газета Культура, № 3, 2020 г. by газета Культура

Как деревня Никола-Ленивец превратилась в центр современного искусства

www.portal-kultura.ru 26 марта 2020 года № 3 (8175)

Издается с 1929 года

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

Искусственный интеллект: слуга, напарник, господин?

ФОТО: PHOTOXPRESS

«А в небе все разговоры только о море», — говорил герой фильма Томаса Яна «Достучаться до небес». Сегодня это вполне можно перефразировать: «В культуре все разговоры только о коронавирусе»

Ольга УСКОВА:

Марио КЛИНГЕМАНН:

«Выживут только художники»

«Я боюсь людей больше, чем машин»

О том, как искусство помогает человеку создавать технологии, рассказывает президент компании Cognitive Technologies и руководитель Фонда русского абстрактного искусства Ольга Ускова

10 Александр ШАГАНОВ:

«Я воспитывал всех: студентов, родственников и собак»

«Сегодня человеку сложно прорваться к тем, кто добрым и мудрым словом украшает жизнь»

ФОТО: WWW.TOPCHEG.RF

Борис ЛЮБИМОВ:

Немецкий художник Марио Клингеманн одним из первых начал работать с искусственным интеллектом. Его созданная «совместно» с ИИ работа «Воспоминания прохожих I» была продана в 2019 году на Sotheby’s за 40 000 фунтов

14 ФОТО: Е. ЧЕСНОКОВА/РИА НОВОСТИ

Культура во времена чумы

16 плюс ISSN 1562-0379

№3

ТРЕНДЫ

26 марта 2020

Александр БРАТЕРСКИЙ «А в небе все разговоры только о море», — говорил герой фильма Томаса Яна «Достучаться до небес». Сегодня это вполне можно перефразировать: «В культуре все разговоры только о коронавирусе».

Голливуд в роли жертвы Таинственная напасть из Поднебесной заставляет вздрагивать от каждого кашля, требует самоизолироваться, меняет привычный образ жизни, а заодно мировую культуру. Концерты — от рок до оперных — отменяются, закрываются музеи, переносятся выставки и фестивали. Мировая пресса публикует список отмененных и перенесенных мировых культурных событий, схожий по численности со знаменитым списком Гомера. Глаза скользят сверху вниз, выхватывая знакомые имена и названия. Первая мысль — «хорошо, что с «Оскаром» все-таки успели». Даже если говорить лишь о деньгах, культурная индустрия несет гигантские потери. Издание американских деловых кругов The Wall Street Journal вышло с тревожным подсчетом: по самым скромным меркам, только отмена мюзиклов на Бродвее принесет более 100 миллионов долларов убытков. Но ведь сейчас в главных мировых культурных центрах, включая Россию, закрыты тысячи музеев, театров, выставок. Под ударом оказался даже могущественный Голливуд, который одним из первых почувствовал на себе удар пандемии. Только в самом начале «пике» коронавирус уже стоил американской киноиндустрии суммы в 5 млрд долларов из-за закрытия кинорынков в Южной Корее, Италии и Франции. На осень перенесен и фильм бондианы c оптимистичным названием «Не время умирать». Это последний фильм о Бонде, где его сыграет британский актер Дэниел Крейг. Приостановлены и съемки очередной франшизы «Миссия невыполнима», и, возможно, это к лучшему: видеть, как Том Круз карабкается по отвесным скалам, уже нет сил. А еще пандемия — это, конечно, заболевшие знаменитости. Вирус не щадит никого, сближая верхи и низы. О том, что предположительно подхватил коронавирус, поклонникам сообщил, к примеру, американский актер Том Хэнкс. Актер и его супруга написали в соцсетях, что почувствовали себя плохо на съемках в Австралии. Коронавирус нарушил работу и российской киноиндустрии, рассказывает «Культуре» российский режиссер и сценарист Алексей Чупов: «Киношники начинают все больше общаться по делу онлайн, отменяют очные встречи, совещания, вечеринки,

Культура во времена чумы презентации, премьеры. Например, уже появилась практика онлайн-премьер: приглашенные регистрируются, им рассылают алкоголь, и все вместе смотрят премьеру онлайн, каждый у себя дома. Ну, и поздравляют создателей, чокаясь с ними виртуально». Режиссер предполагает, что, когда на карантин уйдут кинотеатры, резко возрастет роль онлайн-кинотеатров, игровых платформ и социальных сетей: «Все начнут прятаться от вируса в Сети, и она на этом хорошо заработает. Единственное, что пока непонятно, — как в такой ситуации снимать кино, даже если оно предназначено не для кинотеатров, а для интернет-платформ. Группа в масках, артисты в масках, расстояние — один метр? Скорее бы, конечно, вся эта пандемия закончилась». Если пандемия продлится, как ожидают, месяцы, то, возможно, она породит новый киноязык: в Сети появится все больше фильмов, снятых в домашнем пространстве, театров одного актера. Не исключено, что в этом мусоре будут свои жемчужины. В 2015 году из-за запрета иранских властей заниматься кино режиссер Джафар Панахи устроился работать таксистом, снимая на камеру пассажиров. Так появился фильм «Такси», получивший премию Берлинского кинофестиваля. Ну и сама тема «коронавируса» также, несомненно, превратится в сценарии, театральные постановки и сериалы.

«Книжный список коронавируса» Настоящим «подарком» коронавирус, возможно, стал для мира литературы. В США сегодня вспоминают роман аме-

риканского писателя-фантаста Дина Кунца «Глаза темноты» 1981 года. В нем говорится о китайском ученом, который привез в США биологическое оружие с опасным вирусом. Интересно, что про китайцев Кунц добавил уже в 1989 году, а первоначально вирус привез советский ученый, и назывался тот «Горки-400». В апреле в США выходит книга писателя Лоуренса Райта «В конце октября», история микробиолога, который отправляется в Индонезию для исследования таинственных смертей от неизвестного вируса, угрожающего истреблению всего человечества. Для того чтобы поднять продажи, издательство изобразило на обложке уже всем знакомый «профиль» коронавируса. Сам Райт в эссе для The New York Times уверяет, что его книга не «пророчество», однако «задает важные для существования цивилизации вопросы». Несмотря на мрачное содержание книги, один факт не может не радовать: одна из положительных героинь книги — русская эмигрантка, ставшая заместителем главы «Министерства небезопасности США». Неизвестно, придется ли по сердцу испуганному читателю книга Райта, но, оставшись на вынужденном карантине, можно посвятить это время не онлайн-сериалам и играм, а чтению. Британская Guardian даже опубликовала для своих читателей «Книжный список коронавируса»: набор из художественных новелл, книг о путешествиях и угарного «документального» детектива «Шпион и предатель» Бена Макинтайра. «Тэтчер, Путин и двойные агенты МИ-5 и КГБ. Эта история кажется настолько невероятной, что пи-

сатель-фантаст никогда не мог ее выдумать» В российских социальных сетях тоже составляют свои списки «коронавирусных» антиутопий и пророчеств, добавляя в качестве вишенки на торте «Декамерон» Джованни Боккаччо, сборник новелл, написанных в 1348 году, когда в Европе бушевала «черная смерть», занесенная из Восточного Китая. «Воспоминание о последнем чумном поветрии, бедственном и прискорбном для всех, кто его наблюдал и кого оно так или иначе коснулось», — писал автор в предисловии к книге, герои которой пытались отвлечься от страшных бедствий, рассказывая друг другу истории. Возможно, новый «Декамерон» уже пишется где-то в лофте на Манхэттене, в трущобах Мумбаи или однушке в Дегунине. Слушая краем уха телевизионную трескотню, листая соцсети, писатель уже создает роман об эпидемии коронавируса, «накрывшей город». О том, что уже вынашивает идею произведения, где была бы использована подобная идея, «Культуре» рассказал живущий в Израиле автор романов «Красная площадь» и «Завтра в России» Эдуард Тополь. Он, кажется, видит в самоизоляции новые возможности: «Когда вокруг все замечательно и огромное количество соблазнов, кажется, что ничего нельзя пропустить. Когда все тихо, остается только море и творчество».

«Болдинская осень» для миллионов Пандемия, пусть не такая страшная, как «черная смерть», уже создает обстоятельства «непреодолимой силы», но, воз-

можно, самоизоляция поможет творчеству. Многие уже вспоминают о Болдинской осени, когда вынужденное затворничество из-за эпидемии холеры заставило Пушкина несколько месяцев безвылазно пребывать в своем имении Болдино. В этот период им были закончены «Онегин», «Повести Белкина», написаны «Домик в Коломне» и более 30 стихотворений. Современного поэта коронавирус тоже вдохновляет. Алина Витухновская рассказывает «Культуре», что уже написала несколько стихотворений на эту тему: «Меня не питает стихийный негатив, то есть «все, что гибелью грозит» давно не является источником вдохновения. Рационалист и прогрессист внутри меня бунтуют против этого сладкого, на первый взгляд, декадентского чувства. Я считаю, что все глобальные потрясения должны быть зафиксированы в литературе. Коронавирус вносит радикальные коррективы во все сферы жизни — от политической до бытовой». Говорить о том, что «карантин или самоизоляция поспособствуют озарению и вдохновению, было бы самонадеянно», уверяет поэт и критик Владислав Васюхин. «Конечно, страдания и переживания — питательная среда для творчества, но кто-то лучше творит в радости. При этом все равно результат непредсказуем». Сам Васюхин в конце марта готовит большой поэтический фестиваль в подмосковной Электростали и надеется, что он, как матч, «состоится в любую погоду». До 1928 года город Электросталь назывался Затишьем, и тут, кажется, есть определенный символизм. Пандемия коронавируса превращает мировую культуру в одно большое Затишье, но не исключено, что оно станет для нее благотворным. Приостановка больших проектов, крупных фестивалей и концертов в переполненных залах уступит место малым формам: поэтическим вечерам в небольших помещениях, концертамквартирникам, а ведение блогов будет охватывать все большее и большее количество людей. Гребенщиков, рассказывает Стингрей, остался таким же, как и был 35 лет назад, когда автор встретила его в Ленинграде, — играл музыку и продолжает играть ее везде, где это возможно, от концертов до пешеходных переходов: «Думаю, что настоящий художник всегда найдет способ представить свое искусство, и ничто, даже коронавирус, не сможет его остановить. История показала: всякий раз, когда появляются трудности или меньший доступ к искусству и музыке, они обычно становятся более глубокими, более значимыми и мощными. Любая угроза заставляет людей переоценивать свою жизнь и ее смысл».

ТРЕНДЫ

№3

26 марта 2020

«Культурная триада России»: не менее важна, чем ядерная

Виктор МАРАХОВСКИЙ, публицист

НАЧАЛЕ небольшая, но яркая подборка названий и цифр. Итак. «Круты. 1918». Бюджет 52 миллиона, сборы 7,3 миллиона. «Иловайск 2014. Батальон Донбасс». Бюджет 33 миллиона, сборы 3,9 миллиона. «Другой». Бюджет 40 миллионов, сборы 0,99 миллиона. «Донбасс». Бюджет 71 миллион, сборы 1,92 миллиона. «Позывной» Бандерас». Бюджет 39,3 миллиона, сборы 1,9 миллиона. «Наши котики». Бюджет 42 миллиона, сборы 8,5 миллиона. Что это было? Перед вами украинское военно-патриотическое художественное кино, снятое за последние пару лет. По большей части о битве с российским агрессором, но имеются также битвы с большевистским агрессором и битвы с монгольским агрессором. Список настолько полный, насколько мне удалось отыскать. Плюс куча документалок и, кажется, один-два сериала. Что мы можем заключить из этого списка? В первую очередь: задачу создания популярного военнопатриотического кинематографа Украина не сумела решить даже в условиях тотального военно-патриотического угара. Даже при наличии второй по потенциалу в бывшем СССР, после России, околокиношной инфраструктуры. (Строго говоря, до войны украинский сценарный, режиссерский, актерский и прочий ресурс служил ресурсным придатком для российского рынка. В украинских локациях и с более дешевыми украинскими актерами снималась огром-

ная часть сериалов, недорогие украинские сценаристы сооружали не только сериальный, но и полнометражный контент, и так далее. Эта придаточность, если честно, и сейчас еще существует, просто не столь откровенно.) И даже при наличии второго по величине в бывшем СССР количества зрителей (или третьего, если рождаемость Узбекистана уже встретилась с реальной депопуляцией Украины). Теперь попробуем сравнить фильмотворчество незалежной с российским патриотическим кино последних лет. Нет, разумеется, у нас тоже обнаружится куча провалов — то есть кино слабого, как «Крым», или фестивального-аполитичного («не опускаемся до пропаганды, показываем просто драму людей»), как «Донбасс. Окраина», или просто халтуры уровня «там режиссер такой, что попробуй ему не дай казенных средств на патриотическую тему, вот он и снял свою жену-дочь-племянника». Но все-таки в патриотическом российском кинополе заняты основные контентные ячейки: история, спорт, война. В каждой есть полностью окупившиеся картины и несколько вполне безусловных блокбастеров. Войны — «28 панфиловцев», «Т-34», «Битва за Севастополь» «Балканский рубеж». Спорт — «Легенда №17», «Движение вверх», «Лед», «Лед 2» и еще много чего. История — «Легенда о Коловрате», «Салют-7» и пр. Иными словами, в случае с отечественным кинематографом мы можем жаловаться на то, что производимая им крупнотоннажная продукция бывает успешной и конкурентоспособной не всегда. И что

слишком большой процент кинопродукта, поддержанного так или иначе государством, в итоге оказывается в отвалах бокс-офиса и не очень годится даже для того, чтобы позднее гонять его по телевизору. Но, черт побери, старожилы и даже не очень помнят время, еще совсем недавнее, когда любой российский художественный фильм, который не комедия и вдруг окупился, был некоторой сенсацией. А до того вообще наблюдались, представьте себе, времена, когда и комедии не окупались. Возможно оттого, что жизнь была совсем грустной. Строго говоря, из состояния «дорогая игрушка за государственный счет» отечественное кино вылезло 20 лет назад, когда ныне покойный Алексей Балабанов выдал «Брата 2» и вышел по сборам в ноль — после десятилетия беспробудных «минусов». Поскольку этот подвиг был совершен Данилой Багровым в стране, где ог-

ции, новые лица и новые, более умелые руки. И в результате многолетних совместных усилий создателей новогодних комедий, исторических детективов, военных драм и — в последней своей фазе — даже окологоголевского хоррора у нашего кино сегодня худобедно имеется почти вся «продуктовая линейка». Да, она имеется худо-бедно. Но у соседей по бывшему Союзу нет и этого. И, более того, не предвидится. Вообще говоря, у России, единственной из постсоветских стран, в наличии сегодня есть то, что можно, по аналогии с ядерной триадой, назвать «масс-культурной триадой» (напомним, в ядерную триаду входят стратегические бомбардировщики, баллистические ракеты и подводные ракетоносцы). То есть набор основных инструментов масскультурного воздействия как внутри границ, так и за их пределами.

Вообще говоря, у России, единственной из постсоветских стран, в наличии сегодня есть то, что можно, по аналогии с ядерной триадой, назвать «масс-культурной триадой» ромная часть кинотеатров еще пребывала в состоянии «вещевой рынок, аренда торговых помещений», то это был безусловный прорыв. И поначалу он воспринимался как нечто исключительное, выходящее из ряда вон и потому не стоящее даже специального внимания. Однако на деле процесс воссоздания жизнеспособного российского кино был неизбежен, как бы ни была развращена десятилетием казенного содержания без каких-либо встречных требований тусовка творцов. Просто в силу величины, мощи, амбиций и хронически непростого положения страны, в котором непрерывно возникают новые запросы. У России не могла рано или поздно заново не отрасти своя киношная масскультура. Прошла смена поколений, и год за годом появлялись новые коммерческие и творческие амби-

1) Литература. 2) Кино. 3) Сериалы. У «Первой из Нероссий», уже упоминавшейся Украины, все это вроде бы тоже присутствует, а сериальное дело поставлено на такие рельсы, что главный герой одного из комедийно-мечтательных сериалов сделал исполнителя своей роли президентом. Но суть оттого не меняется: самим наличием сериального дела украинский масскульт обязан существовавшему десятилетиями российскому рынку. Что касается кинематографа, мы о нем уже сокрушались. В прошлом году эпическим битвам прото-, мезо- и собственно украинцев с разными агрессорами посвящена большая часть украинского кино, а касса, особенно в сопоставлении с масштабами торжества над злыми ворогами, выглядит просто смешной.

О литературе же говорить, наверное, вообще не комильфо, поскольку на Украине, безусловно, существуют русские писатели (как существуют русские писатели — выходцы с Украины). Однако они, какой бы степени патриотической русофобии ни достигали их произведения, остаются «пленниками Чехова и Достоевского» и способны вырваться из их мира не более, чем «ирландская англоязычная» литература из мира «английской англоязычной». Украинская же литература, возможно, существует, но об этом за пределами Украины не только никому не известно, но и никому не интересно. Как и положено литературе местечковой, она либо подражательна до последней степени, либо работает в жанре пошлого фолка и своего рода «вышиванки в буквах» (то же, плюс-минус, положение и в прочих постсоветских государствах и гособразованиях — с разной степенью любительства). Это глобальное различие России и «остального постСССР», как представляется, произошло главным образом потому, что Россия получила не только половину населения и большую, хоть и климатически не самую приятную часть территории. Но и все основные амбиции — вместе с местом в ООН — унаследовала она. Ей достались все вызовы «взрослой» страны: от белых полярных — до опасных южных окраин, от космоса наверху — до ядерных ракет в подземных шахтах. Ей же достался и наиболее развитый в северной Евразии инструмент передачи информации и ее развития — русский язык. Потому, даже провалив все по нескольку раз, Россия на каком-то витке не могла не начать выбираться обратно в очевидные культурные лидеры, пусть мы сейчас и в самом начале этого пути. ...И кстати. Еще несколько лет тому назад жителям околороссийского пространства казалось, что хороший способ закрыться от культурного воздействия России — просто забыть уже упоминавшийся имперский язык. Но, во-первых, это оказалось не так просто сделать. А во-вторых, при общем сходстве жизненных условий (слишком много веков мы провели вместе) современная Россия даже наперекор усилиям творцов предстает в своих произведениях перед жителями окраин более могущественной ступенью цивилизационного развития.

№3

О роли пандемии в культуре

Дорогие друзья, мы всегда рады вашим сообщениям, где вы рассказываете о том, что вас в нашей культурной жизни радует, озадачивает или расстраивает. Ждем ваших писем на адрес: info@portal-kultura.ru

О современной библиотеке ЕЛ на днях мимо районной библиотеки, где лет 15 назад любил сиживать в компьютерном зале (интернет — рубль минута). Сейчас там по-прежнему есть компьютерный зал с уже бесплатным доступом в мировую сеть (считай, бесплатный коворкинг), театральная студия, музыкальный салон с настоящим роялем, разные кружки... В общем, жизнь кипит. Но это центральная районная библиотека. А есть еще маленькие — где сидит библиотекарь в окружении книжных стеллажей. Какое у подобных московских библиотек будущее и есть ли оно вообще? Их главный плюс, несомненно, шаговая доступность (по замыслу). Но шаговая доступность в реальности есть только в относительно старых обжитых районах. На «новых» территориях об этом и речи нет. Не пора ли совершить смелый шаг вперед и отказаться библиотечной сети (оставить только крупные библиотеки), заменив ее доставкой книг? В конце концов, в Москве доставляется абсолютно все — кроме книги из библиотеки, да. Фантазирую дальше: Не обязательно гонять курьера каждому библиофилу домой. Можно организовать книжные постаматы или терминалы «умной выдачи». Для заказа книг сделать мобильное приложение и сайт. Оставить по пять–шесть больших центральных библиотек на округ, при них — депозитарии и логистические центры. А все остальное просто взять и закрыть, чтобы высвободить финансирование. Освободившиеся по-

«мИзер», «мИзерный», тогда как в словарях однозначно «мизЕрный». Нина Сергеевна Шестопалова

Как противодействовать историческим фальсификациям

ФОТО: PHOTOXPRESS

ЕГОДНЯ я сублимирую свою тревогу в письмо любимой газете. Конечно, я о коронавирусе. Мне кажется, эта пандемия уже изменила мир, поэтому жду от «Культуры» качественного осмысления этого феномена. Какие-то последствия эпидемии очевидны и уже на поверхности. Журналисты скрупулезно подсчитывают отмененные культурные мероприятия, несостоявшиеся гастроли. Вот, например, Большой театр не поедет на гастроли во Францию. Том Хэнкс с супругой заразились COVID-19. В Китае закрыты тысячи кинотеатров, в Европе — десятки. Под вопросом проведение Каннского кинофестиваля в мае. Закрыты музеи и галереи. Стадионы и бассейны. А вот концерт Lindermann в Москве делят на два, чтобы избежать слишком большого скопления людей. В общем, продюсеры и менеджеры хватаются за голову, подсчитывая упущенную выгоду. Туроператоры и авиаперевозчики тоже. А что с простыми обывателями? Мы не идем в кино с ребенком и на фестиваль с супругом, и нам велели тщательнее и чаще мыть руки. Сейчас мы заходим в метро под пристальным контролем тепловизоров и отменяем отпускные поездки. У каждого есть знакомые, которые осели дома в карантине. Но это ладно. Французам (!) рекомендуют избегать приветственных поцелуев, итальянцам — объятий и рукопожатий. А ведь это традиции, которым много веков. Это не привычка, это культура. Вернутся ли они после эпидемии? Если да, то мы плохие ученики. Если нет — тем более. Отдельный вопрос — религия (религиозная культура тоже ведь часть культуры, верно?). Закрываются храмы, отменяются мессы и литургии. Финская православная церковь вводит практику причастия с одноразовых лжиц. Когда все это закончится, мы увидим новое лицо Европы. А что думают ваши эксперты, «Культура»? Мария Хорькова

ВАШИ ПИСЬМА

26 марта 2020

мещения отдать... ну, под те же коворкинги, например. Сейчас многие работают из дома, а вот отдельные кабинеты в квартире есть у меньшинства. Ходить по кафешкам становится все накладнее... А рабочее пространство «на районе», муниципальное (можно ввести минимальную абонплату), но с хорошей кофемашиной — это, во-первых, мечта, во-вторых — готовая бизнес-лаборатория. Пусть люди работают, встречаются, заводят полезные контакты! Даниил

Про театр «Эрмитаж»

ВАЖАЕМАЯ редакция! Не знает ли ктонибудь из ваших сотрудников, что происходит со зданием любимого мною и, я уверена, многими москвичами театра «Эрмитаж»? Я помню этот красивый дом с колоннами в разные годы, и все время ему не везло, все время кто-то пытался отобрать его у театра, в котором я видела много замечательных спектаклей. Я помню, что однажды, кажется, это было в 90-е годы, коллектив во главе с главным режиссером Михаилом Левитиным даже объявлял голодовку, протестуя против попытки рейдерского захвата. А сейчас никакого захвата нет, здание просто закрыли на ремонт, и оно стоит темное. Стоит уже несколько лет, и никаких работ в нем не производят. Театру, правда, предоставили временное место на Новом Арбате, но очень хочется, чтобы он вернулся в свой собственный дом. Нельзя ли узнать, что с ним происходит? В чем причина долгостроя? Раньше, в советские времена, в газетах была такая рубрика: «Письмо позвало в дорогу». Эта фраза означала, что письмо стало поводом для журналистской статьи. Мне бы очень хотелось, чтобы мое письмо тоже стало поводом для статьи или журналистского расследования. Чтобы не получилось так, что про театр просто все забыли. Татьяна Сергеева

О временах и нравах на ТВ

Е ВЫДЕРЖАЛА и написала вам, потому что огорчена тем, как низко упала грамотность дикторов на радио и телевидении. Когда-то дикторская речь была эталоном, мы стремились говорить так, как говорят дикторы. А я еще и прошла похожую школу. В 70-х годах я работала экскурсоводом на Останкинской башне — она была построена незадолго до этого, воспринималась как чудо, и многим людям было интересно узнать, как она устроена, подняться наверх, посмотреть на Москву с высоты. Мы, экскурсоводы, рассказывали об истории строительства башни и о тех районах и зданиях, которые можно было видеть со смотровой площадки. Чтобы мы могли ответить на любой вопрос о башне, нам читали лекции технические специалисты всех направлений — инженеры, связисты, антеннщики. С нами занимались и специалисты по технике речи, потому что мы должны были говорить так же правильно, как дикторы. Мы учились и самостоятельно — покупали учебники по русскому языку и орфоэпии, выписывали сложные слова, в которых можно было бы сделать ошибку. Я рассказываю об этом так подробно, чтобы было понятно, как неприятно мне сейчас видеть непрофессионализм ведущих и журналистов, которые совершенно не думают о том, что они говорят. Я даже стала записывать наиболее часто встречающиеся ошибки. Очень часто ведущие говорят: «обеспечЕние», когда по нормам русского языка надо говорить «обеспЕчение». Еще одна частая ошибка «одновремЕнно», тогда как на самом деле «одноврЕменно». Постоянно приходится слышать «вклЮчен» или «заклЮчен» (договор, например). Правильный вариант здесь только один — «заключЕн». И еще одно слово, которое произносят неправильно:

ЕГОДНЯ против нашей Победы, в канун ее 75-летия, развернулась циничная «психическая атака» со стороны фальсификаторов ряда европейских стран. В настоящее время основное направление фальсификаций — запутать вопрос о причинах Второй мировой и Великой Отечественной войн; оправдать правительства и финансовую олигархию ведущих мировых держав того времени — главных виновников произошедшего, представить в искаженном свете предысторию войны. Надо отметить, что для борьбы с историческими фальсификациями в ведущих западных странах давно предусмотрена правовая база для противодействия таким попыткам. Анализируя зарубежный правовой опыт, можно утверждать, что некоторые страны, такие как Австрия, Бельгия, Венгрия, Германия, Израиль, Люксембург, Франция, Чехия, Швейцария и ряд других, криминализировали отрицание определенных исторических событий. Соответствующие нормативные акты таких стран содержат в себе точное указание на конкретные факты истории, за отрицание которых наступает юридическая ответственность. В действующем российском законодательстве также содержится ряд положений, которые необходимо развивать и совершенствовать. В частности, в Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (утв. указом президента РФ от 31.12.2015 № 683) обозначается проблема манипулирования некоторыми странами общественным сознанием и фальсификации истории в своих геополитических целях. Реализуемая в настоящее время Концепция внешней политики Российской Федерации прямо указывает на необходимость «твердо противодействовать любым попыткам пересмотра итогов Второй мировой войны». Со своей стороны, считаю, что также целесообразно модернизировать правовую базу, в частности, расширив ст. 354.1 Уголовного кодекса Российской Федерации, («Реабилитация нацизма»), включив туда «фальсификацию истории», которая действительно представляет общественную опасность и может расцениваться как уголовное преступление. Допускаю, что практическая применимость нормы, закрепляющей запрет «фальсификации истории», способна вызвать большое количество вопросов, которые потребуют разъяснений и проработки. Прежде всего надо четко представлять, что понимать под термином «фальсификация». Что представляет собой «история» (история человечества, государства, народа, отдельной нации). А главное — определиться, каков источник тех фактов, которые надлежит признать достоверными (помимо актов международных судебных институций), с тем чтобы полностью исключить квалификацию действий политиков, ученых и иных субъектов, выражающих собственное мнение и взгляды на вопросы истории, от самой «фальсификации истории». Настало время активнее рассматривать «исторические фальсификации» в качестве угрозы национальной безопасности, непосредственно и в области культуры, как одного из стратегических национальных приоритетов. В.М. Заварзин, депутат Государственной думы РФ

ОТ РЕДАКЦИИ

№3

26 марта 2020

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

Тема номера:

Искусственный интеллект Т

ЕМА мартовского номера «Культуры» — искусственный интеллект (ИИ) — некоторым может показаться весьма далекой как от мира культуры, так и от реальности. Во-первых, про «железки» и программирование. Во-вторых, это страшилки или вымыслы фантастов. Нет, все не так. Сначала про «страшилки и вымыслы». Скорее всего, когда речь заходит о явлении некоего ИИ народу, нам тут же представляется искусственно созданное, обладающее сверхспособностями человекоподобное существо. Теоретически готовое бросить вызов своему творцу и, таким образом, поставить существование всего человечества под угрозу. Действительно, от появления такого существа, скорее всего, нас отделяет не одно десятилетие, и мы не стали бы посвящать целый номер голливудской апокалиптике. Проблема, однако, в том, что ИИ уже до-

вольно давно проникает в нашу жизнь в незаметных, гомеопатических дозах. Является нам не в виде Терминатора, а невидимкой, чье влияние на жизнь очень непросто распознать. Приведем пример из нашей профессиональной сферы. Новости на странице поисковика «Яндекс», которые ежедневно читают десятки миллионов людей. Их отбирают с нескольких тысяч новостных сайтов не живые сотрудники компании, а «робот», программа, действующая по никому не известным алгоритмам. Последние несколько лет большинство СМИ озабочены в первую очередь вовсе не тем, чтобы удивить читателей эксклюзивом или аналитикой. Главное — написать текст и заголовок так, чтобы он «понравился» роботу «Яндекса», чтобы программа разместила статью на сайте поисковика, вывела ее в «топы». Есть несколько базовых правил, которые якобы помогают добиться успеха: неза-

мысловатый заголовок в стиле «Мама мыла раму»; обязательное упоминание в тексте известных личностей; абзацы, не превышающие определенного размера, и т. д. Речь даже не о том, что программа меняет, вернее, ломает все стандарты журналистики. Что из редакций изгоняются традиционные журналисты, а нанимаются копирайтеры-программисты, способные «угадывать» алгоритм. Отбирая и показывая только те новости, которые понятны ей, программа медленно, но верно форматирует «под себя» сознание миллионов людей. Это как раз тот самый вопрос, которому мы и посвятили тему номера. Как, в какую сторону меняется человек в результате происходящей технологической революции. Тема невероятно актуальная, тем более что «программы» перестают быть классическими, заложенными человеком программами, превращаясь в са-

мообучающиеся и саморазвивающиеся системы. Чтобы нас не упрекнули в алармизме или необъективности, мы поговорили с максимальным набором спикеров. Пообщались и с разработчиками ИИ, и с теми, кто использует его в своей деятельности. Все они единодушны в том, что ИИ способен кардинально изменить нашу жизнь. И это не о «приколах» вроде доставки пиццы дронами. Это о таких неотъемлемых категориях человеческого бытия, как свобода, творчество, гуманизм. Если вы прочтете собранные в разделе «Тема номера» интервью, фильм «Матрица» наверняка покажется вам невероятно актуальным. «Революции машин» в будущем не случится — она уже началась. Теперь нам самим решать, кем мы хотим видеть «машинный разум» — своим слугой, партнером или господином. Как мы хорошо помним, предыдущая технологическая ре-

волюция имела весьма печальный побочный эффект — две мировые войны, ставшие прямой или косвенной причиной гибели 100–150 млн человек. Заполучив в свои руки новые технологии, человечество тут же решило опробовать их для передела, как довольно четко формулировали в советской школе, «рынков сбыта и источников сырья». Но у той трагедии был не только экономический, но и психологический подтекст. «Головокружение от успехов». Ощущение новой, безграничной власти над материальным миром и, в конечном счете, другими людьми, что разом обесценило все многовековые достижения гуманизма. Судя по всему, похожие соблазны одолевают и тех, кто направляет технологическое развитие мира сегодня. Поэтому важно понимать, какие риски нам угрожают, и формировать осмысленное отношение к происходящим переменам.

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

№3

ТЕМА НОМЕРА

26 марта 2020

«Джинн уже вырвался из бутылки» Елена СЕРДЕЧНОВА Люди всегда пытались измыслить себе могущественного помощника. Аладдин решил проблему кардинально, заведя персонального джинна. С его помощью нищий бездельник стал жить в роскошном дворце, летать на ковре-самолете и женился на принцессе. Ученые, математики и программисты не забыли эту сказку. В XX веке у человечества, кажется, появился джинн — искусственный интеллект, правда, поначалу не хватало компьютерных мощностей, чтобы «выпустить его из бутылки». Но в XXI веке вычислительная техника сделала рывок. В результате растерянные ученые, философы, инженеры стоят с пустой лампой: искусственный интеллект начинает жить собственной, непонятной жизнью.

Что такое искусственный интеллект? Математика всегда ассоциировалась с творчеством и творением. Не случайно Платон связывал ее с Божественной реальностью, а среднеазиатский ученый Аль-Хорезми в IX веке посвящал ей трактаты. Сам Леонардо да Винчи работал над созданием «калькулятора» — арифмометра, который бы выполнял четыре арифметических действия. Но прошло еще несколько веков, пока не был создан компьютер, а затем и искусственный интеллект. В 1941-м немецкий инженер Конрад Цузе построил первый компьютер. В

1943 году в Великобритании была создана вычислительная машина специального назначения — Colossus, которая расшифровывала секретные коды фашистской Германии. В 1950-м один из ее создателей, математик и криптограф Алан Тьюринг предложил эксперимент, который мы знаем сегодня как «тест Тьюринга». Ученый посчитал, что назвать компьютер «мыслящим» можно, если человек не сможет в процессе общения отличить компьютер от другого человека. В 40-е годы появляются и первые нейросети — математические модели нейронов, перенесенные в компьютер, имитирующие работу нейронов головного мозга. Поначалу нейросети были маленькими и примитивными, поскольку не хватало вычислительных мощностей. А в 1956-м американский информатик Джон Маккарти предложил тот самый термин — «искусственный интеллект» (ИИ). Тот должен был отражать близость интеллектуальных операций человека и машины. Первый нейрокомпьютер «Марк-1» в 1958 году создал американский нейрофизиолог Фрэнк Розенблатт. Тогда сразу и сформировалось два подхода в развитии нейросетей. Первый заключался в том, что математики собирались учить машину думать как человек, используя рассуждения, делая логические операции. И это направление в искусственном интеллекте — более традиционное — было доминирующим до начала 2010-х годов, когда вычислительные мощности позволили создать гигантские нейросети. Второй же подход считался не вполне научным. Была выдвинута гипотеза, что, воспроизведя процессы, происходящие

в человеческом мозге, который имеет 80 млрд связанных между собой нейронов, можно создать у машины подобие интуиции, когда для получения результата не требуются рассуждения и логические операции. До недавнего времени не было понятно, сработает ли этот подход. Но он сработал, когда машина десять лет назад впервые сама распознала не заложенное в нее изображение кота. И именно это направление в развитии ИИ «рвануло» в последнее десятилетие, позволив человечеству воспользоваться тем, что, обрабатывая огромные массивы данных, машины находят незаметные человеку закономерности и выдают результат. Искусственный интеллект сегодня — это совокупность нейросетей, облачных сервисов, компьютерного оборудования, инфраструктуры, людей, служащая для решения задач по управлению на основе собранных данных. «Что такое ИИ — бесполезно обсуждать, это бытовой термин. Профессионалы им стараются не пользоваться, потому что он слишком размытый. Сейчас искусственный интеллект (а там есть 60 разных определений) — это группа достаточно разных технологий, но все они так или иначе пытаются воспроизводить некоторые когнитивные способности и планирование действий», — сообщил «Культуре» главный аналитик центра искусственного интеллекта МФТИ Игорь Пивоваров. Зачастую мы не замечаем, где сталкиваемся с ИИ. А он сейчас повсюду, и он очень разный. В сфере финансов — это алгоритмическая торговля, исследования рынка и интеллектуальный анализ данных, в промышленности — робо-

тизация рутинных процессов, в продажах — чат-боты. «Сейчас ИИ занимается жизненно важными вещами — прогнозированием разного рода аварий и инцидентов. Работает он и в диагностике заболеваний, с его помощью разрабатываются новые лекарства. И это значит, что для лечения многих болезней будут быстрее появляться препараты. Так что уже на наших глазах искусственный интеллект становится очень полезным. Китайцы нашли ему применение даже в борьбе с пандемией COVID-19, ведь благодаря ИИ появляется возможность предугадывать поведение человека. Путем анализа больших данных они прогнозируют, когда конкретный человек захочет выйти из дома. Соответственно, предугадывая это, ему запрещают это делать», — привел «Культуре» пример гендиректор Orbita Capital Partners Евгений Кузнецов, один из ведущих отечественных экспертов в этой области. Но, по словам Игоря Пивоварова, некорректно ждать, что ИИ может создать, например, вакцину от коронавируса. Ее может создать только человек, потому что именно он ставит задачу и смотрит на полученный результат. И так будет еще много лет, мы еще не скоро доживем до времени, когда машина сама будет ставить цели и оценивать результаты.

Кибернетический черный ящик Как известно, наука до конца не знает, как работает человеческий мозг. Аналогичная ситуация наблюдается и с ИИ: механизм, в соответствии с которым

ТЕМА НОМЕРА нейросеть принимает решения, до конца неясен. «Нейросеть — это не программа, это специальным образом организованный процесс обработки данных, в ходе которого внутри искусственной нейросети — такой же, как у человека в головном мозге, — формируются определенные закономерности. Но как они формируются, человек не может понять, потому они возникают не на привычном для нас языке формул или понятий, а они появляются на собственных основаниях нейросети, которая соотносит факторы друг с другом. И для человека это все «черный ящик», он не знает, как это делается, все происходит, по сути, вслепую», — отмечает г-н Кузнецов. Но, казалось бы, как можно делегировать ИИ принятие важных решений, если неизвестно, как нейронная сеть их принимает? «По моим наблюдениям, это сейчас мало кого интересует. Раз искусственные нейронные сети демонстрируют свою эффективность, значит, их надо внедрять везде, где это только возможно. А времени на раскачку, как известно, нет. А то, что искусственная нейронная сеть — это кибернетический «черный ящик», неважно. Появятся проблемы — будем их решать. Мне кажется, так думают многие», — рассуждает в беседе с «Культурой» руководитель Центра по изучению проблем информатики ИНИОН РАН Юрий Черный. Ректор Сколковского института науки и технологий академик РАН Александр Кулешов и вовсе считает, что, активно применяя искусственные нейронные сети, мы вернулись в XVI век, «когда ученые наблюдали какой-то эффект, но не могли его объяснить». То есть, по сути, произошел возврат к догалилеевской эпохе — ко временам натурфилософии. Но посмотреть на прошлое всегда полезно, ведь тогда формировалась европейская наука. Родоначальником подхода, из которого выросла современная научная методология, да и, собственно, искусственный интеллект, считается философ и математик Рене Декарт. Он полагал, что сомнению нужно подвергать любой факт, что, конечно, подразумевало постоянное присутствие сознания. Это мировоззрение ставило в центр мира человеческий интеллект, который мог этот мир познавать. «Есть несколько базовых концепций, которые разделяются сегодня многими учеными, — то, что у человека нет сознания, что человек — это животное, а Вселенная — большой компьютер. Есть и более радикальная, но набирающая популярность точка зрения, что Вселенной не существует, как не существует и реальности», — говорит «Культуре» писатель, футуролог, эксперт по искусственному интеллекту Игорь Шнуренко. У Декарта сознание человека лежало в основе познания мира, Вселенной, сейчас же человек постепенно исчезает из этой схемы. Такое мировоззрение называется объектно-ориентированной онтологией, которая ставит не человека в центр восприятия, а любой предмет. У истоков этой концепции стоит, по мнению г-на Шнуренко, постмодернистская философия. Г-н Пивоваров так формулирует основные положения научного сообщества: «Первый тезис — мы признаем наличие сознания, второй — сознание неразрывно связано с мозгом, третий — по-видимому, есть механизмы, которых

№3

мы не понимаем, связанные с функционированием нейронов, нейронных ансамблей, как они работают. Научное сообщество считает, что сознание вызвано работой большой нейронной сети в головном мозге, устроенной специальным образом. Это означает, что теоретически мы можем это сознание воспроизвести в компьютере, если адекватно перенесем в него работу этой сети. Часть ученых и философов с этим согласна. А другая часть — нет, полагая, что нет никаких доказательств тому, что сознание вызвано взаимодействием только нейронов, поэтому совершенно не факт, что мы его воссоздадим».

Добро пожаловать в апокалипсис В течение полувека считалось, что роботы, когда они будут созданы, станут подчиняться законам робототехники, сформулированным писателем-фантастом Айзеком Азимовым. Эти нормы якобы должны «обязать» искусственный разум безусловно подчиняться че-

зованные кадры. И перестанет действовать социальный лифт. Пример — автоматизация работы со словом. В 2019 году компания OpenAI представила платформу GPT-2. В нее достаточно загрузить кусочек текста, и она напишет продолжение. «И получилось весьма читаемо. Думаю, что с помощью GPT-2 вполне можно написать продолжение текста Пелевина, в течение пары лет технологии дойдут до того, что ИИ сможет писать романы», — говорит г-н Шнуренко. Более того, машина, используя алгоритмы, сможет написать сюжет, который будет наиболее востребованным у читателя в этом сезоне. То есть уже в ближайшее время труд писателей будет все меньше и меньше востребован. Редакторы для машин-писателей потребуются лишь на первых порах. «Думаю, что лет через пять машины смогут строчить дешевые романы как из пулемета. Зафиксируется на рынке спрос на какой-то сюжет, ИИ напишет книгу за час. Все это будет делаться в интересах издательств, а целью умных алгоритмов станет создание самой продаваемой книги», — предсказывает эксперт. Машины возьмут на себя массовую литературу, но нужны будут читатели, способные ее оценить. Будут организованы фабрики читателей, читающих эти тексты. А данные эмоциональной реакции будут собираться с помощью специального шлема или даже чипа, вживленного в мозг. По мере распространения технологий такой шлем появится у большинства читателей-пользователей. В результате книга станет саморедактируемой. Правда, может возникнуть и парадоксальная ситуация, когда писатели понадобятся уже самому ИИ, поскольку он «питается» информацией. «Я себе представляю писательские фермы, где авторов выращивают как овощи, предоставляя им наилучшие условия для творчества — чтобы они творили на лоне природы. И если алгоритмы создавали массовую литературу для рынка, руководствуясь экономическим императивом, то для сверхинтеллекта понадобится продукт более интересный, чем «Донцова». Он захочет настоящей литературы», — говорит г-н Шнуренко. И это пример только одной профессии. В результате с развитием ИИ человечество встанет перед необходимостью переобучения десятков, сотен миллионов людей. Получается, что роботы, а точнее их хозяева, вбивают клин между людьми, деля их на суперуспешных, суперобразованных, супербогатых и на всех остальных. Эта ситуация прекрасно проиллюстрирована в антиутопии Герберта Уэллса «Когда спящий проснется», где человечество разделилось на два подвида: потомков элиты элоев и потомков бедноты морлоков. «Не буду пугать, но очень возможно, что различие между ними будет еще генетически закрепляться. Потому что редактирование генома тоже становится супермассовым продуктом. И с помощью редактирования генома можно уве-

«В информационном обществе элите представился невиданный ранее шанс взять общество под контроль целиком, причем сделать это раз и навсегда. И, конечно, этот шанс используется для достижения собственных целей» ловеку и не причинять ему вреда. Оказалось, что нет, мы этого сделать не можем. Потому что нейросети принципиально не могут быть запрограммированы. «Мы, конечно можем научить робота, чтобы он был как бы такой же этичный, как человек, но в какой-то момент он на других данных может переучиться и стать совершенно другим», — говорит г-н Кузнецов. Обучение нейросети неэтичными людьми — огромная опасность. Когда Microsoft сделал бота, отвечавшего на вопросы, и выпустил его побеседовать в Twitter, то его за полдня научили всему плохому: расовой нетерпимости, всем видам буллинга, и его пришлось закрыть. Более страшный пример: ИИ уже активно применяется в области вооружений. «Он может и самостоятельно принимать решения, и дистанционно давать возможность действовать людям. Конечно, модель самостоятельного принятия решений — самая опасная история. Всегда есть риск, что у кого-то руки зачешутся начать полномасштабные боевые действия. Поэтому, конечно, надо ограничивать применение этой технологии в военной сфере», — продолжает Евгений Кузнецов. Широкое внедрение ИИ также глобально изменит рынок труда. По словам эксперта, не стоит вопрос о том, появятся ли роботы, более эффективные, чем люди. Они появятся. А вот куда денутся люди — это острейший вопрос. Впервые в истории с рынка труда будут вымываться квалифицированные обра-

26 марта 2020

личивать разницу в квалификации, компетенциях. Это будет происходить еще до роддома», — прогнозирует г-н Кузнецов. В данной ситуации американский предприниматель Илон Маск предлагает свой рецепт, как выиграть конкуренцию у машин, — улучшать человека, встраивая ему чипы. Его компания Neuralink разрабатывает чипы, которые можно подключать к мозгу. Считается, что это даст человеку возможность быстрее думать, лучше запоминать, лучше принимать решения, интегрироваться с информационным облаком. Но это еще не самый драматичный сценарий. Вообще-то, футурологи ожидают, что человечество ждет технологическая сингулярность. Так, профессор Оксфордского университета Ник Бостром считает, что как только ИИ приблизится по своим возможностям к мозгу человека, то сразу же его превзойдет. И не задерживаясь в этой точке, будет развиваться взрывным образом и очень скоро поставит под контроль ресурсы всей планеты. «Скорости процессов и их результаты окажутся для нас совершенно непредсказуемыми. Мы и так сегодня живем в мире, который движется все быстрее, время сжимается, потому что машины помогают человеку. Но пока именно человек ставит задачи и принимает их результат. Но затем появятся области, где человек будет совсем исключен из принятия решений, и, в принципе, такая сфера уже появилась — это финансовый рынок, на нем сейчас роботы торгуют и в человеке особо не нуждаются. Но если дальше это будет происходить во многих областях и машины научатся ставить цели, выполнять какие-то действия для этого и оценивать результаты, то скорости возрастут тысячекратно. И мы не знаем, что при этом будет происходить, потому что все будет происходить слишком быстро», — рассуждает г-н Пивоваров. Человечество уверенным шагом вступает в «слепую зону». С обществом это не обсуждается, потому как трудно устоять перед соблазном очень больших денег и власти. «В информационном обществе элите представился невиданный ранее шанс взять общество под контроль целиком, причем сделать это раз и навсегда. И, конечно, этот шанс используется для достижения собственных целей. Но сами эти цели, как я полагаю, принципиально расходятся с гуманистическими целями развития человеческой цивилизации в мире, ставшем по-настоящему глобальным», — считает Юрий Черный. А есть ли альтернативный путь? Есть. «Но он более трудный и, главное, не обещает такой прибыли и такой концентрации власти в руках немногих. Мне очень нравится идея нового культурного ренессанса, высказанная основателем Всемирного экономического форума Клаусом Швабом. Он призывает взять на себя коллективную ответственность за будущее, и тогда новая технологическая эпоха может стать катализатором культурного ренессанса», — отмечает эксперт. Евгений Кузнецов задается вопросом: люди вообще контролируют этот процесс? «Похоже, что нет. Потому что если Америка, Европа начнут сдерживать развитие ИИ, то Китай их обгонит. А если будут мешать Китаю, то Индия всех сделает. Джинн из бутылки вырвался, и люди делают это вынужденно в каком-то смысле», — резюмирует он.

№3

ТЕМА НОМЕРА

26 марта 2020

Артем ОГАНОВ:

«Пока я не увижу ИИ страдающим и любящим, для меня это всего лишь программа» Ольга ВЛАСОВА

— Что такое искусственный интеллект сегодня, с вашей точки зрения как ученого? — Обычно говорят про искусственный интеллект двух типов, сильный ИИ и слабый ИИ. Сильный ИИ, это то, чего не существует на сегодняшний день, это ИИ, который мог бы выполнять самые разнообразные задания, примерно как человек. И на гитаре поиграть, и в магазин сходить, и на философские темы поболтать. Такого ИИ на сегодняшний день не существует, и в ближайшем будущем его не будет, потому что сегодня совершенно непонятно, как такой ИИ создать. Существующий ИИ — это так называемый слабый ИИ, хотя слово «слабый» не должно принижать его роли. Например, с ним мы сталкиваемся в поисковиках, таких, как «Гугл», в программах распознавания речи и лиц, распознавания текста. ИИ — это голосовой помощник Алиса, запущенный «Яндексом». Да, этот собеседник еще далеко не человек, но Алиса уже даже шутить умеет... ИИ включает в себя математические методы обработки больших данных, которые могут быть использованы для решения гигантского диапазона задач, еще недавно считавшихся нерешаемыми. Например, с помощью ИИ уже очень скоро люди смогут читать мысли. Для этого просто-напросто надо использовать способность ИИ анализировать базу данных, пытаясь связать нужное вам свойство с какими-то наблюдаемыми признаками. Иначе говоря, связывать легко определяемые свойства с трудно определяемыми. Самый простой пример ИИ — определение возраста человека. Каждый из нас умеет это делать, и это показывает принцип работы ИИ. Ребенок еще с младенчества видит вокруг себя людей, возраст которых ему точно известен. Это данные, которые его мозг накапливает и анализирует. Возраст каждого человека, помимо нашей воли, ассоциируется с рядом признаков, в математике бы сказали — с вектором признаков, — такими как седина, морщины, состояние кожи, голос и т. д. Вот из этого вектора признаков мозг «на автомате» создает некую корреляцию, очень сложную математическую функцию, и, увидев незнакомого человека, мы уже можем приблизительно оценить его возраст по этим признакам. Мозг не умеет писать математические формулы, но создает модель, которая, по сути, является матема-

ФОТО: НИКОЛАЙ ГАЛКИН/ТАСС

Искусственный интеллект может уже очень многое: водить машину, просчитывать экономическую политику и стратегию борьбы с коронавирусом. Что же он такое? Как к нему относиться? Об этом рассказал нам российский ученый-химик с мировым именем Артем Оганов.

Артем ОГАНОВ — российский кристаллограф-теоретик, профессор РАН. Наиболее известен работами по созданию методов компьютерного дизайна новых материалов и предсказания кристаллических структур, а также по химии высоких давлений и изучению вещества планетных недр. Окончил МГУ, защитил кандидатскую диссертацию (PhD) по кристаллографии в Университетском колледже Лондона, получил степень доктора наук (Habilitation) в Цюрихском политехническом институте. В 2008–2017 гг. был профессором и заведующим лабораторией компьютерного дизайна материалов в Университете штата Нью-Йорк в Стоуни-Брук. В 2013 году, получив мегагрант правительства Российской Федерации, создал и возглавил Лабораторию компьютерного дизайна материалов в Московском физико-техническом институте. Сегодня является профессором Сколковского института науки и технологий.

тической, и из всех этих признаков формирует ответ. Эти ответы никогда не будут идеально точными, но чем больше у вас данных, тем более точен ответ. Так же можно научить ИИ читать мысли. Если анализировать мимику, жесты, положение тела, движение глаз человека и точно знать, о чем он в данный момент думает, можно составить некую базу данных. Спектр признаков будет довольно большой, много разных составляющих, ведь мысль — сложная субстанция. Но ничего нерешаемого тут нет, хотя, ко-

нечно, речь о каких-то базовых эмоциональных реакциях. То есть мысли можно будет читать в их общем смысле, а не дословно. Но только представьте: вы идете по улице, а на вас смотрит камера и уже знает, как вас зовут. Она не только сможет распознать лицо и поднять все данные о вас — она будет знать, о чем вы думаете... Но чтение мыслей — это вопрос будущего, а есть множество других важнейших задач, с которыми уже совершенно спокойно справляется ИИ. Например, предсказание свойств материа-

лов — это то, чем я занимаюсь. Вы еще не синтезировали материал и вообще о нем ничего не знаете, но ИИ может вам подсказать: у этого материала будет твердость такая-то, а этот материал будет сверхпроводником, а тот — хорошим магнитом. Помимо методов машинного обучения — так по-научному называется то, о чем я говорил до сих пор, — существуют и другие типы ИИ: например, разные самообучающиеся оптимизационные алгоритмы, в особенности эволюционные алгоритмы. Это когда вы ищете наилучшее решение задачи, не зная про него ничего, и генерируете одно возможное решение, второе, третье, пятое, десятое, просчитываете эти решения, отбраковывая худшие, а из лучших пытаетесь сделать новое. Это подражание эволюционному отбору в популяции живых организмов. Тем, которые слабые, не разрешено производить потомство, а те, которые приспособлены, создадут потомство и передадут ему часть своих признаков, смогут мутировать, скрещиваться, и, поколение за поколением, популяция будет производить все более совершенные решения. Алгоритмами подобного рода можно решать очень сложные задачи, это тоже ИИ. Вообще, ИИ определяется как программа или прибор, который с помощью самообучения максимизирует шансы на успех, максимизирует свои собственные шансы достичь успеха на следующем шаге. — На ваш взгляд, может ли ИИ представлять опасность для человека, хотя бы тем, что человек станет в конце концов невостребованным? — ИИ — действительно, очень мощный и очень опасный инструмент, даже в том виде, в каком мы имеем его сегодня, — так называемый слабый ИИ. Некоторые его уже существующие способности не всегда нам понравятся. Я уже сказал про чтение мыслей. Вы бы очень хотели, чтобы ваши мысли считывали камеры на улице? Я — нет, мысли — это мое частное пространство, важно, чтобы оно таким и оставалось. Но человек — гибкое существо, может приспособиться к этому... Вот мы говорили, что человек считывает возраст, но уже многие женщины научились эффективно бороться с этим. Именно опираясь на то, что есть несколько признаков, по которым человек при взгляде на женщину определяет ее возраст. Убираются именно эти несколько признаков. Точно так же и выражение лица можно натренировать. Или, мне рассказывали, сегодняшнюю камеру распознавания лиц можно ввести в заблуждение, просто прикрепив к одежде отвлекающую деталь... Конечно, потом программа «догонит», эти способы не будут уже работать, но человек придумает еще что-то. Да, вы совершенно правильно сказали, что многие профессии станут невостребованными. Напри-

ТЕМА НОМЕРА

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

мер, профессия таксиста, вероятно, исчезнет, потому что машина с ИИ уже не будет нуждаться в водителе, в Сколкове уже такие ездят. В России законодательство в этой области идет впереди других стран, у нас уже разрешили беспилотным автомобилям ездить по улицам городов, пока только в Москве и Казани. Однако никто не хочет рисковать, и специалисты продолжают отрабатывать программное обеспечение, чтобы не было никаких шансов на осечку. Это важно, потому что, если будет осечка, может быть такой откат назад, что надолго вообще запретят беспилотный транспорт. ИИ рано или поздно начнет помогать докторам ставить диагнозы, прописывать лечение. И хотя, думаю, никогда не заменит хорошего врача, врача от Бога, но плохого из профессии уберет, или, во всяком случае, плохой врач не будет так безбожно ошибаться, потому что ИИ подскажет: не та это болезнь, другая... Думаю, что ИИ может сыграть большую роль в экономических прогнозах, уже сейчас он используется для предсказания биржевых курсов. Экономическое планирование будет опираться на ИИ очень сильно. Даже какие-то функции правительств и политиков ИИ сможет перехватить... — Например? — Начинать или не начинать войну, когда начинать профилактику эпидемии, поддерживать или не поддерживать курс национальной валюты. ИИ наверняка будет использован на каком-то этапе развития человечества для того, чтобы прогнозировать последствия решения, которое вы принимаете, и оптимизировать его. Например, просчитать, что, если вы сегодня не поддержите курс рубля, через столько-то дней начнется гиперинфляция. Почему? Потому что нечто похожее происходило в Аргентине 20 лет назад. ИИ выстраивает такие корреляции... Или, наоборот, может быть, лучше опустить курс рубля, потому что у тех, кто опускал раньше, но не слишком сильно, это привело к стимулированию промышленного производства. Вот такого рода решения, которые люди принимают иногда просто на основе внутреннего ощущения, ИИ выбирает, руководствуясь четкими статистическими и математическими алгоритмами. — Но ведь это упирается в то, какого рода данные заложены для анализа. Всегда же есть человеческий фактор. И получается, что если считать просто статистически, то надо вот так, но если учитывать психологию и возможные реакции людей, то уже по-другому. — Это ИИ тоже может учесть. На самом деле все упирается именно в полноту данных и «вектора признаков». Если вы оперируете неполными или непроверенными данными, то ИИ может дать ошибочный ответ. Но если вы работаете с достаточно репрезентативным набором данных и грамотно составленными алгоритмами, в принципе, все должно быть хорошо. — Получается, человек будет тем, кто оценивает, достаточно ли этих данных? — Конечно! Человека вы никогда не сможете вывести за скобки, он всегда будет частью этого процесса. ИИ, во всяком случае слабый ИИ, без человека не существует. В случае с сильным ИИ, это, конечно, все может выглядеть несколько иначе. Но сильного ИИ, насколько я понимаю, в ближайшем будущем не предвидится. — Ближайшее будущее — это как?

№3

— Пять — десять лет точно ничего такого не будет. Возможно, сильный ИИ вообще никогда не появится. Тем не менее даже то, что есть, грозит человечеству большими потрясениями. Сейчас без работы остается огромное количество людей. В Японии это острая проблема — люди, ко-

ным ИИ. Если ИИ будет обладать каким-то сознанием, как к нему относиться? Мы можем с ним поступать как с неодушевленным предметом? ИИ — это все таки программа, то есть любой уровень развития ее сознания не делает ее одушевленной. — Может, через пару тысяч лет представители сильного ИИ, читая это интервью, посмеются: какие варвары жили в XXI веке, они не считали нас равными людям... Всякое может случиться. Но сегодня мне кажется, что программа, какая бы умная она ни была, это всего лишь программа, все равно как глиняный горшок, созданный человеком, — человек его создал, человек может и разбить. — То есть никаких угрызений совести, это всего лишь железка? — Мы познаем жизнь и других через опыт, а опыта общения с сильным ИИ нет ни у кого. Если я встречу гуманоида, у которого будет операционная система, основанная на сильном ИИ, и этот гуманоид окажется отличным товарищем, наверное, я проникнусь и буду считать его равным. Но у меня такой встречи пока не было, среди моих друзей нет ни одного ИИ, поэтому мне трудно представить такую ситуацию. Еще раз: мы в жизни исходим из своего личного опыта, кстати, опыт — это синоним слова «данные», поэтому когда мы познаем мир, тренируем свою модель мира опытом, то есть данными. Как западные люди пришли к пониманию того, что чернокожие — это точно такие же люди, как они? Очень просто: у кого-то был друг чернокожий, он знал, что тот тоже чувствует боль, умеет любить, знает, что такое хорошо и что такое плохо... Например, когда я в раннем детстве впервые влюбился, это была чернокожая девочка из соседнего подъезда. Ее мама была украинка, а папа чернокожий из Сьерра-Леоне. Или, например, первый друг в моей жизни был наполовину арабом, наполовину русским (я его, кстати, ищу все эти годы, потому что, когда нам было по

Может, через пару тысяч лет представители сильного ИИ, читая это интервью, посмеются: какие варвары жили в XXI веке, они не считали нас равными людям... торых уволили с полностью роботизированных заводов. Но я считаю, что эти потрясения несут больше позитивного, чем негативного, так было всегда при резкой смене технологического уклада. — Часто говорят, что появление ИИ создаст нам множество этических проблем. — Все этические проблемы стары как мир и сводятся к десяти заповедям, поэтому ничего нового тут нет, есть новые обстоятельства. Заповедь «не убий» надо применять не только к камню, как орудию Каина в убийстве Авеля, но и к разным способам убийства, которые, к сожалению, дает нам наука. Есть масса этических моментов, связанных с вторжением человека в суть самой жизни. Вот мы, к примеру, видим, как китайский доктор отредактировал ДНК новорожденных, желая модифицировать их геном так, чтобы они стали резистентны к СПИДу. Во что это выльется, никто не знает. Может быть, эти дети будут гораздо более здоровыми, более способными. А может быть, и мне почему-то кажется, что именно так и случится, они что-то потеряли в результате этого генетического редактирования. Когда мы вторгаемся в вещи, которые плохо понимаем, это неэтично уже по определению. — Я, скорее, имела в виду проблемы взаимоотношений человека с силь-

26 марта 2020

6 лет, он вернулся в Судан к отцу и с тех пор мы не виделись). В силу моего опыта для меня никогда не стоял вопрос о равенстве всех людей, для меня это было всегда очевидно. Но у нас нет никакого опыта общения с сильным ИИ, который бы указывал, как к нему относиться. Когда я увижу сильный ИИ страдающим, любящим, умеющим дружить, сопереживать, тогда я скажу: буду с ним дружить и защищать его от нападок, а до тех пор для меня это всего лишь программа, которую, если можно создать, то можно и стереть. — Как, с вашей точки зрения, отнесся бы Бог к появлению такого существа, как сильный ИИ? — Это надо у Бога, конечно, спросить. Но я склоняюсь к тому, что Ему это, скорее всего, могло бы понравиться. Ведь Бог сотворил человека по Своему образу и подобию, а это означает, что и мы творцы, и в нас заложен очень сильный творческий инстинкт. Мы говорим о таких ключевых человеческих инстинктах, как самосохранение, размножение, что-то еще, но при этом часто забываем об инстинкте творчества. Это очень важный инстинкт, который присутствует в каждом, даже, казалось бы, самом нетворческом человеке. Я однажды прочитал в книжке по психологии мысль, которая сильно поменяла мое отношение к миру. Психологи как-то задумались, почему среди заключенных крайне велик процент людей, которые занимаются членовредительством — отрезают себе пальцы, уши и т. д. Знаете почему? У человека есть инстинкт менять мир вокруг себя, он без этого существовать не может. Когда люди находятся в тюрьме, у них нет возможности ничего поменять, кроме собственного тела. Оттуда членовредительство и, вероятно, татуировки. И это тот самый творческий инстинкт. Мы меняем мир вокруг себя, в этом наша суть. Если человеку запретить менять мир, он умрет, сойдет с ума, самоуничтожится. Поэтому, когда человек творит что-то настолько потрясающее, как ИИ, Богу это вполне может понравиться. Но в любом случае последствия будут глобальными. Легкомысленно я бы тут точно не принимал решений. Как вот в случае с тем китайским доктором, который был уверен, что делает девочкам резистентность к СПИДу, а оказалось, что сделал нечто другое. Помните песню Пугачевой «сделать хотел утюг, слон получился вдруг»? А что, если эти девочки вырастут больными благодаря ему? Большая часть генома человека, как мы сегодня считаем, не кодирует ничего, но, скорее всего, мы неправильно считаем. Да, я думаю, что когда-нибудь люди одобрят редактирование человеческого генома, точно так же, как произошло с ЭКО. Но, во-первых, это произойдет, когда мы по-настоящему будем понимать собственный геном, а во-вторых, когда придем в этом вопросе к общему знаменателю. Такие вещи нельзя решать в одиночку. Научное сообщество, даже шире — вообще человеческое общество, должно решить, взвесить все за и против. Сейчас, вероятно, перевешивает «против», потому что мы вторгаемся в область, которую до конца не понимаем, а лет через двадцать, возможно, это будет нормально. Посмотрим. Человек, будучи творческим существом, не может не менять мир вокруг себя. Но сейчас он подошел к такой стадии, когда начинает менять и себя, причем в смысле изменения своей «прошивки», своей «операционной системы», ДНК.

№3

ТЕМА НОМЕРА

26 марта 2020

Ольга УСКОВА, создательница ИИ:

«Выживут только художники» Мария ЕРМАКОВА Четвертая промышленная революция — новая реальность, в которую вошло человечество. О том, как искусство помогает человеку создавать технологии и почему художник — профессия будущего, «Культуре» рассказала «мама» российского искусственного интеллекта, президент компании Cognitive Technologies и руководитель Фонда русского абстрактного искусства Ольга Ускова.

— Ольга Анатольевна, дайте, пожалуйста, свое определение искусственного интеллекта. — Это программа, которая в состоянии сама принимать решения и формировать для себя задачи следующего уровня. Некоторая система сознания.

— Смогут ли в будущем ужиться человеческая и роботизированная системы сознания?

— Но времени больше не становится — механическую работу выполняют роботы, а люди вынуждены отчаянно конкурировать между собой. — Это миф. Когда мы начали готовить наши большие проекты, надо было резко поднять производительность команды. И я попросила дать мне срез-карту: кто из наших работников сколько проводит времени за работой. Выяснилось, что эти люди — с высоким образованием, высокотехнологичной работой, трудоголики с синяками под глазами — тратят до трех часов рабочего времени на компьютерные игры и зависание в социальных сетях. Так вот, время есть, но вопрос в том, как люди его тратят. Чтобы переключаться на созидательную деятельность, человек должен сам в себе поменять установки. Чтобы людям выжить, а не превратиться в биомассу в изме-

нившихся внешних условиях, виях, надо прокачивать себя в режиме ме выживания. Это связано с нашей ей физиологией, со структурой нейронной йронной сети мозга. Нам это объяснили ъяснили немецкие нейрофизиологи, оги, которые помогают создавать ть наши искусственные мозги.

страктных ассо ассоциаций, вытаскивают их из человека. Теперь они он стали одними из системообразующих. Филост софы нейронного мира — соф те ж же философы, которые начали изучать новые иннач струменты как способ постру нимания нового мира. нима

— Что поможет в этой й прокачке?

— Ка Как лично на вас влияет искус искусство? Работает ли тем самым триггером, позвосамы ляющ ляющим творить технологии?

РЕВ. «Б УНТ СО БОРНЫ Й

». 1999

— Для переключения человеку овеку нужен эмоциональный триггер иггер — например, страх, удивление. ение. Возникновение этой эмоции ии и есть цель искусства. Человек овек должен пойти на спектакль, кль, там заплакать или засмемеяться, о чем-то задуматься. ся. Но есть разница между «деешевой» реакцией и серьеззной. Дешевая может вы-звать всплеск — ты «за-ржал», но тут же вернулся к прежнему состоянию. Она не проходит глубже, не меняет направление мышления. Если ты, как у Жванецкого, сначала засмеасмеялся, а потом подумал, все се ли у нас хорошо в консерватории, то это уже более глубокое проникновение. ние. А если ты встал перед картинами Босха и начал анализировать трансформацию персонажей, внутри тебя выстраивается уже совсем другая цепочка... То есть, вы понимаете, можно слегка качнуть сознание, а можно сбиться на уровень интуитивного подсознания и создать для себя новую практику. Сейчас роль культуры поднимается на недосягаемый уровень. Потому что она должна формировать эмоциональный запрос в новом обществе. Он будет способствовать формированию человека новой реальности. В. ЗУБА

— Мы находимся на перепутье, и в конечном итоге победит та версия, в которую мы все поверим. Будущее не детерминировано, оно создается. У нас есть свобода воли, отчасти она зависит от уровня коллективного массового сознания, которое еще сто лет назад впервые описал Владимир Бехтерев. В современных условиях у этого коллективного сознания три параметра. Во-первых, резкое увеличение количества людей на Земле. Второе — возможность одномоментной и очевидной связи каждого с каждым, которая порой приводит к колоссальным последствиям. Простой пример: выбрасывается в Сеть фотография мертвого ребенка-беженца, которого солдат нашел на берегу Средиземного моря. Тут же возникает одинаковая эмоциональная реакция на разных континентах, это очень мощные выбросы энергии. В итоге фотография может стать триггером для глобальных движений: развязывания войны, объявления какого-то государства изгоем и так далее... Третье — создание следующего уровня структуры общества с роботизированными устройствами, которые освобождают время человека. Пространства у человека становится все меньше, но есть и время, которого может стать больше.

— То есть художник — профессия будущего? — Абсолютно. Это главная профессия будущего. Выживать будут художники

своего дела — это не только рисовальщики, это и художники в программировании, и художники физики, химии и так далее. Может быть, так и будет это слово вменено — художник. Мастер. Тот, кто в состоянии создать нечто, меняющее пространство. Спор физиков и лириков окончен. Первые очень долго считали, что гуманитарные науки ненаучны, потому что плохо систематизируют информацию. Но в 2012 году выяснилось, что точные методы, которые использовались ранее, не годятся для моделирования нейронных сетей. И когда эти точные науки ушли от логических систем к системам ассоциативным, вдруг выяснилось: чтобы двигаться дальше, им нужны гуманитарные. Гуманитарии занимаются изучением аб-

— Я пе первый раз подумала об этом совсем недавно. И посо няла, что чт случайности не случайны. П Перед тем как происходит что-т что-то серьезное, начинают уплотняться факты, которые это уплотнять серьезное готовят. Я часто это наблюдаю. В период формирования и становлен становления моей истории с разработкой и искусственного интеллекта у меня, меня бесконечно далекого от искусства человека, вдруг в жизни появляется художник-абстракционист Элий Белютин, знакомство с Б коллекционером белютинской стуколлекционер дии «Новая ре реальность». Там был настоящий трилл триллер — со смертями, завещаниями, наследниками... А до этого я просто покупала на аукционах картины студии — работы Владислава Зубарева, Веры Преображенской, Люциана Грибкова. Вешала на стенку. Садилась перед ними и смотрела. И вдруг начала что-то там, внутри их, видеть. Оказалось, что Зубарев еще в 1960-х годах начал рисовать проекцию времен. Он объявляет об одиннадцати размерных временах, дает им названия, рисует их проекции. Чтобы вы понимали, еще не были открыты мультипространственность, многоразмерность, Бозон Хиггса, теория струн (теория струн представляет собой развитие идей квантовой механики и теории относительности,

ТЕМА НОМЕРА

№3

согласно которой весь мир строится не из частиц, а из бесконечно тонких объектов, имеющих способность совершать колебания, как струны. — «Культура»). А художник уже предвосхитил эти открытия и назвал темпоральной реальностью. Рассматривание этих картин дает совершенно другой размах мышления. Зубарев расширил границы моего сознания. Когда смотришь на реалистичную картину — ты работаешь с прошлым. Когда смотришь на картины типа зубаревских, ты работаешь с будущим. Вдруг понимаешь, что мир необязательно трехмерный, что есть еще измерения, в них что-то происходит, а вот есть дискретные изменения картинок, и в них можно отслеживать проекции событий, что не надо разделять пространство и время — они суть одно. Что надо мерить ситуацию событиями, а не пространственно-временными параметрами. Ты входишь в поток новых смыслов. И у каждого он свой. Эта взламывающая игра сродни действию наркотика, но не опасная для жизни. Галлюциногены снимают защитные ограничения в мозге, и так же действует искусство: если ты плотно с ним общаешься, то ты сможешь заглянуть «за».

Человечество проголосовало за этот перформанс. Не хочу это называть искусством — деньгами. То есть картина талантливого художника стоит 10 тысяч долларов, и они больше за нее не дадут, а эта — почти полмиллиона. Сможет ли машина сама создавать перформансы и эмоцию — это следующий вопрос. В принципе, уже сейчас можно программировать систему, которая будет вызывать триггерные реакции в человеческом подсознании. Это раскладывается математически. Но пока что заказчика на эту задачу нет.

— Вы объявили, что уже начали наделять свой искусственный интеллект интуицией...

предложил Кремниевой долине кодекс по работе с искусственным интеллектом. — Революция — дело серьезное, а сейчас идет четвертая, промышленная. Каждая революция несет свою мораль — изменение основ жизни общества. Религия как некая управленческая надстройка, которая задает основы морали, обозначает границы дозволенного. Что мы имеем? Увеличивается число людей. Вместе с этим — возникновение нового социального слоя, состоящего из думающих, но не биологических существ — роботов. Все это требует новых этических норм. Ватикан потому и начал говорить об этом вслух, что стало очевидно: столь серьезные изменения в обществе были только на заре цивилизации. Если не будет новых этических регламентов, человечество погибнет. Должны быть сдерживающие факторы — это вопрос выживания. Обычно к таким регламентам человечество приходит через катастрофы. Тут важно, сможем ли мы визуализировать эту катастрофу заранее — например, через кино. Иначе, в реальности, есть шанс ее просто не пережить. Голливуд уже готовит проекты по этой теме — буквально за прошедший месяц было несколько запросов от крупнейших режиссеров с просьбой проконсультировать их по работе нейронных систем. Американская элита, кстати сказать, в том числе разработчики искусственного интеллекта, очень переживают за этическую сторону вопроса. Проводят внутренние исследования. Чувствуют свою ответственность.

Чтобы людям выжить, а не превратиться в биомассу в изменившихся внешних условиях, надо прокачивать себя в режиме выживания

— Но пока что роль наркотиков выполняют гаджеты? — Это лишь новый инструмент. Есть новый мир, а это точка прохождения в него. Либо ты им управляешь, либо он тобой. Меняются навыки у человека — и ничего страшного. На нашей недавней совместной лекции Герман Греф сказал очень важную вещь про обучение детей: что мы должны создать такие инструменты обучения, чтобы ребенок включался в учебу так же, как он включается в компьютерную игру. И он прав. Мир меняется, надо успеть за новыми инструментами передачи информации, мотивации. Сейчас совершенно другой уровень интерактива. Ребенок может влиять на процесс, вмешиваться в игру, в кино. Большая вариативность — очень важный момент. Что действительно важно для молодого поколения — чтобы онлайновая практика была обязательно подкреплена офлайновым общением и экспериментами. Иными словами, важно, как игры увязаны с двигательными, химическими, гормональными реакциями организма. Почему важна эта связь офлайна и онлайна? Есть у меня группа специалистов, которые программируют нейронные мозги. Высокого уровня математики. Когда мы начали внедрение технологии, разработчики поехали руководить процессом внедрения этих мозгов в транспорт — в поезда, комбайны и т.д. И вот эти ребята увидели, как многотонная железная махина вдруг начинает соображать, куда ей ехать. Они почувствовали себя немножечко богами. Когда у них офлайн связался с онлайном — это стали уже совсем другого качества люди.

— Я не имею права заявлять, что процесс интуиции проходит только внутри человека. Не исключаю возможность получения информации из внешней среды. Даже самые серьезные нейрофизиологи говорят, что есть не только внутренние, но и внешние излучения. Организм принимает внешние сигналы, и мы пока не понимаем, как это происходит. Есть набор теорий, и все они выглядят немного сумасшедшими. Влияет ли на человека ноосфера, или магнитное поле Земли, или Бог — мы не знаем. Но мы уже начинаем программировать искусственную интуицию — ту часть, которую понимаем и можем измерить. Это сбор и анализ мелких факторов, их обработка, программирование и выбор оптимального решения. Наша практика на дорогах это подтверждает.

— А как обстоят дела с этической стороной вопроса? Недавно Ватикан

— Какие основные этические принципы следует закрепить в этом кодексе? — В конечном счете все сводится к законам Айзека Азимова (писателя-фантаста, сформулировавшего в своем рассказе «Хоровод» 1942 года три закона робототехники. — «Культура»): робот не может причинить вред человеку, робот должен повиноваться всем приказам

26 марта 2020

человека, которые не причиняют человеку вреда, и робот должен заботиться о своей безопасности, но не вредя человеку. Это единственное, где интересы всех людей пересекаются. Дальше — у каждого свой интерес, своя деятельность, свой заработок. Тут нужна некая отстраненная от жизни, от денег группа людей, которая возьмет на себя работу по сбору этой новой идеологии.

— Есть предчувствие, что человечество не договорится никогда. Может, остановить все эти процессы от греха подальше? — Невозможно их остановить. Историю человечества пишут не отдельные люди. Кто — не знаю. Коллективный разум или энергия, ноосфера, что-то еще. Но для меня совершенно очевидно, что вдруг в разных частях света люди, незнакомые и не связанные друг с другом, начинают заниматься одним и тем же. Атом, интернет, искусственный интеллект. То есть система неким образом регулируется. Если одна часть решит заблокироваться, другие все равно пойдут вперед, а эта уйдет в аут. Движение остановить нельзя, его можно только обезопасить и направить. И тут есть два пути: развивать супермозг или развивать помощников. Мы-то как раз за то, чтобы развивать помощников, очень умных и узкоспециализированных. Задача идеального водителя, машиниста, тракториста понятна. А задача супермозга непонятна. Зачем создавать себе правителя? В новом мире безумно важна идеология. Сейчас запрос государства не сформулирован. Страна в застое потому, что нет идей. Не сформулировано: зачем человеку жить именно здесь? Ради чего? Все более-менее сыты, одеты, а счастья нет. Единственное, что спасает, что в других местах тоже идей нет. Это глобальный кризис. Мир сейчас и наша страна переживают переходный период. Никто пока не вышел с идеей, которая бы вызвала массовый порыв, творчески изменяющий пространство вокруг. К сожалению, как показала история, человечество приходит к обновлению через голод, кровь и унижения. Очень не хотелось бы при этом присутствовать.

— Уже продают произведения, созданные искусственным интеллектом (в 2018 году на аукционе Christie’s продали картину, созданную искусственным интеллектом, за 432,5 тысячи долларов. — «Культура»). В этой истории меня впечатлило не то, что сделал искусственный интеллект, а то, как повели себя люди.

ФОТО: Ю.ИВАНКО/M24.RU

— Вы считаете, что в обозримом будущем искусственный интеллект дорастет до человеческого или даже превзойдет его. Машины смогут создавать произведения искусства, способные воздействовать на человека?

На выставке «Студия «Новая реальность». Трансформация сознания» в Московском музее современного искусства. 2016

№3

ТЕМА НОМЕРА

26 марта 2020

Игорь ШНУРЕНКО, футуролог:

«С внедрением искусственного интеллекта мы сделали шаг назад, а не вперед» Елена СЕРДЕЧНОВА Любопытные и пытливые граждане с тревогой ждут наступления эры сингулярности, когда умные машины восстанут против человека. А между тем мы уже живем в мире машин, обладающих искусственным интеллектом. Просто они еще не настолько умны или мы не настолько наблюдательны, чтобы заметить их. Дроны летают с помощью искусственного интеллекта, чатботы и онлайн-службы поддержки — результат работы интеллектуальных программ, сбор и передача данных пользователей в Сети происходят с помощью ИИ. И хотя эти вещи не похожи на чудовищ из фантастического фильма, меняют они нашу жизнь уже сейчас, и меняют очень сильно. А вот к лучшему или нет, «Культуре» рассказал эксперт по искусственному интеллекту, писатель, футуролог Игорь Шнуренко.

— Что такое искусственный интеллект сегодня? — Есть много определений, но мне больше нравится то, что дал Шейн Легг, один из основателей лаборатории Deep Mind. Его лаборатория создала нейросеть, которая победила человека в игре го, а недавно опубликовала код самой продвинутой в мире программы по созданию текстов. Он считает, что интеллект — это способность агента ставить себе цели и решать разные задачи в меняющемся окружении. Если этот агент — человек, то интеллект естественный, а если машина — то искусственный. Все просто.

— В своих статьях вы пишете, что современные технологии, использующие искусственный интеллект, ломают базовые установки, которые складывались у человечества тысячелетиями. Почему вы так думаете? — Речь идет о том, что у нас традиционно было некое понятие о приватности, о том, что человек может уединиться, будучи уверен, что его никто не тронет и никто не увидит. Но данные установки меняются, мы уже начинаем привыкать к тому, что за нами постоянно следят. Сначала с юмором говорим, что система, используя алгоритмы, подбрасывает нам рекламу на экран телефона или компьютера, система добавляет нам в друзья или предлагает людей из компаний, которые мы упоминали в разговоре. Мы видим, что даже наши мобильные устройства собирают о нас информацию и тут же ее используют. Транснациональные корпорации навязывают обществу социальные нормы, в которых отсутствуют понятия частной жизни, приватности, права человека жить и работать вне оцифрованной реальности. Последствия такой то-

тальной прозрачности еще предстоит оценить.

— А когда это началось? — Еще в начале 2000-х годов, с внедрением поисковиком Google таргетированной рекламы. Затем ту же модель использовал создатель Facebook Марк Цукерберг. Буквально через несколько лет после запуска этой соцсети он заявил, что теперь она, а не общество устанавливает социальные нормы. Но люди не обратили на это заявление внимания, продолжая выкладывать в Сеть свои фотографии и информацию о себе. Многие до сих пор уверены, что это хранится где-то в интернете, но недоступно всем. Мы исторически привыкли к тому, что просто так даже в тоталитарном государстве не следят. Когда в конце 1940-х вышел роман «1984», где Джордж Оруэлл описывал, как человек смотрит телевизор, а экран следит за ним, то это казалось невероятным. Читатели были уверены, что такого в ближайшем будущем не будет и уж точно люди к такому никогда не привыкнут. Сегодня же мониторы именно так и работают, записывая и передавая в «облако» информацию о нас.

— Вы считаете, что мы привыкли? — Да, для этого потребовалось всего одно поколение — наше. Люди практически привыкли, что слежка становится всеобщей, что нет места, где бы за тобой не следили. Мы считаем это нормальным, думая, что если мы не отключили в мобильных телефонах или соцсетях опцию, которая позволяет за нами следить, то, значит, мы сами виноваты. Но при этом забываем, что есть базовые за-

коны, например Конституция, которая выше любых инструкций по использованию мобильных телефонов или социальных сетей. Надо помнить, что соцсети — это частные предприятия. Многие из них принадлежат американским компаниям, а в законодательстве США есть четкое различие между общественным пространством и частным. В общественном пространстве человек имеет право высказываться, право на свободу слова, самовыражения, пикетов, митингов, собраний. А вот в частном пространстве он ни на что не имеет права. И крупные корпорации, которым принадлежат соцсети, исходят именно из такой логики. У нас больше нет неприкосновенности жилища — туда теперь вторгаются любые гаджеты, записывая разговоры и видео.

— Получается, что мы лишены конституционных прав и свобод? — Да. Все, что сейчас происходит со сбором данных, на грани закона или вообще незаконно. Но в мире больших международных корпораций это неважно. Самое главное, что ты на этом способен заработать. Поэтому, оценивая опасность еще большего внедрения искусственного интеллекта, мы должны иметь в виду позицию крупнейших технологических компаний. А она такова, что ни закон, ни традиции, ни базовые установки людей не являются для них ограничением.

— Ну а положительное что-то привнесли технологии? — Конечно. Информация через интернет теперь может распространяться быстрее, и доступ к ней свободнее. Но, с другой стороны, существуют блоки-

ровки, а государства и частные компании используют все возможности для цензуры контента, и, более того, они используют их для того, чтобы манипулировать мнением масс. Есть прогресс в технике, есть прогресс в возможностях вычислительных машин. Но давайте по совести спросим себя: а жаждем ли мы наступающего мира «интернета вещей» (множество приборов и датчиков, соединенных между собой и подключенных к интернету. — «Культура»)? Жаждем, чтобы в наш утюг была вмонтирована веб-камера, которая будет за нами следить все время? Сейчас разработаны стены, которые будут слушать и отслеживать сердцебиение людей и передавать эту информацию в «облако». Потом эта информация будет обрабатываться с помощью искусственного интеллекта и продаваться. Но мы не знаем, кто получит доступ к этим данным. Что эта компания сделает, зная все о состоянии нашего здоровья? Хотим ли мы такого мира?

— А у нас есть выбор? — Технократы нас даже не спрашивают, нет даже дискуссии на эту тему. Считается по определению, что да, мы движемся в этом направлении, ничего сделать нельзя. Но разве есть какая-то естественная потребность, допустим, в беспилотниках? Есть какая-то особая нужда в том, чтобы водителей заменил искусственный интеллект? Да, можно согласиться с тем, что новые системы сократят количество аварий, хотя это еще никак не подтверждено, можно с этим спорить... Хотя вполне можно представить

ТЕМА НОМЕРА

№3

26 марта 2020

— Сколько данных сейчас собирается в автоматическом режиме? — Крупные компании совсем не заинтересованы в том, чтобы общество знало об этом. Эта бизнес-модель строится так, чтобы узнать о человеке как можно больше. Для этого о пользователе собирается вся информация, какая только доступна. А доступно очень многое. Все пользуются мобильными телефонами, и любой шаг, любое действие на сотовом — поставить лайк, написать сообщение, просто включить-выключить — отслеживается. Громкость звука, какие цвета и контрастность вы предпочитаете, редактируя фотографии. Потом на базе этой поведенческой информации система искусственного интеллекта делает прогноз поведения человека. Даже по лайкам на Facebook можно понять черты характера человека и выразить их в цифрах: насколько он невротичен, доверчив, экстравертен или интровертен. Сейчас сбор информации вышел и в офлайн, в реальный мир. Есть такой прием, как картирование, то есть соотносится место, где человек находится, с его телефоном, у Google есть все карты, что там находится, какое учреждение, место, отель, магазин. Все это сопоставляется с другими данными, и получается полная картина жизни человека. И это очень выгодный продукт. Первым по этой бизнес-модели стал работать Google, потом присоединился Facebook, затем другие крупные технологические компании, а сейчас практически идет волна перестройки очень многих компаний на эту модель бизнеса.

— А что они предлагают заказчикам? — Гарантию того, что реальный человек с определенным набором характеристик — возрастом, доходом, образованием — кликнет на ваш сайт, увидит продукт, придет и с определенной вероятностью его приобретет. Профиль будущего покупателя сделан на основе автоматически собранной информации, которую проанализировал искусственный интеллект. О том, что бизнес охотно покупает такую информацию, говорит невероятная капитализация ее поставщиков: Google стоит примерно триллион долларов, Facebook — более шестисот миллиардов. Их прибыль от продажи этого поведенческого продукта, предсказания поведения людей составляет десятки миллиардов долларов в год — это все более востребовано рынком. Но ведь и на этом не останавливаются. Чем больше собирается информации,

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

себе какое-то разумное применение новых технологий. Например, система автопилота в автомобиле, корректирующая поведение водителя, но при этом человек все-таки будет оставаться за рулем и нести ответственность. С внедрением искусственного интеллекта мы сделали шаг назад, а не шаг вперед. Свобод стало меньше, а не больше. Девальвируется такая базовая установка, как ответственность. Раньше человек отвечал за свои поступки и принятые решения, а теперь за него все чаще и чаще принимает решения система с искусственным интеллектом. И у человека атрофируется способность решать что-то самому. Готовы ли мы жить в мире, где большинство решений за нас будут принимать машины? Можем ли мы сказать, что это прогресс? На мой взгляд, это регресс, путь к полутоталитарному или тоталитарному обществу, и даже слово «тоталитарный» не очень точное, потому что это что-то другое, более страшное.

тем лучше предсказывается поведение пользователя. Речь уже идет о стопроцентном прогнозе: что мы будем делать, что мы купим, куда пойдем. Уже есть и книги вполне серьезные о том, как корректировать поведение человека. Если система предсказала его определенное поведение, которое уже продано заказчику, а он «артачится», тогда начинается коррекция. Пользователя начинают побуждать делать то, что им нужно. Получается, что сейчас начинает продаваться контроль над человеком.

000 долларов. Это для компании, у которой ежегодная прибыль составляет несколько десятков миллиардов долларов.

— Получается, у нас нет законов, ограничивающих сбор данных? — Да. И, в отличие от Европы, даже не выражена точка зрения, что технологии, искусственный интеллект несут какую-то опасность. СМИ следят за каждым высказыванием главы Сбербанка Германа Грефа или других технократов, которые призывают дать технологическим крупным компаниям как можно больше свободы. В Америке и Европе все-таки есть серьезная критика, даже в «Нью-Йорк таймс» появляются очень критичные материалы и про Google, и про Facebook, особенно про то, как собираются данные. У нас просто ничего об этом не пишут.

Людей станут не только «предсказывать», а перейдут уже и к контролю, к управлению, к «сдаче в аренду» — В России данные собирают свои «родные» корпорации или транснациональные? — В первую очередь все-таки крупные международные — Google, Facebook. Не забывайте, что последнему принадлежит и WhatsApp, и Instagram. Для них люди, граждане России, это просто ресурс, информацию о котором они продают заказчикам по всему миру. И это, насколько я понимаю, практически не облагается налогом, они делают здесь что хотят. А вот власти Евросоюза стараются ограничить деятельность этих компаний. Например, приняли довольно жесткий закон о безопасности данных, который мешает этим компаниям собирать их без ведома людей. У нас нет подобного закона. Кроме этого, европейские власти выписывают этим корпорациям большие штрафы за незаконное использование поведенческой информации в своих продуктах. Например, Google был оштрафован на 4,3 миллиарда евро. У нас тоже Google штрафует Роспотребнадзор на 500 000 рублей — сейчас это меньше 10

— А почему? — Потому что именно госкорпорации, которые представляют одновременно государство и бизнес, активно занимаются внедрением и сбором информации, принимают участие в создании экономики слежки и продажи поведенческого продукта. Они, конечно же, не заинтересованы в том, чтобы об этой деятельности кто-то писал или подвергал ее критике.

— Что можно сделать в этой ситуации? — Нужно, чтобы каждый человек знал, что гаджеты собирают о нас информацию, и как можно реже ими пользовался. Нужно в этом смысле подражать руководителям Google, Facebook, которые резко ограничивают часы, когда они касаются этих приборов, в остальное время те просто выключены; их дети посещают школы, в которых запрещены гаджеты и учителя преподают, разумеется, не дистанционно, а физически находясь в классе. Очень важный момент, на который стоило бы обратить внимание: все

крупные технологические компании добиваются, чтобы люди были полностью прозрачны и за их поведением был постоянный контроль. Но при этом они держат собственные операции в глубокой тайне. Мы не знаем, что у них внутри происходит, как принимаются решения. Я уверен, нужно законодательно обязать технологические компании раскрывать свою деятельность. Общество должно знать, как они принимают решения, что лежит в основе их бизнес-модели и сколько информации они на самом деле собирают. Потому что, как правило, собирают гораздо больше, чем нужно. Например, несколько лет назад в США разгорелся скандал: оказалось, что термостат от Amazon, который должен регулировать температуру в домах, записывает разговоры своих хозяев.

— Как вы думаете, что ждет нас в будущем? — Ожидаю, что в ближайшие 5–10 лет бизнес-модель, о которой я говорил, будет активно развиваться. Людей станут не только «предсказывать», а перейдут уже и к контролю, и к управлению, и к «сдаче в аренду». Я не вижу пока что сил, которые смогут это остановить. Правда, думаю, что Европа будет в меньшей степени этому подвержена. А вот США, Британия и, к сожалению, Россия полностью подпадут под влияние этого подхода. Но лет через 15 наступит момент, когда к каждому человеку придет осознание того, что он находится под контролем 24 часа в сутки, что за ним наблюдают и подкидывают ему сюжеты поведения, следуя которым он получает в том или ином виде вознаграждение. Надеюсь, что во многих это породит протест. Сначала они будут стараться обойти систему, найти способ, как обмануть девайсы, приборы, гаджеты. Возникнет, видимо, и организованное сопротивление. Понятно, что технократические элиты будут с этим бороться, но я не верю, что у них получится, поскольку человека нельзя на сто процентов контролировать и управлять им.

№3

ТЕМА НОМЕРА

26 марта 2020

Художник Марио КЛИНГЕМАНН:

ФОТО: MARIO KLINGEMANN

«Я боюсь людей

Елена СЕРДЕЧНОВА Про алгебру, которой Сальери поверял гармонию, все помнят еще со школьной скамьи. Но кто из творческих людей мог подумать, что математика так масштабно вторгнется на территорию искусства? Сегодня искусственный интеллект (ИИ) создает пугающие изображения, и вполне вероятно, что в ближайшем будущем отнимет у художников кусок хлеба. Что же заставляет творческих людей прибегать к цифровым инструментам, почему их так тянет заглянуть в темную бездну гиперпространства, скрытую в нейронных сетях? Об этом «Культуре» рассказал немецкий художник Марио Клингеманн, один из первых начавший работать с искусственным интеллектом. Его созданная «совместно» с ИИ работа «Воспоминания прохожих I» была продана в 2019 году на аукционе Sotheby’s за 40 000 фунтов.

— Вас часто называют пионером в области создания произведений искусства с помощью ИИ. Что заставило вас использовать алгоритмы для создания картин? Ваш опыт работы в Google здесь сыграл свою роль? — Я был зачарован возможностями создания изображений с помощью компьютеров еще с подросткового возраста, когда в 1980-х годах у меня появился первый компьютер. Я думаю, выбрать этот путь меня заставили неудовлетворенное любопытство, вопрос: «Интересно, а что произойдет, если я попро-

бую это сделать?» Использование программирования в качестве инструмента дает идеальный баланс между контролем, с одной стороны, и происходящими интересными, неожиданными вещами — с другой. Использование ИИ в этом процессе было логическим продолжением моей предшествовавшей работы с алгоритмическим и генеративным искусством, и можно сказать, что я ждал 20 лет и был готов к ИИ, когда он, наконец, стал доступен и пригоден для использования в искусстве. А моя работа в Google была очень занятной, дала возможность «заглянуть за кулисы» и получить доступ к их внутренним технологиям. Это также позволило мне создать метод машинного обучения «X ступеней разделения», который находит «мостики» между любыми двумя артефактами, соединяя их через цепочку произведений искусства. Я очень горжусь этой работой, на мой взгляд, она довольно оригинальна.

— В прошлом году на Sotheby’s был продан за 40 000 фунтов ваш арт-объект «Воспоминания прохожих I» — инсталляция, генерирующая бесконечный поток портретов несуществующих людей. При этом ее нейронная сеть была обучена на работах старых мастеров. Правильно ли я понимаю, что это была попытка показать, как ИИ видит человека. — «Воспоминания прохожих I» исследует различные темы, которые меня интересуют: восприятие человеком искусства, его ожидание и удивление от самостоятельного творчества машины. Так что нет, я бы не

сказал, что речь идет о том, как искусственный интеллект видит человека. Скорее, речь шла об исследовании границ: насколько далеко мы можем отклониться от «нормального», воспринимая изображение все еще в качестве портрета. Это также исследование того, как долго искусственный интеллект в замкнутой системе может давать неожиданные результаты.

— Почему изображения получились такими пугающими? — Лица, созданные этим процессом, могут казаться пугающими именно по той причине, что мы очень чувствительны к малейшим изменениям их черт. Наши лица являются инструментами общения, которые мы научились декодировать. Как только черты выходят за пределы ожидаемых границ, они сначала входят в стадию карикатуры, где становятся чрезмерно преувеличенными. Продолжая движение по этой траектории, они переходят в гротескную или отталкивающую стадию, на которой мы не в состоянии понять их мимику, но все еще можем распознавать их как лицо, по той же причине, по которой мы узнаем лица в облаках и других неодушевленных объектах. Возможно, именно эта неспособность считать намерения этих лиц и делает их такими пугающими для некоторых людей — это естественная реакция на неизвестное, когда наш инстинкт подсказывает нам, что лучше держаться подальше.

— Как скоро появятся картины, созданные с помощью умных машин, за которые будут отданы миллионы долларов?

— Я не думаю, что это вопрос, который задают себе любые серьезные художники. Конечно, я могу говорить только за себя, но деньги — это не то, что вдохновляет или мотивирует меня. Но поскольку вы спрашиваете — я действительно считаю, что искусство, использующее алгоритмы, нейронные сети и машинное обучение, находится сейчас в таком же положении, как искусство граффити в 1980-х годах. Я почти уверен, что большинство людей тогда посмеялись бы, если бы узнали цены, за которые сегодня продают работы Кита Харинга или Жан-Мишеля Баския.

— Пожалуйста, расскажите о другой своей работе, ис-

пользующей изображения, собранные с помощью электронных микроскопов и Instagram. — Моя работа с искусственным интеллектом в качестве среды идет по траектории, типичной для «нового» медиа-искусства, такого, как импрессионизм, фотография или видео-арт. Когда появляется новая техника или инструмент, первый этап всегда связан с исследованием возможностей и обучением, нахождением ограничений. Данная фаза обычно начинается с подражания стилю или медиасубъектам, которые были до этого. В своих исследованиях первые два-три года я экспериментировал со способностями

ТЕМА НОМЕРА

№3

26 марта 2020

больше, чем машин»

ные инструменты это не позволяют сделать. Цифровые кисти и холсты не обязательно лучше привычных, но, по крайней мере, в моей художественной практике я чувствую, что они позволяют мне смотреть на вещи под разными углами. Дают новое понимание того, как мир существует во всей полноте своего разнообразия и как мы его воспринимаем. Гиперпространства, лежащие в основе большинства нейронных сетей, смогут стать для нас новой средой. Мы все еще в самом начале пути, должны научиться, как управлять этими пространствами и как художественно их осмыслять и использовать.

— Что новые инструменты дают вам как художнику? нейронных сетей, и в частности GAN (генеративно-состязательная сеть, алгоритм машинного обучения, построенный на комбинации из двух нейронных сетей, одна из которых генерирует образцы, а другая старается отличить правильные. — «Культура»), подражая живописи и фотографии. В экспериментах с электронным микроскопом я пытался уловить суть того, что заставляет нас воспринимать изображения, создаваемые растровым электронным микроскопом. После тренировки GAN на большом наборе данных у меня появилась модель, которая превращала все, что «видит», в эту эстетику. Затем я использую эту модель в различных петлях обратной связи, где машина переосмысливает свой предыдущий вывод. В этот момент могут происходить очень интересные вещи, в частности, когда текстура становится формой, которая может превратиться в «смысл», как мы его понимаем.

— Расскажите, пожалуйста, о вашем проекте «Нейронный глюк». — С помощью «Нейронного глюка» я намеренно привношу

ошибки или сбои в архитектуру нейронных сетей, которые я раньше обучал. В отличие от ошибок в обычных графических файлах, которые, кстати, также способны создавать интересную эстетику, «глюки» в GAN могут иметь более богатые и неожиданные эффекты. Ведь ошибки происходят не только на стилистическом уровне, но и на семантическом. Лицо, «нарисованное» с помощью «Нейронного глюка», может иметь глаз вместо рта или волосы вместо кожи. Получаются очень сложные и странные результаты, порой даже пугающие.

— Насколько творчество, основанное на искусственном интеллекте, вообще можно назвать искусством? — То, что мы сегодня называем искусственным интеллектом, — это набор сложных инструментов, включающих в себя и нейронные сети, и машинное обучение, и компьютерное оборудование. Они позволяют мне исследовать и преобразовывать пространства изображений, языка, музыки и почти всего остального, что может быть закодировано в некоторую форму цифровых данных. Традицион-

— Искусство не может появиться только из того, что находится внутри вас, всегда должен быть какой-то внешний аспект, который находится вне вашего контроля, допускает случайные происшествия, которые, в свою очередь, могут питать ваше воображение и продвигать вас немного дальше в вашем путешествии. В живописи это может быть текстура холста и состав красок, «поведение» кисти, которые в некоторой степени имеют собственную жизнь. В моей области это случайность и внешние данные, которые продолжают давать мне неожиданные результаты, которые я затем пытаюсь использовать и контролировать. Это становится бесконечным циклом для новых открытий.

— Является ли сам алгоритм произведением искусства? — Да, в моей работе системы, которые я создаю, включающие алгоритмы и модели, являются произведением искусства. Аппаратное обеспечение, в котором размещаются и работают эти системы или используется для отображения их результатов, является, конечно, частью искусства, но не существенным

аспектом. Например, в «Воспоминаниях прохожих I» ясно, что компьютер или экран сломаются в какой-то, надеюсь, отдаленный момент в будущем, и было бы наивно полагать иначе. И хотя моя галерея гарантирует, что у нас есть запасные части и резервные копии, все-таки наступит момент, когда определенная часть оборудования может быть недоступна или машина не будет подлежать ремонту. Но я не сомневаюсь, что к тому времени появятся технологии, которые смогут легко эмулировать все оборудование. Один из способов убедиться в возможности эмуляции — это использование технологий с открытым исходным кодом, и я не полагаюсь на какие-либо внешние данные или программные интерфейсы, которые могут быть недоступны. Так что, пока есть резервная копия исходной операционной системы и моего кода, изображение будет жить и продолжать работать так, как я планировал.

— У художников есть профессиональные секреты. Они касаются состава красок, используемых холстов и так далее. А у вас есть свои ноу-хау, которые вы хотите сохранить в секрете? — В случае с обычной картиной человек может сразу увидеть технические навыки художника, сравнить их со своими собственными способностями или неспособностью нарисовать это, и это вызывает либо уважение к художнику, либо приводит к классической реакции, что «любой пятилетний ребенок так может». В сгенерированном компьютером искусстве большинству людей трудно применить подобную измерительную систему — многие никогда не программировали сами. Многие делают вывод, что компьютеры «делают все сами» по нажатию кнопки или щелчку мыши,

и что они делают это очень быстро. И они отчасти правы — я могу создать сотни изображений за несколько минут. Однако они не видят, что мне потребовались недели, месяцы, а иногда и годы, чтобы добиться результата. Возможность трансформировать идеи с помощью кода в произведение искусства, способность обучать нейронные сети, чтобы они стали выразительными, требует многолетней практики и опыта. Для неспециалистов, которыми, вероятно, являются большинство, захватывающая картинка, созданная по слегка измененной инструкции из ролика на YouTube, может казаться куда более впечатляющей, чем «странная» концептуальная компьютерная работа, которая пытается исследовать более глубокие вопросы о машинном творческом подходе. И да, я несколько скрытен в своих методах по двум причинам. Одна из них лучше всего выражена Шерлоком Холмсом: «Вы же знаете, фокусником перестают восхищаться после того, когда он раскроет секреты своих трюков, и если я расскажу вам чересчур много о своих методах, вы, пожалуй, придете к выводу, что я, в общем-то, самая заурядная личность». В компьютерном искусстве все еще есть аспект магии, и пока мы не знаем, как была сделана работа, мы обычно больше очарованы ею. Вторая причина напрямую связана с вышеупомянутым аспектом времени. В отличие от навыков рисования, которые нужно приобретать годами, компьютерный код и алгоритмы можно копировать одним щелчком мыши, и если вы получите их, вы сможете точно повторить то, что я делал. Если вы видите мое творение как гору, для подъема на которую мне потребовались недели и на которой я, возможно, захочу

№3

ТЕМА НОМЕРА

26 марта 2020

насладиться уединением и панорамой в качестве награды, то поделиться своими алгоритмами или «секретами» будет все равно, что построить лифт, позволяющий любому туристу добраться до вершины без усилий или навыков.

— Какие знания и навыки я должна иметь, чтобы начать работать в той же экспериментальной области, что и вы? — У вас должно быть естественное любопытство и пытливое мышление. Умение программировать, или, вернее, научиться смотреть на мир глазами программиста — это, наверное, самый важный навык. В настоящее время появляется все больше инструментов, которые позволят вам работать с этой технологией даже без данного навыка, и они очень хороши, чтобы начать, но я считаю, что если вы хотите делать исключительную работу, вам придется лучше узнать ремесло.

— Какие существуют тенденции и направления в искусстве с использованием искусственного интеллекта? — Я уже упоминал, что всегда есть этапы принятия и применения новых технологий в искусстве. В искусстве ИИ мы уже достигли второго этапа — по крайней мере, давно практикующие научились умело использовать эти новые инструменты и продемонстрировали, что они могут подражать своим предшественникам. Теперь пришло время прекратить подражать и начать использовать возможности, которые являются уникальными для этой новой среды, чтобы найти то, что нельзя сделать в других медиа. Настало время развивать язык этой среды так, как, например, развивалась кинематография в кинопроизводстве. Лично я сейчас концентрируюсь на «значении», которое включает в себя большую работу с моделями генерации и анализа текста. Я надеюсь, что это путешествие поможет мне раскрыть секреты сторителлинга, которые, как я считаю, лежат в основе всего искусства, творчества и того, что делает нас людьми.

— Не расскажете об этой работе? — Это «Адекватный ответ», инсталляция, в которой искусственный интеллект, обученный мной на «знаменитых» цитатах, создает пословицы или афоризмы, претендующие на значимость, которые никогда не повторятся. Эти предложения отображаются на механическом дисплее, который работает так же, как те, что устанавливались раньше на вокзалах или в аэропортах, прежде чем были заменены цифровыми экранами. Для взаимодействия с машиной вам придется встать на колени перед дисплеем, на котором вы увидите предложение, сгенерированное ИИ только для вас.

— Стоит ли ожидать появления шедевра от ИИ? — Пока вы задаете мне этот вопрос и не можете задать его самому ИИ, ответ будет однозначно отрицательным. Умные нейросети и компьютеры — не художники. Художники — это те, кто использует искусственный интеллект в качестве инструмента. Может быть, один из них когда-нибудь создаст шедевр с помощью новых кистей и холстов — алгоритмов и умных машин. Но, как и в любой другой среде, шедевры редки, поэтому, пожалуйста, дайте нам немного времени, чтобы научиться играть на наших инструментах.

— Само понятие искусства изменится под влиянием новых технологий?

— На мой взгляд, единственная константа в искусстве состоит в том, что оно постоянно меняется и приспосабливается к обществу. Поэтому это понятие регулярно пересматривается. И, кстати, это тоже искусство — то, как оно меняется. Так что, конечно, оно изменится из-за новых технологий. Но в то же время понятие искусства трансформируется и из-за многих других сил, формирующих наше общество. Каждый участник в этой пьесе меняет его, пусть и совсем чуть-чуть. Поэтому изменения обычно не слишком заметны в конкретный момент времени. Но если вы оглянетесь назад или посмотрите вперед на 5-10 лет, вы вдруг заметите, что вся система значительно изменилась. Любопытно, что это очень похоже на то, как нейронные сети учатся и создают, например, изображения. Вы не можете точно определить один нейрон, который отвечает за результат, — это всегда сумма вкладов всех нейронов.

бот с открытым исходным кодом, который будет производить развлечения по запросу и бесплатно.

— Может ли искусственный интеллект со временем заменить художников?

— Проблема с ИИ заключается в том, что его можно использовать невидимым и тонким образом, чтобы управлять нашим поведением, особенно в социальных сетях. В основе того, что мы называем «ИИ», лежит сверхчеловеческая способность машин распознавать паттерны в данных и затем пытаться использовать эту способность для оптимизации процессов ради достижения желаемой задачи. В социальных сетях мы все генерируем бесконечное количество очень личных данных, которые могут рассказать о нас самих то, чего мы можем даже сами не осознавать. Компании, имеющие доступ к этим данным, могут использовать ИИ, чтобы управлять общественным мнением, заставлять нас делать то, что мы не стали бы делать без этих влияний. Проблема заключается в том, что при использовании этих «враждебных атак» с помощью ИИ, данный тип контроля мы не замечаем, поскольку он будет применяться настолько постепенно и тонко, что будет казаться нам совершенно естественным.

— Сейчас я, скорее, наблюдаю, чем прогнозирую, и вижу, что все больше молодых художников стремятся изучить эти новые инструменты и использовать их

— К чему может привести такая полная атомизация общества? — Этого невозможно предсказать, поскольку мы раньше не были в такой ситуации. Как только это произойдет, то, безусловно, художникам будет еще труднее, чем сейчас, зарабатывать на жизнь, если только вы не одна из немногих суперзвезд, так как зачем покупать красивую картину у художника, если вы сможете создать картину по своему вкусу одним нажатием кнопки? Конечно, всегда найдутся люди, которые предпочтут искусство «ручной работы» или сделанное человеком, но я считаю, что рынок для этого будет значительно меньше, чем сейчас.

— Вы как-то сказали, что ИИ наносит больший социальный ущерб по сравнению с другими типами цифровых технологий. Что вы имели в виду?

Проблема с ИИ заключается в том, что его можно использовать незаметным и тонким образом, чтобы управлять нашим поведением в своей практике. Вижу, как хорошо зарекомендовавшие себя художники прыгают на подножку уходящего поезда и начинают использовать алгоритмы и машинное обучение, потому что это кажется им интересным и модным. И вижу людей, которые, возможно, даже не имеют высоких художественных амбиций, но используют инструменты ИИ очень художественно. На данный момент умные машины не заменяют никого в сфере искусства, скорее, позволяют многим людям участвовать в творческом процессе. И в будущем никто из тех, кто захочет создавать традиционные произведения искусства, не перестанет это делать по той причине, что какие-то алгоритмы и программы лучше «рисуют», чем они. Заметьте, при том я не говорю, что художники смогут зарабатывать на жизнь, создавая картины. Во всех творческих областях, которые делают ставку на продажу своих работ: развлечения, музыка, кино, литература, — искусственный интеллект в какой-то момент подставит подножку авторам. Он сможет оптимизировать креативный продукт для любого конкретного рынка или целевой группы, а при необходимости даже для одного человека. Конкурировать с таким предложением сложно. И возникает еще другой вопрос — останутся ли крупные медиа-компании, которые будут контролировать эти продукты искусственного интеллекта, или у каждого дома будет свой собственный

— Искусственный интеллект часто вызывает апокалиптические страхи. Вы разделяете их? Что вы думаете о технологической сингулярности, когда машины станут умнее людей, а мы перестанем их контролировать? — Я боюсь людей больше, чем машин. Не верю в сценарий «Терминатора» и был бы очень рад, если бы машины стали умнее людей, поскольку опыт человечества в том, как сделать мир лучше, очень неоднозначен. Я надеюсь, что как только машины станут более разумными, то же самое произойдет и с нами.

— Станут ли эти умные машины новой формой жизни? — Говорить о жизни — значит также говорить о смерти, и это единственное, что отличает машины от людей: алгоритмы или ИИ не умирают. Да, вы можете вытащить вилку питания, но это не то же самое, что умереть, так как после восстановления питания машина просто продолжит работу с того места, где она была остановлена. Так что нет, я не думаю, что это будет новая форма жизни, но это будет новая форма разума и другой тип сущности, с которой нам придется научиться жить.

—- Любая масштабная природная или техногенная катастрофа лишит человечество всех технических достижений, в частности, и искусственного интеллекта. Задумываются ли над этим художники, использующие его в своих работах? — Вы имеете в виду, что мы стоим перед угрозой краха инфраструктуры и цивилизации? Я бы с этим согласился. Можно сказать, что мы несемся наперегонки со временем, пытаясь его обогнать. Но те же самые технологические достижения, которые позволяют нам жить в достатке и изучать загадочные технологии искусственного интеллекта, способствуют разрушению окружающей среды и трансформируют наш образ жизни. Возьмем, к примеру, интернет — с одной стороны он позволяет обмениваться знаниями и информацией с беспрецедентной скоростью. В то же время он меняет наше социальное поведение и убивает маленькие магазинчики по соседству. Как мы видим теперь, некоторые вещи, которые мы принимали как должное, скажем, тот факт, что можно купить рулон туалетной бумаги в супермаркете, оказываются не такими надежными, как мы думали раньше. Очень возможно, что мы жили в золотые времена, не осознавая этого по-настоящему, и теперь эти времена заканчиваются.

— Самая обсуждаемая тема сегодня — коронавирус. Будет ли она отражена в вашем творчестве? И что вы думаете обо всей этой ситуации? — Я наблюдал за распространением коронавируса с начала января, когда впервые услышал о нем от своих коллег в Азии. Смотрел я на COVID-19 через очки программиста, поэтому был совершенно уверен, что новый вирус, скорее всего, станет серьезной проблемой во всем мире. Моя практика как художника связана с исследованием систем. Поэтому мне очень интересно, как эта пандемия повлияет на систему, которой является наше общество. Я не думаю, что создам художественное произведение, посвященное вирусу, но тем не менее я начал документировать некоторые эффекты, которые пандемия оказывает на наше поведение. Например, я опубликовал коллекцию твитов пустых полок супермаркетов, когда по Германии прокатилась первая волна покупок про запас, и сделал несколько компьютерных моделей, визуальных симуляций, созданных искусственным интеллектом, которые показывали распространение вируса с социальным дистанцированием и без него. Я хотел показать людям, что ограничительные меры — не проявление истерии, а абсолютно необходимая история. И хотя COVID-19, скорее всего, не вдохновит меня на создание произведения, он уже повлиял на мое творчество. Выставки и переговоры отменяются или откладываются, а после краха фондового рынка вряд ли коллекционеры бросятся покупать произведения искусства. Но в то же время мой стиль работы практически не изменился — я всегда работаю один в студии. Поэтому когда я сижу за компьютером, ничего не меняется, кроме моего твиттера, звучащего как заезженная пластинка, играющая «La Macаrеna» без остановки. Определенно, мы живем в «интересные времена» в смысле известного всем грозного пожелания в Древнем Китае. Но мы ничего не можем с этим поделать, мы должны жить в них прямо сейчас.

ТЕМА НОМЕРА

№3

26 марта 2020

Игорь НИКИТИН, основатель «Корпорации роботов»:

«Мы теряем индивидуальность и перестаем быть людьми» Татьяна ФИЛИППОВА

нуться парой слов с кассиршей в моем магазине.

Вместо того чтобы «очеловечивать» машины, человек, похоже, постепенно сам подстраивается под искусственный интеллект.

— Да, вы перестанете видеть людей на кассах, ну и что? Мы живем в огромных многоквартирных домах, встречаем в лифте соседей. Я вас уверяю, вы встречаете в день в десятки раз больше людей, чем наши бабушки и дедушки. Раньше людей использовали как лошадей, как ослов, они выполняли рутинную работу. Даже сейчас в некоторых странах — я вот был в Непале — люди работают носильщиками. Ну конечно, их должны заменить роботы, машины, автоматические дроны, чтобы дать им возможность работать головой. Мир меняется, мы не будем видеть людей на рутинной работе, только на интеллектуальной, организационной и эмоциональной. А все остальное будут делать роботы.

— Искусственный интеллект — это термин, который придумали специалисты, чтобы описывать некие автономные программы и сравнивать их с интеллектом человека. По большому счету любой автопилот автомобиля или самолета, любая автономная система, даже такая, как Siri или Алиса, — это искусственный интеллект. Если обратиться к философскому аспекту, можно сказать, что человек издревле хотел уподобиться Богу, и вот это стремление быть творцом прослеживается и в работе над созданием искусственного интеллекта. Современные инженеры, как когда-то художники, стараются уподобить себя творцу и создать личность, которая будет подобна человеку. Отсюда вот эти все роботы, которые похожи на людей. Я открою вам тайну: они не нужны человечеству, роботы с двумя ногами, двумя руками и головой. Не нужны. Посмотрите, как выглядят современные заводы: моноруки, которые создают что-то. Вот это роботы, которые выполняют определенную промышленную задачу. Роботы не должны быть похожи на человека.

— Я не могу с вами согласиться, потому что роботсиделка, например, будет лучше восприниматься, если ему придать человеческие черты. — Не соглашайтесь, конечно, но я прав. Я разговаривал с лучшим робототехником Южной Кореи, который сказал следующее: «Если мне будет нужен робот-сиделка, вы думаете, что я сделаю робота с ногами, который будет подходить к кровати, поднимать человека и нести его в ванную комнату? Это бред. Такое решение обойдется в два миллиона долларов. Все, что я бы сделал и что уже сейчас делается, это автономные корейские квартиры, в которых есть рельсы на потолке, специальный кран. Придет человек, отнесет пациента в ванну, помоет и уйдет».

ФОТО: «КОРПОРАЦИЯ РОБОТОВ»

— Что же такое искусственный интеллект? Мы часто сегодня слышим это словосочетание, но, честно говоря, представления туманные...

— Возвращаясь к искусственному интеллекту, к вопросу «творения»: видите ли вы какие-то возможные этические проблемы в паре люди — роботы? — Этические проблемы есть у людей. О том, может ли искусственный интеллект переживать такие проблемы, в данный момент никому не известно. У нас на «Робостанции» есть робот-актер, который имитирует эмоции: страх, обиду, смущение. Вопрос: он имитирует или испытывает? Проверить, действительно ли искусственный интеллект испытывает угрызения совести, очень сложно. Но у человека есть этические нормы, которым он стремится следовать. Я, например, считаю, что робот — это высокоразвитая материя, поэтому мы должны заботиться о роботах, которые отработали свое, как-то красиво их утилизировать, не превращать их в груду металла. Ведь роботы, которые проработали 30–40 лет на благо человечества, это наши рабы, мы их используем, чтобы лучше жить. Многим кажется, что век роботов еще не наступил. Я вас уверяю, он наступил 30–40 лет назад. Иначе мы бы сейчас не летали, не ездили на машинах. Роботы работают на заводах. Поэтому, я считаю, надо дать роботам права и выразить уважение к их труду, благодаря которому мы можем заниматься любимым делом, а не выращиванием пшеницы.

— Я имела в виду проблемы другого рода. Когда производственные процессы будут полностью автоматизи-

— Когда же произойдет эта революция? «КОРПОРАЦИЯ РОБОТОВ» основана в 2013 году в Москве и занимается выставочной и образовательной деятельностью с участием роботов. Самые известные проекты компании — выставки «Бал роботов» и «Робостанция», «Международный робофорум», новогоднее шоу «РобоЁлка», «Робоагентство». Компания сотрудничает с разработчиками Японии и Южной Кореи, роботов либо берет в аренду, либо покупает.

рованы, тысячи людей останутся без работы. — Этого никогда не произойдет, к сожалению или к счастью. Технологии заменяют людей постоянно на протяжении десятков лет. Я могу сказать вам, как один из авторов проекта «Школа профессий будущего», что 97 процентов людей тысячу лет назад занимались выращиванием еды. На сегодняшний день все ровно наоборот. Три процента людей в развитых странах выращивают еду, и 97 процентов занимаются чем угодно, но только не этим. Для них же нашлась работа? То же самое будет происходить, когда роботы заменят водителей машин, автобусов. Люди переквалифицируются. Раньше в каждом лифте стоял человек, который нажимал на кнопку. Вы же не хотите, чтобы ваш ребенок занимался такой работой?

— Мир, в котором вокруг одни роботы, кажется не очень уютным. Я вот очень ценю возможность переки-

— Очень скоро и никогда. Вы посмотрите, что происходит с п ттелевидением. Все говорили: люди перейдут на компьютеры. л Потом стали говорить: люди будут смотреть все на смартфонах. Что происходит по факту? н Мы смотрим все одновременно. М Человек приходит домой, вклюЧ чает телевизор, открывает комч пьютер, что-то в нем делает и п держит в руке телефон. Робот д не заменит человека в искусн стве. Они будут выступать одновременно. Точно так же как н телевизор, компьютер и телефон живут в одной реальности, человек смотрит на три экрана. Так же может произойти и с искусством: люди будут творить вместе с роботами. Люди будут им помогать, вести за собой, будут использовать искусственный интеллект как некую новую кисть и создавать вместе с ним новые произведения. Искусство роботов никогда не будет востребовано среди людей по одной причине. Эмоция не поддается математике. Что мы говорим, когда смотрим на произведение искусства? «Боже мой, какие оно рождает во мне эмоции! Я погружаюсь в свои ощущения, воспоминания». Мы не говорим про математическую выверенность изображения. Даже самая умная нейросеть — это мощный математический алгоритм, а искусство — это эмоция. Вот когда появятся квантовые компьютеры, которые управляются нематематическими законами, возможно, они смогут создать что-то такое, что нас будет трогать эмоционально.

— Возможен ли бунт машин, о котором нас постоянно предупреждают? — Что такое восстание? Должен быть предводитель, личность, которая борется за права восставших. Восстание — это свержение поработителей. Когда мы говорим про восстание роботов, я думаю, что оно может произойти, потому что мы пока не осознали, что роботам нужно уделять больше времени. А если говорить про восстание машин с целью уничтожить человечество — я вас уверяю, до того как машины додумаются это сделать, миллион раз такая возможность будет у неблагонадежных президентов, у компьютерных вирусов, у хакеров, которые могут перехватить управление армией роботов. А робот — это же высшее создание, он не подвержен страстям, в отличие от человека. Вы можете себе представить, чтобы ваш навигатор, например, после того как вашу машину кто-то подрезал, пришел в раздражение и начал в ответ обгонять, подрезать?

— Разумеется, навигатор не способен вести себя так, как раздраженный водитель. Но я знаю, что, когда я нервничаю, компьютер начинает сбоить. То есть он реагирует на мое раздражение. — Есть теория, что когда компьютер дает сбой, это и есть проявление интеллекта, который зарождается внутри машины. Вы просто представьте, как еще компьютерный интеллект, который себя осознал, может сказать: «Слушай, я не тупая программа, я не веду себя так, как запланировали программисты». Он может сказать это только через сбой... Мне кажется, что реальная опасность в другом. Мы не просто переходим на использование компьютерных систем, мы переходим на мировосприятие, на мироощущение и на формирование наших жизненных принципов компьютерной системой. Мы уже ведем себя как части такой системы. Вопрос не в том, когда роботы поумнеют, а в том, когда человечество опустится до роботов. Мы превращаемся в роботов. Наша жизнь запрограммирована на годы вперед. Я сейчас общаюсь с сорока роботами на нашей «Робостанции» на ВДНХ, каждый день их программирую, и точно могу вам сказать, что мы становимся роботами. Мы теряем индивидуальность, перестаем быть людьми. И в этом главная проблема.

№3

ГОСТИНАЯ

26 марта 2020

ФОТО: PHOTOXPRESS

В мартовской «Гостиной» «Культура» приглашает встретиться с выдающимися представителями тех профессий, которые, как мы верим, никогда не сможет заменить самый совершенный искусственный интеллект: Педагогом, Актрисой и Поэтом-песенником

Борис ЛЮБИМОВ:

«Я воспитывал всех: студентов, родственников и собак» Разговор о театре, детстве министра культуры и конце XXI столетия Алексей ФИЛИППОВ Борис Николаевич Любимов — ректор знаменитой «Щепки» и заведующий кафедрой истории русского театра Российской академии театрального искусства. Когда-то он заведовал здесь кафедрой критики — в те годы у него учился автор интервью.

— Да, в этих словах по-прежнему есть большой резон. В 2004-м слово «лайки» имело отношение только к собакам. А сейчас в социальных сетях каждый сам себе критик, и иногда довольно любопытный, живой и непосредственный. Более того, профессиональные театральные критики в высказываниях в соцсетях, как правило, сводят свое мнение до короткой матерной репризы — потому в этом жанре есть много людей, способных дать профессионалам сто очков вперед. Выготский говорил: «Критика — это организация последствий искусства». Вот люди их и организуют: «Не ходите на эту пакость!.. Как круто, сходите!» То, что всегда составляло особенность российской театральной критики — аналитика и введение события в театральный контекст, ушло. Разобрать спектакль, показать, как он сделан, откуда произошел, как будет смотреться в перспективе будущего, любитель не сможет. Для этого нужно то, чему учат на театроведческом факультете. Но и профессионалы сегодня этим тоже практически себя не обременяют. Когда я начинал, для меня было абсолютной необходимостью посмотреть все спектакли десятка ведущих московских театров, по одному спектаклю в сезон у плохих театров и один дипломный спектакль каждого дипломного курса. А если пишешь — посмотреть этот спектакль два-три раза. Можно написать заметку после премьеры, но позже надо прийти

ФОТО: АЛЕКСАНДР УТКИН/РИА НОВОСТИ

— Много лет назад, году, наверное, в 2004-м, когда я случайно встретил вас в театре, вы сказали: «Актеры больше не читают, что о них пишут критики, — им сняться бы в сериале. У них только будущий гонорар в глазах». Добавлю от себя: театральную критику больше не читает и публика. Поэтому их и не публикуют — большого количества просмотров и лайков здесь не соберешь.

на тридцатый, сороковой спектакль — еще «старики» МХАТа говорили, что жизнь спектакля начинается после пятнадцатого представления. Ты пришел, обложил спектакль, а ведь потом он живет еще 15–20 лет. Вот это кажется мне существенной разницей между тем, что было, и что есть сейчас. Тревожит откровенное обслуживание тех или иных режиссеров — иногда бескорыстное. Все остальное для критика не существует, он этого и не смотрит. Театральная критика, как правило, женская, и тут мы имеем дело с влюбленностью — часто платонической — в своего кумира, у которого никогда не бывает плохих спектаклей. А ведь самое интересное — посмотреть, как кумир развивается за пределами пяти-шести хороших спектаклей. Критики обслуживают режиссеров, а фамилий актеров, которые у них играют, часто и не помнят. Зритель же по-прежнему идет на актеров и на пьесы — на Шекспира, Гоголя, Тургенева, Чехова.

Его интересует не то, что режиссер привнес в текст, а действо, в котором, кроме режиссера, есть актеры, художник, композитор. Критики же это отбрасывают и пишут друг для друга. Студентов мы учим совсем другому, но то, как существуют в профессии их старшие коллеги, часто надо описывать в медицинских терминах. А пример, как известно, заразителен.

— В былые времена театральные люди формировались еще и в профессиональной среде. Обсуждения во Всероссийском театральном обществе, мнение старших коллег, профессиональная репутация, профессиональный позор... И все это было производным от того, что театр занимал гораздо большее место, чем сейчас. Мы жили в сохранившейся проекции XIX века — театр был чем-то вроде трибуны, актер был больше, чем актер. Нам было интересно, какого мнения о происходящем в стране Михаил Александрович Ульянов. Не из-за его

титулов и званий, а потому, что мы относились к нему как к духовной величине. Сейчас в театр ходят, но он стал развлечением, а не духовной практикой. Повлияло ли это на то, какими вырастают в профессии актеры и театроведы? — Такие тенденции существовали и в XIX веке. Белинский ратовал за духовный, общественно-политический театр, но на одного Гоголя приходились десятки драмоделов. Да и в мое время самыми репертуарными драматургами были Рацер и Константинов. Все происходило не быстро: в пятидесятые был один «Современник», потом прибавились «Таганка», «Ленком» при Эфросе, «Ленком» при Захарове, лучшие спектакли Художественного и Малого театров. И это было очень важно для становления театральных людей. А сейчас помогает то, что некоторые из моих коллег существуют так, как будто жизнь совсем не изменилась. Критики Инна Соловьева, Алексей Бартошевич, Видас Си-

ГОСТИНАЯ

№3

— Вы ректор Щепкинского училища при Малом театре. Театр весьма традиционен, его училище, я полагаю, тоже — хотя бы потому, что в нем преподают актеры Малого. Жизнь стала другой, меняются и актерские техники. Должно ли меняться училище Малого театра? — Традиционность Малого театра действительно существует. Хотя бы потому, что в 2024-м его зданию будет 200 лет. Но всего несколько рукопожатий — и ты уже во времени основания Малого театра. Я ректор Щепкинского училища. Дочь великой русской актрисы Марии Николаевны Ермоловой — крестная мать моего отца. Отец подростком бывал у Ермоловой. Он видел Ермолову, а Ермолова — Щепкина. Вот вам история Малого театра последних 200 лет через четыре рукопожатия — я, отец, Ермолова, Щепкин. Но я бы эту приверженность традиции не преувеличивал. Спроси, какой вуз оканчивал Олег Даль, и все скажут — Щукинское. А ведь он щепкинец. А Олег Меньшиков?..

— Я бы сказал, ГИТИС. — А он все-таки щепкинец. Значение таких вузов, как Щепкинское училище, в том, чтобы дать студенту базу, которая позволит быть профессионально оснащенным при встрече с любым режиссером в театре и кино. Мы готовим универсалов: если ты занимаешься только одним направлением, то в его рамках, по определению, получается нечто ограниченное. Вспомните, что мы видели за последние десять лет, что бывает с теми, кто профессионально развивается в каком-то одном русле. Когда они выходят за его пределы, получается пшик. Человек попадает в другой театр — и он там никто. А давайте возьмем тех, кто окончил Щепкинское училище. Пусть до моего прихода — чтобы не получилось, что гречневая каша сама себя хвалит. Вот Елена Лядова и Тимофей Трибунцев работают у Звягинцева. Получается, школа Малого театра не помешала Лядовой работать со Звягинцевым. А может, наоборот, помогла? Может быть, благодаря ей она приобрела что-то, позволяющее ей сниматься у далеко не традиционного режиссера? Таких примеров десятки. Дисциплины в Щепкинском училище те же, что и в других театральных вузах. Важно то, как они преподаются. К нам пришло много молодых педагогов, молодых актеров. По движенческим дисциплинам мы совсем неплохо выглядим на фестивалях. Наши ребята выступают на вокальных конкурсах в театральных вузах. Неудачи в образовании случаются всегда. Бывают неудачные курсы, неудачные дипломные спектакли, этюды, отрывки. Все это обсуждается внутри института. Но у меня нет ощущения, что мы живем исключительно в театре традиции. Что у нас в училище какая-то особая жизнь, а в других театральных учебных заведениях происходит нечто волшебное.

— Как влияет на театральную педагогику то, что нынешняя молодежь не вылезает из соцсетей? — Сегодняшние студенты очень технологичны. Они лет с семи, может, даже с пяти умеют делать то, что многие люди старшего поколения так и не освоили.

ФОТО: WWW.SHEPKINSKOE.RU

люнас по-прежнему издают замечательные книги. Мне кажется, очень важно не бежать за комсомолом, «задрав штаны», а сохранять свой стержень. За такими людьми и настоящее, и будущее, их пример важен.

1 сентября в Театральном училище им. М.С. Щепкина. 2016 как окончил курс лекций. Мы все недооцениваем одну вещь. Сейчас 2020 год. Люди, поступающие в Училище имени Щепкина, да и театроведы-бакалавры тоже, окончат актерский факультет в 2024м. Мы считаем, что работаем на 20-е годы и, как правило, дальше не смотрим. А на самом деле актеры дебютируют в 20-е, а в 30–40-е некоторые из них будут играть главные роли. В 50–60-е они перейдут на возрастные роли, от Чацких к Фамусовым, а в 70–80-е будут писать мемуары. Продолжительность жизни растет, и, если какая-нибудь случайность не взорвет наш замечательный шарик, некоторые из них (а сейчас будет поступать 2002 год рождения), вполне возможно, доживут до 2102-го. Словом, мы сейчас работаем на 30– 40-е, даже на 50–60-е, вторую половину XXI века. Какая она будет? Никто не знает. И когда мне говорят: «Это сейчас не современно!», я думаю — «Окей, это несовременно сейчас, но может пригодиться в 2031-м». Поколение, рожденное в конце XIX — начале XX века, дало блестящую плеяду актеров. Если говорить о Москве, это Хмелев, Добронравов, Грибов, Яншин, Ливанов, Кторов, Тарасова, Еланская, Степанова — в Художественном театре. Ильинский, Царев, Жаров, Бабочкин в Малом. В Питере — Толубеев, Черкасов, Симонов... Это люди, рожденные между 1896-м и 1906-м. Если в поколении, рожденном между 1996-м и 2006-м, такого же таланта будут актеры, то они так махнут во второй половине XXI века! Вот о чем мечтается. А уж как дальше сложится, от многих обстоятельств зависит.

Критики обслуживают режиссеров, а фамилий актеров, которые у них играют, часто и не помнят Для них это абсолютно нормально и естественно. Они в большой мере воспитаны социальными связями и иногда зациклены на этом, сверх всякой меры погружены в социальные сети. Человек сидит, слушает твою лекцию, а ты не понимаешь, записывает ли он за тобой, переписывается со своей подругой или же играет в карты.

— Читают они мало? — Не слишком много. Сейчас не 60–70-е годы, когда чтение играло особую роль, и это доходило и до актеров. Встретить актера «Современника», сидящего в вагоне метро с журналом «Новый мир», было нормально. Сейчас такое увидишь разве что случайно. Но когда сегодняшних студентов основательно ведет хороший педагог, это семя прорастает. Надо понимать, как читать лекцию в условиях 2020 года, поэтому в Школе-студии так любят Бартошевича, а в ГИТИСе Силюнаса. Они спектакли не ставят, не учат играть на сцене, а рассказывают про историю театра, и студентов это захватывает. С другой стороны, не стоит недооценивать тех, кто сидит в сегодняшней студенческой аудитории. Я бываю на философских студенческих конференциях. Сотни студентов в них не участвуют, но десяток докладов всегда на достаточно приличном уровне. Эти молодые люди понимают, о чем здесь идет речь, на своем, актерском уровне. То же самое относится и к литературе, живописи, театру. Это, конечно, свойственно не всем из них. Но когда было всем? Никогда. Это надо твердо понимать. Главное, чтобы они ниже какого-то приемлемого уровня не падали. И не быть ни слишком жестким, ни слишком мягким; не сажать себе на шею, боясь потерять популярность. Мне приходилось читать лекции в Академии Никиты Михалкова. Там учатся люди с высшим образованием, но возраст-то все равно тот же — ну, не 18 лет, а 22–25. Кто-то старательно делает вид, что ему нужен «объясняющий господин», как Горький называл людей нашей профессии. А есть и такие, с которыми ты сохраняешь отношения и после того,

— Вы не только поколения театральных критиков воспитали и многих актеров, но и министра культуры. Если бы в песне с припевом «баю-баю-баюбай, Оля, Оля, засыпай!», которую мой однокурсник Александр Соколянский посвятил ее рождению, говорилось, что Оля станет министром, мы, ваши студенты, отнеслись бы к этому как к отличной шутке. В вашей семье при империи были губернаторы, вы заведуете кафедрой, руководили Бахрушинским музеем, вы ректор, но при СССР вы отдавали кесарю кесарево и держались от него на расстоянии. — Я около года проработал советником министра культуры РФ, это было в постгорбачевское время. Перед самым концом советской власти мне предлагали более чем значительные должности в российском Министерстве куль-

26 марта 2020

туры. Задним числом могу об этом сказать, это уже не навредит ни мне, ни кому бы то ни было. Естественно, я дочь не воспитывал, чтобы она заняла хоть какую-то должность, об этом речь не шла никогда. А если говорить о ее нынешней работе, то это для меня абсолютная неожиданность. Впрочем, последние два года она уже работала в министерстве на достаточно высоком и тяжелом посту, поэтому теоретически это можно было представить. Если молодой человек приходит на такую должность, он может или на ступеньку вверх подняться, или шагнуть вбок — и так далее. Если вы помните наше педагогическое общение на театроведческом факультете, я вообще никого не воспитывал. Первые 6 лет я помогал руководившему творческим семинаром Павлу Александровичу Маркову, легендарному театральному критику. Это у меня на всю жизнь отбило желание и возможность назвать кого-то своим учеником. Как я это выговорю, если рядом сидел Марков! В апреле будет 40 лет, как он скончался и я стал самостоятельно вести семинары. Но все равно для меня они были песочницей, где мы возимся, обсуждая очень важные проблемы: кого-то потянуло от гуманитарных наук посмотреть на театр, кого-то — от философии, кого-то — от живой реальной жизни. Для меня важны разнообразные пути, по которым можно проводить стрелки от театра к другим сферам жизни. Примерно так же было и с Олей. Когда она была маленькой, я водил ее на выставки в Третьяковскую галерею, во все, какие только есть в Москве, театры. В ее школьные годы ездил с ней на фестивали — мне было важно, чтобы она увидела провинциальный, периферийный театр и малые русские города. Я очень много ей читал — у нас час-два в день на это выходило. Метод был такой — от каждого большого писателя по книге. Из Достоевского я прочитал «Преступление и наказание». Понравилось? Дальше читай сама. «Идиот» и «Бесы» твои. Я ей «Войну и мир» прочитал. «Белую гвардию». А «Мастера и Маргариту» — уже сама. «В круге первом» Солженицына. Это не маленькие книги. И так примерно до институтских лет. Для меня очень показательна одна сюжетная линия. Я, лет двадцать тому назад, как-то беру с полки томик Солженицына, из «Красного колеса». И вдруг смотрю, детским почерком какие-то пометки в главе о Столыпине. Как герой известной сказки — зарычал: «Кто спал в моей кроватке?!» Отец в большом был бы гневе, если бы я на его книге что-то написал. А потом я догадался. В старших классах у нее историю преподавал замечательный педагог. Сейчас она, слава Богу, преподает моей внучке, дочке Ольги Борисовны. Она предложила ряд тем, Оля выбрала Столыпина. Думаю, она спросила у меня, и я ответил: возьми, у Солженицына о нем целая глава. Было это в году 96–97-м. Проходит десятилетие, и Никита Михалков заказывает ей сценарий своего документального фильма о Столыпине. Проходит еще пять лет, и Борис Морозов заказывает ей пьесу по эпопее Солженицына «Красное колесо». Кто здесь герои? Столыпин, Солженицын, учительница, она сама, Михалков и Морозов. А я библиотекарь, я просто вовремя купил собрание сочинений Солженицына. Вот так примерно я воспитываю студентов, родственников... А еще собак.

№3

ГОСТИНАЯ

26 марта 2020

Алина ПОКРОВСКАЯ:

«Роман с кино у меня не сложился» Только мама восклицала: «нет-нет» — испугалась, что сорву концерт. Мне сказали, чтобы я не смотрела в первый ряд. Я и сама сообразила, что рассматривать зрителей не стоит. Музыканты и Исаак Осипович за дирижерским пультом еле сдерживали хохот. Актеров связывала веселая дружба, все вместе отдыхали в Хосте. Сохранилась фотография: Дунаевский лежит на камушках, а мы с подружкой показываем ему медуз. В ансамбле мама познакомилась с дирижером Валентином Александровым, моим любимым отчимом. В его 16-метровой комнате, куда мы вскоре переехали, помимо нас, «жили» книги — я до сих пор берегу их. Ему, интеллигенту с двумя высшими образованиями, приходилось воспитывать не только меня, но и маму. Он водил нас в музеи и театры, открывал нам мир литературы.

Елена ФЕДОРЕНКО Народная артистка России отмечает юбилей — 80 лет. Она поступила в Театр Советской Армии в 1962-м. Менялись времена, название театра, художественные руководители, режиссеры, но Покровская так и оставалась гордостью труппы. Десятки сыгранных ролей в спектаклях разных жанров и ни одной — проходной. Она всегда живет достойно, и никакие судороги перемен вокруг не сокрушают ее внутреннего мира. Театр для нее был и остается важнее кино, хотя именно фильм «Офицеры» — романтическая мелодрама, любимая зрителями нескольких поколений, — сделал актрису кумиром. С тех пор все интервью начинаются с вопроса об этой культовой картине. «Культура» решила нарушить сложившуюся традицию и вспомнить о донецком детстве и маме — известной певице Александре Коваленко.

— Но, как говорится, манила сцена? — О ней я мечтала тайно. Театральный опыт ограничивался наблюдениями за репетициями оркестра Леонида Утесова, где с 1956 года работала мама. Тогда Леонида Осиповича осуждали за «семейственность», и его выступления с дочерью Эдит не приветствовались. Он провел конкурс и выбрал нескольких певиц, в том числе маму. В саду «Эрмитаж», где репетировал утесовский коллектив, я и пропадала после уроков.

«Не бойтесь, это же моя мама...»

Армейские будни ФОТО: PHOTOXPRESS

— Родилась я в 1940-м, в Донецке, тогда он назывался Сталино. Папа с мамой учились в одном классе, вместе — на уроках, на улице, в играх. После школы быстро поженились и так же быстро расстались, но я успела появиться на свет. Мама прекрасно пела — есть такие сочные южные голоса — и училась в театрестудии, играла в спектаклях. Война смешала планы. Когда город начали бомбить, мама решила вывезти меня. Догоняли эвакуированный театр последним грузовиком. Бабушка, которая вместе с внуками и женщинами нашей большой семьи осталась в Сталино (все мужчины уже ушли на фронт), попросила маму взять с собой младшую, одиннадцатую, дочку — мамину сестру Лину. Перезимовали в Астрахани, в старом купеческом театре. Когда бои подступали к Волге, рванули в Чимкент. Там формировались фронтовые бригады, в одну из них вошла мама. Нас с Линой отправили во Фрунзе. Меня определили в детский садик, Лина училась в медицинском институте. Окончила его через три с половиной года, экстерном, и сразу уехала на фронт, а меня отправили обратно в Чимкент к маме. Я долго не могла к ней привыкнуть и называла тетей. В Донецк вернулись только в конце войны. Из той жизни память сохранила лишь отдельные эпизоды. Мама — на сцене: то цыганка в «Сорочинской ярмарке», то беспризорник в «Кремлевских курантах» — маленькая, хрупкая, травести. В спектакле «Вий» она играла Панночку, и наивный донецкий зритель вжимался в кресло, когда она летала в гробу над сценой. Я успокаивала публику: «Не бойтесь, это же моя мама»... Не забыть босоногой ребячьей компании, бегущей по теплой пыли к церкви в дни... похорон — нам давали кутью, и вечный голод немножко отступал. Мама уезжала на концерты, я оставалась с бабушкой. Нянькаться с многочисленными внуками ей было некогда, и каждый из

нас получал задание. Я следила за козленком, выводила его на железнодорожную насыпь — только там и росла трава. Путь домой пролегал мимо торговок семечками, и больно ранили их слова мне вослед: «Смотри, какая оборванка Шуркина дочь». Но маму удалось «реабилитировать», когда Линочка из Германии прислала посылку. Мне впервые достались новенькие, а не перешитые вещи. Напялила на себя платьице, фартучек, какую-то мелочевку и пошла к торговкам. Произвела впечатление: «Надо же, какая артисткина дочка». Вот и все мои ранние воспоминания. Еще до распада Союза по приглашению одного журнала ездила в Донецк как уроженка города. Встретили замечательно, но уже нет маминого театра, а на месте нашего дома — бензоколонка. Болит сердце за судьбу многострадальной земли. Как-то на концерте встретились с Иосифом Кобзоном, который часто навещал Донецк, и попросилась: «Возьмите меня с собой, буду объявлять вам программу». Не случилось...

Джаз, Дунаевский, Утесов и мечта — Свой дебют помните? — Ему предшествовали уроки маминых коллег. Маму, солистку Александру Коваленко, уже знали, одно время она пела в «Джазе Юзефа Скоморовского» и иногда брала меня в поездки. Музыканты — народ веселый, и, развлекаясь, они раз-

учивали со мной, единственным ребенком в их компании, взрослый репертуар. Например, ариетту Периколы. «Какой обед нам подавали, каким вином там угощали», — пела и хохотала как заправская артистка. А на сцену меня выпустил Исаак Дунаевский. Он тогда руководил Ансамблем песни и пляски железнодорожников. Мама приехала в Москву на прослушивание. Исаак Осипович принял ее в труппу, только удивился: «Почему вы исполняете песню СоловьеваСедого, а не мою?» Ответ его, видимо, тронул: «Я нот не знаю, учила с пластинки, другой не было». На гастроли в Прибалтику взяли и меня. Жили в вагонах на запасных путях, у Дунаевского — свой вагон с роялем, там проходили репетиции. Выступали в офицерских клубах и казино Вильнюса и Каунаса. Помню, как танцевала Зоя Пашкова, жена Дунаевского — в кружевной шали она тосковала, ожидая с фронта любимого. Очень впечатляла композиция «Встреча», где возвращались из эвакуации родители с дочкой, ее роль исполняла балерина-травести. В тот вечер она заболела и осталась в вагоне. Я решила, что ее отсутствие можно использовать, то есть померить нарядное платье, красное в белый горох. Костюмеры разрешили — я нарядилась и стала крутиться, путаясь в длинной юбке. В этот момент меня и увидел Дунаевский: «Сможешь полечку станцевать?» Ответила без паузы: «Да и на чемодан потом сяду, и трястись буду, как в поезде».

— В молодые годы судьба дважды ставила вас в ситуацию выбора. Выдержали туры в Школе-студии МХАТ и в Щепкинском училище, его и предпочли. Выпускницей получили приглашения из нескольких театров, но остановились на Театре Советской Армии... Почему? — Не могу сказать, кто подсказал идти в Щепкинское, но аргумент помню: «Там курс набирает Леонид Волков — замечательный педагог, он в свое время играл Левшу в «Блохе» по Лескову, его ценил Станиславский». Потом, когда мы, студенты, навещали Леонида Андреевича, я видела портрет Константина Сергеевича с надписью: «Моему любимому актеру...» Он был потрясающий педагог, у него учились Павел Луспекаев, Никита Подгорный, Светлана Немоляева, Инна Чурикова. Давал нам своеобразные задания. Например, просил из любого произведения выбрать диалог и сыграть его независимо от описаний и контекстов, показав, каких действий один персонаж добивается от другого и как он это делает. Такая практика называлась «минутка» — сценки подбирали коротенькие. Серьезность мастера компенсировала Валентина Александровна Сперантова — своя, домашняя. Складывался воспитательный контраст: мужской строгости и женской сердечности. На выпускном курсе мы показывались во все театры, многие предлагали зачислить меня в труппу. Более всего я обрадовалась приглашению из Театра Армии — его спектакли обсуждала вся Москва, играли там талантливые актеры. Первой моей работой стал незамысловатый водевиль «Душа солдата» с музыкой Людмилы Лядовой.

ГОСТИНАЯ

№3

26 марта 2020

Кадр из фильма «Офицеры» — Потом сложилась целая коллекция музыкальных спектаклей, особая тема — Фелисиана, которую вы сыграли вслед за Любовью Добржанской в легендарном «Учителе танцев». Театральные старожилы рассказывают, что вас долго не хотели «показывать» публике.

нью, решили от таких кардинальных изменений отказаться, как и от парика, — ограничились накладкой из седых волос. Поначалу страшно волновалась, а потом освоилась и с нетерпением ждала съемок — все-таки интересно двигаться по обратной хронологии, от зрелости — к юности.

— Спектакль пользовался успехом оглушительным, Владимир Зельдин просто купался в любви зрителей. Нас, молодых актеров, ввели на большие роли. Федор Чеханков, Валя Савельева, Паша Цитринель и я серьезно подготовились. Но нас все придерживали, говорили «пусть еще поработают». Тогда решили, что выйдем на сцену на гастролях в Улан-Удэ. Опять запретили. Владимир Михайлович возмутился: «Хотите, чтобы они доводили роли до совершенства, пока не состарятся? Не дадите спектакль — отменяйте, я заболею». Так и сыграли. У меня непростой характер — я склонна к самокопанию, долго и с трудом привыкаю ко всему: к людям, месту, вещам. Для того чтобы раскрыться, мне нужно время. Быть может, поэтому у меня не со всеми режиссерами сразу складывались отношения. С Сашей Бурдонским мы много работали — «Дама с камелиями», «Ваша сестра и пленница», «Британик», но иногда крепко ссорились. У него был портфель с «задумками», и когда он одну из них «вытаскивал», то уже видел спектакль во всех деталях, он уже жил в его фантазии. Саша хотел результата сразу, а мне нужен процесс, сама должна пройти весь путь.

— Перед зданием Министерства обороны установили памятник героям «Офицеров». Каково это — видеть себя в бронзе?

— Одна из обязанностей армейского театра — выезд в воинские части и гарнизоны, что многих пугало. Вы не хотели поменять место службы? — Гарнизоны и воинские части — это же подарок. Я очень люблю ездить и открывать новые места. Мы гастролировали по всей стране, она удивительна, поддерживали наших ребят в горячих точках. Не передать той гордости за страну, которая переполняла после выступлений перед бойцами в Афганистане.

— Вы же и в Чернобыль прибыли первыми, через полтора месяца после катастрофы. Не боялись? — Разве поверите, если скажу, что не опасались за здоровье. Думали об этом, но на решение наши мысли не повлияли. В небольшую концертную группу входили Федя Чеханков, Петя Белов, Оля Богданова, Саша Михайлушкин и сам Владимир Зельдин, а ему шел уже восьмой десяток. Выступали рядом с палатками, где ночевали и ели ликвидаторы, — в 30 километрах от места катастрофы. Ребята работали вахтовым методом: одни возвращались, другие уезжали. Молодой сосновый лесочек, и ни одной птицы, полная пугающая тишина. Нас просили меньше есть, неглубоко дышать, но, конечно, мы сидели, говорили, принимали угощения, потому что иначе стыдно, не скажешь же: «Нет-нет, я не голодна и пить совсем не хочется...» Одна из первых заграничных поездок — Берлин, Западная группа войск. Город еще не оправился от войны — темнота, черные коробки домов с выбитыми стеклами. Играли «Барабанщицу», и после первого показа Нине Володко, которая играла маму героя, стало плохо, спасти ее не удалось. Отправляли гроб с военного аэродрома. Спектакль играть не можем, как и прервать командировку. Собрали концерт — отрывки из спектаклей, песни, танцы — и доработали до конца поездки.

ФОТО: В. КОМАРОВ/РИА НОВОСТИ

— Мне официально позвонили и пригласили «памятник открывать», я ничего не поняла: «Какой памятник? Я же еще живая». Потом дошло, что не мне, а героям фильма. Если людям нравится, то хорошо, пусть стоит — недавно моя родственница видела, что в руках у Любы — живые цветы. Приятно.

«Что день грядущий мне готовит?» на Островского: почему он «отправил» Мурзавецкую за кулисы? Перед «Офицерами» был военный детектив «Государственный преступник», и отношения в группе сложились удивительные. Сергей Лукьянов, снимавшийся в главной роли, относился ко мне как к дочке, опекал меня. Как-то мы не могли проехать — проспект перекрыли, нас долго держали на обочине. Жара, мы опаздываем на съемку, я дико волнуюсь. Сергей Владимирович сбегал за клубникой и угощал меня, а потом уже жену Клару Лучко и дочку Оксану. В выборе Лукьянова на роль предателя таилась обманка, чтобы никто сразу не догадался. Действительно, невозможно было подумать, что такой душевный человек — подлец. Фильм долго пролежал на полке — на автора сценария Александра Галича посыпались запреты. Роль в «Офицерах» поразила характером героини и возможностью сыграть долгий период, от девчонки до старушки. В театре тогда мы репетировали «А зори здесь тихие» — тоже по Борису Васильеву, его проза и пьесы — моя литература. После проб с киностудии мне не позвонили, поняла: отказ. Расстроилась, но, слава Богу, в театре было много работы, и мы собирались на гастроли в Венгрию. Возвращаемся, а меня встречает ассистентка режиссера: «Вы не распаковывайтесь, вот билеты, едем в Калинин на съемки «Офицеров». Я пришла в ужас — мы долго тряслись в поезде, не спали, отмечали окончание турне. Что у меня с лицом? Как с ним сыграть юную гимназистку, интеллигентную девочку Любу Трофимову? Всю дорогу в голове вертелся еще один страх: «Какой кошмар, я же никого не знаю». Тогда не была знакома ни с Василием Лановым, ни с Жорой Юматовым. Первым увидела Михаила Кириллова — знаменитого оператора, снимавшего еще довоенные фильмы. Он показался очень строгим. Съемки начались с последних кадров — с эпизода, когда герой Валерия Рыжакова спрашивает, насовсем ли прибыли Трофимовы или «так, за вещичками». Гримеры стали меня старить — наклеивали лигнин, имитируя морщины, — получалось лицо, пораженное кожной болез-

Умение распахнуться и быть свободным перед черным глазом камеры — особая способность киношных артистов. Мне же нужно дыхание зала и время, репетиции, долгий марафон Касьян напророчил — Ваш день рождения выпадает раз в четыре года. Обидно? — В паспорте-то записано 28 февраля. Мама родила меня ранним утром и сразу начала умолять акушерку не отмечать в выписке 29-е — ей было горько, что я буду обделена праздниками. Но все, конечно, знали, что я появилась на свет в Касьянов день. Много нехорошего приписывали святому Касьяну, называли его завистливым, скупым, говорили, что приносит несчастья. У нас в театре шел спектакль «Усвятские шлемоносцы» по повести Евгения Носова. Главный герой Касьян, его играл Костя Захаров, спрашивал старца Селивана — Петра Вишнякова, что означает его имя, и получал ответ: «Шлемоносец, воин». Может, Касьян и послал мне Театр Армии?

— Да и в фильме «Офицеры», который принес вам всенародную любовь, тоже военная тема. — Люба Трофимова подарила мне много счастья, хотя роман с кино у меня не сложился. Тоже из-за характера: не могу на пробах перед чужой съемочной группой сразу открыться. Умение распахнуться и быть свободным перед черным глазом камеры — особая способность киношных артистов. Мне же нужно дыхание зала и время, репетиции, долгий марафон от начала до конца. Это дарит театр. Я очень люблю играть на сцене. В спектакле «Волки и овцы» моя Мурзавецкая мудрит, шустрит, шельмует в первом действии, а потом для нее наступает длительная пауза, и выдержать ее мне очень трудно — рвусь на сцену и даже сержусь

— К юбилею что-то репетировали? — Сейчас у меня шесть названий, в двух спектаклях есть второй состав. «Волки и овцы», «Красное колесо», «Судьба одного дома», «Одноклассники» — в постановке нашего главного режиссера Бориса Морозова. Несколько лет назад неожиданно сложился творческий союз с режиссером Андреем Бадулиным. Он давно у нас в театре служит, но мы не пересекались, он все больше детские истории сочинял. Посмотрела его спектакль «Саня, Ваня, с ними Римас», и так мне понравилось, как играют артисты, захотелось с ним поработать. Он предложил «Старомодную комедию» Алексея Арбузова — я моментально загорелась. Вспомнились моя любимая Алиса Фрейндлих и Лидия Сухаревская с Борисом Тениным. Мысленно вернулась в детство — тогда мы учились в одном классе и дружили с Варей Арбузовой. Часто бывала в их доме на Маяковке, ездила с ними на дачу в Переделкино. Алексей Николаевич запомнился мне молодым, кудрявым, черноволосым. На спектакле сложилась наша компания — режиссер и мы с замечательным актером Сережей Колесниковым. Я их обожаю, мне хочется их накормить, угостить, удивить. Расстаться мы не могли и сделали еще один спектакль по смешной пьесе Анатолия Крыма «Дом под снос». Тоже двое — он и она. Перевертыш по отношению к «Старомодной комедии», где героиня «вытаскивает» героя из его панциря, в «Доме» — наоборот: простой железнодорожник помогает учительнице-пенсионерке. Этот спектакль об одиночестве, которое не приговор, мы сыграли на моем юбилее. Сейчас мы с режиссером Андреем Бадулиным готовим моноспектакль «Когда голуби улетели». Дмитрий Минченок написал странное продолжение пьесы Владимира Гуркина «Любовь и голуби». На сцене я одна — Надя Кузякина, которая спустя 30 лет рассказывает, что случилось за эти годы с ней и всеми героями. Надя разговаривает с несуществующим мужем, который высоко, на голубятне. Режиссер поначалу опешил: «Это же материал для фильма ужасов, Хичкок какой-то». Глухомань, забытая деревня за Иркутском, актуальности добавил страшный паводок в Иркутской области. Эта история требует особого пространства — небольшого, закрытого, без света и окон. Репетируем с интересом, посмотрим, что получится. Играть будем в стилобате, на Экспериментальной сцене. Премьеру надеемся выпустить в апреле.

№3

ГОСТИНАЯ

26 марта 2020

Александр ШАГАНОВ:

«Сегодня человеку сложно прорваться к тем, кто добрым и мудрым словом украшает жизнь» Денис БОЧАРОВ Автор большинства текстов к песням всенародно почитаемой группы «Любэ» отметил свое 55-летие. Собеседник «Культуры» — Александр Шаганов, человек, которого в последнее время все чаще называют современным Есениным.

— Слышал, вы не большой любитель торжественно отмечать собственные дни рождения. — После золотого юбилея, «полтинника», действительно предпочитаю проводить этот день, скажем так, более камерно. Посещаю музеи, выхожу на природу, предаюсь размышлениям. Порядком подустал от бесконечных здравиц (здоровья, здоровья, здоровья). Конечно, понимаю, что здоровье — самая важная вещь, но когда подобные пожелания изливаются на тебя каким-то маниакальным потоком, невольно задумываешься: пойти к врачу, провериться, что ли? (Смеется.)

— Осознанная мечта стать поэтом жила во мне лет с четырнадцати. Что-то пробовал, сочинял, экспериментировал. И однажды, в 17-летнем возрасте, придумал строчки: «Деревянные церкви Руси, / Перекошены древние стены. / Подойди и о многом спроси, / В этих срубах есть сердце и вены...» И вот эта четвертая строка получилась, мне кажется, настолько естественно, что я понял: смотрю на мир взглядом сочинителя. Подтверждением тому — прогремевшая через несколько лет на всю страну песня «Владимирская Русь» в исполнении группы «Черный кофе», где звучит мой текст. Эта вещь стала всесоюзным хитом.

— Серьезное творчество любимого русского поэта, Сергея Есенина (кстати, в этом году отмечается 125-летие со дня его рождения), укладывается в весьма скромные рамки — всего пятнадцать лет. Однако, если сравнить его ранние работы с поздними, налицо колоссальная разница: в плане тематики, стилистики, самого подхода к стихосложению. Вас часто называют современным Есениным. Насколько эволюционировала ваша поэзия за все время работы со стихотворным словом? — Знаете, мой лирический герой особых изменений не претерпел. Да, я уже не тот восторженный студент, но и в стан заумных, назидающих и поучающих дядек тоже записывать себя не стремлюсь. По уровню мировосприятия я, наверное, остался где-то в тридцатилет-

ФОТО: PHOTOXPRESS

— Александр Шаганов живет на земле 55 лет. А сколь долго в самом Шаганове живет поэт? Был такой поворотный момент, когда вы поняли, что стихосложение — это ваше истинное призвание?

нем возрасте, ну или около того. Порой встречаю своих сверстников, они мне кажутся большими солидными людьми. И я, подходя к зеркалу, говорю сам себе: «Саша, да что это с тобой, не пора ли повзрослеть уже?» Но вся штука в том, что это мое естественное состояние, подпитывающееся энергией созданного мною же лирического героя — это такой доброжелательный, немного наивный романтик, которого до сих пор все удивляет в этом мире. К сожалению, помимо мудрости, возраст добавляет изрядную толику цинизма. И, по крайней мере, в моем случае стихи помогают уйти от этого не самого лучшего качества, остаться в том времени, когда мне было максимально комфортно и уютно. Кстати, я сейчас занимаюсь не только стихами — стараюсь смотреть и в сторону прозы. Ни в коей мере не пытаясь сравнивать себя с великими поэтами, все же порой ловлю себя на мысли: а ведь они были еще и выдающимися прозаиками. Одному Богу известно, сколько бы мы получили еще потрясающих произведений, созданных именно в повествовательной форме, от того же Пушкина и Лермонтова, если бы они не покинули этот мир в столь раннем возрасте.

Так вот сейчас я пытаюсь создать нечто в жанре беллетристики. Не мемуары «Я Шаганов по Москве», которые выходили несколько лет назад, а нечто принципиально иное. Хотя, несмотря на то, что по жанру планирую создать повесть с выдуманными персонажами, все равно это будет некое переосмысление жизни через призму тех эпизодов, что происходили со мной. От собственного опыта никуда не уйти, как ни старайся. Поэтому предполагаемое художественное произведение будет связано с тем, с чем связана большая часть моей жизни — с эстрадой. И согласно сюжету повести, которая, надеюсь, однажды увидит свет, вокруг эстрады вертится весь мир. Потому что современный шоу-бизнес, при всех его плюсах и минусах, — ярчайшее отражение того, что сегодня происходит в нашей жизни.

— Это верно, эстрада, с самого момента ее возникновения, была наиболее массовым видом искусства. А часто ли вы проводите параллель между современной эстрадой и той, какой она была во времена вашего детства и юности? И если да, к каким выводам приходите?

— Мое поколение — очень интересные ребята. Потому что мы всегда будем жить в состоянии сравнения: что было и что стало. Родившись в одной стране, Советском Союзе, мы проживаем в другой — Российской Федерации. Поэтому волей-неволей параллель, о которой вы говорите, проводить приходится. Наше поколение любило музыку куда больше, чем нынешнее. В этом нет ничего плохого или хорошего, просто такова историческая правда. Ведь мы для приобретения любимой пластинки или бобины готовы были ехать на другой конец Первопрестольной, покупали их за немалые деньги у совершенно незнакомого человека, затем мчались назад и перезаписывали друзьям и знакомым. То есть была целая схема. А сегодня любую свою музыкальную прихоть ты можешь удовлетворить за три минуты, и стоить тебе это будет две копейки, да и то не сама запись, а электричество, которым пользуешься. Понятно, что таким образом девальвируется не столько музыка, сколько сам подход к ее приобретению, прослушиванию и распространению. Я ни в коей мере не горю желанием соревноваться с тем миром, что меня окру-

ГОСТИНАЯ

№3

26 марта 2020

Топ-5 песен от поэта Шаганова жает, и вступать в противоречия с временем, в котором живу. Но при этом в свои 55 лет я бы хотел внутренне остаться тем подростком, который только ступал на эту тернистую тропу познания музыкальной культуры и приобщения к ней. Хотя существуют ведь такие параллельные миры, о которых мы и не подозреваем. За примером далеко ходить не надо: у моей 17-летней дочери есть свои кумиры, имена которых мне ни о чем не говорят. Но только то обстоятельство, что я их не знаю, не дает мне повода судить, хороши они или плохи.

— Каким-то образом влиять, направлять в правильное, на ваш взгляд, русло ее предпочтения и вкусовые пристрастия не пытались? — Мне кажется, детей нельзя воспитывать — с ними можно только дружить. Конечно, определенный антагонизм во взаимоотношениях поколений существует, а юношеский нигилизм — это вообще отдельная история. Но я не хочу лишать свою дочь нормального пути развития. Тем более что такой демократичный, в самом правильном понимании этого слова, подход в отношениях между отцами и детьми спустя годы воздастся сторицей, воссоединение обязательно произойдет. Недавно дочка повела меня на концерт американской группы Imagine Dragons. Я, как человек, живущий в совершенно иной музыкальной параллели, о существовании этой команды даже понятия не имел. Но я был искренне рад: в зале аншлаг, музыка оказалась мне понятной, и в целом я увидел, что это не какие-то ребята с улицы, а вполне себе дорогостоящий коллектив — об этом свидетельствовал как высокий исполнительский уровень, так и профессиональное техническое оснащение. Дочка подпевала этим ребятам, а по окончании представления спросила: «Ну как, пап, тебе понравилось?» «И даже очень!» — честно ответил я. А совсем недавно я попросил Лизу составить мне компанию на большом юбилейном концерте Игоря Матвиенко. И она тоже была в полнейшем восторге. Конечно, радость и гордость за папу и его друзей в глазах дочери читались, но в искренности чувств и эмоций я не усомнился ни на секунду. Я это веду лишь к тому, что нам следует держаться с нашими детишками друг за друга.

— А если расширить эту тему и посмотреть с позиций «отцов» на современную поп-музыкальную культуру, в чем вам видится ее основная проблема? — Самая главная беда в том, что невооруженным ухом, если так можно выразиться, во многих песнях слышно упадническое настроение — некая «прибитость», жизнь без праздника. Это с одной стороны. С другой, напротив, мы лицезреем эдакую «стэндаповскую» культуру — веселуху, которая на три минуты тебя вроде как выключает из реальности, до безумия, на уровне коликов в животе. А по прошествии кратчайшего отрезка времени ты обо всем этом вообще забыл. И здесь как раз важно еще раз вспомнить о поэзии. Поскольку она в этом «поп-сценарии» — назовем его условно так — играет колоссальную роль. Мне повезло: я застал то время, когда творили Михаил Танич, Леонид Дербенев, Игорь Шаферан — был лично с ними знаком. А еще раньше были такие корифеи стихотворного слова, как Алексей Фатьянов, Михаил Исаков-

«Атас» (альбом «Атас», 1989) Главную песенную «кричалку» конца 80-х годов прошлого столетия придирчивый музыкальный критик едва ли причислит к шедеврам, созданным тандемом Матвиенко — Шаганов. Несмотря на отсыл к любимым героям («Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря»), что-то в этой песенке слышится ёрническое, почти даже гопническое. Но вещица народу приглянулась, пошла, как говорится, в массы, и именно с успеха «Атаса» по большому счету и началась история всероссийского (тогда еще всесоюзного) успеха группы. «Конь» (альбом «Зона Любэ», 1994) Удивительная песня. Ее с одинаковым успехом можно исполнять в компании под гитару, петь акапелла или подавать мощным, разложенным на десятки голосов хором — академическим или народным. Если провести условное голосование на предмет определения любимой песни «Любэ», есть почти стопроцентная уверенность, что именно замыкающая третий студийный альбом группы композиция займет в подобном рейтинге первое место. Не случайно, видимо, оба ее главных создателя — композитор Игорь Матвиенко и поэт Александр Шаганов — не сговариваясь, считают «Коня» своей главной творческой удачей. «Комбат» (альбом «Комбат», ат», 1996) Об этой песне сказано и написано аписано едостатак много, что лучше предоставить слово самому автору. Однажды в беседе с корреспондендентом «Культуры» Александр ндр оШаганов прокомментировал появление данного ше-девра следующим образом: «Это был импульс, ничего я угадать не пытался. лсся. И успеха, выпавшего затем м на долю композиции, не ожидал. л.. Помню, стоял август 1993го. Общество находилось в странном тревожном состоянии, которое спустяя пару месяцев нашло выходд в трагических октябрьскихх событиях. Мне хотелось написать исать предельно точную, злободневодневную песню о правом деле ле офицера, защитника Отечества. ва. Что же касается пресловутого утого ре-

френа «ё-комбат»: мол, почему именно так, что бы это значило... Однажды подобный вопрос задали генералу Лебедю, попросили представить свою версию расшифровки. Он ответил примерно так: «Я боевой офицер, и то, что хотел сказать поэт Шаганов, мне дополнительно объяснять не надо. Все предельно ясно». От себя могу лишь добавить, что при помощи этой фразы мы хотели встать на защиту буквы «ё», которую необходимо оставить в русском алфавите». «Там, за туманами» (альбом «Песни о людях», 1997) Открывающая пятый студийный альбом «Любэ» композиция — пожалуй, самая проникновенная и трогательная во всем богатейшем репертуаре группы. Здесь все выстроено по законам драматического жанра: тихое, вкрадчивое вступление (завязка сюжета), усиление акцента путем обогащения инструментальной палитры (развитие), вокальный взлет на октаву (кульминация) и спокойный, но уверенный финал (развязка, кода). Николай Расторгуев часто называет «Там за туманами» гениальным произведением. «Две подружки» (альбом «Давай за...», 2002) Эта незатейливая вещичка с пластинки без малого двадцатилетней д давности многим кажется проходн проходной. А иные ее и вовсе могу могут не помнить: уж оче очень далека она от того героикоэпи эпического пафоса коим окруфоса, жена вся эсте«Л тика «Любэ» последлет Но именно них лет. этим «Дв «Две подружки» и ценны. Н Написанная в с жанре твис твиста, разухабистая песенка песенкка на несколько минут сло словно о уводит в сторону о от суровой реальност альности, позволяя слушат слушателю позабыть о суетности суе бытия и пуститься пу в пляс под строки: «Ну а мож может, познакомимся, ну а может, поцалуемся!» По Почему бы и нет, в конце концов?

жанра — скажем, написать поэму, либретто для мюзикла или что-нибудь в этом роде? — Вы абсолютно правы, хоть я и сочиняю преимущественно стихи к песням, но написание поэмы ставлю себе в планы. Я вообще в творческом отношении не делаю для себя никаких преград, не закрываю границ, готов к любым трюкам, авантюрам, хорошим начинаниям. Просто для достойной реализации нужно найти правильных «заединщиков», как я их называю. Один ты способен не на многое, в лучшем случае можешь книгу стихов издать. А для осуществления более масштабных проектов требуется коллектив единомышленников, соавторов: композиторов, вокалистов, профессиональных музыкантов, менеджеров. Словом, я готов к новым встречам и открытиям — и, возможно, когда все звезды совпадут удачно, вы от поэта-песенника Шаганова услышите нечто принципиально новое.

— Беседуя с поэтом Шагановым, от темы «Любэ» не уйти... — А вы знаете, я не против, если спустя, дай Бог, десятилетия моя фамилия будет ассоциироваться именно с этим музыкальным коллективом. Иногда у меня создается впечатление, что мое главное предназначение на этой земле было связано с написанием текстов для «Коня», «Комбата», «Там, за туманами». Ради только этих трех стихотворений стоило жить, хотя я почти все песни «Любэ» люблю. Каламбур получился, верно? (Улыбается.) Я вам сейчас прочту стихи, которые пока еще нигде не звучали и не были напечатаны. Ими я тоже очень горжусь, особенно в преддверии знаменательной даты — 75-летия Великой Победы: Такие же, как мы, обычные ребята Из шумных городов и тихих деревень. Они ушли на фронт дорогами солдата, А им по двадцать лет, ушанка набекрень. Ушанка набекрень, всему еще начало, Ждут песни и стихи, ждут добрые дела. Украла их война и с пулей повенчала, Таких вот молодых у жизни отняла. Они легли в закат,

ский, Михаил Матусовский, Василий Лебедев-Кумач. Сегодня до сих пор в строю, и дай Бог ему здоровья, Николай Николаевич Добронравов... Я это говорю к тому, что каждый из вышеупомянутых мастеров, будучи большим поэтом, обязательно отметился и в песенном творчестве, тем самым добавив прекрасным мелодиям дополнительного благородства и шарма. И вот в сегодняшнем дне мне такого лирического очарования и обаяния недостает. Хотя, я уверен, хорошие молодые авторы есть, иначе невозможно. Не может быть, чтобы огромная Земля не формировала новых дарований. Другое дело, что сегодня человеку прорваться к тем, кто несет гуманизм и своим добрым, мудрым словом украшает жизнь, необычайно сложно. Потому что нынче обыватель вынужден пробиваться сквозь железобетонные стены бесконечных программ из серии «давайте определим его (или ее) ДНК», жареные факты, навязываемые телевизионным пространством, постоянный междусобойчик, где «кукушка хвалит

петуха», сомнительные сериалы, сварганенные на скорую руку, и прочее, и прочее. А о главном, как говорил Жеглов, и подумать некогда. Думаю, налицо явная недоработка редакторов, которые рулят СМИ, и в первую очередь телевидением. Ведь обычный человек как устроен: вернувшись с работы (будь то с завода, стройки или из офиса), на которой проводит львиную долю своего времени, он хочет в оставшиеся до сна три-четыре часа отдохнуть, провести время с семьей, прогуляться и, наконец, включить телевизор. Но в том-то и незадача, что на этот отрезок времени и приходятся все эти «ДНК». Выходит, что на поиск чего-то действительно стоящего у честного работящего человека не остается времени, ведь завтра ему с утра опять на работу. Вот и получается такой неутешительный замкнутый круг.

— А как лично вы выходите за рамки этого круга? То есть, будучи прежде всего поэтом-песенником, автором краткой стихотворной формы, не планировали ли раздвинуть границы

ушли, недолюбили, В холодные ветра легли они, в рассвет, Чтоб мы с тобою, брат, на этом свете жили. Чтоб мы с тобой, сестра, росли, не зная бед. Такие же, как мы, родные наши люди. В тебе, мой друг, во мне, живут их голоса. И, глядя в небеса, на праздничном салюте, Я вижу всякий раз их светлые глаза. Надеюсь, в репертуаре «Любэ» эти строки не потеряются. Тем более что мелодия на эти стихи Игорем Матвиенко уже написана. Скажу даже больше: подхожу на недавнем юбилее к Игорю Игоревичу, вручаю ему подарок, а он мне на ухо шепчет: «Я придумал музыку на твои стихи». На что отвечаю: «Ну вот, я к тебе с подарком, а ты мне еще больший подарок сделал». Надеюсь, что как раз ко Дню Победы эта песня прозвучит.

№3

ПЕРЕГОВОРНАЯ

26 марта 2020

Российские сериалы покорили внутреннюю аудиторию, но за рубежом особо не котируются. Публицист Ольга Андреева считает, что им не хватает глобальной идеи. Философ Михаил Хлебников предлагает делать упор на национальный колорит.

PRO

Сделайте как итальянцы

Михаил ХЛЕБНИКОВ

CONTRA

В завоевании международной аудитории сериалами России практически невозможно тягаться с такими монстрами этого жанра, как США или Великобритания. Однако она могла бы последовать опыту тех, кто находится в ее весовой категории. Таким примером может быть Италия, чей сериал «Моя гениальная подруга» в данный момент покоряет американскую аудиторию. Только что стартовавший второй сезон продолжает уверенно удерживать внимание зрителя, хотя сюжет не является секретом. Он основан на книжном бестселлере итальянки Элены Ферранте, и его действие неспешно разворачивается в Неаполе 50-х годов. Ни то, ни другое по всем законам не должно «попадать в нерв» современной американской аудитории. Что же такого сделали итальянцы и чему у них надо поучиться?

Прежде всего, «Моя гениальная подруга» — международный проект. С итальянской стороны участвует RAI — телекоммуникационный гигант номер один на Апеннинах. Заокеанский партнер европейцев — HBO — телевизионная сеть, благодаря которой сериалы перестали быть «мыльными операми» — гаванью для усталых домохозяек, и превратились в настоящее искусство. Проблема, однако, в том, что американцы работают на внутренний рынок и достаточно свободно обращаются с тем, что называется «исторической достоверностью». Так, в нашумевшем сериале прошлого года «Чернобыль» основные натурные съемки велись в литовских городах, которые легко изображали как Припять, так и Москву. Главное, чтобы был передан «советский дух». Но создатели «Моей гениальной подруги» не пошли по этой дорожке. Американцы выступают здесь стороной, отвечающей за финансирование проекта. Вся творческая часть, включая кастинг и выбор натурных съемок, осталась за итальянцами. Более того, HBO отказались от переозвучки сериала, ограничившись субтитрами во время трансляции. С чем связан подобный исключительный подход? Во-первых, основой экранизации послужила серия книг Элены Фер-

ранте «Неаполитанский квартет», которая первоначально вышла в Италии. Успех Ферранте кроется прежде всего в ее способности рассказывать по-настоящему интересные истории. Мы привыкли, что достоинства сегодняшней «премиальной» литературы свелись к бесконечным языковым экспериментам, стилистическим вывертам. Ее привычно хвалят знатоки, ей выдают блестящие награды. Она обладает многим, кроме читателей. Ферранте удивительно старомодна, бедна на стилистические кружева. Она прежде всего работает с такими устаревшими категориями, как сопереживание, гнев, радость. И читатели, уставшие от словесных выкрутасов современных мастеров пера, предпочли внешне неказистые романы Ферранте, потому что они настоящие. Во-вторых, книги итальянки нельзя упрекнуть в воспевании патриархальных ценностей. Напротив, они рассказывают историю борьбы «за права женщин». Правда, рассказывает она «неправильно», не опираясь на выкладки современных феминисток с их утонченным терминологическим аппаратом, по сравнению с которым гносеология Канта проста до примитивности. Сериал снят предельно близко к книжному тексту. Визуальный ряд дополняется закадровым повествованием. Создатели явно хотят повто-

рить эффект, принесший успех книгам. Со своей стороны они сделали всё, чтобы обеспечить визуальную достоверность сериала. Массовка набиралась из жителей самого Неаполя, на роли были приглашены малоизвестные артисты с «незатертыми» лицами. В пригороде Неаполя был построен целый квартал из полутора десятков домов. Вспомним еще раз прибалтийскую Москву и Припять. Отдельное преимущество теледрамы — игра актеров, в том числе и детей. Артисты виртуозно попадают и в образы, и в жанр старомодного реализма, и в эпоху. Ясно, что для HBO этот сериал — прежде всего имиджевый продукт. Американцы, как и одна из героинь сериала, «вкладываются вдолгую». Они прекрасно понимают, что сегодняшний бум на комиксовых героев с их пластиковыми страстями рано или поздно закончится. Зритель захочет увидеть тех персонажей, которых не нужно придумывать, а которым можно поверить. Ну и здесь возникает вопрос к отечественным производителям сериалов. Есть ли у них желание и амбиции сыграть на опережение? Может быть, хватит уныло переснимать вчерашние хиты американских и европейских каналов? Есть смысл попытаться поймать, зацепить зрителя, и не только российского. В конце концов, от нас хорошо отдохнули, нужно возвращаться.

Давайте продадим революцию

Ольга АНДРЕЕВА После пронзительного успеха сериалов «Рабыня Изаура» и «Богатые тоже плачут» первые попытки импортозамещения на российском ТВ выглядели наивными поделками. Впрочем, вопрос оказался решаемым. Когда русская киноиндустрия освоила сериальный жанр, оказалось, что жизнь родных ментов или бригады завораживает русскую аудиторию не меньше, нежели судьба бразильских рабынь позапрошлого века. Тем не менее проблема границы между условным Востоком и Западом остается нерешенной и по сей день: если события американского Твин Пикса интересны всему миру, то очаровашки-менты с «Улицы разбитых фонарей» — только нам. Сейчас сериальная российская продукция вроде бы уже не уступает по качеству западной, но вот, поди ж ты, мы сплошь да рядом снимаем франшизы западных хитов, а наши по большей части оста-

ются строго национальным продуктом. Невидимая рыночная таможня между Россией и Западом работает только в одну сторону: на вход, но не на выход. Всего несколько наших сериалов оказалось куплено западными продюсерами для адаптации. Неожиданно хорошо зашел во Францию и Японию сериал «Нюхач» про следователя-интроверта с обостренным обонянием и сложной личной жизнью. «Мажора», где рассказывается про сына олигарха, отправленного папой работать в полицию, купили США, Германия и Польша. Удачно сложилась заграничная судьба «Кухни». Вот и почти все. Наши любимые «Ликвидация», «Оттепель», «Тайны следствия» и уже упомянутая «Бригада» оставили европейских продюсеров совершенно безразличными. Весь мир с удовольствием смотрит и читает русскую классику, но в части продукта массового предпочитает пользоваться собственными наработками. Нашу «Анну Каренину» знают интеллектуалы всего мира, а вот нашей Марьей Сергеевной из «Тайн следствия» мировой средний класс оскорбительно пренебрег. Чем же, спрашивается, Марья Сергеевна хуже Изауры? Вполне вероятно, что ответ кроется в специфике самого сериального жанра. Снять успешный сериал, как считают многие, куда труднее, чем хорошее фести-

вальное кино. Тайна массового вкуса исследована вроде бы вдоль и поперек. Любой начинающий сценарист скажет вам, что сериал должен опираться на архетипическую сюжетную формулу и обладать национальным колоритом, что типажи героев должны быть узнаваемы и понятны, а конфликты намертво укоренены в действительности. Но все в массовом сериальном деле хорошо работает только в теории. Универсального рецепта телехита как не было, так и нет. Ни на «Мосфильме», ни в Голливуде. На один «Твин Пикс» приходится куча непонятно чего. Обидно только, что у нас ни одного «Твин Пикса» до сих пор не вышло. Каким мог бы быть патентованный русский сюжет, способный покорить сердца западноевропейских домохозяек и хипстеров, если учесть, что детективная ниша в мировом сериальном рейтинге прочно занята англичанами, мир лучше всего спасают американцы, а французы давно уже зе бест в любовных историях? Каким может быть убойный русский архетип? А ведь, если покопаться в национальном российском менталитете, такой архетип лежит на поверхности. Нашей козырной картой, которую еще не вытащили из рукава продюсеры и сценаристы, могло бы стать наше традиционное рвение к свободе. Наши

подвиги на этой ниве безусловны и неповторимы. Результат, правда, сомнителен, но ведь тут дело в процессе. И если уж еще Анджей Вайда сформулировал принцип настоящего режиссера — «Все на продажу», то почему бы не пустить с молотка нашу патентованную любовь к свободе? Русская свобода поразительно универсальна. Она странным образом не связана ни с процветанием страны, ни с благополучием ее граждан. Кстати, 20-серийный фильм по роману «Как закалялась сталь» в начале нулевых годов с бешеным успехом прошел по китайскому телевидению, став лучшим сериалом года. Возможно, англоязычной аудитории муки Павки Корчагина и не покажутся столь захватывающими, но ведь у нас есть гениальные «Бесы» Достоевского и «Петербург» Андрея Белого. Подобную историю вполне можно перенести в наши дни и превратить в ослепительный блокбастер. И если американскому сценаристу за темой свободы приходится углубляться в дебри исламского мира, то нам далеко ходить не надо. Рыночная оккупация революционной темы может иметь и существенные социальные последствия. По крайней мере, массовому зрителю станет понятно: свобода — это такая же игра, как и любовь. Только чуть более кровавая и соответственно зрелищная.

ПЕРЕГОВОРНАЯ

№3

26 марта 2020

Прощание с кофакингами ФОТО: WWW.SPUTNIK-OSSETIA.RU

PRO

Иногда даже в студии Владимира Соловьева царит единодушие. Наши колумнисты — публицист Максим Соколов и директор российского Sоtheby’s Ирина Степанова согласны с тем, что пандемия неизбежно изменит наш мир.

Максим СОКОЛОВ

CONTRA

«Вчерашний мир». Так называлась книга мемуаров, написанная Стефаном Цвейгом в 1939–1941 гг. и увидевшая свет уже после его смерти. Это было исполненное ностальгии описание европейского мира до 1914 г., мира, от которого ничего — или почти ничего — не осталось. Сперва мирная жизнь при стареньком государе императоре, веселая Вена, затем обвал августа 14-го. Цвейг, отдыхавший в бельгийском Остенде, чудом сумел вырваться на последнем поезде до Кельна, а навстречу уже шли эшелоны вторжения. Дальше — больше, и мораль печальной книги — «Не все мы умрем, но все переменимся». Тот европейский мир рухнул в одночасье. Глобализация начала XX века сменилась границами, обнесен-

ными колючей проволокой, империи рухнули, и настал новый мир — довольно суровый к изнеженным европейцам. Происходящее ныне также хочется назвать прощанием со вчерашним миром. Беспрестанные разъезды и сношения ушли в прошлое. Сегодня даже удивительно представить, что еще несколько месяцев назад — конечно, если средства позволяли, — ничто не препятствовало взять билет и уже через несколько часов увидеть Париж, Вену, Венецию и Рим. Теперь поезда не ходят, самолеты не летают, каждая страна окружена железным занавесом, и не только Рим и Париж, но и Варшава, и Прага отныне пребывают на других планетах, каждая на своей. Такой культурный (а также и экономический, вся торговля и сфера услуг проваливаются в никуда) шок вряд ли останется без последствий. Ведь где-то уже лет тридцать гражданам золотого миллиарда объясняли, а граждане верили, что главное в хозяйстве — это именно третичный, а вовсе не реальный сектор; что дерегуляция, либерализация и оптимизация всего и вся (в частности — здравоохранения) есть волшебный ключ к свободе и процветанию; что гедонизм — это наше все, а эко-

номика казино есть высшее и непревзойденное достижение хозяйственной мысли. Это всепобеждающее учение разрабатывалось и пропагандировалось лучшими университетами и мозговыми центрами, и бесчисленными экспертами, политологами и маркетологами. Хозяева дискурса владычествовали беспредельно. Происходящее сейчас — хоть на биржах, сошедших с ума, хоть в блестящих западных городах, чье нынешнее состояние точно описано в печальной песне Мери из «Пира во время чумы» — является стресс-тестом для всего этого всепобеждающего учения. Причем убийственным тестом. Всемирноученые экономисты, а равно и вся мировая кулиса и закулиса, так важно надувавшие щеки, прежде не просто отрицали возможность чего-нибудь в этом роде — «Этого не может быть, потому что не может быть никогда». Все-таки «это не может быть» содержит в себе хотя бы называние проблемы. В нашем же случае об этом даже вообще не думали, находя обсуждение такой гипотетической возможности столь же осмысленным, как обсуждение того, что будет, когда рак на горе свистнет. Рак, однако, свистнул, после чего

полностью поменялась текущая повестка. «Зеленый мир», борьба с российским империализмом, всяческие смелые культурные проекты, распространение демократии in partibus infidelium, защита маленьких, но гордых народов, рассказы о прекрасном новом мире, где сплошные коворкинги, коливинги, кодринкинги и кофакинги — все это пошло в макулатуры. Очевидно, на изготовление туалетной бумаги, ставшей вдруг главной ценностью западного мира. Конечно, со временем все как-нибудь образуется. Род людской знавал вещи и похуже, чем лопнувший пузырь виртуальной экономики в сочетании с COVID-19, — и как-то же выкарабкивался. Да и современным ливийцам или сирийцам, которым несколько лет назад приносили свободу и демократию, страдания золотого миллиарда как бы не показались чем-то вроде детского утренника. Но в любом случае идейные скрепы вчерашнего мира рухнули. Их больше нет. «Спасайся, кто может» — сильный девиз, но не прибавляющий ясности в вопрос, как жить дальше. Сейчас все действуют методом проб и ошибок и, похоже, долго еще будут действовать на такой манер. Что принципиально меняет пейзаж, в котором теперь предстоит жить.

Мы вступаем в новую эпоху

Ирина СТЕПАНОВА Думаю, что коронавирус, который заставляет нас сидеть дома, ограничивать свои передвижения и общение, приведет к серьезному всплеску спроса на новые цифровые технологии. По всему миру отменяются крупнейшие арт-ярмарки — драйверы арт-индустрии, это неизбежно приведет к появлению различных онлайн-платформ, помогающих бизнесу и общению. В ближайшее время они будут весьма востребованы. Когда же все закончится — эпидемия пойдет на спад, прекратится наша вынужденная изоляция, — будет уже трудно вернуться к привычному образу жизни. Новые технологии окажутся настолько необходимыми и удобными, что большинство сделок и многие процессы в арт-мире будут переведены на онлайн-платформы. В Sоtheby’s уже начинают обсуждать возможность организации виртуальных показов для коллекционеров. Произведение многомерно фотографируется, и коллекционер получает возможность

рассмотреть его со всех сторон в VR-очках, пройтись по виртуальной галерее, приблизиться и прикоснуться к холсту или скульптуре, не выходя из своего офиса, например, в Гонконге. Конечно, мнение и комментарии эксперта очень важны, но с ним тоже можно беседовать дистанционно. Нынешняя ситуация не позволяет давать точные прогнозы, но уже ясно, что многие музейные площадки будут временно закрыты. Отменена венецианская архитектурная биеннале, а крупнейшая ярмарка Art Basel Hong Kong, которая должна была пройти в марте этого года, из-за эпидемии коронавируса перенесена на март 2021-го. Парижские ярмарки Art Paris и PAD Paris тоже отменены. Это означает, что появится мощный запрос на новые решения, которые обеспечат качественную замену общению, происходящему на офлайн-площадках. Живое человеческое общение, разумеется, ничто не заменит, но обсуждение, подготовка к принятию решений, передача информации, все больше будут оцифровываться, переводиться на онлайн-платформы. Я также думаю, что появится взрывной спрос онлайн-приложений, которые будут помогать продавать искусство и представлять его. Так же как наш смартфон, который с каждым годом «умнеет», эти технологии будут совершенствоваться и становиться все

более удобными и легкими в использовании. Sоtheby’s впервые с момента открытия офиса в Гонконге отменил из-за эпидемии весенние торги, а это драйверы первого полугодия всего аукционного бизнеса. Только в прошлом году их оборот составил 488 миллионов долларов. Гонконг — колоссальный арт-хаб, где проходят важнейшие аукционы, куда съезжаются крупнейшие коллекционеры из Азии и всего мира. Торги модернистов и современного искусства переносятся на 16 апреля в Нью-Йорк, все остальные аукционы откладываются до июля. Я предполагаю, что далеко не все коллекционеры из Азии и Европы смогут полететь в Нью-Йорк, чтобы посетить этот аукцион «вживую». Значит, будет создана качественная платформа, которая позволит и транслировать торги онлайн, и представить очень подробно все лоты. Это первый опыт такого рода, и мы надеемся, что он позволит коллекционерам по всему миру принять участие в торгах. Мне кажется, это будет очень полезный опыт и для всего арт-рынка. Онлайн-продажи в последние годы развиваются очень активно: если в 2018 году у нас было 30 онлайн-аукционов, то в 2019-м — уже 100. Начинали мы с тиражной графики, недорогих послевоенных рисунков, винтажных ювелирных украшений, вина. Теперь это предметы коллекционного дизайна, современное ис-

кусство, рисунки старых мастеров, сюрреалистов и импрессионистов, уникальные сумки известных брендов, дорогие ювелирные украшения, которые оказались особенно востребованными онлайн. Естественно, бизнес анализирует результаты продаж и делает упор на те категории, которые оказались наиболее успешными. Если вы зайдете на наш сайт, вы увидите, что торги идут постоянно. Новая платформа, которую мы недавно создали, пока работает только в Америке и называется Sоtheby’s Home. Там можно купить какие-то вещи онлайн, вне аукциона. Все они находятся «у нас в доме», как мы говорим. Sоtheby’s продолжает следовать золотому правилу: ты можешь продавать только то, что можешь контролировать. Это касается и аукционов, и частных продаж. Если это направление хорошо покажет себя в Америке, оно будет развиваться и на других площадках. Наша выставка в Москве, превью летних лондонских торгов, запланирована на конец апреля. Мы проводим ее в Музее архитектуры имени Щусева уже пятый год, но пока не можем сказать, состоится ли она и в каком формате. Мы работаем над дизайном выставки, уже знаем, какие русские и западные работы приедут, но не знаем, сможем ли принять публику, или будем предлагать виртуальные туры и организуем телемост для общения экспертов со зрителями и коллекционерами.

№3

26 марта 2020

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА

Захолустный Никола-Ленивец превратился в центр современного искусства международного значения, своеобразно и без потери аутентичности воплотив в жизнь утопию Ильфа и Петрова о «Нью-Васюках». И если маленькая калужская деревня сделала большой шаг в будущее, то Москва, наоборот, оглянулась назад, возвращая себе очарование стильных старомодных вывесок

Les moujiks* * Мужики (фр.)

оправдано: по пандусу все поднимали наверх. В этот раз у меня было уже сто человек соавторов — сначала подошли свободные товарищи-алкоголики и начали косить, за ними подтянулась вся деревня. Это вообще не было похоже на искусство, и никто не воспринимал этот объект как искусство, кроме самих сделавших его крестьян, которые, забравшись на самый верх башни-зиккурата, вдруг поняли, что делали это не ради сельскохозяйственных нужд, не ради заготовки сена, не ради корма коров... И все были очень довольны. Я сорок пленок отснял с мужиками. Когда французские кураторы смотрели на эти снимки, они не понимали, что происходит. Говорят: «У вас ведь голод в стране, беда, а тут все счастливые, такие «Кубанские казаки».

ФОТОГРАФИИ: WWW.FLICKR.COM

Калужская артель и Европа

Татьяна ФИЛИППОВА За двадцать лет Никола-Ленивец из забытой Богом и людьми деревни в Калужской области превратился в известный за рубежом центр современного искусства, куда ежегодно приезжают от ста до двухсот тысяч туристов. Большая часть — на фестиваль «Архстояние» и Масленицу, остальные — просто увидеть место, о котором ходят легенды. Новейшая история Никола-Ленивца началась в 1989 году, когда здесь поселились архитектор Василий Щетинин и художник Николай Полисский. Никола-Ленивец в то время был заброшенной деревней, где вокруг руин ампирной церкви стояло семь ветхих домов послевоенной постройки. Соседняя деревня Звизжи была помасштабнее, в ней насчитывалось около 400 человек и доживал последние годы колхоз «Дружба». Сейчас в Звизжах работают мастерские «Никола-Ленивецких промыслов», местные жители открыли несколько гостевых домов, которые заполняются, конечно, в основном летом. Кто-то из деревенских кормит гостей фестиваля «Архстояние», который проходит здесь с 2006 года, кто-то участвует в международных проектах, время от времени возникающих в Никола-Ленивце. Так или иначе, артпарк стал «градообразующим предприя-

тием» и для Звизжей, и для Кольцова — еще одной здешней деревеньки.

Снеговики по 10 рублей Образовалось это необычное предприятие не сразу, но стартовая черта у него есть — проект «Снеговики», который художники Николай Полисский, Константин Батынков и Сергей Лобанов представили на ярмарке современного искусства «Арт-Москва» в 2000 году. Проект поразил всех своей загадочностью и в то же время глубиной: армия снеговиков спускалась с высокого заснеженного берега вниз, к реке, и шла по льду на другой берег. Полисский рассказывает «Культуре», что идея «слепить» что-нибудь у него возникла даже не здесь, а в Нижнем Новгороде, куда он ездил на арт-форум. Вернувшись в Никола-Ленивец, собрал крестьян, раздал им по десять рублей и предложил слепить снеговиков. А дальше все покатилось как снежный ком. «Я уехал, — говорит Полисский, — и забыл об этих снеговиках. Через две недели мне звонят: «Ты что не приезжаешь? Все готово». Когда мы приехали, на высоком берегу Угры стояло 220 снеговиков. Как каменные фигуры на острове Пасхи. И никто этого не видел, кроме двух зимних рыбаков. Здесь ведь зимой никого не было, рыбаки приедут на подледную рыбалку, и все. У меня была с собой какая-то «мыльница», я начал снимать. А потом, когда показал эти

снимки на «Арт-Москве», у критиков, экспертов был шок. Пришла Свиблова (Ольга Свиблова, директор Мультимедиа Арт музея. — «Культура»), сказала, что все покупает. И я понял: у меня в руках ресурс, который надо использовать». Если бы мужикам, лепившим снеговиков, кто-то сказал, что о Никола-Ленивце будут писать в иностранных журналах, а сами они, как соавторы Николая Полисского, поедут вместе с ним в Венецию и Люксембург, они бы, наверное, не просто отмахнулись от говорившего, но и припечатали фантазера крепким словцом. Да и сам Полисский не имел столь грандиозных планов. Решил, как он говорит, по-простому: место то же, команда та же, только вместо снега — сено. «А что из него делать? Стог, конечно. Ну и сделали такую винтовую башню. Собственно говоря, это и инженерно было

«Башню» Николай Полисский и Константин Батынков показали на «АртМоскве – 2001» и опять сразили всех. С одной стороны, парадоксальное сочетание формы и материала, намекающее, что древние зиккураты могли рождаться не только на вавилонской земле, но и гденибудь на Угре. С другой — современное искусство, которое делается народными руками. Плюс несомненная экологичность проекта: сено должно было в конечном счете пойти на корм скоту. К сожалению, башня начала гнить, поэтому ее пришлось сжечь, заложив таким образом традицию празднования в Никола-Ленивце русской Масленицы. Здесь каждый год сжигают какой-нибудь объект, правда, последнее время его специально для этого и строят, потому что авторы сооружений, уже прижившихся в арт-парке, ни в какую не соглашаются на их сожжение. В этом году на Масленицу жгли большой двадцатиметровый мост, возведенный по проекту архитектурного бюро Katarsis из сухостоя, соломы и деревянного мусора. Следующий шаг на пути превращения вольных землепашцев в творцов современного искусства был сделан в 2003 году, когда Полисский привез на фестиваль «Арт-Клязьма» всю творческую артель целиком. Никола-ленивцы сплели из лозы деревню-инсталляцию, жили в ней все время фестиваля, готовили еду из привезенных из дома продуктов и кормили гостей. Вернулись, как гордо рассказывает руководитель артели, на собственных машинах. Оказалось, что современное искусство — не баловство, как жители деревни думали вначале, а серьезное занятие. На международном рынке продукт никола-ленивецких промыслов был принят с таким же энтузиазмом, как и на внутреннем. В 2002 году Полисского при-

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА гласили во французский город Ди, где он сплел колонну из виноградной лозы, а после того, как в 2008-м его команда участвовала в оформлении российского павильона на Венецианской архитектурной биеннале, позвали в Люксембург. В центре современного искусства MUDAM, построенном знаменитым архитектором Йо Мин Пеем, автором стеклянной пирамиды Лувра, крестьянская бригада из десяти человек под руководством «дяди Коли», как называют Полисского в деревне, собирала «Большой адронный коллайдер». Строили коллайдер на калужской земле, а в Люксембург везли двумя фурами, чтобы смонтировать на месте. И наконец, сам Филипп Старк, французский мэтр дизайна, мастер эффектных жестов, заказал никола-ленивецкой артели серию скульптур для его нового проекта — реконструкции старинного парижского отеля Le Royal Monceau на Елисейских Полях. И теперь в холле отеля на Елисейских Полях пасутся те же олени, что и в никола-ленивецких мастерских. «Очень смешно получилось, — вспоминает Полисский. — Я им присылаю эскизы, а они аккуратно уточняют: можно без собак и без свиней? Я думаю: что такое, может быть, там израильские деньги, но я же не предлагаю им есть свинину. Оказалось, что отель принадлежит арабам, которые свинью даже видеть не могут. Но очень любят французскую культуру. А Старк позиционировал нашу скульптуру как что-то очень французское. Он веселый парень, и я хотел познакомить его с Лехой Гусевым, который делал этих оленей, но там его помощник работал, а сам он так и не приехал».

Центр притяжения на Угре В Никола-Ленивце в это время уже появился сплетенный из прутьев «Маяк», возведенный там, где стояли когда-то снеговики и сенная башня, по договоренности с национальным парком «Угра». Парк, охраняющий древнее поселение балтов, предшественников славян, ровной линией идет вдоль реки, и на его территории ничего нельзя строить без разрешения Минприроды. Чуть повыше, на склоне холма и вне заповедной территории, находятся объекты, построенные архитекторами в рамках фестиваля «Архстояние»: «Ухо» Владимира Кузьмина и Влада Савинкина, «Сарай» Юрия Григоряна и «Кроватка» Александра Бродского. Последняя вещь вызывает у народа особенно теплые чувства, поскольку является иллюстрацией к стихотворению Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Тут есть все: и дуб, под которым можно прилечь, и голубое сияние над головой, и блестящий изгиб Угры, и тишина. Но не в дни «Архстояния», конечно. Название фестивалю дали в честь исторического события, Великого стояния на реке Угре, положившего конец татарскому игу, причем очень странным, мистическим образом. Два войска, русское и татарское, стояли друг напротив друга, вытянувшись цепью на противоположных берегах реки, а потом внезапно разъехались в разные стороны. Во время «Архстояния» в Никола-Ленивец приезжают несколько десятков тысяч человек, и это само по себе феномен. Что заставляет людей преодолевать 200 километров пути из Москвы, последние 30 — по бездорожью, чтобы приехать сюда, где все, казалось бы, то

же, что и в любом другом российском уголке? Небо, река, разрушенная церковь. Церковь, кстати, архитектор Василий Щетинин и бизнесмен Игорь Киреев не то чтобы восстановили, но законсервировали. Заново возвели трапезную между колокольней и храмом, отремонтировали разрушенную кладку, вставили окна и двери. Анна Щетинина, старожил Никола-Ленивца и автор одного из самых популярных архитектурных объектов, «Дома

№3

Куратор «Архстояния» Юлия Бычкова обещает, что это человеческое качество будет рассмотрено очень внимательно и с разных сторон. «В этом году мы работаем с уникальными авторами, и каждый из них будет решать задачу, с которой ни разу не сталкивался. Хедлайнер нашего фестиваля — Игорь Шелковский, один из самых ярких представителей советского нонконформизма. Мы с ним строим большую скульптуру, 16 на 8 метров, это будет мост через один из оврагов на территории парка, под названием «Красный лес». Следующий автор — Таус Махачева, она никогда не работала в природной среде, поэтому для нее это тоже будет вызовом. Алексей Лука, известный стрит-арт художник, представит «Ленивый дом», Иван Горшков расскажет, как можно сделать ленивые беседки. А еще у нас будет большая театральная программа, ее курирует Максим Диденко». Лень каждый из авторов «Архстояния» воспринимает по-своему, но общее отношение к ней хорошее, доброе. Как говорит Юлия Бычкова: «Мы в Никола-Ленивце трудимся, но не суетимся».

В центре современного искусства MUDAM в Люксембурге крестьянская бригада под руководством «дяди Коли» Полисского собирала «Большой адронный коллайдер» над лесом», считает, что секрет чудесного преображения калужской деревни в том, что здесь совпали интересы многих людей, которые сошлись в нужное время в нужном месте. «Мы хотели создавать прекрасное и понимали, что это надо делать в сообществе со всеми, кто нас окружает. И это очень сильно подняло нас самих, мы стали социально активными людьми. Считаю, что и как архитектор я очень сильно здесь выросла, потому что приходилось решать совсем другие вопросы», — рассказывает она «Культуре». На фоне непрерывной деятельности мастерских, дающих ежегодно от 15 до 30 миллионов выручки, тема, выбранная кураторами фестиваля «Архстояние-2020» выглядит курьезно. Фестиваль нынешним летом будет посвящен... лени.

Главное — сакральность Что касается плохих дорог, о которых мы писали выше, — неизвестно, беда это или благо. Если в Никола-Ленивец проложат скоростную магистраль, от него, скорее всего, ничего не останется. Полисский вообще считает, что здесь нужно все оставить как есть. «Я бы ничего сильно не менял. Улучшил бы... чтобы было посытнее, побогаче, домиков побольше. Но только на территории деревни. Потому что уже появля-

26 марта 2020

ются бизнесмены, которые хотят делать кемпинг на берегу Угры. И очень трудно с этим бороться, потому что они в невменяемости. Предлагают мне деньги. Я говорю: «Да не надо мне твоих денег, просто не делай этого. Потому что у тебя все равно ничего не получится, а люди в итоге перестанут сюда ездить. Сакральность исчезнет. Объекты, которые мы создаем, должны быть в окружении природы, а люди этого не понимают. Так что я бы ничего не менял, просто улучшал качество. И соблазнил бы кого-то еще в этой стране, чтобы продолжали создавать такие же парки, и земля получала осмысленное использование. Потому что я вижу, как это делается в Японии, во Франции. Меня приглашают в депрессивный район, устраивают там фестиваль, и благодаря искусству место оживает. Это новая экономика». Полисскому уже удалось соблазнить власти Якутии, которые получили президентский грант и заказали ему проект, ставший частью программы Международной якутской биеннале современного искусства 2018 года. «Священный табун мистических лошадей», символизирующий божественное начало, установлен в широком поле, с которого открывается хороший обзор окрестностей. Эта местность считалась священной еще в те времена, когда на ней обитали прародители народа саха. У лошадей по две головы: одна питается травой, впитывая земные силы, другая смотрит в небо, пропуская сквозь себя солнечную энергию. Сделаны они из тальника людьми, которые здесь живут. Полисский уверен, что искусство должно вырастать прямо из земли и при помощи местных жителей, только тогда оно будет настоящим и любимым. Минприроды тоже позволило себя уговорить, и на территории заповедника «Угра» прошлым летом появился «Угруан», новый объект, вдохновленный сразу несколькими великими архитектурными сооружениями прошлого, в том числе Тадж-Махалом. Когда растает снег, он будет красиво отражаться в водах разлившейся Угры. Нынешним летом «Угруан» должен принять свою окончательную форму и встать вровень с лесом, а пока десять работниц никола-ленивецких промыслов трудятся над подготовкой лозы, очищая прутья и окрашивая каждый из них вручную. Следующей весной во внутреннем дворе здания «Новой Третьяковки» на Крымском Валу должен вырасти Руанский собор, сплетенный из разноцветных прутьев, тех самых, которые сейчас заготавливают работницы творческой артели. Произведение, созданное руками деревенских жителей, «пропишется» в одном из главных музеев страны. Это еще одна победа никола-ленивецкого проекта. Ирина Горлова, руководитель отдела новейших течений Третьяковской галереи, подтверждает в разговоре с «Культурой», что за двадцать лет отношение к нему изменилось. «В начале нулевых это представляло собой первый социальный проект, и в этом была его особая ценность. Художник Николай Полисский развел в Никола-Ленивце «искусство взаимодействия», которым у нас никто не занимался. Причем такое искусство, которое принесло свои плоды и дивиденды и, в общем-то, спасло всю деревню. Но сейчас мы воспринимаем его еще и как монументального суперскульптора».

№3

26 марта 2020

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА

Вспомнить все: как Москве возвращают историю с помощью старых вывесок Ксения ВОРОТЫНЦЕВА

Изогнутые улочки рядом с Чистопрудным бульваром. Многие считают, что здесь, в переулках с уютными топонимами — Сверчков, Потаповский, Архангельский, находится сердце Москвы. Тут часто встретишь туристов, толпящихся у одного из старых особняков. А в 2015 году появилась новая достопримечательность: на доме в Кривоколенном переулке восстановили написанную краской вывеску «Заводско-техническая контора. Инженер Фалькевич». Прохожие дивятся — кто такой Фалькевич? Кое-что о нем, впрочем, известно. Учился в Императорском московском техническом училище (нынешней Бауманке). Работал инженером на Кислородном заводе Ивана Мохова, стал совладельцем предприятия. Позже вместе с товарищем Яковом Древицким основал Торговый дом «Фалькевич и Древицкий» — для продажи немецких авто NAW. Заодно открыл Техническую контору — как пункт обслуживания автомобилей. Когда бизнес пришел в упадок, Фалькевич переориентировал контору на продукцию Кислородного завода. Сын Фалькевича Борис впоследствии стал завкафедрой автомобилестроения в МАМИ. Давно забытую вывеску конторы обнаружили случайно: с фасада отвалился кусок штукатурки, и стали видны буквы. Восстановлением занималась команда «Вспомнить все», которую возглавляет Наталья Тарнавская. Трудкоммуна, как называют себя участники проекта, возникла в 2012 году — по словам Тарнавской, тоже случайно: — На доме недалеко от Патриарших прудов во время ремонта обнаружили буквы — часть старой вывески «Аптека». Кто-то позвонил известному краеведу Александру Можаеву и рассказал об этом. Тогда, восемь лет назад, городского активизма еще не было. Это сейчас есть локальные истории: например, «Том Сойер Фест» — фестиваль восстановления исторической среды. Мы решили попытаться восстановить вывеску. Здание на тот момент не было памятником, позже его включили в реестр объектов культурного наследия. Нам повезло: в доме жила Елена Ткач — тогда

ФОТО: WWW.CAOINFORM.RU

Команда «Вспомнить все» восемь лет восстанавливает в Москве старые магазинные вывески — в основном времен НЭПа. У властей денег не просят — средства жертвуют все желающие. Восстанавливают не только в Москве — недавно закончена реставрация вывесок Новых торговых рядов в Туле. Есть планы на Петербург и Самару. «Культура» узнала, можно ли сделать интерес к культурному наследию глобальным трендом и как приучить людей платить за то, что им не принадлежит.

она была депутатом Пресненского района. Она помогла договориться с жильцами. С аптекой, а она находилась в доме с момента его постройки в 1914 году, договорились еще проще — им было все равно. Александр Можаев подключил знакомых реставраторов, нам сделали дружественный «ценник». Вдруг оказалось, что задача решаема.

100 тысяч рублей на «Булочную» Деньги на «Аптеку» собирались всем миром. Как вспоминает Наталья, банковские платежи еще не были популярны: «Практически никто не присылал деньги на карточку. Люди приносили наличные. Впрочем, заниматься вывесками Наталья не собиралась. Все опять определил случай: — На Покровке сняли советскую вывеску и обнаружили под ней какие-то буквы. Мы думали — хорошо бы ими заняться. Но дальше дело не двигалось. На одном мероприятии Можаев рассказал, что мы отреставрировали вывеску на Патриарших, а теперь могли бы восстановить ту, что на Покровке, но у нас нет денег. И какой-то человек, одетый довольно просто, подошел к нам и сказал: «Давайте я вам дам 100 тысяч рублей. Сделаете?» И оставил свой телефон. Через некоторое время я решила ему позвонить. Приехала к нему, и он отдал в конверте 100 тысяч рублей. Так удалось отреставрировать вывеску «Булочная и кондитерская». Позже несколько раз видела этого человека, он приходил с ребенком на наши мероприятия. Почему его так зацепила эта тема — неизвестно.

После той истории Наталье стало понятно: кроме них, никто вывесками заниматься не будет. Сегодня команда «Вспомнить все» состоит из Тарнавской, реставратора Петра Шутова, который занимается общей оценкой объектов, а также реставраторов, работающих на фасадах. Средства собираются с помощью краудфандинга. Поначалу люди жертвовали небольшие суммы: по 200– 300 рублей. Теперь обычный взнос — около тысячи рублей. При этом бюджет на одну реставрацию — 400–600 тысяч. Перевести деньги можно на сайте команды «Вспомнить все»; кроме того, по словам Натальи, их информационно поддерживают другие городские проекты: — Потому что это хорошая тема, некоммерческая. Мы не собственники, которые что-то делают на своем здании. Мы восстанавливаем вывески для всех.

Загадочная подпись Наталья Тарнавская признается, что вывески обычно находят случайно: — К сожалению, не существует приборов, позволяющих видеть сквозь штукатурку. На старые фотографии полагаться нельзя, не факт, что волшебные надписи, которые мы видим на снимках, сохранились. Мы восстанавливаем вывески, сделанные краской по штукатурке. Если их просто закрасили, есть шанс найти. А если штукатурку шлифовали, делали серьезный ремонт, то ничего не осталось. Нельзя полагаться и на память старожилов — по словам Натальи, люди нередко ошибаются. В качестве примера

Тарнавская приводит дом по адресу Покровка, 41, который в советские годы украшала надпись «Медсанстрой»: — По инициативе жильцов надпись восстановили — без нашего участия, это не наш проект. Сделали позорные пластиковые буквы. И оказалось, что люди не помнят, что именно было изображено на фасаде. Поэтому теперь там написано: «Медсантруд» (название профсоюза медработников, при котором был создан стройкооператив. — «Культура»). И хотя есть старые фотографии, никто не постарался их найти. Это типичная история про воспоминания. Вывески, нарисованные краской, которыми занимается команда «Вспомнить все», — редкое явление: — Обычно делают навесные вывески, — объясняет Наталья. — Нынешнее время не исключение: вы не увидите вывесок, нарисованных на стенах. Потому что это долго, дорого, сложно, к тому же такую вывеску при переезде не заберешь с собой. Однако в 1904 году в Москве случился страшный ураган, много вывесок сорвало, были человеческие жертвы. И вышло постановление властей города о том, что вывески определенной площади — кажется, больше четырех квадратных аршинов — должны быть нарисованы на фасаде. Правда, многие это постановление игнорировали. Поэтому таких вывесок в городе все равно было мало. По словам Тарнавской, надписи нередко рисовали на фасадах, на которых было сложно разместить типовую жестяную вывеску: — Недавно мы реставрировали вывески Новых торговых рядов в Туле. Там

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА

«Если собственник против — ничего не сделаешь» Жильцы домов далеко не всегда поддерживают интерес к старине. — Многие истории не закончились реставрацией — нам просто говорили «нет», — признается Наталья. — Людей можно понять: это их дом, они не знают, что там будет. Когда мы начинаем работать, все становится на свои места. Жильцы видят не грязь и шум, а симпатичных девушек-реставраторов с кисточками. Постоянно приезжают фотографы, телевидение. К концу местные жители считают вывески своей историей, своим достоянием. Говорят: «Мы с самого начала были «за». Еще один «камень преткновения» — собственник. Наталья объясняет: «Если он против — ничего не сделаешь: у тебя нет никаких инструментов воздействия». Неприятная история случилась с уже отреставрированной вывеской «Булочная и кондитерская» на Покровке. Надпись здесь необычная — сделана на синей керамической плитке, выпущенной в начале XX века фирмой Артура Перкса. Два года назад булочная, работавшая с 1910-х, закрылась. Новый собственник развернул ремонт. За судьбу вывески начала беспокоиться общественность. — Собственник начал делать ремонт, не согласовав его с департаментом культурного наследия, — рассказывает Наталья Тарнавская, — хотя здание является памятником, объектом культурного наследия. По плану ремонта ничего страшного не предполагалось. Если бы владельцы задумались, то поняли бы: проще и дешевле подать документы, подождать две недели и спокойно делать ремонт. Вместо этого они нарвались на штрафы, которые висят над ними до сих пор. Сама вывеска входит в предмет охраны, поэтому угрозы демонтажа нет. Единственное, был риск, что ее закроют вывеской заведения. Однако департамент обложил собственника штрафами, и тот взял себя в руки: новая вывеска размещена в витрине, она не закрывает фасад.

ФОТО: МАРИЯ ДЕВАХИНА/РИА НОВОСТИ ФОТО: WWW.REMEMBER.MOSCOW

арочные проемы — входы в отдельные магазины. Думаю, вывески рисовали из экономии. Вообще большинство таких вывесок приходится на вторую половину 1920-х: времена НЭПа, то есть эпоху малого бизнеса. Когда легче обратиться с просьбой к студенту художественного училища, чем заказывать вывеску в серьезной конторе. Имена тех, кто делал надписи на фасадах, не сохранились. — Вывески были чисто утилитарной вещью, — рассказывает Наталья Тарнавская. — Только один раз мы обнаружили подпись художника — речь о вывеске «Артель «ХЛЕБОПЕК» Булочная» на Пречистенке. В углу написано: «Н. Максимов». Кто это, мы не знаем. Был известный советский художник Николай Максимов, его картины есть в Третьяковской галерее. Однако подпись не похожа. Правда, в Третьяковке выставлены послевоенные работы: подпись за двадцать лет могла измениться. В любом случае непонятна мотивация автора, решившего подписать вывеску. Либо это человек с колоссальными амбициями, либо его попросили расписаться, но для известного художника получилось простенько. Как бы то ни было, пока это единственная в России вывеска, на которой есть подпись автора.

№3

Самый большой страх Команда «Вспомнить все» еще на старте отмежевалась от протестного активизма. Причины прагматические. «Мы поняли, что если включим стандартные протестные механизмы, которыми пользуются градозащитники, ничего не получится, — объясняет Наталья. — Снос здания — долгая история: можно стоять с плакатами, ходить по кабинетам. На это есть время — недели или месяцы. А когда речь идет о буквах, которые видны из-под штукатурки, нет ни месяцев, ни дней».

— Я не знаю, что буду делать в ситуации, когда мы соберем деньги, начнем раскрытие и не сможем его закончить, — рассказывает Тарнавская. — При восстановлении «Стрелецкой пекарни» мы обнаружили не то, что ожидали, на старых фотографиях читались другие буквы. Мы были очень удивлены. К счастью, за найденной вывеской стоит целая история. Она отсылает к старому названию переулка. Многие считают, что Костянский — историческое название, потому что здесь находилась Мясницкая слобода. На самом деле раньше переулок назывался Стрелецким, а Костянский придумали в 1922 году, когда переименовывали дублирующие друг друга топонимы: Стрелецких в Москве было несколько. Тогда была образована специальная комиссия, которую возглавил известный краевед Сытин, автор книги «Из истории московских улиц». Пекарня, скорее всего, открылась во второй половине 1920-х, когда переулок уже был переименован, но еще сохранилась историческая память. Вывеска довольно корявая, видно, что ее не разметили, черновиков не было. Это времена НЭПа — сегодня нарисуем, завтра нас выселят. Однако, глядя на нее, можно полчаса рассказывать про артели, про переименования, про само время. Это обогащает город.

«Мы не ищем сложные истории, требующие знания архитектуры, ее стилей. Напротив, занимаемся понятными вещами, которые сложно не любить и не замечать» Вывески восстанавливают на народные деньги, однако власти тоже идут команде навстречу. Например, нередко помогают договориться с собственником. — Сейчас сотрудничество с властями складывается легко, — объясняет Наталья Тарнавская. — Если здание не является памятником, нужно только согласие владельца. Если же это памятник, мы должны пойти в департамент культурного наследия — нас там знают и любят. Например, они помогли договориться с собственником здания в Костянском переулке, где мы восстанавливали вывеску «Стрелецкая пекарня», — подстегнули владельца быстрее подготовить документы. У нас ведь сезон — мы не можем реставрировать осенью или зимой, только летом. Во время восстановления «Стрелецкой пекарни», по признанию Натальи, осуществился один из ее самых больших страхов. Часто до последнего момента неизвестно, что обнаружится под штукатуркой. При этом пожертвования собираются заранее, еще до того, как реставраторы приступят к раскрытию надписи.

«Монетизировать наследие становится проще» В списке восстановленных объектов трудкоммуны не только вывески, но и дореволюционный люк, кирпичное клеймо, люксферы — световые окна в тротуаре, с помощью которых освещались подвальные помещения. В 2018 году команда отреставрировала дореволюционную каменную табличку. По словам Натальи Тарнавской, в Москве сохранилось лишь три подобных объекта: — Там использована старая нумерация, которой уже не существуют. Город делился на части в зависимости от полицейских участков, а также от пожарных частей. Нумерация домов была сквозная, как сейчас в Зеленограде. Москва 150 лет назад не только выглядела по-другому,

26 марта 2020

но и была устроена иначе. Дом, на котором установлена табличка, возвели в начале XIX века. А табличка сделана позже — между 1860-м и 1890-м. Но точной датировки мы не знаем. Известность проекта «Вспомнить все» вышла за пределы Москвы, первым шагом стала просьба тульских коллег о помощи. По словам Тарнавской, туляки собрали 420 тысяч рублей: в основном это местные пожертвования, московских — не более 15 процентов. Наталья со товарищи прислали реставраторов и помогли с документами: «Когда дело касается объекта культурного наследия, возникает много страхов — и у подрядчика, и у городских властей. Наш опыт помог тульским ребятам». Подробностями будущих проектов Наталья не делится: «Пока не залезли на фасад, ничего не рассказываем». А вот о причинах успеха «Вспомнить все» говорит подробно: «Во-первых, в активизме, связанном с наследием, 99 процентов проектов не доводятся до конца. Мы же не рассказываем, что спасаем Россию посредством «Телеграм-канала». Просто берем и делаем конкретные вещи». Вторая причина — вывески понятны и доступны всем. «С реставрацией дома сложнее. Иногда здание становится красивее. А порой выглядит хуже, если его консервируют. Это тренды мировой реставрации — сохранять подлинные фрагменты и материалы. Здесь кирпич одного цвета, потому что он новый, а там — другого, поскольку он подлинный. Не всегда обычный житель может понять, что он видит, для этого необходим определенный бэкграунд. А чтобы послушать историю про аптеку, которая открылась 100 лет назад, никакого бэкграунда не нужно. Ты можешь ее сфотографировать, опубликовать в социальных сетях, получить лайки. По большому счету многие гуляют по городу ради подобных wow-штучек — если, конечно, они не краеведы. Мы не ищем сложные истории, требующие знания архитектуры, ее стилей. Напротив, занимаемся понятными вещами, которые сложно не любить и не замечать. По словам Натальи, их проект — вклад в формирование интереса к своему наследию. Можно сказать, это новый глобальный тренд. — Отношение к наследию будет меняться. Это видно по девелоперам, по проектам вроде Дома Наркомфина, — утверждает Тарнавская. — Время быстрых денег ушло. Раньше ты мог построить торговый центр чуть ли не из пенопласта, быстро сдать места в аренду, а дальше — пусть разваливается... Теперь ты его не сдашь, и развалится он быстрее, чем удастся собрать с арендаторов деньги. Монетизировать наследие становится проще. Появилось много проектов, связанных с промышленным наследием. Фабрики не сносят, а пытают адаптировать под новые нужды. Почему мы занимаемся краудфандингом, не просим денег у властей и не ориентируемся на гранты — нам нравится, что люди платят за наследие. Люди скидываются на то, что им не принадлежит, и это здорово. Ведь собственники меняются — здание может перейти к городу, а потом обратно; приходят и уходят арендаторы... Поэтому говорить, что одни платят, а другие пользуются, неправильно. Это интересный опыт — ты ходишь мимо вывески, за которую заплатил. Пусть даже 500 рублей, а реставрация стоила 500 тысяч — неважно. Ты один из тысяч людей, пожертвовавших деньги, и это приятное ощущение.

№3

КУЛЬТУРА И ВЕРА

26 марта 2020

Каких бы высот ни достиг искусственный интеллект, решать этические вопросы должен человек

Протоиерей Александр АБРАМОВ, заместитель ректора Московской духовной академии

ОГДА заходит речь об искусственном интеллекте (ИИ), говорят об огромном количестве сфер применения. Плюсов много, и они очевидны. Так, ИИ широко используется в медицине. В области онкологии есть, например, решения, связанные с прицельным воздействием на пострадавшие участки на основе анализа колоссального массива данных. Или пример из гуманитарной сферы: амбициозный проект оцифровки и алгоритмического анализа нескольких тысяч памятников древнерусской литературы XI–XVII веков. Еще один несомненный плюс, хотя кто-то назовет это минусом, — высвобождение времени человека при совершении рутинных вещей — мы покупаем билеты онлайн, и это тоже в какой-то мере применение некоей алгоритмической логики, близкой к ИИ. Положительная сфера применения ИИ очень велика, а перспективы его в будущем впечатляют еще сильнее. И в противовес этому речь идет даже не о минусах, а о проблематике, которая связана сегодня в первую очередь с этическими вопросами. Например, мы знаем, что сейчас в связи с коронавирусом врачи в Италии вынуждены принимать этические решения — кого подключать к аппарату искусственной вентиляции легких. И в этом случае они выбирают либо тех, у кого больше шансов вылечиться, либо более молодых в связи с установившимся в обществе представлением о том, что молодые более ценны. Это представление может критиковаться, и оно неочевидное. Но если представить, что решение вопроса, кого отключать, а кого лечить, будет предоставлено не человеку, а машине на основании совокупности анализируемых признаков: давление, пульс, прогноз, анамнез, время нахождения на больничной койке, то в действие могут вступить еще менее очевидные критерии. От-

сюда и возникает вопрос управляемости ИИ, ее параметров, границ. Для меня в принципе невозможна постановка вопроса о том, что этически значимые человеческие действия могут быть кому-то передоверены. Это дальнейший шаг к деградации и без того очень «тощей» человеческой культуры. С зачатками проблемы, когда компьютер выбирает за нас, мы сталкиваемся уже сегодня, когда навигатор направляет нас из пункта А в пункт Б не самым быстрым и удобным маршру-

вать атомную станцию, а потом думать, как обеспечивать ее безопасность. Это должно идти рука об руку. Когда что-то разрабатывается, то перекрывающие заслонки, аварийные кнопки и вентили нужно придумывать загодя. Церковь, если обратиться к аналогии с атомной энергетикой, и за атомную энергетику как прогрессивную, и за всеобъемлющую систему безопасности для этой энергетики. Мне приходится у нас в стране участвовать в большом числе конференций по этике ИИ. И этот вопрос обсуждается в основном на философских факультетах или в Институте философии РАН. Вот локализация этой проблематики. А разработчики ИИ — это технари, и если открыть программу конференции, в заголовке которой будет «искусственный интеллект», гуманитарии даже название доклада не поймут. Речь будет идти об абсолютно частных технических подробностях преодоления той или иной технической закавыки «при нахождении параметров мягкого ИИ». Этические решения и технические решения абсолютно не сомкнуты. Сейчас дошли до того, что обсуждают, есть ли у машин права, или, говоря языком философских факультетов, является ли машина моральным агентом. Ну конечно, не является! Что мы понимаем под человеком? Для нас крайне важно, ключево понятие совести. Совесть — это то, что человека отличает от всех других живых существ. Оставим в стороне вопрос, жива или не жива машина (а для нас ответ на это отрицательный

Что беспокоит в этом вопросе Церковь? Достоинство личности, конечно. Достоинство личности, которое не должно ни при каком развитии технологий пострадать. Потому что человек обладает богоданным достоинством, свободой, и нельзя допускать, чтобы в результате появления тех или иных технологий его права и свободы пострадали том, а так, чтобы разгрузить определенные магистрали, и делает это, конечно, не по своей прихоти, а в соответствии с заложенными в него алгоритмами. Что беспокоит в этом вопросе Церковь? Достоинство личности, конечно. Достоинство личности, которое не должно ни при каком развитии технологий пострадать. Потому что человек обладает богоданным достоинством, свободой, и нельзя допускать, чтобы в результате появления тех или иных технологий его права и свободы пострадали. Церковь не выступает как луддит, как сторонник остановки технического прогресса, да его и невозможно остановить! Но нельзя сначала спроектиро-

на данном этапе развития технологий), — у машины нет и не может быть совести. Попытка сделать машину антропоморфной не в смысле придания ей человекоподобной формы, а сказать, что у машины есть чувства, она думает, страдает, переживает, — опасна. Потому что это вторжение в сферу того, что может принадлежать только человеку. И это в некотором смысле значит поставить под вопрос задумку Божию, откорректировать Божие решение. И суррогатное материнство — это такая же попытка, и генетические манипуляции. Машина способна бесконечно развиваться. Есть агрегаторы, которые показывают результаты машинного написания стихов. Это не стихи в чистом виде,

конечно, а просто набор слов, составленных в осмысленные предложения в соответствии с имеющимися схемами, не было бы схем — не было бы стихов, будет больше стихов — будет больше схем. Но там нет чувства. Желание форсировать этот рубеж, придать за счет усложнения машин ИИ возможность перейти рубеж просто машины, нуждается в серьезнейшем осмыслении. А потом: кто создает эти программы? Здесь еще одна этическая проблема. Почему мы должны исходить из убеждения, что их намерения совершенно чисты? Было бы легкомысленно считать, что все разработчики программ — люди избыточно честные. А значит, может быть и всякое злодейство и должна быть продумана система, при которой нам нет нужды опираться на слепое доверие. В Ватикане давно почувствовали взрывной материал, который содержит в себе эта тема. Они проблему ИИ понимают очень широко и включают сюда и нейроэтику, например, и био, и психополитику. У них прямо перед взрывом эпидемии коронавируса была крупная конференция. Они выработали итоговый документ, который называется «Искусственный интеллект и этика», основные тезисы его находятся в трех областях: закон, обучение и этика. Что касается этики, то это требования к разработкам быть верифицируемыми и подчиняться законам общего блага, при котором у человечества не будет нужды опасаться злонамеренности разработчиков. Мы, конечно, следим за всем тем, что происходит в мире, у нас в Московской духовной академии существует Центр исследований в области биоэтики и высоких технологий, у нас есть межсоборное присутствие Русской православной церкви. Одна из ее комиссий работает сейчас над созданием документа, который будет выражать мнение Церкви по поводу ИИ. На Церкви лежит обязанность морального предостережения и этической оценки. Человек должен нести ответственность, если это человек совести, думающий человек. Известно, как академик Сахаров каялся, в том числе публично, что участвовал в разработке водородного оружия. Несколько запоздало, правда. Когда разрабатывал, видимо, у него другие движители были. Но, с другой стороны, применение пулеметов во время Первой мировой войны считалось диким варварством. Кто сейчас скажет, что использование пулеметов — варварство? Вот если бомбу сбросили биологическую, это да. Критерии человечества в смысле жестокости все ниже и ниже, в противовес известной советской песне. У всех в квартирах есть пробки. Мы говорим: пробки выбило — свет выключился. Так вот, в нас самих должны быть пробки, которые выключат свет, если мы куда-то не туда пошли.

БИБЛИОТЕКА

№3

26 марта 2020

Евгений ВОДОЛАЗКИН:

Евгений Водолазкин — не только именитый писатель, лауреат «Большой книги», «Ясной Поляны» и других премий, но и ученый, доктор филологических наук, специалист по древнерусской литературе. Для многих русская литература начинается с Пушкина, в лучшем случае — с Державина, а литература допетровского периода остается «за кадром». Вот что автор переведенного в тридцати странах «Лавра», написанного на современном русском и древнерусском языках, думает о том, повлияла ли литература Древней Руси на классическую русскую литературу и ощутим ли ее генетический код в произведениях современных писателей. Некоторые зарубежные исследователи предлагают нам начинать русскую литературу с XIX века: мол, ну что вы держитесь за свою Древнюю Русь, этого никто не знает, никому это не интересно. Но физика полупроводников тоже не всем интересна, однако имеет большое значение. Русская литература начинается не с XVIII и не с XIX века. В 988 году Русь принимает крещение, и с этого момента становится литературной страной. В XI веке к нам пришла книжность — по большей части связанная с богословием, слово «литература» в отношении Древней Руси надо очень осторожно употреблять. Вместе со Священным Писанием на Русь проникают комментарии к Писанию, жития, службы святым, поучения, толкования священных текстов и, конечно же, историографические сочинения, такие, например, как хроники, которые послужили примером для русской оригинальной историографии — летописания. И все это очень хорошо взаимодействовало. Эта литература была очень значима, с XI по XVII век она обеспечивала духовные потребности Руси. Здесь, в отличие от Запада, элементы художественной литературы представлены скупо. Рыцарский роман, например, не появился. Правда, был известен перевод эллинистического романа Псевдо-Каллисфена «Александрия». Но к нему не относились как к развлекательному чтению: Александр Македонский рассматривался в качестве идеального царя. На Западе же литература была гораздо более светской. Между Средневековьем и Новым временем на Западе — эпоха Возрождения, первая ступень к Новому времени. У нас же Возрождения в прямом, западном, смысле слова нет. На Руси присутствовали явления, которые Дмитрий Сергеевич Лихачев называл «Предвозрождением». Но у нас ведь не было античности, которую возрождали на Западе. Запад, по выражению историка и философа Георгия Федотова, несколько веков сидел за латинской партой, прежде чем начал обретать свои собственные слова. Наше Средневековье и Новое время почти смыкаются. Разница между нами

ФОТО: СЕРГЕЙ ЕРМОХИН/ТАСС

«Без литературы Древней Руси не было бы Достоевского»

и Западом в том, что огромный этический заряд Средневековья, который был уже почти не слышен в западной литературе Нового времени, в русской литературе ощутим. Его хватило на весь XIX век, а может быть, и подольше. Интерес к Средневековью стал даже выше во вто-

чаева» — политическое убийство, совершенное в 1869 году, — трактовали политически, исторически, публицистически, а он дал метафизическую трактовку произошедшего и назвал свой роман — «Бесы». Великим мистиком был Гоголь, которого в советское время в школьных и университетских программах записывали в реалисты. О религиозности Толстого написано огромное количество книг, и я не буду вдаваться сейчас в эту проблему. Скажу лишь, что питалась она по преимуществу раннехристианскими идеалами. Особый разговор, почему на Западе непонятны Пушкин и Лермонтов. Дело в том, что для многих англоязычных читателей Лермонтов и Пушкин — это как бы обратный перевод Байрона. При этом не учитывается, что западные романтики были очень далеки от Средневековья, а наши почти соприкасались с ним. Поэтому этический заряд и Пушкина, и Лермонтова очень высок. Я убежден, что сейчас заканчивается громадный историко-культурный цикл, который называется Новым временем. И сейчас — это совершенно очевидно! — в литературе появляются элементы поэтики, очень напоминающие средневековые. То, чем нас пытался удивлять постмодернизм, в свое время уже было в Средневековье. Это, в частности, центонный (то есть фрагментарный) характер текстов. Аналогом того, что Ролан Барт называл «смертью автора», является анонимность средневековой литературы. Отдельно скажу о так называемом реализме в литературе. Средневековая литература — литература реального факта. Это не значит, что все факты в ней были реальными: просто существовала установка на то, что описанные события действительно имели место. Не было художественного вымысла. Говоря, что это

Разница между нами и Западом в том, что огромный этический заряд Средневековья, который был уже почти не слышен в западной литературе Нового времени, в русской литературе ощутим рой половине XIX века, когда такие писатели, как Лесков, Толстой, Гаршин и другие, занимались переложениями византийских и древнерусских текстов. Это не было случайным явлением: влияние Древней Руси на отечественную литературу Нового времени было велико. Без Древней Руси не было бы ни Достоевского, ни Толстого, ни многих других. Они стали бы профессионалами, может быть, даже виртуозами, но — не более. Не возникло бы то метафизическое измерение, которым знаменита русская литература. Формально Достоевский — типичный западный романист, поэтому он так популярен в Европе. А настолько интересен Западу Достоевский стал потому, что в западноевропейскую форму он вложил русское содержание и русскую проблематику. И оказался достаточно своим по форме, чтобы быть понятным, и достаточно необычным по содержанию, чтобы стать интересным. В творчестве Достоевского присутствует великолепно разработанная в Средневековье христианская метафизика. У него христианский взгляд на все происходящее. Так, например, «дело Не-

была не литература, а книжность, мы подчеркиваем, что одним из значимых элементов художественности Нового времени является вымысел. А Средневековье вообще никакого вымысла не принимало. Вымысел со средневековой точки зрения есть ложь, а ложь — это грех. Сейчас литература до некоторой степени устала от своей литературности (как и искусство — от искусственности). Если лет 20 назад слово «реализм» было почти ругательным, то теперь возникает новый запрос на реализм. Литература стремится к реалистичности, поэтому возникают вещи со значительным автобиографическим (или псевдоавтобиографическим) элементом, появляются такие авторы, как Довлатов, Лимонов, Валерий Попов, Аствацатуров. Это литература, которая как бы возгоняет градус реальности выше. Запрос на реальность в литературе отражается и в том, что сейчас, насколько мне известно, существует четыре группы писателей, называющих себя «новыми реалистами». Хотя реализм не всегда понимается правильно. В этой связи мне вспоминается беседа Эльдара Рязанова с Борисом Николаевичем Ельциным. Рязанов спросил у Ельцина: «Кто ваш любимый писатель?» Ельцин ответил: «Чехов». Рязанов спросил: «Почему?» И Борис Николаевич сказал: «Ну, как же? Вот читаешь Чехова — и понимаешь: да, такое могло быть на самом деле». Этот критерий по отношению к литературе спорен. Те, кто придерживается такой точки зрения, не отдают себе отчета в том, что они соотносят стиль с реальностью как таковой, а не с представлением о ней. Поэтому их суждения получаются несколько наивными. Реальность так называемого стиля реализма весьма относительна. Она — такой же вымысел, как и все остальное в литературе. И это хорошо. Если бы качество литературы измерялось степенью ее реалистичности, то лучшим художественным текстом была бы телефонная книга, а лучшим произведением живописи — фотография. Но действительность, к счастью, богаче такого рода теорий. Реализм — весьма сложное понятие, которое следует хорошо прояснить, прежде чем им пользоваться. То, что описывалось в Древней Руси и считалось реальностью, с современной точки зрения не всегда является реальным. И наоборот: многие вещи, которые кажутся реальными нам, не показались бы такими в Средневековье. Иными словами, реализм — весьма относительное понятие. Подводя итоги, можно сказать, что литература Древней Руси не ушла, ее этический заряд живет в классических произведениях и книгах современных авторов. В современную литературу в определенной степени возвращаются средневековые литературные формы, обогащенные влиянием Нового времени. Записал Алексей ФИЛИППОВ

№3

КУЛЬТУРА С КУЛАКАМИ

26 марта 2020

«Человек расслабленный» как обреченный вид

Петр ВЛАСОВ, главный редактор газеты «Культура», писатель

АК получилось, что 2020 год я встретил в Италии. Запомнилась поездка во Флоренцию — но отнюдь не красотой местного Дуомо или впечатлениями от шедевров Уффици. Попасть туда не удалось. Напротив, город произвел странное, даже отталкивающее впечатление, скорее вызывал аллюзии с картинами Возрождения. живописующими Страшный суд. Он был переполнен людьми сверх всякой меры. Десятки тысяч туристов закупорили улицы исторического центра, заполонили все мосты и площади. Разглядеть, почувствовать что-то, находясь внутри этой медленно дрейфующей вдоль закусочных и магазинов живой массы, оказалось просто невозможно. Впрочем, картинка из Флоренции — «как сельди в бочке» — наглядно информирует о структуре итальянской экономики. Около 15 процентов ВВП страны приходится на туризм, ежегодно Италию посещают 60 млн туристов — столько же, сколько насчитывается самих итальянцев. То, что усвоить неповторимые итальянские красоты в такой толпе невозможно, мало кого волнует. Главное принять, обслужить, состричь свои кровные — и тут чем больше приедет, тем лучше, нужен конвейер, как у Форда. Гостиница, такси, траттория, магазин с сувенирами и кожаными сумками. В итоге в среднем выходит тысяча евро с каждого желающего насладиться Ватиканом и каналами Венеции. Забавно, что в последнее время нам постоянно ставили в пример подобный — «обслуживающий» — тип экономики с доминирующей сферой услуг. Обеспечивающий населению ненапряжный, расслабленный режим существования. Не требующий хорошего образования или высокой квалификации. Возво-

дящий на постамент образ «рантье» — по сути, бездельника, который ведет беззаботную жизнь где-нибудь в Таиланде на доходы от недвижимости или доли в бизнесе. В странах, которые мы привычно называем «развитыми», в секторе услуг занято сегодня от трети до половины всей рабочей силы. Но сегодня, когда мы видим совсем другую Италию, у нас возникает множество вопросов — и к экономике, и к подобному укладу жизни. Речь даже не о том, что после того, как исчезли все туристы, Италия несет гигантские финансовые потери. Или что итальянская медицина выглядит весьма беспомощно — хотя, возможно, дело в масштабах проблемы. Итальянцы откровенно растерялись, они просто не знают, что делать, пока коронавирус тысячами выкашивает их старшее поколение. Да, петь вместе гимн на балконах — это впечатляет. Но впечатляет соцсети, а не болезнь. Люди продолжают умирать. Впрочем, будем справедливы — не готовым к пандемии, к появлению подобного незапланированного «черного лебедя», оказался весь сегодняшний мир, в котором в разработку средств для повышения потенции вкладывается гораздо больше, чем в поиск лекарства против рака. Сидя у экранов телевизоров или компьютеров, мы с ужасом наблюдаем, как схлопывается понятный и привычный нам миропорядок. С ужасом — по причине той легкости, с которой это происходит. Вирус — далеко не самый смертельный, даже близко не сопоставимый с часто поминаемой в эти дни «черной смертью», убившей в XIV столетии пол-Европы, легко рушит мировую экономику, обещая нам новую Великую депрессию, банкротит огромные корпорации, останавливает всякое транспортное сообщение между странами. В США население выстроилось в очереди не только за туалетной бумагой, но и за оружием, уже готовясь, очевидно, к сценариям в духе «Безумного Макса». Невольно возникает вопрос: что же произойдет, если человечество вдруг столкнется с гораздо более серьезной угрозой? Причина нынешнего коллапса — мы «расслабились» сверх всякой меры. Потребительская форма существования — незамысловатая, как конвейер по обслуживанию туристов в Италии, рассчитанная на быструю отдачу, не имеющая длинного горизонта планирования,

опасна не только тем, что человек, говоря простыми словами, тупеет, не используя на благо общества заложенный в нем потенциал. Мы постепенно теряем способность решать большие и важные задачи, более того — даже ставить их. В итоге ставим под угрозу не только нашу экономическую и социальную устойчивость, но и само физическое выживание. Вспышки разного рода эпидемий в последние лет двадцать не раз беспокоили человечество. Свиной, птичий и так далее гриппы унесли тысячи жизней. Было очевидно, что вопрос возникновения пандемии в условиях глобализации — это только вопрос времени. Но разве кто-то озаботился тем, чтобы подготовиться к «гипотетической опасности»? Слишком дорого, неоправданная трата денег, на этом не заработать... Более того, некоторые идеологи потребительской цивилизации пытаются найти позитив даже в ее очевидных провалах. Известный британский экономический журналист Джереми Уорнер видит в возможной смерти миллионов стариков по всему миру «позитивный экономический эффект» — это снизит пенсионные расходы и даст экономике новый импульс. Хочется разочаровать г-на Уорнера — никто не даст ему гарантию от заражения и смерти. Недосчитаться на другом берегу могут в том числе и его самого. Человек когда-то стал «человеком разумным», выделился из природы, возвысился над ней только потому, что сумел решать — и во многом предупреждать — проблемы, связанные с собственной безопасностью. Эта насущная потребность в постоянном движении вперед, в саморазвитии ради выживания позже превратилась в духовные практики и учения, главная задача которых состояла как раз в том, чтобы не дать «расслабиться» и пустить все на самотек. Приоритет развития (или, в широком смысле, безопасности) над потреблением был, несомненно, главным двигателем всех успехов цивилизации. Идеалом нашей эпохи, напротив, стал «человек расслабленный». Только вот способен ли он, выражаясь языком Голливуда, защитить человечество? Взять на себя ответственность, пожертвовать чем-то? Не только «крафтовым пивом» и возможностью самоутверждаться красивыми фото в фейсбуке? Ответ мы узнаем уже в ближайшие месяцы.

Читайте в следующем номере

Тема номера: ФОТО: ИРАКЛИЙ ЧОХОНЕЛИДЗЕ/ТАСС

Как вернуть российскому кинематографу былое величие?

Зачем нашей литературе нужны толстые журналы?

УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ! Продолжается подписка на газету «Культура» с журналом «СВОЙ» Никиты Михалкова. Приложение к газете «Культура» (комплект).

Подписной индекс на I полугодие 2020 года ПИ092 Подписаться можно во всех почтовых отделениях Российской Федерации, а также в режиме онлайн на сайте айте «Почта России»: pochta.ru в разделе онлайн. Подписка по индексу ПИ092 на любой период от 1 месяцаа

Главный редактор: Петр Власов Учредитель: Общество с ограниченной ответственностью «Редакция газеты «Культура» Свидетельство о регистрации средства массовой информации: ПИ № ФС77-76895 от 24.09.2019 г.

Заместитель главного редактора: Ольга Сичкарь Ответственный секретарь: Александр Курганов Дизайнер: Наталья Вайнштейн

Адрес редакции: 123290, Москва, Шелепихинская наб., д. 8А, эт. 2, пом. 3 Телефоны для справок: +7 (495) 662–7222; e-mail: info@portal-kultura.ru Печать и распространение: +7 (495) 662–7222 Газета распространяется в России (включая Республику Крым и Севастополь), Беларуси Общий тираж 20 060

Отпечатано в ОАО «Московская газетная типография» 123995 г. Москва, ул. 1905 года, дом 7, стр. 1. Заказ № 0392 Подписано в печать: 25.03.2020 г., по графику: 15.00, фактически: 15.00

Подписной индекс на 2020 год в каталоге «Почта России»: ПИ 092 (от 1 до 6 месяцев) Онлайн-подписка на сайте pochta.ru