаясь с использованием рабского (по сути) труда осуществить прорыв к неслыханным горизонтам. Для индустрии нужно было электричество. Людей, земли и воды в стране было много, а электричества не хватало, поэтому казалось логичным ради энергии использовать воду и пожертвовать землей и людьми. В итоге Рыбинск стал приозерным городом. Может быть, не менее важно, что в него практически влилась Молога. Мологжане с начала 1940-х годов составили заметную часть жителей города, особенно в Заволжье. По сути, говоря об истории Рыбинска, теперь нужно говорить и об истории Мологи… Лагерная, барачно-казарменная эпоха, время социального насилия и хаоса, бесприюта, бездомья наложили свою печать на историю… Скромной компенсацией для города стало то обстоятельство, что сюда заносило то Александра Солженицына, то Фанни Шуфир, то Михаила Соколова, то Наталью Сац, то Генриха Людвига, то Анну Тимиреву… В Переборском лагпункте умерла поэтесса и переводчица Анна Радлова. Вообще, Рыбинск сложился как город, куда – по своей и не по своей воле – постоянно приходили новые люди, вливалась свежая кровь. Город многонациональный, многоконфессиональный, предваривший ту мультикультурность, которая стала нормой в урбаносфере нашего времени.

19

Древний город Средневековый город Усть-Шексна и роль Углича в превращении его в Рыбинск

Александр РЫКУНОВ, Ирина РЫКУНОВА

Старинный русский город, славный своей историей, прошедший через очень непростые периоды своего бытия, во многом являющийся и являвшийся символом технического и научного развития России, сегодня переживает своё возрождение и обретает второе дыхание. /Патриарх Кирилл, 11.09.2010 г./

2012

{археология}

Между Угличем и Ярославлем, там, где в Волгу впадает один из её крупнейших притоков – река Шексна, расположен город Рыбинск. Своим названием и гербом он обязан поставкам к царскому столу в XVI-XVII веках знаменитых стерлядей, осетров да белорыбиц. Рыбинск XVIIIXIX веков – богатый купеческий город, столица бурлаков, центр хлебной торговли, в XX-XXI веках – крупный промышленный, научный и культурный центр. Есть у города удивительная особенность – не везёт ему с официальными названием, статусом и возрастом. Называлось это место и УстьШексной, и Рыбной слободой, и городом Рыбной. А в одном только XX веке Рыбинск успел стать также Щербаковым и Андроповым.

22

Александр Рыкунов родился в 1958 году в Москве. Он – доктор технических наук, с 2000 года – профессор Рыбинского государственного авиационного технологического университета им. П. А. Соловьева, почетный работник высшего профессионального образования РФ, председатель Рыбинского научного общества, автор двух монографий, 135-ти научных и учебнометодических работ в области обработки металлов резанием. С 1973 года Александр Николаевич на разных должностях принимал участие в работе Псковской, Верхневолжской и других археологических экспедиций, а с 1990 года возглавляет Рыбинскую археологическую экспедицию (генеральный директор). Результаты этих исследований отражены в 44 научных публикациях (три монографии). А.Н. Рыкунов награжден Золотой медалью «За вклад в наследие народов России» Российского союза исторических городов.

Городской статус поселения в устье Шексны письменные источники отмечают уже 500 лет. В XVI веке на иностранных картах Московии Рыбная слобода отмечена в одном ряду с Ярославлем, Ростовом и Угличем. В XVII веке здесь правил воевода, имелось земское управление («двор приказчиков», «двор съезжей», «изба земская»), население имело права посадских жителей. В XVIII веке по указу Петра I учреждена Ратуша – орган городского управления, получена печать общего Российского Государственного Герба, что юридически закрепило городской статус поселения. Однако часто этот статус и утрачивался! Недавно казалось, что последним в этом ряду был император Павел I, отменивший Указ 1777 года Екатерины II о переименовании Рыбной слободы в город Рыбной. Но нет – уже в связи с современной реформой местного самоуправления 200-тысячный Рыбинск снова стал «поселением». И лишь проведенный в 2005 году референдум позволил жителям сказать городу твердое «Да!». В 1920-х годах был Рыбинск и центром одноименной губернии (в состав которой входил также Углич), большая часть которой ныне покрыта водами Рыбинского водохранилища. А в 1970-х город стал секретным и вообще исчез со страниц большинства карт и справочников. Впрочем, ему не привыкать: на фоне многих упоминаний в документах XV-XVI веков удивляет отсутствие летописных данных об Усть-Шексне в период ее расцвета

(XII-XIII века). Снова «секретность»? Или «забыли» летописцы древний центр в угоду современной им власти? А может, опять-таки название другое было? Впрочем, есть и объективная причина. До XIV века Усть-Шексна не являлась центром княжеского удела, а летописцы всегда крайне внимательно относились лишь к деяниям властей. Поэтому до недавнего времени история Рыбинска насчитывала лишь 5 столетий. Но «ничто на земле не проходит бесследно».Еще в 1837 году М. Гомилевский, автор «Описания города Рыбинска», писал: «Летописи не сообщают нам точных сведений … о времени появления Рыбинска … впрочем, есть следы неизгладимые, по которым видно, что заселение … относится к правлению Ярослава Мудрого». Трудно сказать, что успел застать и обнаружить современник А.С. Пушкина, но «следы неизгладимые» нашли современные археологи, работы которых не только подтвердили и уточнили мнение Гомилевского, но и позволяют представить себе этот забытый древнерусский город.

Арабский дирхем, X в., серебро.

Фибула (застежка), IX в., серебро.

*** Основано поселение в устье Шексны, на границе племенных территорий финноугорских племен меря и весь, не менее 1000 лет тому назад. Это доказывают находки артефактов IX-XI веков: сюльгама (фибула) IX века, десятки серебряных

арабских монет X века (в том числе клад, сокрытый вскоре после 976 года), шаровидные сердоликовые бусы, пронизки-игольники, ключи от внутренних деревянных замков, архаичные подвески, лепная керамика. Подтверждением служат «порубочная» дендродата одной из усадеб (1062 г.) и находка актовой печати сына Ярослава Мудрого – Игоря Ярославича (1050-е гг.). К XI веку относится и первое летописное упоминание пра-Рыбинска. Завершившийся в устье Шексны социальный конфликт, чаще именуемый «восстанием волхвов», отмечен летописцем под 1071 годом. «Восстание» завершилось пленением зачинщиков в районе города Белоозеро. Здесь находился посланный князем за данью с небольшой дружиной боярин Ян Вышатич – представитель известного рода. Его отец Вышата (воевода Ярослава) участвовал в последнем походе русских на Царьград в 1043 году, дед Остромир (его имя присвоено древнейшей на Руси рукописи – так называемому Остромирову евангелию) и прадед Константин были новгородскими посадниками, а прапрадед Добрыня, крестивший Великий Новгород, – прообраз былинного

Добрыни Никитича. Ян пленил волхвов, но те, в соответствии с «Русской Правдой» потребовали княжеского суда. Бывалый боярин нашел выход. «И повелел Янь вложить рубли (деревянные кляпы) в уста им и привязать их к упругу (мачте) и пустил их перед собою в ладье, а сам пошел за ними. Остановились на устье Шексны, и сказал …Янь повозникам: “У кого из вас кто из родни убит ими?”. Они же ответили: “У меня мать, у того сестра, у другого дочь”. Он же сказал им: “Мстите за своих”. Они же, схватив, убили их и повесили на дубе: так отмщение получили они от Бога по правде!». «Русская правда» Ярослава Мудрого допускала кровную месть. Но волхвов – княжеских смердов – можно было казнить лишь при наличии имеющих на это право родственников убитых. В Белоозере, согласно летописному рассказу, их не было. Вероятно, в X-XI веках здесь был славянский погост (укрепленный опорный пункт), внедренный княжеской властью в гущу финских «вервей и весей» с целью взимания дани и обслуживания торговли. До начала XII века финский элемент в материальной культуре Усть-Шексны представлен вполне отчетливо: ножи

Ирина Рыкунова родилась в 1960 году, в поселке Фащевка на Украине. Окончила исторический факультет Ивановского государственного университета в 1985 году, является научным сотрудником отдела хранения Рыбинского государственного историкоархитектурного и художественного музеязаповедника. С 1980 года Ирина Ивановна участвовала в работе многих археологических экспедиций, а в 1990 году стала научным руководителем Рыбинской археологической экспедиции. Она автор трех монографий и 50-ти научных публикаций в области археологии.

2012

Христиане и язычники. Картина С.В. Иванова, (XIX в.), иллюстрирует встречу Яна Вышатича с волхвами.

23

Разрез культурного слоя – «книга судеб» города Рыбинска. Устье Шексны. Археологи за работой.

1.

2.

3.

6.

7.

10.

5.

8.

11.

9.

12.

15.

16.

13.

17.

18.

2012

{археология}

14.

4.

19.

20.

24

23.

24.

21.

22.

с дугообразной спинкой, нагрудные цепи, височные кольца со зверем, языческие зооморфные подвески. Особенно выразительны изображения уточки и коня, которым принадлежит особая роль в финно-угорской мифологии. Если утка – прародительница всего сущего (например, в «Калевале» мир возник из утиного яйца), то конь – символ добра, солнца, благоден­ствия и счастья. Для отпугивания злых духов и общения с хорошими служили «шумящие подвески», к ним крепились привески, которые, собственно, и шумели: колоколо- и конусовидные, бутылкообразные, в виде лапок… Славяне тоже использовали подвески в качестве амулетов-оберегов. Так, древнерусскими женскими «помощниками» были лунницы – предметы в виде полумесяца. «Широкорогие» датируются X-XI, «круторогие» – XII-XIII веками. Грушевидные и шаровидные бубенчики, в отличие от финских привесок, имели самостоятельное значение: служили украшением головного убора, использовались в качестве пуговиц, входили в состав шейных ожерелий. Но наиболее распространены среди древнерусских индивидуальных находок предметы христианского культа. Не частые в слоях XI века, с течением времени они постепенно вытесняют языческие амулеты. Впрочем, остатки язычества проявлялись еще долго. Свидетельством являются найденные в слоях XIII-XIV веков (!) «змеевики» – двусторонние круглые медальоны с изображением на одной стороне христианского, на другой – языческого символа. «Практичными» людьми были наши предки: пошел в церковь – повернул одной стороной, к волхву – другой! Была у змеевика и другая символика – защита христианина от злых, демонических сил. В XII-XIII веках бурно развивающееся на торговом пути Волга – Шексна – Балтика поселение представляло собой уже весьма крупный торгово-ремесленный центр; более того, это был третий по площади (30 га) город Ростовской земли. Хотя археологи исследовали пока лишь 1% этой площади, а древнейшие слои поселения смыты Шексной, полученные результаты поражают. Многорядная усадебно-дворовая застройка с частоколами обеспечивала жильем несколько тысяч горожан. Впечатляют находки древнерусских кирпичей (плинфы) и напольных керамических плиток. Рыбный, пушной промыслы, сельское хозяйство были подсобными занятиями жителей. Основной доход давали торговля и обслуживающие ее ремесла. О развитой металлургии свидетельствуют 15 развалов сыродутных печей двух типов, во избежание пожаров расположенных на северной окраине поселения, за речкой Криничище. Обнаружены до 1000 фрагментов воздуховодных сопел, сотни килограммов шлаков, десятки «горновых» криц – металлургических полуфабрикатов. Кузнечное ремесло было приоритет-

ным для стоящего на торговых путях поселения. В большом количестве отмечены шлаковые массы и фрагменты кричного железа, а изделия кузнеца (свыше 500) – массовая категория находок. Рабочие топоры, калачевидные и овальные кресала (стальные пластинки для высекания искры от удара о кремень), спиральные и перовидные сверла, тёсла, долота, пружинные ножницы, фитильные трубки, лодейные скобы, кованые цепи, светцы, булавки, шилья, дверные пробои, дужки от ведер, иглы с кольцами, пряжки, серпы и косы, гвозди, костыли, рыболовные крючки – далеко не полный их перечень. Обнаружено 170 бытовых ножей, лезвие складной бритвы, ножи для обработки дерева и кости, для пластования рыбы. Большинство ножей изготовлено по прогрессивным, сложным технологиям: торцевая и боковая наварка стального лезвия, вварка, трехслойный пакет и др. Так, трехслойные в сечении пакетные ножи имели эффект «самозатачивания»: навариваемые по краям мягкие полосы из сырцовой стали быстро истирались, а центральная тонкая полоса из твердой закаленной стали оставалась острой. Ювелирное ремесло представлено фрагментами двух ювелирных мастерских XII-XIII веков. Рядом с развалами небольших литейных горнов встречены скопления шлаков со стекловидными включениями, стекловидные капли, застывшие капли бронзы, фрагменты медной проволоки и мелкие слитки цветных металлов, служившие заготовками. Среди них выделяется золотая тонкая округлая пластинка диаметром 11 мм. К инструментам относятся тигли полусферической формы для плавки металла; льячки, служившие для разлива металла в форму, сами каменные литейные формы для отливки подвесок и перстней, ювелирные молоточки, бронзовые пинцеты. Ювелирных изделий и их фрагментов – свыше 400: шейные гривны, височные кольца, витые и пластинчатые браслеты, перстни, пряжки и фибулы, пуговицы, предметы христианского и языческого культов. Некоторые из ювелирных изделий (например, фигурка ангела) имеют явные литейные дефекты, что также свидетельствует о местном производстве. Конструкция гончарных горнов и ассортимент посуды говорят о городском характере гончарного производства. Наряду с широкоплечими горшками высотой 8-34 см, встречаются корчаги, кувшины, ковши, миски, блюдца, стаканы, сковороды, крышки. Специализированный, предназначенный для широкой продажи характер ремесла подтверждается большим количеством геральдических клейм- знаков мастера: свастика, двойная свастика, спицы колеса, дуги, квадраты, кольцевидные оттиски, концентрические окружности, буквы. Отметим наличие трезубцев – княжеских знаков. Впрочем, были у гончаров и изделия для местного рынка. Например, грузила, керамические пряслица, детские игрушки – поливные яйца-погремушки.

2012

1. Подвеска-уточка, X-XI вв.

2. Фигурка коня, XI-XII вв.

3. Подвеска-уточка, XI-XII вв.

4. Фигурка коня, XI-XII вв.

5. Славянский амулет: двуглавая коньковая привеска, XII-XIII вв. Стилизованный человечек в центре удерживает коней (владеет ими).

6. «Помощница» женщины-славянки: «круторогая» лунница, XII-XIII вв.

7. «Помощница» женщины-славянки: «широкорогая» лунница, X-XI вв.

8. Крестопрорезной славянский амулет-бубенчик, XI-XII вв.

9. «Шумящая» подвеска, XI-XIII в.

10. «Шумящая» подвеска финно-угорского типа, XI-XIII вв.

11. «Шумящая» подвеска финно-угорского типа, XI-XIII вв.

12. Шиферная подвеска-иконка, XI-XIII вв.

13. Подвеска-иконка, XII-XIII вв.

14. Крест-тельник, XII-XIII вв.

15. Крестовключенная подвеска-тельник, XII-XIII вв.

16. Крест-тельник, XII-XIII вв.

17. Крест-тельник с эмалью. Киев, XII-XIII вв.

18. Энколпион («мощевик», крест-складень), XII-XIII вв.

19. Каменная подвеска-иконка, вышедшая из-под руки византийского мастера в начале XIII века.

20. «Змеевик» – двусторонний круглый медальон с изображением на одной стороне христианского, на другой – языческого символов.

XIII-XIV вв.

21. Пружинные ножницы, XII-XIII вв.

22. Бытовой нож с сохранившейся деревянной рукоятью, XII-XIII вв.

23. Рабочий топор, XII-XIII вв.

24. Ключ от внутреннего деревянного замка, X-XI вв.

25

1.

2.

{археология}

4.

3.

1. Каменная литейная форма, XII-XIII вв.

2. Льячка для розлива цветного металла, ювелирные пинцеты и заготовка из бронзы, XII-XIII вв.

3. Фрагмент книжной застежки, XII-XIII вв.

4. Ювелирные украшения, XII-XIII вв.

5. Ювелирные изделия: колт и височное кольцо.

6. Горшок XIII в.

7. Точеная деревянная чаша (ясень) для хлеба или фруктов, XI-XII вв.

8. Писало: приспособление для письма на бересте или покрытой воском дощечке (лопаточка на конце служила «корректором»), XIII в.

9. Ожерелье из сердоликовых и золотостеклянных бусин, XII-XIII вв.

10. Шиферное пряслице, изготовленное в западной Украине, XII-XIII вв.

11. Примеры стеклянных, сердоликовых и др. бусин различного происхождения, XI-XIII вв.

12. Арабский серебряный дирхем, X в.

13. Обрезанный дирхем (серебро чаще принималось по весу).

14. Серебряный западноевропейский денарий, XI-XII вв.

15. Монета Ростовского князя, XIV в.

16. Золотоордынский дирхем, XIV в.

17. Наиболее типичные предметы вооружения: копьё и топор, XII-XIII вв.

5.

6.

7.

9.

11.

8.

2012

10.

26

12.

13.

14.

15.

16.

17.

*** Важнейшую роль в городской экономике играла торговля. Ее наглядным свидетельством являются находки серебряных монет: арабских дирхемов IX-X веков, западноевропейских денариев XI-XII веков, русских и золотоордынских монет XIV-XV веков. Особенно интересен клад серебряных монет эмиров из династии Саманидов. Все они чеканены с 907 по 976 годы в городах Бухара, Самарканд и аш-Шаш (Ашхабад). Но если обнаружение клада на торговом пути – событие радостное, но не удивительное, то регулярные находки отдельных дирхемов в культурном слое – явление редкое. Например, в Праге 965 года за один дирхем (2,97 г серебра) получали 75 дневных рационов пшеницы для человека, а у нас серебро ценилось дороже. Зажиточности горожан можно только позавидовать: потерял в грязи монетку стоимостью в 25-30 кур – ну и ладно, еще заработаем! В XII веке на севере Руси сложилась довольно устойчивая шкала цен: 300 г серебра = 1 гривна серебра = 4 гривны кун = 100 дирхемов = 80 ногат (чуть более крупных, отборных дирхемов) = 300 денариев = 1 раб = 2 меча = 2 лошади = 4 коровы= 20 свиней. Впрочем, чаще монеты принимались по весу, о чем свидетельствуют многочисленные «резаны» и усеченно-сферические гирьки. Найдены десятки торговых пломб – свинцовых пластинок со следами шнура и знаками владельцев. Среди них нередки и трезубцы – знаки Рюриковичей. Такие пломбы скрепляли купеческие товары, обложенные княжеской пошлиной. Таможня в Усть-Шексне известна и по письменным документам XV-XVI веков. О развитой торговле свидетельствуют и обнаруженные элементы «портовых» сооружений XII-XIIIвеков. (на берегах впадавшей в Шексну реки Криничище), а о ее размахе позволяют судить находки изделий далекого импорта: от передней и центральной Азии до Скандинавии и Западной Европы. Так, к кругу древностей скандинавского типа относится серебряная круглая литая привеска с орнаментом в виде сплетенного туло-

вища фантастического животного-змея и петлей в виде его головы, а также ременная накладка, выполненная в стиле «Борре». Но преобладало южное направление: предметами импорта были украшения из камня, цветного металла, амфоры. Обнаружено до 100 шиферных пряслиц, изготовленных на Волыни (современная западная Украина). Они служили маховичком при прядении, а такж е играли роль разменной монеты и были, возможно, предметом гордости горожанок «среднего класса». Во всяком случае, на многих имеются личные отметины – нанесенные в определенном порядке царапины. На двух экземплярах всю наружную поверхность занимают пока непрочитанные надписи. Однако самой многочисленной группой импортных предметов являются изделия из стекла (до 1000). Среди них – фрагменты браслетов (62%), перстней (1%), а также бусы (37%) – целые экземпляры и фрагменты. Хрупкие и дорогие браслеты являлись любимым украшением горожанок, а стеклянные перстни носили лишь представительницы зажиточных семей. Часть предметов представляют собой изделия византийских и ближневосточных мастерских, но преобладают изделия киевской школы (60%) и провинциальных древнерусских центров. К дальнему импорту относятся позолоченные, посеребренные, сердоликовые, янтарные и хрустальные бусины. *** Надписи-граффити, писала (приспособления для письма) и книжные застежки говорят о грамотности населения, что неудивительно, если учесть административные функции Усть-Шексны. О них же свидетельствует и уже цитированная выше «Повесть временных лет»: в 1071 году Ян Вышатич именно здесь «сташа» для проведения суда над восставшими волхвами. Подтверждением административных функций являются 8 вислых актовых печатей XI-XIV веков – половина всех, найденных в Ярославской области. «Вислыми» они называются по способу крепления к документу – грамоте, фиксирующей некий юридический акт. При этом, поскольку сама печать ценности собой не представляла, место ее находки принято считать конечным пунктом назначения документа. В этой связи особый интерес представляет собой византийская печать, венчавшая церковный документ, присланный из самого Царьграда в XII веке. Может, послание из столицы восточного христианства было связано с языческими волнениями 1071 года? Символично, что в регионе известна лишь одна аналогичная находка – в средневековом городе Белоозеро. Административные функции Усть-Шексны отражены и в актовых документах XVXVI веков. Свидетельством зажиточности населения являются предметы с эмалью,

позолотой, византийская мелкая пластика, серебряные изделия, клад серебра, киевские кресты-складни, сердоликовые сирийские бусы, многочисленные «импортные» браслеты, перстни и другие украшения. О богатстве жителей говорят и многочисленные, хитрой конструкции, замки и ключи. Но самый крепкий замок не спасал от нападения врагов. Только надежные воины могли защитить древний город от разорения. Навершие на плеть военачальника и находки специализированного оружия свидетельствуют об их профессионализме. Например, часто встречаются копья и сулицы (дротики) – мощное оружие первого удара. Найдено 40 железных наконечников стрел универсального назначения. Но 14 бронебойных стальных наконечников – с массивной стальной ромбической головкой – использовались лишь для поражения противника, одетого в доспех. Стальные грани легко пробивали пластинчатый доспех или рвали кольца кольчуги, фрагменты которых найдены в слоях XII-XIII веков. К оружию ближнего боя ударного типа относятся металлические навершие булавы и кистени двух типов. Легкий кистень на ремне или тяжелый на цепи могли наносить удар, огибая щит и дробя доспехи. Впрочем, самым распространенным оружием ударного типа были боевые топоры рубящего и пробойного действия – секиры и чеканы. Редкой находкой является «чеснок» – четырехшипный предмет («средневековая мина»), чаще использовавшийся против вражеской конницы. Еще более удивительной находкой является прообраз сабли – оружие, возможно, хазарского происхождения. Этот мечсабля свернут в спираль, что знаменовало окончание военных действий («обряд запирания»). Своего рода материальный символ современных выражений типа «прощай оружие», «перекуём мечи на орала» и т.п. О наличии конницы свидетельствуют стремена, шпоры, удила, ледоходные шипы. Но все же Батый весной 1238 года оказался сильнее…

2012

Косторезное ремесло и деревообработка представлены изделиями, заготовками (спилы трубчатых костей-полуфабрикатов и т.п.), а также орудиями обработки (ножи, резцы, сверла, долота). К костяным изделиям относятся орнаментированные накладки, рукояти, иглы, кочедыки, двусторонние гребни: цельные и наборные. Костяные стрелы и гарпуны использовались в качестве охотничьих. Орудия труда представлены кочедыками, иглами, пряслицами. Подвески из медвежьих клыков и астрагала бобра играли роль оберегов. Среди деревянных изделий особый интерес представляет точёная чаша для фруктов или хлеба, найденная в материковой яме конца XI века.

*** Пожар и разорение оставили в культурном слое неизгладимые следы, археологически датируемые второй четвертью XIII века. Уничтожена значительная часть поселения, утрачено большинство ремесел. Восстанавливать их было некому: татаро-монголы сопротивляющихся убивали, а мастеровых угоняли в полон. Но главная причина упадка была в другом: утрачен важнейший торговый путь. Объем транзитной поволжской торговли с ХIII по ХV века сократился в десятки раз, что привело к быстрой аграризации Усть-Шексны и ее «старшего брата» –Белоозера. Утрата интенсивной международной торговли привела к упадку или исчезновению многих

27

{археология} 2012

28

древних городов. Поднимаются новые центры, географически и политически удобные для развития уже внутренних связей: Тверь, Москва, Ярославль. Сказались также и последствия эпидемии чумы 1352-1364 годов, особо свирепой в Шекснинском регионе. Здесь вымерло и исчезло большинство поселений, даже знаменитое Белоозеро (позже город под тем же названием возник в другом месте). В результате площадь Усть-Шексны сократилась втрое, а культурный слой утратил почти все «археологические признаки города».В частности, среди находок преобладают серпы, косы-горбуши, рыболовецкие приспособления – гарпуны, крючки и т.п. Новый импульс для своего развития Усть-Шексна получает, став центром волости удельных князей. В конце XIV века Роман Васильевич Ярославский передает изрядно опустевшую окраину своих владений старшему сыну Ивану. Оценка современниками такого решения красноречиво отражена в прозвище Ивана Романовича, получившего в удел Усть-Шексну: «Неблагословенный». Экономической основой феодальной вотчины Шехонских князей становится не ремесло и торговля, а рыбный промысел. Наибольшие уловы давали езы (частоколы поперек реки). Например, КириллоБелозерский монастырь с трех езов на Шексне за год получал 100 осетров. Согласно грамоте 1432-1445 годов жены удельного князя Афанасия Ивановича Шехонского – Аграфены Шехонской – Троице-Сергиевому монастырю передавалось право использования «две ночи» еза в устье Шексны. И позднее троицкие монахи, получая от владетелей Твери, а затем Москвы и Углича, привилегии на беспошлинный проезд судов по Волге, не забывали указывать, какие лодки и в каком количестве возят рыбу из их Шехонских «ловлей»: два паузка и две лодки (грамоты 1461-1466 годов), лодка с набоем (1462-1466), два паузка и лодка (1484-1488) и др. Доходы от рыбного промысла позволили нашим предкам вздохнуть чуть свободнее и даже оставлять кое-что «на черный день». Так, под досками избы XV века найден небольшой клад золотоордынских монет. Богатели, естественно, и сами князья Шехонские, что отразилось в церковном строительстве. Так, грамота 1432-1445 годов упоминает «монастырек святого Николы» (вероятно, на реке Криничище), а летописное известие 1446 года – церковь Всех святых на УстьШексне. Рядом с ними вновь появляются и статусные археологические находки. Так, на берегу Криничищи найдена лицевая створка энколпиона размером 74х58 мм квадрифолийной формы с овальными завершениями концов. В середине помещено рельефное Распятие с хризмой ICXC. Около фигуры Христа – ростовые фигурки предстоящих Богородицы и Иоанна. В боковых медальонах – поясные фигурки святых, в верхнем и нижнем – архангелы. Такие

кресты-складни появляются в XIV, широкое распространение получают в XV веке. А непосредственно на устье Шексны, в слоях XV века, обнаружена лицевая створка меднолитой иконы-энколпия 66х43 мм «Рождество Христово». В центре слева – полулежащая фигура Богоматери, справа – младенец Иисус, над ним – головы животных. В верхнем углу – ангелы, вверху в полусфере – звезда с нисходящим лучом. В нижней части слева – фигура сидящего Иосифа, в центре – сцена омовения младенца в чаше, справа – поклонение волхвов. Аналогичная икона, отлитая в Новгороде в XIV веке и служившая молитвенным образом три столетия, хранится в Центральном музее древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева, что говорит о сохранившихся связях Шехонского княжества с крупными центрами Северо-Запада. *** В середине XV века регион был затронут феодальной войной князей из дома Калиты – Василия Темного и Дмитрия Шемяки. Брод через Волгу в Усть-Шексну на дороге «Углич – Белоозеро» стал местом сбора военных отрядов в 1446 году: “... князь же Дмитрий посла... рать с Углича с Василием Вепревым, да Федора Михайловича посла ... А срок был им соттися вместо на Усть Шексны у Всех Святых. Федор Михайлович не приспел к Василию Вепреву; а Ряполовские князи воротишася на ... Вепрева и побиша его на Усть Мологи, а Федор Михайлович в те поры перевезеся на Усть Шексны со всею силою своею...” В конце столетия эти земли оказались объектом соперничества сыновей Василия Темного – великого князя Ивана III и угличского князя Андрея Большого. Эпизодом этой борьбы, свидетельством того, как проходило грандиозное и трагическое превращение раздробленной Руси в единое Московское государство, стало появление на карте России Рыбной слободы. В 1470-х годах при поддержке матери – вдовствующей великой княгини Марии Ярославовны – в руках угличского удельного князя Андрея Васильевича Большого оказалась значительная территория по рекам Мста и Молога, а также все левобережье Волги от Шексны до Ити. Это были лучшие рыбные угодья того времени – особенно Шексна. Не случайно в 1480-х годах в Угличе появились каменные палаты. Велико­ княжеские каменные палаты в Москве воздвигнуты позднее. Обидно! Ответный ход старшего брата, великого московского князя Ивана III Васильевича, был логичным – осваивать рыбные ловли на принадлежащем Москве верхневолжском правобережье (волости Ярославской). Этим и объясняется появление напротив Романова и Усть-Шексны (принадлежащих уг-

личскому князю) великокняжеских Борисоглебской и Рыбной слобод. То, что Рыбная слобода стала заселяться именно в это время, подтверждают раскопки правобережных кварталов Рыбинска: наиболее древние слои датируются рубежом XV-XVI веков. Термин «слобода» восходит к слову «свобода». Свобода от податей – а таковых насчитывался добрый десяток. Свобода от преследований кредиторов – перешедшему в слободу должнику давалась отсрочка, а размер долга замораживался. Свобода от наказания за мелкое преступление. Созданием таких «оффшорных зон» князья осваивали пустующие земли, переманивая из других регионов не капиталы, но людей. В 1484 году Мария Ярославовна умерла, и мирить братьев стало некому. В 1492 году Андрей Угличский был вызван в Москву, схвачен, закован в цепи и отправлен в Переславль-Залесский, где вскоре умер. Рыбные угодья по Волге и Шексне стали «заповедными» великокняжескими, затем царскими. Московскими государями проводится политика ограничения лова ценных рыб на Верхней Волге всеми, кроме ловцов Рыбной и Борисоглебской слобод. К XVII веку рыбные угодья, входившие в состав волости Усть-Шексна, описываются как издавна закрепленные за жителями Рыбной слободы. «А будет кто учнет в тех наших заповедных рыбных ловлях какую красную рыбу ловить, или дворцовой ловецкой Рыбной слободы … рыбных ловцов изобижать, и тем людям от нас великого государя, быть в великой опале и в наказание» (из жалованной грамоты царя Федора Алексеевича рыбнослободцам на рыбные ловли в Волге, Мологе и Шексне). *** Реквизиция Иваном III Шехонских ловлей и утрата таможенных функций (таможенную избу на правый берег перенес Иван IV) поставили жителей Усть-Шексны перед необходимостью перейти в число слуг великого князя. На протяжении двух-трех поколений большинство из них перебралось на правый берег Волги. Поэтому культурный слой второй половины XVI века на археологическом памятнике Усть-Шексне практически отсутствует. Уже в начале ХVI века бывший волостной центр занимают малодворные деревни и кладбища, как видно из духовной грамоты Ивана III: «Да сыну же своему Василью даю Усть-Шоксны по обе стороны погосты и з деревнями княж Васильевские и княж Семеновские Шохонских...». И напротив, переняв функции и население левобережья, Рыбная слобода одномоментно становится крупным поселением, сопоставимым со многими городами. Археологически ее хорошо характеризует обнаруженная на глубине 2 м во дворе домов 4 и 6 по Вознесенскому переулку деревянная

*** Возможно вы, уважаемый читатель, не без интереса (надеемся) просмотрев эти историко-археологические разглагольствования, произнесете сакраментальную фразу: «А зачем нам эти «дела давно минувших дней, преданья старины

глубокой?» В ответ на такую реакцию можно напомнить прописные истины. Например, об «Иванах, не помнящих родства». Или о том, что знание прошлого помогает понять настоящее. И хоть, к сожалению, от частого употребления эти истины немного затерлись, авторы этих строк всё ж таки убеждены в том, что наше прошлое может помочь понять настоящее, спрогнозировать будущее. И не только понять, но и обрести «местную идею», цель дальнейшего развития. Наше прошлое – не причина для широко распространенного самоуничижения, а повод для уважения и гордости, необходимая составляющая городской культуры и городского самосознания. Это повод для новых размышлений об уникальном опыте предков, сумевших обустроить это место для последующих поколений. Оно – неотъемлемая часть историко-культур­ного, туристического, инвестиционного потенциала края, важней­ший импульс его развития. Его изучение, сохранение и использо­вание является важнейшим условием эффективной социальной политики. А одной из попыток освоения этого потенциала как раз и является деятельность Рыбинской археологической экспедиции. Вот уже 20 лет сотни людей самых разных профессий из Рыбинска и Углича, Ярославля и Иванова, Москвы и С.-Петербурга, Рио-де-Жанейро и Торонто посвящают свое свободное время археологическим исследованиям в наших краях, и 60 научных публикаций, монографии, буклеты, видеофильмы, публицистика достаточно полно отражают полученные результаты. Однако раскопки являются не только средством решения научных задач, они проводятся в охранных, учетных, образовательных и культурно-просветительских целях, имеют ярко выраженные социальный и туристический аспекты. Стилизованная сторожевая башня с частоколом и часовня, возведенные в 2005-2009 годах у устья Шексны – первые памятные знаки будущего интерактивного археологического музея.

В 2005 году, в преддверии 935-летнего юбилея (согласно решению Рыбинского Совета депутатов № 50 от 28.10.2004 г. следует «датой основания Рыбинска считать 1071 год – первое летописное упоминание Усть-Шексны…»), археологи преподнесли Рыбинску подарок – «памятный знак»: стилизованную сторожевую башню с частоколом, расположенную на мысе при впадении Шексны в Волгу. Построенная без каких-либо бюджетных денег на месте аналогичного сооружения XII века, эта архитектурная доминанта не только украшает собой знаменитое Устье. Здесь находится база экспедиции, здесь апробируются и внедряются в практику историко-археологических исследований методы естественно-научного анализа, проводятся научные конференции, реконструируются средневековые гончарное и металлургическое производства, предметы вооружения и быта. «Памятный знак» является и первым этапом создания интерактивного археологического музея, будущим центром туризма. Уже сейчас «башня» по предварительным заявкам принимает гостей, которые могут познакомиться с раскопом, с древнейшей историей города и края, облачиться в доспехи и пострелять из лука, попробовать свои силы в гончарстве, приобрести литературу и сувениры. Впрочем, в большие праздники здесь становится тесно, поэтому мечтаем об освоении всей территории памятника археологии. Сказка? Может быть. Но участники экспедиции глубоко уверены, что место это волшебное: оно освящено трудами наших предков и их многовековыми молитвами, поэтому – возможно всё. И выросшая в 2009 году, как по волшебству, на месте разрушенного храма часовня – лишь «первая ласточка» чудесного преображения устья Шексны, города и региона!•

2012

мостовая середины XVI века. В площадь шурфа попала ее западная граница, ограниченная брусом и канавой для сточных вод, через которую перекинут дощатый мостик, ведущий от неширокого бревенчатого «тротуара» во двор усадьбы. А в целом самые ранние слои сразу фиксируются на весьма значительной площади – свыше 10 га. Уже на карте русских княжеств 1525 года, наряду с другими волжскими городами, при устье Шексны показано поселение Riebena Sloboda. В 1575 году Г. Штаден в своем «Проекте» по захвату России рекомендовал императору Священной Римской империи захватить и удерживать «посад Устье» с помощью 2000 воинов. На Коломну, скажем, требовалось лишь 1500… Под 1608 годом швед Пётр Петрей также пишет именно о городе Рыбинске, в числе других восставшем против Лжедмитрия II. Впрочем, трагические события смутного времени вновь на время приостановили городскую фазу его развития: следы сражений, пожара и разорения начала XVII века отчетливо прослеживаются в культурном слое поселения, площадь которого к 1612 году сократилась втрое. Постепенный процесс «переноса» подтверждают письменные источники: до начала XVI века имеются лишь упоминания Усть-Шексны, в середине века наблюдается и раздельное, и совместное бытование топонимов («посад Устье», «на Усть-Шексны на Рыбную»), а с последней четверти века Усть-Шексна на Волге навсегда исчезает со страниц летописей и грамот. Остается только Рыбная слобода, впервые упомянутая Иваном III в своем завещании под 1504 годом: «... да Инопаж и з Сельцом, и с езом, что на Волзе под Рыбною слободою противу Инопажа и Сельца…». Впрочем, еще долго правобережная наследница Усть-Шексны административно не включалась в границы великокняжеских владений по правому берегу Волги – Черемошскому стану Ярославского уезда, а записывалась в составе земель по левому берегу Шексны – Пошехонья. Так, запись в духовной Ивана IV (Грозного) 1578 года гласит: «Даю ему (сыну Ивану) Пошехонье со всеми волостьми, и с путьми, и з селы, и с Рыбною слободою … и с Пошехонскими уезды». Так «забытый» средневековый город Усть-Шексна на рубеже XV-XVI веков явился первопричиной и «катализатором» появления Рыбной слободы, перенявшей функции, поглотившей население древнего центра и ставшей его преемником. Дальнейшая история Рыбинска хорошо известна.

29

{геология и палеонтология} 2012

30

Местное природоведение – одно из направлений краеведческих исследований, и за ним даже закрепилось исстари свое, правда довольно канцелярское, название: естественноисторическое. И поэтому неспроста в музеях «уважающих себя» городов в обязательном порядке есть природные отделы. Был естественно-исторический музей в давние, старые годы и в моем городе Угличе, однако в большом пожаре в апреле 1921 года сгорел, до сих пор не возродившись. А вот Рыбинский музей-заповедник, наоборот, может похвастать своими природными экспозициями, есть они также в родственном учреждении Ярославля. Другими словами, нашему историко-краеведческому и литературному журналу «Углече Поле» не возбраняется обращаться, хотя бы в небольшом объеме, к упомянутой тематике. Более того – надо это делать. Ведь мы – угличане, рыбинцы и вообще ярославцы живем прежде всего в природной среде, а уже потом – в социальной. Итак – на природу! На берега нашей красавицы Волги и в ее окрестности.

Анатолий МАРЧЕНКО родился в 1940 году в селе Кокшаровка Приморского края. До поступления на геологический факультет Московского университета два года работал бухгалтером Заволжского лесничества Угличского лесхоза. После МГУ, в 1969-73 гг., трудился учителем в Иванковской школе Угличского района, инженером-геологом в Верхне-Волжском тресте инженерно-строительных изысканий, с 1974 по 1995 гг. – корреспондентом, а затем редактором многотиражной газеты часовщиков и, наконец, ответственным секретарем «Угличской газеты». С 2002 года – корреспондент этого же издания.

Путь к лабиринтодонту Анатолий МАРЧЕНКО

Действительно, такой могучий водоток, как река Волга с уникальной долиной, разработанной ею в холмисто-равнинном ландшафте, сформированном мощным покровным ледником, с ее притоками Корожечной, Юхотью с Улеймой, Суткой, Ситью, Черемухой и так далее, – все это средоточие приречных террас, занятых лугами и лесами и обрамляющих реки эти почти на всем их протяжении, – разве не притягательный для нас мир? Мир, богатый природными достопримечательностями, к которым невозможно быть равнодушным. Помнится мне, как удивился профессор Московского университета В.Т. Трофимов, специалист по инженерной геологии, когда я навестил альма матер МГУ и показал молодому еще ученому мужу сделанный мной чертеж геологического разреза через территорию города Рыбинска: – Что? Так близко у поверхности триас? Триас – упрощенное в среде геологов название всех горных пород, которые сформировались в определенных мес-

тах Земли в триасовый период (после него уже пошел юрский период, за ним меловой).А оказался я тогда, в далеком уже 77-ом году на кафедре инженерной геологии МГУ с рыбинским разрезом в руках потому, что работал в ту пору в Рыбинске, в отделе инженерно-строительных изысканий инженером-геологом, непосредственно обеспечива я полевые исследования (прежде всего бурение) под будущие стройобъекты, с геологией самых верхних слоев земных как всей Ярославщины (выезжал на изыскания в разные ее уголки), так и Рыбинска, конечно же, был знаком на практике, появился у меня особый интерес к геологии ледниковых отложений (а на них стоят Рыбинск и Углич), и потому встреча с профессором Трофимовым (он в бытность мою студентом вел у нас лабораторный курс по грунтоведению) была мне необходима. Это я к чему – в такие подробности? Да чтобы показать, что если уж университетский ученый выказал удивление, увидев на геологическом разрезе слегка прикрытый моренными суглинками

под заголовком «100 лет Рыбинскому триасу». Тем самым была как бы отдана дань примечательному событию в научно-геологическом и историкокраеведческом мире России: геолог С.Н. Никитин (1850-1909), занимаясь геологической съемкой европейской части страны и ведя геологические наблюдения по линии Ржев-Вязьма и Ярославль-Кострома, открыл в 1884 году триасовые отложения в обнажениях пород под Рыбинском: пользуясь очень низким уровнем воды в Волге он смог увидеть и бегло изучить «голубую мергельную глину» у Перебор. Правда, отнеся эту глину к триасу, Никитин «постарался» включить в триас также обнажения зеленовато-серых глин на ярославских реках Саре и Которосли (как потом выяснилось, это породы озерно-ледникового происхождения и по возрасту совсем-совсем молодые), но это не умаляет все же несомненной заслуги его как первооткрывателя так называемого Рыбинского триаса. Ну, а в дальнейшем история открытия и изучения последующих рыбинских обнажений триаса прослеживается такая (она описана геологом А.Н. Ивановым, работавшим в Ярославском пединституте на географическом факультете, в совместной с В.А. Новским статьеглаве «Геологическое строение и полезные ископаемые» в книге «Природа и хозяйство Ярославской области», часть первая, Я., 1959). В 1922-28 годах рыбинские краеведы М.В. Васильев, В.К. Ливанов и другие описали ряд обнажений пестроцветной толщи на реках Коровке, Черемухе и Волге. В 1924 году в русле реки Коровки в черте города Рыбинска в куске голубого мергеля найдена была передняя часть черепа лабиринтодонта (вот оно – появление первых признаков стегоцефалов,

Иван Ефремов не только написал «Туманность Андромеды» – одновременно он занимался вымершими позвоночными животными.

Лабиринтодонты – обширный надотряд(а может и подкласс) древних земноводных, которые обитали в заболоченных лесах, озерах и реках (некоторые виды – по берегам) в позднем девоне – триасе. Для этих животных характерен относительно большой череп, а зубной дентин (костноподобная ткань, из которой состоят зубы) имеет складчатое строение (см. фото над заголовком статьи), отсюда и название: лабиринтодонт. Внешне лабиринтодонты похожи на крокодилов или саламандр (платиопс и двинозавр – по обнажению на Сев. Двине), достигали пяти метров длины (мастодонзавр). Всего их более тридцати семейств, которые объединяют сто родов. Известны лабиринтодонты из отложений Евразии и Америки. Прежде лабиринтодонтов и остальных ископаемых земноводных палеонтологи называли стегоцефалами.

2012

триас, то нам с вами сам Бог велел проявить любопытство. Кстати, это любопытство я могу еще больше подогреть и, забегая вперед, сообщить: волжские береговые обнажения триасовых пород в районе села Тихвинского близ Рыбинска включены с 1993 года в список мирового наследия ЮНЕСКО. Поэтому, предмету нашего разговора – максимум внимания. Иными словами – продолжим свое приближение к означенному в заголовке таинственному лабиринтодонту – этакому земноводному чудищу, напоминавшему ящера, ползающего по прибрежной полосе триасового водоема. Да! Кости скелетов тех дивных животных попадаются в зеленовато-серых триасовых глинах упомянутого выше палеонтологического государственного памятника природы (ГПП) «Тихвинское», расположенного в 12-ти километрах от Рыбинска вниз по Волге по ее правому берегу. В 1984 году в известном отечественном научно-популярном журнале «Природа» была опубликована небольшая статья (объемом в одну страницу)

31

За время проведения научно-исследовательских экспедиций из тихвинских пластов известковых глин, алевролитов и мелкозернистых песчанников с мергелистыми конкрециями были извлечены и послужили на благо науке около трехсот черепов лабиринтодонтов, не считая фрагментов скелета этих амфибий. А вот сколько черепов способствовали обогащению черных копателей и коллекционеров древностей – одному Богу известно. Охотники за черепами приходят в Тихвинское не только с лопатами и кирками, но и с мотопомпами. (Из очерковой статьи рыбинского журналиста Александра Сысоева в газете «Золотое кольцо» за 11 июля 2009 г.)

2012

{геология и палеонтология}

обитавших в континентальных озерах триаса в нынешних рыбинских местах!), – а куски точно такого мергеля как раз и попадаются в обнажениях триасовых глин на речке Коровке. А много позже, в 1940 году, известный палеонтолог и писатель-фантаст И.А. Ефремов определил, что «выуженный» в Коровке фрагмент черепа земноводного скорее всего принадлежит лабиринтодонту с родовым названием тоозухус. Остатки его находят в целом ряде рыбинских триасовых обнажений, в том числе и в тихвинском. Вот сколько примечательного можно

32

узнать про триасовые береговые обнажения в окрестностях Рыбинска. И это ведь лишь маленькая капелька из того объема сведений, который накопился по данной теме к настоящему времени. А кроме Рыбинского триаса есть ведь еще Глебовское юрско-меловое обнажение на берегу Волжского отрога Рыбинского водохранилища, западнее Рыбинска. И есть еще такая обширнейшая и интереснейшая тема, как волжские ледниково-моренные яры. Если выражаться до конца образно, то познавательный путь к лабиринтодонту мы с вами только лишь наметили.

Образец триасового известняка, поднятый на поверхность буровым снарядом во время изысканий, проводившихся автором статьи в Рыбинске. Вид с Волги на триасовое обнажение у деревни Паршино (рядом с Тихвиным). Обнажения у села Глебово (мел, юра) и поселка Алтыново под Угличем – ледниковая морена. (Фото автора).

33

2012

Путешествия из Рыбинска в Углич и обратно

2012

{хранители памяти}

(Дневниковые записи гимназиста Николеньки Серебреникова)

34

Во второй половине XIX века у обывателей повсеместно существовала замечательная традиция – вести дневниковые записи. Люди записывали в тетради все мельчайшие подробности своей жизни: походы по торговым лавкам и поездки на базар, встречи с родными и посещение святых мест. Молодые парни и девушки доверяли своим дневникам душевные переживания и часто писали в дневниках философские стихотворения различных поэтов. Девочки и мальчики под влиянием старших товарищей и родителей старательно выводили каллиграфическим почерком на бумаге о том, что их интересовало. Обычно это были анекдоты, басни, сюжеты из истории Древнего Рима и Древней Руси, рассказы, которые придумывали сами, подражая популярным писателям. Дневник – это окно в прошлое. Большое счастье, если вам в руки попадется когда-нибудь такой дневник. Угличское Родословно-краеведческое общество им. Ф.Х. Кисселя является обладателем фотокопии дневниковых записей Николая Васильевича Серебреникова – представителя одной из ярких угличских династий. Николай Васильевич был последним из четырех поколений Серебрениковыхкраеведов. Его отец Василий Иванович – собиратель и хранитель бесценной исторической библиотеки. Акварели Серебреникова можно увидеть в экспозиции угличского музея, его мечтой было создание в Угличе древлехранилища. Отец Василия Серебреникова – Иван Петрович Серебреников – и он сам были в числе группы угличан, которые ратовали за возвращение ссыльного колокола в Углич. Музей отечественных древностей был создан, колокол возвращен, но все это было уже после

смерти Василия Ивановича Серебреникова. Сам Василий Иванович вел дневник, в котором оставил потомкам бесценные картинки жизни провинциального Углича и угличан. По примеру своего отца его старший сын Николай Серебреников тоже старался подробно записывать все яркие моменты своей жизни. Что могло быть самым запоминающимся для мальчика 10-12-ти лет в далеком XIX веке? Конечно, путешествие из одного города в другой. А поскольку в 1879 году Николенька Серебреников поступил во второй класс Рыбинской мужской прогимназии, то о своей первой поездке домой в рождественские каникулы зимой 1880 года он и написал в дневнике, начав тем самым целый цикл описаний поездок из Рыбинска в Углич и обратно (учащихся в то время отпускали домой три раза в год: на Рождество, на Пасху и на летние каникулы), преподнеся все это под важным, внушительным заголовком: «Труды Николая Васильевича Серебряникова». (Заметьте: свою фамилию мальчик пишет через «я», а не через «е», как это делаем мы сейчас. – Ред.) Коля Серебреников очень подробно описывает рыбинскую дорогу, населенные пункты, встречающиеся на пути, остановки на дороге по различным причинам. Если проехать по современной автотрассе на Рыбинск, то мы сможем встретить большинство тех деревень и сел, о которых писал 130 лет назад мальчик-гимназист. Правда, некоторых деревень уже нет, так как старая дорога шла ближе к Волге, и эти деревни сейчас затоплены Рыбинским водохранилищем. А сам дневник колоритен и потому вдвойне интересен. Ирина ГАВРИЛОВА, член Угличского родословнокраеведческого общества

Мы думали, что нас распустят 22-го, в Субботу, и вдруг появились слухи, что нас отпустят 21-го. Мой хозяин, Григорий Иванович Беляев, это подтвердил, и я с товарищем, Ваней Серебряниковым, все закупил, запаковал и был уже совсем готов к отъезду. Виделись и с Павлом и уговорились с ним, чтобы на другой день, к часу пополудни, он был совершенно готов. На другой день я забрался в Прогимназию рано, в 7.30. Из нашего класса еще никого не было, но скоро стали собираться. Всем в этот день было весело, а мне и подавно. В наш класс после молитвы вошел Константин Аркадьевич (Дагаев – преподаватель арифметики). Медленно для меня шло время, и я очень часто поглядывал на часы, находившиеся у меня в кармане жилетки. Наконец раздался звонок, возвещавший перемену. Через 5 минут раздался другой, возвещавший начало урока. Молча сидели мы 15 минут, пока не являлся учитель. Наконец, «идет!!...» шепотом раздалось по классу, и в дверях появился Иван Иванович (Филоматитский – преподаватель истории и географии), Прошел урок географии, наступил урок французского языка, ознаменовавшийся тем, что француз (Иосиф Куприянович Клеман) опоздал на 20 минут. Наступила, наконец, большая перемена – решение нашей участи: или нас отпустят во время ея, или придется ждать

2012

Тетрадь № 2 Путешествие домой на первыя Рождественския каникулы 17-го Августа 1879 года в 9 часов утра я в первый раз сел за парту 2-го класса Рыбинской Прогимназии. Меня приняли туда по экзамену, бывшему 14-го числа того же Августа. Чрез несколько после этого дней уехали от меня папа и мама, и я остался совершенно один. Новая жизнь была для меня очень скучна: незнакомый город, Прогимназия, ученики и учителя – все это для меня было очень странным и даже немного страшным. В конце Августа навестила меня мама, а к Рождеству Богородицы приехала по делам на пароходе «Дриада» родственница, тетка папы. Она пробыла у меня весь Сентябрь и почти весь Октябрь. 6-го Октября приехали папа, мама и сестра, с целью погостить в день рождения, бывший 10-го Октября…

26-го числа Ноября явилась ко мне вторично та же родственница, приходящаяся мне бабушкой, с назначением пробыть у меня именины и привести меня домой на праздники. Быстро промелькнул Ноябрь, также быстро начали лететь дни Декабря. Прошли и мои именины, но я об этом не беспокоился: мне очень хотелось дождаться «Праздника в будни», как называли у нас день роспуска. Ближе и ближе к роспуску подвигалось дело, наступило последнее пред ним Воскресенье. С Понедельника бабушка начала торговаться с ямщиками, как неожиданно для нас в Среду явился с письмом от папы углицкий ямщик Павел, присланный за нами.

35

завтрашней перемены. Но видим вокруг, что отпускают VI, V и IV классы. За ними отпустили III-й класс, и дошла очередь до нас. Нас отправили во II-й класс. Явился Федор Вячеславович (Ржига – преподаватель латыни) задать урок на праздники и, как классный наставник, выдать журнальчики. Явился и директор выдать дорожные билеты уезжающим и распустить нас.

2012

{хранители памяти}

Прибежав на квартиру, я и Ваня увидели (он ехал со мной), что тройки еще нет. Вслед за нами прибежала и бабушка.

– Ну, что? – спросил я.

– Да нас повезет не Павел, – отвечала она, – его тройка занята; нас он передал другому ямщику, да только не одних, а с Петропавловским священником.

– Ну, что же? – спросил ее я.

– Да вот тебя пришла спросить: поедешь ли вчетвером? – отвечала она.

– Фу ты, пропасть! Нашла, зачем бегать. Пойдем на постоялый двор.

– Пойдем.

36

В это время у нас сели обедать. Я отказался и вместе с бабушкой пошел на постоялый двор. Тройку там уже запрягали. Минут через 10 она была готова, и мы поехали на квартиру. Ваня был тоже готов. Уложили имение, попрощались, сели и поехали за священником. Его прождали с полчаса. Наконец он вышел, сел и мы тронулись. Подъехали к рельсам железной дороги. Опять остановка.

– Степан! – закричал кому-то ямщик, – в Углич еду, поклонов кому не будет ли?

– Как же, Ефрему Андреевичу передай почтение… Да! Еще тестю кланяйся.

– Ладно!.. Ну, пошли! – закричал ямщик, обращаясь к лошадям. Лошади тронулись. Промелькнуло кладбище, винокуренный завод, монастырь и потянулся ряд берез, было три часа дня. В возке было темно, я сидел в средине, направо – бабушка, налево – Ваня, впереди – священник. Ваня большею частию дремал, я смотрел в окошко, священник курил, а бабушка хотя и не спала, но молча сидела в углу. Так прошло около часу. Вдруг замелькали домики и потянулась ограда церкви. «Покровское, – сказал я, взглянув на мелькнувшую церковь. – Значит, 8 верст отъехали». В возке делалось все мрачнее и мрачнее. «Сколько часов?» – спросил я Ваню. «Четыре», – отвечал он, поглядев на часы. Вскоре после этого я заснул. Вероятно, я спал немало времени, потому что, когда проснулся, в возке было уже совершенно темно. Бабушка достала колбасы, и мы поели. Ваня кой-как разглядел на часах, на какой цифре стояла стрелка. «Четверть шестого», – сказал он. Мимо нас промелькнула кузница, снопы пламени так и вылетали из нея. «Да мы верст по 10-ти в час едем?» – спросил проснувшийся священник. «Едем», – отвечали я и Ваня вместе. *)Мыза – хутор. – Ред.

Теперь не одни березы мелькали мимо нас, но замелькали и телеграфные столбы. «Ага, только 2 версты до Николы», – заметил Ваня. Мы сидели молча, священник курил папиросы и окурки выкидывал за окошечко. Вскоре показалось село с двумя церквами. «Никольское?» – спросил я. «Да», – отвечал Ваня. Действительно, это было село Николо-Кормское. Опять наступила совершенная тишина. Лошади бежали крупной рысью. Через полчаса мы опять въехали в большое село.

– Еремейцево! – вскрикнул Ваня.

– Батюшка, вставайте: приехали!»

– сказал я. (Мы и не заметили, как он заснул).

– Куда? – спросил он спросонья. В Углич?

– Нет, – отвечал я. – Пока еще в Еремейцево.

– Тпрр…, – раздалось с козел. Михайла соскочил и принялся стучать в ворота постоялаго двора. Послышались шаги, стук, ворота отворились и мы въехали на двор; вылезли, вытащили поклажу и, под предводительством какой-то бабы, стали подниматься по скрипучей лестнице, ведущей вверх. Расположившись в указанной нам комнате, мы велели подать самовар. Было 6 часов. Бабушка вытащила свой сахар, чай и булку. Минут через 10 вошла та же баба с самоваром, которая нас провожала наверх. Мы с радостью принялись за чай, и даже молчаливый о. Николай сделался разговорчивее. В возке я ужасно отсидел ноги и ходил по комнате, чтобы размять их. Наконец чаю напились, самовар был убран, и я от скуки принялся читать два письма, полученныя утром. Затем выучил заданный урок из Закона Божия. Ваня делал задачи из арифметики. Наконец делать было нечего, и мы ходили из угла в угол. Бабушка лежала на шубе на полу. Священник пил водку. В девять часов Ваня ходил к ямщику сказать, что пора бы уже закладывать, но первый блин вышел комом: ямщик наклюкался в Рыбинске, да еще и здесь прибавил, так что залег отрезвляться на полати. Мне было скучно, все молчали, зевали да изредка только жаловались на медленность ямщика. Около 10-ти часов я и Ваня ходили опять к Михайле, но тот бормотал только, что лошади овес не съели. Ходили и к лошадям, но лошади давно уже съели овес. Много раз ходили мы к Михайле, но все наши просьбы кончались неуспешно. Наконец в 12-ом часу мы растолкали его, и он пошел закладывать лошадей. Чрез четверть часа воротилась из низу бабушка и объявила, что тройка готова. Как наэлектризованные мы вскочили, собрали все вещи и отправились к тройке. Михайла уже суетился тут, но страшно ругался, что ему не дали выспаться. Я пообещал дать ему в Угличе на чай. Мы расплатились за ночлег, сели в во-

зок, Михайла взмостился на козлы, и чрез несколько минут Еремейцево осталось позади. Но в возке было чрезвычайно темно, а потому бабушка ухитрилась зажечь имевшуюся у нея свечу. Но так как окошки не задвигались (задвижки не было совсем), то она, с помощью священника, закрыла одно из них листом политуры, захваченным случайно мною. Теперь местности я совсем не видал, а поэтому мне стало скучно, и я заснул. Другие все спали. Не знаю, долго ли я спал, сколько верст проехали, и где тогда ехали, но когда я проснулся и огляделся, то было уже светло, Ваня задул свечку у бабушки (он проснулся раньше меня). Мы открыли окно и стали смотреть. К великой радости увидали мы, что ехали Учемским дремучим лесом, т.е. верстах в 20-ти от Углича. Вскоре проснулись священник и бабушка. Вдруг мы услыхали крик ямщика, несколько других ямщиков начали с ним ругаться. Михайла кричал, чтоб ему дали дорогу, а другие ямщики – чтобы им. Михайла должен был, наконец, им уступить, и мимо нас замелькал обоз. Но вдруг один воз задел за наш возок – и (мы) кувырнулись в канаву. Со страшными ругательствами вытащил Михайла возок и поехал дальше. Лес начал редеть, редеть и кончился. Только 12 верст осталось! Но вот деревня Васильки, в 11-ти верстах от города. Тут мне местность была знакомая: я часто ездил сюда кататься с дядей, когда он служил лесничим на фабрике. Вот замелькали три мызы*): разоренная Наткина, Караулова и Истомина, теперь уже Буторина. Вот показались кожевенные заводы, теперь запустелые, острог, крайние кварталы и дома. Наконец мы въехали в город и поехали по Ярославской улице, чрез 5 минут въехали в свой переулок. Я начал дергать звонок, но он испортился и не действовал, тогда я начал рубиться в ворота, скоро послышались шаги и хриплый голос: «Кто там?». «Мы!» – отвечал я. Ворота отворились, и нам предстала кухарка Ольга в нижнем белье, на которое была накинута кофта. «А! Николайка!...»

– закричала она. Я вошел в комнату, пришли папа и мама, прибежали братья Петя и Леша, не позволившие одеть себя как следует… Тетрадь «Г» Начало второго года обучения Приближались к концу летния каникулы, оставалось всего дней 5. Стали мы подумывать, как ехать в Рыбинск: на пароходе или на лошадях. Пароходы в то время опаздывали нестерпимо, садились на мель, тонули, то узнавали мы, что разбилась «Ника», то – что села на мель «Сильфида», и т.п. Мои товарищи Коля и Андрюша Серебряниковы приходили ко мне не раз осведомляться, как и когда мы поедем. Наконец мы решили ехать 13-го Августа, в Среду, на лошадях. Ехать с нами хотела мама.

был фабричный лес с избой сторожа, и сюда ездили мы гулять с дядей. Вскоре пошел кустарник и показалась пустая мыза Наткина; здесь дорога круто повернула вправо, и вдруг – за поворотом дым!... Подъезжаем: на поле стоят 4 шатра, и тут же, около костра, расположились завтракать цыгане! Собачонка с лаем кинулась на нас из табора, но цыгане тотчас воротили ее. Не проехали мы дальше и версты, как повстречали двух цыганок, которые с руганью показали нам кулаки. Павел испугался не на шутку и стал погонять лошадей. Потянулись опять по сторонам дороги березы, но вот впереди показалась деревня Васильки, значит, мы отъехали от Углича 11 верст. Въехав в нее, Павел приворотил к крыльцу почтовой станции, на котором стояли содержатель ея, Мешалкин, и его работник. Павел слез и попросил помочь ему хорошенько привязать ящик. Мы также вылезли. Ящик сняли, положили еще другую доску и общими силами стали его привязывать снова. Вся эта церемония продолжалась минут 20. Наконец мы снова двинулись в путь, причем Мешалкин добавил: «Путьдорога» и скрылся в избе. Я и Анночка стали истреблять сладкие пирожки, напеченные мамою на дорогу. Анночка хотела дать мне пирожок, но от тряски рука ее с пирожком запрыгала – и пошла потеха. Вскоре мы въехали в Учемский лес. Мы обгоняли много женщин и мужчин и почти от всех слыхали привет: «Путь-дорога». Мы у некоторых спрашивали: «Куда вас Бог несет?», и все, кого спрашивали, отвечали: «На Югу», т.е. в Югский монастырь*) на престольный праздник Успения. На 22-й версте был поворот на Учму, а на 25-й лес стал редеть, редеть, превратился в кустарник и, наконец, кончился. Здесь дорога спускалась под гору; спускаемся очень быстро; глядим – навстречу нам тащится тройка; мы начали останавливаться. В тройке из Рыбинска сидели Углицкий купец Хорхорин с женой и еще 3 Угличанина; мешалкинский молодой ямщик, Матвей, шагал рядом. Он перемолвился кой о чем с Павлом, а мы с седоками, и тройки разъехались. Вскоре начался лесок. Было довольно жарко, мама предложила нам побегать; мы с удовольствием приняли совет и устроили вот что: мама ехала, а мы вперегонки бежали за тройкой; по большей части перегоняли ее, а потому это скоро нам наскучило и мы убежали в лесок и стали собирать бруснику и гонобобель, росшие здесь в изобилии; мама вскоре присоединилась к нам, мы уже набрали очень много брусники и гонобоблю, как вдруг Анночка с криком принесла краснуху; почти в то же время закричал и я: «Нашел!» и принес другую; мама нашла также гриб. Мы порешили, наконец, ехать, но Павел исчез! Мы его кликали – нет. Наконец он появился из леса с несколькими краснухами, белым грибом

и серым. Мы просто прыгали от радости, Анночка все хвалила Павла и обещала дать ему на чай. Мы поехали далее. Дорога шла леском, но вот Кириловка и знаменитая Юхоть – теперь уже ручей. Хозяин почтовой станции Антон Денисов стоял на улице и кланялся нам, на что мы отвечали ему тем же. Переехав Юхоть и проехав чрез Борки, мы стали подниматься в гору. Отсюда до Еремейцева было 10 верст; дорога была довольно хороша. Анночке хотелось еще погулять в лесу, но Павел объявил, что нужно уже попоить и покормить лошадей, а потому он торопится в Еремейцево. Тут Волга тянулась параллельно с дорогой; Мышкин находился напротив, а потому был весь виден. На полпути до Еремейцева Павел своротил на проселок и поехал полями, потому что большая дорога в этом месте была очень пыльная, ехать здесь было удобнее. Мы проезжали мимо полей, на которых красовались желтые снопы, крестьяне, словно муравьи, копошились в этом желтом море. Вскоре мы въехали в село, которое Павел назвал Чистяковым. Это село стоит на самом берегу Волги, так что с парохода его видно отлично. Здесь Павел остановился у колодца и стал поить лошадей. Крестьянские мальчики собрались вокруг тройки и глядели, как Павел черпал воду и поил лошадей. Минут через 15 он кончил, и мы тронулись далее. Дорога здесь была хороша, но однообразна: ни леску, ни кустарника, только одни березы по сторонам дороги, а далее, за ними, – поля Еремейцевских крестьян. Волга отошла немного в сторону, но, впрочем, только на короткое время: после двух верст езды мы снова увидели ее, широкую и блестящую на солнце.

– Павел, – спросил я, – да далеко ли до Еремейцева?

– А версты 3 будет, – отвечал он. – Да вон колокольня-то видна, – добавил он, помолчав, и указал кнутом влево. Но я не успел заметить колокольни, потому что она скрылась за видневшимся вдали леском. Мы шутили, вели разговоры, в которых принимал участие и Павел. Было около 12-ти часов; солнце сильно пекло. Мы любовались собранными грибами и просили Павла высадить нас еще раз собирать грибы.

– Ладно, – отвечал он. – Я знаю хорошее место около Покровского села, там и погуляете.

– А то вот за Еремейцевым лесок будет, так и там можно погулять, – заметил я.

– А там, может быть, не будет и грибов, – загорячилась Анночка и хотела продолжать, но дорога круто повернула, и мы въехали в Еремейцево. Павел подкатил к постоялому двору, и мы вошли в комнату, а он начал распрягать лошадей. Поклажу мы оставили в телеге. Нам подали чаю, и мы с удовольствием принялись за него, меж тем лошади стали есть овес, а Павел ушел в

*)Югская Дорофеева пустынь располагалась между Рыбинском и Мологой, у слияния речек Белый Юг и Черный юг. – Ред.

2012

Ехать так рано мы решили потому, что Анночка должна была держать экзамен во второй класс женской Гимназии, а на лошадях – из боязни опоздать или сесть на мель. Дня за два до отъезда мама начала складывать книги и белье в чемодан, а папа – сговариваться о цене за тройку с Мешалкиным, содержателем постоялаго двора, и, наконец, сговорился за 9 руб. Но вот все ближе и ближе к Среде – да вот уж и она сама настала. Накануне я простился с бабушкой и попросил ее приехать на другой день вместе с ямщиком. Нас обещался везти все тот же заветный Павел. В Среду меня и Анночку разбудили рано: часов в 5. Другие ребятишки накануне просили разбудить их вместе с нами; их разбудили. Мы напились чаю и стали ждать тройку. Самый маленький брат Вася влез на окно и изъявил желание глядеть, как приедет тройка. В 6 часов заблаговестили к ранним обедням, а в половине седьмого в наш переулок въехала тройка с сидящей в ней бабушкой, и при этом Вася захлопал в ладоши и закричал: «Коп-коп-коп-коп!...» Это значило – приехали лошади. Бабушка вошла, мы попрощались, оделись и, взяв поклажу, вышли вон. Около тройки возился Павел, привязывая большой ящик с разным имуществом к тарантасу, мы еще раз попрощались, сели и выехали из переулка; папа поехал с нами до заставы. Подъехав к заставе, папа вылез, а Павел отправился в кабак. «За ваше здоровье выпить надо, Василий Иванович», – пояснил он. Когда Павел вышел и сел на передок, мы попрощались с папой и поехали. Папа постоял, пока наша тройка не изчезла за поворотом. Я и Анночка все время это кланялись ему, наконец, я в последний раз махнул ему шапкой – и он изчез. Павел снял шапку, покрестился и начал погонять лошадей. Сзади кибитки, как сказано уже выше, был привязан большой ящик с разным имуществом, но доска, которая была вложена под него, выползла на половину от тряски, и это, видимо, тревожило Павла, он все обертывался и поглядывал на ящик. Не заметили мы, как проехали 4 версты до первой от Углича мызы. Дорога была хорошая, лошади Павла также хороши, да и он сам был не такой ямщик, как Михайла, возивший нас домой на Рождество. Разговаривая, мы проехали еще 3 версты, до мызы Караулова. Здесь стали мы вспоминать подробности того, как некогда ездили на эту мызу с покойным дядей гулять. За этой мызой был фабричный лес, а в лесу – будка сторожа. Но лес был уже вырублен, а будки не было и помину. На правой стороне дороги показался лес Баскачи. И опять в голове моей появились мысли о «давно минувших днях» – о том, как ездили мы сюда за грибами целой компанией, только что кончился этот лес, как на левой стороне дороги показалось целое поле пней, а посреди него – скелет избы. Опять воспоминания: тут

37

{хранители памяти} 2012

38

ямскую. Мы скоро отпили чай, поиграли в Анночкины игрушечныя карты и вышли на улицу. Я полез за булкой в кибитку, но разсыпал набранныя ягоды, кой как подобрал их; от скуки пошел за церковную ограду, на кладбище, где были две церкви: летняя, деревянная, и зимняя, каменная. Вслед за мной прибежала и Анночка, мы с ней начали читать надписи на плитах, оглядели церкви, заглянули в узкую лазейку, которая вела на колокольню, и уже хотели уйти, но пришла к нам мама. С ней мы опять начали бродить по кладбищу, оно спускалось косогором к Волге (Еремейцево стоит на берегу Волги) и в каменной стене была туда калитка. Наконец мы собрались и вышли из Еремейцева, оставив Павла запрягать лошадей. Мы шли тихо и собирали гонобобель, росший в порядочном количестве, особенно же около кустарников. Еще село было видно, когда подъехал к нам Павел, уже успевший запрячь лошадей. Мы уселись и поехали. Было около 2-х часов. От Еремейцева до Николы 5 верст, но вдали, за полями и лесом, шпиль Никольской церкви блестел на солнце.

– Спасибо, Анна Алексеевна, – сказал Павел маме, – что угостила здесь.

– Вот и при конце пути, коли хочешь, так выпей, – сказала мама. – Тебя хоть есть за что угостить-то: хорошо везешь.

– Спасибо, – ответил он, погоняя лошадей.

– Павел, – опять спросила Анночка, – скоро ли мы опять станем ягоды собирать?

– Погоди, погоди, еще успеешь, милая, – отвечал ей Павел. Мимо нас промелькнула кузница, деревня, и вот дорога раздвоилась: одна вела в Мологу, и по ней пошел телеграф, а вторая – в Рыбинск, и по ней поехали мы. «Прощай, Волга! – закричал Павел. – До Рыбинска не увидимся!». В это время показалась тройка, ехавшая навстречу нам. Павел начал останавливать лошадей, а мы с любопытством глядели на приближавшуюся тройку. Но вот она, с сидевшей в возке женщиной, мелькнула мимо нас. «В Мышкин, кажется, – проговорил Павел. – Ямщик-то тамошний». На небе собрались тучки. Дорога повернула вправо, и вот едет навстречу тройка. Молодцеватый ямщик в бархатной безрукавке сверх желтой рубашки и молодая девушка, сидевшая в кибитке, показывали, что это тройка помещичья, что и подтвердил Павел. Но вот показалось село Николо-Кормское, следовательно, до Рыбинска оставалось всего 25 верст. Около двух синеглавых церквей было училище и церковныя дома, а крестьяне жили в четверти версты от церквей. Тучки увеличивались, и Павел, с безпокойством поглядывая на небо, изо всех сил погонял лошадей. Незаметно проехали мы следущия 5 верст до деревни Мостовиц. Небо между тем очистилось, и Анночка снова стала спрашивать Павла, скоро ли он высадит нас собирать грибы.

– А вот чрез часок, верст 10 еще проехав, да и то только, коли не будет дождя, – отвечал тот.

– Ах, как долго, – заметила Анночка.

– Будь терпелива, Анночка, – сказала мама. – Уж Павел знает хорошее местечко. Разговаривая таким образом, мы подвигались ближе и ближе к Рыбинску, и вот, проехав несколько деревень, въехали в Исанино, в 12-ти верстах от города. Пред трактиром Павел остановился и пошел выпить (мама дала ему, по обещанию, 10 коп.). Около тройки собрались человек 5 ребятишек. Павел, однако, скоро возвратился, и мы снова поехали.

– Что делать, Анна Алексеевна, – начал Павел. – Грудь болит: вздохнуть прямо не дает.

– Не мудрено, – отвечала мама. – Ты ведь все ездишь: может, простудился, погода-то ведь все худая стояла почти 2 недели.

– Павел, а скоро ли нас высадишь-то?

– спросил я.

– Скоро, скоро, – отвечал Павел. Действительно, Павел сдержал свое слово: проехали мы еще версты 2 и въехали в отличный лесок. Павел остановился. Мы выскочили, побежали в лесок и стали искать грибовое место; мы скоро нашли, да еще какое, что грибы попадались чуть не на каждом шагу. Я нашел боровик, Анночка краснуху и т.д. Особенно много было краснух, все они были еще молодыя, так что трудно их было различать во мху и листьях. Павел также искал, много нашли мы грибов; глядим из Рыбинска едет тройка с Протопоповым и его женой. Павел повел лошадей поить к ближайшему ручейку. Мы и не заметили, как опять собрались тучи; Павел торопил нас ехать. Мы сели, хотя с неохотою, и Павел снова стал хлестать лошадей. Мы же разсматривали грибы и решили подарить их Надежде Семеновне (хозяйка нашей новой квартиры). Вот мелькнули село Покровское и деревни Бычково и Чертищево. Тучи скоплялись более и более, и Павел сильно безпокоился. До города оставалось всего верст 5, пошли пригородныя выселки, и вот вдали мелькнул крест кладбищенской колокольни. Поднимался ветер. Вот показались высокия колокольни Рыбинских церквей, показались и дома. Ветер поднялся с такой силою, что пыль, листья и разный хлам вихрем летели и крутились. Павел с такой силою хлестал лошадей, что они тоже чуть-чуть не летели. Наконец мы въехали в город. Тройка поскакала мимо рельсов прямо к дому мореходнаго училища, где жила тогда Надежда Семеновна. Лошади так разбежались, что Павел их едва остановил. В окно выглянула Надежда Семеновна и ея дочь Соня. Минут через 10 мы уже перетаскивали багаж в комнаты, а Павел отправился на постоялый двор Жукова. Вечером того же дня к нам явился Павел и спросил, не будет ли какой посылочки

папе, так как его уже наняли, и он на другой день утром должен был возвратиться в Углич. Мы сказали, что будет, и он хотел зайти к нам чрез часок. Я и Анночка тотчас же настрочили папе письмо, отдали его Павлу, когда тот пришел за ним, и более его уже не видели. Мирно прошли Четверг, Пятница, Суббота и Воскресенье. В Субботу был в нашей и в женской Гимназии молебен. С Понедельника начались классы. В тот же день Анночка выдержала приемный экзамен, а вечером уехала мама. Мы пошли проводить ее. В 5 часов пароход «Дриада» подал последний свисток и отвалил от пристани. С мамой ехала еще мать моего приятеля, Коли Кочурихина, принятаго также в Гимназию, во второй класс. Пароход отвалил, но мы долго, долго махали маме платком, на пароходе также виднелась белая точка – платок, которым махала нам мама… ОТПРАВЛЕНИЕ НА ЛЕТНИЯ КАНИКУЛЫ БЕДНЫХ ШКОЛЬНИКОВ День роспуска на летние каникулы был для школьников настоящим торжеством. По окончании всех экзаменов и, по большей части, накануне роспуска, все школьники собирались со старыми переводами: тетрадями и разными бумагами к одному из товарищей. У него в огороде или в саду сваливали все это в кучу и сжигали до последнего лоскуточка. Это называлось у них «праздником всесожжения». На этом празднике книги не жгли школьники, но особенно истребляли тетради с худыми баллами. В день же роспуска, рано поутру, школьники собирались в церковь за обедней, после которой бывал всегда напутственный молебен. В этот день и благовест им казался приятнее и торжественнее, и солнышко грело теплее, и птицы пели веселее. По окончании службы раздавалось троекратное многолетие в честь учащих и учащихся, и все школьники толпами расходились по разным дорогам, так что через час в городе не оставалось ни одного из них; каждый спешил поскорей добраться до родительского крова. Почти все шли пешком, хотя иногда приходилось делать верст по сороку или даже по пятидесяти в день, но это ничего не значило им: ведь летняя дорога так весела и удобна: если и жарко, то для того, чтобы прохладиться, можно зайти в тенистую рощу и покупаться в прозрачном ручейке; если сухо – то ноги так подскакивают, значит, и идти можно скорее. Притом и самое желание свидеться с родными подгоняет их. Приятностей тоже много: поют птички, заяц пробежит, тетерев затокует, все это для школьников очень, очень приятно. Но вот к вечеру устали; тут же нашли приют для отдыха, да, кстати, и река близко, значит, и освежиться можно. На ночь разводят костер, так как летния ночи к утру холодны, и засыпают тут же. А из предосторожности, чтобы не наделать пожара, костер ставят на берегу.•

39

2012

2012

{яркая личность}

Василий Калашников: - усовершенствовал паровые машины; - построил 30 новых пароходов для Волги и рек Западной Сибири; - наметил пути проектирования судовых машин; - изобрел форсунку – прибор для сжигания нефти с помощью пульверизации; - был главным механиком Сормовского завода; - создал машину четырехкратного расширения; - разработал оборудование для нижегородского водопровода, полвека снабжавшее город водой; - принял участие в создании первого в мире завода смазочных масел; - был издателем и редактором первого русского речного технического журнала «Нижегородский вестник пароходства и промышленности»; - принял участие в создании Нижегородского речного училища, преподавал там много лет пароходную механику; - был председателем Нижегородского отделения Русского технического общества.

40

ГЛАВНЫЙ МЕХАНИК ВОЛЖСКОГО ФЛОТА (По материалам музея Рыбинского речного училища) Адель ПЕТРОВА

Рыбинск и Углич связаны судьбой выдающегося механика в области судостроения Василия Ивановича Калашникова, имя которого вот уже более 60 лет носит Рыбинский филиал Московской Государственной академии водного транспорта (Речное училище). Талантливый русский самородок, конструктор-судоводитель, патриот Волги, общественный деятель В.И. Калашников внес неоценимый вклад в обновление волжского флота.

ми примечаниями, выполненными тщательно и мастерски. В эпоху самой ранней своей деятельности он проявлял большой интерес к усовершенствованию пароходных машин, к повышению их мощности. К чертежам молодой Калашников приложил и списки пароходов, плававших тогда по Волге. Большую часть волжских судов в то время приводили в движение бурлаки, на великой русской реке в те годы их было более 600 тысяч. Дешёвый труд обнищавшего бедняка в течение нескольких десятилетий конкурировал с паровой машиной. Речной флот Волги состоял из судов малой мощности – всего 411-ти небольших пароходов. Кроме 319 буксиров мощностью 100 лошадиных сил, имелись 169 судов: «Все машины были простого расширения, давление пара низким, а самые конструкции котлов весьма несовершенными по тепловым и весовым показателям». Необходимо было двинуть вперёд технику Волжского речного флота. Эту задачу решали впоследствии техники-новаторы во главе с В.И. Калашниковым. И вот настало время проститься с заводом и Рыбинском навсегда. «В Угличе, когда был мальчишкой, слышал: вот Рыбинск – это город! Какие в Рыбинске дома, какие базары! Поднимаются до Рыбинска расшивы и пароходы с самых низовий Волги, нередко здесь суда, пришедшие – подумать только! – из столицы государства российского. В Рыбинске с весны собираются артели бурлаков и грузчиков, а также команды для речных караванов и путейских работ, сюда за товарами, привезёнными из дальних краёв, спешат торговые люди и просто жители окрестных городов и сёл. Василий, замиравший от робости при мысли, что близится день, когда придётся оставить отчий дом, утешал себя одним: он должен стать человеком не где-нибудь, а в самом Рыбинске». В 1870 году чертёжник Николо-Абакумовского завода Василий Калашников уехал в Нижний Новгород. Там он начал свою творческую деятельность на курбатовском заводе. Он занимался не просто модернизацией устаревшей техники, а изобретением различных приёмов и разработкой новых технических решений на внедрение в речном флоте эконоРыбинское речное училище.

Адэль ПЕТРОВА (1940 – 2010) была заведующей музеем Рыбинского речного училища имени В.И. Калашникова с 2003 по 2009 годы. Она проделала огромную исследовательскую работу по истории этого учебного заведения. Адэль Николаевна поддерживала отношения с потомками В.И. Калашникова, составила генеалогическое древо семейства Калашниковых.

мичных паровых машин. Тогда же он проявил исключительную дальновидность, указывая на блестящее будущее машин с многократным расширением. Василий Иванович однажды так высказал свой взгляд на красоту: « Всё красиво, что целесообразно, а всё лишнее режет глаза. У немцев и французов машины делаются с различными украшениями, которых не должно быть. Чем машина проще, тем она лучше». Настоящими художниками в технике Калашников считал англичан. «У них нет ничего лишнего, всё чрезвычайно просто. А ведь именно в этом заключается истинная красота. В их машинах вы не найдёте ни одной лишней чёрточки. Всё целесообразно, просто, красиво». …В Рыбинском филиале МГАВТ трепетно относятся ко всему, что связано с именем В.И. Калашникова. В музее училища экскурсовод знакомит посетителей с экспозицией, посвященной ему. Учебное судно, буксир-толкач, носит имя «Механик Калашников». Для курсантов-отличников учреждена стипендия им. В.И. Калашникова. Курсанты посещают могилу Калашникова в Нижнем Новгороде. Составлено генеалогическое древо рода Калашниковых до сегодняшнего дня. Кружковцы-судомоделисты к юбилею гениального самоучки, отмеченному в 2009 году, сделали четыре модели судов конца XVIII – начала XIX веков. Близка к завершению модель парохода «Князь Юрий» (впоследствии – «Рыбинск»), сконструированного Калашниковым.•

2012

Василий Иванович Калашников родился в 1849 году в городе Угличе, по окончании трех классов уездного училища был отдан в «люди». Из тихого Углича Василий попал в рыбинскую контору заводчика Н.М. Журавлева. Способности одиннадцатилетнего мальчика, его интерес к технике были замечены купцом, он создал условия для того, чтобы Василий мог заниматься самообразованием. Впоследствии Василий Иванович вспоминал: «Нашлись в Рыбинске добрые люди, которые указали мне на то, что надо читать в области математики, физики и механики и как прилагать эти науки к делу. Занимаясь в конторе, я мог быть много-много бухгалтером, а то и просто письменюгой, а на том пути, по которому я теперь иду, я надеюсь на более рельефный след моей деятельности» Уже к 16-ти годам в Рыбинске юноша пытливо изучал пароходное машиностроение, познал сердце парохода – машину. Николо-Абакумовский завод Журавлева располагался в то время в четырех верстах от Рыбинска. Его называли механическим, чугуно-литейным, но в основном его работа была связана с судостроением. Руководил заводом Александр Сергеевич Муфтелев, по должности – механик. Но обязанности А.С. Муфтелева были значительно шире, он был и главным конструктором, и главным инженером одновременно. Он умело направлял юношу, который ко всему приглядывался, настойчиво изучал полюбившееся ему пароходное машиностроение. Не прошло и полугода – и Калашников понял: машины бывают разные – и хорошие, и плохие, потому что их конструируют и строят обыкновенные люди – разные по уму и опыту. Интересные мысли приходили в голову юноше, когда рисовал цилиндры да шатуны, да колёса в заветной тетрадочке. А когда поплавал машинистом, отважился предложить купцу Мухину проект полной реконструкции его «Востока». Надеялся показать своё умение, но купец рассердился: «Нечего соваться в чужие дела – нос не дорос!» «Детальные чертежи котлов, аппаратов и машин» – так называлась первая работа В.И. Калашникова. Ему было всего 16 лет, а его чертежи паровых цилиндров, конденсаторов, шатунов, гребных колёс были снабжены краткими, но дельны-

41

{архитектура} 2012

42

Дом Калашниковых Облик, культурное и историческое пространство

Евгений ЛИУКОНЕН

В центре Углича, на тихой Первомайской, прежде Вознесенской, улице обращает на себя внимание небольшой старинный дом (№ 13/10). Необычный, живой и выразительный декор фасада выделяет его на фоне пока еще многочисленных домов XIX века. И это не случайно – взгляд прохожего привлекает редкий для Углича памятник стиля барокко, свидетель истории XVIII века. В провинциальных городах до наших дней сохранилось не так уж много жилых домов того периода.

Дом Калашниковых в Угличе. Фото И.Ф. Барщевского. Конец XIX в.

средневековой посадской среде Углича, от которой до наших дней уцелело очень немногое. Нынешний облик города – явление довольно позднее, существующее около двухсот лет, в предшествующие века он был совершенно другим. Иные улицы, планировка, сами принципы организации архитектурной среды. Первоначальный план складывался стихийно, в соответствии с потребностями жителей, рельефом местности и происходившими событиями. Улицы проводились вдоль важных дорог, рек и ручьев, между храмами и другими важными объектами. Они были кривыми и хаотичными, но в их структуре лежал глубокий житейский опыт, созданный многими веками освоения местности. Поэтому очень интересно обратиться к той давно забытой и мало изученной архитектурной среде Углича, попытаться представить, каким был один из его уголков. В XVIII столетии в тех местах проходила Богоявленская улица – крупнейшая улица посада. Она начиналась от Сенной торговой площади (местность в районе перекрестка нынешних улиц Ленина и Спасской) и шла наискосок в сторону церкви Царевича Димитрия «на поле». На неоднократно опубликованном дорегулярном плане Углича, скопированном в 1955 году архитектором-реставратором Е.Г. Ефремовым с плана И.А. Тихомирова 1901 года (планы находятся в собрании Угличского музея), эта улица ошибочно обозначена как Сарайская, что было не более, чем робкой попыткой реконструкции топонимики города на основе Писцовых книг 1674-1676 годов. Работа с архивными документами и другими источниками позволила установить, что древняя улица была Богоявленской, а ранее, до переноса в 1661 году в те места Богоявленского женского монастыря, именовалась Ростовской дорогой. Сарайской была сравнительно небольшая улица, располагавшаяся юго-западнее, вдоль посадского вала. Богоявленская обитель имела для одноименной улицы немалое значение, являлась наиболее важным объектом. Средневековая улица проходила к западу от Смоленской церкви, к ней выходили каменные Святые

Евгений Лиуконен родился в 1983 году в Угличе. Закончил исторический факультет Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского. С 2001 года работает в Угличском государственном историко-архитектурном и художественном музее. Автор книг “Архитектурные памятники Углича”, “Церкви города Углича”, “Улицы старого Углича”, а также ряда статей по истории храмов и монастырей, архитектуре и градостроительству, исторической топографии и топонимике города Углича.

2012

Кроме архитектурной ценности здание имеет и другую составляющую – мемориальное значение, поскольку в нем родился и вырос известный механиксамоучка, конструктор паровых машин и строитель волжских пароходов Василий Иванович Калашников (18491908 гг.). Рассматриваемое здание было родовым домом его семьи. Казалось бы, уникальный архитектурный облик дома привлек к нему внимание специалистов, сделал одной из важнейших достопримечательностей Углича, но он приобрел еще одну роль – связь с именем известного всей России изобретателя, до сих пор чтимого в поволжских городах. Так счастливая судьба дважды отметила этот дом, сделав его еще более важной достопримечательностью Углича. Имя В.И. Калашникова хорошо известно в Рыбинске и Нижнем Новгороде, где в основном прошла его профессиональная деятельность. В Рыбинске он провел десять лет жизни – с 1860 по 1870 годы. Там на заводе купцов Журавлевых произошло его профессиональное становление, ярко проявился талант механика и изобретателя, вышла первая книга «Детальные чертежи котлов, аппаратов и машин». Ныне имя В.И. Калашникова носит Рыбинское речное училище, тем самым в 1949 году, к столетию со дня рождения, была увековечена память об изобретателе. Таким образом, небольшой скромный дом на старинной Вознесенской улице намечает, обрисовывает связь Углича с другими волжскими городами – Рыбинском и Нижним Новгородом, одинаково чтящими замечательную личность. Остановим взгляд на этом старинном доме, попытаемся вникнуть в его давнюю историю. А она достойна внимания! Начнем с того, что здание принадлежит не только современной архитектурной среде – оно построено еще до введения генерального плана 1784 года, по которому были созданы привычные нам улицы, площади и кварталы, оно принадлежало древней

Фрагмент плана города Углича 1784 года, выполненного И.А. Тихомировым в 1901 году.

43

2012

{архитектура}

Кроме фигурных выкладок из кирпича утонченный декор фасада включает еще один важнейший элемент – изразцы с многоцветной сюжетной росписью, помещенные в ниши пилястр, очелья наличников. Тридцать затейливых изразцов яркими цветовыми пятнами выделяются на выбеленной поверхности фасадов.

44

ворота и бревенчатая ограда. В XVIII веке именно западная сторона была для Богоявленского монастыря лицевой, только после введения генерального плана это значение перешло к восточной стороне. От дома Калашниковых до монастыря было совсем небольшое расстояние, пролегавшее по прямой улице, а монастырская территория начиналась буквально в нескольких саженях от дома. В тех местах был важный перекресток. От Богоявленской улицы в западном направлении отходили Большая и Меньшая Панские улицы, а в восточном направлении – Васильевский крестец или перепуток. Дом стоял около перекрестка Богоявленской улицы с Большой Панской и Васильевским крестцом. Стоящий по соседству другой сохранившийся до наших дней посадский дом XVIII века (ул. Первомайская, 16) выходил фасадом на Меньшую Панскую улицу. Примечательно, что до 2003 года слева от дома Калашниковых находился еще один старинный двухэтажный каменный дом в четыре окна по фасаду (№ 11). Он тоже мог быть дорегулярной постройкой XVIII века, правда, в последующее время был до неузнаваемости искажен перестройками. Только крещатые лопатки на углах и обозначение на старинных планах указывали на его более древнее происхождение. Он принадлежал соседям Калашниковых посадским (позднее мещанам) Кашиновым. Так до наших дней в этом месте сохранялось на редкость много ориентиров прежней посадской среды. На рубеже XVIII-XIX веков в Угличе был осуществлен сложный и долгий процесс преобразования по генеральному плану. Формировавшиеся со времени основания города средневековые улицы ушли в небытие, их сменили новые прямые геометричные улицы и кварталы. С ними планировка города стала по-классически четкой и правильной, на смену кривизне и скучен-

Образцы поливных изразцов с фасада дома Калашниковых.

ности пришли парадные перспективы и обширные площади, но вместе с тем исчез значительный пласт истории, связанный с прежней топонимикой и топографией, изучение которого только начинается. Наряду с дорегулярными улицами при реализации генерального плана подлежали постепенному сносу все прежние дома – новые надлежало строить по красной линии создаваемых улиц и площадей. Дома, не мешавшие внедрению новой планировки, могли

стоять очень долго, оказавшись на задворках, в огородах, – пока у владельцев не возникало потребности строить новый дом. Дому Калашниковых при введении генерального плана на редкость повезло – местоположение позволило ему прекрасно вписаться в новую градостроительную среду. Он оказался включенным в состав 11-го землемерного квартала, стоящим на перекрестке Вознесенской и Петербургской улиц. Перед его фасадом была создана небольшая треугольная площадь, предназначенная для лучшего обзора Богоявленского монастыря. Дом Калашниковых вышел фасадом как раз на линию площади. Так он в новых условиях не только не оказался на задворках, исключенным из городской архитектурной среды, но приобрел максимально удобные точки для обзора, стал частью выразительного архитектурного ансамбля. Как видим, генеральный план зна-

Дом Калашниковых был типичным образцом посадской застройки своего времени. Точную дату его постройки из-за отсутствия документов установить едва ли возможно, но он обычно датируется серединой XVIII века, мог быть также построен в 1760-1770-х годах. Особенности облика здания в условиях провинциальной стойкости традиций не могут стать опорой для более точной датировки. Состоит дом Калашниковых из деревянного и каменного объемов – первый существенно более крупный, а второй составляет парадную лицевую часть, поэтому каменным дом можно назвать чисто условно. Задний, деревянный объем выполнен из массивных бревен и хранит в своем облике древние традиции. Его фасады безыскусны, целиком связаны с конструктивной основой, но наделены редкой выразительностью старого дерева и забытых плотницких приемов. Каменная лицевая часть дома заслуживает наибольшего внимания – именно ей дом обязан известностью, высокой архитектурной и художественной ценностью. Каменный объем имеет по фасаду три окна, а на левой боковой стороне всего лишь два. Сложный и насыщенный декор выполнен в стиле барокко, прошедшем преломление в свете местных традиций и стойко сохранявшихся стилевых канонов XVII столетия. Для построения композиции был явно использован присланный из столицы «примерный» проект, но весь облик дома, несмотря на барочные черты, навевает мысли о более древнем происхождении. На первый взгляд он кажется постройкой XVII века. В оформлении фасада применены элементы ордерной архитектуры. Так, нижний подклетный этаж имеет по углам рустованные лопатки, на верхнем появляются вытянутые пилястры. Дополняют убранство тонкие пояски. Важнейшим элементом композиции оказываются наличники – скромные рамочные на нижнем этаже, насыщенные и усложненные на верхнем. Они включают лучковые сандрики, угло-

вые выступы, фигурные подоконник и фартук. Все детали выполнены из лекального или подтесанного кирпича и отличаются почти ювелирной утонченностью форм. А каковы фигурные профили тяг и поясков, миниатюрные волюты в нижней части наличников! Дом сооружался, словно драгоценный ларец, его небольшая каменная часть украшена с максимально возможной тщательностью. Не имея возможности построить целиком каменный дом, хозяева и мастера приложили все старания, чтобы наделить его блеском и представительностью. Анализируя в целом облик дома, можно сказать, что его декор с точки зрения архитектурных канонов довольно наивен, что строители не обладали знаниями для построения правильных пропорций, проработки деталей, подбора совместимых элементов. Они по-своему переосмыслили и условно воспроизвели «примерный» проект, составленный кем-то из столичных архитекторов. Но, мало разбираясь в сложных столичных канонах, они сумели наделить свое произведение редкой выразительностью и теплотой, живой связью с древнерусским зодчеством. Они сумели создать понастоящему ценный и самобытный памятник, яркое свидетельство таланта провинциальных мастеров. Дом Калашниковых целостно сохранил до наших дней свой архитектурный облик. Единственными недостатками являются утрата первоначальной высокой тесовой крыши и бревенчатого крыльца. С ними его облик был еще более выразительным. Крыша в 1897 году была заменена более пологой, покрытой железом, крыльцо позднее сооружено из досок. Но старые фотографии сохранили первоначальный вид дома. Не подвергаясь значительным перестройкам, старинный дом с течением времени пришел в ветхое состояние. В 1940 году при обследовании здания было отмечено, что стены его каменной части были прорезаны огромными трещинами и угрожали обрушением. После войны, в 1952-1954 годах, дом Калашниковых был отреставрирован архитектором С.Н. Давыдовым. С него начались широкомасштабные реставрационные работы, во второй половине ХХ века спасшие от гибели важнейшие памятники архитектуры Углича. В заключение скажем несколько слов о владельцах дома. Калашниковы в XVIII веке, подобно большей части городского населения, были посадскими. В начале XIX века из посадских сформировалось сословие мещан. Во второй половине XVIII века в Угличе было незначительное количество каменных домов. В 1767 году их насчитывалось всего лишь 7, а в 1794 году – 36. В то время в камне строились только церкви, а подобное жилое

строительство было редким явлением, причинами чего являлись не только высокая стоимость каменного строительства, но и многовековая привычка к деревянным жилищам. Традицию смогло поломать только введение регулярного плана – при его реализации каменные особняки местного купечества, торговые и общественные здания стали сооружаться в большом количестве и вскоре стали важнейшей составляющей облика города. Во второй половине XVIII века дела обстояли не так. Каменных домов было очень мало, их могли позволить себе только богатейшие купцы и дворяне. Рассматриваемое здание, несомненно, было одним из первых в Угличе каменных посадских домов. Едва ли его построили простые посадские, так что Калашниковы, очевидно, не были первыми владельцами дома. Кто и когда построил этот дом, как и когда он перешел к Калашниковым? Эти вопросы остаются открытыми. Как бы там ни было, на протяжении более полутора веков – примерно с конца XVIII века и вплоть до 1953 года – рассматриваемый дом принадлежал роду Калашниковых, в нем 30 октября 1849 года родился и провел первые одиннадцать лет своей жизни Василий Иванович Калашников. Дом для всех нас является уникальным памятником архитектуры и важной реликвией – не только для Углича, но также для Рыбинска и Нижнего Новгорода, помнящих выдающегося механика и изобретателя. В наши дни старинный дом не забыт, по-прежнему продолжается его жизнь. В нем размещаются антикварный магазин «Цесаревич» и недавно созданный Дом-музей Калашникова. Известный собиратель древностей и меценат Юрий Милославович Первов своими силами вновь отреставрировал здание и создал столь нужное городу культурное учреждение. В небольшом музее бережно сохраняются подлинные интерьеры старинного посадского дома, созданы тематические экспозиции, посвященные истории семьи Калашниковых, деятельности и заслугам Василия Ивановича, а также истории чая. Последняя экспозиция носит бытовой характер, знакомя посетителей с русскими традициями чаепития, богатой коллекцией самоваров, упаковок и разной домашней утвари. В музее слились воедино память замечательного земляка и угличская городская среда, из которой он вышел. Такой подход позволяет показать реалии провинциальной жизни XIX века и сохранить историческую память дома, основанную на многолетнем проживании в нем одной из известных угличских фамилий. Такое использование способствует сохранению уникального архитектурного памятника и деятельно включает его в жизнь современного города. •

2012

чительно улучшил положение здания. Равным образом повезло стоявшему слева дому Кашиновых – он также безболезненно и с выгодой для себя вошел в новую градостроительную среду. Нельзя исключить, что два стоявших рядом каменных дома и подсказали создателям плана Углича мысль создать на перекрестке Вознесенской и Петербургской улиц треугольную площадь, аналогичную двум площадям на соседней Ростовской улице. Дом № 16, напротив, оказался исключенным из архитектурной среды. В новых условиях он оказался в глубине двора, обращенным к улицам задним фасадом, но, несмотря на это неудачное обстоятельство, сохранился до наших дней.

45

РОМАН МЭРИЛИН МОНРО

2012

{наши в голливуде}

Владимир Рябой

46

Основатели Голливуда За последнее время появились новые сведения о жизни и деятельности рыбинских Шенкеров в Америке и Голливуде. И в частности – Джозефа. Вот что говорят о нем американские источники: родился он 25 декабря 1878 года в Рыбинске, Россия. Умер 22 октября 1961 года в Беверли Хилз (Лос-Анджелес, штат Калифорния, США). В Америку (Нью-Йорк) приехал в 1893 году вместе с младшим братом Николасом. В американской печати, в кри­ тических работах в общении его знали как Джо Шенка и Джозефа Шенка. Джозеф и Николас Шенки, при всем том, что они были кровными братьями, при всем том, что обоих называли теми людьми, которые создавали Голливуд с первого гвоздя, и при всем том, что один из них возглавлял компанию «20-й век Фокс», а другой – «Метро-ГолдвинМайер», – при всем этом творческие и коммерческие судьбы их не имели общего отца. Все-таки, значение Джозефа Шенка для американского кинематографа стало более впечатляющим и общепризнанным. А Николас Шенк был прежде всего менеджером, дирек-

тором кинокомпании, главой огромной корпорации, распоряжавшимся огромными капиталами, он был специалистом в кинопромышленности и не вмешивался непосредственно в творческий процесс, который отдавался на откуп продюсерам и режиссерам. Его называли «генералом» кино, задающим стратегию развития кинобизнеса. Но его имя не найти в титрах фильмов его студии. А вот имя Джозефа стало синонимом и деловой и творческой удачи. Он был одним из инициаторов создания в 1929 году Американской киноакадемии и учреждения кинопремии «Оскар»; он продюсировал мультфильмы Уолта Диснея, фильмы с участием Мэри Пикфорд и Дугласа Фербэнкса, Бастера Китона. Он не раз выручал кинокомпанию Чарли Чаплина, хотя тот и не всегда благоволил к нему. Он, по сути, открыл талант Мэрилин Монро. Он имел непосредственное отношение к более чем 100 фильмам – то в качестве продюсера, то в качестве исполнительного продюсера. Первый фильм Шенка, в котором он выступил как продюсер, был снят в 1917 году, и назывался «Пантея», последний же фильм, где он выступал как продюсер, хотя и не был отмечен в титрах, назы-

вался «Как вам это нравится» (1936 г.). Он был исполнительным продюсером таких фильмов как «Первобытная любовь» (1922 г.), «Дворецкий на войне» (1926 г.), «Авраам Линкольн» (1930 г.), «Рожденный быть плохим» (1934 г.). В качестве одного из хозяев и руководителей компании «20-й век Фокс» он не только участвовал в подборе наиболее удачного названия фильма, но и в отборе исполнителей ролей 1-го и 2-го планов. Вручение Джозефу Шенку премии «Оскар» в 1951 году было данью не только его организаторского, но и творческого таланта. Покорение Америки 1892 год. Семья Хаима Шенкера в последний раз собралась за обеденным столом. 17 лет жизни в Рыбинске не принесли ей покоя и достатка. Хотя наш край и был в то время не самым худшим вариантом для многодетного еврейского семейства, бежавшего из черты еврейской оседлости. В это время по стране прокатилась волна диких, ужасающих еврейских погромов. Ни Рыбинска, ни Ярославля эти погромы так и не коснулись. Но все

1 июня 1960 года, в свой День рождения, Мэрилин получила от Шенка в подарок эту милую собачку.

Владимир Рябой родился в 1953 г. Родина – о. Сахалин. С 1975 года проживает в Рыбинске. Выпускник Ярославского пединститута. С 1977 года профессионально занимается историческими исследованиями. Участник нескольких научно-практических конференций, круглых столов, в том числе и на центральном телевидении. Автор семи книг, множества публикаций в книгах местных и центральных издательств, а также СМИ. Среди книг: «Имена на обелиске «Мемориала», «Нобели для России. Россия для Нобелей», «Как волжские бурлаки Голливуд построили» и др. Один из организаторов, а в настоящее время директор частного музея «Нобели и нобелевское движение», а также музея кинотрадиций.

2012

здешние евреи были напуганы. Многие сорвались с плохо ли, хорошо ли, но насиженных мест. В Польшу дороги не было, Германии боялись. Ехали рыбинцы во Францию, Палестину, но больше всего – в Америку. И Шенкеры решили – в Америку. Тяжесть переживаний от расставания с мирным и сытным Рыбинском усиливалась невероятно от сознания разлуки с близкими. Но ехали не все. Семья старшего брата Израиля оставалась. Причины серьезные – два года назад у него умер малолетний сын Шаул(?), и рана на сердце еще не затянулась. А на руках семимесячный сын Самуил. Как ехать с таким за тысячи миль? Беженцев отправляли в Америку партиями. Один из беженцев вспоминал: «Пароход был «товарный» и годился более для перевозки скота, чем людей. Вся масса эмигрантов должна была расположиться в грязном, темном и вонючем трюме на двухэтажных нарах, покрытых тоненькими соломенными матрацами... Раздаваемый хлеб был негоден для пищи. Мясо и варево были не кошерные*), и евреи не могли это есть... Недостаток свежего воздуха, духота, вонь от рвоты, стон женщин и крики детей были ужасны. Пароход бросало как щепку... мужчины облеклись в свои талесы и выкрикивали псалмы, а женщины проклинали Америку, своих мужей и весь мир». Сначала Шенкеры поселились на Лоуэр Ист Сайд, а затем переехали в Гарлем – самый неблагополучный район Нью-Иорка. Начали с самого простого – продажи газет. Еще через некоторое время самые толковые из братьев, Иосиф и Николай (Джозеф и Николас Шенки – на американский манер) работают в аптеке отца того самого мецената и коллекционера Арманда Хаммера, обучаются фармацевтике, арендуют продажу пива – одним словом, ищут свое место под американским солнцем. И солнце это, похоже, им благоволит. Вероятно потому, что они отбросили присущую и русским и евреям рефлексию и стали «новыми американцами». Ник и Джо все вернее нащупывали свою стезю в бурном море американской деловой жизни. Первые заработанные доллары они вкладывают в театрализованные представления, приобретают луна-парк «Палисадис», основывают свой театр, покупают недвижимость для установки музыкальных автоматов. И, наконец, в годы Первой мировой войны Джозеф стремительно врывается в сферу кинобизнеса. В 1917-м году женится на Норме Талмедж, звезде немого кино, «раскручивает» талантливых актеров: Бастера Китона и скандально известного толстяка Фатти. И, наконец, в 1918 году Джо и Ник переселяются в Голливуд, который, кстати, представлял собой тогда обыкновенную американскую деревню – пригород Лос-Анджелеса. А Киноголливуд им,

47

*) Кошерная пища – еда, отвечающая требованиям кашрута – еврейских законов об употреблении пищи. – Ред.

вкупе с другими партнерами, предстояло еще построить.

2012

{наши в голливуде}

Успех не давался легко Уже в 1927 году братья Шенки имели на двоих 20-миллионное состояние и доход в 1миллион долларов в год. В 1932 году Джозеф Шенк в составе американской делегации приезжает в СССР, участвует в закладке Мосфильма на Воробьевых горах, близ деревни Потылиха, пугает советских режиссеров Эйзенштейна и Александрова тем, что прерывает их непринужденный разговор, обнаруживая прекрасное владение русским языком. Когда сошлись вместе Уильям Фокс, Деррил Занук и Джозеф Шенк в 1935 году и «зачали» киностудию «20-й век Фокс», то, как пишут сведущие люди, в тот момент и до 1943 года Занук был и оставался единственным человеком из этой компании, кто не подвергался судебным преследованиям и уголовным наказаниям за налоговые махинации, коррупцию или незаконную выплату денег профсоюзам. Сам Шенк был пойман за руку в том момент, когда платил откупные американским рэкетирам.

48

Любовь прекрасной Мэрилин Знакомство Джо Шенка с Мэрилин Монро состоялось на одном из светских приемов в феврале 1948 года, в доме Джо, стоявшего на шоссе Сауз-Кэролвуд-драйв, 141. Это поместье, построенное в стиле испано-итальянского ренессанса, в котором в разное время жили Монро, Кертис, Сонни и Шер, Уильямс, поместье, расположенное на девяти акрах (акр – 4000 кв. м) с плавательными бассейнами, теннисными кортами, огромным прудом с утками и двумя особняками; в одном из них – 40 комнат, 10 ванных, библиотека, домашний кинотеатр. В конце 40-х в субботние ночи здесь собирались любители игры в покер… и симпатичные, пикантные девушки, заботившиеся о том, чтобы высокие бокалы гостей были полными, а пепельницы пустыми. Мэрилин Монро потом рассказывала знакомым: «Меня пригласили в качестве украшения, как персону, которая может придать рауту дополнительный блеск». Многие тогда обратили внимание, что 69-летний Джозеф Шенк бесцеремонно уставился на Монро, не отрывая пристального взгляда от смущенного лица 22-летней молодой женщины. К этому времени Шенк пожинал плоды своей огромной власти в сфере кинобизнеса. Как вспоминают современники, «это был лысый мужчина с крупными чертами лица, проницательными серыми глазами и суровым контуром губ, которые в совокупности давали ложное представление о присущем ему в действительности остром чувстве юмора и тонком нюхе в вопросах коммерции

Джозеф Шенк стоял у истоков крупнейшей на сегодня компании «XX век Фокс». Шенка часто можно было увидеть в компании молодых девушек.

Джозеф Шенк продюсировал фильмы с участием Бастера Китона. (На фото).

и психологии». Шенк умел быть, когда это нужно, жестким и непреклонным, и наоборот – деликатным и услужливым. Именно это ему и приносило успех в его делах. С того вечера началась цепь непрерывных попыток Шенка овладеть вниманием новой фаворитки. Но и не только вниманием. Буквально на следующий день за Монро был послан автомобиль с приглашением отужинать вдвоем. Отказаться от приглашения, надо думать, с ее стороны было бы непростительной глупостью, коль она мечтала о карьере кинозвезды. «Как же мне действовать после ужина, когда ему захочется получить то, что его интересует в действительности?» – пытала она известного знатока в этом деле, руководителя службы поиска новых талантов на студии «МГМ» Люсиль Райман. «Скажи ему, что ты девственница и бережешь себя для того единственного мужчины...». Поздно ночью в квартире Люсиль взвизгнул телефон и голосом обалдевшей Мэрилин стал жаловаться и причитать, что Шенк, оказывается, знает о ее замужестве в прошлом. «Что мне теперь ему говорить?» – спрашивала она, как спрашивает маленькая девочка, уличенная во

лжи, своего душку-советчика. Судя по всему, в тот вечер состязание закончилось в пользу Шенка. Позже она и сама рассказывала, как ей впервые пришлось стоять перед своим начальником (тогда она работала на студии «20-й век Фокс») на коленях... Надо сказать, что Монро открыто говорила об этой своей связи с Шенком. Для нее это было нормально. Американский вариант «золотого» правила жизни – «ты – мне, я – тебе». Именно тогда в кинематографических кругах Голливуда стали поговаривать о том, что Монро и Шенка связывают не просто постельные, а также и любовные узы. Специалисты американского кино считают, что до Шенка Монро была лишь звездочкой экрана, звездой же ее сделал Шенк. Потом у нее появится другая русская привязанность – Джонни Хайд, или Иван Хайдбура. Он умрет молодым, и безутешная Монро снова вернется в дом Шенка. Монро как-то призналась: «Меня всегда привлекали зрелые мужчины, потому что у молодых не хватает мозгов, они чаще всего стремятся только заигрывать, но на деле даже не думают обо мне. Они приходят в сексуальное возбуждение только потому, что я кинозвезда. Более

Афиша киноленты, продюсером которой был Джозеф Шенк. Супруга Джозефа Шенка, звезда немого кино – Норма Толмедж. Джозеф Шенк со своим компаньоном Деррилом Зануком.

зрелые мужчины добрее, они больше знают, а те, с которыми я была знакома, были еще к тому же в бизнесе важными людьми и старались помочь мне». И тут же о Шенке: «Я сидела у его ног и слушала его. Он был полон мудрости, словно какой-то великий ученый. Еще мне нравилось смотреть на его лицо, оно как будто было лицом города, а не просто лицом мужчины. В нем отразилась вся история Голливуда». В 1960 году Шенка сразил обширный инфаркт. Визит Монро к старику в его знаменитый дом продлил ему не некоторое время жизнь. Слуги внизу слышали из комнаты вдруг воспрянувшего духом больного заливистый смех Мэрилин и сдержанные смешки хозяина. По дороге домой она заплакала. Джозеф Шенк умер в 1961 году в зрелом возрасте. Она пережила его, одного из своих любимых мужчин, всего лишь на год. Ей было 36. Были братья Шенкер, а стали братьями Скенк После эмиграции в Америку братья Николас и Иосиф, вероятно, солидарно поменяли свою фамилию на «Шенк»

Когда Джозефа прихватили налоговики, в 1941 году, секретарь Джо Шенка поведал суду, что у себя в рабочем сейфе хозяин всегда держал около 50 тысяч на карманные расходы. Из них 17 тысяч долларов на отели, полторы тысячи на прачечные, 5 тысяч на мясо, 3 тысячи на масло и бензин для машины, 500 долларов на парикмахера (при том, что был смолоду безнадежно плешив и лыс). Он тратил также 32 тысячи на благотворительность и 63 тысячи на «обмен», то есть на долги в азартных играх. Сюда не входили расходы на уроки французского языка, поездки на Кубу на яхте, расходы на приемы и дорогие подарки.

Голливудский дом в Рыбинске Еще в пору появления первых сведений о рыбинских братьях Шенкерах, американизировавшихся и трансформировавшихся в голливудских Шенков, кинобоссов, кинопродюссеров и бизнесменов, удалось мне с помощью ведущего специалиста Рыбинского филиала государственного архива Елены Ильиничны Вагановой отыскать родословную Шенкеров, а также материальные объекты, связанные с семейством Шенкеров-Шенков. В Рыбинске Шенки сначала – с 1875 года – жили на улице Ивановской в доме Киселева. Теперь это улица Радищева, а на месте дома Киселева стоит большой 9-этажный дом: улица Радищева, 77. Затем – в 1879 году – переехали в дом Гарина на Мологскую улицу. Здесь они и жили вплоть до 1893 года, когда вся многодетная семья отправилась в эмиграцию в Америку. В семье на момент эмиграции, судя по документам, было 10 человек, и среди них – Иосиф и Николай, будущие Джозеф и Николас. Шенкеры жили в доме Гариных с 70-х по 90-е годы. А в это время у Гариных на Мологской улице находилось в собственности два участка земли и несколько объектов недвижимости. В 80-х годах позапрошлого столетия в том квартале, где, как я полагал раньше, и жили Шенкеры, у Гариных в собственности было два деревянных флигеля, но не каменный дом, на который указывают нам архивные источники. А вот каменный дом Гариных стоял в соседнем квартале напротив Сенной площади, и в этом доме ныне размещается гостиница «Колос». На сей счет в моем распоряжении имеется ряд копий архивных документов. Именно этот дом в центре города рядом с Сенным рынком и был местом появления на свет будущих основателей Голливуда, Иосифа и Николая Шенкеров. Он и есть тот самый «Голливудский дом».·

2012

и имена соответственно на «Николас» (Ник) и «Джозеф» (Джо), о чем уже упоминалось выше. Вероятно, это был вполне осознанный шаг в целях скорейшей адаптации к реалиям новой жизни, более прагматичной и деловой. При этом в английской транскрипции свою фамилию они записали как «Schenck». Тот, кто изучал в школе немецкий язык, согласится, что подобное написание фамилии, действительно, соответствует ее произношению: «Шенк». А вот в английском языке подобная письменная форма будет иметь иной фонетический вариант: «Схенк» («Скенк»). Мы сомневаемся, чтобы братья, хорошо знавшие русский язык, заведомо исказили форму звучания своей фамилии. Скорее всего, они не знали иного варианта написания своих фамилий латиницей, кроме этого.

49

2012

{по реке русской}

– Где был?

– На набережной.

– А что делал?

– Да… на цепи сидел! Угличский фольклор

50

Туерное пароходство на Волге Возвращение цепи на набережную

Виктор БОРОДУЛИН Наверное, многие угличане, да и не только они, помнят ту знаменитую цепь, служившую украшением волжской набережной в Угличе до ее реконструкции и придававшую ей неповторимый шарм, узнаваемость, или, как сейчас модно говорить, – аутентичность. Но откуда взялась эта цепь и как она сделалась украшением? Еще с детства я помню, как мне говорили про нее, что по этой цепи-де «ходил паром, лежала она на дне Волги, лебедкой перебирали ее, и так паром и двигался». Очень близко к истине, но немного неверно. Сейчас приоткрою я почти позабытую страницу, как в истории Углича и Рыбинска, так и в истории волжского судоходства, известную, быть может, небольшому кругу энтузиастов-любителей да историков техники.

Проводка караванов судов с помощью конной тяги. С фотографии М. Дмитриева, конец XIX века.

До строительства в советское время каскадов волжских плотин течение Волги было быстрым, но глубины были весьма малы – так, средняя глубина фарватера на верхнем плесе от Твери до Рыбинска в лучшие, полноводные сезоны была от 1,2 до 2,1 метра, а на многочисленных мелях и перекатах не превышала полуметра. В засушливые годы (например, в 1882-м) в середине лета, в межень, река мелела настолько, что плавание по ней становилось совершенно невозможным. Даже у Ярославля и Костромы Волгу переходили вброд… В 1848 году, согласно донесению начальника Ярославского округа путей сообщения, “мелководье открылось с мая месяца, караванные суда больших размеров принуждены были паузиться почти в течение целого лета”. В первой половине XIX века пассажирского судоходства на Волге не существовало вовсе, а грузовое осуществлялось почти исключительно на бурлацкой или конной тяге. Существовали еще огромные суда на конно-машинной тяге – лошадки, ходя по кругу прямо на палубе, вращали огромную ось, на которую наматывался якорный канат и подтягивал судно. Об ужасах

жизни бурлаков все мы знаем с детства – и из стихов Некрасова, и из воспоминаний Гиляровского, и с картины Репина, что висела почти в каждой советской школе. Пожалуй, не лучше было и с судоходством на конной тяге – на плохо устроенных бечевниках многие мосты разрушались ледоходом, лошадям приходилось с трудом продвигаться вброд через рытвины и протоки по непросохшей после затопления дороге. Изнурительная работа изматывала людей и лошадей. Антисанитария была жуткая – трупы павших животных не закапывали в землю, а просто сбрасывали в воду. В 1843 году Государственный совет утвердил закон, по которому предоставлялось право частного парового судоходства на реках империи всем желающим. Начался новый период в хозяйственном освоении реки. Но сложность этого освоения состояла в том, что против быстрого течения реки те первые маломощные колесные буксиры были малоэффективны, а при скорости течения свыше полутора метров в секунду (на перекатах оно бывало и быстрее) и вовсе бесполезны: их по­ просту сносило. А главное направление грузопотока было именно вверх по реке – из хлебных низовых губерний в центр, к столицам (но как же мало изменилось с тех пор!) И был найден выход – туерное, или цепное, пароходство, пришедшее к нам, в Россию, из Франции. Там туера работали на канале Сен-Кантен. По их образу и подобию у нас в России на Сормовских заводах были построены первые туера – сначала «Шексна» и «Иосиф», потом «Цесаревич», «Петр», «Василий», «Дмитрий», «Иоанн», «Великий князь Алексей». Первоначально цепное пароходство было создано на реке Шексне от Рыбинска, а впоследствии – и от Рыбинска до Твери. В 1868 году была организована «Акционерная компания Волжско-Тверского пароходства по цепи» (основана по инициативе купца П.Д. Евреинова и генерала И. Т. Черняева). По дну Волги между Рыбинском и Тверью была проложена длинная (примерно 370 верст) и очень дорогая, по оценке 1869 года –

Череповецкий судовладелец и купец Иван Андреевич Милютин писал Новгородскому губернатору, генерал-лейтенанту Владимиру Ивановичу Филипповичу: «Я первым начал вводить буксирное пароходство и продолжаю его расширять по настоящую пору, борясь с препятствиями. Трехлетний опыт показал, что развитие пароходства на Шексне полезно и важно не в одном торгово-промышленном отношении, а и в сельскохозяйственном, потому что много рук и лошадей освободит оно от бесполезной и тяжелой коноводской работы и обратит их к земледелию или к другой производительной промышленности»

Панорама Углича с Рыбацкой слободы. С фотографии М. Дмитриева, конец XIX века.

2012

«Для вящего в судоходстве успеха остается желать уничтожения или, по крайней мере, уменьшения числа судов конно-машинных: суда эти по огромности размеров и медленности хода препятствуют свободному движению судоходства; кроме неповоротливости своей, они часто в узких местах фарватера останавливают совершенно ход других судов, вверх или вниз идущих. Но машины эти не прежде уничтожатся, как когда буксирное пароходство на Волге разовьется» (Резолюция Главноуправляющего путями сообщения графа Петра Андреевича Клейнмихеля на Записке о судоходстве на Волге. 1847 год).

51

{по реке русской} 2012

52

Сейчас, когда мы глядим на широкие и почти стоячие воды нашей родной реки, трудно представить, сколь капризна и своенравна была Волга ну, хотя бы, лет сто назад. Особенно в верхнем ее течении. Наиболее опасные для судоходства участки были от Твери до Калязина. Здесь находилось несколько так называемых «водотеснительных плотин» – по сути, земляных дамб, насыпанных к центру фарватера от одного или сразу от обоих берегов, сужающих русло реки и за счет этого повышающих ее уровень выше этих плотин всего на вершок-полтора. Это позволяло более безопасно проводить суда и плоты над огромными валунами, в изобилии лежащими в речном русле, но создавало стремительный поток сразу за плотиной. Особенно коварны были каменистые перекаты, через которые провести суда без опытного местного лоцмана было крайне сложно, практически невозможно. Названия перекатов весьма красноречивы и говорят сами за себя: «Тараканья дыра», «Банный уголь», «Собачий пролаз», «Гусли», «Уходиво», «Черная грязь». Всего на участке фарватера Волги от Твери до Рыбинска было тридцать девять перекатов, среди них несколько двойных, и примерно пятнадцать отмелей. Ближайший к Угличу перекат находился между городом и Входоиерусалимской слободой, ближайший к Рыбинску – в сорока верстах от него вверх по течению Волги, деревни Крутец. И до сих пор, несмотря на значительное поднятие уровня реки, огромные валуны в речном ложе – наследие ледникового периода – представляют определенную опасность для судоходства. Недаром современные волжские лоции наставляют судоводителей: «При движении по данному участку нельзя приближаться к обрывистым берегам, так как около них имеется много камней-одинцов».

Вид города Углича. Гравюра Рашевского по рисунку Циммермана. Журнал «Нива» № 20 за 1891 год.

в миллион рублей (кстати, для сравнения: за два года до этого Аляска была нами продана Североамериканским Соединенным Штатам всего за 7,2 миллиона долларов, или за 11 миллионов рублей), стальная цепь. Было закуплено и построено полтора десятка специальных судов, туеров, на сумму в 700 тысяч рублей. Так что же представляет собой туерное пароходство? Вот что можно узнать по этому поводу из столетней давности статьи А. Таненбаума «Цепное пароходство», помещенной в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона. «Туерное пароходство, применяемое преимущественно для передвижения грузовых судов против быстрого течения на реках, выгоднее буксирования судов обыкновенными буксирными пароходами в том отношении, что при передвижении по цепи утилизируется вся сила машины, между тем как при свободном плавании парохода помощью винта или гребных колес употребляется с пользою не более 60% полезной работы

машины, а остальная часть работы теряется вследствие скольжения. При этом способе тяги вдоль всего участка реки проложена на дне цепь, которая подхватывается на цепном пароходе барабаном с горизонтальною осью. Цепь удерживается на барабане простым трением, и тогда она бывает намотана на него в несколько оборотов, или, как делают в последнее время, цепь лежит только на части окружности барабана, а для усиления трения барабан намагничивается. Паровая машина, вращая барабан, передвигает пароход по цепи. При этом цепной пароход тянет за собою несколько груженых судов. Цепь подымается из воды впереди движущегося парохода, а сзади его, сматываясь с барабана, снова погружается. Цепь подводится к барабану по направляющим роликам или каткам, что содействует поворотливости парохода. С этою же целью цепные пароходы строятся сравнительно короткими, а именно: длина такого парохода превышает ширину не более 6-7 раз. Цепные пароходы большею частью снабжаются также гребными винтами, дающими им возможность в случае надобности передвигаться и самостоятельно, например, вниз по течению. Сбрасывание цепи с барабана при разминовании встречных возов (так называется цепной пароход Серебряная модель туера «Великий князь Владимир». На флаге пароходика нанесены литеры «К. Ц. П. по Ш.»

– Компания Цепного Пароходства по Шексне. Из собрания Рыбинского историкоархитектурного и художественного музея-заповедника.

Шло время, и технический прогресс не стоял на месте – появились новые, мощные пароходы-буксиры, самоходные грузовые пароходы, нефтеналивные баржи, да и бескрайние российские просторы стали покрываться сетью железных дорог – и туерное пароходство, не выдерживая конкуренции, постепенно стало угасать. Конец Волжско-Тверского пароходства по цепи приходится на самый конец XIX века – к 1897 году оно практически уже прекратилось. Вот тогда, при обустройстве в Угличе волжской набережной в 1898-99 годах, и возникла, вероятно, мысль использовать уже отслужившую своё цепь для украшения волжского берега. Но воплощение этой идеи в жизнь отложилось еще на несколько десятилетий. Оделись волжские откосы в бетон, протянулась ажурной нитью вдоль береговой кромки

Туер с караваном барж на реке Шексне. С фотографии С.М ПрокудинаГорского. 1909 г.

от Каменного ручья до Селивановского та самая цепь… Ну, не вся, конечно, а тот небольшой «кусочек», что приберегли для себя рачительные горожане. Остальная же пошла на переплавку – не пропадать ведь добру! И более полусотни лет верой и правдой служила она угличанам, пока вновь стала не нужна – на новой набережной ей просто не нашлось места, и в 2005 году ее сняли… Третье ее «пришествие» состоялось совсем недавно – часть прилегающей к набережной территории украсили фрагментами той, полуторавековой давности, цепи. Вот и остались ныне, как воспоминание про туерное пароходство на Волге и Шексне, только два вещественных свидетельства – двухкилограммовая серебряная модель туера «Великий князь Владимир», подаренная «управляющему Компании цепного пароходства по реке Шексне Илье Осиповичу Авербаху от сослуживцев» к 25-летию компании, что хранится в Рыбинском музее, да знаменитая Угличская Цепь на набережной Волги…·

Сейчас у нас в стране в строю остался и до сих пор успешно работает только один туер – современное буксирное судно «Енисей». И, конечно, на реке с тем же названием. Он проводит суда через стремительный и опасный четырехкилометровый Казачинский порог.

«Несмотря на важность Волжского пути, он далеко не в том состоянии, в котором ему быть должно. Усеянный мелями и каменными подводными грядами, он затруднителен. Вся река покрыта судами. Они тянутся одно за другим длинною непрерывной цепью; а на пристанях производится нагрузка товаров, к отправлению приготовленных. Фарватер на плесах правильный и ровный, но на мелях, перекатах и каменных подводных грядах разветвляется и делается извилист. Нижняя часть Волги обильнее водами и имеет фарватер более глубокий, дающий возможность плавать судам с высшею осадкою, но судоходство по этой части Волги совершается безостановочно только до июля месяца: с этого времени вода упадает и оставляет на мелях одни узкие и извилистые проходы с крутыми поворотами. Они в продолжение лета несколько раз изменяют свое направление, и суда, сбиваясь с фарватера, попадают на отмели, совершенно движение их останавливающие”. (Из Записки о судоходстве на Волге, подготовленной специальной Комиссией при Министерстве путей сообщения. 1847 год).

2012

с передвигаемыми им судами) и других случайностях, и обратное подхватывание ее представляет, во всяком случае, трудную и мешкотную работу. Несмотря на большие преимущества цепной тяги, этот род пароходства, по причине больших затрат на первоначальное устройство и затруднений, возникающих вследствие частых поломок цепи, износа ее и пр., сопровождается успехом только при таких исключительных условиях (пороги или очень быстрое течение), когда буксирные пароходы не могут с ним конкурировать». Было еще одно достоинство такого способа судоходства, о котором не упомянул г. Таненбаум, – туера могли сами себя перетягивать, перетаскивать «брюхом» через мели. Расплатой за это был повышенный износ цепи – она вытягивалась, иногда рвалась, часто требовала починки. Вот и стали «сновать» мимо Углича вверх-вниз по реке пароходики-буксиры мощностью аж в двадцать(!) (самые мощные – до тридцати!) номинальных лошадиных сил, ведя за собою караваны в 7-10 барок-«унжаков» с грузом до 100 тысяч пудов, двигаясь против течения со скоростью 50-60 верст в сутки (чуть более 2 верст в час – в два раза медленнее пешехода!) И уже не только в период полой воды, но практически во всю навигацию стало возможно доставлять товары речным путем. Резко вырос грузооборт, бурлацкая и конная тяга судов безвозвратно ушли в прошлое. На одной из иллюстраций к статье об Угличе в популярном тогда еженедельном журнале «Нива» можно, присмотревшись, увидеть у поворота Волги маленькое суденышко, из трубы которого валит дым. Вероятно, художник (а затем и гравер) изобразил туер, тянущий караван вверх по течению Волги. Конечно, это изображение схематично и весьма условно, и только примерно отражает действительность, но, к сожалению, подлинных фотографий с изображением цепного пароходства на этом участке водного пути пока не найдено.

53

{волголаг} 2012

Листая книжицу про Волгострой…

54

Татьяна СТЕПКИНА

В краеведческом фонде Центральной городской библиотеки Рыбинска сохранилась небольшая брошюра 1938 года издания под названием «Волгострой», редактором издания является Яков Давыдович Раппопорт – начальник Волгостроя в 1935-40 годах, старший майор госбезопасности (звания в системе НКВД в ту пору были особенные, отличные от армейских.

– Ред.).

На строительстве Угличского гидроузла.

Центральная часть брошюры под редакцией Я.Д. Раппопорта посвящена самой истории Волгостроя. Как известно, в сентябре 1935 года было подписано постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР о начале строительства гидротехничес-

ких сооружений у Рыбинска и Углича с целью транспортно-энергетической реконструкции Верхней Волги. Они должны были обеспечить необходимые судоходные глубины, соответствующие общему плану Большой Волги. В те годы проект такого масштаба действительно был грандиозным. Изначально плотину, гидроэлектростанцию и шлюз планировалось строить выше Ярославля. При этом варианте в зону затопления попадали и Углич, и частично Рыбинск, а Молого-Шекснинское междуречье, по сути, постепенно превращалось бы в болото. В связи со сказанным и был предложен альтернативный проект, удешевлявший строительство и не затрагивающий города Рыбинск и Углич. Второй вариант был одобрен, и в январе 1936 года в районе Рыбинска и Углича начались земляные работы по подготовке котлованов шлюзов, станций, плотин. Чтобы перегородить плотиной Волгу, из русла реки требовалось вынуть колоссальные массы земли (до прочного грунта), соорудить временные перемычки, чтобы сохранить котлован плотины сухим. На Волгострое первая перемычка для плотины Рыбинского гидроузла была сделана уже зимой 1936 года. Всего их должно было быть семь. И все они строились в 1936 – начале 1937 годов. Для обеспечения бесперебойных работ по строительству шлюзов и плотин было построено три бетонных завода – в Рыбинске, Угличе и на Шексне, – и сделано много другого. В брошюре «Волгострой» отмечается, что очень сложно было расставить на стройплощадках будущих гидрообъектов большое количество машин, экскаваторов и прочих механизмов. Все они должны свободно передвигаться по площадке и не мешать работе друг друга. Приводится такая цифра: 70% работ предстояло выполнить с помощью техники. Ну и, конечно, в рассматриваемой нами

Председатель ЦИК СССР М.И. Калинин осматривает сооружения Рыбинского гидроузла. Слева начальник Волгостроя Я.Д. Раппопорт.

20 июня 1936 г.

2012

По своему содержанию эта книжка представляет собой победную реляцию, призванную рассказать советскому читателю о «грандиозных гидротехнических сооружениях у Рыбинска и Углича», которые кладут начало коренной переделке Волги». В разделе «Большая Волга», в частности, так и пишется: «Под гениальным руководством вождя народов товарища Сталина с невиданной во всей мировой истории быстротой, с неизвестным всей мировой истории подъёмом народы Советского Союза успешно выполнили планы 1-й и 2-й пятилеток. Построены гигантские электростанции». Но ни единой строчки нет в этом издании о тех, кто составлял основную рабочую силу на строительстве рыбинских и угличских гидрообъектов: численность заключенных Волголага в период 1936-1941 гг. колеблется от 19 до почти 88 тысяч человек.1) Сведения об этом мы находим в других источниках. Вот, например, показательная выдержка из приказа НКВД СССР № 0094 от 29 января 1941 г.: «Выездом бригады работников НКВД СССР по проверке поступивших сигналов на лагерном участке Волголага установлено: Лагерный участок находится в антисанитарном состоянии. Питание заключенных не налажено, продукты в котел заключенным не додавались. Выявлены случаи, когда некоторые заключенные, в том числе и больные, по 2-3 дня не получали хлеба. Вещевым довольствием участок не обеспечен. Плохие бытовые условия заключенных привели к увеличению заболеваемости, снижению норм выработки и невыполнению производственного плана участка».2)

Татьяна Степкина, заведующая отделом библиографии и краеведения Центральной городской библиотеки имени Ф. Энгельса муниципального учреждения города Рыбинска «Централизованная библиотечная сеть».

55

2012

А что касается трудившихся на строительстве заключенных, то об их нелегкой, каторжной доле говорят, например, воспоминания бывшего волгостроевца М.П. Спицына: «Я работал на земляных работах до 1940 года… В основном ручной труд. Тачка, лопата. Зимой добавлялись клин, кувалда. Где-то к 21 часу добирался до барака, а через час зовет труба на поверку. Люди настолько изматывались за день, что засыпали над котелком, были не в состоянии поднести ко рту ложку. А если банный день, то ночь без сна. Режим держался на пайке и палке. Кому 400, кому 1200 граммов. Вот где поистине хлеб – всему голова. Норму его определяли так. Не выполнил задание – 400 граммов, 100% выработки – 800, 110% – 900, 115% – 1000, 120% – 1100, 125% – 1200. Если процент выработки достигал более 125%, выдавалось премблюдо: ржаной пирожок с кашей. Хлеб – основной двигатель работ».3) Поэтому на фоне подобных воспоминаний цинично звучит, на мой взгляд, цитата из брошюры: «Постройка этих огромных сооружений возможна только в СССР, потому что труд в СССР является обязанностью и делом чести каждого способного к труду гражданина по принципу «кто не работает, тот не ест»,.. знаменательным показателем роста нашей отечественной техники, показателем могучих возможностей социалистической промышленности».4)

56

Намыв земляной дамбы на Рыбинской ГЭС. Заключенный Волголага на строительстве Угличской ГЭС.

брошюре отмечена работа по подготовке зоны затопления. Предполагалось, что будет затоплено до 500 тысяч гектаров земли, требовалось переселить приблизительно 37 тысяч хозяйств с населением до 150 тысяч человек. По плану большая часть зоны затопления должна была быть очищена до весны 1939 года. Однако за подобными сухими фактами и статис-

Намыв земляной дамбы на строительстве Угличской ГЭС.

тическими данными нельзя разглядеть трагедию десятков тысяч мологжан, потерявших в одночасье родные дома. Да и не было для руководителей Волгостроя в этом никакой трагедии. Разве могло победное шествие индустриализации сравниться с горем отдельных людей, не желавших покидать свою землю, могилы предков! Спиленные леса, взорванные

На строительстве Угличского шлюза.

храмы, разрушенные дома – все это прошло перед глазами жителей мологошекснинского междуречья. В апреле 1941 года началось заполнение водохранилища, и к 29 апреля уровень воды у Переборской плотины достиг 11 метров, оставалось поднять его еще на 2,5 метра, чтобы достичь запланированной отметки в 102 метра к уровню Каспийского моря. Окончательно же ложе водохранилища заняло площадь в 5000 квадратных километров. …Для всех нас – и угличан, и рыбинцев, – с детства привычны вереницы грузовых и пассажирских судов на Волге, без электроэнергии мы, наверное, почувствуем себя пещерными людьми. И я думаю, что экономисты, оперируя цифрами, с легкостью разобьют все доводы противников затопления молого-шекснинского междуречья. Но с другой стороны – как соразмерить чисто хозяйственную значимость Рыбинского гидроэнергетического гиганта с утратой ушедшего на дно искусственного моря богатейшего края? Кто ответит на этот вопрос?•

Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960. Справочник. – М., 1998. – С. 189-190. Заключенные на стройках коммунизма. ГУЛАГ и объекты энергетики в СССР. Собрание документов. М., 2008. – С. 293-294.

3) О. Морошкин. Исповедь узника Волгостроя. Газета «Золотое кольцо», 1994 г., 16 июня.

4) Волгострой. Под ред. Д.Я. Раппопорта. – Москва – Ярославль, 1938. – С. 52-54.

1)

2012

2)

57

Музы Волголага

2012

{люди и судьбы}

Ольга ГРЖИБОВСКАЯ

58

Она – роковая красавица, поэтесса Серебряного века и блестящая переводчица Шекспира. Он – успешный актер и режиссер, один из лучших в Союзе. Анна и Сергей Радловы. В каком страшном сне могла присниться столь чудовищная смена декораций: серебро грез проржавеет железными тюремными засовами, богемные петроградские салоны обернутся нищим лагерным бараком совсем другой столицы – Волголага. В зековском городке под Рыбинском они провели самые мучительные и… самые счастливые годы в своей жизни.

Ангел Песни Анна Дмитриевна Дармолатова родилась в семье члена правления Азовско-Донского коммерческого банка в Петербурге в 1891 году, когда на дворе засцветал Серебряный век. На годы юности приходится время его бурного разнотравья – новые литературные течения гроздьями вызревают, как виноград в оранжерее. Как водится, аромат творческих исканий особенно пьянит молодых девушек с тонким и глубоким умом. Окончив Бестужевские курсы, Анна сама берет в руки перо. И злой растет здесь кактус, Ангел Песни, Мой строгий и единый ныне друг Так ясен стал и нежен, как бывает С любимою сестрою старший брат. Дарование довольно быстро оценили. В 1914 году Мейерхольд посылает Блоку ее стихи для публикации в журнале. В этом же году избранником молодой

поэтессы становится Сергей Эрнестович Радлов – тоже весьма незаурядная творческая личность: сын философа, ученик и сподвижник Мейерхольда, участник Цеха поэтов, весьма замкнутого поэтического кружка. Позже, в 30-е – уже советские – годы он возглавит Ленинградскую Акоперу, затем – Акдраму, а его детище – Молодой театр – даст начало легендарному театру имени Ленсовета. Брак Радловых был освящен не только Гименеем, но и Музами. «Свахой» оказался Шекспир. И хотя Анна переводит многих западноевропейских классиков: Бальзака, Мопассана, Марло, Жида, но Шекспира – как-то особенно вдохновенно. Ее переводы до сих пор считаются одними из лучших. Шекспировские трагедии ставит на сцене и Сергей. Они, в частности «Король Лир», словно готовили супругов к драме в собственной судьбе. Но это потом, а пока… С весны 1916 года Анна Радлова публикуется в журнале «Аполлон», выступает

на вечерах, содержит в Петрограде литературный салон, где бывает вся элита – литераторы, музыканты, художники. Смуглая красавица-интеллектуалка с дивным грудным голосом становится музой для первых поэтов, среди них Николай Гумилев и Михаил Кузмин, воспевший ее в стихотворении «Сердце» и поэме «Форель разбивает лед». Расцвет ее творчества проходит под какофонию залпов «Авроры». События 1917 года трактовались ей в апокалиптическом духе. Не нужен нам покой тысячелетний, Афинский мрамор, Дантовы слова, На площадях, политых кровью, дети Играют, и растет плакун-трава. Пожрало пламя книги, боль и радость, Веселая гроза, кружись и пой! Из рук твоих мы пьем забвенья сладость, Бездумный и единственный покой. Весна 1920

«Как поссорились Анна Дмитриевна с Анной Андреевной» У Сергея Радлова в жизни были две Анны. За год до женитьбы он страстно увлекся другой музой – Анной Ахматовой. Страдал и томился по ней, писал жгучие, нетерпеливые, даже дерзкие письма. Ты вошла молчаливой, гибкой. Пред тобой я стоял немой. Но с привычной своей улыбкой Ты сказала: и этот мой. И забыла. А я заметил. Не поверил, но промолчал. Отчего же был день так светел, А закат особенно ал? Это признание Радлов напишет в альбом Ахматовой на литературном вечере 21 марта 1917 года, уже будучи женатым. А та ему вскоре ответит – разумеется, тоже в стихах: Пленник чужой! мне чужого не надо, Я и своих-то устала считать. Так отчего же такая отрада Эти вишневые видеть уста?

Нет, он меня никогда не заставит Думать, что страстно в другую влюблен. Не эта ли перекличка послужила поводом для ревности и посеяла вражду между бывшей и настоящей Аннами? Или виной всему «перекрестная» симпатия между Радловой и Гумилевым, мужем Ахматовой? Неизвестно. Но, так или иначе, о взаимной неприязни Радловой и Ахматовой было хорошо известно. В своих мемуарах («Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой», 1925) Павел Лукницкий приводит слова Анны Андреевны, относящиеся к сопернице: «Она про Сергея Радлова думала!.. На что мне Радлов?!» Смеется: «Я бедная, но мне чужого не надо, как говорят кухарки, когда что-нибудь украдут!». По слухам, Ахматова даже не хочет выступать на одних вечерах с Радловой – «а ля гер ком а ля гер».

2012

Революцию, несущую гибель культуре и людям, она принять не могла: «В жилах победителей волчья кровь». Странно, но за такие строки молниеносной расправы не последовало. «Волки» будто бы закрывают глаза на совсем не пролетарский аристократизм как в жизни, так и в поэзии. Они припомнят их позднее… С 1918 года один за другим выходят в свет три ее сборника стихов: «Соты», «Корабли» и «Крылатый гость». В 1923 году Анна издает драму в стихах «Богородицын корабль», посвящённую хлыстовству. В них явно прорывается обостренное чувство трагизма бытия, и Радлову все больше влекут к себе загадочные и драматичные страницы русской истории. В 1931 году она пишет сенсационную по своей новизне прозаическую «Повесть о Татариновой» (издана только в 1997 г.), где рассказывает о сектантской общине, существовавшей в Петербурге во времена Александра I. В этих немногих книгах формируется ее стиль, который отличают исповедальность, чуткий психологизм, а где-то мистика и эротизм. И везде – «высокая культура и четкий вкус», как напишет о поэтессе Евгений Евтушенко. Имя ее в литературных кругах всегда пользовалось уважением. Впрочем, не только уважением.

Пусть он меня и хулит, и бесславит, Слышу в словах его сдавленный стон. Ольга Гржибовская родилась в 1982 году в Рыбинске. В 2006 г. окончила факультет русской филологии и культуры Ярославского педуниверситета им. К.Д. Ушинского, магистр филологического образования. Работает в газете «Рыбинские известия» корреспондентом. Публиковалась в региональных и московских журналах.

59

2012

{люди и судьбы}

А вот и другая сторона баррикад необъявленной войны. Вспоминает Надежда Мандельштам: «В доме Радловых, где собирались лучшие представители всех искусств, полагалось поносить Ахматову. Так повелось с самых первых дней, и не случайно друзья Ахматовой перестали бывать у Радловой». Сама же хозяйка салона, как отмечает очевидица, всегда «старалась покрепче ругнуть Ахматову, но больше по женской линии: запущенна, не умеет одеваться, не способна как следует причесаться, словом – халда халдой... Это была маниакальная ненависть, на которую способны только люди». Сражались светские львицы и на полях литературы. Вражда двух Анн расколола петроградскую богему на два лагеря. Были критики, в частности М. Кузмин, кто даже считал Радлову сильнее Ахматовой в стихах. Но вместе с тем, между соперницами тянется какая-то тайная, невидимая связь. Их судьбы влились в общую трагедию всего русского народа, – сталинские репрессии, война, блокада...

60

Без вины виноватые Блокадный Ленинград. Популярнейший театр имени Ленсовета оставлен в городе для поддержания духа осажденных. Под бомбежками играют «Даму с камелиями» Дюма. Вместо цветов зрители выносят на сцену кусочки сахара и хлеба. В 1942 году театр эвакуируют по Дороге жизни в Пятигорск, но уже через несколько недель враг прорывает кавказский фронт и занимает город. А дальше происходит то, что многими потом трактовалось как предательство. По свидетельству одного из очевидцев, когда появились немецкие мотоциклисты, Сергей Эрнестович, как бы очнувшись от оцепенения, тихо произнес: «Всех прошу вернуться в общежитие и по возможности постараться отдохнуть и подкрепиться. Произошло то, что произошло. Это надо принять как неизбежное. Постарайтесь быть сдержанными в своих высказываниях при общении и запомните хорошую пословицу: молчание – золото. Проявите терпение и такт, не забывайте, что вы артисты театра, достойного уважения всеми, где бы он ни оказался по воле рока...» Радлов проявил себя как искусный дипломат. Когда доносчик сообщил в гестапо, что актриса Лена Якобсон – еврейка, ему удалось добиться, чтобы в документах фамилия была заменена на «Якобсен» на датский манер и тем самым «аризирована». Какими, только ему известными словами он упросил немцев сохранить труппу? Как драгоценный трофей, немцы вывезли театр сначала в Запорожье, затем в Берлин. Везде играли исключительно классику. 1945 год Радловы встретили в Ницце. «Мы ездили по Франции, терпя лишения и неудобства, довольно редко сытые, с плохими ночлегами, но когда нас завозили в какую-нибудь ка-

Рисунок Жана Кокто, который он сделал 25 марта 1945 в Париже на обложке программки концерта с участием радловских артистов. Обложка программки выступлений радловских артистов в Марселе в начале 1945 года.

менную южную деревушку, где стояло человек 60 пленных русских конюхов, плакавших от тоски по родине, когда мы играли водевили Чехова на милом для них русском языке - это было великое утешение в горестях наших и бедах», – со щемящим сердцем будет вспоминать Сергей Эрнестович в 1948 году. Фашисты предлагали ему принять немецкое подданство, поступали предложения заняться режиссурой из Англии и США. Один голливудский агент обнаружил, что Анна Дмитриевна прекрасно подходит под дефицитный типаж европейской аристократки и манил несусветными гонорарами. Но они отказались. После освобождения Франции советская миссия предлагает актерам вернуться, а Радловым и вовсе – выбрать для руководства новый театр. 22 февраля 1945 года их самолет приземляется в Москве. И ловушка захлопывается! Вместо обещанного лимузина - «черный воронок» помчал их по ночным улицам на Лубянку. А дальше арест, полгода изнурительных допросов, обвинение в измене родине. И приговор – 10 лет лагерей. Пророчества короля Лира 31 января 1946 года за супругами лязгнул замок на воротах лагпункта в Переборах под Рыбинском, в то время Щербаковом. Полынь-звезда взошла над нашим градом, Губительны зеленые лучи.

Из-за решетки утреннего сада Уж никогда не вылетят грачи. О, не для слабой, не для робкой груди Грозовый воздух солнц и мятежей, И голову все ниже клонят люди, И ветер с моря горше и свежей... Это стихотворение Анна написала еще весной 1919 года, словно заглянув в зеркало судьбы на четверть века вперед. Радловых словно преследует рок шекспировского короля Лира. Вот что поэтесса пишет в письме своей сестре Сарре Лебедевой, известному скульптору: «Несмотря на явную несправедливость их (актеров) и нашей судьбы, и Сережа, и я много сделали, чтобы их не постигла наша судьба. Поэтому и теперь, зная, что многие из них себя нехорошо держали и прятались за Сережину спину, мы оба рады, что они на воле». Что это значит – «себя нехорошо держали»? Система НКВД работала отлажено: у актеров выбивали компрометирующие показания на Радловых, и, не выдержав «профилактики», они «вспоминали» нужные слова. Вслед за предательством близких людей последовал новый удар – отступничество единственного и нежно любимого сына Мити. Очень скоро он прервал с ними всяческую переписку. А ведь именно из-за него родители приняли роковое решение вернуться в Россию. Но выбить почву из-под ног Радловых, уже многое переживших к тому времени, было не так-то просто. Лагеря не сломили, напротив, еще сильнее закалили их дух. И сблизили между собой. «Больше

«Презент» от Берии Исправительно-трудовой лагерь Волгостроя, или Волголаг, в год прибытия Радловых – один из крупнейших в системе ГУЛАГа. «Привеском болтался возле тюрем своих» и Рыбинск, как ахматовский Ленинград. Двенадцать лагпунктов со штаб-квартирой в Переборах. По данным на 1 января 1947 года, здесь числилось 21 379 человек заключенных, от 15 до 50 процентов из них, по разным данным, – осужденные по политическим мотивам. «Контингент» загнан на работы на лесозаготовках и в сель­ском хозяйстве, добывает камень, ловит и перерабатывает рыбу, занимается производством ширпотреба. Но в первую голову – завершает строительство гидроузлов в Рыбинске и Угличе. Выжившие узники Волголага вспоминали, что за год до заполнения водохранилища в 1940 году прорвало перемычку, вода и огромные валуны хлынули в котлован, поглотив несколько тысяч заключенных. Тела их потом две недели вылавливали на расстоянии до Тутаева. Но как в этом прокаженном месте, где жизнь человеческая ценилась не выше, чем грязь под каблуком, появился театр? По чьей злой иронии здесь вместе с насильниками и убийцами оказались выдающиеся деятели искусств, артисты и музыканты? (Список знаменитостей Волголага впечатляет: балерина Большого театра Лилия Сфаэлло-Эванс, артист балета Николай Трегуб, Михаил Дудко – партнер Улановой в Мариинском театре, немало профессиональных актеров, несколько ранее – основательница первого в мире музыкального театра для детей Наталья Сац). Рыбинскому краеведу и бывшему узнику Волголага Киму Катунину удалось отыскать уникальный документ, многое объясняющий. В архиве ГУЛАГа хранятся письма начальника

Волголага Журина, который просил разрешить создать в лагере культ­бригаду из числа заключенных. На это последовала резолюция: «Не возражаю. Пусть гонят дурь, может, остальные станут меньше дохнуть». И в уголке листа пять зловещих букв розовыми чернилами: «Берия». Только благодаря им многие талантливые люди дожили до конца срока. «Джаз» врагов народа «Мы с мамой сейчас ставим «Без вины виноватые»» – это из лагерного письма Сергея Радлова сыну. Как-то жутковато звучит название спектакля в репертуаре театра, на 90 процентов состоящего из репрессированных. Но, видно, начальство это мало смущало. Впрочем, как и само экзотическое название театра, придуманное какой-то шишкой из НКВД, – «Джаз». Считалось, что Радловы, как и многие другие деятели культуры, были на привилегированном положении. Главная «привилегия» – им позволили жить рядом и работать по специальности. Сергей Эрнестович взял на себя руководство театром, который располагался на территории нынешнего детского парка в Переборах. Анна Дмитриевна помогает ему в постановках концертов и продолжает заниматься переводами. Лагерь живет по абсурдным, не поддающимся логике законам. Это настоящий Антимир. «Внешне наша жизнь сейчас очень мало суетлива», – пишет Радлов актеру Вольдемару Чобуру, не побоявшемуся вести переписку с политзека. Он изучает на староанглийском Шекспира. Анна работает над шекспировским концертом (вот опять гений Возрождения поддерживает их в самые тяжелые времена), ставит пьесы, переводит Вольтера – в лагерной библиотеке нашлось первое французское издание в сафьяне с зо­лотом. Новинки драматургии, журналы, вечерние газеты, рецензии на новые постановки им присылают друзья. «Я здесь, полеживая, прочитал…»

– это, между прочим, тоже строчка изза колючей проволоки. Похоже, жизнь, согретая искусством и любовью, дарила супругам силы и надежду. Радловы целиком поглощены творчеством. «Я могу по-прежнему делать настоящие вещи в искусстве, не прося скидок на бедность», – пишет Сергей Эрнестович своему другу. Впоследствии лагерные власти и вовсе снизошли до неслыханной милости – разрешили супругам жить вместе. Им отвели 4-хметровую «кабинку», где они спали, туда же к Анне Дмитриевне приходили актеры заниматься речью. «Она все еще выглядела как «grande dame» (знатная дама) петербургского общества... Актеры почти без исключений окружали ее мистическим почитанием. Сам Радлов однажды заметил, что это похоже на языческий культ матери.

Мужчины и женщины поверяли ей свои повседневные заботы. Ее мнению, которое порой могло выглядеть как не подлежащий обжалованию приговор, никто не противоречил», – подробно рассказывает в своей автобиографической книге «Рожденный в Москве» Эрих Франц Зоммер, немецкий военный переводчик, при непосредственном участии которого Германия объявила войну СССР. Волею случая Зоммер попал в тот же лагерь Переборы, что и Радловы. «Джазовому» репертуару мог позавидовать любой советский театр той поры: спектакли Шекспира идут под живую музыку, балеты «Бахчисарайский фонтан» и «Лебединое озеро» поставлены почти полностью. «Какое это было счастье снять лагерный бушлат и ватные штаны и одеться для выступления или репетиции!», – приводит слова артистки журналист Сергей Радлов, внук узников, в одной из своих статей. Аудитория по другую сторону лагерной рампы соответствующая – от генералитета НКВД, наезжавшего на премьеры, до воров, проституток и убийц. Любили театр и охранники. Однако периодически конфликты все-таки случались и с надзирателями, и с урками. Когда Анна Радлова только попала в лагерь, воровки и проститутки живо заинтересовались ее чемоданом с французским гардеробом, но когда узнали, что с ними сидит известная писательница и «настоящая дама из бывших», все «экспроприированное» было возвращено. Однажды балетного танцора Трегуба уголовник по кличке Рябой проиграл в карты. Чудом удалось спасти обреченного немцускрипачу, когда бандит уже вынимал стекло из окна. В другой раз на репетицию Радлова ворвались НКВД-шники с ружьями, увидев, что ночью в бараке горит свет. Диалог был короткий. «Ты что здесь делаешь, сволочь?» – «Репетирую пьесу «Каменный гость» Пушкина» – «А на …?» – «Чтобы вы пришли, и вам понравилось». Инцидент был исчерпан, а репетиция продолжена. Театр «особого назначения» много разъезжает. И несмотря на то, что гастроли проходят абсолютно анонимно, имена труппы у всех на слуху, не в последнюю очередь благодаря конвойным, которые в обмен на папироски охотно распускали языки. Театр избороздил с концертами весь Волголаг. Актриса Валентина Григорьева вспоминала, что однажды, приехав в лагерь Каменники под Рыбинском, сразу услышали от одного зека: «Сегодня ночью всех артисток …» В этом лагере сидели уголовники с большими сроками. Выступать предстояло на следующий день, и засыпать все ужасно боялись. Но их не тронули – их охранял пленный немец, который всюду сопровождал труппу. Играл «Джаз» и перед гражданским населением Ярославля, Рыбинска и Углича, делая, кстати, большие денежные сборы. «Наш ансамбль уехал

2012

всего на свете я боюсь расстаться с Сережей, и даже самая дивная свобода без него для меня горше и хуже заключения с ним», – признается Анна в письме сестре. Господи, ты самый справедливый из судей, Зачем же ты судил, чтоб наша жизнь была так темна и убога, Что самая легкая из всех наших дорог – К Тебе дорога? Почему нет у нас ни цветов, ни вина, ни хлеба, А над нами торчит, как черная крышка, небо? А Бог отвечает: хмельнее вина, Жарче огня, скрытней земли, глубже воды, Утешнее сна, Слаще, чем все земные плоды, Подарена Вам любовь, Теплая и соленая, как кровь.

1919

61

{люди и судьбы} 2012

62

на гастроли в Углич, откуда вернется через 2-3 дня… Театр работает там с большим успехом, даже соревнование с фильмом «Без вины виноватые», который кто-то старался крутить там в те же дни, кончились нашей победой», – пишет Радлов летом 1946 года. Актеры даже получают премии. Некоторые из

них – какой непередаваемый нонсенс!

– вспоминали об этих временах как о самых счастливых в жизни. Радловы тоже почти счастливы. «Почти» – из-за «хрупкого» (так нежно говорит супруг) здоровья Анны, она подолгу и часто болеет – гипертония. Сказались пережитые потрясения.

вию, руководил русским театром в Риге и, конечно, ставил там пьесы Шекспира. Но сердце будто осталось там – за лагерной колючкой в Переборах, вместе с Анной. Там, где он был счастлив: «На четвертом десятилетии знакомства я еще более ее полюбил, еще более восхищался ее духовной красотой, благородством, талантом, неповторимостью», «все остальное грязь и мишура, и у меня одно сокровище – Анна. И поэтому эти три года были годами огромного внутреннего счастья, когда Анна чувствовала, как я люблю ее, когда я не поцарапал ее сердца ни разу ни словом, ни делом, ни помыслом. В этом может быть единственное мое утешение, кислородная подушка моей души».

Спустя три десятилетия эти слова обернутся пророчеством для нее самой.

23 февраля 1949 года после четверти часа мучений Анна Радлова скончалась от инсульта. На руках мужа. Учитывая ее заслуги, поэтессу похоронили в одежде и в отдельной могиле, но без гроба. (Обычно заключенных закапывали в братской могиле, накопив трупы за несколько дней). Муж тайно установил на ее могиле чугунный крест. По его наставлению поэт Николай Якушев, отбывавший срок тут

же, повесил табличку из нержавейки. Какое-то время простые люди еще ухаживают за могилкой, приносят цветы своей любимой «артистке Ане». Но табличку потом украли, и место захоронения поэтессы, позабытое, десятилетиями зарастало травой в человеческий рост, пока в 1995 году ребята из рыбинской школы №15 – члены клуба «Изыскатель» не отыскали его в окрестностях деревни Стерлядево. Еще через десять лет энтузиастам удалось установить мраморный памятник. Звезды падут, люди падут, Все вострепещет пред ним, Люди к любимым пути не найдут, К мертвым и к бедным живым. Анна Радлова, 1917 Сергей Радлов провел в Волголаге еще четыре долгих мучительных года. После смерти Анны его охватило отчаяние, соседи по бараку едва вынимают его из петли. Все более плотной стеной обступает одиночество. Проводив всех своих артистов кого на волю, кого в мир иной, он остался один, и театр закрыли... В 1953-м режиссер был освобожден и в 1957-м реабилитирован. Он уехал в Лат-

Пускай скудеет в жилах кровь, Но в сердце не скудеет нежность. Тютчев

Прижмусь ладонями к лицу, А мысль упрямая, как дятел, Твердит: ты так привык к кольцу И вот теперь его утратил. Я тридцать лет носил кольцо И в нем четыре буквы милых. И в чем же рок, в конце концов, Меня карая, заменил их? Я вою одичалым псом, К хозяйке лапою тяжелой Скребясь в тоске звериной, голой. И вот ко мне сквозь сон, сквозь сон, Сквозь камень стен летит твой голос. И ты со мной, и я с тобой, И нет для любящих разлуки! Навек сплетенные судьбой, Друг другу мы целуем руки. Еще в награду после муки Услышим флейту и гобой Сорокалетней свадьбы звуки! С. Радлов, декабрь 1945•

2012

«Хочу умереть у тебя на плече» В 1919 году Анна Радлова пишет пронзительное стихотворение. Видишь, Дворцовая площадь Нежной травой поросла. Ветер в небе знамена полощет, А на знаменах кровь или стертые слова. Только знаю – слова и кровь Прославляют нашу любовь. И цветет любовь, как резной цветок, На стальном искусном мече. Если смерть нам сулит рок, Хочу умереть у тебя на плече.

63

2012

{духовные связи}

Рыбинск и Углич связаны судьбой

Епископ Рыбинский и Угличский Вениамин – человек, хорошо знакомый и рыбинцам, и угличанам. Он долгое время возглавлял отдел образования Ярославской епархии, был главным редактором «Ярославских епархиальных ведомостей», исполнял обязанности ректора Ярославского духовного училища, сегодня заведует кафедрой теологии Ярославского педуниверситета. Владыка Вениамин откликнулся на просьбу журнала «Углече Поле» рассказать об исторических параллелях Рыбинска и Углича, связанных с историей двух наших городов в XIX – XX веках.

64 На заседании священного Синода Русской православной церкви, которое состоялось 15 марта 2012 года в патриаршей резиденции в Московском Даниловском монастыре, было принято решение о создании на территории Ярославской епархии Ярославской митрополии в составе двух епархий – Рыбинской и Ярославской. Ярославской епархией, а также одноименной митрополией управляет митрополит Ярославский и Ростовский Пантелеимон (Долганов), Рыбинской епархией – епископ Рыбинский и Угличский Вениамин (Лихоманов).

– Каким был православный Углич в конце семидесятых?

– Там была одна открытая церковь – Св. царевича Димитрия на поле. Но многие ездили и в храм Михаила Архангела во бору. Этот храм очень почитаем. Там в свое время служил будущий архиепископ Костромской и Галичский Кассиан (кстати, тоже родившийся в Угличском уезде, – в селе Золоторучье). Храм Михаила Архангела во бору очень любили старые прихожане. Он сегодня для многих рыбинцев, ярославцев, тутаевцев стал значимым местом. Знаю, что сейчас к нынешнему настоятелю этого храма, отцу Рафаилу, иногда на праздничную службу ездят целые автобусы рыбинцев. Православные верующие с давних пор стали почитать и Радищево (сейчас

Никольское. – Ред.) под Угличем. Там сегодня живет игумен Иоанн, собравший крепкую православную общину. Туда многие люди ездили и ездят за поддер­ жкой и утешением.

– Владыко, вы председательствовали в епархиальной комиссии по сбору сведений о репрессированных священниках и новомучениках советского времени. Назовите, пожалуйста, несколько имен и памятных мест, связанных с Угличем.

– В Угличе есть ряд таких памятных мест. Например, затопленный Паисиев Покровский монастырь. Недалеко от Углича есть село Котово, в котором жила исповедница православной веры Ираида Осиповна Тихова, староста местной церкви. У нее была маленькая банька, в которой в 1938-1943 годах служил литургию архиепископ Василий Кинешемский, освободившийся в 1938 году из рыбинского лагеря. К нему тянулись люди – и духовенство, и миряне. Село Котово стало в те годы неким центром церковной жизни, куда многие приезжали. Был среди них и исповедник Георгий, староста Воскресенского собора, прославленный в лике святых, мощи его покоятся ныне в тутаевском соборном храме. В послевоенное время в Угличе служили будущий митрополит Никодим и владыка Исаия, и там же проживало много монахинь из закрытых монастырей. Монахини хранили православные святыни, и с ними всегда поддерживал связь митрополит Никодим. Очевидна и связь рыбинского Софийского женского монастыря с Угличем – обитель была основана по благословению угличского старца, отца Петра Томаницкого.

– Софийский монастырь был единственным в Рыбинске в начале прошлого века, а Углич славился сразу несколькими обителями, расположенными прямо в городе. Как совершалось их возрождение в советское время?

– Монахиня Миропия была раньше настоятельницей Покровского женского монастыря в Быково Некоузского района. А поскольку ее дорога всегда лежала через Углич, она наладила со временем там многие контакты. И когда появилась возможность передать здания Алексеевского монастыря церкви, она приняла их, и вначале Алексеевский монастырь был приписным к Покровскому. На одном из епархиальных советов было принято такое решение – владыка Михей благословил. Позднее этот монастырь стал самостоятельным. Сегодня там несет труды игуменья Магдалина. Мы всегда хорошо общались в Угличе со старейшим клириком нашей епархии – отцом Владимиром Бучиным. А до него в конце 80-х настоятелем там был отец Павел Кравченко, который уже более двадцати лет – благочинный Рыбинского округа.

– В конце XIX века в Угличе был викарий, а сейчас нет. С чем это связано?

– Углич – город с богатой церковной историей, с большим на тот момент – конец ХIХ века – числом церквей и монастырей. (Думаю, что там было больше церквей, чем в Рыбинске, хотя Рыбинск в ту пору обладал гораздо более развитой городской структурой). Управлять этой жизнью и был призван епископ Угличский, кафедру которого учредили в 1888 году. Получил эту кафедру владыка Амфилохий (Сергиевский-Казанский). Однако он все же был викарием Ростово-Ярославской епархии, и главной его обязанностью была помощь митрополиту Ярославскому. Поэтому Угличский епископ жил в Ярославле, и служил чаще всего тоже там. Но в начале ХХ века одного епископа, поставленного в помощь правящему митрополиту, уже оказалось недостаточно, и открыли кафедру в Рыбинске, куда епископом назначили владыку Евсевия (Гроздова). Кстати, при этом его перевели сюда из Углича, а епископом Угличским стал владыка Иосиф (Петровых). В тот период, до 1929 года, в Ростово-Ярославской епархии было пять викарных епископов – кроме Рыбинска и Углича, в Ростове, Тутаеве и Любиме. В годы послереволюционные епископы стали подвергаться репрессиям. И потому в списке наших викарных епископов много имен – они успевали недолго послужить, и их арестовывали. На их место приходили другие. В Рыбинске, например, за период с 1920 по 1937 годы было четырнадцать епископов. Рыбинск и Углич тесно связаны судьбой священномученика, епископа Николая (Муравьева-Уральского). Выпускник Военно-Медицинской академии, а затем Санкт-Петербургской духовной академии, он был пострижен в монашество. Был фронтовым врачом. В 1932-1933 годах он был епископом Рыбинским, затем – епископом Муромским. В его жизни были два ареста и два приговора по 10 лет лагерей. В 1954 году, после освобождения, он остался жить в Угличе. Минуло уже полвека после его кончины, он погребен у храма Царевича Димитрия, 30 марта – день его памяти. В Угличе кафедру епископа восстановили в 1954 году. Владыка Димитрий по своей старости и немощности не мог управлять епархией, и тогда ему в помощь на угличскую кафедру назначили владыку Исаию (Ковалева). А затем в 60-е годы кафедру сохранили, и это была заслуга владыки Никодима (Ротова) – он сумел договориться с властями. В 2012 году по благословению митрополита Пантелеимона в Ярославской епархии подготовлен и выпущен в свет православный календарь, в котором содержатся развернутые сведения обо всех известных на сегодня новомучениках и исповедниках Ростово-Ярославской епархии. Думаю, это издание может раскрыть читателю много нового на тему духовных и культурных связей Рыбинска и Углича. Беседовала Анна Романова

2012

– Владыко, вы служите в РостовоЯрославской епархии, а теперь – митрополии, четвертый десяток лет. Скажите, с чем в вашей жизни связан город Углич?

– В 1978 году я был назначен священником в город Романов-Борисоглебск, который был основан угличским князем Романом Владимировичем. Знаю, что есть другие мнения, но этот факт описан в житии святого, и мы склоняемся к тому, что именно благоверный князь Роман Угличский был основателем Романова. Вероятно, и другой князь, Роман Васильевич, имеет отношение к городу Романову, – поскольку воссоздавал его после лет забвения. Но все же основателем следует считать именно благоверного князя. Поэтому для меня с городом Угличем, в первую очередь, связан город Романов, ведь в древние времена это было одно княжество, и правил этими городами один князь. Взаимосвязь эта была для меня несомненной и тогда, когда много лет назад по благословению владыки Платона, мы, совершая торжественное богослужение в день памяти святого благоверного князя Романа Угличского, отправились за частицей его мощей в Углич. Угличский благочинный отец Олег (Клемишев) встретил нас тепло. Тогда не было таких красивых ковчегов, как есть сейчас. Мы приспособили для этой службы коробочку из-под крестильного набора. И вот эту частицу святых мощей торжественным ходом перенесли в Воскресенский собор города Тутаева, где каждый год совершается богослужение в память благоверного князя. Кроме того, мой святой – епископ Романовский Вениамин, репрессированный исповедник веры Христовой, о котором в первые годы моего служения на ярославской земле известно было очень мало. Но со временем исследователям удалось восстановить многие подробности его жизни и мученической кончины, и стало известно, что родился он под Угличем, в селе Переславцево (хотя сейчас оно относится к Борисоглебскому району).

65

{духовное наследие} 2012

66

Вы, нынешние, ну-тка!

Перед вами, дорогой читатель, автобиография протоиерея Рыбинского собора Алексея Золотарева (1841-1928). Знаменательно, что впервые она публикуется в год создания Рыбинской и Угличской Епархии. Протоиерей Алексей Золотарев родом был из Иерусалимской слободы, находившейся недалеко от Углича. В Угличе он окончил Духовное училище. Там, на углической земле, проходило его духовное становление и укрепление в вере. Семья рано осталась без отца-кормильца, и маленький Алексей старался помочь матери и младшим братьям и сестрам. Пешком, босой, в непогоду ходил он в Угличское Духовное училище постигать науки. Случалось, и голодал, но ученья не только не бросил, а даже сам попросил оставить его на 2 года повторного обучения, чтобы выучить латынь и греческий. И пишет он об этом просто, как об обычном деле. («Вы, нынешние, ну-тка!»). Интересно, что и жену свою он также просто выбрал, проговорил с нею всю ночь первого дня знакомства и да­же после венчания в первую брачную ночь молодые говорили друг с другом. (Тоже трудно представить в свете нынешних свободных нравов). Зато прожили вместе в любви и согласии полвека. Воспитали пятерых детей. И хоть особой, страстной любви между ними не было, – как пишет протоиерей, – любовь была подлинная, крепкая настолько, что после смерти супруги отец Алексей по причине ухудшившегося здоровья уходит от службы на покой, прослужив почти 60 лет. Вся священническая служба отца Алексея прошла в Рыбинске. 30 лет он прослужил в Воз­несенско-Георгиевской церкви и столько же в Спасо-Преображенском соборе. Первым его наставником был знаменитый на всю Россию проповедник протоиерей Родион Путятин, о котором отец Алексей вспоминает тепло и с любовью. Также с любовью относился он и к своим прихожанам, и они платили ему тем же. После кончины отца Алексея проводить его в последний путь пришли сотни горожан, несмотря на начавшиеся гонения на церковь и запреты публичных похорон священства. Соборный колокол в последний раз прогудел двенадцатью ударами по соборному протоиерею, перед тем, как быть сброшенным и разбитым, чего отец Алексей уже не увидел… «Он умер вовремя, – писал позднее его старший сын Сергей, литератор и педагог, – как всегда при безвременьи «вовремя» умирают хорошие люди, не испив полной чаши обид, гонений, оскорблений от торжествующей власти тьмы.» Пусть эта публикация будет светлой памятью великому труженику на ниве просвещения и служения Богу и залогом искупления греха безверия и беспамятства его земляков . Ольга ТиШИНОВА

Алексей Золотарев после окончания Ярославской духовной семинарии. 1865 г. Сыновья А.А. Золотарева. Слева направо: Алексей (писатель, краевед, организатор музея, архива и библиотеки в Рыбинске), Николай (краевед, юрист, библиограф, директор Тургеневской библиотеки в Париже), Давид (этнограф, антрополог, зам. директора Русского музея), Сергей (педагог, литературовед, профессор Петроградского университета). Рыбинск, 1904 г.

Редакция журнала «Углече Поле» выражает огромную благодарность Рыбинскому государственному историко-архитектурному музеюзаповеднику за предоставленные фотодокументы из музейного фонда.

I. Родился я 1 октября 1841 года в Иерусалимской слободе Угличского уезда Ярославской губернии, находящейся в одной версте от города Углича, вблизи реки Волги. Родителю моему, местному псаломщику (дьячку) было в день моего рождения 64 года, а матери моей, Маремьяне Федоровне (второй жене Алексея Михайловича Золотарёва) – 31 год. Семья в то время состояла из отца, матери, тетки Татьяны Михайловны, сестры, девицы Анастасии Алексеевны (от первой супруги родителя) и трех маленьких сестер: Евлампии, Анны и Екатерины. Отец, несмотря на свои немолодые годы, был хороший работник и старательный домохозяин. По церковной службе всегда был исправен, ходил на высокую

колокольню благовестить. Вежлив, доброжелателен и внимателен к своим сослуживцам и прихожанам и был любим ими. По хозяйственной части он был и плотник, и сапожник, делал продовольственные закупки, возил дрова и для построек бревна. Занимался и обучением грамоте своих детей, хотя сам научен был своим отцом только чтению, письму и пению по нотам. В школе ему не пришлось быть, так как отец (тоже дьячок) помер, когда моему родителю был 10-й год, и он сейчас же занял место отца своего. Обучал чтению и пению родитель мой, как умел, и старших моих братьев и сестер, и меня. Сначала учили буквы: аз, буки, веди и т.д., потом склады – буки-аз – ба-ба, буки-арцы-ихру-бру и тому подобные трудные выговоры по славянской азбуке, дальше читали часослов и, наконец, псалтырь. В нашем селе была школа и, после

умелого чтения в псалтыри, я был отведен в эту школу. В ней с первого урока дали мне прочитать две страницы по книге гражданской русской печати. Так как я не мог читать русскую печать, а только славянскую, то отец мой, умеющий читать и русскую, начал учить меня тотчас по приходе моем из школы и всю ночь до следующего утра – до времени отхода моего в школу учил, и я выучил наизусть заданные мне две страницы. Учил, желая добра и пользы нам, и – спасибо ему! В школе меня учили Закону Божию, арифметике, русской грамматике и письму, а пению учил отец. Матери моей хотелось поскорее поместить меня в Угличское духовное училище, и не было мне еще 7-ми лет, как мать привела меня к ректору училища, протоиерею Угличского собора Димитрию Попову и просила принять меня в училище. «Куда ты привела такого мальца?», – говорил ректор. – «Его забьют!», и отказался принять за молодостью лет, хотя сын вдовы священника нашей же слободы, Сергей Розин, почему-то был принят, и таких же лет. Это было в 1848 году. Но и в следующем, 1849 году, тоже было отказано в приеме меня в училище и по тем же мотивам. И только в 1850 году я стал считаться учеником духовного училища. До поступления моего в училище родитель мой еще продолжал учить меня в каникулярное время, чтоб я без дела не был и не зашалился с другими детьми. Для обучения он уходил со мной в жаркую летнюю пору в выстроенный родителем сарай и, когда нужно было ему отлучиться, оставлял меня одного читать и петь разные уроки. Бывало, когда отец долго не возвращался в сарай, который он запирал всегда, чтоб я не убежал, я подкапывался под стену сарая и уходил на свободу. Раз, когда отец запер меня со всех сторон в маленькую пристройку к сараю и мне наскучило сидеть одному, я вздумал вылезть из сарая через небольшое оконце без стекол и головою завяз в оконце, так что едва вытащился, и после этого не было уже попыток с моей стороны к освобождению на вольный воздух и на простор полей, и на реку Волгу, где мы, мальчики, часто и много купались и ловили рыбу. Отец мой часто ходил в город Углич за продуктами и всегда приносил нам, детям, покупки-гостинцы, большею частию из пшеничного хлебного печенья (утки), и мы радостно и нетерпеливо дожидались его возвращения. Серебряные и медные деньги я видел в раннем детстве, а кредитных билетов близко, в руках, не держал, а посмотреть на них хотелось. Знал я, где хранился кошелек отца с деньгами (он всегда лежал на малом шкафчике на виду), и я в отсутствие отца и матери,

2012

Автобиография протоиерея Рыбинского Преображенского собора Алексея Алексеевича Золотарёва

67

{духовное наследие} 2012

68

А.А. Золотарев (отец).

достал этот кошелек, ушел в подполье и под печку, где было светлее, открыл, насмотрелся на разные картинки-кредитки и положил обратно туда же, где он был. Любопытство проявилось у меня и в других поступках – в порче бубенчика, когда хотелось узнать, что звонит и почему, в порче и других инструментов, которых у отца было много (например, пробовал разрезывать камень). Пока жив был родитель, недостатков к прокормлению большой семьи не виделось, не ощущалось, и зависти к соседям не было. Семья после моего рождения увеличилась еще рождением сыновей Михаила и Христофора и девочки Параскевы.

сиротой. Училище в то время состояло из 1-го и 2-го приготовительных классов с одногодичным курсом и низшего и высшего классов с двухгодичными курсами и помещалось в одном двухэтажном доме. Подготовлен я был к урокам достаточно и мне не трудно было учиться и занимать первые места в разрядных списках класса. Через год я перешел во 2-ой класс, там давали нам письменные упражнения по русскому языку, где требовалось знание частей предложений, частей речи, склонений и спряжений, и тогда приходилось иногда путаться без руководителя. Тем не менее, я все же оставался в 1-м разряде. В 1-м классе учителем был только что кончивший курс Духовной Академии А.А.В., добрый и хороший учитель, во 2-м – старенький священник о. Ф. Ширяев, добродушный и флегматичный.

Семья Золотаревых. Слева направо сидят: Давид, отец Алексей, матушка Юлия, Сергей; стоят: Мария, Николай, Алексей. Рыбинск, 1890 г. Священник Алексей Золотарев с преподавателями Рыбинского городского училища. 1880-е гг.

Перед окончанием занятий, отпуская на летние каникулы, ректор объявил нам, что с сентября месяца (начало академического года) наш 2-й класс и 1-й и вновь принятые в училище составят низшее отделение, а в верхнем этаже поместятся средние и высшие отделения училища. Но когда после каникул я пришел в училище, ректор прочитал бумагу из Ярославского семинарского правления, предписывающую первый разряд 2 класса перевести в среднее отделение. Большинство учеников осталось очень недовольно переводом в следующий класс, так как в каникулы не приготовилось к среднему отделению, в котором сразу же начали изучать латинскую и греческую грамматику. Так как я жил не в городе, а в селе, где некому было научить меня языкам, и я не знал даже букв латинских и греческих, то трудно было изучать все, что преподавалось в классе, и по языкам я не мог всегда приготовить уроки удовлетворительно, не мог и в списках занимать первые места. Это меня огорчило, и к концу 2-го года (все три отделения были двухгодичные) я заявил инспектору, что желаю остаться на 2-й курс в том же классе.

2012

II. В январе 1850 года скончался мой родитель, оставив большую семью сирот, из которых старшей сестре было 16 лет. На погребение отца приехал сын – священник о. Михаил Алексеевич Золотарёв – из села Борисоглебского – старого Холопья Мологского уезда, очень любивший своего батюшку, очень добрый и сочувствующий вполне семейному горю. Он принял участие в расходах по погребению отца и после посылал посильно нашей семье. И я часто гостил у него в летние каникулы, где на реке Мологе, в лесах и полях находил большое удовольствие и развлечение. Другие старшие мои братья, дети отца (Павел – врач, живший в Старой Руссе Новгородской губернии, Дмитрий – священник и Арсений – тоже священник, жившие в селах Угличского и Мологского уездов), на похоронах не были. И помощи от них семья тоже не получала. Ни я у них, ни они у нас не бывали. С сентября того же года (1850) я стал учиться в Угличском духовном училище,

69

{духовное наследие} 2012

70

Инспектор не согласился со мной и не советовал оставаться еще на два года, говорил, что спросит мою мать, согласна ли она со мной. Но я решил окончательно остаться. И два следующих года занялся серьезно и много и умело поработал, занимаясь почти исключительно изучением классических языков, так как по другим предметам и на первом курсе у меня были полные успехи. И удовлетворено было мое самолюбие, и жизнь в училище стала легче и радостнее. И в разрядных списках я стал занимать первое и второе место. А латинский язык изучил я настолько, что мог писать письма на нем. Учителем латинского языка был о. Семен Кедров, усердный к делу, энергичный и хорошо владевший языком, частыми письменными упражнениями развивал нас успешно в среднем отделении. А инспектор А.Д. Красносельский также хорошо преподавал латинский язык в высшем. Преподавателем греческого языка был священник о. А.К., он хотя и знал язык, но был ленив; строгий и жестокий, любивший разные наказания за малейший неуспех изучения уроков; только зубрежкой и письменными упражнениями вел дело преподавания языка. В 1855 году посетил наше училище вновь назначенный на Ярославскую кафедру преосвященный Нил. В нашем классе он был на уроках славянского языка, учителем которого был священник о. В.К., малоопытный, недалекий по умственному складу: он пересадил на первую парту красивых и хорошо одетых учеников и потерпел крушение. Нил накричал на него чуть ли не в классе, так как ученики не могли склонять слова «тень и сень». И не мог поправить дела; когда преосвященный предложил ему самому спросить учеников о чем-либо другом, он предложил тоже склонять: «клеврет», слово, помещенное в учебнике. И тогда же были уволены от службы учителя славянского языка, греческого языка и учитель низшего отделения – все священники. После ревизии преосвященного Нила и назначения новых учителей – двух кандидатов Московской Академии, из которых в особенности выделялся Т.И. Второвский, повеял новый дух, лучшие времена. Второвский уничтожил нотатки (это списки учеников; в нотатках отмечались знания уроков лучшими учениками, так называемыми нотаторами, которые выслушивали заданные уроки перед уроком наставника); почти вывелись из наказаний розги, стала прекращаться зубрежка уроков по учебнику, по истории начались лекции, и мы вздохнули полегче. В часы занятий уроками учителя посылали учеников за водой на Волгу, и мы носили воду на квартиры учителей, очищали сады от мусора и засохших веток у них же, ходили за покупками рыбы, мяса и т.п., переписывали деловые бумаги, ходили на Богослужения читать и петь в те храмы, настоятелями которых были учителя-священники. Мой младший брат Михаил ходил даже из слободы в город за

утренни и за всенощное бдение во всякую погоду. Учение начиналось с 8 часов утра до 12, потом с 2-х до 4-х, по два часа урок и часто зимой приходилось тонуть в сугробах снега, когда шел в училище в темное утро, летом ходил в училище в крещенином халате и босиком, во все время учения в училище, квартиры в городе я не имел. Старшая сестра иногда подвозила меня до города на салазках. Пособия от училищного начальства получал 60 руб. ассигнациями, что служило подспорьем для семьи, которая существовала своим трудом, зимой пряла и ткала, а летом жала и сено косила за плату на чужом покосе. Старшая сестра моя все лето, с ранней весны и до глубокой осени, жила на летних работах у дяди своего, дьячка А.И. Сперанского в селе Мимошне в 10 верстах от родины, где и я часто летом проводил время во время сенокоса и жнитва, где с глубокого утра (около 4 – 5 часов) до ночи помогал в сельских работах косцам и жницам. В вознаграждение за труд, или в подарок на прощание, получал от дяди и отца крестного монету серебряную в 30 копеек. В свободное время развлечениями были: игра в бабки, свайку, чехарду, хоронички в стогах сена и ржи, пускание латушек и т.п. В игры наши нередко вступали и большие. Развлекали нас и медведи, которых водили по приходу вожаки их. Медведи выделывали разные штуки. Так, например, как женщины на барщину ходят, как девицы румянятся и т.п. Но особенное удовольствие и радость доставляли нам, учащимся, так называемые рекреации. Это отдых в неучебные дни, выпрашиваемый у ректора в мае, перед первым уроком. Утром ученики уходили на реку Волгу купаться и ловить рыбу, а к вечеру собирались все в лес – Рыжечник, куда приходили ректор и все учителя. Там наслаждались чистым воздухом и свободой. Вели разные игры: бабки, лапту, свайку и другие, пели разные песни. В играх принимали участие и учителя, и обращались с нами по товарищески. Каждый из нас, сколько мог, лакомился гостинцами: пряниками, пышками, орехами и т.п. Учителя угощались принесенными из домов напитками и закусками, уходя от нас поглубже в лес. Это были настоящие детские, веселые праздники. Возвращались с гулянья домой вместе с ректором и учащимися – с песнями, а иногда с пением пасхальных песней и песнею «Да воскреснет Бог», заканчивали пение уже на городских улицах. Почти после каждого такого гулянья, на следующий день выпрашивали отдых – неучебный день. Два раза подвергался опасности за жизнь, а в 1-й день св. Пасхи причт слободы и маленькие дети их – ученики духовного училища, в том числе и я, отправлялись за реку Волгу в Покровскую слободу при Покровском монастыре для пасхального посещения прихожан и христосования в их домах. Реку перешли по льду, уже поднявшемуся от

прибыльной воды. Но когда пошли назад, после поздравления прихожан, и только вышли на середину реки, лед пошел по воде густою массой – плесом. И чем дальше, тем больше раскалывался на части, у берегов образовалась вода, а лед ушел, и нам пришлось бежать по льду к Угличу, в надежде на спасение. Льдины раскалывались, образовывали трещины, и нам нужно было перескакивать эти трещины, причем должны были побросать и корзины с пасхальными яйцами. И только жители слободы, увидевши нас бегущих с колокольни, где они звонили, спасли нас, притащивши длинных досок, по которым мы и успели сойти на берег, так как доски достигали льдин. Летом, в хорошую погоду, мы, дети, в большом количестве нередко большую часть дня проводили на реке Волге. Часто купались, иногда зарываясь в песок, и – опять в воду, отмывали песок. Ловили рыбу. Посредине Волги был виден огромный камень, в верхней части его и за ним у противоположного берега было мелко, а в задней по течению, очень глубоко. Многие переплывали реку, отдыхая у камня. Раз много нас поплыло к этому камню, подняли плеск руками и ногами, и вода стала попадать в рот, нос, уши, и я выбился из сил и поплыл назад, а быстрота волны стала захлестывать меня и тянуть в воду. Несколько раз пытался вставать, но до дна не доставал, а грозная волна все тащила вглубь. Считал себя погибшим и насилу мог встать на дно ногами и с трудом дойти до берега. Когда учился в училище, вел дневник событий, но дневник взят был у меня священником отцом Н.А., который жил в верхнем этаже нашего дома и часто ходил к нам. В дневник, вероятно, был записан и такой факт: сосед наш, пономарь П.И., считался богачом. Имел, как говорит народ, две тысячи ассигнациями. И, удивляясь этому богачу, получающему доход 100-200 рублей ассигнациями в год, откуда у него богатство, народ придумал: к нему летает по ночам уж-змей и носит деньги. И я с другими, иногда наблюдая вечером, когда топилась печка, как дым с огнем выбрасывало из трубы, верили, что вылетает из трубы огненный змей, принесший пономарю деньги. Баня была только у священников, там мыться удавалось редко, а мы устраивали свою домашнюю баню: жарко натапливали русскую печь и вечером влезали в нее, когда горячие угли были в углу печки, там нагревались до поту, нередко угольки жгли наше тело, а потом смывали сажу с тела горячей водой в корыте, а иногда выбегали нагими зимой на улицу, в заулок, и там окачивались водой и приходили в дом одеваться.

III В августе 1858 года в Ярославскую духовную семинарию приехал и я, и приехал прямо в Бурсу, на казенные хлеба. Так как ревизор у нас в училище не был перед окончанием занятий (который по временам приезжал и удостаивал, пос-

ле экзаменов, перевода в семинарию), то все мы должны были подвергнуться проверочному экзамену от ректора и инспектора семинарии. Меня спросили только по латинскому языку перевести несколько строк из Цицерона, и ответ был вполне успешный. И меня приняли на полное казенное содержание. Комната, в которую поместили меня, была сыровата, в нижнем этаже каменного здания при Спасском Архиерейском монастыре, но я был очень доволен за все шесть лет семинарского курса, хотя после семинарского обеда с удовольствием мог бы пообедать еще в другом доме. Хлеба можно было брать сколько угодно, а обед состоял из щей с мясом и каши, в праздники давали булку пшеничную, а иногда и жаркое. В постные дни было голоднее. Приехавших и принятых учеников разместили в три отделения, человек по 70-ти в классе, классы были тесные, а когда приходилось сходиться в одном классе, за болезнею учителя, двум отделениям, то многие должны были сидеть на окнах, стоять и даже сидеть на полу. Меня записали в третье отделение (низшее) семинарии, где преподавателем словесности был Н.В. Поспелов, который вскоре ушел в Московский университет. Умный, талантливый, энергичный, но нервный, он в одну треть года принес нам много пользы и сильно развил наши способности. Лекции он читал свои, им самим приготовляемые, объяснения каждому предмету давал самые полные и доступСпасо-Преображенский собор, здесь с 1899 по 1923 гг. служил протоиерей Алексей Золотарев. Нач. XX в.

ные нашему восприятию. Три сочинения в неделю мы писали и в классе и дома, и все они прочитывались неутомимым тружеником, усердным профессором и исправлялись. Глубокая ему благодарность, и да вознаградит его Господь за нелегкий, но благоплодный его труд! В среднем отделении семинарии профессором логики и психологии был В.Г. Орлов. Очень умный, но грубоватый старик, сочинитель философской книги, – и он много принес пользы нашему развитию и образованию. Но были и балагуры-учителя: И.Н. Ростиславов, учитель истории, повремённо преподававший словесность, требовал, чтобы каждый ученик начинал свое сочинение словом «хотя». И упрашивали его начинать сочинение какими угодно словами, он дозволял начинать: «правда, что». Не любил и сердился, когда в классе сидели скромно, без разговоров. И весел

2012

Георгиевское кладбище, где в священническом доме (не сохранился) с 1865 по 1899 гг. жила семья Золотаревых.

71

{духовное наследие} 2012

72

был, и бегал по классу, когда ученики шумели, и по временам останавливал шум, чтобы сказать какой-либо каламбур, анекдот и пустую и глупую шутку, или им самим придуманную, или от ученика слышанную, и тогда целым классом взрывался громкий смех, и учитель был доволен и весел. В высшем отделении семинарии (богословие) отличался энергией, талантливостью, ученостью и умелым ораторским преподаванием богословских и миссионерских предметов иеромонах Евгений, впоследствии епископ Астраханский. Он был инспектором семинарии. Энергическая и полезная деятельность его отразилась успешно и на всей семинарии. Он был инициатором выписки журналов 60-х годов минувшего столетия. Сначала профессора выписывали журналы вскладчину и читали один за другим по расписанию, а потом и ученики. А также устраивали ученическую библиотеку выписыванием разных книг на сумму, собираемую со всех учащихся. Городская публичная библиотека бесплатно была открыта для всех обучающихся в семинарии. И ученики бурсы, уходя на долгие часы в библиотеку и прочитавши там разные статьи, делились с нечитавшими, обыкновенно после ужина, собираясь группами около печки и в других местах, возражали, спорили, и это приносило громадную пользу развитию и умножению знаний, даже и тем, которые только слушали других. В это же время профессор семинарии Е.Ф. Сретенский читал публичные воскресные лекции в Богословском зале, куда сходились гимназисты, лицеисты и посторонняя публика для слушания лекций, главным образом, об образовании языка, о развитии речи и человечества. Такая подготовка семинаристов была результатом того, что очень многие до окончания и после окончания курса семинарии уходили для дальнейшего высшего образования в университеты и другие учебные заведения и там оканчивали курс блистательно. Из моих товарищей впоследствии были: К.В. Ворошилов – ректор Казанского университета, Д.П. Крылов – профессор Харьковского университета, Д.Н. Соловьев – директор канцелярии Св. Синода, многие врачи и т.д. У меня было желание поступить в Медицинскую Академию, но не мог собрать и 100 рублей, которые непременно требовались на первый год, по рассказам товарищей, успевших поступить в университет, Киевскую духовную академию. И даже на казенный счет ни я, ни один из товарищей первого разряда не поехали, так как студент К. академии А.В. Розов, поступивший в академию из нашей семинарии два года тому назад, не хвалил жизнь академическую и не советовал ехать туда. По окончании уроков и экзаменов в семинарии я не один год отправлялся к добрейшему моему брату, о котором уже я говорил, священнику отцу Михаилу в Мологский уезд, иногда почти на

все летние каникулы. И отправлялся по большей части со своим приятелем Костей Ворошиловым так: из Ярославля до Рыбинска на пароходе за 50 копеек, а затем до Мологи и села Борисоглебского (верст 80) пешком (а когда учился последние годы в училище, то с меньшим братом Михаилом тоже пешком из Углича, – 90 верст). В Рыбинске, проходя мимо собора, величественного, недавно выстроенного и освященного (в 1850 году), невольно высказался, что и в нем служат люди, никак не представляя, что и мне придется там служить. В селе Борисоглебском на 24 июня собиралось очень много молодых людей из трех губерний: Ярославской, Тверской и Новгородской (семинаристов, академиков и девиц Царскосельского и Ярославского духовного учебных заведений). Знакомились, говорили о порядках и настроениях в учебных заведениях, веселились, устраивали вечера с музыкой и танцами у священника, псаломщика и даже у графа Мусина-Пушкина. У последнего угощали вкусным ужином с вином, сначала барышень, а потом нас. Тверские семинаристы были ловчее, разговорчивее с девицами и смелее, чем ярославские, но в умственном, ученом отношении слабее. Домой приходилось после веселых каникул опять идти пешком, сберегая братский подарок, данный при прощании на дополнительное содержание в будущем году (учебном). Из Ярославля до Углича и родной слободы (100 верст) приходилось ездить на каникулярное время, на праздники Рождества Христова и Пасхи на легких подводах-саночках, розвальнях, дрогах, на которых подводчики возили разный товар из Ярославля до Углича и обратно. Так как и одежда моя (казенный плащ из серого сукна без подкладки), и санки почти без сена и соломы – холодные, то я и товарищи очень зябли в дороге и часто шли пешком за подводой. Случались в дороге и другие приключения: раз, проехав 25 верст от Углича, подводчики встретили других подводчиков с товаром, за которыми ехали наши подводчики, и подводчики, несмотря на наши просьбы, возвратились обратно в Углич, а нам, седокам, пришлось идти пешком и за тяжестью багажа побросать хлеб, колобки, которые в бурсе ярославской были бы очень дороги и нужны. В другой раз я и несколько других товарищей выехали из Ярославля на пасхальные каникулы 24 марта. День был очень теплый, светлый, ясный, ручейки везде текли бойко. Мой сосед по слободе гимназист И.П. Томаницкий лет 14-ти, поехал со мной в гимназическом плаще и в кожаных сапогах. Ночью сначала пошел снег, а после снега мороз, и мы все начали зябнуть и, как можно, греться. Идти или бежать по дороге было трудно, выпавший снег не удерживал нас, и мы проваливались в незастывшую воду, и лошади едва брели, тоже проваливаясь, а на дороге долго не было деревень, где бы мы могли остановиться. Гимназист

стал замерзать, как мы его ни одевали своей одеждой, тоже недостаточно теплой, и калошами. Наконец, подъехали к питейному дому близ села Каменки и втащили гимназиста в дом, идти он уж не мог, так как едва был жив. Сейчас же я распорядился, чтобы принесли лоханку, налили водки и едва влили в горло гимназисту, разули ноги и поставили его в лоханку, наполненную водкой, и он ожил, затем ноги его обложили куделей, а затем уже надели сапоги, и я пожертвовал своими калошами. Когда мы управились с гимназистом и сами посогрелись, пришел дьячок с ключами от церкви, он пробирался звонить к заутрене, и подошедши к продавцу водки сказал: «Дай-ка мне стаканчик водки, дабы не показаться людям постящимся». Днем, когда потеплело и посветлело, приехали домой, но и дома, в Пасху, когда шутя спрашивал я гимназиста: «Жив ли, Иван?» (так я неоднократно спрашивал его по дороге), он вздрагивал и трясся всем телом. В 1863 году семинарию посетил наследник престола Великий князь Николай Александрович со свитой, слушал лекцию в богословском классе о церковном красноречии и об отделении западной церкви от восточной, а в философском – по логике, и остался доволен, так как вскоре после посещения два преподавателя получили орден Св. Анны 3-й степени. Окончание мною семинарского курса последовало в 1864 году 15 июля после вечерни с благодарственным молебном в храме Спасского монастыря и с замечательною речью ректора архимандрита Иустина, обращенною к окончившим курс. Ректор убеждал хранить веру, блюсти нравственность, облагораживать себя, избегать грубости. Словом, говорил он, семинарист – золото, но не очищенное, руда, к которой пристало много нечистот, грязи, которую и следует смыть и сделать золото – золотом, нравственным, чистым, человечным.

IV Еще до окончания курса мне предлагали должность писаря Норского волостного правления, в 12 верстах от Ярославля, и я ходил туда, но нашел там болезненного писаря, пожалел его, и о желании занять его место никому ничего не сказал. По окончании курса, немного отдохнувши, я занял обещанную мне должность письмоводителя у судебного следователя П.Л. Преображенского, бывшего смотрителя Ярославского духовного училища, уволившегося из-за столкновения с архиереем Нилом. Получал 10 рублей в месяц, несколько времени жил у следователя, а больше жил дома и ходил к нему в город и днем, и вечером. Нередко приходилось ездить по селам и деревням Угличского уезда. Ночевали у дворян, старшин и священников, которые принимали нас очень хорошо. Один из старшин меня очень удивил своею необыкновенною памятью. Разговаривая со следователем вечером об

V В мае мой товарищ и приятель В.И. Мансветов написал мне, что он в Рыбинске, и ему предлагали место священника нештатное, но он отказался. И захотелось мне узнать об этом месте. 18-го мая, посоветовавшись со следователем, который сказал, что семейная, правильная, скромная жизнь и Богослужебная с молодых лет и не избалованная – великое дело, и стремиться к такой жизни похвально. Я, солидарный с таким советом, отправился на пароходе до Рыбинска. В Рыбинске разузнавал об условиях нового для меня места у разных лиц, был у священника Н.К. Крылова, которому нужен был помощник, у протоиерея отца Родиона Тимофеевича Путятина, который принял меня ласково, о многом поговорили, и он написал бумагу-прошение к архиерею о желании его иметь меня священником в соборном причте. С этой бумагой 25 мая я отправился в Ярославль к всесильному в то время письмоводителю архиерея Нила А.В.К., который, прочитавши прошение, посоветовал подать его архиерею. 27 мая прошение подано было мною архиерею, а 31 мая получена резолюция на прошение: «Согласен», и 1 июня получен билет на женитьбу. В Ярославле я был у ключаря собора П.И. Бенедиктова, который посоветовал мне носить синие очки («консервы»), и я купил и стал носить их, и доселе ношу, только уж не синие. 6-го июня приехал домой, 15, 16, 17-го был в качестве жениха у священника Семена Андреевича Кедрова, где 17 лет была невеста Ю.Е. Кедрова, дочь тоже священника с. Чурьякова Евлампия Андреевича Кедрова. 18 и 19 в Чурьякове, где 19-го и помолвился с невестой, а 4-го июля повенчался с ней. Еще до бракосочетания с невестой я гово-

рил много обо всем, сошелся с ней близко, понял ее вполне, да и она, видимо, поняла. Так в доме отца Евлампия Андреевича Кедрова почти всю ночь проговорил с ней, проговорил с ней и другую ночь в день брака. Особенно страстных увлечений между нами не было, скорее были сердечные, братские взаимные отношения, редко прибегали к поцелуям, даже за брачным столом при криках «горько» не целовались.

14 июля мы – муж и жена – поехали в Ярославль, а 16-го в Ростов и Белогостицкий монастырь, где летом жил архиерей. С 17 июля поселились в крестьянском доме Белогостицкой слободы, я стал ходить за богослужение. И в один из дней, когда после окончания литургии я получал благословение от архиерея, он неожиданно для меня предложил мне переходить на светскую службу. По-видимому, ему не понравилось, что я был в синих очках. А очки носил я потому, что у меня испорчен был глаз. (Мне говорили, что я, будучи двух лет, напылил свои глаза сажей с шестка, и неопытный врач испортил один глаз, а другой, который не лечил врач, через короткое время открылся и стал зорким доселе (77 лет). На предложение архиерея, не терпящего возражений, я ничего не ответил, а сообщил сейчас же письмоводителю архиерея предложение архиерейское и сказал, что, женившись и вступивши на службу в духовном ведомстве, мне уж поздно и неудобно менять свое звание, а письмоводитель уверенно сказал мне: «это так… ходите с Богом на богослужение по-прежнему. Архиерей погорячился, не в правду!» И я продолжал ходить на богослужение, и архиерей, который после прочтения моей проповеди еще в Спасском монастыре, куда воспитанники богословского класса ходили исправлять клировые обязанности, в великий пост, сказал мне: «Ты хорошо читаешь» (это редкая милость), более не повторял о светской службе. Об этом факте и я молчал, даже не сказал и жене.

22-го июля я был посвящен в диаконы, а 27-го в сан священника и 28-го служил первую литургию в Белогостицком монастыре. Жизнь в Белогостицах нам понравилась, не было недостатка в продовольствии, там были еще два моих товарища, тоже готовящиеся к принятию сана священника, Л.Ф.К. и В.И.С., оба с женами. На речке мы купались, покупали рыбу и ягоды, гуляли в лесу, я и жены ходили в с. Сулость к родственнику отцу дьякону С.Г. Иловскому. 29-го уехали в Ярославль, там, в Спасском монастыре, я служил литургию 31-го июля и 1-го августа. 2 – 4 был в Угличе, в слободе и Чурьякове, оттуда вечером 2-го же уехали в Рыбинск.

5-го утром приехали и поселились временно на квартире кладбищенского священника. В этот же день я был у протоиерея Р. Путятина, говорил с ним много, он дал мне свою проповедь произнесть в кладбищенской церкви 6-го августа, когда я заявил, что у меня нет готовой

проповеди (скорее, трудно было достать семинарскую проповедь при вступлении на паству, которая хранилась в неразобранных сундуках). 6-го в праздник Преображения Господня и соборный, и кладбищенский причты, не разделенные тогда, и я ходили тогда по домам прихожан с крестом, и меня со всеми знакомили.

8-го вечером перебрался в свою небольшую квартиру с радостью.

VI Еще в первый приезд в Рыбинск мне говорил протоиерей, что я буду получать доходу за свою службу 500 рублей в год (средний доход священника в то время), и я только первый год получил 600 рублей, а в последующие годы больше и больше. Первый мой доход был 20 копеек, полученный мною за напутствие старушки больной, и он долго у меня хранился. Как только я вошел в свою временную квартиру, ко мне приехала матушка с сестрой-девицей, а потом и другая сестра замужняя, муж которой тоже часто был у нас, и брат младший, воспитанник семинарии. Так сразу я сделался семьянином, чего давно хотела матушка (55 лет), которая и прожила у меня до 80 лет. Младшую сестру пришлось выдать замуж в 1871 году, а брат по окончании семинарии через год поступил в Ярославский Демидовский лицей, потом жил у меня в качестве кандидата на судебные должности до марта 1873 года, когда уехал в Тверь на должность судебного следователя, и во все это время пользовался от меня и одеждой, и пищей. Старшая сестра более 20 лет, до смерти в 1886 году, жила у меня как помощница моей жены в домашнем хозяйстве. Особенных недостатков в продовольствии не было, обстановка приобреталась постепенно. Хлеб пшеничный – 2 рубля пуд, мешок ржаной муки – 3 рубля и мясо – 5 копеек фунт - было дешево. Квартиру мою часто посещали товарищи и родные, и всем нужно было давать еще и на дорогу. Последние 50 рублей из приданого моей жены были израсходованы к моим именинам (5 октября 1865 года). На именинах был и протоиерей отец Родион, ласковый, внимательный и благожелательный. Были и учителя, так как с 21 сентября я уже исполнял в уездном училище обязанности преподавателя истории и географии, по рекомендации протоиерея смотрителю училища И.М. Островскому, с которым я был в дружеских отношениях, а также и с семейством его, до смерти его в 1871 году. Историю и географию я преподавал еще в уездном училище и женской гимназии. С 19 мая 1866 года я был назначен законоучителем приходского училища, с 1872 года – уездного училища, затем городского училища и высшего начального училища до конца учебного 1917 – 1918 года, с декабря 1869 года по 24 августа 1876 года – законоучителем женской прогимназии и гимназии. Кроме того, был законоучителем в пансионе реальном и частном начальном училищах.

2012

юридических постановлениях, он цитировал статьи законов и распоряжений, не умея грамоте. Занимался я у следователя 8 месяцев, и занятия эти для меня были очень полезны в будущем. В новый 1865 год, с утра до позднего вечера я занимался составлением годового отчета о количестве и качестве преступлений за минувший год. За болезнею следователя, при непременном члене уездного суда, мне приходилось вести разные расследования. Следователь предлагал мне должность станового пристава по уезду, очень хорошо оплачиваемую в то время, а товарищи – должность аудитора в военном суде, на которую вызывали студентов семинарии. Но верю, что «от Господа человеку исправляются пути его». Еще в детстве у меня было сильное желание служить и угождать Богу, избегая всех греховных искушений в мире, по вразумлению духовника отца С.К., удаляться от общества молодых девиц. Все это повлияло на мысль о монашестве, но только в семинарии, когда я увидел монашескую жизнь лицом к лицу (у меня был родственник иеромонах, к которому я ходил часто), я разочаровался в монашестве, и Господь указал мне новый путь.

73

{духовное наследие} 2012

74

В первые годы священства давал уроки по всем предметам мальчикам и девочкам, готовящимся поступить в учебные заведения, в купеческих и дворянских домах, и нередко приходил домой с уроков в пятом часу. За этот свыше 50-летний период много переменилось учителей, смотрителей, инспекторов, директоров и попечителей учебного округа, к которым я имел служебные отношения, и все они относились ко мне благоприятно, и не было никаких размолвок и недоразумений, а соблюдались мир и доброжелательство. Равным образом, и между сотоварищами и причтом не было серьезных столкновений и соблюдался мир. А отец протоиерей Родион был ангелом-хранителем для всего клира до самой кончины в 1869 году 4-го ноября. Нередко приходилось мне с ним беседовать о многом, любил говорить о проповедях, советовал писать их почаще и произносить в храме, указывал на себя, с какой трудностью он сам начинал писать, как нередко отказывали печатать его поучения. Спрашивал мнения и критики на свои поучения и особенно на те, которые не удостаивались печати, и смиренно выслушивал мнения, не вполне согласные с его мыслями. Администратор он был примерный. Как благочинный, он не доводил до формального следствия проступков духовных лиц, а прекращал их своими советами, мероприятиями, миром. В мое время, за невоздержание от крепких напитков дьяконов и грубость их, он наказывал так: дьякон, служивший в соборе, в течение месяца должен был ходить для служения в кладбищенскую церковь, а кладбищенский – в соборную. Когда был нездоров, приходил в собор молиться и при служении других, чередных священников. Раз псаломщик Д.О.Н. опоздал к утрене, и отец Родион стал читать на клиросе, а когда пришел псаломщик, отец Родион встретил его поклоном и приветствием: «Здравствуйте, Д.Ф.!» – и после псаломщик говорит, что мне было бы легче, если б протоиерей ударил меня. Он был инициатором приобретения церковных домов для духовенства. Купивши себе дом, он переделал его на квартиры для причта и успел обратить его в церковный. А за ним последовали другие, старосты и причты, так что к моему приезду в Рыбинск для всех священноцерковнослужителей были даровые квартиры. В день погребения 7-го ноября 1869 года отца Родиона мною произнесена была прощальная речь, при опускании в могилу на паперти в Никольском соборе.

12 марта 1868 года родилась у нас дочь Лидия, которая прожила 2 года 7 месяцев и 9 дней. 27-го февраля 1870 года родился сын Николай, который жил 8 месяцев и 14 дней. И Лидия, и Николай померли один за другим от скарлатины.

26-го января 1870 года скончался отец Евграф Н. Рождественский, священник Рыбинской Покровской церкви, и мною произнесены были две проповеди – при выносе в храм и за литургией. Он был

приятель мне, часто приезжал ко мне на коне, подаренном ему прихожанами, и я с ним ездил кататься по большой дороге быстрым шагом. После него осталась семья, в количестве 5 человек, и тестю покойного хотелось, чтобы место было занято другим его зятем, отцом И.Е.Р., а многие желали меня, но я не захотел идти вопреки тестю, священнику отцу П.Л. и не просил штатного места, на которое он хотел меня назначить. Такова была воля Божия. После я радовался, что не переменил места, потому что в семье двух родственников-сирот и вновь поступившего священника пошли разные неприятные недоразумения. В июле того же 1870 года было торжественно отпраздновано переименование женского училища 2-го разряда в прогимназию, и мною произнесена, при служении трех иереев благодарственного молебна, речь, обращенная преимущественно к воспитанницам. Причем редактор «Рыбинского листка», отозвавшись в «Листке» о моей речи очень лестно, пригласил меня к себе и просил быть сотрудником в газете, но «Листок» скоро прекратил свое существование. Речи к учащимся в гимназии и в уездном и городском училищах я считал для себя обязанным говорить при училищных праздниках и при начале и окончании учебных занятий.

3-го мая 1871 года попечителем Московского учебного округа открыты были дополнительные курсы в старом уездном училище, по гимназической программе, и с 7-го мая я стал преподавать на курсах латинский язык, а с 1872 года Закон Божий. Цель курсов – скорейшее открытие классической гимназии. А так как курсы, вследствие злоупотребления смотрителя У. училища, 15 мая, через год, закрылись, попечитель был очень недоволен и перевел смотрителя А.Ф.Н. в Мологу. В этом же 1871 году я получил два наградных свидетельства с архипастырского благословения от 24 августа за дело человеколюбия в холерное время и ревностное исполнение пастырских обязанностей, а от 27 сентября – за отличное прохождение должности законоучителя. В холерное время пришлось много работать, с утра напутствовать больных в домах и больницах (которые были переполнены, и больные лежали на полу) и хоронить за раз по 10 и более. В 1872 году и я поболел холерой.

14 марта 1872 года сдал ревизии в Угличское училище по Закону Божию очень удачно, и похвальный отзыв директором гимназии Свойниковым был записан в ревизионную книгу.

1-го августа 1872 года родился у нас сын Сергей, который получил университетское образование, здравствует доселе, состоит учителем в Петрограде.

3-го апреля 1875 года родилась дочь Ольга, которая прожила один год 10 месяцев и три дня, скончалась от дифтерита.

21 сентября того же 1875 года награжден набедренником. С 21 ноября того же года, в течение 4 месяцев исполнял должность священника тюремной церкви.

С 28 марта по 11 апреля 1876 года исправлял должность смотрителя Рыбинского училища, а также в разные годы неоднократно исполнял обязанности смотрителя и инспектора училища. 2-го мая 1877 года родился сын Николай, который получил юридическое образование в Московском университете, кончил жизнь в бою, в Шампании, лейтенантом, 12 сентября 1915 года. С 20 июня 1877 года по 9-е сентября исправлял богослужение и требы в сельском Ивановском приходе. 15 апреля 1878 года награжден был бархатной фиолетовой скуфьею.

3-го ноября 1879 года родился сын Алексей, который жил и доселе большею частью у нас, был он студентом в духовной академии и студентом Петербургского университета, много было с ним приключений в жизни, и в детстве, и теперь он не очень здоров, но сохранил замечательно редкое благодушие и почти всепрощающее чувство к ближнему, занимается литературным трудом усердно, душевный человек и не любит внешних форм, человек духа, а не формы. В 1880-81-82 годы объявлена была мне благодарность епархиального начальства за ревностные труды по должности законоучителя. За особые труды по составлению и сказыванию катахизических бесед, поучений и речей объявлена мне благодарность епархиального начальства 30 июня 1881 года. В 1882 году 2 января родилась дочь Мария, которая кончила курс на высших женских курсах и состоит учительницей в Рязанской женской гимназии и сейчас (1919 год). 29 марта 1883 года награжден Камилавкой. 29 августа 1885 года родился сын Давид, получил университетское образование и в настоящее время состоит смотрителем Русского музея и профессором археологического института.

13 марта 1886 года по указу Св. синода отделено было кладбище от собора, и я был зачислен штатским священником при кладбищенском храме. 22 декабря 1886 года объявлена мне благодарность епархиального начальства за заслуги по епархиальному ведомству и учебному. В сентябре 1887 года торжественно отпраздновано было 100-летие городского училища в одном здании, несколько раз переделанном, и, по поручению педагогического совета, я составил и произнес, при благодарственном молебне, историю училища, напечатанную в Ярославских губернских ведомостях.

12 февраля 1888 года родилась дочь Екатерина, которая 25 января 1890 года скончалась. Состоял членом и делопроизводителем Рыбинского отделения епархиального учебного совета с 22-го июля 1888 года по 29 сентября 1917 года.

12 мая 1890 года родилась дочь Надежда, которая 30 марта 1892 года померла после 4-месячной болезни.

3-го февраля 1893 года награжден орденом св. Анны 3 степени за 25-летнюю учебную службу.

вспомнилось пророчество моего соседа, крестьянина слободы Иерусалимской Ф.И.В., волостного старшины, служащего в этой должности более 30 лет, умного и энергичного. Еще в раннем детстве как-то раз меня обидели старшие мои товарищи, с которыми я гулял на улице, и я заплакал. Случилось быть на этой же улице этому Федору Ильичу-старшине, и он возмутился, пожалел меня и сказал: «Что вы ребята обижаете этого мальчика (меня)? Не обижайте его, у него три брата священники, брат доктором, а он будет соборным протоиереем».

6-го мая 1915 года я был награжден орденом Св. Владимира 4 ст.

27 июля 1915 года был отпразднован мною 50-летний юбилей священства, а 21 сентября того же года 50-летний юбилей учебной службы, по желанию педагогического Совета и почитателей моих. Не буду говорить об юбилеях, так как об юбилеях напечатано в Ярославских епархиальных ведомостях за 1915 год, которые здесь и прилагаю.

15-го апреля награжден палицей.

1918 год во всех отношениях тяжелый год. Еще с 1914 года, с начала войны, цены на все товары стали постепенно возвышаться, но до 1918 года жить было сносно, можно было достать и муку, и крупу, картофель и другие продукты. Но со времени революции, с книжками продовольственными, в очередях доставать было трудно и дорого, и в недостаточном количестве. Советская власть обрушилась на церковь и служителей ее. Запирались церкви-храмы, совершали богослужение без колокольного звона, поднимались на колокольни пулеметы, закрывались часовни, арестовывались и расстреливались архиереи и священники, отнимались метрические книги и обыскные, последние были возвращены по декрету свыше. В Рыбинске расстрелян был священник тюремной церкви отец В.И. Закедский и иеромонах Толгского монастыря Иосиф. Расстреливались и купцы, и интеллигенция, имения конфисковывались, забиралась домашняя обстановка и скот. Юлия Евлампиевна отдала свою усадьбу на учет в Земельный комитет, который обещал сберечь усадьбу, но слышно, что из усадьбы вывезены в город Романо-Борисоглебск железные кровати, матрацы, подушки и прочие вещи. Словом, переживался террор.

VII Наступил (еще более чем 1918) ужасный и тяжкий 1919 год. Советская власть потребовала квартирную плату, и в январе пришлось выдать за квартиру 360 рублей. За декабрь, январь и февраль. Продукты распределены были на 4 категории, и духовенство было причислено к последней 4-й категории, и мне пришлось получить ѕ фунта муки и два огурца на неопределенное время. Сахару давно нет, и я стал пить чай с хлебом и солью, как пил давно из-за бедности (живя в семинарской бурсе, смачивал спичку в расплавленный сахар).

Трудно становилось жить в материальном отношении, но тяжело переживать и душевные волнения, приходится утешать и духовных детей – своих прихожан. Но утешения, главным образом, вера во Всемогущего и Милостивого Господа, и надежда на помощь Его по любви к человечеству, немного успокаивают и утешают их, хотя все же подобные утешения и увещания в примерах из жизни первых христиан действуют на них благотворно, влекут к искренней и усердной молитве, покаянию и терпению. 25 января в собрании духовенства я был единогласно избран духовником городского духовенства. Обязанность нелегкая, но надеясь на Божественную помощь, буду и должен исполнять ее добросовестно и с пользою для новых духовных детей.

VIII 2-го ноября 1921 года в 6 часов утра супруга моя Юлия Евлампиевна скончалась, а 4-го ноября погребена на новом (Всехсвятском) кладбище за рекой Коровкой. Вынос ее в храм совершал протоиерей отец Сергий Богородский, протоиерей отец Александр Образцов и св. С. Розов, а погребение при хоре певчих – протоиерей С. Богородский и св. С. Розов. Поучение было произнесено протоиереем Богородским, а речь – С. Розовым при погребении. На погребение приезжал из Петрограда Дав. А. Золотарев. Заболела она 15 октября, врачи не могли ее исцелить, хотя принимались все нужные меры к ее исцелению. Невознаградимая ничем потеря! Писано 9 ноября 1923 года.

IX 17/30 августа 1923 года написано мною прошение на имя преосвященного Иосифа, управляющего Ярославской епархией об увольнении меня в за штат по преклонности лет и слабости здоровья и 21 августа / 3 сентября получено согласие на увольнение. И 27 авг./9 сент. было установлено прощальное, торжественное провождение меня на покой: в собор за вечерню собралось духовенство городское и множество граждан прихожан и не прихожан. И после вечерни совершен был молебен с акафистом Божией Матери всем духовенством, причем было возглашено многолетие мне, уходящему в за штат, прочитан был адрес от церковной соборной общины протоиереем С. Богородским о заслугах моих церкви и обществу, произнесены были речи благочинным отцом протоиереем Валентином Стратилатовым, св. собора моим преемником Константином Розовым и свящ. Крестовоздвиженской церкви отцом Алексеем Титовым о трудности служения священника и о возможности исполнения его и насколько оно мною исполнялось в 58 лет служения в сане священника и протоиерея. В заключение было высказано благожелание доброго здоровья на многое лета. После этого я еще одну неделю служил в соборе до 3/16 сентября 1923 года. (Писано 16/29 ноября 1923 года).·

2012

С 15 февраля 1893 года по 25 октября 1917 года состоял председателем Рыбинского отделения строительно-распорядительного комитета, причем за это время под моим руководством и смотрением устроены два храма в селах и один в Рыбинске, Введения, со школами. Много было хлопот с собиранием денег на постройку храмов, приходилось уверять в необходимости устройства их, много писалось бумаг к архиерею и губернатору и другим разным лицам, много было совершено поездок и много личных разговоров с начальствующими и благодетелями, а также и с недругами, не желающими строить храмы и школы. Но благодарение Господу, храмы и школы построены, и все остались благодарны за постройку их, в особенности в Рыбинске, где место постройки церкви выпрошено у города центральное, среди небогатого населения.

12 апреля награжден наперсным крестом, от Св. синода выдаваемым. 21 июня 1899 года вновь перемещен к Рыбинскому собору, а ранее еще был перемещен к Рыбинской Казанской церкви, но упросил владыку оставить меня на прежнем месте, хотя он и говорил мне: «полно тебе по могилам-то ходить, посвети и в другом месте народу».

6-го мая 1901 года награжден орденом Св. Анны 2-й степени. В июле 1901 года была куплена дачаимение в количестве 103-х десятин земли с постройками, инвентарем, скотом (несколько лошадей, коров и овец) в Яковлеве-Барском Романо-Борисовского уезда. Здесь много и многие, кроме родных, находили себе отдых, успокоение, много веселились и много пережили страдных дней, боясь арестов. Дача куплена на имя Юлии Евлампиевны, моей жены, за 9 тысяч рублей, но ни она, ни я не жили там подолгу: раза 2-3 в лето я бывал там и не более 4-х суток Дача мне очень нравилась, чистый воздух, леса, поля, цветы, ягоды и фрукты, все это доставляло мне истинное удовольствие. А для моей жены еще большее удовольствие, так как ее мечты, желание иметь уголок земли на воле – было давнишнее и, наконец, осуществилось. И прежде были попытки купить: а) землю-усадьбу близ монастыря Софийского, б) в 8-ми верстах от Рыбинска по железной дороге и в) по реке Мологе. Но они не увенчались успехом по разным причинам, а главное, мне не особенно хотелось покупать.

11-го мая 1902 года Св. синод благословил меня Библией в поощрение любви моей к детям, являемой делом и истиною. С 23 мая 1905 года по 6-е июля 1916 года состоял членом благочиннического совета. Кроме того, в разное время проводил следствия по поручению владыки (вследствие жалоб духовных лиц на церковных старост) присутствовал на экзаменах по Закону Божию в Новойской учительской семинарии, пять раз исполнял обязанность благочинного по городу. 6-го июня 1910 года был возведен в сан протоиерея при служении епископа Силивестра в Рыбинском соборе. И тогда

75

{православные подвижники} 2012

76

Отец Петр Иерусалимской слободы Игумен РАФАИЛ (Сергей СИМАКОВ)

Отец Петр Иерусалимской слободы города Углича, конец XIX в., к. м., 18х20.

времени включает книжки: «Роман и Фома Угличские», «Паисий Угличский», «Младенец-мученик Иоанн Угличский». Все они уже дважды переиздавались. А о Петре Томаницком я впервые узнал, когда увидел его портрет, на полях которого это имя было написано. Вместе с портретом инока Василиска я нашел его, перебирая архив владыки Кассиана в старом доме в деревне Федотово. Гораздо позже (я уже служил в Архангельской церкви) работники Угличского музея многое мне поведали об угличском старце, а Валерий Денисов (нынешний директор музея) передал мне для печати свой очерк «Угличская Иерусалимская слобода» и познакомил с рассказами о жизни отца Петра, собранными иеромонахом Угличского Покровского монастыря Ювеналием, каковые материалы и составили тогда уже упомянутую книжку про подвижника Петра. Собственно, ее же мы воспроизводим и сейчас. *** «В Рыбинском Софийском женском монастыре, на правой стороне, в притворе холодного Софийского храма находится весьма многими чтимая гробница, в которой покоится своими бренными останками Входо-Иерусалимской слободы, близ г. Углича священник Петр Алексеевич Томаницкий». (Вступление к рукописи иеромонаха Ювеналия) Местом рождения его был Якимовский погост*) угличского уезда. Отец его Алексей Васильевич был дьячком погоста. Произошло рождение будущего подвижника 5/18 июня 1781 года. В том же селе священником был его дед – Василий Петров. Надо думать, дедушка способствовал начальному обучению старшего внука. Скорее всего, домашняя подготовка позволила мальчику беспрепятственно поступить в духовную школу. Тогда же, когда его туда записывали, он и получил фамилию Томаницкий. А теперь обратимся непосредственно к рукописи Ювеналия, слегка сократив ее (заголовки, кроме последнего, – из оригинала). Детство, отрочество и юность отца Петра «Суровой мачехой, а не матерью любвеобильной была школа сначала для бедного Томаницкого. В низших классах и в духовной семинарии юному Петру пришлось вынести много нужды и горя: и содержание, и учение были весьма трудны! – Но старый благочестивый дед, при каждом прибытии юноши на родину, поддерживал его своими советами, и невзгоды семинарской жизни и недостатки бедности не сломили его духа.

2012

Заснеженная, захламленная Москва 1995 года. В окнах квартиры матушки Елены, в которой живет семья ее дочери Саши, на втором этаже «генеральского» дома на Соколе, во всей своей, отреставрированной недавно, красе, – храм Всех Святых. Возле входных в церковный двор ворот под главкою с золотым крестом суетятся нищие, хватающие за рукава входящих и выходящих крестящихся и кланяющихся храму православных. Слева за воротами, под стеной ограды, на сугробе какойто куль тряпья. И куль этот, как, рассказал мне сердобольный муж Саши, – женщина Ольга: она прислуживала в храме, пела на клиросе, но какойто конфликт произошел у нее со старостой, и ее из храма изгнали. Тогда этот знаменитый храм на Соколе был под началом епископа Бронницкого Тихона (Емельянова), доброго, высокодуховного владыки, который, как потихоньку говорили прихожане, благоволил Ольге и благословил ее год не уходить от церкви, то есть – натурально определил ее быть юродивой, столпницей. А еще и бельмом в глазу высокогордого местного священства и клира, изгнавших ее.

Несмотря на все протесты старосты и его приближенных, Ольга упорно воссела на церковной территории, в сугробе на деревянном ящике, выполняя послушание владыки. Что на самом деле было причиной этому необычайному сидению – никто до сих пор не знает. Да это и неважно. Неизвестно также, куда Ольга в одну из ночей после годового своего сидения (а тогда ее уже высадили за церковную ограду на тротуар проезжей части улицы, под липовое деревце) делась. На месте ее сидения в сугробе остался только пепел от сгоревшего тряпья да недогоревшие доски ящика. Так вот. Однажды я, приехав между службами в нашем Архангельском храме в Москву, решился к той Ольге подойти. Благословил ее, и из разговора с ней выяснилось, что она о церкви, что во бору под Угличем, знает. Мама ее живет в Рыбинске и когда-то ездила с паломниками в наш храм, а сама она, Бог даст, тоже там побывает. Попросили друг у друга молитв (записочка ее до сих пор у меня в алтаре). Я пошел по делам, она осталась на ящике своем… Еще владыка Кассиан (Ярославский) в сороковые-пятидесятые годы прошлого века завещал своим многочисленным духовным чадам из Рыбинска заботиться о храме во бору, что под Угличем, и не оставлять его своими посещениями. И, надо сказать, во время нашего с моей супругой пребывания, а потом и служения в храме Архангела Михаила в нем постоянно бывали и по сию пору постоянно приезжают рыбинцы, которые вместе с угличанами и составляют основной наш приход, – «приезд», как называла нашу, находящуюся в движении общину, матушка Елена. Но был также один замечательный человек еще в XIX веке, который силой своего подвижнического духа соединял и соединяет два славных волжских города – Углич и Рыбинск – и обитель во бору: отец Петр Иерусалимской слободы (Петр Томаницкий). История повторяется. В других людях, в других событиях, в других условиях. Только суть остается единой. Люди Божии, в подражание Спасителю нашему, терпят многое и несут безропотно крест свой, оставаясь на все времена светильниками, ориентирами в окружающей нас тьме и сени смертной… В 1995 году мне удалось выпустить, вслед за книжкой «Инок Василиск», еще одну – «Подвижник отец Петр Иерусалимской слободы». Так общиной нашего храма при финансовой поддержке московского «Университета Наталии Нестеровой» начал составляться «Угличский патерик», который к настоящему

77

78 2012

{православные подвижники}

Петр Томаницкий успешно переходил в училище и семинарии из класса в класс и обогащался познаниями латино-греческой премудрости. В последние годы учения в семинарии многосемейность и бедность его родителей вынудили молодого семинариста содержаться на свой счет и уже без пособия родительского достигнуть окончания курса наук. Одним из средств к его содержанию послужило ему его умение петь. Еще в первых классах семинарии ученик Томаницкий взят был в хор певчих. Изучивши ноты и имея приятный голос (бас), он был определен регентом второго архиерейского хора и инспектором над малолетними певчими. Это обстоятельство, кроме материального обеспечения, должно было иметь на него и нравственное благотворное влияние…

Игумен Рафаил (Симаков), иллюстрация к книге «Отец Петр», 1995 г., бум. т. перо, 20х12. Архиепископ Костромской и Галичский Кассиан (Ярославский) с рыбинскими паломниками у могилы инока Василиска при стенах храма Архангела Михаила «что в бору».

1976 г.

2012

Определение в священники и первые годы священства … Вскоре открылось священническое место с поступлением в дом и с готовой невестой при церкви Иерусалимской слободы, близ города Углича (располагалась она чуть западнее нынешнего речного порта, сейчас там водохранилище. – Р.); это место представлено было Томаницкому, и после обрядов и таинств бракосочетания и посвящения в священники, 5 апреля 1807 года, о. Петр явился священником в Иерусалимской слободе.

79

Храм Входа Господня в Иерусалим.

1776 г. Отец Петр Иерусалимской слободы города Углича, конец XIX в., 18х12.

{православные подвижники} 2012

80

Молодой священник со всем усердием сердца вступил в отправление своей должности. Тотчас же пришлось ему окунуться в такую жизнь, о которой ни семинария, ни консистория не сообщили ему никаких понятий, и потому эту новую пучину и это новое третье мытарство жизни ему пришлось переходить одинокому и с завязанными глазами. Встречалось на каждом шагу то, чего он не думал встретить, и все никак не согласовалось с его душевными стремлениями. Получив место священника с поступлением в дом, он встретил в этом доме бедность и недостатки. Образ его мыслей не находил сочувствия в жене, которая по своему миросозерцанию не отличалась ничем от окружающей среды. Она оставалась верною старым укладам жизни, которые в глазах молодого священника уже потеряли всякий смысл и значение. В приходских жителях образованный священник нашел грубость нравов, невежество и суеверия. Состав служащего причта при церкви слободы Иерусалимской никоим образом не согласовался с душевными стремлениями нового священника: здесь господствовали распущенность, алчность, склонность к кляузам. В такой пучине житейской многие молодые священники скоро «приспособляются»: «с волками жить – по волчьи выть». Но молодой священник о. Петр Томаницкий не поддался искушениям, а начал свое служение согласовывать со своими душевными стремлениями. Первые три года его жизни в приходе прошли довольно спокойно: они были употреблены на чтение священных книг, частое совершение Богослужения и ревностное исправление приходских треб. Но исполнительность на службе и безупречная священническая деятельность не понравились прочим членам причта. Они заметили прибавку труда, но не видели увеличения своих причтовых доходов, о которых не заботился о. Петр. За то крепко возненавидели они его! Дошло до того, что они завели с ним судебное дело, желая перемещения его в другой приход или же и совершенного удаления его от должности. Вот на пути жизни встретилось о. Петру мытарство новое – Духовное правление. Ныне уничтожены эти «святилища правды» и дела их гниют в ожидании вскрытия на будущем страшном суде Божием. Но чего не делали они в свое время, существуя до 1860 года? Чего не говорят и чего не пишут о Духовных консисториях; но можно ли сравнивать их с бывшими Духовными правлениями? В те времена, Когда свободно рыскал зверь, А человек ходил пугливо, – в те времена чем дальше были от высших правительственных центров административные учреждения, тем суровее держались там самодурные порядки, и тем строже выполнялись произвольные определения. Мне кажется, что если бы вскрыть и вынести на свет Божий все

дела Духовных правлений, то покрылась бы стыдом и самая пресловутая священная инквизиция средних веков! Вот с таким-то судилищем духовным пришлось ведаться и о. Петру. Духовное правление было близко – всего от слободы Иерусалимской в одной с половиной версте, в г. Угличе; в составе его находились лица, родственные членам слободского причта. Они, конечно, по близости, нередко приходили в слободу, гостили в ней, а в случае нужды составляли для малограмотных родичей и кляузы. И вот по таким кляузам членов слободского причта о. Петр вызван был, как обвиняемый, к допросу в Угличское Духовное правление. Изложенные в прошениях обвинения явно были несправедливы и вымышлены; стоило только проверить их беспристрастным дознанием на месте. Но Духовное правление, не выяснив дело дознанием и не вняв оправданиям подсудимого, неопытного в крючкотворстве дел судебных, надеявшегося и рассчитывавшего лишь на свою правоту, – присудило его к трехдневному заключению в своем холодном чулане… Горько было, конечно, вынести такое уничижительное и вместе жестокое наказание молодому невинному священнику. Что тогда перечувствовала его душа, известно то единому Богу. Но жаловаться епархиальному начальству на свою обиду он не стал. Пред духовным его зрением в правленской тюрьме, без сомнения, яснее стали очертания креста на него ниспавшего, конечно, не без воли небесной… И он решился понести этот крест безропотно. По миновании трехдневного ареста, он вновь начал обычную службу при своей церкви, не сказавши в упрек ни одного слова недобросовестным кляузникам. Умножение трудностей и препятствий в служении отца Петра Однажды восторжествовав над незлобием и правдою невинного человека, собрата своего, вражда его сослуживцев не только не утихла, но еще более усилилась и окрепла. Постоянно возмущаемые усвоенною им системою усердной служебной деятельности с пренебрежением к материальным интересам, сослуживцы начали действовать против о. Петра сообща, заговором, не разбирая уже никаких средств. Однажды вечером о. Петр, по исправлении приходской требы, шел домой со своим причтом. Спутники его, сослуживцы, неожиданно напали на него и жестоко избили. При этом событии еще нагляднее проявилась добровольная решимость о. Петра сносить молчаливо наносимые обиды… При высоком росте и крепком телосложении, в летах своего зрелого мужества, этот человек мог дать сильный отпор напавшим на него врагам, но не решился воздать злом за зло

и отдался на волю обезумевших своих спутников… Законы церковные не дозволяют священнику быть бийце, и один удар противников его рукою лишил бы его священства, и он стал бы «расстригой»! Вот почему так нагло, разбойнически обиженный и оскорбленный молодой священник в другой раз перенес оскорбление и жалобы не учинив, хорошо зная, что «по суду не докажешь»… Но домашние его стали замечать в нем с того времени особенную задумчивость, начавшую часто ему приключаться. Нечаянный нравственный перелом в жизни отца Петра Наступил ужасный 1812 год. Как всей России, так и о. Петру принес он новое испытание. Тревожное состояние тогдашних россиян доходило до изуверства. В Наполеоне, императоре французском, шедшем в Москву с громадною армиею, многие суеверные думали видеть самого антихриста. Многие убеждены были , что настал конец России и даже всего света, и в ко­ мете, являвшейся на небе в 1811 году, люди суеверные заранее видели ужасы приближающихся бедствий. Страшась от Наполеона, как антихриста, всевозможных истязаний и гонений за веру, многие своих духовных отцов, сельских священников, серьезно спрашивали: что им делать, когда муками станут принуждать их к отречению от Христа? При таком почти всеобщем настроении умов, в один день о. Петр совершал Божественную Литургию в своей приходской церкви. Вдруг среди молящихся поселян пронеся крик: «Наполеон входит в Углич». В храме сделалось смятение, шумные крики ужаса прекратили богослужение. Народ побежал из церкви. Отец Петр сделался тогда «грозноиступленным», готовым разить его окружавших. Само собою разумеется, что члены причта не преминули воспользоваться таким событием. Они насильно разоблачили (раздели.

– Ред.) священника, с оскорблениями, биениями и бранью привели домой и приковали на цепь… В расстройстве чувств, избитый, опозоренный прикованием на цепь к стене, о. Петр был глубоко потрясен и, в полном смысле слова, явился душевнобольным. И родные отвезли его в Ярославскую больницу для излечения от болезни умопомешательства. Находясь в больнице, вдали от злобной среды, окружавшей его на месте служебной деятельности, он скоро успокоился, выздоровел и, вернувшись домой, вновь продолжал проводить свое служение. Так прошел весь 1813-й год. Исправление священнических обязанностей также было безупречное и обнаруживало в нем еще более твердую решимость – отрешиться от всего земного. О приращении доходов причта он еще менее думал, чем прежде, и в отноше-

Новые несчастия с отцом Петром Однажды дьякон Димитрий Марков позвал о. Петра в гости к себе, заявив желание выпросить прощения в нанесенных ему ранее оскорблениях. При угощении о. Петра, дьякон, в доказательство мира просил гостя выпить поднесенного напитка. Но угощаемый священник сказал хозяину, дьякону: «Сперва тебе надобно выпить!» От такого приглашения дьякон побледнел, смешался и не знал, что делать. Похоже было на то, что в напиток подмешано нечто вредное. Тогда о. Петр, взяв от дьякона стакан, перекрестился и тихо слова Христа говоря: «Аще и что смертное испиют, не вредит им» (Марк 16, 18), выпил. Он остался жив, но, быть может, самый уже поступок дьякона, по своему нравственному безобразию, подействовал на него, и тогда же сделалось с ним дурно. С этого дня семейные заметили в о. Петре разительную перемену. По временам являлись в нем припадки тревожного помешательства в уме: он забывался, бил себя, убегал из дома в чем попало, нередко наводил ужас на окружающих его. После неоднократного повторения таких припадков больной начал предчувствовать трогательно их приближение, – и тогда сам лично приказывал жене своей приковывать себя на цепь в своем доме: «Оксинья! Прикуй меня!» Толпа народная замечала в нем только странности, и не доискиваясь причины их, объясняла их расстройством его душевных способностей. Немногие люди, удивляясь великой силе терпения сего человека, неизвестно как открыли проявление в нем особенного дара прозорливости, и к нему стали являться посетители, которым он, видя духовными очами, что на сердце у каждого, давал добрые наставления и советы. Между тем близкие и домашние видели в нем одну болезнь и умопомешательство. А так как лечить было не на что, то, с согласия жены, его отец решил отправить его в Ярославскую городскую больницу. О. Петр не хотел на это согласиться, но один случай ускорил эту поездку. Когда-то Петр обличил полицейского чиновника (городничего). Тот затаил в себе месть, и в это именно время поймал его на дороге, привел в полицейский дом и так жестоко истязал его розгами, что вся спина обличителя оказалась израненною. Замечательно, что в день этого ужасного происшествия, вставая утром, о. Петр сказал своей жене: «Ксения Ивановна, какая ныне баня мне будет славная!» Жена возразила на это: «Что ты, батька, давно ли парился?» Но о. Петр повторил: «Жаркая будет баня!»

Тяжелое оскорбление, нанесенное о. Петру, привело в негодование угличских жителей. Они принесли жалобу, и по Высочайшему повелению было назначено следствие. О. Петра, против воли, вызвали в Ярославль для отобрания у него показаний. Но он не отвечал на вопросы, предлагаемые ему на суде, и пел тропарь празднику Преображения: «Преобразился еси на горе Христе Боже, показавый учеником Твоим славу Твою». Кончилось это дело тем, что хотя злого полицейского чиновника наказали лишением должности, но и о. Петра снова засадили в дом умалишенных в г. Ярославле, как будто только для продолжения такого же жестокого самоуправства над ним, какое он испытал в Угличе от полицейского чиновника. Обращались здесь с ним бесчеловечно… По ходатайству родных, поддержанному и преданными страдальцу жителями Углича, разрешено было возвратиться о. Петру в дом его в Углич, и он был выпущен из суровой больницы умалишенных; духовное же начальство, признавая его помешанным, 15 февраля 1814 года уволило его от должности и отобрало от него священническую грамоту. Так окончилась официальная служба о. Петра в должности приходского священника. Материальные средства о. Петра к прожитию с семейством были самые скудные. По увольнению от должности приходского священника, епархиальное Попечительство о бедных духовного звания назначило ему пособие по 8 руб. 70 коп. в год, и на эти рубли приходилось содержаться мужу с женою и вдобавок с троими детьми – сыном и двумя дочерьми! Большего пособия духовное Попечительство дать не могло, потому что само было очень скудно своими средствами: но какого труда стоило получать деньги из Попечительства! Поповне – сироте-девице, например, назначалось пособие в размере 1 рубля в год, но член Духовного правления редко не удерживал этого рубля у себя! Стоит ли внимания сиротский рубль в очах важного протоиерея соборного? Может быть, это же было и с нищенским в 8 руб.

70 коп. годовым пособием семейству о. Петра. Родные сего страдальца держали его прикованным на цепи, и народ боялся его как безумного; но Господь даровал ему благодатный дар прозрения тайн будущего и сердец человеческих… Однажды жена о. Петра собралась идти в Углич. Прикованный к стене страдалец не хотел ее отпустить и прикровенно открыл для нее тайну будущего: «Оксинья, не ходи; жарко будет». Но жена его не дала себе труда вдуматься в сказанные ей слова и пошла в город, бросивши мужу ключ от одного какого-то чулана. Спустя немного времени пришла к о. Петру соседка, пономарица, посидеть на завалинке его дома и пожалеть о его тяжелом положении. Тогда он сказал пришедшей

уже без иносказаний: «Федосья, поди домой, у тебя горит». В доме ее действительно загорелось, и выгорело все село; домик о. Петра истреблен был пожаром в числе первых строений… Самая жизнь человека Божия сохранена была от опасности благодаря сердоболию некоторых христолюбцев, которые успели придти вовремя, отковали узника и вывели его из загоревшегося здания… Соседи – жители сделали для него тут же шалаш и приковали его к этому жилищу; на нем же в скором времени при пособии христолюбцев выстроен был небольшой деревянный двухэтажный домик, в котором о. Петр и жил еще пятьдесят лет до самой своей смерти, последовавшей в этом же доме. Отец Петр на покое В течение первых пятнадцати лет, по возвращении в Углич из Ярославской больницы, о. Петр не мог стяжать спокойного и постоянно мирного духа, так что была нужда, по крайней мере по временам, на цепи приковывать его к стене. Среди страданий и злоключений он получил от Бога дар прозорливости; но и этот дар дает не столько радости и утешения, сколько горя и печали… Родственники о. Петра однажды пригласили его в Рыбинск; там он, проходя улицею, гласно, вслух всех, обличил одного поставщика в тайных злодеяниях. Опять новое истязание начало угрожать обличителю неправды; но добрые люди вступились за отца Петра, не дали в обиду, и он возвращен был в дом родственника, на его поручительство. Подобные случаи должны были умудрить о. Петра, так что он, наконец, оставил навсегда резкий тон обличения порока при столь явно обнаруживавшейся его бесполезности. Но это удалось ему не вдруг и во все почти пятнадцать лет жил он духом ветхозаветных пророков… Неизвестно, как люди узнали про о. Петра, но к нему, несмотря на суровость больного юродивого старца, стали стекаться посетители, и он, видя духовными очами, что на сердце у каждого, давал добрые наставления и советы. Что же видели и встречали посетители в домике юродивого старца? Видели, прежде всего, внешний вид его: по внешнему виду своему он был не только благообразен, но и мужествен; при высоком росте имел чело возвышенное, нос орлиный, взгляд проницательный, волосы на главе и браде серебристые; в белом одеянии своем он казался существом неземным. Видели затем домашний быт старца со всею его обстановкою. В домашнем быту о. Петр проводил самую воздержанную жизнь, роскоши не терпел, носил простой белый халат, из холста сшитый. Подрясник он надевал только в церковь и для принятия какихлибо именитых посетителей, которые заслуживали его уважения. А рясы он не имел никогда во всю жизнь. Жил он дома как гость, не входя ни в какие домашние распоряжения. Пищу

2012

ниях с врагами своими был невозмутимо тих и незлобив. Такой образ жизни и совершенная нестяжательность вновь воспламенили вражду и ненависть.

81

{православные подвижники} 2012

82

принимал, какую подавали ему домашние, и всегда был доволен, как бы ни скудна была его трапеза. Если его забывали, он никогда не напоминал себе целые дни; когда подавали ему есть, он ел, после вставал, молился пред святыми иконами и благодарил за хлеб-соль жену свою Ксению Ивановну. Любил он уходить на берег реки Волги, где совершал подолгу молитвы уединенные. Не разбирая погоды, любил там быть подолгу, летом в одной рубашке длинной и белой, а зимой в трескучие морозы в коротеньком тулупце. Нередко в сильный мороз, в одной рубашке, он долго работал у своего дома, с босыми ногами и оставался невредимым. Каждый вечер, усердно помолившись Богу, он склонялся ко сну на самое жесткое ложе, кладя под голову кирпич. Постелью и более постоянным местом его пребывания служил примосточек у русской печи в нижнем этаже дома подле самой двери в холодные сени. Нередко дверь в сени отходила или оставалась недотворенною по недосмотру родных; в помещении таком становилось страшно холодно, но о. Петр не обращал на то внимания, как бы на дело стороннее. Бывало, в изголовье постели его накладут дров, он не переложит ни одного полена, ляжет на них и заснет. Приходившие за советами приносили ему иногда несколько денег, иногда что-либо съестное, булку, крендельки, и иногда вещи. О. Петр, если не успевали его родные отобрать у него принесенное, раздавал все нищим, бедным людям из приходящих, а иногда ничего не принимал, или бросал за окно, или жег, и нередко – ценные вещи. Ходить по знакомым о. Петр и не мог, и не любил. Но изредка, по настоятельным просьбам любящих его лиц, бывал в Угличе, Рыбинске, в Кашине, и всегда только в том доме, куда был приглашаем, и там принимал всех желавших с ним беседовать… Немощи других он считал своими немощами и как, бывало, заметит в собеседнике изменение мыслей и добрую решимостью – сейчас же и скажет, и так добродушно: «Понемногу исправляюсь», и тем давал понять, что, при усиленном напряжении веры и силы духа, духовное расстройство и нечувствие пройдут, уничтожатся и уступят место жизненному свету Христову. И о. Петр радовался обновлению души собеседника как своему собственному, и вновь повторял: «Понемножку я исправляюсь». Теперь о. Петр начал смотреть на людей, коснеющих во грехе, как на больных, или как на детей, и мягкими мерами решился исправлять немощи и людские пороки. Он весь предался, по его собственному выражению, «исправлению детских дел»… За двадцать лет до своей кончины о. Петр пережил еще одно житейское горе – смерть жены. Кончина супруги, Ксении Ивановны,

бывшей спутницею ему в жизни его в продолжение сорока лет (с 1807 по 1848 г.) предсказана была прозорливым старцем, и также довольно своеобразно предсказана. В мае холерного 1848 года, возвращаясь из Рыбинска от своих родственников, отец Петр дорогою запел погребальные церковные песни, а особенно много раз пел: «Со святыми упокой Христе…» Недовольная таким пением Ксения Ивановна проговорила старцу: «Да кого ты отпеваешь?» – «Да хоть бы и тебя!» – (ответил он) и затем твердо продолжил: «Шей себе саван как приедешь да зови попов: собороваться надо!» На другой день по приезде в Углич домой Ксения Ивановна неожиданно заболела холерою, соборовалась, приобщилась святых Христовых тайн, а первого июня ее действительно не стало в живых… Слово его, как крылатое, перелетало и переходило из уст в уста. Вражда против него утихла. Даже прежние враги его приходили к нему за духовною помощью, вместе с другими, чуждыми посетителями, и, наравне с ними, получали от него благодатные вразумления и утешения». Священник села Михайло-Архангельского Петр часто бывал у старца и, возвращаясь от него домой, случайно наехал на камень; телега опрокинулась и придавила его собою так, что при всех усилиях он не мог из-под нее выбраться. Вскоре после того пришла к о. Петру за советом одна женщина того же прихода, но старец, не дав ей сказать ни одного слова, стал гнать ее вон: «Поди, поди домой-то скорее, там негоже» и повторил то не один раз. Женщина подумала: видно что-нибудь дома вышло неладно, бросилась бежать домой, на дороге наткнулась на опрокинутую телегу и услышала голос стонавшего человека. Поднявши телегу, она удивилась пославшему ее старцу и обрадовалась за избавление своего священника, к которому питала глубокое уважение. Пришла к о. Петру девица легкого поведения просить благословения выйти замуж. «Да у тебя, – сказал старец, – и так семь мужей». Девица заплакала и, упавши в ноги старцу, говорит: «Благословите, батюшко, за одного из них». Старец сказал ей: «Поди, больше я не знаю». «Читал ли что-либо о. Петр? Писал ли он что-нибудь, хотя, по крайней мере, письма? Нам доселе не приходилось встретить и читать ни единой строчки его письменности, Книга же, которую он всегда читал, – это была книга его совести. Да еще псалтирь пророка Давида, к которой всегда были обращены его ум и сердце… По взглядам о. Петра, в мире христианском, слишком изветшавшем то разнообразными изменами Христу, то убийственною беспощадностию к грешным людям, имеет обновиться дух

правый, воспитаться и возрасти живой и человеколюбивый дух Христов. И потому нередко взывал о. Петр за себя и весь мир земной: «Помилуй мя, Боже, и дух прав обнови во утробе моей!» «В самые последние годы жизни о. Петра провидение Божие послало ему новый труд, – труд духовного руководства одной женской общины, желавшей себе устройства особого женского монастыря. О. Петр не хотел опечалить отказом сестер, явившихся к нему по завещанию о. Адриана, иеромонаха Югской Дорофеевой пустыни, и благословил общину переселиться из города Мологи в город Рыбинск». Сначала, после смерти иеромонаха Адриана, женская община переселилась в Углич, однако она находилась на подозрении у властей и преследовалась как «собрание раскольников». После смерти помещицы Свитиной, принадлежавшей к общине и завещавшей ей свое наследство, начались работы по организации женского монастыря. Место для строительства было указано о. Петром близ Гремячева под Рыбинском. Значительная часть средств на устройство обители поступила от почетных граждан города Рыбинска А.И. Миклютина и Н.Ф. Баскакова. Они же непосредственно провели значительную часть строительных работ. «Начатые монахинями хлопоты, при руководстве и поддержке о. Петра, увенчались успехом, и через несколько лет на собранные пожертвования было приступлено к постройке первых зданий Рыбинского Софийского монастыря. В этом монастыре, обитательницы которого относились к о. Петру с великим уважением и признательностью, старец пожелал найти себе вечное успокоение после смерти; это желание, как увидим, и было исполнено». Кончина «За несколько дней до смерти старец, на вопрос одного близкого родственника о состоянии его здоровья, ответил: «Плохо». И присовокупил: «Приготовляй гроб». «Для кого же?» – спросил внук. «Да хоть бы и для меня», – ответил прозорливец. Слишком изнемогши силами, преутружденный подвигами жизни, старец исповедался, приобщился св. Христовых Тайн, приняв таинство елеосвящения. Колокол церковный известил о кончине подвижника, скончавшегося в половине 12 часа 3/16 сентября 1866 года. Как будто в вознаграждение за все те огорчения и скорби, которые причинены ему были при жизни, «последний долг» ему воздан так, как весьма редко воздают. Как велико было стечение народа, можно судить по тому, что пение панихид не умолкало в течение целых 6 дней. Силы двух-

обители». (Рукопись иеромонаха Ювеналия опубликована была в газете «Угличанин» за 1908 год, №№ 26-28) *** Знаменитый проповедник слова Божия, рыбинский протоиерей Родион Путятин при погребении 11/24 сентября 1866 года произнес краткое, но прекрасное надгробное слово, которое метко и живо характеризует сущность жизни и деятельности почившаго иерея Божия: «В последние сорок лет девяностолетней почти его жизни у него, может быть, до сотни тысяч перебывало народу – людей всякого звания, состояния, образования. И приходили к нему не близкие только, но и из дальних мест, и приходили не за советом только и наставлением, а просто так – только взглянуть на него, только посидеть у него, поклониться ему, получить благословение от него. Что заставляло всех особенно прибегать к нему за советами, за наставлениями, за утешениями? Думаю то, что он был человеком большого ума, далеко видел, был прозорлив. Да, он был одарен прозорливостию. Он знал, что кому сказать, как сказать, знал, кого к себе принять, кому отказать; знал, пред кем ему молчать. При такой прозорливости он всегда, можно сказать, днем и ночью имел в мыслях одно. Что одно? Чтобы всякого приходящего чему-нибудь научить, чем-нибудь вразумить, как-нибудь и чем-нибудь утешить, успокоить. Оттого-то он мало говорил, а больше молчал, слушая и обдумывая. Дальновидных людей на свете немало, но те, далеко видящие, смотрят вдаль для того, чтоб какнибудь поскорее, прежде других что добыть, получить для себя, чем воспользоваться, завладеть. А покойный отец Петр, забывая себя и свое, зорко всматривался во все, внимательно вслушивался всегда – для того только, чтоб другим понужнее, пополезнее что сказать, других повернее как вразумить, наставить, поскорее утешить, получше успокоить. Да, своим забвением самого себя для других, своею небрежностью к самому себе ради близких – вот чем он при своей прозорливости всех к себе располагал, всех привлекал, верить в себя заставлял». Заканчиваем это повествование об отце Петре с надеждой и упованием на то, что такие подвижники веры Православной, так почитаемые православным народом, а ныне находящиеся

Игумен РАФАИЛ (Сергей СИМАКОВ) родился в 1949 году в Москве в 1972 году окончил Московский архитектурный институт, после чего преподавал рисунок, черчение и начертательную геометрию в Московском инженерностроительном институте. С 1974 года Сергей Симаков состоял в секции живописи Московского городского комитета профсоюза художников-графиков и по 1989 год выставлялся в зале на Малой Грузинской улице, 28 в составе группы «20 московских художников». В 1982 году принят в Союз художников СССР. С 1989 года персональная выставка его «Под Благодатным Покровом» путешествовала по стране. С 2006 года основная часть картин С. Симакова религиозного содержания находится в Галерее православного искусства в Угличе. Впервые приехав в 1982 году на землю Углича вместе с супругой, Сергей Симаков остался при храме Архангела Михаила «что во бору». В 1991 году был рукоположен в священники этого храма, писал для него иконы. После смерти супруги, матушки Елены (монахини Анны), пострижен был в монахи с именем Рафаил. Возрождает древнюю обитель, ведет просветительскую работу.

2012

клирного местного причта оказались недостаточными для отправления непрестанного пения. Каждый день являлись в помощь городские и сельские священники и совершали пение панихид по просьбе непрестанно сменявшихся пришельцев. Все присутствовавшие при гробе старца плакали о нем как о самом близком родственнике и считали утрату его для себя незаменимою. Особенно скорбели граждане города Углича, считавшие о. Петра своим сочленом, привыкшие к нему обращаться и в радости, и в горе, и в чрезвычайных обстоятельствах жизни за добрым советом, скорбели и неутешно плакали, когда услышали, что так почитаемый ими старец отходил от них на веки на покой в отдаленный город Рыбинск. Из Рыбинска прислано было и священническое облачение покойному, в какое едва ли приходилось ему облачаться когда-либо при жизни. Стоило немалого труда и личного ходатайства пред Ярославским гражданским и духовным начальством, чтобы испросить позволения на такое перенесение тела иерея сего из одного города в другой для предания его земле. Отпевание совершено на 6-й день по смерти, при участии двух архимандритов, игумена, соборного протоиерея и всего угличского монашествующего и белого духовенства. Гроб его был обнесен вокруг церкви и вновь внесен в нее и оставлен открытым, так как в почившем не замечалось следов тления. В 7 день, когда получено разрешение начальства на перенесение усопшего в Рыбинск, гроб заделан в нарочно приготовленный ящик и во всем следовании до Рыбинска сопровождаем был духовным отцом, родственниками и многими из почитателей усопшего подвижника. В слободе Иерусалимской массы народа не дали впречь лошадей для везения погребальной колесницы, а повезли на себе через все улицы города Углича при всеградском колокольном звоне, в предшествии всего городского духовенства. И от Углича до Рыбинска весь путь представлял собою ничто иное, как триумфальное шествие, встречаемое духовными процессиями и заупокойными литиями при каждой сельской церкви, стоявшей на пути, сменившееся еще более многолюдною торжественною встречею усопшего в городе Рыбинске. В монастырском Софийском соборе нарочно собралось все Рыбинское городское духовенство и встретило шествовавшего усопшего пришельца с возженными в руках свечами, при крестном ходе и многочисленном собрании граждан. По совершении соборной панихиды гроб праведника опущен в нарочито приготовленный склеп в притворе Софийского храма, закрыт землею и церковным полом и там поставлен навсегда к великой радости сестер

83

под спудом забвения, наконец-то «официально» будут прославлены в лике святых, каковое не им, с Богом находящимся, а нам, Бога ищущим, прославление так нужно. И не в необозримом темном будущем, а еще при жизни нынешних поколений мы сможем соборно воззвать в Угличских, Рыбинских, всех Ярославских пределах: – Святые – преподобный отче Василисче и святый праведный отче Петре, – молите Бога о нас!•

84 2012

Выходец из Византии на угличской земле (К 585-летию со дня рождения Св. Кассиана Учемского)

О Кассиане Учемском – великом святом русской церкви – написано немало. Его светлая личность неординарна и притягательна, она запечатлена в рукописях – в «Биографии», написанной около 1560 года игуменом Успенско-Учемской обители Пахомием со слов «боговдохновенного» старца Ферапонтова монастыря Силуяна, в двух редакциях его «Жития» XVII века – краткой и пространной, в публикациях дореволюционных и современных исследователей (от Е.Е. Голубинского до Н.К. Голейзовского), а также в работах угличских и мышкинских историков и краеведов. Вместе с тем далеко не все в его жизни окончательно «высвечено», многое еще скрывается за «елейным глянцем» многочисленных списков его «жизнеописания», в которых, как писал великий русский писатель Н.С. Лесков, «есть один давно замеченный большой недостаток – в них мало виден индивидуализм прославляемого человека».

Этого «большого недостатка» не лишено и «Житие Св. Кассиана Учемского». Перелистаем же его страницы и попытаемся определить, что в них истинно и соот­ветствует историческим документам либо логике поведения человека, а что ошибочно или надуманно, а потому и не укладывается в «прокрустово ложе» наших представлений об этой личности. Сейчас, на основе последних данных, принято считать, что Кассиан Учемский, в миру князь Константин Мангупский, родился в 1427 году в городе Мангупе – столице небольшого византийского княжества Феодоро на Крымском полуострове. Там, вероятно, его и крестили, дав имя Св. Константина – небесного покровителя Мангупа. Недавно выяснилось, что Константин Мангупский являлся дядей второй жены Ивана III – Софьи Палеолог, на что, кстати, в 1496 году в разговоре с великим князем намекнул митрополит Симон. Софья же, как известно, была дочерью морейского деспота Фомы – родного брата византийского императора Константина XI. Таким образом, слова автора «Жития Св. Кассиана Учемского», что мангупский князь был рода «не худого, но царского», подтверждаются документально. Князь об этом помнил всегда. И когда, спустя годы, судьба занесла его на угличскую землю, он велел в западный фасад строящейся церкви в Успенской пустыни под Угличем вмонтировать свой «царский» герб – двуглавого орла с помещенными по сторонам сосудами с цветами. По свидетельству мышкинского краеведа конца XIX – начала XX века П.В. Васильевского, герб был вытесан из белого камня и долгое время оставался неповрежденным. Дальнейшая судьба его неизвестна. Можно полагать, что в конце мая, или начале июня 1453 года, т.е. после падения Константинополя под ударами войск турецкого султана Мехмета II и гибели на его стенах последнего императора Константина XI, мангупский князь, в то время находившийся, по всей видимости, в столице, с частью басилевской знати, нашел приют при дворе своего второго брата Фомы Палеолога – правителя Мистры в княжестве Морея на полуострове Пелопоннес. В середине XV века Мистра, по сло-

вам крупного французского исследователя П. Лемерля, была «последним убежищем византийского эллинизма». «Ее холмы», писал он, «покрылись дворцами, церквами и монастырями, а двор ее был более блестящим и оживленным, чем константинопольский двор. Здесь жили знаменитые ученые, известный философ и гуманист Плифон, подготовивший проект возрождения Греции». Можно лишь представить себе в каком окружении оказался Константин Мангупский, проводя часы при дворе брата в философских диспутах на тему «платоновского го государства», основанного на принципе «теории Вселенной». Однако это безмятежное пребывание продолжалось недолго. В 1460 году, в связи с угрозой захвата города турками-османами, Фома Палеолог вместе с дочерью Зоей (так звали Софью до приезда на Русь), сыновьями Андреасом и Мануилом, а также братом, мангупским князем, бежал на остров Керкиру – крупнейший из Иохнических островов в Адриатическом море, принадлежавший тогда Венеции. Там через два года греческие беглецы получили приглашение от римского папы Пия II и обосновались в Риме. Долговременное пребывание в Вечном Городе (12 лет), наполненном выдающимися ранне-христианскими и средневековыми памятниками, несомненное общение с бежавшими от турок греческими философами, и, прежде всего, со знаменитым церковным и литературным деятелем Виссарионом Никейским, не могли не отразиться на формировании мировоззрения, политических взглядов и художественных вкусов Константина Мангупского. Неслучайно, впоследствии, автор его «Жития» вынужден будет признать, что князь был «муж высокообразованный, обладавший разносторонними знаниями». «Во время свидания и бесед с преподобным Паисием (Угличским) и князем Андреем Васильевичем», писал он, «преподобный Кассиан, без сомнения, рассказывал им о событиях прежней своей жизни, о местах, где она протекала, и о достопримечательностях Константинополя и Рима, о виденных им там величественных храмах, в особенности же Святой Софии в Константинополе и других зданиях».

2012

Анатолий Горстка

85

{православные подвижники} 2012

Анатолий ГОРСТКА родился в 1941 году на Украине – в городе Ахтырка. Закончил Кишинёвский университет (исторический факультет), затем – заочное отделение по специальности «искусствоведение» Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры. С 1968 по 1972 годы трудился в Кирилло-Белозерском музее-заповеднике (научным сотрудником, заместителем директора по научной работе) и в Кишинёвском государственном музее, возглавлял Балаковский филиал Саратовского художественного музея. А начиная с 1980 года живет и трудится в Угличе. Анатолий Николаевич Горстка до выхода на пенсию являлся заведующим художественным отделом Угличского музея, написал около десятка книг на историко-культурную тематику, привязанную к Угличу (последняя из них – солидный альбом «Иконы Углича»), опубликовал 10 статей в серьезном академическом сборнике «Памятники культуры. Новые открытия». А.Н. Горстка – почетный гражданин Угличского муниципального района.

Рака с мощами Святого Кассиана Учемского.

86

Явление Богоматери святому Паисию Угличскому, святому Кассиану Учемскому и святому Герасиму Иорданскому, XIX век. Святой Кассиан Учемский.

Эти не столь уж характерные для житийной литературы, лишенные прикрас простые слова, сказанные агиографом, несомненно были вызваны его восхищением перед личностью греческого князя, к тому же они были написаны всего лишь через пятьдесят с небольшим лет после его смерти, когда в памяти писавшего их не потускнели реальные черты преподобного. Но вернемся к «римскому» периоду в жизни Константина Мангупского. Новый папа Сикст IV перед надвигающейся на Западную Европу угрозой турецкой экспансии решил получить в лице правителя Московии Ивана III надежного союзника в борьбе против крымского хана – вассала султана. Зная о том, что великий князь недавно овдовел, он предложил ему в качестве «венценосной» невесты племянницу последнего византийского императора Зою Палеолог, находящуюся у него на попечении. С этой целью в Москву был отправлен ее живописный образ, который великому князю понравился, поскольку невеста на нем выглядела дородной, что отвечало представлению русских людей о женской красоте. В мае 1472 года Иван III направил в Рим посла Ивана Фрязина с уведомлением о своем желании вступить в брак.

1 июня того же года в соборе Св. Петра состоялась брачная церемония, на которой доверенным лицом московского князя выступил упомянутый Иван Фрязин. А через три недели невеста, а теперь уже, очевидно, жена правителя Московии деспина Зоя вместе с братьями и дядей отправилась на Русь ко двору своего мужа Ивана III. По прибытии в Москву 12 ноября в Кремле, в наспех сооруженной деревянной церкви Успения, поставленной внутри строящейся каменной, Иван III обвенчался с Зоей, получившей отныне на Руси имя Софьи. На бракосочетании присутствовал и Константин Мангупский. Там впервые он и встретился

с младшим братом великого князя Андреем Угличским. Образованный, энергичный, красивой наружности молодой человек сразу понравился мангупскому князю и, несмотря на разницу в возрасте – Андрею исполнилось 26 лет, тогда как Константину минуло 45, – они подружились, и эта дружба не прерывалась на протяжении почти двух десятилетий. Так для представителя византийской династии Палеологов мангупского князя Константина началась новая жизнь, «московская», полная тревожных и трагических лет, жизнь, таящая в себе немало интригующих тайн, не раскрытых исследователями. Вначале все шло хорошо. Если верить тексту «Жития», мангупский князь был обласкан Иваном III, который даровал своему родственнику «грады» и «веси» в «кормление и содержание». Но Константин отказался от этих даров, мотивируя свой отказ словами: «Я, господин великий князь, и свое отечество оставил Бога ради и хочу теперь, как велит Бог и Пресвятая Пречистая Богородица». И следуя этим словам, «любя уединение» и «скорбя об участи своей родины, страдавшей под турецким игом», князьоставил Москву и переехал в Ростов ко двору владыки Иоасафа Оболенского. Вскоре вместе с ним он удалился на Бело-озеро в Ферапонтову обитель, где ему выделили отдельную келью и поручили заботиться о нем «священноиноку Филарету». С ним князь, «обретя покой души своей», проводил время «в молитвах и постах». Однажды, говорится далее в «Житии», усталый после ночного бдения, князь вернулся в свою келью и прилег отдохнуть. И тут, едва забывшись, он увидел некое «устрашающее откровение». Ужаснувшись, князь тотчас же позвал Филарета, но не решился тому рассказать о виденном, а попросил «священноинока» позвать к нему игумена и владыку Иоасафа.

87

2012

Избранные святые, XVIII век.

2012

{православные подвижники}

Святой Кассиан Учемский, артель Федора Рожнова, 1706 год.

88

Прибывшим он поведал о том, что в «видении» ему явилась церковь каменная, в центре которой стоял престол, на котором восседал бывший игумен сего монастыря именем Мартиниан с жезлом в руке. Преподобный Мартиниан строго произнес: «Постригися!» Испуганный князь якобы ответил: «Не постригуся». Мартиниан повторил свой наказ. Князь вновь ответил отказом. И тогда старец поднял жезл, чтобы ударить ослушника. Князь, по его словам, сильно испугался и закричал: «О преподобный отче, помилуй меня, более я не прекословлю». И «видение» тотчас же исчезло. После этого князь попросил постричь его в монахи. И владыка с игуменом, выполняя его просьбу, постригли князя «в ангельский образ», дав ему имя Кассиан. Так выглядит этот эпизод в изложении автора «Жития Св. Кассиана Учемского». Однако многое в нем кажется странным и не поддающимся объяснению. Во-первых, почему Константин неожиданно отказался от «царских» даров Ивана III и, «любя уединение», не затворился в каком-нибудь из московских монастырей, а определился (или был определен ?) к ростовскому владыке. Вряд ли он мог найти там искомое им «уединение», поскольку как раз в это время ростовский архиепископ не «пользовался милостью» великого князя, поддерживающего еретиков – врагов церкви. Конфликт между Иваном III и Иоасафом входил тогда в решающую фазу, и, действительно,

вскоре все разрешилось. В конце 1488 года, отягченный гневом великого князя, ростовский владыка оставил кафедру и отправился на место своего пострижения в Ферапонтов монастырь. Вместе с ним, как известно, удалился на Белоозеро и князь Константин. Во-вторых, не все ясно и с постригом князя. Почему он так противился его принятию? Ведь лишь угроза физического наказания со стороны бывшего игумена монастыря, умершего, как известно, за пять лет до появления здесь князя, вынудила его постричься. Он ведь искал этого «уединения», так в чем же тогда дело? Казалось, что постриг был не добровольным, а насильственным, облаченным автором «Жития» в религиозную форму по законам жанра житийной литературы. К счастью, этой догадке было найдено документальное подтверждение. Кратко о нем уже упоминалось, но читателя, вероятно, интересуют подробности. Так вот, в 1496 году, через три года после трагической смерти Андрея Угличского, оставшиеся на свободе его ближайшие сторонники организовали заговор с целью освобождения детей князя – Ивана и Димитрия, томившихся в заключении в Переславле-Залесском. Заговор провалился, а его организаторы были наказаны. В числе заговорщиков оказался князь И.С. Ряполовский и родственники великого князя боярин И.Ю. Патрикеев вместе с сыном Ва-

силием, ставшим впоследствии главой партии «заволжских нестяжателей». Они были приговорены к смерти. Однако за осужденных вступился московский митрополит Симон. Выступая с речью перед великим князем, он сказал: «Сыне мой и государь, смягчи гнев свой, постриги их в монастырь, как постриг ты Константина Палеолога, дядю своей великой княгини», Итак, выходит, что несчастный мангупский князь был наказан Иваном III за какую-то провинность, характер которой остается неизвестным. Не исключено, что основанием для опалы послужил конфликт между Иваном III и Андреем Угличским – другом князя, над которым, по слухам, нависла угроза взятия его под стражу. И когда в августе 1488 года она стала реальной, то для Ивана III потребовалась вся природная хитрость и коварство, чтобы убедить приехавшего в Москву князя Андрея в лживости этих слухов. Великий князь успокоил брата и отпустил его. Но так он поступил с братом, считая, что время опалы для него еще не пришло (оно придет спустя три года). А вот мангупский князь, один из активных членов партии великой княгини (прочившей своего девятилетнего сына Василия на московский престол после смерти Ивана III) в «дискуссии об еретиках» выступивший не на стороне великого князя, стремившегося к единовластию в управлении государством, а на стороне церкви, понес

2012

Князь Константин Мангупский среди угличских святых. Фрагмент росписи «О Тебе радуется». Южная часть свода четверика Покровской церкви села Сера Мышкинского района Ярославской области. Конец XIX – начало XX вв.

наказание. Константину, боявшемуся кары, удалось бежать «под руку» всесильного ростовского владыки Иоасафа и вместе с ним, тоже под угрозой опалы, отправиться на Бело-озеро в Ферапонтов монастырь. Однако, как пишет И.И. Бриллиантов, автор монографии о Ферапонтовом монастыре, «Великий

князь разгневался на Иоасафа настолько, что, по словам Геннадия (новгородского архиепископа) княжеская опала могла угрожать даже Ферапонтову монастырю, куда удалился Иоасаф». Но если с Иоасафом Иван III ничего не мог сделать – тот уже был жестоко наказан, оставивши кафедру и пополнивший список опальных иерархов, для мангупского князя он приготовил особое наказание – по приказу великого князя его постригли в схимомонахи, что отрезало ему не только возврат в мир, но и возможность подниматься по служебной лестнице в самой обители. Так обычно расправлялись тогда московские правители со своими политическими противниками. Ферапонтов монастырь, где был по­ стрижен мангупский князь, в те годы

был местом, куда ссылались неугодные великому князю иерархи либо те, кто добровольно покинул мир в поисках покоя. В основном это были просвещенные люди. Там, например, тогда находился киевский митрополит Спиридон, автор известного в церковных кругах окружного послания «Изложение о православной истинной нашей вере» и первого списка «Жития Свв. Зосимы и Савватия Соловецких». К нему, по словам историка русской церкви А.В. Карташёва, «потянулись с различными просветительными и богословскими запросами деятели московского церковного просвещения». Другой значимой личностью в обители стал уже упомянутый архиепископ Иоасаф Оболенский, на средства которого, согласно легенде, был построен

89

{православные подвижники} 2012

90

в Ферапонтовом монастыре каменный собор Рождества Богородицы. По другой версии, которой придерживается крупнейший исследователь творчества Дионисия Н.К. Голейзовский, ктитором строительства этого храма мог быть угличский князь Андрей Большой. К тому же в обители была большая библиотека, в которую за поисками ценных книг обращались даже церковные иерархи из других епархий. Так, историкам, например, известно послание архиепископа новгородского Геннадия к «находившемуся на покое» в Ферапонтовом монастыре владыке Иоасафу с просьбой прислать ему книги, которых у него нет. Такова была среда, в которой оказался мангупский князь, среда, чем-то напоминавшая ему свободную жизнь в далекой Мистре. Но особенно дорогим для него было общение с выдающимся церковным деятелем, писателем и публицистом, основателем скитского жития на Руси Нилом Сорским (1433-1508). Монах Кирилло-Белозерского монастыря, побывавший в Константинополе, посетивший Святую Гору Афон, он, по возвращению на Бело-озеро, основал на болотистом берегу речки Сорки, в пятнадцати километрах от Ферапонтова монастыря, свой скит, со временем превратившийся в обитель, отличающуюся строгостью монашеской жизни. Сам Нил, по мнению историков, выступал против обогащения церкви, отрицал всякое «монастырское стяжание», т.е. владение землями и крестьянами. По его словам, иноки должны жить плодами рук своих, а не уподобляться тем, кто использует чужой труд для своего обогащения. Образованный книжник, он оставил в наследство «Устав иноческого жития» и «Предание о жительстве скитском», оказавшие затем огромное влияние на монастырскую жизнь нескольких столетий. Им также были написаны два послания: одно, небольшое, под названием «Послание к брату с восточной стороны», другое – «Послание от божественных писаний к скорбящему брату». Во втором из них Нил Сорский, по словам И.И. Бриллиантова, «говорит о чужеземном и знатном происхождении «скорбящего брата», О «его «бедственной участи», «изображая ее в чертах, имеющих сходство с биографией пр. Кассиана». И хотя «Житие Св. Кассиана Учемского» не упоминает о близких отношениях с Нилом Сорским, что вполне естественно, поскольку князь был опальным, такие отношения, как считает И.И. Бриллиантов, «вполне возможны и даже вероятны». «Преп. Кассиану», пишет он далее, «лишившемуся родины и после долгих скитаний попавшему в далекий Ферапонтов монастырь, вполне естественно было войти в сношения с соседним подвижником, который сам путешествовал на восток и изучил

греческий язык наряду с уставами и обычаями восточных монастырей». Слова, обращенные Нилом Сорским в «Послании» к брату, т.е. к Кассиану, оказались для последнего не только утешительными, но и провидческими. Вскоре оно, освобождение, действительно пришло. В 1490 году Андрей Угличский вспоминает о своем друге в прошлом мангупском князе Константине, теперь белозерском схимнике Кассиане и приглашает его в свое княжество. И не просто приглашает, а предлагает ему заняться устройством захудавшей Успенской пустыни на речке Учме, основанный еще до 1484 года, т.е. точно также, как до этого, в1466 году, он пригласил Паисия в Покровский монастырь (основанный около 1461 года). Кассиан принимает приглашение и летом того же года появляется в Угличе. Так начинается последний, «угличский» период его жизни. Князь Андрей назначает старца Кассиана не игуменом, как считало большинство дореволюционных историков (видя в нем также основателя Успенско-Учемского монастыря), а строителем, отвечавшим за работы по его возрождению, – «и дет же и милостыню довольну на строение монастыря». Вскоре к соборной деревянной церкви Успения, построенной, видимо, еще в начале 80-х годов, добавилась новая и тоже деревянная во имя Иоанна Предтечи – небесного покровителя византийской династии, к которой принадлежал Кассиан. Церковь имела придел Св. Константина – небесного патрона Кассиана и Св. Елены – тезоименитой святой жены угличского князя Елены Романовны. Аозможно, уже тогда Кассиан Учемский подумывал о том, чтобы заказать угличским резчикам по камню свой герб для храма. По свидетельству автора «Жития Св. Кассиана Учемского» отношения преподобного с угличским князем складывались хорошо. Кассиан неоднократно посещал Углич и в каждый свой приезд получал от своего благодетеля различные дары, причем не только для возрождающейся обители, но и для себя лично. Так, в один из его приездов князь не только снабдил старца «всем потребным для пропитания», но даже «подарил ему своего коня». Этот подарок, как верно заметил мышкинский краевед О. Карсаков, «в древней и средневековой Руси расценивался как один из самыз дорогих и почетных знаков внимания». К тому же надо полагать, угличский князь все еще видел в своем друге тоже князя, одетого по воле жестокой судьбы в черную ризу схимника. Любопытно отметить, что в первом чуде Св. Кассиана Учемского, где речь идет о его явлении до литовского разорения местным жителям Дометиану и Гликерии, он описан сидящим «в белых ризах на белом коне». Более того, существует версия, согласно которой Кассиан Учемский

вначале изображался не в монашеских, а княжеских одеждах. Так в восьмом чуде под Названием «О первоначальной иконе отца нашего Кассиана» рассказывается о том, как в 1659 году «некий изограф, именем Симеон», надеясь получить исцеление от недуга, дал обет написать икону с изображением чудотворца. Однако в душу его закралось сомнение: как писать его, в каком чине – княжеском или монашеском? Однажды ночью, когда он, по его словам, «терялся в сомнениях», раздался голос: «Пиши образ без сомнения, знаешь образ благоверного князя Романа Угличского». После чего он увидел икону, на которой Кассиан был изображен «в ризах княжеских». Но Симеон, якобы, не решился изобразить Кассиана «в таком чине» и обратился к тексту «Жития» старца, согласно которому и написал его «во иноческом образе и в схиме», поскольку тот, по его разумению, был прежде всего инок и «житель пустынный». Из этого рассказа исследователи заключают, что вначале, после канонизации Кассиана в 1629 году, его изображали в княжеских одеждах, как бы подчеркивая тем самым его знатное происхождение, а затем, спустя тридцать лет, по решению церкви стали изображать его как монаха, к тому же схимника, видя в нем, прежде всего, духовного отца. Так что не исключено, что где-то хранятся иконы, где мангупский князь представлен в своем истинном светском облике. Но вернемся к событиям, которые происходили в 1491 году в Угличском княжестве и, в частности, в Учемской обители. Этот год для княжества оказался тяжелым. Сначала небывалое весеннее наводнение обрушилось на стоявшие по волжским берегам монастыри. Расположенный на низком берегу Волги у устья речки Учмы Успенский монастырь практически был стерт с лица земли. Ворвавшаяся в обитель вода, по словам летописца, «и сотрясе, и смяте и многие кельи, и потребы монастырские, и сосуды снесе». И больших трудов стоило Кассиану остановить братию, решившую покинуть разрушенную обитель. Он вновь обратился к своему благодетелю, угличскому князю, с просьбой помочь ему в восстановлении монастыря. Вскоре на новом месте, на некотором удалении от Волги, вверх по течению Учмы, строится монастырь, в котором Кассиан ставит новый храм во имя Иоанна Предтечи, но на сей раз не деревянный, а каменный, и велит на западном фасаде его, справа от входных дверей, поместить свой княжеский герб. Но несчастья продолжались. В мае 1491 года грандиозный пожар испепелил Углич. О его масштабе упомянул московский летописец конца XV века, подчеркнув, что от пожара сгорело

ПОСЛЕСЛОВИЕ В 1560 году, как уже упоминалось ранее, была написана его «Биография». Именно «Биография», автор которой, будучи в восхищении от личности греческого князя, писал о нем как о человеке, достойном святости. В заключение он обращается к читателю: «Если кто будет располагать более подробными сведениями о нем, пусть использует это описание и совершенную мзду от Бога примет». Пожелание автора было исполнено. В 1629 году ростовский митрополит Варлаам, в прошлом архимандрит Николо-Улейминского монастыря, повелел составить «Житие Св. Кассиана Учемского», автор которого несомненно использовал «Биографию», написанную в 1560 году Пахомием. Более того, движимый желанием повысить духовный престиж епархии, владыка приказал «писать изображения преподобного Кассиана на иконах и праздновать всеторжественно священную память его со святыми». Так свершилась народная «низовая канонизация» Кассиана Учемского, чей просвещенный ум и трагическая судьба которого были объектом внимания местных книжников еще во второй половине XVI века. Официальной канонизации, обязательного решения

2012

15 церквей и около 500 дворов. Угличский летописец со скорбью писал: «сгорел град Углич весь». Но самая большая беда была еще впереди. В сентябре того же года Иван III облыжно обвинил младшего брата угличского князя Андрея Васильевича в измене, взял его под стражу, заковал в «железа» и бросил в «узилище». И спустя два года несчастный князь скончался в тюрьме в ПереславлеЗалесском. Одни говорили от голода, другие – от удушения. Все это самым губительным образом отразилось на состоянии Учемской обители. Лишенный поддержки князя Андрея строитель Кассиан уже не мог более вести крупных работ по возрождению монастыря. И тот постепенно приходит в упадок. Шли годы, и, наконец, пришел 1504-й. В июне, 6-го числа, умирает Паисий Угличский – единственный оставшийся после смерти Андрея Большого духовный брат Кассиана Учемского. Прошло еще четыре месяца, и сам он покидает мир. Похоронили Кассиана в его любимом храме Св. Иоанна Предтечи в кирпичном склепе за правым клиросом. Позднее его прах перенесли в придел Трех Святителей при Успенской церкви. По некоторым сведениям, требующим уточнения, его мощи до сих пор покоятся под спудом разрушенного в советское время храма. Так завершилась жизнь этого удивительного человека, подвижника и страдальца, «одинокой ветви царского древа», занесенной случайным ветром истории на угличскую землю.

91

Церковного Собора не было. Не случайно архимандрит Никодим, составляя «Список святых и подвижников благочестия, подвизавшихся и чтимых в пределах нынешней Ярославской епархии, опубликованном в 1903 году в № 5 Ярославских Епархиальных Новостей по поводу Кассиана Учемского отметил: «В Синодальном Месяцеслове нет. Не канонизирован».·

Святой Кассиан Учемский со святыми на полях, вторая половина XVii века.

«СЪЕЗДИ, РЫБНА НЕДАЛЁКО…» (Из истории Рыбинского Софийского женского монастыря)

2012

Анна РОМАНОВА

92

До революции в городе Угличе было много церквей и монастырей, в Рыбинске же – один лишь монастырь – женский, устроенный во имя Софии Премудрости Божией. Софийские храмы, где бы они ни располагались, всегда были значимыми символами православного христианства: от Софии Константинопольской до Софии Киевской, от Софии Великого Новгорода до Софийского собора в Царском Селе. Как сказано на сайте Леушинского подворья в Петербурге, «Софийский собор, о каком бы из них ни шла речь, являл собою особый центр православия, земную икону Царства Небесного. Что же можно сказать о городе, в котором был воздвигнут даже не собор, а монастырь Святой Софии, к тому же оказавшийся единственным в России?».

открытие нового монастыря. И вдруг он ответил им: «А давно бы пора». – «Да где же, батюшка?» – «Поди, река Волга широка и долга», – ответил он. Сестры, подумав над словами старца, отправили своих посланниц водным путем вверх по Волге искать место под монастырь. Некоторое время спустя, сестры вернулись без определенного решения: ни в Рыбинске, ни даже в Костромской губернии не нашли они подходящего места. Предложенные им земли были или неудобны, или слишком дороги. Услышав их рассказ, отец Петр сказал: «То-то, девочки, по своей-то дорожке пойдешь, так и в избу не войдешь». Очевидно, старец давал понять, чтобы не полагались на себя, а верили, что Господь приведет, куда нужно. «Еще успеете надеть клобуки-то», – добавил он. Спустя время, сестры вновь спросили его о месте для обители, и неожиданно услышали от старца стихи: «А стройте там, Где Бог велит, Да чу! Гремит. Там есть гора; Там был я сам, И видел ручеек; В нем клады есть; Он полон золота до верху. Затем, немного отдохнув, старец, любивший пение, положительно запел: На лужку, близ речки, Где паслись овечки, Где теперь один пустырь, Там будет женский монастырь». Как повествует протоиерей Флегонт, сестры долго спорили, что значат эти слова старца. Были среди них и такие, кто видел в словах отца Петра лишь «бессвязный лепет человека полупомешанного». Однако впоследствии слова старца воплотились с поразительной точностью. Вот как это было. 7 февраля 1858 года (в издании указана даже дата) по своим делам за советом к отцу Петру приехала настоятельница Кашинского монастыря матушка Антония. Однако именно ей отец Петр неожиданно для всех строго сказал:

Анна Романова родилась в 1966 году. Закончила факультет журналистики МГУ. Журналист, редактор газеты «Рыбинская среда», автор книги «Санкт-Петербург – Рыбинск. Триста лет общей истории» и серии фильмов «Напутствие» о выдающихся земляках-рыбинцах.

Восточный корпус Софийского монастыря с надвратной колокольней. Следственный изолятор (СИЗО) на территории Софийского монастыря, 1960-е годы.

2012

Рыбинский Софийский женский монастырь был духовным плодом трудов двух подвижников-земляков: старца Адриана Югского и блаженного иерея Петра (Томаницкого). Первый – собрал общину, ставшую основой новой обители, второй – определил для нее место. Община, собранная старцем Адрианом, сначала нашла приют в Пошехонье, затем – в Мологе, рядом с Воскресенской церковью. Когда же близились последние минуты жизни старца Адриана, он благословил сестер отправиться в Углич и принять там духовное руководство заштатного священника Иерусалимской слободы, отца Петра Томаницкого. Книга «Рыбинский Софийский женский монастырь», написанная протоиереем Флегонтом Моревым и изданная в Ярославле в 1886 году, так отражает это событие. «Вы, – говорил умирающий подвижник, – не усомнитесь в благости к вам Божией, что остаетесь неустроенными. Господь даст вам пристанище тихое. Через кого бы ни была явлена милость к вам Божия, все равно. Храмина тела моего разрушается, но не скорбите о сем. Угличский старец будет лучшим, чем я грешный, наставником для вас и устроителем дел ваших; через него Господь явит вам Свою великую и богатую милость». В 1853 году старшая в женской общине Матрона Гулина с другими сестрами пришла к отцу Петру и сообщила ему о завещании старца Адриана, на что новый наставник ответил: «О-хо-хо, какую груду камней оставил мне отец Адриан!» Сестры упали перед ним на колени. Отец Петр, сказав им: «Будем каждый по силкам работать Господу», благословил сестер переселиться в Углич. В Угличе община терпела притеснения. Угличане, видимо, не могли понять, почему православная женская монашеская община не войдет в состав существующего женского монастыря. Между тем, сестры, имея благословение от обоих старцев на устройство собственной, новой обители, лишь верно несли свое послушание. Власти же угличские сочли общину раскольничьей, и часто подвергали сестер проверкам документов и обыскам. Если же у кого из сестер на момент проверки документов не оказывалось, их на время брали под арест и даже высылали по этапу на прежнее место жительства. Старец Петр однако всегда давал им понять, что надо терпеливо переносить эти неприятности. Однажды, приняв очередную «порцию» наставлений в полиции, старшие сестры пришли к отцу Петру за советом, не принять ли и в самом деле приглашение угличской игуменьи, и не поступить ли всем в местный монастырь. Но отец Петр ответил им: «У вас будет свой монастырек». И замолчал. Тогда одна из сестер, Мария, – «более других смелая и решительная, впоследствии монахиня Митрофания и настоятельница Иверского женского монастыря в Нижегородской губернии» – спросила благословения старца на

93

{возрождение святынь} 2012

94

Как пишут петербуржцы из общины подворья Леушинского монастыря, Рыбинский Софийский женский монастырь «стал знамением «духовной столичности» города на Волге, его особого предназначения в судьбах России. Монастырь был прославлен подвигами многих подвижниц. Одна из них монахиня Сергия, основательница Леушинской обители (погребена в Софийском монастыре). Последняя из них – монахиня Агния, могилка которой является ныне чтимой на городском кладбище. В монастыре был погребен и блаженный иерей Петр (Томаницкий)». «Поезжай в Рыбну монастырь строить». Этот наказ смутил игуменью: «Батюшка, так ли я вас поняла? Вы приказываете ехать и строить монастырь в Рыбне. Как же это сделать? Я занята своею должностью и в Рыбинске жить не могу, и там никого не знаю». «Съезди, Рыбна недалеко», – повторил старец и замолчал. Родственники в Рыбинске были у Матроны Гулиной, и 8 февраля игуменья Антония вместе с сестрами общины прибыла в Рыбинск. «Девятого февраля, в воскресение после литургии, узнали о приезде игуменьи многие из граждан, – пишет Флегонт Морев, – в том числе купец Андрей Иванович Миклютин, и просил матушку пожаловать к себе». Ктитором-благотворителем Софийско-

го монастыря впоследствии стал именно купец первой гильдии Андрей Миклютин, отец которого, а затем и он сам были строителями Спасо-Преображенского собора и Покровской церкви в зачеремушной части Рыбинска. Земли под монастырь были приобретены у купца Понизовкина. Это, и в самом деле, оказалась местность на высоком холме, на берегу Гремячевсого ручья, голос которого и сегодня слышен издалека. Монастырь был учрежден указом Архиепископа Ярославского и Ростовского Нила 16 апреля 1860 года. Посвятить монастырь Софии Премудрости Божией благословил сестер отец Петр, без совета которого на строительстве в рыбинском монастыре не начинали ни одно дело.

Молебен в храме иконы Богоматери «Всех скорбящих Радости», состоявшийся в день 150-летия с момента его освящения, 29 августа 2011 года. Современный вид на восточный корпус Софийского монастыря и Всехскорбященский храм.

*** К 1917 году в ансамбле Софийского монастыря было четыре храма, главным из которых был Софийский собор,

*** Притеснения сестер начались в 1918 году, когда в одном из корпусов был размещен отряд красноармейцев. Хранящаяся в Рыбинском филиале Государственного архива Ярославской области переписка свидетельствует о том, как отчаянно пытались сестры сохранить монастырь, как отчаянны и безответны были их просьбы о помощи.

28 ноября 1923 года монастырь был закрыт. Рыбинский исполком принял решение разместить здесь детскую колонию. А с 13 августа 1931 года в этих стенах располагается следственный изолятор № 2 Управления исполнения наказаний по Ярославской области. Вот она, горечь судеб множества русских иноческих обителей и сегодня, в XXI веке: десятки тюрем, психиатрических больниц и интернатов, домов призрения по-прежнему располагаются там, где столетие назад не умолкала монашеская молитва о мире. Софийский храм оказался внутри тюремного периметра и был перестроен в производственный корпус СИЗО. Окружавшие колонию восточный, северный и северо-западный корпуса обители были превращены в жилые дома, а со временем расселены и заброшены. Жилым остался лишь … Спасский храм. Там, где когда-то была алтарная его часть, сегодня – трехэтажное жилое здание, к которому с севера примыкают развалины восточного корпуса. С противоположной его стороны – остов храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радости». Сегодня монастырь возрождается.

Первые субботники по уборке мусора в стенах монастырского комплекса прошли осенью 2009 года. А весной, когда стаял снег, два десятка рыбинцев, среди которых есть и мужчины, и женщины, – стали приходить сюда на уборку каждую неделю. 29 августа, спустя ровно полтора столетия со дня закладки храма Иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радости», здесь отслужили молебен. Заметим, кстати, что строительство Всехскорбященской церкви в поза­ прошлом веке завершилось очень быстро, даже по сегодняшним меркам, – через восемь месяцев, 9 апреля 1861 года храм был освящен протоиереем Спасо-Преображенского собора Родионом Путятиным. Остов Всехскорбященского храма – единственная сохранившаяся здесь храмовая конструкция, устоявшая в катастрофе ХХ века. *** Рассказывает Надежда Патракова, педагог детской художественной школы Рыбинска: «Началось это лет пятнадцать тому назад, с тех пор как отец Димитрий Садовский, настоятель храма Иверской иконы Божией Матери, взялся окормлять заключенных в следственном изоляторе. Я часто ездила с ним туда, и тогда развалины монастыря воспринимала просто как развалины. Даже мысли не допускала, что здесь что-то подлежит восстановлению. Люди были важнее. Когда на территории СИЗО построили храм (это было примерно год назад), и уже нужно было делать иконостас, я снова побывала там. Вместе с нами был и отец Василий (Денисов), в то время священник Спасо-Преображенского собора. Я его тогда осторожно спросила: «Как вы думаете, можно ли восстановить Софийский монастырь?» А он в ответ произносит очень воодушевленно: «Вот и я говорю – надо восстанавливать!»

– «А люди-то где?» – «Поискать людей можно». – «Ну, а появятся люди – так что делать-то нужно?» – «Что-что… Подойти, кирпичик переложить… Порядок навести!» Эта мысль меня с тех пор не оставляла. Это было накануне Покрова. Я приехала туда впервые – вглядеться в эти развалины. Мусору внутри и снаружи было, наверное, по колено. Мне стало так совестно – ведь это был православный храм! А осень долго стояла сухая и теплая. Нас собралось в первый раз восемь человек. С контейнером под мусор помог депутат по этому району Владимир Денисов. За два часа мы наполнили эту емкость до краев тем, что вынесли из подвалов храма. Больше, чем два часа, работать было трудно – наваливалась усталость. Такой субботник мы провели той осенью еще раз, и наполнили мусором второй контейнер. А потом выпал снег. Но когда пришла весна, нас ждала необыкновенная радость: в храме было чисто!. И весной

мы снова стали собираться на субботники по благословению отца Василия, и чем дальше, тем больше нас эта работа захватывала. И между собой, конечно, говорили: «Хорошо бы монастырь восстановить…» А потом стало известно, что летом в Рыбинск назначат епископа, и мы стали думать, что уж если епископ нас благословит в нашем начинании, то можно будет думать и о восстановлении монастыря…» Епископ Рыбинский Вениамин, в одном из интервью отвечая на вопрос о возможности восстановления монастыря в Рыбинске, заметил: «Конечно, работы там очень и очень много. Что сохранилось? Остатки стен и собора – наверное, не больше десяти процентов из того, что было. Но, конечно, главное не стены, а люди. И я верю, что найдутся люди, которые это сделают. Я – за то, чтобы монастырь был, раз уж исторически он здесь существовал». В октябре 2010 года в Рыбинске появился и тот человек, который имеет опыт устроения монашеской жизни. Монахиня Фомаида приехала из Москвы, так как она неравнодушна к разоренным святыням. Она приехала, имея опыт восстановления порушенных святых обителей, а также опыт работы с молодежью, нуждающейся в реабилитации от наркозависимости. «Если уж строить, то на века, – говорит она. – А сила Божия в немощи совершается, это я уже точно знаю. Когда изнемогаешь, тогда и появляются настоящие силы…Трудимся в монастыре теперь ежедневно. Немного не дождался этих дней трапезный корпус – как жаль, что не разглядели его красоту те, кто ломали его прошлым летом. А ведь раньше говорили, что из монастыря даже свечку вынести нельзя без благословения – огонь принесешь в свой дом…

– Раньше монастыри кормили всех, – поясняет монахиня Фомаида. – Ведь, с одной стороны, это место, куда люди жертвуют что-то от своих трудов, а с другой – монашеская жизнь нестяжательна. Монах – тот, кто всего себя отдает людям. В прежние времена на войну в первые ряды благословляли монахов. Они первыми шли к прокаженным, и в места эпидемий. Так что монастырь это не только то место, где непрестанно молятся о мире, – это, по возрождающимся традициям, помощь городу в его ежедневных многотрудных заботах о хлебе насущном, о воспитании достойных граждан, об образовании, о занятости населения, обо всём, что может укрепить всех нас духовно и телесно. Софийский женский монастырь нужно восстановить – как то достойное прошлое, без которого не может быть достойного будущего. …Много прочла о благотворителях города Рыбинска. И о тех, кто строил 150 лет тому назад Софийский монастырь, и о тех, кто строит город. И мне хочется надеяться, что с началом устройства монастыря возродятся и лучшие традиции».•

2012

а также десять двухэтажных корпусов, расположенных по периметру. Была в монастыре гостиница для паломников, дом для священнослужителей и больница. В восточном здании и сегодня сохранился проем ворот, над которым раньше высилась монастырская колокольня. Монастырю принадлежал кирпичный завод, в его состав входили более десятка зданий и флигелей за пределами обители, скотные дворы, риги и сараи для скота. В Рыбинске на Соборной площади размещалось подворье – часовня с просфорней и квартиры для монахинь. Землю на Волжской набережной, в Красных рядах, для подворья монастырю пожертвовал в 1876 году рыбинский купец Василий Иванович Жилов. В обители было около двухсот насельниц, и к началу ХХ века она имела особый авторитет – была своеобразной «кузницей кадров» для других женских монастырей России. Из Софийского женского монастыря вышли основательницы Севастьяновской женской обители в Пошехонье, Вознесенской – в Кинешме, Иверской в Ардаматовском уезде Нижегородской губернии, Казанского Вышневолоцкого монастыря, ИоанноПредтеченской Леушинской лавры, Исакова монастыря в Вологодской губернии и других обителей.

95

Венок усадьбе

В своем отношении к старине мы не только ленивы, но еще и циничны. А.Н. Греч. «Венок усадьбам»

2012

{путешествие в былое}

О судьбе усадьбы Тихвино-Никольское

96

Виктор БОРОДУЛИН

Несколько лет назад моя работа над фотопроектом «Сельские храмы Верх­ неволжья» привела меня в ныне почти заброшенный, но, к счастью, не совсем еще всеми забытый уголок рыбинской земли. Усадьба ТихвиноНикольское, или просто Никольское, как она называется ныне. Как всегда, обдумывая свое очередное путешествие, стараешься подготовиться – чтото почитать, узнать. Просматриваешь литературу, читаешь умные (а иногда и не очень) статьи, разглядываешь чужие фотографии. Кажется, уже почти все знаешь про то, что тебя интересует. И снова сталкиваешься с одним и тем же – в действительности все не так, как кажется. Вот и в этот раз – впечатление от увиденного в натуре ошеломляет, удивляет, завораживает. Замечательный памятник архитектуры – церковь Тихвинской Богоматери. И не менее выдающееся произведение архитектурного искусства, можно сказать, шедевр – усадебный дом Тишининых. Все вместе – редкостное по гармонии сочетание земного и небесного, сакрального и обыденного, церковного и гражданского. Но я не хочу здесь говорить о Храме

Медальная золотая табакерка с изображением Екатерины II. Вторая половина XVIII века. Из собрания Государственного Эрмитажа.

– он заслуживает отдельного исследования. Мне хочется еще раз напомнить о том великолепии, что у нас пока еще есть, но которое мы скоро все можем окончательно, безвозвратно потерять – о доме Тишининых. Но и не хочется

мне пускаться в сухое, почти техническое, описание архитектурно-художественных достоинств этого дома – столько-то этажей, какие окна, где там ризолит, какие на карнизах мутулы, что в нем за особенности интерьера. Хочется мне вспомнить о прошлых временах расцвета его. И сказать о плачевном настоящем. Да, сейчас это дом, и дом не в лучшие времена своей жизни. Но какой это был великолепный дворец тогда, в «Век золотой Екатерины»! Изумительный по замыслу, смелый по воплощению, образцовый по исполнению. Проект здания принадлежит великому рус­ скому архитектору Василию Ивановичу Баженову. Став первым пансионером Академии художеств, он был послан в 1759 году на обучение и стажировку за границу, во Францию, «для развития своего таланта». Сразу после возвращения на родину в 1765 году молодой тогда архитектор – а на время начала строительства этой усадьбы Баженову было всего двадцать восемь лет – приступает к осуществлению своих замыслов. Впереди сотни проектов, десятки построенных зданий, как апофеоз творчества – великолепный Паш-

Тишининым, но и осталась весьма довольна оказанным ей приемом. В свидетельство своего расположения и благодарности она, как известно, соизволила подарить хозяину дома золотую табакерку – для того времени это знак великой монаршей милости. Нам сейчас доподлинно неизвестно, как именно выглядела табакерка, подаренная Николаю Ивановичу Тишинину. Екатерина II имела пристрастие к коллекционированию изящных вещей, и ее собрание табакерок было весьма обширно. Среди них были именные – они изготавливались специально на заказ для награждения особо приближенных лиц, были личные табакерки императрицы – до сих пор они поражают взор своим великолепием. Тишинину, вероятно, была преподнесена так называемая «медальная» табакерка, они изготавливались относительно крупными тиражами – несколько экземпляров сразу, и в их крышку или была вставлена медаль с изображением Екатерины, или крышка эта чеканилась тем же штемпелем, что и памятная медаль. Служили эти табакерки именно для наградных целей.

2012

Виктор Бородулин родился в 1960 году в Угличе. Работает инженеромконструктором на одном из угличских предприятий. Среди многих его увлечений особое место занимает фотография, которой он занимается с детства. Участник и дипломант многих фотовыставок: персональных и коллективных. В 2008-2010 годах осуществил масштабный фотопроект «Сельские храмы Верхневолжья», с успехом представленный во многих городах России. Другое его немаловажное увлечение – изучение истории и природы родного края. Постоянный автор журнала «Углече Поле».

ков дом в Москве, а пока – скромное сельское дворянское гнездо в глубинке Российской. А впрочем, в такой ли уж глубинке? (Это сейчас все, что находится за пределами Московской кольцевой автодороги, некоторые считают «глухой провинцией», и считают подчас с весьма презрительной интонацией…) Удивительное по красоте своей место – таких еще поискать – выбрали хозяева имения для строительства своего дома. Рядом несет свои воды величественная Волга, замечательным амфитеатром спускается к ней пологий берег – партер огромного театра. Сцена – широкая река, декорации – сама великая Природа, занавес – небо и облака. И в «царской» ложе бельэтажа – величественный Дом, почти дворец, с высоты своего места взирающий огромными окнами на все это великолепие. Я не зря упомянул про «царскую» ложу – прослышав о намерении Екатерины Великой совершить путешествие по Волге, владелец усадьбы ярославский дворянин Николай Иванович Тишинин вовсю принялся украшать свое владение, тща себя надеждою, что державная Мать Отечества почтит его своим посещением, остановится в его доме. Глядя на жалкие ныне остатки великолепного прежде имения, трудно себе представить, что вот здесь, например, была беломраморная лестница, по которой Самодержица поднялась сразу на второй этаж дворца. Что вот здесь, где-то рядом, стояли парковые скульптуры – конечно, не Летний сад, но чтото очень близко к этому. Что вот на этом примерно месте была сооружена триумфальная арка… Правда, и сейчас еще, внимательно присмотревшись, можно заметить едва угадывающиеся линии аллей бывшего регулярного парка, что спускается к реке, украшенного тогда по вкусам своего времени (романтизм на пороге!) – уютные беседки, грот, «античный» обелиск. Что ж, старания по украшению Никольского не пропали даром. Екатерина не только соблаговолила нанести визит

97

{путешествие в былое} 2012

98

Отшумела веселая музыка, погасли разноцветные праздничные фейерверки, уплыл дальше, вниз по Волге, караван из галер, сопровождающих императрицу. Усадьба пережила не дни даже – часы – своего главного торжества, своей самой яркой славы. И осталось Дому на протяжении полутора с лишком веков только и делать, что вспоминать о былом величии, вслушиваясь по ночам в потрескивание старых половиц… Шли времена, менялись хозяева, ветшал, но держался дом. События последнего столетия и вовсе оказались для усадьбы весьма безрадостными. Трудовая коммуна, школа, приспособленные жилые помещения, а под конец – общежитие для сезонных рабочих из города, присылаемых на подмогу сельскому хозяйству. От мраморной лестницы не осталось и следа, пропала ажурная ковка с фасадов и балконов, растащены великолепные муравленые, с многофигурными композициями, изразцы с печей. Нет крыши, нет межэтажных перекрытий. Рушатся стены. Разобраны полы – вероятно, на дрова… Исчезла со стены табличка с циничноиздевательской формулой «Памятник архитектуры. Охраняется государством». И лишь остатки лепнины на стене зала, что на втором этаже, лепнины наверное еще той, Баженовской, служат нам живым пока еще свидетельством былой красоты и славы этого дворца.

И.Я. Вишняков Портрет Николая Ивановича Тишинина, 1755 г. И.Я. Вишняков Портрет Ксении Ивановны Тишининой, 1755 г. Из собрания Рыбинского историкоархитектурного и художественного музея-заповедника.

Может показаться странным, что Екатерина выбрала для посещения именно усадьбу Тишининых. Но странность эта – только на первый взгляд. В молодости блестящий гвардейский офицер во время дворцового переворота помог Екатерине занять императорский престол. Тогда наградой ему был крупный земельный надел на берегах Волги. Теперь – Высочайший визит. Да, умели в те времена сильные мира сего быть благодарными за оказанные им некогда услуги…

Не избежал дом Тишининых и влияния модного тогда направления в европейском искусстве – «шинуазри», проще – китайщины. И в то время, как в Оранинбауме под руководством знаменитого Антонио Ринальди создавался великолепный Китайский Дворец, в Тихвино-Никольском безвестные печники прилаживали к стенкам изразцы в «китайском стиле» местного, вероятно, производства, расписанные «по изящным образцам». Примечательно, что в угличском Супоньевском дворце, построенном примерно в те же годы, существовала Китайская комната, сохранились даже фотографии ее интерьеров. Не исключено, что и Тишинины завели у себя в усадьбе нечто подобное.

***

2012

Несмотря на кажущуюся близость к цивилизации добраться до Никольского – большая проблема. Дорог к нему нет, и если летом хоть как-то можно проехать, то в остальное время – только пешком. Особенно зимой, когда пути к нему не прочищают вовсе. Написано про усадьбу эту немало. Продолжают писать и сейчас – люди неравнодушные к нашей культуре, к нашей истории, к нашему прошлому стараются, как им кажется, бить в набат по поводу судьбы этого имения. Да только или бьют слабо, или колокол этот треснул и нет звука той мощи, или те, кто должен слышать набат, давно не реагируют на громкие звуки – привыкли. Я дал название очерку «Венок усадьбе», перефразируя знаменитого Греча. И мне очень хочется, чтобы венок этот не был последней данью над прахом почившей Усадьбы.•

99

…Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою была обвита голова моя… Книга пророка Ионы

Молога: волны над городом*)

{русская атлантида}

Светлана КИСТЕНЁВА

2012

В верховьях Волги тают обильные снега нынешней зимы, старые городки были по уши в сугробах, теперь по колено в воде, но все еще так холодно. И где-то близко лежат бескрайние плоские льдины водохранилищ – эти ненастоящие замерзшие моря.

100

Впечатление пятилетней давности. В венецианском музее Коррер рядом со старыми навигационными инструментами дремлют на своих накатанных осях тяжелые пергаментно-коричневые глобусы семнадцатого века или старше. Один пришлось легонько подтолкнуть, чтобы поискать свой Углич – еще и попробуй угадать его в здешней транскрипции. Но чуть выше стояло четкое слово «Mologa» и выжидательно смотрело своими круглыми буковками. В плывущем и омываемом городе, отраженном водой и пестрым стеклом, глухо, почти неуместно, послышалось имя города утонувшего. На нынешних картах его

нет. Он что – был нелюбимым или стал ненужным? У Рыбинского моря нынешней весной шестидесятилетие (Угличское водохранилище закончено годом раньше). 1314 апреля 1941 года закрылись последние пролеты плотины, паводок начал долгую работу – заполнение низинных пространств между реками Мологой и Шексной, место бывшего ледникового озера. Жителей переселили (всего около 150 тысяч, но это не все), несколько сот названий из тех, что набирают мелким шрифтом, ушло с карт и понемногу затихает в речи. Сам же город Молога будто и не был, теперь его стало как-то

А.В.Шевелев. Памяти Мологи.

1997 г.

не принято упоминать. Полвека апрельская дата оставалась только бодрым днем рождения «рукотворного моря», теперь, уже десятый год, это – День памяти Мологи. Сняты фильмы, вышли сборники статей, открыт Музей Мологского края в Рыбинске. Несуществующий старинный город стал центром притяжения для многих людей. …Город впервые упомянут в летописи под 1149 годом (напомним, Москва – 1147, Углич – 1148), 250 лет был центром княжества – маленькой столицей, потом местом большой ярмарки, длившейся четыре летних месяца. «Еще

в XVI веке на берегу реки Мологи в так называемый Холопий городок в 50 верстах от устья съезжались для торга немцы, поляки, литовцы, греки, армяне, персияне, итальянцы. …С торговцев поступало в казну Великого Князя 180 пудов серебра». («Кустарные промыслы Ярославский губернии». 1902 г.) По берегам реки жили умелые судостроители, на пойменных лугах паслись вполне тучные стада, здешние травы были какими-то особенными. Маслодельные заводы (в 1902 году их в уезде 86) продавали продукцию в Лондон и Копенгаген. В отличие от большого торгового Рыбинска, Молога с ее пятью тысячами жителей была более дворянской, видимо, из-за родовых имений на благодатных землях поймы. С этими местами связана жизнь многих семей, среди них князья Волконские, Голицыны, Прозоровские, Куракины, графы Апраксины, Мусины-Пушкины, а еще Глебовы, Сухово-Кобылины, Соковнины. В музее старые снимки сохранили их лица, притягивающие и живые. Глебовы: юная внучка присела к креслу бабушки. Куракины: молодые братья с нарядными женами (и потом один из них – много позже, вдали от родины – старик в рясе). Красавица Войцеховская, подруги-гимназистки – «…и как это было давно!» В Рыбинске есть Землячество мологжан, потомков жителей и переселенцев. Тридцать лет во вторую субботу августа они собираются на свои встречи. Общими силами издают сборники – статьи, воспоминания, стихи. И вот совсем недавно вышел фотоальбом «Русская Атлантида. Путеводитель по Верхней Волге». Все, как положено путеводителю, – карта, английский текст, французский текст, даже серийное оформление. Только одно «не так»: он ведет по тому, чего больше нет. Об этом постоянно напоминает автор Виктор Ерохин, директор Угличского музея. В небольшой текст невозможно вместить все, что теперь известно, что трогает и помнится. Пришлось, наверное, чтото «свое» сдержать и убрать оттенки, помня о переводе на другие языки и – главное – представления. Фотоальбом в этом смысле не в ряду прежних

Леушинский монастырь. Фотографии до и после затопления.

Светлана КИСТЕНЁВА родилась в городе Балаково Саратовской области. Закончила исторический факультет Саратовского университета, а также отделение истории и теории искусства Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина. С 1980 года работает научным сотрудником Угличского историкоархитектурного и художественного музея. Публикуется периодически в журнале «Мир музея» и в газетах, до недавнего времени регулярно помещала свои историкокультурные статьи в еженедельнике «Русская мысль» (Париж). Член Союза журналистов России.

2012

Молога. Афанасьевский монастырь, основанный в XIV в. (взорван и затоплен).

101

*)Статья была напечатана в еженедельнике «Русская мысль» (Париж) в апреле 2001 года. Этой публикацией была представлена русскому зарубежью книга В.И. Ерохина «Русская Атлантида».

2012

{русская атлантида}

Молога. Земская Пушкинская библиотека.

102

изданий. Он как звено, которое должно соединить с темой людей извне, для которых все пока закрыто, и гладь воды, как гладь незнания. Туристы едут сюда или плывут мимо одиноко стоящей в воде калязинской колокольни. Иностранцы каждый раз увлеченно снимают ее в волнахоблаках-отражениях: для них это согласная игра природы и исторической коллизии, почти символ все еще непостижимой русской реальности, охотно переходящей в ирреальность (как каменные стены в свое зыбкое перевернутое повторение). Калязинская колокольня на обложке – зрительный эпиграф к теме. Тут же старый снимок усадьбы МусиныхПушкиных и портрет самого графа А.И.Мусина-Пушкина, наиболее известного представителя рода – того, кто открыл «Слово о полку Игореве». Эпиграф текстовой: «На реках Вавилонских сидохом и плакахом…» Думаешь о реках, утонувших в псевдоморе, о слезах переселенцев, певших тоскливую частушку: Куда ветер ни подует, Все качается трава. Куда глазыньки ни взглянут, Все чужая сторона.

Усадьба Мусиных-Пушкиных Иловна.

И еще другое. Вначале на стройке было много заключенных-азиатов. «Они к стуже непривычные. В халатах, тюбетейках. Как замерзнут, встанут и стоят. Наши наоборот – шевелятся, а эти встанут – и замерзали многие. Они нежные, к теплу привыкшие», – вспоминал работавший на угличском строительстве Б.Л. Жолудев (Аудиозапись из архива О.А. Городецкой. Музей Волги).*)

Музей Волги существовал в Угличе в 1996-2007 годах.

*)

Потом пленные немцы. Теперь, как только стало можно, сюда ежегодно ездит Хуберт Денезер, девятнадцатилетним попавший в плен в Румынии. В первый короткий приезд он, собираясь на место лагеря и кладбища, сказал (его русский со всеми интонациями из сороковых годов и лагерной среды): «Ты не понимаешь, – я пятьдесят лет между Германией и Угличем». Словом, есть что-то в этом разноязы-

ях, пугая хранящим следы грандиозного разрушения пейзажем. Ржавое железо, развалы кирпича на местах храмов и зданий, полузамытые песком булыжные мостовые и уходящие в воду квадраты валунных фундаментов, отмечающие своими рядами направление бывших улиц. Жутковатый на вид «план» в натуральную величину. А вокруг столь же безжизненно и пустынно…» Самому морю автор находит точное определение – «подавляюще безбрежно». То же ощущение в путевых заметках Л.Чешковой («Листая книгу берегов…» – журнал «Вокруг света», 2001, № 2): «По Рыбинскому морю шли всю ночь. Сильно качало. Плотный серый туман лежал на воде, скрывая далекие берега.» Это начало волжского каскада, дальше Волга почти и не течет, от Рыбинска до Волгограда ей теперь вместо природных 50 суток едва хватает полутора лет. Вот и плещет, кружится на месте, ни жива-ни мертва.

2012

ком непомерном строительстве и впрямь «вавилонское», – такое противоприродное моретворение, только уж слишком принудительное. На каждой странице путеводителя снимки-пары: четкие старые сепии, где улицы, монастыри, прохожие, а рядом сегодняшний яркий колор – вода, камни (дома перед затоплением взрывали), трава и облака. На этих новых снимках земля невероятно плоская, вода расползается по ней тонким неподвижным слоем. Это «бескрайняя, большей частью мелководная лужа, могущая в любой момент разразиться многочасовым опасным штормом», – Г. Корсаков («О море, море…»). Параметры ее – 4,5 тыс. кв. км и 800 км береговой линии, средняя глубина – 5,6 метра, над Мологой – меньше двух, поэтому в засушливые лета часть города выходит из воды. С путеводителем вступаем в его пределы: «Город-призрак то появляется, то исчезает в мутновато-зеленых мелководь-

Адресовано в Мологу. Почтовые открытки начала XX века из коллекции Е.С. Розова.

103

Вывоз скарба. Молога. Торговая площадь. Здесь было кладбище.

2012

{русская атлантида}

Карта зоны затопления при первоначальном варианте гидротехнического строительства (ГЭС у Ярославля).

104

Чуть не каждый из затопленных, подтопленных или прорезанных каналами городов кто-то нет-нет да и назовет «волжской Венецией» (впрочем, нет: если затопленный, то «Китеж» или «Атлантида»). Это стало почти обязательным. …В городе Балаково, в школе, где из окон видно канал и пароходы, был в коридоре такой стенд – про «Венецию». Мы жили тогда на улице, которую и сейчас привычно называют «академика Жук». Для нас «академикажук» было никем, только новыми домами жилгородка, нашими дворами, рядами маленьких тополей. Сравнительно недавно это соотнеслось с академиком С.Я. Жуком, проектировщиком и строителем близнецов – Рыбинской и Угличской ГЭС. А.И. Солженицын назвал его среди шести «главных подручных у Сталина и Ягоды» – «за каждым тысяч по сорок жизней». Балаковская стройка началась в год его смерти. Мы ходили смотреть, как взрывают перед затоплением дореволюционный элеватор (удалось не с первого раза, горожане ушли разочарованными), стояли всем классом на берегу канала, когда шла низким белым буруном первая вода, – было страшно и весело. А незадолго до этого в канале погибли трое учеников нашего 5-го класса – рыли пещеру в песке, она обвалилась. И только сейчас, когда пишу, спохватилась: ведь семья мамы, многодетная семья мельника, – из села Макарьево, затопленного. Только их забрали раньше, «на кулацкий поселок». Значит, Молога – столица чего-то и для меня. В самой середине путеводителя на развороте герб Мологи и коллаж. Перед глазами образ, к которому уже готов читатель: город, и над ним не череда туч, а гребни волн – мерный прибой неживого моря. Слепящие пятна, будто свет сквозь воду, ложатся на

крыши добротных домов, на торговую площадь, где базарный день и все чемто заняты. Там наклоняются к товару, высматривают знакомых, запрягают, выпрягают, торопятся или глазеют по сторонам. Это их детям вязать в плоты стены деревянных домов, на их подмытые надгробья будут потом – сейчас – натыкаться внуки. …Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, И потоки окружили мня, Все воды Твои и волны Твои проходили надо мною… Это из библейской истории про Иону, проглоченного китом. Ну уж наш кит никого не вернет на сушу. Рапорт начальнику ВолгострояВолголага лейтенанта госбезопасности Склярова из Мологского отделения лагпункта – единственный документ в путеводителе: «В дополнение к ранее поданного мною рапорта докладываю, что граждан, добровольно пожелавших уйти из жизни со своим скарбом при наполнении водохранилища, составляет 294 человека. Эти люди абсолютно все ранее страдали нервным расстройством здоровья, таким образом, общее количество погибших граждан при затоплении города Мологи и селений одноименного района осталось прежним – 294 человека. Среди них были те, кто накрепко прикрепляли себя замками, предварительно обмотав себя к глухим предметам. К некоторым из них были применены методы силового воздействия, согласно инструкциям НКВД СССР». «Добровольно пожелавших» – какаято даже грамматически необратимая форма, обозначившая их степень свободы. Этот уход, оскорбительный для власти отказ от будущего, трудно пред-

На строительстве Рыбинского гидроузла. Конец 1930-х гг. Ломать не строить. Перед затоплением.

ставить, но такое уже было, по крайней мере, на бумаге. Десятью годами раньше Борис Пильняк написал роман «Волга впадает в Каспийское море» о «строительстве новой реки». Сливание вместе вод Оки, Москвы и Клязьмы стало прологом всего остального, «ибо Россия октябрей хотела наново перестроить, наново пересоздать – от человека до географии и геологии». В романе профессор-гидротехник убеждает: «Надо перекопать монолитом Волгу перед Камышином и бросить ее в Заволжье. То, что мы делаем здесь, на Москве-реке, – это мелочь, но она связана с тем планом, который я обдумываю. Наша власть поможет…» Писатель вроде бы разделил это

прогрессивное вдохновение, но потом побыл, а, может, внутренне и остался с другим человеком, разделив вдохновение безумное. Последняя страница романа – смерть «пропойцы и охломона, но истинного коммуниста» Ожогова (кстати, страдавшего приступами – все тем же «нервным расстройством здоровья»): «Охломон Ожогов погиб, окончательно сломав свой мозг. В часы, когда наступала вода, Иван Карпович, взяв своего пса Арапа, пошел с ним в подземелье кирпичного завода. …Когда вода стала в нескольких саженях, Иван Карпович спустился к печи … лег на солому, обнял собаку, повздыхал, закрыл глаза.

…Во входную щель стал заползать рассвет, медленный, упорный, выволок из мрака обеденную доску, лист газеты на столе, кричащий завершением строительства. …Серый рассвет делал лицо человека очень бледным и бессильным. …Наверху шелестела вода, пахло водой, сырым простором. Ни человек, ни собака не спали. Подземелье наполнилось зеленой прозрачностью, тугой, как болотные воды. И человек и собака подкарауливали друг друга. …Собака завыла, охломон улыбнулся. …И в это время с грохотом и шипом, зеленая, бросилась в подземелье вода». Здесь тянется время, идет медленная смена планов: панорама – деталь – крупно лицо, ожидание воды. А собака – то же, что потом замок и «глухой предмет». Чтобы уж точно остаться, не передумать. Писателя унесет другая волна – 37-й год, но будущее каких-то неведомых (и ничего еще не ведавших) 294 человек он успел примерить и пережить. Документ внес в альбом другую ноту, он врезан в цветной снимок Рыбинской ГЭС, на фоне валунов – ненадписанных надгробий (да и кто бы стал тогда узнавать имена «добровольно пожелавших»). Кажется, сам жанр путеводителя тем самым несколько нарушен, но тут так и должно быть. Путешествующий по Волге с новым изданием в руках будет, наверное, не так озирать берега, как всматриваться в толщу воды, забравшей так много. Что дальше делать или не делать с морем? Потеряны земли, изменен климат, стоячая вода умеет разве что цвести или штормить в раздражении. Может, будет, как хотели бы многие, новая Молога, – ведь и цари когда-то в указах писали: «Дабы имя града утрачено не было…». Ее округлое и тягучее имя звучало долго и разносилось далеко, теперь же стало вроде бездомной птицы над этими водами. Что-то там будет… Только вот сюда опять запоздает весна – недели на две-три, как и все пятьдесят девять предыдущих раз.•

2012

Макет Рыбинского гидроузла в Толгском монастыре. Фотография конца 1930-х годов.

105

Смотри, вот новое мое жилище... Где старые хозяева его? Одни в земле, других нигде не сыщешь, нет ни следа, ни вести — ничего... О. Берггольц

2012

{русская атлантида}

Все прогрессы реакционны, если рушится человек. А. Вознесенский

106

Маленькие люди и большая Волга Елена НАУМОВА, Василий СМИРНОВ

Между Мышкиным и Угличем есть небольшое живописное село Учма, раскинувшееся на правом берегу Волги неподалеку от бывшей Успенской Учемской Кассиановой пустыни. Возникновение пустыни относится к концу XV века и связано с удивительной личностью европейски образованного греческого князя Константина, родственника последнего императора Византии. Он стал свидетелем крушения великой империи, исколесил многие страны, общался с выдающимися деятелями эпохи Возрождения, прибыл в Московию в свите Софьи Палеолог, был пострижен с именем Кассиана в Ферапонтовом монастыре, нашел свое пристанище в Учме и был причислен к лику русских православных святых. Именно он, получив разрешение князя Андрея Большого Угличского, основал на месте впадения реки Учмы в Волгу Успенский Учемский монастырь.

Кассианова пустынь пережила много радостных и тяжелых моментов в своей истории, учемские храмы неоднократно перестраивались, и обновлялось их убранство. В конце XIX века, при священнике Петре Васильевском, была создана общественная библиотека Павленкова. Прихожане любили свои церкви, на их пожертвования открылась церковно-приходская школа, и началось строительство новой ограды… И

тут наступил 1917-й год. После прихода советской власти учемские храмы постепенно приходили в упадок, в 30-е годы были отобраны у религиозной общины и закрыты. НКВД стал мощной хозяйственной организацией и занялся строительством такого важного стратегического объекта, как каскад водохранилищ “Большая Волга”. Началось судьбоносное, трагичное для

сотен тысяч людей возведение Угличской и Рыбинской ГЭС. В бывшем Учемском монастыре расположился участок Волголага-Волгостроя НКВД, и основной рабочей силой стали заключенные. Большинство составляли уголовники, но были и осужденные за контрреволюционную деятельность. Заключенные собирали, дробили и взрывали камни; прокладывали

Гурий Васильевич Смирнов, 2010, из семейного архива Смирновых. Памятная часовня на месте Успенской соборной церкви, 2007 год. Преподобный Кассиан Учемский. Икона из имения Мусиных-Пушкиных в Борисоглебе Мологского уезда. Автор – Андрей Яковлев. Рыбинский музей-заповдник.

шкурка, потроха оставались… Охранники жили в приходской школе. Нас пускали на свои развлечения: турники, качели – гигантские шаги. Кино показывали, «Мустафа дорогу строил» я в зимней церкви смотрел… До 37-го года многие заключенные были бесконвойными. Они работали до 6-ти часов и разбредались затем кто куда. В деревнях жили, у нас много ребятишек от заключенных потом бегало. В 11 часов выходили на поверку Оранский со Стояновским, рыжим чертомсобаководом. Если заключенный бежит обратно на зону, значит все в порядке. Не пришел – на изолятор, и сколько дней скажут, столько и будет там сидеть провинившийся. А на работу все равно ходить надо. Одевали заключенных в форму вроде военной, только черного цвета. Еще у них ботиночки были, – в армию я ушел в настоящих ботинках от заключенных… С 37-го года стало похуже, а в 38-м – еще хуже. В 40-м году так сделали: на 15 минут три раза опоздал на работу – год дают. Вот сюда к нам пригнали москвичей, человек полтораста. Старые уже попривыкли, а эти – только начинают… Лупить их стали. Смотришь: доходяга простуженный. Год всего, а идет чуть живой, не привык к такой жизни. Сейчас уже позабыто, что такое «коца» и что такое «буца». Коца – это деревянная подошва, а верх – коричневый брезент. Буцу делали из баллона. Одна буцина килограмм 5-6 весила, вот и ходи. Дадут такую, пятикилограммовую, и идет он по морозу пешком до большой дороги, а там – разгребает вручную. Камнедробилка в Учме работала: здоровенные камни били, возили на дорогу и укладывали, мостили. На хуторе, в километре от нас, пилорама была: делали просеку для высоковольтной, валили деревья, распиливали их и в Углич отправляли. К 41-му году дорогу доделали, перешли ближе к Угличу. Но к сентябрю, как нам пора было уходить на фронт, нагнали новых невольников. Приводили, в амбары загоняли: нежравших, уставших, замерзших. Орут, стонут… Конвой стоит, не подпускает никого. Да-а… «Прощай село, деревня Учма и Божий храм на берегу…».

Елена НАУМОВА родилась в московской профессорской семье. Она – выпускница физфака МГУ им. М.В. Ломоносова, лауреат международных выставок и конкурсов по дизайну, Елена много путешествовала по нашей стране и за рубежом, занималась экстремальными видами спорта. Оставив должность руководителя отдела по связям с общественностью в одном из столичных банков, она в 2006-м году переехала в Учму к мужу, Василию Гурьевичу Смирнову.

Василий СМИРНОВ, уроженец Учмы, вырос в семье колхозников. На месте бывшей Кассиановой пустыни он построил памятную часовню и поклонный крест. Около 20 лет проработал лесником и одновременно занимался краеведением. В 1999 году основал Музей Учемского края, хранящий память о тех, кто здесь жил раньше, и о мире, их окружавшем. Лауреат международного фонда Д.С. Лихачева «За подвижничество». Елена и Василий занимаются историческо-краеведческими исследованиями и используют накопленные материалы в постоянно обновляемой экспозиции Музея Учемского края.

2012

и мостили этим камнем дорогу УгличРыбинск. По дороге они возили заготовленный ими же лес к месту строительства Угличской плотины. По официальным бумагам, известным нам, Волголаг квартировался в Учме с 1935 года по 1938-й. Однако, по словам местных жителей, заключенные жили здесь и после 1938 года. Во время войны появились новые конвоируемые поселенцы, которых называли стройбатовцами. Они жили в более жутких условиях, чем довоенные заключенные. Село стало местом тяжелого ручного труда пилами, кирками и лопатами, не прекращавшегося даже в морозные зимние дни. По воспоминаниям старожила Георгия Ивановича Щуркова, до 1937 года колхозникам приходилось еще тяжелее, чем арестантам: «До 37-го года, ведь не говорят правды-то, заключенные жили лучше колхозников. Как мы жили-то? Заключенные получали до 180 рублей ежемесячно, ларек на зоне был с продуктами и сигаретами. У нас же в магазине того не было... А питались они: мясо – все время, рыба – постоянно. Первое, второе – всегда давали. Мы кормились полностью за счет них. Я носил им молоко, четыре кринки… Лет 12 мне было. Тяжело, но ничего, нес. А оттуда едва тащился: наливали полные кринки каши. Да еще баночка была, суп брал. Жидкость выливал, сам наедался и домой нес. Восемь человек хлеба оставляли, 600 грамм черного получалось. Еще серый, пшеничный был, вкусный такой, до сих пор запах помню… А у нас хлеба не было, мы даже и не видели его до того. В воскресенье заключенные собирались кучками, нас подпускали посидеть, послушать рассказы. Я у них был как пан: давали на вино 3 рубля – сбегай, говорят, за полчаса в Кирьяново. А это – километра три от нас. Туда берегом бежишь, как лошадь, весь в пене. А обратно – потихоньку, чтоб не разбить водку. Денежку за это давали, да и бутылку с пробочкой. Сидишь-сидишь рядом, глядишь, конфетину бросят или пряник как собачонке. А еще там башкиры были, узбеки, татары. Они мне баранину заказывали. Платили 15-16 рублей за овечку, да еще ножки,

107

2012

{русская атлантида}

настыре и о местном крестьянстве. И того, и другого больше нет на земле, остались лишь устные воспоминания, архивные записи, фотографии и небольшое число вещественного материала, сохраненного жителями Учмы и природой. В начале 1930-х годов над советской деревней нависла угроза раскулачивания, наиболее зажиточные крестьяне быстро сориентировались, создали колхоз «Красная Учма», выправили чистые документы, побросали свои хозяйства и разъехались кто куда. В деревне, по словам старожилов, остались практически одни старики и дети, в колхозе не хватало рабочей силы. В то время в Учемской слободе было около 30-ти домов, в которых жило примерно 150 человек. В 1935 году в предполагаемую зону затопления входило 23 дома: никто не знал точно, до какой отметки поднимется вода. В 1938 году, во времена Волголага, старое кладбище было ликвидировано как входящее в зону затопления. Могилы сравняли с землей, посшибав кресты и памятники. Для нового кладбища отвели более высокое место в стороне от деревни. Вопреки прогнозам, можно сказать, – свершилось чудо: вода оставила нетронутым место захоронения св. преп.

108

Вид на Учемские храмы с другой стороны Волги. Конец 1930-х годов, до заполнения Рыбинского водохранилища. К этому моменту храм Рождества Иоанна Предтечи уже был взорван, а придельная теплая церковь трех святителей московских Петра, Алексия и Ионы – разобрана вручную на кирпичи. Из семейного альбома Зябловых.

В 1937 году церковь Рождества Иоанна Предтечи с приделом преподобного Кассиана была куплена Волголагом как строительный материал и взорвана. Остались колокольня и Успенская церковь. Эти две постройки простояли полуразрушенными до 50-х годов. Летом 1951-го года обрушилась Учемская колокольня. Через некоторое время администрация прислала рабочих, они пробили ниши по всему периметру Успенского собора, заложили последовательно деревянные бруски и подожгли конструкцию. Сегодня высокий берег, на котором стоял когда-то Успенский Учемский монастырь, превратился в небольшой холм из разбитого кирпича, умещающийся на узенькой косе на мелководье. В 1989 году, вдохновленные деятельностью мышкинского подвижника Владимира Александровича Гречухина, единомышленники из Учмы и Мышкинского народного музея на месте Успенской соборной церкви, вблизи могилы св. преп. Кассиана Учемского, поставили поклонный крест. Через несколько лет рядом с крестом выросла памятная часовня. А неподалеку, на краю села Учма, расположился музей, рассказывающий о могучем некогда мо-

В советской деревне 1930-х годов жили тяжело и голодно. Из семейного альбома Ивановых.

Георгий Иванович Щурков, 2010 и 1942 гг.

грузчиков и бурлаков. Они-то и были основными посетителями кабаков. Одна из новых жительниц Учмы, Мария Михайловна Родионова, говорила так: «Мы от Мологи далеко жили, ближе к Черёповцу и в кабаках никогда не бывали. Но на праздники у нас столы всегда полными накрываются, и любого в дом к нам зашедшего мы приглашаем угощенья отведать и чарку наливаем. А местные соберутся на застолье и в окно смотрят, чтоб никто не зашел неожиданно. А как увидят кого, то бутылку под стол прячут. Им скажешь «Хлеб да соль!», а они в ответ: «Едим, да свой. А ты – рядышком постой». «Чай да сахар», а они: «Стой, да ахай!» Всюду замки развешены: не только на домах, но и на чуланах, на сундуках, на шкафах с продуктами. Будто и друг другу не до-

веряют. Мы же батог к двери приставим, просто показать, что нас нет дома. И никто ничего не крадет. Они и делать-то ничего не умели, мы их работать научили. Рожь сожнут, два снопа поставят, третьим сверху закроют – все и промочит. Мы стога с сеном сами метали, местным не доверяли. По-другому, как следует все делали». Дело в том, что к моменту переселения мологжан, из Учмы уехали наиболее трудолюбивые хозяева. Некоторые учемцы были непривычными к сельскому труду, поскольку занимались отхожим промыслом и работали в городах. Противостояние местного населения и мологжан длилось несколько десятилетий. В конце концов, учемцы переняли навыки работы переселенцев, а те, в свою очередь, стали перед приходом гостя бутылку под стол прятать и двери Что под силу заключенным. Работники Волголага. Из семейного альбома Завариных.

2012

Кассиана Учемского и всей средней части бывшей обители. Полностью осталась на суше и Учемская слобода со всеми крестьянскими дворами. В ней появились переселенцы, которых называли мологжанами: это были жители уходящего под воду Мологского уезда, искавшие себе новые места обитания. Они обосновались практически в каждой деревне вдоль Волги, Юхоти, Улеймы, находя здесь места, природой похожие на родные. В Учму перебралось более пятидесяти человек из Мологского уезда. Некоторые из них работали здесь и раньше: пастухами, плотниками, лесозаготовителями. Председатель колхоза «Красная Учма» Елизавета Столбова позвала их, и мологжане стали переезжать. Селились очень плотно: делили дома пополам, использовали зимовки, жили на квартирах. Местные жители относились к ним с подозрением, обидно обзывали: «Молога-пьяная, на одну церковь – четыре кабака». Питейные заведения в Мологе встречались довольно часто, поскольку город являлся развитым торговым пунктом. Отсюда начиналась так называемая Тихвинская система, по которой от Рыбинска до Петербурга ежегодно проходило в среднем около 7000 судов с грузами приволжских губерний. В Мологе и окрестностях строилось порядка 2000 небольших судов различного типа. К началу навигации в городе собиралось много пришлого рабочего люда: такелажников,

109

2012

{русская атлантида}

Жители Учмы, примерно 1935-36 гг., до приезда мологжан. На фотографии видно, что трудоспособных мужчин осталось всего девять. По рассказам местных жителей, численность населения сократилась примерно в три раза по сравнению с 1920-ми годами. Многие из тех, кого мы видим на снимке, погибли во время Великой Отечественной войны. Учма потеряла 22 человека (включая переселенцев с Мологи). Из семейного альбома Степаненковых.

110

Пожилая мологжанка мечет стог. Из семейного альбома Новожиловых.

на зам­ки запирать. Правда, к запертой двери они продолжали батожок приставлять, чтобы издалека было видно, что хозяев дома нет. Прошли годы… Выросли дети, которые уже не делились на «своих» и «пришлых». Почти все из них разъехались по городам, продав родительские дома под дачи. Новые жильцы перестраивают

избы, выбрасывают старые вещи. Те самые предметы, которые старились вместе со своими хозяевами и до сих пор хранят тепло их рук. Года три назад новые владельцы одного из домов занимались ремонтом и временно вынесли старую мебель на улицу. Как известно, нет ничего постояннее временного. Через полгода промокшие насквозь шкафы и стол оказались ненужными своим хозяевам и переселились в музей Учемского края. Все предметы принадлежали раньше Марии Михайловне Родионовой, уроженке Мологского уезда. Отец Марии Михайловны Родионовой был хорошим столяром и работал при церкви. После того, как священника арестовали, служить стало некому, и прихожане обратились к Родионову. Несмотря на отговоры домашних, он согласился. В течение месяца Михаил был рукоположен в сан священника. Прослужил он недолго и был арестован. Семью раскулачили, и в связи с затоплением мологских земель Мария Михайловна переехала в Учму с семьей своего свекра и маленькой дочкой на руках. Выбор нового места жительства был сделан не случайно: свекор, Николай Коптин, еще в ранние 30-е годы нанимался пастухом учемского колхозного стада и хорошо знал эти места. Муж Марии в момент переезда семьи находился на срочной службе в армии. А потом была война, откуда он не вернулся… В 70-е годы Мария вышла замуж во второй раз. Руку ей предложил недавно овдовевший Савельев Александр Дмитриевич, односельчанин по бывшему Мологскому уезду. Она дала согласие на брак и переехала из Учмы в Семенково.

Супруг Марии Михайловны мастерил деревянную мебель и на похвальбу жены любил повторять: «Какой я столяр, твоего отца мне никогда не догнать... Вот он мастером был знатным!» К сожалению, вместе Савельевы прожили недолго, Александр Дмитриевич умер, а Мария Михайловна вернулась в Учму и привезла с собой, среди прочих вещей, шкаф, сработанный руками мужа. Именно этот шкаф попал к нам в музей. И в нем, пролежавшем всю осень, зиму и весну под снегом и дождем, чудом сохранились документы на имя хозяина. Автобиография, несколько писем и справок – донесли до наших дней трагедию человека из затопленного края. Помимо автобиографии, в шкафу сохранилась выданная в 1944 году справка из эвакогоспиталя, подтверждающая, что при выписке лейтенант Савельев удовлетворен только протезными ботинками. После войны Александр Дмитриевич вернулся к семье в деревню Семенково, где вынужден был остаться до конца своей жизни: в здешних местах колхозники очень долго не имели паспортов и практически не могли покинуть свою деревню. Но о детях Александр Дмитриевич заботливо похлопотал. Когда в 1951 году пришла пора подумать об их обучении (получить паспорт и устроиться на хорошую работу в городе можно было, только пройдя обучение в городских профессиональных училищах), он получил ответ на свое письмо, отправленное в приемную депутата Василия Иосифовича Сталина. И дети смогли начать обучение в городе Щербакове (так назывался Рыбинск с 1946 по 1957 гг.). Вот так получилось, что шкаф, хра-

111

2012

112 2012

А.Д. Савельев. Фотография из шкафа. Шкаф, в котором были найдены документы А.Д. Савельева. Музей Учемского края, 2010 г. Петр Александрович Кудрявцев во время I Мировой войны. Из семейного альбома Смирновых.

в немецкий плен и после освобождения сразу оказался в Красной Армии. Домой, к родителям и жене, он вернулся через восемь лет отсутствия. Петр служил в 1-й Конной Армии Буденного вместе с кубанскими казаками, и ему так понравились южные земли и люди, что он предложил Елизавете переехать на Кубань. Сообщив, что ненадолго уедет для улаживания вопроса с жильем, Петр услышал от жены: «Поезжай, я тебя не Петр Александрович Кудрявцев ро- держу. Восемь лет ждала я, а больше не дился в 1891 году в деревне Черное буду. Ты туда уедешь, а я в Шуйгу – гоМологского уезда. В 21 год, как и все, он ловой». Петр Кудрявцев остался в родных был призван на службу в царскую армию. местах. Молодые отделились от родителей Дома, с его родителями, осталась молодая и ушли жить к крестному. На лесосплаве жена Елизавета из деревни Букшино. они стали зарабатывать на строительство Во время войны 14-го года Петр попал своего дома, и к 1935 году пятистенок был нивший тепло рук своего создателя, подарил нам документы, приоткрывшие живые детали непростой человеческой судьбы. Судьбы, во многом схожей с трагическими историями других мологжан, потерявших в свое время малую родину. Мы расскажем о некоторых из тех переселенцев, чьи фотографии и часть документов уцелели и находятся теперь в архиве Музея Учемского края.

Учемские дети 1930-х годов. Вторая справа Лидия Кудрявцева. Из семейного архива Смирновых.

2012

В советских послевоенных колхозах работали за трудодни, оплата производилась натуральными продуктами, зачастую некачественными. Денег крестьяне практически не получали, пенсия по возрасту была введена лишь в середине 1960-х годов. Александр Дмитриевич Савельев получал неполную пенсию как инвалид войны. В 1960 он обратился в Ярославский област­ной военный комиссариат за разъяснением, почему ему выплачивают лишь половину положенного. Ответ был неожиданным: пенсионер-колхозник имеет право лишь на 50% пенсии.

113

{русская атлантида} 2012

114

готов. К этому моменту у Кудрявцевых было уже нажито большое хозяйство и три дочери: Алевтина, Дина и Лидия. А тем временем шла работа по строительству Рыбинского водохранилища… И в деревню Черное пришло известие о том, скоро она окажется под водой. Колхоз переселяли под Тутаев, но новое место понравилось не всем, в том числе и Кудрявцевым. Они хотели найти такое, чтобы и лес, и река были рядом – как у себя в Черном. Глава семейства когда-то сплавлял лес на Юхоти, и ему запомнились эти земли. В 1935 году, бросив новый дом и все имущество, они сели на пароход, идущий вверх по Волге. Именно там, на палубе, младшая дочь Лида сделала свои первые шаги. Высадившись в Мышкине, Кудрявцевы переправились на другой берег и обосновались на квартире: сначала в Ларионках, потом – в Займищах. Петр, как и раньше, сплавлял лес, а Елизавета, вместе со своими землячками, работала на лесозаготовках. Через пару лет Кудрявцевы подыскали временное жилье в Учме и перебрались на Волгу, где позднее купили старенький дом под соломенной крышей. Петр какое-то время был конюхом, но в колхоз вступать не стал, имел паспорт. Он умер в 1946 году. Жена долгие годы проработала колхозной дояркой, и первую пенсию, 12 рублей, ей дали в 1965 году, в возрасте 73-х лет. Одна из дочерей, Дина, уехала в Рыбинск, вторая, Алевтина, была ветеринаром и бригадиром в колхозе «Красная Учма», потом перебралась в Ленинград. Лидия всю жизнь прожила в Учме и закончила 4 класса местной начальной школы. Позднее к ней приходили неграмотные соседки писать письма. В 22 года Лида вышла замуж по переписке за «незнакомца», с которым живет вместе уже больше 55-ти лет и воспитала двоих сыновей: Василия и Александра. Вместе с мужем Гурием Васильевичем Смирновым Лида трудилась «за палочки» на самых тяжелых участках: и рыбачила, и боронила, и косила, и коров доила. Всю жизнь она была в передовых

Л.П. Смирнова, 2011 г. Из семейного альбома Смирновых. Паспорт, выданный в Мологе в 1929 г. А.М. Степаненков и один из сорока учемских коней. Из семейного альбома Степаненковых. А.М. Степаненков, конец 1980-х гг., из семейного альбома Степаненковых.

колхозницах, заработала много значков и грамот, две грыжи и ревматизм. Гурий Васильевич за свой непомерно тяжелый труд получил знаки отличия и обрывы мышц на обеих руках. Андрей Михайлович Степаненков приехал в Учму из Мологского уезда, где ему в 1929 году выдали паспорт. По его рассказу, он оказался в Мологском уезде в составе артели, которая изготавливала сани и гнула дуги. Скорее всего, именно благодаря этой работе он и получил паспорт. Получение паспорта – редкое событие для советского крестьянина. Большинство населения жило по метрикам до 1979 года. Андрея Михайловича на фронт не взяли, у него не гнулась одна нога: еще в юности, во время заготовки сена, он перерезал сухожилие косой. Травма не помешала трудиться конюхом в рыболовецкой артели и даже выезжать на зимний экспедиционный лов на Рыбинском море. С лошадьми Андрей Михайлович проработал почти до самой смерти. Степаненков трудился в колхозе “Красная Учма”, который после слияния с другими

четырьмя колхозами стал “Дружбой”. Поскольку почва в Учме каменистая, трактористы из МТС отказывались пахать здешние поля. Лошадей, основной тягловой силы в те времена, всегда было много, и их берегли. Когда учемские дети обращались со словами “Андрей Михайлович, начальник конпарка, разрешите покататься!”, то он разрешал, если же просто как к дяде Андрею, то мог и не услышать. В последние годы службы Андрея Михайловича в конюшне оставалось всего четыре лошади: Орлик, Пальма, Матрос и Ветер. Кокарев Александр Николаевич, уроженец Мологского района, деревни Верховье. Первоклассный плотник, он женился на дочери состоятельного сапожника Александре Морозовой и отстроил дом для семьи. Перед затоплением родной деревни Кокаревы вынуждены были переехать и бросили свое жилище со всем имуществом. Обосновались в Учме. Незадолго до начала Великой Отечественной войны, Александр, вместе со своим земляком Сергеем Соколовым, работал на лесозаготовках: они отбирали

качественные деревья и делали шпалы для железной дороги. Безо всякой специальной техники, топорами, они тесали прямо в лесу.

Выселенная деревня Верховье Мологского уезда, родина Александра Николаевича Кокарева.

Бригада рыболовецкой артели «Красная Учма» вытягивает невод с рыбой. Длина невода – 360 метров.

2012

В августе 1941 года Кокарев был призван по мобилизации и попал в артиллерийский полк. В 1942 году Александр оказался в немецком плену. После освобождения он был отправлен пешим этапом на Украину для восстановления взорванных шахт. По дороге, на озере Балатон, встретил земляка Дмитрия Бизина. Даже в военном билете Кокарева стоит запись о том, что плотник – его гражданская специальность. Этим же ремеслом, вместе с бригадой своих земляков, Александр Николаевич продолжал заниматься и в послевоенные годы, когда вернулся в Учму. Он делал лодки и снасти для рыбалки. Во многом благодаря навыкам мологжан, колхоз вскоре перешел на рыболовецкий устав. Жена Александра Николаевича сапожничала. На заработанные деньги они смогли купить дом за Волгой и перевезли его в Учму зимой на санях, на лошадях. Помимо плотничания, Александр Николаевич командовал бригадой рыболовецкой артели “Красная Учма”, состоящей из десяти женщин и двоих мужчин. Бригада распалась в середине 50-х годов, когда один из мужчин ушел в армию, а второй – бригадир Кокарев, – надорвался и получил заворот кишок, вытаскивая невод с 27-ю тоннами рыбы. Возможно, именно тогда у него порвались и болезненно обвисли мышцы на руках. А может это, как и у многих деревенских жителей, случилось в другое время: тяжелых работ хватало всегда. Сноха Александра Николаевича, Екатерина Васильевна Кокарева, рассказывает, что свекор был лучшим косцом в колхозе: за день он мог скосить полгектара при норме в 15 соток. Подгоняя неопытную сноху, он приговаривал: «Ничего, научишься… Здесь ума не надо. Здесь сила нужна!» Последние годы Александр Николаевич работал лесником. Кокаревы дожили до старости, покоятся на Учемском кладбище. Рядом с их могилой похоронили и Д.А. Бизина, повстречавшегося А.Н. Кокареву на Балатоне во время войны. *** Сегодня большинство переселившихся в Учму мологжан уже покоится в земле. Помянуть родителей приезжают из городов их повзрослевшие дети и внуки. Однажды в Троицу у одной из могил раздался тонкий детский голос: «Мама, мама! Я теперь знаю, где Ленин настоящий похоронен!» Мальчик увидел на кресте табличку с именем мологжанина Александра Ивановича Ленина… Еще одна нелегкая судьба простого человека, окончившего свои дни вдали от малой родины – Мологского края, навсегда скрытого водами Большой Волги.•

115

Рыболовецкая бригада А.Н. Кокарева (Кокарев – в центре нижнего ряда) с председателем артели «Красная Учма» А.М. Малявкиным (нижний ряд второй справа). Середина 1950-х годов. Одна из последних фотографий бригады, сделанная в честь богатого улова леща: было вытащено 27 тонн неводом. Бригадир А.Н. Кокарев, надорвавшись, угодил в больницу с заворотом кишок. Второго мужчину, Ю.В. Субботина призвали в армию. Бригада осталась без мужиков.

Афанасьевский женский монастырь близ города Мологи. Начало XX века.

{русская атлантида}

Моя малая родина

2012

Надежда ШИШКУНОВА (НИКОНОВА)

116

Затопленный город Молога и окружавшие его селения и деревни – это места, где родились и проживали все мои близкие родные. Семья наша имеет крестьянские корни, крепкие и надежные, а род наш, по преданию, пошел от крестьянина Никона, который жил в XVIII веке в окрестностях Мологи. Его внук Николай служил (было это уже в XIX веке) управляющим у купца, торговавшего хлебом. Николай Никонов имел двух сыновей, старший из которых, Алексей, был скромным деловым человеком, своими руками он мог делать практически все, даже обувь шил для всей семьи.

Город Молога находился в устье реки Мологи, которая являлась притоком главной реки России – Волги. И поскольку местность между этими реками была низменной, со множеством крупных и мелких озер, весной все это покрывалось водой. Только сам город возвышался над водной гладью, а деревни почти все заливались вышедшими из берегов реками. В это время жители общались между собой только с помощью

лодок, которые были практически в каждой семье. Потом вода отступала в русла рек, оставляя на земле плодородный ил. Благодаря такому удобрению огородов, пахотных земель и лугов все здесь росло, как на дрожжах. На заливных лугах трава вырастала буквально до пояса, а подобного разнотравья я за всю свою долгую жизнь нигде больше не видела. Росли, помню, сладкие «дудки» (как они называются по-научному, я не знаю*)),

а еще так называемые «столбцы» – прямые, как столбики, небольшие растения разного цвета, на вкус слабо сладкие, водянистые**), а также пырей, дикий лук, чеснок, щавель. Сено с этих лугов получалось обильное и очень душистое. Кстати сказать, когда мы, ввиду грядущего затопления нашей местности, были вынуждены переехать в село Радищево (ныне Никольское) Угличского района, то корова, которую мы привезли с собой,

наотрез отказалась есть местную траву и сено, и нам пришлось от нее отказаться и завести корову местную. Моя бабушка Мария родилась в деревне Ханино под городом Мологой, замуж вышла за Никонова Алексея Николаевича из деревни Новоселки в трех километрах от Мологи. Дедушка Алексей работал в Мологе приказчиком в продуктовой лавке. Хотя он был из крестьянской семьи, работать в крестьянском хозяйстве не мог из-за того, что с детства довольно сильно хромал (последствие вывиха тазобедренного сустава). Бабушка Мария в молодости была статной, красивой девушкой. Детей у них было 13, но все, кроме одного – Николая, 1905 года рождения, – умерли в младенческом возрасте. Поскольку Николай был единственным ребенком, то мать души в нем не чаяла и задумала дать ему хорошее образование. Она определила его сначала в церковно-приходскую школу, а затем в городскую в Мологе. Учился он хороВид на город Мологу в белую ночь. Начало XX века.

Молодожены Николай и Валентина Никоновы, 1928 г.

Надежда ШИШКУНОВА родилась в селе Копорье Мологского уезда в 1927 году. Закончила Московский педиатрический институт, ее общий медицинский стаж – 42 года. Сейчас Надежда Николаевна на пенсии, с семьей живет много лет С.-Петербурге. В 2010 году она стала лауреатом областного конкурса (Ярославская обл.) «Патриот России» – за статью «Наша семья в годы войны» в журнале «Углече Поле».

2012

Николай Алексеевич и Валентина Федоровна Никоновы в день «золотой свадьбы».

шо и затем, уже при советской власти, поступил в педагогический техникум в Рыбинске. В 20 лет, еще будучи студентом, он женился на Валентине Федоровне Боровковой (также учившейся в педтехникуме). Свадьбу отпраздновали в селе Новоселки Мологского уезда в 1925 году. В 1927 году Николай Алексеевич Никонов получает диплом учителя и назначение в настоящую глухомань – село Копорье на реке Шексне, в 50 км от города Мологи. Он – директор школы колхозной молодежи (ШКМ), а Валентина Федоровна – преподаватель русского языка и литературы. Там, в селе Копорье, и родились мы – в 1927 году я и в 1932-ом мой очень любимый брат Валентин. С ним у меня связано очень много теплых и трогательных воспоминаний. К всеобщему нашему горю он очень рано ушел из жизни – в 48 лет, в расцвете сил, будучи прекрасным врачом-анестезиологом и реаниматологом во Владивостоке. Валя родился очень желанным ребенком, об

117

*) Это зонтичное растение и есть дудник. – Ред. **) Весенние спороносные побеги полевого хвоща. – Ред.

{русская атлантида} 2012

118

Н. А. Никонов (4-й справа в верхнем ряду) – выпускник Рыбинского педтехникума. Педагоги с учениками у своей школы в селе Копорье (в центре снимка супруги Никоновы Н.А. и В.Ф.).

этом в нашей семье есть целое предание. Наш дед со стороны мамы – Федор Михайлович Боровков – страстно хотел, чтобы в семье появился мальчик. Он был дважды женат. Первая жена умерла, родив ему двух дочерей. Вторая жена – моя бабушка Надежда, в девичестве

Коновалова – тоже родила дочь – мою маму и, в свою очередь, мама родила тоже дочку – то есть, меня. В общем, при жизни дедушка так и не дождался рождения мальчика в семье (умер дед в 1931 году). Валя и внешне, и характером был очень похож на дедушку Федора. Я своего братика сначала и не очень-то хотела, ревновала к нему родителей, но очень скоро полюбила его и стала опекать. Помню, как мама наказала его, двухлетнего малыша, за то, что он опрокинул на себя целый кувшин. Хотел молока попить и не удержал кувшин. В результате – дети лишились молока на сутки, а это в 30-е годы было немаловажно. Время было голодное, продуктов не достать, учителям постоянно задерживали зарплату. Молоко же мы брали у молочницы Матвеевны, как ее звали на селе, за ним ходила я. В общем, мама в сердцах отшлепала маленького Валю. Росли мы сначала без няни, в основном гуляя вокруг школы, которая стояла на краю села, на опушке леса. Так как жили все учителя при школе, то нас, детей, было человек 6-7, и все малышня. А нашими врагами были гуси и коза. Стоило нам выйти на улицу, как гуси устремлялись нас щипнуть. Еще хуже дело было с козой. Если она на нас нападала по какой-то причине, то мы от нее всей ребячьей гурьбой бежали на 2-ой этаж по лестнице, вбегали в нашу квартиру и прятались под родительской кроватью.

так как папа очень любил рыбалку и охоту, в село Падуй, которое располагалось на берегу реки Шексны – притоке Волги. Шексна была не очень широкой, но очень глубокой, сразу у берега глубина была уже полтора-два метра, и женщины полоскали белье прямо с берега. Мы всегда увязывались за мамой на реку, и Валя постоянно лез к воде. Чтобы отвадить его от воды, так как он мог утонуть, родители дали ему возможность окунуться в воду, и он тут же пошел ко дну, после чего папа выхватил его из воды за рубашонку. Этого урока было достаточно, больше Валя к воде не лез, и потом, лет в 8-9, я насилу приучила его не бояться воды и научила плавать, отдыхать на воде, лежа на спине, в определенной позе. Конечно, в этом мне помогли мои сверстники. Когда мы жили в Угличе, рядом с Волгой, то Валя уже очень хорошо плавал, а еще позднее, когда подрос, стал даже чемпионом по плаванию в Военно-морской медицинской академии в Ленинграде и играл еще там в водное поло. В Падуе еще запомнилась рыбалка. В Шексне водилось много хорошей рыбы, тогда ее ловили вершами, мережами. Мережи сначала вечером ставили по течению реки, а рано утром вынимали. Мы с папой в пять утра ездили иногда ее вынимать. Это было просто незабываемо: утро, речной туман над водой, солнышко, стрекозы, и мы в лодке на воде.

Николай Никонов с друзьями.

2012

Козе нас было там не достать, но она все время разбегалась и бодала кровать, а мы хором каждый раз кричали благим матом, пока кто-нибудь из взрослых не услышит и не прогонит козу. Родителиучителя часто посылали совершать этот подвиг семиклассников (тогда в 7-ом классе нередко можно было увидеть парней 17-18-ти лет). Помню, когда брату Вале было около двух-трех лет, маму пригласили преподавать русский язык и литературу для будущих трактористов – в то трудное голодное время власти заботились не только о профессиональной учебе людей, но и об их культуре. Школа трактористов в селе Копорье, где мы жили, была для всех окрестных деревень. Располагалась она в одноэтажном здании, и в классах по летнему времени почти всегда были открыты окна. А это имело немаловажное значение. Дело в том, что Валя повадился убегать из дома к школе трактористов, вставал у окна и слушал родной голос мамы. Кто-нибудь из учащихся (а учились не только молодые, но и солидные дяди) замечал его под окном, поднимал руку и говорил: «Валентина Федоровна, опять ваш пацанчик стоит под окнами. Наверное, уже устал. Можно я за ним сбегаю?» Приводили братишку в класс, из мужских пиджаков на подоконнике сооружали постельку и укладывали его спать. После Копорья наша семья переехала,

119

{русская атлантида} 2012

120

Как-то мы поймали судака длиной почти полметра, а в другой раз толстенного и широкого, как доска, леща. Все радовались такой удаче, да и в нашем рационе рыба играла большую роль. Хочется мне рассказать и о традициях в нашей семье. Со школьного возраста у нас было заведено приглашать в свободное время наших друзей (семья была вообще очень хлебосольная, доброжелательная). Мы очень любили при этих встречах петь. Это было наше развлечение и времяпрепровождение. Наша мама, Валентина Федоровна, когда в свое время училась в гимназии, занималась музыкой, пением и выучилась играть на всех музыкальных струнных инструментах: мандолине, гитаре и балалайке. Она и была заводилой на наших посиделках. Мама играла нам чаще всего на балалайке, мы самозабвенно плясали под ее игру. И надо заметить, такое было не только с нами, ее детьми, но и с ее внуками и правнуками. Все это вспомнила я с ностальгией. Пели мы очень хорошо, у мамы, Вали и меня были хорошие голоса и музыкальный слух. Мама научила нас русским народным, а потом и современным песням, и мы исполняли их на три голоса. Я не знаю, поют ли так до сих пор, но звучит это замечательно. Обычно мама пела первым голосом, Валя – вторым, а я – третьим.

Дружная семья Никоновых в Угличе (1957 г.): Валентин, Николай Алексеевич, Рената с Андреем, Валентина Федоровна с Ларисой, Надежда с Коленькой. Рыбалка на Рыбинском море, март 1976 г. Н.А. Никонов справа.

А теперь хочу сказать немного про уклад людей, населявших Мологу и окрестные деревни. То ли благодаря особому климату, обилию воды, то ли еще по каким-то неведомым причинам, но жили мологжане зажиточно, нужды не знали не только в дореволюционное время, но и после революции, вплоть до 32-33 годов прошлого столетия, когда народ стали переселять в другие места в связи с затоплением. Почти каждая семья имела свой добротный дом, скотину, 2-3 коровы, птицу. Как говорили, после революции почти все были «середняки». Богатые тоже были, а вот бедных – 2-3 семьи на

деревню (где мужики пили, а их семьям помогали всем миром). Мужчины зимой уходили на заработки в города (в основном, в Мологу, Рыбинск, наиболее предприимчивые – в Москву и С.-Петербург). Мологскую землю населяли люди статные, спокойные, мудрые и добрые по характеру, жили в мире с собой и с окружающими их людьми (я жила там до 8-ми лет, была уже почти в сознательном возрасте, так что хорошо помню все и говорю не голословно). Возле Мологи, в шести-семи деревнях, проживали все мои родственники: Никоновы, Боровковы, Коноваловы. Одних

покидать родные места, перебираться в другие края, еще неведомые. По домам ходили уполномоченные, которые должны были подготовить мологжан к переезду. Как это было тяжело: сняться с насиженного места, где жили твои предки и где родился и жил ты сам (или ты сама), где все было до боли знакомо, где родились твои дети, и переехать вдруг неведомо куда. Некоторые уезжали к родственникам в Ярославской области, разбирали и перевозили свои дома, ставили их на новом месте. Но большинство вынуждено было просто бросить свои старые дома, взять только необходимое и навсегда покинуть родные места. Нам, Никоновым, переехать из мест, где планировалось затопление, помог упоминавшийся уже друг отца В.А. Крылов – он предложил отцу место директора школы в селе Радищево Угличского района. Сначала нам выделили полдома от сельсовета, а когда уже к нам приехали дедушка и обе бабушки из мологских мест, то нам предоставили весь дом с постройками. В 1939 году отца назначают заведующим Угличским отделом народного образования, а в 1940 году он возглавляет школу ФЗО при строившемся в Угличе заводе точных технических камней. В январе 1942 года приказом по Наркомату минометного вооружения

Валентина Федоровна Никонова с внуками (начало восьмидесятых годов): Алексеем, Ларисой, Еленой, Николаем, Натальей и Андреем.

Н.А. Никонов был назначен директором Угличского завода ТТК-2, который в годы войны работал на оборонную промышленность, делал камни для авиационных, артиллерийских и морских приборов. Мама снова работала в школе, вела русский язык и литературу, а также заведовала учебной частью средней школы № 3. Про себя могу сказать, что я ветеран труда, 42 года проработала детским врачом-невропатологом и много лет уже живу в С.-Петербурге со своей большой семьей. А в целом мы, отпрыски рода Никоновых (моя семья и семьи сестры Руфины и безвременно ушедшего брата Валентина), в основном, медики по профессии и распределились по трем городам: С.-Петербург, Углич и Владивосток. Все мы помним свои корни и не забываем родину своих предков – Мологский край.•

2012

Коноваловых было восемь человек взрослых – два брата и шесть сестер, которые все переженились, повыходили замуж и жили близко друг от друга. В каждой деревне был свой престольный праздник, на который собирались все родственники, праздновали дружно и весело. Из мологжан вышло и много интеллигентов: мои родители и их друзья, в основном учителя, многие стали врачами, занимали руководящие должности в Москве и Ленинграде. Я лично прожила шесть лет в Москве, а с осени 1953 года я живу в Ленинграде и могу уверенно сказать, что половина моих знакомых и родных в Москве и С.-Петербурге – выходцы из Ярославской области, в том числе и из Мологи. Среди близких знакомых моей семьи можно отметить Валериана Андреевича Крылова, который сначала заведовал РОНО в Угличе, в войну дослужился до полковника, а после демобилизации работал директором школы в Подмосковье. В Главном Верхне-Волжском пароходстве работал друг семьи Василий Масляков, он часто бывал у нас в Угличе, так как ездил с инспекционными поездками по всей Верхней Волге. Однако вернемся к моей мологской малой родине, к последним дням проживания там. Помню, как приближались тревожные времена, когда надо было

121

2012

ВОЛЬНЫЕ ОГНЕБОРЦЫ

(Из истории пожарных обществ Ярославского края во второй половине XIX – начале ХХ веков)

122

Софья ЕРОХИНА

2012

Добровольные пожарные дружины, или вольнопожарные общества, являлись одним из самых распространенных видов провинциальных общественных организаций рубежа XIX – XX веков. С 1903 года число дружин в Ярославской губернии увеличилось в пять раз, и к 1913 году уже насчитывалось 300 добровольных пожарных объединений, включая сельские и деревенские общества. (Например, в большей по площади соседней Владимирской губернии таких организаций на тот же период насчитывалось лишь 120). В их функции входила не только посильная помощь стационарным городским пожарным командам в обеспечении охраны различных построек от многочисленных пожаров – они взяли на себя также заботы по проведению многих культурных мероприятий для горожан. А головной организацией добровольных дружин было Императорское Российское пожарное общество (далее – ИРПО).

123

Дом Зиминых на Воскресенской (Пятницкой) площади. Ученики трёхклассного городского училища 1896 г.

2012

{найдено в архивах}

Дружина Угличского вольно-пожарного общества у здания депо в пореволюционное время.

124

София Ерохина родилась в 1985 году. Закончила исторический факультет Ярославского госуниверситета им. П.Г. Демидова. Работает научным сотрудником Угличского историкоархитектурного и художественного музея. Имеет свои публикации в сборниках научных конференций музеев Ярославля, Рыбинска, Ростова, Углича. Сотрудничает с «Угличской

газетой».

Первое вольно-пожарное общество в Ярославском крае возникло в губернском центре – Ярославле – в 1887 году1). В последующее время наиболее преуспевающими территориями в плане пожарной охраны являлись Ярославский и Ростовский уезды (в частности, количество дружин в Ростовском уезде возросло с 1903 года в 10 раз2). Углич стал первым среди малых городов Ярославской губернии, где было создано подобное объединение. Произошло это не позднее 1895 года, потому что уже 23 января 1896 года представители правления организации получили одобрение Министерства внутренних дел на разработанный ими устав со значительной номенклатурой параграфов, принятый позже за образец многими ярославскими дружинами3). Вслед за угличским обществом стали создаваться аналогичные учреждения в других городах края: в Любиме и Романове-Борисоглебске – в 1897 г., в Данилове и Пошехонье – в 1898, в Мологе – в 1900. Во втором по величине городе губернии – Рыбинске – вольно-пожарная дружина была сформирована в 1901 году. Тем не менее, первая попытка создать пожарное объединение в помощь городской стационарной команде огнеборцев принадлежит именно Рыбинску. В своем начинании организаторы ориентировались на Псковское пожарное общество. Из Пскова по просьбе рыбинского городского головы Н.Д. Живущева был прислан разработанный к октябрю 1868 года устав этой

организации4). К 1 ноября 1874 года группа уполномоченных лиц утвердила первоначальный проект устава предполагаемого к созданию «Рыбинского общества для тушения пожаров и охранения имущества во время оных»5). Н.Д. Живущев получил 6 марта 1875 г. из канцелярии ярославского губернатора комментарии к некоторым параграфам предложенного рыбинцами документа и к 12 июля представил исправленный и дополненный вариант. 7 апреля 1877 г. из МВД пришло разрешение на утверждение устава, и 18 мая Н.Д. Живущев обратился к ярославскому губернатору Н.К. Шмиту с прошением отпечатать данный документ в количестве 600 экземпляров.

22 мая 1879 года состоялось собрание учредителей пожарного общества, на котором постановили открыть его действия и избрать комитет для заведывания делами организации. Предположительно, местные городские власти предприняли набор «охотников» в общество. Но, по неизвестным пока причинам, объединение быстро прекратило свое существование, и официально добровольная дружина появилась в городе только в начале ХХ века. Кроме того, в то время в Рыбинске существовала сильная пожарная городская команда. Рыбинские дружинники находились под руководством и наблюдением городского брандмейстера6). Возвращаясь к Угличскому вольному пожарному обществу, необходимо отметить, что его первым предсе-

Первый председатель правления Угличского вольного пожарного общества Николай Николаевич Тучков.

дателем был избран предводитель угличского уездного дворянства Н.Н. Тучков. Члены дружины делились на почетных, жертвователей и охотников, или действительных членов, которые принимали непосредственное участие в тушении пожаров. Правления, как правило, состояли из финансово независимых, образованных, состоявшихся горожан. Действиями вольных огнеборцев руководил начальник дружины. В ее отряды входили добровольцы, люди мужественные, хладнокровные, физически сильные и способные к самоорганизации. Профессия пожарного всегда считалась привилегией сильного пола, поэтому женщины находились исключительно в качестве почетных участников в составе правлений объединений. Отряды дружины составляли: лазальщики – спасающие людей и тушащие пожары, трубники (подразделяющиеся на топорников, качальщиков, ствольщиков и забирных) – подающие воду, охранители – отвечающие за спасаемое имущество, водоснабжатели – обеспечивающие водой, санитары – оказы-

вающие первую помощь. Возрастные рамки участников были разными. На рядовые по статусу должности, например, – трубников и лазальщиков, набирались юноши 18-20 лет 7). Но, вместе с тем, в дружинах состояли и профессиональные пожарные с большим стажем. Их в связи с постоянным и значительным объемом работ всегда не хватало не только для добровольных обществ, но даже и для обслуживания городских пожарных обозов. Организация дружины предполагала участие иногородних специалистов, прошедших обучение в школе пожарных техников при ИРПО и на курсах при Российском Союзе взаимного от огня страхования8). Так, 31 октября 1911 г. в Угличскую городскую управу подавал прошение на открывшуюся вакантную должность брандмейстера в местном пожарном депо инструктор ИРПО, потомственный почетный гражданин М.Ф. Смольников. Бывший брандмейстер, обладавший «значительной пожарной практикой», упоминал среди перечисления прочих мест работы, что в 1901-1902 гг. «работал в Рыбинске, где

2012

Дружина Угличского вольного пожарного общества у здания депо на Воскресенской площади Нач. ХХ в.

125

{найдено в архивах} 2012

126

В целом на протяжении первого десятилетия существования организации угличане часто обвиняли ее создателей в некоторой апатии. Проблема скорого угасания интереса к созданному учреждению со стороны участников была характерна почти для всех общественных объединений рубежа XIX – XX веков. Так, за период с 21 сентября 1898 г. по 10 июля 1899 го12) не состоялось ни одного заседания правления Угличского добровольного пожарного общества «за неприбытием» его членов. По той же причине общие собрания проходили только вторичные, действительные при любом числе явившихся участников. По уставу действия общества распространялись на 3 км от города, тогда как пожарная городская команда не имела права покидать город. Известно, что 22 июня 1898 года в слободе Деревеньки, в 8-ми километрах к югу от Углича произошел пожар, начавшийся около полуночи и уничтоживший к утру 38 домов13). По понятным причинам угличская вольная дружина не смогла принять участие в тушении пожара, в связи с чем правление получило нарекания от горожан и просьбу о пересмотре устава о территории распространения действий организации. Вызывали дружинников на пожар звуки набата. Часто вольная дружина прибывала на место возгорания раньше пожарных городского депо. В целом деятельность общества была сосредоточена на устройстве пожарного обоза и тушении пожаров, отсутствовали меры по профилактике в области предупреждения пожаров, устройству лучшего водоснабжения, организации правильной сигнализации. На 1 января 1899 г. средства угличской дружины насчитывали 835 руб. 12 коп. Приход за 1898 год выразился в сумме 1720 руб. 42 коп., из них было израсходовано 885 руб. 30 коп. Подписка, открытая при первоначальной постановке вопроса о необходимости постройки собственного депо, дала до 700 руб.14). Приход также составляли членские взносы.

Празднование 75-летия городского пожарного депо на Ярославской улице, середина 1890-х гг.

формировали вольно-пожарное общество»9). Справки о службе в Рыбинске М.Ф. Смольникову выдавали рыбинский городской голова К.И. Расторгуев и глава земства С.А. Хомутов. В 1897 году городские власти Углича предоставили в распоряжение дружины северный каменный флигель дома Зиминых (напротив апсид Смоленской церкви Воскресенского монастыря). В центральном здании в то время размещалось трёхклассное городское мужское училище. После 1917 года на флигеле появилась вывеска с надписью: «Пожарное депо Угличского добровольного пожарного общества. Открыто 28 марта 1897 г.». Сложилось так, что многие объединения стали вести свою официальную историю не с проведения первого организационного собрания или утверждения устава, а именно с момента получения постоянного помещения для депо. Вероятно, потому, что это позволяло создать базу и приступить к более активной практической деятельности. (Ныне флигель пребывает в пла-

чевном состоянии – осенью 2010 года был разрушен его лицевой фасад, еще раньше обрушилась крыша). Торжественное открытие общества состоялось в июне 1897 года. По первому призыву организаторов к 29 числу10) названного месяца откликнулось более ста угличан, пожелавших вступить в дружину. Кроме того, образовалась сумма почти в 700 рублей на приобретение инвентаря. Поступили пожертвования в виде различных огнегасительных снарядов. Одноэтажное наемное здание не отапливалось и было плохо приспособлено для пожарного депо, что влияло на активность действий дружины. Уже 10 июля правление подало заявку о предоставлении теплого помещения для размещения пожарного обоза общества, а 17 июля на очередном собрании городской думы ходатайство передали для предварительного обсуждения совместно с городской управой в комиссию, состоявшую из пяти гласных, утвержденных губернатором 12 августа 1897 г.11) во главе с Н.Н. Тучковым

2012

Пожарная каланча в Рыбинске.

127

как председателем уездной земской управы. По всей видимости, альтернативного здания не нашлось, потому что на общих собраниях в 1898-1899 гг. неоднократно поднимался вопрос о самостоятельном финансировании дружиной строительства нового депо. Однако к началу ХХ века от этой мысли правлению пришлось, за неимением значительных средств, отказаться, ограничившись перестройкой флигеля. Добровольные общества снабжались разнообразным инвентарем (ручными насосами, лестницами, паровыми машинами, пожарными рукавами). К середине 1899 года инвентарь угличской вольной пожарной команды включал 3 трубы, 4 бочки, багры, лестницы, ведра, топоры и т.п. К 1906 году угличская дружина обогатилась сравнительно новыми огнетушительными средствами и снарядами (машинами, лестницами,

2012

{найдено в архивах}

Гостиница Алексея Карповича Поснова на Спасской улице.

128

насосами), имела хороший комплект экипажей и лошадей. К примеру, в близлежащем Кашине Тверской губернии вольно-пожарное общество, основанное в 1899 году, к середине 1907 года приобрело не только много инвентаря, но и такую существенную вещь, как паровая машина в 25 сил завода «Густав Лист», стоившую 4590 рублей15) (деньги на ее приобретение были собраны и пожертвованы населением города). Вольно-пожарное общество в Рыбинске тоже располагало пожарной машиной, подаренной ему губернским земством в 1905 году. Кроме того, городом в 1908 году была предоставлена дружине еще одна пожарная паровая машина16). «В пособие» объединению в 1908-1912 годах и в 1914 году рыбинскими властями отпускалось из общих городских средств по 200 рублей, в 1913 году эта статья расходов возросла до

250 рублей. В Угличе и Мышкине на вольно-пожарные общества ежегодно перечислялось по 100 руб.17) Несмотря на то, что добровольные дружины создавались для борьбы с огнем, они активно влияли на культурный уровень городов. В некоторых уездах, например, внедряли новое изобретение конца XIX века – кинематограф. Невозможно обойти стороной вопросы финансовой взаимопомощи общественных организаций разного профиля. Так, в пользу угличской дружины неоднократно давали спектакли первоначально местный драматический кружок, позже – Общество любителей музыкального и драматического искусств. Известно, что после упоминавшегося пожара в Деревеньках председатель правления пожарного общества Н.Н. Тучков приложил много усилий к организации подписки, а любители

Весной 1911 года правление угличской дружины через казначея В.М. Клещёва извещало местных жителей, что «оркестр музыки общества может быть отпущен в уезд в любой день, кроме воскресенья, а с 1 сентября – в какой угодно день»20). Вскоре у вольных музыкантов началась острая борьба за публику с «угличским оркестром музыки, духовной и бальной» Р.И. Смычковича с Ново-Ростовской улицы21). Известен случай, когда, пригласив частный оркестр на свадьбу, наниматель в день торжества 25 июля 1911 г. отказался от его услуг в пользу музыкантов общества из-за разницы в оплате в 2 руб.22).

После политических событий 1917 года деятельность Угличского вольно-пожарного общества не прекратилась: известно, что в начале августа 1918 года начальник дружины Н.Н. Силивёрстов напоминал городскому хозяйственному совету о необходимости перечисления ежегодного пособия на покупку сена для лошадей26). Необходимость обеспечения пожарной безопасности в городе и окрестностях сохранилась, тем более, что количество пожаров значительно возросло, и особенно по причине поджогов. Большую опасность представляли и лесные пожары. Жители сельской местности оставались беззащитными перед огненной стихией. В начале марта 1919

года27) правление объявило угличанам об очередном общем собрании в одном из помещений центрального здания дома Зиминых для решения текущих дел организации. В послереволюционную эпоху встал вопрос об объединении городской пожарной команды и вольных огнеборцев, что в итоге не было сделано. Дружинники принимали активное участие в тушении пожара 21 апреля 1921 года, нанесшего колоссальный урон центральной, исторической части города. Сгорело здание народного университета (бывшая гостиница А.К. Поснова), где помещались естественно-исторический музей – наследие Общества любителей природы, а также школа второй ступени. Погибли в огне старые торговые помещения и склады торговых рядов, ряд лавок и складов горкооператива, небольшое количество телефонного провода и около 200 пудов яровых семян. Общие убытки не поддавались никакому учёту. «В особенности исключительный героизм проявил сотрудник вольно-пожарной дружины тов. Иудин, мужественно работавший в самых опасных местах при невыносимом жару пожара», – писал об ужасном событии неизвестный корреспондент в экстренном выпуске местной газеты. Были посланы телеграммы в Рыбинск, по прямому проводу затребована срочная помощь28). Из Рыбинска вечером прибыл ряд ответственных работников, которые сообщили о спешной отправке в Углич двух пароходов-огнетушителей, двухсот красноармейцев и нескольких грузовых автомобилей с инструментами. Все рыбинцы и инвентарь были без промедления задействованы в ликвидации пожара. Труд дружинников пользовался у местного населения большим уважением. Поэтому хотелось бы напомнить жителям Ярославского края об этих смелых людях, чья деятельность во все времена требовала мужества, стойкости и высоких моральных качеств.• 2012

драматического искусства – к постановке благотворительного спектакля, сборы от которых передали на помощь пострадавшим18). Круг культурных инициатив дружин был широким. В начале 1910-х годов правлению удалось создать оркестр Угличского вольного пожарного общества, который с успехом конкурировал с городскими корпорациями музыкантов. Оркестр из 7-8-ми вольных огнеборцев исполнял различные произведения для посетителей катка, принимал участие в разных торжествах, праздниках, благотворительных акциях. Дружинники обеспечивали, кроме музыкального сопровождения, освещение катка, его заливку, поддер­ живали лед в хорошем состоянии. Плата за вход шла на поддержание пожарного обоза дружины. Таким же образом, кстати, трудился на своем городском катке оркестр вольного пожарного общества Переславля-Залесского (тогда – Владимирской губернии)19). В апреле 1913 года вольный оркестр под управлением опытного капельмейстера был вновь реорганизован.

Казначей В.М. Клещёв, сменивший впоследствии Н.Н. Тучкова на посту председателя правления объединения, тогда же был выдвинут на награждение серебряным с эмалью жетоном Угличского уезда «за заслуги в деле развития пожарных дружин»23). В целом деятельность общества была достаточно открытой и прозрачной для населения. Дружинники устраивали практические репетиции, учения, на которых присутствовало много зрителей. Так, почти ежегодно 15 мая угличское общество торжественно отмечало очередную дату со дня своего учреждения. Вольные пожарные приносили в депо синее знамя дружины из здания присутственных мест. После они строились «перед депо во фронт, а потом, поздоровавшись с Н.Н. Тучковым и продефилировавши довольно стройно» 24), входили опять в помещение, где для них был накрыт стол, угличане же долго не покидали Воскресенскую площадь. Точно также в Мологе у вольно-пожарной дружины считался праздником день 12 июля.25) У пожарного депо проводились показательные выступления, после совместного фотографирования со знаменем с представителями властей для горожан играл оркестр общества.

1) Отчёт Правления о деятельности Ярославского вольно-пожарного общества за 1912 год. – Ярославль, 1913. – С. 1.

2) Журналы заседаний и доклады съезда представителей пожарной охраны при Ярославской губернской земской управе. 17-19 октября 1913 г. – Ярославль, 1913. – С. 29.

3) А.А. Чикалев, В.И. Малков. Пожарная охрана Ярославского края в фотографиях, документах и воспоминаниях. – Ярославль, 2007. – С. 188.

4) Рыбинский филиал Государственного архива Ярославской области (далее – РбФ ГАЯО). Ф. 9. Оп. 1. Д. 121. Л. 15-15 об., 36-43 об.

5) Там же. Л. 1, 24-35.

6) А.А. Чикалев, В.И. Малков. Указ. соч. – С. 178.

7) Угличский филиал Государственного архива Ярославской области (далее – УгФ ГАЯО). Ф. 2. Оп. 1. Д. 1234. Л. 2.

8) Там же. Д. 1057. Л. 35-37.

9) Там же. Д. 910-оц. Л. 221-221 об.

10) Ярославский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник (далее – ЯГИАХМЗ). Ед. хр. НВ-3992 /2. (Фонд П.А. Критского). Л. 10 об.

11) УгФ ГАЯО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 417. Л. 21 об., 27 об.-28.

12) ЯГИАХМЗ. Ед. хр. НВ-3992 /2. (Фонд П.А. Критского). Л. 22 об.

13) Там же. Ед. хр. НВ-3992 /1. (Фонд П.А. Критского). Л. 28.

14) Там же. Ед. хр. НВ-3992 /2. (Фонд П.А. Критского). Л. 22 об.

Кашин. Газета «Угличанин», 1907 г., № 57, 25 июля. РбФ ГАЯО. Ф. 9. Оп. 1. Д. 2157. Л. 38 об.-39, 62 об., 110 об., 174 об., 177, 257-257 об., 271, 284.

17) УгФ ГАЯО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1203. Л. 2; Ф. 82. Оп. 1. Д. 75. Л. 452 об.-453, 903 об.-904.

18) ЯГИАХМЗ. Ед. хр. НВ-3992 /1. (Фонд П.А. Критского). Л. 28.

19) Ростовский филиал Государственного архива Ярославской области (далее – РФ ГАЯО). Ф. 312. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.

20) Правление. Газета «Угличская мысль». 1911 г., № 20, 27 апреля.

21) Объявление. Там же, № 41, 20 июля.

22) Конкуренция. Там же, № 43, 27 июля.

23) О деятельности частных лиц по предупреждению и прекращению пожаров. Газета «Угличский край», 1913 г, № 16/21, 5 мая.

24) А.А. Чикалев, В.И. Малков. Указ. соч. – С. 140.

25) В.Торопов. О мологской газете «Родной край». Пожарная охрана // Молога. История и судьба русской земли. – Рыбинск, 1995. – Вып. 1. – С. 68.

26) УгФ ГАЯО. Ф. 2. Оп. 1. Д. 1234. Л. 1.

27) От Угличского вольно-пожарного общества. Газета «Угличская правда», 1919 г., № 26, 7 марта.

28) Угличский государственный историко-архитектурный и художественный музей. Ед. хр. 10973. Пожар города Углича // РосТА. – 1921. – № 22. – 23 апреля.

15) 16)

129

2012

{музейные истории}

«Обыватель – житель на месте, всегдашний, поселенный прочно, владелец места, дома» Толковый словарь В. Даля

130

Об уездных выборах, большом пожаре и старых портретах Светлана КИСТЕНЕВА

Как следует из надписи на портрете, Григорий родился 9 января 1785 года. Его родителями были Василий Петров и Надежда Михайлова Буторины, жившие в приходе церкви Василия Великого. Здесь же 3 февраля 1803 года состоялось бракосочетание, венчался «города Углича купца Василья Петрова Буторина сын отрок Григорей с девкою града же Углича купеческою Николаевою Скорнякова Михалева дочерью девицею Параскевой первым их браком». Запись в метрической книге, как-будто, немного путается в отчестве девки-девицы Параскевы, но в целом все формальности состоялись. Ему только восемнадцать, ей на год меньше – в Угличе детей женили рано*). Скорняковых в Угличе много, родня все они или изначально собратья по ремеслу, трудно сказать. Вообще угличские фамилии – это какое-то заповедное и, кажется, практически «непримятое» каким-либо осмыслением поле. Одни, счастливо пройдя толщу архивных неподъемных книжищ (оспяной год, холерный год…), мирно соседствуют в телефонном справочнике, другие – Возгрины, Рудеевы, Солнышниковы – отзвучали и затерялись в пожелтевших выцветших страницах. Так вот, Скорняковы. Кожевенное производство в городе процветает, здесь на первых ролях фабриканты Кожевниковы, в шубном цехе значатся Меховы, много Сыромятниковых. Впрочем, староста хлебного цеха Опарин, а еще Прянишниковы и Калашниковы, нет-нет да и мелькнет в бумагах некий Начинкин. Серебреников продает иконы и делает «менку денег». Все, казалось бы, бодро следуют «своей линии». Но вот проходит время, и что же? Содержит гостиницу, ресторацию и пивоварню Дехтярев, а «дехтярным, лапотным и шорным товаром» занимается вдова Сахарнова. Опарин, правда, торгует не только «разными вруктами», но и пряниками, зато Прянишников – «шляпами разного рода, сапогами и чулками», а Шапошниковы (мать и два взрослых сына) – «хлебным товаром», да еще и имеют кожевенный завод. Одни братья Скорняковы производят торг шелковыми и бумажными материями, другие братья Скорняковы – «разными виноградными напитками и рыбным товаром, сахаром и чаем», кто-то из них имеет «ренско-

Ф.Х. Киссель, «учитель исторических наук» Угличского уездного училища, сетуя на упорный консерватизм купцов в обычаях старины, еще и в 1830-е годы отмечает: «Угличане женят и выдают своих детей чрезвычайно молодыми. Они с нетерпением дожидаются их совершеннолетия, и лишь только узаконенные годы вышли (вот-вот, с восемнадцатилетия «Василея» и месяца не прошло!

– С.К.), то невеста почти всегда уже приискана, и начинают, немедля, свадьбу. Тут две причины довольно важные и от того действуют на раннее сватовство: во-первых, чтобы жених не успел избаловаться, а во-вторых, чтобы невестин капитал присоединить к женихову и выгоднее торговать. И потому первый приступ к сватовству: сватунья требует предлинную опись приданому; тут помещено от тысяч или сотен наличных, лавок, домов, товаров, шуб, салопов, жемчугу и до чулок, башмаков, колец, серег и проч.».

*)

2012

Углич и Рыбинск – соседи, волжане, города-антиподы. В 1920-е годы А.Н. Греч, автор книги «Венок усадьбам», написал: «Города средней полосы России тянутся или к Москве или к Петербургу, от этого зависит живописная или архитектурная их планировка, преобладающий древнерусский или классический стиль в общем строительном облике…» Исконная противоположность двух столиц будто спроецировалась на уездные города, на все грани и слои здешнего бытия. Рыбинск Греч назвал среди «тянущихся» к Петербургу, Углич же оказался ярким примером тех, что «из московского теста». Рискнем добавить, что это различие не только в общем облике, но и в менталитете (впрочем, во времена Греча это слово было не в ходу), иначе – в устойчивом городском подсознании. Углич, в отличие от делового и классицистического Рыбинска, домоседный, скопидомный, любящий собственную историю (может, точнее, стародавность?) и любующийся своим жизненным укладом. В конце девятнадцатого века Алексей Золотарев, перебравшись из Углича в Рыбинск, будто сквозь незримую стену прошел, а потом все оглядывался и видел оставленный город – как в обратной перспективе – странно измененным, калейдоскопичным, ненаглядным: «Углич казался мне всегда сверху донизу пере­ полненным изумительными вещами; картины, в каждом доме обязательно портреты предков, мебель, зеркала, посуда, цветные нарядные платья…» В музее Рыбинска тоже всегородские «портреты предков», только как-то больше дворяне да дворяне. Каково-то среди них угличским обывателям Буториным?

Портреты супругов были написаны в Уг­личе в мае 1839 года. На оборот мужского портрета, на реставрационную дублировку, перенесена старая надпись: «Григорей Васильевичъ Буторинъ родился 1785 года Инваря 9.числа писанъ сей портретъ 1839 года маiя месяца. Писалъ Живописецъ Иванъ Тархановъ». Угличский художник Иван Васильевич Тарханов сейчас широко известен как чуть не самый хрестоматийный из провинциальных портретистов первой половины XIX века. Известен-то известен, но в контексте уездного общества его персона остается какой-то непонятно неуловимой. Дьячок, «коллежский регистратор» и «угличский живописец», как он подписывал свои работы, – будто три разных человека оставили одну тень, одну фамилию в документах городского архива. Ни автопортрета, ни писем – одинокая неясная фигура вне клира, статской службы и цехового ремесленного сообщества. Его работы, а известно их всего двадцать четыре (в том числе два авторских повторения), были созданы в годы расцвета провинциальной портретной живописи и воплотили ее главные родовые черты. Точного определения этого типа портрета, похоже, до сих пор не найдено. То ли «купеческий» (но так писали тогда и чиновников и мещан), то ли «провинциальный» и «примитивный» (только много таких же написано в Москве, например, и притом вполне образованными художниками). Или вовсе «бытовой», но поищите здесь приметы этого самого быта – интерьер лавки или комнат, весы или аршин как орудия труда главы семьи, рукоделие или чашку чая в руках «купеческой жены». Странное дело – портретов множество, все узнаваемы и типологически едины, а называнию, определению ну никак не даются. Словом, как ни назови, а из-под термина что-нибудь да выбивается. Прямой «предок» такого портрета – старинная парсуна, малоприметное звено между иконой и портретом, от нее в этих образах сплав нарядного барокко и какого-то совсем новорожденного реализма. Почти как в старых голландских портретах. К маю 1839 года супруги Буторины прожили значительную часть своей жизни, такой обыкновенной для уездного города и такой наполненной событиями.

131

вый» винный погреб. Фамилия эта во всех ветвях достойная, третьей гильдии. Но вернемся к молодым Буториным.

2012

{музейные истории}

Их «лета» после свадьбы полетели своим чередом: в 1804-м крестили дочь Анну, через год сына Ивана, потом Бориса, прислушивались к разговорам о Наполеоне, в 1812-м родилась Александра. В предпоследний день декабря 1814 года из Угличской Градской думы в магистрат ушел список мещан, пожелавших перейти в купечество, среди «заявляющих по 3 гильдии капитал» (8000 рублей) значится и Буторин с двумя сыновьями. С этого времени в списках купцов, регулярно подаваемых в Департамент мануфактур внутренней торговли, где-то в начале третьей гильдии будет мелькать «Григорий Васильев Буторин (…) торгует холстом, тряпкой и пряжей в Угличе и в уезде онаго подробно». «Подробно» – в розницу, дело это хлопотное и, вероятно, не самое прибыльное, но товар ходовой, холстом (только оптом и в обеих столицах) торгуют и первые люди местного купеческого сообщества – Зимины, Кожевниковы, Выжиловы. В семье Буториных значится два сына, потом три, потом четыре. Григорий Васильевич, купец и глава большой семьи, «поселенный прочно» почтенный горожанин, избирается на общественные должности. В начале 1820-х годов он – гласный Городской думы.

132

В мае 1822 года Углич пережил четвертый из больших городских пожаров (третий случился в 1793 году, пятый будет в 1921-м). Из Доношения Городской думы ярославскому вице-губернатору: «В 8-е же число сего месяца от последовавшего в доме купца Петра Свешникова неизвестно от чего пожара, о коем производится изследование, по причине бурного и сильного ветра третья и лутчая города часть, каменные и деревянные, обывательские и постоялые дома превратились в руины числом около трех сот». Это бедствие, изменившее в четыре часа облик и всю жизнь города, дает возможность услышать «прямую речь» Буторина. В конце означенного мая чиновник губернского правления Топорский начал следствие о действиях должностных лиц – «кто из них именно на пожаре находился, в какое время городничий туда прибыл, много ли было привезено полицейских пожарных труб, кто распоряжался оными и пожарною командою, и с какого пункта на пожаре из труб начато действие». Показания свидетелей были сняты в городской думе под присягой, из них складывается красочная и динамичная картина бедствия (в «стенограммах» как-то отсутствует синтаксис – ни запятых и точек, ни деления на предложения, только неопосредованный грамматикой живой слог очевидца). …Пожар занялся вблизи Волги

и торговых рядов в тихое послеобеденное время, когда многие горожане по обыкновению прилегли отдохнуть, – почти каждый опрошенный говорит, что был разбужен колокольным звоном. Шестидесятилетний М.И. Зимин, городской голова и, кажется, самый богатый угличанин, застал самое «воспаление», когда, казалось, все еще можно было спасти. Он и пытался: «…Во 2-м часу пополудни пришедши в свой дом состоящей на спасской улице и услышал колокольной набатной звон упредтечевской церкви в ту же минуту выбежал издому наулицу и увидел случившийся пожар в доме купцов свешниковых состоящем от моего дому через два дома хкоему тогда же пришел иувидел что горят на крыше две доски вбежал наподволоку онаго свешникова дому для утушения пожару и вышибания помянутых досток но вышибти оныя было нечем выбежал содвора наулицу накоей находилось внемалом количестве народу которых и просил чтобы сходили вдругой мой дом состоящей наильинской площади для притечения собственной моей пожарной трубы коея и была привезена кооному свешниковых дому и оной трубы стволом действовал я сам (…)

но городничего с пожарною командою и пожарных инструментов как то труб бочек с водою багров вил и щитов во оное время не было». Купец 3 гильдии гласный Думы П.А.Скорняков: «пламя очень сильно кидало через дорогу и в то время испугавшись сильного ветра воротился по оной спасской улице к лавкам своим для выноски из оных товара навстречу же мне как я шел к лавкам ехал на дрошках господин городничий и против дому посадского Якима Петрова Хорхорина остановился и у онаго просил народ батюшки постарайтеся а инструментов пожарных и воинской команды определенной ко оным я не видел…» Наконец, очередь доходит до Буторина, он показывает: «Во 2-м часе пополудни пришел из Градской Думы от должности в свой дом и отобедав лег отдохнуть но вдруг услышал набатный колокольный звон у Предтеченской церкви в 3-м часу пополудни и в то же время пришед на спаскую улицу и увидел обнявшийся огнем весь дом купца Свешникова и многое стечение народа но пожарных инструментов равно и воинских служителей определенных ко оным в то время не было а одна труба «Исповедная роспись» церкви Василия Великого.

1801 г. Под номером 12 семья Буториных. (Угличский филиал Государственного архива Ярославской области). Углич. Церковь Василия Великого. Построена в 1733 г. Фотография М.С. ПрокудинаГорского.

1910 г.

прочь грубиян и я услышав от него таковыя городничаго слова побежал опять к своему дому и к вывезенному имуществу боле же сего ничего не видал и от пожару никакого убытку не потерпел в чем и подписуюсь» Всего в городе от «двух досток» на свешниковской крыше сгорело: церквей – пять, «каменных палат» – 54, каменных лавок – 13, деревянных домов 179. Впрочем, следствие все более интересуется показаниями Буторина, и, кажется, именно «тихо горящий» новый мост на дороге столичного направления стоил городничему надворному советнику Н.Н. Ланскому должности. Думский же гласный, возрастом под сорок, получив от городничего «грубияна» и «пошел прочь», вернул свое имущество от каменного моста в дом и зажил дальше. Старшие дочери вышли замуж и покинули семью, сыновья женились, в дом приходили невестки, рождались новые Буторины – «Василей», Николай, Дмитрий. Старшие внуки получили имена прадедов, первый по мужской, второй по женской линии, - наверное, так и положено настоящим обывателям.

В сентябре 1838 года в городе выборы «на 21-е трехлетие» – предстоит избрать городского голову и гласных в Думу, бургомистра и ратманов в магистрат. Как это происходило тогда? Выборы были тайными, но далеко не всеобщими. Те же, кто имел право голоса, приводились к присяге (архив Думы хранил плотные и плотно исписанные «присяжные листы»): «Я нижеименованный обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием в том, что хощу и должен при предлежащем выборе (…) по чистой моей совести и чести, без пристрастия и собственныя корысти устраняя вражду и связи родства и дружбы избрать из моих собратий таких, которых по качеству ума и совести их нахожу я способнейшими и достойнейшими и от которых надеюсь, что они в возлагаемых на них должностях окажут себя ревностными к службе Императорского Величества и попечительными о пользе общественной, естьли я инако поступлю, то как нерадевший о благе общественном, в коем и мое собственное заключается, подвергаю себя наказанию собратий моих

2012

только находилась угличскаго градского главы 2й гильдии купца Михаила Иванова сына Зимина и одна бочка а по­том обнялись огнем состоящие возле онаго купца Свешникова (…) домы же 1-й деревянной состоящий под опекунским управлением (…) 2-й деревянный угличскаго мещанина Алексея Иванова Балуева и 3-й каменный угличскаго мещанина Михаила Иванова Некрасова и видев как уже пламень начал простираться к рядам в то время пошел я к своей лавке для охранения товару и вывезя из оной товар пошел в дом свой и из онаго выбирался и имение возил к соборному каменному мосту и вывезя имение из дому побежал опять на пожар и проходя оным увидел тихо горящий новый выстроенный деревянный мост по Санкт-Петербургской дороге чрез Троицкий ручей который в то время очень можно было спасти от горения почему от онаго мосту и прибежал к дому (…) купца Скорнякова и увидав уонаго господина городничего просил его о защите к поступлению помянутого моста господин же городничей мне в то время сказал возартном виде так разве етта горит а там уже давно горит потом

133

2012

134

И.В.Тарханов. Портрет Прасковьи Николаевны Буториной.

1839 г., холст, масло. (Рыбинский историко-архитектурный и художественный музейзаповедни)

2012

135

И.В.Тарханов. Портрет Григория Васильевича Буторина. 1839 г., холст, масло. (Рыбинский историко-архитектурный и художественный музей-заповедник)

{музейные истории} 2012

136

а в будущей Жизни отвечу перед Богом и Страшным судом Его. В заключении сей моей клятвы о беспристрастном выборе целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь». Под строчками, написанными твердым почерком думского письмоводителя, теснятся подписи разной степени разборчивости и грамотности. А вот и следующий, «баллатировочный», лист: среди прочих фамилия Буторина, купца теперь уже 2-й гильдии (заявлен капитал 20000 рублей). Он избран ратманом магистрата – сто тридцать голосов против двадцати семи. …Кажется, они собираются «в портрет» как в дальнюю дорогу во времени. Он в мундире Министерства внутренних дел, на гербовых пуговицах неизменный ярославский медведь с секирой. Впрочем, нет, не совсем в мундире, – в мундирном кафтане («Пояснение» Николая I к «Повелению» от 14 августа 1834 года: «…Как некоторые лица, занимающие городские должности, носят старинное русское одеяние, то таковым дозволяется повсеместно (…) носить вместо мундиров кафтаны с шитьем соответственно разрядам, а вместо шпаг – сабли»). Кафтан – совсем не то, что мундир, в нем прямое родство с боярской шубой, тяжелой и жаркой, но незаменимой по создаваемому образу. Жесткий воротник заставляет держать голову высоко и прямо, а весь крой кафтана и тяжесть сдерживают движение, исключая недостойную ненадежную поспешность. Ее богатая шаль значимостью равна его «мундиру». Здесь просто не обойтись без небольшого отступления на благодатную почву истории костюма. Где-то у истоков всеохватывающей моды на шали виднеется вполне узнаваемая фигура Наполеона, причем на фоне четкого силуэта пирамид. Это там, где он, обращаясь к армии, сказал: «Думайте, что эти памятники с высоты сорока веков смотрят на вас!» Если обратить взор туда же – на них, то в ранцах или, скорее, в обозе французских офицеров можно обнаружить множество шалей с пестрыми узорными каймами, которые чуть позже будут с восторгом приняты французскими дамами. Восточная шаль, то ли сувенир, то ли трофей из Египта, стопроцентно попала в образ парижского наряда. Женская мода начала XIX века имела нелогичную, но невероятно элегантную черту: летом дамы носили закрытые до ушей платья с длинными рукавами (спасаясь от «простонародного» загара), а зимой, в сезон театральных премьер и балов, как раз открытые – с глубоким вырезом и почти без рукавов. Легкие светлые туники «в античном вкусе», с высокой талией и спадающими складками (как каннелюры стройных колонн), было

практически невозможно утеплить без разрушения образа, поэтому шерстяная шаль, пластичная, декоративная и теплая, оказалась кстати. Было налажено свое производство, а шерсть стали ввозить из Турции и Индии. Триумфальное шествие по Европе привело «восточную» шаль в Россию. Журнал «Мануфактура и торговля» в 1828 году писал: «Турецкие и кашмирские шали суть ныне предметы общей необходимости, подобно сахару, кофею, табаку, перцу и корице». Дворянки, учившиеся носить шаль едва ли не с детства, ценили ее за одинаково грациозное участие в движении, вплоть до танца, и в скульптурной неподвижности фигуры. «Купеческим женам» шаль подошла по-иному, отвечая их давней приверженности к многослойному наряду. Наброшенная на плечи, она придавала женщине особо величавую степенность. Носили ее, бережно расправив, демонстрируя узор и «доброту». Вот как Буторина. Выбор шалей был чрезвычайно богатым, на все вкусы и кошельки. Наряду с настоящими восточными ввозятся английские и французские имитации их, налаживается производство шалей и в России, причем скоро появляются и дешевые набивные, близкие по рисунку тканым. В 1831 году «Ярославские губернские ведомости» помещают «Тариф о сборе пошлины (…), установленный Российскою империей и Портой оттоманскою», где перечислено множество разновидностей ввозимых шалей. В конце того же номера дано объявление: «На Ярославском театре представлено будет в среду 30 октября в пользу актера Г. Рахманова Турецкая шаль, или Так должно, комедия в трех действиях». Как раз 26 мая 1839 года «Ведомости» сообщают, что на Ростовской ярмарке (7-27 февраля) «шалей и платков на манер английских» в привозе было на 45 тысяч рублей и большая часть раскуплена. Не из этой ли «большей части» и великолепная шаль Прасковьи Николаевны? Муж ее знает толк в «разной доброты материях», и где, как не в Ростове, ему, розничному торговцу, вести свои дела («съезду было (…) купцов 7000, разного звания народу 36000»). Синий чуть переменчивый тон самого полотнища, дробный цветочный рисунок широкой каймы, бахрома, необмятые складки – здесь так и видится лоск новой вещи. Да и головная повязка, как будто из узорного шелкового платка, непростая. Замужние женщины, особенно старшего поколения, даже в кругу семьи не появлялись с непокрытой головой. Старинные кички, очелье которых некогда повязывали платком, ушли в прошлое. Платок остался (правда, под него иногда для формы «поддевали»

маленькую шапочку), уголки его завязывали надо лбом, а узелок или бант можно было украсить дорогой брошью, – но это больше для молодых, которые и волосы-то не вполне закрывают. Третий платок Буториной – наименьший, белый, в руках. Белые кусочки тонкой ткани, которыми заняты руки купеческих жен, в портретах очень хороши, они будто ставят ударение в композиции – акцент на кисти рук. Эти чинно сложенные руки, часто – но не здесь – со многими кольцами, подсвечены соседством белого платка и подчеркнуто спокойны. Здесь тоже старый обычай: женщине не пристало выражать свои чувства на людях, и платок, которым она может заслонить неуместную улыбку, замешательство или огорчение, напоминает ей о строгой сдержанности в присутствии старших или посторонних людей. Горожане живут рядом слишком близко и слишком всегда, – потому, может, и заключен в этом обычае скрываться за толстыми стенами домов и за тонкими платками охранительный смысл. Так они – ему пятьдесят четыре, ей на год меньше – подошли к зеркалу портрета, преображающему вот это реальное лицо и вот эти весомые добротные вещи в образ. «Угличский купец» и «купеческая жена» – воплощенные достоинство и достаток дома. Художник выводит их из течения времени и из повседневной жизни семейства, его кисть, кажется, точно соотносит изображение с реальными чертами (почему-то в портрете почти всегда

Но не было ли прочное бытие буторинского дома вдруг поколеблено, а потом и вовсе «переуложено» поновому? В 1844-1853 годах в центре Углича, на Ростовской улице и вблизи кремля возводится самый большой городской собор – Богоявленский в Богоявленском женском монастыре. Некий путешественник рассказывает в своих заметках: «Успех свой сестры всецело приписывают воле Провидения, которая особенно ярко обнаружилась при покупке земли для храма. Об этой покупке монастырское предание рассказывает следующее: в 40-х годах, когда монастырь был еще не велик, к нему прилегала земля некоего купца Буторина, на которой был разведен прекрасный фруктовый сад из груш и яблонь. Задумав постройку нового собора, игуменья и сестры решили, что самым подходящим местом для нового храма была бы эта смежная с обителью Бу-

Дом Буториных на Ярославской улице в Угличе.

торинская земля. К Буторину была отправлена казначея с предложением приобрести его участок, но он отказал наотрез, заметив: «Разве вы сами не знаете, что земля эта родовая и должна после меня поступить в наследство сыновьям». Сестры приуныли, так как в монастыре положительно не было места для такой постройки. Казначея была у Буторина осенью, а зимою в его сад налетела такая масса ворон и галок, что их крики и возня причиняли всю зиму не мало беспокойства и монастырю, и окрестным жителям. В птиц стреляли, били их чем попало, но все меры разогнать их из сада оказались напрасными. Весною все деревья в саду высохли. Теперь пришлось призадуматься и Буторину; потеряв сад, он стал бояться других несчастий и наконец сам явился к казначее со словами: «Я буду себе дом искать, а вы покупайте мою землю». Впоследствии, прибавляет предание, жена Буторина рассказывала, что не раз видела наяву, как в сад к ним прилетали три белых лебедя и садились постоянно на одном и том же месте. Она говорила об этом мужу, и оба порешили, что, вероятно, на этом месте закопан какой-нибудь клад. Когда провели по земле линии будущего собора, то место, где садились три лебедя, оказалось как раз под тремя алтарями». Впрочем, по другим городским воспоминаниям, именно рассказ купеческой жены навел сестер на мысль о строительстве. В этой истории немного смущает явная пристрастность «Провидения», его нечувствие к трудам

и семейным ценностям потомственных и вполне благочестивых горожан. Но кто теперь знает, чью руку направляла его воля? Да и те ли это Буторины? Семей с этой фамилией в городе было несколько, и сейчас даже признанные знатоки городских «частей» и «кварталов» не могут с точностью ответить, кому именно принадлежали погубленный «прекрасный сад» и проданный «в боязни других несчастий» дом. Впрочем, возраст и сыновья-наследники – все, как будто указывает на Григория Васильевича. В «Обывательской книге» 1861 года его старший сын Иван Григорьевич («купец, заводчик, грамотен») значится хозяином каменного двухэтажного дома на Ярославской улице. Дом датирован первой третью столетия и прежде принадлежал как будто, Ожеговым. Может, там и висели какое-то время тархановские портреты. Или иначе: дочь Александра, кажется, вышла замуж в семью Баскаковых, угличан, перебравшихся в Рыбинск, и портреты последовали за ней. …Мелькание белых и черных крыльев над головами Буториных, собственно, и закрывает эту маленькую уездную повесть о семье – одной из многих в «Ревизских сказках» и «Обывательских книгах» старого Углича. В многолюдном телефонном справочнике ее уже нет. Черные птицы, как и тогда, временами устраивают переполох над городскими крышами, лебеди же, если еще прилетают, то как-то скрытно. Может, чтобы не навлечь на кого «воли Провидения»? А Буторины по-прежнему смотрят из рыбинского далека на свой город и видят его, как когда-то Золотарев, – чуть идеальным, калейдоскопичным и ненаглядным.•

2012

понятно – похоже-непохоже, даже если и самих людей не знаешь). Немолодые, но крепкие, одинаково темноглазые и оба с характером, который не скрывают и не показывают. Она чуть приподняла бровь, оба согласно и внимательно смотрят на зрителя. Тридцать шесть лет назад они вышли из церкви Василия Великого мужем и женой, им есть что вспомнить, пока художник пересчитывает кистью пуговицы его мундира и вздыхает над мелким рисунком ее шали. Жизнь сложилась.

137

{музейные истории} 2012

от Наполеона до авангарда

138

Сергей ОВСЯННИКОВ

Наступивший 2012 год Рыбинский музей-заповедник встретил целой серией интересных выставок. Выставка «Освободители Европы и Вселенны…» открылась для посетителей еще в декабре 2011, однако за предновогодними хлопотами это событие оказалось где-то на периферии внимания средств массовой информации. К тому же сами события войны 1812 года, к 200-летию которых и приурочена выставка, начались только летом (переход французской армии через Неман), достигнув своего апофеоза (Бородинская битва, взятие Москвы) к осени. Столь раннее начало юбилейной выставки было связано с ее включением в федеральную программу «Культура России» на 2011 год. Экспертов программы привлекла идея сотрудника музея Н.Н.Бикташевой сопоставить события двух Отечественных войн – против Наполеона и Гитлера.

он, вскоре отличившийся в боях. А может быть это память о 1813 годе, когда немцы, не дожидаясь своих королей и курфюрстов, повсеместно стали восставать против французских «союзников»-завоевателей. Не зря портрет старого фельдмаршала Блюхера (он тоже есть на выставке) – непримиримого врага Наполеона – был так популярен у русских крестьян. Портретов русских военачальников на выставке вообще много: и тех, чьи имена постоянно на слуху, и таких, о которых почему-то раньше не слышал никогда и ничего. Взять хотя бы графа А.И.Чернышева… Впрочем, с ним как раз все понятно. Это в славные годы сражений с Наполеоном (которого он знал лично, будучи во Франции «военным атташе») Чернышев успешно командовал кавалерийским отрядом. Особенно здорово он проявил себя в Германии, заняв Берлин и Кассель... А вот после войны граф, сделавший головокружительную придворную карьеру, «прославился» как ловкий и не очень чистоплотный интриган, в частности, пристрастный глава комиссии, решавшей судьбы декабристов. Но ведь гравюра Карделли, оказавшаяся в музейном собрании, изображает именно того 26-летне-

го лихого предводителя гусар и казаков, готового пожертвовать своей жизнью ради Отечества и воинской славы. Ну а генерала Ивана Васильевича Сабанеева забывать как-то совсем уж не к лицу. Ведь он наш, тутаевский, точнее – романово-борисоглебский! И из всех ярославских земляков – самый большой военачальник. В 1812 году он был начальником штаба 3-й армии, а армий тогда было отнюдь не так много, как в ХХ веке – ровно три и было. Более того, он фактически руководил боевыми действиями армии, командующий которой адмирал Чичагов был малоспособным полководцем. А на Березине, где Сабанеев угадал направление прорыва Наполеона, адмирал все же настоял на своем и… упустил Бонапарта. Чичагова сняли, на его место назначили Барклая, а способный начальник штаба остался, в 1813 году возглавив уже штаб объединенных русско-прусских сил. Закончил войну он в Париже, кавалером практически всех высших российских орденов, кроме разве что андреевского. Вот портреты офицеров нашего ярославского ополчения: романовец Яков Дедюлин, пошехонцы Яков Лихачев и Павел Соколов, мышкинец Михаил

2012

Действительно, при сопоставлении событий двух войн находишь неожиданно много общего в событиях самого разного масштаба. Дважды мир, наполовину оккупированный агрессором, был спасен благодаря тому, что злодею пришла фантазия напасть на Россию. Дважды наша страна, казалось бы, уже стоявшая на пороге неминуемой гибели, неожиданно оказывалась признанным мировым лидером. Перекличка времен звучит с самого начала экспозиции: с кукрыниксовского плаката, уже вечером 22 июня 1941 предрекавшего Гитлеру судьбу Наполеона. Конечно, большинство экспонатов выставки посвящено именно юбилейной теме 1812 года. Слава Богу, в музее таких экспонатов достаточно. Оружие… Ружья, сабли, пистолеты, русские, французские, даже прусские. Судьба последних особенно загадочна. Был ли взят прусский палаш трофеем в сражении, когда пруссаки, в числе пресловутых «двунадесяти языков» наполеоновской армии, вторглись в Россию? А может он был подарен русскому собрату по оружию одним из тех немецких эмигрантов, которые уехали в Россию, чтобы бороться против Наполеона? В 1812 году в Ярославле из них сформировали Русско-германский леги-

139

2012

{музейные истории}

Плакат. Кукрыниксы. Наполеон потерпел поражение. То же будет и с зазнавшимся Гитлером!

1941 г.

140

Селифонтов. Ополчение мало участвовало непосредственно в сражениях – недавних крестьян, не слишком хорошо вооруженных и обученных по сравнению с вышколенной регулярной армией, старались ставить на менее ответственные направления. Они стояли заслоном на границе Ярославской земли, потом прикрывали шоссе из Петербурга в Москву… Однако самой важной задачей для них стала осада Данцига (нынешний польский Гданьск). Весь 1813 год ополченцы блокировали эту сильную крепость, гарнизон которой по численности долгое время даже превосходил осаждавших. И добились своего: истощив припасы и силы, французы были вынуждены сдаться. Увы, но подвиг и трагедия ходят рядом. Все мы помним про «Слово о полку Игореве», сгоревшее вместе со всей библиотекой графа Алексея Мусина-Пушкина в Московском пожаре 1812 года. Старого графа (в это время собиравшего ополчение в своих мологских вотчинах) ждала еще одна, не менее страшная утрата. Его любимый сын Александр, уже успевший побывать первым комендантом освобожденного Берлина, был смертельно ранен при спасении городка Люнебурга, где вернувшиеся французы собрались устроить показательный террор «изменникам»-немцам. И пусть усадьба Мусиных-Пушкиных давно уже утонула в Рыбинском водохранилище, на выставке мы снова будто попадаем в ее зал. На стенах портреты Александра и Ивана Мусиных-Пушкиных (Иван, на руках которого умер младший брат, ворвался в Люнебург один из первых, а войну закончил генералом), мужа их сестры Натальи генерала Дмитрия Волконского, гравированное изображение старого

графа. Здесь же чашечки с изображениями героев, а портрет знаменитого Милорадовича кто-то из мусин-пушкинских дам… искусно вышил волосом. До 1917 года подобных памятных вещей было достаточно едва ли не в каждой старинной усадьбе. Память о войне свято хранилась на протяжении ста лет и более. Кстати, столетие в 1912 году было отмечено с размахом. Чего стоят десятки разнообразных юбилейных жетонов (из коллекции Ярославского художественного музея) с профилями Наполеона и Алек­санд­ра I! Или похвальная грамота рыбинскому гимназисту, также уснащенная портретами военачальников. А затем настала полоса забвения, прерванная лишь накануне новой Отечественной войны. И снова армия отступала практически до Москвы, а к столице двигались спешно сформированные ополченческие дивизии. И снова, пусть тяжелее и кровавее, чем в начале XIX века, но враг повернул назад. Именно тогда, в 1943 году, был учрежден полководческий орден Кутузова. Характерно, что эту награду, воскрешавшую надежду на победу в дни самых жестоких испытаний, имели оба боевых генерала-рыбинца, получившие ее одними из первых. Для Федора Харитонова только что учрежденный орден стал последней наградой, полученной незадолго до смерти. У Павла Батова позднее было немало других орденов, вплоть до двух золотых звезд Героя. Но – еще одно совпадение событий в пространстве: именно армия Батова в январе 1945-го взяла тот самый Данциг, который когда-то осаждали ярославские ополченцы.

Сергей ОВСЯННИКОВ родился в городе Рыбинске Ярославской области в 1963 году, там же закончил школу. Заочно учился в 1981-1989 годах (с перерывом на армию) в Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина, получив специальность искусствоведа В 2003 году поступил в заочную аспирантуру Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д. Ушинского, а в 2006 году защитил диссертацию на соискание степени кандидата искусствоведения. В музее работает с 1987 года, с 2007-го – заместителем директора. Занимается самой разнообразной тематикой. Это – архитектура, история, живопись; дворянская усадьба и «русский стиль». Как отмечает Сергей Николаевич, трудно пройти, не откликнувшись, мимо «проплывающих» материалов, будь то писатель и коллекционер Евгений Опочинин, губернский архитектор Петр Паньков, пошехонско-мышкинскокашинские дворяне Лихачевы или художники ХХ века. Всё это привело к тому, что он стал автором таких изданий как альбом «Русская живопись в собрании Рыбинского музея» и путеводитель «Рыбинск», соавтором книг «Господа Лихачевы», «Страницы истории Рыбинского музея», «Рыбинск: градостроительство и архитектура». Помимо статей в сборниках научных конференций, С. Овсянников публиковался также в журналах «Собранiе» и «Русское искусство» (Москва), «Антикварное обозрение» (Петербург), «Мера» (Ярославль).

2012

Вступление 291-й дивизии в город Наход. Чехословакия. Май 1945 г.

141

142 2012

{углич в литературе}

И еще один орден Кутузова получили наши земляки – коллективный. Его удостоилась сформированная в Рыбинске 291-я стрелковая дивизия. Сохранились фотографии мая 1945-го, сделанные в чешском городе Наход. Комдив В. К. Зайончковский, несущий на руках чешскую девочку, радостные горожане, плакаты с надписями на трех языках: «Да здравствует Союзная Армия!». Другое время, другая страна… И снова – освободители Европы!

С. Карделли. Портрет А.И.Чернышева. В. Маковский. Тип галантного старичка.

1919. Вологодская картинная галерея. К. Маковский. Дети г. Балашова.

семьи Маковских воедино и получилась редкостная по своей полноте выставка. Конечно, на ней не хватает нескольких знаменитых шедевров, хранящихся в Третьяковке и Русском музее. Однако и умилительные «Дети, бегущие от грозы» Константина Маковского, и трогательные «Свидание» и «Объяснение» Маковского Владимира известны практически всем, видевшим их много раз, если не вживую, то в альбомах, журналах. А вот увидеть одновременно такое количество первоклассных работ, не известных никому, кроме десятка специалистов да жителей городов, где они пребывают постоянно, удается не часто. Ну, а лицезреть все семейство Маковских в сборе вряд ли когда еще доведется. Семейство, действительно было уникально талантливым: на выставке представлены работы шести художников, принадлежавших к двум поколениям. А ведь был еще известнейший арт-критик «серебряного века», основатель журнала «Аполлон» Сергей Маковский! Тем не менее, самыми значимыми, безусловно, являются два мастера второй половины XIX века – Константин и Владимир Маковские. Крупные художники и родные братья, они своим творчеством были очень непохожи, даже противоположны друг другу. Еще один парадокс: в молодости Константин Маковский волею судьбы оказался в самой гуще борьбы за «демократическое искусство».

1) Впрочем, Ярославские художественный музей и музейзаповедник, а также коллекционеры В.Н. Толин, В.В. Нефедов и А. Орлеанский предоставили для нее ряд ценнейших экспонатов.

2012

Если эта выставка основана на богатейших фондах Рыбинского музея1), другими «хитами» первого квартала 2012 года музей обеспечило сотрудничество с коллегами. Так, большая выставка «Художники Маковские» гостит в Рыбинске после успешного показа в Ярославле и Вологде, а потом ее ждут к себе Иваново, Кострома и Переславль. Музеи этих городов по инициативе Ярославского художественного (автор проекта Людмила Макарова) собрали хранившиеся у них произведения художников из

143

{музейные истории} 2012

144

В 1863 году он участвовал в «бунте 14» выпускников Академии художеств, отказавшихся писать конкурсную картину на заданную мифологическую тему. В той же компании он стал членом «Артели художников», а затем и одним из учредителей Товарищества передвижников. Позднее, как обычно пишут, их пути разошлись, и художник стал одним из ярких представителей салонно-академической линии в русском искусстве. Однако выставленный «Портрет неизвестного» 1863 года из собрания Рыбинского музея наглядно показывает, что уже в том самом году «бунтарь» Маковский достаточно ясно определился со своими художественными идеалами. С портрета на нас слегка надменно смотрит холеное лицо вальяжного господина. Впрочем, не так важно, что он надменный, холеный и вальяжный, – важно, с каким искренним интересом это написано. При этом интерес худож-

ника здесь, пожалуй, вызывает не столько личность изображенного, сколько именно ореол его светскости. Маковского всегда привлекает все богатое, роскошное,.. ну, или хотя бы экзотическое – как египетские дервиши или русские крестьяне (но лучше все же боярышни). Именно эти качества позволяют живописцу с максимальной эффективностью использовать свой несомненный художественный дар: хорошо различимые мазки кисти сливаются в бархат платья, ворс ковра, матовость кожи. Владимир Маковский закончил Московкое училище живописи, ваяния и зодчества уже после образования Товарищества передвижников. Это не помешало ему стать одним из «столпов» передвижничества. Владимир Маковский был свято убежден, что искусство должно служить народу, быть правдивым, рассказывать о проблемах и чаяниях. При этом

званий и наград у него в итоге оказалось не меньше, чем у «безыдейного» старшего брата. Если Константин в любом своем полотне демонстрировал, прежде всего, свое живописное мастерство, то младший брат показал себя мастером «жизненных» психологических зарисовок. Персонаж его акварели «Галантный старичок» (Ярославский художественный музей) вполне мог бы быть героем упомянутого выше «Портрета неизвестного» Константина Маковского – двадцать лет спустя удостоившимся нескольких орденов, но и увы, постаревшим на те же два десятка лет. Но опять же дело не столько в самом старичке, а в том, как воспринимает его художник. Заслуженный старичок, возможно вызывавший почтительный трепет у целых канцелярий, у Владимира Маковского вызывает лишь ироничную улыбку и любопытство как типичный и колоритный субъект. И художник

Портрет А.А. МусинаПушкина. Анатолий Зверев. Портрет Сергея Симакова.

Примечательно, что современники Константина Маковского хвалили и ругали примерно за одно и то же. «Да ему все равно, что писать, – лишь бы было красиво», – так можно сформулировать позицию правоверных передвижников (дополнительно возмущенных тем, что маэстро начал устраивать первые показы своих хитов не у них, а на академических выставках, тогда еще более престижных). «Конечно, все равно, ведь главное – чтобы было красиво», – почти эхом повторяли многочисленные поклонники любимого художника российской правящей элиты. Кстати, об элите. Люди, изображенные на портретах Константина Маковского, были практически все не просто богаты, а очень богаты. Жили в столицах, имели высокие чины и почетные звания. Их имена, несомненно, были на слуху, может быть, и сейчас они известны нам. Вот только теперь большинство этих портретов, увы, безымянно. Тогдашние властители жизни интересны нам лишь как объекты творчества писавшего их художника.

с ощутимым удовольствием (примерно таким же, как и у его старшего брата) живописует… обрюзгшую фигурку, склонившуюся в учтивом поклоне, любезную улыбку морщинистого лица, характерные жесты и детали. Незамысловатые сценки его, как правило, небольших по размеру работ прекрасно отрежиссированы и разыграны, как по нотам. Особенно хороши те, где внимание к характерным деталям сопровождается какой-то внутренней теплотой, внутренне оправдывающей смысл картины. Такова работа «Без хозяина» (Ярославский художественный музей), где мальчик-прислуга вообразил себя барином, развалившись в кресле с хозяйской сигарой. Третий (хотя по возрасту на самом деле второй) брат Николай за свою не слишком долгую, по сравнению с остальными Маковскими, жизнь сумел не только получить архитектурное образование

(сперва в Московском училище, а затем в Академии художеств), но и внести свой вклад в становление русского реалистического пейзажа. На выставке представлен уменьшенный вариант одной из лучших его работ – «Вид на Волге близ Нижнего Новгорода» (Ярославский художественный музей). Впрочем, рядом с видами городков и деревень средней России соседствует и прекрасно написанная «Улица в Каире», где он побывал вместе с братом Константином. Хороши и несколько скромных пейзажей самого старшего представителя этого поколения – Александры Маковской. Путь женщины-художницы в XIX веке был сложен, и она училась в основном у братьев, добившись, однако, определенного признания даже у столь строгого критика как В.В. Стасов. В следующем поколении Маковских художником стал сын Владимира

2012

Константин Маковский. Мужской портрет.

145

2012

{музейные истории}

Александр – художник и педагог, представленный на выставке немного странным портретом (явно этюд к какой-то тематической картине), натюрмортом и парой лиричных пейзажей. Однако особенно хороша небольшая пейзажная работа Елены Константиновны ЛукшМаковской. Творчество художницы, жившей с начала ХХ века за рубежом, в отечественных музеях почти не представлено. Тем ценнее этюд из коллекции Костромского музея, напоминающий работы знаменитых Поленовой и Якунчиковой и вполне заставляющий поверить словам каталога выставки про то, что дочь Константина Маковского «занимала одно из ведущих мест в искусстве австрийского модерна». В дальнейшем проект, получивший название «Ваши любимые художники», предполагается продолжить. Так что, через некоторое время рыбинцы смогут, не выезжая из города, увидеть и другие выставки знаменитых авторов. По поводу Шишкина и Айвазовского предварительные договоренности уже есть…

146

Однако, пожалуй, самой удивительной приятной неожиданностью начала 2012 года стала «Передвижная выставка авангарда», приехавшая к нам из Углича. Надо сказать, что с авангардом в консервативной провинции дела, как правило, обстоят неважно. По крайней мере, в Рыбинске. Да, отсюда родом могли быть столь значимые художники, как Борис Григорьев или Павел Кондратьев, однако на «исторической родине» зачастую даже не подозревали об их существовании. Самый же яркий авангардист Рыбинска – Михаил Соколов, умиравший здесь в ссылке после сталинских лагерей, – местным художественным сообществом попросту не воспринимался, и сам платил им, впрочем, той же монетой… Правда, Углич чуток поближе к столице не только географически, но и культурно. Помимо многочисленных туристов сюда, в живописный город с богатой событиями древней историей, регулярно наведываются художники, прежде всего московские. Да и местные мастера поплотнее, чем, скажем, у нас, контактируют с культурными веяниями столицы. Это наводило на подозрения, что за броским названием, скорее всего, скрываются творения каких-нибудь местных молодых дарований, которые, чего доброго, смелостью своей компенсируют вероятные проблемы качества. Впрочем, проект оказался удостоенным гранта президента РФ, что, в принципе, уже свидетельствовало о его добротности и перспективности. Тем не менее, действительность оказалась совершенно неожиданной. Основу выставки составили работы московских художников 1960-1980-х годов, среди которых Сергей Блезе, Анатолий Зверев, Дмитрий Константинов, Натта Конышева, Сергей Симаков, Сергей Шаров… Имена действительно известные. Зверев – так вообще личность не просто знаменитая, но

даже символическая. Его работы находятся в собраниях крупнейших музеев страны, не говоря уже об иностранных – за границей «московского экспрессиониста» оценили еще в советские времена. И он, и другие перечисленные художники тогда старались выйти из тесных рамок «социалистического реализма» и создавать чтото свое, оригинальное… Несомненно, в ту пору они действительно воспринимались прежде всего как новаторы-авангардисты. Впрочем сейчас, треть века спустя, видишь в работах многих из них еще и раздумчивую рефлексию, характерную вообще для живописи 1970-х. Они не столько безудержно стремились вперед – главный признак собственно авангарда – сколько хотели испытать и проверить на себе существующие в искусстве разные пути, будь то кубизм, или примитив, или даже искусство Ренессанса. Не зря сразу в нескольких произведениях использован образ Моны Лизы, иногда чуть шутливо, но всегда с пиететом. Глядя на изысканную живопись Сергея Блезе и Сергея Симакова, про авангард думаешь в последнюю очередь. Правда, рядом с ними – кубистические работы Сергея Шарова (впрочем, кубизм – давно тоже классика) и те же портреты от Анатолия Зверева, лихо и экспрессивно вроде бы совсем «накаляканные», но при этом очень похожие, в чем можно удостовериться, взглянув на фотографии моделей – тех самых живописцев. Вот такими разными были московские неформальные художники, выставлявшиеся сперва по квартирам авторов, а с 1976 года в подвальном выставочном зале на Малой Грузинской – маленьком «оазисе» творческой свободы (под бдительным контролем КГБ) в социалистической Москве. Характеризуя их творчество одним словом, наиболее точным выглядит термин «нонконформисты» – те, кто не хотел приспосабливаться к официальным требованиям, продолжая жить и работать, как это требовала их душа, их совесть.

– Мы же писали не для того, чтобы повыгоднее продать свои работы или эпатировать зрителя, чтобы добиться извест­ ности, – говорил на открытии выставки иеромонах Рафаил, некогда художник Сергей Симаков (современные авангардисты, зачастую сознательно ищущие провокации, скандала, пиара, вызывают у него сожаление). – Мы ведь пытались своими исканиями проникнуть глубже в суть вещей, душу в них увидеть. Это у отца Рафаила, настоятеля храма под Угличем, сохранились картины. Часть среди них написана им самим, другие были куплены у товарищей (нередко те художники, которым удалось удачно продать работу с выставки, приобретали работы у тех, кому повезло меньше), третьи – просто подаренные друзьями. Много лет лежали они у него, фигурально выражаясь, на чердаке, пока не привлекли внимание угличской культурной общественности. Первая выставка была проведена по инициативе «Угличской

А в апреле в музее будет выставлена дипломная работа выпускницы Московского архитектурного института Ксении Шаховской. Со свойственной студентам смелостью она спроектировала … воссоздание затопленного Рыбинским морем города Мологи! Сомневаюсь, что Молога снова возникнет на географической карте, но работа Ксении, успешно защищенная прошлым летом, ездит по земному шару, собирая призы престижных конкурсов. Грех не показать такое в городе, где живут потомки мологжан и находится музей Мологского края. В июне посетителей музея ожидает еще один сюрприз – встреча с проектами «Кинодивы» и «Частная коллекция» широко известного столичного фотохудожника Екатерины Рождественской, а затем предполагается кардинальное обновление и расширение экспозиции археологии.

газеты», в советские годы носившей название «Авангард». А потом молодой галерист Александр Егоров подал заявку на президентский грант и – выиграл! Так и сформировалась «Передвижная выставка авангарда», побывавшая в Угличе, Кашине и теперь – в Рыбинске. К выставке примкнули несколько интересных провинциальных (с точки зрения географии) художников: угличане Федор Куницын и Валентина Максимова, суздалец Валентин Кноков (когда-то он тоже выставлялся на Малой Грузинской). Очень удачно вошли в состав выставки яркие работы рыбинчанки Любови Менчиковой. Все они продолжают в наше время традиции, заложенные в те времена. Пусть некогда головокружительный авангард теперь может показаться несколько архаичным рядом с современными течениями, такими как видео-арт или стрит-арт. Однако какое нам дело до терминов! Главное, что сможет увидеть каждый посетитель этой выставки, – это добротные, качественные работы состоявшихся художников, настоящее искусство. Рыбинский музей надеется продолжить ударное начало года. Уже расцвела, не дожидаясь календарной весны, разнообразными цветами юбилейная выставка рыбинской художницы Людмилы Горюновой – цветочные натюрморты ее фирменный стиль. В 2012 году юбилеи у целого ряда рыбинских мастеров кисти. Ну, а угличане, не дожидаясь отъезда авангарда, предлагают еще одну интересную выставку с интригующим названием «Дело в шляпе».•

147

2012

{дела музейные}

Романовские иконы В Рыбинске вышел альбом иконографии

2012

Алексей БУДНИКОВ

148

Что нужно для того, чтобы презентация альбома, посвященного такой давно и всесторонне изучаемой теме, как иконопись, стала явлением по оценкам современников? Одно, но главное. Эта книга должна стать не просто итогом деятельности, не просто открытием чего-то нового, а качественным шагом на пути к новому пониманию.

Иконы всегда почитались как святыни, но их рисовали и гениальные художники, создавая подлинные шедевры, подлинные произведения искусства. И противопоставление отношения к ним как к святыням или как к шедеврам, имеющее, к сожалению, широкое распространение (от недавнего прошлого никуда не денешься) не способствовало в равной мере ни сохранению икон, ни их изучению, да и ни преклонению перед ними – ни как перед святынями, ни как перед шедеврами, ведь никаких

конфликтных ситуаций при искреннем преклонении вообще быть не должно. И альбом «Иконы «романовских писем», изданный в Рыбинске (автор-составитель и инициатор проекта научный сотрудник Рыбинского музея-заповедника Ирина Хохлова), дает пример того, как можно и должно относиться к иконе, созданной подлинным художником: как к святыне и как к шедевру искусства одновременно, чтобы, почитая святыню, принимать и ее красоту как произведение искусства. Ведь так оно и есть на самом деле: подлинная

красота произведения искусства не может быть неодухотворенной точно так же, как и одухотворенность может выразиться только в красоте – это единые и неразделимые составляющие. И мы должны не только сами почитать эти духовные произведения искусства, но и дать возможность своим потомкам в таком же благоговении восхищаться ими, дать возможность приобщиться к созданному нашими предками, для сохранения в душах того вечного начала, которым и жив человек.

Автор книги Ирина Хохлова.

художественные свершения). А вот его изречение, начертанное в летописи на стенах Троицкого собора костромского Ипатьевского монастыря: «Всем же изографное воображение в духовное наслаждение во вечные времена». И подобный дар импровизации великого художника, монументализм мышления свойственен и лучшим произведения романовской иконописи. Или взять другой пример – Воскресенский собор, расписанный артелью ярославских мастеров под руководством Дмитрия Григорьева. Руководством «более рациональным, рожденным знанием, умением и разумом», по выражению В.Г. Брюсовой. Вот эти-то противоположные, но единые для человека начала – четкая выверенность и сердечный порыв, сохраненные и сосуществующие в работах романовских иконописцев в строгости и экспрессии чувств, в дополняющими и обогащающими друг друга консерватизме и новаторстве, – и выделяют их из аналогичных работ. Епископ Рыбинский Вениамин, благословивший работу, так написал в предисловии: «Книга, предлагаемая вашему вниманию, посвящена духовной культуре и искусству древнего и славного города Романово-Борисоглебска (сегодняшнего Тутаева. – А.Б.) Это единственный город в России, который объединяет в своем названии имена сразу трех русских святых князей: Романа, Бориса и Глеба… Книга раскрывает имена местных мастеров-иконописцев, которых в XIX столетии здесь было немало, рассказывает об их удивительном искусстве, которое в образах и красках творило гимн Создателю. Пусть же эта книга послужит во славу Божию, к познанию незаслуженно забытых, столь ценимых сейчас икон «романовских писем», к укреплению

Алексей БУДНИКОВ родился в 1957 году. Работал на Угличском часовом заводе, на ЭМЗ ВНИИМС. Активно занимался самообразованием в гуманитарной сфере. На сегодняшний день – поэт (автор стихотворных сборников «Послушны струны душ рукам судьбы» и «Боль

2012

Сама же романовская икона – преемница и «младшая сестра» ярославско-костромской ветви церковного искусства – прекрасное и своеобразное явление русской иконописи Нового времени, взаимосвязанная своим корнями с другими старообрядческими иконописными школами, но тем не менее самостоятельная. И сейчас во время оценки всего нашего исторического и культурного наследия, в том числе и иконописи, стали доходить руки не только до общеизвестных и широко представленных направлений, но и до более мелких с этих позиций, местных, но порой не менее значимых, так как искусство иконописи, как и любое другое искусство, измеряется не количеством, а качеством. Не говоря уже о том, что идущее от души воспевание Создателя не может быть ни мелким, ни местным. Может быть сама острота исторических и религиозных конфликтов в Романово-Борисоглебске (а тут она была очень напряженной даже на общем российском фоне) и дала в «романовском письме» ту характерную мягкость форм, округлость и плавность очертаний, радужную игру цветов, общую просветленность палитры, приносящей состояние созерцательного умиления, по которой и узнаются романовские иконы не менее ясно чем по конкретным, только им присущим приметам. Романовские иконописцы впитали в себя дух и образную систему пластики и монументальнейший размах с подробнейшей детализацией величественных стенописей храмов РомановоБорисоглебска. Примеры таких величественных работ? Да возьмите в первую очередь роспись Крестовоздвиженского храма! Она проводилась совместно костромичами и ярославцами, сначала при участии, а затем и под руководством Гурия Никитина – «художника Божией милостью» и «последнего великого художника Древней Руси» (такими эпитетами характеризуют специалисты его

и нежность»), литературный критик и теоретик литературного творчества (выпустил брошюру «Моя литературная учеба» и продолжает трудиться над этой темой), пушкинист, член ярославского клуба любителей русской словесности «Тысячелетие», один из координаторов угличского литературного объединения им. И.З. Сурикова, корреспондент «Угличской газеты».

149

Спас Всемилостивый (Романов-Борисоглебский). Середина XIX века, Романов-Борисоглебск.

2012

{дела музейные}

Св. Иоанн Предтеча. Первая треть XIX века.

150

традиций Православия и упрочению связи времен – минувших, нынешних и будущих». А протоиерей Михаил, настоятель храма Покрова Пресвятой Богородицы в селе Покров Рыбинского района, не только поддержавший сам проект и позволивший, как и другие настоятели храмов, по благословению епископа Вениамина, публиковать иконы из них, но и оказавший большую научную консультацию, прямо сказал на презентации в Рыбинском музее-заповеднике: – Когда церковь была замкнута в своем кругу, огромное количество памятников не были явлены миру. Они почитались как святыни, да как предметы, которым доставалось особое почитание. И вот сейчас, и это уже не первый случай, уже не первый шаг на этом пути, когда происходит совместная работа, – совместная публикация, соединившая усилия и научных работников музея и администрации, и что очень отрадно – священников, то есть Церкви. Это очень благодатный путь, который ведет к осмыслению всего нашего наследия во всей его глубине – как со стороны искусствоведчества, со стороны исторической, а также и со стороны духовенства. Шагом по этому пути стало и издание альбома «Иконы романовских писем». И это является знаковым актом, знаковым событием для того, чтобы каждый из нас и проникся полнотой этого явления, и сам принял участие, в том числе и работая над собственной душой, над своим сознанием.

Действительный член Российской Академии Художеств, член президиума Российской Академии Художеств Николай Мухин назвал выход альбома событием в научном мире: – В мире изучения русской иконы это явление. Как специалист я считаю такие проекты крупицами созидания нормального человека, не раздраенного, а стремящегося к совершенству. Сама книга великолепна и уникальна, как и материалы, использованные в ней. Меня же, как художника, всегда поражал уровень исполнительского мастерства романовских иконописцев – это не провинциальный уровень. Это синтез знаний и умений столичных и царских иконописцев с традициями греческого письма. Мы привыкли друг друга агитировать: «Давайте спасать, давайте создавать». А надо просто делать. По крупицам. И этот проект – крупица созидания. Это событие – навсегда. Это то, на чем должны воспитываться люди, не важно какого возраста, книга дает им возможность почувствовать, что это не умершая, а вечно живая тема. Не случайно на московской презентации книги, прошедшей в стенах Российской Академии Художеств, за ее научную значимость Ирина Львовна награждена серебрянной медалью Академии Художеств. И я бы хотел выразить свой восторг и восхищение Ирине Львовне, потому что сама книга – подлинное произведение искусства. И это издание, кроме все-

го прочего, является показателем того, что мы не Иваны, родства не помнящие. И сама традиция романовских писем для людей думающих и чувствующих, для ученых и художников не является прерванной традицией. В Рыбинске в последние годы при постоянной и последовательной поддержке главы города Юрия Ласточкина уже издан целый ряд книг, который в той или иной степени посвящен древнерусскому искусству и по иконописной коллекции, и по древнерусскому зодчеству. И инициатором этих проектов был Юрий Васильевич. В заключение Н.А. Мухин наградил медалью главу Рыбинска за поддержку в издании книг и выразил надежду, что этот альбом будет не последней такой книгой, изданной в Рыбинске. Сам же Ю. Ласточкин, также отметив, что выпуск таких книг является феноменом Рыбинска и занимаются этим делом в городе несколько местных издательств, подчеркнул, что такая работа является частью культурной жизни и поэтому всегда будет поддерживаться администрацией. Культурные, исторические, краеведческие книги очень важны для всех людей, которые живут в Рыбинске. Ирина Хохлова, рассказав об истории открытия «Романовских писем», об их особенностях и характеристиках и о той работе, которую в течение многих лет вели как профессионалы, так и местные краеведы по выявлению в общей массе представленных икон не только

рии отечественной поздней иконописи, выделившее романовские письма в самостоятельном, достаточно обоснованном научном издании, благодаря которому они будут так же известны, как и другие самостоятельные школы иконописи. До этого издательство С. Верхова сотрудничало с Рыбинским музеем-заповедником, и результатом этого стали выпуск в свет городского путеводителя и юбилейного издания по фарфору, реализация проекта «Города под водой». Рассказав об особенностях работы над «Романовскими письмами», Сергей Верхов отметил и роль директора музея Сергея Черкалина, который изыскал возможности частичного финансирования проекта, чтобы на паритетных началах с издательством осуществить реализацию проекта. Сложностей в работе было немало, так как сами иконы находились в храмах и музеях, в частных коллекциях, в том числе и в Западной Европе. Сама же эта книга вышла в серии, над которой идет работа уже в течение 10-ти лет: «Свод русской иконописи». Это уже пятая книга – раньше вышли «Костромская икона», «Иконы Углича». Другие участники проекта, выступая на презентации и раскрывая новые грани работы над ним, также были единодушны в его необходимости и значимости. Так, отец Антоний, настоятель Крестовоздвиженского собора города Тутаева, выразил надежду, что эта духовная сокровищница будет пополняться год от года, и ее со временем будут изучать и духовные академии в иконописной школе. Он также поддержал издателя в необходимости большего тиража. А главный редактор журнала «Романо-Борисоглебская старина» Надежда Манерова, оказавшая большую помощь как в архивных поисках, так и в подготовке материалов, еще раз поблагодарив Ирину Хохлову за

Издатель альбома Сергей Верхов.

ее высокопрофессиональный труд, тоже назвала презентацию альбома событием для романово-борисоглебцев. Сам проект «Иконы «романовских писем», по словам директора музея Сергея Черкалина, является очень интеграционным, собравшим вокруг себя большое количество людей и организаций. А все принимавшие участие в реализации проекта «Романовские письма», понимая его значимость и современность, сделали всё от них зависящее, чтобы раскрыть, донести и сохранить это духовное чудо – романовские письма. И не случайно Ирина Бусева-Давыдова, доктор искусствоведения, лауреат Государственной премии Российской Федерации, научный руководитель издания, во вступительном слове к альбому вспомнила Екклесиаста. Действительно, время потерь и разрушений проходит, и на смену ему приходит время «собирать камни» – в том числе и драгоценные иконы «романовских писем», являющиеся одной из составляющих нашей великой духовной культуры. Альбом, созданный по инициативе Ирины Хохловой, благословленный епископом Рыбинским, а теперь уже и Угличским, Вениамином, и поддержанный администрацией Рыбинска, объединив усилия священнослужителей и искусствоведов, музейных сотрудников и художников, коллекционеров, – словом, всех, кто чувствует и понимает духовную красоту, не только сделал ее доступной для всех, но и дал возможность сохранения этой столь нужной духовной красоты в поколениях, став тем самым явлением в культурной жизни общества.•

2012

вообще иконописных работ романовцев, но и конкретных иконописцев (среди которых особо выделяется Максим Фёдорович Архиповский), определила романовскую икону как Ренессанс воскрешения традиций Ярославской и Костромской школ иконописи XVII века. Представив и прокомментировав слайды сохранившихся икон, автор-составитель раскрыла и подзаголовок книги («Тайны и открытия забытой традиции Ярославской земли»), вспомнив при этом замечательного писателя – земляка Михаила Рапова, автора книги «Зори над Русью»: «Умейте видеть – много еще жемчужин рассыпано по нашей Ярославской земле». Так вот, открытием, по мнению И. Хохловой, стали и публикация 106ти икон, большинство из которых люди увидят впервые, и выявление в процессе кропотливой работы более 30-ти имен романовских мастеров-иконописцев. А это очень много для одного локального центра, это уже не творчество одной иконописной династии, а цельное художественное явление, цельные сформировавшиеся традиции. А что является тайной? Тайной попрежнему остаются романовские письма. Потому что в архивных данных есть исчерпывающие сведения о самих иконописцах (вплоть до указания созданных работ и их сюжетов и заказчиков этих работ), но нет самих произведений. А с другой стороны: вот она – икона, она прекрасна, написана полностью в рамках романовских традиций, но … без подписи, анонимна. И если они когда-нибудь встретятся – мастера и иконы, – то только благодаря совместной работе всех нас. И весомый вклад в эту работу внес альбом «Икона романовских писем». Издатель альбома Сергей Верхов также определил завершение работы над проектом как замечательное событие. Как открытие нового явления в исто-

151

{русская предприимчивость} 2012

152

Счастливая семья эпохи Серебряного века, 1913 г. Слева направо: Яков Васильевич Щукин, доктор М.Д.Гринберг, премьер оперетты артист Ксензовский, племянник Василий Евграфович Леднев-Щукин, племянник, художник Петр Евграфович Леднев-Щукин, племянник, художник Сергей Евграфович Леднев-Щукин. Позади стоит сын Якова Васильевича Василий Яковлевич Щукин.

Сад и театр «Эрмитаж» угличанина Якова Щукина Татьяна ЕРОХИНА Фонды музея… Они хранят много интересного, подчас невостребованного. Но, в конце концов, вещи, документы выходят из тени в свет, становятся предметом изучения, показа, публикации.

Задачи чистого искусства всегда были дороги его сердцу, и можно всегда высказать радость, что и впредь он вложит этот принцип в свое честное, чуждое других целей, театральное дело. «Театральные известия», 1902 г.

Григорий Елисеев. Петр Смирнов.

ший звание Поставщика Двора Его Императорского Величества и бывший поставщиком нескольких европейских королевских дворов, Петр Арсеньевич Смирнов – уроженец деревни Каюрово Мышкинского уезда, ныне – Угличского района. Ярославцы – братья Григорий и Петр Елисеевы – в 1857 году создали Торговый дом «Братья Елисеевы». Сын Григория – Григорий Григорьевич развил идею создания «торговой империи» и открыл знаменитые магазины в российских столицах. Трудно удержаться от «вкусных» подробностей. Так описал первое посещение «Елисеевского» бытописатель Москвы Владимир Гиляровский: «Горами поднимаются заморские фрукты; как груда ядер высится пирамида кокосовых орехов, с голову ребенка каждый; необъятными, пудовыми кистями висят тропические бананы; перламутром отливают разноцветные обитатели морского царства – жители неведомых океанских глубин, а над всем этим блещут электрические звезды на батареях винных бутылок, сверкают и переливаются в глубоких зеркалах, вершины которых теряются в туманной высоте». В селе Вятское родился отец русского промышленного альпинизма Петр Телушкин, в октебре 1830 года без лесов, на веревках взобравшийся на шпиль Петропавловского собора в Петербурге. Угличанин Василий Иванович Калашников известен как механик, теплотехник, создатель танкерного флота России. Жители Рыбинска гордятся братьями Иосифом и Николем Шенкерами, родившимися в скромной семье приказчика Волжского пароходства Хаима Шенкера. Основатели Голливуда, учредители Американской киноакадемии и премии «Оскар» вошли в историю мирового киноискусства как Джозеф и Николас Шенки. А житель с берегов Мологи, правда, из недальнего тверского Весьегонска, Петр Дементьев – легендарный основатель небольшого городка Санкт-Петербург в Америке? Вспомним «Приключения Тома Сойера»: «Летние вечера в городке, где жил Том, были длинны; стемнеть еще не успело…Появление нового лица – безразлично какого возраста и пола – было целым событием в бедном,

Татьяна ЕРОХИНА родилась в 1950 году в селе Ильинском Угличского района. После окончания средней школы № 2 поступила в Ленинградский институт текстильной легкой промышленности. С 1981 года работает научным сотрудником Угличского государственного историкоархитектурного и художественного музея. Автор статей в «Угличской газете», в научных сборниках музея, а также автор и составитель книг «Чтобы помнили» и «Угличский именник».

2012

Так и случилось при подготовке выставки «Любите ли вы театр?», посвященной 105-летию Угличского общества любителей музыкального и драматического искусства. Было решено представить материалы о Якове Васильевиче Щукине, создателе сада и театра «Эрмитаж» в Москве. Казалось бы, многое известно, сведения не новы, но при более подробном изучении музейного фонда Щукина открылись интересные подробности, яркой и незаурядной предстала личность угличанина. Сразу вспомнились слова Петра Андреевича Критского, автора книги «Наш край. Ярославская губерния – опыт родиноведения», вышедшей в Ярославле в 1907 году. Приведу их подробно: «Коренные ярославцы – народ красивый, среднего роста, отличается ловкостью, предприимчивостью, проворством и живостью движений; ярославец не боится труда и работы, охотно берется за все и во всем высказывает сметливость. Малоземельность и скудность почвы давно приучили его к разного рода промыслам и давно познакомили его с чужой стороной. Нет такого занятия, к которому бы он не приспособился. Интересно, между прочим, отметить особый вид промысла, который появился здесь недавно и получил название «жить в переводчиках»: некоторые крестьяне Курбской и Ильинской волостей (Ярославского уезда), занимаясь торговлей в Петербурге и Кронштадте и желая самостоятельно иметь дело с иностранными судовладельцами, стали сами изучать чужие языки и многие из них свободно говорят и ведут переписку с иностранными купцами. Хотя ярославец не избегает работ всякого рода, но особенно склонен к торговле, причем его не смущают ни неудачи, ни дальность расстояния; в самых далеких городах России можно встретить ярославца. К врожденному уму, сметливости, сноровке его надо еще прибавить и способность к переимчивости. Так, давно приезжал какой-то иностранец в село Великое с новыми улучшенными станками и хотел устроить тут образцовое ткацкое заведение; не получивши выгод, на которые рассчитывал, он уехал обратно; а между тем два-три крестьянина успели подметить удобство нового станка и самоучкою сделали после его отъезда точь-в-точь такой же станок. Среди таких сметливых, предприимчивых, деятельных наших земляков немало знаменитых людей. Потомственный почетный гражданин города Москвы, основатель крупнейшей русской колбасно-гастрономической фабрики Николай Григорьевич Григорьев родился в крестьянской семье в деревне Ратманово Улейминской волости Угличского уезда. Потомственный почетный гражданин города Москвы, создатель «Товарищества водочного завода, складов вина, спирта и русских и иностранных виноградных вин П.А.Смирнова в Москве», имев-

153

{русская предприимчивость} 2012

154

Анна Григорьевна так описывает рабочий день мужа: «Вставал он в 8 часов утра, завтракал быстро и легко и уходил очень скоро в сад, в свой служебный кабинет, успевая по дороге все увидеть хозяйским взглядом… В кабинете он решал насущные вопросы. После обеда ложился на два часа отдыхать, предварительно прочитав книгу, или классиков, или вновь выпущенную беллетристику, читал также и на ночь. Вставая к открытию сада, убеждался в том, что сад имеет праздничный и нарядный вид, и приступал к своим вечерним работам, которые заключались в том, что он занимался артистическими и снабженческими мерами. Яков Васильевич сидел в своем кабинете, на столе всегда стоял кипящий самовар, стоял глиняный горшок с топленой и румяной пленкой молока и деревянной ложкой, и всех приходящих к нему по делу он обязательно угощал чаем, причем, чай был крепкий, сам его наливал гостям из самовара и сам пил вместе с ними всегда с молоком. Иногда такие мирные вечера нарушались внезапным вызовом Якова Васильевича, без его вмешательства не могших разобраться. И только по закрытию сада, убедившись в том, что все в порядке, он уходил домой в два часа ночи. И так было ежедневно».

Яков Васильевич Щукин. 1912 г. Театр «Эрмитаж» и его труппа.

маленьком городке Санкт-Петербург». С течением времени тихий городок пережил массу нововведений. Сейчас город Сент-Питерсберг в штате Флорида называют «раем для пенсионеров»… В ряду прославившихся ярославцев достойное место занимает угличанин Яков Васильевич Щукин. В отделе рукописей Государственного театрального музея имени А.А.Бахрушина хранится невзрачная тетрадь, где перечислены почти все московские увеселительные летние сады и театры, возникавшие на протяжении второй половины ХIХ – начала ХХ столетия. Автор записок Андрей Серполетти, отдавший сорок лет своей жизни цирку, эстраде и варьете, в своем кратком очерке обнаружил неплохую

осведомленность о судьбе этих «променадов». Участь большинства из них была крайне незавидной. Они исчезали так же быстро, как и возникали, и одной из причин этого были неопытность, а то и авантюризм предпринимателей. На общем фоне неприглядной картины крушений выгодно отличался, как утверждает Серполетти, «Эрмитаж», созданный Яковом Васильевичем Щукиным. Его имя встречается в воспоминаниях Станиславского, Немировича-Данченко. Кем же был тот счастливец, кто четверть века развлекал разнообразными концертными программами и диковинными зрелищами московскую публику? В фондах Угличского государственного историко-архитектурного и художественного музея хранятся воспоминания Анны Григорьевны Щукиной о Якове Васильевиче, с которым они с детства вместе росли, дружили. С любовью и почтением пишет о муже Анна Григорьевна. Яков Васильевич Щукин родился

А.Д.Вяльцева

ты. Для выпуска первой афиши Щукин был вынужден заложить в ломбард зимнее пальто. Риск себя оправдал. За два с небольшим года заброшенный пустырь удалось превратить в цветущий сад. Яков Васильевич сам распланировал клумбы, газоны, дорожки, которые появились вокруг открытой сцены. Молодыми деревьями и кустами были окружены сохранившиеся старые деревья. Щукин умел многое, прекрасно знал все плотницкие, водопроводные работы. За короткое время был переоборудован Зимний театр, начались работы по устройству Летнего. Двадцать пять лет создатель «Эрмитажа» был на голову выше своих конкурентов. Достичь этого помогли Щукину деловитость, целеустремленность, способность перенять все полезное от более опытных дельцов. Успеху способствовало и то, что Яков Васильевич отдавал себе отчет в том, какое место в жизни народа занимают умело организованные развлечения и увеселения.

16 декабря 1894 года Зимний театр открылся выступлением труппы лилипутов. Был показан спектакль-феерия «Хрустальный башмачок». Удачное

начало позволило Щукину в рекламных целях устроить через две недели бесплатный дневной спектакль для воспитанников детских учебных заведений Москвы. Маленькие зрители смотрели «Снегурочку» в исполнении лилипутов. Во время антрактов дети получали гостинцы. Первый сезон закончился очень удачно. И в последующие годы дела «Эрмитажа» шли успешно.

18 июня 1895 года открылся при своем театре летний сад. В шесть часов вечера загремел духовой оркестр, и публика, толпившаяся в вестибюле, хлынула в сад. Веселящаяся толпа выражала шумный восторг. На открытой сцене были показаны разнообразные эстрадные номера, выступали фокусники, жонглеры. Играли цыганская капелла, венгерский ансамбль, «малороссийская капелла», «великорусский оркестр народных инструментов». Все программы заканчивались к двенадцати часам ночи. По праздникам пускали фейерверки. С шести часов и до часа ночи в «Эрмитаже» играл военный оркестр. Была обустроена веранда, где можно было отдохнуть и заказать ужин. Посещаемость за летние месяцы превышала 70 тысяч человек. Для Якова Васильевича каждый день достигался упорным трудом, вниманием и заботой, он во всем принимал самое деятельное участие и за всем наблюдал. Программы менялись каждый месяц. Они могли удовлетворить вкусы и запросы разных слоев московского общества. Отечественный театр в «Эрмитаже» был представлен спектаклями Московского Художественного театра, Петербургского кружка, возглавляемого Е.Карповым, пяти украинских трупп, в том числе во главе с М.Крапивницким и М.Заньковецкой, труппы Мамонта Дальского. Ежегодно выступала Вера Комиссаржевская, на сцене играли Мария Савина, Мария Ермолова, были гастроли Сары Бернар, великого итальянского трагика Росси. Не прекращались в «Эрмитаже» и музыкальные представления, там пел Шаляпин. Многих посетителей привлекали опереточные спектакли, в которых участвовали русские знаменитости и выдающиеся иностранные гастролеры. Особенно любили наших отечественных певиц – Анастасию Вяльцеву, Надежду Плевицкую, прославившихся исполнением цыганских и русских народных песен. Балетные дивертисменты, танцевальные номера, всевозможные национальные пляски – все это входило в программу «Эрмитажа». Весной 1898 года выступал трансформатор Леопольд Фреголи. В одном спектакле он перевоплощался до тридцати двух раз в различные мужские и женские образы, а в опере «Доротея» пел двадцать восемь мужских и женских партий. Но едва ли не самое центральное место занимали в «Эрмитаже» поражающие воображение публики эстрадные и цирковые номера.

2012

в 1868 году в деревне Вяльково, неподалеку от села Заозерье Угличского уезда. В небогатой крестьянской семье, которая состояла из семи человек, Яша был самым младшим. Еще в детстве он отличался добросовестностью, деловитостью и особой аккуратностью. С четырнадцати лет начал самостоятельную трудовую жизнь – мальчика отправили работать «служкой» в гостиницу при НиколоУгрешском монастыре под Москвой. Там он учился садоводству. Затем Щукин был официантом, буфетчиком в разных театрах и парках. Наконец, на Нижегородской ярмарке он решился снять целый сад. Незаурядные организаторские способности Щукина обратили на себя внимание, и ему посоветовали взяться за большое дело в Москве – организовать общедоступные летние народные развлечения в Каретном ряду. Начинать Якову Васильевичу пришлось почти на пустом месте. Тогда в Каретном ряду существовало полуразвалившееся театральное здание на 250 мест, переделанное из вагоноремонтных мастерских, вокруг был пустырь, свалки. Пришлось взять деньги взаймы у маклеров под большие процен-

155

{русская предприимчивость} 2012

156

Летом 1903 года внимание москвичей привлекло выступление дрессировщика слонов. Жена Якова Васильевича рассказывает об этом так: «Одним летом была приглашена труппа Оксфорда (дрессировщика), состоящая из трех слонов: Бонни, Молли и Вафи, которые, совершив переезд в специальных вагонах из заграницы в Москву, должны были перейти с вокзала в сад «Эрмитаж» и тоже в специально оборудованное для них помещение. И вот, когда они шли по Москве, то у жителей, ничего не знавших, возник сильнейший переполох…, так как думали, что эти звери сбежали из зоологического сада. И только тогда, когда увидели, как эти три слона послушно шли по середине мостовой, держа каждый другого слона за хвостик, то у зрителей, успокоившихся при таком виде, возник интерес – что это за слоны и откуда. Оказалось, что они проделывают не только цирковые номера, но играют целую пьесу, которая заканчивается следующим: открывается занавес, и на сцене изображен отель сбоку, а посередине садик и стоят три стула тумбой, а перед каждой столик. Приходят два больших слона и занимают две тумбы и звонят в колокольчик, на который выходит из гостиницы третий слон – самый маленький (Бонни), и, выслушав заказ, приносит каждому на подносе по обыкновенному стакану чая

с обыкновенной чайной ложкой. Слоны берут своими хоботами чайные ложки, мешают чай в стакане и выпивают его, затем берут газеты и читают. В это время в отеле возникает пожар. У Бонни серьезный переполох, так как в доме остался его ребенок, и он стремительно бежит в дом, выхватывает из дыма ребенка и кладет в люльку. В это время два других слона привозят воду, один из них качает воду, а другой поливает – пожар утихает. Публика от всего этого виденного была в восторге и охотно и часто посещала сад». Для того, чтобы поддерживать свой престиж, успешно выдерживать конкуренцию, Якову Васильевичу приходилось изощряться в изобретении всевозможных новшеств. Разъезжая по разным странам – а известно, что Щукин бывал в Англии, Германии, Австрии, Франции, Испании, Италии – он искал «звезд», способных поразить воображение зрителей. Щукин лично знакомился с разными труппами, артистами, антрепренерами, приглашал из-за границы аттракционы, номера. В результате, громкие имена модных или действительно выдающихся мастеров театра, эстрады не сходили с афиш «Эрмитажа». В театре можно было увидеть необыкновенные для того времени зрелища. Например, в 1896 году Щукин первый познакомил своих посетителей с синематографом братьев Люмьер.

Вид сада и Зеркального театра. Внутренний вид веранды ресторана со сценой для эстрадных номеров. Дизельная электростанция театра и сада «Эрмитаж» – в 1908 году единственная в Москве.

Выполнить задуманное Щукину помешала первая мировая война. С ее началом остановились все строительные работы. Прекратился приток капиталов, так как нарушился вывоз из-за границы новых аттракционов и стали невозможны приезды гастролеров. Кредиторы категорически требовали срочной уплаты долгов. Зажатый в финансовые тиски, в 1916 году Щукин был вынужден расстаться с «Эрмитажем» – продать его. Щукины уехали в Крым, в Евпаторию. Там Яков Васильевич тяжело заболел и вскоре умер. Анна Григорьевна Щукина писала: «Все его порывы, все его желания все улучшить, все увеличить, все усовершенствовать бури жизни все нарушили, все сломали, все исковеркали, и не осталось никаких порывов, а только сами здания существуют и этим показывают, чем человек этот Яков Васильевич Щукин жил, что любил, во что вкладывал всю свою жизнь, энергию и любовь, и те, которые когда-нибудь заинтересуются строительством Эрмитажа и заглянут в эту книгу, то узнают, каким он был человеком и как его научила жизнь».·

2012

Яков Васильевич стремился, чтобы каждая новая программа затмила все предшествующие. Конечно, не всегда можно говорить о планомерности репертуара или о безукоризненном вкусе составителей программ. Многое определяли доход, выручка. Но необходимо отметить, что Щукин не допускал в свой «Эрмитаж» пошлости, непристойности, что нередко имело место в других летних садах и парках. Якова Васильевича любила публика. Выражалось это в том, что в день его бенефиса, который полагалось иметь директору один раз в год, зрителей было необыкновенно много, задолго до этого дня все билеты были распроданы. При выходе на сцену его забрасывали цветами, преподносили подарки. В этот день Яков Васильевич обязательно приглашал любимицу публики «несравненную» Анастасию Вяльцеву. В начале 1906 года Щукин вынужден был уже не арендовать «Эрмитаж», а купить его с большой рассрочкой, иначе он потерял бы сад и театр. С новой энергией Яков Васильевич принялся за всевозможные усовершенствования. В 1909 году был открыт роскошный Зеркальный театр. Дальнейшие планы Щукина были поистине грандиозны. Он задумал расширить территорию и начал скупать прилегающие к «Эрмитажу» кварталы, чтобы создать целый комплекс разнообразных построек и заведений. Были запланированы большая гостиница, несколько автогаражей, два здания театров необычной конструкции и многое другое, в том числе и универсальный магазин.

157

{литературные страницы. поэзия} 2012

158

Юрий КУБЛАНОВСКИЙ родился в 1947 году в Рыбинске. В 1970 году окончил искусствоведческое отделение истфака МГУ. Работал экскурсоводом в Соловецком, Кирилло-Белозерском и Тютчевском (Мураново) музеях. С середины 70-х его стихи широко публикуют русскоязычные журналы и альманахи Европы и США. В 1981 году в США вышел первый сборник Кублановского «Избранное», подготовленный к печати Иосифом Бродским для издательства «Ардис». В 1982 году сотрудники госбезопасности поставили перед поэтом дилемму: немедленная эмиграция или арест за публикации в антисоветских журналах. Юрий Кублановский покинул СССР. Жил в Париже, потом в Мюнхене, работал на радио «Свобода» и в газете «Русская мысль». А в 1990 году одним из первых вернулся в Россию. Он – лауреат нескольких литературных премий, в том числе Премии А. Солженицына (2003 г.). Наиболее полное собрание стихотворений Юрия Кублановского – книга «Дольше календаря» (издательство «Время», 2006). В 2010 году в рыбинском издательстве «Медиарост» вышла в свет книга стихов Ю. Кублановского «Посвящается Волге».

В конце февраля в Рыбинске (проездом через Углич) побывал наш выдающийся земляк поэт Юрий Кублановский. Он горячо одобрил совместный проект рыбинцев и угличан: выпустить номер альманаха «Углече поле», посвященного двум нашим городам в их историческом и культурном взаимодействии. И передал для публикации свое новое стихотворение, где упоминаются и Углич и Рыбинск. А также и ответил на несколько наших вопросов.

«И красный Углич за окном» – Юрий Михайлович, как по-вашему, – существует ли родство Углича и Рыбинска? У них настолько разные судьбы…

– Да, судьбы разные, но они близкие соседи. И хотя сам я рыбинец и большинство моих «волжских» стихотворений о Рыбинске, Углич в них присутствует тоже неоднократно. Так, еще в семнадцать лет я, помнится, написал: И вера в Бога, и надежда... Вот так разбросаны кругом Царицы черные одежды И красный Углич за окном. Я тогда еще ни разу не побывал

в Угличе, но город этот был связан для меня с красным цветом – цветом храма Димитрия-на-крови. А Рыбинск у меня связан с ампиром, и с «желтком»… О Димитровском храме, кстати, есть замечательная миниатюра у позднего Солженицына «Колокол Углича», где сказано, что этот знаменитый колокол потускнел «до выстраданной серизны» - гениально! Кроме того, два наших города объединяет трагедия Волголага. И там, и тут были отделения ГУЛАГа. Волге в ее исконном русле не повезло ни в Угличе, ни в Рыбинске. Так что их роднит и советская история, и глубинная. И, несмотря на разницу

возрастов, в наши дни существует единение музейщиков, краеведов, художников. Я знаю, что между ними постоянно происходит обмен информацией, благодаря чему эти два города сегодня как сообщающиеся сосуды. Я знаю, что могу позвонить в Углич, музейному работнику, и от него узнать, что делается в Рыбинске, и – наоборот. Как раз сейчас я читаю замечательную монографию рыбинского краеведа Г.Д. Левиной «Очерки по истории Рыбной слободы» – невозможно оторваться. И тщательное чтение этой книги говорит об особой судьбе российского Верхневолжья.

Над строчкой друга 1 Когда-то оглядкой я брезговал, жил налегке и темной лошадкой был в том вороном табунке. Как путнику пламень в намоленном на вышине гнезде далай-ламы, так с улицы виделась мне на кухне конфорки с фиалковым отсветом дрожь, где нынче задворки срезает бульдозерный нож Всех матриц подкорки с собой на погост не возьмешь.

2 В убогой глубинке нас на лето стригли под ноль ручною машинкой, всегда причинявшею боль. В седые морозы, каких не бывает теперь, мы вместо глюкозы хлебали кисельную серь. А в оттепель щепки неслись по косицам-ручьям. Ворсистые кепки нам снились тогда по ночам. А полые слепки небес доставались грачам.

3 За рык «пидарасы!» зарвавшегося Хруща ищи поквитаться, мы жили на ощупь, ищи и видя мерцанье забрезжившей было строки – все на расстоянье лишь вытянутой руки. Но нет – не дается. И ненареченное впрок

впредь не наречется. Лишь нежности тяжкий оброк в груди остается от так и не найденных строк.

4 Мы ждали побудки, как будто вокруг лагеря. Мы брали попутки за жабры в разгар декабря. Когда ж в рукопашной с б оже с т в е н н ы м с л о в о м везло, любой карандашный огрызок – был наше мтило. Когда ж, может статься, наступит нежданная вмиг пора расставаться и с рюмкой, и с полкою книг, хочу попытаться успеть заглянуть в черновик.

5 Как долго мы плыли по жизни, в волнах хоронясь. Как крепко любили, с подругой губами сходясь. То лето пылило, то рощи багрянились, но на этот раз было серебряным наше руно. Совки, аргонавты, мы свой завершаем поход укором «не прав ты» уставшему смахивать пот. И были сипаты бореи чухонских широт.

6 Накинув на плечи сырой все еще дождевик, я впитывал птичий с наплывами шума язык. И хоть в черепушке банк данных, который там был, как в нищенской кружке,

пошел почему-то в распыл, ты теплую руку на голову мне положи, худую докуку, как порчу, снимая с души. Ведь нашу поруку никто не разымет, скажи.

P.S. Пусть время таскает и нас, стариков, за вихры, но где-нибудь там, далеко – за распылом вселенной еще берегутся и ландыши с поймы Пахры, клонимые ветром в саду золотые шары и черные флоксы, забытые нами в пельменной.* Евразийское Существую сам, а не по воле исчисляемых часами дней. А окрест – непаханое поле, поле жизни прожитой моей. Кое-как залеченная рана неспокойных сумерек вдали. Визг лисиц в улусе Чингисхана, вспышки гроз над холками земли. Кто-то вновь растерянных смущает тем, что ждет Россию впереди. Кто-то мне по новой обещает много-много музыки в груди. Разгребал бы я костер руками, только дождь упорнее огня. Воевал бы я с большевиками, только червь воинственней меня. Взятую когда-то для

прокорма нам тысячелетие спустя языки стихающего шторма возвращают гальку, шелестя. А в степи, в солончаках всю зиму не поймешь средь копий и корзин: то ль акын – соперник муэдзину, то ль акыну вторит муэдзин. *** За поруганной поймой Мологи надо брать с журавлями – правей Но замешкался вдруг по дороге из вырягов домой соловей и тоскует, забыв о ночлеге и колдуя – пока не исчез над тропинкой из Вологды в греки полумесяца свежий надрез. Расскажи нам о каменной львице на доспехе, надетом на храм, о просфоре, хранимой в божнице, как проводит борей рукавицей по покорной копны волосам. Но спеши, ибо скоро над топью беззащитно разденется лес и отделятся первые хлопья от заранее всклубленных небес. Но еще и до хроник ненастных по садам не осталось сейчас георгинов в подпалинах красных, ослеплявших величием нас.

– Скажите, как на ваш взгляд, – сопос­ тавимы ли культурные и архитектурные потери в Рыбинске и в Угличе, совершившиеся в советский и постсоветский период?

– Старое городское ядро в Угличе сохранилось, кажется, лучше. Правда, при таких колоссальных потерях трудно сравнивать. Но все же, когда гуляешь в Угличе, его центр выглядит как полноценный старый русский город. Рыбинск в этом смысле сохранился лишь фрагментарно. Да, наверное, Углич выглядит немного более благополучно, но, повторяю, лишь относительно. Стоит углубиться чуть дальше от центра – и увидишь, что там также гибнет деревянная архитектура, и масса других проблем, таких же, как и у нас, в Рыбинске. Судьбы похожи... А как может быть иначе?

– Как бы вы объяснили феномен Углича – в столь небольшом городе существует

столь активная культурная среда? Только ли в туристической привлекательности здесь дело?

– Одна из причин этого – историческая судьба Углича. Убийство царевича Дмитрия сделало Углич знаменитым в русской истории. Это событие лежит в основании беды Смутного времени. А тайна убийства царевича всегда будет волновать русского человека, поскольку она судьбоносна и притягивает к Угличу всех, кому небезразлична отечественная история. Поэтому Углич – наряду с Владимиром, Суздалем, Новгородом – знает каждый россиянин. О Рыбинске такого, пожалуй что, не скажешь... И потом – в Угличе, в отличие от Рыбинска, слава Богу, никогда не было никаких закрытых военных предприятий, он всегда был открыт для туризма, для культурного паломничества. Все это в совокупности дало Угличу ту славу, о которой Рыбинску остается только мечтать.

– В чем схожесть и различие характеров местных сообществ в двух наших городах?

– Сходство в том, что и в Угличе, и в Рыбинске есть то небольшое интеллигентное ядро, которое борется за сбережение культуры. Но Угличу давно повезло с мэром. Элеонору Шереметьеву знают даже за границей. Недавно я оказался в итальянской типографии в Тревизо, так там у директора висит ее красивый портрет. А у Рыбинска на протяжении многих лет не было хорошего хозяина, только недавно к руководству пришел человек с харизмой. Хотя, конечно, трудно согласиться с вырубкой сирени перед музеем. В то же время и тут, и там есть народные массы, которые, к сожалению, продолжают деградировать. Но, слава Богу, в обоих наших городах сейчас велика роль церкви. И на нее, на ее приходы – наша надежда. Беседовала Анна Романова

2012

*) Вариация строки Александра Величанского (1940-1990).

159

Фото Виктора Бородулина.

{литературные страницы. поэзия} 2012

160

я покажу тебе мой Углич – Сергей Адольфович, Вами написаны за последние годы два цикла стихов об Угличе, не считая более ранних обращений к теме нашего древнего города. Очевидно, это не случайно?

– Получилось так, что я стал свидетелем чудесного возрождения когда-то типичного районного городка. В начале 90-х годов несколько раз побывал в Угличе, который, кроме глубокого разочарования, ничего не навевал. Грязные улицы, разрушенные храмы, какая-то безнадежность во всем – такое впечатление произвел на меня в то время городской облик. Неожиданно летом 1999 года меня пригласил в мир своего детства и юности замечательный краевед Евгений Розов. «Я покажу тебе мой Углич», – сказал он. Я согласился, хотя не надеялся увидеть сказочные перемены. Но то, что произошло, было потрясением! Шесть часов водил меня Евгений по самым знаменитым и тайным уголкам Углича, и я не успевал записывать в блокнот строки, которые

потом стали циклом стихов. Перед моими глазами предстал другой город, который теперь со мной постоянно.

– Но не только архитектура и музейная обстановка явились поводом для рождения стихов и такой влюбленности?

– Да, конечно. Углич для меня – олицетворение русской истории от драматических, и даже трагических, до великих и радостных ее сторон. Такого единения древних памятников зодчества, удивительной природы, исторических пластов я не встречал нигде. И все это не заглушается столичным грохотом и не умаляется провинциальным ощущением. А еще – воздух, насыщенный волжской влагой и запахами августовской опавшей листвы. Золото деревьев и золото куполов – «дыхание веков». Это – фраза из стихотворения.

– И что же дальше, есть какие-то новые творческие замыслы, связанные

с нашим историческим наследием?

– Первые стихи об Угличе писались легко, под вдохновением. Второй цикл стихов «Возвращение в Углич» тоже рождался на порыве, хотя уже долго дорабатывался. Пришло понимание, что история не может заменить современности, они должны обрести гармоничную слитность. Я познакомился с интересными людьми, талантливыми историками Виктором Ивановичем Ерохиным и Светланой Владимировной Кистеневой. Углич стал для меня теперь городом-мечтой, в воплощение которой я верю. Поэтому хочу написать третий, завершающий цикл стихов именно с такой направленностью. Много прочитал об Угличе, чтобы постоянно находиться в его атмосфере. Мешает опять войти в тему нынешняя суета, заслоняющая великое и прекрасное. Необходимо поймать вдохновение еще раз, с этой надеждой я и живу. Беседовал Алексей Будников.

УГЛИЧ I То унося в провал, то вознося, Через луга и каменные клети Куда ведешь ты, строгая стезя, В какие откровения столетий? Богоявленье, Рождество да Спас – Дорога наша искони едина, И лишь одно, пожалуй, держит нас До этих пор – завет Отца и Сына. …По Угличу дыхание веков, А по векам – дыхание природы, Над коей ни указов, ни оков, А только высота земной свободы. Сегодня август правит на Руси, На царство коронованный до срока; И понимаешь: боже упаси Отвергнуть мудрость этого урока, Открытую в урочный час тебе Всем золотом крестов, и трав, и листьев... Мир обессилел в розни и гульбе, В своих повадках лисьих или рысьих. С веками бессловесно говоря, Завещанную принимая требу, На бревнышке в тиши монастыря Ты смотришь в землю, а внимаешь небу.

II О, сколько святого всего Вокруг для себя замечаешь... Какое сегодня родство Ты с Родиною ощущаешь!.. С крестами старинных могил,

III Казалось, шел своею полосою, Привычкой преодолевая гнет... Но этот город каменной слезою Внезапно все в тебе перевернет. И возле храма, белого как лебедь, Врастешь в живую плоть земных времен, Ничтожней всех на свете и нелепей Под взором куполов, крестов, икон... Ну кто ты здесь, радетель или нехристь – Без памяти, без веры, без огня; Какою мерой сущее измерить, Сегодняшнюю смуту стороня? И славы проявленья, и бесславья, Сведенные в потомках и отцах, И главы золотые, и безглавья, И пустоту в разбитых изразцах. И, повторяя вечные заклятья, Взгляни открыто с этой высоты – Ничтожны все молитвы и распятья, Когда ничтожен перед Богом ты. И движешься на уровне паренья Под этот упреждающий покой, И, предвещая новые прозренья, Дрожит и плачет камень под ногой.

IV Беленые стены, кресты, что взошли Туда, где лишь ветер и Бог, А дух, исходящий от этой земли, Единозаветно глубок. Мы брали и брали у вечности в долг, Но время глядело хитро, На тысячелетье задержанный вдох И жжет, и морозит нутро. Каких ожидать благотворных чудес, Какого горенья в груди? Затменья династий, знаменья небес – Всё в прошлом и всё впереди. Ступай же скорее своей чередой И слушай напевы молвы От светлых просторов над волжской водой До темных окраин Москвы. Но тщетно... Устала душа, и уже Не хочется дальше идти. Здесь маленький мальчик погиб на ноже, Погиб или... Боже, прости... Не видится дали и веры другой. Сидишь, точно с почвою слит, И гладишь своею усталой рукой Траву между каменных плит.

V Столетия впадут в тысячелетья, А что предстанет нам в грядущих снах?.. Хранители великого наследья, Вы наследили в прошлых временах. Затоптаны великие страницы, Испещрены поправками они, И лживых измышлений вереницы Бредут и забредают в наши дни.

И холод, и тоска перед бессильем Развеять что-то или доказать, За нашим словотворным изобильем Концы с концами тяжело связать. Зарезанных в столетьях до зарезу, Бесчислен этих жизней перевод, И, вместо золотых крестов, к железу Заржавленному движется народ. Не троньте ложью чистую обитель, Склонитесь у царевичевых ног, Ведь этот мальчик – сам себе правитель – Мир святостью своею уберег. А нам теперь и стыдно, и тревожно За ложь и полуправду позади, И ничего исправить невозможно, Лишь крестик жжет ложбинку на груди.

VI Никто нигде не точит ножичек, Не бродит по округе бес, Над Угличем спокойный дождичек, Прозрачный благовест небес. Покорно замерли столетия, И кажется, что время спит И, кроме света солнца летнего, Ничто уже не ослепит. Смири гордыню, и раскаянье Прими, как истину, душой, И навсегда отторгни Каина И дух кровавый и чужой. И около святого терема Вдохни вселенского сполна. Поверь, что вера не изверена И не измерена она. Мысль отпуская благодарную Тому, кто приоткрыл глаза, Входи во глубину алтарную, Вбирай душою небеса. Потом ступай, ногою трогая Землицу, что еще тепла, От храма к храму, той дорогою, Что все-таки не заросла. По дождичку, по тихой радости, Которой этот мир пропах, Не чувствуя ни алчной сладости, Ни соли на своих губах.

VII Среди иных каких-то улиц, В ином году, ином краю Нахлынет память, словно Углич, На душу грустную мою. И, вглядываясь в эту млечность, Пойму, наверное, сполна, Что век уже прошел, а вечность, Как этот камень, холодна. Что сам ты охладел от зрелищ, Огнем коснувшихся лица, Что мир, как с ножичком младенец, Играет, видно, без конца. И в тяготе таких наследий Наступит неизбежный час – Громады рухнувших столетий Раздавят и расплющат нас. Но полно... Вздрогнешь и очнешься От этих леденящих дум... Грядущий век, чем ты начнешься И светел будешь иль угрюм? Забуду о минутном страхе, Припомнится в других годах След от известки на рубахе Да влажный ветер на губах, Да золотое одеянье Высоких глав, осенних дней, Да неба и земли слиянье Среди возвышенных камней. Хоть нет конца всесветной драме, И новым дням предъявлен счет, Но свет, затепленный во храме, Уже горит, уже влечет...•

2012

Сергей Хомутов родился в 1950 году в Рыбинске. Здесь же в 1979 году вышла первая книга его стихов «Пускай растет березка». Затем была учеба в Литературном институте им. А.М. Горького. В 1980-е годы выходят новые книги поэта: «Дом над рекой» и «Исповедь», «Земные мгновения», «Непокой». Стихи рыбинца в эти годы публиковались во многих журналах. В 1987-м принят в Союз писателей СССР. Новым этапом становится 2000-й год, когда в московском издательстве «Русскiй мiръ» выходит книга его избранных произведений. Стихи публикуются в журналах: «Новый мир», «Наш современник» и др. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. В настоящее время, кроме стихов, работает над книгами воспоминаний.

С ветвями таинственных сосен И с колоколом, что был Когда-то в безвестие сослан. Какая великая дрожь Под сердцем от связи вселенской, Когда от Казанской идешь Сторонкою к Богоявленской... От шумной сбежав мишуры, В тени монастырской ограды Какие откроешь миры, Какие бесценные клады? И ты, среди нынешних дней О будущих днях памятуя, От белых и красных камней Ступаешь в траву золотую, Сквозь влажную почву прозрев Единую сущность наследья, – Тугими корнями дерев Скрепленные прочно столетья.

161

Матушка Россия, ты еще жива? Евгений РОЗОВ

Словно в треснувших пыльных, туманных, резных зеркалах, Фото бабушек наших в простых гимназических платьях, Наших прадедов тени в потертых своих сюртуках, Как беззвучного фильма просмотр на повторном сеансе, В зале темной, пустой, под круженье метелей и вьюг, Ветхих снимков легенды, старинных открыток романсы Все тревожат, волнуют бессонную память мою… ***

{литературные страницы. поэзия}

В.И. Ерохину Есть образ один, тот, что в памяти я берегу, Что в жизнь мою врос, словно дерево в почву – корнями: Царевича церковь алеет на чистом снегу, Среди городка, полусонного, древнего днями. Что жизнь наша вся – города, города…Города! Дорог бесконечных земные натянуты вены. От вечных сует возвращаемся мы иногда К тому, что так дорого, так – навсегда – сокровенно.

2012

…Все то же видение: Волга согнулась в дугу. Домишки и парки, что век не один повидали. Ветшающий храмик – как зимний мираж на снегу, Хранящий ключи от забытых исхоженных далей.

в русле истории

162

УЧЕМСКАЯ КАССИАНОВА ПУСТЫНЬ

Евгений РОЗОВ родился в Угличе в 1961 г. После окончания в 1983 г. Ярославского политехнического института живет в Рыбинске. Статьи и стихи публиковались на страницах журналов «Невский альманах», «Ярославский альманах», «Памятники Отечества». Председатель президиума совета Рыбинского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

“Чтущих память твою, да зовем ти: радуйся, преподобне отче Кассиане...” Ночных огней тревожное сиянье И тишина – на много верст окрест... О преподобный отче Кассиане, Храни покой тобой любимых мест! Покой храни... Над сим участком суши Не только небо, звезды, облака.

Объяты Волгой острова и души, Тугою ниткой связаны века. Здесь чудится:в долине запустелой, Над берегом, заметный лишь едва ль, Вдоль белых вод проедет всадник белый*) В лесную зачарованную даль. И смотрят кротко предки человечьи Из глубины многостолетней тьмы. Ведь наша жизнь всего лишь только встречи С легендами, что выдумали мы. Как лечат душу нам края родные За то, что в сердце их сберечь смогли! Неслышно бьют в лесах ключи земные, Глухие пульсы дремлющей земли...

2006 г. *** Городок печальный. Сонные дворы. За рекой ночами светятся костры. Словно обессилев, валится листва. Матушка Россия, ты еще жива? Грустная сторонка. Черная вода. Колоколен тонких вьется череда. С бабкиной иконы, сидя и в анфас Смотрит обреченно полустертый Спас. В зарослях малины – крики детворы. Городок старинный. Тихие дворы. *** Три входа в храм вели. За царскими вратами Трубили ангелы в пыли старинных книг. Злащенный крест над сонными полями Вставал, сияя, как Архистратиг. И в дни беды, и в праздники святые Сверкал в чаду свечей иконостас. На звоннице играли – не звонили! И музыка печальная лилась. А ныне пуст тот холм. Но в зарослях ромашек, Когда закат медлителен и тих, Мне слышен плач безвестных предков наших, Молящихся за правнуков своих…

Фото Алексея СУСЛОВА

163

2012

Фото Николая КОЗЕРИНА {литературные страницы. поэзия} 2012

164

Фотосет для эмоций

Для 22-летней Ксении Третьяковой ее фамилия – все равно, что руководство к действию. Просто невозможно быть вдалеке от искусства. По образованию управленец и художник, в творчестве она стремится проявить себя с самых разных сторон. Сегодня она пишет стихи о неслучившейся любви, покоряет горные вершины и фотографирует женщин в хиджабах. А началось все, когда ей было десять лет. В школе проводился поэтический конкурс, и девочка решила попробовать. Дебют принес ей победу и просто баснословную денежную премию – по детским меркам, конечно, – 3 рубля. Но главное – веру в свои силы и желание продолжать сочинять. Сейчас Ксения – член литературных объединений, победитель ряда литературных конкурсов. Свои лирические переживания она публикует на всероссийском сайте «Стихи.ру». Творчество для нее как фонтан, который невозможно удержать внутри. «Меня вдохновляют люди, с которыми я общаюсь, город Рыбинск – старинный, купеческий, жизнь вокруг, но, наверное, прежде всего – само душевное состояние, – признается Ксения. – Случается

любовная драма, например, ну куда деть эмоции? Сажусь и пишу. Это как фотосет, только в словах – фиксируешь по «кадрам» мимолетные чувства». Многие стихи создаются на одном дыхании, оттого и манера письма такая живая и непосредственная, где-то ироничная, где-то «непричесанная». Такие стихи сильнее других боятся скальпеля строгого критика – начнет их препарировать, раскладывать по полочкам – и все очарование улетучится. «Я не хочу жить и творить по шаблону, любое творчество должно быть отмечено индивидуальностью, иначе зачем вообще писать?», – парирует автор, отмечая, что самые главные читатели для нее – родители. К слову, взаимоотношения дочери и матери – это отдельная тема в ее творчестве. Так что скальпель лучше отложите подальше и отворите замочек в сердце. Ксения Третьякова яркая и улыбчивая, с блеском в глазах. У нее есть своя теория «счастливого креатива». «Раньше я писала только о пережитых чувствах, и чаще всего в стихи превращалось все грустное и неприятное. Но в какой-то момент я подумала, а что если мысль и вправду материальна? Что же я

делаю, зачем опять привлекаю к себе негатив?» С этого момента сквозь строчки и рифмы у нее брызнули лучи солнца. Со временем Ксения стала замечать: то чудесное, о чем мечталось в стихах, действительно сбывается. Жизнь – тоже процесс непрерывного творчества, где каждый день как белый холст, который нужно зажечь яркими красками, – уверена Третьякова. Свой первый прыжок с парашютом девушка совершила в 16 лет, вместе с друзьями объездила весь Кавказ, встречала Новый год высоко в горах, сплавлялась по бурным рекам. И если сейчас она не стучит по клавиатуре новую историю своего сердца, значит, ищет себя в живописи или экспериментирует в арт-фотографии. Самые любимые образы – портреты загадочных девушек в хиджабах. По ее признанию, ей было интересно передать красоту по-восточному, которая скрыта от посторонних глаз, но при этом должна чувствоваться во всем. Летом Ксения Третьякова собирается в Ростов-на-Дону, поступать в архитектурный институт на дизайнера интерьеров. Это еще один способ запечатлеть красоту рядом с собой. Ольга ГРЖИБОВСКАЯ

Ксения ТретьяковА

Другу Мы – друзья. Хотя недавно в дверях целовались. Ты и Я, Как будто дети не расставались. Знать нельзя, Какие нас ожидают взлёты. Ты и Я. Я вспоминаю, как прошлого ноты. Любовь. Одна из ее сторон... Любить тебя до сумасшествия И прошлого считая дни. В двух нереальных жить реальностях В тех самых, где со мною ты. Вокруг все шепчет о тебе. Не шепчет, а скорей кричит. Твой запах, голос. Ты – во мне. А телефон молчит, молчит... Ты словно призрак. Вроде здесь. Но невесом, неощутим. И чувство той любви, что есть, Мне словно камнем на груди. Любовь, что словно паранойя. И режет, как табачный дым. В любовь играют вроде двое. Люблю. Но ты играй один. Анатолию Ты – мой враг, потому что любимый. Ты – мой призрак вчерашнего дня Что пришел в ту холодную зиму, В моё сердце добавил огня. Как бы глупо сейчас не казалось, Ты – любимый, но враг для меня. Ты ушел. Но со мною осталась Лишь печаль. Не моя, а твоя. Я скажу, что тогда не сказала То, как важен ты был для меня. Драма кончилась. Вышли из зала Все. Осталась на сцене лишь я. И в немом доиграю спектакле, Расставляя все точки над «i». Ты ушел. Сожалеешь, не так ли? Да, люблю! Но с тобою – враги! История Я вдруг придумала историю. Вжилась в неё я, как герой. Она была моею волею И не хотела быть иной. А жизнь была в ней просто сказкою. Интриги, радость и мечты. Всё повернулось к свету ясному. Я посмотрела, рядом – ты.

Сиянье, свет улыбок, радости. Быстрей сбываются мечты. Всё это было просто сказочным. Со мною рядом был и ты. Но вдруг история исчезла. Я только автором была. Она в душе моей мятежной На век останется жива. Я вновь придумаю историю. И сяду у стены глухой. И ты там будешь, но не более. Ты будешь просто – мой герой. Весеннее Весна стучится в наши двери. Пора любви и красоты. Душа ликует, глаз не верит, А за окном цветут цветы. С теченьем вод уйдет былое, А с солнцем расцветут мечты. Пора забыть про все плохое, Добавить миру чистоты. Без лишних слов Не говори, что меня любишь. Я даже слышать не хочу. Всего вернее, что забудешь. На всё лишь только промолчу. Не говори: “любовь навечно”. Я знаю, это ерунда. Ведь мы еще совсем беспечны. Беспечны так же и слова. Не говори: “одна любима”. Что верным будешь ты всегда. Ведь это будто выстрел мимо. Ведь неверны твои слова. Не говори, что я богиня. Богам молитвы и хвала. Они на небе. Боги сильны. Я на земле, и я слаба. Не говори, не льсти красиво. Ведь это только лишь слова. Сказал одной: “любима, мила...” А завтра мне? Не надо зла. Люби меня... Люби меня. И ты поймешь, что значит быть любимым. Люби меня. И я исполню все мечты. Зови меня, Коль на душе груз непосильный. Ищи меня, Когда уходишь в свои сны. Ты только плод моих фантазий... Ты только плод моих фантазий. Ты лишь строка в моих стихах. Живешь ты в них, ты в них опасен. Ты там и радость и беда. Порой приносишь мне удачу. Порой прольешься, как вода. Порой исчезнешь, и в придачу Исчезну я, за облака…•

2012

Влюбленная в себя соперниц не имеет Ох эти губки, ох эти глазки, А этот носик… Вся как из сказки. Хрустальна душенька, нежна и ласкова Тебе подруженькой. Мечта и сказка я. Любовью соткана с любовью создана. И для любви большой на землю послана. Сладка, как липы мед, легка как перышко, И жарко пламя жжет души той солнышко.

165

2012

Из поколения сентябрят...

166

адрес: Рыбинское шоссе, 20 а (здание центральной проходной) ТЕЛЕФОН: 8 (48532) 4-12-54, 8 (960) 540-01-03 РЕЖИМ РАБОТЫ: 12.00-18.00 (сб – до 17.00) Вс, пн – выходной Входные билеты: - детский – 10 рублей; - взрослый – 50 рублей; Экскурсионное обслуживание: - детская группа – 150 рублей; - взрослая группа – 200 рублей; Фото и видеосъемка – 50 рублей.

«Не можно» в наши дни полагаться на красоту обложки, все реже случается обнаружить по-настоящему новые стихи, притягательно-ценные наблюдения о жизни. И мы живем в ожидании большего, чем аккуратная мелочевка под завлекающей корочкой издания, до сих пор ищем ощутить сильную и смелую строку пусть и не широко известного автора. Наш соотечественник Кирилл Тихомиров заслуженно стал главным героем этого небольшого эссе на творческий мотив. В свои 22 года, он состоит в угличском ЛиТО, работает и параллельно учится в престижном московском вузе и неизбежно тратит свободные минуты вдохновения на поэзию. Являясь автором многих сочинений, он постоянно стремится увидеть суть всего окружающего: «Это вечное чувство железных клещей, Что ломает нам кости и сводит стопы. Это боль заставляет нас, рыв окопы, Докопаться до истинной сути вещей…» (Стихотворение «Боль»)

Откуда я родом? Каких кровей? Из тех ли, кто в полночь бежит за светом? Назойливый ветер, смахнув с полей Осевшее эхо, спешит с ответом: Из поколения сентябрят С разворошенными углями в сердце. Им бы дымить, да они горят В полную силу, не по инерции. Простое, на первый взгляд, оно имеет глубокий подтекст, раскрывая темы поэта и поэзии. Поэтический дар «бежит за светом», он – «яркая вспышка», а поэт – особый «вид» человека «с разворошенными углями в сердце». Сомнения в предназначении своего дара снова и снова развеиваются «назойливым ветром», неизбежно становятся поэтами те, чьи сердца «…горят/ в полную силу, не по инерции….» Этот внутренний жар охватывает и нас при чтении живых строк, обращая наши сердца в яркий светоч добрых и благодарных чувств. Приятно видеть в рядах победителей конкурсов людей достойных, внутренне богатых знаниями и чувствами. Очень важно, чтобы все мы умели разглядеть в ближнем его особый талант, природный и нравственный дар. И как знать, может, с такими ответственными и глубоко мыслящими людьми, как Кирилл Тихомиров, в нашей стране наступит новый «Золотой век». Роман СОКОЛОВ

*** Откуда я родом? Каких кровей? Из тех ли, кто в полночь бежит за светом? Назойливый ветер, смахнув с полей Осевшее эхо, спешит с ответом: Из поколения сентябрят С разворошенными углями в сердце. Им бы дымить, да они горят В полную силу, не по инерции. Знаете, синим таким огнем, Не оставляющим даже и праха. То, что однажды исчезло в нем, Просто подкормка для нового страха. Яркая вспышка – и мир вовне Станет приманкой на акт суицида. Стоит ли мне сомневаться в неЖизнеспособности данного вида? *** Не сбежишь – я приготовил тебе западню. На развилке твой след повернул на запад. Юг Не запомнил твой мускусный пряный запах. Нюх Обострен – позавидуют даже ищейки. Те, что гонят добычу, не разевая рта В те края, где навряд ли нужны паспорта, Где логичным финалом закончится та Старая лживая сказка о Серой Шейке. *** Петель времени крупная грубая вязь Вжалась в улицы, будто рыбацкая снасть. И порою мне кажется: праведный князь До сих пор не оставил над городом власть. По минувшим эпохам тягучая грусть, Сделав жителя пленником собственных уз, Затвердела под сердцем в назойливый груз Ностальгических песен, стихов. Ну и пусть. В этом мире грунтовых дорог не счесть, По которым судьба потаскает, сбивая спесь. Только где бы ни мыкался – всюду почту за честь Рассказать, что родился и вырос я здесь. *** Вот бы взять и уехать отсюда за море, в чужие далекие страны, Чтобы пить по утрам свежевыжатый сок, а не мутную ржавь из крана, Где прошел, запиликав, сквозь рамку, и не робеешь перед охраной, Где по обочинам яркие постеры, а не куцый венок и крест, Где прохожий спешит мне навстречу не с кипой бумаг, а, к примеру,

с гитарой, Где бабулечка чинно гуляет с собакой, не бряцая стеклотарой, Где парнишка в пятнадцать не кажется взрослым, а женщина в сорок – старой. Очень хотелось бы там оказаться. Только, видимо, нет таких мест. *** То ли сник, то ли миссия

невыполнима. С неба снова летит холостой заряд. Не обидно – и раньше-то все было мимо, А теперь… Неужели влюбился зря? Проведенные будто в похмельном угаре Эти двадцать один (или сколько?) дней, Будто стопочку листьев – увядший гербарий – Положу между книжек, забыв о ней. *** Не бойся простых вопросов – В ответ не услышишь смеха. Действительность безголОса, Она – лишь большое эхо. Не бойся казаться скромным, Забудь пестроту палитры. Действительность монохромна. Раскрашены лишь субтитры. *** Это вечное чувство железных клещей, Что ломает нам кости и сводит стопы. Это боль заставляет нас, рыв окопы, Докопаться до истинной сути вещей. Это боль, а уж вовсе не страсть и не страх, Заставляет ползти без оглядки дальше, Прочищает мозги от подгнившей фальши И приводит в порядок скелеты в углах. И в яслях, над разбитой коленкой ревя, И потом, становясь ко всему привычней, Я твердил, что устроен куда логичней Незнакомого с болью дождевого червя. ГОРОД, ГДЕ ВРЕМЯ ОСТАНОВИЛОСЬ Перемены, события, новости – здесь их просто нет. Выйди на улицу – и не узнаешь, в каком ты веке. Не оглядывай пристально местность – ты не найдешь примет Настоящего ни в природе, ни в зданиях, ни в человеке. Ошалело сверкая пятками, время бежит назад. В этой безумной спешке мелькают минуты, годы. Мой возлюбленный город закрывает на все глаза, Опьянен ароматами осени, терпким глотком свободы.

2012

Его стихи представляются мне удивительным единством гибкого ритма силы и внутренней правды. Просто передает Кирилл подчас нелегкие вопросы душевных переживаний: «Боль не вытечет, но, намокнув от слез, поменяет форму…» («Плачь!») Свободная лаконичность, нередко разговорность стихов покоряет читателя жизненным опытом и открыто любящим сердцем поэта: «…В нашем городе тихо наступит февраль. Над рекой, в белый бархат одетой, Будут новые пары смущенно поглядывать вдаль. Только мы не узнаем об этом». («Никто не узнает») В прошлом году Кирилл принес победу в копилку ЛиТО им. Сурикова на Рыбинском “Конкурсе одного стихотворения”, посвященного 95-летию со дня рождения русского поэта Н.М. Якушева. Жюри присудило ему первое место в номинации «От 18 до 30 лет» за стихотворение «Откуда я родом?»

167