«ЛитМузей»
206
А стрелки – в зените (иль это нам снится?), Не стрелки, а шприц, – как бел циферблат. Некормленые четыре синицы Когтями по клетке долбят, долбят. Синицы, синицы, Да как же вы свищете, Когда не сядет больше за стол, Стащив охотничьи голенища, Птицелов, закуривая астматол… Багрицкий, Пусть отдал ты сердце с бою, Летело оно вперёд и вперёд: В нашей стране – жито молодое, Весёлую песню и смерть не берёт! <Между 16 и 19 февраля 1934> _____ 1 Первая публикация: Вечерняя Москва. 1934 (19 февр.). – № 41. – С. 3.
Михаил Зенкевич В углу за аквариумами1 Когда я в первый раз посетил Багрицкого в Кунцеве, вся тесная, убогая кухня с комнатушкой за перегородкой, где он тогда ютился с семьёй, была обвешана клетками с певчими птицами. Я насчитал пятнадцать клеток, и птицы так гомонили и высвистывали на разные лады, что трудно было разговаривать. Но они, видимо, совсем не мешали своему хозяину, и он лишь изредка отрывался вдруг от стихов или разговора и прислушивался к какому-нибудь любимому птичьему голосу, обращая на него внимание и гостей. Тут был и чёрный дрозд, взлетевший потом, как ворон Эдгара По, на явор кривобокий в эпиграфе «Последней ночи», и подмосковный зяблик, «предвестник утренней чистоты», и зелёная пеночка, оплакавшая своим двухоборотным свистом пионерку Валю. Потом, когда Багрицкий стал «побогаче», неугомонных певчих птиц сменили бесшумные рыбы, серебряно-голубые, бархатно-чёрные, радужные, – выходцы из тёплых тропических топей Амазонки и Ганга, беззвучно скользившие удивительно изящными, успокоительно действующими движениями в стеклянных кубах, заботливо подогреваемых снизу керосиновыми лампами. И мне казалось, что и певчие птицы, и аквариумные рыбы как бы выражали собой две особенности Багрицкого: у птиц он учился пенью, у рыб – молчанию. Рыбы как бы учили его молчать и терпеливо выжидать, пока зрела песня; птицы – петь её свободно полным голосом, когда она, наконец, созрела и сама подступила к горлу. Наша бурная эпоха часто требует от поэтов немедленного боевого отклика. Она говорит по-военному, словами директора из пролога «Фауста»: Что зря болтать о настроении? Оно никогда не явится к тому, кто медлит. Раз вы выдаёте себя за поэтов, Так командуйте поэзией… Неудивительно, что поэты в погоне за злобой дня, в спешке часто срываются и издают хоть и искренние, но поэтически фальшивые ноты. С Багрицким этого никогда не случалось. На боевое требование эпохи он отвечал глубоко лирической боевой песней, звучавшей музыкально чисто на самых высоких нотах. И в этом – сила его поэзии.
