«Новая газета» пятница. №20 25. 02. 2022
медленное чтение
25
БРАТЫ В
Юрий РОСТ — «Новая»
ПОЭМА ЮРИЯ РОСТА — О ТОМ, КТО МЫ ДРУГ ДРУГУ
разные годы в селе Бровахи под КорсуньШевченковским в семье Лысенко Евдохи и Лысенко Макара Назаровича родилось шестнадцать детей: Степанида, Хтодось, Петро, Евтух, Иван, Василь, Михайло, Степан, Николай, Павло, Андрей, Александр, Настасья, Евдоха, Ганна и Мария. Одиннадцать, значит, сыновей и пять дочерей. Мать с отцом провели их сквозь голод и болезни живыми. Всех. Правда, Евтух в тридцать третьем году, потеряв, видно, веру в семью, покинул гнездо в поисках лучшей доли и подался в чужие края на заработки, но, один уже не совладав с жизнью, затерялся из виду, пропал да и помер (как считают в Бровахах)... В тридцать шестом году отроду не болевший Макар Назарович занемог и в одну ночь оставил Евдокии Даниловне на радость заботу — пятнадцать человек детей и одну невестку. И зажили они как могли. Никому из них не удалось закончить школу или институт, но опять же никто из них в тюрьме не сидел и чужого не взял. Не помнят люди за Макаровичами ничего худого. Зато помнят, что Евдоха, хоть в зиму, хоть в лето, но раз в неделю обязательно переодевала детей в чистое, однако обутыми они не всякий сезон хаживали. Помнят, что колодец, вырытый еще дедом Назаром, от улицы отгорожен не был (кто хочешь хоть сам пей, хоть коней «напувай»), что, когда с хутора переселили мать с детьми в село, облепили они, как пчелы, участок и сами поставили мазанку под соломою, большую и быстро, и печь сложили тоже сами. И еще помнят сельчане, что ушли на войну, когда время пришло, из материнской хаты все десять сыновей: Хтодось, Петро, Иван, Василь, Михайло, Степан, Николай, Павло, Андрей и Александр. Десять. И все десять вернулись с войны. Все вернулись. Я не оговорился: Хтодось, Петро, Иван, Василь, Михайло, Степан, Николай, Павло, Андрей и Александр вернулись к матери после войны. Вразнобой, правда, кто без ноги, кто на носилках, но все. Впервые узнав об этом, я почувствовал озноб. Сознание, сердце, весь организм отказывались принять это радостно и нормально: пошли на работу братья и пришли с работы... потому что этой работой была война, которая приучила нас к смерти, и жизнь на войне нас озадачивает, почти пугает. (Если бы пошли десять и не вернулись, мы бы с печалью, но приняли этот факт, а тут вот они все — смотри на снимок — живые. Неужели?..) Вот что с нами сделала война. Она лишила нас доверия к жизни. Вдруг неправильно жили люди во фронтовых окопах, раз выжили, не так, как нам писали, а мы читали, надо жить. В Бровахах был туман: белые хаты стояли на белых склонах, белые лошади замерли у бруствера из белой сахарной свеклы, белые куры сидели на березовой жердине, белоголовый старик медленно, словно во сне, крутил белый колодезный ворот. — Вы бы, дедушка, насос поставили: с такой глубины тяжело таскать, — затеваю разговор для первого знакомства в селе. — Не, — качает головой старик, — мне той жмаканой воды не надо. Насос ее намнет, намнет. А в ведре вода целая. Он ставит ведро на край колодца. Правда: целая вода. Я нагибаюсь, чтобы напиться, и вижу в цельном кусе воды, как туман редеет, как мертвенная белизна расцвечивается живым теплом. Вижу восходящее оранжевое солнце, синие трактора, бегущие на поля, детей в красных галстуках по дороге в новую школу, подгоняющих хворостиной бежево-пестрых коров мужиков в разноцветных серых ватниках, беседующих перед работой, бригадира на бордовом мотоцикле, летящем с сумасшедшей скоростью. И вокруг живописно примостившийся на окраине села лес, в который то ли конь золотой заскочил (где копытом ударил, там желтый фонтан из осины, березы иль клена), то ли октябрь вошел... — Живая вода у вас, дедушка. — Пей! — Братьев Лысенко знаете, Евдохи и Макара детей? Дед кивает: — Только самой бабы Макарихи уже давненько нету, а хлопцы все живы. Все. страницы 26-27
