газета Культура, № 06, 2020 г. by газета Культура

www.portal-kultura.ru 24 июня 2020 года № 6 (8178)

Издается с 1929 года

Валерия о семье и детях

ФОТО: ВЯЧЕСЛАВ ПРОКОФЬЕВ/ТАСС

Наши дети: что такое «счастливое детство»?

Частные дома бетонной Москвы

ФОТО: WWW.IMG-FOTKI.YANDEX.RU

Спасение памятников: хобби, миссия, дело всей жизни

ФОТО: ОЛЕГ ИВАНОВ/РИА НОВОСТИ

«Советское государство относилось к взрослым, как к детям»

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

16 плюс ISSN 1562-0379

№6

ТРЕНДЫ

24 июня 2020

Неигрушечная история Детская игрушка в современном мире уже не должна просто радовать и развивать ребенка. Она становится, скорее, коммерческим и идеологическим инструментом. В итоге мы получаем не игрушку, а определенный алгоритм поведения в обществе, который в нас стараются заложить. Расовые волнения в США. Здесь и справедливый гнев загнанных в гетто афроамериканцев, и погибший уголовник, похороненный в золотом гробу, и погромы магазинов, и коленопреклоненные перед демонстрантами полицейские. А еще — новость от компании Lego, всемирно известного производителя детских наборов для конструирования. Компания заявила, что в знак солидарности с жертвами полицейского насилия не будет рекламировать свои наборы, в которых есть фигурки полицейских. Нормальному человеку все это кажется странным. Какое отношение к полицейскому произволу в США имеют забавные фигурки как чернокожих, так и белых «копов»? Более того, под горячую руку попали почему-то и пожарные. Судя по отзывам покупателей на сайте компании, даже в Америке не все восприняли эту новость с пониманием. Но Lego не до объяснений, надо понравиться вышедшим на улицы «активистам» и их сторонникам в медиа, способных быстро «заклевать» тех, кто думает иначе, как это случилось недавно даже с «мамой» Гарри Поттера Джоан Роулинг, написавшей что-то неполиткорректное в Твиттере про трансгендеров. Мировая игрушечная индустрия держит нос по ветру и зорко следит за тем, каким именно курсом надо шагать в светлое (хотя уже, скорее, темное) будущее. Правда, угодить всем в обществе, главным инструментом реализации чьих-то интересов в котором становится исключительно публичный скандал, вряд ли возможно. Так получилось, например, с беременной Барби, в животе которой был спрятан новорожденный малыш. Родители детей в Великобритании назвали куклу, созданную в 2018 году, ужасной, и ее быстро убрали с полок. Подобная же судьба ожидала и куклу-индианку, похожую на звезду вечернего шоу. Ее производителей упрекнули в создании «стереотипного образа индейца».

Политкорректность — далеко не единственная напасть для современной игрушки. Игрушки создаются для детей, но это только на первый взгляд. Индустрия с многомиллиардным оборотом держит в голове прежде всего интересы американской киноиндустрии, с которой работает на пару. Крупные компании, производители игрушек, зарабатывают многомиллиардные прибыли на так называемом «мерче», образах героев популярных голливудских анимационных фильмов для детей. Четверть всех продаваемых в мире игрушек — герои популярных фильмов от «Звездных войн» до «Холодного сердца». В то время как сама последняя картина заработала 1,3 млрд долларов, продажи лицензионных товаров этого весьма посредственного мультфильма «Диснея» принеcли в 10 раз больше. Забавно, что студию Disney обвиняли в данном конкретном случае в лицемерии. Воспевая в мультфильме любовь к экологическим ценностям с девизом «Спасти планету», компания наштамповала сотни тысяч пластиковых кукол главной героини, чем вызвала негодование экологов. В СССР, где игрушечная индустрия знала и взлеты, и падения, «мерча» как такового не было, если не считать лупоглазых крокодилов Ген и не очень презентабельных пластмассовых Чебурашек. Однако «те самые» советские игрушки сегодня вызывают восхищение вчерашних советских детей, которые оставляют отзывы под изображениями какого-нибудь Зайца с барабаном или пожарной машины, выставленных на интернет-барахолке. Дело здесь не обязательно в том, что игрушки советские. C таким же восхищением американцы, которые росли в 1960-е, 1970-е и 1980-е, вспоминают

ФОТО: PHOTOXPRESS

Александр БРАТЕРСКИЙ

собственные игрушки. шки. Они казались проще, примитивнее, митивнее, но были любимыми и стали неотъемлемой частью ью американской популярной ой культуры. Здесь и простые тые куклы-пупсики, мишка ишка Тедди и, конечно же, разборный «Ми-стер Картофельная голова», появившийся на свет впервые еще в 1949 году. Первоначаль-но эта игрушка вклюключала в себя набор из нескольких пластиковых деталей, еталей, которые дети могли присоединить исоединить к настоящей картошке, сделав из нее человечка. С «Картофельной головой» играли многие поколения американских детей, а новый виток популярности пришел к игрушке в 1995 году после выпуска анимационного фильма «История игрушек». По сегодняшним стандартам «Картофельная голова» с усами, как у Александра Руцкого, выглядит примитивной и даже устаревшей. Но кажется, что в ней больше обаяния, чем в многочисленных куклах-монстрах со звероподобными лицами. Сегодняшние куклы, писали еще несколько лет назад в своем исследовании руководители российского Научного центра игры и игрушки, приобретают черты «дегуманизации»: «...Все дальше отходят от образа человека, и все больше приобретают черты машин, животных или технологических устройств». Расчеловечивание и упрощение игрушек отражает аналогичные процессы в нашей жизни. Под видом «глобализации» в нашу жизнь проник набор штампов, что в прямом смысле «штампуют» нового, весьма посредственного и пресного homo sapiens. Зайдя в любой российский магазин игрушек, вы увидите все те же игрушки, что сегодня продаются в мага-

зинах Парижа и Лондона, Шанхая и Стокгольма. За исключением небольшого количества «национальных» игрушек, в основном конструкторов и сборных моделей, перед нами «знакомые все лица». Здесь не только коммерческие интересы транснациональных компаний, для которых весь мир — только их собственный магазин. Это и стремление лишить нас сложности и разнообразия, отформатировать по одной и той же заготовке китайца, англичанина и русского. Восхищение игрушечным «изобилием» прошло, и понимаешь, что большинство сегодняшних игрушечных товаров убоги и не несут в себе ничего, кроме пластмассы, из которой они сделаны. С другой стороны, игрушек стало слишком много, и это тоже, скорее, плохо. Выбор огромен, и ребенок, у которого вначале горят глаза, быстро теряет интерес. Купленный из-за телевизионной рекламы «говорящий» попугай, прожив несколько дней, задвинут в долгий ящик. То же самое происходит и с очередной куклой — все это кажется большинству современных родителей абсолютно нормальным. Они начинают волноваться лишь тогда, когда ребенок вдруг привязывается к одной игрушке, и спраши-

вают у пси психологов «что не так». Психологи говорят, что ничего страшного, и родители спешат страшного в магазины за новыми монстрами, куклам куклами или героем очередного мульт мультфильма. Ученые между тем отмечают, что ч чем меньше у ребенка игрушек, тем креативнее игруш его в взгляд на мир. Опубликованное в 2017 году лик исследование Универсиисс тета Толедо, штат Огайо, которое бы было посвящено поведению детей дет от 18 месяцев до выявило, что меньшее 2 лет, выя количество игрушек помогает количеств ребенку бо больше вовлекаться в сам процесс игры и развиваться, играя. В советские времена большого выбора игрушек не было, и это ограничивало желание ребенка, но не его фантазию. Психолог Карина Милитонян объясняет «Культуре», что видит ситуацию с двух сторон: «Иметь неограниченный выбор — это путь к развитию. У того, кто много читал, видел и слышал, — широкий кругозор. С игрушками ровно такая же история. Но есть одна функция, которая все же страдает, когда ребенок завален игрушками. Он перестает ощущать восторг, то самое чувство острого счастья, когда тебе дарят что-то новое и интересное. Я бы посоветовала совершать покупки нечасто и в небольшом объеме. Одной или максимум двух игрушек будет достаточно. Следующая покупка не раньше, чем через месяц. За это время ребенок вдоволь исследует новинки, научится быть на них сконцентрированным и сможет перейти к погружению в другие». Задуматься о том, в какие игрушки и игры играют наши дети, многим помогло вынужденное затворничество эпохи пандемии. Производители игрушек в России и других странах отметили, что карантин увеличил спрос на развивающие игры, в которые родители могли играть вместе с детьми. Появился резкий спрос на различные настольные игры, сборные модели, где игрушки можно делать самим. Многие из тех, кто еще вчера просиживал дни за компьютером, принялись клеить самолеты и раскрашивать модели солдатиков. Но надолго ли это? Завершится карантин, и мы снова бросимся в магазины, скупая увиденные нашими детьми по телевизору новые и новые игрушки, ведь мы хотим, чтобы у них было «счастливое детство». Сами же, втайне от них, иногда хотим вернуться в свое, где был пистолет с присосками, игра «За рулем», а мечтой девочек была кукла производства ГДР.

ТРЕНДЫ

№6

24 июня 2020

Атака имитационного детства

Виктор МАРАХОВСКИЙ, публицист

Ы ВСТУПАЕМ в странную эпоху, обычно именуемую специалистами «эпохой глобального демографического перехода». На первый взгляд она не имеет иных измерений, кроме экономического. Сокращение рождаемости, начавшееся в передовых странах в середине XX столетия, поначалу незаметное на фоне бэби-бума и демографического взрыва Третьего мира, затем на фоне усиленной миграции, но позже, наконец, ставшее (и то по-прежнему далеко не для всех) реальной перспективой, обычно подают как «сокращение числа работающих и увеличение числа иждивенцев». В действительности за сокращением числа детей и юношества и увеличением числа стариков стоит целая пачка гигантских социальных сдвигов. Вместо справки: Реальная картина сокращения рождаемости может резко подорвать стереотипические представления о многих странах и народах, «сидящих друг на друге» и «плодящихся, как кролики». Стоит отметить, что к началу третьего десятилетия третьего тысячелетия с так называемым «параллельным» или даже «суженным» воспроизводством (читай — в режиме плавного запрограммированного вымирания основной популяции) подходят не только все европейские страны, Россия и Северная Америка. Сюда также относятся: Китай, Япония, Корея, Бразилия, Иран, Турция, Эмираты, Таиланд, Азербайджан, Австралия, Катар, Непал, Уругвай, Ямайка, Бахрейн, Малайзия, Вьетнам, а на грани балансируют почти вся остальная Латинская Аме-

рика, Индия, Индонезия и Саудовская Аравия. Собственно, солидные плюсы показывает пока только Черная Африка, но и там темпы прироста населения замедляются. В целом население и христианского, и мусульманского, и индуистского, и буддийского мира довольно стремительными по историческим меркам темпами подходит к грани, за которой начнется (ориентировочно — после 2060 года) арифметическое сокращение нашей численности. Так вот: это означает отнюдь не только и даже не столько арифметическое сокращение и увеличение просторности планеты. И не одни лишь «экономические трудности, вызванные сокращением числа рабочих рук». В конце концов, с учетом обещаемой и кое-где худо-бедно воплощаемой автоматизации, рабочие руки непосредственно на производстве, а отчасти даже в логистике и сфере услуг будут компенсированы, часть футурологов достаточно уверенно предсказывает, скорее, безработицу и призывает к внедрению безусловного базового дохода (ББД), который позволит избежать массовой маргинализации «ненужных людей». Это означает еще и изменение структуры общества (общество с медианным возрастом под 50, как в Лихтенштейне, — куда более осторожное, пугливое и консервативное, чем общество с медианным возрастом в 16 лет, как, скажем, на Кубе накануне революции). Это изменение структуры труда (в некотором смысле мы пройдем через «эпоху сиделок и санитаров», когда стари-

ков будет тупо арифметически больше, чем молодых, и стариками кто-то должен будет тем не менее заниматься на склоне их многомиллиардных жизней, и далеко не все тут возможно автоматизировать — в этом может убедиться каждый, попытавшийся объяснить чтонибудь хоть раз банковскому искусственному интеллекту по телефону). И еще это — изменение возрастной культуры, мутация, если можно так выразиться, представлений о возрастах, начиная с детства. ...Тут стоит вспомнить, что в течение длительного времени детей человеческая культура вообще воспринимала с некоторым трудом. Древность нередко изображала детей, если те не были совсем уж младенцами, в качестве уменьшенных копий взрослых (таковы, если присмотреться, сыновья Лаокоона в знаменитой скульптурной группе и даже крошка Дионис на руках у Гермеса Праксителя).

Детские игры до известного времени были фактически всего лишь тренировками перед взрослой жизнью — своего рода «букварями взрослого поведения». Намеки на появление отдельной «детской» литературы возникли чрезвычайно поздно, позднее Ренессанса, позднее даже гуманизма — отчасти именно в силу того, что дети воспринимались либо как «еще не люди», не заслуживающие специального внимания, либо как «уже взрослые», вполне пригодные для познания культуры настоящей. Само появление «детства» как явления и социального института было одной из не очень осознанных революций Нового времени, не слишком заметной на общем фоне непрерывных инновационных революций. По-настоящему, казалось, детство развернулось в XIX столетии, когда для этого странного нового народа, возникшего вдруг между пупсами в пеленках и усатым юношеством, начали придумывать

Появляются многочисленные «имитаторы детства»: вполне взрослые, образованные и сформировавшиеся люди, играющие угловатых подростков и подающих социальные сигналы школьников Это было связано, пожалуй, с отсутствием специальной «детской роли» в обществе: выход человека из состояния немого и беспомощного младенца (из этих вообще, как мы помним, выживало меньшинство, их практически не считали) воспринимался просто как начальный этап большой гонки на выживание, в конце которой уже есть более или менее серьезный шанс стать взрослым и выполнить человеческое предназначение —то есть вступить в брак и совершить ряд нужных гражданских и прочих действий. Если мы вспомним ламентации древних, узнавших о гибели своих детей, мы крайне редко наткнемся на плачи именно о маленьких детях. Нет, родителей волновала гибель детей взрослых или почти взрослых, которые могли бы, но не стали их преемниками и продолжателями.

специальные наряды, концепции, книги и «абстрактные», то есть не являющиеся в определенном смысле тренировочными снарядами, игрушки. Однако «детский взрыв XIX столетия» померк, безусловно, перед детским взрывом столетия XX, когда в результате успехов медицины (и глубинной коммерциализации) детство стало не просто самостоятельным, но и самоценным институтом, более того, принятая в культуре ценность детской жизни начала резко расти и на данный момент является, по сути, наивысшей среди всех ценностей. ...И вот тут таится один из самых странных и смущающих нас парадоксов наступающей эпохи. В силу того, что реальное детство становится довольно редким, а статус детства при этом высок как никогда пре-

жде в человеческой истории, у нас появляются многочисленные «имитаторы детства». То есть вполне взрослые, образованные и сформировавшиеся люди, играющие угловатых подростков и подающих социальные сигналы школьников. Мы видим людей, которые «старательно избегают инициации в полноценную взрослость. Они тщательно сохраняют элементы облика и поведения, перебрасывающие ассоциативные мостики к школьникам. Они старательно угловаты там, где это возможно. Они носят все великоватое, от очков до кроссовок, чтобы казаться меньше в этих очках и кроссовках. Они изъясняются подчеркнуто нескладно («хуже все ближе», «хочу трусики/бусики и (политическое требование)»), сознательно или нет имитируя детскую речь». То, что называется «инфантильностью» и осуждается как некая неразвитость (и чему ищутся причины в недостатках воспитания и недостаточном внимании к воспитуемым), на деле, возможно, является «демонстрационной ювенильностью» и стало результатом, напротив, чрезвычайного внимания к детям и детству, в результате чего сохранение подростковых паттернов поведения максимально долго является просто выгодной тактикой, ибо обеспечивает максимально долгий доступ к «снисходительности взрослых» при минимальной социальной нагрузке. В этом контексте, возможно, следует воспринимать страннейшее явление «ювенилизации детско-подросткового кинозрителя», в рамках которой все более солидную часть фанатской аудитории кинокомиксов составляют люди более чем половозрелые. В этом контексте следует воспринимать все более модное безоглядное и довольно агрессивное «отрицание авторитетов» тридцатии более летними людьми обоего пола, от распространения откровенно антинаучных заблуждений до эмоциональной, нерассуждающей и отказывающейся рассуждать оппозиционности (как формы противостояния Самой Главной Патерналистской Фигуре). Очевидно, что такое имитационное детство не может быть ни нормальным для самих «взрослых детей», ни полезным для общества в целом. Однако простого способа выйти из него пока не видится.

№6

Об отмене карантина

Дорогие друзья, мы всегда рады вашим сообщениям, где вы рассказываете о том, что вас в нашей культурной жизни радует, озадачивает или расстраивает. Ждем ваших писем на адрес: info@portal-kultura.ru

Е ЗНАЮ, у кого как, но у меня снятие ограничительных мер в Москве бурной радости не вызвало. Нам так долго твердили об опасностях COVID-19, что забыть о них по команде не получается. Но и сидеть в «бункере» несколько лет, безусловно, не каждый сможет. Так что будем потихоньку выходить. Стресс от отмены карантина, надо сказать, не меньше, чем от его введения, — ведь, во-первых, ко всему привыкаешь, во-вторых, изоляция создает иллюзию безопасности, в-третьих, проблемы, связанные с «офлайн», на какое-то время были поставлены на паузу, а теперь вернулись. Неудивительно, что культурная индустрия выглядит... растерянной. Книжный фестиваль на Красной площади прошел, и это и «ура», и «не ура». Выглядел он в этом году странновато, прямо скажем, а правовые основания его проведения вызывают массу вопросов. Про музеи — сначала сказали, что откроют Третьяковку уже в середине июня, а галерея испугалась, и до июля никого решила не пускать. Смотрю на фото с концертов, которые разрешили проводить в Европе — ощущение сюрреалистичности остается. Рассадка эта шахматная, маски... Как ни крути, привкус Апокалипсиса в любой версии будущего сейчас присутствует. Радует, что представители креативных индустрий все же это понимают и пытаются переосмыслить. Из тех публичных дискуссий, что я знаю (по работе было надо), — серия дискуссий, международный дискуссионный форум ArtSpace (для музыкантов), дискуссия «Городские музеи в новых условиях: от Санкт-Петербурга до Владивостока», вебинар «Как выжить частному музею во время пандемии». Что обнадеживает: первые два проекта, например, сразу запланировали цикл виртуальных встреч на все лето, потому что понимают — новая реальность с нами надолго. А реалистичность и трезвость мышления — ключ к выживанию сейчас, как мне кажется. Все понимают, что платные культурные выходы для многих в ближайшее время не в приоритете. Увы. Благо, в больших городах масса всего интересного проходит бесплатно, и я, конечно, собираюсь и в музей, и на концерт, как только станет можно. Уже нарядную маску наглаживаю. Мария, Москва

О «подмосковном феодализме» и культурном уничтожении Звенигорода ОЧУ выразить свою благодарность газете «Культура» за статью «Звенигород: последний рубеж обороны» Татьяны Филипповой. Спасибо за то, что написали честно, смело и подробно. Но как грустно, как больно сознавать, что звенигородская земля — «священная земля» для России, как справедливо сказано в статье, пошла под нож. И как страшно читать описание голосования депутатов, из которого ясно, что никакой законностью и демократией здесь и не пахнет. То, что утверждение застройки окрестностей Звенигорода идет вразрез с указаниями президента, о чем опять-таки написано в статье, утешает слабо. А вот в то, что «ряд должностных лиц Москвы и Московской области в последние недели предпринимают лихорадочные усилия, направленные на выхолащивание поручений президента с целью резкого (в разы) сокращения

ФОТО: PHOTOXPRESS

ПИСЬМА

24 июня 2020

территории зон санитарной охраны по сравнению с советским периодом, изменения режима санохраны так, чтобы он не препятствовал массовой застройке прибрежных территорий», — очень легко верится. Особенно во вторую часть цитаты. С мыслями Никиты Михалкова, которые также приводятся в статье, не знаю, соглашаться или нет — действительно ли это акция против гаранта или просто проявление строительного лобби? Мне легче верить во второе, но от этого не легче, простите за каламбур. Остается слабая надежда на общественный резонанс, но сколько людей должны выйти на пикеты, чтобы спасти Звенигородчину? P.S.: всем советую прочитать замечательную статью «Звенигород: последний рубеж обороны», чтобы лучше разобраться в вопросе. Увы, эти знания будут пригождаться и пригождаться. Ксения, 40 лет

Про трагическое ДТП с пьяным Ефремовым

ОНЕЧНО, не написал об этом только ленивый, и я сначала ничего не хотела писать, но... Да, это про историю (трагедию?) с Ефремовым. Тема триггерная по двум причинам. Первая — актер в России больше, чем актер (а в ситуации с Михаилом Ефремовым все усугубляется его принадлежностью к династии, кстати, недавно пересматривала талантливый сериал «Лондонград», где отлично играет главную роль его сын Никита). Вторая — полстраны у нас дети или внуки алкоголиков. Извините, но как есть. Это беда, не вина. Потому и созависимость — национальная наша проблема и не изжитая в поколениях. А созависимость, она про что? Созависимость, в частности, это когда психика не

принимает две ипостаси одного человека: он талантливый актер и одновременно — алкоголик и убийца. Созависимые выводят на первый план хорошее, оправдывают, жалеют. Да и как не жалеть? Но вот это вот «он сам себя наказал», «тюрьма его доконает», «ему все равно с этим жить» не работает в данном случае. Созависимость потому и является патологическим состоянием, что из-за нежелания расстаться с иллюзией потворствует алкогольной зависимости, не видит правды — что больной алкоголизмом творит зло. Cпециалисты говорят, что алкоголик должен встретиться с последствиями своих поступков и понести за них ответственность. Это шанс что-то изменить. Вина объективно есть, и нести наказание в этом случае — нормально. Нормально и быть обвиненным (хотя все это бесконечно грустно и больно). Как сказала моя подруга, «Ефремов не или-или. Ефремов — и-и. И талантливый актер, и убил человека». Ну и, конечно, настоящей потерей для нас, для общества будет, если за этой историей не последует никаких выводов: что есть абсолютные «нельзя», что зависимость и созависимость — национальные травмы, которые лечить и лечить, а пока не вылечили — жить, помня о них, как о хронической болезни, быть чуткими и не допускать «маленького зла», которое непременно, всегда однажды превращается в большое. Мария Хорькова

Про памятник Фиделю Кастро на Соколе

ОРОГАЯ редакция, хочу поделиться с вами опасениями за судьбу нашего любимого района Сокол. Все, кто в нем

живет, уверены, что это лучший район Москвы. В нем есть все, что нужно для жизни: и прекрасные парки, природные (Березовая роща) и мемориальные (парк героев Первой мировой войны). Район построен по единому плану, как город в городе — с собственным фонтаном и центральной площадью. Он очень хорошо связан своими магистралями с другими частями Москвы, отсюда легко добраться до Хорошевского или Ленинградского шоссе. Одна беда: наш район не дает покоя сторонним людям, которые все время пытаются за его счет заработать или осуществить свои амбиции. Какие только проекты не пытались реализовать на территории Сокола за последние несколько лет. Что стоит хотя бы проект сооружения торгово-развлекательного центра на месте мемориального парка, то есть практически на кладбище героев войны, ополченцев и медсестер. Недавно у кого-то наверху возникла новая «светлая» идея — поставить на пересечении Новопесчаной и 2-й Песчаной улиц памятник Фиделю Кастро. Идея анекдотичная — во-первых, потому что площади в этом месте толком и нет, это клочок земли, газон, под которым проходят газовые коммуникации. Во-вторых, любая вертикаль на этом месте нарушит облик улицы. Зачем это делать? К счастью, председатель совета депутатов Сокола решил провести в соцсетях опрос местных жителей, и подавляющее большинство высказались категорически против памятника. Надеемся, что наше мнение будет учтено и авторы подобных проектов оставят в покое наш район. Он давно сложился, в нем удобно жить, давайте сохраним его таким, как есть. А новые памятники будем ставить в новых районах, нуждающихся в благоустройстве. Татьяна, жительница района Сокол

Про цифровизацию образования

Е МОГУ не высказать свое мнение о цифровизации образования, которая идет полным ходом. Пандемия и вынужденная самоизоляция ускорили этот процесс. Все, у кого есть дети школьного возраста, помнят, как тяжело было в первые дни и недели. Преподавателям тоже пришлось непросто — многие из них находятся в том возрасте, когда новые технические навыки приобретаются с трудом. Но именно в эти годы преподаватель обладает той полнотой знания, которая и позволяет ему делиться этим знанием со своими учениками. Есть и другая сторона вопроса. Те, кто разрабатывает реформу российского образования, наверное, не принимают во внимание то, что далеко не во всех российских семьях есть компьютеры. В Москве и Санкт- Петербурге, Екатеринбурге, Новосибирске, то есть в городах-миллионниках, они уже стали делом обычным, а вот в какой-нибудь деревне современный ноутбук — роскошь. Кроме того, в российской глубинке не только плохие дороги, но и связь плохая. Во время самоизоляции по телевизору показывали сюжет о том, как в какой-то из таких маленьких деревень родители учеников чуть ли не на елку забираются по очереди, чтобы поймать сигнал и получить задание для учащихся. Не стоит ли сначала проверить, насколько страна готова к масштабной образовательной реформе, и только потом начинать ее проводить? Ирина Владимировна, Москва

ОТ РЕДАКЦИИ

№6

24 июня 2020

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

Тема номера:

Каким должно быть детство? К

ОГДА сегодня в медиаполе обсуждают детей и детство, мы слышим обычно слова «защитить», «оградить», «спасти». Так говорят о самом ценном. И действительно, дети «наше все». Общество — напрямую или косвенно — в наши дни даже финансово субсидирует деторождение. Ситуация во многом уникальная для мировой истории. Детство далеко не всегда являлось священной коровой человеческой цивилизации. На протяжении тысячелетий дети были фактически «недочеловеками», которым приходилось невероятными усилиями столбить себе место под солнцем. И лишь развитие и усложнение мира, новые требования к личностному развитию позволили сравнительно недавно создать этот своеобразный временной «оазис» в жизни каждого из нас, период свободы, необходимый для получения нужного багажа знаний и жизненного опыта. Данная парадигма, при всех ее плюсах, имеет и свои подводные камни. «Рай» для детей оказывается столь привлекательным, что многие не хотят становиться взрослыми. Сохраняют прежний беззаботный стиль жизни, не углубляются в проблемы взрослого мира, ре-

шать которые должен «кто-то другой». Фактически паразитируют на придуманном старшими «счастливом детстве». Кроме того, что особенно актуально именно для России, — общество сегодня крайне туманно представляет, какие именно граждане ему нужны и каким образом их воспитывать. Как именно тратить долгие беззаботные годы «счастливого детства», чтобы они не развращали, а развивали. В отличие от того же Советского Союза, где имелось четкое представление, кто именно необходим для строительства «светлого будущего». К счастью, концепция, что школа — это всего лишь место, предоставляющее «образовательные услуги» детям, поэтому учителя вовсе не должны никого воспитывать и ни за кого отвечать, уже осталась в прошлом. Однако проблема никуда не делась. Прежде всего, ни уровнем образования, ни пониманием общественных целей и задач преподавательский состав не соответствует каким-либо масштабным задачам. В школу худо-бедно вернули патриотическое воспитание, но в таком виде, как оно существовало в 80-е годы. Ни новых рецептов, ни новых слов не найдено, что вызвало законное отторжение у большей части самого педсо-

става и детей. Это происходит оттого, что государство само находится в замешательстве относительно того, чего именно оно хочет от подрастающего поколения и какие задачи перед ним ставит. Единственный понятный тезис, даже при плохой реализации, — необходимы патриотически настроенные граждане. Но дальше сложнее. Должна ли образовательно-воспитательная система нести какую-то морально-нравственную базу? Если да, то какую и как ее инкорпорировать прежде всего в головы самих учителей? Если в советское время в массе своей школьные учителя превосходили по своему интеллектуальному и нравственному развитию родителей своих учеников, то теперь в лучшем случае они пребывают на том же уровне. Кроме того, вообще непонятно, какого рода образование должен получить сегодня будущий взрослый. У чиновников от образования много красивых слов про развитие, искусственный интеллект и цифровую Россию, но в действительности нет четкого представления и тем более плана, что именно они хотят от вверенного им подрастающего поколения. Потому как у государства не имеется вообще никакого образа будущего.

В этой ситуации своего рода «паузы» вся тяжесть и ответственность в воспитании детей снова ложится на семью. Потому нам сейчас особенно нужны крепкие, здоровые, благополучные семьи. Взрослые должны сбросить с себя чары потребительского рая, где детей надо всячески ублажать, развлекать, одаривать дорогими игрушками, старательно ограждая от реальной жизни и всевозможных обязанностей. Самое лучшее, что можно сделать для ребенка, — это сызмальства включить его в свою взрослую интеллектуальную и творческую жизнь. Как участника команды, который на своем уровне может и должен внести вклад в общее дело. Отчасти это напоминает возврат к детству старого времени, когда ребенок не выделялся семьей в отдельный неприкосновенный класс, а работал на остальных — с учетом, естественно, современной специфики. Как это было, например, в семействе гениального нидерландского художника Питера Брейгеля (да и многих других создателей художественных цехов): дети с ранних лет работали вместе с ним, попутно обучаясь ремеслу, и в итоге сами стали великими художниками. Так их отец сумел дать им не только хлеб, кров и родительскую заботу, но и смысл жизни и профессию.

№6

ТЕМА НОМЕРА

24 июня 2020

Как детство отняли Евгений ДОБРОВ

До недавнего времени привычного нам детства не существовало. Детский труд, постоянные наказания, голод, лишения — спутники наших предков на протяжении всей истории. Мы попытались проследить, как детство стало, наконец, восприниматься как нечто самодостаточное и чего эта борьба за детство стоила самим детям. Нам только кажется, что «детство» было всегда. На деле, оно, как особый период в жизни человека, оформилось в культуре и в государственной политике совсем недавно — к Новому времени. В дохристианском мире в большинстве цивилизаций новорожденный не имел права на жизнь по умолчанию. Ненужных младенцев, которые должны были стать лишними нахлебниками, буквально выбрасывали на помойку. Этот, кажущийся сегодня чудовищным, обычай был законсервирован в некоторых архаичных цивилизациях вплоть до XIX–XX века — например, в Японии. Фильм «Легенда о Нараяме», снятый в 1983 году и получивший «Зо-

РИСУНОК: ВЛАДИМИР БУРКИН

Прекрасное далеко в XX веке все-таки наступило. Но это был не победивший коммунизм или неолиберализм, а самое обыкновенное детство. Каждый из нас, вспоминая свои первые годы, невольно улыбается. Мы думаем о заботливых родителях, о первых открытиях, о встречах с прекрасным в природе и в искусстве. С теплотой вспоминаем детские сады и школы, двор, друзей и свои игрушки. Однако так было далеко не всегда.

матери, осознающей ценность традиций, красоты Северной Японии. Кроме шокирующей зрителя главной линии фильма, там есть и другие не менее жуткие детали. Снег сходит на рисовых полях и обнажает трупики новорожденных мальчиков — их не на что кормить, и матери вынуждены выбрасывать малышей в снег. Почему только мальчиков? Потому что девочек можно выгодно продать — обменять на кусок соли. Фактически феномен ребенка, обретшего право на жизнь по умолчанию, в Европе возник вместе с христианством — вспомним, Христос говорил «Будьте как дети!». Но до того, чтобы в жизни социума появилось такое явление, как детство, должно было пройти еще много веков. Все это время жизнь детей была крайне тяжела. Чудовищная детская смертность, когда в семьях в лучшем случае выживала половина детей, обуславливала сухое и прагматичное отношение к потомству. Ценность маленькой человеческой жизни зачастую стремилась к нулю. Она определялась условиями — прежде всего экономическими, в которых семья находилась на момент рождения ребенка. С каждой новой генерацией феномен детства, во многом благодаря современной медицине, гигиене и, как следствие, уменьшению детской смертности, становится все шире и доступнее. И даже в самых бедных странах дети начинают восприниматься как дети, а не как «недоделанные», «недооформившиеся» взрослые (хотя и сегодня на

Понятие «детство» не следует смешивать с любовью к детям: оно означает осознание специфической природы детства, того, что отличает ребенка от взрослого, даже и молодого. В Средние века такого осознания не было лотую пальмовую ветвь» в Канне, рассказывает о том, что еще совсем недавно происходило в японской провинции. Сюжет картины повествует о бедной деревушке, живущей исключительно в рамках заведенного там уклада и традиций. Драма картины разворачивается вокруг главной героини — старушки, доживающей свой век. Все жители деревни знают, что через год, когда ей исполнится 70 лет, ее собственный сын должен унести свою мать на гору Нараяму и оставить там умирать. Нам показывают метания сына, стойкость

планете еще много таких мест, как, например, бедные кварталы в Индии, где убивают нежелательных новорожденных девочек, а дети продаются и покупаются, как рабы). В итоге детство превращается в идеальное место, это почти что тепличная среда, «детская комната», в которую приятно возвращаться в течение всей жизни. Но как же относились к детям до того, как в культуре, наконец, сформировалось «детство»? И почему в какой-то исторический момент «детство» вдруг оказывается нужным и за него начинают бороться?

«Недовзрослые» Не являясь предметом особой рефлексии, феномен детства в зачаточной форме всегда присутствовал в культуре. В античности и Средневековье сложно проследить конкретику по детской смертности, вовлечению детей в основные социальные процессы. Однако определенное понимание вопроса дает нам отражение детей в культуре. Миф — ключевой ее элемент — вписывает детство богов и героев в общую канву культурных сюжетов. Древние греки с их оформившимися возрастными категориями первыми создают широкий миф детства. Этот миф организует вокруг себя среду, в которой дети готовятся стать взрослыми и где само детство не обладает самоценным значением. В качестве примеров такой среды можно вспомнить общество Спарты и сходные «отборочные» образования, повторявшиеся на территории древнегреческих государств. Эллинские космогонические представления, непосредственно связанные с образами рождения и детства, сделали нормой инфантицид — иначе говоря, убийство ребенка (в экстремаль-

ных случаях — массовое уничтожение). Миф выработал в общем-то достаточно рутинное отношение к инфантициду. Кронос, пожирающий своих детей, Аполлон и Артемида, уничтожающие потомство Ниобеи, Геракл, в безумии убивающий своих отпрысков, — античность знает множество примеров закрепленного мифом инфантицида. Лучший пример утилитарного отношения древних греков к детству — это история об Одиссее. Изображая сумасшедшего, чтобы избежать участия в военном походе, он все же останавливается, когда под его плуг кладут его новорожденного сына. Однако вовсе не любовь к маленькому Телемаху, как это может показаться, пересиливает страх Одиссея перед неизбывным пророчеством (Одиссею достоверно известно, что если он отправится в поход, то он обречен на 20 лет скитаний). На самом деле владыка Итаки испугался того, что смерть первенца прервет его царский род и навсегда превратит самого Одиссея в изгнанника. Такое же отношение к детям сохранялось впоследствии и в Средние века. При этом, как писал французский историк Ф. Арьес: «Это не значит, что детьми вообще пренебрегали и не заботились о них. Понятие «детство» не следует смешивать с любовью к детям: оно означает осознание специфической природы детства, того, что отличает ребенка от взрослого, даже и молодого. В Средние века такого осознания не было. Поэтому, как только ребенок мог обходиться без постоянной заботы своей матери, няньки или кормилицы, он принадлежал миру взрослых». Детские образы Средневековья полярны и эпизодичны. Пропорции младенца Христа на иконах больше напоминают маленького взрослого, нежели младенца. Сами

ТЕМА НОМЕРА

№6

24 июня 2020

у мира взрослых младенцы признаются греховными созданиями, и если они умирают до крещения, то их души отправляются в ад.

Инициация и секс Важнейшей частью всех архаических и предындустриальных обществ был образ инициации. Именно через инициацию ребенок становится взрослым, то есть человеком. Этот процесс, в отличие от образования и воспитания, «одномоментен», а не длится годами. Инициация, в отличие от воспитания, не состоит в передаче личного опыта, а заключается в символической социализации, то есть включении в состав коллектива. Инициация — экзамен на звание человека. Согласно сходным традиционным представлениям, до сих пор бытующим у многих первобытных племен, новорожденный не имеет души. Знаковый французский этнограф Арнольд ван Геннеп отмечал: «[У некоторых народов] души умерших отправляются в особую область, но дети не могут туда попасть, так как у них нет души; они не могут даже стать демонами». Так родители отгораживались от смерти детей, часто наступавшей при родах или же сразу после них. Через некоторое время — от нескольких дней до 2–3 лет — ребенок ритуальным образом одушевляется, но, тем не менее, продолжает считаться чем-то, что всецело принадлежит матери и другим женщинам племени. После 7–10 лет ребенок отторгается от женской половины общества, и его начинают готовить к экзамену. Чаще всего это испытание сопряжено с выходом за территорию племени, то есть со своеобразным изгнанием, выходом в мир хаоса, который граничит со смертью. Вне племенной культуры как таковая инициация распадается, но ее элементы могут быть обнаружены в передаче поколенческого знания, опыта, имущества. Мы можем отыскать их и в исторических сообществах, и даже сегодня в окружающем нас мире. Родоплеменной процесс детского «развития» соблюдался в Спарте. «Неодушевленные» младенцы, не соответствующие спартанским параметрам, отбраковывались, что не считалось убийством, ведь «души у них еще не было». Достигшие 7 лет мальчики изымались у своих матерей и воспитывались мужчинами, а значит, людьми, готовыми к Испытанию, которое проходило за пределами полиса. Вслед за историческим развитием общества инициация фрагментируется и с каждой новой эпохой становится все более номинальным явлением. Так, для военного сословия инициация, а с ней и взросление проходит на поле битвы: «крещение огнем». Инициация крестьянина происходит со смертью родителя, когда сын становится новым хозяином, наследуя отцовское поле и ответственность. Для женщины инициация происходила на брачном ложе. В итоге инициация встраивается в более поздний феномен воспитания, вклю-

чающий в себя постепенную передачу родительского опыта, образование, то есть трансляцию знания, доступного обществу, и собственно инициирующие моменты — событийные, статусные и временные маркеры взросления. Секс, кстати, до сих пор остается маркером взросления. «Я стал(а) взрослым» — фраза, повествующая о первом сексуальном опыте. Можно заметить, как этот маркер изымается из брачного контекста. Если раньше именно свадебный обряд с консуммацией считался переходным от девочки к женщине и от юноши к мужчине, то сейчас таковым считается первый сексуальный акт.

Детские повинности Инициирующие механизмы отражают обратную сторону истории детства: истории детского труда, наказаний, участия детей в войне. Соответствие об-

разу взрослого — задача любого инициирующего механизма, которые мы встречаем и в средневековой культуре, и в культуре новоевропейской, вплоть до массовой урбанизации, которая только и разрушает этот ритуал вместе с иными доиндустриальными традициями, но, увы, сохраняя образ ребенка как «еще не взрослого». По сути, становление взрослым, при всех инициирующих механизмах, с ним связанных, заключается в уничтожении внутреннего «невзрослого», то есть ребенка. С самого нежного возраста к детям в прошлом применяется практика телесных наказаний, повсеместно неизжитая до сих пор. Литература фиксирует примеры 3–4-месячных младенцев, подвергавшихся разного рода физическому воздействию в воспитательных целях. Интенсивность воспитательных мер растет вслед за ростом ребенка, а ее инструментарий расширяется, ведь

провинностей и причин для наказаний становится все больше. Мыслители прошлого, начиная от Платона и заканчивая епископом и богословом Аврелием Августином, единогласно выступают за телесные наказания, расписывая их неоценимый вклад в развитие личности, в том числе и своей. Вплоть до ХХ века, начиная с двух лет, крестьянские дети работают и в поле. С машинизацией производства на мануфактурах и заводах, в шахтах и прочих предприятиях дети начинают работать не с двух, а с четырех лет. Суровый труд сызмальства толкает детей на попрошайничество и преступления, за что их затем отправляли на «исправление» в рабочие дома. Детский труд — труд более дешевый, поэтому в Великобритании, Пруссии, Франции в ХIХ столетии более 40 процентов от общего числа рабочих — моложе 18 лет. При этом рабочий день на британских фабриках составлял 13 часов и был одинаков для мужчин, женщин и детей. Привычных нам отпусков не было, а единственный выходной чаще всего существовал исключительно на бумаге.

Младенец, спасающий мир Тем не менее, параллельно всему этому на излете Средних веков в культуре запускается процесс переосмысления значения детства и статуса самого ребенка. Так, эпоха Возрождения – с ее нарочитым антисредневековым духом и любованием молодостью, столь выраженной в античном искусстве, — делает гигантский шаг на пути к детству. Ренессанс вводит, с одной стороны, реалистичные пропорции в изображении младенцев, а с другой — уподобляет их ангелам. Вслед за тем создается индустрия богатых игрушек и нарядов для детей, также способных выпятить статус семьи. Религиозные мыслители Контрреформации выступают против подобного поведения. Их ответом становится воспитательный роман и новая поучительная литература, создающие идеальный образ взрослого, к которому необходимо стремиться. Вплоть до начала XX века романы, воспитывающие нравственные качества ребенка, входят в списки обязательного изучения. В свою очередь баллада «Лесной царь», написанная Гёте в 1782 году, представляет собой первое явление в литературе полноценного детского персонажа. Вслед за Гёте появляется генерация немецких романтиков, обращающаяся к детству и создающая современный облик ребенка. Именно романтикам мы обязаны реабилитацией детства. Они создают для детей особую литературу, показывают значимость игры. В культуре романтизма также появляется идея детской комнаты, как особенного, выделенного во всем доме пространства, и детской библиотеки. На смену популярности дидактических жанров приходят новые сказки, главными героями которых часто выступают дети. Читатель конца XVIII — начала XIX века открывает для себя не только экзотику отдаленных стран и экзотических островов, к которым его

№6

ТЕМА НОМЕРА

24 июня 2020

влекло Просвещение, но целый мир. Мир, который слишком долго оставался незамеченным. Мир человеческого детства. Всполохи сумрачного германского гения быстро проносятся по всей Европе, создавая национальные сказки нового типа, а вслед за ними и романы, посвящаемые детскому вопросу. Так рождаются отверженные беспризорники Андерсена, Диккенса, Гюго, которые прокладывают себе путь из романтизма в реализм. Возможно, первым, кто заявил, что мир ребенка неизъясним и нам непонятен, был Артюр Рембо, противопоставив метущийся гений поэта спокойному созерцанию ребенка в стихотворении «Пьяный корабль». Русский Серебряный век, во многом следующий Рембо, подхватил эту мысль, и детское сознание начинает уравниваться с сознанием гения. Постоянные обращения к себе-ребенку происходят у Анненского, Цветаевой, Есенина. Тот же Анненский и Мандельштам в нескольких своих стихотворениях обращаются к Богу-младенцу. После Серебряного века в России массово появляется литература для детей. Двадцатые годы ХХ века — бум детской литературы, правда, с партийным уклоном. Тогда же начинают работать Чуковский, Маршак, Барто, совместными усилиями создавшие золотой век нашей детской литературы. Вместе с поэтами появляются педагоги, психологи и другие ученые, обращавшиеся своими интересами к теме детства и ребенка как такового. Усложняя систему знаний о маленьком человеке, прошлый век наконец создает то детство, которое знакомо нам с вами, — непростое, но и не мистифицируемое.

Государство и детство Вместе с реабилитацией детства в культуре особый и окончательный шаг в этом направлении совершает государство. Как мы знаем, государственная политика в области детства — явление сравнительно недавнее. В странах Европы она складывается к середине — концу XIX века, вместе с первыми попытками развернуть масштабную социальную политику (первые такие инициативы мы встречаем в Германии времен Отто Бисмарка). Вместе с этим складывается и первичное понимание того, что такое права ребенка и как они должны быть реализованы. Авторы книги «Социальная политика и мир детства в современной России» отмечают: «...Первичное понимание прав ребенка сформировалось через осознание особенности телесности ребенка. Ребенок должен быть накормлен — он не должен голодать. Ребенок должен получать регулярную медицинскую помощь. Передвижения ребенка должны регулироваться взрослым — с целью обеспечения безопасности. Ребенок не должен подвергаться физическому наказанию и насилию». Вместе с тем возникает установка, чтобы защитить ребенка от ужаса индустриального капитализма. На этом фоне начинает разворачиваться общественная кампания, которая вылилась в ряд законодательных инициатив: так, первый принятый в Великобритании в 1834 году «Закон о бедных» (Poor Law Amendment Act) упоминает права детей на безопасность и семью, что впервые позволило хоть как-то законодательно ограничить детский труд.

«право на любовь», а также на достойное образование. Развернувшаяся либерализация социальной сферы привела к сокращению расходов на содержание учреждений общественного воспитания и к уменьшению нагрузки на систему социальной помощи.

Прекрасное далеко

БРАТЬЯ ЛЕНЕН. «ЖЕНЩИНА И ПЯТЕРО ДЕТЕЙ». 1642

Многочисленные протесты против чудовищных условий детского труда привели к тому, что уже к середине столетия условия труда детей улучшаются. Так, в 1847 году детский рабочий день в Великобритании сокращается до 10 ча-

рого в первую очередь попадает именно семья. Так, в начале XX века во многих странах Европы принимаются законы о наказании родителей, если те нарушили право ребенка. Устанавливается особое, «детское правосудие» — ювенальная юстиция. Вместе с тем, как отмечается в книге «Социальная политика...», «формируется система служб надзора за семьями, появляются специалисты, призванные контролировать поведение родителей... Появляются специальные закрытые институции, которые поддерживаются государством, — начинает формироваться государственная система общественного воспитания детей». Таким образом, формируется концепция ребенка уже не только как хрупкого создания, а как потенциальной жертвы родителей. Моральный вред, который они могут ему нанести, начинает рассматриваться государством и обществом как куда более существенный. Отныне пафос государственной политики в области детства пронизан нрав-

Суть механизма инициации заключается в уничтожении внутреннего «невзрослого», то есть ребенка сов (эта норма распространяется и на женщин). В Пруссии в 1853 году вступает в силу закон, согласно которому дети могут работать, начиная с 12 лет, и только 6 часов в день. В борьбу за прусских детей вступило военное ведомство: повальный детский труд среди низших слоев общества мешал набору юношей в армию. В той же Великобритании уже в последней трети XIX века многие общественные организации развернули активную кампанию против матерей, которые фактически убивают новорожденных, оставляя их без ухода и питания, не ухаживают за больными детьми или применяют к ним физическое насилие. В какой-то момент в Палату лордов поступает подробный отчет о насилии над детьми в рабочих семьях. Так, в 1872 году был принят закон, ужесточивший наказание в отношении матерей-детоубийц. Однако долгое время считалось, что государство все же не имеет права прямо вторгаться в жизнь семьи. В частности, нормы викторианской морали прямо предписывали абсолютную непререкаемость авторитета отца, перед которым бессилен любой закон. Об этом же лорд Шафтсбери как-то сказал, что «неизбежность вмешательства в дела семьи кажется большим злом, чем все плюсы от защиты детей». Переосмысление роли государства в жизни семьи — и, как следствие, усиление контроля со стороны власти — стало возможным вместе с возникновением демографической политики, которой посвятил свой первый том «Истории сексуальности» Мишель Фуко. По мнению философа, как только государство осознает экономическую значимость высокой рождаемости и низкой младенческой смертности, оно тут же начинает продумывать самые разные способы контроля, в сферу кото-

Сегодняшнее детство — это время особого отношения к человеку. Особое нежное время, закрытое от всех угроз. Будто бы в средневековом святилище, окруженном вражеским войском, ребенок укрывается нами от всех тревог и забот, от лишений и обязанностей взрослой жизни. Конечно, XXI век пока не может похвастаться тем, что полностью изжил жестокое отношение к детям. Есть страны третьего мира, где, например, все еще массово практикуется детский труд. Однако глобальный сдвиг в понимании огромной значимости детства все же произошел, и это, быть может, единственное крепкое основание для того оптимистического взгляда на настоящее, которое предписывается прогрессом. Дети сегодня мыслятся государством как общественный капитал. Можно сказать, что «детство» было подхвачено им из больших культурных веяний, чтобы на его основании построить свою демографическую политику. И теперь государство делает ставку на образование, а не традиционное воспитание. Новые воспитательные модели — это уже не передача родительского опыта, а преодоление его. Но вот незадача: разрушение традиционной семьи привело к тому, что государству потребовалось привлечь огромные инвестиции для того, чтобы люди решались на создание семьи. Отныне не традиция, а материнский капитал, а затем строгий медицинский и социальный контроль за ребенком и его родителями стал постоянной головной болью государства, захотевшего взять под контроль рождаемость своих граждан. А вместе с этим и сама ценность «взрослости» оказалась под вопросом. Уже сейчас мы видим, как безусловный акцент на детстве в современной культуре породил целую армию «инфантов» — людей, которые всеми силами оттягивают вступление во взрослый мир. Какие риски это в себе несет? Посмотрите на сотрясающие сегодня Запад беспорядки. Не видим ли мы на самом деле «восстание детей»? Толпа, которой что-то «не нравится», способная лишь к разрушению памятников (число которых скоро иссякнет) и грабежу ярких «игрушек» из магазинов. Они не выглядят как люди, которые могут сформировать какой-то план действий по изменению реальности и осуществить его. В этом смысле у них нет будущего. Их обманут, успокоят формальными уступками, как взрослые обычно уговаривают детей, и отправят обратно по их квартирам — на самом деле детским комнатам, где разозленные тридцатилетние дети успокоятся и вернутся к своим прежним игрушкам.

Весь двадцатый век нами вспоминается экзистенциальная притча Достоевского, по которой все счастье на Земле не стоит слезинки ребенка — и правозащитная деятельность поствоенной Европы вся будет пронизана этим пафосом: защитить ребенка от мира взрослых во что бы то ни стало ственным долгом. Налицо — «переоценка ценностей». Последний перелом в области государственной политики в области детства происходит в 60-х годах прошлого века вместе с оформлением рыночных ценностей, когда провозглашается, что базовое право каждого ребенка — это

ТЕМА НОМЕРА

№6

24 июня 2020

«Нам, взрослым, нужно научиться уважать дар детства»

Протоиерей Алексей СЫСОЕВ, педагог, клирик храма святых первоверховных апостолов Петра и Павла в Ясеневе, подворье Свято-Введенской Оптиной Пустыни

ОПРОС о христианском понимании детства сводится к вопросу об образовании в целом. Что такое образование в предельном смысле этого слова? И меняются ли его задачи в свете сегодняшней эпохи больших цивилизаций? Ответить на эти вопросы можно только в том случае, если мы увидим в образовании два полюса, которые создают его напряжение и задачу. С одной стороны, образование — это необходимый капитал, который позволяет молодому человеку строить ту жизнь, о которой его предки еще не знали. Он должен точно знать свои приоритеты и безошибочно «вкладывать» в них приобретенный образовательный капитал. С другой стороны, есть такое образование, которое и знать не знает об этом: это образование, которое говорит, что если ты что-то посчитал, примерился к чему-то глазами счетовода, то не приобрел, а потерял. Здесь — на этом втором полюсе образования — опора на знания преступна и неумела. Оно требует от человека того, что в Китае называют «всеобщим сердцем», то есть безусловного знания, которое априорно предшествует любой способности сознавать и думать: такой позиции по отношению к миру, в которой сам мир не рассекается под скальпелем анализа, а принимается как дар. Не всем это под силу, поэтому сам процесс бывания на земле рассекает людей как бы на два сообщества: на тех, кто, как говорил Христос, попробовал, но

не смог и стал жить внешне, и на тех, кто смог и стал жить жизнью Христа, то есть свободно и творчески. При этом нельзя забывать и о том, что перед образованием стоит еще одна — третья — задача: обеспечить непрерывность традиции, которая фундирует единство нации. Причем эта непрерывность должна быть обеспечена в условиях времени, которое никогда не стоит на месте и постоянно выдвигает перед нами все новые и новые задачи. Традиция и потребность в обновлении, то есть в прогрессе — вот что создает динамику и напряжение всего образовательного процесса. И оказывается, что проблема новизны, от которой никуда не убежишь, хотя многим этого хочется, открывает и силу традиции. Традиция — это то, что нельзя записать, нельзя даже передать на словах; это то, что является условием взаимопонимания и одновременно роста. Это то самое априорное знание, о котором я сказал выше. Как это раскрывается? У чистых родителей бывают очень талантливые и благодатные дети, а у тех, которые плохо жили, и дети поражены в своей волевой или нравственной сфере. Священное писание прямо говорит об этом: «Я Бог ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня» (Втор. 5:9). И в другом месте: «Господь долготерпелив и многомилостив, прощающий беззакония и преступления, и не оставляющий без наказания, но наказывающий беззаконие отцов в детях до треть-

его и четвертого рода» (Чис. 14:18). Поэтому тот, кто эту новизну Божию принимает, кто Богу угождает, кто не смотрит на лица и чины, тот будет благословлен на тысячу родов. То есть новизна, которая проявляется в детях, тогда будет плодотворной, когда она освящена чистотой родителей, то есть традицией. Буддисты называют это кармой. Христиане — судом над жизнью родителей в детях. И в этом огромная ответственность родителей перед самими детьми: от их жизни напрямую зависит жизнь и их детей. Особенно это касается матери во время беременности и мотивации людей, вступающих в брак, которые должны понимать, что они начинают заниматься высшим творчеством. Но это только первый этап в христианском понимании детства. Мы знаем, что в каждом человеке заложен некоторый

И читая биографии замечательных людей — Льва Яшина, Юрия Визбора, Александра Пушкина, Феодора Достоевского, Льва Толстого, Антона Чехова, — мы видим, как они постоянно вели борьбу со своей судьбой: они боролись с ней верностью своему призванию, своему таланту. Получив внешнее образование, они использовали его для того, чтобы воздействовать на обывателя, а через обывателя —- на большую жизненную ситуацию. Нужно помнить о том, что правят нами не обстоятельства, а именно такие люди — получившие власть жить на белом свете, которые восприняли свою судьбу и не отвернулись от подвига жизни. В Древнем Китае была такая пословица, которая, на мой взгляд, точно описывает эту предельную задачу, стоящую перед человеком: «Есть три величины на свете: небо, земля и человек. Если человек живет хорошо, правильно, небо

То, что дети знают о бытии, не знают взрослые. То, что они делают, — самодоказательно. То, что делают взрослые, — часто лишь внешнее проявление того, что могут дети. Единицы могут вырваться из внешней самоуспокоенности обывателя — академической идеологемы творчества проект Бога: ни один человек не рождается на этот свет просто так. Прежде чем он родится, о нем Бог уже что-то подумал. Вот абсолютное начало образовательного процесса. Человек рождается не голым и не нулем. И потому любой человек достоин абсолютного уважения уже потому, что он вошел в бытие, потому что о нем Бог подумал — в этом основа именно христианского понимания прав человека. Можно сказать, что в человеке есть некая содержательная матрица его жизни — то, что мы называем судьбой, которую он или примет на щит и будет жить как человек, или же будет все время бежать от нее, как царь Эдип.

спускается на землю, а земля дает свой плод». Есть и другая: «Если человек поступает правильно, небо решает свои проблемы». Остается только один вопрос: как достичь такой высоты? Ответ таков: уважать дар детства. Я как священник, педагог и художник всегда работал исключительно с детьми верующих людей. И я могу сказать прямо: работа с такими детьми — это работа с уникальным периодом бытия человека. Это работа с даром детства. Начиная с Жан-Жака Руссо и заканчивая классиками педагогики, мы видим, как много они боролись за ребенка, как хотели принести ему уважение и очень во многом здесь

преуспели. Но никто из них так и не дерзнул вспомнить слова Христа: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3). Значит, дети являются не придатком и не предметом воспитания, а его эталоном, на который нужно смотреть с точки зрения всех постулатов образовательного процесса. И если педагог сумел найти в мировой культуре для него такой материал, который сродни этому ребенку, то он в своем ответном творческом действии — в рисунке, в изложении, в речевом высказывании — откроется как бесконечно самодостаточная личность. То, что они знают о бытии, не знают взрослые. То, что они делают, — самодоказательно. То, что делают взрослые, — часто лишь внешнее проявление того, что могут дети. Только единицы могут вырваться из этой внешней самоуспокоенности обывателя — из академической идеологемы творчества. Послушайте, что пишет об этом американский богослов о. Александр Шмеман в своих дневниках: «Детство свободно, радостно, горестно, правдиво. Человек становится человеком, взрослым, в хорошем смысле этого слова, когда он тоскует о детстве и снова способен на детство. И он становится плохим взрослым, если он эту способность в себе заглушает (Карл Маркс и все верующие в гладкую «науку» и «методологию». «Методология изучения христологии». Бр-р!). В детстве никогда нет пошлости. Человек становится взрослым тогда, когда он любит детство и детей». И дальше: «В Толстом — гениален ребенок и бесконечно глуп взрослый. Толстой кончает «взрослостью», и в этом его ограниченность и падение. Достоевский начинает с «взрослости» и нестерпим. Он делается великим и гениальным тогда, когда отдается «логике детства». Вся потрясающая глубина его оттого, что дает он в себе волю «ребенку». Но потому и все взрослое его по-настоящему не понимает. Апофеоз «взрослости»: Маркс и Фрейд». Поэтому нам, взрослым, нужно научиться уважать дар детства. Без этого не будет ни подлинного образования, ни преемственности традиции, ни ответа на новизну, всегда идущую от времени. Записал Тихон СЫСОЕВ

№6

ТЕМА НОМЕРА

24 июня 2020

«Советское государство относилось к взрослым, как к детям» Петр СКОРОБОГАТЫЙ

1961

Мы носились по гаражам, взрывали карбид, воровали фрукты, шатались целыми днями по улицам — и представьте, никаких проблем, выросли нормальными людьми, говорят одни. Пионерские зорьки, построения, марксизмленинизм, дурацкая школа, впроголодь и без радости, вспоминают другие. Советское детство сегодня уже растворилось в мемах и анекдотах. Тем, кто помнит, каково это, близко к полтиннику. А кто помоложе, ищет в прошлом антисценарий нынешних проблем с детьми: мол, были времена, и за детьми государство глядело лучше, и внешкольная самодеятельность не обходилась в ползарплаты, и воспитание на загляденье, а уж образование!.. Что было-то? Разбираемся с Ириной ГЛУЩЕНКО, доцентом Школы культурологии НИУ ВШЭ.

Воспитание вчера и сегодня

ФОТО: К. КУЛИЧЕНКО/РИА НОВОСТИ

— Современные Ирина Глущенко оценки советского детства в обществе почему-то сильно поляризовались. Одни вспоминают о своем беззаботном детстве, другие говорят о высокой доле идеологизированности советского воспитания и образования. — Здесь, видимо, надо говорить о двойственности, которая вообще сопровождает любой разговор о советском. К счастью, от «бинарных оппозиций», долгое время использовавшихся для описания советской действительности, мы уже отказались, во многом благодаря исследованиям антрополога Алексея Юрчака. На мой взгляд, анализируя это не такое еще давнее прошлое, можно использовать термин «наложение». Давайте сразу определим: мы ведь говорим не обо всем советском детстве. Эти рассуждения, как правило, относятся к определенному периоду советской истории: эпохе застоя. Представим себе, что одно состояние или ощущение постоянно накладывалось на другое, причем доля первого и второго менялась, переконфигурировалась. Тут надо вспомнить еще о функциях и ролях, которые советский ребенок (как, впрочем, и взрослый) играл на протяжении своей жизни, а иногда даже на протяжении одного дня. Дома он мог быть, например, избалованным, заласканным ребенком, а в школе надо было ритуально воспринимать и произносить некие слова и формулы, совершать определенные достаточно рутинные действия. Надо сказать, что, переходя из одной роли в другую, ребенок (да и взрослый) часто не совершал над собой какого-то насилия, это казалось естественным, потому что таковы были правила игры, которые, скорее всего, даже не рефлексировались. Но, как вы уже поняли, я не очень хочу разделять мир взрослых и мир детей, потому что эти миры были во многом похожи. — Вероятно, здесь велик фактор личной ностальгии и наслоения политизированного отношения к советской эпохе? — С ностальгией или с тем, что считается ностальгией, надо разбираться, наверное, отдельно. Ностальгия по детству сама по себе неоднозначна, ведь детство, в принципе, — тяжелая пора. Что касается «ностальгии по советскому», внутри которой пестуется еще особая «ностальгия по советскому детству», то это отдельный вид культурной рефлексии, который активно эксплуатируется. Объяснять все тоской по молодости, которая сопровождается идеализацией утраченного, было бы слиш-

роваться к исполнению вынужденных норм. Британская исследовательница Катриона Келли, анализируя отношения учителя и ученика в позднесоветской школе, использует понятие «тайного соглашения», которое кажется мне очень продуктивным.

Советское государство вообще относилось к взрослым, как к детям. В этом смысле отношение к детям было общесистемной, культурно-идеологической матрицей ком просто. Скорее, здесь можно говорить о неудовлетворенности теми или иными аспектами настоящего. — Какую роль занимала идеология в жизни советского ребенка? Почему кто-то в своих воспоминаниях страдает от «оков идеологического патроната», а другие говорят, что их этот вопрос вообще никак не затрагивал? — Затрагивал, но тут же и высмеивался. В эпоху застоя отношение к идеологии сложилось критическиироническое. Здесь уместно говорить об особой советской иронии, позволявшей относительно безболезненно сносить «оковы» и издеваться над ними. Во взрослой культуре были анекдоты, а для детей идеология концентрировалась в образе учителя. Учитель — вот средоточие всего государственного, официального, надоевшего, но и привычного. Можно упомянуть особый советский цинизм, свойственный в том числе и детской культуре. Над учителями «издевались», учителей «доводили», но одновременно боялись, а часто и любили. И в то же время учитель и ученик по большому счету «играли» за одну команду, и их общей непроговариваемой, но вполне осознаваемой целью было адапти-

— Кого воспитывал Советский Союз: человека или гражданина? После развала многие посчитали, что воспитание — это вообще не функция государства, но, кажется, сегодня школе все чаще делегируют эти функции, причем с пожелания родителей? — Есть такая точка зрения, что советское государство вообще относилось к взрослым, как к детям, об этом в свое время писал Андрей Синявский. В этом смысле отношение к детям было общесистемной, культурноидеологической матрицей. Не только школа воспитывала детей, но и советское государство все время воспитывало своих граждан. Тут надо уточнить: советская власть поначалу воспитывала горожанина, и не просто горожанина, а советский тип горожанина, и в это воспитание входили и идеологические требования, и культурные нормы, включая нормы общения и гигиены, и парадоксальное сочетание лояльной покорности и требовательности к власти. Современное государство, по всей видимости, не ставит перед собой задачу создать определенный тип личности. Поэтому люди обнаруживают, что общество рассыпается. Но и школа в нынешнем виде выполнить объединяющих задач не может. Более того, дети все чаще не понимают, зачем вообще нужна школа. — А если говорить о роли семьи? — Семьи и дети были разными. Если очень обобщать, можно выделить, наверное, одну черту. Когда-то моя дочь читала рассказы Драгунского и высказала любопытную мысль: «Странные отношения у родителей с детьми. Они либо ругают, либо требуют». Какого-то специального интереса к детской жизни она не почувствовала. И это «Денискины рассказы» — прелестное произведение 60-х, и вовсе не такое уж дидактичное, как многие другие образцы советской детской литературы. — На фоне современной ювенальной юстиции кажется, что отношение родителей к детям было максимально доминирующим и не компенсировалось даже государством и обществом? — При том, что отношения семьи и школы были неоднозначными и иногда противоречивыми, они все же были союзниками. Семья могла положиться на школу, а школа постоянно апеллировала к семье. Сейчас кажется, что они живут в параллельных мирах. Особенно это выяснилось в период самоизоляции, когда школа проникла в квартиры своих учеников, и обе стороны в буквальном смысле взглянули друг другу в глаза. — Как решались проблемы с детской психологией? Актуализировались ли вообще эти вопросы? — Могу ответить не как психолог, а лишь как советский ребенок и культуролог: такой проблематизации, как сейчас, не было. Ленивый — «дурью мается», замкнутый — «не в себе», много гуляет — «шляется непонятно где». Мечтой многих родителей было «повыбить дурь из башки». Однако и это проговаривалось, скорее, по привычке. О детских (впрочем, как и о взрослых) проблемах особенно не задумывались. Более того, какие-то неприятные, тяжелые или болезненные эпизоды рассматривались не как травма, а как рутинная часть жизни. На дистанции некоторые особенности поведения, высказываний советских людей могут выглядеть неполиткорректными, однако происходило это не из желания кого-то задеть или обидеть, а скорее, потому, что никто особенно не формулировал это как проблему.

ТЕМА НОМЕРА Культура детства — Известный феномен богатого внешкольного образования, который, по сути, вырывал детей с улиц, — это стало заметно особенно ярко в 90е, когда оно исчезло и расцвела «улица». Это также уникальный для мира концепт детского развития? — Детское внешкольное образование — кружки, студии, творческие коллективы — это специфическая советская сфера, богатая и разнообразная. Работа там часто строилась на бескорыстии и энтузиазме, думаю, здесь «заштопывались» дыры школьного образования, а также компенсировались конфликты с учителями: отношения с руководителями кружков строились на других основах. Часто это функция распространялась и на семью — ребенок бежал из опостылевшего домашнего быта и скучной школы в кружок. — Детская культура: мультфильмы, фильмы, музыка, спектакли, герои, сказки, писатели, композиторы. На мой взгляд, это была грандиозная система, аналогов которой в мире нет. И в ней было не так уж много идеологии и политики. Как Советскому Союзу удалось ее выстроить?

В Советском Союзе ко всем серьезным вопросам подходили комплексно, в том числе и к детству. Музыку для мультфильмов писали лучшие композиторы, персонажей рисовали лучшие художники, озвучивали — лучшие актеры — В Советском Союзе ко всем серьезным вопросам подходили комплексно. Для детской культуры выделялись большие средства, поскольку это была важная часть просветительского проекта. Еще одна особенность — профессионализм тех, кто эту культуру создавал. Музыку для мультфильмов писали лучшие композиторы, персонажей рисовали лучшие художники, озвучивали — лучшие актеры. Мы все знаем эти роли-шедевры, эти мультфильмы, не буду их перечислять. Минус состоял в заорганизованности и в продавливании идеологии как обязательного элемента любой культурной деятельности. Но идеология хотя и была обязательной, масштабы ее навязчивости и всепроникающего давления часто преувеличивают. Тем более, в случае с детской культурой. В детской культуре можно было больше себе позволить, «протащить» какие-то вполне маргинальные темы, примеры западной музыки, кто-то замечает в советских мультфильмах даже психоделические образы. — В конце концов СССР все же разрушили люди, считается, что поколение 60–70х. Не было ли каких-то социокультурных факторов, заложенных в детстве, которые бы повлияли на решение этих людей сломать систему? Или они пришли к этому уже в юности или взрослой жизни? — Думаю, что люди, которые «сломали систему», первоначально не ставили перед собой такой задачи. Я бы не стала связывать это с детством, по крайней мере, напрямую. В любом случае кризис советской системы был объективен; она начала ломаться сама, а многие пользовались ситуацией. Одни искренне хотели что-то изменить к лучшему, другие — преследовали собственные цели, пользуясь открывающимися возможностями. В этот исторический период ирония на какой-то момент отступила, время стремительно покатилось дальше, оставляя далеко позади и советское детство, и советские проблемы.

№6

24 июня 2020

Все более долгое детство — это инструмент эволюции Ольга ВЛАСОВА, журналист, писатель «Куда уходит детство?» — пела когда-то Пугачева, и нам было так жаль, что оно ушло и уже не вернется. Но мечты сбываются, и сегодня мы живем во времена «не уходящего детства». Уже пару десятилетий на Западе популярно слово kidadult (детский взрослый), активно используются такие понятия, как «синдром Карлсона» и «синдром Питера Пена». В современном мире появляется все больше молодых взрослых, которые до 35–40 лет сохраняют «детскую» парадигму существования. Они все дольше учатся, но, даже окончив университет и выйдя на работу, продолжают сознавать себя детьми и вести соответствующий образ жизни. Стараются одеваться, как дети или подростки (короткие узкие брючки, вытянутые футболки или мешковатые пиджачки, голые щиколотки), видят жизнь как необходимую смену удовольствий и развлечений, не имеют особого понятия о своих целях и задачах. Для них жизнь — это игра. Даже работу стараются найти соответствующую (многие становятся успешными профессионалами, оставаясь в парадигме игры). Меньше всего они способны за кого-то отвечать. В связи с этим все позже заводят семьи (если вообще заводят) и обзаводятся детьми. Согласно исследованию, проведенному в 2004 году Британским советом экономического и социального развития, менее трети 30-летних американцев, британцев и австралийцев проходят «три теста на зрелость: окончание образования, уход из родительского дома и финансовая независимость». Почему же эти дети не взрослеют? Отчасти распространение инфантильности среди современных молодых взрослых связано с тем, что детство воспринимается как самая счастливая пора жизни, с которой не хочется расставаться. С начала ХХ века оно постепенно усиливало свои позиции и к его концу стало неким «фетишем». Лозунг «Все лучшее — детям», поддержанный культурой потребления, был переосмыслен и разросся до поистине невиданных масштабов. Фактически мы пришли к пониманию детства как периода, когда маленький человек является «центром мира» взрослых, которые «живут для детей», потребителем всевозможных благ и удовольствий, ни за что при том не отвечая и ничем себя не утруждая. Но дело не только в этом. Речь и о глобальных сдвигах в устройстве человеческого социума. Как писал известный ученый Филипп Арьес, занимавшийся изучением детства, такого феномена просто не существовало до начала Нового времени. Во все времена «до» дети были маленькими взрослыми, жизнь которых была довольно грустна и тяжела. Пока они были младенцами, о них не очень заботились, потому что они умирали от детских болезней, а потом сразу должны были присоединиться к процессу борьбы за жизнь наравне со взрослыми. Ребенок — это недовзрослый, пораженный в правах за ограниченный функционал. Современному человеку невозможно представить, что в рабочих и крестьянских семьях вплоть до конца XIX века в случае дефицита еды сначала кормили мужчину-кормильца, потом женщину, а потом детей по старшинству. Чем ты младше, тем меньше и хуже еды тебе достанется. Происходило это не от злого умысла, а оттого, что недокормленный «кормилец» может заболеть или, не дай Бог, умереть, и вот тогда-то точно умрут и все остальные.

Но феномен появления детства связан не только с постепенным повышением уровня жизни. Как отмечал Арьес, появление детства возникает, когда взрослые сталкиваются с потребностью «учить» или «воспитывать» своих детей. Это становится актуально только в Новое время, когда запустился маховик «научного прогресса» и динамичного развития цивилизации, и поэтому драматически возрос уровень информации, которую должен накапливать и передавать человек. Так возникла потребность в массовом обучении ребенка как человека, который должен усвоить знания предыдущих поколений, чтобы затем быть в состоянии сделать что-то новое и также передать их следующему поколению (разумеется, это существовало и прежде, но для избранных и объем знаний и навыков был крайне незначителен). Это сразу драматически повысило ценность детей в глазах взрослых, а также послужило основой для возникновения эмоциональных связей и той самой «любви к детям», которая сегодня является нормой. Так начало появляться представление об особом воспитании детей, а также само понятие особого состояния, «детства», в котором ребенок должен играть, учиться и развиваться. Именно эта концепция, распространившись с представителей состоятельных классов на все слои общества, финализировалась в конце ХХ века в ту модель, которую мы сегодня имеем. Причем возраст «необходимого обучения» или, иначе говоря, детства, все время увеличивался по мере усложнения нашей жизни. Посмотрите, даже в пределах ХХ века — если в самом его начале массовое образование в три класса, дающее возможность читать и писать, было определенным благом, то затем количество классов, которые считались приемлемыми стали повышаться: 7, потом 8, потом 10 и, наконец, 11 лет, проведенных только в школе. Человек как бы искусственно удерживается в положении ребенка. Кроме того, сегодня мы имеем уникальную, никогда прежде не имевшую место в истории демографическую ситуацию. В массе своей мы начали жить очень долго, и это продление жизненного цикла тоже оказывает прямое воздействие на соотношение детства, зрелости и старости. Если еще в XIX столетии в 40 наступала старость, позже она подвинулась сначала до рубежа 60 лет, сейчас это уже 80, из которых работать многим приходится до 70 или даже 75. При этом жизнь человека проходит на фоне быстрой смены технологической парадигмы и стремительного изменения реальности. Чтобы оставаться на плаву в течение хотя бы всего того времени, которое государство отводит тебе на работу, ты должен учиться еще дольше, да и, строго говоря, вообще не переставать учиться в течение всей жизни, если не хочешь остаться безработным. Так человек интуитивно старается сохранить детскую гибкость мозга и обучаемость, а лучше всего, как мы знаем, обучаются дети в игре. В этом контексте наши «кидалты» начинают выглядеть не так уж инфантильно. Они просто готовятся прожить долгую жизнь. Более того, даже молодящиеся бабушки и дедушки, осваивающие новые электронные девайсы и ведущие блоги в интернете, — это не что иное, как попытка эволюционировать и держать свой мозг способным к усвоению нового. Вдруг жизнь продлится еще лет на 20? Ведь никому не хочется тогда провести их безденежным старым овощем.

№6

ТЕМА НОМЕРА

24 июня 2020

«Сегодня дети часто не умеют пользоваться эмоциями и находить радость в жизни» От чего чаще всего страдают наши дети, о каких проблемах общества сигнализирует детская психиатрия? «Культура» выяснила с Анной БАСОВОЙ, доцентом кафедры психиатрии и медицинской психологии РНИМУ имени Н.И. Пирогова, заместителем директора по научной работе Научнопрактического центра психического здоровья детей и подростков имени Г.Е. Сухаревой.

— С какими диагнозами вы сегодня в основном работаете? — Четверть наших ребят страдают традиционными психическими заболеваниями, в основном — шизофренией, расстройствами личности и поведения, импульсивно-компульсивными и тревожными неврозами. Еще четверть, в основном старшая группы 12–17 лет, попадают к нам с попытками суицида. В основном — это девочки, чаще всего после отравления. Среди мальчиков больше летальных случаев, они прибегают к брутальным способам — огнестрелу, падению с высоты, гибель на дорогах.

— Что провоцирует детский суицид? — Есть традиционная группа факторов — биологическая и гормональная перестройка, недовольство меняющимся телом, проявляются последствия социальной нестабильности. Девяносто процентов наших пациентов жалуются на сложности в семье, отсутствие эмоциональной поддержки. На втором месте — школьные проблемы: травля сверстников, завышенные требования родителей, безразличие учителей и макросоциальные процессы. При этом сфера психического здоровья остается в нашем обществе стигматизированной, табуированной — часто семьи готовы идти на что угодно, лишь бы не обращаться к специалистам. Случается, даже врачи других специальностей внушают пациентам: вы только к психиатру не ходите. Но современные подростки более открыты, чем старшее поколение, — одна 14-летняя девочка объяснила нам причину суицида: так хоть родители поняли, что мне нужно пообщаться с врачом.

— Растет ли число самоубийств? — Мы пережили пик в конце девяностых, но сейчас нам грозит новый кризис. Традиционно опасным остается возраст от 15 до 19 лет, причем у мальчиков суицид стоит на третьем месте — после ДТП и криминальных историй, а у девочек — на втором. Последняя статистика 2012 года вывела Россию на четвертое место по подростковым самоубийствам в мире. Самые проблемные по России — Сибирский округ, Дальний Восток, Урал, Приволжье, Северо-Запад. Среди республик лидируют Мордовия и Тува; в последней ежегодно погибает 120 подростков на сто тысяч населения. Довольно благополучен Се-

верный Кавказ, но это, возможно, лукавство — скорее всего, там просто не выносят сор из избы. Вообще, значительный процент списывается на несчастные случаи. По-человечески это понятно: родителям трудно признать, что их ребенок не оступился, упав, скажем, с крыши.

— Связана ли суицидальная склонность с определенным типом личностного расстройства? — Нет, это поведенческий акт. Прежде чем решиться, человек проходит определенные стадии. Обыкновенно все начинается с депрессивных мыслей: хорошо бы не проснуться утром или попасть под машину, и тогда все закончится... На этом этапе он еще не готов сам свести счеты с жизнью, но дальше увлекается темой, принимается изучать истории самоубийц и переходит к сочинению предпочтительного сценария. Тут возникает развилка — ни жить, ни умирать не хочется, и подросток начинает бессознательно искать помощи, делиться мыслями с друзьями, наносить себе повреждения, чтобы снять напряжение. Как правило, окружающие стараются ничего не замечать, но если специалисты успевают вмешаться, развития событий удается избежать. Увы, родители видят детей реже, чем учителя, и мало интересуются переживаниями детей. Затем наступает предфинальная фаза: подросток начинает говорить: скоро все закончится и вы от меня избавитесь; раздаривать дорогие ему вещи... Если окружающие эмоционально не реагируют и на эти знаки, решение приходит в любой момент, ведь у детей ослаблен страх смерти, ощущение конечности бытия и сильна вера в перезагрузку — как в компьютерных играх. И происходит суицидальный дебют... На фоне тяжело протекающего кризиса подросткового возраста возникает нормальная реакция на ситуацию, с которой они не способны справиться — когда болит душа, ты никому не нужен и ослаблен страх небытия, летальный исход представляется нормой. Наша задача — помочь выйти из депрессии, научить детей справляться с эмоциями, а родителей — ладить с ними, понимать их нужды и особенности. Если это удается, ситуация исправляется, если нет — каждая попытка самоубийства облегчает страх перед следующей. В среднем на каждый летальный исход приходится 20–25 попыток, но дети с каждым годом все охотнее идут на контакт с психиатром, что очень ценно. С другой стороны, раньше после семейных ссор они хлопали дверью и убегали из дома, а сейчас все чаще выходят в окно.

— Как правило, в неполных семьях? — Отнюдь нет, внешне обычных, но ригидных, эмоционально сдержанных, сосредоточенных на достижении социального успеха — в тех, где ребенок сам по себе никому не интересен. Гиперопека или отсутствие заботы порождают одинаковые проблемы у детей суперуспешных и маргинальных ячеек. Тем и дру-

литься с детьми опытом, рассказывать, как им было плохо и как удалось преодолеть отчаяние.

— Наблюдаете ли вы признаки психосоматического расстройства нашего общества? — Да, прежде всего это стигма — предвзятое, пренебрежительное мифологизированное отношение к людям с нарушениями, их семьям и всей сфере психического здоровья. Эти предрассудки сильно мешают помощи и профилактике заболеваний.

ФОТО: WWW.SPRAVOCHNIK-NARKOKLINIK.RU

Алексей КОЛЕНСКИЙ

— Что программирует стигму?

гим необходим семейный психолог, но обращаться к нему они, как правило, не готовы.

— Есть ли у отечественной медицины оригинальный метод терапии суицидального поведения? — Исцеление от депрессии предполагает фармакотерапию, работу с семейным и кризисным психологом, подбирающаяся для каждого случая групповая психотерапия и реабилитация. Очень важна первичная профилактика, которой должны заниматься образовательные организации. Речь тут не только и не столько о школьных психологах, а учителях, родителях, регулярно осматривающих детей педиатрах. Попытки самоповреждения должны тщательно отслеживаться, пережившие их дети — направляться к специалистам. Увы, взаимодействие с психиатрами работает слабо, тут нужны изменения отношения на государственном уровне. Пока все работает индивидуально — внимательные учителя, педиатры или родители нередко шлют нам сигналы, но, как правило, это делают сами дети: плохо, больно, хочу жить, помогите мне!

— Как сказывается на детской психике увлечение гаджетами? — 90 процентов населения России ежедневно выходит в интернет, и он сильно, но не сугубо негативно, влияет на психику. Предсказать последствия пока невозможно, но мы отслеживаем изменения. Например, ипохондрия сменяется киберхондрией — вместо того, чтобы обнаруживать в себе признаки ложных заболеваний, человек ищет свой «диагноз» и способы самолечения в Сети. То же касается способов самоубийства — их уже задает не литература, а интернет. Правда, девяносто процентов запросов перенаправляется на страницы сайтов медицинских организаций. Но дальше все происходит неправильно — эти ресурсы не предполагают диалог, которого ищет ребенок. В англоязычном секторе много сайтов поддержки по прямой связи, а у нас их мало, но в Центре имени Сухаревой работает линия кризисной помощи. Не хватает не только советов специалистов, а общественного внимания: известные люди могли бы де-

— Размывание традиционной семьи и отношений, поддерживающих ее уклад. Нам не хватает элементарных вещей — заботливых бабушек, авторитетных отцов, пекущихся о детях матерей, совместных чтений книг по вечерам, походов в кино с обсуждением фильмов, спортивных и настольных игр. Сейчас все утыкаются в гаджеты, мало делятся новой информацией и эмоциями, а значит, дети не учатся ими пользоваться и находить радость в жизни. Им недостает ощущения безопасности, поддержки и заботы. Дефицит чувства привязанности и долга по отношению к близким негативно сказывается на самооценке, мировосприятии и интеллекте. Одно из моих самых дорогих и ярких детских воспоминаний — воскресные походы с отцом на книжный рынок, поиски хорошей книжки для домашней библиотеки, удовольствие от чтения и совместного обсуждения. Или семейные походы в кино, затем — разговоры в кафе. Новая информация и опыт приносили новые эмоции и желание делиться ими. Нам очень важны были и игры во дворе — он служил площадкой для самостоятельной выработки социальных коммуникаций: мы учились знакомиться, дружить, враждовать, понимать, за что станут уважать, а за что дадут по шее.

— А еще — не ябедничать, выручать своих, давать отпор чужим, быть хорошим товарищем... — Именно, сейчас этого нет, но чат не заменит игру в классики, прятки, войну или футбол. Нормальное горизонтальное общение учило регулировать эмоции.

— Вряд ли сегодня возможно возродить традицию дворовых игр... — Но наладить общение в семье — вполне посильная задача. Например, можно уделять друг другу немного больше живого внимания, чем ватсапу. А главное, не отворачиваться от ребенка с проблемами, а помогать их решать, в том числе с нашим профессиональным участием.

— Чего больше всего не хватает всем детям страны? — Взрослых, которые бы их выслушали и поняли. В первую очередь — чутких родителей, но не только их. Важную роль играют старшие товарищи — тренеры, руководители кружков, неравнодушные люди, которым ребенок интересен по-человечески, как личность.

ТЕМА НОМЕРА

№6

24 июня 2020

Галина Солдатова:

«Каждый второй ребенок не разделяет реальный и виртуальный мир» рыв и автономность ребенка снижают возможность взрослых конструировать их детство в онлайн и смешанной реальности. Родители не обладают компетенциями и теряют контроль. Дети самостоятельно в интернете болтаются, а мы со стороны охаем и ахаем и только заняты проблемой безопасности. И здесь большое значение имеют онлайн-риски.

Ольга СИЧКАРЬ Профессор кафедры психологии МГУ, руководитель бесплатной горячей линии помощи «Дети онлайн» рассказала «Культуре», как поменялись жизнь ребенка и его сознание в эпоху интернета и что ему угрожает в виртуальной реальности.

— Главное, что изменилось — образ жизни ребенка. И основной фактор — наличие постоянного доступа в интернет. Последние исследования, которые мы провели накануне коронакризиса, показали очень высокий уровень подключенности детей к Сети. Подростки 12–17 лет в среднем проводят в интернете по пять часов в день. Гиперподключенных детей, которые в Сети примерно по 9 часов в сутки, среди 12– 13 летних уже 8%, а среди 14–17-лет них — это каждый четвертый. «Подключенные» дети — это становится такой постоянной средовой переменной. Для сравнения, если ребенок каждый день занимается музыкой по 5–6 часов, представляете, какие у него развиваются музыкальные способности? Технологии меняют формы деятельности, формы взаимодействия ребенка с окружающим миром. Наши дети по сравнению с предыдущим поколением по-другому ищут информацию, общаются, развлекаются, играют. Традиционная социализация соседствует и конкурирует с цифровой, и на выходе возникает как раз новый образ жизни современного ребенка. Мы сегодня говорим о новом феномене — цифровом детстве. И оно начинается очень рано — с планшета, как любимой игрушки. В одном эксперименте двухлетнему ребенку дали три игрушки, среди которых был настоящий планшет с яркими красками, звуками, анимацией. И ребенка можно было легко уговорить поделиться всеми игрушками, кроме одной, догадайтесь какой?

— Как именно меняется ребенок? — Если раньше дети проводили время во дворах, ходили в дома пионеров, собирали макулатуру, то сейчас, даже если родители ограничивают время в Сети, все равно основное общение и социализация происходят там. Ребенок меняется вместе с окружающим миром, который переживает цифровую трансформацию. Появляется новая реальность — смешанная. Половина детей не может разделить жизнь на онлайн и офлайн — их границы стали размытыми. Такого не было еще несколько лет назад. Сейчас каждый второй подросток говорит, что не видит разницы между реальным и виртуальным миром, что он живет в равной мере и там, и там, постоянно переключаясь. Дети это первыми почувствовали. А мы сами это хорошо ощутили во время самоизоляции: стали одновременно жить и в

— Давайте назовем главные риски, чтобы знать врага в лицо. ФОТО: МАШКОВ ЮРИЙ/ТАСС

— Чем отличается современный ребенок от ребенка, скажем, 25 лет назад?

онлайн и офлайн, работая на удаленке, с обедами, детьми, кошками, встречами с друзьями по скайпу — все смешалось. Другой важный момент — длительное использование цифровых устройств влияет на развитие познавательных процессов, в первую очередь на память, внимание, мышление.

— Как ученые оценивают это влияние? — Например, в Национальном институте здоровья США провели сканирование мозга свыше 4 тысяч детей и обнаружили, что у тех из них, кто использует гаджеты и играет в видеоигры более 7 часов в день, происходит преждевременное истончение извилистого внешнего слоя головного мозга, обрабатывающего информацию от всех пяти чувств человека. Обычно это характеризует процесс созревания человека. Получается, эти процессы проходят у детей с высокой подключенностью быстрее, чем обычно. Но авторы исследования не уверены, действительно ли это вызвано временем у экрана, и, более того, непонятно, хорошо это или плохо. Может быть, раннее развитие мозга, а может — патологическое развитие ребенка. Пока не будут отслежены дальнейшие этапы развития этих детей, выводы преждевременны. Среди этих противоречивых оценок ученые пытаются понять, сколько времени может ребенок использовать компьютеры и смартфоны без вреда для здоровья и развития. Есть исследования, основанные на попытке доказать так называемую «гипотезу Златовласки» или, по-нашему, «Маши и медведей» — помните девочку, которая в домике у медведей искала ложку, миску и кроватку, которые ей «в самый раз»? Гипотеза состоит в том, что существует некое оптимальное время у экрана, которое не приносит вреда, а напротив, скорее, позитивно влияет на развитие ребенка. Она противостоит гипотезе вытеснения, суть которой в том, что ребенок бесполезно проводит за гаджетами то время, которое должен был потратить на развивающие занятия — кружки, спортивные секции, активный отдых... Мы тоже провели исследова-

ния, и получилось, что у детей со средней интернет-активностью больше позитивных результатов при оценке нейрокогнитивных функций. Эта «золотая середина» для дошкольников — до часа в сутки, но обязательно с родителями, не надо превращать планшет в няню! Для младших школьников это 1–3 часа, для подростков — 3–5 часов. Многие специалисты, в основном психиатры, говорят о сильных негативных последствиях, даже появился термин «цифровое слабоумие». Есть исследования, которые бесконечно доказывают, что у детей, которые больше сидят за компьютером, хуже отметки, проблемы с рабочей и долговременной памятью, концентрацией внимания, планированием. Один из авторов, известный психиатр, к которому очень прислушиваются родители, охваченные ювенойей — страхом за подрастающее поколение, Манфред Шпитцер написал книжку «Антимозг: цифровые технологии и мозг», где он говорит что да, есть изменения, есть проблемы. Но при этом нет убедительных доказательств. Кроме того, нельзя оценочно ставить вопрос: умнее ребенок становится или глупее. Мы не можем никуда деться от технического прогресса. Мне кажется, мы должны вслед за классиками медиа и коммуникаций, такими как Маршалл Маклюэн, считать технологии по своей сути нейтральными и учить детей их правильно использовать. Цифровые устройства, планшет или смартфон — это инструмент, он выступает продолжением нас, расширением нас и совершенствует наши функции. Но это должен быть инструмент, который мы используем, а не инструмент, который использует нас.

— Наверняка даже у ученых, отмечающих позитивное влияние технологий на развитие детей, какие-то моменты вызывают тревогу? — Очень значимо, что цифровой разрыв между поколениями только увеличивается: то есть родители владеют цифровыми технологиями хуже, чем дети. А значит, им сложно быть экспертами, помощниками и наставниками во владении этим инструментом. Этот раз-

— Уже десять лет при поддержке Фонда развития интернета, факультета психологии МГУ, МТС и МГТС работает бесплатная линия помощи детям и взрослым по проблемам, возникающим в Сети. На основе анализа большого количества данных, исследований мы создали свою классификацию онлайнрисков. Контентные риски связаны с информацией, которую получает ребенок в Сети, среди которой может оказаться противозаконная, вредоносная, неэтичная, связанная с насилием, агрессией, эротикой, пропагандой суицида, наркотиками. Коммуникационные риски — это все, что связано с общением в интернете, в том числе незаконные контакты, такие как встречи с незнакомцами. Вообще «незнакомый друг» — феномен эпохи интернета, и для ребенка есть риск, что таким человеком может оказаться, например, педофил. Сюда же относятся киберпреследования, киберунижения, кибербуллинг. Это самый травматичный вид киберагрессии, когда систематическая травля онлайн смыкается со школьным буллингом. Еще один вид коммуникационного риска — «онлайнгруминг» — когда с ребенком знакомятся онлайн с целью его дальнейшей сексуальной эксплуатации. Входят в доверие, становятся друзьями и, как правило, просят прислать фотографии в обнаженном виде, а потом шантажируют. Нам часто звонят с такими проблемами. Ребенок сам не может с этим справиться, а рассказать родителям боится. Потребительские риски: интернет превратился в рыночную площадь, поэтому дети покупают — продают и нередко становятся жертвами мошенничества. Технические риски, связанные с повреждениями ПО, взломом аккаунта, хищениями паролей. Пятый риск — интернет-зависимость. Часто у подростков встречается болезненное пристрастие к видеоиграм, навязчивая потребность общения в чатах, круглосуточный просмотр сериалов. Наши исследования показывают, что каждый второй ребенок сталкивался с такими ситуациями. Замечу, что родители часто не догадываются о таких проблемах: у них мало информации, а значит, нет возможности понять, что происходит с ребенком, и помочь ему.

Телефон линии помощи «Дети онлайн»: 8 800 250 00 15

№6

ТЕМА НОМЕРА

24 июня 2020

ФОТО: МИХАИЛ ОЗЕРСКИЙ/РИА НОВОСТИ

Корней Чуковский на празднике «Неделя детской книги».1961

Чуковский как символ «века ребенка» Тихон СЫСОЕВ Все мы знаем Корнея Ивановича Чуковского, причем с самого раннего детства. Наш язык, как и первые попытки использования этого языка, складывался под впечатлением от «Крокодила», «Тараканища», «Мойдодыра», «Мухи-Цокотухи» или «Айболита». Интересно, однако, что начинающий Чуковский — зубастый и тонкий литературный критик — и думать не думал, что станет впоследствии «писателем номер один» для каждого советского ребенка. О том, что всетаки заставило его обратиться к этому творчеству, мы поговорили с Ириной АРЗАМАСЦЕВОЙ, доктором филологических наук, профессором кафедры русской литературы XX–XXI веков МПГУ и одним из главных российских специалистов в области детской литературы.

— Ирина Николаевна, с чем был связан такой интерес Корнея Чуковского к теме детства и к детской литературе? — Интерес возник не вдруг, а на большой волне всеобщего интереса к культуре детства и к детской литературе. На самом деле Корней Чуковский скорее закрывал вопрос о детской литературе, чем открывал его. Двадцатый век с самого своего начала мыслился как «век ребенка». Шведская феминистка Эллен Кей написала книгу «Век ребенка», в которой выстроила на этот счет своеобразную доктрину. Она считала, что XIX век был «веком женщины», ведь женщины начали борьбу за свои права, начиная с кройки женских брюк, занятий спортом и заканчивая доступом к высшему образованию и электоральным процедурам. И вот, на фоне эмансипации женщины, в XX веке свои права возьмет уже ребенок. Вот только оружия на планете стало так много, что младенцу, новому мессии, не-

Ирина Арзамасцева

куда ступить. Эллен Кей поняла это более чем за десять лет до Первой мировой войны. Конечно, это была красивая утопия, но тогда она воодушевила многих в Европе и особенно понравилась русской интеллигенции, потому что совпадала с идеями детства и педагогики, которые разрабатывались еще в эпоху реформ Александра II. Тогда складывалась и новая система образования, и новая структура общества. Более того, «век ребенка» совпал еще и с особой, русской формой модернизма — Серебряным веком. Чаяли Третьего Завета, ждали рождения священного ребенка, мессии, — то ли в Польше, то ли в Тибете... Молодой и зубастый критик Корней Чуковский и думать не думал, что станет детским сказочником, но все было готово к перемене его судьбы. Многие современники, поэты и писатели, уже пробовали себя в роли детских авторов. Стало даже хорошим тоном — по-

ТЕМА НОМЕРА

№6

были исполнены в каком-нибудь стихотворении.

— А сам Чуковский исполнил?

ИЛЛЮСТРАЦИЯ Ю. АННЕНКОВА К «КРОКОДИЛУ»

— Нет, кажется. В том-то все и дело, что с этими «заповедями» дело обстоит достаточно лукаво. У Чуковского было своеобразнейшее чувство юмора. Как-то Анна Ахматова назвала его «медоточивым скорпионом»: он мог сказать комплимент, а спустя какое-то время человек вдруг понимал, что на самом деле Чуковский вовсе не хвалил его, совсем наоборот. И это не было лицемерием. Скорее, в том было своеобразие его мышления. И на «Заповеди для детских поэтов» так и стоит смотреть. Заметьте, какое ерничество в самом слове «заповеди», нарочитый библеизм взят в травестийном значении. Чуковский не был верующим человеком: он был человеком культуры, но не человеком веры. Дело тут, скорее, вот в чем. Наши «раскопки» с аспиранткой дали интересную картину. До того как появились эти «заповеди», в одном московском педагогическим журнале были опубликованы «Основные требования к детской книге» Государственного ученого совета при Наркомпросе. В них были составлены основные требования к детской книге — самые настоящие «ежовые рукавицы» для детских писателей и издателей. Писать по этим требованиям настоящую литературу было практически невозможно — только какие-то дешевые и дурные агитки. И как раз в ответ на эти «Основные требования» в 1928 году Чуковский сочиняет свои «Заповеди», которые он публикует в журнале «Книга — детям». Если мы посмотрим на их первое издание, то увидим, насколько они пронизаны этим характерным для Чуковского чувством юмора: в каком-то смысле их можно назвать «антизаповедями», и, может быть, недаром, он впоследствии, когда редактировал их, раз за разом вставлял их в разные издания книги «От двух до пяти». Последняя,

— То есть Корней Чуковский, начиная свою карьеру на поприще литературной критики, сразу оказывается свидетелем своеобразного бума на ниве детской словесности? — Да, и сама эта детская словесность, которая прежде развивалась где-то на обочинах литературного потока, в начале века накопила потрясающий опыт. Появились крупные детские писатели, журналисты, затевались совершенно новые детские журналы. Складывается очень удачная инфраструктура для развития детской литературы. И Чуковский здесь выступает поначалу как беспощадный критик, он прямо объявляет, что ничего стоящего для детей на самом деле в России нет. Он пишет, например, очерк «Матерям о детских журналах», где топчет ногами «Задушевное слово» — почтенный журнал, которым «питаются» все тогдашние приличные семейства. Перебирает все детские журналы, кое-какие одобрительные слова говорит разве что о журналах Федорова-Давыдова. Потом пишет разгромные статьи о Лидии Чарской и Анастасии Вербицкой. А Чарская, надо заметить, была кумиром и девочек, и мальчиков. Писала она, конечно, стилистически слабо, так что Чуковский легко растоптал ее за ужасный русский язык, но нам, далеким потомкам, надо отдать ей должное. После Николая Карамзина не было ни одного писателя, кто сумел бы создать персонажа, настолько убедительного и близкого сердцу подростков. После «Бедной Лизы» молодые люди ходили вздыхать и топиться на Лизин пруд в Москве. Подобный успех ждал «Княжну Джаваха»: юные читатели «нашли» заброшенную могилу героини и трогательно ухаживали за ней. Но самое интересное заключается в том, что сам Чуковский, разобрав на «винтики и пружинки» механизм прозы Лидии Чарской, многому у нее научился. Как и у Ната Пинкертона, образно говоря, — писать так, чтобы целиком захватывать интерес читателей. И его статьи мне представляются прологом к работам русских формалистов, к новому литературоведению, критике и филологии. В целом же можно сказать, что Корней Иванович начинает работать на уже возделанной ниве детской литературы.

— Но, помимо стилистических вещей, за что еще Чуковский критиковал авторов-современников? — Он критиковал их за то, что, допустим, у писателей все герои страдают. Что они создавали по большей части депрессивную литературу, литературу пережива-

ний, где все постоянно заламывают в отчаянии руки, падают в обмороки, лежат, пораженные болезнями, где все кончается плохо, хотя и назидательно. Я бы сказала, что эта нота в русской детской литературе того периода продолжала благородную линию, которая шла от Федора Достоевского и Николая ГаринаМихайловского. Но настало время иной мудрости — в игре, веселье, мимолетностях.

Чуковский, в силу своего характера и собственного непростого жизненного опыта, считал, что литература для детей должна пробуждать оптимизм, веру в жизнь Чуковский, в силу своего характера и собственного непростого жизненного опыта, считал, что литература для детей должна пробуждать оптимизм, веру в жизнь. Он предпочитал убирать из поля зрения детей весь социальный негатив. Тут он, кстати, мог найти общий язык с Максимом Горьким, который называл одного из мэтров детской литературы того времени, Федора Сологуба, «Смертяшкиным».

Заповеди «медоточивого скорпиона» — С чего Чуковский начинает свой путь в детской литературе? И как он разрабатывает теорию детского чтения? — Теорию на самом деле разрабатывает не он. Детское чтение волновало его сравнительно меньше, чем сам литературный процесс.

— Однако у него есть знаменитая книга «От двух до пяти», где он дает писателям рекомендации, как лучше всего писать для детей. — Да, эти «Заповеди для детских поэтов» широко известны. Например, «заповедь» о том, что в каждой строчке стиха должен быть материал для художника: одна строчка — один рисунок. Вот как здесь: «Одеяло убежало, улетела простыня...» И детские поэты до сих пор с трепетом приступают к этим «заповедям» и пытаются по ним писать, но, знаете, мы со студентами ни разу не нашли такого, чтобы все эти правила разом

ИЛЛЮСТРАЦИЯ В. КОНАШЕВИЧА К «МОЙДОДЫРУ»

делиться с детским журналом лучшими стихами, преданно служить музе детства.

24 июня 2020

кстати, вообще вышла как защита детской литературы, детских писателей. Чуковский составил «Тринадцать заповедей для детского автора» в рамках подготовки своего доклада в детском отделе Госиздата в январе 1929 года. Он хотел затеять дискуссию, чтобы сообща выработать новое руководство для комиссий по детской книге и предотвратить казенный произвол в управлении «большим искусством для маленьких» и не позволить детской литературе задохнуться.

— А с чем была связана эта ироничность Чуковского по отношению к «Заповедям»? Он считал, что вообще неправильно предписывать какие бы то ни было правила для детской литературы? — Да, он добавляет «тринадцатую заповедь», в которой предписывает поэту, освоившему все предыдущие заповеди, постепенно от них отказываться. Корней Чуковский был практиком, а не теоретиком. А его теоретические идеи лежали не столько в лоне литературы, сколько в сфере лингвистики. Он всегда исходил из того, что ребенок в возрасте от двух до пяти лет — это своего рода лингвистический гений, что любой ребенок в раннюю пору речевого развития работает с родным языком так, как работают только гении высочайшего уровня, такие как Гёте или Пушкин.

«Мыха», «лога» и «Конек-Летунок» — Какие примеры подобной гениальности он приводил? — Книга «От двух до пяти» полна великолепных примеров. Вот несколько отрывков: «На моих глазах один трехлетний в Крыму, в Коктебеле, выдумал слово пулять и пулял из своего крошечного ружья с утра до ночи, даже не подозревая о том, что это слово спокон веку существует на Дону, в Воронежской и Ярославской областях. В известной повести Л. Пантелеева «Ленька Пантелеев» ярославская жительница несколько раз говорит: «Так и пуляют, так и пуляют!» «Сын профессора А.Н. Гвоздева называл большую ложку — лога, большую мышь — мыха:

№6

ТЕМА НОМЕРА

24 июня 2020

— Дай другую логу! — Вот какая мыха! Пушку называл он — пуха, балалайку — балалая. Наташа Шурчилова мамины босоножки зовет: босоноги. Во всех этих случаях ребенок поступает точно так же, как поступил Маяковский, образуя от слова щенок форму щен: Изо всех щенячьих сил Нищий щен заголосил». Если следовать воззрениям Чуковского, то всякая детская книга должна быть создана во славу этого лингвистического гения, стихийного поэта, певца радости. Благодаря Чуковскому рождается высокое представление о детской литературе, оказалось, что писать для ребенка — значит писать для Пушкина-ребенка. Гамбургский счет был введен в представление о детской литературе, особенно поэзии. И если в некоторых национальных культурах детская поэзия угасла, то у нас пока детские поэты есть — и всех поколений.

Думается, Чуковский заподозрил, что это сама Сейфуллина придумала имитацию детского стишка — в то время поэты, стремясь заработать копейку, много пытались писать с детского голоса. В своем беспощадном отзыве он ставит почти знак равенства между «всякой 8-летней писательницей» и «писательницей Сейфуллиной». Покушение на имя Пушкина звучит как последний приговор, как нарушение самого главного литературного табу.

— Одним словом тут не скажешь. Если анализировать любое большое произведение, не только Чуковского, то мы увидим, что оно явилось плодом развития литературы за несколько сотен, если не тысяч лет. Большой текст не пишется, а скорее проявляется в литературе. У Чуковского мы видим сложнейший сплав из традиций русского и, кстати сказать, английского фольклора — недаром он был англоманом, — и великолепного знания классической и современной поэзии, помноженного на абсолютный поэтический слух. Не будем забывать, что он прежде всего был критик, что у него есть множество статей, огромных очерков, целая монография о мастерстве Николая Некрасова. В многотомном собрании сочинений Чуковского только в первом томе представлены его детские вещи, а во всех остальных томах — «взрослая» проза, в основном критическая. Первый том есть общий итог его литературоведческой, критической и лингвистической мысли, которая вместилась во все остальные четырнадцать томов.

— Есть ли какая-то связь между Чуковским и Пушкиным? Как он оценивал те пушкинские тексты, которые также стали неотъемлемой частью детского чтения? — Главное, будем помнить, что Пушкин для детей не написал ни строки. Часть своих сказок он писал для жены, Натальи Гончаровой. Например, «Сказка о царе Салтане...» — это свадебный подарок для нее, «царевны Лебеди». А «Сказка о рыбаке и рыбке» была написана для друзей, которые тогда активно обсуждали различные общественно-политические вопросы. Это сказка для разговора с умными людьми. И только потом-потом уже сказки вошли в круг детского чтения. И здесь Чуковскому снова повезло. В начале века окончательно сложилась репутация Пушкина как идеального автора для детей и подростков. Сначала Пушкина освоили и полюбили кадеты, юнкера и семинаристы, они переписывали его стихи от руки. Потом пушкинский архив был открыт, и разрешили печатать Пушкина беспошлинно. Это был царский подарок издателям. Хотя безмерно жаль, что у Пушкина в планах была и детская книжка, но, увы, он не успел ее написать. Отношение же Чуковского к Пушкину было, конечно, пиитическое. Интересен в этой связи один эпизод. В 20-30-е годы многие писатели, благодаря Чуковскому, стали собирать детские стишки и речения и присылать их ему. И вот писательница Лидия Сейфуллина прислала как-то Корнею Ивановичу стихи одной девочки: «Ленин, Ленин, ты могуч, / ты боролся со стаями контрреволюционных туч / и от нынешнего века / власть свободного человека». Критик пишет по этому поводу: «Форма этих стихов характерна для всякой восьмилетней писательницы, помимо того, что первая строка беззастенчиво украдена у Пушкина, причем слово «ветер» механически заменено словом «Ленин», в них до странности хилый ритм, третья строка в полном разладе с двумя предыдущими, а четвертая — с третьей и пятой. Какое нужно иметь мертвое ухо, чтобы кропать такие глупые стихи? А между тем я уверен, что когда сочинительнице было три года, она обладала таким же сильным ритмическим чувством».

ИЛЛЮСТРАЦИЯ В. КОНАШЕВИЧА К «МУХЕ-ЦОКОТУХЕ»

— А в чем секрет успешности детской литературы самого Чуковского?

У Чуковского мы видим сложнейший сплав из традиций русского и английского фольклора и великолепного знания классической и современной поэзии, помноженного на абсолютный поэтический слух Кстати сказать, в книге «От двух до пяти» он все же Пушкину предпочел сказку «Конек-Горбунок» в качестве образца. Возможно, потому что ершовское творение можно подстраивать под контекст новых эпох — это очень податливая на стилизацию и переделку сказка, недаром впоследствии появится даже «Конек-Летунок», который летает над колхозами и озирает новую жизнь. Пушкинские тексты настолько герметичны и самодостаточны в своем художественном совершенстве, что повторить их в вариациях, воспроизвести в новых реалиях и растиражировать едва ли возможно. Во всяком случае, для многих такие попытки были бы кощунством.

«Буржуазная муть» Чуковского — Почему была развернута война против «чуковщины»? За что его детские произведения запрещались в 30-е годы? — Нельзя сказать, что был прямой запрет. Скорее, стоит говорить именно о попытке формирования негативного общественного представления о «чуковщине». И если бы не заступничество Горького, который тогда взял под защиту не только Чуковского, но и Маршака, страшно представить, чем бы она закончилась. Чем была обусловлена эта «война»? — целым сплетением причин, среди которых выделяются две. Первая причина связана с историческими аналогиями. Время от времени борьба со сказкой происходит в национальной литературе, не только русской.

Она начинается в тот момент, когда между педагогическим процессом и официальной доктриной, с одной стороны, и живым литературным процессом — с другой, случается некий глубинный конфликт. Тогда сказка объявляется вредной, нежелательной в детском чтении или же допускается, как «десерт» после основных блюд. Нечто подобное происходило в России в XVIII веке, пока сама Екатерина II не написала две сказочки для собственных внуков. Тем самым она как бы сняла запрет на сказку. Гонения на сказку начались после отмены крепостного права, когда возникла необходимость поднять уровень образования народа и встал вопрос о том, по какому пути должно идти литературное образование. И тогда Тургенев и Лесков выступили в защиту сказки — против сторонников чтения в духе «позитивного знания». То же самое произошло и в конце 20-х годов в СССР, когда борьба со сказкой шла по линии антропоморфизма. Речь шла о конкретном средстве изобразительности: могут ли животные в детской книжке ходить в человеческой одежде, на задних лапах и разговаривать человеческими голосами и обсуждать бытовые, человеческие вопросы? Ярым противником такого приема выступила Надежда Крупская. Она вообще была против форм условности, считала, что прежде чем дать в руки ребенку куклу, надо рассказать о том, сколько труда вложили мастера в ее производство. Кроме того, Крупская, читательские вкусы которой сложились в определенных условиях, очень хорошо разбиралась в том, что такое литература в подпольной работе агитаторов. Она прекрасно знала, что агитация начала XX века в заметной мере строилась на приемах антропоморфизма и на широкой, вольной образности. Этому способствовали сами Маркс и Энгельс, которые, если помните, начинают «Манифест Коммунистической партии» знаменитыми, будто бы взятыми из какой-то сказки, словами: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Так вот, Крупская прекрасно понимала, что сказка обладает огромной силой воздействия на умы поколений. И потому, когда писатели, неподвластные ей, пишут сказки, она была загодя уверена в том, что в их сказках спрятано нечто неблагонадежное. И десять лет спустя после публикации «Крокодила» Крупская пишет статью об этой сказке, называет ее «буржуазной мутью» и подозревает ее автора в намеках на политиков. Вторая же причина была чисто экономического порядка. В то время происходит монополизация издательств, в том числе и тех, которые издавали детскую литературу. Заканчивается «нэповская вольница» — все сводится к Госиздату. И его детский отдел выпускает книги о революции и вождях, колхозном строительстве и т.п., чтобы нести детям политграмоту. Но все эти книги плохо покупают. И потому, что они плохо написаны, и потому, что родители просто не хотели строить круг чтения своих детей таким образом. Зато они охотно раскупают книжки Чуковского, Маршака, Бианки. Конечно, это была недопустимая ситуация.

— На ваш взгляд, что современные родители могут почерпнуть для себя и своих детей у Корнея Чуковского? — Вспомним, что у Чуковского было две дочери и два сына — и все они выросли достойными, умными, творческими людьми. Это само по себе говорит в пользу его «детской доктрины». Боба погиб на войне. Мурочка умерла от костного туберкулеза — это была самая страшная потеря для Чуковского, потому что именно в ней он видел идеал того гениального ребенка, о котором писал. Николай стал замечательным писателем. Лидия стала прекрасным редактором, в том числе детским. То есть все они осуществились, так или иначе, и все это — результат применения на практике семейного воспитания тех идей детства, которые выработал Корней Иванович. А что лежит в основании его собственной концепции? Прежде всего — величайшее уважение к ребенку, почитание в ребенке гения. Мы часто сегодня говорим о «воспитании в ребенке личности», а Чуковский нигде об этом не пишет. По всей видимости, он считал эту доктрину некорректной потому, что она конструирует что-то в ребенке, но не дает свободу тому, что в нем уже есть изначально. В первую же очередь должно быть именно уважение к гению ребенка, то есть к тому, что заложено в него природой. Поэтому книга «От двух до пяти» должна стать настольной в каждой семье.

ГОСТИНАЯ

№6

24 июня 2020

ФОТО: PHOTOXPRESS

В июньской «Гостиной» развернулась дискуссия о воспитании детей. Певица Валерия, глава Детского музыкального театра имени Наталии Сац Георгий Исаакян и наследница цирковой династии Тереза Дурова вспоминают истории из серии «когда деревья были большими», раскрывают свои педагогические секреты и рассуждают, как искусству отыскать путь к сердцу ребенка

Валерия:

«Если бы каждое новое поколение делало то, что говорят родители, мир не знал бы прогресса» Денис БОЧАРОВ

Певица Валерия во время концерта ко Дню России на Красной площади 12 июня 2020

— Каждый раз, когда речь заходит о материнстве и вопрос адресуется известной артистке, мне приходит на ум опыт Агнеты Фельтског, блондинке из группы ABBA. Она постоянно сетовала на то, что с трудом находит золотую середину между сценой и общением с детьми. Как вам кажется, хорошими матерями рождаются или становятся? Особенно если мы говорим о такой непростой сфере деятельности, коей является музыкальный шоу-бизнесс? — Хороший вопрос. Едва ли выскажу оригинальную мысль, если предположу: то, во что мы в конечном итоге вырастаем, во что превращаемся, почти на сто процентов зависит от того воспитания, которое получаем. В нашей семье было очень ярко выражено именно женское начало: я многим обязана маме и бабушке. Несмотря на то, что я была единственным ребенком в семье, у бабушки моей (которая, кстати, прожила сто лет) было трое детей, а у прабабушки — одиннадцать. Можете себе представить? В детские и отроческие годы я, честно говоря, мало задумывалась о материнстве — все мои помыслы были так или иначе связаны с музыкой. Я ею жила с молодых ногтей и ни о чем другом не думала. Помните, как у того же, упомянутого вами, коллектива АBBА: «I

ФОТО: ВЯЧЕСЛАВ ПРОКОФЬЕВ/ТАСС

Валерия — не только выдающаяся певица и красивая женщина. Она еще и замечательная мать. Воспитать троих детей, будучи при этом крайне востребованной артисткой на протяжении как минимум тридцати лет, — колоссальное достижение. Не только профессиональное, но и личное. Сегодня неоднократный лауреат фестиваля «Песня года», обладательница многих премий и наград, народная артистка Российской Федерации — собеседница «Культуры».

began to sing long before I could talk». Абсолютно моя история. Но, возможно, в этом и кроется главный плюс. Процесс взросления — ясли, учеба, поиски себя в этом мире — проходил для меня естественно и радостно. Скорее всего, именно потому, что рядом со мной всегда была музыка. Я всегда знала, что жизнь моя будет так или иначе связана с ней. Правда, не сразу поняла, в каком именно качестве. Сначала из меня хотели сделать пианистку, затем балерину, но все же пение взяло верх. В музыкальную школу пошла в возрасте пяти лет, тогда же записалась в библиотеку — в общем, была ранняя, самостоятельная, активная девочка. А каков «рецепт приготовления» хорошей матери... Трудно сказать. Знаю лишь одно: залог счастливой и самодостаточной взрослой жизни кроется в тех эмоциях и впечатлениях, которые окружали тебя в юном возрасте. Я, например, очень благодарна своей маме за то, что она никогда не препятствовала мне в выборе профессии, напротив — постоянно и во всем поддерживала. — И даже не возникало сомнений, когда вы, дочь матери с академическим музыкальным образованием, решили стать на эстрадную стезю? — Напротив. И это особенно ценно. Ведь я окончила школу с золотой медалью, между прочим. А в те годы, обладая подобным «трофеем», можно было поступить практически в любое высшее учебное заведение — выбирай на вкус, как говорится. Но мама, узнав о моем твердом намерении поступать на эстрадное отделение музыкального училища, даже не думала в чем-то меня разубеждать, сеять в отроческую голову сомнения в духе «а вдруг не получится, а если не поступишь» и так далее. Нет, она верила в меня, была со мной заодно. А ведь когда мы, для осуществления моих грандиозных планов, уезжали в Москву, все вокруг говорили: да это чистой воды авантюризм, ничего у вас не выйдет, это нереально... Но, к счастью, все у нас получилось.

№6

ГОСТИНАЯ

24 июня 2020

ФОТО: PHOTOXPRESS

«Олимпийский». 12-я ежегодная национальная премия в области популярной музыки «Муз-ТВ. Эволюция». Продюсер Иосиф Пригожин, певица Валерия с детьми 6 июня 2014

Поскольку я хорошо училась, всегда могла помочь своим детям успешно сдавать зачеты и экзамены почти по всем предметам. Математика, физика, логарифмические уравнения... Казалось бы, певица, к тому же блондинка, подобными знаниями обладать не должна — так ведь рассуждают? Но нет, это не мой случай С мамой Галиной Николаевной

ФОТО: WWW.SHAKENEWS.RU

Это я говорю к тому, что, возможно, невольно переняла у мамы эту черту — верить в своих детей, доверять им. Я с их младенческих ногтей научилась прислушиваться к мнению ребятишек, мне импонировала их самостоятельность. Конечно, я, как и любая заботливая мать, в чем-то направляла, где-то подсказывала, порой и наказывала. А как иначе? Но всегда старалась относиться с вниманием и пониманием к предпринимаемым моими детьми шагам и решениям. Ведь зачастую как бывает: родители — возможно, из лучших побуждений, — сами того не ведая, подавляют личности своих чад, принуждают делать то, к чему их душа вовсе не лежит. Заставляют поступать в институты, получать дипломы, ну а дальше, во взрослой жизни не пропадешь, рассуждают они. Но мне кажется, это не совсем верно. Если бы каждое последующее поколение делало в точности то, что говорили им родители, мир не знал бы прогресса. На каждом витке развития истории все стараются, в меру своих сил, способностей, образования и воспитания, поступать несколько иначе. И это замечательно, на мой взгляд. В противном случае человечество бы стагнировало, остановилось в своем развитии. — С этим трудно спорить. Но невозможно также и отрицать того факта, что человек, не мыслящий себя без сцены, в определенный момент осознает, что пение — пением, а дети всегда требуют внимания. Как разрешить эту дилемму? — Непросто. Особенно на первых порах. Но тут вот какая история. Взросление человека ведь идет поступательно, верно? Накапливается опыт, появляются новые знания, постоянно подпитываешься свежими эмоциями. И, конечно же, когда я была девочкой-студенткой, то не думала всерьез о том, что у меня будут дети. Каждому овощу — свой сезон, понимаете? Но когда наступает время «Ч», появляются дети, а ты к этому моменту уже

обладаешь определенной профессией, ты же не можешь ее в одночасье поменять? Приходится мириться с обстоятельствами. Да, возникает некая «развилка», поначалу с трудом понимаешь, как совмещать два главных предназначения собственной жизни: быть успешным артистом и одновременно хорошей матерью. Когда детишки маленькие, это действительно очень сложно. Особенно в моем случае: ведь первые два моих ребенка — погодки. Но я старалась это самое время посвящать преимущественно студийной деятельности, готовила альбом, крайне редко появлялась в эфире, почти не ездила с концертами и так далее. Работала над диском даже тогда, когда мое «интересное положение» было уже совсем очевидным — вплоть до седьмого месяца. Это с одной стороны. С другой — я всегда старалась оставаться в активной жизненной фазе. Никогда не воспринимала период ожидания ребенка как некий повод для отдыха, никакой немощности не испытывала — просто продолжала жить и работать. Дальше, разумеется, было чуть сложнее. Но мне опять же повезло. Мы нашли няню, актрису по образованию, выпускницу Щукинского училища. Это близкий, фактически родной для нашей семьи человек. Она прожила с нами двадцать лет, мы до сих пор с ней общаемся, по многим вопросам советуемся. Да и может ли быть иначе: ведь она не только кормила наших детей — она их воспитывала. То есть я доверяла ей собственных детишек, как самой себе. Найти такого человека — большая удача для каждого человека, кто, волею судьбы, вынужден разрываться на части. — Да, это справедливо. Но, разрываясь на части, невозможно ведь оторвать себя от детей — даже при наличии столь замечательной няни? Совместные праздники, даты, важные события? — Совершенно верно. Я всегда старалась планировать свой рабочий график

№6

бы передать своим детям. Далеко не каждому ребенку удается противостоять улице, пагубным влияниям иных сверстников. А подобные нюансы изгоняют из ребенка дух лидерства. Что, как мне кажется, является определяющим в становлении любой личности. Не помню, чтобы я что-то за кем-то повторяла, да и мои мальчишки тоже, слава Богу, унаследовали это качество: они всегда все делают по-своему. Но, смею надеяться, правильно. В детях надо стараться развивать их правильные стороны, следить за тем,

Во время выступления в парке «Патриот» 27 апреля 2020

чтобы их таланты, по возможности, воплощались в жизнь. И ни в коем случае не потворствовать их нехорошим началам, скажем так. Я, например, наблюдая, во времена своей юности, за некоторыми подругами, никогда не пыталась им подражать в чем-то, казавшемся мне неправильным. Например, никогда не курила — мне это претило, но не чувствовала себя из-за этого в чем-то ущербной. Самое важное — постараться найти собственную золотую середину: не быть чужим среди сверстников, но при

Птенцы гнезда Валерии. Певица о своих детях

с учетом детских каникул. Конечно, у меня порой были предусмотрены летние маршруты, но все детские праздники, дни рождения и прочее всегда оставались для меня святыми датами. Никто и никогда, ни за какие деньги не мог меня заставить в эти дни выступать. Горжусь тем, что и по сей день ни один из моих детей не может меня упрекнуть в том, что, дескать, он когда-то был обделен материнским вниманием. Никогда никто не видел меня собирающейся с чемоданами в руках в далекую поездку в тот момент, когда мое присутствие было принципиально важно для детей. — Семья — семьей, няня — няней... Но ведь и школа — школой, согласитесь... — Однозначно. Но я контролировала все процессы по телефону, была постоянно на связи со всеми педагогами, всегда была в курсе, кто из моих детей и как сдал экзамены. И, поскольку я хорошо училась, всегда могла помочь своим детям успешно сдавать зачеты и экзамены почти по каждому предмету. Математика, физика, логарифмические уравнения... Казалось бы, певица, к тому же блондинка, подобными знаниями обладать не должна — так ведь обыватели привыкли рассуждать? Но нет, это не мой случай. Вообще, мне кажется, в голову ребенка не следует закладывать некую формулу, направлять в определенное политическое русло — дети должны сами во всем рано или поздно разобраться. Самое главное, чтобы они были неравнодушными и совестливыми. Сегодня много говорят об отношении молодого поколения к истории: дескать, нынче дети видят все в ином свете — по крайней мере, не так, как нас, советских детей, учили. Но это естественно. Ведь история переписывалась неоднократно. Главное здесь, как мне кажется, просто оставаться восприимчивыми к тому, что происходит в твоей стране. И тогда все будет нормально. — А как воспитывать детей так, чтобы им казалась кощунственной сама мысль жарить сосиски на Вечном огне? Ведь сегодня подобные случаи, увы, не единичны... —Такие дети, как правило, предоставлены сами себе. Их пубертатный возраст, можно сказать, пришелся на бесшабашные девяностые, когда их родители, к сожалению, не успели впитать в себя то важное и ценное, что могли

«Было это предопределено на генетическом уровне или как-то еще, но так получилось, что все мои дети в той или иной мере связаны с музыкой. Старшая дочь Шена — удачливая артистка. Она вполне самостоятельный человек, сочинила уже довольно много песен, сама пишет для них аранжировки и исполняет. Но, что примечательно, пробивается в этом бизнесе без какой-либо помощи с нашей стороны. Она сама так решила, и это достойно уважения. Тем более, ее материал весьма своеобразный, оригинальный, словом, неформатный, если говорить современным языком. По крайней мере, мейнстримовым его точно не назовешь. Шена выбрала непростую дорогу, но пока что у нее вроде неплохо получается. Сын Артемий является выпускником сразу двух факультетов университета в Швейцарии — бизнес-менеджмент и IT-технологии. Затем он окончил знаменитый музыкальный колледж Беркли, расположенный в Бостоне. Там получил весьма редкую специальность саунд-дизайнера. По крайней мере, в России, насколько мне известно, ее нигде не преподают. По окончании колледжа на протяжении нескольких месяцев пытался найти работу здесь, но не обнаружил ничего, что бы устраивало его как в профессиональном, так и в финансовом отношении. Поэтому перебрался в Швей-

царию работать в звукозаписывающей компании The Hana Road Studios. Артемий пользуется большим авторитетом у своих коллег, да и мы в семье постоянно с ним советуемся практически по всем вопросам. Младший, Арсений, начинал как пианист, причем с ранних лет обнаружил незаурядную одаренность в этом отношении: поступив в музыкальную школу в возрасте четырех лет, он уже к пятнадцати являлся победителем многих престижных международных фестивалей. Но одной только музыкой увлечения Арсения не ограничиваются. Он наделен целым рядом талантов, обладает аналитическим умом, благодаря чему успешен и в бизнесе. У него своя компания, руководить которой он старается творчески и креативно. Здесь, конечно же, свою роль сыграл богатейший музыкальный бэкграунд. Как видите, главное, что отличает каждого из моих троих детей, — это самостоятельность. Они с малых лет развивали в себе это ценное качество, и поэтому все стали весьма преуспевающими, состоявшимися в своих областях людьми, и у них нет необходимости зависеть от нашей поддержки. Хотя, несомненно, если бы таковая потребность возникла, мы с готовностью пришли бы друг к другу на помощь. У нас очень дружная и любящая семья».

24 июня 2020

этом не идти порочным путем. А также следовать заветам классиков: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: что такое хорошо и что такое плохо?» Для нашего поколения такого вопроса не возникало в принципе, все было понятно. А сегодня четкого понимания у юного поколения в данном отношении, по-моему, нет. Каждый человек ответ на извечный вопрос Маяковского находит для себя сам. И первостепенная задача родителей — направить детей по верному пути, но при этом сделать все возможное, чтобы не надломить их личность. Помните, как в фильме «Карнавальная ночь»: «Нужно, чтобы песня тебя брала. Чтобы она тебя вела... Но, в то же время, и не уводила». — Но от иных вещей в сегодняшнем мире уйти и увести все равно не получится, как ни старайся... — Верно. Тот же распад великого государства привел к некоторым вещам, которые сегодня кажутся едва ли поправимыми. Такие, некогда незыблемые понятия, как честь, совесть, принципы, сегодня приобретают несколько иные оттенки. «Все на продажу понеслось», — как пел Юрий Визбор. И это абсолютно верно, в особенности сейчас. Наступило какое-то «фастфудовое» время. И музыка здесь не исключение. Посмотришь на иных артистов, послушаешь, и кажется, что подход у них такой: поджарил по-быстренькому, на скорую руку и съел. А чему удивляться, если нынче любой при желании может состряпать псевдомузыкальный продукт буквально на коленке, запустить его в Сеть. А если повезет, еще и заработать на этом. Я не говорю, что все так уж безнадежно — нет, у нас много талантливой молодежи. Но все же противостоять информационному мусору, который выбрасывается на твою голову буквально отовсюду, порой непросто. Однако я верю в лучшее, поскольку по жизни являюсь оптимистом. Так ведь всегда было: пустота, пустота, а потом вдруг «бах!», и – Бах! (Смеется.)

Валерия и ее дочь Шена Шульгина на церемонии награждения премии Паралимпийского комитета России «Возвращение в жизнь». 2 декабря 2016 года

ФОТО: ВЛАДИМИР ГЕРДО/ТАСС

ФОТО: ВЯЧЕСЛАВ ПРОКОФЬЕВ/ТАСС

ГОСТИНАЯ

№6

ГОСТИНАЯ

24 июня 2020

Георгий Исаакян:

«Мы работаем на два поколения — додаем детям 90-х»

ФОТО: ВЛАДИМИР АСТАПКОВИЧ/РИА НОВОСТИ

Сцена из балета «Кот в сапогах»

Профессор кафедры режиссуры и мастерства актера музыкального театра, президент Ассоциации музыкальных театров России Георгий Исаакян десять лет назад совершил один из главных в своей жизни поступков — возглавил первый в мире Детский музыкальный театр, основанный 55 лет назад Наталией Ильиничной Сац. Вполне закономерно, что Георгий Исаакян стал одной из персон «детского» номера «Культуры».

— Есть фраза, точная принадлежность которой не совсем ясна, — то ли это Маршак, то ли перефразированный Станиславский: «Для детей нужно писать, как для взрослых, только еще лучше». Можно ли то же самое сказать о современной детской опере? Вторая часть вопроса: какова мера компромисса композитора, пишущего для нынешних детей? Нужно ли упрощать, или они готовы воспринять стиль, язык музыки таким, каков он есть? — Ну и вопрос! На целый разговор! Вот с этой самой фразой 1 июля 2010 года я и переступил порог Театра имени Сац. Только она звучала не утвердительно, а вопросительно. Я спрашивал коллег, десятилетиями трудившихся на ниве музыкального театра, готовы ли они под этим подписаться. Правило это точное, верное, но у меня есть большие сомнения в том, что в большинстве случаев оно практически соблюдается. Вот когда мы говорим об индивидуальных ху-

дожниках — да! Ну, например, есть великая традиция детской литературы, в том числе переводной. Есть такие тексты для детей, что дай Бог нечто подобное взрослым получить. Дальше — хуже: композиторов, которые пишут для детей, как для взрослых, в разы меньше. Ну, правда, анимация (советская, российская, лучшие западные образцы) дает нам возможность говорить, что для детей можно делать, как для взрослых. Но все равно на каждое такое явление мы смотрим, как на чудо или подвиг. Но это утверждение и было моей программой, идеологией. И я это сформулировал примерно так: скажите, пожалуйста, имеет смысл великому государству содержать гигантский театр, который называется «детским музыкальным», а этому театру бирюльками заниматься? Или он должен делать спектакли высочайшего качества, в нем должны работать первоклассные мастера всех театральных жанров? Не могу сказать, что удается стопроцентно следовать этому девизу, но все-таки многое сделали. И, при всей скромности, могу сказать, что первым программным заявлением стала опера «Любовь к трем апельсинам»: великая сказка Гоцци с великой музыкой Прокофьева превратилась в сложносочиненный, многослойный спектакль, который не стыдно показать любому взрослому, но который при этом абсолютно разговаривает с ребенком. Здесь мы и приходим ко второй части вопроса. Есть великий секрет — хотя он и не секрет вовсе, но почему-то для многих это непреодолимая история. Особенно для театра. Опять же, для «солиста» — писателя, художника, композитора — это как-то легче: они не слышат

Георгий Исаакян

ФОТО: ВЛАДИМИР ГЕРДО/ТАСС

Михаил СЕГЕЛЬМАН

непосредственную реакцию. Для театра это сложнее — нервы обнажены, с двух сторон оголенные провода (и в зале, и на сцене). Не дай Бог со сцены услышать: «Мама, пойдем, мне скучно!» Театральные практики этого очень боятся и часто готовы стелиться под вкус публики, который, как им кажется, они понимают. Заблуждение! Вкус публики — ровно то, что ты ей сейчас предлагаешь! Показываешь похабщину— это и есть ее вкус в этот момент, потом показываешь Моцарта или, допустим, Штокхаузена (Карлхайнц Штокхаузен, 1928–2007, немецкий композитор, один из лидеров музыкального авангарда второй половины XX века. — «Культура»), — и это снова ее вкус. К сожалению, многие этого не понимают или

делают вид, что не понимают. Потому что на самом деле дети не знают разницу между простым и сложным искусством. Моцарт, Чайковский, Штокхаузен, Шенберг, Щедрин, Прокофьев, Стравинский, Брамс — это просто хорошая музыка, и они готовы ее слушать, если спектакль разговаривает с ними о том, что их трогает. А трогают ребенка серьезные вещи — это я вам как отец двух детей говорю! Мне вот иногда приходится отвечать на упреки, зачем я поставил сложный спектакль. И я говорю: «Если вы меня спрашиваете как режиссер режиссера — я поставил больше ста двадцати спектаклей. Если как педагог педагога — выпустил с десяток курсов в разных вузах страны. Если как родитель родителя — то я таки

ГОСТИНАЯ лись продать (на них маркировка 16+). Вопиющая глупость, а к тому же и не работает это. Ну вот на том же круглом столе задаю я вопрос: допустим, у нас зал на тысячу мест, и в двадцатиградусный мороз на входе стоит множество людей. Как вы при потоке в тысячу человек в узких дверях театра предполагаете выяснять, шесть лет ребенку или семь, если у него паспорта нет? Свидетельство о рождении заставите предъявить? Каков принцип досмотра? То есть, во-первых, перед нами классический пример закона, который невозможно реализовать и который нормально не работает, а во-вторых, пример неверной унификации — складывание всего в одну корзину. По каждому виду искусства должна быть отдельная рубрикация.

лет назад началось то, что сейчас является стандартом ведущих оперных театров мира. Я говорю о педагогическом отделе (другое дело, что называться он может по-разному). Но понятно, что это разнонаправленная история. И спектакли, которые ты делаешь, и способ общения с публикой — это просвещение. В свое время я с удивлением обнаружил, что в нашем театре нет детской студии. Мы ее создали в 2012 году (я привлек своих выпускников) и добились, без ложной скромности, блестящих результатов. Через пару лет, в 2014 году, возник гигантский проект, мюзикл Александра Чайковского по Ч. Диккенсу «Оливер Твист», и он держится на этих детях (потому что с самого начала было ясно, что роль Оливера — не для травести). И за восемь лет старшие уже стали студентами, а скоро, может быть, и детей своих приведут. — Давайте поговорим о совсем маленьких детях, о том возрасте, с которым безумно трудно иметь дело. Например, три года... — А о годовалых не хотите? — Очень хочу! — Давайте поговорим! Есть у нас повод для гордости — оперы для годовалых. Это микрооперы продолжительностью 20–25 минут. Не представляете себе, какие яростные были дискуссии! С одной стороны, напоминали мне, что, например, Наталия Ильинична Сац считала, что раньше 6–7 лет ребенку в театре делать нечего, потому что это сложное искусство. С другой, есть мнение, что ребенок формируется до трех лет, а дальше — что выросло... А некоторые считают — что в утробе матери. И у нас даже был эксперимент — оперы для беременных. И если без шуток, то малыш, который не разговаривает и не ходит, может 20–25 минут находиться в театре, видеть реальные живые инструменты, слышать голоса. Мне кажется, это бесценная возможность открытия музыкального театра. Среди этих опер — «Теремок» и «Кошкин дом» Александра Кулыгина, «Мойдодыр» Ефрема Подгайца, сочинения, написанные по книжкам, которые читаются в колыбельке. Значит, нет барьера нового сю-

Не дай Бог со сцены услышать: «Мама, пойдем, мне скучно!» Театральные практики этого очень боятся и часто готовы стелиться под вкус публики, который, как им кажется, они понимают. Заблуждение! — Да и скорость психологического созревания у всех детей разная... — О таких тонких вещах я даже не говорю. Или, например, звонят мне: «Я хочу с ребенком прийти на такой-то спектакль». — «А вы эту книжку читали?» — «Нет». — А вы понимаете, что это абсурд? Если ребенок не созрел до этого текста, он не созрел до него во всех его интерпретациях. Нельзя регулировать законом такие тонкие вещи, которые регулировке не подлежат. Это вопрос взаимоотношений театра и зрителя. А регулировать нужно то и там, где ребенка поджидает реальная опасность, — в интернете. А в интернете-то это не работает! Не поставь я своему ребенку защиту от нежелательного контента, он на такое мог нарваться! Ну вот не далее как сегодня искал я в интернете книгу, в которой есть слово «роза». Давайте не скажу, что мне выскочило в поиске... — Вы — известный театральный педагог. Нужно ли целенаправленно учить будущих режиссеров ставить именно для детского музыкального театра? Например, в специальном разделе курса... — С одной стороны, да, с другой — нет. Понятно, что в процессе обучения мы пытаемся разобраться с максимально широким спектром жанров, произведений, задач. Но программа и так настолько перенасыщенная и сжатая, что, скорее, речь может идти о каких-то спецнаборах. Но в регулярном обучении мы успеваем об этом поговорить ровно так же, как и о чем-то другом. — Едва ли не лучший способ познать музыкальный театр для ребенка — участвовать в нем самому. Что в этом смысле предлагает Театр имени Наталии Сац? — Начнем с того, что именно в Театре тогда еще Наталии Ильиничны Сац 55

ФОТО: ЕВГЕНИЯ НОВОЖЕНИНА/РИА НОВОСТИ

отец двоих детей». И мои дети в очень раннем возрасте, осторожно, боясь меня спугнуть (потому что не очень-то они и доверяют нам свои сокровенные мысли, они подозревают нас во лжи), говорили со мной об очень серьезных вещах: о страхе смерти, о потере любимого человека, об одиночестве. И, опять же, опыт этого десятилетия заставляет меня вспомнить об огромных внутренних дискуссиях в момент, когда мы принимали к постановке Прокофьева или, скажем, Шостаковича. И кое-кто говорил — нет, мы обречены. А в итоге — бешеный успех! То же самое — Стравинский. Или упомянутый Штокхаузен — его оперу «Маленький Арлекин» мы поставили с коллегами из Вены и Мюнхена. Нам говорили: «Вы с ума сошли — этого автора и взрослые-то не знают». Ну и что в итоге? Десять аншлагов! Просто потом этот спектакль не шел, потому что это была копродукция, и мы были связаны формальными обязательствами, спектакль уехал. — Давайте теперь поговорим, по Маяковскому, — «шершавым языком плаката». Чтобы потом прийти к вам на Моцарта или Прокофьева, ребенок должен, например, в четыре года начать с чего-то другого. А с чего именно? — Ясное дело, что ты его не приведешь сразу на беговую дорожку и не заставишь бежать с олимпийскими чемпионами. Для начала нужно понять, что это вообще за вид искусства — театр. И для этого существует знакомство с азами — произведения, которые пишутся композиторами и драматургами либо по зову сердца, либо по заказу театра. И они построены на игре, которая открывает для неофитов этот вид искусства. И речь, кстати, не только о детях, но и об их родителях, — они часто знают немногим больше. А иногда и меньше. Но если дети в основном открыты, распахнуты, взрослые сплошь и рядом становятся пленниками — репутации, интернета, слухов и т.д. Кроме того, мы прекрасно понимаем, что большинство сегодняшних родителей — дети 1990-х. Что эти бедные дети получили в свое время, помните? Мы не только даем нынешним детям, но и додаем тем, работаем на два поколения. — Существующая сейчас возрастная градация спектаклей — 0+, 6+, 12+, 16+ и 18+ — на мой взгляд, абсолютно глупая и должна быть пересмотрена на законодательном уровне с предварительной широкой дискуссией театрального, экспертного сообщества. Каков ваш взгляд как руководителя театра, Ассоциации музыкальных театров, театрального фестиваля? — Конечно, вы правы: эта градация не имеет ни малейшего отношения к реальному развитию ребенка. Он же неузнаваемо меняется каждые год-два! У каждого возраста свои темы. И спектакли для трех-, пяти-, семи-, девятилетних детей абсолютно разные! Даже на законодательном уровне уже обратили на это внимание. В прошлом году было специальное заседание Комитета по культуре Государственной думы. И на этом круглом столе я говорил, что унификация разных видов искусства — это неправильно. Ведь маркировку ввели, условно говоря, для газетных киосков. Ну, допустим, есть эротические журналы, которые должны быть в обложке и не должны попадать в детские руки. А для художественной литературы это уже не годится — был же знаменитый случай, когда школьникам «Войну и мир» и Достоевского отказа-

№6

24 июня 2020

жета, ребенок узнает эти персонажи, но они существуют как бы в новом мире — вокруг поют, играют. И мне кажется, это плавное и естественное вхождение в музыкальный театр. — Следующий вопрос адресую руководителю Ассоциации музыкальных театров России и вдохновителю фестиваля «Видеть музыку». В какой степени и ассоциация, и фестиваль обращают внимание на «детскую» тему? В частности, речь идет и о том, чтобы в Москве увидели спектакли детских театров городов России. — В самом генезисе этого фестиваля был такой элемент — детский театр. Два пилотных фестиваля прошли на базе нашего театра, и уже в первом из них — 2014 года — участвовал петербургский детский музыкальный театр «Зазеркалье». Затем внутри фестивальной афиши возникла отдельная программа спектаклей для детей и юношества, в последнем на этот момент Четвертом фестивале в 2019 году к ней прибавилась еще и программа студенческих спектаклей. Ведь театр — сложение взглядов многих поколений. Детский, подростковый, юношеский, студенческий, взрослый — все эти взгляды мы и складываем в некую мозаику. Потому что цель этого фестиваля — не показать «лучшее из лучшего» (это всегда будет узконаправленный взгляд, да и критерии у всех разные, потому что различается взгляд на жизнь), а захватить максимум углов зрения, показать всю эту мозаичность, картину мира глазами театров всех видов. — Недавно перечитывал книгу о знаменитом композиторе Яне Сибелиусе. И как-то запала его фраза о собственном Концерте для скрипки с оркестром: «Я сочинял его для скрипача, которым когда-то хотел стать». Можно сказать, что со своей нынешней позиции вы иногда сочиняете спектакли в том числе и для того ребенка Георгия Исаакяна, который вырос? — Я же бывший ребенок-музыкант, с пяти лет учившийся в Ереванской центральной детской музыкальной школе. Это даже не спектакли для того ребенка — это спектакли того ребенка. Для меня музыка — самое главное, что есть в жизни, во Вселенной. Мне грустно быть в этом волшебном мире одному. Ведь даже когда в нем есть дисгармония — это все равно мир гармонии, к которой я хочу привести как можно больше людей.

Воспитанники детской оперной студии в гримерной перед началом спектакля «Лисичка. Любовь»

№6

ГОСТИНАЯ

24 июня 2020

Тереза Дурова:

«За свое детство я сменила 69 школ» Елена ФЕДОРЕНКО

Тереза Дурова

— Генеалогическое древо Дуровых впечатляет, и разобраться в нем непросто — столько легендарных артистов, и имена повторяются, переходят к потомкам. Есть ли для вас понятие — эмоциональная семейная память? — Династийная память у всех Дуровых — мощная. Помню, как много рассказывала нам бабушка. В ее воспоминаниях не звучало нравоучений, в них текла жизнь, населенная огромным количеством людей и животных. У нашего клана два корня: Анатолий, я — с его стороны, и Владимир. Они, два брата, когда-то повздорили, и мы до сих пор не знаем, действительно ли была ссора. Возможно, пиар — такие доказательства у нас имеются. Все остальные — дети, внуки, правнуки — всегда держались вместе. Как только что-то случалось, все сразу собирались скопом. — Что такое цирковое детство? — Детей готовили к цирковому будущему, не щадя их. Встал рано, в 6 утра, и, будь добр, убери навоз в конюшне, помой задницы обезьянам, накорми слона. Животные чистые, сытые, с ними все в порядке? Тогда можешь позавтракать. Иначе — нет. Никто нас не принуждал к труду и не заставлял следовать жесткой дисциплине, это воспринималось как норма. Вокруг взрослые люди, которые пашут с утра до вечера, другой жизни мы не знали. Цирковые дети — рабочие, даже — чернорабочие, с каким-то почти врожденным чувством ответственности. Только потом на нас надевали красивые одежды и выпускали на манеж. Ты сильный? Будешь этим заниматься, и тебе передадут бразды правления аттракционом. Если ребенок, рожденный в цирке, в 10 лет не работает, значит, ничего не получится. Мое детство — жизнь на колесах. Каждые 2–3 месяца меняла школу, у меня их было 69. Приезжаем на гастроли, и я знаю, что мне, а не родителям надо найти школу, поближе к цирку. — Почему изменили манежу, на который вышли еще школьницей? — Это сделали за меня обстоятельства и жизненная ситуация. Я не собиралась уходить из цирка до тех пор, пока не вышла замуж за нециркового человека и не родила ребенка. Нужно было выбирать между семьей и цирковым кочевьем. Муж ни на чем не настаивал, пришлось принимать решение самостоятельно.

ФОТОГРАФИИ ПРЕДОСТАВЛЕНЫ «ТЕАТРИУМОМ»

В «Театриум на Серпуховке» родители с радостью приводят своих детей. Наследница легендарной цирковой династии, народная артистка России Тереза Дурова — его создатель и бессменный руководитель — считает, что ее коллектив — театр семейный. Он прокладывал свой путь, никому не подражая, и прошел три стадии роста: Фестиваль клоунады, Театр клоунады, Театриум Терезы Дуровой. «Культура» поговорила с правнучкой великого «дедушки Дурова», режиссером Терезой Дуровой.

Детей готовили к цирковому будущему. Встал рано, в 6 утра, и, будь добр, убери навоз в конюшне, помой задницы обезьянам, накорми слона. Животные чистые, сытые, с ними все в порядке? Тогда можешь позавтракать Анатолий Дуров

Остановилась на промежуточном варианте — окончила ГИТИС, стала режиссером цирка, много лет провела в цирковом училище — ставила номера, делала программы. — То есть совместили оседлую жизнь с цирком. А как возник театр?

— Он тоже связан с цирковой историей. В начале 90-х все разваливалось, цирк переживал нелегкие времена, из него исчезли клоуны. Очень хотелось им помочь, и я затеяла Международный фестиваль клоунады. Поддержал и помог Юрий Владимирович Никулин. Манеж был занят, но неожиданно нашлась сцена на Серпуховке — ДК завода имени Владимира Ильича. Все получилось, фестиваль прошел успешно, и его участники не захотели расставаться. Пришли ко мне, начали с комплиментов — мол, я оказалась неплохим администратором, и попросили придумать что-нибудь для них. Я, как дуреха, согласилась. Их 67 человек, работы нет, денег тоже. Кто, как не я, им поможет? Вместе нам оказалось комфортно, увлекательно и интересно. С разными клоунскими группами готовили программы, накапливали репертуар, чтобы стать театром и не колесить по городам и весям. Не я это затеяла, так сложилась ситуация. Просто не надо отказываться от предложений, которые делает судьба. — Ваш необычный Театр клоунады почти сразу вырулил на детский репертуар. Не потому ли, что клоунов так любят малыши?

— Клоун и клоунада — это разное. Клоунада — отдельный жанр искусства, разнообразный, со своими законами, а не ботинки, носики и рот до ушей. Мы поставили несколько прекрасных взрослых вечерних спектаклей, но они не приносили дохода. Публика шла на веселую репризную детскую клоунаду — так нас и воспринимали. А мы начинали как частный театр, и нам надо было зарабатывать для того, чтобы жить. Все деньги, что получали за билеты, делили поровну, вне зависимости от того, кто ты: актер, монтировщик или администратор. А «Театриум» наш — театр семейный, с этим прицелом мы и делаем спектакли. В зале не меньше половины взрослых, и у меня ответственность перед ними ничуть не меньшая, чем перед детьми. — На «Маугли», «Огниво», «Спящую красавицу» придут взрослые при одном условии — если у них есть ребенок... — И прекрасно. Вы перечислили спектакли Большого зала. Мы же открыли малую сцену и играем там достаточно много спектаклей взрослого репертуара. Когда приходит публика 16– 19 лет, я радуюсь. Мне с ними очень интересно. Вам знакома такая картинка? Вечерний спектакль в Москве. В фойе — женщины, женщины, вдруг один мужчина — пришел с женой, и опять дамы, а вот, к счастью, стайка молодежи. Но в основном подружки, сослуживицы, те, кому за 50. А у нас вечерами — молодежь, которая выражает свой восторг бурей эмоций. Мне нравится с ними разговаривать до и после спектакля. Может, во мне педагог не умер? Я много лет работала со студентами, еще раньше — с животными, а дрессура — та же педагогика. Я рассказываю старшеклассникам и студентам о театре, о том, на

ГОСТИНАЯ

№6

«Принц и нищий»

что они должны обратить внимание, почему мы поставили именно этот спектакль. Настрой публики, которую я так люблю, — важный для меня момент. — В каком возрасте малыша стоит привести в театр? — До трех лет ребенка не надо никуда водить. У него еще нет чувства юмора, психика слабая, неустановившаяся, сидеть на месте и не двигаться для него нереально, да и вредно. Концентрировать его внимание на том, что он не очень-то понимает, неправильно. В три года пора в кукольный театр, где кукла соответствует его размеру и его разумению. Только потом — большой зал, яркая сцена, просторное фойе, множество народа, веселье и шум. — Разве в вашем репертуаре нет спектаклей для малышей? — Мы работаем и для них, но в крошечной гостиной. 10 родителей и 10 детей, вместо стульев — подушки. Специально сделанные спектакли — коротенькие, малыш — свободен в своих движениях: может ползать, вставать, подойти к сцене или отвернуться от нее, воспринимая сказку на слух, это он сам решает. Мы не бьем их по голове шариками, не смешим, не включаем веселую музыку. Они должны уйти спокойными. Это тонкая ситуация, медитативная история. Для актеров — серьезное испытание, и не все могут справляться с такой аудиторией. Эти спектакли пользуются огромным спросом, билеты раскупаются моментально. — Какие темы предпочтительны для семейных раздумий? — Я не очень понимаю разницу между взрослым и детским театром, люблю театр, который рассуждает о любви и дружбе, честности и предательстве. Любые темы, но только без соплей, заигрываний и сюсюканий. Например, «Маугли» — абсолютная правда о любви. Если ты в состоянии умереть за этого человека, значит, ты любишь. Если готов пойти за ним и разделить его жизнь — это тоже любовь. Для меня важно, о чем ребенок будет говорить с родителями после спектакля: по дороге домой, на следующее утро. Вспомнит ли через неделю? — Как возник интерес в театре к эпосам разных народов? В основе «Волшебной мельницы Сампо» — карело-финские песни «Калевалы», индийские мелодии — в «Маугли», арабские — в «Волшебной лампе Аладдина». Везде — музыканты на сцене и с какими-то неведомыми инструментами.

«Тайна волшебного зелья»

«Волшебная мельница Сампо»

— Почему мы вдруг взяли этническую фактуру? Собрались люди, которым интересно открывать древние традиции, народные мудрости и знакомить зрителей с новыми мирами. Темы сами на нас пошли, и это не мистика. Началось с «Принца и нищего», когда композитор и дирижер Максим Гуткин решил, что без вагантов не обойтись. Нашел музыкантов (они прекрасные и сумасшедшие люди!), играющих на старинных аутентичных инструментах, которые мало кто знает — обычно такие хранятся среди музейных экспонатов. Нам понравилось всей командой внедряться в неведомое. У художниц Маши Рыбасовой и Виктории Севрюковой дух перехватило, когда они узнали, что для «Маугли» «ныряем» в Индию. Безбрежный материал осваиваем долго, скрупулезно. Потом выпрыгиваем и несемся дальше.

Однажды не знали, куда плыть, никак не могли найти тему. Столько перекопала, и все — не мое. Засиделись до ночи с режиссером Владимиром Ананьевым в моем кабинете, за спиной — стеллажи с книгами. Ну, думаю, сейчас открою первую попавшуюся страницу — что выпадет, то и будем делать. Протягиваю руку — томик Юрия Норштейна, он распахнулся на гравюре Хокусая. Тут же позвонила своему сыну, драматургу Артему Абрамову, и попросила написать пьесу по легендам Страны восходящего солнца. Через полгода появился спектакль «Японская сказка. Меч самурая». Мне с сыном повезло — очень. Своего автора — того, кто тебя понимает, найти сложно, а мне судьба такой подарок преподнесла. — Вы же сами воспитали! — Артем пошел по линии Абрамовых — он уже третье поколение писателей и журналистов, с легким пером и хоро-

24 июня 2020

шим языком. Сын рано начал доверять свои мысли бумаге, а в драматургию я его пихнула, попросила сделать пьесу из мультика «Летучий корабль». Теперь только с ним и могу работать, он сочиняет то, что нужно именно для нашего театра, — всегда мало слов и много действенного ряда. — «Театриум» на карантине работал онлайн в ежедневном режиме, не так ли? — В интернет-пространстве мы присутствуем давно. К началу карантина многие наши спектакли уже были отсняты в хорошем профессиональном качестве. У нас сложилась сильная творческая группа, и мы «выходили в эфир» как минимум трижды в день — детей приветствовали утром, развлекали днем и укладывали спать вечером. Запустили театральный челлендж с рядом московских театров, среди них — «Ленком», «Таганка», Музыкальный имени Станиславского, Оперетта, «Табакерка». Осуществляла проект наша творческая команда. — Сегодня всех одолевает тревога по поводу средств безопасности в театре, «шахматной рассадки»... — Плач, вздохи и заламывания рук — это немножко про девочек. А театр — это бизнес, и довольно жестокий, сложный, многогранный. Страдать некогда. Надо вступить в воду и начать плыть. Сейчас мы все нацелены на то, чтобы нам разрешили репетировать. Скажут — по пять человек и не больше часа, — мы так и будем делать. Главное — делать, а не паниковать... Рассаживать зрителей в шахматном порядке? Ничего страшного — это временно. Только что поговорила с ребятами, которые работают в Израиле, — они группируют публику в зале семьями, а между ними — промежуток. Варианты всегда есть — надо искать. — Говорят, вы написали письмо главному врачу Коммунарки Денису Проценко... — Да, написали, что по окончании эпидемии мы ждем сотрудников с детьми на Серпуховке и сыграем для них несколько благотворительных спектаклей, устроим нашим гостям семейный праздник. — Цирковой нрав гуляет? — Может, меня надо немножко притормозить? Мне королевство маловато, разгуляться негде. Когда я из цирка попала в театр, многого не понимала и многому удивлялась. За 25 лет привыкла, а сначала мое поведение казалось странным. Для спектаклей мы снимали помещение: приходим, а сцена грязная. Актеры гримируются, уборщица ушла. Я взяла ведро и тряпку и помыла полы — для меня это нормально, и для моих актеров тоже. Они могут играть роли и быть реквизиторами. В цирке всегда старые актеры работают билетерами или гардеробщиками, они должны остаться в коллективе, под присмотром молодых, а в театре — такое нереально. Иная конструкция жизни. В цирке, если я с кем-то не дружу и нас даже можно назвать врагами, но я точно знаю, что этот артист лучше всех держит лонжу, страховку, то подойду и попрошу мне помочь — никогда не откажет. Буду падать — он, мой враг, меня поймает, вырвет себе плечи, ляжет под меня, но я останусь жива. Вот что такое цирк. И в нашем театре, к счастью, цирковая атмосфера и цирковое братство.

№6

ПЕРЕГОВОРНАЯ

24 июня 2020

Происходящее сегодня в США стало серьезным ударом по мифу о «мировом лидерстве Америки». Публицист Максим Соколов и журналист Наталия Курчатова размышляют о том, что «не так» с американским обществом.

PRO

Никогда такого не было, и вот опять

Максим СОКОЛОВ

CONTRA

Смута, происходящая в США, прискорбна, но не оригинальна. Погромы и грабежи, предательство элит, безумные камлания прогрессивной общественности, полиция, которую сделали крайней, и нежелание сил правопорядка таскать каштаны из огня — «если вы не оказали нам политической поддержки, то сами и разбирайтесь» — разве в Киеве зимой 2013–2014 гг. было не то же самое? Как говорил мудрый В.С. Черномырдин, «Никогда такого не было, и вот опять». Тем более, что можно вспомнить не только «революцию гiдности». Но и «арабскую весну», а также русские 1905 и 1917 гг. — чтобы не доходить до французского 1789 г.

Везде было одно и то же — «Смуты и волнения в столицах и во многих местностях империи нашей великой и тяжкой скорбью преисполняют сердце наше. От волнений, ныне возникших, может явиться глубокое нестроение народное и угроза целости и единству державы нашей». Красное колесо. Однако нас учили и учили усердно, что те смуты были наказанием за отсталость и нежелание модернизироваться в соответствии с духом времени. Дурно управляемое, развращенное французское королевство. Полуфеодальная Российская империя, отягощенная тысячелетним рабством. Украина, коррумпированная по самое не могу. В то же время нам сообщалось, что есть передовые страны, решающие свои политические проблемы (как же без них, без проблем только в Царствии Небесном) на основе верховенства закона и народного волеизъявления. Первая среди блаженных стран — Соединенные Штаты Америки, чьи превосходные институты позволили ей достичь небывалой свободы и процветания и сделали ее образцом для всего

мира. Отсюда и продвижение демократии in partibus infidelium, которое Штаты считают своим правом и долгом. Такой образ США был весьма распространен и в СССР периода упадка, и в кипучую эпоху перестройки, сохранил он свою силу (хотя уже не такую) даже и до сего дня. Видеоактивист Ю.А. Дудь, популярный в основном среди людей простых и некнижных, воспевает Америку как страну неограниченных возможностей и предмет мечтаний для тех, кому выпало несчастье родиться в не столь блаженной земле. Всемирно ученые профессора ВШЭ тоже рассматривают Америку как единственный свет в окошке. Есть множество стран, устройство которых интересно и даже может служить примером для подражания, но в наших лучших университетах пример только один — Сияющий Город на Холме. Учение, которое они преподают, сводится к двум пунктам: п. 1 — Америка чудная страна, идеально решающая свои внутренние проблемы и служащая образцом для всей ойкумены; п. 2 — если с идеалом и образцом что-то не так, см. п. 1.

И все было бы хорошо и замечательно, когда бы не случилась нынешняя смута, повторяющая образцы, хорошо известные из истории менее просвещенных стран. Что тут делать? Резюмировать: «Горе стране разоренной, Горе стране отсталой» никак невозможно. Попытки объяснять, что узкие умы не вмещают того, что доброй свинье все впрок, — конечно, возможно. Но не всякий ум способен пока вместить, что целование негритянских сапог и есть искренний порыв к свободе и демократии. Сами же причины нынешней смуты за океаном очевидны. Имперское перенапряжение — «Империя похожа на трирему, в канале для триремы слишком узком». Кризис имперской элиты — на закате Рима употреблялось выражение «подонки Ромула». Варваризация империи — опять же см. римские образцы V в. Общая примитивизация культуры. Конечно, все это неприятно. Особенно тем, кто поставил все на вечное процветание Сияющего Города (эмигранты из СССР—России, патриоты заграницы, профессора и сислибы). Но что же делать? – всем приходится ошибаться.

Америку взорвала пропаганда

Наталия КУРЧАТОВА Мир с удивлением следит за масштабными протестами в США, которые быстро переросли в массовые беспорядки. С удивлением — потому что события до оторопи напоминают сразу все «цветные» революции «Твиттера» и «Фейсбука», от «арабской весны» до украинского майдана. Известная шутка боливийского президента Эво Моралеса о том, что в США не может быть «цветной» революции по той простой причине, что там нет посольства США, стремительно теряет в актуальности. Естественным образом возникает вопрос — что это, системный сбой, змея укусила свой хвост? Каким образом в американском обществе оказалась накоплена критическая масса горючего материала, которому оказалось достаточно одной искры для масштабного социального пожара? Я совершенно убеждена, что одной из главных причин событий в США стало не что иное, как стремящаяся к тотальной пропаганда. Последним советским поколениям хорошо знаком экспортный вариант американского мифа, являвшийся, как ясно сейчас, элементом так называемой «субпропаганды» — по опре-

делению французского исследователя Жака Эллюля. От активной пропаганды она отличается как призыв накормить голодных — от демонстрации полных полок супермаркета. Американский миф того времени являл миру именно что страну изобилия и равных возможностей, своего рода позитивный Вавилон, где люди разных рас, культур и происхождения путешествуют на добротных машинах «from California to the New York island», заезжают в дайнеры, где едят непременные бургеры, хорошо зарабатывают, покупают дома в кредит и устраивают соседские барбекю на заднем дворе. И, разумеется, при полной свободе мнений все исповедуют более-менее одинаковые ценности. Пятнадцать лет назад мне самой случилось побывать в Америке. Знакомство со страной началось с американского юго-востока, старых «конфедератских» штатов. Еще у трапа самолета товарищи по поездке пошутили насчет моих синих джинсов и пальто — мол, там, куда мы едем, предпочитают серый — цвет мундиров армии Юга, в то время как синий носили как раз северяне. И действительно — в каждом южном городке тогда стоял памятник солдату Конфедерации, blood-stained banner — «окровавленный флаг» с Андреевским крестом был законной частью местного колорита, как и «мяукающий» южный акцент, и даже бургерам местные предпочитали стейк или же блюда креольской кухни. В миссисипском Оксфорде, университетском городке и сердце фолкнеровской «Йокнапатофы», мне пока-

зали улицу Авраама Линкольна, которая представляла собой тупичок с помойными баками. По словам местных, была федеральная разнарядка называть «стриты» именами президентов, которую применительно к нелюбимому здесь Линкольну южане выполнили, что называется, с выдумкой. Позже я имела немало случаев убедиться, что такого рода региональное разнообразие — и есть настоящая Америка. Парадоксальным образом в этом и был залог устойчивости системы, при общем единстве сохраняющей своего рода набор резервных копий, отличающихся друг от друга живописными частностями. Сейчас, когда памятники «героям Юга» падают, что твои Ленины после майдана, мне сложно избавиться от ощущения атаки наведенной иллюзии — на живую и многоцветную реальность. Процесс этот шел давно. Наблюдая за американским кино- и телепроизводством — ключевой индустрией «субпропаганды», нельзя было не заметить, как постепенно оформляется новая идеологическая система политкорректности и позитивной дискриминации, где толерантность к меньшинствам являлась панацеей от всех проблем. В которой по умолчанию считалось, что как будто если сто раз показать чернокожую женщину из неблагополучной семьи в роли президента корпорации, возможности «черных мам» из гетто по волшебству сравняются с возможностями wasp`ов из университетов Лиги Плюща. Реальные действия по демонтажу социальных барьеров таким образом подменялись иллюзией.

Одно из лучших определений пропаганды мне случилось услышать от киноведа и историка Михаила Трофименкова: «Пропаганда — не ложь и не правда, а попросту другая реальность». Как в позднем СССР, так и в современной Америке пропаганда определенной идеологии — усталого застойного коммунизма или стремительно одряхлевшей политкорректности — в какой-то момент попыталась перейти от унификации реальности к полноценной ее подмене. Сглаживание противоречий и замалчивание проблем, подгонка разнообразия огромной страны под удобный шаблон в обоих случаях создало систему искусственных декораций на месте живого общественного ландшафта. Масса людей оказались в своего рода заместительной виртуальной реальности, имея в голове которую невозможно рано или поздно не войти носом в нарисованную дверь в глухой стене. Тем не менее, «первая реальность» упорно отказывалась трансформироваться во «вторую» по слову пропагандистов; сколько ни говори «халва», во рту слаще не становилось. В обоих случаях после определенной точки невозврата оставалось только засечь время и ждать, когда рванет. Но если в СССР конца восьмидесятых народ с упоением поддался на «субпропаганду» западного образа жизни, поменяв наскучившую советскую сказку на другую, модную и молодежную, и под это дело разломал собственную жизнь и страну, то в нынешней Америке с этой задачей пока справляются самостоятельно.

ПЕРЕГОВОРНАЯ

№6

24 июня 2020

Резонансное ДТП с участием актера Михаила Ефремова всколыхнуло общество. Мы не могли проигнорировать это событие. Свое мнение высказывают журналист Алексей Филиппов и адвокат, руководитель практики по уголовным делам Правового центра «Человек и закон» Дмитрий Панфилов.

PRO

На Ефремове хотят «оттоптаться» за всех мажоров на дорогах

Алексей ФИЛИППОВ

CONTRA

Бессмысленно спорить о том, виноват Михаил Ефремов или нет. Он сел за руль пьяным, по его вине погиб человек, за преступлением должно последовать наказание. Вспомним старую латинскую пословицу: Рereat mundus et fiat justitia — «Пусть погибнет мир, но свершится правосудие». Ее часто употребляют в ироническом смысле, когда буква закона заслоняет существо дела, но у этого присловья есть и обратный смысл: без правосудия мир погибнет. Есть и другая пословица, в XIX веке ее выпустил в мир французский писатель Жозеф Жубер: «Правосудие — право наиболее слабого». У нас, к сожалению, все не так, и ситуации на дорогах это подтверждают. Истории с «номенклатурными» ДТП, когда погибли люди, а виноватые вышли из воды сухими, у всех на памяти. У меня есть и личная история — лет 16 тому назад машина полковника полиции размазала по мостовой девушку, подругу моей знакомой, дело замяли.

Итак, Ефремов виноват и должен искупить свою вину, это бесспорно. Но настораживает дружный осуждающий хор и количество наставленных на него указательных пальцев. А еще толком не отрефлексированное, но ясное ощущение того, что у тех, к кому обращен обличительный хор, «у народа», это отклика не находит. Моя пожилая знакомая, человек простой и очень «телевизионный», отведав ефремовских телесюжетов, не то чтобы совсем перестала смотреть телевизор — теперь ограничивается старыми выпусками «Поля чудес». По ее словам, такого количества льющегося с экрана негатива она выдержать не в состоянии. Ефремова, несмотря на все, любят. Его публичный образ веселого юродивого, говорящего сильным мира сего правду в глаза, добродушного пьяницы, который в таком состоянии бывает умен и «семь угодий в нем», импонирует русской душе. А общественное раздражение, скорее всего, связано с тем, что Ефремов отвечает сразу за всех «больших и сильных», кто убил, сидя за рулем. В отличие от тех из них, о ком мы знаем, он все-таки тяжело больной человек. Его отец, великий актер и режиссер Олег Николаевич Ефремов, тоже периодически впадал в запои — в такой ситуации уходил от мира, закрывался в своей квартире. Но в кон-

це концов все-таки ввел свой недуг в относительно приемлемые рамки, а вот Михаилу Олеговичу это не удалось. Оно и понятно — он живет в совершенно иной среде, и большой вопрос, что сталось бы сейчас с Ефремовым-старшим. В советское время публичный проступок известного человека, как правило, бывал наказан, и это очень дисциплинировало. У Михаила Ефремова астрономическое количество оплаченных и неоплаченных штрафов. Но кто ответит за то, что он был за рулем? За то, что это вообще оказалось возможным? Коллективный разум аудитории отдает себе отчет и в том, что в стране — одном из мировых лидеров по количеству полицейских на душу населения — нет простейшего полицейского порядка. Систематически злоупотребляющий алкоголем человек оказался в центре Москвы за рулем, судя по анализам, влив в себя полбутылки водки. Что ж не ездить пьяным, если дорожную полицию сей факт совершенно не волнует, во всяком случае, до тех пор, пока кто-то не убьет в ДТП и не попадет затем в телевизор? В фильме Клинта Иствуда «Непрощенный» есть такой текст: «Это адское дело — убить человека. Ты отнимаешь у него все, что у него есть... И все, что когда-либо будет». Произносит его, кстати, профессиональ-

ный киллер. Ефремов так и сделал, до этого он долго убивал самого себя. А его, как и многих других и гибнущих, и убивающих на дорогах, систематически приканчивала безобразно работающая отечественная правоохранительная система в лице взяточников из ГИБДД и выдающих фейковые справки для получения прав наркологов и психологов. Если Михаила Ефремова не растопчут, если он не сломается, если наказание не окажется чрезмерным, возможно, он сумеет возродиться к какой-то иной жизни. И это будет хорошо для всех нас, потому что он великолепный актер. За свой поступок он так или иначе ответит, а если не ответит, то это его быстро добьет — Ефремов порядочный, чувствительный человек, жить, не искупив вину, он не сможет. Хочется верить, что затем воздаяние придет ко всем, кто убил на дороге и ушел от ответственности. К способствовавшим этому людям в погонах с полосатыми палочками или кабинетами в отделениях ГИБДД, солидными банковскими счетами и дорогими загородными домами. Об этом прекрасно сказал раннехристианский богослов, святой Аврелий Августин: «Что есть государство без правосудия? Шайка разбойников, да и только».

Дело сделают показательным, чтобы напугать любителей пьяной езды

Дмитрий ПАНФИЛОВ Автоавария с участием Михаила Ефремова вызвала большой шум — никто его напрямую не защищает, но многие явно жалеют популярного, любимого публикой артиста. Чем ужасно это событие? Насколько у нас распространены смерти в пьяных ДТП? Если посмотреть статистику, ДТП, один из участников которого пьян, на сегодняшний день не редкость. Более того, их число растет — с 13,5 тыс. в 2008 году до 16,5 тыс. в 2018-м. Поэтому законодательство идет по пути ужесточения ответственности за происшествия такого рода. В некоторых случаях подобные дела квалифицируются даже не как преступления по неосторожности, в котором обвиняют Ефремова, а как преступления с прямым умыслом. Государство ужесточает наказания за пьяную езду, чтобы человек, соби-

рающийся сесть за руль нетрезвым, помнил о последствиях. Но алкоголь деморализует, и в таком состоянии люди в последнюю очередь думают о том, что может произойти в дальнейшем. Социальный статус, положение человека в обществе не играют здесь никакой роли: Ефремов — знаменитый актер, но в такие ситуации попадают и депутаты, и судьи, и прокуроры. Некоторые даже убегают с места происшествия, чтобы нельзя было установить, были они пьяны или нет. Появилась информация, что президент подписал поправки об увеличении сроков наказания за пьяные ДТП до 15 лет (если погибли два и более человек), от 5 до 12 — в случае гибели одного). В таком случае категория преступления изменится автоматически: все, что до десяти лет, считается тяжким, свыше — особо тяжким. Это потянет за собой размеры штрафов и гражданских исков. Такова политика государства, и она нацелена отнюдь не на пополнение бюджета. Это «метод кнута» в отношении пьяных водителей. С этим же связано и изменение административных наказаний, появление тридцатитысячных штрафов, лишение прав на полтора-два-три

года в том случае, если выявлен алкоголь. Все направлено на предотвращение более тяжких преступлений, ДТП, возможных смертей. Можно предположить, что дело Ефремова станет показательным, оно должно будет напугать потенциальных любителей пьяной езды. Возможно, стоит провести параллель с известным процессом Кокорина — Мамаева. Таких эксцессов по России происходят миллионы, но, учитывая известность обоих футболистов, это была показательная порка. История с ДТП Ефремова может оказаться аналогичной. Как это скажется на поведении любителей выпить и сесть за руль? Не уверен, что они будут опасаться пострадать так, как Ефремов. Общественность пошумит в социальных сетях, а потом все уйдет в песок. О деле Ефремова забудут. Помочь здесь может только личная ответственность водителей и новеллы автопроизводителей: реагирующие на запах алкоголя блокираторы двигателей и т.д. С моей точки зрения, ужесточение наказаний за пьяную езду никого не

остановит: кто ездил пьяным, тот и будет ездить, количество аварий не уменьшится. Но что еще остается делать государству? При таком количестве смертей из-за «пьяных ДТП» оставлять все, как есть, нельзя. Возможно, пьяный, не отдающий отчета в своих действиях, человек сядет за руль, что бы ему ни грозило. И все же это дает какой-то шанс на то, что он вызовет такси, позвонит другу и попросит его довезти. Не будем забывать и о социальной справедливости: об адекватном воздаянии и чувствах родственников погибших. Да, есть компенсации. Да, есть гражданские иски. Но когда пьяный убивает на дороге твоего близкого, получает за это три года колонии-поселения и выходит из зала суда довольный тем, что он так легко отделался... О какой справедливости здесь может идти речь? Наказание от 7 до 12 лет родственникам убитого покажется куда более адекватным. А у убийцы будет больше стимулов для того, чтобы попытаться как-то загладить свою вину и возместить ущерб.

Записала Алла КРАСНИКОВА

№6

НАСЛЕДИЕ

24 июня 2020

Частные дома бетонной Москвы Смогут ли они пережить очередную «строительную лихорадку»? Старая Москва съеживается, как шагреневая кожа, — совсем недавно исчезла последняя московская деревня Терехово. Идет под бульдозер то один, то другой старинный особняк, готовят к сносу конструктивистский квартал на Русаковской улице: построенные в 20-е годы дома находятся в плохом состоянии, но без них лицо Москвы изменится. При этом в городе остались частные дома, где люди живут из поколения в поколение — с двадцатых годов, а то и со времен империи. Свой дом, свой двор, свои деревья — и все это в получасе автомобильной езды до Кремля. Знаменитый поселок «Сокол» сильно изменился, в нем появились огромные современные особняки, которые строят нувориши, готовые заплатить по 5 млн долларов за здешний участок земли. А вот дачный поселок Тимирязевской академии уцелел. Он является важной частью прекрасного архитектурного ансамбля академического городка. Но так ли безоблачно его будущее?

Двухэтажный особняк с колоннадой и Родина-мать с мечом Татьяна Михайлова, муниципальный депутат Тимирязевского округа, архитектор, краевед, градозащитник: — Примеров сохранившихся в Москве деревянных строений чрезвычайно мало. У нас в Тимирязевском районе их девятнадцать с разной степенью сохранности и защищенности охранными статусами. Все они в основном расположены на землях, когда-то принадлежащих Петровской земледельческой академии (ныне МСХА имени К.А. Тимирязева), основанной в 1865 году на территории усадьбы Петровское-Разумовское, ансамбль которой сложился еще в XVIII веке. Последним владельцем усадьбы был московский аптекарь фон Шульц, владевший ею с 1828 по 1861 год. Он развернул обширное дачное деревянное строительство. Многочисленные дачи, доставшиеся академии при покупке усадьбы государством в 1861 году, использовались в основном как жилье для студентов, а частично продолжали сдаваться. В шестидесятые годы большинство деревянных дореволюционных дач, располагавшихся на Ивановской улице, улице Немчинова (ранее — Дачный проезд), было снесено. Среди них были прекрасные образцы деревянного зодчества. Тогда же был снесен храм

ФОТО: WWW.TEREM-LIFE.RU

Алексей ФИЛИППОВ

Один из домов «Соломенной сторожки» Святителя Николая Мирликийского, построенный в 1916 году архитектором Шехтелем на пожертвования воинов Тульской пешей дружины Московского ополчения. В 1997 году храм был восстановлен по сохранившимся оригинальным чертежам на другом участке, но поблизости от первоначального места. Уцелел уникальный для Москвы поселок деревянных домов жилищно-строительного кооператива «Соломенная сторожка», который был спроектирован в 1926 году архитектором Гиппиусом и построен в 1927–1928 годах. В поселке жили и до сих пор живут ученые академии и их потомки. Гиппиус построил в нем дом и для себя. В 2000 году поселок поставлен на учет как вновь выявленный объект культурного наследия. Еще в середине XIX века окрестности Тимирязевский академии были глубоким Подмосковьем (железнодорожная станция «Красный Балтиец» называлась «Подмосковной» до лета 1945-го). Раньше здесь была вотчина Нарышкиных, приходившихся сродни Петру I по его матери. В парке академии растет липа, которую, по преданию, посадил Петр, на ее Опытной лесной даче есть озеро, возле которого он увидел оленя. Затем имение перешло к Кириллу Разумовскому, брату фаворита и тайного мужа императрицы Елизаветы Петровны. В середине XIX века на фунда-

менте его обветшавшего и разобранного дворца было построено здание Сельскохозяйственной академии. К ее административному корпусу вплотную примыкает двухэтажный деревянный дом №53 по Тимирязевской улице. Сейчас перед ним оживленная проезжая часть, а на фотографиях начала прошлого века это тихая сельская улочка, и хозяева мирно сидят в выходящем на нее палисадничке. Рядом — лес,

здание академии выстроено, как дворец, перед ним прекрасный парк. Парк и лес еще не так давно были в родниках и небольших озерах (родники исчезли, когда вокруг началось современное высотное строительство), отмеченная на всех московских картах речка Жабенка тогда еще не превратилась в овраг, и в ней вовсю ловят карасей. Это был настоящий среднерусской рай, к тому же не слишком удаленный от Первопрестольной.

Дом-мастерская Евгения Вучетича

НАСЛЕДИЕ

Дача купца Дмитрия Соскина. Фото 1904 года

ФОТО: ЕВГЕНИЙ БИЯТОВ/РИА НОВОСТИ

Здесь селились дачники, профессора академии строили похожие на богатые дачи дома. Теперь на месте этих дач многоэтажные жилые дома, гаражи, пустыри, но дом 53 уцелел. Академия построила его в 1874 году для своих профессоров. На втором этаже жил придворный садовник Александра II, устроитель садов академии датчанин Шредер, а на первом — профессор Василий Робертович Вильямс, сын американского инженера-железнодорожника, племянник Джека Лондона и будущий ректор академии. Похоронен он неподалеку от своего бывшего дома в Дендрологическом саду академии, а в Тимирязевском лесу находятся могилы двух его сыновей, тоже преподававших в академии. Он был кавалером орденов Святых Анны, Станислава и Владимира и лауреатом Ленинской премии. Сталин навечно закрепил первый этаж дома за ним и его семьей. Сейчас в доме живут правнучка Василия Вильямса, ее муж, мать и две дочери. Гостиная, библиотека, комнатамузей, кухня и прихожая, четыре жилые комнаты, а в них ставшие элементами декора изразцовые печи, старый рояль,

№6

Главный корпус Российского аграрного университета — МСХА имени К.А. Тимирязева

Татьяна Михайлова: — На сегодняшний день на Ивановской улице сохранились дача Раевских, построенная в 1874 году, дом под номером 28 и дача чаеторговца Попова, так называемый «Дом священника» на улице Прянишникова, и несколько других, не менее интересных деревянных зданий на территории МСХА им. К.А. Тимирязева. Например, прекрасный образец деревянной архитектуры XIX века, знаменитый и красивейший «Дом Шредера — Вильямса». Хотя дом и является объектом культурного наследия, но положенная для его сохранения реставрация не проводилась. В бывшей даче Раевских (Ивановская улица) в 1927 году поселился академик Петр Иванович Лисицын, известный ученый-селекционер. Его сын, Александр Петрович Лисицын, академик-океанолог, оборудовал в доме мемориальный кабинет отца. У дома есть охранный статус вновь выявленного объекта культурного наследия, он сохранен и ухожен.

рода строились кооперативные многоэтажные дома, а на окраине — вписанные в ландшафт коттеджи. Поселок «Соломенная сторожка» — яркий пример среды, которая у нас почти нигде не случилась. Это тот способ жизни, который является совмещением несовместимых вещей — города и деревни, природного ландшафта и городского образа жизни, городской зарплаты. Здесь мы видим встречу с природным ландшафтом, тут сохранились московские сады — историческая и совершенно исчезнувшая особенность Москвы. Когда началось типовое строительство, пятиэтажки, а потом и шестнадцатиэтажки застряли на границе охраняемой территории — городок академии уцелел, вместе с ним частично сохранилась и «Соломенная сторожка». Сейчас этот район стал восприниматься как очень выгодная инвестиция в недвижимость, лакомый кусок для застройщиков. Не до конца канули в Лету планы застройки учебных полей академии, против которых был очень большой протест. Такая ландшафтная ситуация уникальна, ее надо развивать и поддерживать. Но для этого требуется индивидуальное проектирование, а крупным застройщикам оно невыгодно. Зачем строить три дома на участке в 10 гектаров? Для большой коммерции это не объемы.

«Очень выгодная инвестиция в недвижимость»

Николай Васильев, историк архитектуры, активист «Архнадзора»: — Поселок «Сокол» и поселок «Соломенная сторожка» — это первое в истории Москвы появление нового типа жилой застройки. Называется такой тип жилья город-сад, его концепция придумана англичанином Эбенизером Говардом в 90-е годы XIX века. Такие кварталы начали проектировать и строить до Первой мировой, но помешала война. После нее начались новые попытки обзавестись подобным типом городского жилья, применительно к СССР совершенно утопические. Плотность застройки при этом низкая, дома индивидуальные, живущая в них семья должна иметь достаточный доход. В 20–30-е годы желающие обзавестись таким жильем брали ссуду в банке и платили лет 20–30, как ипотеку. Только профессора и художники с их гонорарами могли себе это позволить. В центре го-

ФОТО: АЛЕКСАНДР КУРГАНОВ

старые книги, мебель, которой много больше ста лет — быт времен Чехова, чудом оказавшийся в 2020-м. Рядом, на Ивановской улице, за высоким деревянным забором, среди густой сирени, стоит построенный в 70-е годы XIX века бревенчатый дом № 8а — бывшая дача Раевских, которую советская власть навечно отдала семье селекционера Петра Лисицына. Это настоящий деревенский дом с подворьем, на фоне многоквартирных девятиэтажек он смотрится фантастически. «Соломенная сторожка» находится неподалеку. По местной легенде, она уцелела из-за того, что в 1957-м, накануне эпохи массовой типовой застройки, в кооператив вступил скульптор Вучетич, построивший двухэтажный барский особняк с колоннадой. В окружающем его саду стоят огромные фрагменты скульптур, медленно разрушающаяся Родина-мать с мечом, голова памятника Ленину — сад скульптора примыкает к парку, и неподготовленные прохожие вздрагивают, увидев необыкновенные фигуры. Уцелела и усадьба знаменитого лесовода Владимира Тимофеева: в лесу, среди вековых сосен, стоит большой бревенчатый дом, каких теперь и не строят. Тимофеев построил сказочную избу в 1929-м, и его семья жила в ней очень долго.

Тимирязевская академия и сама по себе заслуживает интереса: это превосходно сохранившийся дворцово-административный комплекс XIX века, посреди которого красуется построенная веком раньше копия ренессансного французского замка, бывшая ферма усадьбы Кирилла Разумовского. Здесь же находится изумительный по своей сохранности конструктивистский квартал двадцатых годов. Жить в собственном доме рядом с такой красотой, парком и двумя с половиной сотнями гектаров леса чрезвычайно приятно. Но что это дает остальным москвичам и почему важно для культуры?

Дом Василия Вильямса

24 июня 2020

Татьяна Михайлова: — Деревянные дома весьма уязвимы для времени и редки для мегаполиса. Их земельные участки — лакомый кусок для любого застройщика. К сожалению, Москва не сохраняет даже то, что признала памятником и по закону «Об объектах культурного наследия» должна беречь. Так на наших глазах погиб дом выдающегося агрохимика, биохимика и физиолога растений академика Прянишникова. Охранный статус был снят с дома в 2017 году по причине полного искажения внешнего и внутреннего облика вследствие надстройки и обкладки кирпичом деревянных стен. Не помогла даже мемориальная ценность объекта. Участок, вероятнее всего, будет застроен очередным монстром. Николай Васильев: — «Соломенная сторожка», как и весь комплекс Сельскохозяйственной академии имени Тимирязева, — отличный пример соразмерной человеку застройки, зеленых коридоров и зеленых клиньев, которые должны были максимально глубоко заходить в центр Москвы — на оставшемся неосуществленным генеральном плане 1923 года «Новая Москва». В Москве неважный воздух, но его можно улучшить, ограничив массовую застройку и сохранив природный ландшафт в виде зеленых клиньев и коридоров к центру.

P.S. Самый загадочный частный дом в округе По адресу Новая Ипатовка, 17, сохранился последний дом деревни Ипатовка. Дореволюционный, некогда крепкий и добротный, а теперь полуразвалившийся, но все еще жилой. Старожилы считают, что он уцелел, потому что дом принадлежал шоферу Ленина (а затем Микояна и Вышинского), первому начальнику Гаража особого назначения Степану Гилю. Когда в середине 60-х гг. сносили Ипатовку, он был еще жив.

№6

24 июня 2020

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА

ФОТО: ИГОРЬ ДАВЫДОВ

Река Шексна. Церковь Рождества Христова в Крохине

Спасение памятников: хобби, миссия, дело всей жизни Ксения ВОРОТЫНЦЕВА Сохранение культурного наследия — сфера, где хронически не хватает денег, — привлекает, тем не менее, массу людей, многие из которых объединяются в рамках отдельных проектов. Портал «Хранители наследия» больше пяти лет освещает ситуацию с культурным наследием в России. Фонд «ПроНаследие» почти десять лет занимается различными проектами: это и восстановление храма в Крохине, и разработка виртуального «Музея незатопленных историй Белого озера», а также создание собственного медиапортала media.pronasledie.ru — своеобразного агрегатора низовых инициатив. Как ставить перед собой глобальные цели, несмотря на скромные ресурсы, — в материале «Культуры». Журналист и краевед Константин Михайлов — один из главных представителей градозащитного движения: он занимается спасением памятников с середины 1980-х. В 2009 году Михайлов стал одним из инициаторов создания общественного движения «Архнадзор». Объединение ярко выступает по значимым поводам — от попытки застройки Кадашей до угрозы демонтажа Шуховской башни. Однако внимание «Архнадзора» сосредоточено на Москве, а Константину Михайлову хотелось создать площадку для обсуждения проблем из разных уголков страны. — Это давняя мечта, чуть ли не с 80-х, — вспоминает Михайлов. — В те годы понятия «градозащита» еще не существовало: была волна так называемо-

го неформального движения. В 1987-м и 1988-м представители неформальных организаций в сфере сохранения культурного наследия провели два всесоюзных форума. И я уже тогда думал, что нужен медиаресурс, который бы обобщал опыт. Конечно, речь шла о печатном вестнике. Это удалось реализовать лишь недавно: уже в виде интернет-портала. Сайт «Хранители наследия» (hraniteli-nasledia.com) заработал в ноябре 2014 года. Он создавался в сотрудничестве с одноименной всероссийской премией, оргкомитет которой возглавляет член Общественной палаты Павел Пожигайло: — Мы оказались в одной комиссии по культурному наследию в Общественной палате, — рассказывает Михайлов. — Так родилась мысль создать интернетресурс, который не только бы освещал деятельность премии, но и занимался всем культурным наследием России. С тех пор прошло много времени, появились другие партнеры. С премией мы сохранили рабочие отношения, но сайт и премия теперь самостоятельные творческие единицы.

Продать гитару, чтобы спасти часовню Команда портала небольшая — всего два человека: Михайлов, который возглавил сайт, а также редактор Евгения Твардовская. «Нет стабильного финансирования, чтобы содержать большую команду, — объясняет Константин Михайлов. — Правда, из ряда регионов нам присылают материалы либо сообщают информацию».

Сайт ориентируется на новости федерального масштаба, а также рассказывает о том, что происходит в законодательной сфере. «Еще мы следим за экономикой культурного наследия, — перечисляет Михайлов. — Это важная и недооцененная тема: что можно сделать, чтобы сохранение наследия перестало восприниматься как экономическая обуза и, наоборот, приносило доход. Следим и за международным опытом. Не нужно думать, что в Европе все беспроблемно. Там накоплен значительный опыт, которым можно воспользоваться и в России». Наконец, важная задача сайта — координация самостоятельных градозащитных организаций: от региональных отделений ВООПИиКа до активистов-одиночек. По словам Константина Михайлова, самые многочисленные общественные движения — в Москве и Санкт-Петербурге. В провинции ситуация хуже: иногда на весь регион может быть два-три активиста. Самые активные в этом плане — Татарстан, а также Вологодская и Ярославская области. Волонтеры — главная движущая сила в сфере культурного наследия: «Большинство занимаются этим не за зарплату, а по собственной инициативе, — объясняет Константин Михайлов. — Большое впечатление на меня произвела история Ивана Вдовина, который в 200 километрах от Мурманска, в самой середине Кольского полуострова обнаружил деревянную часовню XVII века. В последний раз ее видели на рубеже 1960–1970-х, и никто не знал о ее судьбе. Вдовин нашел часовню и занялся ее спасением. Собрал средства и организовал доставку стройматериалов, чтобы соорудить защитный

купол из дерева и стекла. Потратил на это три года и огромное количество собственных средств: даже вынужден был выставить на продажу коллекционную гитару. Но в итоге все-таки соорудил купол, чтобы реставраторы могли на месте восстановить часовню и она осталась там, где была построена».

Где вы, властители дум? В сфере сохранения культурного наследия есть свои легендарные фигуры. Например, реставратор Петр Барановский. В безбожные советские годы он добивался для монастырей статуса музея и этим спасал их, а если не мог спасти, обмерял церкви, прежде чем те оказывались разрушены. Например, именно по его чертежам был восстановлен Казанский собор на Красной площади. Петр Дмитриевич спас от уничтожения более 90 памятников — молва даже приписывает ему спасение от сноса Собора Василия Блаженного. Советская власть не оценила активность Барановского: в 1930-е его на три года выслали в Мариинск. — Сегодня нет сопоставимой фигуры — по темпераменту, степени влияния и, главное, по профессионализму, — рассказывает Константин Михайлов. — До какого-то момента эту роль исполнял покойный директор Государственного института искусствознания Алексей Комеч, который был не только большим ученым, но и неформальным лидером градозащитного движения в рамках страны. С его уходом, а прошло больше 10 лет, это место остается вакантным. Иногда я вспоминаю конец 1980-х: какие личности тогда поддерживали ВООПИиК! Не только Дмитрий Сергеевич Лихачев, который мог подписать письмо

или зайти в нужный кабинет, но и академик Игорь Петрянов-Соколов, а также писатели Даниил Гранин, Сергей Залыгин, Леонид Леонов. Где сегодня властители дум, к которым можно обратиться? Впрочем, после двадцатилетнего перерыва этой темой стали интересоваться популярные в других сферах люди — например, Захар Прилепин. Но хотелось бы, чтобы таких примеров было больше. В Москве, по словам Константина Михайлова, главная проблема — не столько сохранение «статусных» памятников, сколько спасение объектов исторической среды. То есть вполне рядовых построек, которые, тем не менее, создают необходимый исторический фон для памятников: «Ни в городском, ни в федеральном законодательстве, по большому счету, их ничто не защищает, поэтому они сносятся десятками каждый год». В Подмосковье — беда с градостроительными режимами: «Трудно, поверить, но такие хрестоматийные памятники, как Спасская церковь в Уборах, Звенигородские соборы XIV — начала XV века, Саввино-Сторожевский монастырь, не имеют утвержденных зон охраны. Хотя проекты этих зон давно разработаны за бюджетный счет. Но правительство Московской области не утверждает их годами. В итоге уникальным ландшафтам Подмосковья, которые удалось сберечь в 1990-е и первые годы XXI века, грозит полная трансформация». Не легче ситуация в регионах. Например, в Томске, славном своим деревянным зодчеством, никак не могут утвердить границы, предмет охраны и градрегламенты исторического поселения. «Городская администрация все сделала, чтобы это не принять, — рассказывает Михайлов, — несколько лет судилась с разработчиками. В конце 2018 года последовало прямое президентское поручение. Но регламенты до сих пор не утверждены. Власти и, видимо, стоящие за ними инвесторы с застройщиками отстаивают каждый лишний клочок территории. Надеюсь, что в этом году все-таки удастся утвердить. За это надо будет сказать спасибо общественности — в Томске сильные движения — и председателю Совета регионального отделения ВООПИиК Марии Боковой, которая продолжает сражаться».

Новодел под видом реставрации Порталу «Хранители наследия» не раз удавалось привлечь внимание к проблемам и даже спасти тот или иной памятник. — Несколько лет назад деревянные торговые ряды (последние сохранившиеся в России. — «Культура») в городе Солигаличе в Костромской области собирались полностью разобрать — для так называемой «реставрации», — вспоминает Михайлов. — Это грозило утратой подлинных элементов — в итоге мог появиться новодел. После наших публикаций от этого намерения отказались. А в центре Костромы, в Гостином дворе, федеральном памятнике, хотели возвести странную пирамиду, напоминающую ту, что стоит у Лувра: чтобы накрыть раскоп с остатками разных сооружений прошлых веков. Нам тоже удалось это предотвратить. Впрочем, не всегда ясно, какая именно из наших ипостасей помогла решить проблему. Ведь то, что появляется на сайте, — вершина айсберга. В качестве представителей «Архнадзора» или на правах общественности

ФОТО: ВЛАДИМИР ТРЕФИЛОВ/РИА НОВОСТИ

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА

Константин Михайлов

№6

24 июня 2020

деть объекты, которые сохранились. В 2008-м я узнала о храме в Крохине, а через год поехала туда. Увиденное поразило: храм, запечатленный в фильме Василия Шукшина «Калина красная», оказался «абсолютной руиной»: — Это был уже остов, практически голый кирпич. Элементов убранства не было давно. Хотя в некоторых местах сохранились остатки фресок — это маленькое чудо. После увиденного стало понятно: нужно либо что-то предпринять, либо смириться с тем, что храм рухнет. Тогда в марте 2009 года был создан проект по сохранению и возрождению церкви Рождества Христова в Крохине. — По большому счету я была одна, — признается Анор Тукаева. — Меня поддержали отдельные люди, но решение о

ное — не открыть фонд, а сделать так, чтобы он функционировал. — Первые восемь лет я была единственным сотрудником, — рассказывает Тукаева. — Бухгалтерию вела волонтер — как потом оказалось, не совсем в полном объеме. Это выяснилось, когда нужно было проходить аудит, обязательный для благотворительных фондов. Пришлось искать бухгалтера, а ему необходимо платить хотя бы минимальную зарплату. Чтобы организация существовала, ее нужно финансово поддерживать. Первые годы фонд существовал за счет краудфандинга. Потом стало легче: удалось получить несколько президентских грантов, первый — в 2016-м. Правда, с грантами, как признается Анор Тукаева, есть свои тонкости: «Это ошибка — рассчитывать только на грант. Ты не мо-

создании фонда принимала сама. Потому что взваливать на себя ответственность никто не хотел, да и перспективы были туманные. Обычно подобные организации создаются, когда есть попечители. У нас же другой случай — фонд появился из-за большого желания, а также непонимания предстоящих сложностей. Благотворительный фонд «Центр возрождения культурного наследия «Крохино» был учрежден в декабре 2010 года. Впрочем, как оказалось, самое слож-

жешь толком планировать бюджет, потому что не знаешь — дадут грант в следующем году или нет». В конце 2018-го проекту по спасению храма присудили специальный приз Русского географического общества — его вручил режиссер Никита Михалков, который также предложил помощь от своего благотворительного фонда «12»: «Крохино» получил два миллиона рублей на специализированные работы по укреплению берега. Кроме того,

мы взаимодействуем и с Министерством культуры, и с Мосгорнаследием. Порой это отражается в СМИ, а иногда остается неизвестным для широкой публики. Главное — сам результат. Но, конечно, для органов власти до сих пор важно то, что называется общественным резонансом. Публикации в СМИ они воспринимают как определенный сигнал: понимают, что нужно присмотреться к проблеме. С другой стороны, я тысячу раз замечал, что чиновники совершенно иначе реагируют, когда ты приходишь к ним, пользуясь знакомством, и рассказываешь о какой-либо ситуации. Они относятся к этому иначе, чем, скажем, к официальным письмам, полученным по почте: проводят совещания, посылают комиссии на объекты. Это проблема — отсутствие канала прямого взаимодействия между общественностью и людьми, принимающими решения. Среди планов Константина Михайлова — подготовить общественный доклад о состоянии культурного наследия в стране: «Без впадения в критиканство и без пафоса: строго и объективно. Хотелось бы ежегодно или раз в два года подводить итоги с помощью независимых общественных экспертов. Но для этого нужно отдельное финансирование — чтобы собрать экспертов, провести опросы по всей стране, организовать выезды в регионы. Если получится привлечь средства, мы с большим удовольствием реализуем этот проект. Хотелось бы также расширить круг тем и событий, которые мы затрагиваем на сайте. Но вообще не могу сказать, что я, подобно советской стране, строю планы на следующую пятилетку».

«Решение о создании фонда принимала сама» Анор Тукаева изначально не планировала посвящать жизнь сохранению наследия. Все началось с интереса к храму Рождества Христова в Крохине — единственному в России храму на воде, сохранившемуся после затопления территорий при строительстве Волго-Балта. — Мне было 23 года: о таких вещах просто не задумывалась. Первоначально меня интересовала история строительства водных каналов. Она связана с затоплением территорий и исторических объектов, а также с переселением людей. Храмы часто не успевали разобрать до конца: в 1970–1980-е их остовы еще можно было увидеть на Рыбинском водохранилище. В 2000-е их осталось совсем немного: в воде они быстро разрушались. Мне было интересно уви-

№6

24 июня 2020

в 2019 году фонд поддержала компания ОАО «РЖД»: как рассказывает Анор Тукаева, это тоже были целевые деньги — на производство проектных работ по храму.

много исторических травм, и никто не пытался их прорабатывать. Тем более, переселение происходило в послевоенное время, в 1950-е — поэтому оказалось почти незамеченным. Люди до сих пор не готовы говорить, хотя прошло почти 70 лет. Так было и с более ранними затоплениями. Яркий пример — город Молога: его еще называют «русской Атлантидой». Там активное землячество: они собрали воспоминания, предметы и создали музей — это была низовая инициатива. Но это было сделано только спустя 40 лет после затопления: чтобы начать обсуждение, потребовалось время. Наверное, это особое свойство тяжелых событий.

Почему записываются в волонтеры История с восстановлением храма еще далека от завершения. По словам Тукаевой, пока идет первый этап работ — берегоукрепление: — Поскольку храм частично затоплен, надо укрепить берег — чтобы он не осыпался и чтобы волны не подмывали стены и дамбу, сооруженную волонтерами. Храм стоит в непосредственной близости от фарватера, в сезон навигации мимо проплывают корабли, и каждые пять минут большие волны бьют в стены или дамбу. Когда закончим с берегоукреплением, возьмемся за возведение силовых лесов — они нужны не только для проведения реставрационных работ, но и для того, чтобы удержать стены в случае аварийной ситуации. Затем — укрепление фундамента. И только потом должны начаться реставрационные и консервационные работы. На восстановление храма, по словам Тукаевой, понадобится не меньше десяти лет: все упирается в деньги. Огромную помощь проекту оказывают волонтеры: «Именно потому что волонтеры не бросают нас, проект на протяжении многих лет успешно функционирует». Раньше волонтеры сами делали всю работу, теперь они помогают профессиональным инженерам и гидростроителям. В сезон, а он длится с мая по октябрь, приезжают от 60 до 100 человек. Обычно из крупных городов — Москвы, Санкт-Петербурга, Череповца. — Что мотивирует? Люди занимаются любимым делом, общаются с единомышленниками, — объясняет Анор Тукаева. — Это представители разных возрастов и профессий, их объединяет особое отношение к наследию: как к базовой ценности. Важны также элементы путешествия, приключения — если говорить об удовольствии. И, конечно, возможность получить новый, в том числе профессиональный, опыт.

ПОЗИТИВНАЯ КУЛЬТУРА

«Возможно, ты просто плохо объясняешь» Анор Тукаева ме занимают их фамилии. Мы также поняли, что нужно выходить за рамки Белозерья и говорить о сохранении памяти затопленных территорий по всей стране. В этом году должна была пройти выставка «Незатопленные истории», которую мы планировали совместно с музеями затопленных территорий — это больше 60 институций. Некоторые материалы нам успели прислать до карантина. Надеюсь, выставка все-таки состоится, пусть и в следующем году. Пока мы показываем часть материалов на сайте Дома культуры «Гайдаровец» (http:// gaidarovec.art/krohino). Правда, при сборе информации Анор Тукаева и ее команда столкнулись с неожиданной проблемой: — Для нашего проекта мы опросили около 50 человек. Сбор воспоминаний шел трудно, потому что люди не привыкли ценить историю своей семьи. Многие считают, что и рассказывать нечего; не подписывают фотографии, не собирают фотоальбомы. Это еще и про страну в целом: как у нас относятся к истории и наследию. Другая причина — историческая травма, требующая переосмысления и работы. У нас, к сожалению, было

В прошлом году Благотворительный фонд «Крохино» сменил название — теперь это Фонд культурных инициатив «ПроНаследие». — На самом деле, процесс еще не окончен, — объясняет Анор Тукаева, — из-за карантина он затянулся. Решили переименовать, потому что у обывателя «Крохино» ни с чем не ассоциируется, и приходится объяснять, почему фонд, в названии которого — топоним, занимается также проектами, не связанными с храмом. А «ПроНаследие» — более понятная история. Это нужно для облегчения коммуникации. Еще один проект фонда — медиаресурс, созданный для поддержки и популяризации наследия и низовых инициатив: — Мы пытаемся искать инициативы и рассказывать о них: чтобы у тех, кто занимается сохранением наследия, не возникало ощущения безнадежности, а, напротив, было чувство сопричастности. В нашей сфере часто можно услышать, что, мол, ничего нельзя сделать, тем более — в одиночку. Но низовые инициативы — такие, как проект «Крохино» — помогают изменить эту точку зрения. Рассказывая о них, мы потихоньку меняем отношение к наследию в целом. Все-таки это относительно молодая сфера граждан-

ской активности. Прекрасный опыт ВООПИиКа оказался в 90-е почти забыт. И в 2000-е работу с обществом пришлось начинать практически с нуля. Инициативы появляются, однако им трудно развиваться, потому что общество еще не готово их поддержать. Это показало исследование низовых инициатив, которое мы провели в прошлом году: 67 процентам не хватает общественной поддержки, 89 процентов опираются только на собственные ресурсы. Сейчас мы совместно с ВЦИОМ проводим исследование о том, как общество воспринимает тему наследия, результаты ждем осенью. Как в подобной ситуации не опустить руки? «На самом деле регулярно падаем духом, — признается Тукаева. — С другой стороны, ты делаешь то, что не можешь не делать. Это твой путь: один в поле тоже воин. Иногда, правда, проблема заключается в неправильной коммуникации: когда сам не можешь донести информацию. С разными людьми нужно разговаривать по-разному. Возможно, ты просто плохо объясняешь. С чиновниками чуть сложнее — потому что у них свои задачи. За время работы в Крохине мы прошли разные стадии в общении с чиновниками — от полного отрицания до нормальных, даже партнерских отношений. Теперь разговариваем на одном языке. Все знают — объект хороший и важный, перспективы есть. Но это долгий процесс, который требует терпения». Куда развиваться дальше? «Хотелось бы заниматься системной помощью низовым инициативам — тем, кто не знает, с чего начинать социокультурное проектирование, — рассказывает Анор Тукаева. — Было бы интересно обратиться и к образовательным проектам. Мы обсуждали этот вопрос с Высшей школой экономики, у коллег наши предложения вызвали интерес. Но это было накануне карантина, и пока пришлось заморозить планы. Еще мы рады, что сезон работы в Крохине в этом году все-таки стартовал. Ведь, несмотря на карантин, храм продолжает разрушаться. Это как с заболевшим человеком: нельзя отложить на потом».

В декабре 2018 года фонд запустил новый проект — виртуальный «Музей незатопленных историй Белого озера». В его основу легли рассказы жителей Белозерска и окрестных деревень — о затоплении территории и вынужденном переселении. — Музей «вырос» из проекта по восстановлению храма, — рассказывает Тукаева. — Нам было интересно узнать истории местных жителей. Оказалось, что затопленных сел было много — только в районе Белого озера около 20. А всего с темой затопления связано больше 50 регионов России: строилось много каналов и водохранилищ. Жителей Крохина и соседних сел в основном переселяли по соседству — либо в Белозерск, либо в деревни переселенцев. Хотя некоторых мы находили даже в Подмосковье. Позже мы сделали документальный фильм «Незатопленные истории Белого озера» и выложили его в открытый доступ. Многочасовые интервью нам помогали расшифровывать волонтеры из разных регионов — от Новосибирска до Надыма: большую часть титров в филь-

ФОТО: АЛЕКСАНДР ХЛОПОТИН

Вспомнить «русскую Атлантиду»

Волонтеры Фонда культурных инициатив «ПроНаследие» в Крохине

ЛИТЕРАТУРА

№6

24 июня 2020

Лев Пирогов:

«Постинтеллектуализм» — это когда незачем знать, как устроен мир. Достаточно знать, на какую иконку нажать в смартфоне» лами школы, квартиры, торгово-развлекательного центра и экрана мобильника. Они учат думать, искать и находить ответы. А значит, быть свободным в мире, где человека стараются сковать по рукам и ногам цепями «потребностей» и «предоставляемых возможностей».

Дарья ЕФРЕМОВА Собеседник «Культуры» — один из немногих издателей детской периодики в постсоветской России. Его журнал для семейного чтения «Лучик» не только развлекает и информирует, но и учит думать, вовлекает в диалог поколений.

— Как-то раз мой маленький сын, читатель детских энциклопедий, попросил показать ему, где на планете Земля находится Россия. Мы принялись листать энциклопедии — одну, другую, третью... и не нашли! Всюду Западное полушарие. Потому что все энциклопедии были переводными. С точки зрения издательского бизнеса купить права на чужую книгу выгоднее, чем оплачивать работу коллектива авторов, редакторов и художников. А то, что детская книга должна не только развлекать и информировать, но и воспитывать, остается за скобками. Задача издателя — максимально выгодно продать товар. Если мы считаем воспитание подрастающего поколения стратегической задачей, то вкладываться в ее решение должно государство. Хотя бы обеспечивать выгодные условия для частных инвесторов в детскую литературу. Но этого не происходит. Видимо, власть считает, что литература — это маргинальное направление. Когда я начинал делать «Лучик», у меня состоялся разговор со спонсором, который со скрипом соглашался на сотрудничество. Этот человек сказал буквально следующие слова: «Я не верю в детские бумажные журналы». А что же потом? Он прочитал несколько номеров журнала и сказал: «Это здорово. Это удивительно. Будем работать».

авторов. Видите ли перспективы глобального обновления — языка, стилистики?

— Потому что «Лучик» не только развлекает и информирует, но и учит думать. Показывает, как устроен мыслительный процесс, вовлекает в него читателей. Мы занимаемся нравственным воспитанием, не предлагая готовых выводов, даем возможность читателям сделать эти выводы самостоятельно. На фоне «детской печатной индустрии» последних лет это воспринимается как что-то «свежее», неожиданное, как какое-то «достижение». Хотя это азы детской литературы. Произведения Носова, Крапивина устроены именно так.

— Мне кажется, что один из важных «секретов успеха» советских детских писателей заключался в том, что их герои были самостоятельны. У Тимура и его команды было целое «тайное общество». Герои Носова сами принимали решение строить инкубатор, разводить пчел или заливать каток. Герои Крапивина и Алексина решали свои нравственные проблемы не просто сами, без взрослых, но и часто вопреки взрослым. Для ребенка иметь свой мир, территорию свободы и самостоятельности — очень важно. А теперь сравним ту литературу и нашу жизнь. Возьмем повесть Крапивина «Оруженосец Кашка». Дошколенок идет один гулять в лес (!) и встречает там незнакомого мужчину (!), который становится его другом... Или рассказ Носова «И я помогаю». Пятилетняя девочка одна (!) гуляет во дворе... Можете представить себе современное детское произведение, которое бы так начиналось? Да родитель на такую книгу еще и жалобу напишет! Поэтому нам в журнале пришлось пойти диаметрально противоположным путем. Мы не пытаемся сыграть на том, что это, дескать, «только твой журнал». Наоборот, стараемся создать условия для внутрисемейного сотрудничества детей и родителей. Тексты пишутся так, чтобы их было интересно прочесть и ребенку, и взрослому, чтобы им было что обсудить. А задания придумываются такие, чтобы для их выполнения ребенок был вынужден обратиться к старшим с их культурным и бытовым опытом. То есть мы уже родителя помещаем в ситуацию «И я помогаю». Сегодня у детей их «автономная зона» — в интернете. Там у них свои особые персонажи, мультфильмы, музыка, шутки, которые взрослым чужды и непонятны. Вот мы и решили: пусть «Лучик» будет общим делом, общим интересом для всей семьи.

—Есть мнение, что современные детские писатели — эпигоны советских

— Возможны ли новый Гайдар или Крапивин?

— Почему, как вы думаете, он в вас поверил?

— Для того нужно как минимум три фактора. Первый — личное дарование. С этим все в порядке, талантливые люди есть. Второй — профессиональная кухня. Хороший и успешный писатель — это верхушка айсберга, а подводная часть — это институт внутреннего рецензирования, литературной редактуры. Работа редактора с одним автором, над одним произведением может длиться годами! Не будет преувеличением сказать, что этого просто нет. Третий фактор — социальные условия. Семьдесят лет назад чтение было самым доступным и дешевым развлечением. Читателей было много, они обеспечивали и «рыночную успешность» книгоиздания. В писатели тогда стремились лучшие, потому что писательство было «хорошей работой». Сегодня лучшие стремятся устроиться где-нибудь в другом месте, где платят побольше. В индустрии видеоигр, например. Итак, из трех обязательных факторов сегодня мы имеем только один. Возможен в этих условиях новый Гайдар?

— И вот такой наученный бояться ребенок становится взрослым. Понимаете, к чему его привели? К абсолютной управляемости, к абсолютной зависимости, к абсолютной несвободе. Чего ему велят бояться, того он и будет бояться. Что скажут делать, то и будет делать. Он целиком и полностью зависит от приложений в смартфоне. Еще в девяностые годы американский социолог Дональд Вуд провозгласил наступление «эпохи постинтеллектуализма». Знаете, как переводится на русский язык приставка «пост»? Нет, не «после». Это переводится как «не важно», «ерунда», «проехали». Вот и «постинтеллектуализм» означает, что стало незачем знать, как устроен мир и как в нем все работает. Достаточно знать, на какую иконку нажать в смартфоне, чтобы, извините, «упал банан». Плохая детская литература — производная от такой жизненной философии. Герой попадает в заданные обстоятельства, которых он не может изменить — может только реагировать на внешние воздействия. Грубо говоря, «справа загорелось — бежим налево». Вот и все приключения: «Побежали туда, побежали сюда». В хорошей литературе дети преодолевают обстоятельства. А для этого им приходится трудиться — проделывать умственную и душевную работу. Это и есть главное различие между хорошей и плохой детской литературой: учит ли она плыть по течению, или учит быть сильными.

— Кто составляет писательский олимп «Лучика»?

— Как вы определяете референс «Лучика»?

— В «Лучике» художественный раздел с удовольствием читают примерно треть подписчиков журнала. Остальные предпочитают научно-популярный и игровой разделы. И это при том, что у нас есть «новый Гайдар»! Это Александр Червяков — писатель из Саратова. По-моему, нигде, кроме «Лучика» и самиздатовской платформы «Литрес», он не публикуется. Кабы не общее плачевное состояние детской литературы, я бы этим только гордился. Вот, например, классический вопрос школьника: «Для чего мне нужна математика, если я не собираюсь становиться математиком?» В повести Червякова «А у нас на Венере» (в «Лучике» она публиковалась под названием «Станция «Саламандра») дети находят выход из смертельно опасных ситуаций — как раз благодаря знанию математики, физики, химии, геологии. Произведения Червякова воспитывают интерес к большому миру — к миру за преде-

— Наши подписчики — это родители, которые понимают, что развитие ребенка не сводится к развитию навыков, что важно еще и развитие мышления, через которое происходит развитие души. Это те родители, которые не боятся приподнимать перед ребенком завесу над тайнами взрослого мира. Например, в майском номере, в статье «Почему случаются войны?», мы рассказали о кризисе современной экономической модели, основанной на стимулировании спроса, рассказали о том, что такое «социальные элиты», и об их роли в управлении миром. Получили несколько благодарных писем и немало возмущенных. Дескать, почему вы нашим детям рассказываете не то, что им говорят в школе. А про квантовую физику им разве в школе рассказывают? Про теорию хаоса? Про то, что такое квазары? Не всякое знание о мире комфортно. Но без этого знания ты игрушка в чужих руках.

ФОТО: WWW.RUSPOLE.ORG

— Тем, кто не в «теме», кажется, что современной отечественной детской литературы попросту не существует: есть Гарри Поттер и советская классика. Зато специалисты бьют набат: хороших авторов полно, их нужно поддерживать и лучше на государственном уровне, с издателей ведь что возьмешь — это же бизнес, и ему не выгодно. Согласны, что это существенная проблема?

— Сейчас принято много говорить о детской безопасности. И выводы получаются такие: «Учите детей никому не доверять, учите детей бояться».

№6

КУЛЬТУРА С КУЛАКАМИ

24 июня 2020

Хроники падения Вавилонской башни

Главный редактор: Петр Власов Учредитель: Общество с ограниченной ответственностью «Редакция газеты «Культура» Свидетельство о регистрации средства массовой информации: ПИ № ФС77-76895 от 24.09.2019 г.

Заместитель главного редактора: Ольга Сичкарь Ответственный секретарь: Александр Курганов Дизайнер: Наталья Вайнштейн

Адрес редакции: 123290, Москва, Шелепихинская наб., д. 8А, эт. 2, пом. 3 Телефоны для справок: +7 (495) 662–7222; e-mail: info@portal-kultura.ru Печать и распространение: +7 (495) 662–7222 Газета распространяется в России (включая Республику Крым и Севастополь), Беларуси Общий тираж 20 060

ФОТО: PHOTOXPRESS

Какие идеи будут управлять миром в XXI веке?

ФОТО: WWW.2.BP.BLOGSPOT.COM

ГОДЫ моего детства с экранов телевизоров уже не вещали о «загнивающем» Западе. Над этим пропагандистским клише смеялись — сначала тихо, потом все громче и раскатистее — в КВН. Начиналась перестройка. У тех, кто смеялся, были веские причины. В самом деле, как может загнивать строй, где можно без проблем купить колбасы, джинсы и даже автомобиль? В середине 90-х гг., в разгар мировой американской гегемонии, когда модно было цитировать Фукуяму о «конце истории», я работал в журнале «Эксперт». Моим редактором был Валерий Фадеев, нынешний глава Совета при президенте по правам человека. Он был одержим идеей грядущего геополитического заката США и воцарения на этом месте Китая. Идея, над которой тогда откровенно потешались все «эксперты» и «аналитики». Первая статья об этом, хорошо помню, называлась «Ветер с Востока пригнул стога». Ее нельзя найти в интернете, потому что тогда еще не было интернета в его нынешнем виде. Но если вы где-то чудом отыщете бумажный номер 25-летней давности, то поразитесь, как описанное там похоже на то, что происходит сегодня. К чему это я рассказываю? Исторические процессы, как правило, развиваются гораздо медленнее, чем протекает человеческая жизнь, а большинству людей, даже с разнообразными научными степенями, присущи весьма поверхностные суждения. Даже сегодня есть еще много тех, кто считает, что «ничего особенного в США не происходит». Сбросят сотню-другую памятников, проведут реформы в полиции — и все будет как прежде. Колбаса, джинсы и автомобили в ассортименте. Business as usual. В чем-то я понимаю этих людей. Так проще жить. Верить, что где-то там, на острове Манхэттен, для человечества — вернее, самой предприимчивой, «креативной» его ча-

Либерализм, национализм, коммунизм, цифровизация людей

Хранители времени Мастерские творцов, ставшие родовыми гнездами ФОТО: КИРИЛЛ ЗЫКОВ/АГН «МОСКВА»

газеты «Культура», писатель

Пусть западная пресса и записывает нас в «победители» в новой холодной войне, на душе тревожно. Радоваться в данном случае — это как радоваться пожару в доме белого сахиба, где тебе выделили за рабский труд крохотную каморку. Да, сгорит ненавистный сахиб, но и ты останешься на пепелище. Россия 35 лет усердно, часто на любых условиях, отказавшись от самой себя, встраивалась в тот самый мир, который уже заканчивается. В терминах экономиста Фернана Броделя, мы обитаем в данный момент где-то в Марьине, на окраине функционирующего сейчас мира-экономики с центром в Нью-Йорке. Хотя Бог с ней, с экономикой, она здесь скорее вторична. Главная проблема — Россия с точки зрения своей ценностной модели выглядит абсолютной калькой рушащейся на наших глазах модели «глобального мира». Модели, основанной на скрытом и открытом насилии, безразмерной несправедливости, бессмысленном потреблении и, по большому счету, антигуманизме, который не развивает человека, а развращает и убивает его. Это не только печальная констатация факта, но и вывод: то, что происходит и будет происходить в США, рано или поздно может начаться у нас. Потому что ценностно, на уровне значительной части элиты, мы принадлежим тому миру, который вступил в стадию распада и умирания. Запах «гниющего Запада» — он исходит и от нас самих. Инстинкт выживания подсказывает: национальный приоритет сегодня — это отделиться идеологически, символически, руками и ногами от того, на что многие наши сограждане продолжают до сих пор молиться. Оно в самом деле уже гниет и плохо пахнет. Публично оценить тот период, когда страна с тысячелетней историей и культурой цыганила у МВФ и провозглашала национальным приоритетом постройку «Макдоналдсов». Я бы сказал, даже покаяться за это. Зачистить безжалостно в рамках Уголовного кодекса (который, скорее всего, надо очень ужесточить в некоторых статьях) чиновничий аппарат, занятый сегодня зачастую личным обогащением за казенный счет. Ликвидировать безумный разрыв в благосостоянии — для начала между богатыми и средним классом. Вообще изгнать из нашей повседневности фетиш богатства, легких денег и беззаботной паразитической жизни. Отсутствие справедливости и уважения к труду простого человека — то, что погубило прежний мир и без чего невозможно начать строить что-то новое.

Тема номера:

Интервью с Владимиром Хотиненко ФОТО: PHOTOXPRESS

Петр ВЛАСОВ, главный редактор

сти — придуман рецепт спокойной безбедной жизни на сотни лет вперед. Разработаны бизнес-модели, которые можно скопировать и быстро разбогатеть. Накоплены инвестиции — самолеты уже везут их сюда в виде свеженапечатанных долларов. Как часы, работают банки, куда можно откачивать украденные в России миллиарды. Ни о чем не надо думать самому — вот что главное. Эти люди затыкают уши, чтобы не слышать треск мировой системы, которая рвется по швам и вообще где попало. Зажимают нос, чтобы не почувствовать тот самый, обещанный советскими пропагандистами еще при Хрущеве запах гниения. Система рушится по причинам, которые очевидны любому здравомыслящему человеку даже без экономического образования. Главная ее проблема — она чудовищно несправедлива, основана на выкачивании ресурсов со всего мира в одну точку и последующем распределении обратно по миру из этой точки — после снятия, понятное дело, нехилого процента. Хотя речь не о физике, тут тоже работают свои законы. Чем выше уровень справедливости, тем больше устойчивости — и наоборот. Да, противоречия могут копиться очень долго, скрываясь за красивым, хотя на самом деле фальшивым фасадом. Но умные люди, которых не устраивает подобная несправедливость, поймут их и сумеют использовать. Россия и Китай (Россия — скорее защищаясь, Китай — скорее нападая) на протяжении последних лет методично наносили удары по зажиревшему гегемону, подводя мир к идее — эпоха закончилась. Как только, в том числе из-за того, что американская машинка «глобального финансового выкачивания» стала работать не так эффективно, эта мысль дошла до значительных масс собственно американского населения, в США началось то, что происходит там сегодня. Конечно, в ближайшие годы Соединенные Штаты, скорее всего, не развалятся. Но, как говорил один отрицательный персонаж, «процесс пошел». Клубок внутренних проблем будет все больше, красивый имидж все тускнее, желания «научить демократии» Украину или Иран все меньше. Честно скажу: меня мало занимает, на чем в итоге остановятся США в своем поступательном развитии — разделятся на Север и Юг, Восток и Запад, создадут анархическую республику без полиции с президентом-трансгендером или же диктатуру военных образца Чили 1970-х. Беспокойство мое связано исключительно с Россией.

Читайте в следующем номере

Сколько получали писатели в СССР Поехать к бабушкам Современное искусство в доме престарелых

Отпечатано в ОАО «Московская газетная типография» 123995 г. Москва, ул. 1905 года, дом 7, стр. 1. Заказ № 0769 Подписано в печать: 23.06.2020 г., по графику: 15.00, фактически: 15.00

Подписной индекс на 2020 год в каталоге «Почта России»: ПИ 092 (от 1 до 6 месяцев) Онлайн-подписка на сайте pochta.ru